КЕМБРИДЖСКАЯ
ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ IV

THE CAMBRIDGE
ANCIENT HISTORY
SECOND EDITION
VOLUME IV
PERSIA, GREECE
AND THE WESTERN MEDITERRANEAN
С 525 TO 479 B.C.
Edited by
JOHN BOARDMAN f.b.a.
Lincoln Professor of Classical Archaeology and Art
in the University of Oxford
N.G.L. HAMMOND f.b.a.
Professor Emeritus of Greek
University of Bristol
D.M. LEWIS f.b.a.
Professor of Ancient History
in the University of Oxford
M. OSTWALD
William R. Kenan Jr, Professor of Classics,
Swarthmore College, and Professor of Classical Studies,
University of Pennsylvania
Π CAMBRIDGE
ЩР UNIVERSITY PRESS

КЕМБРИДЖСКАЯ
ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ IV
ПЕРСИЯ, ГРЕЦИЯ
И ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
ОК. 525-479 ГГ. ДО Н. Э.
Под редакцией
ДЖ. БОРДМЭНА, Н.-ДЖ.-Л. ХЭММОНДА, Д.-М. ЛЬЮИСА,
М. ОСТВАЛЬДА
А
ill
ллдомир
Научно-издательский центр
«Ладомир»
Москва

Издано при финансовой поддержке
Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»
Перевод, подготовка текста,
заметка «От переводчика», примечания
A.B. Зайкова
© Cambridge University Press, 1988.
© Зайков A.B. Перевод, подгот. текста,
заметка, примечания, 2011.
ISBN 978-5-86218-467-9 © НИЦ «Ладомир», 2011.
Репродуцирование [воспроизведение) данного издания любым способом
без договора с издательством запрещается

Родителям могил,
Тамаре Павловне и Виктору Степановичу,
с признательностью и любовью.
А. Зайков
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
При работе над этой книгой, представляющей собой перевод второго
издания (1988 г.) IV тома «Кембриджской истории древнего мира» [The
Cambridge of Ancient History, сокр.: САН TV2), был сохранен тот способ
ссылок на древние источники и современную научную литературу, который
мы использовали в русском переводе 3-й части тома Ш «Кембриджской
истории древнего мира», увидевшем свет в 2007 г.1. При этом, сохранив
основные принципы перевода, мы пошли на известное увеличение объема
наших собственных пояснений и комментариев к некоторым
историческим реалиям, специальным терминам и понятиям. По признанию проф.
Питера Родса, принимавшего участие в создании новой САН, редакторы
этого проекта изначально поставили перед авторами следующую цель:
«Дать сводку современного состояния знаний» по соответствующей теме,
«ориентируясь на читателей, имеющих тот же уровень интеллекта, что и
автор, но не обладающих специализированными познаниями», —
например, на исследователей, занимающихся какими-нибудь другими
историческими периодами, или на аспирантов, с которыми работает сам автор.
Другими словами, как говорит П. Роде, в новом издании САН нет
характерного для первого издания стремления угождать «широкому кругу
читателей»2. В результате этой установки новое издание оказалось гораздо лучше
старого в деле цитирования античных источников и учета современных
дискуссий, представления научно обоснованных аргументов и указаний
на то, что до сих пор остается спорным, а что нет. Однако сознательный
отказ от «широкого круга читателей» привел к тому, что трактовки некото-
1 См. заметку «От переводчика» в изд.: Расширение греческого мира. VIÜ—VI вв.
до н. э./Под ред. Дж. Бордмэна и Н.-Дж-Л. Хэммонда; Пер. с англ. AJB. Зайкова. — М.: Ла-
домир, 2007. С. 5-8.
2 См. аналитическую статью П. Родса об истории появления САН и месте,
занимаемом этим многотомным изданием в современной науке об античности: Rhodes P.J. The
Cambridge Ancient History// The Electronic Journal of Ancient Historiography at the University of
Durham. 1999. Vol. 3 (URL: http://www.diir.ac.uk/Classics/Mstos/1999/rhodes.html).

6
От переводчика
рых фактов, событий и процессов не всегда носят исчерпывающий
характер, а высказывания авторов не всегда поддаются однозначному
пониманию, а потому порой требуют от неспециалиста значительных усилий
в поиске дополнительной информации. Именно в случаях, когда
подобная лаконичность способна затруднить адекватное понимание текста, мы
вводим минимально необходимые комментарии либо непосредственно в
текст, либо в сноски. Связано это с тем, что русскоязычное издание
адресовано не только профессионалам в области античной истории, но еще и
тому самому «широкому кругу читателей»: студентам, аспирантам и
преподавателям гуманитарных факультетов университетов, а также той
большой группе российских читателей, которые с интересом следят за
новинками в области исторического книгоиздания. Все наши «вторжения в
текст» взяты в квадратные скобки [] или сопровождены инициалами
переводчика — А.З. При этом следует оговорить особо, что эти
комментарии ни в коей мере не претендуют на «улучшение», «дополнение» или тем
более «ревизию» английского оригинала. Их задача, как уже сказано,
сводится к одному — облегчить понимание некоторых деталей читателем-
неспециалистом.
* * *
При работе над переводом гл. Зс «Центральная Азия и восточный
Иран» переводчик имел счастливую возможность обращаться за
консультациями к одному из крупнейших современных специалистов по древней
истории Средней Азии проф. И.В. Пьянкову (Новгородский
государственный университет им. Ярослава Мудрого), который не только
внимательно прочитал первоначальный вариант перевода этой главы и дал
ценные замечания по его исправлению и улучшению, но и в дальнейшем с
готовностью отвечал на все вопросы по этой теме, за что мы выражаем ему
глубокую признательность.
Как и в случае с подготовкой предыдущей книги — «Расширение
греческого мира», — огромная редакторская работа по поиску
недоразумений и несуразностей в тексте перевода, явных и неявных ошибок при
указании номеров книг, глав страниц и т. п. в ссылках на источники и
литературу, а также по общему стилистическому улучшению
русскоязычного текста была выполнена Ю.А. Михайловым, за что мы выражаем
ему искреннюю благодарность.
Все недостатки, ошибки и неясности перевода лежат исключительно
на совести переводчика.
A.B. Зайков
Екатеринбург, 2011

ПРЕДИСЛОВИЕ
В этом томе мы приступаем к рассмотрению переходного периода,
связывающего архаическую и классическую эпохи в истории восточного
Средиземноморья. Означенный период отмечен весьма серьезными
событиями, в результате которых Персидская держава Ахеменидов вступила в
конфликт с греческими городами-государствами, событиями,
столкнувшими между собой две концепции — греческую и варварскую, а именно:
идею свободы и идею деспотизма. Однако столкновение это отнюдь не
исключало взаимовлияния между греками и варварами как до, так и
после 480—479 гг. до н. э., то есть тех двух лет, когда боевые действия
почти непрерывно следовали одно за другим.
Начнем с рассмотрения географических условий и древнейшей
истории Иранского нагорья, где зародилось Персидское государство. В
настоящее время имеется гораздо больше оснований и возможностей, чем
прежде для соотнесения археологических данных с той картиной, что
вырисовывается из литературных источников; с течением времени становится
ясно, сколь мало у нас надежных сведений о поверженном Киром Мидий-
ском царстве. При этом фигуру самого Кира как выдающегося
правителя можно поместить в исторический контекст с гораздо большей
надежностью, а деятельность его сына Камбиса — оценить с большей, чем это
обычно делается, взвешенностью.
Тот факт, что Персидской державе удалось пережить острейший
кризис, случившийся через поколение с небольшим после ее
возникновения, — заслуга Дария, спасшего страну от распада и давшего ей
постоянные учреждения, благодаря чему империя смогла пройти через те
поражения и неудачи, которые выпали на долю Ксеркса, сына Дария.
Раскопки в Персеполе, обнаруженные здесь новые тексты позволяют теперь
составить представление об этих учреждениях и сопутствовавшей им
культуре; и представление это, по крайней мере частично, теперь уже не
зависит от одних только греческих авторов, чьими глазами обычно
обозревают персидскую историю.

8
Предисловие
Держава постепенно вобрала в свой состав многочисленные и весьма
разнообразные области, причем некоторые из них обладали собственной
долгой историей; гл. 3 посвящена рассмотрению последствий
персидского управления для различных регионов, но также и тех встречных
влияний, которые регионы оказывали на империю. Рассмотрение этих
сюжетов будет продолжено в т. VI.
В последней декаде VI в. до н. э., когда Персидская держава
энергично расширялась, материковые греческие города-государства неустанно
вели войны друг с другом, и благодаря этому приобрели большой опыт
боевых действий как на суше, так и на море. К началу следующего
столетия среди других выделялись два государства. Одно, а именно Афины,
лишь недавно достигло превосходства. За время долгого тиранического
правления Писистрата и его сыновей процветание Афин обеспечило
экономическую основу для смелых преобразований в направлении
сбалансированной и умеренной формы демократии, разработанной Клисфеном.
Свободы, обретенные гражданами при новой конституции, исполнили их
энтузиазмом и решительностью. Переправившись через пролив Еврип и
овладев Халкидой, они разбили соседей на суше, а на море добились
преобладания над Эгиной. При всем том Афины смогли заручиться лишь
единственным настоящим союзником, которым оказался небольшой бео-
тийский город Платеи.
Другое выдающееся государство, Спарта, напротив, было
признанным лидером крупной коалиции государств. Полноправные спартанские
граждане обладали репутацией непревзойденных воинов в условиях
регулярного сражения. В последнее десятилетие VI в. до н. э. Спарта
пересмотрела прежний порядок консультаций с союзниками по коалиции,
причем сделала это настолько успешно, что в 481 г. до н. э. без проволочек
была провозглашена лидером государств, решивших с оружием в руках
противостоять персидской агрессии. Эти события изложены в гл. 4—6.
Цивилизация, которую греки должны были защищать, радикально
отличалась не только от мира примитивных племенных государств
Европы, но и от более древних культур Ближнего Востока и Египта.
Глава 7 дает возможность составить представление о различных аспектах
жизни эллинской цивилизации: религиозных, политических, социальных,
литературных и философских, с одной стороны, художественных,
архитектурных, экономических и торговых — с другой. Всё это было создано не
только теми эллинами, что проживали на материке и островах Эгейского
моря, но и греками внешнего мира, которые разрешали собственные
проблемы и при этом замечательно быстро достигли полного расцвета.
Действительно, ионийские государства Малой Азии и близлежащие
острова демонстрировали лидерство в морской торговле, в деле
совершенствования монетной чеканки, в монументальной архитектуре, в
инженерном искусстве и в сфере интеллектуального развития. Рациональное
мышление, свободное от традиционных убеждений и предрассудков,
нацеленное при этом на познание истины, было рождено в Ионии.
Восточные греки заложили первые основы медицины как науки, практиковали

Предисловие
9
анатомирование животных и пришли к пониманию того, что у человека
именно мозг — кладовая знаний.
Наиболее сильно греческие города-государства и Персидская империя
разнились в отношении к проблеме свободы индивида и его участия в
выработке политических решений. В вопросах поклонения высшим силам
гражданин греческого государства мог свободно, сообразно собственным
предпочтениям, выбирать бога или богиню для особого почитания, но в
поступках подчинялся законам своей страны. Вместе с тем гражданская
масса могла изменять эти законы, а также руководить внешней
политикой общины. Персидское же государство, хотя и признавало официально
множество божеств, первенство отдавало Ахура-Мазде и его земному
наместнику — Великому Царю, обладавшему в вопросах религии, права и
политики абсолютной властью над подданными. Город-государство мог
задаться целью захватить какую-то соседнюю территорию, притязания
Великого Царя вообще не знали пределов. Последний провозглашал себя
«Царем земель и всех людей», его миссией было подчинить все народы
своей власти. Там, где он преуспевал, его правление совсем необязательно
оказывалось жестким. Однако последование его воле должно было быть
безусловным, а непослушание каралось со всей строгостью.
Контраст между греческой свободой и персидским авторитаризмом
проявился особенно отчетливо, когда Великий Царь стал поддерживать
или прямо насаждать проперсидских тиранов в греческих
городах-государствах, оказавшихся в пределах его державы. Существовало весьма
реальное опасение, что такие тиранические режимы могли задержаться
здесь весьма надолго; ибо, хотя скифы, населявшие территории
современной Южной России [с Украиной], и смогли избежать персидского
владычества, отряды Великого Царя продвинулись вплоть до горы Олимп,
встретив лишь очень незначительное сопротивление, а его корабли
отправились в поход против Наксоса, расположенного в центре Эгейского
моря. Настал тот самый момент, по поводу которого можно было
сказать, что либо уже никогда, либо теперь греческие государства Малой
Азии должны попытаться обрести свободу. Подняв мятеж, они проявили
беспримерное мужество. В конечном итоге греки потерпели поражение,
но восстание было отнюдь не напрасным: города-государства Греческого
материка осознали со всей очевидностью, что железным правилом в
подобной ситуации должна быть неуклонная решимость идти до конца; к
тому же обнажилась слабость персидской военной машины. Так что
когда Дарий призвал к повиновению, большинство материковых греков
отказали ему, восстали и победили. Им удалось остановить волну
надвигавшегося авторитарного правления, что позволило Западному миру
устремиться в будущее, опираясь на принципы индивидуальной инициативы и
политической свободы. Это эпическое столкновение греческих городов с
Персидской империей описано в гл. 8—11.
«История» Геродота из Галикарнасса (город в Малой Азии)
предоставляет нам наибольший объем информации о борьбе персов и греков, а

10
Предисловие
также и в целом о населенном мире того времени. С тех пор как Геродот
создал свое сочинение, некоторые стали именовать его «отцом истории»,
воспринимать как добросовестного исследователя, лично опрашивавшего
информантов, и честного рассказчика (конечно, с соответствующими
поправками на эпоху); другие обвиняли его в упрощенчестве,
пристрастности и даже нечистоплотности. Оценки, даваемые Геродоту, разнятся
также в зависимости от того, о каком именно сюжете он писал. Авторы
настоящего издания неизбежно придерживаются различных точек зрения
на его «Историю». Редакторы, в свою очередь, не считают возможным
предложить или настоять на каком-то едином для всего проекта взгляде.
В третьей части данного тома мы возвратимся к странам западного
Средиземноморья. Их ранняя предыстория рассказана в гл. 37 тома П.2,
а переходу от бронзового к железному веку и началу исторического
периода в Италии посвящена гл. 12 нашей книги. В центре внимания
оказывается Италия, которой предстояло сыграть лидирующую роль на западе
Средиземноморья, в то время как финикийцы и греки были заняты
соперничеством друг с другом. Стимулы к прогрессу исходили от трех
предприимчивых народов: этрусков, карфагенян и западных греков.
С тех пор как этрускам был посвящен специальный раздел в
соответствующем томе «Кембриджской истории древнего мира» издания 1926 г.,
наши знания об этом народе, базирующиеся почти исключительно на
результатах систематических раскопок, значительно возросли. Теперь мы
располагаем несравненно лучшими возможностями для более
взвешенных суждений о том, являлся ли этот талантливый народ туземным для
Италии или же этруски сюда пришли, как верил Геродот, из
восточного Средиземноморья. Изучение италийских племен (гл. 14) и их языков
(гл. 15) также привело к весьма значительным успехам, благодаря чему
оказалось возможным достигнуть более надежного понимания той
италийской среды, из которой предстояло возникнуть Риму в виде
феноменально жизнеспособного города-государства с удивительными
управленческими возможностями. Это возникновение станет темой т. Vn.2.
О приходе в западное Средиземноморье финикийских и греческих
поселенцев и о росте их колоний быллэ рассказано в т. Ш.З. Повествование
мы продолжим с момента, когда Карфаген превратился в ведущее
финикийское государство, а греки южной Италии и Сицилии оказались
частью той особенной циЕилизации, которая объединяла их с
материковыми и малоазийскими эллинами. Финикийцы и греки были
соперниками с самых начальных стадий их средиземноморской истории, и это
соперничество достигло кульминации, когда Карфаген вторгся в Сицилию,
что произошло одновременно с нападением Ксеркса на материковую
Грецию. Против греков финикийские города действовали сообща; при
этом греческие государства как Италии, так и Сицилии ослабляли сами
себя в междоусобной борьбе. Одним из ее результатов стал захват
власти во многих государствах автократическими правителями,
защищенными наемниками и умело использовавшими в личных целях нестабиль-

Предисловие
11
ностъ ситуации. Правители эти боролись и друг с другом, более того,
предложение Карфагену организовать вторжение на Сицилию
поступило именно от двух таких деятелей. Нападение это, однако, обернулось
катастрофическим провалом: связанные друг с другом узами
династических браков, Гелон, тиран Сиракуз, и Ферон, тиран Акраганта,
объединили силы у Гимеры и одержали решительную победу над карфагенским
войском. Свобода греческих государств в Сицилии была в результате
надежно обеспечена — новое вторжение карфагеняне организуют лишь
через семьдесят лет.
По содержанию данный том в некоторых отношениях отличается от
своего предшественника 1926 г. (первое издание «The Cambridge Ancient
History» — САН). Так, сюда не вошла деятельность Солона и Писистрата
(рассмотрены в т. Ш.З). Мы понимали, что если начать изложение
афинской истории с тирании Писистратидов (а не с тирании Писистрата), то
это облегчит читателю осознание того факта, что персидская экспансия
в западном направлении не была для греков секретом — ведущие
государства материковой Греции знали о растущей угрозе. С 1926 г.
появились весьма основательные книги, излагающие историю греческой и
латинской литературы и греческой философии, поэтому пришлось отказаться
от практики первого издания САН, где литературе и философии были
отведены отдельные главы. Взамен в этом и последующих томах
разделы, посвященные литературным и философским идеям, были включены
в главы с описанием развития культур в каждый из периодов. Мы
рассчитываем изложить таким образом политические и военные события в
более тесной связи с их культурным фоном. В первом издании
библиографические ссылки были весьма неполными. В этом томе они
неизбежно выросли, поскольку необходимо было отразить в них огромный объем
исследовательских публикаций, накопленный за последние шестьдесят
лет. В некоторых темах, таких как греко-персидские войны, мы не
ставили задачи предложить исчерпывающую библиографию, так что
отсылаем читателя к первому изданию, где он найдет указания на литературу до
1926 г. Однако для тем, по поводу которых написано было меньше,
давалась по возможности полная библиография. Мы продолжили практику
включать ссылку на карту после географического и этнического
названия в «Указателе», вместо того чтобы составлять индексы отдельно для
названий и отдельно для карт.
Д-ра И.-Е.-С. Эдварде и Е. Солбергер помогли разработать план
содержания данного тома, за что редакторы выражают им признательность.
Редакторы благодарны проф. Е.-Т. Салмону, взявшемуся за написание
гл. 14 после трагической смерти М.-В. Фредериксена. Е.-Т. Салмон
благодарит д-ров А. ла Регину (Рим), Габриэллу д'Энри и Г. де Бенедиттис (Кам-
побассо) и А. Адаместеану (Лекке) за помощь. Мы скорбим в связи со
смертью д-ра К.-М. Краай. Благодарим Д. Наша и М.-Дж. Прайса за
правку раздела д-ра Краай в гл. 7. Машинописный текст тома был уже на
верстке, когда нас постигла печальная весть о кончине д-ра Л.-Г. Джео^)-

12
Предисловие
фери. Д-р Дж.-Д. Рэй благодарит д-ров И.-Е.-С. Эдвардса и А.-Б. Ллойда
за консультации, а проф. М. Оствальд выражает признательность проф.
Гомеру А. Томсону за помощь в вопросах археологии. Мисс П. Хайра и
другие сотрудники «Cambridge University Press» относились к нам с
неизменной любезностью и внимательностью; и это обстоятельство,
несомненно, значительно облегчало нашу редакторскую нагрузку.
Штриховые рисунки даны в случаях, когда их наличие, как нам
казалось, способно подкрепить текст (при указании на них используется
сокращение «рис.» —Ред.). Более обстоятельные иллюстрации к
рассматриваемым темам помещены в соответствующий Том иллюстраций (при
указании на них используется сокращение «ил.» — Ред.).
Редакторы признательны Дэвиду Коксу из «Сох Cartographic Ltd» за
карты, а Мэрион Кокс — за подготовку к публикации большого
количества иллюс!раций ко всему тому.
Индекс составлен Люси Полард.
Джон Бордмэщ Н.-Дж.-Л. Хэммонд, Д-М. Льюис, М. Оствальд

Часть первая
ПЕРСИДСКАЯ ИМПЕРИЯ
Глава 1
Т. Кайлер Япг-мл.
РАННЯЯ ИСТОРИЯ МИДИЙЦЕВ И ПЕРСОВ
И АХЕМЕНИДСКАЯ ДЕРЖАВА
ДО СМЕРТИ КАМБИСА
I. Рамки темы
Мидийский и ахеменидский периоды определяют переломный момент в
истории. Некоторые даже утверждают, что история древнего Ближнего
Востока закончилась с завоеванием Киром Великим Вавилона; другие
доказывают, что Персидская держава сама была последним выражением
древнего Ближнего Востока, который погиб после того, как Александр
сжег Персеполь. Какой бы точке зрения мы ни отдали предпочтение,
факт состоит в том, что значительные и необратимые перемены в
историческом развитии как Ближнего Востока, так и Европы были связаны с тем
периодом, когда иранцы впервые достигли реального могущества.
Во-первых, на историческую сцену вышел совершенно новый народ,
что привело к двум примечательным последствиям. Впервые Иранское
нагорье стало политически единым, разбив давно сложившийся баланс
сил на Ближнем Востоке, тот баланс, в котором основными
противовесами—за редкими исключениями — неизменно оставались Месопотамия и
Египет. То, что являлось реальностью в политическом смысле, находило
выражение и в культурном отношении — в той мере, в какой эта новая
языковая и этническая группа с ее новаторскими формами управления,
общественного строя и культуры накладывала отпечаток на образ
ближневосточной цивилизации1.
Во-вторых, держава Ахеменидов смогла добиться такой степени
унификации Ближнего Востока, как в количественном, так и в качественном
отношениях, какого не знало ни одно из прежних многонациональных
государственных объединений. Впервые один из среднеазиатских народов,
обитавших за Оксом, обязан был проявлять лояльность тому же
правительству, которому должны были подчиняться ливийцы в Африке, и множест-
1 Иранцы — одна из трех основных этно-лингвистических групп, определяющих
современный Ближний Восток. Арабы и турки прибыли в этот регион позднее. Уже одно это
позволяет утверждать, что первое достижение иранцами политической мощи и
культурного влияния знаменует закат древности и начало новой истории Западной Азии.

Карта 7. Ахеменидская держава

16
Часть первая
во разнообразных этнических групп на протяжении более чем двух сотен
лет испытывало на себе как выгоды, так и издержки центральной
власти. Утверждается — и, похоже, довольно убедительно, — что ахеменид-
ские персы создали первую подлинную империю в средиземноморском
мире.
В-третьих, в течение всего ахеменидского периода ближневосточная и
европейская культуры были вовлечены в тесный контакт и достигли
таких уровней и такой степени взаимодействия, какие никогда прежде не
были известны. Греки, обладавшие сильным чувством европейской
принадлежности, в Ионии оказались под прямым персидским контролем, к
тому же некоторое время небольшая часть самой Европы управлялась
персами. На протяжении нескольких десятилетий на исходе VI — начале V в.
до н. э. Азия время от времени вторгалась в Европу, персидская же
политическая вовлеченность в европейские дела давала о себе знать вплоть до
второй половины IV в. до н. э. Дипломаты, политики, ученые, врачи,
торговцы, филологи, первооткрыватели, странники и тысячи солдат
(наемников и не только) регулярно путешествовали между континентами.
Учитывая всё это, мы можем с уверенностью утверждать, что возникший
сразу после гибели Ахеменидской державы эллинистический мир,
культурный фермент которого в конечном счете привел к формированию
современных понятий Ближнего Востока и Европы, зародился еще в
недрах первой Персидской империи. Что же касается Александра
Македонского, то он, пожалуй, был «повивальной бабкой», а отнюдь не «отцом»
эллинизма.
II. Общая характеристика источников
Если обратиться к центральному сюжету возникновения Иранского
государства и ранней истории персов, отставив пока в сторону тему развития
некоторых неиранских регионов, наши источники по мидийской и
ахеменидской истории могут быть разделены на четыре категории:
1. Первичные источники. В большинстве случаев это иранские
источники в широком смысле слова, созданные в период самих событий, о
которых они рассказывают; кроме того, с точки зрения тех задач, ради
которых историк их использует, они являются «неотредактированными».
Примеры таких источников: археологические данные; эламские
документы из Суз и Персеполя, обеспечивающие нас информацией об
экономике, строительной деятельности, религии, социальных и
правительственных структурах, а также о конкретных личностях; добавим также
арамейские тексты, найденные, в частности, в Персеполе.
2. «Отредактированные» первичные источники. Сюда входят
материалы, которые были отобраны и специально изданы в пору своего
создания, — как те, что прямо относятся к рассматриваемой теме, так и за-

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 17
трагивающие ее поверхностно. Тем не менее эти источники, в основном
близкие по времени создания к описываемым ими событиям,
традиционно расцениваются как первостепенные свидетельства. Примеры: древне-
персидские надписи ахеменидских царей; иные царские надписи из
разных частей державы; новоассирийские и нововавилонские клинописные
документы, проливающие свет на западный Иран того периода, когда
Мидийское царство достигло своего могущества (см. далее); библейские
писания, такие как 1-я Книга Ездры и Книга Неемии; а также самые
ранние зороастрийские тексты в Авесте.
3. Важные вторичные источники. Относимые сюда источники
являются неиранскими и представляют собой избирательные, искусственно
созданные, вторичные повествования довольно хорошего качества.
Примеры: сочинения классических авторов, такие как «Анабасис» Ксенофонта
и, конечно, наиболее значимый труд — «История» Геродота.
4. Менее важные вторичные и поздние источники. Примеры
источников этой категории следующие: «Персидская история» Ктесия, «Ки-
ропедия» Ксенофонта, а также более поздние работы классических
авторов, такие как Плутархово «Жизнеописание Артаксеркса» или Страбоно-
ва «География»; парфянские или сасанидские документы, в которых
обнаруживаются данные по раннему Ирану; а также позднейшие иранские
легенды и предания, как, например, те, что сохранены в «Шахнаме»
Фирдоуси.
Два из упомянутых выше источника обладают столь важным
значением, что требуют здесь дальнейшего — хотя бы краткого —
рассмотрения: древнеперсидские надписи и Геродот.
Большинством исследователей древнеперсидские надписи трактуются
как первичные источники. Если употреблять это слово в широком, а не в
узкоспециальном смысле (см. выше), то так оно и есть. Тем не менее все
эти документы, самым знаменитым примером которых является «Бехис-
тунская надпись» Дария I, сообщают читателю в высшей степени
избирательную, отредактированную фабулу, тщательно разработанную ее
авторами, чтобы транслировать особую официальную идею, имеющую
специфическую цель. Так что, строго говоря, эти надписи — столь же вторичны,
как и «История» Геродота. «Бехистунская надпись» содержит только то,
что Дарий хотел передать народу, и то, во что, как он надеялся, люди
поверят. Следует помнить, что царь, страстно желавший быть
услышанным своими подданными, повелел перевести надпись на несколько
языков и разослал эти тексты по всей державе; это обстоятельство
убедительно доказывает, что в «Бехистунской надписи» мы имеем дело с образцом
имперской пропаганды, хотя и содержащим большой объем правдивой
информации, поскольку все читатели этого текста должны были
понимать: перед ними реальная история. Таким образом, мы не можем
принимать за «чистую монету» свидетельства этих важных документов,
оценивая сообщаемое, так сказать, по «номинальной стоимости». Настоящая
ценность таких источников раскрывается, если читать их очень внима-

18
Часть первая
тельно, не упуская подлинную цель их создания, а там, где это
возможно, тщательно сравнивая с иными свидетельствами о тех же событиях.
В отношении Геродота можно сказать почти без преувеличения: если
бы его труд не сохранился, то по ранней иранской истории у нас остались
бы столь незначительные данные, что и сама эта исследовательская
тема вряд ли могла бы возникнуть. Поэтому бывает нелегко постоянно
помнить о том, что и этот источник необходимо использовать с
осторожностью.
Вместе с тем Геродот был правдивым историком. Он достаточно
часто признаёт свою неосведомленность, что лишь добавляет к нему
доверие. Когда на руках у него оказываются противоречивые рассказы об
одном и том же событии, он нередко сообщает нам каждый из них,
предоставляя самим выбрать вариант интерпретации. Многое из того, о чем он
повествует, относилось к открытой информации, к хорошо известным
или припоминаемым многими из его современников публичным фактам.
Когда это именно так, мы можем предполагать сравнительно точную
передачу общераспространенной или считавшейся таковой информации. А
там, где оказывается возможным поверить сообщения Геродота
независимыми свидетельствами, он часто предстает отменным источником.
С другой стороны, свои данные Геродот собирал путем расспросов
людей о том, что те могли вспомнить о событиях, в которых они
принимали участие или о которых могли сообщить хоть какие-то сведения; с
этой целью историк много путешествовал и лично осматривал
интересующие его объекты, записывая попутно предания народов и племен.
Таким образом, обращаясь к данным Геродота, нам следует не забывать,
что их характеризуют три степени достоверности. Во-первых, когда его
сообщение содержит описание чего-то такого, что он сам видел или знал
из личного опыта, как, например, египетские монументы или
религиозные праздники, у нас очень мало оснований сомневаться в этих данных.
Во-вторых, когда Геродот описывает событие на основании показаний
очевидцев, например, какое-нибудь сражение в период войны 480/479 г.
до н. э., к такому свидетельству надлежит подходить с некоторым
разумным сомнением, свойственным любому добросовестному историку,
опрашивающему свидетеля по поводу некоего запутанного события, понимая,
что тот дает показания много времени спустя после самого события,
причем рассказывает он об этом неизбежно со своей особенной и
ограниченной точки зрения. В-третьих, когда Геродот повествует о более древней
истории — временах, рассказ о которых он не мог основывать на данных,
почерпнутых из памяти живущих современников, — его информация
должна использоваться с исключительной осторожностью, если не с
абсолютным скептицизмом (например, рассказ о возникновении Мидийского
государства или о детстве и молодости Кира Великого). Наконец, следует
всегда иметь в виду обстоятельство, которое накладывает отпечаток на
весь этот замечательный исторический труд: каким бы беспристрастным
Геродот ни был, он всё же оставался эллином, глядевшим на мир «грече-

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 19
скими» глазами и внимавшим ему «греческими» ушами, писавшим
историю с «греческим» рассудком, сердцем и мировосприятием2.
III. Мидийцы И ДРЕВНЕЙШИЕ ПЕРСЫ
Иранцы — а более определенно мидийцы и персы — впервые
зафиксированы в истории в клинописных текстах ГК в. до н. э., касавшихся
западной части нагорья, которое ныне носит их — иранцев — имя. В течение
некоторого времени после этого мидийцы и персы оказываются лишь
двумя из нескольких этнополитических групп, обнаруживаемых в горах
Загроса, и, чтобы пролить свет на их самую раннюю историю, мы
должны рассматривать их как в контексте этой запутанной мозаики народов,
так и в связи с главными политическими силами первой половины
первого тысячелетия до н. э. — ассирийцами, урартами, вавилонянами и
эламитами. Только в конце VII в. до н. э. мидийцы начинают наконец-то
превращаться в самой Мидии в явно доминирующую силу.
1. Источники по раннему периоду
Существует две группы источников по раннему периоду иранской
истории. Во-первых, в нашем распоряжении имеются археологические
данные — единственный по-настоящему первичный источниковый материал.
Во-вторых, мы располагаем эпиграфическими материалами,
происходящими из соседних регионов, главным образом Ассирии, а также
«исторические» тексты позднейших периодов, такие как рассказ Геродота о
возникновении Мидийского государства. Само собой разумеется, что
использование таких источников обусловлено проблемами методологического
характера. Далее мы вкратце поговорим о сохранившихся письменных
свидетельствах.
Сообщения о военных кампаниях в горах Загроса, содержащиеся в
надписях ассирийских царей, — наиболее ценные источники по истории
западного Ирана данного периода3. Если отвлечься от характерной для
2 Мнение исследователей о достоверности Геродота претерпело многочисленные
перемены моды, начиная, быть может, уже с сочинений Ктесия. Ученые, принявшие участие в
создании данного тома, придерживаются несходных точек зрения на сей счет. Взгляд,
выраженный здесь, представляет собой точку зрения, хотя и отмеченную решительным
скептицизмом относительно некоторых утверждений Геродота, тем не менее в конечном
итоге исполненную оптимизма. Откровенно иной взгляд на данную проблему см. в: В 5.
По поводу «греческой» предвзятости Геродота см.: А 14 (пересмотренный вариант: А 46).
3 Перевод основного источника из числа ассирийских царских документов,
опубликованный в: В 304, ныне устарел в большей своей части. Удовлетворяющее современным
требованиям освещение событий (на базе таких источников) вплоть до конца правления
Ашшур-нацир-апала Π (Апгшурнасирпал) (883—859 гг. до н. э.), см. в: В 276. Ссылки на
надписи позднейших царей рассеяны в исследовательской литературе, и качество этих
ссылок весьма различно. См. также: САН Ш2.1: гл. 22—24.

20
Часть первая
означенных документов своеобразной манеры изложения, тексты эти,
похоже, дают в достаточной степени точную сводку того, что
происходило на полях сражений. Но всё же и здесь имеются трудности. В нашем
распоряжении нет ни одного документа, в котором не говорилось бы о
ведении какой-нибудь кампании, при этом есть все основания полагать, что
мы никогда не услышим ни об одном поражении ассирийцев. Такое
молчание иногда чрезвычайно трудно объяснить. Оно могло бы, например,
означать: (1) что Ассирия не могла организовывать военные походы в
некоторые регионы по причине своей слабости; или (2) что поход был
предпринят, но по какой-то причине закончился приостановкой ассирийского
наступления; или (3) что ассирийская власть была настолько прочно
установлена в некоторых регионах, что никаких военных кампаний здесь не
требовалось. И всё же на другом уровне интерпретации следует признать,
что здесь мы подошли вплотную к проблеме скрытой идеологии,
характерной для такой литературы, и правильное историческое объяснение
подобных документов зависит от нашей способности осознать эту ключевую
проблему4.
Что касается пробелов в ассирийских царских надписях, то, к счастью,
другие клинописные источники заполняют некоторые из лакун.
Сохранились письма, как адресованные ассирийскому двору, так и исходящие
отсюда, в особенности те, что были написаны в правление Саргона Π (721—
704 гг. до н. э.). Имеются вассальные договоры и запросы царя к оракулу
от времени Асархаддона (680—669 гг. до н. э.). Кроме того, мы располагаем
редкими эламскими и урартскими надписями, относящимися к нашей
теме5.
Наконец, у нас имеется рассказ Геродота об истории Мидийского
государства. Выше уже было отмечено, что информация этого автора
должна быть использована с крайней осторожностью в тех случаях, когда он
пишет о событиях отдаленного прошлого. Недавно появилось
исследование, показывающее, что мидийский логос Геродота (большой раздел
«Истории», посвященный Мидии) обладает сомнительной исторической
ценностью и наиболее точно может быть охарактеризован как «сказание о
национальном освобождении» с «искусственной хронологией и
исторически недостоверным повествованием, сконструированным из независимых
саг, которые базируются на жизнеописаниях нескольких не связанных
друг с другом героев Загроса»6.
4 О недавней и, по общему мнению, предварительной попытке разобрать этот важньш
вопрос см.: В 268.
5 О письмах см.: В 283; В 353 и более новую работу: В 319; о предзнаменованиях:
В 286; В 287. Информация об эламитских источниках широко представлена в литературе.
Об урартских надписях см.: В 291. Кроме того, о новоассирийских источниках в целом см.:
САНЛРЛ: 238-244.
6 В 90: 88.

Глава Ί. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 21
2. Переход западного Ирана
от предыстории к историческому периоду
Сообщения о военных кампаниях на востоке Салманасара Ш, царя
Ассирии (858—824 гг. до н. э.), представляют собой первые исторические
упоминания об иранцах горного региона Загроса. Трудно точно
определить, за сколько времени до этого иранцы переместились на запад,
поскольку для периода до IX в. до н. э. мы целиком и полностью зависим от
археологических источников. Данные материалы достаточно ясно
говорят о культурном разрыве, случившемся повсюду в западном Иране
вскоре после 1500 г. до н. э. Этот разрыв маркирует границу между эпохами
бронзового и железного веков и характеризуется, в частности, заменой во
всем регионе традиций расписной гончарной продукции на монохромные
типы керамики. Наиболее ярко эта перемена дала о себе знать в
центральных районах нагорья, на северо-западе и в меньшей степени центральном
западе, где так называемая ранняя западная серая керамика появилась в
начале периода железный век I (далее в нашем переводе периоды
железный век I—Ш будут обозначаться аббревиатурой ЖВ I—Ш. — А.З.)7.
Соблазнительно было бы связать (и такая попытка предпринималась)
прибытие иранцев в район Загроса с важным сдвигом в их культуре, однако
это предположение до сих пор не доказано8. Два момента, впрочем,
кажутся более или менее ясными. Во-первых, в горный регион Загроса иранцы
проникли, по всей видимости, еще до IX в. до н. э. Во-вторых, они почти
наверняка прибыли на запад через центральное плато с северо-востока,
а не через Кавказские горы9.
Археологически в западном Иране периода ЖВ I (ок. 1500/1450-1100 гг.
до н. э.) можно выделить две широкие культурные зоны. Одна
характеризуется наличием ранней западной серой керамики и включает в себя
область Техран-Кашан, северо-восток или современный Азербайджан, и
несколько частей на западе центрального Загроса вдоль Большого Хорасан-
ского пути10. Широкое распространение этого специфического керамиче-
7 О ранней западной серой керамике и ее связи с границей между бронзовым и
железным веками см.: В 226: 70—72. Иная точка зрения: В 136.
8 Попытку связать культурные перемены, характерные для перехода от бронзового к
железному веку, с перемещением иранцев на запад см. в работе: В 228. Для знакомства с
дальнейшей дискуссией полезно обратиться, помимо прочего, к работам: В 135; В 232.
9 Одно из последних утверждений в пользу Кавказа в качестве пути, по которому
шли мидийцы и персы, читатель найдет в работе: В 75, которую, впрочем, следует
использовать с большой осторожностью; см.: В 231.
10 Большой Хорасанский путь (иногда именуемый Шелковым или Большим) —
наиболее важная дорога, которая, пролегая через горы Загроса, связывает Месопотамскую
низменность с Иранским нагорьем. Протянувшись вдоль реки Диялы вплоть до предгорья,
этот путь минует первую высокую гряду через Ворота Загроса и постепенно поднимается
вверх до области нынешнего Керманшаха, затем неподалеку от Бехистуна преодолевает
огромную магистральную гряду — самый высокий горный кряж Загроса, — проскальзывает
долину Кангавара и взбирается к еще одному крупному проходу — через гору Альванд,
достигая таким образом современного Хамадана (древние Экбатаны) и собственно
Иранского плато. Об отрезках этого пути для более поздней эпохи см. сочинение Исидора Ха-
ракского «Парфянские посты» (В 183).

22
Часть первая
ского типа должно указывать на довольно высокий уровень
взаимообмена внутри данного региона. Другая зона лучше всего характеризуется
распространением эламских или касситских кубков, чья форма хорошо
известна в Месопотамской низменности и Хузистане; кроме того, эти
сосуды найдены также в высокогорьях Парса и западном Луристане, где в
районе Керманшаха подобные изделия напоминают раннюю западную
серую керамику11. То обстоятельство, что эта форма сосудов происходит
из низинных районов (Месопотамии и Хузистана), предполагает, что в
рассматриваемое время южные территории Загроса находились в
контакте с доминировавшими на этих низменностях силами — с касситами,
вавилонянами средневавилонского периода и эламитами. Никаких
подобных контактов северный Загрос не обнаруживает.
Картина заметно меняется в следующий период — ЖВ Π (ок. 1100—
800 гг. до н. э.)12. В это время на севере поздняя западная серая керамика
развивается непосредственно из более раннего типа серой гончарной
продукции периода ЖВ I, но в целом керамические традиции теперь гораздо
более разнообразны. Благодаря раскопкам в Хасанлу (Азербайджан) в
слое IV (так обычно в этом районе называется горизонт периода ЖВ П)
был открыт важный город небольшого размера с крупными
общественными зданиями и многочисленными элементами материальной
культуры, свидетельствующими о прочных связях с Ассирией13. В это время
Хасанлу в качестве складского места мог быть важным транзитным
пунктом на торговом пути, связывавшем запад с востоком через северный
Загрос14.
Районы к югу от Азербайджана значительно хуже документированы
для периода ЖВ П. В северном Луристане родился местный стиль
керамики, известный как «Genre Luristan» (название введено французами,
означает «луристанская манера». —A3.), но область его распространения
ограниченна. Раскопки поселения Баба Джан<-тепе>, где найдены гончарные
изделия данного стиля, показали, что здесь комплекс культурного слоя Ш
намного бедней археологического комплекса Хасанлу IV и не сообщает
никаких данных о связях с Месопотамией15. В Парсе — области еще
южнее — до сих пор не найдено ничего, что можно было бы с уверенностью
датировать этим периодом (см. ниже, п. IV.2 наст. гл.). Восточнее, в
горах, протянувшихся вдоль Каспийского побережья, могильник Марлик
дал богатый комплекс предметов так называемого амлашского типа. Здесь
же были обнаружены вещи, являвшиеся месопотамскими товарами,
однако их датировка остается проблематичной16. Наконец, в Тепе-Сиалк (близ
г. Кашана) известен другой местный археологический комплекс, име-
11 По поводу самых новейших данных см.: В 124А; а также: В 76: 151 и примеч. 85.
О касситских связях с западным районом центрального Ирана см. также: В 164.
12 О периоде ЖВ Π и поздней западной серой керамике см.: В 226: 74—78.
13 Напр.: В 142.
14 В 123.
15 О керамике и мелких находках из Баба Джан-тепе, а также об их связях с
подобными предметами из других стран см.: В 77.
10 О памятниках Марлика см. прежде всего: В 147—149.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 23
ющий стилистические связи как с северо-востоком, так и с Луристаном,
однако в целом всё еще остающийся изолированным культурным
феноменом17.
Таким образом, в западном Иране для раннего железного века
обнаружены две культурные модели. В период ЖВ I те области, характерной
чертой которых была ранняя западная серая керамика, по всей
видимости, имели незначительные контакты с месопотамскими низменностями.
С другой стороны, в южных нагорьях явно обозначаются связи с Эламом
и Вавилонией. Поскольку основной интерес Ассирии в отношении Ирана
был связан, естественно, с центральным западом и с северо-западом, она,
кажется, не имела никаких сколько-нибудь важных контактов с этими
горными районами. В следующий период, ЖВ П, южный Загрос утратил
связи с низменностями, и произошло это, вероятно, отчасти в результате
начавшихся в то время неудач Вавилонии и Элама18. Северные и
центральные горные районы, где явно обозначившийся общий отход от образцов
периода ЖВ I является характерной чертой культуры времени ЖВ П,
подпадают под влияние ассирийцев, чей интерес к востоку значительно
возрос. Именно этот интерес, сфокусированный, по всей вероятности, на
контроле над торговыми путями, обеспечивает нас первыми ассирийскими
письменными свидетельствами, имеющими отношение к данной области
и вводящими мидийцев и персов в сферу писанной истории.
3. Иран и Новоассирийское царство
В течение заключительного столетия периода ЖВ Π Ассирия вновь
превратилась в главную силу на Ближнем Востоке. Своей начальной
кульминации это возрождение достигло в правление Ашшурнасирпала Π (883—
859 гг. до н. э.) и Салманасара Ш (858—824 гг. до н. э.). Означенные цари
установили ассирийское господство над всей северной Месопотамией —
от Евфрата до предгорий Загроса, при этом время от времени
вмешиваясь во внутренние дела соседних регионов. К последним относился и
западный Иран. Самый высокий горный хребет Загроса, так называемая
магистральная гряда, делит данный регион на две зоны19. К западу от этой
цепи мы находим группу длинных, узких долин, протянувшихся с северо-
запада на юго-восток. Лишь две из них расширяются до крупных
размеров, благодаря чему могут обеспечить проживание значительного
населения: это долина Шаризор в Иракском Курдистане и долина Махидашт/
Керманшах в Иране. Переместившись на восток за магистральную гряду,
мы обнаруживаем здесь группу более высокогорных, менее вытянутых
долин, часто очень плохо питаемых водой. Сельскохозяйственная жизнь
здесь развита слабо, передвижение затруднено, а территория в болынин-
17 В 72 (о памятнике Сиалк VI или, иначе, могильнике Сиалк В). См. также: В 226:
61-62; В 61: 201.
18 О тогдашних неудачах Вавилона см.: САНШ2Л: 301—309.
19 По поводу элементарной топографии Загроса, прежде всего в связи с исторической
географией этого периода, см.: В 122: 5—14.

24
Часть первая
стве случаев малонаселенна. Лишь в нескольких благодатных
местностях, таких как бассейн озера Урмия и долины вдоль Большого Хорасан-
ского пути, имеют более значительную концентрацию населения.
Наконец, достигнув крупной гряды, в которой доминирует гора Альванд, и
перевалив через этот кряж, мы прибываем на собственно Иранское
нагорье и входим в широкую, высокогорную, открытую, бедную водой Ха-
маданскую долину20.
Вплоть до воцарения Аншгурнасирпала Π почти весь Загрос
рассматривался как регион, расположенный за пределами Ассирии. Несмотря на
это, Ашшурнасирпал распространил постоянный ассирийский контроль
на те части этих гор, которые непосредственно примыкали к
низменностям, в особенности равнину Шаризор (древняя Замуа), к западу от
магистральной гряды. Сын и преемник этого царя, Салманасар Ш, пошел
еще дальше. В период своего долгого, тридцатипятилетнего, правления
он самолично провел или организовал не менее пяти крупных кампаний
на востоке, в результате которых ассирийские войска оказались по ту
сторону магистральной гряды и глубоко вторглись в собственно Загрос.
Из сообщений об этих военных походах мы получаем самые первые
свидетельства о разнообразном культурном, этническом и политическом
ландшас]эте, в условиях которого существовали мидийцы и персы.
Тексты с информацией об экспедициях Апшгурнасирпала Π в Замуа,
относительно небольшую область вокруг современного города Сулейма-
ние, знакомят нас многочисленными отличающимися друг от друга
группами населения, каждая из которых представляла собой своего рода
«ханство» и «управлялась» отдельным лицом21. Благодаря тем усилиям,
которые Салманасар Ш направил далее на восток, мы располагаем
свидетельствами о том, что такая же ситуация была характерна и для коренных
районов Загроса. Этот царь сообщает о борьбе с многочисленными
народами либо о получении с них дани. Если перечислить лишь самые важные
«ханства», упоминающиеся в наших источниках вплоть до VE в. до н. э.,
следует назвать такие, как Манна, Аллабрия (часто ассоциируемая с
Манной), Парсуа, Эллипи, Мидия, Аразиаш (позднее ассоциируемый с
Мидией) и Хархар (который в конечном итоге превратился в ассирийский
административный центр, занимавшийся делами мидийцев).
Местоположение всех этих групп свидетельствует со всей очевидностью: Салманасар
заинтересовался прежде всего западной частью центрального Загроса, на
основании чего было высказано предположение, что военные экспедиции
этого царя, ни одна из которых не была направлена на включение
областей к востоку от магистральной гряды в состав Ассирийской державы,
мотивировались сильным желанием прервать товарообмен,
осуществлявшийся по Большой Хорасанской дороге. Дело в том, что такое
препятствие на караванном пути могло ослабить Вавилонию — идеальный рынок
для купцов, шедших с востока по Хорасанской дороге, поскольку
географически эта торговая площадка была расположена наилучшим образом
20 В 226: 12.
В 191; В 122: 16-22.

Карта 2. Мидия

26
Часть первая
во всей Месопотамской низменности. Закрытие данного участка дороги
могло перенаправить торговлю на север, по путям, приводившим в то
время исключительно в Ассирию, как, например, дорога, которая могла
пролегать через Хасанлу22. Показательно, что в реляции о походе 835 г. до н. э.
Салманасар заявляет о получении дани с 27 «царей» страны Парсуа (с
персов), а это указывает на осознание ассирийцами того факта, что
политическая жизнь даже одного загросского народа характеризовалась
чрезвычайной раздробленностью23.
Итак, источники рисуют следующий образ Загроса ГХ в. до н. э.: регион
был населен небольшими племенами, весьма сильно различавшимися
этнически (можно выделить иранцев, хурритов, касситов и другие менее
известные группы) и, вероятно, несхожими также и в культуре. Иными
словами, структура общества, реконструируемая на основе письменных
источников, достаточно хорошо соответствует тому культурному
многообразию, которое наглядно демонстрируют археологические данные для
поздних этапов ЖВ П.
Две последние экспедиции Салманасара, которые лично он уже не
возглавлял, достойны особого внимания, поскольку связаны с выходом на
сцену государства Урарту в качестве конкурента Ассирии в западном
Иране24. В конце IX в. до н. э. границы Урарту расширялись за счет
территорий Загроса, а это грозило ассирийской торговле с востоком. Разрушение
поселения Хасанлу IV, археологические материалы которого
демонстрируют явные связи с Ассирией, следует, вероятно, записать на счет этого
урартского напора25.
Заключительным аккордом военных усилий Салманасара явилась,
вероятнее всего, попытка противодействия урартской экспансии. Похоже,
усилия эти не достигли поставленной цели, завершив тем самым первую
фазу ассирийского участия в делах западного Ирана, а значит, и в делах
мидийцев и персов в том числе26.
Примерно за 75 лет — в период между правлениями Шампш-Адада V
(823—811 гг. до н. э.), преемника Салманасара, и Тиглатпаласара Ш (744—
727 гг. до н. э.), — ассирийское господство в Загросе потерпело почти
полный крах27. Именно тогда Урарту играло основную роль в регионе и
впервые достигло вершины могущества и влияния. В эти времена Ассирия не
имела почти никаких контактов с данной территорией, и связанное с этим
отсутствие ассирийских письменных свидетельств вызывает у
исследователей чувство глубокого разочарования. К несчастью, эламские и урартские
источники слишком малочисленны и не могут заполнить образовавшую-
22 В 123: 173-176.
23 В 307: 157. На самом деле, эти «цари», без сомнения, являлись своего рода
племенными ханами или городскими правителями, их отнюдь не следует понимать как
царственных особ, обладавших большой властью и богатством.
24 Об Урарту в целом см.: САНШ2Л: 314-371.
25 В 61: 202-203; а также: САНШ2Л: 341-342.
26 Детальную информацию о царствовании Ашшурнасирпала Π и Салманасара Ш см.
в: САНШ2.1:253-269.
27 См.: САНШ2!: 269-279.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 27
ся лакуну, хотя они всё же подтверждают существование в это время
страны Парсуа и ее локализацию в западной части центрального Загроса28.
Новые ассирийские успехи на востоке начинаются со второго года
правления Тиглатпаласара Ш, когда ассирийский царь вновь провел
военную акцию на западе центрального Загроса29. В это время в царских
надписях мы встречаем большинство важных политических образований
западного Ирана, которые играли видную роль и в IX в. до н. э.: Эллипи,
Парсуа и Мидия. Как и при Салманасаре, эти возобновленные военные
усилия были сфокусированы на западной части центрального Загроса.
Ассирийцы явным образом были заинтересованы в районах, непосредственно
примьжавших к Большому Хорасанскому пути, причем в это время,
похоже, их попытки ввязаться в дела региона не ограничивались одним лишь
стремлением подорвать здесь транзитную торговлю. Имеются
свидетельства, дающие основание для предположения о том, что Тиглатпаласар
пытался решить более трудную задачу — включить Загрос, хотя бы
частично, в систему ассирийских гфовинций30.
Из народов Загроса, с которыми ассирийцам пришлось воевать,
Тиглатпаласар часто выделяет мидийцев, упоминая о них особо. Он
называет их «могучими мидийцами» или «дальними мидийцами»; сообщает, что
поставил над ними двух своих наместников; говорит о нескольких вождях
как о платягцих ему дань; и, наконец, рассказывает, что во время одного
из походов против них ассирийское войско углубилось так далеко, что
достигло склона горы Бикни (возможно, тождественна горе Альванд)31. Ни
одна из этих ссылок, впрочем, не дает нам картины местной
политической и социальной обстановки, которая (картина) отличалась бы от той,
что нам известна по источникам IX в. до н. э. — культурное несходство и
политическая раздробленность, то есть разделенность на множество групп,
остаются характерной чертой западного Ирана.
Саргон Π (721—705 гг. до н. э.) завершил программу, начатую при
Тиглатпаласаре Ш, и прочно утвердил ассирийское господство в западном
Иране. Широкомасштабные военные предприятия проводились по
обеим сторонам от Большого Хорасанского пути, доходя на севере вплоть до
бассейна Урмийского озера32. Урарты были успешно отброшены на
север, к тому рубежу, откуда они более уже не могли угрожать
ассирийскому владычеству в центральной части Западного Ирана. Регион этот
теперь очевидным образом оказался под ассирийским контролем, поддер-
28 В 291: 40, 90; В 122: 111.
29 В 304,1: 271—272, § 766—768; об исторических событиях периода от
Тиглатпаласара Ш до Саргона Π см.: САН Ш2.1: гл. 22.
30 В 304,1: § 768, о том же см. и такие формулировки в надписях: «<..> область Бит
Хамбан я сделал находящейся внутри ассирийской границы» или: «Служащего мне
человека я послал правителем над ними <...>».
31 В 122: 118—119. Принимавшееся прежде отождествление горы Бикни с горой
Демавенд близ современного Тегерана должно быть решительно отвергнуто.
32 Что касается района центрального запада, то см. специально о походе шестого года:
В 304, П: 4—6, § 10—11. Знаменитая восьмая экспедиция была направлена против Урарту;
см. новейшую работу: В 124, с обширной библиографией, а также: САНШ2.!: 352—355.

28
Часть первая
живавшимся не только военной силой, но и в не меньшей степени
посредством провинциальной бюрократии. В Хархаре Саргон основал главный
ассирийский центр, изменив название этого города на Кар-Саррукин
(букв, «пристань Саргона»). Под властью поставленного сюда наместника
оказались прежде всего мидийцы33. Одним словом, центральный регион
западного Загроса был теперь превращен в неотъемлемую часть
Ассирийской державы34. И вновь было выдвинуто предположение, что
подлинные причины всех этих перемен следует искать в неуклонном стремлении
ассирийцев прибрать к рукам торговлю с востоком — как с самим Загро-
сом, так и с пунктами, расположенными в глубине Иранского плато.
Отныне замысел состоял не в блокировании участка караванного пути, а в
достижении надежного контроля над товарообменом,
осуществлявшимся по Большой Хорасанской дороге. Вавилония постепенно перестала
играть роль серьезного соперника для ассирийской торговли, а северные
пути оказались слишком уязвимы для урартских нападений, которые
могли заблокировать движение по ним. Таким образом, полное ассирийское
доминирование, по крайней мере над западными участками основных
магистралей, пересекавших Загрос, в новых условиях было осуществлено в
качестве ответа на урартскую угрозу35.
Обратимся теперь к последним царям династии Саргонидов. Нет
оснований полагать, что в правление Синаххериба (704—681 гг. до н. э.)
описанная ситуация значительным образом изменилась, однако мы не
можем быть столь же уверены относительно условий, сложившихся при
Асархаддоне (680—669 гг. до н. э.) и Ашшурбанапале (668—627 гг. до н. э.).
Как следует из некоторых текстов, содержащих запросы к оракулу, Асар-
хаддон был весьма обеспокоен неприятностями или угрозами таковых на
востоке, отчасти связанными со скифами и киммерийцами36. На
основании наших ограниченных источников можно предположить, что одним из
объектов, вызывавших наибольшую тревогу Аттттттурбанапала, был Элам,
который вместе с мятежной Вавилонией в течение третьей четверти VII в.
до н. э. доставлял Ассирии множество проблем. Считается, что Элам
подвергся полному разгрому в 646 г. до н. э., приблизительно тогда, когда
дошедшие до нас ассирийские клинописные источники становятся
исключительно немногословными. Вплоть до этого времени мидийцы и персы
продолжают упоминаться в текстах, но у нас нет никакой возможности
использовать эти краткие ссылки для детальной реконструкции местных
событий. Как увидим в дальнейшем, мидийцы появятся вновь в 614 г. до н. э.,
на этот раз — в вавилонских клинописных источниках, стуча в ворота
коренной ассирийской территории. Быстрый закат ассирийского могущест-
33 В 304, П: 6, § 11.
34 Этот новый статус подтверждается тем фактом, что израильтяне, плененные после
захвата ассирийцами Самарии, были депортированы, помимо других городов, также и «в
города мидийские» (4 Царств [= 2 Книга Цареи\ 17: 6). Подобного рода перемещения
больших групп населения могли осуществляться только между территориями, находившимися
под прочным ассирийским господством.
35 В 123: 179-182.
36 В 287: № 1-15; В 286: № 1-8, 12-13.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 29
ва (и в Загросе, и в других местах), случившийся во второй половине VII в.
до н. э., — одна из величайших тайн древней истории. Не вызывает
сомнений, что определенную роль в этой мистерии сыграли и мидийцы.
Прежде чем обратиться к рассмотрению «истории» Мидийского
государства, кратко резюмируем то, что известно из новоассирийских
источников в целом как о мидийцах, так и о персах.
Мидийцы. Из всех упоминаний — от первого до последнего — об этом
народе в ассирийских текстах перед нами встает образ некой
значительной группы племен, обитавшей в высокогорной местности и
управлявшейся многими «царями»37. В действительности к тому времени, когда
ассирийцы основательно познакомились со «страной Мидией», по всему
Загросу уже проживало, очевидно, большое число мидийцев, и они не
были сосредоточены в одной только Мидии. «Страну Мидию» трудно
локализовать с большой точностью. Некоторые ее части должны были
находиться совсем недалеко от области Хархар (район Керманшаха,
к западу от магистральной гряды). От источников, относящихся к VII в.
до н. э., создается впечатление, что если путник двигался на восток по
Большому Хорасанскому пути, он в конце концов оказывался в области,
населенной одними только мидийцами. Было высказано предположение,
что местность эта начиналась сразу же, стоило путнику перевалить гряду,
относящуюся к горной группе Альванд. Получается, что собственно
Мидия лежала дальше на восток, и это была область, куда если ассирийцы и
проникали, то лишь в моменты кратких кавалерийских рейдов либо иных
операций или набегов, не рассчитанных на значительную
продолжительность38. Итак, мы можем предполагать, что именование «мидиец» в этих
текстах — довольно расплывчатый термин, относившийся к народам,
которые могли быть очень несхожими с точки зрения их культуры, форм
социальной и политической организации и, быть может, даже их
этнического происхождения. Коротко говоря, перед нами возникает картина
смешанной культуры и структуры населения, отличавшейся
разнообразием внутренних элементов, причем структура эта, с точки зрения
политической организации, носила явно племенной характер. Как увидим
позже, в заключительный период VII в. до н. э. в этой картине произошли,
несомненно, некоторые изменения.
Парсу а/персы. Давнее представление о том, что Парсуа (Парсуаш/
Парсумаш) ассирийских текстов обозначает именно персов, до сих пор
остается в силе. С чем мы уже не можем соглашаться — учитывая наше
новое понимание исторической географии Загроса в рассматриваемые
столетия — так это с тем, что персы того времени представляли собой
единую племенную группу, которая якобы появляется в источниках
последовательно в трех различных местностях Загроса: (1) на северо-западе, в
районе озера Урмия, (2) на центральном западе и, наконец, (3) в области
Парса, локализуемой на юго-западе, в современной иранской провинции
37 «Цари» мидийцев постоянно упоминаются в источниках, напр., в вассальных
договорах Асархаддона (В 360).
38 В 228: 12-13, с примеч. 12.

30
Часть первая
Фарс39. В научной литературе многое было сделано для подтверждения
этих указаний ассирийских текстов о трех локализациях Парсуа,
поскольку свидетельства эти, как казалось, формировали очевидную
основу для гипотезы, согласно которой персы постепенно мигрировали через
Кавказ и затем — на юго-восток через Загрос в Фарс (т. е. в Парсу), где мы
их и обнаруживаем позднее, при Ахеменидах40. Теперь ясно, что Персия
ассирийских текстов всегда помещалась в центральной части западного
Загроса и что ассирийцы в действительности ничего не знали ни о какой
Парсуа, расположенной севернее, возле Урмийского озера, а также,
вероятно, не имели никаких контактов с персами, жившими на юге, в
современной провинции Фарс — Персиде греческих источников, родной
стране Ахеменидов. Но точка зрения о том, что в Загросе существовали
по меньшей мере две различные группы, именовавшие себя персами
(одна — на центральном западе, другая — в Фарсе), остается, конечно,
неоспоримой. Невозможно при этом поддержать взгляд, согласно которому эти
персы были одной и той же группой, которая со временем переместилась
с одного места на другое. Та их ветвь, что локализовалась на центральном
западе Загроса и была известна ассирийцам, либо попросту постепенно
исчезла, либо была поглощена Мидийским государством, как случилось
со многими иными племенными группами, такими как эллипи и маннеи.
Персы из Фарса, давшие свое имя и этой провинции (Парса = Фарс), и
языку современного Ирана, смогли противостоять угрозе поглощения со
стороны мидийцев и в конечном итоге при Кире, как следует из сообщения
Геродота, восстали против мидийской политической гегемонии41.
Персы центральной части западного Загроса представляли собой,
судя по всему, менее крупную племенную группу, нежели мидийцы. По всей
видимости, они отличались большей сплоченностью', к тому же имели
более определенную географическую локализацию42. Тем не менее, как уже
отмечалось, политически они были раздроблены, управляясь
многочисленными «царями», или, вернее, племенными ханами. В культурном и
этническом плане они могли сохранять единство в большей степени, чем
мидийцы. Остается не вполне ясным, в чем именно должен был
выражаться их результарующий вклад, наряду с прочим иранским и неиранским
населением, в дело образования Мидийского царства и в процесс «ирани-
зации» центрального и северо-западного Загроса. Как бы то ни было,
впору задуматься над тем, что для позднейших Ахеменидов связка «мидий-
39 По истории вопроса о локализации(-ях) страны Парсуа ассирийских источников см.:
В 122: 106-109; В 138.
40 Помимо многих более ранних исследований, см., напр.: В 32: 179.
41 В 228: 19, с примеч. 59. Обратите внимание на содержащееся в этой работе
ошибочное предположение об одновременном существовании топонима Парсуа применительно
не только к областям в центральном Загросе и Фарсе, но и на северо-западе.
42 Наиболее обоснованную точку зрения на локализацию этих персов читатель
по-прежнему найдет в: В 122: 112 — означенную локализацию автор опреде.\яет так: «Область в
горах центральной части западного Загроса, к северо-западу от Махидашта, включавшая
также северную окраину самого Махидашта».

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 31
цы — персы», функционировавшая в иранских государствах как своего
рода партнерство, отнюдь не была абсолютно новой, якобы изобретенной
Ахеменидами концепцией.
4. Мидийское государство
Царский дом. Геродот (1.95—130) передает следующий рассказ о мидий-
цах. Основателем централизованного Мидийского царства был некий
Дейок. До него мидийцы «жили по деревням», под чем, как мы должны
предположить, историк имел в виду отсутствие у них городов, и,
следовательно, с точки зрения греческой политической мысли времен самого
Геродота, они оставались дикарями, не имевшими к тому же
центрального правительства. Дейок пользовался репутацией справедливого и
неподкупного человека, так что мидийцы пригласили его выполнять роль судьи
для разрешения споров. Он согласился при условии провозглашения его
царем и строительства большого города в Экбатанах (совр. Хамадан) (см.:
Том иллюстраций: ил. б), будущей столицы Мидии. Так возникли
царская власть и центральное правительство для множества мидийских
племен. Дейок же, как пишет историк, правил 53 года.
Дейоку наследовал его сын Фраорт, который, согласно Геродоту,
подчинил своей власти персов и затем вместе с ними начал покорение Азии,
народ за народом. Сообщается, что после двадцатидвухлетнего
правления он погиб в битве против ассирийцев. Его сын и преемник, Киаксар,
правил в течение 40 лет. Еще более воинственный, чем предшественники,
он реорганизовал мидийское войско, придя к этому решению, вероятно,
вследствие поражения своего отца от ассирийцев. Если прежде всё войско
вступало в бой гуртом, хаотически перемешанным, Киаксар развел
копейщиков, лучников и всадников по отдельным отрядам. Именно это новое
войско царь в союзе с вавилонянами бросил затем на Ассирию.
Предприятие оказалось успешным. Киаксара сменил на троне в свой черед его
сын Астиаг, правивший 35 лет и свергнутый в 550 г. до н. э. персом Киром
Великим43.
Хотя в качестве источника для своего повествования Геродот вполне
мог использовать подлинное мидийское устное предание, сама история
представлятся окрошкой из мидийских и немидийских легенд, слитых в
некий национальный фольклорный эпос44. Когда, привлекая ассирийские
и вавилонские клинописные источники и археологические данные,
относящиеся к позднему железному веку западного Ирана, мы скрупулезно
вникаем в то, что скрыто за этим рассказом, выясняется, что, содержа в
себе некоторые элементы исторической реальности, в основной своей
части он недостоверен. И всё же в качестве национального фольклорного
43 Эта дата выводится на основании «Вавилонской хроники». Хронология мидийской
истории, как она передана у Геродота, представляет серьезную проблему и давно стала
источником многочисленных дискуссий, напр.: А 56: 129—161; А 39; А 7; А 13.
44 В 90.

32
Часть первая
эпоса данное повествование сообщает нам нечто значимое о том, как
сами мидийцы предпочитали воспринимать те или иные отрезки своей
истории, а потому оно оказывается важным источником по культурной
истории периода сложения самого эпоса.
Время правления двух последних мидийских царей, о которых
рассказывается в Геродотовой «Истории», хорошо документировано в
клинописных источниках. Астиаг, несомненно, тождествен Иппувигу, имя
которого упоминается в сообщении «Вавилонской хроники» о покорении
мидийцев Киром Π и персами45. Поскольку это событие можно уверенно
отнести к 550 г. до н. э., то, пойдя на определенный риск и использовав
Геродотову хронологию, мы можем сказать, что на мидийский престол
Астиаг взошел около 585 г. до н. э. Что касается Киаксара, то он
тождествен царю, упоминаемому в одной более ранней вавилонской хронике под
именем Умакиштар; в последнем тексте рассказывается о крахе Ассирии и
падении Ниневии46. Сообщается, что в 614 г. до н. э. Киаксар повел
мидийцев (в другом месте той же хроники говорится о Киаксаре как о «царе
[народа] умман-манда»; данный этноним являлся обобщенным историческим
названием для варваров с Загроса) в поход против ассирийского города Ар-
рапха, захватил его, а затем приступил к осаде Ниневии, завершившейся
неудачей. Впрочем, в 612 г. до н. э. он вернулся в Месопотамию во главе
мидийского войска и, объединившись с вавилонянами, захватил великую
ассирийскую столицу, раскинувшуюся на берегах Тигра. Эта дата
приблизительно соответствует хронологии Геродота, ибо, если Киаксар
правил на протяжении 40 лет до того, как Астиаг вступил на престол, то
царствование первого следовало бы датировать примерно в диапазоне с 625
по 585 г. до н. э. Таким образом, два из царских имен в мидийском ряду
Геродота могут быть найдены в источниках, современных самим этим
правителям. Заметим также, что оба царя наделены подлинными
иранскими имена. С другой стороны, хотя в хронологическом смысле наши
клинописные тексты допускают возможность отцовства Киаксара Астиа-
гу, однако прямо и определенно об этом нигде не заявляют.
Следовательно, у нас нет независимых от Геродота доказательств того, что царская
власть в Мидии носила в это время наследственный характер.
Обращаясь к Геродотову рассказу о Фраорте, мы оказываемся в
ситуации, когда невозможно отыскать удовлетворительного независимого
свидетельства даже о том, что такой царь вообще существовал у мидийцев.
Тем не менее для обоснования появления в ассирийских текстах этого
имени в науке была выдвинута интересная, хотя и до некоторой степени
запутанная цепочка аргументов. Начнем с наблюдения над «Бехистунской
надписью». Согласно этому источнику, некий Фравортиш поднял мятеж
против Дария Великого [Бехистунская надпись [DB]. § 24) (при ссылках на
«Бехистунскую надпись» Дария принято использовать аббревиатуру DB,
с указанием параграфа: DB, para. 24; в настоящем переводе будем при-
45 Хроника ABC 7Ή. 1-2.
46 Хроника ABC 3.29-47.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 33
держиваться следующего правила: ссылаться на ахеменидские источники
с указанием их русскоязычного названия и, в квадратных скобках,
принятой в научной литературе аббревиатуры. —A3.). Этот человек
самозваным образом утверждал, что он — не кто иной, как Хшатрита, царь
мидийцев из рода Хуваппра (т. е. из рода Киаксара). Поскольку в греческой
передаче мидийское имя Фравартиш легко могло обернуться Фраортом,
некоторые исследователи стали отождествлять персонажа «Бехистунской
надписи» с Геродотовым Фраортом. Далее, в ассирийских гадательных
текстах времени правления Асархаддона упоминается местный загрос-
ский вождь, которого эти источники называют «Каштарити, правитель
Кар-Катттттти». При этом ясно, что имя Каштарити — это аккадский
вариант иранского имени Хшатрита. Учитывая сказанное выше об именах в
«Бехистунской надписи», некоторые исследователи предположили, что
Каштарити ассирийских текстов, которого опасался Асархаддон, и есть
Фраорт, организовавший, согласно Геродоту, поход на Ассирию47.
Утверждалось даже, что, поскольку в царских запросах к оракулу выражена
большая тревога относительно беды, которой грозил Ассирии этот загросский
правитель, объединивший в союз против Великого Царя племенные
группы маннеев, мидийцев и киммерийцев, мы имеем здесь отражение
сохранившейся у Геродота истории о том, как Фраорт завоевывал Азию48.
Такое отождествление и такая реконструкция, впрочем,
неубедительны. Прежде всего, чересчур смелым допущением является
предположение о том, что, поскольку Фравортиш «Бехистунской надписи» взял себе
тронное имя Хшатрита (Каштарити в ассирийских источниках), то это
мог быть тот самый Фраорт из Геродотова рассказа49. Во-вторых, данная
реконструкция не согласуется с хронологией, которой мы здесь следуем
(о ней более подробно см. ниже, в конце данного параграфа). Правление
Фраорта Геродот мог относить приблизительно к 647—625 гг. до н. э.;
запросы же Асархаддона к оракулу по поводу Каштарити датируются
примерно 670 г. до н. э.50. В-третьих, хотя в ассирийских текстах имя
Каштарити представляет весьма удачный способ передать средствами
аккадского языка древнеиранское имя Кшатрита, у нас тем не менее нет
никаких весомых причин утверждать, что персонаж, носивший данное
имя, был мидийцем. К тому же он назван царем города Кар-Катттттти, что
47 Впервые это предположение было выдвинуто, по-видимому, в работе: В 114: 20—21,
впоследствии его поддержали многие исследователи; более полные ссылки см.: В 90,
примеч. 11. (В силу сложности самой проблемы тождества Каштарити и Фраорта, а также
определенной запутанности аргументации, приводимой как сторонниками, так и
противниками этой идентификации, укажем на два отечественных исследования, где читатель
найдет логически ясный и достаточно убедительный вариант интерпретации источников,
отталкиваясь от которого авторы приходят к выводу о тождестве Фраорта и Каштарити:
Дьяконов И.М. История Мидии от древнейших времен до конца IV в. до н. э. М.; Л., 1956.
С. 275—276; Дандамаев М.А., Луконин ВТ. Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980.
С. 76-77.-A3.)
48 В 90: 86, с примеч. 13, где приведен более полный список ссылок.
49 В 118. 50 В 32: 177.

34
Часть первая
предполагает скорее ассоциацию с касситами, нежели с мидийцами51.
Более того, оракулярные тексты (запросы царя к богу с просьбой о
пророчестве) указывают, что Каштарити состоял в переписке с вождями ми-
дийцев, предлагавших союз, то есть то, в чем он вряд ли нуждался, будь
он царем мидийцев. И, наконец, можно утверждать, что при
внимательном прочтении данных текстов в них не обнаруживается указаний на
какой-то большой союз между народами Загроса, якобы существовавший
при Каштарити; скорее, источники подразумевают, что Асархаддон искал
у богов совета о том, как вести себя с не объединенными в союз врагами
с Загроса, среди которых были Каштарити, киммерийцы, мидийцы и
прочие52. Таким образом, представляется весьма маловероятным, чтобы
Каштарити ассирийских источников был тождествен Фраорту из
«Истории» Геродота. Как бы то ни было, он совершенно точно не был
единственным правителем объединенной Мидии, поскольку Асархаддон знал
многих мидийских «царей», а в 672 г. до н. э. заключил даже с
некоторыми из них вассальный договор53.
Фигура Дейока еще более проблематична. Была предпринята
попытка идентифицировать человека по имени Дайаукку (в реляции о
предпринятом в 715 г. до н. э. Саргоном Π походе об этом человеке говорится
как о правителе одной из областей Манны54) с лицом, которому Геродот
приписывает основание Мидийской династии и объединение мидийцев.
Прежде всего, здесь вновь обнаруживаются явные хронологические
нестыковки, ибо, по данным Геродота, Дейок должен был вступить на
престол ок. 700 г. до н. э., то есть примерно через 40—50 лет после того, как
Саргон, согласно ассирийским текстам, сослал плененного им Дайаукку в
сирийскую область Хамат. Во-вторых, имя Дайаукку, возможно, не
является иранским, не говоря уже о том, что оно вряд ли мидийское. Скорее,
оно могло быть хурритским, и предположение это вполне разумно,
поскольку в политическом отношении ассирийские источники связывают
этого деятеля с Манной, для которой засвидетельствованы и другие хур-
ритские имена55. В любом случае Манна как политическая единица четко
отделена в источниках от Мидии56. Наконец, в связи с Дайаукку — как и в
связи с Фраортом — в клинописных текстах нет никаких свидетельств о
51 В 32: 177—178. Связь Кар-Катттттти и касситов со страной Намри (располагавшейся,
вероятно, в области Намрин в среднем течении Диялы) была предложена Хельмом (В 90:
86, с примеч. 21), но она не находит подтверждения в источниках.
52 В 90: 86, с примеч. 23.
53 В 360: 82 и, напр.: В 304, П: 215, § 540.
54 В 304, П: 28, § 56.
55 Судя по текстам, найденным в Нузи, крепости хурритской области Аррапха, это
имя было распространено среди хурритов. Окончание «-укку» может быть, впрочем,
иранским. См.: В 131: 46; В 180.
56 Общую информацию о Манне см. в: В 17. Обратите внимание: если в ассирийских
источниках Манна и Мидия предстают как разные политические образования (племенные
группы), то Геродот ничего не говорит о Манне, а территорию, на которой это государство
существовало вплоть до конца VII в. до н. э., считает частью Мидии. После того как
мидийцы поглотили Манну, они вполне могли воспринять и маннейские царские традиции,
восходящие к Дайаукку.

Глава Ί. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеженидская держава... 35
том, что этот человек предпринял что-либо для объединения Мидии.
Саргон во время той же экспедиции, когда он пленил Дайаукку, собрал
дань с двадцати двух мидийских вождей.
Резюмируя, скажем, что, как только мы обращаемся ко временам до
Киаксара/Умакипггара, мы не можем установить ни одной надежной
связи между мидийскими царями, о которых сообщает Геродот, и загрос-
скими персонажами, упоминаемыми в синхронных этим лицам текстах.
Более того, на основании клинописных источников мы не в состоянии
реконструировать (как минимум до конца VIE — начала VII в. до н. э.)
ничего, что совпадало бы с Геродотовым рассказом о едином Мидийском
царстве.
Скифы. В рассказ Геродота (1.103—106) о мидийском царском доме
вплетена легенда о нашествии скифов, вторгшихся из Верхней Азии, и о
периоде так называемого скифского междуцарствия в истории Мидии.
Нападение Киаксара на Ассирию было прервано предположительно из-
за массированного вторжения скифов в Загрос, и только через 28 лет
скифского господства в Мидии Киаксар смог изгнать этих воинственных
кочевников и вернуться к планам по завоеванию территорий в северной
Месопотамии.
Исследователи давно спорят об историчности этого скифского
вторжения и о его датировке. Некоторые предполагают, что 28 лет скифского
господства должны быть включены в 40 лет правления Киаксара; другие
предпочитают относить присутствие скифов к периоду между Фраортом
и Киаксаром, полагая, что нашествие не давало последнему возможности
в течение 28 лет после смерти отца принять наследство57. Если
согласиться со второй точкой зрения, тогда конечно же хронология, используемая
здесь для приблизительного выделения периодов в рассказе Геродота о
мидийцах, будет ненадежной. Если следовать этой схеме, Фраорт
должен был править примерно между 675 и 653 гг. до н. э., а царствование
Дейока — приходиться на период ок. 718—675 гг. до н. э. Впрочем, в наше
время исследователи уже почти отказались от продолжения этой
дискуссии, придя к выводу не только о том, что хронология Геродота
совершенно искажена и испытала влияние со стороны хронологических запросов
греческой мифографии, но также и о том, что подобная гегемония
скифов попросту не подтверждается ни одним синхронным
предполагаемому событию источником58.
Скифы, впрочем, в VII в. до н. э. действительно обитали в разных
местах Загроса, при этом они конечно же могли сыграть важную роль в
ранней иранской истории. В VIII—VII вв. до н. э. две группы
воинственных кочевников проникли на Ближний Восток, придя сюда, возможно,
через Кавказ. Сначала киммерийцы появились в Загросе и Анатолии, и
наиболее вероятно, что именно они ответственны за временное ослабление
Напр.: В 32: 232, табл. V.
В 90: 87, с примеч. 27.

36
Часть первая
Урарту и падение Фригии59. Что касается скифов, то они, похоже, более
плотно сконцентрировались именно в Загросе. О них говорят наши
ассирийские источники. Асархаддон заключает союз с одним из скифских
ханов по имени Партатуа, при этом царь даже отдал ему в жены
собственную дочь60. Внедрение новой иранской группы в сложную этнополитиче-
скую ситуацию, наблюдаемую в Загросе в VII в. до н. э., вполне могло
иметь ощутимый эффект, ускоривший ход событий и приведший к мидий-
скому сплочению. Поэтому рассказ Геродота о скифском
междуцарствии, фантастический в деталях и нереальный в хронологии, мог быть
частью мидийского национального эпоса, который в основе своей отражал
историческую правду. Впрочем, те скифы, которые когда-то пришли в
Загрос, к середине VI в. до н. э. уже полностью растворились в мидийской
политической и культурной среде, поэтому Ахемениды знали только о
скифских племенах, живших на севере, далеко за пределами основного
ближневосточного мира.
5. Факты и легенды в совокупном изложении
Хотя во многое из того, что Геродот рассказывает об истории Мидийского
царства, невозможно поверить, некоторые его сообщения, несомненно,
соответствуют действительности и, более того, могут считаться
«истинными» в терминах долгосрочных исторических процессов. Последние часто
отражаются в легендах и национальных эпосах.
Нужно признать, что наши вавилонские клинописные источники не
подтверждают существования у мидийцев в конце VII — начале VI в. до
н. э. патрилинейной (т. е. определяемой по мужской линии) царской
династии. Как бы то ни было, эти тексты говорят лишь об одном «царе
мидийцев», или «царе [народа] умман-манда», — именно так величаются Ки-
аксар и Астиаг. На этой основе мы можем допустить значительную
степень объединения у мидийцев при последнем царе, имея в виду также и
то, что для приведения персов к полному господству в западном Иране
Кир, по всей видимости, должен был победить лишь одного царя и
захватить лишь одну столицу. Почти определенно можно сказать, что и Ки-
аксар был царем единой или конфедеративной Мидии, поскольку он
повел огромную военную силу против Ниневии. Вавилоняне, разумеется,
относились к нему как к полноправному партнеру в конфликте с Ассирией,
и мы располагаем доказательствами того, что он последовательно шел
по пути установления контроля над областями северной Месопотамии,
северной Сирии (где мидийцы в 610 г. до н. э. разграбили город Харран) и
Анатолии (сообщается о войне мидийцев с лидийцами в 585 г. до н. э.)61.
Совершенно очевидно, что в данном случае мы имеем дело отнюдь не с
59 В 228: 20, со ссылками; см. также: В 196: 290-293.
60 В 287: № 29. Партатуа, возможно, тождествен Прототию, упоминаемому Геродотом
(1.103). См. также: В 313: 360; В 360: 9-19.
61 В 32: 216-219.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 37
одним из тех мелких и незначительных «царей» или ханов какого-нибудь
одного мидийского племени, которые в военных реляциях Саргона Π
предстают характерной чертой загросского региона конца УШ в. до н. э.62.
Мы можем, следовательно, предполагать, что какой-то вариант
мидийского объединения и более значительного мидийского могущества был
создан в VII в. до н. э., возможно, в форме вторичного государственного
образования в ответ на ассирийское имперское давление63. Было ли это
осуществлено в основном при Киаксаре во второй половине столетия или
же данный процесс начался ранее, при каком-то неизвестном мидийском
племенном вожде, который смог создать конфедерацию в условиях
социальной и политической раздробленности конца УШ в. до н. э., сказать
невозможно, учитывая состояние наших источников. Как бы то ни было, но
это случилось.
В процессе выковывания в Мидии некой разновидности военного,
социального и политического единства (впрочем, довольно свободного),
началась также «иранизация» Загроса. Для времени, когда Кир Π отобрал
власть у Астиага, мы не слышим ни о каких иных иранских или
неиранских группах в Мидии, кроме мидийцев. В 612 г. до н. э. из всех
известных народов начала I тысячелетия в наших источниках обнаруживаются
только маннеи, вновь играющие роль союзников теперь уже гибнущей
Ассирийской державы64. Как ранее отмечалось, приблизительно с 650 г.
до н. э. ассирийские источники замолкают, но уже до этой даты из
текстов, похоже, исчезают упоминания о некоторых известных деятелях и
народах Загроса. Этнические группы вроде касситов и хурритов, а также
государства, как, например, Намри, Эллипи и Парсуа, упоминаются всё
реже и реже, другие же вообще не появляются в источниках со времени
Ашшурбанапала. Позже, когда вавилонские тексты начинают проливать
определенный свет на ситуацию конца VII в. до н. э., ни один из этих
народов и ни одна из этих территорий в данных источниках уже не
фигурируют. Если не считать единственного последнего упоминания о маннеях,
мы теперь слышим только о мидийцах.
Этот процесс «иранизации» центральной части западного Загроса
являлся живым культурным фоном мидийского национального эпоса. То,
что Дейок не был мидийцем, то, что и с Фраортом дело могло обстоять
точно так же, то, что скифы упоминаются как народ, сыгравший
определенную роль, и то, что Фраорт представлен «завоевателем Азии» еще до
его выступления против Ассирии — всё это при несколько более глубоком
анализе может оказаться «историческими» фактами. Так что мидийский
62 Интересно, что в конце УШ в. до н. э. в Загросе, очевидно, существовал какой-то
царек (по-видимому, у какой-то мидийской племенной группы) с именем Уксатар/Киаксар,
см.: В 304, П: 76, § 147; см. также: В 32: 153. Ранние иранские царские имена были,
возможно, редкими; см. ниже относительно мидийца по имени Кураш, жившего во времена
Ашшурбанапала.
63 Превосходное использование модели вторичного государственного образования для
объяснения феномена возникновения Мидийской державы см. в: В 25: 332—367.
64 Хроника ABC'3.5.

38
Часть первая
логос Геродота, возможно, содержит скрытую правдивую информацию о
возникновении Мидийского государства, отражая как многокультурный
источник происхождения этого царства или конфедерации, так и способ,
каким в VII в. до н. э. (а может быть, даже только в течение второй
половины этого столетия) достаточно быстро бы\о соткано из различных
элементов цельное полотно. В конечном итоге многие неиранские
элементы приняли участие в основании Мидийского государства и — мы можем
это предполагать — также и мидийской культуры. Данная тема будет
продолжена в гл. 2, при обсуждении ахеменидской религии, здесь же
отметим, что даже и в V в. до н. э., причем в самой коренной части
Персидской державы, многое из того, что в итоге стало считаться
персидским, или иранским, истоки свои имело среди неиранских народов этого
нагорья.
Остается отметить, что процесс мидийской унификации и «ираниза-
ции» конца VII в. до н. э., видимо, до некоторой степени отразился в
археологических материалах периода ЖВ Ш (ок. 800—550 гг. до н. э.)65. Как
было сказано выше, период ЖВ Π характеризовался в западном Иране
значительным культурным многообразием, и эта ситуация, по крайней
мере частично, соответствует той картине, какую мы получаем из
письменных источников, относящихся к IX в. до н. э. Совершенно иная
панорама вырисовывается при изучении периода ЖВ Ш, начало которого
относится приблизительно к концу IX, а полное развитие и максимально
широкое распространение — к концу VII — началу VI в. до н. э.: культурное
единство — в археологическом смысле слова — возвращается в западный
Иран.
Явные изменения в керамических стилях происходят между
окончанием периода ЖВ Π и высшей точкой развития ЖВ Ш. Характерными
для этого отрезка времени являются собрания монохромной керамики
buff (buff — обозначение, указывающее на цвет гончарной продукции:
имеется в виду керамика цвета буйволовой кожи, то есть светло-желтая
или желтовато-коричневая. —А.3.) и красной лощеной керамики.
Гончарная продукция данных типов в большом количестве найдена на таких
памятниках, как Нуш-и Джан (см.: Том иллюстраций: ил. 1—4), Баба Джан
и Годин Π (см.: Там же: ил. 5), которые выделяются особо из-за
характерного для них широкого диапазона совершенно новых форм сосудов (так
называемая поздняя западная керамика буфф)66.
Хотя названные поселения отличаются по функциональному
назначению и лишь частично синхронны друг другу, всё же общее единообразие
их гончарной традиции (а также до некоторой степени и архитектуры)
поразительно. Похожие и, безусловно, родственные типы керамических
изделий были найдены при раскопках северных памятников Хасанлу и
65 Период ЖВ Ш = позднему горизонту керамики buff; см.: В 226: 72—74.
66 О памятнике Годин Π см.: В 229: 23-32; В 233: 29-36; о Баба Джан: В 77; о Нуш-и
Джан: В 47; В 195; В 194.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 39
Бастам, в центральном Курдистане — в Зивии и Зендан-и Сулеймане, при
обследовании местности в Махидаште, а также во многих других долинах
Загроса67. Родственная керамика была обнаружена даже далеко на западе,
а именно в восточной части центральной Анатолии68. Невозможно
спорить с тем, что все эти керамические собрания принадлежат к одному и
тому же типу, а в случае с раскопанными памятниками они даже и
датируются одним временем. Тем не менее то, что мы наблюдаем,
свидетельствует о значительном керамическом и, как вывод, культурном единстве
на всей площади центрального и северо-западного Ирана, ибо все эти
гончарные изделия определенно относятся к общей и широко
распространенной традиции керамического производства и стиля69. В этом
имевшем место в период ЖВ Ш возврате к общей относительной культурной
однородности в Загросе может отражаться достижение мидийцами
политического преобладания и сопутствовавшее этому процессу установление
в западном Иране более централизованных и сплоченных форм
политической, социальной и экономической организации70.
В общем, о мидийской истории известно крайне мало. Многое можно
реконструировать из исторической географии, кое-что — из социальной и
политической истории западного Ирана первого тысячелетия до н. э., но
здесь мы выходим далеко за рамки собственно истории мидийцев. Это
история многих народов, культур и государственных образований, среди
которых были мидийцы, некоторые персы и другие иранцы; это также и
история ассирийской, вавилонской, урартской и эламской внешней
агрессивной политики. Из сложной мозаики народов, держав и этнических
переселений возникает первое иранское государство — Царство Мидии. Как
письменные, так и археологические источники предполагают, что его
формирование и приобретение им военного и политического статуса,
превратившего страну в начале VI в. до н. э. в одну из четырех основных держав
Ближнего Востока (наряду с Вавилоном, Лидией и Египтом), имело
место в достаточно краткий временной промежуток — от середины до конца
VII в. до н. э. Таким образом, Мидия была еще относительно молодым
государством, достигшим выдающегося положения довольно быстро и
относительно недавно, когда Кир завладел троном и перевел государственное
управление к другой иранской группе — к персам, обитавшим в Фарсе.
67 О Хасанлу, Зивии и Зендан-и Сулеймане см.: В 226: 80—81 и рис. 12; о Бастаме (и
родственных памятниках в Азербайджане) см.: В 117; о регионе Махидашта: В 124А.
68 В Алтын-тепе (личное наблюдение автора). См. также: В 117: 165.
69 В основном эта керамическая традиция периода ЖВ Ш во всех своих важных
вариациях представляет по-настоящему глубокий разрыв с традицией времен ЖВ Π
(противоположная точка зрения: В 226: 59 — здесь утверждается, что нет никакого «всеобщего
культурного разрыва между этими двумя периодами»). Имеется, однако, очевидная
преемственность в керамических традициях между периодами ЖВ Ш и ЖВ IV
(соответствуют приблизительно Ахеменидскому периоду); см.: В 230: 192.
70 В 228: 33-34.

40
Часть первая
IV. Создание Персидской империи
при Кире Великом
1. Ранние Ахемениды (до Кира Великого)
Лишь две из сохранившихся генеалогий Кира Π (Великого) заслуживают
пристального внимания. Сам он говорит, что является сыном Камбиса,
внуком Кира и потомком (или праправнуком) Теиспа. Камбис I, Кир I и
Теисп — все наделены титулом «Великий Царь, царь Аншана», и Кир Π
поясняет, что он принадлежит к роду, который всегда обладал царским
достоинством71. Этот самый ранний вариант генеалогии был отчасти
повторен Дарием I в «Бехистунской надписи». В ней рассказывается, что его
отцом
был Гистасп; отцом Гистаспа — Арсам; отцом Арсама — Ариарамн; отцом Ариарам-
на — Теисп; отцом Теиспа — Ахемен. Поэтому мы называемся Ахеменидами. Искони
мы пользовались почетом. Искони наш род был царственным. Восемь из моего рода
были царями прежде меня. Я — девятый. Девять нас, один за другим, были царями
[Бехистунская надпись [DB]. § 2—4).
Из этих двух текстов ясно, что Кир и Дарий, оказывается, имели в
лице Теиспа общего предка, а цельная реконструкция ранней линии Ахеме-
нидов предполагает, что этот Теисп, царь Аншана, был родителем как
Кира I, так и Ариарамна и, значит, прапрадедом Дария I. Было
высказано также предположение, что Дарий, говоря о себе как о девятом царе
Ахеменидской династии, включал в этот счет и линию Кира Π (Кир I,
Камбис I, Кир Великий и Камбис П), исключив при этом своего отца, Гистаспа,
о котором известно, что он никогда царем не был72.
В науке долгое время одну из проблем усматривали в заявлении
Дария о том, что он — девятый царь в династии, ибо это означает его
претензию на царское достоинство и для Арсама, и для Ариарамна, при том
что обе эти почтенные фигуры должны были быть современниками — по
крайней мере частично — Кира I и Камбиса I, которые, согласно
свидетельству Дария I, также являлись царями. Стандартным решением этой
проблемы было гипотетическое допущение о том, что земли, управлявшиеся
Теиспом, по его смерти подверглись разделению, при этом Кир I взошел
на трон в Аншане, а Ариарамн — в Персии. Камбис I стал преемником
своего отца в Аншане; Арсам также сменил отца в Персии. Когда Кир Π
энергично взялся за создание державы, утвердив свой контроль над
племенами Персии, Арсам потерял трон, так что Кир П, вплоть до того мо-
71 Эта надпись находится на «Цилиндре Кира» (ΑΝΕΤ315—316); см. также: В 221: 2—8;
В 239. По поводу недавней острой дискуссии о самых ранних Ахеменидах см.: В 138; ср.:
В 24.
72 Частично генеалогия Дария повторена у Геродота (VH.11), где Ксеркс излагает свою
родословную. Этот отрывок, впрочем, имеет свои трудности и не помогает в решении
обсуждаемых здесь проблем. Еще одна родословная Ахеменидов появляется в совершенно
искаженной форме у Эсхила (Персы. 765—782).

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 41
мента называвший себя лишь «царем Аншана», теперь мог титуловаться
как «царь Аншана и Персии»73.
Следует всё же заметить, что данное решение проблемы является,
возможно, рациональной гипотезой, но не более того. Когда были
найдены золотые таблички с древнеперсидскими надписями Ариарамна и Ар-
сама (как сообщается, тексты обнаружены в Хамадане), то поначалу
исследователям показалось, что данная гипотеза нашла свое подтверждение,
поскольку в этих текстах оба названных лица заявляли о себе как о царях
Персии, не упоминая при этом Аншана. К сожалению, последующий
анализ показал, что обе надписи, — скорее всего, подделки, либо
сфабрикованы еще в древности (возможно, в IV в. до н. э.), либо в Новое время
(современные исследования по иранскому искусству перегружены
упоминаниями о фальсификатах)74.
Не так давно обнаружилось одно обстоятельство, которое, быть
может, ставит под сомнение эту гипотезу. До недавнего времени мы не
знали точного местоположения Аншана. Хотя для его локализации
выдвигалось несколько предположений, из них в литературе принималось в
качестве общепринятого, пожалуй, лишь то, согласно которому Аншан
помещался где-то в долине реки Керхе, недалеко от Хузистана75. Теперь мы,
однако, знаем, что название Аншан носили город (современный Малиан)76
и, по всей видимости, государственное образование, центром которого
этот город являлся; данная территория находилась на равнине Марв
Дашт, менее, чем в сотне километров от Персеполя и Пасаргад, ахеменид-
ских царских столиц Парсы, то есть Персии. Если бы Аншан был
расположен где-то рядом с Хузистаном, тогда мысль о Персии и Аншане как
отдельных царствах имела бы определенный географический смысл; но
теперь очевидно, что древний Аншан являлся лишь частью региона,
который впоследствии стал называться Персией. Этот неизбежный
географический вывод делает менее привлекательной гипотезу о том, что Теисп
завещал разделить после своей смерти единое царство на Аншан и Персию.
При данных обстоятельствах самым разумным было бы предположить,
что (1) Аншан—это древнее месопотамское/эламское именование, по
крайней мере, для части современной иранской провинции Фарс и (2) что
область эта не называлась Парсой, или Персией, до тех пор, пока не была
заселена и не оказалась под властью персов. Данный регион, таким
образом, мог продолжать именоваться Аншаном в месопотамских текстах,
создававшихся месопотамскими писцами в первые годы Кирова правления,
причем именоваться даже и в той надписи, которая была составлена по
его собственному приказу (имеется в виду «Цилиндр Кира»), а как Персия
73 См., напр.: В 64: 75; В 68: 79. К тому же выводу приходили и в более ранних
работах: В 120: 493. См. также: В 218: 1132-1144.
74 В 142.
75 Старые точки зрения собраны в: В 32: 31, примеч. 28. Камерон, как он это часто
делает, подверг сомнению традиционный взгляд и выдвинул предположение, которое в
конечном итоге оказалось верным.
76 По поводу несомненной идентификации Малиана с Аншаном в эламитские времена
см.: В 165.

42
Часть первая
регион этот стал известен всему миру только после сложения империи.
Если следовать данной логике, то необходимо, конечно, признать
отсутствие у нас хоть сколько-нибудь удовлетворительного объяснения, что
имел в виду Дарий, когда говорил о себе как о девятом царе Ахеменид-
ской династии, поскольку для Кира I и Ариарамна у нас теперь более нет
двух разных царств, Аншана и Парсы, которыми они могли бы отдельно
управлять77.
Также было высказано предположение, что существование, по
крайней мере, одного из этих самых ранних Ахеменидов еще до надписи
Кира Π было документально подтверждено в источнике, независимом от
представленных Киром и Дарием генеалогических списков. Кир I (сын?
потомок? Теиспа) тождествен, по общему мнению, царю, упомянутому в
новоассирийском тексте, рассказывающем о разорении Элама Ашшурба-
напалом (ок. 646 г. до н. э.). Надпись сообщает, что «Кураш, царь страны
Парсуаш, услышал о могучей победе, которую я [Ашшурбанапал]
одержал над <...> Эламом», и послал своего сына, Арукку, с данью в Ниневию78.
Большинство исследователей соглашаются, что Кураш ассирийской
надписи — это Ахеменид Кир I79. Но и это отождествление несколько
проблематично.
Если, согласно теории разделенного после Теиспа царства,
существовало две территории, управлявшиеся Ахеменидами, Аншан — Киром I и
Персия — Ариарамном, и если Кураш, зафиксированный в ассирийском
документе, идентичен Киру I, тогда почему он именуется «царем страны
Парсуаш»? Сообразно гипотезе, объясняющей, почему Дарий мог
считаться девятым царем, Кураш должен был бы царствовать в Аншане —
стране, хорошо известной ассирийским писцам. Еще одна проблема
состоит в том, что взгляд, согласно которому ассирийское название
Парсуаш, употребляемое в данном документе, прилагалось именно к стране
Парса/Персия, то есть к коренной территории Ахеменидов, является
всего лишь давно устоявшимся в современной литературе допущением.
Учитывая нагае современное понимание ассирийских источников в связи
с Парсуа (см. выше), не менее обоснованным оказывается, по-видимому,
и другое предположение, согласно которому Парсуаш, откуда
происходит Кураш Ашшурбанапалова текста, — это область, принадлежавшая
группе персов из центральной части западного Загроса, которые так
часто ассоциировались в текстах с мидийцами80. Наконец, если Кураш, отец
77 Мы всё же должны держать в уме некоторую возможную неясность относительно
локализации Аншана в период железного века. Дело в том, что в Малиане не обнаружено
никаких материальных остатков от железного века или ахеменидского периода, и мы
предполагаем, что город, находившийся в 1-м тысячелетии до н. э. на месте современного Ма-
лиана, назывался Аншаном только потому, что именно так было в среднеэламитское
время. См. также ниже, примеч. 98.
78 В 217.
79 Из недавних работ см.: В 44: 8—9.
80 Так в работе: В 138. Можно было бы утверждать, что если в своих географических
упоминаниях текст Ашшурбанапала включает в основном местности, которые, вероятно,
находились к востоку и юго-востоку от Хузистана, то и страна Парсуаш должна бы быть ло-

Глава 1. Рангшя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 43
Арукку, идентичен Ахемениду Киру I, тогда здесь можно было бы
усмотреть некую странную вещь: его старший сын и, следовательно, старший
брат Камбиса I, носил не персидское и даже, может быть, не
индоевропейское имя; впрочем, учитывая степень этнического смешения,
характерного для западного Ирана того времени, данное сомнение, пожалуй, не
следует относить к числу серьезных возражений81. При таких
обстоятельствах надлежит, как минимум, задаться вопросом, а имел ли вообще Ку-
раш, упоминаемый в этом тексте, хоть какое-то отношение к царскому
дому из той Парсы, что находилась на территории провинции Фарс?
Относительно недавно в руках исследователей оказалось новое
возможное независимое свидетельство о Кире. Пять так называемых персе-
польских табличек оборонительной стены (найдены в
фортификационной стене; см.: PF 692—695, 2033) имеют на себе оттиски печати с
надписью, которая была прочитана так: «Кир из Аншана, сын Теиспа» (рис. 1).
Рис. 7. Оттиск с печати Кира I (?) из Персеполя (надпись не отражена
на рисунке). (Публ. по: В 86: рис. Е5а—Ь.)
Некоторые исследователи сделали вывод, что этим лицом должен быть
Кир I, дед Кира П82. Любопытно, однако, что надпись на печати не содер-
кализуема где-то в том же общем направлении, напр., в Фарсе. Однако и другой
области с тем же названием, Парсуаш, расположенной в центральной части западного Загроса,
могли угрожать крупные ассирийские завоевания в Эламе — государстве, имевшем округа
не только на территориях к востоку от низин юго-западного Ирана, но и значительно
глубже—в Луристане, расположенном к северу от Хузистана.
81 Существуют сильные аргументы в пользу того, что имя Кир не является даже
иранским; более полное обсуждение проблемы см.: В 63. Языковое и этническое смешение, как
оно засвидетельствовано в именах, хорошо задокументировано для более раннего времени.
Напр., Талта из Эллипи (центральный Загрос), который предположительно был хурритом,
имел двух сыновей: одного звали Испабара — настоящее иранское имя (*aspabara), а
другого — Нибе, это имя, скорей всего, не иранское; см.: В 228: 13, примеч. 16. Об иной
точке зрения относительно Арукку см.: В 131: 156. В этой связи следует также отметить, что
Ариарамн и Арсам, — несомненно, ахеменидские персидские имена, известные из более
поздних контекстов, но только для царей, предков Дария, имена эти использовались в
качестве ахеменидских тронных имен (при допущении, что эти две важные персоны в самом
деле были царями, как утверждает Дарий).
82 В 86: 127, печать № 93; см. также: В 103: 300-301.

44
Часть первая
жиг никакого утверждения, что названный Кир — царь или что его отец
Теисп был царем. Такой пропуск заставляет нас задаться вопросом:
может быть, царские имена были популярными среди простого народа в
древней Персии, как и в большинстве стран, управляющихся царями? Не
исключено, что такая печать могла принадлежать какому-нибудь
чиновнику персепольской сокровищницы, чья семья использовала царские
имена в честь своих господ. Как бы то ни было, при внимательном
рассмотрении иконографии и стиля самого оттиска печати перед учеными встают
новые проблемы. Наилучшие параллели к этому оттиску представлены
главным образом печатями, вьправированными во времена Дария I, так
что именно эту датировку можно было бы установить и для нашего
оттиска, если отвлечься от его надписи83.
Итак, если мы желаем проявить осмотрительность, нам следует
прийти к заключению, что имеется весьма незначительное количество
надежных свидетельств о личностях из числа самых ранних Ахеменидов, если
не считать информации, которую сообщают нам надписи Кира Π и
Дария, причем очевидно, что эти два источника частично противоречат друг
другу. Кир Великий остается первым царем династии, который надежно
документирован в других текстах, помимо этих противоречивых
источников. Кроме того, хотя предположение о том, что Теисп разделил свое
царство на Аншан и Персию, весьма привлекательно, мы с сожалением
вынуждены признать, что данная гипотеза — скорее пример остроумия
современных исследователей, нежели историческая реальность.
Все эти выводы, какими бы излишне осторожными они ни казались в
сравнении с традиционными интерпретациями, не должны, пожалуй,
слишком нас расстраивать. Прежде всего хорошо известно, что даже
перед царями могут иногда вставать объективные трудности в деле
сохранения их родословных записей, уходящих в прошлое на несколько
поколений. Кроме того, не менее хорошо известно, что цари порой находят
полезным попросту изобретать пригодные для себя генеалогии либо
подправлять их таким образом, чтобы они соответствовали насущным
политическим задачам. Кир не нуждался в подобных фальсификациях, как
не нуждался, по всей видимости, и в том, чтобы доказывать свое
происхождение от прежних царей — Камбиса, Кира и Теиспа. Дарий же, с
другой стороны, будучи по сути узурпатором, имел массу причин, чтобы
«поработать» со своими родословными записями, почему мы и должны быть
настроены скептически относительно того, что он рассказывает в «Бехи-
стунской надписи» о своих предках. Может даже статься, что именно в
поисках легитимности Дарий разузнал, что имя династии дал некий Ахе-
мен. О последнем Кир вообще не упоминает84.
83 В 3: 15; см. также: В 138.
84 До некоторой степени подобное обсуждение проблемы с различными подходами к
свидетельствам источников можно найти в работе: В 44: 8—10. Обратите внимание: Кир
нигде не заявляет о себе даже как об Ахемениде (если согласиться, что древнеперсидское
письмо было изобретено при Дарий и что надписи из Пасаргад, следовательно, датируются
временем его правления или позднее; см. ниже, гл. 2, примеч. 16).

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 45
2. Кир Великий:
военная деятельность и завоевания
Ратная деятельность Кира Великого и история его побед могут быть
разделены на четыре основные фазы. Первая начинается с восхождения на
персидский престол в 559 г. до н. э. и включает победоносную войну
против Астиага и мидийцев в 550 г. до н. э. Вторая охватывает период
успешной борьбы с Лидией и операций против Ионии, завершившийся взятием
Сард в 547 г. до н. э. Третья соответствует отрезку времени
приблизительно между 546 и 540 гг. до н. э., когда Кир, по общепринятому мнению,
был занят обширными военными кампаниями в восточном Иране,
Центральной Азии (регион Центральная Азия объединяет Монголию,
западный Китай, Пенджаб, северную Индию и северный Пакистан,
северо-восточный Иран, Афганистан, районы азиатской России южнее таежной
зоны и пять бывших советских республик Средней Азии. —A3.) и
Афганистане. Заключительная фаза охватывает завоевание Вавилона и
укрепление персидского господства в Месопотамии в 539/538 г. до н. э. Умер
Кир в 530 г. до н. э., однако о последних семи или восьми годах его
правления исторические записи почти ничего не сообщают.
К сожалению, источники по этим четырем основным фазам
удивительного восхождения Кира к имперскому господству отличаются
значительной неровностью как в количественном, так и в качественном
отношении. Помимо данных Геродота, мы имеем некоторую информацию лишь
о войне с Мидией и о завоевании Вавилона. Одно упоминание о войне с
Лидией, сохранившееся в неклассическом источнике (т. е. не в
греко-римской литературе), остается, как мы увидим, до некоторой степени
загадочным. Что же касается восточных кампаний, то здесь у нас вообще нет
почти никакой информации, за исключением следующего
умозаключения: когда при восшествии на престол Дарий перечисляет в «Бехистунской
надписи» земли его державы — включая в этот список и множество
восточных стран — и утверждает, что «овладел ими», он приписывает себе
то, что на самом деле было, по всей вероятности, результатом военных
предприятий Кира в этом восточном регионе. Для всех четырех фаз
ранней стадии расширения Ахеменидской державы почти все исторические
подробности, относящиеся к этим важным и потрясающим событиям,
восходят главным образом к сообщениям Геродота, за исключением
некоторых аспектов завоевания Вавилона.
Консолидация Персии и падение Мидии. Когда в 559 г. до н. э.
Кир взошел на персидский трон, он, согласно Геродоту, был всего лишь
одним из вассалов Астиага, последнего мидийского царя. Неизвестно,
насколько значительным было царство Кира в юго-западном Иране; оно
могло охватывать более обширную территорию, нежели один только
район в окрестностях города Аншана и равнину у Пасаргад; некоторые
исследователи даже высказали предположение, что к этому времени Кир

46
Часть первая
управлял уже и древним Эламом85. Геродот сообщает важные
подробности о молодых годах будущего Великого Царя, о его родственных
связях с Астиагом и постепенном укреплении власти Кира над персидскими
племенами после смены им на троне Камбиса I. К этому рассказу о
юности Кира и о его отношениях с Астиагом можно относиться как к
романтической выдумке, отчасти — по причине большого количества таких
элементов в этом изложении, которые следуют хорошо известным образцам
жанра царской биографии и греческим приемам написания повестей и
занимательных историй (например, очаровательный рассказ о том, как
скрытое царское происхождение главного героя было неожиданно
обнаружено в игре с его десятилетними сверстниками. — Геродот. 1.114—116;
или история о том, как Астиаг накормил Гарпага мясным блюдом,
приготовленным из родного сына последнего, в наказание за то, что Гарпаг
не выполнил царского приказа об умерщвлении Кира еще в
младенчестве. — Геродот. 1.119). Однако рассказ о том, как Кир ждал своего часа,
подготавливая себе поддержку в Персии перед нападением на мидийцев,
может содержать зерно исторической правды. В конечном итоге прошло
девять лет между сменой им на престоле Камбиса I и 550 г. до н. э. —
годом свержения Астиага. Согласно Геродоту (1.125), свою
расширяющуюся власть Кир строил на основе собственного племени пасаргадов, к
которому принадлежал правящий род Ахеменидов. Племена марафиев и
маспиев также, очевидно, проявляли неизменную преданность, так что
вместе с пасаргадами они обеспечивали базовую часть людских ресурсов,
с которыми Кир начал череду завоеваний. Шесть других племен, три из
которых занимались земледелием, а остальные — скотоводством, по
сообщению Геродота, также были персами и вскоре присоединились к
Кировой разраставшейся коалиции.
Хотя в этой сводке лишь немногие детали следует рассматривать как
исторически достоверные, можно не сомневаться, что в это время базовая
социально-политическая организация персов действительно носила
племенной характер, а также в том, что персы в значительной степени (быть
может, в более значительной, чем предполагал сам Геродот) являлись
полукочевыми скотоводами. Хотя в последние годы предпринимаются
многочисленные археологические обследования местности и проведено
несколько полноценных раскопочных кампаний на равнине Мавр Дашт и в
соседних долинах Фарса, в том числе в долине Пасаргад, имеется
немного надежных свидетельств существования оседлых поселений в этих
районах в те столетия, что предшествовали основанию Пасаргад (город возник
вскоре после 550 г. до н. э.). Помимо поселений, обладавших статусом
царских резиденций, известно еще несколько мест ахеменидской эпохи,
но материалы, по крайней мере от среднего этапа железного века (IX—
УШ вв. до н. э.), отсутствуют. Одно из возможных объяснений этого исход-
85 Напр.: А 11: 37. Это, впрочем, маловероятно. Сузы, по крайней мере, были почти
наверняка частью Нововавилонской державы. Другой вопрос: сколь обширны были
территории Большого Элама (Хузистана), которые находились под вавилонским контролем?
См. ниже, гл. За, примеч. 64, а также: В 44: 30—31.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 47
ного факта состоит в том, что такие места еще не были заселены во
времена, непосредственно предшествовавшие эпохе Ахеменидов, поскольку
регион занимали главным образом пастушеские племена, а не оседлые
земледельцы. Только последние могли оставить надежные археологические
следы своего присутствия. Таким образом, общая атмосфера рассказа
Геродота о Кировом царствовании и образе жизни персов до покорения ими
мидийцев находит, по всей видимости, отражение в археологических
источниках86.
Конфликт между Киром и Астиагом—первый хорошо
документированный факт ахеменидской истории. В нашем распоряжении имеются три
источника, относящиеся к этой теме: одна из вавилонских хроник (так
называемая «Хроника Набонида—Кира» за 556—538 гг. до н. э., составленная в
Вавилоне при Кире П; далее будем обозначать ее либо как «Хроника
Набонида—Кира», либо как «Вавилонская хроника», либо как просто
«Хроника», а в примечаниях как — Хроника ABC 7, по изд.: Грейсон А.-К.
Ассирийские и вавилонские хроники. —A3.); знаменитая строительная надпись
на Сиппарском цилиндре Набонида (документ, известный в литературе
как «Текст о вещем сне Набонида»); а также соответствующий рассказ из
«Истории» Геродота. Строго говоря, эти три источника сообщают, к
сожалению, не совсем одно и то же.
Набонид, царь Вавилона, утверждает, что в начале его правления боги
низвели ему вещий сон87. В сновидении ему было сказано Мардуком, что
великие боги желают, чтобы он восстановил Эхульхуль — храм бога Сина
в городе Харран. Набонид хотел бы усердно исполнить это божественное
распоряжение, но вынужден сказать:
Умман-манда (т. е. мидийцы) полностью окружили храм, который ты повелеваешь
[мне] отстроить [заново], и сила их воинского могущества велика.
На это Мардук отвечает:
Умман-манда, о которых ты ведешь речь, — они сами, их страна и [все] их цари, их
союзники — сгинут!
В этом месте, похоже, заканчивается сам сон, и Набонид продолжает:
[И в самом деле,] когда настал третий год, он (Мардук) поднял против них Кира, царя
Аншана, его (Мардука) малого раба, и он (Кир) со своим небольшим войском рассеял
многочисленных умман-манда и полонил Астиага, царя умман-манда, и увел его в
кандалах в свою страну. Таково было деяние Великого Владыки Мардука, чье повеление
не подлежит изменению88.
86 Прекрасный обзор ахеменидских поселений в Фарсе см. в: В 197.
87 В 315: 250; см. также: В 346: 351-352.
88 Некоторые исследователи (напр.: А 11: 37) склонны видеть в этом тексте
актуальный взгляд на будущее. В таком случае этот текст берется в качестве свидетельства
существования союза между Вавилонией и Персией против мидийцев, а вавилонская военная
активность по соседству с Харраном понимается как отвлекающее движение,
направленное на поддержку Кира против Астиага.

48
Часть первая
«Хроника Набонида—Кира», источник более лаконичный и менее
проблематичный, сообщает следующее:
[Астиаг] собрал [свое войско] и отправился против Кира [Л], царя Аншана, чтобы
завоевать <...>. Войско восстало против Астиага, и он был пленен.
Затем в тексте говорится, что Кир разграбил Экбатаны и вывез
добычу в Аншан89.
Согласно Геродоту (1.127—129), какое-то время персы были подчинены
мидийцам. Астиаг узнал о приготовлениях Кира к восстанию, вызвал его
ко двору, и, когда царь персов, бывший вассалом Астиага, воспротивился
явиться, мидийский царь отправил Гарпага во главе войска с приказом
подавить мятеж. Последний конечно же ненавидел своего царя, однажды
на пиру предложившего Гарпагу на угощение мясо его же, Гарпага, сына.
Когда войско во главе с этим полководцем встретилось с персами, то в
битву вступили лишь немногие мидийцы, большинство же просто
перешло на сторону Кира. Тогда уже сам Астиаг собрал новое войско, «во
главе которого отправился в поход против персов и вступил в сражение, в
котором был полностью разбит».
Геродот и «Вавилонская хроника» сходятся в двух пунктах: в том, что
именно мидяне отправились в поход против персов, а не наоборот, и в
том, что огромное число воинов, если не всё мидийское войско целиком,
перешло на сторону Кира (составитель «Хроники», возможно,
подразумевает, что вообще никакой битвы не было). С другой стороны, текст о
вещем сне Набонида указывает, вероятно, на то, что именно персы
выступили в поход против мидийцев. Это, впрочем, не столь значительное
различие в наших источниках. В историческом смысле гораздо более важным
является то, что ни надпись Набонида о вещем сне, ни «Хроника» ничего
не говорят о Кире как вассале Астиага, восставшем против мидийского
господства. Более старые переводы текста о вещем сне всё же описывали
Кира как подвластного Астиагу правителя, но новейшая интерпретация
предполагает, что фраза «малый раб» подразумевает отношения между
Киром и богом Мардуком, но отнюдь не между Киром и Астиагом90. Как
бы то ни было, «Хроника» еще в одном пункте отличается от двух других
текстов: здесь говорится, что Астиаг отправился в поход против Кира,
«чтобы завоевать» (аккадская фраза «а-па ka-sa-di» и в других случаях
переводится глаголом «завоевывать»)91. Иными словами, тут нет никакого
упоминания о мятеже, хотя составитель «Хроники» знает, что это такое,
и в других местах данного текста фиксирует подобные бунты,
случавшиеся в иных ситуациях92.
Таким образом, пытаясь согласовать эти три текста друг с другом, мы
сталкиваемся с некоторыми проблемами. Наши первичные источники
89 Хроника ABC 7.П.З-4.
90 Более старый вариант перевода см. в: В 302: Набонид, № 1.
91 Напр.: Хроника ABC 22.Ш.20.
92 Напр.: Хроника ABC 2.1.29.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеженидская держава... 49
(см. выше, раздел Π наст, гл.) ничего не говорят о персах как о вассалах
мидийцев. Конечно, по крайней мере, «Хроника» недвусмысленно
заявляет, что мидийцы выступили в поход для завоевания персов, дабы
сделать их вассалами Мидийской державы. Единственный текст,
сообщающий о более раннем завоевании персов мидийцами и о Кире как о
мятежном царе — это «История» Геродота, наш вторичный источник. Если бы
мы реконструировали исследуемые события исключительно на основе
первичных источников, то нам следовало бы ограничиться одной лишь
фиксацией того факта, что между мидийцами под руководством Астиага и
персами под предводительством Кира была война и что персы,
значительно уступавшие в численности врагам, победили; Астиаг был взят в плен
живым, Экбатаны подверглись захвату и разграблению, а Кир
узурпировал мидийский престол93.
Не вполне ясно, когда именно всё это произошло. В рассказе о вещем
сне Набонид говорит о третьем годе своего царствования; в «Хронике»
подразумевается, что событие это относится к шестому году его
правления94. Приемлемая реконструкция возможна, по-видимому, с опорой на
оба источника. Набонид и вавилоняне знали, что между персами и
мидийцами назревает конфликт — отсюда предвидение, или так называемый
«вещий сон», вавилонского царя о том, что раздоры в какой-то отдаленной
стране ослабят хватку мидийцев, удерживавших Харран, и что Набонид
сможет взять этот город и отстроить храм лунного бога Сина. В самом
деле, как сообщается в разделе, следующем за описанием сна, позже, в
третий год правления Набонида (533 г. до н. э.), между мидийцами и
персами вспыхнула война. Боевые действия продолжались более двух, но
менее трех лет, закончившись в шестой год пребывания у власти Набонида
(550 г. до н. э.), каковой и значится в «Хронике». Между тем, как говорят
«Харранские надписи» Набонида, Харран был взят вавилонянами, и
Набонид получил возможность исполнить свой «вещий сон», то есть восста-
93 Здесь необходимо сказать, что суждение, согласно которому персы из Парсы
(Фарса) являлись подданными мидийцев и что Кир в самом деле поднял мятеж против
Астиага, как это передано у Геродота, традиционная интерпретация принимает с излишним
доверием. Так или иначе, фактом остается то, что наши первостепенные источники не
подтверждают информацию «отца истории», который работал над своим трудом — и это
следует не упускать из виду — по меньшей мере через четыре поколения после самого
события. Для подтверждения традиционной точки зрения вряд ли может быть полезно то,
что первичное завоевание персов мидийцами Геродот (1.102) относит ко времени
правления Фраорта. Дело в том, что в связи с этим сообщением возникает вопрос: а не являлись
ли персы, бывшие подданными мидийцев и на базе чьей (персов) истории Геродот строил
свое повествование, жителями той страны Парсуа/Парсуаш/Парсумаш, которая
локализуется в центральной части западного Загроса, а не в Фарсе? Как уже было показано,
клинописные источники ясно свидетельствуют, что уже к концу VII в. до н. э. эти персы
действительно были включены в состав Мидийского государства или конфедерации.
94 Данное сообщение «Хроники» датируется лишь путем логического умозаключения.
Вплоть до седьмого года правления Набонида текст не содержит никаких точных дат,
однако сводка за седьмой год следует непосредственно за информацией о победе Кира над
Астиагом; см.: В 274: 105-106.

50
Часть первая
новить храм Сина95. Затем был заключен договор между Набонидом и
Киром, при этом, с вавилонской точки зрения, Кир являлся всего лишь
новым царем мидийцев, или народа умман-манда96. Суждено ли было
сложиться союзу между персами и вавилонянами, специально
направленному против мидийцев, высокую вероятность чего отстаивают некоторые
исследователи, остается неясным.
Если такое персидско-вавилонское сотрудничество всё же имело
место, это, с точки зрения долгосрочных вавилонских интересов, означало
серьезную внешнеполитическую оплошность Набонида. Возможность
добиться краткосрочной цели, заполучив Харран в обмен на участие в
создании объединенного Ирана с персами и мидийцами под руководством
Кира, была невыгодной сделкой. На Ближнем Востоке заявила о себе новая
сила, более уже не находившаяся под нерешительным управлением
последнего мидийского царя, который, согласно одному из свидетельств
(Аристотель. Политика. 1312а12), погряз в роскоши, но сила эта оказалась
под твердым контролем Кира, основателя Ахеменидской державы и
самого деятельного и искусного полководца, какого знала мировая история
вплоть до прихода Александра Великого. Тогдашние государственные
мужи вполне могли понимать, что со времен крушения в конце 7-го
столетия до н. э. новоассирийского владычества довольно хрупкому балансу
сил, существовавшему между мидийцами, вавилонянами, лидийцами и
египтянами, потенциально угрожал именно такой поворот событий. Но
никто из этих политиков, конечно, не догадывался, что пройдет каких-то
25 лет (550—525 гг. до н. э.) и у ног ахеменидских персов будут лежать
покоренными все эти четыре основные царства Ближнего Востока.
Война с Лидией. После победы над Астиагом до войны с Лидией
Киру, по всей видимости, пришлось потратить три года (550—547 гг. до н. э.)
на установление прочного контроля над землями, ставшими
персидскими в результате покорения мидийцев. Точные границы Мидийского
царства нам неизвестны. В восточном направлении на Иранском плато его
территория, вероятно, простиралась по меньшей мере до окрестностей
современного Тегерана. Предание гласит, что в Анатолии, в западном
направлении, власть мидийцев распространялась до реки Галис, которая и
служила границей между Лидией и Мидией. Древняя Ассирия и многие
равнины северной Месопотамии также могли принадлежать мидийцам,
хотя остается неясным, как далеко на запад доходила их власть; в
течение какого-то времени они, несомненно, обладали Харраном97. В любом
95 О «Харранских надписях» и их интерпретациях см.: В 270. Тадмор приводит
достаточно убедительные доводы в пользу того, что датировки, сообщаемые в этих надписях
относительно восстановления храма в Харране, не должны восприниматься исследователями
буквально, поскольку это литературные условности (В 346: 352—358). Таким образом,
дата, устанавливаемая по «Вавилонской хронике» — 550 г. до н. э., является определяющей.
96 В 270: 76—77. Гадд датирует договор 548-м г. до н. э.
97 Неясно, каким образом мидийцы и вавилоняне разделили Ассирийскую державу.
Исследователи спорят, какая часть северной Месопотамии принадлежала мидийцам (если
она вообще им принадлежала), а затем персам — после одоления Киром Астиага. Точку
зрения, отличную от изложенной здесь, см. ниже, гл. За, п. П.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 51
случае, именно переход лидийского царя Креза через Галис и его поход в
Каппадокию был явным поводом для войны между Лидией и Персией,
поскольку данный акт был воспринят Киром как нападение на земли,
принадлежавшие ему по праву завоевания Мидии. Собственные
честолюбивые планы Кира являются конечно же не менее правдоподобным
объяснением того, почему в 547 г. до н. э. персы двинулись на запад.
Кир прошел походом по древней Ассирии, мимо города Арбелы (Ар-
ба'ил, Эрбил), ниже которого переправился через Тигр, затем двинулся
вдоль будущей трассы знаменитой Царской дороги в Сарды, миновал
Киликийские Ворота, после чего попал в Каппадокию. Реконструкция
этого маршрута построена отчасти на догадках, отчасти же — на сухом
сообщении «Хроники Набонида—Кира»:
В месяце нисанну (апрель 547 г. до н. э.) Кир, царь страны Парсу, собрал войско и
перешел Тигр ниже Арба'ил. В месяце аяру (май) [он направился походом] в Lu-... Он
разбил ее царя, захватил ее имущество [и] разместил [там] собственный гарнизон
<...>98.
Было высказано предположение, что знак «Lu-» в этой надписи, вслед
за которым идут испорченные знаки, следует понимать как указание на
Лидию, а потому нужно толковать весь отрывок как описание
персидской кампании против этого царства. Прозвучавшие против такой
интерпретации возражения, помимо тех, что построены на чтении самих
знаков, были сосредоточены на видимом хронологическом противоречии
между данным отрывком «Хроники» и рассказом Геродота". Если
отталкиваться от Геродота, можно прийти к выводу, что вплоть до ноября
547 г. до н. э. Сарды захвачены не были (Геродот. 1.81—82); в «Хронике»
же говорится, что уже в мае Кир был в Lu-.... Возражение это, впрочем,
слабое, поскольку пытается противопоставить первичный источник
вторичному. В любом случае, «Хроника» ничего не говорит о разгроме царя
Lu-... именно в мае, она лишь сообщает, что в этом месяце Кир выступил
против данной страны. Итак, указанные обстоятельства позволяют
прийти к выводу, что приведенный отрывок «Вавилонской хроники»
представляет собой еще одно свидетельство из группы имеющихся у нас крайне
немногочисленных упоминаний о деятельности Кира, которые
сохранились до нашего времени без посредства вторичных источников.
98 Хроника ABC 7.П.15—16 (см. также ниже, гл. Зе, п. VI). Прежде в вавилонских
источниках Кир неизменно титуловался как «царь Аншана». В данном случае мы, возможно,
имеем дело с первой клинописной ссылкой на Парсу (= Фарс). Чтение клинописного знака
для слога «Lu-» является предметом многочисленных дискуссий. (По сути дела, именно это
чтение определяет, обладаем ли мы надежной датой для падения Сард; см., напр.: В 42.
Среди новых трактовок сохранение старой даты — 547 г. до н. э. — с некоторыми
оговорками характерно для следующих работ: В 44: 28; В 45: 211; В 317: 539 (хотя в конечном
итоге последний автор принимает весну 546 г. до н. э.). Маллоуван отрицает эту дату (В 30:
404—405 (примеч. 5), 414). В 68: 92 — здесь старая дата признается без всяких сомнений.
В изд.: В 685: 33, 95, с гл. 2, примеч. 1 — подчеркивается неразрешенность этого вопроса. —
Примеч. англ. ред.).
99 См., напр.: В 30: 404-405, примеч. 5.

52
Часть первая
Геродотово описание персидско-лидийской войны вооружает нас
некоторыми подробностями (1.76—91). Первое сражение (в Каппадокии) не
смогло выявить победителя — на следующее утро после битвы оба войска
сохранили свои позиции. Поскольку всё это происходило уже на исходе
военного сезона и поскольку Крезу, царю Лидии, казалось, что
наступление вражеского войска надежно остановлено, он принял решение
закончить кампанию текущего года. Отступив к Сардам и распустив все кон-
тингенты за исключением лидийцев, царь отправил дипломатические
посольства в Спарту, Египет и Вавилон, прося союзников по окончании
зимы прислать помощь, поскольку весной собирался возобновить войну.
Кир же, со своей стороны, ничего не имел против войны в зимний
период, если того требовала ситуация. Чтобы застать лидийцев врасплох, он
выступил на запад в направлении Сард, предварительно дав время
противнику распустить войско по зимним квартирам. В результате Крез был
вынужден вступить во второе сражение с ослабленными силами и
уповать исключительно на атакующую мощь лидийской конницы. Но Кир
расстроил эту атаку, последовав совету Гарпага, преданного ему мидий-
ского военачальника, — перед персидской боевой линией были
поставлены обозные верблюды. Зловоние, исходившее от этих животных,
настолько пугало лидийских коней, что кавалерийская атака рассыпалась, поле
битвы осталось за персами, а Крез вынужден был отступить в цитадель
Сард. Здесь он намеревался переждать осаду, уповая на скорое прибытие
союзников, к которым вновь были отправлены послы с просьбой о
немедленном выступлении в общий поход. Персы, однако, нашли способ
взобраться на единственную необороняемую часть стены, где лидийцы не
ожидали нападения, будучи убеждены в неприступности скалы акрополя
в этом месте. В результате дерзкого штурма были захвачены цитадель,
Крез, лидийская царская сокровищница и проч. Последующая история
Креза — уже сюжет легенды100.
Что касается дальнейшей судьбы эолийских и ионийских городов, то
хотя и здесь основным источником остается Геродот (1.141 слл.), его
рассказ на эту тему, по всей видимости, несравненно более реалистичен,
нежели рассказ о судьбе Креза. После падения Сард эти города обратились
к Киру, выразив готовность подчиниться на тех же даннических
условиях, какими пользовались под лидийским господством. Однако Кир, ранее
тщетно просивший их о помощи против Креза, ответил, что они ничего
не сделали, чтобы заслужить столь привилегированное к себе отношение.
И всё же Милету был предоставлен своего рода особый статус, чем Кир
предусмотрительно расстроил попытки ионийцев сколотить союз для
противостояния персам. Остальные азиатские греки объединились и ради
общего дела решили снарядить в Спарту послов с просьбой о помощи.
Спартанцы отказались посылать какие-либо вооруженные силы, отправив
при этом к Киру делегацию, которой было поручено сказать, что
спартанцы не потерпят с его стороны никаких враждебных действий в от-
100 Об ограниченных и в некотором смысле неудовлетворительных археологических
свидетельствах по взятию Сард в 547 г. до н. э. см.: В 713: 101.

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 53
ношении ионийских греков. В ответ Великий Царь, согласно преданию,
спросил: «А что это за люди — спартанцы?» (Геродот. 1.153). Эта первая
попытка европейских греков вмешаться в персидские дела в Азии явно
не произвела на завоевателя особого впечатления.
Кир двинулся домой, оставив наместником в Сардах перса Табала и
поручив хранение лидийской сокровшцниць1 местному жителю по имени
Пактий (наряду с историей мидийца Гарпага это, возможно, еще один
наглядный пример изобретенного Киром курса на то, чтобы доверять
покоренным народам и отдельным лицам ответственные поручения с целью
завязать с ними партнерские отношения в деле управления огромной
страной). Пактий, впрочем, поднял мятеж, воспользовавшись
порученными ему казенными средствами для вербовки наемников, и осадил
Табала, запершегося в цитадели Сард. Отряд, который был отделен Киром от
основного войска и отправлен назад в Лидию, снял осаду и, по всей
видимости, захватил Пактия. Затем боевые действия против мятежных лидий-
цев и ионийских городов приобрели очень серьезный характер. Некоторое
время спустя персидские силы здесь возглавил Гарпаг и постепенно,
вероятно через два или три года, ему удалось блокировать и захватить все
населенные пункты побережья, приведя тем самым ионийцев под
прочную персидскую власть. В конечном итоге успешная война с Крезом
имела результатом не только «сокрушение великого царства» (Лидии), как
было предсказано дельфийским оракулом самому Крезу, вопрошавшему
бога [Аполлона] о том, следует ли ему отправляться в поход на Кира
(Геродот. 1.53); эта война необычайно усилила и Персию, отныне способную
выступить против Вавилонии и стран низинных районов Западной Азии
как с северного, так и с восточного направлений. Перефразируя слова из
гл. 5 Книги Пророка Даниила, можно сказать так: вот уже на стенах
чертогов этих царей стали появляться письмена, пророчествующие о том, что
царства эти обречены.
Военные кампании на востоке. Для периода, охватывающего без
малого семь лет, наши источники ничего не сообщают о деятельности
Кира, тем не менее принято считать, что в течение указанного времени он
завершал завоевание восточных регионов и укреплял власть над новыми
территориями Ахеменидской державы. Деталями этой истории мы не
располагаем. Известно лишь, что, когда Дарий вступил на престол,
восточные провинции уже находились под персидским управлением; вместе с
тем мы полагаем, что Камбис Π совершенно не имел времени для
завоевательных экспедиций в этих областях. Следовательно, восточные
страны, поименованные Дарием в «Бехистунской надписи» как входившие в
состав державы уже в самом начале его правления — Парфия, Дрангиана,
Ария, Хорезм, Бактрия, Согдиана, Гайдара, Скифия, Саттагидия, Арахо-
сия и Мака, — должны были быть частью ахеменидского наследства,
созданного именно Киром101.
101 См. ниже, гл. Зс, п. П, а также: В 44: 29—30 — здесь отражен иной взгляд на данную
проблему.

54
Часть первая
Не исключено, конечно, что эти восточные завоевания были
осуществлены при Кире, но уже после захвата Вавилона. Нам ничего не известно
о деятельности Великого Царя в период между его возвращением из
Вавилона и его смертью в 530 г. до н. э. Более того, по преданию,
сообщаемому Геродотом, Кир погиб в бою, сражаясь против одного из восточных
племен где-то в районе Окса. И всё же представляется более вероятным,
что в состав державы восток был включен в период между Лидийской
войной и походом на Вавилон. Кир, безусловно, был не только отличным
тактиком, но еще и великолепным стратегом, так что он вполне мог
осознавать всю опасность войны с самым мощным из оставшихся в западной
Азии царств — с Вавилоном, без предварительного обеспечения
собственного тыла от вероятных набегов из Восточной и Центральной Азии.
Иранское нагорье широко открыто на северо-восток, что позднее столь
кровавым образом продемонстрировали тюркские и монгольские нашествия,
и, если бы персидский монарх позволил себе сосредоточить внимание на
низинных странах Ближнего Востока, прежде чем обеспечил безопасность
восточной части нагорья, это означало бы взятие им на себя серьезнейших
военных рисков.
Как уже отмечалось, неясно, сколько именно восточных территорий
было завоевано в первый раз и сколько еще до этого могло
контролироваться мидийцами. Парфия, куда Кир, возможно, назначил сатрапом Гис-
таспа, отца Дария, уже могла входить в состав державы. Весьма
вероятно, что Кир вторгался и в регионы, не подконтрольные мидийской
власти, что он проводил успешные кампании далеко на востоке и углублялся
в горы, вплоть до реки Гайдары, откуда мог обозревать богатую долину в
верховьях Инда (захваченную позднее, при Дарий). В этой точке
персидские войска оказались примерно на таком же расстоянии от дома, на
каком от него лежала Лидия в западном направлении, — и всё это произошло
спустя десятилетие после того, как их полководец был еще никому не
известным царем Аншана.
Завоевание Вавилона. Как уже говорилось, в стратегическом
смысле завоевание Вавилона началось с лидийской кампании, результатом
которой стала усилившаяся изоляция Месопотамии. В тактическом плане
это завоевание продолжалось даже тогда, когда Великий Царь
находился на востоке. Кир твердо решил, что любое ослабление правящих
классов в Вавилоне, олицетворявшихся царем Набонидом, необходимо
использовать в собственных интересах, прежде чем персидское войско будет
подвергнуто испытанию в сражении против этого крупнейшего древнего
царства. Так что именно персы организовали пропагандистскую
кампанию против Набонида, которая на деле оказалась настолько успешной,
что могущественный Вавилон пал почти без боя.
Великий иудейский пророк Исайя Второй мог читать и использовать
какие-то тексты, относящиеся к этой пропаганде; ее интонация — если не
ее подлинные слова — обнаруживается, возможно, в некоторых частях
пророчества Исайи иудеям, томившимся в плену в Месопотамии:

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 55
Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: Я держу тебя за правую руку, чтобы
покорить тебе народы, и сниму поясы с чресл царей, чтоб отворялись для тебя двери,
и ворота не затворялись; Я [Сам] пойду пред тобою, и горы уровняю (т. е. превращу в
равнину), медные двери сокрушу, и запоры железные сломаю; И отдам тебе
хранимые во тьме сокровища и сокрытые (т. е. спрятанные) богатства <...> (Книга Пророка
Исайи. 45.1—3).
Или:
«<...> Я воздвиг его (т. е. Кира) в правде (т. е. привел как избавителя) и уровняю все
пути его (т. е. выровняю все пути перед ним). Он построит город Мой и отпустит
пленных (т. е. освободит изгнанников) Моих не за выкуп и не за дары», — говорит Господь
Саваоф (Книга Пророка Исайи. 45.13)102.
Короче говоря, Бог — Саваоф («господин ратей») — призвал Кира
покорить Вавилон, дабы освободить из плена иудеев и, как следствие,
позволить им вернуться в Иерусалим. Именно это, конечно, и случилось; более
того, это почти наверняка именно то, что сам Кир и другие клинописные
источники описывали как уже происходившее.
Вскоре после покорения древних городов, принадлежавших
вавилонянам, Кир объяснял последним на их собственном языке, каковы были
истинные причины его вторжения и завоевания. В надписи на цилиндре
Кира говорится следующее:
[Набонид] неустанно творил зло его (т. е. Мардука) городу. Он [причинял страдания]
его [жителям] нарядами на работу без всякого облегчения, он разрушил их все <...>
владыка богов впал в ужасный гнев и [покинул] их область, [также и другие] боги,
жившие среди них, оставили свои жилища, гневные, что он привел [их] в Вавилон.
[Но] Мардук <...> внимательно осматривал и оглядывал все страны, ища
справедливого правителя, желающего вести его (т. е. идол, олицетворяющий Мардука, во время
новогоднего праздничного шествия). [Затем] он назвал имя Кира, царя Аншана,
назвал [его] имя, чтобы он стал владыкой мира. <...> И он (Кир) всегда стремился
обращаться по справедливости с черноголовыми (т. е. с жителями Месопотамии), коих он
(Мардук) побудил его (Кира) покорить103.
Другими словами, персидское завоевание Вавилона оказалось
возможным потому, что Мардук, городской бог Вавилона, повелел оному
свершиться, да еще и под предводительством Кира.
Как получилось, что Мардук оказался в роли выдавшего свой город и
царство чужеземцу? Почему, если рассматривать вопрос со светской
точки зрения, недовольство в Вавилоне достигло таких размеров, что
вылилось в открытые волнения и позволило персам покорить Месопотамию
без особого труда?
В это время Вавилоном правила не местная по своему
происхождению династия; Набонид, войска, служившие ему опорой, другие предста-
102 По поводу главного вопроса об организованной Киром и персами пропаганде
среди евреев Вавилона см.: В 190; о пропаганде в Вавилонии вообще см.: В 341, а также ниже,
гл. За, п. П. Интонация Исайи — если не используемые им конкретные выражения —
напоминает текст о «вещем сне» Набонида (см. выше, п. 1.2).
103 Цилиндр Кира (ANET315).

56
Часть первая
вители знати из его команды — все были чужеземцами, халдеями с юга.
Само по себе это могло и не быть серьезной проблемой (во всяком
случае, не создавало помех для Набопаласара, основателя династии), если бы
Набонид не оказался в некотором роде политическим глупцом и
религиозным фанатиком. Благоговейный почитатель лунного бога Сина, свой
главный религиозный интерес он сосредоточил, похоже, на храме этого
божества в Харране (см. выше, п. IV.2). Богами и религиозными
ритуалами самого Вавилона Набонид пренебрегал, в особенности теми
обрядами, что относились к Мардуку и новогоднему празднику, к тому же он
предпочитал жить не в Вавилоне, а в Тейме (область и город северной
Аравии)104.
Чтобы оценить, что всё это значило для жителей Вавилона,
необходимо разобраться с рассеянными и немногословными комментариями
«Хроники Набонида—Кира».
На седьмом году: царь [был] в Тейме, [в то время как] принц, его (царя) должностные
лица, [и] его войско [пребывали] в Аккаде. [Царь] не пришел в Вавилон [в месяц ни-
санну1. Набу не вошел в Вавилон, Бел — не вышел. <Праздн>ик [Акиту не
состоялся] ιύ5.
Другими словами, пока Набонид оставался в Тейме, наследный принц
и войско находились в Вавилоне, отстаивая право династии на власть. В
отсутствие царя в Вавилоне Акиту, праздник Нового года, не мог
отмечаться. Царем не был взят за руки городской бог и потому осталось невозоб-
новленным не только право первого на трон и власть, но и
невосстановленным плодородие земли и сам цикл ежегодных событий. Далее «Хроника»
рассказывает, что то же самое произошло на девятом, десятом и
одиннадцатом годах правления Набонида и, как мы можем догадываться, во
все другие годы за исключением одного. Затем, под семнадцатым годом,
«Хроника» неожиданно сообщает, что Набонид — в Вавилоне, что
праздник Акиту проведен должным образом, однако все боги городов
Месопотамии выведены из своих храмов и свезены в Вавилон.
Короче говоря, Набонид вдруг проявил суматошную активность,
пытаясь наверстать упущенное и вновь упрочить свое положение среди
вавилонян. Было, однако, слишком поздно. Город к тому времени уже всецело
настроился против своего царя и правящего дома. Слишком долгое
время, пока Набонид предавался усердному изгнанию неугодных богов, всё
управление Вавилоном находилось под прямым контролем наследного
принца Валтасара, судя по Книге Пророка Даниила, человека крайне
постыдного и низкого. Внутренними проблемами слишком долго
пренебрегали, так что персидская пропаганда, столь повлиявшая на Исайю
Второго, была вполне усвоена местной вавилонской публикой,
предрасположенной внимать ей не менее чутко, чем это делали плененные иудеи. В
результате большинство жителей Вавилона, очевидно, готовы были
приветствовать персидское вторжение и низвержение Набонида.
104 В 270: 79-89.
105 Хроника ABC 7.П.5—6. Последствия этого будут обсуждены ниже, в гл. За, п. П.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 57
Фактические военные действия могли вспыхнуть еще до главного
персидского наступления. Решающая кампания, впрочем, началась в октябре
539 г. до н. э. Кир выступил во главе войска, одно крыло которого
находилось под командованием полководца по имени Угбару. В «Хронике» этот
человек назван «наместником страны Гутиум», но, скорее всего, он мог
быть вавилонским перебежчиком. Угбару — не кто иной, как Гобрий Ксе-
нофонтовой «Киропедии», который, согласно этому позднему роману,
переметнулся на сторону Кира из-за особенно плохого обращения с ним
«ассирийцев» (у Ксенофонта вместо вавилонян действуют «ассирийцы». —
A3.). Параллелизм с историей Гарпага и его изменой Астиагу вызывает,
конечно, определенные подозрения.
Главное столкновение во время этой войны произошло довольно
далеко на север от города Вавилона, где-то рядом со знаменитой Мидийской
стеной, построенной предположительно во времена Навуходоносора с
целью защиты от мидийцев106. Единственное сражение всей кампании
имело место у города Опис в начале октября. В той битве вавилонская
армия держалась, очевидно, не слишком долго — лишь до того момента, как
«люди Аккада» отступили. «Он (Кир) увез добычу [и] учинил людям
резню». Эта фраза «Хроники» позволяет предположить, что основной лагерь
армии Набонида достался персам нетронутым и что, как часто случается,
основное кровопролитие в этой схватке случилось уже после того, как
вавилоняне поддались страху и в панике бежали с поля боя. Благодаря
этому маневру Кир успешно прорвался через Мидийскую стену, так что
дорога на Вавилон оказалась для него открытой. Отсюда против Вавилона
был отправлен Угбару с частью войска. Город он взял без боя 12 октября.
Сам же Кир выступил против Сиппара и 10 октября, также без всякого
сопротивления, овладел этим важным городом. Набонид, бежавший в
Вавилон, был там схвачен, и до конца месяца воины Угбару —
«щитоносные гутии» (люди из страны Гутиум, см. выше) — несли караульную
службу, охраняя мир и порядок в Вавилоне (в «Хронике» сказано, что они взяли
под охрану ворота Эсагилы, т. е. храма Мардука, главного вавилонского
святилища. —A3.).
Далее «Хроника» переходит к замечательному и довольно
подробному сообщению о прибытии Кира в Вавилон, а также о событиях начала
его правления в качестве нового царя страны Мардука:
Не было перерывов [обрядов] в Эсагиле, а равно и в [других] храмах, и никакие
установленные сроки [для исполнения обрядов] не были нарушены. На третий день
месяца арахсамну (октябрь—ноябрь) Кир вошел в Вавилон. [Дорога] перед ним была
устлана [зелеными ветками]. В городе стояла тишина, когда Кир обратился со
словами благоденствия ко всему Вавилону. <...>. Начиная с месяца кислиму
(ноябрь—декабрь) и до месяца аддару (февраль—март) боги Аккада, которых Набонид велел
перевезти в Вавилон, вернулись на свои места. <...> В месяце <...> жена царя умерла.
В Аккаде с двадцать седьмого дня месяца аддару по третий день месяца нисанну был
траур. Все люди обнажили головы. На четвертый день, когда Камбис, сын Кира,
пошел в храм Эгидрикаламмасумму <...> рука бога Набу <...>107.
О Мидийской стене см.: В 285.
Хроника ABC 7.П. 17-26.

58
Часть первая
Из данного лаконичного отчета мы узнаём многое. Вавилону не было
причинено никакого ущерба, как раз наоборот. Оккупация,
осуществленная Угбару с отрядами гутиев, служивших в войске Кира, столь
незначительно потревожила привычную повседневную жизнь великого города, что
религиозные обряды как в Эсагиле, так и в других святилищах
совершались в положенное время и надлежащим образом. Так что Кир, когда он
наконец вошел в город, был принят жителями с миром, ибо сдержал свое
слово, которое было широко распространено среди вавилонян путем
пропаганды, предварявшей начало войны. В противоположность Набониду
новый царь намеревался следить за сохранением и исправностью
отправления всех положенных ритуалов. Кроме того, статуи богов, которые На-
бонид вывез из их родных городов в Вавилон, были возвращены на свои
места. Тем самым Кир продемонстрировал не только готовность быть
справедливым правителем в самом городе Вавилоне, но также и намерение
исполнять религиозные обязанности по всей Вавилонии.
Заключительная, поврежденная, строка приведенного отрывка
позволяет предположить, что в 538 г. до н. э. Камбис П, сын Кира, был
фактически возведен в ранг царя Вавилона вместо своего отца. Он взял за
руки бога Набу и исполнил все необходимые древние обряды,
предписанные законному местному вавилонскому царю. Вавилонский писец
сообщает:
[Для жителей] Вавилона теперь настала радость,
[Они словно узники, для которых] отворились тюрьмы,
[Свобода возвратилась к] тем, кто был окружен гнетом,
[Все в восторге,] взирая на него как на царя108.
Не в меньшей степени радовались и евреи, ибо в тот же год Кир, теперь
находившийся, по-видимому, уже в Экбатанах, издал свой знаменитый
декрет, разрешавший им вернуться из вавилонского плена в родные края.
Как народам Месопотамии, перешедшим под персидское управление,
были возвращены их боги, так и иудеям было позволено восстановить их
храм, разрушенный более сорока лет назад вавилонянами при взятии
Иерусалима (7 Книга Ездры. 1.1—4).
Многие эпизоды этой истории о мирном включении завоеванной
Вавилонии в Ахеменидскую державу были записаны самим Киром на его
знаменитом цилиндре, который цитировался выше. Здесь он говорит о себе
следующее:
Кир — Царь мира, Великий Царь, законный царь, царь Вавилона, царь Шумера и
Аккада, царь четырех стран света, <...> правление коего любезно Белу и Набу,
желающим, чтобы он был царем, дабы угождать их сердцам. (Бел (аккад. 'владыка'; в
синодальном переводе Библии — Вил) — общий эпитет верховного бога в аккадской
мифологии; у вавилонян Мардук и Энлиль слились в единый образ «владыки» — Бела;
Набу (аккад; в синодальном переводе Библии — Нево) — вавилонский бог мудрости и
писцового искусства, сын Мардука. —A3.)
108 Стихотворный памфлет о Набониде (ANET315); см. ниже, гл. За, п. I и П.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 59
Далее, в том же самом тексте, Кир упоминает, что завоевание
Месопотамии и ее включение в состав Персидской империи имело
широкомасштабные политические последствия:
Все цари целого мира, от Верхнего до Нижнего моря (т. е. от Средиземного моря до
Персидского залива), те, что восседают в тронных залах, и те, что живут в других
[чертогах, как и] все цари западных стран, живущие в шатрах (т. е. шейхи арабских
племен), принесли свои тяжелые подати и облобызали стопы ног моих в Вавилоне109.
Одним словом, с ниспровержением Набонида в руках Кира оказалось
значительно больше, чем просто Вавилон или даже чем одна только
центральная и южная Месопотамия. Вероятно, вся Вавилонская держава,
включая Сирию и Палестину вплоть до границ с Египтом — громадная
территория, включавшая населенные города, множество мелких
княжеств и огромные районы, занятые одними лишь «живущими в шатрах»
скотоводами, — всё это отныне находилось под персидским владычеством.
Итак, к 539 г. до н. э. два из трех великих царств, с которыми мидийцы
делили господство на Ближнем Востоке, Лидия и Вавилония, достались
персам. Не прибранным к их рукам оставался один Египет.
Устройство державы Киром, его программа государственного
строительства и его смерть. Согласно Геродоту (1.201 слл.), Кир погиб в
сражении с племенем массагетов на северо-восточной иранской границе
(по вавилонским свидетельствам, это произошло в 530 г. до н. э.). Кроме
упоминания об этой истории, источники ничего не сообщают о его
правлении после завоевания Вавилона, так что остается только догадываться,
какие события происходили на протяжении последних восьми лет жизни
нашего героя.
В эти годы часть времени царь должен был уделять развитию
организационных структур, системы контроля и управления державой. Нам,
однако, неизвестно, каким был личный вклад Кира в эту деятельность.
Можно документально подтвердить, что к моменту смерти Камбиса в 522 г.
до н. э. царство включало 23 страны или группы народов, по меньшей
мере часть которых находилась под управлением наместников. Весьма
вероятно, что отчасти эта организация стала результатом усилий Камбиса.
В двух отношениях, однако, она с большей вероятностью отражает
программу по устройству державных владений, которая была завершена, по
крайней мере в основном, уже при Кире. Во-первых, ни один из наших
источников по Камбису, за исключением вторичных, даже не намекает,
что этот царь уделял хоть какое-то внимание вопросам имперской
организации территорий, находившихся за пределами Египта. Во-вторых,
Камбис овладел Египтом в 526—525 гг. до н. э., и весь уготованный ему
судьбой короткий период правления Великий Царь был целиком
поглощен египетскими проблемами, так что у него оставалось слишком мало
времени на разрешение вопросов имперского устройства. Поэтому разум-
Цшиндр Кира (ANET316).

60
Часть первая
но предположить, что унаследованная Дарием в 522 г. до н. э.
организация гфовинций в основе своей являлась плодом трудов не Камбиса, а
самого Кира.
Не вызывает сомнений, что для сохранения порядка и поддержания
экономического процветания в столь громадной державе, которая
оказалась в подчинении у Кира после завоевания Вавилона, требовались
какие-то новые и передовые формы политического устройства. Племенные
структуры, удовлетворявшие персов в деле государственного управления
до покорения мидийцев, уже явно не годились, так что еще в начале
своего пути к власти Кир приступил, видимо, к разработке такой системы
политического построения, которая в некотором смысле напоминала
провинциальную. С определенной степенью уверенности мы можем говорить,
что по завершении войны с Лидией он поставил наместника в Сарды, и
что этот наместник управлял как Лидией, так и восточными греками.
Более того, «Хроника Набонида—Кира» упоминает о назначении
наместником Вавилона некоего Губару и о поставлении им, в свою очередь, более
мелких правителей — «областеначальников»110. Складывается
впечатление, что не только наследный принц Камбис правил, — хотя, быть может,
не особенно долго — как фактический царь города Вавилона, но и
Вавилония также должна была входить в состав Персидской державы в
качестве одной из провинций со своим наместником (который при таких в
некотором смысле необычных условиях находился, по-видимому, в
подчинении у Камбиса).
Впрочем, важнее любых форм управления, заложенных Киром, был
тот политический курс, которому он следовал и в рамках которого эти
формы функционировали. Заключался этот курс в удивительной
терпимости, основывавшейся на уважении к отдельным народам, этническим
группам, иным религиям и древним царствам. Населением, давно
привыкшим к практиковавшимся в Новоассирийской и Нововавилонской
державах управленческим методам и отношениям вроде безжалостного
разорения территорий, описанного в некоторых случаях как «засевание земли
солью», или массовой депортации целого народа, уважение и терпимость,
проявляемые персами при Кире, должны были восприниматься как
нечто весьма необычное.
Мы уже видели проявления этого нового политического курса как до,
так и после завоевания Вавилона. Первый пример — отношение персов к
мидийцам, которые с пзрвого дня после низложения Астиага почти как
равноправные партнеры принимали участие в восхождении иранцев к
имперскому триумфу, и чьи полководцы, подобно Гарпагу и Мазаресу
(отправленному во главе отряда персидского войска с приказом снять
осаду Сард и захватить живым мятежника Пактия), стали доверенными
помощниками царя и на которых возлагалась большая ответственность.
Назначение лидийца Пактия хранителем сокровищницы Креза —
единственный известный случай, когда установка Кира на привлечение на свою
сторону врагов путем оказания им доверия, дала осечку, — Пактий под-
См. ниже, гл. За, п. П.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 61
нял мятеж. Но при Кире подобные инциденты были, несомненно,
редкостью и не могли сбить царя с выбранного курса. Проявлением того же
самого доверия к чужеземцам конечно же была отправка Киром Угбару
(по видимости, урожденного вавилонянина) с отрядом гутиев для взятия
Вавилона, при том что сам Кир в это время выступил против Сиппара. В
более широком масштабе эта политика проводилась в Вавилонии, когда
посредством пропаганды Кир недвусмысленно дал всем понять, что будет
здесь править не как чужеземный захватчик, но как законный царь
Вавилона. Почтительное отношение персов к местным месопотамским
религиозным праздникам и ритуалам, а также возвращение Киром местных
богов в их родные города (включая Яхве) отражают фундаментальную
установку в отношении форм правления, которая выходит за пределы
практической пропаганды и обладает более широкими—то есть
политическими — последствиями и значением.
В общем, организационная политика Кира может быть описана как
такая, при которой действовало правило: если вы исправно платите
налоги, исполняете обязанности и соответствующие повинности перед
Великим Царем, остаетесь верными подданными державы и в некоторых —
как минимум — ситуациях несете воинскую службу, тогда вам дозволяется
следовать вашим собственным обычаям, а в значительной степени даже и
придерживаться ваших собственных форм правления и права. В
некотором смысле это была идеальная модель партнерских отношений в
империи. Данная политическая линия сохранится в основном до конца
существования державы, о чем речь пойдет в гл. 2.
При том, что в период между завоеванием Вавилона и своей смертью
Кир, по всей видимости, должен был тратить много сил на
организационное устроение завоеванных им территорий, в тот же самый период он,
вероятно, уделял значительное внимание программе архитектурного
обновления Пасаргад. Обычно недавно учрежденная государственная власть
идет рука об руку со строительной программой, соответствующей тому
могуществу, каким обладает новый царь. Восприняв этот обычай, Кир в
некотором смысле оказался в непростой ситуации. Хотя к тому времени
уже существовала собственная иранская архитектурная традиция, всё же
совершенно ясно, что не было никакого высокоразвитого персидского
строительного стиля, который можно было бы легко усовершенствовать,
дабы он стал удовлетворять имперским запросам. Не меньшим вызовом
являлся тот факт, что еще никогда ни один царь на Ближнем Востоке не
управлял столь обширной территорией и не был столь могущественным,
как Кир; его архитектурные требования значительно превышали запросы,
выдвигавшиеся кем-либо из предьщущих монархов. Он нуждался в
строительной программе, соответствовавшей его славе.
Возвращение Киром на исконные места пленных божеств
сопровождалось восстановлением и реконструкцией их храмов (по-видимости, за
счет царской казны), в городах Месопотамии было возведено множество
архитектурных сооружений. Как минимум ремонтные работы, но,
возможно, и новое строительство, должны были осуществляться также в некото-

62
Часть первая
рых роскошных дворцах, правительственных и храмовых комплексах в
самом городе Вавилоне111. Хотя о возведении при Кире новых крупных
зданий в Сузах либо вообще нет никаких прямых указаний, либо данные
слишком незначительны, мы с большой долей уверенности можем
предполагать, что какая-то строительная активность была начата здесь при
первых великих Ахеменидах, поскольку к тому времени Сузы,
несомненно, уже являлись одной из столиц Персидской державы. И тем не менее
свои основные строительные усилия Кир расточал на архитектурное
украшение Пасаргад, которые находились в его родной Персии, так что
именно в этом месте мы можем кое-что понять как о самом Кире, так и о его
взгляде на мир. Именно в Пасаргад ах можно также попытаться
выяснить происхождение своеобразной ахеменидской монументальной
архитектуры, которая в своей позднейшей зрелой форме, воплотившейся
наиболее полно в Персеполе и Сузах, с неизбежностью стала одним из
замечательнейших достижений древней ближневосточной культуры112.
Название Кировой столицы, Пасаргады, происходит, конечно, от имени
персидского племени, правящим родом которого были Ахемениды.
Предпринимались попытки объяснить это название из какой-либо, вероятно,
древнеперсидской формы, которую греки, исказив, превратили в
«Пасаргады», при этом часто такие попытки связывались со стремлением найти
некий перевод, который можно было бы совместить с античной
интерпретацией этого названия, согласно которой оно означало «лагерная стоянка
(или стан) персов». Данный перевод весьма привлекателен, поскольку
само место — это видно по результатам археологических раскопок — в
действительности распланировано наподобие лагеря, и современные
исследователи часто обращают внимание на то, что именно временная стоянка
или «шатровый город», преобразованный в камень, скорее всего, и мог
стать разновидностью именно такого архитектурно-строительного
комплекса, который следовало бы ожидать от пастушеского и полукочевого
народа, испытывавшего потребность в сжатые сроки заложить на своей
исконной территории неизменный центр большой державы. Однако в
результате недавнего и весьма плодотворного обсуждения данного
названия была предложена древнеперсидская форма Пасрагада с некоторыми
возможными вариантами. Это могло означать, что название племени, а
следовательно, и название места, наилучшим образом переводилось бы,
например, так: «те, кто обладают крепкими дубинами»113.
Согласно преданию, Пасаргады были построены на том самом поле,
где Кир взял верх над Астиагом. Каковы бы ни были мотивы выбора
именно этого места, Дашт-и Мургаб (современное название, означающее
«долина Мургаба»), или равнина Пасаргад, является холодным,
продуваемым ветрами, ныне лишенным деревьев пространством, находящимся
на высоте 1900 м над уровнем моря. Это самая северная равнина Фарса,
111 Об ахеменидских дворцах в Вавилоне см.: В 280, а также примеч. 16 к гл. За.
112 В 193.
113 См.: В 195: 280—281 (Gershevitch) — здесь представлено краткое обсуждение этой
проблемы.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 63
имеющая достаточно удобные выходы на юг и запад. К счастью, она не
испытывает проблем с водой — река Пульвар течет, не пересыхая, через
равнину с севера на юг, обеспечивая к западу от Персеполя сравнительно
легкий доступ к открытой местности, самому сердцу древней Персии.
Именно эта река позволила Киру возвести такую столицу, о которой он
грезил. К западу от Пульвара по всей равнине рассеяны остатки
сооружений, зачастую достаточно крупных (см.: Том иллюстраций: ил. 7—10):
гробница Кира, главные ворота в архитектурный комплекс (на одном из
дверных косяков этих ворот находится знаменитый рельеф с крылатым
гением), два больших дворца, два павильона (построенные из камня
открытые садовые сооружения. —A3), мост, так называемый Зендан-и Су-
лейман (это современное название, означающее «тюрьма Сулеймана»;
неизвестно, каково было истинное назначение этого сооружения в
древности. —A3.), огороженная священная территория — выложенная из
камня громадная платформа, находящаяся на вершине укрепленного холма
(ее современное название: Талл-и Тахт). Из наличия следов водных
каналов, обнаруженных археологами, моста, павильонов, а также из того, что
эти последние физически были связаны с двумя дворцами, легко
догадаться, что главная жилая зона имела планировку в виде сада. Иными
словами, Пасаргады дают нам первый известный пример персидского парадиза.
Сами дворцы выглядят в некотором смысле как павильоны — их
крупные портики с колоннами, занимающие столько же, если не больше,
квадратных метров, что и замкнутые центральные колонные залы, явным
образом предполагают такой образ жизни и деятельности, какой
ориентирован на открытое пространство. При этом сами колонны были уже
тогда и остались в дальнейшем одной из самых отличительных и
оригинальных черт ахеменидской архитектуры. Но и общая планировка всего
комплекса, как и использование открытого пространства в качестве
интегральной части единой концепции, также является признаком этой
архитектуры и в видоизмененных формах продолжает сохраняться на
протяжении веков как характерная особенность персидского подхода к
строительству зданий и организации пространства. Если отвлечься от вопроса
о персидском названии, то следует повторить, что у греков слово
«Пасаргады» означало «стан персов».
Еще одна отличительная черта более поздней ахеменидской
архитектуры — искусственная каменная платформа, впервые представленная
Талл-и Тахтом. На естественной обнаженной породе в северной части
комплекса была разбита большая каменная площадка; ее появление было
связано с тем, что плоская местность, на которой располагались
Пасаргады, нуждалась в строительной конструкции типа цитадели. Кир,
по-видимому, намеревался увенчать эту платформу укрепленным культовым
зданием, однако по смерти царя работы были остановлены и вместо этого
здесь появились обычные складские помещения. Сама цитадель была
возведена рядом с платформой. К северу от Талл-и Тахта изогнутая и
неровная гряда низких холмов частично защищает котловинообразную зону, а
крепкие оборонительные стены, идущие вдоль этой гряды, некогда были

64
Часть первая
Карта 3. Фарс
связаны, несомненно, с цитаделью у платформы. В совокупности этот
укрепленный пункт и ограждающая стена создавали, таким образом,
обширную зону, которую можно было оборонять с относительной легкостью.
Эти постройки, заложенные еще в правление Кира, видоизменялись,
перестраивались и расширялись в течение всего ахеменидского периода и
уж тем более в постахеменидские времена114. Теперь мы знаем, что,
когда Дарий перенес столицу Персии в Персеполь, Пасаргады в качестве
царской резиденции (но не в качестве населенного места) были
заброшены; конечно, уже давно было высказано предположение, что именно в Па-
саргадах, — вероятно, в священном огороженном участке — короновался
каждый ахеменидский царь, символизируя тем самым сохранявшееся у
династии чувство уважения и долга перед Киром.
Хотя многое в архитектурнскггроительном комплексе Пасаргад
представляет собой результат оригинального ахеменидского творчества,
однако в том, что касается, во всяком случае, декоративных элементов, здесь
обнаруживаются многочисленные заимствования из иных художественных
традиций. Например, в венцах крылатых гениев на рельефе главных
ворот явным образом использованы египетские формы115. Месопотамские
черты могут быть установлены в других более фрагментированных и
восстановленных рельефах, а также в трактовке крыльев гения. Урартские
постройки, как следует предполагать, воодушевляли создателей
платформы в районе цитадели. Влияние греческого стиля с его тонким
мастерством на базы колонн, рельефное убранство, камнерезное искусство и строи-
114В 193: 11-23, 146-159.
115 См.: Том иллюстраций: ил. 9, а также: В 193: 44—55, ил. 44—46.

Глава 7. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 65
тельные приемы — пусть даже этот вопрос и оказался предметом многих
острых дебатов116 — также очевидно. Кир привлекал мастеров из числа
завоеванных народов к своей строительной программе, обращаясь при
этом к их ремесленным и художественным традициям, что должно было
помочь в формировании первой ахеменидской заявки на обладание
собственным имперским искусством. И всё же Пасаргады как единый
архитектурно-строительный комплекс — это отчетливо персидское по своему
характеру явление, нечто новое в древнем мире. Сей образчик эклектичного
искусства, заимствующего индивидуальные черты из самых разных частей
державы и затем формирующего из них некое свежее и неожиданное
персидское единство, продолжал существовать вплоть до конца империи и
является еще одним характерным ахеменидским вкладом в мировую
историю, который может быть приписан гению Кира, основателя державы.
Гробница Кира — единственная постройка в Пасаргадах, описанная
греческими авторами117. Эти сообщения свидетельствуют о некой надписи,
которая когда-то была на гробнице. Текст, по словам Арриана {Анабасис.
VI.29.8), гласил: «О человек! Я — Кир, сын Камбиса, основатель
Персидского царства и владыка Азии. Не завидуй тому, что у меня этот
памятник». Александр Македонский приказал привести в порядок и саму
гробницу, к тому времени уже разграбленную, и все ее предполагаемые
погребальные сокровища — так на него подействовали мысли о Кире,
созидателе ахеменидского могущества, основателе самой крупной из когда-либо
известных держав и при всем том человеке, который просил у потомков
столь малого одолжения. Современный исследователь конечно же
ставит под сомнение заявления античных авторов о существовании подобной
надписи. Но дело в том, что и без обращения к процитированным словам
на те же самые мысли о Кире наводит сама его могила — сооружение,
необычное для царской гробницы и с точки зрения его расположения на
ровной местности, и с точки зрения его формы и убранства. Что же касается
Александра, то он был, судя по всему, единственным человеком своего
времени, который мог лично и профессионально оценить по достоинству
достижения Кира Великого.
V. Продолжение имперской экспансии
при Камбисе
История правления Камбиса (530—522 гг. до н. э.) запутанна, причем
таковой она будет оставаться, пока в руки исследователей не попадут
новые источники с более значительной информацией. Общая картина его
жизненного пути достаточно ясна. В течение приблизительно восьми лет
он являлся наследным принцем при Кире и непродолжительное время, в
начале царствования своего отца, был фактическим царем Вавилона. Трон
пб В 153.
117 См.: Том иллюстраций: ил. 10, а также: В 193: 24—43, ил. 19—39.

66
Часть первая
он наследовал в сентябре 530 г. до н. э., после смерти Кира. Четыре года
спустя во главе персидского войска Камбис отправился на запад против
Египта, чью армию быстро разгромил. После распространения его власти
в южном направлении, по меньшей мере за первый порог Нила, а вполне
возможно, и до Нубии, а в западном направлении — дальше Кирены,
положение персов в Египте укрепилось настолько, что вплоть до конца
правления Дария эта страна не знала каких-либо серьезных проявлений
открытого неподчинения. В 522 г. до н. э., когда царь возвращался с войском на
восток, его неожиданно постигла загадочная смерть; с тех самых пор за
ним закрепилась плохая репутация.
Проблема в том, что Геродот, если не считать нескольких мало
помогающих делу исключений, является нашим единственным источником
для времени правления Камбиса (позднейших античных писателей
можно не брать в расчет, поскольку они ничего не добавляют к сообщениям
«отца истории»); что же касается Геродота, то из его описания
пребывания Камбиса в Египте, по крайней мере после рассказа о походе в Нубию
(в тексте она именуется Эфиопией), возникает портрет настоящего царя-
безумца (Геродот. Ш.1—67). И действительно, при описании некоторых
решений и действий Камбиса, историк пользуется словом «помешанный»
или «безумец». Царь обвиняется в совершении таких поступков, которые
характерны для психопатов, например: приказ о тотальном разрушении
египетских храмов, умерщвлении священного быка Аписа ради
насмешки над религиозными чувствами египетских подданных, отправка отряда
в 50 тыс. человек для того только, чтобы захватить оазис Сива (все эти
люди погибли во время песчаной бури) и неспособность надлежащим
образом обеспечить продовольствием войско, во главе которого он
отправился в Нубию. На него была возложена ответственность за убийство
собственного брата; за умерщвление сестры, посмевшей оплакивать
погибшего брата; за то, что он сначала повелел расправиться с Крезом, а потом,
узнав, что слуги тайно сохранили жизнь престарелому лидийскому царю,
который к тому времени вновь стал мил Камбису, он всё же казнил этих
слуг за то, что они ослушались первоначального безумного приказа. Мы
озадачены: в самом ли деле Камбис был психически неуравновешен?
Действительно ли его периодически одолевала какая-то необычная форма
мании величия? Или объяснение состоит в том, что при посещении Египта
Геродот беседовал лишь с какой-то слишком узкой группой людей?
Камбис впервые попадает в поле нашего зрения в момент завоевания
Вавилонии. Как было отмечено выше, в 538 г. до н. э. он взял за руки
[истукана бога] Набу и на некоторое время по сути принял царский сан в
Вавилоне вместо Кира. Когда последний рассказывает о помощи Мардука
делу персов, то ссылается при этом как на самого себя, так и на
Камбиса:
Мардук, великий владыка, доволен моими деяниями и осенил благословением меня,
Кира, царя, который почитает его, и Камбиса, моего сына, отпрыска моих чресл

Глава Ί. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 67
И затем, моля о вышнем покровительстве, Кир говорит:
Пусть все боги, которых я вернул в их священные города, <...> пусть похвалят меня
[перед ним]; Мардуку, моему владыке, пусть они скажут так: «Кир — царь, который
почитает тебя, и Камбис, сын его» <...>118.
Из сказанного здесь ясно, что Кир, тонкий знаток людей, полностью
доверял Камбису.
Для этого, несомненно, существовали достаточные основания. Мы не
имеем ни одного свидетельства из Вавилона о каких-то недостойных
поступках Камбиса, который, между прочим, все последние годы жизни
отца оставался наследным принцем. К концу августа — началу сентября
530 г. до н. э., вслед за смертью Кира, вавилонские документы указывают
на Камбиса как на уже принявшего титул «Царь Вавилона и Царь
Стран». Похоже, не было никаких препятствий для поставления Камбиса
Царем Царей.
Через четыре года после восшествия на престол он напал на Египет119.
Амасис, здравомыслящий правитель, предпоследний фараон XXVI (Са-
исской) династии, попытался усилить оборону Египта, заручившись
поддержкой киприотов и других островитян, дабы исключить возможность
персидского нападения с моря. Будучи давним филэллином (т. е. другом
греков), Амасис имел женой гречанку, поддерживал греческих торговцев,
использовал, наконец, греческих наемников в качестве собственных
телохранителей для защить1 от отрицательной реакции местных египетских
сил на то, что фараоны Саисской династии избрали в качестве опоры
неегиптян и оказывали последним всяческое покровительство; всё это
создавало порочный политический круг, из которого не было выхода. Впрочем,
старый фараон умер (занимал трон более сорока лет) еще до того, как пер
сы напали, так что столкнуться с Камбисом суждено было Псамметиху Ш
(иначе — Псамтик; у Геродота — Псамменит).
Когда персы достигли границ Египта, галикарнассец Фанес, командир
наемников в египетском войске, переметнулся на сторону Камбиса. Не
приходится сомневаться, что новому хозяину он передал жизненно
важную информацию о состоянии египетских вооруженных сил и об
организации их оборонительной системы. К тому времени у Камбиса уже была
договоренность с арабскими племенами, контролировавшими Газу и те
районы Синая, через которые персы должны были пройти, об обеспечении
войска водой, чтобы можно было совершить труднейший переход через
пустыню и достичь восточной Дельты. Наступление развивалось
успешно, и персы сошлись с египтянами в битве при Пелусии. Персы одержали
победу, на чем война фактически закончилась. Затем, правда,
последовала осада Гелиополя, а Псамметих попытался оборонять Мемфис, что,
118 Цилиндр Кира (ΑΝΕΤ316).
119 Камбис спокойно правил в Вавилонии до своего выступления в поход на
завоевание Египта. Интересно, что во время этого правления его двор находился в Уруке, а не в
Вавилоне; см.: В 332; а также ниже, гл. За, п. I.

68
Часть первая
впрочем, оказалось тщетным. И город, и последний фараон XXVI
династии были захвачены персами в начале 525 г. до н. э. Геродот сообщает,
что он лично видел непогребенные кости воинов, павших в Пелусийской
битве, случившейся почти за век до того (Геродот. Ш.12)120.
Победа Камбиса отчасти была обеспечена неспособностью
египетского флота оказать сопротивление. Вина за это, возможно, лежала на Уджа-
хор-ресенете, крупном египетском сановнике (командовал флотом и
являлся Смотрителем храма Нейт в Саисе), который сдался без боя и,
подобно галикарнассцу Фанесу, изменил Египту. Его оправдательная речь pro
vita sua (лат., букв.: «за свою жизнь». —A3.), содержащаяся в надписи из
Саиса и датируемая правлением Дария, представляет собой документ,
который своим полным молчанием о флоте как раз и внушает мысль о
предательстве Уджахор-ресенета121. Другими словами, покорение Египта
случилось столь быстро благодаря двум основным факторам в равной
степени: как осмотрительному политическому и военному планированию
Камбиса, так и шаткости режима, опиравшегося на отряды наемников.
Поэтому весьма вероятно даже, что коренные жители Египта с радостью
приняли нового правителя.
Камбис почти сразу приступил к расширению пределов своих
владений в северо-восточной Африке и к укреплению господства в долине
Нила. Геродот сообщает о нежелании финикийских мореходов участвовать
в экспедиции против Карфагена, их колонии; однако Камбис всё же
организовал удачное нападение на Кирену и Барку, распространив тем самым
персидский контроль на запад от нильской Дельты на такое же
расстояние, на какое сама Дельта отстояла от Вавилона. Персидские отряды
успешно захватили оазис Харга, хотя другая воинская колонна (конечно, не
насчитывавшая 50 тыс. человек, как утверждает Геродот) сгинула в
пустыне во время похода против оазиса Амона (оазиса Сива). Сам Камбис,
по всей видимости, сосредоточился на южном направлении и на
кампании против Нубии. Геродот (Ш.19—25), как было отмечено выше,
сообщает о полном крахе этого предприятия; Камбис, тот самый военачальник,
который так тщательно спланировал марш из Газы через Синай,
обвиняется историком в небрежении вопросами надлежащего снабжения
собственной армии! Экспедиция, как предполагается, даже близко не
подошла к своей цели, и лишь немногие персы, не умершие в дороге от голода,
с трудом приплелись назад, свидетельствуя о катастрофическом
окончании похода.
Здесь мы сталкиваемся с первой серьезной проблемой в Геродотовом
отчете о пребывании Камбиса в Египте. Куш (древнеперс. кша-), или
Нубия, несомненно, был страной, входившей в состав Ахеменидской
державы в период правления Дария и позднее; при этом нет никаких
доказательств того, что кто-то иной, кроме Камбиса, организовывал здесь
военную кампанию. В одном документе Куш внесен в список в роли страны,
120 А 11: 82—90 — здесь приведена особенно хорошая подборка материалов о
пребывании Камбиса в Египте; см. также ниже, гл. 3g.
121 В 873: 1-26; В 836.

Глава Ί. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 69
откуда поставлялась слоновая кость для построек в Сузах (DSf 43), а в
некоторых других надписях (например: DPh; DNa 30) он фигурирует
также как подвластная территория. Кушиты, или нубийцы, запечатлены в
качестве слуг, поддерживающих царский трон в Персеполе, а на
рельефах Ападаны — приносящими дань. Здесь они выглядят явными
южанами и негроидами (см.: Том иллюстраций: ил. 40, делегация ХХШ). С
другой стороны, хотя отчет Геродота об увиденном в Египте в целом весьма
аккуратен, его рассказ в кн. Ш об «Эфиопии» носит, очевидно, весьма
фантастический характер, причем он мог быть скроен по образцу
гомеровского повествования о безупречных эфиопах, живших идиллической
и изобильной жизнью на краю света, на берегу далекого океана (Гомер.
Одиссея. 1.23). При всем почтении к Геродоту Камбис, однако, отправился
на юг отнюдь не для того, чтобы достичь пределов легендарного мира.
Скорее, как можно предполагать из древнеперсидских источников, он
провел успешную кампанию выше первого порога с целью обеспечения
южных границ Египта и включил, по крайней мере, северные районы
Нубии в состав своей державы122.
Вывод о том, что установление персидской власти над самим Египтом
потребовало определенных усилий, можно сделать на основании того
факта, что Камбис оставался здесь полные три года. Псамметих Ш,
живший при дворе Камбиса, занялся подготовкой мятежа (хотя, вероятно, не
так скоро после своего пленения в Мемфисе, как это получается из
сообщения Геродота — Ш. 15), но заговор был подавлен в зародыше. Большее
историческое значение имело, несомненно, предпринятое Камбисом
преобразование религиозной организации Египта, которое служило, видимо,
частью плана по укреплению персидского влияния. Предположение о
том, что эта акция осуществлялась в поисках широкой поддержки
нового правительства и исходила из представления о том, что, с точки зрения
простого люда, непомерно пышное и раздутое храмовое жречество
являлось обузой и давно нуждалась в реформировании, остается
недоказуемым. Вполне вероятно, что это посягательство на некоторые устои
египетской религии представляло собой просчитанный акт,
разработанный специально для особенной ситуации, с какой Камбис столкнулся в
Египте, ибо до той поры персидская политика заключалась в полной
поддержке местных храмовых праздников, и поведение Камбиса в
Вавилоне показывает, что он был вполне подготовлен к тому, чтобы и дальше
придерживаться этих методов. То, что он отчасти не делал этого в
Египте, предполагает некое осознанное решение, а не безумие, как Геродоту
хотелось бы изобразить.
Поначалу Камбис следовал практике своего отца в Вавилоне и
позиционировал себя в глазах египтян в качестве легитимного египетского
фараона с тронным именем Ремезути, или «Рожденный Ра» (в подборе
титулов и освоении местных обычаев новому царю помогал Уджахор-
ресенет). То обстоятельство, что, помимо Геродота, мы располагаем край-
В790.

70
Часть первая
не незначительным количеством свидетельств о религиозных реформах
нового фараона, наводит на мысль, что жестокое обращение с храмами
и их жречеством было избирательным. Может быть, в награду Уджахор-
ресенету за то, что он, командуя флотом, предал Псамметиха, новая
власть поддержала храм Нейт в Саисе, оказав честь этому святилищу и
считаясь с его славой. С другой стороны, так называемая «Демотическая
хроника» утверждает совершенно определенно, что некоторые храмы
были обложены прямыми податями, которые должны были уплачиваться
в серебре или в сообразных пропорциях в натуральной форме; о
священниках говорится, что они выращивали больше хлебов и разводили
больше животных на своих собственных землях, чем на храмовых. Впрочем,
другие храмы продолжали существовать на манер, к какому давно
привыкли123. Еще один документ, написанный на арамейском языке,
происходящий из Элефантины и относящийся к значительно более
позднему — на много десятилетий — времени, упоминает о том, сколь
счастливыми чувствовали себя еврейские наемники, когда их храм Яхве не оказался
среди тех святилищ, которые Камбис выбрал в качестве объекта
налоговой реформы124.
Пытаясь подойти вплотную к этим покрытым завесой тайны
сведениям, акцент необходимо делать на слове «избирательный». Эти
документы по меньшей мере показывают, как именно Камбис поступал с
храмами и их жречеством. В отличие от массового разрушения монастырей
Генрихом VIE в Англии XVI в., попытка Камбиса реформировать
инфраструктуру египетской религии была очевидным образом
сфокусирована на точно определенных храмах и на некоторых крайних
проявлениях системы, а не на основополагающей идее жреческо-храмового
комплекса. То, что акции Царя Царей доходили до ожесточенных и тяжелых
ударов по религиозным установлениям Египта, вряд ли можно отрицать.
При всем том, однако, нельзя не задуматься над вопросом, не была ли
слава Камбиса как религиозного гонителя «приукрашена» и
преувеличена в псевдоисторических рассказах, сочинявшихся клерикальными
приверженцами древней доперсидской храмовой системы, причем эти
наполовину сказочные повести сочинялись на протяжении уже трех
поколений, когда Геродот посетил Египет и вел беседы главным образом со
жрецами.
Примером, напрямую касающимся обсуждаемой темы, может
служить предполагаемый случай с быком Аписом. Геродот передает рассказ
о жестоком обращении Камбиса с этим священным животным, когда
царь в припадке безумия оскорбил чувства набожных египтян, ударив
Аписа кинжалом в бедро и затем посмеявшись над собравшейся толпой
за то, что эти людишки поклонялись скотине, которой предстояло, истекая
кровью, издохнуть у них на глазах (Геродот. Ш.29). Хотя независимые от
Геродота источники выражаются не столь определенно, как нам
хотелось бы, по ним всё же можно предположить, что быка Аписа не стало в
123 В 901: 32-33.
АР 30 (Cowley).

Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов и Ахеменидская держава... 71
524 г. до н. э., когда Камбис находился в Верхней Нубии, а (бедующий
священный бык, родившийся, когда царю было пять лет, прожил до
четвертого года жизни Дария I. Более того, имеется прямое указание, что Камбис,
сообразно египетскому царскому обычаю, распорядился погрести быка
со всей возможной торжественностью. На гробе была помещена надпись,
гласившая, что Камбис повелел нанести ее в честь отца быка,
Аписа-Осириса. Стела, установленная рядом с саркофагом, представляла Камбиса
в местном одеянии, в почтении преклонившим колена перед быком, и
надпись на ней гласила, что приказ о всех необходимых почестях быку был
отдан Камбисом, фараоном Египта125. Разве это не то самое поведение,
какое следовало бы ожидать от человека, который, будучи наследным
принцем, был готов взять за руки Мардука и исполнять священные обычаи
Вавилона, дабы удостоверить желание персов вести дела управления с
терпимостью и доброй волей?
Всё это рождает подозрение, что дурная репутация Камбиса у
последующих поколений, как сообщается у Геродота — репутация безумца, —
исторически недостоверна и попросту могла отражать точку зрения
предубежденных информаторов Геродота. Доверие к Камбису его отца,
спокойные восемь лет правления Камбиса в Вавилоне, когда он был наследным
принцем, его блестящая военная кампания, благодаря которой Египет
вошел в состав империи, успешные завоевания в Ливии и Верхней Нубии,
проявленная Камбисом способность установить прочный контроль над
Египтом — всё это служит доказательством здравомыслия, но никак не
безумия.
Царь покинул Египет ради возвращения в Персию в 522 г. до н. э. Знал
ли он до отправки в путь о восстании Бардии, неясно. С уверенностью
можно говорить лишь о том, что в пути он умер. Некоторые склонны считать,
что царь покончил самоубийством, однако древнеперсидские слова,
какими описывается его смерть в «Бехистунской надписи», несколько
туманны. Они наводят на мысль, что он умер от «нанесенной самому себе раны»,
но это может означать как самоубийство, так и несчастный случай [Бехис-
тунская надпись [DB]. § 11). Позднейшие интерпретации конечно же
пытались согласовать эти слова с утверждением Геродота (Ш.64) о смерти
Камбиса от загнившей раны, причиной которой стал его собственный
меч, выскочивший из ножен в тот момент, когда царь садился на
лошадь126. В конечном счете, быть может, сама таинственность,
окутывавшая кончину царя, побуждала сплетников измысливать такие детали,
какие согласовывались бы с тем отвратительным, что, как считали
некоторые, было в жизни этого человека.
125 В 873: 35-36.
126 Как представляется, эта интерпретация может быть подтверждена вавилонской
версией «Бехистунской надписи» (В 212: 15); см. также: В 49: 146—151.

Глава 2
Т. Кайлер Янг-мл.
УКРЕПЛЕНИЕ ДЕРЖАВЫ И ДОСТИЖЕНИЕ
ПРЕДЕЛОВ ЕЕ РОСТА ПРИ ДАРИЙ
И КСЕРКСЕ
I. Дарий I и восстановление ахеменидского
МОГУЩЕСТВА
История вступления Дария на престол Кира окутана почти такой же
неопределенностью, как и история смерти Камбиса, сына Кира. На первый
взгляд, мы, несомненно, имеем два детальных описания событий,
сопровождавших приход Дария к власти: рассказ самого Дария, изложенный в
«Бехистунской надписи», и рассказ Геродота (Ш.67—80). Однако
проблемы начинаются уже в связи с этим простым и многократно признанным
в науке фактом. В самом ли деле «Бехистунская надпись» и история об
обретении Дарием царского сана, как она изложена у Геродота, —
независимые источники? Думается, нет, ибо вполне разумным было бы
предположить, что отчет об этих событиях у Геродота базируется на
собственном знакомстве греческого историка с Res gestae (лат., букв.:
«совершенные дела», «подвиги»; сочинение о чьих-либо великих деяниях. —А.З)
Дария, — но не в том виде, какой мы имеем в бехистунском тексте, а в том,
какой подданные царя знали из копий этой надписи, которые, как говорит
сам Дарий, он повелел распространить по всей державе: «После этого я
повсюду разослал эти надписи. Народ везде был доволен» [Бехистунская
надпись [DB]. § 70) \ Два фрагмента таких документов были обнаружены
в Вавилоне; мы также знаем, что и у еврейских наемников, служивших
Великому Царю в Элефантине, имелись подобные копии2. Не исключено,
1 Все ссылки на «Бехистунскую надпись» даются в соответствии с ее делением на
параграфы, принятым в: В ПО. В САН цитаты из текстов на древнеперсидском языке
приводятся в английском переводе Кента без дальнейших пояснений (в русском варианте мы
следуем за английским переводом Кента, учитывая при этом доступные нам русские переводы;
напр., использованы перевод В.И. Абаева и комментарии Э.А. Грантовского; см.:
Хрестоматия по истории Древнего Востока. В 2-х ч. / Под ред. М.А. Коростовцева, И.С. Канцельсона,
В.И. Кузищина. М., 1980. Ч. 2. —A3). О древнеперсидской версии «Бехистунской надписи»
см. также: В 35. В 68: 363—368 — здесь представлен перевод, сочетающий все версии.
2 Два фрагмента из Вавилона могут быть частями одного текста и восходить к
дворцовой надписи Дария I. Если это так, то мы располагаем доказательством того, что бехис-

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
73
что своя версия могла быть и в Галикарнассе, родном городе Геродота.
Таким образом, из соображений осмотрительности нам не следует
считать истиной то, что Дарий рассказывает нам в «Бехистунской надписи»,
лишь на основании подтверждения его рассказа якобы независимой
информацией Геродота. Вместо этого мы должны проявлять
осторожность, которая требуется всякий раз, когда исследователь имеет дело с
единственным источником3.
Дарий говорит [Бехистунская надпись [DB]. § 10—15), что Камбис
лишил жизни своего родного брата Бардию, однако персидский народ не
знал, что Бардия (единственный, кроме самого Камбиса, мужской отпрыск
Кира, переживший своего отца) был убит. Затем появился некий маг по
имени Гаумата и обманул народ, заявив, что он-то и есть Бардия (греч.
Смердис). Под водительством этого Лже-Бардии народ стал проявлять
непокорность по отношению к Камбису. Восстание вспыхнуло 11 марта 522 г.
до н. э. Маг не сразу, впрочем, добился успеха, поскольку вплоть до 1 июля
население не «переходило на его сторону». Затем Камбис умер «от своей
собственной руки». Далее нам рассказывается, что никто, в том числе ни
один из членов дома Ахеменидов, не осмеливался подняться против Лже-
Бардии; всех парализовал страх, поскольку понимали: узурпатор не
остановится ни перед чем, лишь бы не допустить распространения за пределы
дворца правды о том, что он — не настоящий Бардия. Но Дарий
помолился Ахура-Мазде о помощи и, укрепившись в мужестве уверенностью, что
почитаемый им бог придет ему на помощь, в сентябре 522 г. до н. э. с
немногими соратниками — в числе коих были Виндафарна (у Геродота — Ин-
таферн), Утана (Отан), Гаубарува (Гобрий), Видарна (Гидарн), Багабухша
(Мегабиз) и Ардуманиш (Аспафин)4 — прикончил Гаумату в крепости
Сикаяуватиш местности Нисайя в Мидии. Ахура-Мазда не замедлил
жаловать Дария царством. Перечислив всё это, новый царь продолжает:
Царство, что было отнято у Hainero рода, я вернул на прежнее место; я восстановил
его на его основании. Какими они были прежде, такими я восстановил храмы,
которые Гаумата-маг разрушил. Я вернул народу пастбища и скот, домашних рабов и
дома, всё, что Гуамата-маг отнял у них. Я восстановил народ на его прежнем
основании, и Персию, и Мидию, и прочие страны. Я воротил назад то, что было отнято <...>
так что Гаумата-маг не сместил наш царский дом [Бехистунская надпись [DB]. § 14).
На этом Дарий заканчивает перечисление доводов в пользу своего
воцарения5.
тунский текст был размножен не только на разных языках, но и в разных социальных
слоях. См.: В 212: 63-67.
3 На сей счет существует несовпадение во мнениях. Напр., расходятся друг с другом В 14
и В 126:102—103. О «Бехистунской надписи» и связанных с ней вопросах см. прежде всего: В 49.
4 Это был единственный из шести помощников Дария, в имени которого Геродот
ошибся. Древнеперсидское Ardumanis — довольно трудное чтение; см.: В 212: 62, примеч. 1.
5 Эламская (см.: В 38) и вавилонская (В 212) версии этого пассажа в некоторых
случаях предлагают нам содержательные вариации по сравнению с древнеперсидским текстом;
см. также: В 105: 53—54. Этот вопрос будет обсужден далее, особенно в связи с
вавилонской версией. Насчет арамейской версии см. также: В 78.

74
Часть первая
На первом же уровне анализа мы можем поставить под сомнение
весь рассказ о Лже-Бардии/Гаумате как о маге-обманщике. Многое в
этой истории, честно говоря, выглядит неправдоподобно; во-первых,
вызывает удивление то, что Камбис убил своего брата, причем об этом
никто не знал; и, во-вторых, поразительно, что Гаумата, самозваный
претендент на престол, мог, пусть даже весьма короткое время,
проворачивать свой трюк с обманом, когда так много людей должно было знать
настоящего Бардию.
Поиск исторической истины, скрывающейся за утверждениями Да-
рия в отношении Гауматы, требует рассмотреть по меньшей мере четыре
возможности: (1) Дарий рассказывает правду: реальный Бар дня давно
уже мертв, Гаумата поднимает восстание, Камбис умирает, а Дарий с
друзьями уничтожает Гаумату; (2) восстание поднимает настоящий Бар-
дия, Камбис умирает, а Дарий осуществляет контрзаговор, так что
Дарий сообщает нам лишь часть правды; (3) Камбис умирает, Гаумата
поднимает восстание против брата умершего царя, Бардии, Дарий же
восстанавливает власть династии; в рассказ Дария вкраплена кое-какая
правда; и (4) Камбис умирает, его брат Бардия восходит на престол,
Дарий поднимает восстание и убивает Бардию, выдумав историю о Гаумате,
дабы замести следы. В последнем случае Дарий говорит неправду как в
отношении последовательности событий, так и по поводу законности
своих прав. Геродот предлагает нам первый из этих вариантов, но,
принимая во внимание, что его рассказ вполне может и не относиться к числу
независимых источников, мы вынуждены признать реальную
возможность того, что истина от нас ускользает. Впрочем, определенное
недоверие к рассказу Дария сохраняется хотя бы потому, что сам он обладал
властью и потому имел возможность создавать надписи, а Бардия/Гаума-
та был мертв и потому нем.
Как бы то ни было, второй уровень анализа ясно показывает, что
рассказ Дария в «Бехистунской надписи» предоставляет нам лишь
фрагментарный эскиз того, что, как мы можем догадываться, являлось в
высшей степени сложным комплексом обстоятельств, окружавших смерть
Камбиса, восстание Бардии/Гауматы и реставрацию Дарием
«надлежащего» порядка в центре царства. Нет почти никаких сомнений, что за
конфликтом между Гауматой и Дарием скрываются, помимо чисто
династических, также и другие аспекты: религиозные, социальные,
экономические и более значительные — политические; в конечном итоге это
наблюдение должно привести нас к выводу, что в той или иной форме
мятеж Гауматы являлся исторической реальностью.
Раз за разом Дарий настойчиво называет Гаумату магом, то есть
лицом, которое было не просто священнослужителем, но именно мидий-
ским жрецом особого рода. Геродот подхватывает эту тему и
акцентирует на ней внимание. Он рассказывает, что со времен восстания маги
навсегда заслужили у персов дурную репутацию (Ш. 79), а сообщая о мнимой
последней речи Камбиса, историк вкладывает в уста умирающего царя
следующие слова: «Я заклинаю вас всех и в особенности присутствующих

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
75
здесь Ахеменидов: не позволяйте, чтобы первенство снова вернулось к
мидянам» (Ш.65)6. Вавилонская версия «Бехистунской надписи» называет Гау-
мату именно мидийцем7. Наконец, в наших источниках есть еще одна,
четвертая, деталь, которая наводит на мысль о прочной связи Гауматы с
Мидией: Дарий сообщает, что маг, желая чувствовать себя в
безопасности от персов, укрывался в одной из крепостей в Мидии, где он в
конечном итоге был схвачен и умерщвлен (Бехистунская надпись [DB]. § 13).
Что до более значимых политических аспектов этой борьбы, то,
учитывая сказанное выше, можно, видимо, постулировать наличие элемента
мидийско-персидского противостояния. В самом деле, прошло
всего-навсего двадцать восемь лет с тех пор, как Кир разбил Астиага; многие еще
должны были помнить времена, когда персы находились на положении
вассалов, а не правителей. Кроме того, многим могло не нравиться, как
Кир обходился с такими мидянами, как Гарпаг (согласно
сохранившемуся рассказу, последний в конце концов предал своего законного
господина и других мидийцев), и многие вполне могли думать, что правящий
персидско-мидийский альянс недостаточно хорош, пока персы занимают
место доминирующей группы среди иранцев. Мятеж Гауматы, таким
образом, отчасти мог представлять собой последнюю фазу борьбы за
царскую власть между двумя ведущими иранскими народами, или, другими
словами, неудавшийся мидийский контрпереворот, в пику тому, что был
осуществлен персами при Кире.
Социальные и экономические аспекты борьбы могут частично
отражаться в сообщении Геродота о том, как Гаумата добился широкой
политической и народной поддержки, освободив подвластные народы от
податей и военной службы сроком на три года, и постановление это,
по-видимому, касалось всех, кроме персов (Ш.67). О своего рода социальном
сдвиге, сочетавшемся с мощными подспудными течениями в экономике,
можно также догадаться из содержащегося в «Бехистунской надписи»
заявления Дария о возвращении людям их пастбищ со стадами, домашней
челяди (рабов), а также домов, отнятых Гауматой. Дарий вернул жизнь в
нормальное русло и восстановил прежние устои — не только в Персии, но
также в Мидии и других гфовинциях. Кто были эти люди, оставшиеся без
пастбищ и скотины, домашних рабов и домов? Если прав Геродот и
Гаумата действительно пользовался широкой популярностью среди народа
из-за своего указа, даровавшего налоговые послабления и прекращение
призыва на военную службу, тогда вряд ли Дарий и греческий историк
говорят об одном и том же «народе».
6 В дальнейшем Геродот еще дважды подчеркнет мидийский аспект восстания (Ш.73,
75). Связь между магами и мидянами составляет предмет ученых споров. Одну из
аргументаций и глубокое обсуждение некоторых вероятных позиций см. в: В 236: 161—165; ср.:
В 19, П: 19-21.
7 В 212: 14, строка 15. Впрочем, когда вавилонский текст дает информацию, не
подтвержденную древнеперсидской версией, его следует принимать с осторожностью,
поскольку прежде необходимо найти удовлетворительное объяснение таким вариациям. См.
также ниже, примеч. 14.

76
Часть первая
Дарий вполне мог использовать слова «народ» и «дома» в некоем
специальном смысле. Kara- (древнеперс, букв.: «народ») может означать не
народ сам по себе, а людей, которые сочтены; этим же термином
обозначается и войско. В литературе была высказана и доказывалась гипотеза
о том, что в вавилонской версии надписи, когда Дарий говорит о
«восстановлении народа на его прежнем основании», слово иди используется
для обозначения народа и оно же означает войско или воинов в той
фразе, где упоминается возврат пастбищ и скота8. В вавилонском тексте, в
тех местах, где в древнеперсидском и эламском вариантах стоит просто
слово «дома», мы обнаруживаем термин «дома поклона», которым в
юридических текстах обозначаются «фьефы», передававшиеся зависимым
от государства людям под условием уплаты определенных податей и
несения воинских повинностей9. Отталкиваясь от этого наблюдения,
можно предположить, что «народ» — это те, кто получил от государства
земельные наделы. К этой категории населения, вероятно, относилась не
только правящая элита (местная или столичная), но также ремесленники,
работники казначейства и простые воины, получившие земли за службу,
но не затронутые «реформой» Гауматы.
Проблема персидских земельных пожалований в Вавилоне будет
обсуждена ниже, в гл. За. В связи с социальными аспектами рассказа Да-
рия здесь достаточно заметить, что все шесть поименованных
соратников последнего относились к числу персидской знати, причем любой из
них, согласно Геродоту, мог стать царем на основании собственного
права на трон. А это уже само по себе предполагает, что социальный и
экономический аспекты восстания могли затрагивать интересы
состоятельных и влиятельных землевладельческих кругов, пребывавших у власти,
по крайней мере, со времен Кира, и находившихся в конфликте с тем
«народом», к которому обращался Гаумата. В соответствии с данной
интерпретацией, можно отметить особое упоминание Дарием возврата
прежним хозяевам домашней челяди («наемных работников» в
вавилонской версии). Та, видимо, была освобождена Гауматой. Хотя наш
следующий тезис остается недоказуемым, однако разумно было бы
предположить, что конфликт носил более сложный характер и заключался не
только в противостоянии персидского и мидийского элементов;
возможно, в этой борьбе столкнулись те, кто находился наверху экономической
и социальной лестницы, причем далеко не все из них были персами, с
8 В 212: 17 — здесь предполагается, что иди может иметь значения «народ, владелец,
житель, свита, окружение», а также «войска».
9 Аккадское слово qastu [CAD О: 147 слл.). См.: В 250; В 342; В 258. (В средние века в
западноевропейских странах понятие «фьеф» («феод», «лен») означало земельное
держание, пожалованное сеньором своему вассалу под условием службы (первоначально —
конной рыцарской службы); при этом вассал имел право передать фьеф по наследству
своему старшему сыну. В западной исторической литературе этому
конкретно-историческому понятию часто придается более широкий смысл: любое земельное держание,
даваемое господином под условием несения службы и/или выполнения каких-то других
повинностей. — A3)

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 11
теми, кто под водительством Гауматы желал перевернуть сложившийся
общественный порядок.
Наконец, следует отметить, что Дарий применяет к Гаумате эпитет
«маг» («жрец», «чародей», «колдун») с нескрываемым раздражением, как
если бы это было нечто самое скверное из всего, что он мог сказать о
мятежнике с целью опозорить врага и подтвердить собственную правоту в
глазах своих сторонников, если и не в глазах простого народа. Затем
Великий Царь специально указывает, что «храмы, которые Гаумата-маг
разрушил», он, Дарий, сделал такими, «какими они были прежде». Ясно,
что взгляды Дария и Гауматы на роль храмов не совпадали; можно
допустить, что они по-разному смотрели и на религию или, по крайней мере,
на ритуальные формы проявления религиозных чувств. Детали этого
расхождения во мнениях ускользают от нас. В самом деле, мы даже не
уверены, кто был новатором в этом деле: то ли это Ахемениды вводили
новые формы религии, которым сопротивлялись во главе с Гауматой
приверженцы более древней веры; то ли, напротив, маг попытался внедрить
новую религию, которая раздражала господствующие круги, в том числе
жреческие. Что есть ценного в данном контексте, так это то, что рассказ
о свержении Гауматы Дарием, по всей видимости, содержит
доказательства того, что борьба носила не в меньшей степени религиозный, чем
династический, социально-экономический и политический характер10.
Хотя немногословие наших источников создает серьезные трудности
для интерпретации этих событий, ясно, что Дарий с последователями из
персидской знати смог в конечном счете уничтожить Гаумату и прочно
обосноваться на ахеменидском царском троне. Впрочем, другое дело —
власть над всей державой. В бытность свою в Египте Дарий был
носителем лука при Камбисе и, следовательно, обладал почетной высокой
командной должностью в войске. Он является Ахеменидом, а потому имел
родственную связь, хотя и дальнюю, с Киром, что позволяло ему на
основании происхождения заявлять о своем праве на трон. Несомненно, он
был молодым человеком исключительной отваги и решимости,
способным заручиться поддержкой как других представителей персидской
знати, так и регулярного войска. Все эти личные достоинства и таланты,
несомненно, были ему присущи еще до того, как он смог претворить свой
успех по захвату царского престола в эффективную власть над имперским
наследием Камбиса.
Три царя за один год (Камбис, Бардия/Гаумата и Дарий), а также
кровавая борьба за власть во дворце оказались сигналом для целого ряда
подвластных народов державы к восстаниям, которые вспыхивали
почти с того самого момента, как Дарий захватил престол. Древний Элам и
Вавилон были первыми, попьп^авшимися сделать это. В Эламе некий Ас-
10 См.: В 19, П: 82 слл. — здесь изложены некоторые идеи относительно религиозной
составляющей истории с Бардией (работа эта также полезна с точки зрения
дополнительных наблюдений насчет невозможности увязывания, как считает автор, магов и мидийцев).

78
Часть первая
сина, сын Упадармы, провозгласил себя легитимным царем, и
взбунтовавшийся народ перешел на сторону этого человека. Нидинту-Бел
восстал в Вавилоне, заявив, что он — Навуходоносор (Ш), сын Набонида.
Народ немедля провозгласил его царем; первая дошедшая до нашего
времени табличка от времени его правления датирована 3 октября 522 г.
до н. э., то есть всего несколькими днями позже убийства Гауматы11.
Дарий, обладавший, несомненно, реальной властью в войске, смог
быстро ответить на этот вызов и выступил походом против Вавилона,
видимо, в ноябре. С дороги он отправил послание в Элам,
предположительно затребовав голову Лесины. Всё это возымело действие — первый
мятеж был подавлен [Бехистунская надпись [DB]. § 73). Решение той же
проблемы в Вавилоне оказалось более сложной задачей. Переправившись
через Тигр на надутых воздухом бурдюках, верблюдах и лошадях,
Дарий вынудил врага вступить в сражение недалеко от реки и победил.
Всего через шесть дней после первого боя произошла битва у города Зазана,
на Евфрате. Вавилонский царь и его немногие всадники избежали
массового избиения, которое последовало за персидской победой, но их
схватили, когда персы овладели Вавилоном, и Нидинту-Бел был казнен
[Бехистунская надпись. § 18—20). Наша первая табличка от времени
правления Дария датирована 22 декабря 522 г. до н. э.12. Новый царь показал,
что он может реагировать столь же быстро, сколь и безжалостно на
любую внешнюю угрозу ахеменидской власти, — точно так же, как до этого
он ответил на внутренний вызов Гауматы.
Тем не менее деятельность Дария или, может быть, распространение
слухов о том, что Великий Царь уже совершил, была не настолько
оперативной, чтобы заглушить волнения повсюду. Когда он еще находился
в Вавилоне, по-прежнему занимаясь, видимо, подавлением мятежа,
вспыхнули восстания в Персии, Эламе, Мидии, Ассирии, Египте (?), Парфии,
Маргиане, Саттагидии и Скифии [Бехистунская надпись. § 21)13. Во всех
этих странах недовольство конечно же приобрело основательный
размах; Дарию потребовалось одиннадцать месяцев, чтобы усмирить
взбунтовавшиеся народы.
За решение означенной задачи он взялся незамедлительно. Ведя
сражения в Вавилоне, он уже знал о волнениях в Эламе (второй мятеж здесь),
Армении, Мидии и Персии, поскольку армии под руководством
подчиненных ему полководцев еще в декабре 522 г. до н. э. были отправлены
11 В 247.
12 Не исключено, что Дарий овладел Вавилоном еще до 22 декабря, хотя этот день
остается первой документированной датой, когда он уже был у власти. Табличка, о
которой идет речь, представляет собой краткий хозяйственный отчет, написанный месяц
спустя, в январе, но здесь перечисляются сделки, заключенные месяцем ранее. О самой ранней
сделке, датированной 22 декабря, ясно сказано, что она имела место в год вступления
Дария на престол; см.: В 247: 318 и особенно: В 318: 15.
13 Египет в «Бехистунской надписи» прямо включен в список стран, охваченных
восстанием, однако факт подавления здесь мятежа в тексте не упомянут, так что вопрос о том,
в самом ли деле Египет взбунтовался, остается дискуссионным. См. об этом ниже, п. Π
данной главы и гл. 3g.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 79
для подавления некоторых из этих восстаний. Персидский военачальник
по имени Ваумиса, получив, по всей видимости, командование над
несколькими подразделениями из состава шедшего на Вавилон войска Да-
рия, был брошен против Армении сразу же, как только царь узнал о
восстании там. Удар со стороны Армении создавал серьезную угрозу для
вавилонской кампании Дария, ибо Ваумиса вынужден был сражаться с
повстанцами даже в таком южном районе Ассирии, как Изара. Это
похоже на то, как если бы повстанцы двигались на помощь вавилонянам и
их отряды достигли северомесопотамской низменности. Бой не привел к
решающей победе, но продвижение армян было приостановлено, и на
этот раз они оказались в очень трудном положении, что обеспечило
безопасность северному флангу Дария [Бехистунская надпись [DB]. § 29). Тем
временем на родине самих Ахеменидов некий Вахиаздата объявил, что
именно он — настоящий Бардия и наследник Камбиса [Бехистунская
надпись [DB]. § 40). Принятый народом в качестве царя, Вахиаздата
немедленно отправил войско на восток, чтобы захватить Арахосию, однако
сатрап этой провинции, оставшийся верным Дарию, оказал сопротивление
и у крепости Капишаканиш дал захватчикам сражение, которое не
увенчалось решительной победой ни той ни другой стороны [Бехистунская
надпись [DB]. § 45). К счастью, события в Маргиане развивались по более
определенному сценарию в пользу Дария и его дела. Человек по имени
Фрада из Маргианы был провозглашен царем этой области. На
усмирение мятежников Дарий послал Дадартттиттта, сатрапа Бактрии.
Повстанцы были наголову разбиты в сражении, состоявшемся в декабре 521 г.
до н. э.14. Об угрозах, надвигавшихся из более отдаленных восточных
областей, в дальнейшем тексте не сказано ни слова [Бехистунская надпись
РВ]. § 38-39).
После разгрома Вавилона — сразу, как только позволили
обстоятельства, — Дарий обратился к решению мидийской проблемы. В январе 521 г.
до н. э. Видарна, персидский военачальник и один из семи участников
заговора против Гауматы, был отправлен с войском с целью
воспрепятствовать любому выдвижению мидийцев из Экбатан на Вавилон. Эту
задачу Видарна выполнил в битве у города Маругп, находившегося где-то
между современными Керманшахом и Кангаваром, на большой дороге
из Месопотамии к Иранскому плато. Однако сил у царского отряда было
недостаточно для решения более масштабной задачи, чем приостановка
наступления мидийцев, поэтому Видарна отошел в лагерь в округе Кам-
панда (вероятно, горная долина, расположенная непосредственно перед
скалой, на которой высечена «Бехистунская надпись») и там ожидал
подкрепление, прежде чем предпринять дальнейшее наступление
[Бехистунская надпись [DB]. § 25). Из того факта, что Видарна не получил помощи
вплоть до апреля 521 г. до н. э., следует, что Дарию пришлось потратить
14 Число потерь в этой кампании, как оно реконструируется по вавилонской версии и
читается в арамейском тексте, неправдоподобно завышено; см.: В 212: 31. В целом,
впрочем, информация о значительном количестве убитых и раненых, захваченных в плен и
затем казненных, о чем сообщает вавилонская версия, всё же похожа на правду.

80
Часть первая
определенное время на завершение всех дел в Вавилоне и на
организацию дальнейших действий своих полководцев против мятежников.
Между тем в феврале Вивана, сатрап Арахосии, сразился в еще
одной битве с армией, которую Вахиаздата (узурпатор в Персии) послал на
восток. На этот раз войско сатрапа Арахосии, сохранившее верность Да-
рию, одержало решительную победу, а предводитель вторгшихся сил,
бежавший с поля боя «с немногими всадниками», после короткой погони
был схвачен и умерщвлен вместе со своими виднейшими
приверженцами. От угроз Арахосии не осталось и следа [Бехистунская надпись [DB].
§ 46-48).
Иначе складывалась ситуация в Парфии и Гиркании, третьей из
главных областей центрального востока, поднявшихся против правления Да-
рия. То, что эти восточные повстанцы называли себя сторонниками Фра-
орта, узурпатора в Мидии, с одной стороны, говорит о том, что эти
области входили в состав Мидийского царства еще при Астиаге, а с другой —
показывает, насколько широкой поддержкой пользовалась в то время
восставшая Мидия. Гистасп, отец Дария и сатрап Парфии, дал бой
войску мятежников в марте. Битва не имела определяющего значения —
хотя парфяне были остановлены, Гистасп не мог ничего сделать без
подкрепления [Бехистунская надпись [DB]. § 35).
Лояльные войска из Арахосии и Бактрии воевали умело и в зоне своей
ответственности добились успехов. В других местах, однако, Дарий был
вынужден ослабить свои силы, рассылая отряды по восставшим
территориям, и это не позволяло добиться перелома нигде, кроме Вавилона.
Наступление врагов было заблокировано с востока от Персии, в
центральной Мидии и в Ассирии. Все верные войска, впрочем, испытывали
одинаковую психологическую усталость, поскольку сил было недостаточно,
чтобы устремиться вперед и окончательно подавить восстание в самом его
сердце — в Мидии, Армении и Персии. Однако к апрелю Великий Царь
был готов перейти в атаку; настал критический момент всей кампании.
И вновь, как в декабре 522 г. до н. э., Дарий подтвердил свое
полководческое дарование быстрыми маршами и умелым рассредоточением
наличных дружин, благодаря чему удалось практически единовременно
атаковать по всем фронтам.
В двадцать пятый день месяца адуканиш — в первый месяц
персидского года (1/25) (месяц адуканиш соответствует марту—апрелю,
следовательно, персидский год, о котором идет речь, начинаясь в марте 521-го и
заканчиваясь в марте 520-го, должен обозначаться как 521/520 год до н. э.;
интересующее нас событие произошло в апреле 521 г. до н. э. — А.З) —
Дарий выступил во главе войска из Вавилона и направился в Мидию.
Перед тем он снарядил другую экспедицию — против Армении.
Предводительствовал этим вторым войском Дадаршиш (армянин, по словам
Дария). Свой первый бой он выиграл П/8 (восьмой день второго месяца
персидского года, соответствующего апрелю—маю) и для
окончательного закрепления успеха сразился еще дважды: во второй раз у крепости
Тигра П/18 (май) и в третий — у крепости Виама Ш/9 (май). Эта вторая

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
81
войсковая колонна, двинувшаяся против Армении, высвободила силы
Ваумисы, удерживавшего линию обороны где-то в северной Ассирии, что
позволило ему также перейти в наступление и успешно сразиться с
армянами в местности Аутиара П/30 (май), ровно за девять дней до того, как
Дадаршиш одержал третью, и окончательную, победу. Это двойное
наступление увенчалось полным успехом: Армения была побеждена, а
победоносным военачальникам оставалось ожидать в спокойной обстановке
инструкций Дария насчет окончательных политических решений
касательно восточных областей Анатолии [Бехистунская надпись [DB]. § 26—
27, 30).
В это самое время Великий Царь, успешно боровшийся с Фраортом,
приступил к операции, которая должна была покончить с Вахиаздатой и
его сторонниками в Персии, и получил возможность оказать помощь
Гистаспу, в каковой тот остро нуждался, чтобы наконец-то навести
порядок в Парфии. Выступив из Вавилона и намереваясь соединиться с
Видарной, который стоял лагерем в Кампанде, Дарий пошел через Элам
(или, по крайней мере, по дороге, с которой он мог угрожать Эламу), в
результате чего второе эламское сопротивление сошло на нет столь же
быстро, как и первое [Бехистунская надпись [DB]. § 22—23). Царь,
возможно, пришел в Кампанду с юга, двигаясь по пути, который проходил
через современный Харсин. С дороги он отправил часть своего войска
(которая вполне могла быть составлена по преимуществу из мидийских
отрядов) под командованием перса Артавардии против Вахиаздаты в
Персию. Сам царь с «оставшимся персидским войском отправился
дальше», в Мидию. В сражении при Кундуруше Фраорт был разбит наголову
соединенными силами Дария и Видарны. Случилось это 1/25 (май), то есть
за тринадцать дней до того, как армянские мятежники в первый раз
ощутили мощь удара армии Дадартттиттта. Фраорт бежал «с немногими
всадниками» в местность Рага, расположенную по соседству с современным
Тегераном. Отряд, брошенный Дарием в погоню, захватил узурпатора и
доставил его назад, в Экбатаны, где он был сначала искалечен, а затем
посажен на кол. Ближайших сподвижников самозванца повесили на
всеобщее обозрение на зубчатой стене Экбатан [Бехистунская надпись [DB].
§ 31—32). Разгром Фраорта послужил прямой причиной двух следствий:
(1) связанное с мидийским восстанием сопротивление Чиссатахмы в Са-
гартии потерпело неудачу под натиском Тахмаспады, одного из военных
командиров Дария [Бехистунская надпись рВ]. § 33; это событие никак не
датируется ни в древнеперсидской, ни в эламской версиях)15, так что
15 В вавилонской версии датировки победы Тахмаспады над сагартянами значится
5 ташриту (седьмой месяц вавилонского календаря, сентябрь—октябрь) (В 212: 29, 58).
Указание на это время — конец сентября — не дает нам никакого внятного смысла, как бы
мы ни желали реконструировать хронологию этих событий. При привязке захвата Сагар-
тии к сентябрю 522 г. до н. э. получается, что случилось оно еще до усмирения
вавилонского восстания, а при приурочивании к сентябрю 521 г. до н. э. выходит, что это произошло
уже через три месяца после того, как великая смута была, по существу, подавлена.
Географические аспекты данной истории ясным образом указывают на связь данной
войсковой операции с кампаниями против Мидии и Персии.

82
Часть первая
теперь из области Рага могли быть посланы подкрепления Гистаспу в
Парфию; (2) более важной, возможно, была первая победа Артавардии
над повстанцами в Персии, которую он одержал П/12, всего через
семнадцать дней после разгрома Дарием мидян (Бехистунская надпись [DB].
§ 41).
Как уже отмечалось, май был ознаменован окончательным
поражением армян. Подошедшие в июне подкрепления позволили Гистаспу
перейти к наступательным действиям, и в сражении у города Патиграбана,
произошедшего IV/1 (июнь 521 г. до н. э.), парфянские мятежники были
разбиты раз и навсегда [Бехистунская надпись [DB]. § 36—37). Лишь
четыре дня спустя, IV/5, Артавардия в битве у горы Парга окончательно
усмирил мятеж в Персии, которая была для Ахеменидов своей,
«домашней» провинцией. Вахиаздата и его ближайшие соратники были
посажены на кол (Бехистунская надпись [DB]. § 42—43). Таким образом, к июню
521 г. до н. э. великая смута была фактически подавлена; Ахемениды под
руководством Дария удержали империю, равно как перед тем
удержали царскую власть.
Впрочем, некоторое время спустя безрассудные вавилоняне
предприняли еще одну попытку бунта. Некий Араха, армянин, восстал и
провозгласил себя Навуходоносором (TV). На этот раз Дарий не чувствовал
необходимости лично возглавлять поход; очевидно, этот мятеж не
представлялся ему особенно опасным. И он был прав. Виндафарна (в
греческом варианте — Интаферн) повел войско в бой, и в ноябре 521 г. до н. э.
(VTH/22) сопротивление бунтовщиков было сломлено (Бехистунская
надпись рВ]. § 49-50).
Успех Дария объяснялся тремя обстоятельствами: (1) тем, что под
его командованием находилось профессиональное войско, вернувшееся
из Египта после смерти Камбиса; (2) его собственным твердым
управлением всеми операциями этого войска, очевидным образом проявленным
в способности быстро реагировать на неожиданно возникающие угрозы,
в таланте маневрировать воинскими контингентами на самой грани
тактического баланса, что позволяло контролировать ситуацию в
стратегическом плане, а также в умении собрать в кулак всю наличную силу для
достижения окончательной победы; (3) и наконец, полной неудачей
попыток мятежников из разных областей достичь хоть какой-то координации
собственных действий. В конечном итоге Дарий овладел важнейшей, с
тактической точки зрения, позицией и в дальнейшем этим пользовался.
Можно, конечно, спорить о хронологической точности его следующего
заявления: «Вот что я совершил по воле Ахура-Мазды за один только год с
тех пор, как стал царем», поскольку в действительности все эти события
развивались на протяжении более долгого срока, если вести счет от
уничтожения Гауматы до второй смуты в Вавилоне; однако совершенно
ясно, что сам Дарий включал в этот период лишь события, начавшиеся с его
первых действий против восставших вавилонян в ноябре/декабре 522 г.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 83
до н. э.16. Великий Царь заслуженно гордился своими свершениями, ибо
именно он мастерски организовьшал и отчасти лично возглавлял
наиболее сложные и опасные военные предприятия. Не будучи прямым
потомком Кира, он определенно являлся его наследником как в роли
полководца, так и в роли деятельного правителя, подвигавшего людей на
совершение важных поступков.
Если выйти за пределы династических и военных подробностей
первого года царствования Дария и подавления им великой смуты, то на
какие еще более широкомасштабные проблемы ахеменидской истории
может намекать «Бехистунская надпись»?
Прежде всего заметим, что основа власти самого Дария была в
некотором смысле необычной. Он находился в родстве с персидским правящим
домом, Ахеменидами, контролировал сердцевинную часть войска,
несомненно, заручился поддержкой наиболее влиятельной группы внутри
высшей аристократии. С другой стороны, его соперники, похоже, строили
свою игру исключительно на основе региональной политической
поддержки, делая ставку на Армению, Мидию, Вавилон, Элам, Сагартию и т. д.
Даже Персия не сплотилась вокруг Дария, хотя на первый взгляд
представляется очевидным, что именно Персия и персы должны были
потерять больше всего от распада державы, созданной Киром.
Большое внимание Дарий уделяет вопросу правильного наследования
царского престола Кира — то есть собственной династической
легитимности — и задаче воссоздания Кировой державы. В самом деле, в какой
степени Дарий действовал как воссоздзтель державы, а в какой — как ее
Создатель? Существенным ли был вопрос, кто именно наследует трон
Кира, или было совершенно не важно, в чьих руках он окажется? И даже
можно задаться вопросом: а существовала ли вообще необходимость в
сохранении державы, и если да, то державы какого рода?
Можно думать, что некоторые из восстаний, перечисленных в
надписи на Бехистунской скале, вряд ли являлись чем-то значимым, учитывая
быстроту, с какой они были подавлены, а также весьма небольшие
цифры потерь, которые порой дают вавилонская и арамейская версии этого
текста17. Эти второстепенные восстания едва ли представляли собой что-
то большее, нежели простую измену местных влиятельных лиц,
обладавших властью и связями на региональном уровне: подобные вещи
случаются, как правило, в тех ситуациях, когда многие люди на местах пола-
16 Хронология военных действий в свете заявления Дария о том, что всё это он смог
свершить в рамках одного года, была предметом ученых дебатов несколько десятилетий;
общий обзор этой полемики, со ссылками см.: В 80. Другое бросающееся в глаза заявление
Дария, послужившее причиной многих споров, — о том, что он, дабы создать «Бехистунскую
надпись», придумал древнеперсидскую письменность [Бехистунская надпись [DB]. § 70). О
недавнем обсуждении этой темы см.: В 74; В 152; В 100; В 83; В 224; В 119.
17 Напр., ни одно из восстаний в Эламе не выглядит важным событием. Если судить
по количеству вовлеченных в мятеж в Сагартии (447 чел.? — включая погибших и
оставшихся в живых повстанцев), это движение также вряд ли можно отнести к разряду массовых
(В 212: строка 64).

84
Часть первая
гают, что центральная власть в значительной степени ослаблена. В данных
случаях рассылка военачальников, верных державе (а теперь, значит, и
Дарию), чтобы исправить эту ситуацию, может быть понята скорее как
первый шаг в ходе административного капитального ремонта, нежели
как подавление бунта. Другие мятежи были, конечно, гораздо опасней,
в особенности то восстание, центром которого стала Мидия, причем эти
повстанческие движения в большей степени похожи на гражданскую
войну между отдельными иранскими группами18. Впрочем, даже и в случаях
проявления такого более серьезного недовольства узурпаторы,
очевидно, не предъявляли требований на державный титул (единственное
исключение — Вахиаздата из Персии, который, объявив себя Бардией, мог тем
самым притязать на имперскую власть. — Бехистунская надпись [DB]. § 40).
Фраорт провозгласил себя царем Мидии, но не соперником Дария за
обладание властью в державе. Другими словами, с гибелью Гауматы
кризис престолонаследия в общем-то закончился и возникшие
проблемы оказались сосредоточены не на том, кто будет следующим Царем
Царей, но должен ли вообще существовать Царь Царей, то есть сама
держава.
Аристотель [Политика. 1312а12—14), похоже, рассматривал захват
Киром власти над мидийцами как дворцовый переворот, а не как
существенное изменение в общественных и политических началах. Ухватившись
за эту мысль, можно было бы рассматривать государственное
устройство и мидийцев, и Кира как нечто, что не являлось в полной мере
настоящей империей. Быть может, оно представляло собой что-то несколько
большее, нежели простое «склеивание» известного количества
региональных государств посредством завоевания. Когда центр не способен
сохранять контроль над ситуацией, клей начинает размягчаться, а вся
структура — крошиться. По этой причине достижения первого года царствования
Дария, принимая во внимание специфическую основу его власти, можно
было бы рассматривать как настоящее первичное сотворение подлинной
империи: система правления основывалась на армии и на определенных
социальных классах, сохранявших преданность трону, а не на какой-то
отдельной географической области, а также на уме, моральной стойкости
и ореоле победителя, одного человека — Дария. Из всех описанных
выше событий, а также благодаря административным преобразованиям,
осуществленным Царем Стран сразу, как только он укрепился на троне,
родилась Персидская держава — государственное образование, которое
и с фактической, и с философской точек зрения отнюдь не сводилось к
простой совокупности регионов, объединенных и удерживаемых вместе
лишь военной силой .
18 Тыловая организация данной военной кампании предполагает, что, по крайней
мере, Мидия, Армения и Парфия старались действовать согласованно, попытавшись
организовать хоть какую-то политическую координацию восстаний.
19 Рассуждения в том же ключе см.: В 16.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
85
II. Последствия великой смуты
К исходу 521 г. до н. э. Дарий получил уже возможность уделять
внимание некоторым не столь безотлагательным и более перспективным
военным и политическим вопросам. Эти проблемы, косвенным образом
связанные с великой смутой, следовало решить еще до того, как царь
приступит к выполнению своего двойного плана, во-первых, по завершении
персидских завоеваний на востоке и на западе и, во-вторых, по
основательной реорганизации державы.
Во второй год правления Дария случилось третье восстание в
области Суз, возглавил которое эламит Атамайта. Гаубарува (Гобрий, один из
семи персов, участвовавших в заговоре против Гауматы) был поставлен
во главе войска и быстро подавил бунт. (В стремлении восставать
несчастные эламиты проявляли завидное упорство, но особенной
решимости в восстаниях не выказывали.) Был ли царь выведен из себя столь
частыми беспорядками в Эламе или же в данном конкретном случае
восстание оказалось связанным с каким-то религиозным протестом, но
только Дарий дает в отношении этой ситуации следующий, ранее в тексте не
встречавшийся любопытный комментарий: «Те эламиты были неверные
и не почитали Ахура-Мазду. Я почитал Ахура-Мазду; по милости Ахура-
Мазды, я поступил с ними, как хотел» [Бехистунская надпись [DB]. § 72).
До сих пор ни один мятежный народ не обвинялся в том, что не
поклонялся Ахура-Мазде; в самом деле, почему они должны были это делать,
если Ахура-Мазда являлся по преимуществу персидским богом? Быть
может, у Дария были какие-то особые причины ожидать этого именно от
эламитов?
Затем, обратившись от юга к северу, царь лично возглавил поход
против скифов. В «Бехистунской надписи» они упомянуты в начале, в
списке подвластных народов, а далее о них говорится еще раз только в самых
последних строках текста, и, если судить по тому, как строки надписи
размещены по отношению к рельефу, заключительный эпизод со
скифами был добавлен значительно позднее (об этих событиях сообщается
только в древнеперсидской версии, причем, чтобы новый текст мог
поместиться, его пришлось частично нанести на первоначальный рельеф20).
Некоторые исследователи высказывают предположение, что здесь речь
идет о знаменитом, описанном у Геродота, походе Дария против скифов
в Причерноморье. Однако всё указывает на то, что море, через которое,
согласно Дарию, переправилось его войско, — это Каспий, из чего
следует, что Великий Царь вновь был вынужден заняться угрозой,
исходившей от кочевников на северо-восточных рубежах державы, поблизости от
тех самых мест, где в свое время погиб Кир21. Скифы были разбиты, а их
вождь умерщвлен. Образ этого последнего затем был добавлен к релье-
20 О планировке Бехисгунского рельефа см. подробнее: В 127; В 128.
21 Ср. остроумное предположение Хинца (В 104) о том, что «море» — это река Оке. Как
старые, так и новые аргументы по поводу того, о каком море идет речь, хорошо
представлены в работах: В 44: 239, примеч. 8; В 188. См. также далее в гл. Зс, п. П.З.

86
Часть первая
фу в Бехистуне, изображавшему восемь мятежников. И вновь, как и в
случае с эламитами, Дарий заканчивает отчет об этой кампании [Бехис-
тунская надпись [DB]. § 74—75) высказыванием о том, что скифы не чтили
Ахура-Мазду, а потому поплатились. И вновь возникает вопрос: почему
они собственно должны были его чтить?22
Египет также упомянут в «Бехистунской надписи» как одна из
мятежных провинций, но ни о каких подобных событиях в дальнейшем
Дарий здесь не упоминает. Впрочем, Полнен, греческий автор, описывает
бунт против жестокого Арианда, сатрапа, оставленного управлять
Египтом еще Камбисом, возвращавшимся домой. Далее Полиен
рассказывает, как уже сам Дарий, придя в Египет, погасил мятеж уважительным
отношением к религиозным чувствам египтян — последние, настроенные
в его пользу, добровольно отказались от поддержки бунтовщиков
(Полиен. Стратегемы. VII. 11.7). С другой стороны, Уджахор-ресенет
упоминает в надписи о своей поездке из Египта в Сузы к Дарию и
отправке его царем назад с особым поручением — по восстановлению саисской
медицинской школы23. Затем, для 518 г. до н. э. мы располагаем таким
свидетельством, как письмо Дария, в котором он приказывает сатрапу
Арианду упорядочить египетские законы, принятые до конца правления
Амасиса. Эта дата может означать, что Дарий не посещал Египта, по
крайней мере, в начале своего царствования, и, следовательно, мы
можем прийти к следующему выводу: что бы ни происходило в Египте в
период великой смуты, ни сам царь не водил никакого войска (и это
почти наверняка) и никого из своих полководцев не посылал к берегам
Нила24.
В Египте Дарий следовал политике Камбиса и преподносил себя
местным жителям не в качестве чужеземного правителя, но как фараона,
законного царя Египта25. Арианд получил подтверждение своих
полномочий сатрапа и сохранял власть еще на несколько лет. В конечном итоге
Дарий казнил его. За что именно — не вполне ясно. По одной из версий,
Царь Стран не простил того, что в период великой смуты Арианд не
оказывал ему активной поддержки, а это, если выстраивать данную
гипотезу далее, может объяснить, почему в «Бехистунской надписи» Египет
помещен в список взбунтовавшихся стран. Но если причина постигшей Ари-
22 Одно из возможных объяснений заключается в том, что до составления
«Бехистунской надписи» Дарий еще официально не признал Ахура-Мазду общеимперским
божеством. А это значит, что третье эламское и скифское восстания произошли уже после
создания основного текста, а потому одни лишь эламиты и скифы подвергаются здесь суровому
осуждению за то, что не проявляют должного почтения к общему богу всей державы.
Может быть, личные религиозные убеждения Дария приобрели общеимперский статус лишь
в результате тех событий, какими был отмечен первый год его царствования?
23 В 873: 1-2, 175-176.
24 О письме к Арианду см.: В 901: 300 слл. Иная точка зрения представлена в работах:
В 859; в сводном виде: В 155: 141—144.
25 См., напр., надпись о быке Аписе от четвертого года правления Дария (В 873: 36—
41).

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 87
анда кары заключалась действительно в этом, тогда непонятно, почему
Дарий терпел сатрапа у власти еще столь долгий срок. Геродот
сообщает, что падение Арианда явилось следствием того, что он бросил вызов
Дарию, отчеканив необычайно чистые серебряные монеты под своим
собственным именем (Геродот. IV. 166), однако ни одной такой монеты
до нас не дошло. На деле он мог быть наказан за то, что извлекал
прибыль из переплавки монет в слитки, которые в Египте обладали
большей ценностью, нежели собственно монеты. При любом толковании
факт, по всей видимости, заключается в том, что Египет не бунтовал по-
настоящему против персидского правления, что Арианд оставался
сатрапом при Дарий в течение определенного времени уже после того, как
Великий Царь получил возможность смещать любого наместника, а
также то, что персидский контроль над Египтом продолжал сохраняться
неколебимым почти до смерти Дария26.
Дарий определенно не стал откладывать с решением судьбы другого
наследника, который не оказал должной поддержки своему владыке в его
противоборстве с мятежниками. Оройт, назначенный сатрапом Лидии
еще при Кире, после смерти Камбиса решил, что судьба дает ему шанс
стать независимым правителем. Оказавшись во враждебных
отношениях с другим сатрапом, Митробатом из Даскилия, он убил и его самого, и
его сына. Это первый явный пример междоусобной борьбы между
двумя наместниками. Позднее подобные примеры станут в ахеменидской
истории более распространенными, а центральная власть зачастую
будет закрывать на такие преступления глаза, нанося тем самым ущерб
имперскому величию и силе. Как только у Дария дошли руки до
решения подобных дел, он тем не менее сначала проверил местных
телохранителей сатрапа в Сардах на предмет их лояльности престолу и, найдя
их внутренний настрой вполне здравым, приказал немедленно казнить
Оройта (Геродот. Ш.126 ел.). Впрочем, в течение всего остального
времени правления Дария мы не слышим ни о каких подобных проступках
сатрапов; царь тщательно контролировал ситуацию.
III. Дальнейшая экспансия при Дарий
Теперь Дарий нацелился на покорение более отдаленных территорий —
тех, что окружали державу по ее границам.
1. Индия и восток
В «Бехистунской надписи» Индия не названа среди стран, обязанных
проявлять верность Дарию. Вместе с тем в «Персепольской надписи
Дария» (DPe), где эта страна помещена между Арахосией и Гандарой среди
26 А 116: 105-106.

88
Часть первая
восточных провинций, она упомянута как находящаяся под персидским
господством. Индия появляется и в списке подвластных областей на
знаменитой гранитной стеле, установленной Дарием в Египте неподалеку от
современного Суэца с целью увековечить грандиозные работы по
строительству канала, соединившего Нил с Красным морем («Суэцкая
надпись»), а также на статуе царя, раскопанной французскими и иранскими
археологами в Сузах в 1972 г. (см.: Том иллюстраций: ил. 22)27. Если бы мы
оказались способны точно датировать эти две последние надписи,
можно было бы приблизиться к решению вопроса о том, когда именно
Дарий включил Индию в состав державы. «Персепольская надпись»
перечисляет среди подвластных народов «страны, которые за морем», и
фраза эта толкуется как указание на области, завоеванные в Европе во
время похода на скифов, обитавших к северу от Дуная. Согласно
общепринятому мнению, в эту экспедицию Дарий отправился либо в 513 г. до н. э.,
либо незадолго до этой даты. «Суэцкая надпись» упоминает Ливию и
Куш среди покоренных народов, и если перед нами — ссылка на военные
кампании, осуществлявшиеся в этих областях сатрапом Ариандом
(Геродот. IV. 167 слл.), а не расширенный местный перечень зависимых
народов, основанный на прежних захватах Камбиса, тогда «Суэцкая
надпись», возможно, дает ту же самую дату, что и «Персепольская надпись»,
поскольку Геродот, несомненно, полагал, что экспедиция Арианда
происходила приблизительно в то же время, когда сам Великий Царь шел
походом на Европу (Геродот. IV. 145). Тем не менее, поскольку «Суэцкая
надпись» не упоминает «страны, которые за морем», она должна была
быть создана до того, как известия о скифской экспедиции достигли
Египта, то есть или вскоре после, или в течение самого 513 г. до н. э. Из всего
этого следует, что завоевание Индии должно было случиться еще до
похода против скифов, но, вероятно, не ранее 518 г. до н. э., как доказали
некоторые исследователи28.
Удивительно, что мы не имеем почти никакой информации — даже
из греческих источников — о таком важном событии в истории империи
Ахеменидов, как завоевание Индии. Хотя персидский контроль не
распространялся за пределы Пенджаба и Синда (и спорным остается
вопрос о том, насколько далеко на восток Пенджаба этот контроль
доходил), всё-таки дань, поступавшая из этой провинции, предположительно
была самой высокой: 360 талантов чистого золотого песка ежегодно
(Геродот. Ш.94). Такой доход, если, конечно, верить этой и другим цифрам,
приводимым у Геродота в податном списке, был очень важным для.
царской казны, от которой требовалось покрывать расходы на довольно
расточительные военные предприятия в других направлениях.
27 В 158; В 819. Сузская статуя наилучшим образом датируется второй половиной
правления Дария, то есть после 500 г. до н. э.; см.: В 922.
28 В 33; см. также: В 44: 58—59. Все попытки решить вопрос о том, когда именно
Индия была включена в состав Персидской державы, основаны на множестве
неполноценных данных. Случилось это после 520-го, но до 513 г. до н. э. См. ниже, гл. 3d.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 89
2. Европа и запад
Еще до того, как Дарий начал свой знаменитый поход во Фракию и
против скифов, живших к северу от Дуная, персидское владычество было
распространено на некоторые значительные острова рядом с Ионийским
побережьем. Возможно, уже в 517 г. до н. э. Отан (еще один из числа
семи знаменитых персов) захватил Самос; затем Лесбос и Хиос
добровольно перешли под персидскую власть. Так что, когда Дарий около 513 г.
до н. э. совершал марш на запад, он мог официально призвать к своему
делу большую часть азиатских греков. Мандрокл Самосский
сконструировал мост через Боспор, и Дарий увековечил этот строительный
подвиг, воздвигнув две стелы белого мрамора: одну — с греческой, другую —
с клинописной надписью (Геродот. IV.87)29. Войско переправилось в
Европу и совершило переход через северную Фракию, покоряя различные
племена на пути к Дунаю. Ионийцы с корабельными экипажами, как им
было приказано, встретили войско на Дунае, где выше по течению и на
приличном расстоянии от речной дельты построили из своих судов еще
один мост. Греки были оставлены охранять это сооружение, в то время
как персы отправились на север, в глубь пустынной степи.
Хотя нам известно немного подробностей относительно похода на
причерноморских скифов (его описание читатель найдет в гл. 3f данного
тома), здесь никак не могло случиться того почти катастрофического
бедствия, которое изображается Геродотом (IV. 122—136). В какой-то форме
персидское влияние, возможно, сохранилось в этом регионе и после
отступления Дария, ибо «скифы, что за морем», упоминаются в наскальной
надписи из Накш-и Рустама (так называемая «Накширустамская
надпись» Дария (а); принятое сокращение — «DNa». —A3.) как один из
народов, покоренных Царем Стран вне Персии. Впрочем, по ту сторону
Дуная персидское влияние так никогда и не смогло приобрести хоть
какого-то значения.
Дарий возвратился в Азию, оставив своего военачальника Мегабаза с
сильным войском и приказом завершить завоевание Фракии. Почти не
вызывает сомнений, что Мегабазу понадобилось для этого провести
более одной кампании. В свое время персы подчинили себе всё северное
побережье Эгеиды и его ближайшие внутренние районы, и Аминта, царь
Македонии, предоставил «землю и воду» — символический знак
признания иностранного господства (см. ниже, гл. 3f). Тем временем Дарий
приступил к политической реорганизации этого региона. Выказавшие
преданность греки были вполне вознаграждены: Кой — поставлен тираном
29 «Ассирийские письмена», нанесенные, согласно Геродоту, на одну из стел, на самом
деле могли быть арамейскими. (Арамейская письменность — это консонантное
фонетическое письмо; мысль автора этой главы состоит в допущении, что Геродот мог
принять арамейскую надпись за «настоящую» клинопись — «ассирийские письмена». —A3.)
Помещение греческой надписи рядом с настоящей клинописной тем не менее вполне
вероятно, по аналогии с использованием иероглифических письмен на Суэцкой стеле и на
Сузской статуе Дария.

90
Часть первая
у себя в городе Митилене; также и Гистией, тиран Милета, вождь
ионийских союзников во время скифского похода, был пожалован крупными
земельными наделами. Впрочем, этот последний, очевидно, вызвал чем-
то недовольство Великого Царя (в рассказе у Геродота — V.23 — Мегабаз
подсказывает Дарию, что, обладая столь обширными земельными
владениями, Гистией легко наберет слишком большую силу), так что он был
вызван в Сузы якобы для вступления в должность доверенного
советника царя. Артаферн, брат Дария, был поставлен сатрапом в Сардах, а
некий Отан (не путать с Отаном, захватившим Самос) стал его
помощником в делах управления областями вдоль северного побережья Малой
Азии (некогда это была часть сатрапии Даскилия). Вскоре после этого
Отан принял военное командование от Мегабаза и добился принятия под
персидскую власть всех наиболее важных городов, государств и островов
северной Эгеиды и вокруг Проливов, завершив тем самым труд,
начатый его предшественником по военному командованию. Затем наступил
период продолжительного мира, чреватый, однако, незавершенным
конфликтом между персами и Европой (Геродот. V.28)30.
В свое время это мирное состояние было взорвано Ионийским
восстанием, продолжавшимся с 499 по 494 г. до н. э. (подробное рассмотрение
этого события см. ниже, в гл. 8). Тяжкое налогообложение, требование
нести военную службу, а также внутреннее напряжение в городах,
управлявшихся тиранами, — в этом заключались коренные причины
недовольства азиатских греков, а подавление восстания потребовало
ожесточенной и кровопролитной борьбы.
Два последствия этих событий оказались особенно важны с точки
зрения персидских видов на будущее. Во-первых, отмечается явное
изменение в имперском отношении к тиранам. Со времен завоевания Ионии
при Кире царская установка состояла в том, чтобы управлять этим
регионом посредством местных тиранов, которые сохраняли власть лишь
благодаря персам. Кир поддерживал этих тиранов не потому, что одобрял
тиранию как таковую, но потому, что персы пытались везде, где
возможно, проводить свою власть посредством сложившихся на местах форм
правления (см. выше, гл. I)31. В то время как для материковой Греции
тенденция отказа от подобной формы правления была очевидна уже во
времена Кира, в Ионии тираны продолжали оставаться у власти, опираясь
на персов. Хотя, подавляя мятеж, Дарий и восстановил полное
персидское господство в регионе, не останавливаясь перед самыми жестокими
средствами, едва борьба подошла к концу, он немедля покарал многих
из тиранов и заменил их демократическими правительствами. (Геродот —
VI.43 — утверждает, что тираны были поголовно свергнуты, но это, конеч-
30 К сожалению, история этой первой фазы персидского проникновения в Европу
неизбежно базируется целиком на классических источниках, в основном — на тексте
Геродота. С точки зрения детализации особенно ценна работа: А 11: 127—139; см. также: В 188;
и далее, гл. 3f.
31 См.: А 19: 57—102 — здесь представлено подробное обсуждение проблемы
политических отношений между Персидской державой и Ионией.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
91
но, неверно; следует думать, что историк здесь говорит только о
собственно Ионии.) В итоге повстанцы добились, по крайней мере, одной из своих
целей. С этого момента мы оказываемся свидетелями довольно
забавного исторического факта — деспотичные персы начинают
последовательно поддерживать у азиатских греков демократическую форму
правления. Конечно, не следует забывать, что это была просчитанная политика,
а вовсе не выражение некой мировоззренческой позиции. Но всё же это
была реальность, которая в течение определенного времени должна
была так или иначе сказаться на том, как складывались
персидско-греческие дела.
Во-вторых, участие материковых греков в Ионийском восстании
сделало еще более ясным — если кто-то продолжал в этом сомневаться, —
что в свое время персы неминуемо двинутся на юг из Фракии и на запад,
через Эгейское море, против городов-государств европейской Греции.
Царское честолюбие само по себе может оказаться вполне достаточным
фактором, чтобы объяснить персидскую попытку прямого завоевания
Греции, хотя возникает вопрос, не мог ли Великий Царь рассматривать и иные
способы влияния на ситуацию (дипломатия, подкуп, а также создание
общей политической неразберихи среди греческих городов-государств — все
эти методы, когда к ним прибегали позднейшие Ахемениды,
демонстрировали высокую эффективность). С другой стороны, греческое
вмешательство в ионийские дела показало, что разбить греков, этих надоедливых и
во всё вмешивавшихся людей, благоразумнее было бы на их собственной
территории: длительный мир среди населявших регион (в экономическом
отношении гораздо более важный для персов, нежели каменистые
области материковой Греции) восточных греков, вряд ли можно было
обеспечить, пока европейские греки могли беспрепятственно вмешиваться в
дела Малой Азии. Так что битвы при Марафоне, Фермопилах, Саламине и
Платеях можно рассматривать как прямой результат Ионийского
восстания.
В 494/493 г. до н. э. Дарий отдал приказ о замене воинских частей и их
командиров в Ионии. Молодой военачальник Мардоний, сын Гобрия,
женатый на одной из царских дочерей32, принял на себя общее
командование. Именно он исполнил решение Дария о переносе персидской
поддержки на демократов, а затем выступил прямиком на Геллеспонт.
Кампания, которая привела к Марафону, началась.
Мардоний с войском переправился во Фракию на ионийских
кораблях, и поначалу всё складывалось как нельзя лучше. Фасос, как и
Македония, сдался, и, по всей видимости, именно тогда в Дориске, который
позднее сыграет столь важную роль при вторжении Ксеркса в 480 г. до
н. э., был основан персидский опорный пункт (Геродот. VII. 105).
Ужасный шторм, однако, почти целиком уничтожил флот Мардония, а
противники, находившиеся на суше, немедленно воспользовались
преимуществами, которые предоставило им это стихийное бедствие. Фракийское
племя бригов ночью напало на персидский лагерь, Мардоний был ранен.
32 PFa 5 (В 87: 110, 118; В 126: 110-111).

92
Часть первая
Однако рассказы о персидском поражении представляются чересчур
раздутыми. В конечном итоге персидское господство здесь мало пострадало,
и уже в следующем году (491 г. до н. э.) их контроль над районом
северной Эгеиды был вновь восстановлен. Когда именно Фракию и
Македонию включили в список покоренных стран под названием Скудра [Нак-
ширустамская надпись Дарил (a) [DNa]. 29), неясно, возможно, как раз в то
самое время, но это могло случиться и раньше, еще во времена
командования Мегабаза и Отана. Если Скудра действительно включала в себя
также и Македонию, а не только Фракию (хотя и в этом вопросе нет
ясности), тогда вхождение этой области в состав державы лучше всего
датировать не ранее 492/491 г. до н. э., поскольку только с данного времени
это прежде самостоятельное царство оказьвзается под полным
персидским контролем. (Иная точка зрения представлена ниже, в гл. 3f, п. IV.)
Персидское влияние распространилось теперь в южном направлении,
вплоть до горы Олимп. Строились дополнительные военные корабли,
часть которых была спроектирована наподобие современных десантных
судов — они имели открьшающиеся носы, что позволяло осуществлять
быструю высадку воинов и лошадей. Дарий разослал вестников по
греческим государствам с требованием от них покорности и с предписанием
выслать ему «землю и воду» в качестве знака своего подчинения.
Острова и некоторые материковые государства подчинились; Спарта и
Афины воспротивились. Мардоний, восстанавливавшийся после
ранения, был освобожден от командования и заменен на посту мидийцем Да-
тисом. Этот последний в сопровождении Артаферна, племянника Да-
рия и особого царского представителя при войске, выступил в поход на
Грецию через Эгейское море. Вторжение, которое привело к
Марафонскому сражению и к приостановке реализации честолюбивого
персидского замысла, на этот раз было подготовлено всерьез (о подробностях той
военной операции и о самой битве см. ниже, гл. 9).
Хотя поражение при Марафоне конечно же не могло доставить
радости Дарию (на сей раз Ахура-Мазда, видимо, не смог помочь), всё же
нельзя утверждать, что в стратегическом плане персидское положение в Эгеи-
де серьезно пострадало из-за этого тактического провала. В истории
редко случается, чтобы победа в одном сражении решила судьбу целой
кампании, и Дарий это прекрасно знал. Контрнаступление греков на
море под командой Мильтиада, автора марафонской победы, оказалось
неэффективным. Некоторые острова, провозгласившие верность Персии,
сдались, но, когда афиняне встретили первое настоящее сопротивление
на Паросе, мечты о том, что вся эта морская затея окупится за счет
контрибуции и награбленной добычи, очень быстро рассеялись. Паросцы
успешно оборонялись и вовсе не собирались складывать оружия. Так что,
хотя всё предприятие больше напоминало обычный грабительский
набег, когда афиняне отступили, Мильтиад вместе с тем утратил и
политическую власть, которая, по сути дела, находилась в залоге у военного и
экономического успеха. Он умер в Афинах от полученных ран, вскоре
после того, как его соратники, стоя над его носилками, тщетно пытались за-

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
93
щитить полководца от выдвинутых обвинений и убедить народное
собрание в его невиновности.
Но гораздо важней другое. В результате Марафонского сражения не
произошло никакого ослабления персидских позиций во Фракии,
опорный пункт, с которого Ксерксу предстояло начать наступление в 480 г.
до н. э., был сохранен в неприкосновенности. По получении известий о
Марафоне Дарий сразу же занялся планированием следующего похода
на Элладу, причем на этот раз подготовка носила более масштабный
характер (Геродот. VII. 1); нет никаких сомнений, что Великий Царь
ничуть не утратил решимости раз и навсегда разобраться с проблемами на
западных границах своей державы. Если бы Персия оказалась способна
организовать наступление крупными силами уже в 485 г. до н. э., ход
истории мог измениться, ибо отсутствие единства среди греческих
государств в это время достигло, может быть, своего крайнего предела, а
Афинам еще только предстояло построить собственный военно-морской
флот. Однако два события предотвратили вторжение в это время: смерть
Дария в ноябре 486 г. до н. э., а также вспыхнувшее несколько ранее
восстание в Египте. Так что Ксеркс, новый Великий Царь, вместе с троном
унаследовал двойную обязанность: решить проблему с повстанческим
движением, распространившимся в долине Нила, а также претворить в
жизнь планы отца относительно нового похода в Европу. Но, так уж
сложилось, вторжение на запад было вновь отложено из-за других проблем,
возникших «под боком».
IV. Правление Ксеркса: завершение экспансии
Дошедшие до нас источники сообщают очень мало о Ксерксе и его
царствовании, если, конечно, не брать во внимание контекст его войн с
греками. В результате этот Великий Царь, многообещающий сын энергичного
отца и в некотором смысле подлинное воплощение ближневосточного
державного правителя, остается для нас загадочной фигурой.
Ясно, что он был сильной личностью, но, представляется, так и не
оправдавшей изначально связывавшихся с ним надежд и определенно не
сделавпшйся таким царем и, может быть, человеком, каким был его отец
Дарий. Складывается впечатление, что при нем слишком мало уделялось
внимания повседневному управлению державой и что Ксеркс в
значительной степени жил заделами своих предков. Его царствованием отмечен
конец территориального роста державы и ее развития. В самом деле, на
западе империя была вынуждена пойти на своего рода сделку в результате
краха персидского вторжения в Грецию, и возникает ощущение (за
которым, впрочем, может ничего и не стоять): Ксеркс был настолько
подавлен поражениями от греков, что удалился в центр своей державы, где
«зализывал раны» в относительной оторванности от внешнего мира. И всё
же трудно понять, в самом ли деле провал в Греции и Эгеиде был
причиной видимого ослабления царя или же само это поражение явилось след-

94
Часть первая
ствием того, что Ксеркс никогда всерьез не брался за трудную задачу
руководства и управления обширной империей.
Не вызывает сомнения, что никакие пораженческие настроения
отнюдь не омрачали восхождения Ксеркса на престол и даже первые годы
его царствования. Он родился в 518 г. до н. э. и был прямо назначен
своим отцом наследным принцем. Геродот утверждает (VII.2—3), что
вопрос о преемнике возник лишь тогда, когда Дарий озаботился
подготовкой похода против Египта и Афин, поскольку существовал персидский
обычай, согласно которому царю нельзя было отправляться на войну, не
назвав наследника. Из рассказа Геродота следует, что Дарий предпочел
Ксеркса его старшему брату Артобазану, поскольку последний был
рожден младшей женой, дочерью Гобрия (историк не называет ее по имени),
еще до того, как Дарий получил царство. С другой стороны, Ксеркс был
старшим из сыновей, которые родились уже как царские отпрыски, к
тому же его матерью являлась Великая Царица — Атосса. Геродот
попутно присовокупляет характерную ремарку: «Атосса была всемогущей».
Какова бы ни была степень достоверности рассказанного Геродотом
о причинах выбора Ксеркса в качестве преемника его отца, доля истины
в этом рассказе всё же содержится, хотя хронология здесь полностью
нарушена. С одной стороны, сам Ксеркс говорит нам следующее: «У Да-
рия были и другие сыновья, [но] — таково было желание Ахура-Мазды —
Дарий, мой отец, после себя меня сделал самым великим» [Персепольская
надпись Ксеркса (/) [XPf]. 28—32). С другой стороны, это решение было
принято, несомненно, за некоторое время до 486 г. до н. э., поскольку на
рельефе одного дверного косяка из личного дворца Дария в Персеполе
Ксеркс явно изображен как наследный принц: фигура последнего стоит
напротив своего отца на восточном косяке южного портала тачары (в
научной литературе этот термин прочно закрепился за личным дворцом
Дария в Персеполе; тачара — одно из древнеперсидских слов,
обозначающих «жилой дворец»; именно оно начертано на стенах персепольского
дворца Дария. — А.З). На подоле одежды принца — трехъязычная
надпись: «Ксеркс, сын Царя Дария, Ахеменид»33.
Ясно также и то, что после смерти отца Ксеркс получил власть над
державой без каких-либо проблем; его восшествие на престол не
вызвало никаких протестов ни со стороны кого-либо из приближенных ко
двору лиц либо членов Ахеменидского рода, ни со стороны кого-либо из
подвластных народов державы34. Дарий умер, по всей видимости, в ноябре
486 г. до н. э. — после начала восстания в Египте, — и первый вавилонский
текст от царствования Ксеркса датируется уже 1 декабря 486 г. до н. э.
Таким образом, первоочередная задача нового царя состояла в
разрешении египетской проблемы и последующей реализации планов отца по
продолжению войны с материковыми греками.
33 По поводу этой вызывающей полемику скульптуры см.: В 170: 79; В 189: 10—11.
34 Не следует принимать на веру историю о сопротивлении Ариамена из Бактрии,
восходящую в конечном счете к сочинению Ктесия; см. по этому поводу: В 155: 231—232, с
примеч. 6.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
95
1. Восстание в Египте
Волнения в Египте начались в июне 486 г. до н. э.35. Из одного
современного событиям письма мы знаем, что по приказу сатрапа некий
египтянин Хнумемахет доставил партию зерна из Нубии. Артабан, персидский
командир гарнизона из местных наемников-евреев, приказал зерно
разгрузить, однако Хнумемахет заявил, что без сильной охраны,
предоставленной сатрапом, это выполнить не удастся, но даже и при наличии охраны
груз следует разгружать с особыми мерами предосторожности,
поскольку бунтовщики настолько обнаглели, что прямо средь бела дня гордо
вышагивают на глазах у официальных властей36. Вскоре после этого
должно было вспыхнуть полномасштабное восстание, поскольку все записи,
дающие какую-то информацию о положении дел на местах, внезапно
исчезают.
Было высказано предположение, что недовольство выплеснулось за
пределы самого Египта; в это время политическая ситуация в Палестине,
особенно в Иерусалиме, также могла стать тревожной. В Иудее уже давно
царил разлад, даже — конфликт, между теми, кто остался в стране после
депортации большой части населения в Вавилон в 586 г. до н. э., и теми,
кто по разрешению Кира вернулся из изгнания, чтобы восстановить храм
Яхве. Говоря об этих событиях, 1-я Книга Ездры лаконична:
И стал народ земли той ослаблять руки народа Иудейского (т. е. подавлять решимость
иудеев) и препятствовать ему в строении; и подкупали против них советников (т. е.
чиновников), чтобы разрушить предприятие их. [Гак продолжалось] во все дни Кира,
царя персидского, и до царствования Дария, царя персидского (1 Книга Ездры. 4.4—5)37.
Затем сообщается, что «в царствование Ахашвероша (т. е. Ксеркса),
в начале царствования его, [они] написали обвинение (т. е. донос) на
жителей Иудеи и Иерусалима» (7 Книга Ездры. 4.6), а это предполагает, что
массовые политические волнения в регионе на заре правления Ксеркса
позволили проявиться более решительно недовольству против
вернувшихся из вавилонского плена, имевших опору в центральных
властях. Впрочем, из всего этого невозможно сделать вывод, что здесь
развернулось полномасштабное восстание, ибо даже недовольные
элементы предстают в этом тексте как лица, которые с призывом об
исправлении ситуации взывают именно к царю.
Геродот (Vn.7) сообщает, что Ксеркс лично возглавил поход для
подавления открытого бунта в Египте. Впрочем, недостаточное внимание,
которое Геродот уделяет этому эпизоду, может означать, что в итоге
восстановление здесь имперской власти оказалось для персидских сил не такой уж
большой проблемой. С другой стороны, первое ясное указание на то, что
дела в Египте вернулись в нормальное русло, происходит из надписи, со-
35 В 824: 67. Зб В 902.
37 В английском издании использован перевод Дж.-М. Майерса («Anchor Bible
translation»); для русского издания использован Синодальный перевод, как и в прочих случаях
цитирования Библии. —A3.

96
Часть первая
общающей, что работы на царских каменоломнях в Вади Хаммамат
возобновились 9 января 484 г. до н. э. Из этого следует, что подавление
восстания могло занять полтора года.
Очевидно также и то, что по подавлении восстания Ксеркс ввел
важное изменение в практику персидского управления Египтом. Мы уже
отмечали, что изначально персидский метод заключался главным
образом в терпимом отношении к местным обычаям и установившимся
порядкам, а также в разрешении завоеванным народам — при условии
исполнения ими некоторых базовых повинностей — жить сообразно их
собственным социальным и религиозным представлениям. Геродот
рассказывает, что Ксеркс взвалил на Египет гораздо более тяжкое ярмо
рабства по сравнению с тем, какое было на нем до восстания, назначив
сатрапом этой страны своего брата Ахемена (Геродот. VÜ.7). В отличие
от отца, Ксеркс за всё время царствования, похоже, не оставил ни
одного царского памятника в Египте, и у нас нет никаких подтверждений
тому, что он правил здесь как фараон38. Все эти обстоятельства лишь
намекают на произошедшую в персидской политике перемену, но
события, которым вскоре предстояло случиться в Вавилоне, совершенно ясно
показывают, что Ксеркс решил по-новому управлять теми народами,
которые прежде открыто восставали против Великого Царя (или, по
крайней мере, по-другому их контролировать).
2. Восстание в Вавилоне
В начале царствования Ксеркса мятеж вспыхнул и в Вавилоне. Греческие
источники весьма туманно говорят о дате (или датах) этого события, да
и местные клинописные документы также не способны обеспечить нас
ясными хронологическими указаниями. В научной литературе
высказывались доводы в пользу того, что деятельность двух узурпаторов,
оказавшихся вовлеченными в эти события (Бел-шиманни и Шамаш-эриба),
должна быть отнесена к 482/481 г. до н. э.39. Некоторые исследователи
полагают, что это было совместное восстание двух царей и датируют его
484 г. до н. э.40, но другие авторы высказывают предположение, что на
самом деле было два разных восстания: одно — под водительством Бел-пш-
38 А.-Т. Олмсгед (В 155: 235—236) доказывает, что саркофаг, найденный в «зале R» Се-
рапеума, принадлежал быку Апису, умершему на тридцать четвертом году правления Да-
рия, и что пустой картуш, который должен бы содержать имя Ксеркса, оставлен
незаполненным именно потому, что египтяне были возмущены той ожесточенностью, с какой царь
подавил восстание. От этого тезиса следует, по всей видимости, отказаться. В нашем
распоряжении имеется официально установленная стела, а также несколько частных
надписей по поводу данного быка, которые позволяют прийти к выводу, что священное
животное было погребено еще при жизни Дария. Что же до саркофага, о котором идет речь, то
ныне он датируется эпохой Птолемеев (правда, на основании до конца не
сформулированных соображений). Всё же несколько странно, что не обнаружено никакого саркофага для
священного быка, умершего на тридцать четвертом году правления Дария. О саркофаге
см.: В 817: 87-91; о стеле: В 871: 800-804.
39 В 247. 40 В 330.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 97
манни в 484 г. до н. э., другое — спустя два года, в 482 г. до н. э., под
руководством Шамаш-эрибы41. Источники, однако, по-прежнему приводят нас
в замешательство. Ясно лишь, что беспорядки в Вавилоне имели место за
некоторое время до вторжения Ксеркса в Грецию в 480/479 г. до н. э.
Была высказана также догадка, что в начале своего правления Ксеркс
по неизвестным причинам перестал пользоваться древней титулатурой
вавилонских царей («Царь Вавилона, Царь Стран») и впредь называл
себя «Царь Парсы (т. е. Персии) и Мады (т. е. Мидии), Царь Вавилона, Царь
Стран»42. Это изменение, если оно в самом деле имело место, могло быть
вызвано либо неприязнью к Вавилону (что маловероятно), либо явилось
следствием перемены в имперском отношении к вавилонянам,
примкнувшим к восстанию. Новые свидетельства клинописных источников на сей
счет не столь определенны: таблички как из Британского музея, так и из
Музея Ашмола, датируемые между пятым и шестнадцатым годами
правления Ксеркса, используют оба титула: и «Царь Парсы и Мады», и «Царь
Вавилона»43. Все эти тексты происходят из Вавилона или его ближайшей
округи, поэтому не исключено, что местные писцы продолжали
пользоваться старым титулом «Царь Вавилона» либо из простой привычки, либо
из чувства сопротивления, невзирая на царский указ с противоположным
предписанием. Тем не менее эти новые свидетельства теперь уже не
позволяют говорить с уверенностью, что изменение в титулатуре в начале
правления Ксеркса было однозначно предписано властями или что
такая перемена должна обязательно связываться каким-то образом с
беспорядками в Вавилоне.
Каковы бы ни были время и причины вавилонского восстания, оно
было подавлено твердой рукой. Во главе войск на усмирение
бунтовщиков Ксеркс отправил Мегабиза, что не отняло у последнего особо много
времени. После этого персы приступили почти к систематическому
уничтожению символов вавилонской национальности. Городские укрепления
разрушались до основания, и эта утилитарная военная акция при
сложившихся обстоятельствах была, вероятно, как извинительной, так и вполне
объяснимой. Храм Эсагила и большой зиккурат могли быть снесены
также в это время. Служителей местных культов убивали. И наконец
последовал самый сокрушительный удар: сохранилось сообщение, что
колоссальная статуя Бел-Мардука, к которой Кир и Камбис, чтобы добиться у
вавилонян одобрения персидского правления, относились с неизменным
почтением, была низвергнута и затем переплавлена (Ктесий. Персидская
история, ХШ, эпитома 52—53; однако см. ниже, гл. За, п. IV).
Если бы мы связали — что, в принципе, допустимо — знаменитую, но
несколько туманную так называемую «Антидэвовскую надпись Ксеркса»
(XPh; эта надпись, экземпляры которой обнаружены на камне в Персепо-
ле и Пасаргадах, повествует о борьбе с запрещенными Царем Стран куль-
41 В 375.
42 В 155: 236-237; В 44: 100.
43 Более подробное обсуждение этого вопроса см. ниже, в гл. За, п. IV.

98
Часть первая
тами некоторых божеств злого мира — дэвов. —А.З) с этим жестоким
отношением к вавилонским религиозным учреждениям, тогда, видимо,
нам следовало бы прийти к выводу, что в вавилонском восстании
присутствовал какой-то специфически религиозный аспект или, по крайней
мере, — в позиции самого Ксеркса по отношению к этому открытому
неповиновению44. Великий Царь написал:
Когда я стал царем, среди тех стран, что поименованы выше, была [одна], охваченная
волнениями. Затем Ахура-Мазда помог мне. По воле Ахура-Мазды я поразил эту
страну и поставил ее на свое место. И среди этих стран было [место], где прежде
почитались ложные боги. После этого по воле Ахура-Мазды я разрушил это святилище дэвов
(т. е. этих неправильных божеств, злых демонов) и провозгласил: «Пусть дэвы более
не почитаются». Там, где дэвы почитались ранее, я благоговейно учредил поклонение
Ахура-Мазде и Арте (Антидэвовская надпись Ксеркса [XPh]. 30—41).
Египет, «когда я стал царем», мог быть охвачен волнениями, Вавилон
мог быть второй страной, «где прежде почитались ложные боги». После
того, как Дарий в «Бехистунской надписи» мимоходом неодобрительно
высказался о том, что эламиты и скифы не поклоняются Ахура-Мазде
(см. выше, п. П), ахеменидский царь не докучал себе вопросами о
религиозных верованиях покоренных народов. Неясно, было ли изменение
позиции, случившееся при Ксерксе, политическим ответом на мятежи в
Египте и Вавилоне, приведшим к новой установке на религиозную
нетерпимость в отношении местных народов, или же это изменение отражало
перемену религиозных представлений и ритуалов при ахеменидском
дворе и среди персов вообще.
Если судить по крайне немногочисленным торговым и юридическим
табличкам, обнаруженным в Вавилоне и датируемым последующим
периодом правления Ксеркса, то можно прийти к заключению, что после
подавления мятежа экономические обстоятельства в Месопотамии
изменились к худшему и наступил значительный упадок экономической
активности45. Существуют также некоторые свидетельства, позволяющие
предположить, что земли местных купцов и обычных жителей
конфисковывались и передавались представителям персидской знати. В целом
всё выглядит так, как если бы страдания вавилонян в значительной
степени объяснялись их поспешной и, несомненно, плохо организованной
попыткой добиться независимости.
44 Конспективное обсуждение данной темы, приводящее к иному выводу, см.: В 44:
147—148. Об эламской версии «Антидэвовской надписи» см.: В 36.
45 Вплоть до определенного момента в поздневавилонской истории большинство
имеющихся у нас табличек происходят из храмовых архивов. Но примерно с четвертого или
пятого года правления Ксеркса таблички необязательно происходят из храмов; в связи с
этим высказано предположение (В 312), что данное обстоятельство связано с персидским
вмешательством в религиозные структуры Вавилонии, последовавшим за восстанием.
Резкое сокращение числа табличек, известных от более поздних ахеменидских времен, может
быть объяснено, конечно, фактором случайности при археологических раскопках или
выборочного характера публикаций, а не отражением исторической и экономической
действительности. Дополнительную информацию см. далее, в гл. За, п. IV, с примеч. 159, а
также: В 350.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе
99
3. Ксеркс после Платейской битвы
Когда волнения в Египте и Вавилоне были полностью усмирены и
единство державы восстановлено, Ксеркс смог наконец заняться
запланированным вторжением в Грецию. Геродот передает яркую, но явно
недостоверную историю о том, как Великий Царь вынужден был
приступить к выполнению этой задачи, первоначально вовсе не желая идти
походом на Элладу (VTt.5—6). По этому рассказу получается, что в
конечном итоге к необходимости довести до конца начатое его отцом дело
Ксеркса склонили убедительные и настойчивые речи Мардония,
питавшего честолюбивые замыслы, а также мелочные интриги афинских и
фессалийских изгнанников. Если это действительно так, тогда царю
лучше было бы поступить согласно своему собственному первоначальному
настроению, ибо войны Ксеркса против греков оказались, с персидской
точки зрения, настоящим бедствием, тем более что в итоге они привели к
первому серьезному сжатию империи. Хорошо спланированное и удачно
начатое в 480/479 г. до н. э. персидское вторжение в Грецию окончилось
поражением в Европе в битве при Платеях, а в Азии — временной
потерей Ионии. Эта утрата оказалась поистине серьезным ударом, со
временем, впрочем, смягченным благодаря успешному размещению
персидского золота и действиям ловких дипломатов в греческом мире, который
более уже никогда не был столь единым, каким оказался после того, как
Ксеркс сжег Афины. (Подробнее о персидском нашествии, сражениях
при Фермопилах, Саламине и Платеях, а также о результатах и
последствиях этой войны см. ниже, гл. 10, 11.)
Создается ощущение, что под гнетом поражения в Греции и в Эгеиде
Ксеркс удалился в центральную часть своей державы, и оставшиеся
четырнадцать лет царствования о нем почти ничего не было слышно. Это
может быть ложным впечатлением, основанным на общей нехватке
древних свидетельств, поскольку ни из первичных, ни из важных
вторичных источников почти ничего не известно о деятельности Великого
Царя после битвы при Микале. Не исключено, впрочем, что с этого
момента он лично почти не занимался делами державы. Возможно, больше
времени Ксеркс проводил со своими зодчими, ибо благодаря реально
сохранившимся трехмерным свидетельствам Персеполя мы располагаем
информацией о непревзойденных царских строительных программах.
Огромная искусственная терраса для будущего Персеполя была
сооружена Дарием, и к моменту его смерти некоторые здания определенно
находились еще в стадии строительства. Ксеркс начал с того места, где
остановился его отец, и не только добросовестно закончил некоторые
постройки, но еще и расширил террасу, коренным образом
переориентировав пространственную организацию строительной площадки, а также
полностью завершил несколько новых грандиозных сооружений.
Одержимость Ксеркса (вряд ли это можно назвать иначе) завершить и
приумножить начатое отцом, хотя и не была уникальной среди ахеме-
нидских царей, тем не менее достойна внимания с точки зрения интенсив-

100
Часть первая
ности и решимости. Царь часто весьма точно сообщает, что именно
строит в настоящий момент, дабы не осталось никаких сомнений в том,
насколько глубоко он чтит своего отца в деле завершения его
архитектурных начинаний. Например:
Когда Дарий стал царем, он воздвиг много великолепных [сооружений]. Когда я стал
царем, я воздвиг много великолепных [сооружений]. То, что было воздвигнуто моим
отцом, я оберегал и дополнил другими постройками (Персеполъская надпись Ксеркса
(/) [ΧΡί]. 25—27, 36—40) (надпись XPf сделана на известняковой табличке,
заложенной при основании одного из дворцов в Персеполе. —А.З.)
или:
По воле Ахура-Мазды Царь Дарий, мой отец, воздвиг и повелел [, чтобы было
воздвигнуто] много хороших [сооружений]. Также по воле Ахура-Мазды я прибавил к этим
сооружениям и воздвиг новые здания (Персепольская надпись Ксеркса (g) £XPg]. 2 слл.)
Это стремление связать себя с отцом посредством завершения
заложенных им монументов, по крайней мере однажды, увело Ксеркса далеко
от Персии и Персеполя. Недалеко от озера Ван в восточной Анатолии
Дарий подготовил в склоне одной из гор нишу для надписи, которую так и
не вырезал. Эту работу завершил Ксеркс, который сообщает:
Эту нишу он (Дарий) отдал приказ выдолбить, в каковой [нише] он надпись не
выгравировал. Впоследствии я отдал приказ выгравировать эту надпись [Ванская надпись
Ксеркса [XV]. 20-25).
В действительности Ксеркс был настолько деятельным строителем,
что, как мы увидим ниже, теперешнее великолепие Персеполя в основе
своей — именно его заслуга40.
Ксерксу суждено было стать первым великим ахеменидским царем,
расставшимся с жизнью в результате политического заговора (465 г.
до н. э.). Артабан, царский фаворит, в союзе с придворным евнухом Аспа-
митром и Мегабизом, у которого были личные обиды на Ксеркса,
умертвили великого Царя в его опочивальне. Наследовать Ксерксу должен был
старший сын — Дарий, однако молодого человека, в свою очередь, лишил
жизни его брат Артаксеркс, состоявший в заговоре с Артабаном. Вскоре,
во время дворцовой схватки, затеянной Артабаном, пытавшимся
наброситься на своего недавнего союзника — принца, последний убил главного
заговорщика. Наконец, после новой короткой серии династических
столкновений, новый царь, Артаксеркс, прочно утвердился на престоле.
46 Он также скопировал, почти дословно, «Накширустамскую надпись Дария (Ь)»
[DNb] [эта копия — «Накпгирустамская надпись Ксеркса—Дария (Ь)» — обозначается как
XDNb]; см.: В 71; В 101,45—51. (В Накш-и Рустаме, расположенном недалеко от Персеполя,
находились скальные гробницы ахеменидских царей; у входа к могилам расположены две
знаменитые надписи Дария — (а) и (Ь); «Накширустамская надпись Дария (о)»,
упоминавшаяся выше, в п. Ш.2, содержала царскую генеалогию и перечень входивших в состав
державы стран; что касается «Накширустамской надписи Дария (£)», то она посвящена
некоторым правовым и этическим принципам, которыми Дарий руководствовался. —A3.)

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 101
Хотя история эта сохранилась в не очень надежных источниках (Кте-
сий. Фр. 60—61; Аристотель. Политика. 1311b 38; Диодор Сицилийский.
XI.69, 71.1; Юстин. Ш.1), она может, как ни странно, содержать зерно
исторической правды. В течение определенного времени считалось, что на
знаменитых «рельефах сокровищницы» из Персеполя (см.: Том
иллюстраций: ил. 29, 31) изображен Дарий на троне со стоящим позади него
Ксерксом, наследным принцем. Последующие исследования, однако,
показали, что эти рельефы изначально предназначались не для
сокровищницы, а были установлены, скорее всего, в центральных панелях на
лестничных маршах, ведущих к ападане (древнеперсидское слово,
означающее «парадный зал» или «парадный дворец». —А.З.). Они вполне могли
изображать Ксеркса в качестве Великого Царя и Дария — в качестве его
сына и наследного принца. Удаление этих панелей с почетного, широко
открытого для публичного обзора места объясняется сообразно
сказанному выше—как дело Артаксеркса I, имевшего все причины не
демонстрировать, что наследным принцем являлся именно убитый Дарий47.
Как бы то ни было, атмосфера последних дней жизни Ксеркса хорошо
описана Геродотом, от которого известно о всякого рода интригах и
моральном разложении, царивших при дворе. В рассказе о Сатаспе
(Геродот. IV.43) Ксеркс изображен меняющим царский приговор — хотя и
временно — по просьбе своей тетки. Затем, в рассказе о Ксерксе, его брате
Машете и супруге Аместриде (Геродот. IX. 107 слл.), мы видим, как сам
царь оказывается впутанным в аморальные и недостойные истории с
придворными женщинами, демонстрируя поведение такого рода, какое
порождает всевозможные сплетни, из которых позднейшие писатели
наподобие Ктесия создавали «настоящую смесь из невероятных и
бессмысленных россказней» (Плутарх. Артаксеркс. 1.4). Одним словом, перед
нами встает картина царского двора, озабоченного исключительно
внутренними проблемами и поглощенного собственной мелочной ревностью,
подозрительностью и легкомыслием, а это — такой двор, который влечет
людей по пути кровавых политических убийств, но который не способен
вести за собой державу.
V. Правления Дария и Ксеркса
в СОВОКУПНОМ ИЗЛОЖЕНИИ
Дарий сохранил сложившиеся при Кире и Камбисе модели роста и
развития. Не вызывает сомнений, что и как человек, и как царь он обладал
огромной энергией. То, как он овладел троном и сконцентрировал власть
в своих руках, свидетельствует о его храбрости, а экспансия империи на
восток (вплоть до индийских территорий) и на запад (против скифов и до
Фракии) обнаруживает в нем дарования настоящего царя персов. Единст-
47 В 170: 91—94; иное мнение на эту проблему см. в: В 186. Вавилонские источники по
поводу убийства: В 318: 17.

102
Часть первая
венная неудача Дария — поражение при Марафоне — вряд ли носила
решающий характер. В данном случае царь лично не командовал войском,
а если бы всё же и командовал, тогда, не исключено, проблемы,
возникшие на дальнем западном краю державы, могли быть разрешены
надлежащим образом. В самом деле, хотя он не успел при жизни осуществить
вторжение в Европу, его сыну Ксерксу, теперь Великому Царю,
предстояло претворить в жизнь отцовские планы.
Давно выбранный в качестве преемника Дария, Ксеркс делал всё от
него зависящее, чтобы достойно носить полученную им царскую мантию.
Он был хорошо подготовлен к выполнению своих обязанностей, а его
немедленная реакция на беспорядки в Египте и Вавилоне
продемонстрировала, что и своим настроем, и мастерством исполнения новый царь был
похож на отца. И всё же первоначальные надежды не оправдалась. По
какой именно причине это произошло, мы никогда не узнаем. Ксеркс,
возможно, оказался лично не способен к проведению того решительного
царского курса, который мог бы сохранить империю энергичной и способной
к расширению48. С другой стороны, не исключено, что и сам Кир не смог
бы справиться с этой задачей. Греция отстояла далеко от главных
проблем державы — и буквально, и метафорически, — сами же греки
сражались исключительно хорошо. Кроме того, потребности империи,
возможно, были теперь и более обширными, и более сложными даже в сравнении
с теми задачами, которые когда-либо приходилось решать Дарию.
Каковы бы ни были причины этого изменения, оно произошло при Ксерксе.
По всей видимости, он являлся первым Великим Царем,
сосредоточившимся в основном на удержании того, что было уже достигнуто и
приобретено. Конечно, вся ахеменидская история начиная с 479 г. до н. э. может
быть описана как операция по сохранению державы перед лицом
бунтующих провинций, честолюбивых сатрапов и внешних врагов.
Центробежные силы внутри империи приобрели устойчивый характер. И всё же это
делает честь строителям — Киру, Камбису и Дарию, — что империя пала
лишь спустя столетие с четвертью после смерти Ксеркса, да и то только
после упорного противостояния самой впечатляющей военной машине,
какую древний мир когда-либо производил. Многие из сильных сторон
Персидской державы могут быть объяснены не только удивительными
завоеваниями ее основателей (как, например, ее размеры и ее богатства),
но также и организационной подготовкой этих завоеваний (главным
образом Дарием). Это тот вопрос, который нам предстоит теперь
рассмотреть в деталях.
48 Критикуя Ксеркса таким образом, необходимо помнить, что мы при этом остаемся
в рамках общепринятой традиции, которая корнями уходит в античность. Платон в
«Законах» (694—695) морализирует по поводу благородного Кира, противопоставляемого
Камбису, царскому отпрыску, не знающему настоящего мира. Подобным же образом Платон
сравнивает Дария, сильного человека, всего добившегося собственными силами, со
щеголеватым, выросшим при дворе Ксерксом. Эта тема была сохранена западными
исследователями вплоть до сегодняшнего дня. Остается лишь задаваться вопросом, каким Ксеркс
предстал бы в истории, если бы для его царствования сохранились более надежные, в
особенности иранские, источники.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 103
VI. Имперская организация
И КУЛЬТУРНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ
Когда Кир сверг Астиага, персы, вероятно, смутно представляли, как
должно осуществляться управление объединением людей,
превосходящим отдельный клан или племенную конфедерацию, да и вряд ли они
испытывали нужду в подобном управлении. Когда Ксеркс взошел на
трон, он получил власть над высокоразвитым, сложным и изощренным
имперским организмом. Заимствовав методы и идеологию правления у
мидийцев и ассирийцев, персы переняли от вавилонян и эламитов
древнюю бюрократию, переплавили всё это в новую форму, создав
собственную разновидность государственного устройства. Это стало, пожалуй,
одним из самых устойчивых ахеменидских вкладов в цивилизацию
Ближнего Востока. Хотя экстраполировать в прошлое формы имперской
организации при Сасанидах, соотнося их с подобными формами Ахеме-
нидов, — не самая лучшая историческая методика, тем не менее
историческим фактом остается то, что в основании первых лежат последние, а
персы сасанидской эпохи, в свою очередь, настолько повлияли на
политические и административные структуры и стиль Арабского халифата
средневековой исламской эпохи, что управленческие формы и методы,
которые преобладают и сегодня во многих частях Ближнего Востока,
вполне могут считаться эволюционными наследниками ахеменидской
державной организации.
1. Центральное управление
Державой персы управляли из трех или даже четырех столичных
городов. Сузы, древний и самый главный город эламитов в долине Хузиста-
на, несомненно, являлся наиболее важным имперским центром Ахеме-
нидов. Из всех персидских городов Сузы были лучше всего известны
библейским авторам, да и греки, когда представляли себе Великого Царя
на его домашней территории, думали именно о Сузах. Вполне
вероятно, что царский двор обыкновенно старался проводить зимние месяцы
(с ноября по март) в Сузах из-за местного климата, хотя и влажного,
зато умеренного. То обстоятельство, что в более ранние времена Ахемени-
ды обладали древним Аншаном (см. выше, гл. 1), могло обусловить их
достаточно близкие контакты с эламитами еще до успешного персидского
восстания против мидийцев, так что столь близкая связь с Сузами, а
также использование эламской бюрократии с ее развитыми писцовыми
традициями — всё это может быть понято как вполне естественный шаг,
предпринятый после сложения державы49.
49 История Суз и Эламской области после гибели Ашшурбанапала в 639 г. до н. э.
почти совсем не известна. В результате мы не имеем представления о ранних эламо-ахеменид-
ских контактах вплоть до времени правления Кира. Все дискуссии по поводу этого периода
строятся на основе археологических находок, которые вряд ли можно назвать
достаточными. См.: В 226: 68-70; В 228: 33-34; В 192; В 137; В 138.

104
Часть первая
Экбатаны (современный Хамадан) представляли собой хорошую
летнюю резиденцию царского двора. Находясь на высоте двух километров
над уровнем моря, этот город и сегодня остается тем местом, где
иранцы любят проводить июль и август. Если стратифицированные
архитектурные памятники ахеменидского периода здесь еще только предстоит
раскопать, то число небольших находок, датируемых этим временем и,
как утверждается, ггооисходящих из Хамадана, весьма велико, что же
касается ахеменидских культурных слоев, то они были обнаружены ниже
на 30 или даже более метров от слоев, датируемых более поздними
временами. Из письменных источников той эпохи мы знаем, что Хамадан
являлся одной из ахеменидских столиц, причем не вызывает сомнений, что
здесь располагалась важная сокровищница и архив. Политическая
логика конечно же должна была подсказать, что персам следовало
унаследовать и использовать для своих целей столичный город их прежних
господ, мидийцев.
Пасаргады и Персеполь были столицами Ахеменидов в их собственном
отечестве. Из Пасаргад Дарий перенес правительственную резиденцию
в Персеполь (древнеперсидское название: Парса), но первые отнюдь не
оставались заброшенными вплоть до периода, наступившего после
завоеваний Александра Македонского50. Уже давно были выдвинуты доводы о
том, что Персеполь являлся лишь церемониальным местом,
использовавшимся, возможно, для крупных празднеств, которые предполагали
приношение царской подати на персидский Новый год (20/21 марта)51.
Вполне возможно, что со времен Дария Пасаргады отчасти также сохранили
значение церемониального центра, оставаясь традиционным местом
коронации, однако кажется более обоснованным видеть в Персеполе
единственный столичный город Ахеменидов на их родине. Для царского
двора было разумно проводить здесь весенние месяцы (с марта по май),
поскольку в эту пору в Фарсе как погода, так и зеленая растительность
просто великолепны. Впрочем, теперь мы знаем, что царь, а следовательно, и
двор находились в этом районе и в другие времена года. Недавние же
археологические открытия на равнине перед персепольской террасой ясно
показывают, что место, которое мы уже давно привыкли называть Пер-
сеполем, являлось, по всей видимости, только царской цитаделью или
дворцовой зоной большого города. Персепольские таблички
сокровищницы (FT) и тексты крепостной стены (PF) недвусмысленно говорят о том,
что крепость представляла собой административный центр очень
большой области. Поэтому весьма далека от истины точка зрения, согласно
которой многие из скульптур, украшавших великолепные здания Персе-
поля, имели символическое значение, из чего якобы следует, что весь этот
комплекс сооружений был не чем иным, как грандиозным
церемониальным символом, обитаемым же он становился очень редко.
50 В 193: 146-159.
51 Напр.: В 160; точка зрения, полностью отрицающая эту позицию, представлена в:
В 28.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 105
Меньшая определенность существует относительно вопроса о том, до
какой степени Ахемениды использовали Вавилон в качестве основной
имперской столицы. Возможно, именно так оно и было, поскольку
имеются обильные свидетельства о многочисленных царских постройках
здесь; кроме того, для Ахеменидов было бы логично иметь в Вавилоне
правительственную резиденцию, ибо этот город был расположен в самом
центре державы, к тому же он господствовал над богатыми
сельскохозяйственными районами, находившимися далеко от границ империи52.
По сути дела, наши источники ясно показывают, что царь
перемещался довольно часто, или, другими словами, в городах своего государства
он пребывал лишь временно, так что, куда в данный момент
направлялся царский двор, туда передвигался и центр принятия решений. В каком-
то смысле можно говорить об отсутствии у державы подлинной столицы;
вместо этого существовали определенные города, в которых царь с
большой вероятностью мог находится в течение каких-то более длительных
периодов времени. Свою столицу ахеменидский царь «носил с собой».
Если двор являлся центральным правительством, то его главной
фигурой был Великий Царь. Он обладал абсолютной властью: его слова
являлись законом, и даже мелкие частности в делах управления зачастую
передавались ему на рассмотрение. Он был окружен тщательно
продуманным ритуалом (наподобие того, каким наслаждался Людовик XIV),
придававшим ему исключительную таинственность восточного
властелина. Значительную часть времени он пребывал в уединении. Доступ к
его персоне тщательно контролировался. Правила поведения каждого
человека в его присутствии отличались сложностью и должны были
строжайшим образом соблюдаться. Царь демонстрировал роскошь в одежде,
туалетах и окружающих вещах, и это великолепие превосходило всё, что
было доступно или позволено любому другому лицу, независимо от
ранга или принадлежности к тому или иному знатному роду. Всё это,
естественно, подвергалось осуждению у греков, которым никогда не
надоедало рассказывать друг другу и передавать потомкам, какое безрассудство
олицетворяет подобная роскошь. Однако в своей среде она не являлась
такой уж глупостью. Скорее, это был осознанный прием управления —
особый метод встраивания ореола величия в функции и обязанности,
связанные с царским саном, что имело целью умножить энергетику
государственной власти, а отчасти и защитить от индивидуальных причуд и
слабостей любого конкретного царя само надлежащее исполнение
царственных функций внутри политической системы (см. ниже, VI.7, по поводу
понятия khvarna).
52 Ксенофонт [Киропедия. VQI.6.22) говорит, что в Вавилоне царь проводил семь
зимних месяцев. См. также хронику ABC 9 с текстом Артаксеркса Ш, который сообщает о
пленниках из Сидона, отправленных во дворец царя в Вавилоне. Царская сокровищница
в Вавилоне упоминается в 1-й Книге Ездры (5.17; 6.1); см. также далее в этой главе о
сокровищницах Персидской державы. О царском дворце в Вавилоне см.: В 280; и далее, гл. За,
примеч. 16.

106
Часть первая
Даже в интригах ахеменидского двора, которые столь занимали
воображение склонных к пересудам греков, можно увидеть выражение всё
той же манеры правления, какая возвеличивала и приукрашивала
владыку и его царственную особу. Европейские монархи позднейших эпох
часто принуждали своих вельмож находиться при дворе, где за ними можно
было следить и контролировать их в политическом отношении. Точно так
же, по всей видимости, Великий Царь придавал достаточно большое
значение придворной политической жизни, поскольку с ее помощью можно
было ограничить независимость сатрапов и других сановников. Когда
представители аристократии обязаны проводить время при дворе, пестуя
и развивая свое политическое влияние, у них не остается времени на
строительство мощного фундамента для своей власти в сельской местности. То,
что подобная система порой оборачивается эксцессами, в том числе
убийствами и попытками насильственного захвата трона, отнюдь не означает,
что в течение большей части времени она не срабатывает в качестве
метода удержания власти; в самом деле, при такой системе двор
представляет собой такое место, где центральная власть может манипулировать
влиятельными лицами.
Важнейшей составляющей власти монарха является его контроль
над системой раздач должностей и привилегий и над материальными
ресурсами. Все высшие сановники, находившиеся как при дворе, так и в
провинциях, получали должности по воле царя, и большая часть
чиновников, вплоть до самых низших ступенек бюрократической лестницы, в
материальном отношении являлась заложниками царской
сокровищницы. В ряде случаев царь не мог заменить некоторых сатрапов, но в
основном наши источники свидетельствуют, что он не только лично назначал
на высокие политические и военные посты, но еще и достаточно часто
отрешал от них. Такие регулярные смены на верхних уровнях
государственного управления не давали возможности крупным должностным
лицам сконцентрировать в своих руках слишком большую власть за счет
длительного срока пребывания на одном посту. Еще одной формой
контроля со стороны монарха над правительственной системой было
назначение царских родственников на должности всякий раз, когда это было
возможно, — истинно родовой метод правления.
Ближайшим окружением царя, выполнявшим при этом функции
центрального правительства, был царский двор, о котором мы знаем очень
мало. Некоторые должностные лица, такие как arstibara («копьеносец»),
vagabara («носитель лука»)53 и *hazärapatis (хазарапатиш; по-гречески
«хилиарх», т. е. командир тысячи) порой исполняли такие функции,
которые никак не связаны с буквальным значением их воинских званий, но
очень трудно установить, в чем именно эти функции состояли. Например,
одно такое должностное лицо регулярно появляется на персепольских
рельефах, где мы видим мидийца (или, может быть, одетого в мидийское
платье перса), несущего жезл. Это своего рода гофмаршал («придворный
О толкованиях терминов, обозначающих «оруженосцев», см.: В 105, 57—59.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 107
маршал», оберцеремониймейсгер), причем его роль не сводилась лишь к
заведованию придворными церемониями и приемами во дворце, ибо он
также каким-то образом был связан с «гонцами, доставлявшими
письменные послания», а эти последние играли важную роль в имперской
системе коммуникаций54. Не исключено, что в более поздний период хазара-
патиш (*hazärapatis), под командой которого состоял либо тысячный
отряд личных телохранителей царя внутри корпуса десяти тысяч
«бессмертных», либо знаменитая тысяча отборных всадников (так называемые
«родичи»), исполнял обязанности своего рода Великого визиря при дворе,
но у нас нет данных о каком-либо конкретном лице, выполнявшем эту
роль при Дарий и Ксерксе. Ясно лишь, что таким сановникам, как и тем,
кто занимал более низкие ступеньки на бюрократической лестнице,
регулярно выплачивалось жалованье (и часто весьма щедрое). Понятно,
что при дворе функционировал также большой секретариат,
укомплектованный многочисленными писцами.
Решения в области государственного управления царь не принимал —
и объективно не мог принимать — своевольным образом. Из сообщений
Геродота известно, что царь регулярно консультировался по вопросам
внешней политики с чужеземцами, которые постоянно находились при
дворе, кроме того, он часто изображается ведущим долгие обсуждения со
своими персидскими родственниками и крупными сановниками перед тем,
как вынести окончательное решение. В литературе была высказана
гипотеза о существовании некоего «Совета семи», предположительно
ведущего свое происхождение от друзей Дария, помогших ему захватить и
удержать престол и ставших первыми персидскими вельможами, которые
выполняли роль официального совещательного органа при царе; всё
это построение, однако, выглядит неправдоподобно. Более вероятно, что
совещания при царе собирались ad hoc (т. е. для данного конкретного
случая. — A3.), проходили они в присутствии самого царя и предполагали
участие тех аристократических особ и высших правительственных
сановников, которые находились при дворе в тот самый момент, когда
необходимо было принять какое-то особое решение55.
Наконец, обычно при дворе имелся гарем, значительным образом
влиявший на принятие важных решений. У ахеменидского царя могло быть
несколько жен, одна из которых являлась главной царицей (например,
знаменитая Атосса, царица при Дарий), а также большое количество
наложниц. Хотя эта система многоженства и узаконенной половой
распущенности обеспечивала царский дом огромным количеством детей, из
которых выбирались лица для занятия высших государственных постов,
она вместе с тем служила причиной постоянного истощения царской
казны и в конечном итоге естественного воспроизводства той почвы, на
которой взрастали социальные и политические интриги и козни.
Процветавшее в гареме политиканство имело характер персонального
эгоистического соперничества, для которого свойствен небеспристрастный подход
А 35: 7-9.
55 А 35: 22-23.

108
Часть первая
к государственным вопросам, и потому оно могло бы рассматриваться
как мелкое и пустое дело. Тем не менее в ахеменидские времена
женщины могли обладать большим влиянием: порой они получали в
управление огромные земельные владения и в силу этого были, по-видимому,
хотя бы отчасти независимы в материальном отношении. К тому же они
могли оказывать серьезное влияние на государственные дела, в
особенности тогда, когда имели доступ к царю56.
Царь, его двор и высший эшелон имперской администрации
опирались на усердную и профессиональную бюрократию, без чьей помощи
они не могли обойтись. Эта бюрократия была сконцентрирована в
державных сокровищницах. Сведения, которыми мы теперь располагаем
благодаря персепольским текстам крепостной стены (PF) и табличкам
сокровищницы (РТ) о том, как работала отдельная административная
единица, развеивают старое представление, согласно которому держава
функционировала либо вообще без всякой более или менее строгой
организации, либо так, как функционировало феодальное королевское
имение57.
Дело имперского финансового управления было сосредоточено в
сокровищницах — хранилищах драгоценных предметов, золота, серебра и
монет. Они исполняли также роль ведомств, управлявших деньгами и
огромными резервами государственных запасов в натуральной форме;
сами резервы, если судить по материалам из Персеполя, хранились где-то
в других местах, наиболее вероятно — в пунктах, располагавшихся
поблизости от тех областей, откуда эти запасы пополнялись. Было бы
опрометчиво пытаться отыскать Казну, или Центральную сокровищницу, всей
державы. Из имеющихся у нас источников ясно следует, что
сокровищницы и отвечавшие за них сановники почти наверняка имелись в каждой
столице — в Персеполе, Сузах и Хамадане, — и вполне разумно
высказать предположение, для доказательства которого имеются определенные
данные, что подобные учреждения располагались и в некоторых других
важных центрах державы, например, в Вавилоне, Сардах и Мемфисе58.
56 См. Книгу Есфири по поводу некоторых ярких подробностей из жизни гарема и
царского двора и особенно о том, насколько полезно было оказаться близко к царю. С
исследованием, посвященным ахеменидским женщинам, можно познакомиться в работе:
В 328.
57 О табличках сокровипгницы см.: В 34 (тексты цитируются как РТ); дополнительные
тексты: В 37; В 39; важные изменения в толковании см. в: В 79; В 81. Тексты крепостной
стены см. в: В 82 (тексты цитируются как PF); дополнительные тексты: В 87; В 125.
58 Отметим в этой связи, что среди ахеменидских вещей, найденных при раскопках в
Кандагаре, оказались два фрагмента (до сих пор не прочитанных) табличек ахеменидско-
го времени, написанных на эламском (В 573: 13). Эта находка предполагает не только
использование за пределами Фарса администрации персепольского типа, но также и ахе-
менидскую систему записывания. О сокровищнице в Вавилоне см. выше, примеч. 52.
Табличка РТ 85 написана на аккадском и может происходить из вавилонской сокровищницы,
но с той же долей вероятности эта табличка могла быть написана и в самом Персеполе;
происходящий оттуда другой аккадский текст был недавно опубликован; см.: В 450;
а также далее, гл. За, п. I. Об операциях сокровищницы в Египте см.: В 867: 58—61.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 109
Так что придворные сановники могли позаботиться о том, чтобы приказ
царя или распоряжения центрального правительства были переданы
для исполнения ответственным чиновникам соответствующей
сокровищницы. Сфера полномочий, конкретные виды операций, а иногда и
персонал сокровищниц могут быть отчасти реконструированы
благодаря материалам, раскопанным в Персеполе.
Если на карте обвести границы всей той территории, к которой имеют
отношение персепольские тексты крепостной стены, станет ясно, что
указанная сокровищница отвечала за регион значительного масштаба. Из
этих источников мы знаем об операциях, совершавшихся близ Персе-
поля, близ современного Шираза, на побережье Персидского залива, а
на западе — вплоть до границ Хузистана59. Должностные лица персеполь-
ской сокровищниць1 отвечали не только за всю государственную
экономическую деятельность в регионе, на их плечах лежало также
материальное обеспечение и контроль любого официального лица империи,
проезжавшего куда-либо по государственным делам через эту территорию.
Как только такие особы выходили за пределы провинции Парсы, они
тут же попадали в сферу ответственности другой сокровищниць1,
например, Суз на западе, Хамадана на севере.
Объем деятельности, в которую эти административные центры были
вовлечены, был довольно значителен. Тексты крепостной стены,
регистрирующие только операции в натуральной форме, сообщают нам о
помесячном и даже ежедневном распределении продуктов,
выдававшихся группам работников, ремесленникам, путникам, сотрудникам сокро-
вищниць1, членам царского домохозяйства и даже самому царю.
Например, продукты питания выдавались, среди прочих, «элитным
проводникам», barrisdama, на чьем попечении находились путешествующие свиты,
а также «скороходам» — курьерам, выполнявшим срочные поручения,
pirradazis60. Выплаты осуществлялись обычно через официальных лиц
сокровищницы, которые отправлялись в сельскую местность, будучи
обременены различными обязанностями, такими как содержание в
надлежащем состоянии пунктов снабжения вдоль царской дороги или обмен
одних продуктов на другие. Ежегодные подробные суммарные отчеты по
этим отдельным транзакциям также сохранялись. С другой стороны,
таблички сокровищницы имеют дело прежде всего с хозяйственным
обеспечением строительных работ в самом Персеполе.
Очень трудно реконструировать модель и структуру
бюрократического управления, на основе которых сокровищницы функционировали.
Существуют отдельные свидетельства, которые предполагают некоторую
иерархию административного аппарата и, в некоторых случаях, взаимное
59 Введение в географию этих табличек: В 84: 595—598; см. также: В 85; В 86: 129;
В 197.
60 О pirradazis см., напр.: PF 1320. Этот термин скорее может означать человека,
который просто выполняет срочную доставку сообщений, чем некий официальный титул, хотя
иногда это всё же именно титул; см.: В 82: 42; В 125. О barrisdama см.: PF 1363.

по
Часть первая
перекрытие сфер ответственности чиновников, приводящее нас в
замешательство. Эламские тексты особым образом упоминают должностное лицо,
имеющее титул «казначей» ((в английском оригинале: «treasurer». —А.З.);
древнеперсидское ganzabara, переводимое на эламский как kanzabara и
используемое поочередно со словом kapnuskira), как и арамейские
ритуальные тексты, в которых фигурирует также заместитель хранителя
сокровищницы — upaganzabara61. Последовательный ряд этих должностных лиц
прослеживается начиная с двадцать седьмого года правления Дария.
Возможность того, что так называвшийся государственный служащий
являлся главой или самым высшим должностным лицом сокровищницы, по
источникам не подтверждается. Имелись начальники более высокого
ранга, стоявшие над ganzabara, хотя и не носившие никаких титулов.
В текстах крепостной стены некий Фарнак (древнеперсидское Farnaka,
эламское Ратака) [не наделен никаким титулом, но при этом] явным
образом предстает как самое важное официальное лицо, имеющее
отношение к сокровищнице (в годы правления Дария, с шестнадцатого по
двадцать пятый). Можно допустить, что причиной тому — не только его
способности и выполнявшиеся им функции, но и то, что на своей печати он
величался сыном Арсама, возможно, деда Дария; этот человек мог быть
также тем Фарнаком, который являлся отцом Артабаза,
командовавшего парфянами и хорезмийцами в войске Ксеркса (Геродот. VÜ.66). В
период составления табличек сокровищниць1 [FT] другие хорошо известные
персоны, включая Аспафина (FT 12,12а, 14), отдавали распоряжения
«казначеям». Фарнак имел помощника по имени Зишшавиш (Zissawis; по-
гречески, возможно, Тифей), который в различных операциях часто
взаимодействовал с ним, но, если судить по его жалованью (в форме
выдававшихся натуральными продуктами пайков), он явно находился на более
низкой чиновничьей ступеньке, чем Фарнак. Этот Зишшавиш пережил
Фарнака и вплоть до восемнадцатого года правления Ксеркса
продолжал исполнять свои обязанности в сокровищнице.
Еще в большей степени сбивает с толку то обстоятельство, что
звание «казначей» использовалось также и за пределами основного
последовательного ряда служащих сокровищницы, о котором упоминалось
выше. Некоторые поименованные так люди, похоже, были служащими
весьма низкого ранга62, но всё же самая серьезная проблема связана с
арамейскими ритуальными текстами (эти надписи сохранились на разбитой
каменной посуде — блюдах, подносах, ступках и пестиках, — обнаружен-
61 О ganzabara см.: В 34: 33—34; В 18: 28—32; о филологических аспектах см.: В 69:
172—173. Наш перевод лексемы ganzabara как 'казначей' (английским «treasurer»)
несколько ослабляет нашу концепцию, равно как и перевод dätabara словом «судья» (английским
«judge») (см. ниже, п. VI.4 и примеч. 81). Ganzabara буквально означает нечто вроде
«переносчик сокровищницы» или «посыльный сокровищниць1», может быть, «хранитель сокро-
вищницы». Было бы совсем хорошо, если бы эти рассуждения могли прояснить, чем
именно занимался ganzabara. Список Камерона, включающий упоминаемых в текстах
«казначеев», уточнен в следующих работах: В 81: 90—91; В 103: 262.
62 См., напр.: PF 866.9, 1947.19, 2070.26. Казначей Маннуйя, перешедший из Суз в Ма-
теззиш (PF 1342), возможно, не имел вообще никакого отношения к Персеполю.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 111
ных в персепольской сокровищнице. — A3.)63. На основе данных текстов
можно утверждать, что должностное лицо по имени Дата-Митра
являлось «казначеем» в Персеполе с девятого по семнадцатый год правления
Ксеркса, тогда как таблички сокровищницы для годов с одиннадцатого
по двадцатый в качестве «казначея» называют некоего Вахуша [Vahus].
Если налицо два администратора, называемых «казначеями» в одно и то
же время, тогда становится очевидным, что мы не можем рассматривать
данный титул в обычном смысле этого слова. Получается, что и сам
титул, и сфера полномочий высшего должностного лица сокровищницы по-
прежнему ускользают от нашего понимания.
Две другие выявленные внутри этой системы функции — это выдача
нарядов для рабочих отрядов или отдельных лиц, а также
распределение довольствия между исполнителями работ. Вопрос о том, наделялись
ли те, кто выполнял эти обязанности, особыми титулами, остается
открытым. Сам Фарнак предстает в источниках как «поручающий работу»
в тех случаях, когда он имеет дело с писцами (PF 1807,1808,1828); кроме
того, даже сам царь выполнял эту функцию (например, PF 1946).
Вероятней, однако, что лица, называемые в источниках «распределителями»
довольствия, являлись более мелкими чиновниками сокровищниць1,
поскольку, хотя иногда один человек мог исполнять обе функции (выдача
нарядов на работу и установление норм продовольствия),
«распределители» довольствия в общем и целом предстают всё же служащими
сравнительно низкого ранга. Еще ниже на этой лестнице столи
администраторы, которые могли называться «агентами» и «начальниками». Последние
обычно отвечали за рабочие отряды и, очевидно, исполняли функции, чем-
63 Первую, боумановскую, публикацию этих текстов (В 18) следует использовать с
осторожностью и только в сочетании с другими работами: В 121; В 146; В 51; В 109; В 106.
Среди ученых нет единодушия относительно того, как данные тексты должны переводиться,
к этому добавляются также некоторые проблемы критики текста. Ключевое понятие srk
переводится Боуманом как «церемония толчения хаомы» (хаома — в древнеиранской
религии культовый галлюциногенный напиток, использовавшийся для сакральных целей;
изготовлялся из некоего растения путем растирания в ступке; растение это также
называлось хаомой и считалось священным. —A3.), Леви же переводит это слово как
«администрация» (В 121). Другие, начиная с Камерона (В 178: 55), рассматривают srk как некий
географический термин (прежде всего см.: В 12; В 70). Что касается географических
аспектов, нет согласия по поводу того, из Персеполя ли происходит сама посуда, там ли были
нанесены на нее арамейские надписи и там ли они использовались или же весь этот
комплекс находок происходит из Арахосии. Иногда в этих надписях «казначей» Дата-Митра и
«заместитель казначея» Бага-Пата прямо называются «казначеями, которые в Арахосии»
(В 18: 28). На этой основе в литературе был выдвинут тезис (В 178: 55; В 12; В 146; В 106),
что Дата-Митра и Бага-Пата и в самом деле постоянно пребывали в Арахосии и должны
были быть «казначеями» этой сатрапии. Боуман и Гершевич (В 70) приводят, пожалуй, не
менее убедительные доводы в пользу того, что предметы посуды, о которых идет речь,
происходят из Персеполя и надписи на них появились здесь же. Их позиция не лишена
логики, ибо нелегко найти объяснение тому, почему некая четко установленная разновидность
предметов регулярно доставлялась из Арахосии (и только оттуда) для помещения в
определенную коллекцию внутри персепольской сокровищницы. Краткий обзор этого вопроса,
который не может считаться окончательно решенным без дальнейших находок, см. в
работе: В 187: 198—199. См. также далее, примеч. 102.

112
Часть первая
то напоминающие обязанности прораба. Однако не при каждом
упоминании о них в источниках можно сказать с уверенностью, что это —
служащие по ведомству сокровищницы. Кроме того, существовало конечно
же несметное число эламских и арамейских писцов, без чьей
грамотности вся эта сложная система не имела бы никакого смысла64.
Наконец, в источниках можно заметить некоторые косвенные
признаки, свидетельствующие о возможности для человека перемещаться
вверх по служебной лестнице внутри данной системы. Довод этот
основан на том, что между «распределителями» и «казначеем(-ями)» могли
существовать иерархические отношения. Некий человек по имени Бара-
ткама несколько раз появляется в текстах крепостной стены, подвизаясь
в качестве «распределителя» довольствия. «Казначеем» в первые годы
царствования Ксеркса (а возможно, и ранее) была особа с тем же именем.
Быть может, это одно и то же лицо, выполнявшее обе функции,
следовательно, не исключено, что человек, обладавший при Фарнаке более
низким статусом, со временем занял наиболее влиятельный пост в данной
системе65.
Публикация сохранившихся текстов крепостной стены из Персеполя
и продолжающееся изучение этого цельного корпуса документов —
одного из самых крупных и богатых архивов древнего мира — со
временем, несомненно, позволит нарисовать гораздо более отчетливую
картину ахеменидской администрации. На сегодняшний день совершенно ясно,
что верховная власть сохраняла строгий контроль и осуществляла
тщательный присмотр за своими финансовыми делами. По-видимому, ни
одна хозяйственная операция не считалась слишком мелкой, чтобы
оставаться не зафиксированной в документах, и большое внимание
уделялось тому, чтобы материальное обеспечение из государственных запасов
получали только люди, официально на то уполномоченные. Понятно, что
должностные лица сокровищницы, даже столь влиятельные, как Фар-
нак, отвечали за то, как они вели порученные им государственные дела,
перед особами с большей властью, что и объясняет необходимость
ведения и сохранения столь подробных записей. Конечно, следует отметить,
что вся эта замечательная бюрократия была бюрократией учетно-отчет-
ной документации, она не только не использовалась для выработки
политической линии, но и вообще не имела отношения к тем
государственным делам, которые не предполагали расходования материальных
ресурсов державы. Это была исключительно администрация
сокровищницы. Поэтому мы по-прежнему испытываем нехватку свидетельств о том,
как держава управлялась. Известно, что царские указы и решения
составлялись в письменной форме, но, поскольку их записывали обычно
64 Краткую сводку см. в: В 84; см. также: А 35: 9—12.
65 О Бараткаме как «распределителе» см.: PF 864, 865, 866, 879, 1120; о его
полномочиях «казначея» см.: В 34: 33. Хинц в своей длинной и полезной статье об ахеменидском
бюрократическом аппарате (В 103; эту работу нужно использовать с осторожностью)
утверждает, вопреки мнению Камерона, что к двадцать седьмому году правления Дария Бараткама
был «казначеем» (В 103: 262).

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 113
на арамейском языке на непрочных материалах [для арамейского
письма очень часто использовались папирус и кожа. —А.З.), эти акты были
утрачены66. Возможно, одна из причин того, что имеющиеся в нашем
распоряжении документы хозяйственной отчетности в Персеполе
заканчиваются седьмым годом правления Артаксеркса I, состоит в том, что
эламская клинопись, использовавшая глиняные таблички, была к этому
времени вытеснена арамейским письмом, для которого основным
материалом являлись кожаные свитки, причем для фиксации даже вполне
мирских хозяйственных операций.
2. Сатрапии или народы
Геродот — наш единственный хороший источник по провинциальной
организации Ахеменидской державы (Геродот. Ш.89 слл.) — рассказывает,
как Дарий разделил царство на двадцать провинций, или сатрапий,
каждая со своим наместником (древнеперсидское xsagapävan = сатрап =
«защитник царства/царствования») и со своей обязанностью ежегодно
выплачивать фиксированную подать или дань (см. табл. 1). На первый взгляд,
складывается впечатление — и в литературе высказывались аргументы в
пользу его истинности, — что некоторые древнеперсидские надписи также
дают нам перечни провинций (табл. 2), но можно сказать почти
наверняка, что данные каталоги являлись, скорее, списками некоторых
подвластных народов, которых царь считал достаточно значимыми, чтобы
назвать их в качестве типичных представителей многонационального
государственного организма, в котором сам он был Царем Царей67. Это не
были перечни официальных административных единиц. Таким образом,
мы можем без особого риска пренебречь как усердными попытками
согласовать информацию Геродота с древнеперсидскими источниками, так
и с неизменным стремлением доказать, что постоянные перемены в древ-
неперсидских списках свидетельствуют о якобы непрерывно
происходившей реорганизации провинциального деления империи68.
Понятно, что в то время как сатрапии были основными
административными единицами державной организации, не все народы, обязанные
изъявлять верность царю и даже, возможно, являвшиеся «объектами» его
66 См.: 7 Книга Ездры. 3—6 — рассказ о письмах к персидскому царю и ответных
решениях последнего относительно восстановления Иерусалимского храма, а также об
обнаружении подлинных указов Кира (найдены они были не в вавилонской сокровищнице, а в
Экбатанах). В данном случае должностные лица сокровищницы были использованы в
процедуре принятия решения только ради того, чтобы отыскать записи, необходимые
царю для вынесения решения по конкретной ситуации. Документы эти были составлены,
конечно, на арамейском языке; по поводу использования арамейского в Персидской
державе см.: В 1; В 30: 698—713. Записи этого типа — царские указы и т. п., а также памятные
записи о решениях государственного значения — археологам еще предстоит отыскать.
67 В 40.
68 См. относительно недавнюю работу: В 29. Тойнби (В 205) предложил одну из самых
стимулирующих и содержательных попыток суммировать и согласовать данные
источников. Наши таблицы основаны на его работе, но принципиальное отличие состоит в том, что
если у нас две таблицы, то у него — одна.

114
Часть первая
Таблица 1
Податные округа согласно Геродоту (Ш.89—97)
[Состав округа]
Центральная часть державы
Персы
Утииимики
Экбатаны и остальная часть Мидии [парикании вместе с орто-
карибантиями]
Каспии, павсики, пантимафы, дариты
Саки, каспии
Матиены, саспиры, алародии
Сузы и остальная часть страны Киссии
Юго-восток
Таманеи, сарангии, сагартии, острова в Персидском
Парикании и азиатские эфиопы
Северо-восток
Парфяне, хорезмийцы, согдийцы, арии
Народы от бактрийцев до эглов
Бассейн Инда
Саттагиды, гандарии, дадики, апариты
Индийцы
Юго-запад
Вавилон и остальная часть Ассирии
Вся Финикия, Филистимлянская Сирия, Кипр
Египет. Ливийцы, Кирена, Барка
Северо-запад
[Пактиика,] Армения и соседние народы до Черного
Мосхи, тибарены, макроны, моссиники, мары
Кх1ЛИКИЙЦЫ
заливе
моря
Эллины на Геллеспонте, фригийцы, азиатские фракийцы, па-
флагоны, мариандины, сирийцы
Мисийцы, лидийцы, ласонцы, кабалии, гитенны
Ионийцы, азиатские магаеты, эолийцы, карийцы, ликийць1,
милии, памфилы
[№ округа]
Исключены
14
10
11
15
18
8
14
17
16
12
7
20
9
5
6
13
19
4
3
2
1
Адаптировано из: Toynbee AJ. A Study of History. ΥΠ. Table V.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 115
Таблица 2
Списки народов в ахеменидских царских надписях
(цифры указывают местонахождение упоминания указанного
слева народа в тексте, поименованном в заголовке колонки)
Центральная часть империи
Parsa
Mada
Uvjiya
Юго-восток
Harauvatiya
Zraka
Asagartiya
Mayiya
Северо-восток
Parthava
Daha
Uvarazmiya
Haraiva
Bakhtrish
Sugda
Saka
Saka haumavarga
Saka tigrakhauda
Saka болот, saka равнин
Бассейн Инда
Gadariya
Thatagudiya
Hiduya
Babiruviya
Athuriya
Arabaya
Mudraya
Putaya
Kushiya
Северо-запад
Arminiya
Akaufachiya
Katpatuka
Spardiya
Yauna
Karka
Yauna takabara (те, которые в море)
Saka за морем (те, которые за морем)
Skudra
DB
1
10
2
22
14
23
13
16
15
17
18
20
19
21
3
4
5
6
11
12
8
9
7
DPe
1
3
2
22
16
14
26
15
20
17
18
19
25
24
21
23
4
6
5
7
8
9
10
11
12
13
DSab
1
2
3
8
9
23
5
И
4
6
7
12
10
24
13
18
19
20
21
22
14
16
15
17
DSe
1
2
3
10
9
12
4
8
5
6
7
15
16
13
11
14
17
18
19
20
28
29
21
22
23
24
30
25
26
27
DNa
1
2
3
10
9
29
4
8
5
6
7
14
15
12
11
13
16
17
.18
19
27
28
20
21
22
23
30
26
24
25
XPh
1
2
3
4
6
20
7
25
11
8
9
10
26
27
22
14
23
12
13
21
16
30
32
5
29
24
15
17
31
18
19
28
Адаптировано и переработано из: Toynbee A J. A Study of History. VII. Table V; фраг-
ментированные иероглифические свидетельства из DZd были заменены полными
вариантами из DSab.

116
Часть первая
власти, были включены в отдельную сатрапию. Эфиопы и арабы,
например, регулярно преподносили «дары» (эвфемизм для дани?), но, по всей
видимости, не учитывались в качестве плательщиков подати внутри
провинции69. Впрочем, их вовлеченность в дела державы была такова, что в
480 г. до н. э. оба эти народа поставили воинские контингенты для армии
Ксеркса, а также вошли в древнеперсидские списки народов в составе
империи. Имелись также государства, номинально самостоятельные, но
находившиеся в клиентской зависимости, такие как Киликия, которые,
судя по всему, не имели никаких обязанностей податного или воинского
характера перед империей, но с которыми Великий Царь должен был
иметь рабочие отношения определенного рода.
Хотя Геродот говорит, что создателем этой провинциальной
организации стал Дарий и что сделал он это ради введения точного метода
сбора податей, всё же система как таковая должна быть датирована по
меньшей мере временем правления Кира (см. выше, гл. 1). Вполне
вероятно, что отец Дария, Гистасп, являлся сатрапом Парфии при Кире, а в
период великой смуты при Дарий центральная власть обратилась за
военной помощью к некоторым из сатрапов. Впрочем, не исключено, что
Дарий осуществил масштабную реорганизацию и укрепление уже
существовавшей структуры. Такая работа по переустройству сатрапий была бы
логичным продолжением усилий царя, направленных на достижение
более прочного контроля над обширной державой, которую он построил с
таким трудом.
По всей вероятности, сатрапии зачастую и географически
определялись не особенно четко и не являлись вполне смежными областями, так
что вся эта структура, как кажется, отличалась в то время отсутствием
четко маркированных внутренних границ между провинциями, что
было бы неприемлемо для современной политической географии. Сатрап,
в роли которого часто выступал один из близких царских родственников,
в лучшие времена назначался и смещался личным решением государя.
Такой наместник был центральной фигурой провинциального двора,
моделировавшегося по образцу двора Великого Царя. Сатрап,
несомненно, контролировал царские запасы, или запасы центрального
правительства, хранившиеся в пределах сатрапии; однако, поскольку наместник
обычно и сам был весьма состоятельным человеком и мог свободно
распоряжаться большими средствами, он, как правило, использовал свои
собственные ресурсы для лучшего исполнения управленческих функций. В
литературе утверждалось, что контроль со стороны центрального двора
за действиями сатрапа обеспечивался в основном благодаря разделению
военной и гражданской власти внутри сатрапии. Но следует иметь в виду,
что, хотя дело обстояло именно так в случае с важными крепостями, чьи
69 Геродот (Ш.91) заявляет, что арабы были свободны от податей и потому обладали
особым статусом, однако древнеперсидские надписи не проводят различий между ними и
прочими подвластными народами. Об арабах в ахеменидский период см.: В 483: 192—214;
а также далее, гл. ЗЬ, п. IV.3.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 117
коменданты, по всей видимости, отчитывались напрямую перед царем, а
не перед местными сатрапами, всё же существует достаточное
количество очевидных примеров, когда наместники сами командовали
вооруженными силами как внутри, так и за пределами своих сатрапий. Данное
обстоятельство заставляет прийти к выводу, что разделение властей
(военной и гражданской) не являлось твердой установкой Ахеменидов в
отношении наместников. Впрочем, центральное руководство всё же имело
в своих руках разнообразные средства независимого отслеживания всех
действий сатрапов. Мы знаем о «царских писцах», которых посылали в
ту или иную область с заданием предоставить двору отчет о том, как
обстоят дела на месте; хорошо известные, хотя и с трудом обнаруживаемые
в источниках агенты, именуемые «царским оком» и «царскими углами»,
обеспечивали центральное правительство еще одним средством контроля
за ситуацией в провинциях70.
Хотя не вызывает сомнений, что прославленная сеть царских дорог,
которую Геродот вполне обоснованно считал столь замечательной, была
развита в большой степени для хозяйственных и торговых целей, она
также выполняла жизненно важную роль в деле функционирования
провинциальной системы и в управлении последней. Ясная картина того,
как эта дорожная сеть работала, обнаруживается в текстах из Персеполя.
Из них мы узнаём о постоянном снабжении продовольствием и о
поддержке дорожных станций вдоль главных путей. Мы также встречаем здесь
упоминания об «элитных проводниках» и «скороходах». Первые явно
представляли собой великолепно знавших державу государственных
служащих, в обязанности которых входило сопровождать и обеспечивать
продовольствием группы лиц, отправлявшихся в дорогу с официальными
целями, например посольства; один из текстов крепостной стены сообщает о
таком посольстве, прибывшем в Персеполь из Сард (PF 1404). Геродот
рассказывает о государственных курьерах, которые в пределах державы
могли в короткий срок доставить царский приказ или вопрос сатрапа
царю, независимо от того, на каком расстоянии находился адресат. Не
вызывает сомнений, что именно существование такой удивительной
системы связи поощряло и делало возможным направление многих вопросов,
связанных с управлением сатрапиями, непосредственно царю для
принятия им соответствующих решений. Порой мы замечаем, что даже
относительно малозначимый вопрос мог решаться не сатрапом, а
адресоваться царю, дабы тот вынес по нему суждение. И всё же сатрапы были
влиятельными фигурами, обладавшими большими ресурсами, вполне
достаточными, чтобы подкрепить свою власть конкретным действием. Мы
полагаем, что называемые Геродотом подати, взимавшиеся с каждой са-
70 О «царском оке» известно только из греческих источников (Эсхил. Персы. 980;
Геродот. 1.114.2; Аристофан. Ахарняне. 92—93); «царские уши» документированы лучше; см.:
В 156; В 389: 22—23; о писцах см.: А 35: 25. Чрезвычайно полезное обсуждение вопроса об
«элементах политического контроля» в Ахеменидской державе читатель найдет в работе:
В 23: 181-211.

118
Часть первая
трапии (если только приводимые им цифры имеют хоть какое-то
отношение к действительности), могли представлять лишь такие выплаты,
которые провинция обязана была доставлять центральной власти. Если
судить по источникам из персепольской сокровищницы, вполне могли
существовать также и другие сборы, вносившиеся в это время
исключительно в натуральной форме. Они оставались в самих податных округах,
где хранились и использовались провинциальными сокровищницами для
управленческих, экономических и военных нужд сатрапии, а также для
обеспечения исполнения царских указов, касавшихся данной провинции71.
Аккумулировавшиеся материальные запасы могли стать серьезным
искушением для амбициозных провинциальных правителей, поэтому в
центре необходим был сильный царь, прекрасно знавший, как нужно
действовать, чтобы обеспечить нормальное функционирование всей системы.
Конечно, в последние годы существования державы, когда центр был уже
очень слаб, восстания сатрапов приобрели характер эпидемии, а
крупные наследственные наместничества, такие, например, как дом Фарнака в
Даскилии, могли действовать — а порой и действовали — безо всякой
оглядки на нужды или требования центральных властей.
3. Вооруженные силы
О вооруженных силах сохранилось немного прямых свидетельств,
однако благодаря археологическим источникам мы до некоторой степени
можем расширить наши представления о том, как они формировались и
как вели боевые действия. Прежде всего, существовало совершенно
четкое деление на сухопутную армию и военно-морской флот, а внутри
каждого из этих родов войск — разграничение между подразделениями
постоянной боеготовности и отрядами, собираемыми только в случае
серьезного конфликта.
Ядром регулярной армии были 10 тыс. «бессмертных». В этом
соединении служили персы, мидийцы и эламиты;72 элитным подразделением
здесь был отряд из тысячи «родичей», обеспечивавших личную охрану
государя. Во главе отряда стоял, возможно, хазарапатиш (*hazärapatis).
Вооруженные копьями, луками и стрелами, а также короткими
колющими мечами, стоявшие в строю отдельно или в различных сочетаниях, в
бою эти воины носили иногда чешуйчатые доспехи. Кроме того, они
имели либо плетеные щиты, либо щиты из натянутой на раму кожи.
Возможно также, что в составе регулярной армии существовал особый корпус из
10 тыс. всадников. Именно эти соединения подвергались постоянной
тренировке и формировали кадровую основу, вокруг которой могли
организовываться призывавшиеся на службу нерегулярные отряды; именно воз-
71 Имеются отрывочные упоминания об источниках дохода в сатрапиях: Книга Нее-
мии. 6.18; Геродот. 1.192.
72 Соображения против этого см. в: В 144: 101. Рельефы в Сузах и Персеполе
показывают эламитов, мидийцев и персов, и вполне можно допустить, что изображенные здесь
части — это как раз «бессмертные». Об армейской организации см.: А 62: 215—217; В 4: 17.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 119
можность распоряжаться этими силами давала центральному
руководству настоящую власть.
В сатрапиях имелись также постоянные вооруженные силы. Из
рассказа Геродота об Оройте, сатрапе Сард, и о том, как отряд его
телохранителей остался верным не ему, а Дарию, ясно видно, что это
подразделение относилось к регулярным войскам (Геродот. Ш.126 слл.); выше
мы уже отмечали, почему в провинциях находились гарнизонные части,
которые были расквартированы в царских крепостях и порой не
подчинялись власти сатрапа. Местные войска также время от времени
использовались в составе регулярных соединений. Кроме того, к регулярной
армии следует относить и отряды наемников, служивших на основе
долгосрочных контрактов (например, еврейский гарнизон приграничной
крепости на Ниле в Элефантине). Наконец, помимо тех отрядов, что
входили в состав корпуса «бессмертных», мы знаем и об обычной персидской
и мидийской пехоте в армии Ксеркса. Впрочем, непонятно, являлись ли
эти отряды частью ополчения или же это были постоянные войска более
низкого статуса и качества, чем «бессмертные».
Ополчение призывалось и использовалось только в периоды
интенсивной мобилизации, как, например, в случае с походом на Грецию в 480/479 г.
до н. э., хотя в сатрапиях, несомненно, существовали нерегулярные
войска, набиравшиеся лишь тогда, когда в данной области возникала острая
необходимость в подобном наборе73. Все народы державы, очевидно,
поставляли воинские контингенты: некоторые — пехотные, некоторые —
только кавалерийские, некоторые — оба рода войск. Эти контингенты часто
были организованы в соподчиненные подразделения: сотня, тысяча, десять
тысяч (если необходимо) — и в сочетании с регулярными силами
формировали шесть армейских корпусов, во главе которых в 480 г. до н. э. стояли
персидские командующие. Каждый контингент обладал своим
национальным и наступательным, и оборонительным вооружением и, как
можно думать, в бою использовал ту тактику, с которой был хорошо знаком.
Флот также состоял как из постоянных подразделений, так и из
кораблей и моряков, мобилизовывавшихся только в случае необходимости,
однако имеющиеся источники не могут подкрепить нас ясной картиной.
Обращаясь вновь к общему сбору вооруженных сил 480 г. до н. э.,
можно сделать вывод, что регулярный флот был сформирован из
финикийских, египетских и, возможно, кипрских кораблей. Их соединения
составляли около половины всего флота, тогда как другая половина была
снаряжена различными народностями Эгеиды и, вероятно,
формировала своего рода военно-морское ополчение. Лояльность некоторых
корабельных экипажей была, по-видимому, не столь несомненным фактом,
как хотелось бы флотоводцам Великого Царя, ибо все солдаты морской
пехоты, посаженные на корабли, явно были персами, мидийцами и
скифами — представителями народов, которые с трудом могут быть названы
морскими.
О таком наборе 423 г. до н. э. в Вавилонии см.: А 35: 79, примеч. 185.

120
Часть первая
Такал военная организация неизбежно должна была иметь крайне
негативные последствия как для стратегии, так и для тактики, и можно
задаться вопросом, до какой степени успех греков при Марафоне, Пла-
теях и Саламине был хотя бы отчасти результатом их относительного
единообразия в вооружении, тактических действиях, языке и военной
подготовке. В лингвистическом отношении персидское войско представляло
собой «вавилонское столпотворение»; вооружено оно было
неоднородными наступательными средствами и защитным снаряжением, обучалось
(если такое вообще имело место) столь несхожим тактическим приемам,
сколь несхожи были этнические группы внутри державы; не имея
никакого опыта маневров в рамках крупномасштабного соединения и
отличаясь разной степенью благонадежности, это войско неизбежно
превращалось в настоящий кошмар с точки зрения задачи управления им74.
Простейшие решения насчет того, какие подразделения, где, в какой момент
и в какой ситуации вводить в дело, должны были требовать от
персидских командиров огромного времени. А скверное качество
интендантской службы в условиях столь пестрой армии могло породить гигантские
тыловые проблемы. Пестрота в оружии, одежде, пристрастиях и
предубеждениях в еде подвергала труднейшему испытанию всю систему
снабжения; остается только недоумевать, почему отдельные контингенты не
обладали своими особыми интендантскими подразделениями (во всяком
случае, в источниках нет никаких свидетельств об этом)75.
Говоря коротко, хотя империя время от времени была способна
собрать поразительную и на вид неодолимую военную силу даже с точки
зрения одного только ее количества, можно поставить вопрос о том,
насколько эффективным было это громадное скопище вооруженных
людей, когда оно сталкивалось с опасным, тренированным, организованным
и сплоченным противником. Существует мнение, что блестящий успех
Дария в деле подавления восстания, вспыхнувшего после устранения
Бардин, в значительной степени оказался возможным благодаря
использованию только частей регулярного войска — тех самых, с которыми он
служил еще при Камбисе и которые сохранили ему верность после смерти
этого царя. Возможно, для сына Дария Ксеркса при его вторжении в
Грецию в 480/479 г. до н. э. наилучшим решением было бы иметь в составе
своего войска лишь такие регулярные сухопутные и морские части.
74 Проблема языкового смешения отмечается Диодором Сицилийским (XVH.53.4).
75 Геродот (Vn.61—88) — наш основной источник о характере этой разноликой
персидской армии. Его описание национальных контингентов читается почти как
этнографический каталог империи, и нельзя не задаться вопросом, до какой степени оно основано на
личных наблюдениях автора; в данной связи было высказано предположение об
использовании историком сочинения его предшественника, Гекатея (В 5; В 126). Напр., непросто
согласовать Геродотово описание одежд и снаряжения различных контингентов с
одеяниями представителей народов державы, изображенных на рельефах ападаны (огромный
парадный зал для приемов) в Персеполе. Для знакомства с последними можно
воспользоваться — с осторожностью и определенным скептицизмом — работой: В 214 (рецензия на
эту книгу: В 140); см. также: В 101: 95—114.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 121
4. Право и экономические отношения
В своем завещании, содержащемся в надписи рядом со входом в царскую
гробницу в Накш-и Рустаме [Накширустамская надпись Дарил [Ъ] [DNb]),
Дарий уделяет особое внимание изложению собственного правового и
этического кредо:
Я таков, что я друг справедливости, я не друг неправде <...>. Поэтому того, кто
творит зло, я караю сообразно причиненному им вреду. Я не желаю, чтобы человек
творил зло, и я не желаю, чтобы человек, если он всё же сотворит зло, оставался
безнаказанным <...>.
Сказанное одним человеком против другого не убедит меня до тех пор, пока я не
выслушаю клятвенные заявления обоих76.
Ранее в «Бехистунской надписи» Дарий писал:
По воле Ахура-Мазды эти страны изъявили почтение к моим законам; всё, что я им
приказывал, они исполняли [Бехистунская надпись [DB]. § 8).
За годы правления Дарий многое сделал в качестве реформатора
права и законодателя. Высказывалось даже мнение, что для своего времени
и своего места он был кем-то вроде Хаммурапи или Солона77. При том
что в древнем мире персы (как и мидийцы) имели добрую славу за свои в
некотором смысле хорошие законы, хотя и не всегда отличавшиеся
похвальным содержанием, зато считавшиеся нерушимыми и
«неизменными»78, всё же убедительные свидетельства о крупных законодательных
реформах и кодификации при Ахеменидах, и, в частности, при Дарий,
остаются для нас неуловимыми. По всей видимости, Дарий действительно
распорядился об упорядочении и систематизации египетских законов79,
однако наличествующие источники о персидских законах для остальной
части державы, происходящие главным образом из Вавилонии,
являются предметом для всевозможных интерпретаций.
Внимание исследователей сосредоточено на появлении в семитских
языках этого времени слов аШи, 'закон', от древнеперсидского data, и
dätabara, древнеперсидское слово, означающее 'носитель закона' или
'судья'. Эта терминология, как предполагается, свидетельствует об
укоренении в державе, в особенности в Вавилонии, специфически
персидской формы закона. Оба слова очевидным образом заимствованы из
древнеперсидского и оба появляются только в персидский период.
Поэтому они в самом деле отражают как минимум какую-то перемену в
правовой и (или) экономической системе Вавилонии, произошедшую
предположительно в связи с тем, что Вавилон вошел в состав Ахеменидской
державы.
76 О новой версии прочтения последних процитированных здесь строк см. выше,
примеч. 46. В целом о DNb см.: В 98.
77 Эта тема наиболее полно развита в работе: В 155: 119—134.
78 Напр.: Книга Пророка Даниила. 6.8.
79 В 873: 175-176. См. далее, гл. 3g.

122
Часть первая
В двух текстах [Dar. 53 и VS Ш: 159 [см. Список сокращений]) фраза
«согласно царскому dätu» используется в связи с судебными
разбирательствами, что предполагает присутствие судьи или судей, так что
выделенное курсивом слово мы можем истолковывать как имеющее
отношение к такому закону, который определяет судейское поведение во
время судебного разбирательства. Впрочем, в третьем тексте (UETTV: 101)
мы сталкиваемся с обычной проблемой не полностью выплаченного
зернового налога, и, возможно, данный текст вообще не связан с судебной
ситуацией. Поэтому, с одной стороны, dätu мог представлять собой свод
законов, образовывавших процессуальную основу для судейского
поведения и судебных исков, либо, с другой — это мог быть лишь некий
царский эдикт — если угодно, dictum, авторитетное заявление, наделенное
силой предписания, — который, как представляется, имел в этом случае
отношение к выплатам тех обязательств, в которых крылся
непосредственный интерес короны. Отсюда предпочтительньш перевод слова dätu
как «декрет, царское распоряжение»80.
Обращаясь к слову dätabara, заметим, что перевод его термином «судья»
(англ. «judge») основан на преждевременно составленном мнении о его
истинном смысле. Дело в том, что понятие «носитель закона» (именно
таков дословный перевод dätabara) с равным успехом можно передать
английским «law officer» (представитель судебного ведомства) или
«constable» (полисмен; констебль). В тех случаях, когда в наших текстах
появляются такие должностные лица, они скорее исполняли обязанности
свидетелей, нежели судей81. Во времена Артаксеркса I подобные лица
выступали в качестве представителей провинциального наместника.
Таким образом, предположение, что dätabara — это судья,
председательствующий в заседании царского суда, требует насилия над известными из
источников данными.
В общем, большинство имеющихся в нашем распоряжении
свидетельств из Вавилонии указывает на то, что месопотамские формы
судебных мер пресечения и в целом права продолжали сохраняться в
персидский период, но также и на то, что некоторые формы нового
административного устройства определенно были навязаны Ахеменидами,
наиболее вероятно — Дарием. Данные нововведения основывались на
царских постановлениях, которые, несомненно, имели силу закона. В этом
отношении следует иметь в виду цитированный выше бехистунский
пассаж: создается впечатление, что Дарий уравнивает закон с тем, что он
сам изрек, — царский закон и уважение к этому закону всей державы
80 См. «Чикагский ассирийский словарь» — CAD D: 122, где приведены цитаты из всех
соответствующих текстов. Примечательно, что библейские ссылки на знаменитые законы
мидийцев и персов обычно имеют в виду ситуацию, в которой царь должен издать
постановление, предпочтительно в письменной форме; см., напр., уже упоминавшееся место в
Книге Пророка Даниила (6.8).
81 CAD D: 122 — здесь предложен перевод: «высокопоставленный чиновник судебной
власти» (в англ. оригинале: «a high judicial official». —А.З.), однако важная особа, о которой
идет речь (во всех ссылках имеется в виду одно и то же лицо), неизменно описывается как
свидетель сделки.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 123
непосредственным образом сопоставляются с тем, что царь сказал, а
народ исполнил сказанное им. При этом вызывает большие сомнения сама
попытка прийти на основе данных наблюдений к выводу, что Дарий
якобы ввел в действие во всей державе новый свод имперского,
персидского права, который должен был функционировать бок о бок с
традиционными правовыми системами и судебными формами народов,
входивших в состав державы.
Впрочем, из погребальной надписи Дария можно понять, что он,
похоже, был лично заинтересован, чтобы его подданные избегали совершать
преступления друг против друга. По его словам, он верил в
справедливость и желал, чтобы она была зафиксирована в правовой норме, будучи
выраженной посредством надлежащих форм свидетельских показаний
и судебных приговоров. В какой степени эти его желания были
осуществлены в фискальной и административной реформах, в
противоположность собственно правовой реформе, остается ключевым вопросом.
Геродот ничего не сообщает о Дарий как о великом законодателе.
Вместо этого «отец истории» говорит, что из-за своей неугомонности в заботе
о финансовой и податной структуре державы этот царь заслужил
прозвище «барьппника» (Геродот. Ш.89). Разумеется, эта оценка, по крайней
мере отчасти, представляется несправедливой, ибо совершенно разумно
и естественно, что высшая власть пожелала поставить финансовые
отношения империи на здоровую административно-хозяйственную основу.
Учитывал внимание, какое уделяется в известных документах
сокровищницы отчетным аспектам расходования средств, не может вызывать
удивления, что та же степень рачения должна была проявляться в деле
установления и административного контроля за имперскими доходами.
Не следует осуждать царя за такие его заботы. При рассмотрении
данного сюжета наше обсуждение вопросов закона и правовой реформы не
может плавно не перейти к краткому разбору экономических отношений
в Ахеменидской державе.
Геродот заявляет, что персы не платили никаких податей, поскольку
не относились к подвластным народам (Геродот. Ш.97). Современные
исследователи время от времени высказываются в том смысле, что
базисом для всей внутриимперской системы налогообложения был постулат,
что персы — или, если угодно, царь — являются хозяевами всей земли в
пределах государства, а потому номинально эти налоги представляли
собой земельную ренту. Оба тезиса, судя по всему, неверны. Что касается
первого, то Геродота следовало бы спросить: «Какие именно персы не
платили податей?» Ясно, что существовали такие представители этого
народа, которые жили в земельных имениях за пределами Парсы, и они
обязаны были вносить налоги; следовательно, те персы, которые были
освобождены от всех податей, отнюдь не являлись этнической или
генеалогической группой. Персепольские же таблички ясно показывают, что
масса народа, жившего в Парсе, платила в царскую казну. Что касается
второго тезиса (о том, что подати являлись, по сути, земельной рентой), то,
как представляется, он основан на экстраполяции в прошлое сасанидских
правовых форм.

124
Часть первая
На самом деле в пределах державы средства собирались различными
способами, и, очевидно, практически каждый человек должен был
производить какие-то выплаты в той или иной форме. Подлинная рента
взималась с государственной собственности. Уплата денег заменяла
исполнение обязанностей (таких, какие были наложены на «дома поклона» в
Месопотамии; см. выше, п. I данной главы). Если доверять Геродоту (Ш.90—
96), особые налоговые обязательства возлагались на каждую сатрапию.
Прямая дань собиралась с некоторых подчиненных народов. Различные
налоги — таможенные пошлины, сборы с оборота — взимались с товаров и
с торговых операций. Относительно последних можно отметить два
административных нововведения в ахеменидской Вавилонии, которые,
возможно, столь же существенны в данном контексте, как и внедрение того
общего понятия, которое скрывается за словами dätu и dätabara. Древ-
неперсидское *kärahmära (реконструируется на основе эламского языка)
появляется в ахеменидской Месопотамии в формах karammari, kalammari
и karri аттагщ которые предлагается переводить как «канцелярия»,
«регистратура» (англ. «registry»)82. Создается впечатление, что это ведомство
было ахеменидским новшеством, появившимся при Дарий с очевидной
целью регистрировать для нужд управления записи о торговых
операциях с рабами (и, быть может, с другими товарами). Подобные учетные
документы, понятное дело, должны были стать первым необходимым
шагом в деле взимания налогов с этих операций. Несколько позднее (при
Артаксерксе) такие продажи рабов регистрировались по ведомству,
которое называлось bit miksu sa sarri, или «царский ш&ш-налоговый дом»83. И
вновь становится ясно, что подробные государственные записи о таких
сделках сохранялись с целью сбора налогов либо с проданных рабов,
либо с реализованных товаров. Связав эти наблюдения с законом и
правовой реформой, можно утверждать, что dätu царя — это царские эдикты,
обеспечивавшие правовой базис для таких пошлин, а dätabara могли
быть имперскими должностными лицами, ответственными за процедуру
снятия свидетельских показаний или за отслеживание реально
совершенных актов купли-продажи с рабами или другими товарами.
В общем, закон и налогообложение, правовая реформа и
административная реорганизация почти наверняка являлись двумя сторонами
медали (или медалей). Правительство имело множество источников
государственных доходов, и некоторые из них, несомненно, были удачными
нововведениями Дария, «барышника», а также последующих царей,
которые могли приложить руку к правовым изменениям; некоторые из этих
источников являлись испытанными и надежными методами сбора
налогов, представлявшими собой давно укорененные фискальные и
правовые традиции завоеванных народов.
И всё же власти, если говорить корректно, занимались не одним
только сбором денег. Имеются убедительные доказательства, что
государство было всерьез заинтересовано в стимулировании сельского хозяйства,
В 343: 259-266.
ROM CT 2: 35 (В 420: 44-47).

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 125
ремесла, розничной и оптовой торговли по всей державе. Неизвестно,
вполне ли Ахемениды осознавали преимущества «общего рынка», который
естественным образом складывался в пределах столь обширной и
относительно единой империи. Очевидно лишь то, что они реально заботились
об экономическом процветании своего царства.
Богатства державы в своей основной массе обеспечивались
сельскохозяйственной деятельностью. Хотя большая часть земель оставалась,
как правило, в руках коренных народов, персы (и, возможно, другие
иранцы) также владели немалым количеством земли и огромными
имениями в разных частях империи. Лучше всего мы информированы о таких
поместьях в Вавилонии, Египте и западных районах Анатолии. В
отношении Арсама (Аршамы), сатрапа Египта, известно, что он владел
земельными участками не только в Египте, но и в Вавилонии. Учитывая
количество чиновников и крупных арендаторов земли, порой бывает очень
непросто провести четкую грань между частным и государственным
имением. Многие из последних волей-неволей управлялись посредниками от
имени отсутствовавших землевладельцев (Арсаму, например, весьма
затруднительно было бы находиться во всех своих поместьях
одновременно), но, если судить по персепольским табличкам, управляемые таким
образом имения находились либо в частной, либо в государственной
собственности.
Большое количество текстов крепостной стены имеет отношение к
выдаче зерна, по всей видимости — семенного, для использования на
земельных участках в Парсе. Упоминаются как царские (или
государственные), так и частные имения, и, поскольку выдача неизменно
осуществлялась из государственной сокровищшщьг^, можно допустить, что частное
сельскохозяйственное предпринимательство получало от государства
своего рода субсидии. В других текстах мы читаем об огромном числе
саженцев (?), возможно, фруктовых деревьев, выдававшихся для
посадки: в одной табличке говорится о 6166 таких саженцев85. О том, что
подобные мероприятия осуществлялись и в других частях державы, известно
из знаменитого письма (М—L 12), в котором Дарий хвалит своего
управляющего Гадату за организацию пересадки фруктовых деревьев из
Сирии в имения на западе Малой Азии. Взятые в совокупности, эти тексты
делают совершенно ясным, что органы государственного управления
серьезно заботились о сельском хозяйстве и были глубоко вовлечены в эту
сферу как на территории провинции Парса, так и в других местах.
Вода, в особенности для аграрных нужд, также, как представляется,
являлась предметом государственной заботы. Хотя сохранившийся у
Геродота рассказ о том, как Великий Царь контролировал с помощью шлю-
84 Напр.: PF 437, 440, 454. Иное толкование этих данных может исходить из следующей
мысли: когда в текстах упоминается «имение такого-то», то это в действительности совсем
не означает частное владение, но, скорее, участок государственной земли. Поэтому такие
выдачи зерна могут быть поняты просто как правительственные вложения в
государственную землю, а не как государственные субсидии в поддержку частного сектора.
85 В 87: 116.

126
Часть первая
зов потребление водных ресурсов пяти народностей на востоке
державы, взимая деньги за подачу воды, представляет собой несомненную
фантазию, всё же сами гидротехнические приемы, описанные здесь, были
доступны Ахеменидам, и есть все основания полагать, что государственная
власть предпринимала усилия по улучшению ирригационных систем
ради сельскохозяйственных нужд (Геродот. Ш.117). Разумеется, в Геродото-
вой «Истории» эта мысль не высказана прямо. Но в Фарсе, современной
иранской провинции, особенно в районах по соседству с Персеполем и
Пасаргадами, определенно имеются важные свидетельства о крупных
гидротехнических сооружениях разного типа: высеченных в скалах
каналах, траншеях, оросительных канавах и плотинах, которые, по крайней
мере в некоторых случаях, датируются ахеменидским временем86. Кроме
того, постепенное расширение обрабатываемых земель и
сельскохозяйственное развитие в Месопотамии, которое начинается в
нововавилонский и ускоряется в ахеменидский период, подтверждает персидскую
заботу о государственном хозяйстве, связанном с землей и водой87.
Некоторые из текстов крепостной стены заставляют думать, что
государственное участие в делах экономики не ограничивалось одним
только земледелием, но имело также отношение к развитию или поддержке
других отраслей, во всяком случае таких, которые могут быть названы
надомными промыслами. Подобные тексты широко представлены (это
группа табличек о регулярных месячных рационах). Типичными
являются те (PF 919—920), что описывают выдачу регулярных норм довольствия
отдельной группе работников из 134 человек, в основном женщин,
девочек и мальчиков. С высокой степенью уверенности можно предполагать,
что здесь имеется в виду изготовление тканной одежды либо ковров.
Другие рабочие артели, зачастую с иным соотношением женщин, мужчин,
мальчиков и девочек, по своему количественному составу колеблются от
четырех до более чем трехсот человек (например, PF 866, где речь идет
о 311 (?) работниках). Не исключено, конечно, что данные группы
обслуживали исключительно нужды дворца, однако сам по себе
количественный размах этой хозяйственной деятельности заставляет прийти к иному
предположению. Здесь, возможно, мы имеем свидетельства о прямой
государственной поддержке — и даже руководстве — групп, занимавшихся
ремесленной деятельностью (и конечно же о получении доходов в
результате этой поддержки).
Наконец, существуют надежные свидетельства о том, чго власть
стремилась к расширению своих географических познаний и принимала
меры к облегчению сообщения с отдаленными частями империи.
Совершались дальние морские плавания с целью географических открытий88.
Расширялись порты вдоль побережья Персидского залива. Дарий закончил
строительство канала через Вади Тумилат, соединив Нил с Красным мо-
86 В 150; В 197. 87 В 237: 185-192.
88 О плавании Скилака из Карианда см. во фрагментах из его «Перилла» (GGM 1.15—
96; см. также: FGrH 709) и у Гекатея (FGrH 1 F 295-296).

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 127
рем (начало этому проекту положили египетские фараоны, но закончить
его они не смогли)89. А знаменитые царские дороги, ранее уже
упоминавшиеся нами, предназначались для караванных перевозок и путешествий с
хозяйственными целями не в меньшей степени, чем для царских курьеров
и переброски войск. При наличии надежных коммуникаций держава
была способна извлечь максимум экономических выгод из своих
размеров, разнообразия предметов потребления, стабильной формы
правления и централизованного контроля.
Итак, можно сказать, что, хотя центральная власть наверняка
многое забирала у подданных империи, она также и многое давала. Разумные
законы, проводившиеся в жизнь должным образом; организованная,
хотя и неоднородная, система налогообложения; государственное участие
в попытках улучшить и качество земель (в том числе за счет ирригации),
и уровень ремесленных отраслей; наконец, усовершенствованная
система коммуникаций — всё это, можно думать, являлось справедливым
вознаграждением за подчинение персидскому господству и уплату податей.
Впрочем, данные блага могли быть достигнуты не только при хорошем
управлении в сатрапиях, но — в обязательном порядке — при сильной и
ответственной центральной власти. Процветавшая экономика базировалась
на царском мире (в англ. оригинале — «king's peace». Это понятие чаще
употребляется применительно к странам средневековой Европы и
означает общий мир, общественный порядок, гарантируемый всему
королевству законом, который исходит от короля, действует именем короля. —
А.З.). Без такого мира хозяйственная система столь обширной
территории не могла функционировать, а упадок благосостояния, в свою очередь,
способствовал росту политического безволия внутри державы, в
результате чего всё более частыми становились нарушения общего мира.
5. Религия
Среди современных исследователей очень мало единодушия
относительно религии Ахеменидов. Источники немногочисленны, до некоторой
степени загадочны и зачастую кажутся гфсггаворечащими друг другу, а
понимание их смысла было основательно искажено настойчивыми попытками
некоторых эрудитов экстраполировать в прошлое религиозные
отношения сасанидской эпохи ради объяснения верований Кира и Дария.
Религиозная ситуация на Иранском плато в VI и V вв. до н. э. была
запутанной. Три главные традиции могут быть документально
подтверждены с помощью сохранившихся источников. Во-первых, мы находим
здесь древние индоарийские верования и обычаи, которые сформировали
основу для религии иранцев, в том числе персов и мидийцев90. Во-вторых,
89 В 873: 48—87. Об источнике на древнеперсидском языке см.: В ПО, DZa—с (имеются
ввиду надписи на гранитных стелах, установленных Дарием вдоль Суэцкого канала в честь
его сооружения; тексты составлены на древнеегипетском, древнеперсидском, эламском и
аккадском языках. —A3.). См. также: В 819.
90 Исключительно трезвую сводку материалов по ранним ирано-индо-европейским
религиям см. в работе: В 19,1: 3—177.

128
Часть первая
мы можем обнаружить представления и ритуалы, укоренившиеся в
религиях тех народов, которые обитали на плато еще до его иранизации,
таких как хурриты, эламиты, гутии или урарты. В-третьих, мы замечаем
(и к этому следует обратиться особо) импульс и влияние, исходившие от
учения Зороастра, этического проповедника VI в. до н. э., одного из
величайших фигур в религиозной истории91.
История о том, как Зороастр создал свое вероучение, распадается на
четыре основные фазы. Первая — это время жизни и проповеди самого
пророка, а также ближайшие годы после его смерти, когда учение в умах
последователей сохранялось свежим в своей чистой форме. Эта фаза
имеет свой географический очаг — северо-восточный сектор иранского мира,
а именно Хорасан и северный Афганистан. Вторая фаза могла
охватывать по меньшей мере конец VI и весь V в. до н. э.; она представляет
собой период, когда повсюду в иранском мире был достигнут важный
компромисс между, с одной стороны, более древними языческими формами
арийской и неиранской религии и, с другой — новой религией,
основанной на учении Зороастра. Это был переломный формообразующий
период в истории древней иранской религии. Третья фаза относится к са-
санидским временам, когда зороастризм превращается в официальную
религию Иранского государства. Четвертая фаза охватывает тот период
в истории зороастризма, который начинается с прихода в Иран ислама92.
Таким образом, именно зороастризм ахеменидского времени (т. е.
второй фазы) оказался той религией, которой суждено было привнести
значительные перемены в жизнь многих иных верований и сакральных
ритуалов. Характерными чертами этой эпохи являлись компромисс и
синкретизм. Не возникло никакой развернутой ортодоксальной доктрины,
которая дала бы историку некую базовую линию для надлежащей
оценки засвидетельствованных в источниках верований и культовых
действий. Поэтому стремление к ретроспективной аргументации,
отталкивающейся от подобной ортодоксальной доктрины — а такая в зороастризме
появилась лишь на третьем этапе, в поздний сасанидский период, —
является огромным соблазном, но одновременно и ловушкой для
исследователя, ее необходимо сторониться. Принимая во внимание эту
запутанную и сложную ситуацию, не следует удивляться тому, что описание
91 Время жизни Зороастра и обстановка, в которой он проповедовал, — предмет
значительных разногласий среди исследователей. Высказываются чрезвычайно далекие друг от
друга позиции, сравните: В 94 (здесь доказывается, что первым покровителем Зороастра
был Випггаспа (Гистасп), отец Дария, и что в правление Дария пророк являлся
придворным функционером) с: В 151 (здесь обосновывается, что Зороастр был шаманом из
Средней Азии, жившим еще во втором тысячелетии до н. э.). В работе: В 91 приводятся
убедительные доводы в пользу традиционной точки зрения о VI в. до н. э. как времени жизни
Зороастра. См. также: В 198. В изд.: В 19,1: 189—191 утверждается датировка второй
половины второго тысячелетия до н. э., но она выглядит чересчур ранней.
92 Название «заратуштризм» является удачным обозначением второй из этих четырех
стадий, поскольку позволяет отличить религию этого времени от более позднего
зороастризма. О сасанидской фазе см.: В 236: гл. 8 — здесь представлена заслуживающая доверия
краткая сводка материала; о более поздних временах см.: В 20.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 129
иранской религии у Геродота (1.131 слл.) находится в полном
противоречии с тем, что известно об этом из наших первичных источников. Дело в
том, что и эти последние, и Геродот, вероятно, передают верную
информацию, но о различных аспектах или течениях иранской религии,
практиковавшихся в Ахеменидской державе93.
Что представляла собой религия ахеменидских царей? Были ли они в
каком-то смысле зороастрийцами? Или же они исповедовали такую
религию, которая могла осуждать Зороастра и его последователей как
вопиющих язычников? Может быть, они культивировали несколько
разных религий в качестве дополнительного способа выражения своей
царственной терпимости?94 Для ответа на эти вопросы необходимо описать
в общих чертах, во что в то время мог верить и какие ритуалы совершать
в своей религиозной жизни человек, называвший себя зороастрийцем.
Хотя принципиальный дуализм зороастризма позднее был
представлен как конфликт между Ахура-Маздой и Ариманом, дьяволом, однако
в тех Гатах (гимнах, составляющих древнейшую часть Авесты. — А.З.),
что сохранили учение самого пророка, дуалистический конфликт
между добром и злом представлен в гораздо большей степени как
противопоставление Справедливости (Asa) и Лжи (Drug) — двух понятий, которые
были почти персонифицированы95. Построив свое религиозное служение
на понятии «Правда» (Asa, или А На), Зороастр привнес в жизнь
полноценный этический и нравственный аспект своего учения и своей теологии,
элемент, явным образом отсутствовавший в более примитивных
индоиранских религиях. В духе этой теологии Зороастр критиковал древнюю
религиозную практику принесения в жертву животных и употребления
опьяняющего напитка — хаомы (индийская сома). В позитивном плане он
придавал особое значение чистоте и ценности огня, причем пытался
сделать его центральной частью ритуальной практики. В конечном счете
элементарные верования раннего зороастрийца должны были,
по-видимому, включать: (1) веру в ахуров, то есть добрых духов вселенной; (2)
отвращение к дэвам (злым духам) и отказ от поклонения им; (3) веру в
пророка Зороастра как истинного проповедника слова Божьего; а также
(4) веру в величайшую силу бога Ахура-Мазды. В иранских терминах это:
(1) ahura-tkaesa, (2) mdaeva, (3) zarathustri и (4) mäzdayasni96.
93 Наши лучшие первичные источники происходят из самой Персии и представляют
собой надписи, монументы и материальные предметы. Геродот, конечно, никогда не
бывал в Иране, не говоря уже о Парсе. Его описание религии иранцев основывалось, по всей
видимости, на том, что он наблюдал в Малой Азии, и для своего времени и своего места
эти данные могли быть вполне точными. Сводку по греческим источникам см. в давней, но
до сих пор непревзойденной работе: В 7.
94 Лучшие недавние обсуждения проблем ахеменидской религии: В 56: 52—57; В 236:
154-161; В 19: 11. См. также: В 57-59; В 30: 664-697.
95 Лишь в постахеменидские времена этот дуализм зороастризма начинает
выражаться в терминах Ахура-Мазды («добро») и Аримана («зло»). Поэтому неупоминание Ахеме-
нидами в своих надписях Аримана отнюдь не доказывает, что они не были
зороастрийцами.
96 В 236: 154.

130
Часть первая
В большой степени, хотя и с некоторыми важными оговорками,
отчасти связанными с особенностями эклектичной религиозной эпохи, ахе-
менидские цари могут восприниматься как зороастрийцы, если исходить
из представленных выше определений.
Что касается Кира, то о нем нельзя ничего сказать в силу крайней
скудости данных. Дарий, с другой стороны, в теологическом смысле был
истинным зороастрийцем, поскольку настаивал на зловредной природе
Лжи, или Drug% и на добродетели Правды и Справедливости.
Высоконравственная интонация его надписей, как и общий тон в текстах
последующих царей, подражавших Дарию в этом отношении, вполне могли
бы удовлетворить Зороастра (например, DB и DNb)97. Более того, Ахура-
Мазда являлся высшим богом ахеменидского пантеона, а при Дарий он
был вообще единственным божеством, упоминавшимся в официальных
надписях. Так что Дарий, Ксеркс и их преемники определенно являлись
маздаяснианцсили98. Ксеркс в своей «Антидэвовской надписи» (Персеполь-
ская надпись Ксеркса (й); сокращ.: XPh) демонстрирует веру в
нигилистические аспекты зороастризма, показывая себя как vidaeva, то есть
настроенным против злых духов. Таким образом, в теологии и элементарных
верованиях Дарий и Ксеркс были зороастрийцами. (То, что в надписях они
никогда не упоминают Зороастра, не обязательно свидетельствует в
пользу того, что эти цари не были zarathustri, если учитывать политические
цели этих текстов.)
Вообще говоря, с ритуальной практикой дело обстояло так же, как и
с богословием: для своего времени Ахемениды были настоящими
зороастрийцами, хотя и с одной оговоркой. Известно, что у персидских царей
огонь представлял центральный элемент ритуальной практики. Главный
обряд, в котором царь запечатлен в произведениях искусства,
непосредственным образом связан с огнем, причем такие сцены появляются на
рельефах всех царских гробниц. Единственными сооружениями в ахе-
менидском Фарсе, которым с уверенностью можно приписать
религиозное предназначение, являются расположенные на священном участке в
Пасаргадах огромный алтарь для священного огня и обращенная к этому
алтарю специальная платформа, на которую становился царь
(трехмерная разметка для двумерной сцены на надгробных рельефах)99. Это
ключевое положение огня в ахеменидском царском ритуале носит всецело
зороастрийский характер, как и видимое отсутствие жертвоприношений
животных. Ни один из многочисленных персепольских текстов, имеющих
отношение к жрецам и к нормам их довольствия, не упоминает о выдаче
животных для жертв, и ни одна сцена в ахеменидском искусстве не
изображает сакрального умерщвления жертвенного животного100. Может
97 О сильных религиозных и зороастрийских элементах в надписях Дария см.
прежде всего: В 19, П: 118-124.
98 Это слово, Маздаясна, появляется в качестве личного имени в нескольких текстах
крепостной стены, напр., в: PF 960.
99 В 193: 138-145; см. также: В 206.
100 На некоторых персепольских рельефах царь запечатлен убивающим коротким
мечом какого-нибудь животного, напр., льва (см. рис. 115 в: В 177). Данный сюжет, впро-

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 131
быть, еще нагляднее те тексты, которые показывают, что возлияния
вином или пивом, приношения в виде пшеничных зерен или муки
являлись общераспространенным обрядовым актом, и подобный акт,
пришедший на смену старинным жертвоприношениям животных, у Зороастра
мог встретить только искреннее одобрение101. Однако культ хаомы,
надежно засвидетельствованный в Персеполе благодаря ритуальным
сосудам и другим предметам (например, ступкам и пестикам для
приготовления этого опьяняющего священного напитка; см. примеч. 63 и 102. —
А.З.), а также оттискам некоторых печатей, не мог, конечно,
понравиться пророку102. В данном отношении этот дворцовый религиозный обряд
в большей степени гармонировал с предшествующей индоиранской
сакральной практикой, нежели с ритуалами, защищавшимися Зороастром.
Итак, резюмируя сказанное, можно утверждать, что, по крайней
мере, Дарий и Ксеркс были, очевидно, настоящими зороастрийцами для
своего времени. Как бы то ни было, в этот период находилось место для
терпимого отношения к иным верованиям и культовым практикам, и
обстоятельство это, вне всяких сомнений, отражает как полное отсутствие
фанатизма у царей в вопросах веры, так и эклектическую,
синкретическую и компромиссную религиозную атмосферу данного времени. По
этому поводу можно отметить возврат к дозороастрийскому
политеизму, засвидетельствованный в упоминании Ксерксом божества Арты
рядом с Ахура-Маздой (XPh), а также еще более серьезное прегрешение
позднейших царей, упоминающих в своих надписях богиню Анахиту и
бога Митру103. Заметьте, впрочем, что в зороастризме Арта, Анахита и
Митра — все являются ахурами (ahura) — благими духами универсума. Число
«языческих» божеств, которых некоторые люди в Персеполе почитали
или, по крайней мере, которым приносили жертвы и которые
поименованы в текстах крепостной стены, поражает с точки зрения зороастрий-
ских стандартов, а некоторые из этих богов даже не индоиранские104.
Следует также отметить видную роль магов — мидийского жреческого
класса—в персепольских ритуалах, хотя в данный период они, судя по
всему, были кем угодно, но только не истинными зороастрийцами. Это, ко-
чем, является частью царственной иконографии и не имеет отношения к сакральному
акту жертвоприношения животного.
101 См. подборку текстов К 1 в: PFT (имеется в виду публикация текстов крепостной
стены в издании Р.-Т. Халлока; см. Список сокращений. —A3.). Мукб, или зерно,
предстают как общеупотребимый жертвенный объект, но в данном качестве используются и
инжир, и финики; PF 768—769.
102 Печать (В 178: 26, № 20) определенно изображает церемонию хаомы в той форме,
какая должна была практиковаться в ахеменидский период (противную точку зрения см.
в: В 19, П: 146). Функциональное назначение изящных ступок и пестиков, найденных в пер-
сепольской сокровищнице, по-прежнему лучше всего связывать с изготовлением напитка
хаомы. Противоположные выводы: В 19, П: 148—149; В 12: 174—175.
103 Зороастрийский календарь был усвоен Ахеменидами в правление Артаксеркса I
(441 г. до н. э.); В 59: 89—90; возражения на эту точку зрения: В 19, П: 243—245; точка
зрения, принимаемая с оговорками: В 30: 775—777.
104 Напр., Хумбан, упоминаемый по имени чаще, чем какое-либо иное божество, а
также Адад. О данных табличек по поводу религии см.: В 112.

132
Часть первая
нечно, доказывает, что население Персеполя отличалось такой
пестротой в религиозных верованиях, какая дозволялась эпохой и терпимостью
царя. Ясно, что какому бы течению в зороастризме ни следовали Дарий
и Ксеркс, они, очевидно, не придерживались его с фанатизмом,
устранявшим иные верования. С другой стороны, то обстоятельство, что
проповедь Зороастра смогла получить легитимацию и поддержку путем
принятия ее при ахеменидском дворе (во всяком случае в том виде, в
каком ее понимали на исходе VI и в V в. до н. э.), является главным
культурным достижением первой Персидской империи.
б. Основные политические принципы
и социальная организация
Как отмечалось выше, в гл. 1, персидская мощь и персидское господство с
самого начала умерялись снисходительностью и терпимостью.
Персидская система социальной организации, обычаи или религиозные
верования не навязывались покоренным народам. Местные формы правления,
экономическая организация, политическая структура и право оставались
в неприкосновенности, во всяком случае до тех пор, пока их
функционирование не оказывалось в конфликте с интересами империи.
Такая стратегия, заложенная в правление Кира, лучше всего
иллюстрируется на примере политического обращения этого царя с мидийцами
и ионийцами, а также на примере его отношения к богам вавилонян и
религии иудеев, которым он позволил вернуться на родину и заняться
восстановлением их храма. У нас нет никаких данных насчет того, что при
Дарий эта политика претерпела изменения; даже с учетом того, что
последний ввел по всей державе новые организационные единицы и правовые
структуры. В Вавилоне и Египте, например, он по-прежнему правил в
качестве, соответственно, законного избранника Мардука и преемника
фараонов. Данный стиль правления — поддержание номинальной
суверенности местных божеств и политических традиций — при Ксерксе мог
быть изменен в Египте и Вавилонии в ответ на восстания в этих странах.
И всё же мы не располагаем явными свидетельствами тому, что
укоренившаяся имперская философия правления была повально отвергнута
Ксерксом, да и в письменных источниках отсутствует что-либо, на
основании чего можно было бы предположить, что сравнительно мягкий и
толерантный стиль державного правления не оставался характерным
для Ахеменидов вплоть до самого конца царствования династии.
Такая установка на терпимость сохранялась по двум причинам.
Прежде всего, она представляла собой выгодную Realpolitik (нем. «реальная
политика»): это были разумные прагматичные методы, исходившие из
реальной ситуации. Учитывая колоссальные размеры и поразительное
этническое разнообразие державы, можно допустить, что ни одна другая
политическая стратегия здесь просто не сработала бы. Ассирийцы в
попытках справиться с задачей управления гораздо меньшим
государственным организмом использовали по-настоящему жесткие методы цент-

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 133
рализованного политического контроля и продуманного террора,
причем последний часто выливался в резню захваченных в плен врагов и
массовые переселения народа из одной части царства в другую, однако
имеются основания думать, что даже в этом, более скромном, масштабе
подобная деспотичность не срабатывала. Хотя существуют данные об
ограниченном использовании депортаций в качестве метода
государственного управления также и при Ахеменидах, всё же в конечном счете
последние предпочли толерантный стиль правления105. Одним словом, весьма
вероятно, что в данном отношении огромная держава не имела особых
альтернатив, так что ей оставалось умело использовать терпимость как
форму государственного руководства.
С другой стороны, такой подход к имперской форме правления
отчасти мог иметь отношение к идеологическим склонностям Ахеменидов,
поскольку соответствовал их собственным традициям и политической
организации. В самом деле, некоторые из персидских более ранних,
изначальных идей о том, что есть царство (а следовательно, вклад персов в
сферу политических концепций) были, судя по всему, глубоко укоренены
в их собственных моделях идеализированной социальной структуры106.
Персы — и в данном отношении они, вероятно, были всего лишь
типичными иранцами — имели «вертикальный» взгляд на общество;
согласно данной точке зрения, общество начинается с семьи, исходного пункта
для него, с которого оно затем развивается через всё более широкие
социальные и политические понятия рода, племени и страны, пока в
конечном счете не достигает категории Народа или Нации107. Так, излагая в «Бе-
хистунской надписи» свою биографию, Дарий рассказывает нам, кто он
такой, в следующем порядке: сын Виштаспы [семья), Ахеменид [род) (при
этом племя — пасаргады — опущено), перс [страна) и наконец ариец
(иранец — народ/нация). При этом воображаемое «горизонтальное» деление
иранского социума имело четыре части. На востоке Иранского плато
классами, на которые подразделялось общество, были жрецы, воины,
ремесленники и земледельцы; на западе мы находим жрецов, воинов, писцов/
чиновников и ремесленников/земледельцев108.
В политическом и социальном плане на вершине этой структуры
находился царь, пребывавший в ореоле общей идеи о царственной харизме.
Это, последнее, представление имело особое значение, поскольку khvarnä,
или «царственная слава», являлась некой аурой, которая была присуща
как царскому сану и положению самому по себе, так и той конкретной лич-
105 Ахеменидские цари действительно отдавали приказы о массовых переселениях,
напр., в отношении пеонов (Геродот. V.12) и жителей Милета (Геродот. VI.20), однако
данное средство использовалось умеренно и никогда не достигало тех масштабов, которые
были характерны как для ассирийцев, так и для вавилонян. Ср.: А 35: б—7 — здесь речь
идет о зависимом населении области Персеполя.
106 Немало чернил было потрачено, часто почти безрезультатно, на раскрытие темы
ранних иранских/арийских социальных структур. Труды Дюмезиля в значительной части
обеспечили основу для этой дискуссии. Суммарное изложение его позиции, а также
обширную библиографию (в примечаниях) см. в: В 60.
107 В 92. 108 В 64: 49-52.

134
Часть первая
ности, которая это положение занимала109. Первоначально правитель
избирался воинами и непременно был человеком, обладавшим
притягательной силой и обаянием, происходившим из соответствующей семьи
(в этой связи обратите внимание на утверждение Геродота — 1.125 — о
том, что персидские цари происходят из семьи, принадлежащей к
самому благородному племени пасаргадов). Хотя в ахеменидские времена
царь был в некотором смысле жрецом и лицом, ответственным за
жертвоприношения, а также политическим и военным главой государства, его
персона не обожествлялась110. Впрочем, восходя на престол, он
приобщался к мистической силе, духу и славе царского сана: по преданию, он
короновался в свой день рождения, поскольку в момент этого события, как
считалось, он рождался заново и, следовательно, получал тронное имя.
Если говорить коротко, общее представление о khvarnä содержало
элементы, которые наделяли царя и царский сан если и не божественной, то
по меньшей мере непостижимой и таинственной природой.
По этой причине для Великого Царя, Царя Царей, было нетрудно
воспринимать себя, а расширительно, и свое правление и саму державу, как
некую личность и как некие объекты, которые были призваны
функционировать только на самых высших социальных и политических уровнях.
Он являлся царем стран, народов и наций, то есть наиболее крупных
единиц, формировавших империю. Отсюда в древнеперсидских надписях и
на персепольских рельефах, когда возникала задача охарактеризовать и
определить державу, перечисляется и изображается отнюдь не
множество земель или географических и административных единиц, таких как
сатрапии, а, как мы видели, именно dahyäva, то есть страны и народы111.
Поэтому для имперской политики было вполне естественно как можно
меньше вмешиваться в дела племен, родов и семей. До тех пор, пока
земледельцы, ремесленники, жрецы и воины выполняли свои собственные
социальные роли, их способы и методы действий на низших уровнях
«вертикального» социального порядка никоим образом не касались
государства; пока царь и органы центральной власти сохраняли контроль над
ситуацией на самых высших уровнях, державное дело было обеспечено в
достаточной степени.
109 См.: В 64: 40; В 65; В 66. В литературе высказывалось утверждение (В 185), на наш
взгляд, малоубедительное, что крылатый символ, изображаемый на рельефах,
понимаемый обычно как образ бога Ахура-Мазды, на деле являлся представлением о царской
khvarnä.
110 Напр., Дарий изображен на рельефе своей гробницы (В 179: ил. 19) в роли жреца/
жертвователя, стоящего перед священным огнем.
111 Ив Персеполе, и в Накш-и Рустаме народы империи изображены
поддерживающими и подпирающими царя, восседающего на троне в Персеполе (напр.: В 177: ил. 107,
109; ср.: Том иллюстраций: ил. 31), а также когда он стоит на площадке перед священным
огнем в Накш-и Рустаме (В 179: ил. 20; ср.: Том иллюстраци: ил. 38). Обе сцены имеют
исключительно мирный характер, передаваемая с их помощью идея заключена в том, что
народ — оплот высшей власти. И только в Бехистуне мы всё же имеем рельеф, показывающий
царя в положении завоевателя или победителя, но и там Дарий торжествует не над
народами державы, а над конкретными царями, взбунтовавшимися в один год. О рельефах,
на гробницах прежде всего, см.: В 27; специально о платформе в Накш-и Рустаме: В 26.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 135
Итак, установка на толерантное правление, являвшаяся характерной
чертой Ахеменидской империи, не только имела внятный практический
смысл, но еще и, возможно, полностью соответствовала древним, хотя
и идеальным, иранским представлениям о социальной и политической
организации.
7. Искусство и архитектура
Ахеменидское искусство — одно из величайших достижений древнего
Ближнего Востока. Его корни отчасти уходят в иранское прошлое, когда
иранцы уже занимали плато; отчасти же это была синкретическая
совокупность художественных традиций Месопотамии и Египта, но
реализованная в исключительно персидской форме и в соответствии с
персидским замыслом. Как и сама держава, ахеменидское искусство замыкает
собой историю древнего Ближнего Востока и одновременно открывает
что-то новое.
До времени Кира персы не имели особого желания заниматься
монументальным художественным творчеством, да и, вероятно, не могли
себе этого позволить. Однако, как мы уже отмечали выше, в гл. 1, Кир
Великий столкнулся с необходимостью возвести и украсить сооружения
такого уровня и масштаба, какие отвечали бы размеру, могуществу и
богатству собранного им государственного организма Чтобы воплотить
эту задачу в жизнь он поставил на службу общеимперского дела
искусства и ремесла подчиненных народов. Вот почему ахеменидское
искусство, в особенности же архитектура и архитектурная скульптура, многим
исследователям представляется некой компиляцией, в последнюю
минуту составленной народом с относительно неразвитой культурой,
который был вынужден заимствовать стили, мотивы и мастеров из самых
разных областей своей державы, а в результате — создать в высшей
степени второразрядное искусство112. Внешняя сторона, однако, как это
часто бывает, оказывается обманчивой.
Иранцы занимали западную половину нагорья, носившего их имя
более чем за полтысячелетия до прихода Кира к власти. Они уже давно
находились в контакте с высокоразвитыми культурами Большого Месопотам-
ского мира — Ассирией, Вавилоном, Эламом и Урарту, — а также и со
странами за его пределами, включая Сирию, Финикию и даже Египет.
Искусство и архитектура Ирана эпохи железного века свидетельствуют о
широте и глубине этих контактов, как и о том, до какой степени многие
элементы ближневосточного искусства были знакомы обитателям нагорья113.
112 Из относительно недавних работ, выражающих этот взгляд, см.: В 44: 162—163.
Для общего представления об этой теме, особенно по вопросу о художественных
заимствованиях персами у греков, см.: В 153.
113 Наиболее показательны в этом плане археологические материалы из комплекса
Хасанлу IV в иранском Азербайджане. Характерные примеры, показывающие, до какой
степени это искусство находилось в соприкосновении с великими современными
художественными традициями Ближнего Востока и до какой степени испытало на себе их влияние,
можно найти, напр., в работах: В 142; В 225.

136
Часть первая
Собственно говоря, персидские и мидийские ремесленники даже
оказываются рядом с мастерами из других стран, таких как Иония, Лидия,
Библ и Египет, участвуя вместе с ними в работах при дворе
Навуходоносора в Вавилоне. Таким образом, вавилонская практика создала своего
рода прецедент для Дария, также собравшего мастеров из разных
концов державы, когда он строил свой знаменитый дворец в Сузах114.
Говоря коротко, еще до середины VI в. до н. э. иранцы принимали активное
участие в развитии ближневосточного искусства. Так что вполне разумно
предположить, что мидийцы и персы (а также другие иранские народы)
этого столетия были хорошо знакомы с великими художественными
традициями древнего Ближнего Востока и прекрасно в них ориентировались.
Поэтому, добившись господствующего положения и богатства,
необходимых, чтобы превратиться в настоящих покровителей искусств, они
проявили себя отнюдь не как невежественные нувориши, чей вкус и
эстетическое представление целиком зависят от нанятых художников и
ремесленников. Напротив, в дело создания нового имперского искусства они
привнесли высокоразвитый персидский вкус и художественный замысел,
который — и это можно доказать — вполне соответствовал их
собственному чувству социальной и политической организации. Хотя в их
искусстве мы без труда можем отыскать многие специфически вавилонские,
египетские или ионийские элементы, в своей совокупности это искусство
всё же явно и недвусмысленно остается именно персидским.
Обратившись сначала к малым, или немонументальным,
художественным направлениям, мы сразу замечаем, что раскопки в царских ахеме-
нидских местах, таких как Пасаргады, Персеполь или Сузы, дают
сравнительно немного объектов, банально заимствованных из другой
культуры. Это удивительно, поскольку персы, имея перед собой целую империю
вещей, из которых можно было выбрать что угодно, всё же
предпочитали, как представляется, главным образом свои собственные изделия.
Например, при раскопках ахеменидских мест в Иране в доэллинисти-
ческих слоях с трудом можно обнаружить хотя бы единичные черепки
от греческих сосудов, и это верно даже в отношении всемирно известных
аттических ваз V в. до н. э. Персы явно предпочитали пользоваться своей
собственной лишенной украшений гончарной продукцией. В самом деле,
каменные и керамические сосуды были одним из выдающихся
эстетических достижений ахеменидского периода, в особенности когда
востребованными оказались чаши и сравнительно неглубокие емкости. Акцент
делался на форме: предпочтение отдавалось отчетливым, ровным линиям,
а также острым изломам профиля сосуда, образующим угол или ребро;
причина этого заключалась, возможно, в том, что во многих случаях
керамические сосуды являлись копиями металлических прототипов115.
114 DSf (Надпись Дария в Сузах (J); эламский вариант текста см. в: В 96), а теперь и
DSz (Надпись Дария в Сузах (ζ)); см.: В 207; В 208. Об иранских ремесленниках в Вавилоне
см.: В 354.
115 Напр.: В 193: рис. 106, № 13. Об аттической керамике в ахеменидском мире см.:
В 53.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 137
Для украшения сосудов использовались объемные головы птиц и
животных, особенно в качестве ручек на чашах, кубках и подносах.
Впрочем, ахеменидские мастера отличались как раз в
металлообработке и ювелирном деле, хотя и резчики печатей демонстрировали тот
же уровень умения и технологического мастерства. Общая характерная
черта искусства металлообработки, свойственная всему иранскому миру,
заключалась в акценте на таком стиле украшения, для которого
свойственна замысловатость, изобилие повторов, а по временам сложность,
переходящая в вычурность. Фигуры животных и в целом
анималистические мотивы широко использовались в качестве декоративных элементов,
что являлось продолжением традиций нагорья, уходящих в прошлое
вплоть до пятого тысячелетия до н. э., но что стало специфической
чертой иранского искусства металлообработки на несколько веков,
непосредственно предшествовавших подъему Ахеменидов (например,
бронзовые изделия из Луристана УШ и VII вв. до н. э.)116.
Типичное монументальное свойство многих мелких ахеменидских
предметов искусства лучше всего проявлено в некоторых ювелирных
изделиях и в столовой посуде; клад из Пасаргад, возможно, —
выдающийся образчик этого жанра117. В кладе были найдены изысканные золотые
серьги, на тонкой проволоке которых помещена сеточка и шарики,
изготовленные с высочайшим качеством и мастерством. Серебряная ложка с
изящно изогнутой ручкой, которую венчает развернутая назад, в сторону
черпака, утиная головка (см.: Том иллюстраций: ил. 97), показывает, что
изготовивший ее серебряных дел мастер ничуть не уступал в искусстве
мастеру золотых дел. А гармоничное сочетание металла и тонко
обработанного камня — сердолика и оникса, — которое можно
реконструировать для некоторых браслетов, обнаруживает впечатляющую
комбинацию творческой одаренности и ремесленного мастерства.
И всё же ощутить полное воздействие и осознать идейное содержание
настоящего имперского ахеменидского искусства мы можем лишь при
знакомстве с монументальной архитектурой и скульптурными рельефами,
которыми Ахемениды украшали свои сооружения. Персеполь,
заложенный Дарием, видоизменившийся и в значительной степени
расширившийся в период правления Ксеркса, завершенный, по существу, при
Артаксерксе I, — главный пример этого ахеменидского достижения.
Персеполь (см.: Том иллюстраций: ил. 7, 8) расположен на обширной
террасе, отчасти созданной искусственно, отчасти высеченной из
материнской породы на западной подошве Кух-и Рахмат (Гора Милосердия).
Терраса, водохранилище, тщательно продуманная система дренажных
каналов, центральная часть ападаны (огромного парадного зала для приемов)
и некоторые части сокровищницы были заложены и в основном дове-
Пб Напр.: В 139.
117 В 193: 168—177 и рис. 85—88. Резка печатей также была, конечно, большим
«малым» искусством в ахеменидские времена; см.: В 2 (работа полезная с точки зрения
введения в тему). Об использовании печатей в Персеполе см.: В 86.

138
Часть первая
дены до завершения Дарием I. На закате его правления и в первые годы
царствования Ксеркса терраса была расширена в западном
направлении, тогда же были построены личный дворец Дария (тачара), вторая
фаза сокровищниць1, часть крепостной стены, а также главная лестница
и так называемые Ворота Всех Стран. Сам Ксеркс предпринял
сооружение нового, более обширного собственного дворца, тройного портала (три-
пилона) и гарема; перестроил и расширил сокровищницу; а также
заложил фундамент, если не завершил строительство, под новый зал
приемов, так называемый Стоколонный зал. Все остальные строительные
мероприятия могут быть датированы временем царствования
Артаксеркса I и его преемников, но эти работы представляют собой в основном лишь
завершение или расширение проектов, начатых при Дарий и
модифицированных при Ксерксе118.
Взятая сама по себе, персепольская терраса — замечательное
художественное и архитектурное достижение. И всё же ее истинную
монументальность невозможно правильно оценить без рассмотрения всего этого
комплекса в более пространном контексте. Как показывают таблички
сокровищницы и тексты крепостной стены, терраса эта, вероятно, являлась лишь
«фортификационным сооружением», или цитаделью, гораздо более
обширного поселенческого комплекса. Мы знаем о нескольких дворцах,
находящихся ниже на равнине по обеим сторонам террасы; кроме того,
ведутся раскопки, с которыми, без сомнения, связаны еще большие
ожидания ш. Таким образом, у нас, пожалуй, имеются все основания, чтобы
мысленно представить искусно декорированные царские гробницы в Накш-и
Рустаме, расположенном на противоположной северо-западной стороне
равнины, не как находящиеся на каком-то удаленном расстоянии, а как
неотъемлемую часть более обширного «Города персов»120.
Характерной архитектурной особенностью персепольского
строительного комплекса является колонный зал. Хотя другие отдельные
элементы, как, например, навеянные месопотамским искусством крылатые
быки, охранявшие Ксерксовы Ворота Всех Стран, явным образом
восприняты из иных культур, колонный зал как особый архитектурный тип
корнями своими уходит в архитектурный опыт иранцев на Иранском
нагорье. Отдаленные прототипы больших залов, таких как ападана или Сто-
118 В 169: 150—159. Перемены* произошедшие в период царствования Ксеркса,
коренным образом видоизменили проектную схему Дария. При сооружении грандиозного
западного лестничного марша и Ворот Всех Стран была изменена вся ось плана
строительной площадки. Лестницы времен Дария, располагавшиеся в юго-восточном углу, могли,
конечно, быть временными, а величественный западный вход вполне мог быть частью
плана Дария, который Ксеркс завершил по своему усмотрению. Отчеты о раскопках в Персе-
поле: В 177—178. Для знакомства с эффектной реконструкцией всего этого комплекса см.:
В 116; но также: В 141.
119 Для знакомства с недавними археологическими открытиями в Персеполе и его
округе см.: В 199-204.
120 В 179. Для знакомства с недавним, но не совсем убедительным обсуждением
датировки ахеменидских царских гробниц см.: В 111.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 139
колонный зал, могут быть обнаружены в строениях с колоннами
периодов Хасанлу V и Хасанлу ГУ (1400—800 гг. до н. э.), а также в колонных
залах мидийских поселений, таких как Нуш-и Джан и Годин Π (VIII—VII вв.
до н. э.)121. На самом деле широчайшее использование колонн в
архитектуре выступает тем самым элементом, который в конечном счете делает весь
комплекс в Персеполе (и в Пасаргадах) иранским или персидским122.
И всё же именно скульптурные произведения, украшающие эти
сооружения, показывают, что в данном искусстве «талант выражается в
строго просчитанном соединении образов, а не в изобретательности
мастеровых, которые в конечном итоге эти образы воплощали»123. Имперское
ахеменидское искусство было создано с политической и идеологической
целями, и в нем мы можем уловить, какой, по мнению Ахеменидов,
должна была бы быть их держава и как она должна пониматься в идеальном
плане. Здесь художественное творчество находится на службе у
государства, и, хотя следует признать, что искусство, востребованное
афинянами V в. до н. э., также было, по крайней мере частично,
государственным, всё же Ахемениды в указанном смысле предприняли более
согласованные прагматические усилия, нежели это сделали греки. (В данном
отношении персы находились в русле мощной ближневосточной
традиции.)
Для этого имперского искусства можно отметить два тесно связанных
друг с другом обстоятельства, в особенности для тех его памятников,
которые мы находим в Персеполе и на царских гробницах Накш-и Рустама.
Во-первых, рельефы здесь всецело неисторичны; они не предполагают
никакого рассказа с развивающимся сюжетом, в отличие от многих
рельефов ассирийцев или египтян. Вместо этого они дают статичную картину
чего-то, что уже сделано, уже существует, уже доведено до конца
(принесенный налог, убитые чудовища, почтённый священный огонь, принятый
царем сановник). Во-вторых, царь присутствует на всех рельефах, так или
иначе оказываясь в фокусе каждой композиции (он отправляет
священный обряд на фасаде гробницы, выполняет роль главного лица в сценах
дворцовых приемов, к которому направляются все несущие дань; он —
правитель, восседающий на троне, подпираемом и поддерживаемом
фигурами, изображающими народы/страны державы). Однако этот царь не
является конкретным лицом; у нас нет ни одного портрета Дария,
Ксеркса или Артаксеркса. Вместо этого мы располагаем неким династическим
образом, и образ этот скорее воплощает понятие khvarnä, «царственную
славу», нежели изображает какого-то государя. Все части даже такого
сложного построения, каковы рельефы ападаны, представляют нам
спланированную, одухотворенную, абстрактную и почти космическую
композицию статичной совокупности.
121 Для знакомства с материалами Хасанлу см.: В 62; а также: В 227; для Нуш-и Джан:
В 195: 6-7; В 194; для Годин П: В 229: 27-29 и рис. 41.
122 В 93: 32-33. 123 В 170: 309.

140
Часть первая
Рассмотрение данного вопроса под таким углом ясно показывает, что
созидающей личностью в этом искусстве был не резчик по камню или
отдельный скульптор, сколь бы высокими дарованиями они ни обладали,
истинным художником было то лицо, которое планировало всё
произведение целиком. Поэтому не следует удивляться, когда благодаря
тщательному и детальному изучению камнерезных работ из Персеполя
обнаруживается, что рельефные скульптуры создавались артелями
ремесленников: каждый член такой бригады, состоявшей из
квалифицированного мастера и работавших с ним нескольких подмастерьев и учеников,
отвечал за отдельный аспект гравировальной работы124. «Праксителем»
этого скульптурного творения был тот, кто его задумал и разработал
чертежи для воплощения замысла в жизнь, а вовсе не тот человек и не те
юноши, которые потом занимались собственно резкой по камню.
Высказывалось утверждение, причем весьма убедительное, что
конечной целью этого монументального архитектурного искусства было
желание представить миру концепцию Pax Persica (по-латыни значит
«Персидский мир», мир под властью персов; искусственное словосочетание по
аналогии с Pax Romana — «Римский мир». —А.З.), или, другими словами, идею
державного космоса — гармоничной, мирной империи, управляемой
царем, благочестивым почитателем Ахура-Мазды, собственной персоной и
даже своим царским саном олицетворяющим и гарантирующим
благоденствие державы125.
Эта точка зрения на имперскую идеологию, выражаемую в искусстве,
выглядит единственным надежным объяснением фактов. Однако то, как
люди, находившиеся во главе Ахеменидской/Персидской империи,
представляли себе свой мир, а также то, в каком идеальном образе они
желали представить его всем остальным, — это один вопрос. Совсем другой
вопрос: чем этот мир был на самом деле? Например, некоторые ахеме-
нидские идеи и обычаи — центральное положение царя в ахеменидском
искусстве, акцент на понятии khvarnä как на спиритуалистической ауре
царственности, тщательно разработанные ритуалы и придворный
этикет, без которых невозможно представить жизнь царской особы,
социологическая концепция, подразделявшая людей по «вертикали» и
«горизонтали», в первом случае — сообразно их рождению (по принадлежности к
семье, роду и т. д.), во втором — по этнической принадлежности и видам
деятельности, а также центральная власть, окружавшая себя
ориентированной на придворную жизнь аристократией — мы можем
интерпретировать как свидетельства политического реализма, основная цель
которого состояла в том, чтобы ясно показать, кто тут был за старшего и где
именно концентрировалась власть. В надписи на своей гробнице Дарий
говорит:
Вот те страны, которые я захватил за пределами Персии; я правлю ими; они приносят
мне дань; то, что я говорю им, они выполняют; мой закон — вот чего они крепко
держатся (DNa 3).
124 В 169.
В 170; а также: В 154.

Глава 2. Укрепление державы... при Дарий и Ксерксе 141
И далее:
Если теперь ты подумаешь так: «А много ли тех стран, коими некогда владел царь
Дарий?», то посмотри на скульптуры [тех], кто несет трон, тогда узнаешь, тогда тебе
станет понятно: копье персидского мужа далеко дотянулось <...> (DNa 4).
Царь является императором, а империя принадлежит персам126.
И всё же правдой остается то, что в значительной своей части
разумно выстроенная идеология Ахеменидской империи не сводилась, по всей
видимости, к простой пропаганде, задачей которой было спрятать за
приятным фасадом фактическое сохранение ассирийских и вавилонских форм
завоевания и господства. Ахемениды действительно управляли своей
державой новыми методами. Акции, рассчитанные на устрашение, не были
у них в обычае. Массовые переселения оставались относительно редкими.
Терпимость к местным формам религии, общественного устройства и
даже управления была их политической установкой127. Одной из имперских
целей являлось построенное на основе письменного учета и четко
организованное управление провинциями (об этом свидетельствует система
сокровищниц). В эту систему государственного управления и
функционирования были вовлечены многие народы империи: эламские и
вавилонские писцы, иранские и неиранские священнослужители, иудейские и
греческие наемники, вавилонские банкиры и агенты по продаже
недвижимости, ионийские тираны и демократы, а также спартанские и афинские
изгнанники — вот лишь краткий список.
Подобные установки и действия носили комплексный характер и как
таковые представляли собой, возможно, нечто новое в истории
ближневосточных попыток создания политических организмов, которые
выходили за пределы этнических и национальных границ. Государственным
организмом в данном случае была Персидская империя. Ее народы,
dahyäva, нельзя рассматривать в качестве нескольких отдельных наций,
удерживаемых в рабстве у одной нации, но их следует воспринимать как
неотъемлемые составляющие самой державы, то есть одного
подлинного государственного организма, которым, по общему признанию,
управлял и царь, и персы. В этом заключается идеальный портрет империи,
которая в реальности неизбежно от него отклонялась. Понятно, что
некоторые виды внутренней борьбы были направлены на слом старых
шаблонов и на созидание новых способов управления огромными, много-
126 Необходимо помнить, что эта надпись была высечена на скальной поверхности в
Парсе и могла адресоваться именно персам. Другой вопрос, содержала бы подобная
надпись тот же самый текст, будь она помещена для публичного обозрения, скажем, в
Вавилоне? Если судить по выражениям и по самому тону надписи на «Цилиндре Кира», ответ
вполне может оказаться отрицательным.
127 Эта политическая линия была настолько последовательной, что возможные
отклонения от нее, такие, напр., как обращение Ксеркса с Египтом, Вавилонией и с
почитателями дэвов, стоят особняком в письменных источниках и пользуются особым вниманием
историков, — вниманием, быть может, несоразмерным как фактически доступным
данным, так и последствиям самих этих событий.

142
Часть первая
национальными, заселенными разными народами территориями.
Возможно, первая попытка сделать это была предпринята в начальные годы
правления Дария — в то время царь был вынужден действовать в
условиях, когда его власть носила сугубо личный, родословный и огшравший-
ся на военную силу характер, не будучи закрепленной в географическом
и национальном смысле.
По правде говоря, борьба эта закончилась в целом успешно. Почти
два столетия Дарий и его преемники правили огромными
территориями, населенными поразительным множеством этнических групп. При этом
к физическому насилию они прибегали в крайних случаях и не
испытывали нужды в почти ежегодных военных предприятиях, столь
характерных для менее крупной Ассирийской державы. Мятежи были
сравнительно редким явлением, к тому же чаще это были попытки
династических группировок захватить власть в центре, нежели усилия отдельных
частей империи отпасть от центра. Таким образом, персидская имперская
философия, при том, что многие ее идеологические проявления могут
маскировать факты жестокой реальности, в целом отражала
действительность. Александр, завоевавший Персидскую державу, включил многое
из этих новых воззрений в свое собственное идеалистическое
представление об империи, посредством чего Ахемениды внесли
непосредственный вклад в формирование политических и социальных концепций
эллинистического мира.

ОСНОВНЫЕ РЕГИОНЫ ИМПЕРИИ
Глава За
А. Курт
ВАВИЛОНИЯ ОТ КИРА ДО КСЕРКСА
I. Источники
Прежде чем приступить к обозрению истории Вавилонии в период от
Кира Π до Ксеркса, важно представить краткий обзор и дать оценку
доступных современным исследователям источников. Историографические
тексты из Вавилонии, конспективно излагающие основные политические
события, очень редки; главным из таких текстов остается «Хроника Набо-
нида» (Хроника ABC 7)1, последнего царя Вавилонии, охватывающая всё
время его правления, возвышение Кира и покорение им Вавилонии.
Основным недостатком данного текста, если отвлечься от неизбывной
проблемы толкования, является поврежденность большей части последней
колонки на обратной стороне таблички, где могли излагаться события первых
лет правления Кира. Хотя хроники подобного типа составлялись на
протяжении всего ахеменидского периода и эпохи Селевкидов (что ясно из
последовательной и непрерывной компиляции астрономических
дневников, материал которых, вероятно, стал базой для так называемой «серии
вавилонских хроник»)2, а более ранние из них продолжали копироваться3,
мы располагаем всего лишь тремя другими летописными текстами, име-
1 Первая публикация: В 337; позднейшие издания: В 274: 104—111, № 7; В 242: s.v. Smith,
Sidney ΒΗΤ 98 ел.; перевод: ΑΝΕΤ 305—307. (В литературе этот памятник называется
также «Хроникой Набонида—Кира»; см. о ней наше примеч. в тексте гл. 1, на с. 47. Знакомство
с ключевыми моментами «Хроники» можно составить по ее русскому переводу М.А. Дан-
дамаева, см.: Хрестоматия по истории Древнего Востока. Учебное пособие: в 2-х ч. /Под ред.
М.А. Коростовцева, И.С. Канцельсона, В.И. Кузищина. М., 1980. Ч. 2. С. 18-19. - A3.)
2 Ср.: В 274: 12—14. Самый ранний засвидетельствованный дневник датируется 651 г.
до н. э. От 11 года царствования Артаксеркса I (453/452 г. до н. э.) до 265 года селевкид-
ской эры (47 г. до н. э.) сохранилось более 360 дневников, по большей части
неопубликованных, ср.: В 321; В 317: 534—535; В 296. Об исследовании типологии астрономических
дневников см.: В 326.
3 В 337: 98 — здесь высказано предположение, что копия «Хроники Набонида»,
которой мы сегодня располагаем, была сделана при Артаксерксе П; выходные данные
вавилонской хроники ABC 1 (колонка IV.43) датируют эту последнюю временем правления Да-
рия I, и Вайсман (В 359: 3) полагает, что руке того же самого переписчика принадлежит
имеющаяся у нас копия «Хроники Набонида».

144
Часть первая
ющими отношение к периоду персидского господства. Первый — это
краткий текст, касающийся одного события времен Артаксеркса Ш [Хроника
ABC 9); второй (если только это в самом деле хроника) содержит ссылку
на Арсеса (сына Артаксеркса Ш);4 обе надписи, таким образом,
оказываются за пределами хронологических рамок нашего раздела; третий
[Хроника ABC 8) настолько испорчен и труден для прочтения, что остается
непонятным, ко времени какого персидского правителя его следует
относить;5 хотя вероятной представляется кандидатура Ксеркса, плачевное
состояние текста делает невозможным извлечь из него хоть какую-то
исторически ценную информацию. Впрочем, всё это само по себе
доказывает непрерывность составления хроникальных компиляций в данный
период. Еще одним потенциальным источником информации о событиях
этого времени является сочинение Бероса [FGrH 680), жреца бога Бела; в
период правления Антиоха I этот Берос составил на греческом языке труд по
истории Вавилонии, который определенно основывался на местном
материале6. Его работа сохранилась, однако, лишь в извлечениях, главным
образом у еврейского историка Иосифа Флавия и у «отца истории
Христианской церкви» Евсевия Кесарийского. Оба автора стремились в основном
подтвердить историчность рассказываемого в Ветхом Завете, а потому
тщательно собирали дополнительные факты на вавилонском материале7. В
результате мы имеем кое-что из данных Бероса (значительно сокращенных)
о завоевании Киром Вавилонии и об участи Набонида; помимо этого
сохранилось лишь упоминание о введении в правление Артаксеркса Π
государственного культа Анахиты (фрагмент 11), а также информация о
продолжительности царствований Кира, Камбиса и Дария I (фрагмент 10).
Хронология ахеменидских правителей довольно надежно
устанавливается и дополняется различными способами: наряду с Беросом о
продолжительности правления царей сообщают и классические авторы
(например: Геродот. 1.214; Ш.67; VII.4)8, а птолемеевский «Канон»,
составленный во Π в. н. э. для нужд астрономов, следует вавилонской традиции9 и
4 В 327; см.: В 296.
5 В 337:98 — здесь высказывается мнение, что в этой хронике упоминается Артаксеркс (П?)
и Дарий П; Грейсон (в примечании к хронике ABC 8.7) считает возможным прочитать тут
имя Ксеркса, сына Дария (Г); Дария Ш усматривает автор работы: В 363: 120; см. также:
В 317: 559-560.
6 В 334; В 246; о достоверности Бероса в отношении вавилонской традиции см.: В 290.
7 В 294; В 298.
8 В «Царском списке из Урука» (UVB 18 (1962): 53—60; перевод: ANET 566)
сохранились только последние части имен Кира, Камбиса и Дария и не сохранились годы их
царствования; ср.: В 317: 532.
9 Библиографию см. в: В 274: 269, примеч. 11; В 243: 323; В 246: 39, прилож. 4.
Поскольку «Канон» следует вавилонской традиции, правлению Кира Π над Вавилоном он
отводит девять лет и не сообщает о полном периоде его царствования. (Имеется в виду
главное сочинение греческого астронома Клавдия Птолемея (ок. 100—175 н. э.); ссылаясь на
оное, исследователи используют названия: «Великий синтаксис», просто «Синтаксис»,
«Канон»; в русской традиции это обычно «Альмагест» — производное от арабского «Аль-Мад-
жисти», «Величайшее [сочинение]»; датируя астрономические события, Птолемей опирался
на несколько календарей, в том числе на вавилонский, в котором год обозначался как
«такой-то год такого-то царя», например, седьмой год правления Камбиса. — A3.)

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
145
большей частью подтверждает ее данные. Одна из проблем «Канона» —
в том, что в его таблицах отражаются только полные годы правления для
отдельного царя, поэтому вожди восстаний, которые претендовали на
царствование и были признаны внутри Вавилонии, как видно из
современных им документов10, оказались не представлены в «Каноне», что
приводит к некоторой хронологической неопределенности. (Например, если
царь умирал в середине года, весь год обозначался как год его
правления; если какую-то часть года власть в Вавилонии фактически
принадлежала мятежному царю, весь год тем не менее обозначался как год
правления законного ахеменидского царя. —A3.) Еще один текст,
обозначаемый как «Табличка сароса», в целом подтверждает
продолжительность царствований для периода 548—98 гг. до н. э., хотя и с некоторыми
ошибками; этот клинописный документ содержит перечень годов
правления, систематизированный по восемнадцатилетним интервалам;
видимо, это было связано с восемнадцатилетними циклами лунных
затмений, а данный текст представлял собой компактную таблицу для
астрономов11.
Количество надписей из Вавилонии, исходивших от самих
персидских правителей, крайне невелико; самая большая группа относится ко
времени царствования Кира. Наиболее длинный и знаменитый из этих
текстов — «Цилиндр Кира» из Вавилона12. Другие надписи Кира, в
некоторых случаях не дающие ничего, кроме имени самого царя, были
найдены в Уре13 и Уруке14. Два базальтовых фрагмента с вавилонской версией
«Бехистунской надписи» Дария обнаружены недалеко от «главного города»
10 Документальные свидетельства собраны в: В 318. Эти незаконные правители,
включая Бардию/Смердиса (занимавшего трон, по крайней мере, шесть месяцев 522 г. до н. э.),
Навуходоносора IV (три месяца в 521 г.), Бел-шиманни (конец 484 г.?) и Шамаш-эрибу (как
минимум три месяца в 482/481 г.). О датировке Навуходоносоров Ш и IV на основе текстов,
ставших доступными относительно недавно, см.: В 468С: ХГК—XXVI. Данные по
Бел-шиманни и Шамаш-эрибе в «Вавилонской хронологии» Паркера и Дубберштейна (В 318)
опираются на статью Камерона (В 247); дополнительный материал, представленный и оби
суждаемый в: В 375, не позволяет датировать оба восстания 482 годом до н. э., что
справедливо и для: В 317: 562; В 68: 126.
11 А 58; В 344. О часто смешиваемых понятиях «сарос» и «cap» см.: А 49: 134—136.
(Многие клинописные тексты упоминают восемнадцатилетние циклы, в которые древние
астрономы объединяли лунные затмения; современные исследователи, вслед за
некоторыми греческими авторами, для обозначения такого интервала используют греческое слово
«сарос», которое, в свою очередь, произошло из аккадского «cap», sar; однако в
клинописных надписях это последнее обозначало период в 3600 лет и никогда — цикл лунных
затмений в 18 лет, который в таких документах обозначается просто термином «восемнадцать».
Обсуждение данного вопроса на русском языке см. подробнее, напр., в работе: Ван-дер-Вар-
ден Б. Пробуждающаяся наука II. Рождение астрономии. М., 1991. С. 13, 26. —A3.)
12 В 221: 2—9; перечень литературы по этому тексту см. в: В 242, s.v. «Weissbach» ΚΑ,
2 слл.; новый фрагмент из последних строк был обнаружен лишь недавно (В 352; В 239:
194—203). Новые переводы на английский: ΑΝΕΤ315—316; на немецкий: В 264; В 239.
13 UET1 № 194 (несколько экземпляров); сломанный закладной цилиндр UET1 № 307
также может быть отнесен к Киру с очень большой вероятностью (см., кроме того: В 317:
551-553).
14 В 221: XI, 8, № lb; UVB 1 (1930): 63, № 31; перевод обоих текстов: В 468В: 46-47.

Карта 4. Месопотамия

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
147
(Hauptburg) в Вавилоне15, а постамент из черного известняка, на котором
написано имя Дария, найден в персидском сооружении на территории
«южного города» (Südburg)16. Фрагмент алебастровой вазы с именем
Ксеркса отыскался в Уруке;17 не исключено также, что надпись на
цилиндрической печати из Вавилона может быть интерпретирована как один
из вариантов клинописной передачи имени Ксеркса18.
Для объяснения того факта, что, по крайней мере, часть
вавилонского населения оказала персидскому завоеванию энергичную поддержку,
очень большое значение имеет один необычный литературный текст,
так называемый «Персидский стихотворный отчет»19 — тенденциозный
рассказ о правлении Набонида, порицающий этого последнего
вавилонского царя и превозносящий достоинства Кира. Стилистически этот
памятник уникален, а трудности его языка в сочетании с отнюдь не идеальной
сохранностью надписи привели к тому, что он остается в относительном
забвении. Еще один литературный текст, который может иметь
отношение к раннему ахеменидскому периоду, содержит нечто, похожее на
царское послание, в котором перечисляются подати, доставлявшиеся с
востока, запада и из Египта; однако вероятная атрибуция этого сочинения
Киру остается всецело гипотетической20. В данной связи следует упомянуть
еще один текст, определенно составленный уже после македонского
завоевания, передающий в форме «предсказаний» историю правителей
Вавилона с нововавилонского периода до какого-то неопределенного
момента после Александра и названный издателем «Династическим
пророчеством». Часть плохо сохранившейся второй колонки на лицевой стороне
содержит «предсказание», явно описывающее «дурное» правление
Набонида и устранение последнего «царем Элама», то есть Киром Π из
Персии21. Если текст понят верно, тогда особый интерес здесь представляет то
обстоятельство, что в этом сочинении, похоже, отчасти сохранилась
традиция, враждебная правлению Кира в Вавилонии22.
Необработанный материал для исследования вопроса о последствиях
ахеменидского господства над Вавилонией состоит из огромного в
количественном отношении корпуса современных событиям документов (пись-
15 В 212: 63-66.
16 В 288: 127, рис. 79; В 289: 121; В 358: 49, № 13, с ил. 26с (сверху) - здесь данная
надпись отнесена к Дарию П, а сооружение (которое названо «дворцом») — ко времени
Артаксеркса П, и это мнение поддержано в работе: В 317: 584, № 1, а также Столпером (личное
сообщение). В 155: 162—163; В 177: 28; В 280: 127—129 — авторы этих работ отдают
предпочтение Дарию I.
17 W 19031 (обсуждается в: UVB 16 (1960): 60). См. также: В 345: 41, ил. 54, 3, 4.
18 В 132: 27, № 4.10.
19 В 337: 27-97; другой перевод: ANET 312-315.
20 ВМ 82684 + 82685, публикация текста: В 361 (похоже, что два фрагмента теперь
слиты в один текст: В 242, П: 324). В некоторых отношениях этот текст мало чем
отличается от послания Гильгамеша (В 279; В 277-278; В 292).
21 В 275: 24-37; ср.: В 301: 12-13; В 363: 95-96.
22 В 362 — здесь высказываются сомнения по этому поводу, но без достаточных
оснований; В 134: 106—110 — здесь содержится маловразумительная попытка связать третью
колонку с Бардией и Дарием I.

148
Часть первая
ма — частные и административные, правовые, экономические и
административные тексты)23. Несмотря на их изрядное количество, некоторые
факторы ограничивают возможность их использования для
исследования этого периода: во-первых, по разным причинам многие тексты до сих
пор не опубликованы;24 во-вторых, за последнее столетие масса
опубликованных текстов попала в музеи и частные коллекции из нелегальных
раскопок и частных закупок, а в результате — в сочетании с медленным
процессом каталогизации — их археологический контекст навсегда
останется неизвестным; в-третьих, количество текстов, действительно образующих
единые архивы, а потому дающих возможность проследить развитие и
изменения в истории институтов, крайне незначительно25. Ни один
принадлежавший официальной администрации архив нам не доступен, и даже
частный материал, который мог бы дать информацию, например, о
последствиях ахеменидского налогообложения и перемен в системе
землевладения для вавилонского населения, малопредставителен. Имеется также
ряд проблем, связанных с датировкой отдельных текстов. Причиной
некоторых трудностей подобного рода являются мятежники, объявлявшие
себя царями, но правившие слишком недолго, чтобы попасть в
позднейшие царские списки (см. об этом выше, а также примеч. 10). Не так легко
ответить и на вопрос, следует ли относить известные тексты к краткому
периоду совместного правления Кира и Камбиса (см. ниже, данная
глава, пункт П). Наконец, в текстах, датированных по правлению Дария, не
всегда достаточно внутренних сведений, которые позволили бы
уверенно определить, какой именно из трех царей с этим именем имелся в
виду. Особенности титулатуры (например, для Дария I обычным титулом
был «Царь Вавилона, Царь Стран», при Ксерксе в большинстве случаев
он был заменен на более простой — «Царь Стран») предоставляют только
23 Подсчет документов по правителям см. в: В 259: 12—16. Наш прикидочный расклад
текстов по царям дал следующие результаты: Кир — 817; совместное правление Кира и
Камбиса — как минимум 18, возможно, больше; Камбис — 994; Бардия — 14;
Навуходоносор Ш — 10; Навуходоносор IV — 33; Дарий I — 1500; Ксеркс — 106; Бел-шиманни — б; Ша-
маш-эриба — 8. Основные публикации текстов этого периода см. в «Библиографии» наст,
тома, в разделе В.П(Ь); подобный список см. также в: В 30: 911—914.
24 Напр., около 400 табличек VII—VI вв. до н. э., найденных во время двенадцатого
раскопочного сезона в Уруке/Варке, около 400 довольно хорошо сохранившихся текстов
(от Саргона Π до Дария П), обнаруженных в течение тринадцатого сезона, как и почти
4 тыс. табличек, возможно, представляющих собой хозяйственный архив храма Эанна; см.:
UVB 12/13 (1956): 13-14, 18-19 (ср.: 42). Три архива (из 205, 85 и 32 текстов) были
найдены во время восемнадцатого сезона (ср.: UVB 18 (1962): 39—43); лишь самые небольшие из
них (от Ашшур-надин-шуми до Навуходоносора П) были опубликованы (В 284). См. также
отчеты о находках табличек (очень неполный список) в: В 305,1: 76. Обзор текстов из Уру-
ка см. в: В 410; по поводу дискуссии относительно проблем, вызванных распределением ис-
точникового материала, ср.: В 317: 530, 568—571.
25 Часть архива храма Эбабарра из Сиппара (от периода правления Кандалану — 647—
627 гг. до н. э. — до Ксеркса) и архив храма Эанна из Урука (от Кандалану до 520 г. до н. э.) —
главные комплексы такого рода, которые частично сохранились, а потому поддаются
некоторым попыткам реконструкции (В 331; В 312); единственным другим сравнительно
хорошо известным архивом этого периода является комплекс табличек влиятельной
деловой семьи Эгиби [RIA i 397, s.o. «Bankhaus»; В 355; В 349; А 8: 105 слл.).

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
149
приблизительный и потенциально обманчивый ориентир, поскольку
тексты, которые должны быть отнесены ко времени Дария I, указывают
иногда более короткий титул26.
Количество мест, откуда происходят опубликованные тексты, также
весьма невелико: Урук обеспечил нас самым большим числом табличек
(до 520 документов, подавляющее большинство которых относится к
одному комплексу из храма Эанна); немало текстов дали Сиппар, Вавилон и
Борсиппа, значительно меньше — Ниппур (для рассматриваемого
периода), Дильбат и Ур27. На основе топонимов, упоминаемых в имеющемся
клинописном материале, можно нарисовать картину поселенческих форм
и отчасти поселенческой топографии28. В этой связи, пожалуй,
уместным будет упомянуть несколько текстов на аккадском языке, частично
датируемых ранним ахеменидским периодом, найденных и в некоторых
случаях, возможно, написанных за пределами собственно Вавилонии, но
которые следуют в основном вавилонским правилам. Группа текстов,
обнаруженных при раскопках Нейраба близ Алеппо, предоставляет
информацию о деятельности одной армянской деловой «фирмы» от времени
правления Нериглиссара до 521 г. до н. э.29. Табличка с текстом на
вавилонском языке была раскопана в Тире;30 другой текст, составленный в Хар-
ране, обнаружен в Телль-Тавилане (Иордан)31. Автор одного недавнего
исследования32 предлагает деятельность членов семьи Эгиби в период
между 526/525 и 521/520 гг. до н. э. локализовать в Иране, аргументом для чего
послужило предположение о вероятном тождестве одного,
неизвестного по другим источникам, топонима, Hum/bädesu, с городом Матеззиш
(Matezzß) в Фарсе33, что позволяет отнести девять документов к данному
региону. К нашей теме, несомненно, имеют отношение также эламские
тексты из Персеполя, в которых вавилоняне выступают в качестве
ремесленников и писцов (см. выше, гл. 2, п. VI. 1), что свидетельствует об ис-
26 Заметим, что краткий титул «Царь Стран» засвидетельствован в одном случае и для
Навуходоносора П; см.: В 468С: ХХП (май 587 г. до н. э.).
27 Из Исина и Ларсы — совсем мало.
28 В 368 (работа опубликована слишком поздно, чтобы ее можно было здесь
использовать); для Вавилона ср.: В 347; для Урука: В 251: 14—25; для Ниппура: В 249: 3.
29 В 386; В 398; В 269. Утверждалось (В 267), что, поскольку за пределами Вавилонии
клинопись в этот период не использовалась, в район Нейраба эти тексты были доставлены
при возвращении высланных, но данный аргумент ослабляется благодаря более поздней
находке таблички в Телль-Тавилане.
30 В 469: 37 (тридцатый год правления Дария I).
31 Относится ко времени правления одного из Дариев (В 383; ср.: В 450: 309, примеч. 36;
примеч. 30 к гл. ЗЬ данного тома).
32 В 235.
33 Там же; это отождествление подвергается сомнению в работе: В 44: 244, примеч. 30,
хотя на самом деле оно подтверждается вавилонской версией «Бехистунской надписи» —
ши u-ba-da-sa-ia\a-a (В 212: строка 78). Однако Матеззиш находился, вероятно, ближе к Пер-
сеполю, чем полагает Задок (автор, предложивший эту идентификацию); см.: В 86: 130;
В 450: 306—307, с примеч. 27; В 197: 20—21, 28. Весьма вероятно, что Бардия, по которому
датирован здесь один из документов, это не настоящий царь с таким именем, а Вахиаздата,
который объявил себя Бардией и в 521 г. до н. э. возглавил восстание в Парсе против Дария
(см. выше, гл. 2, п. I); см.: В 235: 68, 71, 74—76.

150
Часть первая
пользовании вавилонян в рабочих группах в Фарсе (Фарс, или Фарси-
стан, — современная иранская провинция, соответствующая
исторической области, которая на древнеперсидском называлась Парсой, у
греков — Персидой, у римлян — Персией. —А.З.). Сохранились два
аккадских текста из Персеполя: табличка сокровищницы (РТ 85) фиксирует
операцию с серебром, а один из текстов крепостной стены, используя
обычную аккадскую терминологию времен Дария I, сообщает о сделке
между вавилонянами по купле-продаже раба34. Очень немного известно об
Ассирии как нововавилонского, так и ахеменидского периодов;35 для
этого времени известен письменный договор от второго года Кира, открытый
в местечке Ярим-тепе в северном Ираке36. Это единственный до сих пор
найденный в этом регионе текст ахеменидского периода, хотя мы знаем,
что позднее, в V в. до н. э., сатрап Египта Арсам владел в данной области
обширными имениями (Driver. AD VI).
К группе невавилонских источников, содержащих материалы по
истории Вавилонии рассматриваемого периода, относятся сочинения
классических, по преимуществу греческих, авторов, древнеперсидские царские
надписи из Ирана, а также отдельные побочные данные Ветхого Завета,
главным образом из Книг Ездры и Неемии. Самую важную
информацию о Персидской державе того времени сообщает Геродот37, писавший
во второй половине V в. до н. э. Поскольку больше всего его интересовали
войны персов с греками38, естественно, что сообщаемые им сведения по
истории Вавилонии в ранний ахеменидский период носят ограниченный
характер: завоевание Киром Вавилонии, мятеж Бардии/Смердиса и
захват Дарием I трона, повторное завоевание им Вавилона и вавилонское
восстание в царствование Ксеркса; описание административной
реформы Дария также содержит в себе данные по Вавилонии, потенциально
ценные, хотя и остающиеся проблематичными (Геродот Ш.92)39. Однако
знаменитое Геродотово описание города Вавилона и обычаев вавилонян
(1.178—200) следует трактовать с определенной осторожностью;40
очевидно, картина вавилонского общества настолько не похожа ни на что,
обнаруживаемое в собственно вавилонских материалах, что она
порождает самые серьезные подозрения. Ктесий, греческий врач при дворе
Артаксеркса П, составил историю Персии; труд этот ныне утрачен, но его
значительная популярность в древности гарантировала сохранение
обширных отрывков из этого сочинения, по крайней мере в конспективном из-
34 В 450.
35 Хотя в отношении отдельных поселений ахеменидского периода необходимо
полагаться на данные ахеменидских архитектурных элементов; В 281. См. также недавние
обозрения ахеменидских мест в районе Эски Мосул (В 252).
36 Документ не опубликован; личное сообщение М.А. Дандамаева.
37 А 45.
38 А 14.
39 Сомнения в полезности этой информации высказываются в работе: В 172; ср.: В 5.
В работе: В 44: 81—82 использованы документальные источники в защиту Геродота (хотя
обращается внимание на имеющиеся проблемы); А 11: 120—122, 590—591; В 45: 204—205.
40 А 33: 262-263; В 293; В 324; В 238; В 44: 15-18.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
151
ложении41. К сожалению, наличествует крайне мало свидетельств, которые
могли бы доказать, что Ктесий имел доступ к какому-то особенно
надежному источнику по ранней персидской истории42, так что польза от его
сочинения для целей нашей главы слишком незначительна. Практически
невозможно в данном контексте использовать также и «Киропедию» Ксено-
фонта (начало IV в. до н. э.), этический трактат о Кире Великом, отлитый
в форму исторического романа43. Здесь могут отражаться некоторые
персидские обычаи, практиковавшиеся во времена самого Ксенофонта,
однако использованная литературная форма делает невозможным
восприятие этого сочинения в качестве строго исторического источника44.
Царские надписи из Ирана дают в целом очень незначительную
информацию действительно исторической природы. Д/\я наших целей
единственными по-настоящему важными текстами являются так называемые
«закладные пластинки» Дария I из Суз (DSf 28—30; DSz 25—26; см. ниже,
гл. Зс, п. П.4), которые в общих словах описывают работу, выполненную
вавилонянами при строительстве дворца в Сузах (изготовление
кирпичей)45, и конечно же «Бехистунская надпись Дария I» (DB). Эта последняя,
представляющая собой самый пространный из всех сохранившихся
текстов на древнеперсидском языке, является также единственным
известным в настоящее время ахеменидским историографическим сочинением;
поскольку надпись охватывает такие события, как мятеж Бардии, смерть
Камбиса и подавление Дарием I восстаний, поднявшихся при его
вступлении на престол, включая два вавилонских бунта, совершенно ясно, что
она — главный источник информации по истории Вавилонии для
данного периода. В самом деле, не будь у нас «Бехистунской надписи», мы
никогда не смогли бы понять, что некоторые тексты, датированные по царю
Навуходоносору, следует относить к мятежникам 522/521 г. до н. э.,
присвоившим себе это тронное имя, а отнюдь не к законному царю
Навуходоносору П46 (правившему значительно раньше — в 605—562 гг. до н. э. —
A3.).
Археологические данные из Вавилонии и как в целом для этого
периода, так и в особенности для его самой ранней фазы, к сожалению, не очень
обширны; материальная культура вавилонян при Ахеменидах
представляет собой тему, трудную для изучения и не очень вознаграждающую
исследователя результатами47, несмотря на тот факт, что постройки пер-
41 А 30; фрагменты собраны в: FGrH 680; немецкий перевод см. в книге, в других
отношениях не заслуживающей доверия: В 115.
42 Однако нельзя отрицать возможность того, что Ктесий отражал устную традицию,
циркулировавшую в пределах Персии в V в. до н. э.; ср.: А 41; попытка использовать
данные Ктесия для исследования истории Вавилонии: В 240.
43 А 9: 1908 ел.
44 Интересная попытка использования «Киропедии» для истолкования сущности
царской власти у персов: А 52. Новую трактовку см. в: А 25: 61—97.
45 Впрочем, обратите внимание на замечания по поводу проблем, связанных с
использованием этих пассажей в качестве простой констатации факта: В 44: 260, примеч. 15.
46 В 220; см. также выше, примеч. 10 к данной главе.
47 Ср. в целом: В 317: 582-585; В 281.

152
Часть первая
сидского периода засвидетельствованы не только для самого Вавилона48,
но также и для Урука49, Ура50, Нигшура51, Киша52 и Исина53.
При обращении к ранним стадиям ахеменидского господства в
Вавилонии необходимо держать в уме один очень важный фактор — видимое
отсутствие каких-либо резких перемен, вызванных завоеванием страны
Киром. Все упоминавшиеся выше архивы (примеч. 24) при переходе от
Халдейской династии к раннему персидскому периоду продолжали
функционировать безо всяких существенных изменений в их
формулировках или языке. По этой причине временной интервал с 626 г. до н. э. до
первых лет царствования Дария I обычно трактуется как некий однородный
этап54, при том что определенные перемены в терминологии и
юридической практике начали проявляться в документальных материалах
только с середины правления Дария I55. Точно такую же схему можно
обнаружить в развитии печатей56.
Этот очерк исгочникового материала должен ясно показать, что,
помимо хронологической схемы, различимые моменты в области чисто
политической истории ограничиваются следующим списком: покорение
Вавилонии Киром, некоторые события из периода восстаний против Дария I
в 522/521 г. до н. э., а также имена двух мятежных вождей,
добивавшихся временного успеха в ранние годы царствования Ксеркса. За
пределами этих фактов ограниченные умозаключения возможны по поводу
административных, социальных и экономических перемен,
произошедших в Вавилонии благодаря ее включению в состав Персидской
державы.
П. Кир и Камбис
Завоевание Вавилонии Киром точно датируется 539 годом до н. э.
благодаря «Хронике Набонида» (Хроника ABC 7 .П. 12—18) и фрагментам из
сочинения Бероса (FGrH 680 F 9); классические авторы (Геродот. 1.178,
190—191) согласны с тем, что эта сравнительно короткая кампания
завершила самый ранний этап завоеваний Кира в Азии. На основе имеющего-
48 Ср.: В 280, но обратите внимание на расхождения в датировках (примеч. 16).
49 Даже если храм Нингизшда не был с очевидностью восстановлен после 521 г. до н. э.,
см.: UVB 12/13 (1956): 29-30. См.: UVB 18 (1962): 14 - о том, что здесь называется
«банком» ахеменидского периода.
50 В 364: 2, 23-33, 49-51, 67-87.
51 В 305, П: 39.
52 В 308: 179-180.
53 RIA V: 189-192, s.o. Isin С. Archäologisch.
54 Этот подход находит отражение в известном числе работ по исследованию
нововавилонского общества и администрации, напр.: В 331; В 251; В 300. См. также дискуссию по
этому вопросу: В 340: 3, секция 5h и l**g; В 317: 572.
55 Ср.: В 329: 25, примеч. 2; также: В 311: 310-311, 312, примеч. 9.
56 В 369.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
153
ся материала трудно определить, как до этого складывались
взаимоотношения Вавилонии с персами, хотя в научной литературе такие попытки
предпринимались57, а также выдвигались аргументы в пользу того, что
тонкая и успешная пропагандистская подготовка вымостила дорогу для
скорого захвата власти Киром, который едва ли встретил в Вавилонии
серьезное сопротивление58.
«Хроника Набонида» обеспечивает нас следующей информацией: в
550/549 г. до н. э. (после неудачного нападения на Кира?) войско Астиага
возмутилось против своего царя и, пленив, передало его Киру, который
затем захватил власть в Экбатанах и вывез тамошние сокровища в Аншан.
Было выдвинуто предположение59, что относящееся к тому же году
окончание колонки П.4 первоначально могло содержать ссылку на «добычу,
награбленную в [некоем] городе, прежде находившемся в вавилонских
руках» (автор настоящей главы имеет в виду, что если это предположение
верно, тогда получается, что Кир провел какую-то успешную операцию
против вавилонян уже в 550/549 г. до н. э., т. е. за десятилетие до собственно
завоевания Вавилонии персами. —A3.). Запись, относящаяся к 549/548 г.
до н. э. (седьмой год Набонида), упоминает лишь продолжающееся
отсутствие царя Набонида в Тейме (город и область северной Аравии) и
культовую деятельность в Вавилонии60, тогда как 548/547 г. до н. э. вообще не
обозначен с помощью указания на год царствования Набонида. Если не
считать стандартной записи, то под 547/546 г. до н. э. содержится
сообщение о смерти матери Набонида в апреле в Дур-Карашу, а также об
официальном трауре в Вавилонии, имевшем место в июне. Под тем же
самым годом хроника (П. 15—18) упоминает переправу Кира через Тигр
ниже Арба'ила (Арбелы, Эрбил) в апреле61, его переход в некую
местность62 в мае, захват царя этой области и размещение здесь гарнизона.
Запись для следующего года содержит испорченную ссылку на какое-то
лицо (?), Хиз Элама в Вавилонии, а также на областного управляющего
(sakin mäti) в Уруке — этот по существу непостижимый отрывок в том
виде, в каком он предстает нам63, породил, тем не менее, целый ряд гипо-
57 В 351: 193-200; В 155: 55.
58 Общий обзор событий, связанных с этим захватом власти, см. выше, гл. 1, п. IV.2, в
разделе «Завоевание Вавилона»; см. также: В 338; В 155: 49; В 190; В 19, П: 43—47; В 30:
408-412; В 317: 538-553.
59 В 351: 194.
60 Почти идентичные записи относятся к девятому—одиннадцатому годам.
61 Нелегко понять, что под этим подразумевается, поскольку Арбелы находятся на
определенном расстоянии от Тигра; ср.: В 351: 204, примеч. 47а. Олмстед интерпретирует
данную фразу как указание на то, что в этот момент Арбелы превратились в новую
столицу Athüra = Ассирии, которая уже находилась в зависимости от Мидии (В 155: 39);
похожая трактовка: В 54: 125.
62 См. выше, гл. 1, п. IV.2, в разделе «Война с Лидией». Наша личная проверка
подтверждает сомнительность чтения Lu- для данного места (а значит, сомнительность
отождествления с Лидией местности, куда Кир совершил свой марш. — A3.). См. также: В 486:
22; В 42.
63 В 351: 195—196, 205, примеч. 53—55 — здесь содержится осторожная трактовка этого
пассажа.

154
Часть первая
тез64. Для 545/544 г. до н. э. не сохранилось ничего, помимо постоянно
повторяющейся формулировки о царе и религиозных обрядах. Из-за
плохой сохранности таблички невозможно извлечь никакой
дополнительной информации о событиях, предшествовавших семнадцатому, и
завершающему, году правления Набонида (539/538 г. до н. э.), хотя
предыдущая запись (относящаяся, вероятно, к 540/539 г. до н. э.) включает,
возможно, указания на какое-то сражение, на Иштар и Урук, а место Ш.З
содержит какую-то ссылку скорее на Персию (KUR Pa[r-su?]), нежели на «мор
скую страну» (последнее чтение более распространено среди ученых)65.
Самая пространная из всех сохранившихся в этой хронике записей
относится к 539/538 г. до н. э. и охватывает завоевание Киром Вавилона,
сравнительно ясно излагая ход событий. Когда царь [Набонид] вернулся в
Вавилонию, справлялся праздник akltu. В какой-то точно не установленный
месяц боги (их идолы) из многих вавилонских городов были перевезены
в Вавилон, по-видимому, для защиты перед лицом персидского
наступления; некоторые боги специально упомянуты как не включенные в эту
группу66. В сентябре/октябре того же года Кир разбил вавилонское войско при
Описе на Тигре; за этим последовали грабеж и резня. Десятого октября
пал Сиппар, а Набонид бежал в Вавилон. Двенадцатого октября и этот
город сдался войскам Кира, которыми командовал Угбару, наместник страны
Гутиум, и Набонид был захвачен в плен. Хроника особо подчеркивает
то обстоятельство, что, несмотря на боевые действия и на «щитоносньгх гу-
тиев», которые окружали ворота храма Эсагилы, ни один из обрядов и
священных актов не был нарушен и ни в одном храме не были пропущены
сроки, установленные для ритуалов (Ш. 16—18); не исключено, что этот
примечательный факт нашел косвенное отражение в Геродотовом описа-
64 Интерпретация, содержащаяся в В 155: 45 (следует за В 445), согласно которой эта
запись указывает на вероломство Гобрия из Гутиума (Ксенофонт. Киропедия. ΓΥ.6; V.5) и
на его нападение в июне 546 г. до н. э. на местного правителя Урука, была опровергнута в:
В 184: 251; см. также: В 331: 45. В другой работе (В 193: 293) этот пассаж принимается как
доказательство того, что в это время продолжало существовать независимое Эламское
государство, хотя факт нововавилонского контроля над Сузианой в период царствования
Навуходоносора П, Амель-Мардука и Нериглиссара (605—556 гг. до н. э.) представляется
установленным (В 97: 132; В 210: 7; В 235: 67—68), и вполне можно думать, что этот контроль
сохранялся и при их преемниках; строка 30 текста «Цилиндра Кира» подразумевает, что
Аттттттур, Ниневия и Сузы находились под вавилонским господством. Дьяконов (В 54: 134)
доказывает независимость Э/. ама от власти Набонида, тогда как Столпер (В 43: 54—55)
утверждает, что Сузы и весь Элам вообще никогда не могли находиться под вавилонским
управлением.
65 См. примечание Грейсона к колонке Ш.З, а также: В 351: 206, примеч. 73 — здесь
этот пассаж трактуется как указание на головную походную заставу персидского войска.
66 О предположениях, почему ими пренебрегли, см.: В 351: 198—199. Вопрос о том, был
ли список перенесенных богов полным, также остается открытым; если сравнить
приводимый в «Цилиндре Кира» (строки 30—32) перечень возвращенных божеств и
восстановленных культов, полагая, что «Цилиндр Кира» должен был бы отразить акцию, обратную той,
что описана в рассматриваемом отделе «Хроники», то очевидным образом обнаружится
отсутствие какой бы то ни было реальной согласованности в деталях. Обратите внимание
на письмо: YOS 3: 145 (перевод: В 469В: 145), адресованное должностным лицам храма
Эанна в Уруке, с приказом организовать транспортировку богини Белит в Вавилон.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
155
нии взятия города (I.191)67. Самого Кира не было в Вавилоне вплоть до
29 октября, когда он, как указывает «Хроника Набонида», торжественно
вошел в город (колонка Ш.19— 20)68. В этом месте «Хроника», возможно,
упоминает еще одного из командиров Ксеркса — Губару, чье имя
созвучно имени наместника страны Гутиум, Угбару, руководившего взятием
Вавилона. Речь здесь и в самом деле могла идти об одном и том же
человеке, хотя это остается неясным69. В настоящее время данная
проблема неразрешима. Если Угбару и Губару «Хроники Набонида» — одно лицо,
тогда эта особа (предположительно тот человек, который позднее
послужил прототипом для Гобрия в «Киропедии» Ксенофонта; см.: Киропедия.
IV.6.1) определенно не совпадает с действовавшим позднее наместником
«Вавилонии и Заречья» (также носившим имя Губару; об этом персонаже
см. далее), поскольку смерть нашего Угбару «Хроника» относит уже к
6 ноября 539 г. до н. э. (колонка Ш.22). Вслед за упоминанием о смерти
Угбару сообщается о кончине жены царя (т. е. супруги Кира); траур по
этому поводу продолжился в следующем году (в первом году правления
Кира), до 26 марта 538 г. до н. э. Следующие строки «Хроники», которые
поддаются прочтению с очень большим трудом70, описывают исполнение
Камбисом некоего ритуала, связанного с божеством Набу из Борсиппы
и богом Белом, что, по-видимому, имеет отношение к празднику Нового
года. К сожалению, эти строки сохранились лишь частично, и на
попытки установить их истинный смысл порой большее влияние оказывает
современное предубеждение против Камбиса, основанное на описании
его характера, например у Геродота (см. выше, гл. 1, п. V), чем та
информация, которая на самом деле содержалась в испорченном отрывке71.
Этот ритуал мог быть связан с тем фактом, что Кир официально
провозгласил Камбиса царем Вавилонии, и, возможно (но не более того),
именно поэтому «Хроника» отмечает иностранную (эламскую), а значит,
видимо, не соответствующую вавилонским царским обычаям одежду,
которая была в данном случае на Камбисе72.
67 Согласно Геродоту, жители Вавилона были застигнуть1 врасплох, поскольку в
момент падения города они плясали и веселились по случаю большого праздника.
68 Хотя смысл фразы kannte inapänisu umallü неизбежно остается темным (ср.: ANET
306 и примеч. 13, где предложен такой перевод: «зеленые ветки были выстланы перед
ним»), однако не вызывающее сомнений утверждение, что «Кир произнес [свои] слова
благополучия всему Вавилону» (колонка Ш.19—20), в сочетании с заявлением об установлении
в городе мира подсказывает, что речь идет о некоем формальном и церемониальном
событии; ср.: В 317: 543-544; В 297.
69 См., напр.: В 337: 121-122, примеч. 20; ЛВС: 109, примеч. к Ш.15; RLA Ш: 671, s.o.
«Gubaru» 1; В 331: 59 слл.; В 262: 172, примеч. 561; В 44: 30 и 234, примеч. 13; В 317: 544.
Возможно, Губару отличается от Угбару не только произношением имени, но также и тем,
что он был у Кира просто «областным наместником». Это, впрочем, не является
единственно возможной интерпретацией, поскольку соответствующую строку можно перевести и
так: «Он (т. е. Кир) назначил Губару наместником над всеми наместниками [в Вавилоне]»;
см.: ЛВС ПО, примеч. к Ш.20.
70 Хотя это никоим образом не относится к самой последней строке; «Хроника»
содержит четыре колонки, при этом от последней сохранилась чрезвычайно малая часть.
71 В 316, модифицированный вариант: В 317: 554—559.
72 Такое понимание влечет исправление в колонке Ш.26, но никаких иных
интерпретаций предложено не было.

156
Часть первая
Оценивая содержащиеся в «Хронике» фактические доказательства,
следует сказать, что этот источник — какую бы тенденцию он ни отражал —
по-прежнему остается наиболее достоверным и трезвым отчетом о
падении Вавилона: за исключением описания поражения, нанесенного Киром
мидийцам, — тема большой важности для вавилонян, поскольку они, по-
видимому, сохраняли с мидийцами союз (Хроника ABC 3.29), —
рассматриваемый нами памятник только однажды ссылается явным образом на
действия Кира до 539/538 г. до н. э., а именно упоминая его вторжение в
547/546 г. до н. э. на ассирийскую территорию, которая почти определенно
находилась под контролем нововавилонских правителей73. Еще одна
вероятная ссылка на персидские операции в 540/539 г. до н. э. связана, по всей
видимости, с Уруком, хотя испорченный характер пассажа не позволяет
точно определить ее значение. В самом деле, если оставить в стороне
допущения, основанные на источниках совершенно иного плана, оказывается,
что «Хроника Набонида» следует обычной для подобных текстов манере
сообщать лишь о событиях, имевших непосредственное касательство к
самой Вавилонской области и ее правителю. В довольно подробном
описании 539/538 г. до н. э. сам факт захвата города приписан Угбару —
персидскому наместнику страны Гутиум, и отнесен ко времени после
первичного поражения вавилонской армии при Описе, завершившегося
грабежом и резней. Кир вступил в Вавилон уже после того, как в городе был
установлен мир под надежной охраной «щитоносных гутиев», вслед за
чем продолжил наводить порядок в деле управления, в том числе
назначив на высокий пост (Гу/Уг)бару, который скончался несколькими
днями позже. Сохранившиеся части последней колонки «Хроники Набонида»
рождают ощущение, что в первый полный год Кирова правления Кам-
бису было предписано исполнить определенные ритуалы, которые
обычно осуществлялись царем Вавилона74.
Этот отчет оставляет без ответа множество вопросов: почему
завоевание удалось осуществить, судя по всему, столь быстро? Какие шаги
были предприняты персами, чтобы население приняло новых
правителей? Какие именно административные мероприятия, подразумеваемые в
«Хронике», были проведены Киром? Какую роль играл Камбис в
Вавилонии?
Даже на самый первый из перечисленных вопросов почти невозможно
дать удовлетворительного ответа. По всей видимости, указание на
вторжение Кира в область Арбел в 547 г. до н. э. надлежит рассматривать как
часть плана по выведению данной зоны из-под вавилонского контроля
уже в тот ранний период, и вторжение это, быть может, последовало за
какой-то успешной военной операцией Кира, проведенной против
вавилонян еще в 550/549 г. до н. э.75. Не сохранилось, конечно, никакой
информации о событиях в период с 545/544 по 540/539 г. до н. э., за исключе-
73 См. выше, примеч. 64.
74 Для полного, хотя и несколько иного, описания Кирова завоевания см.: В 317: 539—
544.
75 См. выше, начало п. П, а также примеч. 59.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
157
нием возможной ссылки на персидские военные действия в районе
Урука (?) в 540/539 г. до н. э. Все эти данные в сочетании с тем
обстоятельством, что главную роль в подчинении Вавилонии сыграл наместник
страны Гутиум, локализуемой в восточной части бассейна Тигра76, а также с
тем фактом, что недавние археологические изыскания в районах к
востоку от Тигра свидетельствуют о возрастании здесь числа поселений в
ахеменидский период77, могут побудить нас к тому, чтобы рассматривать
персидские акции против Вавилона как значительно более растянутое во
времени дело, предполагавшее, возможно, несколько атак на регион к
северо-востоку от Вавилонии и установление персидского контроля над
важнейшими маршрутами, в особенности над рекой Диялой. Практиковали
ли персы специальные пропагандистские методы, готовясь к завоеванию
страны, остается, к сожалению, неясным; имеющиеся в нашем
распоряжении свидетельства указывают лишь на более позднюю и весьма
успешную эксплуатацию персами того недовольства, что испытывали против
прежних властей отдельные группы местного населения.
Информация о том, до какой степени деятельность Набонида в
Аравии и его пренебрежение к делам Вавилонии, а в особенности его акции в
культовой сфере вымостили дорогу для персидского завоевания,
безнадежно искажена благодаря последующей ахеменидской пропаганде. Два
важных и дублирующих друг друга текста иллюстрируют приемы,
использовавшиеся победителями с целью сделать свою власть приемлемой
для побежденных. Так называемый «Персидский стихотворный отчет»78
сурово порицает жестокое правление Набонида и в форме язвительного
памфлета описывает его претензии на мудрость, вплоть до того что
изображает этого царя как обезумевшего деспота; вторая часть поэмы
противопоставляет такое ненормальное поведение добродетельному и
мудрому правлению Кира. Возможно, первая часть сочинения была составлена
уже в правление Набонида, имея целью выразить массовое
недовольство, а позднее была умело использована персами для собственных целей
с помощью добавления панегирика Киру79. Независимо от того, является
эта интерпретация правильной или нет, окончательная версия текста в
основе своей следует той самой модели, какая отражена в другом
важнейшем образчике персидской пропаганды — в «Цилиндре Кира»80. Дан-
76 Название «страна Гутиум» выражает неопределенное местоположение только в
первом тысячелетии; см.: RIA Ш: 719, s.v. «Gutium».
77 В 248 — здесь заманчивым образом объединяются эти археологические данные с
рассказом Геродота (1.189) о наказании, которому Кир подверг реку Гинд (= Дияла?) перед
завоеванием Вавилона и которое выразилось в том, что русло этой прежде судоходной
реки было разделено на бесчисленное множество мелких.
78 См. выше, примеч. 19.
79 В 351: 179, примеч. 28 — здесь данный текст сравнивается с балладами
елизаветинской эпохи и выдвигается предположение, что в его состав были включены элементы
изустной традиции, использовавшиеся при публичных выступлениях народных
исполнителей. В этом случае текст должен был бы заключать в себе общераспространенные жалобы
и анекдоты (которые, конечно, необязательно должны быть правдой).
80 См. выше, примеч. 12.

158
Часть первая
ный текст составлен в форме строительной надписи, используемой в
качестве закладного документа81, и призван увековечить в памяти людей
работы, осуществленные Киром в Вавилоне, в особенности же — в Эсаги-
ле, храме Мардука82. Эта надпись также начинается с описания
негодного правления Набонида, доходя до того момента, когда Мардук в
поисках более подходящего царя покинул Вавилон и в конечном итоге
остановил свой выбор на Кире из Аншана. Всеми успехами (подчинение
мидийцев и Загроса) Кир был обязан Мардуку и его главному желанию —
привести Великого Царя в Вавилон с целью освободить население от злой
тирании Набонида. В Вавилонии Царь Стран восстановил культы,
правильным образом поклонялся богам, освободил народ от
принудительных работ, вернул страну к благоденствию и, приняв клятвы верности от
всех властителей «от Верхнего до Нижнего моря», возвратил богов в их
прежние святилища, которые долгое время оставались в руинах. Этот,
последний, раздел «Цилиндра Кира» вызывает особый интерес,
поскольку здесь перечислены те регионы, которые находились под властью
нововавилонских царей, такие как Агпшур (восстановлен), Ниневия, Сузы и
некоторое количество мест «на той стороне Тигра» (в восточной части
бассейна). Указанный раздел конечно же используется для подтверждения
историчности того, что Кир вернул домой еврейских изгнанников и
распорядился восстановить Иерусалимский храм83, хотя сам по себе
вавилонский контекст «Цилиндра» не дает для этого никаких прямых
доказательств84. Итак, в обоих текстах использованы аналогичные приемы:
дискредитация непосредственного предшественника, восшествие на престол
с божественного одобрения (и даже путем прямой подмоги со стороны
бога), установление мира, справедливости и благоденствия, возврат к
правильному отправлению культов, а также продолжение работ, начатых
выдающимися предшественниками85. По крайней мере, некоторые из
подобных приемов содержатся на фрагментированном закладном
цилиндре из Ура, где божественным покровителем был, соответственно,
местный бог Син86. Представление о том, что все завоевания
осуществлялись с божьей помощью, было, очевидно, краеугольным камнем
подобной пропаганды87 и подкреплялось широкомасштабным строительством
81 В 266: 161.
82 В 282; В 295; В 211; В 317: 545-551.
83 Обзор дискуссии по этому вопросу см.: В 514.
84 Ср. слова Мортона Смита: «Кир отправил по домам некоторых жителей
Месопотамии и мог отдать аналогичное распоряжение в отношении жителей Иудеи, но такая
возможность не имеет никаких доказательств» (В 508: 386).
85 Персидский стихотворный отчет. VI. 10 (Навуходоносор П); Цилиндр Кира (новый
фрагмент: В 239: 202—203, строка 43; Ашшурбанапал). В целом об этой деятельности
завоевателей в Вавилонии см.: В 297; если «Цилиндр Кира» поместить в его вавилонский
контекст, тогда представленная в: В 685: 119 и В 260: 327 точка зрения о том, что Кир ввел
принципиально иной стиль имперского управления (взгляд, базирующийся
исключительно на тексте его «Цилиндра»), оказывается несостоятельной.
86 U. 8837 = В 271: № 307 (текст почти наверняка можно отнести к Киру; ср.: В 317:
551-553).
87 Ср. надписи на кирпичах из Ура: В 271: № 194.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса 159
и украшением святилищ88, а также материальным обеспечением
религиозных обрядов89. Необычный текст из Урука90 был истолкован как
указание на один из тех способов, благодаря которым Кир добился
лояльности со стороны важной группы жителей города, а именно союза
храмовых ремесленников, и способом этим якобы стала защита монополий на
их род деятельности91. Впрочем, с такой интерпретацией трудно
согласиться, и текст этот, скорее, следует понимать как указание на
государственную поддержку храмов и на попытку защитить их сокровища от
растраты;92 в таком случае подкрепляется образ Кира как охранителя
культовых институтов, действующего в полном соответствии с той
моделью благочестия, какая изображена в «Стихотворном отчете» и в
тексте «Цилиндра».
Важным результатом покорения Вавилона в 539 г. до н. э. было
овладение не только самой Вавилонией, но и всеми регионами, которые
формировали часть Нововавилонской империи93. В настоящее время мы
можем утверждать, что Кир присоединил целиком все эти области к другим
своим владениям, попросту заменив собственной персоной царей
Халдейской династии и создав таким образом личную унию — то есть объединение
стран, сплоченных одним лицом. Поскольку под его властью держава
приобрела теперь исполинские размеры, были предприняты некоторые
меры в сфере регионального управления, и именно в этом контексте
необходимо рассмотреть проблему (Уг/Гу)бару и Камбиса. Проблема эта
делится на три составные части: (1) «Хроника Набонида» (Ш.20)
утверждает либо то, что Губару, областной наместник [Кира], назначал областных
наместников в Вавилоне, либо то, что Кир назначил Губару начальником
над всеми наместниками в Вавилоне, добавляя при этом (Ш.22), что Уг-
бару умер; (2) в других текстах Губару засвидетельствован в качестве
наместника (belpihäti) Вавилона и ebir riäri (стран Заречья, т. е.
расположенных за Евфратом, что указывает на сиро-палестинскую область) начиная
с четвертого года правления Кира до пятого года Камбиса94, причем в этой
должности он мог оставаться вплоть до восшествия на престол Дария I;95
(3) «Хроника Набонида» (Ш.24—28) сообщает, что Камбис принял участие
в исполнении некоего ритуала, по всей вероятности, связанного с
праздником akltu, а это наводит на мысль, что он действовал (от имени своего
отца?) в качестве царя Вавилона (см. выше). Эта гипотеза подтверждается
некоторым количеством вавилонских документов, которые недвусмыс-
88 О кирпичах с надписями из Урука см. выше, примеч. 14; о реконструкции зданий в
Уруке (особенно при Кире) см.: В 309.
89 Цилиндр Кира. Строки 37-38.
90 В 468В: № 1.
91 В 468В: 37.
92 В 325.
93 Ср.: Цилиндр Кира. Строки 28—30. Этот отрывок привел Вайсмана (В 361) к
предположению, что Киру могла быть свойственна литературная «эрудиция».
94 См. список датированных текстов: В 331: 56, примеч. 1.
95 См.: В 331: 65; RLA Ш: 671, s.o. «Gubaru» 2.

160
Часть первая
ленно датируются с помощью такой записи: «Год 1, Камбис, Царь
Вавилона, сын Кира, Царя Стран»96.
Проще всего понять эти свидетельства можно так: в четвертый год
правления Кира некий Губару стал наместником Вавилонии и стран Заречья,
то есть занял должность в то время, когда эта огромная провинция была
только организована. Данное толкование подтверждается тем фактом, что
начиная с восьмого года правления Набонида и до конца третьего года
Кира очень высокую должность sakin mäti (наивысшая должность в
нововавилонский период, превосходящая по статусу другое высокое звание —
sakin temi) исполнял Набу-аххе-буллит (Nabü-ahhe-bullit). Затем должность
исчезает и вместо нее появляется пост наместника Вавилонии и ebir näri
(«стран Заречья»), который первоначально занимал Губару97. Таким
образом, становится несомненным, что сатрап Губару не идентичен Губару из
«Хроники», поскольку первый из них вплоть до смерти или отставки sakin
mäti не функционировал в качестве наместника. В результате большим
смыслом наполняется предположение, что (Уг/Гу)бару в силу своей особой
роли в деле завоевания Вавилонии изначально получил ее на попечение98.
После его смерти, как можно думать на основании данных «Хроники» и
документов с двойной датировкой, Кир передал этот пост сыну Камбису,
одновременно сделав его в Вавилонии своим соправителем в ранге царя".
Трудность, возникающая из этого, состоит в следующем выводе,
вытекающем из данной интерпретации рассматриваемой проблемы: Камбис
прекратил править в качестве царя Вавилона после месяца тебету (десятый
месяц вавилонского календаря — декабрь/январь) 538/537 г. до н. э.100.
Некоторые исследователи находят этот вывод неприемлемым, поскольку
решительно настаивают на отнесении совместного правления отца и
сына только к самому последнему году царствования Кира101, находя
поддержку у Геродота (1.208), Ксенофонта [Киропедия. \ТП.7.11) и Ктесия
(FGrH 688 F 9.8), утверждавших, что Кир назначил Камбиса своим
преемником либо непосредственно перед началом последней военной
операции, либо уже на смертном одре. Несмотря на все трудности, следует при-
96 Cyrus 16, 426; Camb. 36, 42, 46, 72, 81, 98; VS VI: 108, 328; В 465: 77, № 6; Pinches,
PSBA 9 (1887): 287, 3 (дубликат другой надписи: VS VI: 328); CT 55: 731; 56: 142, 294, 192,
149; 57: 345, 369.
97 В 331: 51-64. Ср.: В 317: 544-545.
98 Определенную аналогию можно провести с командованием Гарпага в Малой Азии
после завоевания Лидии (Геродот. 1.160); ср. также рассказ о даровании Дарием I
Вавилонской сатрапии Зопиру в награду за его помощь в деле захвата города (Геродот. Ш.158).
99 Обратите также внимание на прочную связь между этими двумя лицами в
«Цилиндре Кира» (строка 35), где содержится просьба о благословении богов в отношении Кира
и его сына Камбиса; см.: В 317: 558.
100 Последний датированный документ — Camb. 89 (X/20/I), возможно, — из Сиппара.
101 На самом деле этот взгляд был общепринятым вплоть до 1897 г., когда Прашек
(В 162: 27), основываясь на «Хронике Набонида», и Пайзер (В 157: 299 ел.) на базе
документального свидетельства из Сиппара успешно опровергли эту точку зрения (ср.: В 219: 661;
В 220: 631; В 356: 362 ел.; В 218: 1147 ел.; САН Wh 14; В 337: 106). Старый взгляд был
реанимирован в работе: В 55 на основе текста, опубликованного в собрании: В 413: № 92
(относится ко времени Дария П), и с тех пор нашел признание в целом ряде работ: В 155: 87;
А 11: 61 ел.; В 336; В 318: 14; В 306: 357; В 45: 214, 227.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
161
знать, что неоспоримое просопографическое свидетельство о
должностном лице sangu из Сиппара, на каковое свидетельство Пайзер обратил
внимание еще в 1897 г. и которое Сан Николо убедительно пересмотрел в
1941 г.102, прямо указывает на тот факт, что период совместного правления
должен быть датирован первым годом царствования Кира, то есть 538/
537 г. до н. э.103. Поэтому само совместное правление необходимо
рассматривать как временную меру, нацеленную на разрешение проблем,
неизбежно возникающих при завоевании столь обширной и непростой в
политическом отношении территории. Непонятно, почему этот вариант
правления был вскоре отвергнут104.
Подробности окончательной административной реорганизации,
осуществленной Киром, также остаются не вполне ясными. К 535 г. до н. э.
Губару получил назначение на должность наместника огромной
провинции, хотя мы не можем определить ее точные границы. Его власть в
Вавилонии была сопоставима с полномочиями более раннего должностного
лица — sakin тШц так, например, он прямо вмешивался в дела храмового
управления105 и играл активную роль при осуществлении правовых
процедур;106 уже в одном только этом заключалось больше полномочий, чем
у sakin mäti. Например, пункт о наказании, несколько раз появляющийся
в нововавилонских письменных контрактах и содержащий угрозу
«возмездия от царя [нарушителю соглашения]» — или же «от богов и царя»107 —
отныне был перефразирован так, что преступивший контракт подлежал
теперь «возмездию (hitu) от Губару, наместника Вавилона и ebir näri»108. Это
изменение, возможно, отражает некую практику прямого сатрапского
вступления в судебный процесс и сатрапских репрессалий в наиболее
важных случаях и подчеркивает обширный характер власти Губару.
Несколько случайных упоминаний позволяют бросить беглый взгляд на его
102 В 157; В 331: 51—53. (Просопографическое свидетельство —
информация, содержащаяся в личном имени; просопография — вспомогательная историческая
дисциплина, исследующая связи между людьми — семейные, родовые, политические,
административные и т. д. — с помощью изучения имен собственных в рамках отдельного
исторического контекста; от греч. просопос, 'имя' + графия, 'запись'. —A3.)
103 В последних работах совместное правление вновь всё чаще относят к 538 г. до н. э.:
В 49: 100-102; В 44: 32; В 317: 558-559, 565.
104 На определенные размышления наводит то обстоятельство, что все документы,
датированные по Камбису и Киру, как и те, что датированы лишь по «Камбису, царю
Вавилона», и определенно могущие быть отнесенными к году совместного правления,
происходят только из Сиппара и Вавилона, тогда как документы того же самого периода,
датированные по «Киру, Царю Стран», относятся в основном к Уруку и Ниппуру. Представляется
соблазнительным увидеть здесь некое административное деление внутри страны,
возможно, сопоставимое с тем, которое зафиксировано для времени царствования Шамаш-шуму-
кина, правившего Вавилонией, в то время как его брат Ашшурбанапал обладал полной
царской властью в Ассирии; ср.: В 244—245; В 331: 53—54.
105 Напр.: TCL. ХШ: 152 (Губару участвовал в организации сельскохозяйственных
работ в Эанне); An. Or. 8, 61 (здесь речь идет о двух эмиссарах Губару, специально
отправленных из Вавилона для инспектирования крупного рогатого скота в Эанне).
106 В 331: 62.
107 CAD Η: 211—212; имя царя иногда заменяется.
108 Напр.: ΒΓΝ 2: 114; YOS 7: 160; ΒΓΝ 1: 169; GCCITL: 120.

162
Часть первая
земельное имение109, его хозяйственную деятельность110 и его семью111, но
за всем этим можно собрать очень немного данных о круге его особых
властных полномочий112. Помимо назначения Губару в качестве
наместника, у нас практически нет свидетельств о какой-то существенной
реорганизации внутри Вавилонии:113 такие местные институты, как храмы, о
функционировании которых мы хорошо осведомлены, сохраняли
определенную автономию в ведении собственных дел и тем не менее
находились под строгим надзором государственных властей, принципиально не
отличавшимся от того контроля, который практиковался
нововавилонскими правителями114. Лишь одно изменение оказывается различимым: в
заключительный период Кирова правления115 особое значение среди
высших чинов в Эанне (храм в Уруке) приобрела новая должность — rab
kissatij^kissati («начальник фуража»), — и должность эта, как
представляется, заменила собой дгри Эанны (высший административный чин в этом
храме) на всё время правления Камбиса. Буквальное значение этого
термина, являющегося названием столь высокого поста, вряд ли может
отражать его специальные должностные обязанности, так что точный смысл
произошедшего изменения остается для нас непонятным116.
Помимо того голого факта, что к концу августа 530 г. до н. э. Кир умер
и Камбис вступил на престол117, об истории Вавилонии в оставшийся
период правления Кира и в период всего царствования Камбиса известно
крайне мало. Можно сказать почти наверняка, что Губару, о котором речь шла
выше, сохранял за собой должность наместника Вавилонии в течение
всего правления Камбиса, да и многочисленные документы от этого
времени не отражают никаких крупных структурных изменений118. На основа-
109 BE 8/180 упоминает некоего Sillaia, который был у Губару в его поместье в районе
Ниппура в качестве rab büi (мажордома, управляющего); «канал Губару»,
засвидетельствованный в этой местности позднее, был, возможно, связан с этим имением.
110 Camb. 96 упоминает rab käri sa Gubari в Сиппаре.
111 «Nabügu»: В 463: 137, 177, 192.
112 Ср. ниже, примеч. 119.
113 Ср.: В 331: 29—30 (и примеч. 72), 40—41, 145. Интересный аспект, который был
выявлен в одном недавнем исследовании (В 261), заключается в вероятности того факта,
что Кир заложил два царских парадиза (сада): один по соседству с Сиппаром, другой — в
АЬ/тапщ близ Урука.
114 В 254: 590 (хотя автор этой работы и доказывает, что десятина более уже не
уплачивалась храмам).
115 См.: В 300: 52.
116 См.: В 331: 25, примеч. 37.
117 Последняя ссылка на Кира: VS V: 42 (Борсиппа, V/23/9 = 12 августа 530 г. до н. э.);
первая ссылка на Камбиса: Camb. 1 (Вавилон, VT/12/год вступления на престол = 31
августа 530 г. до н. э.); ср.: В 318: 14; YOS 7: 82, 84 — эти надписи несомненно содержат ошибки
переписчиков в названиях месяцев.
118 Следует обратить внимание на то, что материалы из Урука обеспечивают нас
свидетельствами о всё более основательном государственном вмешательстве в дела храмового
управления: так, царские sepiru (вероятно, таких служащих следует понимать как
арамейских писцов; см.: В 339, s.v.) засвидетельствованы в период правления Камбиса для храма
Эанна, где они совместно с новым царским комиссаром контролировали ведение
храмовой счетной документации (В 331: 25, примеч. 37; В 300: 136-137; В 257: 236).

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
163
нии изучения одной группы документов можно заключить, что в октябре
и ноябре 528 г. до н. э. Камбис вместе с большой свитой пребывал в
царском доме в АЬ/тапщ находившемся, вероятно, несколько ниже по
течению от Урука119.
Следует отметить еще одно обстоятельство. Система земельных
участков, передававшихся в держание на условиях воинской службы и уплаты
определенного ежегодного сбора (ilku, илъкум) и распределявшихся
соразмерно характеру возлагавшихся на держателей обязанностей120,
которая обычно рассматривается как проявление специфически ахеменидско-
го нововведения в традиционную систему вавилонского землевладения121,
для времени правления Камбиса зафиксирована как уже сложившаяся в
полном объеме122. Важно помнить, что некоторые элементы этой системы
существовали и ранее (вероятно, в последнее столетие Ассирийской
державы)123, к тому же они засвидетельствованы в тексте, который почти
определенно может быть датирован временем совместного правления Кира и
Камбиса124, то есть 538/537 г. до н. э. Хотя данное доказательство слабое,
всё же можно признать предшествующее существование некоторых из
этих основных элементов, соглашаясь, однако, с тем, что при Ахеменидах
они претерпели значительную реорганизацию. Терминология,
используемая для обозначения этой системы земельных держаний в современной
ассирологии и в работах по ахеменидской истории, вызывает ассоциацию
со специфической формой средневекового европейского феодализма. Что
касается доступных на сегодняшний момент соответствующих данных по
Ахеменидской державе, для интерпретации которых предлагается
некая терминологическая смесь, состоящая из таких понятий, как
патримониальное, пребендальное и даже отчуждаемое владение, — с преобла-
119 В 332; ср.: В 261: 116—117. Между прочим, эти тексты бросают свет на одну из
должностных обязанностей Губару. 6 ноября 528 г. до н. э. (GCCI П. 120) «для обеспечения
продовольствием царя» он распорядился о доставке барана из храма Эанна в Ab/mänu.
Понятно, что пребывание государя в резиденции накладывало на наместника обязанность
обеспечивать царский двор продовольствием.
120 bit qasti (стрелки из лука), bit sm (всадники), bit narkabti (воины на боевых
колесницах).
121 Ср. в целом: В 222.
122 VS V: 55 (Сиппар, V/13/6) — здесь упомянут bit aspatum, понимаемый как иранский
эквивалент bit sisi (ср.: В 249: 8); этот термин, впрочем, может быть передан как as-pa-
<as>tum — 'луковое поле'; см.: В 339: 75а. Поскольку текст Dar. 9, в котором встречается
термин bit narkabti, датирован по году вступления Дария I на престол (Сиппар, —/17/год
восшествия на престол), вывод о том, что данная система условных земельных держаний
полностью сложилась уже в ранний ахеменидский период, является неизбежным. См.:
В 253; В 258. Обратите внимание также на параграф 14 «Бехистунской надписи», где древне-
персидское слово vißbisca корреспондирует с вавилонским bit qasätu; когда Дарий заявляет
в данной надписи, что Бардия удалил «этих людей» [держателей участков] из народа (т. е. из
войска) и что сам Дарий вернул их, это должно означать, что данная система земельных
держаний уже в раннее время играла ключевую роль в Ахеменидской империи.
123 Ср.: В 322: 223 (со ссылкой на: ABL 201.6, где упоминается bit qasti); В 323: 75 — для
знакомства с предположением, что система hatru, явно представленная в архиве Мурашу,
произошла из ассирийской системы kisru.
124 СатЬ. 85 (Вавилон, EX/22/I); ср.': В 331: 52, примеч. 3.

164
Часть первая
данием, возможно, термина «пребендальное владение», — лучше,
кажется, избегать такого несовместимого словоупотребления125.
(Патримониальное владение — передаваемое по наследству по мужской линии;
пребенда — средневековый термин, обозначавший у католиков право
использования домов, поместий и доходов от них, предоставлявшееся
привилегированным лицам духовного сана за исполнение ими своих
церковных обязанностей; отчуждаемое владение — такое владение,
которое может быть свободно продано, подарено, обменяно и т. п. его
хозяином при жизни последнего, без оглядки на волю того, от кого данное
владение этот человек получил. —A3.)
III. Дарий
Следующее важнейшее политическое событие, которое частично
отражено в вавилонских документах, — это захват царского престола Бардией,
братом Камбиса, произошедший в момент нахождения последнего в
Египте [Бехистунская надпись. [DB] § 11). В текстах нет никаких указаний
на то, что власть Бардии вызывала в Вавилоне какое-то недовольство.
«Бехистунская надпись» относит восстание к 11 марта 522 г. до н. э., причем
определять время своего составления по новому правителю, Бардии,
вавилонские тексты начали до 25 апреля, а самая последняя известная
датировка по Камбису относится к 18 апреля126. 29 сентября Бардия был
убит Дарием I и его друзьями-заговорщиками (DB § 13), при этом не
найден еще ни один вавилонский текст, который был бы датирован по
Бардии позднее 20 сентября. После его устранения мощные восстания
общенационального характера вспыхнули в большей части державы. В
Вавилонии два мятежника друг за другом провозгласили себя царями, причем
каждый предлагал обращаться к нему как к «Навуходоносору, сыну На-
бонида»:127 один (DB § 16) был человеком по имени Нидинту-Бел
(Навуходоносор Ш), другой (DB § 49) — Араха (Навуходоносор IV), о котором древ-
неперсидская версия (DB) говорит как о некоем армянине из области Ду-
бала. Помимо информации, содержащейся в «Бехистунской надписи»,
о повстанцах известно очень мало. Однако, основываясь на просопогра-
фических соображениях, а также на палеографическом128 и архивном
единстве129, определенная группа вавилонских текстов, изначально
ассоциировавшихся с Навуходоносором П, на самом деле должна быть
связана с этими двумя мятежными царями и может способствовать
определению продолжительности их правления, а также прояснению вопроса о
том, какие именно города их признали.
125 Ср.: А 65: 50-59.
126 Ср.: В 318: 15 (о тексте, упоминающем топоним Hubadisu, см. выше, примеч. 33).
127 Однако было высказано сомнение, что в действительности существовало два
отдельных мятежника, взявших это имя (В 468С: ХХШ).
128 В 398: 45, примеч. 20.
129 В 386: 55 ел. - таблички из Нейраба 1 и 2; ср.: В 398: 45, примеч. 22; В 269: 132-133.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
165
Объединив все эти данные, мы можем реконструировать следующий
ход событий в Вавилонии. Сразу после убийства Бардии Вавилония
восстала под руководством местного лидера Нидинту-Бела, взявшего себе
имя Навуходоносора (Ш). Возможно, хотя и не обязательно, он был
признан по всей стране, а опорный пункт восстания вполне мог
располагаться в северной Вавилонии. В двух сражениях (13 и 18 декабря 522 г. до н. э.)
этот бунт был подавлен лично Дарием, а Нидинту-Бел — казнен. Текст в
Бехистуне ничего не говорит о разрушении города или его крепостных
сооружений. В Вавилонии Дарий оставался, по всей видимости, с 22
декабря 522 г. до н. э. до июня 521-го, устанавливая здесь свою власть.
Впрочем, всего через два месяца после его ухода южные районы страны
охватила новая смута; вавилонская версия «Бехистунской надписи» сообщает,
что Араха, также назвавшийся Навуходоносором (IV), поднял
восстание из Ура;130 на юге документы с конца августа — начала сентября 521 г.
до н. э. датируются его правлением. Мятеж, похоже, на некоторое
время был ограничен южными районами, поскольку современные ему
тексты из Сиппара (между 26 августа и 8 сентября) продолжают
датироваться по Дарию. Позднее восстание явно разрослось и охватило территорию
всей страны, причем есть основания думать, что Навуходоносор (TV) был
признан также и в области ebir näri (см. ниже)131. Смуту удалось
подавить только 27 ноября 521 г. до н. э., после разгрома бунтовщиков
персидскими войсками под командованием Интаферна (Виндафарны). Араха
был схвачен и вместе с ближайшими приверженцами (сообщается о 2497
его сторонниках) по приказу Дария подвергнут в Вавилоне казни посаже-
нием на кол. Заманчиво связать тот факт, что после 521 г. до н. э. уже не
проводилось восстановления храма Нингиззида в Уруке132 — в свое время
Кир произвел здесь некоторые работы133, — а также очевидное отсутствие
документов отсюда после 520 г. до н. э. с информацией о том, что
восстание Арахи началось на юге, и в связи с этим задаться вопросом, не была
ли эта зона сознательно оставлена в небрежении в наказание за
поддержку мятежника. Однако для Урука известны документальные находки с
более поздней датой, которые теперь постепенно публикуются134, так что
приведенные умозаключения являются несостоятельными; впрочем, тот
факт, что на втором году правления Дария административный персонал
в Уруке был, как можно видеть, полностью заменен135, говорит о многом.
Рассказ Геродота (Ш. 150—159) о восстании в Вавилоне, его долгой осаде
Дарием, повторном и окончательном взятии города благодаря уловке Зо-
пира и о разрушении оборонительных стен и ворот создает определен-
130 В 212: 60, секции 39 и 37-38, строка 85.
131 Это предположение основывается на текстах из Нейраба (город в Сирии, близ
Алеппо), однако см. выше, примеч. 29.
132 UVB 12/13 (1956): 19-30.
133 Там же: 17.
134 Там же: 18; В 410.
135 См.: В 331: 15, 17, 20, 21.

166
Часть первая
ные проблемы. Некоторые фактические и хронологические подробности
не позволяют связать это повествование греческого историка как с
первым, так и со вторым восстанием, хотя указание Геродота насчет посаже-
ния на кол «3000 виднейших граждан» может быть своего рода
отголоском участи Арахи и его сподвижников.
Несмотря на огромное число документов от времени Дария I,
особенности их характера (см. выше, начало главы) не дают возможности извлечь
из этого материала значительную информацию о политической истории
Вавилонии в данный период. Геродот (Ш.90—94) приписывает Дарию
решающее преобразование провинциальной и податной систем, которое,
похоже, имело результатом отделение сатрапии «Вавилония и остальная
Ассирия» в качестве провинциального округа от ebir näri («стран Заречья»,
т. е. территории Леванта к западу от Евфрата, расширяющейся затем на
юг и включающей область современного Ливана и Израиля, а также, как
можно судить по табличке из Телль-Тавилана136, районы современного
Иордана). Неясно, когда эта реформа была проведена: на основании гл. 5
и б 1-й Книги Ездры возникает впечатление, что разделение этих двух зон
должно было полностью завершиться еще до шестого года правления
Дария I, одновременно с передачей зоны ebir näri под управление сатрапа
Фафная (евр. Таттенай). Этот вывод, однако, не вытекает из вавилонских
данных: наместник Уштани (Ustani), носивший титул belpihäti bäbili ύ ebir
näri, засвидетельствован в трех текстах (Dar. 27, 82; BRM I: 101), которые
по своим датам располагаются в промежутке от конца первого до
шестого года правления Дария. На этом основании Леуце137 выдвинул
предположение, что Дарий предпринял сложную компоновку административной
провинциальной власти, в результате чего Фафнай в начале правления
Дария был назначен областеначальником над ebir näri, но при этом оказался
под юрисдикцией Уштани, руководившего Вавилонией непосредственно
в качестве сатрапа и надзиравшего за делами управления в ebir näri через
подчиненного ему наместника. Однако, помимо крайне запутанной
хронологии Ездры, нет ничего, что доказывало бы наличие таких сложных схем
в провинциальной структуре; один текст, датированный по двадцатому
году царствования Дария [VSIV: 152), ссылается на некоего Таттанну,
выполнявшего функции belpihäti ebir näri (т. е. наместника Заречья), причем
упоминает данную должность в той же самой манере, как и документы
позднейшего времени, когда не было и намека на существование
гипотетической двухъярусной схемы в системе управления провинциями138.
Таким образом, этот текст наводит на мысль, что поначалу Дарий
сохранил старый способ управления Вавилонией, а знаменитая сатрапская
реформа, по крайней мере в той части, которая касается этой страны,
была проведена в период между 516 и 502 гг. до н. э. Этот вывод, кажется,
136 См. выше, примеч. 31.
137 В 490.
138 Как и в случае с другим областеначальником, Бел-шуни: В 458: № 25; В 402: 177 слл.;
ср.: В 311: 316-317; В 512.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
167
подтверждается недавно обнаруженным документом, в котором
засвидетельствован наместник Вавилона, носивший иранское имя (Багапа5) и
датированный по девятнадцатому году правления Дария139. Титул этого
сановника представлен как ^upa-ha-[tu4] NUN.KI (= Вавилон), «наместник
Вавилона», а это, похоже, прекрасно согласуется со свидетельством о Тат-
танну как наместнике в ebir riäri и перемещает акт отделения этой
сатрапии, по крайней мере, на год назад. К сожалению, вся эта относительно
стройная картина нарушается по следующей причине: точно таким же
титулом в одном документе от четвертого года правления Камбиса
величается и Губару140, когда ни о каком подобном отделении сатрапии речи
еще не шло141, причем в другом документе (YOS 7: 168), фактически
копирующем суть первого, Губару титулуется уже обычно — он представлен
здесь как ^pahat bäbiliki ύ ebir näriu2 (т. е. как наместник Вавилона и
Заречья). Так что и Багапа мог быть либо полноценным сатрапом Вавилона
и ebir näri в 503 г. до н. э., либо (что также допускается в литературе) он
попросту занимал пост подчиненного провинциального начальника в
области самого Вавилона, находясь под юрисдикцией настоящего
сатрапа143. Сами по себе все эти титулы не способны дать нам ключ для решения
вопроса о том, была большая сатрапия разделена или всё же нет. Если
оставить в стороне сообщение Геродота, аргументы в пользу проведения
Дарием I сатрапской реформы оказываются весьма непрочными;
утверждалось даже, что разделение большой сатрапии случилось в правление
Ксеркса (см. ниже, примеч. 174);144 новые свидетельства (см. ниже, гл. ЗЬ,
п. IV) подталкивают нас в том же направлении.
В связи с административной реформой Дарию часто приписывают
введение общеимперского свода законов145, хотя данные для этого
слабые и спорные146. На самом деле и в сфере обеспечения правопорядка на
местах также невозможно заметить никакой сколь-либо значимой
реформы. Конечно, некоторые элементы правовой терминологии
обнаруживают определенное иранское влияние147, но неясно, следует ли это
понимать как результат обязательного использования лексикона персидско-
139 В 449: 36, № 22: 7; В 365: 138.
140 Leiden 1325 = В 435: 29 ел.
141 В 484: 20—21, 24 — как ни удивительно, в этой работе допускается такое отделение
уже тогда.
142 В 331: 56.
143 В 512.
144 Эта административная реформа, возможно, отражена в практике использования
типов печатей на вавилонских текстах; Цеттлер (В 369) ясно показывает, что печати на
текстах времени Кира и Камбиса носят типично нововавилонский характер, а в период
правления Дария эта практика прекращается, заменяясь на печатные оттиски персидского
типа; ср. ниже, примеч. 193. Нельзя также исключать, что отход от преимущественно
вавилонских печатных типов к образцам в основном персидского характера отражает цент-
рализаторскую тенденцию Дариевых реформ.
145 В 155: 120-128.
146 RIA Ш 1957-1971: 279, s.o. «Gerecht», и выше, гл. 2, п. VI.4.
147 Ср.: VS VI: 128 — ameli-га sa muhhi da-a-tum; VS Ш: 159 — aki däti sarri.

168
Часть первая
го царского закона (или эдикта), либо же это словоупотребление просто
связано с тем фактом, что царь в самом общем смысле был защитником
справедливости. Если верно последнее, тогда появление в вавилонских
текстах иранского термина datum можно толковать как простое
отражение возраставшего культурного и административного влияния со
стороны уже прочно к тому времени утвердившейся над страной власти Ахе-
менидов148.
Новацией, которая в Вавилонии имеет отношение к
административным реформам Дария и в особенности к укреплению фискальной
структуры, является весьма вероятное введение ценза в 500/499 г. до н. э.,
имевшее целью задокументировать имущество жителей и таким образом
обеспечить основу для обложения людей налоговыми податями и воинскими
повинностями149, — мероприятие, сопоставимое с обмером земель,
принадлежавших отдельным греческим городам, которое осуществил Артаферн
в Ионии в 493 г. до н. э. (Геродот. VI.42). То, что этот ценз имел иной
характер по сравнению с более ранним кадастровым описанием земельных
имений, подтверждается, может быть, тем обстоятельством, что в
документах он обозначается словом, являющимся иранским заимствованием —
kal/ramannu. Не вызывает сомнений, что в конце V в. до н. э. ценз был для
человека главным доводом, на который он мог ссылаться, заявляя о
наличии правового основания для обладания своим имуществом150.
Помимо всего этого, Дариево правление в Вавилонии оставило после
себя лишь незначительные следы, вряд ли превышающие монтаж в
одном из вавилонских дворцов копии «Бехистунского текста» в форме
выставочной надписи151. В научной литературе стало обычным делом152
воспринимать некоторые весьма ненадежные упоминания о «доме царского сына»
в качестве указаний на то, что Дарий якобы официально объявил имя
своего преемника в своей резиденции в Вавилоне, следуя предполагаемому
прецеденту, установленному Киром и его сыном Камбисом, когда
последнего готовили к будущей роли царя. Лежащее в основе всего этого
допущение ошибочно (см. выше, п. П, а также примеч. 100 и 104), доказательства
его слишком неубедительны. Единственная ясная ссылка (VS Ш: 135) на
Ъйи sa mär sarri в действительности может указывать не более чем на
какое-то домохозяйство и земельное имение, принадлежавшее наследному
принцу153, и в этом случае она оказывается всего лишь примером обшир-
148 В 365: 89-138.
149 В 342: 41-60.
150 CBS 12859; В 342: 41; В 343; ср. также архив SU.I из Ура, который мог получить
свой правовой титул со времен правления Дария I; см.: В 350.
151 В 212: 63—65. Сохранившиеся фрагменты этого текста рождают ощущение, что по
содержанию последний был ближе эламской и древнеперсидской версиям, нежели
вавилонскому варианту «Бехистунской надписи», хотя и являлся, вероятно, более кратким.
Представляется сомнительным, что текст украшали рельефы, подобные бехистунским (о таком
предположении см.: В 335). О вавилонском дворце, который некоторые связывают с Да-
рием I, см. выше, примеч. 16.
152 См., напр.: В 155: 215.
153 Ср.: В 348: 47, s.v. «Ъйи» (в связи с bit sarri); В 342: 88-89.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
169
ных земельных владений, находившихся в руках членов персидского
правящего дома и представителей знати, что прекрасно
засвидетельствовано архивными материалами Мурашу для конца V в. до н. э.154.
Наличие в районе Ниппура в V в. до н. э. некоторых топонимов
отражает оседание здесь групп людей, видимо, перемещенных насильно
откуда-то из-за пределов Вавилонии155. В большинстве случаев их появление
могло быть связано с военными походами и депортациями
нововавилонского периода, однако некоторые из этих пунктов явно указывают на
время после персидского завоевания, причем отдельные из них должны
быть отнесены конкретно к периоду Дария I. Фригайцы и лидийцы могли
быть перемещены сюда при Кире. Появление мест, населенных
индийцами, необходимо датировать временем после завоевания Индии Да-
рием, а некоторое количество карийцев (аккадское Щатйтуа)156 осело в
Вавилонии после Ионийского восстания — в дополнение к тем карийским
поселениям, которые существовали здесь еще при Камбисе157. Эту,
последнюю, депортацию Геродот (VI.20) упомянул вместе с переселением
жителей Милета в город Ампу на побережье Персидского залива, недалеко от
устья Тигра. Учитывая неоднократные упоминания греческим историком
массовых депортаций, предпринятых Дарием, не исключено, что
практика поселения в Вавилонии таких чужеземных групп приобрела особый
характер именно в правление Дария и в большинстве случаев была
связана с реорганизацией им имперской системы, а также, что очень
вероятно, с ахеменидской военно-морской политикой158.
IV. Ксеркс
Для времени Ксеркса количество датированных текстов из Вавилонии,
доступных в настоящее время в опубликованном виде, невелико, хотя оно
постоянно возрастает159. Документы историографического характера
также представлены весьма скупо: астрономические тексты, содержащие
исторические указания, большей частью остаются неопубликованными160
(хотя дата убийства Ксеркса установлена по вавилонской записи о лунном
затмении);161 одна из хроник, вероятно, содержит указание на Ксеркса;162
154 В 342: 87-99.
155 В 249: б; В 342: 113-118; В 267: 80-83; В 366.
156 Ср.: В 389.
157 В 420, № 27: 12 (шестой год правления Камбиса).
158 В 213.
159 См. выше, примеч. 23; главное недавнее прибавление в корпусе таких документов
представлено в двух изданиях: В 421; В 410. Фактически, помимо архива Мурашу
(датируется периодом от двадцать первого года правления Артаксеркса I до первого года
царствования Артаксеркса П), вавилонская документация от времени Ксеркса до конца ахеменид-
ского периода вообще не особенно обильна; ср.: В 311; В 350; В 296.
160 В 321. 1б1В318: 17.
162 См. выше, начало наст, главы и примеч. 5.

170
Часть первая
невозможно использовать в качестве исторического источника так
называемую «Антидэвовскую надпись Ксеркса» (XPh)163. Неоднократно
повторяемые греческими авторами (Ктесий. FGrH 688 F 13; Арриан.
Анабасис. Ш.16.4, VH17.2; Страбон. XVI. 1.5; Диодор. XVII. 112; Плутарх.
Моралии. 173с) ссылки на разрушения в Вавилонии, совершенные
Ксерксом в наказание за восстание, происходят из одного неправильно
понятого места у Геродота (1.183.3), где упоминается о похищении Ксерксом
одной золотой статуи (andrias), которую историк совершенно четко
отличает от культовой статуи (agalma) Бела. Эти ссылки на разрушения
трудно обосновать с помощью современного вавилонского материала164, к
тому же они создают серьезные хронологические проблемы.
Если исходить из просопографических и хронологических
соображений, очень вероятно, что при Ксерксе случились два восстания: во главе
одного стоял Бел-шиманни (Bel-simanni), и отнесено оно может быть ко
второму году правления Ксеркса (осень 484 г. до н. э.); второе можно
датировать — хотя здесь нет полной уверенности — четвертым годом (осень
482 г. до н. э.), и возглавил его Шамаш-эриба (samas-eriba)165. Кого из этих
двух лиц следует связывать со смутой, о которой рассказывается у
классических авторов, а также с увозом статуи и с общим разрушением
вавилонских святилищ (о чем говорится только в позднейших источниках),
остается совершенно неясным. И неясность эта отнюдь не ослабляется тем
фактом, что знаменитый рассказ Геродота о хитрости Зопира, помогшего
Дарию взять Вавилон (Ш. 155—169), недвусмысленно противоречит
информации Ктесия (FGrH 688 F 13.26), который связал эту историю с
подавлением Мегабизом восстания, произошедшего во времена Ксеркса166.
Дополнительные данные об отношениях Ксеркса с Вавилонией пытались,
как правило, найти в последовательных изменениях его царской титула-
туры; самые ранние тексты, как и в случае с ахеменидскими
предшественниками Ксеркса, регулярно величают его «Царь Вавилона и Стран». Во
второй месяц первого года правления титул расширился до «Царь Персии
и Мидии, Царь Вавилона и Стран»167, хотя постоянства в использовании
этого более длинного титула не наблюдается вплоть до следующего года.
Общепринято, что в последний раз данный титул появился в тексте,
датированном четвертым месяцем четвертого года (= 1 июля 482 г. до н. э.)168,
а после этого ссылка в титуле на Вавилон исчезла, хотя длинный титул
«Царь Персии и Мидии, Царь Стран» обнаруживается в документах
вплоть до конца 481 г. до н. э. (UETTV: 525; XI/6/5). Было высказано
предположение, что после этого стандартным для Ксеркса и для всех последу-
163 А 51: 1-47.
164 В 299.
165 См.: В 330, а также выше, примеч. 10.
166 Это разногласие привело к смешению имен Мегабиза и Зопира у Диодора
Сицилийского (Diod. Х.19).
167 В 465: № 21.
168 В 390: приложение № 4.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
171
ющих ахеменидских правителей стал короткий титул «Царь Стран»169.
Все попытки объяснить эти изменения носили гипотетический характер и
зачастую базировались на предположениях относительно личных
качеств самого Ксеркса, информация о которых в конечном счете восходит
к греческим писателям170. В качестве более важного фактора в развитии
титулатуры обычно считают явное исчезновение элемента «Царь
Вавилона» после восстания Шамаш-эрибы. Принято думать, что в связи с увозом
статуи Мардука из Вавилона ритуалы праздника akitu не могли более
исполняться персидскими царями в Вавилонии, поэтому, с вавилонской
точки зрения, последние не могли восприниматься в качестве
легитимных правителей. Принятие данной интерпретации всегда сталкивалось
с некоторыми трудностями171, но по-настоящему эта преобладающая
гипотеза была разрушена лишь благодаря двум новым сериям текстов,
датированных ахеменидским периодом172. Стало ясно, что титулы Ксеркса
в самой Вавилонии и после четвертого года его правления достаточно
часто содержали элемент «Царь Вавилона»; последний известный на
настоящий момент случай, засвидетельствованный для Ксеркса, датирован
шестнадцатым годом его правления. Такой титул зафиксирован даже для
Артаксеркса I (в его четвертый царский год), а один раз он назван «Царем
Персии, Мидии, Вавилона и Стран»173. Эти последние данные
показывают, насколько ненадежными ориентирами являются титулы персидских
царей на пути исследования реальных исторических фактов174.
На основании документа [VS Ш: 187), датируемого относительно
ранним периодом правления Артаксеркса I, можно сделать вывод о том,
что главный вавилонский храм Эсагила осуществлял в это время
контроль над процветавшими и обширными земельными владениями и был
полностью укомплектован храмовым персоналом; похоже, что Ксеркс в
роли разрушителя вавилонских храмов и похитителя статуи Мардука
засвидетельствован только в некоторых позднейших классических
источниках, которые вполне могут отражать особое эллинское
предубеждение против того, кто некогда посягнул на Грецию. Имеющиеся на се-
169 Текст: VSV: 118, относящийся ко времени после шестого года, но включающий
элемент «Царь Вавилона», вызвал затруднения уже в работе: В 247: 323—325.
170 Напр.: В 155: 236; В 46: 81; В 73: 190-191.
171 Справлять этот праздник без статуи было бы невозможно, однако сомнительно,
чтобы законность какого-либо вавилонского царя зависела от исполнения праздничных
обрядов (В 273). В данной связи следовало бы также заметить, что Птолемеев «Канон», в
котором правление Синаххериба в Вавилонии после разрушения им Эсагилы и статуи Мардука
названо периодом «без царя», дает вполне ожидаемый полный перечень царских лет
Ксеркса.
172 В 421 (тексты из Киша); В 410 (тексты из Урука).
173 В 421: № 191 (4-й год), 229 (без даты); В 410: 268.
174 Ср.: В 468С: ХХП, а также выше, п. I наст, главы и примеч. 29; В 375: 111 — здесь
изменение в титулатуре связывается с образованием отдельной провинции ebir näri,
которое автор, таким образом, датирует временем царствования Ксеркса. Само по себе это
не является невозможным (см. выше, п. Ш), однако следует помнить, что перемена титула
никогда не была надежным основанием для удержания власти над какой-то
территорией.

172
Часть первая
годняшний момент данные доказывают, что, хотя стиль персидского
державного владычества мог существенно меняться, Ксеркс не прибегал ни
к каким неожиданным, радикальным или грубым переменам.
Аргументация, согласно которой Вавилония после 482 г. до н. э. в
результате восстаний оказалась в состоянии глубокого упадка, покоится в
основе своей на нехватке позднейшего документального материала и на
том факте, что приблизительно в это время прекращают
функционировать некоторые архивы175. Принимая во внимание то обстоятельство, что
сохранение конкретных древних текстов и попадание их в научный
оборот носит случайный характер, а также то, что сохранившиеся
документы публикуются неравномерно, к подобной аргументации следует
относиться с предельной осторожностью. Недавно, например, были собраны
все сохранившиеся данные по фрагментированному семейному архиву176,
датированному главным образом по правлению Ксеркса и
показывающему, что данная семья (а именно семья Таттанну, первоначально
засвидетельствованная в Борсиппе) могла вести коммерческую деятельность,
вполне сопоставимую по масштабам и объемам с бизнесом знаменитого
торгового дома Мурашу. Поэтому более разумно было бы рассматривать
время правления Ксеркса как переходный период, в течение которого
реформы, иншшированные Дарием I, начали приносить плоды, а
Вавилония оказалась глубже втянута в развивавшуюся ахеменидскую
имперскую структуру. Попытки вывести более далеко идущие умозаключения
могут привести к злоупотреблению имеющимися данными, когда,
например, прилагают чрезмерные усилия с целью согласовать вавилонские
клинописные свидетельства с греческими источниками, которые дают лишь
непрямую, происходящую из другого исторического периода и в
отдельных случаях предвзятую информацию.
V. Заключение
Из сказанного выше понятно, что свидетельства источников о
персидском правлении в Вавилонии в период с 539 по 465 г. до н. э. преподносят
исследователю весьма крупные проблемы, а реконструкция
политической истории этой области представляет почти что неразрешимую задачу.
И всё же попытка дать некоторые обобщающие выводы может
оказаться небесполезной177.
На настоящий момент мы очень плохо информированы о должности
сатрапа и о правовых изменениях в положении этого института
управления: при том, что Губару выглядит как человек, наделенный чрезвычайно
большой властью, ни один из более поздних сатрапов, кажется, не обладал
т В 350.
176 Там же.
177 Сжатую сводку материала по вавилонскому обществу и экономике в персидский
период см. в: В 260: 330-342.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
173
столь же обширными полномочиями. Не исключено (хотя говорить об
этом с уверенностью невозможно), что некоторые изменения в
вавилонской сатрапии были осуществлены Дарием I после 516 г. до н. э., так что с
этого времени сатрап Вавилона управлял только областью от восточного
изгиба Евфрата в северной Сирии, Ассирией и собственно Вавилонией.
Имена вавилонских сатрапов сохранились не в очень большом
количестве: Губару мог оставаться в должности вплоть до первого года
царствования Дария, наместничество Уштани документально
подтверждается вплоть до шестого года того же царя. Ни Зопир (Геродот. Ш.159), ни
Тритантехм (Геродот. 1.192) не фигурируют в клинописных источниках;
Мегапан (Геродот. VII.62) может быть идентифицирован с человеком по
имени Бакабана, который появляется в персепольских текстах
крепостной стены178, но который не засвидетельствован в Вавилонии. Остается
неясным, был ли Багапа, о котором речь шла выше (п. Ш, примеч. 139,143),
в 503 г. до н. э. сатрапом Вавилонии; но если он действительно был
таковым, невозможно установить точно, какая именно сфера находилась в его
ответственности.
Система военной и фискальной службы, введенная, согласно общему
мнению, в Вавилонии персами, может представлять собой не более чем
развитую и обновленную завоевателями некую вавилонскую систему, уже
существовавшую до их прихода (и, возможно, восходившую в конечном
счете к ассирийцам), при Дарий I рационализированную и приобретшую
свои типичные очертания. Основные данные по ее функционированию
происходят из более поздних материалов архива Мурашу, выходящих за
хронологические рамки данного раздела (главыЗа).
Реформы, приписанные Геродотом Дарию I, указывают, по всей
видимости, на попытку этого царя преобразовать систему дарений в
систему регулярных денежных податей, при этом вполне вероятно, что
начало выпуска монет персидскими правителями могло быть связано именно
с этим преобразованием. Впрочем, следует иметь в виду, что в ахеменид-
ский период чеканные деньги не имели хождения в Вавилонии, так что
монетизация затронула, судя по всему, только счетное дело налоговых
поступлений (ср. фрагмент греческого историка IV в. до н. э. Поликлита
Ларисского: FGrH 128 F За)179. Существуют некоторые более поздние
указания на то, что подати в Вавилонии уплачивались в серебре, причем для
таких «фирм», как, например, дом Мурашу, это, возможно, было
обязательным условием, выполнение которого давало им возможность
продолжать заниматься своим доходным делом. Понятно, что указанное
требование должно было стимулировать торговлю.
Преобразования в правовой сфере не засвидетельствованы со всей
определенностью, хотя участие сатрапа, а иногда и влиятельных иранцев
в разрешении судебных споров не вызывает сомнений. Кроме того, учас-
178 В 82: глоссарий, s.v. «Bakabana».
179 В 213.

174
Часть первая
тие собрания полноправных членов общины в работе судов на местах
продолжало оставаться нормой180.
Вмешательство царской и сатрапской администрации в сферу
храмовой компетенции продолжилось при Ахеменидах в той же манере,
какая уже была опробована Набонидом. Храмы с их обширными
земельными владениями представляли собой почти неисчерпаемый ресурс для
центральной власти; обеспечение продовольствием царского имения в
Ab/manu (см. выше, п. П, примеч. 119) проливает до некоторой степени
свет на этот вопрос. Высказывалось утверждение, что при Камбисе
откупная система сбора государственных доходов (посредством которой
частные предприниматели с царского или правительственного
соизволения получали на откуп — т. е. за определенные регулярные выплаты в
казну — храмовые земельные угодья, благодаря чему государство имело
дополнительные доходы) получила какой-то новый стимул181. Поскольку
основные материалы по данному вопросу происходят из Урука, мы не
можем проанализировать этот процесс, пока не будет опубликована
основная часть сохранившихся урукских документов, относящихся к
периоду после 520 г. до н. э. Почему rah kissati («начальник фуража»)
превратился в Уруке (пусть даже и временно) в столь влиятельного храмового
чиновника (см. выше, п. П, примеч. 115), также остается неясным.
Усиление при Камбисе царского контроля над святилищами и интереса к
вопросам управления храмами и источникам их доходов нашло
отражение в назначении государем двух новых официальных лиц для Урука,
должностной обязанностью одного из которых был надзор за храмовым
счетным делом182.
Нелегко дать точную оценку экономической ситуации в Вавилонии.
Данные источников по земельным имениям редки, но они указывают,
что та форма землевладения царя, членов царской семьи и
представителей высшей знати, которая хорошо известна для второй половины V в.
до н. э., в рассматриваемый период уже укоренилась (по крайней мере,
частично): документально засвидетельствованы поместья Губару и
наследного принца, и как минимум два царских имения были
организованы в очень ранний период персидского господства. Хотя для ахеменид-
ского периода отмечается серьезная инфляция183, а исчезновение
торгового дома Эгиби, фиксируемое вскоре после смерти Дария, привело
некоторых исследователей к убеждению о глубоком хозяйственном упадке в
Вавилонии, особенно в позднее время ахеменидского господства184, всё
же доказательств для вывода о наступлении экономической депрессии
недостаточно. Если обратиться к сведениям о налогообложении более
180 В 256; В 255; В 333: 146-147.
181 Классическим примером такого текста является: YOS 6: 103 (дубликат 111);
основная дискуссия по этому вопросу: В 251: 37 слл., 91—104.
182 См. выше, примеч. 118.
183 В 263.
184 Напр.: В 155: 237.

Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
175
позднего периода, то обнаружится, что податная система не была
особенно тяжелой185, и очень вероятно, что некоторые вавилонские города
находились, скорее, в стадии экономического расцвета186.
Вавилон и Вавилония играли важную роль в державе. Дело не только
в том, что члены персидского царского дома и представители высшей
знати обладали здесь обширными поместьями (а также в северной
Месопотамии);187 в Вавилоне находились копия «Бехистунской надписи»,
специально отредактированная с учетом вавилонской ситуации, царский
архив (согласно 1-й Книге Ездры. — 6.1), а также, возможно, здесь был
построен царский дворец188.
Если не считать возросшего присутствия иранцев, на которое
указывают личные имена, иранские заимствования в языке и иранские титулы189,
единственным видимым изменением в вавилонском обществе стал
выход на общественную сцену разряда людей, называвшихся gardu190 —
термином, который впервые зафиксирован для времени Дария I; статус этой
социальной категории остается в высшей степени дискуссионным, хотя в
большинстве случаев исследователи полагают, что речь идет о своего
рода полусвободном, или зависимом, состоянии. Неясно, откуда данная
категория появилась в Вавилонии; в документах (VS Ш: 138/139) эти люди
относятся к числу тех, кто получает продовольственные пайки (наряду с
группой магов); засвидетельствовано также должностное лицо,
связанное с gardu и действующее в качестве «распределителя рационов»191.
Возможно, в появлении этого термина следует видеть свидетельство о
специфически ахеменидском методе организации работ, основанном на
системе трудовых повинностей, однако, несмотря на многочисленные
обсуждения указанной проблемы, точное определение для данной
категории работников, а следовательно, и их социальный статус остаются
непонятными192.
Наконец, вавилонская культура приобрела определенное значение в
центральных частях Ахеменидской державы. Данные о вавилонянах,
работавших в Иране при новом режиме, не вызывают сомнений (см. выше,
п. I). Особенно важно подчеркнуть, что практически все царские ахеме-
нидские надписи создавались с использованием аккадской клинописи —
одновременно с письменностью самих правителей и письменностью эла-
185 В 350.
186 В 237: гл. 5; о процветающем поселении в Кише см.: В 272: 120—1.
187 В 342: 87-99; В 249: 6; Driver AD VI.
188 См. выше, примеч. 16.
189 Один интересный текст (В 465: 79—81, № 33) перечисляет издержки, которые
пошли на содержание нескольких высокопоставленных иранских чиновников по случаю их
приезда (инспекционная поездка?) из Суз в Борсиппу. Хотя текст, к сожалению, не
датирован, он, вероятно, относится к заключительному периоду правления Дария или ко времени
Ксеркса. Ср. также: В 365; В 317: 577.
190 В 342: 100-102.
191 В 342: 101.
192 В 48; В 197: 29-30.

176
Часть первая
мигов193. Предпочтение арамейскому языку, превращавшемуся во всё
более широко используемый административный язык (в конечном итоге
он заменил в этом качестве эламский даже внутри самой Персии),
должно быть объяснено, по крайней мере частично, Кировым завоеванием и
включением в состав Персидской империи обширнейшего пространства,
когда-то составлявшего Нововавилонскую державу194.
193 См.: В 182 — здесь на основании постепенного сокращения количества
трехъязычных печатей (все печати Дария были трехъязычными, только одна — у Ксеркса и ни
одной — у последующих правителей) доказывается, что в течение V в. до н. э. месопотамское
культурное влияние на Ахеменидов сошло на нет. Против этого необходимо выдвинуть тот
аргумент, что в монументальных надписях по-прежнему использовались все три языка.
194 Новые данные, появившиеся благодаря статуе (относящейся, вероятно, к середине
ТК в. до н. э.), обнаруженной в Телль-Фехерийе в Сирии, усиливают точку зрения,
согласно которой происхождение имперского варианта арамейского языка (так называемый
имперский арамейский) следует связывать с разговорным диалектом последнего,
бытовавшим в Ассирии приблизительно в конце существования Ассирийской державы; сделанные
на нем надписи имеют такие особенности, которые неизвестны в этот ранний период в
других вариантах, но которые идентичны для имперского и библейского арамейского (В 495:
139).

Глава 3b
И. Эфаль
СИРИЯ-ПАЛЕСТИНА
ПОД ВЛАСТЬЮ АХЕМЕНИДОВ
I. Введение
В 539 г. до н. э. Кир победил Набонида, последнего царя Вавилонии; в
результате Сирия—Палестина оказалась в руках персидских царей и в
истории этой страны начался более чем двухсотлетний период
персидского владычества. Насколько нам известно, Кир не дал в этом регионе ни
одной битвы, при том что владычество его над Сирией, как и над
Вавилонией, устанавливалось отнюдь не постепенно1. Принимая во внимание тот
путь, каким обычно происходит замена одной имперской власти на
другую — одно решающее сражение (иногда две или три битвы), после чего
прежняя административная система остается нетронутой, и лишь сами
бразды правления переходят в иные руки, — разумно предположить, что
основной задачей Кира было обеспечение окончательной победы над
Набонидом в Вавилоне (где персидский царь, несомненно, пользовался
значительной поддержкой местного населения). Успех этого предприятия
превратил Кира в хозяина огромной территории, которая под властью
Халдейской династии простиралась «от Газы на границе с Египтом [и]
Верхним (т. е. Средиземным) морем, а за Евфратом — до Нижнего моря
(т. е. до Персидского залива)»2. Вплоть до 525 г. до н. э. Палестина
оставалась самой дальней страной в пределах персидского господства; за Синаем
лежал Египет. Впрочем, в результате завоевания в том году Египта Кам-
бисом3 весь регион к западу от Евфрата приобрел в условиях Персидской
державы уникальное геополитическое значение, которое должно было
еще более возрасти к моменту, когда набрало силу противостояние
между персами и греками. Сирия—Палестина превратилась теперь в
жизненно важный мост — как сухопутный, так и морской, — который должен
1 Ср.: В 267: 84-87.
2 В 302: 220, Набонид, № 1.1.39-42; ср.: Nab. Kfi 1.42-44; Nab. Н^А&В Ш.18-20 (В 270:
48, 52, 64).
3 Полибий (XVI.22a) восхваляет героизм защитников Газы: в то время как все города
сдались на милость персов (не Камбиса!), Газа сложила оружие только после осады. Эта
информация не подтверждается ни одним другим источником.

Карта 5. Сирия—Палестина

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 179
был обеспечивать персидское господство в Египте и помогать в борьбе с
Грецией, в ходе которой многое решалось как раз на море.
Зона, простиравшаяся от Евфрата до южной Палестины, в
восточных источниках персидского времени обозначается территориальным
термином Заречье (аккадское еЫг пап, арамейское Cabar naham/naharäh,
древнееврейское ceber hannähär), месопотамским по происхождению.
Этот термин встречается также в «Вавилонской хронике» раннего
халдейского периода (царствование Набопаласара и первых лет правления
Навуходоносора), а также — уже в ассирийских надписях, датируемых
концом VTQ—VII в. до н. э.4. Для греческих источников общепринятыми
обозначениями были «Сирия», «Келесирия», а также «Сирия и
Палестина»5. В персидском (как и в эламском) языке нет специального названия
для Сирии—Палестины; когда писцы, работавшие на этих языках,
должны были упомянуть «людей Заречья», они прибегали к термину
«ассирийцы» (древнеперсидское Авипуа; эламское As-su-ra-apf.
В соответствии с планом данного тома, в этой главе будет
представлен обзор истории региона в общем контексте Ахеменидской
державы — с точки зрения имперских властей. Детальный обзор внутреннего
развития провинции Иудея и ее соседей в персидский период будет дан
вт. VI.
История Сирии—Палестины этого периода чрезвычайно трудна для
реконструкции, прежде всего из-за недостатка информации, касающейся
этого региона, в сравнении с предьщущим, ассирийским, периодом и в
еще большей степени — в сравнении с последующей, эллинистической,
эпохой. Кроме того, даже те немногие данные, которыми мы
располагаем, распределены неравномерно, как в территориальном, так и в
хронологическом отношениях: персидские царские надписи не дают почти
никаких сведений об интересующем нас регионе; когда греческие
историки описывают персидские контакты с материковыми, малоазийскими
и островными эллинами, то все их упоминания о Сирии—Палестине
касаются исключительно прибрежной полосы; наконец, относящийся к
нашей теме библейский материал связан главным образом с Иудеей,
хотя косвенно затрагивает и ее соседей времени первого поколения после
4 Ср.: В 320: 116; CAD е, 8.
5 В смысле территориального охвата эти три термина были идентичны в источниках
до периода эллинизма; см.: В 507. О происхождении названия Сирии из названия Ассирии
см.: В 505.
6 Ср. трехъязычную надпись (на персидском, эламском и вавилонском) из дворца Да-
рия в Сузах (DSf; о различных версиях этого текста см.: В ПО: 143; В 96: 3; В 175: 8). Тот
факт, что надпись упоминает горы Ливан как место, откуда в Сузы поступает древесина
кедра, показывает, что Заречье в вавилонской версии — первичный географический
термин, тогда как обозначение «ассир<ийцы>» в персидском и эламском вариантах является
вторичным, само существование которого объясняется отсутствием в этих языках
специального термина для рассматриваемого региона. Поэтому вызывает сомнение, можно ли
на основании близости понятий «Авдига» (Ассирия) и «Bäbirus» (Вавилон) в надписях Да-
рия I и в одной из надписей Ксеркса (XPh) сделать какие-либо выводы, касающиеся
административной связи между Заречьем и Вавилонией.

180
Часть первая
восстановления Храма (ок. 538—516 гг. до н. э.), а также времени Ездры
и Неемии (втор. пол. V в. до н. э.) (если точнее — периода примерно с 457
по 432 г. до н. э., когда под руководством Неемии (еврейского
наместника Иудеи под властью персов и автора одноименной книги Библии) и
его соратника Ездры (религиозного иудея, по поручению Артаксеркса I
выведшего евреев из вавилонского плена, автора одноименной книги
Библии) были восстановлены и укреплены городские стены Иерусалима;
в 1-й Книге Ездры описываются оба упомянутых этапа, в Книге Неемии —
только второй. —A3.). Также и археологические исследования с их
эпиграфическими и вещественными находками до сих пор сосредоточены в
Палестине и — в меньшей степени — в Финикии. В исторической
картине, воссоздаваемой на основе этих материалов, наибольшая часть Сирии
(вплоть до Евфрата) окутана почти непроницаемой пеленой в течение
всего рассматриваемого в данной главе периода (можно сказать, что
начало этих «темных веков» приходится на время окончательной
ассирийской оккупации Сирии во второй половине УШ в. до н. э.); мы
располагаем лишь некоторыми базовыми знаниями о Финикии и ее
городах-государствах; в то же время события, происходившие в Иудее и в соседних
областях, документированы относительно хорошо. Нужно сказать, что
при таких условиях наши представления о политической и военной
истории региона, основанные на доступных письменных источниках,
неизбежно оказываются ограниченными. И всё же пестрая информация,
которая может быть извлечена из эпиграфических находок в Палестине,
Финикии, Вавилонии и Египте, а также из Библии, проясняет наш взгляд
на имперскую администрацию и на положение этнических и
демографических групп в персидский период; многие детали, обсуждаемые в
данной главе, могут, несомненно, быть приложены и к другим частям
Персидской державы.
II. Основные контуры
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
К тому времени, когда Заречье оказалось под властью Кира, вся
западная часть Плодородного полумесяца (так назьвзается регион,
протянувшийся полумесяцем и включающий территории современного Ирака,
юго-восточной части Турции, Сирии, Палестины — то есть север
Аравийского полуострова, в котором в зимние месяцы наблюдается
повышенное количество осадков, — а также Египет; регион имеет выпуклую форму
и ограничивает внутриаравийские пустыни Саудовской Аравии, Ирака,
частично Сирии; Плодородный полумесяц считается родиной
земледелия и скотоводства. —A3.) уже входила в систему имперского
управления. Процесс этого вхождения занял более полутора сотен лет.
Действительно, Сирия и северная Палестина (Царство Израиль) уже со второй
половины VTH в. до н. э. были включены в ассирийскую провинциальную

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 181
систему. Небольшие государства южной Палестины (Иудея и филистим-
лянские царства, такие как Газа, Аскалон, Азот [= Атттдод] и Аккарон),
а также Трансиордания (Моав и Амон), до самого конца VII в. до н. э.
сохраняли определенную свободу, обладая статусом вассально-зависимых
политических единиц. Однако при Навуходоносоре они были
ликвидированы в этом качестве и включены в состав халдейских провинций (о
падении царства Едом [Идумея] нет никаких письменных источников, но
это должно было случиться в вавилонский период). И лишь в Финикии
в течение всего персидского периода продолжали существовать города-
государства. Это были Тир, Сидон, Библ и Арвад. То, что в регионе в
данную эпоху не было значительных восстаний, вполне можно объяснить
этими специфическими политическими условиями, а именно
отсутствием устойчивых политических структур или вполне укрепившихся
местных правящих элит. В самом деле, единственное неоспоримое
свидетельство о враждебности местного населения происходит из Финикии
времен последнего поколения, заставшего персидское владычество. При
таких обстоятельствах представляется, что произошедшие в Финикии и
Палестине в течение персидского периода военные и политические
события, о которых нам известно (как уже было сказано, мы не обладаем
информацией о других частях Сирии и Трансиордании), являются
отражением внешних явлений, более широких по своему масштабу, чьи
корни лежат скорее в Египте, нежели в независимых предприятиях каких-
то местных элементов.
Относящиеся к Дарию I источники — в частности, «Бехистунская
надпись», — в которых сообщается о восстаниях и серьезных беспорядках в
начале правления этого царя (522 г. до н. э.) в разных частях империи
(включая Вавилонию, Персию, Мидию, Элам и Египет), не дают никаких
свидетельств о волнениях в Заречье. Что касается Иудеи, то здесь,
конечно, можно заметить отголоски мессианских упований,
сконцентрированных на фигуре Зоровавеля, сына Салафиилова, в пророчестве Аггея
(2: 20—23), прозвучавшем зимой второго года правления Дария (521 г.
до н. э.7), как раз в то время, когда этот отпрыск Дома Давидова (т. е. Зо-
ровавель) служил наместником Иудеи. Впрочем, этим надеждам так и
не суждено было сбыться. Высказывается предположение, что
исчезновение Зоровавеля с исторической сцены после 521 г. до н. э. объясняется
низложением его персидским правительством, обеспокоенным тем, чтобы
власть, вверенная представителю местной династии, не возбудила
беспорядков, как то случалось в других областях державы.
В 487—486 гг. до н. э., незадолго до смерти Дария, восстал Египет,
который был усмирен лишь через два года Ксерксом, преемником Дария.
Вскоре после этого Вавилония также подняла мятеж, сначала под
предводительством Бел-шиманни, а затем под руководством Шамаш-эрибы.
Ксеркс, занятый интенсивной подготовкой к своему грандиозному похо-
7 А не в 520-й, как обычно принято считать. О методе исчисления точной даты см.:
В 478.

182
Часть первая
ду против Греции, подавил восстание с оружием в руках, разрушил
Вавилон и упразднил его особый статус имперского центра. В 1-й Книге Езд-
ры (4: 6) мы находим краткое высказывание о том, что «в царствование
Ахашвероша (т. е. Ксеркса), в начале царствования его, [враги Иуды и
Вениамина] написали обвинение на жителей Иудеи и Иерусалима». В
этом письме, вероятно, обращалось внимание царя на бунтарский
характер последних (сравните с письмом, адресованным Артаксерксу в связи
с восстановлением стен Иерусалима. — / Книга Ездры. 4:12—16).
Существует мнение, согласно которому пассаж в Книге Неемии (1: 2—3),
касающийся разрушенной стены Иерусалима и тех «уцелевших иудеев,
которые остались от плена», а также и некоторые другие пассажи намекают на
антиперсидскую деятельность в Иудее в эти критические годы,
деятельность, которая подталкивала власти к жестким действиям, по
возможности с привлечением готовых к сотрудничеству соседей Иудеи8. Впрочем,
это мнение вряд ли можно признать логичным, хотя бы по той причине,
что обсуждаемый библейский отрывок, кажется, связан с
происшествием, более близким по времени к прибытию Неемии в Иерусалим.
Сохранившиеся источники ничего не сообщают о том, как повлияли на
Заречье другие важные события, происходившие в Персидской державе и
прежде всего — провал грандиозного похода Ксеркса против Греции, во
время которого финикийские корабли сыграли столь большую роль (см.
ниже).
Источники свидетельствуют об использовании финикийских
кораблей в дальнейшей борьбе с Афинами: в битве при Евримедонте (Фуки-
дид. 1.100.1), во время афинской операции в Египте (М—L 34), а также в
последнем походе Кимона на Кипр в 450 г. до н. э., когда афиняне
сражались на стороне кипрского Саламина против финикийцев, киприотов и
киликийцев (Фукидид. 1.112.4). Важность финикийского флота для
персов очевидна также из надписи на саркофаге Эшмуназара П, царя Сидо-
на. В этой надписи сообщается о том, что к Сидону были присоединены
«Дор и Иоппа, хлебные области, великолепные, лежащие в Саронских
полях [совр. долина Шарона]» и полученные Эшмуназаром от царя
Персии («Владыки Царей») в награду за «важные деяния, что я свершил»
(KAI 14.18—20). Относительно точных дат правления Эшмуназара Π
мнения разделились. Согласно тем исследователям, которые относят его
примерно к середине V в. до н. э., надпись имеет отношение к упомянутым
выше событиям 60-х годов этого века. С другой стороны, если датировать
его правление несколькими более ранними десятилетиями, тогда ссылка
на «важные деяния» заставляет вспомнить об особой роли сидонского
флота в греческой кампании Ксеркса (в 480 г. до н. э.); ср.: Геродот. VII.
96, 99; VIT! 679.
Существует свидетельство, недвусмысленно указывающее на то, что
интересующий нас регион имел возможность испытать на себе, что такое
8 В 498.
9 Об установлении времени правления Эшмуназара Π см.: В 485; В 499.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 183
афинская имперская политика. В надгробном памятнике афинянам из
филы Эрехтеиды, павшим в первый год египетской экспедиции (460 или
459 г. до н. э.), называются конкретно те места, где именно они погибли:
Кипр, Египет и Финикия (М—L 33 (мраморная стела из Афин, ныне
хранится в Лувре. — А.З.)). Из этой надписи можно узнать лишь то, что
стычка имела место при высадке афинян на берег во время морского
перехода от Кипра к Египту (было бы слишком неосторожно, исходя из
одного лишь порядка, в каком перечислены места гибели [«на Кипре, в
Египте, в Финикии»], полагать, что речь идет о каком-то набеге,
предпринятом афинянами на палестинское побережье уже из Египта. Более
основательные выводы были сделаны из, казалось бы, менее важного
свидетельства. Кратер — греческий писатель, составивший в начале Ш в.
до н. э. сборник постановлений афинского народного собрания, —
упоминает город Дор (Δώρος) под рубрикой «Карийская дань» («Καρικός φόρος»)
(FGrH 342 Fl). Вряд ли можно сомневаться, что это — указание на
афинский даннический список. Более того, существуют основания для
отнесения данного свидетельства к акту перераспределения союзнической
дани, осуществленному в 454 г. до н. э.10. Карийский Дор не известен по
другим источникам, и некоторые авторы идентифицируют этот город с
портом Дором на юге кармельского побережья, исходя из допущения,
что он сослужил афинскому флоту важную службу в качестве стоянки
на пути в Египет во время похода на помощь Инару (и, быть может, Амир-
тею), а также в период временного пребывания здесь флота. Впрочем,
эта гипотеза, основанная лишь на топонимической схожести, порождает
новые трудности и должна быть, судя по всему, отвергнута, поскольку
подразумевает слишком далеко идущий вывод о том, что афиняне
удерживали в течение нескольких лет некий опорный пункт, расположенный
весьма далеко на палестинском побережье, во враждебном регионе,
находившемся к тому же под бесспорным персидским контролем и в близком
соседстве с основными базами финикийских флотов.
Каллиев мир (449 г. до н. э.), лишивший афинян права на активные
действия в Восточном Средиземноморье, был официальным актом,
который, несомненно, облегчал персидское правление Египтом, Кипром и
Заречьем.
Намеки на напряженность в Палестине в царствование
Артаксеркса I — но до прибытия Неемии в Иудею (т. е. между 464 и 445 гг. до н. э.),
могут содержаться в 1-й Книге Ездры (4: 7—23), где речь идет об
обвинительном письме, написанном советником Рехумом и писцом Шимшаем,
а также «прочими товарищами их», которые живут в Самарии «и в иных
[городах] заречных»; это письмо побуждало персидские власти
прекратить строительство стены, «применив силу и власть»:
(11) <...> «Царю Артаксерксу — рабы твои, люди, [живущие] за рекою», и прочее. (12)
«Да будет известно царю, что иудеи, которые вышли от тебя, пришли к нам в Иеру-
10 С 43,1: 203-204, 483, 496; С 43, Ш: 9-11, 174-177, 260-262; В 487; А 38: 420-421.

184
Часть первая
салим, строят [этот] мятежный и негодный город, и стены делают, и основания [их
уже] исправили. (13) Да будет же известно царю, что если этот город будет построен и
стены восстановлены, то [ни] подати, [ни] налога, ни пошлины не будут давать, и
царской казне будет нанесен ущерб. (14) Так как мы едим соль от дворца царского, и
ущерб для царя не можем видеть, поэтому мы посылаем донесение к царю: (15) Пусть
поищут в памятной книге отцов твоих, и найдешь в книге памятной, и узнаешь, что
город сей — город мятежный и вредный для царей и областей, и [что] отпадения
бывали в нем издавна, за что город сей и опустошен. (16) Посему мы уведомляем царя,
что если город сей будет достроен и стены его доделаны, то после этого не будет у
тебя владения за рекою».
Надо полагать, что некоторые пассажи из Книги Неемии (1: 2—3; 2: 3,
17) относятся к событиям того же периода11.
Во второй половине персидской эпохи, особенно во время правления
Артаксеркса Π (404—358 гг. до н. э.), внутренние восстания и
внешнеполитическая борьба ослабили державу. Определлющими факторами для
Заречья в этот период являлись независимость Египта (404—342 гг. до н. э.,
от XXVTH по XXX династии), а также расширение сферы его влияния и
военного могущества в Палестине и Финикии, с одной стороны, и
тщетные попытки персов вновь подчинить Египет — с другой.
Более полный рассказ об этих событиях мы оставим для т. VI, но
некоторые моменты, важные для понимания основных исторических
тенденций в регионе, отметим уже здесь. Когда в 401 г. до н. э. Кир Младший
отправился со своим отрядом на завоевание персидского трона, его
маршрут — от Сирийских Ворот в Аманских горах до Тапсака, где он пересек
Евфрат — пролег рядом с дворцом и «парадисом» Велесия (= Белшуну,
Бел-суну), своего рода «экс-наместника Сирии» (по поводу этого титула
см. ниже, п. IV данной главы), которые он разрушил (Ксенофонт.
Анабасис. 1.4.10); остается загадкой, почему огромная армия Аброкома (новый
сатрап? его титул не идентифицируется по источникам12), персидского
командующего в Финикии, не сыграла никакой серьезной роли во время
этой кампании13.
Когда на исходе V в. до н. э. Египет наконец-то сверг персидское ярмо,
он немедленно обратил внимание на Азию. В самом деле, может
сложиться впечатление, что египтяне взяли под контроль всю полосу
Средиземноморского побережья Палестины и Финикии довольно быстро. Этот
вывод напрашивается исходя из рассказа Диодора (XV.2.3—4) о
заключенном во время антиперсидского восстания альянсе между Евагором,
царем кипрского Саламина, и фараоном Ахорисом (393—380 гг. до н. э.),
чьим именем Евагор захватил Тир и другие финикийские города, а
также исходя из надписей фараона Неферита I (399—393 гг. до н. э.),
найденных в Гезере, и надписей Ахориса, обнаруженных в Акре и Сидоне14.
п В 155, 313.
12 О предположении, что Аброком был новым сатрапом Сирии, см.: В 490: 311—317
[155-161].
13 О гипотезах насчет роли войск Аброкома см.: В 155: 373; В 824: 76—77.
14 В 870: 374, 382, 384.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 185
Однако в 373 г. до н. э. мы находим Акру вновь под персидским
правлением в качестве основной базы для атаки на Египет под командованием
персидского полководца Фарнабаза (Диодор. XV.41.3; [Демосфен.] 52.20).
Дальнейшее наступление на Финикию было осуществлено фараоном Та-
хосом в 361 г. до н. э. (Диодор. XV.92.3—5).
При Артаксерксе Ш (359—338 гг. до н. э.) в Финикии вспыхнуло
массовое восстание, что в свете событий в Египте не вызывает удивления.
Согласно Диод ору (XVI.40—45), непосредственной причиной мятежа
было дерзкое поведение некоторых высокопоставленных персидских
официальных лиц по отношению к собравшимся в Триполисе
финикийским делегатам, уроженцам Арвада, Сидона и Тира. Восстание
возглавил Теннес, царь Сидона, так что благодаря сидонским богатствам
бунтари были обеспечены наемниками, кораблями, снаряжением и
провизией — всем необходимым для ведения вооруженной борьбы. Повстанцы
разрушили «царский парадис», подожгли зернохранилища с фуражом
для персидской кавалерии и отомстили персам, оскорбившим
финикийских делегатов. Артаксеркс лично принял участие в решающей битве.
Теннес предал общее дело, а запершиеся в осажденном городе сидоняне
подожгли его, обрекая на гибель и самих себя, и свои семьи. Согласно
Диодору, в Сидоне погибло 40 тыс. человек, при этом Великий Царь
продал охотникам за сокровищами право на поиски среди руин
расплавившегося золота и серебра, а сам отправился на новое покорение
Египта15. Нет никаких сомнений, что сага о гибели этого города страдает
явными преувеличениями, поскольку в сообщениях о действиях Александра
Македонского в Финикии в 322 г. до н. э. Сидон упоминается как
крупный город (Арриан. Анабасис. П. 15.6, 20.1; Курций. IV. 1.15 слл.).
В соответствии с сообщениями поздних авторов (Евсевий, Солин,
Георгий Синкелл; ср. также свидетельство Иосифа Флавия в его
сочинении Против Апиона. 1.194, где он цитирует Гекатея Абдерского) о том, что
Артаксеркс Ш, прилагавший усилия вернуть Египет под персидский
контроль, сослал склонных к мятежу евреев: некоторых — в Гирканию,
область близ Каспийского моря, остальных — в Вавилонию; своей власти он
подчинил и Иерихон. Все эти свидетельства могли иметь отношение к
восстанию Теннеса. Если это так, тогда они говорят нам кое-что о его
масштабах16.
Военно-политический маятник, раскачивавшийся над регионом
последние шесть десятилетий, исследованных нами выше, не мог не
сказаться на типе человеческого общежития в Палестине и Финикии; это дает
базу для интерпретации характерных археологических феноменов. Так,
слои разрушения во многих городах вдоль Средиземноморского
побережья и на прибрежной палестинской равнине, датируемые в основном
15 Вавилонская хроника ABC 19 сообщает о прибытии сидонских пленников в
Вавилонию, очевидно, в октябре 345 г. до н. э., но есть определенные сомнения относительно года;
см. работу Соллбергера в: В 479.
16 Ср.: В 511,1: 43; В 511, П: 421-422.

186
Часть первая
400—380 гг. до н. э., могут быть связаны с персидско-египетской борьбой
за гегемонию над этой территорией в означенные годы17. Подобным
образом и те разрушения, которые очевидны в таких археологических местах,
как Хазор, Мегиддо, Атлит, Лахиш и Иерихон, были ассоциированы с
персидской реакцией на восстание Теннеса18. Впрочем, поскольку для
воссоздания полной картины этой бурной главы в истории Палестины
недостает адекватных деталей, мы не можем с точностью определить те
условия, что привели к этим разрушениям, как не можем идентифицировать
тех, кто способствовал катастрофе.
Заключительный этап персидского правления в Заречье отличается
от первого этапа высочайшим накалом вооруженных столкновений.
Хотя правители Арвада и Библа сдались Александру сразу по его
прибытии, а народ Сидона встретил македонского царя с распростертыми
объятиями, Тир отказал ему в праве войти в город и держал оборону семь
месяцев. Противоборство с Тиром сопровождалось
военно-политическими акциями и в других частях страны: Парменион воевал с «сирийцами»
(к северу от Дамаска?), не желавшими признавать власть македонян, а
Александр овладел [платообразным горным массивом] Антиливаном,
проведя войну против его «арабских» обитателей (Курций. IV. 1.5; Арри-
ан. Анабасис. П.20.4). Иосиф Флавий сообщает, что в это время
самаритяне (т. е. жители области Самария) покорились Александру, а их
предводитель Санаваллат (Ш) во время осады Тира отрядил ему 8 тыс. человек в
качестве вспомогательных войск. С другой стороны, призыв Александра
к евреям предоставить военную помощь и съестные припасы для его
армии был отвергнут первосвященником, заявившим, что, пока Дарий жив,
евреи не нарушат принесенную ему клятву верности (Иудейские
древности. XI.8.3, 317-321).
К тому времени, когда Александр покинул Тир, он уже держал под
контролем «всё остальное, что известно в Сирии и Палестине» (Арриан.
Анабасис. П.25.4). Единственным городом, который продолжал
сопротивляться, была Газа. Обороной руководил (набатейский?) евнух по имени
Батис, располагавший «арабскими» наемниками и запасами провианта,
достаточными для длительной осады. После двухмесячной осады Газа
была взята штурмом. Все защитники города пали в бою, женщины и дети —
проданы в рабство, а сам город — заселен людьми из соседних
(бедуинских?) племен. Следует отметить, что противостояние Тира и Газы
Александру, отсрочившее его окончательную победу над персидским царем и
потребовавшее от него многих усилий, было обусловлено скорее
усилиями каких-то местных группировок (причины такого поведения
неизвестны и по их поводу можно только строить предположения), нежели
военно-политической мощью Персии, Создается ощущение, что к этому
времени персидское правление в Сирии—Палестине носило по большей
части номинальный характер.
17 В 510: 245; и в деталях: В 509.
18 В 474; см., однако, еще и: В 510: 255.

Глава 3 b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 187
III. Демография и персидская политика
в ОТНОШЕНИИ ЭТНИЧЕСКИХ ГРУПП
Административную и территориальную структуру Заречья при
персидском господстве задавали два главнейших фактора: (1) большое
количество этнических и национальных групп, взаимоотношения с которыми
персидские власти неизбежно варьировали по форме; (2) учет персами
интересов местных группировок ради повышения эффективности
административного управления. Официальное признание этнонациональных
единиц (в отличие от единиц политико-территориальньгх) в качестве
важной составляющей державной политики и административной
практики — нечто новое в истории Сирии—Палестины — впервые проявилось
при персах и должно было возродиться в последующие периоды. Большей
частью это стало возможным благодаря тому, что часть местных
политических организмов была разрушена ассирийцами и вавилонянами, а
также потому, что персидские власти стремились основать свой режим в
многонациональной империи с опорой на иные институции (отличные от
действовавших территориальных политических единиц. —А.З.),
сложившиеся еще до прихода персов.
Среди наименований национальных групп в Заречье мы находим
несколько обобщающих терминов: «сирийцы», «финикийцы» и «арабы».
Первые два — производные от названий территорий. Наиболее широкое из
них, «сирийцы» (не фигурирует ни в древнееврейских, ни в арамейских
текстах), употребляется в греческих источниках для идентификации
населения, жившего преимущественно в Заречье (иногда встречаются
ссылки на такие подгруппы, как «сирийцы Палестины». — Геродот. П. 104;
VII.89), но и далеко за пределами этой территории: в северном Синае,
с одной стороны, и на левом берегу Евфрата и в Каппадокии в Малой
Азии — с другой19. Термин «финикийцы», который также встречается
лишь в греческих источниках, обозначает жителей прибрежного региона
Ливана и северной Палестины — жителей Арвада, Библа, Сидона и
Тира. Что касается «арабов», то этот термин представляет собой всего лишь
самое общее именование, использовавшееся с середины IX в. до н. э. для
обозначения «бедуинских» групп, живших на периферии Плодородного
полумесяца. Среди «арабов» Сирии—Палестины в персидский период
мы находим кедаритов (ср. надпись «Каина, сына Гешема, царя Кедара»
из Телль-эль-Масхута, V в. до н. э.);20 некоторые из них были очевидно
«[арабскими] набатеями», впервые упомянутыми у Диодора (XIX. 94—100)
в связи с событиями 312 г. до н. э. и хорошо известными начиная с
эллинистического периода в Трансиордании, южной Палестине и северном
Синае. «Арабы» Антиливана, упомянутые как объект одной из операций Алек-
19 О сирийцах северного Синая см., напр.: Геродот. Ш.5; о сирийцах левого берега
Евфрата: Арриан. Анабасис. Ш.8.6; о сирийцах Каппадокии: Геродот. 1.72, 76; П. 104; Ш.90;
V.49, Vn.72.
20 См.: Том иллюстраций: ил. 93; В 875; TSSITL· № 25.

188
Часть первая
сандра (Арриан. Анабасис. П.20.4), могут быть с большой вероятностью
идентифицированы с итуреями, которые фигурируют в классических
источниках по этому региону начиная с конца Π в. до н. э.; они известны
также по Библии [Книга Бытия. 25: 15; / Паралипоменон. 5: 19). (Итуреи —
бедуинский арабский народ, занимавший Бека-Валли в Ливане; название
связывают с именем их прародителя — Иетура, сына Измаила. —A3.)
Названия конкретных этнических групп встречаются в Книге Неемии:
помимо евреев, для середины 5-го столетия мы обнаруживаем здесь ти-
рийцев, сидонян, азотян, амонитян и моавитян. Для истории
Палестины персидской эпохи первостепенным является вопрос об этническом
составе населения Самарии. Согласно одной из существующих версий,
область в основном была населена потомками ее первоначальных
обитателей, проживавших здесь еще до разрушения Израильского царства
ассирийскими царями Тиглатпаласаром Ш и Саргоном, и лишь
сравнительно небольшая группа, главным образом из числа правящего класса,
происходила от тех чужеземных изгнанников, которые были
депортированы в Самарию в ассирийский период21.
Согласно альтернативной точке зрения, большая часть населения
состояла как раз из потомков этих переселенцев. По сути, этот вопрос
необходимо было бы расширить до рамок всей Сирии—Палестины.
Ассирийская практика массовых депортаций (фактически продолженная в
Вавилонской державе, хотя здесь она была основана на иных принципах и
носила более ограниченные масштабы) оказала влияние на этнодемогра-
фическую ситуацию во всем регионе;22 количественная оценка тех
изменений, к которым привела эта практика, обладает решающим значением
при определении этнического состава населения Сирии—Палестины в
следующий, эллинистический, период — то есть в ту эпоху, с которой наши
знания об этом регионе вновь начинают расширяться.
Не вызывает сомнений, что род Санаваллата, из которого с середины
V в. до н. э. и до конца персидского господства назначались наместники
Самарии, поклонялся Яхве так же, как и евреи в Иудее. Впрочем, авторы
обвинительного письма к Артаксерксу, целью которого было
предотвратить восстановление стен Иерусалима, называли себя «арехьянами,
вавилонянами, сусанцами (т. е. выходцами из Суз), датами, еламитянами и
прочими народами, которых переселил Аснафар (= Ашшурбанапал),
великий и славный, и поселил в городах Самарийских и в прочих [городах]
за рекою» (7 Книга Ездры. 4: 9—10), чем прямо подчеркивали свое
отличие от Иудеи и ее народа. Ясно, далее, что в Самарии существовала
какая-то этно-религиозная стратификация общества, о деталях которой
нам ничего не известно.
В вопросе об этническом составе населения и по некоторым другим
смежным темам определенные результаты дает исследование личных
21 О депортациях из царства Израиль см.: 4 Царств. 15: 29; 17: 6; 7 Паралипоменон. 5:
б, 26; ΑΝΕΤ 283-285.
22 О депортациях в провинцию Самария см.: 4 Царств. 17: 2; 7 Книга Ездры. 4: 2, 9;
ΑΝΕΤ284, 286. Об ассирийской политике депортаций см.: В 310; о некоторых характерных
чертах вавилонской переселенческой практики см.: В 267.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 189
имен, в особенности — анализ их теофорных компонентов. Так, например,
арабские и идумейские имена на многочисленных остраконах 4-го
столетия, обнаруженных в Беершебе и в Араде23, свидетельствуют о
проникновении из Трансиордании в южную Палестину некой группы населения,
которая в период раннего эллинизма составляла, судя по всему,
большинство жителей епархии Идумея. Теперь хорошо известно, что папирусы и
оттиски с печатей из Вади Далиех (датируемые 375/365—335 гг. до н. э.)
содержат имена с теофорными элементами, которые подтверждают
идумейское (Кос), моавитское (Хемош), арамейское (Сахар), вавилонское
(Син, Набу) и еврейское (YHW) происхождение этих имен;24 впрочем,
пока имена не опубликованы полностью и пока неизвестной остается
статистическая частотность их элементов, было бы преждевременно делать
однозначные выводы, касающиеся этнического состава населения
Самарии.
Хотя понятно, что между провинциальными административными
единицами в Заречье и территориями, принадлежавшими отдельным
этническим объединениям, существовала взаимосвязь общего характера,
следует подчеркнуть, что в персидскую эпоху указанные две формы
организации не всегда совпадали пространственно. Это объясняется тем, что
границы между этническими группами, хотя и были довольно зыбкими, в
целом менялись медленно и постепенно, в то время как
административная единица могла быть расширена или сжата в короткое время,
требуемое для издания правительственного декрета. Так, например, из Книги
Неемии можно заключить, что в середине V в. до н. э. между Хевроном и
Беершебой существовали еврейские поселения (П: 25—30), при этом
еврейское население к югу от пограничной линии Текоа—Бет-Цур—Кейлах,
в южной части Иудейских холмов, в персидскую эпоху находилось на
стадии упадка и сокращалось. В результате этой прогрессирующей
депопуляции Идумея — район к юго-западу от упомянутой выше пограничной
линии — приобрела к IV в. до н. э. стабильный, в этнодемографическом
смысле, характер.
Подобным образом из «Перилла» Псевдо-Скилака следует, что
около середины 4-го столетия25 финикийцы занимали всё побережье к югу
от реки Тапсак (= Оронт)26 в северной Сирии и до Аскалона в южной
Палестине. Сопоставление информации, извлекаемой из этого источника,
с тем, что сообщает знаменитая надпись Эшмуназара, царя Сидона,
может кое-кого подтолкнуть к выводу о том, что в течение столетия,
предшествовавшего составлению «Перилла», один из финикийских городов-
государств уже распространил свое господство на юг, от Иоппы [ныне —
23 В 502-504.
24 В 480, прежде всего с. 52.
25 Об этом источнике см.: В 486: 185-210; В 490: 356-358 [200-229].
26 Название этой реки не отражает никаких географических связей с северосирийским
городом Тапсаком, близ которого Кир Младший и Александр Великий пересекли Евфрат.
Западносемитский топоним «tipsah» происходит от корня «psh», 'пересекать, проходить', и
означает брод или место для переправы; ср.: В 491: 286—288. Следовательно, это вполне
могло быть названием для многих мест, в том числе и устья Оронта.

190
Часть первая
Яффа] до Аскалона. Однако картина, нарисованная Псевдо-Скилаком,
иная; мы обнаруживаем здесь тирские и сидонские поселения
вперемежку вдоль прибрежного региона к югу от собственно Финикии: Адар (= Ат-
лит?), Дор и Иоппа были населены сидонянами (как мы знаем, Дор и
Иоппа упоминаются также в надписи Эшмуназара); Крокодилополис и
Аскалон — тирийцами. Поэтому очевидно, что здесь не было сложного
подразделения среди довольно многочисленных, небольших
территориально-политических единиц;27 скорее, здесь присутствовала колониальная
модель — возможно, она предполагала одни только кварталы или эмпо-
рии, — при которой тирийские и сидонские колонии возникали
вперемежку, в зависимости от потребностей прибрежного судоходства и
торговли. Если принять этот подход, тогда «Перипл» невозможно
рассматривать как источник сведений по административно-территориальной
организации прибрежного региона; он отражает лишь некий порядок — не
предполагающий никаких демаркационных линий, — на основании
которого тирийцы и сидоняне извлекали выгоду из предоставленных им
(экстерриториальных) экономических привилегий28.
Наша информация о политике персидских властей по отношению к
народу сатрапии Заречье касается в основном евреев и области Иудея и
датируется по большей части временем до середины V в. до н. э. (в силу
характера доступных источников). Однако, поскольку наличие у евреев каких-то
особых преимуществ и льгот кажется почти невероятным, остается
предположить, что другие этнонациональные группы находились здесь в
точно таких же условиях.
Указ Кира [о восстановлении в Иерусалиме разрушенного Храма] (в
обоих версиях этого документа. — 1 Книга Ездры. 1: 2—4; 6: 3—δ)29 и
библейские сообщения о нескольких волнах возвращения евреев, начиная с
момента издания указа и до направления Ездры в Иерусалим во времена
Артаксеркса I, свидетельствуют, что в течение приблизительно 80 лет
Кир и его преемники сохраняли политику репатриации. Вавилонские
официальные документы, открытые в Нейрабе в северной Сирии —
самые поздние из них датированы началом правления Дария I, —
предполагают, что членам других этнических групп, таким, например, как ней-
рабианцы, также было позволено вернуться домой с мест изгнания30.
27 Территориальная модель предстанет еще более сложной, если провинцию Азот
[Ашдод] поместить к северу от Аскалона.
28 В этой связи ср. термин «käru{m)» в новоассирийских документах, в особенности в
тех, что связаны с финикийцами и с палестинским побережьем (такими как: NL 12; ABL
992; В 241: 108 Ш 18-30). Ср. также: В 483: 101-102, примеч. 339-340.
29 О проблеме исторической аутентичности этого документа см.: В 477.
30 В 267: 84—90. Недавно в Телль-Тавилане, южная Трансиордания (Идом), был
открыт правовой документ, составленный в Харране «в год вступления на престол Дария,
Царя Стран»; см.: В 383. Из царского титула понятно, что документ следует датировать
царствованием или Дария Π (423 г. до н. э.), или Дария Ш (335 г. до н. э.). Соответственно
любая попытка сделать выводы из этой информации относительно политики реставрации
в первые поколения персидского правления будет чрезвычайно сомнительной. Более
вероятно, что документ подтверждает мобильность внутри империи в первой половине
персидского периода.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 191
Восстановление Храма в Иерусалиме и возобновление
жертвоприношений были санкционированы царским указом. Во-первых, Кир дал
разрешение на отстройку разрушенного «Дома Божьего» — и даже
возвратил священные сосуды, «вынесенные» Навуходоносором. Дарий и
Артаксеркс I пошли еще дальше, распорядившись, чтобы расходы на
строительство Храма и на поддержание его культа субсидировались «из
имущества царского — из заречной подати»; сам Храм мог быть
освобожден от уплаты налогов (дани, подушного и поземельного налогов),
обязательных для всех граждан провинции; всё это — «чтоб они
(прихожане) приносили жертву, приятную Богу небесному, и молились о
жизни царя и сыновей его» (/ Книга Ездры. 6: 8—12; 7: 20—24). Честь,
воздаваемая «Богу небесному», его Храму и священнослужителям оного
вполне соответствует тому, что известно об отношении Кира и его
преемников к другим центральным храмам в их царстве, таким, например, как
Храм Аполлона в Магнесии.
Те наместники провинций, чьи имена сохранила история, были
членами местных этнических групп. Скомбинировав имена, встречающиеся
в папирусах из пещеры Вади Далиех, с данными из Библии, Иосифа
Флавия и папирусов из Элефантины, можно реконструировать местную
правящую династию — Дом Сан(а)валлата, с середины 5-го столетия и
вплоть до прихода Александра поставлявший сатрапов для Самарии31. В
Иудее не существовало никакой наместнической династии (следует
вспомнить, что лидирующую роль Дом Давида утратил в первые годы
правления Дария I, т. е. тогда же, когда из библейских текстов исчезли
упоминания о Зоровавеле). Впрочем, то, что мы знаем о деятельности
наместников — как и некоторые их имена (Неемия, Иезекия), — указывает на
их принадлежность к евреям. Если учесть, что в 408 г. до н. э. элефан-
тинские евреи обратились с призывом к Багохи, персидскому
наместнику Иудеи, с просьбой поспособствовать в деле реставрации «Храма
YHW, Бога, который — в Элефантине» (Cowley. АР 30), следует прийти к
выводу, что, несмотря на свое персидское имя, Багохи также был евреем.
Среди местных лидеров, которые несомненно пользовались каким-то
официальным статусом, сопоставимым с административными
полномочиями, мы находим соперников Неемии, в частности, аравитянина
Гешема и «амонитского раба» Товию. Уничижающий эпитет последнего
(Книга Неемии. 2: 10, 19) предполагает, что Товия имел какой-то
официальный титул («раб» = «слуга царя»?), и кажется логичным связать его с
известной по источникам Ш в. до н. э. господствующей династией из
«Земли Товия» в Трансиордании32.
31 В 480; В 481, особенно с. 15—18. (Папирусы из Вади Далиех найдены в 1962 г. в
одной из пещер вблизи Иерихона; относятся к числу так называемых рукописей Мертвого
моря; датируются приблизительно с 375 по 335 г. до н. э.; все документы составлены в
Самарии. Особое значение папирусов из Вади Далиех определяется, в частности, тем, что они
впервые позволили восстановить последовательный список наместников Самарии
персидского периода. На русском языке см.: Амусин И.Д. Кумранская община (М., 1983): 5—17
(гл. \).-АЗ)
ύ В 492.

192
Часть первая
На важность роли, которую этнонациональные группы играли в
политической жизни в персидскую эпоху, указывает сам факт существования
в Иудее влиятельного социального слоя, чья власть явно была основана
на их особом положении внутри собственного народа, а не на
управленческих полномочиях, полученных от персов. Так, в начале персидской
эпохи мы обнаруживаем исполнительный орган, известный как «старейшины
иудейские», «главы поколений их», которые ведут переговоры с «врагами
Иуды и Вениамина», а также — с персидскими властями в связи с
восстановлением Храма и завершением этих работ. J\ar конца персидской эпохи
имеются данные о политическом усилении первосвященника при
одновременном падении престижа наместника. Речь идет о литературных
свидетельствах, в которых отразились предания о переговорах Александра
Великого с евреями, но в особенности о том, что в начале
эллинистического периода первосвященник выступал в качестве лидера Иудеи и ее
исключительного политического представителя. Главным доказательством
этого является недавно обнаруженная небольшая серебряная монета
конца Персидской эпохи, на которой имеется надпись ywu<ri> hkwhn (= «Иоха-
нан-священник») (рис. 2)33.
Рис. 2. Монета священника Иоханана. IV в. до. н. э. Аверс: изображение
совы и надпись; реверс: маска (?). (Израильский музей, 8790; публ. по:
В 475: 167.)
Эта монета похожа на деньги, отчеканенные Иезекией, одним из
последних наместников Иудеи; однако в данном случае вместо хорошо
известной по монетам и ожидаемой надписи yhzqyh hphh («Иезекия-намест-
ник») мы имеем, как уже сказано, имя первосвященника. Из этой
исключительной находки следует, что первосвященник Иоханан обладал также
и светской властью. Гипотетически мы можем увязать данное
обстоятельство с одним из тех тяжелейших кризисов, с которыми персам пришлось
столкнуться в Заречье в последний период своего здесь присутствия —
например, с восстанием Теннеса или, скажем, с блокадой Александром
города Тира, — когда персидская власть в Иудее ослабла настолько, что ее
представитель, наместник, уже не мог исполнять своих полномочий.
33 В 475.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 193
IV. Имперское управление
И АДМИНИСТРАЦИЯ
Титул «наместник ^ирШШщ bei plhäti) Вавилонии и Заречья» в том виде,
в каком он приводился в вавилонских официальных документах
начиная с 535—486 гг. до н. э. (см. далее, с. 194), указывает, что с самых
ранних дней персидского господства Сирия и Палестина были объединены
с Вавилонией в один административный регион. Следовательно, «Фас]>
най, областеначальник Заречья», деятельность которого относится к
первой половине правления Дария, был подчинен сатрапу «Вавилонии и
Заречья».
Согласно Геродоту (Ш. 89—95), Дарий I организовал свою державу,
намереваясь упорядочить сбор дани с двадцати округов (νομοί),
называвшихся «сатрапиями». Пятая сатрапия в списке Геродота включает Кипр,
Финикию и «ту часть Сирии, которая именуется Палестиной», от Поси-
дея (Posideum, совр. название Эль-Басит), к югу от устья Оронта, до Сер-
бонского болота (Сабхат аль-Бардавил) на египетской границе, за
исключением «Арабской сатрапии» на юге, «свободной от налогов» (Ш.91;
описание этой сатрапии и ее административно-экономического статуса см.
ниже, в п. IV.3 этой главы). Дань (φόρος), возложенная на пятую сатрапию,
составляла 350 талантов серебра в год. Как и позднейшие греческие
историки, Геродот при упоминании приморского региона не дает никаких
детализированных очертаний пятой сатрапии. Имеющиеся в нашем
распоряжении источники никак не проясняют точного соотношения между
территориальными понятиями «Заречье» и «пятая сатрапия».
Из сообщения Геродота вытекает, на первый взгляд, что именно
Дарий отделил Заречье от Вавилонии, и сделал он это вскоре после
подавления массовых восстаний, омрачивших первые годы его правления.
Впрочем, такой вывод прямо противоречит упоминаниям о «наместниках
Вавилонии и Заречья» в вавилонских официальных документах. Поэтому
мы должны прийти к выводу, что Геродот ссылается на некую
административную меру, осуществленную еще до того, как он написал свою
«Историю», но после 486 г. до н. э. Вероятнее всего, эта мера была связана с
решительными действиями, предпринятыми Ксерксом в ответ на восстание,
поднятое Шамаш-эрибой в Вавилонии (482 г. до н. э.)34.
После подавления Артаксерксом Ш (Охом) восстания Теннеса
сатрапия Заречье была отдана в управление Мазею (который, напомним, в
качестве наместника Киликии участвовал в военных операциях против си-
донских повстанцев). Данное назначение удостоверяется монетами (к
сожалению, недатированными) с арамейской надписью: mzdy zy Ч cbr nhr
whlk, «Мазей, который — над Заречьем и Киликией» (о киликийском
происхождении монеты свидетельствует надпись ЪЧ trz, «Баал Тарса», на
реверсе).
34 Так, но без должной аргументации, предполагается в: В 155: 237, 293. См. также
выше, в конце гл. За.

194
Часть первая
Ниже приведен список тех наместников Заречья, чьи имена и титулы
прямо названы в источниках (даты правления опираются на
предполагаемые датировки документов):
(a) Наместники Вавилонии и Заречья
Губар<р>у 535—525 гг. до н. э.35
Уштани 521—516 гг. до н. э.36
Hu-ta-<x->, сын Pa-ga-ka-an-na 486 г. до н. э.37
(b) Наместники Заречья—Сирии
Фафнай [евр. Таттенай] ок. 518—502 гг. до н. э.38
Белшуну = Велесий I 407—401 гг. до н. э.39
Белшуну = Велесий Π 369 — ок. 345 гг. до н. э.40
Мазей 343/342-332 гг. до н. э.41
Примечание. На основе сообщения Ктесия (37) было высказано предположение, что в
460 г. до н. э. сатрапом Сирии был Мегабиз; Геродот (Ш.160), впрочем, ссылается на него
исключительно как на военачальника.
Местоположение резиденции сатрапа Заречья не поддается точному
определению по имеющимся у нас источникам. Пассаж Страбона (XVI.2.20)
«Дамаск является достопримечательным городом, который во времена
Персидской империи был наиболее знаменитым из городов этой части
мира [, то есть Сирии]», а также некоторые другие упоминания Дамаска
(ср.: Арриан. Анабасис. П. 11.9; Driver. AD 6) оставляют возможность того,
что именно этот город служил столицей провинции. Менее убедительны
предложения локализовать столицу в одном из каких-то других
городов, таких как Триполис в Финикии (вслед за Диодором. — XVI.41.1 —
2) или Тапсак в северной Сирии (следуя за Ксенофонтом. — Анабасис.
1.4.10—II)42.
35 An. Or. 8/1 43 (Кир, VÜI/I/4); TCL ХШ 168 (Камбис, VI/27/5); В 331: 54-57.
36 Dar. 27 (Дарий, ХП/18/1); BRM 1 101 (не позднее, чем Дарий, Ш/-/6); В 331: 57-59.
37 ВМ 74554 (благодаря Д.-А. Кеннеди; сличение Дж.-А. Бринкмэна).
38 ΊКнига Ездры. 3: З-б: 15; VS TV: 152 (Дарий, П/23/20); ср.: В 314.
39 В 311: 316-317 (23 июня 407 г. до н. э.); В 458: № 25 (16 января 401 г. до н. э.). В пору
похода Кира Младшего в северную Сирию (июль 401 г. до н. э.) Велесий уже был своего
рода экс-наместником Сирии (Ксенофонт. Анабасис. 1.4.10). О всем комплексе правовых
документов, имеющих отношение к этому должностному лицу, но без дополнительных
данных, связанных с его статусом наместника Заречья, см.: В 512.
40 ROM CT 2: 48; ср.: В 367: 73-75 (противоположная точка зрения: В 512: 398-400);
Диодор. XVL41.1.
41 Недатированные монеты с надписью «Мазей, который — над Заречьем и Киликией»
[mzdy zy Ч cbr nbr* whlk), а также монеты с именем mzdy (Мазей), без титула, но с указанием
номера года: 16—21 (правление Артаксеркса Ш) и 1—4 (правление Арса и Дария Ш). Об
этих номерах годов царского правления и о том, сохранял ли Мазей власть одновременно
над двумя сатрапиями вплоть до прихода Александра Великого, см.: В 490: 386—410 [230—
254]. Арриан (Ш.8.6) утверждает, что в битве при Гавгамелах (331 г. до н. э.) Мазей
командовал в армии Дария сирийцами из Келесирии и Месопотамии.
42 Об этих предположениях см.: В 486: 192; В 490: 310-311 [154-155].

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 195
Имеется определенная информация о том, как в сатрапии Заречье
исполнялись административные и правительственные функции.
Относительно налоговой и финансовой сферы мы располагаем такими
определениями, как «заречная подать» (/ Книга Ездры. 6:8) и «сокровищехраните-
ли, которые за рекою» (Там же. 7: 21). Факт существования особых
вооруженных сил, ответственных за безопасность внутри сатрапии, следует из
упоминаний о «самарийских военных людях» (Книга Неемии. 4:2), а также,
возможно, из надписи [на остраконе из Тель-Арада, т. е. из парка на
окраине Арада], в которой сообщается о «"команде" из Абднани» (dgl cbdnny),
что в «провинции Са<мария>» (mdynt s<mryn?>), и что десять
погонщиков ослов из этого подразделения, проходя через Арад, получили здесь
свежее продовольствие (В 504: № 12; ср. также: № 18). Кроме того, тот
факт, что Заречье входило в хорошо отлаженную транспортную и
дорожную систему Персидской державы, наглядным образом доказывается
многими записями о снабжении арадским ячменем лошадей, ослов и
верблюдов; а также письмом (своего рода «путевой грамотой». — А.З.),
которым египетский сатрап Аршам (Арсам, кон. V в. до н. э.) снабдил своего
служащего по имени Нехтихор (Nehtihur), дабы подчиненные сатрапу
должностные лица всех административных центров — от Арзухины
(город к востоку от Тигра) до Дамаска — обеспечивали Нехтихора, его
спутников и вьючных животных провизией на всем пути их следования — «от
провинции к провинции», вплоть до Египта (Driver. AD 6).
Отсутствие свидетельств о характере судебных процедур — во всяком
случае, на уровне сатрапа Заречья — не позволяет подробно остановиться
на вопросе о порядке разрешения споров между наместниками областей,
вроде конфликта Неемии с Сан(а)валлатом и его товарищами. (С ан а в ал-
л а τ Хоронит — персидский наместник провинции Самария после
возвращения евреев из вавилонского плена. —A3.) Впрочем, существуют
указания — хотя и от периода до Неемии, — что по вопросам первейшего
политического значения влиятельные круги провинций могли напрямую
обращаться к царю, контролировавшему на расстоянии все дела сатрапов.
Так, в напряженные для Палестины годы при Артаксерксе I—то есть до
времени Неемии — «враги Иуды и Вениамина» смогли с помощью
изобличительного письма убедить персидского царя отдать прямой приказ об
остановке работ по восстановлению (руками «войска Самарии»?) городской
стены (7 Книга Ездры. 4: 8—23). Рассказ Диодора (XV.41—45) хотя и
содержит преувеличения, обеспечивает нас весьма надежным свидетельством
о централизованном характере государственного строя Персидской
монархии, при которой царь ограничивал право высших чиновников
выносить окончательные решения и, как следствие, обладал возможностью
остановить любое их начинание (Диодор ссылается на обстоятельства
египетской кампании Фарнабаза, сорванной в 373 г. до н. э.): «Конечно,
это полезный обычай в отношении персидских командиров,
заключающийся в том, чтобы они не были независимыми при ведении общей
войны, чтобы вопросы относительно любой мелочи» они отсылали к царю и
ожидали его ответов.

196
Часть первая
Локальные политические единицы в сатрапии Заречье можно
разнести по трем основным категориям сообразно их политическому и
административному статусу по отношению к персидским властям:
финикийские города-государства, провинции и «арабы».
1. Финикийские города-государства
В персидский период в эту категорию входили Тир, Сидон, Библ и Ар-
вад. Политические единицы в Финикии оставались вассальными
царствами на протяжении ассирийского, вавилонского и персидского
правлений, за исключением коротких интерлюдий, возникавших благодаря
бунтам, за которыми, впрочем, следовало быстрое восстановление прежнего
порядка. Если при ассирийских и вавилонских монархах значение этих
городов оценивалось в терминах экономических факторов — морской и
сухопутной торговли, то при персидском имперском правлении их
статус задавался преимущественно тем количеством кораблей, которые они
могли поставить в военно-морской флот, столь необходимый персам для
действий в Средиземном и Эгейском морях.
Геродот (Ш.19) рассказывает о том, что финикийцы легко согласились
на персидское господство (по всей видимости, когда Кир установил
контроль над Заречьем), а также о том, что они были незаменимы для
персидского войска, которое никогда не было приспособлено к военно-морскому
делу. Из того же самого отрывка мы знаем о границах независимости
финикийцев и о том влиянии, какое они приобрели с самого начала
персидского периода: Геродот заявляет, что они отказались от сотрудничества с
Камбисом в его планах по нападению на Карфаген, вынудив тем самым
царя свернуть готовившуюся им кампанию. Когда Дарий, а затем Ксеркс
напали на Грецию, участие финикийских флотов (из которых наиболее
выдающимся был сидонский флот) явилось фактором первостепенной
важности; определяющую роль они сыграли и в военных акциях
Артаксеркса I против афинских флотов (рис. З)43. Хотя в V в. до н. э. персы
могли пользоваться помощью также киприотского или египетского
флотов, следует помнить, что в те годы Египет и Кипр не раз поднимали
восстания и даже входили в союз с афинянами, чьи боевые корабли
достигали египетских и кипрских берегов. В свете этих обстоятельств
финикийцы были незаменимы в качестве военно-морской силы для защиты
персидской мощи и персидской политики на западе империи.
Четыре финикийских города-государства обладали, таким образом,
уникальным политическим статусом, подразумевавшим значительную
степень самостоятельности внутри Персидской империи: они управлялись
местными царскими династиями (термин «цари» фигурирует в финикий-
43 При Дарий I: Геродот. V.108, 112; VI.6, 14; Фукидид. 1.16. При Ксерксе: Геродот.
Vn.89, 96; Vm.67; ср. также: Фукидид. 1.100; Диодор. XI.17.3, 18.1, 60.5, 62.3, 75.2, 77.1. При
Артаксерксе I: Фукидид. 1.1.10, 112; ср.: Диодор. ХП.3.3, 27.4

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 197
Рис. 3. Финикийская трирема. Печать из сокровищницы, Персеполь.
Вторая четверть V в. до н. э. (Публ. по: В 178: 30, ил. 2 (РТ4 704) и А 12:
ил. 105.)
ских надписях и в трудах греческих историков)44, и, более того, мы не
имеем свидетельств о том, что они хоть каким-то образом были
ответственны перед персидскими властями. С середины V в. до н. э. им было
позволено чеканить собственные серебряные монеты, причем Сидон
опередил в этом отношении на несколько лет родственные ему
города-государства45. О территориальном вознаграждении Эшмуназару П, царю Сидона,
за его «важные деяния» см. выше, п. Π данной главы. Диодор (XVI.41.1—2)
упоминает Триполис — объединение трех близлежащих городков,
населенных соответственно уроженцами Арвада, Сидона и Тира46, в котором
финикийць1 собирали советы для обсуждения важнейших вопросов и в
котором жили (а именно в сидонском квартале) персидские сатрапы и
полководцы (приходившие сюда для ведения переговоров с финикийцами?).
Диодор упоминает «царский парадис» в Финикии, а также
зернохранилища, использовавшиеся для обеспечения фуражом персидской конницы
(хранившееся здесь зерно предназначалось, по-видимому, для
транспортировки как по морю, так и по суше; например, Акра служила базой для
персидской армии, готовившейся в 373 г. до н. э. к морской и сухопутной
кампании против Египта. — Диодор. XV.41.3).
Имеющиеся в нашем распоряжении источники не дают точной
информации о том, в чем состояли обязательства финикийских
городов-государств перед персидскими властями, помимо того, что они отдавали
свои флоты под командование царя и конечно же проявляли по
отношению к нему политическую лояльность.
44 См., напр.: ΚΑΙ№ 9-11, 13-16; вавилонские монеты IV в. до н. э. (В 476: 116-121);
Геродот. VIII.67 (ср. также: VÜ.98); Арриан. Анабасис. П.15.7; 20.1; 24.5.
45 См.: В 476.
46 Подобная характеристика Триполиса встречается в «Перилле» Псевдо-Скилака;
см.: В 486: 191-192, 204.

198
Часть первая
2. Провинции
Отдельная административно-территориальная область в составе
сатрапии в арамейских и древнеперсидских текстах обозначается термином
«medma~h», который обычно переводится словом «провинция».
Единственными упоминаемыми в наших литературных и эпиграфических
источниках провинциями Заречья являются Иудея и Самария. На долю этих двух
областей приходилась основная часть территории данной сатрапии. Что
касается термина «сыновья Пахаф-Моава» (т. е. «люди наместника
области Моав»), который используется в Книгах Ездры и Неемии при
перечислении групп людей для обозначения одной из них (см.: 7 Книга Ездры. 2:
6; 8: 4; Книга Неемии. 3: 11; и др.), он, очевидно, относится к какому-то
титулу, существовавшему до вавилонского пленения; вряд ли он
свидетельствует о существовании в персидский период провинции Моав.
Предположение о вхождении в сатрапию Заречье других провинций, таких
как Амон или Идумея, основано на устройстве, имевшем место в
эллинистический период, и допущении, что эллинистические правители
сохранили административно-территориальную систему, которую нашли в
завоеванной ими Персидской державе. Помимо названия провинций yhd и
smryn ( = Иудея и Самария) (рис. 4), на серебряных монетах IV в. до н. э.
встречаются названия ^sdd и cz (Азот и Газа)47. Наличие права чеканить
собственную монету говорит многое об экономическом и
административном положении этих двух городов; впрочем, для более точного
определения их официального статуса следует дождаться дальнейших
археологических и эпиграфических находок48.
Рис. 4. Монета провинции Иудея. IV в. до н. э. Аверс: сокол и надпись yhd;
реверс: лилия. (Публ. по: В 510: No 375.)
Западносемитский правитель какой-либо провинции обозначался
термином pekäh (мн. ч. peköt, pa^wätä^ (в синодальном переводе — «облас-
теначальник» или просто «правитель». —A3.)), то есть тем же титулом, что
47 В 493: 55-58.
48 Мы также не можем принять предположение, согласно которому упоминание в
Книге Неемии (4: 7) «Санаваллата и Товии, и аравитян, и аммонитян, и азотян»
свидетельствует о том, что каждая из этих групп отражала статус их провинции (ср. ниже, п. 3 этого
раздела: «арабы»); иную точку зрения см. в: В 471).

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 199
и наместник сатрапии (хотя для величания этого должностного лица
существовали и другие именования: на древнеперсидском — xsagapävan, на
аккадском — ^ahsadrapannu, на древнееврейском — ^ahasdarpan, на
древнегреческом — σατράπης); ср., например: «Фафнай, заречный областена-
чальник» (арам. pahafabar naharäh) [1 Книга Ездры. 5: 3); «Зоровавель,
сын Салафиилев, правитель Иудеи» (древнеевр. pahat yehüdäh)
[Книга Пророка Аггел. 2: 2); <...>yhw Ъп <sn>bltpht smr<n>, «'<...>yahu, сын
<Сан>баллата, правителя Самарии» (Вади Далиех, папирус 5). Интересно,
что в Ассирийской империи титул ^pihätu/belpihäti (древнеевр. pekäh)
сохранился только для провинциальных правителей и, очевидно, также и
для более мелких должностных лиц49. Подобную эволюцию можно
наблюдать и для титула Щакпщ использовавшего в ассирийскую эпоху для
обозначения правителей провинций; позднее так стали величать
чиновников и должностных лиц относительно невысокого ранга; ср.:
«начальствующие» (древнеевр. hassegämm) [Книга Неемии. 5: 7; 12: 40; 13: 11); ср.
также арамейский титул sgn, обнаруженный в текстах из Вади Далиех.
Налоги, которыми облагались подданные той или иной провинции,
представляли собой «даннические пошлины» (арам, mindäh/middäh, ср.
middat hammelek, «царскую подать». — Книга Неемии. 5: 4), подушный
налог [ЬЧо) и земельный налог [haläk) [1 Книга Ездры. 4: 13; 7: 24) (ср.
вавилонский изначальный вариант этих терминов: mandattu/maddattu, bütu и
ilku), взимавшиеся властями сатрапии (ср. налог с провинции Заречье. —
1 Книга Ездры. 6: 8); кроме того, существовали платежи на содержание
наместника и его свиты (букв.: «хлеб областеначальнический». — Книга
Неемии. 5: 14—19). Более того, население провинции было обязано нести
трудовую повинность (своего рода барщину). В списке строителей стены
Иерусалима при Неемии [Книга Неемии. 3) называются ответственные за
возведение ее отдельных секций команды, возглавляемые мастерами, чьи
титулы несут в себе указания на главные местности Иудеи, например:
«начальник округа [pelek) Мицфы», «начальник полуокруга Бефцурского».
Этот реестр вдохновил на выдвижение всевозможных теорий
территориального и административного подразделения провинции Иудея; впрочем,
недавно было высказано предположение, что «округ» [pelek) необходимо
интерпретировать не как определенный территориальный термин, а как
своего рода «специализированное полицейское подразделение»
(организованное, скорее всего, по территориальному принципу)50.
Определенные идеи насчет статуса и объема власти провинциальных
правителей можно почерпнуть из описания Неемией своих деяний. На
должность он был назначен царем. По приказу последнего «заречные об-
ластеначалышки» оказывали Неемии покровительство, на пути из Суз в
Иудею его сопровождали «воинские начальники со всадниками»; «хра-
49 По обсуждаемым здесь проблемам филологического характера и вопросам
административного устройства, возникающим в связи с арамейским терминомphw' и его
соотношением с аккадским и древнееврейским терминами, см.: В 472: б, примеч. 5.
50 См.: В 482.

200
Часть первая
нителю царских лесов» было предписано обеспечить его лесом для
строительных работ в Иерусалиме (2: 7—9). Для постройки стен Иерусалима
Неемия организовал специальную команду (peläkim), наполнил этот
город людьми, принудительно переместив туда десятую часть жителей
других иудейских городов (7: 4; 11: 1—2; существуют современные этой
истории параллели для данного метода заселения городов с
применением законодательства — синойкизм в греческих городах); эта акция была
осуществлена, по-видимому, после проведения переписи населения
Иерусалима (ср.: Неемия. 7: 5). Под начальством Неемии находились «слуги»
(древнеевр. ne<:ärlm), исполнявшие его приказы (4: 10; 5: 10, 15). Он
устанавливал правила, регулировавшие основные сферы деятельности в
провинции и ее институты: запрет на деловую активность в последний день
недели — субботу, запрещение браков с иностранками, пополнения
храмовой казны, поступления жреческих и относящихся к левитам даров,
прощение грехов, а также оставление под паром земель в субботний год.
Эти правила претворялись в жизнь частично убеждением, частично
силой, и такие действия вызывали сопротивление со стороны влиятельных
жреческих кругов и высших эшелонов власти в провинции Заречье. Хотя
отдельные столкновения можно было бы списать на индивидуальные
качества Неемии и особенности его характера, они ясным образом
демонстрируют черты обширной власти правителя Иудеи в его провинции.
Если судить в целом по имеющейся у нас информации относительно
провинций Иудеи и Самарии, от времени Зоровавеля до Неемии и Езд-
ры, можно утверждать, что в реальности провинции обладали широкой
степенью автономии, если иметь в виду внутренние религиозные и
социальные дела. Одной из гарантий проведения такой политики был уже
упоминавшийся выше факт происхождения правителей из местных
этносоциальных групп — они не были иностранными чиновниками,
поставленными над провинцией имперскими властями.
То, что это персидское правление в Палестине клонилось к закату,
засвидетельствовано до некоторой степени местными монетными
чеканами с самого начала 4-го столетия. В отличие от сатрапии Киликия,
располагавшейся в непосредственном соседстве с Заречьем, легенды на
здешних монетах не имеют имен сатрапов, присутствуют лишь имена
местных фигур: «Иезикия-правитель» (yhqyh hphh) и «Иоханан-жрец» (ywhnn
hkwhri) в Иудее, «Иеровоам» (yrbcm) — в Самарии.
Если в отношении Самарии с уверенностью можно сказать, что в
качестве провинции она существовала начиная со времени ассирийского царя
Саргона Π (720 г. до н. э.) и, более того, нам известны некоторые детали ее
истории, то в отношении Иудеи не известны ни точное время, ни
конкретные обстоятельства превращения ее в имперскую провинцию. Почти
полное отсутствие источников по истории Палестины под властью вавилонян
после разрушения ими Иудейского царства (586 г. до н. э.), как и тот факт,
что возникновение особой иудейской провинции не упоминается в наших
источниках по восстановлению Иерусалимского храма, породили
гипотезу, что на протяжении более чем 140 лет Иудея являлась субпровинцией

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 201
Самарии и так и не стала отдельной административной единицей вплоть
до назначения Неемии и до его прибытия в Палестину (445 г. до н. э.)51.
Впрочем, данная точка зрения, получившая некоторое распространение
среди исследователей, должна быть отвергнута по следующим причинам.
Во-первых, титул «правитель Иудеи» применяется в Библии к Шешбацару
и Зоровавелю в самый ранний период восстановления Храма (7 Книга
Ездры. 5: 14; Книга Аггея. 2: 2; и т. д.). Во-вторых, были найдены буллы и
оттиски печатей с надписями, содержащими название провинции уh <w>d
(«Иудея») и датируемыми от конца VI — начала V в. до н. э. (рис. 5);52
в-третьих, в наших источниках нет никаких намеков на то, что Самария
когда-либо обладала гегемонией над Иудеей. Более того, следует заметить,
что обсуждаемая теория ограничивается одними только Иудеей и Самарией.
Рис. 5. Оттиски печатей на кувшинах из Рамат-Рахель, где помещены
именаyhd (провинция Иудея), а также имена официальных лиц
(наместников?); ок. V в. до н. э. (Публ. по: В 510: 202, № 332.)
Однако, если принять в расчет и другие завоевания Навуходоносора (и
его преемников?) в Палестине и Трансиордании (ибо, в сущности, они
ликвидировали все остававшиеся к тому времени царства в регионе), то
логически правильно будет предположить, что к вавилонскому периоду
весь этот регион (включая Иудею) уже был организован в соответствии с
ясно очерченными административными границами, которые Киру и его
преемникам оставалось просто унаследовать.
3. Арабы53
Отнесенные в источниках персидского периода к общей категории
«арабы» кочевые племена и племенные союзы населяли территорию между
Египтом и Евфратом. Они не имели — во всяком случае, в
рассматриваемый период — единообразного политико-административного организма;
поэтому любая доступная нам информация по статусу «арабов» в одном
из округов совсем необязательно отражает ситуацию с «арабскими»
группами в других округах. Рассказ Геродота указывает на существование
См.: В 470.
См.: В 472; В 489; противоположная точка зрения: В 510: 202-206, 237.
См. подробно: В 483, прежде всего с. 192—214.

202
Часть первая
арабов в 5-м столетии недалеко от восточной границы Нижнего Египта.
Серебряные сосуды, несущие на себе посвятительную надпись
арабской богине хан-Илат (han-'üät) (ср.: Άλιλάτ у Геродота. — Ш.8), чей храм
был раскопан в Телль-эль-Масхуте — здесь на одном из сосудов
содержится также и имя жертвователя, qynw br gsm mlk qdr («Каину, сын Гешема,
царь Кедара»)54, — свидетельствуют об арабском населении на подходах
к Вади Тумилат (район восточной Дельты Нила, между Египтом и
Сирией—Палестиной. —A3.). Арабское присутствие здесь, судя по всему,
было санкционировано персидскими властями, которые, вероятно, надеялись
на помощь арабов в деле защиты этого важнейшего прохода из Азии в
Египет. Археологические находки косвенно свидетельствуют: падение
храма хан-Илат в Телль-эль-Масхуте было связано с потерей персами
Египта в конце V в. до н. э. Этот факт, конечно, следует присовокупить к
нашей информации о присутствии арабов по всему северному Синаю, в
зоне, которая в прошлые времена часто населялась номадами.
При описании пятой сатрапии Геродот упоминает «арабский округ»
на ее юге; данный округ не был включен в сатрапию и был освобожден от
даней (Ш.91). Эта территория вытянулась на длину прибрежной полосы
от Газы до Иениса (Хан Иунис?), а эмпории на этом побережье
принадлежали «царю арабов» (Ш.5). Согласно Геродоту, местные арабы
считались «друзьями» (ξείνοι) режима, а не податным народом подобно
остальным жителям сатрапии.
Небывалое расширение арабских владений в южной Палестине и в
северном Синае имело громадное стратегическое и экономическое
значение в контексте Персидской империи: был установлен энергичный
контроль над Египтом, а также определены пределы арабской торговли.
Рассказ Геродота о помощи, которую оказал Камбису «царь арабов»,
обеспечивший водой персидскую армию на ее пути в Египет (525 г. до н. э.), а
также ремарка о том, что «без этой услуги [персидское] нашествие на Египет
было бы неосуществимо» (Ш.4—9; 88), иллюстрируют тот
геополитический факт, что в означенное время господство персов над Египтом еще
сохранялось. Может показаться поэтому, что персидские власти,
предоставляя местным арабам привилегии, включая освобождение от φόρος^
(т. е. от дани {форос)> которой облагалось всё население империи за
исключением самих персов) и наделяя их статусом «друзей», мотивировали свое
решение тем, что они зависели от доброй воли этих арабов. С другой
стороны, после упоминания об освобождении арабов от податей Геродот
добавляет, что те ежегодно приносили «дары» (δώρα) в царскую
сокровищницу в размере тысячи талантов благовоний. Поскольку как величина
этих «даров», так и время их внесения были фиксированы, всё это с
трудом согласуется с предположением «отца истории» о наделении арабов
льготами в Персидской империи. Скорее, в этих «дарах» нам следует
видеть своего рода загодя оговоренную дань, отличавшуюся от фороса
формой ее сбора. Весьма вероятно, что ввиду трудностей патронирования
хорошо развитой западной ветви в торговле арабскими пряностями, от
54 В 875.

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 203
Негеба до Средиземноморского побережья, персидские власти
предпочитали передавать контроль над всеми эмпориями вдоль побережья от
Газы до Иениса «царю арабов», а также вверяли ему сбор таможенных
пошлин на специи. В свою очередь от «царя арабов» они ежегодно могли
получать фиксированный (и весьма большой) объем благовоний. Именно
эти таможенные пошлины, вносившиеся последним в царскую
сокровищницу, Геродот и называет «дарами».
Источники, которыми мы располагаем, не позволяют точно
идентифицировать тех «арабских наемников», которые сражались под командой
Батиса, командующего Газы, когда она противостояла Александру, как
они и не идентифицируют «соседние племена», поселенные в этом городе
после его захвата македонским царем (332 г. до н. э.). Судя по цифрам,
передаваемым Плутархом в сообщении о гигантских количествах мирры
и ладана, захваченных Александром в Газе (Плутарх. Александр. XXV.4.5),
к тому времени, то есть к исходу персидского периода, город должен был
уже выделяться в качестве центра по торговле специями. Можно
высказать догадку, что эти арабы [, жившие в эпоху Александра Македонского,]
мало отличались от тех арабов, которых описывает Геродот в рассказе о
ситуации полутора столетиями раньше.
Нет никаких письменных источников по истории Трансиордании от
войны Навуходоносора с Амоном и Моавом (582 г. до н. э.) до начала
эллинистического периода. Тот факт, что мы не располагаем никакими
свидетельствами о сохранении Едома и Моава в качестве четко фиксируемых
государств после Навуходоносора, а также поразительный упадок
материальной культуры в южной Трансиордании во второй половине 6-го
столетия, подтверждают точку зрения об опустошении региона группами
«сынов востока», проникавшими через бреши на границах (ср.: Книга
Пророка Иезекииля. 25). Следующие несколько поколений оказались
свидетелями постепенного смешения местных жителей с арабами, при том
что доля последних в структуре населения постоянно возрастала —
детали этого процесса неизвестны. В начале персидского периода регион по-
прежнему считался частью империи — благодаря победе Кира над Набо-
нидом (остававшимся в Тейме, северная Аравия, вплоть до времени
незадолго до падения его державы). Данные о персидском правлении в
северной Аравии происходят из надписи, обнаруженной на севере оазиса
эль-Ула (el-cUlä) (Дедан). В ней упоминаются два имени: «Гашм ибн Шахр
и Абд, правитель Дедана (fht ddri)»55. Услышав вновь о южной
Трансиордании (на заре эллинистического периода), мы удивляемся тому
обстоятельству, что этот регион — и тем более северная Аравия — не вошел в
состав империи, созданной Александром и его преемниками. Причины, по
которым персы покинули указанные области, в точности неизвестны. В
целом они вполне могли быть вызваны освобождением Египта от персид-
55 В 487А: 524—525. Датировочная формула надписи KAI 228 из Теймы создает
некоторые проблемы (см.: В 501: 57, примеч. 157), к тому же вызывает сомнение, можно ли из всего
этого сделать какие-то выводы относительно персидского правления в северной Аравии.

204
Часть первая
ского ярма, а также антиперсидской активностью в Палестине и Финикии
после смерти Дария П; основной вклад внесли внутренние раздоры,
ослабившие власть центрального правительства и в конечном итоге
послужившие причиной распада Персидской империи. Северная граница
региона, постепенно ускользнувшая из персидских рук, может быть
установлена исходя из пределов власти Птолемеев в Трансиордании. Грубо
говоря, на севере этот регион простирался до ручья Арнона (Вади эль-
Муйиб), в то же время клерухия «земля Товии», известная по «Папирусу
Зенона», была населена солдатами, защищавшими границу от кочевников
пустыни. (Клерухия, κληρουχία, доел, «распределение наделов по
жребию», — вид древнегреческой колонизации, при которой поселенцы
сохраняли гражданство своей метрополии и не образовывали независимой
политической общины; наиболее известны клерухии, выводившиеся
Афинами в V в. до н. э. на покоренные ими территории и имевшие своей
главной целью сохранение контроля над членами Афинского морского
союза; в эллинистических державах, и прежде всего в государстве
Птолемеев, клерухии имели иную природу — здесь этим греческим словом
называли военные поселения, возникавшие на основе концепции, общей
для многих государств древнего Востока — земельное держание,
обусловленное личной военной службой царю; первоначально эллинистические
монархи создавали клерухии для материального обеспечения и
одновременно закрепления наемников путем раздачи им клеров из царских,
храмовых или частных земель; клерухи (т. е. военные поселенцы) в ран-
неэллинистическом Египте представляли собой своего рода оседлую
армию. — А.З.) Весь персидский период юг региона был населен набатей-
скими арабами, не подчинявшимися никому вплоть до римского
периода.
Книга Неемии относит арабов к «врагам Иудеи», которые в середине
V в. до н. э. препятствовали восстановлению стен Иерусалима (4: 1 слл.),
а Гешем Аравитянин (Гешем-араб) упоминается как один из трех
противников Неемии, вместе с Сан(а)валлатом-хоронитянином и Товией,
«амонитским рабом» (2: 19; 6: 1—2, 6). Источники за пределами Библии
обнаруживают, что Сан(а)валлат был правителем Самарии, и
создается впечатление, что Товия являлся высокопоставленным чиновником в
Трансиордании. Это дает все основания для догадки о том, что Гешем
Аравитянин также относился к высокопоставленным лицам в
персидской административной иерархии. Установление его должности в
значительной степени зависит от того, как мы определяем демографический
и административный статус южного региона Иудеи, который оказался в
сфере влияния (или правительственной власти) Гешема. Как уже было
установлено ранее, из личных имен на остраконах Беершебы и Арада
следует, что значительная часть населения, жившего на юге Иудеи в IV в.
до н. э., являлась арабами-едомитами. Что до административного статуса
региона, то Диодор (ХК.95.2), дойдя до 312 г. до н. э., определяет эту
область как епархию, называемую Идумеей, Впрочем, мы не знаем, восхо-

Глава 3b. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов 205
дит ли по времени к персидскому периоду определение Идумеи как
провинции.
В то время как соперничество между Сан(а)валлатом и Товией, с
одной стороны, и Неемией — с другой, может быть объяснено на основе
изоляционистской религиозной политики, проводившейся последним из
названных деятелей, мы не имеем никаких намеков на какой бы то ни
было интерес Гешема к Иерусалиму и его Храму. В итоге среди
исследователей обнаруживается всё усиливающаяся тенденция видеть причину
разногласий между Гешемом и Неемией в экономических и
административных факторах и в силу этого относить их не к внутренней ситуации в
Иудее, но, скорее, к торговой деятельности арабов. В соответствии с этим
экономическим подходом, царство Гешема совсем необязательно
должно было примыкать к провинции Иудея; мы даже можем локализовать
его вообще на некотором расстоянии от Палестины, просто
предположив, что Гешем имел определенные интересы в южной Палестине, как,
например, расширение торговли с северной Аравией, которую, в свою
очередь, могла прибирать к рукам более сильная Иудея. Именно такой
подход к проблеме оправдывает идентификацию Гешема Аравитянина с
отцом Каину, сына Гешема, царя Кедара, чье имя появляется на серебряном
сосуде из Телль-эль-Масхута (см. выше, п. Ш и п. IV.3 наст, гл.); или
даже с Гешемом, сыном Шахра, упомянутым вместе с Абдом, правителем
Дедана, в надписи из региона эль-Ула (el-cUlä; см. чуть выше). Впрочем,
как мы и предполагали, несмотря на выдающиеся экономические
условия, сложившиеся для арабов в южной Палестине, на северном Синае и
в северной Аравии, что неоспоримо, следует заметить, что в
упоминавшейся уже надписи титул «царь Кедара» не появляется рядом с титулом
«правитель Дедана»; необходимо также напомнить, что имя Гешем не
столь уж редко для древнеарабских надписей. Учитывая эти
обстоятельства, можно в целом констатировать, что, хотя, с хронологической точки
зрения, предполагаемые идентификации допустимы, они не могут быть
подкреплены силой дальнейших доказательств.

Глава Зс
Α.-П. Франкфор
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
И ВОСТОЧНЫЙ ИРАН
I. Центральная Азия накануне
АХЕМЕНИДСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ
1. Географический обзор
Гидрографическая сеть Центральной Азии состоит из трех крупнейших
водосборов: бассейна Аральского моря на севере, бассейна озера Хамун к
югу от Гиндукуша и бассейна озера Лоб-Нор с рекой Тарим на востоке от
Памира. К первому из них относятся великие реки Сырдарья (Яксарт) и
Амударья (Оке), а также важнейшие притоки последней, чьи воды
иногда иссыхают еще до слияния с основным потоком. Гильменд и Фарах-Руд
с их притоками принадлежат второму бассейну; Атрак и зона Каспия
составляют отдельную систему. Эту большую территорию окаймляют
монгольские, южносибирские и казахские степи, Каспийское море, пустыня
Систана, бассейн Инда, Памир и Гималаи; та ее часть, что относилась к
Ахеменидской державе, располагалась между 55° и 75° восточной
долготы и между 30° и 45° северной широты.
Для удобства это пространство можно разделить на две основные
зоны: высокогорье и низинную равнину. Горы Центральной Азии включают
Гиндукуш, Памир, Алай, Тянь-Шань, Алтай и их предгорья, а низина
тянется вдоль Амударьи и доходит до Систана, Синьцзяна, Джунгарии,
Тувы и Монголии.
Внутри первой из названных зон горные долины по характеру
естественных ресурсов отличаются от собственно гор и плато. Высокогорные,
холодные плато богаты пастбищами, средствами коммуникации и
минеральными ресурсами; развитие системы орошения в горных долинах
привело к появлению в этих местах оседлого и густого населения. Несмотря на
ΝΒ. Ссылки на источники и материалы в высшей степени выборочны и почерпнуты из
недавних публикаций, которые в свою очередь также наполнены ссылками; предпочтение
отдавалось новейшим работам на западноевропейских языках.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран 207
засушливые условия, масштабная ирригация в низинных местностях —
широких долинах, дельтах рек и предгорьях — привела к образованию
обширных оазисов, позволивших обеспечить существование довольно
плотного населения на значительной территории. В степях, за пределами
ирригационных зон, существовали определенные условия для развития
богарного (сухого) земледелия и безграничные возможности для
пастушеского скотоводства. Хотя эта картина по необходимости носит самый
общий характер, она всё же позволяет понять, каковы были те весьма
несхожие условия, в которых сатрапиям приходилось существовать1.
Горная и степная зоны на севере охватывали территорию Согдианы
(Курций. Vn.10.1— 3), земли саков хаумаварга и саков тиграхауда. Оазисы
в низине были территорией хорезмийцев, бактрийцев (Курций. VÜ.4.26—
30), ариан, дрангиан, арахосийцев, парфян и гирканцев. Пограничные
районы субконтинента населяли саттагиды, гандарии и индийцы, тогда как на
побережьях Индийского океана и Персидского залива проживали гедро-
сийцы и карманийцы. Центральная Азия к северу от Сырдарьи (Яксарт) и
к востоку от Памира, населенная саками и родственными им племенами,
оставалась вне административного деления Ахеменидской державы.
2. Исторический фон в ахеменидский период
Письменные источники и археологические свидетельства, на которые мы
должны опираться при рекошлрукции исторического фона, весьма
далеки от полноты и не до конца исследованы2. Среди письменных
источников имеются как греческие, так и иранские тексты (Авеста). В авестийской
литературе содержатся важные ссылки на регионы Центральной Азии.
Так, в Михр-яште («Гимн Митре», один из самых длинных гимнов
Авесты. — A3) (13—14) читаем:
<...> арийские жилища,
Где доблестные вожди
Выстраивают свои многочисленные [войска]
В боевые ряды,
Где высокие горы,
Изобилующие пастбищами и водами,
Дающими скоту [обильный корм];
Где глубокие озёра
С обширной водной гладью;
Где судоходные, широкие реки
Бурными потоками устремляются
К Ишката и Парута,
К Моуру и Харойва,
К Гаве и Хорезму3.
1 В 44: 191-196.
2 См.: В 561; В 535; В 68: 45-63.
3 В английском варианте представлен перевод Гершевича (В 68А: 80—81), в русском —
И.С. Брагинского.

Карта 6. Центральная Азия

210
Часть первая
Согласно другому авестийскому тексту, а именно первой главе Видев-
дата («Закон против дэвов» — одна из частей Авесты, свод религиозных и
юридических предписаний. —A3.), в состав страны ариев входили: Ариа-
нам-Вайджа, Сугда, Моуру, Бахди, Харойва, Харахвати, Хэтумант4.
Ишката Парутская обычно идентифицируется как часть Гиндукуша;
что касается областей, перечисленных в Видевдате, то здесь
обнаруживаются следующие соответствия: Арианам-Вайджа (авест. 'Арийский
простор' = среднеперс. Эран-Веж — 'Иранский простор'. — A3.) идентична
скорее Хорезмии, чем Систану;5 Сугда — это Согдиана, Моуру — Марги-
ана, Бахди — Бактрия, Харойва — Ария, Харахвати — Арахосия и
Хэтумант — это Гильменд.
Далее, согласно другим [— очень поздним —] текстам, «река Датья (Оке)
вытекает из Эран-Веж (Хорезмия) и течет в Субдастан (Согдиана)»6, и
«страна Гопат (Согдиана) имеет общую границу с Эран-Веж по берегу реки Да-
тьи»7. Эти фрагменты, по всей видимости, восходят к тому периоду,
когда в начале первого тысячелетия Хорезмия имела развитую культуру и
вполне могла служить приютом для раннего зороастризма8. Позднее (в
VTH—VI вв. до н. э.?), когда на роль доминирующей политической силы
выдвинулась Бактрия, она также стала претендовать на роль колыбели
зороастризма, а бактрийцы настаивали на том, что кави [«предводитель»]
Випггаспа, защитник пророка, был одним из их первых царей9.
Греческие историки — Ктесий и прежде всего Ксенофонт — также
знали о сильном Бактрийском царстве. Согласно им, Бактрия поддерживала
отношения с Ассирией и Мидией. Об ассирийском царе Нине, муже
Семирамиды, известно, что он отправил в эту богатую и многолюдную страну
большое войско, которое сразу потерпело поражение в горном районе10.
Позднее бактрийский царь Оксиарт был осажден в Бактре, которую
Семирамида взяла штурмом. Нин захватил Бактрийскую сокровищни-
4 В 8. 5 В 563-564; В 617; В 75А; В 565.
6 В 8: 271—272; Большой Бундахишн. 87. («Большой Бундахишн» — полная, так
называемая иранская, редакция «Бундахинша» («Первотворение») — одного из поздних зороаст-
рийских сводов, созданных на среднеперсидском языке в ГХ в. н. э.; этот свод представляет
собой комментированный и систематизированный пересказ утраченного «Дамтат-наска»,
входившего в состав Авесты; «Большой Бундахишн» содержит много апокрифических мифов
и фрагментов, уходящих в глубокую древность. Что касается слова «Субдастан» (*Suß8astän),
то это всего лишь одно из гипотетических чтений испорченного и трудно восстановимого
названия какой-то страны, допускающего самые разные транскрипции; в этой связи
идентификация этой страны с Согдианой отнюдь не столь однозначна, как это получается у
А.-П. Франкфора; во всяком случае, топоним Субдастан нигде более не встречается. —A3.)
7 В 8: 271; Датастан-и Деник. 89. («Датастан-и Деник» («Рассуждение о Вере») — еще
одно позднее зороастрийское произведение, написанное на среднеперсидском языке в
начале исламской эпохи; имеет форму религиозного диспута о превосходстве Благой Веры над
другими религиями, о смысле обрядов, ритуалов и проч. — A3.)
8 В 19,1: 275; П: 278.
9 Ссылки см. в: В 108: 186-188; Яшты. 5.109, 112 ел.; 9.29 ел.; 13.101; 17.49 ел.; 18.87
(Юстин. Эпитома. 1.1.9: «бактрийский царь Зороастр»). (Кави — древнеиранский титул,
которым в «Авесте» обозначаются предводители иранских племен, а также жрецы. — A3.).
10 См.: В 144; В 604.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
211
ну, обильную золотом и серебром (Ктесий. FGrH688 F 1.5—7; Юстин. Эпи-
тома. 1.1—2; Арриан. Анабасис. VI.24). Согласно Ксенофонту [Киропедия.
1.5.2; V.1.3), во времена мидийского царя Киаксара ассирийцы
совершали набеги на эту страну, а при его преемнике, Астиаге, отправляли сюда
посольства. Бактрийцы объединились с мидийцами против Ассирии и
приняли участие в захвате Ниневии (Диодор. П.26.1—2). Наконец, Ктесий
(FGrH 688 F 9.2) рассказывает, что бактрийцы подчинились Киру лишь
потому, что считали его законным наследником Астиага.
На основании этих полулегендарных данных мы тем не менее
должны прийти к выводу, что в первой половине первого тысячелетия
объединение, которое греческие авторы называют «Бактрийским царством»,
могло представлять собой одну из тех политических сил, которые находились
в контакте и с Ассирией, и с Мидией11. Поэтому Ахемениды, приступив
к покорению Центральной Азии, действовали отнюдь не в девственной и
совершенно неизвестной для себя стране. Сообщение Диодора
Сицилийского кампаниях Нина и Семирамиды предполагает, что в древности
Бактрия считалась царством с многочисленным и воинственным
населением, крупными городами, мощными крепостями и богатыми
сокровищами (П.6—7, следует за Ктесием).
Данные археологии не противоречат этому впечатлению, хотя черты
той материальной культуры, которая непосредственно предшествовала
эпохе Ахеменидов, определить непросто12. Ахеменидская культура в
Центральной Азии уходит корнями в своеобразную местную традицию и
заметно отличается от того, что мы обнаруживаем в современной ей культуре
Персии13. Не Ахемениды заложили город Бактра, не они изобрели
ирригацию, не они создали цивилизацию Центральной Азии. Однако, когда
пришло их время, они сильно возжелали ее сокровищ. Прибытие сюда
персов не было похоже ни на грабительский набег в старой ассирийской
манере, ни на греческую колонизацию, ни на нашествие кушанского
типа. Рассмотрим, какую форму приобрело ахеменидское вторжение в
реальности.
П. Центральная Азия под властью
Ахеменидов: завоевание, административное
устройство, управление и эксплуатация
1. Покорение Центральной Азии Киром Π
Некоторые авторитетные ученые датируют завоевание Центральной Азии
Киром Π периодом между 547 и 540 гг. до н. э. на основании
утверждения Геродота (1.178), согласно которому еще до захвата Вавилона в 539 г.
11 В 24: 13-43.
12 В 611 (о Бактрии); В 597 (о Туркменистане).
13 В 541; В 588.

212
Часть первая
Кир «подчинил себе все народы материка», следовательно, — и народы
Центральной Азии14. Два важных обстоятельства не позволяют нам
принять столь раннюю дату: во-первых, это означало бы, что Кир
предпринял две крупные кампании против Центральной Азии: до и после
захвата Вавилона; во-вторых, это противоречит другому пассажу «отца
истории» (1.153) о намерении Кира лично выступить в поход против Вавилона,
бактрийцев, саков и египтян. Похоже, порядок, в котором здесь
перечислены регионы, соответствует последовательности ахеменидских
завоеваний: Вавилон (539 г. до н. э.), Бактрия и Сака (530 г. до н. э. и смерть
Кира), Египет (Камбис, 525 г. до н. э.). По этой причине предпочтительней
датировать экспедицию Кира в Центральную Азию временем между
539 и 530 гг. до н. э.
Впрочем, некоторые области Центральной Азии оказались в руках
Кира еще раньше, когда между 550 и 547 гг. до н. э. остатки Мидийской
империи стали частью его владений. Так, Парфия после поражения Астиа-
га, «когда владычество над востоком перешло от мидийцев к персам»,
оказалась во власти победителя (Юстин. Эпитома. ХЫ. 1.4). Согласно Ксе-
нофонту [Киропедия. 1.1.4), Гиркания перешла в зависимость
добровольно. Древние историки ничего не говорят об Арии, но установление
контроля над этим регионом являлось непременным условием для любого
дальнейшего продвижения как на север, так и на юг от Гиндукуша.
Сведения о передвижениях Кира в областях к югу от Гиндукуша мы
имеем лишь от поздних авторов, таких как Арриан и Плиний Старший.
Первый сообщает [Анабасис. Ш.27.4—5; ср.: Курций. VH3.2), что в
стране зарангов (Дрангиана) Александр прошел через земли народа,
изначально звавшегося ариаспами, а позднее переименованного в евергетов
(т. е. «благодетелей») из-за того, что они оказали помощь Киру в его
походе на скифов. Второй из названных авторов (Плиний. Естественная
история. VI.92) говорит о Кире как о завоевателе Каписы, города страны
Каписены, или Арахосии; согласно легенде, Кир, отправившись на его
покорение, шел по стопам Семирамиды, которая также ходила походом
в Арахосию (ср.: Стефан Византийский, s.v. «Άραχωσία, Θύαμις»).
Расположенная к северу от Гиндукуша Бактрия в те времена, когда Кир
устанавливал над ней контроль, считалась, как мы видели, отдельным
государством, управлявшимся царем. Мы не знаем точно, что случилось с
этим царством; Ктесий, во всяком случае, сообщает следующую историю:
бактрийцы и персы вступили в сражение, которое не выявило победителя;
после этого бактрийцы, признав в Кире наследника Астиага, добровольно
объединились с ним (см. выше, п. 1.2). Эти краткие ссылки могут
косвенным образом указывать на более раннюю политическую конфигурацию,
в которой Бактрийское царство либо входило в систему союзов с
ассирийцами и мидийцами, либо находилось в вассальной зависимости от них;
14 О завоевании см.: В 155: 48—49, со ссылками на соответствующие древние
источники; В 144: 51-75.

Глава Je. Центральная Азия и восточный Иран
213
впрочем, с момента присоединения бактрийцев к Киру Бактрийская
область стала частью Персидской державы и управлялась сатрапами. В то
же самое время в состав империи была включена и Маргиана, причем ее
всегда рассматривают как область, зависимую от Бактрии15. В Согдиане
Кир основал город Кирополис на Яксарте (а также город Киресхата = *Ку-
рушката, нынешний Ленинабад16) и еще семь крепостей для защиты
северной границы от кочевых саков (Страбон. XI. 11.4; Арриан. Анабасис.
IV.3.1; о трех городах: Юстин. Эпитома. ХП.5). Хорезмия появляется в
списке провинций, право на управление которыми было передано
младшему сыну Кира (Ктесий. FGrH 688 F 9.8). Завоевав Бактрию, Кир подчинил
амиргийцев.
Саки хаумаварга, как они называются в древнеперсидских надписях,
или амиргийские саки (Геродот. VH64.2), объединились с Ахеменидами
после того, как царь саков (по имени Аморгес, согласно Ктесию) был
сначала пленен Киром, а затем освобожден благодаря вмешательству Спа-
ретры, жены пленника (FGrH 688 F 9.3). Некоторые специалисты
полагают, что саки жили недалеко от северо-западных границ Индии, в горах
близ современного Афганистана, около Бадахшана и Памира17. Ктесий
(F 9.7—8) рассказывает, что 20 тыс. всадников из числа саков хаумаварга
соединились с Киром во время рокового похода на дербиков, который
стоил ему жизни. В этой битве дербики и их индийские союзники
использовали слонов, но были разбиты. Однако и сам Кир был смертельно ранен
копьем. Царь умирал три дня, в течение которых отдавал распоряжения
по организации управления державой. Над дербиками, которые после
этого исчезают с исторической сцены региона, сатрапом был поставлен
Спитака, сына Спитама. Согласно Беросу (FGrH 680 f 10), Кир погиб при
завоевании долины даев (дахов?), тогда как, по Геродоту (1.204—214), он
после переправы через Араке (Аму-Дарья?) пал в битве с массагетами,
предводительствуемыми царицей Томирис; его труп был обезглавлен,
вместе с ним сложили свои головы 200 тыс. персидских воинов. Здесь
трудно отделить факты от выдумки, а потому не стоит высказывать
никаких предпочтений относительно версий гибели Кира18.
Из того немногого, что известно о завоевании Киром Центральной Азии,
выясняются три главные обстоятельства: (1) большое значение мидийско-
го наследства, (2) политическая сила Бактрии, (3) военный потенциал
саков в северо-восточном углу империи. Два последних останутся
важнейшими факторами на протяжении всей политической истории этого
большого региона.
15 Параграфы 38—39 «Бехистунской надписи» обеспечивают нас самыми ранними
источниками.
16 В 529; В 599. (Ленинабадом этот город назывался с 1936 по 1990 г.; сейчас он носит
прежнее название — Ходжент. — A3.)
17 В 590: 156-174.
18 В 557.

214 Часть первая
2. Камбис и восшествие на престол Дария I:
восстания 522—521 гг. до н. э.
Большую часть своего правления Камбис занимался покорением Египта,
и лишь однажды предпринятые им действия имели некоторое
отношение к Центральной Азии. Это случилось тогда, когда его брат Бардия
(см. выше, начало гл. 2, п. I) стал после смерти Кира правителем (δεσπότης)
бактрийцев, хорезмийцев, парфян и карманийцев19 или, по иной версии,
мидян, армян и кадусиев20. Некоторые из мятежей, с которыми Дарию
пришлось столкнуться сразу после восшествия на престол в сентябре 522 г.
до н. э., вспыхнули также и в Центральной Азии: в Парфии, Маргиане,
Саттагидии и Скифии (DB § 21).
Восстание в Парфии и Гиркании было подавлено сатрапом Гистаспом,
отцом Дария, в битве при Випшаузатише (8 марта 521 г. до н. э.) и при
Патиграбане (12 июля 521 г. до н. э.) (DB § 35—36). Некий Фрада был
провозглашен царем Маргианы, но затем, в битве 10 декабря 522 г. до н. э.,
свергнут бактрийским сатрапом Дария, персом Дадаршишем. При этом
55 тыс. маргианцев были истреблены и еще 8,5 тыс. пленены; «вот то,
что было сделано мной в Бактрии», — подвел итог Дарий (DB § 38—39)21.
Между тем Вивана, сатрап Арахосии, нанес несколько поражений персу
Вахиаздате, который сам себя называл Бардией; одно из этих сражений,
произошедшее при Капишаканише в марте 521 г. до н. э., оказалось
решающим (DB § 45). Многие историки пытаются пролить свет на причины
этих восстаний, отталкиваясь от ахеменидской царской пропаганды, в
полной мере представленной в «Бехистунской надписи». Одна из
возможных причин лежит в династической борьбе между старшими и младшими
линиями Ахеменидов, однако на политическом и социальном уровне мы
не можем исключать того, что здесь определенную роль сыграли
антиперсидские и, быть может, антиаристократические настроения,
распространенные среди некоторых подчиненных народов22^ Для ряда
исследователей огромное число погибших маргианцев {55 тыс.) служит аргументом в
пользу массовости восстания23. Этот момент остается неясным; очевидно
лишь, что для Дария Бактрия выполнила «полицейскую» функцию и
вернула Маргиану в ее обычное зависимое положение. На юге от Гиндуку-
ша оплотом оставалась Арахосия с сатрапом Виваной. Но здесь,
возможно, в сражениях участвовали только персидские войска.
19 В 621: 26, интерпретация Ктесия: F 9.8.
20 В 155: 92, вслед за Ксенофонтом: Киропедия. V1II.7.11.
21 Цифры — из вавилонской версии; арамейская версия (В 78: 34—35) говорит о
<5>5 24<3> убитыми и 6972 захваченными в плен.
22 В 49.
23 В 49: 207, № 937.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
215
3. Успокоение Центральной Азии при Дарий I
и Ксерксе I (520—465 гг. до н. э.)
Заключительный цикл ахеменидских побед в Центральной Азии
сопровождался выстраиванием более эффективной организации империи. Эти
завоевания затронули территорию саков и долину Инда. Кампания
Дария против саков датируется 519 г. до н. э.;24 сообщение на сей счет
содержатся в «Бехистунской надписи» (§ 74, только древнеперсидская
версия) и у Полнена (Стратегемы. VTL11.б)25. Дарий напал на живших
вокруг Аральского моря саков тиграхауда («острошапочных») и перевел
армию через Амударью по мосту. Скунха, сакский вождь, был захвачен
в плен, и Дарий назначил этому племени другого вождя. С тех пор саки
тиграхауда начинают упоминаться в ахеменидских надписях26. С другой
стороны, саки (тиай) парадрайя («те, что за морем»), упоминаемые в
некоторых надписях (напр.: DNa 28—29, А?Р 24), не могут быть уверенно
локализованы в пределах великой евразийской степи, которая лежит к северу
от Каспия и Арала27. Дахов из антидэвовской надписи Ксеркса (XPh),
возможно, следует помещать на севере от Гиркании, где в дальнейшем
были обнаружены дахи, упоминаемые более поздними писателями;
вообще, их название может оказаться еще одним обозначением всё тех же
саков парадрайя2*. Саки пара Сугдаж («которые за Согдом») появляются
лишь в двух надписях Дария (DPh; DH), а их предполагаемая
локализация в Фергане или к востоку от Памира не является несомненной29.
К обсуждению экспансии в бассейн Инда мы обратимся в следующем
разделе (гл. 7d).
Одновременно с завоеванием и исследованием завоеванных областей
(см. выше, гл. 2, п. VI. 4) Ахемениды перестраивали державу с целью
повышения эффективности управления ею, что укрепляло изначальную роль
Бактрии как главного оплота империи во всей Центральной Азии30.
В 500/499 г. до н. э. сатрапом Бактрии был, по всей видимости, Ирда-
бануш (PF 1287, 1555)31. В поздней версии рассказа о воцарении Ксеркса
(Плутарх. Моралии. 173Ь; см. также: 488d) говорится, что Ариамен, другой
претендент на престол, прибыл из Бактрии32. Во время кампании 480 г.
до н. э. в войске Ксеркса был отряд из бактрийцев и амиргийских саков
под предводительством Гистаспа, родного брата Ксеркса (Геродот. VH64).
24 В 155; В 49: 130. Другие датировки, напр. 517 г. до н. э. (В 620), опираются на
устаревшие толкования «Бехистунской надписи».
25 Согласно В 41, это был поход против европейских скифов — тот самый, о котором
рассказывает Геродот (TV.83 слл.). Эта новая интерпретация анализируется в работе: В 88.
26 См.: В 104; В 44: 239, примеч. 8; В 145.
27 См.: В 590: 160-161, В 181; ср.: В 234 - эта работа обсуждается в: В 41: 85-86. Они
находились, возможно, в Европе, см.: В 547: 97—98.
28 В 595: 143-145.
29 В 590: 169-170.
30 Ср.: В 578: 89, примеч. 1, 93.
31 А 35: 19, примеч. 96.
32 В 155: 231-232.

216
Часть первая
Еще один его брат, Масист, которого Ксеркс не на шутку оскорбил, как
пишет Геродот в указанном месте,
двинулся в Бактрию со своими сыновьями и другими верными ему людьми, чтобы
поднять восстание и причинить царю великие неприятности. И, я полагаю, он
преуспел бы в этом деле, ежели бы достиг бактрийцев и саков; ибо они любили его и он
был правителем (гипархом) бактрийцев.
Однако на пути в Бактрию Ксеркс его убил (Геродот. IX.113). Наконец,
уже после смерти Ксеркса в 465 г., Артаксерксу I пришлось подавлять
какой-то бактрийский мятеж. В решающей схватке ни одна из сторон не
могла взять верх до тех пор, пока не поднялся сильный ветер,
засыпавший глаза бактрийцев песком, из-за чего они и потерпели поражение
(Ктесий. F 14.35). Согласно Ктесию, их полководца звали Артабан — имя,
встречающееся в царской семье, и, возможно, именно так звали сатрапа
500/499 г. до н. э.; Диодор (XI.69—62), у которого ничего не говорится о
мятеже, сатрапом Бактрии этого времени называет Гистаспа, сына Ксеркса33.
Всё это заставляет думать, что Бактрия, политический оплот Ахемени-
дов в Центральной Азии, часто передавалась в управление принцам
крови. Впрочем, такая политика была чревата для верховной власти
серьезными проблемами, поскольку бактрийцы всегда могли оказать
вооруженную поддержку своему сатрапу (бывшему для них в некотором смысле
«сюзереном»), если тот выказывал претензии на трон. И всё же ахеменид-
ские правители находили эту практику удачной, поскольку статус
сатрапа Бактрии служил своего рода компенсацией для их младших братьев,
которые не могли занять императорский престол, при этом вся
Центральная Азия оставалась в рамках одной и той же административной
структуры — той, что лучше всего раскрывается применительно ко времени
правления Дария и Ксеркса.
В реконструкции ахеменидской административной географии
нашими основными источниками являются ахеменидские клинописные
таблички и иероглифические надписи, а также списки сатрапий Геродота. В
табл. 3 порядок колонок тот же, что и в «Бехистунской надписи». Главный
вывод из этой таблицы бедующий: стоило Дарию присоединить к
наследию Кира Индию, территории саков тиграхауда, саков парадрайя и пара
Сугдам, как держава в целом, так и ее провинции приобрели стабильный
характер. Отсутствие Арахосии в Геродотовом списке сатрапий и саттаги-
дов — в перечне вооруженных сил Ксеркса нужно объяснять не отпадением
этих провинций, а либо невнимательностью «отца истории», либо
характером доступной ему информации. Это обернулось пропуском
соответствующего слова или, возможно, его заменой упоминанием сагартиев, та-
манеев, утиев и париканиев, чья точная локализация остается неясной34.
Отсутствие Гандхары в списке на статуе Дария может означать, что эта
33 В 155: 290; А 35: 19, примеч. 96.
34 Эти дискуссионные проблемы, имеющие отношение к исторической географии,
обсуждаются в: В 553; В 593; В 546; В 602; В 95; В 530; В 603; В 590: 156-174; В 22: 185-
190.

нн я
О)
cd
8
§
<υ
S3
СО
cd
О
И
О)
Он К
О)
SJ
К
со
ω
О
Й
-fr
et
On
Ζ
S
со
О)
α.
о
Χ
w
ей
s
5
О
О
Я ^ а ^
П <Ni л r^
<J Ъ О Η
СО
о
о
о
о, Ь
с!,
CN
£
fei *3
aa I.
3ϊ! I
£
§
-8-
%

218
Часть первая
страна рассматривалась как часть Индии или Саттагидии35. Провинции,
каждая из которых была идентична соответствующей национальной
общности, проживавшей на данной территории36, оставались на удивление
стабильными в своих границах на протяжении очень длительного
времени, и это позволяет нам рассмотреть экономическую роль Центральной
Азии в Ахеменидской державе, не обращая внимания на
хронологические аспекты проблемы.
4. Значение Центральной Азии
для Ахеменидской империи
Центральную Азию Ахемениды превратили в один из бастионов своего
могущества. С этой целью они полной мерой использовали человеческие
и материальные ресурсы данного региона, что облегчалось благодаря
великолепному состоянию путей сообщения.
Жители Центральной Азии служили Великому Царю в качестве
воинов и рабочих. Персепольские тексты крепостной стены упоминают бакт-
рийцев, использовавшихся, возможно, на оросительных работах и
получавших муку от администрации Дария (PF1947:59—63), а также
продовольственные пайки, выдававшиеся согдийцам (PF 1118, 1132, 1175, 1629).
В войске Дария состояли отряды саков, которые в битве при Марафоне
вместе с персами прорвали центр афинской фаланги (Геродот. VI. 113).
После неудачного завершения кампании Дарий отдал приказ вновь
набрать по всей империи огромное войско, но сделано это было уже при
Ксерксе (Геродот. VII.61— 99). Громадная армия была укомплектована
сухопутными отрядами из бактрийцев, амиргийских саков, ариан, парфян,
хорезмийцев, согдийцев, гандариев, дадиков, касгшйцев, сарангиев, пак-
тиев, утиев, миков и париканиев. Сагартии, бактрийцы, касшшцы и па-
рикании служили также в кавалерии, в то время как саки
использовались в качестве морской пехоты военно-морского флота. Саки,
бактрийцы и индийцы упоминаются среди войск, оставленных зимой 480/479 г.
до н. э. в Греции с Мардонием (Геродот. VIEL 113). Весьма вероятно, что
Центральная Азия не понесла особых потерь от военных действий, в
особенности от морских операций 480—479 гг. до н. э., и большинство солдат
благополучно вернулось по домам. Экстренные мобилизации наподобие
этой, как и формирование нескольких гарнизонных отрядов в разных
уголках империи, например, у саков в Деве-Хююк в Сирии37 и на
различных других театрах военных действий38, не сказались всерьез на людских
ресурсах Центральной Азии. Совсем по-иному складывалась ситуация в
35 См. полемику в: В 167.
36 В 40.
37 В 588: 204; В 496 — согласно данному автору, то были северные иранцы; В 547.
38 В 543: 197 — Персеполь, Гордий, аль-Мина, Кархемиш, Марафон. Имя хорезмийца
Даргмана было зафиксировано в Элефантине; см.: Cowley. АР 6. О колонистах из
Центральной Азии, которыми комплектовались военные поселения в Вавилонии, см.: В 547:
95—105; о таких же колонистах в Малой Азии: В 537: 83—96.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
219
восточных сатрапиях, где эксплуатация естественных ресурсов Ахемени-
дами тяжелейшим бременем легла на местное население.
Первоначально, при Дарий, дань, как кажется, уплачивалась в
натуральной форме, но это впечатление, возможно, связано с отсутствием у нас
информации о реальной дани в отличие от дани символической, как,
например, участие всех народов в строительстве дворца в Сузах или участие в
ритуале «Праздника Нового года» в Персеполе. Позднее, при Ксерксе,
взносы делались драгоценными металлами — в силу того, видимо, что теперь
это была дань в собственном смысле слова. Указанное изменение трудно
объяснить экономическими причинами, такими, к примеру, как
развитие денежного хозяйства39. Но как бы то ни было, все эти подати
свидетельствуют о том, что ахеменидское казначейство было прекрасно
осведомлено о богатствах Центральной Азии.
Подати в натуральной форме перечисляются в двух надписях Дария,
касающихся закладки дворца в Сузах (DSf и DSz J40, а на рельефах Апада-
ны в Персеполе изображены представители народов, несущие эти
подношения; при идентификации данных изображений будем придерживаться
наиболее широко принятых интергфетаций41. Бактрийцы (делегация ХШ
на рельефе Ападаны) несут золото, ведут верблюдов, доставляют
металлические сосуды, украшенные ювелирами; согдийцы (делегация XVII)
несут лазурит, сердолик, кинжалы, браслеты, орнаментированные про-
томами (протома — изображение морды или передней части
животного. —A3.), топоры, ведут лошадей; саки (делегация XI) также ведут
лошадей, несут браслеты, украшенные протомами, одежду из трех предметов
(шаровары, туника и куртка); хорезмийцы несут бирюзу (DSf); арахосий-
цы (делегация VII?) — каменные ступки и пестики42, слоновую кость,
сосуды, шкуры барсов, гонят верблюдов; ариане (делегация IV) отметились
тем же самым; парфяне (делегация XV) — сосудами и верблюдами. Этот
список дает определенное представление о тех огромных богатствах, что
наполняли ахеменидские сокровищницы43.
Подати в виде драгоценных металлов (серебряные таланты) также
говорят о многом, иногда они дополняются натуральными дарами царю.
Список Геродота (Ш.90—96) датируется временем правления Артаксеркса I.
Одна только Бактрия приносила 360 талантов; саттагиды, гандарии, дади-
ки и апариты — 170 талантов; сагартии, тамании, утии и мики — 600
талантов; парикании и азиатские эфиопы — 400 талантов; саки и каспийцы —
250 талантов; индийцы — 360 талантов золотым песком (см. ниже);
парикании и ортокорибантии (вместе с Экбатанами и Мидией) — 450 талантов.
Несмотря на такие поразительно большие цифры, как, например, 600
талантов с территории современного Систана, и несмотря на то, что
парикании появляются в двух разных частях текста, представляется весьма ве-
39 В 34: 2—4 — в этой работе, посвященной текстам персепольской сокровищницы,
преувеличивается быстрота перехода на серебро как форму дани; см.: В 81.
40 В 207.
41 В 214; В 101: 105—113; полемику об идентификациях см. в: В 140.
42 В 18; В 12 — обсуждаются в: В 51. См. также примеч. 63.
43 Об этих сокровищницах см.: В 21: 48-98; В 22: 204-226.

220
Часть первая
роятным, что Геродот черпал информацию из официального
персидского фискального документа44. Вот почему нам стоит доверять данному
списку, позволяющему составить определенное представление о масштабах
ахеменидской эксплуатации, в результате которой Ахемениды получали
с восточных сатрапий 2530 талантов серебром.
Важнейшим предварительным условием для выкачивания этих
ресурсов была развитая сеть коммуникаций. Страны «уплачивали дань,
какую я установил, они это делали и ночью, и днем», — возглашал Дарий в
надписи, нанесенной на скале в Бехистуне (DB § 7). Благодаря дорогам и
обслуживающему их специальному персоналу все эти богатства
доставлялись в сокровишцицы Суз и Персеполя, а войска в случае
необходимости совершали стремительные марш-броски на дальние расстояния.
Детальная информация о дороге «из Эфеса в Бактрию и Индию,
числе стоянок, дней и парасангов» приводилась в утраченных фрагментах
Ктесия (FGrH688 F 33). Авеста (Яшты. 10,15) хвалит дороги и мосты
страны ариан; греки восхищались отлаженной почтовой службой Царя Стран
(ангар еион — конная почта на перекладных; см.: Ксенофонт. Киропе-
дия. Vin.6.17). В персепольских табличках упоминаются конечные
пункты великого царского пути через Гиндукуш: Бактрия — на севере и
Индия — на юге. Скрепленные печатями документы посланники перевозили
из Бактры в Сузы (PF 1555), из Суз — в Гандхару (PF 1440, 1450), из Ара-
хосии — в Сузы (PF 1351, 1439, 1953: 34), из Арахосии — к царю (PF 1443,
1474, 1484), от царя - в Арахосию (PF 1510) и Арию (PF 1361, 1540).
Царские должностные лица снабжали путников продовольствием для
путешествия, а некоторые посланники передвигались в сопровождении
специальных проводников или большого эскорта (известен пример, когда в
эскорт одного важного посланника, направлявшегося из Арии в Сузы,
входило 588 человек и 100 мулов. — PF 2056; см. ниже).
Воинские контингенты, ценности и всякого рода информация без
проволочек достигали столицы империи. Но движение отнюдь не было
односторонним — помимо должностных лиц, в обязанности которых входило
поддержание связи с сатрапами, ахеменидские цари отправляли в
Центральную Азию и других людей45. Здесь прежде всего следует упомянуть о
том, что в Бактрию персы уводили пленников из греческих городов
(Геродот. VI.9.4). Бранхиды, жреческий род из Милета, добровольно
вставшие в 494 г. до н. э. на сторону персов, должны были спасаться от
репрессий со стороны греков; они были отправлены в Согдиану (в качестве
изгнанников по приказу Ксеркса, возвращавшегося из Греции. —А. 5.), где
в конце концов осели и достигли процветания (Курций Руф. VII.5.28—35;
Диодор. XVII, оглавление)46. Жители Барки, греческой колонии в Ливии,
при Дарий также были переселены в Бактрию (Геродот. XV.204), но
других упоминаний об этом событии нет.
44 Полярную точку зрения см. в: В 1: 127—137 (автор исходит из того, что для Геродота
источником информации служила карта Гекатея Милетского).
45 В 537: 66-68.
46 Ср.: В 520: 159-161; В 531: 123-125.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
221
Впрочем, материальные следы персидского присутствия в
Центральной Азии незначительны. Несколько дариков были найдены в
Самарканде и в Керки;4718 афинских монет — в Окском кладе [IGCH1822)48, в то
время как клад, обнаруженный в 1933 г. в районе Чаман-Хузури в
Кабуле, содержит 8 ахеменидских сиклей, 14 индийских маркированных
монет, 64 греческие монеты и 29 монет прежде неизвестного типа (IGCH
1830)49. 170 афинских монет были найдены в Балхе (IGCH 1820)50,
изогнутые бруски — в Мир-Заках и Джалалабаде51 и, наконец, ахеменидская
бронза — в Кызыл-тепе52. Эти немногие находки указывают на то, что
монетная система еще не была в полной мере укоренена в Центральной
Азии и что в тех случаях, когда обмен совершался всё же в денежной
форме, важную роль играли греческие монеты53.
В Хорезмии, в крупном поселении Калалы-Гыр, археологи раскопали
дворец, который, возможно, принадлежал какому-то персу (сатрапу?) или,
по крайней мере, хорезмийцу, находившемуся под влиянием иранской
культуры (рис. 6). Был открыт гипостильный зал (в архитектуре древнего
Востока — большой зал с многочисленными, регулярно стоящими
колоннами. —A3.), колонны которого имеют базы с валиками и стоят на
ступенчатом цоколе; здесь также был найден ритон, украшенный протомой
лошади и фрагментом отлитой головы грифона в персепольском стиле54.
К каталогу обнаруженных в Хорезмии персидских вещей можно
присовокупить еще лишь ритон55, кольцо, украшенное львом56, а также печать57.
Инвентарный список для всей Центральной Азии может быть дополнен
указанием на несколько баз для колонн в персидском стиле, очень часто
относящихся, впрочем, к эллинистическому времени58, на находки ахеме-
нидского стиля из раскопок эллинистического времени в Ай-Ханум59, в
Тахт-и Сангин60 и в сакских погребениях в Иссыке в Казахстане61, в Туура-
Суу в Киргизии62 и в Пазырыке63, где курганы Π и V содержали объекты,
47 В 595: 158.
48 В 641: 18—21 — автору данной работы известны лишь 16 афинских монет, найденных
в Таджикистане, к которым он добавляет 3 монеты из Аканфа, 3 — из Византия, 1 — из Ке-
лендериды, 6 — из Аспенда, 15 имперских ахеменидских монет, 11 монет местных
правителей (одна — Пиксодора, две — из Эфеса (Мемнон), по одной—Тирибаза и Фарнабаза, две —
Датама, четыре — Мазея), а также из Финикии: одна — из Арвада и по две — из Сидона и
Тира.
49 В 176: 3-6, 31-45. 50 В 630.
51 В 519: 203. 52 Археологические открытия. 1977: 533.
53 В 176: 18-19; В 641: 20. 54 В 627: 141 ел.
55 В 628: 111, с рис. 47. 5б В 635: 84, № 4.
57 в 631: 210-211 - Чирик-Рабат.
58 Напр., в Гяур-Кала, Хорезмия, и в Ай-Ханум, Бактрия.
59 В 556: 26-27, рис. 15, XTV (ритон); 32-34, рис. 16, XV, № 20 (фриз львов, рисунок);
58-59, рис. 21, ХХП, № 29а, b (бронзовые чеканные тарелки); 78-79, рис. 27, XXXV,
№ 0.397 (греко-персидский халцедоновый скарабоид); 122—123; В 571.
60 В 605; В 591 (клинообразные наконечники, бронзовые вещи, слоновая кость).
61 В 516: 89 (рис.), 114-115 и ел.
62 В 585: 73—76, рис. 27 (золотая фигурка антилопы).
63 В 575: 80-138; В 610: ил. 174 (Пазырык V, ковер); В 610:297, рис. 139 (Пазырык V,
культовая сцена); ил. 177, с. 298, рис. 140 (Пазырык V, фриз львов); и т. д.

222
Часть первая
Рис. 6. Калалы-Гыр: а — план места, Ь — дворец, с — планы и
реконструкция. (Публ. по: В 607: 142 (рис. 1), 145 (рис. 2), 148 (рис. 4).)
близкие ахеменидским изделиям (рис. 7). Небольшая бронзовая статуя,
найденная в разрушенном кургане в Синьцзяне, также обнаруживает
параллели в искусстве Ахеменидской державы (рис. 8);64 то же можно
сказать и о петроглифах из района верхнего Инда65. Упомянем несколько
случайных находок, состоящих из небольших предметов, как, например,
Окский клад66, золотую чашу с Алтая и оленя из Бухтармы67. Несмотря на про-
64 В 639: рис. 90 — находки в долине реки Гонгнаизи, одного из притоков реки Или.
Однако изготовлены они могли быть в начале эллинистического периода.
65 В 577: 13-14, ил. 4, 5.
66 В 545; к этому можно добавить несколько отдельных предметов: печать из Кабула
(В 554); печати из Мерва и Афрасиаба (Вестник древней истории. 1947. № 4: 127—135); гирю,
найденную неподалеку от города Буста (East and West. 1968: 277—280).
67 В 619: 196-197, № 189, 190.

Рис. 7. Ковер из Пазырыка, курган V. (Публ. по: В 575: рис. 103.)
Рис. в. Бронзовая статуэтка из
кургана в Синьцзяне. Поза и
черты лица кажутся
западными; шлем представляет собой
версию греческого
«фригийского» шлема. IV в. до н. э.?
Высота 0,42 м. (Публ. по: В 639:
рис. 90.)

224
Часть первая
белы в наших сведениях, создается ощущение, что персидское
культурное влияние, помимо административной сферы, сказалось здесь на
архитектурных стилях (по крайней мере, в столицах сатрапий) и малых
искусствах; возможно, дело дошло даже до принятия арамейской
письменности, хотя от этого региона не сохранилось никаких доэллинистических
надписей за исключением одной фрагментированной эламской таблички,
найденной при раскопках в Кандагаре. Не ясно, имеем ли мы здесь дело со
следами широкого цивилизационного воздействия или же это всего лишь
отражение дворцового искусства и архивной практики великих столиц.
Внимательный анализ культуры ахеменидской Центральной Азии
заставляет исправлять старые теории, согласно которым лишь благодаря Царю
Царей в этом регионе появилась ирригация, началось развитие городов и
конечно же возникла настоящая цивилизация.
III. Экономика, общество
и культура Центральной Азии
В АХЕМЕНИДСКОЕ ВРЕМЯ
Вопрос о том, когда начинается и когда заканчивается ахеменидская
эпоха в Центральной Азии, здесь обсуждаться не будет; датировки находок
для этого недостаточно точны. Согласно многим исследователям, так
называемое «ахеменидское» собрание археологических материалов
Центральной Азии можно датировать уже с VII или даже VIE в. до н. э. Этот
период характеризуется появлением своеобразного типа белой керамики,
изготовленной на гончарном круге, чей ареал распространения
совпадает с границами Центральной Азии, как мы их определяем. Парфия—
Гиркания и Систан охватываются иранской сферой влияния (керамика
Иранского плато);68 северная и северо-восточная пограничные зоны
принадлежат к степям (изделия, сработанные без гончарного круга), при том
что индийская керамика по-прежнему весьма разнообразна. В связи со
сказанным Бактрию, Маргиану, Согдиану, Арию, Арахосию и Хорезмию
следует считать ядром данного культурного организма.
1. Ирригационное сельское хозяйство
Экономика рассматриваемых регионов основывалась прежде всего на
ирригационном сельском хозяйстве, однако животноводство, ремесла и
промыслы были также развиты69.
68 В 541.
69 Общий обзор см. в: В 584:178—203 — здесь представлена современная и полная сводка
археологических данных; на с. 338—340 говорится о значимости ирригации (рис. на с. 455—
457).

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
225
Оросительная сеть возникла здесь еще до изучаемого нами периода
и в своей значительной части восходит к концу бронзового века70. К
середине первого тысячелетия до н. э. в Хорезмии можно выделить две зоны
ирригации: одну — вдоль нижнего течения Окса (на левом берегу, это Ка-
лалы-Гыр и Кюзели-Гыр, а на правом берегу — ирригация Дингильдже
и Канта-Кала), и другую — вдоль нижнего Яксарта (зона вокруг Бабиш-
Мулла и Чирик-Рабат)71. В Маргиане орошались оазисы Мерв, Аравали и
Яз-тепе72. В Арахосии постоянные поселения существовали, по крайней
мере, на территориях Кандагара73 и Мундигака74, в Дрангиане — Дахан-и
Гуламана75 и Над-и Али76, в Бактрии — во всех дельтах рек в предгорных
зонах, а именно: в оазисах Бактра, Алтын77, Кутлуг-тепе78, Ат-Чапар79,
Тилля-тепе80, а в восточной Бактрии — также в долинах притоков Окса,
таких как Кундуз и Кокча, с местностью Кундуз и долиной Ай-Ханум
соответственно;81 к северу от Окса — в долинах Вахша, Кафирнигана,
Сурхандарьи и Шерабада (оазисы Кобадиан, Джандавлат, Кучук-тепе
и др.), где располагались такие крупные городища, как Кызыл-тепе и
Бандыхан-тепе82; в Согдиане — в Зеравшанской долине, с главным
поселением в Афрасиабе (греч. название: Мараканда, древняя согдийская
столица)83, на территории по нижнему течению Зеравшана84 и в долине Сыр-
дарьи85. В этот период ирригационные каналы были мелководными,
шириной почти 10 м, а длиной — до 30—60 км. Оросительная сеть
формировалась за счет последовательных боковых ответвлений от основного
водотока со вторичными, третичными и четвертичными каналами,
которые одновременно задавали границы полей86. Плодородный лёсс, если он
правильно орошен и обработан, позволяет получать высокие урожаи
пшеницы, ячменя, проса, овса, кунжута и винограда (согласно
исследованиям в Дингильдже и Кучук-тепе).
На местах зерно хранили в силосных ямах, располагавшихся на
фермах под полом, а также в керамических сосудах, что позволяло
удовлетворять и ежедневные потребности, и сохранять излишки87. Оседлое
население Хорезмии разводило крупный рогатый скот, коз и овец, свиней, ос-
70 По крайней мере, в Мургабе, бактрийском и хорезмийском оазисе. (См.: Ляпин A.A.
Геометрия оросительных систем: К истории ирригации в дельте Мургаба (Южная
Туркмения) /JИсседон: альманах по древней истории и культуре. Екатеринбург, 2005. Т. Ш: 5—14. —A3.)
71 В 521: 35 (рис. б), 151-163, 116-125, 185-200.
72 В 595; В 594: 63-68.
73 В 638: 32-33; В 592: 44.
74 В 540. 75 В 616.
76 В 544.
77 В 613: 107 слл.; В 586: 12 (Алтьш-Диляр).
78 В 613: 107 слл. 79 В 615.
80 В 612. 81 В 560: 132-137.
82 В 551; В 632; В 608: 265; В 596: 19-24, 25-30, 93-103; В 523; В 609.
83 В 538: 7-59. 84 В 572.
85 В 640; В 528 (культура Чует в Эйлатане); В 600; В 552: 164-176 (Шашгепа, культура
Бургулюка и Каунчи).
86 В 521; В 562: 116-125. 87 В 635: 207 ел., 252-283.

226
Часть первая
лов, лошадей и верблюдов. При этом установлено, что если в VII в. до н. э.
в животноводстве преобладало культивирование крупного рогатого
скота, то к IV в. до н. э. на первое место выдвинулось овце- и козоводство;
впрочем, никаких убедительных объяснений произошедшей перемене
пока не предложено88. Что касается лошадей и верблюдов, нет
необходимости подчеркивать огромное значение этих животных для Центрально-
азиатского региона, что хорошо известно как из персепольских рельефов,
так и из постахеменидских текстов. Эти животные паслись не только по
стерне (стернь, жнивьё— поле, на котором сжат хлеб или другие
зерновые, а также и сами остатки соломы, которые используются для
выпаса животных (так называемый пожнивный выпас). —А.З.) и на землях,
оставлявшихся под паром, но также и на обширных необрабатываемых
степных просторах между оазисами, где кочевали пастушеские племена.
Определенную информацию о характере пастушеской экономики
можно извлечь из артефактов, обнаруживаемых в погребениях кочевников в
обширной зоне от Хорезмии до Монголии. Создается впечатление, что
саки Хорезмии (тиграхауда, массагеты?) в основном разводили лошадей и
овец;89 то же можно сказать и о саках Памира и Ферганы (хаумаварга?),
использовавших для этого высокогорные пастбища90. Аналогичную
экономическую систему, судя по всему, имели саки и родственные им народы
Киргизии91, Тянь-Шаня92, Алтая93, Тувы94, Монголии95, Синьцзяна96, а
также саки Казахстана97. Скотоводческие регионы степей и горных районов,
с одной стороны, и сельскохозяйственные регионы равнин и речных
долин — с другой, находились в таком близком соседстве друг с другом, что
трудно выяснить, где именно пролегала между ними граница98.
Ремесла и промыслы Центральной Азии основывались на
использовании минеральных ресурсов (глина, камень, металлы) и на обработке
органических материалов, древние изделия из которых в большинстве
случаев не сохранились. Глиной были богаты все регионы; очень широкое
распространение в Центральной Азии имела гончарная продукция так
называемого «ахеменидского типа». Высокая повторяемость одинаковых
форм — например определенной формы кубка — может указывать на
общие обычаи в пищевой культуре. (Плов, например, готовят в казане, а
едят из пиалы, борщ варят в кастрюле, а едят из тарелки, водку пьют из
граненого стакана, а шампанское — из фужера... Поэтому
распространение определенных видов посуды указывает на бытование определенной
88 В 635: 252-283; В 539: 108; В 523: 82-84 (иные выводы).
89 В 626; В 633: 127 слл.
90 В 590: 174 ел. — здесь речь идет о районах кочевания, доходивших до долин в
верховьях Инда; В 577: 13—15.
91 В 585; В 623. 92 В 533: 40-45, 185 ел.; В 582.
93 В 610. 94 В 568; В 570.
95 В 634; В 601. 9б В 636.
97 По поводу последних см.: DPh; В 517: 129 слл.; В 518: 50-55.
98 Сделать это столь же трудно, сколь и провести границу между скотоводством и
простым пастушеством; В 575: 126-128; В 22: 203-225; В 566.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
227
пищевой практики. —A3.) Печи для обжига располагались на
специально приспособленных для этого участках в оазисах (Маргиана, Хорез-
мия)99. Что касается камня, то в архитектуре он использовался не особенно
широко, поэтому ограничим наш обзор лишь полудрагоценными
камнями. Хорезмийская бирюза обрабатывалась либо прямо на
месторождениях, либо в соседних оазисах (Дингильдже). В Согдиане также
существовали залежи этого минерала, поэтому и здесь, в ремесленных кварталах
Мараканды, создавались изделия из бирюзы100. Лазурит из Согдианы
засвидетельствован многочисленными находками бусин, однако пока в
Центральной Азии не удалось обнаружить ни одной гранильной
мастерской этого периода, работавшей с данным минералом. Сердолик также
широко использовался и мог иметь хорезмийское происхождение101.
Алебастр и змеевик добывались в карьерах в Арахосии102. Из металлов
изготавливались ювелирные украшения, оружие и инструменты. Известно,
что в Бактрии золото добывали в Оксе, промывая речной ил; в той же
провинции разрабатывали серебро (Ктесий. FGrH6S8 F 45.26)103. Добычей
золота занимались в некоторых районах Казахстана и южной Сибири104.
Медь разрабатывалась тысячелетиями повсюду в Центральной Азии, но
месторождения, использовавшиеся в рассматриваемый период, обычно
трудно локализовать, за исключением нескольких приисков в Казахстане
(например, Джезказган), в южной Сибири и в Туве (это всё зоны, в
которых предполагается кочевое население), а также по соседству с долиной
реки Или в Синьцзяне105. Железные рудники известны не самым лучшим
образом, но литейные мастерские открыты в Хорезмии (Дингильдже)106,
в Парфии (Элькен-тепе)107 и в Согдиане (Мараканда);108 кроме того,
надежно фиксируется производство центральноазиатскими кузнецами оружия,
ювелирных украшений, орудий труда и элементов упряжи.
Создается впечатление, что, помимо торговли и обмена, в пределах
Персидской державы население какой-то части Центральной Азии при
ахеменидском правлении находилось в контакте и с сакскими племенами,
кочевавшими по территории Китая (см. находки из курганов Π и V в Па-
зырыке и в Синьюане, а также в Алагоу в Синьцзяне). С другой стороны,
главный северный торговый путь, связывавший Европу с Центральной
Азией, пролегал, как предполагается, вне границ империи;109 точная
локализация этой дороги далека от ясности.
Хотя экономические свершения Центральной Азии несопоставимы со
сказочными богатствами Индии, Вавилонии и Египта, тем не менее
высокий уровень производительности и, как кажется, некая
сбалансированность в эксплуатации сельскохозяйственных и минеральных ресурсов
" В 595: 26-27; В 635: 212.
100 В 635: 58—59; Археологические открытия. М., 1976: 524—525.
101 В 635: 211; В 532. 102 В 12.
103 В 532. 104 В 575: 184-203.
105 Работа Маргулана в изд.: В 518: 3-42; В 637.
106 В 635: 211-212. 107 В 579.
108 Археологические открытия. М., 1976: 524—525.
109 На сей счет никто не предложил бесспорных аргументов.

228
Часть первая
обеспечивали существование значительного населения, которое
вынуждено было поддерживать высокую боеготовность из-за регулярных и
опасных контактов с беспокойным миром степных кочевников. Это привело
к образованию здесь больших запасов прибавочного продукта и к
формированию значительного военного потенциала. Ахемениды просто не
имели права игнорировать данное обстоятельство, которое они могли
обернуть к значительной своей выгоде. Иллюстрацией тому — знаменитый
пассаж, в котором Геродот описывает, каким образом Великий Царь
извлек пользу из орошения принадлежавшей хорезмийцам равнины
(Ш.117). Этот аспект станет еще ясней, если мы рассмотрим социальную
структуру Центральной Азии.
2. Социальная структура:
кочевые племена и оседлый «феодализм»
Для уяснения того, как было организовано центральноазиатское
общество, необходимо обратиться к анализу поселенческих образцов,
архитектуры, а также информации, содержащейся в письменных источниках.
К изучению пригодна лишь поселенческая практика оседлого населения.
Здесь следует различать укрепленные и неукрепленные поселения.
Первые могут представлять собой города либо крепости110. Настоящие
города (площадью более 15 га) следует искать в главных центральноазиат-
ских оазисах: Эрк-Кале в Маргиане, Элькен-тепе (Вишпаузатиш?) в Пар-
фии, Бактре (Зариаспа) и Алтьш-Диляре в Бактрии, Кызыл-тепе, Банды-
хан-тепе и Талашкан-тепе в северной Бактрии (в долине Сурхандарья),
Кундузе (Драпсака?) в восточной Бактрии, Афрасибе (Мараканда) и Ки-
рополисе в Согдиане, Кюзели-Гыре, Калалы-Гыре, Базар-Кале в Хорез-
мии, Чирик-Рабате на территории аральских саков, Кандагаре (Капи-
шаканиш?) в Арахосии, Артакоане в Арии, Эйлатане и Шурабашате в
Фергане. Харсада в Гайдаре также была укреплена. Крепостные валы
часто полностью окружали эти поселения. Исследованные стены состоят
из нескольких расположенных друг над другом галерей; через равные
промежутки к стенам пристроены полукруглые башни с бойницами для
стрелков из лука. Города были плотно заселены; в этих местах исследователи
обнаружили: дворец (в Калалы-Гыре, см. рис. 6), монументальное
строение (в Кюзели-Гыре; площадь здания — 285 кв. м), цитадель (Талашкан-
тепе); известно, что некоторые из этих городов выполняли роль
административных центров (Мараканда и Бактра, например).
Информация о крепостях содержится как в сочинениях,
посвященных походам Александра, так и в археологических материалах. Следует
отличать цитадели, заложенные Киром на Яксарте в качестве оплотов
персидской власти (см. выше в данной главе, п. П, 1), от укрепленных
пунктов согдийских владык111, где в случае военной угрозы укрывалось всё мест-
В 555; В 584; см. выше, примеч. 77—79.
В 520: 168-169.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
229
ное население, причем вместе со скотиной и запасами. Таким образом,
укрепления возводились, с одной стороны, для наместников и для войск
Великого Царя, а с другой — для местной правящей элиты и их слуг.
Основная часть населения проживала в неукрепленных городках и в
небольших селениях в оазисах. Для одной только Хорезмии известно о
существовании 285 поселений, каждое из которых представляло собой
группу от восьми до пятнадцати домов, отстоявших друг от друга на 50—
120 м112. Многочисленные деревни площадью около гектара были
обнаружены в Маргиане113 и в дельте Теджена114, однако о неукрепленных
поселках Бактрии известно очень мало. Тем не менее можно вывести общий
принцип, в соответствии с которым в регионе возникали поселения
такого рода: они развивались вдоль ирригационных каналов и всегда
поблизости от важных пунктов, которые могли представлять собой цитадель
или, по крайней мере, некий административный центр, если не настоящий
город115. Каналы и административные центры являлись двумя
полюсами, к которым, как кажется, тяготели все поселения.
Гражданская, религиозная и погребальная архитектура дает некоторое
представление об общественной жизни и социальной иерархии.
Универсальным строительным материалом были необожженная глиняная
масса [для глинобитных построек] или кирпич-сырец. Гражданская
архитектура в Хорезмии демонстрирует огромное разнообразие в размерах
земельных участков (от 600 до 3000 кв. м, включая дворы и сады) и жилых
домов (от 100 до 200 кв. м). Традиционный хорезмийский дом размером
16 χ 10 м состоял из двух-трех комнат по одну сторону коридора. Одно из
раскопанных в Дингильдже хозяйств определяется исследователями как
небольшое поместье, поскольку здесь было шесть комнат;116 дома
подобного размера были найдены на комплексе Дахан-и Гуламан в Дрангиане117.
В Бактрии также попадаются интересные находки118. На городище
Алтын раскопаны два больших дома с простой планировкой — так
называемый «летний дворец» (4400 кв. м) (рис. 9) и «зимний дворец» (11 296 кв. м).
В первом сооружении все комнаты соединены общим коридором,
опоясывающим центральный двор, во втором комнаты расположены в
линию по одной стороне двора с колоннадой119. В ранних слоях Кутлуг-
тепе близ Бактры обнаружена постройка с единственной прямоугольной
комнатой120. В Кучук-тепе, к северу от Амударьи, имелось одиннадцать
комнат внутри крепостного вала, окружавшего территорию от 60 до
125 кв. м121. Поместье Кызылча-6 имеет восемь комнат, расположенных
вокруг двора (около 400 кв. м)122. Итак, налицо заметные отличия в
форме, планировке и размере частных домов, что отражает социальную
стратификацию общества.
112 В 635: 212 ел. ш В 595: 63-92; В 635.
114 В 515: 2, 58 ел. 115 В 595: 151-163; В 635: 3-15.
116 В 635: 212 ел. ш В 616.
118 В целом см.: В 611. ш В 613; В 614: 101-103, рис. 45-46.
120 Там же. 121 В 523: 18, 20, 24.
122 В 584: 351, 187-189.

230
Часть первая
0 5 10 м
Рис. 9. Алтьш-10, строение П; реконструкция «летнего дворца». (Публ.
по: В 614: рис. 45.)
Религиозная архитектура изучена плохо, поскольку обнаружено
крайне мало ее образцов. На памятнике Пачмак-тепе в Бактрии найдена
ступенчатая платформа сакрального назначения123. В Систане, в Дахан-и
Гуламан, известен храм огня — здесь были раскопаны алтари и здания с
колоннами124. Одна постройка со следами кремаций, имевшая, вероятно,
культовый характер, была открыта археологами в местечке Пшактепа
(на юге Узбекистана)125. Всё это, впрочем, ничего не говорит о жреческих
кастах. Погребальная архитектура дает больше информации, хотя наши
знания ограничены почти исключительно саками. В нижнем течении
Яксарта, в Тагискене, находятся мавзолеи, датируемые VII—V вв. до н. э.;
они состоят из квадратных комнат, вписанных в круг126. В Чирик-Рабате
известны два монументальных мавзолея: один квадратный, а другой —
круглый, напоминающий первую (относящуюся к IV в. до н. э.) мавзо-
лейную конструкцию в Кой-Крылган-Кала в Хорезмии127. В Уйгараке
саки (вероятно, кочевые) хоронили своих покойников в ямах, над
которыми насыпали курганы128. На Памире захоронения делались либо в ямах,
либо в цистах129, тогда как в Казахстане, в бассейне реки Или, археологи
123 В 606: 32-38, рис. 2. ш В 616; В 618.
125 В 522. 126 В 626: 77-88, 202-203.
127 В 626: 139-154; В 628. 128 В 633.
129 В 590: 7—27, 132—134. Захоронения в цистах считаются более ранними. (Цисты —
каменные гробницы. —A3.)

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
231
раскопали сакские курганы130. Некрополи Или, Тянь-Шаня, Алая, Алтая,
Киргизии, Монголии, Тувы, Сибири, Синьцзяна и Ферганы
рассматриваются как принадлежавшие кочевникам;131 курганы могут быть очень
сложно устроенными, иметь высоту до 6 м и диаметр до 60 м, с
внутренними деревянными комнатами и деревянными саркофагами. С другой
стороны, не открыто ни одного некрополя в тех сатрапиях, где
население было оседлым (за исключением здания в Пшак-тепе (?), захоронений
в Фергане и в оазисе Бухары).
Саки с нижнего течения Яксарта (тиграхауда?, парадрайя?), не все из
которых являлись кочевниками, оставили монументальные погребальные
строения, указывающие на существование в их обществе важной
иерархической градации. Однако имущественные отличия, в обычной жизни
кочевников измерявшиеся, вероятно, количеством лошадей и овец, на
погребальном уровне проявляются исключительно в качестве и количестве
заупокойных даров. В Казахстане, Сибири и на Алтае различия в
погребальном инвентаре засвидетельствованы раскопками лучше, и они здесь
гораздо существеннее (включая количество приносившихся в жертву
лошадей). К счастью, письменные источники дополняют археологические
данные и позволяют пролить свет на социальную жизнь как кочевых, так и
оседлых народов. Кочевое общество носило племенной характер132,
причем в некоторых племенах женщины, похоже, пользовались
привилегированным социальным статусом, в отличие от того что можно наблюдать
в современных им оседлых обществах133. Система ирригации не только
задавала определенный тип функциональной иерархии оседлого
населения, но и порождала особую модель заселения территории,
основывавшуюся на оросительных сетях и окружавших эти сети центрах.
Функциональная иерархия прямо сказывалась на глубине социальной градации,
которую можно определить как «феодальную», если использовать
историческую аналогию134. В 329 г. до н. э. в Бактрии и Согдиане Ариамазы,
Хориены, Катаны, Аустаны, Спитамены и Оксиарты являлись
аристократическими местными владыками, которые могли собрать большие
воинские контингенты и аккумулировать значительные материальные
ресурсы135. В таких случаях эти люди сражались за своего «сюзерена», сатрапа,
за которым они следовали во всех его предприятиях, а в обычные
времена служили Царю Царей, выплачивая ему подати и участвуя в
формировании войска136. Четыре социальные группы примитивного иранского
общества можно расположить в восходящем иерархическом порядке
следующим образом: хваэту {пмана), семья; верезана [вис), деревня и клан;
130 В 517; В 516.
131 Литература на эту тему обширна и затрагивает следующие археологические
культуры: Сака; Вусун; Хунну; Алду-бель; Саглын (Тува); Пазырык, Майэмир (Алтай); Тасмола
(Казахстан); Татар (южная Сибирь).
132 Ср.: В 580-581. 133 В 548.
134 В 13 - о «баронах»; В 21. 135 А 59,1: 60-72; В 21; В 537: 84-88.
136 В битве при Арбелах саки приняли участие потому, что они заключили военный
союз с Дарием Ш (Арриан. Анабасис. Ш.8.3).

232
Часть первая
шойтра (занту), племя; и дахью, народ137. Каждая группа, вероятнее всего,
возглавлялась вождем, Дарий же присвоил себе титул «Царь Народов
(дахью)», что можно понять как «Царь Персии, Мидии, Бактрии и т. д.»138.
Таким образом, социальная иерархия ахеменидской Центральной Азии
представляется вполне понятной, если рассматривать ее в целом, однако
существовала также и другая социальная классификация, исходившая из
функций, вьшолнявшихся в обществе такими тремя группами, как (1)
жрецы, (2) воины, (3) земледельцы и пастухи139.
3. Культура Центральной Азии
в ахеменидскую эпоху
Функциональное тройственное деление на жрецов, воинов,
земледельцев и пастухов формирует удобную основу для обсуждения этой темы.
Поскольку экономика (сельское хозяйство и животноводство, а также
ремесла) была рассмотрена в двух предыдущих разделах, теперь
обсудим более детально вопросы, связанные с военным делом, религией и
искусством.
Благодаря персепольским рельефам140 и статуэткам из Окского клада
мы довольно неплохо осведомлены об одежде и оружии центральноази-
атских воинов. Все они имели одежду, пригодную для верховой езды,
которую в других местах носили только мидийцы и каппадокийцы.
Существенным элементом костюма были штаны, плотно облегавшие
лодыжки или подгонявшиеся к ногам с помощью ремешков. Обувью
служили своего рода мокасины (у парфян, саков, сагартиев, согдийцев, а
иногда и бактрийцев) или башмаки (иногда у бактрийцев, а также у ариев,
дрангиан и жителей Арахосии). Туника доходила до колен, была либо
прямой и закрытой, либо открытой с отворотами, разрезанной наподобие
рясы (у согдийцев, хорезмийцев, саков хаумаварга и тиграхауда), но при
этом всегда скреплялась поясом на талии; иногда добавлялась накидка с
длинными, узкими рукавами. Головной убор закрывал уши и, как
правило, имел свисающий конец (башлык), хотя саки носили шапки с
верхушкой, державшейся прямо;141 кроме того, найдены простые повязки для
волос. Это была одежда степных наездников, известная также по находкам
в Иссыке и Пазырыке, украшенная золотом и богатыми узорами. Ганда-
рии, индийцы и маки, которые не были степными всадниками, носили
простые юбки наподобие шотландских кильтов.
Все воины были вооружены акинаками [скифскими кинжалами],
пиками, дубинами или скифскими луками, а саки и согдийцы пользовались
боевыми топорами (сагарис — обоюдоострая секира. —А.З.). Раскопки
могил в регионе Арала, в Казахстане, на Алтае и Памире подтверждают
137 В 11: 293-319. 138 Там же.
139 В 67: 85; В 11: 288-289; В 19,1: 5-7.
140 В 214; В 167 (о проблемах идентификации см. выше, примеч. 41).
141 В 628; В 516: 47.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
233
наличие здесь данных видов оружия142 и обеспечивают нас свидетельствами
о нагрудниках143 и чешуйчатых доспехах (Чирик-Рабат)144, которые
должны были входить в состав паноплии катафрактов Центральной Азии145.
Ювелирные украшения, такие как ушные кольца, браслеты и
металлические орнаменты (на поясных пряжках и т. д.) в зверином стиле,
должны были усиливать свирепость вида воинов146. Некоторые воевали в
пешем строю, хотя точная информация на сей счет отсутствует, но в
большинстве случаев бойцы сражались конными. Их лошади принадлежали
к знаменитым породам, запрягались и украшались самыми разными
способами, что в изобилии демонстрируют как погребальные материалы,
так и произведения художественных ремесел. Стремена в упряжи не
использовались; всадники, сидя на потниках, пронзали врагов копьями
либо изнуряли ливнем стрел147.
Определенное представление о религии центральноазиатских
народов можно извлечь из их похоронных обрядов, из археологических
данных, полученных при раскопках некоторых культовых центров, а также
из письменных источников авестийской религиозной традиции.
Покойников саки хоронили по-разному. Иногда труп укладывали в могилу, не
проделывая с ним никаких манипуляций, иногда — после отделения
плоти, иногда — после бальзамирования или кремации148. Для Бактрии
позднеахеменидского периода удаление мягких тканей тела без
последующего его погребения засвидетельствовано текстуально (Страбон.
XI. 11.3), но мы должны вновь обратить внимание на тот факт, что «ахеме-
нидские» некрополи известны исключительно в сакских пограничных
районах Центральной Азии. Наиболее древние оссуарии (урны с прахом)
(V—IV вв. до н. э.) были открыты на могильнике Тарым-Кая в Хорезмии149.
Для этих саков известны также обычай захоронения лошадей,
воскурение конопли150 и использование символических предметов; данные
свидетельства трудно интерпретировать в терминах солярных, хтонических
или шаманских культов, так что мы ограничимся лишь их упоминанием.
Выше отмечалось, что количество известных на сегодняшний день
культовых центров не слишком велико: мы знаем ступенчатую
платформу в Бактрии, храм огня в Дахан-и Гуламан, а также несколько сооруже-
142 В 633: 83-119; В 590: 83-131; В 516; В 610.
143 В 590: 125—131 (сомнительные материалы).
144 В 626: 148-150.
145 См.: В 567: 87. (Паноплия —полное защитное вооружение; катафракты (греч.
'покрытые броней') — особый род войск, тяжеловооруженная конница, первоначально
появившаяся в персидском войске и позднее заимствованная другими древними армиями. —
A3.)
146 В 516: 43-53; В 610.
147 А 61; неоснащенность стременами превращала атаку в весьма проблематичную
задачу.
148 В 626; В 633: 64-66; В 590: 132 слл.; В 610.
149 В 574: 6, 94-100.
150 Геродот. IV.73—75; Пазырыкские курганы.

234
Часть первая
ний, понимаемых как «алтари огня»151. К этому можно добавить
свидетельства изобразительного искусства: среди предметов Окского клада
имеются фигурные изображения людей в местной одежде, украшенной
тесьмой с бусинами, несущих в руках связки прутьев [барсом!) (см.: Том
иллюстраций: ил. 42);152 подобное изображение присутствует также на
ковре из кургана Пазырык V153. Кроме того, вавилонский историк Берос
(FGrH 680 F 11) сообщает, что в Бактре Артаксеркс Π воздвиг статую Ана-
хиты. Иранские тексты сохранили для нас устное предание,
реконструировать которое помогают некоторые поздние сочинения авестийской
традиции; анализируя его, можно прийти к выводу, что Арианам-Вайджа,
древняя арийская родина Зороастра, располагалась в Центральной Азии.
С тех пор в этом регионе рождались все древнеиранские верования. К
сожалению, находки произведений предметно-изобразительного искусства и
тканей с изображениями настолько редки здесь, что с их помощью
невозможно продемонстрировать ни характер какой-либо определенной
религии в этом регионе в ахеменидскую эпоху (в особенности зороастризма),
ни наличия жреческих каст. Фактом является то, что вся восточноиран-
ская мифология связана с общим представлением о конных воинах, но
в данном случае мы не имеем возможности это обсуждать, поскольку
указанное представление настолько обильно деталями, осложнено и
запутано последующими прибавлениями и заимствованиями, чужеродными
для Центральной Азии, что его очень трудно распутать. И всё же
имеющаяся в нашем распоряжении смутная и неоднородная информация, как
представляется, указывает на существование в южной части Центральной
Азии154 классической формы маздаизма или даже зороастризма, которые
в пограничных районах на севере и на востоке сосуществовали бок о бок
с различными формами иранского язычества и шаманизма155.
«Художники» Центральной Азии, как и все их современники,
принадлежали либо к кочевым, либо к оседлым сообществам. Они не блистали
в самых главных видах искусства, о чем свидетельствуют документы из
Суз (DSf, DSz), в которых упоминаются мастера из Ионии, Лидии, Кап-
падокии, Вавилонии, Египта и Мидии, но ни разу — из более отдаленных
восточных районов, где использовались изобразительные средства
малых искусств и прежде всего фольклорной традиции. Малые искусства
151 В Кутлуг-тепе в Бактрии (В 613), в Джанбас-Кала в Хорезмии (недавняя находка),
в Ат-Чапар в Бактрии (В 615). У саков, по-видимому, существовали религиозные и
политические центры.
152 В 545: 19-23, № 48, 51, 70, с ил. XTV-XV. (Термин «барсом» представляет собой
позднейшую форму (впервые зафиксированную лишь в текстах ГХ—ХП вв.) древнего
авестийского слова «баресман», означающего особый культовый символ — пучок веток
гранатового дерева или тамариска, использовавшийся зороастрийскими жрецами при совершении
некоторых культовых церемоний; барсом можно видеть на многих барельефах ахеменид-
ской и сасанидской эпох. —A3)
153 В 610: 297, рис. 139.
154 В 223; В 28; В 19,1: 166—167, 274—276. Характерной чертой является отсутствие
некрополей, культов огня и культовых платформ.
155 Помимо прочего, см.: В 607; В 589. Характерными чертами являются
мифологическая значимость животных и связи между погребальной архитектурой и мифологией — В 587.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
235
кочевников хорошо известны: звериный стиль степей, прочитываемый
на предметах из металла, текстиля, на коврах, предметах ткачества, на
вещах из войлока, дерева и кожи;156 красочные композиции из Алтая и
многочисленные гравировки по камню, обнаруживаемые от Пакистана
до Монголии; золотые и бронзовые пластинки степного искусства,
украшавшие одежду и оружие.
Наиболее «монументальными» сакскими объектами являются
бронзовые котлы и жертвенные столы, или подставки157. Повторимся, что
ремесла оседлого населения до сих пор изучены хуже. Категоричность этого
утверждения, впрочем, будет несколько смягчена, если признать, что, по
крайней мере, некоторые предметы из Окского клада изготовлены
местными мастерами158, что представляется более вероятным после открытий
в Тахт-и Сангин159. Впрочем, мнения исследователей расходятся как по
вопросу о хронологии, так и по поводу интерпретации различных частей
этой важной случайной находки. Тем не менее следует отметить, что бак-
трийцы на рельефах Ападаны в Персеполе несут обработанные
металлические сосуды, что заставляет всерьез думать о возможности
существования между VI и IV вв. до н. э. бактрийской ювелирной школы.
Свидетельства о бытовании фольклорных произведений более надежны, хотя и
менее точны. Как бы то ни было, всё указывает на долгую и непрерывную
фольклорную традицию в Центральной Азии, но доказательства ее
существования в ахеменидскую эпоху, к сожалению, отсутствуют. Традиция эта
отличалась двойственностью, поскольку имела две составляющие:
религиозную и эпическую поэзию. Гаты Зороастра были созданы, по всей
видимости, около 900 г. до н. э., возможно, в Хорезмии. Затем постепенно
появились Яшты, некоторые части которых были сложены в восточном
Иране (в Бактрии?). В письменную форму эти поэмы были облечены
гораздо позднее. Они, вероятно, оказали серьезное влияние на воззрения,
мораль и религиозную практику населения Центральной Азии, но о том,
как это происходило, мы не располагаем никакой надежной
информацией160. Точно так же сакский эпос, следы которого можно обнаружить
у Геродота и даже у современных осетин, был известен в оседлом Иране
со времен, которые невозможно точно определить161. Древние
фрагменты иранского эпоса, содержавшего в себе характерное для Центральной
Азии противостояние между Айрией и Туйрией (Иран и Туран)162,
можно обнаружить в Авесте, где появляются героизированные цари Кайя-
ниды163.
156 В 565; В 518: 45-55; В 633: 105-119; В 590: 30-82; В 610; В 575; В 569; В 619.
157 В 534; В 575: 178; открытия сделаны в Китае.
158 В 526; В 588 — автор полагает, что надпись на одной из печатей (№ 105), где можно
прочитать слово «Вакшу» или «Ракшан», представляет Гопатшаха; на цилиндрической
печати № 114 изображена битва между персами и саками.
159 См. выше, примеч. 60 (Тахт-и Сангин).
160 В 19,1: 104-107. 1б1 В 550; В 535: 57-63.
162 В 19,1: 104-107.
163 В 542; В 536. (Кайяниды, или Кейяниды, — в иранской легендарной истории и
мифологии династия царей древнего Ирана; имя династии происходит от слова кавщ 'вождь', но
одновременно и 'жрец' (см. выше о кави Виштаспа). — A3)

236 Часть первая
Рис. ТО. Печать на цилиндре из Окского (Амударьинского) клада;
изображены персы, сражающиеся с саками. V (?) в. до н. э. (Публ. по:
В 597А.)
Посредством местных преданий, столетиями передававшихся из
поколения в поколение, этот эпос был унаследован двором согдийцев164, Са-
манидов165, а позднее — Газневидов166, и всё это происходило по-прежнему
в Центральной Азии, где эпос был записан и где он по сию пору укоренен
благодаря топонимам, которые говорят сами за себя167. Мы вновь можем
вспомнить сочинение Михр-яшт (см. выше, наст, главу, п. 1.2), где
Центральная Азия описывается следующим образом:
<...> арийские жилища, | Где доблестные вожди | Выстраивают свои
многочисленные [войска] | В боевые ряды, | Где высокие горы, | Изобилующие пастбищами и
водами, | Дающими скоту [обильный корм] <..>» [пер. И.С. Брагинского).
Хотя Михр-яшт датируется второй половиной V в. до н. э.168, этот текст,
однако, описывает более раннюю ситуацию, когда плодородные долины
восточных сатрапий Великого Царя были населены, по всей видимости,
конными воинами169. Существует искушение говорить о наличии здесь в
те времена некой «рыцарской» этики170. Как бы то ни было, две традиции
Центральной Азии — религиозная и эпическая — стали неотъемлемой
частью иранской литературы. Этот процесс вполне мог начаться как раз в
ахеменидскую эпоху.
164 В 524.
165 Посредством поэтических творений Дакики.
166 Посредством поэтических творений Фирдоуси.
167 Напр., Тахт-и Кобад, Тахт-и Рустам, Афрасиаб, Кей-Кобадшах, Шахр-и Зохак —
В 598: 215 слл.
168 В 68А: 3-22.
169 Ор того перИода не сохранилось ни одного письменного текста, который бы
подтверждал это, однако сам эпос должен был бытовать уже в то время, и историки
соглашаются с существованием данного аспекта культуры в древней Центральной Азии.
170 В 223А; В 535: 50-53; В 583.

Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
237
Таким образом, в те времена Центральная Азия была страной с
древней цивилизацией, где стабильная и процветающая экономика,
значительный военный потенциал и богатый и мощный фольклор использовались
персидским двором в целях формирования социальной иерархии
«феодального» типа.
Библиографическое дополнение
переводчика
Одной из самых богатых по данной теме является русскоязычная
историография, на которую А.-П. Франкфор ссылается лишь в ограниченном объеме (см.
авторское примечание в самом начале главы). Отказавшись от идеи дополнять
авторскую библиографию по другим главам и разделам САН, в данном случае
мы посчитали необходимым указать хотя бы несколько русскоязычных работ в
дополнение к тем, на которые ссылается А.-П. Франкфор и которые приведены
в данном томе в «Библиографии», в разделе B.IV «Центральная Азия».
Представленный ниже список предельно выборочный, но в указанных работах
заинтересованный читатель найдет более подробные библиографические ссылки.
1. Авеста в русских переводах [1861—1996). СПб., 1998.
2. Гафуров Б.Г. Таджики: Древнейшая, древняя и средневековая история. М.,
1972.
3. Заднепровский Ю.А. Древнезелыеделъческая культура Ферганы. М.; Л.,
1962.
4. Зеймаль Е.В. Алхударьинский клад'. Каталог выставки. Л., 1979.
5. История древнего Востока-. От ранних государственных образований до
древних империй. М., 2004. С. 698—814. Гл. 12: Средняя Азия в ахеменидское
время. (Авторы: Литвинский Б. А. и Пьянков И. В.)
6. История таджикского народа'. Древнейшая и древняя история / Под ред.
Б.А. Литвинского и В.А. Ранова. Душанбе, 1998. Т. 1.
7. Кузьмина Е.К. Мифология и искусство скифов и бактрийцев. М., 2002.
8. Литвинский Б.А. Древние кочевники «Крыши мира». М., 1972.
9. Ляпин A.A. Геометрия оросительных систем: к истории ирригации в
дельте Мургаба (Южная Туркмения) //Исседон: альманах по древней истории и
культуре. Екатеринбург, 2005. Т. Ш. С. 5—14.
10. Пичикян И.Р. Клад Окса и храм Оксау/ Советское востоковедение. М., 1983.
11. Пичикян И.Р. Культура Бактрии: ахеменидский и эллинистический
периоды. М, 1991.
12. Погребова М.Н., Раевский Д.С. Ранние скифы и Древний Восток. М., 1992.
13. Полосьмак Н.В. Всадники Укока. Новосибирск, 2001.
14. Пьянков И.В. Древнейшие государственные образования Средней Азии//
Древние цивилизации Евразии: История и культура. М., 2001. С. 334—348.
15. Пьянков И.В. Социальный строй древнеземледельческих народов
Средней Азии // Центральная Азия: Источники, история, культура. М., 2005.
С. 600-620.
16. Пьянков И.В. Средняя Азия в античной географической традиции:
Источниковедческий анализ. М., 1997.

238
Часть первая
17. Пугаченкова Г.А., Ртвеладзе Э.В. Северная Бактрия—Тохарстан: Очерки
истории и культуры. Древность и средневековье. Ташкент, 1990.
18. Раевский Д.С. Модель мира скифской культуры. М., 1985.
19. Скифо-сибирский миф / Сборник статей. Новосибирск, 1987.
20. Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.,
1992. (Археология СССР).
21. Толстов СП. Древний Хорезм: Опыт историко-археологического
исследования. М., 1948.
22. Членова Н.Л. Центральная Азия и скифы. М., 1997.
23. Яблонский Л.Т. Саки Южного Приаралья. М., 1996.

Глава 3d
А.-Д.-Х. Бивар
СТРАНЫ ИНДА
В VI в. до н. э. территория северной Индии была разделена на
отдельные республики и царства, общее число которых традиционно
исчислялось шестнадцатью1. В индийской литературе, на некоторых монетах и в
современных им исторических текстах эти региональные государства
обозначались как джанапады (т. е. «страны», букв, «земли, занятые джа-
на (народом)»; в буддийских источниках они часто именуются махаджа-
нападами — «великими странами». —A3.). Вдоль Ганга располагались
четыре такие страны, изначально боровшиеся за первенство. К
северо-западу, выше священной реки, находилась Кошала (Косала) с ее городами
Шравасти и Сакета/Айодхья. К югу-востоку от Кошалы и южнее реки
лежала Магадха, центром которой был город Раджагриха (совр. Раджгир),
а позднее — Паталипутра (ныне Патна). К юго-западу находилась джанапа-
да Каши (Каси) со столицей Варанаси (совр. Бенарес), к северо-востоку —
страна Бриджи (Ваджи) со столицей в Вайшали (совр. Бесарх). Хотя в
более ранние времена Каши, а позднее Кошала обладали недолгим
превосходством, в конечном итоге первенство выпало на долю Магадхи, которая
смогла стать центром политического объединения на субконтиненте.
Самыми удаленными джанападами были те, что находились на пути в
Бенгалию, к государству Анга; выше по течению реки Ямуна (или
Джамна) лежит Ватса (Вамса) со столицей Каушамби, которая последние
годы стала местом раскопок; дальше находилась Шура сена (Сурасена) с
центром в Матхуре. На месте современной Малвы лежала страна Аванти
с центром в Уджаяни (Удджайн). С ней граничили: с востока — Чеди
(Чети) в центральной Индии; с северо-запада — Матсья (Маччха) со столи-
1 См.: CHInd I: 172 — здесь перечислены шестнадцать народностей (со ссылкой на:
Ангуттара-никая. I: 213; IV: 252, 256, 260) в их традиционном порядке и в формах языка
пали (литературного языка, относящегося к индийской группе индоевропейской семьи
языков. — A3), а именно: 1) Анга; 2) Магадха; 3) Каси; 4) Косала; 5) Ваджи; 6) Малла; 7) Чети;
8) Вамса; 9) Куру, 10) Панчала; И) Маччха; 12) Сурасена; 13) Ассака; 14) Аванти; 15) Гандха-
ра; 16) Камбоджа. Далее мы рассмотрим эти народности в географическом порядке. См.
также: В 665А.

240
Часть первая
цей в Вирате (Байрат) в современном Раджастане. Далее на север, в
верховьях Ганга, лежала Панчала и, в верховьях Джамны, — область Куру
с центром в городе Индрапрастха (современный Дели). К северо-западу
простиралась страна Гандхара (несанскритская форма — Гайдара). К
востоку от Инда в рассматриваемую эпоху она, очевидно, включала в себя
пограничные индийские области долины Кашмира и город Таксилу; кроме
того, Гандхара охватывала и территории к западу от Инда, где
располагался другой ее центр — город Пушкалавати, расположенный выше
Пешавара. Также на северо-западе (хотя мы не знаем точного
местоположения) находилась Камбоджа, которой некоторые приписывают, как мы
увидим далее, персидские связи. О джанападе Малла,
просуществовавшей совсем недолго на территории между двумя могущественными
соседями — Кошалой и Бриджи, быстро ее поглотившим, невозможно
сказать ничего определенного. Также мы почти ничего не знаем — по
крайней мере на данный момент — и о стране Ашмака (Ассака) в Декане.
На самом деле авторитетные источники, античные и современные,
дают слегка отличающиеся списки джанапад. Так, иногда в состав «великих
стран» включают Калингу, локализуемую к югу от Бенгалии, в
[современном индийском штате] Орисса; по крайней мере, в Ш в. до н. э. эта область
играла здесь важную роль. Упоминается также Мулака, на территории
которой ныне находится штат Хайдарабад (индийский штат Хайдарабад
был ликвидирован в 1956 г., а его территории распределены между
штатами Андхра-Прадеш, Махараштра, Чхаттисгарх и Карнатака. —A3.).
Более того, специалисты по нумизматике давно используют названия
джанапад для атрибуции некоторых из так называемых «серебряных
монет одностороннего типа» (англ. «single type silver coinages»; монетным
типом называется совокупность изображений, символов и надписей,
помещаемых на монету; в данном случае речь идет о группе ранних
индийских монет, на которых аверс имеет, как правило, один основной штамп-
символ (на продолговатых монетах это клеймо дублируется), а реверс
чаще всего остается пустым. Эти монеты отличаются от других
древнеиндийских монет, которые всегда имеют на аверсе несколько разных клейм и
на реверсе — один или более штампов, обычно отличающихся от символов
лицевой стороны. В целом индийские клейменые монеты (англ. «punch-
marked coins») получили широкое распространение в VI—Ш вв. до н. э.;
они представляют собой небольшие серебряные или медные слитки
различной формы и с разнообразными штампами-символами. На русском
языке краткие общие обзоры денежного обращения в древней Индии
см. в изд.: Бонгард-Левин Г.М., Ильин Г.Ф. Индия в древности. М., 1985.
С. 291; Шарма Р.Ш. Древнеиндийское общество. М., 1987. С. 433—442;
лучшими исследованиями по ранним индийским клейменым монетам
являются книги М. Митчинера и Д. Раджгора (библиографические ссылки
см. в подписи к рис. 10а). —А.3.). Относительно этих монет широко
распространено мнение, что они представляют собой государственные
эмиссии, осуществлявшиеся уже во второй половине VI в. до н. э. Конечно,
использование названий джанапад в качестве своего рода «ярлыков» [или

242
Часть первая
специальных помет], указывающих на тот индийский регион, где были
найдены клейменые монеты определенного типа, имеет смысл и может
быть полезно для нумизматической классификации. Проблема, однако,
заключается в том, что хронология конкретных монетных выпусков,
известных только по изолированным случайным находкам, является столь
же сомнительной, как и хронология исторического развития самих джа-
напад. Поэтому вряд ли мы можем связывать те или иные монетные
выпуски с отдельными эпохами и конкретными событиями в истории джа-
панад; более того, ошибкой было бы думать, что территории государств,
выпускавших эти монеты, в точности соответствовали границам
исторических джанапад. Торговая деятельность, естественно, сопровождалась
циркуляцией денежных масс, так что известные нам клады серебряных
монет могли оказаться в пунктах их обнаружения в результате
перемещения из других мест. Только с помощью нанесения на карту большого
количества таких находок можно получить хоть какие-то пространственные
указания на истинные зоны этой циркуляции. Такой анализ, однако,
затруднен недостатком открытых на данный момент кладов. Распространенное
среди нумизматов — и при этом весьма произвольное — использование
названий джанапад даже в качестве простых ярлыков представляется
не вполне приемлемым. Например, серебряные монеты типа «лебедочный
блок» известны, как кажется, по единственной находке близ города Вай в
округе Сатара, к югу от Бомбея (ныне Мумбаи; официально
переименован в 1995 Г.—А.З.), при этом одни исследователи относят их к джанапа-
де Ашмака2, а другие — к джанападе Аванти3. Тем не менее, хотя
свидетельства о клейменых монетах пока не позволяют точно локализовать
монетные дворы, при дальнейшем и более детальном исследовании они
всё же способны многое прояснить в вопросе о северных индийских
государствах VI — начала V в. до н. э.
Эти похожие на слитки деньги могли появиться в процессе становления
экономической системы, напоминающей ту, что сложилась в ЛТП—VII вв.
до н. э. в зоне ассирийского контроля и что привела к возникновению
валюты в форме слитков установленного весового стандарта. Ранние
индийские деньги-слитки, имевшие всё более изощренные формы и
согласующиеся с системой мер и весов, очевидным образом продолжали традицию,
использовавшуюся в мидийском4, а позднее и в ахеменидском Иране.
Особенно информативным в данном отношении является тщательно
отформованный небольшой брусок-слиток из [клада, найденного недалеко от]
2 В 658: 11.
3 В 665: 80 и ил. ГУЛ—5. (Монеты типа «лебедочный блок» (англ. варианты: «'pulley-
wheel' coins» или «'pulle/ coins») получили свое название из-за необычного штампа-символа
на аверсе, напоминающего лебедку для поднятия грузов (см. рис. 10а). Более точная
локализация указанной находки — местечко Султанпур, примерно в 3 км к северу от города Вай;
поскольку все известные монеты данного типа (всего 50) происходят из этого клада, в
литературе сам тип часто называют «султанпурским». Относительно атрибуции этих монет
следует сказать, что в последнее время их обычно относят к джапанаде Кунтала; впрочем,
эта локализация столь же эфемерна, как и предлагавшиеся ранее. —A3.)
4 В 646: 106.

Глава 3d. Страны Инда
243
Рис. 10а. Четыре серебряные клейменые монеты. Юго-западная
Индия. VI в. до н. э. Тип «султанпурская находка» (иначе: «лебедка»,
«pulley-type»). Реверс этих толстых, блюдцеобразных серебряных
монет пустой. Вес: 9,83, 10,87, 5,0 и 4,95 г. (Публ. по: В 642: XVIII, 8,
ил. 1.16—19.) Нумизматические каталоги: Mitchiner Μ. Ancient Trade
and Early Coinage. London, 2004. Vol. 1, 2. Серия: 4081; Rajgor D.
Punchmarked Coins of Early Historic India. Sanjose, 2001. Серия 29,
№ 502-509. -A3.
Кабула5, весом 8,34 г, что соответствует вавилонскому сиклю,
введенному в обращение в результате денежной реформы Дария. Между этими
иранскими прямыми слитками-полосками и знаменитыми изогнутыми
монетами-слитками ранней Гайдары имеется замечательное сходство (в
написании «Гайдара» (несанскр.) или «Гандхара» (санскрит.) мы следуем
английскому оригиналу; в подавляющем большинстве там —
несанскритский вариант, поскольку речь идет о части Персидской империи. —А.З.),
которые, как считается, представляют собой стандарт двойного ахеме-
нидского сикля (2x5,56 г = 11,12 г) (сикль = сигл = шекель; греч. σίκλος,
σίγλος. — A3.). Учитывая территориальную близость региона Кабула к
землям восточного плато [область Гайдары], можно предполагать
наличие между ними экономических связей. И всё же самое раннее надежно
датированное доказательство существования денег в форме изогнутых
слитков относится к более позднему времени. Речь идет о кладе из
района Чаман-Хозури в Кабуле (IGCH 1830), в котором среди прочего была
обнаружена греческая монета, датируемая ок. 380 г. до н. э. Как бы то ни
было, достоверные находки монет в форме изогнутых пластинок столь
немногочисленны, что факт отсутствия у нас более ранних свидетельств еще
не доказывает отсутствия такой валюты в Гайдаре уже в V в. до н. э. или
даже ранее. В научной литературе цитируются санскритские источники,
в особенности грамматика санскрита «Аштадхьяи» («Восьмикнижие»),
составленная Панини, чье свидетельство об использовании металлических
денег (возможно, даже в форме монет) относится, по всей видимости, уже
к V в. до н. э. На основании таких упоминаний индийские исследователи
стремятся присвоить некоторым монетам «одинарного типа» очень
ранние датировки, относя их к VI или даже VII в. до н. э., что позволяет им
заявлять о приоритете Индии над Лидией в деле изобретения чеканной
монеты6. В то же время эти ранние монеты не имеют читабельных надпи-
5 В 647: 59.
6 См., напр.: В 658: 5-7.

244
Часть первая
сей, а значение их штампов-символов остается в высшей степени
туманным. Так что вопросы об историческом контексте, в котором эти слитки-
монеты бытовали, столь же дискуссионны, как и противоречивые даты
правления ранних царей, выводимые из индуистских, буддийских и джай-
нистских религиозных текстов.
Среди царей Магадхи первыми заметными историческими фигурами
являются Бимбисара и его неродной сын Аджаташатру. Значение,
придаваемое этой паре в исторических писаниях, объясняется как тем
фактом, что они являлись современниками Будды Сиддхартхи и Вардихама-
ны Махавиры, основателя джайнизма, так и той большой ролью,
которую сыграли оба эти правителя в установлении централизованной
администрации Магадхи. В соответствии с джайнистским преданием, смерть
пришла к Махавире за 470 лет до начала эры Викрамы (58/57 г. до н. э.),
то есть в 527 г. до н. э. С другой стороны, еще один джайнистский текст7
утверждает, что Махавира умер через 16 лет после Будды. Впрочем,
буддистские источники полагают, что Махавира скончался раньше Будды,
чья нирвана традиционно относится ко времени за 218 лет до восшествия
на престол Ашоки; это воцарение, если его датировать 265 г. до н. э., могло
бы приурочить интересующее нас событие к (или около) 483 г. до н. э. —
дате, широко принимаемой на веру, но признаваемой далеко не всеми
исследователями8. Согласно еще одному прочно установившемуся
преданию, смерть Будды случилась на восьмом году правления в Магадхе
царя Аджаташатру, чье вступление на престол поэтому может быть
отнесено к 491 г. до н. э.; о нем же говорится, что он пережил Будду на двадцать
четыре года и, следовательно, правил в общей сложности тридцать два
года, что позволяет датировать его кончину 459 г. до н. э. Отсчитывая
время назад от воцарения Аджаташатру, правлению Бимбисары
буддистские источники отводят пятьдесят два года9, а индуистские записи —
двадцать восемь10, что позволяет датировать начало правления Бимбисары
либо 543-м, либо 519 г. до н. э., в зависимости от предпочитаемой системы
подсчетов. Таким образом, относительность датировок здесь столь же
высока, как и в вопросе о более ранней хронологии царей этой
правившей в Магадхе династии Шишунагов. (К этой династии Бимбисара
относится только в индуистской традиции, а именно в пуранах — древних
былинах на санскрите, в которых излагается индуистская философия,
космогония и космология, генеалогия царей, героев и дэвов; что же
касается буддистских текстов на пали, то здесь Бимбисара причисляется к
династии Харьянка, предшествовавшей династии Шишунагов; если
основываться на пуранах, то последнюю династию нужно датировать VII—VI вв.,
если же на буддистской традиции — кон. V—IV в. до н. э. —A3.) Впрочем,
нет разногласий, по крайней мере, относительно того, что
современниками Бимбисары были Прадьота, царь страны Аванти, а также Пушкара-
сарин (на языке пали — Пуккасати), царь Гандхары.
7 В 669: 23.
9 CHIndl-ЛЫ.
8 СЯЫ1: 312; В 673: 13-14.
10 СНЫ I: 312.

Глава 3d. Страны Инда
245
Вряд ли стоит удивляться тому, что некоторые историки Индии11
полагают, что возникновение централизованного государства в Магадхе
было стимулировано усилением Ахеменидской династии в Иране. В 550 г.
до н. э. персидский царь Кир Великий объединил царства мидийцев и
персов и основал государство, ставшее самым крупным из всех
известных до тех пор. Первые десятилетия его правления были посвящены
войнам на западе: сначала покорению Лидии и Ионии, а затем —
завоеванию Вавилонии. К 538 г. до н. э. Персия превратилась в великую державу
Азии, империю, не имевшую равных с точки зрения ресурсов и
масштабов. После этого на протяжении двух лет Кир оставался в Экбатанах
(современный Хамадан). Информацию о его восточном походе мы черпаем
из вторичных и туманных источников, хотя они имеют последовательный
характер. Так, историки, писавшие об Александре, сообщают, что
македоняне, покинув Профтасию (видимо, современный Фарах в Афганистане)
и направившись далее на восток, пришли в область (судя по всему, на
реке Гильменд), населенную ариаспами — иранским народом, известным еще
как евергеты, то есть «благодетели», каковое прозвище они получили
после оказания услуги Киру во время его экспедиции против скифов (Арри-
ан. Анабасис. Ш.27.4; Курций. VII.3.1). Ариаспы помогли его страдавшим
от холода и голода воинам, предоставив теплые одежды и пропитание.
Из-за этой истории, а также из уважения к их мужественному и
великодушному характеру Александр не только подтвердил их независимость,
но еще и благосклонно предоставил им земли некоторых соседей.
Данный рассказ если и не доказывает определенно, то, во всяком случае,
позволяет предположить, что Кир двигался вверх по реке Гильменд тем же
путем, что и Александр. Конечно, легенды о Кире были весьма
распространены в ахеменидском Иране, а встречающиеся в Персиде и Грузии
реки с элементом «Кур-» в их названиях (ср.: Страбон. XV.2, 6), также
свидетельствуют об этой посмертной славе. Рассказ Арриана [Анабасис.
VI.24.2—3) об отступлении царицы Семирамиды из Индии через
пустыню Гедросию и позднейшем повторении Киром этого пути представляет
в первом случае не более чем реминисценцию легенды, записанной Кте-
сием (FGrH 688 FI § 20)12, а во втором (если только это не эпизод того же
похода, когда произошла встреча с ариаспами) — всего лишь выдумку,
призванную подчеркнуть величие Александра. И всё же поход
персидского царя в северном направлении через Арахосию подтверждается
заявлением Плиния (Естественная история. VL92) о том, что Кир разрушил
город Капису (археологический памятник Баграм близ южной границы Гин-
дукуша). Хотя источник этого заявления неизвестен, предполагается, что
Плиний имел доступ к ныне утраченным документам. О других
свершениях Кира Великого на территории современного Афганистана —
помимо присоединения этой страны к Персидской державе — нигде не сообща-
11 В 645: 47.
12 Поскольку Арриан недвусмысленно говорит о Неархе {FGrH 133 F 3), эти рассказы
о Семирамиде восходят к кругу Александра. Насчет легенды о Семирамиде см.: В 144.

246
Часть первая
ется. К 530 г. до н. э. он прошел в северном направлении до Яксарта, где
его настигла смерть. Тем не менее Арахосия осталась персидской
провинцией.
Среди джанапад Индского региона мы уже упоминали страну
Камбоджей. Предпринимались многочисленные попытки установить точную
локализацию этого древнего народа. Согласно «Махабхарате», столицей
Камбоджей была Раджапура, которую, начиная с Сюаньцзана, часто
отождествляли13 с городом Раджури на юго-востоке округа Пунч [в штате Джам-
му и Кашмир]. Однако никаких дополнительных свидетельств в пользу
такой локализации (к востоку от Гайдары) не существует; более того, она
не согласуется с другими литературными указаниями. В одной из
недавних работ14 приводится цитата из толковника «Нирукта», составленного
[санскритским грамматиком] по имени Яска (ок. 300 г. до н. э.): «<...>
слово "шавати"— глагол движения <...> у Камбоджей»; [с лингвистической
точки зрения,] эта фраза была бы верной, касайся она носителей одного
из иранских диалектов. Некоторые пассажи «Махабхараты» связывают
Камбоджей с бахликами (т. е. бактрийцами), яванами (греками), шаками
((индо-)скифами), а также с гандхарцами. Между прочим, в третьем
наскальном указе Ашоки Камбоджи также упомянуты вместе с ионами
(греками) и гамдхарами (гандхарцами). (Наскальные указы Ашоки —
важный памятник древнеиндийской культуры, состоящий из тридцати
трех надписей на каменных колоннах и на скалах, вытесанных по
приказу этого могущественного царя из династии Маурьев. —A3.) Е. Бенвенист15
в своем анализе одной греко-арамейской надписи ашокского времени из
Кандагара высказывает догадку, что этот текст мог быть адресован ионам
и камбоджам данного региона, хотя в самой надписи нет никаких
упоминаний об этих народах. Другие исследователи пытались соединить
название народа Камбоджей в индийских источниках со словом Kambüjiya —
древнеперсидской формой имени ахеменидского царя Камбиса16. Можно
было бы предположить, что персидские колонисты были поселены Кам-
бисом, сыном Кира Великого, в каких-то районах либо Арахосии, либо
Гайдары, либо Бактрии (а может быть, и во всех трех сразу), и указанные
поселения получили названия в честь персидского царя. Не исключено, что
таким способом он пытался упрочить контроль над этими провинциями,
захваченными еще Киром. Однако, хотя данная гипотеза могла бы
объяснить иранскую идиому, приписываемую камбоджам в грамматическом
справочнике «Нирукта» (см. выше), любая попытка связать их название с
Камбисом, несомненно, спекулятивна, и лишь новые археологические
свидетельства дадут возможность приблизиться к решению проблемы
Камбоджей.
13 В 653: 148. (Сюаньцзан (602—664) —китайский буддийский монах, переводивший
буддийские тексты с санскрита на китайский язык; семнадцать лет путешествовал по
Индии. — А. 3.)
14 В 643; более раннюю литературу см. в: В 95: 344—345 (здесь название Камбоджей
опознается в слове «Τάμβυζοι» у Птолемея. — VI. 11); В 657: 271, 183, примеч. 4.
15 В 667А: 45. 16 В 95: 344-345; В 657: 271.

Глава 3d. Страны Инда
247
Ход исторических событий на границах Индии становится для нас
более или менее ясным только со времени смерти Камбиса,
последовавшей в начале 522 г. до н. э., когда правителем восточного Ирана в
качестве царского наместника был брат Камбиса — Бардия (греч. Смердис),
а затем его место заняли маги-самозванцы. 29 сентября того же года
будущий Дарий Великий посредством заговора устранил магов, однако
сразу после его воцарения в державе вспыхнули волнения. В южной Перси-
де, в городе Тарава (совр. Тарум), некий Вахиаздата поднял восстание,
заручившись поддержкой местных персидских сил. Несмотря на двойное
поражение от полководца Артавардиеи, посланного Дарием в Перейду,
мятежник смог направить отряд во главе со своим человеком в Арахосию
для организации мятежа в этой провинции. Вивана, персидский сатрап
Арахосии, остался верным Дарию и разбил мятежников при Капишака-
нише, городе той же провинции. Возникает, конечно, соблазн
идентифицировать это место с Каписой; впрочем, как ни странно, в последующие
эпохи эта местность не включалась в границы Арахосии. Однако, можно с
уверенностью говорить, что в более ранний период персидского правления
провинция Арахосия простиралась далее на север и доходила до плохо
контролировавшихся областей; лишь позднее на этих территориях была
организована новая провинция — Паропамисады, со столицей в Каписе. С
другой стороны, Е. Херцфельд предпочитает иную этимологию для названия
Капишаканиш, связывая его с более поздним топонимом Кайкан в
Белуджистане;17 из гипотезы Херцфельда, окажись она правильной, должно
было бы следовать, что военная операция проходила именно здесь, в
Белуджистане.
Последующие вооруженные столкновения между Виваной и его
безымянными противниками получают у современных исследователей
различные топографические интерпретации. Вслед за битвой при Гандутаве
(теперь установлено, что это — местность в Саттагидии) последовала еще
одна — при Аршаде в Арахосии. По Херцфельду, первое из этих двух
сражений также произошло в Белуджистане — там, где находится
современная Гандава. Д. Флеминг, однако, локализацию Капишаканиша в Каписе
обосновывает;18 используя свидетельство из «Бехистунской надписи», он
помещает Саттагидию на западном берегу Инда и выдвигает
предположение, что ее столица располагалась в местечке Акра-Дери близ Банну.
Эта реконструкция является до некоторой степени аргументом ex absentia
(т. е. строящейся на отсутствии прямых доказательств. —А.З.),
поскольку и данная территория, и возможные альтернативные варианты
исследованы недостаточно. Персидское название области Татагуш (Gatagus — так
именуется Саттагидия в персидской версии «Бехистунской надписи». —A3.)
17 В 95: 334. (Белуджистан — историческая область на юго-востоке Иранского
нагорья, на северном побережье Индийского океана, к западу от реки Инд; в настоящее
время административно разделен между Ираном, Афганистаном и Пакистаном. —A3.)
18 В 656: 102—103 — здесь цитируется: В 212: 36, 59: «На территории Гандатамаки, в
Саттагидии, они дали сражение». (Капис а — одна из тридцати четырех областей
современного Афганистана. —A3.)

248
Часть первая
было истолковано как «имеющая сотни голов крупного рогатого скота»,
а потому локализация данной территории в районе реки Гомаль вполне
правдоподобна («гомати» — 'богатый скотом'); впрочем, позднее (см.
далее) мы рассмотрим иную этимологию.
Фон Фойгтландер в порядке рабочей гипотезы идентифицировал Ган-
дутаву — в вавилонской версии [«Бехистунской надписи»]: gan-da-ta-ma-
ki — с Гайдамаком в Афганистане. С топографической точки зрения,
такая локализация понятна, но базируется она исключительно на созвучии
имен. Вавилонская версия свидетельствует, что это место располагалось в
Саттагидии, из чего следует, что в рассматриваемый период провинция
уже находилась под ахеменидским управлением. Таким образом, к 519 г.
до н. э., когда текст «Бехистунской надписи» еще только составлялся,
Дарий, помимо Арахосии и Гайдары, управлял и этой провинцией. Причем
мы не знаем, оставался ли Пушкарасарин (царь Гайдары, современник
Бимбисары, а также Будды — в более ранние годы последнего) вассально
зависимым правителем при верховенстве Ахеменидов или же был
заменен персидским сатрапом. Как бы то ни было, другие свидетельства
говорят, что Дарий систематически усиливал ахеменидские позиции на
территориях вдоль Инда.
В 517 г. до н. э., после повторного завоевания Египта, Дарий приступил
к обследованию своих восточных рубежей, проходивших теперь
непосредственно по Инду, который с этого времени часто служил границей между
Индией и Ираном. Среди надежных разведчиков, которым царь
доверил выполнение этой задачи, был Скилак из карийского города Карианды,
мореплаватель и географ, чье произведение позднее стало известно
греческому миру и сохранилось в виде фрагментов у Гекатея и Геродота (IV.44).
Скилак излагал факты довольно просто, но ошибочные чтения в тексте,
пересказанном другим, более поздним историком, затрудняют понимание
географической ситуации, описанной Скилаком:
Наибольшая часть Азии была исследована при Дарий. Желая знать, где река Инд
впадает в море (это ведь одна из двух рек — наряду с Нилом, — где также водятся
крокодилы), царь послал на кораблях нескольких людей, правдивости которых доверял, в
том числе и Скилака из Карианды. Они отправились из города Каспатира в Пактиике
и поплыли на восток, вниз по течению, вплоть до самого моря. Затем, плывя на запад
по морю, на тридцатый месяц они прибыли в то место, откуда египетский царь послал
финикийцев в плавание вокруг Ливии, о чем я упомянул ранее. После совершения ими
данного плавания Дарий покорил индийцев и с тех пор господствовал также и в этом
море. Таким-то образом было выяснено, что вся остальная Азия, кроме той ее части, что
лежит к востоку, окружена морем подобно Ливии.
Детали путешествия Скилака долгое время оставались предметом
споров среди европейских историков, причем часть из них ориентировалась в
географии верхнего Инда ничуть не лучше тех писателей, которые
ограничивались пересказом текста Геродота. Прежде всего заметим, что в
античные времена на Инде не был известен город под именем Каспатир.
Лучшее чтение этого названия дает, впрочем, Стефан Византийский в

Глава 3d. Страны Инда
249
своем словаре под словом «Каспапир»:19 «Каспапир — гандарский город,
[находящийся] на береговой линии скифов. Так [сообщает] Гекатей в
[своем описании] Азии». Это указание на скифов, похоже, заимствовано из
какой-то поздней глоссы и относится к периоду индо-скифской империи
в Индии. Использование Стефаном Византийским некоего источника
(возможно, труда Аполлодора Артемитского, которого он цитирует по имени),
в котором название Скифия наделено как раз таким смыслом,
подтверждается его словарной статьей «Τών, πόλις της Γανδαρικής Σκυθίας» — «Рон,
город гандарской Скифии». На основании этого свидетельства, конечно,
невозможно определить, в каком именно месте находился этот
гандарский Рон в древности. В исламскую эпоху был знаменит некий Абу-ль-
Фарадж Руни, писавший панегирики для Газневидов (Газневиды —
династия тюркского происхождения из афганского города Газни,
которая в кон. X — нач. XI в. создала обширное государство, в состав которого
входили территории современного Афганистана, некоторые области
Ирана и Индии. —A3.). Последняя часть имени, обычно указывающая на
этническую принадлежность или происхождение, в данном случае имеет
форму, напоминающую название интересующего нас «гандарского
города». Возможно, это не случайное совпадение, хотя вопрос о происхождении
Абу-ль-Фараджа Руни является спорным. Впрочем, один пассаж из
«Индии», знаменитого сочинения аль-Бируни, показывает20, что Каспапир мог
быть идентичен Кашьяпапуре (древнее название города Мултан),
посещение которой Скилаком весьма вероятно. Географическое положение
Мултана, однако, не соответствует тому, что в Геродотовой «Истории»
говорится о начальном пункте экспедиции Скилака: мол, сначала он
отправился в восточном направлении, тогда как в районе Мултана реки
текут на юго-запад. Кроме того, А. Марик обращает внимание на
фрагмент Скилака, процитированный у Афинея21, где говорится, что река
19 «Κασπάπυρος πόλις Γανδαρική, Σκυθών δε ακτή». Якоби [FGrHl F 295) принимает
исправление «άντίη». (То есть Якоби предполагает, что переписчик допустил ошибку,
написав «ακτή», 'береговая линия', вместо правильного «άντίη», 'лежащий напротив'; если Якоби
прав, тогда предложение нужно читать так: «<...> гандарский город, простирающийся
напротив скифов». — A3) Доводы против этой конъектуры см. в работе: В 95: 338, где
опускается «δε» и дается следующий комментарий: «<...> ακτή не может быть "исправлено" на
άντίη, ибо у Гекатея это устойчивый оборот, означающий движение параллельно береговой
линии, ακτή показывает, что на Гекатеевой карте Скифия и Пактиике помещались на одной
географической широте». Обе интерпретации имеют свои недостатки, но мы всё же отдаем
предпочтение чтению самих рукописей.
20 AlberunVs India (ed. Sachau. L., 1887): 149: «Inna asmd al-biläd tataghayir wa-ka\atan fl
al-jügät, fa-inna Mültan kämt tasammä Käshpapür <...>» — «Названия стран меняются, в
особенности в max. Так, Мултан некогда носил именование Кашьяпапура <...>» (перев. по изд.:
Бируни А.Р. Индия /Пер. А. Халидова, Ю. Завадовского. М.: Ладомир, 1995 (репр. 1969).
Труд хорезмийского энциклопедиста аль-Бируни, составленный на арабском языке и
завершенный в 1030 г., посвящен историко-географическому исследованию Индии, описанию
быта, культуры и науки индийцев, а также их религиозно-философских взглядов; юга —
мировой век, или век мира, в космологии индуизма; цикл из четырех юг составляет маха-
югу. —A3.).
21 В 664; Афиней. 70С ( = FGrH 709 F 4): «Εντεύθεν δε δρος παρέτεινε του πόταμου τοΰ
Ίνδοϋ και ένθεν και ένθεν ύψηλόν τε και δασύ άγρίη υλη καΐ άκάνθη κυνάρα». Ср.: Β 665 Α.

250
Часть первая
Инд проносит свои воды между вздымающимися утесами, покрытыми
диким лесом и колючими кустарниками. Это описание соответствует
характеру местности возле ущелье Атток, но оно несоотносимо с
равнинным Мултаном. Кроме того, согласно Гекатею, Каспапир находился в
Гайдаре, а геродотовский Каспатир принадлежал Пактиике (Πακτυϊκή — юго-
восточная область Персидского царства на границе с Индией, примерно
соответствует территориям современных провинций Кандагар и,
частично, Кабул. —A3.), причем обе области были расположены выше по
течению Инда.
Весомый аргумент для решения этой задачи дает, по всей видимости,
одна гораздо более поздняя надпись, а именно греческая и парфянская
версии текста, вырезанного ок. 260 г. н. э. по приказу Сасанидского царя
Шапура I на стенах святилища Кааба-и-Зардушт близ Персеполя (в
специальной литературе текст обозначается аббревиатурой Shäpür KZ, или
SKZf1. Здесь при упоминании Кушанского царства (Центральная Азия)
назван некий город pskbwr, Пашкабура (в греческой версии — в
родительном падеже Πασκιβούρων), который может быть соотнесен только с
Пешаваром, столицей кушанов при Канишке I (ок. 128—156 гг. н. э.),
основателе их второй империи. (В действительности отождествление
Пашкабура с Пешаваром остается гипотетичным, а следовательно, связь
Пашкабура с Кушаншахром (Кушанским царством) в надписи Shäpür KZ
отнюдь не безусловна; см.: Зеймаль Е.В. Кушанская хронология
(материалы по проблеме) //Международная конференция по истории, археологии и
культуре Центральной Азии в кушанскую эпоху. М.: Наука, 1968. —A3.). Это
ясно зафиксированное название дает нам возможность перепроверить
тексты Гекатея и Геродота и восстановить истинное чтение названия того
пункта, откуда Скилак отправился в путешествие: «Паскапир» — более
раннее чтение всё того же Пашкабура/Паскибура. Река Кабул, приток
Инда, становится судоходной чуть выше Пешавара, который в наше
время находится всего лишь в нескольких километрах от ее основного
русла. Отсюда Скилак мог плыть на восток до Инда, а через вздымающиеся
ущелья ниже Аттока — добраться по реке до равнины Пенджаба. Нет
сомнений, что он посетил Кашьяпапуру (Мултан), в греческом варианте —
Каспапир. Греческий переписчик легко мог по ошибке заменить это
название на Паскапир (оба написания очень похожи при использовании
греческих курсивных букв), которое перед тем уже упоминалось в
повествовании. Таким образом, мы можем сделать вывод, что путешествие Скилак
начал из какого-то населенного пункта в окрестностях современного
Пешавара, из города, находившегося либо в Гайдаре, как утверждает Гека-
тей, либо еще ближе, если следовать версии Геродота, — в соседней
области Пактиике. (Оба утверждения могли быть верными для разных
периодов, поскольку границы областей отличались подвижностью.) Но в любом
случае уже в 517 г. до н. э. Паскапир должен был находиться на террито-
22 В 670; В 660; В 658А: 53; В 664. (Кааба-и-Зардушт — святилище Зороастра в
Накш-и Рустаме, близ Персеполя. — A3.)

Глава 3d. Страны Инда
251
рии, контролируемой персами. Создается впечатление, что Пактиика —
это область, протянувшаяся вдоль южного берега реки Кабул и, судя по
всему, на юго-западе доходившая до современного Кохата и до Куррам-
ской долины, по которой пролегал важный торговый путь в Иран. Не
так давно афганское административное словоупотребление возродило
Геродотово название: одной из восточных провинций [на границе
Афганистана с Пакистаном] с центром в городе Гардез было присвоено
именование Пактия; но произошло это, по всей видимости, не на основании
сильных научных аргументов, а, скорее, исходя из общего правдоподобия.
Обнаружение клада у деревни Мир-Заках (к востоку от Гардеза; клад
состоит из монет с перфорированными метками и ахеменидских
монет-слитков) подтверждает вывод о том, что в V в. до н. э. вдоль этого пути кипела
жизнь. Еще одним указанием на наличие у Ахеменидов интереса к
данному региону может быть крезеида — лидийская золотая монета,
обнаруженная в 1914 г. в Пакистане, в местечке Мари-Инд23, даже если эта
находка, по общему признанию, является единичной. Мари-Инд представляет
собой важный перевалочный пункт, связывающий восточный берег
Инда с восточной частью провинции Банну. Что касается названия
Пактиика, некоторые авторитетные исследователи не находят здесь никакой
этимологической связи с современным этнонимом <<пуштунь1», или
«патаны», обозначающим народ трансиндского региона24. Однако Пактиика,
если верно наше определение границ этой области, лежала в самом
сердце современной территории обитания пуштунов. Другой удивительный
факт — это необычайное сходство этнонима «апариты» (Άπαρυται) у
Геродота (Ш.91) с названием современного племени афридис. В податном
списке апариты названы рядом с саттагидами, гандариями и дадиками;
такая связка не позволяет локализовать их слишком далеко от ареала
распространения современного племени афридис — горного района Тирах к
западу от Пешавара. В данном случае идентификация может быть
признана весьма убедительной;25 при этом часто допускается и
отождествление племени дадиков (Δαδικαι) со средневековыми и современными дара-
дами (горный народ Гилгита и индского Кохистана), ареал
распространения которых в древности был, по всей видимости, более обширным,
чем сейчас. Наше представление о том, что в списке Геродота группа
данников из Гайдары состоит в основном из представителей племен,
подкрепляется малой величиной общего налогового обложения [седьмого
податного округа], исчисляемого в 170 талантов.
Из рассказа Геродота о Скилаке ясно, что после исследования этим
мореходом русла Инда Дарий, в дополнение к Гайдаре и Саттагидии, присту-
23 В 667.
24 В 644; Encyclopaedia of Islam2, s.v. «Afghan»; прямо противоположную точку зрения
см. в: В 95: 338: «Никакой лингвистический аспект проблемы не может заставить меня
усомниться в исторической связи Paktyes с Pa£to, paxtö, и было бы очень странно, если бы
эти названия оказались не связаны друг с другом».
25 Иная точка зрения: В 95: 340—341 — здесь данное название связывается с топонимом
Парвата (горная вершина в центральном Афганистане).

252
Часть первая
пил в 515 г. до н. э. к подчинению еще одной дальней провинции —
«Индии» в сообщениях греческих историков. В древнеперсидских надписях
этот регион вскоре появляется под именованием Хиндуш (Hindus),
которое впервые зафиксировано в одной из персепольских надписей Да-
рия (DPe), а позднее регулярно присутствует в списках провинций26. Хотя
смысл этого именования представляется на первый взгляд совершенно
очевидным, локализация самой области оставляет ряд нерешенных
вопросов. Фушер, Кент и многие последующие авторы соотносили
название Хиндуш с его этимологическим эквивалентом — «Синд» и в связи с
этим помещали область в нижнем течении Инда, вблизи дельты. В
древности, как известно, Инд протекал значительно дальше к востоку от его
современного русла, и именно там, на востоке, Александр обнаружил город
Паталу, располагавшуюся на «вершине треугольника» дельты. Так что
вполне вероятно, что центр этой ахеменидской провинции находился в
восточном Синде, может быть, по соседству с Бахманабадом и прежней
арабской столицей аль-Мансурой27. Впрочем, нельзя говорить о том, что
уже началось детализированное топографическое исследование домусуль-
манских древностей Синда, которые находятся к востоку от плотно
населенного района вокруг Карачи; до сих пор в этом регионе не обнаружено
никаких материальных свидетельств ахеменидского присутствия.
Именно этой «Индийской» провинции Геродот (Ш.94) приписывает уплату
колоссального налога в 360 талантов золотого песка. Данная цифра
несомненно имеет какое-то отношение к знаменитому рассказу о золоте,
добываемом с помощью муравьев в Индийской пустыне (Ш. 102—104).
Хорошо известно, что в средние века и в Новое время золото мыли в верховьях
Инда — близ Унда28, в Чиласе29, а также на северном притоке Инда —
реке Хунза30. Однако до сих пор как будто бы нет никаких свидетельств о
добыче золота вокруг дельты Инда, так что это обстоятельство, по всей
видимости, усиливает аргументы «против» локализации провинции
Хиндуш в Синде. Словоупотребление Геродота в этом пассаже ясно
показывает, что автор имел в виду налог, уплачивавшийся в размере 360
«талантов золотом по весу» (талант = 30,24 кг), что, как пояснено «отцом
истории», представляло гигантскую сумму. Несомненно, что в тексте —
какое-то недоразумение. Исходя из того, что восточные сокровищницы
Ахеменидов в качестве средства расчетов использовали серебро, можно
предположить, что уплачивавшийся в качестве дани золотой песок был
по стоимости эквивалентен 360 талантам серебра, что представляется
гораздо более вероятным.
26 В ПО: 214, с дальнейшими указаниями на литературу; об идентификации Хиндуша
с Синдом см. также: В 657, П: 196.
27 Наилучшим обзором по Синду остается, пожалуй: В 652; см. также: В 661: 88 и
карту; ср.: В 655: 27,189 — здесь Патала помещена поблизости от Насирпура, а не столь далеко
на востоке, как Бахманабад, но делается это исключительно на гипотетических основаниях.
28 Al-Biruni. Kitäb al-jamähirβ ma'rifat al-jawähir (Hyderabad, 1355/1936—1937): 236.
29 В 671: 18.
30 Напр.: В 663: 271; В 668: 35.

Глава 3d. Страны Инда
253
Альтернативной для локализации в Синде ахеменидской провинции
Хиндуш является, естественно, ее локализация в Таксиле и в западном
Пенджабе, где наличествуют указания на то, что здесь могла
существовать какая-то персидская сатрапия, хотя никаких определенных данных
о ее названии нет. При Ахеменидах Таксила, очевидно, не входила в
состав Гайдары, но могла, конечно, быть частью Саттагидии, если Херц-
фельд прав, считая, что это название имеет индо-арийскую этимологию31,
что оно означает «Семиречье» и, по существу, синонимично названию
Пенджаб [«Пятиречье»].
Как бы то ни было, ахеменидские провинции Арахосия, Саттагидия
и Гайдара, вместе с племенными землями Пактиики, апаритов и дади-
ков, и наконец (как бы мы ее ни локализовывали) провинция Хиндуш —
все эти земли лежали вдоль восточных ахеменидских границ и
посещались Скилаком во время его плавания по Инду. Мы настаиваем на том,
что Гайдара также имеется в виду в группе персепольских текстов
крепостной стены (PF), в которых речь идет о выдаче провизии людям,
путешествовавшим из Суз в восточном направлении. В 500 г. до н. э. (PF 1440)
некий «проводник для важных персон» (barrisdama) Зишандуш
отправился из Суз в Kan-da-ras, сопровождая непоименованную женщину и пятерых
«мальчиков». К концу апреля на одной из остановок на пути через
Персию женщина получила кварту вина. Норма ее дневного довольствия —
три кварты муки в день (в сравнении с полутора квартами,
полагавшимися ее провожатому, и квартой, полагавшейся незнатному человеку) —
говорит о скромном, но достойном уважения статусе этой женщины.
Можно предположить, что она была нянькой детей или доверенной служащей
гарема, поскольку ее путешествие было санкционировано документом с
царской печатью. Уместно обратить внимание на следующее
обстоятельство: как мы увидим ниже, во время похода на Грецию пятнадцатью
годами позднее отряд из Гайдары возглавил двоюродный брат царя, так что
родственные связи с царским домом (обнаруживаемые конечно же и во
многих других провинциях) могли сохраняться в Гайдаре десятилетиями.
Еще один текст из числа персепольских надписей крепостной стены
(PF 1358) сообщает о путешествии из Kan-da-ra в Сузы некоего
должностного лица с чисто персидским именем Нарьямана (ср. с именем Нариман
в новоперсидском). Его дорожные полномочия были подтверждены
печатью Мегабаза (эламское Bakabadus), который в другой надписи (PF 1351)
дает разрешение на какую-то поездку, начинавшуюся в Арахосии, а
поэтому можно предположить, что этот Мегабаз являлся сатрапом данной
провинции. Вероятно, он был отцом Ферендата, который позднее, во
время нашествия Ксеркса на Грецию, командовал отрядом из Дрангианы
(Геродот. VII.67). Данное совпадение позволило Халлоку сделать вывод,
что город Kan-da-ra, Кандараш, — это современный Кандагар в
Афганистане. Однако такая логическая цепочка вызывает определенные
трудности. Дело в том, что о практике употребления названия Кандагар в от-
В 95: 342.

254
Часть первая
ношении арахосийского города мы ничего не знаем вплоть до XIV в. н. э.;
поэтому не исключено, что Мегабаз всего лишь подтвердил официальное
разрешение на поездку, которая началась в какой-то более отдаленной
провинции. Кроме того, среди персепольских текстов крепостной стены
выделяется особая и довольно значительная группа документов (PF 1351,
1385,1439,1443,1474 и 1510) по поводу Арахосии (Ha-ra-u-ma-ti-is, с
вариантами), в которых нет ни одного упоминания о Кандараше. Поэтому
представляется более правильным считать три документа, где
упоминается Кандараш (PF 1440, 1550 и 1358), относящимися к провинции
Гайдара.
В связи же с Индией персепольские тексты крепостной стены говорят
нам об активном и значительном дорожном сообщении, хотя и не
проливают свет на проблему географии этой провинции. Д. Льюис обращает
внимание на передвижения некоего индийца Аббатемы, который
определенно был высокопоставленным лицом32. В апреле—мае 499 г. до н. э.
он пересек Персию на пути из Индии в Сузы, имея при себе скрепленное
печатью распоряжение, выданное царем, и находясь под опекой
«проводника для важных персон» по имени Ишбарамиштима (PF 785).
Ежедневный рацион Аббатемы в этом случае составлял тридцать кварт муки, но
в один из дней следующего месяца он получил семьдесят кварт, и каждый
из его двадцати спутников — по две кварты (PF 1318). Эта норма
довольствия, названная «дневной», более чем в два раза превышала его
прежнюю норму довольствия. Мы можем задаться вопросом, не включал ли
этот «паек» какой-то компенсации на непредвиденные расходы или за
скудные, в смысле пропитания, этапы пути. И всё же даже его минимальный
рацион, превышавший в тридцать раз продовольственную норму
обычного человека, говорит о том, что это была знатная персона. По этому или
по какому-то другому случаю в течение того же самого месяца (PF 1558)
Аббатема получил также семьдесят кварт вина. Позже в том же месяце
мы обнаруживаем рядом с ним нового проводника по имени Мирамана,
которому для прокорма животных его господина выдали сто семьдесят
четыре кварты зерна, составлявшие двухдневные рационы. Каждой из
девятнадцати лошадей полагалось три кварты на день, а каждому из
пятнадцати мулов — по две кварты. Странным на первый взгляд выглядит
несоответствие числа лошадей (меньше на одну) числу членов экспедиции,
но, как можно думать, один из них сопровождал обоз, передвигаясь на
муле. Как бы то ни было, эта группа образовала значительную
кавалькаду. В июне—июле Мирамана вновь взял зерно для животных от Баруши-
ятиши, тезки позднейшей царицы Парисатиды и, может быть,
царственной дамы, из поместий которой двор мог получать пропитание для
высокопоставленных гостей. Количество продуктов на каждое животное
определялось по аналогичной шкале. Наконец, в том же месяце тридцать
кварт вина были выданы Аббатеме, на этот раз исключительно на его
обратный путь из Суз в Индию, вместе с Ишбарамшкгимой, который вновь
А 35: 5, с примеч. 14.

Глава 3d. Страны Инда
255
действовал в роли его провожатого. Нетрудно догадаться, что Аббатема
мог быть одним из феодальных индийских властителей или
дипломатическим посланником какого-то соседнего государства, хотя — несмотря на
заманчивое сходство санскритских княжеских имен на «-deva» — попытки
объяснить его имя как индоарийское не возымели успеха, а иранская
передача *Apa-daiva- не вполне удовлетворительна33. Остается неясной и
точная цель его путешествия.
Другие надписи крепостной стены упоминают отряды индийцев, а
также распоряжения о снабжении их провизией. В PF 1425 говорится, что
провиант был предоставлен в Узикурраше — часто упоминаемом месте,
расположенном, возможно, не слишком далеко от Персеполя;
продовольствие было передано десяти индийским мужчинам и двадцати
мальчикам через некоего Мадатаку (их «проводника важных персон»?),
доставившего разрешение Ирдубамы на путешествие. В PF 1529 сообщается о
выдаче несомненно щедрого рациона в шестнадцать кварт пива человеку
(проводнику?) по имени Мупушда для четырех индийцев, один из
которых получил десять кварт, а еще один — четыре. Это разрешение на
путешествие также было выдано Ирдубамой, и обе надписи относятся к 499 г.
до н. э. Хотя количество предоставляемых в данном случае ресурсов
значительно уступает провианту, полученному Аббатемой, оно всё же
свидетельствует, что и эти путники были знатными лицами. Всё тем же
Ирдубамой было выдано распоряжение PF 1491, на основании которого
в январе 498 г. до н. э. некий Мипушда снабжал схожую, но более
многочисленную миссию — мужчин в ней было больше на два человека, а
мальчиков — на шестьдесят пять, хотя в данном случае мы не знаем, были ли
среди них индийцы. Не упоминаются они и в надписях PF 1362 и 2051, где
говорится о более мелких отрядах, снаряженных опять же с санкции
Ирдубамы. Из предположения, что должностные лица, отдававшие
приказы на отправку по царским путям, являлись сатрапами тех провинций,
из которых такие миссий выступали в дорогу, следует, что в 499 г. до н. э.
Ирдубама состоял в должности сатрапа Хиндуша34. Правда, в документах,
имеющих отношение к делу, нигде не говорится, что индийцы получали
от него распоряжение покинуть Индию, но это вполне объяснимо, при
этом в надписи PF 1572 партия индийцев, отправившаяся в дорогу на
основании царского распоряжения, в качестве пункта назначения имела
именно Индию.
Помимо этих особых случаев, имеющих отношение к Аббатеме и Ир-
дубаме, по крайней мере, девять надписей связаны со странствиями
индийцев либо говорят о каких-то миссиях в Индию или из Индии. В июне
498 г. до н. э. (PF 1397) некий индиец Карабба был отправлен царем в
Индию с партией из ста восьмидесяти «путников» и пятидесяти «мальчиков»,
но только с тремя лошадьми и с тремя мулами. Ни один из членов этой
группы не получал более полутора кварт муки в день, но большое количе-
3 В 131: 121, с предыдущими ссылками.
14 По мнению Д.-М. Льюиса, высказанному в его частном письме.

256
Часть первая
ство людей, входивших в состав этой группы, означает, что они были
направлены с каким-то важным заданием. В предыдущем, 499 году до н. э.
(PF 1552) некий Бакатандуш, упомянутый в надписи как создатель tidda,
путешествовал из Индии в Сузы с тремя индийскими мужчинами и
двадцатью тремя «мальчиками». Если приведенное эламское слово
действительно означает древнеперсидское didä, 'цитадель', 'твердыня', как
думает Халлок, тогда этот Бакатандуш мог быть военным архитектором,
возвращавшимся со своей командой из Индии после строительства там ахе-
менидских крепостей. Имя Бакатандуш, несомненно, иранское, несмотря
на имевшую место дискуссию об этимологии его второго компонента. То,
что этот человек шел в сопровождении своих индийских помощников,
означает, что вскоре их предполагали использовать в военных
операциях на западе.
О других менее колоритных путешественниках, названных
индийцами, скажем вкратце. Это были следующие люди: Хапизиш (PF 1437:
октябрь 501 г. до н. э.; рацион — 20 кварт), Бакдадда (PF 1410: [без даты];
3 кварты), Ашшара (PF 1383: март 498 г. до н. э.; 2 кварты) и Шакшака
(PF 1511: февраль 498 г. до н. э.; 1 кварта). Хотя некоторые из этих имен
до сих пор не получили убедительной этимологии и хотя в этом списке
вполне могут быть чужеземные имена, по крайней мере, два из них
определенно иранские, пусть даже их носители и названы «индийцами». Это
Бакдадда (древнеперсидское *Baga-däta, греч. Μαγαδάτης, см.: Аппиан.
Сирийские дела. 49) и уже упомянутый Бакатандуш; в то же время имя
Шакшака также имеет хорошую иранскую аналогию35. Возможно, во всех
этих случаях мы имеем дело с поздними примерами обычая, в
соответствии с которым иранцы, жившие в провинциях, определялись по месту
постоянного проживания36, а не по своей этнической принадлежности
(имеется в виду, что этнический иранец, имевший местом постоянного
пребывания Индию, в источниках обозначался как «индиец». — А.З.). Как
бы мы ни объясняли эту практику, и сама степень приспособления к
новой среде, достигнутая персами, постоянно проживавшими в Индии, о
чем свидетельствует приведенное именование, и высокое положение
отдельных лиц, упомянутых в этих документах, а также значительное
число надписей, относящихся к Индии, заставляют полагать, что около 500 г.
до н. э. с этим регионом был налажен оживленный обмен. Напротив,
провинция Саттагидия редко упоминается в источниках. Единственным
засвидетельствованным ее представителем, похоже, был человек, известный
как Sa-da-ku-is, «саттагид» (PF 789,2018 и 2020), которому вменялось в
обязанность распределение сельскохозяйственной продукции в Ширазе и ко-
35 Шакшабануш, для которого Шакшака мог быть уменьшительной формой; ср.:
В 131: 229.
36 Ср.: Корнелий Непот. Датам. 1: «Datames, patre Camisare, natione Care». Тот факт,
что Датам служил в свите царя в Иране, предполагает, что он был персом по языку и по
родословной. Также и Гобрий (Гаубарува) в одной из надписей Дария (DNc) назван
Pätisuvaris, «обитателем каспийской провинции», но это конечно же тот самый человек,
который выступает в роли помощника Дария в «Бехистунской надписи» (DB IV.84), где он
назван «персом».

Глава 3d. Страны Инда
257
торый являлся должностным лицом и, скорее всего, свободным, хотя
нельзя исключать и его рабского статуса37. Во время военных операций в
труднодоступных и укрепленных районах вокруг Банну, вероятно,
захватывались пленники, но при этом единственный вывод, который можно
сделать в отношении этой провинции, состоит в том, что экспедиции в Сат-
тагидию были достаточно редки.
Из восточных провинций, упомянутых в текстах крепостной стены,
у Геродота в данническом списке представлены все, кроме арахосий-
цев (Ш.91—94). Очевидно, что вместо них здесь появились «таманеи»
(ΘαμαναΤοι). С другой стороны, тексты крепостной стены специально не
упоминают Дрангиану. По поводу названия народности таманеев
считается, что оно тождественно авестийскому слову «Särna»38, первоначально
племенному имени, которое сохранялось на протяжении столетий в
качестве титула или личного имени на территориях, соотносимых с древней
Арахосией. Что же касается некоторых других племенных групп,
рассказ Геродота создает ряд трудностей. Обращает на себя внимание,
например, повторное упоминание париканиев и каспиев (Ш.92—94), при
этом имеется и более ясный признак некой путаницы у Геродота,
поскольку нет никакого разумного объяснения, с одной стороны, для
локализации Пактиики рядом с землями индийцев, а с другой — на границах
с Арменией и Черным морем (Ш.93, 102). Возможно, следует
предположить наличие лакуны в тексте после Ш.92, однако имеются и другие
сложности в одной более ранней главе, которые заставляют думать, что
нарушение привычной локализации племен могло иметь более глубокие
корни.
Некоторую информацию об этих восточных провинциях можно
обнаружить также в скульптурных композициях в самом Персеполе и
вокруг него. В Накш-и Рустаме многие клинописные надписи на гробнице
Дария, обозначающие носильщиков трона, теперь неразборчивы, так что
не всех представителей восточных сатрапий можно идентифицировать с
уверенностью. Фасад с похожими изображениями (клеймами) имеется и
на гробнице Артаксеркса П, где лишь несколько фигур воспроизведены
в крупном масштабе39. Впрочем, не вызывает сомнения, что на обоих
монументах запечатлены представители восточных провинций. Более того,
арахосийцы, саттагиды и индийцы, но не гандарии, изображены и
поименованы на пьедестале статуи Дария I в Сузах, причем эти фигуры
сопровождаются египетскими иероглифами;40 так что, хотя детали и одежда
37 А 35: 12 — «<...> назван по своему этникону, а не по его странному и, несомненно,
труднопроизносимому имени, наподобие того, как греки обычно именовали раба Скифом
или Карийцем», и это столь же верно по отношению к Саттагиду, как и к обычному древне-
персидскому называнию этнических греков именем Яуна.
38 В 95: 333.
39 Хорошо сохранившиеся детали других фигур, изображения которых можно увидеть
в: В 101 (ил. 41—48), не включают сатгагидов и их соседей. В 179: 108—109 — здесь № 10—13
определяются как арахосиец, саттагид, гандарец и «индиец» на всех шести могильных
фасадах.
40 В 922: 256.

258
Часть первая
переданы весьма схематично, точная идентификация фигур не
вызывает сомнения. Пропуск гандариев на этом памятнике объясняется,
несомненно, тем, что надписи делали египтяне. На западе [и прежде всего в
Египте] лучше знали Индию и другие провинции, расположенные на
морских путях, и не следует думать, будто Гайдара уже отделилась,
поскольку скульптура была датирована временем вскоре после 500 г. до н. э.
Далее, на основании недавнего исследования можно утверждать, что
именно арахосийцы фигурируют в качестве VII делегации на восточном
лестничном марше персепольской Ападаны (см.: Том иллюстраций:
ил. 40) и на Трипилоне, а в Зале ста колонн — в образе седьмого
носильщика трона41. На Ападане гандарии и индийцы представлены как XIV и
XVin делегации; на Трипилоне и в Зале ста колонн — как
четырнадцатый и девятнадцатый носильщики трона. В Зале ста колонн, кроме того,
двадцать первый носильщик трона был идентифицирован как саттагид.
На лестничном марше Ападаны гандарии и индийцы неожиданно
изображены входящими во дворец с оружием — черта, которую с ними делят
только саки. Эта деталь была объяснена как свидетельство того, что эти
народы считались заслуживающими доверия союзниками Персидской
монархии, постоянно состоявшими в ее войсках, возможно, в качестве
наемных отрядов. Данный памятник, таким образом, подтверждает их
традиционную преданность империи, поскольку рельефы Ападаны
были спроектированы незадолго до смерти Дария в 486 г. до н. э., а работы
над ними продолжались и после его кончины. В 480 г. до н. э. среди кон-
тингентов великой армии, которую Ксеркс вел в Грецию (Геродот. VII.66—
67, 70), вновь упоминаются некоторые из этих народов. С одной стороны,
«индийцам», с другой — гандариям и дадикам и опять же пактиям был
устроен смотр в Дориске в начале кампании. Предводителем
«индийцев» был Фарназафр, сын Артабата; гандариев и дадиков вел Артифий,
сын Артабана, по-видимому, двоюродного брата царя42. Пактии
служили под командой Артаинта, сына Ифамитры. Мы с достаточным
основанием можем предположить, что такие высокопоставленные персидские
военачальники имели опыт службы среди подчиненных народов,
которых вели в битву. Некоторые из них могли быть сатрапами, а
поскольку в их число, видимо, входил двоюродный брат царя, двор имел
возможность из первых рук получать информацию о том, как обстоят дела
на восточных границах державы. Когда в конце войны эти контингенты
были расположены лагерем в районе Фив, возникло подозрение, что
именно они стали причиной распространения малярии, которая в
болотистой местности неизбежно должна была приобрести характер эпиде-
41 В 101: 110—111; В 167: 149 — здесь седьмая делегация Ападаны отождествлена с
дрангианами на основании их обуви (ср.: Геродот. VIL67: «πέδιλα δε ες γόνυ άνατείνοντα
είχον») и в то же время признается, что эти фигуры могут одновременно представлять и
арахосийцев, и дрангиан; в этом данный автор следует за: В 179: 149, с примеч. 42.
42 Ср.: Геродот. IV.83: «Άρτάβανος о Ύστάσπεος, αδελφός έών Δαρείου». Этот персонаж,
кажется, идентичен отцу нашего командира, который в VTI.67 также назван братом Ари-
омарда, который возглавлял таинственных «каспиев», упоминаемых еще несколько раз.

Глава 3d. Страны Инда
259
мии43. Для этой территории (как минимум) присутствие жителей
восточного пограничья в составе ахеменидского войска создавало еще одну
неожиданную угрозу — распространения бешенства. Тем не менее мы
ничего не слышим о том, что огромное количество индийских собак,
находившихся при войске44, привело, как можно было бы ожидать, к
заметному увеличению в данной области случаев заболевания бешенством, о
котором в Греции, похоже, не было известно вплоть до времени Ксено-
фонта45.
После греко-персидских войн античные историки мало
интересовались реальной историей восточных ахеменидских сатрапий и
населявшими их народами. Так, в конце V в. до н. э. Ктесий приступил к изложению
своих небылиц об Индии, и уже у него Аристотель (История животных.
501а26), Павсаний (IX.21.4) и особенно Элиан (О природе животных. IV.21)
позаимствовали сообщения о чудовище мартихоре (древнеперсидское
*martiya-xwar, 'людоед') — пожиравшем людей индийском тигре с
тройным рядом зубов в обеих челюстях, с жалом в хвосте, похожем на хвост
земляного скорпиона, и с иглами, вылетающими из хвоста! Древнепер-
сидский термин, использованный для обозначения этого индийского
зверя, а также типичное гиперболизированное описание не оставляют
сомнений относительно окружения, из которого происходил этот рассказ.
Ктесий, конечно, не преминул заявить, что он сам видел мартихора,
которого привезли в качестве подарка Артаксерксу Π (как львов,
доставленных однажды Дарию). Это сообщение, по крайней мере, намекает на то,
что власти осуществляли какие-то мероприятия в Индском регионе.
Ктесий, похоже, не сохранил никаких указаний на реальные
исторические процессы в восточных сатрапиях и не стал отвечать на вопросы о
том, насколько далеко в этих провинциях распространялось прямое ахе-
менидское правление или до какой степени «непрямой контроль» и
местная автономия выливались в полную реальную независимость.
В дальнейшем источниками информации об исторических
государствах, существовавших в рассматриваемом нами регионе, будут служить
нумизматические находки. Два афганских клада, из Мир-Заках и Чаман-
Хузури (см. начало наст, главы), содержали (помимо гандарских монет в
виде изогнутых брусков) в первом случае — иранские слитки-бруски,
включая слиток, в точности соответствующий вавилонскому стандарту
Дария Великого; во втором — необычные диски для чеканки монет, на
которых изображены: коронованный лев, стоящий против бычьих голов,
длинная и тонкая птица, а также необычный рисунок, напоминающий
водяного жука; этот последний обнаруживает сходство с изображением на
одной более поздней маурийской монете-каршапане (kärsäpana). Данные
символы должны указывать на существование какой-то администрации,
43 Онхест, город на Копаидском озере к северу от Фив, пользовался известностью как
малярийное место; ср.: С 33: 40.
44 Геродот. VE.87, отмечено в: CHInd I: 340, примеч. 2.
45 А 1: 141.

260
Часть первая
отличной и от правительства Гайдары, и от центрального ахеменидского
правительства. Однако предпринимающиеся иногда попытки назвать
эти диски «монетами Камбоджей», хотя и кажутся заманчивыми,
слишком преждевременны. Необходимы новые исследования в зоне, которая
до сих пор археологически нам почти не известна — во всяком случае, до
конца V в. до н. э., когда реальная картина политической ситуации в
Индском регионе приобретает ясные черты. При всем том понятно, что ахе-
менидское присутствие здесь становилось всё более шатким, а
независимые силы чувствовали себя в этом регионе всё более уверенно.

Глава Зе
М.-Дж. Меллинк
АНАТОЛИЯ
Установление прочного персидского господства в Анатолии, которое при
Дарий и Ксерксе являлось уже неоспоримым фактом, началось еще при
Кире, когда он, перейдя Галис, вторгся в Лидию и захватил Сарды,
резиденцию лидийской династии. После резкого ослабления Фригии в
начале VII в. до н. э. Сарды de facto превратились в столицу западной
Анатолии. В то время лидийские цари постепенно стали претендовать на
создание своей собственной небольшой державы, выйдя за пределы лидийских
этногеографических границ, расширив свою власть на Фригийское плато,
к западу от Галиса, и воспользовавшись сложившейся здесь до них
системой контроля, функционировавшей благодаря гарнизонам в крепостях,
налогообложению и мерам по обеспечению безопасности на дорогах.
Важнейшим вопросом в деле управления западной Анатолией была
проблема взаимоотношений с греками. Это еще одна очень старая
история. Обладая господством на суше, хозяева Анатолийского плато, чтобы
пребывать в мире и благосостоянии, обязаны были находить
взаимопонимание с обитателями побережья и островитянами Эгеиды. У живших
рядом с их границами соседей не должно было возникать никаких
сомнений относительно политического статуса и силы этих властителей. Во
втором тысячелетии до н. э. такие взаимоотношения существовали между
хеттами и их эгейскими соседями (включая Ахийяву). Начиная с Гига
любой лидийский царь ясно осознавал, что ионийцев и карийцев — купцов
и воинов, прекрасно знакомых с морем, — необходимо превратить в
своих косвенных союзников. Цари до Креза вели борьбу за установление
контроля над ионийцами, сосредоточив усилия на крупном портовом
городе Милете, с которым Алиатт заключил в свое время мирное
соглашение. Милет-Миллаванда (Миллаванда — название, известное по
хеттским текстам, обычно идентифицируется с позднейшим греческим Ми-
летом. — А.З) было ключевым местом еще в эпоху Ахийявы и хеттов —
в те отдаленные времена основные угрозы для Малой Азии исходили как
раз из заморских греческих земель — от ахейских союзников Милета.

Глава Зе. Анатолия
263
Персы унаследовали эгейскую проблему, которую лидийцы начали
было решать. Ни персы, ни лидийцы не являлись мореходами; поэтому и
те, и другие нуждались в ионийцах и карийцах; в культурном отношении
ионийцы обладали завидным наследием; в случае внешнего
вмешательства сложившаяся здесь двойственная ситуация могла вылиться во
враждебные действия со стороны греков. Жертвой этой враждебности стали
персы, понеся в конечном итоге решительное поражение, когда их цари
попытались расширить свою сухопутную державу на эгейский ареал. Как
и прежде, все главные проблемы для персов, новых хозяев Малой Азии,
были связаны с Милетом и его греческими союзниками.
Когда Кир завоевал Лидийское царство, он мудро продолжил
управлять Лидией и всем западноанатолийским ареалом из Сард,
расположенных вдали от моря, в плодородной долине Герма, рядом с главной
дорогой, спускавшейся с Анатолийского плато к западному побережью.
Лидийская коммуникационная сеть сохранялась нетронутой. Акрополь и
укрепленный нижний город с их впечатляющими ступенчатыми
зданиями были отремонтированы и продолжали использоваться. Основным
разговорным и письменным языком оставался лидийский. Греческий
также широко использовался, особенно после Креза; что же касается
арамейского, то он являлся административным языком, к которому персы
прибегали для официальных нужд.
В Сардах, в том культурном синтезе, который возник здесь благодаря
открытости лидийских правителей как в отношении греков, так и египтян,
персидские цари черпали вдохновение для создания своего собственного
культурного койне, приобретшего ионийско-лидийско-ахеменидские
черты, особенно в сфере искусства и архитектуры. Западноанатолийский
процесс культурной ассимиляции имел уже тысячелетнюю историю, но в
VE—VI вв. до н. э. лидийцы придали ему новую силу. Искусство
Персидской империи своими успехами в значительной степени было обязано
культурной сатрапии с центром в Сардах.
Списки, в которых перечисляются анатолийские народы или
административные сатрапии, находившиеся под властью Дария1, подчеркивают
особое положение Сард. В «Бехистунской надписи» называются такие
народы (страны), как Сарды (Sparda), Иония (Yauna), Армения (Airnina), Кап-
падокия (Katpatuka); в «Накширустамской надписи» добавлена Кария
(Катка), а ионийцы разделены на две группы. Геродот (Ш.89—97)
перечисляет все двадцать сатрапий с указанием их податных обязательств. Первая
сатрапия включала ионийцев, магнесийцев, эолийцев, карийцев, ликий-
цев, милиев и памфилийцев. Здесь, таким образом, поименованы: группа
жителей западного побережья к югу от Геллеспонта, карийцы с
юго-западного побережья, а с южного — ликийцы, милии (жившие в глубине
материка, но поддерживавшие тесные связи с ликийским побережьем) и памфи-
лийцы; все эти народы являлись отчасти эллинами, отчасти
эллинизированными анатолийцами или наоборот (варваризованными греками). Вторая
1 В 44: 58, 77-90; В 45: 200-291; В 40: 47-56.

264
Часть первая
сатрапия включала мисийцев, лидийцев, ласонцев, кабалиев и гитеннов.
Всё это — прирожденные лидийцы и их материковые соседи к северу (ми-
сийцы) и юго-востоку (Кибиратида и часть Писидии, с лувийскими
группами). Сарды принадлежали именно этой сатрапии. Третья сатрапия
охватывала южное побережье Геллеспонта, фригийцев и азиатских
фракийцев, пафлагонцев, мариандинов и сирийцев (т. е. каппадокийцев). У Фу-
кидида (1.129.1) это — Даскилитида, с резиденцией сатрапа в Даскилии.
Население этой сатрапии проживало на южном побережье Геллеспонта
и Пропонтиды, в понтийских районах Вифинии и Пафлагонии и в
материковых зонах прежней Фригии и Каппадокии, которые могли граничить
с районами Евфрата и Арменией. Это, кроме того, огромная часть плато
за пределами Лидии, включая места, использовавшиеся в VDI в. до н. э.
фригийцами в качестве стратегических центров. Фригайцы и фракийцы
переселились сюда в железном веке, а понтийские и каппадокийские
племена в значительной степени происходят из эпохи бронзы. Следует
обратить внимание на то, что поселенческим и административным центром
этого крупного и этнически смешанного района был Даскилии,
расположенный на юго-востоке от озера Маньяс, на северо-западной периферии
третьей сатрапии. Ранние археологические материалы с этого места пока
неизвестны.
В четвертую сатрапию, согласно Геродоту, входила Киликия, большая,
не определенная географически область. Регион по ту сторону верхнего
Евфрата, древнее царство Урарту, вместе с его понтийскими соседями
относился к тринадцатой сатрапии, представленной в основном Арменией.
Некоторые восточноанатолийские племена, такие как мосхи и тибарены,
были причислены к девятнадцатой сатрапии, вместе с проживавшими в
Колхиде макронами, моссиниками и марами.
Эти перечни очень важны в этнографическом плане, поскольку
указывают на постоянное присутствие древних племенных элементов в
периферийных районах Анатолии. Племенные различия могли сохраняться и в
диалектах, верованиях, обычаях и экипировке, на что также обращает вни"
мание Геродот в своем перечне анатолийских контингентов в армии и
флоте Ксеркса (VTI.72-94).
Лучше всего «отец истории» осведомлен о западных сатрапиях.
Именно благодаря этому автору мы знаем о некоторых наместниках
(сатрапах) до того времени, когда Дарий реорганизовал всю эту систему, а
также об их поведении после смерти Камбиса, когда Оройт, наместник Сард,
воспользовался междуцарствием и в 522 г. до н. э. уничтожил Митроба-
та, сатрапа Даскилия, вместе с его сыном Кранаспом (Геродот. Ш.126).
Для ликвидации Оройта Дарию пришлось прибегнуть к особой уловке,
как об этом рассказывает Геродот (Ш.128).
Об Оройте сообщается, что он имел резиденцию также в Магнесии на
Меандре (Ш.122); это, возможно, была пограничная область между геродо-
товской первой и второй сатрапиями. В последние годы правления Да-
рия наместником здесь был Гадат, о чем можно судить по царскому
письму, известному по позднейшей копии в греческом переводе. В нем одобря-

Глава Зе. Анатолия
265
ются действия Гадата, который привез сюда деревья из Сирии
(очевидно, для своего экзотического ботанического сада), но обращается
внимание на то, что он не выплачивал налог священным садоводам местного
храма Аполлона, чем осквернял эту землю, а это противоречило
религиозной политике Ахеменидской династии2.
После своего скифского похода Дарий оставил Мегабаза командовать
военными операциями во Фракии, а сам отправился в Сарды (Геродот.
V.11), где в ожидании окончания кампании мог провести зиму 513/512 г.
до н. э. Мегабаз присоединился к нему в 512 г. до н. э. Наместником в
Сардах Дарий назначил своего сводного брата Артаферна, а Отана, сына Си-
самна, сделал преемником Мегабаза в должности командующего в
Приморской области (V.25). Как и другие действовавшие в Анатолии
персидские военачальники, Отан был зятем Дария. Отправившись в Сузы, царь
взял с собой Мегабаза и Гистиея, велев Артаферну управлять провинцией.
Сатрапом в Даскилий был посажен Эбар, сын Мегабаза, и произошло
это до 493 г. (VI.33). Никаких сведений о деталях его правления, если не
считать упоминания о добровольном подчинении жителей Кизика
персидской власти, Геродот не сообщает. В 479 г. до н. э. Ксеркс назначил
сатрапом в Даскилий Артабаза, и эта его должность приобрела затем
наследственный характер (Фукидид. 1.129).
Греческая информация о конкретных персидских наместниках в
Малой Азии скудна. Вопрос об организации и относительном богатстве
анатолийских районов становится более ясным из сообщения Геродота о
податях, уплачивавшихся каждой сатрапией, а также благодаря его
перечню анатолийских сухопутных и военно-морских контингентов в начале
лета 480 г. до н. э., где присутствуют указания на этническое
происхождение отрядов сухопутных сил и дается краткое описание их облачения.
Количество кораблей и имена их капитанов свидетельствуют о
сохранявшейся морской мощи первой сатрапии и Киликии (Геродот. VII.72—99).
Первая сатрапия, состоявшая из прибрежных территорий,
представлена тридцатью кораблями из Памфилии, пятьюдесятью судами из Ликии
под командой Кибернис(ка), сына (Кос)сика, семьюдесятью кораблями,
снаряженными карийцами, чьими предводителями являлись Гистией,
сын Тимна, Пигрет, сын Гисселдома, а также Дамасифим, сын Кандавла.
Наиболее известной фигурой из числа этих флотоводцев была Артеми-
сия, дочь Лигдамида Галикарнасского, которая привела пять
превосходных кораблей. С сотней кораблей прибыл из Киликии (четвертая
сатрапия) Сиеннесий.
Вторая сатрапия (Сарды) послала пехоту: лидийцев вместе с их
соседями с севера — мисийцами, а также с юга — кабалиями, ласониями и ми-
лиями (здесь были объединены народы, удаленные от моря). Другие
сухопутные контингенты пришли из Даскилитиды (третья сатрапия). Тут мы
обнаруживаем азиатских фракийцев и вифинцев, пафлагонцев, мариан-
динов, а также обитателей Фригии и Каппадокии. Из восточной Анатолии
тринадцатая сатрапия была представлена армянами, а из числа жителей
2 M-L 20-22, № 12.

266
Часть первая
девятнадцатой сатрапии мы находим мосхов, тибаренов, макронов и
моссиников — означенные народы населяли отдаленные районы
побережья Черного моря.
Каким маршрутом все эти войска Ксеркса двигались к пунктам сбора,
таким как Криталла в Каппадокии (Геродот. VH.26), а также где мы
должны локализовать этот неизвестный по другим источникам
стратегический перекресток персидской дорожной системы — всё это предмет
топографического анализа и реконструкции. О путях, использовавшихся в
480 г., мы имеем чуть больше информации, чем о переходе пехоты Мар-
дония из Киликии к Геллеспонту в 492 г. до н. э. (Геродот. VL43). У
Геродота войска Ксеркса переходят Галис, двигаясь из Каппадокии в южную
Фригию, и направляются в Келены (Динар), близ истоков Меандра, где
позднее Ксеркс выстроил дворец и крепость на акрополе (Ксенофонт.
Анабасис. 1.2.9). Пифий, богатый лидиец, оказавший гостеприимство
армии Ксеркса в Келенах, символизирует благосостояние данного региона.
Отсюда дорога вела в Колоссы (город Великой Фригии), а в западном
направлении — к пограничному камню между Фригией и Лидией,
установленному в Кидраре и отмеченному надписью Креза. Эту территорию Геродот
знает гораздо лучше, а потому он описывает два ответвления лидийской
дороги: южное — в Карию, и северное — в Сарды. Двигаясь вдоль
последнего, Ксеркс пересек Меандр и воспользовался возможностью оказать
священные почести легендарному дереву-тамариску в городе Каллатебе
(Vn.31).
I. Пути сообщения
Персидская дорожная система, имевшая высокую репутацию, приобрела
свой классический вид в результате серьезных улучшениий
существовавшей прежде сети естественных путей сообщения. В Анатолии дороги
получили толчок к развитию еще в докерамический период благодаря
торговле обсидианом и были взяты под контроль правителями медно-брон-
зовой эпохи, в особенности те пути, что служили нуждам ассирийской
торговли в период с XX до XVTQ в. до н. э. Глиняные таблички из Канеш-
Кюль-тепе свидетельствуют о контролируемой караванной системе,
успешное функционирование которой зависело от безопасности дорог и
политических соглашений с правителями пересекаемых караванами
территорий3. Хетты унаследовали дорожную систему «каппадокийского»
торгового периода и распространили ее на районы своего царства и собственной
империи. Передвижения хеттских войск и курьеров были хорошо
организованы; общины en route (φρ. «расположенные по пути следования». —A3.)
обеспечивали посланников постоем и всем жизненно необходимым4.
Когда при Мидасе фригийцы начали восстанавливать центральноана-
толийское царство, расширив свои владения до прежней хеттской столи-
3 В 303: 5.
4 В 706: 9.

Глава Je. Анатолия
267
цы и культового города в Алака-Хююк, они использовали северную
дорогу, ведущую на плато через Анкиру; у Келен, Икония и Тианы были
проложены выходы на южную дорогу. При Алиатте лидийцы привели свои
войска к Галису и Птерии (прежняя Хаттуша) по северной дороге, идущей
через Гордий. Ту же дорогу Кир использовал в 547 г. до н. э. для
продвижения на запад и шел по следам отступавшей лидийской армии вплоть
до самых Сард. Фригийская и лидийская системы управления были,
очевидно, не так развиты, как система, созданная персами, но что касается
основных путей сообщения, то их история начинается еще в
доисторические времена, а хеттам, фригийцам и лидийцам они часто служили для
переброски войск.
Царская дорога (Геродот. У.50—53) славилась охраняемыми и
систематически обеспечивавшимися всем необходимым караван-сараями (перс,
дословно «дом караванов»; постоялый и торговый двор на дорогах
Ближнего Востока и Средней Азии. — А.3.)и почтовыми станциями для
официальных посланников и путников5. Она с успехом использовалась для
передислокации войск, а также гарантировала быстрое передвижение
специальных гонцов, что предполагало смену лошадей и отвечавших за них
людей (своего рода ямщиков. —A3.) (Геродот. УШ.98). Вопрос, где
именно проходила эта царская дорога, остается предметом топографических
изысканий. Участки северной дороги, раскопанные в Гордий и
установленные в других местах Фригии, таких как Пессинунт на западе и Енидоган
на востоке, на пути в Анкиру, принадлежат римскому периоду, но в
техническом отношении могут быть преемниками персидского царского пути,
о чем свидетельствует стратиграфия дорожного полотна6.
Для лучшего понимания, какие последствия для регионов в эпоху Да-
рия и Ксеркса имела персидские системы управления, налогообложения
и комплектования воинских частей, надо принять во внимание
обобщенные археологические материалы, которые позволяют выйти за пределы
сведений, передаваемых Геродотом. И хотя система гарнизонов,
административные центры и дворцы наместников до сих пор не
идентифицированы и не раскопаны, мы можем исследовать внутренние районы
Анатолии и древние археологические места вдоль дорог, а также народы
Анатолийского побережья, в отношении которых существует старая традиция
изучать следы персидского воздействия и взаимовлияния.
П. Сарды и Лидия
Сарды находились в ключевом для западной Анатолии пункте, причем
теперь становится очевидным, что, с точки зрения получения
археологических данных о персидской системе управления и административной
структуре, это место наиболее перспективно (рис. 11). Ведущиеся здесь
раскопки уже дали материалы, касающиеся завоевания Киром нижнего го-
5 В 44: 108-109.
6 В 749; В 741-742.

268
Часть первая
Рис. 7 7. Сарды в лидийскоперсидский период. (Публ. по: В 714: план 1.)
(Сокращения прописными латинскими буквами означают раскопоч-
ные сектора, на которые археологи делят исследованную территорию
древнего города Сарды: MMS (Monumental Mudbrick Structure) —
сектор монументальной постройки из сырцового кирпича; PN (Pactolus
North) — северный сектор жилых кварталов вдоль р. Пактол; PC
(Pactolus Cliff) — сектор жилых кварталов вдоль р. Пактол, возле отвесной
скалы. — А.З.)
рода, который был укреплен огромным крепостным валом из глиняных
кирпичей7. Данная стена была взята с помощью осадной насыпи в
северозападной части нижнего города; в 547/546 г. до н. э. этот пролом был
заделан, для чего использованы запасы лидийской керамической продукции;
позднее фортификационная система была восстановлена путем
возведения каменной стены поверх остатков старого кирпичного вала. Само
восстановление до сих пор точно не датировано, но весьма вероятно, что оно
было осуществлено в ранний персидский период.
7 В 709; В 734: 12-14.

Глава Je. Анатолия
269
Когда в 499 г. до н. э. ионийцы напали на Сарды, нижний город,
вопреки тому, что говорит Геродот (V. 100—102), не был таким уж беззащитным.
Акрополь, оборонявшийся Артаферном со значительной военной силой,
ионийцы взять не смогли. Геродотовский термин «акрополь» мог
относиться к обширным террасам, раскопки которых ведутся в нижнем городе с
1982 г.; эти террасы были сложены в виде кладки из тесаного камня,
облицованной более чем на 12 м в высоту. Их строительство может быть
отнесено ко времени Креза, и не вызывает сомнений, что в ранние персидские
времена они уже существовали. Нижний город с его монументальными
террасами тянулся как минимум на 800 м к востоку от реки Пактол и к
северу от современного шоссе8.
В 499 г. до н. э., как сообщает Геродот, пожар, уничтоживший
камышовые хижины и кирпичные дома, заставил жителей бежать в район агоры
близ Пактола и повредил храм Кибелы. Этот храм находился, вероятно,
за пределами укрепленного города, что вообще характерно для святилищ
фригийской Кибелы. В порядке рабочей гипотезы исследователи
определили слои пожара 499 г. до н. э. на плотно застроенных участках вдоль
восточного берега Пактола и на не столь густо населенной территории к
западу от реки, при этом обе зоны находились, скорее всего, за пределами
крепостных сооружений нижнего города9.
В 1910—1914 гг. в районе кладбища к западу от Пактола было
раскопано множество камерных гробниц; они свидетельствуют о существовании
непрерывной погребальной традиции от лидийского до персидского
периода; в состав заупокойных даров входили аттическая и коринфская
керамика, алабастры, ювелирные украшения и печати. Перед одной из
камерных гробниц установлена известняковая стела, увенчанная цветочным
орнаментом в виде пальметты; в гробнице обнаружено единственное
захоронение, относимое к 500—480-х годам до н. э.; найденная здесь
цилиндровая печать из оникса, вставленная в золотую оправу, является ахеменид-
ской и относится к концу правления Дария10. Пирамидальные печати ахе-
менидского периода по-прежнему несут на себе лидийские надписи;
имеются свидетельства о начале активного производства печатей такой формы
в Сардах в персидскую эру (см.: Том иллюстраций: ил. 76)п. В
захоронениях обнаружены также золотые украшения ахеменидского типа.
Очевидно, что в Сардах погребальные обычаи лидийцев не
претерпели изменений в персидскую эпоху. Хотя мы не располагаем
археологическими находками, подтверждающими функционирование после 546 г.
до н. э. курганного кладбища в Бинтепе (к северу от реки Герм), в конце
VI — начале V в. до н. э. над могилами знатных жителей Сард
по-прежнему могли возводиться курганные насыпи.
Персидский отпечаток на облике самих Сард не столь заметен,
поскольку среди ахеменидских архитекторов были лидийские мастера и ремеслен-
8 В 708. 9 В 714: 101.
10 В 715: 25, № 47, примеч. 109; В 700: 39 ел., № 104.
11 В 694.

270
Часть первая
ники. Верхний город сохраняет в Сардах некоторые террасные стены со
следами монументальных зданий, построенных и отделанных в той
манере, какал сейчас всё чаще определяется как «лидийский стиль». Для
этого города мы не имеем перечня сатрапов, предметов одежды, ковров,
архивов и сокровищницы; и всё же нам известно, что при Дарий лидийцы
оставались уважаемыми советниками и опытными ремесленниками,
каковыми они считались в эпоху Кира. В надписях о закладке дворцов Дария
в Сузах сообщается о работах камнерезов и резчиков по дереву из Сард,
подтверждая в письменной форме то, что известно на основе
технического анализа строений в Пасаргадах, где обнаруживается участие лидийских
мастеров, работавших под покровительством Кира12.
В вопросах чеканки монеты Дарий следовал примеру Креза,
продолжая некоторое время выпускать кресиды. Но золотые дарики, как и
серебряные сиглы, начали чеканить в Сардах еще до 500 г. до н. э. (сигл,
или сикл, — персидская монета, трехтысячная часть вавилонского
серебряного таланта; соответствовал семи с половиной аттическим оболам. —
А.З.). На ранних монетных типах царь изображался по пояс, держащим
лук или стреляющим из него. Сиглы обоих ранних типов представлены
в составе клада из Байракли (Старая Смирна), датируемого
приблизительно 500 г. до н. э.13.
Персидское культурное и интеллектуальное влияние должно было
постепенно усиливаться благодаря появлению персов, получавших в V в.
до н. э. от царя земельные пожалования в Лидии; но большинство
соответствующих свидетельств как отсюда, так и с других территорий
датируется периодом после Дария и Ксеркса. То же самое можно сказать о
времени введения персидских культов. Данные о почитании в Сардах
персидского Зевса Барадата, Анахиты — в Гипепах и Гиеракоме датируются IV в.
до н. э., хотя введение этих культов могло относиться и к более раннему
времени. Эти материалы свидетельствуют о постепенном
проникновении привилегированных персидских поселенцев в места региональной
концентрации населения и о распространении иранских религиозных
ритуалов и идей в Лидии14. Геродот (V.102) сообщает, что в 499 г. до н. э. на
помощь Сардам, подвергшимся нападению ионийцев, прибыл отряд,
собранный персами, контролировавшими районы к западу от Галиса.
Этими персами скорее всего были военачальники Даврис, Гимей и Отан,
упомянутые также у Геродота (V.116), а не держатели крупных земельных
пожалований. Они настигли ионийцев у Эфеса и нанесли им тяжелое
поражение. Уцелевшие ионийцы подверглись после битвы преследованию
со стороны упомянутых военачальников.
В Сардах среди персов имелись, очевидно, такие, что вошли в сговор с
Гистиеем [, пытавшимся организовать новое восстание в Милете].
Персидские заговорщики были схвачены и жестоко наказаны Артаферном
(Геродот. VI.4).
Ϊ2 В ПО (DSf); В 207: 53-59 pSz).
13 С 621: 31-33; В 15: 616.
14 В 713: 33; В 736; В 735: 150.

Глава Зе. Анатолия
271
III. Даскилий,
ГРЕКО-ПЕРСИДСКИЕ ПАМЯТНИКИ
Другая известная нам наместническая столица, Даскилий, ныне
уверенно локализуется на месте Хизар-тепе, на юго-восточном берегу озера Мань-
яс (озеро Даскилитида), рядом с деревней Эргили15. Раскопки здесь
производились с 1954 по 1959 г.; в верхних, эллинистических, слоях
обнаружены стены с многочисленными находками, включая архитектурные блоки,
из которых, вероятно, был сложен сатрапский дворец. Из слоя,
расположенного ниже эллинистических построек, происходит клад из
приблизительно 300 булл с оттисками круглых и цилиндрических печатей16. Около
тридцати из них имеют клинописные легенды на древнеперсидском,
около десяти — арамейские легенды, а на одной сохранилась фрагментирован-
ная греческая легенда. Клинописные легенды указывают на Ксеркса; на
одном из оттисков его цилиндрической печати изображен «царственный
герой», крепко ухвативший за рог льва-грифона; герой держит кинжал в
правой руке; позади героя изображена пальма (рис. 12а). На другом
оттиске представлена группа замерших друг против друга царственных
сфинксов, расположившихся под крылатым диском. Привычная сцена с
царственным героем и львом-грифоном появляется вновь на круглых печатях,
при этом герой либо держит чудовище, либо вонзает в него кинжал. На
других буллах виден перс в штанах, накидке и в головном уборе,
держащий дубину и лозу (рис. 12Ь), а оттиск греческой печати демонстрирует
сражающихся греков (рис. 12с). Хронологический диапазон булл из
этого клада пока не определен; до сих пор не обнаружено соответствий
между изображениями на этих печатях и теми оттисками, что найдены в Пер-
сеполе.
Очевидно, здесь находилась административная часть сатрапской
резиденции. Место, где могли располагаться персидский дворец и сад,
известные по более позднему упоминанию у Ксенофонта [Греческая
история. IV. 1.15—16), должно было отличаться живописной
привлекательностью. Жилая зона и некрополи заслуживают тщательного
археологического исследования. Благодаря случайным находкам на этом
памятнике выявлен богатый материал, относящийся к V в. до н. э., причем его
основная часть происходит из погребений.
Могильные стелы, выполненные в типичном греко-персидском стиле
и использованные вторично в захоронениях византийского времени,
были обнаружены в 1965 г.17. Арамейская надпись на одной из них18
идентифицирует обладателя могилы как Элнапа, сына Ши. Если надпись
является первичной, то данная стела свидетельствует о том, что
иностранные (арамейско-арабские) члены администрации Даскилия следовали тем
15 В 678; В 679: 171, рис. 115.
16 В 686; В 679: рис. 122; В 692: 52-53.
17 В 681; В 695; С 551: № 3-4; С 521: 265-288.
18 В 698.

272
Часть первая
Рис. 12. Буллы из Даскилия. (Публ. по: В 679: рис. 122, 123; В 678:
ил. 12.2.) (Буллы — глиняные печати, которыми в древности часто
скреплялись документы на папирусе. —А.З)
же самым погребальным обычаям и предпочитали ту же иконографию на
своих памятниках, что и местные должностные лица. Рельефные
изображения на стеле Элнапа демонстрируют типичные похоронные ритуалы,
известные по другим памятникам подобного рода; традиционный
репертуар погребальных процессии и пира мог дополняться сценой охоты, что
видно на недавно открытой стеле из Султании к востоку от озера Маньяс19.
Искусство, которому принадлежат эти стелы, получило развитие в
западных сатрапиях. Технически в своей основе оно имеет роспись,
поскольку рельеф здесь зачастую плоский и лишен деталей. Данные
памятники изображают погребальные ритуалы «анатолийского типа»,
предполагающие захоронение в камерной гробнице или в кургане. Стелы и
некоторые рельефные плиты, найденные в Эргили, располагались, видимо,
перед могилами. В иконографии акцент делается на статусе
захороненных здесь лиц, а часто и на их искусстве верховой езды. Некоторые
персонажи из числа изображенных на стелах Даскилия одеты в персидское
платье (см.: Том иллюстраций: ил. 82), но это не относится ни к хозяевам
могил, ни к тем, кто обслуживает погребальное пиршество. Один из
рельефов Даскилия иллюстрирует персидский ритуал, исполняемый
двумя мужчинами в персидском облачении перед какой-то постройкой,
возможно, могилой (см.: Том иллюстраций: ил. 45)20.
Такие рельефы должны были принадлежать влиятельным лицам, чей
образ жизни в сатрапской столице V в. до н. э. постепенно приобретал
персидские черты. Курганное захоронение в собственном смысле слова
сохраняло анатолийские черты. В искусстве, создававшемся для подражавших
персам чиновников, представленном также в настенных росписях
северной Ликии и в курганных камерных гробницах, в разных местах
большого Лидийского региона, разрабатывалась своя собственная иконография
с такими художественными особенностями в изображении лошадей и
колесниц, какие легко узнаются и в ахеменидском искусстве Персеполя.
19 В 739.
20 В 695: 201-203, ил. 57; С 545: № 1357.

Глава Зе. Анатолия
273
Явные признаки слияния греческого, западноанатолийского и
персидского искусства можно найти на просторах от Фракии до внутренних
районов Ликии.
Изысканные изделия и погребальный инвентарь, в том числе греко-
персидские скульптуры, не известен для Даскилия, но такие предметы
добывались грабителями гробниц в Сардах. В разграбленной гробнице
близ Киркагача, в верхнем течении Каика, когда-то находилась
расписная клинэ (κλίνη — «кровать, постель», в том числе — ложе для
мертвеца. —A3.) со сфинксами, а также расписные стены с изображением
колесничной процессии21.
Курганы в долине, в верхнем течении Герма, в Икиз-тепе близ Гюре,
в 20 км к западу от Ушака, были разграблены, а сохранившиеся в них
предметы частично спасены в 1960-х годах. В одном из курганов
двойная погребальная камера из известняка, также разграбленная, имела два
мраморных могильных ложа. Среди конфискованных у черных
археологов трофеев было около 30 серебряных сосудов, ойнохои, нерасписанные
блюда, блюда с омфалами, черпаки и желобчатые небольшие кувшины;
имелось здесь и много алабастров и глиняных лидиев (лидий — вид
вазы лидийского типа. — А.З.). Одно серебряное блюдо с омфалом имеет
штампованный узор в виде противостоящих друг другу бычьих протом
(морд), расположенных над крылатым диском, поддерживаемым
пальметтой. Серебряная кадильница для ладана напоминает такие же предметы,
изображаемые на персепольских рельефах. Другая кадильница была
сделана из железа. В дромосе [, проходе внутрь курганного погребения,]
этого кургана был найден сигл Дария. Некоторые из вещей этой и других
камерных гробниц из Гюре ныне хранятся в Нью-Йорке. Несколько вещей
имеют на дне лидийские и фригийские граффити22.
Эти могильные холмы, расположенные на лидийско-фригийской
территории, должны были принадлежать богатым землевладельцам,
подпавшим под влияние персидских обычаев. Курган на холме в Чеч-тепе,
примерно в 20 км к северо-западу от Келен-Динара, имел рельеф,
вырезанный на краю скалы и представляющий двух всадников и колесницу во
время процессии23. Этот рельеф, также выполненый в греко-персидском
стиле, показывает, что в лидийско-фригийских раскопках наружные
памятники при курганных захоронениях V в. до н. э. отличались большим
разнообразием.
Наиболее детальные росписи, сделанные в этой персидской манере,
сохранились на стенах погребальной камеры в кургане Карабурун I, близ
Элмали, в северной Ликии, в районе, который на современном уровне ис-
торико-географической идентификации можно отождествить с Милиа-
дой [, горной областью в северной Ликии и юго-западной Писидии,
населенной в древности народом милиев]. На наружном склоне кургана, на
21 В 719: 81, примеч. 15, а также личное сообщение К.-Х. Гринуолта.
22 В 743: 391-397; В 745.
23 В 703; В 697.

274
Часть первая
пьедестале, был установлен монумент, при этом вся конструкция
обнаруживает близость фригийской манере.
Хотя в сцене пира на основной стене и в колесничной процессии (см.
в гл. 8, п. Ш, рис. 41) на боковых стенах заметны типичные
греко-персидские черты, для этих изображений характерно гораздо больше мелких
подробностей, разнообразия и цвета, чем для укороченных сюжетов на
стелах Даскилия. Сосуды из драгоценных металлов, изображенные в
сцене пиршества на одной из стен, должны были соответствовать реальным
сосудам, входившим в состав похищенных еще в древности заупокойных
даров, которые устанавливались на полу и на столе погребальной
камеры. Появление батальной сцены на третьей стене подчеркивает новую
роль местных воинов-аристократов в качестве персидских союзников.
Изображенный здесь всадник пронзает греческого гоплита, с
товарищами которого и с согфовождающими его лучниками расправляются
местные воины; последние имеют вооружение и экипировку, не вполне
соответствующие описанию Геродота в его каталоге: на этой росписи они одеты
в короткие туники, имеют на ногах обмотки и башмаки, вооружены
кинжалами и короткими копьями. Если предполагаемая датировка этих
росписей верна (ок. 475 г. до н. э.), то здесь не могут быть изображены стычки
с отрядами Кимона в Ликии и Пафилии, относящиеся к более позднему
времени; однако местный вельможа, герой этой сцены, мог помогать
персам против ионийцев и их союзников на другой территории24.
Погребальные обычаи, практиковавшиеся в Лидии и, по-видимому, в
Даскилии, не обнаруживают следов персидского влияния, но в Карабуру-
не слуги в колесничной процессии и в сцене пиршества появляются в
персидских костюмах. Сам управляющий колесницей аристократ одет в
пурпурную персидскую тунику, штаны, на голове — башлык. Будучи
верхом, аристократ изображается в пурпурной тунике, штанах и красных
персидских башмаках. Его черный конь также нарисован в персидской
манере и с хвостом, перетянутым красной лентой. В сцене пира
обладатель могилы облачен в полугреческий костюм (см.: Том иллюстраций:
ил. 81). Края его хитона украшены розетками; зеленая накидка
окаймлена пурпуром и серебром; диадема сделана из клетчатого сукна с
бусинами; золотые серьги и браслеты с головами львов представляют собой
хорошие образцы ахеменидского типа. Его супруга — единственная
женщина, изображенная на фризах, — выглядит совершенно по-гречески.
Эти могильные росписи и скульптуры свидетельствуют о
поверхностном усвоении состоятельными анатолийцами из Лидии, Даскилия,
Фригии и Милиады персидских манер и отдельных элементов персидской
моды. Если не принимать во внимание памятники с арамейскими
надписями, в большинстве случаев мы видим могилы не персидских должностных
лиц, постоянно проживавших в Анатолии, а гробницы тех местных
влиятельных особ, что сотрудничали с персидским режимом и усваивали
персидский стиль жизни, хотя местное искусство по-прежнему
обнаруживало тесные связи с Грецией. Среди привилегированных классов западной
24 В 723.

Глава Зе. Анатолия
275
части Анатолийского плато сформировался единый комплекс обычаев и
манер, своеобразное койне. Мир этих социальных слоев отражался в
искусстве ионийских и лидийских художников (в Карабуруне — с
определенным аттическим участием), обучавших своих последователей в
местных мастерских. На гораздо более высоком уровне — и под царским
покровительством — художественный симбиоз ионийско-лидийской и
персидско-эламской традиций был достигнут в Персеполе.
IV. Южное побережье:
Кария, Ликия, Памфилия
1. Кария
Районы вдоль южного побережья Малой Азии, от Карий до Памфилии,
с их ориентацией на средиземноморский мир и с их наследием
бронзового века, не претерпели радикальных изменений при персидском
владычестве; во всяком случае, персидскому влиянию они подверглись не
более, чем хеттскому, фригийскому или лидийскому. Карийцы
по-прежнему выделялись активностью на морях. Их корабли и их моряки служили
Дарию и Ксерксу в Эгеиде, в восточном Средиземноморье и на Ближнем
Востоке. Карийцы (Катка) и ионийцы доставляли ливанскую древесину
из Вавилона в Сузы для дворца Дария25. Скилак из Карианды совершил
по поручению Дария плавание по Инду до его впадения в море и далее на
запад, вплоть до Египта (Геродот. IV.44)26. В 500 г. до н. э. карийцы
приняли участие в экспедиции Аристагора на Наксос (Геродот. V.37), а
позднее предоставили семьдесят кораблей Ксерксу.
Артемисия, по отцу Лигдамиду принадлежавшая к галикарнасской
династии, а по матери происходившая с Крита, сыграла заметную роль в
битве при Саламине.
Представители карийской аристократии продолжали управлять
городами и районами и в случае необходимости сплачивались в прочный союз,
как, например, при вторжении в Карию Давриса, зятя Дария, во время
Ионийского восстания. О встрече карийских вождей у так называемых
Белых Столпов, на реке Марсий, упоминает Геродот, который среди этих
предводителей удостаивает особой похвалы Пиксодара, сына Мавсола и
зятя киликийского царя Сиеннесия (V.118). Потерпев поражение в самом
начале войны с персами, карийцы укрылись в священной роще у Лабра-
унды. Одержав следующую победу при Миласах, персы угодили в засаду
и были жестоко биты у Педаса; в той схватке карийцами командовал Ге-
раклид, сын Ибаноллия из Милас.
Этот карийский тип союза и династического лидерства уходит
корнями еще в эпоху бронзы, и определенный греческий элемент,
обнаруживаемый в Карий, мог принадлежать той же традиции.
25 BllOpStDSz).
В 44: 14, 61-62.

276
Часть первая
Из числа знатных карийцев, живших в эпоху Ксеркса, нам известны
некоторые командующие карийским флотом, среди них Пигрет, сын Гис-
селдома, принадлежавший, возможно, к правящей династии Сиангелы27,
и Аридолис из Алабанд, захваченный эллинами в плен вместе с кораблем
(Геродот. VII.98, 195). Назначение Ксерксом после 480 г. до н. э. некоего
галикарнасца по имени Ксенагор правителем Киликии (Геродот. IX. 107)
можно объяснить тесными карийско-киликийскими связями,
характерными для галикарнасской знати.
В связи с покорением Карий в списках подвластных земель в Накш-и
Рустаме появилось название Катка. Карийские работники фигурируют и в
текстах персепольской сокровш1шицы, и в надписях крепостной стены28.
В Галикарнассе власть сохранила старая династия, представителю
которой, вероятно, принадлежал найденный под Мавзолеем (Мавзолей —
знаменитая гробница царя Мавсола (Мавзола), имя которой стало
нарицательным для всех мавзолеев. —А.З.) алебастровый сосуд с клинописной
и египетской иероглифической надписями с именем Ксеркса, Великого
Царя29.
2. Ликия
В политической структуре Ликии при Дарий, а также в начале
правления Ксеркса по-прежнему доминировала династия из города Ксанфа,
номинально подчинявшаяся персам. Цари других ликийских городов в
языковом и культурном отношении были достаточно близки друг другу, что
позволяло сохранять неформальный альянс. Ксанф, вероятно, выступал в
роли посредника между ними и персидскими правителями, но о
механизме ликийско-персидских контактов мы не имеем никаких данных.
Неясным остается вопрос и о происхождении ликийского флотоводца Кибер-
ниска (Геродот. VTI.98).
Раскопки на акрополе Ксанфа, по которому Гарпаг нанес главный удар,
дают богатый археологический материал. После разрушения цитадель
была восстановлена в местном стиле. Здесь были исследованы учеными
как жилые, так и сакральные помещения, относящиеся к периоду 530—
470 гг. до н. э., то есть до новой разрушительной атаки,
засвидетельствованной археологически, которая, по-видимому, была связана с нападением
Кимона на персидские гарнизоны30. Слои, лежащие ниже слоя
разрушения, могут быть датированы по многочисленным осколкам аттической
чернофигурной и краснофигурной керамики, которая продолжала сюда
ввозиться.
Ликийские монументальные гробницы с колоннами никак не связаны
с персидскими владыками. Монумент в Гарпи, построенный, вероятно, в
период с 500 по 480 г. до н. э., имеет определенные ликийские черты,
проявляемые в символике крылатых фигур, хотя по манере и по характеру
27 В 687: 128.
28 В 34: 142, РТ 37; В 82: PF 123, 1123. 29 В ПО: XVs.
30 В 725: 80-82; В 726: 195.

Глава Зе. Анатолия
277
исполнения этот памятник принадлежит, несомненно, ионийским
(милетским?) мастерам31. Греко-персидская манера, характерная для Даски-
лия и для внутренних районов Лидии, в Ксанфе не обнаруживается, хотя
к 475 г. до н. э. ареал ее распространения приблизился сюда вплотную,
о чем свидетельствует карабурунская гробница близ Элмали.
Ликийские серебряные монеты, принадлежащие неизвестным
правителям, восходят к 500 г. до н. э. или даже к более раннему времени32. Они
отчеканены в Ксанфе, Лимире и, возможно, в других местах;
иконография ликийская и греческая (рис. 13). Персидские особенности дают о
Рис. 13. Серебряная монета из Купрлли (иначе Куприлли. —А.З.).
(Публ. по: С 625: рис. 649.)
себе знать лишь на некоторых монетах, причем ответственны за это
скорее греческие, нежели ликийские мастера. Это предположение можно
сделать на основании того, что в период 500—480 гг. до н. э. в
архитектуре и скульптуре Ксанфа персидское влияние не обнаруживается.
3. Памфилия
Это был район с разнообразным этническим и языковым составом,
принявшим в период «темных веков» огромное множество ахейско-аргос-
ских беженцев, но сохранившим при этом лувийские (?), ахейские и
дорийские лингвистические элементы33. Мы мало знаем о продолжавшемся до
469 г. до н. э. персидском правлении в Памфилии. Местные жители
должны были вместе с карийцами, ликийцами и милиями платить дань,
возложенную на первую сатрапию.
Основными городами были Аспенд и Перга, попасть в которые можно
было по рекам Евримедонт и Кестр. На монетах Аспенд а первой
половины V в. до н. э. имя города записывается в форме EETFE. Выпуск этих
монет мог начаться лишь в период после походов Кимона. Название
города, вероятно, связано с Аситаватой, который основал Кара-тепе в Кили-
кии. Классические и доклассические слои ни в Аспенде, ни в Перге не
исследованы, хотя в настоящее время Перга весьма интенсивно
раскапывается. Статус памфилийских городов в доперсидский и персидский
периоды по-прежнему остается предметом, до конца не выясненным. Геродот,
31 В 699: 39-45. 32 В 727; С 636; С 645.
33 В 696: 145-150, 194-197.

278
Часть первая
знавший о существовании ахейской диаспоры в Памфилии, которая
появилась здесь в результате расселения ахейцев из отрядов Амфилоха и Кал-
ханта после похода на Трою, сообщает, что памфилийцы предоставили
Ксерксу 30 кораблей (VH91). Местные предания и легенды об ахейских
поселенцах сохранялись вплоть до эллинистического и римского
времени, о чем свидетельствуют посвятительные дары основателям (ктистам),
Мопсу и Калханту, в Перге, приносившиеся вплоть до 120 г. н. э.
Город Сида в устье реки Мелас находился на границе Киликии
Трахеи. Здесь была гавань, имевшая определенное значение. В
эллинистический период город сохранял собственный язык и письменность, явно
гордясь своим негреческим прошлым. Чеканка монет зафиксирована здесь
с начала V в. до н. э. В Сиде, как и в Перге, ранние слои в изобилии
содержат впечатляющий материал эллинистического и римского периодов.
V. Киликия
Соседями Памфилии были обитатели горной части Киликии. В 557/556 г.
до н. э. нововавилонский царь Нериглиссар воевал в Киликии—Хуме
против Аппуашу, царя Пиринду34. Врага преследовали по горной территории
до городов Ура (этот портовый город бронзового века мог находиться в
устье Каликадна), Кирши и Пигусу, которые были захвачены и
разрушены. В ходе этой войны Нериглиссар, как утверждает его хроника, достиг
границы с Лидией, то есть дошел до Памфилийской равнины, которая
позднее официально входила в состав владений Креза (Геродот. 1.28).
Годом позже Набонид также воевал в Хуме35.
Главной зоной Киликии служила прибрежная равнина, которая была
действенно включена в средиземноморскую и левантийскую торговлю
благодаря своим портовым городам на реках Кидн (Таре), Сар—Сейхан
(Адана) и Пирам—Джейхан (Маллос, Мопсухестия), а также сухопутным
дорогам, идущим на север по горному проходу в Тавре и через Аманские
Ворота — в Сирию. Подобно ликийцам киликийцы стремились сохранить
независимость, но им приходилось приспосабливаться к ведущим
внешнеполитическим силам — хеттам, ассирийцам и нововавилонянам, чьи
экономические интересы требовали сотрудничества с этими городами.
Попытки фригийцев проникнуть на удерживаемую ассирийцами
территорию Киликии остались тщетными; лидийцам также не удалось взять ее
под контроль (Геродот. 1.28).
Местная правящая династия, похоже, в полной мере испытала все
проблемы, связанные с иноземными гарнизонами и чужими войнами. Цари
носили имя или титул «Сиеннесий»; первый известный Сиеннесий помог
примирить Алиатта и Киаксара в 585 г. до н. э. (Геродот. 1.74); мы слышим
о дочери некоего Сиеннесия, которая около 494 г. до н. э. была невестой
карийского принца Пиксодара, сына Мавсола (Геродот. V.118), а также
В 359: 74-77, 86-88; В 274: 103-104; В 718: 17-44.
В 274: Хроника 7.7.

Глава Зе. Анатолия
279
о Сиеннесии, сыне Оромедона, командире отряда из 100 кораблей во
флоте Ксеркса (Геродот. VH.98); Эсхил сообщает о гибели этого
флотоводца при Саламине [Персы. 326—328).
Мы не уверены, где именно находилась резиденция династии Сиен-
несиев. Аппуашу, по всей видимости, имел резиденцию в западной Кили-
кии. Главным городом царства мог бы считаться Таре, однако
раскопанная здесь часть основного холма заставляет думать о паузе в
жизнедеятельности на данном месте, наступившей после 520 г. до н. э.36. Аппуашу
мог принадлежать к династии «Сиеннесиев». Цитадель в долине Каликад-
на, в Гюльнар-Мейданджик, имеет важные свидетельства от ахеменид-
ского периода, например, рельеф с изображением процессии персидских
сановников, а также фрагментированные статуи, установленные по
краям входа в остроконечное сооружение [гробницу] V в. до н. э. Арамейская
надпись определяет эту цитадель как Киршуи37.
Значение Киликии для персидских царей обнаруживается в ее особом
статусе, о котором можно судить по сообщению Геродота, который
называет ее четвертой сатрапией. В 497/496 г. до н. э. Дарий использовал
приморскую Киликию как базу для нападения на Кипр (Геродот. V.108).
В битве при Ладе киликийские корабли находились в составе персидского
отряда (Геродот. VI.6). В 492 г. до н. э. Мардоний собрал свой флот у ки-
ликийского побережья (Геродот. VI.43) и отправил сухопутное войско из
Киликии, вероятно, по Каликаднекой дороге. После бедствий у Афона и
во Фракии Дарий назначил новых военачальников, чьи многочисленные
войска были собраны на Алейской равнине между реками Сар и Пирам,
где они ожидали прибытия флота и грузовых кораблей, чтобы
переправиться на них с киликийского побережья (у Маллоса?) в Ионию (Геродот.
VI.95). С доисторических и классических времен береговая линия здесь
значительно изменилась, но в раннюю эпоху устье Пирама—Джейхана
обладало очевидным стратегическим и экономическим значением.
Ключевая позиция Киликии как зоны безопасного прохода и военно-морской
базы для персов не вызывает сомнений, как очевидна и лояльность кили-
кийских царей, предоставивших Ксерксу сотню кораблей.
Киликийская равнина уже давно являлась богатым районом,
населенным земледельцами, купцами и предпринимателями. Согласно перечню
народов у Геродота (Ш.90), наложенная на киликийцев подать включала
360 белых коней (по одному на каждый день) и 500 талантов серебра, 140 из
которых шло на содержание конницы, охранявшей эту область. Белые
кони, по поводу которых «отец истории» не дает никакой дополнительной
информации, предназначались, вероятно, для церемониальной службы —
они могли запрягаться в колесницу Ахура-Мазды (Геродот. VII.40).
Территория сатрапии продолжалась по ту сторону Таврских гор на север и
северо-восток в направлении Коммагены. В будущем эпиграфические
открытия и археология должны расширить диапазон наших знаний.
36 В 707: 145.
37 В 721 и личное сообщение, полученное нами от А. Давесна (A. Davesne).

280
Часть первая
VI. Фригия
О характере персидского господства в самом сердце Фригии, входившей
в состав сатрапии с центром в Даскилии, теперь можно говорить
благодаря раскопкам цитадели и захоронений в Гордии. Как было отмечено в
САН Ш2.2, гл. 34а (см.: Том иллюстраций: ил. 226), крепость находилась
в процессе перестройки, когда около 696 г. до н. э. ее захватили
киммерийцы. После разгрома и большого пожара в жилой части, а также
после сражений, в которых мог погибнуть Мидас, вокруг восточной и южной
сторон цитадели появился крепостной вал, возведенный из
кирпича-сырца, который должен был обеспечить защиту жителям большого
пригорода. Этот вал и надстроенные над ним сооружения были атакованы и
сожжены во время похода Кира на Сарды в 547/546 г. до н. э., возможно, с
использованием осадной насыпи, как и в Сардах. После персидской
победы большая часть стены, имевшей в высоту 12 м, была разрушена, при
этом остался нетронутым единственный памятник — курган,
находившийся к юго-востоку. К 600 г. до н. э. фортификация была восстановлена.
Захватив эту архаическую фригийскую крепость, персы почти не
оставили здесь собственного архитектурного следа, поскольку цитадель,
построенная под эгидой лидийцев, заимствовала планировку у своей древне-
фригийской предшественницы; изменение состояло в основном в более
качественной кирпичной кладке (рис. 14). Как и прежде, основным типом
постройки в цитадели были мегароны, группировавшиеся в отдельные
дворы. Восточные ворота были теперь встроены между симметричными
башнями. Изначальный план требовал непрерывного крепостного вала к юго-
западу, но проект изменили, чтобы вписать сюда крупное хранилище
наподобие стой (строение А). Это здание установлено на террасе, которая
изгибается в центральной части внешнего крепостного вала. Строение А
было уничтожено огнем, и над его южной частью появилось сооружение
иного типа (на этот раз не по фригийскому проекту), с вымощенным
двором с северной стороны, выход откуда вел в портик с двумя колоннами в
антах. От одной из этих колонн сохранилась раскрашенная красной
краской база in situ (т. е. в месте своей первоначальной установки. — А.З.)38.
За портиком находилась более узкая комната с местом для трона или для
церемониального пьедестала, расположенным по центру задней стены. И
портик, и тронный зал были орнаментированы простыми мозаичными
меандрами в симметричных рядах из гальки; база — украшена линзами
из темного стекла. Это здание вполне могло быть официальным
особняком персидского представителя в Гордии.
От прежнего убранства сохранилось немного. Яркая терракотовая
облицовка и фрагменты симы лежали в обломках39. При исследовании кот-
38 D 746: 11-12; В 751: 6, план.
39 В 676: 143—161. (В классической архитектуре сим а — это карниз вдоль края
крыши, вьшолняющий роль желоба для стока дождевой воды; через равные промежутки на
боковых сторонах сима прерывалась отверстиями, украшавшимися с сер. VI в. до н. э.
терракотовыми мордами животных или горгон с открытыми пастями, через которые вода стека-

Глава Зе. Анатолия
281
Рис. 14. Карта Гордия архаического времени. Любезно предоставлена
археологической службой исследования Гордия (Gordion Excavations).
См. текст. Новые ворота находятся справа. В здании РН (Painted
House — «Расписанный дом»), между мегаронами G и С, стены главной
комнаты покрыты фризами, нарисованными красками по белой
штукатурке
лована фундамента была найдена цилиндровая печать из сердолика,
выполненная в утонченной ахеменидской манере с соответствующей
композицией: симметричная группа царственных героев, разместившихся на
бородатых царских сфинксах, обращенных лицом к Ахура-Мазде,
изображенному над алтарем и круглой нишей; фриз окаймлен сверху и снизу
полосой лотосов, а арамейская надпись называет по имени владельца —
Бадаг, сын Затчи (?). Печать датируется началом V в. до н. э.40.
С южной стороны к этому зданию с мозаикой примыкают похожие
строения, и всё это может быть частью небольшого дворца. Датировка
надежно не установлена. Археолог, раскопавший это место, предполагает
дала вниз. Симы были терракотовыми или мраморными. Название происходит от греч. «σιμός»,
'вздернутый', 'направленный вверх'. —A3.)
40 В 746: 15, рис. 10; личное сообщение Е. Порады (Е. Porada).

282
Часть первая
ту 475—450 гг. до н. э., но терракоты имеют более ранние параллели в
Сардах. Вопрос о том, каковы были последствия персидского нападения,
а также дальнейшего персидского пребывания внутри цитадели, требует
продолжения изучения. Пожар в строении А мог быть связан с
приходом персов; а персидское мозаичное здание построено, видимо, до 500 г.
до н. э.
Во времена Дария и Ксеркса многие мегаропы в цитадели Гордия
сохраняли свои фригийские формы. Хронологическим ориентиром
является небольшой «героон», возведенный между мегаропами С (однажды
уже перестраивался) и G не позднее 530 г. до н. э., что явствует из
архаических настенных росписей41. В этих росписях, обнаруживающих
близкое сходство с восточногреческими образцами, вряд ли можно найти
персидские или греко-персидские черты. В малых искусствах и артефактах
из Гордия персидское присутствие едва уловимо, если не считать
нескольких печатей и изредка встречающихся образцов серебряной столовой
посуды и керамических имитаций42. Контакты с греками носили стабильный
характер, о чем недвусмысленно говорит восточногреческая и аттическая
керамика, ввозившаяся и до, и после 500 г. до н. э.43. Дая захоронения
кремированных останков влиятельных лиц здесь вплоть до начала V в.
до н. э. продолжали насыпать курганы, следуя лидийско-фригийским
погребальным образцам44.
Клад из ПО сиглов (сиклей) был найден в закопанном фрагментиро-
ванном лекифе местного производства, в персидском слое Гордия45.
Находка пока не изучена. Сиглы несут на себе следы многолетнего
обращения, но, как кажется, все принадлежат одному типу. Фрагментированная
булла из контекста середины V в. до н. э. содержит изображение
конного охотника, преследующего оленя; стиль не ахеменидский.
Общее впечатление от этой эпохи персидского господства в Гордии
может быть охарактеризовано следующим образом: мягкий стиль
управления крепостью и общиной, состоявшей из жителей фригийского и ли-
дийско-фригийского происхождения, которые, сохраняя изначальный
образ жизни, имели возможность приумножить свое благосостояние, о чем
свидетельствуют золотые украшения и памятники изящного искусства,
такие как настенные росписи восточногреческого типа; уплата податей
персидскому должностному лицу — его резиденция располагалась в
цитадели, — которое поддерживало постоянные контакты с представителями
персидской власти в восточном и западном направлениях по царской
дороге. Сама эта дорога входит в стратификацию своей преемницы
римского времени на тех участках, которые раскопаны рядом с фригийскими
курганами; дорога эта шла от равнины к цитадели и во все периоды
существования Гордия пересекала реку Сангарий по мосту.
41 В 724: 91-98.
42 В 748: 154, ил. 41, рис. la, Ь; В 750: 281, ил. 84, рис. 8-9.
43 В 737; В 53. 44 В 720: 65-89.
45 В 747: 141. (Лекиφ — флакон для масла или благовоний, имевший удлиненную
конусообразную или цилиндрическую форму, вертикальную ручку и узкое горло,
переходящее в раструб; обычно использовался в похоронном ритуале. — A3.)

Глава Зе. Анатолия
283
Если говорить о других районах большой Фригии, то на территориях
внутри изгиба реки Галис имеется незначительное количество
археологических свидетельств ахеменидского присутствия. У прежней хеттской
столицы, на месте которой в рассматриваемое время находился, по всей
видимости, город Птерия, в захоронении в расщелинах у Языликайи
обнаружена провинциальная ахеменидская печать, вырезанная из кости46.
Эта печать свидетельствует о том, что образ царственного героя был
известен и в этих регионах. На керамике более позднего фригийского
периода из Богазкёя, как и из Алака-Хююка, художники, создававшие
двухцветную посуду, демонстрируют варианты ахеменидских сфинксов,
увенчанных коронами. Похожие иконографические аллюзии можно увидеть
в Алишаре (рис. 15)47, Кюль-тепе, а наиболее удивительные образцы —
в Машат-Хююке, в 20 км к юго-западу от Зела (Зиле)48, где фантастический
двухцветный стиль очень энергичен; с другой стороны, утонченная
версия ахеменидской двухцветной росписи (рисунок нанесен по белому
фону) появляется на фрагменте чаши, где представлен конь, идущий в
составе процессии, имеющий вполне персидский вид, с чубом и лентами,
уздечкой и формой головы как на изображениях в Персеполе (рис. 16).
Рис. 15 (слева). Фрагмент двухцветной вазы из Алишара. (Публ. по:
В 677: ил. 32Ь.)
Рис. 16 {справа). Фрагмент двухцветной вазы из Машат-Хюйюк. (Публ.
по: В 732: ил. 64.1.)
Этот фрагмент был найден в слое конца VI в. до н. э. и вышел из одной из
лучших мастерских того времени, близких официальным ахеменидским
центрам. Соседство с Зиле, где находился знаменитый культовый центр
Анаиты, также имело значение, хотя дата введения этого культа неясна.
Кони на чашах с белым фоном, найденные в Машате, имеют сходство с
конями, исполненными на рельефах Ападаны в Персеполе, хотя в роспи-
46 В 691: 234, рис. 146.
47 В 738: 43-45, рис. 46, а 824; В 677: 54, ил. 32Ь.
48 В 732: 123, цветная ил. F-I, ил. 64,1 а-Ь; ил. 78, 3 а-Ь, рис. 162.

284
Часть первая
сях Машата такие детали, как орнаментированные недоуздок и
стянутые узлом хвосты, менее изысканны. К тому времени лошади машатской
породы уже находились на персидской службе в некоторых районах
Машата и Зиле49. Здесь, в предметах малого искусства, мы видим
провинциальный аналог официальной иконографии Персеполя.
VII. Понт, Каппадокия,
Коммагена, Армения
Персидское проникновение в понтийскую зону и в Каппадокию
отражено на уровне массового искусства в двухцветных росписях на керамике,
в которых всегда присутствуют также и признаки греческого влияния.
Смесь элементов греческого и персидского искусства украшает
фасады гробниц, вырезанных в скалах Пафлагонии в конце V и IV в. до н. э.50.
В понтийском регионе развивалось любопытное смешение племенной
традиции и культурного гибрида из различных составляющих
(хеттского, фригийского, восточногреческого, персидского). Присутствие
богатых местных властителей засвидетельствовано на побережье
случайными находками ахеменидских серебряных изделий, происходящих,
возможно, из ограбленных могил близ Унье и других мест51.
В Каппадокии, где резиденция сатрапа, возможно, находилась в Ма-
заке (позднейшая Цезарея), крупные персидские землевладельцы могли
оказывать определенное влияние на региональную культуру. Алтарь из
Бюньяна, находящийся приблизительно в 35 км к северо-востоку от этого
места, с фигурой перса, выполняющего обряд культа огня, с рельефами
на всех четырех сторонах (см.: Том иллюстраций: ил. 43),
свидетельствует о персидских религиозных ритуалах, практиковавшихся в конце V в.
до н. э.52. Использование красного фона для этих рельефов — типичная
черта греко-персидской скульптуры.
Продвинувшись далее на восток, в Армению, а также в районы, когда-
то составлявшие территорию Урарту, мы оказываемся в стране, имевшей
более тесные связи с Ираном и Ахеменидами. Дарий и Ксеркс
воздвигли цитадель у озера Ван, где последний приказал сделать надпись на трех
языках (XV [Ванская надпись Ксеркса]). Следы строений ахеменидского
периода были обнаружены в Армении, в Эребуни, на холме Арин-Берд
(Эребуни — древняя урартская крепость, руины которой расположены
на окраине современного Еревана, на холме Арин-Берд. —A3.), но апада-
на в западном Урарту, в Алтын-тепе, близ Эрзинджана, относится, судя
по всему, к позднему урартскому периоду53. Персидские серебряные
изделия, как утверждается, были найдены в Эрзиджане54. Отдельные об-
49 В 214: 104-106, ил. 83-85; А 36: 148-19.
50 В 705: 13-56.
51 В 680: 218, рис. 67; В 682; В 683: 38-52; С 481: 260-270, № 175-181; В 728.
52 В 688; В 679: 173, рис. 120. 53 В 731: 44-46.
54 В 497: 140.

Глава Зе. Анатолия
285
разцы керамики из Патноса, к северу от озера Ван, могут относиться к
ахеменидскому времени; кроме того, персы, несомненно, заняли
некоторые древние урартские крепости.
Также весьма вероятно, что Евфратский регион и Коммагена в
восточной Анатолии с готовностью подчинились персидской власти.
Благодаря недавним раскопкам, проводившимся вдоль турецкого Евфрата, на
холме Лидар, на восточном берегу, примерно в 8 км вверх по течению от
Самосаты, были открыты ахеменидские строительные слои V в. до н. э.
Сложенная из кирпича-сырца камерная гробница содержала
захоронение в бронзовой трубе; среди погребальных даров было бронзовое
ажурное изделие с фигурой мужчины в персидской одежде55. В VI—V вв. холм
Лидар был обнесен защитными укреплениями. В Тилле, в месте, где
современная река пересекает дорогу Адийаман—Дийарбакир, вся
поверхность небольшого холма была занята хорошо спланированным —
вероятно, ахеменидским — комплексом56. Ахеменидский период представлен
также строительными слоями в крупной цитадели в городе Самсат (Самоса-
та), под дворцом коммагенской династии57.
На юге, на некрополе П, у Деве-Хююк, расположенном к западу от
Кархемиша, были захоронены воины персидского гарнизона вместе с
характерным для них оружием (см.: Том с иллюстраций: ил. 68, 74); самые
ранние могилы относятся приблизительно к 480 г. до н. э.58.
О персидском правлении на территориях вдоль Евфрата
свидетельствует система защиты речных переправ и водного пути. Царская дорога в
нескольких местах пересекала Евфрат между Самосатой и регионом Ма-
латьи. Геродот в общих чертах рассказывает об отрезке дороги, идущей
через Каппадокию к границе с (большой) Киликией, а также о том, что на
этой границе нужно было преодолеть два горных прохода и миновать два
сторожевых укрепления; на пути через Киликию путешественнику,
чтобы добраться до судоходной переправы через Евфрат и, следовательно,
до границы с Арменией, предстояло миновать три стоянки на расстоянии
пятнадцати с половиной парасангов (Геродот. V.52). Переправа у
Самосаты—Куммуха издревле обладала важным значением, что, помимо
прочего, объясняет успешное развитие города как в доисторические, так и в
исторические времена. Вдоль Евфрата, от Кархемиша до Малатьи,
функционировали и некоторые другие переправы.
Для этой области, как и для районов центральной и западной
Анатолии, административное и культурное воздействие персидского
господства на его раннем этапе остается пока не вполне изученным. В результате
систематических раскопок таких мест, как Сарды и Даскилий,
непременно должны появиться новые свидетельства для эпохи Дария и Ксеркса,
которая характеризуется впечатляющими техническими и военными
проектами. В гораздо меньшей степени персидское влияние обнаруживается
в других важных местах (Гордий, Ксанф, Птерия). Эти города сохраня-
55 В 716.
57 В 730.
56 В 704.
58 В 497.

286
Часть первая
ли собственные традиции, даже если здесь были расположены
персидские гарнизоны. Распространение в это время греко-персидской
художественной манеры и иконографии лучше всего известно благодаря
погребальным памятникам, которые свидетельствуют о настойчивом
проникновении персидских ритуалов в сферу традиционной анатолийской
похоронной практики. Этот процесс продолжился в различных формах и
позднее, достигнув кульминации в гигантском курганном комплексе Ан-
тиоха I в Коммагене.

Глава 3f
А. Фол, Н.-Дж.-А Хэммонд
ПЕРСЫ В ЕВРОПЕ
(ПОМИМО ГРЕЦИИ)
I. Специфика доступной нам информации
По означенной теме мы почти целиком зависим от Геродота. Некоторые
исследователи впадают в отчаяние от его рассказа о скифском походе
Дарил. Другие, однако, полагают, что отдельные части этого повествования
не лишены смысла. К мнению самого Геродота следует относиться с
большой осторожностью. На действия Дария он смотрит как на своего рода
«прецеденты» для подобных действий Ксеркса — центральной темы его
сочинения. Вообще, особенностью Геродота было стремление для всех
важных событий искать «прецеденты» (в смысле событий, поступков или
намерений, которые послужили предвестником, поводом или
оправданием для последующих событий. —A3.), как, например, в случае с
рассказом о введении Клисфеном десяти аттических фил. В число подобных
«прецедентов» входили: мотив реванша как повод для начала войны
(IV. 1; VII.5.2—3), явное желание [персидского царя] покорить всю Европу
(IV. 118.1; Vü.8.a2, 54.2), игнорирование мудрого совета Артабана (IV.83;
VG.10), сбор подати со всех народностей империи и воинский призыв в
недавно завоеванных областях (IV.83.1; 96.2; VH.185), наведение моста
через воды, разделяющие два континента (Ш.134.4; IV118.1; VH.33.1),
лояльность большинства — хотя и не всех — ионийских греков во время этого
похода (IV. 137; VIII.85.1), поражение и бегство персидского царя (IV. 135;
Vin. 115), а также тот факт, что это бегство могло быть осуществлено
только потому, что греки в конечном итоге не приняли совет Мильтиада о
разрушении моста, который открывал дорогу в Азию (IV. 137.1; VIII. 108.2;
ср.: Vin.97.1).
Некоторые из этих «прецедентов» [в качестве предвестников или
поводов греко-персидских войн] представляются довольно сомнительными.
Мотив реванша за скифские нападения на мидян в Азии за столетие или
около того до описываемых событий вряд ли принимался во внимание
персидским царем при нападении на европейских скифов. Поражение
Дария [в Скифии] выглядит значительно преувеличенным. Рассказ о Миль-

288
Часть первая
тиаде, советующем уничтожить мост через Дунай, не может быть
правдивым в свете последующих событий в судьбе этого человека (см. ниже).
Еще одним слабым местом рассказа Геродота является его эллиноцент-
ризм. О Дарий говорится, что он задумал поход на Грецию вскоре после
своего восшествия на престол (Ш.134). Греческий врач Демокед и
греческий стратег Кой представлены людьми, имевшими влияние на Дария в
принятии политических решений (Ш. 133f; IV.97.2—6). Персидский флот
«вели» ионийские греки (IV.89.1). А спор эллинов, охранявших дунайский
мост, о том, следует ли его разрушить, представлен Геродотом так, как
если бы это был критический момент для Дария, хотя флот последнего
находился поблизости и без всякого моста мог переправить царское войско
через реку (IV. 141).
Геродотом, собиравшим интересовавшие его данные примерно в 460—
455 гг. до н. э., то есть через полвека после скифского похода Дария,
были использованы три типа информаторов. Во-первых, ионийцы и греки
из городов на Геллеспонте, Пропонтиде, Боспоре и Черном море могли
передать ему рассказы своих отцов, служивших Дарию, а с некоторыми
участниками тех событий историк мог успеть побеседовать лично. В этих
же городах Геродот должен был узнать немало и о скифах, поскольку
здешние греки, плавая с товарами по рекам, заходили в глубь Скифии;
эти торговцы, однако, почти ничего не знали о внутренних районах
Фракии. При этом ионийцы любили преувеличивать собственную значимость.
Во-вторых, когда во время путешествия Геродот поднялся далеко по
судоходной реке Борисфен (Днепр), он опрашивал и самих скифов. В
частности, им была получена информация от Тимна, человека, близкого
скифскому двору и знавшего раннюю историю скифских царских родов
(IV.81.2—4; IV.76.6). При этом скифы, естественно, подчеркивали свои
успехи и приуменьшали неудачи. В-третьих, Геродот имел доступ к
персидской информации: иногда он получал ее при посредничестве
азиатских греков от дружественно расположенных персов, вроде Ариарамна
(Vin.90.4); иногда ее сообщали сами персы, с которыми историк
встречался лично; а иногда он извлекал данные из официальных персидских
документов. Сплести эти три нити информации в полномасштабное
повествование было непросто, и порой мы замечаем следы каждой из этих
нитей.
Немногое способен сообщить Геродот о географии и этнографии
Фракии (V.3.8), стране вообще враждебной грекам да к тому же
находившейся за пределами личного опыта «отца истории». В сравнении с этим
регионом его данные по Скифии на удивление полны, поскольку он имел
возможность познакомиться с трудом Гекатея по географии и получал
информацию от греческих торговцев и от самих скифов, а также лично
путешествовал по этому региону.

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции)
289
П. Экспедиция Дарил
около 513 г. до н. э.1
Истинное намерение Дария стало очевидным благодаря строительству
моста через Боспор — поразительного сооружения, непревзойденного
вплоть до 1973 г.; расстояние между берегами здесь превышает один
километр (в настоящее время ширина этого пролива, ныне называемого
Босфор, составляет от 750 м до 3 км 700 м.—А.З.)9 скорость течения —
около четырех узлов, а порывы ветра бывают очень сильными. Сохранилось
свидетельство, что мост был наведен в самом узком месте пролива2.
Конструкция представляла собой понтонную переправу из приблизительно
двухсот кораблей, по которым намостили дорогу. Во время походов,
предполагавших перемещения значительных людских масс с одного берега
на другой, эту функцию выполнял царский флот, который без особого
труда мог обеспечить переброску через водные преграды целой армии.
Но в данном случае нужен был именно мост как часть постоянной
дорожной инфраструктуры Персидской империи — это сооружение должно
было обеспечить доступ к новой сатрапии, которую еще только
предстояло покорить. Память об этом мосте Дарий увековечил, воздвигнув две
колонны из белого мрамора, на которых были вырезаны надписи: на
одной — клинописная, на другой — греческая. Здесь по приказу царя
были записаны «названия всех племен, которыми он предводительствовал,
из всех народов, находившихся под его владычеством, и исчислялись
[приведенные им] силы десятками тысяч; имелось семьдесят мириад, включая
конницу и исключая флот, а собранных военных кораблей было шесть
сотен» (IV.87). Именно из этих надписей мог узнать названия народов
эпический поэт Херилл; сохранился фрагмент его поэмы «Переход по
мосту» с упоминанием восточных саков:
Саки, пасущие агнцев, рождением — скифы; живут же
В Азии хлебом обильной. Хотя и номадов потомки,
Но непорочных людей <...>3.
В рассказ о мемориальных колоннах Геродот включил некоторые
данные о численности войск. Предполагается, что цифры эти были
начертаны именно на колоннах и уже в момент начертания усвоены греками.
Указанное количество войск, размещенных здесь по приказу Дария,
могло и не соответствовать полностью реальным силам. Однако не
вызывает сомнения, что персидские цари необычайно доверяли колоссальным
круглым цифрам. В этой связи можно вспомнить Наполеона, который в
1812 г. отправился в поход с войском в 500 тыс. человек4. Геродот сообща-
1 Дата строительства моста остается спорной, см.: С 43,1: 429; IG XTV 1297. 22—26; В 95:
291 ел.; В 6: 76. О кампании против восточных саков см.: Полнен. VII. 11.6; VH.12.
2 Полибий. IV.43.2.
3 Страбон. VH.3.9 (С 303).
4 MarshaU-Comwall J. Napoleon. L., 1967: 220.

Карта 9. Регион Черного моря

292
Часть первая
ет, что в битве при Ладе и в экспедиции против Афин и Эретрии
принимали участие 600 боевых кораблей; это была, по всей видимости,
норма для имперского флота, собиравшегося Дарием, и греческие моряки
без труда могли подсчитать количество судов. По всей державе Дарий
разослал приказы о том, чтобы «одни поставили пехотинцев, а другие —
военные корабли» (IV.83.1), так что у него имелись финикийские,
киприотские и египетские подразделения, а также греческие отряды. Для
понтонной переправы через Дунай требовались также грузовые корабли и
суда. Экспедиция была организована с большим размахом, что вообще
характерно для этого царя. Сам акт переправы такого огромного воинства
из Европы в Азию обладал и сакральным значением; дело в том, что
воды, разделявшие два континента, были священными — Танаис (Дон),
Черное море, Боспор и Геллеспонт. Восседая на троне, Дарий наблюдал, как
его войско проходило перед ним по мосту. Строитель последнего — Манд-
рокл Самосский — на собственные средства заказал картины, которые
запечатлели переправу (TV.88).
К тому времени Дарий уже доказал, что он в полной мере обладает
полководческим талантом. Теперь он мог действовать по одному из двух
сценариев. Выбор зависел от главной цели — или Греция, или всё же
Скифия. Поэтому Дарий мог либо направиться вдоль побережья и
использовать флот для снабжения своей армии на марше, либо двинуться вперед
с сухопутным войском, а флот отправить к некой точке общего сбора.
Согласно Геродоту (IV.89), он повелел ионийскому отряду вместе с
кораблями, набранными в греческих городах Геллеспонта, Пропонтиды и Боспо-
ра, направиться под парусами в Черное море, войти в дельту Дуная,
построить мост через эту реку и дожидаться там подхода царя во главе основных
сил. Геродот ничего не упоминает о каких-либо распоряжениях в
отношении остальной — вероятно, большей — части флота; мы, однако, можем
предположить, что она должна была идти к устью Дуная и там либо
подготовиться к дальнейшему маршу, либо сразу же приступить к
осуществлению этого похода. Сам Дарий двигался не вдоль берега, а по внутренним
территориям. Намерение царя, таким образом, состояло в том, чтобы
подчинить восточную Фракию и сделать Скифию своей следующей целью.
«Дарий же, пройдя через Фракию, подошел к истокам реки Теар, где
стоял лагерем три дня» (IV.89.3). Теперь он находился в бассейне Гебра,
самой крупной реки центральной Фракии, и, перейдя на ее западный
берег, занял часть долины другой реки под названием Артеск, которая
текла через землю одрисов, самой сильной племенной группы в центральной
Фракии. Закрепившись в этом месте, царь мог контролировать основной
сухопутный торговый путь, шедший от Эгейского моря к равнине
центральной Фракии и ее факториям на Черном море;5 кроме того, отсюда он
послал отряд на юг, в Дориск, чтобы взять под контроль этот опорный
пункт на побережье Эгейского моря (VÜ.59.1). Его намерение захватить
названные территории прямо вытекает из надписи на воздвигнутом здесь
5 В 758.

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции)
293
столпе — в ней говорится о его присутствии у истоков Теара, а также из
отданного войску приказа насыпать большую груду камней в долине Ар-
теска (рациональный смысл в насыпании кучи камней следующий:
никому из людей, кроме Дария, такое было не под силу, это своего рода
психологическое воздействие на противника, военная пропаганда и
агитация, подавление боевого духа врага; «у меня такое громадное войско,
что, если каждый солдат положит всего один булыжник, получится
целая гора». —A3.). Информатором Геродота об этом марше был,
вероятно, кто-то из персов; достоверность сообщенного подтверждена
сохранявшейся приблизительно до 1830 г. недалеко от Теара (Семердере) колонной
с клинописным текстом6. Затем Геродот сразу переходит к рассказу о ге-
тах, живших между горной цепью Гем и Дунаем, «первом народе, который
он [Дарий] покорил». Фракийские племена, находившиеся по правую
руку от двигавшейся к Дунаю персидской армии (IV.93), подчинились без
боя, как поступили и племена равнины Гебра, лежавшей на пути
царского войска — равнины, богатой фуражом и провиантом. За свое
сопротивление геты были наказаны тем, что их обязали присоединиться к
остальному войску в походе (TV.96.2). Следующая остановка была у моста через
Дунай. За спиной царя лежала новая богатая сатрапия, отныне — база для
его дальнейших операций.
Что Дарий намеревался делать по ту сторону Дуная? В своем
повествовании Геродот уделяет много внимания разделительной линии между
Азией и Европой, которую Дарий однажды уже пересек на Боспоре и
должен был вновь пересечь на реке Танаис (Дон); сам этот акт имел для
него важное сакральное значение. Однако, если взглянуть на данную
проблему со стратегической и экономической точек зрения, никакой
разделительной линии вообще не существовало. Скорее, большой регион от
центральной Фракии до Кавказа и от северного Причерноморья до
северо-восточного Средиземноморья образовывал некое единство с
характерными для него взаимными экономическими интересами между скифами
и ионийцами или между фракийцами и иранцами. В стратегическом
плане Дарий должен был видеть, что некоторые народы скифского типа,
населявшие территории от северного Причерноморья до областей Средней
Азии, формировали своего рода континуум из кочевников, постоянно
угрожавших грабительскими налетами, а военно-морской контроль над
Черным морем никогда не признавал никаких континентальных границ.
Дарий был хорошо знаком с тактическими приемами скифской
кавалерии, поскольку около 519 г. до н. э. имел возможность сразиться с
такими конными отрядами к востоку от Каспийского моря и лично
познакомиться с особенностями степной страны. О северном Причерноморье он
мог получать сведения от греческих торговцев и от скифов, а персы и
греки имели общий интерес в стремлении приобрести контроль над
источниками скифского золота, зерна, кож и мехов. От Ктесия, греческого
врача, находившегося около 400 г. до н. э. при персидском дворе, мы слы-
6 В 760: 43; В 763; В 132: 16, § 3.10; В 758.

294
Часть первая
шим, что еще до экспедиции, посланной Дарием, сатрап Каппадокии Ари-
арамн пересек Черное море, отправившись из этой сатрапии с флотом в
тридцать пентеконтер, совершил набег на скифскую территорию и
вернулся с захваченными скифскими мужчинами и женщинами, включал
брата скифского царя (FGrH 688 F 13.20). Ктесий отнюдь не тот автор,
который заслуживает доверия. С другой стороны, переданная в данном
сообщении информация весьма правдоподобна; дело в том, что
разведка боем была бы совершенно естественным предварительным
предприятием, задействуй Дарий в экспедиции не только сухопутную армию, но
и флот (к тому же известно, что позднее подобную небольшую
разведывательную группу этот царь послал в район центрального
Средиземноморья. — Ш.136). Молчание Геродота мы не можем расценивать как
сильный аргумент в пользу опровержения свидетельства Ктесия; дело в том,
что «отец истории» был весьма избирателен в отношении материала,
включаемого им в повествование. К тому же Ариарамн Ктесия вполне мог
быть тождествен Геродотову Ариарамну, «другу ионийцев» (VIII.90.4).
В целом не исключено, что Ариарамн действительно возглавил какой-то
налет на скифскую территорию.
В чем состояла цель Дария? Некоторые подозревают, что он
намеревался просто опустошить земли скифов, а затем вернуться к Дунаю и
во Фракию; но сооружение моста показывает, что намерение царя
предполагало нечто большее. Поскольку скифы не имели вообще никакого
флота, царские корабли могли безопасно переправить войска через реку
обычным способом. Другие исследователи полагают, что царь
планировал совершить военный поход вокруг Черного моря, а затем через
Кавказ вернуться в Мидию. Это умозрительное предположение находит
поддержку в повествовании о том, как Дарий собирался уничтожить мост
через Дунай и со всеми своими вооруженными силами отправиться в
Скифию (IV.97); но рассказ этот вызывает очень мало доверия. Если
ограничиться свидетельством Геродота, то можно прийти к следующему
выводу: Дарий намеревался разгромить главные скифские племена и
установить контроль над сельскохозяйственными регионами и
торговыми пунктами северного Причерноморья7.
Эту кампанию Геродот описывает со скифской точки зрения, из чего
следует, что он полагался главным образом на скифских информаторов.
В изображении «отца истории» скифы разделены на три части, каждая
из которых принадлежит одному из царств и находится под отдельным
командованием. На первом этапе кампании одна часть скифов умело
отступала в восточном направлении, вытягивая на себя послушно
следовавшего за ними Дария; скифы сначала продвинулись к Танаису, затем,
переправившись через него, углубились в земли двух преданных им
союзников — савроматов (или сарматов) и будинов, оказавшись в результате на
краю огромной пустыни. Эта часть скифов затем исчезла из поля
зрения Дария; преследуемые царем, они вторично повернули назад и устре-
7 Общий обзор основных точек зрения на проблему: А 27,1: 430 ел.

Глава 3f. Персы в Европе (помимо Греции)
295
мились на запад, чтобы соединиться с двумя другими частями, пока еще
не участвовавшими в этих событиях (IV. 122—124). Эта скифская тактика
в том варианте, как ее представляет Геродот, лишена смысла, поскольку
оборачивалась неизбежной потерей лучшей территории скифов и
серьезным ущербом их верным союзникам. Истина, скорее, заключалась в
том, что Дарий сохранял инициативу; врага он преследовал в восточном
направлении — через обрабатываемые земли скифов-земледельцев
(IV.52.2—54), используя свой флот для доставки продовольствия по
судоходным рекам и снабжая войско в том числе и за счет средств
покоряемой страны. Часть будинов жила оседло; царь захватил и сжег их
укрепленный деревянный город (TV. 108. 1). Он приступил к
строительству на краю пустыни «восьми больших крепостей, находившихся на
равном расстоянии — около шестидесяти стадий друг от друга» (IV. 124); эти
бастионы, несомненно, должны были стать пограничными заставами,
и их можно сравнить с шестью укреплениями, сооруженными позднее
Александром Великим в Маргиане. Очевидно, земля будинов была
самым крайним пунктом в восточном направлении, до которого Дарий
намеревался дойти, во всяком случае, в то время8.
Дарию не удавалось вынудить скифов принять битву, и до тех пор,
пока ситуация оставалась такой, у него не было никакого способа
надежно закрепить за собой эти обширные территории. Но инициатива
по-прежнему принадлежала ему. Он не стал дожидаться окончания
строительства своих крепостей, а повернул на запад в надежде заставить скифов
вступить в сражение. На этом, втором, этапе кампании он обнаружил две
другие вражеские группы и начал преследование, отставая от них на один
дневной переход (IV. 151.1); двигаясь друг за другом, противники
сначала шли скифскими землями, а затем начали завлекать персов на
территории тех народов, которые когда-то отвергли союз с ними, а именно во
владения меланхленов, андрофагов, невров и, наконец, вышли к границам
агафирсов, которые не убоялись пришельцев и приготовились к
решительной битве, чем вынудили скифские отряды возвратиться в Скифию
вместе с продолжавшим их преследовать Дарием. До сих пор скифы
надеялись остановить продвижение персов, засыпая колодцы и источники,
уничтожая траву на пастбищах и угоняя скот (TV.120.1, 121). Эта военная
тактика не дала стопроцентного результата, но и Дарий не смог принудить
их перейти к прямому боестолкновению.
Геродот не уточняет, в какое время года происходили эти события.
Впрочем, мы можем выяснить это логически: если Дарий вышел из Суз
весной (как позднее Ксеркс), Халкедона он мог достигнуть в мае и
переправить армию на европейскую сторону в июне. Около двух месяцев
можно отвести на кампанию во Фракии и на организацию здесь сатрапии в
качестве базы дальнейших операций. Получается, что к действиям по ту
сторону Дуная царь мог гфиступить в конце августа. Если отталкиваться
8 О локализации племен см.: САН ПР.2. В данной главе будины помещаются
восточнее, нежели это сделано в: САН Ш2.2 (см. карту в гл. ЗЗЬ). С античных времен устья рек
претерпели радикальные изменения.

296
Часть первая
от расчетов Геродота (IV. 101.2), Дарий потратил около месяца на то,
чтобы выйти к краю пустыни и начать сооружение своих укреплений. Так
что к западу он повернул в начале октября. Время играло против него,
ибо зимняя погода, заставившая Наполеона 19 октября 1812 года бежать
из гораздо более северной Москвы (обычная западная манера объяснять
уничтожение наполеоновской армии в России превратностями русской
погоды. —A3.), могла наступить в течение следующего месяца.
Это была война стремительных движений. Скифы и их союзники
действовали главным образом с помощью конных отрядов, и Дарий
должен был полагаться на свою кавалерию, чтобы догонять их. Когда
скифская конница одерживала верх, персидская кавалерия отступала к своей
пехоте, прикрывавшейся лучниками, из-за чего вражеские конные
отряды ее не атаковали (IV. 128.3). Геродот подчеркивал скорость, с какой
передвигалась армия Дария на марше на втором этапе кампании (IV. 125.1—
2). Поначалу персидское войско, как и прежде, могло получать
продовольствие по реке, но положение дел изменилось, когда Дарий
приблизился к земле агафирсов, живших недалеко от Карпатских гор.
Третий этап кампании начался с того, что скифы повернули на юго-
восток, в Скифию, и Дарий направился вслед за ними. Складывавшаяся
ситуация стала грозить ему катастрофой. Теперь скифы собрались с
силами, подтянулись войска некоторых союзников, конные отряды
досаждали персам и днем, и ночью (IV. 128.2—3). Противник, очевидно,
подталкивал Дария войти в «равнинную безводную пустыню гетов» (Страбон.
VII.3.14). Одновременно скифский отряд, усиленный сарматами,
направился к дунайскому плацдарму. Единственной целью этого предприятия,
на взгляд Геродота, были переговоры с охранявшими мост ионийцами.
Дело кончилось неудачей (IV. 133). Однако столь сильный отряд имел,
несомненно, иную цель — перерезать сухопутную линию снабжения, ведь
охраняемые обозы переправлялись, по-видимому, именно по этому
мосту и подвозили продовольствие к выдвинутым вперед пунктам
снабжения. Когда отряд вернулся к основной группировке, подтянулись силы
сарматов, будинов и гелонов, чтобы нападать на фуражирные отряды
Дария. После этого царь решил ретироваться, не дожидаясь гибели
своего войска от голода и жажды. Оставив больных воинов для
поддержания огня в лагере, а также ослов, чтобы они ревели на луну, царь
незаметно ушел и, сделав ход первым, выиграл время. Его войска большей
частью состояли теперь из пехотинцев, поскольку многие лошади в силу
крайнего истощения уже ни на что не годились, но страх скифов перед
персидскими лучниками не позволял им вступить в бой первыми. Геродот
повторяет заявление скифов, будто бы те не смогли найти персов —
неправдоподобная версия, — и рассказывает, что скифы вторично обратились к
ионийцам с советом разрушить мост. Войско Дария прибыло к
дунайскому плацдарму; оно хотя и избегло прямого нападения со стороны скифов,
но было сильно измотано отсутствием продовольствия. Здесь Дарий
нашел флот готовым переправить людей через реку и восстановить отчасти
разрушенный мост (TV. 141).

Глава 3f. Персы в Европе {помимо Греции)
297
Согласно Геродоту, к ионийцам, охранявшим мост, вторично
прибыли несколько скифских всадников, которые побуждали греков
уничтожить мост и отплыть домой. Во время совещания ионийских командиров
один лишь Мильтиад подал совет внять настояниям скифов; остальные
остались верны Дарию, но, чтобы ввести скифов в заблуждение, решили
разобрать с их стороны часть понтонного моста. Этот рассказ,
несомненно, придуман кем-то близким Мильтиаду. Данная версия не может быть
достоверной, поскольку в этом случае Дарий должен был бы наказать
Мильтиада (противники которого не упустили бы возможности
проинформировать обо всем царя), но царь сохранил за ним контроль над
Херсонесом9. Согласно другому сообщению Геродота, полученному им от
какого-то греческого информатора, Дарий, перейдя мост и углубившись в
пределы Скифии, оставил ионийским военачальникам кожаный ремень
с шестьюдесятью узлами, приказав развязывать по одному в день, а
когда узлов не останется — отплыть домой. Представления о том, что
варвары не имели календаря и счисляли время по узлам, а Дарий не
контролировал охранявших мост ионийцев и не имел связи со своей базой,
совершенно неправдоподобны. Вряд ли достоверно указанное количество
дней, отведенных Дарием на завоевание Скифии (IV. 136.3). Это число
могло бы соответствовать оценке расстояний самим Геродотом из
расчета 200 стадиев (более 35 км. —A3.) на один день пути (IV. 101.2), однако,
согласно современной карте, царь преодолел более двух тысяч миль, и,
чтобы покрыть такую дистанцию, ему нужно было, скорее всего, три
месяца с учетом дней отдыха.
Скифам и их союзникам Дарий нанес значительный ущерб,
особенно пострадал престиж царских скифов (согласно Геродоту, они были
самым могущественным племенем, остальных скифов считали своими
рабами. — А.З) и разрушился баланс сил среди народов, проживавших в
северном Причерноморье. Но поскольку полководцу так и не удалось
принудить скифов к сражению, он не смог закрепить за собой
территориальные приобретения и даже не закончил строительство укреплений там, где
могла бы возникнуть пограничная полоса. Если выражаться шахматным
языком, вся эта кампания завершилась патом, на что ушло очень много
сил. С наступлением зимы царь отказался от нового наступления.
«Двигаясь через Фракию, он прибыл, в Сеет на Херсонесе» (IV. 143),
воспользовавшись, судя по всему, самым легким путем — через центральную
равнину, богатую продовольствием, далее спустился вниз по долине Гебра к
Дориску, затем посуху прибыл в Сеет, откуда переправился в Абидос, на
азиатский берег. Флот перевез его людей по морю и был распущен на
зиму. Согласно Геродоту (IV. 143.3), «полководцем в Европе», во главе
восьмидесятитысячного войска, царь назначил Мегабаза.
Скифская кампания сыграла решающую роль в том отношении, что
персы оставили (как оказалось в итоге — навсегда) попытки подчинить
9 Двумя годами позже Мильтиад бежал из Херсонеса от скифов (VI.40); см.: С247:
118 ел.

298
Часть первая
европейских скифов. Геродот прав, когда говорит, что спасением скифы
были обязаны своей подвижности, отсутствию у них населенных
центров и мастерству конных лучников (IV.46—47). Их отказ подчиниться
персам был обусловлен такими факторами, как авторитарная власть
царей, неприятие чужеземных обычаев (IV.76.1) и характерная для них
уверенность в том, что убийство врагов облагораживает человека и его племя
(IV.66). Скифские племена взаимодействовали друг с другом, оказывая
согласованное сопротивление захватчикам, а также добились
поддержки со стороны некоторых своих соседей. В этих отношениях скифы
выказали больше чувства общности, нежели позднее греческие
города-государства.
III. Расширение сатрапии в Европе
Зимой Мегабаз покорил города на Геллеспонте, которые пока еще не
подчинялись Персии, а также Перинф, безуспешно пытавшийся оказать
сопротивление. После этого «Мегабаз повел войско через Фракию, покоряя
царю каждый город и каждое племя из тех, кто жил там; ибо таковы
были распоряжения Дария — подчинить ему Фракию» (V.2.2). Что Геродот
понимал под «Фракией»? В следующем предложении он определяет ее
как страну с самым многочисленным населением после Индии, а в своем
более раннем описании этой области историк относит к ней территории
от Дуная (IV.49.1) до Эгейского побережья и от Боспора до долины Ак-
сия (упомянутые в V.3.2 крестонеи обитали к востоку от этой реки).
Двумя годами позже, когда Мегабаз возвратился в Азию с плененными пео-
нийцами, он оставил то положение дел, какое Мардоний застал в 492 г.
до н. э., когда «все племена к востоку от македонян [, то есть к востоку
от Аксия,] были уже во власти персов» (VI.44.1). В 480 г. до н. э. Ксеркс
мобилизовал на войну с греками множество фракийцев, как тех, что
жили в глубине страны, так и тех, что населяли побережье (УЛ. 185.2).
Племенами, которые в 511 г. до н. э. не были покорены Мегабазом и не
фигурировали в армии Ксеркса, были «пеонийцы вокруг горы Пангея — доберы,
агрианы, одоманты — и племена вокруг озера Прасида» (совр. Буткова)
(V.16.1); обитали данные племена главным образом в долине Стримона
к северу от Рупельского перевала10. Сердцевинная часть этой сатрапии
находилась на центральной равнине долины Гебра, здесь проходили
основные линии коммуникаций с дунайской долиной, побережьем Черного
моря и Дориском, где прибрежная дорога из Македонии встречалась с
дорогой из Херсонеса.
Относительно размеров этой фракийской сатрапии существует два
мнения. Одна точка зрения базируется на вышеуказанных
утверждениях Геродота, и она соответствует мнению одного из авторов данной гла-
10 Указание на это место обитания вытекает из «Истории» Геродота, если
придерживаться сложившегося чтения рукописей этого сочинения. С 248,1: 193 ел., 202; В 759: 57.

8

300
Часть первая
вы [— Хэммонда]; свой взгляд он обосновывает в другом месте11. Иная
точка зрения сводится к тому, что сатрапия состояла только из
приморских районов и не включала центральной Фракии. Этот тезис, недавно ар
гументированный и одобрительно встреченный другим автором этой
главы [— Фолом], базируется на информации об отдельных, упоминаемых
Геродотом завоеваниях12. Первые территориальные захваты,
осуществленные Мегабазом, пришлись на «приморскую полосу» (V.10); затем
Дарий повелел своему военачальнику изгнать пеонов с их земель (V.14.1),
простиравшихся от бассейна Сгримона до истоков Ския (современный Ис-
кыр), притока Дуная (TV.49.2). Свои силы пеоны сконцентрировали
около моря, ожидая персидского нападения в этом месте; однако, наняв
фракийских проводников, персы отправились по внутренней дороге,
благодаря чему застали врасплох пеонийские города и разгромили пеонов по
частям (V.15). Персы изгнали пеонов из бассейна Стримона13 и отдали их
владения фракийцам. Возможно, в то же самое время пеонийские
племена были заменены фракийскими в Крестонии, Мигдонии и во
внутренних районах Халкидики. Таким образом, персы изменили баланс сил
между пеонами и фракийцами. В 492 г. до н. э. Мардоний прошел с
огромным флотом и сухопутным войском от Геллеспонта вдоль побережья и
вновь подтвердил господство Персии над приморским регионом южной
Фракии. Он, очевидно, не встретил здесь никакого сопротивления, и
греческий остров Фасос, находящийся недалеко от берега, сдался
персидскому флоту.
Сопоставляя обе точки зрения на персидские завоевания во Фракии,
следует иметь в виду, что свои операции Мардоний вынужден был
осуществлять вдоль побережья, поскольку он опирался на флот в связке с
сухопутной армией. Что касается походов Мегабаза, то Геродоту
известно о них немного, и, похоже, к внутренней Фракии «отец истории»
проявлял еще меньше интереса. Прежде всего его заботила судьба греческих
городов и их непосредственных соседей — пеонов и приморских
фракийцев. Мы должны также задаться вопросом, каким образом Персия могла
столь продолжительное время сохранять за собой эту европейскую
сатрапию. Если удерживалась только приморская кромка, Персия должна
была постоянно сохранять здесь свое военно-морское превосходство;
однако на деле флот она задействовала в боевых операциях только в ходе
крупных кампаний. С другой стороны, если сохранялось господство над
центральной Фракией, то сухопутное персидское войско обладало
прекрасной позицией для контроля как глубинных областей, так и
фракийских приморских районов, выходящих на Черное и Эгейское моря.
Продвижение вглубь Македонского царства, лежавшего к западу от
реки Аксий, стало важным шагом в персидской экспансии; дело в том, что
эта крупная река должна была представлять собой легко обороняемую
и В 759. 12 В 753; В 754: 270.
13 Среди людей, называемых «Iskudrap» в персепольских текстах крепостной стены,
вполне могли быть эти пеоны.

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции) 301
границу. Вероятно, в 510 г. до н. э. Мегабаз потребовал покорности и
получил согласие со стороны Аминты, царя македонян, который
использовал сложившуюся ситуацию наилучшим образом, выдав свою дочь
замуж за персидского представителя Бубара, сына Мегабаза (V.18.1, 21.2;
V1L22.2). Из персидской экспансии Аминта извлек выгоду в одном
отношении — приобрел за счет пеонов местность Амфакситиду и
некоторые территории к востоку от дельты Аксия. Геродот пересказывает
историю о том, как Александр, сын и наследник Аминты, убил персидских
посланников, когда те впервые прибыли ко двору отца (V.18—21);
подробности этого рассказа, по всей видимости, недостоверны, а мотив для
такой подделки очевиден — изобразить Александра настроенным антипер-
сидски и прогречески14. Когда в 492 г. до н. э. Мардоний отправился
походом на запад, македоняне не оказали ему никакого сопротивления, и они,
несомненно, извлекли выгоду из нанесенного Мардонием поражения
бригам — фракийскому племени на севере Крестонии (VI.44.1,45.1).
Александр I, взошедший на престол около 495 г. до н. э., продолжил политику
отца и благодаря своей лояльности заслужил расположение Ксеркса,
который позволил ему в 480-х годах добавить к своему царству всю
Верхнюю Македонию (Юстин. VÜ.4.1)15. Это расширение персидской власти
на внутренние районы имело целью обеспечить персидский контроль
над путем через Нижнюю Македонию, который должен был иметь
первостепенное значение для Ксеркса во время его вторжения в Грецию.
Единственное серьезное несчастье, постигшее Мардония, произошло из-за
шторма, бросившего его корабли на скалистые утесы мыса Афон, что, согласно
Геродоту (VI.44.3), привело к гибели 20 тыс. человек. Решение о
строительстве канала через перешеек Афонского полуострова было принято тогда,
когда стало ясно, что вторжение в Грецию будет осуществлено по земле.
IV. Организация и влияние
ПЕРСИДСКОЙ ВЛАСТИ в Европе
О существовании европейской сатрапии, называвшейся Скудра,
известно из персидских надписей (В 44: 58 ел.). О «землях по ту сторону моря», то
есть по ту сторону водного пространства Малой Азии (с персидской точки
зрения), было записано около 513 г. до н. э. в тексте на террасной стене
Персеполя; сатрапия Скудра упомянута в египетской надписи около 498—
497 гг. до н. э., а также позднее, около 486 г. до н. э., на гробнице Дария в
Накш-и Рустаме, в перечне подвластных земель. Скудрой, судя по всему,
фригайцы называли свою родину; позднее данное именование стало
обозначать Фракию, откуда фригийцы переселились в Азию16. Около 492 г.
до н. э. народы этой сатрапии были перечислены поименно и составили
группу из трех частей: саки парадрайя, что означает «саки (общее наимено-
и С 248, П: 98 слл. 15 С 248, П: 63 ел.
16 С 241,1: 414; П: 59 ел.; В 95: 348, 365.

302
Часть первая
вание для народов скифского типа. —А.З.) по ту сторону моря»,
вероятно, геты, которые одеждой и снаряжением напоминали скифов;
собственно скудра, главным образом фракийцы; и иауна такабара, или
«ионийцы [т. е. греки] со шляпами наподобие щитов». Последние были
упомянуты также на глазурованных кирпичах дворца в Сузах. Некоторые
исследователи предположили, что саками «по ту сторону моря» были
скифские племена Крыма, которых Дарий подчинил своей власти;
однако кажется маловероятным, чтобы персы контролировали эту зону, но
если это было и так, вряд ли Крым был приписан к сатрапии Скудра, а
не к территориям, соответствующим современной Грузии17. Послы от
народа скудра, доставлявшие подать, имели при себе по два копья,
длинному ножу и небольшому круглому щиту, что позднее являлось
характерным признаком фракийских воинов (см.: Том иллюстраций: ил. 40, XIX).
Грекоговорящим народом с головными уборами наподобие щитов были
македоняне, известные тем, что они носили широкополые шляпы от
солнца, как изображен Александр I на своих великолепных монетах,
выпускавшихся с 478 г. до н. э. (рис. 17)18. Грекоговорящие граждане городов-
колоний морского побережья не упоминаются в этой надписи;
широкополых шляп они не носили.
Рис. 7 7. Монета Александра I. (Публ. по: С 625: рис. 556.)
Обитавшие на севере сатрапии геты вышли из-под персидской власти
между 492 и 480 гг. до н. э.; вывод этот сделан на том основании, что они
не упомянуты среди отрядов Ксеркса. Отсутствие сака прадрайя в Ксерк-
совом перечне подвластных народов укрепляет мнение, что это были
именно геты. Позже горный кряж Гем служил им легкообороняемой
границей. Если эта сатрапия включала центральную Фракию, то столица
находилась на равнине реки Гебр, вероятно, у являвшейся естественной
крепостью скалы Пловдива (позднее здесь возник Филиппополис); дело
В 221: 72-75, 150; В 234: 258 слл; В 33; В 95: 348 ел.; В 44: 239, № 8; В 755: 92 ел.
В 95: 349.

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции)
303
в том, что эта долина была центром дорожной системы, которую, как
можно думать, построили персы; к тому же это была самая богатая часть
Фракии.
На юге персидский гарнизон был размещен в Дориске; один из его
персидских правителей, Маскам, удерживал этот опорный пункт еще в
конце 460-х годов до н. э. (VII. 105—106). Подобные наместники (ύπαρχοι)
были поставлены также и в других местах сатрапии (VII. 106.1). Тот же
самый термин был использован Геродотом для обозначения царя
македонян (V.20.4); но, поскольку последний был подчинен персидскому
сатрапу, его статус, скорее, можно сравнивать с положением каких-нибудь
царей, поставленных Дарием на северо-восточных рубежах державы —
на расстоянии около трех тысяч миль от Македонии.
Все части этой сатрапии платили дань (Ш.96.1: «вплоть до фессалий-
цев»). В военное время они были обязаны поставлять также и
вооруженные отряды (VH.185). Греки во Фракии и подчиненные острова, в
особенности Фасос и Самофракия, снаряжали корабли. Создается впечатление,
что греческие города по обеим сторонам водного пути, соединяющего
Эгейское море с Черным, образовывали в административном смысле
отдельный регион; дело в том, что, в противоположность Мегабазу,
«начальнику во Фракии» (V.14.1), Отан действовал как «начальник войск в
Приморской области» (V.25.1), а еще в одном пассаже у Геродота (VII. 106.1)
Геллеспонт рассматривается отдельно от Фракии.
Сатрапия имела хорошо защищенные границы: на севере — Дунай,
который скифы пересекли, насколько мы знаем, лишь однажды — в 511 г.
до н. э., когда во время своего рейда они дошли до Херсонеса и изгнали
оттуда Мильтиада (VI.40), а также на юге — Пеней, с оплотом на горе Олимп.
Сатрапия была уязвима для нападений с моря. Она была богата
полезными ископаемыми. В ее южной части, во многих местах, а также на Фасо-
се добывались золото и серебро (VI.46—47). Серебро отличалось особой
чистотой; на него был высокий спрос, главным образом в Азии и Египте,
где в кладах найдено большое количество серебряных монет. Чеканка
серебряных монет начинается около 550 г. до н. э.; старое их название —
«фрако-македонские» — ошибочно, ибо они происходят из Фракии,
южной Иллирии, из греческих колоний и с Фасоса19. На исконных землях
македонян не было ни золота, ни серебра. Только в 478 г. до н. э. Александр
получил в свое распоряжение шахту и [после захвата Бисалтии, о чем см.
ниже,] начал чеканить монету20. Подать персам уплачивалась
драгоценными металлами или/и зерном, домашним скотом, древесиной и
продуктами животноводства. Сатрапия стала частью стабильного торгового
сообщества, которое включало долину Дуная, северную Эгеиду, Черное море
и значительную часть Малой Азии; а за пределами этих регионов товары,
прежде всего серебро, отправлялись в западном направлении через Тре-
бениште на юг Италии, через Дунайскую долину во внутренние районы
19 В 766; В 752; С 248, П: 69-91; С 633: 3.
20 С 606: 251, с примеч. 35.

304
Часть первая
Адриатического побережья, через Черное море на Кавказ, Иран и далее
на восток, а также по морю в материковую Грецию, Левант и Египет.
Обмен шел в обоих направлениях; самыми распространенными
чужеземными монетами во Фракии были деньги Кизика и Пария. Такой рост
торговли стал возможным только при персах, которые навязали мир
непокорным племенам и задиристым греческим городам-государствам.
Участие самих персов в этом процессе заключалось в строительстве
дорог, мостов и Афонского канала, а задействованные на этих стройках
рабочие обеспечивали спрос на местных рынках (VÜ.23.4). По тем же самым
причинам греческие черноморские города-государства вступили в
последней четверти 6-го столетия в фазу более заметного процветания.
Впоследствии, вплоть до эллинистического периода, Скудре не удавалось достичь
того же материального благополучия.
Развивая контроль над сатрапией, персы отдавали явное предпочтение
фракийцам и македонянам, нежели греческим городам-государствам.
Эти два народа приобрели новые земли за счет пеонов и стали
непосредственными соседями друг друга (Страбон. 329, фрагмент 11).
Захоронения фракийских вождей были богаты золотыми украшениями, как,
например, недавно раскопанные погребения в современном Синд осе21. Еще
до прихода персов между греками и фракийцами возникла глубокая
антипатия; а когда в 478 г. до н. э. персидские войска ушли из Греции и
Македонии, именно фракийцы в союзе с персами противостояли, с одной
стороны, македонской, а с другой — афинской агрессии в бассейне Стримона
и особенно на Херсонесе (Плутарх. Кимон. 14.1).
Военные и политические последствия персидского присутствия имели
далекоидущие последствия. Македонские и фракийские аристократы
научились подражать персидским всадникам на охоте и войне, к тому же
они разводили крупных лошадей несейской породы (название
происходит от Несейской долины в Мидии. —A3.). Македонские и одрисские
цари, вероятно, переняли некоторые обычаи у персидского двора.
Персидское покровительство позволило Александру приобрести Верхнюю
Македонию, и с этой дополнительной силой после ухода персов он
значительно усилил свое царство. Одрисы использовали выгодное положение на
главном торговом пути, шедшем по долине Гебра; они стали приобретать
лидирующее положение среди фракийских племен после того, как персы
ушли, причем процесс этот был постепенным и продолжался вплоть до
конца 460-х годов до н э.
В культурном отношении Фракия больше напоминала не Грецию, а
Скифию, Малую Азию и Персию, что справедливо даже и для времени до
похода Дария. В последние десятилетия шестого столетия огромные
гробницы с дарами в виде золотых и серебряных сосудов, а иногда бронзовых
шлемов и панцирей становятся гораздо более частыми, а самые ранние
экземпляры таких сосудов, найденные близ города Дуванлий, в царском
21 См.: Arch. Rep. 1980-1981.29; 1981-1982.35; 1982-198337; 1983-1984.44;
Catalogue of the Exhibition 'Sindos'. Thessaloniki, 1985.

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции)
305
захоронении, в месте под названием Кукува Могила, были созданы
приблизительно в 500—475 гг. до н. э. под несомненным влиянием
персидских образцов. Другие указания на персидское влияние можно видеть в
фиалах, ушных кольцах из Кукувой Могилы и Мушовицы, золотых пек-
торалях с летящими птицами — из Мушовицы, а также в серебряных
поножах — из Врацы. «Этот поток персидских мотивов и предметов во
фракийском искусстве, — пишут И. Венедиктов и Т. Герасимов, —
обнаруживается в количестве артефактов, в которых можно видеть чисто ахе-
менидские и доахеменидские мотивы»22. (На сей счет см.: Том
иллюстраций: ил. 104—113.) Персидское влияние в Европе порождало
художественные импульсы, да и оказалось оно долговременным.
Раскопки в современном Синдосе некрополя архаического и раннего
классического периодов пролили свет на уровень благосостояния и
вкусы местного правящего класса23. Древнее поселение, которому этот
некрополь принадлежал, было расположено близко от русла реки Галликос
(во всяком случае, это так в наше время), а также, вероятно, недалеко от
Аксия на рубеже VI в. до н. э. В любом случае ясно, что это был главный
порт в заливе Термаикос. Когда персы оттеснили пеонов в глубь
материка, этим регионом овладели эдоны, фракийское племя, отчего и река
Галликос получила название Эдон. Со времени возникновения некрополя в
конце VI в. до н. э. эдоны импортировали утонченную керамику,
бронзовые блюда и кувшины, «иллирийские» шлемы и терракотовые фигурки
из материковой Греции, Ионии и Родоса в обмен на превосходный лес
из своих внутренних районов, полезные ископаемые и излишки
сельскохозяйственной продукции. Признаки персидского влияния в искусстве
здесь отсутствуют. Фракийский характер более богатых захоронений
обнаруживается в золотых погребальных масках, тонких золотых
пластинках, помещавшихся поверх рта, а иногда закрывавших глаза покойного,
в золотых украшениях, пришивавшихся на погребальную одежду, в
утонченных золотых и серебряных ювелирных изделиях, а также в
небольших железных моделях мебели и колесниц. Мужчин хоронили как
воинов — каждого со шлемом, мечом (или кинжалом) и двумя копьями, а
иногда с бронзовым щитом (см. рис. 18).
В этих отношениях могилы в Синдосе напоминают погребения того
же периода в Требениште, непосредственно к северу от Охридского
озера24, и в каждом случае это сходство мы можем объяснить наличием
фракийского элемента, а также торговыми отношениями между этими
районами. Обилие золота и серебра в захоронениях в Синдосе объясняется,
вероятно, умением фракийцев разрабатывать золотоносные жилы в
горах Крестонии, намывать золото в водах реки Галликос, греки называли
ее «несущей дар», Эхидор, а также добывать серебро из рудников в Би-
салтии, о чем упоминает Геродот (V.17.2).
Золото и серебро из погребений в Требениште происходили из
серебряных месторождений у расположенного недалеко Дамастия и из залежей
22 В 765: 111. 23 В 762В.
24 См.: С 526; С 248, П: 63, 91 слл.

a
b
Рис. 18. Некоторые находки из могил в Синдосе (около 20 км к западу
от Фессалоник). Конец VI в. до н. э.: а — золотая пластина с
анималистическим фризом, 26x30 см; Ь — бронзовый «иллирийский» шлем с
золотой маской, высота 22 см; с — миниатюрные железные предметы
обстановки: стол, кресло, подставки для дров в камине, связка
вертелов, телега (высота телеги 9,5 см); d — серебряный фиал с золотой
сердцевиной, диаметр 17,3 см; е — золотое ожерелье с зернением. (Фессало-
никийский музей; публ. по: I. Vokotopoulou et al. Sindos 183 (1985):
239-240, 295-299, 374, 511.)

Глава 3f. Персы в Европе [помимо Греции) 307
золота в южных провинциях [бывшей] Югославии: в Метохии, Пологе и
Косово. Утонченные бронзовые сосуды коринфского производства,
«иллирийские» шлемы и импортированная греческая керамика
показывают, что Требениште имело выход к торговому пути (на линии позднейшей
римской via Egnatia — Эгаатиевой дороги), шедшему от коринфских
колоний на Адриатическом побережье к верхней части залива Термаикос.
Влияние Требениште в южном направлении достигало Додоны в Эпире.
Расширение торговых связей по ту сторону балканской горной системы и,
конечно, распространение их через Адриатическое море до Италии
произошло благодаря тому экономическому уровню этих областей, какого
они достигли в качестве персидской сатрапии в Европе.
Широкое развитие у фракийских и пеонийских племен получил
выпуск монет из чистого серебра. Начало здесь монетной чеканки
восходит ориентировочно или к 550, или к 530 г. до н. э. (точная датировка оста-
ется спорной^), а ее значительный рост — к периоду персидской
оккупации. Эти монеты крупного достоинства, обычно не имеющие никаких
буквенных обозначений, чаще обнаруживались в кладах в Азии и
Египте, нежели в Европе26, и ясно, что чеканились они главным образом для
удовлетворения спроса, который начал развиваться с установлением
персидского господства на побережье Малой Азии, а позднее — в связи с
формированием европейской сатрапии. Также вероятно, что некоторые
племена уплачивали дань персидскому правительству золотыми и
серебряными слитками или монетами. Прииски, принадлежавшие
фракийским племенам, находились в Крестонии, Бисалтии, Парорее, области у
горы Пангей (Геродот. VTL112) и в регионе города
Крениды—Филиппы — все в пределах персидской сатрапии. Пеоны были самыми первыми
владетелями некоторых из этих рудников, но после поражения в
приморской зоне они сохранили независимость в глубине страны и стали
чеканить деньги крупных номиналов в районах верхнего Стримона и
нижнего Аксия, с указанием племенных названий: «леэи» и «дерроны». На
своих деньгах племена обеих групп изображали богов с конями или
волами (рис. 19) или фигуры с религиозным значением, а малыми
эмблемами были журавли, лягушки и саламандры. Подобные серебряные
монеты выпускали три города, пеонийские по происхождению27. Буквенные
обозначения на деньгах делались на греческом языке и вырезались
греческими мастерами, ведь в это время свои монеты чеканили многие
эллинские города в Халкидике и на фракийском побережье, извлекая
выгоду благодаря персидскому спросу. Период процветания, о котором
свидетельствуют эти монетные чеканки, наступил во многом из-за
водворения мира и притока товаров на местные рынки, что обеспечивалось
присутствием персидских властей. После изгнания персов из Европы
наступил экономический упадок.
25 См.: С 606: 245; С 636: 119.
26 См.: Том иллюстраций: ил. 313а.
27 См.: С 606: 245-251.

308
Часть первая
Рис. 19. Монета оресскиев. (Публ. по: С 625: рис. 376.)
Македоняне не имели залежей драгоценных металлов на своей
территории; и, когда они вытеснили пеонов из города Ихны, монетная
чеканка здесь прекратилась. Македоняне были не столь богаты, как пеоны
и фракийцы, да и основные порты в заливе Термаикос находились вне
их контроля. Однако благодаря покровительству Дария и Ксеркса
умелые цари Аминта и Александр приобрели дополнительные территории
и отчасти смогли установить контроль над племенами Верхней
Македонии. Основа для формирования более крупного Македонского
государства была заложена при персидском сюзеренитете. Так что, когда пер
сидские войска в беспорядке бежали, Александр немедленно захватил
прииск в Бисалтии и приступил к чеканке своих собственных монет
высокого производственного качества (см. рис. 17). Оглядываясь назад,
необходимо заметить, что присутствие в Европе персов, которые
заставляли мирно сосуществовать многие племена и благоприятствовали их
экономическому подъему, во многих отношениях было благотворным для
этих племен.

Глава 3g
Дж.-Д. Рэй
ЕГИПЕТ
В ПЕРИОД С 525 ПО 404 Г. ДО Н. Э.
Занятия историей вряд ли можно назвать чередой нескончаемых
наслаждений. Однако одним из вознаграждений историку за это является то, что
он иногда может позволить себе «подслушать» размышления деятелей
прошлого. Воспользуемся этим преимуществом, чтобы прочитать
мысли Камбиса, когда накануне своего вторжения в Египет, в начале 525 г.
до н. э., он остановился на некоторое время в Акре. Его одолевают
сомнения, и он обдумывает грядущие трудности. «Я приступаю к
осуществлению дела, — рассуждает царь, — более рискованного, нежели любое
другое, какое когда-либо пытались совершить мидяне и персы: завоевать
страну ста восьмидесяти парасангов в длину [~ 1000 км], орошаемую
водами реки, истоки которой никому не известны, к тому же страну настолько
древнюю, что ее начало — за границами человеческой памяти. Еще хуже
то, что здесь проживает примерно три миллиона человек, а может, и
больше, не считая чужеземных общин. И всей этой массой людей нужно
будет управлять мудро, если мы не хотим, чтобы они бунтовали и
донимали нас постоянными проблемами. Их города надежно защищены
крепкими стенами, и здесь насчитывается двадцать тысяч небольших городов;
в этой стране устья ее необычной реки неожиданно наполняются водой,
высоту подъема которой можно регулировать благодаря каналам и
дамбам, но это умение — за пределами наших знаний. Здесь могут исчезать
целые армии. Правда, еще до нас ассирийцы вторглись в этот загадочный
край, но это был кратковременный поход, в память о котором осталось
лишь несколько обелисков. Ассирийцы даже не отважились сместить
тамошних наместников, которые подняли восстание сразу, едва те
повернулись к ним спиной. Вавилоняне по меньшей мере трижды попадали в
крайне затруднительное положение на северо-восточной египетской границе1.
NB. Об источниках см. ниже, в конце наст. гл.
1 В Египет ассирийцы вторгались в 671 и 666 гг. до н. э.; известны неудачные
вавилонские попытки 601/600,582 и 567 гг. до н. э. Сами персы потерпели здесь неудачу в 374 и 351 гг.
до н. э. Об иной точке зрения на ассирийскую добычу, полученную в Мемфисе, см.: В 831.

312
Часть первая
Ко всему этому добавим, что здесь имеются девственные пустыни, какие
мало кому из наших людей когда-либо доводилось видеть. А завоюй мы
Египет, как будем им управлять? Станем ли делать это сами, неся
нескончаемые расходы и будучи совершенно не осведомлены в том, как
надлежит поступать, или доверим это местным представителям? В
любом случае, как мы узнаем, кто наши друзья? И что ожидает наши
войска, которые нужно будет оставить здесь? Будут ли они посылать за
новыми женами с родины или их место займут египтянки? Начнут ли наши
дети и внуки приносить жертвы богам с песьими головами и готовить
блюда из крокодилов? А мы сами не превратимся ли в египтян? Даже
если мы избегнем этих опасностей, эта новая сатрапия будет находиться
так далеко от Персии, что в один прекрасный день мы вынуждены будем
покинуть эту страну, предоставив ее самой себе. Для удержания этой
сатрапии в смирении нам придется разместить здесь огромное
количество войск и тщательнейшим образом контролировать ее наместников. И
кого назначить сюда сатрапом? В такой провинции, как Египет, сатрап
будет вместо царя, и что может помешать ему вообразить себя фараоном
или даже самим Великим Царем?»
Но затем Камбис вспоминает, что он — Великий Царь и сын Кира и что
на карту поставлена его честь. Он грезит о вошедшем в поговорку
богатстве Египта, о его развитом сельском хозяйстве и храмовом
строительстве, а также об оживленной торговле с Африкой, осуществляемой по
Нилу. Он вспоминает, что эта великая страна управляется совсем молодым
и неопытным монархом — Псамметихом Ш (Псамтик), сыном Амасиса,
неизменного врага Персии. Он не сомневается также, что египетским
царедворцам не привыкать предавать фараонов. А потому здесь всегда
найдутся те, кто согласится сотрудничать с завоевателями, поскольку
продажность среди египтян имела повальный характер. А важнее всего то, что,
пока Египет независим, персы никогда не овладеют Сирией—Палестиной,
ведь фараон всегда может устроить на побережье смуту и побудить к
мятежу, а также предоставить убежище тем, кто изменил персам. Поэтому
Камбис вновь обретает мужество и готов принести жертвы любым богам,
лишь бы те помогли ему добиться победы.
Всё, «подслушанное» нами, несколько фантазийно, но не более, чем
личные мотивы, приписанные Геродотом Камбису, а некое сочетание
того и другого вполне могло иметь место в рассуждениях царя. Как бы то
ни было, само завоевание, как представляется, оказалось довольно
простым делом (Геродот. Ш.1—5). Персидские войска прошли на юг до Газы и,
ведомые бедуинами, пересекли безводную пустыню; миновав безлюдную
местность у озера Сербонида (Сабхат аль-Бардавил), они достигли Пелу-
сия, где произошла решающая схватка. Геродот отмечает, что греческие и
карийские наемники сражались с обеих сторон и что примерно через 75 лет
после битвы он лично видел кости павших на поле брани,
воспользовавшись возможностью сделать некоторые антропологические наблюдения2.
2 Сопоставив толщину черепов бритоголовых египтян и носивших войлочные
головные уборы персов (Ш.12), историк заявил, что такие же черепа видел в Папремисе. У нас
же напрашивается вопрос: неужели павшие в битве египтяне остались непогребенными?

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
313
После победы при Пелусии персы проследовали вдоль реки до Мемфиса,
который сдался после непродолжительного сопротивления, а сам фараон
вскоре попал в руки завоевателей. Посещение храма Нейт в Саисе
вполне могло повлиять на ход завоевания, которое завершилось к концу
весны 525 г. до н. э.
Вряд ли должно вызывать удивление, что своими действиями Камбис
спровоцировал рождение чрезвычайно враждебной ему традиции, в
которой его имя стало синонимом безумия и жестокости. История, конечно,
знает психически неуравновешенных правителей, и существуют
несомненные признаки того, что при завоевании Египта не обошлось без
элементов беззакония. Даже Уджахор-ресенет (Уджагорресент), «адвокат
дьявола» при Камбисе (жрец и полководец из Саиса, который за переход
на сторону завоевателей сохранил при Камбисе и Дарий почти все свои
прежние и получил новые государственные должности, был щедро
вознагражден и стал советником при персидских царях; «адвокат дьявола» —
человек, защищающий неправое дело. —A3.), не смог скрыть в своей
автобиографии того факта, что храм Нейт в Саисе был захвачен и осквернен
солдатами, а один арамейский папирус, относящийся, по общему
признанию, к более поздней дате (408 г. до н. э. — Cowley. АР 30), утверждает,
что Камбисово завоевание предвещало беду для всех местных храмов
Египта. Вполне возможно, что персидские воины бесчинствовали в храмах
и грабили их сокровища. Псамметих Ш и его сын были, конечно,
умерщвлены, хотя и необязательно указанным Геродотом способом; им не
позволили остаться в живых, поскольку они легко могли оказаться в центре
мятежа. Весьма вероятно, что Камбис был настроен очень враждебно к
памяти Амасиса, чьи картуши (в древнеегипетской письменности
картуш — это контур, в который обрамлялось имя фараона. —A3.) были
уничтожены, скорее всего, как раз в этот период. Персидский царь мог
даже каким-то способом осквернить гробницу Амасиса (хотя прямых
доказательств этому нет), однако трудно обвинить Камбиса в большом
количестве других преступлений. В качестве свидетеля защиты мы должны,
конечно, «вызвать» уже упоминавшегося Уджахор-ресенета, на чьей
статуе, ныне хранящейся в Ватикане, выгравирован иероглифический текст
с идеализированной автобиографией этого высокопоставленного
египтянина (рис. 20)3. Согласно этой надписи, Уджахор-ресенет из Саиса
являлся успешным начальником военного флота Псамметиха Ш (правда, этот
флот, судя по всему, так и не снялся с якорей), но одновременно он —
главный врач и председатель царского суда. Визит Камбиса в Саис
характеризуется как акт благотворительности и благочестия, и, несмотря на то,
что автор не пытается скрыть того факта, что чужеземные войска разбили
лагерь в пределах священного участка, и даже упоминает в двух других
местах о «великом несчастье, которое выпало на долю всей страны», царя
он описывает отдающим приказ о немедленном восстановлении святого
места. И хотя Уджахор-ресенет, очевидно, был откровенным пособником
(он прямо утверждает, что Камбис продвигал его по службе и прислуши-
3 В 873: 1-26, № 1; В 857: 169-173; В 836 (комментарий к этому тексту).

314
Часть первая
Рис. 20. Статуя зеленого базальта, представляющая Уджахор-ресенета
из Саиса держащим макет алтаря. Высота 0,7 м. Реставрирована в IV в.
до н. э. (Египетский музей Ватикана; публ. по: Marucchi О. Cat. delMuseo
Egizio Vaticano 1902: ил. 1—2.)
вался к его советам), всё же подобающее государственному мужу
поведение, которое в этом тексте приписьшается завоевателю, имеет гораздо
больше политического смысла, нежели отвратительная картина,
изображенная Геродотом. Уджахор-ресенет передает титулатуру царя, в
которой тот предстает обычным фараоном, и это более важный момент, чем
может показаться на первый взгляд, поскольку предполагает, что Камбис
был коронован как фараон и должен был ясно осознавать, что это
единственный путь, на котором можно достичь какого-то успеха в деле
управления Египтом. Камбис был единственным персидским царем, который
обладал полной титулатурой фараона. Всё это имеет значение также и в
другом отношении: реальность завоевания, не допускаемая египетской
религией и египетским образом мыслей, в сознании египетского клеврета
психологически отрицается. Камбис явил себя божественным отпрыском
бога-солнца — Месути-Ра. Это, быть может, выглядело не особенно
реалистично, однако такая установка имела долгую историю в деле
обеспечения непрерывности египетской цивилизации в периоды ее самых
серьезных испытаний. Можно предположить, что в этом заключалась причина
того, почему заупокойный культ Уджахор-ресенета продолжал существо-

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. дон. э. 315
вать в Мемфисе еще и двумя столетиями позже4. Гораздо более поздняя
и романтизированная версия завоевания существует на коптском языке.
В ней Египет представляет мудрый советник по имени Ботхор, который,
возможно, и есть Уджахор-ресент, только в более позднем обличьи5. Как
знать, возможно, он и заслужил быть представленным в таком образе и
достоин применявшегося к нему порой сравнения с библейским Ездрой.
Можно предположить принятие Камбисом некоторых
безотлагательных организационных мер. Не вызывает сомнения, что сатрап был
назначен, решен вопрос о порядке взимания дани и о контрибуции, поставлены
гарнизоны, которые вполне могли занять старые стратегические пункты
в Марее (на северо-западе дельты), Пелусии и Элефантине. В более
крупных городах, наподобие Мемфиса, также, по-видимому, были размещены
гарнизоны; для этих целей, вероятно, была использована крепость
Вавилона (Старого Каира)6. Правительственная резиденция определенно
находилась в Мемфисе, центре нескольких главных религиозных
культов. Важнейшим был культ быка Аписа, игравшего ту же роль в
животном мире, какую в мире людей играл сам фараон; Апис был также
центром квазицарских церемоний и эмоций. Поэтому почти неизбежно, что
ужасный Камбис, ниспровергатель религиозного порядка, мог
восприниматься как враг Аписа; к ранению Аписа предание добавляет его
мучительную смерть и тайное захоронение7. Иероглифические записи вряд ли это
подтверждают. Бык Апис, о котором идет речь, родившийся на двадцать
седьмом году правления Амасиса (543 г. до н. э.), умер в сентябре 525 г.
до н. э. и был должным образом похоронен в склепе в Саккаре.
Следующий Апис, родившийся в 526-м, умер в 518 г. до н. э., при Дарий (рис. 21).
В погребении предыдущего Аписа обнаружены признаки спешки, но это
мало что доказывает, а попытки представить, что был некий проживший
очень недолго преемник, которому Камбис и нанес удар кинжалом,
кажутся обреченными на неудачу. Тот факт, что точно такая же история
рассказана об Артаксерксе Ш Охе вызывает еще больше сомнений, а
для ее основной темы можно обнаружить эквиваленты в рассказах о
детоубийствах, совершенных Птолемеем УШ и Эль-Хакимом. Это — пример
«кочующего» фольклорного сюжета. Неизбежный вердикт: «Не
доказано» либо даже такой: «Невиновен»8.
Ключ к пониманию того, почему Камбис вызывал неприязнь, можно
найти в копии декрета, касавшегося доходов египетских храмов, которая
4 В 773,1: 98—100 и ил. 36, 37 а—с. Через 177 лет статуя была отреставрирована неким
благочестивым человеком по имени Минертаис.
5 В 909, но с этим коптским текстом связаны проблемы филологического свойства.
6 Так у Иосифа Флавия (Иудейские древности. П. 15.1), хотя сообщения Диодора (1.46.3)
и Страбона (XVII. 1.30) подразумевают, что гарнизон существовал здесь еще раньше. Эти
традиции могут быть совмещены.
7 См.: В 825: 28, примеч. 8 — здесь в хронологическом порядке приведен перечень
ссылок на классических авторов, от Геродота (Ш.29, 64), Плутарха (06' Исиде и Осирисе.
368Е) и Элиана (История животных. Х.28) до Отцов Церкви; см. также: В 824: 57—59.
8 См.: В 873: 173-174; В 817: 85-86; по поводу хронологии событий см.: В 858: 301.

316 Часть первая
Рис, 2 7. Эпитафия Апису из Мемфиса, 518 г. до н. э. Высота 0,8 м.
(Париж, Лувр; публ. по: В 873: ил. 3.)
сохранилась в одном демотическом папирусе Ш в. до н. э.9. Завоевание
необходимо было оплачивать, а основным источником ресурсов,
удобных для реквизиций, являлись храмы. Поэтому их накопления
подлежали обложению. Все храмы должны были иметь те же самые статьи
доходов, которые они имели до завоевания; необработанные материалы,
такие как древесина, нужно было доставлять из двух районов: одного — в
Дельте и другого — в Верхнем Египте; птицы же для жертвоприношений
богам теперь должны были разводиться в самих храмах. Вводились и дру-
9 В 901: 32-33.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
317
гае ограничения. Лишь о трех храмах говорилось, что они освобождены
от реквизиций: святилище Птаха в Мемфисе, гелиополитанском храме
Нила (Pi-hacp-en-On, этот храм вполне мог находиться в египетском
Вавилоне) и храме Венхема, располагавшемся непосредственно к северу от
Мемфиса10. Непопулярность таких мер очевидна; подобные конфискации
приписываются Ксерксу, и, даже когда они осуществлялись местными
фараонами (например, Тахосом), результатом было вечное проклятие со
стороны жрецов. Враждебное отношение к Камбису отразилось и на предании
о других его военных предприятиях. Поход в Нубию против царства Ме-
роэ закончился провалом из-за плохой обеспеченности войска
продовольствием; Мероэ так никогда и не вошло в состав Персидской империи.
Нубия, упоминаемая Геродотом среди стран, уплачивавших дань (Ш.97—98),
располагалась между первыми и вторыми порогами Нила; эта область в
общем и целом являлась своего рода дополнением к Египту11.
Отправленное в оазис Сива войско пропало во время песчаной бури недалеко от
оазиса Харга, и, вопреки иногда появляющимся газетным сообщениям,
археологи не обнаружили никаких его следов. Нелегко понять, как такие
рассказы следует интерпретировать; более показательна довольно нелепая
версия о том, что Камбис на самом деле был сыном дочери Априя (Геродот.
Ш.2); такие слухи могли, конечно, использоваться персидской
пропагандой для дискредитации Амасиса, однако они оставляют ощущение
египетского стремления интегрировать Камбиса в собственную культуру —
своего рода предвестие того, что было сделано с фигурой Александра
Македонского в более поздней легенде. При этом Геродот явно указывает, что
это была египетская версия.
Камбиса постигла загадочная смерть на его пути домой из Египта;
последовавшая затем узурпация власти Дарием описана в гл. 2 данного
тома. Египет, видимо, официально признал Дария с 522 г. до н. э.;12 однако
неясные обстоятельства смены правителя стали поводом для какого-то
мятежа, и всё выглядит так, как если бы египтяне прогнали сатрапа Ариан-
да (Полиен. VII. 11.7). По всей видимости, некий местный династ по
имени Петубастис, воспользовавшись моментом, попытался захватить власть;
существует даже документ, датированный первым годом его «правления».
Однако об этом персонаже мы имеем крайне смутные представления13.
Уджахор-ресенет, похоже, решил, что с его стороны было бы мудро также
уйти со сцены, поскольку в своей автобиографии он рассказывает, как
позднее Дарий, находившийся в это время в Эламе, приказал ему
вернуться в Саис и заняться восстановлением «Дома Жизни» (храмовой библио-
10 О гарнизонах в Мемфисском номе вообще и в Венхеме в частности см.: В 921: 9—10.
Чтение трех имен в этом тексте далеко от ясности.
11 Впрочем, на птолемеевской карте Судана появляется любопытное обозначение —
Cambysi Aerarium; ср.: В 799, рис. 3; Р—W х, колонка 1823 (Форум Камбиса близ Старой
Донголы). У Плиния упоминается также город Камбису (Cambysy), близ Суэца [Плиний.
Естественная история. VI.33.165], что интересно в связи с вопросом о грузообороте через
перешеек.
12 О дате восшествия на трон см.: В 859.
13 В 923.

318
Часть первая
теки и медицинской школы), к тому времени совершенно обветшавшего;
вельможа добавляет, что царь осознал «полезность этого акта для того,
чтобы все хворые были возрождены к жизни, а имена богов сохранялись
<...> вечно». Царь, вероятно, осознал также полезность Уджахор-ресене-
та в качестве дипломата. Сам Дарий зимой 519 г. до н. э. вступил на
землю Египта во второй раз (в первый раз это случилось во время
завоевания, когда он являлся копьеносцем в свите Камбиса. — Геродот. Ш.139)14.
Мятеж был подавлен без особых усилий, а Арианд — восстановлен в
должности. Этот последний [, желая подправить свою репутацию,
подмоченную его изгнанием египтянами,] вновь попытался завоевать доверие
своего господина, организовав поход в Киренаику, который, впрочем, не имел
особого успеха — вплоть до 512 г. до н. э. Ливия не была организована в
сатрапию.
Одним из наиболее значительных деяний Дария стало упорядочение
законов Персидской державы. В Египте кодификационный процесс
начался на четвертом году правления этого царя (518 г. до н. э.), когда
сатрап получил распоряжение собрать «мудрецов из числа воинов, жрецов и
всех писцов Египта», чтобы навести порядок в египетском праве по
состоянию на последний год правления Амасиса, — вероятно, имелось в виду, что
то был самый недавний период нормальной жизни в Египте [Dem. Chron.
Vo. Колонки С6—16). Комиссия заседала до девятнадцатого года
правления Дария, после чего все полученные ею данные были отправлены в
Сузы, чтобы там быть скопированными на папирус арамейским
письмом (арамейский — официальный язык империи) и египетским
демотическим письмом. Выгоды от этого акта для дела управления сатрапией
очевидны; на арамейском языке было сделано также краткое изложение
этого памятника для использования должностными лицами. Оно
напоминало, возможно, «Гномон идиолога» — высшего государственного
чиновника, ответственного за сбор внутренних налогов в римском Египте
(а также, видимо, и в птолемеевском Египте; «Гномон идиолога (ίδιος
λόγος)» — это папирус, в который вносились записи о подлежащей
обложению собственности частных лиц. —А.З.). Диодор (1.95) представляет
эту кодификацию как реакцию на анархию в храмах Египта,
спровоцированную Камбисом, но это, конечно, слишком упрощенный взгляд;
впрочем, Диодор добавляет, что эта мера принесла царю божественные
почести. Данное добавление не имеет особого смысла в отношении Египта,
где обожествлялись все цари подряд, но понятно, что именно историк
имеет в виду. Образ Дария как идеального фараона постепенно приобретал
отчетливые очертания.
Более впечатляющим, хотя, видимо, не столь долговечным, деянием
Дария стало строительство канала между Нилом и Красным морем.
Какой-то водный путь здесь существовал уже в фараоновском Египте, а
более значительное предприятие по сооружению канала было начато
фараоном Нехо около 600 г. до н. э. Проект же, возобновленный Дарием,
14 В 859 — здесь приводятся аргументы в пользу того, что визит в Египет состоялся в
конце 519-го или в 518 г. до н. э.; В 819: 116 — здесь предпочтение отдается 518/517 г. до н. э.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
319
опирался на ресурсы мировой империи. Согласно памятной стеле, царь
задумал его, когда был еще в Пасаргадах; позднее (возможно, в 510 г.
до н. э.) он созвал по этому поводу в Персеполе совещание архитекторов.
В Красное море были посланы разведывательные корабли, которые
сообщили, что в старом канале [назван так, поскольку он не был достроен
при фараоне Нехо,] на протяжении восьми itrw (около 84 км) нет воды.
Согласно Геродоту (П. 158), канал был заложен Дарием такой ширины,
что бок о бок могли плыть две триеры — то есть около 45 м, — и
несложно подсчитать, что при его сооружении было выкопано двенадцать с
половиной миллионов кубометров земли. Вдоль него стояло по меньшей мере
двенадцать стел, каждая более трех метров высотой, с надписью на
четырех языках — трех клинописью и одной иероглифической, — где
перечислялись сатрапии империи. Согласно лучше всего сохранившимся
экземплярам, флотилия из 24 судов, нагруженная изделиями египетского
производства, была отправлена в Персию лично Дарием, который прибыл в
Египет для торжественного открытия великого канала. «Я повелел, дабы
сей канал был прорыт от вод Нила, протекающих через Египет, до моря,
начинающегося от Персии <...> и [чтобы] по этому каналу корабли шли
под парусами из Египта в Персию, как я того захотел». Так говорил
Великий Царь, и льстивый придворный отвечал: «То, что Ваше
величество повелело, есть Маат (Маат — «Правда» как естественный порядок
вещей, миропорядок. —A3.), равно как и всё, слетающее с уст Ра,
солнечного бога». В другом месте этого текста Дарий был поименован сыном
Нейт из Саиса (иными словами — идентифицирован с солнечным богом),
и здесь мы видим, что психология Уджахор-ресенета праздновала
триумф над завоевателем. Канал шел от Бубастиса на Ниле к современной
Исмаилии, затем поворачивал на юго-восток и доходил до Суэцкого
залива. Были вырыты также колодцы с питьевой водой. Это совпало с
моментом наивысшего расцвета Персидской державы, которого она
достигла в 497-496 гг. до н. э., когда царь посетил Египет в третий, и последний,
раз15. Интересный побочный результат этой деятельности был открыт в
1972 г. в Сузах: статуя самого Дария, облаченного в полный набор
царских одеяний, с иероглифической и тремя стандартными клинописными
надписями, а также с иероглифическим перечнем сатрапий на базе (см.:
Том иллюстраций: ил. 22). Персидский текст гласит: «Эту каменную
статую царь Дарий повелел завершить в Египте, чтобы любой, кто будет
обладать ею в будущем, знал, что человек из Персии стал владетелем
Египта». Оригинальная статуя, вероятно, происходит из храма Ра в Ге-
лиополе, и, как кажется, подобные скульптуры, представляющие Дария,
были установлены также в некоторых других храмах Египта16. Мнения о
15 В 819. В надписях на стелах вдоль канала использована «поздняя» форма имени
Дария, которая впервые встречается на двадцать пятом году его правления (497 г. до н. э.).
Античные источники, упоминающие канал: Геродот. П. 158; Диодор. 1.33; Страбон. XVII. 1.25.
16 Ср.: Геродот. П.ПО (здесь речь идет о том, как жрец Гефеста не позволил установить
статую Дария перед скульптурами фараона Сесостриса. —A3.); другие храмы были более
сговорчивы.

320
Часть первая
том, является ли статуя, которой мы располагаем, египетской версией или
персидской копией, разделились;17 но оригинал вполне мог быть послан
из Египта Ксерксом как акт почтения к родителю. Канал был
предназначен не только для церемониальных целей; это была попытка глубже
интегрировать Египет внутрь державы с ее широкомасштабными связями,
но в данном отношении канал имел лишь ограниченный успех, а вскоре
он мог просто забиться илом.
Риски, связанные с удаленной провинцией, были очевидны для Дария,
поскольку именно в то время он низложил сатрапа Арианда. Причины,
приводившиеся в объяснение этому, различны. Версия же о том, что
Арианд чеканил свою собственную монету, выглядит неубедительной,
хотя какими-то спекуляциями он, конечно, мог заниматься. В
действительности имелось довольно много принимавшихся во внимание оснований.
Фундаментальной причиной был страх, что «вице-король» Египта
провозгласит свою независимость, — страх, какой испытывал даже Александр
по отношению к Клеомену из Навкратиса, своему доверенному лицу
[, контролировавшему всю фискальную систему Египта]. А сатрап
Птолемей именно так и поступил, реализовав свое очевидное преимущество.
Между тем Дарий смог беспрепятственно совершить путешествие в оазис
Харга, где строился храм Хибис (X и б и с, от егип. «Hebet», что означает
'плуг', — один из лучших египетских храмов персидской эпохи. — А.«?.),
в котором царь предстал в качестве универсального верховного жреца,
приносящего жертвы Амону наподобие древнего фараона. Этот храм был
окончен приблизительно десятью годами позже, в 486 г. до н. э., и,
очевидно, представлял собой проект, которым очень дорожили. Точка
зрения, согласно которой Харга приобрела особое значение благодаря
грекам из Киренаики, также, скорее всего, носит эллиноцентристский
характер; персы проявляли явный интерес к караванной торговле, особенно
с оазисом Сива, а Харга приобрела к тому же печальную известность как
место, куда отправляли политических изгнанников из Нильской
долины18. Другие храмы были украшены статуями Дария-благотворителя, и
судьба сохранила, по крайней мере, четыре свидетельства такой
деятельности: в Элькабе, в Эдфу (важное пожертвование), в Абусире (центральная
Дельта), а также в Серапеуме (Мемфис) (рис. 22). Уджахор-ресенет
упоминает также строительство в Саисе19. Неудивительно, что наши
источники отражают настойчивое желание Дария вести себя так, как если бы он
был фараоном традиционного типа, а сохраненный у Геродота рассказ о
Сесострисе уже давно понимается как плохо замаскированный портрет
сына Гистаспа, которого египетское сознание восприняло в качестве свое-
1/ В 922, а также: В 921 — здесь доказывается, что статуя изготовлена в Персии;
впрочем, В 128А высказывается за ее египетское происхождение, а В 910: 397, примеч. 1
настаивает, что использованный камень — египетская граувакка (граувакка, или серая вак-
ка, — глинистая горная порода, темно-серый до бурого песчаник. —A3.).
18 По поводу караванной торговли см.: В 835, П: 135. Материалы по храму Ибиса
опубликованы в: В 920.
19 В 824: 61-62.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
321
Рис. 22. Стела Дария (в образе сокола) из Файюма. V в. до н. э. Высота
0,29 м. (Берлин, Египетский музей. 7493; публ. по: В 789: ил. 8.1.)
го, создав легенду о самом великом из всех существовавших до сих пор
завоевателей20. Интерес Дария к Египту носил, несомненно, политический
характер, но это не означает, что он вовсе не был связан с личным
отношением царя к этой стране. И сам Дарий со своими статуями, и
египетские врачи, и коллекционеры шедевров египетского искусства вполне
могли разделять любовь Геродота к этой загадочной земле21. И даже
события, происшедшие в последующие четыре правления, не смогли
изгладить то впечатление, которое «отец истории» оставил нам о Египте.
Административная система ахеменидского Египта особенно
интересна, поскольку она показьвзает внедрение неких чужеродных принципов
управления в высокоразвитую страну. На самом верху находился,
естественно, персидский царь в роли фараона, при том что впервые за всю
историю Египта верховный властитель постоянно проживал за пределами
своих владений. Титулатуру Камбиса, как мы уже видели, разработал
Уджахор-ресенет. С Дарием было иначе, и Уджахор-ресенет называет его
«Великим Царем Всех Стран, Великим Владыкой Египта». В другом
месте Дарий предстает как hkl hklw, «Царь Царей», но его имя неизменно
вставляется в традиционный египетский картуш. Из надписей в храме Хи-
бис в оазисе Харга известны два тронных имени этого правителя (более
ранняя попытка приписать эти имена Дарию Π не должна приниматься в
20 В 872 — автор этой работы усматривает сильное ахеменидское влияние также в
рассказе о принцессе Бахган и проводит параллели с Дарием, которые не могут быть
напрочь отвергнуты.
21 В 823: 140-141.

322
Часть первая
расчет), но они имеют подозрительно нестандартный вид. Тем не менее,
не исключено, что во время одного из визитов в Египет Дарий I прошел
через церемонию коронации22. На своих церемониальных вазах
Артаксеркс I регулярно обозначается как «Великий Фараон», что,
по-видимому, является переводом слов Ыауавгуа vazarka. Но позднейшие цари
довольно слабо представлены в иероглифических текстах, упоминания в их
именах о храмовом строительстве встречаются редко и образованы по
единому шаблону. Ни об одном персидском царе рассматриваемого
периода после Дария неизвестно, чтобы он посещал Египет. Папирусные
документы, впрочем, неизменно датируются по годам правления царей,
будь то демотические или арамейские тексты, с указанием двух
годичных дат в период между декабрем и следующим апрелем, когда
египетский календарь опережал персидский на год. Начиная со времени Камби-
са действовали две системы, в одной из которых события датировались
от завоевания 525 г. до н. э., в другой — от начала правления этого царя
в Персии, и эти две системы расходились на пять лет23.
В повседневном же смысле правителем Египта был сатрап, которым
всегда оказывался либо влиятельный аристократ, либо член царской
семьи. В демотических текстах его титул обозначается как Шгрщ
попытки отыскать другие названия должности сатрапа не привели к успеху.
Известное для. области Сирии—Палестины арамейское слово pehäh,
«наместник», очевидно, никогда не использовалось в Египте24. Впрочем, сатрап
обычно величался посредством фразы «наш господин». Первым
сатрапом рассматриваемого периода являлся назначенный Камбисом Арианд,
или Ариаванда, изгнанный после 522-го, восстановленный в 518-м и
низложенный около 496 г. до н. э. Его преемник, Ферендат, или Фарнадата,
известен только по трем демотическим письмам, адресованным ему
жрецами храма бога Хнума, в Элефантине, с прошениями урегулировать их
дела. Призывы к фараону и, следовательно, к сатрапу, были обычной
практикой во все периоды истории Египта25. Ферендат вполне мог лишиться
жизни в период смуты 486—485 гг. до н. э., при этом было бы интересно
выяснить, на чьей стороне он сражался. Вскоре после восшествия на
престол в ноябре 486 г. до н. э. Ксеркс посадил на эту должность своего
собственного брата Ахемена (Hahämanis). Восстание вскоре было усмирено.
Ахемен сражался во главе персидского отряда при Саламине, а погиб в
22 Личные имена Дария: В 920, 1: 7—9; В 811: 148, 154—155 (те, что приписывались Да-
рию П).
23 В 858: 298—301; о календаре при Камбисе см. краткую сводку в: В 860: 209,
примеч. 3.
24 Насчетpehäh см.: В 862А: 182 (вслед за Гриффитом). По поводу титула,
используемого в папирусе Райлендза IX (Pap. Rylands ГХ) (Papyrus Rylands ГХ, или «Жалоба Пете-
си», — демотический папирус № IX из коллекции Дж. Райлендза, хранящейся ныне в
Университетской библиотеке им. Дж. Райлендза в Манчестере. —А.3.), см.: В 908: 30—32;
этот титул относится, вероятно, к финансовому должностному лицу.
25 В 902. В демотических текстах появляется имя сатрапа: «Prndd, которому вверен
Египет», а также «Prnt господин». На самом деле это могли быть разные лица. См. ниже,
в самом конце главы, «Постскриптум 1985».

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
323
сражении против Инара при Папремисе (459 г. до н. э.). После этого
начались проблемы. Ктесий [FGrH 688 F 14, 38) упоминает сатрапа по имени
Сарсамас (возможны и другие произношения), поставленного на эту
должность полководцем Мегабизом после подавления указанного восстания.
Сарсамас обычно идентифицируется с хорошо известным сатрапом Арса-
мом, упоминаемым в арамейских документах с 428-го или, во всяком
случае, с 424 г. до н. э., в которых он, как представляется, тождествен тому
сатрапу, которого Ктесий именует Арксаном [FGrH 688 F 15, 50). Данное
произношение может отражать лежащее здесь в основе персидское имя
Arsäma. Промежуток времени велик, и поэтому лучше, может быть,
остановиться на загадочном имени Сарсамас и признать, что мы почти
ничего не знаем о сатрапах 460—430 гг. до н. э. С Арсамом арамейских
документов мы, по крайней мере, находимся на более надежной почве: в
нескольких письмах Нахтихора (Driver. AD 2, 3 и в других местах) он
упоминается как bar baytä, «сын [царского] дома», — использовано
словосочетание, часто употребляемое в связи с сатрапами Египта. Из пассажей
в элефантинской корреспонденции, что написаны во время отлучки
наместника в Персию (410—407/406 гг. до н. э.), следует, что его положение
в Египте было не очень надежным; известно, что он имел крупные
поместья в Вавилонии. Арсам, несомненно, оставался в должности либо
его в ней восстановили, что позволило ему оказать поддержку
перевороту, совершенному Дарием Π в 423 г. до н. э. Но даже и это не уберегло его
от вызова назад в Персию. Он мог скончаться еще до последнего
египетского восстания 404 г. до н. э.26. Частые отзывы Арсама, если таковые
имели место, обнажают, по крайней мере, одно препятствие на пути
наместника; другими обстоятельствами, осложнявшими жизнь сатрапа, было
распыление властных полномочий внутри областной администрации, а
также институт царских почтовых гонцов (αγγαροι), обеспечивавших
непрерывную доставку в столицу секретных сообщений27.
В подчинение персидским наместникам естественным образом
перешли существовавшие с незапамятных времен египетские провинции,
или номы. Впрочем, имеются свидетельства, что объединения номов в
более крупные области, случавшиеся в разные периоды, практиковались
также и при персах. В арамейских архивах из Элефантины часто
встречаются упоминания о некой области, называемой Tstrs, что, несомненно,
тождественно египетскому названию Тшетрэс, «Южный Регион», которое
обнаруживается в демотических текстах28. Очевидно, эта территория тя-
26 В целом об Арсаме см.: В 804: приложение 3; В 833: 394—397. Более ранний Арсам
был убит при Саламине (Эсхил. Персы. 36—37, 308; здесь он представлен как правитель
Мемфиса), но нет никаких оснований видеть в этой фигуре сатрапа; в персидской царской
семье это имя было весьма распространенным. Геродот (VH69) описывает некоего
Арсама, сына Дария I от его любимой жены Артистоны, командовавшего арабскими и
эфиопскими отрядами во время Саламинской битвы (см.: В 126: ПО). Эти два персонажа могли
быть одним и тем же человеком; но если даже он выжил в сражении, маловероятно, что
он идентичен Арсаму из писем Нахтихора.
27 В 155: 299.
28 Pap. Rylands IX, Pap. Berlin 3110 и др.; ср.: В 816: индекс к указанным местам.

324
Часть первая
нулась от Асуана вниз по течению реки до Арманта, совсем как саитское
pi tl rs — «Южная Земля». Фивы, видимо, также представляли собой
особую область. Вполне вероятно, что существовали и другие области.
Каждая провинция управлялась лицом с титулом фратарака (в арамейских
текстах: prtrk), который в общем соответствовал традиционному номарху
и был окружен целой армией других чиновников; особое положение при
нем занимал «царский писец», ответственный за регистрацию земельных
владений и вносимых податей, вполне, может быть, наделенный и
большей властью, нежели сам фратарака. Подобное должностное лицо могло
быть также приставлено и к самому сатрапу (Геродот. Ш.128).
Старая система управления страной должна была адаптироваться к
тому обстоятельству, что отныне доминирующей силой в Египте стали
чужеземцы. Рядом с сатрапом находился своего рода канцлер, обозначаемый
в арамейских текстах как becel tecem — «господин повеления (?)»; в
источниках появляются также следователи, призванные разбираться с
нескончаемым потоком жалоб, ответов на жалобы, канцелярской
документацией и взятками29. Такое должностное лицо называлось patifräsa или
frasaka — «судебный следователь». Каждый провинциальньш начальник,
находившийся в подчинении у сатрапа, имел свою собственную двойную
систему, одна часть которой предназначалась для коренных египтян,
другая — для чужеземцев. Как и в птолемеевской администрации, критерием
такого разделения, похоже, служил язык: письмо документов — либо
арамейское, либо демотическое. В этих текстах упоминаются «царские судьи»,
а также судьи сатрапии; здесь также встречаются tipati — своего рода
«начальники полицейского управления», и наводящие страх gausaka, —
вероятно, «уши» царя (ср.: Ксенофонт. Киропедия. УШ.2.10). Последние, как
кажется, вызывали ужас в большей степени у греков, нежели у персов.
В перечне сатрапий Египет значился шестым, и уплачиваемая им
ежегодная дань составляла 700 талантов (Геродот. Ш.91) — сумма, не
выглядящая неподъемной. Страна содержала как неперсидские воинские контин-
генты, так и персидских воинов (вероятно, корпус военачальников),
которые были расквартированы в Мемфисе, а также давала 120 тыс. мер
зерна, рыбные уловы с Меридского озера, некоторое количество соли и
нильскую воду для царского стола; последняя служила всего лишь
символом подчинения. Афиней (I.33f) добавляет красочную деталь: будто бы
малоизвестный город Анфилла в северной Дельте поставлял обувь,
пояса и вязальные спицы персидской царевне. Было ли это единичным
даром в момент царского визита или традицией, перенятой новыми
правителями? Складывается впечатление, что размеры этого обложения были
в целом тщательно выверены, чтобы извлечь максимум, не вызывая при
этом раздражения и чрезмерного негодования у местных жителей; во что
на самом деле выливался такой подход — уже другая тема.
Ответственность за сбор податей лежала на сатрапе.
29 По поводу административной системы вообще см.: В 830: 27—40; В 867: 28—61.
В работе В 103: 310—311 ЬЧ fm трактуется как чиновничья должность в пределах между
сатрапом и секретарем; ср.: В 389: 22—23; А 35: 10, примеч. 38.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
325
Египетская экономика была распределительной, и даже в
рассматриваемый нами период в ней с трудом приживалась чеканная монета.
Каждая персидская провинция, как и центральный двор, имела собственную
сокровищницу с непременной бюрократией, да и сам «царский дом»
действовал как центр сбора и распределения доходов, а также выдавал
месячные продуктовые пайки размещенным в регионе наемным воинам.
Отчеты хранились освященным веками египетским способом; один
папирус (Cowley. АР 26) представляет детализированную инвентарную опись
одного корабля вплоть до последнего гвоздя, нитки и планки. Известно
письмо, отправленное в Элефантину из Мигдола в Дельте, с описанием
некой группы людей, называемой pahüta30, которые отвечали за
определение размера выплаты некоторым членам еврейской военной колонии.
Двойственный характер администрации страны отражался в ее
монетарной системе. Фараоновская система металлических мер веса сохранилась,
ее стандартной единицей был de ben (около 91 г), делившийся на десять
ките (kite). Обычным [расчетным] металлом было серебро, хотя
соответствующее египетское слово еще не приобрело значения «деньги», что
произошло позднее. Словосочетание «вес Птаха», появляющееся даже в
некоторых арамейских документах, подразумевало гарантированную
храмом в Мемфисе систему стандартов, но делать вывод, что упомянутые
документы появились в период египетского правления, нет никаких
оснований — это просто согласованный способ определения стоимости.
Стандартной неегипетской единицей был шекель (shekel), хотя в Египте
циркулировала, как кажется, его финикийская, а не мидийская разновидность.
Шекель был несколько легче, чем египетская ките, и делился на сорок хал-
луринов (hallunn). Персидская мера веса карш (karsh) была внедрена в
эту систему в качестве грубого эквивалента десяти шекелей или примерно
такого же количества ките. Вес этих единиц определялся путем
взвешивания с использованием «царских камней» — указание на
правительственную систему весов. Греческие монеты появились в Египте, по крайней мере,
с 520 г. до н. э., и вплоть до конца рассматриваемого периода в
источниках упоминается статер, иногда определяемый как «серебро Иавана
(Ионии)». Это, несомненно, афинская тетрадрахма, или «сова», которая
равнялась двум шекелям использовавшегося в Египте стандарта; такими
монетами вполне могли производиться выплаты наемникам еще до
полагавшейся при вербовке проверки зубов и полного зачисления на службу31.
Впрочем, существует указание на то, что персидское правительство могло
пойти и далее: известны, по крайней мере, две тетрадрахмы с
демотической легендой «Артаксер<кс> Фараон» (рис. 23). Использование
демотического письма должно означать попытку способствовать обращению этих
денег по всей стране, при этом необходимо учитывать вероятность того,
что эти монеты следует датировать временем первой, а не второй персид-
30 В 815: № 14. В работе: В 810: 223—224 это слово воспринимается как множественное
число от pehäh, «наместник» (ср. выше, примеч. 24).
31 См. сводку данных в: В 867: 62—72, с приложением 1; а также: В 815: 80—81.

326
Часть первая
Рис. 23. Серебряная тетрадрахма со следами тестовых пропилов. (?)
IV в. до н. э. Аверс: голова Афины; реверс: сова с демотической
легендой «Артаксеркс, Фараон». Вес 17,07 г. (Копенгаген, происходит
из Ирака (?); публ. по: В 895: 5, ил. 1.7.)
ской оккупации32. Другим, и более успешным, новшеством было введение
artaba — персидской меры объема, «бушеля» (заменившей старую меру
oipe), равнявшейся шестидесяти hin. Данное слово (artaba) сохранилось в
современном египетском диалекте арабского33. Параллельные,
подобные этой, системы могли быть в своем повседневном применении более
простыми, нежели может показаться, хотя в реальности для таких
бинарных систем характерна конечно же определенная замысловатость.
В военном отношении оккупация также носила комплексный
характер. Исходя из указанного Геродотом количества поставлявшегося
Египтом продовольствия (Ш.91), можно предположить, что здесь содержалась
армия в 12 тыс. человек, но это лишь догадка; ясно, что основную часть
войска составляли наемники неперсидского происхождения.
Командирами были, как правило, иранцы, часть имен которых появляется в
папирусах. Крупные вельможи упоминаются довольно редко, и тем ценнее
любопытный текст, написанный на четырех языках и исходящий от
некоего Писсуфнеса (?), начальника большой казармы (?) Ксеркса.
Интересно, что здесь использовано и иероглифическое письмо34. К
рассматриваемому периоду может быть отнесен еще один документ — демотический
папирус, написанный египтянином Петамуном (Petamün) для армейского
командира в Мемфисе, носившего, возможно, имя Mithrahä35. Больше
информации можно извлечь из архивов колонии еврейских наемников в
Элефантине. Здешний начальник также носил иранское имя — это
известный Вайдранг (Видранга), который, видимо, в 420-м был
гарнизонным командиром, в 416-м — «начальником семи» (haftahopätä) и,
наконец, около 410 г. до н. э. — обладателем должности frataraka. Элефан-
тинский гарнизон (hayla) был разделен на два отряда-о^/ш (арамейское
слово; ед. ч. degel — своего рода батальон. — А.З.), которые в свою оче-
32 В 895. Недавние свидетельства дают основания для более поздней датировки.
33 В 793А: 128-131. О самом слове см.: В 889: 112-118.
34 В 873: текст 36 (почти нечитаемый).
35 В 897.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
327
редь также имели собственные подразделения (таких мелких войсковых
единиц в одном degel было 100, и назывались они по-арамейски mata. —
А.З). Каждый отряд-degel обозначался по главному офицеру, который
почти всегда носил персидское или вавилонское имя (если судить по
именам, упоминаемым в папирусах Элефантины. —А.З). Еврейская haylä
была размещена на острове самой Элефантины, тогда как
финикийский и арамейский контингенты были расквартированы в Сиене (др.-греч.
Συήνη — Сиена, самый южный город Верхнего Египта, недалеко от
границы с Эфиопией; совр. Асуан. — А.З), на противоположном берегу.
Общий командир {rob haylä) вполне мог иметь власть над значительной
частью Верхнего Египта — так, текст на одной интересной стеле из
Сиены говорит о строительной деятельности в седьмой год правления
Артаксеркса (июнь 458 г. до н. э.) какого-то гаЪ haylä, чье имя не сохранилось36.
Эти военные термины известны и из других мест, особенно из столицы;
сохранилась также страница из журнала оружейного склада в Мемфисе
(журнал датируется от 472/471 г. до н. э.)37.
Не следует забывать, что существовал также многочисленный
египетский военный класс, «воины» (μάχιμοι), которые могли
использоваться в качестве местной милиционной армии. Их значение ясно
обнаруживается в рассказе Геродота (П. 165—166), согласно которому их
насчитывалось 410 тыс. и владели они двумя третями Дельты, а также в
упоминании о них как об одном из трех классов, принимаемых в расчет в эдикте
Дария о кодификации национального египетского права. Исходя из
количества μάχιμοι можно предположить, что численность всего
военизированного населения доходила до 1,6 млн человек или даже более из
расчета, что в одном домохозяйстве проживало 4—5 человек38. Известно, что
в Сиене были размещены гарнизонные orpsyibi-degeltn,
укомплектованные египтянами, и не вызывает сомнений, что египтяне имели
возможность — и реально ею пользовались — сделать хорошую карьеру на военной
службе. Одним из таких успешных местных жителей был военачальник
Ахмоси (Амасис), известный благодаря двум стелам из Серапеума, на
одной из которых он утверждает, что вложил почтение к быку Апису «в
сердце каждого человека и всех чужеземцев, которые находились в
Египте», — отнюдь не малое достижение39. Достоин внимания также
архитектор Хнемибре, который служил при Дарий I и чьи военные титулы были
существенным дополнением к его работам по добыче камня в карьерах.
Он состоял в должности в заключительный год правления Амасиса, но
в 496—492 гг. до н. э. продолжал деятельность в Вади Хаммамат, к
востоку от Коптоса. Хнемибре относился к тем людям, которые извлекли для
36 Об этом тексте см.: В 867: 27, примеч. 107. В целом см. сводку в: В 830: 41—48.
37 В 778; по поводу даты: В 858: 295-298.
38 Поскольку воины владели более чем половиной сельскохозяйственной земли
Египта, подразумевается, что всё население составляло около 3 млн человек, но при этом
плотность жителей в городах должна была быть выше, чем в сельской местности. См.:
В 791: 76-92, а также: В 836А: 299-301.
39 В 873: № 6.

328
Часть первая
себя много пользы из присутствия персов40. Были и другие люди этого
типа, чьими надписями, относящимися к рассматриваемому времени,
особенно богат район Вади Хаммамат.
Многоязыкий характер ахеменидского Египта нигде не проявлен
лучше, чем в отчетах мемфисских верфей; эти документы сохранились в
некоторых фрагментированных арамейских папирусах, включая
недавно открытые тексты из Саккары41. Начиная с эпохи Нового царства
Мемфис служил главной верфью, а порты, как правило, носили
интернациональный характер. Контроль над военно-морским флотом оставался
всецело в руках сатрапа, перенявшего эти полномочия от «начальников
судоходства» — высокопоставленных должностных лиц Саисской династии.
Но почти неразрешимую проблему для чужеземной администрации
создавал один из египетских институтов. Речь идет о храмах. Последние
являлись конечно же крупными землевладельцами, причем из рассказа
Геродота складывается впечатление, что по общему количеству
принадлежавшей им земли они ненамного уступали классу воинов (μάχιμοι). По
правде говоря, в этом смысле храмы могли опережать последних.
Земельные владения даже таких плохо изученных святилищ, как храм Амо-
на в городе Теуджой, были, вероятно, немалыми, впечатляли и размеры
их движимого имущества. Имеются свидетельства об остром интересе пер
сидской администрации к делам святилищ. Это обнаруживается в
переписке с Ферендатом, а документ, известный как папирус Райлендза IX,
показывает некое должностное лицо, носившее титул lesönis, которое
действовало в качестве главы администрации и было ответственно перед
центральными властями. Такой порядок вещей не был ахеменидским
изобретением, но в рассматриваемый период он становится
общераспространенным. Мы уже знаем о попытке Камбиса обложить все храмы
податями и о том, какую неприязнь спровоцировала эта мера. Согласно
надписи, известной как «Стела сатрапа» 311 года до н. э., Ксеркс конфисковал
у храма в Буто, в северной Дельте, значительный земельный участок,
называвшийся «землей Эджо», который позднее был возвращен
святилищу малоизвестным фараоном Хабабашем. Имя Ксеркса не было даже
вписано в картуш42. Подобная участь постигла в четвертом столетии Та-
хоса и Артаксеркса Ш. Впрочем, персидские цари обладали, по-видимому,
правом осуществлять подобные конфискации, а некоторое
перераспределение земельных владений являлось частью персидской политики43.
Однако нормальное функционирование сельскохозяйственного сектора
должно было обладать приоритетом, так что правительство, вероятно,
неохотно вмешивалось в эту область. Геродот (П.99.3) обращает
внимание на впечатлившие его работы по укреплению плотин близ Мемфиса.
40 В 873: № 11-23. Общий обзор египетских источников: В 780: 147-153; В 30: 502-
528.
41 В 767; В 778; В 887: повсюду.
42 В 788. Позднейшие попытки исправить имена рассматриваемых царей
неубедительны.
43 В 717: 142-143.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до к э.
329
Замечательная подборка опубликованных в 1954 г. писем
показывает, как заботились, по крайней мере, об одном крупном поместье. Тексты
охватывают период 411—408 гг. до н. э., когда сатрап Арсам отлучался из
Египта в Сузы и Вавилон. Письма написаны на коже; они находились в
своего рода «дипломатической почте» и представляют собой переписку с
управленческим персоналом личных поместий сатрапа в Египте. Этими
владениями, главным образом в западной Дельте, заведовал египетский
управляющий (paqid), которым первоначально был некий Псамметих,
замененный вскоре Нахтихором. Последний представлял собой настолько
значительную персону, что обладал собственным ополчением. Он
чрезвычайно сильно напоминает Зенона, агента диойкета Аполлония43а, если не
принимать во внимание, что по происхождению Нахтихор был
египтянином. Также и другие персы предстают владельцами земельных поместий
и другого имущества в Египте: младший принц Варохи, который был,
вероятно, родственником Арсама, и должностное лицо по имени Варфиш,
имевший собственных слуг. Известен также некий вельможа по имени
Артавант, возможно, заместитель Арсама, действовавший от имени
сатрапа. Вообще весь этот архив бесценен44.
Самым информативным из всех сохранившихся от античного Египта
текстов является папирус Райлендза IX (Papyrus Rylands IX), известный
как «Жалоба Петеси». По случайному совпадению, этот документ
происходит из того же места, что и знаменитый текст «Невзгоды Уну-Амона», —
из деревни Эль-Хиба Среднего Египта. Перескакивающий с одного
предмета на другой демотический текст занимает двадцать пять колонок и
начинается с событий девятого года правления Дария I (513 г. до н. э.),
когда некий гость Ахмоси, хозяин кораблей, прибывает в Теуджой (Эль-
Хиба) и настойчиво требует своей доли от доходов храма. В результате
начинается расследование, которое касается прежде всего Петеси —
престарелого рассказчика, чьи семейные дела привели к банкротству целой
общины. Спор между предками Петеси и местными жрецами,
начавшийся еще в 661 г. до н. э., приобрел характер кровной мести, которая давала
о себе знать еще и в описываемое время. Петеси обращается либо к
сатрапу, по-видимому, к Арианду, либо к его советнику, и это повествование
вводит нас в мир взяточничества, поджогов, пристрастных мнений,
коррумпированных чиновников, допросов под пыткой и бесконечной судебной
волокиты; текст содержит только жалобу Петеси, так что исход дела нам
неясен. Возникает ощущение, что обветшавшая административная
система, о которой рассказывает папирус Райлендза, переживала последнюю
стадию деградации, но при этом время действия соответствует высшей
точке развития ахеменидского Египта; кроме того, существует немало
параллелей и в других египетских литературных текстах, благодаря
которым мы понимаем, что перед нами предстает здесь вечный Египет. Этот
приводящий в ярость бюрократический хаос, изрядно сдобренный
крючкотворством и пустыми обещаниями, смягчался некоторым сочувствием
43а См.: CAHWI: 366-369.
Driver. AD: повсюду.

330
Часть первая
к страданиям человека. Прежде всего, данная система поставила
завоевателя перед жестким выбором: воспринять ее или отказаться от нее.
Ахемениды отказались. Весь папирус полон многозначащими деталями:
отметим характерное для сатрапского двора открытое презрение к
южанам. Это вообще было свойственно Египту, но пассаж, о котором идет
речь, может объяснить, почему должностные лица огромной мемфис-
ской администрации молча соглашались с постепенным упадком Фив, что
само по себе является характерной чертой рассматриваемого периода45.
Исключить египтян из системы управления было, по всей видимости,
нереально, даже если кто-то этого и хотел. В первый период оккупации
знания местных специалистов были жизненно необходимы, в
особенности в сельскохозяйственных и религиозных делах. Мы уже встречались с
Уджахор-ресенетом, военачальниками Ахмоси и Хнемибре, можем
вспомнить также египтян, отважно сражавшихся при Саламине. Особый
интерес вызывает начальник сокровипщипы Птаххотеп, чья статуя,
хранящаяся в Бруклине, изображает его в характерных для египетского
вельможи одеждах, но при этом с персидским ожерельем, которое могло быть
подарено ему монархом в благодарность за что-то (см.: Том иллюстраций:
ил. 58). Птаххотеп также известен по надписи на стеле в Серапеуме,
относящейся к тридцать четвертому году правления Дария, когда этого
египтянина уже вряд ли можно было назвать пособником захватчиков46.
Одновременно с этим шел другой вызывавший опасения Камбиса
процесс — оегипечение завоевателей. Яркий тому пример — два брата,
носившие имена Атийявахи и Арийяврата, чьи надписи были вырезаны
на камне в Вади Хаммамат. Атийявахи, названный сыном Аршама и
некой персидской (?) женщины по имени Канджу, являлся saris9 ом Персии
и наместником в Коптосе47. В период с 486 по 473 г. до н. э. он
неоднократно наведывался в Вади Хаммамат, тогда как его младший брат
посещал данное место в 461—449 гг. до н. э. В последнем случае
словосочетание «saris Персии» заменено египетским переводом, и сам Арийяврата
назван теперь египетским именем Джехо, или Тахос48, что было
характерно для некоторых групп населения, считавших себя царскими
служащими. Факт же усвоения этого обычая персидским магнатом удивителен.
Своего рода ползучая египтизация обнаруживается также в некоторых
арамейских письмах, особенно в их начальных формулировках. Вот один
из примеров: «Моего господина Митравахишту приветствует твой слуга
Пахим; пусть мой господин будет жив, счастлив и безмерно
благоденствует»49.
45 В 816, Ш: 60-112; В 915: повсюду; В 780: 174-176. О презрении к южанам: В 816,
Ш: 86, примеч. 6; В 915: 265-267.
46 В 794.
47 Слово «saris» иногда переводят как «евнух», хотя оно, кажется, ближе к турецкому
«паша». На одном посвящении существительное Pshrs, «saris», принимается как обозначение
отца дарителя (В 885: 95—96), и в данном случае общепринятый перевод, очевидно, не
годится.
48 В 873, № 24-34; В 858: 287-288.
49 Cowley. АР 70.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
331
Ахеменидский Египет был весьма космополитичным государством.
Что касается персов, то мы с ними уже встречались в письмах Арсама и
в еврейских архивах. На погребальной стеле, ныне хранящейся в
Берлине, изображен некий иностранец в «мидийской» одежде, которого
скорбящие женщины готовят к погребению, и, хотя этот памятник
датируется началом нашего периода, в изображении много сходства с
памятниками Атийявахи и его брата (рис. 24)50. Художником, видимо, был
какой-то восточный грек. Большинство иранцев состояли в Египте на
военных должностях, поэтому не случайно слово «matoi», «мидиец»,
регулярно использовалось в позднем египетском языке в значении «солдат»51.
Рис. 24. Стела из Митрахине (Мемфис) с изображением погребальной
сцены с неким иноземцем и плакальщиками, а также двумя «душами-
птицами» в форме сирен, сидящих над гробом. Ок. 500 г. до н. э.
Высота 0,23 м. (Берлин, Египетский музей, 23721; публ. по: Bissing, von F.W.
ZDMG 84 (1930): ил. 1; а также: Parlasca К Staatl. Mus. Berlin Forsch, и.
Berichte 14 (1972): ил. 3.1.)
Другой группой населения, находившейся в Египте с военными и
коммерческими целями, были ионийцы. В этой стране они проживали со
времен правления Псамметиха I, будучи призваны в качестве наемников,
в Мемфисе же они были размещены почти за пятьдесят лет до
завоевания Египта. В других городах также могло жить довольно много
греков, особенно в Навкратисе, в Дельте, а также и в других менее
известных населенных пунктах, поскольку торговая деятельность более не
подвергалась ограничениям52. С ионийцами были тесно связаны карий-
50 Восточный Берлин 23721, стела рассмотрена Николсом в: В 843: 66—67 — он относит
ее к 510—482 гг. до н. э.
51 В 889: 124-131.
52 С 5: 33—34. Об использовавшихся в Египте формах слова, обозначавшего ионийцев
(Yawamn, Weyeriin), см.: В 889: 131—133.

332
Часть первая
цы, прибывшие сюда в то же самое время и имевшие с ними одну судьбу,
которая теперь может быть документирована с помощью
замечательных стел из Саккары, раскопанных Египетским археологическим
обществом (Egypt Exploration Society). Эти стелы, вероятно, были
изготовлены в греческих мастерских Мемфиса53. Недавно обнаружено
свидетельство тому, что карийцы были самым непосредственным образом
вовлечены в военно-морские дела: удачное исправление в одном арамейском
тексте заставляет понимать фразу «nwpty^zy krky^» не как «капитаны из
крепости Карх», а как «капитаны карийцев»54. Карийцы появляются и в
некоторых новых саккарских папирусах. Имеется также карийское
посвящение на бронзовом льве, явно выполненном в ахеменидской
художественной манере и происходящем из какого-то неизвестного святилища в
Египте55.
Кроме того, Мемфис был местом обетования самой крупной
финикийской общины в Египте, φοινικαιγύπτιοι (финикоегиптяне — лица
смешанного финикийско-египетского происхождения; см., напр.: PSI,
том 5, папирус 531, стрк. 1 (папирус Ш в. до н. э.). —А.З.), хотя
финикийцы проживали и в иных крупных городах, таких как Сиена. О
финикийской общине здесь известно благодаря погребальным стелам,
обнаруженным в некрополях к югу от Саккары и в других местах; сохранился
превосходный экземпляр такого рода памятников — египтизированная стела
Абы и Ахатбу, которая датируется четвертым годом правления Ксеркса
(482 г. до н. э.) и имеет иероглифические надписи, как и некоторые другие
подобные карийские памятники56. С названием «финикийцы»
ассоциируется обширная группа лиц, говоривших на арамейском. Этих людей
привлекали богатства Нильской долины и удобные линии коммуникаций,
поддерживавшиеся оккупационными силами. Живая картина этих
национальных групп возникает благодаря гермопольским письмам,
обнаруженным в одной из галерей ибисов, неподалеку от города Туна эль-Джебель
в Среднем Египте (в катакомбных галереях у этого поселения
захоронены тысячи мумий священных животных бога Тота — ибисов и
павианов. —А.З.). Данные тексты были обнаружены поблизости от
раскрашенного деревянного алтаря с картушами одного из Дариев. Письма
происходят из сирийской или даже месопотамской колонии, существовавшей
в самом Мемфисе либо около него; восемь были направлены в
родственную колонию в Сиене, а еще шесть — каким-то жителям Опи, или
Луксора. Вся эта коллекция была, видимо, оставлена в Гермополе. Из
упомянутой общины в Сиене известны также стелы, саркофаги и статуи с
надписями, здесь существовали культы Набу, Банит, Бетхел и Малкат-
шемайин, «Царицы Небес»; за этим, последним, титулованием могла
скрываться Анат или Иштар57 (А н а т — сирийско-палестинская богиня охо-
53 В 845: повсюду.
54 В 722: 410-411. Текст: Cowley. АР 26: [2-3], 8.
55 В 842 — здесь этот памятник датирован временем ок. 500 г. до н. э.
56 В 843: 66-67.
57 В 821. Гермопольские папирусы (В 787) переизданы в: В 815; TSSITL: № 27.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
333
ты и войны; ее культ распространился в Египте в период ХУШ династии;
Иштар — аккадская богиня плодородия и плотской любви, войны и
распри, олицетворение планеты Венеры. —А.З). Письмо из Эль-Хиба —
места, изображенного в папирусе Райлендза IX (papyrus Rylands IX) в
весьма мрачных красках, — упоминает проживавших здесь эламитов, кили-
кийцев и мидийцев58, а в папирусе из Саккары среди египетских имен в
изобилии обнаруживаются иноземные имена59. Журнал мемфисского
арсенала знакомит нас даже с моабитскими именами; кроме того,
опубликована одна ликийская надпись из Египта. Хотя мы пребываем в царстве
неясности, царство это очень интересно, и в этой связи стоит вспомнить
клад серебряных чаш, найденный в Телль-эль-Масхута, близ Исмаилии,
египетской Тджеку (см.: Том иллюстраций: ил. 93). Один из этих кладов
был посвящен правителем североарабского царства Кедар богине Хани-
лат. Датировка 400 годом до н. э. или несколько более ранним временем
определяется по сопутствующим афинским тетрадрахмам, а некоторые
серебряные чаши представляют собой особое явление в искусстве
рассматриваемого периода60. В источниках встречаются и другие «арабские»
племена, такие как агреи восточной пустыни [ΑγραΤοι, см.: Страбон. XVI.4.2],
и, кроме того, нам не следует забывать о нубийцах, присутствие которых
в Египте было настолько привычно, что в текстах их национальность
обычно вообще не фиксируется. Причиной часто отмечаемой ксенофобии
египтян было, по всей видимости, то, что им приходилось иметь дело со
слишком большим количеством чужеземцев, а не то, что они не знали
никого из соседних народов.
Отношение египтян к иноземному завоеванию было сложным:
ущемленное чувство собственного достоинства смешивалось с
предубеждениями, происходившими из осознания своего культурного превосходства, а
также со стремлением уйти в религию. Вполне корыстные интересы
также были важным фактором. Так, Уджахор-ресенет и Птаххотеп смогли
извлечь большую личную выгоду из завоевания, сохранив при этом
собственное представление о добре и зле. Известны даже египетские слуги,
работавшие на еврейских хозяев в Элефантине. Обычным делом были
смешанные браки между мужчинами из чужеземных общин в Египте и
египтянками; женщин в этом случае, естественно, никто не спрашивал о
согласии. Кроме того, у египтян различение «свой — чужой» носило не расовый
или этнический, а сугубо культурный характер: любой, кто говорил и вел
себя по-египетски, считался египтянином, независимо от происхождения.
Тем не менее мечта о свободе — это не просто врожденное свойство
каждого человека; она становится еще и спасительным прибежищем, когда
ничего другого не остается. Египтяне ахеменидского периода осознанно
возрождали помпезные имена, заимствуя их у царей Саисской династии,
не гнушаясь даже именем непопулярного фараона Нехо61. Не известно ни
одного случая, чтобы египтянина назвали в честь прославленных Ксерк-
58 В 851 — здесь издание Бресциани исправлено.
59 В 767. Строка б упоминает «дань от haylä».
60 В 875 {TSSIП: № 25); ср.: В 894. ' б1 В 777: 81.

334
Часть первая
са или Дария. Карийцы, напротив, перестали использовать имя Псамме-
тих. Нанести национальные или культурные обиды при желании очень
легко: Сет в тексте позднейшей мистерии, найденном в Эдфу,
оскорбляет Гора, назвав его мидийцем, а в тексте: Cowley. АР 37 местный
управляющий презрительно называется египтянами маздеем (впрочем, такой
перевод оспаривается).
Заключительная часть рассматриваемого периода отмечена
национальными восстаниями. Первое вспыхнуло, по всей видимости, в 486 г.
до н. э. и обычно считается одним из последствий Марафонского
сражения; однако главным фактором здесь была, вероятно, ожидаемая смена
правителя. Новый сатрап, Ахемен, подавил этот бунт, что явилось
прологом к политике массовых репрессий (Геродот. VÜ.8), которая в свою
очередь послужила причиной еще больших проблем. В начале правления
Артаксеркса I (ок. 463—462 гг. до н. э.) вспыхнули беспорядки в
западной Дельте, в месте расположения древней царской столицы, к тому же
в центре влияния воинов египетского происхождения. Лидером
восстания был ливийский вождь Инар (имя, которое могло быть выбрано
преднамеренно — Инаром звали сына Псамметиха), а призыв к Афинам,
общепризнанному источнику высококвалифицированной военной силы,
привел к переброске афинского флота от Кипра к Египту (459 г. до н. э.).
После продолжительной осады Мемфис был взят, хотя сама цитадель
осталась в руках персов и симпатизировавших им местных жителей (Фу-
кидид. 1.104). В битве при стратегически важном Папремисе, в западной
Дельте, погиб сатрап Ахемен, но было понятно, что Инар так и не
получил широкой народной поддержки, без чего окончательная победа
оставалась недостижимой. Мегабиз, наместник Сирии, отбил Мемфис для
Великого Царя и блокировал Инара вместе с греческим флотом у острова
Просопитида (Фукидид. 1.109). Несколько беженцев из Мемфиса и
прибывшие на подмогу свежие афинские силы, войдя в Мендесийский
рукав Нила и еще не зная об изменившихся обстоятельствах, были
уничтожены новым сатрапом Арсамом, или Сарсамасом (454 г. до н. э.). Инар
был доставлен в Персию и впоследствии казнен; впрочем, информация
о том, что на какой-то выгравированной печати он изображен
распростертым перед стопами Великого Царя, является, к сожалению, фиктивной.
Бунт был подавлен, но сыновей Инара и его товарища Амиртея царь
восстановил в прежнем положении в областях, ранее подвластных их отцу;
согласно Геродоту (Ш.15), таков был персидский обычай, но это больше
похоже на проявление слабости. Каллиев мир 449 г. до н. э. вполне мог
придать персам уверенность, позволившую им проявлять великодушие62. Инар,
носивший египетское имя, стал героем более позднего демотического
эпоса, но на какую-то связь с реальными событиями указывают лишь имя
этого легендарного персонажа и воинственная атмосфера повествования63.
62 В 824: 69—73. См. также источники, собранные в: В 804: 92—96.
63 Инар в древнеегипетском языке — 4rt-n-Hr-r-w, «глаз Гора напротив них»; Амир-
тей — Чтп-i.ir-di-s, «Амон дает ему». Два сына, Паусирис и Таннирас, — Р-п- Wsir, «он
Осириса», и, возможно, *Tl-n-nl-whrw, «отпрыск [священных] гончих».

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
335
Амиртей продолжал оказывать сопротивление вплоть до 449 г. до н. э., а
другой правитель, известный как Псамметих, отправил в 445/444 г. до н. э.
значительное количество зерна в Афины; данный факт уже сам по себе
говорит о том, что этот местный властитель был свободен в своих
действиях64. Для рассматриваемого периода известно несколько
представителей династии Псамметихов, но авторы «Lexikon der Ägyptologie»
(семитомная египтологическая энциклопедия на немецком языке,
выходила с 1971 по 1992 г. —А.З.), включая их всех в царский список, проявляют
излишний оптимизм, поскольку ясно, что не все они могли претендовать
на титул царей Египта.
Создается ощущение, что с 411 г. до н. э. Египет, воспользовавшись
нараставшими у персов проблемами, быстро возвращал себе
независимость; впрочем, о деталях этого процесса мы осведомлены очень плохо.
Известно, что завершился он в 404 г. до н. э. восстанием Амиртея,
второго деятеля с таким именем. Лидеры повстанцев, за исключением этого
последнего, в целом не пользовались популярностью у населения; египтяне
сражались в Мемфисе против Инара, при этом документов,
датированных по вождям восстания, совсем немного, если они вообще когда-либо
существовали, а надписи из Вади Хаммамат показывают, что Верхний
Египет не был затронут мятежом. По сути, главари бунтовщиков
походят, скорее, на недовольных воинов, возможно, с какими-то личными
обидами, нежели на лидеров подлинного «освободительного движения»,
однако их альянс с иноземной силой, Афинами, сам по себе являлся
постоянным источником проблем для Персидской державы в целом.
Другим эпизодом, который на первый и не очень глубокий взгляд
мог быть связан с нелюбовью египтян к иноземцам, является известное
разрушение еврейского храма на острове Элефантине в июле или
августе 410 г. до н. э. Однако и в данном случае истинные причины были,
конечно, более сложными. Изначально состоявшая из наемников,
еврейская община Элефантины возникла, вероятно, в эпоху Саисской
династии. Жили эти люди в северной части острова, в своем собственном
квартале и со своим храмом Яхве, бога Ветхого Завета. Несмотря на некоторую
культурную исключительность, отмеченную как в «Истории» Геродота
(П.41), так и в рассказе об Иосифе (Книга Бытия. 43: 32), отношения с
египтянами должны были быть достаточно хорошими; в еврейской
общине появлялись египетские слуги и, по всей видимости, даже
жены-египтянки, хотя, быть может, не так часто, как в других еврейских
поселениях65. Некоторые моменты свидетельствуют о том, что эта колония не
была вполне ортодоксальной, по крайней мере, в том смысле, в каком это
понималось позднее. Так, здесь наряду с культом Яхве допускалось
поклонение некоторым второстепенным божествам, таким как Бетхел и
его супруга66. Поэтому вряд ли здешние евреи состояли в непримиримом
64 В 824: 73; В 835,1: 49.
65 Ср., напр.: В 867: гл. 5, а также с. 248-252.
66 В 830: 83-99.

336
Часть первая
конфликте с обществом, в котором жили, хотя они наподобие египтян
вполне могли испытывать чувство превосходства над некоторыми из
своих соседей. Конечно, принесение евреями ягнят в жертву своему богу
в городе, где поклонялись Хнуму, божеству в виде барана, было, мягко
говоря, не вполне уместным; с другой стороны, трудно понять, почему
египтяне ждали полтора столетия, прежде чем обидеться на такое
оскорбление. Но в случае необходимости это, конечно, могло стать поводом для
конфликта. Другим источником разногласий мог послужить обычный
проперсидский настрой евреев — естественная реакция на обстоятельства
их жизни в Египте. Община даже хранила видавшую виды арамейскую
копию Дариевой автобиографии, с которой позднее была сделана новая,
полная лакун копия; интерес персидских царей к еврейской религии
обнаруживается вместе с тем не только в обстоятельствах жизни Ездры и
Неемии, но и в арамейском папирусе (Cowley. АР 21), сохранившем
адресованное этой колонии распоряжение Дария Π по регламентации
обрядов еврейской Пасхи и праздника Мацы (маца (др.-евр.), или
опресноки, — пасхальный хлеб у иудеев в виде тонких сухих лепешек из
пшеничной муки. — А.З.). Документ этот появился в 419 г. до н. э., возможно,
после реформирования данного культа в Палестине. Означенное
сближение евреев с персами могло стать для первых своего рода стигмой,
клеймом позора, особенно в период охвативших Египет волнений. Свою роль
в этих событиях должны были сыграть, конечно, и какие-то сугубо
местные обстоятельства (например, лето 410 г. до н. э. выдалось в Элефантине
необычайно жарким даже для этой местности), однако сказанного
достаточно для уяснения того факта, что разрушение храма в Элефантине не
следует рассматривать как пример «местной революции». Невозможно
отрицать, что подобные инциденты способствовали росту осознания эле-
фантинцами собственной самобытности.
Обстоятельства этого события изложены в папирусе: Cowley. АР 30.
Воспользовавшись отлучкой сатрапа в Персию, египтяне склонили
наместника с труднопроизносимым именем Вайдранг (или Видранга) помочь
им в деле осквернения и ограбления храма. Вайдранг изображен в
тексте как настоящий изверг, в реальности же он был, вероятно, утомленным
жизненными обстоятельствами чиновником, желавшим мира и
спокойствия, который в критический для персов момент и при отсутствии ясных
указаний сверху предпочел испортить отношения с меньшинством, а не с
большинством подчиненных ему лиц. Тем не менее евреи, надев
власяницы, молились. Дело кончилось тем, что «псы сорвали сандалии с его ног».
Новейшие издатели предпочитают такой перевод: «<...> так что собака
Вайдранга унесла знаки его власти»67. Евреи обратились к Багою (Багохи),
наместнику Иудеи, тоже, возможно, еврею, и меры были приняты. Ответ
Багоя (Cowley. АР 32) — шедевр дипломатического искусства: напоминается
прежнее — до завоевания — состояние святилища; высказывание о Вайд-
ранге носит презрительный характер (но не более того); одобряется вос-
В 830: 105, примеч. 15; В 815: 410, примеч. s.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
337
становление храма; предписывается совершать жертвоприношения, но
без животных, что весьма любопытно. Последний компромисс был
предложен уже египетскими евреями. Всё завершилось счастливым исходом,
но господство персов уже почти закончилось, а вместе с ним оборвалась
и история элефантинских архивов.
Но нам интересны не только арамейские папирусы. Именно в ахеме-
нидский период возрастает количество демотических документов, столь
характерных для более позднего Египта, когда в них отражались
всевозможные аспекты его повседневной жизни. Выше уже упоминались
письма к должностным лицам, такие как переписка Ферендата и парирус
Райлендза К; кроме того, отмечен рост числа правовых документов и
семейных архивов, в которых фиксировались продажи, квитанции,
передачи прав, контракты о найме, заключения браков, разводы и личные
памятные записки. Для этих текстов характерна более высокая степень
правовой абстракции, чем для нескольких документов, сохранившихся
от раннего времени; общество, образ которого возникает из этих
источников, в целом не очень сильно отличается от того, какое мы
обнаруживаем в четвертом столетии до н. э., хотя списки призванных в суд
свидетелей по-прежнему редки, а само их присутствие выглядит
необязательным, и хотя не найдено никаких образцов документов об оплате услуг
или о постоянном обмене услугами (что, впрочем, может объясняться
лишь фактором случайности). Сюда следует добавить недавно
обнаруженные саккарские тексты — великолепный брачный документ,
датируемый одиннадцатым годом правления Дария, и интересную запись о
самопродаже или о сдаче себя в наем храму — практика, ранее не
известная вплоть до гораздо более позднего времени. Эти демотические
правовые тексты сосуществуют с таким же корпусом арамейских документов,
так что закономерно встает вопрос, с чьей стороны шло влияние. Многие
стандартные легальные формулы в демотических документах, как,
например, «ты удовлетворил мое сердце (совершив платеж и т. п.)»,
существуют также и на арамейском языке и, как представляется, имеют в
Месопотамии долгую историю, но самый глубокий вывод, который можно
сделать, состоит в том, что обе письменные традиции [, демотическая и
арамейская,] применялись теперь к одному и тому же обществу, а также и
в том, что на протяжении всего рассматриваемого нами периода они
творчески воздействовали одна на другую68. В эту эпоху, надо полагать, также
сформировалось большое число арамейских и несколько меньше
персидских слов, позднее вошедших в коптский язык; сасанидский период
слишком краткий и слишком поздний для такой задачи69.
Для египетской реакции на завоевание характерна смесь некоего
окостенения, с одной стороны, и усердного заимствования — с другой.
Консервация основ социальной жизни проявлялась в стремлении к преемству и
в усилении наследственного принципа, хотя это была лишь тенденция, а
не жесткое правило, как предполагал Геродот (VI.60). На посвящавших-
68 В 853: гл. 6. Для всего этого издания характерны весьма обоснованные выводы.
69 Перечни соответствующих слов: В 793: 377—383.

338
Часть первая
ся богам статуях и на других подобных объектах всё чаще появлялись
генеалогии дарителя, и такое умонастроение пронизывает эпизод со
статуями жрецов, о котором не без самоиронии рассказывает Геродот (П. 143).
В предыдущем параграфе историк говорит oll 340 годах египетской
истории — согласно утверждениям жрецов. Это очень похоже на реакцию
культуры, которая чувствовала себя экспонатом на выставке или даже
ощущала себя в опасности. При этом не является простым совпадением
то обстоятельство, что при оккупации усилились именно те черты
египетской религии, которые египтянами осознавались как присущие только им
одним. Новое ревностное служение Осирису и богине Исиде могло быть
одной из этих черт, но еще более явственным признаком времени
выступает сосредоточенность на анималистических культах. Процветает культ
Аписа, сохраняется и, вероятно, развивается обычай захоронений
матерей-коров этого божества; один остракон из Саккары позволяет увидеть
некоего египтянина, взывающего с мольбой к Исиде, матери Аписа, чтобы
она встала на его сторону, против какого-то перса по имени Багафарна
(Мегаферна), набравшегося наглости войти в доверие к супругу богини.
Неизвестно, чем закончилась эта космическая дуэль, но Багафарна явно
был не единственным чужеземцем, не устоявшим перед обаянием
тщательно лелеемой египтянами религии. Мы уже видели, как военачальник Ах-
моси вкладывал в сердце каждого посещавшего Египет гостя глубокое
почтение к мистериям Аписа, а некий человек по имени Хархеби, отец
которого носил наполовину персидское имя, сделал, по обету, бронзовое
посвящение быку-богу (вероятно, в 469 г. до н. э.)70.
Впрочем, свидетельства об этом феномене не ограничиваются
одними только египетскими текстами. Арамейские источники также
фиксируют значительное количество иностранцев, делавших посвящения
египетским богам. В мире, где религиозная исключительность не являлась
идеалом, это не казалось удивительным, причем данное явление вовсе
не означало, что эти чужаки забывали своих собственных богов. Иногда
подобные приношения египетским божествам совершались лишь в связи
с конкретным визитом. Письмо от 417 г. до н. э. сообщает, как «на третий
день [месяца] Кислев, или одиннадцатый день Тога, в седьмой год Дария-
царя, сидонец Абдбаал, сын Абдседека, предстал со своим братом Асдру-
баалом в Абидосе Осирису, великому богу»71. Речь, видимо, идет о
паломничестве, поскольку не существовало никаких экономических причин для
посещения Абидоса, при этом в тамошнем храме Осириса обнаружено
большое количество граффити, оставленных благочестивыми
посетителями на нескольких языках. О синкретизме гермопольских писем уже
упоминалось. Другими проявлениями религиозного чувства являются
остракон из Элефантины, в котором говорится о сне или видении72, а также
странный текст, написанный на редко посещавшейся гробнице в Шейх-
Фадл, в Среднем Египте; текст этот, возможно, имеет исторический ха-
В 885, хотя датировка не может быть признана надежной.
В 815: № 83; TSSI Π: № 29. 72 В 815: № 21; TSSIП: № 26.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
339
рактер — как представляется, он упоминает Тахарку и некоторых
фараонов Саисской династии, — но в данном контексте он мог быть и
документом религиозного назначения73. Кроме того, в некоторых случаях, в
особенности в связи с арамейскими погребальными стелами, создается
ощущение, что епштизация пошла еще дальше. Уже обсуждавшаяся нами
стела Абы и Ахатбу содержала благодарственную молитву перед
Осирисом; известны и другие примеры данной практики74. При захоронении
в чужой стране, очевидно, необходимо было обращаться к богам данного
места, но в таком тексте, как стела из Карпентраса, явно отражено нечто
большее. Арамейский текст гласит: «Будь благословенна Таба, дочь Та-
хапи, ревностная поклонница бога Осириса. Не содеяла она никакого
греха, никакой явной лжи не возвела ни на одного человека. Будь
благословенна перед Осирисом; получи воду от Осириса. Служи господину
двойной Истины (nrnty) и живи среди тех, кому он благоволит (hsy)»75.
Мать этой девушки была египтянкой, да и выделенные у нас
курсивом слова — также чисто египетские. Использование слова hsy может
означать, что Таба утонула в Ниле. Стела очевидным образом включает
«исповедь отрицания» перед Осирисом, известную по «Книге мертвых»
(«Исповедь отрицания», составляющую одну из глав «Книги мертвых»,
произносит усопший на загробном суде перед восседающим на троне
Осирисом: «Я не чинил зла людям; я не нанес ущерба скоту; я не
совершил греха в месте Истины; <...> я не кощунствовал; я не поднимал руку на
слабого» и т. д. — А.З.), и датируется концом рассматриваемого периода.
Имеются ясные признаки того, что одновременно с приобщением
чужеземцев к египетской религии сами египтяне начали всерьез
задумываться об иностранной культуре, в особенности месопотамской. Здесь
заимствование продвинулось, очевидно, достаточно далеко.
Демотический папирус, ныне хранящийся в Вене и датируемый римским периодом,
содержит серию предсказаний, основанных на затмениях и появлениях
луны, в чем безошибочно угадывается вавилонское влияние. Более чем
вероятно, что оригинальный текст этого памятника был ахеменидским; не
исключено, что Дарий I также упоминался в этом тексте, который,
вероятно, был датирован задним числом и отнесен к 482 г. до н. э.76. Также и
в математической сфере, плохо известной непосвященным, позднейшая
египетская литература, по всей видимости, очень многое заимствовала
из Месопотамии, как, например, так называемую теорему Пифагора77.
Одним из наиболее характерных заимствований этого периода была
астрология, которая пустила глубокие корни в своем новом доме78.
Как бы то ни было, самым замечательным и до сих пор в некотором
смысле загадочным остается арамейский текст, хранящийся ныне в Биб-
73 В 768; В 501: 40—41. Требуется новая публикация этого текста, если он еще
существует.
74 Напр., Тумма, дочь Боконринефа; В 834.
75 В 815: № 86; В 892. 7б В 861: 29-30.
77 В 864; о математических задачах — на с. 24—31.
78 В 801.

340
Часть первая
лиотеке Пьерпонта Моргана (Pierpont Morgan Library), в Нью-Йорке. Он
занимает двадцать две колонки и производит впечатление детально
разработанного сборника магических формул, касающихся как божеств из
северной Сирии, так и некоторых других явно месопотамского
происхождения. Текст этот, впрочем, написан демотическим письмом и
довольно искусно адаптирован к арамейскому языку. Почерк, напротив, выдает
неегипетскую руку. Использование демотического письма предполагает,
вероятно, что данный текст предназначался для декламации египтянами,
однако, пока он не будет опубликован полностью, сказать еще что-то по
его поводу невозможно. Тем не менее документ этот определенно один из
наиболее интригующих продуктов рассматриваемого нами периода79.
Если учитывать более широкий контекст, то следует заметить, что
некоторые колофоны (колофон — текст на последней странице
рукописи, содержащий ее название, сведения об авторе, месте и времени
создания и проч. —А.3) в конце прошений или документов о дарении
обнаруживают определенное влияние со стороны идей, заимствованных в
персидский период, а в древнеегипетской литературе известен, по крайней
мере, один очевидный пример этого. Демотический ученый текст Анх-
шешонки содержит введение и в целом обладает структурой, основанной
на истории Ахикара (последняя сохранилась на арамейском языке среди
документов еврейских архивов из Элефантины). Данная работа имела
хождение еще и в римском Египте80. Наличествуют также признаки того,
что еще одна литературная работа, написанная демотическим письмом,
а именно рассказ о Ненеферкасокаре и чародеях, «пропитана»
характерным ахеменидским ароматом81. Здесь мы видим нечто более глубокое, чем
просто случайное копирование привлекательных идей. В поздний
период Египет действовал как великий поглотитель чужеземных
изобретений, которые он перетолковывал на свой лад и некоторым образом
усовершенствовал, пока не начинало казаться, что именно он и был их
настоящей родиной. Всё это аналогично тем настойчивым утверждениям об
уникальной истории данной страны, о которых мы уже говорили и
которые звучали чрезвычайно убедительно. Ко времени Римской империи
религиозная традиция Египта по-прежнему сохраняла жизненную силу,
тогда как соответствующие традиции Финикии, Вавилонии и даже
Греции уже отживали свой век.
Об искусстве Египта можно сказать не очень много. Определенно
отмечается прогресс в сфере реалистической скульптуры, что могло быть
79 Предварительные замечания: В 779; В 855. В работе: В 155: 463—465 предпочтение
отдано более поздней датировке, но ахеменидское влияние по-прежнему не может
вызывать сомнений.
80 В 812, ХП — здесь представлены иные основания для ахеменидской или несколько
более поздней датировки. Насчет Ахикары см.: В 797: 204-248; В 830: 97-99; В 902А: 962.
С другой стороны, документ, опубликованный в: Cowley. АР 71, представляет собой очень
интересный литературный или пророческий текст, создающий впечатление перевода с
египетского.
81 В 904.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э. 341
частью традиции, рассматривавшей храмовое изваяние божества,
окруженное своими предками или равными ему божествами, как
естественный символ стабильности; в ахеменидский период в портретной
живописи также значительное развитие получил индивидуализм, и в этом
отношении данная эпоха была поистине самобытной82. Нельзя, впрочем,
говорить о так называемой «персидской одежде» как о нововведении этого
времени, а именно о передаче в скульптуре одеяния, соотносимого с
повседневным платьем: на самом деле эта особенность известна уже для
последних лет Саисской династии83.
Возможно, египетское искусство испытало на себе ахеменидское
влияние, однако проследить его нелегко, к тому же оно, как кажется,
носило в значительной степени «дворцовый» характер. Ранее мы уже
упоминали об ожерелье Птаххотепа, высокопоставленного служащего сокро-
вищниць1, а из Леонтополиса, что в Дельте, происходят, по крайней мере,
шесть львов из змеевика, держащих кувшины и инкрустированных
стеклом в характерной персидской манере; данный тип, видимо, оказал
воздействие на более позднюю трактовку львов в египетском искусстве
вообще84. К той же коллекции принадлежит необычный фаянсовый ритон,
также в форме рычащего льва85. Интересным продуктом
рассматриваемого периода является происходящий из Саккары фаянсовый, ушебти с
бородой, которого долгое время относили к четвертому столетию до н. э.86.
Ахеменидское ювелирное украшение, найденное, несомненно, в Египте,
могло быть изготовлено здесь же; кроме того, имеется одна интересная
крышка от флакона для духов из Мишелидовской коллекции в Каире
(Mishaelides collection), с указанием имени Арийарсана, сына Аршамы,
который мог быть тождествен сатрапу Арсаму87. Найденная в Египте и
хранящаяся ныне в Британском музее цилиндрическая печать вполне могла
использоваться каким-то персидским наместником88. Военный штандарт
дополняет этот список антикварных вещей (рис. 25), а в Британском
музее имеется также стеатитовая чаша весьма гибридной наружности, с
посвящением Мину [, богу плодородия], правителю Коптоса, написанным
каким-то египетским его почитателем89. Некоторые элементы этого
культурного смешения можно увидеть в тексте Driver. AD 9, где сатрап Арсам
заказывает вавилонскому (?) скульптору по имени Хинзани изваять
фигуры коня и всадника, по-видимому, для своего египетского поместья.
82 В 777: 71—86, с некоторыми полезными комментариями.
83 В 784. 84 В 794-795.
85 Бруклин 48.29.
86 А 6: 137, с рис. 160. (Ушебти, «ответчик», — погребальная статуэтка в древнем
Египте в форме человеческой фигурки, как правило, со скрещенными на груди руками либо с
различными сельскохозяйственными орудиями труда; такие «ответчики» должны были
работать вместо умершего на загробных полях Осириса. —A3.)
87 В 849; ср.: В 130. Данная коллекция отличается целым рядом ахеменидских
предметов, часть которых может быть признана подлинными.
88 В 486А: 298. Здесь перечислены и другие ахеменидские печати из Египта.
89 Штандарт: В 829. Чаша: В 893.

342
Часть первая
Несмотря на отделявшее Египет от центра управления большое
расстояние, а также на всё возраставшую озабоченность правительства
состоянием дел в других сатрапиях, не вызьшает сомнения, что сам Египет
оказывал заметное влияние на остальную часть державы. Этому мог
содействовать канал, соединявший Нил с Красным морем, но также ясно,
что многие египтяне проживали за пределами своей страны, прежде
всего в Вавилонии, где их присутствие обнаруживается на нескольких
социальных уровнях, даже во времена Камбиса. Мы можем вспомнить
случай с Хармахи, отцом хозяина постоялого двора в Вавилоне, в чьем
доме остановился в 423 г. до н. э. глава ростовщической фирмы Мурашу.
Еще более показательной фигурой является египетский военачальник
Усирис, сражавшийся на стороне Артаксеркса I против мятежного
сатрапа Мегабиза в Сирии90. В добавление к этому следует сказать, что долгое
время искусство Египта обладало притягательной силой на Ближнем
Востоке — как само по себе, так и посредством финикийских имитаций, —
при этом на ахеменидских цилиндрических печатях встречаются
стандартные египетские мотивы и даже иероглифы, которые в некоторых
случаях должны были помещаться на таких легко переносимых предметах,
как амулеты. Алебастровые вазы, зачастую содержавшие надписи на
разных языках, являлись предметом коллекционирования при дворе
ахеменидских владык (рис. 26); Познер опубликовал шесть из них с именем
Дария, тридцать пять — с именем Ксеркса, а также пять — Артаксеркса;
сейчас известны и другие экземпляры, включая сосуд с надписью на
четырех языках с именем Артаксеркса, «Фараона Великого», найденный в
1971 г. в городе Орске на юге России. О других подобных сосудах
сообщается, что они происходят из Сирии и Вавилонии, а один хранится ныне в
сокровищнице Сан-Марко в Венеции. Самым замечательным из них
является ваза с именем Ксеркса, обнаруженная у подножия западного
лестничного марша мавзолея в Галикарнассе, возможно, подарок из
коллекции сатрапа91. В некоторых из этих ваз могла находиться нильская вода,
отправлявшаяся в Персию в качестве «подати». Понятно также, что в
Сузах наряду с другими художниками трудились египетские мастеровые;
согласно закладной надписи Дария, египтяне работали рука об руку с
мидянами как золотых дел мастера, на строительстве цитадели, а также
вместе с лидийцами они подвизались в качестве плотников. Подобную же
картину дают тексты из Персеполя, а один египтянин фигурирует даже
как изготовитель пива92. Египетские архитектурные приемы уже давно
были опознаны в Персеполе, например, в пилонах с карнизом из дворца
Дария; двери в гаремном дворце Ксеркса бесспорно свидетельствуют о том
же самом93. Это единственные египетские элементы во всем проекте,
однако не вызывает удивления тот факт, что более поздняя египетская тра-
90 В 250: 79. О Хармахи см.: В 155: 356; об Усирисе см.: Ктесий. FGrH 688 F 14, 40.
91 В 873: № 37-99; В 883; В 870: 399; о вазе из Орска см. также: В 132: 28. О
цилиндрической печати с эмблемой Ахура-Мазды и иероглифами, содержащими имя Петиесе, см.:
В 916.
92 В 168: 70-72. 93 В 155: ил. 28, в середине, 40, 70.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э. 343
Рис. 25 [слева). Военный штандарт: бычья голова с иероглифическими
письменами из Персеполя. VI в. до н. э. Бронза со следами золота.
(Тегеранский музей, Иран; публ. по: В 829: 127—128, рис. 18.)
Рис. 26 [справа). Фрагментированная алебастровая ваза из Суз,
относимая к тридцать четвертому году правления Дария, 488/487 г. до н. э.
(Париж, Лувр; публ. по: В 789: ил. 8.4.)
диция приписывала дворцы Мидии и Персии влиянию собственных
(египетских) творцов (Диодор. 1.46). Это также пример «ментальности
покоренных», которую нам уже доводилось наблюдать в действии.
Хорошо известно, что правление Дария Π было временем
беспорядков по всей империи, причем во второй половине этого царствования
персидский контроль над Египтом, как кажется, прекратился. Мы крайне
плохо осведомлены о деталях. Выше упоминалась затянувшаяся
отлучка сатрапа Арсама из Египта (с 410 по 407/406 г. до н. э.). Элефантинские
папирусы намекают на крупные беспорядки, начавшиеся с 412/411 г. до н. э.
В папирусе Cowley. АР 27, написанном около 410 г. до н. э., евреи
заявляют: «Когда отряды египтян взбунтовались, мы не покинули своих постов
и никакого предательства среди нас не обнаружено». Также не вызывает
сомнения, что, по крайней мере, данная община сохраняла вплоть до 402 г.
до н. э. лояльность следующему царю — Артаксерксу П. При этом крайне
сомнительно, что сами египтяне одобряли такое поведение. В одном
замечательном пассаже Диодор (ХШ.46.6) упоминает события 411 г. до н. э.
и рассказывает об интригах «царя» Египта, которые тот вместе с вождем
арабов из пустыни строил по поводу финикийского побережья — с той,
вероятно, целью, чтобы не повторилось завоевание, подобное случившемуся
в 525 г. до н. э. Этот местный правитель не известен по другим
источникам, но мы уже видели подобные фигуры, действовавшие в
рассматриваемый период. Сочетание некоторых свидетельств из переписки Арсама
(Cowley. АР 5, 7 и 8) не оставляет сомнений, что в стране произошли
какие-то серьезные волнения, когда воинские отряды изменили своему
правителю и были заброшены целые хозяйства; но подробности этих собы-

344
Часть первая
тай утрачены для нас, и даже датировка данного архива остается
дискуссионной94. И всё же очевидно, что персидское правление в Египте
клонилось к закату, а мятежник Амиртей из Саиса (возможно, внук
своего ранее упомянутого тезки) вскоре будет признан местным населением
в качестве фараона. Один арамейский папирус (Cowley. АР 35) датирован
по первому году этого правителя; исходя из того, что Амиртей захватил
власть по смерти Дария Π в 404 г. до н. э., данный текст может быть
отнесен к июлю 399 г. до н. э. «Демотическая хроника» говорит, что Амиртей —
первый после мидян фараон, и как таковой он иногда обозначается в
качестве основателя собственной династии. Но сам Амиртей не слишком
долго занимал трон; в одном письме, к сожалению фрагментированном
(Kraeling. АР 13), написано следующее: «Они доставили в Мемфис царя
Амиртея». Было ли это сделано с целью погребения или для приведения
в исполнение смертной казни? В той же строке данного текста
упоминается новый царь — Неферит. Здесь содержится также последнее
упоминание о Вайдранге, который мог где-то содержаться в качестве узника.
Остальная часть этой истории неизвестна.
Автор данной главы хотел помочь читателю составить общее
впечатление как о значении, так и об очаровании данного периода. Персидское
завоевание наложило свой отпечаток на следующее столетие, полностью
сформировав египетскую внешнюю политику и определив многие из
египетских национальных установок. Арамейский в качестве
коммерческого языка сохранялся в Египте даже после 300 г. до н. э., и еще в 358 г.
до н. э. один из кварталов Мемфиса назывался Сирикоперсикон (т. е.
Сирийско-персидский квартал. —А.З) [PSI. 5.488). Однако реальное
значение персидского завоевания было конечно же более значительным.
Напоследок неплохо бы составить своего рода «балансовый отчет», однако
следует признать, что наши источники вряд ли позволят это сделать.
Например, в экономическом плане Египет вполне мог пострадать из-за
чрезмерных податей и стагнации, отмечаемой для других частей
империи; но наши тексты, как мы их понимаем в настоящее время, не
способны ни подтвердить это предположение, ни опровергнуть его. И всё же
было бы трудно отрицать, что в интеллектуальной и культурной сфере
Египет получил от завоевания многое, и сейчас понятно, что 525 г. до н. э.
94 Лучший обзор: В 833; кроме того, см. работу того же автора: А 35: 133. В династе, о
котором говорит Диодор, автор этой статьи [Камерон] видит второго правителя с именем
Инар, основывая этот вывод на своем чтении текста: Cowley. АР 5, где бунтарь, известный
под вавилонским именем Ану-дару (*n<d>rw), может быть прочитан также как Инхару
Cn<h>rw), а значит, может быть идентифицирован с повстанцем 411 г. до н. э. Этот
вариант исключительно привлекателен, но здесь необходимо какое-то независимое
свидетельство. Автор работы: В 828: 41 предпочитает консервативную точку зрения; однако имена
Инар, Псамметих и Амиртей, очевидно, носили многие князьки в Дельте. О возможности
более ранней датировки корреспонденции Арсама, относящей эти документы к периоду
первого Инара (460—450 гг. до н. э.), см.: В 833: 395. Но, по зрелому размышлению, данный
вариант представляется нам менее убедительным.

Глава 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
345
стал одним из переломных в его истории. С другой стороны, Персия
дожила до времени, когда страхи Камбиса реализовались, и в 525 г. до н. э.
она невольно нанесла сама себе рану, из-за которой в конечном итоге и
скончалась от потери крови. Афиняне очень скоро осознали — к 460-му,
если только не к 486 г. до н. э., — что самый короткий путь в Персеполь
проходит через Мемфис; Персия же была обречена удерживать в руках
страну, которой вряд ли могла управлять, но которую при всем том не
могла позволить себе потерять.
Кратко об источниках
Греческие источники
Первенство здесь нужно отдать Геродоту, прежде всего кн. ПиШ его «Истории».
Египет он посетил, вероятно, вскоре после 450 г. до н. э., видел Мемфис и
западную Дельту, нанес краткий визит в Верхний Египет. Его рассказ настолько
важен, что, несмотря на недостатки повествования, практически любое
современное изложение истории древнего Египта, по сути дела, выступает комментарием
к Геродоту. Сохранившиеся фрагменты Ктесия заставляют нас сожалеть, что
мы не располагаем его полным сочинением, и главным образом — об утрате
конкретных данных о событиях после 450 г. до н. э., а не об их трактовке Ктесием.
Спорадические ссылки на историю Египта интересующего нас периода имеются
также у Фукидида, Полнена, Ксенофонта, Страбона, Диодора Сицилийского и
других авторов.
Иероглифические источники
Список этих источников был. опубликован G. Posener'oM в его Premiere domination
perse (В 873); сведения о появившихся после этой публикации немногочисленных
работах можно почерпнуть у Н. de Meulenaere в изд.: Textes et langages de VEgypte
pharaonique Π (Cairo, 1972): 137—142, а также у Vercoutter'a — Там же: 143—149.
Полезный перечень памятников содержится у Bresciani в его труде: Satrapia (В 780).
Демотические источники
См. перечни в следующих работах: у Zauzich в: Textes et langages de VEgypte
pharaonique Ш: 93—110; у Bresciani в его труде: Satrapia: 153—173, 184—186; у Seidl'a в его:
Rechtsgeschichte (В 888), приложение: 90—94.
Арамейские источники
Здесь ситуация более обнадеживающая. Основные собрания арамейских
папирусов опубликованы в работах: Cowley. АР (В 797); Kraeling. АР (В 830).
Корреспонденцию Арсама см. в: Driver. AD (В 804); при этом основная часть гермополь-
ских папирусов (В 787) переиздана Grelot'oM (В 815). Имеется также полезная
выборка текстов в изд.: Gibson J.C.L. Textbook of Syrian Semitic Inscriptions П. Oxford,
1975. № 21-29.

346
Часть первая
Современные труды
Наилучшими современными историческими трудами являются работы Kienitz'a
(В 824), а также Drioton'a и Vandier'a (В 803). У Bresciani в его штудии: Satrapia:
177—188 содержится полезное собрание археологических данных. При чтении
кн. Π Геродота может быть использован комментарий Iioyd'a (В 835). Имеются
также и другие монографии справочного характера, не все из которых были нам
доступны при написании данной главы: в целом о позднем периоде см. работу
Iioyd'a в: Ancient Egypt: a social history (В 836А); об ахеменидском периоде — прежде
всего работу Bresciani в: СШгап Π (В 30): 502-528; CHJud I (В 31): 358-372. Для
знакомства с искусством рассматриваемого периода полезна сводка Bianchi,
напечатанная в: L·xikon der Ägyptologie IV.
Постскриптум 1985. Очень интересна глава о евреях в Египте, опубликованная
Porten'oM в: CHJud I: 372-400. Книга Segal5a Aramaic Papyri from North Saqqära
(В 887) проливает свет на ситуацию с некоторыми иностранными общинами в
Египте. Имеется также важное исследование о папирусах Ферендата: Hughes G.R.
Grammata Demotika. Wiesbaden, 1984: 75—86. Нет никаких признаков спада
потока литературы по арамейско-демотическому тексту, хранящемуся в Библиотеке
Пьерпонта Моргана, хотя сам документ до сих пор не опубликован.

Часть вторая
ГРЕЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА
Глава 4
Д.-М. Льюис
ТИРАНИЯ ПИСИСТРАТИДОВ
Писистрат умер весной 527 г.1, но тирания в Афинах сохранялась еще на
протяжении семнадцати лет. Мы не располагаем ни одним
повествовательным источником, в котором последовательно излагалась бы история
этого периода, к тому же основная часть прямых свидетельств касается
событий всего лишь одних суток 514 года — тех самых, когда был убит Гип-
парх, — а также сопутствовавших обстоятельств. Относительно этих
событий уже в древности бытовали различные мнения; наиболее решительно
высказывался Фукидид, причем в воинственном по отношению к другим
точкам зрения духе2. Еще одна трудность вызвана определенной
неясностью относительно следующей проблемы: когда древние авторы
говорят о «тиранах» или «Писистратидах», невозможно сказать с уверенностью,
включают они в их число самого Писистрата или нет? Эта и другие
неопределенности источников не позволяют понять, изменился ли характер
тиранического режима после смерти Писистрата.
Писистрат оставил трех законных сыновей: Гиппия, Гиппарха и Фесса-
ла (Фукидид. VI.55.1 — в противоположность сообщению Аристотеля в его
труде: Афинская политая. 17.3). О Фессале известно немного, а сообщения
об особенностях его личности противоречивы и не имеют особой ценности
(Аристотель. Афинская полития. 18.2, Диодор. Х.17.1). Ныне существует
общее согласие, что Гиппию и Гиппарху было от 40 до 49 лет, когда умер их
отец3, однако нет ясности относительно того, кто из них был старшим
братом. Фукидид (1.20.2; VI.55.1—2) уверен, что таковым был Гиппий и что
распространенное в Афинах мнение, сохранившееся только у Платона
(Гиппарх. 228Ь) и, возможно, в «Паросской хронике» (45), о старшинстве
Гиппарха ошибочно. Свидетельство, на основании которого Фукидид под-
1 О годе см.: С 81: 109: о времени года: С 229: 84.
2 См.: Фукидид. 1.20.2; VI.53.3—59. Наиболее убедительная трактовка этих отрывков:
А 17, ГУ: 317-329.
3 См.: С 85:446. В работе: С 229: 94—95 доказывается, что Гиппий родился
приблизительно в 582 г. до н. э., но эта датировка представляется слишком ранней.

348
Часть вторая
держал знакомую ему устную традицию, неубедительно4. Кроме того, эта
традиция натыкается на препятствие, связанное с одним из фрагментов
списка афинских архонтов (речь идет об обломках стелы из пентеликон-
ского мрамора, обнаруженной в 1936 г. при раскопках на афинской
агоре и содержащей фрагмент официального списка афинских
архонтов-эпонимов VI в. до н. э.; текст и комментарий см. в: М—L 6; см. также на
русском языке: Лурье С.Я. Клисфен и Писистратиды//В/Щ. 1940. № 2:
45—51. —A3.). Говоря коротко, суть проблемы сводится к следующему.
Согласно этому списку, в 526/525 г. до н. э. Гиппий отправлял должность
архонта. Возникает дилемма: либо Гиппарх вообще никогда не занимал
пост архонта-эпонима, либо он был архонтом раньше (т. е. в тот период,
для которого список не сохранился. —A3.). Последнюю возможность
нельзя исключать, и если это так, то именно его, Гиппарха, надежнее всего
считать старшим братом.
Для Фукидида этот вопрос был неразрывно связан с более важным
обстоятельством — с убежденностью афинян в том, что Гиппарх в момент
его убийства в 514 г. до н. э. был тираном. Хотя сам историк порой
высказывается так, как если бы это было совместное правление двух братьев
(VI.54.5—6, 53.3), всё же при изложении конкретного материала для
него чрезвычайно существенным оказывается вопрос о том, кто именно из
них был тираном. Учитывая неконституционную природу тирании,
такая позиция Фукидида совсем не обязательно является верной — как с
точки зрения фактического положения дел, так и с позиций обычного для
того времени словоупотребления5. Хотя Геродот однажды ссылается на
Гиппарха как на «брата тирана Гиппия», нормальным для историка остается
повествование о них во множественном числе — о тиранах или Писи-
стратидах — даже и после гибели Гиппарха (V.55, 62.2, 63.2—3, 65, 90), а
его общая концепция заключалась, очевидно, в том, что это было
правление целой семьи — точно так же, как и в случаях с коринфскими Бакхиа-
дами и фессалийскими Алевадами. В IV в. до н. э. считалось само собой
разумеющимся, что Гиппий и Гиппарх являлись соправителями
(Аристотель. Политика. 1311а36,1312Ь31,1315Ь30; Афинская полития. 18.1 —с
оговоркой, что политические решения принимал Гиппий; Диодор
Сицилийский. Х.17.1). Поэтому когда Фукидид настаивает, что и до смерти
Гиппарха Гиппий был тираном (в единственном числе), следует признать, что
историк здесь пытается навязать то, чему нет достаточных оснований. В
любом случае факт отсутствия в источниках каких-либо намеков на
разногласия между братьями заслуживает внимания. Примеры совместного
4 Как показано в: А 4,1.2.296, аргумент о бездетности Гиппарха, которому к моменту
смерти было более 50 лет, является несостоятельным.
5 В этом плане заслуживает внимания процитированная Фукидидом эпитафия дочери
Гиппия (Фукидид. VI.59.3):
[Гиппия дочь здесь Архедику лоно земли сокрывает,
Гиппия, кто превзошел доблестью сверстников всех.
Братья, супруг, и отец, и сыны ее были тираны,
Всё же надменности злой не было в сердце у ней.
(Пер. Г.А. Стратановского)]

Глава 4. Тирания Писистратидов
349
тиранического правления братьев в других греческих городах
демонстрируют образцы гораздо менее стабильного партнерства (Сикион: FGrH 90
F 61; Самос: Геродот. Ш.39.2).
Стиль тиранического правления Писистрата предполагал попытки
установить дружеские отношения, по крайней мере, с некоторыми
знатными семьями [КИДМ Ш.З: 492), и хорошо известен случай, когда в конце
своей жизни Писистрат вернул на родину изгнанника Кимона,
принадлежавшего к влиятельному афинскому роду (Геродот. VI. 103.2). Источников
об отношениях сыновей тирана со знатными семьями было крайне мало
вплоть до публикации в 1936 г. фрагмента списка архонтов первых лет
правления Писистратидов (М—L 6 [см. примеч. выше]). Этот документ
пролил свет на вопрос об использовании ими эпонимного архонтата для
контроля и умиротворения общины. Оказалось, что первым частично
сохранившимся в этом списке именем было 'Онеторид'; носивший его
человек принадлежал к богатой, но не особенно заметной семье из самого
города. Онеторид был назначен Писистратом на должность архонта на 527/
526 г. до н. э., и после смерти тирана назначение это отменено не было.
В 526/525 г. Онеторида сменил сам Гиппий. Настоящим открытием,
которое принес историкам указанный обломок мраморной стелы, стало имя
архонта 525/524 г. — 'Клисфен', который, несомненно, тождествен сыну
Алкмеонида Мегакла. Раньше Писистрат уже имел какие-то отношения с
этим Клисфеном, позднее ставшим знаменитым реформатором и,
возможно, уже ко времени своего назначения на должность архонта
являвшегося главой рода Алкмеонидов. До открытия списка архонтов ни один
источник не содержал далее намека на примирение между этим родом и
Писистратидами; по этой причине создалось впечатление, что в
изгнании Алкмеониды оставались непрерывно со времени битвы при Паллене
в 546 г. до н. э. и вплоть до своего возвращения в 510-м (Геродот. VI. 123.1).
Нельзя исключать, что Клисфен вернулся еще при самом Писистрате, но
в любом случае братья определенно проявляли к нему благосклонность.
Кроме того, Геродот знал о благожелательном отношении Гиппия и
Гиппарха к Мильтиаду [Младшему], архонту 524/523 г. до н. э., сыну
Кимона (которого Писистрат перед своей смертью также вернул из
изгнания), трижды побеждавшего в Олимпии, и внуку Мильтиада [Старшего],
основавшего поселение на Фракийском Херсонесе, к которому тираны
проявляли неизменный интерес [КИДМ Ш.З: 404). В данном случае [, т. е. с
Мильтиадом Младшим,] близость этого аристократического рода к
тиранам вряд ли можно подвергнуть сомнению из-за последующих событий,
даже несмотря на подозрения о том, что Кимон был умерщвлен
наемными убийцами, подосланными Гиппием и Гиппархом, которые, однако,
сохранили хорошее отношение к Мильтиаду (Геродот. VI.39.1,103). Трудно
сказать, что в действительности скрывается за всей этой историей.
Мы не в состоянии установить личность Каллиада, который,
согласно упомянутому списку, бьь\ архонтом в 523/522 г. до н. э. Фрагмент
обрывается на архонте 522/521 г. до н. э., в имени которого вслед за пятью
утраченными буквами шло -страт-. Не должно вызывать сомнений, что при

350
Часть вторая
тирании сын Гиппия Писистрат Младший занимал должность архонта
(Фукидид. VI.54.6—7). О развернутой им строительной деятельности
речь пойдет ниже, но есть все основания задуматься над тем, что один из
пунктов этой программы — алтарь Двенадцати богов — уже существовал
в 519 г. до н. э. (Геродот. VI. 108.4; Фукидид. Ш.68.5). Поэтому желание
увидеть в данном фрагменте именно его в роли архонта 522/521 г. до н. э.
весьма обоснованно и вряд ли может быть подвергнуто сомнению; что
касается попыток отказаться от датировки этим же годом знаменитой
посвятительной надписи Писистрата и отнести ее к более позднему
времени, то они представляются недостаточно аргументированными (М—L
11). (Речь идет о надписи на двух фрагментах мраморного карниза,
найденных в 1877 г. вблизи Афин; к счастью, означенная надпись
сохранилась также и у Фукидида (VL54.7): «Этот памятник в честь своего архонт-
ства Писистрат, сын Гиппия, установил в святилище Аполлона Пифия»;
Фукидид сообщает, что в бытность свою архонтом Писистрат Младший
установил на рыночной площади алтарь Двенадцати богов и еще один
алтарь — в святилище Аполлона Пифийского, надпись на котором
историк и воспроизводит; изящество и относительное совершенство букв
сохранившейся надписи заставили некоторых исследователей датировать
ее началом V в. до н. э., что, однако, маловероятно, поскольку Писистрат
вряд ли мог оставаться в Афинах после изгнания его отца Гиппия в 510 г.
до н. э. —A3.) Удивительно, конечно, что он был назначен архонтом
через каких-то четыре года после своего отца, но анализ дат показывает, что
в 522 г. до н. э. ему вполне могло быть 30 лет — возраст, который обычно
считается минимальным цензом для занятия этой должности.
Информация об архонтате Писистрата Младшего нужна Фукидиду в
качестве иллюстрации к утверждению о сохранении тиранами в силе
действовавших законов, если не учитывать того, что они всегда старались
сделать так, чтобы «кто-нибудь из них самих» занимал должность архонта
[VL54.6]. Со времени открытия надписи со списком архонтов
сформировалась тенденция к расширительному толкованию слов Фукидида «из них
самих» («σφών αυτών»), так что выражение это сейчас часто понимается в
смысле «один из их родственников»; что касается самого списка, то, по
мнению сторонников этой интерпретации, он показывает, как тираны
расширили данную идею. Однако не похоже, чтобы Фукидид имел в виду
именно это, к тому же нет никаких доказательств, что он видел полный
список архонтов. Открытым остается вопрос, в самом ли деле названный
список свидетельствует о проявлении тиранами неподдельной
тактичности в деле назначения на должность. Общепринятый взгляд состоит в
понимании текста в том духе, что тираны удостаивали данной чести
наиболее видных из числа приближенных к ним лиц, не забывая и о самих
себе. Однако недавно вдруг обнаружилось6, что, согласно списку, Гиппий
относился к архонтату иначе, нежели его отец: если вплоть до смерти
родителя он не занимал этой должности, так только потому, что Писистрат
6 См.: С 229: 89-91.

Глава 4. Тирания Писистратидов
351
желал, чтобы его семья оставалась на заднем плане. Гиппий же, придя к
власти, начал «высовываться» при любой возможности и только
усугубил свою ошибку продвижением собственного сына на должность
архонта в слишком раннем возрасте. Поскольку у нас нет практически никаких
сведений о сделанных Писистратом назначениях на эту должность и
поскольку неясно, когда архонтом был Гиппарх — если он вообще когда-
либо им был (см. выше), — вопросы эти остаются нерешенными. Для
событий после 522/521 г. до н. э. мы лишены даже и этого
документального источника (списка архонтов).
Отсутствие источника с подробным и последовательным рассказом о
событиях того времени означает, что основная часть нашей
информации — это простое изложение фактов в стиле исторических анекдотов.
По Фукидиду, Писистратиды облагали афинян шнипроцентным налогом
с доходов с земли (VI.54.5; см.: КИДМ Ш.З: 494); ошибочно
приписываемый Аристотелю трактат «Экономика», на самом деле относящийся
ко времени раннего эллинизма, добавляет целый ряд историй о Гиппий
как изобретателе экономических стратагем (т. е. хитростей) (1347а4—17).
Большей частью они тривиальны или анахроничны (хотя рассказы эти,
видимо, связаны с какой-то литературной традицией, согласно которой
Гиппий заботился о финансах), но одна из историй заслуживает внимания.
Гиппий, говорится здесь, обесценил афинскую монету и объявил, что готов
принимать старые монеты, но по четко зафиксированной цене. Все сдали
деньги и стали ждать, что он выпустит новую монету, а вместо этого
Гиппий перечеканил старую и пустил ее в оборот под тем же номиналом;
понятно, что он предпринял это для уменьшения стоимости денег
(уполовинив содержание серебра в монете старого номинала. —A3.). Хотя смысл
этого рассказа сводится к тому, что Гиппий не выпускал никакой новой
монеты [, а лишь «испортил» старую], есть все основания относить
именно к правлению братьев переход афинской денежной системы от старых,
так называемых «геральдических, монет» {Wappenmünzen) (КИДМ Ш.З:
495—496) к знаменитым «совам», на аверсе которых изображалась голова
Афины, а на реверсе — сова и которые еще три столетия оставались
афинскими средствами платежа, не претерпев за это время почти никаких
изменений (рис. 27). В прошлом предлагались весьма ранние датировки
этой монетарной реформы, базировавшиеся отчасти на ошибочной
классификации монет, но по мере накопления данных из монетных кладов
стало ясно, что вряд ли эта перемена состоялась ранее 525—520 гг. до н. э.7.
У исследователей всегда существовал соблазн связать эту столь явную
перемену с каким-нибудь знаковым историческим событием — падением
тирании в 510 г. до н. э. или основанием демократии8, но это означало бы
слишком плотный график монетных выпусков до 480 г. до н. э., к
тому же имеется другой важный аргумент «против» — наличие обола с
афинскими монетными типами (т. е. с Афиной на аверсе и с совой на
реверсе. — A3.), но при этом имеющего надпись НШ [, т. е. «Гиппий»] (рис. 28).
7 См.: С 617: 43 слл.; С 619: 417 слл.; С 621: 60 слл.
8 См.: С 647: 23 слл.; С 636: 65 (по поводу этой работы см.: С 622: 195-196).

352
Часть вторая
Рис. 2 7. Тетрадрахма-«сова» самой ранней серии. Аверс: голова
Афины с аттическим шлемом, украшенным гребнем, и кольцеобразной
серьгой; реверс: сова внутри выбитого квадрата, ΑΘΕ. Вес 16,94 г.
(Британский музей (ВМС 26); публ. по: В 625, ил. 116, 351.)
Рис. 28. Обол, чеканившийся Гиппием в Сигее. Аверс: голова Афины;
реверс: хлебный колос, сова и надпись НИ1. (Париж; публ. по: А 6,
рис. 312.)
Такие «совы» чеканились Гиппием в Сигее, когда он находился там в
изгнании, и если со временем даже новые монеты стали восприниматься
как символ афинской демократии, бывший тиран вряд ли стал бы
отказываться от этого способа подчеркнуть свое афинское происхождение9.
Новая денежная эмиссия означала серьезный разрыв с
предшествующей традицией и была тщательно продумана. Стандартный размер
афинской монеты был увеличен вдвое до тетрадрахмы, а самая ранняя
серия не имела никаких более мелких номиналов. С этого времени
появляется стандартный монетный тип (совокупность изображений и
надписей, покрывающих лицевую или оборотную сторону монеты. — А.З.),
который в течение долгого времени будет способствовать доверию к
этим монетам. Данный тип приобрел характер национального символа,
усиливавшегося надписью «ΑΘΕ» (сокр. 'Αθήναι, «Афины». —А.З.);
подобные надписи очень редки, и, возможно, для данного периода вообще нет
состветствующих параллелей. Все эти детали были разработаны для
9 Эта точка зрения высказана в работе: С 636: 132, примеч. 92.

Глава 4. Тирания Писистратидов
353
того, чтобы завоевать и сохранять доверие к своим монетам при
осуществлении международных экономических операций; позднее для нужд
повседневного использования к этой системе были добавлены номиналы
более мелкого достоинства. Некоторые пока еще спорные свидетельства
могут указывать на связь этой монетной системы с открытием новых
месторождений или с новыми техническими приемами,
применявшимися в аттических рудниках. Речь идет о тестах с использованием
спектрометра гамма-излучения, которые показывают, что металл, шедший на
изготовление «сов», был гораздо чище металла «геральдических монет».
Существует также вероятность того, что какое-то количество этого
серебра экспортировалось в Коринф10. Было бы рискованно делать
далекоидущие выводы относительно экономических концепций, стоявших за
монетной системой, но существование Лаврионских рудников в
конечном итоге было существенным фактором, влиявшим на способность
Афин платить за ввозимое зерно, в котором они испытывали нужду, а
введение «сов» сыграло свою роль в признании афинских серебряных
денег за рубежом. Остаются открытыми вопросы о том, каким образом в
тот или иной период добытое в рудниках серебро превращалось в
государственную монету, а также каким образом частными лицами и
государством извлекалась финансовая выгода. Однако не вызывает
сомнений, что при тирании выгоду из этого процесса извлекали тираны (здесь,
возможно, следует вспомнить свидетельство Геродота: 1.64.1). Тезис о
том, что после своего изгнания тираны в реальности сохранили
собственность на одну из частей горнорудного района, которая продолжала
существовать в качестве отдельно взятой единицы, трудно доказуем11.
Отсутствуют какие-либо иные сведения, позволяющие как-то
определить экономическую политику Гиппия и Гиппарха. В этот период красно-
фигурный стиль вазовой живописи продолжал свое быстрое развитие, но
экономическое значение данного вида керамики и ее относительная
важность для афинской торговли, возможно, преувеличены12, при этом
источники не относят никаких важных мероприятий экономического
характера на счет Писистратидов.
Деятельность, с которой обычно связывается имя Гиппарха, по большей
части относится к художественной сфере. В храме Аполлона Птойского,
расположенного к северо-западу от Фив (см.: Ducat. Les Kouroi du Ptoion
(1971): 251—258, примеч. 142), найдено посвящение, от которого
сохранилась база с надписью, сделанной той же рукой, что и надпись на алтаре,
установленном Писистратом Младшим в Пифии (М—L 11); кроме того,
определенная информация на сей счет содержится в «Гиппархе»,
сочинении из платоновского корпуса (228b—229d; см. также: Аристотель.
Афинская полития. 18.1). Многие специалисты по творчеству Платона дружно
отрицают принадлежность ему этого диалога13. Было бы ошибкой думать,
что автор данного сочинения стремился строго следовать фактам. Он,
скорее, выдумал историю о Гиппархе как великом воспитателе, основываясь
10 С 624.
12 С 517.
11 С 128: 19-31; С 535: 208-209.
13 См., однако: С 437: 119-128.

354
Часть вторая
на доступном материале — а манера эта, как нам представляется,
свойственна самому Платону. Исходным пунктом этого диалога является мора-
лизаторское изречение, написанное на одной из герм, которые, как
говорит автор, Гиппарх установил на полпути на всех дорогах, шедших из
города в различные демы (гермы — дорожные и пограничные указатели
в виде четырехугольных бронзовых или мраморных колонн, на которых
часто указывалось расстояние и содержались надписи с популярными
сентенциями; эти дорожные знаки посвящались богу Гермесу; демы — в
Аттике сельские общины и городские округа. —А.З.). Одна из таких герм
сохранилась на дороге в Кефалу (рис. 29). Хотя имя Гиппарха здесь не
уцелело, нет никаких оснований сомневаться в данной атрибуции, и мы
можем предположить, что тираны уделяли определенное внимание
дорожной системе Аттики. Одна из возможных причин этого могла быть связана
с необходимостью транспортировки строительных материалов; так,
например, герма с надписью, процитированной в указанном платоновском
диалоге, была установлена на Стирийской дороге, которая вела к
каменоломням (IG I3 395.8) (надпись гласила: «Памятник этот — Гиппарха: друга
не ввергни в обман ты» (пер. С.Я. Шейгилан-Топштейна); см.: Платон.
Гиппарх. 229а—b. —A3.).
Рис. 29. Герма Гиппарха из Курсалы, Аттика. 525—514 гг. до н. э.
Высота 1,29 м. <έ>ν μΚέσοι Κεφάλες τε και αστεος άγλαός Κερμες,
«великолепный Гермес на полпути между Кефалой и городом». (Ныне хранится
в музее Браврона, сильно повреждена; публ. по: Kirchner. Imagines In-
scnptionum Atticarum2: ил. 5.11.)
Платон приписывает Гиппарху внедрение поэм Гомера в афинскую
культурную практику, а также установление обычая, согласно
которому эти сочинения поочередно читались рапсодами на Панафинейском
празднике. Утверждение это отнюдь не выглядит невероятным14,
поскольку тем самым должна была бы значительно повыситься
привлекательность Панафинейских игр (ср.: КИДМ Ш.З: 497—498), к тому же
такая новация вообще была выгодна представителям правящего дома,
ведь Гомер уделял много внимания их предкам — Нестору и его столь
же разумному младшему сыну Писистрату (Гомер. Одиссея. IV.204—206).
Не пренебрегали тираны и современной литературой. Гиппарх послал
пентеконтеру за Анакреонтом, чья поэзия носила выраженный
личностный характер, к тому же этот певец не имел себе равных на симпозиумах
[, т. е. пирушках], в общем, были все основания доставить его в Афины.
и С 88: 10-13.

Глава 4. Тирания Писистратидов
355
Забрали поэта, судя по всему, с Самоса в 522 г. до н. э., после гибели
Поликрата, предыдущего его патрона (ср.: Геродот. Ш. 121.1). Пребывание
Анакреонта в Афинах засвидетельствовано, по крайней мере, одним его
фрагментом (67 Page), а также тем вниманием, какое этому поэту
уделяли афинские вазописцы (см. ниже, гл. 7с, заключительный абзац)15.
Более разносторонний Симонид также прибыл в Афины под
покровительство Гиппарха, но, как ни странно, трудно найти сочинение этого
поэта, которое можно было бы отнести к периоду его продолжительных
отношений с Афинами. Хотелось бы думать, что некоторые из 56
дифирамбических побед, которые он завоевал к 476 г. до н. э. (79 Diehl), были созданы
именно в это время, однако в следующем параграфе мы укажем на
препятствие для такой датировки. Довольно двусмысленный фрагмент (102
Page) сравнивает Писистрата с Сиреной [КИДМ Ш.З, гл. 44,
предпоследний абзац и примеч. 102). В IV в. до н. э. именно Симониду приписывали
эпитафию на надгробном памятнике дочери Гиппия, где о последнем
говорится как о «муже, превзошедшем доблестью всех современников»
(Аристотель. Риторика. 1.9, 1367b 19; Фукидид, который в VI.59.3 приводит эту
эпитафию, не указывает ее автора), однако в реальности текст этот
написан намного позже падения тирании. Современные исследователи пасуют
перед вопросом о том, как согласовать близкие связи Симонида с
тиранами с его последующей деятельностью на пользу демократии и Фемисток-
ла, меж тем в античности на сей счет не обнаруживается никаких
сомнений; древних несравненно более волновала его пресловутая любовь к
деньгам — Платон замечает, что Гиппарх выплачивал поэту изрядные суммы.
Эпитафия восхваляет дочь Гиппия за отсутствие в ее сердце «надменности
злой», несмотря на ее происхождение от тирана и брак с тираном, и, хотя
литературная традиция (например, Ксенофонт. Гиерон) прочно связывает
стихотворца с тиранами, отношения эти не сделали его льстецом.
В сочинениях V в. до н. э. (Аристофан. Осы. 1410—1411)
рассказывается о состязаниях (очевидно, дифирамбических) Симонида с Ласом из Гер-
мионы, и это позволяет нам перейти к деятелям, не упоминаемым
Платоном. У Геродота (VII.6.3) засвидетельствовано наличие какой-то связи
между Гиппархом и Ласом. В словаре «Суды» (см. лемму «Λάσος») последнему
приписывается введение дифирамбических состязаний. Хотя здесь не
говорится, что происходило это именно в Афинах или при Писистратидах,
зачастую приходят либо к одному, либо сразу к обоим этим выводам;
трудность состоит в том, что Паросский мрамор (46) относит постановку
первых хоров в Афинах только к 509/508 г. до н. э. (Паросский
мрамор, Marmor Parium, известен также как «Паросская хроника» —
мраморная стела, которая была установлена на Паросе и от которой сохранились
два фрагмента; в тексте этой надписи в хронологическом порядке
перечисляются исторические события, не всегда, впрочем, аккуратно. —A3.).
Более определенно на связь Ласа с Афинами указывает тот факт, что
он писал о Бузите (4 Page), который к этому времени, вероятно, уже рас-
15 С 588: 54-55.

356
Часть вторая
сматривался афинской мифологией в качестве законодателя. Лас
оказал Гиппарху услугу, выяснив, что Ономакрит, «истолкователь оракулов
(χρησμολόγος, хресмолог) и переделыватель оракулов Мусея», вставил в
сочинения последнего не принадлежавшее тому предсказание. По этой
причине Гиппарх изгнал Ономакрита из Афин16.
Ономакрит, возможно, занимался не столько толкованием оракулов
Мусея, сколько составлением рассказов об этом загадочном элевсин-
ском поэте и жреце (ср.: Павсаний. 1.22.7), а поскольку интерес Писистрати-
дов к Элевсину не вызывает никакого сомнения (ср.: КИДМ Ш.З: гл. 44,
п. Ш.З), ясно, что семья тиранов с особым трепетом относилась к
мифической фигуре Евмолпа, предка Евмолпидов, и вообще к каждому элев-
синскому иерофанту (тексты см. в: D—КI 20—22 (то же см. в русском
переводе: Фрагменты ранних греческих философов. М.: Наука, 1989. Ч. I:
От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. С. 67—70;
Ε в м о л π — сын Посейдона и Хионы, учредитель Элевсинских мистерий;
Евмолпиды — один из двух жреческих родов в Афинах; мифический
поэт Мусей принадлежал к Евмолпидам и, согласно одной из версий,
также был предстоятелем элевсинских обрядов посвящения. —А.З.)). Как
бы то ни было, интерес Писистратидов к оракулам и вещим снам
удостоверяется многими другими свидетельствами. Сопровождение Писистрата
хресмологом в сражении при Паллене (Геродот. 1.62.4) — обычная греческая
практика, но, помимо этого, в нашем распоряжении имеется еще и весьма
обширное собрание источников: Гиппарху в ночь перед его смертью
было сновидение, которое на следующее утро он передал на рассмотрение
особым толкователям; неизвестно, что они сказали по этому поводу
(Геродот. V.56); Писистратиды хранили собрание оракулов на Акрополе
(Геродот. V.96.2); никто из людей не знал так точно предсказаний оракулов,
как Гиппий (Геродот. V.93.2), а в конце своей жизни, непосредственно
перед Марафонской битвой, он истолковывал, а затем переистолковывал
приснивпшйся сон (Геродот. VI. 107). Нет сомнений, что братья всерьез
и глубоко интересовались такими вопросами. Если бы оракулы были для
Гиппарха простым политическим инструментом, он не был бы так
раздражен подделкой Ономакрита. В интеллектуальном отношении разрыв
между братьями и их старшим современником Набонидом Вавилонским
[САН ПР.2: гл. 27) мог быть не столь значительным, как мы привыкли
думать.
При рассмотрении строительной деятельности тиранов необходимо
учитывать, что Писистратиды совсем не похожи на современных нам
рационалистов. Их строительная программа была направлена не просто на
украшение и возвеличение Афин, и уж точно ее цель не сводилась к тому,
чтобы сделать подданных жалкими и непрерывно занятыми на
общественных работах, дабы у тех не оставалось времени на заговоры (очень
похожая на это линия аргументации развивается у Аристотеля: Политика.
16 Хотя к 480-м годам до н. э. Ономакрит примирился с изгнанными Писистратидами,
это не означает, что возросла его порядочность; Геродот. VH6.4.

Глава 4. Тирания Писистратидов
357
1313Ь23). Раз Писистратидов волновали предсказания о будущем, они,
очевидно, были заинтересованы в хороших отношениях с Аполлоном.
Однако о связях этого дома с Дельфами источники хранят почти полное
молчание, нарушаемое лишь поздней, но весьма показательной клеветой,
согласно которой Писистратиды якобы сожгли Дельфийский храм (Фило-
хор. FGrH 328 F 115), а также платоновским забавным предположением,
что Гиппарховы морализаторские гермы соперничали с дельфийскими
сентенциями (Гиппарх. 228d—е [, «дабы сограждане не дивились мудрым
дельфийским изречениям, <...> а считали бы изречения Гиппарха более
мудрыми»]) до тех пор, пока оракул не выступил открыто против
Писистратидов в самом конце их правления. Если даже это молчание
указывает на отчужденность, существовавшую между тираническим
домом и дельфийским жречеством, о ее причинах мы никогда ничего не
узнаем, но в любом случае это была вражда с Дельфами, а не с самим
Аполлоном. С Пифийским богом не могло быть даже намека на
размолвку. Было замечено (КИДМ Ш.З, гл. 44, п. Ш.З и примеч. 94), что Писи-
страт вдобавок к проявлявшемуся им почтению к Аполлону Делосскому
уделял внимание строительству Пифия — святилища Аполлона в
Афинах17. Заботу об этом культе продолжил внук тирана, Писистрат
Младший, который в ознаменование своего назначения на должность архонта
в 522/521 г. до н. э. установил на территории храма алтарь,
сохранившийся до нашего времени (Фукидид. V1.54.7, М—L 11, см. выше) (рис. 30);
вплоть до 393 г. до н. э. не известно ни об одном посвящении ни одного
архонта, где свидетельствовалось бы его назначение на этот пост,
поэтому такой поступок Писистрата Младшего, похоже, не был поступком
обычного гражданина. То, что Гиппарх оказывал покровительство
второстепенному оракулу Аполлона Птойского, уже отмечалось ранее. Поскольку
это было фиванское святилище (Геродот. УШ. 135.1), после 519 г. до н. э.
его двери могли быть закрыты для братьев (см. ниже).
Строительные работы в Элевсине и на Акрополе обсуждались в
предыдущем томе (КИДМ Ш.З, гл. 44, п. Ш.З). Невозможно установить точную
дату сооружения храма Афины, при этом нельзя исключать, что к этому
делу приложил руку Писистрат Старший. Впрочем, не вызывает никаких
сомнений, что Афину чтили в равной степени и сам Писистрат, и его
сыновья. Еще более проблематичной является датировка самого
грандиозного строительного проекта, начатого при тирании, — Олимпиона, храма
Зевса Олимпийского18, располагавшегося к юго-востоку от Акрополя (по
направлению к Илиссу), на гребне невысокой горы. И сам культ, и место
его отправления были, безусловно, очень древними. Об этом
свидетельствуют и Фукидид (П. 15.4), и обнаруженные на этом месте остатки более
раннего храма. Однажды — уже при тиранах — было принято решение об
17 Уже давно существует мнение, что местные культы Аполлона Пифийского (ср.:
Схолии к Пиндару. Немейсше оды. ГХ.20) наносили ущерб Дельфам. Мы можем лишь
заметить, что эта мысль, видимо, не приходила в голову Поликрату Самосскому (Суда, s.v.
«ταϋτά σοι και Πύθια και Δήλια»).
18 См.: С 523: 91; С 590: 161-179; С 581: 402-411.

358
Часть вторая
Рис. 30. Алтарь Аполлону Пифию, посвященный Писистратом
Младшим. Около 521 г. до н. э. (ср.: Фукидид. VI.54.6— 7). Ширина 1,5 м;
а — реконструкция; Ь — находящийся слева фрагмент надписи: «μνεμα
τόδε Κες άρχες Πεισίστ<ρατος Κιππίο Κ>υιός θεκεν Άπόλλονος Πυθ<ί>ο εν
τεμένει», «Этот памятник в честь своего архонтства Писистрат, сьш Гип-
пия, установил в святилище Аполлона Пифия». (Афины,
Эпиграфический музей, 6787; а — с любезного разрешения г-жи Д. Пеппас-
Делмусу и В.-Б. Динсмура Младшего, Ь — публ. по: Kirchner. Imagines
Inscriptionum Atticarum2; ил. 5.12.)
удвоении размеров участка под святилище, до 41,11x107,89 м, и о
строительстве здесь дорического храма с двойным рядом колонн по
окружности (8 колонн — на наружных фронтальных сторонах и 21 — по флангам).
До того времени ни в материковой Греции, ни даже на Сицилии еще
никто не проектировал сооружений такого масштаба (сей храм почти в два
раза превышал размеры святилища Аполлона в Коринфе). Это означает
только одно: покровители данного предприятия бросили вызов проекту
по сооружению в Эфесе грандиозного Артемисия, осуществление
которого началось под патронажем Креза, а также проекту строительства самос-
ского Герейона, которому содействовал Поликрат. И в этом намерении
афинские тираны не собирались ни в чем себя ограничивать. Но когда
именно началось строительство: до или всё же после смерти Писистрата?
То, что во время раскопок 1920-х годов здесь были найдены осколки тли-

Глава 4. Тирания Писистратидов
359
няной посуды, датированные приблизительно 530 г. до н. э., в данном
случае ничем нам не помогает. Общее мнение сходится на том, что слова
Аристотеля о «возведении Олимпиона Писистратидами» [«και του 'Ολυμπίου ή
οίκοδόμησις υπό των Πεισιστρατιδών»] [Политика. 1313Ь23) подтверждают
датировку строительства в период правления сыновей. Однако нет никаких
причин отрицать слова Витрувия, который приписывает эту затею самому
Писистрату (Off архитектуре. Вступление к 7-й кн. 15). Нужно иметь в
виду, что сообщение Витрувия гораздо более детализировано, в частности,
здесь названы по именам четыре архитектора, не известные по другим
источникам. Также нет никаких оснований для компромиссного
допущения, согласно которому Витрувий подразумевал Писистрата Младшего.
Сейчас представляется, что довольно значительный объем работ успели
выполнить еще до того, как падение тирании привело, по словам
Витрувия, к приостановке проекта. (Строго говоря, Витрувий упоминает здесь
не «падение тирании», а некое препятствие, затруднение, прерывание
привычного хода дел в государстве, возникшее после смерти Писистрата: «nam-
que Athenis Antistates et CaUaeschros et Antimachides et Porinos (?) architecti
Pisistrato aedem Iovi Olympio facienti fundamenta constituerunt, post mortem
autem eius propter interpellationem reipublicae incepta reliquerunt». — «Так,
в Афинах зодчие Антистат, Каллесхр, Антимахид и Порин (?) заложили
фундамент для храма Юпитера Олимпийского, строившегося Писистра-
том, а после его смерти они бросили начатое из-за смуты в государстве». —
A3.) Строительство было возобновлено лишь Антиохом IV около 175 г.
до н. э. Но даже и тогда храм не был достроен. Немалый объем работ
пришлось выполнить императору Адриану, чтобы в 132 г. н. э. после «столь
долгого великого напряжения сил» храм наконец-то был освящен (Филострат.
Жизнеописания софистов. 1.25.6). По всей видимости, в данном вопросе не
следует проводить разделительную черту между отцом и сыновьями. Есть
еще одна деталь, подтверждающая, возможно, начало строительства при
Писистрате, состоящая в том, что он, по крайней мере, был провозглашен
победителем в Олимпии, хотя и благодаря великодушию Кимона
(Геродот. VI. 102.2-3)19.
В любом случае, культ Зевса Олимпийского в Афинах был очень
древним, хотя, если верить Фукидиду (1.126.6), он не считался главным
культом этого бога в Аттике. Создание Гиппарховой дорожной сети было
завершено, когда Писистрат Младший в год своего архонтства (Фукидид.
VI.54.7) установил и освятил алтарь Двенадцати богов, этот алтарь стал
ценгральной точкой рыночной площади, которая в наше время почти
целиком оказалась под железнодорожным полотном20. Для Афин
почитание Двенадцати богов было, видимо, внове. Оно, судя по всему, имело
малоазиатское происхождение21, а в Афины могло перекочевать из Олимпии,
куда проникло несколько раньше (Пиндар. Олимпийские оды. Х.49). Но
состав Двенадцати олимшшцев отличался довольно значительно. Для раз-
19 Дискуссионным остается вопрос о том, в 532 или в 528 г. до н. э. эта победа была
провозглашена; см.: С 224: 156-158; С 229: 84-85.
20 С 519: 82-103; С 549: 129-136. 21 С 426: 199-200.

360
Часть вторая
ных мест набор конкретных божеств, включенных в эту группу, мог быть
разным, и это, по всей видимости, нашло отражение в рельефных
изображениях, которые украшали алтарь, установленный Писистратом
Младшим на агоре. Поскольку во время Дионисий хоры танцевали именно у
этого алтаря (Ксенофонт. Начальник конницы. Ш.2), с определенной долей
уверенности можно говорить о том, что Дионис, не входивший в
позднейший канонический список олимпийских богов, здесь, как и позднее на
фризе Парфенона, нашел себе место, что вполне соответствует тому
интересу, который проявляли к этому божеству представители тиранической
династии (КИДМ Ш.З: 500, 504). Очевидно, алтарь с самого начала был
той исходной точкой, от которой отмерялись дорожные расстояния
(Геродот. П.7.1; IG Π2 2640), и очень скоро превратился в место, где
преследуемые находили убежище и взывали с мольбой о защите.
Единственным другим дорогостоящим и долговременным проектом,
который в древности связывался именно с этим периодом, является
стена Гиппарха в Академии (Суда, s. υ. «το Ίππαρχου τειχιον»). Писистратидам
приписывается значительно больше архитектурных творений, чем
самому Писистрату, и один из современных исследователей афинской
архитектурной политики22 настаивает — не без некоторого излишнего
обобщения, — что в своей строительной программе сыновья были гораздо более
амбициозны, нежели отец. Но повторимся — полной ясности в этом
вопросе достичь невозможно, поскольку даже те проекты, которые
археологически датируются примерно 525 г. до н. э., вполне могли быть
инициированы самим Писистратом.
Относительно международной политики ранее было отмечено (КИДМ
Ш.З: 486—488), что Писистрат находился либо в союзе, либо в
дружественных отношениях с Фивами, Аргосом, Эретрией и Наксосом. Альянс с фес-
салийцами, которым пользовались сыновья Писистрата (Геродот. V.63.4,
94.1), был заключен, скорее всего, также им, поскольку он дал одному из
своих детей имя Фессал. Семья поддерживала отношения
гостеприимства («ξεΐνοι ες τα μάλιστα») со Спартой (Геродот. V.63.2), но никаких
указаний насчет того, как и когда они начались, мы не имеем. На
северо-востоке Сигей являлся их династическим владением и был под управлением
Гегесистрата, единокровного брата Гиппия и Гиппарха (Геродот. V.94.1),
а Херсонес Фракийский, также находившийся в афинских руках,
управлялся Мильтиадом (Геродот. VI. 103.4). На севере семья сохраняла интерес
к Пангейским рудникам, расположенным к востоку от Стримона
(Геродот. 1.64.1; Аристотель. Афинская полития. 15.2), а также, возможно, к
расположенным западнее приискам в северной Халкидике, где открывалась
возможность установления контактов с Македонией (Аристотель.
Афинская полития. 15.2, ср.: Геродот. V.94.1). При Гиппии и Гиппархе это
наследство было в значительной степени утеряно или сведено на нет.
В Эгеиде Писистрат не имел прямых отношений с Поликратом Самос-
ским, с которым ни один греческий тиран — если не считать более позд-
22 С 506: 19-27.

Глава 4. Тирания Писистратидов
361
них сиракузских властителей — не мог сравниться в блеске и роскоши
(Геродот. Ш. 125.2). (Однако косвенно интересы этих двух тиранов здесь
постоянно пересекались. — A3) Добиться власти Поликрату помог Лиг-
дамид, друг Писистрата и тиран Наксоса (Полиен. 1.23.2), при этом как
Поликрата, так и Писистрата политика привела к конфликту с Митиле-
ной (Геродот. Ш.39.4; V.94). Интересным является вопрос о попытках
установления контроля над Кикладами и в особенности над Делосом,
обладавшим огромным религиозным значением для всех ионийцев.
Оказывается, Писистрат действовал на Делосе рука об руку с Лигдамидом (Геродот.
1.64.2; Фукидид. Ш. 104.1); наксосский интерес к Делосу, естественно,
всегда был очень сильным23. Поликрат не хотел оспаривать здесь позиции
своего благодетеля (Лигдамида). Пока Поликрат был занят новыми
проблемами, связанными с выходом Персии к Эгейскому побережью,
Спарта и Коринф напали на Самос (причины нападения остаются предметом
дискуссий). Попытка эта провалилась, но кажется весьма вероятным, что
Спарта воспользовалась случаем для низложения Лигдамида (Плутарх.
Морали. 859D; Схолии к Эсхину. П.77)24. Поликрат заполнил
образовавшийся таким образом вакуум и незадолго перед своей смертью в 522 г.
до н. э. заявил о собственном интересе к Делосу, сделав это даже
эффектней, чем Писистрат (Фукидид. Ш.104.2)25. У нас нет оснований думать, что
все эти события каким-то образом повлияли на решение братьев об
отправке корабля за Анакреонтом [см. выше]. Создается впечатление, что
данные проблемы касались только их отца.
Фукидид всё же говорит, что братья вели войны (VI.54.5), и нет
никакой весомой причины не связывать с Писистратидами, по крайней
мере, одну войну, которую мы можем датировать этим периодом. В 519 г.
до н. э. (Геродот. VI.108; Фукидид. Ш.68.5) Платеи, небольшое
государство (выставили 600 гоплитов в 479 г. до н. э. — Геродот. К.28.6) недалеко от
Фив, испытывая давление со стороны фиванцев, принуждавших их
присоединиться к Беотийскому союзу, сначала обратились за помощью к
спартанскому царю Клеомену, который находился поблизости (возможно, в
Мегарах) вместе с лакедемонским войском. Клеомен посоветовал искать
защиты у афинян — соседей платейцев. Афинский информатор Геродота
добавляет, что такой совет спартанец подал не из расположения к платей-
цам, но чтобы вовлечь афинян в тяжкие распри с беотийцами. Платей-
цы стали первыми, кто в качестве умоляющих о защите прибег к недавно
освященному алтарю Двенадцати богов и отдал свой город под
покровительство Афин («έδίδοσαν σφέας αυτούς»). Афиняне выступили на помощь
платейцам против фиванского войска. Поначалу битвы удалось избежать
благодаря вмешательству коринфян, которые в качестве третейских
судей уладили спор и провели пограничную линию; но стоило коринфянам
удалиться, как беотийцы атаковали двигавшееся домой афинское войско.
В схватке, однако, победили афиняне, после чего они изменили
предложенные коринфянами условия в пользу платейцев, проведя новую границу.
С 31: 291-292; С 240: примеч. 6, 36.
0 253:272-275. 25 С 255: 106 слл.

362
Часть вторая
В лице платейцев Афины приобрели постоянных союзников ценой на-
влечения на себя еще более ожесточенной ненависти со стороны Фив,
которые были известны своей поддержкой Писистрата. Принимая во
внимание фразу «отдали самих себя» («έδιδοσαν σφέας αυτούς») в контексте
отношения греков к подобным мольбам о защите, можно предположить, что
в подобной ситуации у благочестивых людей не оставалось выбора.
Нет никакой информации об отношениях между Афинами и Эрет-
рией в течение всего этого периода и даже вплоть до 498 г. до н. э.,
однако следует отметить, что к 506 г. до н. э. или даже ранее расширявшийся
Пелопоннесский союз установил хорошие отношения с Халкидой,
соперницей Эретрии (Геродот. V.74.2).
Около 516 г. до н. э.26 с севера начали приходить плохие вести (Геродот.
VI.38—40). Мильтиаду Старшему наследовал его племянник Стесагор,
сын Кимона. Будучи вовлечен в нескончаемый конфликт с
расположенным на той стороне пролива Лампсаком, Стесагор был убит при
обстоятельствах, вызывающих явные подозрения в измене. Херсонес
Фракийский был важен для Афин не только из-за своего положения на
черноморском хлебном пути, но, видимо, также из-за его обеспеченности
собственным зерном, и братья разыграли эту имеющуюся в их распоряжении
карту, направив сюда Мильтиада Младшего, брата Стесагора. Они
отправили его в Херсонес на триере — первой афинской триере, о которой у нас
есть прямое свидетельство. Мильтиад предпринял здесь немедленные и
жестокие меры для утверждения себя в качестве правителя.
Заинтересованность тиранов в этом регионе могла, конечно, получить
дополнительный стимул из-за подделанного Ономакритом предсказания, касавшегося
Лемноса, но похоже, что завоевание Мильтиадом этого острова, который
он передал в руки афинян (Геродот. VI. 136—140), произошло позже — в
период Ионийского восстания.
Свобода действий, которую греки имели до поры до времени в этой
части мира, вскоре была ограничена в силу принятого Дарием решения о
вторжении в Европу (см. выше, гл. 3ί). У Мильтиада не было
возможности уклониться от участия в дунайской экспедиции персов в 514 г. до н. э.,
возможно, снаряжать пришлось те самые пять триер, которыми он
располагал к 493 г. до н. э. (Геродот. VI.41). Хотя складывается впечатление,
что позднее он пытался всеми силами склонить греков бросить Дария в
опасной ситуации (Геродот. IV. 137; VI.41.3), это вряд ли соответствует
истине. Более вероятно, что персидская враждебность к Мильтиаду в 493 г.
до н. э. (Геродот. VL41.3; 104.1) была мотивирована его захватом Лемноса.
Таким образом, один из тех, кто мог оказать поддержку тирании,
находился за пределами Афин; имеются и другие признаки размывания
этой поддержки. Первым человеком, пытавшимся вести борьбу с
тиранией, был некто Кедон, о котором предание не сохранило почти никакой
26 Относительно хронологии перемещений Мильтиада ясности нет. Приведенная в
тексте дата основана на исправлениях Добри в тексте Геродота (VI.40.2); см.: С 224: 161—
163.

Глава 4. Тирания Писистратидов
363
информации (Аристотель. Афинская полития. 20.5). Когда Алкмеониды
в очередной раз отправились в изгнание, они укрепили местечко Липси-
дрий (Геродот. V.62.2; Аристотель. Афинская полития. 19.3). То
обстоятельство, что было выбрано место на севере Аттики, говорит о надеждах Алк-
меонидов на поддержку со стороны фиванцев, а также о том, что
поселение возникло после 519 г. до н. э. (см. выше о конфликте между Афинами
и Фивами из-за Платей. —A3.); мнение, согласно которому укрепление
этого пункта Геродот относил ко времени после 514 г. до н. э., не имеет
достаточных оснований. Для поддержки предприятия сюда из города
прибыли некоторые сторонники Алкмеонидов, но тираны силой выбили
защитников крепости, оставив их родственникам возможность распевать
следующую печальную песнь:
Ах, Липсидрий, ах, друзей предатель!
Ты таких воителей отважных
Погубил там — знать-то всю какую! (αγαθούς τε και εύπατρίδας)
Впрямь они там род свой оправдали!
(Пер СИ. Радцига)
Поворотный момент пришелся на 514 г. до н. э., когда во время Пан-
афинейского праздника в результате заговора был убит Гиппарх.
Заговорщиками были Аристогитон и его более молодой родственник Гармодий
из рода Гефиреев из Афидны — городка в северо-восточной Аттике
(Геродот. V.57; Плутарх. Моралии. 628D)27. Этот род в некотором смысле по
своим корням был неафинским, однако в Аттику он переселился в глубокой
древности. То, что мотив убийства носил политический характер, а целью
своей имел ниспровержение тирании, было общепринятой в Афинах
точкой зрения. Геродот не отрицает этот взгляд и почти прямо намекает на
него (VI. 123.2), но Фукидид настаивает, что вся эта история случилась из-
за «происшествия любовного свойства», хотя затем наполнилась
политическим смыслом. Данная интерпретация была всецело воспринята
Аристотелем (Политика. 1311а36—39; Афинская полития. 18). Впрочем, рассказ
в «Афинской политии» отличается некоторыми важными деталями, а в
одном пункте прямо противоречит Фукидиду.
Фукидидовская версия (VI.54,56) состоит в том, что Гиппарх
предпринял безуспешную попытку соблазнить Гармодия, который пожаловался
своему возлюбленному Аристогитону. Последний уже вынашивал мысль
о мщении, когда в довершение всего Гиппарх нанес публичное
оскорбление сестре Гармодия, заявив, что она недостойна нести священную
корзину на праздничной процессии (ситуацию помогает понять, возможно, одно
место у Менандра: Третейский суд. 438—441 Sandb.); по поводу этой
истории Платон высказался критически: «Это ведь просто нелепость!»
(Гиппарх. 229с; сам он придерживался менее обоснованной, зато более
платонической версии). Заговорщики решили дождаться Панафиней, во время
которых их малое количество могло прирасти за счет вооруженных
граждан, участвовавших в священной процессии. С наступлением праздника
С 85: 472 слл.

364
Часть вторая
Гиппий отправился со своими телохранителями за город, в местечко под
названием Керамик, откуда начиналось движение процессии, Гиппарх же
находился внутри стен Леокория (Леокорий — храм в Керамике в честь
дочерей героя Лео. —A3.), локализация которого до сих пор точно не
определена. Заподозрив, что доносчик сообщил о заговоре Гиппию, Гар-
модий и Аристогитон с яростью набросились на Гиппарха и сразили его
ударами кинжалов. Гармодий был тут же убит телохранителями
Гиппарха, Аристогитон же умер под пытками. Гиппий хитростью разоружил
граждан и вновь взял ситуацию под контроль.
Аристотель (Афинская политая. 18), возлагая ответственность за
оскорбление девушки на Фессала, реабилитирует Гиппарха. Полагая, что в
заговор были вовлечены многие, Аристотель меняет функции Гиппия и
Гиппарха во время процессии, а также категорически отрицает, что в те
времена граждане участвовали в этой процессии вооруженными. Автор
«Афинской политии» присовокупляет две версии относительно
поведения Аристогитона под пыткой — рассказ демократов о том, как он, дабы
запутать Гиппия, оговорил многих друзей тиранов (этой версии прямо
следует Эфор у Диодора Сицилийского: X. 17.2), а также
противоположную версию, согласно которой заговорщик выдал имена действительных
соучастников.
Вряд ли имеет смысл давать оценку этим двум вариантам. С самого
начала должны были существовать разные версии, не говоря уже о том, что
со временем появились искажения, возникшие из позднейшего культа
тираноубийц, а также из споров о том, насколько результативной оказалась
эта акция (Геродот. VI. 123.2). Фукидид был разгневан такими
исполняемыми во время застолий строфами, как «Гармодиева песнь», в которой
публично восхвалялось, как Гармодий и Аристогитон убили тирана и сделали
Афины ισόνομος — государством, построенным на равноправии граждан
(D.L. Page. PMG 893—896; см. ниже, гл. 5, п. IV, в конце); Фукидид здесь
вполне подпадает под действие закона, запрещавшего оскорблять память
тираноубийц (Гиперид. Против Филиппида. Кол. П). Однако лишь в
наиболее экстравагантных заявлениях о беспорочной любви к юношам
поддерживался взгляд, что именно Гармодий и Аристогитон покончили с
тиранией (Платон. Пир. 182с [«На собственном опыте узнали это и здешние
тираны: ведь любовь Аристогитона и окрепшая привязанность к нему
Гармодия положили конец их [тиранов] владычеству» [пер. С. К. Апта)]).
Утверждение Фукидид а, согласно которому афиняне прекрасно
понимали, что тиранию свергли спартанцы (VI.53.3), несомненно, верно
(Аристофан. Лисистрата. 1150—1156).
То, что Фукидид педалирует мягкость правления братьев до
убийства Гиппарха, может показаться странным (VL54.5—6; 57.2; впрочем,
Платон идет еще дальше: Гиппарх. 229Ь), однако все источники сходятся на
том, что после этого тирания приобрела гораздо более суровый характер
(Геродот. V.62.2, VI. 123.2; Фукидид. VL59.2; Платон. Указ. место;
Аристотель. Афинская полития. 19.1). Аристотель, который, похоже, объяснял
эти перемены потрясением Гиппия от откровений Аристогитона под
пыткой, говорит о многочисленных казнях и изгнаниях. Фукидид рассказы-

Глава 4. Тирания Писистратидов
365
вает о возросшей подозрительности Гиппия, осуждении им на смерть
многих граждан, но вместе с тем — об обращении им взоров за рубеж в
мыслях об убежище на случай переворота. Именно с такими целями он выдал
свою дочь Архедику за Эантида, сына Гиппокла, тирана Лампсака,
«афинянку — за лампсакийца», «так как слышал, что они (тираны Лампсака. —
А.3.) пользовались большим влиянием у царя Дария». Выход афинянки
замуж за лампсакийца был событием неординарным, учитывая
постоянную вражду между этими двумя городами из-за Херсонеса. Когда у
Гиппия начались серьезные проблемы, он полагал, что при дворе Дария для
него более полезными могут оказаться отношения с Гиппоклом, нежели
с Мильтиадом (Геродот. IV. 138.1). К этому периоду мы также можем с
достаточными основаниями отнести появление опорного пункта у Пелас-
гической стены, хорошо обеспеченного продовольствием и питьевой
водой, где тираны на крайний случай могли держать свою последнюю
оборону (Геродот. V.64.2—65.1) (в действительности у Геродота здесь
сказано «у Пеларгической (т. е. Аистовой) стены», «εν τω Πελαργικώ τειχεϊ»;
предполагаемая еще в древности связь с пеласгами, скорее всего, является
ошибкой; ср.: Фукидид. П.17; см. также: А 27,1: 31 ел. —A3.), а равно
возникновение укрепления в Мунихии, в Пирее, которое поддается более строгой
датировке (Аристотель. Афинская полития. 19.2; Boersma J.S. Athenian
Building Policy from 561/0 to 405/4 B.C. (Groningen, 1970): 150, № 2).
Тем временем Алкмеониды усилили свои позиции в Дельфах. Планы
по восстановлению сожженного храма Аполлона начали здесь активно
обсуждаться еще до 526 г. до н. э. (Геродот. П. 180), хотя точные
хронологические рамки строительства остаются спорными. Алкмеониды получили
подряд на возведение нового храма и проявили большую щедрость
(Геродот. V.62.3). По одной из версий (Геродот. V.63.1), они подкупили саму
Пифию28. В результате всякий раз, когда спартанцы обращались за
советом к оракулу по частному или государственному делу, Пифия
возвещала, что им надлежит освободить Афины. Несмотря на ксению (ξενία —
тесные узы взаимного гостеприимства. —A3.) между Спартой и Писистрати-
дами, спартанцы в конечном итоге осуществили эту акцию.
Определить, что ими двигало, — важная задача в деле анализа
спартанской внешней политики вообще, а также, в частности, той степени, до
какой спартанцы готовы были руководствоваться иррациональными
побуждениями при принятии государственных решений. Спартанскую
политику можно истолковывать в двух рационалистических планах.
Во-первых, некоторые группы в Спарте могли унаследовать от предыдущего
поколения осознание опасности, исходившей от возраставшей персидской
мощи, и, хотя неудача спартанской экспедиции на Самос в 525 г. до н. э.
первоначально заставляла их отказываться от принятия прямых
антиперсидских мер как невыгодных и нецелесообразных (Геродот. Ш.148, VI.84),
28 Более поздние и более запутанные версии говорят об использовании Алкмеонидами
денег, выделенных на храм, для подкупа спартанцев и оплаты наемников. Анализ
источников см. в работах: С 103: 277-286; С 136: 179-190; С 34: 193-204. Соответствующий
рассказ в «Афинской политии» (19.4) представляет собой ложный компромисс.

366
Часть вторая
они всё же были готовы противостоять появлению в Афинах проперсид-
ского правителя, что выглядело вполне реализуемым после заключения
Гиппием брачного союза с Лампсаком; однако в античных текстах нет
никаких намеков на наличие у спартанцев такой мотивировки. Второе
рационалистическое объяснение связано с мнением Аристотеля [Афинская
полития. 19.4), что в конечном итоге на решение лакедемонян повлияла
дружба Писистратидов с аргивянами, заклятыми врагами Спарты.
Реальная значимость этих отношений гостеприимства не вполне ясна, но,
возможно, именно спартанской кампанией против силового блока,
формировавшегося Аргосом, объясняется отмеченный нами развал созданной еще
Писистратом системы дружественных связей. Из двух возможных
иррациональных мотивов первый — нелюбовь к тирании — наталкивается на
утверждение, что Писистратиды находились в ксенических отношениях
со Спартой, и мы вряд ли можем точно указать тот период, когда именно
у лакедемонян выработалось стойкое враждебное отношение (впервые
косвенно выраженное у Геродота: V.92al) к тирании как к таковой, а не
просто к конкретным тиранам. Впрочем, нам, может быть, не следует
слишком поспешно отказываться и от другого, самого простого, варианта
объяснения, согласно которому спартанцы послушно выполняли
инструкции оракула.
Их первая попытка, осуществленная, вероятно, в 511 г. до н. э.,
представляла собой морскую экспедицию под командованием Анхимолия.
Вряд ли в этой операции было задействовано большое войско;
спартанские власти, несомненно, надеялись, что афиняне поднимутся против
Писистратидов. Последние, однако, были вовремя предупреждены о
подходе спартанского флота и призвали на помощь фессалийских союзников,
которые прибыли с отрядом в тысячу всадников и, располагая в
достаточной степени как людьми, так и энтузиазмом, вырубили деревья на Фа-
лернской равнине, дабы пустить в дело свою конницу. Сам Анхимолий и
множество спартанцев погибли, а оставшиеся в живых были оттеснены
к кораблям (Геродот. V.63).
Эта история сильно ударила по спартанскому престижу, так что
ранним летом 510 г. до н. э. лакедемоняне снарядили в поход гораздо более
многочисленное войско во главе с царем Клеоменом, причем двинулось
оно по суше. На этот раз фессалийцы при столкновении с
тяжеловооруженной спартанской фалангой потерпели неудачу и, оставив на поле брани
более сорока человек убитыми, тотчас прямым путем возвратились
домой. Нет никаких указаний на какое-то сражение гоплитских армий;
видимо, Клеомен сразу приступил к осаде тиранов в их укрепленном пункте
под Акрополем, пользуясь помощью «тех афинян, которые желали быть
свободными» (данная фраза, конечно, не может означать массовое
восстание). Вряд ли осаждающие могли надеяться на успех, если бы не
случайный захват «детей Писистратидов» при попытке тайно увезти их в
безопасное место. Затем последовали переговоры. Ради возвращения детей
осажденные согласились покинуть Аттику в течение пяти дней и
удалиться в свою базу в Сигее (Геродот. V.64—65). И, хотя они сохранили друзей

Глава 4. Тирания Писистратидов
367
и в Македонии, и в Фессалии (Геродот. V.94), а также несмотря на
периодически появлявшиеся надежды на возвращение благодаря отношениям
Писистратидов всё с той же Спартой, а также с Персией, история
тиранического режима в Афинах подошла к своему завершению.
Когда Писистрат впервые захватил власть, Аттика представляла собой
страну, в которой на местах целиком и полностью господствовали главы
наиболее влиятельных родов. Сами Афины были всего-навсего самым
крупным населенным пунктом и оплотом некоторых наиболее важных
для всех жителей Аттики культов. Если не считать непредвиденных и
крайне опасных ситуаций, это поселение могло выставить не очень
многочисленную вооруженную силу. К 510 г. до н. э. Афины, с архитектурной
точки зрения, стали намного более интересным городом, а развитие их
праздников в значительной степени содействовало превращению его в
объединяющий Аттику центр. И всё же город оставался сравнительно
небольшим. Если — что представляется разумным — мы примем
распределение мест в клисфеновском новом совете29 (βουλή — совет; речь идет о
созданном Клисфеном так называемом буле, или совете пятисот,
которому поручалось ведение важнейших государственных дел. —А.3.) как
указание на места проживания афинского населения в 507 г. до н. э., тогда
получается, что в пределах городских стен к этому времени постоянно
проживало менее 6% всего состава граждан, и даже клисфеновское более
широкое понимание астю (грубо говоря, южная часть района между горным
массивом Эгалеосом и горой Гиметтом) едва ли включало четверть
населения (άστυ — город, преимущественно столичный. —А.З.). Аттика
оставалась в основном деревенской и сельскохозяйственной страной (причем
такое положение сохранялось вплоть до 431 г. до н. э.; ср.: Фукидид. П. 16)
и, по-видимому, сообществом мелких фермеров. Автор данной главы
склонен приписывать разрушение крупного землевладения и поощрение
мелкого фермерского хозяйства Писистрату в большей степени, нежели
это делает автор гл. 44 КИДМ Ш.З, но нам следует согласиться, что
долговременные изгнания знатных семейств сыграли свою роль в уничтожении
моделей почтительного отношения к таким семьям внутри страны и что
тирания содействовала формированию новых структур, благодаря
которым Афины начали восприниматься как город, в котором существует
правосудие и споры решаются путем принятия судебных решений. Далее —
история о том, как вакуум, оставшийся после ухода тиранов, был
удовлетворительным образом заполнен путем сочетания централизации и
многообразия.
29 С 215.

Глава 5
Μ. Оствальд
РЕФОРМЫ КЛИСФЕНА
Мы имеем не так много источников, современных тем событиям,
которые происходили в Афинах в десятилетие, последовавшее за падением
Писистратидов. Этому периоду, возможно, принадлежат застольные
песни с политическими намеками, сохраненные греческим литератором Афи-
неем, жившим примерно семью столетиями позже; до нас дошло
несколько надписей; имеются также вазы и другие вещественные источники,
которые хотя и не обладают абсолютно точными датировками,
обеспечивают нас дополнительными деталями. Если говорить о логически связной
и последовательной информации, то здесь мы целиком зависим от
Геродота и от аристотелевской «Афинской политии»1, чьи данные иногда
дополняются сведениями более поздних авторов. Геродот писал примерно
через шестьдесят—семьдесят лет после реформ Клисфена, при этом
обстоятельства внутренней истории Афин рассматриваются этим автором
как происшествия, имеющие значение лишь в той мере, в какой они
касаются других, гораздо более важных событий. Было доказано, что
повествование Геродота легло в основу исторического раздела
аристотелевского трактата, написанного приблизительно через полтора столетия
после интересующих нас событий и добавляющего лишь подробное
описание клисфеновских конституционньгх мероприятий, результаты которых
сохранялись до времени самого Аристотеля. На основе этих источников
можно реконструировать следующую картину.
I. События с 511/510 по 507/506 г. до н. э.
Вакуум власти, возникший после изгнания Писистратидов, обозначился
не сразу. Поскольку тираны не затронули сути древней солоновской
конституции и удовлетворялись тем, что старались назначать на важные
1 Геродот. V.66, 69—77; VL131.1; Аристотель. Афинская политая. 13.5, 20—22.2.

Глава 5. Реформы Клисфена
369
государственные должности своих родственников и друзей (Фукидид.
VI.54.6), архонт Гарпактид, избранный еще при Гиппии, оставался в
должности, по всей видимости, до конца своего срока. При этом весьма
вероятно, что государственная машина продолжала функционировать без
сбоев. Мы ничего не знаем о том, возродилось ли старое соперничество
между знатными родами, которое ранее помогло Писистрату захватить власть.
Годы, прошедшие до избрания Исагора архонтом на 508/507 г. до н. э.,
очевидно, были посвящены устранению из общественной жизни Афин
наиболее одиозных следов правления Писистратидов.
Мы слышим о шести мерах, осуществленных, вероятно, в эти три
года, хотя и не можем точно определить, в каком хронологическом
порядке они следовали друг за другом. Из этих мероприятий как минимум два
нашли отражение и в реформах Клисфена.
Первая мера — подтверждение одной старой нормы, восходящей,
вероятно, ко временам Драконта, согласно которой вне закона объявлялся
любой человек и его наследники в случае прямой попытки установления
или подстрекательства к установлению тирании в Афинах [Афинская по-
лития. 16.10). Почти наверняка можно сказать, что в связи с этим
возрожденным законом были обнародованы имена Писистратидов и
провозглашено о неприятии обществом тирании, что мы и узнаём от Фукидида
(VI.55.1-2).
Второй мерой, которая позднее должна была отразиться на реформе
Клисфена, стал пересмотр поименного списка граждан — так называемый
диапсефизмос, διαψηφισμός; Аристотель пишет, что эта ревизия была
проведена вскоре после низвержения тиранов и направлена против «людей
нечистого происхождения», «поскольку было заявлено, что многие
пользовались гражданскими правами противозаконно» (Афинская полития. 13.5).
О том, кто именно и каким образом был лишен гражданских прав, нам
остается только догадываться. Поскольку до Клисфена гражданство
определялось лишь членством во фратрии; диапсефизмос, очевидно, заставил
фратрии подготовить или проверить списки своих членов, в силу чего
гражданства лишился всякий не прошедший регистрацию. Аристотель
рассказывает, что в результате этой меры гражданские права были
отобраны у людей, которые присоединились к Писистрату «вследствие страха»,
поскольку они, видимо, нуждались в его протекции. Сюда могли входить
иностранные наемники или телохранители, которых использовал Писи-
страт при захвате власти и которым он, вероятно, позволил обосноваться
в Аттике2, а также потомки искусных ремесленников, которых Солон
пригласил поселиться вместе с семьями в Аттике3. То, что Солон официально
признал их в качестве граждан, было не вполне очевидно уже для
Плутарха; однако и эти ремесленники, и наемники Писистрата в самом деле
могли пользоваться такими гражданскими правами, как участие в работе
народного собрания (экклесии) и гелиэи с прямо выраженной или подразу-
2 Геродот. 1.61.4, 64.1; Фукидид. VI.55.3, 57.1, 58.2; Аристотель. Афинская полития. 15.2,
18.4.
3 Плутарх. Солон. 24.4.

370
Часть вторая
меваемой санкции тирана даже и без принятия их во фратрии. Ясно, что
после падения тирании эти люди должны были оказаться в очень
уязвимом положении, а поскольку они не были включены в списки фратрий,
проведение диапсефизмоса лишило их тех привилегий, которыми они
пользовались.
Два события этого периода имеют надежные датировки. Из того
обстоятельства, что «Паросская хроника» (эпоха 46, Jacoby) относит введение
состязаний мужских хоров — видимо, на празднике Панафинеи — к году
архонта Лисагора (509/508 г. до н. э.), почти ничего невозможно извлечь,
помимо того факта, что и после падения тирании праздник,
превращенный Писистратом в главное средство прославления Афин, сохранил
такое значение, претерпев лишь незначительные изменения. Более
интересно утверждение Плиния [Естественная история. XXXTV.17), что статуи
«тираноубийц» Гармодия и Аристогитона (несомненно, идентичные тем
скульптурам, которые Павсаний приписывает Антенору. — 1.8.5), были
установлены в Афинах в 509 г. до н. э. Дело в том, что даже если такая
точная датировка не вызывает доверия, кажется весьма вероятным, что
свержение тиранов было отмечено подобным же образом вскоре после
самого события4.
Наконец, закон о запрете пыток афинских граждан, датированный у
Андокида (1.43) годом архонта Скамандрия, связывается с этим
периодом на том основании, что такие пытки применялись тиранами.
Поскольку нет никаких данных для установления времени архонтства
Скамандрия, исследователи сходятся на том, что данный закон был принят в
510/509 г. до н. э., сразу после изгнания тиранов.
Со свержением тиранического режима соперничество между
влиятельными родгми-геносами (мн. число γένη, ед. число γένος — генос) вновь
вырвалось наружу. Что именно привело к конфликту, мы не знаем, как не
знаем и того, были ли вовлечены в распрю какие-то иные роды, кроме тех,
во главе которых стояли Клисфен и Исагор. Алкмеонид Клисфен был
архонтом при Писистратидах, в 525/524 г. до н. э.5. Но он повздорил с
ними и в оставшийся период тиранического правления находился в
изгнании вместе со своим геносом. В 511/510 г. до н. э. он привел Алкмеонидов
назад в Афины, чтобы помочь спартанцам во главе с Клеоменом в деле
свержения Писистратидов. Напротив, Исагор, сын Тисандра,
принадлежал к геносу, который (и у нас есть основания этому верить) не
конфликтовал с тиранами и в период всего их правления оставался в Аттике.
Единственная определенная информация, которой мы располагаем,
заключается в том, что данная семья почитала Зевса Карийского, чье
место поклонения до сих пор удовлетворительно не локализовано. Когда мы
впервые слышим о борьбе за власть между Клисфеном и Исагором, речь
идет о ее первой фазе, закончившейся поражением Клисфена и
избранием Исагора на должность архонта на 508/507 г. до н. э. Очевидно, двух
4 Детальная аргументация: С 176: 132—134.
5 Впервые это было установлено Б.-Д. Мериттом, см.: Meritt B.D. Hesp. 8 (1939): 59—65.
См. также: КИДМ Ш.З: 491.

Глава 5. Реформы Клисфена
371
вождей разделяли отнюдь не проблемы идеологического характера. Как
Геродот (V.66.2), так и Аристотель [Афинская политая. 20.1)
предполагали, что оба лидера опирались на поддержку своих гетайров, то есть
друзей аристократического происхождения (в греческом языке слово «εταίροι»
означает как просто товарищей, спутников, так и приверженцев,
политических сторонников. — A3.); данный факт указывает, что речь шла о
борьбе за политическое влияние, и ни о чем ином. Здесь не было
соперничества между противоположными принципами правления.
Характер их борьбы изменился после избрания Исагора на должность
архонта. Клисфен, объяснявший свое поражение неадекватностью своих
аристократических сторонников, предпринял беспрецедентный шаг,
пытаясь снискать поддержку простого народа, или, по выражению Геродота
(V.66.2), взял в сотоварищи (т. е. сделал своими гетайрами) простой люд.
То, что это была революционная мера, видно из следующего заявления
Геродота (V.69.2): вплоть до того времени «народ афинский
отталкивался» — по всей видимости, Клисфеном не в меньшей степени, чем
другими домогавшимися власти аристократами. Нам не говорят ни о том, как
Клисфен смог склонить демос на свою сторону, ни даже о том, как
именно он использовал этих людей в своих политических целях. Нам просто
дают понять, что он повернулся к ним лицом после избрания Исагора
архонтом, обещая народной массе политические права (Аристотель.
Афинская политая. 20.1).
Впрочем, некоторые детали можно извлечь, реконструировав
последовательность событий. Необходимо начать с наблюдения, что два наших
основных источника почти не противоречат друг другу, и Аристотель,
как уже было замечено, очень близко следует Геродоту в изложении
событий (V.66—73.1) за исключением того, что он выделяет информацию
о содержании реформ (Аристотель. Афинская полития. 21) из рассказа о
событиях, частью которых эти преобразования были (20.1—З)6. Во время
архонтства Исагора Клисфен не занимал в Афинах никакой
официальной должности, если не считать того, что после своего собственного
пребывания в 525/524 г. до н. э. на этом посту он имел пожизненное членство
в совете Ареопага. Наделяло ли это его правом вносить законопроекты
в экклесию (народное собрание) без предварительного их одобрения
советом четырехсот (буле), который со времен Солона должен был
подготавливать повестку дня для каждого очередного народного собрания, мы
не знаем; также не известно, склонил ли он на свою сторону совет
четырехсот либо Ареопаг до того, как смог «взять в сотоварищи» простой народ.
Невозможно поверить, чтобы своими поверенными Клисфен сделал кол-
лег-ареопагитов, ведь большинство из них были обязаны членством в этом
совете своему пребыванию в должности архонта во времена тирании, а
также, видимо, потому, что Ареопаг представлял аристократическую
правящую верхушку, которая и обеспечила избрание Исагора. Из реакции
Исагора, призвавшего Клеомена к вторжению в Аттику, ясно, что клисфе-
новская операция была открытым вызовом авторитету архонта, и наши
6 Впервые это замечено в: С 176: 121—136, 153—155.

372
Часть вторая
источники указывают, что проект своих мероприятий Клисфен вынес на
одобрение некой широкой группы людей, по всей видимости, народного
собрания. Энтузиазм, с которым это одобрение было выражено, делает
маловероятным предложение Клисфена народу непосредственно своей
политической реорганизации, ибо для понимания обычным человеком
той эпохи она являлась чересчур сложной. Шансы Клисфена
очевидным образом возрастали, если простому народу была обещана та степень
политического равенства (исономии), какую, как мы увидим, его реформы
действительно предоставят в будущем, а именно — гарантию того, что
для утверждения любого серьезного политического решения впредь
необходимо будет заручиться одобрением народного собрания7.
Имеется еще одно указание на степень клисфеновского успеха.
Архонтом, избранным на 507/506 г. до н. э. — следующий год после архонтст-
ва Исагора, — был Алкмеон, чье имя предполагает его родственные
отношения с Клисфеном, и избрание этого человека означает, что к концу
весны 507 г. до н. э., когда проходили выборы архонтов на следующий
год, Клисфен смог привлечь народ на свою сторону. Вероятно, реформы
были разработаны еще раньше, в пору архонтства Исагора, и
представлены на рассмотрение экклесии незадолго до или вскоре после избрания
Алкмеона. Это может объяснить ту панику, на наличие которой
указывает реакция Исагора. Двойной удар, заключающийся, во-первых, в
избрании следующим архонтом члена враждебного геноса и, во-вторых, в
явном успехе нестандартно проведенных и с энтузиазмом встреченных
реформ Клисфена, причем с вызывающим пренебрежением к
авторитету самого Исагора, стал причиной обращения последнего с призывом о
помощи к Клеомену, с которым отношения гостеприимства Исагор
установил еще во время изгнания Писистратидов в 511/510 г. до н. э. (Геродот.
V.70.1; Аристотель. Афинская полития. 20.2). Клеомен ответил отправкой
глашатая в Афины, который, согласно советам Исагора, должен был
потребовать немедленного изгнания Клисфена и других афинских семей,
находившихся под проклятием, навлеченным Алкмеонидами более ста
лет назад при подавлении Килоновой смуты. Почему Клисфен сразу
подчинился этому требованию и тайно покинул город, мы не знаем, но
это привело к тому, что незадолго до середины лета 507 г. до н. э.
Клеомен прибыл в Афины лишь с небольшим отрядом, чтобы заставить
покинуть город другие семьсот семейств, об изгнании которых говорилось в
ультиматуме8.
Сразу после этого Клеомен попытался распустить
совет—предположительно совет четырехсот, который, по всей вероятности, сыграл свою роль
в принятии клисфеновских предложений, — а также передать
правительственную власть в Афинах группе из трехсот приверженцев Исагора.
Объяснение этого шага как попытки установить олигархию обосновано
только в том смысле, что таким образом Исагор ответил на использова-
7 Детальная аргументация: С 176: 121—136, 153—155.
8 Здесь принята хронология, изложенная в: С 69: 246—247.

Глава 5. Реформы Клисфена
373
ние Клисфеном народного собрания, а также, возможно, совета для
формирования главных политических решений и что Исагор попытался
лишить эти государственные органы всякой политической власти с помощью
передачи публичных полномочий целиком в руки лояльных ему самому
аристократов. Планы эти, однако, встретили неожиданное сопротивление
со стороны той части совета, которая почувствовала угрозу целостности
буле, к тому же о привлекательности предложенной Клисфеном
реформы свидетельствует стихийное объединение совета со всем народом. Клео-
мен и Исагор со своими сторонниками укрылись на Акрополе, и народ
осаждал их в течение двух дней. На третий день Клеомен вынужден был
капитулировать; ему и его людям позволено было беспрепятственно
покинуть Аттику, а некоторые сторонники Исагора были арестованы и
казнены. Впрочем, сам Исагор с рядом приверженцев избег наказания,
поскольку, видимо, сумел тайно покинуть Аттику. Он, возможно,
находился среди тех афинян, которые год спустя присоединились к Клеомену в
Элевсине и понесли за это наказание: их дома были разрушены,
собственность — конфискована, а сами они — осуждены на смерть (схолии к:
Аристофан. Лисистрата. 273). Теперь путь для реализации предложенных
Клисфеном реформ был свободен, и в качестве первого шага на этом
направлении их автор и семьсот изгнанных семейств были призваны
домой (Геродот. V.73.1; Аристотель. Афинская политая. 20.3).
Алкмеон был среди изгнанных Клеоменом. С его возвращением и
вступлением в должность клисфеновская реформа сразу была
проведена в жизнь (Поллукс. VIR ПО). Но в то же самое время афиняне
вынуждены были защищать себя от внешних угроз. Есть основания полагать,
что Клеомен, болезненно переживший свое поражение, думал о реванше.
За помощью в предотвращении возможности такого развития событий
афиняне, вероятно по совету Клисфена, обратились к давнему врагу
Спарты—к Персии (Геродот. V.73.1). Посольство было отправлено в Сарды,
где персидский сатрап Артаферн выразил готовность заключить союз, но
лишь в том случае, если афиняне покорятся Дарию, дав ему землю и
воду. Послы приняли эти условия, но утверждение Геродота (V.73.2—3) о
«суровом осуждении», которому они подверглись по возвращении в Афины,
означает, по-видимому, что это согласие послов было дезавуировано,
скорее всего, в связи с исчезновением ко времени их возвращения угрозы
спартанского нападения.
Нападение всё же случилось весной 506 г. до н. э. Организовано оно
было так, чтобы ударить по Афинам одновременно с трех сторон.
Клеомен и силы, собранные со всего Пелопоннеса, должны были атаковать с
юго-запада, тогда как беотийцы и халкидяне — с севера и востока
соответственно. Целями этой кампании были наказание афинского демоса и
установление тирании Исагора (Геродот. V.74.1). Пелопоннесцы
вступили в Элевсин, беотийцы захватили Эною и Гисии, а халкидяне были
заняты набегами на северо-восточное побережье Аттики, когда афиняне
решили воевать сразу со всеми врагами, начав с пелопоннесцев. Но на этом
направлении афиняне были спасены неожиданным отступлением пело-

374
Часть вторая
поннесского войска: коринфяне отказались принимать участие в походе,
когда узнали об истинных намерениях Клеомена; вскоре их примеру
последовал Демарат, коллега Клеомена по царской власти, а затем и все
остальные союзники (Геродот. V.75.1 и 3). У афинян теперь были
развязаны руки для организации отпора другим врагам. Их намерение
обратиться первым делом против халкидян переменилось, когда выяснилось, что
беотийцы выдвигаются маршем к Еврипу на помощь халкидянам.
Афиняне напали на беотийцев у Энои и нанесли им сокрушительное
поражение, захватив в плен до 700 врагов; в тот же день, как рассказывает наш
источник, афинские силы переправились на Евбею и разбили халкидское
войско. У самых богатых халкидян, гиппоботов, были отобраны земли, на
которых оставлены 4000 афинских клерухов-поселенцев. Что касается
беотийских и халкидских пленников, то позднее они были отпущены за
выкуп в 2 мины за каждого. Оковы, в которых содержались пленники,
были принесены в качестве посвящения на афинский Акрополь, а десятая
часть выкупа пошла на изготовление бронзовой колесницы с четверкой
лошадей, принесенной в дар Афине (Геродот. V.77)9. Теперь отпала
всякая необходимость в союзе с Персией.
П. Реформа конституции
Эту ошеломляющую победу Геродот (V.78) рассматривает как
доказательство преимуществ исэгории — равной для всех свободы слова, которая
обеспечила афинянам военное преимущество над всеми соседями, что при
тирании было невозможно; свободный человек, продолжает историк,
стремится к собственному благополучию, тогда как человек, работающий на
господина, совершенно не будет стараться сделать что-либо наилучшим
образом. Остается спорным вопрос о том, имела ли место «свобода
публичного слова» в пропаганде Клисфена по аналогии с провозглашенным
им лозунгом «политического равноправия» (исоножия); однако понятно,
что, согласно Геродоту, окончание тирании в сочетании с клисфеновски-
ми реформами привело к новому пониманию свободы в Афинах. Каково
было содержание реформ? Какая за ними скрывалась цель? Лишь после
ответа на первый из этих вопросов можно попытаться ответить на второй.
Не особенно часто вспоминают, что изобретенная Клисфеном
структура управления продолжала функционировать в неизменном виде около
трех столетий. Исследователи склонны видеть секрет такой прочности в
разных аспектах этой системы: некоторые обращают особое внимание
на реформу фил, другие — на политическое использование демоса или на
группирование его по триттиям, третьи, наконец, подчеркивают
значение совета пятисот, которому суждено было стать наиболее заметным
воплощением всей системы в целом. На консервативных чертах, таких как
сохранение солоновских и даже досолоновских традиций, настаивают
9 О сохранившихся фрагментах посвятительной надписи см.: М—L 15.

Глава 5. Реформы Клисфена
375
одни, на новшествах — другие. Для каждой из этих точек зрения можно
найти подтверждения, но их многообразие доказывает, что гениальность
реформы заключалась в том, что ее аспекты представляли собой по сути
единое целое. Каждая часть была настолько тесно связана с любой
другой частью, что ни одна не доминировала над остальными; все элементы
реформы могут быть поняты лишь в их совокупности, а совокупность эта
указывает, что политический базис, который в Афинах обеспечивался за
счет четырех древних ионийских фил, более уже не являлся
жизнеспособным. Успех Писистрата продемонстрировал, что старая система
совершенно не брала в расчет необходимость перевода социальных и
экономических различий, а также противоречий между регионами Аттики в
политические условия, а борьба между Клисфеном и Исагором, прообразом
которой было противостояние между династическими соперниками,
показала, что предпосылки для возобновления тиранического правления
по-прежнему существовали. Мы не знаем ни об одной кон(Л1ггуции за
пределами Аттики, которая могла бы послужить моделью для Клисфена;
предполагается, что новая афинская система была его собственным
творением10.
1. Демы
Четыре ионийские филы имели гентильную структуру, другими словами,
были основаны на кровном родстве; в них доминировали древние и
влиятельные семьи (или роды, геносы), чье богатство, земельные владения
или контроль над основными культами обеспечивали влияние — каждой
в своей местности, — на чем они основывали свою политическую власть.
На самом низшем уровне контроль во фратриях гарантировал им
возможность определять, кто получит, а кто не получит гражданские права —
власть, которую диапсефизмос, проведенный сразу после упразднения
тирании, только укрепил. В деле управления Аттикой эти семьи
состязались лишь друг с другом, поскольку только они могли иметь собственных
приверженцев и заключать альянсы с другими влиятельными семьями и
их вассалами, дабы обеспечить себе исполнение важнейших
государственных должностей, правом избираться на которые обладали только
представители высшего цензового класса. Это в конечном итоге привело к
тирании и к бедственному положению тех семейств, которые ранее
поссорились с Писистратом, угроза же того, что подобная ситуация могла
возникнуть вновь, продолжала сохраняться, пока династическое соперничество
не было обуздано.
Клисфен осознавал, что этой цели (т. е. обуздания династического
соперничества. —A3.) можно добиться, если сделать невозможным
использование социального, экономического и религиозного престижа в качестве
10 Об этом см.: С 151: 63—75, а также: С 176: 161—173. Сходство клисфеновских трит-
тий с округами Беотийского союза образца 395 г. до н. э., отмеченное в: С 204: 145—147,
предполагает, скорее, афинское влияние на Беотию, нежели беотийское — на Афины.

376
Часть вторая
политического ресурса11. С этой целью он оставил за родовыми
органами — геносами, фратриями и жречеством — только религиозные
вопросы (Аристотель. Афинская полития. 21.6) и построил новую гражданскую
структуру не на родовой, а на территориальной основе — на основе демов12.
Демы были естественными географическими единицами (см. рис. 31),
состоявшими из более или менее крупных поселений, которые
возникали повсюду в Аттике с незапамятных времен; члены одного и того же
геноса обычно проживали рассредоточено в нескольких демах. Клисфен
сохранил местные названия, которые к тому времени большинство демов
уже имели; там, где у какого-нибудь дема не было своего особого
названия, и там, где разбросанные поселения следовало объединить в новые
демы, он подбирал для них новые названия (Афинская полития. 21.5). Во
многих известных нам случаях он делал это путем использования
древних обозначений геносов или каких-либо иных местных ассоциаций.
Некоторые небольшие демы имели имена с окончанием «-ιδαι» («-иды»).
Видимо, для части этих поселений такие имена были новыми, полученными
взамен древних по политическим причинам. Например, Браврон, родина
Писистратидов, в качестве дема получил имя Филаиды в честь семьи,
известной своей враждебностью к тиранам. Имели место и другие подобные
переименования, память о которых не сохранилась. Результатом этого
было расшатывание местной кровно-родственной структуры — по крайней
мере, в тех случаях, когда отдельно взятому родовому сообществу
отныне приходилось конкурировать даже за саму возможность
идентификации с новым демом, носившим то же самое имя или имя какого-нибудь
древнего соперника этого родового сообщества. Дело в том, что с этого
времени зачисление человека в дем приобрело первостепенное значение для
официальных целей: постоянные жители одного и того же дема
считались друг по отношению к другу демотамщ то есть земляками по дему,
они выбирали демарха, который являлся здесь председательствующим
должностным лицом. В 4-м столетии демархи избирались на годичный
срок и по его истечении подвергались финансовой проверке. Демы имели
свои собственные культы и святыни, соперничавшие с древними
родовыми местными культами; они вели письменный учет своих членов
(ληξιαρχικόν γραμματέων) и имели собственных должностных лиц. Демоты,
вероятно, собирались обычно в своих демах, а не в городе, на свои
собственные официальные сходки13. Вряд ли структура демов была
тщательно разработана уже Клисфеном, но совершенно ясно, что она не
развилась бы, не сделай он их центральным звеном своей реформы.
Более того, в будущем принадлежность к дему явится самым важным
свидетельством наличия у человека афинского гражданства. Побочным
результатом этого стала необходимость компенсировать последствия
11 См. фундаментальный труд по этой составляющей клисфеновской реформы: С 153:
22-40.
12 Слово «дем» используется для передачи греческого δήμος, имеющего и другие
значения, напр. «(простой) народ»; это, второе, значение передается по-русски словом «демос».
13 С 120: 14-15.

Рис. 3 7. Политическая организация Аттики (публ. по: Дж.-С. Трейлл)

378
Часть вторая
диапсефизмоса (διαψηφισμός), проведенного, как сказано выше, в 510/509 г.
до н. э.; дело в том, что, как можно предполагать, те люди, которых
тогда затронул этот пересмотр поименного списка граждан, остались жить в
тех демах, в которых они сами или их предки проживали прежде, а теперь,
в результате реформы Клисфена, они превратились в демотов (а значит,
и в граждан) наравне со всеми другими постоянными жителями демов. Это
были, вероятно, те самые «новые граждане» (неопалимы), что упомянуты у
Аристотеля (Афинская полития. 21.4), и их положение вполне можно
отождествить с положением тех «многих иностранцев и рабов», постоянно
проживавших в Аттике, кого, как говорит этот автор, Клисфен включил
в состав своих новых фил (Политика. Ш.2,1275Ь36—37). Нет оснований
полагать, что получение ими гражданских прав являлось центральным
пунктом реформ, которые Аристотель связывает с именем Клисфена;
очевидно, это было лишь побочным обстоятельством, возникшим при
проведении преобразований.
Членство в деме было сделано наследственным; невзирая на то, где в
последующие столетия лицо имело место своего постоянного
проживания, его имя включалось в список того дема, к которому был приписан его
предок при Клисфене. Это упрощало всю систему и способствовало ее
долговечности. На протяжении двух веков, прошедших от клисфенов-
ских реформ, вплоть до македонской реорганизации в 307/306 г. до н. э.,
количество официальных демов оставалось неизменным — 13914.
2. Регионы и триттии
Введение в качестве самой наименьшей
административно-территориальной единицы вместо фратрии дема оказалось одним из тех способов, с
помощью которых влияние знатных родов подверглось размыванию;
другой способ заключался в том, что из определенного числа демов, обычно
(хотя и необязательно) располагавшихся в одной и той же общей для них
области, образовывалась триттия. В греческом языке это слово
означает «треть», и каждая триттия составляла третью часть одной новой клис-
феновской филы (φυλού, ед. ч. φυλή), то есть каждая новая фила была
составлена из трех тритгий. Прежде чем гфиступить к рассмотрению
данного аспекта реформ, уделим внимание организации тритгий — наиболее
искусственного и очень важного элемента в клисфеновской системе.
Старое политическое противоборство между аристократическими
родами сформировало в Аттике два региона, к которым Писистрат добавил
третий14а. Многое можно извлечь из повествования Геродота (1.59.3) о
том, что в 560-х годах до н. э. Писистрат организовал группировку
(своего рода партию. — А.З) из «людей с холмов» (гиперакрии или диакрии).
Он намеревался противостоять с ней группировке «равнинных жителей»
14 С 215: 6-24, 109-112.
14а Эта тема детально исследована в изд.: Зельин К.К. Борьба политических группировок
в Аттике в VI в. до н. э. М., 1964.

Глава 5. Реформы Клисфена
379
(педиаки), возглавлявшейся Бутадом Ликургом, а также группировке
«обитателей побережья» [паралии] под главенством Алкмеонида Мегак-
ла, отца Клисфена. Будучи естественными подразделениями
сельскохозяйственных земель Аттики [Афинская полития. 13.4—5), эти три области
не имели официального статуса. Группировки, включавшие людей из
этих областей, были созданы благодаря превосходству и влиянию
господствовавших здесь родов, и нет никаких доказательств тому, что после
прихода к власти Писистрата они (эти партии) играли в афинской
политике хоть какую-то роль, прямо или опосредованно. Клисфен,
очевидно, интуитивно понимал, что образование этих трех региональных
партий прежде всего показывало наличие внутри Аттики разных, и к тому
же конфликтующих, интересов, что можно было игнорировать только
при стабильном государственном устройстве. По этой причине Клисфен
применил следующий прием: он разделил Аттику на три области, но так,
чтобы те совпадали не с тремя прежними регионами, а соответствовали
иным социальным и экономическим факторам, не сводимым к сферам
влияния знатных семейств. Одной из этих областей стал Город (Астю, άστυ).
Эта область, Астю, простиралась за пределы городских стен и
охватывала территорию между горными массивами Эгалеос и Гиметт на северо-
западе и востоке, а также береговую линию к югу от этих двух кряжей,
на которой располагались афинские гавани — Фалер и Пирей. Равнина
к северу от Афин, восточнее Гиметта и юго-западнее Парнета, стала Ме-
согеей (т. е. внутренней областью), а районы побережья, ограниченные на
севере Парнетом и на юго-востоке — Эгалеосом, как и восточный,
южный и юго-западный берег Аттики, все вместе образовывали Паралию
[Побережье].
Внутри каждой из этих трех новых областей определенное
количество демов было сгруппировано в триттии таким образом, чтобы каждая
область включала в себя десять триттий, а вся Аттика, соответственно,
стала состоять из тридцати триттий. Число демов, входивших в одну трит-
тию, было различным. Кроме того, демы варьировались по размеру, а это
могло привести к слишком большому несоответствию в количестве
граждан, принадлежавших к отдельным триттиям, если бы к каждой триттии
было схематично приписано одинаковое число демов, без учета
населенности отдельного дема. В пяти случаях целую триттию образовывал
один-единственный большой дем, в других случаях одна триттия могла
включать до девяти демов15. Демы, сгруппированные в триттию,
образовывали, как правило, компактный округ.
Но имелись и отклонения от нормы. Система сплоченных в
географическом смысле триттий разрывается в некоторых случаях из-за наличия
в каждой из трех областей анклавов, из которых ученым удалось
идентифицировать около двадцати16. Некоторые из них находились в той же
области, что и другие демы, с которыми они формировали триттию, но
были отделены от них географически; так, например, Галимунт находился
15 С 215: 70-72.
16 Для дальнейшей информации см.: С 204: 27—28, 105—122.

380
Часть вторая
в стороне от Скамбонид, Левконои, Верхнего и Нижнего Потамоса, и это
при том, что все пять означенных демов образовывали городскую трит-
тию Леонтиды (IV). В других случаях демы приписывались к тритгии,
входившей в одну из двух областей, к которой они не принадлежали
географически; например, Пробалинф, хотя и находился на побережье, был
отнесен к отдаленной тритгии Пандиониде (Ш); иногда дем мог
располагаться рядом с демами той же самой филы, но не принадлежать к трит-
тии, в которую входили эти соседи; например, Эгилия являлась частью
расположенной во внутренней области тритгии Антиохиды (X), хотя ее
соседи, Анафлист и Атена, принадлежали к береговой тритгии той же филы.
Наличие анклавов некоторые исследователи интерпретируют
следующим образом: Клисфен, создавая тритгии, имел в виду, что каждая из
последних должна поставлять приблизительно равное количество членов
совета — шестнадцать или семнадцать — в свою пританию, то есть группу
из пятидесяти человек, которую каждая фила посылала для работы в
совете пятисот (см. ниже, примеч. 26). Хотя это объяснение вполне годится
для анклавов наподобие Галимунта и Эгилии, которые оставались в той
же самой филе, что и их соседи по области, оно всё же не проясняет
удовлетворительным образом мотивы Клисфена. Во-первых, эта трактовка не
работает в отношении анклавов, присоединенных к отдаленной триттии
из другой области, таких как Пробалинф; во-вторых, нет никаких
свидетельств, дающих основание уверенно говорить, что система
формирования пританий, подтвержденная не вполне надежно для IV в. до н. э.
(Аристотель. Афинская полития. 44.1), в рамках которой пританы набирались
примерно в равном количестве из каждой из трех триттий филы, была
создана уже Клисфеном. Трудно представить, что такая сложная
система была одномоментным творением одного человека; разумнее
рассматривать ее как более позднее развитие или приспособление, обязанное
своим возникновением диспропорциям, сложившимся в силу изменений в
народонаселении17. Более убедительное объяснение клисфеновских
целей в деле создания анклавов следует искать в чем-то другом.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что дем Пробалинф
был изолирован от соседних Марафона, Энои и Трикорифа, с которыми
он когдэ.-то в древности образовывал культовую организацию Тетрапо-
лис, причем и много позже продолжал входить в ее состав18. К последним
трем демам был присоединен Рамнунт, имевший совершенно другие
местные культы, и эти четыре дема составили побережную тритгию филы Эан-
тиды; дем Пробалинф, однако, был присоединен к городской тритгии
филы Пандиониды, чей центр был отодвинут далеко на юг, при том что
данный дем также легко мог быть соединен со смежной береговой триттией
Эгеидой. Но вхождение Пробалинфа в состав последней должно было
означать лишь переход данного дема из одного опорного пункта Писистра-
тидов в другой такой же; сделав же его (Пробалинф) частью городской
17 С 191: 533, а также литература, цитируемая в данной работе.
18 Для дальнейшей информации см.: С 153: 30—33.

Глава 5. Реформы Клисфена
381
тритгии Пандиониды, Клисфен смог не просто ослабить Тетраполис, но
также поместить анклав между двумя прежде писистратидовскими
округами. Подобные соображения могли привести к ослаблению
культового центра Афины Палленской в Паллене, осуществленному путем
присоединения к этой тритгии дема Эйтеи, располагавшейся гораздо
севернее территории, которая была сферой писистратидовского влияния.
Подобным образом дем Гекала был присоединен не к ближайшим
внутренним триттиям — Эгеиде, Кекропиде или Антиохиде, а к
достаточно отдаленным демам, образовав с ними внутреннюю триттию филы Ле-
онтида. Вероятной причиной этого было стремление развалить важный
культовый центр в родном округе Исагора, на который тот мог
опираться в династической борьбе с Клисфеном. Существовали и другие случаи,
когда политическое влияние древних культовых центров нейтрализо-
вывалось без создания подобных анклавов, наличие которых позволяет
нам сделать этот вывод относительно одной из целей клисфеновских
реформ. Впрочем, здесь мы можем строить лишь предположения,
поскольку не сохранилось никаких удовлетворительных свидетельств.
Необходимо отметить еще одно наблюдение относительно демов и их
включения в триттии. Организация береговой и внутренней областей, где
населенные пункты и округа естественным образом стали новыми адми-
нистративно-территориальньши единицами, не вызвало особых проблем.
Также не должно было возникать больших проблем при определении
демов в пределах городских стен, ибо самобытность Кидафин, Скам-
бонид, Мелиты, Коллита и Келы имела очень долгую историю, и
подобные предместья, включавшиеся теперь в городскую область (Астю),
всегда сохраняли свои старые наименования, посредством которых они
теперь идентифицировались как демы. При формировании тритгии
повышенная плотность населения городской области позволила создать здесь
больше «однодемных» тритгии (т. е. состоящих всего из одного дема), чем
в береговой и внутренней областях: из пяти известных нам однодемных
тритгии три локализуются в городе.
Триттии, подобно демам, получили собственность и свои особые
культы, так что на областном уровне они могли делать то, для чего
предназначались демы в их районах, а именно новые триттии в противостоянии
местным родовым культам призваны были ликвидировать влияние
последних, из-за которого прежняя внутренняя политика представляла
собой борьбу аристократических династий19.
19 О совершенно иной природе тритгии солоновского государства см.: КИДМ Ш..З:
гл. 43, п. П. Точка зрения Сьеверта (С 204: 139—159), согласно которой триттии создавались
в качестве военных единиц и были намеренно организованы так, чтобы демы одной
триттии располагались вдоль общественной дороги в Афины с целью облегчения мобилизации
афинского войска, представляется не особенно убедительной не только по причине, что идея
о формировании лохов на основе триттии для Афин — всего лишь предположение (λόχοι —
вооруженный отряд, контингент в составе войска. —A3.) (см. ниже, примеч. 46), но и
потому, что во времена Клисфена решение внутренних проблем было гораздо важнее вопросов
мобилизации. Кроме того, преобразование войска, по всей видимости, было осуществлено
лишь через несколько лет после государственной реформы (см. ниже, п. TV.2).

382
Часть вторая
3. Филы
Триттии обеспечивали связь между местным и государственным
управлением. Три триттии, по одной от каждой из трех областей, были
объединены в одну новую филу, а десять фил, которые получились в итоге,
исполняли те функции в политической жизни Афин, которые при солонов-
ской системе осуществлялись четырьмя ионийскими филами. Ионийские
филы не были отменены, но сохранились они только для религиозных
целей. Каждой из десяти новых фил был назначен какой-нибудь
аттический герой в качестве мифического предка и священного покровителя,
чье имя впредь эта фила носила («герой-эпоним»), и в каждой филе был
установлен культ в честь такого героя20. Мы слышим, что назначение
эпонимов было осуществлено при помощи дельфийского оракула, который
выбрал их из предложенного списка с именами ста героев (Аристотель.
Афинская политая. 21.6). Здесь сомневаться можно лишь относительно
числа 100; то, что Клисфен, как и все остальные создатели нового
социального и политического порядка в античной Греции, искал одобрения в
Дельфах для божественной ратификации своей реформы, не может
вызывать никаких сомнений. Незадолго до середины V в. до н. э.
последовательность фил (обозначавшаяся цифрами) была упорядочена в
соответствии с неким принципом, цель которого остается для нас неясной.
Список павших воинов, датируемый не ранее 447 г. до н. э. (М—L 48),
является самым ранним источником, из которого можно узнать об этой
последовательности (в других источниках она представлена с некоторыми
отклонениями): I — Эрехтеида, Π — Эгеида, Ш — Пандионида, IV —
Леонтида, V — Акамантида, VI — Энеида, VQ — Кекропида, УШ — Гиппо-
фонтида, IX — Эантида, и X — Антиохида21.
Отдельно взятая фила содержала в себе своего рода поперечный срез
всей Аттики, поскольку в каждой филе была представлена каждая
область. Фила олицетворяла уже состоявшееся преодоление границ,
установленных местными поселениями, и помогала каждому члену собрания
филы воспринимать Аттику как единую, целостную страну. Потенциальные
региональные конфликты могли, таким способом, разрешаться уже на
собраниях фил, поэтому противоречия подобного рода не должны были
всплывать на государственном уровне, а конституционная структура не
распадалась на фрагменты из-за столкновения локальных интересов. Это
была также предохранительная мера против захвата каким-нибудь
родом господствующих позиций в своей филе и использования им
завоеванного положения в собственных политических интересах. Способ, которым
20 При том, что святилища каждого героя, вероятно, уже существовали в различных
частях Афин или Аттики, культы, похоже, развивались постепенно, каждый по своей
собственной модели; см.: С 143 и свидетельства, цитируемые С.-И. Ротроффом [Hesp. 47
(1978): 205—207, с примеч. 46—53). Мнение о наличии в прошлом в Афинах общего для эпо-
нимных героев культа сомнительно.
21 О вариантах порядка фил см.: С 187: 281, а также см. критику Притчетта: С 375:
146-148.

Глава 5. Реформы Клисфена
383
триттии формировали каждую филу, не имел никакого отношения к
топографии. В большинстве случаев три триттии, составлявшие одну
филу, располагались в большем или меньшем удалении друг от друга. Но
есть примеры, когда часть внутренней триттии какой-либо филы
непосредственно примыкала к береговой триттии той же самой филы, и в
некоторых немногочисленных случаях подобная смежность, видимо,
противоречила цели расформирования аристократических опорных районов,
которая, как мы видели, была одним из побудительных мотивов для
клисфеновских реформ. Например, внутренние и береговые триттии
филы Эантиды находились по соседству друг с другом, и в их число
входили соответственно демы Афидна и Марафон, из которых последний был
писистратидской территорией, отделенной, однако, от Афидны гористым
ландшафтом; то же самое можно сказать о внутренних и береговых трит-
тиях Эгеиды. Даже если триттия, к которой относились поселения Тетра-
полиса (или Четырехградья, — союза четырех общин на Марафонской
равнине: Марафона, Эноя, Пробалинфа и Трикорифа. —A3.), была
ослаблена отделением Пробалинфа от Марафона, это вряд ли был обдуманный
шаг реформатора по внедрению в ту же самую филу двух триттии, в
которых прежде доминировали Писистратиды. Эти и другие подобные
феномены клисфеновских реформ проще всего объяснить, согласившись с
аристотелевским заявлением о том, что для распределения триттии по
филам была проведена жеребьевка. Против этой, традиционной, точки
зрения был выдвинут тот аргумент, что триттии значительно отличались
друг от друга численностью населения: если бы Клисфен желал
выровнять десять его фил, хотя бы приблизительно, по числу жителей, мог ли
он положиться на волю жребия и тем самым допустить возможность
объединения трех крупных или, наоборот, трех малых триттии в одну филу?22
Однако, помимо того факта, что клисфеновская система могла легко
перенести некоторые расхождения в размере отдельных фил, в конечном
счете вероятность того, что одна фила окажется чрезвычайно большой,
а другая — чересчур маленькой, представлялась настолько
незначительной23, что в политическом смысле для Клисфена было безопасней
доверить подбор триттии беспристрастному решению жребия, нежели
ставить себя под удар, пытаясь извлечь личную или политическую выгоду
из этого дела путем собственных манипуляций. После того, как триттии
были сочленены так, чтобы устранить древние родовые и местные
культовые организации с политической сцены, уже не имело особого
значения, какие именно триттии составили новую филу. Тот факт, что каждая
из трех триттии выбиралась из другой области, сам по себе являлся
достаточной гарантией против доминирования особых региональных интересов
одной филы над остальными. Кроме того, если бы в какой-нибудь филе
начала преобладать триттия одной области, другие девять фил всегда
могли нейтрализовать эту ситуацию. Поэтому нет причин отвергать не
подтверждаемую другими древними источниками информацию Аристотеля
22 Об этом аргументе см.: С 95: 141-145, и особенно: С 204: 79, 86, 126-128.
23 С 215: 71, примеч. 31 — здесь данная возможность оценивается как 1 к 100.

384
Часть вторая
о методе подбора триттий в каждую филу, в особенности потому, что
жребий мог придать больше прочности новому порядку, нежели такая
система, при которой каждому было бы известно, что состав фил умело
подобран Клисфеном и его людьми.
Вопрос о техническом аспекте этой процедуры остается
дискуссионным. Клисфеновские реформы отличались сложностью, а распределение
граждан по новым группам предполагало обстоятельную работу, причем
настолько значительную по объему, что это ставит под сомнение
утверждение Аристотеля [Афинская полития. 21.1) о ее выполнении в архонт-
ство Исагора, ибо данное заявление предполагает, что в пределах одного
года Клисфен не только привлек народ к сотрудничеству — от чего он
прежде отказывался, — но успел также составить список демов, установить
границы трех областей, определить состав каждой из тридцати триттий,
разработать структуру фил и перечень их героев-покровителей, а также
приписать каждую триттию к одной из фил. И на всё это накладывалась
работа по организации совета пятисот и изменений в порядке избрания
должностных лиц, необходимость чего вытекала из создававшейся им
новой системы фил. Как можно было исполнить весь этот объем дел за
один-единственный год?
На указанный вопрос, который долгое время ставил исследователей в
тупик, недавно был дан убедительный ответ24, хотя молчание наших
источников всё же оставляет его в ранге гипотез. Клисфен без особых
трудностей убедил буле и народное собрание в необходимости новой
политической конфигурации, которая позволяла избежать династической
борьбы, а также в том, что политическую инфраструктуру Аттики следует
построить не на кровно-родственном, а на территориальном базисе. Идея о
замещении фратрии демом в роли наименьшей
административно-территориальной единицы немедленно привела к появлению воодушевленных
приверженцев из числа простого народа. Тогда же Клисфен мог
предложить обшие контуры своего проекта, а именно: десять новых фил будут
созданы для замены четырех ионийских фил, каждая новая фила будет
состоять из трех триттий, выбранных по жребию, причем в одну филу
будут выбраны по одной триттий из трех крупных географических
областей, на которые естественным образом делилась Аттика и которые,
видимо, с незапамятных времен всеми опознавались как таковые. Первый шаг
в реформе с неизбежностью привел к следующему — каждая триттия
должна была иметь известное число демов в качестве образующих ее
единиц.
Ни одна из тех трудностей, которые возникали на этапе,
предшествовавшем окончательному представлению проекта, не относилась к числу
непреодолимых. Самая главная проблема заключалась в том, чтобы внести
в списки демов всё население Аттики; задача эта кажется
трудноразрешимой только в том случае, если предположить, что разграничительные
линии, отделившие географически один дем от другого, проводились
тогда впервые. Однако необходимость в таком предположении отпадет, ес-
24 С 69: 241-248.

Глава 5. Реформы Клисфена
385
ли мы осознаем, что демы являлись скорее единицами населения,
нежели географическими районами. Нелепо думать, что за пределами
городских стен местные жители нуждались в каких-то топографах, которые бы
назвали имя той местности, в которой эти жители проживали; состав
административно-территориальной единицы мог быть определен с помощью
простой инструкции, гласившей, что каждый человек должен
зарегистрироваться в своей родной деревне25. Задолго до реформ пять основных
городских районов представляли собой хорошо опознаваемые объекты,
достаточно четко отделенные друг от друга, чтобы выполнять функцию де-
мов; также и пригороды обладали к тому времени своей собственной
идентичностью. В тех случаях, когда несколько изолированных
поселений нужно было объединить в один дем, эта задача выполнялась без
особых трудностей. Составление списка демов не заняло слишком много
времени, как и назначение в каждый из них своего демарха, которому
надлежало представить перечень своих демотов (членов данного дема).
Также не составляло особого труда определить названия и общую
территорию каждой триттии и провести жеребьевку, посредством которой
одна триттия из каждой крупной области вошла в состав одной новой
филы. В большинстве случаев группирование демов в триттии происходило
само собой, как видно из того факта, что большинство триттии были
названы по наиболее важным демам, включенным в их состав. Что
действительно было сделать непросто, так это записать в триттию какой-нибудь
особый дем, отдельно от его естественных соседей, поскольку любое
специфическое предложение, внесенное Клисфеном при первичном
представлении своей реформы, наталкивалось, судя по всему, на столь мощное
противодействие, что оно могло сорвать успешное выполнение программы
в целом. Но как только общее очертание проекта было одобрено,
доработку деталей поручили сравнительно небольшой группе лиц. Если целью
отделения дема Гекала от естественных соседей в самом деле было
желание — что весьма вероятно — расформировать опорный узел Исагора,
совершенно невероятно, что этот пункт вошел в первоначальный проект
реформы, представленный экклесии в то время, когда Исагор являлся
архонтом. Если какие-то манипуляции и имели место, то предприняты они
могли быть лишь после того, как общий план реформ был уже одобрен.
4. Совет и должностные лица
Очевидно, что распределение граждан по демам, триттиям и филам не
являлось самоцелью, но должно было сыграть роль фундамента в деле
реорганизации всей системы правления в Аттике. Однако мы мало что
можем сказать по поводу содержания самой реорганизации. После
устранения основы, на которой избирался солоновский совет четырехсот, Клис-
фен должен был воссоздать новый совет (βουλή, булё). Он устроил дело так,
чтобы каждая из десяти фил избирала из своего состава пятьдесят членов,
С 213: 72-79.

386
Часть вторая
что в сумме давало пятьсот человек (Аристотель. Афинская политик. 21.3).
Но и здесь имелась одна особенность: чтобы обеспечить присутствие
представителей каждой из трех географических областей Аттики в
составе советников от каждой филы, всем демам назначалась определенная
квота в контингенте советников от одной филы (каковых было, как
сказано, 50 чел.), переизбиравшихся ежегодно26. Способ назначения членов бу-
ле неясен. Жребий, посредством которого советники избирались до 411 г.
до н. э. (Фукидид. Л/Ш.69.4, Аристотель. Афинская полития. 32.1), вряд ли
использовался для этой цели до середины V в. до н. э. Более вероятно, что
в течение первых пятидесяти лет функционирования клисфеновской
конституции состав буле определялся посредством прямых выборов, как
происходило и в отношении архонтов до 487/486 г. до н. э. Другие
непременные условия, позволявшие человеку становиться булевтом (членом буле),
по поводу которых более или менее ясные указания сохранились только у
поздних писателей, могли быть как введены Клисфеном, так и
сохранены в нетронутом виде от предыдущего периода, как, например, возрастной
ценз в 30 лет (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1.2.35; Аристотель.
Афинская полития. 4.3,30.2,31.1) или ограничение двумя не следовавшими
непосредственно друг за другом годичными сроками пребывания в
должности (Афинская полития. 62.3). Возможно также, что членство в буле по-
прежнему было доступно только трем высшим имущественным классам,
иными словами, оно оставалось недостижимым для фетов, которые и
прежде не имели доступа в солоновский совет четырехсот. Однако
слишком расплывчатый характер соответствующих свидетельств затемняет
данный вопрос. Аристотелевское сообщение (Афинская полития. 7.3) о том,
что фетам Солон дал право участия только в народном собрании и судах,
подразумевает лишь невозможность для представителей данного класса
избираться в члены буле, причем у других античных авторов нет ни
одного утверждения, которое позволило бы нам сделать вывод о том, что
такую возможность феты когда-то позже всё же получили. Таким
образом, точное знание мы вынуждены заменить догадкой: наиболее
правдоподобным является взгляд, согласно которому в первые десятилетия после
Клисфена совет функционировал без фетов, но трудно себе представить,
что правило о возможности быть булевтом лишь дважды в течение жизни
могло действовать долгое время без распространения права избираться
в этот орган также и на фетов.
О том, как клисфенсвские реформы повлияли на процедуру
избрания девяти архонтов, мы не знаем ничего. О последних не упоминает ни
один из наших источников по реформе, за исключением аристотелевской
«Афинской политии» (22.5) — здесь в связи с введением в 487/486 г. до н. э.
жеребьевки для избрания девятерых архонтов по филам из
предварительно намеченных демами кандидатов говорится о практиковавшихся
ранее выборах путем прямого голосования. Но из каких кандидатов
происходили эти прямые выборы? Нет оснований думать, что Клисфен
изменил солоновское требование об обязательной принадлежности архонтов
См.: Аристотель. Афинская полития. 62.1 и 3; а также: С 215: 56—58.

Глава 5. Реформы Клисфена
387
к высшему имущественному классу — пентокосиомедимнам [Афинская
политая. 7.3, 8.1), или, может быть, к двум высшим классам. Более того,
вне зависимости от принятия нами или отрицания утверждения о том, что
при Солоне архонтов избирали по жребию (даже если это так, данная
процедура исчезла при тирании), Аристотель говорит о двухэтагшых
выборах архонтов, когда на первой стадии в каждой филе осуществлялся
предварительный отбор кандидатов [Афинская полития. 8.1). Сохранялась ли
эта предварительная стадия при тирании вплоть до времени Клисфена?
Если «да», то нужно допустить, что последний приспособил этот порядок
к своим новым филам, установив, что каждая из них путем прямых
выборов будет выдвигать фиксированное количество кандидатов, из числа
которых уже всему народу придется избирать девятерых на эту
должность, опять же прямым голосованием. Иная точка зрения состоит в том,
что филы не принимали никакого участия в выборах архонтов, а прямое
голосование практиковалось исключительно в народном собрании.
Высказывалась гипотеза, что в процедуру назначения архонтов Клис-
фен ввел только одно новшество27. У Геродота читаем (VI. 109.2), что
Каллимах, афинский военачальник при Марафоне, «с помощью бобов»
(т. е. жребием) был избран полемархом (πολέμαρχος, полемарх,
«военачальник» — в Афинах это один из девяти архонтов, первоначально
являвшийся главнокомандующим; когда данные функции перешли к коллегии
десяти стратегов, полемарх стал председателем судебной комиссии,
разбиравшей дела метеков и чужеземцев, но во время войны продолжал
входить в состав командования и в спорных случаях, когда голоса стратегов
делились пополам, принимал участие в голосовании. — А.З.). Довольно
убедительной выглядит попытка истолковать этот пассаж следуюгцим
образом: Каллимах и его восемь коллег могли быть избраны в коллегию
архонтов посредством прямого голосования, а жеребьевка
использовалась для назначения каждого из них на конкретную должность внутри
архонтата (в данном случае речь идет о должности архонта-полемарха).
Можно высказать предположение (которое, впрочем, является всего лишь
догадкой), что это правило было введено Клисфеном, и оно расчистило
дорогу для принятия через три года после Марафона смешанной
процедуры, в которой сочетались прямые выборы и жеребьевка. Но молчание
письменных источников не исключает возможности того, что данная
процедура присутствовала даже в кон(Л1ггуции Солона.
III. Мотивы И ПОСЛЕДСТВИЯ
Нам известно слишком мало о том механизме, посредством которого
политические решения принимались и проводились в жизнь до середины
V в. до н. э., чтобы с уверенностью говорить о влиянии клисфеновских ре-
27 Более подробную информацию см. в: С 71: 21—27; прежде данная идея высказана в:
С 39: 88.

388
Часть вторая
форм на систему правления в Афинах. Помимо преобразования фил,
институциональные и функциональные инновации, приписываемые
Клисфену, почти ничего не добавляют к нашим знаниям. После 511/510 г.
до н. э. высшая исполнительная власть, остававшаяся в руках тиранов со
времени последнего прихода к власти Писистрата и вплоть до изгнания
Гиппия, перешла к архонту-эпониму, на что указывает положение Иса-
гора, и нет никаких свидетельств тому, что Клисфен лишил эту должность
ее функций. Не произошло изменений ни в количестве членов коллегии
(9 архонтов), ни в компетенции отдельных ее членов, а принадлежность к
солоновским имущественным классам осталась критерием для
возможности избрания на публичную должность, дававшим это право
исключительно богатым и благородным. Совет Ареопага вдобавок к своей
юрисдикции в делах об убийствах, которую он никогда не терял, удержал за собой
исключительное право осуществлять правосудие в вопросах, связанных
с преступлениями против государства, а также право требовать отчеты
от должностных лиц в том, как они выполняли свои обязанности
(Аристотель. Афинская полития. 8.4); кроме того, функции заново учрежденного
совета пятисот изначально ничем не отличались от пробулевтических
функций, исполнявшихся советом четырехсот при Солоне
(прилагательное «пробулевтический» происходит от греческого слова «προβούλευμα»,
означающего предварительное постановление совета (буле),
выносившееся затем для утверждения на экклесию. —A3.). Солоновская гелиэя, то
есть народное собрание в роли судебной инстанции, сохранила право
разбирать жалобы (εφέσεις — «апелляции») на решения магистратов. Судя по
всему, никаких новых должностей, за исключением демархов
(руководили демами как местными политическими корпорациями), а также,
возможно, коллегии стратегов, создано не было28.
В чем же тогда заключались те новшества в реформах Клисфена,
которые позволили последующим поколениям приписывать ему
установление демократии в Афинах?29 Наибольшее влияние его реформы оказали
на тот способ, которым с этого времени осуществлялось
законодательство, а также на роль экклесии в данном процессе. Разумно предположить,
что прежде принятие нового закона, как и успех на выборах в народном
собрании, где доминировали четыре ионийские филы, обусловливались
поддержкой небольшого числа родов (знатных семейств), которые
могли непосредственно влиять на своих друзей и зависимых от них людей.
«Взяв в сотоварищи простой народ», Клисфен смог сломать власть,
которую главы родов имели над своими последователями, а с помощью
передачи административных функций в руки демов, организованных в трит-
тии, он «подвел подкоп» под отношения политической зависимости —
знатные роды тщательно и последовательно формировали их, — не де-
28 Андротион (FGrH 324 F 5) упоминает о замене колакретов аподектами, а Геродот
(V.69.2) — о назначении филархов. Первое утверждение явно ошибочно, второе —
сомнительно.
29 Об этом говорится, напр., у Геродота (VI. 131.1) и Исократа (VQ.16, XV.232; 306,
XVI.27).

Глава 5. Реформы Клисфена
389
вальвировав при этом социальный и экономический престиж,
посредством которого одни лишь эти роды имели доступ к высшим должностям30.
Наличие у Клисфена такой откровенно деструктивной цели не вызывает
сомнений. При этом совершенно ясно, что его конструктивное намерение
заключалось отнюдь не в передаче эффективного контроля над
государственными делами в руки демоса, если не считать того, что он открыл,
последнему доступ к архонтату и к другим высшим магистратурам. Также не
намеревался он, вопреки высказываемым иногда предположениям,
обеспечить власть самому себе и роду Алкмеонидов. Будь это так, он мог бы
воспользоваться мощной народной поддержкой (проявившейся в
сопротивлении буле и демоса Исагору и Клеомену, когда Клисфен еще
находился в изгнании) для завоевания более серьезных выгод, чем те, что
получил его родственник Алкмеон, избранный архонтом на 507/506 г. до н. э., и
чем государственные похороны, устроенные самому Клисфену после
смерти (Павсаний. 1.29.6). В самом деле, никакой другой личной выгоды
в реформах обнаружить невозможно. Если распределение триттий
привело к тому, что отныне Алкмеониды были рассредоточены по трем
разным филам, то же верно и по отношению к другим знатным семействам,
а в итоге это могло закончиться в равной степени как нейтрализацией их
влияния новым сообществом фил, так и, наоборот, их доминированием в
новых филах. В любом случае реформы не объясняют ни возвышения,
ни, напротив, ухода в тень какого-либо конкретного рода в V в. до н. э.
Если в преобразованиях Клисфена и была хоть какая-то позитивная
цель, так это сильное желание устранить из общественных отношений
Афин династическую конкуренцию, которую он считал причиной
разобщенности, весьма пагубной для политической жизни государства.
Клисфен справился с этой проблемой, предоставив простому люду
возможность выражать собственное мнение в публичных делах более громко,
чем это было прежде, и сделал это методом, который до него уже был
испытан в другом месте: путем модернизации фил. Но в отличие от своего
деда, Клисфена Сикионского, собравшего всех непривилегированных
лиц в одну новую филу и присвоившего филам оскорбительные
названия, в которые до того времени было организовано сикионское общество
(Геродот. V.68.1), и в отличие от Демонакса, создавшего в Кирене новые
филы на основе этнического происхождения (Геродот. IV. 161.3), Клисфен
Афинский пошел по пути проведения «смешанной» политии
(конституции), которую Аристотель справедливо считает его самым значительным
достижением. Для Аристотеля данное «смешение» представляет ту цель,
которая лежит в основе замены четырех родовых фил десятью новыми,
«чтобы большее количество людей могли принимать участие в делах
государства» (Афинская полития. 21.2), а также в формировании каждой
филы из триттий, базировавшихся на демах, «чтобы в состав каждой
филы входили части из всех областей» (Там же. 21.4). Более того,
введение новой системы личных имен с указанием на дем проживания челове-
Фундаментальное обсуждение этой темы см. в: С 165: 12—22.

390
Часть вторая
ка (вместо старого патронима), описывается Аристотелем как
предприятие, нацеленное на уничтожение дискриминации между теми, чьи семьи
обладали афинским гражданством издревле, и новыми гражданами (Там
же). Суммарный же эффект реформ заключался в том, что право
участвовать в обсуждении общественных дел Клисфен предоставил всем
гражданам, не считаясь с происхождением и богатством31.
Поэтому «смешение» являлось процессом социальным не в меньшей
степени, чем региональным, последствия которого сильнее всего
сказались на совете и народном собрании. Наиболее важных должностных
лиц экклесия избирала уже и по реформе Солона, однако при Клисфене
избиратели были организованы в территориальные, базировавшиеся на
демах, тритгии и филы, чья лояльность отличалась от той верности,
какой пользовались аристократические роды при солоновской системе:
кандидат на должность более уже не мог рассчитывать на голосование за
него друзей, зависимых лиц и соседей, теперь ему приходилось
обращаться с агитационным призывом также и к тем, кто принадлежал к одной с
ним филе из двух других регионов, отличных от того, к которому
принадлежала его собственная тритгия. Поддержка, которой он мог заручиться
на выборах, зависела уже не от его происхождения, но должна была
приобретаться путем убеждения сотоварищей по филе на примерах всего его
жизненного пути. Хотя избираться на какую-либо должность имели
право только богатые и благородные, но выбирала их всё же экклесия,
представлявшая собой своего рода срез всего народа в целом.
Кроме того, новая организация фил оказала воздействие на
законодательство и процесс принятия политических решений. Даже если равная
для всех свобода слова (исэгория) являлась правом каждого гражданина
уже во времена Клисфена, сомнительно, что простолюдины могли или
желали предлагать новые законы. Они, скорей всего, предоставляли это
богатым и знатным семьям, имевшим долгий опыт в управлении страной и
продолжавшим занимать должности, ответственные за реализацию тех
политических решений, за которые проголосовало народное собрание.
При старом управлении альянсы или тайные сговоры между двумя или
большим количеством могущественных родов, уверенных в
приверженцах, которых они контролировали, с достаточной надежностью могли
обеспечить прохождение желаемого решения. Однако с устранением
возможности использовать таких приверженцев окончательное решение
становилось непредсказуемым. Благодаря требованию передавать всякий
законопроект на рассмотрение совета пятисот, который включал в свой состав
представителей каждого дема, а также благодаря тому, что одобренная
советом часть этого законопроекта выносилась на окончательное
голосование в экклесию, участником которой был каждый гражданин
независимо от его социального или материального статуса, Клисфен превратил
власть буле и народного собрания в противовес исполнительной власти,
которой по-прежнему были наделены представители высших классов,
31 Аристотель. Афинская полития. 20—21: «άποδιδους τω πλήθει την πολιτείαν».

Глава 5. Реформы Клисфена
391
поскольку они продолжали обладать исключительным правом
отправлять высшие государственные должности. Клисфеновская система не
была в результате ни демократической, ни аристократической, если под
этими терминами понимать контроль над структурой государственного
управления со стороны соответственно либо простого народа (его
большинства), либо высших классов. Принцип этой новой системы состоял,
скорее, в том, что до одобрения советом и экклесией никакой законопроект
не получал силы, в чем и выражалась воля народа в целом,
представители которого в политическом смысле были равны высокородным,
наделенным исключительным правом реализации политических решений. Исоно-
мия (ισονομία) — греческий термин, обозначающий этот принцип
политического равенства, и, видимо, далеко не случайно, что в греческом языке
это понятие появилось впервые, насколько мы знаем, приблизительно в
период клисфеновских реформ. Поскольку данный термин лучше всего
подходит для обозначения принципа, воплощенного в этих реформах,
можно предположить, что возник он как пропагандистский лозунг,
который помог реформатору привлечь простой народ к сотрудничеству в деле
преобразования Афинского государства.
Установление исономии в Аттике было встречено современниками
Клисфена, похоже, с энтузиазмом. Поскольку равноправие возникло в
ходе создания десяти фил, каждая из которых включала части всех трех
областей Аттики, реформа могла рассматриваться как второй синойкизм.
Художественные произведения очень трудно датировать, если нет
соответствующих конкретных свидетельств. Такое свидетельство мы имеем в
отношении скульптуры Антенора «Тираноубийцы», в котором
указывается, что отважная, но бесполезная попытка Гармодия и Аристогитона
была прославлена вскоре после свержения тирании, но прежде, чем
архонтом стал Исагор. Мы не имеем никаких данных для датировки четырех
строф сколия (σκόλιον, сколий — круговая застольная песня. —A3.),
который дошел до нас, увековечив тот же самый подвиг32. Отсылки у других
авторов делают совершенно очевидным, что, по крайней мере,
некоторые из этих строф были составлены незадолго до или вскоре после 500 г.
до н. э., и, вполне возможно, они имели отношение к реформам
Клисфена. Две строфы приписывают Гармодию и Аристогитону не только
убийство тирана, но также установление исономии в Афинах, а тот факт,
что обе эти чести незаслуженные, делает точную датировку и
политическую цель данной песни спорными. Несомненным, впрочем, остается
факт, что этот сколий прославляет исономию приблизительно в то же
самое время, когда клисфеновские реформы установили ее в Афинах.
Заманчиво связать с реформами Клисфена и неожиданную
популярность Тесея в греческом искусстве, проявившуюся с конца VI в. до н. э.
Нетрудно установить следующие факты: в вазовой живописи более
ранних периодов 6-го столетия Тесей появляется лишь изредка, при этом из
его подвигов обычно изображаются только убийство Минотавра и борьба
Сколий сохранился у Афинея (XV.695A-B); см.: Page D.L. PMG № 893-896.

392
Часть вторая
с кентаврами. Однако начиная с конца этого столетия становится явным
глубокий интерес к его приключениям на пути из Трезена в Афины,
другими словами — к тем подвигам, которые позволяют сфокусировать
внимание на деятельности героя на родине, а не за ее пределами. Более
того, удивительно много аттических ваз так называемого Тесеева цикла,
относящихся к данному периоду, соединяют все или некоторые из
перечисленных далее сюжетов в росписи одного и того же сосуда: победы героя
над Синидом Сосносгибателем, Кроммионской свиньей, Скироном, Кер-
кионом, Прокрустом и Марафонским быком33. Около того же самого
времени сюжеты указанного цикла находят скульптурное воплощение на
выразительных метопах афинской сокровищниць1 в Дельфах34. На основе
этих данных одна эпическая поэма о Тесее, приписывавшаяся в
античности некоему Дифилу, о которой мы знаем лишь то, что в ней
упоминалась борьба Тесея с амазонками, была также датирована концом VI в.
до н. э.35. При этом следует иметь в виду, что артефакты необычайно
тяжело поддаются точной датировке, а точность в этом вопросе особенно
валена для эпохи, где лишь несколько лет отделяют реформы Клисфена
от заключительного периода тирании Писистратидов и где битва при
Марафоне произошла спустя всего полтора десятилетия после афинской
победы над беотийцами и халкидянами. Следует ли относить рождение
Тесеева цикла в вазовой живописи к заключительному периоду тирании,
а факт их максимальной популярности в начале следующего столетия
объяснять простой случайностью? Или же эти вазы отражают восприятие
реформ Клисфена как второго синойкизма Аттики? Была ли
сокровищница афинян построена только после Марафонского сражения, как
полагают раскапывавшие ее археологи, частично опиравшиеся на авторитет
Павсания (Х.11.5)? Или вместе с большинством современных
исследователей мы должны датировать ее периодом от 506 до 490 г. до н. э., полагая,
что сокровищница была возведена в благодарность за помощь, которую
Дельфы оказали усилиям Клисфена по вытеснению тиранов? И
достаточно ли сильны эти аргументы для датирования концом VI в. до н. э. поэмы
о Тесее — «Тесеиды», о которой мы ничего не слышим до Аристотеля
[Поэтика. 8, 1451а20)? Ничего определенного невозможно сказать ни о
политическом контексте, в котором создавалось это произведение, ни о его
датировке. Мы вынуждены довольствоваться тем, что факты не
опровергают наших выводов, согласно которым этот внезапный интерес к Тесею
Афинскому был инспирирован новым взглядом на Аттику, охватившим
всё ее население, как богатое, так и бедное, организованное в филы,
каждая из которых явилась результатом нового варианта синойкизма, а
именно того, что объединил демы в триттии.
Обращает на себя внимание, что ни одна из новых фил не была
названа в честь Тесея, хотя его отец Эгей, дед Пандион, сын Акамант и едино-
См.: С 510: 210-258. О Тесее в целом: С 445: 1045-1238.
Основная публикация: С 520. См. также: С 509: 1—28.
См.: Kinkel G. (ed.) EGF: 217-218. О Тесее см. также ниже, гл. 7с, п. IV.

Глава 5. Реформы Клисфена
393
кровный брат Гиппофоонт дали свои имена филам. Вероятное
объяснение состоит в том, что Тесей, осуществивший объединение Аттики,
слишком широко почитался как герой всей Аттики, чтобы передать одной-
единственной филе исключительную честь считать его своим мифическим
предком. Тесей был достоянием Аттики в целом.
IV. Последствия реформ:
Аттика с 507/506 по 480 г. до н. э.
В результате описанных изменений государственный строй стал гораздо более
демократичным, чем солоновский. Это и понятно: законы Солона упразднила тирания,
оставляя их без применения; между тем, издавая другие, новые законы, Клисфен
имел в виду интересы народа. В их числе был издан и закон об остракизме. Впервые
на пятом году после установления этого порядка, при архонте Гермокреонте, для
совета пятисот ввели присягу, которую приносят еще и теперь. Затем стали избирать по
филам стратегов, по одному из каждой, предводителем же всей вообще армии был
полемарх. Далее, на двенадцатом году после этого, при архонте Фениппе, афиняне
одержали победу в битве при Марафоне, а спустя два года после этой победы, когда народ
стал уже чувствовать уверенность в себе, впервые был применен закон об
остракизме, установленный ввиду подозрения к людям, пользующимся влиянием, так как из
демагога и полководца Писистрат сделался тираном. И первым подвергся остракизму
один из его родственников — Гиппарх, сын Харма, из Коллита, которого главным
образом и имел в виду Клисфен, издавая указанный закон — этого человека он (Клисфен)
и хотел изгнать (Аристотель. Афинская полития. 22.1—4; пер. СИ. Радцига с
незначительными изменениями A.B. Зайкова).
Данное сжатое изложение представляет нам лишь логически
последовательную сводку о непосредственном воздействии клисфеновских
реформ на внутреннюю жизнь Афин, и любая реконструкция событий,
случившихся в течение двух десятилетий после 507/506 г. до н. э., должна
начинаться с этой сводки. Помимо ценной информации здесь
содержится и ряд трудноразрешимых проблем. Мы слышим, что закон об
остракизме ввел сам Клисфен, но нам ничего не сообщается, в какой именно
момент он это сделал. Рассказ скорее намекает, чем прямо утверждает, что
между принятием закона об остракизме и первым его применением в
488/487 г. до н. э. прошло довольно много времени. Клисфену
приписывалось другое «новое законодательство», но у нас нет информации, какое
именно. Еще два мероприятия трактуются как дополнения к реформам:
выработка новой клятвы для членов совета пятисот и адаптация военной
организации Аттики к новой системе. Приписывались ли эти
мероприятия также Клисфену? Или они были осуществлены людьми,
продолжившими его программу после того, как основные реформы прочно вошли
в жизнь? Поскольку мы ничего не знаем ни о последующей
деятельности Клисфена, ни даже о том, когда и где он скончался, ответить на эти
вопросы невозможно.

394
Часть вторая
Многие вопросы, которые ставит перед нами этот аристотелевский
пассаж, касаются хронологии. Композиция сообщения {Афинская поли-
тия. 22.1—4) предполагает следующую последовательность событий:
принятие нового закона об остракизме, составление клятвы булевтов,
военная реорганизация, битва при Марафоне, первый остракизм. Мы
располагаем датировками по архонтам-эпонимам только для двух из этих
событий — для введения булевтической клятвы при архонте Гермокреон-
те и для Марафонского сражения при архонте Фениппе. Архонтство Фе-
ниппа независимые источники уверенно относят к 490/489 г. до н. э., и,
отталкиваясь от этой даты (включительно), мы получаем 488/487 г. до н. э.
как время первого остракизма, а 501/500 г. до н. э. — как время военной
реорганизации. Архонтство Гермокреонта определяется из слов
Аристотеля о том, что оно случилось «на пятом году после установления этого
порядка», под которым, по всей видимости, имеются в виду главные
реформы Клисфена, датируемые Аристотелем (Афинская полития. 22.1) по
архонту Исагору (508/507 г. до н. э.). Это позволяет говорить о 504/503 г.
до н. э. как о должностном сроке Гермокреонта и как о времени
составления новой присяги булевтов. Однако существует хорошее побочное
свидетельство (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. V.37.1),
согласно которому архонтом этого года был Акесторид. Поскольку
Аристотель обычно применяет двойную датировку — по архонту и с помощью
указания временной дистанции от других упомянутых им событий, —
такая нестыковка, как правило, решается путем допущения, что новая бу-
левтическая клятва и военная реорганизация произошли
непосредственно друг за другом, в год Гермокреонтова архонтства, которое благодаря
ссылке на Фениппа можно отнести к 501/500 г. до н. э.; это, конечно,
противоречит словам Аристотеля о том, что от «установления этого порядка»
(т. е. от Исагорова архонтства) до архонтства Гермокреонта прошло пять
лет, но данное затруднение обходят путем исправления текста:
предполагается, что вместо фразы «на восьмом году» ошибочно было написано
«на пятом году». Такое решение не является полностью
удовлетворительным, но, с другой стороны, при отказе от него возникает другое
затруднение: получается, что здесь мы имеем единственный во всей «Афинской
политии» пример, когда Аристотель по непонятным причинам отошел от
своего метода двойной датировки (включая год, от которого
производится отсчет) и отнес присягу булевтов к 503/502 г. до н. э., а выборы
стратегов по филам, — может быть, к 502/501 г. до н. э. Впрочем, поскольку
исправление одной цифры (5 на 8) представляется меньшим насилием над
древним свидетельством, чем допущение необъяснимого отклонения от
нормального для Аристотеля способа датировки, более надежным будет
принять 501/500 г. до н. э. в качестве даты архонтства Гермокреонта.
Какова бы ни была истинная дата, ясно, что Аристотель уверенно ставил
введение новой присяги булевтов раньше реорганизации войска, а первое
применение закона об остракизме датировал двумя годами после битвы
при Марафоне. Именно в такой последовательности мы и намерены
рассмотреть эти вопросы.

Глава 5. Реформы Клисфена
395
1. Совет и народ
По аналогии с даваемой архонтами клятвой, в которой имелась ссылка
на ее установление царем Акастом (Аристотель. Афинская полития. 3.3),
разумно предположить, что новая присяга булевтов прямо упоминала ар-
хонтство Гермокреонта. Мы не знаем, что конкретно содержала эта
присяга. Утверждение Аристотеля, согласно которому члены совета и в его
время приносили всё ту же клятву, должно означать лишь то, что
присяга IV в. до н. э. по-прежнему включала некоторые или все свои
изначальные формулы; но отсюда не следует делать вывод о ее полной
идентичности оригинальной клятве, ибо мы знаем о включении в нее в V в. до н. э.
некоторых новых клаузул36. Странно, что присяга заслужила особого
упоминания, тогда как столь большое количество других аспектов в
функционировании совета пятисот вообще никак не отмечается. Исходя из
молчания Аристотеля предполагается, что до архонтства Гермокреонта
булевты не приносили клятвы вовсе, и нет никаких указаний, что новая
присяга добавила или изъяла из обязанностей совета какие-то функции.
И всё же она оказалась своего рода межевым знаком, своего рода
печатью, свидетельствующей об окончании реформ Клисфена. Что это
была за «печать»?
Определенную помощь мы получаем благодаря документу хотя и
отстоящему примерно на сто лет от самих реформ, но позволяющему
понять, что присяга булевтов была завершающим штрихом в
законодательстве, определившем властные полномочия совета пятисот. Речь идет о
надписи, которая, очевидно, служила частью более крупного предприятия
по пересмотру законов, осуществленному в последнем десятилетии V в.
до н. э. путем собирания прежде разрозненных и независимых
постановлений в некий авторитетный и единый свод. Камень ужасно изувечен, но
сохранившиеся фрагменты позволяют опознать в этой надписи закон,
определяющий известные прерогативы — главным образом судебные —
буле и народного собрания. Кроме того, архаические слова и фразы
указывают, что текст включал законодательство, изначально вступившее в силу
в первые десятилетия после реформ Клисфена37. Надпись эта
представляет особый интерес для наших целей, поскольку изначально она
содержала присягу, дававшуюся членами буле. Так как ни один из пунктов
присяги не сохранился, мы не можем сказать, в какой связи — если такая
вообще была — находился этот текст с булевтической клятвой, впервые
утвержденной при архонте Гермокреонте, тем более что мы также ничего
не знаем относительно содержания последней. Впрочем,
непосредственное соседство присяги с законодательством позволяет прийти к выводу,
что разработка клятвы 501/500 г. до н. э. также сопровождалась
выработкой положений, определявших властные полномочия совета. Тот факт, что
в других подобных примерах присяга обычно следует за введенными в
36 Подробнее см.: С 190: 194-195.
37 IG I3 105 (= IG I2 114). Разбор и библиографию надписи см.: С 190: 183-184, 195-
199.

396
Часть вторая
действие законами, а не предшествует им, не мешает такому выводу.
Дело в том, что нам не известно ни то, какой текст предшествовал присяге
в надписи IG I3 105, ни то, следовало ли после сохранившейся на камне
части надписи что-то еще, помимо присяги. В добавление к этому нужно
сказать, что сводный характер законодательства, которое представлено в
этой надписи, делает вопрос об общепринятой последовательности
неуместным.
Если говорить кратко, создается впечатление, что законодательство,
касавшееся властных полномочий и процедур совета пятисот, было
принято приблизительно через шесть или семь лет после организации
последнего. Впрочем, относительно существа этих властных полномочий мы
остаемся в неведении. Вплоть до реформ Эфиальта у совета, пожалуй, не
было никаких иных обязанностей, помимо подготовки программы и
конкретных пунктов повестки дня для очередного народного собрания.
С реорганизацией совета пятисот на базе демов и фил возникла
потребность также и в других мерах. Необходимо было найти подходящее
место для собраний, но до сих пор ни одно здание не идентифицировано как
специально предназначенное для данной цели около этого времени.
Обычно считают, что крытый Булевтерий, обнаруженный во время раскопок в
юго-западной части агоры, был построен для размещения в нем клисфе-
новского совета38. Однако теперь, в результате нового анализа имеющихся
данных, археолог, выведший на свет этот памятник, склоняется к тому,
что возведение данной постройки было связано, скорее, с реформами
Эфиальта39.
В течение нескольких десятилетий, последовавших за клисфеновски-
ми реформами, работа буле стала более эффективной благодаря
введению системы «пританий» (возможно, в связи с реформами Эфиальта).
Вместо того чтобы требовать присутствия всех пятисот для ведения даже
обыденных дел, группы из пятидесяти членов, посылавшихся в совет
каждой филой, сменяли друг друга в порядке, определявшемся жребием,
чтобы одну десятую часть года работать в качестве исполнительного
комитета совета. Получившиеся таким образом периоды времени в 35 или
36 дней [Афинская полития. 43.2) стали называться пританиями, а каждый
советник в составе этого исполнительного комитета становился на данный
срок пританом (πρύτανις, мн. ч. πρυτάνεις). Из своих рядов пританы выби-
38 Основная публикация, касающаяся этого здания и связанного с ним Метроона: С 574:
127-140.
39 Благодарю проф. Гомера А. Томпсона за следующее сообщение: «Данные для
датировки "Старого" Булевтерия весьма жидки. Его стены были сделаны из высушенных на
солнце кирпичей, и в результате мы не имеем никаких наземных элементов архитектурной
конструкции, в то время как фундамент представлен по большей части в имеющемся
насыпном грунте. Но теперь я осознаю, что сохранившийся внутренний фундамент
изготовлен полностью из использованных вторично блоков, часть которых была повреждена
огнем еще до их повторного применения, поэтому не может быть больших сомнений в том,
что данная постройка относится ко времени после персов. Она, как я теперь считаю,
скорее связана с Эфиальтом, нежели с Клисфеном. Толос появился вскоре после "Старого"
Булевтерия» (письмо от 10 октября 1978 г.).

Глава 5. Реформы Клисфена
397
ради жребием сроком на один день председателя (επιστάτης, эпистат) для
руководства любым собранием буле или народа, приходившимся на тот
день. Поскольку от пританов требовалось постоянное присутствие для
ведения государственных дел в течение их притании, еще до середины V в.
до н. э. недалеко от Булевтерия было возведено специальное здание, То-
лос, в котором они находились и обедали40.
Выше мы обращали внимание на то, что закон, опубликованный
около 410 г. до н. э., содержал не только присягу булевтов, но также правила,
определявшие ряд судебных прерогатив народного собрания языком,
указывающим на то, что прерогативы эти базировались на
законодательстве, изначально введенном в действие вскоре после реформ Клисфена.
Лингвистической особенностью, которая более всего свидетельствует о
древности оригинала, является фраза «άνευ το δέμο το Άθεναιον πλεθύοντος»,
«без полного собрания демоса Афин», которая более никогда не
встречается в Аттике, а самые близкие аналогии обнаруживаются в двух
надписях на бронзе из Олимпии, принадлежащих к позднему VI или раннему
V в. до н. э.41. Одна и та же форма этой фразы может быть опознана в
восьми местах надписи, принадлежащих лишь к трем клаузулам, которые
остались понятными на изуродованном камне. Эти клаузулы вводят
следующие условия: (1) никакая война не может быть объявлена «без полного
собрания демоса»; (2) никакой смертный приговор не может быть вынесен
«без полного собрания демоса»; и (3) никакие штрафы (за определенные
религиозные преступления?) не могут быть наложены «без полного
собрания демоса»42. Далее, фраза «без полного собрания демоса» дает понять,
что функция «демоса» в данных вопросах заключается просто в
утверждении, одобрении или отвержении решений, которые сначала
принимаются неким другим органом; это не означает, что рассмотрение вопроса
обязательно инициировалось в присутствии собранного народа. Иными
словами, рассматриваемая фраза предполагает два последовательных
процедурных шага, второй из которых имел место перед «полным собранием
народа». Хотя из-за плохого состояния камня не сохранилась
формулировка с указанием на место, где осуществлялся первый процедурный шаг в
этих трех случаях, не вызывает особых сомнений, что происходило это
перед советом пятисот, и не только потому, что ссылок на него сохранилось
на камне больше, чем на любой другой официальный орган, но также и
потому, что все вопросы, выносимые на народное собрание, должны были
предварительно обсуждаться на буле и включаться пританами в повестку
дня экклесии (Аристотель. Афинская политая. 45.4).
Принцип, по которому война не может объявляться без народного
решения, выглядит настолько древним, что он вполне мог быть
сформулирован и до реформы Клисфена. Однако есть нечто странное в том, что
40 С 575: 126—128 — здесь это строительство датируется примерно 470 г. до н. э., но
допускается, что здание могло появиться и при Эфиальте; см.: С 190: 19, с примеч. 1, а также
наше предыдущее примечание.
41 С 31: 218, 220, № 5, 9 (с ил. 42).
42/Gl3105, строки 35, 36, 41.

398
Часть вторая
всенародное голосование требовалось также и для вынесения смертного
приговора. Такое правило имеет смысл для 410 г. до н. э., то есть сразу
после того, как афиняне на собственном опыте узнали, что значит иметь
государственный совет, неоднократно превышающий свои обычные
властные полномочия; однако в другие периоды афинской истории, как более
ранние, так и более поздние, когда совет пятисот не имел этого вида
судебной власти, вопреки аристотелевской ремарке, где утверждается
обратное (Аристотель. Афинская полития. 45.1), в нем (в правиле) не было
никакого смысла. Если не считать Ареопага, лишь органы,
представляющие демос, народное собрание или судебные коллегии, могли выносить
смертные приговоры. Как в таком случае объяснить архаический язык
рассматриваемой надписи?
Это можно сделать с помощью простой гипотезы, которая усиливается
несколькими параллелями. В Афинах после Солона всегда
существовало два совета: (1) издревле могущественный совет Ареопага и (2) совет
четырехсот либо пятисот (буле). Нам известно, что Эфиальт передал
некоторые властные полномочия первого второму: возможно ли, чтобы
при собирании и новой публикации старых законов, относящихся к
кодификации полномочий буле и экклесии, законодатели 410 г. до н. э.
включили в состав положений о совете пятисот законы, изначально
принятые ради ограничения власти Ареопага? Мы знаем, что, помимо
юрисдикции в делах об убийстве, которые никогда не уходили из ведения
Ареопага, последний с досолоновских времен занимался
судопроизводством в делах о преступлениях против государства, имея власть налагать
взыскания и кары, которые он считал подходящими, причем без права
обжалования (Аристотель. Афинская полития. 8.4). Начиная с середины V в.
до н. э. только судебные комиссии присяжных (дикастерии, δικαστήρια) или
народное собрание могли выносить решения о смертной казни или
налагать штрафы свыше пятисот драхм; имеющиеся в нашем распоряжении
источники не сообщают, в какой момент Ареопаг передал им эти
прерогативы. Нет оснований полагать, что свою юрисдикцию в делах о
государственных преступлениях Ареопаг потерял еще до реформ Эфиальта,
но имеются указания, что по некоторым преступлениям против
государства, подвергшимся судебному рассмотрению в период между 493/492 и
462/461 гг. до н. э., вердиктов он не выносил. За постановку своей
трагедии «Взятие Милета» поэт Фриних был оштрафован «афинянами» в
493/492 г. до н. э. на тысячу драхм; в том же году Мильтиад освобожден
«судом» от ответственности за установление тирании в Херсонесе, а
четырьмя годами позже ему перед «народом» предъявлено обвинение в
преступлении, караемом смертной казнью, — за намеренное введение
афинян в заблуждение; о Гиппархе, сыне Харма, сообщается, что он был
заочно приговорен «народом»; Фемистокл осужден за измену
«афинянами», а при рассмотрении в 462 г. до н. э. «судом присяжных» дела против
Кимона о получении взяток его обвинитель, Перикл, требовал для него
смертной казни43. Хотя некоторые источники по этим шести случаям
Более подробно тема рассмотрена в: С 190: 199—202.

Глава 5. Реформы Клисфена
399
поздние и хотя судебные комиссии [дикастерии) не засвидетельствованы
для Афин до реформ Эфиальта, вызывает удивление, что ни в одном
из примеров Ареопаг не упомянут в качестве правомочного трибунала
для вынесения судебного решения, но всякий раз это делал орган,
являвшийся или представлявший δήμος πλεθύων, «полное собрание демоса
(народа)». Кроме того, все названные дела закончились карой в виде смертной
казни или крупного штрафа.
Поскольку дело Фриниха было первым из перечисленных шести,
можем ли мы прийти к заключению, что к 493 г. до н. э. судопроизводство
по некоторым преступлениям против государства перешло от Ареопага к
«полному собранию демоса»? Не вполне, ибо, как мы уже видели, фраза
«άνευ το δέμο το Άθεναίον πλεθύοντος» относится только ко второму из двух
процессуальных шагов; если к какому-то выводу и можно прийти, так это
к тому, что первое слушание по делу о преступлениях против
государства по-прежнему происходило перед Ареопагом, но при этом последний
мог разрешать лишь незначительные дела на основании
предоставленных ему прав; в случаях, когда признание подсудимого виновным могло
завершиться вынесением смертного приговора или наложением
крупного штрафа, дело для окончательного рассмотрения подлежало передаче в
ведение «народа» (демоса). В шести упомянутых случаях традиция,
раскрашенная позднейшими добавлениями, сохранила память лишь о
финальном и окончательном процессуальном шаге.
Но что означает слово «народ»? Введение Солоном апелляционной
процедуры («εφεσις», эфесис) дало возможность тяжущимся сторонам
передавать неблагоприятное для одной из них судебное решение, принятое
должностным лицом, на слушание народного собрания, выступающего в роли
судебного органа и именуемого при осуществлении такой прерогативы не
экклесией, а гелиэеи (ήλιαία);44 и экклесия, и гелиэя могут быть описаны
как δεμος πλεθύον, «народ, полностью собравшийся». Гипотеза, согласно
которой Клисфен или его непосредственные преемники провели решение
об обязательном характере апелляционной процедуры в делах о наиболее
серьезных правонарушениях против государства, слушавшихся в
Ареопаге, могла бы объяснить, почему начиная с 493 г. до н. э. такие дела
рассматривались «народом», «афинянами» или «народным судом». Это также
соответствовало бы остальным частям реформы Клисфена. Ибо путем
введения народного суда как второй процессуальной ступени при
разбирательстве дел о некоторых преступлениях против государства
реформатор применил к судебной системе тот же самый принцип исономии,
который он ввел в законодательную систему в виде требования о том, что
никакое решение не может стать законом без утверждения советом и
народным собранием.
Если эта гипотеза верна, то превращение демоса в своего рода
противовес и в сфере политического судопроизводства Ареопага могло
произойти благодаря законодательству, изданному Клисфеном, пытавшимся
завоевать благосклонность масс (Аристотель. Афинская политая. 22.1). Име-
44 См.: КИДМШЗ: п. ГУ.2.

400
Часть вторая
ется еще один недатированный закон, язык которого предполагает, что
он относится к тому же периоду, и чье содержание вполне соответствует
контексту клисфеновских реформ. От Ксенофонта [Греческая история.
1.7.20) мы узнаём о постановлении Каннона, «в силу которого каждый,
обвиненный в преступлении против афинского народа, должен
защищаться индивидуально перед народом; и если он признан виновным, то
будет казнен, будучи сброшенным в пропасть; его имущество подлежит
конфискации, причем десятая часть должна быть передана Богине»45.
Если это — часть плана, осуществление которого впервые позволило
народу получить право голоса в судах по делам о государственных
преступлениях и который, с другой стороны, впервые гарантировал
каждому человеку, обвиняемому в подобном деянии, индивидуальное
разбирательство его дела, то, возможно, налицо один из элементов
законодательства, следы которого обнаруживаются в IG Fl05; не исключено, что
это — единственный сохранившийся раздел того закона, первая часть
которого определяла процессуальную роль Ареопага в делах о
государственных преступлениях.
2. Полководцы и войско
Греческие армии классического периода состояли по преимуществу из
непрофессиональных отрядов, возглавлявшихся непрофессиональными
командирами, так что организация греческих войск отражала структуру
гражданского коллектива и его классов. Нам известно слишком мало
относительно этой организации до 501/500 г. до н. э., чтобы ответить на
вопрос, было ли появление должности стратегов (полководцев) само по себе
констату1шонным нововведением или нет. Как бы ни было организовано
войско в начале VI в. до н. э., тот факт, что сам Писистрат командовал им
и во многом зависел от поддержки наемников, делал крайне
желательным новое устройство войска, даже если старые методы организации
вооруженных сил и их управления позволили гражданскому ополчению
успешно отразить в 506 г. до н. э. синхронные беотийское и халкидское
нападения. Независимо от того, была ли должность стратега новшеством
или нет, не возникает никаких сомнений в том, что выборы в эту
коллегию — по одному стратегу от каждой филы — ставили систему
командования войском в одну линию с клисфеновскими реформами фил.
Аристотель не сообщает, избирала ли каждая фила своего собственного
стратега или же просто выдвигала кандидатов, из которых затем весь народ
осуществлял окончательный выбор. Более вероятен второй вариант,
который подкрепляется словами Геродота о Мильтиаде (VI. 104.2), посколь-
45 Опираясь на Аристофана [Женщины в народном собрании. 1089—1090) и на пересказ
постановления у Ксенофонта [Греческая история. 1.7.34), я полагаю, что стоящее в
рукописях слово «δεδεμένον» [«заключенный в оковы», «арестованный»] следует заменить на
«διαλελημμένον» («[действующий] отдельно/сам по себе/индивидуально». —A3.).
Предположение о том, что декрет Каннона относится к клисфеновскому законодательству, впервые
было высказано в: С 7,1: 205—208.

Глава 5. Реформы Клисфена
401
ку, в отличие от булевтов, стратеги должны были выполнять не
местечковые запросы, а задачи, стоявшие перед вооруженными силами
государства. Возможно, что в то же самое время — если не ранее — армия
была организована в десять полков по филам (τάξεις, ед. ч. τάξις; командир
такого полка-таксиса назывался таксиархом), каждый из которых
подразделялся, по всей видимости, на три лоха (λόχοι, ед. ч. λόχος), причем
каждый лох представлял собой отряд, сформированный на базе одной
триттии46, а каждый стратег в качестве таксиарха командовал своим
собственным полком. Наши источники чрезвычайно скудны на сей счет. В
любом случае, такое положение вещей не сохранилось в более позднее
время, когда развитие военно-морского флота значительно расширило
масштабы обязанностей каждого стратега, а таксиархи стали просто
полковыми командирами.
Более того, подобно другим важным должностным лицам, стратеги
избирались на годичный срок, однако, в отличие от остальных, они
могли переизбираться подряд неограниченное число раз. Это обстоятельство
придавало данной должности потенциал стабильности, которой были
лишены другие магистратуры, включая должность полемарха. С этого
времени существовала возможность оставлять у власти компетентного
стратега до тех пор, пока его служба была полезной для государства; поэтому
накопленные успешным полководцем знания и опыт могли отныне
использоваться без ограничений. Этот потенциал непрерывности должен
был повысить важность коллегии стратегов в следующие десятилетия,
что в итоге привело к ослаблению реальной власти коллегии архонтов —
факт, проявившийся очевидным образом в 487/486 г. до н. э., когда была
введена процедура жеребьевки для избрания архонтов из числа
кандидатов, отобранных путем прямых выборов по филам. В силу того, что
стратеги были единственной потенциально устойчивой магистратурой,
вскоре они стали избираться не только за свои военные, но и за политические
способности, дабы облегчить последовательное проведение заданного
политического курса, что особенно верно для эпохи Перикла, чье огромное
влияние объясняется как раз тем, что он не покидал должность стратега
с 443/442 г. вплоть до своей смерти в 429/428 г. до н. э.
Утверждение Аристотеля, согласно которому «полемарх являлся
предводителем вообще всего войска», было понято как прямо
противоречащее свидетельству Геродота (VI. 109—110) об отношениях полемарха Кал-
лимаха со стратегами при Марафоне, где его единственная функция
состояла, похоже, в том, чтобы подавать решающий голос в случае, когда
мнения десятерых стратегов по жизненно важному вопросу разделялись
ровно пополам. Впрочем, описание Геродота с трудом поддается
обобщению, к тому же надпись на мемориальном посвящении в честь Каллима-
ха на афинском Акрополе (М—L 18) допускает близость его функций тем,
о которых говорит Аристотель. Но более глубокое понимание военной
реформы состоит в том, что она применила принцип исономии к воору-
Данное предположение выдвинуто в: С 74: 20—21.

402
Часть вторая
женным силам: стратеги, избиравшиеся из каждой филы, теперь
командовали полками фил и действовали в качестве противовеса полемарху,
который выбирался как один из девяти архонтов, невзирая на
принадлежность к той или иной филе из числа лиц, входивших в высший
имущественный класс. О стратегах известно лишь то, что правом избираться
на эту должность обладал человек, имевший детей и собственную землю
в Аттике (Динарх. Против Демосфена. 71), однако объем военной
нагрузки, ложившейся на стратегов, делает весьма вероятным сосредоточение
данных обязанностей в руках только людей из высших имущественных
классов. Самого первого избранного стратега, о котором мы знаем,
Геродот называет «человеком, вьщающимся среди граждан во всех
отношениях» (IV.97.3). Избиравшиеся народом в целом и обладавшие полным
равенством друг по отношению к другу стратеги представляли собой
демократический элемент в конституции, заключавшийся в том, что
командный состав вооруженных сил определялся в ходе народных
выборов; но в то же самое время положение полемарха как
главнокомандующего и члена коллегии девяти архонтов обеспечивало единоначалие,
даже если среди стратегов появлялись разногласия.
Принадлежность к войску была открыта не для всех. От времени
Клисфена и, по крайней мере, до Марафонской битвы только лица,
способные самостоятельно обеспечить себя полным вооружением гоплита,
допускались в полки фил, поэтому феты — представители низшего
имущественного класса, составлявшие в то время приблизительно две трети
всего гражданского корпуса47, — не имели возможности сражаться и в этом
смысле не могли принимать полноценного участия в делах государства,
даже если им и удавалось оказывать на них влияние, ощущавшееся во
время выборов командного состава.
3. Остракизм и внутренняя политика
с 507/506 по 480/479 г. до н. э.
В отличие от выработки присяги булевтов и введения выборов стратегов
по филам, закон об остракизме приписывается Аристотелем [Афинская
полития. 22.1 и 4) непосредственно Клисфену48 и датируется не вполне
определенно, рассматриваясь как элемент, возникший в ходе
«установления его системы», т. е. как часть его реформ, относимых Аристотелем ко
времени архонтства Исшора — 508/507 г. до н. э. Кроме этого, Аристотель
(Там же. 3—4) сообщает, что вплоть до 488/487 г. до н. э. закон не
применялся, а его первой жертвой стал Гиппарх, сын Харма из Коллита, что
подразумевает промежуток в двадцать лет, отделяющий принятие зако-
47 Об этой цифре см.: С 123: 8.
48 Закон этот приписывают Клисфену также Филохор (FGrH 328 F 30) и Элиан
(Пестрые рассказы. ХШ.24), ср. также сообщение Диодора Сицилийского (ΧΊ.55.1). (Помимо тех
работ по остракизму, которые указаны в библиографии к настоящему тому, отсылаем
русскоязычного читателя к новой и почти исчерпывающей монографии по остракизму:
Суриков И.Е. Остракизм в Афинах. М., 2006. 640 с. — A3.)

Глава 5. Реформы Клисфена
403
на от его реализации. «Свойственная народу снисходительность» по
отношению к «друзьям тиранов» представлена в качестве единственного
объяснения этой странной отсрочки. Те, кто сомневался в самом факте
такой задержки и в ее аристотелевском объяснении, принимали за
основу цитату из атгидографа IV в. до н. э. Андротиона, приведенную Гарпо-
кратионом, относившим принятие закона об остракизме, судя по всему,
ко времени непосредственно перед его первым применением в 488/487 г.
до н. э. Но сейчас можно считать установленным, что источником для
Гарпократиона послужила искаженная версия текста Андротиона,
который на самом деле отнюдь не противоречил Аристотелю49. Итак, если всё
это не позволяет усомниться, что наши лучшие древние авторитеты
датируют принятие закона двадцатью годами ранее его первого применения
и именно Клисфена считают автором остракизма, для понимания
причины этой большой паузы нам остается либо удовлетвориться версией о
«снисходительности народа», предлагаемой Аристотелем, либо поискать
лучшее объяснение.
К сожалению, в этом вопросе ни один античный текст серьезно
помочь не может, а имеющиеся интерпретации зависят почти
исключительно от точки зрения на клисфеновские реформы: исследователи, которые
видят в Клисфене по преимуществу политика, жаждавшего получить для
себя и своего рода как можно больше власти, склонны отвергать
аристотелевскую датировку и предполагают, что принятие закона произошло
незадолго до первого остракизма; ученые, считающие Клисфена
прозорливым государственным деятелем, трудившимся на благо своей
страны, приписывают ему способность уже в 508/507 г. до н. э. предвидеть
грядущие опасности, которые нависнут над Аттикой двадцатью годами
позже, что позволило загодя принять предупредительное законодательство
для встречи этих опасностей во всеоружии. Другими словами, это тот
случай, когда искомая датировка некоего мероприятия оказывается в прямой
зависимости от выяснения задач, стоящих за ним, и поэтому всё
сводится к вопросу о цели закона об остракизме, а вопрос этот мы можем
адресовать только самим себе.
Утверждения Аристотеля о целях закона используются сторонниками
обеих точек зрения. С одной стороны, он предполагает, что мотивом для
принятия закона об остракизме явилось подозрение к людям,
пользующимся влиянием, и что в основе такого взгляда лежало представление о том,
что Писистрату удалось стать тираном благодаря своему положению
народного вождя (демагога) и полководца {Афинская полития. 22.3).
Подобная мотивация выдвинута также и в «Политике» (Ш.13, 1284а17—22,
ср.: V.3,1302Ы5—21): для обеспечения всеобщего равенства из
государства на определенный срок изгоняются лица, «которые, как казалось,
превосходят других могуществом из-за богатства, множества друзей или какой-
то иной общественной силы». Но, с другой стороны, Аристотель также
знает, что остракизм легко может быть использован превратно, для до-
49. С 214: 11-60, с опорой на: С 91: 256-257; С 207: 79-86.

404
Часть вторая
стижения партийных выгод (1284b 17—22), и те, кто усматривают такие
мотивы у Клисфена, могут найти этому поддержку в утверждении, что
последний ввел этот закон ради того, чтобы отправить в изгнание Гип-
парха [, сынаХарма] [Афинская политая. Tl.^t).
Взгляд на то, как проходил суд остракизма, даст нам определенное
представление и о целях этого института. ВIV в. до н. э. вопрос о том,
следует ли в данном году применить остракизм, был неизменным пунктом
в повестке дня первого (и главного) собрания экклесии шестой прита-
нии; если народ давал утвердительный ответ на этот вопрос, сама
процедура остракизма (όστρακοφορία, остракофория) осуществлялась на агоре в
восьмую пританию под руководством девяти архонтов и буле. Прения
допускались только перед первой стадией. Даже если система пританий и
не восходит к Клисфену, мы можем предположить, что те же самые две
стадии с самого начала составляли часть всей процедуры. Официальную
силу остракофория получала только в том случае, если в процедуре
принимало участие не менее б тыс. членов народного собрания; они должны
были вписать имя своего кандидата на изгнание на черепке (δστρακον, ост-
ракон — выполнял роль бюллетеня для голосования). По всей видимости,
простого большинства было достаточно, чтобы заставить влиятельного
гражданина покинуть Аттику за десять дней и не возвращаться
последующие десять лет. Право собственности на имущество и контроля за
доходами у него на это время сохранялось: изгнание не рассматривалось как
персональное наказание, и в период нахождения за пределами Аттики
изгнаннику не запрещалось общение с близкими и друзьями.
Остракизм мог иметь место только раз в год в установленное время.
Нельзя было отправить в изгнание сразу более одного человека; по
возвращении тот беспрепятственно получал назад все гражданские права. Число
поданных голосов, необходимое для придания остракизму силы, было
большим, и предпринимались особые предосторожности, чтобы не
позволить никому вбросить более одного остракона. Эти меры не позволяют
считать, что процедура была придумана для партийно-политических
целей. Дело не только в том, что существовали более простые и более
долговременные способы устранения политических соперников; следует
учитывать также и другой момент — не было никакой гарантии, что процедура
остракизма не ударит против того, кто ее первый инициировал, или не
будет применена против него на следующий год. Если ее создателем был
Клисфен, он должен был сознавать, что сам мог оказаться первой
жертвой, ибо тот вид народного расположения, который помог ему
осуществить реформы, не имел бы никакого значения в последнем случае. По
общему признанию, однажды изобретенный остракизм мог приводить к
злоупотреблениям, когда два или более влиятельных политика
объединяли силы против третьего; однако не случайно, что единственный
подобный пример, о котором нам известно, произошел фактически при
последнем применении данной процедуры. Сразу после того как стало ясно, что
остракизм удалось применить против Гипербола единственно с целью
удаления политического конкурента, данный механизм был выброшен из
общественной жизни.

Глава 5. Реформы Клисфена
405
Остракизм мог использоваться не только для подавления
политической оппозиции как таковой, но и в лучшем случае — для сдерживания
соперника по какому-то конкретному вопросу на ограниченный
промежуток времени. Пока политический оппонент томился в изгнании, его
приверженцы могли по-прежнему оставаться в Афинах, и иногда требовалось
осуществить несколько других остракизмов — при условии, что каждый из
них будет поддержан большинством народа, — чтобы подавить
недовольство сторонников изгнанного политика. Система эта, несомненно, могла
продемонстрировать высокую эффективность в деле устранения с
политической сцены влиятельного лица, чьи действия и методы возбуждали
подозрения в том, что он сможет установить свою тиранию, или чей
харизматический характер в некий решающий момент поставит этого
человека в положение защитника вредных для государства политических
решений. Не было ли целью остракизма воспрепятствование возвышению
подобных персон?
Определенная надежда на успешное разрешение данного вопроса
связана с выяснением возможных мотивов, стоявших за самыми ранними
остракофориями, состоявшимися между 487 и 480 гг. до н. э. Исследования
данной практики обогатились в последние годы обнаружением новой
большой группы остраконов: из более чем одиннадцати тысяч таких
черепков, найденных с 1870 по 1966 г., девять тысяч увидели свет при
раскопках в афинском районе Керамик в 1966 г. Теперь мы знаем имена более
130 человек, против которых подавались голоса в течение 70-летнего
функционирования института остракизма, причем извлеченные на свет черепки
содержат имена тех самых лиц, за исключением Никия, кто, согласно
литературной традиции, хотя бы раз оказывался в роли потенциальной
жертвы данной процедуры (рис. 32).
Исследователи Керамика полагали, что большая часть их находок
относится к остракизмам 480-х годов до н. э., которые нас в данный момент
и интересуют, но этот вывод вызвал серьезные сомнения50. Как бы то ни
было, внесения некоторых неожиданных корректив в литературную
традицию относительно 480-х годов до н. э. требуют другие находки
остраконов: мы знаем, что Фемистокл, который в действительности не
подвергался остракизму до 471 г. до н. э., был одним из наиболее реальных
кандидатов на изгнание уже в 480-х годах до н. э.; около того же времени
серьезными кандидатами на изгнание путем остракизма были, очевидно, некий
Калликсен, сын Аристонима, из Ксипеты, и некий Гиппократ, сын Алкмео-
нида, из Алопеки, оба из рода Алкмеонидов и оба не упоминаемые в
доступных нам литературных источниках; но наибольшее удивление
вызывает огромное количество «разрозненных голосов» за неведомых нам лиц,
которые подавались почти при каждом голосовании по остракизму, что
указывает на существование значительно большего, чем мы можем себе
представить, числа обстоятельств, определявших выбор отдельного
гражданина.
50 Обзор результатов раскопок в Керамике: С 214: 69—80, 92—108; сомнения Льюиса,
высказанные в: С 154: 1—4, не развеяла работа Вильямса: С 233: 103—113.

406
Часть вторая
Рис. 32. Остраконы с афинской агоры за: а — Аристида; Ь —
Гиппократа; с — Фемистокла; d — Ксантиппа; е — Калликсена. (Публ. по: Vander-
pool Ε. Ostracism at Athens (1970): рис. 5, 40, 20, 8; Hesperia 19 (1950): 383,
рис. 5.)
Находки остраконов обращают наше внимание на то, насколько
мало информации сохранилось в литературных источниках о личностях
даже тех, кто в 480-х годах до н. э. обладал влиянием во
внутриполитических делах, не говоря уже о мотивациях, влиявших на результаты
голосования. Тем не менее, у нас нет другого ориентира. Аристотель
[Афинская политая. 22.6), наш основной источник для датировки остракизмов
данного периода, разделяет их на две группы: в течение первых трех лет,
487—485 гг. до н. э., остракизму были подвергнуты «друзья тиранов» —
Гиппарх, сын Харма, Мегакл, сын Гиппократа, и некое неназванное
лицо;51 после этого в изгнание стали отправлять всякого, кто только
казался слишком влиятельным. Ксантипп, сын Арифрона (дед Перикла),
назван в качестве жертвы 484 г. до н. э., при этом подчеркивается, что он не
имел никаких дел с тиранами; затем, двумя годами позже, остракизму
подвергся Аристид, сын Лисимаха.
О Гиппархе Аристотель рассказывает, что тот был «вождем и проста-
том» (т. е. покровителем) «друзей тиранов» и что закон об остракизме
51 Этот человек идентифицируется исследователями Керамика как Каллий, сын Кра-
тия из Алопеки; см., однако: С 154: 3.

Глава 5. Реформы Клисфена
407
был направлен персонально против него [Афинская политая. 22.4 и 6).
Кем был этот человек? Остались ли в Афинах какие-то «друзья тиранов»
после изгнания Писистратидов? Далее, поскольку Аристотель
приписывает издание закона Клисфену, должны ли мы предположить, что Гиппарх
являлся достаточно влиятельным в Афинах лицом уже за двадцать лет
до своего остракизма, чтобы, имея в виду именно этого человека, Клис-
фен провел данный закон?
Нельзя отрицать вероятность того, что и после 511/510 г. до н. э. в
Афинах оставались симпатизировавшие тирании люди. Иначе Клеомен не
пытался бы в 506 г. до н. э. утвердить Исагора в качестве тирана (Геродот.
V.74.1), и потом, после провала этой экспедиции, спартанцы не стали бы
предпринимать усилий по возвращению Гиппия из Сигея, дабы
восстановить тиранию в Афинах (Там же. 91.1, 93—94.1), не уповай они на какую-
то остаточную поддержку жителями Аттики своих планов. Также
возможно, что именно скрытая симпатия местного населения к Писистрати-
дам заставила персов выбрать Марафонскую бухту для своей высадки в
490 г. до н. э. (Геродот. VI. 102, 107.1). Однако Гиппарх, сын Харма, хотя
и мог состоять в браке с дочерью Гиппия, вряд ли до своего избрания в
архонты на 496/495 г. до н. э. был достаточно влиятелен, чтобы возглавить
партию, поддерживавшую Гиппия. Вообще, трудно представить, что
такая поддержка продолжала существовать в 487 г. до н. э., когда Гиппарха
подвергли остракизму, если только мы не готовы отстаивать
необоснованное допущение, что изобретение остракизма и его первое применение
было не чем иным, как проявлением мщения за скомпрометировавшие
себя политические действия. Поэтому само по себе выражение «друзья
тиранов» не обеспечивает удовлетворительного объяснения для Гиппархова
остракизма.
Но если мы сравним отношение к Писистратидам с отношением к
Персии, то можем получить приемлемое объяснение, почему подвергшиеся
остракизму первые лица идентифицировались с «друзьями тиранов».
Ранее мы отмечали, что перед нападением Клеомена в 506 г. до н. э.
афинские послы приняли условия союза, предложенные им Артаферном, но
по возвращении послов на родину эти условия были отвергнуты
афинянами по той, возможно, причине, что к тому времени союз с персами был.
уже не актуален. Повторное афинское посольство направилось к Арта-
ферну несколькими годами позже с целью воспрепятствовать проискам
Гиппия, пытавшегося с персидской помощью снова утвердиться в
Афинах. Артаферн принял сторону Гиппия, а отказ афинян выполнить
распоряжение сатрапа по возвращению свергнутого тирана привел, как
говорит Геродот (V.96), к открытой вражде между Афинами и Персией. Хотя
нам достоверно неизвестен год отправки второго посольства, весьма
вероятно, что враждебность к Персии, спровоцированная результатами этого
посольства, стала главной причиной того, почему в 499 г. до н. э.
афиняне ответили согласием на просьбу Аристагора и отправили двадцать из
имевшихся у них пятидесяти кораблей на помощь Ионийскому
восстанию против Персии (Геродот. V.97.3). Впрочем, годом позже, — после

408
Часть вторая
взятия Сард и своего поражения при Эфесе, — афиняне отказались от
дальнейшего участия в Ионийском восстании.
Это показывает, что приблизительно к 498 г. до н. э. отношение
афинян к Гиппию тесно переплеталось с их персидской политикой. Мы
ничего не знаем о мотивации, которая лежала в основе описываемых
событий, но ясно, что страх перед Персией и решимость сопротивляться ее
требованиям приведет к принятию в Афинах трудного для многих решения,
и каждому конкретному шагу будут предшествовать дебаты,
свидетельство о которых утрачено. Кроме того, не вызывает сомнений, что в споры
о том, следует ли восстановить Гиппия или кого-то другого из Писистра-
тидов у власти, были вовлечены многие. Отправка двадцати судов
свидетельствует о решимости сопротивляться; их отзыв годом позже
показывает, что страх оказался сильнее этой решимости, а выбор Гиппарха в
архонты на 496/495 г. до н. э. может означать всего лишь стремление
удержаться от открытого вызова Персии. Неверие в собственные силы,
следствие страха, сковавшего волю к сопротивлению, также
прочитывается в следующих двух событиях 493/492 г. до н. э.
Первым событием было наказание трагического поэта Фриниха за то,
что он за год до этого «напомнил о несчастиях дружественных людей»,
поставив на сцене драму о взятии Милета персами (Геродот. VL21.2). Сам
этот судебный процесс явился по меньшей мере проявлением
разочарования, вызванного тем, что афиняне оказались в положении сторонних
наблюдателей при падении самого великого города их ионийских
сородичей.
Вторым событием было прибытие в Афины бежавшего из Херсонеса
Мильтиада, едва ускользнувшего от финикийского флота,
находившегося на службе у персов (Геродот. VI.41). Невероятно, что возвращение
этого известного аристократа, покинувшего Афины еще при Писистратидах,
не вызвало серьезной озлобленности против персов, захватывавших
греческие земли на северо-западе Малой Азии; причем «враги» вернувшегося
Мильтиада привлекли его к суду по обвинению в преступлении, караемом
смертью, — за установление тирании (над афинскими гражданами?)
в Херсонесе (Геродот. VI. 104.2). Поскольку неизвестно, кто предъявил это
обвинение, мы не можем сказать, было ли оно вызвано личной местью,
соперничеством какого-то другого знатного рода, ревниво оберегавшего
собственное влияние в Афинах, или же соображениями, связанными с
публичной политикой; поэт ому мы не имеем возможности понять смысл
оправдательного судебного решения. Однако тот голый факт, что жертву
персидской экспансии предали суду по обвинению в тирании, может
свидетельствовать о некой попытке отделить неприязнь к Персии от
враждебности к тиранам в условиях, когда второе начало отождествляться с
первым.
Успех Фемистокла, избранного архонтом в том же самом [493] году
(Фукидид. 1.93.3; Дионисий Галикарнасский. VI.34.1), напоминает нам,
что связи с Персией и отношение к тирании были не единсгвенными
проблемами, будоражившими Афины в 490-х годах до н. э. В этот период

Глава 5. Реформы Клисфена
409
был поставлен под сомнение план Фемистокла по развитию и
укреплению Пирея с его тремя естественными гаванями в качестве афинского
порта, из-за чего проект был завершен только после Саламинской
битвы. Впрочем, этот факт не опровергает того, что к осуществлению
проекта приступили десятилетием ранее благодаря человеку, от природы
обладавшему даром предвидения (Фукидид. 1.138.3). Непосредственным
поводом для начала строительства послужил конфликт между Афинами и
Эгиной. Эта война, начавшаяся в последние годы VI в. до н. э. «без
объявления» (по утверждению Геродота. — V.81.2), никак не могла
закончиться, пока незадолго до вторжения Ксеркса греки не достигли общей
договоренности о прекращении всех вооруженных столкновений между собой.
Война эта шла с перерывами и представляла собой серию набегов и
стычек между афинянами и их морским соседом, вылившихся в серьезные
боевые действия после афинской победы над беотийцами и халкидянами
в 506 г. до н. э. и потом еще раз перед персидскими нашествиями 490 и
480 гг. до н. э.52. Если пирейский проект Фемистокла предназначался для
демонстрации близости Саронического залива к Афинам, нежели к
Персии, реальные события очень скоро доказали, что проблемы не могут быть
отделены одна от другой. Когда в 491 г. до н. э. Эгина вместе со всеми
островами и большинством городов материковой Греции предоставила
землю и воду Дариевым глашатаям, Афины истолковали это как
враждебный акт, направленный против них, и обратились за помощью к
Спарте (Геродот. VI.49.2); в результате спартанского нападения были взяты в
плен десять самых богатых и знатных эгинцев, которых Спарта выдала
затем афинянам (Там же. 73.2); однако это не предотвратило морского
похода афинян против Эгины, в котором они добились победы только
потому, что Коринф продал им двадцать кораблей по пять драхм за
каждый (Там же. 89).
Всё это случилось примерно в то же время, когда Мильтиад был
избран в коллегию стратегов на 490/489 г. до н. э. Если даже его избрание
рассматривать как доказательство того, что решимость отражать нападения
персов ослабила страх перед их мощью, всё равно продолжали звучать
голоса в пользу примирения с Персией, предупреждавшие, что Афины
могли попасть в то же самое положение, в каком оказалась Эретрия (Там
же. 100—101). Необычная речь, с которой Мильтиад обратился к
полемарху Каллимаху на поле битвы у Марафона (Там же: 109—110), стала,
возможно, отзвуком жарких споров в буле и в экклесии о том, не является
ли прямое столкновение с персами слишком рискованным предприятием.
Кроме того, условный сигнал, поданный персам с помощью щита и
означавший, что войско двинулось в путь и город остался незащищенным,
свидетельствует о наличии в Афинах «тех, кто желал подчинить афинян
персам и Гиппию» (Там же. 115, 121, 124), заявления же Геродота о
непричастности Алкмеонидов к этому делу показывают, что именно их
многие считали главными подозреваемыми. Мы не знаем, были ли дан-
А 22: 406—409. Иная хронология представлена в: С 67.

410
Часть вторая
ные подозрения обоснованными, и даже в случае положительного
ответа не можем объяснить их. Соблазнительно связать обвинение против
Алкмеонидов с происшествием годом позже. По возвращении из
неудачной экспедиции против Пароса Мильтиад был обвинен «перед народом
за обман афинян», с каковым иском выступил Ксантипп, по жене
находившийся в родстве с родом Алкмеонидов. Требование смертной казни
выказывает злобность обвинителя; судьи, учтя прежние заслуги Мильтиада
перед государством, заменили это наказание крупным штрафом в
пятьдесят талантов, из чего следует, что они приняли сторону обвинителя,
хотя и проявили милосердие (Геродот. VI. 132—136). Следует ли нам
интерпретировать это как свидетельство продолжавшегося конфликта по
поводу политики в отношении Персии, в котором победитель персов при
Марафоне оказался обесчещенным человеком, состоявшим со стороны
жены в родстве с родом, который выступал за сближение с Персией?
Была ли семейная вражда реальным мотивом? Или же Ксантипп попросту
являлся честолюбивым политиком, желавшим добиться славы при
помощи изобличения великого, но уже старого человека? В источниках нет
никаких намеков, которые позволили бы догадаться, каким должен быть
ответ на хотя бы один из этих вопросов.
Политические проблемы, стоявшие перед афинским обществом в
период 506—489 гг. до н. э., представляют собой подоплеку, а значит, и
единственный ключ к пониманию остракизмов 480-х. Аристотель [Афинская
полития. 22.6), как мы видели, сообщает, что первые три жертвы, Гип-
парх, Мегакл и неназванное лицо, были подвергнуты остракизму за то,
что являлись «друзьями тиранов», то есть в полном соответствии с
изначальной целью закона. Строго говоря, эту причину нельзя назвать совсем
неубедительной. Никто из афинских граждан не желал иметь в качестве
тирана ни дискредитировавшего себя при Марафоне восьмидесятилетнего
Гиппия, ни даже его родственника Гиппарха, сына Харма. Кроме того, мы
видели, что к 498 г. до н. э. отношение к тирании стало переплетаться с
отношением к Персии. Имея возможность судить задним числом,
отталкиваясь от событий, последовавших в 480 г. до н. э., мы можем высказать
догадку, что после спада воодушевления от первой победы, которое,
видимо, побудило к началу строительства Предпарфенона (храма,
предшествовавшего Парфенону. — A3.)53, приготовления к вероятному возвращению
персов могли стать доминирующей темой внутренней политики. Те, кто
не ожидал, что афиняне одержат верх при Марафоне, по всей видимости,
объясняли победу удачей, которая не могла более повториться, и
содействовали политике мира с Персией любой ценой, даже ценой
подчинения без всякого сопротивления или ценой назначения персидских
приспешников в качестве тиранов, как то произошло в Ионии после
завоевания Лидии. Другие уже до 483/482 г. до н. э. могли отстаивать позицию,
направленную на перевооружение и на формирование союзов с другими
греческими государствами для отражения любого потенциального пер-
С 217: 444, с библиографией на с. 445.

Глава 5. Реформы Клисфена
411
сидского нападения. Геродот оказывается настолько поглощен
персидскими приготовлениями к новому вторжению, что удостаивает нас лишь
беглым обзором того, что происходило внутри Афин до того момента,
когда персидские вооруженные силы были собраны и построены в
Сардах перед началом похода. В доказательство своего мнения, что именно
решение афинян сопротивляться, принятое ими в конечном итоге,
спасло Грецию от персидского завоевания, Геродот (VII. 139.2—5)
рассматривает разные варианты действий, стоявшие на выбор перед Афинским
государством. Эти варианты наверняка обсуждались во всех
подробностях в совете пятисот и в народном собрании задолго до 481 г. до н. э.;
точно так же предварительные переговоры по формированию Панэллин-
ского союза, включая отправку посланников в Сицилию, начались
раньше, чем предполагается в соответствии с Геродотовым повествованием
(Vn.145-163).
Будучи видными афинскими гражданами, и Гиппарх, и Мегакл
обладали серьезным влиянием при обсуждении любого вопроса, касавшегося
государственных дел. Гиппарх к тому же выполнял обязанности
архонта-эпонима и входил в состав Ареопага; Мегакл же, хотя и был молодым
человеком, принадлежал к древнему роду, выделявшемуся на афинском
политическом горизонте уже после Килоновой смуты, а победа на Пи-
фийских играх, состоявшаяся вскоре после его остракизма,
свидетельствует о высоком положении, которого он уже достиг до этого (Пиндар. Пи-
фийские оды. VH). Если оба эти человека побуждали афинян вместо
сопротивления возможному персидскому натиску попытаться добиться от
Персии максимально выгодных условий раньше, чем дело дойдет до нового
вооруженного конфликта, понятно, что сторонники сопротивления,
знавшие о том, что присутствие таких людей в Афинах способно подорвать
любую серьезную попытку перевооружения, применили закон об
остракизме, дабы дать именно народу возможность решить, какова главная
официальная цель афинской политики — сопротивление или подчинение. Тот
факт, что потребовалось три успешных остракизма, чтобы уменьшить
влияние «друзей тиранов» в Афинах, указывает, насколько равномерно
был разделен гражданский коллектив по вопросу об отношении к Персии,
но также и проясняет, что желание сопротивляться преобладало и
расчистило себе дорогу после 485 г. до н. э.
Труднее всего поддается интерпретации остракизм Ксантиппа,
случившийся годом позже. Аристотель (Афинская политая. 22.6)
недвусмысленно исключает этого человека из числа «друзей тиранов» и говорит, что
Ксантипп был первым из тех, кто подвергся изгнанию только из-за
своего большого влияния. Это означает, что причины его изгнания отличались
от тех, которые привели к высылке Мегакла двумя годами ранее, и что
они не имели никакого отношения к его родству по жене с Алкмеонидами,
как и с подозрениями, павшими на этот род после Марафона. Но можем
ли мы полагаться на аристотелевское утверждение? Не создается ли
ощущение, что Ксантипп был вымазан дегтем той же кистью, что и его свояк
Мегакл? Кроме всего прочего, находки остраконов дают имена двух

412
Часть вторая
других Алкмеонидов, Калликсена и Гиппократа, как кандидатов на
изгнание в 480-х годах до н. э.: не сезон ли охоты на представителей этого
рода был открыт в 480-х? И если это так, то была ли здесь связь со
спорами о политике в отношении к Персии? О карьере Ксантиппа нам
известно слишком мало, чтобы определить причину его остракизма, а на самом
интересном из брошенных против него остраконов (М—L 21,
страница 42) просто написано, что он — «самый большой нечестивец из всех
проклятых вождей». Кроме успешного судебного преследования Миль-
тиада Ксантиппом, мы можем с уверенностью говорить о возвращении
последнего из изгнания вместе со всеми другими подвергшимися
остракизму лицами в канун Саламинской битвы, а также об избрании на
должность стратега годом позже — верный знак того, что уверенность народа
и в его компетенции, и в его патриотизме была достаточной, чтобы
доверить операции по окончательному изгнанию персов из Эгеиды.
Способности Ксантиппа должны были быть очевидны уже до остракизма.
Означало ли это угрозу того, что он сможет использовать их для удовлетворения
или своих собственных притязаний, или же амбиций Алкмеонидов в
целом? Сыграло ли роль соперничество между влиятельными семьями? Или
в его основе лежали другие гфинципиальньш вопросы: проблемы
внутренней политики, такие как введение жребия для второй стадии выборов
в архонты в 487/486 г. до н а, либо проблемы внешней политики, как,
например, ведение войны против Эгины? Нам об этом нечего сказать.
Большое количество остраконов, датируемых до 480 г. до н. э. и
несущих на себе имя Фемистокла, заставило отдельных исследователей
заподозрить, что за некоторыми или даже за всеми остракизмами 480-х
стоят интриги этого хитрого государственного мужа и политика. Если это
так, то он сам создавал препятствия своему политическому будущему,
поскольку обнаруженные остраконы были поданы против него. Более того,
эта точка зрения покоится на сомнительном предположении, что
отдельный человек обладал властью, позволявшей ему не только из года в год
ставить в повестку народного собрания шестой притании вопрос о том,
следует ли проводить процедуру остракизма, но и добиваться того, что
большинство участвовавших в собрании шести тысяч граждан
голосовали против его противников. Трудно поверить, что Фемистокл мог
проделать это больше одного раза, чтобы удовлетворить свое честолюбие или
устранить представителей соперничающего рода с политической сцены.
Вероятным это представляется лишь в том случае, если допустить, что
Фемистокл стал выразителем некой политической линии, которой
регулярно, но безуспешно бросали вызов лица, отвергавшие ее (либо сторонники
другого политического курса), среди которых было много знаменитых
Алкмеонидов.
Мы не можем сказать с уверенностью, оказалась ли к 484 г. до н. э.
политическая линия Фемистокла в критическом положении. Но, в любом
случае, это как-то связано с его проектом развития афинской
военно-морской мощи, к осуществлению которого он приступил в год своего архонт-
ства (493/492); начался этот проект с превращения Пирея в афинский порт

Глава 5. Реформы Клисфена
413
и достиг апогея с утверждением в 483/482 г. до н. э. законопроекта о
военно-морской программе Фемистокла. По условиям этого закона, доходы,
получаемые государством от Лаврионских серебряных рудников (где
как раз в это время была обнаружена новая жила в Маронее), должны
были направляться на расширение афинского военного флота до двухсот
триер54, дабы развернуть данную силу против Эгины. Это были те
корабли, с которыми пришлось сражаться и победить при Саламине, и очень
вероятно, что Фемистокл думал об их использовании против Персии в той
же самой степени, в какой мыслил их применение против Эгины.
Существовала связь между этой морской программой и последним остракизмом
из тех, что имели место в 480-х годах до н. э.: Аристотель (Афинская
политик. 22.7) просто сообщает, что Аристид был изгнан «около этого
времени» путем остракизма, а Плутарх добавляет [Аристид. 25.10), что
произошло это из-за Фемистокла. Но по какому вопросу разошлись эти два
человека? Плутарх уделяет много внимания политическому соперничеству
между Фемистоклом и Аристидом [Аристид. 2—3, 7.1), но мало что из его
текстов может нас просветить или в чем-то убедить относительно
данного вопроса. Противился ли Аристид строительству военно-морского
флота, полагая, например, что это может ослабить сухопутное войско, а
равно всё, что это войско символизировало? Или же он возражал против
предложенного Фемистоклом способа расходовать доходы от мароней-
ской жилы? Можно ли из факта нахождения Аристида на Эгине в
момент, когда его призвали назад (Геродот. УШ.79.1; Плутарх. Аристид. 8.2),
сделать вывод, что он предпочитал строительству флота против этого
острова мирное с ним соглашение? Какими бы ни были мотивы,
стоявшие за его остракизмом, резонно предположить, что среди других
кандидатов на изгнание в 483/482 г. до н. э. значился и сам Фемистокл.
Плутарх [Аристид. 3.2) сообщает, что как-то раз Аристид, покидая
собрание, на котором он смог воспрепятствовать прохождению какого-то
предложенного Фемистоклом и полезного для государства
постановления, не сдержался и сказал, что до тех пор не будет никакой надежды на
торжество афинских интересов, пока граждане не сбросят их обоих в
пропасть — и его самого, и Фемистокла. Военно-морская программа
последнего конечно же не могла быть претворена в жизнь, если бы она
постоянно подвергалась жесткой критике со стороны такого сильного
государственного деятеля, каким был Аристид. В афинской системе только путем
остракизма можно было решить — и совсем недавно это уже случалось, —
какой из двух (или более двух) взаимоисключающих политических
курсов должен был возобладать.
Теперь обрисуем решающий фактор и попытаемся на этой основе
понять цель данного института. Удивительно, что в период, который мы
рассматриваем, остракизм не использовался как наказание за преступления
54 Наши основные источники дают разные цифры: Геродот (VII. 144.1) сообщает о двух
сотнях кораблей, тогда как Аристотель [Афинская политая. 22.7) и Плутарх [Фемистокл.
4.1—3) упоминают только об одной сотне.

414
Часть вторая
против государства: напоминание афинянам о взятии Милета в
трагедии Фриниха подверглось не остракофории, а судебному
разбирательству, равно как обвинения в тирании и в обмане народа, которые
уничтожили Мильтиада; гипотеза о том, что Алкмеониды подвергались
остракизму в 480-х годах до н. э. из-за подозрений в связи с сигналом щитом, не
заслуживает доверия просто в силу слишком большого запоздания,
отделяющего само событие от наказания; лицо, подвергшееся остракизму,
могло обвиняться в измене заочно, как произошло в случаях с Гиппархом и
Фемистоклом, но измена никогда не являлась поводом для остракизма.
Более того, у нас нет никаких явных доказательств того, что остракизм
был — или мог быть — использован в качестве средства избавления от
политического противника, дабы расчистить поле для расширения чьей-то
собственной власти или для реализации чьих-то собственных
политических амбиций. Любой, кто попытался бы сделать это, рисковал
собственным политическим будущим, так как не существовало никакой гарантии,
что он сам не окажется в роли жертвы вместо противника. В той мере, в
какой можно установить истину, нам ясно, что к остракизму прибегали в
случаях, когда народу предлагалось одновременно несколько различных
политических курсов, из которых народ должен был выбрать только один
для его последовательной реализации, чтобы государство не подвергалось
потрясениям из-за внутренних раздоров. Например, после Марафонского
сражения афиняне столкнулись с необходимостью выбора из двух
возможных линий поведения: либо добиваться соглашения с персами на
условиях последних, либо вооружаться для отражения неминуемого
вторжения; только будущее могло показать, какая политика окажется лучше,
однако на текущий момент нельзя было допустить, чтобы успехи в деле
перевооружения либо стремление к альянсу с персами были поставлены
под угрозу срыва со стороны влиятельных граждан, пересматривавших
только что принятые решения и оспаривавших на каждом шагу
политику, определявшуюся этими решениями. Так, когда инициатива Фемисток-
ла подвигла народ выбрать курс на превращение Афин в главную военно-
морскую силу, тогдашнее благосостояние государства требовало, чтобы
эта линия получила шанс на осуществление без всякой обструкции со
стороны ее противников. Одним из самых ранних признаков той формы
демократии, какой предстояло возникнуть, являлось то, что афиняне
решали проблему выхода государства из потенциального политического
тупика не путем убийства или вечного изгнания защитников непопулярной
политики, как в свое время поступали тираны, а путем установления
надлежащей процедуры, с помощью которой народ в целом мог решать,
какому из двух или более политических курсов следует дать шанс
полностью развиться в государственную политику в собственном смысле
слова. Остракизм оказался еще одним проявлением исономии в том смысле,
что выбор между различными линиями политических действий,
поддерживаемыми известными и влиятельными гражданами из высших слоев
общества, находился в руках всех без исключения граждан, как богатых,
так и бедных.

Глава 5. Реформы Клисфена
415
Если очерченный нами характер остракизма созвучен другим
реформам Клисфена, остается только найти ответ на наш заключительный
вопрос: правдоподобно ли, что закон об остракизме был введен в
действие Клисфеном, чтобы потом оставаться без употребления целых
двадцать лет? Клисфен — единственный серьезный кандидат на роль автора
этого закона из всех тех, с кем античные авторы связывали его
появление. Предположение, что этот человек жил достаточно долго, чтобы, как
это иногда считают, ввести остракизм незадолго до 488/487 г. до н. э.,
совершенно неправдоподобно. Обстоятельства, при которых проводились
реформы, делали крайне желательным принятие некоего
законоположения подобного типа. Клисфен обратился с призывом к народу, когда
оказалось, что он не в состоянии проводить в традиционной манере
собственную линию против Исагора; будучи побежденным Клисфеном, Исагор
призвал Клеомена в Афины. Исходя из этого, не логично ли
предположить, что Клисфен был автором этой процедуры, с помощью которой
народ мог, проголосовав соответствующим образом, принимать правовое
решение об изгнании на десять лет либо Исагора, либо Клисфена, каждый
из которых в будущем мог вновь подняться, причем сделать это без
риска иностранного вторжения? В поддержку предположения, согласно
которому Клисфен изобрел остракизм специально для того, чтобы не
допустить повторения ситуации, вызванной его соперничеством с Исагором,
можно сказать многое55. И не была ли та же самая мера направлена на то,
чтобы воспрепятствовать любому, кто попытается установить тиранию?
Поскольку Клисфен сам мог стать кандидатом на изгнание, его честность,
проявившаяся в предложении законопроекта подобного рода,
представляется безукоризненной.
Далее, если именно Клисфен изобрел остракизм, тогда почему эта
процедура не применялась до 488/487 г. до н. э.? Очевидно, наша почти полная
неосведомленность о внутренней афинской политике в период 507/506—
488/487 гг. до н. э. делает невозможным дать аргументированный ответ на
этот вопрос, так что остается возможность попытаться с помощью
иллюзорной гипотезы отыскать правдоподобные ситуации, которые могут
объяснить этот пробел. Если мы верно понимаем те обстоятельства, для
недопущения которых был изобретен остракизм, то необходимо заметить,
что Афины, вплоть до времени после битвы при Марафоне, в подобных
ситуациях не оказывались. В любом случае мы не знаем ни одной
выдающейся фигуры в этот период, которая могла бы объединить вокруг себя
впечатляющую долю всего гражданского общества для поддержки какого-
то конкретного политического решения. Собственно говоря,
непостоянство линии поведения в отношении Персии, следы чего просматриваются
в событиях 490-х годов до н. э., предполагает, что не существовало сильных
предложений, вокруг которых можно было сплотиться. Но всё изменилось
с появлением в 493/492 г. до н. э. в Афинах Мильтиада. Двойственные
чувства, с которыми его встретили, кажущиеся странными, заставляют
С 205: 180-183.

416
Часть вторая
задуматься. Известный аристократ, который провел последние три
десятка лет за границей, возвращается в родной город как беженец,
спасающийся от персов, в то самое время, когда не на шутку разгорелись
страсти после падения Милета; почти сразу он сталкивается с судебным
преследованием по обвинению в тирании; вскоре его оправдывают и
избирают в качестве одного из десяти стратегов, и в этой роли он
реализует победоносную стратегию при Марафоне; благодарный народ
соглашается с его требованием предоставить флот для совершения похода,
назначение которого Мильтиад до поры до времени скрывает, но народная
признательность оказывается всего лишь смягчающим фактором на суде, где
он обвиняется за провал экспедиции против Пароса: штраф в пятьдесят
талантов заменяет смертную казнь, которую требовал обвинитель для
победителя при Марафоне. Совершенно очевидно, что Мильтиад был
фигурой, по поводу которой схлестывались положительные и отрицательные
эмоции и которая с легкостью могла собрать вокруг себя сторонников для
поддержки любого политического предприятия, которому он оказал бы
предпочтение, если бы вскоре после осуждения не умер от ран,
полученных на Паросе. Не кажется ли правдоподобным, что его выход на сцену
напомнил афинянам о том, что «Писистрат сделался тираном,
воспользовавшись положением народного вождя и полководца» (Аристотель.
Афинская полития. 22.3), и что граждане вспомнили о Клисфене, оставившем
им механизм, с помощью которого можно было наиболее гуманным
способом не допускать повторения прошлого? Прибегнув к закону об
остракизме впервые в 487 г. до н. э., афиняне уберегли других, «которые казались
слишком влиятельными по причине своего богатства, популярности или
какой-то иной общественной силы», от судьбы, постигшей Мильтиада.

Глава б
Л-Г. Джеффери
ГРЕЦИЯ ПЕРЕД
ПЕРСИДСКИМ ВТОРЖЕНИЕМ
В этой главе будет рассмотрена ситуация в Греции (за исключением
Аттики и Ионии), сложившаяся в последней четверти VI — начале V в. до н. э.,
то есть в то время, когда Персидская держава, разгромив и поглотив
негреческие царства, граничившие с Эгеидой на востоке и юге и имевшие
на своих территориях многие греческие поселения, утвердила имперскую
власть в угрожающей близости как от эгейских, так и от материковых
эллинов. Для тех, кто жил по обеим сторонам Эгейского моря и мыслил в
понятиях сухопутных гоплитских сражений — общепринятой у эллинов
системы боя в тот период, — наиболее сильным государством
представлялась Спарта. Уже с середины VI в. до н. э. созданный ею военный союз
утвердил свое господство внутри Пелопоннеса и даже пытался оказывать
влияние на страны за пределами полуострова, такие, например, как
Афины; но, поскольку сама Спарта не обзавелась ни историками, ни
ораторами, в нашем распоряжении находится лишь пестрая смесь
сохранившихся свидетельств, на основе которой нужно сделать выводы, во-первых, о
том, насколько спартанские высшие должностные лица предвидели
грозившую Греции опасность и пытались предпринимать соответствующие
меры предосторожности, а, с другой стороны, до какой степени они
принимали решения попросту ad hoc — лишь для защиты или укрепления
спартанского авторитета; и, во-вторых, что творилось в других местах, на
островах Эгейского моря и на материке к северу от Аттики. «Изыскания»
Геродота («Ίστορίαι», «Изыскания»; в русскоязычной традиции название
этого произведения обычно передается как «История». —A3.), собранные
и составленные им приблизительно между 465 и 430 гг. до н. э., остаются
основным и наилучшим источником для реконструкции этих событий.
Современные стратеги и дипломаты порой критикуют представленные
«отцом истории» реконструкции сражений и совещаний (не будучи
гражданином ни одного города в течение первого, ключевого периода своих
странствий, он, мол, не имел личного опыта ни как военачальник, ни как
член городских советов или посольств), однако всеобъемлющий взгляд

418
Часть вторая
этого много путешествовавшего рассказчика смешанного
греко-азиатского (карийского) происхождения остается непревзойденным. Помимо
труда Геродота, разрозненные упоминания интересующих нас событий
сохранились в других греческих литературных источниках, в сочинениях
поэтов и нескольких ионических прозаиков1, по преимуществу более поздних.
Археология предоставляет некоторые прямые свидетельства, такие,
например, как победные надписи в Олимпии, Дельфах и других святилищах, а
также монеты, изображения на которых указывают на заключение
межполисных союзов (см. ниже, п. IV); что касается вазовой живописи
(главным образом аттической), то здесь находят отражение яркие мгновения
социальной истории города и сельской местности.
Политическая, экономическая и социальная перспектива греческого
материка и эгейских островов была в целом поставлена под удар, когда
продвижение Персидской империи на запад во главе с Киром привело
около 545 г. до н. э. к поглощению Лидийского царства. Царь Лидии Крез
предварительно направил запросы в греческие пророческие обители, и две
из них (храм Аполлона в Дельфах и храм героя Амфиарая в Оропе), как
он думал, прошли предварительную проверку, доказавшую их
абсолютную надежность (Геродот. 1.46—53). Неясно, насколько лидийские власти
воспринимали прорицания оракула в качестве основного руководства для
своих действий (греки относились к этому именно так), а насколько всего
лишь использовали эти прорицания как повод в дипломатической игре,
и без того решив искать союза с греками против персов. Оба оракула
дали одинаковый ответ: если Крез пойдет войной против Персии, он
погубит великое царство, а что касается возможных союзов, то ему следует
подружиться с наиболее могущественными из греков. Слово «συμμαχία» [сим-
махия — наступательный и оборонительный, т. е. полный союз) оракулы
не использовали, и, кроме того, лидийцам пришлось взять на себя
ответственность за конкретный выбор «друзей». Они стали добиваться альянса со
Спартой и ее союзниками по военной лиге — очевидный выбор, ибо
грозившие Лидии сражения должны были быть сухопутными, а
тренированные гоплитские войска к тому времени уже доказали свою ценность,
когда в VII в. до н. э. помогли утвердиться на престоле новым государям:
Гигу в Лидии и Псамметиху в Египте.
Спартанцы согласились заключить договор о дружбе и полном союзе.
Они испытывали чувство благодарности к Крезу за подаренное им ранее
лидийское золото, которым теперь у них было обшито большое изваяние
Аполлона в Форнаке. Кроме того, спартанцы были польщены тем
обстоятельством, что царь воспринял слова оракула как указывающие именно
на них; в самом деле, это было вопросом престижа — как лидеры
Пелопоннесского союза, спартанцы не могли позволить себе потерять лицо. И всё
же такое обязательство было для них очевидной обузой. Когда персы
осадили Сарды и призывы о помощи достигли Спарты, немедленного
ответа оттуда не поступило, будто бы из-за проблем в Фиреатиде. К тому
времени, когда спартанские войска и корабли для переправки за море были
1 Дошедшие до нас фрагменты опубликованы в: А 31:1—Ш.

Карта 12. Центральная Греция и Пелопоннес

420
Часть вторая
готовы, Сарды уже пали, Крез — захвачен в плен, а персы — продвигались
к западному побережью. Милет, большой торговый город, имевший
ранее договор о ненападении с Лидией, отреагировал на эту чрезвычайную
ситуацию тем, что добился заключения подобного же соглашения с
персами; да и для других ионийских и эолийских городов не потребовалось
много времени, чтобы понять, какая опасность им угрожает. В Спарту
вновь прибыла делегация, на этот раз ионийская, предводительствуемая
неким фокейцем; но, относясь к идее отправки войск слишком
настороженно, Спарта направила к Киру лишь посланника, который фактически не
получил от царя никакого ответа. Персы полностью овладели греческими
приморскими городами и включили их в состав своей державы (Геродот.
1.54-174).
I. Спарта и Пелопоннесский союз
В остальной Греции некоторые города-государства и их лидеры могли по-
прежнему утешаться, что персы имели не больше склонности к морскому
делу, чем лидийцы. Однако люди, мыслившие на перспективу, были
способны понять, что это продвижение будет продолжено, так что однажды
персы получат в свое распоряжение не только западногреческие и
карийские корабли, но также флоты Египта и Финикии. Необходимо было
выяснить позицию эгейских островов и, прежде всего, ведущих городов
материковой Греции. Во-первых — и в-главных, — как теперь отреагирует
Спарта? Ее собственная политическая линия всегда, по-видимому, несла на
себе печать постоянного страха перед восстаниями илотов Мессении или
Лаконии. Что касается Пелопоннесского союза, следует учитывать, что в
сложившихся обстоятельствах любое противостояние Персии в
значительной степени должно было зависеть от военно-морской мощи, поэтому
голосование союзников по данному вопросу могло оказаться решающим,
ибо союз включал несколько морских государств — Коринф, Сикион,
вероятно, Мегары (см. ниже, в конце этого п. I), города Арголиды,
возможно, Ахею и, вероятно, Эгину. Соответствующие даты их присоединения к
союзу в точности не известны, хотя весьма правдоподобно, что в своем
большинстве они стали его членами вскоре после битвы при Тегее, то
есть когда-то во второй половине 6-го столетия (насчет Коринфа см.
ниже). Также не бесспорно, что в это раннее время формула клятвы
верности, произносившаяся в момент присоединения к союзу, была
одинакова для всех членов: «Следовать за лакедемонянами, куда бы они ни
повели», — фраза, впервые засвидетельствованная для Vв. дон. э.2. Такая
формула представляется подходящей для городов, зачисленных в союз после
их военного поражения (как в случае с Тегеей), но она в меньшей степени
годится для больших свободных морских держав (как Коринф), —
исключая, естественно, те случаи, когда союзные силы действительно соби-
2 С 18: 102—105; о реально произносившейся фразе, которая сохранилась в надписи V в.,
найденной в Спарте, см.: С 256: 6—7.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
421
рались для согласованной кампании, когда повиновение гегемону должно
было подтверждаться клятвенно; и даже после этого Коринф мог
оказаться неудобным и строптивым союзником (см. ниже, следующую стр.,
а также предпоследний абзац п. IV). Основная масса союзного флота,
которому предстояло встретиться лицом к лицу с персидскими силами в
Эгейском море, обеспечивалась приморскими членами. В районе
Эгейского побережья персы оказались к концу 540-х годов до н. э., «ионийцы,
что на островах», сдались (Геродот. 1.169; т. е., по-видимому, те, кто населял
ближайшие к побережью острова; о Самосе, в частности, см.: КИДМШЗ:
гл. 39а, п. I).
Сама Спарта незадолго перед тем использовала свои военные ресурсы,
успешно бросив вызов могуществу Аргоса за господство над областями к
северу и востоку от горного хребта Парной: над Фиреатидой и над Кину-
рией в южном направлении, вплоть до острова Киферы включительно
(см.: КИДМ Ш.З: гл. 42, п. IV). К концу третьей четверти 6-го столетия
«основная часть Пелопоннеса была покорена» (Геродот. 1.68.6). В качестве
исключений из этого бескомпромиссного заявления могут быть названы,
по-видимому, сам Аргос, возможно — Мегары, вероятно, — Ахея и
Коринф (хотя последний и входил в состав союза). Операции против
районов, контролировавшихся Аргосом, должны были привести к
значительным потерям в живой силе, и в любом случае Пелопоннесский союз,
начиная с самой Спарты, не был приспособлен ни технически, ни, быть может,
психологически к отражению большого военно-морского нашествия.
Это была позиция, за которую Пелопоннесский союз трудно порицать,
учитывая его смешанный состав. Коринф, наиболее влиятельный город
после Спарты, как мы предполагаем, уже состоял в союзе, когда
последний напал на Поликрата (см.: КИДМШЗ: гл. 42, п. IV); при этом решение
Коринфа стать долговременным союзником Спарты совсем не
обязательно было принято сразу же после того, как Кипселидов окончательно
изгнали со спартанской помощью, событие это традиционно датируется
временем около 582 г. до н. э. Какой бы ни была точная дата,
аристократические купеческие семьи, определявшие позицию коринфского правящего
совета, по-видимому, выразили готовность войти в союз, главным
образом из-за постоянной угрозы со стороны Аргоса. Позднее, когда большее
число городов стали членами союза — либо в результате своего военного
поражения (как случилось с Тегеей), либо по соглашению, — коринфяне
должны были прекрасно осознавать собственную ценность для
Пелопоннесского союза: их корабли обеспечивали один из самых больших контин-
гентов в составе союзного флота, а их господство на Истме было
чрезвычайно важно для любого передвижения, которое союз мог задумать за
пределами Пелопоннеса. Начало случившегося позднее платейскофиван-
ского кризиса (см. ниже, конец п. IV данной главы) иллюстрирует уровень
влияния в союзе, каким к тому времени Коринф обладал.
Сикион, также имевший репутацию города, враждебно настроенного
по отношению к Аргосу, мог присоединиться к Пелопоннесскому союзу по
тем же причинам, что и Коринф, и, быть может, приблизительно в то же
самое время, ибо, хотя эти два государства являлись соседями, между ко-

422
Часть вторая
торыми лежала пограничная равнина, не обнаруживается никаких
признаков того, что из-за этой территории они конфликтовали друг с другом.
Что до небольших городков или селений, вытянувшихся в линию вдоль
северного побережья, формировавшего границу Ахеи к западу от Сикиона,
мы не знаем, когда и как они присоединились к союзу — возможно,
этого не случилось вплоть до V в. до н. э. В любом случае, с ними мало
считались в большой политике до 460-х годов до н. э., когда Афины
продемонстрировали, что овладение ахейскими Патрами и Навпактом на Этолий-
ском побережье означает установление контроля над пролегавшим здесь
прямым морским торговым путем, над направлением, где лежали
коринфские колонии. Начиная с 8-го столетия именно эта торговля
обеспечивала экономическое могущество Коринфа (Фукидид. 1.13.1—5).
Многие аристократические коринфские семьи, вероятно, имели ксении (узы
взаимного гостеприимства) с подобными семьями на Самосе и с захватом
здесь власти Поликратом в качестве тирана утратили эти контакты с
островом; не вызывает сомнений, что, когда около 525/524 г. до н. э.
изгнанные самосские аристократы убеждали спартанцев предпринять
союзное нападение на остров и восстановить их власть, Коринф
решительно поддержал их доводы3. К тому времени он, очевидно, уже был членом
Пелопоннесского союза. Его корабли играли заметную роль в этой
неудачно закончившейся попытке свержения Поликрата (Геродот. Ш.44—
56). Конечно, к последней четверти 6-го столетия коринфский авторитет
в союзе уступал явным образом только авторитету гегемона — Спарте.
В 519 г. до н. э. членами союза Коринф был избран в качестве арбитра
между Фивами и Платеей (см. ниже, конец п. IV данной главы), а в
507/506 г. до н. э., во время кампании в Аттике, его вооруженный отряд
сорвал поход объединенной союзной армии, отказавшись следовать за
Клеоменом (см. выше, гл. 5, конец п. I).
Позднее (см. ниже, п. IV) мы вернемся к событиям в Беотии; меж тем,
согласно одному проницательному современному предположению4,
именно во время этого похода на север в Беотию в 519 г. до н. э. Мегары,
периодически враждовавшие с Коринфом, также присоединились к
Пелопоннесскому союзу; поэтому вопрос об их положении может быть кратко
рассмотрен здесь, до более общего обзора союзных действий под
предводительством царя Клеомена. Мегары испытали обычную судьбу
коридорного государства, поскольку были стиснуты тремя границами, из-за чего у
них не было никакой удобной окружающей хоры (χώρα, сельская
местность) и, естественно, никакой перги (περαια, земля на противоположном
берегу, так греки часто называли землю на материке, отделенную от
близлежащего острова и используемую его населением для экспансии. —A3.),
3 Согласно Геродоту, Коринф присоединился к этому предприятию, поскольку двумя
поколениями ранее самосцы встали на сторону их мятежной колонии Керкиры в
знаменитом эпизоде с керкирскими мальчиками (Ш.48—49); вместе с тем одна-единственная акция,
к тому же варварского характера, предпринятая во время правления коринфского
тирана Периандра, вряд ли могла послужить весомой причиной коринфского решения в 525/
524 г. до н. э.
4 АН: 171.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
423
наподобие той, что часто имели островные государства на побережье. Тер
ритория Мегар была окаймлена Аттикой, Беотией, Коринфом и морем.
Остров Саламин, на который Мегары взирали с надеждой как на своего
рода περαία-наоборот, был предметом упорных домогательств также и со
стороны афинян, которые в итоге приблизительно в конце VI в. до н. э.
завоевали его после длительной борьбы и вывели туда клерухов, с тех пор
Саламин стал частью Аттики5. Нужно сказать, что Саламин не обладал
слишком большой экономической ценностью. Подобно острову Кифере,
его значение было, скорее, стратегическим: оказавшись в чужих руках, он
мог стать слишком опасен. Значение самих Мегар для союза было в чем-то
схожим — здесь проходил коридор, соединявший Пелопоннес и Беотию.
Судя по всему, нет никаких свидетельств тому, что в VI в. до н. э. Мегары
имели какие-то проблемы с беотийцами, тогда как с Аттикой они питали
взаимную ненависть, с ранних времен практикуя взаимные же набеги —
равнина, за которую спорили Мегары и Аттика, была плодородна, и,
кроме того, афиняне обвиняли мегарцев в святотатстве, совершенном ими в
отношении освященного веками элевсинского культа, что в сложившейся
ситуации только подливало масло в тлеющий огонь.
Отнюдь не мирной была и мегарская граница с Коринфом. Серию
пограничных споров 460 г. до н. э. (Фукидид. 1.103.4), которые заставили
мегарцев покинуть Пелопоннесский союз и даже объединиться с Афинами
и Аргосом, можно было предвидеть еще в конце VI в. до н. э., когда
Мегары одержали победу над Коринфом, получив настолько богатую
добычу, что ее хватило для возведения Мегарской сокровишдицы в Олимпии
(см. ниже, п. П); эта победа над Коринфом оказалась возможной
благодаря силам, посланным на помощь из Аргоса. Мегары уже могли быть
членом союза (см. выше, начало п. I), но внутренние распри среди союзников
по-прежнему имели место, поскольку, присоединяясь к альянсу, они не
давали клятв верности друг другу. Это был круг с центром в Спарте,
колесо со спицами, но совсем не обязательно с диском поперечной связи. Все
члены приносили клятву верности Спарте как гегемону, и поскольку
союзные собрания для голосования по вопросу о предлагаемом объявлении
войны созывались только в Спарте, постольку это значило, что обычно
именно она, как официально объявляющая о созыве, имела руководящую роль
в проведении любого союзного проекта — хотя, если верить Фукидиду
(1.66—67), в 432 г. до н. э. она была вынуждена пойти на созыв собрания
под давлением со стороны Коринфа6.
Аргос, не входивший в состав союза, представлял собой постоянную
проблему; конечно, для многих государств общее антиаргосское
настроение вполне могло служить причиной или, по крайней мере, цементом,
скреплявшим их членство в союзе. С другой стороны, как независимые
государства они сохраняли полное право оппонировать друг другу, не
будучи заняты в каком-либо совместном предприятии под спартанским ру-
5 М—L 14; этот аттический декрет о поселении на Саламине может быть датирован по
форме букв приблизительно концом VI — началом V в. до н. э.
6 С 18: 105-123, 339.

424
Часть вторая
ководством. Мегары и Коринф находились на весьма далеком расстоянии
от союзного предводителя. В подобные пограничные споры Спарта
вмешивалась, пожалуй, лишь в случае, когда к ней обращались с
настоятельной о том просьбой либо если такие споры происходили в критические
моменты, когда единство союзников становилось вопросом жизненной
важности. Мегары, будучи самым северным союзником, никогда не были
просто одним из членов союза, о чем свидетельствует их история в 5-м
столетии; ключевая позиция Мегар как небольшого коридорного государства
открывала большие возможности в их приспособленческой политике, а
переход на сторону демократических Афин около 460 г. до н. э. явился
наиважнейшим фактором в развязывании Первой Пелопоннесской войны.
П. Аргос и Пелопоннесский союз
Взаимная неприязнь двух государств, Аргоса и Спарты, существовала
всегда, поскольку население этих стран увеличивалось, а плодородная
земля, соответственно, сокращалась. Извечная вражда по поводу границ,
длившаяся не одно поколение, переросла в борьбу за Фиреатиду — область,
лежавшую между ними. Спарта вышла победителем в этом
противостоянии и продолжила распространять свою власть над землей, лежащей за
горным хребтом Парной. Это означает, что в конечном итоге Спарта
подчинила своему контролю всё морское побережье в южном направлении,
включая остров Киферу. Новое столкновение было неизбежно, и оно
должно было случиться, как только следующее поколение аргивян достигнет
боеспособного возраста. Как было отмечено выше, некоторые из
союзников Спарты, находившиеся к северу от нее и граничившие с аргосской
землей, присоединились к Пелопоннесскому союзу, быть может, главным
образом ради гарантий получения помощи против Аргоса в вопросе о
хотя и нерегулярных, но непрерывно возобновлявшихся вторжениях и
ответных нападениях. Особенно антиаргосски был настроен Коринф.
Соперничество за контроль над богатым и прославленным храмом Зевса в
Немее могло стать главной причиной этого, поскольку поблизости
проходила южная граница коринфской земли, этого места достигала и сфера
влияния Аргоса; так что небольшие государства Флиунт и Клеоны,
которые соперничали за управление повседневными делами этого
выдающегося святилища, располагавшегося как раз между ними, обращались за
помощью к Коринфу и Аргосу соответственно. Нужно сказать, что
религиозное и политическое влияние, которое выражалось через контроль над
одним из панэллинских святилищ, обычно весьма заботило «большого
брата» и приносило ему более крупные выгоды, нежели любому
маленькому государству. Например, для спартанцев политическая ценность Эли-
ды как члена союза заключалась главным образом в том влиянии,
которое Спарта приобрела здесь посредством своих прежних успехов на
Олимпийских играх. Борьба за контроль над Дельфами описана в
другом томе (КИДМ Ш.З: гл. 41, п. V); из четырех важных святилищ имен-

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
425
но Дельфы обладали наибольшим значением, поскольку их оракулу был
присущ авторитет также и в сугубо светских делах. С политической точки
зрения, праздник в честь Посейдона на Истме был наименее значим. То,
что эти общегреческие игры управлялись из Коринфа, могло быть
оправдано исторически и географически, к тому же основные сферы
ответственности Посейдона (море и землетрясения) оставались более
примитивными, менее поддающимися политическому влиянию, нежели культы в
Дельфах и Олимпии.
Поэтому неудивительно, что приблизительно в конце 6-го столетия ар-
госский вооруженный отряд помог мегарцам одержать верх над
Коринфом. Об этой победе мы знаем от землеописателя Павсания (VI. 19.12—
14). Во Π в. н. э. он видел в Олимпии сокровищницу, построенную мегар-
цами на средства от их военной добычи. Он рассказывает о скульптурной
группе на фронтоне, изображающей гигантомахию (данная скульптурная
группа частично сохранилась до нашего времени; см. рис. ЗЗ)7, а также о
щите, прикрепленном на верхушке фронтона, с посвятительной надписью,
где о коринфянах говорится как о побежденных; «<...> и, — добавляет
Павсаний, — говорят, что аргивяне помогали мегарцам против коринфян»,
факт, который, вероятно, был изложен в посвятительной надписи, ибо
неясно, каким иным способом гид Павсания по Олимпии мог бы узнать
такую деталь о пограничном конфликте, случившемся в столь отдаленные
времена.
Не имел Аргос и внешнего влияния, будучи запертым в Пелопоннесе.
При этом некая связь между Аргосом и Афинами, зафиксированная для
третьей четверти этого столетия, существовала, пожалуй, в виде ксении
между влиятельными семьями, нежели в виде какого-то официального
соглашения. Второй женой афинского аристократа Писистрата стала ар-
гивянка, и когда он успешно осуществил свою последнюю попытку
захватить власть над Аттикой, его вооруженный отряд частично состоял из ар-
госских наемников (КИДМШ.З: гл. 44, п. Ш.1). Это, однако, вовсе не
означает, что между двумя городами могла легко осуществляться
переброска войск, хотя таковое и случилось вновь в V в. до н. э. (через Эпидавр и
Саронический залив), когда Афины и Аргос заключили между собой союз.
Учитывая извечную враждебность между аргосцами и спартанцами,
весьма вероятно, что в конце VI в. до н. э. их отношение к возможному
продвижению персидских сил было диаметрально противоположным.
Когда Крез, вопросив оракул о том, кого следует просить о вооруженной
помощи против Персии, воспринял ответ «Самых могущественных среди
греков» как указьгаающий именно на Спарту, это было явным
оскорблением Аргоса, что и могло послужить причиной его последующего решения
(точная дата неизвестна) заключить некое соглашение с Персией,
возможно, договор о «φιλία και ξενία» (о межгосударственной дружбе и
гостеприимстве), символом чего служил пропагандистский миф о том, что
аргивянин Персей был их общим предком. Позднее аргивяне, конечно, утверж-
7 Ср. последнее исследование: С 506А.

426
Часть вторая
Рис. 33. Реконструкция фасада Мегарской сокровиыщицы в Олимпии.
(Публ. по: Furtwängler Α. Olympia Π: ил. 36.)
дали, — и это, возможно, была правда, — что они заранее знали от самого
Великого Царя о планировавшемся в 481 г. до н. э. походе на Грецию. Ар
госцы также говорили, что вскоре после своего поражения под Сепеей в
494 г. до н. э. (см. ниже, п. VII) они обратились к дельфийскому оракулу
за консультацией по поводу своей дальнейшей политики и получили в
ответ изречение, рекомендовавшее им оставаться настороже в отношении
«опасности, исходящей от соседей», — на деле этот совет означал:
оставаться в пределах собственных границ на позициях нейтралитета и
предостережение от какого бы то ни было энергичного военного альянса с
другими греками или негреками вплоть до того момента, пока их сыновья не
достигнут боеспособного возраста (Геродот. VI.77; VII. 148—152).
Это был один из тех нескольких случаев обращения греческих
государств за советом к богу, когда оракулы Аполлона в Дельфах и в Миле-
те (в Дидимах), как кажется, либо в завуалированной форме
предостерегали от сопротивления Персии, либо открыто советовали не выступать
против нее. Геродот приводит примеры таких обращений: Кима
Эолийская, Книд, Милет, Афины, Крит (1.158-159,174; VI19; VTI.139,140,169);
сюда следует добавить также одну позднюю копию письма царя Дария I

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
427
Гадату (сатрапу провинции Иония)8, в котором вслед за похвалой его
усердию в некоторых делах содержится следующий текст:
Но что касается того, что ты пренебрег моими распоряжениями в отношении богов,
то, если ты не переменишь образа своих действий, я дам тебе возможность познать
гнев моей оскорбленной души; ведь ты обложил налогом священных садовников
Аполлона и повелел им пахать неосвященную землю, игнорируя отношения моих предков
с этим богом, который говорил истинную правду персам и <...> [здесь камень отколот].
III. Правление Клеомена
Около 521 г. до н. э. Клеомен из рода Агиадов (старшего из двух
спартанских царских родов) унаследовал руководство Пелопоннесским союзом,
который был обязан своим существованием стараниям двух
влиятельных предшественников — его царственного отца Анаксандрида и эфора
Хилона. Клеомен был старшим сыном царя, но при этом рожден
морганатической супругой (термин «морганатический» применяется к браку,
который заключен лицом, принадлежащим к царствующему роду, с лицом
нецарского происхождения. —A3.), которая, похоже, принадлежала к семье
Хилона и, согласно Геродоту, была навязана царю, когда его первая жена
долгое время не могла произвести сына-наследника. Сам по себе рассказ
Геродота об этом отличается ясностью, но иногда содержащиеся здесь
объяснительные детали не соответствуют друг другу, что вполне может
свидетельствовать об использовании историком двух противоречивых
версий данного события, которые неизбежно должны были возникнуть в
двух царских родах: неизбежно, во-первых, потому что первая жена
Анаксандрида позднее всё же родила трех сыновей, из которых самый
старший, Дорией, хотя и был полноправным наследником, вынужден был
отправиться в Ливию в качестве ойкиста (основателя) некой колонии на
реке Кинипе (это предприятие вскоре потерпело неудачу), а затем
переправился на Сицилию, где и был убит (Геродот. V.39—48); и, во-вторых,
потому что Клеомен позднее вмешался в дело о престолонаследии в
царском доме Еврипонтидов посредством сфабрикованного обвинения
(результатом чего стало лишение престола Демарата, второго спартанского
царя), а также, по всей видимости, добился посажения на трон вместо
Демарата Леотихида П, возложив на последнего тяжкий долг
благодарности (Геродот. VI.51— 72). Таким образом, две версии, враждебная и
благожелательная, могли быть скомбинированы, в результате чего позднейшее
предание — спутано и обесцвечено. Но его корни должны лежать также в
8 М—L 12: 20—22. (Данная надпись была найдена на каменном блоке в Дейренджике,
по дороге из Магнесии-на-Меандре в Траллы; по форме букв надпись датируется первой
половиной Π в н. э. К. Белох и некоторые другие ученые высказывали сомнения в ее
аутентичности, но в настоящее время большинство исследователей эти сомнения отвергают,
признавая подлинность данного документа. Очевидно, что оригинал этого письма был
написан не по-гречески. Русский перевод дан не по английскому варианту А Джеффери, а
непосредственно по греческому тексту. — A3)

428
Часть вторая
некой реальности: в тех обстоятельствах, в которых существовала
несчастливая семья Клеомена, которые вместе с психологическим
давлением на личность, оказываемым царским — и почти императорским —
положением Клеомена в Пелопоннесском союзе в это особенное время,
вместе могли сформировать у этого человека сильный, но при этом
нестабильный характер, приведший в конечном итоге к сумасшествию и ужасному
самоубийству, во всяком случае, согласно рассказу, который услышал
Геродот в Спарте (см. ниже, предпоследний абзац данной главы).
Ранняя деятельность Клеомена в качестве вождя предполагает
(несмотря на лоскутный характер наших источников), что он не желал
вовлекать Пелопоннесский союз ни в какие отдаленные военные предприятия
в значительной степени, быть может, из опасений, что некоторые
сильные и крикливые члены альянса (как, например, Коринф) могли оказаться
серьезной помехой в этом деле; но еще более убедительным объяснением
данной позиции царя является страх, что собственная безопасность
Спарты окажется под угрозой, исходившей от мессенцев и от других илотов,
если такие дальние экспедиции растянутся во времени или их
осуществление повлечет за собой серьезные потери в живой силе. Например, в 517 г.
до н. э., опираясь на поддержку эфоров, Клеомен отказался посылать
военные силы союза в помощь Меандрию на Самос, якобы против персов. К
тому времени в течение нескольких поколений влиятельные семьи
Самоса и Спарты явно поддерживали отношения взаимной дружбы и
гостеприимства («φιλία και ξενία»), подкреплявшиеся дарами и товарообменом
(как прямым, так и непрямым), благодаря чему в Спарту доставлялись
предметы роскоши из Восточной Греции, Лидии и даже Египта,
по-видимому, в обмен на необычную «лаконскую» керамику и изделия из
бронзы. Около 532 г. до н. э. Поликрат совершил государственный переворот
и почти десять лет правил на Самосе в качестве тирана, установив в Эгеи-
де свою талассократию (морское господство) с помощью флота,
состоявшего из боевых кораблей нового типа. Рассказ Геродота дает понять, что во
внешней политике Поликрат стремился избегать всяких размолвок в
отношениях со своими персидскими сюзеренами; это видно, например, из
того, что он внезапно оборвал торговые связи с Египтом, стоило Камбису
приступить к силовому включению этой страны в состав державы, и даже
предоставил персидскому флоту военные суда; эта услуга, впрочем,
почти не потребовала от самого Поликрата никаких усилий, поскольку
оснащение кораблей было проведено некоторыми оставшимися самосскими
олигархами, желавшими, видимо, покинуть остров любой ценой. Другие
еще ранее бежали к своим ксепам (ξένοι — друзья, связанные узами
взаимного гостеприимства. —A3.) в Спарту, где они смогли добиться того,
что пелопоннесский флот был ради них собран и готов к боевым
действиям, отчасти благодаря сильной поддержке со стороны Коринфа (см.
выше, п. I). Вероятно, последний также свернул некоторые торговые
контакты с аристократическим Самосом; к тому же Коринф, быть может,
почувствовал потенциальную опасность для Греции со стороны
персидского военно-морского могущества, как только египетский и финикийский
флоты были присоединены к этой силе. Коринфские корабли выделя-

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
429
лись своим качеством в отправившемся в поход союзном флоте, но
Самос смог выдержать не только штурм, но и осаду, при этом пелопоннес-
цы, согласно Геродоту, понесли жестокие потери как в кораблях, так и в
живой силе. Поликрат оставался правителем острова, пока не был убит
Оройтом, сатрапом Сард. Представленная Геродотом сводка оставляет
читателя в неведении, был ли Меандрий, способный и ловкий наперсник
Поликрата, человек, выдвинувшийся теперь на первые роли, истинным
патриотом, скрытым сторонником персов или, быть может, он служил и
нашим, и вашим. Меандрий, очевидно, желал свергнуть Силосонта, брата
Поликрата, намеченного персами в качестве преемника тирана; однако
Меандрий, которому не удалось убедить столь же проницательного Клео-
мена в своей честности, в итоге постепенно исчезает из рассказа Геродота
(Ш.39.1, 44-48.1, 54-57, 120-123, 142-149).
Приблизительно в 513 г. до н. э. Клеомен вновь отверг просьбу,
исходившую теперь от скифов, просивших помочь им взять в клещи
персидские силы во время отступления последних после гибельного скифского
похода (см. выше, гл. 3f). Наконец, в 499 г. до н. э. спартанский царь
отверг призыв о помощи, с которым к нему обратились восточногреческие
вожди, возглавившие Ионийское восстание (см. ниже, гл. 8, п. IV).
IV. Беотия и Евбея
Переход к наиболее широкой и сложной политике был осуществлен под
руководством Клеомена в ранний период его правления, в 519 г. до н. э.9,
и этот курс был связан с Аттикой и с ее непосредственным
соседом-врагом Беотией, которая с этого времени стала лидером для Евбеи и Кик-
ладских островов. В большой, широко раскинувшейся беотийской
сельской местности выгоны для мелкого и крупного рогатого скота
превосходили пастбища большинства других областей Греческого полуострова
(кроме Фессалии); местность эта была справедливо названа Землей
быков, хотя аттическое острословие могло связывать это именование не со
скотом, а с проживавшими здесь людьми. Но преимущества Беотии
заключались не только в прекрасных выпасах: область эта имела в двух
местах выходы к побережью, что представляло потенциальную ценность
для более активных беотийских союзников. Во-первых, имелся выход к
Коринфскому заливу, который был важен для кораблей,
направлявшихся в Дельфы и далее на запад — в Сицилию и Италию; во-вторых, был
выход на северо-востоке к Евбейскому заливу, и беогийць1, несомненно,
уже с ранних времен имели экономические и социальные связи с Халки-
дой, а также, возможно, и политические контакты, о каковых мы
достаточно хорошо информированы для конца VI—V в. до н. э. Местный беотий-
9 По поводу даты ср. сообщения Геродота (VI. 108) и Фукидида (Ш.68.5). Что касается
современных точек зрения, согласно которым данный пассаж Фукидида необходимо
истолковывать иначе, в результате чего интересующее нас событие нужно датировать 509-м
или 499 г. до н. э., то они встретили возражения, выдвинутые в: А 17, Ш: 358.

430
Часть вторая
ский вариант греческого алфавита напоминает тот, что был в Халкиде.
Как говорит Геродот, представители аттического рода, носившего имя Ге-
фиреи (γεφυραίοι, «мостостроители»), утверждали, что изначально их
предки пришли из Евбеи (точнее — из Эретрии), хотя сам историк
поддерживает версию о происхождении этого рода из Танагры в восточной Беотии.
Это может означать, что первоначально существовали две ветви внутри
рода, который, «перебросив мост» через пролив Еврип, соединил Беотию
с Евбеей еще до окончательного переселения в Аттику. Наиболее
циничная точка зрения10 предполагает следующее: когда эта семья в конечном
итоге обосновалась в Афинах, она отказалась от своего беотийского
происхождения по причине глубокой беотийско-афинской антипатии, а
также стала заявлять о своем эретрийском происхождении, поскольку этот
город имел давние и тесные связи как с Аттикой, так и с Танагрой.
Если не принимать во внимание предания об одном раннем беотий-
ском правителе с Евбеи по имени Тиннонд [КИДМ Ш.З: гл. 39d, п. I),
наше первое ясное свидетельство о совместных беотийско-евбейских
предприятиях относится к 507/506 г. до н. э. (см. ниже, п. V). В это время
Фивы уже устанавливали свое господство над более мелкими беотийскими
городками. В последние десятилетия VI в. до н. э. стали выпускаться
монеты, носившие, похоже, союзный характер, на которых изображался
«беотийский» щит (щит в форме цифры 8) с первой буквой названия
соответствующего города;11 а в Олимпии найдены части от гоплитской па-
ноплии (πανοπλία — полное вооружение гоплита, т. е.
тяжеловооруженного пехотинца: шлем, панцирь, поножи, щит, меч и копье. —A3.), которые
были посвящены богу в благодарность за победы в каких-то местных
битвах и несли на себе посвятительные надписи, датируемые приблизительно
этим периодом: Фивы разбили Гиеттос (см. рис. 34); город Танагра
фигурирует в разных надписях и как победитель, и как потерпевший
поражение (противники неизвестны); Орхомен разбил Коронею12. По другую
сторону от беотийско-аттической границы уже в 546 г. до н. э. захват Пи-
систратом власти в Аттике отчасти был финансирован за счет
значительных денежных даров из Фив (Геродот. 1.61.3). Фиванское правительство
не послало войск — знать, имевшая глубокие корни в сельской
местности, вполне могла отказаться от открытой поддержки в деле
установления тирании в другом городе. Некий афинский аристократ, Алкмеонид,
сын Алкмеона, чей беотийский колесничий принес ему победу на Панафи-
нейских играх в состязаниях четверок лошадей, около 540 г. до н. э.
сделал приношение в святилище Аполлона Птойского в Акрефии в Беотии;
но была ли здесь политическая мотивация — попытка изгнанного Алкмео-
нида заручиться фиванской помощью в деле возвращения на родину —
или это простая любезность в отношении своего колесничего, исходящая
10 С 85: 472-473.
11 С 621: 109—110. Об исторических доказательствах в пользу того взгляда, что
Беотийский союз под руководством Фив возник после середины VI в. до н. э., см.: С 241: 94—
101; С 244: 59—73. О том, как начиная с 447 г. до н. э. действовала система союза до
усовершенствования его организации, ср.: С 41: 27—31.
12 Паноплии: SEGXL1202, 1208; XV.245; XXTV.300.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
431
ф fcBfclOITONBN&TOlv
Рис. 34. Бронзовая поножа, посвященная в храм Олимпии фиванцами
за победу над Гиеттосом. (Музей Олимпии В 4743; публ. по: Е. Kunze
в изд.: VIII. Bericht, Olympia (1967): 98-100, рис. 34.2, ил. 47.)
от этого Алкмеонида, который (подобно своему сородичу Клисфену) мог
продолжать жить в Афинах и даже исполнять здесь какую-то должность
в период тирании?13 Коротко говоря, вполне возможно, что в данный
период ни один беотийский город не был сильно заинтересован ни в каких
энергичных предприятиях за пределами Беотии. Эти города не
взрастили дипломатов для развития межгосударственных отношений; мы
можем вспомнить безотрадный комментарий историка Е.-А. Фримана по
поводу одного дипломатического события конца Vb. до н. а: «Вся история
оставляет у нас крайне жалкое впечатление от того, как велись дела в
беотийском Министерстве иностранных дел»14. К тому же ни одно из
соседних государств не могло без последствий для себя беспокоить беотий-
цев, поскольку их вооруженные силы были настолько же грозными,
насколько разнообразными: в битве при Делии в 424 г. до н. э. (Фукидид.
V.19—21) в составе беотийского войска находились гоплиты и жилеты
(ψιλοί — «легковооруженные»), всадники и гамиппы (αμιπποι — пехотинцы,
обученные сражаться вместе с конницей), пелтасты (πελτασταί —
пехотинцы, вооруженные легкими щитами и метательными дротиками) и даже
боевые колесницы.
13 Подробное рассмотрение надписи на базе этой посвятительной статуи см. в: С 524:
242—251; само подношение не сохранилось.
14 А 16А: 128.

432
Часть вторая
В 519 г. до н. э. Клеомен вместе с союзниками вмешался в беотийские
политические события. Он прошел с войсками через Истм с целью, о
которой Геродот специально не упоминает; высказывалось
предположение (см. выше, п. I, в частности, примеч. 4), что этот поход был связан со
стремлением присоединить Мегары к Пелопоннесскому союзу, либо до,
либо после их ссоры с Коринфом. Платеи, в это время находившиеся
под обычным фиванским давлением, обратились к Клеомену с призывом
о немедленной помощи. Последний, судя по всему, считал их чересчур
отдаленным и слишком незначительным городком, а потому не стоящим
заботы о том, чтобы в будущем принять его в состав союза; как бы то ни
было, спартанский царь посоветовал платейцам обратить свой призыв к
Афинам, чем он весьма искусно способствовал созданию на будущее
почвы для продолжительной фиванской враждебности к Афинам, а не к
Спарте. Вскоре после этого такой альянс с Афинами Платеи заключили.
Однако столкновение между уже готовыми вступить в бой фиванскими
и аттическими силами было предотвращено благодаря назначению
Коринфа — по обоюдному согласию сторон — на роль третейского судьи.
Решение было направлено против Фив: любой беотийский город мог при
желании свободно выйти из состава Беотийского союза. Фиванцы
отказались принимать эти условия и напали на афинское войско; они, однако,
были разбиты и вынуждены были уступить в пользу платейцев некоторые
земли к северу от реки Асоп (Геродот. VI. 108).
Роль арбитра была выгодна Коринфу. Мы мало знаем о политике его
правящей олигархической группировки в это время, однако вряд ли она
благожелательно относилась к каким-либо экстремистским действиям,
ибо процветавшая экономика Коринфа зависела от сохранения за ним
ключевого положения, где соединялись морская линия «восток—запад»
и сухопутная дорога «север—юг», шедшая через Истм. Власти Коринфа
и позднее продолжали в неявной форме благоприятствовать Афинам,
поскольку в 507/506 г. до н. э. его отряд вернулся домой и не стал
участвовать в союзном походе против афинян; около 504 г. до н. э. коринфский
посол Сокл успешно противостоял спартанским властям на собрании
Пелопоннесского союза, которые желали восстановить тиранию Гиппия
(Геродот. V.90—93); кроме того, Коринф обеспечил афинский флот
двадцатью корпусами кораблей во время «Необъявленной войны» между
Афинами и Эгиной в конце 490-х годов до н. э. (Геродот. VI.89).
V. Клеомен и Афины
В 514—510 гг. до н. э. внимание Пелопоннесского союза было
сосредоточено на ситуации в Афинах, где тиран Гиппий и члены его рода
по-прежнему управляли городом. Изгнанные Алкмеониды во главе с Клисфеном
делали щедрые денежные вложения в Дельфы (храм Аполлона,
сгоревший в результате несчастного случая несколькими годами ранее, был
отстроен заново и благодаря этим пожертвованиям отделан мрамором)

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
433
до тех пор, пока оракул не побудил спартанцев приступить к
уничтожению этой тирании (и тем самым, по-видимому, привести Аттику в состав
союза). Однако войска, попытавшиеся высадиться с моря у Фалера,
были разбиты наголову конницей, предоставленной фессалийскими
союзниками тирана. (Этот альянс мог возникнуть приблизительно в середине
VI в. до н. э.: тиран Писистрат (ок. 600—527), возможно, в честь этого
события назвал своего третьего сына Фессалом15.) Второй, и гораздо
лучше подготовленный, поход, возглавленный самим Клеоменом, был
осуществлен через Истм; тиранический род и его сторонники были изгнаны,
но в политическом смысле Алкмеониды не добились победы, поскольку
Клеомен был связан узами взаимного гостеприимства (ксения) с Исаго-
ром, другим влиятельным городским аристократом, о жене которого
ходили слухи, что она состояла в распутной связи с Клеоменом (так у
Геродота; или, может быть, она имела соответствующие распоряжения от
своего жаждущего власти супруга?). В ходе последовавшей затем
политической борьбы между партиями Клисфена и Исагора последний вновь
обратился за военной помощью к Клеомену, однако на этот раз царь
привел лишь незначительный отряд, который потерпел поражение. Это
унижение стало причиной нападения войск всего Пелопоннесского союза,
которое теперь возглавляли оба спартанских царя. Если верно заявление
Геродота о том, что на сей раз сам Клеомен намеревался посадить в
Афинах тираном Исагора, то это шло вразрез с обычной пропагандой союза.
Во всяком случае, союзники — вновь ведомые Коринфом —
проигнорировали союзную клятву и отступили; второй спартанский царь, Демарат,
также отказался от дальнейшего участия в походе, что привело к
возникновению крайне тревожной ситуации, о которой позднее в Спарте
говорили, что она стала причиной принятия нового закона, согласно
которому впредь запрещалось ставить во главе военного предприятия сразу
двух царей (Геродот. V.62— 76; ср. выше, гл. 5, последний абзац п. I).
Но Афины по-прежнему оставались в опасности, так как этот поход
союзников был лишь частью согласованного трехстороннего на них
наступления: на северной границе Аттики Фивы и входившие в их
федерацию городки (см. выше, конец предыдущего п. IV) уже находились в
полной боевой готовности из-за перехода платейцев на сторону противника;
также и Халкида состояла в военном альянсе с Фивами и была
привлечена к участию в опустошении Аттики16. Беотийцы уже захватили Эною и
Гисии на аттической границе, в то время как халкидские силы,
переправившись через пролив, тревожили Аттику молниеносными набегами.
15 Ср.: С 85: 448-449.
16 С этим альянсом, видимо, связан их совместный выпуск монет в конце VI в. до н. э.,
основанный на евбейском стандарте Халкиды. На нескольких сохранившихся экземплярах
изображены (на аверсе) «беотийский» щит, украшенный буквой хи, ΐ, в ее местном
начертании, и колесничное колесо как знак Халкиды (на реверсе) (рис. 35). Появление данных
монет некоторые нумизматы относят ко времени заключения указанного альянса — т. е. к
507/506 г. до н. э., другие, основываясь на технических деталях, предпочитают более
раннюю датировку; итак, если они правы, альянс мог сформироваться ранее 507/506 г. до н. э.
См.: С 621: 109, примеч. 12, ил. 15.

434
Часть вторая
Рис. 35. Серебряная монета из Халкиды (Беотийская федерация)
(Берлин; публ. по: Е. Babelon. Traue des Monnaies grecques et romaines. П.1:
973-974, № 1372).
Благодаря превосходной координации афиняне нанесли поражение
обоим противникам: когда халкидяне прекратили свои налеты и
переправились назад, афиняне выдвинулись вперед, как бы намереваясь
последовать за ними через Еврип, затем повернули назад и напали на беотийские
силы, когда те двигались на помощь своим союзникам. Бестийцы
понесли серьезные потери, а афиняне переправились на Евбею (как считается,
в тот же день) и нанесли халкидянам настолько жестокое поражение,
что у уцелевших гиппоботов (аристократических семей, которым
принадлежала власть в Халкиде) были конфискованы все их поместья, а
четыре тысячи клерухов (κληροΰχοι — «поселенцы, получившие земельные
наделы», аттические граждане) были переселены сюда в качестве
колонистов, хотя они могли и не проживать здесь постоянно (Геродот. У.77)17. За
счет добычи афиняне изготовили бронзовую квадригу (т. е. хорошо всем
известную беотийско-халкидскую особенность вооружения) и
посвятили ее на Акрополь. Фрагмент от ее каменной базы с частично
сохранившейся надписью уцелел после персидского разрушения, сохранились
также фрагменты от базы бронзовой копии, которую афиняне воздвигли в
ознаменование подобной же победы над беотийцами, случившейся через
пятьдесят лет при Энофитах; именно эту копию Геродот описывает и
дословно цитирует надпись на ее базе — ту же самую эпиграмму, что
была составлена в 507/506 г. до н. э.18.
17 Привязка по времени всех этих тактических действий не ясна, поскольку Геродот
здесь лаконичен. О переселении ср.: С 79: 87—89. Клерухи вернулись в Аттику во время
кризиса 490 г. до н. э. (Геродот. VI. 100—102); некоторые «халкидяне» служили в составе
команд на аттических кораблях в 480 г. до н. э. (Геродот. VHI.1.2 и 46.2), и наверняка это
были халкидские граждане, поскольку у Геродота клерухи называются «афинянами»
(VI. 100.3). О других точках зрения см.: С 215: 261, примеч. 3, а также см. гл. 10 данного
тома, п. IV (в конце общей части) и п. VI.
18 М—L 12. Межгосударственные связи и отношения с Персией, которые существовали
у греков за пределами Беотии (т. е. в обширной зоне, где город-государство в качестве
некой модели не особенно преуспел в деле вытеснения как господства баронского типа на
Фессалийской равнине, так и скромных деревень и изолированных ферм в холмистых
областях к югу от Фессалии), обсуждались в: КИДМ Ш.З: гл. 41.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
435
VI. Острова Эгейского моря
Новый, придуманный в Аттике, тип колонизации, при котором за
границу выводились группы «поселенцев, получавших участок земли» (кле-
рухов) и вместе с тем не терявших прежнего гражданства, мог быть
осуществлен, возможно, постольку, поскольку Эретрия, традиционный
соперник Халкиды, была способна обеспечить географическую связь между
северо-восточной Аттикой и аттическим анклавом на Евбее. Торговые и
культурные афино-евбейские отношения уходят вглубь на много
столетий. Писистрат, чьи земельные владения в Бравроне находились не
особенно далеко от Эретрии (хотя их и разделял морской пролив), провел в
этом городе во время изгнания десять лет; местечко Рекел в Халкидике
(около Фермейского залива), к которому Писистрат проявлял интерес в
связи с разрабатывавшимися здесь рудниками, располагалось в области,
которую окаймляли ранние эретрийские поселения. В пору своего
пребывания в Эретрии Писистрат встретился с другим тираном, Лигдамидом с
Наксоса, который предоставил ему на время войска и дал взаймы
денежные средства, с помощью которых Писистрат успешно вернулся в Афины
в 546 г. до н. э. Возможно, это была не случайная встреча; свою роль здесь
сыграли старые узы. Афины—Эретрия—Наксос, связанные
географически и политически, представляли собой западную часть цепи, которая
продолжалась далее на восток и через Эгеиду достигала Милета. Это был,
несомненно, базис древней талассократии (т. е. морского могущества)
Эретрии, когда последняя соперничала с Халкидой и господствовала над
«Андросом, Теносом, Кеосом и другими островами» (Страбон. 448).
Явное эретрийское влияние на Делос — великий ионийский культовый
центр в Эгеиде — берет начало еще до VII в. до н. э.19. Наличие этой цепи
время от времени дает о себе знать в свидетельствах Геродота о событиях
конца VI в. до н. э., приведших к Ионийскому восстанию. Аргумент,
который историк вкладывает в уста Аристагора Милетского (V.31), в каком-
то ином отношении может выглядеть как преувеличение, но
географически связанная линия очевидна: «Господство, достигнутое над Наксосом,
обеспечит контроль и над зависимыми от него островами: Паросом,
Андросом и другими так называемыми Кикладами, а оттуда один шаг до Ев-
беи». Это был своего рода мост через центральную часть Эгейского моря,
а посему все указанные острова являлись ключевыми лая любой власти в
Эгеиде, греческой или персидской, питавшей честолюбивые военные
либо торговые намерения. Эретрия действительно заключила военный
союз с Милетом еще до 500/499 г. до н. э., то есть до того времени, когда
данный альянс связал ее необходимостью поддержать Милет во время
Ионийского восстания против персидского господства. Но в более раннее
время, которое мы здесь и рассматриваем, а именно в 540-е годы до н. э.,
узы, связывавшие Эретрию с Писистратовыми Афинами, были
крепкими, а это предполагает, что в то время она, как и ее аттические ксены, не
.А 34: 179-181, примеч. 1-2.

436
Часть вторая
могла быть охарактеризована как настроенная антиперсидски. Брат Гип-
пия Гегесистрат правил в Сигее, а его дочь Архедика вышла замуж за
представителя правящей семьи в Лампсаке — оба города находились на
подконтрольной персам территории (Геродот. V.94; Фукидид. VI.59.3).
Тирания Лигдамида была свергнута в 517 г. до н. э. силами
Пелопоннесского союза под руководством Клеомена. Но пришедшее на смену
тирану аристократическое правление по-прежнему сохраняло отношения
взаимного гостеприимства (ксению) с Гистиеем, тираном Милет, который
оставался персидским подданным вплоть до Ионийского восстания.
Персы, утвердившиеся к этому времени вдоль восточного побережья
Эгейского моря, обладали мощным влиянием в этой части цепи,
связывавшей Малую Азию и Греческий материк. Простой народ Наксоса восстал
и низверг господство знати, но предсказуемым результатом этого
явилось то, что в 500 г. до н. э. изгнанные аристократы попросили помощи у
Аристагора Милетского — официального проперсидского правителя,
заменявшего на этом посту своего дядю Гистиея, пока тот находился в
Миркине во Фракии. Важнейшие результаты этого шага будут
рассмотрены ниже, в главе 820.
VII. Спарта и Аргос
Между тем царь Клеомен в качестве главнокомандующего союзными
войсками испытал на себе публичное унижение, когда в 508/507 г. до н. э.
потерпели крах затеянные им вместе с Исагором интриги в Афинах (см.
выше, гл. 5, п. I, а также нашу главу, п. V), а отношения союза с Беотией
и Халкидой вполне могли испортиться из-за провала их совместной
стратегии против Аттики, случившегося в следующем году. Очередная
важная военная акция была предпринята Клеоменом в 494 г. до н. э. на более
знакомом для него поле — речь идет о нападении на Аргос,
закончившемся блестящим успехом. Еще при его отце Анаксандриде спартанская
армия отвоевала у Аргоса Фиреатиду и Кинурию; очевидно, Клеомен
считал своим долгом удержать за Спартой этот ценный район на всем
побережье, а причиной агрессивной кампании 494 г. до н. э., согласно
современной догадке, могло быть истечение срока пятидесятилетнего перемирия
между Аргосом и Спартой, соглашение о котором вполне могло быть
заключено в 540-х годах до н э., когда Аргос потерял Фиреатиду. Теперь
Клеомен нанес аргосской армии сокрушительное и жестокое поражение; об
этой сухопутной битве, произошедшей при Сепее близ Тиринфа,
говорили, что Аргос заплатил за нее цену в шесть тысяч жизней своих
гоплитов. Если данная информация достоверна, то это могло означать, что
были поголовно уничтожены шесть лохов (полков); как бы то ни было, вой-
20 О замечательном «Списке талассократий», сохраненном у Евсевия [Хронография.
1.225, Schöne), где перечислены эти острова, см.: С 26, где приводятся доказательства
базисной аутентичности этого списка, а также: А 34, прил. Ш: 252—253, где рассматривается
точка зрения тех, кто оспаривает позицию первого автора.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
437
ску был нанесен необычайно тяжелый урон. Через некоторое время
после этого аргосское правительство ссылалось на эти потери как на одну
из причин своего отказа греческим послам, прибывшим в надежде
заручиться обещаниями предоставить военную помощь против угрозы
персидского вторжения (Геродот, λ/1.76—81; VII. 148—150).
VIII. Эгина
Для переправки на восточное побережье с целью высадки у Навплии
войск, предназначенных для участия в этой кампании, эгинеты
предоставили несколько кораблей (Геродот. VI.92). Само по себе это не является
доказательством того, что в то время Эгина была членом
Пелопоннесского союза (позднее она заявляла, что к этому ее принудили силой). На
самом деле из античных источников неясно, стала ли Эгина настоящим
членом союза, а если «да», то когда именно, или же (а) блокировка с ним
была возможна лишь в тех случаях, когда цели пелопоннесцев
совпадали с ее собственными намерениями, или (6) когда Эгина вынуждена
была идти на это в условиях кризиса21. Основная часть ее населения
состояла из занимавшихся международной торговлей мореходов (Аристотель.
Политика. IV.4,1291Ь24); вся процветавшая экономика этого маленького,
энергичного острова зависела от его длинных торговых коммуникаций,
связывавших его с негреческими регионами на севере, юге и западе. В
начале VI в. до н. э. Эгина стала одним из государств-основателей Навкра-
тиса в Египте, а приблизительно в 519 г. до н. э. отряд эгинетов изгнал
жителей одной самосской колонии в Кидонии, на западной оконечности
Крита, в месте, которое позволяло наблюдать за морским путем к
египетской дельте, и обосновался вместо них (Геродот. Ш.58—59). В 481 г. до н. э.
Ксеркс наблюдал, как эгинские корабли проворно проходили через
Геллеспонт, перевозя зерно и другие продовольственные запасы из богатых
варварских северных земель (Геродот. VTI.147); в недавнее время
археологи обнаружили следы Сострата Эгинского, купца, которого Геродот
описывает как самого богатого эллина за всю историю (TV. 152.3), и доказали,
что его богатство происходит с запада, из Италии. Краснофигурные
аттические вазы впечатляющего качества, несущие на себе торговое
клеймо «SO» и найденные в Этрурии, ныне связываются именно с торговой
деятельностью Сострата; в Грависках, городе, который начиная с VI в.
до н. э. являлся портом для Тарквиний, в ходе раскопок греческого
святилища бьь\о обнаружено посвящение, датируемое примерно 500 г. до н. э.,
на котором имеется надпись: «Я есть [собственность] Эгинского
Аполлона. Сострат сделал это подношение, сын [—]»22 (см. рис. 39 в гл. 7е).
21 В VII—VI вв. до н. э. она, кажется, была связана на Пелопоннесе, скорее, с Аргосом,
нежели с теми государствами, которые стали членами союза; но сильные доводы в пользу
ее членства в альянсе выдвинуты в: С 18, приложение XVIL
22 Ср.: D 302, в особенности с. 55—59, а также (по поводу идентификации торгового
клейма Сострата): С 249. См. также ниже, гл. 7е «Торговля».

438
Часть вторая
Торговая активность Эгины засвидетельствована также на восточном
побережье Италии, в важном для эллинов месте — Адрии; здесь на
многочисленных экземплярах превосходной греческой керамики имеются
граффити VI—V вв. до н. э., сделанные греческим письмом
локального эгинского варианта; Страбон подтверждает (375), что эгинеты были
«в Умбрии». Рабы из Умбрии и венетские лошади, как предполагают
исследователи, были двумя ценными предметами экспорта, наряду с
древесиной, зерном и утонченными работами золотых дел мастеров из
Этрурии23. Быть может, именно доходы от столь дальней торговли с севером,
югом и западом позволили оплатить превосходные скульптуры на
фронтонах эгинского храма Афайи.
Одним из греческих рынков для Эгины вполне могли быть Фивы —
богатое сельскохозяйственное государство, являвшееся соседом и врагом
Афин. Определенная ассоциация воплощена в мифе о том, что Фива и
Эгина были сестрами, дочерьми речного бога Асопа (Геродот. V.80.1).
Неизвестно, насколько древним был этот миф, но он оставляет вполне
пропагандистское впечатление; к тому же на торговые отношения
между данными двумя государствами могут указывать самые ранние беотий-
ские монеты (см. выше, п. IV), имеющие на аверсе вычеканенное
изображение беотийского щита, а на реверсе — изображение «крыла ветряной
мельницы» того типа, который уже использовался на эгинских монетах.
Данное обстоятельство может свидетельствовать о том, что с этого
острова были призваны технические эксперты, чтобы обеспечить первую бео-
тийскую чеканку.
В конце 490-х годов до н. э. между Афинами и Эгиной, двумя
торговыми государствами, вспыхнула «война, начатая без предварительного
объявления» («πόλεμος ακήρυκτος»), как ее описывает Геродот (V.81). Эта
фраза интерпретируется по-разному. Ее, может быть, следует
расшифровывать в том смысле, что существовало состояние враждебности,
имевшее характер незаживающей раны: здесь нет места для формальностей,
свойственных войне за территорию, которая начинается путем
официального объявления, делаемого вестниками на границе
противоборствующих городов. Это была другая война, которая велась главным образом
либо на морских путях, когда корабли каждой из сторон с ходу
атаковали противника, либо на побережье, с помощью повторявшихся снова и
снова высадок и набегов. Саронический залив являлся жизненно важной
зоной не только для афинских и эгинских мореплавателей, но также для
торговли с востоком, осуществлявшейся из коринфского порта Кенхреи;
так что общая неприязнь к пиратствующим эгинетам вполне могла
связывать Коринф и Афины. Хорошо известно, что коринфяне
предоставили афинянам двадцать судов для целей этой «необъявленной войны».
Эгина, со своей стороны, обратилась с призывом о помощи к Аргосу.
Похоже, что прежде, в VII в. до н. э., во времена царя Фидона, существовала
какая-то торговая связь между Аргосом и Эгиной — конечно, при аргос-
23 См.: D 113.

Глава 6. Греция перед персидским вторжением
439
ском руководстве, — хотя некоторые анахронистические детали, как,
например, чеканка монет, якобы уже осуществлявшаяся в столь раннее
время, обесценивают это античное свидетельство; к тому же легко
представить, что деятельные эгинские купцы могли в течение долгого времени
лелеять торговые связи с земельной аристократией богатого
сельскохозяйственного Аргоса, точно так же, как они поступали с Фивами. Однако
теперь, в конце 490-х годов до н. э., в Аргосе уже не было олигархии. Его
ведущие семьи были ослаблены тяжелейшими потерями, понесенными
ими в битве при Сепее, а пришедшее на смену новое руководство
осуществляло более демократическую линию, так что оппоненты называли его
«правлением рабов» (Геродот. VI.83; Аристотель. Политика. 1303а). Аргос
не предложил эгинетам никакой официальной поддержки, но на
помощь к ним прибыл отряд из тысячи добровольцев. Это были,
по-видимому, аристократы, не проявлявшие симпатии ни к своему собственному
правительству, ни к умеренной клисфеновской демократии в Афинах.
Отряд этот был разбит и понес значительные потери. Неудивительно, что
вскоре после этого Эгина оказалась среди тех городов, которые в знак
своего подчинения персам предоставили вестникам Дария «землю и
воду». Торговые отношения были для острова жизненными соками. Эгина
входила в состав городов, основавших Навкратис, и, когда персы
завоевали эту страну, по египетским связям Эгины был нанесен ужасный удар.
По просьбе Афин царь Клеомен осуществил аресты эгинских
приверженцев мидян (т. е. персов). Он, очевидно, прибыл сюда с очень
незначительной вооруженной силой или вообще без таковой, и это дало его
противникам в самой Спарте, и прежде всего его товарищу по царской
власти Демарату, возможность придать эгинскому сопротивлению больше
жесткости. Клеомен вернулся домой с позором, ничего не достигнув, и
начал строить козни, добиваясь того, чтобы устранить Демарата как
незаконно обладающего титулом царя. Этого удалось добиться, хотя в
значительной степени ценой подкупа Периалла, тогдашнего дельфийского
жреца; в результате Демарат покинул Грецию и отправился в Персию,
где был принят и встретил великодушный прием, наряду с другими,
вызывавшими раздражение на родине изгнанниками, которым персидский
двор предоставил убежище и гостеприимство. Конкурирующий с Дема-
ратом претендент на царскую власть из рода Еврипонтидов, Леотихид,
теперь вынужден был последовать за Клеоменом, и два царя передали
афинянам десять эгинских заложников; но вскоре после этого и сам
Клеомен внезапно покинул Спарту. Согласно Геродоту, это произошло из-за
огласки противозаконных действий Клеомена против Демарата. Сначала
Клеомен отправился в Фессалию, затем — в Аркадию, где попытался
побудить народ отпасть от Спарты и заставил аркадцев поклясться, «что
они пойдут за ним, куда бы он их ни повел» (Геродот. VL74.2).
Спартанское правительство, не на шутку обеспокоенное тем, в чем будет
заключаться цель данного войска, убедило Клеомена вернуться домой и «снова
быть царем». Однако по возвращении в Спарту, говорит Геродот,
Клеомена поразила неизлечимая болезнь — безумие, которое проявлялось, на-

440
Часть вторая
пример, в том, что царь нападал на первого встречного гражданина и
тыкал ему палкой в лицо; так что сородичи вынуждены были заковать
его в колодки, и он умер от нанесенных самому себе увечий, изрезав на
полосы все свое тело ножом, который он попросил у охранявшего его
илота (Геродот. VI.49—75). При желании можно заподозрить, что всё это
сообщение выдумано людьми, враждебно настроенными по отношению к
Клеомену, дабы скрыть, что в действительности было совершено
убийство; но, может быть, нам также стоит подумать о кризисе, который
вполне мог случиться в неустойчивом и переутомленном рассудке,
изнуренном жестким спартанским кодексом поведения и в конечном итоге
сломавшемся, когда главный военный лидер оказался в невыносимом
положении, будучи ввергнутым в пучину бесчестья. Независимо от того, что
же произошло на самом деле, Клеомен, несомненно, превратился в
затруднительную проблему для остальных представителей спартанской
власти и для их семей, поскольку представлял собой человека
аномального типа, которого невозможно было переделать, чтобы он стал
соответствовать спартанской системе.
Трения в отношениях между Афинами и Эгиной продолжали
существовать и в 482 г. до н. э. (см. выше, гл. 10, п. I), поскольку в этом году
Фемистокл убедил афинское народное собрание воздержаться от
применения узаконенного правила о распределении между всеми
гражданами огромного добавочного дивиденда, получаемого от недавно
открытого богатого месторождения в районе серебряных рудников Лавриона, а
вместо этого пустить данные доходы на строительство кораблей «против
Эгины» (Геродот. VII. 144.1). Благодаря дару предвидения Фемистокла
эти корабли двумя годами позже пригодились для использования их
против персидского флота при Саламине. Под угрозой прибытия этого
флота Афины и Эгина оказались среди многих греческих государств,
которые отложили пограничные конфликты ради сплочения перед лицом
общей опасности; а после Саламина оба города в награду за доблестные
деяния (αριστεία) приобрели общегреческую славу. Три захваченные
финикийские триеры были установлены в качестве посвятительных даров
на Саламине, на мысе Суний и на Истме, и ни одного на Эгине; такое
несправедливое распределение, возможно, оскорбило эгинских граждан,
во всяком случае, Аполлон в Дельфах позднее выражал недовольство
тем, что не получил лишь от них одних полагающейся в подобных
ситуациях победной десятины. Тогда они послали ему богатый и подходящий
для данного случая дар, изготовленный в их знаменитых бронзолитей-
ных мастерских — медную мачту с водруженными на ее топе тремя
золотыми звездами (Геродот. УШ.ЭЗ, 122)24.
24 Две звезды из трех символизировали Диоскуров, защитников кораблей и
мореходов (здесь могли иметься в виду огни Святого Эльма или, что более вероятно, созвездие
Близнецов), а третья, быть может, была водружена в честь самого Аполлона Дельфиния;
об этом отрывке из «Истории» Геродота см.: С 346, П.И: 549.

ОБЩЕСТВО АРХАИЧЕСКОЙ ГРЕЦИИ
Глава 7а
Дж.-К. Дэвис
РЕЛИГИЯ И ГОСУДАРСТВО
Хорошо известен рассказ Геродота о спасении самосцами трехсот
мальчиков с острова Керкиры, которых коринфский тиран Периандр
отправил лидийскому царю Алиатту для оскопления:
Самосцы <···> сначала научили детей искать убежища в святилище Артемиды, а
затем не позволили насильно вытащить «умоляющих о защите» из святилища. А когда
коринфяне не хотели давать детям пищи, то самосцы устроили праздник, который
справляют еще и поныне. Каждый вечер, пока дети оставались в святилище как
умоляющие о защите, самосцы водили хороводы и пляски девушек и юношей и во время
плясок ввели в обычай приносить лепешки из сесама с медом, чтобы дети керкирян
могли уносить их и есть. Это продолжалось до тех пор, пока коринфские стражи не
уехали с острова, оставив детей. Затем самосцы увезли детей назад на Керкиру
(Геродот. Ш.48.2—3; пер. Г. А. Стратановского).
С исторической точки зрения, это сообщение ценится не очень
высоко — не только потому, что имеющиеся здесь хронологические указания
Геродота, по общему признанию, не совместимы друг с другом, и не по той
причине, что альтернативная версия предания приписывает спасение
мальчиков книдянам (Плутарх. Моралии. 860с), но и из-за того, что весь этот
сюжет имеет вид классической этиологической легенды1, которую Геродот
не слишком критически повторяет, услышав ее от своих самосских
информаторов и друзей. И всё же рассказ обладает большой ценностью в двух
аспектах. Прежде всего это концентрированный эскиз греческих
религиозных идей и обычаев. Возрастные группы мальчиков и девочек (либо
юношей, мужчин, женщин), участвующие в хороводных плясках с пением
в честь бога — хорах (греч. χοροί), напоминают финальную сцену на щите
Ахилла [Илиада. XVTt.590—616), создают контекст и тему для «Парфе-
ния» (т. е.. «Девичьей песни») Алкмана, формируют главный элемент при
1 Этиологической называется такая легенда, которая придумывалась с целью
объяснения чего-то древнего и уже не понятного, напр., происхождения названия
какого-нибудь народа, праздника или представлявшего странным обычая. — A3.

442
Часть вторая
исполнении любого произведения дифирамбической и драматической
поэзии и повсеместно в Греции несут особую нагрузку, символизируя
принадлежность участников этих хоров к гражданской общине2. Для богов
внутри отдельно взятого местного пантеона характерно не только четкое
распределение, но и частичное совпадение их власти, функций и
атрибутов3. Поэтому выбор Артемиды в качестве богини, предоставляющей
убежище, не является случайным; он естественным образом вытекает из
выполнявшейся Артемидой роли Госпожи охотников и Владычицы зверей,
а также заступницы молодых людей, еще не вступивших в брак. Далее,
в Греции в качестве одной из форм подношений богам был повсеместно
распространен обряд панспермии (panspermia — смесь всевозможных
семян; здесь имеются в виду пироги или лепешки, приготовленные из
смеси различных злаковых и меда), который всегда сосуществовал с
гораздо более дорогостоящими жертвоприношениями животных; то, что
рассматриваемый сюжет предполагает кормление жертвенными
лепешками керкирских мальчиков во время ритуала панспермии, объясняется тем
обстоятельством, что приношения в виде продуктов питания после
посвящения божеству могли поступать к людям (часто, но не всегда — к
жрецам), так или иначе связанным с данным религиозным обрядом4. Здесь
самым существенным является исходное положение, одинаково значимое
для всех категорий лиц и состоящее в том, что непосредственный
контакт со святилищем умоляющего о защите обеспечивает божественную
неприкосновенность последнего, или асилию (ασυλία)5, поскольку храм не
может быть осквернен смертью, рождением ребенка или половым
сношением.
Далее, рассказ Геродота иллюстрирует лексику и синтаксис
греческого ритуала. Еще более важно то, что он проливает свет на соотношение
двух способов идентификации общины. С одной стороны, то
политическое решение, к которому самосцы косвенно пришли, обрисовано как
принятое исключительно в рамках и с точки зрения исходных
представлений о культе и ритуале. Другими словами, как и все сообщества
архаической Греции, самосская община встроена в религию: на определенном
уровне самосознания действия, выражающие или отражающие
сплоченность общины, превращаются в действия «религиозные». Семья
определяется по тому, каким богам она поклоняется: «Исагор, сын Тисандра,
принадлежал к славному роду, происхождение которого, однако, я не могу
указать; впрочем, его сородичи приносят жертвы Зевсу Карийскому», —
сообщает Геродот о сопернике Клисфена6. Кроме того, семья (как и
фратрия, как и фила) может совершенно определенно идентифицироваться
с помощью родословной, напрямую восходящей к какому-нибудь богу
либо герою, на что указывают бесконечные ряды патронимических имен,
2 С 178: passim; С 448: 421 слл.; С 426: 167 слл.
3 С 473: 101 слл. 4 С 29.
5 С 426: 106 (примеч. 33), 146; С 441: 82.
6 Геродот. V.66.1. Обратите внимание также на следующее обстоятельство: когда
Геродот говорит о Гефиреях, он характеризует их не только с точки зрения происхождения
(V.57—61), но также и с точки зрения культа, которому они поклонялись (V.61.2).

Глава 7а. Религия и государство
443
таких как Эгеиды или Демотиониды, Клитиды или Проссариды,
выражавшие себя через причастность к какому-либо особому культу и
прославлявшиеся Пиндаром и Феогнидом как основа всей
аристократической системы ценностей. В расширительном смысле целый полис мог
быть определен тем же самым способом — как некая группа
происходящих от одного корня потомков: то, что Афины вели свою родословную
от Аполлона через Креусу и Иона, прямо включенных в афинскую
генеалогию, — не просто поэтическая фигура речи, но общепризнанное
убеждение, косвенно присутствующее уже в солоновской ссылке на этот город
как на «самую древнюю землю Ионии» и остававшееся одним из пунктов
при определении в 320-х годах до н. э. гражданства7. И наоборот: в
литературной традиции о законах Драконта об убийствах фраза «не
допускаться к священным омовениям, к возлияниям, к кратерам (сосудам для
смешивания вина с водой), к жертвоприношениям, к рынку» означает
быть исключенным из общины8. С другой стороны, самосское
политическое сообщество представлено в рассказе Геродота осуществляющим
всестороннюю заботу о своих священных ритуалах. Было высказано
предположение, что при определенных обстоятельствах самосцы могли
вводить новшества в культ (хотя также предполагается, что однажды
установленные новые формы поклонения в дальнейшем должны были
сохраняться в своем первичном варианте): религия оставалась лишь наполовину
самостоятельной сферой, и, более того, ею можно было манипулировать.
Ни Самос, ни любое другое греческое государство не управлялось ни
пророками, ни жрецами.
Именно соотношение между обществом, понимаемым как организм,
встроенный в культ и ритуал, и тем же самым обществом, понимаемым
как автономный политически активный субъект, является предметом
рассмотрения данного раздела гл. 7. Это соотношение не равнялось
абсолютному тождеству — несмотря на встречающиеся в научной литературе
высказывания о том, что «для греков классического периода государство,
народ и религия были неразрывно соединены» или что «боги оказались
заодно с государством <...>, религия стала зависимым придатком
национального чувства, а личное благочестие вышло из моды, испытав на себе
смертельный удар»9. Подобные утверждения чересчур упрощают
проблему. Даже в V в. до н. э. сфера действия многих установлений,
являвшихся важными составными частями греческой религиозной жизни, не
7 Солон. Фр. 4а West; Аристотель. Афинская полития. 55.3.
8 Демосфен. 20 [Против Лептина об'ателии)Л58; С 426: 382 слл. Слово «рынок» в
законе Драконта следует понимать не в том смысле, что агора являлась зоной особой торговой
деятельности, но, скорее, совсем в другом отношении — в данном случае имеется в виду,
что агора священна сама по себе и что обмен осуществлялся в рамках культа и в
культовом месте (С 18: 271 — здесь читатель найдет дальнейшие ссылки). Ср.: IG F.104, строки
21, 26 слл. — об агоре в эпиграфической традиции закона Драконта; обратите также
внимание на фразу <άγορά>ς άφορί<α>ς в строках 27—28. О рыночных площадях на других
праздниках и в иных культовых местах см.: Юстин. ХШ.5.3; С 471: № 92, строка 32 слл.,
а также изд.: Gauthier Ph. Symbola (Nancy, 1972): 227 ел.
9 С 455: 36; С 460: 729-733.

444
Часть вторая
совпадала с границами полиса. Многие культы (причем, возможно,
именно те, которые были наиболее важны с точки зрения повседневного
благочестия) поддерживались местными группами или общинами —
фратрией, родом, деревней или иным населенным пунктом, — и не
обязательно интегрировались в религиозную жизнь полиса или, по крайней мере,
делали это с трудом. Эпиграфические данные с очевидностью
свидетельствуют об относительной автономии афинских геносов (γένη, ед. число
γένος — генос, род) вплоть до середины V в. до н. э., а фратрий в Дельфах —
вплоть до 400—390 гг. до н. э.10. Отметим еще раз, что многие
религиозные обычаи по своей сути имели мало общего с политической жизнью либо
вообще не имели к ней никакого отношения. Будучи отражением
распространенных суеверий11, такие социальные обычаи, как ритуал
возлияния перед любым употреблением вина12, а также многие стороны
домашней религии13 оставались самостоятельными сферами, расположенными
в целом за пределами публичного права. Также и общины иммигрантов
поклонялись переселившимся вместе с ними богам, и лишь некоторые из
последних позднее были натурализованы или национализированы путем
включения их в реестр публичных жертвоприношений и,
соответственно, благодаря участию официальных должностных лиц в ритуалах этих
богов. Кроме того, всегда существовали частные культы (своего рода
«секты» наподобие орфиков), настаивавшие на том, что либо их члены
«одержимы богом» или «нимфой», либо на том, что их сообщество создано
людьми подобного типа14. Многие наиболее важные центры
божественного поклонения лежали далеко в стороне от древних микенских
дворцов или позднейших пунктов концентрации населения, в которых в VI в.
до н. э. постепенно развивалась полисная структура, а такие места, как
Д од она, Ферм (в Этолии), Олимпия, Дельфы или Бассы, уже являлись
важнейшими святилищами и храмами задолго до появления поблизости
от них каких-либо полисов, с которыми они могли объединиться.
Впрочем, следует заметить, что отношения между божественной и
светской сферами отнюдь не были отношениями между некими
обособленными организмами, такими, например, как «церковь» и «государство».
Скорее, это были отношения, позволявшие реализовываться различным
социальным целям в рамках одной и той же группы людей, одного
обычая или установления. Фила, например, могла выступать как в роли
войскового подразделения, так и в качестве избирательного округа для
выборов государственных должностных лиц, являясь при этом группой лю-
10 Афины: IG 13.6С (Керики и Евмолпиды, до 460 г. до н. э.) и 7 (Праксиергиды, 460—
450 гг. до н. э.). Дельфы: С 471: № 77 (Лабиады, ок. 400 г. до н. э.).
11 Феофрасг. Характеры. 16; С 460: 725, 796 слл., 817 ел.
12 С 426:121 слл. (У древних греков существовал непременный обычай во время
пиршества совершать возлияние, как правило, после еды и перед началом симпосия, т. е.
собственно пирушки; при этом полагалось омыть руки в специальной чаше (ритуальная
чистота требовалась при любом жертвоприношении) и выплеснуть из кубка на землю в
качестве жертвы богам несколько капель вина, смешанного с водой и приготовленного для
питья. —A3.) ,, _
is с 465. С 460: 248, 251.

Глава 7а. Религия и государство
445
дей, объединенных общей родословной, то есть группой, отличаемой от
других по ее связи с тем или иным богом или героем, а также культовой
группой со своими собственными ритуалами и теменами (τεμένη —
освященные участки, священные места. —A3.). Сказанное верно и
применительно к отдельно взятой личности. Искреннее религиозное чувство
заставляло очень многих людей осуществлять жертвоприношения тому или
иному божеству, «молясь и торжественно обещая пожертвовать десятину»;15
при этом необходимо признать (хотя читателям с нерелигиозным типом
мышления осознать это трудно), что такие люди, как Писистрат, Гиерон
или Фемистокл16, демонстрируя благочестие показным и нарочитым
образом в политических целях, делали это безо всякого, даже
минимального, лицемерия или измены своим внутренним убеждениям.
Отношения между религиозной и светской сферами, конечно, не
носили статичного характера. И причина этого заключалась не в том, что
новые формы ритуала могли оказаться привлекательными или более
приемлемыми в экономическом смысле17, а также и не в том, что некое
первоначально второстепенное или местное божество могло приобрести более
важное значение или более широкое распространение (сравните,
например, развитие культа Асклепия или Диониса), хотя такие перемены
вполне могли побудить органы политического сообщества к определенным
ответным действиям (например, к принятию законов, регулирующих
демонстративное потребление предметов роскоши), что само по себе
способствовало ограничению или, наоборот, расширению сферы
политической причастности религиозной общины. Скорее — и ниже мы
аргументируем это подробней — причина состояла в том, что можно было бы
назвать движением в двух направлениях: с одной стороны, постепенная и
частичная эмансипация «государства» от циклов и установлений культа
и, с другой — столь же постепенная и частичная переориентация и
переопределение религиозной деятельности и культовых установлений в
направлении, более подходящем для гражданской организации. Эти
движения не имели предрешенного результата. Полис необязательно должен
был восторжествовать над святилищем, так что Эллада вполне могла
стать цивилизацией храмовых государств по аналогии с некоторыми
ближневосточными обществами. Поэтому нам следует установить некоторые
причины, в силу которых перемены пошли в сторону секуляризации. Впро-
15 С 466: 328 слл.; С 189: 429 ел. О ясно выраженной связи см.: С 31: 94, № 1, ил. 7:
Μαντικλος μ' ανεθεκε Ρεκαβολο~ι αργυροτοχσο~ι τασ <δ>δεκατας'τυ δε Φοίβε διδοι χαριΡετταν
αμοιΡ<αν> (Дж.-К. Дэвис приводит здесь надпись, имеющуюся на бронзовой фигурке
воина, посвященной неким фиванцем (?) Мантиклом Аполлону (статуэтка датируется
приблизительно 700—675 гг. до н. э.). Мантикл сообщает, что он по обету принес десятину сребролу-
кому богу, а взамен просит Феба о благодеянии. —A3.); С 474: 168.
16 Писистрат — храм Зевса Олимпийского в Афинах, так называемый Олимпий
(Аристотель. Политика. 1313Ь23), очищение Делоса (Геродот. 1.64.2). Гиерон — храм Де-
метры и Персефоны (Диодор. ΧΙ.26.7; Пиндар. Олимпийские оды. VI.95); Фемистокл —
храм Артемиды Аристобулы (Плутарх. Фемистокл. 22.2—3).
17 Ср. совершенствование погребальных памятников или престижные траты,
предполагавшиеся при выделении τραπεζώματα — частей жертвенных животных,
предназначавшихся богам во время жертвоприношения (С 29).

446
Часть вторая
чем, сначала необходимо определить масштаб этих изменений, и в силу
некоторых особенностей наших источников сделать это следует в
обратной хронологической последовательности — мы будем продвигаться
ретроспективно от более поздних и более зримых стадий тех тенденций,
которые затем мы сможем увидеть в конце архаического и в начале
классического периодов.
Эти эмансипация и переориентация, по всей видимости, проходили в
шести основных формах. Сначала проявилась (как на Самосе) свобода
нововведений в ритуальную практику, особенно в том, что касается
культа героев. По общему признанию, сама возможность внести какое-то
изменение не могла использоваться произвольно. Любое нововведение
должно было соответствовать желанию Зевса, выявлявшемуся с помощью
оракулов, прорицаний или предзнаменований во время жертвоприношений:
интересы жреческих родов при этом могли учитываться или, напротив,
отвергаться, но в любом случае необходимо было принимать во внимание
обычай предков. Впрочем, это были преодолимые препятствия.
Имеющиеся в нашем распоряжении источники сообщают, что Клисфену,
желавшему заручиться божественным одобрением создававшейся им в 508/507 г.
до н. э. новой структуры афинских фил, пришлось предоставить в Дель-
фы список из ста предварительно намеченных имен героев, из которых
пифия выбрала десять в качестве эпонимов фил (Аристотель. Афинская
политая. 21.6); здесь, как и во многих других случаях обращения за
божественным советом в Дельфы, ответ, ожидавшийся от бога, носил по
существу второстепенный характер и в реальности представлял собой
одобрение основного решения, которое на самом деле уже было принято
независимо от Аполлона и имело сугубо политический характер. Та же самая
картина относительной свободы действий становится еще ясней
благодаря легкости, с какой религиозные обряды могли переноситься из одного
места в другое или с какой осуществлялись «прививки» для «пересадки»
таких культов в других местах18. Внешне данная практика очень похожа
на перенос мощей христианских святых, и аналогия эта кажется еще
более близкой из-за того, что в древней Греции такие переносы чаще
касались культов героев, нежели олимпийских или хтонических богов, но
в античное время инициаторами подобных мероприятий почти всегда
оказывались не храмовые структуры, а либо тираны, либо общины как
таковые, при этом их цели почти всегда носили открыто политический
характер. Конечно, имелись исключения, из которых самым известным и
лучше всего документированным было, вероятно, введение культа Аскле-
пия в Афинах в 420/419 г. до н. э., и в данном случае не обнаруживается
никакого явного политического подтекста; тем не менее в конце
архаического периода подобные переносы обычно рассматривались всё же как
часть политики. Они могли исполняться дипломатическими средствами,
как в случае с перемещением костей Тисамена из Гелики в Спарту, осу-
18 С 424.

Глава 7а. Религия и государство
447
ществленным около 560 г. до н. э. по рекомендации из Дельф19, в случае
с переносом костей Миноса из Акраганта на Крит в 480-х или 470-х годах
до н. э. (Диодор. IV.79.4), или в случае с призывом, обращенным фиван-
цами к эгинетам около 505 г. до н. э. и заключавшимся в просьбе
прислать им на помощь реликвии Эакидов (Геродот. V.80—81). Последний
пример показывает, до какой степени данный вопрос был мотивирован
практическими соображениями: как только в ходе боевых действий фи-
ванцев против Афин выяснилась бесполезность этих реликвий, они тут
же были отосланы назад с просьбой прислать что-нибудь более
действенное (Геродот. V.81.1). Таких перемещений святынь иногда добивались
хитростью, как произошло около 560 г. до н. э. в случае с переносом костей
Ореста из Тегеи в Спарту (Геродот. 1.67—68), или даже силой, как при
перемещении костей Тесея со Скироса в Афины в 476 г. до н. э. (Плутарх.
Кимон. 8.5—7). Всё это очень близко римской практике evocatio («призыв,
вызывание»), посредством которой римские вооруженные силы перед
атакой взывали к вражеским божествам с призывом перейти на сторону
Рима20. Наиболее радикальной была акция, предпринятая Клисфеном
Сикионским около 590 г. до н. э., заключавшаяся в успешном вытеснении
культа Адраста путем призвания героя Меланиппа из Фив и передачи
последнему жертв и праздника, прежде принадлежавших Адрасту, а
посвященных ему трагических представлений — Дионису (Геродот. V.67).
Следует учитывать, что, хотя религиозная политика обычно не
окрашивалась в столь яркие цвета, наличие основополагающей идеи о
независимости государства и о публичном контроле в данной сфере не вызывает
сомнений.
Направление, в котором такой контроль развивался, составляет
второй аспект перемен. По крайней мере, для Афин можно проследить
некоторые стадии этого развития и установить, посредством каких
должностных лиц данные нововведения претворялись в жизнь. Исходным
пунктом в этом вопросе для нас является аристотелевское описание
обязанностей в области культа, исполнявшихся в 430-х годах до н. э.
архонтом-эпонимом, архонтом-басилевсом и архонтом-полемархом (Афинская
полития. 56—58). Относящиеся к данной сфере прерогативы эпонима
следующие:
(a) назначение хорегов для Дионисий и Фаргелий, а также организация
состязаний хоров на этих праздниках;
(b) назначение хорегов и архифеоров11 для отправки посольства на Делос;
(c) заведование процессиями в честь Асклепия, Диониса и на празднике
Фаргелий, а также в честь Зевса Сотера.
Басилевс же ведает прежде всего:
(d) мистериями;
19 Павсаний. VII. 1.8, с комментариями к этому месту у Д.-М. Лихи (Leahy) в журнале:
Historia. 4 (1955): 26 слл.
20 Напр., во время осады Вейев (Ливии. V.21.5); Макробий. Ш.9.
21 Χ о ρ е г (χορηγός) — человек, на которого возлагалась обязанность устраивать за
свой счет хор; архифеор (άρχιθέωρος) — человек, на которого возлагалась обязанность
нести расходы по снаряжению священного посольства. — A3.

448
Часть вторая
(е) Ленеями;
(/) всеми состязаниями во время бегов с факелами;
(g) он, кроме того, ведает, «по сути дела, всеми традиционными
жертвоприношениями» ;
(h) принимает письменные жалобы о совершенном нечестии, а
также в тех случаях, когда кто-нибудь оспаривает у другого право на
жречество;
(г) рассматривает споры между родами и жрецами по богослужебным
вопросам.
В обязанности полемарха входит:
(j) совершение жертвоприношений Артемиде Агротере и Эниалию;
(к) устроение поминальных состязаний в честь воинов, погибших в
битвах;
(/) совершение жертвоприношений в честь Гармодия и Аристогитона.
В этом перечне обнаруживаются различные пласты. Прерогатива (g),
возложенная на архонта-басилевса, в точности соответствует спартанской
практике22 и является продолжением той функции, которая обычно и, по
всей видимости, правильно приписывается царям раннего архаического
периода и которая повсюду была унаследована сменяемыми
должностными лицами, получившими официальное название «басилевсов»23.
Обязанности афинского архонта-басилевса, указанные в пунктах h и г,
по-видимому, происходят из этого же источника, а тот факт, что культовые
единицы, по отношению к которым басилевс выполнял роль арбитра (а именно
γένη, геносы, т. е. роды), сами по большей части имели, несомненно,
древнее происхождение, предполагает, что эти судебные прерогативы берут
свое начало из глубины веков. Подтверждается это еще одним
обстоятельством: осуществлявшаяся в подобных случаях диадикасия (διαδικασία,
судебное разбирательство) обнаруживает близкое сходство с наиболее
вероятной моделью ранних, наполовину сакральных, стадий в развитии
судебного процесса24.
Другие перечисленные обязанности, впрочем, имеют отношение,
скорее всего, к иному горизонту. Жертвоприношения, осуществлявшиеся
полемархом, берут начало соответственно из торжественной клятвы, данной
при Марафоне в 490 г. до н. э. (пункту)25, и из политического желания
канонизировать «освободителей» от тирании (пункт /), проявившегося в 477/
476 г. до н. э. или около того времени;26 при этом ответственность
данного должностного лица за организацию погребальных состязаний (пункт к)
вряд ли зародилась в 6-м столетии и уж в любом случае она не древнее
времени Солона27. В значительной степени то же самое относится и к ис-
22 См. ссылки в: С 14, П: 674.
23 Аристотель. Политика. 1285Ь4 слл.; С 14,1: 326, 348 (примеч. 2), 352.
24 С 451: 40; С 438; С 480; С 439; С 443: 69 слл.
25 С 432: 209.
26 Симонид Кеосский. Фр. 76 Diehl (у Пейджа в PMG этот фрагмент пропущен); С 189:
481 слл., 513 слл.; С 579: 155 ел.; С 560: 185 слл.
27 С 447. Самыми ранними известными нам надгробными памятниками,
воздвигнутыми на общественный счет, остаются стелы 460-х годов до н. э., о которых сообщает Павса-
ний (1.29.4; С 78: 3, № 1), но в свете более полной публикации материалов из района Ке-

Глава 7а. Религия и государство
449
поднявшимся магистратами (не только архонтами, но и другими
официальными лицами) праздничным обязанностям. По общему признанию,
невозможно установить, в какой именно период появилось
государственное управление некоторыми праздниками (например, Фаргелиями, Брав-
рониями или священными посольствами — феориями — на Делос), но
отдельные торжества такого рода демонстрируют нам некоторые
типичные образцы. Функция басилевса в мистериях вряд ли уходит корнями
за пределы нашего периода, и появляется она, вероятно, не ранее конца
VII в. до н. э., когда Элевсин в полной мере стал частью Афин, а его
жреческие роды, Керики и Евмолпиды, переселились в долину Кефиса,
влившись в афинский правящий класс28. Для праздника Панафиней имеется
как мифическая датировка — 1506 г. до н. э.29, так и историческая — 566 г.
до н. э., причем последняя в свете трех посвящений, сделанных в
середине VI в. до н. э. жрецами гиеропойями, выглядит вполне достоверной
датой для появления у этого праздника нового облика под
государственным управлением; в одном из посвящений эти жрецы с гордостью
заявляют, что они «были первыми, кто устроил состязание в честь совоокой
Девы»30. Что касается праздника Дионисий, то осуществленная Е. Кэпп-
сом окончательная реконструкция надписи со списком победивших здесь
лиц делает весьма вероятным 502/501 г. до н. э. как дату первого
выделения государственных денег на проведение Городских Дионисий, которые
стали таким образом «праздником на общественный счет» (см. ниже),
хотя уже в 534 г. до н. э. Феспид и в самом деле мог поставить какую-то
трагедию31. Другие праздники получили государственное покровительство
и управление еще позднее: Гераклеи — вскоре после 490-го, Леней —
немного ранее 440-го, Гефестии — начиная с 421/420-го, при этом
процессия в честь Зевса Сотера под руководством архонта-эпонима не
засвидетельствована ранее 390-х годов до н. э., процессия же в честь Асклепия
появилась, возможно, еще позднее32. Коротко говоря, из античных
свидетельств можно сделать вывод, что в Афинах подключение официальных
должностных лиц к делу управления праздниками могло произойти в
конце VTJ в. до н. э., но значительный темп этот феномен приобрел в сле-
рамика и в связи с предположением, что курган G в Керамике был сооружен около 550 г.
до н. э. на государственный счет, этот вопрос требует теперь нового рассмотрения: Knigge U.
Kerameikos VII. Der Südhügel (Berlin, 1976): 10 ел., примеч. 26.
28 С 98: 127; но ср.: С 464: б ел. — здесь высказаны сомнения относительно датировки.
29 Паросский мрамор, FGrH 239 А 10. Предположение Уэйд-Джери (С 223: 29), что
данная датировка «отражает, может быть, некий особо торжественный характер, который
эта церемония приобрела в 506 г. до н. э.», получило широкое распространение.
30 С 189: 350, № 326 (ίεροποιοί — коллегия жрецов, которые наблюдали за священными
обрядами и следили за правильностью жертвоприношений. —A3.).
31 В древности Феспиду приписывали изобретение аттической трагедии; утверждение
«Суды», ставшее основой для современной точки зрения, согласно которой свою первую
постановку Феспид осуществил в период между 536 и 533 гг. до н. э., некоторые
исследователи считают недостоверным. — A3.
32 Дионисии — Е. Capps в журнале: Hesperia. 12 (1943): 1 слл.; С 179: 101 слл.
Гераклеи — IG 13.3; Леней — С 85: 34; Гефестии — IG 13.82; Зевс Сотер — Лисий. 26.6 слл;
Аристофан. Женщины в народном собрании. 79 ел.

450
Часть вторая
дующее столетие. До определенной степени данный процесс был
сконцентрирован на новых или преобразованных культах, праздниках и
жертвоприношениях, а среди них — в особенности на драматических и
дифирамбических фестивалях, в которых сам по себе ритуал молящихся и
собственно жертвоприношение уже не играли главенствующей роли, а
гораздо большее значение имели помпа, пышная демонстрация,
процессия, эффект присутствия и состязание.
Упомянутые выше афинские гиеропойи впервые
засвидетельствованы для Панафинейского праздника в 560-х годах до н. э. Столетием
позже сфера их компетенции как хранителей денежных сумм и жрецов,
наблюдавших за жертвоприношениями, распространилась на Элевсинии33,
а к 320-м годам до н. э. — также и на другие праздники (причем к этому
времени соответствующие функции на Панафинеях перешли уже к
другим жрецам — афлофетам, άθλοθήται). Неизвестно, когда произошло это
расширение обязанностей гиеропойев. Само существование и деятельность
этих должностных лиц не были какой-то исключительной особенностью,
поскольку другие магистраты, имевшие отношение к вопросам культа и
названия чьих должностей обычно содержали корень «гиеро-»34,
начинают встречаться в источниках повсюду в Греции с VI в. до н. э. В Афинах,
помимо гиеропойев, начиная с 550-х годов до н. э. мы знаем о
«распорядителях священным хозяйством Афины»:35 постановление 485/484 г. до н. э.,
определяющее сферу их ответственности (IG Р.4), показывает, что они
являлись скорее техническими служителями, нежели жрецами, а также то,
что эти должностные лица находились под очень строгим общественным
контролем. В Эпидавре гиеропойи засвидетельствованы
предположительно для периода 500—475 гг. до н. э., а надежно и широко — для более
поздних времен36, как и другие должностные лица: гиерархщ гиеротамищ
гиерофиты, гиераполы, гиеропомы, феоколы и эпименищ все они в различных
комбинациях имели отношение к исполнению жертвоприношений от
имени общины, к управлению святилищами и к руководству праздниками37.
В значительной степени то же можно сказать и о гиеромнемонах,
засвидетельствованных в Тиринфе для конца VII в., в Микенах — около 525 г., в
Аргосе — начиная приблизительно с 480—475 гг. до н. э., а затем и в других
местах;38 в плане должностных лиц общины гиеромнемонов следует от-
33/GI3.3;6C: строка б слл.
34 Элемент «ίερο-» указывает, что данное слово имеет отношение к божественной,
сакральной сфере. — A3.
35 С 31: 77, № 21, ил. 3; см. также: С 189: 364, № 330. Из упоминания этих
«распорядителей» в «конституции Драконта» (Аристотель. Афинская полития. 4.2) не следует
выводить доказательства о существовании такой коллегии уже в 620-х годах до н. э.; указанное
упоминание свидетельствует лишь о том, что занимать данную должность могли только
представители высшего имущественного класса — пентакосиомедимны (Там же. 47.1), а это
само по себе заставляет усомниться в том, что данные должностные лица существовали до
Солона.
36 С 31: 182, № 12, ил. 34, с примеч. 1 на с. 180; С 14,1: 500.
37 Наиболее удобное для использования собрание источников представлено в: С 14,
I: 500.
38 Тиринф — С 264, № 3 и 5, с комментариями на с. 194 ел.; Микены — С 31: 174, № 1
и 3, ил. 31; Аргос - С 31: 169 ел., № 21, 32, 36. В иных местах - С 14,1: 489 примеч. 1.

Глава 7а. Религия и государство
451
личать, во-первых, от всецело светских судебных чиновников — мнемонов,
то есть «архивариусов», или «протоколистов»39, и, во-вторых, от тех гаеро-
мнемонов, которые выполняли роль уполномоченных от этносов (т. е.
племен), связанных с Дельфийской амфиктионией. Все эти по-разному
называвшиеся должностные лица, похоже, представляли собой очередную
стадию в процессе расширения государственных административных
функций в сфере культа. Поскольку роли, исполнявшиеся этими лицами,
могли осуществляться жрецами (часто так оно и было), появление таких
магистратур отражало, очевидно, серию каких-то конкретных решений о
том, что роль священнослужителей не должна была выходить за
определенные рамки, а тот или иной вопрос управления в делах культа мог
решаться государством, но не за счет расширения сферы компетенции
существующих магистратов, а путем введения новых должностных лиц,
специально созданных для этой цели. К сожалению, нигде, кроме Афин,
нельзя установить даже ориентировочное время принятия подобных
решений. Можно сказать только то, что такие должности появились к
концу VI в. до н. э., а также то, что именно они отражают само возникновение
и помогают очертить границы той сферы, которая одновременно
являлась и священной, божественной областью (ιερόν), и областью
общественной, государственной деятельности.
Такие решения, а также зоны их взаимного наложения, можно
установить другим способом, а именно с помощью текстов, традиционно
называемых leges sacrae, «священными законами» (хотя по существу это
название неверно), которые появляются в изобилии начиная с конца VIE в.
до н. э. и представляют собой записанные на камне правила поведения,
имеющие отношение к вопросам культа. Их возникновение в качестве
фиксированных и упорядоченных норм сравнимо с ранними «законами»,
или кодексами, посвященными политическим процедурам либо
отправлению правосудия, и, подобно этим последним, они ставят перед
исследователями вопрос о том, какие органы власти обладали полномочиями по
представлению этих leges sacrae. Для удобства разделим «священные
законы» на четыре разновидности.
В первую группу входят нормы, выражающие стандартные табу, или
требования, касающиеся обрядов очищения40. Это, так сказать,
вневременные нормы, и новшеств или черт публичного законодательного акта в их
письменных фиксациях можно обнаружить не более, чем в действиях
жрицы богини Афины, когда она в 508/507 г. до н. э. запретила Клеомену
Спартанскому войти в святилище божества на том основании, что «сюда
не дозволяется (ου θεμιτόν) входить дорийцам» (Геродот. V.72.3; ср.: DGE
773).
Вторая и третья группы представлены так называемыми
«календарями жертвоприношений» — текстами, перечисляющими жертвоприноше-
39 С 14,1: 488. Ср. функционально похожую должность, называвшуюся пойникастас,
засвидетельствованную в Литте (Крит) около 500 г. до н. э. (С 449).
40 Напр.: С 31: 214, № 2, ил. 40 (Феней в Аркадии, ок. 525 г. до н. э.?) или: Там же: 150,
№ б, ил. 25 (Клеоны, ок. 575-550?).

452
Часть вторая
ния, которые должно совершать в определенной ситуации. Различие
между этими двумя группами норм состоит в том, что памятники
второй группы точно устанавливают жертвы для какого-то отдельного
святилища41, тогда как памятники третьей группы содержат указания
относительно приношений, предназначавшихся для нескольких храмов либо
для нескольких или даже многих богов или праздников, и это
заставляет предположить, что объектом, которого касались данные правила,
было уже не святилище, но либо должностное лицо, чьи культовые
обязанности здесь устанавливаются, либо целая община, чьи религиозные
обряды здесь согласуются друг с другом, рассматриваясь как нечто единое и
располагаясь в хронологической последовательности годичного цикла
священных праздников42. Можно сказать, что обе группы выражают
надлежащую практику, которая существовала прежде, существует в
момент составления «законов» и должна существовать впредь, а
документы, относящиеся к обеим группам, следует понимать просто как aides-
memoire (φρ. «памятки», «памятные записки». —A3.) для жреца,
магистрата или гиеропойя, исполнявшего в текущий момент свои обязанности.
Впрочем, различие между этими двумя разновидностями текстов,
заключающееся, с одной стороны, в отсутствии или, с другой — в наличии
определенного распределения норм, является моментом ключевым (хотя
бывает очень трудно его почувствовать), поскольку такое распределение,
группировка норм по какому-то критерию подразумевает уход от
контекста отдельного праздника, культового центра или святилища и создание
круга полномочий за его пределами, теперь обычно относящегося к
«мирской» общине, полису, округу или дему. Этот процесс группирования
норм достиг кульминации, очевидно, в самой большой надписи на
камне из Афин — в календаре жертвоприношений, составленном Никомахом
и его коллегами между 410 и 399 гг. до н. э.43, однако уже примерно для
460-х годов до н. э. эти перемены засвидетельствованы на уровне демов
(IG Р.244), причем в Аттике они начались, по всей видимости, уже во
времена Солона, ибо его свод законов определенно имел отношение и к
сфере культа44.
Благодаря четвертой группе «священных законов», которые в
скрытой форме присутствуют в только что упомянутом солоновском кодексе,
возможность государства законодательным образом вторгаться в
религиозную сферу становится совершенно явной. Иллюстрацией этого могут
служить два документа. Первый — текст, происходящий из храма Афины
Полиады на Ларисе, аргосском акрополе, и датируемый периодом 575—
550 гг. до н. э., утверждает:
41 Напр.: 1С IV.65 = С 31: 315, № 5, ил. 59 (Гортина, ок. 500-450 гг. до н. э.); IG 13.231
(Афины, ок. 510—500 гг. до н. э.), 232 (Афины, ок. 510—480 гг. до н. э.).
42 Напр.: С 31: 343, № 33, ил. 64 (Милет, 525-500 гг. до н. э.); IG Р.234 (Афины, 480-
460 гг. до н. э.), 247 (Афины, 470-450 гг. до н. э.); 1С IV.3 = С 471: 247, № 146 (Гортина,
начало V в. до н. э.).
43 С 434. 44 С 122.

Глава 7а. Религия и государство
453
Когда следующие мужи (имена указаны в прилагаемом к этому документу списке. —
Ред.) были демиургами, такие вещи были сделаны в [храме] Афины. Работы и
предметы и <...> они посвятили Афине Полиаде. Вещи, [которые являются] утварью
богини, никакое частное лицо не должно использовать за пределами священного участка
Афины Полиады, но государство вправе использовать их для священных обрядов.
Если кто-то их повредит, он обязан заплатить возмещение, а демиург должен
определить, сколько. Хранитель храмовой утвари должен заботиться об этих вопросах*5.
Второй текст, вырезанный на бронзовой табличке из Олимпии ок.
500 г. до н. э., заявляет:
Если кто-либо совершит блуд (?) на священном участке, он должен заплатить пеню,
[принеся в жертву] быка, и исполнить обряд очищения, и θεαρος46 — точно так же.
Если кто-либо вынесет судебное решение вопреки записанному правилу (γράφος),
приговор нужно признать не имеющим силы, но постановление народа должно быть
окончательным решением. Можно внести какое-либо изменение в записанные правила,
если таковое кажется подходящим перед лицом бога, изымая или добавляя с
[одобрения] совета пятисот как единого целого и народа, при его полном собрании.
Изменения можно делать до трех раз (?), добавляя и изымая47.
Первый документ показывает, каким образом религиозные порядки
оказывались в компетенции государства, второй — еще более резко
демонстрирует то, как некое табу становилось писаным законом, к тому же
законом, потенциально поддающимся изменениям.
Если от государственных должностных лиц и их полномочий или,
иначе говоря, от расширяющегося радиуса действия публичного права
обратиться к четвертому аспекту, а именно, к самим богам и приписываемым
им функциям и «прерогативам», то возникает во многом та же самая
картина. Первой и главной является придававшаяся некоторым богам роль
защитников, или «святых патронов», того или иного города Наилучшим
образом засвидетельствована роль Афины как покровительницы Афин, причем
очень ярко в поэзии — начиная с элегий Солона (Фр. 4 West, строки 3—4),
однако в той же самой роли можно увидеть Зевса, Геру или Посейдона.
По крайней мере, для Афины (но не для других богов) такая функция
присутствует уже у Гомера, а именно в безответной мольбе Гектора к
ней как к έρυσίπτολις, «покровительнице города [Трои]» (ИлиадаЖ.ЗОБ); это,
вероятно, не та ее функция, в которой она выступает в эпосе в качестве
личного направляющего и оберегающего божества гомеровских героев,
таких как Одиссей или Диомед, и это столь же верно, как и тот факт, что
(в отличие, например, от Геры) культовые места Афины обычно
располагались на (акро)полисах, которые становились центрами гражданской
жизни. Последнее обстоятельство повсеместно обеспечивало ей такие
культовые титулы, как Πολίας, «с акрополя», и Πολιούχος, «охраняющая акрополь»48,
45 С 11: 283, № 83 = С 31: 168, № 8.
46 Дорийская форма слова «феор», означающего: «государственный представитель,
посол, исполнявший поручения культового характера». — A3.
47 С 11: 261, № 44 = С 31: 220, № 5, ил. 42.
48 Напр.: С 31: 107-108, № 7 (Талы, ок. 600-550 гг. до н. э.?); С 11: 283, № 83 = С 31:
168, № 8 (Аргос, ок. 575-550?); Геродот. 1.160 (Хиос, конец VI в. до н. э.); С 31: 201, № 52,
ил. 38 (Спарта, середина V в. до н. э.); в целом по данной теме см.: С 422.

454
Часть вторая
которые указывают на ее роль гражданской богини. Правда, другим
богам также присваивались титулы Πολιεύς, Πολιούχος или Πολιαρχης.
Подобным образом широко именовался Зевс49, а также Посейдон в Трезене
(Плутарх. Тесей. 6.1) и Артемида50. Но всё же именно в случае с Афиной
гораздо легче выявить особенно близкое тождество этой богини со
«своим» городом, так что почитание «Афины, которая управляет Афинами»
(«Άθήνη 'Αθηνών μεδεούσα»), к середине V в. до н. э. превратилось в культ
бога имперского государства, служа той же самой цели, что и
пытавшийся сформироваться позднее культ Лисандра или культы эллинистических
царей51.
Затем, видимо, был сделан следующий шаг. Граждане отдельной
области считали себя не только находящимися под защитой некоего бога, но и
его прямыми потомками. Такая роль мифического прародителя
специально обозначалась эпитетом Патроос, «отчий», хотя другие эпитеты,
такие как Генесий, Генепыий, Патршеней или Прогонос, вполне могли иметь
то же самое значение. Во многих местах на эту роль назначался
Аполлон52, но данная функция засвидетельствована также для Посейдона,
Зевса, равно как и для Диониса (в Мегарах. — Павсаний. 1.43.5) и даже для
Артемиды, вопреки тому, что это, казалось бы, невозможно для богини-
девственницы (в Сикионе. — Павсаний. П.9.6). Ни в одном из этих
случаев нельзя даже приблизительно определить время кристаллизации
данной функции бога в особый гражданский культ. И хотя Павсаний
называет некоторые культовые изображения «деревянными истуканами» —
ξόανα53 или говорит о них как о весьма архаичных изваяниях (например, в
Мегарах. — Указ. место), сами гражданские культы не могли
принадлежать к незапамятным временам. С точки зрения государства, которое эти
культы косвенно представляло, старинную идею бога как мифического
прародителя некой семьи или клана нужно было расширить и
трансформировать таким образом, чтобы она содействовала политической цели —
выражать «семейное» единство гораздо более обширного сообщества,
каким был гражданский коллектив (полис). Соответственно, тот
единственный культ, чье установление может быть ориентировочно датировано,
а именно культ Аполлона Отчего в Афинах, наиболее правдоподобно
рассматривается как дело рук Солона54.
Этот культ служит примером также и пятого аспекта
рассматриваемого процесса. Как хорошо известно, в Афинах в особенности, но также и
49 С 436,1: 161, примеч. 108—109; С 429,1, П.2, Ш.2, а также соответствующие названия
в индексах.
50 Аполлоний Родосский. 1.312 (πολιήοχος). С 436, П: 469 — здесь отмечается, что о
принадлежности данного эпитета какому-нибудь из реально существовавших культов
Артемиды ничего не известно, но информация Аполлония Родосского заслуживает доверия в
свете глубоких антикварных познаний этого автора, который «по своим достоинствам
вряд ли ниже Каллимаха» (Fräser P.M. Ptolemaic Alexandria (Oxford, 1972). I: 632).
51 С 272.
52 С 436, FY: 152-162; С 460: 556 ел.
53 Ξόανα — вырезанные из дерева изваяния, тесаные изображения, деревянные статуи,
выполненные в древней манере. —A3.
54 С 446.

Глава 7а. Религия и государство
455
в других местах55 жреческие должности обычно находились в руках
членов богатых и знатных родов, геносов, причем каждое жречество
передавалось внутри рода путем свободного наследственного преемства.
Поэтому жреческие должности вместе с их обязанностями, привилегиями
и преимуществами являлись некой разновидностью собственности56,
наследование которой способствовало развитию иных наследуемых форм
владельческих прав (главным образом на землю), а само такое право на
наследование жречества приобретало силу путем заявляемых родом
претензий на то, что его представители происходят от бога или героя. Таким
образом, хотя внутри политического класса некоторые роды нельзя
связать ни с одним из жречеств57, культовый статус играл важную роль при
определении границ всего политического класса, евпатридов, начиная
со времени кристаллизации последнего вокруг должности архонта в 682 г.
до н. э. и вплоть до разрушения этого слоя Солоном (КИДМШЗ: гл. 43).
Здесь нас занимает не столько происхождение этой структуры, сколько
реакция против нее, принимавшая различные формы. Одна из них,
обсуждавшаяся выше, представляла собой расширяющийся перевод
религиозного обычая в письменную форму. Как и при превращении обычая в закон
в других сферах общественной жизни, в данном случае результат, если не
исходный замысел, заключался в закреплении в неизменном
письменном варианте того, что прежде легко поддавалось изменениям. Помимо
постановки нового и острого вопроса о том, были ли вообще допустимы
перемены записанного варианта, а если да, то на основании чьей санкции,
такое придание обычаю письменной формы ограничивало власть жрецов
по внесению изменений в ритуалы или жертвоприношения, в результате
чего культовая практика гораздо более очевидным и недвусмысленным
образом подчинялась принятому общиной закону.
Как бы то ни было, второй формой интересующей нас здесь реакции
на засилье евпатридов было введение жертвоприношений, культов и
праздников, которые носили явно «государственный» характер (δημόσιος —
«общественный, государственный») или совершались «на государственные
средства» (δημοτελής — «совершаемый на общественные средства»). Из этих
двух слов «δημόσιος» производит впечатление более древнего, причем оно
широко употребляется в аттическом диалекте с V в. до н. э.;58 но
постепенно начинает доминировать «δημοτελής», видимо, в связи с тем, что вопросы
55 Напр., в Геле, где представители рода Гелона сохраняли за собой функции жрецов
Деметры и Персефоны (Коры) (Геродот. VII. 153).
56 Ср. фразеологию, используемую Геродотом в: VII. 153.3: «δθεν δε αύτα έλαβε ή αυτός
έκτήσατο», «τόϋτο δε ουκ εχω ειπείν» («откуда он (т. е. сицилиец Телин) получил их (т. е.
священные обряды Деметры и Персефоны) или же сам приобрел, этого я сказать не могу». —
A3.) — или в: VII. 154.1: «ούτω μεν νυν έκτήσατο τοΰτο το γέρας» («таким вот образом он
приобрел эту особую почесть». —A3.). Также у Геродота в: IV.161.3 и 162.2 (γέρεα — связанные
со жреческими правами особые почести и привилегии, принадлежавшие царям Кирены).
57 Напр., Алкмеониды (С 85: 369 ел.).
58 Напр.: IG 13.35: строки 10-11 (ок. 448 г. до н. э.); IG 13.255: строки 17, 21 (ок. 430 г.
до н. э.); IG 13.13б: строка 32 (413/412 г. до н. э.?); Hesperia. 7 (1938): 1, № 1, строки 20-21,
87 (363/362 г. до н. э.).

456
Часть вторая
сбора налогов приобрели для общества большее значение. У
лексикографов это слово превратилось в специальный термин (для обозначения
священных обрядов особого рода. — A3.)59. Главный аспект, на который
указывают все эти определения, носит, конечно, фискальный характер,
так как жертвоприношения, ритуалы и праздники, характеризуемые
этими понятиями, совершались скорее за счет государственных доходов,
нежели на средства частных лиц, и вопрос о соответствующих расходах
потребует далее более подробного рассмотрения; имеются, впрочем,
основания думать, что базовая идея первоначально не носила финансовой
составляющей. Ситуация изменилась в связи с афинским поминальным
днем, называвшимся Генесиа (Γενέσια), о котором ясно говорится, что он
проводился δημοτελής, «на государственные средства», и, согласно
свидетельству «Филохора и Солона на аксонах», приходился на 5 боэдромиона
(Антиаттщисты. [Anecdota Bekkeri. Vol. I] 86.20 = FGrH 328 F168)60.
Развивая намек А. Моммзена, Φ. Якоби доказывал, что данная информация
свидетельствует о введении Солоном государственного праздника
поминовения усопших, который представлял собой альтернативу той
погребальной и поминальной практике, что вошла в обычай у богатых семей и
предполагала откровенную и нарочитую демонстрацию евпатридами
собственной роскоши. Солон, несомненно, желал поставить под контроль
данную практику и даже прямо ее ограничить61. Этот довод нельзя
рассматривать изолированно; в его пользу говорят и другие данные, в частности:
свидетельства VI в. до н. э. о культе Афродиты Пандемос, источники,
связывающие Аполлона Отчего как бога всех афинян с Дельфами, а
также данные о том, что культ Афины Ники, который к 440-м годам до н. э.
прямо назывался «δημοτελής» (IG Р.35), был введен в 570-х или 560-х годах
до н. э.62, даже если отвлечься от более ясных свидетельств о Панафинеях
в 566-м и Дионисиях в 502/501 г. до н. э. (см. выше). Весьма вероятно, что эта
расширявшаяся группа праздников «на государственный счет»
удовлетворяла нуждам населения, обеспечивая его богослужебные потребности,
либо выражала различные аспекты религиозного чувства, которые не
могли быть в полной мере удовлетворены и осуществлены с помощью
родовых культов и в большей степени выражали эту осознанную
корпоративную идентичность, являвшуюся определяющим элементом
формировавшегося греческого полиса. Тот побудительный толчок, который привел
к введению этих новых праздников, носил скорее политический, нежели
сакральный характер, однако вызванные им перемены в сфере
религиозной жизни были не менее глубокими.
59 Антиаттщисты (Antiattikistes). [Anecdota Bekkeri. Vol. I] 86.20; Гарпократион, s.o.
«δημοτελή καί δημοτικά Ιερά»; Риторические обороты. [Anecdota Bekkeri. Vol. Г| 240.28.
60 Боэдромион— третий месяц афинского календаря, соответ<ЛБующий второй
половине сентября и первой половине октября; аксоны— вращающиеся на оси доски, на
которых Солон начертал свои законы. — A3.
61 Mommsen Α. Feste der Stadt Athen im Altertum, geordnet nach Attischen Kalender (Leipzig,
1898): 174; С 446: 69; Плутарх. Солон. 21.4-5.
62 Афродита Пандемос - С 189: 318, № 296; Аполлон - Демосфен. 18.141; Афина
Ника-С 189: 359, №329.

Глава 7а. Религия и государство
457
Во многом то же самое можно сказать еще об одном аспекте
изменений, а именно о том, каким способом и в каких объемах культы и
праздники стали определять «пространство» полиса, во-первых, в
генеалогическом и, во-вторых, в географическом смысле63. Культ Аполлона Отчего
представляет собой пример первой категории. Здесь понятие
«пространство» передается в терминах генеалогии: одна «родословная», а именно
мифологический ряд нисходящих родственников, происходящих от
Аполлона через Иона, должна была совпасть с другой, реальной и непрерывно
самовосстанавливающейся группой лиц, которые воспринимались в
каждый конкретный момент времени как коллектив, образующий демос
или полис. Точно так же и праздник Апатурий, общий для Афин и для
Ионии (Геродот. 1.147), более всех других являлся — во всяком случае, в
своей афинской форме64 — празднеством, отражавшим и
формализовавшим ощущение принадлежности к одной большой группе. Именно на
этом фестивале мальчики, родившиеся в минувшие двенадцать месяцев,
представлялись своими отцами для внесения в список фратрии (в жертву
приносился ягненок, который в этом случае назывался мейон — «μείον»),
эфебы, достигшие к этому моменту совершеннолетия, повторно
представлялись во фратрии (жертва, закалываемая по этому случаю, называлась
курейон — «κούρειον»), а мужья, недавно сыгравшие свадьбу, также
совершали приношение от имени своей молодой супруги (γαμήλια). За формой
этого праздника обнаруживается одно удивительное противоречие.
Поскольку данный фестиваль не был ни единым торжеством, ни специальным
праздником в честь какого-либо одного бога65, но проводился отдельно в
каждой фратрии, в науке его справедливо называют немецким термином
Geschlechterfest, «праздник родов»66. И всё же очевидное абсолютное
единообразие обрядов показывает, что каждая фратрия действовала как
сегмент более обширного целого. И можно понять, почему: дело в том, что
вплоть до 508 г. до н. э. для определения принадлежности человека к
полису других критериев, помимо членства во фратрии, не существовало,
ритуалы Апатурий являлись одновременно и семейными «обрядами
перехода», ntes de passage®, и делом государственной важности. Нет ничего
удивительного ни в том, что об этом противоречии сигнализирует
превращение Апатурий в праздник «на государственный счет» (Схолии к
Аристофану. Ахарпяне. 146), датировка какового превращения не известна, ни в том,
что, когда более надежные источники позволяют нам увидеть фратрии в
63 По поводу этой концепции ср.: С 151.
64 С 432: 232 ел.; С 426: 261; С 463: 88 слл.
65 И Зевс Фратрийный, и Афина Фратрийная, и Дионис, и Артемида, и Геракл, и
Гефест — все они были связаны с данным праздником. Автор С 432 в отчаянии посвятил
этой теме самостоятельную главу.
66 С 426: 261.
67 Выражение «rites de passage» введено в научный обиход французскими
социальными антропологами и означает «переходные обряды», т. е. засвидетельствованные у многих
народов мира ритуалы, связанные с изменением социального статуса лица, напр., обрезание,
посвящение в рыцари, и др. — A3.

458
Часть вторая
действии, мы обнаруживаем их занятыми, ко всему прочему, еще и
тщательным установлением членства в этих самых фратриях68.
Некоторые другие культы и праздники лучше рассматривать в
географическом аспекте, поскольку их ядром было какое-нибудь культовое
место либо святилище, установленное или превращенное в площадку для
общих собраний нескольких политических единиц. К этой группе
относятся культы и праздники широкого спектра, на одном конце которого
находятся амфиктионии Делоса, Калаврии, Анфелы-Дельф и другие, давно
возникшие и, по всей видимости, к концу VI в. до н. э. уже имевшие
долгую историю. Если делать выводы на основании самых знаменитых Де-
лосской и Анфело-Дельфийской амфиктионии, создается впечатление,
что их основная задача состояла в периодическом проведении панэгирея
(общего празднества), на котором присутствовали делегаты [гиеромнемо-
ны) от тех этносов и полисов, которые состояли членами данного
религиозного объединения. Неоднократно предпринимались попытки
придать амфиктиониям более значительную политическую нагрузку и даже
превратить их в сплоченные политические структуры. То, что эти усилия
в целом потерпели неудачу, связано скорее с нараставшим
партикуляризмом греческих полисов, нежели с особенностями греческой религии.
Сюда следует добавить и тот важный факт эллинской истории, что
греки с огромным трудом создавали учреждения на надполисном уровне,
если только последние не являлись — по замыслу или на практике —
инструментами политического подчинения либо гегемонии. Происходило
это потому, что панэгиреи, т. е. союзы, образованные вокруг некоего
святилища как нейтрального фундамента, казались наименее одиозным
средством, использовавшимся faute de mieux (φρ. идиома «за неимением
лучшего». —А.З.) как базис для межгосударственных действий, во всяком
случае, в течение значительной части V в. до н. э. Это ясно
обнаруживается в том факте, что в 478/477 г. до н. э. в качестве центра Эгейского союза
был выбран остров Делос с его храмом Аполлона69.
Далее в этом спектре находились такие, например, области, как
Беотия и Фокида, характеризовавшиеся, пожалуй, более значительным
географическим и этническим единством, нежели регионы, включавшиеся
в состав амфиктионии, но всё же продолжавшие оставаться не намного
более едиными по сравнению с тем, какими они были в конце
архаического периода. Хотя имеющиеся в нашем распоряжении источники по
рассматриваемому периоду скудны, они тем не менее позволяют сделать
предположение, что для данных областей была также характерна
тенденция к выделению некоего культового места, которое предназначалось
для символического выражения достигнутой ими степени сплоченности.
Подходящими примерами для Ахеи являются святилище Зевса Гомария
68 С 86: 376.
69 Ср. тот же образ мыслей, обнаруживаемый в Италийском союзе Кротона, Сибариса
и Кавлонии, созданном в 440-х годах до н. э. (?) вокруг специально для этого воздвигнутого
святилища Зевса Гомария (Покровителя собраний) (Полибий. П.39.6, с комментарием к
этому месту Ф. Уолбэнка).

Глава 7а. Религия и государство
459
(или Гамария) и Афины Гомарии близ Эгия, для Беотии — святилище
Афины Итонии в Коронее, а для Аркадии — святилище Зевса на горе Ли-
кей. Но в этих областях культ сам по себе редко обладал достаточным
притяжением, чтобы выполнять политическую функцию или сдерживать
сталкивающиеся амбиции полисов, принимавших участие в его
учреждении; это обстоятельство проявлялось в V в. до н. э. .либо в расколах (как
в Аркадии и Фессалии), либо в создании более строгих и более светских
структур (как в Беотии).
На другом конце спектра ситуация была иной. Ее характеризуют
культы и праздники тех областей, которые уже давно смогли
трансформироваться в сплоченные полисы. Здесь символическое выражение связей
между центром и периферией принимало различные формы, каждая из
которых была направлена на усиление авторитета центра и на то, чтобы
выразить слияние политического и географического пространств. В этом
контексте обращает на себя внимание ритуал, являвшийся одной из
наиболее характерных форм церемониала — процессией70. Иногда она
использовалась для того, чтобы связать политический центр с каким-то
значительным отдаленным святилищем, как, например, в случае с процессией
несущих венки из Милета в Дидимы71. Бывали случаи, когда в
политическом центре учреждался храм-филиал какого-то отдаленного культа, как,
например, святилище Артемиды Бравронии на афинском Акрополе или
возведенный у его подножия Элевсиний — храм Деметры и Персефоны;72
хорошо известно, что именно отсюда начиналась великая процессия в
Элевсин73. Кроме того, культ мог быть перенесен с периферии в центр, как
позднее произошло со многими ритуалами южной Аркадии при
основании Мегаполиса в 370 г. до н. э.74. Наконец, культы могли возникать как
прямой результат синойкизма. Некоторые из них не поддаются
датировке или относятся к более позднему времени, чем интересующий нас
период75, но классический и самый очевидный пример — это афинский
праздник Синойкии, который, по мнению Фукидида (П. 15.2), был
учрежден в связи с ликвидацией Тесеем местных советов и должностных лиц
и концентрацией власти в самих Афинах. Данное объяснение вряд ли
являет собой историческую истину, и сформулировано оно было, скорее
всего, в конце VI в. до н. э., когда Тесей начал фигурировать в
изобразительном искусстве и литературе в качестве главного афинского
фольклорного героя76. Важно, что данный фестиваль, о котором имеющиеся в нашем
распоряжении источники ясно говорят как о δημοτελής, к 460 г. до н. э. уже,
несомненно, существовал77, а также то, что в V в. до н. э. этот праздник
рассматривался в том ключе, который сохраняет свою актуальность и
для нас — как символическое изображение географической и
политической унификации полисного пространства.
70 С 426: 163 слл. 71 С 469: 129, № 50, строка 18 слл.
72 С 174: 154 ел. 73 С 432.
74 Павсаний. УШ.30.2 и 7, а также: С 459: 18 слл.
75 С 459: 18 слл. 7б С 572: 97 слл.; С 560,1: 126 и 163 ел.
77 Фукидид. П. 15.2; IG 13.244С: строка 16.

460
Часть вторая
Остается попытаться хотя бы кратко объяснить модели тех перемен,
которые были описаны выше. В этих изменениях настолько точно
отражается развитие позднеархаического государства, что через них мы
вполне обоснованно можем обратиться к проблемам и влияниям,
обнаруживаемым в греческом обществе в целом. Например, решимость тиранов
выработать и упрочить институты государства ради объединения общины
и продемонстрировать внешнему миру престиж этих установлений (как
и свою собственную статусность) вполне могла быть вызвана какими-то
конкретными обстоятельствами, но ее очевидный результат состоял в том,
что развитие греческих сообществ пошло в направлении,
противоположном от храмового или жреческого государства, форму которого эти
сообщества могли принять, не сложись обстоятельства иначе. Можно
привести другой пример: колонизационный опыт вполне мог оказывать
обратное влияние колоний на государства старой Греции не только в аспекте
властных взаимоотношений или расширения географического или
ментального горизонтов, но и в культовом и даже в теологическом смысле,
ибо понимание бога как Основателя и Архегета78 восходит к весьма
ранней стадии колонизации (Фукидид. VI.3.1) и только позднее оно
появляется на материке для характеристики некоторых политических
сообществ79. Однако более заметное влияние на отношения между
государством и религией оказали два других долговременных феномена: во-
первых, медленное и частичное освобождение светского морального
состояния от теологии и религиозной системы ценностей, во-вторых,
влияние всё возрастающего материального достатка.
Подробное исследование первого феномена увело бы нас далеко за
рамки данного раздела гл. 7 (см. выше, гл. 4, а также: КИДМ Ш.З: гл. 44,
42). Поэтому здесь не место рассматривать несоответствие между
представлением о богах как силах, нейтральных в отношении морали, и
представлением о богах как силах, поддерживающих справедливость80, или
пытаться решить вопрос о том, на основе реальной ли практики призывания
богов защитить моральный порядок сформировалась обнаруживаемая у
Гесиода теодицея81 (в особенности Теогония. 902 и Труды и дни. 256, где
Дике, т. е. Справедливость, представлена как дочь Зевса) или же, напротив,
данная практика явилась следствием этой теодицеи. Скорее, нам следует
начать с тех способов, посредством которых в имеющихся в нашем
распоряжении текстах на долю богов выпадает значительная нагрузка в
деле поддержания порядка в социальных отношениях. Эта их функция
порой заходит очень далеко. Например, роль Зевса в защите нищих и про-
78 В греческом языке слово «άρχηγήτης» означает родоначальника вообще, но также
основателя колонии, предводителя, вождя. — А. 3.
79 То положение, какое в спартанской «Большой ретре» было отведено Зевсу Силла-
нию и Афине Силлании (Плутарх. Ликург. 6.2), может быть правдоподобно объяснено
именно таким образом; ср. статью Л. Джеффери (L.H. Jefiery) в журнале: Historia. 10 (1961):
144 ел.
80 С 426: 371 слл.
81 Теодицея (отгреч. теос, «бог», и дике, «справедливость») — богооправдание; учение,
согласно которому боги не несут ответственности за существующее на земле зло. — А.З.

Глава 7а. Религия и государство
461
сителей всегда воспринималась как очень важная, хотя заключалась она
в оказании элементарного покровительства наименее защищенным
лицам, не имевшим никаких родственников и не обладавшим никаким
статусом в социальной группе82. Прежде всего необходимо заметить, что
приписываемая богам способность быть свидетелями любой клятвы и
судить о том, искренне ли она дана, всегда считалась их важнейшей
способностью — начиная с поэм Гомера83. Одного этого оказалось
достаточно для улаживания конфликта, когда Менелай, проиграв на
колесничных бегах Антилоху, потребовал от последнего поклясться Посейдоном
в том, что тот добыл победу честно, а не хитростью (Гомер. Илиада.
ХХШ.581—585): дело в том, что и для Менелая, и для поэта, как и для
архаического общества в целом говорить правду при такого рода клятве —
это фемис (θέμις), то есть священная обязанность и нерушимый обычай.
Не вызывает сомнений, что точно так же думал и Гесиод (Теогония. 231 ел.,
395—401), а равно те, кто рассказывал морализаторскую историю о
спартанце Главке, получившем в Дельфах грозное пророчество из семи строк;
впоследствии в полном соответствии с этим оракулом род Главка был
уничтожен с корнем только за то, что этот человек посмел
посоветоваться с богом о том, нельзя ли ложно отречься от некогда принесенной
клятвы о возвращении сданных ему на хранение денег (Геродот. VI.86):
Сын Эпикида, о Главк: сейчас тебе больше корысти
Клятвою верх одержать, вероломной, и деньги присвоить.
Ну же, клянись, ибо смерть ожидает и верного клятве.
Впрочем, у клятвы есть сын, хотя безымянный, безрукий,
Он и безногий, но быстро настигнет тебя, покуда не вырвет
С корнем весь дом твой и род не погубит,
А доброклятвенный муж и потомство оставит благое.
(Пер. ГА. Стратановского; в оригинальной
версии САН эти стихи не воспроизведены. —A3.).
Еще более показательно, что такое представление присуще судебным
процедурам в критской Гортине приблизительно в период 500 —450 гг.
до н. э.:
<...> если заложник [κατακείμενος, кабальник, закладник] исчезнет, судья должен
привести кредитора [καταθέμενον, залогодержателя] к присяге в том, что он к этому не
причастен, либо сам либо вместе с другим человеком, и что заложник не находится у
другого человека. Если заложник умрет, кредитор должен показать его перед двумя
свидетелями. Если он не поклянется, как предписано, или не покажет, он понесет
справедливую (кровавую?) кару» (7CIV.47, строки 16—26). (В данном законе имеются
в виду отношения кабальной зависимости: κατακειμενος — это кабальный заложник,
закладной раб, статус которого чем-то напоминал, возможно, положение закупа на Руси;
καταθέμενον — это залоговый кредитор, скорее всего, заимодавец, получивший в
качестве обеспечения исполнения долга определенную власть над кабальником. —A3.)
82 Ср.:С441:90слл.
83 Основной остается работа: С 451; ср. также: KQrzel R. Der Eid (Leipzig, 1902); Latte.
Ρ—W 15.1 (1931): 346—358, статья «Meineid» («Лжесвидетельство»), перепечатанная в:
С 455: 367 слл.; С 426: 377 слл.

462
Часть вторая
Другие судебные системы, такие, например, как афинская, требовали
принесения присяги и встречной клятвы от обеих тяжущихся сторон, а
также от свидетелей, судей, выборных должностных лиц, советников и
чиновников. Более того, когда отношения между полисами начали
приобретать характер, напоминающий в большей степени отношения
между юридическими, а не физическими лицами, к богам стали взывать как
к гарантам нерушимости соглашений. В качестве иллюстрации может
служить один ранний договор, датируемый временем от 550 до 525 г. до н. э.:
Сибариты со своими союзниками и сердэи (ΣερδαΤοι) заключили навечно соглашение
о дружбе верной и не допускающей коварства. Гаранты: Зевс, Аполлон и другие боги,
а также полис Посидония (М—L 10).
Слово «πρόξενος», переведенное здесь как «гарант», заимствовано из
сферы отношений гостеприимства и статусного покровительства;
интересно, что подписавшиеся стороны предусмотрительно используют, так
сказать, «и ремень, и подтяжки», призывая в качестве поручителей не
только богов, но и человеческую общину. Подобное сочетание
божественного и человеческого засвидетельствовано в одном из нескольких
документов, в которых бог выступает в роли судьи. Кощунственное
нарушение порядка в храме Афины Алей в Мантинее около 450 г. до н. э.
породило следующий текст:
Ввиду того, что мы, богиня и судьи, таким образом вынесли приговор виновным, будет
благочестиво, чтобы они, отдав часть имущества, на которую укажет жребий,
навсегда были отлучены от храма по мужской линии. Если же кто-нибудь позволит
сделать что-нибудь вопреки этому, это будет нечестиво84.
Здесь перед нами оракул, осуждающий неких людей, и
непосредственное участие в этом деле богини вполне объяснимо, поскольку
оскорбление было нанесено именно ее жилищу.
Менее специфическим, но чреватым более серьезными
последствиями являлось то представление, в соответствии с которым боги
воспринимались как авторы либо как источники судебных или кон<лптуционньгх
постановлений. Данная их роль не всегда являлась столь же
второстепенной, каковой она могла быть в конце VI в. до н. э. (см. выше). Подобно
тому, как все сохранившиеся варианты пересказа спартанской «Большой
ретры» единогласно говорят о том, что она воспринималась как оракул,
данный Аполлоном, считалось, что Залевк из Локр Эпизефирских
получил свой свод законов от Афины, соблаговолившей явиться ему во сне85.
Первый пример представляет собой расширенный вариант той роли,
какую играл Аполлон при определении места выведения или при
освящении колонии, второй — расширение образа, использовавшегося Гомером
84 См.: САНШ2Л: 740; С 11: 198, № 17 = С 31: 216, № 29, строка 18 слл. (Текст самой
надписи см. в: IG V.2.262, строки 18—23; о значении выражения «των χρημάτων το λάχος»
см.: LSJ, s.v. «λάχος Π». — A3.)
85 Аристотель. Φρ. 548 Rose; фрагмент сохранился в схолиях к: Пиндар. Олимпийские
оды. Х.17;Б8:б8слл.

Глава 7а. Религия и государство
463
и Гесиодом для описания поэтического вдохновения; при этом ни тот, ни
другой пример в конечном счете не были достаточно сильными, чтобы
стать образцами законодательной власти в противоположность
соответствующей роли какого-либо смертного мудреца или коллективного
решения. Удивительным и вместе с тем показательным является тот факт, что
ни Драконт, ни Солон, согласно сохранившимся свидетельствам, не
представляли свои своды законов в качестве божественных предписаний, а
город Дрерос на Крите, по крайней мере уже в период 650—600 гг. до н. э.,
мог формулировать конституционные определения с точки зрения того,
что «было угодно городу», упоминая богов лишь в начальной и до сих пор
не вполне понятной фразе «θια ολοιον» (Μ—L 2)86.
Наконец, богов умело привлекали к делу наказания, и это
продолжалось длительное время. Речь идет отнюдь не о наказаниях, ожидающих
преступника на том свете, наподобие кар, постигших Иксиона или
Тантала, и даже не о притчах, как в случае с Главком из Спарты, но о более
непосредственных санкциях. Некоторые из них носили финансовый
характер. В приводившемся выше документе из Мантинеи несколькими
строками раннее цитированного места говорится следующее:
В случае, если кто-нибудь, кого оракул признал виновным или кто в ходе судебного
разбирательства был приговорен к лишению имущества, всё это вместе с его войкиата-
ми будет принадлежать богине (С 31: 216, № 29, строка 14 слл.)87.
Подобные постановления были широко распространены и являлись,
несомненно, обычным делом, даже если преступление не относилось
прямо к разряду сакральных. Другой ранний договор из Олимпии,
заключенный между Элидой и Гереей около 500 г. до н. э., устанавливает, что
если они не окажут помощь один другому, тогда те, кто виноват, заплатят талант
серебром Зевсу Олимпийскому, чтобы использовать эту сумму на его нужды. И если
кто-нибудь повредит эту надпись, или простой человек, или должностное лицо, или
община, он обязан будет заплатить священный штраф, как здесь написано» (М—L 16).
Результаты такого взаимопроникновения публичного закона и
храмовой сокровищниць1, ставшего более легким в связи с распространением
в VI в. до н. э. монеты, оказались настолько серьезными, что в следующем
столетии по сути дела создали матрицу греческой государственной
финансовой системы. Еще в одном тексте из Олимпии, датируемом временем
500—475 гг. до н. э.88, заявляется, что, «если кто-либо будет заниматься
грабежом (в земле Девкалиона), пусть он будет предоставлен Зевсу (т. е. будет
проклят)»; также и другой документ с острова Теос, относящийся
приблизительно к 470 г. до н. э., устанавливает официальное проклятие с по-
86 Мейгз и Льюис в своем собрании надписей (М—L 2) дают вариант чтения «θιός
ολοιον» и предлагают переводить эту загадочную фразу так: «Да будет бог милостив». —
A3.
87 Здесь Дэвис использует слово «serfs», 'крепостные', для передачи греческого слова
«Foixtaxou», войкиаты, которое можно объяснить как «зависимые лица, принадлежащие
отдельному домашнему хозяйству», или «домашние рабы». — A3.
88 С 31: 220, № 8, ил. 42.

464
Часть вторая
мощью фразы «пусть он будет уничтожен — и сам, и род его» в качестве
наказания (среди прочего) отравителям, перепродавцам зерна,
предателям и тем, кто потворствовал пиратам либо вместе с греками или
варварами вошел в заговор против государства (М—L 30). Такие фразы
воспринимались как чреватые гораздо более серьезными последствиями,
нежели любое специальное наказание, даже по сравнению с лишением
гражданского статуса, воплощавшимся в форме атимии (ατιμία, наложение
гражданского бесчестия, лишение прав гражданского состояния. —A3).
Для осужденных таким образом лиц боги могли выбрать какую угодно
кару, вплоть до прекращающего кровную месть лишения жизни, хотя
наказание могло этим и не ограничиваться. Поэтому такой проклятый
человек, εναγής, неизбежно оказывался не только вне закона, но и вне
божественной защиты: представление, лежащее в основе греческого
мифологического мышления, свидетельствует об ужасе перед подобной санкцией,
который усиливался творческим воображением.
Использование такого рода санкций Латте рассматривал как
доказательство понимания архаическим государством того, что его собственные
возможности по обузданию непокорных граждан сами по себе были
недостаточны89. В принципе это верно, однако совсем не обязательно, что во
все периоды именно это соображение лежало в основе рационального
решения. Скорее, рациональное мышление оказывало воздействие в
другом направлении; например, постепенно начинало заявлять о себе
критическое отношение к богам, нейтральным с точки зрения морали,
понижалось значение клятвы, оказывалось возможным использование ложно
составленных оракулов90, а возросшая принудительная власть государства
заставляла человека, участвовавшего в судебной тяжбе, убеждать не
столько своего оппонента, сколько судью (судей). Хотя более старые
формы и формулировки не сдавали позиций, складывается впечатление, что
в данной сфере деятельности и в отношениях между государством и
религией обнаруживалось постепенное смещение государства в сторону его
самостоятельности или, по крайней мере, возникала несколько большая
дистанция между богами и человеческим порядком вещей.
Этого нельзя сказать о второй сфере взаимоотношений —
финансовой, где импульс, исходивший от возросшего богатства, имел глубокие и
сложные последствия. Здесь мы должны сначала обратиться к общему
понятию ресурсов, ибо исполнение любого ритуала подразумевало
использование материальных запасов. Это могло быть лишь вопросом
временных затрат какого-либо частного лица или группы лиц — вопросом
времени, которое необходимо было потратить на ритуальное возлияние,
требовавшее лишь нескольких минут, на изучение соответствующих слов,
музыки и танца для хоров, а также на исполнение жреческих функций —
89 С 451; С 452: 252 слл.; С 453; С 454.
90 Ксенофан. DK 21 А 14; Феогаид. 254; Геродот. V.63.1, VI.66. Причем не имеет
значения, в самом ли деле был совершен подкуп дельфийских жрецов и кем именно — Алк-
меонидами ли, Клеоменом ли. В действительности важно то, что это считалось
возможным и могло быть подтверждено убедительными для многих людей аргументами.

Глава 7а. Религия и государство
465
и результатом конечно же могло быть возмещение затрат, например, в
форме дополнительных доходов, получаемых священнослужителем, или
в виде материальной поддержки, которую хорег оказывал своим певчим
в репетиционный период, а также возмещение в форме покровительства
богов в благодарность за их прославление, за возносимые им почести и
приношения. Впрочем, большинство обрядов предполагало гораздо более
значительные затраты по сравнению со всем вышеперечисленным; эти
затраты могли выражаться в животных, зерне, фруктах и овощах,
необходимых для жертвоприношения, либо в расходах на ароматические
вещества, либо в выделении места под алтари, священные участки (темены)
и святилища для богов. Необходимо было нести расходы на приобретение
предметов, посвящавшихся в храм; сами по себе такие вещи, конечно,
далеко не всегда имели большую стоимость, но всё же иногда это были
дорогие чаши, кубки, статуи и даже целые монументы. Траты могли
состоять в выделении определенной доли от полученной
сельскохозяйственной продукции, как, например, 1/600 от урожая ячменя и 1/1200 от
урожая пшеницы, которые афиняне и их союзники обязаны были
отдавать элевсинским богиням «сообразно обычаю предков и оракулу из
Дельф» (IG Р.78: строки 4—7, 14 слл.). Для частных лиц, получавших
доходы с земли, расходы могли заключаться даже в отказе от получения
этих доходов, которые вместо этого отходили богу на обслуживание
посвященных ему зданий, материальную подпитку его ритуалов и
содержание служивших ему людей. По крайней мере, в одном известном случае,
относящемся к концу V в. до н. э., эта пропорция составляла десятину (Фу-
кидид. Ш.50.2), и было вычислено (В.Н. Андреевым), что в конце IV в.
до н. э. земля в Аттике, находившаяся в собственности у койна (κοινά), то
есть культовых сообществ или святилищ, приносила доход в десять
процентов от суперфициев91. Наиболее высокие затраты могли заключаться
в людских, денежных и материальных ресурсах, необходимых для
возведения каменных храмов, и новшества в практике такого
строительства имели важное значение с точки зрения возрастания таких трат.
Хотя храмы в Греции существовали с конца ЕК в. до н. э.92, для УШ—VII вв.
до н. э. известно всего несколько святилищ, целиком возведенных из
камня; перейти к каменному зодчеству в широких масштабах впервые
оказалось возможным только в 6-м столетии. Такие строительные
предприятия, отличавшиеся всё возраставшим амбициозным размахом, должны
были поглощать отнюдь не малую часть получаемого прибавочного
продукта.
Экономические, политические и организационные последствия этих
установившихся порядков варьировались весьма значительно.
Приношения начатков урожая, животные жертвы или посвящение терракотовых
фигурок имели лишь ограниченные последствия, поскольку, хотя эта прак-
91 С 4. (Суперфиции— строения, право собственности на которые принадлежит
хозяину земельного участка, на котором возведено это здание, но эксплуатируемое другими
людьми, которым они сдавались в бессрочное пользование за умеренную плату. —A3.)
92 А 54: 408 слл.; С 474: 132 слл.

466
Часть вторая
тика и требовала определенных издержек, ее воздействие на состояние
ресурсов, как правило, было довольно незначительным, и подобные
расходы вполне могли осуществляться в экономических рамках отдельного
домохозяйства (а соответствующее имущество предназначалось для
немедленного потребления, если оно вообще потреблялось). Впрочем, даже
и эти траты могло брать на себя государство, когда они явным образом
преследовали достижение какого-то социального или политического
результата; если Солон записал в своем своде законов цены, за которые
должны были покупаться жертвенные животные (а мы знаем, что он
действительно это сделал), то данные предписанные суммы выполняли роль не
только минимумов, дабы эти ритуалы не оказались плохо подпитанными
в материальном плане, но также и максимумов, дабы исключить
возможность превращения таких церемоний в нечто похожее на потлачи93.
Посвящения и десятины, наподобие тех, что приносили Мидас и Гиг в Дельфы
(Геродот. 1.14.2—3) или Колей в самосский Герейон (Геродот. П. 152.4) —
это совсем другое дело, поскольку для сохранности таких вложений
требовались люди и здания, способные обеспечить их неприкосновенность,
и поскольку эти посвящения либо входивший в их состав металл или
слитки золота и серебра представляли собой дорогостоящие нетленные
ценности, которые, хотя и оказывались в собственности бога, могли быть
«позаимствованы» общиной in extreme. Представление о том, что
принадлежащие богу денежные суммы можно одалживать на мирские
нужды относится вообще-то к более поздней эпохе и не засвидетельствовано
для времени персидских войн; у пелопоннесцев эту новую идею
выдвинули на союзном собрании коринфяне в 432/431 г. до н. э. (Фукидид. 1.121.3).
Не вызывает сомнения, что такие специфические займы стали
практиковаться в Афинах только с 441/440 г. до н. э. [IG 13.363). Как бы то ни было,
на основании эпиграфических и археологических источников мы можем
установить для конца VI в. до н. э., если только не раньше,
количественный рост посвящений (конечно, хаотичный) в главные обители. Нет
особых сомнений в том, что такие всё возраставшие накопления
способствовали учреждению государственных должностей в сфере культа
(например, тех, о которых у нас уже шла речь выше — гиеропойи и афлофеты).
Кроме того, необходимо было где-то размещать эти накопления: в
результате возведения так называемых сокровищниц основные святилища,
такие как Дельфы и Олимпия, начиная с середины VII в. до н. э.
изменились и с точки зрения своего внешнего облика, и с точки зрения освоения
пространства в; причем сами сокровищницы превратились в символ и
средоточие гражданской гордости и самобытности тех государств,
которые строили их в священных для всех греков местах.
93 Потлач (на языке индейского племени нутка — «дар») — ритуальный обычай у
ряда индейских племен Северной Америки, сопровождающийся обильным пиршеством,
во время которого хозяин демонстративно раздаривает гостям свои материальные
ценности; потлачи устраиваются формальными лидерами ради поддержания и повышения
своего собственного статуса и статуса своей группы. — A3.
94 Латинское выражение, означающее «в крайнем случае», «в экстремальной
ситуации». — A3.

Глава 7а. Религия и государство
467
И всё же именно сооружение храмов представляло собой наиболее
сложную задачу и способствовало ускорению самых серьезных перемен;
происходило это не в последнюю очередь по той причине, что для
осуществления подобных проектов привлекались гораздо более
значительные суммы, чем для строительства обычных объектов. Надо признать,
что единственная сумма расходов, которая нам известна в связи с
храмовым строительством в конце архаической эпохи — это 300 талантов,
которые дельфийцам с трудом удалось собрать в греческом мире, чтобы
профинансировать проект по возведению так называемых Алкмеонидовых
храмов (Геродот. П. 180.1, V.62); однако это дает нам, по крайней мере,
порядок величины, который уверенно можно применить, например, к
храму Олимпий в Афинах или к святилищу Аполлоний в Селинунте. Откуда
бы ни происходили эти деньги, ясно, что они не могли быть взяты из
самой священной обители. Известно, что возведение некоторых храмов
осуществлялось на средства влиятельных государственных мужей (см.
выше, примеч. 16); строительство других, таких как коринфские
сокровищницы в Дельфах и Олимпии или построенный в VII в. до н. э. храм
Аполлона в Коринфе, а также Олимпий в Афинах, определенно (или, по
крайней мере, вероятно) финансировалось тиранами. Немонархические
сообщества вынуждены были поступать иначе. На строительство
некоторых сооружений шли десятины и добытые во время войны трофеи, как
в случае с афинской сокровищницей в Дельфах (что, впрочем, не
бесспорно), о которой Павсаний говорит, что она была возведена за счет добычи,
полученной при Марафоне95. Можно обнаружить и другие источники и
механизмы. Краткая и поврежденная надпись из Сидены, города на
Пропонтиде, относящаяся приблизительно к периоду 525—500 гг. до н. э.,
сообщает, что «<— сын >еноса и его сотоварищи сделали крышу за
счет [сумм, вырученных из] священных подношений и за счет кож [от
жертвенных животных]. <—>ос сын Левкиппа закончили храм
собственноручно»96. Другой, и более полный, документ примерно от 550 г. до н. э.
касается строительства «Крезова» храма Артемиды в Эфесе. В качестве
посвятительного дара этому святилищу Крез преподнес «знаменитых
золотых коров и основную часть колонн» (Геродот. 1.92.2), но не меньшее
значение имели и другие вложения:
Сорок мин были сначала отвешены из подношений золотом; они были принесены из
<акро?>поли.сдс. Двадцать пять мин серебра были отвешены вместе с первым золотом.
Шесть мин были отвешены из древесины (из древесной подати?). Десять мин золота
были отвешены отсюда (т. е. из храмовых сокровищниц?). Тридцать три мины
серебра были отвешены отсюда. Семьдесят мин серебра были отвешены из корабельной
подати. [ ] десять [мин] из соли (из сумм, полученных от налога на соль?) <..>97.
95 Павсаний. Х.11.5. Здесь не место приводить сложную дискуссию относительно
датировки этого сооружения; см.: М—L и С 560,1: 167 слл., а также: С 560, П: 644, примеч. 23.
96 Л. Робер (L. Robert) в журнале: Hellenika. 9 (1950): 78 слл., ил. 10 = С 31: 372, № 50,
ил. 71.
97 С 31: 344, № 53, ил. 66, а также с. 339; SGDIWA: 870 слл., № п49.

468
Часть вторая
Если представленная интерпретация надписи правильна, тогда
данный документ показывает, каким образом в столь раннее время
дополнительная прибыль от городских податей, которые в этот период уже
взимались в денежной форме, заранее откладывалась в строительный
фонд. Возникает картина, вполне согласующаяся с реальной ситуацией;
в VI в. до н. э. ресурсы, необходимые для возведения храмов, в очень
широких пределах поступали из внешних источников — либо от самих
городов, либо от богатых и могущественных лиц. Такое
покровительство проистекало не просто из благочестия, но представляло собой
капиталовложения в гражданский или персональный престиж и в харис
(χάρις) — славу: столь продуманное почитание бога означало
одновременно и постановку его в зависимое положение — либо от правителя, либо
от города.
На этом пути две наши линии истолкования рассматриваемой темы
дополняют друг друга. С одной стороны, имеется в виду частичное
высвобождение судебных процедур и публичного порядка из их
первоначальной теоцентрической конструкции, с другой — обращает на себя
внимание более существенное подключение государства к руководству и
финансовому обеспечению культа и ритуала. Обе тенденции объединились,
чтобы в дальнейшем склонить чашу весов между потенциалом религии
и потенциалом государства в пользу последнего. Посредством этого
государство всё в большей степени превращалось в основную структуру, в
рамках которой осуществлялась религиозная деятельность, а процесс
усиления противоречий внутри теодицеи и ее разрушение уже в V в.
до н. э. становится явным.

Глава 7b
Дж.-С. Кирк
РАЗВИТИЕ ИДЕЙ
В ПЕРИОД С 750 ПО 500 Г. ДО Н. Э.
Интеллектуальная жизнь в эпоху становления города-государства, то есть
приблизительно с 750 по 500 г. до н. э., испытала на себе интенсивное
воздействие трех факторов: постоянное влияние эпической традиции,
распространение грамотности, а также социальные, политические и
экономические перемены, происходившие в самом полисе. Очевидно, что
некоторые конкретные люди также сыграли свою роль в этом процессе — поэты
вроде Гесиода и Архилоха, как и самопровозглашенные мудрецы,
наподобие ранних досократиков. Данная эпоха была одним из периодов
важнейших изменений в литературе, начиная с Гомера и заканчивая
возникновением философии и драмы. Сопутствующие преобразования в религии
и ритуале (рассмотренные ранее, в гл. 7а) также необходимо принимать
в расчет при попытке реконструировать интеллектуальный фон в его
целостности, что в любом случае представляет собой рискованную и
ставящую сложные вопросы операцию, которая при этом оказывается
чрезвычайно полезной, если только при ее осуществлении удается избежать
нелепостей и однобокости.
Гомер повсюду и в самых разных отношениях сохранял свое значение,
поэтому важно начать с установления того, что же в конечном итоге
означали эпические поэмы и что они не означали в аспекте развития
мыслительных способностей и запросов тогдашних слушателей. «Илиада»,
по-видимому, в общем и целом приобрела свою нынешнюю форму
приблизительно к 730 г. до н. э. или немного позже, а «Одиссея» — к 700-му; ибо трудно
представить, что «Теогония» Гесиода возникла позднее 675 г. до н. э., а язык
«Одиссеи» меж тем почти несомненно носит догесиодовский характер1. В
любом случае, вне зависимости от того, появились ли гомеровские поэмы
на свет благодаря их письменной фиксации или нет, произошло это в то
время, когда традиция устных героических преданий находилась на
пике расцвета. Данные поэмы, следовательно, содержали в себе многие
воззрения, идеи и взгляды на жизнь, которые эта традиция отражала; с дру-
1 С 21: 199 ел.; а также, напр.: С 36: 282-287.

470
Часть вторая
гой стороны, всё сказанное подразумевает, что определенное значение
здесь имело мировоззрение «простого народа» (особенно в связи с тем, что
в то время не был возможен никакой иной публичный и
формализованный способ изъяснения).
Некоторые вопросы возникают сами собой. Так составлялись или нет
эпические поэмы для простого народа? Или они, как часто утверждается,
исполнялись, скорее всего, в домах и на пирах знати? Вполне возможно,
что гомеровская монументальная «Илиада», отточенная до блеска в
городах Ионии, предназначалась именно для этих аристократических кругов
и этой среды; однако предшествовавшие «Илиаде» более краткие поэмы в
Ионии и Эолиде, как и в материковой Греции, с точки зрения их целевой
аудитории, были в равной степени обращены и к аристократии, и к
простому народу. Не вызывает сомнений, что сама «Одиссея» относит певцов, аэдов,
к разряду демиургов, то есть «умельцев, работающих на общину»
(Одиссея. XVII.383—385). Следующий вопрос: в каком объеме гомеровский эпос
может быть истолкован с точки зрения традиционной природы этих
великих поэм? Другими словами, какова здесь пропорция между элементами
более или менее древнего происхождения и новыми элементами, которые
все вместе перемешаны и переплавлены, образовав некую художественную
фикцию и более уже не представляя никакого отдельного периода или
общества? Не подрывает ли данное обстоятельство в широком масштабе
наше доверие к поэмам как к источнику знаний о верованиях и поведении
реально существовавших людей? Собственно исторический аспект этой
проблемы был подвергнут детальному обсуждению в: САН П2.2: гл. 39Ь;
здесь же нас будет занимать воздействие эпоса на развитие идей, и при
рассмотрении данной темы необходима должная мера осторожности.
Совершенно ясно, что у Гомера мировоззрение героических персонажей
не совпадало со взглядами людей, слушавших его поэмы в конце УШ в.
до н. э.; и всё же вкус аудитории к подобным вещам в некотором
смысле является показателем ее собственных ментальных установок. По
крайней мере, весьма вероятно, что слушатели были не более, если не менее,
рационально мыслящими и вдумчивыми людьми, нежели эпические
персонажи, которые приводили аудиторию в восторг и поступки которых их
потомки продолжали воспринимать в качестве образцов поведения.
Поэмы в некоторых отношениях, несомненно, носили архаичный характер,
однако не следует впадать в ошибку (более серьезную, чем то делали их
слушатели в древности), рассматривая эти произведения как примитивные
или наивные. Прослеживая развитие идей, мы, по крайней мере, можем
предполагать, что тем уровнем интеллекта, который косвенно
проявляется у Гомера, в равной степени обладали многие из современников
последнего — что, без сомнения, можно сказать и о других вещах, лежавших за
рамками героической поэзии.
Дело в том, что гомеровские персонажи отнюдь не являлись, говоря
кратко, воображаемыми леви-брюлевскими дикарями2, лишенными ин-
2 Леви-Брюль Люсьен (1857—1939) — французский этнограф и психолог, создатель
теории о господстве «дологического мышления» в идеологии первобытного общества и в
религиозном сознании. —A3.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 471
теллекта или системного мышления, руководимыми лишь эмоциями и
понимающими причинную обусловленность только как непредсказуемое
воздействие невидимых сил. Напротив, эпические герои были вполне
разумными, часто весьма сообразительными людьми, соразмерявшими свои
поступки и поведение с материальными условиями на основе тщательного
взвешивания последних, как и конечно же со сложной цепью социальных,
религиозных и идеологических предрассудков. Вопреки встречающимся
иногда утверждениям, что эпические герои якобы были не способны
«принимать самостоятельных решений», а действовали, скорее, спонтанно,
исходя из суеверий и внушаемых божеством побуждений, поведение этих
персонажей зачастую контролировалось сознанием не в меньшей, если не
в большей степени, чем это бывает у нас самих в подобных
обстоятельствах3. Одиссей олицетворяет собой метис (μητις), хитроумную
сообразительность, которой греки всегда восторгались и которой они
руководствовались во многих своих делах; однако его поступки во многом
определяются простейшим логическим расчетом, равно как и поведение его
менее премудрых сотоварищей. Едва только в пятой песни «Одиссеи» герой,
плывя по направлению к острову феаков, заслышал ужасный грохот волн,
бившихся о прибрежные скалы, как он начал мрачный, но весьма
рассудительный разговор с самим собой: если попробовать выбраться на остров
на волне прибоя, то будешь вдребезги разбит об утес, если же плыть вдоль
скал, пытаясь отыскать более ровное место для выхода на берег, тогда
порыв ветра может снести тебя назад в море. Сложившиеся затем
обстоятельства заставили Одиссея остановиться на втором варианте, и он,
совершенно изнемогший, выбрался на берег, в устье реки. На короткое время он
лишился сознания, но, очнувшись и собравшись с мыслями, без
промедления вновь приступил к тщательному рассмотрению имеющихся у него
возможностей и стоящих перед ним опасностей (Одиссея. V.407—487): если
заночевать здесь, на отлогом берегу, не имея никакой одежды, то можно
погибнуть, в особенности из-за того, что обычно перед восходом с рек дуют
холодные ветры; если же, с другой стороны, углубиться в лес в поисках укрытия,
то можно стать легкой добычей для диких зверей. «После таких
размышлений ему показалось полезным двинуться в лес»: укрытие он нашел
невдалеке от реки, в густых зарослях, выбрав таким образом компромисс
между двумя наиболее очевидными и крайними линиями поведения; риски,
связанные с ними, он просчитал, удачно скомбинировав выводы,
сделанные на основе оценки особенностей данной местности и общего
предвидения. Некоторые «теологические» детали были нами, конечно, опущены,
но они не способны помешать обнажить логику, лежащую в основе
поведения героя. В течение двух дней Одиссей мог оставаться на поверхности
моря благодаря волшебному покрывалу, данному ему на время морской
богиней Левкотеей; это Зевс, как полагает Одиссей, вынес его ближе к
земле, в то время как Посейдон по-прежнему старался его погубить; герой
обращается с мольбой к речному богу, который, как он думает, управляет
3 Противоположный взгляд изложен в: С 468: гл. 1, 2, в особенности с. 30.

472
Часть вторая
водным потоком в устье реки, и именно это божество в результате
успокаивает волны и позволяет мореходу выбраться на сушу.
До некоторой степени такое божественное участие — вряд ли
отражающее что-то большее, нежели умеренную набожность и суеверие, —
вполне могло допускаться и самими слушателями гомеровских поэм. Но
боги у Гомера часто вмешиваются в человеческие дела гораздо
решительней и даже более индивидуально, чем в рассмотренном случае. Гера,
Афина, Посейдон и Аполлон в «Илиаде» постоянно посещают поле битвы и не
упускают из внимания происходящие здесь события, манипулируя
вождями или насылая панику то на одно, то на другое войско. Арес и Афродита
принимают в пятой песни непосредственное участие в сражении, где Арес
убивает одного из ахейских воителей и срывает с него доспехи; в то же
время Афродита в третьей песни лично заботится о том, чтобы Елена
разделила ложе с Парисом, хотя сама она не желала того [Илиада. V.840—844;
Ш.389—420). За общим ходом событий наблюдают собравшиеся на
совете боги, которые в конечном итоге выполняют повеления Зевса; Ирида
или Гермес отправляются в путь в качестве божественных вестников,
дабы передать соответствующие наставления смертным или менее
значительным божествам. Такие совещания описываются также и в
начальной части «Одиссеи», но здесь по мере развития событий Афина лично во
время многочисленных явлений Одиссею, ее протеже, планирует вместе
с ним тактику действий в критические моменты.
Всё это в определенном смысле находится за пределами тех
поверхностных религиозных частностей, которые лишь оттеняют решение плыть
к берегу, принятое в значительной степени самим Одиссеем, и проблема
состоит в том, в самом ли деле кто-нибудь хотя бы на какой-то стадии
существования этого предания верил в столь интенсивное божественное
вмешательство в людские дела. Если нет, тогда роль богов в поэмах
оказывается в большой мере искусственным делом, литературным приемом.
Вопрос о том, до какой степени это в действительности могло быть так,
обсуждался неоднократно; но благоразумный ответ состоит в том, что,
несмотря на наличие у Гомера многочисленных указаний на искреннее
религиозное чувство и веру в конкретных богов, способных как помочь,
так и навредить, и чью благосклонность человек пытался снискать,
большая часть «божественного аппарата» в гомеровских поэмах, включая как
детально разработанные сцены совещаний на Олимпе и тщательно
выведенные религиозно-бытовые подробности, так и более ярко описанное
вмешательство богов в человеческом обличье в земные дела, является
поэтическим вымыслом. То обстоятельство, что олимпийские божества
отнюдь не всегда являлись объектами неподдельного благоговения со
стороны людей, слушавших эпические предания, или то, что в отдельные
времена и в отдельных местностях какая-то часть обнаруживаемого в поэмах
комплекса божественных и человеческих мотиваций никак не
отражалась в действительной вере и реальной жизни, не означает ничего
большего по сравнению с тем фактом, что Милтон и его читатели не имели
правоверных христианских чувств по отношению ко многим поэтически раз-

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 473
работанным событиям «Потерянного Рая». Но это все-таки означает, что
суждение обычного человека о мире около 700 г. до н. э. было более
рациональным и систематическим, чем это кажется при поверхностном
прочтении Гомера; быть может, даже более рациональным, нежели
мировоззрение наиболее осмотрительных и реально мыслящих гомеровских
персонажей, таких как Одиссей, у которого религиозные предубеждения
играли не столь значимую роль, какая часто приписывается гомеровским
героям.
Необходимо сделать, по крайней мере, три дополнения к этому
относительно простому выводу, а также добавить одно, так сказать, «подстрочное»
примечание. Во-первых, перефразируя уже знакомый аргумент, можно
сказать, что принятие гомеровской аудиторией поэтической точки
зрения на богов само по себе является частью ментального и
эмоционального состояния этой аудитории. Во-вторых, в гомеровской традиции
обнаруживается тенденция к преуменьшению ритуальной стороны
современной ей религии — по сравнению с тем, каковой эта сторона должна была
быть на самом деле. Помимо стереотипного сжигания в определенных
случаях бедренных костей и внутренностей перед приемом пищи, а также
четырех или пяти публичных жертвоприношений (включая жертву,
сожженную целиком ради умиротворения Аполлона в первой песни
«Илиады», жертвоприношение, осуществленное в соответствии с клятвой
перед поединком в третьей песни «Илиады», а также жертвоприношение
Посейдону на морском побережье в Пилосе в третьей песни «Одиссеи»),
имеется на удивление мало указаний на религиозное поведение и ни
одного упоминания — даже в более бытовой «Одиссее» — земледельческих
ритуалов. В-третьих, героический идеал личной чести не мог разделяться
людьми, слушавшими эпическое предание в пору его наивысшего
расцвета, для которых рыцарские и воинские ценности Ахилла, Агамемнона и
Аякса должны были казаться весьма архаичными. Что касается нашего
примечания, оно касается вопроса о том, в какой мере сам Гомер (вернее
говоря, тот, кто составил монументальную «Илиаду» в середине VIII в.
до н. э.) способствовал формированию мифического и божественного
фона. Очевидно, что он внес некоторые новшества, включая, быть может,
многие подробности относительно божественного образа жизни и
пиршеств на Олимпе. Однако статус и функции отдельных богов и богинь, а
также их точные родственные отношения друг с другом были к тому
времени уже хорошо известны; такой вывод возникает как из развитого
формулярного языка, присущего божествам, так и из отсутствия каких-либо
объяснений, когда эти боги впервые появляются в поэмах; например, в
третьей песни «Илиады» Афродита сразу же предстает главнейшей в
вопросах любовной страсти богиней4. Идея о том, что боги периодически
собираются на совет, является особенно древней, и тема эта в конечном
итоге восходит к аккадской и шумерской литературе. Так что едва ли мож-
4 Илиада. Ш.374 слл., ср.: 54; в так называемом «Троянском каталоге» имеется строчка
со ссылкой на Афродиту как на мать Энея: Илиада. П.820.

474
Часть вторая
но усомниться в том, что большая доля теологического и
интеллектуального фона поэм значительно древнее УШ в. до н. э., как конечно же и
многие аспекты социального контекста.
Стиль Гомера, как и содержание его поэм, помогает прийти к
некоторым выводам относительно идей и мыслительных процессов в период,
не освещенный другими письменными источниками. Имеет особое
значение то, например, что развитие событий в поэмах весьма часто
изображается посредством прямых речей. О принятых богами решениях не
сообщается сразу же в их окончательном варианте — речи каждой стороны автор
стремится излагать полностью. Некоторые из батальных сцен, конечно,
не могут быть представлены иначе, как в форме объективного
повествования от третьего лица, но при этом они обильно усеяны
произносимыми воителями воспоминаниями и высказываниями о своих намерениях,
вызовами на поединок и триумфальными речами. Точно так же и в
случае с «Одиссеей» слушатели оказываются осведомленными практически
обо всем, что происходит у главного героя в уме — как благодаря
внутренним монологам, когда он остается наедине с собой, так и благодаря его
разговорам с Афиной, Телемахом, Евмеем и другими персонажами.
Именно этот прием, фокусирующий наше внимание на драматическом и
личностном аспектах, делает поэмы до такой степени интимными,
жизненными и тонко раскрывающими мотивацию персонажей. Повторим, что корни
драматического эпоса лежат на Ближнем Востоке в глубокой древности,
в таких предшественниках, как, например, «Эпос о Гильгамеше»;
однако наивысшая степень развития этой техники в гомеровской традиции
(причем многое в сем деле было достигнуто еще до великого
составителя поэм) представляет собой феномен особого порядка; среди других
литературных произведений это — своеобразная модель для. той
разновидности чрезвычайно личностного противостояния между внутренним
и внешним мирами, которое обнаруживается в следующем столетии в
стихах Архилоха. Едва ли можно с уверенностью утверждать, что,
несмотря на монолитный характер героической ментальности и бедность
традиционного словарного запаса в плане обозначения психологических
явлений, греческая склонность к самоанализу уже крепко утвердилась.
У вошедших в поговорку «мудростей», которые чаще всего
представляют собой наивные и сверхбанальные истины, лишь изредка появляется
возможность быть высказанными у Гомера. Непривычно путанный ответ
Энея Ахиллу в двадцатой песни «Илиады» оканчивается сумбурным
набором избитых афоризмов: «Доблесть же смертных властительный Зевс
и величит, и малит, как соизволит провидец: зане он единый всесилен.
<...> Гибок язык человека; речей для него изобильно всяких; поле для слов
и сюда, и туда беспредельно. Что человеку измолвишь, то от него и
услышишь» — и так далее (Илиада. ХХ.242—250, пер. Н.И. Гнедича). К счастью,
эпическая традиция особо не злоупотребляла подобного рода вещами,
отчасти потому, несомненно, что это не соответствовало образу великих
вождей; впрочем, даже более скромные персонажи «Одиссеи» избегают
произносить подобные «мудрости». И всё же эти последние напоминают нам

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 475
о том, что незатейливые обобщения о роке и удаче смертных являлись
непременным элементом обычных для людей воззрений и разговоров —
элементом, которому позднее предстояло оказать очень мощное
воздействие на элегическую поэзию 7—6-го столетий (к ее пользе), что можно
увидеть на примере самых тривиальных и многословных пассажей в
собрании стихов, связываемом с именем Феогнида из Мегар. Совершенно
отсутствует у Гомера (и лишь однажды появляется у Гесиода) еще одна
популярная разновидность изложения мудрых мыслей, а именно —
сказка о животных, хотя ее весьма развитая форма, обнаруживаемая
несколько позднее в стихах Архилоха и Эзопа, предполагает наличие у нее долгой
истории. С другой стороны, не вызывает никакого сомнения, что из того,
что относилось к области высокой поэзии, предусмотрительно
исключалось всё, воспринимавшееся как излишне грубая манера выражения.
Другим вопросом для обсуждения является иносказание, и самые
последние поколения певцов, исполнявших устные героические предания,
очевидно, любили придавать Ате (Одержимость)5 демонический статус
и описывать ее как божество, стремительно мчащееся над землей в
сопровождении спотыкающихся изворотливых Молитв, «смиренных дщерей
великого Зевса», которые могут уменьшить причиненный ею вред, или
как старейшую дочь Зевса, которая неслышно ходит над головами людей,
принося им несчастья (Илиада. IX.502—507; ХГК.91—94). Этот прием сам
по себе подразумевает значительно развитую способность к абстракции и
структурированию идей. В будущем Гесиод разовьет его — или, по
крайней мере, позволит занять ему более заметное положение в своих поэмах
с их более простым стилем — а также разработает новые
персонификации, такие как Распря, Паника и Сон. То, что используют Гомер и Гесиод,
не является поверхностным образцом (παράδειγμα) или мифическим
примером (exemplum), какой полнее всего обнаруживается в истории о Мелеаг-
ровом гневе, рассказанной с целью предостережения Ахилла в девятой
песни «Илиады» (524—605). Мелеагр был воином, сражавшимся за этолий-
цев против куретов в разгоревшейся распре за голову и шкуру Калидон-
ского вепря; герой, однако, впал в состояние угрюмой бездеятельности,
когда мать прокляла его из-за убийства ее брата. Всё новые и новые люди
приходили к Мелеагру и упрашивали его унять гнев и вернуться в битву;
в конечном итоге, уступив своей супруге, он согласился, но случилось это,
когда ситуация стала почти безнадежной. Ахилл, как полагает
рассказывающий эту историю старец Феникс, рискует оказаться в том же самом
положении. В действительности данная парадигма являет собой нечто
большее, нежели простое средство убеждения; это непринужденный
способ сравнения некоторых элементов личного опыта — мифических и
предсказуемых по своим последствиям, с одной стороны, и реальных и
непредсказуемых — с другой, применяемый для выбора правильной линии
поведения. В результате устанавливается своего рода посредничество между
миром мифов и реально существующим миром; однако основание своих
5 В греческом языке слово «ατη» означает душевное смятение, вызванное
помешательством или манией; персонифицированная Ата — божество злого рока, мести и беды. — A3.

476
Часть вторая
поступков на героических exempla было, разумеется, более значимым для
персонажей Гомера, нежели для его слушателей, весьма склонных,
возможно, цепляться за героические архетипы, в действительности уже
отжившие свой век.
В общем, у интеллектуальной модели, которую дает эпос, несомненно
были как свои преимущества, так и недостатки. Вопреки ясности мысли,
которая в значительной степени лежит в основе процесса принятия
решений, и вопреки здравому отказу от сказочных и фольклорных
нравоучений, у Гомера с неизбежностью появились усложнения, возникшие в
результате тщательной поэтической разработки функций богов, а также
недоразумения и двусмысленности, образовавшиеся в сложной по
своему составу и существовавшей с незапамятных времен традиции.
Искусственное смешение различных аспектов материальной культуры — как,
например, воображаемая колесничная тактика, обсуждаемая в: САН П3.2:
гл. 39Ь, — это не самое страшное; но вот особенная непоследовательность
эпоса в вопросах брачных и наследственных правил на Итаке, или
отношений между Мойрой, богиней судьбы, и Зевсом, или представлений об
умерших и об их способности влиять на живых — всё это вряд ли могло
способствовать формированию разумных взглядов на человеческое
сообщество и на мир в целом. Иногда, по общему мнению, очевидные
аномалии оказываются более позитивными по своим последствиям; к
примеру, можно обнаружить, что на поздней стадии эпическая традиция — а
может быть, сам Гомер — отказалась от более ранних допущений и
подвергла их пересмотру. Последний обычно осуществлялся весьма ярким
способом, и его цель могла быть столь же литературной, сколь и
рациональной; как бы то ни было, когда в девятой песни «Илиады» Ахилл
исполнился гневом и вошел в состояние угрюмого уныния вопреки (помимо
всего прочего) обычаям героического благородства или когда Зевс в
самом начале «Одиссеи» сетует на привычку смертных винить богов за свои
несчастья, трудно избежать ощущения, что по сравнению с более ранней
стадией был достигнут интеллектуальный прогресс.
Всё это не вызывает удивления, когда рассматриваешь очевидные
изменения в других сферах: оживление экономических отношений,
возведение каменных храмов, появление тщательно устроенных захоронений,
рост городских поселений и развитие их системы управления,
распространение грамотности с начала &то столетия. Пункт, стоящий в списке
последним, оказывается не последним по значимости. Самые ранние из
сохранившихся алфавитных надписей относятся приблизительно к 725 г. до н. э.
и имеют стихотворную форму6. Носил ли первоначальный импульс,
направленный к овладению алфавитом, коммерческий характер или нет
6 Среди прочих обобщающих сводок см.: С 16: гл. 11; С 36: 69—71. Сейчас имеется
гораздо более полное исследование: Heubeck Alfred. Schuft (Archaeologia Homerica X,
Göttingen, 1979), особенно с. 75 слл. Автор приходит к выводу (с. 86 ел.), что в начале УШ в. до н э.
условия Кипра наиболее подходили для развития греческой алфавитной системы, причем
первоначально это письмо использовалось для торговых целей (с. 151 ел.). Остров Родос
мог играть важную роль в передаче алфавитной системы Греции вообще (с. 87) и Эрет-
рии — в частности (с. 77 ел.).

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 477
(что касается финикийских образцов, найденных на Кипре, эти надписи,
как ни странно, не носили характера торговых документов), ясно, что
появление алфавитного письма незамедлительно оказало воздействие
на литературу. Можно не сомневаться, что ко времени Архилоха, то есть
приблизительно к 650 г. до н. э., по крайней мере некоторые поэты,
какие бы элементы устной манеры изложения они ни сохраняли в памяти,
делали записи, и это была одна из существенных составляющих их
поэтического мастерства7. Радикально сократившаяся область эпической
традиции переживала не лучшее время, влача свое существование как в
форме повествовательных гимнов (так называемые «Гомеровские
гимны», самые длинные и лучшие из которых восходят к концу VII—VI в.
до н. э. и производят довольно сильное впечатление особыми способами
выражения, хотя по общей атмосфере они ориентированы
исключительно сами на себя и чересчур этиологичны)8, так и в форме безжизненных
экзерсисов на тему тех эпизодов Троянской войны и последовавших за
ней событий, которые «Илиада» и «Одиссея» оставили без внимания, а
также в форме посредственных миниатюрных эпических поэм о Геракле и
Тесее. Не вызывает сомнения, что успех двух великих эпических
шедевров — по-прежнему поддерживавшийся рапсодами, которые были скорее
профессиональными чтецами-декламаторами, чем
бардами-созидателями, — подорвал потенциал устной традиции и направил ее исполнителей
в сторону эксплуатации гения Гомера; в то же самое время
распространение письменности способствовало становлению новых литературных
стилей, а эпос стал выглядеть вполне устаревшим жанром (если не считать
гомеровских произведений).
В промежутке между устной героической традицией и новой
грамотностью Гесиод в своей деревенской Беотии сумел создать две интересные
поэмы весьма экстравагантного и в известной степени изобретательного
типа. Героическая стихотворная традиция в материковой Греции
специализировалась, видимо, на каталогах, и «Теогония» в некотором смысле как
раз является перечнем богов (хотя на самом деле она представляет собой
нечто большее), а «Труды и дни» — очень широким каталогом
земледельческих урочных работ, а также благоприятных и неблагоприятных дней.
Третьей гесиодовской поэмой был, как известно, «Каталог женщин» — не
столь оригинальное произведение, сохранившееся лишь во фрагментах,
что вполне предсказуемо. Все гесиодовские работы были подвергнуты
перегруппировке и переработке издателями того или иного рода,
первоначально, возможно, рапсодами. В результате этого «Теогония» получила
свое невнятное окончание, невзирая на которое основная цель поэмы
остается совершенно ясной: показать, как размножились боги с момента
сотворения мира, распределить их по отдельным поколениям и установить
более определенные родственные отношения между некоторыми
малоизвестными фигурами, в особенности же продемонстрировать законность
верховной власти Зевса, его принадлежность к родословной божествен-
7 С 35: 197-200.
8 С 464: 3-12; С 1: 118 слл., 194 слл, 267 слл.

478
Часть вторая
ных властителей, а также его борьбу за достижение постоянного
господства путем низвержения сначала своего жестокого отца Кроноса и
последующего преодоления двух похожих опасностей, исходивших от
завистливых соперников — Титанов и Тифона. Особые авторские интересы
обнаруживаются в процессе развития основной темы: более точное
описание чудищ, наполовину змей, и других монстров, которые заполняли
собой задний план греческих мифов и в большинстве случаев имели
отчетливое восточное происхождение; модернизация образа Гекаты и
согласование ее функций, которые в народном сознании и в ритуале отличаются,
двигаясь в разных направлениях; а также описание того, как Зевс от
необходимого использования грубой силы (наиболее живо
персонифицированной в образе сторуких Гигантов, которые помогли ему справиться с
Титанами) обратился к установлению некоего согласованного порядка,
частично воплощенного в образе Дике, то есть Справедливости.
То же самое представление о Дике как о руководящем принципе Зев-
сова правления становится — в несколько более прикладной форме —
одной из главных тем более сложной по составу и даже более хаотичной
поэмы «Труды и дни». Описав в своей предшествующей поэме приход
Зевса к власти, здесь поэт обращается к рассмотрению того, как в
действительности осуществляется правосудие в беотийской глубинке. Как бы оно ни
осуществлялось, это ему явно не нравится. Разочарованный исходом
судебной тяжбы со своим братом Персом по поводу наследства, Гесиод
обвиняет басилевсов (царей или представителей знати), которым подобало
бы быть покровителями поэта, во взяточничестве и в противозаконных
действиях [Труды и дни. 27—39; ср.: Теогония. 79—97). В обществе, очевидно,
происходили перемены, и напоминающий аллегорию рассказ о пяти
поколениях людей, начиная с племени «золотого века», упоминание о котором
периодически встречается и в других греческих мифах, и заканчивая
выродившимся «железным поколением», представление о котором разработано
самим Гесиодом, проецирует разочарование поэта настоящим временем
на общую канву мифической доистории [Труды и дни. 109—201). И всё же
его собственный опыт на самом деле полностью чужд этой традиции.
Проповедь, обращенная к Персу, состоит в том, что ему следовало бы
стремиться достигнуть благополучия — или, скорее, сносного
существования — не путем судебных тяжб о наследстве, не говоря уже об обмане и
уловках, а благодаря упорному труду. Гесиод внес исправление в
описание Эриды (Распри), содержавшееся в его предыдущей поэме, говоря
теперь, что существует не один, а два типа раздора [Труды и дни. 11—24).
Здесь не только раздор, но и война эпической традиции имеет еще одну,
более позитивную и конструктивную разновидность, проявляющуюся в
соперничестве земледельцев в скорости исполнения своих сезонных
работ и в получении с земли, с трудом поддающейся обработке, как можно
большего урожая. Всё это существенно отличается от этической и
практической подоплеки гомеровских поэм. В «Одиссее» время от времени
конечно же упоминаются обычные земледельческие и пастушеские
работы; при схематичном описании повседневной жизни свинопаса Евмея

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 479
(имевшего при этом типичное знатное происхождение) указываются
некоторые характерные подробности, которые скорее создают местный
колорит, чем намекают на значение скотоводства самого по себе; и ближе
к концу поэмы Одиссей обнаруживает, что его престарелый отец Лаэрт
одет в мужицкую одежду и обедает чуть ли не в открытом поле (Одиссея.
XXIV.226—234). И всё же остается понятным, что в целом он ведет жизнь
человека, обладающего благородным происхождением, жизнь,
наполненную, кроме всего прочего, повторяющимися время от времени боевыми
столкновениями или воспоминаниями, которым он предается во дворце
или в сельском поместье вместе с людьми, равными ему по статусу. Греки
никогда не избавились окончательно от этой аристократической
склонности, которая, как это ни удивительно, сохранилась от условий
существования эпохи «темных веков»; но, выделив вторую разновидность распри,
Гесиод выполнил важнейшую аналитическую задачу, которая так же, как
и протягивание психологического мостика от героического морального
идеала к земледельческому, была явственным шагом вперед по
направлению к установлению светского взгляда на жизнь.
С тех пор, как в 1912 г. Ф.-М. Корнфорд опубликовал свою книгу «От
религии к философии», историки греческой мысли особенно энергично
стали представлять Гесиода как истинного предшественника ионийских
натурфилософов VI в. до н. э. Ключевой вопрос, который, конечно,
будет подниматься снова и снова, состоит в том, до какой степени этого
поэта можно рассматривать в качестве зачинателя нового
рационалистического направления греческой мысли, которое достигло кульминации в
философии. Наличие здесь явной преемственности невозможно
отрицать, и это далее более верно, чем утверждение, что имелась какая-то
разновидность эволюции, а не полный обрыв между практическими,
религиозными и мифологическими взглядами гомеровской аудитории и более
светскими установками граждан развившихся городов-государств конца
VII—VI в. до н. э. Когда Гесиод пишет о принципе Дике, о двух
разновидностях распри, об отношениях между людьми и богами, реализуемых
посредством жертвоприношений, о природе человеческого рода и о
происхождении пороков, необходимо признать, что здесь он оказывается на
той почве, которую позднее займет философия. Давая упорядоченное
описание в корне отличающихся и порой хаотичных фигур богов и
чудовищ, с конечным намерением оправдать власть и верховенство Зевса,
поэт осуществляет систематизаторскую и энциклопедическую задачу,
которая была частью работы по упорядочению знаний и как таковая не
особенно отличалась от имевшей историческое значение работы над теологией
и натурфилософией, выполнявшейся позднее в аристотелевском Лицее.
Расширив сферу аллегории путем развития образов, приближающихся
к абстрактным понятиям, таких как Метида и Фемида (Хитрость и
Заповедь9, двух жен Зевса), а также Смерть, Сон и Видения, Гесиод продол-
9 Греческое слово «θέμισ», давшее имя богине Фемиде, означает, кроме прочего,
заповедь в смысле неписаного права, обычая, священной обязанности. — A3.

480
Часть вторая
жил процесс систематизации, идя в этом случае уже по пути Гомера,
посредством чего различные грани человеческой жизни и деятельности
методично связывались с антропоморфным миром признанных богов. И
всё же каркас по-прежнему оставался мифологическим, и когда Гесиод
косвенно приглашает свою аудиторию рассмотреть происхождение,
природу и статус женщин в процессе изложения истории о том, как Прометей
пытался перехитрить Зевса в вопросе о жертвоприношениях и был за это
наказан (и вместе с ним — люди) сначала через лишение огня, а затем —
путем сотворения женщины, он вряд ли придумал всё это, чтобы
рассуждать напрямую о человеческих и социальных отношениях, и тем
более здесь нет и речи ни о каком зарождающемся философском способе
мышления [Труды и дни. 42—105).
Иногда можно выявить рациональные структуры и взаимосвязи, да и
входящие в состав повести о Прометее элементы, похоже, имеют четкое
специальное назначение; но в конечном итоге тот образец мысли,
который Ж.-П. Верная обозначил термином «логика амбивалентности»,
заметен прежде всего при выработке мифов. Где Гесиод всё же применяет
дополнительные рациональные процедуры, так это при организации
определенных второстепенных мифологических материалов, особенно
касающихся тех богов, с которыми еще не имела дела долгая гомеровская
традиция. Это отчасти стало основой для хорошо известного утверждения
Геродота (П.53) о том, что именно Гомер и Гесиод впервые установили
родословную богов, дали им имена и прозвища, разделили между ними
почести и круг обязанностей, а также описали их формы и внешний вид —
суждение, которое, как видно из непосредственно предшествующих
замечаний историка, базируется на превратном понимании как
религиозной, так и эпической традиций, существовавших с конца бронзового века.
С исторической точки зрения, геродотовское суждение недостоверно,
вместе с тем оно представляет определенный интерес, и не в последнюю
очередь потому, что рассматривает Гесиода не в меньшей степени, чем
Гомера, как выразителя мифической теологии и отнюдь не как некоего
предтечу (какой бы смысл ни вкладывать в это слово) рациональной мудрости,
на которую претендовал сам Геродот.
Впрочем, по-прежнему высказываются настойчивые утверждения,
исходящие из представления о протофилософском статусе Гесиода, и,
может быть, лучший способ оценить сделанные им шаги вперед — это
проверить два главных аргумента, предложенных одним из его наиболее
проницательных и симпатизирующих ему интерпретаторов. В своей книге
«Миф и общество» Жан-Пьер Вернан настаивает на том, что, хотя ге-
сиодовский способ мышления остается мифологичным, всё же
тщательная разработка этим поэтом мифов обладает «всей точностью и всей
строгостью философской системы»10. Вернан прежде всего имеет в виду
рассказ о Прометее, представленный в несколько отличающихся друг от
друга версиях как в «Теогонии», так и в «Трудах и днях», а также имеющую
10 С 476: 209.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 481
вид мифа модель пяти поколений людей, которая наличествует только
в последней. Прометеев цикл отражает — способом, одновременно
вызывающим острые чувства и в то же время изысканным, — важные
социальные и религиозные проблемы; в этом едва ли можно усомниться. В
особенности уловка Прометея с жертвоприношениями выходит далеко
за пределы непосредственно этиологического рассказа, к которому
многие критики пытаются ее свести; Гесиод соединил некоторые простейшие
фольклорные мотивы (попытка обмануть бога, понимание им или
непонимание этой хитрости, выбор им подходящего возмездия) таким
способом, который позволяет всерьез задуматься над проблемой
взаимоотношений между людьми и богами и над той ролью, которую в этом деле
играет жертвоприношение. И всё же некоторые из структурных
противопоставлений, обнаруженных Вернаном и другими исследователями
(например, антитеза, заключающаяся в том, что обманный дар Зевсу из
состава принесенного в жертву мяса сбалансирован обманным даром
самого Зевса, который подарил Эпиметею первую женщину), несколько
натянуты; также и о других наблюдениях — как относительно Прометеева
цикла, так и относительно пяти поколений, — высказываются излишне
категоричные заявления. Одно из гесиодовских намерений во втором случае
состоит, несомненно, в том, чтобы разделить поколения по парам:
«золотое» и «героическое» — хороши, «серебряное» и «бронзовое» с таким их
главным отличительным свойством, как хюбрис (ύβρις, «надменность и
нечестивость»), — относительно плохи. Доказывая, что за понятием о
«железном поколении» скрывается подобная пара, Верная, возможно, слишком
далеко заходит с этой симметрией, но в любом случае она оказывается
неполной, поскольку героическое поколение с содержащимися в рассказе
о нем вполне историческими намеками оказывается несовместимым с
остальными поколениями. Унаследованные Гесиодом более древние
компоненты разнообразны, и к их числу относятся ближневосточная
метафора человеческих генераций, обозначаемых с помощью различных
металлов, идея о последовательно ухудшающейся (или улучшающейся)
линии людей или богов, образ великанов, одетых целиком в бронзу, а
также непременный, хотя и противоречивый исходный набор данных,
обеспечиваемый героической традицией. Тому, что делал Гесиод, более
соответствует то, что Леви-Строс называет французским словом «bncolage», то есть
скорее некая манера воодушевленного перетасовывания
мифологических образов, нежели философская строгость11. Наиболее активно
пользоваться своим воображением поэт должен был для описания людей
«серебряного племени», дабы заполнить соответствующую лакуну в
традиционных мотивах; в отношении этого поколения, чьи далекие от
совершенства столетние дуралеи контрастируют с совершенными представителями
«золотого племени», Гесиод продолжает демонстрировать свой темпе-
11 Леви-Строс Клод (1908—2009) — французский этнограф и социолог, один из
виднейших представителей структурализма, создавший теорию первобытного мышления;
французское слово «bricolage» означает 'самодельщина'. — A3.

482
Часть вторая
рамент, который, впрочем, более соответствует создателю мифов,
нежели философу, ученому и логику.
Иное, и даже более важное, утверждение сделано Вернаном в его
книге «Миф и мысль», изданной в 1965 г. Одобряя подход Корнфорда к
проблеме происхождения греческой философии в противоположность
подходу Джона Бёрнета, который описывал ионийскую натурфилософию
«как вещь, совершенно новую для всего мира», Верная повторяет идею о
том, что модель «структурированного сообщества» связывает Гесиода с
Анаксимандром, и в то же самое время французский исследователь
допускает возможность своего рода «мутации» религии в рациональные
воззрения12. При вынесении суждений подобного рода, на первый взгляд
кажущихся привлекательными, требуется большая осторожность.
«Религиозное мышление» само по себе является непростым понятием, хотя оно и не
вводит в заблуждение до такой степени, как химерическое
«мифологическое мышление»13. Возможно, что между Анаксимандром и Гесиодом
имеется структурная близость, однако она в определенной степени зависит от
всеобщего характера используемых этими авторами понятий и вряд ли
означает что-то большее; кроме того, значительная часть «структуры»
милетских космогонии была приписана им извне, благодаря
интерпретациям Феофраста и в конечном счете Аристотеля, от которых и
происходит наша информация. Предполагаемая структурная близость
заключается в возникновении пар («Гея—Уран» у Гесиода, «противоположности»
у Анаксимандра) из единообразной порождающей субстанции (хаос у
Гесиода, апейрон, или беспредельное, у Анаксимандра)14. Пары затем
вступают во взаимодействие, чтобы начать сотворение того мира, каким мы
его знаем. Гесиодовский хаос — вещь, приводящая исследователя в
замешательство (Теогония. 116: «Прежде всего зародился хаос, а затем <...>»);
объяснение Корнфорда, состоящее в том, что это был промежуток
между небом и землей (из чего естественно возникает предположение, что
небо и земля существовали раздельно) корректно лишь отчасти, и в других
местах поэмы это слово, как и подобный ему термин «хаема» (χάσμα,
«зияющая бездна, зев, пасть». —А.З.), используется для обозначения
мрачного, бесконечного и пустынного пространства, бездны. Здесь, впрочем,
происходит несомненный сдвиг в сторону абстракции; помимо всего
прочего, Гесиод смог легко расположить в этом месте более конкретную
мифическую фигуру — Ночь, добившись почти того же самого эффекта, что
и позднейшие имитаторы наподобие Акусилая. Как бы то ни было,
беспредельное (апейрон) Анаксимандра обладает лишь внешним сходством с ге-
сиодовским хаосом; по всей видимости, апейрону дано такое название с
целью избежать идентификации этого понятия с любой субстанцией
развившегося мира, а до некоторой степени — с целью критики воды как
первоэлемента Фалеса.
12 С 475: 287 слл. (структура); 297 (мутация).
13 С 37: 280-283.
14 Гесиод. Теогония. 116—127 (здесь, впрочем, Уран происходит из Геи, а не прямо из
Хаоса); Анаксимандр. Фр. 1 Diels, с доксографической доработкой; ср.: С 450: 105 слл.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 483
Гесиода и многих досократиков, как представляется, объединяла
прежде всего предрасположенность к идее одного-единственного
первоэлемента. Как только эта «первопричина» тем или иным способом произвела
некую пару, стало возможным использовать модель человеческого
воспроизводства для объяснения дальнейшего размножения, как это
недвусмысленно сделано в «Теогонии». Эрос (Любовь), а также его
противоположность Эрида (Распря) широко использовались ранними философами
(наиболее явно Эмпедоклом) в качестве принципа соединения и принципа
разъединения; обе метафоры достаточно отчетливо показывают, что
антропоморфическое отношение к миру продолжало сохраняться даже
после того, как традиционные боги и богини были в значительной
степени интеллектуализированы. «Теогония» является как раз таким
воплощением антропоморфной концепции мира, и воплощение это, несомненно,
оказало большое влияние на историю греческой мысли; но это еще не
превратило ее автора в философа — конечно, тезис о том, что
генеалогическая модель должна была быть открыто отвергнута еще до того, как
философия смогла сделать значительный реальный рывок вперед, требует
доказательств.
На самом деле весьма вероятно, что отвергнуто было гораздо больше,
нежели одна только эта генеалогическая модель. От мифологического
фона в целом, а вместе с ним и от того, что означал традиционный образ
жизни, с которым этот фон был так крепко связан, необходимо было
отказаться или, по крайней мере, истолковать его по-новому (как
занимательный, а иногда поучительный архаизм) еще до того времени, когда
люди смогли приступить к исследованию мира объективно,
непосредственно, аналитически и без слишком значительного вмешательства метафоры
и символа в данный метод. Это то, чего требует философия, и освоение
такого метода в Греции оказалось долгим и сложным процессом. Его
более ранние стадии зависели не столько от новшеств Гесиода (хотя
свойственная и ему, и Гомеру рассудительная жилка должна была помочь в
этом деле), сколько от изменений во всеобъемлющем взгляде на мир,
которые произошли на протяжении жизни пяти или шести поколений,
отделявших Гомера от Анаксимандра. Общепризнанно, что разделение на
традиционные и нетрадиционные общества, а также скрытые за этим
делением смыслы может быть очерчено очень контрастно;
антропологическая модель статичного, «простого», не знакомого с грамотностью
сообщества, противопоставляемого образованному городскому сообществу
с его изменившимися ценностями может легко подвергаться перегибам15.
И всё же эта модель оказывает сильное воздействие на современное
восприятие древней Греции, которая, как бы то ни было, сразу вызывает
неожиданный, возможно уникальный и потенциально творческий,
комплекс ощущений, как только мы начинаем размышлять о ней.
Дело в том, что греки не испытали прямого и прогрессирующего
движения от условий традиционного, не знакомого с грамотностью обще-
С 24: 46-51.

484
Часть вторая
ства, например, по образцу какой-нибудь африканской племенной
группы, попавшей в орбиту западного колониализма. Формированию в
Греции довольно нетипичного сплава традиционализма и потенциальной
революционности способствовало то обстоятельство, что грамотность очень
поздно оказалась связанной с остальным культурным прогрессом, к тому
же произошло это в два отстоящих друг от друга этапа. К первому этапу,
случившемуся ближе к концу бронзового века, относился
кратковременный расцвет линейных систем письменности, применявшихся главным
образом для целей централизованного распределения производившейся
продукции. Принимая во внимание наличие контактов с Египтом и
Ближним Востоком, где иероглифические и клинописные системы письма
использовались в течение почти двух тысячелетий, критские и микенские
дворцовые государства неминуемо должны были в меру своих
возможностей попробовать создать что-то подобное; и почти столь же неизбежным
было то, что одновременно с окончательным крушением дворцовой
цивилизации, случившимся в результате потрясений около 1150 г. до н. э., эта
неразвитая и ограниченная форма грамотности потерпела катастрофу. В
сферах административного управления, архитектуры, религии и общей
изысканности ни Микенская Греция, ни Минойский Крит не имели
никакого сходства с обычным «традиционным обществом»; и определенная
часть этой изысканности, утонченности (по крайней мере, та часть, о
которой свидетельствует сохранение устного предания о Троянской войне)
перешла и в ранний железный век16. И всё же письменность исчезла, а
наступившая бедность, равно как и ностальгия о славном прошлом, требовала
восстановления более статичного и традиционного взгляда на мир;
несмотря на решительное сокращение численности населения и материальных
богатств, героическое прошлое продолжало существовать в людской
памяти и песнях в искаженной до известной степени форме; однако
истинная социальная и культурная среда этого старого мира уже исчезла. К X в.
до н. э. многие части Греции вновь пришли в движение, и с этого
времени, похоже, началось замечательное оживление; однако еще почти два
столетия письменность отсутствовала совершенно, и в течение этих веков
контраст между традиционным изустным способом передачи сведений
и переменами в социальной сфере должен был обозначиться сильней,
чем прежде. К этому времени начали меняться и религия, и мифы, о чем
наводят на мысль гомеровские поэмы; однако в обществе уже
ощущалась потребность в чем-то гораздо более радикальном.
И всё же традиционные элементы в культуре и интеллектуальной
жизни не были попросту списаны за ненадобностью. Они были
приспособлены к новым условиям и секуляризованы; избежав таким образом
слишком разрушительного эффекта, они оказались объединенными со
свежими жизненными силами, проявившимися в принятии алфавита, в подъеме
полиса и даже в новой военной тактике, неразрывно связанной с
применением гоплитов — тяжеловооруженных воинов, которые при этом явля-
16 С 36: гл. б.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 485
лись членами гражданской общины. Начиная со времен Гомера
грамотность быстро распространялась по всему греческому миру, структура
города-государства стала приобретать устойчивость (возможно, по образцу
заморских колониальных поселений) во многих частях Греции,
экономический обмен регулировался с помощью введения металлических денег,
а купеческие общины, наподобие Милета, имевшие контакты не только с
греческими колониями и торговыми центрами на Черном море и в
Египте, но также с древними культурами Лидии и с внутренними районами
Западной Азии, процветали и становились влиятельными. Всё это никак
не согласовывалось ни с традиционной, ни и с гомеровской идеологией, а
с божественным и героическим миром мифов имело исключительно
литературные, патриотические или, так сказать, «арендные» отношения.
Требовался новый подход, причем подход исследовательский, практичный, не
ограниченный излишне консервативными исходными положениями. В
конечном итоге это не подход Гесиода, несмотря на жизненный реализм
некоторых разделов его поэмы «Труды и дни»; до некоторой степени
вызывает удивление то обстоятельство, что данный подход впервые можно
заметить, если говорить об отдельном человеке, — у Архилоха с Пароса,
расцвет деятельности которого приходится на середину VII в. до н. э.
Вряд ли фигура Архилоха была типичной; по всем меркам он,
несомненно, обладал весьма необычным характером. Воин и поэт,
«служитель владыки Эниалия [т. е. бога войны Ареса], которому знакомы также
очаровательные дары муз», как Архилох говорит о самом себе (Фр. 1
West), он выказывает отсутствие интереса к старому набору способов
изображения героических и божественных образов, почти полностью их
игнорируя в сохранившихся фрагментах, если не считать шаблонных
обращений к функциональным божествам наподобие Ареса и Афины как
богов войны и Посейдона как морского бога. Басни о животных, с другой
стороны, были излюбленным средством выражения, и Архилох
использовал их остроумно и очень точно17. Он был прекрасно знаком с
произведениями Гомера; в стихах Архилоха воспроизводятся многие эпические
фразы, которым хитроумно придана новая форма (несомненно, с помощью их
записывания), чтобы эти фразы подогнать под разнообразные
стихотворные размеры, в которых Архилох был мастером. Впрочем, из содержания
и из самого духа гомеровских поэм он позаимствовал сравнительно
немного. Главное влияние здесь на него, похоже, оказал образ Одиссея,
который в некотором смысле был фигурой антигероической, чье крепкое,
коренастое телосложение является, вероятно, моделью для приземистого
и кривоногого командира, которому Архилох отдает предпочтение перед
приятным на вид и аристократичным командиром-пижоном (Фр. 114
West); и похвальба поэта, смысл которой заключается в том, что хотя он и
выбросил свой щит, но сможет раздобыть себе другой, не хуже прежнего
(Фр. 5 West), в некотором отношении отражает расчетливую способность
Одиссея выживать в безнадежных ситуациях.
Насколько мы можем судить на основании его фрагментов 172—187 West

486
Часть вторая
Это могло быть реликтом гомеровского идеала в заключительной
фазе его развития, но пьянство и распутство, на поприще чего Архилох
также прославился, заставляют записать этого поэта совсем в иной разряд —
как представителя новой, жесткой, разновидности полагающегося
исключительно на свои силы бойца, сражающегося за самого себя и за свое
островное государство Парос, отправляющегося в составе колониальной
экспедиции на Фасос, ведущего дела с дикими фракийцами по поводу
приобретения золота и серебра, проклинающего своих товарищей, когда они
его подводят. Здесь нет ничего или почти ничего от старой героической
идеологии, основывавшейся на славе и почете. Чувство собственного
достоинства здесь также представлено в иной форме, чего не скажешь об
озабоченности приобретением богатства как признаком собственного успеха.
На окружающий мир поэт, пожалуй, взирает цинично, оценивающе, без
излипших надежд — он осознает и достоинства, и недостатки своей
личности, когда сталкивается с суровыми обстоятельствами, и он не пасует
перед ними. Во фрагменте, обнаруженном в начале 1970-х годов в
Кёльнском собрании папирусов, Архилох высмеивает Необулу, на которой он
прежде хотел жениться, как развратницу и настойчиво уговаривает ее
младшую сестру покориться его любовным ласкам18. Мужская
склонность использовать появившуюся возможность рисуется здесь с
лирической нежностью, но разоблачение поэтом моральной неустойчивости
обеих девушек и их отца Ликамба становится на будущие века образчиком
для злобных нападок и служит примером той публичной и
пропагандистской роли, какую поэзия начинает отныне присваивать себе. Тот факт,
что личные, автобиографические стихи могли выполнять функцию
подобного рода, удивителен сам по себе. Мы, вероятно, никогда не узнаем, что
заставило Архилоха столь откровенно раскрыть в этом новом фрагменте
собственный сомнительный, с моральной точки зрения, эротизм. Чем бы
это ни было вызвано, сама концепция поэзии, авторского «я», а также
характер отношений между индивидуумами претерпели радикальные
изменения.
Два спартанских поэта, Алкман и Тиртей, были близкими
современниками Архилоха. Алкман написал знаменитый «Парфений» («Девичью
песнь») для хоров девушек, принимавших участие в состязании во время
одного местного религиозного праздника, — но, кроме того, к нашему
удивлению, еще и поэму, содержащую теогоническое и даже космогоническое
вступление, в котором выведены неожиданно абстрактные и совсем не
мифологические Порос и Тетсмор, что-то вроде Способа и Предела19. Здесь
можно обнаружить разносторонность, самобытность, широкий взгляд на
мир — и определенно никакой пропаганды. Тиртей, в свою очередь,
побуждал сограждан в традиционных элегических стихах держаться стойко и
биться на смерть за свой город. Фразы в тиртеевских элегиях гомеровские,
однако их атмосфера, что весьма показательно, характерна для недавно
18 Кёльнский папирус № 3511; Page D.L. (ed.). Supplementum Lyricis Graecis (Oxford,
1974): 151-154, № S478.
19 Page D.L. (ed.). Lyrica Graeca Selecta (Oxford, 1973): № 3, колонка П.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 487
введенной гоплитской фаланги, в плотном строю которой жизнь
каждого бойца зависела как от его собственной дисциплины, так и от
дисциплины его соседа, а отнюдь не от виртуозного мастерства и безрассудного
тщеславия или чего бы то ни было в том же роде, чем славились древние
гомеровские воители.
Восторг, выказываемый алкмановскими девушками в отношении
предводительниц своих хоров, граничит с идолопоклонством. Агидо подобна
солнцу, Агесихора сравнивается с красавцем скакуном, а своим общим
впечатлением это описание напоминает то место в шестой песни
«Одиссеи», где Одиссей сравнивает Навсикаю с Артемидой, сопровождаемой
нимфами, которые «хотя все прекрасны, но ее распознать между ними
легко»;20 можно предположить, что спартанский аскетизм,
обнаруживаемый у Тиртея уже явным образом, но во времена Алкмана еще не
иссушавший душу, должен был соответствовать этому атлетическому и
авторитарному архетипу. На острове Лесбос, где поколением позже, то есть
около 600 г. до н. э., Сапфо и Алкей творили стихи, сложились
совершенно иные обстоятельства, и новый индивидуализм — явление, несомненно,
эгейского происхождения — смог заявить о себе гораздо сильней21. Алкей
имеет что-то общее с Архилохом и порой подражает ему; он также пьет,
проклинает врагов, ставит преданность выше остальных добродетелей,
любит простые уподобления (но придает излишне большое значение
метафоре «государство как корабль во время шторма»). В отличие от Архилоха
он — вечный неудачник, постоянно оказьшающийся на стороне
проигравших в нескончаемом политическом конфликте. Сапфо была его
современницей, они знали друг друга, и Алкей писал о ней с восхищением. В какой-
то момент она также оказалась втянутой в распрю и на
непродолжительное время вынуждена была покинуть Митилену, главный город острова.
Помимо этого, об обстоятельствах жизни Сапфо известно немного; у
нее была маленькая дочь по имени Клеида и не особенно симпатичный
брат, который отправился в плавание в Египет, где спустил часть
семейного состояния на Дориху, знаменитую куртизанку (Фр. 132, 15b Lobel—
Page). Жизненные перипетии самой Сапфо, если судить по стихам, в
которых она изливает душу, были главным предметом ее переживаний.
Пытаясь вникнуть в суть этой поэзии, следует задаться вопросом о
том, много ли информации о состоянии греческой мысли того периода
можно извлечь из стихов Сапфо, равно как и из произведений Алкея или
других живших почти в то же время поэтов, наподобие Гиппонакта, Мим-
нерма и Анакреонта, чьи сочинения также сохранились исключительно
во фрагментах. Эта поэзия определенно свидетельствует о
продолжавшемся избавлении от героических образцов, за исключением тех, что
служили источником хорошо знакомых литературных тем. Но что еще? Я
полагаю, из таких свидетельств необходимо стремиться извлечь столько
информации, сколько они способны дать, хотя бы потому, что другие пря-
20 Page D.L. (ed.). Lyrica Graeca Selecta (Oxford, 1973): № 1, строка 40 ел., 58 ел.; Гомер.
Одиссея. VI. 102-108.
21 С 48: 130-152.

488
Часть вторая
мые письменные данные о развитии идей — если не считать скудных
сообщений о политических и консгитуционнь1х переменах — почти
полностью отсутствуют. Помимо ранних философов (да и тех лишь со
следующего столетия), именно поэты вспыхивают то тут, то там на темном
небосклоне греческой интеллектуальной жизни в век архаики. Поэзия на
западе греческого мира — за исключением тенденций, приведших в
конечном итоге к появлению комедии, — была более консервативной, и Сте-
сихор из Гимеры в Сицилии, живший примерно в одно время с Сапфо,
при использовании старых героических и мифических тем выказывал
более многословья и технического мастерства, чем воображения; однако
на восточном побережье и на островах ситуация была иной.
Кроме того, при всем отличии темпераментов и талантов два
лесбосских поэта, если их рассматривать вместе, дают уникальную возможность
почувствовать, какой могла быть жизнь на их острове. Почти все свои
темы Алкей заимствовал, но не из героической традиции; даже в
застольных песнях он близок к мыслям, звучащим в «Трудах и днях» Гесиода;
однако бросается в глаза его личностная интонация, в которой
проявляется недовольство и разочарование. В противоположность ему Сапфо
необычайно расширила область поэтического и интеллектуального
осмысления. Впервые в Греции чувственное восприятие человеческого лица и
тела, как и ландшао^та, было возвышено почти до религиозного уровня.
Первый шаг на этом пути был сделан Архилохом, однако в стихах
Сапфо есть какая-то самопоглощенность и при этом почти научность при
перечислении некоторых симптомов физического состояния человека
(потливость, бледность, шум в ушах), о которых поэтесса догадывается,
пристально вглядываясь в одну из своих девушек. Иногда тон стихотворения
более традиционен и менее серьезен: к Афродите обращена просьба
склонить на сторону поэтессы упрямую подругу, что богиня уже делала
прежде (Фр. 1 Lobel—Page); поведение Афродиты нежное и насмешливое, в
отличие от того, как ведет себя Афина по отношению к Одиссею в
тринадцатой песни «Одиссеи»: если последняя богиня выражает удовольствие,
видя необычайное благоразумие своего протеже (благоразумие и
хитроумность — особый вклад Одиссея в героический этос), то Афродита
реагирует с притворным огорчением на любовную борьбу, которую Сапфо
ведет почти с галльским безрассудством. Колесницу Афродиты мчит стая
воробьев; так же, несколько юмористически, конкретизирует Сапфо
атрибуты божества и в другом месте. Этот стиль совершенно непохож на
стиль отточенных, но при этом вполне стандартных небольших гимнов
Алкея к Гермесу или к Диоскурам (Фр. 308Ь, 34 Lobel—Page). Святилище,
в котором поэтесса взывает с мольбой к Афродите, помещено в
наполненный яблочным цветением, розами и журчащими ручейками
поэтический пейзаж, а с алтарей разносится аромат ладана, неведомого
гомеровским героям (Фр. 2 Lobel—Page). Совсем иное содержание у Алкея, когда
он призывает Зевса, Геру и Диониса вернуть его из изгнания и покарать
Питтака за вероломство; здесь нет никаких роз, а Дионис назван эпитетом
Оместес, «Сыроядный» (Фр. 129 Lobel—Page). В этих стихах Алкей, пе-

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 489
реполненный жарким негодованием, в виде исключения прямо излагает
свои мысли, тогда как Сапфо использует мифологическую традицию,
пожалуй, слишком уж вычурно. И всё же она ничего не делает без
определенной цели; временно взятый ею на вооружение мифологический подход
является частью тщательно выработанного романтизма, что отражает,
возможно, один из противоречивых аспектов жизни в Митилене. Насколько
экстраординарным, видимо, должен был быть этот аспект и насколько
нетипичным для большинства греческих общин данного периода! Своей
роскошью и излишествами славились главным образом Иония, а также
поселения и острова на юге Эолиды, и всё же именно на эолийском
Лесбосе существовало общество, которое мирно уживалось не только с
Сапфо, бесконечно сражавшейся за поцелуи (и не только) своих подруг —
Анактории, Аттиды, Гонгилы, но и с ее подругами и соперницами,
такими, например, как Андромеда и Горго, предававшимися тому же самому.
Все эти женские объединения не являлись академиями, музыкальными
клубами или культовыми группами (хотя последние должны были
играть здесь определенную роль); это были состоятельные женщины Мити-
лены, удовлетворявшие свои манерные эротические интересы в то время,
как их мужья и братья были всецело поглощены кровной местью,
которая скорее похожа на вражду Монтекки и Капулетти, чем на
полномасштабную гражданскую войну. Находясь в изгнании, Алкей проживал в
каких-нибудь восьми милях от города, а именно в Пирре, знаменитой своим
ежегодным конкурсом красоты; но этот конкурс, видимо, не утешал
исходившего злобой поэта, поскольку тот был лишен возможности
принимать участие в политических собраниях.
Одно из впечатлений от чтения стихов Сапфо — это свобода для
женщин, которая резко контрастирует с той их почти рабской ролью, о
которой позднее положительно отзывался Перикл. Еще одно впечатление,
возникающее вопреки классовым и клановым столкновениям и войне за Си-
гей, эхо которых слышится на заднем плане, — это ощущение комфорта
и почти буржуазного благополучия: выясняется, что один из братьев
Сапфо оказался в сетях некой греческой заморской авантюристки, а другой
передает по кругу чашу с вином в пританее (Фр. 203). Подруги поэтессы
выходят замуж за границу, в чужеземную и экзотическую Лидию,
которая в этой части мира воспринималась и как образец хороших манер, и
как образец парадной стороны воинского дела (Фр. 96,16). Здесь, на
Лесбосе, нет ни малейших признаков зарождающейся философии; между
тем, на расстоянии однодневного морского перехода на юг вдоль
побережья, а именно в Милете, также поддерживавшем связи с Лидией и с замор
скими странами, как раз в это время Фалес и Анаксимандр находились в
начале своего философского пути. В этот период жизнь в Милете не
была отмечена никакими крупными политическими смутами, хотя прежде
город подвергался нападениям гораздо чаще, чем Лесбос. Это, возможно,
было главным отличием, хотя имелись и другие: Милет, в частности, был
более основательно включен в торговые отношения и менее замкнут на
себе. Дело в том, что на Лесбосе литература, как и политика, была черес-

490
Часть вторая
чур ограниченной, слишком заключенной в местные рамки, чтобы
способствовать успехам в иных интеллектуальных сферах. Общеизвестно,
что в вопросах стихотворного размера и подбора слов, как и в точном
применении традиционных exempla или риторических фигур наподобие при-
амеля, лесбосская поэзия демонстрировала совершенно исключительную
дисциплину22. Когда того требовала ситуация, здесь обнаруживался острый
ум и упорядоченность мысли; но ограничивающим фактором, с более
широкой точки зрения, оказывалось отсутствие «величественной темы».
Именно такую тему в рамках великой традиции Гомера и его
предшественников неизменно являл собой мир героев. «Теогония» Гесиода
была весьма амбициозным произведением и смогла предложить новую
крупную тему; и даже вторая поэма того же автора о неизбывной юдоли и
человеческих печалях в зачатке содержит что-то похожее на такую тему — в
своих более конструктивных моментах поэма говорит о Дике Зевса как
о вечном порядке бытия. Но те же самые темы, в том виде, как они
были изложены и неразрывно переплетены с религией и консервативным
мировоззрением устной традиции, должны были быть истолкованы в
безобидном — почти выхолощенном — виде еще до того, как им на смену
смогло прийти секуляризованное суждение о мире в его целостности. Даже
когда это случилось, крупные темы не могли возникнуть из мелочных
мужских ссор и женского эротизма, даже если последний смог породить
поэтессу Сапфо, а первые — поэта Алкея. И всё же свобода воображения,
уверенность и оригинальность, разнообразие вкусов и чувств непременно
должны были стать востребованными в должное время и в надлежащем месте.
Фалес, Анаксимандр и Анаксимен — все они жили в Милете, и их
деятельность, исходная точка в развитии греческой философии, охватывала
период от начала до второй половины 6-го столетия до н. э. В древности
высказывалось обоснованное предположение, что в Милете существовало что-
то похожее на исследовательскую школу естествознания, в которой
Анаксимандр критиковал и улучшал Фалеса, а Анаксимен опровергал
возражения, высказывавшиеся против Анаксимандра. Мы уже видели,
почему подобная школа могла достигнуть процветания скорее в Милете, чем
на Лесбосе; но также полезно задаться вопросом, почему такой
интеллектуальный прорыв не случился на материке, к примеру в Коринфе или в
Афинах, которые в тот период уже могли претендовать на
принадлежность к наиболее развитым в интеллектуальном плане городам Греции.
Можно привести несколько причин, препятствовавших реализации
такой возможности, по крайней мере, в Афинах, и причины эти
раскрывают интеллектуальный климат в большей части метрополий материковой
Греции вообще: экономическая и классовая борьба, о которой свидетель-
22 Приамель (нем. Priamel из лат. praeambulum, «преддверие») — литературный и
риторический прием, состоящий из серии оппозиций, которые служат фоном для главной,
кульминационной мысли; в качестве примера приамеля можно привести упомянутое
выше стихотворение Сапфо (Фр. 16): «На земле на черной всего прекрасней | Те считают
конницу, те — пехоту, | Те — суда. По-моему ж, то прекрасно, | Что кому любо» [пер. В.
Вересаева). — A3.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 491
ствуют стихи Солона, включал конфликт интересов между городом и
сельской местностью, была слишком интенсивной и отвлекала на себя
слишком много сил; индивидуализм островных и колониальных культур
здесь не развился — в Афинах не было поэзии личного характера, а
Солон писал стихи, преследуя первым делом политические цели; здесь
процветали хоровые и публичные поэтические жанры, причем благодаря
нарождавшейся драме направленные на выявление текущих
социальных проблем и на прославление города. Афины обладали
значительными заморскими интересами, и здесь проживало много граждан,
имевших практический опыт в торговле и кораблевождении; чего Афины
были лишены по сравнению с Милетом (если не считать политической
стабильности), так это тесного контакта с западноазиатскими идеями,
находившимися за пределами сферы искусства.
Имеется еще один дополнительный фактор, важный с точки зрения
взаимодействия традиции и инновации. Дело в том, что из Афин
происходят наиболее полные свидетельства о систематической организации
мифологического материала и ритуалов как элемента в деле осознанного
усовершенствования города-государства. Клисфеновская переформовка
старой системы фил в конце 6-го столетия имела целью внедрить почти
математическую структуру полисного устройства, но еще до этого было
начато своего рода тотальное переосмысление религиозной и
мифологической традиции. Образ легендарного царя Тесея, считавшегося
объединителем Аттики под главенством Афин, в VI в. до н. э. неожиданно
становится доминирующим мотивом для чернофигурной вазовой живописи,
которая прославила этот город23. Посредством сюжетов о подвигах Тесея,
разработанных по модели сюжетов о подвигах Геракла, Афины заявили
о своих претензиях на превосходство даже и в мифическом прошлом — во
многом с помощью внесения редакторских изменений в текст самой
«Илиады», осуществленных примерно в то же самое время в процессе
реорганизации Панафинейского праздника и имевших целью приписать Афинам
более значимую роль в Троянской войне (см., например: Илиада. П.557 ел.).
В такой атмосфере процветала священная этиология, а древние
сельскохозяйственные ритуалы наподобие Пианепсий (праздник жатвы и плодов
земли, включавший Осхофорию — Виноградонесение, — то есть ритуальный
бег десяти пар юношей, переодетых в женское платье и с виноградными
ветвями в руках) были истолкованы в свете патриотической миссии
Тесея на Крит, предпринятой ради спасения заточенных в Лабиринте
афинских юношей и девушек, а также в свете гибели Эгея, отца Тесея, при
роковом возвращении последнего. Похоже, первоначально Осхофория была
частным торжеством отдельного рода из Саламина24, но к тому времени
большинство праздников родов и фратрий («братств») были
формализованы в рамках Апатурий — причем не только в Афинах, но и в других
ионийских городах — и сконцентрированы на вопросах, связанных с
внесением недавно родившихся лиц в гражданские списки и признанием их
С 496: 215 ел., 225 ел.
24 С 463: 77-80; С 460: 675.

492
Часть вторая
законнорожденными. Акцент на вопросах воспроизведения потомства,
характерный для большинства древних ритуалов, делался с помощью
непристойных предметов и действий, а также обязательного блуда и
сексуальных оскорблений (даже если это не осознавалось в полной мере); но
женские обряды, такие как Фесмофории, постепенно становились более
важными в роли социальных и феминистских институтов, нежели в роли
магических средств, всерьез использовавшихся для повышения
урожайности. При этом элевсинские мистерии Деметры — с тех пор как Афины
в конце Vit в. до н. э. установили над ними контроль — также утратили
большую часть своих аграрных аспектов; или, говоря точнее, это древнее
сельскохозяйственное празднество, во время которого
демонстрировались хлебные колосья и другие плоды земли, было превращено в
аллегорическое воскрешение для посвященных — в инициацию, процесс,
который Афинское государство подвергало строгому контролю ради своего
собственного могущества и репутации25.
В конечном итоге развитие права и порядка, ставшее неотъемлемой
частью социальной и политической эволюции, во многом зависело от
ограничения кровной мести и от рационализации архаических идей,
связанных с понятием осквернения. Законы Драконта об убийстве датируются,
по-видимому, также концом Vit в. до н. э., а их ритуальным
эквивалентом могло быть произошедшее примерно в то же время преобразование
Буфоний (обряд закалывания быка, являвшийся частью праздника Ди-
полий, справлявшегося в месяце скирофорионе) из ритуального танца,
состоявшего из сложных и древних поз, связанных с охотой и управлением
стадом, в театрализованное судебное разбирательство об убийстве26. Всё
это переосмысление традиционных мифов и ритуалов достигло
кульминации в зачастую весьма нудных Амозономахиях, Гигантомахиях и Кен-
тавромахиях, становящихся в V в. до н. э. стандартным сюжетом
серийных храмовых украшений. Заключительный всплеск аллегорической
пропаганды мог создать серьезное препятствие для дальнейшего
художественного прогресса, но не для технических усовершенствований в
скульптуре и не для талантов некоторых отдельных ремесленников.
Вполне естественно, что этот род культурной деятельности, находившейся на
службе у кон(Л1ггуции и государства, вряд ли способствовал горячему
желанию объяснять мир во всей его полноте — стремлению к этиологии в
более высоком смысле этого слова. Обдуманная переоценка традиционных
мифологических и религиозных ценностей, осуществлявшаяся от имени
города, по крайней мере в данный промежуток времени, оказалась
фактором, ограничивавшим воображение, а вовсе не освобождающим
импульсом, для возникновения которого в колониях по ту сторону Эгейского
моря оказалось достаточно всего лишь преуменыпить значение этих мифов.
Данная разновидность социального и политического переосмысления
культурной традиции имела, несомненно, важные последствия для интел-
25 С 464: 9 ел. — здесь высказываются аргументы в пользу того, что это произошло
скорее в VI, нежели в конце VII в. до н. э.
26 С 426: 350 ел.; С 460: 140-143.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 493
лектуальной эволюции, а также для рождения новых литературных форм,
таких как трагедия, комедия и эпиникий (хоровая победная ода). По
сути, здесь обнаруживается многое из того, что весьма значимо с точки
зрения истории идей. Но чтобы увидеть эту эволюцию в ее наиболее яркой
форме, мы вынуждены вплоть до рубежа VI и V вв. до н. э. постоянно
возвращаться в ионийский Милет, к мыслителям-досократикам. Имея
прочную основу в более простом устройстве города, возникшего как колония,
будучи относительно свободным от напряженных отношений между
городом и деревней по причине своей по преимуществу торговой
экономики, испытывая влияние как со стороны развившегося индивидуализма
островных государств, так и со стороны экзотической культуры Сард и
Лидии, обладая богатой информацией по географии, обычаям и
верованиям иноземных народов, Милет в эпоху Фалеса и Анаксимандра
являлся космополитическим центром и отнюдь не был — в отличие от Афин
или, в некотором смысле, Коринфа — общиной, которую лихорадило в
тисках социальной и экономической революции. Это была та причина (и,
видимо, причина очень важная), из-за которой именно здесь, а не в
материковых центрах, вызрела самая ранняя форма философии.
Реконструкция и объяснение идей досократиков сами по себе
представляют специфическую и трудную исследовательскую задачу; здесь можно
лишь попытаться подчеркнуть наиболее значительные тенденции,
характерные для первого периода в истории этого интеллектуального
направления — задача, в ходе исполнения которой можно совершить серьезные
ошибки преувеличения, которые в обилии обнаруживаются в
респектабельных современных сводках по истории философии. Прежде всего
важно обратить внимание на выраженный прагматический характер
трех милетских мыслителей, что очевидно из античных сообщений, на
которых базируются наши знания. Каждый из этих мыслителей — в
особенности же Фалес и Анаксимандр — имели широкомасштабные
практические интересы; эти люди были не в меньшей степени инженерами и
изобретателями, чем теоретиками, а «философами» они являлись лишь в
производном и этимологическом смысле этого слова. Фалес, например,
однажды дал прямой политический совет (он хотел, чтобы ионийские
государства сформировали федерацию), а также рекомендацию
военно-тактического характера, которая предполагала направление реки в другое
русло; более сенсационный характер имело его предсказание солнечного
затмения, из чего можно заключить, что он должен был иметь доступ к
вавилонским астрономическим записям. Он также развивал новые
способы измерений и принимал участие в дискуссии о причинах ежегодных
разливов Нила. Анаксимандр создал карту известного мира, ввел гномон —
приспособление для определения момента солнцестояния, заимствовав
этот инструмент из Вавилонии, делал астрономические и
метеорологические наблюдения (довольно неточные), а также на основании собственных
исследований пришел к проницательным предварительным выводам об
ископаемых окаменелостях. Анаксимен более основательно
сосредоточился на вопросах космологии, но, кроме этого, провел одну важную анало-

494
Часть вторая
гию относительно той роли, которую вьшолняло дыхание в человеческом
теле27.
По всей видимостии, ни один из трех мыслителей не был склонен к
широкому использованию мифологического языка, хотя о двух из них
сообщается, что к своим первичным субстанциям они применяли термин
«божественное», а Фалес, согласно Аристотелю, думал, что «всё полно
богов»28. Но «божественное» здесь означает не что иное, как «подвижное по
своей сути»; милетцы начали выделять проблему источника движения, а
возможность богов действовать бесконечно и передвигать вещи на
расстоянии являлась традиционной идеей, которую милетцы faut de тгеих29
принимали, по крайней мере, в метафорическом смысле. В самом деле,
выбор Фалесом воды в качестве первичной субстанции был, по-видимому,
обусловлен синтезом мифологических идей, в основном заимствованных
из-за границы; дело в том, что вероятным источником фалесовской
теории были не только воды Океана, который в гомеровской традиции
воображался в виде реки, обтекавшей землю, но также Апсу и Тиамат —
первозданные воды вавилонского «Эпоса творения», или Нун, на чьих
водах, по верованиям египтян, держалась земля, или Техом, который во
Второзаконии представлен как «бездна, лежащая внизу» (33: 13). Как бы
то ни было, увлечение иноземными мифами вскоре прошло. Анаксимандр
предпочитал размышлять в терминах неопределенной
первичной.субстанции, а Анаксимен указывал на то, что эфир, или воздух, подвергаясь
изменениям посредством сгущения и разрежения, может сочетать
преимущества такого первоисточника, как апейрон, с одной стороны, и некой
постоянно наличествующей в разнообразных элементах изменчивого мира
субстанцией (наподобие фалесовской воды) — с другой.
Все милетские натурфилософы конечно же были одержимы идеей,
определявшейся Аристотелем и, возможно, ими самими термином архэ —
первопричина. По-видимому, самоуверенная любознательность,
позволившая им ответить на некоторые непростые вопросы навигации и
механики, подкрепленная необходимостью заменить традиционную космологию
Гомера и Гесиода чем-то более убедительным, сформировала у них
горячее желание заняться историей и причинностью мира в его совокупности.
Семантическая или логическая ошибка, заключавшаяся в
предположении о существовании «единой причины», вела их в том же самом ложном
направлении, что и Гесиода с его хаосом и генеалогической моделью для
объяснения сущестъующих в мире различий, которая, видимо, имела
более прямое воздействие на умы и была, так сказать, всегда под рукой30.
27 С 450: № 65, 66, 74-76, 79-80, 71 (Фалес); 99, 95, 133-137 (Анаксимандр); 160
(Анаксимен).
28 Язык милетцев часто носит поэтический (скорее, нежели мифологический)
характер; в качестве примера можно привести фр. 1 Анаксимандра (ср.: Симплиций.
Комментарий к «Физике» Аристотеля. 24.17).
29 Французское выражение «faut de mieux» означает «за неимением лучшего». — A3.
30 Имеется в виду, что генеалогическая модель, использовавшаяся Гесиодом для
объяснения всего многообразия окружающего мира, понятна любому человеку, поскольку она
строится по образцу размножения человеческого рода. — A3.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 495
Настойчиво повторяемое утверждение милетцев о мире как о
развивающемся организме является умозрительным, но, во всяком случае,
очевидным.
Следующий шаг в развитии философской аргументации был связан
не с Милетом, а с его ближайшим соседом Эфесом, где около 500 г. до н. э.
жил Гераклит, которого некоторые считают наиболее значительным из
всех досократиков. Довольно необычным является то, что он, похоже,
полностью отказался от генеалогической схемы, а вместе с ней и вообще
от бесперспективной темы космогонии, обратившись к иной модели
мира, которая по своим истокам была не менее, а на деле даже более
мифологичной. «Этот космос, — писал он во фрагменте 30, — не создан никем
из богов, никем из людей, но он всегда был, есть и будет — вечно живой
огонь, мерами возгорающийся и мерами угасающий». Огонь есть вечный
принцип миропорядка, а также материя самого мира; в своих
рассуждениях Гераклит намекает на его генезис, говоря в другом фрагменте (64) о
«Перуне» и заявляя в третьем (32), что «одно-единственное Мудрое (к
которому, вероятно, приравнивается огонь. —A3.) одновременно и желает,
и не желает называться Зевсом». Не будет конечно же ошибкой видеть в
Перуне хорошо знакомый инструмент власти и наказания,
принадлежавший Зевсу. То, что управляет физическими изменениями в мире, для
Гераклита определенно является компонентом порядка или меры
наподобие Дике, Справедливости Зевса, и вот почему Мера, Логос, или
«Мудрое», несут на себе явную печать сходства с самим Зевсом. Создается
ощущение, что Гераклит отверг схему космической эволюции, наиболее ясно
выдвинутую в гесиодовской «Теогонии», именно ради модели космической
неизменности, находящейся под контролем вечного Промысла, что
целиком встраивалось в концепцию Зевса как всемогущего бога —
концепцию, может быть, наиболее отчетливо сформулированную в гесиодовской
версии Зевса и Дике («Труды и дни»). Это должно бы\о превратить Геси-
ода не в создателя философии (или этой линии философии), но, скорее, в
полезный и доступный источник религиозных мыслительных образцов,
которые, однако, можно было умело развернуть в аргументы общего
характера как относительно неизменности, так и относительно
изменчивости мира.
Гераклит представлял собой совершенно иной тип личности, нежели
милетские натурфилософы. Преднамеренно изъясняясь парадоксами, он
рассматривал себя как пророческую фигуру, открывавшую глубокие
истины людям, которые, однако, отказывались их понимать (Фр. 1, 93 Diels).
Прагматическая сторона дела по большей части оставалась у него без
внимания; Эфес был городом более религиозным, более восточным по духу,
менее пестрым по национальному составу, чем Милет, и, возможно, эти
условия способствовали тому обстоятельству, что здесь
восторжествовало менее воинственное отношение к традиционным религиозным
верованиям. Как бы то ни было, впечатляет степень переосмысления и
изобретательности Гераклита. Совершенно не увлекаясь унаследованными от
предков способами постижения окружающего мира, такими как генеалогиче-

496
Часть вторая
екая модель, которая заставляла милетцев чересчур энергично
заниматься космогонией, он относился к религии как к хранилищу неких полных
глубокого смысла полуправд. Например, прослеживаемая в мифах
любопытная ассоциация между Аидом и способствующим плодоношению
Дионисом становится исходной точкой для гераклитовского
интуитивного вывода о единстве противоположностей, в данном случае — о тесной
связи между жизнью и смертью (Фр. 15). Будучи сравнительно с милет-
цами более теоретиком, он всё же детально интересовался космологией
последних, а в некоторых отношениях даже усовершенствовал ее. Но
его реальное достижение заключалось в том, что он расширил рамки
исследования физических явлений до того уровня, на котором оно
превратилось уже в подлинную, хотя и примитивную, разновидность собственно
философии; ибо его управляющий всем Огонь действовал в людях и
животных тем же самым способом, каким он действовал во внешней
природе, и таким образом Гераклит совместил принципы психологии и
гносеологии с принципами космологии и физики.
Гераклит обладал, несомненно, мистической жилкой. Нечто подобное
можно заметить у не менее блистательного Пифагора, родившегося
приблизительно тридцатью годами ранее на расположенном поблизости
острове Самос31. По преданию, он переселился в Кротон на юго-востоке
Италии, спасаясь от выходок самосского тирана Поликрата. Здесь вокруг
Пифагора сформировалась группа лиц, которая посвятила себя отчасти
политике, но в еще большей степени — казалось бы, несовместимым
занятиям (чему предстояло повториться у Ньютона) в сфере математики и
в области суеверий. Пифагор и его последователи не ели бобы и красную
кефаль по причинам не более научным или хотя бы разумным, чем те
идеи, что лежат в основе гесиодовской смеси магии и фольклора в
последней части «Трудов и дней». Это проливает свет на вопрос о том, как такие
взгляды упорно сохранялись под поверхностью всех интеллектуальных
достижений. По сообщениям древних источников, пифагорейцы почитали
также «декаду», представлявшуюся ими как десять точек или единиц в
форме треугольника, и использовали ее для развития теоремы
Пифагора, а также исследовали скрытые смыслы иррациональных чисел.
Причудливая смесь идей на этом не заканчивается; пифагорейская
космогония и астрономия по большей части выглядят бессмысленным
бормотанием каких-то заклинаний, но в основе всего этого лежат необычные
интуитивные представления о математической структуре вселенной, и,
возможно, будет не слишком фантастично видеть здесь развитие герак-
литовской концепции всепроникающего, включенного в Огонь Логоса,
или Меры. Дело в том, что Пифагор был, помимо всего прочего,
ионийцем по рождению и воспитанию; об этом важно помнить, равно как и о
мистической стороне в творчестве ионийца Гераклита, потому что и
древние, и современные исследователи склонны обособлять прагматическое
направление философии в восточной Греции, якобы противоположное
метафизическому направлению на западе греческого мира (т. е. греческие
31 С 425: passim; С 442,1: гл. 4.

Глава 7b. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э. 497
колонии в Италии и на Сицилии. —A3.). В действительности именно в
Сицилии примерно через одно поколение предстояло появиться Эмпедок-
лу, и именно этот человек довел до предельной экстравагантности
пифагорейское представление о перемещении душ из одних тел в другие; однако,
говоря в общем, шаманские элементы в греческих воззрениях не
ограничивались одной-единственной религиозной школой, но спорадически
вырывались наружу в различных местах и в разные периоды времени32.
В заключение необходимо сделать еще одно полезное замечание;
хотя основное развитие идей в эти два ключевых столетия двигалось в
сторону от мифологии и религии по направлению к осознанному и
логически упорядоченному взгляду на общество и природу, многие греки в
некоторых важных отношениях сохраняли реакционный, религиозный и
иррациональный настрой. Широко распространенные суеверия не были
изжиты, а Гомер, несмотря на то, что утонченные интеллектуалы свели
его поэмы до статуса чистой литературы, продолжал пользоваться у
многих простых людей нравственным авторитетом, так что Платон в IV в.
до н. э. по-прежнему считал необходимым вести непрерывную борьбу
против его влияния33. Философия была, несомненно, венцом
интеллектуального развития, но на своих ранних стадиях развитие это не имело никаких
широких последствий и произвело очень незначительный социальный
эффект. С другой стороны, организованная религия получила
дополнительную поддержку со стороны успешно модернизированных культов,
таких как элевсинские мистерии (не говоря уже об оракулах Аполлона в
Дельфах, которые обсуждались в: КИДМ Ш.З: гл. 41, п. V). В целом,
однако, даже несмотря на прорывавшийся то здесь, то там иррационализм,
здравый рассудок демонстрировал в это время несомненные успехи,
крайние же проявления данного подхода в итоге оказались в резерве у
софистов и демагогов следующего, 5-го столетия. При всем том процесс
движения вперед был сложным и прерывистым; реакции на прошлое и на его
мифические и религиозные архетипы варьировались в ходе этой
эволюции между молчаливым и открытым неприятием, нарочитой и
вдохновенной реинтерпретацией, аристократической ностальгией и революционным
отвращением, а также между консервативным и просто педантичным
толкованием, основанным на аллегориях. Секуляризованный здравый
смысл, позволявший Тиртею или Мимнерму рассматривать в
объективном и немифологичном свете такие исторические явления, как
завоевание Мессении или предысторию Колофона и Смирны, существовал всегда
(Фр. 5, 9 West); то же можно сказать и о реалистичном взгляде на
ограниченность человеческих возможностей, который был унаследован от
предков, конечно, задолго до Гесиода и Гомера. Но самым важным, быть
может, явилось то, что именно литература (даже в большей степени, чем
искусство), всегда пребывающая в положении между новациями и
традиционализмом, теперь лучше всего выражала и стимулировала красочное
великолепие, но одновременно и укорененную непреклонность
архаического склада ума.
С 433: passim.
С 444: гл. 1, 2.

Глава 7с
Дж. Бордмэн
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА*
Афинские победы в персидских войнах, блистательность Перикловых
Афин, а также сочинения историков Аттики (аттидографов)
гарантировали Афинам центральную роль на сцене исторического повествования
даже в тех сохранившихся до нашего времени письменных
свидетельствах, которые относятся к событиям архаического периода — эпохе до
персидских войн. Если бы такая слава объяснялась исключительно
обстоятельствами позднейшей афинской истории, то это было бы, по всей
видимости, несправедливо по отношению к той роли, какую играли в
эллинском мире Аргос, Коринф или Спарта. Однако, и с точки зрения тех следов
материальной культуры, которые сохранились от архаической Греции,
Афины занимали лидирующее положение сравнительно с другими
эллинскими государствами, что всецело подтверждается количеством, а часто и
качеством афинских памятников и артефактов, причем такое
положение дел лишь отчасти можно объяснить фактором случайности
(например, гибелью в позднейшие времена многих вещественных памятников).
Поэтому в любом описании материальной культуры позднеархаической
Греции было бы глупо не обращать на Афины самого пристального
внимания; в самом деле, неразумно — особенно в столь кратком обзоре —
подробно останавливаться на имеющих значительные пробелы материалах
из других городов. Впрочем, необходимо рассмотреть некоторые
отличия в качестве и остановиться на особенностях ряда неафинских
памятников. Принцип изложения материала по регионам совершенно
справедливо занимает столь видное положение в томах Ш и IV «Кембриджской
истории древнего мира», но всё же, помимо соображений, приведенных нами
в этом абзаце, не требуется никакого иного оправдания, чтобы посвятить
данный раздел седьмой главы (раздел 7с) почти целиком Афинам. За
информацией о других аспектах материальной культуры архаической Гре-
* Многое из того, что упоминается в этом разделе, можно увидеть в Томе
иллюстраций к САН IV. Ссылки даются только на соответствующие изображения из Тома
иллюстраций к САНШ.

Глава 7с. Материальная культура
499
ции, в особенности же о сокровищах ее некрополей и святилищ, мы
отсылаем читателя к отдельным Томам иллюстраций, прилагаемым к
САН Ш2и IV2.
Обзор материальных источников по Афинам в эпоху, охватываемую
настоящим томом, было бы правильно разделить на три части в
соответствии со стадиями основных событий афинской истории этого времени:
последние годы тирании, начало демократии, персидские вторжения.
Здесь мы попытаемся придерживаться в основном такого деления,
однако изменения в образе жизни, вызванные переменами в сфере
политической власти или угрозой иноземного нашествия не всегда явным
образом отражаются в вещественных источниках, к тому же ars longa, vita
brevis1 — даже о таком ужасном событии, как разграбление захваченного
города, в большей степени свидетельствуют разрушенные здания, нежели
любые заметные изменения в вещах, изготовлявшихся,
использовавшихся, покупавшихся и продававшихся. Поэтому, хотя наше рассмотрение
архитектурных сооружений в самом деле можно построить по
хронологическому принципу и приурочить к историческим событиям тогдашних
дней, другие сюжеты — художественные искусства и политика, война и
мир — полезней рассматривать не поэтапно, а в форме общего обзора.
I. Афины времени тиранов
Почти вся крупная строительная деятельность архаических Афин,
очевидно, приходится на период тиранов2. Для более раннего времени мы
находим лишь намеки на монументальное строительство на Акрополе и на
какие-то работы по приведению в порядок агоры; также и после тирании
интерес только что возникшей демократии к возведению крупных
зданий — за исключением немногих эффектных исключений — не был
особенно впечатляющим.
Афины, оставленные тиранами, уже отличались разнообразием и
количеством своих общественных построек. Этот город независимо от того,
был он в то время окружен стеной или нет3, имел в диаметре около
полутора километров, хотя, конечно, не вся эта территория была заселена,
поскольку здесь имелось несколько холмов с голыми склонами и, по всей
видимости, на юге и на востоке — несколько зон с редким населением. На
Акрополе находилось большое количество тщательно продуманных
культовых сооружений. Агора в некоторых отношениях уже приобрела свою
классическую форму — на ее западной стороне располагался ряд
общественных зданий и алтарей, выходивших на открытое пространство,
которое пересекала Панафинейская дорога на Акрополь. Несколько
новых зданий в нижнем городе имели большие размеры, и Афины,
которые беспорядочно разрастались вокруг своего Акрополя, в конце VI — на-
1 «Искусство вечно, жизнь коротка» (латинское «крылатое выражение»). — A3.
2 Важнейшими источниками сведений по афинским архитектурным сооружениям
являются: С 142; С 217; С 506; С 570; С 576; С 579.
3 С 584; КИДМШ.З: гл. 44, п. Ш.З.

500
Часть вторая
чале V в. до н. э. были застроены невысокими зданиями (по
преимуществу, вероятно, одноэтажными) и обнаруживали лишь слабые признаки
порайонной городской планировки.
Похоже, при сыновьях Писистрата Афины превратились в место,
заметно отличавшееся от того, каким оно было при их отце. Общеизвестны
трудности, связанные с датировкой начала и завершения крупных
строительных проектов этого тирана, а не так давно сформировавшаяся
тенденция приписывать большую их часть его сыновьям может иметь под собой
реальное основание, если исходить из имеющейся информации об
инициативах самого Писистрата по содействию работам, завершившимся
уже после его смерти4. Этим, возможно, объясняется наличие в наших
источниках противоречивых свидетельств. Следующая проблема связана
с периодами «изгнания» Писистрата и с вероятностью того, что постройки
со скульптурным декором на Акрополе (см.: Том иллюстраций: ил. 118,
119), украшение его главного храма, а также, например, строительство
храма Аполлона Отчего на агоре были осуществлены в то время, когда Писи-
страт находился за пределами Афин.
К 510 г. до н. э. агора трансформировалась в нечто похожее на
городскую площадь, границы ее территории, на которых располагались
общественные здания, препятствовали дальнейшему расширению
ремесленных кварталов в юго-западном и северо-западном направлениях, хотя
этим кварталам долгое время предстояло оставаться местами, в которых
сосредоточивалась деятельность мастеров по металлу и гончаров. В V в.
до н. э. из построек на западной стороне продолжал существовать
только храм Аполлона Отчего, а на юго-западной — лишь большой дом, в
котором некоторые исследователи склонны видеть резиденцию тиранов;
однако впечатляющим фасадам позднейших классических строений,
располагавшихся у подножия холма Колон Агорайос, предшествовали их
более скромные аналоги — ранний Булевтерий и несколько алтарей. Кроме
того, на северном конце того отрезка Панафинейской дороги, который
приходился на агору, Писистрат, внук Писистрата, построил алтарь
Двенадцати богов, ставший нововведением в сфере культа и городским
центром, из которого лучами по всем направлениям расходились аттические
дороги. Также и на другом конце этого отрезка пути был выстроен
украшенный колоннами прекрасный павильон с фонтаном; этот фонтан либо
являлся собственно источником, известным как Эннеакурн, либо
представлял собой часть одноименной новой системы водоснабжения Афин,
трубы которой расходились от Акрополя с востока в северном и южном
направлениях; в древности этой системе было дано название Эннеакурн, а
тиранам приписана забота о ней (ср.: Том иллюстраций: ил. 195). В
северной части «площади» располагался афинский открытый театр, орхестра,
где были представлены самые ранние официальные драматические
постановки; остальная часть данной территории служила местом, где осу-
4 О противоположных точках зрения относительно того, какую именно роль в этом
деле сыграли соответственно Писистрат и его сыновья, см.: С 142; С 506. О постройках
Писистрата см.: КИДМШ.З: гл. 44, п. Ш.З.

Глава 7с. Материальная культура
501
ществлялись какие-то виды коммерческой деятельности (видимо, не очень
многочисленные), с чем агоре по-прежнему приходилось мириться, здесь
же происходили собрания граждан — экклесии.
Непонятно, до какой степени и до какого времени Писистрат или его
сыновья занимали Акрополь. Как бы то ни было, с 560-х годов до н. э. эта
скала, скорее всего, утратила значение политического центра, сохранив
значение религиозное, но для тиранов она являлась естественным
опорным пунктом, куда они переселялись, как только складывалась какая-
либо напряженная ситуация. Когда в 511 г. до н. э. Гиппий укрепил Му-
нихий, то сделал он это отнюдь не потому, что не имел никакого другого
безопасного места внутри города, а для обеспечения возможности своего
ухода из страны5. Не вызывает сомнений, что новые постройки на
Акрополе (независимо от того, принадлежали они Писистрату или нет)
выражали — как представляется на основании их скульптурных украшений —
замыслы, выходившие далеко за пределы простого служения городской
богине (см. ниже).
Обычно считается, что последнее обновление древнего храма Афины
было завершено сыновьями Писистрата, а возможно, ими же и начато.
Более старая тема звериных схваток была скомбинирована на
мраморных фронтонах с Гигантомахией (см.: Том иллюстраций: ил. 119) (Гиган-
томахия — битва богов с гигантами; начиная с VI в. до н. э. сюжет
получил особое распространение в греческой архитектурной скульптуре и в
вазовой живописи. —А.З.); эта последняя тема была ближе афинским и
панафинейским интересам; ее выбрали и Алкмеониды для своего
мраморного дара новому храму Аполлона в Дельфах (Геродот. V.62).
Одновременно появился новый вход через Пропилеи на Акрополь. Впрочем, эти
ассоциации с Алкмеонидами и Дельфами столь же легко могут быть
использованы как аргументы в пользу датировки афинских мраморных
фронтонов временем после 510 г. до н. э.; кроме того, если исходить из
одних только стилистических особенностей, вполне возможно датировать
эти фронтоны не только после, но несколько ранее указанного года6.
Ко времени смерти Писистрата Акрополь стал более
привлекательным в основном из-за новых сооружений, нежели из-за каких-то крупных
приношений. Некоторые объясняли это либо тем, что для граждан был
затруднен доступ на эту скалу, где в течение определенного времени
находилась резиденция Писистрата, либо тем, что его сыновья начали по-
новому использовать это место, либо тем, что они содействовали новой
политике в вопросах подношений богам. На отдельных более ранних
изображениях на вазах, посвященных в Акрополь, имеются тщательно
продуманные сцены Гигантомахии7, напоминающие, вероятно, сюжеты,
вытканные на пеплосе, подносившемся Афине во время Великих Панафиней, а
также появившийся столетием позже мраморный фронтон нового
храма этой богини. После смерти Писистрата посвящения в виде статуй
стали гораздо более распространенным явлением, но не исключено, что это
5 С 142: 104 ел.; С 506: 14 ел. б С 499: 153 ел.; С 580: 579-580.
7 Напр.: С 496: 220, рис. 64; С 548.

502
Часть вторая
было всего лишь знаком возросшего благосостояния и других
изменений, связанных со стремлением выставить напоказ богатство, а также
вообще с афинским стилем жизни в эти годы, что мы рассмотрим позже.
Другой признак тех же самых факторов можно почувствовать в том
значении, какое придавалось новым или преобразованным празднествам —
драматическим фестивалям в честь Диониса8 и новым Панафинейским
играм. Для этих игр, проводившихся раз в четыре года, постоянно
требовались новые вазы для призового масла, и следует предположить, что
начало знаменитой серии панафинейских чернофигурных амфор было
положено в 560-х годах до н. э. (см.: Том иллюстраций: ил. 204—205).
Однако создается впечатление, что после смерти Писистрата заказы на такие
вазы становятся регулярными, и можно даже установить те мастерские и
тех художников, которым заказчики оказывали предпочтение9. Тираны
проводили политику, направленную как на перенос культов из сельской
местности в Афины, так и на основание новых культов. На Акрополь из
района недалеко от родины тиранов было перенесено поклонение
Артемиде Бравронии; также здесь, на Акрополе, был учрежден или
повышен в своем значении культ Афины Ники. На южном склоне был
построен небольшой храм в честь Диониса, где уже тогда, быть может,
проводились какие-то драматические представления; позднее это святилище
стало украшать место, где расположился большой афинский театр Диониса.
Рядом с Панафинейской дорогой, там, где она поднимается к Акрополю,
был возведен Элевсиний, использовавшийся для Малых Мистерий, а в
самом Элевсине — новый Телестерий (телестерий — место посвящения
в таинства. —A3.). В других местах за пределами главной городской зоны
также проводились строительные работы — в Академии («Гиппархова
стена») и на священном участке Аполлона Пифия (о другом алтаре,
посвященном этому богу внуком Писистрата, см.: М—L 11; см. также выше,
рис. 30 в гл. 4), а ниже по течению Илисса были начаты работы по
строительству нового храма Зевсу Олимпию, посредством чего
предполагалось бросить вызов крупным храмам восточногреческих городов —
проект, оставленный после 510 г. до н. э. и завершенный только при
императоре Адриане (см. выше, гл. 4). Каким бы ни было влияние, оказанное
тиранами на афинское экономическое благосостояние и образ жизни, в
сугубо физическом смысле они оставили афинянам город с новыми
храмами и общественными сооружениями, при строительстве которых
применялся мрамор, заменивший собой известняк и кирпич.
IL Афины после тиранов
Материальные перемены, ставшие следствием недавно возникшей
демократии в Афинах, могли изменить их внешний облик лишь
незначительно, однако большинство этих перемен гармонировали с новым
типом общественных отношений. На Акрополе был возведен большой храм
С 142: 115-133.
9 С 496: гл. 7; С 507.

Глава 7с. Материальная культура
503
Афины, украшенный новыми мраморными фронтонами, хотя, как мы
видели, нелегко сказать наверняка, являлись ли они некой ранней (и, быть
может, неожиданной) демонстрацией со стороны нарождавшейся
демократии, заменившей известняк на мрамор, как ранее уже сделали Алкме-
ониды в Дельфах. Некоторые более мелкие постройки исчезли с
Акрополя скорее всего именно в данное время, а не после захвата города
персами; тогда же здесь была воздвигнута стела с надписью о злодеяниях
тиранов (Фукидид. VI.55). Посвящения, датируемые периодом тирании, по
всей видимости, остались нетронутыми; вместе с новыми посвящениями
они располагались вдоль дорожек, пересекавших скалу; в это время такие
посвятительные дары чаще изготавливались из бронзы, что объясняет,
почему сохранившиеся мраморные обломки кажутся относительно
малочисленными, при том что более скромные посвящения в виде изделий из
бронзы и расписных ваз столь же многочисленны, как и прежде.
Успехи Афин за пределами своей государственной территории новый
режим ознаменовал бронзовой квадригой и оковами пленников,
помещенных на Акрополе в честь победы над Беотией и халкидянами в 506 г.
до н. э. (Геродот. V.77.IV)10, а для Афины Ники было устроено простое
святилище с алтарем11. После Марафонского сражения наступило время
самых замечательных из новшеств — на недавно укрепленной террасе к
югу от древнего святилища Афины был заложен ее новый храм, так
называемый «до-Парфенон» (т. е. «предшественник Парфенона». —A3.). Этим,
по-видимому, также был отмечен военный успех, в данном случае над
персами, причем чуть позже, в 480 г. до н. э., именно персы разрушат еще
не законченную постройку, а позднее Перикл расширит и завершит ее и
опять — как памятник в честь афинских побед над восточными народами.
Как бы то ни было, после 490 г. до н. э. для Афин главным гражданским
делом стало именно строительство мраморного храма, соперничавшего с
самыми крупными постройками в материковой Греции и в богатых
западных колониях, превзойденного только сооружениями ионийских городов
и афинским Олимпием, строительство которого было остановлено еще
при самих тиранах.
Внизу, на агоре, мы также находим монументы, установленные в
память об избавлении от старого режима и служащие целям режима
нового. Здесь была поставлена статуарная группа в честь тираноубийц Гармо-
дия и Аристогитона работы Антенора. Данный памятник представляет
собой важный ранний пример гражданской героизации лиц, погибших
совсем недавно, осуществленной, по всей видимости, без всякого учета
действительных мотивов, двигавших тираноубийцами. Определение и
идентификация других сооружений, которым суждено было стать ядром
классического города, представляет собой нелегкую задачу. Ранее некоторые
крупные работы датировали временем до 480 г. до н. э. — «Старый» Бу-
левтерий, Царская Стоя, приспособления на Пниксе для гражданских
собраний; однако теперь ряд исследователей рассматривает все эти по-
10 С 189: № 168.
11 С 506: 132.

504
Часть вторая
стройки как следствие возросшего после Персидских войн богатства
Афин12.
За пределами основной жилой зоны находились афинские
некрополи13. С УШ в. до н. э. западная окраина города оставалась незанятой, и
кладбища группировались именно за ней, вдоль главных дорог,
выходивших из Афин, из того места, которому в классическое время предстояло
стать городскими воротами; посредством надписей на надгробных
памятниках город сдержанно прощался с путниками, покидавшими родной
дом. Более старые зоны некрополей, располагавшиеся внутри города и
даже на агоре, продолжали использоваться какое-то время в
архаический период14, а некоторые из них положили начало героическим культам,
получившим определенное значение в последующие годы. В то время
как погребальные подношения, клавшиеся в могилы, оставались
сравнительно бедными, наземные памятники были дорогослюящими и среди них
встречались значительные произведения архаического афинского
искусства15. Большинство прекрасно сделанных рельефных стел датируются
временем до смерти Писистрата, но переход к более простой их форме —
в отличие от других признаков изменившихся вкусов, — возможно, не
был связан с принимавшимися законами против роскошных похорон,
которыми богачи демонстрировали свое материальное превосходство
(намогильные памятники в виде куросов16 по-прежнему изготавливались
для некрополей в самих Афинах и в сельской местности). Впрочем, после
500 г. до н. э. наступает несомненная пауза в производстве рельефных
надгробий и отход от практики установки куросов, поэтому представляется
правдоподобным, что это всё же явилось результатом принятия законов
против роскоши17, нарочито демонстрировавшейся богатыми семьями. Как
бы то ни было, новшеством в погребальной практике стало появление
устраивавшихся на государственный счет могил для граждан, павших на
поле брани;18 эта практика соответствовала новым государственным
мемориалам на Акрополе, воздвигавшимся в ознаменование ратных успехов.
В 480 г. до н. э. персы захватили и разграбили Афины, покинув город
в следующем году. Уже упоминалось, что стоявшие на Акрополе здания
были сожжены и разрушены. После ухода персов элементы развалин
старого храма Афины и неоконченного «до-Парфенона» были вмурованы в
северную стену Акрополя таким правильным способом, который
заставляет некоторых исследователей прийти к мысли, что сами эти детали
стали своего рода мемориалом, легко обозреваемым с расположенной
внизу агоры в те годы, когда скала Акрополя оставалась еще свободной от
12 С 578: 136 ел.; однако см.: С 82А: 52—57; см. также выше, примеч. 42 к гл. 5.
13 С 541: гл. 5; С 566; С 585.
14 С 541: 70; С 592.
15 С 554-555; С 499: 72-76, 84, гл. 8; С 492; Том иллюстраций к САНШ: ил. 330-332.
16 В древнегреческом языке слово «курос» означало молодого человека, юношу; в
современной археологической и искусствоведческой литературе данный термин
используется для обозначения архаического скульптурного изображения юноши (обычно
обнаженного), которое в Греции часто служило намогильным памятником. —A3.
17 С 541: 121 ел, 357; С 573: 71-86. 18 С 573: 200-224.

Глава 7с. Материальная культура
505
святилищ. Мраморные статуи, базы и малые священные подношения
лежали на земле, чтобы в конечном итоге быть сброшенными и
закопанными в ямах; более крупные бронзовые изделия были убраны и, по
всей видимости, пущены в переплавку. Независимо от того, была ли
принесена в действительности «Платейская клятва» (см. ниже, гл. 11), Афины
и в самом деле не восстанавливали разрушенные храмы, пока во главе
своего союза не ослабили персидские тиски, в которых захватчики
держали греческие земли; в течение всего этого периода священная статуя
Афины должна была искать временное пристанище в руинах своего
собственного святилища или где-то в другом месте. Древние Пропилеи, кажется,
были отремонтированы. Статуи тираноубийц работы Антенора были
сняты с агоры и увезены Ксерксом; скульпторы Критий и Несиот изготовили
копии этих статуй, водрузив их на прежнее место19. Храмы подверглись
разграблению, но общественные здания, похоже, нуждались лишь в
незначительном ремонте, а вскоре появились новые строения. Дом и
мастерские в городе были, конечно, восстановлены, хотя наши прямые
источники на сей счет весьма немногословны, что легко объяснимо. Вскоре
дела пошли своим обычным порядком во всём, кроме восстановления
построек в святилищах; следует также добавить, что во второй половине
столетия некрополи оставались относительно не украшенными20.
III. Остальная Греция
Если отвлечься от Афин и посмотреть на остальную Грецию, то мы
обнаружим очень мало информации о внешнем облике и развитии главных
городов, не считая некоторых колоний, и в любом случае — значительно
меньше того, что могут нам рассказать Афины (см. ниже) о своем образе
жизни и о том, как он изменился с VII в. до н. э. По сути дела, мы ничего
не знаем о том, что представляли собой в конце архаической эпохи такие
города, как Фивы, Аргос, Спарта и Коринф, если не считать района
храма в последнем из перечисленных городов. Массовый ввоз дешевых
афинских ваз в Беотию отражает в одинаковой степени и
предпринимательские способности купцов, и вкусы самих беотийцев. Региональные стили в
вазовой живописи в общем и целом пришли в упадок, и к этому времени
Афины стали полностью обеспечивать изящной столовой глиняной
посудой рынок, который — по крайней мере, в материковой Греции — по-
прежнему предпочитал вазы, расписанные в древней чернофигурной
манере. Но по отношению к другим городам было бы в высшей степени
несправедливо думать, что художественные ремесла являлись афинской
монополией, и, хотя атрибуция важных разновидностей бронзовых сосудов
различным центрам не относится к числу самых бесспорных
достижений археологии, не вызывает сомнений, что пелопоннесские города
лидировали в греческом мире, по крайней мере, в этой ремесленной сфере, а
19 С 499: 83; С 504: 24 ел.
20 С 541: гл. 6; С 573: 224-238.

506
Часть вторая
бронзовая ваза, между прочим, представляла собой более значимый
признак богатства, нежели ваза глиняная21. Спарта, например,
рассматривается в качестве вероятного места происхождения огромных
бронзовых кратеров с волютами, которые отправлялись на восток, на север и
на запад (см.: Том иллюстраций к САН Ш: ил. 373; Том иллюстраций к
САН IV: ил. 233) и, по всей видимости, выполняли роль дорогих
претенциозных даров, преподносившихся заграничным друзьям и
влиятельным особам.
Мир восточных греков, окруженный владениями персов, вряд ли
может предоставить нам слишком много соответствующей информации, а
его материковые города, более всего пострадавшие от захватчиков,
рассказывают очень мало или совсем ничего. Грандиозному храму в Эфесе
долгое время пришлось оставаться незавершенным (см.: Том
иллюстраций: ил. 114а, Ь), а большая часть работ по строительству и украшению
архаического Дидимея близ Милета была окончена значительно раньше
конца столетия22. На островах обстановка могла быть проще, и храмовое
строительство, по всей видимости, не прекращалось на Хиосе у мыса
Фаны23, однако в период после Поликрата Самос демонстрирует заметное
уменьшение дорогих посвятительных даров, подносившихся в Герейон,
и, возможно, могильных плит с гравировкой, хотя исследователи
допускают, что в большом храме и в других постройках этого святилища
продолжались скульптурные работы24. Однако в это время восточногреческие
мастера уже откликались на призывы участвовать в работах в соседних
царствах, обладавших полунезависимым статусом в составе Персидской
державы, — например, в изготовлении украшенных скульптурами
гробниц в городе Ксанфе в Ликии (см. гл. Зе, п. IV. 2); кроме того, в эти же
годы архаическое восточногреческое искусство гравировки гемм
процветало в мастерских, выполнявших заказы, поступавшие из Персидской
державы, или работавших в пределах самой этой империи, включая остров
Кипр, и даже внесших свой вклад в развитие глиптики в таком важном
персидском административном центре, как Сарды (см.: Том
иллюстраций: ил. 157-161, 7Ö)25.
IV. Изобразительные памятники и политика
Hani самый обильный источник вещественных данных для позднеар-
хаических Афин связан с изобразительными памятниками, главным
образом с вазами, украшенными фигурными росписями, и в меньшей степени
21 С 562: гл. 3.
22 С 490: 176 ел. (Дидимей — храм Аполлона в Дидимах, знаменитый своим
оракулом; располагался приблизительно в 16 км к югу от Милета; приобрел особое значение в
VI в. дон. э. -A3.).
23 Antiquaries Journal. 39 (1959): 186.
24 Там же: 202; Samos. XI (1974): 4 ел.
25 С 493; С 494: гл. 4; В 694.

Глава 7с. Материальная культура
507
с произведениями в виде круглой скульптуры или рельефов. К этому мы
смело могли бы добавить тонкие деревянные доски с рисунками, которые,
впрочем, не сохранились, хотя факт их существования легко может быть
выведен как из археологических находок, так и из текстов26.
Художественные изображения занимали в жизни греков такое же место, какое в нашей
жизни занимают газеты; эти рисунки не просто служили целям
развлечения, украшения или повествования. Основная часть сюжетных тем
носила мифологический характер, но подавляющее большинство эллинов
рассматривало то, что мы называем мифом, как часть своей истории, каковы
бы ни были взгляды на этот счет горстки ионийских интеллектуалов, и мы
видим, как греческие поэты использовали, приспосабливали и даже
изобретали мифическую историю для объяснения или иллюстрации
современных событий или проблем, также как и для обслуживания новых культов.
Греческие художники делали то же самое — величественно в
скульптурных украшениях крупных зданий, скромно в тысячах расписных ваз,
которые с помощью нанесенных на них рисунков рассказывали как
истории, представлявшие сиюминутный интерес, так и традиционные темы.
В этих произведениях мы замечаем также то, что можно было бы
назвать «политическим» назначением или манипуляцией мифом, однако
мы должны позволить вазам самим свидетельствовать за себя; кроме
того, не следует пытаться навязывать рисункам на вазах реальную
историческую информацию, вместо того чтобы исследовать новые сюжеты или
изменения в старых сюжетах с точки зрения скрытых в них мотивов.
В 550-х годах до н. э. афиняне видели на вазах знаменитую сцену
введения Геракла на Олимп, изображавшуюся не как пешее шествие, когда
Афина вела Геракла к Зевсу, а как въезд на колеснице с Афиной в роли
возничего, и вряд ли в данной трактовке дело обошлось без намека на
известную историю с женщиной Фией, которая в роли Афины
возвратила Писистрата на колеснице назад в Афины и на «Олимп» этого города,
то есть на Акрополь (Геродот. I.60)27. Связь «Афина—Геракл» уходит в до-
гомеровские времена, и в качестве символа Афин эта мифологическая
ассоциация была использована Клисфеном Сикионским в скульптурной
группе с Гераклом, похищающим треножник Аполлона, которая, похоже,
выполняла роль иносказательной притчи о Первой священной войне в
Дельфах28. Присутствие Афины указывает на то, что афиняне выступили
под руководством Алкмеона на стороне Клисфена, и эти отношения затем
были усилены путем брака Мегакла, сына Алкмеона, с Агарисгой, дочерью
Клисфена. Позднее именно Мегакл вместе с Писистратом инсценировал
фарс с Фией. Весь период тиранического правления в Афинах образ
Геракла доминировал в изобразительных памятниках Афин, обладая
при этом почти монопольным положением даже в скульптурных
украшениях новых зданий на Акрополе. Дело чуть не дошло до полного
уподобления тирана этому герою под покровительством богини города. Когда
26 С 559; Том иллюстраций к САН Ш: ил. 299, 323.
27 С 495; С 547. 28 С 501.

508
Часть вторая
в течение короткого времени и только на афинских вазах Геракл
получает Цербера не силой, а посредством договоренности с Персефоной,
это напоминает нам о захвате Писистратом контроля над Элевсинскими
мистериями, а также о том, что жрецы Геракла толковали
проводившиеся в Афинах Малые мистерии как способ натурализации героя в
качестве афинского гражданина и его подготовки к посвящению в мистерии,
необходимому для последующего путешествия в преисподнюю29. Когда
в течение короткого времени и только на афинских вазах Геракл
сражается с рыбообразным чудовищем Тритоном по образцу его знаменитой
битвы с Нереем, мы можем рассматривать это как увековечение некоторых
побед, достигнутых благодаря морским экспедициям, в частности,
возможно, побед над Мегарами в противостоянии за Саламин или за доступ
к Пропонтиде30. Когда в течение короткого времени и только на
афинских вазах Геракл берет в руки кифару как рапсод, мы вспоминаем
введение Гиппархом обычая декламировать эпические поэмы на Панафинеях31.
Любопытно, что уже в период тирании в работах отдельных
художников можно обнаружить некую иную тенденцию — рекламирование Аяк-
са, который был превращен в афинянина в силу его связи с Саламином,
а позже назначен в качестве эпонимного героя для одной из фил только
что возникшей демократии; или продвижение образа Диоскуров, богов
Спарты и считавшихся (выборочно) борцами против тирании; или
разработку образа Тесея32. Для демократических Афин последний должен был
стать тем, чем Геракл был для тиранов; причем вряд ли Геракл мог
значительно утратить свои позиции, поскольку покровительство богини Афины
зависело от чего-то большего, нежели просто политическая пропаганда, а
мифографы, возможно, сделали не так уж много, чтобы в
изобразительном искусстве и в литературных памятниках забота этой богини была
перенесена на Тесея. После 510 г. до н. э. цикл подвигов, совершенных
Тесеем по дороге из Трезена в Афины и приведших к тому, что в герое
узнали наследника афинского царя, был не только придуман, но и
популяризирован посредством многочисленных изображений и почти
несомненно — с помощью новой поэмы о Тесее33. Этот цикл во многих
отношениях вторит подвигам Геракла, однако герои не воспринимались в
качестве соперников. Потребовалось немного времени, чтобы Тесей стал
настолько же прочно ассоциироваться с судьбами Филаидов (Мильтиада и
Кимона), насколько Гера1сл был связан с Писистратом и его сыновьями.
Когда афиняне построили в Дельфах свою новую сокровищницу,
ставшую своего рода опорным пунктом для свержения тиранов и
достопримечательностью всего эллинского мира, Геракл и Тесей разделили
поровну честь быть воплощенными в скульптурах этого сооружения; кроме
того, здесь был представлен новый сюжет, в котором оба героя оказа-
29 С 498. 30 С 495: 59 ел.; С 528.
31 С 564; по теме «Геракл и Писистратиды» см. также: С 501; С 505; С 569; С 589.
32 С 500; С 548; С 567.
33 С 484; С 511: 3-26; С 565: 161-168; С 572: 99.

Глава 7с. Материальная культура
509
лись участниками одной экспедиции против обитавших на востоке
амазонок (см.: Том иллю(лраций: ил. 117Ь, 125). Ответное нашествие
амазонок, отбитое Тесеем, позднее использовалось как иносказание о
персидском нападении на Аттику. Если Амазономахия, воплощенная в сцене на
афинской сокровищнице в Дельфах, имеет в виду именно данное
вторжение, тогда весьма вероятно, что это здание, как утверждает Павсаний
(Х.11.4), было сооружено после Марафонского сражения. Если же этот
элемент Тесеевой фабулы еще не был разработан34, тогда получается, что
в скульптурной группе изображается именно восточная экспедиция
против амазонок, как в недавно придуманной версии, давшей Тесею
возможность присоединиться к Гераклу, а это, в свою очередь, позволило
некоторым исследователям высказать гипотезу о постройке сокровипщицы в
более раннее время. Также нельзя исключать, что Амазономахия была
создана в память об участии Афин в Ионийском восстании и об их
«мщении» в Сардах персам, которые свергли Креза, друга Дельф (ср.: Том
иллюстраций: ил. 230)35.
Непросто определить, откуда и каким образом исходила идея того
вида политической пропаганды, который мы можем обнаружить только в
изобразительных памятниках. Ясно, что в своих рисунках на вазах
живописцы воспроизводили те сюжеты и установки, которые
распространялись и другими способами, и почти не вызывает сомнений, что им не
давалось никаких специальных поручений по рекламированию этих сюжетов
и установок. Знатным жреческим родам и должностным лицам, таким
как архонт-басилевс, могло быть отдано принятие решений о том, какие
украшения должны появляться на храмах и общественных зданиях, а
также формирование или выдача заказов на разработку этиологических
мифов36 (например, для Малых мистерий), которые затем могли
прославляться в песнях, публичных декламациях и изображениях. Вазовые
живописцы, популярно излагавшие такие сюжеты в рисунках, следовали
дававшимся им образцам, причем некоторые из художников делали это более
тщательно, чем другие. Тем, кто придает большое значение тому факту,
что имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства в виде рисунков
относятся преимущественно к вазам, экспортировавшимся в Италию, а
не к тем, которые оставались в Афинах, следует напомнить о факторе
случайности в таком вопросе, как выживаемость древних артефактов в
веках, а также о факторе археологической случайности. Любая ваза из
какой-нибудь этрусской могилы является всего лишь репликой, одной из,
может быть, сотни точно таких же работ, отнюдь не все из которых были
экспортированы. Мизерное количество посвящений в виде ваз на
афинском Акрополе демонстрирует исключительно высокое качество и
уровень остававшихся на родине изделий, и нетрудно представить, что улицы
34 Имеется в виду сюжет с отражением Тесеем нашествия амазонок на Аттику. — A3.
35 С 503: 1-15; С 527.
36 Этиологические мифы (αίτιον-мифы) — мифы, в которых объяснена причина
появления какого-либо непонятного названия или явления; от греч. «αίτιον» — 'причина'. —
A3.

510
Часть вторая
Керамика (Керамик — квартал гончаров в северо-западной части
Афин. —A3.), те, что поблизости от агоры, до некоторой степени являлись
чем-то вроде стены для дацзыбао в Пекине — здесь предлагались новые
точки зрения на старые истории и их тематическое истолкование в виде
рисунков, значение и смысл которых понимались гораздо легче
жителями архаических Афин, нежели современными учеными, лишенными
подмоги в виде каких-либо ясных объяснений из прошлого.
Непохоже, что подобный стиль толкования посредством мифа был
ограничен одними только Афинами, однако искусство других городов не
оставило нам такого обилия изобразительных свидетельств, какое
можно было бы подвергнуть широкому научному анализу. Здесь, может быть,
достаточно заметить, что данный принцип применялся не только
афинскими художниками — поэт Пиндар, к примеру, делал то же самое для
своих заказчиков-покровителей путем стихосложения; подобным
образом и первое звено в цепочке «Геракл—Афина—Афины» было добавлено,
вероятно, сикионским тираном, для которого было бы вполне логично
использовать возможности мифологии и культа в своем споре с Аргосом
(Геродот. V.67; КИДМ Ш.З: гл. 42, п. Ш).
V. Война
Марафонская битва ясно показала, что гоплитская фаланга — весьма эф>-
фективное средство против иначе организованного и потенциально более
маневренного войска. Гоплитские баталии между самими греками были
и продолжали оставаться почти ритуальными агон&ми37,
обусловливавшимися определенными правилами, числом воинов и моралью не в меньшей
степени, чем тактикой. Вооружение гоплита было описано в: КИДМ Ш.З:
гл. 45Ь и представлено в соответствующем Томе иллюстраций (ил. 335—
341), и нет необходимости что-либо добавлять к сказанному там.
Впрочем, на исходе архаического периода в организации и использовании
вспомогательных родов войск произошли, похоже, некоторые изменения.
Конница не способна была прорвать гоплитскую фалангу, однако
всадники могли ее беспокоить и обходить с флангов. Конными воинами на
материке были по преимуществу фессалийцы, и они часто принимали
участие в местных вооруженных конфликтах в центральной Греции, от
Лелантской до Первой Священной войны. Помогали они и сыновьям Пи-
систрата против спартанцев (Геродот. V.63—64), а на афинских вазах эти
фессалийские всадники изображаются без защитного вооружения,
одетыми в туники, в широкополых головных уборах типа петасов,
вооруженными копьем и мечом38. Обычный греческий конный воин рисуется на
вазах с непокрытой головой, и сражается он только с помощью копья, и
лишь иногда в изображениях появляется стрелок из лука, сидящий вер-
37 Греческое слово «агон» означает публичное состязание, борьбу, общественные
игры. — A3.
38 С 529: 146-150.

Глава 7с. Материальная культура
511
хом на коне. Широкое распространение изображений скифских лучников
на афинских вазах в последней трети VI в. до н. э. может быть объяснено
интересом Писистрата к северо-восточной Эгеиде39. Лучники и прежде
часто использовались в Греции, однако настоящими специалистами в
этом деле были скифы и киммерийцы с их составными луками,
тонкими стрелами со вставленными в них бронзовыми наконечниками и с
характерными широкими колчанами (горитами). Уже на Вазе Франсуа,
датируемой примерно 570 г. до н. э., лучник, названный Кимерием,
принимает участие в Калидонской охоте, имея на голове остроконечную шапку,
но позднее мы видим лучника в полном одеянии — в кожаной шапке с
длинными свисающими лентами, завязываемыми на шее, в плотно
облегающем и украшенном узорами платье с рукавами и в штанах наподобие
дорожного костюма (рис. 36). Внедрение такого лучника-специалиста в
афинские вооруженные силы было кратковременным, хотя художники
в своих изображениях одевали амазонок в скифскую одежду до тех пор,
пока не сформировалось мнение, что более правильно будет наряжать
последних в персидское платье.
Фракия представляла собой еще одну область, к которой тираны
проявляли интерес (например, к Пангейским рудникам) и которая внесла
свой вклад в афинские военные предприятия в деле экипировки
легковооруженных пелътастов с их пельтами (щитами, имевшими форму
полумесяца. — A3.) и, как правило, с метательными копьями, однако эти
воины, по-видимому, всё же не были организованы в какое-то отдельное
воинское соединение (рис. 37)40. Фракийские всадники с их изящно
украшенными шерстяными накидками (зейры) и лисьими шапками [ало-
пекиды) появляются на афинских вазах только в конце столетия, правда,
не в качестве бойцов, принимавших участие в сражениях; что касается их
одежды, то она вскоре испытала на себе влияние со стороны костюма
афинских всадников (рис. 38). В изображениях на вазах мы видим, как
одеты эти всадники во время докимасии — смотра лошадей и их
наездников (см.: Том иллюстраций: ил. 194)41.
Когда в 499 г. до н. э. афиняне послали двадцать кораблей на помощь
ионийцам, то это могло составлять почти половину всего тогдашнего
афинского флота; вскоре, однако, Афины осознали значение морского
могущества и искусства боевого кораблевождения. В конце VI в. до н. э.
неуклюжая пентеконтера всё еще оставалась обычным типом военного
корабля, и огромный флот Поликрата состоял в основном, если не целиком,
именно из пентеконтер (Геродот. Ш.39,44). Прочные, более быстрые и
более маневренные триеры стали строиться греками по примеру
развивавшихся персами финикийских флотилий — отчасти для того, чтобы
встретить последние в нужной боевой готовности42. Геродот (V.99) говорит, что
39 С 553: гл. 1; С 571: 83 ел.; С 587.
40 С 491; С 553: гл. 2; С 571: 78 ел. 41 С 513.
42 С 485 (пентеконтера — пятидесятивесельное судно; триера — судно с тремя
рядами гребцов. —A3.).

Рис. 36. Чернофигурное изображение на внутренней стороне краснофи-
гурной чаши живописца Олтоса. Скифский лучник. (Париж, Лувр
F 126; ARV2 55, 13; публ. по: CVA Louvre 10, ил. 2, 1.)
Рис. 37. Краснофигурное изображение на внутренней стороне чаши.
Фракиец с щитом-пельтой. (Гарвард, Художественный музей Фогта
1959.219; публ. по: CVA Robinson Coll. 2, ил. 10.)

Глава 7с. Материальная культура
513
Рис. 38. Краснофигурное изображение на внутренней стороне чаши
мастера бронзолитейной мастерской (the Foundry painter).
Фракийский всадник. (Рим, Вилла Джулиа 50407; ARV2 402, 24; публ. по:
Hartwig Р. Die griechishen Meisterschalen (1893): ил. 54.)
Эретрия послала пять триер на помощь участникам Ионийского
восстания, но историк не уточняет тип двадцати афинских кораблей, которые
также отправились в этот поход. Сражение при Саламине было в
основном битвой триер (ср.: Геродот. VIII.48): греки уже полностью овладели
искусством строительства и управления этими новыми судами (см.: Том
иллюстраций: ил. 181).
VI. Мир
В некоторых сферах мирные ремесла этого периода документированы
лучше, нежели военное ремесло. Какова была жизнь в позднеархаиче-
ских Афинах, мы можем живо представить с помощью поэтических
произведений, памятников искусства, а также благодаря упоминаниям Фуки-
дида (1.6). В годы борьбы с тиранией, во времена репрессий Гиппиева
правления, в условиях вторжения спартанцев, а затем персов жизнь и в городе,
и в сельской местности вряд ли могла быть безмятежной. И хотя
свобода отдельного гражданина оказывалась под угрозой лишь изредка,
можно не сомневаться, что участь представителей рабского населения
ненамного улучшалась по мере того, как увеличивалось количество рабов, за-

514
Часть вторая
нятых на работах в рудниках и в небольших государственных
ремесленных предприятиях. Афинская торговля, распространение афинских
монет (см. гл. 7d), а также заморские интересы этого государства, особенно
в северо-восточной Эгеиде, гарантировали более разнообразный
ассортимент товаров и продуктов питания, чем это было прежде. Впрочем, по-
настоящему великолепные изделия из золота и слоновой кости, которые
начиная с Л/Ш в. до н. э. попадали в Афины и прочие греческие города на
материке, в своем большинстве происходили из Лидии и других
восточных стран. Как только расширение Персидской державы привело к
захвату греческих портов на сиро-палестинском побережье и даже эллинских
городов на западе Малой Азии, эти источники оказались по большей
части перекрытыми, причем необязательно для торговли, хотя объемы
последней сократились — речь идет прежде всего о том, что попросту иссяк
поток дорогостоящих подарков, преподносивпшхся правителям и
святилищам, а вместе с ним прекратилось и снабжение драгоценными
материалами и предметами. Для своего собственного драгоценного
металла — серебра — греки находили иное применение — чеканку монет.
Как бы то ни было, наше внимание привлекает отнюдь не наличие или
отсутствие каких-то экзотических объектов. Реалии повседневной жизни
и обычное поведение людей совсем необязательно подвергаются
изменениям, — по крайней мере, в течение достаточно долгого времени — из-за
внешних вторжений или под влиянием государственной экономики. Наши
источники (также по преимуществу изобразительные) показывают
общество, чьи повседневные привычки, похоже, не претерпели значительных
изменений в период от последних дней тирании до конца ранних лет
демократии. То обстоятельство, что в течение всего этого времени сохранялось
качество жизни, обнаруживаемое при Писистратидах, указывает, что и
само достижение, и сохранение этого качества после изгнания тиранов до
некоторой степени было обеспечено условиями их правления. Недавно
созданный ансамбль храмов, гражданских монументальных зданий и
общественных сооружений являлся фоном для повседневной жизни,
которая, по крайней мере с точки зрения гражданина среднего достатка, вряд
ли сильно отличалась от жизни в более изобильные годы классической и
эллинистической Греции.
Наш взгляд на образ жизни в данный период в определенном
отношении несомненно искажен обилием соответствующих изобразительных
свидетельств. Некоторые из них демонстрируются в Томе иллюстраций.
Общественное и индивидуальное поведение — застольное, торговое,
священное — хорошо документировано. Возникает сильное искушение думать,
что сюжеты и образы, считавшиеся художником достойными
изображения, представляли собой самые актуальные на тот момент темы или что
художник мог смело вторгаться в сферу культовых или социальных тайн,
о которых тексты едва лишь намекают. Опасность, связанная с
многократно копируемыми изобразительными свидетельствами, заключается в том,
что все их детали, скорее всего, быти тщательно продуманы. Можно
правдоподобно объяснить самыми разными способами, как какой-нибудь от-

Глава 7с. Материальная культура
515
дельный человек достиг в эти годы своего уровня жизни, но при этом
весьма вероятно, что существовали некие ключевые факторы общего
порядка, которые мы непременно должны выяснить. Одним из таких
факторов могла быть политика самих тиранов. Ко «дворам» последних
привлекались поэты и художники как для того, чтобы развлекать, так и
для того, чтобы проектировать крупные общественные сооружения, и
это было характерно для греческих тиранических режимов (в частности,
для режима Поликрата Самосского). Манеры этих правителей могли
стать поведенческой моделью для представителей состоятельных кругов
общества, а в сниженной и более скромной форме — также и для
широких гражданских слоев. Поэтому приверженность людей даваемым
«сверху» образцам была, — по крайней мере, отчасти — причиной
формирования в позднеархаической Греции нового стиля жизни. Другой
ведущий фактор, к которому мы периодически будем возвращаться в
оставшейся части нашей сводки, обнаруживается на примере Ионии и вообще
восточногреческого мира. С начала VI в. до н. э. восточные греки
испытали влияние со стороны лидийских богатств и лидийских нравов.
Варварское золото финансировало враждующие политические фракции и
проливалось обильным потоком на греческие святилища. В стихах Мим-
нерма и Сапфо мы встречаем упоминания о роскоши и обеспеченной
жизни в долине Герма. Восточногреческие города были богаты, их храмы,
сооруженные в середине столетия, долгое время оставались самыми
крупными во всем эллинском мире, а их образ жизни воспроизводил
обычаи соседей, живших во внутренних районах страны. Когда в третьей
четверти VI в. до н. э. персы разграбили Сарды и постепенно поставили под
контроль большинство восточногреческих городов, начался массовый
исход греков на запад, что прекрасно прослеживается по тем
художественным ремеслам, которые они вывезли с собой. Их самое сильное влияние
обнаруживается, пожалуй, в Этрурии, но ощущается оно и в Афинах, и
здесь, кроме всего прочего, можно заметить изменения в манере
поведения, которые могут быть объяснены той же самой причиной. Попытки
выделения этого «ионизирующего» периода в афинском искусстве впали в
немилость у исследователей вслед за гипотезой о существовании уже в
начале того же VI в. до н. э. панионизма43, но теперь этот период может быть
оценен и понят гораздо лучше. Не за все перемены и характерные
элементы образа жизни в позднеархаических Афинах ответственность можно
возложить на ионийских иммигрантов, но за некоторые очевидным
образом отвечали именно они, а другие изменения могли быть, по крайней
мере, стимулированы или спровоцированы тем же самым воздействием.
Ключевые годы этой ионизации приходятся на 520-е и позднее,
начинаясь, как кажется, после смерти Писистрата. В художественных
ремеслах этих лет основной результат наибольшей ионизации обнаруживается
43 Археологические раскопки на месте Паниония не обнаружили следов сооружений
архаического времени; вообще, представление о существовании Панионийского союза уже
в период архаики (и тем более в период «темных веков») в настоящее время не кажется
столь очевидным. — A3.

516
Часть вторая
в корах, изготавливавшихся для посвящений на Акрополе44. Одежда,
состоявшая из свободного хитона с широкими рукавами и короткого гима-
тия (гиматий — длинный кусок ткани, перебрасывавшийся через левое
плечо и укреплявшийся под или над правым плечом, носился поверх
хитона. —A3.), должна была войти в моду у афинских женщин именно в
это время. Собственно хитон был известен и ранее, а признаки нового
стиля появились вскоре после середины столетия, но теперь (т. е. в 520-х годах
до н. э. —A3.) данная манера одеваться была уже общепринята, а на
базах с Акрополя читались имена ионийских скульпторов из Хиоса,
Эфеса, Милета. Приблизительно в это же время колонны, посвящавшиеся в
храмы, начинают часто увенчивать ионийскими капителями45, и как раз
этот период является временем перехода к более простому типу
надгробия без декоративного сфинкса-навершия, к типу, появившемуся под
влиянием ионийских стел, лучше всего известных нам по богатой серии с
Самоса46.
Около 530 г. до н. э. в Афинах была изобретена краснофигурная
техника вазовой живописи47. Не очевидно, что изобретение это ионийское,
хотя исключать такого нельзя, к тому же контурная техника создания
рисунка, используемая в краснофигурной живописи, оказалась в восточногре-
ческом мире более долговечной, нежели в Аттике; как бы то ни было,
краснофигурная вазопись по сравнению с чернофигурной техникой более
явно проявляла интерес к передаче моделей платья, если не к анатомии,
что было характерно как раз для ионийской скульптуры. Художники,
первыми взявшиеся практиковать новый способ вазописи, осуществляли
преобразования чернофигурной методики на основе привычных форм
сосудов (см.: Том иллюстраций: ил. 144—146). На смену им пришли
мастера, которые почти целиком посвятили себя росписи чаш, а также
особая группа умельцев, получивших у современных специалистов
название «пионеров»; эти последние расписывали сосуды любых форм
изображениями высочайшего качества, в которых потенциал нового способа
вазописи был реализован сполна (см.: Том иллюстраций: ил. 147—150)48.
Тем временем старая живописная техника продолжала практиковаться
в Афинах, и те государства, которые ввозили афинскую керамику, по-
прежнему оказывали предпочтение чернофигурным вазам. Новые крас-
нофигурные вазы производились для внутреннего потребления или для
экспорта в Этрурию, где имелся, вероятно, исключительный спрос
именно на чаши, что может объяснить необычную структуру
распространения этих сосудов49. После 500 г. до н. э. расписываются вазы всех форм,
44 С 499: 85 ел.; С 550: 55—63; С 556 (коры — общепринятое обозначение греческих
архаических скульптур, изображавших девушек в полный рост; такие статуи
использовались в качестве подношений божеству; в отличие от куросов, изображавших
обнаженных юношей, коры были задрапированы; в древнегреческом языке слово «кора» значит
«дева». —A3.).
45 Указ. соч.: 206, примеч. 21.
46 С 555: 37 ел.; Том иллюстраций к САН Ш: ил. 332.
47 С 497: 11-29.
48 Там же: 29-62; С 560: 214-239. 49 С 502; С 544.

Глава 7с. Материальная культура
517
чернофигурная же продукция уменьшается в количестве и ухудшается
в качестве. «Пионеры» были яркими и умными живописцами. В своих
работах они намекали друг на друга, и мы можем кое-что понять о
сотрудничестве и соперничестве в группе мастеров, чья деятельность, по всей
видимости, приходится на время перехода от тирании к демократии в
Афинах. Одним из любимых персонажей этих мастеров был Леагр, будущий
полководец, который превозносится на вазах как «калос» [καλός —
«прекрасный», «красивый»] с помощью формулы, ставшей с середины
столетия стереотипной для надписей на афинских керамических сосудах50.
Семья Леагра проживала в деме, где располагался квартал горшечников,
и этот малый несомненно был постоянным участником их попоек.
Намеки на гомосексуальные отношения очевидны в надписях со словом
калос, и сцены подобного рода отнюдь не были редкостью в рисунках на
вазах51 — они встречаются чаще, чем гетеросексуальные сцены,
изображение которых было оставлено главным образом для многочисленных
фигур сатиров. Социальные смыслы всех этих сюжетов здесь
обсуждаться не могут, но следует обратить внимание на то, как рано такие сцены
были восприняты в качестве темы для публичного комментирования и
изображения.
Было бы интересно узнать, кем именно были эти «пионеры»; подобно
многим греческим вазописцам, некоторые из «пионеров» носили
прозвища (Смикр, «Малыш»), некоторые — неафинские имена (Финтий),
некоторые — имена, которые могли быть неафинскими или вымышленными
(Гипсий, Евфроний, Евфимид) или которые были, по крайней мере,
редкими для афинян вплоть до более поздних времен52. Можно, видимо,
утверждать, что замечательный вклад сделали живописцы, которые по
своему статусу были метеками, если не рабами из квартала гончаров,
состоявшими в близких дружеских отношениях с молодыми
аристократами того времени. Гончары, по крайней мере, могли становиться
богатыми людьми, и некоторые из них делали дорогостоящие подношения на
Акрополе53.
«Пионеры» и их непосредственные последователи много времени
проводили в веселых компаниях: на комосах и сгилпосиях?4. Мужчины, от
молодежи до людей среднего возраста, резвились нагишом или почти
нагишом (и это была отнюдь не «героическая нагота») от одной вечеринки к
другой или возлежали на застольных ложах (κλίναι), при этом мальчики
подавали им чаши с вином, а девушки развлекали игрой на флейте или
лире. Обычаи и атмосфера комоса и симпосия отражены в вазовой
живописи вполне ясно — так же, как и на некоторых более ранних вазах (см.:
КИДМ. Ш.З: 550—551), но здесь появились новые заслуживающие
внимания элементы. Отдельные кутилы теперь изображаются в головных
уборах наподобие тюрбанов. Некоторые обнажены, но некоторые одеты
50 С 561. 51 С 20; С 487: 6-31; С 516: гл. 5.
52 С 497: 9 ел. 53 С 189; С 486: 21-25.
54 С 534: 171—185 (симпосий — пирушка; к ом о с — шумная гульба, шествие,
устраиваемое участниками симпосия после его завершения. —A3).

518
Часть вторая
в широкие хитоны и гиматии, а многие даже держат в руках зонтики от
солнца, причем такие гуляки еще и носят ушные кольца —
трансвеститы, могли бы мы подумать. Однако тюрбан являлся мужским головным
убором (митра); хитон в восточной Греции был общераспространенным
мужским платьем (многие восточногреческие куросы, в отличие от их
собратьев из материковой Греции, имеют одежду), и его, между прочим,
носили афинские Дионисы55 и пожилые люди; в Анатолии и в восточных
странах зонтик от солнца был отличительным признаком скорее
сановника мужского пола или царя, чем женщины, и ушные кольца также
носили мужчины. Данные элементы убранства могли восприниматься как
знаки женоподобия и изнеженности у афинян, но нет никаких сомнений
относительно восточногреческого — в конечном счете лидийского —
мужского происхождения этих элементов. Некоторые кутилы носят новую
мягкую обувь, не имеющую ни шнуровки, ни язычков, и это, очевидно,
лидийские котурны (котурны — сапоги из мягкой кожи, доходившие
до середины голени. —А.3). В их руках теперь часто появляется барби-
тон — разновидность лиры, струнный инструмент с двумя удлиненными
стойками, предназначенный для музыкального сопровождения мужского
голоса и имеющий восточное происхождение. Все эти факторы ясно
указывают на ощутимьш наплыв ионийско-лидийских манер, но они вполне
могут нести для нас еще более конкретную информацию. Тюрбан и бар-
битон ассоциируются в литературе с теосским поэтом Анакреонтом; на
одной вазе его имя написано на барбитоне в сцене с бражниками,
которые одеты, а на их головах — тюрбаны (см.: Том иллюстраций: ил. 192—
193)56.
Сначала Анакреонт служил при дворе Поликрата, а по смерти
патрона был приглашен в Афины сыном Писистрата Гиппархом (Платон. Гип-
парх. 228Ь). Именно в Афинах, после путешествий в Фессалию,
Анакреонт умер в преклонном возрасте. Новые восточные нравы, по всей
видимости, получили в его лице своего верховного жреца, и позднее его
почтили установкой статуи на Акрополе (Павсаний. 1.25.1)57. Такие замечания
могут показаться банальностями жизни позднеархаических Афин,
однако они делают нам ближе и понятней тех людей, которым вскоре
предстояло столкнуться лицом к лицу с персами и создать Афинскую державу.
55 По всей видимости, Дж. Бордмэн имеет в виду изображения Диониса на афинских
вазах; о том, что в аттической вазовой живописи в течение всего VI и большей части V в.
до н. э. Дионис неизменно изображался бородатым и почти всегда одетым в хитон и
гиматии, см., напр.: Carpenter Т.Н. Art and Myth in Ancient Greece (London, 1994): 38. — A3.
56 С 488: 57-61; Kurz D.C., Boardman J. Greek Vases in the J. Paul Getty Museum. 3 (1986):
35-70.
57 С 55V: 76 ca.; С 5572: 83-86.

Глава 7ά
К. Краай
МОНЕТНОЕ ДЕЛО
Среди народов, живших вокруг и в непосредственной близости от
Средиземноморского бассейна, именно греки под влиянием определенных
ближневосточных обычаев превратили металлические деньги в свой
собственный особый институт, ибо жившие по соседству неэллинские
народы — этруски, сикулы, карфагеняне, финикийцы, египтяне, — несмотря
на всю свою широкомасштабную торговую деятельность, усвоили
монетную чеканку лишь в относительно поздние времена, откровенно подражая
в этом деле эллинам. И всё же сами греки, как кажется, не
рассматривали развитие или, как они могли бы назвать это, изобретение монет в
качестве события, обозначающего отправную точку новой эпохи в
коммерческой деятельности. Точно так же они не считали это открытием нового
более ликвидного [т. е. легко реализуемого] средства, с помощью
которого можно было сохранять избыточные накопления. Если же греки и
расценивали монетное дело таким образом, то следы подобного взгляда в
литературе данного периода едва различимы. Рост богатств,
наблюдавшийся в 7—6-м столетиях, и болезненные социально-политические
последствия этого явления подверглись, конечно, решительному осуждению в
сочинениях Феогнида, Солона и других поэтов, но едва ли в этих
порицаниях можно найти хоть какое-то особое упоминание богатств в
исключительно сконцентрированной, осязаемой и транспортабельной монетной
форме. У Геродота сохранился рассказ о лидийце Пифии, утверждавшем,
что его состояние оценивается почти в четыре миллиона золотых дари-
ков (Vn.27—29); хотя история эта датируется временем, отстоящим на
поколение с небольшим от введения Дарием персидской монетной
системы, достойным удивления здесь кажется только масштаб богатства, но
отнюдь не тот факт, что такая огромная сумма хранилась в виде монет.
В другом месте (1.94) Геродот замечает, что, насколько ему известно, ли-
дийцы первыми стали использовать золотую и серебряную монету; к
сожалению, мы не можем быть уверены, что именно имеет здесь в виду
«отец истории»: приписывает ли он лидийцам «изобретение» металличе-

520
Часть вторая
ских денег как таковых, либо введение золотых и серебряных монет (в
противоположность более ранним электровым), либо — что более вероятно —
и то, и другое одновременно. Хотя Геродот определенно был осведомлен
об использовании электра в качестве драгоценного металла (электр —
сплав золота и серебра, применявшийся для изготовления ювелирных
изделий. —A3.), что видно, например, из сообщения о пожертвованиях
Креза в Дельфы (1.50), историк нигде не показывает, что он знает об
использовании этого сплава для изготовления денег до времени Креза, который,
согласно общему мнению, стал первым чеканить монеты отдельно из
чистого золота и чистого серебра.
Несмотря на то, что торговая эмблема как особый элемент, от
которого с тех пор уже никогда не отказывались, была привнесена греками в
монетную систему непреднамеренно, необходимо попытаться разглядеть
те обстоятельства и условия, при которых это произошло, и таким
образом попытаться понять цель этой плодотворной новации. Помимо уже
упомянутого выше Геродотова неясного утверждения, имеется еще одно
раннее греческое предание относительно происхождения чеканных
денег, заслуживающее определенного доверия, поскольку именно оно
обеспечивает нас филологически приемлемым объяснением некоторых
названий, с помощью которых греки обозначали монеты разного достоинства.
Поздние писатели, которые, впрочем, обращаются к более древним
свидетельствам, относящимся, по крайней мере, к IV в. до н. э.,
приписывают введение самых ранних чеканных монет (согласно одним
источникам, серебряных, согласно другим — золотых) аргосскому царю Фидону,
о котором говорится, что он отчеканил их на Эгине; согласно иной
версии, это было сделано самими эгинетами, без вмешательства Фидона.
Кроме того, сообщается, что, когда Фидон выпустил свои серебряные
монеты, он изъял из обращения существовавшие тогда деньги в форме
железных вертелов и посвятил их в храм Геры в Аргосе; этот ранний вид
валюты в форме утвари объясняет такие названия, как драхма (горсть) и
обол (вертел), применявшиеся позднее для обозначения серебряных монет
определенного достоинства, ибо при том, что шесть серебряных оболов
могли легко поместиться даже в самую маленькую ладонь, шесть
железных оболов — это как раз то количество, которое удобно было взять
одной рукой1.
Некоторые моменты этого весьма детализированного предания
говорят в его пользу, другие же — против него. В пользу предания можно
перечислить следующие аргументы: (1) убедительное объяснение
наименований серебряных монет определенного достоинства, ибо какое-то
объяснение подобного рода конечно же требовалось; (2) тот факт, что самые
ранние поддающиеся идентификации эгинские монеты, похоже, вполне
обоснованно претендуют на то, чтобы оказаться также и самыми
первыми серебряными монетами материковой Греции, а также — весьма
вероятно — вообще самыми ранними серебряными деньгами где бы то ни
было (хотя определенно не самыми первыми монетами, каковыми являют-
1 С 597: 177-180, 190-198.

Глава 7d. Монетное дело
521
ся чеканившиеся в Малой Азии деньги из электра); (3) открытие в 1894 г.
в аргосском Герейоне [, храме Геры,] массового посвящения в форме
железных вертелов, хотя у нас нет никаких способов доказать, что это
было то самое подлинное посвящение Фидона;2 кроме того, (4)
широкомасштабная торговая деятельность эгинетов, посредством которой они
могли получить опыт монетной чеканки в рамках прямых контактов с
восточными греками—либо в их родных городах, либо в эмпории [, торговом
центре,] в египетском Навкратисе, общем для восточногреческих городов
и Эгины (Геродот. П. 178; КИДМ Ш.З: 53-57).
Можно выдвинуть следующие аргументы «против»: (1) тот факт, что
это предание было неизвестно Геродоту, который описывал Фидона как
человека, установившего лишь меры объема, использовавшиеся в
Пелопоннесе (VI. 127); (2) тот факт, что из других источников не известно,
чтобы Фидон господствовал над Эгиной; кроме того, (3) затруднение,
связанное с тем, что наиболее вероятное время правления этого аргосского
царя — первая половина 7-го столетия3 — ныне кажется чересчур ранней
датой для начала какой бы то ни было монетной чеканки в материковой
Греции.
Наиболее серьезным возражением является последний пункт этого
списка, ибо если еще пятьдесят лет назад (т. е. в 20—30-х годах 20-го
столетия. — А.З.) считалось вполне обоснованным постулировать
существование эгинской монетной чеканки уже в IX или в VIII в. до н. э. (а в Малой
Азии, соответственно, еще ранее), то позднее значительно возросшее
число адекватным образом зафиксированных находок архаических
греческих монет заставляет ограничивать археологический контекст самых
ранних эгинских монет всё более и более узким периодом около
середины 6-го столетия4. Если рассматриваемое предание, которое, как
представляется, содержит в себе много ценной информации, мы не должны
отвергать целиком, тогда следует попытаться как-то связать раннюю датировку
Фидона с поздней датировкой известных нам монет. Наиболее
правдоподобное решение состоит в предположении, что переход от вертелов к
монетам был делом не простым и отнюдь не скоротечным. Суть этой
перемены заключалась в определении количества серебра, которое в пределах
Фидонова царства должно было стать эквивалентом стоимости по
отношению к «горсти» вертелов [— к оболу]; этой единицей веса серебра —
была на ней проштампована эмблема или нет — являлась драхма,
равнявшаяся шести оболам. Такие металлические болванки, не имеющие чекана, но
соответствующие весовым стандартам позднейших монет, были
найдены в Эфесе и других местах вместе с экземплярами тщательно
взвешенных слитков, проштампованных на реверсе, но по-прежнему не имеющих
никакой эмблемы или типа на аверсе5. Таким образом, для своего царст-
2 С 646: 61-63.
3 С 237: 70 слл.; КИДМ. Ш.З: 403-404. 4 С 636: 12-22; С 627: 335-338.
5 С 639: 164 (аверс — лицевая сторона монеты; реверс — ее оборотная сторона;
монетным типом в нумизматике обозначается совокупность изображений и надписей,
покрывающих лицевую или оборотную сторону монеты. —A3).

522
Часть вторая
ва Фидон мог внести стандарт драхмы (в качестве единицы веса
металла); вполне вероятно, что это был именно тот стандарт, который сегодня
известен нам как эгинский с драхмой весом около 6 г; на Пелопоннесе он
использовался столь же широко, как и на самой Эгине. Простое
недоразумение позднейших времен, согласно которому реформа системы мер
веса должна была затронуть также и монетную систему, привело к
значительной ошибке в вопросе датировки начала самой чеканки денег.
Подобные процессы будут происходить и в других местах, и они приведут к
появлению местных драхм, имевших различный вес, как, например, в
Коринфе и в Афинах. Только в 6-м столетии, когда умножились
отличающиеся друг от друга весовые стандарты, а серебро стало более доступным, в
материковой Греции была усвоена практика маркировать драхму и
другие весовые единицы с помощью особых клейм — обычай,
заимствованный из более ранней системы электровых монет Малой Азии.
Факторы, обусловившие различия в весе местных драхм, в настоящее
время, вероятно, выявлены быть не могут. Обычно утверждается, что здесь
имел место элемент борьбы за внешние рынки и что город,
предлагавший наиболее весомую драхму, мог получить конкурентное
преимущество над соперниками. Однако очень трудно доказать, что самые ранние
монеты чеканились с прицелом на внешние рынки — за исключением
одного или двух случаев, когда местные рудники обеспечивали добычу
драгоценного металла в объеме, превышавшем местные нужды, что позволяло
его экспортировать. Характер распространения кладов определенно
показывает, что монеты, конечно, экспортировались, но, стоило им попасть
на более отдаленные территории, откуда они обычно уже не
возвращались в область своего происхождения, как с ними начинали обращаться
вполне утилитарно — видя в них лишь слитки металла соответствующего
веса: их могли делить, не принимая в расчет те единицы, в которых
изначально они были отчеканены. То, какое более раннее средство обмена
заменили собой монеты, также влияло на вес чеканной драхмы; вертела не
являлись универсальным средством обращения, поскольку местные
варианты [квази-] валюты зафиксированы также в форме топоров и котлов, и
ценность каждого из этих средств платежа оказывалась, естественно,
различной, когда она выражалась в серебре. Другим фактором должна
была быть доступность серебра в данной местности, при том что сама эта
доступность варьировалась от эпохи к эпохе; но, хотя мы можем
обоснованно предполагать, что серебро было дешевле в Афинах, где
существовали свои прииски, чем в некоторых других местах, один этот фактор
вряд ли служил причиной различия между драхмой весом примерно в
б г на Эгине и драхмой около 2,7 г в Коринфе, расположенном всего-то
в тридцати милях от Эгины.
Изучение происхождения чеканной монеты мы начали с материковой
Греции, поскольку для этой зоны античные источники дают
правдоподобную информацию; однако еще раньше монетная чеканка появилась на
территории Малой Азии, где наиболее доступным металлом был скорее

Глава 7d. Монетное дело
523
аллювиальный электр6, нежели серебро. В этой зоне нет никаких
свидетельств об управляемом переходе от недрагоценного цветного
металла [— бронзовых котлов и проч. —] в качестве средства обмена к металлу
драгоценному, как в случае с материковой Грецией; здесь, в Малой Азии,
источник монетной чеканки лежал, по всей видимости, в
ближневосточной традиции использования именно драгоценного металла в сделках
любого типа. Это развитие может быть проиллюстрировано, с одной
стороны, большими отлитыми серебряными слитками из Северного Дворца в
Зинджерли в юго-восточной Анатолии, которые несут на себе имя
местного правителя Баррекуба (ок. 730 г. до н. э.)7, и с другой — одной из самых
ранних восточногреческих электровых монет с надписью «Я <—> печать
Фанета», помещенной над фигурой пасущегося оленя8. Этот
недвусмысленный пример позволяет сделать вывод о том, что в данный период
большинство многочисленных монетных типов без надписей
представляли собой печати или эмблемы местных династов.
В дальнейшем эта зависимость от царских или княжеских дворов
отразится в системе монет более мелкого достоинства, воспринятой в
Малой Азии. В то время как в материковой Греции практика заключалась в
том, чтобы путем умножения отдельно взятого предмета утвари (вертел,
топор, котел) создать драхму и кратные ей номиналы, в Малой Азии
главной единицей был большой и дорогой электровый статер, более мелкие
деноминации которого обозначались просто как его дроби: одна треть,
одна шестая и т. д., вплоть до самой мелкой доли — одной девяносто шестой.
Точная хронология кратко описанных выше процессов по-прежнему
остается в высшей степени неясной — как в отношении материковой
Греции, так и в отношении Малой Азии. В Пелопоннесе переход от валюты
в форме утвари к валюте в форме серебра начался, похоже, при Фидо-
не, в первой половине 7-го столетия, однако маловероятно, что настоящие
монеты появились на Эгине еще до VI в. до н. э., а некоторые
утверждают, что они были пущены в оборот не ранее 550 г. до н. э. Но какова бы ни
была самая ранняя датировка эгинских монет, общепризнанно, что
первые электровые деньги Малой Азии появились еще раньше, поскольку
лишь в этой группе монет обнаруживается известное количество
примитивных образцов, находящихся в прямой связи с образцами полностью
развившихся монет, причем эти примитивные стадии отсутствуют в других
местах. К сожалению, до сих пор выявлено крайне мало ранних
электровых монет в датированных археологических слоях; основным
свидетельством остаются девяносто три электровые монеты, найденные во время
раскопок, проводившихся экспедицией Британского музея в Эфесе в 1904—
1905 гг. в разных местах фундаментов Артемисия, строительство которо-
6 Сплав золота и серебра, в котором последнее достигает 20%, называется электр ом
(от греч. ήλεκτρον — «янтарь»); природный электр, добываемый путем промывки донных и
прибрежных песков, называется аллювиальным (от лат. alluvio — «речной нанос»);
Лидия была знаменита «сардским электром», добывавшимся в аллювиальных россыпях
реки Пактол, богатой золотоносным песком. —A3.
7 С 594: 5-6. 8 С 608: ил. 1.6.

524
Часть вторая
го было закончено при Крезе в середине 6-го столетия9. Но, хотя всё
многообразие обнаруженных здесь монет может быть с уверенностью
датировано временем ранее середины VI века, они не дают ни одного образца,
характерного для этой нижней даты, так как основная часть монет и
разнообразного сопутствующего материала (ювелирные украшения,
статуэтки из слоновой кости и проч.) ассоциируется главным образом с самыми
ранними постройками этого места, а не с последующими
модификациями, которые непосредственно предшествовали Крезову храму. Всё это
осложняет задачу определения промежутка времени, прошедшего [а) от
самых примитивных до самых развитых монет, входящих в состав этой
монетной россыпи, а также (о) от последних монет этой россыпи до
возведения Крезова храма.
Можно назвать три предложенные исследователями несовпадающие
хронологии: раннюю, среднюю и позднюю. Ранняя хронология
утверждает, что (лталистический анализ изображений некоторых человеческих
голов на ранних электровых монетах показывает, что последние должны
быть датированы временем не позднее второй четверти VII в. до н. э.;
если принять эту датировку, тогда фазы монетной чеканки,
предшествовавшие появлению полноценного монетного типа, должны быть
отнесены к еще более раннему времени, а в этом случае датировать начало этих
фаз следует не позднее начала 7-го столетия10. Такая датировка ранней
электровой чеканки не зависит от находок из Артемисия, ибо ни один из
типов, на которых базируется анализ, не представлен ясно в этих
находках. Данная линия аргументации, похоже, ведет к странному, но в
принципе допустимому выводу о том, что, хотя большинство вариантов
примитивных монет, датируемых началом 7-го столетия, в некотором
количестве представлены в Артемисии, образцы, на основе стиля относимые ко
второй четверти того же столетия, здесь полностью отсутствуют. Другим
возможным удивительным результатом этой хронологии является
вывод о том, что продолжительность электровой чеканки,
предшествовавшей золотым и серебряным монетам, введенным в оборот Крезом около
560—550 гг. до н. э., равняется приблизительно ста пятидесяти годам.
Конечно, с точки зрения содержания монетных типов, эта электровая
чеканка чрезвычайно пестра, но технически и стилистически она довольно
единообразна; впечатление такое, что ее продолжительность равнялась,
самое большее, двум или трем поколениям, но никак не четырем или пяти.
Средняя хронология основывается на тщательном археологическом
исследовании материала (помимо монет), найденного внутри фундамента
того Артемисия, который являлся самой ранней постройкой этого места.
Был сделан вывод о том, что «почти все предметы относятся к 7-му столе-
9 С 639: 156—167; КИДМШ.З: 244. (Артемисии — знаменитое эфесское святилище
богини Артемиды; на территории древнего Артемисия археологи выделяют несколько
стадий строительства, одна из которых относится к тому, что автор главы называет «Крезо-
вым храмом», т. е. тем храмом, который был закончен с помощью лидийского царя
Креза. -A3.)
10 С 648: 80-109.

Глава 7d. Монетное дело
525
таю, очень немногие — к более позднему времени и только одна вещь
может быть датирована VTH в. [до н. э.]»11. При этом находки
заканчиваются началом VI в. до н. э., и это время может оказаться также датой
самых поздних найденных здесь монет, часть которых уже имела полностью
сформировавшийся тип лицевой стороны. Тем не менее присутствие
известного числа примитивных монет, без полностью развившихся типов
на аверсе, может означать, что весь процесс начался не так давно,
возможно, всего лишь за пару поколений, предполагая дату около середины
7-го столетия12. Согласно этому взгляду, приблизительно одного
поколения достаточно, чтобы вместить эти более поздние варианты электро-
вых монет; хотя они и не представлены среди находок внутри
фундамента, но для них необходимо предположить более раннюю датировку, чем
отказ Креза от использования электра, который произошел около 550 г.
до н. э.
Самая поздняя датировка для монетной чеканки может быть
выведена не из нумизматических аргументов, а на основе интерпретации
материалов, обнаруженных при раскопках фундамента и связанных с ним
построек, как единовременного подношения, принесенного по обету в храм,
воздвигнутый в середине VI в. до н. э. В таком случае верхняя граница
для этого дара и связанных с ним монет должна приходиться примерно
на 560 г. до н. э.13. Впрочем, такая очень поздняя датировка по сути не
оставляет никакого времени для тех фаз чеканки из электра, которые
не представлены в этом подношении, но которые тем не менее должны
были приходиться на время перед 550 г. до н. э., если, конечно, именно
Крез отказался от электра в пользу чистого золота и серебра14.
С точки зрения имеющихся данных, средняя хронология из этих трех
альтернатив кажется наиболее привлекательной. Согласно этому
взгляду, около ста или чуть меньше лет понадобилось на завершение полного
цикла развития чеканки электровых монет в Малой Азии, вплоть до
реформы Креза (т. е. этот цикл продолжался приблизительно с 650/640 по
550 г. до н. э.); в этих рамках временная граница обнаруженного в
фундаменте священного подношения должна приходиться примерно на
590/580 гг. до н. э. Возражение о том, что данная хронология оставляет
недостаточно времени для проводившейся в этом месте перестройки, все
фазы которой предшествовали появлению храма середины 6-го
столетия, может быть снято путем предположения, согласно которому всё это
были не столько следовавшие один за другим «храмы» (чьи
конструкции выше фундамента были сметены строителями Крезова храма),
сколько повторявшимися несколько раз за короткий период попытками
11 С 612: 85. 12 С 646: 165; С 610.
13 С 636: 123.
14 С 644. (Есть некоторые исследователи, которые пытаются даже саму постройку Ар-
темисия отнести к эпохе Дария I, но это требует настолько бесцеремонной трактовки
источников, что получающаяся в результате датировка введения монетной чеканки
серединой 6-го столетия представляется совершенно неправдоподобной.)

526
Часть вторая
укрепить находившийся на болотистой почве фундамент, несомненно,
всегда остававшийся центром этого места15.
Эволюция в Малой Азии выпусков монет с характерными типами на
лицевой стороне обеспечивает нам к началу 6-го столетия terminus post
диет16 для монетной чеканки в материковой Греции, но этот terminus
позволяет исключить только некоторые из более высоких дат, которые
обычно предлагаются для чеканки Эгины и Коринфа; из этого не следует с
необходимостью, что электровая модель была непосредственно
скопирована в серебре. В 6-м столетии из трех основных монетных дворов
греческого материка — на Эгине, в Коринфе и в Афинах — первый был
наиболее продуктивным и, согласно эллинскому преданию, самым
ранним, однако надежные свидетельства для датировки его первых
выпусков остаются для нас недоступными17. Самым ранним поддающимся
датированию археологическим контекстом для одной эгинской монеты
являются веши, заложенные в фундамент при основании парадного зала Да-
рия I в Персеполе, и произойти это могло не ранее 515 г. до н. э.18. Ясно,
что самые первые эгинские монеты должны были быть выпущены за
несколько десятилетий до этого.
В нашем распоряжении имеются две до некоторой степени шаткие и
неточные линии доводов, одна из которых основывается на связи
монетной системы Эгины с системами ее соседей, Афин и Коринфа, другая —
на вероятной ее связи с серебряной чеканкой Креза. Приблизительная
хронология ранней коринфской монетной системы может быть
выведена из образцов, найденных в нескольких архаических кладах; этот
материал позволяет заключить, что изображение головы Афины впервые
было помещено на монетах ближе к концу 6-го столетия (в 510/500 гг.
до н. э.). Для предшествующей фазы зафиксировано около семидесяти
штампов на аверсе, не имеющих такого изображения головы богини19, и,
хотя реальное количество было, вероятно, большим, сам разряд цифр
может означать, что продолжительность выпуска таких монет не должна
была превышать полстолетия при средней активности печатного двора,
что, соответственно, позволяет отнести начало чеканки к середине этого
века. Если Эгина начала выпускать монеты раньше своих соседей, то
произойти это должно было, соответственно, не позднее 570/560 гг. до н. э.
Афинский монетный двор представляет собой более сложный случай,
поскольку здесь мы имеем литературное свидетельство о том, что Солон
произвел некоторые изменения в афинской монетной системе
(Аристотель. Афинская полития. 10). Это само по себе подразумевает, что начало
чеканки должно быть отодвинуто, по крайней мере, на конец 7-го
столетия. Современные исследователи большей частью придерживаются мне-
15 С 634: 2-4.
16 Лат. «дата, после которой»; выражение, применяемое для обозначения точки на
шкале времени, после которой только и могло произойти интересующее исследователя
событие. — A3,
17 С 636: 73-76. ш С 632: № 1789.
19 С 637: 41-56.

Глава 7d. Монетное дело
527
ния, что это чересчур ранняя дата, и, как правило, соглашаются, что
престиж Солона как законодателя невольно привел к увязыванию его имени
с мероприятиями, которые в реальности были проведены в жизнь
гораздо поздней. Здесь, как и в случае с Фидоном, имело место смешение
реформы весовых стандартов с реформой монеты. Кроме того, ныне
известно несколько архаических кладов, состав которых, похоже,
подтверждает вывод о том, что выпуск афинских «сов» начался не ранее последней
четверти VI в.20. Это, впрочем, была не первая монетная чеканка в
Афинах, ибо ей предшествовала гораздо более скромная серия выпусков,
обозначаемая в специальной литературе термином Wappenmünzen,
«геральдические монеты»21, самые ранние из которых вряд ли можно датировать
временем намного раньше середины столетия. Таким образом,
возникают основания для вывода о том, что период 570—550 гг. до н. э. был
временем начала эгинской монетной системы, вскоре после чего появились
первые коринфские и афинские монеты. Принимая во внимание ту
скорость, с какой практика монетной чеканки распространялась в
греческом мире, кажется маловероятным, что самые ранние монеты трех
государств разделял большой промежуток времени; все эти государства
смотрели в сторону одного и того же морского пространства.
Приблизительно в то же самое время, в середине VI в. до н. э., Лидия
отказалась от выпуска монет из традиционного электра в пользу
эмиссии похожих монет, но уже из чистого золота и чистого серебра, которые
в свою очередь стали моделью для ахеменидской царской монетной
системы. Крез нуждался в чеканной монете прежде всего для оплаты услуг
наемников, которые были необходимы для защиты его царства от персов
(Геродот. 1.77); пока эти наемники набирались из соседних с Лидией
территорий, оплата царскими деньгами из электра была вполне
приемлемой, но когда зону вербовки Крез распространил на материковую
Грецию и заключил союз со Спартой, его наемники более уже не хотели
получать оплату монетами из сплава с неясным составом, сплава, который
в Элладе обычно был бесполезным, хотя и ценился в каком-то далеком
царстве. С другой стороны, чистое золото и чистое серебро признавались
повсюду, и тот факт, что Крез превратил свои запасы золота и серебра в
монеты, может говорить, скорее всего, о том, что к данному времени его
греческие союзники уже были знакомы с чеканным серебром, но не о том,
что, познакомившись с лидийскими прототипами, впоследствии они
переняли опыт изготовления серебряных монет.
Если в своем выводе, согласно которому выпуск серебряных монет в
центральной Греции превратился в устойчивую практику во второй
четверти VI в. до н. э., мы правы, то в южной Италии монетная чеканка должна
была начаться вскоре после середины этого столетия22. Точные даты здесь,
как обычно, трудно установить, однако некоторые предположения еде-
20 С 636: 61—68; С 626: 26—31. («Совами» назывались афинские монеты, на оборотной
стороне которых помещалось изображение совы — священной птицы богини Афины; см.
с. 352 наст. тома. — А.З.).
21 С 611; С 641; С 627: 326-333. 22 С 618.

528
Часть вторая
лать можно. Разрушение Сибариса Кротоном в 510 г. до н. э. было,
несомненно, главным событием в истории региона, которое сломало
сложившуюся к тому времени структуру межгосударственных: отношений; оно
привело также к прекращению выпуска основной сибаритской
монетной серии, которую легко отличить от позднейших серий,
выпускавшихся в 5-м столетии при нескольких попытках основать Сибарис заново. В
отсутствие основательного монографического исследования по
архаической денежной системе Сибариса ее масштаб не может быть определен
точно, однако ясно, что продолжительность главной монетной серии
Сибариса вряд ли охватывала период менее двух-трех десятилетий;
современные ей монетные серии Метапонта и Кротона, похоже, имели
приблизительно такую же продолжительность. Как бы то ни было, поскольку
считается маловероятным, что выпуск металлических денег в южной Италии
мог практиковаться еще до того, как он начался в центральной Греции,
время около 550 г. до н. э. устанавливает terminus post quem для южной
Италии. Этот вывод получает определенную поддержку благодаря особому
случаю с Велией, в которой начало монетной чеканки необходимо
датировать временем после закладки этого города около 540 г. до н. э. (В е л и я,
греч. Элея — колония, выведенная из ионийской Фокеи. —А.З.).
Самой замечательной особенностью архаических монет южной
Италии является единообразие как их весового стандарта, так и техники их
изготовления. Так называемая «техника выбитого изображения»,
посредством которой рельефная композиция лицевой стороны повторялась в
виде интальо на стороне оборотной23, была специфической чертой монет
южной Италии и использовалась совместно Сибарисом, Метапонтом,
Кротоном, Кавлонией и Посидонией24 (единственным исключением
является Велия, где был воспринят эгейский тип монетного диска и эгейский
тип штампа на реверсе). Подобным образом четыре самых южных города
чеканили статер около 8 г — вес, не использовавший ни на Сицилии, ни в
центральной Греции, хотя система монетных номиналов, на которые
делился статер, была идентична коринфской; лишь расположенная севернее
Посидония применяла более легкий стандарт и иную систему
подразделений, введенную фокейцами Велии. Это единообразие порой
интерпретируется как свидетельство существования монетарного соглашения
между этими городами, однако более убедительное объяснение заключается
в том, что чеканка монет особой модели была введена самым богатым и
наиболее могущественным городом региона, а затем соседние города
приспособились к этой модели ради своих собственных выгод в
межполисных торговых отношениях. Согласно историческому преданию, на роль
этого выдающегося города мог претендовать только Сибарис.
Остается рассмотреть Сицилию, где самые ранние монеты
обнаруживаются в трех халкидских колониях — в Гимере, Занкле и Наксосе, а так-
23 То есть в виде своего рода рельефного «негатива» — не выпуклого, а вогнутого
изображения; такая техника нанесения эмблемы на монету по-английски обозначается «incuse
fabric». — A3.
24 С 605.

Глава 7d. Монетное дело
529
же в Селинунте. Все халкидские колонии выпускали денежную единицу
весом около 5,70 г, которая являлась эквивалентом трети халкидского
статера, но в других отношениях между этими четырьмя монетными
дворами единообразия не было; не возникает также и ощущения, что их
монетные чеканки были выведены из каких-то иностранных моделей; в то
время как Наксос имел такой монетный тип, при котором изображение
покрывало всю оборотную сторону (что необычно для столь ранней
даты)25, Занкла использовала реверсный штамп, неизвестный в других
местах, и, хотя применявшийся в Гимере квадратный штамп, разделенный
на треугольники, мог быть выведен из Эгины, его собственное развитие
носило исключительно местный характер26. Селинунт стоит отдельно, так
как, похоже, его весовой стандарт, хотя он и колебался, совпадает со
стандартом коринфским, также и плоская техника чеканки в целом
напоминает такую же технику архаических монетных выпусков Коринфа;
замечено, что несколько селинунтских образцов были изготовлены путем
перебивки коринфских монет, так что, очевидно, последние
признавались в данной местности. Коротко говоря, в отличие от того, что
происходило в южной Италии, первые монетные системы на Сицилии
развивались, по всей видимости, независимо в каждой отдельно взятой области,
удовлетворяя локальным потребностям; это впечатление усиливается
содержанием самых ранних кладов, обнаруженных в этой зоне, каждый из
которых как правило включает только образцы местных монет27, и это
резко контрастирует с чрезвычайно смешанным характером
большинства позднейших сицилийских кладов.
Проблемы хронологии на Сицилии похожи на подобные проблемы в
других местах; можно очертить лишь общий контекст, но свидетельства
для более детализированных выводов неопределенны. Выпуск монет
ранних серий Занклы, Наксоса и Гимеры продолжался соответственно по
меньшей мере до 494-го, примерно до 490-го и приблизительно до 483 г.
до н. э., то есть до той даты, когда каждый из этих городов утратил свою
независимость (а в некоторых случаях и прекратил существование),
подчинившись могущественным новым тиранам, базировавшимся в
районе [Мессинского] пролива, в Геле (позднее — в Сиракузах) и Акраганте;
ранняя монетная чеканка Селинунта закончилась, вероятно, около 480 г.
до н. э. вместе с поражением, понесенным при Гимере карфагенянами,
которых из греков поддержали только селшгунтцы28. Для периода,
предшествовавшего этим датам начала 5-го столетия, тщательное
сопоставление изображений голов Диониса на наксосских монетах со
скульптурными работами и с рисунками на вазах позволило равномерно распределить
25 С 598. 26 С 623
27 С 632: № 2059, 2061-2063.
28 С 595: 40—45. (1данственной твердо установленной точкой в хронологии, которая
уцелела от недавних попыток решительно понизить датировки архаических монет,
является монетная эмиссия, осуществленная самосскими изгнанниками, которые поселились в
Занкле на короткий период 494—489 гг. до н. э. На их монетах изображался львиный
скальп со статуи Геры на Самосе и характерный нос самосской галеры (см. рис. 79).)

530
Часть вторая
девятнадцать эмблем лицевой стороны во временном промежутке двух
поколений с 550-го по 490 г. до н. э., несмотря на небольшие изменения
или эволюцию в рамках этой монетной системы в целом29. Гораздо более
масштабная монетная чеканка Гимеры с ее приблизительно 150
эмблемами на аверсах демонстрирует значительно большее число внутренних
вариаций, включая изображение на реверсе, добавленное к изначально
одностороннему монетному типу (т. е. к такому монетному типу, для
которого характерно наличие эмблемы только на аверсе. — A3.), а также
включая появление известного количества клейм, указывающих на
последовательную смену контролирующих властей30. Результаты
исследования, базирующегося на тщательном выстраивании сочлененных цепочек
монет с одинаковыми эмблемами, свидетельствуют, впрочем, о том, что
многие эмблемы лицевой стороны использовались в пределах короткого
времени, так что здешний монетный двор вряд ли начал свою
деятельность намного раньше 540 г. до н. э.; даты первой половины этого
столетия, которые часто предлагались в прежние годы, теперь обычно
отвергаются как слишком ранние. Занкла с ее примерно шестью десятками
известных нам лицевых эмблем занимает среднее положение в
количественном отношении, однако вряд ли она значительно превосходила в это
время два других монетных двора. Как показывают
немногочисленные источники, монетная чеканка, по всей видимости, началась на
Сицилии в третьей четверти 6-го столетия, то есть очень скоро после ее начала
в южной Италии, хотя ни в том, ни в другом случае не создается
ощущения того, что один регион влиял на другой хоть в какой-то значимой
степени.
Таким образом, можно видеть, что практика монетной чеканки
распространялась по эллинскому миру в течение 6-го столетия, а к его
последней четверти уже утвердилась во всех основных зонах расселения
греков, хотя на западе в это время она оставалась еще достаточно новым
феноменом. В тот же самый период развился более или менее стандартный
формат монет, невзирая на упорное сохранение некоторых
региональных особенностей; от электра в качестве материала для изготовления
денег отказались (за исключением нескольких монетных дворов)
главным образом по той причине, что данный металл (или золото,
являющееся основным элементом этого сплава) был не особенно доступен за
пределами Малой Азии; а предпочтительным материалом стало серебро. За
редкими исключениями золото не использовалось для чеканки монет за
пределами Лидии и Персии. Несмотря на вариации в местных весовых
стандартах, приемлемый размер для монеты был в большинстве случаев
установлен в довольно узких границах; кроме того, существовала
потребность в чеканке монеты из очень чистого металла. Выбивавшиеся на
монетах клейма представляли собой эмблемы властей, осуществлявших
эмиссию (как персональные эмблемы, так и коллегиальные), и это,
очевидно, всегда были представители публичных властей, а не частные лица; по
29 С 598: 29-41.
30 С 623.

Глава 7d. Монетное дело
531
мере того как число таких представителей власти возрастало, эмблемы
очень скоро стали сопровождаться пояснительными надписями. К концу
6-го столетия на оборотной стороне стали помещать добавочный
рисунок, заменивший собой единообразный геометрический штамп.
Какой цели должны были служить эти монеты и почему они с такой
легкостью были усвоены повсюду в эллинском мире?31 Поскольку сами
греки об этом не сообщают, правдоподобные ответы можно
сформулировать путем обозрения характерных особенностей и наблюдения за
поведением монет. Естественным образом возникает предположение о том, что,
поскольку в античных монетах мы легко узнаём именно монеты, они
должны были, кажется, выполнять ту же функцию, что и монеты
современные, а именно — служить целям розничной торговли. Однако это
предположение немедленно сталкивается с трудностями. Суть розничной
торговли заключается в огромном количестве транзакций, каждая из
которых является сделкой с весьма незначительной стоимостью; чтобы
обслуживать потребности такой торговли, необходимы не только
денежные единицы с очень малой нарицательной стоимостью, но эти последние
должны быть доступны в большом количестве. Ни одно из данных
условий невозможно обнаружить в ранней греческой монетной системе до тех
пор, пока с конца V в. до н. э. не начала развиваться чеканка монет из
цветного недрагоценного металла. Даже самый малый электровый
номинал — одна девяносто шестая статера — имеет относительно высокую
реальную металлическую стоимость, поскольку приблизительно
наполовину состоит из золота, а в архаический период такие малые монеты редко
чеканились из серебра. Хотя впечатление, что архаические денежные
системы почти всецело состоят из крупных серебряных монет, может быть
искаженным, поскольку в кладах, из которых происходит большинство
имеющихся в нашем распоряжении данных, преобладают более крупные
монеты, нетрудно указать на такие денежные системы, которым вообще
неизвестны малые номиналы. Так, самые ранние системы Сиракуз и Ге-
лы не имели монет достоинством ниже дидрахмы, а в Кротоне, по сути
дела, вплоть до 5-го столетия вообще не были известны доли статера (8 г);
в Афинах же выпуск огромного количества тетрадрахм в архаический
период сопровождался фактически очень незначительным числом
разменных единиц. Таким образом, греческая монетная система просто не
могла ориентироваться на обслуживание в первую очередь розничной
торговли.
Для заморской торговли крупные денежные единицы обыкновенно
были предпочтительней малых во все периоды, и материалы кладов
показывают, что греческие деньги действительно имели хождение в
других странах, но структура кладов не подтверждает мнения о том, что
экспорт серебряных монет в обмен на товары был основной целью
монетной чеканки. Перед тем как обратиться к рассмотрению этой структуры,
31 С 620.

532
Часть вторая
необходимо вспомнить о том, насколько она могла быть однобокой. Некая
монета, произведенная в зоне А, но обнаруженная в составе клада в зоне
В либо как таковая, либо как монета с перебитыми местными
эмблемами, конечно же была перемещена из зоны А в зону В; если данный
феномен повторяется часто, вполне вероятно, что такое перемещение могло
произойти в ходе торговой деятельности; однако оно могло также явиться
результатом грабежа, пиратского набега или уплаты податей. При этом
отсутствие таких находок отнюдь не означает, что подобные
перемещения не имели места, ибо импортированные монеты могли возвращаться
назад в места своего происхождения, где они использовались в качестве
обязательного средства при официальных платежах, или же
переплавлялись в слитки металла для нужд местной чеканки. И в том, и в другом
случае пути перемещения монет трудно отследить. Впрочем, в
архаический период такие скрытые передвижения были менее вероятны по
сравнению с более поздними временами, поскольку в большинстве случаев
монетные системы оставались еще относительно новым явлением, и
подобные перемещения, похоже, происходили лишь в ограниченных
объемах, если не считать одного или двух особых случаев.
К наиболее впечатляющей группе архаических кладов относятся
клады, закопанные в землю на территории западных сатрапий Персидской
державы приблизительно между 520 и 470 гг. до н. э.32. Состав этих
кладов, которые порой имеют значительные размеры, пополнялся за счет
продукции всех монетных дворов, действовавших в Эгеиде и на Кипре
(при этом редко — за счет дворов южной Италии и Сицилии), и эти
собрания часто включают серебро в форме брусков, тарелок или ювелирных
украшений. Очевидно, что данные клады свидетельствуют о
значительных перемещениях серебра в слитках (частично в форме монет) из мест
добычи этого металла в греческом мире в персидские сатрапии, в которых
дань, уплачивавшаяся Великому Царю, была определена в серебре
(Геродот. Ш.89—93). Основная часть этого оборота приходилась на торговлю
зерном, льном и ближневосточными предметами роскоши, но к концу
6-го столетия поток серебра мог увеличиться также за счет дани, шедшей
из рудных районов Македонии и Фракии в Персидскую державу,
захватывавшую всё новые территории, — монеты этих районов составляют
существенный элемент большинства кладов. Хотя греческое серебро
определенно наводняло Персидскую державу и хотя она могла
стимулировать добычу серебра греками, обеспечивая на него большой спрос, всё это
не могло иметь никакого отношения к изначальному развитию греческой
монетной чеканки, имевшему место в гораздо более ранние времена.
Находки, сделанные повсюду в греческом мире, предоставляют нам
немного доказательств, подтверждающих мнение о том, что внешняя
торговля являлась той изначальной причиной, которая привела к
появлению греческих монет. Выше уже были упомянуты самые ранние
сицилийские клады, содержащие только местные монеты; отсутствуют датирован-
32 С 636: 13-22.

Глава 7d. Монетное дело
533
ные свидетельства о том, что какое-то количество сицилийских монет
перемещалось за границу, хотя с начала 5-го столетия имеются обильные
доказательства повсеместной циркуляции в пределах острова
продукции всех монетных дворов. То же верно и в отношении монетных
систем южной Италии, чьи деньги никогда не переправлялись даже на
Сицилию, хотя италийские клады состоят из значительной смеси
локальных монет. Ликия и Кипр формируют похожие замкнутые зоны, из
которых небольшие группы монет просачивались в чрезвычайно
смешанные ближневосточные клады33.
Что касается материковой Греции, то можно было бы ожидать, что,
по крайней мере, Эгина — государство, знаменитое и своей масштабной
торговлей, и обильной чеканкой монет, обеспечит нас свидетельствами
распространения этих монет посредством коммерческой деятельности. Тем
не менее даже в случае с Эгиной, хотя присутствие небольших групп ее
монет является характерным признаком ближневосточных кладов,
территория распространения главных кладов эгинских монет ограничивается
островами Эгейского моря и Критом — то есть зоной, расположенной
относительно близко к самой Эгине и использовавшей тот же весовой
стандарт34. Другие примеры этого феномена предоставляют нам Аканф и
Менда: в обоих случаях главные клады локальных монет были
обнаружены в местах расположения самих этих городов35.
В Малой Азии было открыто несколько локализованных ранних
кладов, однако, поскольку электр по своей природе является сплавом,
действительная стоимость которого не могла быть легко установлена,
монеты из него не имели универсального хождения, так что их
распространение ограничивалось теми областями, где они выпускались и где
признавались по обычаю или благодаря политическому авторитету лидийских
царей.
В этой картине, показывающей, что монеты по большей части не
уходили далеко от мест своего происхождения, имеются два очевидных
исключения, при этом показательно, что оба они относятся к зонам,
обладавшим собственными серебряными рудниками: речь идет об Афинах и фра-
кийско-македонском регионе. Самые ранние афинские монеты, так
называемые Wappenmünzen, «геральдические монеты», представляли собой
небольшую местную чеканку, начавшуюся, как было предположено
выше, до середины VI в. до н. э. В последней четверти столетия эта чеканка
была заменена монетной системой, имевшей более выраженные
афинские черты; очень скоро новые деньги начали чеканиться в огромных ко-
33 Не вызывает сомнений, конечно, что производить монеты дороже, нежели
использовать необработанные слитки металла, и можно быть уверенным, особенно в случаях,
когда монеты имели хождение в ограниченных географических зонах, что номинальная
стоимость монеты была завышена по сравнению с реальным весом содержащегося в ней
серебра. Прибыль, получаемая государством посредством чеканки денег, была, вероятно,
одной из наиболее неоспоримых причин, благодаря которым монетная чеканка
повсеместно стала таким привлекательным делом.
34 С 632: № 1, 6-8. 35 С 632: № 357, 360.

534
Часть вторая
личествах из металла, добываемого благодаря интенсивной разработке
Лаврионских рудников36. С конца столетия эти афинские монеты с
изображением совы на реверсе начинают обнаруживаться повсеместно в
эллинском мире, причем иногда в значительном количестве — на Сицилии,
в южной Италии, материковой Греции, на Эгейских островах, в южной
части Анатолии, в Сирии, Египте и Киренаике. «Совы» могут служить
примером монетной чеканки, осуществлявшейся с прицелом на
заморские рынки и базировавшейся на гарантированных запасах серебра; но
если дело обстояло именно так, то это всё же вторичное развитие денежной
системы, не имеющее никакого отношения к тем обстоятельствам, в
которых монетная чеканка рождалась. Подобным образом монеты тех фра-
кийско-македонских племен, под контролем которых находились богатые
рудники (Геродот. VII. 112), часто выпускались необычно крупного
достоинства и регулярно попадали в северо-восточные клады, но это также
было вторичным результатом развития, ибо очевидно, что впервые
производство монет возникло отнюдь не в этом регионе.
Если монеты обычно оставались в зонах своего происхождения,
вместо того чтобы рассеиваться повсюду в результате торговой деятельности,
тогда первичную цель их производства необходимо искать в пределах тех
государств, которые сами осуществляли чеканку. Если исключить также
и розничную торговлю, для которой архаические монеты не годились из-
за слишком высокой реальной стоимости входившего в них металла,
тогда остается единственная функция — обслуживание интересов
государства путем предоставления стандартного средства, с помощью которого
можно осуществлять и принимать платежи. Эти платежи могли
включать в себя налоги, штрафы и портовые сборы; государственные
выплаты могли охватывать жалованье публичным должностным лицам,
оплату наемников, а также затраты на строительство общественных зданий
и монументов. То, что за введением монетной системы лежит какая-то
публичная цель подобного рода, убедительно доказывается неизменным
использованием гражданского [полисного] символа или имени в
качестве изображения, штамповавшегося на монете; даже когда здесь
появляется личное имя, то это имя человека, который либо сам являлся
правителем города, либо был тем лицом, которому правительство делегировало
право время от времени чеканить монеты. Нет никаких свидетельств о
том, что чеканка монет когда-либо производилась в греческом мире по
частной инициативе торговцев или банкиров.
В соответствии с этим можно думать, что монеты выполняли
функцию государственных накоплений или избыточного богатства, которое
могло храниться в такой форме, пока не возникала потребность в его
использовании. Поскольку монеты были созданы для этой цели,
первоначальная тенденция заключалась не в их распространении посредством
торговли, а в том, чтобы они удерживались в качестве редкого и высоко
ценимого товара внутри того региона, который смог их заполучить, если
не считать тех немногих и удачливых сообществ, которые не были оби-
36 С 617.

Глава 7d. Монетное дело
535
жены своими собственными рудниками, а потому могли позволить себе
экспортировать то, что, с точки зрения их локальных потребностей,
являлось излишком. Будучи рассмотренным в таком ракурсе, родительный
падеж, в котором обычно фигурирует на монетах название этнической
группы, являлся не просто информативным заявлением — «[это есть
монета] сиракузян»; этот родительный падеж представлял собой заявление
о собственности — «[это есть достояние] сиракузян». Так же и рисунок,
пропггампованный на монете, являлся государственной печатью,
которая маркировала монету в качестве государственной собственности; и
только во вторую очередь этот рисунок получал смысл клейма,
гарантировавшего качество или вес металла для тех, кто, полагаясь на собственный
опыт, уже доверял знакомым клеймам.
Быстротой, с какой монетная чеканка распространялась по
греческому миру, эта последняя была обязана не одним лишь своим
практическим удобствам; иначе соседи греков, многие из которых имели гораздо
более долгий опыт ведения сложных финансовых дел, должны были бы
безотлагательно перенять эту практику или даже развить ее раньше
эллинов. Причина того, что этого не случилось, должна была лежать в
кардинальных отличиях между огромным централизованным восточным
царством, с одной стороны, и небольшими, многочисленными и
постоянно соперничавшими друг с другом городами-государствами — с другой.
В первом случае царь олицетворял верховную, неоспоримую власть и не
имел никакой нужды подчеркивать в пределах своего царства
собственное отличие от какого-нибудь дальнего соседа, который вполне мог
быть чужим как в этническом отношении, так и по языку. Напротив,
греческий город использовал любую возможность отличить себя от соседа,
даже если этот последний был расположен всего в нескольких милях,
использовал тот же язык и имел ту же культуру. Если монетная система
представляет собой имущество города, то оно должно быть не только
ясно маркировано, но еще и, насколько это возможно, отличаться по
внешнему виду от такого рода имуществ соседних городов. Мы видели, что
это было характерно для самых ранних денежных систем Сицилии, и то
же верно в отношении материковой Греции, где монеты Афин, Эгины и
Коринфа вполне отличались друг от друга как по технике исполнения,
так и по монетным типам; южная Италия являет собой исключение в том
плане, что для нее характерна общая техника изготовления монет,
вызванная тем огромным преимуществом, которым в данном регионе
обладал Сибарис. Иногда эстетическое качество монет становилось
предметом национальной гордости, как в случае с тираном Гелоном, отметившим
перенос своей столицы из Гелы в Сиракузы выпуском самых роскошных
и тщательно сделанных монет, которые когда-либо видели греки37.
В эллинском мире 6-е столетие знаменует собой кульминацию
долгого периода социального, политического и экономического развития; как
недавно было отмечено в одной работе, «города, чеканка монет, ремес-
37 С 608: ил. 7.30.

536
Часть вторая
ленные мастерские, торговые пути внутри Эгейского мира и за его
пределами, а также вполне сформированная социальная структура
существовали в 500-м, но не в 800 г. до н. э.»38. В этом сложном обществе совсем
недавно развились многие новые отношения, требовавшие некоего
правильного мерила стоимости, причем такого мерила, в котором
многочисленные платежи и поступления всевозможных объемов могли
выражаться с достаточной точностью: жалованье войскам, оплата рабочей силы или
материалов для архитектурных предприятий, взыскание податей или
штрафов, выдача заработка. Выпуск монет в обращение уже сам по
себе мог приносить доход государству, поскольку при том, что
использование этих денег в официальных расчетах имело обязательный характер,
как граждане, так и чужеземцы были вынуждены приобретать монеты
по цене, превышавшей реальную стоимость входящего в них металла;
имеются даже намеки на то, что иногда для извлечения дополнительной
прибыли государство могло объявить о неполноценности монеты, тем самым
принуждая тех, кто ею пользовался, нести издержки на приобретение
монет новой эмиссии (Аристотель. Экономика. П, 1347а). Такой ценный
товар, изначально созданный государством для своих собственных
преимуществ и выгод, очень скоро стал мерилом и средством сохранения
частного состояния, доступным как для внутренних, так и для внешних
экономических операций.
38 С 60: 5.

Глава 7е
К. Рёбак
ТОРГОВЛЯ
Ко времени Персидских войн, когда великие морские битвы,
состоявшиеся при Ладе в 494-м, при Саламине в 480-м и при Микале в 479 г. до н. э.,
перевели вопрос о морском могуществе в сферу политических расчетов
греков и персов, греки уже обладали опытом морской торговли с
дальними странами1. Эгейский регион превратился в важный торговый центр.
Сельские поселения 8-го столетия развились в города-государства, которые
по характеру оставались в значительной степени аграрными, но в том, что
касалось их материального богатства и дальнейшего роста, всё в большей
степени начинали зависеть от покупаемых на рынке товаров. К началу
V в. до н. э. некоторые города уже имели значительное население: в
Афинах, возможно, проживало свыше 100 тыс. свободных мужчин, женщин
и детей, а в ионийских городах — вместе взятых — более 250 тыс.2. В
городах имелся богатый, хотя и небольшой по численности, высший класс,
традиционно охочий до роскоши, а также увеличивался средний класс,
способный приобретать кое-что, помимо предметов первой
необходимости. Некоторые города производили ремесленные изделия, оливковое
масло и вино не только для местного потребления, но и на экспорт, а также
редкие в Эгеиде медь, олово (составные элементы бронзы) и железо — то
есть металлы, необходимые для изготовления орудий труда и оружия.
Серебро, добываемое в Афинах и во Фракии и встречавшееся в виде
небольших месторождений на некоторых островах Эгейского моря,
пользовалось всеобщим спросом в связи с недавно возникшей эгейской практикой
чеканки монет, а электр, имевшийся в Лидии, использовался в ювелирном
деле и для выпуска монет греческими городами на западе Малой Азии.
Кроме того, серебро было необходимо для оплаты зерна, покупаемого в
Египте, а также драгоценностей и экзотических растений, ввозившихся
из Леванта. Тонкие нити коммерции, обнаруживаемые в 8-м столетии в
1 См. раздел Ч. Старра «Экономические и социальные условия в греческом мире» в:
##ДМШ.З:гл.45а.
2 Афины: С 108: 3; Иония: С 259: 21-23.

538
Часть вторая
виде рискованных экспедиций, отправлявшихся из Эгеиды на запад
Италии (о. Искья) ради металлов и в Левант (Аль-Мина) ради восточных
предметов роскоши, сплелись теперь в сложную сеть. Профессиональные
торговцы сновали со своими товарами по привычным оживленным
маршрутам от северо-восточной Испании до Египта и проникали в
Адриатическое и Черное моря. В городах рынки обеспечивали необходимые
условия для оптовой и розничной торговли. Гончарные и металлургические
предприятия обслуживали местные потребности и предлагали
собственную продукцию торговцам, формировавшим грузы для экспорта.
Производство и торговля взаимно переплетались, дабы обслуживать местный
город, распространять товары по другим эгейским городам и обеспечивать
товарообмен с заморскими рынками, греческими колониями и странами
за пределами Эгеиды.
Поскольку сфера интересов греков была широкой, они вынуждены
были вести торговлю как в западном, так и в юго-восточном бассейнах
рядом с финикийцами. На западе побережье Северной Африки от Сиртов
(Большой и Малый Сир τ — заливы в Ливии. —A3.) до Атлантики,
побережье Испании ниже Эмпория (Ампурьяс) и западная оконечность
Сицилии были окружены финикийскими торговыми постами, одни из которых
изначально были созданы финикийцами из Тира и Сидона, другие же —
выведены позднее из Карфагена. Этот регион и его пути, обеспечивавшие
доступ к островам — через Мальту к Сицилии и далее к Сардинии или к
Балеарским островам и Испании — ревностно охранялись Карфагеном.
Прямой доступ к олову, меди и серебру, добывавшимся на юге Испании,
был перекрыт для греков с конца VI в., хотя столетием раньше самосские
и финикийские торговцы возвращались отсюда в Эгеиду с ценными
грузами. По-видимому, металлы и в дальнейшем доставлялись в эти места,
только теперь главную прибыль извлекали финикийские купцы. В
сицилийском Селинунте греки торговали наряду с финикийцами, деля с ними
богатый этрусский рынок3. При этом этруски не желали, чтобы греки
основывали свои поселения в их регионе. Так, около 540 г. до н. э. они
объединились с карфагенянами, дабы вытеснить фокейцев из основанной
последними Алалии на Корсике (см.: КИДМШЗ: 256). Массалия,
возникшая около 600 г. до н. э., и Эмпорий оставались главными портами на
дальнем западе Средиземноморья.
В Леванте, являвшемся с эпохи бронзового века внутренней зоной
финикийской торговли, греки были представлены очень незначительно.
Некоторые из них жили в торговых факториях на сирийском побережье,
наподобие Аль-Мины, вместе с киприотами и туземным населением. И всё
же торговля сама по себе имела внушительные объемы, так как из этого
региона поступали восточные товары — ткани, изделия из металла, фаянс,
украшения из драгоценных металлов и слоновой кости, — которые
оказали столь сильное воздействие на развитие греческих ремесел в 8—7-м
столетиях. Эти товары доставлялись в Эгеиду греческими торговцами, в пер-
3 От времени до 6-го столетия сохранилось мало следов финикийской торговой
активности на Сицилии. Кроме того, здесь торговали также этруски.

Глава 7е. Торговля
539
вую очередь жителями эгейских островов, а также финикийцами и
киприотами, часто ходившими на Родос и Крит и реже в Эгеиду. Помимо
предметов роскоши, главным образом производившихся в мастерских
северной Сирии и Финикии, привозили медь с Кипра, а также экзотические
растения, благовония и специи из Аравии. Данная группа товаров,
вероятно, приобреталась финикийцами в Египте, которым цари Саисской
династии предоставили место под торговую факторию на западе Дельты.
После окончания ассирийского господства над Левантом вавилонские и
персидские власти по-прежнему относились терпимо к греческим
торговцам и считали для себя полезным иметь в своих армиях греческих
наемников, хотя не позволяли эллинам основывать здесь колонии.
Юго-восточное Средиземноморье оставалось по преимуществу зоной
финикийской торговли.
Впрочем, в ходе колонизации греки превратили обширную часть
Средиземноморья, а именно Адриатическое и Черное моря, в зону своего
влияния4. К тому же они добились постоянных торговых привилегий в Египте
и Этрурии. Греческие колонии, прежде всего на нескольких первых
этапах становления, были рынком сбыта для эгейской ремесленной
продукции, керамики и изделий из металла, для оливкового масла,
использовавшегося как в кулинарии, так и в косметике, а также для вина. По мере
роста собственного населения колонии развивали местные ремесла и сельское
хозяйство и меньше импортировали продуктов подобного рода, но
становились всё более привлекательными рынками для изделий тонкой
работы и предметов роскоши из Эгеиды и для товаров, доставлявшихся
греческими перевозчиками из Леванта и Египта. Этрурия также
превращалась в такой рынок, поскольку ее поселения эволюционировали в
настоящие города, а благосостояние высших классов возрастало. Впрочем, в
Леванте и Египте греческие ремесленные товары не могли конкурировать
с продукцией уже давно существовавших и обладавших огромным опытом
местных мастерских; также ни оливковое масло, ни греческое вино не
стали массовыми продуктами в пищевом рационе туземных жителей.
Постоянно проживавшие здесь греки обеспечивали на эту продукцию небольшой
спрос, но за местные товары, которых греки жаждали, они должны были
расплачиваться в основном серебром. То, какие товары участвовали в этом
обмене, определялось природой спроса, который купцы должны были
обслуживать в эгейских городах, греческих колониях и чужих землях.
Вплоть до конца 7-го столетия греческая торговля оставалась
относительно простой по структуре и скромной по масштабам. Торговцы,
главным образом из Коринфа, Халкиды и Эретрии на Евбее, а также с
наиболее крупных островов из числа Киклад, доставляли товары, в которых
ощущалась потребность в новых колониях в южной Италии и на Сицилии,
куда направлялся обильный миграционный поток. Для западных колоний
коринфская керамика была особенно важной частью импорта5, но купцы
4 См.: КИДМ Ш.З: гл. 37, 38.
5 Напр., архаическая керамика из Мегар Гиблейских: D 570: 9—10.

Карта 13. Греческая и финикийская

торговля в период персидских войн

542
Часть вторая
привозили и некоторые предметы роскоши из Леванта, обеспечивал
растущие потребности Этрурии в таких товарах. Некоторые
греческие колонии также извлекали прибыль из этой торговли, выполняя роль
важнейших транзитных портов на морских путях, в частности, на тех,
что вели на запад, и это особенно хорошо видно на примере Керкиры,
выходя из которой корабли пересекали Адриатику, дабы достичь Италии
или отважиться на поход в северном направлении. Хотя Керкира так и не
стала важным центром производства экспортных товаров наподобие
своей метрополии, Коринфа, в 667 г. до н. э. керкирцы смогли отстоять в
морской битве свою независимость от Коринфа. Также и колонии в
южной Италии и на Сицилии, такие как Регий и Занкла, контролировавшие
Мессинский пролив, не только предлагали удобные гавани, но вскоре
начали играть роль посредников в торговле с туземными италийцами6. По
всей вероятности, для эгейских греков важнейшей целью в торговле по-
прежнему оставались металлы, ради чего они изначально и пришли на
остров Искья. Сами колонии могли производить на экспорт пока еще не
очень много.
Торговцы из городов, вовлеченных в западную торговлю,
осуществляли свою деятельность и на юго-востоке Средиземноморья, однако в
7-м столетии в этом регионе не существовало никакой большой
греческой колониальной зоны. Несмотря на огромное воздействие, которое
испытало на себе греческое ремесленное производство со стороны
доставлявшихся с востока предметов, их общее количество оставалось
относительно небольшим, так как эгейский спрос на предметы роскоши был
скромным и греки мало что могли предложить в обмен. Вероятно,
пиратство, а не только торговля, было поводом, заставлявшим греческих
мореходов пускаться в опасные предприятия на восток. Для этого маршрута
остров Родос, расположенный недалеко от юго-западной оконечности
Малой Азии, играл приблизительно ту же роль, какую на западном пути
играла Керкира. Поселения Линд, Иалис и Камир предоставляли места для
стоянки судов как на восточном, так и на западном побережье острова
для греков, шедших с Эгеиды, и для киприотов и финикийцев,
направлявшихся на Крит или в Эгейское море. Не исключено, что отсутствие
колониального рынка на юго-востоке может помочь в объяснении
относительно медленного, в сравнении с Коринфом, развития здесь производства
товаров, ориентированных на экспорт. Но Родос всё же быстро
откликнулся на произошедшие несколько позднее изменения, связанные с
дальностью и характером торговых операций.
После 650 г. до н. э. ареал торговой деятельности был расширен до
Испании на крайнем западе, и к 600 г. до н. э. Массалия и Эмпорий
предоставляли порты захода для греков, совершавших судоходство на север
вдоль итальянского побережья, которые не хотели заходить к
финикийцам на Сардинии и Балеарских островах. Кроме того, обе эти колонии
предоставляли возможность связываться с туземными племенами на
северо-востоке Испании и в долине Роны на территории современной Фран-
6 D 567: 182-183.

Глава 7е. Торговля
543
ции7. Торговые стоящей были основаны также в Египте и на Черном
море. В течение VI в. до н. э. импорт соленой рыбы с Черного моря, а также
зерна с северных берегов8 и из Египта увеличивал запасы
продовольствия эгейских городов. Египетские предметы роскоши теперь могли
доставляться напрямую, и, кроме того, в Эгеиде появились новые виды
товаров, такие как льняное полотно и папирус. Торговля металлами была
расширена за счет железа из региона Синопы на Черном море и за счет
новых источников драгоценных металлов: серебра из Фракии и Лаврио-
на (Аттика) и электра из Лидии. В результате ко времени Персидских войн
структура торговли усложнилась, а перечень товаров расширился; он
включал теперь новые позиции: от предметов роскоши и металлов до
крупных партий зерна, оливкового масла и вина. Возможно, в
определенных количествах перевозилась также древесина, ибо маловероятно,
чтобы местные ресурсы могли обеспечить в больших объемах ель и сосну,
необходимые для строительства кораблей и монументальных зданий.
Если делать выводы на основании размера флотов, задействованных в
персидских войнах, грузооборот корабельного леса был значительным.
Для своего собственного кораблестроения Коринф, вероятно,
приобретал лес на северо-западе Греции и, быть может, в Македонии, при этом
обеспечивая древесиной другие эгейские государства, такие как Эгина и
Афины. Осуществление торговых операций с их возросшими объемами
было облегчено в конце 6-го столетия благодаря использованию
драгоценных металлов9, в особенности серебра, в международном обмене. Впрочем,
первоначально недавно появившиеся монеты не использовались в
качестве настоящих денег в таких транзакциях, однако крупные монеты
являлись формой слитков, которые проверялись и взвешивались при
совершении сделок. Кроме того, если судить по выпускам разменной монеты
в Афинах, Коринфе и Ионийском регионе, монетарный обмен быстро
вытеснял в местной торговле обмен натуральный.
В этой торговой экспансии деятельность восточных греков была
весьма заметной10. Вместе с родосцами к коринфянам и островитянам
присоединились купцы с больших островов Самоса и Хиоса, а также из
прибрежных городов Фокеи и Милета, выгодно располагаясь в конечных
пунктах транеэгейских морских маршрутов, одновременно служивших
перевалочными пунктами на пути с Родоса в Геллеспонт. Именно самос-
ский купец, некий Колей (см. ниже), около 640 г. до н. э. открыл путь для
7 D 28: 137—161. См.: КИДМ Ш.З: 167 слл. Торговля с кельтами достигнет
значительных объемов в 6-м столетии.
8 С 259: 116—130. С 254 — здесь доказывается, что экспорт пшеницы начался только в
первой четверти 5-го столетия; С 243 — автор этой работы считает, что целью ранней
греческой торговли на Черном море (до 700 г. до н. э.) было халибское железо. Впрочем,
фрагментарное граффито, обнаруженное на острове Березань и датированное первой
половиной 6-го столетия, свидетельствует и о торговле зерном в это время; здесь перечисляются
суммы, полученные от торговли одним заезжим ионийским торговцем. Также одно письмо
на свинцовой табличке, адресованное неким отцом своему сыну и датируемое второй
половиной 6-го столетия, упоминает торговую деятельность; сын этот жил в Ольвии, но
письмо найдено на Березани (С 586).
9 См. выше, гл. 7d 10 С 259: 131-137.

544
Часть вторая
ввоза металлов из Испании, а новые торговые регионы в Египте и Черном
море были развиты главным образом ионийцами, изначально
действовавшими здесь исходя из коммерческих мотивов. В Египте грекам
было позволено селиться в Навкратисе только для целей торговли;
черноморские колонии Геродот характеризует как эмпории, то есть как
фактории (IV.17.1, 20.1, 24, 108).
Населяя побережье Малой Азии, ионийцы обладали таким
преимуществом, которого были лишены остальные греки. Лидия, с которой
наработались тесные экономические взаимоотношения, представляла собой
страну в глубине материка, для которой ионийцы выступали в роли
посредников. Хотя лидийские цари и стремились расширить политический
контроль над ионийцами — сначала путем набегов на их территорию,
затем с помощью союза, — они не пытались создать морскую державу,
базируясь на ионийских портах. Острова Самос и Хиос фактически
оставались независимыми, а Милет, чувствовавший себя уверенно благодаря
полуостровному положению, оказался способен отбить лидийские
нападения. Фокея, находившаяся рядом с устьем реки Герм, располагалась в
месте, очень удобном для сообщения с Сардами. В лице Лидии ионийцы
нашли потребителя их ремесленных изделий и нанимателя их рабочей
силы. Они покупали лидийскую продукцию для собственного
использования и для перепродажи. Самым важным в этом смысле был лидийский
электр, использовавшийся в ювелирном деле и для монет,
чеканившихся как в ионийских государствах, так и в самой Лидии (см. выше, гл. 7d).
Хотя старая точка зрения на ионийские города как на конечные пункты
длинных путей, шедших с Анатолийского плато и территорий,
расположенных еще дальше на востоке, теперь уже не поддерживается, Иония и
Лидия были взаимно связаны сетью дорог, по которым двигались
вьючные животные и повозки, перевозившие товары на побережье для
дальнейшей доставки по морю.
Разрастание этой торговой сети, происходившее в течение нескольких
веков до персидских войн, не могло быть серьезно замедлено военными
действиями или иностранной оккупацией. Стычки с финикийцами в
зонах торговых интересов обоих народов носили по своей природе,
видимо, пиратский характер. Что касается персов, то они не применяли
экономических санкций в ходе военных действий и не вмешивались открыто в
торговые отношения в тех странах, которые оккупировали. После 540 г.
до н. э., когда ионийцы подчинились Персии, и после 512 г. до н. э.,
когда Фракия стала персидской провинцией, персидское господство,
похоже, приносило ионийцам как выгоду, так и вред. Персидский наместник
во Фракии, вероятно, «отсасывал» в порядочных объемах серебро, в
котором нуждались ионийцы для своей торговли с Египтом11, переправляя
его в царскую сокровищницу, так что фокейцы и самосцы, похоже,
должны были переориентировать свое коммерческое внимание еще
далее на запад. Но для ионийцев в целом опека персидских сатрапов прос-
11 С 53: 239-240.

Глава 7е. Торговля
545
то заменила такую же опеку лидийских царей, а строительство великих
персидских дворцов давало применение их рабочей силе (см. ниже, с. 574,
а также: Том иллю(лраций: ил. 234). Персидский контроль над водным
путем, связывающим Черное море с Эгейским, не остановил поставку
зерна (Геродот. VII. 147), и вряд ли военные кампании Ксеркса привели к
чему-то большему, чем к временному ослаблению греческих торговых
связей с Левантом и Египтом. В самом деле, во времена персидского
правления греки могли передвигаться по Египту более свободно, нежели при
царях Саисской династии. Греки продолжали использовать Навкратис
(ср.: КИДМШ.З: 161 ел.), а афинское серебро поступало в Египет и в
Левант во всё возраставших объемах. Ионийское производство и торговля
могли понести частичный ущерб из-за войн, но совершенно очевидно,
что такого ущерба не понесли Афины.
Междоусобные греческие войны, происходившие в эгейской зоне,
главным образом на суше и весьма скоротечно, мало влияли на морскую
торговлю, но вот греческое пиратство чинило серьезные препятствия.
Практика эта носила эндемический характер — она была характерна для
тех мест, по которым пролегали торговые маршруты, и была ограничена
только теми торговыми городами, которые сами не заботились о
безопасности своих вод. Искоренение пиратства Фукидид (1.7—8, 13) связывает с
усилением морских держав, в особенности с ростом коринфской мощи
и с подъемом коммерции. Хотя Коринф и Поликрат Самосский
очищали от пиратов свои воды и делали свои гавани безопасными, за
пределами досягаемости их военных кораблей торговля оставалась рискованным
занятием для тех, кто перевозил грузы на медленных купеческих судах.
Знакомое с морским делом население портовых городков,
расположенных вдоль морских путей, в особенности в северо-западной Греции и на
небольших эгейских островах, могло заниматься перехватом одиночных
торговых судов. И всё же существовал общий интерес в том, чтобы
обеспечить свободу навигации и безопасность торговли. Вскоре после
персидских войн Афины и Делосский союз отложили свою месть Персии,
чтобы напасть на Карист на Евбее и на Скирос, по-видимому с целью
истребления пиратских гнезд. Даже пираты могли блюсти между собой личную
неприкосновенность и не трогать имущество друг друга (рассматривая
при этом чужеземные корабли как законную добычу), на что указывает
договор между городами Эантией и Халеем в западной Локриде,
заключенный около 450 г. до н. э.12.
Торговую активность городов мы можем проследить до
определенной степени, изучая их производство и ареал распространения их
керамической продукции. Например, некоторые амфоры, выполнявшие роль
сосудов для масла или вина, отличающиеся по индивидуальным формам
и технике изготовления или по метке происхождения, характеризуют
Хиос в качестве раннего грузоотправителя вина, а Афины — в качестве
производителя оливкового масла. Направление коринфской торговли мож-
12 /СГХ2.1717; GHII: № 34 (M.N. Tod).

546
Часть вторая
но проследить по дистрибуции вездесущих коринфских арибаллов —
небольших кувшинчиков для ароматических масел. Из замещения коршк}>
ской керамики керамикой афинской мы можем прийти к выводу также
о том, что во второй четверти 6-го столетия Афины захватили рынок
экспорта утонченной посуды, что объясняется превосходным качеством
их гончарной продукции. Мозаичная картина торговой деятельности,
возникающая из этих данных, впрочем, может ввести нас в заблуждение,
ибо образцы керамики сами по себе дают информацию скорее о ее
производстве, нежели о ее транспортировке. Например, на основании клейм
отдельных торговцев мы знаем, что большое количество керамики,
экспортировавшейся из Афин на исходе 6-го столетия, перевозилось
ионийцами и эгинцами (см. ниже). Также не совсем правильно говорить о
торговой активности городов-государств, поскольку структура торговых
связей была сформирована отнюдь не политическим курсом правительств
этих городов-государств, а производителями и торговцами. Большинство
греческих городов из-за своего материкового положения или из-за
отсутствия у них особых ресурсов для экспорта были рыночными центрами
локального значения. Другие, выгодно расположенные на морских
маршрутах, наподобие Халкиды и Эгины, могли вовлекаться во фрахтовое
дело, занимаясь транспортировкой по морю чужих товаров. В случае с
Эгиной она, по всей видимости, была поставлена на широкую ногу.
Однако лидерами греческой торговли являлись те города, которые сочетали
преимущества своего удачного расположения с обладанием ресурсами,
позволявшими производить товары в объемах, превышавших их
собственные нужды, что обеспечивало экспорт этих товаров. В VI в. до н. э.
такими городами были Коринф, Хиос, Самос, Милет и Родос. В этот
период Афины также становятся важным производственным центром, в
особенности в отношении утонченной керамики и оливкового масла, однако
транспортировка их товаров, очевидно, оставалась в руках других греков.
Примеры Коринфа как торгового центра в Эгеиде и Навкратиса как
фактории в чужой стране, часто посещавшихся торговцами многих
городов, проиллюстрируют нам природу греческой торговли.
Около двухсот лет, начиная с середины VIE в. до н. э., Коринф,
расположенный почти буквально на перекрестке сухопутных и морских дорог
всей Греции, был ведущим греческим торговым городом и центром,
всегда полным иноземных купцов. Торговля шла как с западом через
Коринфский залив, так и с востоком через Эгейское море, в сторону Леванта.
Каждый из этих путей имел в Коринфе свои исходные пункты: для
запада — гавань в Лехее, для Эгеиды и востока — гавань в Кенхреях,
расположенную в Сароническом заливе. Около 600 г. до н. э. для перетаскивания
кораблей через Истм был сооружен волок — диолк (см.: КИДМ Ш.З: 416—
417, рис. 52)13. Коринфское производство и торговля развивались в
одном темпе, влияя друг на друга14. Крупные залежи глины поблизости от
города обеспечивали материал для терракотовой индустрии, которая по-
13 Broneer О. Antiquity. 22 (1958): 80. 14 С 260.

Глава 7е. Торговля
547
ставляла значительную долю керамики, использовавшейся в западных
колониях в 8—7-м столетиях, а также обеспечивала архитектурной
облицовкой обширный местный регион. Владельцы ремесленных мастерских
умело адаптировали свою продукцию к потребностям рынка. Помимо
обычной домашней посуды (небольших чаш, кувшинов, тарелок и т. п.),
здесь изготавливались особые бутылочки и флаконы — арибаллы и алаба-
стры — для хранения ароматических масел, а также специальные
ларчики и фляжки для мазей — пиксиды и котоны. Вполне вероятно, что их
содержимое также производилось в Коринфе. Когда спрос ослабевал,
гончары изобретали новые формы и модифицировали старые, а также —
чтобы удовлетворить специфическим местным потребностям —
производили особые сосуды для захоронений и терракотовые статуэтки для
вотивных посвящений. Эта отрасль экономики отличалась энергичным
характером, ее представители обладали богатым художественным
воображением, а ее продукция, если судить по индивидуальным торговым
меткам, выполненным с использованием букв коринфского алфавита,
перевозилась коринфскими купцами. С западного рынка, по всей видимости,
доставлялись металлы, чтобы снабжать сырьем коринфских бронзолитей-
щиков, чьи изделия славились в древности. Кроме того, Коринф
получал, вероятно, лес для своего кораблестроения с северо-запада Греции
и — по крайней мере, в 6-м столетии — также зерно с Сицилии и из
Египта. Хотя после 575 г. до н. э. рынок утонченной керамики был в
значительной степени уступлен Афинам, производство и экспорт Коринфом
других своих предметов массового спроса поддерживали его в качестве
важного торгового города вплоть до Пелопоннесской войны.
Регулярная греческая торговля с Египтом началась сравнительно
поздно—в последней четверти 7-го столетия, и к тому же лишь с позволения
саисских правителей. В то время грекам разрешалось использовать
квартал египетского поселения Навкратис в западной Дельте для торговой
деятельности и постоянного проживания15. Здесь можно было встретить
не только купцов, главным образом восточных греков, прибывавших
сюда за зерном при открытии сезона хлебной торговли и за другими
египетскими продуктами массового спроса, но также и ремесленников, и
греческих женщин, которые приезжали либо для занятий проституцией, либо в
качестве жен, сопровождавших мужей, ибо смешанные браки были
запрещены. Некоторые из прибывших сюда в ранние времена торговцев
и первопоселенцев основали святилища в честь своих отеческих богов, и
благодаря керамике, посвящавшейся греками в эти храмы, а также
описанию Навкратиса у Геродота (П. 178—179), мы можем узнать кое-что о
сообществе, которое здесь постепенно сформировалось. Его первоначальная
организация была заложена в правление Амасиса, когда помимо более
ранних храмов, посвященных отдельным богам, было основано крупное
святилище для совместного использования — Эллений. Хотя вопрос о
природе политических соглашений остается противоречивым, очевидно, что
15 С 5; ср.: КИДМ Ш.З: 162.

548
Часть вторая
грекам было позволено пользоваться значительной степенью местной
автономии, так что здесь возникло что-то наподобие греческого полиса.
Вероятно, представительство различных греков, участвовавших в жизни
этого сообщества, реализовывалось через членство в Эллении, поскольку
Геродот утверждает, что для заведования делами этого святилища
входившие в него выбирали простатов (дословно «предстателей»,
«защитников». — A3.). Сообщество, возможно, имело двойственный характер,
будучи составленным из греков, постоянно проживавших в Навкратисе,
и тех, кто наведывался сюда по делам торговли16. В любом случае, если не
считать лагеря военных наемников в Телль-Дефенне, греки, похоже,
концентрировались в Египте именно в Навкратисе. Возможно, керамики,
обнаруженной в Мемфисе, и достаточно для того, чтобы служить
признаком наличия какой-то небольшой постоянно обитавшей здесь группы
греков, но из других мест в Египте происходят лишь разрозненные черепки
от греческих сосудов. Далее, египетские товары приобретались у египтян,
которые доставляли их в Навкратис, где они могли храниться до тех пор,
пока не будут подготовлены партии товаров для погрузки на греческие
корабли. По всей видимости, представители эллинских торговцев
составляли часть местного населения, так что в их лице, как и в лице постоянно
проживавших там греческих ремесленников, купцы могли находить
какой-то небольшой спрос на гончарную продукцию, оливковое масло и
вино. Греки могли расплачиваться собственными ремесленными товарами,
изготовленными в подражание местной египетской продукции, но клады
из монет и кусков серебра, обнаруженные в других местах в Дельте,
наглядно свидетельствуют о том, что за египетское зерно, льняные ткани и
папирус греки должны были расплачиваться серебром17. Это
сосредоточение греческой жизни в их собственном квартале Навкратиса, где
различия в происхождении торговцев и постоянных поселенцев не имели
значения, обеспечило устойчивое и длительное сохранение греческого
анклава, так как еще и в птолемеевский период Навкратис рассматривался как
эллинский город.
Также и в Этрурии деятельность греческих торговцев, по всей
видимости, регулировалась до некоторой степени в той же манере, что и в
Навкратисе, хотя здесь их присутствие носило более эфемерный
характер, и мы не знаем о каких-то особых для них ограничениях. Раскопки в
Грависках, являвшихся гаванью Тарквиний, привели к обнаружению в
одном из кварталов этого портового поселения святилища Геры18. Если
судить по посвятительным надписям на керамике, сделанным ионийским
алфавитом, большинство торговцев были самосцами, однако имеется
также каменный якорь, посвященный неким Состратом Аполлону Эгин-
скому. Предположительно этот Сострат был именно тем знаменитым
купцом, о котором упоминает Геродот (TV. 152; см. рис. 39). В любом слу-
16 С 5: 29—33; здесь я следую своей собственной реконструкции организации общины
Навкратиса, представленной в работе: С 54.
17 С 53: 243, примеч. 5 (библиография).
18 D 302; С 249; D 163; D 310.

Глава 7е. Торговля
549
чае, посвящение указывает на то, что святилище использовалось
совместно торговцами из разных греческих городов, доставлявших грузы в
Этрурию.
В то время как большинство греческих торговцев остаются
анонимными либо известны нам только по именам или их начальным
нацарапанным на керамике буквам, некоторые оказываются довольно известными
людьми, имена которых зафиксированы в предании. Геродот
рассказывает историю Колея (IV. 152), самосского купца, открывшего около 640 г.
до н. э. путь для торговли металлом с дальним западом. Совершая
опасное плавание в Египет, Колей оказался на Платее — острове в открытом
море недалеко от Кирены в Ливии, где встретил группу переселенцев с
острова Феры, пытавшихся основать колонию. Отплыв с Платеи, Колей
попал в сильный шторм, который протащил его корабль через Средиземное
море и через Гибралтарский пролив в Атлантику, вынеся к Тартессу в
юго-западной Испании. В Тартессе, ранее не посещавшемся купцами,
Колей загрузил корабль металлом, благополучно вернулся на свой родной
Самос и десятую часть от полученной таким образом прибыли посвятил
в благодарность своей местной богине Гере, в форме огромного
бронзового кратера (кρ атер — сосуд для смешивания вина с водой. —A3.). Хотя
ужасная буря могла быть выдумана именно для того, чтобы не
разглашать конкурентам детали Колеева маршрута, потенциальные доходы от
нового источника металла на дальнем западе были достаточно очевидны,
чтобы соблазнить других греков на поиски. Фокейцы повторили
путешествие Колея, получив от этого свою выгоду — Фокея смогла построить
новую городскую стену. Геродот уделяет внимание и другому знаменитому
купцу — Сострату Эгинскому (IV. 152), деятельность которого
приходится на более прозаический период конца 6-го столетия. Как упоминалось
выше, Сострат посвятил каменный якорь (рис. 39; см.: КИДМ Ш.З: 520—
521) в греческое святилище в Грависках то ли в знак своего отхода от
морских походов, то ли в благодарность Аполлону Эгинскому за
благополучное возвращение из какого-то опасного путешествия, о котором мы
ничего не знаем. Очевидно, что Сострат мог себе это позволить, поскольку
Геродот говорит о нем как о человеке, с которым по богатству не мог
состязаться никто из купцов. Одним из источников его состояния была
доставка партий афинской керамики в Италию. Начальные буквы его
имени (см. ниже) встречаются чаще других среди индивидуальных
торговых клейм на афинской керамике, найденной в Италии и датируемой
временем от последней четверти 6-го столетия.
Колей и Сострат представляли собой тип купца, заложившего основы
дальней торговли, радиус действия которой охватывал всё
Средиземноморье. Они были людьми достаточно богатыми, чтобы позволить себе
иметь собственные корабли, отважными и весьма опытными, чтобы
отправляться в долгий путь по морю, и хорошо осведомленными об
интересовавших их рынках сбыта и источниках продуктов потребления;
короче говоря, это были профессионалы, сочетавшие качества
собственника, капитана морского судна и купца. Впрочем, ко времени Сострата гре-

550
Часть вторая
Рис. 39. Каменный якорь, посвященный Состратом с Эгины в
святилище в Грависках. (Публ. по: D 302: 56, рис. 7; см. примеч. 18.)
ческая торговля, похоже, вошла в свою более изощренную стадию, когда
появились инвесторы, финансировавшие такие путешествия с помощью
займов. Именно в таком ключе интерпретируется серия надписей,
которые нацарапаны на свинцовых табличках, найденных на Керкире и
датируемых временем около 500 г. до н. э.19. Эти таблички содержат
правильно составленные формулы, которые отражают установившуюся практику,
а именно займы больших сумм, свыше 100 драхм, выданные
различными кредиторами. В одном случае указаны имена несовершеннолетних лиц,
чье наследственное имущество, по-видимому, было вложено за них в
дело их опекуном. Такое использование денег в конце 6-го столетия
способствовало торговле путем субсидирования коммерческих предприятий и
давало возможность нажиться обычным людям.
Изучение большого количества афинской керамики,
экспортировавшейся в Италию в конце VI — начале V в. до н. э., дает представление о том,
как формировались партии грузов, во всяком случае состоявшие из
этого вида товаров. Подобно коринфским гончарам (см. с. 546 ел.), афиняне
ориентировались в своем производстве как на местные продажи, так и на
экспорт20. Для отдельных видов продуктов они изготавливали сосуды
особых форм, например, лекифы для высокосортного оливкового масла и
целый набор емкостей специально для использования на симпосиях.
Такие столовые сервизы, как, например, вазы с надписью, в которой
указывается чье-либо имя с определением καλός [«красивый», «прелестный»],
могли изготавливаться по индивидуальному заказу для продажи
потребителям в самих Афинах. Однако интересно, что многие вазы этого
типа были найдены в Италии. По-видимому, первый покупатель вернул
их в мастерскую в Афинах, где они были взяты в качестве подержан-
19 С 242.
20 С 588: 291-292; С 496: 12; С 497: 88.

Глава 7е. Торговля
551
ного товара торговцем, собиравшим груз для Италии. С другой стороны,
итальянские вкусы, кажется, воздействовали напрямую на афинскую
гончарную продукцию. Торговцы должны были рассказывать мастерам,
что в Италии спросом пользуются амфоры определенных форм, а
именно так называемые тирренские амфоры и причудливые эксперименты
мастера Никосфена (рис. 40; см.: КИДМШ.З: 553). Подобным же
образом увеличение в начале 5-го столетия количества утонченных, крупных,
краснофигурных ваз объясняется их популярностью в Этрурии. Но
хорошая керамика изготавливалась также и для простого афинского
труженика. Хотя в научной литературе идет спор по поводу интерпретации
некоторых цен на вазы, засвидетельствованных для времени до 475 г. до н. э.21,
небольшие расписные сосуды хорошего качества были доступны
рядовому труженику, и горшечная продукция для повседневного использования
в домашнем хозяйстве была дешевой.
Рис. 40. Никосфеновская амфора аттического производства. (Вена,
Kunsthistorisches Museum 3605; публ. по: Hoppin RJ. A Handbook of Greek
Black-Figured Vases. (1924): 285.)
Личные клейма купцов, представлявшие собой несколько первых букв
имени, нацарапанные или написанные краской на ножке вазы, являются
ключом к идентификации торговцев22. Известно несколько тысяч
экземпляров — почти все обнаружены на вазах, найденных в Италии, и
относятся ко времени после 550 г. до н. э., при этом могут быть выделены боль-
С 66; С 539.
22 С 539: 138-152.

552
Часть вторая
шие группы горшков, которые идентифицируются как помеченные
клеймом, принадлежащим одному торговцу. Клейма на вазах из Коринфа
сделаны коринфским алфавитом, указывая тем самым, что керамика
этого города перевозилась коринфскими же торговцами. Помимо
начальных букв имени Сострата Эгинского, на афинских вазах имеется много
клейм с буквами ионийских форм. Очевидно, кроме афинских торговцев,
транспортировкой афинских ваз занимались ионийцы, что можно
предполагать уже на основе ионийских посвящений в святилище в Грависках.
По-видимому, торговцы совершали обход гончарных лавок в Афинах,
покупая некоторое количество подержанных образцов хорошего
качества, некоторое количество новых ваз, способных, по их мнению, быстро
продаться, и приобретали некоторое количество особых наборов посуды,
заказанных специально под вкус этрусских покупателей. Если судить по
местам находок утонченной краснофигурной керамики, афинские
гончары работали в большей степени на экспорт, чем на местный рынок.
Хотя разнообразие товаров, участвовавших в торговом обмене, было
впечатляюще большим и практиковалась специализация в производстве
экспортной продукции, мы не должны преувеличивать общий объем
торгового оборота. У нас нет никакой статистической базы для
вынесения оценок в данном вопросе, и, как уже было сказано, численность
населения и размеры благосостояния являлись большими только по
отношению к численности и размерам в ранний архаический период. Объем
торговли ограничивался также и некоторыми очевидными природными
факторами. Навигация носила сезонный характер, продолжаясь с апреля
по октябрь, и даже в хорошую летнюю погоду, когда ясное небо
облегчало использование береговых ориентиров, встречные ветра могли вдвое
уменьшить скорость оснащенных четырехугольным парусом купеческих
кораблей23. Техническое нововведение в конце 6-го столетия
квадратного носового паруса повысило маневренность торговых судов, но они по-
прежнему оставались бочкообразными, небольшими (водоизмещением
в 70—80 тонн) и медленными. Поскольку искусство навигации
находилось еще в стадии становления, корабли предпочитали не выходить в
открытое море и стремились не терять землю из видимости, чтобы
использовать бросающиеся в глаза береговые ориентиры и прибрежные ветра,
являющиеся характерной чертой средиземноморского бассейна.
Полагаясь на паруса, эти суда при штиле или при легком ветре становились
легкой добычей весельных боевых кораблей, и небольшие экипажи
купеческих судов (возможно, состоявшие всего из трех или четырех матросов)
имели мало или вообще не имели никаких шансов отбить атаку (см.:
КИДМ Ш.З: 554, рис. 61).
Поскольку долгое время тип торговых кораблей не претерпевал
существенных изменений, мы, вероятно, можем использовать более
позднюю информацию о продолжительности путешествий для этого раннего
периода. При благоприятной погоде обычной была скорость в 4 или 6 уз-
23 С 515.

Глава 7е. Торговля
553
лов24. Таким образом, рейс из Родоса в Боспор Киммерийский на Черном
море занимал 91А суток, из Родоса в Византии — 5 суток, с Крита в
Египет — 3 или 4 суток, из Коринфа в Путеолы на западном побережье
Италии — 91Л суток. Ионийский торговец из Фокеи или с Самоса, плавая в
Левант и Египет за каким-то грузом, возвращаясь через Эгейское море и
отправляясь далее в долгий рейс в Массалию или Эмпорий, с остановками
в пути для розничной торговли и для обмена товаров, мог, вероятно,
сделать за сезон лишь одну такую круговую экспедицию. Регулярно плавая
между Коринфом или Афинами и Италией, коринфянин или эгинец мог,
конечно, сделать в течение года несколько поездок.
Ко времени персидских войн греческая торговля перестала быть
тонким ручейком, по которому доставлялись предметы роскоши и редкие
металлы; она превратилась в фактор материального благополучия
городов-государств. Как таковая она, несомненно, стала предметом заботы их
правительств. Наиболее очевидными были возможности,
предоставлявшиеся торговлей для государственных доходов. Известно, что при Кипсе-
лидах Коринф взимал пошлины за провоз грузов, и мы уверенно можем
предполагать, что город не предоставлял возможности свободной
транспортировки по диотиу, построенному около 600 г. до н. э. (см.: КИДМ Ш.З:
416, рис. 52). В 540 г. до н. э., когда в результате персидской оккупации
Ионии фокейцы вынуждены были искать место для своей новой родины,
хиосцы не позволили им обосноваться на Энусских островах,
расположенных в узком проливе между Хиосом и Азиатским побережьем (Геродот.
1.165). Хиосцы не желали, чтобы пошлины, взимавшиеся ими за
перевозку грузов по этому каналу, перешли к фокейскому эмпорию. Хотя
нелегко расширить фискальные отношения данного типа до уровня
продуманной коммерческой политики в ходе колонизации, всё же Коринф
демонстрировал некую стратегическую цель в этом вопросе, основывая свои
колонии вдоль западного торгового пути и поддерживая с ними
взаимоотношения политического характера25. Ионийская колонизация на
берегах Черного моря и в Египте также, по всей видимости, была осознанно
мотивирована скорее коммерческими целями, нежели простым
желанием выводить избыточное население. Свобода мореплавания и
торговли, которая к концу Персидских войн уже имела значение для всех греков,
за время следующего поколения превратилась в проблему, разделившую
две великие силы Греции — Афинскую морскую державу и
Пелопоннесский союз.
24 У з е л — морской термин, означающий количество морских миль в час; морская
миля равна 1,85 км. —A3.
25 С 30: гл. 7.

Глава 8
О. Мюррей
ИОНИЙСКОЕ ВОССТАНИЕ
I. Введение
В ходе контактов с персами греки, как и евреи, научились определять
себя как нацию: из череды вооруженных конфликтов, случившихся
между ними в начале V в. до н. э., родилось чувство собственной
самобытности и превосходства над другими народами, каковое формировало
условия для греческой культуры 5-го столетия — культуры исключительной,
самоуверенной и эллиноцентричной1. Именно этот автономный аспект
греческой культуры привел к тому, что для европейской цивилизации
она стала «классическим веком». Как заявлял Джон Стюарт Милль,
«битва при Марафоне даже в английской истории — более важное событие,
нежели сражение при Гастингсе. Если бы исход той битвы оказался иным,
то бритты и саксы до сих пор могли бродить по лесам»2.
Трудно понять, до какой степени «История» Геродота является
признаком, а до какой — причиной того ключевого значения, которое
придается персидским войнам в истории западной культуры. Рожденный между
двумя великими войнами, составивший свой труд, как и его сверстник
Софокл, примерно через тридцать лет после их окончания, Геродот
смотрел на раннюю Грецию на широком фоне, что позволило Плутарху
заклеймить его как «друга варваров» [Моралии. 857А). Именно то, как
Геродот понимал смысл персидских войн, заставило его написать первое
нерелигиозное историческое повествование, которое, в свою очередь,
придало этим войнам их универсальную значимость для истории европейской
цивилизации.
Геродот Галикарнасский излагает сии разыскания, дабы ни события с течением
времени между людьми не истребились, ни великие и дивные дела, эллинами и
варварами совершенные, не остались бесславными; а речь здесь будет, между прочим, и о том,
от каких причин между ними пошло кровопролитие (Геродот. 1.1; пер. И. Мартынова).
1 А 44.
2 Милль Джон Стюарт (1806—1873) — известный английский мыслитель; битва при
Гастингсе 1066 г. — главное сражение в ходе нормандского завоевания Англии; это событие
считается исходным пунктом в процессе становления современной английской
цивилизации. — A3.

Глава 8. Ионийское восстание
555
В изложении, которое следует за этим заявлением, традиционно
выделяют два элемента: во-первых, широкомасштабное (и, возможно,
законченное с точки зрения своего замысла) собрание логосов, то есть описаний
обычаев и традиций народов Средиземноморья и Ближнего Востока в их
географическом обрамлении; во-вторых, рассказ о реальных событиях,
случившихся в ходе серии конфликтов между греками и персами. Эти
два элемента, конечно, не смешиваются целиком, но и не разделяются
явным образом в труде Геродота, хотя в его времена они должны были
существовать отдельно в двух известных литературных направлениях, на
базе которых сформировался его собственный подход. Первое
направление — это традиция ионийской географии и этнографии, воплотившаяся
в труде Гекатея Милетского (FGrH 1), которого Геродот, несомненно,
рассматривал до некоторой степени как своего предшественника и,
соответственно, критиковал; и всё же голый перечень имен и фактов, каковым,
по всей видимости, было Гекатеево «Описание земли», совершенно
отличен от Геродотова детализированного рассказа о чужеземных культурах.
Вторым литературным явлением, повлиявшим на Геродота, является
Гомер:3 в античности Геродот рассматривался как «самый гомеровский» из
всех писателей (Лонгин. О возвышенном. ХШ.З). Именно от Гомера он
воспринял идею войны как центральной темы, а также сформулировал
назначение исторического повествования в духе повествования эпического,
«дабы <...> великие и дивные дела, эллинами и варварами совершенные,
не остались бесславными». Конечно, его мастерское владение приемами
уклонения от основной темы и краткого повторения информации, его
искусство рассказчика и изображения характеров, использование им
гомеровских мотивов и эпического словарного запаса свидетельствуют о чем-
то большем, чем простое литературное влияние; всё это — часть
осознанной попытки представить историю персидских войн как историю новой
Троянской войны, выигранной новым поколением героев.
Эти два элемента также помогают прояснить отношение между
методами самого Геродота и современными спорами о природе исторической
науки, которые он же и начал; дело в том, что эти элементы
соответствуют различию, в той или иной форме широко сегодня признаваемому,
между историей структур и историей событий4. Правильная оценка
значения Геродота может быть достигнута лишь при учете двух аспектов его
наследия: всегда необходимо помнить, что, изучая только само
повествование о персидских войнах, мы исключаем половину (и половину самую
важную) его концепции истории; кроме того, характер этой стороны его
достижения мы пытаемся оценить с помощью инструментов и установок,
развивавшихся в течение более двух тысячелетий с момента, как Фуки-
дид сделал политику и войну главной темой истории.
Общим понятием, центральным для истории человеческих событий,
является идея исторической причинности; в этом отношении Геродот не
кажется новатором: он попросту признал причинную обусловленность
3 А 28.
4 А 57.

Карта 14. Западная Малая Азия

Глава 8. Ионийское восстание
557
подходящей для своего сюжета и своего периода. Диапазон феномена,
который он признавал в качестве причины, ограничен двумя главными
сферами: объяснением событий в понятиях индивидуальных черт
личности и верой в неизбежность смены возвышения государств их падением,
трактуемой в терминах «зависти богов». Для значительной части
повествования «отца истории» этих простых способов объяснения достаточно,
ибо сам ход событий направлялся решениями вождей, но при этом
соответствовал религиозному мнению, выражавшемуся в знаменитом
дельфийском высказывании «Ничего сверх меры». Трудно конечно же
усмотреть какой-то изъян в общем представлении Геродота о том, что
единственным удовлетворительным способом объяснения в случае с
персидскими войнами может быть полный рассказ об отношениях между двумя
народами начиная с покорения ионийских городов в 545 г. до н. э.
Серия эпизодов, случившихся в следующей половине столетия,
объясняла одновременно и стремление следовавших друг за другом
персидских царей распространить свой контроль на страны восточного
Средиземноморья, и осознание греками грозившей им опасности. Изначально
яснее всего это видела Спарта. Древние царства Лидии и Египта уже
давно зависели от греческих гоплитов, которых они, вероятно, нанимали
через такие религиозные центры, как Дельфы и Бранхиды, где посвящения
иноземных царей напоминали о богатстве и власти последних; но
возраставшая угроза, которая исходила от Кира, заставляла как Креза, так и
Амасиса устанавливать более официальные связи с самыми крупными и
лучшими гоплитскими армиями в Греции: Геродот свидетельствует об
обмене дипломатическими дарами между этими царями и спартанцами,
указывая, что на тот момент Спарта рассматривалась в качестве одного из
членов большого антиперсидского альянса древних держав (1.51, 69—70;
Ш.47). Ее попытка доказать свое всегреческое лидерство путем
предостережения Киру от захвата ионийских городов в 545 г. до н. э. (1.152)
демонстрирует, насколько далеко она зашла в этой идее, а последовавшие
затем события свидетельствуют о ее настойчивом стремлении возглавить
борьбу с Персией.
Персидское завоевание Финикии изменило военно-морской баланс
сил в восточном Средиземноморье и заставило Поликрата Самосского
выйти из оборонительного союза с Амасисом Египетским; впоследствии
Поликрат отправил на военных кораблях группу аристократов,
являвшихся его противниками, с тем чтобы они присоединились к походу Камбиса
на Египет, состоявшемуся в 525 г. до н. э. После выхода в море экипажи
этих кораблей взбунтовались и были радушно приняты в Спарте; взяв их
себе в помощь, спартанцы и коринфяне предприняли неудачную
попытку свергнуть Поликрата (Ш.39—56). Эта беспрецедентная морская
экспедиция показывает, до какой степени Спарта была готова
противодействовать расширению персидского контроля над греками. Та же самая
модель отношений возникает между Спартой и выведенной с Феры
дорийской колонией Киреной, которая лежала прямо на юг от Спарты, будучи
отделена от нее расстоянием не более чем в 440 км через открытое море
в направлении господствующих здесь ветров. Спарта и Кирена уже дав-

558
Часть вторая
но находились в тесном контакте, но после падения Египта эта греческая
колония посчитала целесообразным продемонстрировать лояльность Кам-
бису; вскоре после этого Спарта вынудила Дориея, члена царского дома
Агиадов, отправиться во главе колонизационной экспедиции, очевидно
нацеленной на то, чтобы основать какой-нибудь город на Африканском
побережье в качестве замены Кирене; и вновь экспедиция окончилась
неудачей, а колонисты под руководством Дориея направились в Италию и на
западную Сицилию, где потерпели поражение от финикийцев (V.42—48)5.
Экспансионистские амбиции Дария в западном направлении
обнаружились тогда, когда он отправил разведывательный корабль с греческим
врачом на борту, Демокедом Кротонским, с заданием составить описание
берегов Греции и Италии (III. 135—136); но гораздо более серьезным
предприятием явилась его экспедиция в Скифию и последовавшее затем
продолжение персидской экспансии в Пропонтиду и Фракию (см. гл. 3f,
п. Ш). Некоторое количество спартанских бронзовых кратеров6 —
традиционный вид дипломатических даров — было обнаружено в гробницах
скифских правителей, и, кроме того, сообщается о скифских послах,
предложивших спартанцам союз против персов в период царствования Клео-
мена (VI.85). Персидская активность в районе Черного моря и
Пропонтиды затрагивала интересы и второго наиболее сильного материкового
греческого государства — Афин, к тому времени уже серьезно зависевших
от ввозившегося из этого региона хлеба и в течение 6-го столетия
взявших под политический контроль Сигей и Херсонес Фракийский,
располагавшиеся на противоположных берегах Геллеспонта. Первоначальным
результатом появления здесь персов был переход на их сторону Гиппия,
тирана Афин, который заключил брачный альянс с тираном Лампсака7,
города на Геллеспонте на подконтрольной персам территории. Не ясно,
повлияла ли эта линия поведения на принятие спартанцами решения
разорвать дружеские отношения с Гиппием и помочь его противникам в его
изгнании. Поссорившись со Спартой, новое демократическое
правительство Клисфена отправило в Персию неудачное посольство, которое
пообещало предоставить царю землю и воду в обмен на заключение военного
союза, но по возвращении посланников домой эта их инициатива была
сурово осуждена (V.73); однако затем Афины неизбежно оказались
связаны с антиперсидским курсом уже тем фактом, что Писистратиды
приняли персидское покровительство и были поселены в самом Сигее. Вопрос
заключался лишь в том, насколько далеко зайдут спартанцы и афиняне
в деле провоцирования Персии.
И греки, и персы вполне осознавали неминуемость будущего
конфликта как исхода персидских имперских амбиций; для Геродота,
оглядывавшегося назад и видевшего в прошлом примеры крушения подобных
5 D 8: 348-354.
6 Кратер — сосуд для смешивания вина с водой; Спарта являлась одним из
признанных центров по производству престижных и дорогих бронзовых кратеров. — A3.
7 Гиппий выдал свою дочь за сына тирана Лампсака, поскольку считал, что последний
пользовался доверием у Дария; см. гл. 4. — A3.

Глава 8. Ионийское восстание
559
честолюбивых замыслов, было естественно истолковывать войны в
понятиях «зависти богов»: «<...> ты видишь, как бог разит молнией
существа, стремящиеся ввысь, дабы они не возвышались над другими, тогда
как малые существа его не раздражают; ты видишь, что он всегда мечет
молнии в самые большие здания и такие же деревья» (VII. 10). Приняв
эту интерпретацию и перефразировав ее в современных понятиях, мы
можем сказать, что причины персидских войн лежали в психологии
персидского правящего класса и в настоятельных потребностях персидской
имперской системы. Держава, которой постоянно угрожали
национальные и религиозные восстания, сплачивалась в основном действиями царя
по мобилизации своих подданных для военных целей: только во время
походов проявлялась сила монархии, а центробежные тенденции
временно подавлялись. После того как в распоряжении персов оказались
военно-морские флоты Ионии и Финикии, должна была последовать
экспансия в Средиземноморье, а это в конечном итоге должно было привести к
несчастью: никакая сила не могла сплотить два таких в корне отличных
экономических и военных организма, как Ближний и Средний Восток и
Средиземноморский бассейн в нечто единое и целостное.
На пути этого масштабного исторического процесса Ионийское
восстание может показаться чуть ли не каким-то не относящимся к делу
отклонением, если его рассматривать просто как первое крупное событие,
когда греки попытались захватить инициативу. Геродот, впрочем,
заявляет о его важности: корабли, посланные Афинами на помощь восставшим,
«стали началом невзгод для греков и варваров» (V.97); эти корабли,
безусловно, открыто провоцировали конфликт в ближайшем будущем, так
что персидская экспансия была направлена поначалу на то, чтобы
наказать тех, кто помогал повстанцам. Сожжение Сард и их храма стало
символическим актом, который оправдывал сожжение персами ионийских
храмов после восстания и афинского Акрополя — во время Большой
войны (V.102); это, в свою очередь, привело к требованию возмездия и
материальных компенсаций со стороны тех, кто вошел в состав Делос-
ского союза, а также к использованию союзных средств для
осуществления строительной программы Перикла; наследственному проклятию бьь\
положен конец только тогда, когда Александр Великий сжег Персеполь.
Нечасто некое символическое событие отражается в истории эхом в виде
таких последствий. Тот факт, что рассказ об Ионийском восстании
ознаменовывает у Геродота начало полномасштабного повествования о
политических и военных событиях, показывает, что и он сам, и его
современники рассматривали это восстание как часть серии войн между греками
и персами.
П. Источники И СВИДЕТЕЛЬСТВА
Геродот — единственный наш сохранившийся источник по Ионийскому
восстанию; однако его повествование об этом восстании уже давно рас-
сматриваегся как один из самых проблематичных разделов труда «отца

560
Часть вторая
истории». Желание «научить» Геродота тому, что ему следовало бы
сказать, всякий раз оборачивается «заменой собственно геродотовской
реконструкции такой, какая является сугубо индивидуальной (рожденной
в голове современного исследователя. —A3.), при этом, возможно, более
рациональной, но совсем не обязательно более истинной» (П. Тоцци);8
основная идея нашей главы заключается в том, что понимание Геродото-
ва метода именно таким, каким он представлен самим историком,
устанавливает четкие границы для любой подобной реконструкции.
Были предприняты многочисленные попытки поместить Геродота в
литературном контексте таким образом, чтобы можно было снабдить его
письменными источниками для содержащейся в его труде информации,
а заодно, возможно, объяснить истоки его исторической концепции; этот
способ исследования нашел поддержку уже среди поздних греческих
авторов; так, Дионисий Галикарнасский указывает на близость Геродота к
некоторым писателям-современникам, в особенности к школе местных
историков, которые начинают появляться во второй половине 5-го
столетия (0 Фукидиде. V). В древности не сомневались, что, по крайней мере,
некоторые из этих писателей были старше Геродота, даже если эта
уверенность основывалась главным образом на безыскусном характере их
повествовательного стиля. Другие шли дальше: Эфор предполагал, что
Геродот взял свою «исходную точку» у Ксанфа Лидийского в его
«Лидийской истории» (FGrH70 F 180); кроме того, существуют косвенные улики
в пользу утверждения, согласно которому часть своих описаний Геродот
заимствовал слово в слово из Гекатеева труда о Египте: эта
информация, вероятно, происходит из несохранившегося общего очерка Поллиона
«О хитрости Геродота» (Евсевий. Приготовление к Евангелию. Х.3.16 и 23).
И древние, и современные ученые заявления подобного рода легко
отвергаются как анахронистические ложные представления века
кабинетной и пропитанной духом соперничества учености, совершенно отличной
от трудов Геродота и от того акцента, которое он делал на лично
слышанном и лично виденном; однако эти взгляды продолжают сохранять
определенное очарование как раз потому, что они превращают Геродота
в типичного современного историка. Никем, конечно, не доказана
невозможность отыскать литературный источник для его ионийского
повествования. Смутно различимый Дионисий Милетский [FGrH 687)
рассматривался в качестве современника Гекатея; список его трудов включает —
помимо сочинений, определенно принадлежавших другим людям с тем
же именем, — два названия, которые побуждают к размышлению: «Дела
после Дария» в пяти книгах и «Персидская история», написанная на
ионийском диалекте. Четыре вероятные ссылки на каждый из этих двух
трудов обнаруживают такие варианты изложения информации,
которые имеются также и у Геродота. Привлекательной является гипотеза о
том, что одна из групп, описанная как «милетские писатели — Анакси-
мандр, Гекатей и Дионисий», могла представлять собой людей, впервые
С 400 — это лучшее современное описание восстания.

Глава 8. Ионийское восстание
561
давших описание событий, привлекшее внимание Геродота из-за
содержащихся в нем впечатлений от самого Ионийского восстания9. Но
подобные фантазии сталкиваются с одним непреодолимым препятствием —
текстом самого Геродота; дело не только в том, что этот текст не дает нам
ни одного надежного указания на использование автором литературных
источников, будем ли мы под этим иметь в виду общую историю,
локальную историю или даже биографические мемуары; с большой
уверенностью можно сказать, что особенности стиля и недостатки его изложения
можно объяснить лишь в том случае, если «отец истории» не использовал
таких источников. То же самое наблюдение сохраняет свое значение и
для Геродотовой истории персидских войн в целом; сам характер
используемых им свидетельств не позволяет утверждать с определенностью,
что все те литературные сочинения, которые могут быть сопоставлены с
Геродотом, были созданы после него; но в любом случае ясно, что его текст
в том виде, в каком он дошел до нас, предоставляет доказательства того,
что составлен он был в соответствии с принципами, несовместимыми с
широким использованием более ранних исторических сочинений.
История событий, конечно, была задумана под влиянием самих событий, но
отнюдь не их современниками; только в следующем поколении, когда
великие дела начинают «стираться из памяти» и когда они поэтому
начинают принимать на себя атрибуты героического века, Геродот, «самый
гомеровский» писатель, задумывает свою тему.
Существовали, конечно, другие литературные описания Ионийского
восстания, созданные после Геродота. Об исторических сочинениях
общего характера имеется немного свидетельств. Несколько
сохранившихся предложений из Диодорова сокращения стандартной сводки Эфора
из Кимы, историка IV в. до н. э. (Диодор. Х.25), наводят на мысль, что
эта сводка базировалась на данных Геродота, хотя, по-видимому, ее
автор относился к восстанию с большей симпатией; неясно, использовал ли
Эфор местную информацию: по крайней мере, это был тот случай, когда
он не мог написать фразу: «<...> в течение этого периода народ Кимы жил
в мире» (FGrH70 F 236). Что касается исторических сочинений местного
характера, то они более важны, поскольку могли сохранить подлинные
предания, неизвестные писателям, составлявшим общие истории
эллинских дел; к сожалению, эти писатели также зачастую извлекали
значительную часть своей информации из стандартных исторических сводок, а в тех
пассажах, где местные исторические сочинения отличаются от
стандартного изложения, просто проявляется тенденция заново переписывать эти
сводки с целью прославить город, выступающий объектом описания. В
этюде «О злокозненности Геродота» [Моралии. 861) Плутарх упоминает двух
таких авторов, писавших об Ионийском восстании. Харон из Лампсака
(FGrH 262) может состязаться с Дионисием из Милета за честь быть
предшественником Геродота: четыре прямые цитаты показывают его
писателем, который предлагал сугубо фактографическое повествование, менее
9 А 14.

562
Часть вторая
детализированное, но в целом идентичное рассказу Геродота,
повествование, которое может быть интерпретировано либо в качестве
источника, либо в качестве сокращения Геродота. Второй автор, упомянутый у
Плутарха, Лисаний из Маллоса [FGrH426), в своей истории Эретрии
предложил отчет о «великой эпопее» вмешательства эретрийцев в ход
Ионийского восстания: в одну из кампаний они одержали победу над
киприотским или персидским флотом недалеко от побережья Памфилии, а
также напали на Сарды и осадили их, побудив тем самым персов затеять
осаду Милета. Ни Геродот, ни, видимо, Харон из Лампсака не знали ни
об этой морской битве, ни об осаде Милета, относящихся к данному
времени: может показаться, что Лисаниева «великая эпопея» состоит из
выборки знаменитых эпизодов восстания, скомпонованных с явным
пренебрежением к хронологии и затем приписанных доблести эретрийцев.
Имеется еще один необычайно интересный документ
патриотического антикварианизма — надпись эллинистической эпохи из храма Афины
в Линде на острове Родос [FGrH 532)10, представляющая собой список
вотивных посвящений в храм начиная с мифических времен; этот
список дополнен ссылками на литературные тексты (в основном на местные
родосские хроники. —А.3.). За этим перечнем следует рассказ о чудесных
явлениях богини, случавшихся в поворотные моменты родосской
истории. Первое из богоявлений, описанных в этой надписи, произошло в
правление Дария во время нападения Датиса на Элладу: город был осажден
и в нем иссякли запасы питьевой воды; Афина послала
сверхъестественный ливень с ураганом, и Датис пошел на уступки, принес в храм
посвятительный дар и удалился. Эти события, согласно надписи, были описаны в
10 Так называемая «Линдская храмовая хроника» — это мраморная стела,
воздвигнутая в 99 году до н. э. на акрополе Линда (о. Родос) с перечнем даров, поднесенных в
древний храм Афины Линдии. Данный, в основном сохранившийся, текст представляет собой
одну из самых длинных надписей, дошедших до нас от эллинистической эпохи. Отела
найдена датскими археологами в начале XX в. и впервые опубликована в 1912 г. X. Блинкер-
бергом. Надпись состоит из трех частей. В первой содержатся некоторые детали
постановления народного собрания об установке стелы. Вторая, и самая длинная, представляет собой
перечень приблизительно сорока даров, поднесенных Афине Линдии как героями
мифических времен (включая эпонима Линда, Геракла, Елену, Менелая), так и деятелями
исторического прошлого (включая Александра Великого, Пирра, Филиппа V). Описание этих
подношений сделано более или менее формализованным языком: указывается имя
жертвователя, сам дар (иногда с упоминанием материала, из которого он изготовлен),
цитируется надпись на подношении (ее/и таковая имеется) и, наконец, указываются «источники»,
которые упоминают или описывают подношения, не сохранившиеся ко времени установки
стелы, дабы ни у кого не оставалось сомнений, что такие дары действительно были когда-
то поднесены богине. Все такие свидетельства носят литературный характер: большинство
из них — это местные родосские хроники (сообщаются авторы и названия произведений,
причем из известных писателей фигурирует только Геродот и только единожды), а также
письма жрецов к городскому Совету. В третьей части надписи рассказывается о трех эпифа-
ниях (богоявлениях) Афины, случившихся в этом храме в те времена, когда народ Линда
остро нуждался в ее помощи. Первая такая эпифания, о которой как раз и идет речь в
тексте главы, случилась в эпоху греко-персидских войн. См. также новое исследование «Линд-
ской хроники» (с публикацией, переводом и комментарием источника): Higbie С. The Lindi-
ап Chronicle and the Greek Creation of Their Past. Oxford: Oxford University Press, 2003. — A3.

Глава 8. Ионийское восстание
563
трудах неких девяти авторов, из которых один, явно пытавшийся
примирить эту легенду с рассказом Геродота, говорит, что персом,
сделавшим подношение, был не Датис, а подчиненный последнего — Мардо-
ний, что, по крайней мере, показывает, что в этой хронике данный
эпизод соотносится с Марафонской кампанией; соответствующее
подношение присутствует и в перечне даров, будучи засвидетельствованным с
ученой тщательностью полностью или отчасти семью именами, которые
названы среди девяти авторов, описывавших богоявление11.
Неправдоподобие осады Линда персидским войском в 490 г. до н. э. и отсутствие
этого эпизода в детализированном рассказе Геродота о персидском
наступлении (VI.95) убедило некоторых современных историков в
необходимости поместить эту историю в контекст Ионийского восстания, до
битвы при Ладе;12 эта точка зрения получила несколько лучшее основание
благодаря выяснившемуся из персидских записей факту, что важного
положения в Лидийской сатрапии Датис и в самом деле достиг уже к 494 г.
до н. э. (см. далее), а потому в принципе мог возглавлять такую
экспедицию. Но Датис превратился в персонаж общераспространенных у греков
преданий, а весь этот эпизод имеет отношение к чуду, которое должно
было засвидетельствовать участие Линда в больших персидских войнах,
а вовсе не в Ионийском восстании: «<...> когда Дарий, царь персов,
отправил великие силы на порабощение Греции, его флот первым достиг
этого острова из всех островов». Несмотря на мнимое согласие девяти
независимых авторов, прибытие и посвящение Датиса не более исторично, чем
посвящения Кадма (выполненное финикийскими буквами), Миноса,
Геракла, Менелая и Елены.
Общая характеристика восстания и описание его эпизодов конечно
же появляются и в других литературных контекстах. Эретрийским
командиром, убитым во время похода на Сарды, был знаменитый атлет Евал-
кид, «часто прославлявшийся Симонидом Кеосским» (Геродот. V.102).
Путешественник и географ Скилак Кариандский, современник Геродота,
как считается, записал рассказ о тиране Гераклиде из карийского города
Миласы, устроившем успешную засаду против персидского войска на Пе-
дасской дороге13. В ту эпоху история являлась подходящей темой также
и для трагедии; однако тот факт, что Геродот в своем рассказе о битве
при Саламине не использовал Эсхиловых «Персов», усиливает
впечатление, что он и трагедию Фриниха «Взятие Милета» (см. ниже, в конце
данной главы) не рассматривал в качестве подходящего исторического
источника; также не рассматриваем ее в этом качестве и мы, но по иной
причине — от этой пьесы не сохранилось ни одного фрагмента.
Самым важным эпиграфическим документом по данному периоду
является список жрецов-эпонимов, или стефанофоров, из Милета,
который велся постоянно с 525 г. до н. э.: он подтверждает существование
здесь аристократического жреческого управления в течение всего перио-
11 С 238; С 239, № 2: 149-199, особенно: 192-198.
12 А 11: 218.
13 А 42: 29; но см. во втором издании фрагментов (Ф. Якоби): FGrHl (1957): 543.

564
Часть вторая
да14. Раскопки, предпринимаемые в этом регионе, в особенности в
Сардах, Милете и кипрском Пафосе, но также и во многих других более
мелких поселениях, предоставляют свидетельства о военных операциях
и их последствиях для греческих городов; благодаря археологическим
материалам также начинают проясняться масштабы слияния
аристократических культур региона — персидской, лидийской, но также и греческой.
Были предприняты попытки связать нумизматические данные из
ионийских городов с восстанием, и, хотя надежных результатов здесь достичь
не удалось, такие попытки всё же пролили важный свет на вопрос о
степени координации между ионийскими греками15. С персидской стороны
таблички крепостной стены из Персеполя (PF) охватывают промежуток
времени с 510 по 493 г. до н. э.;16 имеющиеся в этих текстах случайные
ссылки на некоторых конкретных лиц, известных по Ионийскому
восстанию, полезны главным образом потому, что они подтверждают хорошую
осведомленность Геродота об именах персидских высших должностных
лиц и их брачно-семейных отношениях; изредка такие ссылки содержат
намеки на какие-то действия этих вельмож в связи с восстанием. Все такие
свидетельства могут и, конечно, должны увязываться с повествованием
Геродота с целью создания некоего общего исторического контекста;
однако все эти данные не дают никакой возможности официально
подтвердить это повествование.
Таким образом, никакие литературные и вещественные свидетельства
не только не предполагают существования в античности какой-то сводки
данных, которая была бы лучше Геродотова рассказа, но и не
предлагают никакого фундамента, на котором можно было бы такую сводку
построить. Сама геродотовская версия событий по существу основывается
на устных преданиях и должна анализироваться соответствующим
образом — в свете сравнительных методов, применяемых для установления
особенностей устных преданий и их достоверности в качестве
исторического источника, но не с помощью способов, подходящих для изучения
документальной традиции17. В отличие от евреев, греки не имели никакой
специализированной группы лиц, в чью задачу входило сохранение
предания: их отношение к прошлому было более повседневным и более
прагматичным, к тому же представляется, что для разных регионов были
характерны разные типы предания. В городах материковой Греции
«хранители предания» (λόγιοι άνδρες, «сведущие мужи»), с которыми
консультировался Геродот, могут быть отождествлены с членами аристократических
родов или с людьми, отправлявшими публичные должности; получаемая
от них информация часто отличалась пристрастным характером по
отношению к их роду или к политическим интересам, но, как правило, она
14 С 257: 320 слл. (С τ е φ а н о φ о ρ ы, «венценосцы» — в некоторых греческих полисах
так титуловались высшие должностные лица, имевшие право на ношение головного венка
при исполнении своих государственных обязанностей. —A3.)
15 См. ниже, с. 577-578.
1бВ85. 17А60;АЗ.

Глава 8. Ионийское восстание
565
была рациональна по своему мировоззрению и не обладала религиозным
или нравственным значением. Дельфийские рассказы — это предания
жречества, с гордостью объясняющего посвящения и памятники
святилища; это попытки предложить удачные толкования оракулов
Аполлона, к тому же заботящиеся о том, чтобы привнести в историю некую
этическую модель, согласно которой чрезмерность ведет к несчастью, о
чем и гласят знаменитые надписи на храме Аполлона: «Познай самого
себя» и «Ничего сверх меры».
Предания восточных греков, представленные у Геродота, не
относятся к аристократической традиции и гораздо ближе дельфийскому типу,
чем светским преданиям материка: они не выказывают особого интереса
к теме рода или политики и имеют тенденцию структурировать события
с помощью серии нравоучительных рассказов, народное происхождение
которых часто обнаруживается в использовании широко
распространенных фольклорных мотивов. Поскольку легче установить политические
пристрастия, нежели выявить зерна исторической истины в фольклоре,
можно утверждать, что рассказ Геродота о восточногреческой истории
менее достоверен, т. е. более труден для интерпретации, чем его рассказ,
относящийся к материковой Греции; он определенно более интересен
историку культуры, нежели историку событий. При анализе подобных
устных преданий длительность времени, в течение которого само
предание существовало, не имеет особого значения; например, хотя молодость
Геродота, которую он провел на Самосе, пришлась всего лишь на одно
поколение после смерти Поликрата, а следовательно, Геродот должен был
встречать тех, кто лично принимал участие в событиях тиранического
периода, нет никаких признаков использования им такого рода
информации: его изложение построено как серия фольклорных историй, не менее
мифологичных, чем дельфийские истории о Кипселе Коринфском,
жившем раньше на целое столетие. Рассказ Геродота об Ионийском восстании
содержит много подобных фольклорных мотивов и явных признаков
этого типа нравоучительного структурирования; очевидно, что
современная неудовлетворенность его повествованием в значительной
степени относится к бессвязности эпизодов, к отсутствию мотивации событий
и неправдоподобию моральных объяснений, что связано с теми же
особенностями устного предания.
Отсутствие политически ориентированной устной традиции в Ионии
может отражать определенные характерные черты ионийского
общества, где преобладание аристократии было не столь заметно, как на
Греческом материке; однако исчезновение аристократических преданий
вполне могло быть результатом последовательных трансформаций и
коллапсов в ионийской политической жизни, причиной которых отчасти были
экспансия Персии, а затем Афин, но в гораздо большей степени —
поражение самого Ионийского восстания. Кроме того, отсутствие
аристократической традиции также может быть связано — в качестве симптома или
причины — с тем фактом, что фигура «составителя рассказов», λογοποιός,
возникла как народный прозаический аналог фигуры певца, составляв-

566
Часть вторая
шего песни в рамках аристократического ионийского эпоса. Сам Геродот
внедряет в повествование о персидских войнах именно тот
нравоучительный образец, который обнаруживается в свидетельствах, используемых
им при передаче ионийских преданий: он был способен взглянуть на
весь сюжет с во многом «персидской» точки зрения — и на великолепие
и посрамление Персии, и в равной степени на триумф Греции; такое
отношение базируется не на глубоком понимании персидской концепции
истории, но отражает стандартную греческую модель повествования.
Это пессимистическое видение исторического процесса показывает
самого Геродота как «составителя рассказов»: подобно Гомеру, он
находится в зависимости от традиции — последний и самый великий из λογοποιοί
одновременно является также и λογογραφός, логографом, — человеком,
который не только составляет, но и записывает рассказы, письменно
фиксирует предание для будущего, а посредством этого, возможно,
начинает разрушать устную форму искусства, на которую, собственно, опирался
успех Геродота.
Следующий фактор создает дополнительную трудность для
адекватного толкования повествования об Ионийском восстании. Сами
персидские войны представляли собой историю совместной борьбы и успеха
(правда, что касается борьбы, то она была не до конца общей); рассказ
обладает внутренней связностью, которая со временем могла только
повыситься, поскольку для позднейших греков этот рассказ стал символом
национальной идентичности и былого единства. Традиция
неизбежно представляла развитие всех действий более последовательным, а
эллинов — более едиными, нежели это было в действительности, при этом
локальные варианты предания стерлись из памяти. Устные предания
проигравшего народа ведут себя совершенно иначе, чем соответствующие
предания народа-триумфатора. В первом случае не возникает никакой
цельности, историческая память распадается на отдельные эпизоды,
демонстрирующие безрассудство, вероломство или героизм;
самооправдание и обвинение становятся основными поводами для воспоминания.
Типичным в таких случаях является и отказ от гфедьщущих ценностных:
установок или их полная перестановка: ионийцы признают, что они
всегда были слабыми, более того, многие из них стыдятся быть ионийцами
(1.143); акцент на отсутствие у них боевого духа и на ионийской роскоши
есть ими же созданный миф, следствие поражения: общество, в
котором столь большое значение имела идея агона [см. наше примеч. 37 в
гл. 7с], которое так беззаветно верило в гомеровскую мораль
состязательности, оказалось особенно уязвлено этой переменой ценностей. Геродота
часто обвиняли за предубеждение против восстания и против ионийцев
в целом; предвзятость обнаруживали либо в его сравнении восстания с
последующими войнами, либо объясняли ее тем, что историк был
дорийским гражданином Галикарнасса, либо мнимой злокозненностью его
ионийских информаторов. Здесь проявляется ошибочное понимание
самой сути исторической деформации, которая в данном случае имела ме-

Глава 8. Ионийское восстание
567
сто: не Геродот отвечает в первую очередь за эту деформацию, но он сам
является свидетелем деморализации своего собственного общества,
принявшим тот вердикт, который это общество вынесло самому себе.
Повествование об Ионийском восстании охватывает кн. V и VI
«Истории» Геродота; оно прерывается некоторым количеством отступлений, а
потому создает ощущение череды не связанных друг с другом эпизодов.
В действительности — с одним важным исключением — это
повествование носит единый и логически последовательный характер, без
очевидных изменений с точки зрения своего источника или подхода.
Упомянутое исключение — это группа историй, касающихся Гистиея, бывшего
тирана Милета, которая стоит особняком, требуя отдельного обсуждения
(см. ниже, п. 4). Но одно соображение подсказывает, что их лучше всего
рассмотреть позже: некоторые истории предлагают альтернативные
версии событий, которые удовлетворительным образом уже были
объяснены в рамках основного предания, версии, отличающиеся фантастическим
характером и отсутствием связи с центральной историей. Ясно, что
легенду о Гистиее, несмотря на то, что она может иметь отношение к
подлинному ходу событий, не следует смешивать с реальной историей Ионийского
восстания, к которому сам Гистией, конечно, по существу никогда
отношения не имел. Основное повествование Геродота концентрируется на
отдельных моментах истории восстания: его причинах и первых действиях
мятежников, с одной стороны, и на заключительной битве — с другой;
однако эти эпизоды интегрированы внутрь связного описания,
распадающегося на два блока: период от начала восстания до провала первого
персидского контрнаступления в Карий и бегства Аристагора во Фракию, и
период, который начинается с приготовлений к битве при Ладе, а после
восстания имеет продолжение в виде Марафонской кампании и главных
войн. Естественно, возникают проблемы соотнесения событий, имевших
место одновременно на разных театрах военных действий; но
наибольшая трудность связана с переломным моментом между двумя основными
блоками повествования, а также с тем, что в тексте налицо явный
пропуск в одну или даже две военные кампании. Впрочем, у Геродота была
общая хронологическая схема для восстания, что очевидно из его
заявления о том, что взятие Милета имело место «на шестой год после мятежа
Аристагора» (VI. 18), хотя неясно, предусматривала ли данная схема
годичные даты, как это обнаруживается для периода начиная с падения
Милета и далее; сам же Геродот, вероятно, был неспособен точно
датировать все отдельные события18. Таким образом, хотя восстание датируется
временем с 499 по 494 г. до н. э., внутри этих границ любая детальная
хронология до некоторой степени произвольна; наше дальнейшее
изложение основывается на предположении, что события внутри каждого
блока Геродотова повествования являются действительно непрерывными и
что между двумя блоками лежит промежуток по меньшей мере в один
год.
А 56: особенно 151-161; А 33: 440.

568
Часть вторая
Ш. Иония и Персия
Непосредственным поводом к Ионийскому восстанию послужил провал
персидского похода на остров Наксос. Около 500 г. до н. э. группа
изгнанных с родины наксосских аристократов обратилась за помощью к Ариста-
гору, родственнику и зятю Гистиея, заменившему последнего в роли
тирана Милета; не имея сил для нападения на Наксос, Аристагор
посоветовал заручиться помощью персов. При участии Артаферна, сатрапа Лидии,
был составлен план действий; было получено согласие Дария, и Мегабат,
член рода Ахеменидов, двоюродный брат Дария и Артаферна, был
поставлен во главе войска. В экспедиции приняло участие 200 триер,
снаряженных греческими городами Артаферновой сатрапии, а также большое
войско из персов и союзных народов; все затраты взяли на себя Аристагор и
наксосские изгнанники. В 499 г. до н. э. корабли вышли из Милета, якобы
направляясь в Геллеспонт, и остановились на Хиосе в ожидании
северного ветра, чтобы с его помощью совершить неожиданное нападение на
Наксос. Согласно Геродоту, между Аристагором и Мегабатом
произошла ссора, побудившая последнего предупредить жителей Наксоса о
грозящей им опасности. В результате экспедиция, прибыв к острову, нашла
его подготовленным к осаде; по истечении четырех месяцев провизия и
деньги у осаждающих иссякли, что заставило их вернуться на материк.
Вряд ли стоит говорить о двойной игре персидского полководца как
единственном объяснении того, каким образом наксосцы узнали об
истинных намерениях экспедиции, — но в остальном рассказ Геродота
вызывает доверие. Это была важная экспедиция, большая по количеству
задействованных сил и управлявшаяся близким родственником царя:
фактически это было первое появление Мегабата на исторической сцене; в
табличках сокровищницы из Персеполя его имя засвидетельствовано для более
позднего времени — приблизительно между 492 и 486 гг. до н. э., и здесь он
также описан как «предводитель флота» (РТ, № 8); во время великой
экспедиции 480 г. до н. э. его сын был военно-морским командиром.
Геродот поясняет, что под видом оказания помощи друзьям царя Дарий в
действительности искал возможности расширить свою державу на
ключевую зону Кикладских островов: Наксос и зависевшие от него Парос и
Андрос неизбежно привели бы на Евбею, о чем ясно сказал Аристагор
(V.31); а после этого персы могли бы угрожать и самой Греции — по суше
с севера и по морю с востока.
Неудачно закончившийся поход поставил Аристагора в невыгодное
положение: он утратил доверие Артаферна и, несомненно, поссорился с
Мегабатом; к тому же он не смог выполнить своего обещания оплатить
расходы на экспедицию. По этой причине им было принято решение
организовать восстание против Персии: Геродот описывает совет, собранный в
Милете из Аристагоровых приверженцев, на котором один только
историк Гекатей выступил против войны (V.36). В Миунт, где еще стоял
вернувшийся с Наксоса ионийский флот, был отправлен вестник. Во время

Глава 8. Ионийское восстание
569
персидских экспедиций многие ионийские тираны лично участвовали в
походе вместе со своими силами; эти тираны были захвачены на
кораблях и выданы их городам, дабы последние поступили с ними так, как
пожелают. Сам Аристагор уничтожил тиранию в Милете и провозгласил
здесь исономию, «равноправие»; вслед за этим в регионе началось
повсеместное изгнание тиранов. Эти события произошли ближе к концу
военной кампании 499 г. до н. э.
Геродотовское описание причин восстания вплоть до последнего
заявления сформулировано в терминах политических интриг отдельных
деятелей; и хотя из его повествования ясно, что потребность в исономии
была важным фактором, сам Геродот, обычно столь благосклонно
расположенный к подобным стремлениям, в данном случае выказывает к
ним на удивление мало симпатии — позиция, которая стала одной из
основных причин приписывания ему предубеждения против восстания
вообще. Но следует помнить, что для ионийского мира этот политический
лозунг имел совершенно иные оттенки смысла по сравнению с теми, что
были знакомы самому Геродоту: в его время учреждение
демократического правления более уже не означало введение свободы, но само было
орудием господства, устанавливаемого афинской морской державой над
греческими городами. Двойственность понятия исономии для ионийцев в
середине V в. до н. э. может объяснить, почему этот аспект восстания не
подчеркивался информаторами Геродота.
Совершенно очевидно, что среди причин восстания огромное
значение имели политические стремления; и всё же нелегко определить
сущность исономии в ионийской среде около 500 г. до н. э., ибо подробные
свидетельства по поводу этого понятия существуют только для клисфенов-
ских Афин (см. выше, гл. 5). Дошедший до нас закон из Хиоса от второй
четверти 6-го столетия (М—L 8) показывает, что в конституционном
отношении города Ионии перед приходом персов были развиты не менее,
чем города материковой Греции, так что у Геродота были основания
приписать Гистиею в 514 г. до н. э. утверждение, что в случае ухода персов
«каждый ионийский город предпочел бы демократическое правление
господству тирана» (IV. 137). В отношении Афин важно осознавать, что не
существовало никакого серьезного конституционного различия между
клисфеновской и радикальной демократией в смысле участия граждан в
политическом процессе: уже сам отказ от спартанской евномии19
предполагал отказ от господства гоплитского класса в пользу широкого участия
граждан в работе народного собрания; а в чрезвычайной ситуации
национального масштаба в таких экономически развитых городах,
каковыми были города Ионии, когда само их выживание зависело от
мастерства и отваги флота, понятие исономии неизбежно предполагало общее
участие в политическом процессе. Обращение к этой идее, несомненно,
19 Слово «евномия» (доел, «благозаконие») часто используется для обозначения
конституционного строя и всего общественного уклада Спарты архаического и раннекласси-
ческого времени; в том же или близком смысле употребляются такие выражения, как
«спартанский космос» и «Ликургов строй». — A3.

570
Часть вторая
обеспечило широкую народную поддержку полномасштабного
восстания против Персии20.
Афинский пример вполне мог подтолкнуть реформы на Наксосе,
которые, в свою очередь, вынудили партию богачей [букв:, «жирных»]
отдаться во власть Аристагора. Полная смена политических установок
была типична в эту эпоху и для других непостоянных и уверенных в себе
греческих князьков, из которых самый знаменитый — это сам Клисфен
Афинский, но сюда же относятся и такие фигуры, как Мильтиад и Гис-
тией21. Осуществленное Аристагором упразднение собственной тирании
действительно напоминает историю с Меандрием Самосским, который
около 520 г. до н. э., сразу после смерти Поликрата, предложил
установить исономию для самосцев и учредить культа Зевса Освободителя, а
для себя попросил только право наследственного жречества при этом
культе (Ш.142). В продолжение всего восстания «демократическое»
правление оставалось характерной чертой ионийских государств,
вовлеченных в эти события. За таким развитием событий должно было лежать
искреннее желание политических преобразований в сочетании с искренним
стремлением к независимости: это осознали персы, когда, желая в 492 г.
до н. э. подтвердить свое имперское господство, они умиротворяли
греков путем введения «демократий» в побежденных городах. Таким
образом, потребность в политической реформе возникла отнюдь не с
восстанием и Аристагор вовсе не пренебрегал ее привлекательностью для
народа. Фактически восстание обозначило решительный шаг в создании этой
полярности между деспотической Персией и греческой демократией,
свобода от Персии и свобода от тирании начали отождествляться22.
Именно в этом смысле Ионийское восстание наиболее правильно
рассматривать как часть общего конфликта между Грецией и Персией,
поскольку оно представляет собой частный случай столкновения между
восточным деспотизмом и греческой свободой, что является основной
темой греко-персидских взаимоотношений в классический период. Этот
первый эпизод в конфликте одновременно является и наиболее
интригующим, поскольку деспотизм здесь обнаруживает явную претензию на
свой просвещенный характер, а также благодаря сохранившейся в
рассказе об этих событиях превосходной и уважительной фиксации
народных суеверий и преданий, более сложных, чем суеверия и предания
самих греков. Для ответа на вопрос о том, почему Персия не смогла эф-
фективно реализовать в Ионии те политические методы, которые
оказались относительно успешными в Иудее, необходимо осветить важные
аспекты во взаимоотношениях персов с греками23.
В общем и целом персы стремились представить свои завоевания как
направленные на освобождение от прежнего угнетения: народы Востока
должны были свободно следовать своим собственным обычаям под
благожелательным взглядом Ахура-Мазды. В каждом регионе Великий Царь
20 С 176: 109-111. 21 С 275.
22 А 45. 23В500.

Глава 8. Ионийское восстание
571
представлялся как защитник надионального бога и как восстановитель
его культа: в Вавилоне — в качестве слуги Мардука, в Египте — Амона-Ра
и в Иерусалиме — Яхве; персидскому сатрапу зачастую помогал
местный сановник, близкий прежней правящей группировке, а более частные
вопросы правления были переданы в руки местных династов или
местному жречеству. Наиболее успешной такая политика оказалась в Иудее,
где Кир отдал распоряжение о возвращении евреев из плена и о
восстановлении Иерусалима и где он и его преемники продолжали проявлять
благосклонность новому государству (см. выше, гл. ЗЬ); поэтому для
евреев Кир был «Помазанником Божиим».
Такие методы идеально подходили для управления областями, в
которых доминировала жреческая каста, или регионами с устоявшейся
традицией автократического правления; но в Ионии они работали не так
хорошо. Местные аристократы получили статус «тиранов» (как его
обозначали греки) и вместе с тем — несменяемую власть; однако очень скоро
перед лицом потребности в более широком представительстве тирания
стала неприемлемой формой правления. Подобно своим лидийским
предшественникам Великий Царь стремился снискать поддержку у эллинских
богов; для чужеземного наблюдателя Аполлон явно был среди них
главным, ибо являлся единственным богом, имевшим в Дельфах, на Делосе и
в Бранхидах постоянное жречество, храмы и оракулы, по своему
масштабу в чем-то схожие с тем, что было у великих богов Востока. Знаменитые
письма Дария своему сатрапу Гадату прекрасно иллюстрируют
традиционное милосердие персидского правления. Царь хвалит Гадата за
деятельность по пересадке сирийских фруктовых деревьев в имения на
западе Малой Азии, но при этом грозит ему наказанием за то, что тот взимал
подати со священных садовников Аполлона и заставлял их возделывать
святую землю, «пренебрегая волей моих предшественников в
отношении бога, который сказал всю правду персам» (М—L 12). Меж тем
Аполлон не обладал возможностями Мардука или Яхве; такая забота о его
интересах могла воздействовать на позицию Дельф во время Персидской
войны, но всё же никак не повлияла на ответную реакцию греков в
отношении Персии. Жрецы Аполлона не имели политической власти, а
повсеместное изгнание тиранов, случившееся в самом начале Ионийского
восстания, показывает, какую плохую услугу персидским интересам
оказало восприятие греками местной тирании в качестве элемента
персидского правления.
Другие аспекты персидского господства были для греков еще менее
приемлемы. В самом начале эпохи завоеваний персидское внимание
было направлено в противоположную от Эллады сторону — на дальний
восток и на юг; однако с воцарением Дария произошли перемены.
Присутствие в Сардах в качестве сатрапа единокровного брата царя, а также
целого ряда других его родственников на командных должностях на западе
свидетельствовало о том значении, какое отныне царь придавал своим
западным провинциям и о продолжавшемся продвижении Персидской
державы в этом регионе; более высокая активность привела к более широко-

572
Часть вторая
му вмешательству в дела ионийских городов и к большему числу
предъявляемых к ним требований. Воинская служба царю являлась одним из
неизбежных условий персидского правления: значительные ионийские
силы принимали участие в Скифском походе, так что они были
свидетелями крушения планов Великого Царя. При Дарий «подарки», прежде
подносившиеся царю лишь время от времени, превратились в ежегодную
дань серебром, которую обязана была платить каждая сатрапия, а греки
впервые в собственной истории столкнулись с требованиями восточной
бюрократии. Общее впечатление от этой эволюции персидского правления
Геродот зафиксировал в знаменитом наблюдении, которое он приписывал
персам, о том, что «Дарий был барышником, Камбис — властелином, а
Кир — отцом» (Ш.89).
За данными политически напряженными отношениями лежали
мощные экономические интересы. Экспансия Персии на запад была гибельна
для греческих торговых городов Ионии, которые коммерчески
доминировали в Эгейском и Черном морях и чьи интересы простирались вплоть
до Египта и западного Средиземноморья. Своими западными торговыми
колониями фокейцы были знамениты еще до своего бегства от персов в
545 г. до н. э.; другие города также имели прочные связи с западом: по
разрушении Сибариса в 511 г. до н. э. всё население Милета погрузилось в
глубокую гражданскую скорбь, «ибо из всех городов, о которых я знаю,
эти два города были связаны друг с другом наиболее тесными узами
гостеприимства» (VI.21). Близкие контакты между Востоком и Западом
обнаруживаются в том непрерывном потоке беженцев в течение всей
заключительной части 6-го столетия, с которого началось культурное
развитие Великой Греции. Впрочем, этим западным связям всё в большей
степени угрожали как самостоятельный рост западных греческих городов,
так и возрождение финикийского могущества. Ни один из указанных
двух факторов не был вызван напрямую персидской интервенцией; но в
восточном Средиземноморье ситуация была иной.
Военные операции и завоевания неминуемо разрушали устоявшуюся
структуру торговых связей. Торговля продуктами первой необходимости
являлась характерной чертой средиземноморской экономики б-го
столетия: конфликты между Персией и Грецией плохо на ней сказались, а
оживление наступило лишь на базе иной ориентации — в связи с
превращением Афин в главный коммерческий порт Эллады. В VI в. до н. э. в
Средиземноморье самым важным греческим эмпорием был Навкратис,
причем доминировали в нем восточногреческие города и Эгина; само
существование здешнего зернового рынка бьь\о обусловлено фараоновской
царской монополией24. С завоеванием Египта персами в 525 г. до н. э.
наступил явный перерыв приблизительно в двадцать пять лет, для которого
отсутствуют археологические материалы по греческой керамике, и вплоть
до начала 5-го столетия это поселение не возродилось в качестве
торгового центра. Скифская экспедиция нанесла ущерб еще одной области
КИДМ Ш.З: гл. 36Ь.

Глава 8. Ионийское восстание
573
греческих интересов, откуда поставлялись зерно и рабы; за этим
последовала персидская экспансия в Пропонтиду и во Фракию, где находились
основные источники важнейших видов сырья — корабельного леса,
кожи, серебра — и опять же рабов; попытка Гистиея основать Миркин на
Фракийском побережье (Геродот. V.23) в качестве милетского эмпория
была акцией ионийского тирана, прекрасно осознававшего значение новых
торговых путей в условиях ухудшавшейся экономической ситуации.
Вдобавок к этому исчезновение «царских рынков» Лидии и Египта должно
было оказать серьезное воздействие на две в высокой степени
специализированные отрасли экономики. Раскопки в Сардах обеспечили нас
хорошими данными по притоку предметов роскоши, производившихся или
поставлявшихся городами побережья;25 а военная мощь Саисского
Египта и (в меньшей степени) Лидии зависела от использования греческих
наемников, которые — если судить по граффити, нацарапанным в 591 г.
до н. э. на левой ноге колоссальной статуи Рамсеса Π в Абу-Симбеле, —
происходили из небольших поселений в Ионии и Карий (М—L 7): с
началом персидских завоеваний этот главный источник найма и дохода
перестал существовать. В течение двадцати пяти лет очевидным было всё
усиливавшееся разрушение экономического благополучия Ионии;
восстание ионийцев явилось не только последствием, но и окончательным
оформлением этого процесса; поэтому поражение означало крушение
Ионии как политической и экономической силы.
В конце архаического периода города Малой Азии разделяли некую
общую культуру, основанную на взаимопомощи, обмене
художественными и интеллектуальными идеями, а также возможности
перемещения между этими городами частных лиц. Процесс эллинизации Лидии
демонстрируется результатами археологических раскопок в Сардах и
свидетельствами в виде царских посвящений в Дельфах и Бранхидах. Процесс
этот был взаимным: роскошь лидийского образа жизни была
знаменита в греческом мире и считалось, что она является характерной чертой
ионийцев. Развитие этих отношений не прекратилось с персидским
завоеванием, которое открыло возможность культурного взаимообмена для
всей огромной зоны от Месопотамии до Средиземноморского побережья.
Две позднеархаические камерные гробницы с равнины Элмали во
внутренней Ликии вполне могут свидетельствовать об эпизодах, относящихся
к поражению самого Ионийского восстания. Эти погребальные камеры
расписаны в восточногреческом стиле; в первой из них изображены
сцены с воинами в греческом вооружении, а также символический отъезд
умершего мужчины на колеснице, также облаченного в греческие
доспехи (рис. 41); во второй камере изображено ритуальное погребальное
пиршество некоего аристократа, имеющего несомненно персидскую прическу
(см.: Том иллюстраций: ил. 81), графически представлено также
поражение греческих гоплитов от персидской конницы26. Такое слияние
персидской, эллинской и анатолийской культур в среде правителей Ликии и
25 В 710-712; В 733.
26 А 6: 107.

574
Часть вторая
Рис. 41. Настенная роспись из Элмали. (Публ. по: В 723 (1973), ил. 43;
ср.: А 6: 106, рис. 122.)
Карий может быть прослежено от этого периода вплоть до века Мавсола;
впрочем, политический упадок Ионии и поляризация, причиной
которых были персидские войны, привели к перерыву в процессе этого
слияния, продолжавшемуся большую часть 5-го столетия27.
Вопрос об отношениях между персами и греками имеет несколько
аспектов. В экономическом плане сухопутная торговля,
осуществлявшаяся через Анатолию, всегда оставалась второстепенным явлением, даже
после строительства персидской царской дороги. Умелые греческие
каменщики были заняты на сооружении большого количества огромных
персидских дворцов в Пасаргадах, Сузах, Персеполе и, можно сказать,
оказали глубокое воздействие на формирование персидского
скульптурного стиля — если только вообще не создали его; свои следы эти
каменщики оставили в виде граффити (см.: Том иллюстраций: ил. 234), а
также в текстах сокровищнищ>1 из Персеполя: в закладной надписи из Суз
Дарий констатирует: «<...> каменотесы, которые резали камень, они
были ионийцами и жителями Сард»28. Однако, за возможным
исключением самых высококвалифицированных мастеров, эти работники
рекрутировались сатрапами и трудились на условиях рабской службы; если
27 В 717: гл. 1.
В ПО (DSf); см.: В 166; В 153.

Глава 8. Ионийское восстание
575
кто-нибудь из этих ионийцев и возвращался на родину, то ничего
хорошего о Персии уж точно не рассказывал.
Напротив, услуги греческих эрудитов (в отличие от ремесленников)
ценились при персидском дворе. Скилаку из Карианды было поручено
обследовать восточные морские и речные пути от Инда до Суэцкого
перешейка; Демокед из Кротона был первым из плеяды эллинских врачей,
служивших при дворе, а также специальным агентом, отправленным Да-
рием с разведывательными целями на запад; Пифарху из Кизика царь в
качестве вознаграждения передал доходы, поступавшие от нескольких
приморских городов; человек с тем же именем появляется на граффито
из каменных карьеров Персеполя, возможно, в качестве подрядчика
квалифицированных работников или арендатора карьера29. С декабря 499 г.
до н. э. по сентябрь 498-го Фарнак, главный фискальный чиновник
Персеполя, имел в качестве помощника человека, именовавшегося
Ионийцем30.
О степени интеллектуального влияния персидских религиозных идей
на греческую философию много спорят;31 как бы то ни было, на самом
высоком политическом уровне грек и перс вполне могли оказаться в
приятельских отношениях друг с другом. Персидский царь всегда изъявлял
готовность оказать защиту и предложить убежище греческим
изгнанникам-аристократам, каков бы ни был ущерб, который в прошлом они
причинили персам, и какой бы маловероятной ни была надежда на то, что
они смогут поспособствовать замыслам Персии в будущем; с ними
обходились так же, как и с другими высокопоставленными пенсионерами и
служащими царя, и на свое содержание они получали землю или доходы
с отдельных городов. Такой тип вознаграждения конечно же можно
рассматривать как потенциальный повод для недовольства со стороны
ионийцев, поскольку в некоторых случаях именно их города, их земли и
получаемые с них доходы предназначались такого рода лицам; это был тот
аспект персидской щедрости, который особенно усиливал ощущение
несовместимости восточного деспотизма с миром греческого полиса.
Гистией, Гиппий Афинский, ионийские тираны времен восстания, Дема-
рат Спартанский и Фемистокл — это всё самые знаменитые личности,
именно они и извлекали выгоды из такого стиля покровительства со
стороны Великого Царя; не столь влиятельные фигуры получали
обеспечение в зависимости от своей значимости. Когда в 493 г. до н. э. Мильтиад
бежал в Афины, его старший сын, Метиох, был захвачен и доставлен к Да-
рию, «который предоставил ему дом и имущество, а также персиянку в
жены, от которой у него родились дети, которые жили уже по-персидски»
(Геродот. VI.41). Метиох был единокровным братом Кимона, создателя
Афинской державы.
Со многих точек зрения, восстание ионийских городов могло казаться
неизбежным; удивление вызывает тот факт, что греки не воспользова-
29 А 50. 30 В 85.
31 А 64; А 43: 123-129.

576
Часть вторая
лись намного более удобным моментом восшествия Дария на престол,
когда столь большое количество других регионов империи попыталось
выйти из состава империи. Отчасти этот факт демонстрирует недостаточное
понимание греками природы персидской имперской власти; но любое
восстание требует вождя, поэтому персы, по крайней мере до отпадения от
них Аристагора, могли полагаться на личную заинтересованность
тиранов, посаженных ими в городах, а также на традиционно хорошие
отношения между самими персами и представителями знати покоренных
ими народов.
IV. Ионийское восстание
Провозглашение Аристагором исономии в конце лета 499 г. до н. э.
привело к появлению группы мятежных городов, которые
продемонстрировали свое отпадение от Персии путем низложения и даже — по крайней
мере в случае с Митиленой — убийства своих тиранов. Геродот
называет четырех из этих тиранов по именам и пишет о «многих других» и об
«остальной Ионии», освобожденной первой же осенью (V.37— 38). К зиме
Аристагор смог побудить каждый город назначить собственных
военачальников для своих вооруженных сил, а сам отправился в материковую
Грецию, чтобы там от имени ионийцев попытаться заручиться
союзниками.
Поэтому с самого начала, похоже, существовала какая-то форма
централизованной организации ионийцев, возникшая в связи с восстанием;
для последующего времени это ясным образом засвидетельствовано
указаниями Геродота на альянсы между ионийцами и афинянами, с одной
стороны, и ионийцами и карийцами — с другой (V.103), а также его
описанием приготовлений к заключительному сражению32. Лить в этом
последнем эпизоде Геродот не ограничивается беглым упоминанием
данного аспекта; и его молчание часто оборачивается в современной
исследовательской литературе критической оценкой либо рассказа Геродота,
либо действий ионийцев, отсутствие единства между которыми
контрастирует с единством, продемонстрированным эллинами в Великой
Персидской войне. В действительности эти две лиги33 обнаруживают
значительное сходство как раз в общем отсутствии централизованной
организации; а разительное несходство их судеб явилось, скорее, результатом
географических и стратегических проблем, а не провала или успеха в
деле координации общих усилий.
Эта ионийская организация обозначена однажды словосочетанием
«κοινόν ионийцев» (V. 109.3), но гораздо чаще — просто понятием
«ионийцы»; в указанном здесь значении34 слово «койнон» (κοινόν) употребляется
32 Политические аспекты: С 288; С 258.
33 Имеются в виду союз восставших ионийских городов начала века и панэллинский
союз, воевавший против персов в 480—479 гг. до н. э. — A3.
34 Имеется ввиду следующее значение слова «койнон» (κοινόν) — 'собрание', наделенное
официальной властью, уполномоченное вырабатывать и принимать решения от имени не-

Глава 8. Ионийское восстание
577
Геродотом только применительно к городам-государствам.
Использование этого термина в последнем случае объясняется наличием
коллективного органа, вырабатывавшего общее решение; члены этого собрания,
представители (пробулы) городов, собирались в Панионии, религиозном
центре древнего союза двенадцати ионийских городов:35 проведенные в
этом месте раскопки не обнаружили ничего, что могло бы относиться к
организации этого союза вплоть до 4-го столетия, за исключением алтаря
и стены некоего святилища, размеры которого были пригодны, скорее, для
проведения какого-то праздника, нежели коллективного мероприятия36.
Такого рода объединенное собрание состоялось в Панионии, когда после
падения Сард над Ионией в первый раз замаячила персидская угроза,
завершилось оно единодушным решением обратиться за помощью к
Спарте (1.141, 152), но с объединенными военными действиями пока не
торопиться; впрочем, такие собрания случались и после поражения от
персов (1.170). Члены первоначального союза, несомненно, образовали само
ядро мятежа: девять из десяти городов, чьи контингенты участвовали в
сражении при Ладе, принадлежали к этому союзу. Но, как показывает
присутствие при Ладе лесбосского войска, в отдельные моменты
восстания собрание (κοινόν) должно было включать и представителей других
городов, не входивших в первичный союз; дух, породивший это κοινόν,
связывал новую политическую структуру с древней религиозной
организацией. Неизвестно, сколь часто собиралось новое κοινόν; однако оно
должно было вырабатывать планы кампаний при подготовке объединенных
походов ионийцев в Геллеспонт и в Карию и оно, несомненно, согласилось
снарядить флот на помощь городам киприотов, хотя призыв был
направлен ионийским городам по отдельности; оно организовало также военно-
морскую оборону Милета, завершившуюся взятием города и поражением
восстания. В каждом случае оказывается, что контингенты отдельных
городов управлялись порознь своими собственными флотоводцами,
которые во время боевой операции собирались на совет, не предполагавший
наличия верховного главнокомандующего, и решали тактические
вопросы сообразно общим стратегическим решениям, вырабатывавшимся на
κοινόν; единственная попытка осуществить командование более
унифицированным образом была предпринята во время сражения при Ладе,
носила спонтанный характер и была связана с конкретными сложившимися на
тот момент обстоятельствами.
Нелегко увидеть признаки какой-то более формализованной
организации за той моделью развития событий, за которой обнаруживается всего
лишь нерегулярная реализация общего интереса; тот же самый обычай —
использование традиционного места собраний для выработки плана
согласованных действий — можно увидеть в Карий, где восставшие
собрались у Белых Столпов на реке Марсии (V.118) перед лицом персидского
коего сообщества, чаще всего отдельного полиса, но в данном случае — от лица
объединения ионийских полисов. —A3.
35 Религиозные аспекты: С 265; С 326.
36 С 251.

578
Часть вторая
наступления37. Единственным источником, который мог бы
свидетельствовать о более сложной организации у ионийцев, является нумизматика.
Исходя из единства стиля и техники чеканки были предприняты
попытки доказать, что серия электровых статеров, выпущенных по милетскому
стандарту, включающая около десятка различных монетных типов на
лицевой стороне, является продуктом одного монетного двора38. Некоторые
из этих типов явно связаны с типами городов, принимавших участие в
восстании, некоторые типы не столь однозначно могут быть соотнесены
с другими городами; клад таких монет был найден в Клазоменах. Если
это в самом деле союзная чеканка, озадачивает то, что не был
идентифицирован ни один тип, который можно было бы связать с Милетом —
городом, выполнявшим в восстании роль лидера; возможно, авторство всей
серии нужно приписать Хиосу. Однако вопрос о существовании у
ионийцев полноценного объединенного планирования остается, естественно,
затемненным, поскольку после завершения первой стадии восстания
большинство акций предпринимались в ответ на персидские инициативы и
имели отношение к отдельным городам. Один факт всё же стоит
выделить: в организации флотов для совместных акций ионийцы добились
гораздо больших успехов, чем в осуществлении кооперации своих
сухопутных войск — во время карийской кампании не ионийцы прибыли на
помощь, но «милетяне со своими союзниками» (V.120); и даже
единственное отважное сухопутное предприятие, приписанное «ионийцам», —
нападение на Сарды, было осуществлено главным образом милетянами
под командой милетских военачальников при афинском и эретрийском
содействии; насколько многочисленным было войско, выставленное
другими ионийцами, неясно, хотя Эфес предоставил для этого рейда
проводников и выступил в роли выдвинутой вперед базы.
Можно выделить социальный класс, благосклонно настроенный к
восстанию: идея общего выступления была особенно понятна людям,
получившим выгоду от исономищ — гребцам, которыми были
укомплектованы корабли; кавалерия, состоявшая из аристократов, и гоплиты (помимо
тех, что были из Милета) желали защищать только собственные города.
Неудача восстания объясняется, по крайней мере отчасти, отсутствием
каких бы то ни было способов мотивации гоплитского класса: для
успешного сопротивления персам требовалась Спарта.
Посольство Аристагора в Спарту зимой 499/498 г. до н. э. оказалось
неудачным: Клеомен, видимо, был слишком озабочен угрозой, исходившей
от Аргоса. Маловероятно, чтобы Аристагор мог обратиться с призывом о
помощи одновременно и к Аргосу, и к Спарте. Хотя призыв к Аргосу в
принципе мог иметь место: оракул, приблизительно тогда же полученный
аргивянам из Дельф и содержавший ясное предсказание о роковой
судьбе Милета (VI. 19), мог быть расценен как предостережение всей
остальной Греции от участия в этом деле. Впрочем, в Афинах, опередивших всех
по части исономищ Аристагор понял, что легче одурачить «тысячу афи-
37 В 717: 55-61.
38 С 602; А 38: 441-442; С 621: 30, 36-40, 213, 301-305.

Глава 8. Ионийское восстание
579
нян, чем одного спартанца», так что двадцать кораблей вместе с пятью
эретрийскими кораблями прибыли в Милет весной 498 г. до н. э.
Попытка привлечь к восстанию материковую Грецию не удалась из-за Спарты
и Дельф: призыв нашел отклик только у сторонников исономии и тех, кто
унаследовал от предков особые связи с Ионией, в особенности с Миле-
том.
Настоятельно требовался впечатляющий зачин во время первого
боевого сезона, и милетцы обеспечили его под именем ионийцев.
Использовав Эфес в качестве базы и с помощью эфесских проводников
выдвинувшись по необычному пути, они неожиданно атаковали Сарды, захватили
нижний город и заставили сатрапа Артаферна запереться в цитадели.
Однако по неведомой случайности город был охвачен огнем (современными
раскопками обнаружен слой разрушений), а храм Кибелы сожжен, взятые
в осаду лидийцы с персами отчаянно сопротивлялись, в итоге ионийцам,
получившим известия о подкреплении, спешившем на помощь
противнику, пришлось поспешно отступить. Теперь уже нападавшие подверглись
преследованию и были настигнуть1 близ Эфеса, где понесли жестокое
поражение. Единственная объединенная ионийская боевая экспедиция
была рассеяна, а афиняне и эретрийцы отправились восвояси: стало ясно,
что превосходство персов в коннице, продемонстрированное на примере
преследования ионийцев до самого Эфеса, делало продолжительные
сухопутные операции бессмысленными.
Сожжение Сард вполне могло отрицательно сказаться на
возможности поддержки со стороны лидийцев, но оно придало большой импульс
восстанию. В течение 498 г. до н. э. ионийский флот добился
преимущества в районе Византия и на Геллеспонте, затем повернул на юг, чтобы
поднять на борьбу приморские города Карий. В то же самое время греческие
города Кипра восстали под предводительством Онесила из Саламина, а
главный финикийский город Амафунт был взят в осаду. Для персов Кипр
являлся ключом ко всем военно-морским операциям в Средиземноморье,
так что его вызволение обратно было первоочередной задачей. Здесь они
пошли в контрнаступление, используя финикийский флот для
перевозки большой персидской армии, и Онесил обратился за помощью к
городам Ионии по отдельности. Возможность дать решающее морское
сражение в самое благоприятное время не была упущена ионийцами, и κοινόν
продемонстрировал единство. Последовавшая затем (в начале лета 497 г.
до н. э.?) схватка была первой из тех сдвоенных великих битв на суше и
на море, которым предстояло занять особое место среди всех
греко-персидских вооруженных конфликтов последующих пятидесяти лет.
Сухопутное сражение было неистовым и самым важным за время всего
восстания; Онесил лично убил персидского полководца, но предательство Сте-
сенора, курионского тирана, покинувшего со своим большим отрядом
поле битвы, и последовавшее за этим бегство боевых колесниц саламин-
цев склонили в тот день чашу весов в пользу персов. На воде
наступательные действия ионийцев принесли свои победные плоды, и их
превосходство в морской стихии не оспаривалось следующие три года. Несмотря на

580
Часть вторая
это, ионийцам пришлось покинуть Кипр; его возврат персами,
воспользовавшимися подмогой имевшихся на острове финикийских городов,
сопровождался рядом осад и в завершение ознаменовался падением Сол
после четырехмесячной обороны; в ходе раскопок здесь обнаружен слой
разрушений. Свобода эллинов на Кипре продлилась всего лишь год.
Одним из осаждавшихся во время этой кампании городов был
Пафос, где археологические исследования обеспечивают нас самым лучшим
удостоверенным примером тех осадных приемов, которыми были
знамениты персы (рис. 42)39. Здесь они столкнулись с недавно вырытым U-об-
разным рвом, за которым находилась крепко сложенная из глиняных
кирпичей и облицованная камнем стена. Против этих
фортификационных укреплений персы начали возводить осадную насыпь, которая
постепенно надвигалась на ров, перевалила через него, а затем дошла до
стены; во рву археологи обнаружили большое количество каменных
статуй и элементов архитектурного орнамента из ближайшего святилища.
Распределение по насыпи метательных снарядов различных типов
показывает, какие тактические приемы использовались с каждой стороны.
Наконечники трехперных стрел восточного типа, изготовленные по
стандартной модели, были сконцентрированы лишь в отдельных секторах насыпи,
по преимуществу в зоне входящего угла между стеной и северо-западным
бастионом ворот (входящим называется угол, вершина которого
обращена внутрь фигуры; в фортификационных укреплениях с ломаным
планом так называется угол с вершиной, обращенной к обороняющимся. —
А.З.); такие стрелы, похоже, являлись стандартизированным оружием
профессиональных лучников, которые на время операции обеспечивали
огонь прикрытия, усиливая свою огневую мощь во время последнего
приступа. Иная картина вырисовывается с грубо сделанными
четырехсторонними наконечниками метательных копий, которыми была устлана вся
насыпь; они принадлежали обороняющимся, те, пользуясь
преимуществом высоты, метали дротики, постоянно беспокоя противника. Каменные
ядра разной величины (от 2,7 до 21,8 кг) не были сконцентрированы в
каких-то отдельных зонах, но разбросаны главным образом вдоль
основания стены; они, несомненно, принадлежали обороняющимся, а не
атакующим, и свидетельствуют о попытках осадить нападавших на последней
стадии штурма. Персидские стрелки расположились также и на
возведенных осадных башнях; обороняющиеся, прорыв под стенами и валом
четыре хода, попытались опрокинуть эти башни. Складывается впечатление,
что атаковала вполне профессиональная армия, использовавшая
устоявшиеся способы ведения осады и в деле разрушения фортификационных
сооружений полагавшаяся не на метательные орудия, а на осадную
насыпь, возводившуюся, несомненно, насильно привлеченной местной
рабочей силой и защищавшейся лучниками (хотя в Солах персы в
конечном итоге всё же сделали подкопы под стены); что касается
обороняющейся стороны, то здесь какой-то опытный командир, возглавивший не от-
39 С 349; С 348.

Глава 8. Ионийское восстание
581
Рис. 42. План, осадной насыпи и подземных ходов в Старом Пафосе.
(Публ. по: С 348: рис. 8.)
личавшуюся особыми воинскими навыками общину, использовал все
доступные ему средства для защиты города.
После провала ионийского нападения на Сарды персидские
сухопутные силы были перегруппированы на материке в три войска под
командованием трех зятьев Дария с целью организации большого
контрнаступления, которое, вероятно, началось в 497 г. до н. э. Главное войско под
предводительством Давриса действовало на Геллеспонте и захватило пять
городов, пытаясь восстановить персидские связи с прибрежными районами
северной Эгеиды: возвращение Византия и Боспорского пути было
слишком сложной задачей. Второе войско, под командой Гимея, действовало
на побережье Пропонтиды, а третье, под командой Отана и лидийского
сатрапа Артаферна, приступило к повторному захвату городов Эолиды и
Ионии, начав с Клазомен и Кимы. Однако известие о том, что внутренние
районы Карий примкнули к мятежу, заставило основательно
пересмотреть планы, поскольку карийцы были способны полностью изменить
соотношение сил на суше. Оставив Геллеспонт Гимею, Даврис совершил
длинный переход на юг; он нанес поражение карийцам в крупном
сражении на реке Меандр; карийцы, получив подкрепление от милетцев, опять
вступили в битву, но понесли еще более жестокое поражение. Даврис
приступил к осуществлению долгосрочной задачи по подчинению
карийских опорных пунктов (началось это, скорее всего, во время кампании
496-го, а не 497 г. до н. э.). Однако карийцы смогли вновь объединиться,
и Даврис попал в засаду на дороге у Педаса; его войско было
уничтожено, а сам он и четыре его военачальника погибли. Эта катастрофа
породила столь же тупиковую ситуацию на суше, какая к тому времени уже ело-

582
Часть вторая
жилась на море. Неудивительно, что для кампаний 496—495 гг. до н. э.
нам не удается уверенно установить каких-либо дальнейших боевых
действий.
В течение 497 г. до н. э., в разгар персидского контрнаступления,
положение Аристагора в Милете утратило всякую прочность; он созвал
своих политических сторонников и объявил о намерении повести их либо на
Сардинию, либо в город Миркин, укрепленный Гистиеем (Геродот. V.124).
По сообщению Геродота, логограф и аристократ Гекатей, член Ари-
стагоровой группировки, высказал иное предложение: если они будут
изгнаны из Милета, то им следует построить укрепление на острове Лерос
и использовать его как базу, откуда потом можно будет вернуться в
город. В плане ответа на угрозу персидского нападения этот план по
устройству ближней базы не имел особого смысла, но в силу
внутриполитических резонов был типичен для изгнанников. К чести Аристагора, он
предпочел не усугублять эти проблемы, что могло бы сказаться фатальным
образом для ионийцев, и решил отправиться в Миркин. Здесь он и его
сторонники погибли от руки предателя во время набега на один
фракийский город; это событие Фукидид датирует 497 г. до н. э. (IV. 102.2—3).
Падение Аристагора обнажило серьезнейшую и застарелую проблему,
усугублявшую положение Ионии: полвека существования проперсидской
тирании оставили Ионию без заслуживающего доверия политического и
военного лидерства. Почти ничего не слышно о предводителях,
избранных в других городах; руководство восстанием обеспечивал именно Ми-
лет, где Аристагор лишь формально сложил с себя тираническую власть.
Когда же он покинул родину, не было предпринято ни одной наступатель-
нои акции40.
В этой связи необходимо рассмотреть притязания Гистиея. Описание
его деятельности в IV—VI книгах Геродота отличается наибольшей
детализацией в сравнении со всеми биографическими описаниями греков,
действующих в этом сочинении, исключение составляют лишь Геродотовы
описания восточных монархов. Рассказ о Гистиее, хотя и прерывается,
выдерживает единые тон и стиль и при этом охватывает последние двадцать
лет жизни Гистиея; данное повествование можно рассматривать как
первоначально самостоятельный биографический логос, самый ранний из
сохранившихся греческих опытов в жанре жизнеописания, который,
возможно, способен пролить некоторый свет на «биографию» похожей
фигуры — Гераклида из Милас, написанную Скилаком Кариандским41.
Общие черты этого повествования ясны. Здесь нет апологетики,
поскольку не предлагается следование определенной политической точке зрения:
цель рассказа заключается лишь в демонстрации того, что Гистией был
ответствен за каждое важное событие, относящееся к этому периоду; с
изумительной виртуозностью он последовательно играет роли тирана,
основателя городов, придворного, царского советника, подстрекателя мя-
40 С 385.
41 А 26; А 42.

Глава 8. Ионийское восстание
583
тежа, его потенциального предводителя, капера. Выявляемое здесь
постоянство характера есть постоянство того популярного фольклорного
героя, Трикстера, чье присутствие в эллинской культуре гарантировано
благодаря самому известному прототипу — Одиссею. Некоторые из тех
ролей, что исполняет Гистией, весьма правдоподобны, другие же —
совершенные небылицы, заимствованные у профессиональных рассказчиков
историй, как, например, эпизод с письмом, нанесенным в виде
татуировки на голову раба, с чего и началось Ионийское восстание. Для историка
проблема состоит в том, чтобы установить, до какой степени эта легенда
является правдой. Ибо ясно, по крайней мере, что Гистией, как позднее и
Фемистокл, был именно таким человеком, каким он сам себя
представлял, — олицетворением добродетели с названием метис [μήτις], то есть
хитроумности, которой эллины так восторгались42. Истории про Гистиея
были сплетены в биографическую повесть из-за того обаяния, каким, с
эллинской точки зрения, обладал этот идеал. Единственная версия
Ионийского восстания рассказана целиком с позиции Гистиея, и версия эта
характеризуется как связностью, так и привлекательностью; подозрения у
нас возникают только в связи с тем, что это, по сути, одна из нескольких
возможных версий.
И всё же значительная часть всей истории должна быть правдой.
Гистией конечно же представляет собой вполне узнаваемый тип, возникший
благодаря самим персидским царям, — тип греческого придворного и
советника. Если бы он не спас Дария в истории с мостом через Дунай, то, по
крайней мере, не оказался бы в милости после скифского похода. И если
бы он не спровоцировал начало Ионийского восстания, то по меньшей
мере не был бы послан в Сарды с заданием это восстание остановить (как
и многим грекам при персидском дворе, Гистиею надоела позолоченная
клетка) как раз в тот момент, когда он пытался его возглавить. Оставив
Сарды, Гистией отправился на Хиос. Здесь его фантастические планы
начинают срываться, вплоть до окончательной потери всяких надежд на тех
людей, к которым он обращался за помощью. Конечно, он мог бы быть
полезен Милету как человек, хорошо разбиравшийся в персидском
образе мыслей, поскольку таких экспертов было мало, однако, избавившись
от одного прежнего тирана, милетцы отнюдь не горели желанием
обзавестись другим. Когда однажды ночью он попытался пробиться в город,
то был ранен и прогнан. Так Гистией стал изгнанником. Убежище он
нашел на Лесбосе, где народ Митилены отправил его в Византии, чтобы он
в качестве капера обеспечивал здесь интересы ионийцев. Не вызывает
сомнения, что в процессе всех этих событий притязания Гистиея
приобретали всё более экстремистский характер: он не только поднял
восстание (причем Артаферн, являвшийся его личным врагом, знал об участии
42 С 19. (Вообще говоря, слово «μήτις» означает «мудрость»; имя Метида носила
первая жена Зевса, считавшаяся богиней мудрости; применительно к таким героям, как
Одиссей или Гистией, данное слово может означать хитроумную изворотливость, умение найти
выход из самой безнадежной ситуации; ср. «Одиссей хитроумный». —A3.)

584
Часть вторая
в нем Гистиея), но даже готовил в Сардах заговор среди персов против
персов!
Но вернемся к истории. К началу боевого сезона 494 г. до н. э. персы
были готовы к контрнаступлению. Восстание продолжалось уже
слишком долго, стратегия персов, направленная на захват одного города за
другим, не достигала цели. Теперь было решено нанести удар по самому
центру сопротивления — по Милету, причем как с суши, так и с моря.
Войска, находившиеся к западу от Галиса, были соединены, а основной
персидский флот из 600 триер (по крайней мере, теоретически), собранный
из Финикии, с Кипра, из Киликии и из Египта, встал на якорь.
Представители ионийцев собрались в Панионии и приняли решение не давать
сражение на суше, а оборону Милета предоставить самим милетцам;
вместо этого ионийцы должны были укомплектовать людьми каждый
имеющийся в наличии корабль и всю эту силу сконцентрировать у острова
Лада. Обе стороны хорошо понимали, что решающее сражение
должно произойти на море: если бы персидский флот опять потерпел
поражение, Иония могла бы остаться свободной. Битва состоялась осенью 494 г.
до н. э., как раз во время праздника Фесмофорий.
Мы можем лишь бегло окинуть взглядом персидскую сторону в этот
подготовительный период. Согласно одной из табличек крепостной
стены из Персеполя, между 17 января и 15 февраля 494 г. до н. э. некий Да-
тийя получил в Хидали норму продовольствия за четырехдневное пешее
путешествие из Персеполя: «Он нес скрепленный печатью документ
царя. Он шел из Сард [с] курьерской [службой], пришел к царю [в] Пер-
сеполь» (Таблички персепольской крепостной стены, PFT, табличка
Q.1809). Норма довольствия для Датийи составляла 70 кварт пива, что
соответствует норме одной из самых высокопоставленных должностей в
империи; этот человек совершенно правильно отождествляется с Дати-
сом Мидянином, который еще в годы Ионийского восстания должен был
получить соответствующий опыт действий в греческой области, то есть до
того, как он вместе с Артаферном, сыном сатрапа Артаферна, возглавил
экспедицию, закончившуюся битвой при Марафоне. Его путешествие,
зафиксированное в процитированной табличке, явно имело какое-то
отношение к подготовке персидского наступления43.
Насчет ионийской стороны Геродот дает нам подробную и
впечатляющую сводку о приготовлениях, которые были направлены на сбор
ионийского флота у острова Лада. Три сотни и еще пятьдесят три триеры из
девяти городов были сведены вместе: мощь и сплоченность ионийцев
были триумфально продемонстрированы; но не менее выпуклым оказалось
отсутствие у них продуманной организации. Общее собрание в Панионии
[κοινόν] так и не назначило главнокомандующего, решение этого вопроса
было оставлено военному совету, собравшемуся уже непосредственно в
ходе кампании: основным недостатком ионийцев, возможно, было то, что
43 В 125.

Глава 8. Ионийское восстание
585
их города обладали слишком равными силами, чтобы без проблем
договориться о лидерстве, тогда как для материковых греков ответ на такой
вопрос был очевиден44. В данном конкретном случае решение оказалось
остроумным: в качестве командующего совет выбрал Дионисия Фо-
кейского, флотоводца всего с тремя кораблями. Таким способом удалось
избежать соперничества между крупными государствами; к тому же фо-
кейцы обладали давними традициями коммерческого судоходства на
пентеконтерах, снабженных вооруженной охраной, и боевым опытом
столкновений с финикийскими кораблями в западном Средиземноморье,
кульминацией чего была битва при Алалии. После того, как [в 545 г.
до н. э.] часть жителей Фокеи под угрозой персидского завоевания
отправилась за море, сам город превратился в небольшое поселение,
однако ему удалось сохранить традиции и контакты с западом.
Ионийский флот приступил к изнурительным тренировкам под
руководством Дионисия. Рассказанную Геродотом (VI. 12) историю о том, что
режим упражнений, навязанный командующим, был настолько
тяжелым, что это вызвало бунт, можно, вероятно, отвергнуть, поскольку она
придумана для того, чтобы объяснить и извинить решение самосцев
пойти на предательские переговоры с персами. Персы и в самом деле,
пользуясь помощью находившихся при их армии прежних тиранов
отдельных городов, пытались побудить контингенты последних к измене путем
угроз и предложений льготных условий.
«Итак, они сошлись и схватились друг с другом, однако сейчас я не
могу описать наверняка, кто из ионийцев в этом морском бою оказался
малодушным, а кто сражался отважно: ведь они обвиняют друг друга»
(Геродот. VI. 14). Самосцы, будто бы по заранее составленному плану,
подняли паруса и взяли курс домой, за исключением одиннадцати триер,
чьи капитаны вопреки приказу остались и приняли участие в сражении,
за что позднее (по-видимому, уже после персидских войн) в их честь на
самосской агоре была воздвигнута колонна с перечнем их имен45. В
следующей после самосцев боевой линии находились лесбосцы, которые вслед
за теми пустились в бегство, как и большинство остального флота. Хи-
осцы держались стойко и немногими своими уцелевшими кораблями с
боем проложили себе дорогу к отступлению; экипажи серьезно
пострадавших кораблей были вынуждены высадиться на берег у Микале и при
попытке вернуться домой по земле эфесцев были перебиты последними,
каковой инцидент, согласно позднейшим утверждениям, был объявлен
результатом недоразумения.
Теперь Милет был обложен и с суши, и с моря и в конце концов
захвачен посредством подкопов и с помощью таранов: мужское население бы-
44 Здесь имеется в виду следующее: в данную эпоху ни у кого из материковых греков
не возникало сомнений относительно того, что в вероятном грандиозном конфликте с
персами ведущую роль в деле руководства объединенными силами эллинов должна будет
играть Спарта. —A3.
45 А 40.

586
Часть вторая
ло либо перебито, либо депортировано в Месопотамию, женщины и
дети — обращены в рабство; святилища в Бранхидах и в других местах —
разрушены. Список милетских жрецов-эпонимов в той части, что приходится
на этот период, позднее был восполнен путем компиляции; однако
обширные археологические данные о происшедшем разграблении города и
перманентная заброшенность портовой зоны рисуют нам совершенно иную
картину.
Каждый город теперь был сам по себе. Некоторое число самосских
аристократов и милетских беженцев отправились по морю на запад и
захватили Занклу на Сицилии. Однако Самос оказался единственным
пощаженным городом; как было обещано самосцам до сражения, ни сам
город, ни его храмы не были сожжены, ему был возвращен прежний
статус вместе с прежним тираном. Кария пала. Гистией осуществил свою
последнюю причуду: выдавая себя за руководителя сопротивления, он
вместе со своими лесбосцами отправился из Византия на Хиос и разорил
его, затем во главе смешанного отряда из ионийцев и эолийцев напал на
Фасос. Узнав, что персидский флот вышел из Милета против остальной
Ионии, Гистией вынужден был вернуться на Лесбос для обороны
острова, но, когда в поисках продовольствия совершал рейд на материке в Ми-
сию, оказался захвачен персидским войском под командой Гарпага.
Будучи взятым в плен живым, он вопреки всему думал, что ему удастся
при личной встрече с царем получить у того прощение; однако Артаферн
посадил его на кол, а Великому Царю отправил лишь
набальзамированную голову Гистиея. Перезимовав в Милете, персидский флот
приступил к систематическому и безжалостному истреблению повстанцев,
действуя в традиционной персидской манере: на островах, дабы
выловить всех обитателей, устраивались облавы при помощи цепочки
взявшихся за руки людей, которые прочесывали так весь остров; здесь, как и
на материке, города и храмы были разрушены до основания; мужчин
поголовно убивали; более удачливых мальчиков кастрировали и
превращали в евнухов; везучих же девушек отправляли в царский гарем;
остальных продавали в рабство или поселяли в отдаленных гфовинциях (VI.31—
32; ср.: VI.9.4). Затем флот повернул на север, дабы завершить повторное
завоевание европейской стороны Геллеспонта. Мильтиад, который во
время восстания явно проводил слишком независимый курс, бежал в
Афины, чтобы вскоре превратиться здесь в следующего лидера сопротивления
персам46.
Восстание было подавлено с жестокостью, что видно из данных о
разрушении и запустении или переселении из множества населенных
прежде мест; но уже в 493 г. до н. э. началось проведение новой политики.
Артаферн заставил представителей всех ионийских городов принести в
Сардах друг перед другом клятву в том, что впредь они будут улаживать
разногласия в судебном порядке; данная процедура продолжала здесь
46 С 73; А 37: 242-252.

Глава 8. Ионийское восстание
587
применяться и столетием позже, когда в одной из надписей
упоминаются «судьи ионийцев» в качестве лиц, компетентных выносить решения в
спорах между государствами — участниками указанного соглашения;
вынесенные решения подлежали утверждению сатрапом (Tod. GHI ИЗ);47
это предполагает, что, во-первых, после восстания Ионийский союз не был
распущен персами, а, следовательно, во-вторых, в глазах персов его
действительная роль в восстании была не столь уж значительной. Артаферн
обмерил также территорию каждого города, рассматривая ее как основу
для нового и более справедливого обложения податью, объем которой в
целом остался на прежнем уровне: система налогообложения, ставшая
результатом этого обмера земель, оставалась в силе весь V в. дон. э.,по
крайней мере, в том, что касается персидских требований, и даже,
возможно, при определении размера налогов, уплачивавшихся в Афинской
морской державе48. Тот факт, что благосостояние городов измерялось
теперь площадью земли, служит наглядным свидетельством крушения
ионийского торгового господства в восточном Средиземноморье.
Последний акт примирения был исполнен новым полководцем, —
Мардонием, зятем Дария, прибывшим в Ионию в 492 г. до н. э., с тем
чтобы начать новое наступление на Грецию. Он проникся пониманием роли
исономии как одной из причин и направляющих восстания, сместил
ранее восстановленных в прежнем положении тиранов и установил в
городах то, что Геродот назвал «демократиями». Возможно, теперь для
персов это не представляло особой опасности, так как экономической базы
для реальной демократии более не существовало.
Поражение Ионийского восстания ознаменовало конец ионийской
истории: та группа городов, которые доминировали в торговле в бассейне
Средиземного и Черного морей, от Испании до нынешней южной России,
и которые создали эллинскую поэзию, философию, науку и историю,
смогла вновь обрести экономическое процветание и достичь культурных
высот только спустя полтысячелетия, но произошло это уже в
совершенно иных условиях ранней Римской империи. Размер флотов,
принимавших участие в битве при Ладе, является наиболее значительным
показателем экономического процветания и военно-морской мощи Ионии в
этот период: Хиос выставил 100 триер, Милет — 80, Самос — 60. Для
сравнения скажем, что в битве при Саламине две великие морские державы
материковой Греции архаического периода, Коринф и Эгина, могли
выставить лишь 40 и 30 триер соответственно. Гибель Хиоса и
разграбление Милета знаменуют окончание архаического периода более
определенно, нежели любое другое политическое событие: два самых крупных
города греческого мира с населением, превышавшим почти вдвое
население Афин, никогда уже более не восстановились в полной мере. Сами
афиняне усвоили урок Милета и были до такой степени тронуты
трагедией Фриниха «Взятие Милета», что зрители в театре заливались слеза-
7 А 35: 118, примеч. 75.
48 С 363.

588
Часть вторая
ми, автор был оштрафован на тысячу драхм, а любая новая постановка
пьесы была запрещена. С точки зрения Геродота, это был урок,
преподанный самой историей:
Ибо многие из тех, кои в древности были великими, соделались малыми, и кои в мое
время были велики, те прежде были малыми: благополучие людское непостоянно, и,
ведая о том, я упомяну и о тех, и о других (1.5; пер. И. Мартынова).
Разгром Ионии должен был стать лишь первым шагом в деле
завоевания Средиземноморского региона Персией и финикийскими
городами, которые при таком развитии событий, казалось бы, получили
возможность извлечь основные выгоды. Однако Геродотова повесть имела
продолжение.

Глава 9
Н.-Дж.-Л. Хэммонд
ПОХОД ДАТИСА И АРТАФЕРНА
I. Характеристика источников
Геродотово описание персидских войн основывается на многочисленных
свидетельствах очевидцев, главным образом — но не исключительно — с
греческой стороны (иногда историк лично внимал непосредственным
участникам событий, иногда получал информацию из вторых рук); к
тому же само это описание зачитывалось перед слушателями, среди
которых находились ветераны тех войн. Так что это была история
современности в полном смысле слова, питаемая очевидцами и проверявшаяся
ими при каждом публичном исполнении. Насколько крепка была память
этих современников в том, что касается персидских войн? Нас не должны
вводить в заблуждение сравнения с монотонной окопной войной 1914—
1918 гг.;1 дело в том, что периоды активных действий против персов
были скоротечными по времени и волнующими по характеру, так что в
памяти людей они, несомненно, долго сохраняли яркость. В силу этого
элементарные факты, передаваемые Геродотом, весьма вероятно, были
точными; например, то, что афиняне «отправились на защиту Марафона»
(VI. 103.1), а после сражения поспешили назад «со всех ног» (VI. 116), или
что афиняне, едва забрезжил рассвет, столкнулись лицом к лицу с
финикийцами, а на закате того же дня в Саламинском проливе дул западный
ветер (VTII.83, 85, 96). Последовательность событий также, весьма
вероятно, должна быть правильной: например, то, что падение Эретрии
произошло за несколько дней до высадки персов у Марафона или что сразу
за сигналом шитом последовало спешное выдвижение к Афинам или что
финикийцы по морю и афинское войско по суше прибыли в один и тот
же вечер.
Поскольку некоторыми это отвергается2, полезно обратить внимание
на различия между написанием современной истории и написанием
истории древней, в особенности профессиональными античными
историками. Воображаемого примера будет достаточно. Сегодня любой автор,
1 С 418.
2 С 361: 237 ел.; А 27: 113; С 321; С 322.

590
Часть вторая
принявшийся писать о войне 1939—1945 гг., должен был бы включить в
свое описание пассивную, или, иначе, «странную» войну [«phoney war», доел,
«ложная война», в русскоязычной традиции — «странная война», период с
сентября 1939 г. по май 1940 г. —A3.). Однако какой-нибудь марсианин,
который через две с половиной тысячи лет после нас будет заниматься
изучением древности, вполне может расценить бессодержательность
этого года как неправдоподобную, а насыщенность событиями
следующего года как чрезмерную, и на этом основании может перераспределить
события сообразно собственной убежденности и убежденности своих
марсианских коллег-историков. Он может выстроить более
привлекательную цепочку событий, но это будет лишь придуманньш роман. В нашем
дальнейшем изложении последовательность событий, представленная
Геродотом, принимается как почти безусловно верная3.
Другое дело — интерпретация Геродотом фактов. Каждый
осведомитель имел свой собственный взгляд на того или иного полководца и на
то или иное государство, и Геродот не подвергал тщательному и
беспристрастному критическому анализу их информацию. Фемистокл, к
примеру, был не менее противоречивой фигурой, чем Черчилль, поэтому
Геродот и Фукидид представили его в своих сочинениях совершенно по-
разному. У Геродота афиняне получились великолепно, коринфяне —
скверно. За причинами далеко ходить не нужно. Рожденный около 484 г.
до н. э., Геродот получал свою информацию от афинян уже после начала
той «злой враждебности», которая возникла между Афинами и
Коринфом в 460 г. до н. э. (Фукидид. 1.103.4). Позднее Геродот читал публично
свою версию по приглашению организаторов Панафинейского
праздника или по какому-то другому подобному случаю в 445 г. до н. э., когда
афиняне остро нуждались в неком панэллинском пеане [хвалебной
песни], и Геродот был щедро вознагражден Афинским государством
(традиция говорит о награде в десять талантов — не слишком большой с
точки зрения эффекта, который произвела его «История» в тот момент, и
того результата, который получился от нее впоследствии)4. Геродотовы
обвинения в адрес Коринфа опровергаются лишь на основании других
источников.
Пристрастный отбор фактов — это не то, чего мы хотели бы5. Геродот
и его слушатели имели склонность прежде всего к чудесному и
сверхъестественному, что видно, например, по рассказам о Гиппие, потерявшем
зуб и исполнившем сновидение, о Скиллие, проплывшем под водой де-
3 С 315: 406 слл.; иная точка зрения: С 67; А 11: 267; см.: С 332; С 183: 400 слл.
4 Что касается суммы вознаграждения, ср. полтора таланта, полученных Пиндаром от
афинян за лестный для них дифирамб (Фр. 76 Loeb); современные писатели рассчитывают
на меньшие суммы! О десяти талантах сообщает Диилл (FGrH 73 F 3), само событие
датирует Евсевий; Анит, внесший в народное собрание предложение о вознаграждении, был,
по всей видимости, дедом того Анита, который потом обвинял на суде Сократа. Иная
точка зрения: А 15: 46.
5 Равно как и сознательных пропусков, таких, например, как неупоминание об
эскадре, отправленной в узкий пролив между Саламином и Мегарами.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
591
сягь миль [— около 80 стадий], и по тому, что в тексте излагаются
сновидение за сновидением и оракул за оракулом, открывающие в конечном
итоге божественные намерения. Всё это может смутить современного
историка; но здесь ему рассказывается очень многое о ментальности
поколения военного времени, и это предостерегает от предположения, что
рассудок людей тех лет работал так же, как работает его, то есть современного
исследователя, рассудок, или что его стандарты исторической истины
будут обнаружены в повествовании Геродота. Дело в том, что Геродот
тщательно и осознанно концентрировал внимание на «великих и дивных
делах», что придает его повествованию эпическую окраску. Не для него
рассуждения о материально-техническом обеспечении морской экспедиции
или о водопое лошадей в жарком сентябре. Что он находит достойным
описания, «άξιον λόγου», так это храбрость афинян, бившихся с врагами
врукопашную сомкнутыми рядами (VI. 112.3), и яростная схватка «не на
жизнь, а на смерть», которую вели греки, стоявшие при Фермопилах
(Vn.223.3), а также мужественные поступки отдельных людей. Нет
сомнений, что со времени самих событий эти примеры отваги запечатлевались
в рассказах, передававшихся из уст в уста, и по сути своей были
правдивы. Факты говорили сами за себя в памяти современников. Последующие
поколения изменяли или приукрашивали эти свидетельства ради
придания им еще большей сенсационности6. Так, во время Марафонской
битвы Мильтиад сражается в тот же самый день, в который покинул Афины
(Исократ. Панафинейская речь. 87), цифры подтасовываются и вводятся
божественные образы.
Способ, каким Геродот повествует об имеющихся у него фактах,
выглядит странным. Он пишет в манере человека, легко отвлекающегося от
основной линии. Упоминание о человеке Хв рассказе о человеке
Установится началом отклоняющегося сюжета об X так, среди полководцев,
шедших к Марафону, был Мильтиад, а отцом Мильтиада был Кимон, а
Кимон имел прославленную четверку лошадей — и так далее. Однако не
вызывает сомнений, что такой метод повествования был приятен
слушателям Геродота, каждый из которых достаточно хорошо знал, что
должно будет случиться с Мильтиадом, когда он дойдет до Марафона. Из
других описаний тех событий самым важным являются «Персы» —
трагедия, написанная участвовавшим в войнах Эсхилом и поставленная для
афинской аудитории в 472 г. до н. э., а также картина, которая в 460 г.
до н. э. или около того времени была выставлена в Афинах в
ознаменование победы при Марафоне. Раскопки курганов на Марафонской
равнине, обнаружение надписей (не только греческих, но и персидских) и
изучение монет принесли плоды в виде интересных данных, зачастую
имеющих более раннюю датировку, нежели Геродотова декламация в
Афинах. Все литературные источники после Геродота, от Фукидида до
Юстина, нужно оценивать индивидуально7. Их не следует рассматри-
6 С 315: 234-245.
7 С 320: 7 слл.; А 11: 1 слл.; С 315: 227 слл. (Марафон), 265 слл., 304 слл. (Саламин).

592
Часть вторая
вать в качестве соперников Геродота. Скорее, они иногда получали
информацию от других своих современников или использовали сочинения
писателей 5-го столетия о персидских войнах (Дионисий Галикарнасский.
О Фукидиде. 5, а также: Фукидид. 1.97.2). Важное значение среди поздних
писателей имеют местные историки, такие как Клидем и Демон из
Аттики, которые собрали упоминания, имевшие локальное значение и
содержавшиеся в ранних писаниях или зафиксированные в местном
предании. Все они многое добавляют к сообщаемому Геродотом, а иногда
дают возможность проверить его версию.
II. Персидский плацдарм в Европе
В 493—492 гг. до н. э. персидское господство было вновь подтверждено
сочетанием жесткости и милосердия (см. окончание предыдущей главы).
Самые слабые пункты в коммуникационных линиях Персии —
Геллеспонт и Боспор — были оккупированы персидскими военно-морскими
силами в 493 г. до н. э. Высадившиеся на берег отряды грабили и сжигали
мятежные греческие города, включая святилища, в то время как флот
взял курс на Проливы. Мильтиад, афинский правитель фракийских до-
лонков и тиран Херсонеса (Геродот. VI.39.2), вовремя ускользнул из Кар-
дии, потеряв при этом одну из своих пяти триер, а греки Византия и Халке-
дона спаслись бегством в Месембрию на Черном море. За этими
репрессиями немедленно последовало объявление о примирительной политике,
которая вскоре вернула греков в их разоренные города — в Византии,
Халкедон и другие места, — но только не Мильтиада, который остался в
Афинах. Вся эта операция расчистила путь для персидского наступления
492 г. до н. э., осуществленного под командой Мардония, молодого
человека, недавно женившегося на дочери Дария.
Согласно Геродоту (VI.43—45), в начале 492 г. до н. э. в Киликии
были сосредоточены значительные морские и сухопутные силы. Когда Мар-
доний шел на кораблях вдоль берега, а его армия продвигалась по суше,
он прилагал усилия к тому, чтобы путем проведения новой
политической линии — смещения тиранов и введения демократических режимов,
снискать расположение греков. Летом он переправил свое войско через
Геллеспонт и двинулся походным маршем вдоль Фракийского
побережья, получая поддержку и снабжение от своего флота и не встречая
сопротивления ни в Кардии, ни в каком ином месте. Фасосцы, самая
сильная военно-морская держава северной Эгеиды, подчинились сразу;
также и македоняне «добавились к подданным» Дария (VI. 144.1). Но
случились два несчастья. Из-за неистового северного ветра, уничтожившего
300 кораблей и погубившего 20 тыс. человек у восточных утесов
Афонской скалы, флот не смог достичь Македонии. Затем «фракийское
племя, бриги, в Македонии» совершили ночное нападение на персидский
лагерь, причинив большой ущерб живой силе и ранив самого Мардония.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
593
Впрочем, после этого они также были подчинены Дарию. По окончании
сезона боевых действий Мардоний вернул основные силы в Азию.
С точки зрения достигнутых результатов, Геродот оценивал
персидскую кампанию как «постыдную», поскольку исходил из того, что задача
Мардония состояла в подчинении максимально возможного числа
греческих городов северной Эгеиды (добраться до большинства из
многочисленных городов Халкидики персу не удалось), а также из того, что Дарий
намеревался наказать Эретрию и Афины. Возможно, Геродот не смог
понять истинного значения похода. Если бы цель заключалась в нападении
на Эретрию и Афины, Дарию следовало бы отправить посланников в
Грецию, как он сделал позднее, чтобы по возможности изолировать эти два
города. Похоже, ни один греческий город на фракийском или
македонском побережье не оказал никакого сопротивления Мардонию.
Сконцентрировав внимание на греческих делах и на удивительных вещах, таких
как морские чудовища у горы Афон, Геродот не придал особого значения
внутренним районам страны и фракийцам — племенам, населявшим эти
внутренние районы.
Первые упоминания персидских источников о «странах по ту сторону
моря» (т. е. по ту сторону вод, омывающих Малую Азию) относятся ко
времени европейского похода Дария, и в одной надписи, обычно датируемой
492 г. до н. э., упоминаются три народа этих стран. Народ, названный
здесь сака парадрайя, или «саки, что по ту сторону моря», надежнее
всего может быть отождествлен с завоеванными Дарием гетами (IV. 118.5);
иауна такабара, или «ионийцы (т. е. греки) в щитообразных шляпах», —
с македонянами, чьи цари иногда изображались в таких шляпах; и,
наконец, скудра — фригийское название, которым продолжала обозначаться
прародина фригийцев в Европе и после того, как сами фригайцы ушли в
Азию (ср.: Геродот. VII.73), — отождествлялись в основном с фракийскими
племенами, которые располагались между гетами и македонянами8.
Спорным остается вопрос о том, какова была протяженность персидской
сатрапии в глубь страны. Автор этих строк выше, на с. 298—300, уже высказал
свои доводы в пользу того мнения, что Персия контролировала в регионе
не только прибрежные сектора, но и центральную Фракию. Если это
действительно так, тогда сердцевину сатрапии образовывала центральная
долина, от которой расходились пути к низовьям Дуная, к берегам Черного
моря, на Боспор и к Эгейскому побережью, где в Дориске, что в устье
реки Гебр, около 513 г. до н. э. был размещен гарнизон, определенно
сохранявшийся вплоть до 463 г. до н. э. (VII.59.1)9. Продвижению Мегабаза на
запад в глубь страны воспрепятствовала его неудачная попытка завоевать
агрианов, пеонийское племя из долины верхнего Стримона, доберов из
долины Струмицы, одомантов к северо-западу от горы Пангей, а также
пеонийцев с Прасийского озера, которые охраняли подступы к Рупельско-
8 См.: В 753: 6 ел.; В 761 — здесь выдвинуто утверждение, согласно которому скудра —
это пеонийцы.
9 См.: В 759; иная точка зрения: В 753.

594
Часть вторая
му проходу на Стримоне (V.16.1, если сохранять чтение, общее для всех
рукописей)10. Эта часть Фракии, прикрытая на востоке такими
большими горными цепями, как Рила, Пирин и Родопа, всегда была центром
сопротивления чужеземным захватчикам.
Наиболее значительным достижением Мегабаза в глазах Геродота
было завоевание приморской зоны к югу от гряды Родопы — зоны, ныне
известной как Греческая Фракия. Пеонийцы, самый сильный здешний
народ, оказали сопротивление, но были сокрушены, а их земли от
бассейна Стримона до низовьев Аксия в основной своей массе были переданы
лояльным фракийским племенам, среди которых ведущим было царское
племя эдонов11. Эти эдоны получили золотоносный регион, Крестонию,
и протекавшая тут река отныне стала называться Эдоном (позднее —
Эхедором). Весьма вероятно, что царский некрополь, недавно открытый
в Синдосе, между реками Аксий и Эдон в Мигдонии, был погребальным
местом царей этих эдонов. Находки включают золотые посмертные
маски наподобие тех, что происходят из Требениште, большие золотые
заколки с золотыми головками, украшенное золотом оружие, а также
серебряные и бронзовые предметы (см. выше, гл. 3f, рис. 18). Цари эдонов
находились в подчинении у Персии, а их граница с македонянами
проходила по нижнему течению Аксия, что засвидетельствовано у Эсхила (Персы.
492 ел.)
О македонянах Геродот имел более подробные сведения. Здесь его
главным осведомителем был царь Александр, правление которого
приходится примерно на 495—452 гг. до н. э.12. Когда историк общался с
Александром, последний старался подчеркнуть свой вклад в общеэллинское
дело. Хотя покорность персам, проявленная его отцом, Аминтой, не
вызывала никаких сомнений, Геродот услышал от Александра следующую
определенно вымышленную историю:13 однажды в годы своей юности
(около 510 г. до н. э.) Александр приказал группе молодых людей
переодеться в женское платье и во время пира убить персидских послов, впервые
приехавших к македонскому двору (V.18—21); уладить же это дело миром
удалось, якобы отдав за Бубара, сына Мегабаза, македонскую принцессу.
Хотя слова Геродота (VI.44.1) подразумевают обратное, Македония в
период Ионийского восстания никогда не выходила из состава сатрапии, так
как Аминта, подобно царям таких фракийских племен, как эдоны,
извлекал выгоду из присутствия персов, ведь оно ограничивало силу пеонийцев;
сверх того, в это время Аминта присоединил к своему царству Амфакси-
тиду и Анфемунт.
Подобно европейским союзникам Трои в «Троянском каталоге», Скуд-
ра смотрела на восток, и расширившиеся к тому времени торговые связи
между центральными Балканами и Малой Азией, в особенности Ионией,
О расположении племен: С 248,1: 193—202.
С 248, П: 55 слл. 12 С 248, П: 98 слл.
С 248, П: 99; В 753: 3.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
595
значительно укрепились. Необычайно чистое серебро Фракии высоко
ценилось персами. Со времени создания ими сатрапии во фракийско-маке-
донской зоне чеканились монеты крупных номиналов из серебра,
которые использовались также как слитки и были обнаружены в кладах в
Персии, Сирии, Афганистане и Египте14. Официальными эмитентами, от
имени которых выпускались эти монеты, были племена, причем даже
весьма отдаленные от этого района, как, например, «тинтены»
(позднейшие атинтаны) близ Охридского озера, цари, такие как эдонянин Литас,
а также греческие города, такие как Энея или Аканф. Македонское
царство не имело серебряных рудников. Оно поставляло
высококачественный корабельный лес для персидского военно-морского флота.
Дополнительные возможности для торговли с востоком и потребности огромных
персидских войск привели к беспримерному экономическому
процветанию, которое стимулировало даже районы к западу от Македонии. Об
этом свидетельствует тот факт, что царские гробницы в Требениште, к
северу от Охридского озера, были необыкновенно богаты золотыми и
серебряными изделиями из коринфской бронзы именно периода 520—
480 гг. до н. э.15. Какая-то торговля предметами роскоши была развита
вдоль линии позднейшей Via Egnatia (Эгнатиева дорога — одна из
великих римских дорог. —A3.), στ Фермейского залива к
Адриатическому морю, через которое фракийское серебро экспортировалось в южную
Италию (см. выше, с. 307).
Задачей Мардония в 492 г. до н. э. было, скорее всего, укрепить эту
персидскую сатрапию и конечно же расширить ее до ущелья Демир-Капу на
реке Аксий, возле которого предположительно проживало фракийское
племя бригов16. Когда в 491 г. до н. э. Мардоний с частью своих войск ушел,
он оставил хорошо организованную и процветающую сатрапию, которая
должна была служить плацдармом для последующих операций. Что
интересовало Геродота, так это кромка побережья, на которой лежали
греческие города, а также острова, расположенные невдалеке от морского
побережья. Здесь Дарий также делал свои приготовления; так, в 491 г.
до н. э. он повелел фасосцам привести флот к его полководцу в Абдере и
срыть прочные стены, которые те возвели для обороны своей столицы,
имевшей форму амфитеатра. Хотя, по греческим стандартам, фасосцы
были богаты и могучи, они беспрекословно подчинились этому приказу.
Полагаясь на свой плацдарм в Европе, Дарий повелел подданным на
Средиземноморском побережье построить военные корабли и
транспортные суда для перевозки лошадей, а также отправил вестников в
греческие государства на островах и на материке, с тем чтобы получить от
них знаки покорности — «землю и воду» (VI.48.2). К концу 491 г. до н. э.
греки поняли: в случае отказа Великому Царю уже в следующем, 490 г.
до н. э. он начнет вторжение в их страну.
14 С 263; С 601; С 248, П: 69 слл.; С 621: 138 ел.; С 606.
15 С 526, а также более поздние сообщения в: С 248, П: 91, примеч. 2.
16 С 248, П: 61.

596
Часть вторая
III. Положение в Греции
В Греции существовала только одна влиятельная коалиция —
«лакедемоняне и их союзники», или, если использовать не древнее, а современное
название, Пелопоннесский союз. Военным руководством
коалиционными силами были облечены цари лакедемонян; однако на действия царей
влияло правительство лакедемонян, которое принимало решения в
Спарте и состояло только из представителей полноправных спартанских
граждан, или спартиатов, как они сами себя называли. Войско лакедемонян
образовывали: спартиаты, прекрасно натренированные
тяжеловооруженные пехотинцы; илоты, или сервы, помогавшие спартиатам в качестве
легковооруженных бойцов; а также периэки, или «живущие вокруг (Спарты)»,
представлявшие собой ополчение тяжеловооруженных пехотинцев из
зависимых городков Лаконии и Мессении17.
Слава этого войска достигла апогея около 494 г. до н. э., когда оно
бросило вызов своему знаменитому сопернику — войску Аргоса. Клеомен,
честолюбивый царь Спарты, собирался вторгнуться в Арголиду по суше. От
этого намерения ему пришлось отказаться, поскольку большинство
жертвоприношений дали нежелательные знаки, и только жертва Посейдону
оказалась более благоприятной. Так что Клеомен погрузил войско на
корабли и, не встретив сопротивления, произвел высадку в Навплии.
Столкнувшись с аргосцами в Сепее, недалеко от места высадки, он разбил их
в бою, а большинство тех, кто уцелел и укрылся в священной роще,
безжалостно истребил (VI.76—83). Количество погибших аргивян равнялось
6 тыс. — огромная цифра по греческим стандартам; за Клеоменом
закрепилась репутация святотатца, поскольку во время массового избиения в
священной роще он еще и поджег деревья.
К этой операции были привлечены лишь немногие из спартанских
союзников. Сикион и Эгина отправили несколько кораблей, чтобы помочь
в деле переправы, а их команды приняли участие в сражении (VI.92.1).
Вообще же союзниками Спарты были Беотия, Фокида и пелопоннесские
государства, кроме Аргоса и, возможно, Ахеи. Когда союзники
присоединялись к Спарте во время войны за общее дело, эта коалиция по числу
тяжеловооруженных воинов значительно превосходила любое другое
государство или союз государств в Греции. После поражения Ионийского
восстания военно-морские силы союза также стали одними из первых. И
лишь в коннице пелопоннесцы уступали Фессалии.
Спартанская враждебность к Персии была непоколебима.
Поочередно Спарта заключила союзы с Крезом Лидийским, с Амасисом
Египетским и с европейскими скифами; атаковала Поликрата, тирана Самоса,
когда тот переметнулся к Камбису; она же устроила свержение тиранов
Наксоса, Фасоса и Афин — с той целью, inter alia [лат. «между прочим»],
чтобы предупредить их дальнейшие интриги и потенциальную персидскую
интервенцию. Когда задумывалось восстание в Ионии, Спарта отказалась
По поводу этих социальных категорий см.: КИДМ Ш.З: 397—398.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
597
посылать помощь, поступив разумно, как показали дальнейшие события,
однако никто не сомневался в ее приверженности делу защиты
эллинской свободы на материке. И к нападению на Аргос около 494 г. до н. э.
ее, несомненно, подтолкнуло опасение, что Аргос может предложить
себя Персии в качестве базы на Пелопоннесе. С другой стороны,
отношение союзников к этой проблеме еще не было подвергнуто испытанию, и
именно Дарий впервые проявил инициативу, отправив своих
посланников в греческие государства. Ответ вызвал тревогу: «<...> все
островитяне, которых посетили посланники, в особенности же эгинеты <...>, а
также многие из материковых жителей дали землю и воду Дарию» (VL49.1).
Дабы компенсировать вызванные этим обстоятельством упаднические
настроения, которые расширили орбиту персидского влияния уже на сам
материк, Спарта бросила открытый вызов Персии, казнив посланников
Дария (VII. 133.1). Это пренебрежение к международному обычаю
неприкосновенности послов было, согласно греческим понятиям, актом
святотатства, который в результате вызвал «гнев Талфибия» (Агамемнонова
вестника во время Троянской войны и героя, являвшегося покровителем
спартанских вестников), который позднее, уже при жизни самого
Геродота, потребовал от Спарты возмездия (VII. 134—137). Но тогда, в 491 г.
до н. э., казнь послов явилась символом сопротивления.
Огступничество, или «медизм», как это называл Геродот, Эгины
угрожало не только Спарте, но и Афинам, которые с 505 г. до н. э. находились
в состоянии войны с этим небольшим островным государством. Сразу
после того, как эгинцы дали «землю и воду» персидскому царю, Афины
попросили Спарту вмешаться, и она поступила так, как и сама, вероятно,
намеревалась поступить, — отправила Клеомена схватить вождей
олигархической партии на Эгине, которые, находясь у власти (ср.: VI.73.2),
несли ответственность за подчинение персам. Впрочем, эгинцы наотрез
отказались вьшолнить приказ Клеомена и выдать олигархов, заявив, что если
это официальное вторжение, то явиться должны оба спартанских царя
(VI.50.2). В сентябре Клеомен и второй царь, Леотихид, отправились на
Эгину, арестовали десятерых вождей и в качестве заложников переслали
их не в Спарту, а в Афины. Это решение, видимо, было принято Клеоме-
ном по его собственной инициативе с целью продемонстрировать
единодушие Спарты и Афин в противостоянии Персии. В ноябре 491 г. до н. э.
Клеомен умер.
Эгинские посланники поспешили в Спарту, подвергли здесь Леоти-
хида критике за отправку заложников в Афины и получили поддержку
со стороны спартанского суда, который постановил выдать им Леотихи-
да. Этим актом умиротворения Спарта надеялась избежать разрыва с
эгинскими олигархами. Однако олигархи более всего были озабочены
судьбой заложников (к тому же посчитали небезопасным арестовать и увести
силой на Эгину самого царя Спарты; поэтому они договорились, что
Леотихид поможет им вернуть заложников. —A3.). Переправившись в
декабре в Афины вместе с Леотихидом, они от имени Спарты и Эгины
потребовали заложников. Но теперь уже афиняне показали, что и они хитры

598
Часть вторая
на всякие уловки, заявив, что получили заложников от двух царей,
поэтому для выдачи необходимо присутствие обеих особ! Таким образом,
Афины оставили заложников у себя (VI.85—86). Данная сюжетная линия
была составлена Геродотом на основе его бесед с осведомленными
людьми из Афин, Эгины и Спарты. Эта повесть украшена фиктивными
речами, и некоторые ее детали вызывают подозрение; но сама суть передана
верно, а именно то, что и Афины и Спарта желали силой нейтрализовать
Эгину. Дальнейшие события покажут, что Спарта действовала
благоразумно.
Теперь рассмотрим, какие события в Спарте послужили общим
фоном эгинского дела. Клеомен был здесь своего рода «белой вороной»: он
дважды потерпел неудачу, придерживаясь линии на приведение к власти
в Афинах своего друга Исагора; к тому же царя пытались обвинить в
продажности, объясняя этим неудачу со взятием Аргоса (он оправдался).
Получив отпор на Эгине, Клеомен понял, что второй царь, Демарат, строит
заговор против него; поэтому он устроил так, чтобы Демарат был обвинен
в незаконном обладании царской властью, смещен и заменен на Леоти-
хида. Добиться этого удалось путем подкупа некоего влиятельного дель-
фийца, а с его помощью — жрицы Аполлона в Дельфах (VI.65—66). Факт
подкупа стал общеизвестным после того, как Клеомен и Леотихид
переправили заложников в Афины. В результате Клеомен покинул Спарту,
обосновавшись сначала в Фессалии, а затем — в Аркадии, где он, как
думали, интриговал среди аркадян против Спарты. Будучи более опасным
за границей, нежели на родине, он вновь был приглашен занять царский
престол, вернулся в середине ноября, но вскоре у него помутился
рассудок. Родственники держали Клеомена дома и даже одели на него
колодки, поскольку он представлял угрозу и себе, и окружающим. Но царь
угрозами заставил стоявшего на страже илота дать ему нож и убил себя,
изрезав тело на полосы. По убеждению современников, такая смерть
постигла Клеомена в наказание за совершенные им святотатства, ибо именно
боги насылают на человека помешательство. На репутацию Леотихида,
действовавшего заодно с Клеоменом, данная история повлияла самым
неблагоприятным образом; этим отчасти объясняется и решение суда
выдать его эгинцам. Демарат, впрочем, не был восстановлен в своих правах.
Выполняя какую-то должность в качестве обычного гражданина, он был
оскорблен Леотихидом и бежал на Закинф, а в конце концов — ко двору
Дария.
Хотя распри между Клеоменом, Демаратом и Леотихидом могли быть
приукрашены при пересказе, нет никакого сомнения, что вся история
характеризуется ложью, своекорыстием и продажностью действующих лиц.
В условиях общего разочарования, ставшего результатом этих дрязг,
эфоры как выборные представители народа усилили свою власть в
государственных делах. В самом деле, один древний закон предписывал эфорам
быть арбитрами и судьями в тех случаях, когда цари ссорились (Плутарх.
Агис. 12.2—3); и именно эфоры возбуждали судебное преследование
против царя или регента. Таким образом, эфорам, находившимся у власти

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
599
в течение спартанского гражданского года, с сентября 491 г. до н. э. по
сентябрь 490-го, пришлось сыграть определяющую роль в выработке и
претворении в жизнь политических установок на войну с Персией,
сотрудничество с Афинами и умиротворение Эгины. Это было важно, поскольку
они в большей степени, чем цари и герусия, отражали волю гражданского
коллектива — спартиатов-воинов.
Пока Спарта ограничивалась словесными угрозами по адресу персов,
эретрийцы и афиняне уже сражались с ними при Сардах в 498 г. до н. э.
С формальной точки зрения, в состоянии войны с Персией они
находились даже в 491 г. до н. э. Нам ничего не известно об отношении Эретрии
к персидской угрозе в промежуток между этими двумя датами.
Колебания Афин были описаны выше, на с. 407—409. Похоже, воля народа к
сопротивлению окрепла к 493 г. до н. э. В марте народное собрание
избрало на главную должность на следующий аттический год (с июня/июля
493 г. до н. э. по июнь/июль 492-го) не члена одного из влиятельных
аристократических домов, а Фемистокла, несомненного поборника
сопротивления, и в течение 493/492 г. до н. э. голосовало за то, чтобы расходовать
деньги в первую очередь на развитие Пирея как защищенной гавани, отдав ей
предпочтение перед отлогой береговой линией Фалера (Фукидид. 1.93.3;
Дионисий Галикарнасский. VI.34.1). Вероятно, как раз в начале 492 г. до н. э.
народное собрание попыталось предъявить Мильтиаду обвинение —
предполагавшее смертную казнь — в установлении «тирании в Херсонесе»
не над долонками, но над греческими поселенцами (VI.39.2; 104.2). Тот
был оправдан. Каковы бы ни были представленные на суде доводы,
оправдание известного врага персов, поставивших его вне закона, было
показателем враждебности народа по отношению к Персии. Вскоре после этого,
в 491 г. до н. э., прибывшие от Дария посланники были официально
приговорены афинским народным собранием к смерти и казнены как
уголовные преступники (VII. 133.1).
Этим актом святотатства Афины, как и Спарта, обрекли себя на
полномасштабную войну с Персией. Кто внес это предложение и сделал так,
чтобы спровоцировать «гнев Талфибия»? Геродот сохраняет молчание —
быть может, потому, что его судьба была тесно связана с этими людьми
из Афин. Через много веков ответ дал Павсаний, когда он посетил так
называемый Эллений — место [в Спарте], где собрались защитники
греческой свободы от Ксеркса. Невдалеке отсюда, говорит Павсаний, была
могила Талфибия, гнев которого нанес столь большой урон Спартанскому
государству и дому Мильтиада, «<...> ибо Мильтиад был ответственен за
казнь афинянами пришедших в Аттику послов» (Ш.12.7).
Высказывавшееся сомнение относительно достоверности этого свидетельства Павса-
ния представляется необоснованным: дескать авторство столь гнусного
предложения в V в. до н. э., несомненно, крепко держалось в памяти
людей, а потому сомнительно, чтобы писатель, рассказывавший о Персидских
войнах вскоре после самих этих войн, скрыл имя внесшего предложение18.
18 Павсаний подтверждает датировку Геродота, которая была поставлена под
вопрос, — см.: С 390.

600
Часть вторая
Затем, в начале 490 г. до н. э., народное собрание выбрало
должностных лиц на следующий аттический год (490/489 г. до н. э.), в том числе двух
поборников сопротивления: Каллимаха — архонтом-полемархом, то есть
религиозным главой вооруженных сил, и Мильтиада — одним из десяти
стратегов19.
Спарта, Эретрия и Афины выказали отчаянную смелость. Когти
персидского льва вцепились в Македонию на севере и в Киренаику — на юге,
а его близкое рычание заставило острова съежиться от страха. Какой шанс
на выживание имели эти небольшие города-государства перед лицом
империи, чьи подданные проживали на территориях, раскинувшихся от
долины Инда до порога их собственного, греческого дома? Почему,
несмотря ни на что, они упорствовали? Ответ на этот вопрос имеется у
Геродота (Vn.102):
Они никогда не примут твоих условий, которые сулят Элладе рабство, потом они,
конечно, сойдутся с тобой в битве, даже если все остальные эллины будут к тебе
расположены. О численности же не спрашивай, сколько тех, кто сможет поступать так!
Ведь если даже в поход выйдет лишь тысяча, или больше, или меньше того, они всё
равно будут биться».
Это был не вопрос шансов или статистики, это было дело принципа —
принципа греческой независимости, который несколько раз отзывался
эхом через века. «Один день свободы лучше сорока лет рабства и кабалы».
Согласно Геродоту (VI.87—94), после принятия этих решений и до
персидского нашествия между Эгиной и Афинами произошли военные
столкновения. Многие историки, начиная с Грота, твердят, что Геродот ошибся.
Их главный довод состоит в убеждении, что описанные им события не
могут правдоподобным образом уместиться в те временные рамки,
которые он для них отводит. Поэтому эти историки переставляют события и
помещают некоторые из них не до, а после персидского нашествия20. В
любом случае это весьма сомнительная процедура (см. выше, с. 590), к
тому же имеются заслуживающие внимания резоны, которые говорят
против нее. Персидское вторжение и битва при Марафоне образовали
своего рода водораздел между двумя эпохами в греческой истории V в.
до н. э.; с этим рубежом соотносили события и сами эллины, как в свое
время европейцы — с битвой при Ватерлоо (ср.: Фукидид. 1.18.1—2).
Поэтому трудно поверить, что большинство эгинских, афинских и
пелопоннесских информаторов Геродота могли перепутать, произошли ли
события, свидетелями которых они были лично, до или всё же после битвы при
Марафоне, как получается у Грота и некоторых других современных
авторов. Но самым неправдоподобным является предположение, что Геро-
19 Геродот (VI. 104.2): «Мильтиад, избранный демосом»; (VI. 109.2): «Каллимах,
назначенный по жребию»; очевидное различие в методе избрания, которое не объясняется
поверхностной гипотезой У. Онкена, получает иную формулировку у Бэдиана (С 71: 25), согласно
которой кандидаты в архонты предварительно избирались демосом, а затем путем
жеребьевки распределялись по конкретным должностям; см.: С 315: 233, примеч. 1; иной взгляд:
С 102: 72, и выше, с. 387.
20 См. выше примеч. 3.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
601
дот, будучи правильно информирован, мог ошибиться и при этом не быть
исправлен теми слушателями, которым он публично читал свой труд.
Кроме того, независимо от свидетельства Геродота, который только и дает
послед овательный отчет об этих событиях, Фукидид (1.41.2) датирует один
важный эпизод заключительного периода войны между Эгиной и
Афинами так: «υπέρ τα Μηδικά» — «перед Мидийскими делами (т. е.
персидскими войнами)». Используемое здесь множественное число
подразумевает два «дела»: битву при Марафоне (1.18.1, в конце) и великий поход
(1.18.2), который по преимуществу и был для греков «το Μεδικόν» —
«Мидийской войной» (1.23.1)21. Когда в другом месте Фукидид указывает
на приблизительное время появления крупных военно-морских флотов
у сицилийских тиранов и у Керкиры, он употребляет множественное
число — «τά Μηδικά», «Мидийские войны», но при этом уточняет, добавляя
фразу «[перед] смертью Дария», которая случилась между двумя фазами
«τά Μηδικά» (1.14.2).
В случаях, когда Геродот и Фукидид соглашаются друг с другом
относительно хронологии V в. до н. э., опрометчиво отвергать свидетельства
обоих как ошибочные, и в особенности на основании того, что, по мнению
некоторых современных исследователей, события — как они переданы у
Геродота — произошли якобы в течение слишком короткого времени. По-
видимому Геродот и Фукидид думали об этом одинаково; а их мнение о
том, что могло случиться между соседними городами-государствами в
пределах нескольких месяцев, покоилось на гораздо более полной
информации, чем та, которую мы можем только мечтать когда-либо получить.
Относительно последовавших затем событий за основу нами берется рассказ
Геродота, к которому добавляются хронологические указания.
Военные действия начались в священный месяц Посейдона (декабрь),
когда Леотихид возвращался в Спарту. Эгинеты воспользовались
священным перемирием, чтобы захватить в качестве заложников
нескольких влиятельных афинян, присутствовавших на празднике и на
состязаниях в гребле в честь Посейдона, у мыса Суний. Этот ответный удар
привел Афины в ярость. Располагая лишь пятьюдесятью собственными
боевыми кораблями, они за символическую плату арендовали еще двадцать
у Коринфа и разбили эгинский флот. Боевые действия продолжились на
острове. Из Аргоса на подмогу эгинетам пришел отряд в тысячу
добровольцев, но большинство их погибло. В конечном итоге, вероятно, в марте
490 г. до н. э., эгинский флот неожиданно вышел в море, напал на
афинские корабли, стоявшие в беспорядке, и захватил четыре из них вместе с
экипажами числом до 800 человек. На этом боевые операции
прекратились (VI.87-93).
Для этой фазы «необъявленной войны» между Афинами и Эгиной
были характерны политическая идеологизация, нападения без
официального объявления войны и ощущение надвигающейся большой грозы. Пропер-
сидски настроенным олигархам Эгины угрожало левое крыло
«демократических» революционеров, которые вошли в тайный сговор с Афинами.
21 С 312.

602
Часть вторая
Когда заговор потерпел неудачу, его вожди бежали в Аттику; но семь
сотен их сторонников были схвачены и безжалостно убиты. Коринф
ограничился предоставлением кораблей в аренду, а Аргос — посылкой
добровольцев, дабы не вмешиваться в первом случае в войну против Эгины
и ее союзников (одним из которых могла быть Спарта), а во втором — в
войну против Афин (с которыми Спарта также могла объединить свои
силы). При этом надвигающееся вторжение со стороны Персии
окрашивало всю эту ожесточенную враждебность в особые цвета. Дело в том, что
в случае персидской победы Эгина и Аргос еще могли уцелеть; а Афины,
Коринф и на заднем плане Спарта боялись, что их враги внутри Эллады
откроют ворота перед персидским захватчиком.
IV. Персидское наступление
Дарий не имел недостатка в разведывательных данных относительно
ситуации в Греции. Он использовал способных греков при своем дворе и в
вооруженных силах; он предоставлял приют эмигрантам, таким как Гип-
пий, бывший тиран Афин, и Демарат, бывший царь Спарты (последний
прибыл к нему в 490 г. до н. э., возможно, уже после похода); к тому же
Великий Царь отправлял доверенных лиц и вестников в любое место,
куда желал. Торговля и путешествия были ограничены только
препятствиями, связанными с погодой, пиратством и похищениями людей, но не
политическими запретами. Как рассказывает Геродот (Ш. 135—137), Дарий
послал своего греческого врача в сопровождении нескольких персидских
должностных лиц в материковую Грецию и в южную Италию, где они
попали в неприятную ситуацию, однако в конечном итоге вернулись — хотя
и без врача, но с подробной информацией о якорных стоянках и условиях
мореплавания. Кроме того, всё это можно было легко узнать от
подданных Великого Царя, занимавшихся мореходством — ионийцев,
киприотов, финикийцев и египтян. Так что потенциал сухопутных и морских сил
Афин, Эретрии, Эгины, Спарты и т. д. был конечно же известен
персидскому двору.
Главой похода Дарий назначил Датиса, высокопоставленного мидий-
ца (см. выше, с. 584), а своим личным представителем — Артаферна,
собственного племянника. Он послал их вместе с «большим и хорошо
снаряженным войском» из Суз к побережью. Там, в Киликии, они встретились
с флотом, состоявшим из боевых кораблей и транспортных судов,
погрузились на них с войсками и лошадьми и ранним летом с попутным ветром
отправились вдоль опасного побережья [современной] южной Турции.
Боевые корабли представляли собой суда последней модели — триеры,
числом шесть сотен, согласно Геродоту (VI.95.2), а транспорты, очевидно,
имели откидные сходни для высадки конницы и людей; все суда
приводились в движение веслами, но благодаря парусу могли воспользоваться
попутным ветром. Флот вошел в воды Эгейского моря и, как водится,
остановился на Родосе. Из «Линдской храмовой хроники» мы знаем, что один

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
603
из персидских полководцев сделал подношение Афине Линдии в виде
оружия и парадного платья. Имеющееся в этой хронике
(эллинистическая компиляция) сообщение о том, что Афина, наслав ураган с дождем,
уберегла осажденный Линд от захвата, скорее всего, должно быть
признано выдумкой; ибо, будь это правдой, Геродот почти наверняка упомянул
бы о таком божественном вмешательстве22. От Родоса флот направился
вдоль побережья к Милету.
Между тем весть о начале этого похода вскоре должна была достичь
не только островных, но и материковых греков. При этом они пока не
ощущали непосредственной угрозы; помня о передвижениях Мегабаза и
Мардония, они полагали, что крупные персидские силы движутся к
Геллеспонту и Фракийскому побережью, а потому до конца сезона боевых
действий не успеют добраться до границ с Фессалией. Но в середине лета,
дойдя до Самоса, флот вдруг изменил курс — направился к Икарии и
прошел «сквозь острова». Это была полная неожиданность. Наксос, который
успешно выдержал осаду в 499 г. до н. э., даже не смог организовать
оборону. В прошлом перевозимые по морю вооруженные силы такой мощи
всегда старались держаться вблизи дружественных берегов. Выход
такой армады в открытое море был новшеством, столь же удивительным в
490 г. до н. э., как и афинская экспедиция на Сицилию в 415-м.
Честь принятия такой дерзкой и действенной стратегии принадлежит
Дарию. Детальное планирование операции, постройка судов и искусство
кораблевождения были по преимуществу финикийскими. Впервые
переброска значительных сил морем была, вероятно, предпринята
карфагенянами (колонистами из Финикии) еще за несколько десятилетий до их
вторжения на Сицилию в 480 г. до н. э. Подобную операцию карфагеняне
осуществили тогда с помощью 200 боевых кораблей и транспортных
судов для перевозки войск; финикийцы из метрополии научились этому,
по-видимому, именно у них. Самым главным для морской экспедиции
такого масштаба было полнейшее преимущество в боевом флоте.
Какого противодействия следовало ожидать на море? В VI в. до н. э. ведущие
военно-морские силы принадлежали не государствам старой Эллады, а
западным и восточным грекам, которые вынуждены были бороться с
вызовами, исходившими, с одной стороны, от этрусского и карфагенского
флотов и, с другой — от финикийского, киприотского и египетского.
Затем, в 494 г. до н. э., флот восточных греков из 353 триер подвергся при
Ладе полному разгрому, и половина его кораблей, а именно эскадра
Хиоса, была уничтожена. Финикийцы остались неоспоримыми хозяевами
восточных вод, так что острова, наподобие Фасоса и Эгины, каждый из
которых располагал, возможно, пятьюдесятью или шестьюдесятью
триерами, понимали, что тягаться на море с такими конкурентами
невозможно. Финикийцы строили несколько более крупные триеры по сравнению,
к примеру, с хиосцами; экипаж таких кораблей состоял из 200 гребцов и
40 матросов, тогда как команда хиосских триер состояла из 150 гребцов и
40 матросов.
22 А 11: 218.

604
Часть вторая
Геродот приводит следующие цифры для персидских флотов: 200
триер против Наксоса, 600 боевых кораблей при Ладе, крупный флот во
Фракии, который потерял почти 300 судов недалеко от горы Афон, и теперь
600 триер под командой Датиса и Артаферна. Хотя число 600 вполне
могло быть условным для обозначения любого большого персидского
флота (так, Дарию приписывается 600 кораблей на Боспоре), при Ладе было
не менее 400 триер. Сколько в реальности требовалось Датису и Арта-
ферну? Если они имели целью воды Саронического залива, то
понимали, что в них придется столкнуться с объединенными флотами Эретрии,
Афин, Мегар, Коринфа и, возможно, Эгины, общее число кораблей
которых могло перевалить за 200 триер. Персам вполне достаточно было
иметь 300 триер23, о каковом числе, между прочим, сообщает Платон
[Мешке ен. 140а7).
Пока этот флот укомплектовывался людьми из восточного
Средиземноморья, личный состав армии рекрутировался главным образом из
иранских сатрапий. Элитным корпусом была тяжеловооруженная
персидская кавалерия. Возможно, для обеспечения 800 всадников
транспортировалось 1200 лошадей;24 такое количество конных воинов не могла
победить ни одна греческая конница, за исключением фессалийской.
Отборной пехоты должно было хватить для разгрома объединенных
наилучших эллинских сухопутных армий — войск Афин и Спарты,
насчитывавших около 20 тыс. воинов, которые были способны выстроиться в линию
фронта. Поэтому можно признать, что численность персидского
пехотного войска составляла по меньшей мере 25 тыс.25. Поскольку экипажи
300 триер составляли 60 тыс. человек, а команды транспортных и
вспомогательных судов — 4 тыс., общее количество людей, принявших участие
в экспедиции, достигало 90 тыс. Эта цифра дается Симонидом,
современником событий (Фр. 90 Bergk). Соотношение между бойцами и
остальным личным составом являлось таким же, как и в экспедиции,
отправленной афинянами на Сицилию (в этом походе было задействовано
94 триеры и 6,4 тыс. воинов).
Датис и Артаферн беспрепятственно высадились на Наксосе. В
наказание за сопротивление в 499 г. до н. э. они сожгли храмы и город, а
затем выслали всех, кто не успел убежать на холмы. На Делосе Датис
совершил жертвоприношения Аполлону и Артемиде. Это была часть
персидской царской политики — демонстрация уважения культу Аполлона
(М—L 12); данным актом Датис надеялся завоевать расположение
греческих подданных Персии. Тем временем отряды персидского флота
заходили на некоторые из островов, где рекрутировали какое-то количество
людей и заодно захватывали детей в качестве заложников, чтобы
обеспечить «правильное» поведение местных жителей. Рассредоточение флота
усилило замешательство среди материковых жителей, которые терялись
23 С 320: 348: «200 было бы более чем достаточно».
24 Позднее транспортные корабли с 60 гребцами брали на борт до 30 лошадей.
25 С 320: 59 — здесь сообщается о 20 тыс. воинов, непосредственно задействованных в
сражении.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
605
в догадках, где персы нанесут удар в следующий раз. В августе Датис
вновь соединил флот воедино и выдвинулся к Каристу на южной
оконечности Евбеи, расположенному почти на равном расстоянии от Эретрии
и Афин. Продемонстрировав отвагу, жители Кариста заперли ворота,
отказались воевать против своих соседей и не выдали никого в качестве
заложников, как требовал Датис. Персы опустошили поля и осадили город.
У каристян не осталось иного выбора, кроме сложения оружия, отряже-
ния заложников и отправки своих воинов для участия в действиях
персидской армии.
Карист был первым государством, оказавшим сопротивление, что
дало Эретрии время запросить помощи у Афин (VI. 100.1). Хотя следующий
объект нападения Датиса был неизвестен, Афины приняли самое
благородное решение: они велели своим 4 тыс. колонистам, жившим вблизи
Халкиды, присоединиться к обороне Эретрии. Эти 4 тыс. прибыли в Эрет-
рию в то время, когда Датис был еще в Каристе; от одного влиятельного
эретрийца они узнали, что горожане разошлись во мнениях.
Прислушавшись к его совету, афинские колонисты предпочли возвратиться в Хал-
киду и там погрузиться на корабль, чтобы сойти на берег возле Оропа в
Аттике. Двигаясь пешком, они были на полпути в Афины, когда
персидский флот взял курс на Евбейский пролив.
В древние времена высадка армии была весьма непростым делом.
Боевые и транспортные суда должны были расположиться в ряд вблизи от
берега, в месте со спокойной водой или в защищенной бухте, лишенной
к тому же скрытых водой препятствий; для такой высадки требовалось
знание местности, о чем персы позаботились загодя. Кони и люди были
спущены на воду и вплавь и вброд добрались до берега; кроме того, коней
требовалось высаживать быстро, так как, видя землю и чувствуя ее запах,
они волновались. Если бы вражеские силы препятствовали высадке,
лошади и люди в воде могли оказаться легкой мишенью для метательных
снарядов, а линия тяжеловооруженной пехоты в боевом построении на
отлогом берегу могла образовать почти непреодолимый барьер для
любого войска, выходящего из моря (см.: Фукидид. VT.11—12; Арриан.
Описание Индии. 24). Чтобы разъединить потенциальные оборонительные
силы, персы запланировали высадиться в трех удобных местах взморья.
Эретрийцы, похоже, заранее решили не оказывать сопротивления на
своих берегах, так как, согласно Геродоту, выбирали они из следующих трех
вариантов: сразиться в открытом поле, расположить людей на городских
стенах или рассеяться по холмам. Значительно уступая персам числом
(они располагали, может быть, 5 тыс. хорошо вооруженных мужей),
эретрийцы решили остаться за окружавшими город массивными стенами из
блоков тесаного камня. Если исходить из греческой тактики ведения
боевых действий, это было вполне разумно, поскольку искусство обороны
намного превосходило умение брать города (в 430 г. до н. э. афиняне
взяли Потидею после двух лет осады); однако в период Ионийского
восстания, в особенности на Кипре и в Милете, персы уже продемонстрировали
мастерство в осадном искусстве.

606
Часть вторая
Наблюдатели, выставленные на акрополе Эретрии, издали увидели
приближающийся флот, и эретрийское войско начало занимать позиции
на городских стенах. Персы подошли к трем местам с отлогим берегом.
Найдя их незапгищенными, они «немедленно приступили к выгрузке
лошадей и приготовились к нападению» (VI. 101.1). Шесть дней яростного
приступа и опустошения привели к тяжелым потерям с обеих сторон. На
седьмой день город был выдан двумя «знатными гражданами»
(по-видимому, открывшими одни или сразу несколько ворот). В отместку за
сожжение эретрийцами персидских храмов в Сардах персы разграбили и
сожгли местные храмы, а также во исполнение приказа Дария
депортировали население. Катастрофа одного из ведущих эллинских городов,
длившаяся целую неделю, должна была повергнуть остальных греков
почти в такой же шок, как и взятие Фив Александром Великим в 335 г.
до н. э.
Дальновидная стратегия Дария претворялась в жизнь великолепным
образом. Наксос и Эретрия пали один за другим. Оккупационное
войско увеличивалось за счет рекрутированных с островов мужчин,
коммуникации и поставка продовольствия были гарантированы, а выдвинутая
вперед база в Эретрии имела превосходные выпасы на Лелантской
равнине, а также изобилие провианта, припасенного эретрийцами на случай
длительной осады.
Вероятно, уже во время осады и сразу после нее Датис и Артаферн
обсуждали последующие действия. Поскольку афиняне оставили город
Халкиду, можно было переправиться в Беотию, где Фивы, заклятый враг
Афин, готовы были радушно принять персов. Затем можно было
отправиться на север и соединиться с персидскими силами в Европе,
находившимися на македонской границе. В этом случае флот был способен как
изолировать, так и подавить любую противоборстБующую силу, которая
могла быть выдвинута, например, в Фессалию. Другие варианты
дальнейших действий представлялись следующими: либо внезапное нападение
на Афины, пока те оставались без посторонней помощи, либо высадка в
Арголиде, где Аргос мог присоединиться к ним, что привело бы к
разрыву коммуникаций между Спартой и Афинами. Решением Датиса и Арта-
ферна стал поход на Афины, что, возможно, отвечало первоначальному
замыслу Дария.
V. Кампания и битва при Марафоне26
Несколько дней ушло на организацию базы в Эретрии. Затем персы
спустились вниз по Евбейскому каналу и поставили корабли на якорь
недалеко от берегового склона защищенной бухты Марафона. Схения
(название дали заросли тростника, растущего недалеко от моря — на Боль-
26 Дополнительные аргументы для представленной ниже сводки см. в: С 315: 170—
250.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
607
шой Топи) шириной в две мили была идеальным местом для высадки, к
тому же она была совершенно не защищенной. Геродот поясняет, что
персов сюда привел Гиппий (вместе со своим отцом Писистратом,
переправившись из Эретрии, примерно за пятьдесят лет до этого он
высадился здесь же и совершил отсюда марш на Афины). Кроме того, данное
место находилось недалеко от базы в Эретрии, что облегчало задачу
снабжения, а Марафонская равнина, будучи плоской и свободной от деревьев и
других подобных препятствий, являлась самым удобным во всей Аттике
местом для развертывания конницы (ср.: V.63.4). К этому мы можем
добавить, что на Большой Топи было предостаточно питьевой воды и
сочных пастбищ, здесь имелось хорошо защищенное место для лагеря с
узкими подходами через Като-Сули и через западную оконечность Схении,
а также существовали сухопутные пути подвоза продовольствия из
северной Аттики и южной Беотии (проблему обеспечения провизией 70 тыс.
человек и 1,2 тыс. лошадей невозможно недооценивать). Как только
высадка успешно завершилась, конница начала опустошать земледельческие
усадьбы ([Демосфен.] ЫХ.94; Плутарх. Моралии. 305) и угрожать Эное и
Марафону. Датис, несомненно, намеревался предпринять нападение на
Афины на следующий же день, как перед тем он поступил в отношении
Эретрии, отрезать их от всякой помощи и захватить город приступом
или путем предательства. Но на тот момент Датис уже упустил
инициативу.
Весть о падении Эретрии пришла в Афины за один или за два дня до
праздника, справлявшегося в честь афинских божеств войны —
Артемиды Агротеры и Аполлона. Во время этого праздника, который
приходился на шестой день месяца боэдромиона по лунному календарю (8
сентября 490 г. до н. э.), народное собрание дало обет принести в будущем в
жертву по одной козе за каждого убитого перса. Затем в Афины, где к этому
времени войско уже было собрано, с помощью сигнального огня было
передано сообщение о состоявшейся высадке у Марафона. Произошло это,
по всей видимости, сразу после рассвета 8 боэдромиона. Стратеги,
проявив инициативу, отправили в Спарту скорохода Филиппида (VI. 105.1). В
народном собрании один из полководцев, Мильтиад, внес предложение,
чтобы афиняне «обеспечили себя довольствием, выступили в поход» и
«встретили врага внезапно», а также чтобы некоторое количество рабов
получили свободу, дабы они могли участвовать в сражении против персов
(Аристотель. Риторика. 1411аЮ; Схолии к Демосфену. ХГК.303; Павсаний.
Vn.15.7). Призыв о помощи был отправлен в Платеи. Афинское войско
в составе 9 тыс. человек воспользовалось, вероятно, двумя доступными
дорогами, потратив на весь путь часть дня и всю следующую ночь: одна
дорога, длиной около 35 км, проходила по холмам между горами Парнетом
и Пентеликоном (до нашего времени сохранилась дорога,
профилированная в конце V или в IV в. до н. э., на участке от верхней точки этого
прохода и почти до бьющего ключом источника, расположенного над
Эноей), а другая, длиной около 40 км, тянулась через нижний проход
между горами Пентеликоном и Гиметтом, мимо Паллены, и затем продолжа-

608
Часть вторая
лась вдоль побережья. На рассвете 9 боэдромиона войско было на
южной окраине равнины, приблизительно в 6,5 км от персидского лагеря.
Благодаря этому быстрому маршу афиняне сохранили городок Марафон
и блокировали пути для персидского наступления на Афины. Они имели
две линии снабжения продовольствием из главной равнины Аттики,
питьевую воду получали в марафонском поселении, был у них доступ и к
обильному источнику выше Энои. Этой ночью или на рассвете
следующего дня, 10 боэдромиона, афиняне соединились с отрядом из Платей,
численностью в 1 тыс. воинов. Филиппид успел вернуться в Афины уже
11-го числа. Принесенная им из Лакедемона весть и переданная в
Марафон в тот же день состояла в том, что спартанцы собираются послать на
помощь свое войско, но оно прибудет к Марафону не ранее 1&то числа.
Девятого числа персы разведали афинскую позицию и предложили
начать битву на равнине утром 10-го. Датис горел желанием разбить
противников, прежде чем к ним подоспеют спартанцы или другие
союзники. При этом греки находились в данный момент в хорошей
оборонительной позиции: они срубили деревья и соорудили из них завал для защиты
своего левого фланга от атак персидской конницы (Корнелий Непот. Миль-
тиад. 5.3; ср.: Фронтин. П.2.9)27. Следовало ли им выдвинуться из такой
позиции и принять предложение персов? Решение должны были
выработать десять стратегов, в чьих руках находилось оперативное
командование. Суть происходившего на военном совете описана Геродотом на
основе сообщений, полученных им от афинских информаторов; содержание
дебатов, видимо, стало общеизвестным после окончания всего дела28.
Пять полководцев не хотели начинать бой, объясняя это тем, что «их
слишком мало, чтобы ввязываться в сражение с персидской силой», а
пять других стратегов, включая Мильтиада, желали вступить в битву.
Ситуация зашла в тупик. «Наихудшее из мнений (т. е. то, которое казалось
наихудшим Мильтиаду, имя которого фигурирует как подлежащее в
основном предложении, а также и Геродоту) стало брать верх» (либо в
смысле процедуры, так как предложение вступить в бой не было принято,
либо в силу равенства голосов, либо по какой-то иной неизвестной нам
причине). В этот момент все согласились (как мы можем предполагать)
обратиться к полемарху, коим был Каллимах, с предложением также
проголосовать; дело в том, что в более ранние времена полемарх имел
право голоса, и теперь показалось разумным восстановить эту практику.
Предложение обратиться к Каллимаху, вероятно, внес Мильтиад,
поскольку именно его послали привести Каллимаха на совещание. Переданная
Геродотом речь, с которой Мильтиад обратился к Каллимаху по дороге
на совет, конечно же недостоверна. Мы знаем только то, что последний
проголосовал за сражение и что четыре стратега, поддержавшие мнение
27 Если читать «stratae» вместо «гагае» и сохранять порядок слов в рукописи. (Имеется
в виду фраза из текста Корнелия Непота {Мильтиад. 5.3), которая в манускрипте имеет
такой вид: «namque arbores multis locis erant гагае» — «ведь во многих местах имелись
редкие деревья»; вместо «гагае», 'редкие', предлагается читать «stratae», 'срубленные'. —A3.)
28 С 315: 362 ел.; С 320: 57, 62 ел.; А 11: 246; С 276; С 71: 31.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
609
Мильтиада, заранее уступили ему свои индивидуальные полномочия в те
дни, когда придет их черед быть главнокомандующим. Таким образом,
стратегам было поручено вступить в бой 10-го числа, но только если и
когда представится благоприятная возможность. Боевой дух обоих войск,
каждый день выстраивавшихся в боевую линию друг против друга и
каждую ночь располагавшихся биваком на тех же позициях, сохранялся
высоким, но сражение не начиналось вплоть до 17-го боэдромиона.
Чтобы правильно понять афинское решение вступить в схватку,
необходимо знать топографию Марафона. Для этого мы располагаем
свидетельствами античных писателей и результатами археологических
изысканий, часть которых проведена лишь в недавнее время.
Местоположение поселения Марафон было определено по остаткам двух некрополей
V в. до н. э. (кладбища обычно располагались недалеко от города и
вблизи главной дороги), и эта локализация была подтверждена раскопками
остатков городских стен, комнат и домов в северной части «города
Марафон» (см. рис. 43)29. Священная роща богини Афины с оградой
(возможно, это Геллотида, микенское культовое имя),
засвидетельствованная надписью на межевом камне, лежала примерно в километре к
востоку от небольшого храма (обозначен буквой Г на рис. 43)30. Огороженная
стеной священная роща Геракла хорошо локализуется по камням с
надписью, найденным по отдельности к юго-востоку от города31.
Обнаруженный в ходе раскопок могильный холм в честь платейцев и
(освобожденных) рабов (Павсаний. 1.32.3) лежал у устья долины Враны32. Можно
привести три обоснования для этой локализации: памятник расположен
вблизи от доисторических курганов, позднее связанных с местными
героями, которые появлялись в ходе битвы; именно в этом месте платей-
цы впервые вошли на равнину; недалеко отсюда находилась позиция
платейцев на левом фланге боевого построения. Геродот помогает нам
локализовать греческую линию, сказав, что платейцы шли на помощь
Марафону и что они подошли к афинянам, когда те находились в священной роще
Геракла (VI. 108.1). На рис. 43 показано их примерное расположение.
Когда греки выдвинулись из лагеря и выстроились в боевой порядок,
длина их фронта составила примерно 1250 м, если исходить из того, что
глубина строя составляла восемь человек (было обычным делом), что
боевое пространство для каждого стоявшего в линии воина составляло один
метр и что всего в строю было 10 тыс. человек. Левое крыло
развернутого строя, находившегося на равнине, было защищено завалом из
предварительно срубленных деревьев; правое крыло, оставаясь рядом с Ма-
29 О некрополях см. в: С 394 (1939): 27 слл.; в Скорпио Потами: С 397: 234, ил. 138а.
О стенах и проч.: С 402: 321 (раскопки Сотериадеса и резюме). Раскопками в Пласи
обнаружено раннеэлладское поселение, а от архаического периода — только разрозненные
остатки, включающие часть стены темена: С 352: 18, рис. 2; С 377: 3 ел.; С 350, РАЕ 1970: 5.
30 С 394 (1935): 90.
31 С 401; С 350, РАЕ 1972: 6; С 397: 236.
32 С 350 (АЛА 3): 357 слл. — здесь рис. 15 иллюстрирует недостатки, отмеченные в
работе: С 397: 244.

610
Часть вторая
Рис. 43. Юго-западная часть Марафонской равнины
Обозначения: 7 — могильный холм в честь павших афинян; 2 —
могильный холм в честь павших платейцев и рабов; А — трофей Миль-
тиада, согласно выводам Чандлера; Ath — место обнаружения камня,
фиксирующее границу священного участка Афины; СС1 —
некрополь из приблизительно 60 могил геометрического, архаического и
классического периодов, исследованных Сотериадесом; СС2 —
некрополь тех же периодов, отчет об исследовании которого представлен
Фемелесом; ЕНС — раннеэлладский некрополь [AAA 3: 349); GC —
положение греческого лагеря в момент подхода платейцев (Геродот.
VI. 108.1); HQ — ставка; G — греческая боевая линия на рассвете в день
битвы; МН — среднеэлладские и ранние позднеэлладские курганы;
R1 — прибрежная дорога, ведущая в Афины через Пробалинф (Неа
Макри) и Паллену; R2 — внутренняя дорога, ведущая через холмы к
проходу между горами Пентеликон и Парнет в Афины и к Декелей-
скому проходу в Платеи; Т— небольшой храм, раскопанный
Сотериадесом; Th — толосная гробница микенского времени.
лой Топью, было защищено ею от флангового обхода. Этот строй
оставался также и вне досягаемости лучников, находившихся на кораблях.
Греки обладали преимуществом в вооружении при рукопашной схватке,
поскольку гоплиты, или «медные мужи», как их иногда называли (П. 152.4),
имели шлем, панцирь, поножи и щит, изготовленные из бронзы, тогда
как персы носили тюрбаны, кожаные или суконные рубашки иногда с

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
611
нашитыми на них металлическими дисками, штаны из стёганной ткани и
длинный плетеный щит33. Греки нападали, используя копье длиной 2,4 м
и меч, тогда как персы полагались на короткое копье, кривую саблю и
искусство стрельбы из лука, в чем они были превосходны. Обе стороны были
хорошо тренированы. Афиняне уже успели приобрести неплохой боевой
опыт с 505 г. до н. э. и находились в отличной физической форме. Персы
и саки представляли собой отборную часть вражеской пехоты; имелось
также некоторое количество отрядов, вооруженных не лучшим образом
и обладавших невысоким моральным духом — они были размещены на
флангах. Полемарх в качестве номинального и религиозного главы
вооруженных сил греков занимал место на крайнем правом фланге (VI.111.1);
командующий персидской пехотой находился в центре. В
количественном соотношении греки уступали более чем один к двум, при этом у них
не было ни конницы, ни лучников. В чем они были сильны, так это в
координации действий, но не в маневренности. Персы имели превосходную
конницу, которая при непосредственном соприкосновении с противником
сражалась копьями и кривыми саблями, а на расстоянии — дротиками
или луками со стрелами; более того, всадники носили защитное
вооружение, их боевые кони были сильней и резвей, чем лучшие греческие
лошади (VIL40.3; 196). Персидские всадники были обучены биться главным
образом с конницей же; нельзя было потеснить сомкнутый строй
копейщиков, атаковав его в лоб, однако возможно было нанести огромный ущерб,
ударив по открытому флангу, с тыла, по разорванному фронту либо с
помощью атаки en masse [φρ. «скопом»], либо забрасывая противника
метательными снарядами с небольшой дистанции. Действия лучников
оказались не столь эффективны против греческих бойцов, нежели против
азиатских воинов, поскольку стрела могла пробить бронзовое защитное
снаряжение только с близкого расстояния или с правого фланга, который
оставался незащищенным щитами.
Пока два войска стояли друг против друга, персы надеялись, что
греческая пехота двинется вперед через равнину. Тогда ее можно было бы
атаковать с фланга и с тыла конницей, изрешетить стрелами, в результате
чего она потеряет строй еще до того, как вступит в бой с персидской
пехотой — если дело вообще дойдет до этого (ср.: ΙΧ.69.2). С другой стороны,
Мильтиад рассчитывал завязать бой с персидской пехотой; но это могло
произойти только в случае, если она первая атакует или персидская
конница по какой-либо причине не сможет нанести удар по греческой
фаланге во время ее выдвижения вперед. Каждую ночь греки сокращали
дистанцию между собой и противником на небольшое расстояние. Срубая
деревья на склонах горы и каждую ночь перетаскивая их вниз на
равнину, они всё дальше продвигали засеку в глубь равнины. В ночь с 16-го на
17-е боэдромиона пехотные боевые построения противников отстояли
друг от друга не более чем на восемь стадий (1480 м) (VI. 112.1).
Прохладной ночью персидские кони были отведены на водопой к источнику Ма-
См.: Том иллюстраций: ил. 236; а также: JHS 19 (1978): 20, ил. lb.

612
Часть вторая
кария и на пастбища по краям Большой Топи, а назад их вели при лунном
свете как раз в то время, когда их пора было уже взнуздывать, поэтому
к моменту рассвета конные группы еще только маневрировали на
территории, свободной от войск (ср.: IX.57.3). В ночь с 16-го на 17-е, впервые в
этом месяце, убывающая теперь луна села уже после того, как начало
рассветать, и это могло послужить причиной ошибки конюхов — они,
возможно, неверно рассчитали время своего возвращения. Как бы то ни
было, незадолго до утренней зари на 17-е боэдромиона некоторые ионийцы
с персидского правого крыла пересекли ничейную зону, подошли к
завалу из деревьев и подали афинянам знак, что всадники «находятся
далеко» (Суда, s.o. «χωρίς ιππείς»; согласно этому словарю, данное выражение
использовалось в специальном смысле по отношению к «тем, кто
нарушил строй»). Ситуация давала шанс. Греки могли пересечь нейтральную
полосу до того, как конница успеет к месту событий, и вступить в бой с
персидской пехотой. Это случилось в тот день, когда настал черед Миль-
тиада принять полномочия главнокомандующего.
В темноте он растянул свою линию так, чтобы ее протяженность
соответствовала известной ширине персидского боевого построения
(возможно, 1550 м), но таким образом, чтобы фланги остались глубокими и
сильными, а глубина центра оказалось меньше обычных восьми рядов
воинов (VI.111.3). С первыми проблесками зари он вытянутой рукой указал
в направлении врага и громко скомандовал: «Атаковать их» (Схолии
к Элию Аристиду. Ш.566, ed. Dindorf). Непрерывная линия сомкнутым
строем быстро пересекла разделяющее пространство, бегом преодолела
осыпаемые стрелами последние 140 м и всем фронтом врезалась в
неподвижно стоящую персидскую пехоту. Импульс нападения дал тяжелым
флангам изначальное преимущество. Рукопашная схватка была
напряженной, и каждый воин стремился нанести удар или сбить противника
(Аристофан. Осы. 1081f), а исход дела долгое время оставался неясным
(VI. 113.1). Затем оба персидских фланга начали слабеть, многие
побежали. Однако в центре персы и саки одолевали; они прорвали греческий
строй, смяли противника и начали преследовать беглецов «в глубь
страны». Но Мильтиад, предвидевший такое развитие событий, заранее
приказал своим флангам в таком случае развернуться и атаковать вражеский
центр с тыла. Как только это было исполнено, битва приобрела характер
жестокой резни.
К этому моменту персидская конница уже вернулась. Она не могла ни
эффективно вмешаться в плотную рукопашную схватку пехотных
линий, ни начать вязкое преследование (как в сражении при Платеях: ГХ.60;
ГХ.68). Но, вероятно, всадники пытались что-то предпринять против двух
греческих флангов, когда те разворачивались для атаки на персидский
центр. Позднее, как рассказывали, в этом месте каждую ночь можно
было слышать ржание лошадей и звуки бьющихся воинов (Павсаний. 1.32.4).
В любом случае персы и саки были сломлены и побежали,
пробиваясь в направлении своего лагеря, греки же преследовали их по пятам.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
613
Отступавшими был дан арьергардный бой, чтобы закрыть узкие входы
с обеих сторон Большой Топи; греки, однако, прорвались, загнав большое
количество персов в болото, где многие утонули, не умея плавать. Борьба
продолжилась и на Схении — на отлогом берегу, где перед тем
высаживались с персидских кораблей сначала всадники, а затем пехотинцы. Здесь,
доблестно сражаясь, погибли Каллимах, полемарх Стесилай и брат
Эсхила Кинегир. Семь кораблей было захвачено. Остальные ретировались в
море (VI. 115).
На земле победа была полной. Персидский лагерь оказался в руках
эллинов, и в Афины побежал гонец с этой вестью (Плутарх. Моралии.
347С, отсюда — происхождение выражения «марафонский бег»). Однако
было видно, что, выйдя в открытое море, персидский флот изменил курс
и направился на юг, по-видимому, в ответ на сигнал, поданный, вероятно,
около 9 часов утра со склона горы Пентеликон или горы Агрилики
бронзовым «щитом» (сигнальным диском), который отражал солнечные лучи
солнца. Сильный ветер и попутное течение быстро пригнали флот к
мысу Суний (Плутарх. Аристид. 5.4), здесь море оставалось спокойным, пока
корабли на веслах и под парусами быстро шли к Фалеру. Отдельная
эскадра двигалась против ветра на веслах, чтобы забрать эретрийских
пленников с острова, где они находились под охраной.
Афины защищал лишь небольшой отряд, а сигнал, поданный персам
щитом, означал, что в городе есть изменники. Оставив для охраны лагеря
и богатой добычи подразделение одной филы под командой
Аристида, победившее войско «со всех ног» поспешило преодолеть расстояние
в 40 км до Афин (VI. 116). Вечером того же дня они заняли позицию у
священного участка Геракла в Киносарге34, когда головные персидские
корабли бросили якорь у Фалера. В этих условиях высадка крупных сил
была невозможна. С наступлением темноты персы стали сушить весла. Затем
их флот исчез, уйдя в море35.
Памятники на поле битвы дополняют литературные данные. Под
большим могильным холмом диаметром около 45 м сегодня находится 192
кремированных захоронения; каменные стелы с высеченными на них
именами, с указанием фил, к которым принадлежали павшие, исчезли. Холм
был насыпан «на месте» (Павсаний. 1.29.4, «κατά χώραν»), где случились
наибольшие потери, то есть в месте прорыва греческого центра; это
подтверждается многочисленными находками в слое грунта, который был
исследован у основания холма, наконечников персидских стрел36.
Положение греческого войска показано на рис. 43. Павсаний, лично
посетивший это место, упоминает об отдельном могильном холме в честь павших
платейцев и рабов (1.32.3), ныне раскопанном близ Враны. Расположенный
по соседству с главным холмом памятник в честь Мильтиада находился
34 Идентифицирован в: С 217.
35 О быстром броске греков и морском переходе персов см.: С 315: 210, 220 ел.; триера
подобного типа, отправленная в Митилену в 427 г. до н. э., сутки выдерживала скорость
7-8 узлов. См.: С 45А: 104.
36 С 395; С 315: 172 слл.

614
Часть вторая
там, где «ночью можно слышать ржание лошадей и звуки сражающихся
воинов», по-видимому, сражающихся с побеждающим персидским
центром в тот момент, когда подоспели всадники; основание этого
мемориала, обозначенное на рис. 44 буквой А, было идентифицировано в 1776 г.
Р. Чандлером как «часть трофея»37, а У.-М. Ликом в 1829 г. — как,
«видимо, мемориал в честь Мильтиада». Далее, «трофей из белого камня»,
обозначенный на рис. 44 буквой В, видимо, представлял собой ионийскую
колонну, остатки которой найдены У. Банкесом и описаны Ликом, а
позже вторично открыты Е. Вандерпулом;38 этот памятник, несомненно,
был установлен в память о победе над персидским арьергардом. Пав-
саний старался, но так и не смог отыскать могилу павших персов,
которых было, согласно Геродоту, «около 6400» (VI. 117.1), и он заключил, что
тела были сброшены в траншею, вырытую, по-видимому, между
пунктом В и Большой Топью39. Затем Павсаний посетил источник Макария,
Топь, каменные ясли для коней Артаферна над рекой, протекающей
через эту Топь, место впадения реки в море, а также пещеру Пана40 на горе,
неподалеку от равнины.
Важное значение имел еще один памятник в честь сражения:
настенная роспись, созданная ок. 460 г. до н. э. Миконом и Панэном в
ознаменование победы и находившаяся в афинской национальной галерее —
«Расписном портике». Согласно Павсанию (1.15.3), на фреске были
изображены три стадии: платейцы и афиняне, вступающие в бой с персами, когда
исход сражения еще не ясен; персы бегут с поля боя, толкая друг друга в
болото; и, наконец, варвары, поспешно влезающие на финикийские
корабли и избиваемые эллинами. Еще о двух деталях свидетельствуют
следующие источники: Мильтиад, приказывающий грекам идти в атаку (Эс-
хин. Ш.186; Схолии к Элию Аристиду. Ш.566, ed. Dindorf), а также греки
и персы, включая всадников, у финикийских кораблей (Плиний.
Естественная история. XXXV.57; рельеф из города Бреша, воспроизведенный в
журнале: Hesperia. 35 (1966): ил. 35).
Спартанцы повиновались религиозному закону, запрещавшему им
покидать Лаконию, пока луна была полной, то есть до 15 боэдромиона (в
Спарте это был, по всей видимости, священный месяц карней), и никто
не усомнился в их искренности41. Отправившись в путь с заходом луны
16-го числа, спартанский двухтысячный авангард преодолел расстояние
в 225 км за два дня и одну ночь и прибыл в Афины утром 18-го. Они
прошли дальше, к Марафону. Опытным взглядом профессиональных воинов
спартанцы оглядели экипировку павших персов, осмотрели поле
сражения и похвалили афинян. Они уходили с ясным пониманием того, при ка-
37 Travels in Greece (Dublin, 1776): 175. 38 С 403.
39 Сообщение об обнаруженных здесь костях см. в: С 294: 10.
40 Идентифицирована в: Ergon (1958): 15 слл.
41 То, что задержка произошла из-за волнений в Мессении, как утверждается у
Платона [Законы. 692d, 698d—е), исторически недостоверно (поскольку при Фермопилах и при
Платеях в составе спартанского войска было много илотов); С 320: 63; иная точка зрения:
С 407; см. также: С 32: 26 слл.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
615
Рис. 44. Битва при Марафоне
Обозначения: А — примерное местоположение Мильтиадова трофея;
В — трос]эей из белого камня; С — священный участок Афины.
ких условиях «медные мужи» [гоплиты], построенные плотным боевым
порядком, могут разбить даже отборную пехоту Персидской державы.
Греческая победа в значительной степени была одержана благодаря
Мильтиаду, дальновидному человеку, который при демократии, а не в
условиях авторитарного правления, смог навязать свою волю народному
собранию, коллегам, равным ему по полномочиям, и всему
гражданскому ополчению. Он был подлинным архитектором победы. Но победа
была одержана благодаря неукротимой отваге, проявленной афинянами и
платейцами, а также освобожденными рабами, сражавшимися в одном
строю рядом со своими хозяевами. На Схении бился Эсхил и здесь же
погиб его брат. Один случай в жизни Эсхила, о котором сказано в его
эпитафии — несомненно, по его желанию, — произошел на берегу, где до сих
пор растут средиземноморские сосны:
Мужество помнят его марафонская роща и племя
Длинноволосых мидян, в битве узнавших его.
[Пер. Л Блуменау)

616
Часть вторая
Это была отвага свободных людей, противостоявших восточному
деспотизму. Таково было, по крайней мере, мнение марафономахов
(«марафонских бойцов»), «которые бились с копьями, со щитами, стоя человек с
человеком» (Аристофан. Осы. 1081f). Позднее каждый год у Большого Холма
оказывались почести «тем, кто погиб за свободу» (IG П. 1.471, строка 26).
«Сражаясь как поборники Греции, афиняне при Марафоне разбили
наголову 90 тыс. мидян». Такими словами поэт Симонид, современник
событий, включил эту победу в более широкий контекст. Но, по общему
убеждению, Греция оставалась свободной благодаря богам,
водительствующих жизнями людей. Артемида Агротера и Аполлон откликнулись
на просьбы и мольбы афинского народа, и Афина не осталась глухой к
призыву Каллимаха, религиозного главы войска, который принес ей
посвятительный дар еще до битвы (М—L 18). За час до рассвета, в день, когда
было принято решение, боги проявили благосклонность посредством
соответствующих предзнаменований при жертвоприношении, после чего
Мильтиад мог отдать приказ о начале атаки. Как рассказывали, во время
сражения сверхъестественные существа, призраки героев Марафона и
Эхетла, появились в стане греков; кроме того, Афина, Геракл, Тесей
(восставший из преисподней), а также герой [по имени] Марафон
присутствовали в битве на картине в Расписном портике (Павсаний. 1.15.3;
Плиний. Естественная история. XXXV.37). Афиняне проводили
благодарственные заклания Артемиде Агротере (Ксенофонт. Анабасис. Ш.2.12) и, по
обету, приносили ей в жертву по пятьсот коз в год, каковое количество
было символическим числом42. Афине они посвятили бронзовую статую
на Акрополе, а на победных монетах увенчали ее голову венком из
оливковых листьев. Кроме того, они построили сокровищницу в Дельфах
«Аполлону на средства, добытые у мидийцев в битве при Марафоне»
(Павсаний. Х.11.5; М—L 19, со ссылками на исследователей, относящих
сокровищницу к более раннему времени). Платейцы выказали также
благодарность там, где это полагалось: из своей части добычи при Марафоне
соорудили алтарь Афине Арее, богине войны (Павсаний. IX.4.1).
Результат этой битвы затронул Персию не столь глубоко. Кампания,
беспримерная по дерзости и по ходу, развивалась великолепно вплоть до
дня сражения, и было очень легко приписать поражение не низким
качествам персидской пехоты, а запоздалому возвращению конницы.
Держава отнюдь не была потрясена потерей 6 тыс. воинов в стране, лежащей за
пределами ее западных границ. Конечно, Дарий более прежнего
преисполнился решимости не только покарать Афины и Спарту, но и завоевать
материковую Грецию. И всё же Марафон был битвой, имевшей
всемирно-историческое значение. Она укрепила волю Афин, Платей и Спарты,
а, когда позднее Эллада вновь ощутила угрозу, исходившую на сей раз
от Ксеркса, итог этого сражения воодушевлял многие греческие
государства на борьбу за свободу.
42 Как сообщает Ксенофонт, афиняне обещали принести в жертву Артемиде столько
коз, сколько погибнет врагов, однако не смогли выполнить этого просто из-за отсутствия
такого количества животных; поэтому они остановились на этой символической цифре. —
A3.

Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
617
Дополнительные замечания
(1) Структура командования афинским войском остается спорным вопросом.
Согласно Аристотелю [Афинская полития. 22.2), полемарх был гегемоном всех
вооруженных сил (т. е. религиозным и церемониальным главой, но также и
предводителем), а десять полководцев (стратегов), по одному от каждой филы,
избирались народом. Именно коллегия десяти стратегов действовала в роли военного
комитета. Народ назначал всех или некоторых из них проводить кампанию.
С этим согласуются данные Геродота (VI. 111.1 — относительно полемарха;
VI. 103.1, 104.2, 105.1, 109.2 и 4, а также ПО — относительно стратегов). Точно так
же и у Полемона (2.2 и 2.5) Каллимах действует как гегемон и человек, ведущий
войско к Марафону (ведущий, но не командующий). Заявление Геродота
(VI. 109.2) о том, что полемарха избрали по жребию (см. выше, примеч. 19),
может быть ошибочным; если это так, Геродот, возможно, добавил это заявление в
начале Пелопоннесской войны, и оно так и осталось неисправленным. См. также
выше, гл 5, п. 2.
(2) То, что поверхность Марафонской равнины сегодня, по существу, та же,
какой она была начиная с конца третьего тысячелетия до н. э., и в особенности
то, что она не испытала никакого «заполнения» (в виде якобы появившегося
трехметрового слоя, как предполагается в: С 375: 141 ел., 154, 157, но
опровергается в: С 315: 175), видно из того факта, что остатки многих периодов были
раскопаны на самой поверхности равнины или близко к этой поверхности, в
частности: раннеэлладский некрополь — на удаленной от моря стороне равнины,
находящиеся на одном уровне среднеэлладские курганы и могильный холм платей-
цев — на правом берегу ручья Браное, раннеэлладское археологическое место и
архаическая стена темена — прямо над этим местом у Пласи, геометрические,
архаические и классические могилы — в Скорпио-Потами («где воды реки
расходятся»). Харадра часто меняла свое русло или русла, но ее направление,
определяющееся паводковыми водами (ср.: Демон. FGrH 327 F 8), было тем же, что и
теперь. Сегодня уровень моря на полтора метра выше, нежели в античности, а
площадь открытой воды в Большой Топи была меньше во времена Павсания,
чем во времена Лика (см.: С 315: 182 слл.), однако общий характер побережья
Схении был тогда таким же, что и сегодня. В наши дни Большая Топь
превратилась в аэродром.
(3) Отсутствие у Геродота упоминания о действиях конницы во время битвы
породило многочисленные предположения. Широко распространенные догадки,
например, о том, что Датис оставил свою кавалерию в Эретрии или в ночь перед
битвой погрузил ее на корабли, опровергаются изображением избиваемых
персидских всадников и захватываемых лошадей на рельефе из города Бреша,
который частично воспроизводит картину из Расписного портика; Элием Аристидом
[Хвала Афинам. 202D), помещающим лошадей на первое место в перечне
захваченной афинянами добычи; Павсанием (1.32.3), говорящим о ржании лошадей;
Корнелием Непотом [Мильтиад. 5.4), упоминающим конницу Датиса в том
месте, где речь идет о сражении; и, наконец, скульптурами всадников с южного
фриза храма Ники, если верна аргументация Е. Харрисона (см.: С 533), согласно ко-

618
Часть вторая
торой сюжетом этого фриза является Марафон. Объяснение, предложенное в
тексте данной главы, позволяет коннице отсутствовать при начале битвы и
участвовать в ней позднее, что соответствует местным условиям в сентябре; к тому же
это объясняет убьгоающую луну на памятных тетрадрахмах, отчеканенных после
победы. Но это всего лишь гипотеза. Нужно иметь в виду, что в первичном
боевом построении конницы не было. Именно это означает пассаж,
процитированный в словаре «Суды» и происходящий, возможно, из сочинения Демона,
местного историка Аттики (см.: С 315: 237), а не то, что конница вообще не прибыла
к Марафону или что она была уведена оттуда.

Глава 10
Н.-Дж.-Л. Хэммонд
ПОХОД КСЕРКСА
I. Афины
МЕЖДУ ДВУМЯ ПЕРСИДСКИМИ ВТОРЖЕНИЯМИ
Мильтиад стал настоящим «героем дня» в Афинах. Так называемый
Мемориал Мильтиаду, воздвигнутый на месте, где решилась судьба
Марафонской битвы, гарантировал его славу в последующих поколениях и был
предназначен к тому, чтобы разжечь честолюбивые стремления многих
афинян. Это была удивительная награда от афинского народа, тем более
что Мильтиад был человеком с неоднозначным прошлым:
архонт-эпоним, в возрасте двадцати пяти лет или около того избранный в 524/523 г.
до н. э. на эту должность при тираническом режиме Писистратидов,
правитель Херсонеса в 516—510 и 496—493 гг. до н. э., олимпийский
победитель в колесничных бегах, а по возвращении в Афины в 493 г. до н. э.
представший перед судом по обвинению в установлении «тирании» над
греками в Херсонесе, — впрочем, сумевший оправдаться. На вершине своей
популярности он внес предложение, которое, судя по всему, было принято
народным собранием осенью 490 г. до н. э.:1 атаковать островные
государства, которые добровольно или вынужденно приняли сторону персов.
Найти объяснение такой стратегии нетрудно. Датис и Артаферн
показали, насколько уязвимы Афины для атаки с моря, и были все основания
полагать, что персидский флот может вернуться с более крупными
экспедиционными силами и обосноваться на Эгине, с тем чтобы затем
осуществить высадку в Аттике. Наилучший способ обороны для Афин
заключался в том, чтобы закрыть подходы, добившись господства над островными
государствами на Кикладах (ту же стратегию Фемистоклу пришлось
выработать осенью 480 г. до н. э.). Свой флот афиняне довели теперь до
семидесяти кораблей при общей численности личного состава судовых
команд в 14 тыс. человек (экипаж одной афинской триеры состоял из
гребцов, рулевых, других матросов-специалистов, десятка корабельных гоп-
1 Геродот (VI. 132,1) определяет последовательность, но не продолжительность
событий; приведенная нами датировка представлена в: С 277, но см. и иную точку зрения: А 11:
259.

620
Часть вторая
литов и нескольких лучников — всего приблизительно 200 человек. —
А.3.),& также обеспечили средства, необходимые для содержания и
технического обслуживания этого флота. Командование афиняне доверили
Мильтиаду, не придав ему других стратегов для коллегиального
управления во время боевых действий. Возможно, Марафонская кампания
научила их тому, что в системе коллективного командования имеются свои
изъяны. Именно поэтому, вероятно, выбор острова, по которому
следовало нанести первый удар, они предоставили самому Мильтиаду как
опытному командиру и сильной личности.
Информация, сообщаемая Геродотом об этих операциях (VI. 132—
136), основывается на источниках, резко враждебных к Мильтиаду, и
содержит много откровенно легкомысленных заявлений. Мильтиад
предстает человеком, пообещавшим афинянам золотые горы и получившим
от них полный карт-бланш2, а затем напавший на Парос по сугубо личным
мотивам, поскольку пребывал в ссоре с паросской знатью. Менее
предвзятая информация содержится в «Жизнеописании Мильтиада» Корнелия
Непота, который извлек ее, судя по всему, из сочинения аттидографа
(историка Аттики) IV в. до н. э. Демона, а также во фрагменте Эфора,
автора всеобщей истории, жившего в том же столетии. Из этих двух
свидетельств предпочтение следует отдать тому, что сохранил Непот3.
Согласно ему, целью экспедиции были враждебные действия против островных
государств, оказавших содействие персам;4 одни из этих островов
Мильтиад захватил, а другие — принудил к союзу еще до того, как повернул к
Паросу; произошло это, вероятно, в начале лета 489 г. до н. э.
Парос был одним из государств, предоставивших персам триеру с
экипажем против Афин. Другими словами, он находился в состоянии
войны с Афинами. Среди Кикладских островов Парос по значимости
уступал только Наксосу, который к тому времени уже доказал свое
отвращение к Персии, и Мильтиад мог взять под контроль всю центральную часть
Эгейского бассейна, если бы ему удалось загнать Парос в круг своих
сторонников. Но переговоры не увенчались успехом. Город был
блокирован, воздвигнуты осадные сооружения, и решительный приступ уже
поставил обороняющихся на грань капитуляции, когда вспыхнувший ночью
где-то вдали огонь был воспринят обеими сторонами как сигнал,
указывающий на приближение персидского флота. Осажденные воспряли
духом, а Мильтиад сжег деревянные навесы, применявшиеся как осадные
сооружения, и отплыл прочь (Непот. Мильтиад. 7).
2 Фигура золотой морковки подходит к образу народного собрания, напоминающего
некоего ослика, каковым в 490 г. до н. э. народное собрание конечно же не являлось. Эта
версия поддерживается в: С 73: 96 слл.; А 11: 258 ел.; скептическое отношение к ней: С 309:
195 слл.
3 А 27, П: 120; А 11: 266, примеч. 19 — в этих работах оба пассажа приписываются
Эфору; см.: С 315: 239, примеч. 1.
4 Неясно, один или два острова имеются в виду в схолиях к Аристиду в качестве цели
похода (ed. Dindorf 572), где упоминаются Наксос и Парос. (Речь идет о следующей фразе
из схолий к Элию Аристиду: «Μιλτιάδης δέ Νάξον ή Πάρον δυνάμενος έλεΐν». —A3)

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
621
Кроме Непота и Эфора осаду Пароса описал также и Геродот. До
этого афиняне всегда использовали блокаду, а не штурм; создается
ощущение, что Мильтиад применил на Паросе те методы, которым научился
благодаря своему опыту общения с персами5. Передвижные навесы со
скрывавшимися под ними воинами придвигались вплотную к стенам, в
которых осаждавшие пробивали брешь или под которыми делали
подкоп, но за ночь обороняющиеся исхитрялись заделывать любой пролом
(Геродот. VI. 133.3), по-видимому, с помощью глиняных кирпичей. На
двадцать шестой день осады паросцы уже было пошли на переговоры и
даже согласились сдаться, однако отказались от этого, увидев свет в ночи,
принятый ими за персидский сигнальный огонь. Отсюда пошла
поговорка о «паросцах, не держащих данное слово» (άναπαριάζειν — «нарушать
договоры подобно паросцам». — Эфор. FGrH 70 F 63). По иронии судьбы,
тревога была ложной: на материке просто горела роща.
Отплытие Мильтиада Геродот объясняет не ночным огнем (о
котором вообще не упоминает), а вмешательством Аполлона. Это была
замысловатая история, которую, как утверждает Геродот, рассказывали одни
только паросцы (VI. 134). В кратком пересказе сюжет выглядит так.
Аполлон внушил одной служке при храме подбить Мильтиада на явное
нечестие: чтобы взять Парос, ему-де нужно пробраться тайком в пределы
священного участка Деметры Фесмофоры, богини исключительно
женских ритуалов, и коснуться там чего-то неприкосновенного либо
совершить какое-то иное кощунство. В результате Мильтиада во мраке ночи
охватил беспричинный ужас и он, неудачно спрыгнув с ограды
священного участка, повредил бедро или колено. Именно эта травма заставила
его отступить от Пароса. Данная история затрагивала религиозные
чувства Геродота и, по общему мнению, носит неисторичный характер, всего
лишь показывая, сколь сильно паросцы хотели очернить имя Мильтиада.
В Афины Мильтиад вернулся больным, поскольку от раны
(полученной им скорее всего во время боевых действий, нежели при прыжке с
ограды: Непот. Мильтиад. 7) пошла гангрена. Враги привлеки его к суду по
обвинению «в сознательном введении народа в заблуждение», что
считалось одной из форм государственной измены (продосия). Дело
рассматривалось перед судом народа, то есть перед народным собранием в полном
составе, а обычным наказанием за такое преступление была смертная
казнь путем «сбрасывания в пропасть» (см. выше, с. 400). Мильтиада
признали виновным. Подробности неизвестны, за исключением того, что он
обвинялся в получении взятки от персов. Обвинителем был Ксантипп —
честолюбивый политик, связанный узами брака с кланом Алкмеонидов.
Нет сомнений, что в осуждении Мильтиада сыграло свою роль
безжалостное тщеславие его политических противников (см. выше, с. 410).
Вне зависимости от того, справедливы ли были выдвинутые
обвинения, — а мы не можем дать им оценку, — в это время Мильтиад страдал
5 В то время афиняне пользовались репутацией мастеров осадного дела (Геродот.
IX.70.2; Фукидид. 1.102.2); и позднее граждане тоже не испытывали большого желания
рисковать собой во время штурма.

622
Часть вторая
от болезни, ему было около шестидесяти лет и он не мог самостоятельно
защищаться на суде. Поскольку он отлично послужил Афинам,
подчинив городу Лемнос и одержав блестящую победу при Марафоне,
народное собрание отменило приговор, по которому его полагалось «сбросить
в пропасть» (Платон. Горгий. 51 бе), но вынесло постановление о штрафе
в 50 талантов — огромная сумма, которую заплатил сын осужденного —
Кимон. Сам Мильтиад умер от гангрены. Суверенному народу хватило
такта, чтобы не снести монумент в честь Мильтиада на Марафонском
поле.
Конец Мильтиада иллюстрирует высказанную Аристотелем максиму
[Политика. 1302b 15): когда человек достигает исключительного
положения, опасность его превращения в «монарха» (μόναρχος, т. е. диктатора,
авторитарного правителя) вызывает раздор в государстве. Нет никакого
сомнения, что народ взирал с подозрением на любую выдающуюся
личность — на Мильтиада, Фемистокла, Кимона, Перикла, Алкивиада, если
ограничиться лишь несколькими именами, — а когда возникало хоть
какое-то подозрение, это вело к предъявлению судебного иска по обвинению
в коррупции или государственной измене. В то же самое время лица,
претендовавшие на политическую власть, но не обладавшие престижем
выдающегося лидера, всегда были готовы продвигаться вперед, беря на
себя роль обвинителей в судебных процессах, как, например, Ксантипп в
данном случае. Здесь было бы неправильно говорить о партийной
политике или навешивать партийные ярлыки; дело в том, что в таких
небольших сообществах, как Афины с их системой прямого демократического
правления, политики находились в непосредственном контакте с народом.
Каждый из них защищал свой политический курс на каждом народном
собрании. Прежде всего они были личностями; если они и образовывали
какие-либо товарищества, то делали это лишь ad hoc [лат. «по данному
конкретному случаю»] и очень легко их распускали. В 489 г. до н. э. народ
определенно потерял доверие к Мильтиаду, и его соперники набросились
на него. Но падение самого Мильтиада привело также и к неодобрению
проводившейся им политики — курсу на военно-морское давление на Эги-
ну как способу противостояния персидской угрозе, а в более широком
плане — неодобрению политики войны ä Voutrance [φρ. «до последнего
предела», «до последней капли крови»] с Персией.
Какую позицию должен был занять народ по отношению к Персии?
Поскольку было известно, что Дарий собирает силы и готовится к
большой войне, по всей видимости, против Афин и против любого другого
государства, которое пожелает прийти им на помощь, настоятельно
требовалось скорое решение. Наилучшими посредниками в деле примирения с
Персией были члены семьи Писистратидов и их «друзья» (φίλοι—«друзья»,
возможно, в смысле персональных кровнородственных связей и
брачных уз6), ибо некоторые члены этой семьи находились при Дарий и были
6 С 247: 128, примеч. 1.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
623
у него в милости. Группу лиц, желавших сотрудничать с Персией,
возглавляли члены влиятельного клана Алкмеонидов, которые, как многие
считали, во время Марафонской битвы готовы были выдать город
Датису и Артаферну (Геродот. VI. 121.1). Мотивация Алкмеонидов была,
несомненно, сложной: соперничество с военными вождями, в
особенности с Мильтиадом, убежденность, возможно искренняя, в том, что
Персия непременно победит, а также стремление возглавить любое
правительство, которое установят в будущем персы. Умиротворение должно
было казаться им наиболее желательным политическим курсом.
Возможно, определенная часть простого народа также надеялась на компромисс
с Персией — всем было известно, что строптивых эретрийцев персы
депортировали в район зловонных нефтяных скважин в Сузиане, лишив
этих несчастных всяких шансов вновь увидеть острова Эллады. Никто
не желал разделить их судьбу, которую впоследствии Платон весьма
красочно описал так:
Шумно бурлящие волны Эгейского моря покинув,
Здесь мы навеки легли средь Экбатанских равнин.
Нас не забудь, о Эретрия наша, прощайте, Афины,
Доблестный город-сосед! Милое море, прощай!
[Пер. О. Румера)
С другой стороны, те, кто склонялся к сопротивлению, энергично
старались выкорчевать в своем городе любую исходившую от
соглашателей угрозу и утвердить и претворить в жизнь свой собственный
политический курс.
В этот критический момент в качестве способа решения проблемы
обратились к «суду черепков» — остракизму (см. выше, с. 402). В 488/487 г.
до н. э. Гиппарх, сын Харма, архонт-эпоним 496/495 г. до н. э., а теперь
лидер семьи Писистратидов, вместе со своими «друзьями» был
подвергнут остракизму на десять лет; в 487/486-м то же произошло с Мегаклом,
сыном Гиппократа, главным членом алкмеонидовского клана; в 486/485-м
таким же образом изгнали другое лицо, принадлежавшее к одной из
указанных группировок. Из этого становится понятным, что к 485 г. до н. э.
афиняне твердо решили не искать компромисса с Персией. Между тем
в 487/486 г. до н. э. народное собрание приняло закон, который ослабил
позиции архонтов, являвшихся до того времени наиболее влиятельными
должностными лицами в исполнительной власти: отныне они стали
ежегодно избираться жребием из числа 500 кандидатов, отобранных
собраниями в демах (которых было около 140, т. е. в среднем каждый дем
избирал трех кандидатов)7. Переход от практики прямых выборов (Аристотель.
Афинская политил. 22.5) к смешанному способу (выборы и
жеребьевка) делал невозможным для любого лица, каким бы популярным и
влиятельным оно ни было, рассчитывать на гарантированное получение
должности архонта; а если человек получал назначение, то им он был обязан
7 Аргументы «за» и «против» исправления в соответствующем месте «Афинской поли-
тии» см.: С 116: 173 ел.

624
Часть вторая
поддержке всего лишь какой-то части населения дема (в одном деме
проживало в среднем только 200 граждан) и случайному жребию (за что
отвечала исключительно удача либо божественная воля, в зависимости
от того, как смотреть на этот вопрос), в то время как прежде архонт
поддерживался большинством всего гражданского населения как
наилучший муж своей филы. Этот закон устранил одну из лестниц, по которой
ранее можно было достичь положения, характеризующегося
исключительным превосходством (см. выше, с. 386—387).
Прямым результатом изменения статуса архонтов стало
превращение стратегии в должность, наиболее желаемую для честолюбивых
людей. Дело в том, что десять стратегов, по одному от каждой филы,
избирались народным собранием, с тем чтобы в течение года они исполняли
должностные обязанности в качестве коллегии, отвечавшей за дела,
связанные с сухопутным войском и военно-морским флотом; кроме того,
один или несколько из их числа выбирались народным собранием в
качестве командующего любой боевой операцией, решение о проведении
которой примет данное собрание. Более того, не существовало никаких
препятствий для переизбрания из года в год на эту должность одного и
того же лица. В современных демократиях передача самых престижных
и влиятельных государственных функций, от премьер-министра к
наиболее популярному генералу, может быть интерпретирована как шаг на
пути к военной диктатуре. Однако афинская демократия имела свое
предохранительное средство: полководец был здесь не профессиональным
солдатом, а гражданским лицом; под его командой не было никаких
граждан до того момента, пока его не назначат для проведения конкретной
операции (и даже после этого он мог иметь рядом с собой до девяти
коллег, как Мильтиад при Марафоне); стратег был всего лишь одним в
коллегии десяти, занимавшихся всеми делами, связанными с гражданской
обороной и внутренним порядком; и любая ошибка или дурное
исполнение своих обязанностей могли немедленно вызвать подозрения и
предъявление иска перед народным собранием, что в 489 г. до н. э. всему
греческому миру продемонстрировал случай с Мильтиадом. Но и при таких
обстоятельствах передача полководцам важнейших функций по
управлению государством таила в себе опасности. Однако в период
чрезвычайного положения национального масштаба, когда нападение со стороны
гораздо более сильного государства являлось неизбежным, они считались
приемлемыми.
В 486 г. до н. э. случилась отсрочка. Восстал Египет, так что Дарий
переключил внимание на юг. В конце этого года он умер; ему наследовал
Ксеркс, сын Дария и Атоссы, дочери Кира Великого. В 485 г. до н. э. Ксеркс
усмирил восстание в Египте, а в 484нм ввел здесь суровый режим
управления и оскорбил религиозные чувства египтян нечестивыми действиями.
Так что не было никакого очевидного указания на то, что над Элладой
нависла угроза вторжения, и так продолжалось вплоть до 483 г. до н. э.,
пока инженеры Ксеркса не начали рыть канал через перешеек на
Афонском полуострове.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
625
Возможно, в эту трехлетнюю передышку 486—484 гг. до н. э.
случались какие-то вооруженные конфликты в незавершенной войне между
Афинами и Эгиной (см. выше, с. 413). В 490 г. до н. э. афиняне
поместили уцелевших эгинских «демократов» в укреплении в районе Суния, и
отсюда эти последние вели партизанскую войну против Эгины.
Правители острова не предпринимали никаких действий во время кампании Да-
тиса и Артаферна и во время морского наступления Мильтиада, который,
несомненно, побеспокоился о том, чтобы не дать возможности эгинским
кораблям осуществить какую-нибудь провокацию. Но после его смерти
и до 483 г. до н. э. на море, несомненно, происходили столкновения, в
которых эгинский военно-морской флот вновь доказал свое превосходство
над флотом афинским (этот вывод мы можем сделать из сообщений
Геродота, УЛ. 144.1—2, и Фукидида, Ι.14.38), и ведение этой войны
превратилось в важную проблему афинской политики. Ясно, что без усиления
собственного флота путем значительного увеличения государственных
расходов Афины не могли надеяться на победу над Эгиной.
Такое усиление было крайне необходимо и в том случае, если Персия
планировала осуществить повторное морское вторжение в Аттику.
Впрочем, в 486—484 гг. до н. э. из факта задержки персидских действий
можно было сделать вероятный вывод о том, что в перспективе следует
ожидать вторжения не по морю, а по суше. Это стало почти очевидным,
когда в 483 г. до н. э. начались работы по строительству канала на
перешейке Афонского полуострова. Если персы собирались вторгнуться по суше,
значит, решающее сражение следовало ожидать тоже на земле. И в этом
случае Афинам, возможно, надлежало бы в большей степени заняться
своим сухопутным войском, нежели военно-морским флотом.
В 485/484 г. до н. э. Ксантипп, обвинитель Мильтиада, был
подвергнут остракизму, а в 483/482-м та же участь постигла, вероятно, и
Аристида (Плутарх. Аристид. 8.1), являвшегося архонтом-эпонимом 489/488 г.
до н. э., когда эта должность еще замещалась путем избрания народом;
в день Марафонского сражения Мильтиад доверил ему охрану
персидского лагеря и захваченной добычи. Аристотель обращает внимание на
то, что Ксантипп и Аристид (а также, возможно, и другие) не были
связаны с первой группой лиц, ставших жертвами остракизма, то есть с
группой, подвергнувшейся изгнанию в период с 488 по 485 г. до н. э.
Государственным мужем, изолировавшим своих политических противников с
помощью этой серии изгнаний и в результате ставшим в 483/482 г. до н. э.
афинским лидером, был Фемистокл (архонт-эпоним 493/492 г. до н. э.),
который после этого смог провести в жизнь морскую программу. Различие
между Ксантиппом и Аристидом, с одной стороны, и Фемистоклом —
с другой, проходило не по вопросу об умиротворении или о
сопротивлении; расхождение касалось выбора наилучшего способа подготовки к
сопротивлению. В 481/480 г. до н. э., когда был сделан решительный шаг
8 Эгина значится в так называемом списке талассократий в качестве ведущей
морской державы этого периода; см.: А 48: 193.

626
Часть вторая
в деле наращивания флота, а вторжение было уже неминуемым, все
лица, подвергшиеся остракизму, были возвращены на родину (Аристотель.
Афинская полития. 22.8).
Новый свет на проблему остракизмов 488—482 гг. до н. э. был пролит
благодаря американским раскопкам на Агоре и немецким — в районе
Керамик в Афинах (см. выше, с. 406). Много сотен остраконов, то есть
черепков от битой глиняной посуды с надписанными на них именами
кандидатов на остракизм, было найдено для данного периода, и эти находки
привели к определенным выводам, которые нужно рассматривать лишь
как предварительные, поскольку полученные данные являются не
статистическим «поперечным срезом» остраконов, участвовавших в
процедурах голосования по остракизму [— остракофориях] в 488—482 гг. до н. э.,
а представляют собой случайную выборку. Остраконы с именем Фемисток-
ла встречаются гораздо чаще черепков с именем любого другого
кандидата; это должно означать, что при проведении всех остракофорий этих
лет какая-то часть афинского общества неизменно рассматривала Феми-
стокла как человека, которого следует подвергнуть изгнанию.
Следующие по массовости результаты принадлежат двум Алкмеонидам (Кал-
ликсену, сыну Аристонима, и Гиппократу, сыну Алкмеонида). Один из них
мог стать жертвой остракизма в 486/485 г. до н. э.; но, согласно другому
предположению, в этом году был изгнан Каллий, сын Кратия.
Многочисленные остраконы содержат имя Аристида; они, вероятно, относятся
к разным годам, а не только к тому, в который он стал жертвой. Если
говорить в целом, то на остраконах, вброшенных, вероятно, при
проведении шести остракофорий в эти годы, сохранились имена приблизительно
тридцати лиц. Эти данные подкрепляют мнение, согласно которому
политическая борьба в то время не была организована в форме узкой
партийной системы.
Случалось, рядовые участники голосования подкрепляли надписи на
черепках эмоциональными комментариями: «Калликсен — предатель»,
«Аристид, сын Лисимаха, — пинающий просителей» или «Среди
нечестивых пританов Ксантипп, сын Арифрона, [как] настаивает сей черепок,
самый преступный»9. Уникальная находка компактной группы
остраконов, похоже, указывает на то, что четырнадцать человек вписали для
неграмотных граждан в 191 черепок имя Фемистокла. Это делает не столь
невероятной хорошо известную историю о том, как один не обученный
письму афинянин попросил не узнанного им Аристида написать его,
Аристида, имя на своем черепке. «Какую обиду нанес тебе Аристид?» —
спросил тот. «Да никакой, но мне надоело слышать, как все вокруг только и
называют его Аристидом Справедливым». Аристид взял черепок и, ничего
не сказав, написал свое имя (Плутарх. Аристид. 7.5—6). Данный случай
заставляет вспомнить (см. выше, с. 404), что и принятие решения о
проведении остракофорий (что, возможно, происходило раз в год), и само
голосование черепками имело место на народном собрании без каких-либо
9 M-L: р. 42.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
627
публичных дебатов. Таким образом, не существовало никакой
возможности для очернительства оппонентов на публике, а это делало процедуру
остракизма не столь дискредитирующей для жертвы и не столь
злоязычной для всех заинтересованных лиц.
Результат этой серии остракизмов был очевиден. Афиняне выбрали
себе своего «Черчилля» не после, а до того, как начались военные
действия, поэтому им и удалось вовремя вооружиться. Фемистокл, сын Не-
окла и, возможно, женщины неафинского происхождения, принадлежал
к хорошей, хотя и ничем не примечательной афинской семье,
проживавшей в сельском деме Фреаррах; уже к 493/492 г. до н. э., когда он был
избран на должность архонта-эпонима и взялся за проведение своего курса
на развитие и укрепление военно-морской базы в Пирее, он обладал
солидным богатством (Фукидид. 1.93.3). Фемистокл взрослел вместе со
свободной демократией и был противником сторонников тирании. В 483/482 г.
до н. э. он продемонстрировал силу своего убеждения. Афиняне имели
обыкновение распределять между гражданами любые доходы,
получаемые от принадлежавших государству серебряных рудников в Лаврио-
не, а в этом году неожиданно открытое месторождение в Маронее, в
районе Лавриона, принесло огромную сумму (сообщение Геродота (VII. 144.1,
в сочетании с V.97.2) о пятидесяти талантах предпочтительней, чем атти-
дографическая традиция о ста талантах, сохраненная у Аристотеля
(Афинская полития. 22.7) и у Полнена (1.30.6)). Фемистокл смог убедить
народное собрание проголосовать за направление этой суммы, а по всей
видимости, и других денежных средств (Геродот сообщает, что в казне имелись
крупные накопления), на строительство боевых кораблей числом в две
сотни. Геродот, вероятно, точен относительно количества судов,
поскольку даже после большого урона, нанесенного афинскому флоту при Арте-
мисии, Афины и их колонисты из Халкиды имели 200 кораблей в битве
при Саламине, состоявшейся десятью днями позже. Данные Геродота
заслуживают больше доверия, нежели аттидографическая традиция,
которая сообщает о ста новых кораблях подобно тому, как она сообщает о
ста талантах. В этом деле участие принимали в какой-то форме и
богатые афиняне, возможно, внося деньги на постройку корабельных
корпусов: Геродот упоминает, что Клиний, богатый афинянин, предоставил
средства на такое строительство и затем командовал «своим
собственным кораблем» (VÜI.17; ловкий прием с выдачей денег взаймы, который
Фемистокл, согласно Аристотелю (Афинская полития. 22.7), применил в
отношении богатых граждан, выглядит анахронистически).
Источники единодушны в том, что Фемистокл убедил народное
собрание построить корабли для войны с Эгиной (см., например: Фукидид.
1.14.3). В тот момент, когда он вносил свое предложение, эта война была
«в самом разгаре» (Плутарх. Фелшстокл. 4.1) и завершилась только с
образованием Эллинского союза в конце 481 г. до н. э.; в эти годы Эгина
являлась «вождем островитян» (Там же) и в таковом качестве
фигурировала у Евсевия в так называемом «Списке талассократий [морских
держав]». Особенно выразительны слова нашего лучшего источника — Геро-

628
Часть вторая
дота: «Эта самая война с Эгиной заставила афинян превратиться в
мореходов» (Vit. 144.2). Имеется в виду, что они не только построили две сотни
кораблей, но и овладели морскими навыками, благодаря чему
превратились в «мореходов» до окончания Эгинской войны, то есть до образования
Эллинского союза. Оказалось, что Фемистокл, построив огромный флот,
который, вероятно, втрое превысил эгинский, решил задачу Мильтиада
мирными средствами.
Обнаружение серебра упомянуто в «Персах», поставленных Эсхилом
в 472 г. до н. э. Когда Атосса, мать Ксеркса, спрашивает, обладают ли
Афины средствами для ведения войны, следует ответ: «Есть серебряная жила
в тайниках глубоких недр» (238; пер. Вяч. Иванова). Но одного серебра
было недостаточно. Афины нуждались в качественном корабельном лесе,
получить который можно было лишь из отдаленных регионов — либо из
Македонии, подвластной Персии, либо из северо-западных областей,
доступ к которым имели Коринф и Керкира. От Геродота мы знаем, что
Александр, царь Македонии, незадолго до 480 г. до н. э. был почтен
афинянами как «гостеприимен; и благодетель города» (УШ. 136.1). Поскольку
эта честь обычно предоставлялась за оказанные услуги, вполне
правдоподобным кажется допущение, что Александр поставлял лес из Пиерии
в южной Македонии именно для целей войны с Эгиной. В то же время он
поддерживал самые лучшие отношения со своим персидским
господином. Сестра Александра, Гигея, родила высокопоставленному
персидскому военачальнику Бубару сына Аминту, а этот Бубар являлся одним из
двух командиров, которым было поручено провести канал через
перешеек на Афонском полуострове и навести мост через Стримон. Александр
показал, как можно поддерживать хорошие отношения с обеими
сторонами, что позднее предстояло продемонстрировать самому Фемистоклу.
П. Персидские приготовления
и выдвижение к Ферме в Македонии
Поражение персов при Марафоне никак не сказалось на их положении
в северной Эгеиде. Они не встречали там никаких препятствий, когда
готовились к вторжению на Греческий полуостров. При проведении таких
общественных работ, как, например, строительство в царствование Дария
канала от Нила до Красного моря, персы, подобно египтянам и
финикийцам, полагались на огромные трудовые ресурсы (Геродот. П. 158).
Афонский канал — длиной 2200 м и шириной более 20 м, — позволявший двум
триерам, идущим на веслах, разойтись друг с другом, был прорыт вручную
по низко расположенному участку (самая высокая точка там —17 м над
уровнем моря) с использованием войсковых подразделений и
рекрутированных для этих работ местных жителей, которые трудились посменно
«из-под кнута», передавая корзины с землей из рук в руки (VH.22—23).
Финикийцы отличились смекалкой: поняв, что стенки канала, который
прокапывался ими в слое песка и известковой глины, должны быть [не вер-

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
629
тикальными, а] пологими, и воспользовавшись своим знанием действий
ветров и волн, они соорудили на входе и выходе из канала насыпи,
которые во время прибоя защищали его устья от высокой волны (VII.37).
Мука, служившая продовольствием для рабочих, доставлялась из Азии,
а для местных продуктов был устроен рынок в месте собраний. На всю
операцию ушло более двух лет; будучи прорыт, этот канал немало
послужил не только целям похода, но и грузовым кораблям, которым при
плавании вдоль берега больше не приходилось огибать Афонскую гору —
место постоянных штормов. Характеристиками Ксерксов канал
значительно превзошел коринфский диолк на Истме.
Персия заслуженно славилась своими царскими дорогами, из
которых Геродот описал одну — ту, что соединяла Сарды с Сузами (V.52).
Дороги были построены вручную путем привлечения огромных трудовых
масс; так, треть армии Ксеркса была брошена на прокладку дороги
через Пиерийскую область (VII. 131). В случае необходимости дороги
мостились и предназначались не только для верховых курьеров, но и для
колесного транспорта; имелись и караульные посты, постоялые дворы и
курьерские станции — как позднее на главных дорогах Римской империи.
Переправа через реки осуществлялась паромами или по мостам. В
Европейской сатрапии в распоряжении Ксеркса имелась приморская дорога,
которую перед его прибытием заблаговременно улучшили. Были
проведены инспекционные проверки, построены мосты (к примеру, через Сгри-
мон у Девяти Дорог было наведено более одного моста), а также
выбраны места для устройства складов продовольствия, доставлявшегося из
Азии паромными судами вдоль берегов по закрытым водам (например,
складов в гавани Левке Акте [«Белый Берег»] и Тиродиза, на европейской
стороне Пропонтиды («закрытые воды» противопоставляются
«открытому морю»: закрытые воды — это ограниченные, защищенные морские
акватории с вероятной силой ветра 13—17 м/с и, главное, с удалением от
места укрытия не более 3 морских миль, обычно — 2 мили. — A3.)) и
торговыми кораблями по открытому морю (например, в Дориске, Эионе близ
Стримона и на побережье Фермейского залива). Мосты, вероятно,
возводились на деревянных сваях, забивавшихся в глинистое дно реки. Данный
метод был применен около 425 г. до н. э. у Девяти Дорог (в то время это
был уже Амфиполь), и его же попытался применить Александр Великий
на реке Оке (Арриан. Анабасис. Ш.29.3). Именно персам Европа должна
быть обязана тем, что здесь появились хорошо оборудованные
транспортные артерии, фракийцы, например, относились к этим путям с
благоговейным почтением (VQ. 115.3). От персов искусство дорожного
строительства унаследовали одрисы, а позднее — македоняне (Фукидид. П.98.1,
100.2).
Умение наводить переправы через широкие водные преграды
относилось к тем замечательным достижениям Персидской державы, для
претворения которого в жизнь она задействовала опыт и материальные
ресурсы своих подданных. Дарий, например, использовал для этих целей самос-
ского инженера Мандрокла, по проекту которого были сооружены две
понтонные переправы (TV.88; 139.1), одна — через Боспор, с его течением

Карта 15. Греция и Эгеида

632
Часть вторая
в четыре узла, а другая — через широкий Дунай, у вершины его дельты.
Данный тип переправы был назван этим инженером «паромом» (σχεδίη,
доел, «плот»: IV.88.2), поскольку проезжая часть дороги была положена
на заякоренные плавучие суда, головной частью обращенные против
течения (как и в римские времена, см.: Арриан. Анабасис. V.7.3—4). В связи
с тем, что эта конструкция могла держаться на водной поверхности как
целиком, так и частично собранная, не составляло труда изъять из нее
один корабль или даже целую секцию, чтобы переправить самого Дария
(IV.85.1). Что касается Геллеспонта, то он почти вдвое шире Боспора,
больше подвержен сильным ветрам, и море здесь всегда неспокойно.
Соединение берегов Геллеспонта Ксеркс поручил Гарпалу, который, возможно,
тождествен известному под этим именем греческому математику и
астроному10. Гарпал придумал сложную конслрукцию, сочетавшую понтонную
переправу с висячим мостом; она была не совсем верно описана
Геродотом и не во всем понята его комментаторами (начиная с Арриана, который
принял канаты за бревна и доски, использовавшиеся якобы для
сцепления кораблей; см. указ. выше место)11.
Геродот первый описал систему несущих тросов — прием, ранее не
известный грекам; эту характерную деталь Эсхил поместил в свое описание
переправы по «связанному льняными канатами плоту» («λινοδέσμω σχεδία»:
Персы. 68, а также 104: «λεπτοδόμοις πεισμασι», «тонко сработанные
канаты»). Двенадцать канатов, каждый длиной около 1500 м, одни из которых
были сплетены финикийцами из «белого льна» (λευκολίνου, вероятно, тра-
10 Геродот не называет по именам тех инженеров (αρχιτέκτονες — «зодчие», VH36),
которые построили мосты через Геллеспонт во второй раз, после разрушения первых мостов
бурей. Имя строителя данной переправы — Гарпал из Тенедоса — дошло до нас благодаря
случайно сохранившемуся папирусному отрывку эпохи Птолемеев (П в. до н. э.),
опубликованному в 1904 г. Германом Дильсом под названием «Laterculi Alexandrini»
(«Александрийские списки»; в самом папирусе название трактата не сохранилось). Это анонимное
сочинение представляет собой каталог знаменитостей и состоит из следующих 12 рубрик:
законодатели; художники; ваятели статуй богов; ваятели человеческих скульптур;
архитекторы; изобретатели (имеются в виду механики), среди которых и назван Гарпал; семь
чудес света; крупные острова; высочайшие горы; величайшие реки; красивейшие
источники; крупнейшие моря. Некоторые из этих списков содержат одни только имена, в других
приводятся краткие сведения об упомянутых лицах или объектах. Списки никак не
связаны друг с другом и наглядно демонстрируют склонность эллинистических ученых к
классификациям и составлению всевозможных каталогов. Ряд исследователей (в том числе и
Хэммонд) склонны отождествлять названного здесь изобретателя Гарпала, построившего
переправу через Геллеспонт, с 1реческим математиком и астрономом V в. до н. э.,
который также носил имя Гарпал и о котором упоминает Цензорин в трактате «О дне
рождения» (18.5; 19.2); впрочем, убедительных оснований для такого отождествления, кажется, не
имеется. Публикация «Александрийских списков»: Diels Η. Laterculi Alexandrini aus einem
Papyrus ptolemäischer Zeit //Abhandlungen der königlich-preußischen Akademie der Wissenschaften,
philosophisch-historische Klasse (Berlin: de Gruyter, 1904): 1—16. См. также: Дильс Г. Античная
техника. (М; Л., 1934): 20 (об открытом им папирусе «Laterculi Alexandrini» и о Гарпале);
Рожанский И.Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи (М., 1988):
284. -A3.
11 А 48: 220—223 — здесь предпринята попытка решить некоторые из проблем; автор
полагает, что суда удерживались канатами — но это создавало бы для них невозможную
нагрузку; как бы то ни было, Геродот говорит, что корабли стояли на якорях (VÜ.36.2).

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
633
ва эспарто), ввозившими его из Северной Африки, а другие скручены из
папируса египтянами, которые выращивали его у себя на родине (VH34).
Пара мостов на основе канатов одного типа была возведена заранее, но
их разрушил сильный шторм, который, по всей видимости, сорвал
корабли с якорей. При строительстве следующей пары были использованы
канаты смешанного типа, при этом каждый мост имел по паре канатов
из травы эспарто (более прочный материал) и по четыре — из папируса
(VH36.3). Канаты, несомненно, протягивались посуху (находись они под
водой, они были бы значительно прочней), то есть когда понтонные
плавучие средства уже стояли на якоре, при этом концы канатов крепились
на береговых опорах. Затем канаты, дабы быть туго натянутыми над
корабельными палубами, скручивались посредством деревянных
«донок», то есть лебёдок. Поверх шести канатов каждого моста настелили
дорожное покрытие из досок, валежника и земли («крепко сколоченная
гать». — Эсхил. Персы. 71), с ограждением по сторонам, чтобы вьючные
животные не видели воды. Под весом дорожного настила и тех, кто
будет по нему двигаться, канаты должны были прогибаться и прилегать к
палубе понтонных судов, но даже и в этом случае натяжение канатов
сохранялось чрезмерным. Несмотря на переменчивое течение, способное
при капризной погоде менять направление, понтонные мосты благодаря
корабельным якорям, закрепленным на глубине до 104 м, сохраняли
высокую устойчивость.
Расположение мостов между Абидосом и противоположным берегом
представлено на рис. 45 так, как об этом говорится у Геродота (VH34.1) и
Страбона (VII. Фр. 55). Мост, находившийся выше по течению, состоял
из 360 военных кораблей — пентеконтер и триер, — которые были
поставлены в линию на якорь; суда располагались параллельно друг другу и
перпендикулярно к канатам, то есть — к осевой линии моста12. В переправе,
находившейся ниже по течению, 314 кораблей стояли на якоре в линию,
не совсем под прямым углом, а «в соответствии» с течением, то есть
носами против течения, которое меняло свое направление при выходе из
самой узкой части пролива и входе в его самую широкую часть13. Цель
такого расположения кораблей заключалась в уменьшении
сопротивления течению и «сдерживании давления на канаты» [ослаблении их
натяжения] (VII.36.1) — подразумеваются, видимо, якорные канаты, а не те, что
были протянуты с берега на берег14. Корабли стояли на якорях с исключи-
12 Потому что они были обращены носами к постоянному течению; см.: The Black Sea
Pilot (11th edn, 1969): 43: «Основное течение заполняет всю ширину пролива» (между Нара-
Бурну и фортом Бигали), т. е. здесь нет спокойной воды.
^ Там же: 40: «В месте изгиба течение решительно поворачивается к выпуклой
стороне», т. е. здесь — к стороне западной.
14 Это место у Геродота очень темное. О дискуссии по поводу возможных
интерпретаций всего пассажа см. комментарий Хау и Уэллса (см.: А 27) к соответствующему месту,
но особенно — статью Н. Хэммонда и Л. Роузмэна «The Construction of the Xerxes' Bridge
over the Hellespont», написанную после выхода в свет IV тома САН и опубликованную в
журнале: The Journal of Hellenic Studies. Vol. 116 (1996): 88—107; при переводе английского
текста мы позволили себе скорректировать некоторые технические детали и дать их в той
трактовке, какую нашли в этой более поздней статье Хэммонда—Роузмэна. — A3.

634
Часть вторая
Рис. 45. Схема расположения мостов Ксеркса через узкий пролив на
Геллеспонте. Глубины и высоты указаны в метрах, топография дана по
Британской морской карте (British Admiralty Chart № 2429).
Обозначения: А — 360 параллельных понтонов; В — 314 непараллельных
понтонов
тельно длинным якорным канатом, предназначенным для удержания
судов при сильных ветрах — северных, дующих с Черного моря и
угрожавших переправе, располагавшейся выше по течению, и южных и
западных — с Эгейского моря. Когда ветер и/или течение были особенно
мощными (ср.: Полибий. XVI.29.14), устойчивость кораблям придавали
канаты, с которыми они были (как можно себе представить) свободно
связаны15. В каждой переправе был оставлен один или несколько проемов,
чтобы другие суда могли проходить под канатами; во всех остальных
местах корабли стояли плотно борт к борту (314 кораблей, имевших в
ширину приблизительно по 4 м в средней части судна, дают в сумме 1256 м;
Геродот (IV.85.4; VII.34) сообщал, что в самой узкой части ширина
пролива составляла семь стадий, т. е. 1300 м, однако Ксенофонт, согласно
которому там было восемь стадий [Греческая история. TV.8.5), ближе к истине).
15 На случай, если корабль потащит за собой якорь; в противном случае судно,
оторвавшись от моста А, могло врезаться в мост В. «Натянутость» канатов у Геродота
переносится на «понтоны» и «мосты» в: VÜI.117 [персы переправлялись в Абидос на кораблях,
поскольку оказалось, что «понтоны уже не были больше протянуты»]; ГХ. 106.4 [греки
отплыли к Геллеспонту, надеясь найти мосты «еще натянутыми»]; ГХ. 114.1 [греки прибыли в
Абидос и увидели разрушенными те мосты, что надеялись найти еще «протянутыми»].

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
635
Триеры, по всей видимости, были поставлены рядом, с промежутками
для прохода мелких судов, так как палубы у триер выше, чем у пентекон-
тер16.
Самой удивительной особенностью этих переправ являлись
упомянутые выше береговые опоры, между которыми были натянуты канаты.
Опоры принимали на себя колоссальную нагрузку. Насколько можно
представить, в скале были пробиты вертикальные шахты (как при ведении
горных разработок в древности) малого диаметра и в образовавшиеся
скважины введены огромные стволы деревьев, умощненные, возможно,
металлическими стержнями, так что верхушки этих стволов
образовывали анкеры для крепления канатов. Концы последних закреплялись
приблизительно на высоте дорожного настила, который они после
натяжения должны были нести на себе. Из-за длины и огромных размеров эти
канаты уже сами по себе являлись для греков необычайным зрелищем, и
вполне естественно, что годом позже они увезли их с собой в качестве
военного трофея (IX. 121) и по частям посвятили богам. В качестве
понтонов использовались скорее не торговые, а военные корабли, поскольку
они, будучи узкими в районе минделя (т. е. в средней части судна) и имея
небольшую осадку, оказывали меньшее сопротивление течению.
Проемы были, очевидно, довольно большими, позволявшими проходить
через них транспортам с зерном, курсировавшим между Черным и
Эгейским морями. Мосты могли выдержать ветер, волны, течение и нагрузку
совершавшихся по ним перемещений, поскольку канаты и понтоны
взаимно поддерживали друг друга и обладали необходимой эластичностью.
Берега Боспора [Босфора] оставались не соединенными в наше время
вплоть до 1973 г., а Геллеспонт [Дарданеллы] не имеет моста по сию
пору.
Масштаб этих операций, с точки зрения концентрации рабочей силы и
используемых материалов (для наведения переправы пришлось согнать
в одно место 674 корабля!), могли убедить даже самых неисправимых
скептиков в том, что Ксеркс задумал исключительное по масштабам
нападение на Греческий полуостров. То, что в его распоряжении находились
действительно грандиозные силы, ясным образом указывается в
эпиграмме Симонида Кеосского, посвященной битве при Фермопилах и
написанной вскоре после нее:
Некогда против трехсот мириад здесь сражались четыре
Тысячи ратных мужей Пелопоннесской земли.
(Геродот. VII.228. Пер. А Блуменау)
В тот год численность в 3 млн могла казаться грекам завышенной, но
отнюдь не абсурдной для той двигавшейся по земле и по морю
несметной массы народа, которая сопровождала Ксеркса. Восемью годами
позже Эсхил представил Ксерксово воинство как «всю силу, Азией
рожденную» (Персы. 12; ср.: 126), при этом поэт упомянул достаточно имен, что-
16 С 346: 141-146.

636
Часть вторая
бы внушить слушателям мысль о том, что отряды прибыли из всех
частей Персидской державы. Поколением позже Геродот подсчитал, что
совокупная численность составляла 5 283 220 человек из всех частей
империи, и это конечно же подтверждало его утверждение, что войско Ксеркса
превосходило масштабами любое другое, когда-либо прежде
отправлявшееся в поход (VTL20.2; 186.2). Из-за этого абсурдного преувеличения
Геродота не следует умалять высказываний Симонида и Эсхила о том, что,
по греческим стандартам, воинство Ксеркса было огромным, собранным
с колоссального пространства.
Если обратиться к конкретным числам, Эсхил уверял, что с
персидской стороны в таранном бою при Саламине участвовало 1207 кораблей
[Персы. 336, 341—343), и ожидал, что его слушатели не усомнятся в этом;
к тому же есть все основания полагать, что это число греки узнали сразу
после битвы от дезертиров или позднее от греков, служивших на
персидском флоте17. Сверх того, согласно Плутарху (Фемистокл. 12.5; 14.1),
имелся еще один отряд в 200 кораблей, а Геродотом зафиксирована цифра
«не менее» 1327 кораблей (VÜI.66.1; VII. 184.1; 185.1). Персидский боевой
флот при Саламине состоял из триер или более крупных судов, а общая
численность флотского личного состава для 1407 кораблей, не считая
воинов, взятых на борт, составляла 281 400 человек. По поводу количества
военно-морских вспомогательных судов — пентеконтер, триаконтер, керку-
ров (в порядке убывания численности команды) и транспортов для
конницы — Геродот дважды называет цифру 3 тыс. (VTL97; 184.3).
Корреляция между числом этих судов и числом кораблей, находившихся в
боевых порядках, не будет выглядеть странной, если вспомнить, что к тому
времени болыпинство государств всё еще чаще снаряжало пентеконтеры,
нежели триеры, а их флотский личный состав, даже если уполовинить
цифру Геродота, произведшего оценку всех кораблей по классу
пентеконтер, всё равно останется около 120 тыс. человек. Военно-морской силе
числом около 400 тыс. человек требовалось множество
продовольственных судов — скажем, 400, так как во время афинской экспедиции на
Сицилию в 415—413 гг. до н. э. на тысячу человек приходилось более
одного продовольственного судна, а таковое могло иметь 20 матросов, что в
сумме дает 8 тыс. Нам следует также держать в памяти 674 боевых
корабля, чьи корпуса служили звеньями понтонов на переправах через
Геллеспонт, и значительный отряд людей, которые должны были
управляться с ними и выстраивать их в ряд, если бы линия была разорвана, как
случилось с первой парой мостов.
Гораздо сложней определить численность тех, кто находился под
командой Ксеркса на суше. И всё же историк обязан попытаться сделать это,
даже если его вывод будет носить столь же предварительный, сколь и
дискуссионный характер18. В 480 г. до н. э. греки ни разу не видели Ксерксо-
17 С 315: 268 ел.; С 346: 151; А 11: 330 ел.; С 320: 345 ел. - в трех последних работах,
напр., количество кораблей персидского флота понижено до 600.
18 С 346: 150-167; А 11: 326-332; С 320: 350-355. Данные, содержащиеся у Диодора
(XL3.7— 9), будучи, вероятно, лишь догадками Эфора, не могут помочь в этом вопросе.

Глава 10. Поход Ксеркса
637
вой армии в развернутом боевом порядке (в том году она сражалась
только в узкой теснине), и Эсхил не осмелился дать ее обитую численность в
«Персах», поставленных в 472 г. до н. э. И тем не менее он упомянул
командира 30 тыс. «Черных лошадей» (строка 315), трех командиров,
каждый из которых командовал отрядом в 10 тыс. (один — конницей, два
других — пехотой, как напрашивается из строк 302, 314 и 994), и важного
хилиарха, «тысячника» (строка 304; речь идет, вероятно, о полке
персидской царской гвардии). Затем поэт упомянул «государево око» —
чиновника, занятого подсчетом числа отрядов, состоявших из 10 тыс. чел. каждый
(строка 980). Несомненно, во многом это верно; однако из этого не
следует, что в 480 г. до н. э. офицеры, носившие данные почетные титулы,
имели в Греции именно такое количество людей под своим началом19.
Геродот не сообщает никаких подробностей относительно сил,
которые привели сатрапы в Криталлу в Кагшадокии (VIL26), как и об
отрядах, находившихся на марше из Сард, за исключением собственно
персидских частей. Этих было 24 тыс.: четыре полка царской гвардии по
тысяче воинов каждый (два кавалерийских и два пехотных. — VH40—
41), 10 тыс. всадников и 10 тыс. пехотинцев, называвшихся
«бессмертными». Еще раз они упомянуты отдельно в момент переправы через
Геллеспонт, за исключением 10 тыс. кавалерии (VII.55). Свой подсчет Геродот
отложил до ключевого момента — соединения всех морских и
сухопутных сил у Дориска. Он говорит, что никто не сообщает численности
полчищ каждого отдельного народа (VII.60), но общее количество было
подсчитано с использованием огороженной площадки, вмещавшей 10 тыс.
человек, куда воинов быстро вводили и выводили, в результате
совокупная численность одного только сухопутного войска составила 1,7 млн.
Такой метод подсчета использовали греческие пастухи для своих стад.
Геродот, видимо, писал об этом с издевкой. Затем он представил список
национальных контингентов и национальных вооружений (61—80),
основанный, очевидно, на некоем официальном персидском учетном
документе по сухопутным войскам империи. Геродот, как и Эсхил, допускал,
что «вся сила, Азией рожденная», пешком явилась в Элладу. Более
осторожен «отец истории» в утверждениях относительно кавалерии.
Конница, по его словам, состояла из 80 тыс. всадников, не считая верблюдов и
колесниц, запряженных лошадьми или ослами, к всадникам он
причислил 8 тыс. воинов из племени сагартиев (они вернулись домой вместе с
Ксерксом), вооруженных арканами. Эти цифры, 1,7 млн и 80 тыс.,
повторенные Геродотом в: 184.4, весьма далеки от того, чтобы считаться
надежными. Правдоподобны лишь цифры собственно персидских войск,
ибо Ксеркс, как кажется, должен был держать свои элитные
подразделения при себе.
19 Попытки вывести численность войск Ксерксовой армии из представленной здесь и
в списках Геродота командной структуры, непродуктивны, если предположить, что эти
списки дают просто полную сумму податных обложений Персидской державы; но см.:
С 362: 271 ел.

638
Часть вторая
Единственные хоть сколько-то надежные сведения — относительно
армии Мардония осенью 480 г. до н. э. Эти данные, хотя и
приблизительные, были известны грекам, сражавшимся как в составе этой армии, так
и против нее при Платеях. Согласно Геродоту (VHI.113), Мардоний
отобрал два полка из состава царской гвардии и 10 тыс. «бессмертных»; всех
мидийцев, саков, бактрийцев и индийцев, как всадников, так и
пехотинцев; из числа прочих народов — лишь немногих воинов. (Это были
наилучшие отряды из всех имевшихся в наличии, за исключением двух
оставшихся полков царской гвардии и 10 тыс. персидской кавалерии.) Силы,
отобранные Мардонием и долженствовавшие остаться в Европе,
насчитывали 300 тыс. человек (УШ. 113.3), из них 60 тыс. воинов он послал
провожать царя (Vin. 126.1). (Из последних не все вернулись к Мардонию,
поскольку он должен был расставлять отдельные отряды в качестве
караульных постов вдоль коммуникаций.) В каком войске нуждался
Мардоний? Всадников должно было быть достаточно для поддержания
баланса между кавалерией его греческих «союзников» и небольшими силами
вражеской конницы, но численность пехоты должна была быть
достаточной, чтобы нанести поражение греческому войску, насчитывавшему не
менее 100 тыс. бойцов (фактически это была численность войска при
Платеях), которые, с точки зрения их качества и вооружения, в основном
превосходили пехоту Мардония. Далее, мы можем говорить, что при
Платеях у персов имелось по меньшей мере 120 тыс. воинов — данную цифру
сообщает Ктесий, греческий врач, служивший при дворе Великого Царя
в конце V в. до н. э., — к этому можно присовокупить еще 30 тыс.
человек для обслуживания армии и охраны коммуникаций в Европе20.
Экспедиционный корпус Ксеркса, несомненно, значительно
превосходил по численности войско, оставленное с Мардонием. Дело в том, что
Ксеркс стоял перед лицом вероятной борьбы с объединенной Элладой,
тогда как на стороне Мардония находились греческие государства к
северу от Истма, за исключением Афин. Более того, как мы уже видели,
кредо Ксеркса состояло в создании подавляющего численного
превосходства. Итак, по умеренным оценкам, у него могло быть 220 тыс.
воинов на суше21 и еще 22 тыс. для продовольственной службы и прочих
целей. Эти контингенты вместе с 408 тыс. человек (последнее число мы
получили путем подсчета применительно к военному флоту и кораблям
снабжения) дают суммарно 650 тыс. человек. На характер Ксерксова
умонастроения указывает то, что даже в Европе он продолжал
рекрутировать всё новые и новые отряды для своего громадного воинства,
хотя, конечно, не в количестве, указанном у Геродота (300 тыс. человек. —
VH185).
20 А 11: 511 — здесь подсчитывается размер армии на основе потенциальной
вместимости укрепленного частоколом временного лагеря для военнопленных, но уже размеры
самого лагеря являются корректным ориентиром (ГХ. 15.2—3).
21 С 362: 273 — здесь, исходя из другой аргументации, численность строевых частей
Ксерксовой армии определяется в 180 тыс. чел.; С 320: 355 — здесь численность азиатской
пехоты и кавалерии урезается до 80 тыс.

Глава 10. Поход Ксеркса
639
Обеспечение продовольствием трудовых армий, задействованных на
строительстве Афонского канала и мостов через Геллеспонт, а также
снабжение экспедиционных войск представляло сложное предприятие.
Главным источником снабжения была Азия. Провиант и люди
транспортировались по морю в Элеунт, персидскую военно-морскую базу на
южной оконечности Херсонеса Фракийского, отсюда они доставлялись по
суше либо по морю — в зависимости от времени года — к мысу Афонского
полуострова (VH.22.1). Основной элемент рациона, мука из Азии,
дополнялся местными продуктами (VH23.4). Подобный состав пайка был,
вероятно, определен также и для рабочих, задействованных на
строительстве дорог и на переправах через Геллеспонт. С целью обеспечения людей
и тягловых животных экспедиционного корпуса запасы были
заготовлены заранее. Как мы уже упомянули ранее, основные полевые склады
материалов, перевозившихся по морю из Азии, были устроены вдоль
приморского пути в Европу (VQ.25.2). Общинам, находившимся на
разных маршрутах, заранее поручили приготовиться к «радушному приему»
войск; это означало запастись мукой и другой провизией, откармливать
скот несколько месяцев, так что местный люд начал испытывать
проблемы с пропитанием (VII. 116—121.1).
Даже при всех этих приготовлениях экспедиционное войско
сопровождалось большим количеством интендантов. Пока вооруженные силы
шли походным маршем в Европу, используя мост, расположенный выше
по течению, носильщики, повозки и слуги медленно проходили более
коротким мостом (VII.55.1; ср.: VH40). Они, несомненно, несли с собой не
только утварь, но и провиант. Для более поздних времен мы слышим о
целых армиях носильщиков: 30 тыс. в Дамаске (Курций. Ш.13.16) и 400
повозках, перевозивших муку и вино для 13 тыс. европейских войск Кира
Младшего (Ксенофонт. Анабасис. 1.10.18). В повозки, вероятно, были
запряжены как лошади, так и волы. Некие вьючные животные упомянуты
Геродотом в VII. 187.1; это, вероятно, были верблюды. Флот
сопровождался также торговыми судами, ходившими только под парусами (т. е.
отсутствие гребцов создавало дополнительное пространство. —A3.), поэтому
эти корабли могли нагружаться продовольствием для снабжения едой
команд боевых кораблей, на которых было слишком мало места для
хранения припасов. Плавали они до побережья Фессалии (VH. 184.5; 186.1;
191.1), а возможно, и до Аттики.
В летние месяцы скорость передвижения возрастала. В этот период
морем перевозились люди, продовольствие и верховые лошади, причем
последние — транспортом, приспособленным специально для кавалерии, как
во время кампании 490 г. до н. э. В зимние месяцы Ксеркс полагался
исключительно на сухопутные маршруты. По этой причине он построил две
дорожные переправы через Геллеспонт, не менее двух мостов через Стри-
мон и, очевидно, через все остальные реки, встречавшиеся на путях
движения его войск. Всякий раз, когда это было возможно, армия разделялась
на три колонны, каждая из которых шла своим маршрутом, чтобы
избежать продолжительных задержек перед узкими проходами. Учитывая

640
Часть вторая
всё это, можно сделать вывод, что Ксеркс и его штаб
продемонстрировали отменное мастерство в деле планирования, подготовки и переброски
в Европу и центральную Грецию очень больших и необычайно
разнородных вооруженных сил Персидской державы.
Геродот не выказывал живого интереса к искусству Ксеркса в деле
тылового обеспечения. Вопросы морального и религиозного свойства
занимали «отца истории» гораздо больше. Сообщая о слуге при каждом
бойце и об обязательном присутствии евнухов, сожительниц и женщин в
войске, при походных кухнях, Геродот подчеркивал роскошь и изнеженность
восточного образа жизни. Поведение Ксеркса, повелевшего наказать
Геллеспонт тремястами ударами плетью, выжегшего клеймо на его водах
раскаленными докрасна железными прутьями и обезглавившего
командиров в наказание за неудачную постройку моста, типично для восточного
деспота. Полнейшая неразбериха, царившая в армии на марше из Сард,
если не считать элитные персидские войска, подсчет численности
воинства с помощью загона для баранов, а также выпивание досуха самых
больших рек — всё это было косвенной критикой безрассуднейшей идеи
поставить в строй свыше пяти миллионов человек. И здесь, быть может,
не столь существенно, верил ли сам Геродот в такого рода вещи. Это
было частью той драмы, которую он развертывал на страницах своего труда,
драмы религиозного и человеческого звучания, которая неуклонно
двигалась к предопределенной трагической развязке. «Когда он посмотрел
и увидел, что весь Геллеспонт покрыт кораблями его флота, а весь берег
и вся равнина у Абидоса кишат людьми, Ксеркс возрадовался своей
счастливой судьбе, а затем пролил слезы» (VII.45).
В 481 г. до н. э. контингенты из Персии, Мидии и восточных сатрапий
были собраны Ксерксом в Криталле — местности, находившейся где-то в
восточной Каппадокии, откуда походным маршем они двинулись через
Анатолийское плато (прямо на север от узких Киликийских Ворот) через
Келены (Динар) к Колоссам (ныне Хоназ) в верховьях долины Меандра.
Нет сомнений, что по пути они соединились с отрядами, шедшими из
южных сатрапий и Малой Азии. Спустившись по долине Меандра до Кид-
рар (ныне Сарайкёй), они вошли в долину Герма и достигли Сард,
столицы сатрапии. Здесь всю зиму войско экипировалось и тренировалось,
Ксеркс же отправил посланников в греческие государства, за
исключением Афин и Спарты, с требованием предоставить знаки покорности —
«землю и воду». В 480 г. до н. э. «с наступлением весны», то есть в начале
апреля, армия выступила, причем без всякой тревоги и, вопреки
утверждению Геродота (VTL37), без неблагоприятного знамения в форме
солнечного затмения, ибо затмение, на которое указывает историк, видели
в Сардах двумя годами позже, 16 февраля 478 г. до н. э. Выход из Сард
был событием церемониального характера. В центре процессии ехала
колесница персидского бога Ахура-Мазды, запряженная восемью конями
серой масти и ведомая идущим пешком возничим. Впереди
божественной колесницы шествовали десять священных коней нисейской породы,
более крупные, чем европейские лошади, позади же ехал сам Ксеркс, вое-

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
641
седая на запряженной нисейскими конями колеснице, которой правил
стоявший рядом с царем возничий.
К Геллеспонту войско направилось, судя по всему, несколькими
путями. Геродот описывает ту дорогу, которую выбрал сам Ксеркс. Миновав
лежавшие на побережье Адрамитгий и Антандр, Ксеркс повернул вглубь
страны, пройдя восточней от вершины Иды (Каз-Даг, 1767 м)22, и так
вступил по долине Скамандра в пределы Троады. Быть может, он хотел,
как Зевс в «Илиаде» (УШ.47—52), увидеть с гребня Иды
раскинувшимися под его ногами Трою и Геллеспонт. Как бы то ни было, первое, что он
сделал по прибытии в Трою, это поднялся на ее акрополь и принес
жертву троянской богине (которую греки именовали Афиной), тем же
временем маги совершили возлияние «героям» Трои — Приаму, Гектору и
другим. Отомстив за разрушение Трои и сожжение ее святилищ греками,
Ксеркс выполнил сакральную миссию.
На Геллеспонте Ксеркс провел месяц, с конца апреля до конца мая. За
это время сюда подошли эскадры (некоторые из Египта), и на
Геллеспонте были устроены корабельные состязания в скорости, которые выиграл
финикийский корабль из Сидона; сам Ксеркс наблюдал за регатой,
восседая на троне, установленном на какой-то высоте близ Абидоса. В
течение этого месяца армия и интендантские отряды переправлялись по
двум мостам23, а флот шел к своей первой европейской базе — к Элеунту.
На восточной стороне Херсонеса была построена специальная дорога
для повозок24, но следующий отрезок пути был легким: пролегал по
глинистым холмам и шел через широкую, болотистую Меланскую равнину
с ее хорошими пастбищами для верховых лошадей и тягловых
животных. Армия двигалась несколькими колоннами, получая продовольствие
от флота, которому было приказано ждать у мыса Сарпедон. Затем
армия и флот встретились в Дориске, административном центре сатрапии
Скудра (см. выше, с. 303). Здесь корабли были вытащены из воды для
просушки, и, пока они оставались на отлогих берегах дельты Гебра, Ксеркс
устроил смотр армии. На исходе июня экспедиционные войска
покинули Дориск.
Переход от Абидоса к Дориску, отстоявших друг от друга всего на 75 км,
совершался без спешки не без умысла. Геродот заставляет Ксеркса
произнести такие слова: «Мы и сами несем с собой во время нашего похода
большие запасы продовольствия, но также возьмем зерно у тех, кого
повстречаем на пути, поскольку они — не кочующие пастухи, а
земледельцы» (VII.50.4). Ксеркс намеревался реквизировать урожаи, которые
должны были быть собраны в июле—августе в богатых и плодородных
долинах, а именно: на побережье между Дориском и Каваллой; внутри
страны у Каваллы и Эиона; и, наконец, в долинах Македонии. Помимо
22 Возможно, через так называемые Порты, или Ворота, ср.: С 290А: 306; так же у
Ксенофонта [Анабасис. VH8.7).
23 Фраза у Геродота о «семи днях и семи ночах» (VÜ.56.1) имеет скорее
символическое, чем фактическое значение.
24 См.: С 242А: 214 ел.

642
Часть вторая
всего прочего, эти долины, хорошо питаемые водой, могли даже летом
предоставить пастбища для Ксерксовой конницы и тягловых животных.
И даже при таких обстоятельствах было целесообразно разделить
огромную, более чем 200-тысячную армию на части, с тем чтобы и облегчить
движение по прибрежным путям, и реквизировать дополнительный хлеб.
Геродот категорично утверждает, что пехота была распределена на три
группировки, каждая — под командой двух полководцев, и что одна
проследовала от Дориска по берегу «вместе с флотом», другая отправилась
дорогой, уходившей «вглубь страны» (VII. 121.3: «ήιε <...> την μεσόγαιαν sc.
όδόν»), третья же — двигалась посередине между первыми двумя.
Геродот, не знавший этой местности и не имевший карты, не смог
нарисовать ясную картину конкретных путей, но наши сведения об этой
части Фракии оставляют мало сомнений. Между Дориском и Каваллой
расположена прибрежная равнина, имеющая в разных местах разную
ширину и образованная в основном наносными отложениями
быстротекущих рек. В 480 г. до н. э. эта долина была, возможно, не такой широкой,
как сегодня, но она имела больше болотистых почв и озер (в то время они
существовали вблизи Дориска, Маронеи, Дикеи и Пистира). Дорога,
пригодная для движения по ней повозок в любую погоду, могла быть
построена только на удаленной от моря стороне равнины. Таковой была Старая
Царская дорога — очевидно, дорога Ксеркса, — которую Ливии
определенно относил к территории Маронеи: «Она приближается к Парорее
Фракийской и никогда не отклоняется от моря» (ΧΧΧΙΧ.27.10). Парорея —
это местность, которая отделяет богатые равнины от внутренних районов
Фракии25. Прибрежная полоса, включавшая бассейн Стримона на
западе, была отрезана от внутренних областей крутыми и очень высокими
горными кряжами Родопы (2191 м), Пирина (2822 м) и Орбела (2031 м),
которые пронзались двумя крупными реками — Гебром и Стримоном. Не
существовало никакого удобного пути передвижения войска с востока на
запад вдоль этих горных кряжей, а из этого следует, что «внутренняя
дорога» из Дориска поднималась вверх по долине Гебра в центральную
равнину Фракии, сердце сатрапии (см. выше, с. 300), а оттуда выходила или
через Самоков, Кьюстендил и Валандово к Амфакситиде в Македонии
или/и через Разлог и Петрич — к бассейну Стримона26.
Геродот описывал путь Ксеркса, опираясь на впечатления от
собственного визита на Фасос и, возможно, в Эион. Так, он перечисляет
греческие города на побережье, в которых Ксеркс не бывал, но которые
«оставил по левую руку, когда проходил мимо» (VII. 109.2). Так как Геродот
«перескакивает» с Пистира (Понтоливадо)27 к Эиону, мы можем сделать
вывод, что в этот промежуток времени Ксеркс находился в удаленных от
моря районах. Колонна, двигавшаяся маршем вдоль побережья «вместе
с флотом» и кавалерией (последняя выпасала верховых лошадей возле
25 Точнее, это местность к востоку от Рупельского прохода; см.: С 248,1: 199, примеч. 2.
26 На проблему «внутренней дороги», поставленную У.-Ф. Андерсоном еще в 1897 г.
(А 27, П: 171), с тех пор в общем не обращают внимания.
27 В 762А: 170 — по данному автору и известна значительная часть этой области.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
643
озер), проходила, по всей видимости, вблизи от греческих городов,
включая Неаполь (Кавалла), и дошла до Бромиска. Центральная колонна, при
которой находился ехавший на колеснице Ксеркс, следовала по
пригодной для колесного транспорта профилированной и вымощенной дороге.
От Дориска путь этой колонны вел, вероятно, по удаленной от моря
стороне равнины к Макри, затем — по району низких известняковых
холмов с водными стоками к Хамилону (который явно относился к
территории Маронеи) и по внутренней кромке равнины к большому озеру, ныне
пересохшему, находившемуся в глубине страны, у Пистира. Отсюда
дорога, похоже, пробивалась через холмы во внутренней области около
Неа-Карвали, чтобы выйти на равнину Крениды—Филиппы. Царская
дорога тянулась отсюда до южной стороны горы Пангей; здесь имеется
узкий проход у Элевферуполиса, два низких перевала (у Алексовуниона
и Коккинохори), хорошие места для выпаса в плодородной долине и
удобный спуск к Эиону, расположенному к востоку от нынешнего устья
Стримона, в низинной прибрежной местности. Геродот упоминает
племена приморской Фракии и среди них — тех, что проживали в глубине
страны, у горы Пангей, которую Ксеркс обошел. На берегу Стримона перед
переправой армии по заранее наведенным около Девяти Дорог
(позднейший Амфиполь) мостам маги принесли в жертву белых лошадей и
заживо погребли девять юношей и такое же количество девушек из местного
фракийского племени эдонов.
На всем пути до Аканфа Ксеркс находился при береговой колонне, но
конница и интендантские службы, несомненно, шли по удобному пути с
хорошими пастбищами, который протянулся от Бромиска мимо озера
Больба и Коронеи к Ферме на Фермейском заливе28. После осмотра
Афонского канала и оплакивания смерти одного из его строителей, Артахея,
Ксеркс вернулся к Стримону и двинулся по дороге, отрезок которой,
пролегавший «по внутренним районам страны», он повелел вымостить,
дабы сделать пригодным для повозок (VII. 124). Эта дорога шла вдоль
западной стороны бассейна; затем — вверх по долине Кумли и через перевал
Стена-Дов-тепе (здесь имеется в виду «часть, шедшая по внутренним
районам»); затем — вниз по долине Эхедора, который впадает в Фермейский
залив к западу от Фермы29. На этом пути ночью на вьючных верблюдов
нападали львы, при этом не трогая других тягловых животных. Тем
временем флот и береговая колонна обогнули Халкидику и Крусиду и
прибыли в Ферму. Колонна, двинувшаяся вверх по долине Гебра и
совершившая переход через центральную Фракию, соединилась с остальным
экспедиционным войском. Флот встал на якорь вдоль побережья, от
Фермы до устья Аксия. Лагерные стоянки с расположившимися на них около
600 тыс. человек заняли всю прибрежную равнину вплоть до устья реки
Галиакмон (совр. название: Альякмон, или Вистрица. —A3.). Отсюда на
юг открывается вид на вздымающуюся громаду Олимпа, бастион
Эллады.
28 Как на обратном пути Ксеркса у Эсхила (Персы. 494).
29 С 248,1: 194 ел.

644
Часть вторая
Во время перехода от Геллеспонта Ксеркс мобилизовал 120 кораблей
с командами из греческих городов на побережьи и на прибрежных
островах Фракии, а также рекрутировал сухопутные войска как из
фракийцев, живших внутри страны (т. е. из центральной Фракии), так и из
фракийцев с побережья30, пеонийцев, пиерийских фракийцев, племен
Халкидики (включая боттиеев) и эордов, обитавших близ озера Больба
(VIL185). Колонна, двигавшаяся по внутренним территориям, закрепила
персидское господство над этими районами и усилила систему
укреплений, защищавшую приморскую дорогу. В Македонии Ксеркс применил
ту же тактику. Это нам известно не из Геродота, а из Юстина (VH4.1),
который сообщает, что дружба Ксеркса и Александра привела к тому, что,
когда «гроза нависла над Грецией», персидский царь отдал в руки
последнего управление «всей областью между горами Олимпом и Гемом».
Обычно считается, что Гемом у Юстина назван горный кряж, уходящий
на запад, в водосборный район верхнего Стримона и Аксия, и смысл Юс-
тиновой фразы заключается в том, что Александр воспринимался
племенами Верхней Македонии как свой царь при общем господстве персов.
В этот период, будь то в 480-м или в каком-то более раннем году, такие
племена, как оресты, перестали быть Όρέσται Μολοσσοί и уже
превратились в Όρέσται Μακεδόνες, каковыми мы их застаем во времена Фукидида
(П.99.2; IV.83.1)31. Стратегия Ксеркса по подготовке вторжения в
Элладу была очень здравой: он создал широкий плацдарм и установил
превосходную систему коммуникаций. Единственными проблемами оставались
время нападения и качественные характеристики его огромного
экспедиционного войска.
III. Организация греческого сопротивления
и поход в Темпейскую долину
Пока на протяжении четырех лет Ксеркс осуществлял масштабные
приготовления, о которых греческие государства были прекрасно осведомлены,
Спарта и Афины тянули время в манере, которая, похоже, являлась
типичной для свободных государств. Правда, они старались укрепить свой
военный потенциал. Спарта, по всей видимости, нарастила войско и
уделяла внимание обучению воинов, в особенности илотов, которых
предстояло использовать в большом количестве. Афины не только выполнили
программу по строительству кораблей, принятую для войны с Эгиной, но и
дополнительно заложили в 481 г. до н. э. корпусы новых триер (Геродот.
VII. 144.2, в конце). Но армия Ксеркса находилась уже в Сардах, когда
Спарта еще только пригласила греков провести переговоры о совместных
оборонительных мероприятиях.
Роль лидера, которую Спарта и Афины так долго не могли примерить,
до некоторой степени взяли на себя Дельфы. Оракул Аполлона поль-
30 В 759.
31 С 248, П: 63 ел.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
645
зовался персидской благосклонностью. «Бог сказал всю правду персам», —
написал Дарий в своем эдикте (М—L 12), и этот бог был почтен Датисом,
сделавшим ему богатые приношения на Делосе и повелевшим вернуть
похищенную культовую статую Аполлона в Делий32. Бог советовал
ионийским грекам принять персидское правление и называл Милет, лидера
Ионийского восстания, «зачинателем нечестивых деяний». Неизвестно,
какой была позиция Дельф во время похода Датиса и Артаферна, но мы
можем предполагать, что оракул разделял точку зрения Алкмеонидов,
своих афинских любимцев, искавших соглашения с Персией. Как только
в Дельфах получили известия о планах Ксеркса и нашествие с севера
несметных полчищ стало неотвратимым, жрецы осознали, что святилище
почти неминуемо попадет в руки персов. К тому же членами
Дельфийской амфиктионии, светской организации этого святилища, были в
основном племена северной и центральной Греции, которым предстояло
первым испытать вторжение, да и вообще их политика носила
непротивленческий характер. Это не означает, что они желали персидской оккупации.
Скорее, политики и жрецы взвесили шансы той и другой стороны и
поставили на Персию. Немаловажно и то, что предсказания Аполлона в
конечном итоге могли оказаться правильными, а в этом плане наиболее
вероятным победителем представлялся Ксеркс. Позднее к тому же выводу
пришел и Гелон Сиракузский — своим посредником в Греции во
взаимоотношениях с Персией он выбрал Дельфы.
В смутные времена верующие и даже некоторые неверующие
ухватываются за пророчества. То, что Дельфы говорили в 481—480 гг. до н. э.,
производило глубокое впечатление на современников, почти сплошь
людей доверчивых и религиозных; к тому же в некоторых государствах
высказывания дельфийского бога хранились в официальных архивах, как,
например, в Спарте (VI.57.4). Совершенно невероятна точка зрения,
согласно которой оракулы, переданные Геродотом применительно к этим
годам, были поддельными; в противном случае современники событий,
находившиеся среди его слушателей, могли публично опровергнуть эти
сообщения историка. Что действительно неясно, так это точное время
их произнесения. Так, Геродот говорит, что «еще в самом начале войны»
(VII.220.3) спартанцы вопросили о ней бога и получили ответ, который
«отец истории» не только гфоцитировал целиком, но еще и дал следующее
его краткое изложение: «Либо Лакедемон будет разрушен варварами,
либо погибнет их (т. е. спартанцев, а не варваров. —A3.) царь». В полном
варианте оракула нападающий «имеет Зевесову мощь»33. Афины также
консультировались с богом. Бог изрек свое прорицание афинским послам
32 Делий — маленький беотийский городок в Танагрской области, с большим
святилищем Аполлона, также называвшимся Делий. Святилище это представляло собой копию
храма на Делосе и пользовалось священным правом убежища. О храме: Страбон. ГХ.2.7
р. 403; Павсаний. ГХ.20.1; Тит Ливии. XXXV.51.1-2. - A3.
33 С 49: 181 слл. — авторы этой работы настроены скептически, но они в этом
контексте не учитывают тот факт, что в Спарте оракулы регистрировались. Внимание Геродота к
оракулам было типично для того времени.

646
Часть вторая
еще прежде, чем они успели задать свой вопрос. Первые слова бога
были такие:
Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,
Домы покинув и главы высокие круглого града.
[Пер. ГЛ. Стратановского)
И он предсказал взятие Афин персами. Придя в ужас, послы
обратились к Аполлону уже как молящие о защите и получили второй ответ,
который записали и по возвращении в Афины объявили народному
собранию для обсуждения. Этот оракул также предвещал оккупацию
Аттики персами, однако заканчивался заявлением о том, что Зевс уступит
в ответ на мольбы Афины:
Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее34
Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.
Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной
Мощно от суши грядущей, но тыл обращая,
Всё ж отступай: ведь время придет и померишься силой!
Остров божественный, о Саламин, порождения жен ты погубишь
В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы.
(Пер. ГЛ. Стратановского)
Имелись ли в виду реальные деревянные стены или это было
фигуральное выражение? Под «порождениями жен» подразумеваются персы или
всё же афиняне? Люди помнили ответ Крезу, согласно которому он
разрушит могущественную державу. Толкователи оракулов советовали
бежать за море и избегать битвы при Саламине; но Фемистокл отстоял на
народном собрании собственную точку зрения, согласно которой под
деревянными стенами имелся в виду флот, а эпитет «божественный» делал
Саламин благоприятным для Афин местом боя. Убежденный этими
доводами, афинский народ принял решение, «в соответствии с советом бога,
встретить варварское нападение всей своей мощью на своих кораблях,
вместе с теми из греков, которые пожелают к ним присоединиться»
(VÜ.144.3)35. Именно этот знаменитый декрет Фемистокла, цитируемый
вместе с декретом Мильтиада (см. выше, с. 607), приводился в качестве
доказательства афинской отваги. Улышан упоминает случай, «когда
Фемистокл видел, что ситуация на суше была невозможной», и делает из этого
вывод о неизбежности «ухода из города и перемещения населения на
Саламин». Афины приступили к подготовке своих физически крепких
жителей, граждан и иноземцев [метеков], к службе в качестве гребцов на
триерах и в качестве корабельных воинов, так как для выполнения обеих
34Тритогенея — эпитет богини Афины; в переводе Стратановского вместо
выделенных курсивом слов стоит «сыновей своих жен»; эту фразу мы заменили на
«порождения жен», поскольку в греческом оригинале нет слова «своих»; данная замена необходима
для понимания дальнейшего текста главы. —A3.
35 С 49: 181 слл. — здесь признается историчность ответов афинянам, но отвергается
историчность ответов спартанцам; и всё же именно в Спарте ответы фиксировались
официально.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
647
этих функций требовалась большая практика; дело в том, что для
флота из 200 триер нужны были команды и морские бойцы в количестве
около 40 тыс. человек36. Триеру следует представлять как судно,
напоминающее вельбот, размеры которого несколько больше стандартных, 33,5 м
в длину (вдвое больше, чем гребная восьмерка), 4,5 м в ширину в средней
части, и не имеющее сплошной палубы. При долгом переходе триера
приводилась в движение, вероятно, тридцатью веслами с каждой стороны,
а в битве — 170 гребцами (каждый управлялся одним веслом), которые
размещались уступами в трех ярусах у бортов и на скамьях,
расположенных с каждой стороны центрального продольного бортика.
Информацию об этих двух дельфийских пророчествах Геродот дает
не в порядке последовательного изложения событий, но как своего рода
украшение основной темы (отчего и возникают проблемы с хронологией
этих оракулов. —A3.). Впрочем, в его тексте можно найти некоторые
ключи для понимания таких случаев. Спартанцы вопросили оракул сразу,
как только получили вести от Демарата о «выступлении» Ксеркса из Суз
(послание было написано на деревянной основе таблички для письма,
которая затем снова была залита воском. — УП.239). Поскольку из Суз в
Сарды гонец добирался три месяца (V.53) и месяц или более из Сард до
Спарты, он прибыл сюда примерно в августе 481 г. до н. э., из чего можно
предположить, что Ксеркс выступил в поход весной. Это обстоятельство
объясняет фразу «еще в самом начале войны» (VH220.3). Та же самая
фраза, дополненная указанием на то, что именно персы начали войну,
появилась у Геродота в рассказе об обращении аргосцев за консультацией
в Дельфы (VII. 148.2), что случилось тогда же, приблизительно в августе
481 г. до н. э. Ответ бога был ясен: «Дома сиди осторожно, сжимая копье».
Обращение афинян к пифии последовало в августе/сентябре37. Дело в
том, что о Ксерксовом «выступлении» Спарта сообщила другим
эллинам (Vn.239.4, в конце), и особенно афинянам, поскольку они вместе с
ней были единственными целями экспедиции, о чем персы заявляли
прямо. В сентябре 481 г. до н. э. Афины приняли судьбоносное решение
отражать атаку собственными морскими, а не сухопутными, как в случае с
Марафоном, силами.
Посланники, которых по своему прибытию в Сарды Ксеркс отправил
в Грецию, то есть в начале октября 481 г. до н. э., двигались по суше в
течение зимы и достигли южной Македонии, видимо, в начале ноября.
«Первыми из эллинов изъявили покорность царю» те, к кому послы прибыли
сначала: фессалийцы, находившиеся под властью Алевадов из Лариссы,
которые уже состояли в дружбе с Персией и которые в Лариссе
чеканили монеты по персидскому стандарту (VH6.2; 130.3). По мере своего
продвижения на юг послы получили «землю и воду» от многих государств.
36 Трезенский декрет Фемистокла будет обсужден нами позднее (ниже, с. 666).
Демосфен (ХГХ.ЗОЗ) ссылается сразу на два декрета: Улышан, к ук. месту Демосфена: «ό δε
Θεμιστοκλής κατά γην άπορα βλέπτων τα πράγματα συνεβούλευσε μεν άφεΐναι την πόλιν, εις Σαλαμίνα
δε μετοικισθήναι».
37 С 362: 282 — здесь оно датировано временем после похода в Темпейскую долину.

648
Часть вторая
Среди этих последних не было Фокиды, Дориды, Евбеи, Феспий или Пла-
тей, но были почти все остальные, которые также располагались в тех
пределах, южной линией которых служила граница между Беотией и Ат-
тикой. До середины ноября Ксерксова дипломатическая инициатива
претворялась в жизнь поразительно успешно (VII. 132.1).
Тем временем Спарта наконец-то начала действовать. После
афинского решения сконцентрировать силы на море и до того, как известие о
прибытии Ксеркса в Сарды достигло Спарты (VII. 145), то есть до ноября,
а точнее, видимо, в октябре, спартанцы пригласили представителей
греческих государств продумать вместе с ними меры по сопротивлению
Персии. Те, кто ответил на это приглашение, согласились свернуть войны друг
с другом (главное — войну между Афинами и Эгиной), заключили союз
против Персии и объявили ей войну. Они принесли присягу, смысл
которой, судя по всему, состоял в том, что никто из них не покинет своих
союзников. Назвав себя «эллинами», а место своего собрания в Спарте —
«Эллением» (Павсаний. Ш.12.6), они торжественно поклялись всегда
оказывать взаимопомощь друг другу. После этого они договорились о
принципах командования объединенными силами. Поскольку все доверяли
Спарте, а она обладала военной силой, более крупной, чем любой член
союза «эллинов», они проголосовали за то, чтобы передать верховное
командование на суше именно лакедемонянам. Поскольку Афины решили
посадить весь наличествовавший у них личный состав на свои корабли,
которые по этой причине, очевидно, составили более половины всего
объединенного флота, афиняне имели определенное притязание на высшее
командование на море; однако другие государства не доверяли им (VIIL2.2—
3.1). Поэтому верховное управление на море также предоставили Спарте.
Для своего отдельного отряда каждое государство избрало собственного
единоличного военачальника, и только эти последние принимали
участие в военном совете, когда главнокомандующий созывал его по своему
усмотрению и только для. консультаций. Такая система управления
эллинскими вооруженными силами была в высшей степени благоразумной.
При этом она, конечно, не упразднила местные системы командования,
которыми пользовалось каждое государство, — у Афин, например, было
десять своих собственных равных стратегов, а у Мегар — пять
равноправных полководцев. В результате в 480 г. до н. э. Фемистокл был
избран всеми афинянами38 на роль единственного начальника афинского
отряда, отправленного служить в составе вооруженных сил Эллинского союза,
но при этом десять стратегов, по одному от каждой филы, как
обычно, были избраны в качестве коллегии афинских полководцев. На
первом собрании были, несомненно, достигнуты договоренности по
финансовым взносам городов39, так что вопросы транспортировки, снабжения
38 С 315: 379 слл.; у Геродота (ЕК. 114.2) Ксантипп предстает как «стратег» по отношению
к вооруженным силам Эллинского союза (ср.: УШ.Ш.З), а далее (ЕХ.117) — как один из
стратегов Афинского государства («το Αθηναίων κοινόν»). Иная интерпретация: С 74: ПО ел.
39 Иногда это отрицается, как, например, в: С 281: 138; но кто тогда нес транспортные
расходы на экспедицию в Темпейскую долину?

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
649
и экипировки не должны были решаться наобум отдельными членами
союза.
Во многих отношениях моделью для «эллинов» [т. е. для Эллинского
союза] стали «ионийцы» [т. е. Ионийский союз] (см. выше, с. 576).
Впрочем, «эллины» имели одно существенное преимущество: они признали
за одним государством право на исключительное и постоянное
командование на всех театрах военных действий (VII. 159; 161.2; 204). В вопросах
организации и оперативного управления Эллинский союз оказывал
доверие, отметим еще раз, именно Спарте, — хотя в «Истории» Геродот и
выступает в роли адвоката своих любимых Афин (VH139)40. Спарта не
использовала положение лидера Пелопоннесского союза и не настаивала
на передаче ей командования; скорее всего, она оставила и вопрос о самой
природе объединения, и решение проблемы верховного управления на
усмотрение членов союза.
Неотложной задачей было остановить процесс официальной
передачи греческими городами посланникам Ксеркса символов подчинения.
«Эллины» поклялись в том, что, когда их дела повернутся к лучшему41, они
конфискуют земли всех тех государств, которые, являясь греческими,
предали себя персам, не будучи принуждены к этому необходимостью, а
также обложат их десятиной в пользу дельфийского бога. Цель
заключалась не в том, чтобы напасть на эти государства немедленно, но чтобы
подтолкнуть их к перемене позиции под страхом возможного возмездия.
Хотя Ксеркс находился пока в Азии, война между греческими
государствами могла оказаться гибельной. Эллинский союз избежал ее.
Поддавшиеся было медизму (симпатиям к мидянам, т. е. к персам. —A3.)
отреклись от него. Фессалийцы ссылались на то, что в силу собственной
слабости и отдаленности от остальных греков они могли оказаться перед
необходимостью подчиниться персам, и обвиняли во всем Алевадов (VII. 172.1);
позднее они (т. е. фессалийцы), а также локры и фиванцы всё же
сформировали отряды на помощь остальным грекам. Такие изменения в
политике сопровождались, несомненно, переменами в правительстве
каждого из этих государств, но в союз они приняты не были. Тем временем
царские посланники бежали в Македонию и оттуда отправили сообщение
Ксерксу в Сарды42.
40 Геродот забыл отметить, что Афины в случае подчинения Спарты персам не смогли
бы успешно отразить их вторжение.
41 Перевод этого места в VII. 132.2 остается под вопросом. Я полагаю, что личное
местоимение «σφί» относится не к подлежащему сказуемого «εδοσαν» [«предали себя»], а к
«δεκατεΰσαι» [«обложить десятиной»]. Таково понимание у Диодора (ΧΙ.3.3) и в: С 320: 99.
Если предпочесть первый вариант, то фраза «если не по необходимости» ничего не
добавляет. Фраза «δσοι εδοσαν» [«все те, которые предали»] в аористе показывает, что к тому
времени покорность выразило уже известное число государств; иное мнение высказывается в:
С 320: 99.
42 С 309: 225 ел.; А 11: 339 — авторы этих работ полагают, что посланники вернулись к
Ксерксу в Персию. См. также: А11:343 ел.—здесь автор обдумывает проблему посланников,
отсутствовавших «добрую половину года», и изображает их скрывающимися в фессалий-
ских холмах и ничего не делающими, вместо того чтобы перебраться в Македонию и
оттуда, из безопасного места, сообщать Ксерксу оперативную информацию. См.: С 317: 77 слл.

650
Часть вторая
Затем союзники снарядили соглядатаев за сбором информации о
Ксерксовом войске в Сардах. Те были схвачены, но затем отосланы назад
по приказу Ксеркса, который хотел, чтобы грандиозность его
приготовлений стала известна грекам. Разведчики вернулись, вероятно, в январе
480 г. до н. э. Тем временем союзники предложили Аргосу
присоединиться к ним, а также отправили послов к Гелону Сиракузскому, на Керкиру и
на Крит, чтобы склонить их прислать подмогу против персов. Аргос
согласился участвовать в общем деле на условии предоставления ему
верховного командования наравне со Спартой и только после заключения с ней
тридцатилетнего перемирия. Участвовавшие в союзном посольстве
вестники из Спарты ответили, что самое большее, на что могут пойти
лакедемоняне, это предоставить один голос в тройственном командовании
(т. е. два спартанских царя плюс один аргосский царь. —А.З.). Аргос
отказался. По сути, это был медизм, выраженный в отрицательной форме
(УЛ. 149.3); в утвердительной форме он проявится позднее (IX. 12.2; ср.:
VH.151). Гелон также потребовал участия в командовании, с чем
союзники не согласились, так что и он ответил отказом. Причем
предусмотрительный Гелон отправил своего агента с дружественными предложениями и
с богатыми дарами для Ксеркса в Дельфы, где этот агент должен был
подождать, чем закончатся события. Керкира дала внешне благоприятный
ответ, однако ее эскадра из шестидесяти кораблей, не завершив обход
Пелопоннеса, встала на якорь как раз в тот момент, когда греки остро
нуждались в помощи. Критяне ответили отказом. Единственное, что они
выставили в качестве оправдания, это предостережение из Дельф; дело в
том, что бог в характерной иносказательной манере порекомендовал им
сохранять нейтралитет (VII. 169).
К весне 480 г. до н. э. Эллинский союз уже мог функционировать.
Каждое государство-член избрало одного или нескольких представителей,
называвшихся пробулами (VII. 172.1), но при этом каждое государство
обладало только одним голосом, будь то Спарта, Платеи, Афины или
Микены. Пробулы собрались на священном участке Посейдона, на коршкф-
ском Истме, где решали вопросы совместной политики. Когда примерно
в конце апреля фессалийцы получили известие о том, что Ксеркс уже
почти в Европе, они обратились за помощью к союзу, который перебросил
морем гоплитское войско в Алое. Главнокомандующим был спартанец
Евенет, не являвшийся членом ни одного из двух царских родов, но
выбранный спартанцами из числа их полемархов (старших офицеров).
Каждый контингент имел своего собственного командира, назначенного на
родине: у спартанцев это был Евенет, у афинян — Фемистокл, и т. д. Те
государства, которые отказались от своего медизма, хотя и не получили
доступ в Эллинский союз, также отправили свои отряды; фиванцы,
например, выставили 500 человек под началом Мнамия (Плутарх. Моралии.
864 Е). Фессалийская конница сопровождала гоплитское 10-тысячное
войско до Темпейской долины, где оно заняло чрезвычайно удобную
оборонительную позицию у горного прохода, разведав территорию вплоть до

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
651
Гераклея (Дамаст. FGrH 5 F 4)43. Ксеркс в это время был еще в Абидосе
(174.1).
Греки оставались в Темпейской долине всего несколько дней. Затем
они разошлись, союзные войска вернулись в Алое, сели на корабли и
отплыли по домам. Геродот утверждает, что этот разворот кругом эллины
совершили по совету македонского царя Александра, чьи вестники
сообщили об огромных размерах персидских сил на суше и на море и
советовали отступить. Гонцы добавили, что вражеские войска могут обойти Тем-
пейскую долину, спустившись в Фессалию из Верхней Македонии (как,
кстати, случилось в 1941 г.). Угроза предательства со стороны Алевадов и
их сторонников также должна была сыграть свою роль. Решение Евенета
об отходе было правильным. Ошибочным было решение совета
Эллинского союза, принятое при отсутствии полноценной информации. Теперь,
в июне, союзники решили удерживать на суше Фермопильский проход
и Артемисий — на море. После прихода врага племена, жившие к северу
от этой линии, неизбежно должны были подчиниться «по принуждению»,
так что здесь в предчувствии этого дня у власти оказались, несомненно,
проперсидские группировки.
Само устройство Эллинского союза предохраняло греческие
государства как от подчинения персам по частям, так и от необходимости
защищаться поодиночке, что с неизбежностью привело бы к разгрому. Это
круто изменило ситуацию в Греции и поставило дельфийских жрецов перед
своего рода дилеммой. Они перестали проповедовать непротивление,
если не считать оракула, данного критянам в виде иносказательного
ответа. Жрецы, вероятно, убедили народ Дельф, находившихся на
территории Фокиды — государства, которое осталось верным общему делу, —
обратиться за консультацией к оракулу. Бог ответил: «Молись ветрам, и
это будет лучше» (Климент Александрийский. Строматы. 753). К тому
времени Ксеркс находился уже в Пиерии. А было это в августе — месяце,
когда дуют этесии (летние «годичные» ветры; в Эгеиде это северные и
северо-западные ветры. —A3.).
IV. Фермопилы и Артемисий
Когда персидские войска отдыхали на Македонской равнине, Ксеркс
получил известия, что Фессалия осталась незащищенной; прошло уже более
двух месяцев с момента, как греческое войско ушло из Темпейской
долины. Отправившись морем из Фермы, Ксеркс произвел командирскую
рекогносцировку Темпейского прохода, представлявшего собой ущелье
длиной 8 км, к тому же практически не дававшего никакой
возможности для передвижения вьючных лошадей с грузом (Тит Ливии. XLTV.6.8),
и принял решение о нецелесообразности прокладки здесь дороги для
нужд снабжения своих войск. У него был выбор из двух возможностей.
С 381: 101.

652
Часть вторая
Один путь шел из Пеллы с заходом в Эдессу, через перевал
Кара-Бурун — в Эордею и Элимиотиду, пересекал реку Галиакмон у местечка
Сервия и, поднимаясь круто вверх, через седловину Стена-Портас
подходил к перевалу Волустана, ведя на плоскогорье Перребии. Подойти к
этому перевалу с прибрежной равнины можно было и другой дорогой:
через Верию к перевалу Зоодокос-Пеге, находившемуся выше почти
непроходимого ущелья Галиакмона;44 отсюда спуск к Сервии был плавным.
Районом Сервии, находящимся в Элимиотиде, незадолго перед тем
овладел македонский царь Александр (см. выше, с. 644). Нет сомнений, что оба
эти пути могли быть использованы отдельными отрядами огромной
армии, но не интендантскими службами. Вместо этих троп Ксеркс выбрал
перевал Петра; данный путь предполагал только один подъем: из Кате-
рини через г. Титарий — «Македонскую гору» (VII. 131; ср.: 128.1) — на то
же самое плато Перребии45. Прокладка дороги для колесного транспорта,
даже при обилии строительного леса, была непростой задачей.
Предстояло карабкаться по очень крутым склонам над обрывистыми ущельями,
пробираясь через буйную растительность из дубов, платанов и каштанов,
а затем — из хвойных деревьев и бука, чтобы попасть к Айос-Димитриос,
над которым расположена открытая горная возделываемая местность с
ее пшеницей, бобами и медоносными пчелами. Спуск в сторону
Перребии к Элассоне сначала проходит по крутым и неровным
известняковым склонам, а затем становится плавным. Отсюда через проход Мему-
на можно выйти прямо к Лариссе или, если уклониться от Темпейского
прохода, к Гонну (Дерели), городу перребов у Нижнего Олимпа46.
44 Упорно сохраняется заблуждение, что существует путь, идущий вдоль Галиакмона к
его верховьям (см., напр.: А 17, Ш: 545). Пройдя лично пешком вверх по ущелью в
феврале 1930 г. вместе с У.-А Хьютли и Т.-К Скитом, я сделал тогда следующую запись:
«Тропинка, часто на высоте почти тысячи футов над рекой, <...> петляет, огибая огромные утесы,
которые часто вздымаются прямо из воды».
45 Описание этих путей и проходов см. в моей книге: С 248,1: 51, 117, 123. Впервые по
перевалу Волустана я прошел еще в 1930 г., через перевал Петра проехал в 1978 г., а в
1943 г. еще и изучил эти районы собственными ногами. (Н.-Дж.-Л. Хэммонд, автор
данной главы, еще до Второй мировой войны ставший одним из лучших специалистов по
истории древней Греции и Македонии, обладал непревзойденными знаниями греческой и
албанской топографии и ландшафта и, кроме того, бегло говорил по-албански. Его знание
местности и аналитический ум пригодились во время войны. В 1940 г. ученый поступил на
службу в британское Управление специальных операций (англ. Special Operations
Executive) — разведывательно-диверсионную службу, работавшую в оккупированной Греции.
Хэммонд участвовал в подготовке и проведении многих опасных диверсионных миссий в
Греции, Албании и на Крите; в 1944 г. он временно возглавлял Союзную военную миссию,
помогавшую греческому Сопротивлению. Награжден военным орденом Великобритании
«За выдающиеся заслуги» и греческим «Орденом Финикса». —A3.
46 Геродот (VII. 128.1) правильно описывает начало пути как «верхнюю дорогу через
землю македонян, которые жили высоко», — речь идет о македонянах из Македонии к югу
от реки Галиакмон (127.1), обитавших на «Македонской горе» (131). Будучи не сведущим
в географии этих мест, Геродот перешел к последнему пункту, связанному с Темпейским
проходом, и поэтому сказал о Тонне (128.1; 173.4). Лучшая карта местности — карта
Национальной статистической службы Греции, листы 15 и 18, масштаб 1:200 000.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
653
В Пиерии Ксеркс ждал «много дней», пока «третья часть его армии»
прорубала в лесу просеку и прокладывала дорогу, которая должна была
стать его постоянной линией коммуникации и снабжения. Геродот
говорит, что дорога была построена для всего экспедиционного войска (131);
однако, по сути, вряд ли это было так, и фраза Геродота о «третьей части»
предполагает, что это была центральная из трех колонн, а две другие
должны были использовать Темпейский проход и перевал Волустана. При
входе в Фессалию Алев радушно встретил царя; когда войско проходило
здесь по равнине, были устроены конные состязания, на которых
персидские лошади оказались гораздо проворней фессалийских, считавшихся
лучшими в Греции. Ксеркс выбрал прибрежный путь через Алое и
расположился лагерем на равнине у Трахина, и было это, по-видимому, 12
сентября. Во время своего марша вдоль морского залива Ксеркс узнал, что
греческий флот покинул свою позицию у Артемисия и, по всей
видимости, взял курс к проливу Еврип, а также то, что Фермопильский проход
занят вражескими силами. Само собой разумеющийся план Ксеркса
состоял в том, чтобы дождаться прибытия своего флота, который мог затем
высадить войска позади Фермопильского прохода. Царь, конечно,
рассчитывал на прибытие флота 12-го числа, но известий о нем ему
пришлось ждать еще три дня (196). Тем временем он выслал вперед
верхового лазутчика, который сообщил, что видел в передней части прохода
небольшую группу людей, занимавшихся гимнастическими упражнениями
и расчесывавших свои длинные волосы; эти люди не обратили на
всадника никакого внимания. Озадаченный этим, Ксеркс послал за Демаратом,
который объяснил ему, что это были лакедемоняне, самые доблестные
мужи в Греции. И Демарат напомнил Ксерксу некогда уже сказанное
ему: лакедемоняне, даже если их будет совсем немного, всё равно
вступят в бой и будут биться за свободу (208—209; 102—104).
Первая стычка на море случилась между десятью самыми быстрыми
персидскими кораблями на весельном ходу, державшими прямой курс
из Фермы на Скиафос, и тремя греческими судами, стоявшими у Скиа-
фоса в дозоре47. Завидев персов, греки бежали. Два их корабля персы всё
же догнали и захватили. Третий ушел в устье реки Пеней, и здесь его
команда высадилась на берег и смогла спастись. Этот инцидент наглядно
показал исключительную скорость самых быстрых персидских
кораблей при их движении на веслах (VTL179—182; VÜI.lO.l)48. Греки на Скиа-
фосе подали сигнал огнем главному флоту, который, не имея данных о
персидском флоте, встал на якорь у Артемисия к юго-востоку от Скиа-
фоса. Персидские корабли установили на подводной скале между Скиа-
47 Причастие настоящего времени в: VII. 179 относится к персидской базе флота, а
причастие аориста в: 183.2 — к отбытию персидского флота; операция десяти кораблей была
проведена за несколько дней до последнего события. Иную точку зрения см. в: С 362: 285,
примеч. 1.
48 С 284: 118 — здесь представлен иной взгляд; тем не менее причастие «έπισπόμενοι» в:
VII.180 подразумевает преследование, и, по-видимому, именно результат этой погони
заставил персов думать, что их корабли быстрей (VULIO).

654
Часть вторая
фосом и материком каменную колонну, которую они привезли
специально, поскольку основные военно-морские силы должны были пройти
через Скиафский пролив49.
Весь флот покинул Ферму через одиннадцать дней после ухода
оттуда Ксеркса во главе основной армии (в конце августа). За полный день
плавания (VII. 183.3) в двенадцать часов передовые корабли достигли Ски-
афского пролива, расположенного в 180 км от Фермы, остальные же
корабли растянулись вдоль скалистых берегов от Касфанеи до пролива. На
этом протяжении имелось несколько узких участков с отлогим берегом,
в непосредственной близости от которых смогла бросить якорь только
одна линия кораблей, остальные встали дальше в море не менее чем в
семь линий. Этой ночью море было спокойно. Однако на рассвете при
ясном небе сильный северо-восточный ветер, называемый Геллеспонтием,
и поднявшаяся волна неожиданно расстроили их ряды и разбили
вдребезги многие суда о подветренный берег, в особенности те, что были
отнесены к местности с известняковыми карстовыми пещерами под
названием Ипны, то есть «Печи».
Шторм ослабел только на четвертый день50. Персы дорого заплатили
за свою беспечность, не приостановив движение у устья Пенея и поставив
корабли слишком близко друг к другу и совсем недалеко от берега. Греки
возблагодарили Посейдона. В соответствии с оракулом Аполлона
Дельфийского (незадолго перед тем этот оракул возвестил дельфийцам:
«Молитесь ветрам, и станет лучше»; предсказание дельфийцы
распространили среди греков, собиравшихся противостоять персам (Геродот. VII. 178;
Климент Алексадрийский. Строматы. VI.3.29. р. 753). —A3.), они
обратили молитвы к нему и к богам ветров; эллины были необычайно
воодушевлены тем фактом, что боги оказались на их стороне. Свой эпический
рассказ Геродот заканчивает оценкой потерь: 400 военных судов (триер и
пентеконтер) и бесчисленное множество кораблей снабжения и прочих
судов — «по самому скромному подсчету» (VII. 190). Вполне вероятно, что
цифра погибших военных кораблей бы\а сильно завышена, так как
гребные суда могли идти против волны, и что ущерб был нанесен главным
образом торговым кораблям, ход которых зависел от парусной оснастки.
Последние не были способны идти галсами против ветра и при сильной
волне. Но в то время никто из греков не желал недооценивать помощь
богов.
На четвертый день, когда ветер стих и море успокоилось, персидская
эскадра обогнула мыс Сепиада (произошло это, вероятно, 15 сентября).
Торговые и поврежденные военные корабли вошли в Пагасейский залив,
а боеспособные встали на якорь у местности под названием Афеты — все,
49 Текст в: VII. 183.2, возможно, испорчен. По всей видимости, смысл состоит скорее в
том, что три персидских корабля прибыли в район этого рифа и установили здесь
каменную стелу, привезенную для этой цели из Фермы (так в: А 27, П: 210), нежели в том, что
корабли напоролись на риф (как в: С 362: 285), поскольку для такого смысла здесь
следовало бы ожидать не «περί» [«поблизости», «около», «в район»], а «επί» [«на»], как в следующем
предложении.
50 С 362: 287 ел. — здесь продолжительность бури сокращена до суток.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
655
за исключением флотилии из пятнадцати судов, вышедшей позднее
остальных; она сбилась с курса и была захвачена греческими кораблями у Арте-
мисия (VE. 194—195). Внутренняя координация не являлась сильной
стороной персидского военно-морского флота. Штормовые дни (видимо, 12—
14 сентября) совпали с днями бездействия Ксеркса на равнине Трахина.
Если бы не буря, армия и флот могли бы прибыть в соответствующие
пункты примерно в один и тот же день, при этом основные сухопутные
силы покрыли дистанцию приблизительно в 300 км за две недели по
заранее подготовленным дорогам51.
Хотя в июне совет Эллинского союза принял решение занять позицию
у Фермопил на суше и у Артемисия на море, греческие силы не двинулись
с Истма, где можно было получать продовольствие, пока не пришли
известия о том, что Перс уже в Пиерии (он прибыл туда в начале августа).
Сбор войск пришелся на священный месяц Аполлона Карнейского, и
спартанцы, как и в 490 г. до н. э. (см. выше, с. 614), оказались не готовы
отправить свою армию из Лаконии вплоть до ночи полнолуния, когда
заканчивается Карнейский праздник, то есть до 18 сентября. Но им всё же удалось
совладать с религиозными угрызениями совести, во всяком случае до
некоторой степени, позволив выступить в поход одному из царей — Леониду,
с личной гвардией из 300 спартиатов, которых он отобрал из числа мужей,
уже имевших в Лаконии сыновей, а также многочисленных илотов, уже
обученных действовать в качестве пеших воинов. Кроме того,
спартанцы поставили в греческий флот десять кораблей с командами из лакеде-
монских периэков. Этот месяц был также временем проведения
Олимпийских игр, во время которых объявлялось священное перемирие, и, похоже,
именно по этой причине пелопоннесские государства послали
относительно небольшие силы в сухопутную армию и военно-морской флот:
Коринф — 400 пехотинцев и 40 триер, Эгина — 18 триер, Мегары — 20 триер,
аркадские государства — 2120 пехотинцев, Флиунт — 200 пехотинцев,
Микены — 80 пехотинцев, Сикион — 12 триер, Эпидавр — 8 триер, и Тре-
зен — 5 триер. На подмогу передовому отряду («βοηθήσειν πανδημεί»; VII.206)
Спарта и остальные пелопоннесские государства собирались отправить
вооруженные силы в полном составе52, но планировали это только после
полнолуния, когда завершатся Карнейский праздник в Спарте и игры в
Олимпии. Афины уже приняли решение поставить во флот весь свой
личный состав. Таким образом, они одни из греческих государств дали всё,
чем располагали для ведения военных действий: 200 триер, из которых
20 были укомплектованы клерухами из Халкиды, а остальные —
афинянами и платейцами. Уцелевшие эретрийцы укомплектовали людьми
7 триер, а евбейский город Стары поставил 2 триеры. Один из островов,
Кеос, также отрядил 2 триеры и 2 пентеконтеры.
51 Скорость около 20 км в сутки сопоставима со скоростью Великой армии Александра,
преодолевшей маршем 560 км от Амфакситиды до Сеста, — примерно 28 км в сутки.
52 Совершенно очевидно, что Геродот различает продромов [т. е. высланных вперед],
численность которых дана в: VII.202, и вооруженные силы в полном составе (ср.: VIIL40:
«πανδημεί» [«всенародно, поголовно»]).

656
Часть вторая
Все эти данные приведены у Геродота (VII.202; VDI.l). В том, что
касается сухопутной армии, они неполны, поскольку сообщаемая
историком суммарная величина составляет для пелопоннесской пехоты 3,1 тыс.
человек, тогда как современная событиям эпиграмма на установленном
в Фермопилах камне говорит о 4 тыс. мужей из Пелопоннеса (Геродот.
Vn.228.1). Наилучшее решение этой проблемы — в допущении наличия
в войске около 900 илотов («илотов» Геродот упоминает среди павших
при Фермопилах. — УШ.25.1)53.
К Леониду во время марша на север присоединились 400 фиванцев и
700 феспийцев, так что в целом он имел около 5 тыс. воинов. Для
удержания прохода этого могло вполне хватить, но лишь при условии
отсутствия обходных путей. Однако, едва Леонид оказался на месте, выяснилось,
что такой путь имеется. Союзный совет совершил ту же ошибку, что и
в случае с Темпейским проходом, ошибку тем более непростительную,
что времени для проведения рекогносцировки перед отправкой войск на
север было предостаточно. Леонид обратился за помощью к ближайшим
народам. Опунтские локры выставили всю свою пехоту и семь пентекон-
тер, а фокийцы — тысячу пехотинцев54. Еще сохранялась надежда на то,
что до прибытия основных греческих сил персы, потратившие массу
времени на дорогу к Пиерии, не будут угрожать проходу. С появлением Ксерк-
совой армии 12 сентября эта надежда исчезла. Леонид созвал на
совещание всех командиров. Некоторые высказались за отступление. Другие,
в особенности военачальники локров и фокийцев, отказались оставлять
свои земли на милость врага. Леонид принял решение защищать проход и
отправил послания с призывом о помощи к членам Эллинского союза.
На акрополе Трахина был поставлен гарнизон, фокийцы же должны
были перекрыть обходной путь. Своих спартанцев Леонид разместил на
самом входе в проход, и именно здесь верховой лазутчик Ксеркса увидел
их занимающимися физическими упражнениями и приводящими в
порядок свои волосы.
Что касается личного состава греческого флота, то его численность
превышала 65 тыс. человек. Хотя в количественном отношении этот флот с
его 324 триерами и 9 пентеконтерами уступал ионийскому флоту при
Ладе, он обладал одним важнейшим преимуществом — наличием
единого постоянного главнокомандующего в лице спартанца Еврибиада. Запа-
53 Чтобы получить в сумме 4 тыс., Диодор (XL45) дает 1 тыс. лакедемонян и 300 спар-
тиатов, и некоторые современные авторы следуют ему; однако Геродот, упомянувший
лакедемонян во флоте, непременно указал бы на их присутствие в сухопутной армии. С другой
стороны, Геродот упоминает об илотах только спорадически: говорит о них при рассказе
о потерях, не сказав об их участии в самой битве при Фермопилах, говорит об их боевом
участии при Платеях, но забывает об их потерях в этом сражении, например, в: ГХ.70.5.
Поскольку во время Платейской кампании на каждого спартиата приходилось семь
илотов, соотношение три к одному при Фермопилах не кажется неразумным. С 362: 283 —
здесь высказано предположение, что войско Леонида насчитывало 10 тыс. человек.
54 Фокийцев, или фокидян, т. е. жителей Фокиды, не следует путать с фокейцами —
гражданами малоазийского города Фокеи, население которой из-за персидской угрозы
переселилось на запад. — A3.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
657
сы продовольствия для такой значительной массы людей должны были
заранее складироваться на севере Евбеи, пополнялись они местной
продукцией; дело в том, что готовые к боевым действиям военные корабли
могли перевозить лишь очень незначительные грузы. Флотские контин-
генты были собраны вблизи приморской равнины с видневшимися за
ней пологими холмами, которая из-за храма Артемиды,
располагавшегося на небольшой возвышенности (ныне называется Айос-Еорьос),
получила имя Артемисий. Здесь военные корабли можно было вытащить на
отлогий берег. Поблизости не было никаких скрытых водой
препятствий, а морское дно круто уходило на глубину до 20 м, так что спуск на
воду происходил легко, если только северо-восточный ветер не гнал волну
на взморье.
На союзном совете в качестве боевых позиций греки избрали
Фермопилы и Артемисий, как достаточно близко расположенные друг к другу
места, что облегчало взаимосвязь между ними; решение это было
принято за несколько недель до прихода персов в Македонию (VII. 175). У
греков не было никакой возможности узнать, каким именно путем персы
проследуют дальше. На суше, например, Ксеркс мог продвинуться вглубь
страны через Фермопилы и пройти через Фокиду в Беотию, в которой он
надеялся получить поддержку, а его флот, чтобы достичь побережья
Беотии с юга, мог двинуться островным путем — Скиафос, Пепарефос, Ски-
рос и Андрос. Отправляя флот к Артемисию, греки желали
воспрепятствовать использованию персами островного пути, так как в этом случае
корабли эллинов оказались бы с фланга у вражеского флота и могли
перерезать связь последнего с Македонией и тем самым вынудить
персидский флот войти в Пагасейский залив. При таком развитии событий
персам, прежде чем войти в северную часть Орейской протоки
(эффективно «простреливаемой» греческим флотом) и воспользоваться путем по
Еврипу, необходимо было бы разбить греков при Артемисий (VIII. 15.2).
Кроме того, расположившись у Артемисия, греки оставляли для себя
открытыми два пути отхода: через Орейскую протоку и Еврип либо по
открытому морю с восточной стороны Евбеи. Единственный возможный
недостаток заключался в том, что ширина водного простора у Артемисия,
находившегося в 11 км от Магнесийского побережья, являлась фактором,
в гораздо большей степени благоприятным для персидского флота.
Можно было думать, что лучшей позицией был бы сам Орей с его узкой
протокой; однако на дне этой бухты имелись подводные коряги и рифы, к
тому же персидский флот у Пагасейского залива мог блокировать
греческий флот внутри Орейской протоки.
Когда первые десять персидских кораблей появились около Скиа-
фоса, Еврибиад имел только 268 триер и 9 пентеконтер у Артемисия;
дело в том, что 53 из ожидавшихся 180 афинских триер еще не прибыли.
Потеря трех сторожевых триер выявила тот неприятный факт, что в
сравнении с греческими персидские корабли были более быстроходными, а это
означало, что, если персы сближались с греческим флотом, безопасным

658
Часть вторая
отступление становилось только в ночное время. Количество вражеских
кораблей было неизвестно (разведчики, отправленные в Сарды, видели
только сухопутные войска); однако купцы, несомненно, сообщали о том,
что этот флот огромен, а сигнальный огонь, поданный теперь со Скиа-
фоса, мог быть неверно истолкован как знак того, что основные морские
силы идут в Пагасейский залив. Еврибиад, опасаясь последствий, которые
могли наступить в случае, если его небольшой флот принужден будет
принять бой на широком водном просторе у Артемисия, отошел назад в
Еврип и сделал своей базой Халкиду (VII. 183.1). Геродот, вероятно,
ошибся, решив, что Еврибиад хотел «прикрыть Еврип», то есть удерживать
самое узкое место пролива у Халкиды, потому что этим он обнажил бы
тыл позиции Леонидова войска, давая возможность вражеским силам
высадиться с моря. Скорее, расположение у Халкиды давало Еврибиаду
возможность выдвинуться вперед, чтобы дать бой либо в Орейской протоке,
либо в узком месте между Кнемидами и Дием55. Шторм изменил
ситуацию, и во время этой бури по счастливой случайности, которую Еврибиад
не мог предвидеть заранее, его корабли оказались в защищенных водах,
тогда как персидский флот — застигнут у Магнесийского берега56.
Соглядатаи, посланные Еврибиадом на вершины холмов в северной
Евбее, прежде всего передавали сообщения, — видимо, с помощью
сигнального огня, — греческому флоту, стоявшему в Еврипе. Они сообщили, что
на второй день шторма вражеская флотилия была им погублена. Греки
принесли жертвы Посейдону Спасителю и поспешили к Артемисию.
Там 14 сентября, в последний день шторма, они встали на якорь, «ожидая
лишь немного вражеских кораблей, которые могли противостоять им»
(VTL192). На следующий день появился персидский флот. Он оказался
гораздо более значительным, чем Еврибиад мог себе представить!
Впрочем, в тот же вечер пятнадцать вражеских кораблей оказались в его
руках, благодаря чему была получена полная информация. Люди с этих
кораблей были отправлены в оковах в Коринф на Истме; во время
инцидента у Скиафоса персы захватили пленных57, и теперь греки поступили
точно так же.
Этой же ночью Еврибиад и командиры отрядов некоторых городов
обсудили ситуацию. Прозвучали предложения отступить на Истм к Ко-
55 Разумное решение, если он думал, что персидский военно-морской флот по
меньшей мере в четыре или в пять раз больше его собственного. (Кнемиды — город эпикнемид-
ских локров, живших к северу от Фокиды; Д ий — город на северо-западном берегу Евбеи,
напротив Кнемид. —A3)
56 Любая реконструкция передвижений греческого флота в соответствии с
современными представлениями о правдоподобности (как в: С 362: 286; А 11: 387) основывается на
молчаливом предположении, что большая часть информаторов Геродота или лучшая их
часть, согласно мнению одного исследователя о методе этого автора, не только давала ему
ложные сведения, но еще и одинаковые ложные сведения. Данное предположение не имеет
подтверждений. Современники событий знали о своих передвижениях и рассказывали о
них так, как они это запомнили. История не руководствуется законами правдоподобия.
57 За исключением одного из захваченных, Леонта, который был заколот в качестве
священной жертвы.

Глава 10. Поход Ксеркса
659
ринфу58, так как вражеская эскадра имела значительное численное
превосходство. Еврибиад, поддержанный Фемистоклом и остальными,
решил остаться. Данное решение Геродот объясняет подкупом, хитроумно
осуществленным Фемистоклом. Эту информацию мы можем
рассматривать как неисторичную, поскольку решение было инспирировано
соображениями стратегического порядка. Силы при Артемисии и силы при
Фермопилах зависели друг от друга в том смысле, что, пока греки
контролировали вход в Орейскую протоку, персидский флот не мог осуществить
высадку десанта в тылу армии при Фермопилах, и пока удерживались
Фермопилы, сухопутная персидская армия не могла угрожать самому
узкому месту на Еврипе, находившемуся на пути отхода эскадры от Арте-
мисия. Итак, Еврибиад отказался уводить флот, ибо, поступив так, он
обрек бы Леонида на окружение и полное уничтожение. Но имелась также
еще одна причина. Несоразмерность греческих сил на суше и на море —
вещь удивительная. Небольшое греческое войско могло задержать, но
никак не разбить персидскую армию, при этом греческая эскадра была
достаточно большой, чтобы нанести поражение или жестокий урон
персидскому флоту. Обязанностью Еврибиада было идти в атаку. Обязанностью
Леонида — удерживать проход с помощью оборонительных действий и
прикрывать отход греческого флота. Для взаимодействия у каждого из
военачальников — и у Еврибиада, и у Леонида — всегда была наготове
лодка с гребцами, чтобы держать друг друга в курсе событий (VTH.21).
Расстояние между ними составляло 65 км по воде.
Пока 15 и 16 сентября персидская эскадра производила аварийный
ремонт в Пагасейском заливе, Ксеркс на совете со своими
флотоводцами и полководцами вырабатывал план дальнейших действий. Теперь он
знал приблизительные размеры греческой эскадры, которая стояла в
11 км от его передовой военно-морской базы в Афетах;59 кроме того, из
количества костровых дымов в лагере греческого войска, охранявшего
проход, следовало, что число воинов в этом отряде исчислялось скорее
тысячами, а не десятками тысяч. Сторонники персов из числа фессалий-
цев и других народностей должны были рассказать ему об удобном
пути, который через Китиний в Дориде вел в Кефисскую долину и далее, в
Беотию; воспользовавшись этой дорогой, часть персидской армии могла
занять беотийский берег в узком месте пролива Еврип и перерезать
самую удобную линию отхода для греческого войска. Однако время играло
против Ксеркса, так как наилучший период боевого сезона был на исходе.
К тому же он страстно желал не просто навязать грекам сражение в
обоих стихиях, но еще и поймать их в капкан как на земле, так и на воде. Что
бы ни произошло при Фермопилах, петлю для капкана на море образовы-
58 Смысл фразы в: VÜI.4.1 (в конце) становится очевидным благодаря ее же
использованию в: Vin.18, в конце.
59 О местоположении Афет нет единого мнения в научной литературе: иногда их
помещают у входа в залив, иногда — за его пределами, у Олизона (см.: С 359А: 310; см. также
статью Уэйса (Wace) b:JHS 26 (1906): 145; С 410). (О ли зон — город на крайнем юге Магае-
сийского полуострова. —A3.)

660
Часть вторая
вало очень узкое место в Еврипе шириной всего-навсего 60 м,
находившееся на пути отхода греческой эскадры. План Ксеркса состоял в том,
чтобы занять эту водную теснину.
После полудня 17 сентября отряд из 200 судов, специально для этого
отобранных (как мы можем догадаться — их отбирали по
быстроходности), отделился от основного флота в Афетах и отправился на север
через Скиафский пролив. Исчезнув из поля зрения греческой эскадры при
Артемисии, этот отряд повернул на восток, а с наступлением сумерек —
на юго-восток, намереваясь обогнуть южную оконечность Евбеи и
подойти к узкому месту в Еврипе. Если мы допустим, что скорость была не
15 км в час (как у передовых кораблей, двигавшихся от Фермы до мыса
Сепиада), а 12 км в час (как у кораблей, шедших в 490 г. до н. э. из
Марафона в Фалер), то к месту назначения эскадра могла прибыть через
25 часов, то есть после полудня 18-го числа. Ксеркс, следовательно,
отдал приказ своим флотоводцам напасть на греческий флот только после
того, как этот отдельный отряд достигнет цели и подаст условный
сигнал о своем прибытии (VIII.7.2, быть может, посредством какой-то
системы сигнальных судов). На суше Ксеркс собирался проложить себе путь
через проход, уничтожив при этом греческое войско; но, поскольку для
движения армии проход представлял серьезные трудности, Великий Царь,
начав атаку 17-го, пробиться надеялся 18-го. Именно в этот день — в
случае получения условного сигнала — его флот должен был вступить в дело
и оттеснить маленькую греческую эскадру из Орейской протоки и Еври-
па к блокированному узкому проходу в том же проливе.
Итак, 17-го числа основной персидский флот, заняв вскоре после
полудня позицию у Афет, не стал навязывать бой. Один отменный греческий
ныряльщик, находившийся на персидской службе, Скиллий из Скионы,
переплыл незаметно к Артемисию (как говорили некоторые, проделав
этот путь под водой, но, согласно Геродоту, — на какой-то лодке) и сообщил
об отплытии отдельного отряда персидских кораблей к теснине на Еврипе,
а также о размерах ущерба, нанесенного бурей персидскому флоту. Ев-
рибиад созвал военный совет. Первоначально обсуждался план, согласно
которому в течение всего этого дня греки собирались оставаться у Арте-
мисия, продолжая сушить корабли на берегу, не вступать в битву, а после
полуночи — выйти в море и, преодолев 140 км, достичь к полудню
теснины на Еврипе. Тем самым было бы выиграно время для устроения
засады персидскому отряду из 200 кораблей. Логическое обоснование этого
плана, как мы можем предполагать, заключалось в том, что у 268 триер
Еврибиада не было никаких шансов на успех в правильном сражении
против персидского флота, который, как теперь стало известно, имел
четырехкратное превосходство, а также в том, что у Леонида
появлялась бы возможность спасения, одержи греческая эскадра хоть
маленькую победу — сокрушение 200 персидских судов. К счастью, к концу этого
дня верх взяло более смелое решение. Еврибиал отдал приказ напасть
на персидский флот, с тем чтобы проверить в действии собственную
боевую тактику и опробовать прием под названием диэкплус (διέκπλους — про-

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса 661
плыв между вражескими своих кораблей с целью слома весел у первых
и лишения их тем самым управляемости. —А.З.), основанный на
искусстве маневрировать (VHL9).
Основное отличие между греческим флотом, особенно его эгинской и
афинской эскадрами, и флотом персидским заключалось в тактике. К
тому времени греки уже обладали большим опытом в маневрировании,
направленном на прорыв линии вражеского флота. Одним из таких
приемов был диэкплус. Дабы сохранить высокую маневренность своих судов,
а также по той причине, что целью эллинского флота был не абордаж, а
выведение из строя кораблей противника, греки брали на борт лишь
небольшое количество корабельных бойцов (ср.: Фукидид. Ш.94.1; 95.2).
В связи с такой тактикой греки предпочитали относительно
разомкнутый строй. С другой стороны, персидский флот, будучи составленным из
многих национальных эскадр с различным уровнем мастерства,
полагался по преимуществу на абордажную тактику, и на судах находились не
только воины того народа, который поставил данную эскадру, но еще по
тридцать морских бойцов из числа персов, мидян и саков (VTL96.1; 184.2;
ср.: Фукидид. 1.49.1—3). Обладая значительным перевесом в числе
кораблей и взятых на борт воинов морской пехоты, персы предпочитали
сохранять сомкнутый строй и подавлять греческие суда, подходя к их бортам
вплотную или врезаясь в них с последующим абордажным боем. В
персидском флоте также умели применять диэкплус (ср.: VI. 15.2). Данный вид
маневра, вполне вероятно, изобрели финикийцы [FGrH 176 F 1), однако
из существующих описаний массированных атак сомкнутым строем,
проведенных персидским флотом в 480 г. до н. э., становится понятно, что
полагался он прежде всего на абордажный бой (VIIL16.2; Эсхил. Персы.
412-416; УШ.86; 89.2)60.
Греческие корабли вышли на веслах на широкую воду, развернув
строй во фронт примерно на 4 км; персидский флот на веслах двинулся
навстречу, причем линия его фронта была еще длинней. Когда греческие
корабли сбавили скорость, персидская линия начала с флангов окружать
противника. В этот момент находившиеся на флангах греческие
корабли по специальному сигналу остановились и дали задний ход, а центр
продолжил движение вперед, так что весь строй трансформировался в
окружность (или в большую дугу в форме несомкнутой окружности):
греческие суда носами оказались обращены к врагу, а кормами — сдвинуты
друг к другу (VOL 11.1, ср.: Фукидид. П.83.5). Персы продолжили
охватывающий маневр. Их цель состояла в том, чтобы сблизиться с
вражескими бортами, забросать противника метательными снарядами и затем
взять его на абордаж; корабли персидского флота обладали двумя
преимуществами: большая высота борта над ватерлинией и скорость. Но
подход со стороны бортов не представлялся возможным, поскольку
построение греческих кораблей оказалось слишком плотным. Суть же
греческой тактики состояла в том, чтобы наносить таранные удар по врагу
сбоку или с кормы, пробивать корпус и ломать весла с одной стороны
60 См.: С 44; С 45А: 52 слл.

662
Часть вторая
борта; преимущество греческих судов заключалось в их большей
тяжеловесности, более низкой осадке и наличии обшитого бронзой
подводного тарана. По второму сигналу, когда греки оказались уже зажатыми на
относительно небольшом пространстве и лицом к лицу с врагами, они
рванули вперед и нанесли таранные удары по неприятелю — персидские
суда находились в менее тесном строю и были заняты выполнением
охватывающего маневра. Схватка была недолгой, так как с наступлением
сумерек обе эскадры прекратили боевые действия и вернулись на базы. Но
к этому моменту греки уже захватили 30 персидских кораблей. Это был
наглядный, хотя и небольшой по масштабам, успех эллинского военно-
морского искусства;61 при этом один лемносский корабль воспользовался
случаем и дезертировал из персидского флота. Настроение греков
заметно улучшилось. Они отказались от первоначального плана ночного
перехода, и Еврибиад отправил Леониду донесение, в котором сообщал
о намерении удерживать позицию у Артемисия и на следующий день.
На суше Ксеркс начал наступление утром 17-го. В то время вход в
Фермопильский проход имел ширину всего около 2 м (см. рис. 46). Затем
шел участок длиной около мили между утесами и морем шириной в
среднем до 15 м; упирался он в поперечную стену из сложенных насухо
камней, которую греки теперь дополнительно укрепили. За стеной
продолжался такой же участок пути протяженностью около мили,
оканчивался он еще одним сужением приблизительно до 2 м, далее лежала
деревня Альпены. Леонид намеревался биться в передней части прохода;
его лагерь располагался между стеной и Альпенами. Весь день на этом
крошечном фронте отряды Ксерксова войска — мидяне, касситы, а за
ними персидские «бессмертные» — осуществляли волнообразные атаки.
У греков были длинные копья, более качественные доспехи и более
крепкие щиты, спартанцы в особенности превосходили противника
отработанной в многочисленных тренировках тактикой, при которой воины
делали вид, что отступают, а затем неожиданно разворачивались и
начинали контратаку. В результате ущерб врагам оказывался существенно
большим, нежели собственные потери; до конца того дня греческий
заслон демонстрировал высокую надежность. С заходом солнца Леонид
отправил ободряющее донесение Еврибиаду.
Ночь с 17-го на 18-е была отмечена грозой с проливным дождем и
шквалистым юго-восточным ветром, который нагнал обломки кораблей
и трупы к персидской якорной стоянке в Афетах. Оставшийся в
открытом море (εν πελάγει)62 отряд из 200 персидских кораблей погиб весь,
будучи выброшенным на подветренный скалистый берег на юго-востоке
61 Об этом ясно говорит численность захваченных кораблей, а также изумление
персов, каким бы ни было точное значение слова «έτερακλέως» в: VIEL 11.3 (в данном случае
слова Геродота можно понимать либо в том смысле, что эта битва шла «с переменным
успехом», либо что она осталась «нерешенной». —A3.) (ср. «έτερακλής» у Эсхила в «Персах», 952).
62 Данное словосочетание означает, что в тот момент корабли были у юго-восточного,
а не у юго-западного — как у Страбона (445) — берега Евбеи; это должно было быть
именно так с точки зрения расстояния и времени — шторм случился ночью.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
663
Рис. 46. Фермопилы
Обозначения: L — позиция Леонида у стены; S — вероятное
месторасположение фокийцев; X— лагерь Ксеркса
Евбеи, который был известен под названием Лощины. Грекам, конечно,
повезло в том, что они не вышли в море посреди ночи, как собирались
сделать поначалу. О постигшей персов катастрофе греки узнали почти в
то же время, когда стало известно о прибытии подкрепления из 53
афинских кораблей, которые шли по проливу Еврип и имели возможность
укрыться от ночного шторма в защищенных водах63. Боги явно были на
стороне эллинов. Между тем персы, не получив ожидаемого сигнала о
прибытии отряда к месту назначения, к исходу дня должны были
догадаться, что эскадре не удалось справиться с поставленной задачей. В
соответствии с полученными приказами, они воздержались от нападения. Греки
же, усилившись подкреплением, нанесли удар в тот же самый поздний
час, что и 17 сентября, потопив несколько киликийских кораблей (УШ.14).
Донесение Леонида также вселяло бодрость.
В течение всего дня 18 сентября сухопутные войска Ксеркса
предпринимали атаки, но греческие отряды из разных городов — исключая
фокийцев — сменяли друг друга на передовой линии и надежно удерживали
проход. Однако в этот день Ксеркс узнал от человека из Малиды по
имени Эфиальт и, возможно, от двух других людей о существовании
обходного пути; как только царь получил данную информацию, он отправил
63 Остроумные реконструкции переданных Геродотом событий см. в: С 359А: 311;
А 48: 257 ел.

664
Часть вторая
войска по этой тропе той же ночью. Было полнолуние, соблюдалась
строжайшая секретность. Дабы ускользнуть от наблюдения, отряд должен
был выступить не из пункта на равнине близ самого входа в
Фермопильский проход, а с ее отдаленного участка в холмах. В этот вечер Эфиальт
в качестве проводника вывел Гидарна и несколько тысяч его
«бессмертных» из лагеря около «того времени, когда зажигают светильники». Они
двинулись вдоль Трахинских утесов по тропе, которая вела к седловине
в горах, возвышавшихся над занятым противником акрополем Трахина,
и затем пересекли реку Асоп, которая текла далеко внизу по дну
глубокого ущелья с отвесными стенами (VTL215 ел.)64. Этой дорогой они шли
всю ночь.
В полдень 19-го числа персидский флот предпринял атаку. Желая
окружить фланги греческой боевой линии, персы, выстроившись
полумесяцем, ринулись на эллинские корабли, стоявшие недалеко от своей базы
у Артемисия. Греки схватились за весла и вступили в дело. Геродот
сообщает о потере многих судов и многих людей с греческой стороны, но при
этом добавляет, что потери персов оказались «гораздо большими», в
частности потому, что их корабли, будучи столь многочисленными,
сталкивались друг с другом. Информаторы Геродота, по всей вероятности,
имели преувеличенное представление о потерях персов. В чересчур
затянувшейся схватке греки понесли такие потери, которые они вряд ли могли
позволить себе, поскольку их флот в количественном отношении
значительно уступал неприятелю, а половина афинских кораблей была
повреждена (во время бури в ночь с 17 на 18 сентября; см. выше. —А.З.).
Вечером того дня греки вытащили свои корабли на отлогий берег,
команды забивали евбейский скот и устраивали трапезы, за которыми
обсуждали планы отплытия, когда вестник сообщил Еврибиаду о том, что
случилось в Фермопильском проходе. Поскольку теперь не было никакого
смысла оставаться у Артемисия, флот под покровом ночи вышел в море
и ушел через Орейскую протоку.
Гидарн и его люди медленно поднимались вверх по крутой Анопей-
ской тропе. Вероятно, они знали, в каком месте тропа может охраняться,
и рассчитали время своего прибытия на вершину таким образом, чтобы
оказаться там как раз на рассвете. По дороге они не встретили ни пикетов,
ни выдвинутых вперед постов. Тысячный отряд фокийцев, издали
почувствовав приближение персов по шелесту опавших дубовых листьев
под их ногами65, схватился за оружие; но персидская атака, а главным
образом град стрел согнали фокийцев с дороги и оттеснили на склон горы.
64 Об этой тропе см.: Павсаний. Х.22.8; С 273А: 243 ел.; А 11: 407 ел.; С 376: 71 слл.,
с ил. 66—84; С 409: 17 слл., с указанием времени, затрачиваемого на этот путь. Геродот
(VIE.223.1) утверждает, что «окружной путь» (т. е. из лагеря к месту пересечения Асопа) и
«восхождение» (т. е. от места пересечения Асопа к седловине) был длинней и занял
больше времени, нежели спуск (т. е. путь от седловины к Альпенам), который вряд ли мог
занять больше шести часов.
65 Это были прошлогодние листья, которые опали весной и образовали толстый
покров; нет оснований говорить о молодой листве, как в: А 11: 415, примеч. 20 со ссылками.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
665
Как только фокийцы отступили, персы быстро вернулись на тропу и
приступили к длинному спуску, который должен был привести их на
морской берег позади Альпен. Известие об этом обходе Леонид получил еще
ночью66, и вскоре после рассвета наблюдатели, занимавшие посты на
холмах, сообщили ему, что фокийцы не справились со своей задачей.
Леонид сразу созвал совет, на котором одни высказались за
сражение, другие — за отступление. Окончательное решение зависело от
Леонида. Приказ, полученный им самим в Спарте, был ясен: стоять до
конца, и для него, как и для его людей, это было делом чести. Фесшшцы и
фиванцы остались с ним. Всем другим он приказал отступить67. Один
человек отказался подчиниться приказу — прорицатель Мегистий,
который на рассвете этого дня сообщил о неблагоприятных знамениях. Сам
он остался, отослав лишь своего сына. Не исключено, что на решение
Леонида принять бой повлиял оракул Аполлона, полученный спартанцами в
481 г. до н. э. (см. выше, с. 645). Данное решение не имело никакого
значения для флота, который в этот день находился у Артемисия и у
которого не было возможности вплоть до темноты безопасно соступить оттуда.
А к этому моменту, как прекрасно понимал Леонид, сопротивление при
Фермопилах будет уже подавлено.
Чтобы дать Гидарну время дойти до Альпен, Ксеркс начал
наступление лишь за час или два до полудня. Персидские воины (которых,
согласно Геродоту, гнали вперед кнутами, в чем мы можем усомниться)68
обнаружили Леонида и его людей выдвинувшимися гораздо дальше вперед,
где проход расширялся, нежели то было в предыдущие дни, схватка
была свирепой и продолжительной. Если копья у греков ломались, они
вынимали мечи. Когда отважно сражавшийся Леонид пал, за его тело
завязалась жаркая сеча с переменным успехом. Греки смогли отвоевать тело
полководца как раз перед тем, как услышали о подходе с тыла отряда Ги-
дарна. После этого они отступили к поперечной стене. Здесь все те, кто
еще способен был драться, — за исключением фиванцев, которые стояли
отдельно и уже сдались, — организовали последнюю линию обороны на
холме, защищаясь зубами и руками, пока не были окружены и засыпаны
шквалом метательных снарядов69.
66 О первой части персидского марша, «την περίοδον», сообщили перебежчики, см.:
VTL219.1 (ср.: 223.1 — здесь первая часть марша называется именно так — «ή περίοδος»
[«путь в обход»]); иначе: С 320: 372.
67 Геродотово взвешенное суждение в: VÜ.220.2—4 выглядит предпочтительным перед
современными умозрительными гипотезами, резюмированными в: С 320: 372 слл.
Побуждения людей в подобных ситуациях не всегда осознаются даже ими самими. Феспийцы
предпочли умереть, возможно, потому, что понимали: их город будет уничтожен. Капитуляция
фиванцев в конце боя не должна бросить тень на их долгое участие в битве; домысел [о том,
что при Фермопилах фиванцы оставались с Леонидом вопреки своей воле],
обнаруживаемый у Геродота в: VH222, возник из-за последующего медизма их города.
68 Единственными возможными свидетелями могли быть фиванцы, которых Геродот
считал предателями.
69 На этом месте С. Маринатосом были обнаружены наконечники стрел; см.: JHS 59
(1939): 200.

666
Часть вторая
Поняв, что над Фермопилами повисла тишина, афинский лазутчик в
середине того же дня ускользнул из Трахина, вышел на триаконтере в
бухту и примерно через пять часов доставил известие грекам, стоявшим
у Артемисия. В тот час они жарили зарезанный скот. Те, кого Леонид
отослал, находились уже далеко на юге, вне досягаемости для
персидского преследования. Объединенные операции при Артемисии и при
Фермопилах не отразили персидского вторжения; но ни один человек в
то время и не ожидал, что они могли это сделать. Персидские силы
понесли серьезные потери: на море — более пятидесяти триер в ходе
боевых действий и две сотни лучших персидских кораблей во время
шторма у Евбеи, а на суше — отборная персидская пехота, включая двух
сыновей Дария, погибших в последний день. Греки приобрели опыт морских
сражений, который позднее должен был сыграть решающее значение,
и они не просто стойко держались против значительно превосходивших
сил противника. В Фермопильском проходе спартанцы
продемонстрировали свою железную волю и несокрушимую отвагу, которая
воодушевляла остальных союзников следовать их примеру, — отвагу, увековеченную
позднее с бесхитростной прямотой:
Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.
(W.228.2. Пер. Л Блуменау)
Теперь самое время обратиться к захватывающей эпиграфической
находке, имеющей отношение к описываемым событиям, — к так
называемому декрету Фемистокла, надписи на стеле пентельского мрамора
(из чего можно заключить, что вырезана она была, вероятно, в Афинах).
Речь идет о постановлении афинского народа, принявшего
предложение, которое Фемистокл внес в экклесию. Камень был найден на
Пелопоннесе — в Трезене; здесь он, очевидно, был установлен вместе с
какими-то статуями женщин и детей70, которые увековечивали факт
эвакуации из Афин в Трезен, о чем упоминается в надписи (Павсаний. П.31.7).
Исходя из того, что по форме букв надпись датируется концом IV или,
что более вероятно, началом Ш в. до н. э., она была копией, снятой в то
время с надписи или с какого-то документа из Афин. Даже после того, как
эта находка была опубликована М. Джеймсоном в 1960 г., исследователи
спорили о том, было ли содержание текста выведено в IV в. до н. э.
каким-то проафинским пролагандистом из некой вымышленной истории,
что предполагает, кроме прочего, еще и факт ее навязывания трезен-
цам, либо это содержание происходит из оригинального документа, в
котором было зафиксировано некое решение, реально принятое в ходе
персидских войн71. Для тех, кто придерживается первой точки зрения, данная
70 Наподобие статуи «Женщина Пинда» в Пендалофосе, в Македонии, которая
установлена в честь женщин, подносивших в 1940—1941 гг. боеприпасы. Об утраченной надписи, в
которой сообщалось, вероятно, о принятии в Трезене эвакуированных из Афин, см.: С 301.
71 Публикации: Hespena. 29 (I960): 198 слл. = С 330; М—L 23, с комментарием;
библиографию см. в: С 289: 157 ел.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
667
надпись не имеет никакого отношения к этой главе. С другой стороны,
она обладает большим значением для тех — и автор данных строк в их
числе, — кто считает, что «многие черты официального и архаичного
языка» здесь могут быть объяснены именно аутентичным характером
записи; что же касается отсутствия даты решения народного собрания,
присутствия анахронистических вставок (например, патронима), а также
указания на дем Фемистокла, то это объясняется тем, что в ходе более
чем двухвековой истории сохранения этого документа была
осуществлена как минимум одна, а возможно, и большее количество
промежуточных: публикаций, что сделало этот текст ближе к литературной прозе,
нежели это было изначально.
На данном эпиграфическом памятнике зафиксированы решения об
эвакуации населения, сборе всех мужчин призывного возраста для
ведения морской войны, о распределении этих людей по 200 кораблям, о
назначении двух зон для проведения операций военно-морскими силами, и,
кроме того, здесь рассматривается вопрос о лицах, подвергшихся прежде
остракизму и возвращаемых из изгнания. Вполне естественно, что с
самого начала этот декрет связывался со знаменитой эвакуацией,
случившейся после сражения при Артемисии, о которой Геродот упоминает как о
последовавшей сразу за «воззванием» (VIIL41.1); однако содержащееся в
самом декрете упоминание об отправке кораблей к Артемисию
показывает, что решение это было принято до битвы при Артемисии. Не имеет
значения, что с «воззванием» об эвакуации декрет Фемистокла связывают
поздние литературные источники, в которых содержатся определенные
отзвуки и почти дословные цитаты из начальной части нашего
эпиграфического памятника, где речь идет об эвакуации72. Именно эти авторы и их
предшественники как раз и осуществили данный перенос ради
сенсационного эффекта — точно так же, как они перенесли постановление о
возврате на родину всех лиц, подвергшихся остракизму, на самый последний
момент перед началом войны (например: Плутарх. Фемистокл. 10—11.1)73.
Поскольку декрет относится ко времени до отправки кораблей к
Артемисию, необходимо рассмотреть вопрос о дате принятия данного
постановления — приблизительно в июне 480 г. до н. э., когда Эллинский союз
планировал удержать Фермопилы силой (случившуюся приостановку
движения Ксерксовой армии, из-за чего пелопоннесцы, занятые
подоспевшими Карнейским праздником и Олимпийскими играми, выставили
меньшее количество войск, невозможно было заранее предусмотреть), или же
в конце сентября 481 г. до н. э., когда Эллинский союз еще не появился74.
На этот вопрос мы попытаемся ответить в нижеследующих двух
рубриках путем анализа текста декрета.
72 С 344: 66.
73 Вплоть до Элия Аристида: ХШ pindorf I: 225-226), XLVL192 (Π: 256; Ш: 606). (Речь
идет о предполагаемых хронологических искажениях, допускавшихся в поздних
литературных источниках, — в частности, об отнесении декрета Фемистокла об эвакуации,
реально принятого до сражения при Артемисии и битвы при Фермопилах, ко времени после
этих событий. —A3)
74 Альтернатива, которая, похоже, не обсуждалась до: С 317.

668
Часть вторая
1. Эвакуация и сосредоточение всех сил
для войны на море
В первой части декрета нет ни одного упоминания об «эллинах». Однако,
как мы знаем, именно они или, вернее, их пробулы («советники»,
делегаты греческих городов; см. выше. —А.З.) приняли решение о
сопротивлении при Фермопилах и у Артемисия и отдали приказ об отправке к Арте-
мисию кораблей (Геродот. VII. 172—177). В декрете все решения
представляются как решения афинского народа, а ссылка на другие государства
содержится в словах «противостоять варвару в борьбе за их собственную
свободу [? и свободу Греции] вместе с лакедемонянами, коринфянами,
Х<...> (лакуна в месте, где были названы, вероятно, халкидяне) и
другими, которые пожелают разделить опасность». Итак, в связи со всем этим
декрет уместно было бы отнести к сентябрю 481, а не к июню 480 г. до н. э.
Государства, упомянутые поименно, к тому времени уже были друзьями
афинян: Спарта — как прямо названная цель для Ксеркса; Коринф — как
пособник Афин в их борьбе с Эгиной; а также Халкида, государство
афинских колонистов, которые переехали в Аттику и сражались при
Марафоне. Фраза «и другими, которые пожелают разделить опасность», мало чем
отличается от фразы «вместе с теми эллинами, которые пожелали
присоединиться», — ее Геродот использует (VII. 144.3) при упоминании об
афинском намерении встретить врага всей военной мощью на море, каковое
решение было принято прежде, чем был созван первый съезд
Эллинского союза (см. выше, с. 646).
В 41-й и последующих строках декрета флоту вменялось действовать
на двух театрах, имея на каждом из них по сотне кораблей: «<...> идти
на помощь к Евбейскому Артемисию» и «оставаться в ожидании у Сала-
мина и остальной Аттики и защищать страну». В июне 480-го не было
никакой нужды оборонять Саламин и остальную Аттику с сотней
кораблей, так как греческий флот должен был базироваться у Артемисия, в
водах между персидским флотом (о котором тогда было известно, что он
находится у северного побережья Эгейского моря) и территорией Афин75.
С другой стороны, в сентябре 481-го имелись все основания для защиты
Саламина и Аттики, поскольку можно было ожидать нападения эгин-
ских кораблей. Дело в том, что своего пика война с Эгиной достигла в то
время, когда в 483/482 г. до н. э. Фемистокл убедил афинян строить флот
против Эгины, и продолжалась она вплоть до образования Эллинского
союза, когда «эллины» договорились о прекращении внутренних войн
и прежде всего — войны между Афинами и Эгиной (см. выше, с. 648). Но
зачем нужно было отправлять сотню кораблей к Артемисию в сентябре
481-го? Ответ может состоять в том, что Артемисий в любой момент
времени был наилучшей позицией для ожидания приближавшегося
персидского флота, а также наилучшей выдвинутой вперед базой для защиты
как афинских граждан в Халкиде Евбейской, так и афинян на саламин-
Афины и в самом деле отправили все 200 кораблей к Артемисию.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
669
ском театре военных действий против персов76. Было известно, что
военно-морские приготовления Персия осуществляла на протяжении двух
лет и что канал на Афоне был открыт, по всей видимости, уже в сентябре
481 г. до н. э. (но дорыли его гораздо позднее. — A3.). Вероятность
нанесения персидским флотом неожиданного удара в сентябре 481-го
невозможно было игнорировать.
Решение об эвакуации населения и о концентрации всех сил на
военно-морском флоте должно было быть вынесено конечно же до
основного нападения. Декрет был принят тогда, когда, как говорит Геродот
(VII. 144.3), «афиняне решили, обсудив ответ оракула, встретить варвара
при его движении [доел, варвара «предстоящего», «нависшего», έπιόντα]
против Греции всей своей мощью на своих кораблях, послушавшись
бога, вместе с теми греками, которые пожелали присоединиться».
Именно тогда пришло время для эвакуации из Аттики (так как суша могла
остаться без защиты) на близлежащий остров — Саламин, всего мелкого
и крупного рогатого скота (точно так же, как и в 431 г. до н. э., когда, без
сомнения, эти стада были переправлены на Евбею), движимого
имущества и всех физически немощных лиц, а также в более безопасное
место — женщин и детей. В связи с призывом всех здоровых мужчин на
военно-морскую службу и в связи с тем, что остальное население
испытывало тяготы эвакуации, в Аттике прекратились сев, жатва и обработка
земли. Далее, если обсуждаемое решение было принято только в июне 480 г.
до н. э., сбор урожая, который обычно начинался в конце мая77, в
основном должен был бы уже завершиться и меры по уборке оставшейся части
урожая могли быть исполнены наспех. С другой стороны, если решение
было принято в сентябре 481 г. до н. э., а эвакуация происходила
последовавшей зимой, тогда могло вообще не быть никакой посевной и
никакого сбора зерновых в 480-м. Согласно Геродоту (VTQ. 142.3), именно это
и случилось; дело вот в чем: об афинянах говорили, что в 479-м они
«лишились двух жатв», то есть урожаев 480—479 гг. до н. э. Таким образом,
эвакуация, из-за которой в Аттике в 480 г. до н. э. хлеб не убирался, была
проведена зимой 481/480 г. до н. э., если только не раньше78.
В 44-й и последующих строках декрета сказано: «<...> чтобы все
афиняне могли единодушно отразить варвара, те, кто находились в десятилет-
76 Весной 480 г. до н. э. Алое являлся лучшей базой для войск в Фессалии (Геродот.
Vn.173.1, 4).
77 А 23: 662; А 17, Π: 70.
78 Плутарх (Фемистокл. 7.1) относит ко времени между остракизмом Аристида и
экспедицией в Темпейскую долину некую попытку Фемистокла посадить граждан на корабли и
эвакуировать город; он говорит, что Фемистокл попытался сделать это «вновь» после
отступления от Артемисия и на сей раз добился своего. Плутарх мог заменить имевший
место факт такой эвакуации на попытку. Все эти события — ответ оракула, посадку афинян
на корабли, увеличение числа кораблей и эвакуацию — Корнелий Непот [Фемистокл. 2, в
конце) относит ко времени перед отправкой сухопутных сил защищать Фермопилы. В
годы эвакуации Афины должны были импортировать огромное количество зерна;
знаменитое судно-зерновоз, отправленное Гелоном из Сицилии в Пирей, — пример этого (Epistolo-
graphi Graeci. 746. Hercher).

670
Часть вторая
нем изгнании, должны направиться на Саламин, и они должны ждать
там до того времени, когда народ сможет принять решение по их
поводу». Это архаичное выражение имеет в виду тех, которые были «остраки-
зированы» — разговорное словцо, а позднее — универсальный термин для
обозначения тех, кого «черепковали» (т. е. изгнали из города путем
применения процедуры «суда черепков», остракизма. —А.3.), — г, тот факт, что
вопрос об их статусе еще не был окончательно решен, указывает, что они
по-прежнему находились в изгнании, о чем ясно говорит перфектное
причастие79. Этот призыв вернуться датируется у Аристотеля [Афинская
политая. 22.8) архонтатом Гипсихида, который большинство
исследователей относят к 481/480 г. до н. э.; кроме того, поскольку двое из
подвергшихся остракизму, Аристид и Ксантипп, на выборах февраля/марта
480-го были назначены стратегами на 480/479 г. до н. э., их должны были
амнистировать за несколько месяцев до этого, раз они успели
расположить к себе избирателей. Таким образом, эту часть декрета невозможно
датировать июнем 480-го, но она очень легко приурочивается к сентябрю
предыдущего года.
Другие детали декрета, такие как обращение к богам с мольбой о
защите города, выбор мест для эвакуации и решение о том, что казначеи и
жрицы должны остаться, соответствуют обеим датировкам. Названные
исключения показывают, что данное решение подразумевало тотальную
эвакуацию.
2. Реорганизация людских ресурсов государства
«Все другие афиняне и чужеземцы80, которые находятся в возмужалом
возрасте, должны взойти на [? подготовленные] 200 кораблей и дать
отпор варвару» (строки 12—15). Об этом решении Геродот пишет в отрывке,
относящемся ко времени до формирования Эллинского союза осенью
481 г. до н. э. (VII. 144.3). Задача заключалась в том, чтобы распределить
массу из 10 тыс. мужчин-воинов, относящихся к классам выше фетов, по
десяти полкам фил (τάξεις) и еще примерно 16 тыс. гребцов, главным
образом из фетов, посадить на приблизительно 80 кораблей, входивших в
состав огромного флота из 200 судов, совокупная численность экипажей
которых [, включая не только гребцов и матросов, но и воинов,] должна
была составить 40 тыс. человек, обученных военно-морскому делу и
искусству наносить таранные удары при движении кораблей на веслах. У Фуки-
дида (1.142.6—9) Перикл в одной из речей обращает внимание на то, что
овладение искусством кораблевождения и техникой морского боя —
задача очень непростая, требующая длительной тренировки. Очевидно, что
принять такое решение только в июне 480 г. до н. э., накануне встречи с
основной персидской эскадрой у Артемисия, было бы безумием (повто-
79 Цитируя этот декрет, Плутарх {Фемистокл. 11.1) также использует перфектное
причастие.
80 В тексте «ксены» — архаичное слово для обозначения «метеков».

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
671
римся, что задержки Ксеркса в Македонии были непрогнозируемы). Но
для такого решения в сентябре 481-го, когда в запасе имелись зимние
месяцы для тренировок, были все основания.
Реорганизация людских ресурсов [для службы на кораблях] должна
была начаться «на следующий день» (строка 20) после принятия решения,
благодаря чему она и была датирована. Десяти стратегам в качестве
военных министров предстояло назначить 200 «триерархов» — в
архаическом смысле этого слова, в котором оно употребляется также и у
Геродота (Vin.93.2); иначе говоря, стратегам следовало назначить командиров
триер, корабли же между этими капитанами должны были быть
распределены по жребию (первоначально слово «триерарх» означало именно
командира триеры; позднее в Афинах этим термином обозначали
человека, который выполнял особого рода литургию — общественную
обязанность по снаряжению триеры за собственный счет для государства. —A3.).
Личный состав одного корабля насчитывал 200 человек (Геродот. УШ.17).
Он состоял из морских воинов и гребцов (обычно в число гребцов
включались рулевой и другие)80а. На данном этапе должен был быть добавлен
третий элемент — подразделение сухопутного войска. Декрет содержит
постановление касательно набора этих трех групп: (1) десять
корабельных бойцов из официального списка лиц в возрасте 20—30 лет и четыре
лучника на каждый корабль; (2) группа квалифицированных гребцов
(υπηρεσία) приблизительно из 80 человек, назначенных из массы в 16 тыс.
человек портового люда, «для [? обеспечения] двух сотен кораблей»; а
также (3) подразделение (τάξις), образованное из личного состава отрядов
сухопутного войска (τάξεις), «числом в сотню» для каждого из 200 кораблей.
Из декрета ясно, что к тому времени группы гребцов уже существовали,
поскольку при назначении капитанов эти группы путем жеребьевки
должны были быть распределены по отдельным кораблям (строки 26—27), а
имя капитана и название отряда — записаны на каждом корабле на
специальной информационной доске81 (одна из возможных интерпретаций
строки 33), что позволяло сухопутным войсковым подразделениям
опознавать суда, на которые им надлежало погрузиться (строки 34—35).
Десяти стратегам предстояло разбить отряды сухопутного войска на
корабельные команды и публично провозгласить их «моряками» (вероятным
словом на месте лакуны является «ναύτας» [«моряков»])82. Процедура могла
считаться завершенной после того, как все войсковые отряды путем
жеребьевки будут приписаны к триерам; после принесения жертв
поименованным в декрете богам Совету и стратегам надлежало посадить людей на
все 200 кораблей, дабы приступить к активным действиям.
80а В конце V в до н. э. экипаж афинской триеры состоял из 170 гребцов, 10 гоплитов,
4 лучников, б «офицеров» и двух групп по 5 матросов для управления парусами на носу и
на корме; см.: Morrison J.S., CoatesJ.F. The Athenian Trireme. Cambride. 1986: 107 слл. — A3.
81 См.: С 124: 239 (в этой работе, в строке 33, предлагается чтение: «πτύχι» (т. е. «на
дощечке» вместо общепринятого: «τάξει» — «отряду». —A3.)), а также: С 317: 89, примеч. 56.
82 Это предложенное А-Г. Вудхэдом чтение строки 28 поддержано в: С 124:235; С 45.

672
Часть вторая
Данная часть декрета особенно интересна исследователю
военно-морской истории83. Она показывает, насколько быстро флот мог прирасти в
размерах почти в три раза. Когда закладывались корпусы новых судов,
группы гребцов приступали к тренировкам, чтобы затем войти в состав
корабельных команд, так что ко времени спуска кораблей со стапелей
эти группы были уже подготовлены. Каждая группа характеризовалась
своим особым боевым настроем и внутренней сплоченностью, как
экипажи современных «восьмерок»84. На заключительном этапе личный
состав сухопутного войска оказывался распределен таким образом, чтобы
esprit de corps полка, формируемого отдельной филой, сохранился хотя
бы частично85. Богам была отведена собственная роль. Им надлежало
оберегать город, его территорию в отсутствие армии (строки 1—6) и в ответ
на совершаемые населением жертвоприношения — предохранять от бед
новый флот при первом и последующих выходах в море. В декрете
называются по именам: Зевс Всемогущий, Афина Ника (покровительница
Афин) и Посейдон Хранитель (Асфалей)86. Именно они определяли через
жребий, кто попадет на данный конкретный корабль. Без участия богов
ничего не могло состояться.
Спустя почти год у греков появился хороший повод для
благодарственных молитв Посейдону Хранителю («σωτήρ». — VII. 192.2) и для гордости
за афинский флот — не из-за того, что он был, несомненно, самой большой
греческой эскадрой, а из-за отваги и сноровки, проявленных его
тренированным личным составом. Если наше понимание и датировка
декрета правильны, то события при Артемисии очевидным образом
подтверждают, что Фемистокл оказался человеком, способным проводить
решительную политику, вырабатывать новую военно-морскую программу и
при этом учитывать религиозные верования своего времени, а также
отвагу и чистоту помыслов афинского народа при принятии этого
предложения. Пиндар достойным образом оценил афинский подвиг при
Артемисии, «где сыны афинян заложили сияющее основание свободы» (Фр. 77).
83 Терминология фемистокловского декрета продолжала употребляться и в
последующие времена, хотя значения понятий и изменились. В IV в. до н. э., когда в широких
масштабах использовались иноземные гребцы, гражданской частью личного состава были
ναύτοα (моряки), έπιβάται (солдаты морской пехоты) и υπηρεσία (судовая команда, т. е. рулевые
и другие специально подготовленные матросы), как в речи «Против Поликла»
демосфеновского корпуса ([Демосфен]. 50.29—30). См.: С 45: 49—50; С 45А: 109 слл. Однако применять
к декрету Фемистокла терминологические значения 4-го столетия было бы ошибочно.
84 («В осьмерки» — знаменитые состязания по гребле между восьмерками колледжей
Кембриджа и Оксфорда. —A3.). Можно предполагать, что в афинском флоте в группы
гребцов включались также и отпущенные на волю рабы, поскольку такие
вольноотпущенники сражались при Марафоне и были за это удостоены почестей. Геродот (УШ.142. 4),
говоря об эвакуированных в 479 г. до н. э., вкладывает в уста спартанского посла предложение
взять на содержание афинскую «челядь, бесполезную для войны»; из этого следует, что на
военной службе, т. е. во флоте, находились боеспособные мужчины из числа домашних рабов.
85 В этом, быть может, заключается причина двойственности термина «τάξις»
[воинское подразделение] в строках 30—31 и 35—36. (Esprit de corps — французское
выражение, означающее кастовый дух, то, что по-русски звучит как «честь мундира». —A3.)
86 Все эти божественные эпитеты засвидетельствованы для Афин V в. до н. э.; при этом
«Ника» — только у Геродота (VHE.77.2).

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
673
V. Персидское наступление
И РАЗГРАБЛЕНИЕ АФИН
В соответствии с персидской практикой почтительного отношения к
доблестным воинам, Ксеркс похоронил павших эллинов у холма, где они
приняли последний бой, — в целом около четырех тысяч, сражавшихся в
течение трех дней. Исключение он сделал только для одного человека —
Леонида. Поскольку Спарта казнила посланников Дария, Ксеркс
применил к телу спартанского царя такое наказание, как если бы это был
преступник: ему отрубили голову и посадили на кол87. Потери самого
Ксеркса греки оценили в 20 тыс.; хотя цифра эта, вероятно, чересчур завышена,
потери включали большое количество воинов из отборных войск царя.
До сих пор в северной Греции Ксеркс пользовался поддержкой
греков благодаря своему мягкому с ними обращению. Хотя осенью 481 г.
до н. э. они подчинились его послам, он старался не допустить
противостояния с их стороны, и его войска не опустошали их земли. В качестве
подданных они без возражений предоставили ему отряды пехоты для
участия в битве при Фермопилах — из Перребии, Магнесии, Ахеи Фгио-
тидской, Эниании и Долопии (VII. 185), — а сыновья Алева во главе
прославленной фессалийской конницы ехали верхом в составе царского
эскорта. Теперь Ксеркс выбрал иную линию поведения — устрашение.
Сдавшиеся фиванцы были гражданами государства, которое поначалу
выказало царю покорность, а потом выступило против него с оружием в
руках; поэтому на лбу у каждого он выжег, как у раба, царское клеймо,
начав с их командира, Леонтиада88. Все греки, оказавшие сопротивление
или способные оказать его в будущем, подлежали жестокому обращению,
и с 22 сентября, когда войско двинулось дальше на юг, у него, можно
сказать, были развязаны руки. Одна колонна, шедшая по внутренней дороге
через Дориду, опустошила страну фокийцев, грабя и сжигая города,
храмы и сельские поселения, истребляя целые стада и вырубая деревья,
насилуя попадавшихся женщин (VIII.33). Часть колонны занималась
грабежами в восточном направлении, преследуя беженцев и перейдя через
перевал Арахова, который вел к Дельфам.
Граждане Дельф бежали. Однако толкователь божественной воли, про-
фет, вместе с шестьюдесятью мужами остался в священном участке Апол-
лонова храма, надеясь, быть может, на то, что Ксеркс, подобно Дарию,
пожелает проявить уважение к Аполлону и к его служителям. Персидские
воины были замечены спускающимися от перевала, а затем
взбирающимися по крутому склону горной долины к священному участку Афины
Пронеи [«Той, что перед храмом»], богини подходов к святилищу. Но
дальше воины не пошли. Дельфийская версия того, что там произошло,
передана Геродотом (VHL36—39). Когда дельфийцы вопросили бога, он
ответил, что сам сможет защитить свое достояние, и, когда персы прибли-
Такое же наказание понес в феврале 1930 г. в Элассоне один разбойник.
Он не был беотархом, как утверждается в: С 282: 47 слл.

674
Часть вторая
зились, его священное оружие чудесным образом переместилось из
внутренних покоев храма и оказалось сложенным на земле. Затем, едва
персы приблизились к священному участку Афины Пронеи, как «с неба на
них ударили молнии, две горные вершины оторвались от Парнаса и
обрушились сверху на них, поразив многих, а из храма Пронеи доносились
громкие возгласы и боевые кличи». Персы бежали, преследуемые
призраками двух местных героев (как в битве при Марафоне) и вышедшими из
укрытий дельфийцами. В историю с молниями и охватившей персов
паникой в те времена верили повсюду, Геродоту даже показали две скалы,
упавшие с Парнаса на персов89.
Ксеркс послал вперед, в Беотию, нескольких македонских
командиров, отобранных царем Александром, входившим в окружение Ксеркса.
Они со своими отрядами должны были взять под контроль те города,
которые и в 481 г. до н. э. выказали покорность, и теперь не отправили
своих ополчений к Фермопилам; присутствие этих македонян уберегло
Беотию от судьбы, что постигла Фокиду. Пощажены были даже Фивы; дело
в том, что для Ксеркса этот город представлял собой важную базу, а
узкая проперсидская группировка, возглавляемая Аттагином и Тимагени-
дом, которая пришла теперь к власти, вызывала доверие. Однако Фес-
пии и Платеи были отданы на разграбление и разорение. Беженцы из
этих городов рассеялись по Мегариде и Аттике, стремясь попасть за Истм.
Вторая персидская колонна, сопровождаемая обозом, прошла по
побережью через Локры, чье население пощадили, и соединилась с
остальной армией в Беотии. После этого войско вошло в Аттику, где, не
встретив никакого сопротивления, взялось за разрушение храмов и поселений.
27 сентября персы были уже в безлюдных Афинах. За исключением
небольшой группы людей на Акрополе, исчезли все жители. Остались лишь
хранители священной казны Афины, а также те, кто в силу крайней
бедности не имел средств для переправы по морю; они заблокировали вход,
устроив заграждение из бревен, которое, как они думали, станет той
самой «деревянной стеной», о которой было сказано в оракуле Аполлона
(Vm.51.2). Персы заняли холм (он назывался Ареопагом) напротив
входа и запалили баррикаду с помощью зажигательных стрел (при
раскопках здесь найдено несколько наконечников стрел), однако
обороняющиеся отбивали все атаки, скатывая вниз по склону огромные камни. Условия
сдачи, предложенные находившимися на службе у Ксеркса Писистратида-
ми, были отклонены, и сам Великий Царь, согласно Геродоту, «долгое
время был в затруднении»90. Однако на следующий день всё быстро
закончилось. Несколько персов взобрались по отвесной скале и так попали на
Акрополь. Некоторые из защитников предпочли погибнуть,
сбросившись вниз с крутого обрыва (так же поступил греческий караул в 1941 г.),
89 Законченные скептики должны как-то объяснить появление огромных каменных
глыб; см.: С 49: 187 слл. Надпись у Диодора (XI. 14.4) была составлена позднее.
90 Литературное выражение, которое не следует воспринимать буквально, как это
делает Дж.-Б. Бьюри в: CR 10 (1896): 52. Синхронизация событий дана у Геродота в: VHL50.1
и 56; на взятие Акрополя ушло не три недели, как в: С 362: 304; С 389.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
675
нежели остаться в живых и увидеть свой город порабощенным; другие
забежали внутрь святилища Афины, где их безжалостно перебили.
В тот же вечер храмы на Акрополе были разграблены и всё, что
могло гореть, — сожжено; та же участь постигла и сам город. Ксеркс
выполнил первую задачу своего карательного похода — разрушил Афины. Он
отправил вестника сообщить об успехе двору в Сузах. Было это 28-го
числа.
Между тем персидский флот оставался в Пагасейском заливе и в
Орейской протоке в течение шести дней после сражения при Артемисии,
производя ремонт кораблей и получая подкрепления, которые
прибывали с греческих прибрежных островов — вплоть до Теноса на юге. Орей
(Гистиея) использовался в качестве базы. Этот город пощадили,
поскольку он сам открыл ворота и у власти в нем находилась, несомненно, про-
персидская партия. Но в основной своей массе евбейцы и прежде не
выказали покорности, и теперь не подчинились, так что большинство деревень
и сельских усадеб были опустошены грабительскими налетами. 26
сентября флот взял курс на юг и начал движение через Еврип и далее, вокруг
мыса Суний, при этом высаживавшиеся на берег отряды совершали
набеги на приморские поселения и поджигали храмы; утром 2&го числа,
пройдя 300 км, персидские корабли встали на мертвый якорь вдоль
длинного отлогого берега у Фалера. Благодаря произведенному ремонту и
прибывшим подкреплениям91 персы имели теперь такое же количество
боевых судов, каким обладали в Македонии (VHI.66.1); однако среди потерь
оказалось много кораблей и команд наилучшего качества, а
подкрепления с греческих островов не всегда внушали доверие. В этот день Ксеркс,
совещаясь с командирами, выработал план ближайших действий.
Пришедшие к Фермопилам эллины, сражаясь и погибая там,
надеялись на подход подкрепления. Им сказали, что их отряд — это лишь
авангард (VTI.203.1; 206), и по прибытии туда Леонид отправил гонца с
требованием срочной помощи; есть все основания полагать, что Анопейскую
дорогу в случае подхода подкреплений можно было бы удержать. Войска,
отступившие по приказу Леонида, надеялись встретить эту помощь в
Беотии или в Аттике. Но там никого не было. Совет Эллинского союза и его
государства-члены не смогли выполнить своих обещаний (VII.206). В ночь
после битвы греческий флот покинул Артемисии; коринфяне шли
первыми, афиняне — последними. Фемистокл приказал оставлять на камнях у
источников пресной воды на северном берегу Евбеи надписи,
побуждавшие греков из персидского флота к побегу или к тому, чтобы те сражались
91 С греческих островов, за исключением пяти западных Киклад, и, видимо, из Ионии;
в Дориске флот имел лишь семнадцать кораблей с островов и сотню из Ионии, но в битве
при Саламине ионийцы на левом крыле явно представляли собой значительную часть
всего флота. Подкрепления для сухопутного войска поступали главным образом от
предоставивших знаки покорности греческих государств (ср.: IX.32.2). Для Ксеркса не было
никакого резона собирать греческие контингенты с островов в Дориск и затем вести их вдоль
берега Эгейского моря; они, по всей видимости, присоединились к нему в Фермейском
заливе, а некоторые даже позднее. По поводу остающихся в этом вопросе неясностей см.:
С 320: 345 слл.

676
Часть вторая
не в полную силу; он полагал, что, когда персидские корабли будут
останавливаться в этих пунктах для пополнения запасов питьевой воды,
такие послания, быть может, спровоцируют разногласия во флоте и даже
приведут к случаям дезертирства. При прохождении греческого флота
через Еврип на борт были взяты домочадцы и рабы афинских поселенцев
в Халкиде, платейцы же, входившие в состав команд, высадились на
берег, чтобы присоединиться к своему народу. Главная надежда на то, что
в Беотии соберется большое эллинское подкрепление, не оправдалась
(УШ.40), и вскоре было подтверждено, что линию обороны начали
возводить не к северу от Аттики, а поперек Истма. Оказавшись в такой
ситуации, афиняне попросили, чтобы флот встал на рейде у Саламина, и это
было сделано вечером 21-го числа.
Афиняне вошли в свои гавани на материке. Когда стратегам
сообщили о сложившемся положении (Аристотель. Афинская политая. 23.1), они
воспользовались правом, позволявшим им в чрезвычайной ситуации
объявить через глашатаев о том, чтобы каждый как мог спасал своих детей
и домочадцев (Л/Ш.41.1). Это не было заранее спланированной
эвакуацией, хотя флот, конечно, содействовал ее проведению; это было
беспорядочное бегство, настоящее sauve qui peut (φρ. идиоматическое
выражение, «спасайся кто может». — А.З.) тех, кто, в соответствии с декретом
Фемистокла, не воспользовался возможностью уйти раньше (см. выше),
или тех, кто оказался излишне оптимистичен и вернулся из той первой
эвакуации. Теперь они не могли быстро покинуть город, о чем
предупреждал, как они помнили, оракул Аполлона:
Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,
Домы покинув и главы высокие круглого града.
(Пер. ГА. Стратановского)
Ко всему прочему, жрица Афины объявила о новом внушавшем ужас
знамении. Огромная змея, охранявшая храм Афины на Акрополе,
прежде всегда поедала медовую лепешку, которую ей приносили в качестве
жертвы; на этот же раз лепешка осталась нетронутой. Змея, по всей
видимости, уползла. Это был зловещий знак, поскольку народ вверил защиту
города и его земли Афине как своей Покровительнице (см. выше, с. 672),
и теперь большинство решило, что богиня также покинула город (УШ.41.3).
Следуя декрету Фемистокла, хранители священной казны Афины
должны были остаться, но жрицам, чья обязанность сводилась к
обслуживанию богини, теперь, несмотря на декрет, было позволено уйти. По всей
видимости, за шесть суток основная масса беженцев достигла Трезена,
жители которого собрали средства для облегчения участи прибывших
афинян; некоторые переправились на Эгину, еще кто-то — на Саламин92,
часть уйти не успела (ΙΧ.99.2).
Другой причиной захода афинских кораблей в свои гавани являлось
то, что Афинское государство должно было решить, что делать в сложив-
92 В декрете Фемистокла Эгина не упоминалась в качестве места эвакуации, поскольку
на тот момент она находилась в состоянии войны с Афинами.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
677
шихся обстоятельствах (VEI.40.1). Роль Ареопага, чей авторитет
основывался на долгой традиции и на влиянии в религиозных вопросах, в
кризисной ситуации резко возросла, так что был принят его совет — встать и
принять бой при Саламине, «божественном Саламине» оракула.
Необходимы были дополнительные судовые команды, чтобы посадить на
корабли платейцев, и Ареопаг раздобыл деньги, — возможно, взяв их из
сокровищницы Афины на Акрополе, — и завербовал людей за восемь драхм на
человека (Аристотель. Афинская политая. 23.1). Кораблей было
достаточно, поскольку с октября 481 г. до н. э. Афины построили большое
количество триер вдобавок к тем двум сотням, что упомянуты в декрете Феми-
стокла (Геродот. VII. 144.2, в конце), а поврежденные суда заменили93.
Когда афинская эскадра переправила всех эвакуируемых в
безопасное место, она присоединилась к остальному греческому флоту у Сала-
мина. Тем временем резервный флот Эллинского союза, находившийся
у Трезена, также выдвинулся к Саламину. О смелом решении афинян
остановиться и дать бой при Саламине сообщили, конечно, Еврибиаду,
командующему объединенными флотами, и 27-го числа, когда
подоспела весть о вторжении персидской армии в Аттику, был созван военный
совет. На нем военачальники городов должны были доложить свое
мнение (VIII.49.1), и неудивительно, что большинство высказалось за
отступление и бой у коринфского Истма, где сухопутное войско намеревалось
держать оборону. Военачальники спорили вплоть до вечера 28-го числа,
когда стало известно о захвате Акрополя. Это вызвало панические
настроения. Афина и другие боги, как казалось, бросили общее дело греков и
отказались защищать город от варварского вторжения94. Некоторые
капитаны покинули совет, поспешили на свои корабли и подняли паруса.
Недвусмысленный настрой большинства заставил Еврибиада принять
решение о том, что флот даст бой при Истме. Совещание закончилось
затемно.
Те из пелопоннесцев, кто не собирался сдаваться персам, всегда
рассматривали Истм как наилучшую линию обороны; именно эта
убежденность, вне всякого сомнения, объясняет непринятие советом Эллинского
союза решения об усилении группировки при Фермопилах. Стоило
армии Ксеркса приблизиться к Фермопильскому проходу, как пелопоннес-
цы в войске Леонида сразу же захотели отступить к Истму (VII.207), и с
приходом известия о падении Фермопил, совет Эллинского союза решил
держать оборону на линии Истма. С военной точки зрения, в этом был
здравый смысл, поскольку северная граница Аттики имела значительную
протяженность и была уязвима в нескольких местах, к тому же не
существовало никакой удобной базы, откуда греческий флот мог бы защищать
93 Тот факт, что Афины выставили большое число кораблей (всего до 300, если
признать, что половина поврежденных судов была заменена ко времени Саламинского
сражения), возможно, лежит в основе тенденциозного утверждения Фукидида (1.74.1), что
Афины выставили «немногим менее двух третей от четырех сотен в греческом флоте». См.:
315: 270, примеч. 1.
94 См.: С 335 — эта работа написана до открытия в Трезене декрета Фемистокла.

678
Часть вторая
северо-восточное побережье Аттики. Однако это решение являлось
жестоким по отношению к Афинам и Мегарам. Жестокость усиливалась
еще и его поздним принятием, настолько запоздалым, что беженцам
пришлось махнуть рукой на значительную часть своего имущества. Право
принимать решения на море совет оставил за Еврибиадом.
Когда греческий флот был занят отходом к Саламину, пришло
известие о начале работ по укреплению Истма (VIII.40.2). «Много десятков
тысяч» людей были призваны из пелопоннесских государств, не желавших
подчиняться персам, — из Коринфа, Сикиона, Флиунта, Епидавра, Трезе-
на, Гермионы, Элиды, всей Аркадии и Лакедемонии (включая Мессе-
нию), — и они встали лагерем на Истме под предводительством Клеом-
брота, спартанского царя, преемника своего брата Леонида. Остальные
государства — Аргос с Орнеями и Кинурией, Клеоны, Немея и города
между Элидой и Мессенией — предпочли не предпринимать никаких
действий. Геродот верно описывает их как «медийствующих» («έμήδιζον» —
«сочувствовали мидийцам», т. е. персам. —A3.). Для войск, двигавшихся к
Истму с севера, самый длинный и наиболее трудный путь пролегал по
побережью Коринфского залива, самый короткий, но также тяжелый —
через Скироновы скалы, выходившие на Саронический залив, а
высокий, но относительно легкий путь по седловине горной цепи Герании
пересекал территорию, неудобную для конницы95. Отряды Клеомброта
разрушили «Скиронову дорогу» и были, вероятно, готовы удерживать
седловину горы Герании, а также другой путь, шедший вдоль берега. Но это
были лишь передовые посты перед главной линией обороны — стеной,
которую пелопоннесцы начали возводить из камня и кирпича,
усиливали бревнами и уплотняли песком; она пересекала Истм в самой узкой
части, там, где два залива разделены расстоянием в семь с половиной
километров (Диодор. XI. 16.3). Поскольку это строительство было
оставлено на самый последний момент, люди работали день и ночь безо всякой
передышки (VÜI.71; 74.1); дело в том, что пелопоннесцы не верили в
способность греческого флота задержать наступление персидской армии.
Скорее всего, они ожидали, что флот отойдет к Кенхреям (коринфский
порт на Сароническом заливе. — A3.) и окажет поддержку сухопутным
силам, оборонявшим Истм. Именно это решение и принял Еврибиад с
наступлением сумерек 28-го числа.
VI. Саламинское СРАЖЕНИЕ
И ОТСТУПЛЕНИЕ КСЕРКСА
Военачальники греческих городов, участвовавшие в военном совете 27 и
28 сентября, были встревожены некоторыми событиями, случившимися
за эти дни.
(1) По всей видимости, 27-го числа сухопутная группировка персидских
войск приступила к возведению мола поперек Саламинского пролива, в
С 315: 422 ел.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
679
его самом узком месте — между островом и Аттикой; начинался этот мол
у Гераклея, священного участка Геракла96. Этой информацией мы
обязаны Ктесию (Фр. 26), чей труд, вероятно, использовали в качестве
источника и Страбон (395), и Аристодем [FHG V.l. Фр. 1.2), — первый датирует
строительство этой дамбы временем до сражения, а второй
упоминает Гераклей. Этот мол Страбон определяет как «переправу на Саламин»;
говорит о переправе через пролив Эсхин (3.158. — «εν τω πόρω»), а
Страбон указывает ее ширину — «около двух стадий», что, вероятно,
составляло протяженность между островком на аттической стороне и островом
Айос-Еорьос (в действительности здесь расстояние больше двух стадий).
Это то самое место, где переправа действует по сей день и где она
должна была функционировать уже тогда, поскольку любая волна,
накатывающая с юго-востока, спадает в этом месте пролива. Таким образом,
священный участок Геракла находился на территории современной Пера-
мы. Определенно это было лучшее место для возведения дамбы; дело в
том, что самый короткий и вместе с тем самый неглубокий участок
водной поверхности находится как раз между этим островком и островом,
персидское же войско знало в этом деле толк — совсем недавно оно
строило волноломы для защиты Афонского канала. О дамбе Геродот
упоминает только после сражения (VHI.97.1), поскольку это строительство он
воспринимал как своего рода отвлекающий маневр, блеф, который
нужен был Ксерксу, дабы замаскировать собственное отступление. Гораздо
правдоподобней версия о том, что это было серьезное предприятие,
начатое до битвы и продолжавшееся после ее окончания. Ксеркс
намеревался воспользоваться удаленностью греческого сухопутного войска,
находившегося на Истме, в 80 км, и для захвата базы греческого флота
перебросить на остров часть персидской армии97. Вместе с тем по завершении
строительства дамба могла запереть греков в Элевсинской бухте, если бы
они не захотели уйти в восточном направлении перед лицом
значительно превосходящего и числом, и скоростью персидского флота. Вид
начавшей возводиться дамбы переполнил командиров чувством тревоги —
поражение на море или заточение в Элевсинской бухте могло превратить
для них Саламин в западню (VHI.49.2; 70.2). Персы использовали своих
превосходных лучников для прикрытия огнем строителей дамбы; греки,
в свою очередь, также использовали лучников, стрелявших с кораблей98.
(2) Утром 28-го числа персидский флот прибыл к Фалеру, а к
полудню, выйдя из Фалера, выстроился в боевой порядок, вытянувшись на
96 Этот Гераклей следует отличать от святилища Геракла Тетракомоса у Пирея; см.:
С 278: 41.
97 Противоположная точка зрения обосновывается в: С 478: 34.
98 С 315: 273; А 11: 437 ел.; сводку иных точек зрения см. в: С 320: 415. Геродот дает
информацию избирательно и не приводит никаких пояснений; сведения других источников
нельзя отвергать только в силу их отсутствия у Геродота. Персидские лучники пользовались
известностью (Эсхил. Персы. 278); афиняне, вероятно, имели какое-то количество
собственных опытных стрелков (при Марафоне таковых не было ни одного) и вдобавок получили в
качестве добровольцев или наемников отборных греческих умельцев стрельбы из лука —
критян. Посвящение лучников см. в: Палатинская антологияМ1.2.

680
Часть вторая
8 км между Пиреем и Саламином, южнее острова Липсокутали. Греки
отказались от битвы, встав на якорь в проливе, однако агрессивный
настрой вражеского флота был очевиден.
(3) Вечером того же дня пал Акрополь.
(4) Тем же вечером персидская сухопутная армия двинулась на
Пелопоннес (VHL71.1). Сигнал об этом, вероятно, подали разведывательные
дозоры греков, оставленные на горе Эгалеос, и военачальники поняли,
что противник уже на следующий день может захватить берег Элевсин-
ской бухты и узкого пролива близ Мегар.
(5) Греческие командиры должны были понимать, что, как и при Ар-
темисии, Ксеркс, дабы перекрыть узкий пролив возле Мегар, может
отправить эскадру вокруг острова в западном направлении.
А теперь, принимая во внимание эти страхи, проанализируем
положение греческого флота. Он насчитывал 379 триер, собранных из большего
количества мест, чем флот при Артемисии, и 7 пентеконтер (УШ.42—48);
имелось также много вспомогательных судов". Численность личного
состава превосходила 80 тыс., и, кроме того, на острове, помимо местного
населения, были и эвакуированные. Запасов зерна, заготовленных
заранее, могло хватить на какое-то время, а воду, вероятно, доставляли с
западной стороны острова. Ради безопасности эллинские корабли стояли
внутри Саламинского пролива (подобно вышедшим из строя судам в наше
время), а песчаные отлогие берега позволяли на ночь вытаскивать
триеры на сушу, как показано на рис. 47. В то время уровень моря был ниже
нынешнего приблизительно на 1,5—1,8 м, а пляжи — во многом такими
же, как и сейчас, но Айос-Еорьос и маленький островок у Аттического
побережья были крупней, бухта же Амбелаки, расположенная на южной
стороне от античного городка Саламин, была меньше. Еврибиаду
предстояло сделать выбор: или той же ночью украдкой сняться отсюда и
прибыть к Истму, или дать бой персидскому флоту, но не в открытом море,
а на узком пространстве пролива, если, разумеется, удастся заманить
сюда противника. Не вызывало сомнений (цитируя слова Геродота,
вложенные им в уста Фемистокла), что сражение в узком проливе было
предпочтительней для эллинов, а в открытом море — для персов. Еври-
биад, как мы видели, с наступлением сумерек принял решение
ускользнуть отсюда, чтобы ночью прибыть к Истму.
Фемистокл же вынашивал другие планы и не собирался от них
отказываться. Хотя на военном совете он остался в одиночестве, но,
поскольку эскадры афинян и афинских колонистов из Халкиды насчитывали
200 триер (VHI.61.2), значит, под его командой находилось свыше
половины всех кораблей. Уйди он куда-нибудь с этими кораблями, и греческий
флот вообще не смог бы противостоять персам. Фемистокл нанес визит
99 Указанная Геродотом совокупная величина расходится с его же данными для
отдельных контингентов, но подтверждается в: VHL82.2; общая величина флота поставлена под
сомнение в работе: С 320: 209.

Глава 10. Поход Ксеркса
681
Еврибиаду и, весьма вероятно, пустив в ход эту угрозу, убедил того вновь
созвать совет (VÜI.58). Состоялся жаркий спор (рассказ Геродота хотя и
фиктивен, но в нем излагаются относящиеся к делу вопросы), в конце
которого Еврибиад объявил о своем решении: остаться на месте и
принять бой; командиры подчинились. За ночь всё подготовили к тому,
чтобы приступить к действиям уже утром следующего дня, и на Эгину была
отправлена триера за образами Эака и Эакидов как небесных
заступников (VIIL64). Но уже после роспуска совета, когда матросы узнали, что им
уготовано, находившиеся среди них пелопоннесцы чуть было не подняли
мятеж, так что сходку пришлось собирать еще раз100. До рассвета
оставался как минимум час.
Фемистокл, видя, что Еврибиад колеблется и может переменить
решение, попытался исключить саму возможность отступления. Он отправил
доверенного человека, своего раба по имени Сикинн (позднее
получившего гражданство в Феспиях и поэтому названного у Эсхила эллином) с
поручением добиться аудиенции у Ксеркса и от лица афинского
полководца сообщить тому, что в непроглядной тьме (до восхода луны, в 2 часа
ночи) греки намереваются тайно покинуть на веслах свои позиции (Эсхил.
Персы. 355—360), так что у Ксеркса появлялся реальный шанс застичь их
разъединенными и даже сражающимися друг с другом (VOL75)101. Пока
Сикинн выполнял это поручение, Фемистокл вернулся на сходку, где
его поддерживали только Эгина и Мегары; спор затянулся глубоко за
полночь. Незадолго до восхода луны Фемистокла вызвал с совета Аристид,
только что прибывший с Эгины и по дороге видевший персидские корабли
вблизи западного берега острова. Фемистокл отправил Аристида на
совет102, чтобы тот рассказал собравшимся об окружении эллинского
флота. Большинство военачальников ему не поверили. Вскоре, еще до
восхода луны, теносский корабль, находившийся в составе персидского флота,
переметнулся на сторону греков и принес исчерпывающие сведения о
планах персов. Споры прекратились. Каждый начал готовиться к
сражению, а тут как раз вернулась триера с образами Эака и Эакидов103. Эти
герои могли помочь эллинам вырваться из ловушки, в которой они
оказались.
100 В 1943 г. бесконечные совещания, нехарактерные для англосаксонских методов
военно-политической борьбы, были обычным делом в «Свободной Элладе»
(патриотическом партизанском движении в Греции, которое к концу 1943 г. контролировало
значительную часть страны; последнее обстоятельство вызывало беспокойство британского
правительства, опасавшегося, что после освобождения Греции от войск Оси и коллаборационистов
к власти в стране придут патриотические силы и коммунисты; Хэммонд в эти годы работал
в Греции в качестве агента британской разведки. —A3.).
101 С 320: 403 слл. — здесь данный рассказ рассматривается как фикция, усвоенная
уже в «Персах». Сикинн, вероятно, был персом по происхождению либо просто знал
персидский язык (Плутарх. Фемистокл. 12.3); днем он перебрался назад.
102 Хотя Аристид был одним из десяти афинских стратегов, он не имел права
присутствовать на военном совете (VTTI.81; см.: С 315: 380).
103 νΠΊ.83.2 плохо согласуется с: VIII.64.1—2 — заключительная часть этого пассажа
осталась у Геродота невнятной.

682
Часть вторая
Рис. 4 7. Позиции сторон перед битвой при Саламине. Линия фронта
персидского флота: А —за, день до битвы, В — в полночь, С — ок. 8 ч.
утра; D — египетская эскадра ок. 8 ч. утра; S — база греческого флота; Р—
база персидского флота, (Современные топонимы подчеркнуты. — A3)
Персы неизменно уповали на то, что раздор между греками
обернется возможностью прорыва их обороны, и это, как казалось, уже
произошло при Фермопилах, когда основная часть войск бросила Леонида в
беде. Ксеркс поспешил развить успех. Города и сельские усадьбы в Фокиде,
на Евбее, а затем и афинский Акрополь были охвачены огнем, начались
работы по возведению дамбы у Гераклея, а 28-го числа основные
сухопутные силы выдвинулись в направлении на Пелопоннес. В последний
раз флот нанес удар по кораблям противника при Артемисии. На
следующий день после захвата Фалера сухопутной армией флот, получивший
ремонт и подкрепление, прибыл в полном составе, — вероятно, в
количестве 1427 боевых кораблей104. В полдень того же дня персы предложили
дать морское сражение. Такая быстрая переброска войск и агрессивный
напор были рассчитаны на подавление морального духа греческого
флота, отрезанного теперь от сухопутных сил, а также на создание ситуации,
при которой — когда дело дойдет до сражения — большинство эллинских
кораблей поставят паруса и уйдут прочь, как в 494 г. до н. э. случилось при
104 Эсхил. Персы. 341 ел. — о битве, а также: 368 ел. — о совершавшей охват эскадре,
которую другие источники оценивают в 200 кораблей. Автор одной из работ (С 320: 209)
сокращает общее количество до 340 судов (он же оценивает греческий флот в 310
кораблей) и полагает, что бой носил совершенно иной характер; ср.: А 11: 330 ел., 443. С 362: 304
дает «около 350» кораблей.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
683
Ладе (см. выше, с. 585). В самом деле, нежелание греков вступать в бой
в полдень 28-го числа, контрастирующее с их же готовностью сражаться
на протяжении трех дней при Артемисии, можно было бы объяснять как
знак того, что они уже были расколоты, — и такая интерпретация
недалека от истины.
Персидский флот вернулся на базу в Фалер для ужина, когда сюда
прибыл Сикинн и сообщил то, что должен был сообщить (Эсхил. Персы.
355—376). Всё подтверждало ожидания Ксеркса: деморализация
греческого флота, разногласия между его отрядами, а также уверенность, что
к сражению готова только незначительная часть военно-морских сил
«эллинов». Ксеркс поверил в то, во что хотел поверить. Он составил план по
захвату эллинского флота и острова Саламин. Эскадра из 200
египетских кораблей сразу же отправилась вокруг западного побережья
острова с задачей патрулировать западную бухту узкой части Саламина,
перерезать для греков возможность сообщения с Эгиной, а также
удерживать протоку возле Мегар [Персы. 368; Геродот. VHI.79.4; Плутарх.
Фемистокл. 12.5; Диодор. XI. 17.2; Геродот. VH89.2—3). Выйдя в море
около 20.00, головные корабли должны были достичь протоки
приблизительно к 2.30 ночи и, таким образом, получить возможность перехватывать
там любые греческие суда, которые вышли бы со своей базы после 23.30.
Поэтому было важно не спугнуть греческий флот и не подтолкнуть его к
бегству до этого часа105. В соответствии с этим планом, основной флот
должен был выйти в полночь с задачей закрыть восточные ворота из Са-
ламинского пролива и перерезать пути выхода в открытое море [Персы.
365—367). Если бы хоть одно греческое судно сбежало через
какую-нибудь лазейку, виновные были бы обезглавлены. Отряд отборной
персидской пехоты численностью около 400 человек (Павсаний. 1.36.2) получил
приказ погрузиться на лодки и высадиться на остров Пситталия, «что
лежит между Саламином и материком» (Геродот.Vin.76.1), дабы «персы
могли спасать своих товарищей или добивать врагов, когда в разгар
морского боя сюда будет заносить людей и обломки кораблей (ибо остров
этот лежал как раз на пути предстоящего сражения)»106. Выход основного
флота и высадка на остров осуществлялись в полной тишине, чтобы
греки до 2 часов пополуночи — когда взойдет забывающая луна — не
заметили никаких передвижений. За ночь был установлен «трон» для Ксеркса, с
которого он мог бы наблюдать за действиями своих сил и за боем,
которому предстояло завязаться непосредственно перед Пситталией107.
Персы прекрасно понимали, что любая часть греческого флота,
которая отважится сражаться, будет делать это на максимально узком водном
пространстве, то есть в изгибе пролива между Айос-Еорьос и небольшим
105 Расчет времени см. в: С 315: 298 ел.
106 Дабы с наступлением дня на нем не осталось ни одного грека; иная точка зрения:
С 320: 397.
107 Эсхил. Персы. 466 — «εδραν» в значении, приведенном в: LSJ9, s.v. I. 1 («seat, chair,
stool, bench»); другие упоминания см. у Ф. Фроста (С 300), который сводит значение этого
слова к ящику, использовавшемуся для посадки на лошадь. Командный пункт (Геродот.
УШ.90.4) был обустроен к утру (Плутарх. Фемистокл. 13.1).

684
Часть вторая
островком, а не на более широком просторе восточнее этого места и не к
югу от Липсокутали. Как мы знаем из Эсхила, на следующий день Ксеркс
созерцал уничтожение своих воинов на Пситталии:
Сидел он, озирая с высоты весь бой,
На выспренней вершине, над пучиной вод.
[Персы. 466—467. Пер. Вяч. Иванова)
Согласно Геродоту (УШ.90.4), царь восседал «у подошвы горы Эгале-
ос, напротив Саламина», а согласно писателю IV в. до н. э. Фанодему, —
«над святилищем Геракла, там, где остров отделяется от Аттики узким
проливом» (Плутарх. Фемистокл. 13.1 — «βραχεί πόρω»). Таким образом,
Пситталия должна быть отождествлена с островом Айос-Еорьос; «трон»
Ксеркса находился на высоте 57 м над уровнем моря у изгиба Саламин-
ского пролива над Гераклеем, откуда было прекрасно видно всё
происходившее на Пситталии. Необходимо также принимать во внимание
известный во времена Геродота оракул, который, как верили, предсказал
положение персидского флота в день Свободы: «Когда их корабли наведут
мост [по воде] к священному берегу с золотым мечом Артемиды и к
Киносуре морской <...>», то есть от Аттического побережья до Артемисия,
святилища поселения Саламин, и мыса Киносура («Собачий хвост»)
(Геродот. Vm.77)108. См. рис. 48.
Планы Ксеркса были уже исполнены, когда греки что-то о них
прознали. Часть планов раскрыл Аристид, но произошло это слишком
поздно, чтобы хоть какая-то часть кораблей могла бежать через Мегарскую
протоку. Затем капитан теносской триеры, который перешел на сторону
эллинов, сообщил о диспозиции основного персидского флота и об
отправке египетской эскадры, но ничего — о высадке отряда на Пситталию.
Дело в том, что эта операция была проведена, как мы можем
предполагать, не с военно-морской базы в Фалере, а из лагеря сухопутной армии,
находившегося у святилища Геракла. Позицию передовой линии
персидского флота Геродот описывает так: «<...> с одной стороны, западное
крыло выдвинулось вперед, загибаясь к Саламину», а, «с другой
стороны, те, кто были вокруг Кеоса и Киносуры, также выступили строем».
Таким образом, западный фланг располагался недалеко от берега
Аттики и загибался к городу Саламину. Другой фланг и центр находились
поблизости от небольшого острова Талантониси (очевидно, Кеос109) и
около мыса Киносура. Задача состояла в том, чтобы перехватить любой из
108 Насчет этого отождествления см. также: С 315: 233 ел.; С 10: 332 ел.;
идентификация Пситталии с Липсокутали: С 376,1: 95 ел.; С 320: 397 слл.; А 11: 472 ел.
109 Это безымянный остров, упоминаемый Страбоном (395) при последовательном
перечислении сверху вниз мест, относящихся к Саламинскому проливу: Пситталия, Аталан-
та (т. е. Липсокутали), безымянный остров, Пирей; о расположении Аталанты рядом с Пи-
реем см.: Стефан Византийский, s.v. «Αταλάντη». (Предложенная Хэммондом
идентификация Пситталии с о. Айос-Еорьос, Аталанты — с о. Липсокутали, а Кеоса — с маленьким
островком Талантониси к западу от Липсокутали принимается далеко не всеми
исследователями; другие варианты локализации см., напр., в изд.: Lazenby J.F. The Defence of Greece,
490-479ВС. Warminster, 1993. P. 175 ff. -A3).

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
685
Рис. 48. Саламинское сражение (высоты указаны в метрах)
греческих кораблей, которые могли попытаться ускользнуть под
покровом ночи, держась близко к тому или другому берегу. Персидский флот
в полном составе, двигаясь на веслах разомкнутым строем и всю ночь
занимаясь построением боевой линии [Персы. 382), заполнил собою пролив,
вплоть до Мунихии (VIII.76.1). О боевых порядках флота сообщил и
капитан теносской триеры: флот намеревался войти в пролив и к утру
продвинуться до изгиба, до того места, в котором Ксеркс мог желать
вступить в бой — если бы вообще потребовался какой-нибудь бой.
Еврибиад, похоже, принял план сражения, предложенный Фемисток-
лом. Вывод о том, каков был этот план, мы можем сделать на основании
предыдущего полководческого опыта Фемистокла, а также из того, что
произошло затем. Первая битва при Артемисии показала ему, что при
благоприятном для греков расположении двух флотов тактика эллинов
вполне могла иметь успех, а третья битва при Артемисии — что если их
флот попадал хотя бы в частичное окружение гораздо более
многочисленным и более быстрым персидским флотом, он мог либо потерпеть жесто-

686
Часть вторая
кое поражение, либо погибнуть целиком. Поэтому для Фемистокла
было очень важно сражаться на узком водном пространстве, что само по
себе предотвратило бы окружение и нивелировало неравенство сил
(Vni.öOß). Было бы еще лучше, если внутри этого узкого пространства
греки имели больше простора для маневра, чем их оппоненты, —
например построившись полумесяцем, и могли использовать свое умение
наносить таранные удары. Это был важнейший тактический инструмент.
Фемистокл осуществил программу строительства 200 новых триер и
натренировал их команды гребцов на такую стартовую скорость и такую
быстроту поворота («περιαγωγή», «изменение курса»), которые были
необходимы для превосходства в таранном бою. Эти триеры строились не
для того, чтобы брать на борт большое количество морских пехотинцев,
как персидские корабли (см. выше, с. 661); дело в том, что палубы на
греческих триерах не настилались сплошь от одного фальшборта до другого
(т. е. настил шел вдоль каждого борта. —A3.) (Плутарх. Кимоп. 12.2; Фу-
кидид. 1.14.3). В отличие от палуб вражеских кораблей, они, скорее
всего, представляли собой относительно низко расположенные настилы в
средней части судна (т. е. не в носовой части и не на корме. —A3.), были
крепко сколочены и располагались ниже, то есть ближе к грузовой марке
(грузовая марка, или линия Плимсоля, — знак, наносимый на бортах
корабля с целью показать минимально допустимую высоту надводного
борта с учетом района плавания, солености воды и времени года. —A3.);
в отличие от персидских кораблей с их высоко расположенными
палубами, высокими кормами (Плутарх. Фемистокл. 14.2) и большим
количеством воинов на этих палубах, названные конструктивные особенности
делали такие триеры более устойчивыми и маневренными при движении
на веслах в волнующемся море. В самом деле, в этом сражении на
афинских триерах находилось всего лишь по четыре лучника и по
четырнадцать корабельных бойцов, тогда как персидские суда, вероятно, имели
на борту по 20 солдат того народа, который этот корабль поставил, и по
30 отменных воинов из персидской, мидийской и сакской пехоты110.
Поскольку Фемистокл сражался в родных водах, он был знаком с
особенностями местных ветров и волн. Ночь с 28-го на 29-е была достаточно
тихой, чтобы персидский флот мог выйти в море на веслах и вплоть до
восхода солнца двигаться только таким образом. К этому моменту подул
южный ветер — сирокко, обычный в сентябре, — а Фемистокл прекрасно
знал, что через пару часов или около того его порывы начнут крепчать и
со стороны моря придет волна. Обычно в полдень сирокко меняется на
какой-нибудь ветер с запада — либо на майстро бунентис, либо на
настоящий майстро, который является скорее северным, нежели западным
ветром111.
110 О других точках зрения на военно-морское дело см.: А 11: 400 ел.; напр., о том, что
«морские сражения 480 г. до н. э. были в значительной степени схватками морских
пехотинцев», о «необученном и основанном на массовом наборе афинском военно-морском флоте»,
о пятидесяти морских пехотинцах или вооруженных людях на каждой афинской триере.
111 См.: С 315: 293 ел.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
687
План Фемистокла состоял в том, чтобы заманить персидский флот в
Саламинский пролив. Послание, переданное Сикинном, дало желаемый
результат — к восходу солнца персидский флот был у входа в пролив
около мыса Киносура. Чтобы персы не остановились на подходе между
Киносурой и побережьем Аттики, а втянулись непосредственно в узкую
часть пролива, Фемистокл должен был заставить их думать, что
греческий флот фактически разделен и готов уплыть прочь, частично или
целиком. Когда он убедился, что головные корабли персов продвинулись в
горловину пролива, ему оставалось придумать такое построение для
своего флота, какое позволило бы в полной мере задействовать
смертоносные тараны (Эсхил. Персы. 278—279, 336). Каким образом Фемистокл
осуществил желаемое?
На рассвете греческие военачальники обратились с речами к воинам
своих национальных отрядов (VHI.83.1). Суда были спущены на воду,
команды и корабельные бойцы взошли на борт, и триеры, взмахнув веслами, в
некотором беспорядке отчалили от берега в северном направлении,
будучи вне поля зрения отнюдь не для Ксеркса, который высоко сидел на
своем «троне», а для приближавшегося персидского флота. К
удовольствию Ксеркса, общее впечатление суматохи и беспорядочного бегства
усилилось благодаря группе из семидесяти кораблей, которые еще до
того, как подул ветер, подняли паруса и в спешке направились к Элев-
синской бухте (УШ.94.1). Ксеркс и его окружение не видели никакого
резона останавливать наступление своей флотилии, входившей на веслах в
узкое водное пространство. Согласно одному свидетельству, он сам отдал
такой приказ (Диодор. XI. 18.3).
На заре строй персидского флота начал уплотняться. Финикийцы
занимали правое крыло ближе к аттическому берегу, ионийцы — левый
фланг возле мыса Киносура, а представители других народов — центр
(такое построение имеет в виду Эсхил, говоря о «трех колоннах». — Персы.
366) (см. рис. 48)т. Когда эта плотная масса боевых кораблей
приблизилась ко входу в пролив, передовая линия примерно из девяноста
кораблей, шедших в одну шеренгу, растянулась на ширину около 1600 м, при
этом последняя из тринадцати корабельных шеренг отстояла от нее на
расстояние около 800 м113. Левый фланг запаздывал из-за возникшего
затора при обходе мыса Киносура, правое же крыло продвигалось вперед
гораздо быстрее, так что по отношению к берегам с каждой стороны
линия фронта стала скошенной. Во время этого выдвижения персы не
видели вражеского флота, поскольку греки находились в северной части
пролива, вне видимости противника, выстраивая свои собственные бое-
112 С 315: 278, 296 ел.; у тех, кто предполагает, что слово «στοίχος» означает здесь
«колонну по одному», получается фронт из трех кораблей и невероятно растянутая
кильватерная колонна длиной до 16 км, что лишает смысла слово «στίφος» («сомкнутый строй», у
Вяч. Иванова — «сплошная застава»; Эсхилом это слово употреблено в той же самой
строке, рядом со «στοίχος». — A3.); впрочем, см.: С 44: 21; С 45А: 59.
113 По поводу подсчетов площади, которую занимали корабли, см.: С 315: 295 слл., а
также: С 383: 80 ел.

688
Часть вторая
вые порядки. Их построение, судя по всему, имело десять колонн, с
быстрой эгинской триерой во главе каждой; ширина фронта доходила до
300 м, а глубина строя — до 2 км. Каждая колонна состояла из 31 судна,
что в сумме дает 310 кораблей [Персы. 338—340). Дело в том, что отряд из
70 кораблей ушел в северном направлении, к Элевсинской бухте, для
защиты греческого флота с тыла на случай, если вражеская эскадра,
которая, как было известно, уже достигла протоки возле Мегар, теперь
стала бы приближаться к северному входу в Саламинский пролив.
Следующую стадию живописует Вестник в «Персах» (384 слл.), как
бы ставя себя на место моряка с головного персидского корабля, когда
тот медленно входил через горловину пролива в его узкую часть:
И ночь минула. Но нигде не сделали
Попытки греки тайно обойти заслон.
Когда же землю снова белоконное
Светило дня сияньем ярким залило,
Раздался в стане греков шум ликующий,
На песнь похожий. И ему ответили
Гремящим отголоском скалы острова,
И сразу страхом сбитых с толку варваров
Прошибло. Не о бегстве греки думали,
Торжественную песню запевая ту,
А шли на битву с беззаветным мужеством,
И рев трубы отвагой зажигал сердца.
Соленую пучину дружно вспенили
Согласные удары весел114 греческих,
И вскоре мы воочью увидали всех.
Шло впереди, прекрасным строем, правое
Крыло, а дальше горделиво следовал
Весь флот.
(Пер. С. Апта)
Десять головных кораблей («правое крыло» в «Персах». — 399)115
подошли на веслах к мысу Тропеи на северной стороне бухты Амбелаки, и
затем весь остальной боевой порядок, оказавшийся теперь в поле
видимости приближавшегося персидского флота, замедлил ход и сделал
разворот налево, чтобы перестроиться, видимо, в четыре линии в форме
полумесяца, один конец которого уходил назад, вплоть до маленького
островка рядом с Гераклеем. Теперь греческий флот занимал ту позицию,
которая описана у Диодора (XI. 18.2): «<...> они отплыли и заняли узкий
пролив между Саламином и Гераклеем». Эгинцы вместе с Еврибиадом
и лакедемонскими кораблями оказались на правом фланге; афиняне
занимали левую половину боевой линии; остальные контингенты
находились на правом крыле, ближе к центру (Геродот. УШ.85.1)116. Когда пер-
114 Подобно тому, как бывает во время состязаний в гребле, когда Темза спокойна.
115 Во время боевых действий «голова» кильватерной колонны и ее «хвост» часто
назывались у греков «крыльями».
116 Другую реконструкцию боевых порядков см. в: С 46: 143, 153, а также: С 383: 70;
Диодор (XI. 18.1—2) помещает лакедемонян в другое место.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
689
сы вместе с финикийцами, находившимися во главе линии, которая
отклонилась вправо от намеченного ранее курса, замедлили ход, греческий
флот начал табанить [т. е. грести назад], держа носы кораблей
обращенными в сторону врага, и тем спровоцировал финикийцев
продвинуться еще дальше в узкую часть пролива. Этот маневр дольше всего
выполняли афиняне, находившиеся прямо напротив финикийцев (УШ.84—
85.1), передовые корабли которых оторвались от задних линий, так как
теперь между ними оказался маленький островок. Между тем весь
остальной персидский флот в некоторой сумятице продолжал заполнять узкое
водное пространство (Диодор. XI. 18.4); ни о каком отступлении не могло
быть и речи. Внутри этого пространства головные линии обоих флотов,
словно боксеры перед спаррингом, уже почти столкнулись друг с другом
носами, когда ветровая волна, ожидаемая Фемистоклом, накатила на
пролив и начала сбивать с курса как более высокие финикийские корабли,
так и прочие вражеские суда, разворачивая их боком и ставя под удар;
греческие триеры решительно атаковали их, пробивая таранами борта
неприятеля и круша шпангоутами в щепки вражеские весла (Плутарх.
Фемистокл. 14.2; Диодор. XI. 18.6). Позднее и афиняне, и эгинцы
утверждали, что именно они напали первыми, из чего можно понять, что удар
был нанесен обоими «крыльями» боевого строя, имевшего форму
полумесяца.
Теперь персидский флот оказался в той ситуации, какая была
предсказана в пророчестве, приписывавшемся Бакиду (УШ.77). Финикийцы
«занимали крыло, обращенное к Элевсину и к западу», а ионийцы —
«обращенное к востоку и к Пирею» (VIIL85.1);117 из последних лишь немногие бились
без воодушевления, сообразуясь с призывами, которые Фемистокл
оставил на Евбее (см. выше). Таким образом, искривленную линию Геродот
описывает, скорее, как косой строй, что типично для этого историка.
Вестник в «Персах» (409 слл.) продолжает свой рассказ с того места,
когда началась схватка:
Греки приступ начали,
Тараном финикийцу проломив корму,
И тут уж друг на друга корабли пошли.
Сначала удавалось персам сдерживать
Напор. Когда же в узком месте множество
Судов скопилось, никому никто помочь
Не мог, и клювы направляли медные
Свои в своих же, весла и гребцов круша.
А греки кораблями, как задумали,
Нас окружили. Моря видно не было
Из-за обломков, из-за опрокинутых
Судов и бездыханных тел, и трупами
Покрыты были отмели и берег сплошь.
Найти спасенье в бегстве беспорядочном
Весь уцелевший варварский пытался флот.
(Пер. С. Апта)
117 Ср.: ΥΠ.36.2.

690
Часть вторая
Если Эсхил дает общую картину и быстро переходит к итогам битвы,
то Геродот задерживается на целой серии эпизодов. Главную идею его
рассказа можно вывести из 417-й строки «Персов», согласно которой
эллинские корабли сражались организованным порядком, а варвары,
потерявшие боевой строй, своими действиями продемонстрировали отсутствие
всякой смекалки. По поводу отступления Геродот делает следующее
замечание: когда передние корабли персидского флота обратились в бегство,
они сталкивались с кораблями подходящих линий, которые стремились
пробиться вперед, дабы совершить какой-нибудь подвиг пред взором
Ксеркса. Кроме того, пока афиняне нападали и на тех, кто продолжал
сопротивляться, и на тех, кто уже обратился в бегство, эгинцы стояли118 у
входа в пролив и уничтожали тех, кто уплывал в сторону Фалера, так что
спасшиеся от афинян попадали прямо в руки эгинцев (УШ.91). В итоге
построение в форме полумесяца почти замкнулось в круг119. Между тем
западный ветер унес в открытое море множество корабельных
обломков (VIII.96.2 (позднее их прибило к аттическому берегу, у мыса Колиа-
да. — A3.)). Гребцам персидского флота пришлось нелегко — они были
на веслах с полуночи до рассвета, а затем сразу должны были вести
корабли в пролив, а потом и в битву. Греки в начале сражения, напротив, были
бодрыми; к тому же, построившись полумесяцем, они при столкновении
с противником в тесном проливе никак не уступали ему в численности.
С другой стороны, персидские корабли, которые шли на них, оказались
в невыгодном положении из-за тесноты, поскольку соседние суда
лишали друг друга пространства для маневра (Плутарх. Фемистокл. 15.2).
Отборный персидский отряд на Пситталии оказался на обочине
сражения. Отправка Ксерксом этого отряда была бы оправданна, если бы пер
сидский флот занял узкую часть (УШ.76.2), а битва состоялась бы в
северной части Саламинского пролива. Теперь же отряд оказался между
греческим флотом и афинскими гоплитами120, которые вытянулись цепочкой
вдоль прибрежной полосы города Саламин и вскоре заметили этих
персов. Когда чаша весов качнулась в сторону греков, а персы «в сумятице»
пустились в бегство [Персы. 454—456; Геродот. VHI.91, 95), Аристид, как
один из десяти стратегов, погрузил своих людей на вспомогательные суда
и переправился с ними на «остров, лежащий в проливе как раз напротив
[города] Саламина» (Плутарх. Аристид. 9.1). Персы были истреблены
прямо на глазах Ксеркса [Персы. 465).
По окончании боя греки отбуксировали к Саламину все обломки
кораблей, которые не унесло в открытое море, и стали готовиться к новой
битве, полагая, что Ксеркс перестроит оставшийся флот и возобновит
нападение. Однако тем вечером из Фалера не вышло ни одного боевого
судна. Величину персидских потерь сообщает только Диодор — «более 200
кораблей, если не считать захваченных вместе с их командами», — что,
возможно, недалеко от истины, если только в схватке принимала непосред-
118 По поводу значения слова «ύποστάντες» см.: С 315: 288; иной взгляд: А 11: 439.
119 См.: С 315: 290, рис. 16.
120 Это были саламинские клерухи; см.: С 315: 261, примеч. 3.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
691
сгвенное участие третья часть флота; но в число этих потерь входили
лучшие корабли и отборные войска, поскольку ни персидские, ни мидийские,
ни сакские пехотинцы не умели плавать. Ксеркс не собирался вновь
отправлять свой флот в ту же самую западню. У греков невосполнимые потери
могли составить 40 кораблей (Диодор. XI. 19.3), однако поврежденных
судов было гораздо больше. Самую большую славу заслужили эгинцы,
затем — афиняне, а среди отдельных воинов — один эгинский и два
афинских капитана. Коринфская эскадра вернулась из Элевсинской бухты,
едва стало ясно, что врага там нет, и отважно сражалась на
заключительной стадии битвы. Надпись на каменном блоке из древнего поселения Са-
ламин воздает должное павшим коринфянам, захороненным здесь по
решению афинян (М—L 24; Плутарх. О злокозненности Геродота. 39).
Вьщающийся полководческий талант Фемистокла, хотя и
приуменьшенный Геродотом (VHL57), был признан всеми. Он предугадал
ответные действия Ксеркса, правильно выбрал место и время решающей
схватки (Плутарх. Фемистокл. 14.2) и вообще «был главным виновником
эллинской победы в узком проливе» (Фукидид. 1.74.1). По мнению Фуки-
дида, он обладал незаурядными способностями: природная смекалка
позволяла ему принимать единственно верное решение в каждой
затруднительной ситуации и предвидеть развитие событий в будущем (1.138.3).
Фукидид имеет здесь в виду не только Саламинскую битву, но и
превращение Афин в военно-морское государство и достижение превосходства
афинского флота в искусстве боевого маневра и таранной атаки, каковое
положение дел сохранялось и при Перикле.
Другие члены Эллинского союза также получили заслуженные
похвалы, особенно Эгина, которая отправила свои лучшие корабли к Салами-
ну, возложив дело защиты собственного населения и эвакуированных
афинян на резервный флот. Боевой дух «эллинов», как члены союза
называли себя, нельзя верно понять без упоминания о фанатизме «борцов за
свободу», характерном для многих периодов греческой истории. Идеи
«Свободы, Независимости и Патриотизма» рождали не цинизм и апатию, а
преданность и отвагу. В самом деле, эти идеи присутствовали во всех
письменных упоминаниях о боевых действиях греков, особенно в тех
современных самому событию посвятительных надписях, в которых речь шла о
деле «Эллады», а не о деле отдельного государства (М—L 24, 26; Диодор.
ΧΙ.33; Псиатинская антология. VII.347), а также в поставленных восемью
годами позже «Персах» (402—405), в частности, в том месте, где Эсхил
пишет о раздавшемся со всех сторон громком крике морских бойцов:
Раздался клич могучий: «Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жен
Освободите, и родных богов дома,
И прадедов могилы! Бой за всё идет!»
(Пер. С. Апта)
Согласно убеждениям того времени, творцами этой победы оказались
не обычные люди, но боги и герои (УШ. 109.3; Пиндар. Истмийские оды.

692
Часть вторая
V.48—53). Рассказывали, что, когда греческие корабли начали было
пятиться назад, появился призрак некой женщины, который
громоподобным возгласом воодушевил их на бой. Молитвенные призывы к Эаку и
Эакидам не остались безответными: некоторые видели пришедшую со
стороны Эгины тучу, в которой разглядели призраков в образе
вооруженных людей, простиравших руки перед греческими триерами, как если
бы намеревались вступить в схватку. Тогда же воссиял великий свет из
Элевсина (видимого только из северной части Саламинского пролива), а
из Фреасийской равнины, расположенной близ моря, было слышно
громкое пение, разносившееся эхом на далекое расстояние, как если бы
множество людей, посвященных в Элевсинские таинства, участвовало в
процессии в честь Диониса (Геродот. УШ.84.2; Плутарх. Фемистокл. 15.1). Боги
высказались через оракулов и не обманули: деревянные стены оказались
спасительными, священный Саламин погубил «порождения жен», а заря
свободы озарила Элладу тогда, когда враг соединил «корабельным
мостом» берег Артемиды с Киносурой. В ознаменование победы были
воздвигнуты три трофея, τρόπαια, так, чтобы возвышаться над всем «полем»
морской битвы и обозначить решающие фазы сражения — один на Псит-
талии, второй — на холме города Саламина и третий — посередине
полуострова Киносура. Божеством, которого чтили люди, посещавшие эти
монументы, был Зевс Тропей, то есть «обращающий» врагов в бегство121.
Восемью годами позже эсхиловская трагедия «Персы» была поставлена
одновременно и как хвалебная песнь Зевсу, и как траурный плач по персам.
Описав морское поражение при Саламине и человеческие потери на
Пситталии, Эсхил тотчас переходит к описанию поспешного и
беспорядочного бегства персидской армии, а затем — к бегству уцелевших
кораблей, воспользовавшихся попутным ветром (строки 469—470, 480—481).
Автор «Персов» хотел показать незамедлительность божественной кары,
унижение Ксеркса и безысходное отчаяние Азии. Перед нами — пример
удачного использования поэтической вольности для драматических
целей. Впрочем, это задало необходимую тональность историку персидских
войн. Геродот проявил немалую изобретательность. К сообщению об
отправке на родину известия о поражении он добавил еще и описание
всеобщего плача и бесконечных воплей, наполнивших Сузы, а также
возникшей тревоги за жизнь самого царя (V1IL99.2). Согласно картине,
нарисованной Геродотом, Ксеркса переполнял страх (97.1, 103). В день сражения
Ксеркс перепугался, что греческий флот устремится к Геллеспонту,
разрушит мост и вынудит его остаться в Европе в затруднительном положении
(97.1), в результате чего Великий Царь решил бежать. Почувствовав
настроение властителя, Мардоний и Артемисия побуждали его
ретироваться. Кроме того, у читателя складывается впечатление, что флот бежал уже
следующей ночью, после того как Ксеркс принял это решение (107.1; ср.:
Диодор. ΧΙ.19.4).
121 См. 315: 306 слл., с рис. 17; С 403: 102, примеч. 20; ср. также с тремя трофеями на
Марафонской равнине (см. выше, с. 613 ел.). (Греческое слово «τρόπαιον» (также и мн. ч.
«τρόπαια») означает памятник обращения врагов в бегство, трофей. — A3.)

Глава 10. Поход Ксеркса
693
Впрочем, в силу свойственной ему правдивости Геродот не скрывает
тех фактов, которые не укладываются в его красочную картину. После
битвы Ксеркс оставался на месте «несколько дней». Царь пытался строить
плотину между Атгикой и Саламином. Он начал подготовку к новой
морской схватке, и греки ожидали именно этого (97.1; 108.1; 96.1), — по всей
видимости, из-за того, что персидский флот по-прежнему оставался
гораздо крупнее греческого. Ксеркс приказал Мардонию отобрать
необходимое количество воинов для формирования оккупационных войск; это
предполагало значительную реорганизацию армии; так, например,
египтяне, служившие в морской пехоте, были сняты с кораблей в Фалере и
образовали особое подразделение (IX.32.2)122. Конечно, Геродот передает
здесь собственную интерпретацию данных фактов: Ксеркс, дескать,
блефовал, чтобы скрыть планы по отступлению, а речи, вложенные в уста Мар-
дония и Артемисии, якобы потворствовали его малодушному
намерению.
Вполне вероятно, что Ксеркс был всерьез настроен на продолжение
борьбы. Геродот оставил его победоносную армию на марше к
Пелопоннесу вечером 28 сентября. По всей видимости, в случае поражения
греческого флота она должна была захватить на следующий день побережье
Элевсина и Мегар, занявшись затем опустошением Мегариды точно так
же, как перед тем разоряла Фокиду и Аттику. Мегарская равнина была
удобна для действий конницы. Пехота вполне могла к тому времени
испытать на прочность систему вражеской обороны на Истме, и
существует определенное указание на то, что некоторые из этих попыток оказались
небезуспешными. Раскопками установлено, что на Истме храм
Посейдона, где размещался штаб совета Эллинского союза, сгорел во время пер-
сидских воин , и очень велика вероятность того, что виновниками этого
пожара были именно персы, так как и в литературе, и в археологических
материалах существует немало свидетельств о том, что они практиковали
разрушение святилищ и храмов. Если это действительно так, то
возникает вопрос: когда именно персы побывали в этом месте? Павсаний (1.44.4)
упоминает мимоходом, что однажды ночью персы стреляли из луков по
скале близ города Пеги, который находится на западной приморской
дороге, ведущей к Истму (см. выше, с. 678). Персидские лучники обычно
были пехотинцами. В одном из отступлений Геродот упоминал, что, когда
Клеомброт, спартанский царь, командовавший греческим войском на
Истме, гадал по жертвам «относительно персов», солнце на небе померкло
122 Геродот называет два места, Фалер и Фессалию, где была проведена эта
реорганизация. В рассказе, рассчитанном на нагнетание впечатления от панического бегства
персидского флота, Ксеркс повелевает Мардонию произвести за сутки отбор для своего войска,
после чего в тот же самый вечер флот отбыл из Фалера (VOL 107). Это вряд ли возможно,
поскольку среди бойцов морской пехоты, которых следовало перераспределить по новым
отрядам, были не только египтяне, но и персы, и мидийцы, и саки (УШ. 113.2—3). С другой
стороны, реорганизация, осуществленная в Фессалии, была проведена явно без спешки
(VIII.114.1).
123 Broneer О. Isthmia. I. (New Jersey, 1971): 3 слл.

694
Часть вторая
(затмение солнца произошло 2 октября)124. Из этого неблагоприятного
предзнаменования нам остается сделать вывод, что Клеомброт в поход не
выступил, а остался за своими оборонительными укреплениями. Это
вполне могло стать причиной сожжения храма, поскольку он находился на
открытой местности, приблизительно в трех километрах к северу от
наскоро сооруженной стены125. Интересный комментарий был сделан
Геродотом в связи с армией Мардония в 479 г. до н. э.: «Мегарида стала самым
дальним пределом, до которого дошло это персидское войско» (EX. 14; при
этом персидская конница опустошала Мегарскую равнину). Прежнее
персидское войско, огромная армия Ксеркса, согласно косвенным данным,
дошла до другого предела, — по-видимому, до города Пеги в Мегариде и
до Истма в Коринфии, — и прошупьшала возможность вторжения в
Пелопоннес126.
Пока одна часть Ксерксовой армии угрожала греческим позициям на
Истме, другая возобновила попытки построить дамбу к острову Айос-
Еорьос и далее, к Саламину. Связанные вместе финикийские грузовые
суда царь использовал как для того, чтобы устроить волнорез, защитную
стену и «плот», своего рода платформу, для строителей дамбы, так и в
качестве понтонного моста, наподобие переправы на Геллеспонте (VHI.97.1;
ср. с «плотом» в: VEL36.4). Грузовые суда, вероятно, были проведены из
Фалера вдоль Аттического побережья при поддержке — когда это было
необходимо — со стороны персидских лучников, располагавшихся как на
берегу, так и на кораблях; иными словами, Саламинский пролив не
находился под полным контролем греческого флота. Дамба должна была
выполнять две задачи: в случае успешного завершения ее строительства
появлялась возможность захватить плацдарм, с которого персидское войско
могло завоевать остров и захватить местное население вместе с
эвакуированными афинянами; а до окончания строительства дамбы греческий
флот мог быть выдавлен с его позиций и либо уйти в открытое море, либо
отступить в воды в районе Истма. Персидский флот ремонтировался,
чтобы быть готовым к действиям в любых непредвиденных обстоятельствах.
Вплоть до момента неожиданного ухода персидского флота греческий
флот конечно же опасался нового боя (VEQ. 108.1).
Виновником внезапного изменения планов был, вероятно, сам Ксеркс.
Время года не располагало к продолжению кампании, особенно на море
(VILLI13.1); поскольку пути небесных тел определял персидский бог Аху-
ра-Мазда, солнечное затмение могло быть воспринято как
неблагоприятное предзнаменование; а трудности, связанные с форсированием
оборонительных укреплений на Истме и с завершением строительства дамбы,
124 См. в конце данной главы примеч. 1. Эта фраза обычно понимается так, что
Клеомброт, несмотря на отсутствие у него конницы, намеревался пуститься в погоню и напасть
на отступавшее войско Ксеркса; такую трактовку см. в: С 362: 315.
125 Wiseman J. The Land of the ancient Corinthians (Göteborg, 1978): 60; стена начиналась
возле Кенхрей (Диодор. XI. 16.3) — укрепленного города, базы Клеомброта.
126 Тема вторжения фигурирует в речах, вкладывавшихся Геродотом в уста
Мардония и Ксеркса (VHL 100.3; 101.2); это вторжение было задачей Мардония (VIII. 113.1).

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
695
могли оказаться гораздо более серьезными, чем казалось прежде. Как
бы то ни было, сухопутные войска Великого Царя отошли к Пирею и к
Фалеру. Здесь Мардоний снял с кораблей тех бойцов морской пехоты,
каких хотел. Когда всё было подготовлено, флот ночью ушел в море. На
рассвете следующего дня греки были готовы к отражению новой атаки,
а когда стало ясно, что персидский флот исчез, они отплыли к Андросу,
потеряв при этом врага из поля зрения. Там Еврибиад созвал военный
совет. Решение Еврибиада состояло в том, чтобы вместо дальнейшего
преследования осадить Андрос, который выразил покорность персам (как и
все острова за исключением западных Киклад. — Vfll.46.4) и послал свои
корабли в Фалер для службы в персидском флоте. Оказавшись не в
силах захватить Андрос, Еврибиад разорил территорию Кариста, который
продолжал поддерживать персов, и после этого вернулся к Саламину.
Таким образом, к концу этой кампании самые лучшие базы, которые
могли способствовать возвращению персидского флота, по-прежнему
оставались в проперсидских руках.
Исключительные возможности, изобретательность и последующее
падение Фемистокла стали сюжетом многих исторических рассказов,
проверить достоверность которых не представляется возможным.
Геродот смакует хитрость Фемистокла, которую тот проявил, когда Еврибиад
решил прекратить погоню за вражеским флотом. Согласно версии «отца
истории», Фемистокл предложил на военном совете плыть через
острова, преследовать персидский флот и разрушить понтонные мосты через
Геллеспонт (ЛТП. 108.2); этот совет был отвергнут не без серьезных
оснований, поскольку противник располагал более крупным флотом, острова
находились на персидской стороне, а погода в октябре чрезвычайно
капризна, так что Фемистоклу пришлось подчиниться решению Еврибиада
(гораздо более разумному). Затем Фемистокл отправил нескольких людей,
включая Сикинна, тайно сообщить Ксерксу, тогда еще находившемуся в
Аттике, что ему удалось отговорить греков от разрушения мостов через
Геллеспонт127. Далее, тот факт, что эта история была принята Фукидидом
(1.137.4), укрепляет предположение, что Фемистокл действительно
отправил такое послание, а дружеский прием, который позднее оказал ему
преемник Ксеркса, заставляет думать, что герой Саламина и в самом деле
совершил нечто подобное. Детали, однако, неправдоподобны (например, то,
что Фемистоклу пришлось разубеждать афинян, готовых плыть к
Геллеспонту даже в одиночку, что являлось бы совершенным безумием даже
и без учета того, что афиняне подчинялись приказам Еврибиада как
главнокомандующего). Примеры Фемистоклова двурушничества, известные
из позднейшей литературы, совершенно не вызывают доверия
(например: Плутарх. Фемистокл. 16; Аристид. 9.3—4). Геродот рассказывает
также историю о том, как Фемистокл тайком от других командиров грече-
127 Эта мосты обладали символическим значением; в действительности обойтись
можно было и без них: для переправки сухопутной армии там находился персидский флот,
чем он и занимался, пока армия не была расформирована; после этого флот отправился
на зимовку в Киму.

696
Часть вторая
ского флота «выжимал» деньги у народа Андроса и Кариста путем
откровенного шантажа. В рамках сюжета, изложенного Геродотом, это
почти невероятно (VHL111—112). Но этот рассказ вполне согласуется со
сребролюбием Фемистокла, о чем свидетельствует лирический поэт Ти-
мокреонт (Плутарх. Фемистокл. 21); данный же эпизод, вероятно,
относится не к этому моменту, а к 479 г. до н. э. или к еще более позднему
времени.
По возвращении на Саламин эллины посвятили богам часть военной
добычи: огромную статую человека, держащего в руках корабельный
нос, — Аполлону Дельфийскому, по одной финикийской триере —
Посейдону на Истме, Афине на мысе Суний и Аяксу на Саламине. Затем они
вопросили Аполлона Дельфийского, удовлетворен ли тот подношением,
на что бог ответил, что эгинцам следовало бы возблагодарить бога особым
образом за ниспосланную им доблесть в битве при Саламине. Тогда эгин-
цы посвятили Аполлону три золотые звезды на бронзовой мачте. После
того как войско греков было распущено на зиму по домам, Еврибиад
пригласил Фемистокла в Спарту. Там лакедемоняне дали Еврибиаду венок
из оливковых ветвей в награду за доблесть, а Фемистоклу — такой же
венок «за мудрость и прозорливость» и, кроме того, подарили ему самую
прекрасную в Спарте колесницу. Когда он возвращался на этой
колеснице домой, до границы его сопровождали царские телохранители, триста
«всадников» — почесть, какой не был удостоен ни один другой иноземец
(Vin. 124.2—3). На родине, будучи на пике славы, Фемистокл выстроил
небольшой храм Артемиде Аристобуле — «Наилучшей Советчице»;128 это
был намек на саламинское божество, а эпитет богини — Аристобула —
удачно намекал также и на него самого. Однако уже зимой его
популярность пошла на убыль. Он спас от разрушения Спарту, но отнюдь не
Афины. Его не избрали командиром афинской эскадры, которой
предстояло присоединиться к греческому флоту в 479 г. до н. э.129, и он не стал
даже одним из десяти стратегов на следующий аттический год (479/478 г.
до н. э.). Честь победы при Саламине принадлежала не Фемистоклу, а
государству:
Блещущие жиром,
Увенчанные фиалками,
Звенящие в песнях,
Славные Афины —
Оплот Эллады, город под сенью божества...
(Пиндар. Фр. 76. Пер. М.А Гаспарова)
В «Персах» (480—514) армия Ксеркса, когда она шла к Геллеспонту,
была наказана богами за совершенные ею святотатства в Греции. Некоторые
воины погибли от жажды в Беотии, другие умерли от голода и жажды в
128 Весьма вероятно, это то святилище, которое находилось к западу от Акрополя; см.:
С 399: 26 слл.
129 Командование перешло к Ксантиппу (VHL131.2; IX. 114.2); об этом командовании в
рамках вооруженных сил Эллинского союза см.: С 315: 321 ел., 380 слл. См.: Диодор.
XI.27.3.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
697
Фессалии, выжившие перенесли невероятные лишения во Фракии.
Самым ужасным было то, что лед, сковавший Стримон, начал таять под
палящими лучами солнца, когда войско еще продолжало по нему идти, так
что те, кто утонул сразу, оказались самыми счастливыми. «Немногие»
возвратились домой. А из тех бойцов, что остались в Греции с Мардонием,
«лишь горсти» суждено было вернуться на родину, как напророчила Тень
Дария (796-800).
О первой половине марша, до Македонии, Геродот представил
совершенно другой отчет, и объясняется это, несомненно, тем, что
информацию он получал от очевидцев. Войско без потерь прошло через Беотию в
Фессалию, где отдыхало, пока происходило формирование
оккупационной армии под командованием Мардония. Ей предстояло перезимовать
в Фессалии и Македонии, поскольку оба региона располагали богатыми
запасами зерна и осенними и весенними пастбищами для лошадей. Ясно,
что здесь не было недостатка продовольствия. Однако Геродот
подтверждает свидетельство Эсхила относительно второй половины марша —
путешествия через Македонию и Фракию. Его рассказ поразителен.
Солдаты ели траву, кору и листья, их валил кровавый понос, они умирали от
чумы. Армия оставила «след» в виде больных в Фессалии, Македонии и
Пеонии. Ксеркс достиг Геллеспонта через сорок пять дней после того, как
покинул Фессалию (делая в среднем по 16 км в день), но с собой он
привел «почти что жалкие остатки своего войска» (VHL115). Мостов на
Геллеспонте он не нашел, поскольку их уничтожил шторм. Однако там
находился флот, с помощью которого выжившие переправились в Абидос.
Здесь многие, долгое время перед тем страдавшие от голода, умерли от
переедания, а также от перемены воды. Циркулировали и другие
сюжеты о возвращении через Фракию, достигшие кульминации в рассказе о
том, что со времени бегства из Афин Ксеркс впервые «распустил свой
пояс» только в Абдере, когда почувствовал себя в безопасности. Ко всем
этим историям следует относиться с известной долей иронии.
То, что в персидской системе снабжения произошел какой-то сбой,
представляется маловероятным, если иметь в виду сообщения Геродота о
сопровождении армии Ксеркса войсками Мардония вплоть до Фессалии,
а также о сопровождении отсюда до Геллеспонта этой армии Артабазом
во главе 60 тыс. человек. Если бы подобного рода сбой в самом деле имел
место, тогда войска должны были бы рассеяться, чтобы добраться до
местных запасов пропитания на максимально широкой территории. Более
вероятным представляется, что благодаря перспективному планированию,
регулярным базовым складам и хорошим наземным коммуникациям,
система снабжения от начала до конца функционировала чрезвычайно
эффективно. Итак, войска Ксеркса и Мардония прошли по внутренней
дороге через Беотию, Фокиду и Дориду в Фессалию. Отсюда Ксеркс и Ар-
табаз двинулись через магнесийскую территорию, то есть через район,
прилегающий к Темпейскому проходу, в Македонию, а далее — по пути,
по которому позднее пролегла Via Egnatia (будущая римская Эгнатиева
дорога, построенная ок. 130 г. до н. э. и шедшая от Адриатического побе-

698
Часть вторая
режья до Византия. — A3.), мимо озера Больба и горы Пангей (Персы.
485—495) к Геллеспонту. Точно так же и в 479 г. до н. э. войско Артаба-
за воспользовалось прямым путем «через внутреннюю часть страны»
(IX.89.4). Другими словами, эти армии не зависели от морских поставок
продовольствия, которые нужно было обеспечивать во время движения
войск, а из этого следует, что дороги поддерживались в надлежащем
состоянии для регулярной транспортировки грузов. От Геродота мы
слышим о том, что мосты через Геллеспонт были снесены бурей, прежде чем
сюда прибыл Ксеркс; но эти понтоны были восстановлены (ГХ. 114.1). То
же верно и в отношении мостов через Стримон, которые, очевидно,
находились в плохом состоянии, когда войско переходило реку по льду.
Персия расширила свою державу на материке вплоть до границ
Аттики, а на море — до Кариста и Андроса. Завоеванные области поставляли
людей в войска и корабли — во флот; эти люди отлично сражались,
причем продолжали делать это и в 479 г. до н. э. (VÜL85; ГК.31—32).
Насколько мы знаем, мятежи были крайне редки. Царь бисалтов отказался
служить персам и бежал на гору Родопу, однако его сыновья и его
приверженцы последовали за Ксерксом. Колесница Ахура-Мазды вместе с ее
восемью лошадьми серой масти исчезла из Пеонии, где ее оставил Ксеркс на
пути в Грецию; как оказалось, колесница была похищена фракийцами
из внутренних районов страны, жившими у истоков Стримона, возможно,
непокоренными агрианами (VTH.115.4; ср.: V.16.1). Некоторые фокийцы
совершали вылазки и нападения на персов из своих убежищ на горе
Парнасе. Единственное организованное восстание произошло в Потидее —
коринфской колонии, расположенной на перешейке полуострова Палле-
на и защищенной стенами, доходившими непосредственно до моря с
каждой стороны.
Когда потидейцы узнали, что персидский флот, а затем и сам Ксеркс
отбыли в Азию, они и другие греческие города полуострова объявили о
своей независимости. Во время возвращения к Мардонию Артабаз взял
в осаду Потидею и расположенный неподалеку Олинф, укрепленный
город боттиеев, который был заподозрен в нелояльности. Олинф он
захватил штурмом, передал это место под управление сотрудничавших с
персами халкидийцев и вырезал всё население, выведя его на болото рядом
с городом. Этот акт устрашения лишь укрепил решимость к
сопротивлению потидейцев и городов Паллены, которые послали вооруженные
отряды, чтобы усилить оборону стен Потидеи. Город был практически
неуязвим для врага, не имевшего никаких сил на море, и выдержал
трехмесячную осаду, будучи в конечном итоге спасенным, как верили его граждане,
благодаря вмешательству своего божественного покровителя —
Посейдона Гиппиея, бога моря и землетрясений (был изображен на их
великолепных серебряных тетрадрахмах). Случилось так, что море отступило от стен
необычайно далеко, чего ранее никогда не случалось, так что персидский
отряд попытался пройти под стенами и захватить плацдарм на
полуострове. Но в этот самый момент море вернулось с огромной приливной вол-

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
699
ной. Все, кто не умел плавать, утонули, а те, кто умел, были перебиты
прямо в воде потидейцами, вышедшими в море на лодках. Весной 479 г.
до н. э. Артабаз прекратил осаду и присоединился к Мардонию, а потидей-
цы отправили 300 воинов служить в войске Эллинского союза.
Эсхил, по всей видимости, правильно изображает Ксеркса
импульсивным и упрямым правителем, чьи амбиции выходили за пределы
империи его предшественников и бросали вызов выдающимся достижениям
Дария [Персы. 754—758)130. Масштабы подготовительных мероприятий
соответствовали масштабам его честолюбия: строительство
Афонского канала, наведение понтонной переправы через Геллеспонт,
мобилизация огромных военно-морских и сухопутных сил, а также грандиозные
военные смотры численного состава всех войск державы на Геллеспонте
и в Дориске. Хотя к мнению советников и военачальников Ксеркс
прислушивался, он составлял планы и принимал решения как самовластный
правитель. Его планирование очевидно было доскональным и умелым и
оно значительно превосходило планирование большинства греческих
государств. Его способность управлять и удерживать под контролем
крупные вооруженные силы в Европе не имела параллелей вплоть до
возвышения Македонии. Свои позиции среди покоренных народов он
укреплял методами предшественников: терпимость по отношению к тем, кто
подчинялся новой власти, депортация или уничтожение тех, кто
сопротивлялся или бунтовал. Могущество Ахура-Мазды он поддерживал тем, что
предавал огню храмы греческих богов и таким образом мстил за
святотатство, совершенное греками, когда в период правления Дария они сожгли
храм Кибелы в Сардах. К концу кампании его военные успехи были
значительными: сожжение афинского Акрополя и расширение границ
державы до Коринфского перешейка и островов вокруг Андроса и Киклад.
По мнению Артемисии, карийской царицы, которую Геродот хвалит как
самого мудрого советника Ксеркса, Великий Царь достиг всего, что было в
пределах его досягаемости (VIII.68).
Ксеркс допустил и ряд ошибок. Он неверно рассчитал время своего
наступления. Он так долго задержался на Геллеспонте и в Македонии,
что его флот попал в бурю, а его армия неожиданно прекратила
наступление и не стала вступать в схватку с вооруженными силами пелопоннес-
цев, которая имела все шансы превратиться в решающее сражение.
Дойди Ксеркс до Афет и Фермопил в июне, результат мог быть совершенно
иным. Его сухопутная стратегия была лишена воображения. Вместо того
чтобы действовать отдельными войсковыми соединениями, как делали
Артибий, Даврис и Гимей во время Ионийского восстания, и вместо того
чтобы использовать свою превосходную конницу для маневренных
боевых действий, он предпринял лобовую атаку тяжелой пехотой на
подготовленную позицию при Фермопилах. Результатом неверного расчета
времени и стратегии «парового катка» стало то, что его огромное войско по-
По поводу Геродотовой точки зрения на Ксеркса см.: С 61: 65 слл.

700
Часть вторая
тратило трое суток на сражение с крупицей вооруженных сил противника,
а его кавалерия вообще в бою не участвовала. На морском театре
действий он оказался более предприимчивым флотоводцем. Однако об
Эгейском море он мало что знал. С точки зрения практики судовождения,
серьезной ошибкой было то, что он позволил своему флоту оказаться ночью
у Магнесийского побережья; к тому же он неоправданно рисковал,
отправив эскадру в ночное плавание вокруг скалистых берегов Евбеи. Но его
самая непростительная ошибка состояла в том, что он позволил одурачить
себя Фемистоклу, в результате чего не смог использовать свое численное
превосходство и заставил идти в бой уставших гребцов, причем в
неблагоприятных погодных условиях. Был смысл в совете Артемисии, по мнению
которой царь проявил бы большую мудрость, если бы повременил со
сражением и позволил внутренним разногласиям расколоть единство
греческого флота (Vni.68).
Оценивая события задним числом и превознося Афины, Геродот
рассматривал победу при Саламине как спасение Эллады (VII. 139.4—5). Мы
можем усомниться, что на тот момент Ксеркс или Еврибиад думали
точно так же. Конечно, греческий флот нанес противнику более
значительный урон, нежели в битве при Артемисии; однако сигнал к отступлению
всё же был подан, и греки не решились вызвать персидский флот на
решающее сражение на открытой воде у Фалера. Как показало
сопротивление Андроса и Кариста, именно персидская морская мощь правила в эгей-
ских водах в конце 480 г. до н. э.131. Будущее зависело от планов Ксеркса
на военную кампанию следующего года. В ноябре 480 г. до н. э. почти ни
у кого не оставалось сомнений в намерениях царя вернуться в Фессалию
весной; дело в том, что у Мардония он оставил царский шатер с золотой
и серебряной утварью, который выполнял роль ставки Великого Царя во
время военных кампаний (IX.82.1). Если бы он действительно вернулся,
то мог бы привести с собой вооруженные силы, соизмеримые с его
огромным самомнением, которые должны были бы включать флот,
сопоставимый по размерам с флотом 480 г. до н. э. В этом случае вопрос о военно-
морском господстве по-прежнему оставался бы открытым. Несомненным
результатом Саламина было изменение планов Ксеркса. Каковы бы ни
были его мотивы, он не вернулся; и в 479 г. до н. э. персидский флот
численностью всего в 300 кораблей совершал плавания, оставаясь на восточной
стороне Эгейского моря. В вопросе достижения военной победы Ксеркс
решил положиться на сухопутную армию, оставленную в Греции, —
армию, по его стандартам, сравнительно небольшую, но укомплектованную
лучшими войсками [Персы. 803 — «πλήθος εκκριτον στρατού»), во главе
которой находился полководец, имевший за плечами самый богатый опыт
действий в Европе — Мардоний. Ксеркс вполне мог понимать ту истину,
какую через полтора столетия предстояло продемонстрировать Александру
Великому, а именно то, что победа, достигнутая на суше, сама собой
решает проблемы на море.
Иной взгляд в: С 320: 239, 264 слл.

Глава ΊΟ. Поход Ксеркса
701
Примечания
(I) Хронологию персидского наступления прояснил К.-С. Сакс (С 384),
исходя, как и автор этих строк, из принципиального доверия данным Геродота.
Конечный момент наступления дает солнечное затмение 2 октября 480 г. до н. э.
(IX. 10.3), которое наблюдал Клеомброт во время гадания по жертвам
«относительно персов» (предлог «έπι» с дательным падежом, как у Ксенофонта в
«Анабасисе» (VI.4.9), а не «έπί» с винительным падежом, как у Геродота (V.44.2)).
Посчитав затмение неблагоприятным знаком, Клеомброт увел войско с Истма
(необязательно сразу). Будь знамение благоприятным, греческому полководцу, как мы
должны заключить, следовало атаковать передовые отряды персидской армии.
Стоило этим отрядам отойти за пределы Мегариды, как он мог увести свое
войско домой. Итак, 2 октября передовые отряды персов находились на Истме.
Ксеркс оставил Афины, по всей видимости, 5 октября. Поскольку в Аттике он
провел «еще несколько дней» после сражения (УШ. 113.1), это последнее,
следовательно, произошло ближе к концу сентября. Предложение о том, чтобы
греческому флоту бежать в ночь перед битвой, приобретало большую убедительность в
связи с тем, что это была темная ночь; данное обстоятельство подчеркнуто у
Эсхила прибавлением прилагательного «μέλαινης» — «темной», «мрачной»
[Персы. 357; ср. обычную фразу для обозначения ночи в строке 365). Самая темная
ночь на исходе сентября — с 28-го на 29-е, когда луна восходит в 1 час 55 минут
(для сравнения укажем, что с 27-го на 28-е луна всходит в 58 минут пополуночи).
Если за день Саламинской битвы принять 29 сентября, то получится, что 20-го
флот взял Орей (VÜL23, 24, 66), а сражение при Артемисии проходило с 17 по
19 сентября. Полная луна, с которой заканчивались Карнейский и Олимпийский
праздники, пришлась на 18-е число, так что подкрепления, отправленные после
этого из Пелопоннеса, могли бы прибыть в Аттику 21-го числа, т. е. в тот день,
когда афинский флот испытал чувство разочарования, не найдя там этих
подкреплений. Таким образом, датировки, приведенные в таблице 4, могут быть
приняты с высокой долей вероятности. Вопросы хронологии обсуждаются
предельно полно в работе: С 320: 379 слл., 448 слл.
(П) Сведения о скорости перемещения армии и военно-морских сил,
основанные главным образом на сообщениях Геродота, вполне согласуются друг с
другом. Передовые корабли персидского флота показывали следующие скорости:
(1) VI. 115—116 — от мыса Киносура у Марафона до Фалера: 108 км
приблизительно за 9 часов; скорость 12 км в час;
(2) VII. 183.2—3 — от Фермы до Скиафского пролива: 180 км за 12 часов либо,
если передовые корабли вышли, например, от Пидны (в VII. 127 говорится, что
войсковой стан растянулся на большую длину), 160 км за 12 часов; скорость 15
либо 13 км в час;
(3) VIII.66.1 — от Гистиеи до Фалера: 300 км за 25 часов дневного плавания
(плавание обычно не предполагало штурманскую помощь и наличие береговых
огней; ср.: VII. 183.3: «πανημερόν» — «в течение всего дня»); скорость 12 км в час;
(4) VHL7, 13 — от Афет до Лощин на юго-восточном берегу Евбеи, около
200 км, плавание совершалось в том числе ночью, скажем, с 3 часов дня до 5
часов утра; скорость 14 км в час на специально отобранных судах.

702
Часть вторая
Из всего этого очевидно, что персидские корабли были способны
поддерживать на значительных расстояниях скорость от 8 до 6!/2 узлов, при условии
конечно же попутных ветров, как в случаях (1) и (2), когда, судя по всему, дул
ветер этесий. См.: С 315: 220 ел.; contra: С 321; С 322. В сравнении с персидским
греческий флот был медленным (VIII. 10.1). Расстояние в 320 км от Артемисия до
Фалера было преодолено, вероятно, за 40 часов, если отвести 10 часов плавания
на первую ночь, 24 часа — на два следующих дня и добавить еще 6 часов на
третий день; скорость 8 км в час. Эгинские корабли, доставившие образы Эакидов,
преодолели около 90 км за промежуток времени с 7 часов вечера до 6 часов
утра (Vin.64; 83.2); скорость 8 км в час в основном или полностью на веслах,
поскольку после полуночи был штиль. Получаем скорость около 4У3узла. В
литературе в отношении греческих триер сложилось мнение, что их стандартная
скорость «при движении на веслах — примерно от 4 до 5 узлов» (А 17,1: 20). Разница
в скорости между персидскими и греческими кораблями объясняется не долгой
«сушкой» кораблей в Дориске (после Дориска они были уже спущены на воду,
тогда как греческие суда лежали в доках до того самого момента, когда они
потребовались для дела), как предполагали Моррисон и Уильяме, но
конструктивными отличиями; финикийские корабли ходили главным образом в открытом
море, вплоть до западного Средиземноморья (большинство морских путей,
пролегавших вдоль побережья, контролировалось греками), и, будучи оснащены
более крупными, более высокими корпусами, полноценными палубами и
судовыми надстройками, плавали быстрее, тогда как греческие триеры были
спроектированы специально для каботажного плавания на веслах и имели меньше
парусов.
Мы можем сделать некоторые вычисления, касающиеся передвижений
греческого сухопутного войска во время Марафонской кампании: в день битвы
афиняне преодолели от Схении до Киносарга за 8 часов около 42 км (С 315: 210, 226),
спартанский авангард прошел расстояние примерно в 220 км от границ Лаконии
до Афин за три дня, т. е. двигался со скоростью 40 км в день. Когда Ксеркс
возвращался в Азию, его армия совершила переход на расстояние около 720 км за
45 дней, т. е. со скоростью 16 км в день. Приведенные здесь греческие
примеры — это форсированные марши, которые можно сравнить с погоней Александра
за Дарием, когда в течение 5 У2 дней последним было покрыто расстояние более
270 км, что дает скорость 50 км в день. Персидский поход на Афины также был
быстрым маршем. Переход от Фермы до Трахинской равнины можно сравнить
с переходом Александра от Амфакситиды до Геллеспонта: расстояние — около
560 км, скорость движения — 28 км в день. Таким образом, точные данные,
предоставляемые Геродотом относительно скоростей, с которыми передвигались
военно-морские силы и сухопутные войска, вызывают уважение, тем более что в
распоряжении историка не было карт, с помощью которых он мог бы рассчитать
соответствующие расстояния.

^
!
8
4=
&
8 И
I
I
1
Он Οι
feto oe о В В
\п о « dö
it
е е
α» <υ
со со
<υ <υ
W W
ι
α) h
oo
I
0>
I
1Й
О гн (Μ CO
if

о
&
is
*>!
Ом
θ
I
1
1
I.
t
fcT f4 CD
83
3^
00
о £
σ>
8
cn
CN
CN
Ю
4
CO
CN
CS| CN CN
I

Глава 11
Дж.-П. Баррон
ОСВОБОЖДЕНИЕ ГРЕЦИИ
Сезон боевых действий 479 г. до н. э. начался с тревожного затишья,
когда ни та, ни другая сторона не знала, как нанести решающий удар,
который, как все понимали, сулил грекам либо свободу, либо подчинение, а
персам — либо постоянный канал для выкачивания ресурсов, либо
плотно закрытую границу на западе.
Первыми с каждой стороны пришли в движение военно-морские
силы. Весь персидский флот, одна часть которого зимовала на Самосе, а
другая — в Киме, с началом весны собрался на Самосе с той, несомненно,
целью, чтобы облегчить обеспечение продовольствием, а также для
удержания восточных греков от восстания (Геродот. VIE. 130.1—2). Согласно
Геродоту, с учетом ионийских кораблей флот насчитывал 300 судов, что
сильно отличается от сведений, приводимых историком в связи с
исчислением военной мощи во время смотра, устроенного Ксерксом в Дориске
в предыдущем году, — 1207 триер и 3 тыс. более мелких судов, хотя, как
ходили слухи, более половины тех триер было потеряно в битве при Арте-
мисии, не говоря уже о последующих потерях — при Саламине1. Можно
предположить, что данные на 480-й год значительно преувеличены, и
цифра 300 для 479 г. до н. э. могла появиться, хотя и необязательно, под
влиянием того же фактора. Что касается состава персидского флота в это
время, остается лишь строить догадки. Египетские корабельные бойцы
были оставлены с Мардонием и присоединились к сухопутным силам
(Геродот. EX.32): по всей видимости, суда, перевозившие этих бойцов, ушли
в Дельту еще до наступления зимы. С другой стороны, финикийцы, цвет
морского воинства, по-прежнему присутствовали здесь, если только
Геродот не ошибается, сообщая о том, что их корабли были отосланы
домой гораздо позднее (IX.96.1)2. Но всё же теперь значительная часть и су-
1 См. выше, с. 633, 653, 673, 679-680, 688.
2 См.: А 4, П, ч. I: 59, примеч. 1 — здесь высказана точка зрения об их более раннем
отступлении; однако у Диодора (XI. 19.4) уход «в Азию» подразумевает Малую Азию.

706
Часть вторая
дов и команд прибыла, судя по всему, из азиатской Греции3. Это
обстоятельство будет тревожить новых военачальников, Мардонта и Артаинта,
а также племянника последнего — Ифамитру, которого тот выбрал себе
в помощники; к тому же во флоте боевой дух в целом был низок
(Геродот. Vm.130.2-3).
На другой стороне Эгейского моря остров Эгина, старинный враг
Самоса, становится местом сбора греческого флота, где царь Леотихид
сконцентрировал силу в 110 кораблей. Эта сводная величина также сильно
отличается от показателей предшествующего года: 271 — при Артемисии и
378 — при Саламине (Геродот. VÜI.131; ср.: 2.1, 48). В действительности
силы Леотихида в количественном отношении были сопоставимы с
пелопоннесским и эгинским контингентами при Саламине, которые вместе
насчитывали 119 судов (Геродот. VÜI.43, 46.1); а незначительный
характер этой силы может быть объяснен только исходя из предположения,
что Афины, поставившие 180 кораблей в боевой флот при Саламине и
сверх того предоставившие халкидянам двадцать корабельных корпусов,
чтобы те укомплектовали их самостоятельно, в данный момент
воздержались от посылки своего контингента4. На Эгину к Леотихиду пявились
хиосские патриоты, переправленные сюда руководством Спарты, куда они
прибыли загодя. Эта группа состояла из шести человек из числа
аристократов, о чем можно сделать вывод на основании патронима их
предводителя — Геродота, сына Басилида («Басилид» значит «царственный
отпрыск»); они просили о помощи в деле низложения Страттиса, тирана
Хиоса, и изгнания персов из Ионии. Идея пришлась Леотихиду по душе,
но он сознавал недостаточность имевшейся у него информации о
персидских силах в восточной Эгеиде, не говоря уже о несоразмерности
собственных возможностей. В итоге удалось уговорить его совершить плавание
до Делоса. Но когда Леотихид пристально вглядывался в морскую даль с
острова Миконос, ему казалось, что до Самоса, невидимого в дымке за
Икарией, так же далеко, как до Геракловых Столпов (по ставшему
крылатым выражению Геродота). Таким образом, несмотря на все мольбы
хиосцев, греческий флот не осмелился плыть за Делос; однако и персы не
решались пойти на запад из своей базы на Самосе. «И вот взаимный страх
оберегал то, что находилось между ними» (Геродот. УШ.132).
В подобной же тупиковой ситуации обе стороны оказались и на
материковой Греции. Находясь за своей оборонительной стеной на Истме,
укрепленной теперь настолько, что, как им казалось, она стала
неприступной, пелопоннесцы выжидали, считая себя в безопасности до тех пор,
пока они не будут предпринимать никаких рискованных предприятий за
этими укреплениями; вместе с тем было понятно, что в случае обострения
ситуации за пределами Пелопоннеса лучшая часть имеющегося у них
3 В 480 г. до н. э. 277 кораблей были внесены в перечень как прибывшие с Эгейского
побережья Малой Азии (Геродот. VH93—95). Ср.: А 11: 502.
4 Объяснение Мунро (С 360: 145—147) игнорирует тот факт, что приводимая
Геродотом общая сумма для Саламина — 378. См.: С 320: 249 ел. В соответствии с версией,
сохраненной у Плутарха [Аристид. 10, в конце), когда афинский флот был на Саламине,
Ксантипп мог прибыть с посольством в Спарту.

Глава 17. Освобождение Греции
707
личного состава окажется связанной по рукам и ногам. Кроме того, они
понимали, что враг в любой момент может просто обогнуть их
оборонительные укрепления по морю, поскольку флот числом не более 110
кораблей, находившийся под командой царя Леотихида, не смог бы долгое
время сдерживать вражескую армаду, если бы та вернулась и по своей мощи
оказалась хотя бы приблизительно такой же, каким был персидский флот
при Саламине. Афиняне обнаружили себя в очень уязвимом положении,
оказавшись на нейтральной полосе между двумя противостоящими
силами. Из лагеря беженцев на Саламине и из других мест афиняне
пристально вглядывались в руины своего города и тосковали об обширных
землях в Аттике, которые иногда удавалось посещать, а некоторые
отважные хозяева даже осмеливались обрабатывать5. Однако основная масса
населения не имела возможности вернуться до тех пор, пока Мардоний,
возглавлявший персидскую армию, не был окончательно разбит, а такую
победу могло обеспечить только наступление пелопоннесской пехоты.
Единственным фактором, позволявшим афинянам торговаться, был их
флот, который они (как мы видели), похоже, не желали отпускать от себя.
Впрочем, один ответный прием они применили уже весьма успешно:
когда перед Саламином Фемистокл дал ясно понять, что если пелопоннес-
цы останутся за своей стеной на Истме, тогда им не стоит рассчитывать
на присоединение к ним афинского флота (Геродот. УШ.62; см. выше,
с. 678); у афинян были все основания надеяться, что данный аргумент
сработает и на этот раз.
В Фессалии выжидал Мардоний. Под своей командой он имел около
60 тыс. человек, оставленных ему Ксерксом, примерно 40 тыс. воинов,
приведенных Артабазом из-под Потидеи по его, Мардония, настоянию, а
также очень надежное войско, состоявшее, возможно, из 20 тыс.
сочувствовавших персам беотийцев и греков из других областей6. Персидский
военачальник прекрасно осознавал неприступность оборонительных
сооружений на Истме, как и то, что, если не удастся выманить обороняющихся
из-за этих укреплений, он может надеяться только на обходной маневр по
морю; Мардоний, единственный, понимал, почему боевой флот Ксеркса,
хотя и вышедший с зимних стоянок подсократившимся, но всё же
остававшийся грозной силой в 300 кораблей, пребывал в бездействии на Самосе
во главе с тремя командирами и не предпринимал вообще никаких
движений, чтобы как-то выйти из тупика. Имея возможность судить о событиях
задним числом, Геродот приписывает бездействие персов упадку боевого
духа, и не исключено, что он прав. Если это так, тогда угроза нового
Ионийского восстания могла глубоко засесть в сознании каждого перса. Однако
в это время никто из греков не был уверен, что вражеский флот так и
останется пассивным.
5 Геродот. VTH.142.3, ср.: 109.4—110.1: афиняне потеряли два урожая, 480 и 479 гг.
до н. э. (см. выше, с. 669).
6 Точные цифры, сообщаемые Геродотом в: УШ.113.2—3, 126.1; ГХ.32.2, с точки зрения
автора этих строк, носят скорее риторический, нежели математический характер; см.:
С 320: 267, 350—355; А 11: 326 слл. В целом о численности войск см. выше, с. 584, 602, 638,
653, 679-680.

708
Часть вторая
Настроение афинян, оказавшихся между двумя большими
сухопутными армиями, было особенно неопределенным. Выдающаяся победа Фе-
мистокла, конечно, спасла Пелопоннес, и спартанцы воздали ему
соответствующие почести; но эта победа ничего не дала самим Афинам; для
некоторых, несомненно, надежда состояла только в том, чтобы пойти на
примирение с Персией. И хотя другие ожесточенно отвергали это простое
решение, во время мартовских выборов стратегов среди десяти
победителей оказались Аристид и Ксантипп (Геродот. УШ. 131.3; IX.28.6). И тот, и
другой были возвращены из изгнания согласно декрету Фемистокла (ср.:
Афинская полития. 22.6—7), и люди вполне могли думать, что каждый из
этих двух политиков допускал возможность соглашения с Мардонием —
и Аристид, который на одном из остраконов, поданных против него, был
назван «братом Датиса» (рис. 49), и Ксантипп, который благодаря
женитьбе вошел в круг Алкмеонидов, подозревавшихся в предательстве во
время Марафонской кампании7. Напротив, неизвестно, чтобы Фемистокл был
избран на эту должность в 479 г. до н. э., более того, вообще ничего не
сообщается о его командовании флотом когда-либо еще. Историк Эфор
уверен, что Фемистокл не смог переизбраться в 479 г. до н. э., поскольку,
как казалось, в пору своего командования поставил спартанские
интересы впереди афинских; и вполне вероятно, что Эфор прав8.
Это случилось незадолго до того, как вновь избранное правление
получило некоторые предложения от противника. В качестве своего
посланника Мардоний хитроумно выбрал старинного друга Афин —
являвшегося здесь гостеприимцем и носившего почетное звание благодетеля города
(проксеш) — македонского царя Александра (Геродот. VIE. 136, 140—144).
Предложение, сделанное им не только от имени Мардония, но и самого
Ксеркса, было заманчивым. В обмен на союз Афины могли получить
прощение всех обид и местную автономию, им могла быть возвращена
не только их собственная земля, но еще и, пожелай того афиняне,
добавлено к ней; кроме того, была обещана помощь в деле восстановления
разрушенных во время войны храмов. Вряд ли имело смысл объяснять,
какал участь ожидала афинян в случае их отказа. Тем не менее Александр
передал им собственное мнение, согласно которому Эллада никогда не
сможет окончательно победить Персидскую державу с ее почти
неограниченными возможностями, а потому Афинам в лучшем случае придется
постоянно играть роль нейтральной полосы, полем постоянных битв; в
худшем случае они рискуют подвергнуться прямому завоеванию и
полному уничтожению. Предложение было соблазнительным, это понимал
каждый. Понимали это и спартанцы. Афины попросили у Александра время
на обдумывание и одновременно озаботились тем, чтобы спартанцы как
можно быстрей узнали о визите. Не вызывает сомнений, что именно
афиняне распространяли «предсказание оракула», согласно которому
дорийцев однажды изгонят из Пелопоннеса мидяне вместе с афинянами
(Геродот. νΠΠ41.1).
7 Осгракон: M-L 42; Геродот. VL115, 121, 123.
8 Диодор. ΧΙ.27.3. См.: А 11: 491 ел.; см. также более осторожный взгляд: С 320: 275—
278.

Глава 7 7. Освобождение Греции
709
Рис. 49. Осгракон из Афин (р9945). Άριστ<ειδεν> τον Δά<τιδος> άδελφ<όν>,
«Аристида, Датиевабрата». (Публ. по статье А. Раубичека из изд.: Cha-
rites (Festschrift Ε. Langlotz, 1957): 240.)
Наконец, Афины нашли способ выйти из тупика; дело в том, что их
флот мог помочь персам обойти пелопоннесские укрепления по морю, и
необходимость устранить эту угрозу должна была принудить спартанцев
выйти за свои оборонительные линии, войти в Аттику и центральную
Грецию. Как бы то ни было, над Спартой нависла вполне реальная угроза.
В самом деле, этой весной афиняне предпочитали удерживать свой флот
от активных действий и могли присоединиться к любой из сторон; и не
следовало упускать из виду, что в прошлом году они решительно
заявили, что не будут помогать пелопоннесцам, если те сделают своей базой
Истм, и одним этим заставили их занять удачную боевую позицию при
Саламине. Спартанцы отправили посольство в Афины, отчетливо
осознав, что Мардоний может извлечь пользу при любом афинском
решении: если ему и не удастся соблазнить афинян предоставить свой флот, он
может, по крайней мере, вселить ощущение страха и недоверия в
сухопутное греческое войско.
Последовавшие затем события Геродот искусно разукрасил с помощью
современных ему риторических приемов. Спартанская инициатива
свелась к предложению взять на себя на период войны содержание всего не
способного воевать афинского населения. Афиняне, со своей стороны,
высокопарно заявили, что их патриотизм и любовь к свободе не позволят им
примириться с Ксерксом до тех пор, пока солнце на небе будет ходить
своим обычным путем; а в заключение они обратились с призывом к Спарте
послать им на помощь войско в Беотию, чтобы оказаться там раньше
персидской армии. Этот призыв, несомненно, не является простой фигурой
речи — он вполне историчен. Конечно, позднее афиняне будут
декларировать свою постоянную приверженность общеэллинскому делу; однако
более правдоподобно, что их решение по-прежнему носило подвешенный

710
Часть вторая
характер, поскольку вряд ли они так единодушно и так скоро сдали
единственную карту, которая была у них на руках9.
После того как Александр вернулся ни с чем, Мардоний принял
решение двигаться на юг, подстрекаемый к этому своими фессалийскими
друзьями, в особенности же Алевадами из Лариссы, чья власть зависела
от него. В Беотии фиванцы побуждали его разбить стан у них, а также
испробовать, нельзя ли добиться цели подкупом. Однако Мардоний
торопился вторгнуться в Аттику, дабы успеть заполучить собранный урожай, а
затем, приблизительно к концу июня, вторично захватил сам город
(Геродот. IX. 1—З)10. При его приближении земледельцы, чьи планы опять
были разрушены, вновь перебрались на Саламин, куда прибыл и
посланник Мардония, чтобы повторить предложение своего господина. На этот
раз в роли его представителя выступал некий Мурихид, грек с
Дарданелл, служивший персам. Его имя было, возможно, афинским:11 не
исключено, что это был один из афинских колонистов Сигея или Херсонеса.
Если так, то это был плохой выбор. То, что Мардоний оказался прямо
перед глазами афинян, привело не к ослаблению, а к укреплению их воли.
Когда некий Ликид предложил своим коллегам по совету пятисот даже
не то, чтобы принять эти условия, а всего лишь внести их на обсуждение в
народное собрание, его тут же побили камнями вместе с женой и детьми.
Мурихиду, впрочем, позволили уйти невредимым (Геродот. IX.4—5).
Теперь афиняне спешно снарядили в Спарту более статусное
посольство. Согласно декрету об отправке этой миссии, на который ссылается
Плутарх (взяв его, видимо, из коллекции Кратера), в состав посольства
вошли, по крайней мере, два стратега из десяти, Ксантипп и Миронид,
которых сопровождал Кимон, также, возможно, стратег, тогда впервые
занявший эту командную должность (Геродот. 1X6.11, Плутарх. Аристид. 10)
(Кρ атер — македонянин, живший в конце IV — первой половине Ш в.
до н. э.; составил коллекцию постановлений афинского народного
собрания с комментариями к ним; фрагменты этого сочинения см. в собрании
К. Мюллера: FHG 2: 617—622. Фр. 1—18. —A3). Вместе с ними выехали
представители Мегар и Платей. Как часто случалось во времена кризисов,
посланники нашли спартанцев во власти религиозного бездействия — на
этот раз праздновали Гиакинфии. Добившись аудиенции у эфоров,
афиняне напомнили им о привлекательном предложении Мардония, которое
они будут вынуждены принять, если спартанцы немедленно не
отправятся на битву, причем теперь уже не в Беотию, как предполагалось раньше, а
в Аттику, на Фриасийскую равнину около Элевсина. Одновременно с этим
афиняне, чтобы получить у оракула подтверждение своего выбора поля
битвы, снарядили посольство в Дельфы (Плутарх. Аристид. И)12. Спартан-
9 Плутарх {Аристид. 10) упоминает о проклятии, которое падет на тех, кто будет
вступать в переговоры с персами (см. ниже о предложении Ликида).
10 То есть через десять месяцев после взятия Афин Ксерксом, о чем см. выше, с. 673.
11 Ср. имя архонта 440/439 г. до н. э.; также (показательно) имя человека, внесшего в
451/450 г. до н. э. предложение об издании декрета в честь Сигея (Meiggs R. JHS 86 (1966):
95).
12 Об ответе оракула см. ниже, с. 715.

Глава 11. Освобождение Греции
711
цы сразу не дали определенного ответа: укрепления на Истме были уже
практически готовы, на стене уже устанавливали зубцы, а внутри
Пелопоннеса спартанцы постоянно должны были следить за тем, чтобы ни
у аргивян с аркадянами, ни у илотов с мессенцами не появлялось
удобного случая для выступления против них, к тому же приходилось
наблюдать за своей длинной береговой линией из-за угрозы пиратских набегов
в период уборки урожая. Поэтому раз за разом они откладывали
решение, пока не миновала пара недель и пока сам Аристид (как кажется) не
вмешался лично и не прибавил свой влиятельный голос к афинскому
ходатайству13. После этого наконец, не поставив афинских послов в
известность, лакедемонские власти отправили отряд в количестве 5 тыс.
тяжеловооруженных спартиатов в сопровождении 35 тыс. илотов — которых
это, по крайней мере, должно было удержать от всякого озорства — на
север окольным путем под командой Павсания (племянник Леонида и
регент при Плистархе, малолетнем сыне последнего), который выбрал
себе в помощники Еврианакта, сына Дориея (Геродот. IX. 10.3). Геродот
рассказывает, что решающим оказался совет некоего Хилея Тегейского:
стратегический анализ, вложенный в его уста, является, конечно,
излишним, однако он и в самом деле мог указать на то, какие настроения
господствуют в Аркадии — ключевой фактор при принятии решений
спартанцами. На следующий день, когда послы, собиравшиеся уже покинуть
Спарту, пришли к эфорам с намерением сказать, что в данных обстоятельствах
афиняне с глубоким сожалением вынуждены будут перейти на сторону
персов, эфоры сообщили о том, что войско уже в пути. Послы отнеслись
к их словам скептически и назвали спартанское притворство шуткой
самого худшего свойства. Однако это не было притворством, и, более
того, спартанцы отправили вместе с послами еще один отряд численностью
5 тыс. воинов, набранных в периэкских поселениях Лаконии.
Смысл такой секретности, как вскоре стало ясно, заключался в том,
чтобы избежать помех со стороны аргивян, которые только и ждали
возможности уничтожить Спарту и были на стороне Мардония. И в самом
деле, из Аргоса был отправлен скороход, который смог пройти
незамеченным мимо караулов на Истме и передать донесение персидскому
военачальнику в Аттике. Мардоний сразу же решил вернуться в Беотию, где
его конница имела больше простора для действий и где не было риска
потерпеть поражение на сложной местности, каковой риск оставался в
случае с Аттикой, откуда выходить с боем пришлось бы через горные
проходы, которые враг мог легко удерживать. Итак, подвергнув сожжению и
разрушению то немногое, что уцелело в Афинах после Ксеркса, включая
святилище Деметры и Персефоны в Элевсине, Мардоний направил свою
войсковую колонну назад, в Беотию (Геродот. IX. 12—13, 65.2). Пелопон-
несцы, со своей стороны, хорошо понимали, что их фаланга, состоявшая
из тяжеловооруженных пехотинцев, хотя и не имела себе равных с точки
зрения боевых качеств и тренированности воинов, всё же могла оказать-
13 Такая трактовка в: С 307: 230, примеч.; С 320: 283 ел.; возражения по поводу этой
трактовки: А 11: 505, примеч. 49.

712
Часть вторая
ся совершенно бесполезной против выносливых и мобильных отрядов
конницы, какие у Мардония имелись в изобилии. Поэтому единственная
надежда для пелопоннесцев состояла в том, чтобы вынудить Мардония
отважиться дать сражение на неблагоприятной для него местности. С этой
целью они отправили намеренно маленький отряд в тысячу воинов,
чтобы устроить приманку возле Мегар, подбивая тем самым Мардония
отложить отступление. Он и в самом деле задержался и направился к Мега-
рам. Однако, хотя Мардоний и разграбил Мегариду, он, похоже, так и не
вынудил пелопоннесскую пехоту вступить в бой, а потому повернул
назад и присоединился к основной части своего войска, находившегося на
пути в Беотию (Геродот. IX. 14)14.
Персы возвращались через Декелею, пользуясь услугами местных
проводников, с тем чтобы те вывели их к Танагре (здесь войско
остановилось на ночь), а затем к Сколу, находившемуся уже в дружественной фи-
ванской земле. Свои боевые позиции Мардоний расположил вдоль
северного берега Асопа так, чтобы перед ним лежали Эрифры (современная
Катсула?), Гисии (на горном хребте Пантанасса) и Платейская область к
западу, и так, чтобы держать под наблюдением все проходы, по которым
греки могли войти в Беотию. Позади этой линии, примерно в 8 км от нее,
он построил защитное сооружение из частокола, вырубив для этого все
деревья на площади 2 кв. км (т. е. 900 акров (около 360 га) — достаточно
большая площадь, на которой мог бы разместиться римский лагерь,
вмещавший от двенадцати до четырнадцати легионов)15, и остановился на
этой позиции в ожидании прибытия греков (Геродот. IX. 15.1—3).
В нашем распоряжении имеется один или два указания на то, что
боевой дух у персов был не очень высок. Во-первых, такое же защитное
сооружение, как мы увидим ниже (с. 729 ел.), персы устроили при Микале,
причем там, несомненно, — в ответ на панику, возникшую при
приближении греческого флота; не выполнял ли здешний частокол похожую
задачу — придать уверенности малодушным? Во-вторых, Геродот повторяет
рассказ очевидца, некоего Ферсандра из Орхомена, о застолье,
созванном в это время в Фивах, на котором пятьдесят знатнейших персов,
включая самого Мардония, делили стол с пятьюдесятью фиванцами. Когда
наступил вечер и приступили к возлиянию, сосед Ферсандра по ложу,
говоривший по-гречески, с горькими слезами сказал, что очень скоро лишь
немногие из этой компании, как и из воинов, которые сейчас находятся в
лагере у реки, останутся в живых (IX. 15.4—16). Одна тревожная мысль
должна была постоянно беспокоить Мардония, — как оказалось,
напрасно. Значительная, хотя и меньшая, часть его войска состояла из
перешедших на его сторону греков (50 тыс., согласно Геродоту (IX.32.2), в
действительности же, возможно, 20 тыс.): не вспомнят ли они о долге верности
14 См. также: Павсаний. 1.44.4 (ср.: 40.2); С 320: 291 ел.
15 Такие расчеты см. в: А 11: 511; попытки поместить лагерь Мардония к югу от
Асопа (С 320: 293—296) ошибочны, поскольку Геродот нигде не упоминает ни о каком более
позднем переходе через реку. (В английском издании при переводе акров в квадратные
метры произошла путаница; 900 акров = 3, 64 кв. км. —A3.)

Глава 17. Освобождение Греции
713
остальным грекам и не повернут ли против него оружие? Эти опасения
объясняют странный инцидент с фокийским отрядом в тысячу человек,
который держался в стороне от войска Мардония во время вторжения
того в Аттику, но который теперь присоединился к нему в Фивах.
Получив приказ занять позицию на определенном расстоянии от основных сил,
эти фокийцы неожиданно были окружены персидскими всадниками,
напиравшими на них своими лошадьми, и даже вынуждены были
несколько раз уклоняться от выпущенных по ним стрел, прежде чем всадники
ускакали прочь (IX. 17—18). Понятно, что колебания фокийцев
объясняются сомнениями в исходе войны. Мардоний не доверял им и поэтому
применил что-то вроде грубого акта устрашения.
В связи с отступлением персов из Аттики Павсаний, который, по всей
видимости, в течение всей кампании находился в особенно тесном и
хорошо объяснимом в данной ситуации контакте со своими
предсказателями, получил благоприятные предзнаменования для наступления и повел
маршем пелопоннесские войска с Истма в Элевсин. Здесь к нему
присоединился Аристид с 8 тыс. афинян, переправившихся с Саламина с
помощью собственного флота (под командой Ксантиппа), который после
этого отплыл на Делос, чтобы присоединиться к Леотихиду и остальным
союзникам и предотвратить любую военно-морскую агрессию либо
диверсию, которые могли быть осуществлены с персидской базы на
Самосе. Ободренный дважды выпавшими благоприятными знамениями,
Павсаний вошел в Беотию по более короткому, чем Мардоний, пути, а
именно по главной дороге через Киферон, по проходу у Элевфер (Гис]этокас-
тро) (Геродот. ГХ. 19; Плутарх. Аристид. 11).
С этого момента Платейская кампания стала предметом почти столь
же ожесточенного соперничества между современными топографами,
как и между самими воюющими сторонами (см. рис. 50). Рассказ
Геродота, основанный в значительной степени на свидетельствах очевидцев и
на многочисленных беседах с ветеранами, а также на личном
знакомстве с полем битвы, наполнен местными деталями и вроде бы должен
облегчить реконструкцию событий. Однако ключ от этой рекошлрукции
утерян — топонимы уже исчезли или (что еще хуже) переместились на
другие места, — так что нам остается лишь повторять те дислокации, которые
дает Геродот, дополняя их более или менее обоснованными
догадками тех, кто неоднократно посещал места этих событий16. В деле
детализированной интерпретации хода боевых действий имеется еще одна
сложность. В целом стратегические задачи достаточно ясны: каждая из сторон
должна была каким-то образом выманить противника из занятого им
удобного района и заставить выйти на такое место, где по врагу можно
было нанести решающий удар самым сильным оружием: с одной стороны —
персидской конницей, с другой — греческими гоплитами, построенными
в фалангу. Дело в том, что войска Мардония занимали необычайно
удобную для кавалерийской атаки территорию, которая расположена за
16 См.: С 376: 103-121, ср.: С 372: 9-28; С 320: 289 ел., приложение XI: 422-434, 302
слл.; С 246: 103-122.

714
Часть вторая
Асопом, тогда как южный берег, удерживавшийся греками, представлял
собой поле, подходящее для действий пехоты, к тому же недалеко от
этого берега находились отроги Киферона. Однако рассказ Геродота
говорит, скорее, за то, что исход битвы в большей степени зависел от случая,
чем от тактики. Для Геродота это была солдатская битва. Честно говоря,
вполне вероятно, что у Павсания имелся некий план, что враг этот план
разрушил, но, несмотря на это и только благодаря неукротимой отваге,
греки одержали победу. И всё же следует учитывать, что по причинам,
никак не связанным с Платейской битвой, впоследствии Павсаний был
смещен и, кроме того, была предпринята попытка опорочить его
репутацию17. По крайней мере, не исключено, что данный процесс отчасти имел
целью затенить его тактический вклад в победу.
Павсаний и его войско прошли маршем мимо Элевфер и по
северному склону Киферона спустились в Беотию. Едва они миновали вершину
горы и перед ними раскинулась Беотия (как показано на карте), они
заметили большой, укрепленный частоколом стан Мардония, а вслед за тем
изучили боевой порядок вражеских войск, расположившихся вдоль
дальнего берега Асопа. Взяв чуть-чуть восточней современного местечка Крие-
куки, они продвинулись по подножию горы Пантанасса к окрестностям
Эрифр и там расположились в боевом порядке на нижних склонах,
считая эту местность до некоторой степени защищенной от атак вражеской
конницы — единственного рода войск, которого должно было опасаться
сильное и хорошо тренированное гоплитское войско (Геродот. IX. 19.3).
Неясно, как быстро Мардоний выступил против них: ему, вероятно,
следовало атаковать сразу, до того, как они заняли высоту. В любом
случае, «когда он увидел, что эллины не собираются спускаться на равнину»,
он двинул конницу во главе с Масистием (знатный воин, любивший
роскошь и знаменитый своей отвагой) с приказом атаковать греков там, где
они находились, и поносить их, выкрикивая: «Бабы!» (несомненно,
специально для этого случая зазубрив греческое слово, не понимая его
смысла), в надежде выманить их на себя и тем самым заставить покинуть
предгорья. В некоторых местах противнику удалось добиться определенного
успеха, особенно там, где стояли мегарцы (чья позиция оказалась
сравнительно открытой), пока афинский отряд в триста гоплитов вместе со
всеми имевшимися у греков лучниками по собственному почину не пришел
к ним на помощь. Вскоре лучникам удалось ранить великолепного нисей-
ского скакуна Масистия; конь взвился на дыбы и сбросил наездника. Не
имея возможности быстро подняться из-за тяжелых позолоченных
доспехов, поверх которых была надета еще и пурпурная мантия, но при этом
будучи слишком хорошо защищен панцирем, чтобы стать легкой
добычей, Масистий был сражен греческим копьем через глазницу шлема. Его
люди скоро обнаружили гибель командира и настойчиво, хотя и тщетно,
пытались в схватке отбить тело, однако, оставшись без вождя, они в
замешательстве отступили. Грекам оставалось лишь поднять собственный
17 Фукидид. L 95-96.1, 128-134.

Глава 77. Освобождение Греции
715
Рис. 50. Сражение при Платеях
боевой дух в гомеровском стиле, возя между рядами воинов труп врага,
облаченного в роскошные одежды, в то время как персы воздавали
почести павшему, с громким погребальным плачем и почти театральным
бритьем грив своих лошадей и вьючных животных, как и своих
собственных голов (Геродот. ГК.20—25; Плутарх. Аристид. 14). Этот день не принес
успеха ни одной из сторон. Мардоний не мог надеяться на полную
победу на такой местности, а его, казалось бы, явная неудача с Масистием
могла, по крайней мере, спровоцировать греков спуститься с предгорий и
угодить в ловушку.
Как раз около этого времени из Дельф пришел ответ оракула, в
котором Аристиду предписывалось дать намеченное сражение у Элевсина, что
при сложившихся обстоятельствах поставило афинского полководца в
тупик: афиняне, было сказано в прорицании, конечно, одолеют врагов, но
лишь в случае, если примут бой на своей собственной земле, на
равнине Элевсинских богинь. Если бы этот оракул получил общую известность
(а избежать этого было практически невозможно), тогда попытка
заставить персов принять сражение в Беотии обязательно привела бы к упадку
боевого духа греков, если не к прямому мятежу. Аристид поделился
сомнениями с Аримнестом, командующим платейцами, и вместе они при-

716
Часть вторая
думали решение. Текст оракула был дополнен — к нему прибавили
повеление молиться и принести жертвы богам и местным героям, почитаемым
в Платеях; кроме того, Аримнест рассказал, что Зевс объяснил-де ему во
сне, что Аполлон на самом деле имел в виду Платейскую равнину, где, как
и повсюду в Греции, имелось конечно же древнее святилище Элевсин-
ских богинь. Что касается слов «на своей собственной земле», то
Аримнест убедил платейцев убрать все пограничные меты, установленные вдоль
их рубежей с Аттикой, и тем самым передать свою землю Афинам —
патриотический жест, за который платейцы были вознаграждены полтора
столетия спустя Александром Великим, когда он предпринял свой поход
против Персии (Плутарх. Аристид. И)18.
К этому времени Павсаний уже разработал свой план. Победа в
стычке с конницей Мардония, конечно, дала ему необходимую для
наступления уверенность. Он решил отвести войско в западном направлении, к
Платеям, и развернуть передовые позиции на «кряже у Асопа» и около
него, к западу от главной дороги на Фивы, более уже не держа под
наблюдением позиции Мардония и, конечно, не защищая устье главного
прохода, через который греки вошли в Беотию. Используя преимущество
горного хребта, Павсаний мог по-прежнему удерживать местность, неудобную
для действий конницы, и при этом быть уверенным в разгроме
вражеской пехоты, если та начнет его атаковать. Однако у Мардония
оставалась возможность отрезать линии коммуникаций Павсания с помощью
рейдов на более равнинной местности, расположенной между этим
хребтом и теми предгорьями, с которых тот ушел. Главное преимущество
новой позиции состояло в ее лучшем снабжении водой (чего Эрифры были
лишены) из нескольких источников у Гаргафии (Реци), расположенной
близ святилища местного героя Андрократа. Кажущаяся обособленность
данной местности могла бы даже спровоцировать Мардония
предпринять атаку в невыгодных, с точки зрения ландпкифга, условиях. Итак, уйдя
из Эрифр по дороге, шедшей вдоль горного склона мимо Гисий, греки,
очевидно, проследовали по маршруту севернее современного селения
Криекуки и Платей и заняли новую позицию на горном кряже. Здесь при
расположении своих сил Павсаний стремился использовать монолитный
и сплоченный характер более крупных контингентов на флангах (в
частности, его собственные спартанцы должны были по обычаю занять
правое крыло), тогда как отряды из более мелких городов были
сосредоточены в центре. Впрочем, не всё в его расстановке было встречено без
возражений: когда Павсаний назначил левый фланг Афинам, свои претензии на
это почетное место заявила Тегея, самый старый союзник Спарты.
Однако афиняне отстояли свое право, а чувство собственного достоинства те-
гейцев было удовлетворено тем, что спартанцы предоставили им место
рядом с собой (Геродот. IX.25—28).
Геродот (IX.28—32) сообщает о боевых порядках с каждой стороны и
приводит численность греческих гоплитских контингентов (см. табл. 5).
Эта информация ясно показывает, что Павсаний руководствовался прин-
18 См.: С 49,1: 174 слл.; сомнения по этому поводу: С 320: 419 ел.

Глава 7 1. Освобождение Греции
717
Таблица 5
Пехотные боевые порядки каждой из сторон
и численный состав греческих гоплитских контингентов
в сражении при Платеях (согласно Геродоту)
Афины
Платея
Мегары
Эгина
Пала (Кефалления)
Левкада и Анакторий
Амбракия
Халкида
Эретрия и Стиры
Гермиона
Флиунт
Микены и Тиринф
Лепрей
Трезен
Эпидавр
Сикион
Орхомен (Аркадия)
Коринф и
Потидея
Тегея
Спарта
Геродот добавляет, к ним:
Легковооруженные илоты
Прочие легковооруженные
Безоружные фешийцы
Конница (размещалась
отдельно)
110 000 300 000
ципом, согласно которому контингенты соседних городов размещались
рядом друг с другом, за исключением случаев, когда старинная вражда
требовала их разъединения, как, например, в ситуации с орхоменцами,
которых поставили между сикионцами и коринфянами, чтобы держать
последних подальше друг от друга. Принимая во внимание, что греческие
гоплиты сражались в составе фаланги глубиной в восемь линий, в которых
расстояние между воинами составляло около метра, цифры, сообщаемые
Геродотом, могут означать, что линия фронта у греков вытянулась почти
8000Ί Левое крыло
600] 8600
Македоняне, беотийцы,
локры, малийцы,
фессалийцы, фокийцы
3000
500
200
800
500
400
600
300
1000
400
00 о ю
о о о
о о о
3000'
600
5000
300.
10 000 ^
35 000 ^
34 500
1800
> Левый центр
9700
Правый центр
Г 8900
Правое крыло
11 500
38 700
71 300
1
50
5$
δ
О
^
55 <
5S
S
40
δ
<-^
«о
^
Саки
Индийцы
Бактрийцы
Мидяне
Персы
Фригийцы, фракийцы
мисийцы, пеоны,
эфиопы, египтяне

718
Часть вторая
на пять километров, заняв всё пространство между дорогой Платеи—
Фивы и восточной оконечностью кряжа у Асопа19.
Каждая из сторон, заняв боевую позицию, выжидала, когда противник
сделает неверное движение, и успокаивала нервозность и нетерпение
своих людей с помощью атрибутов народной военной религии —
предостережений прорицателя, неблагоприятных жертв и зловещих примет.
Предсказателем при Павсании был некий Тисамен — элеец, получивший
спартанское гражданство, — которому было предопределено принять участие в
качестве прорицателя в пяти спартанских победах в течение следующих
двадцати лет. Он интерпретировал жертвы так, как того требовала
тактика Павсания: греки добьются успеха в том случае, если будут стойко
удерживать оборонительные позиции, но их постигнет разгром, если они
двинутся в наступление и перейдут реку Асоп. У Мардония
прорицателем служил также элеец, некий Гегесистрат, который подобным же
образом побуждал придерживаться выжидательной тактики, точно так же,
как и один левкадийский перебежчик, которого использовали в
качестве жреца-прорицателя греческие союзники Мардония (Геродот. IX.33,
35—38). Итак, оба военачальника выжидали.
Отсутствие активных боевых действий быстро развращало афинян —
хорошо известно, что при подобных обстоятельствах во время осады Ифо-
мы в 462 г. до н. э. их заподозрили в измене, а некоторых пятью годами
позднее уличили в предательстве при Танагре20, — и вот уже кое-кто из
подчиненных Аристиду командиров начал бороться со скукой с помощью
политических интриг. Был раскрыт олигархический заговор, устроенный
группой аристократов, которым стало казаться, что Афины выбрали не
ту сторону. Эта зараза, очевидно, распространялась очень быстро;
Аристид должен был действовать без промедления (и не в последнюю очередь
для очищения собственного имени от всяких подозрений), хотя он мог и не
знать о размахе этого заговора. Он арестовал восьмерых вожаков, из
которых двое, глубже всего вовлеченные в это дело — поименованные у
Плутарха как ламптриец Эсхин и ахарнянин Агесий, — чтобы не
оказаться обвиняемыми в показательном судебном процессе, смогли легко
бежать из лагеря. После этого Аристид отпустил остальных арестованных,
сделав им соответствующие предостережения от дальнейших интриг, а
второстепенных заговорщиков, которые сами не знали, разоблачены они
уже или еще нет, без лишнего шума оставил под наблюдением (Плутарх.
Аристид. 13).
19 По поводу вычислений см.: С 320: 306 ел., где приводятся также и другие точки
зрения; кроме того, обсуждение вопроса о численности греков см.: Там же. С. 435.
20 Фукидид. 1.102.3, «νεωτεροποιίαν» — «страсть к новшествам»; 107.4; Плутарх. Кимон.
17.3—7. (Речь идет об осаде спартанцами засевших на горе Ифоме мессенцев во время
Третьей Мессенской войны (тогда на помощь осаждавшим пришли афиняне, которых,
однако, спартанцы очень скоро отослали назад, заподозрив в измене) и о событиях 457 г.
до н. э., в период так называемой Первой Пелопоннесской войны: когда спартанское
войско остановилось у Танагры, не предпринимая никаких действий, некоторые из афинян
рассчитывали с их помощью свергнуть демократию. —A3.)

Глава 17. Освобождение Греции
719
Не исключено, что угроза разрастания недовольства носила более
общий характер, ибо Павсаний заставил всё войско принести клятву
взаимной верности, условия которой, по всей видимости, предполагали
возможность возникновения каких-то проблем подобного свойства. «Платей-
ская клятва», которую как афинскую подделку отвергает не только Фео-
помп, но и многие современные исследователи, исходящие при этом из
столь же слабых оснований, что и сам греческий историк, сохранилась на
камне в версии IV в. до н. э. (Tod. GHZ Π, № 204), а также в литературных
обработках у оратора Ликурга (Против Леократа. 81) и историка Дио-
дора (XI.29.3)21. Под страхом страшных наказаний все воины поклялись
подчиняться командирам, биться не на жизнь, а на смерть, и не покидать
своего места в строю. Они пообещали устроить всем павшим погребение
с соответствующими почестями и истребить все центры пособничества
врагам, такие как Фивы, посвятив десятую часть их территории и
остального имущества богам. В будущем, хотя бы и в отдаленном, они поклялись
никогда не разрушать городов своих ньшешних соратников — названы
Афины, Спарта, Платеи — и даже не захватывать их путем лишения
воды и продовольствия. Обе литературные версии сообщают еще об одном
пункте (который после Каллиева мира, заключенного около 450 г. до н. э.,
стал рассматриваться как неактуальный) — для напоминания о
совершенных персами злодеяниях оставить разрушенные ими храмы в руинах.
Религиозный акцент очень характерен для Павсания, который прекрасно
понимал значение сакрального для укрепления боевого духа. Текст этой
клятвы, несмотря на все подгонки его к языку IV в. до н. э., содержит
несколько явных признаков своей подлинности. Особенно
примечательным — и отклоняющимся от нормы — является то, что Павсаний считал
совершенно необходимым связать войско подобной клятвой.
Несмотря на признаки ненадежности афинских и, возможно, других
союзников, выжидательная тактика была выгодней Павсанию, нежели
его противнику. Мардоний зависел от снабжения продовольствием,
доставлявшимся исключительно по суше, главным образом из Фессалии,
находившейся в 160 км от места основных событий. Дело в том, что Мардоний,
хотя и смог сохранить свободным проход к побережью у Оропа, не имел
в своем распоряжении не только транспортных судов, но также и
военных кораблей, которые могли бы охранять продовольственные конвои от
евбейских налетов. Более того, он должен был знать, что к тому времени
Ксантипп уже повел афинский флот на соединение с Леотихидом, как и
то, что новая греческая победа на море неизбежно поставит любое
персидское войско в Греции в безвыходное положение, лишив возможности
получать подкрепления. В этом случае греки, входившие в состав
персидского войска, быстро разбегутся, да и друзья в северной Греции более не
станут его, Мардония, привечать. Напротив, Павсаний имел возможность
постоянно восполнять продовольствие благодаря обозам,
переваливавшим через горы за его спиной, где он, очевидно, оставил значительную
21 См.: А 11: 512—515 — здесь дается более ранний контекст; сомнения на данный счет:
С 320: 460 ел.

720
Часть вторая
часть своих легковооруженных отрядов, чтобы держать некоторые
проходы свободными. По той же самой трассе двигались всё новые и новые
контингенты, усиливавшие эллинское войско. Через неделю такого
бездействия Мардоний принял решение форсировать события. По совету
одного местного жителя, родом фиванца, он отправил всадников за боевые
линии греков, чтобы сорвать снабжение продовольствием, причем уже
при первом набеге был уничтожен обоз, состоявший не менее чем из
пяти сотен повозок, спускавшихся к Платеям из Мегар через проход у Дриос-
кефал, самый легкий путь для волов, с трудом тащивших телеги
(Геродот. IX.38—39). Труднее всего понять, почему Мардоний даже не
попытался вклинить свое войско между Павсанием и холмами, что поставило
бы греков в ужасно невыгодное положение, так как в этом случае они
были бы вынуждены вести бой, имея уже приготовленный к сражению
фронт развернутым назад.
Спустя три дня Мардоний собрал в ставке совещание, где его коллега
Артабаз решительно высказался за отход в безопасную и обеспеченную
продовольствием местность около Фив, чтобы уже оттуда попробовать
предпринять кое-какие действия, которые помогли бы выяснить, чего
можно добиться у греков с помощью золота. Однако Мардонию было
поручено добиться военной победы, и он не мог так легко свернуть в сторону и
пойти «обходным» путем. Он принял решение атаковать на следующий
день, и его не сбили с толку ни старые и двусмысленные оракулы, ни
прорицатель Гегесистрат с его зловещими жертвами (Геродот. IX.41—43).
С наступлением темноты, когда обе армии расположились на ночлег,
Александр, царь македонян, подъехал на коне к афинской передовой
линии и, стараясь остаться не узнанным, потребовал встречи с
Аристидом. Заявив, что явился без ведома Мардония (что почти наверняка было
ложью), Александр сказал, что прибыл, желая предупредить афинян и
Павсания о предстоящем персидском наступлении — и он хотел бы
надеяться на награду, когда эллины одержат победу. Македонянин
настоятельно рекомендовал воздержаться от отступления, сказав, что у
Мардония осталось так мало провианта, что он сам очень скоро вынужден будет
отступить, если только греки смогут удержаться на позициях еще хоть
какое-то время (Геродот. IX.44—45). Прибыл ли Александр на самом
деле как агент Мардония или же это была простая перестраховка — в
любом случае, отговаривая греков от отступления, он играл на руку
Мардонию; дело в том, что единственным маневром, способным расстроить
персидские планы, был увод Павсанием войска в безопасное место на
Кифероне. Как бы то ни было, слова Александра, похоже, вызвали
замешательство, которое и нужно было Мардонию. Геродот заявляет, что
слова эти настолько устрашили Павсания, что он попросил афинян,
стоявших на левом крыле, на заре поменяться с ним местами, так, чтобы
персы и мидяне, стоявшие против спартанцев, теперь оказались напротив
афинян, — а когда это перемещение было замечено противником,
который соответственно также поменял свои фланги, Павсаний вернулся на

Глава 7 7. Освобождение Греции
721
первоначальные позиции (IX.46—47)22. Никем не предлагается никаких
причин для объяснения того, почему у Павсания вдруг сдали нервы: в
течение предыдущих десяти дней враг в любой момент мог начать атаку
на его позицию. То, что Павсаний, прежде чем осуществить это
неуклюжее перемещение, дождался восхода солнца, рождает подозрение, что
данный маневр был специально осуществлен так, чтобы его заметил
противник, иными словами, он мог внушить Мардонию мысль, что даже у
спартанцев боевой настрой дал трещину, и тем самым заставить его
потерять бдительность. Персидский полководец, несомненно, поверил
тому, что увидел собственными глазами. Взяв паузу лишь для того, чтобы
выслать вперед вестника с приказом высказать спартанцам обидные
колкости и вполне в гомеровском духе вызвать их одних на бой-состязание
(точно такое, с помощью которого Спарта успешно решила спор с
Аргосом около 546 г. до н. э. — Геродот. 1.82), Map доний бросил в атаку
кавалерию (IX.48-49).
Если всадники, вооруженные копьями, были для гоплитов
раздражающим фактором, а на открытой местности зачастую и фактором
фатальным, то вот в ситуациях, подобных этой, когда атаковать приходилось
снизу вверх, более серьезной угрозой оказывались конные лучники. Не
имея никакой необходимости сильно сближаться с противником и
будучи способными стрелять снизу вверх точно так же, как и сверху вниз,
они, кроме всего прочего, имели на себе гораздо меньше амуниции,
нежели конные копейщики. Лакедемоняне, охранявшие источник Гаргафия,
откуда черпало воду греческое войско, были оттеснены от него, и персы
смогли каким-то образом загрязнить и засыпать этот родник. Чтобы
очистить его, группе греческих инженеров хватило бы и получаса, но
вражеские всадники следили за тем, чтобы у греков не появилось никакой
возможности сделать это. В то же самое время персидские дозоры,
патрулировавшие берега Асопа, не позволяли черпать воду из этого альтернативного
источника, так что грекам негде было взять воды. Более того,
препятствие, организованное Мардонием для доставлявших продовольствие
обозов, к этому моменту стало настолько действенным, что у греков
закончились вообще все припасы. Короче говоря, горный кряж, расположенный
у Асопа, утратил привлекательность. Поэтому Павсаний и
подчинявшиеся ему командиры решили оставаться здесь только до конца текущего
дня и, если персы не предпримут полномасштабного наступления с
участием как пехоты, так и конницы, отступить под покровом ночи.
Красноречивым свидетельством того, как обстояло дело со снабжением,
является тот факт, что грекам пришлось отрядить не меньше половины войска
для обеспечения подхода обозов с продовольствием с Киферона. Это
означает, что персы выдвинули очень крупный отряд для занятия проходов,
из которых гужевой путь из Мегариды на Криекуки через Айос-Васи-
лиос был, безусловно, не менее значим, как и проход у Дриоскефал — то
22 Недоверие к этому сообщению: С 320: 317; см.: А 11: 528 ел.

722
Часть вторая
место, где чуть раньше данная тактика персов принесла им успех23.
Другая половина греческого войска должна была остановиться и
выдерживать нападение врага в 2 км к юго-западу от своей прежней позиции, на
полпути к Платеям. Выбранная для новой позиции зона занимала собой
от края до края едва различимую водосборную площадь, на этот раз уже
не в бассейне Асопа, а заключенную между двумя рукавами текущей в
западном направлении реки Оероя и называвшуюся по этой причине
Островом (Геродот. IX.49—51).
Для крупного формирования самым трудным из военных маневров
всегда было — и остается таковым до сих пор — быстрое отступление в
правильном порядке в ночных условиях. У Павсания не было иного выбора.
Но возникает вопрос: отдавая приказ об отступлении, он просто
реагировал на необходимость утолить жажду воинов или же только делал вид,
что действует под влиянием острой необходимости, а на самом деле
надеялся соблазнить беспечных персов, создавая впечатление
стремительного бегства, чтобы потом неожиданно развернуться для контратаки, к
которой персы не были готовы?
Греки изо всех сил сдерживали атаки вражеской конницы, пока не
наступила милосердная ночь и не был дан сигнал к отступлению. Первым
двинулся центр. Согласно Геродоту, низкая дисциплина и упадок
боевого духа привели к тому, что эти отряды миновали остров и ушли в два
раза дальше от того места, которое было назначено, разбив стан
непосредственно перед платейскими стенами (Геродот. IX.52). Но это,
несомненно, позднейшая клевета. В действительности центр должен был
составить ту самую «половину», которую отправили с приказом
восстановить линии снабжения продовольствием, а разбивка лагеря рядом с
храмом Геры могла позволить им прикрывать выход из важного горного
прохода у Дриоскефал. Когда пришло время для выступления флангов,
как раз перед первыми лучами солнца, в спартанском стане случилось
замешательство другого рода. Амомфарет, командир отряда питанетов
(Питана — один из районов города Спарты. —A3.), пропустивший
совещание, на котором было принято решение об отходе, отказался
принимать участие в отступлении. Спор между Амомфаретом и его
главнокомандующим наблюдал афинский конный курьер, который потом
сообщил во всех мелочах о признаках явного бунта, которые могли возбудить
и менее богатое воображение, чем то, каким обладал сам этот курьер.
Одна деталь, впрочем, выдает его. В самый разгар спора Амомфарет будто
бы схватил обеими руками огромный булыжник и бросил его к ногам
Павсания, воскликнув при этом: «Этим камешком я подаю свой голос против
того, чтобы бежать от чужеземцев». Однако голосование камешками
было афинским, а не спартанским способом принятия решений; так что
рапорт этого конного курьера мог быть ложным и в других отношениях.
Как бы то ни было, вполне вероятно, что Павсаний с остальными
спартанцами в конце концов выступили, оставив воинов из Питаны там, где они
Об этой гужевой дороге см.: С 246: 103 слл.

Глава 11. Освобождение Греции
723
стояли. Но задержка Амомфарета означает, что оба фланга начали свой
одновременный отход в тот момент, когда забрезжил рассвет. Афинское
левое крыло двинулось прямо через равнину по направлению к Острову.
Чтобы уберечься от нападений вражеской конницы, спартанцы выбрали
более кружной путь, направившись сначала к подножию Киферона, где
после двухкилометрового марша остановились в местности под
названием Аргиопий, около ручья Молоента и в непосредственной близости от
святилища Элевсинской Деметры — того самого, с помощью которого
Аристид смог решить проблему, возникшую в связи с полученным
оракулом (Геродот. IX.53—57; см. выше). Передаваемые Геродотом
топографические приметы, иногда столь точные, в данном случае оказываются
менее внятными, чем обычно; однако более или менее ясно, что это
место находилось недалеко от современного селения Криекуки.
Здесь Павсаний поджидал отряд питанетов, которые вынуждены
были также начать отход, когда обнаружили, что остались одни. В самом
деле, Амомфарет соединился с Павсанием всего лишь за несколько минут
до нападения персидской конницы, которая, продолжив разведку боем и
обнаружив, что греки ушли с горного кряжа, бросилась вдогонку за
спартанцами. В данных обстоятельствах из-за своей задержки Амомфарету
пришлось взять на себя роль арьергарда.
На рассвете Мардоний узнал о греческом отходе и решил, что это было
беспорядочное бегство. Уверовав в это, он отбросил всякую
осторожность. Злорадствуя, Мардоний стал язвительно насмехаться над фесса-
лийскими правителями и над Артабазом с их безвольными советами
придерживаться оборонительной тактики и даже — в случае с Артабазом —
отступить под защиту фиванских стен. На Артабаза это не произвело
впечатление, так что он в конце концов удержал своих людей от того, чтобы
броситься в погоню. Мардоний отдал приказ начать общую атаку и
повел войска на тех, кого он принял за бегущую греческую армию, в
действительности же — на фланг Павсания, в данный момент остановившийся
в правильном боевом порядке близ Криекуки. Разведчики не успели
сообщить Мардонию, что прежний греческий центр разбил стан у Платей, а
афинян, направившихся к Острову по равнинной дороге, персы за
холмами не заметили. Разделяя с Мардонием убежденность в том, что греки
бежали сломя голову, основная часть варварского воинства пустилась за
ними в суматошную погоню. Эта излишняя самонадеянность и воинов, и
полководца стала первой из фатальных ошибок, совершенных ими в тот
день (Геродот. IX.58—59).
Павсаний отправил всадника, чтобы вызвать на помощь афинский
отряд, который откликнулся на этот призыв, но встретил на своем пути
греков, воевавших на стороне врага, — тех, которые стояли против
афинской позиции на кряже возле Асопа, а теперь продвигавшихся вперед по
главной дороге из Фив в Платей. Поэтому спартанцам с тегейцами
пришлось одним принять на себя всю мощь Мардониева натиска. Твердо
решив не растрачивать ограниченные силы слишком быстро, Павсаний
прибег к помощи жрецов-прорицателей, которые всякий раз — как и

724
Часть вторая
требовалось в этой ситуации — предъявляли неблагоприятные жертвы,
пока персидские пехотинцы устанавливали заграждение из своих
плетеных щитов, под прикрытием которых надеялись безнаказанно
обстреливать врага из луков. Когда удерживать людей долее уже было
невозможно — особенно нетерпеливы были тегейцы, — Павсаний неожиданно
получил благоприятные жертвы и отдал приказ идти вперед. Укрепление
из плетеных щитов пало; в завязавшейся вслед за этим рукопашной
схватке пехотинцы Мардония, у которых теперь не было никакой другой
защиты, кроме отчаянной отваги, вызывавшей у греков необычайное
изумление, не могли сравниться с дисциплинированньгми и облаченными в
бронзу противниками. До тех пор, пока Мардоний оставался жив, схватка
носила свирепый характер в том месте, где он сам сражался верхом на своем
белом коне и в окружении отборного отряда личной охраны. Однако
когда спартанец Аримнест — «заслуживающий упоминания человек» —
поразил камнем и убил его, враги уже не могли продолжать битву
дальше. Они повернули тыл и преодолели расстояние в три километра до
своего укрепления на той стороне Асопа с такой скоростью, на какую
только были способны их ноги, — а бежали они, несомненно, гораздо
быстрей, чем это могли делать преследовавшие их тяжеловооруженные
греческие воины, которых к тому же беспокоила вражеская конница,
продолжавшая выполнять обязанности по прикрытию отступающих. На
другом участке поля боя афинский фланг всё еще противостоял
яростному натиску греков Мардония, среди которых фиванцы бились с особой
отвагой, так что триста человек из них пали с доблестью. Но и фиванцы в
конце концов обратились в бегство, однако не к укрепленному лагерю, а
прямо к Фивам. Контингенты, составлявшие прежний греческий центр
и разбившие стан рядом с Платеями, сыграли незначительную роль в
этом бою. Впрочем, на более поздней стадии сражения, когда результат
уже был легко предсказуем, отсюда в беспорядке выдвинулись две
большие группы: коринфяне устремились через холмы по предгорьям Кифе-
рона, а мегарцы и флиунтцы — через равнину по равнинной дороге.
Последние [мегарцы и флиунтцы] поплатились за собственную беспечность,
потеряв 600 человек, которых перебили фиванские всадники (Геродот.
ГК.60-65; 67-69; Плутарх. Аристид. 19).
Тем временем предусмотрительный Артабаз держал своих людей в
резерве. Продвигаясь неспешно к кряжу у Асопа, только они могли
видеть сразу всё поле битвы, и здесь, имея отличный обзор, Артабазу не
пришлось потратить много времени для принятия решения. Он
развернул дружину и дал приказ об отходе, но не к укрепленному лагерю и
даже не к Фивам, а прямо к Византию, а оттуда — в Азию. На каждом
отрезке этого необычайно быстрого марша Артабаз двигался с такой
скоростью, что опережал слухи о случившемся разгроме, и таким образом
избежал нападений на себя, если не считать вылазок диких фракийских
племен и потерь от общего врага этих земель — голода (Геродот. IX.66,
89).

Глава 7 7. Освобождение Греции
725
Внутри укрепленного лагеря персы усилили оборонительные
сооружения и в течение какого-то времени сдерживали спартанцев. Но вскоре
подошли афиняне, взобрались на частокол и сделали в нем пролом. Греки
хлынули внутрь стана и в течение долгого времени избивали
противника, не беря никого в плен, пока не истребили девять десятых всего
вражеского войска (так они рассказывали), понеся ничтожные потери со своей
стороны — девяносто один спартанец, шестнадцать тегейцев, пятьдесят
два афинянина, все из филы Эантиды (Геродот. ГХ.70; Плутарх. Аристид.
19).
Во время пребывания в Беотии, как мы уже видели, армия Павсания
ежедневно пополнялась новыми отрядами. Два последних контингента —
из Мантинеи и из Элиды — пришли фактически уже после битвы и
были до такой степени огорчены этим, что позднее изгнали своих
военачальников. Их опоздание часто считают неслучайным, видя в этом
свидетельство их антиспартанских настроений24. Данная интерпретация, основанная
на более поздней истории этих двух государств, может оказаться
справедливой, но может и не оказаться (Геродот. ГХ.77).
Наконец сражение утихло, и появилась возможность оценить
масштаб греческого успеха. Кучки маркитантов и других людей, не
участвовавших в битве, начали появляться то тут, то там и пробираться через поле
боя. Среди них была женщина родом из Коса, наложница перса Фаран-
дата. Высмотрев среди победителей человека, которого она определила
как главнокомандующего, несчастная отдалась на милость Павсания,
который разрешил ей переправиться в безопасности на Эгину (Геродот. ГХ.76).
Случай с этой женщиной был не единственным в своем роде, при этом
следует иметь в виду, что греков, добровольно вставших на сторону
персов, ждал совершенно иной исход. В самом деле — а контраст с
приписываемым Павсанию поведением во время его последующего пребывания в
Византии делает необходимым об этом сказать особо — сдержанность
этого полководца после победы была поистине удивительной. Он с гневом
отверг предложение отомстить за смерть Леонида путем
надругательства над телом Мардония, и не вызывает сомнения, что с молчаливого
согласия самого Павсания это тело исчезло, чтобы позднее быть втайне
погребенным (Геродот. ГХ.78— 79, 84). Грекам достались огромные трофеи,
целое состояние из драгоценных металлов и самых разнообразных
предметов роскоши; илотам было приказано снести сокровища в одно место.
Всякое самовольное присвоение было запрещено, и прежде чем
разделить добычу на справедливые доли в соответствии с рангом каждого
воина, греки отделили десятину для Аполлона Пифийского, а также доли
для Зевса Олимпийского и Посейдона Истмийского. Храм Афины Алей в
Тегее получил бронзовые ясли, из которых кормили лошадей Мардония;
его большой шатер, подарок Ксеркса, оказался в Афинах, где позднее его
24 Andrewes A. Phoenix 6 (1952): 2; Forrest W.G. CQ 10 (I960): 229; A 11: 506 ел. Впрочем,
не все усматривают в этом опоздании признаки антиспартанских настроений: С 320: 279
ел., ср.: 341.

726
Часть вторая
использовали как модель при возведении Периклова Одеона (Плутарх.
Перикл. 13.9)25. Павсаний, главный герой этой победы, получил всего
вдесятеро больше — женщин, коней, верблюдов и других ценностей. Он
позволил себе ироническую шутку: приказал поварам Мардония
приготовить яства в великолепно украшенном шатре своего прежнего господина,
а своим собственным слугам — обычный спартанский обед; когда всё
было готово, Павсаний пригласил своих военачальников и со смехом сказал
им: каким же безумцем должен быть человек, чтобы, живя в такой
роскоши, позариться на нищету Эллады! (Геродот. IX.80—83).
Как и после Марафона, погребальные почести на поле сражения
были оказаны всем 1360 павшим эллинским воинам — каждый город
похоронил своих в отдельной могиле (Геродот. DC85). По завершении греки
собрали совет для выработки плана дальнейших действий. Геродот
сообщает только о решении покарать Фивы (ГХ.86), но обсуждение, по всей
видимости, касалось более широкого круга вопросов: здесь все-таки собрались
предводители Греции. Одновременно по ту сторону моря, на Самосе,
военный совет при Леотихиде не только обсуждал далекоидущие
предложения по переселению целых городов из Азии назад в Грецию, но и,
очевидно, обладал формальными полномочиями по принятию некоторых
ионийских государств в состав Эллинского союза (ср. ниже, с. 732). Павсаний в
дальнейшем избавится от всякой неуверенности в себе. В самом деле,
сообщение Плутарха о собрании всех греков в Платеях показывает, что
повестка дня, предложенная прибывшим сюда политическим и
религиозным представителям, предполагала еще более масштабные
последствия (Аристид. 21). Помимо учреждения «игр освобождения», Элевферий,
которые предлагалось устраивать каждые пять лет, Аристид, как говорит
Плутарх, успешно провел предложение о создании постоянного войска в
10 тыс. пехотинцев и 1 тыс. всадников, а также постоянного греческого
флота в 100 кораблей — с финансированием, по всей видимости, из тех
взносов, которые, как пишет Плутарх в другом месте, греки уплачивали
вплоть до позднейшей Аристидовой реорганизации на Делосе (Аристид.
24). В самом факте принятия такого предложения при сложившихся
обстоятельствах нет ничего невероятного. И всё же данное свидетельство
Плутарха чаще подвергалось сомнению, нежели воспринималось в
качестве бесспорной истины — отчасти потому, что ни Геродот, ни Фукидид
ничего не говорят о таком решении, отчасти в связи с тем, что Плутарх
не называет источника своего утверждения, но более всего из-за
ощущения, что такое совещание, собранное на следующее утро после сражения,
просто не могло иметь полномочий для принятия постановлений
подобного рода26. Ни один из этих аргументов, конечно, не является решающим.
Принимая во внимание, что любое решение могло требовать последующей
ратификации, молчание как Геродота, так и Фукидида заведомо мало о
чем говорит; к тому же оба историка знали о существовании иных опи-
25 Вгопеег О. Calif. Publ. in Class. Arch. 1 (1929): 305-311; Idem. AJA 56 (1952): 172.
26 Так в: A 11: 544; С 341: 176 слл., ср.: С 340: 262—267; эта точка зрения отвергнута без
подробных обоснований в: С 329: 342; ср.: С 281: 153, примеч. 2.

Глава 77. Освобождение Греции
727
саний Персидской войны и ее последствий27. Один из таких рассказов
мог послужить основой для информации Плутарха; поэтому правильно
было бы вынести осторожный вердикт: «Не доказано».
Нам пора двигаться дальше и обратиться к событиям на морском
театре военных действий; именно здесь удобней всего охарактеризовать
заключительный акт кампании, проведенной под командованием Павсания.
После закрытия совещания войско тотчас выступило против Фив,
которые греки поначалу поклялись уничтожить (δεκατεύειν, см. выше, с. 719),
но теперь решили ограничиться требованием выдачи сторонников
персов, в особенности же двух главарей проперсидской партии. Получив
отказ, эллины осадили город. После трехнедельной осады тупиковая
ситуация разрешилась благодаря храброму решению самих предводителей
вражеской партии. Они добровольно согласились предстать перед судом,
оговорив только одно условие — перед тем как выдать их, Фивы должны
попытаться предложить деньги из государственной казны в качестве
выкупа. Фиванцы немедленно сообщили через глашатая о своей готовности
выдать людей в обмен на неприкосновенность города. Павсаний принял
предложенные условия; он не стал медлить с исполнением принесенной
греками клятвы и сразу отправил арестованных на Истм, где для
предотвращения самой возможности подкупа и бегства казнил их безо всякого
судебного разбирательства (Геродот. ЕХ.86—88).
Еще в большей степени, чем Марафон и Саламин, победа при Пла-
теях определила дальнейший ход европейской истории. Невозможно
определенно сказать, была ли эта победа достигнута благодаря
счастливому стечению обстоятельств или всё же благодаря хорошему руководству.
Геродот, писавший для афинян в те времена, когда доброе имя Павсания
было обесчещено, а Афины не желали воздавать должное Спарте, свел
причину этого успеха к простой удаче и к отваге тех людей, которые
принимали непосредственное участие в схватке. По крайней мере, очень
похоже на то, что истинным героем был именно Павсаний, обладавший
способностью предвидеть, как следует использовать имевшиеся у него
ограниченные возможности с наилучшим результатом, и так управлять
вынужденным отступлением, чтобы в контратаке разгромить
потерявших бдительность преследователей28.
В то самое время, когда всё внимание было приковано к этим великим
свершениям на суше, греческий флот также не бездействовал. Вспомним,
что хиосскому посольству, прибывшему к Леотихиду в начале этого
года, удалось убедить его дойти с флотом до Делоса, но не дальше (см. выше,
27 Геродот. ЕХ.81.2 ср. с: УШ. 128.1; Фукидид. 1.97.2. Автором такого описания был,
например, Дамаст, о котором см.: С 317: 91—93. Источником Плутарха также мог быть и
такой уважаемый автор, как Клидем, цитируемый в биографии Аристида (19.6 = FGrH
323 F 22), как и пользующийся сомнительной репутацией Идоменей (ср.: Там же. 10.9 =
FGrH 338 F 6).
28 Платон. Лахет. 191Ь—с. Благожелательные вердикты Геродота (ГХ.64.1) и Фукиди-
да (1.130.1) поддержаны в: С 320: 343 ел. См. также: С 360: 144-165; С 420: 66 ел., 118.

728
Часть вторая
с. 706). Персы, со своей стороны, по-прежнему стояли у Самоса с флотом
в триста кораблей и не отваживались плыть на запад: в их распоряжении
была наилучшая во всей Эгеиде, обустроенная Поликратом большая
гавань, примыкавшая к длинному отлогому, открытому на юг берегу;
поблизости имелся неиссякаемый источник питьевой воды, который в 17-м
столетии нашей эры вновь доказал свою способность снабжать водой
целый флот29. И всё же в течение июля три самосских патриота — Лампон,
Афенагор и Гегесистрат — смогли тайно от персов ускользнуть с Самоса и
добраться до Делоса, чтобы встретиться здесь с командующим греческим
флотом и добиться, чтобы он отважился войти в ионийские воды. Иония,
как они уверяли его, готова к выступлению. Одного только появления
эллинского флота было бы достаточно, чтобы зажечь пламя восстания
против персов и их ставленников, таких как Феоместор, получивший Самос
в тираническое управление в награду за верную службу персам при Сала-
мине. Кроме того, моральный дух среди самих персов был невысок, и
можно было предполагать, что они дружно откажутся участвовать в
битве. Леотихида удалось убедить; посланники дали гарантии и поклялись
в верности общему эллинскому делу, и уже на следующий день флот
вышел в море и взял курс на Самос (Геродот. IX.90—92).
То, что самосцы преуспели там, где хиосцы потерпели неудачу,
считается фактом весьма показательным30. Основной причиной этого,
похоже, было присоединение к эллинскому флоту афинского контингента,
прежде с этим не спешившего (ср. выше, с. 706). Кроме того, персидские
корабли находились на Самосе, и Леотихиду, прежде чем выступать в
поход, нужны были ясные заверения в поддержке местного населения.
Прибытие самосцев было первым реальным указанием на симпатии острова,
которое Леотихид получил. Ибо, несмотря на то, что самосцы выкупили
и переправили на родину пятьсот афинских пленников (Геродот. ГК.99.2),
он обязан был учитывать ожесточенное сопротивление Феоместора и его
соратников в битве при Саламине, а также тот факт, что самосские
корабли по-прежнему служили под персидской командой. Возможно, свою
роль сыграл еще один важный фактор — подошло удобное время.
Греки—не хуже персов в 490 и 480 гг. до н. э. — сознавали, что особенности их
морской страны делали неизбежным ведение войны как на суше, так и на
воде. И если события, разворачивавшиеся на земле, клонились к своему
завершению, то за этим неизбежно должна была последовать давно
ожидавшаяся мобилизация вражеского флота; совершенно немыслимо было
упускать шанс уничтожить этот флот в месте его базирования.
Самым неудобным был первый отрезок морского маршрута, не
имевший зашиты в виде Киклад. Это был участок около сорока километров
по открытому морю от Делоса до Икарии; далее путь шел мимо группы
островков под названием Корессии (совр. Фурни) к Ампелу — огромной,
нависшей над морем горе на острове Самос. Обогнув остров с южной сто-
29 Georgirenes J. A Description of the Present State of the Islands ofSamos, Patmos and Nicaria
(London, 1678): 13.
30 Ср.: С 43, Ш: 187.

Глава 77. Освобождение Греции
729
роны, флот без каких-либо инцидентов достиг Калам — заросшего
тростником болота вокруг Герейона (святилища Геры) на западной
оконечности большой равнины древнего города Самоса, приблизительно в пяти
километрах от него. Здесь греки построились в боевой порядок и
приготовились к битве. Персы тотчас сели на корабли, однако, вместо того
чтобы сразиться с греками, отступили через пролив к материку в широкие
воды Латмийского залива, защищенного мысом Микале. Их план не был
лишен смысла: пролив, имевший в самом узком месте всего лишь около
километра в ширину, не позволял развернуть сразу весь флот, а
география этого места заставляла с тревогой вспоминать географию Саламина,
при том что мыс Микале был лишен гостеприимных гаваней, таких как
Пирей или Фалер. Впрочем, и здесь персы не развернулись для битвы; не
переплыли они и в большую гавань Милета, поскольку не доверяли
местному населению, а предпочли держаться близ северного берега,
являвшегося территорией Приены. Здесь персы получили преимущество с точки
зрения маскировки, так как ни одна высота на Самосе не давала
возможности обозревать Приену, а для них не составило труда разместить
наблюдательные посты на холмах, чтобы вовремя заметить приближение
греков. Однако расчеты Гегесистрата и его друзей оказались верными.
Персы не испытывали ни малейшего желания драться. В самом деле, в
финикийской эскадре боевой дух был настолько низок, что ее просто
отослали домой — либо на данной стадии, как говорит Геродот, либо еще
раньше, вместе с египетскими кораблями, которых отослали на родину
после Саламина, оставив только корабельных бойцов, вошедших в состав
армии Мардония (Геродот. IX.96—97; ср. выше, с. 690).
Охвостье персидского флота, в состав которого теперь входило не
более ста судов, не могло тягаться с греками. Более того, к этому времени
в своей значительной части этот флот должен был состоять из
флотилий азиатских греков, целиком положиться на которых в предстоящей
схватке было невозможно. Мардонт, Артаинт и Ифамитра, коллеги по
разделенному командованию, приняли решение вытащить свои корабли
на берег и соединиться с сухопутными силами Тиграна — Геродот
называет его самым статным и самым красивым командиром во всей
персидской армии, — отправленного Ксерксом из Сард с войском, которое вряд
ли насчитывало шестьдесят тысяч, как заявляет Геродот, но всё же
должно было быть значительным.
В качестве своей позиции — или для битвы, или для долгой обороны —
персы выбрали место где-то к западу от Приены, недалеко от святилища
Деметры Элевсинской (основанному, согласно преданию,
первоначальными колонистами) и возле устья речки Гесон. Локализация этого лагеря не
вполне ясна: место могло находиться как у Домации, так и возле Ак-Бо-
газ, причем последний предоставляет дополнительное преимущество
легкого доступа к удобному проходу через горы31. Вытащив корабли на бе-
31 По поводу Домации см.: Wiegand Th., Schrader Η. Priene (Berlin, 1904): 17; насчет Ак-
Богаза: С 338: 171-174, см. также: С 320: 255 ел.

730
Часть вторая
per, персы начали возводить вокруг судов вал из камней и деревьев,
вырубавшихся в соседних фруктовых садах, и окружили этот вал
деревянным забором из острых кольев; забор имел столь грозный вид, что
память о нем дала на будущее имя всей этой местности — Сколопоэнт —
«Частокол». Здесь персы стали ждать греков, и ожидание это оказалось
не очень долгим.
Персидское отступление поставило Леотихида перед выбором
четырех возможных вариантов (ср.: Геродот. IX.98.1). Он, конечно, мог
просто защищать Самос и ждать дальнейшего развития событий. Но в этом
случае существовал риск дождаться прихода персидских подкреплений,
которые вполне могли отрезать его от материковой Греции. С другой
стороны, чтобы исключить эту опасность, он мог отойти назад, к Кикладам.
Если бы существовала уверенность, что персидский флот в самом деле
исчерпал силы, можно было бы поступить более дерзко — отправиться
прямиком к Дарданеллам в надежде перерезать коммуникационные
линии, обслуживавшие Мардониево войско. Но всё же лучшим решением
для Леотихида (которое он в конечном итоге и принял) было уничтожить
остатки персидских кораблей в том месте, где их вытащили на берег, и
только после этого в полной безопасности отправиться к Дарданеллам.
Леотихид приготовился к морской битве — на тот случай, если бы
даже теперь персы выступили против него; однако никто не выступил.
Проплывая недалеко от их укрепленного стана, он с помощью глашатая
обратился с призывом к грекам, находившимся на персидской службе,
предлагая им вспомнить о свободе и принять участие в их же собственном
освобождении. Этот его замысел, как объясняет Геродот, был идентичен
замыслу Фемистокла, когда тот оставлял подобные послания при Арте-
мисии — или оторвать ионийцев от их хозяев, или, по крайней мере,
посеять взаимное недоверие во вражеском войске и тем самым ослабить
его (ГК.98.2—4, ср.: VHL22). В этом Леотихид преуспел, поскольку персы
весьма благоразумно разоружили самосцев, а милетян отправили
прикрывать тропинки и проходы, ведущие к Микале. Как только персы поняли,
что Леотихид намерен высадить на берег свою морскую пехоту для атаки
на укрепленный лагерь, они в спешке выставили сомкнутыми свои щиты
в качестве своего рода защитного сооружения. Но этот барьер из плетеных
щитов оказался не более эффективным, чем подобная же защита,
сооруженная Мардонием в тот же самый день при Платеях (Геродот. ЕХ.99).
В этот момент среди воинов Леотихида пронесся слух о великой
победе Павсания. Сообщение Геродота об этом неизменно вызывало
недоверие к его словам, ибо с трудом можно себе представить, что в древности
новости способны были распространяться с такой скоростью32. Нельзя,
конечно, исключать и версию о том, что слух, который невозможно
проверить и который впоследствии оказался верным, был запущен
специально для поднятия боевого духа греческих воинов. Но, по крайней мере, с
32 А 27, П: 331 — комм, к этому сообщению Геродота; С 309: 526; ср.: С 320: 258 ел. О
гипотезе сигнальных огней см.: С 307: 281.

Глава 77. Освобождение Греции
731
той же степенью вероятности можно предполагать, что новость была
подлинной, доставленной через Эгейское море по цепочке сигнальных огней
наподобие тех, с помощью которых сам Мардоний хотел передать
известие о своей победе Великому Царю в Сарды (Геродот. IX.3.1). Как бы то
ни было, весть об утренних событиях в Беотии уже к вечеру добавила сил
воинам Леотихида (Геродот. IX. 100—101).
Проплыв мимо персидского лагеря в глубь залива, Леотихид высадил
с кораблей половину своих сил — афинян, коринфян, сикионцев и трезен-
цев — на ровной местности недалеко от Приены, откуда они двинулись
вдоль пологого берега на сближение с персами33. Сам же командующий
повел спартанский отряд окольным путем по взгорьям и ущельям,
намереваясь зайти в тыл вражескому войску как раз в момент, когда прямое
нападение заставит обороняющихся покинуть их укрепленный лагерь.
Так именно и произошло. Вид очень небольшого отряда,
приближавшегося с востока, конечно же соблазнил персов выйти в надежде на легкий
триумф, а их стрелки из-за плетеного прикрытия начали поражать греков
с большой точностью. В этой ситуации единственным ответом могла быть
только фронтальная атака, осуществленная с яростью и криком. Но даже
такой натиск в течение некоторого времени еще оставлял сомнения в
исходе битвы. Но всё же враг наконец повернул и побежал к лагерю, а за
ним по пятам устремились афиняне и прочие эллины, страстно желая
добыть победу еще до прибытия Леотихида с его людьми. Когда были
взяты и защитные укрепления, контингенты подчиненных народов
покинули своих персидских господ с такой скоростью, на какую только были
способны, тогда как сами персы продолжали сражаться разрозненными
отрядами, отражая не только натиск греческого войска, но и самосцев, и
иных ионийцев, которые надеялись теперь переметнуться на другую
сторону. Артаинт и Ифамитра, лишившиеся мужества предводители флота,
бежали. Map донг погиб, а вместе с ним и Тигран, полководец,
заслуживший доверие Ксеркса и самый статный и красивый из персидских
командиров (Геродот. IX. 102).
Когда схватка уже почти завершилась, прибыл Леотихид. От тех
врагов, которые смогли убежать в горы и которых милетяне сначала повели
не по тем дорогам, а потом открыто напали на них, уцелело всего
несколько человек, которые и принесли весть о случившемся в Сарды34. Леотихи-
ду осталось лишь подсчитать погибших — особенно тяжелыми были
греческие потери в сикионском отряде — и объявить о боевых заслугах. Эти
почести достались Афинам, а более всех славу заслужил Гермолик,
искусный панкратиаст (панкратий — «всеборье» — соединение кулачного боя
и борьбы. —A3.). Затем, когда заходящее солнце бросило последние лучи
на гору Латм, греки собрали военную добычу на мысе огромного залива,
сожгли персидские корабли и укрепленную крепость варваров, а после от-
33 Превосходное описание этой битвы см. в: С 307: 277—283; см. также: С 320: 247—
259.
34 О других цифрах, приводимых Диодором (ГХ.34.3; 36.6), см.: С 320: 257.

732
Часть вторая
правились на Самос. Так закончился день, сыгравший решающую роль не
только в истории Греции, но и в истории Европы (Геродот. IX. 103—106.1).
По возвращении на Самос, откуда теперь, без сомнения, бежал тиран
Феоместор, был созван совет для решения вопроса о том, что делать
дальше. В отсутствие ясных инслрукций с родины результаты совещаний
греков не имели, конечно, никакой обязательной силы. Но именно с этого
времени начинается эрозия спартанской гегемонии — процесс, очень
скоро приведший к тому, что Афины встали во главе союза греческих
государств. Самым неотложным был вопрос о том, как защитить ионийцев на
материке, которые теперь в глазах Великого Царя были не только его
подданными, но еще и предателями. Спартанцы в духе своего всегдашнего
изоляционизма поддерживали весьма реалистичную точку зрения: греки,
по сути, не способны защитить Ионию. Вместо того чтобы пытаться
совершить невозможное, спартанцы хотели отобрать территории у государств-
предателей в самой Греции — у Аргоса, Фив и других, — а ионийцев для
их большей безопасности переселить на эти земли. Афины, однако,
решительно выступили против этого дорийского плана, настаивая на
принятии в союз своих колонистов в Ионии. В итоге Леотихид отложил в
долгий ящик вопрос о материковых жителях и любезно согласился принять
Самос, Хиос, Лесбос и другие, более мелкие острова в состав Эллинского
союза35. Как говорит Геродот (IX. 101.3), острова стали наградой за победу.
С точки зрения спартанцев, награда эта должна была казаться довольно
сомнительной, и тем не менее Лакедемон принял у них клятвы верности
союзу (Геродот. IX. 106.2—4).
Руководствуясь решениями прошедшего совещания, Леотихид на
короткое время сконцентрировал внимание на городах материковой Ионии
и изгнал тирана Аристогена из Милета (Плутарх. Моралии. 859D). Нет
сомнений, что последний, наподобие Феоместора, был марионеткой,
получившей город в награду за службу персам. Затем Леотихид отплыл к
Дарданеллам, дабы разрушить восстановленные мосты и тем самым
воспрепятствовать как отступлению разгромленного в Греции Мардониева
войска, так и получению последним подкреплений. Противные ветры
задержали греков в Троаде, недалеко от города Асса, но вскоре те всё же
прибыли в Абидос, располагавшийся рядом с современным Чанаккале.
Там, в самом узком месте пролива, греки нашли мосты уже
разрушенными — несомненно, в результате бури. После этого Леотихид и пелопоннес-
цы высказались за возвращение домой. От имени афинян Ксантипп
предложил остаться и освободить Херсонес Фракийский. В конечном счете
войско разделилось, пелопоннесцы, как и желали, отправились на родину,
тогда как Ксантипп переправился на Херсонес и осадил Сеет, где к нему
35 С 313: 44 ел. Похоже, впрочем, что в Сестской кампании приняли участие и
материковые жители: С 320: 259—262. (Сеет — город наХерсонесе Фракийском, расположенный
на европейском берегу Геллеспонта; стал одним из первых городов, освобожденных из-
под персидского владычества афинским флотом в 479—478 гг. до н. э.; об этой кампании
см. далее в тексте. —A3.)

Глава 7 /. Освобождение Греции
733
присоединились ионийцы и геллеспонтские греки, охваченные
энтузиазмом распространить на других свободу от Ксеркса, которую они только
что обрели сами (Геродот.К. 114; Фукидид. 1.89.1—2)36.
Крепость Сеста, имевшую важное стратегическое значение и
являвшуюся резиденцией сатрапа Артаикта, было крайне сложно взять
штурмом. Но, поскольку в городе никто не знал о подходе греков, не было
сделано никаких запасов продовольствия на случай осады. Тем не менее Сеет
держался несколько месяцев; люди Ксантиппа устали и начали
проявлять страстное желание вернуться домой до зимы. Ксантипп, однако,
настоял на продолжении осады, а когда голод довел персов до того, что они
варили и ели ремни от собственных постелей, невозможность
дальнейшего сопротивления стала для них очевидна. Оккупанты сумели ночью
ускользнуть, предоставив греческим жителям возможность открыть на
рассвете городские ворота. Сатрапа схватили рядом с Эгоспотамами и
повезли в окрестности города Мадита, недалеко от того места, где Ксеркс
приказал построить мосты; здесь Артаикта подвергли мучительной казни
за то, что в свое время он осквернил храм и священную территорию героя
Протесилая в Элеунте.
Ксантипп отправился в Кардию, которую отобрал у проперсидского
гарнизона, состоявшего из эолийцев. В этом городе он обнаружил
огромные канаты из льна и папируса, на которых держался мост Ксеркса. Эти
канаты Ксантипп погрузил на свои корабли, чтобы посвятить их в храмы
на родине, и после этого с триумфом отплыл на юг (Геродот. IX. 115—121).
Победа была полной. Оставалось только увековечить ее установкой
трофеев и надгробных стел на полях сражений, посвящением добычи как
в храмы тех городов, чьи воины участвовали в общем деле, так и в
общегреческие святилища, а также учреждением мемориальных игр,
ежегодное проведение которых должно было трогать сердца будущих
поколений.
Добычу, взятую при Марафоне, Мильтиад отправил Зевсу
Олимпийскому и Аполлону Пифийскому (ср. выше, с. 613). Что касается Салами-
на, Аполлон получил в качестве общего дара от греков бронзовую статую
высотой 5,5 м, изображавшую, несомненно, самого бога, который держал
в руке акротерий [корабельный нос] или кормовое украшение корабля и,
персонально от эгинцев, три золотые звезды на верхушке бронзовой
мачты; тогда же святилища на острове Саламине, на мысе Суний и на Истме
получили по одному захваченному у врагов кораблю (Геродот. УШ.121—
122). Павсаний оказался не менее благодарным по части трофеев,
захваченных при Платеях. Зевс Олимпийский обрел скульптурное
изображение самого себя высотой 4,5 м, Посейдон Истмийский — статую высотой
более 3 м. Но самый крупный дар и на этот раз достался Аполлону
Дельфийскому — высоченная спиралевидная колонна в виде трех бронзовых
36 О возможной идентификации этих новых союзников см.: А 38: 35; С 43, Ш: 190 ел.;
С 356: 405-446, особенно: 418 слл.

734
Часть вторая
змей, на чьих головах стоял треножник из чистого золота; на
изготовление этого дара пошла десятая часть военной добычи (Геродот. IX.81). В
какой-то части этого монумента, — очевидно, на известняковой базе, — была
вырезана посвятительная эпиграмма, в которой прославлялся один
только командующий (Фукидид. 1.132.2 = Симонид. 17 Page):
Военачальник Эллады, Павсаний, могучему Фебу,
Войско мидян поразив, памятник этот воздвиг.
[Пер. А Блуменау)
Здесь возникала очевидная двусмысленность — кто поразил войско
мидян? Стоило Павсанию впасть в немилость, как это двустишие было
выскоблено37. Однако сама змеевидная колонна сохранилась, чтобы в конце
концов оказаться в Константинополе, где она до сих пор стоит на
ипподроме, хотя и без змеиных голов, которых лишилась в 17-м столетии. На
змеиных кольцах начертан в некотором смысле уникальный текст — список
«тех, кто сражался в войне», причем присутствие здесь некоторых имен
столь же трудно объяснимо, как и отсутствие некоторых других (рис. 51)38.
Наиболее вероятное предположение состоит в том, что все данные,
происходящие от времени, когда спартанские власти выскоблили надпись Пав-
сания и заменили ее своей собственной, а также пропуски в списке,
отражают политические реалии этого более позднего времени.
Подобно Павсанию, Фемистокл страстно желал увековечить на
публичных монументах собственную славу. Но в данном случае он должен был
оплачивать свою репутацию из личных средств. Поэтому он
профинансировал строительство возле своего дома в деме Мелите небольшого храма
и алтаря, посвятив святилище Артемиде Аристобуле, «лучшей
советчице», намекая на то, что именно она дала наилучший совет, оказавшийся
решающим фактором и при выборе места сражения, и при обретении сала-
минской победы (Плутарх. Фемистокл. 22). После того, как Фемистокл
подвергся опале, это здание было осквернено, но в следующем столетии
отремонтировано39. Внутри была помещена статуя самого Фемистокла.
Портретное искусство находилось еще в зачаточном состоянии, и
подобное произведение было большой редкостью в Афинах того времени. Эту
скульптуру почти наверняка можно опознать в римской копии,
найденной в Остии, в работе, очень близкой «Аристогитону» Крития и Несиота,
чьи «Тираноубийцы» (заменившие собой скульптурную группу Антенора,
которую в качестве добычи увез с собой Ксеркс) были первым
государственным художественным заказом, выполненным после войны, а именно
в 477 г. до н. э.40. Весной 476 г. до н. э. была установлена памятная доска
с записью о том, что на представлении трагедии Фриниха, победившей в
37 Обсуждение даты этого выскабливания см. в статье М. Уайта: JHS. 84 (1964): 142
слл.
38 M-L 27. Обсуждение этой проблемы: С 320: 435-438; А 11: 543 ел.
39 С 399: 26 слл.; С 182: 174—176, с дополнительной библиографией.
40 С 557: 197 слл., рис. 405—408; Barron J.P. Introduction to Greek Sculpture (London, 1981):
57. О скульптурной группе «Тираноубийцы» см.: Там же: 58.

Глава Ί 7. Освобождение Греции
735
Рис. 57. Бронзовая змеевидная колонна из Дельф. (Стамбул, ипподром;
публ. по: Roehl Η. Imagines Inscriptionum Graecarum3 (1907): 101, 16.)
состязании, Фемистокл являлся хорегам (Плутарх. Фемистокл. 5.4 (хор ег—
постановщик, устроитель хора на свой счет. —A3.)). По-видимому, это
тот самый случай, когда Фриних, чья способность глубоко волновать
души афинской публики была ярко продемонстрирована уже во время
представления его трагедии «Взятие Милета» в 493 г. до н. э., дал себя
уговорить еще раз вторгнуться в опасную, с политической точки зрения,
область современной истории. Его трагедия «Финикиянки» (использованное
в названии слово «φοινισσαι» буквально означает «финикийские
женщины», но в обычном употреблении подразумевались «финикийские
корабли» (см., например: Фукидид. 1.116.3; VUL87. — A3.)) рассказывала
историю Саламинской битвы в соответствующем патриотическом духе, и,
хотя трагедия не сохранилась, о ней сказано как об основном источнике для

736
Часть вторая
«Персов» Эсхила, поставленных в 472 г. до н. э.41. Это была именно такая
история, даже простое изложение которой не могло обойтись без
прославления Фемистокла.
Публичное почитание победителей и павших героев вызвало в
дальнейшем значительное количество эпитафий, а также произведения иных
литературных жанров, где мы самым отчетливым образом можем видеть
тогдашнюю точку зрения на значение этих выдающихся событий. Здесь
важнейшим автором был Симонид, мастер как в лирическом, так и
элегическом жанре, друживший как с Фемистоклом, так и с Павсанием,
писавший по заказам как Афин, так и Спарты. Его самые амбициозные
работы утеряны, а именно «Морская битва при Артемисии» и «Морская битва
при Саламине» — лирические поэмы, изначально написанные, вероятно,
как посвящения в храм бога северного ветра Борея на реке Плиссе42.
Вполне вероятно, что некоторые папирусные обрывки, содержащие
элегические стихи с упоминаниями моря, войны, мидийцев, персов, фригийцев
и финикийцев, могут быть фрагментами третьего крупного произведения
Симонида — «Морская битва с Ксерксом» (Р. Оху. 2137). Более крупный
кусок сохранился от лирического произведения о Леониде и Фермопильской
битве, написанного для одного из спартанских празднований в память об
этом событии; здесь поэт размышляет о бессмертии героев, павших
доблестной смертью (PMG. 531)43. Шире известны эпиграммы Симонида. В
честь своего друга, бывшего прорицателем у Леонида при Фермопилах,
поэт писал (Фр. б Page; Геродот. VTL228):
Памятник это Мегистия славного. Некогда персы,
Реку Сперхей перейдя, жизни лишили его.
Вещий, он ясно предвидел богинь роковых приближенье.
Но не хотел он в бою кинуть спартанских вождей.
(Пер. А Блуменау)
Двустишие, которое члены амфиктионии написали на могиле
спартанцев, передает ту же самую лаконичную идею стойкости и твердой
дисциплины (Фр. 22b Page; Геродот. Указ. место):
Путник, пойди, возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.
(Пер. Л Блуменау)
В Афинах преобладала совсем другая точка зрения. Сохранившаяся
благодаря невероятной случайности оригинальная надпись на камне, с
эпиграммой в честь Саламинской битвы, почти определенно
принадлежавшая Симониду, была вырезана каменотесом того времени на базе, на
которой некогда стояла пара герм:44
41 Гипотеза [вступительные замечания] к «Персам».
42 Ср.: С 9: 342 слл.
43 См.: С 9: 346 слл.; Gerber D.E. Euterpe (Amsterdam, 1970): 314-317.
44 Μ—L 26, с библиографией.

Глава 17. Освобождение Греции
737
Доблести этих мужей да будет вечная слава,
Кою бессмертные боги дают за отвагу героям.
Уберегли всю Элладу они от участи рабской,
В пешем бою и в строю корабельном сражаясь.
(Пер. A.B. Зайкова)
Здесь представлен совершенно иной и более широкий взгляд.
Афиняне, конечно, также использовали привычные выражения о бессмертной
славе. Но, вместо акцентирования внимания на стойкости и дисциплине,
они подчеркивали панэллинский аспект борьбы, которую вел город. Две
эпиграммы, написанные по поводу Платейской битвы, каждая из которых
приписывается Симониду, демонстрируют то же различие в общем
взгляде на это событие (Фр. 8—9 Page; Палатинская антология. VII.251, 253).
В одной из них, сложенной, по-видимому, для спартанцев, поэт писал:
Неугасающей славой покрыв дорогую отчизну,
Черным себя облекли облаком смерти они.
Но, и умерши, они не умерли: воинов доблесть,
К небу вспарив, унесла их из Аидовой тьмы.
(Пер. А Блуменау)
Во второй эпиграмме автор настроен на афинский лад:
Если достойная смерть — наилучшая доля для храбрых,
То наделила судьба этою долею нас,
Ибо, стремясь защитить от неволи Элладу,
Пали мы, этим себе вечную славу стяжав.
(Пер. Л Блуменау)
Афины в типичном для себя стиле быстро уловили потенциал своих
достижений с точки зрения пропаганды и не позволяли остальным
грекам позабыть о том, какую роль этот город сыграл в их, эллинов,
освобождении. В течение тридцати лет Афины добровольно подчинялись
условиям клятвы, принесенной при Платеях, и оставляли свои храмы лежать
в руинах как напоминание о варварском святотатстве, еще более
заостряя эту пропагандистскую идею тем, что собрали в кучу барабаны
разбитых колонн из незаконченного храма Афины и вмонтировали их в новую
защитную стену Акрополя в таком месте, чтобы эти барабаны можно
было всегда созерцать с Агоры. Затем они воздвигли победные трофеи у
Марафона и на Саламине, но не в виде обычного набора доспехов,
приколоченных гвоздями к столбу, который в конечном итоге сгнивал и
заваливался, когда враждебные чувства к бывшему противнику
ослабевали, — эти трофеи представляли собой грандиозные монументы из камня,
какие устанавливались на веки вечные45. Были учреждены три
праздника—в память Марафона, Саламина и Платей46. Марафонская победа
отмечалась накануне Боэдромий — праздника, уже нагруженного ремини-
45 Марафон: Павсаний. 1.32.5; С 403: 93-106; Vanderpool Ε. Hesperia. 36 (1967): 108-110.
Саламин: Платон. Менексен. 245а; С 403: 102, примеч. 20.
46 См.: С 463: 54 ел.; С 432: 204, 209, 235.

738
Часть вторая
сценциями легендарных побед, добытых вопреки очевидному
превосходству противника. Ежегодное чествование Саламинской победы было
соединено с играми Артемиды Мунихии, кульминацией которых стало
состязание в гребле в память об этой битве. Платейская победа
отмечалась 3-го боэдромиона, через три дня после празднования в честь
Марафона. До 4-го столетия только эти три сражения сохраняли за собой
постоянное место в священном календаре Афинского государства. Во время
этих праздников в афинских судах дела не рассматривались.
Нет почти никаких сомнений, что Афины не теряли времени даром,
используя свой вклад в общее дело в качестве фундамента будущей
гегемонии. Еще до Артемисия афиняне хотели получить командование на
море, но не стали настаивать, дабы не расколоть коалицию (Геродот. УШ.2—
3). Ксантипп предпринял попытку — и довольно успешную — завершить
битву при Микале афинской победой прежде появления на сцене
спартанцев и он же настоял на том, чтобы остаться и навязать войну на Херсоне-
се, в то время как Леотихид со своими пелопоннесцами желал вернуться
домой. Кроме прочих трофеев этой военной кампании, Ксантипп
привез на родину для посвящения в храмы — и именно это останется в
памяти потомков — канаты от Ксерксовых грандиозных мостов. Вполне
вероятно, что какие-то из них украсили разрушенный стилобат нового
большого храма Афины на Акрополе (стилобат — каменные плиты под
колоннами, верхняя часть стереобата, ступенчатого основания
античного храма. —A3.). Можно не сомневаться, что часть именно этих канатов
вперемешку с кормовыми украшениями от уничтоженных при Микале
кораблей была развешана в Дельфах на столбах, установленных рядом
с полигональной запрудной стеной на храмовой террасе, и защищена от
атмосферных осадков симпатичной стоей, выполненной в ионическом
ордере47. На верхнем уступе этой колоннады, чуть выше священной
дороги, уходившей от Мильтиадовой сокровищниць1 с дарами за Марафон,
паломник мог передохнуть и прочитать:
Афиняне посвятили эту стою, и канаты, и кормовые украшения, которые они добыли
у врага.
Ни слова об «эллинах» или хотя бы об ионийских союзниках, не
говоря уже о спартанском главнокомандующем, всего лишь заместителем
которого был Ксантипп, оставшийся для продолжения осады. Афинянам
необходимо было, чтобы у самого «пупа земли» о них вспоминали как о
добившихся победы самостоятельно, независимо от других.
Через несколько лет афинскую оценку событий всё в большей степени
начали принимать за чистую монету. Данная оценка получила особую
выразительность в 472 г. до н. э., когда Эсхил поставил своих «Персов» как
часть тетралогии о взаимоотношениях между Элладой и Азией48.
Впрочем, об этой пьесе не следует думать всего лишь как о патриотической ри-
47 С 482: 37—121; ср.: М—L 25. Другое объяснение см. в статье Дж. Уолша в: A JA. 90
(198g: 319-336.
См., впрочем, осторожную трактовку в: С 10: LV—LX.

Глава 11. Освобождение Греции
739
торике. Это — трагедия в полном смысле слова, раскрывающая общую
тему возмездия за хюбрис [«дерзость, спесь, наглость, глумление»] без
какого бы то ни было злорадства относительно персидского поражения.
Отдавая должное спартанцам — как бы то ни было, а в пророческом сне
Атоссы Эллада изображена в виде женщины в дорийских одеждах
(Персы. 183), а тень Дария приписывает победу при Платеях дорийскому копью
(Там же. 817), — основная идея всё же состоит в том, что именно битва при
Саламине, являвшаяся, по сути, битвой афинской, похоронила
персидские высокомерные надежды на покорение Эллады (ср.: 249—255). Драма
развивает характерную для эпиграмм пропаганду, неоднократно
подчеркивая, что сражение, состоявшееся в афинских водах, спасло всю Грецию
от рабства. В диалоге с хором Атосса пытается что-нибудь узнать об
Афинах (230-242):
Атосса Но сначала я узнать хочу, друзья,
Где находятся Афины, далеко ли этот край?
Хор Далеко, в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.
Ато с с а Почему же сын мой жаждет этот город захватить?
Хор Потому что вся Эллада подчинилась бы царю.
Атосса Неужели так огромно войско города Афин?
Хор Это войско войску мидян причинило много бед.
Ато с с а Чем еще тот город славен? Не богатством ли домов?
Хор Есть серебряная жила в том краю, великий клад.
Атосса Эти люди мечут стрелы, напрягая тетиву?
Хор Нет, с копьем они предлинным в бой выходят и щитом.
Атосса Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?
Хор Никому они не служат, не подвластны никому.
(Пер. С. Апта)
То, что решающая роль Афин в спасении Эллады от порабощения
вскоре начинает превращаться чуть ли не в банальную истину, особенно ясно
из стихов Пиндара, гражданина Фив — государства, более других
известного своим медизмом49. Вьщаюшийся лирический поэт, вероятно,
чувствовал неловкость от того, каких друзей выбрал себе его город; однако его
собственная карьера, похоже, не пострадала из-за этого обстоятельства.
Уже в середине 470-х в дифирамбах, составленных для афинян, Пиндар
писал (Фр. 92-93 Тшуп = 76-77 Snell = 64-65 Bowra):
Блещущие жиром,
Увенчанные фиалками,
Звенящие в песнях
Славные Афины —
Оплот Эллады, город под сенью божества...
[при Артежисищ]
...где сыны афинян
Заложили сияющее основание
Вольности...
(Пер. М.А Гаспарова)
49 Об отражениях в стихах Пиндара современных политических событий см.: С 8, в
особенности гл. Ш.

740
Часть вторая
Еще более показательным, возможно, является тот взгляд, который
Пиндар высказывает перед неафинской аудиторией. В 470 г. до н. э. он
воспевал триумф сиракузского тирана Гиерона на Пифийских играх и,
вдохновляясь его недавней морской победой, одержанной недалеко от Кум
над этрусками, заклинал Зевса уберечь Сиракузы от карфагенян и
этрусков [Пифийские оды. 1). Упомянутое сражение поэт недвусмысленно
сравнивает с битвой, выигранной греками на востоке; то, до какой степени
афинский взгляд на Саламинскую победу навязывался за пределами
Аттики, иллюстрирует прямая ссылка Пиндара на эту схватку в данной оде
[Пифийские оды. 1.73—78; ср. выше, с. 737). Об угрозе, исходившей от
«финикийцев» (подразумеваются карфагеняне), а также об этрусках
(«тирренский клич»), разгромленных Гиероном при Кумах, Пиндар писал так:
Мановением твоим, Кронион,
Да пребудут в усмиренных домах
И финикиец, и тирренский клич,
Познавши при Кумах
Сокрушение, от которого стонали суда,
Познавши страсть
От Сиракузского укротителя:
С быстрых кораблей
Обрушил он в пучину их юношество,
Из-под бремени рабства
Выволокши Элладу.
Саламином
Я стяжал бы милую мзду от афинян,
В Спарте
Я сказал бы о битве перед Кифероном —
Ибо в тех боях
Изнемогали мидяне с гнутыми луками.
[Пер. М.А Гаспарова)
Гиерон был дорийским монархом, настроенным на то, чтобы видеть
в Спарте некий образец (ср.: Там же. 61 слл.), так что ссылка на Платеи
тут вполне уместна. Но вот то, что Пиндар, фиванец, работавший в
Сиракузах, включил в свою оду также и афинскую оценку Саламинской битвы,
с несомненностью указывает на степень признания, завоеванного этой
оценкой за десять лет, прошедших после сражения. Чтобы Афины времен
Перикла смогли прочно бойти в историческую память, потребовалось
создать Делосский союз, затем — Афинскую державу и добиться в конечном
счете ее величия.

Часть третья
ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
Глава 12
Д. Риджуэй
ДОИСТОРИЧЕСКАЯ ИТАЛИЯ:
ОТ БРОНЗОВОГО ВЕКА К ЖЕЛЕЗНОМУ
I. Введение
Приблизительно в 740 г. до н. э. в могилу на некрополе, где хоронили
представителей верхушки евбейских колонистов, поселившихся на
небольшом острове Питекусы, что в Неаполитанском заливе, была положена
амфора греческого типа с несколькими надписями (две из которых — на
арамейском языке и арамейскими буквами) на стенках1. Однако было бы
чересчур оптимистично определять археологию Италии уже с этого
момента как text-aided (дословно: «подкрепленную текстами»; имеются в
виду те разделы этой науки, в рамках которых археологи могут оперировать
не только вещественными, но и письменными источниками. — A3.), что
станет ясно из следующей главы. Впрочем, то, что эта археология
является всецело text-free [«свободной от текстов»], можно утверждать априори:
во многих случаях последовательность событий — важных для понимания
позднейших периодов — остается скрытой из-за обезличенной природы
имеющихся у нас данных и в силу противоречивого характера
терминологии, изобретенной по их поводу археологами, исследующими
доисторические эпохи2. Кроме того, распределение имеющихся у нас
источников по доисторическому периоду является в высшей степени
неравномерным, по крайней мере, для двух регионов Италии, более поздние периоды
которых представляют большой интерес для исследователя. К югу от
Тибра, в древнем Лации (Latium vetus — область между Тирренским морем, Эг-
1 См. ниже, гл. 13, раздел Ш.2; см. также: КИДМ. Ш.З: 119-126.
2 САН. П3: гл. XXXVII, секция I. О том, чем именно text-free-apxeoAonm отличается от
text-aided-dcpxeoAonm, см. статью С.-Ф.-С. Хокса в журнале: American Anthropologist. 56 (1954):
155—168. (В современной западной науке prehistory [доистория), или prehistoric archaeology
(доисторическая археология), рассматривается как раздел социальной (культурной)
антропологии, изучающий древнейшую — дописьменную — стадию развития человечества; кроме
того, в рамках доистории иногда выделяют праисторию, изучающую эпоху, когда
письменности не существовало в принципе, и протоисторию, изучающую те общества, которые
после появления письменности в главных очагах цивилизации продолжали оставаться
бесписьменными; в отечественной науке принято говорить не о «доистории», а об «истории
первобытного общества». —A3.)

742
Часть третья
рурией и Кампанией. —A3.), все ресурсы официальной археологии в
период между 1923 (раскопки в Ризерва-дель-Трульо) и 1971 годами
(раскопки памятника в Кастель-ди-Дечима, открытого в 1953 г.) были направлены
на обнаружение и изучение того, что осталось от римского имперского
величия, с весьма незначительным вниманием даже к республиканскому
периоду и с еще меньшим — к древним латинам [prisci latini) и к любым их
возможным предшественникам. Точно так же и Этрурия, несмотря на
неистребимую озабоченность мнимой загадкой этрусского происхождения,
еще совсем недавно считалась внутренним делом этрускологов — вплоть
до настоящего изгнания в Новое время из этой сферы всякого
исследователя первобытной эпохи (конечно, вместе с романистом). Напротив,
доисторическое прошлое областей, находящихся за пределами Лация,
Этрурии и Великой Греции — таких как Апулия, Сардиния и северная
Италия — в общем и целом привлекло к себе лишь такое внимание и лишь в
таком объеме, что оно больше подходило под определение «долг
учтивости». Первобытность этих будто бы периферийных областей историку
позднейших эпох представляется менее интересной; в результате при
рассмотрении периода, непосредственно предшествовавшего железному веку в
Италии, историк слишком часто склонен оставаться в рамках
бесплодных хронологических споров, в лучшем случае предназначенных
документировать смену — сугубо утилитарную, а потому имеющую
ограниченный интерес — технологии бронзы на технологию железа. Демонстрация
того факта, что проблема состоит совсем в другом и имеет более общее
значение, является, возможно, самым крупным долгом послевоенного
поколения исследователей доисторической эпохи перед наукой
античной истории; в основном достижения именно этих исследователей
будут вкратце рассмотрены ниже — в надежде на то, что это даст нам некий
предысторический пролог для следующей главы.
В самом начале необходимо отчетливо заявить, что понимание темы
этой главы зависит от концептуального и терминологического
разграничения вопросов хронологии, с одной стороны, и соображений
культурного и стилистического свойства — с другой. Логика этого разграничения,
зачастую остававшегося расплывчатым в итальянской доисторической
археологии до 1962 г.3, является столь же прозрачной, как и та логика, что
заставляет воздерживаться от определения Рима ХШ—XIV вв.
христианской эры как «готического города»: археологические культуры и
художественные стили не совпадают с периодами времени в эпоху первобытности
и охватывают более длительные промежутки, чем периоды, выделяемые
в историческую эпоху. Определения «апеннинский», «субапеннинский» и
«протовиллановский» относятся к числу тех прилагательных
(придуманных на разных стадиях XX в.), которые описывают некоторые культурные
черты среднего, позднего и финального бронзового века в Италии; так,
керамика и другие элементы материальной культуры могут быть опре-
3 D 231.

Глава 12. Доисторическая Италия-, от бронзового века к железному 743
делены, например, как «протовиллановские» по своим внешним
признакам, но не по дате. Остается подчеркнуть, что, подобно термину «вилла-
новцы» (и по тем же самым причинам), понятия «апеннинский народ» и
«протовиллановцы» не имеют смысла, будучи экстраполированными из
придуманных современными исследователями имен прилагательных:
вкладываемая в них этничность не соответствует никакой древней
реальности — ни той, что засвидетельствована археологически, ни той, что
поддается реконструкции по определенным технологическим приемам.
II. Проблемы хронологии:
Италия от XVI до X в. до н. э.
Новейшая (и, по общему признанию, самая простая) классификация
археологической культуры бронзового века (по преимуществу керамической),
широко известной как «апеннинская»4, подразделяет ее на фазы 1А, 1В
и 2. Виды керамики в комбинации со специфическими особенностями
форм, орнаментальных мотивов и способов их изображения едины для
контекстов фазы 1А; сопутствующая керамика микенских Ι, Π и ША1
периодов5 позволяет датировать эту фазу приблизительно временем
между 1600 и 1400 гг. до н. э. Некоторые типы ваз и декоративных мотивов
переходят из фазы 1А в фазу 1В; другие характерны только для фазы 1В,
которую благодаря сопутствующей микенской ША2 и ШВ керамике
можно отнести приблизительно к столетию между 1400 и 1300 гг. до н. э.
Различия между фазами 1В и 2 в наборе элементов материальной культуры
более впечатляющие, нежели различия между фазами 1А и 1В:
декоративные мотивы на керамике совершенно исчезают в фазе 2, во время
которой обнаруживается также рождение новой пластической манеры
изготовления ручек к вазам. Сопутствующий материал доходит теперь до
микенской керамики периода ШС1, что в свою очередь подразумевает
перемещение нижней временной границы фазы 2 апеннинской
культуры приблизительно к 1200 г. до н. э. Фаза 1А также определяется как
«ранняя апеннинская», а фаза 1В — как «поздняя апеннинская»; в целом
первую фазу следует соотнести с тремя веками итальянского среднебронзово-
го века. Фаза 2 может быть определена как «субапеннинская» и
приравнена к позднебронзовому веку — предпоследнему периоду перед железным
веком. Существует немало альтернативных вариантов терминологии,
относящейся к апеннинской культуре, и время от времени в литературе
появляются конкордансы (согласования, соотнесения) этих вариантов6.
В первобытной истории Италии железному веку непосредственно
предшествовал так называемый век финальной бронзы, соотнесенный по
сопутствующим материалам с микенскими ШС1Ь, ШС1с, субмикенской и
протогеометрической фазами греческой последовательности
археологических периодов, а также одновременный фазам AI (частично), А2 и В1
4 D 156. 5 D 23; D 26; D 212.
6 Напр.: D 242: 92; D 156: 268.

744
Часть третья
гальштатской культуры, существовавшей в Европе к северу от Альп7. Этап
финальной бронзы в Италии, который, таким образом, следует
датировать временем от ХП до X в. до н. э., дает необходимое хронологическое
пространство для появления известного числа географически
самостоятельных культурных феноменов: они засвидетельствованы в тех областях,
которые в следующем, железном веке, узнают подъем первых в Италии
самостоятельных культурных образований, базировавшихся всецело на
региональном фундаменте. Среди этих феноменов века финальной
бронзы самым важным (с точки зрения наших ньшешних целей, совпадающих
также и с целями следующей главы) является тот, что — как показывает
его название — состоит из набора вполне определенных видов керамики
и типов бронз, относимых к «протовиллановской» археологической
культуре.
III. Экономика и общество
ПЕРИОДА ПОЗДНЕБРОНЗОВОГО ВЕКА
Установленные выше хронологические и терминологические рамки,
хотя и недостаточны, позволяют перейти к рассмотрению экономического
базиса и социальных характеристик семи интересующих нас столетий.
1. Средний и поздний бронзовый век
В период среднебронзового века обнаруживаются не только признаки
общего роста населения, но и свидетельства фундаментальной
перемены в самой сути физического распространения населения. Некоторые
поселения, появившиеся в эти три столетия — такие как Болонья, Рим и
Таранто, — имеют явно более постоянную природу, нежели всё, что
появлялось прежде. При общем более скромном уровне, нежели тот, который
представлен этими образованиями, разрыв в керамической типологии
между фазами 1А и 1В апеннинской культуры сопровождается
угасанием многих археологических памятников первой из названных фаз (А)
в самом начале следующей фазы (В), когда то тут, то там стали
появляться новые памятники. В самом деле, на этой стадии места на побережье —
например в Апулии и в Этрурии — покидаются жителями в пользу
удаленных от моря мест, расположенных рядом с постоянными водными
артериями. Нет сомнений, что такое расположение выбирали по той
причине, что оно более подходило к изменившимся потребностям, вызванным
хотя и медленной, но всё же ощутимой эволюцией в аграрной экономике:
преимущественно пастушеские методы производства (разведение
мелкого скота. — A3.), характерные для фазы 1А, на следующей фазе, 1В,
уступили место комбинации пастушеско-земледельческого типа хозяйства и
скотоводства (разведению крупного рогатого скота. — A3.). В фазе 2 (позд-
7D219.

Глава 12. Доисторическая Италия: от бронзового века к железному 745
небронзовый век) поселения, возникшие в фазе 1В (поздняя стадия сред-
небронзового века), продолжили функционировать, сохранив
смешанный тип экономики; впрочем, и для этого времени преобладание
пастушества не вызывает сомнений.
С началом 13-го столетия до н. э. — конечно, на уровне теоретической
конструкции — был, похоже, совершен полный цикл следующего
динамического процесса:8 оседание населения в некоторых более плотно заселенных
центрах, характерное для заключительной стадии средне- и поздне-
бронзового веков, облегчилось благодаря диверсификации (и
последующему усилению) земледельческого хозяйства; в свою очередь,
усовершенствования в этом секторе экономики стали возможны благодаря
определенным качественным и количественным улучшениям в производстве
бронзовых орудий труда, совершившемся в ответ на изменение условий
обмена, которое само было вызвано изменением природы социальной
структуры — что конечно же вытекает из процесса оседания населения в
некоторых более плотно заселенных центрах... Ясно, что такой полный
цикл имел некую ходовую пружину; также ясно, что в сохранившихся
вещественных источниках не могло не сохраниться какого-то внешнего и
явного указания на нее. В самом деле, цикл, грубо очерченный выше,
совпадает по времени с изменением характера одного из типов
археологических свидетельств, а именно кладов, содержащих металлические изделия.
Некоторое увеличение этого весьма значимого для археологии класса
свидетельств было предвосхищено в Италии еще в период ранней бронзы
(1800—1600 гг. до н. э.)9, когда клады обычно включали в себя небольшое
количество цельных предметов, в каждом случае принадлежавших лишь
к нескольким типологическим категориям — чаще всего конечно же к
категории вездесущих плоских топоров. Впрочем, начиная с поздней
бронзы клады металлических изделий становятся несравненно более
многочисленными и более разнородными по составу: обработанные и
необработанные, сломанные и переплавленные куски металла теперь получают
беспрецедентное значение в качестве символа накопленных запасов,
которые вполне могут быть охарактеризованы как материальные ресурсы.
Данное новшество в характере археологических источников, доступных
для толкования на всех уровнях, само по себе указывает на новую
экономическую ситуацию, причем такую, которая в период между концом XIV и
началом ХП в. до н. э. затронула значительную часть Европы к северу от
Альп не в меньшей степени, чем Италию. В этот чрезвычайно краткий
период возникло не что иное, как металлургическое койне, которое
включало в свою орбиту культуры Эгеиды, центральной Европы и
Италийского полуострова10. Статус этого койне и быстрота его формирования могут
быть объяснены в свете территориальнога охвата и влияния микенской
торговой «империи», достигшей зенита в ХШ в. до н. э.
8 D 244.
9 D 245, под словом «ripostigli» (ит. «тайники». —A3.).
10 D 220; D 289; D 69. (Койне — нечто, свойственное всем, имеющее повсеместное
распространение; от греч. κοινός — «общий». —A3.)

746
Часть третья
2. Финальная стадия бронзового века
Одним из последствий крушения микенской торговой «империи»,
случившегося в 12-м столетии до н. э., стал, вполне естественно, распад
металлургического койне, охватывавшего в эпоху поздней бронзы Эгеиду,
центральную Европу и Италию. Что касается последней, то в ХП в. до н. э.
она, по сути дела, увидела первые стадии формирования культурных
феноменов на сугубо региональной основе, что на уровне металлургии
проявилось в постепенном возвращении к специфически местным формам.
Эта сугубо технологическая характеристика дает критерий для оценки
некоторых общих тенденций, которые впредь будут нам нужны для того,
чтобы отличать эволюцию материальной культуры центральной и
южной Италии от культурного развития на севере — речь идет о дивергенции
(расхождении), имевшей колоссальное историческое значение, первые
признаки которой на этой стадии засвидетельствованы тем, что в
северной Италии по-прежнему предпочитали длинный кавалерийский меч
европейского типа, тогда как в центральной и южной Италии развитие
получил тип короткого меча, более удобного для рукопашного боя.
Несходство в сфере военной технологии является общепризнанным показателем
глубины социального расслоения в рассматриваемых нами областях;
результаты же, однажды достигнутые в процессе развития социальной
структуры, обычно оказываются не столь легко обратимыми, в отличие от тех,
что имеют технологическую природу. Хотя это не очень модный взгляд,
следует признать — и он, конечно, был уже признан, — что в ХШ — начале
ХП в. до н. э. в Апулии появились как минимум четыре городские
общины, что эти поселки «возникли как прямое следствие торговых отношений
с эгейским миром, а также то, что без этого они вообще не могли бы
появиться»11. Подобного, стимулированного извне, развития мы не
наблюдаем на севере, например, в долине реки По (где в один ряд с центральной
Италией можно было бы поставить Болонью того же времени); и весьма
заманчивым представляется постулат о наличии связи (хотя и
отдаленной) между этим фундаментально разным опытом позднебронзового
века и ритмами и формами последующего протоурбанистического и
урбанистического процессов в тех же двух регионах. Правда состоит в том,
что в вакууме, созданном фактическим исчезновением активного
микенского присутствия, полуостров как некое целое оказался в более серьезной
культурной зависимости от центральной Европы, чем от
Средиземноморья: было высказано предположение, что в конце позднебронзового
века граница между культурой полей погребальных урн и
средиземноморскими общностями пролегала по линии от долины По до северного
побережья Сицилии12. Нам представляется излишне упрощенной трактовка
признаков этой культурной перестройки в терминах массовых
перемещений через Альпы на юг носителей культуры погребальных урн, будто бы
11 D 317: 623.
12 D 244: 153.

Глава 12. Доисторическая Италия-, от бронзового века к железному 747
стремившихся распространить обряд кремации на Италию13, — туда, где
на исходе среднебронзового века в ряде областей распространения
апеннинской культуры этот обряд уже был воспринят с разной степенью
готовности. Не вызывает сомнений наличие контактов италийских
культур финального бронзового века с некоторыми культурами
трансальпийского мира погребальных урн (который сам не являлся полностью
унифицированным или объединенным); однако трудно понять, особенно в духе
современной трактовки, почему мы должны видеть в этом какое-то более
широкое проникновение или вторжение, а также почему допущение о том,
что последнее имело место, должно приниматься с большим почтением,
чем допущение о широкомасштабной активности так называемых
«мегалитических миссионеров», которая постулируется [некоторыми
археологами] для других мест и для более грубого века.
IV. Протовиллановская КУЛЬТУРА
1. Определение14
Как мы увидим в следующей главе, археологический термин «вилланов-
ский» был придуман в середине XIX в. для обозначения погребального
материала определенного типа, хронологически относящегося к железному
веку и впервые раскопанного близ Болоньи [, у деревни Вилланова], а
позднее — в том же веке — еще и к югу от Апеннин в южной Этрурии. Можно
было бы избежать многих проблем терминологии (т. е. проблем в
большей степени мнимых, чем реальных), если бы вместо термина «протовилла-
новский» предпочтение было отдано термину «протоэтрусский» в свете
корректного предположения о наличии культурных связей между
материалами Виллановы и находками, изначально приписывавшимися
историческим этрускам. Как бы то ни было, в 1937 г. Патрони впервые применил
термин «протовиллановский» по совершенно аналогичной причине — для
обозначения некоторых культурных особенностей, свойственных
последней стадии италийского бронзового века, чтобы таким образом не только
подчеркнуть их отличие от более ранних материалов, но также и указать
на то, что эти особенности являются источником для того, чему
предстояло появиться в виллановской культуре железного века. Не вина Патрони,
что его совершенно разумный вклад в терминологию италийской
археологии был затем искажен и запутан.
Для некоторых исследователей носители протовиллановской
культуры являлись особым народом: из того факта, что они кремировали
покойников, засыпая пепел в урны и закапывая эти урны на могильниках,
состоявших из колодцеобразных шахт, следует, что они должны были
прибыть сюда на гребне одной из волн, нахлынувшей из-за Альп и
принесшей с собой кремационную практику; между 1913 и 1942 гг. этим сюже-
13 D 53: 91, 106.
14 D 280; D 157.

748
Часть третья
том были наполнены работы крупных специалистов — от Гирардини до
фон Мерхарта, и многие из них, вероятно, рассматривали свою теорию
как усовершенствование экстравагантной гипотезы Луиджи Пигорини
(1842—1925), которая состояла в том, что захватчики, говорившие на
индоевропейском языке и возводившие свайные постройки, временно
остановились в долине По на своем пути на юг, где в конечном итоге их
материальная культура трансформировалась под восточным влиянием в
культуру Виллановы. По крайней мере, в англоязычном научном мире это
направление интерпретации остается совершенно не разработанным, хотя
Хенкен, конечно, проводил параллель между предполагаемой миграцией
из центральной Европы на юг народов полей погребальных урн и
передвижениями кельтов и германцев на испанскую, италийскую и греческую
оконечности Европы15.
При этом другие авторитетные исследователи использовали
определение «протовиллановский» в самых разных целях. Для неспециалиста
наиболее прискорбным последствием такого положения дел является
умножение смыслов и их оттенков, привносимых в это чересчур часто
употребляемое прилагательное. В аспекте абсолютной хронологии это слово
использовали для обозначения периода, начавшегося для одних в 12-м,
для других — в 10-м столетии до н. э.; в аспекте относительной хронологии
этим словом стремятся оперировать те, для кого «протовиллановский
период» служит синонимом понятия «финальный бронзовый век Италии»;
некая причинно-следственная связь между бронзовым и железным
веками обнаруживается, когда к обозначению «протовиллановский период»
добавляют описательный термин «переходный»; сторонники другого
направления италийской доисторической археологии переходят в
обсуждении проблем бронзового века на лексикон, базирующийся
исключительно на понятии «апеннинский» (от «прото-» до «суб-»), резервируя
определение «протовиллановский» за тем или иным горизонтом собственно
железного века; более оригинальным является употребление этого слова для
указания на пролонгацию в удаленных от моря районах Этрурии
некоторых элементов бронзовой культуры в тот период, когда виллановские
инновации раннего железного века уже были зарегистрированы в более
развитых поселениях на побережье. Мораль ясна: нет никаких
оснований полагать, что какое-то одно слово может содержать в себе важные
ценностные суждения, относящиеся одновременно к понятиям этнической
идентичности, абсолютной и относительной хронологии,
квазиисторической смены эпох и культурного консерватизма — в особенности когда у
разных авторов эти понятия смешаны в различных пропорциях и с разной
степенью амбивалентности и обобщения. Единственная разумная
альтернатива замене старого термина серией новых — это возврат к изначальной
идее Патрони. Таким образом, прилагательное «протовиллановский»
будет использоваться нами — исключительно в смысле материальной
культуры — для описания тех археологических контекстов италийского финала
D 182: 630.

Глава 12. Доисторическая Италия', от бронзового века к железному 749
бронзового века (ХП—X вв. до н. э.), которые удовлетворяют
одновременно двум следующим условиям:16
(а) достаточное количество элементов, относящихся к
соответствующему культурному «набору»: обряд трупосожжения; биконические оссуарии
в виде сосуда с крышкой; некоторые другие формы сосудов — не все из
которых погребальные, — имеющие специфический вид и несущие на
себе характерные декоративные мотивы (рифленые, гребенчатые или
штампованные); специфические типы — также совсем не обязательно
предназначенные для погребений — бронзовых топоров, мечей, «бритв»,
заколок, фибул и вообще личных украшений;
(б) географическая локализация в одном из тех регионов, где культура
Виллановы засвидетельствована начиная с раннего железного века:17
южная Этрурия и Тоскана к югу от Апеннин, центральная Эмилия и
восточная Романья — к северу, а также некоторые районы Марке и Кампаньи.
2. Преемственность между протовиллановской
и виллановской культурами
Вообще говоря, представленное выше элегантное решение своим
появлением в значительной степени обязано тому обстоятельству, что у
большинства специалистов окончательно выкристаллизовалось мнение о наличии
культурного континуитета между периодами финальной бронзы и
раннего железа, а также о преемственности между периодами поздней и
финальной бронзы. В первом случае, как мы видели, этот вопрос утратил четкость
из-за желания противопоставить «обращенный в прошлое консерватизм»
в глубинных районах Этрурии (протовиллановская культура) и
«культурную инновацию» приморских центров (культура Виллановы); было
высказано даже предположение, что определения «субапеннинский» и «протовил-
лановский» относятся к двум разным аспектам одного и того же
культурного феномена — соответственно к бытовому и погребальному. Конечно,
для выведения формулы укорачивания хронологии вряд ли можно
придумать что-нибудь лучше комбинации этих двух вариантов
интерпретации (с одной стороны, интерпретация Протовиллановы и Виллановы как
одновременных культур, из которых первая консервативна, а вторая —
прогрессивна, с другой—интерпретация субапеннинских и протовилланов-
ских элементов как синхронных, из которых первые относятся к
бытовому материалу, а вторые — к заупокойному обряду. —A3.).
Субапеннинский материал в таком случае становится синхронным виллановскому!
Однако в реальности материалы, открытые в ходе недавних раскопок,
уверенно свидетельствуют о том, что переход в вертикальной
стратиграфии, а следовательно, во времени — от финальной бронзы к раннему
железу в Апулии в точности соответствует подобным отношениям между
протовиллановским и виллановским культурными контекстами в
южной Этрурии. Похожие памятники в обеих областях — в особенности Са-
16 D 157.
См. ниже, гл. 13, часть П.

750
Часть третья
тарной в Апулии18 и Нарче в южной Этрурии19 — также демонстрируют
переход от периода поздней к периоду финальной бронзы. Эти
стратиграфические последовательности — как в Эмилии и Романье — были
установлены на памятниках, не относящихся к категории погребальных;
правда, правильной линейной последовательности во времени от ранней до
поздней Виллановы, устанавливаемой в могильниках железного века южной
Этрурии по горизонтальной стратиграфии (например, в Вейях20) или по
типологии (например, в Тарквинии21), до сих пор нигде не предшествует
столь же очевидная последовательность от Протовиллановы к Виллано-
ве — исключая, конечно, открытие протовиллановских и виллановских
захоронений на могильнике Пунтони у Сассо-ди-Фурбара22, на
территории Цере, которое до сих пор остается уникальным. Впрочем, принимая
во внимание археологические свидетельства из поселенческих памятников,
не может быть и речи о возрождении гипотезы одновременности этих двух
культур. Если бы Протовилланова и Вилланова были синхронными
культурами в различных областях, то мы с уверенностью могли бы надеяться
на обнаружение в «отсталой» протовиллановской зоне следов
взаимодействия с более «передовой» виллановской культурой — точно так же, как
в самой «передовой» зоне виллановской культуры мы действительно
находим ввезенные артефакты, доказывающие наличие обмена с
появившимися на западе около 800 г. до н. э. представителями восточного и евбей-
ского миров. В полной противоположности к этой более поздней (и
совершенно логичной) ситуации, никакие объекты виллановской культуры пока
не были найдены в протовиллановских могилах.
Впрочем, в виллановских могилах некоторых приморских центров
южной Этрурии было обнаружено несколько протовиллановских
предметов23. В Ветулонии: один оссуарий протовиллановского типа явно
находился в одном комплексе с фибулой раннего железного века на некрополе
Поджо-алла-Гвардиа; в Тарквинии: в ранней виллановской могиле на
некрополе Селчателло были найдены оссуарий и фибула
протовиллановского типа; а также в Вейях: здесь, в ямном погребении на некрополе Куат-
ро-Фонтанили, была найдена одна протовиллановская фибула. Есть все
основания рассматривать эти три изолированные находки в терминах
«модели передачи фамильных ценностей», которую вполне можно
применить к последовательности «Протовилланова — Вилланова». Подобную
интерпретацию можно применить также к двум зафиксированным
случаям отдельных протовиллановских захоронений на виллановских
некрополях — в Цере (некрополь Сорбо) и в Вейях (некрополь Казале-дель-Фос-
со). Есть, впрочем, и более сильное доказательство преемственности в
пределах одного памятника, состоящее в ясных указаниях на
последовательное использование разных зон одного и того же места. В Популонии, в
районе Вилла-де-Бароне к северу от виллановских некрополей Поджо и
18 D 203-205. 19 D 248; D 254.
20 См. ниже, гл. 13, раздел П.2. 21 D 182; D 56.
22D86.
23 Исчерпывающая библиография по этой теме: D 143: 477, примеч. 94.

Глава Ί2. Доисторическая Италия: от бронзового века к железному 751
Пьяно-делле-Гранате, имеется несколько протовиллановских могил;
сообщается также о протовиллановских фрагментах из района
северо-западных ворот.
При этом возникает вопрос: что можно сказать о концепции attar-
damento culturale [«культурного запаздывания»] внутренних районов?
Выше мы обращали внимание на стратиграфическую и, следовательно,
хронологическую последовательность, обнаруживаемую на холме Нарче в
земле фалисков [Ager Faliscus), где срез последовательных культурных
слоев образовался благодаря реке Трейя, текущей под акрополем, и в
период 1966—1971 гг. исследовался итальянскими и британскими
археологами. Было высказано предположение, что непрерывность обитания в
период перехода от бронзового века к железному на одном памятнике,
объясняемая его культурной принадлежностью к зоне Виллановы, ставит, по
всей видимости, Нарче в один ряд с памятниками в Лации (такими, как
сам Рим, Ардея и Лавиниум) и отражает раннюю стадию становления
культурных и этнических особенностей исторического племени фалисков24,
которые оставили надписи на индоевропейском языке, очень близком к
латыни. Теперь, впрочем, помимо явных признаков преемственности «Про-
товилланова — Вилланова», обнаруживаемых в основных центрах,
необходимо также указать на доказательства наличия подобного континуитета
в других местах глубинных районов южной Этрурии. Протовиллановский
материал был найден на Монте-Бизенцио и у расположенного поблизости
озера Больсена, свидетельствуя, таким образом, о том, что поселение у Би-
зенцио существовало непрерывно в период перехода от бронзы к железу,
как и в этрусскую, римскую (Визенций) и средневековую эпохи25. Эти
открытия, сделанные незадолго до написания данной главы (конец 70-х
годов XX в. —A3.), добавляют столь необходимый ракурс к эволюции вил-
лановских погребений на их ранней стадии развития, материал о чем дают
нам некрополи из окрестностей рассматриваемого места. Прежде эта
ранняя стадия в Бизенцио определялась специалистами как «суббронзовая»
пролонгация бронзового века и приравнивалась к материалу из Монти-
делла-Толфа; анализ новейших открытий позволяет сделать вывод, что
в основных центрах внутренних районов протовиллановский материал
продолжил существовать, — по крайней мере отчасти, — на синхронной
основе с ранним виллановским материалом26. Более того, для некоторых
исследователей сходные черты, обнаруживаемые, с одной стороны, в
самых ранних материалах (имеются в виду материалы до Протовилла-
новы включительно) из некрополей Бизенцио и, с другой — в самых
ранних материалах из Рима и Лация, являются индикатором реального
переселения из Лация на берега озера Больсена. В действительности же,
однако, нет никаких параллелей с такими материалами из Лация, которые
были бы характерны для раннего Бизенцио и которые при этом
невозможно было бы объяснить с точки зрения общего происхождения из Аллумьере
24 D 248: 142-144. 25 D 143: 456-460.
26 D 225: 94 слл., 120.

752
Часть третья
(по всей видимости, через Тарквинию)27. Принципиальное отличие
между стадией ранней Виллановы в удаленном от моря Монте-Бизенцио и
ранней же стадией в Тарквинии и в Вейях (археологические памятники,
базовые для Виллановы) в действительности, похоже, объясняется
различием в связях с предшествующей стадией — протовиллановской
культурой периода финальной бронзы: континуитет и постепенные
изменения в Бизенцио; пауза и радикальная реорганизация в других местах. А
концепция «культурного запаздывания» [attardamento culturale) теперь,
похоже, оказывается вполне применимой к материалам из Бизенцио,
датируемым IX в. до н. э., к которому можно отнести различные формы
керамики, некоторые культовые и ритуальные особенности, а также, возможно,
определенные аспекты социальной организации. О последних заставляет
думать многочисленность разбросанных поселений, пока еще не
централизованных, которая стала очевидной благодаря недавно начатым и
ведущимся до сих пор археологическим работам в этой области: эта
разбросанность поселения типична для периода финальной бронзы в других
местах, а взятая вместе с иными характерными чертами, она служит,
таким образом, признаком медленного перехода от финальной бронзы к
раннему железу. После известного интервала, пришедшегося на УШ в.
до н. э.28, в следующем столетии история, похоже, повторилась в
Бизенцио, где в это время производство расписной керамики продолжилось в
стереотипном геометрическом стиле, уже вышедшем из моды в других
местах.
Как мы увидим в следующей главе, внешние признаки культуры
Виллановы раннего железного века из ее основных археологических мест
типизируются по материалам ранневиллановских Вейев. Свидетельства по
структуре общества, полученные здесь при раскопках погребений, для
данной стадии отнюдь не отличаются полнотой; к выводу о
существовании отдельных «общин» легко прийти благодаря наличию обособленных
некрополей, которые расположены на возвышенностях, разбросанных
вокруг периметра центральной поселенческой зоны; при этом наиболее
ранние могилы на каждом из некрополей находятся в самой высокой точке
(Сазале-дель-Фоссо, Куатро-Фонтанили, возможно, Ваккаречча, а также
группа могил у Гротта-Грамичча29). Вопросы о том, до какой степени эти
предполагаемые общины сохраняли автономию, а также о том,
связывало ли их друг с другом что-нибудь, кроме общей потребности в хорошей
земле, воде и пространстве для экспансии, остаются лишь темами для
спекуляций. Однако не кажется чересчур рискованным описать Вейи
(вместе с другими центрами, синхронно возникшими в других местах южной
Этрурии, прежде лишенных жителей или имевших редкое население) как
«протогородской» центр — и с точки зрения занимавшегося ими
физического пространства, и с точки зрения их очевидного демографического пре-
27 D 114: 297.
28 D 143: 483—490; см. также ниже, гл. 13, раздел П.2, после знакомства с которым
читателю станет понятным смысл данной фразы.
29 D 316: ил. 32.

Глава 12. Доисторическая Италия', от бронзового века к железному 753
восходства над археологическими памятниками периода финальной
бронзы. В самом деле, «мы почти уверены, что образовались новые формы
политической власти, достаточно сильной, чтобы заставить различные
группы и роды жить вместе» на условиях, которые вполне корректно
описывать как «феномен синойкизма»30.
Появление такого феномена в сочетании с плотным населением, на
что указывает большое количество погребений на некрополях
железного века, неизбежно ведет к беспрецедентной региональной самобытности
на уровне материальной культуры — тенденция, берущая начало еще в
период финальной бронзы. Не стоит забывать, что региональные культуры
железного века в Италии, явившиеся конечным результатом того
процесса, контуры которого очерчены в этом кратком обзоре, формируют базис
этнических дефиниций — реальных или кажущихся реальными, —
созданных прежними историками. Не настаивая на полной достоверности
сказанного, у нас, в отличие от них, есть основание думать, что протовилла-
новский культурный феномен (но лишь при условии его понимания в
типологически и топографически ограничительном смысле, предложенном
в конце предыдущего раздела) представляет собой не что иное, как
материальный и видимый признак самих этрусков на их эмбриональной
стадии — в период финальной бронзы.
30 D 244: 158.

Глава 13
Д. Риджуэй
ЭТРУСКИ
I. Введение: характеристика источников
Из рассказа Тита Ливия (IV.60.9—V.1) о том, как в конце V в. до н. э.
этруски отреагировали на объявление римлянами войны Вейям,
получается следующая картина: отдельные этрусские города-государства,
имевшие, как правило, республиканское устройство, были организованы в
союз двенадцати общин; эти последние могли собираться на общий совет1
в союзном храме богини Волтумны, где они обсуждали такие вопросы,
как, например, оказание помощи Вейям. В данном случае отказ от
всякого содействия оправдывался тем, что царь Вейев совершил двойное
преступление: во-первых, против республиканского духа — самим занятием
царской должности и, во-вторых, — против религии — нечестивым
решением о прекращении праздника из-за того, что двенадцать общин
отказались избрать его, царя Вейев, жрецом. Смысл сказанного Ливием вполне
ясен — первое преступление усугубляет второе: другие государства
высказались против помощи Вейям главным образом по религиозным
причинам. Таким образом, можно было бы думать, что союз представлял собой
всего лишь некую религиозную ассамблею. Но, поскольку мы не знаем ни
о каких иных видах собраний, весьма вероятно, что деятельность союза
была сосредоточена на религиозных аспектах управления во всех сферах
жизни, включая национальную политику, ведь совершенно очевидно, что
именно эти аспекты являлись наиболее важными (точка зрения, столь
же трудная для современного понимания — во всяком случае, для
понимания в некоторых кругах, — сколь трудным для понимания в Этрурии
V в. до н. э. было бы определение решения по вейянскому делу как
«апатичного», «лишенного национального чувства» или «политически
слепого»). Такое понимание самой природы этого союза вполне согласуется с
пояснительной ремаркой Ливия насчет того, что этруски заботились о
религиозных обрядах больше, чем любой другой народ2 (V.l.6: «gens itaque
ante omnes alias eo magis dedita religionibus quod excelleret arte colendi eas»),
1 D 288: 231-236.
2 D 233: 138-152.

Глава 13. Этруски
755
а также с археологическими свидетельствами о масштабных тратах,
которые начиная с конца 7-го столетия до н. э. шли на сооружение и
поддержание в соответствующем состоянии местных святилищ по всей
Этрурии. Археология пока не преуспела в деле точной локализации союзного
святилища, которое располагалось, вероятно, около Вольсиний;3 и до сих
пор не обнаружены ни письменные, ни вещественные источники,
которые могли бы рассказать о том, когда союз был оформлен, как часто
происходили собрания, какие именно двенадцать городов входили в состав
этой федерации в каждый конкретный период времени (так как обычно
было больше двенадцати кандидатов), а также какое количество своих
представителей имела право посылать на собрание одна община.
Здравой представляется мысль о том, что сохранившийся у Ливия
эпизод с Вейями — это, пожалуй, самый подробный и надежный древний
рассказ о том, каким образом этруски творили собственную историю в
Этрурии. Ни их литература, ни их исторические писания до нас не дошли;4
сам Ливии, похоже, ничего не читал из того этрусского наследия,
которое в августовскую эпоху еще сохранялось, хотя и побуждал к такому
чтению будущего императора Клавдия, который будто бы действительно
был знаком с этими сочинениями (Светоний. Клавдий. 41—42). В
сущности, информация о внутренних отношениях между этрусскими городами-
государствами на любой стадии их взлета и падения с неизбежностью
базируется главным образом на компетентном толковании погребальных и
посвятительных материалов, многие из которых относятся к массовой
продукции, а в случае с вездесущими терракотовыми вотивными статуэтками
и архитектурными украшениями зачастую являются еще и массовой
продукцией, изготовленной в литейных формах. Такой аналитический
подход к огромному количеству предметов этого, откровенно говоря,
второсортного искусства позволяет постепенно реконструировать целую сеть
взаимосвязанных внешних влияний, таких, например, как греческое, запад-
ногреческое и фалискское, которые в V в. до н. э. уступили место влиянию
из Кьюзи, а в IV в. — из Кампании, если судить по материалам
сокровищницы вотивных приношений в Вейях5.
Что касается литературных источников по этрусской истории, здесь
необходимо понимать, что греческие и римские историки описывали те
эпизоды, в которых Этрурия контактировала с греческими государствами
и растущей римской мощью, причем описывали исключительно с
эллинской и римской точек зрения соответственно. Поэтому, когда речь идет о
собственно этрусских делах, эти авторы могут предоставить лишь
ограниченную помощь; что же касается тех эпизодов, когда контакт с
этрусками приобретал характер конфликта, у нас нет достаточных оснований
ожидать объективного рассказа от одной из заинтересованных сторон.
В этом смысле удачным является пример с тирренским пиратством6.
Соображения географического порядка не оставляют сомнений ни в
постоянном морском соперничестве между греками и этрусками, ни в нали-
3 CIL XI. 5265 (TV в. н. э.). 4 D 121.
5 D 313. б D 168.

Карта 76. Италия и прилегающие острова

Глава 13. Этруски
757
чии у последних совершенно определенных замыслов относительно
близлежащих земельных массивов Корсики и Сардинии (Диодор. V.13;
Страбон. 225). Однако не следует придавать слишком большого
значения словам Эфора, автора IV в. до н. э., согласно которому присутствие
тирренских пиратов у восточных берегов Сицилии якобы заставляло
греков держаться от этих мест подальше — вплоть до тех пор, пока сюда из
Халкиды не прибыли основатели Наксоса и Мегар (Страбон. 267). Само
существование таких этрусских корсаров в виллановский период
представляется невероятным; как бы то ни было, нужно иметь в виду, что основная
масса клише и бродячих сюжетов о тирренских пиратах вряд ли могла
быть освоена греческой мифологией до заключительной стадии ее
формирования в период между VII и V вв. до н. э. К этому же периоду относится
появление многочисленных этрусско-италийских изображений кораблей
(см. рис. 52) и морских схваток7. В гомеровских поэмах тирренские
пираты не появляются ни разу; но вот ко времени создания гомеровского
гимна к Дионису они, как оказывается, уже способны похитить этого бога.
(Имеется в виду VII гомеровский гимн «Дионис и разбойники»;
гомеровские поэмы «Илиада» и «Одиссея», согласно общепринятому мнению,
были созданы в Vin в. до н. э.; так называемые гомеровские гимны — это
собрание из 34 гексаметрических текстов, написанных в стиле
гомеровского эпоса; их подлинное авторство не установлено, как и точная
хронология; создаваться они начали, видимо, с VH в. до н. э., но большинство
их — более позднего происхождения; что касается гимна «Дионис и
разбойники», то он, скорее всего, относится к эллинистической эпохе. — А.З.)
Точно так же и шокирующие рассказы чужеземных авторов о распущенности
этрусских женщин родились из неверного толкования — осознанного или
неосознанного — социальных обычаев, которые были не похожи на
обычаи Греции и Рима8.
Итак, вывод очевиден — а для исследователя еще и провокационен:
необходимо понять историка, который при изучении Этрурии от времени
ее подъема в IX до начала упадка в V в. до н. э. вынужден продолжать
применять методы, используемые исследователем доисторической эпохи
с их особым вниманием к обезличенному экономическому базису9. Очень
хорошо сказал по этому поводу М. Паллоттино:
Голоса Гомера, Сапфо и Геродота ничего не возвещают нам об этрусках, как и о всем
том, что этот народ предуготовил для нашей современной западной культуры:
память о сколько-нибудь значимом духовном развитии, которое должно было
сопутствовать раннему расцвету этрусской цивилизации, была стерта столь же ранним ее
упадком. Вот почему этруски вместе с сохранившимися элементами их культуры
по-прежнему остаются далекими, чуждыми для нас — и в значительной степени безмолвными10.
В резком контрасте с безмолвием самих этрусков находится
значительное количество современной печатной продукции, в которой более или
7 D 224.
9 D 116.
8D6.
10 D 233: 238.

758
Часть третья
C)^^^-:£:5j
Рис. 52. Корабль начала VII в. до н. э., изображенный на местной вазе
типа импасто из Вейев (D 224: 221, рис. 7)
менее подробно излагаются вопросы, связанные с этрусской историей.
Здесь, конечно, не место говорить о сугубо популяризаторских
трактовках этрусской «загадки»; фактом, однако, остается то, что историк найдет
гораздо больше специальной информации — по сравнению с той, какую
позволяет изложить ограниченный объем данной главы — в учебниках
таких крупных специалистов, как Банги, Хёргон, Мансуэлли, Паллотти-
но, Ричардсон и Скуллард11. Учитывая данное обстоятельство, автор этих
строк решил, что относительно архаического периода (примерно 580—
480 гг. до н. э.) самым правильным будет предложить читателю всего
лишь схематичный обзор, сопроводив его основными ссылками на
замечательные открытия последнего десятилетия (имеются в виду
археологические открытия 70-х годов XX в. —А.5.), а более пристально рассмотреть
предп1ествующие, менее известные стадии — «виллановскую» и «ориен-
тализируюшую», которые приходятся на IX—VII вв. до н. э. В конце
концов, это были те две стадии этрусской истории, на которые пришлось
рождение и раннее развитие того эллинизирующего образа жизни,
который стал характерным признаком Этрурии архаического периода,
хорошо представленного в литературе. При этом нет никакой надобности
начинать рассказ об этрусках с полагающейся в таких случаях ссылки на
«загадку» их происхождения, с одной стороны, и на мнимую сложность
«дешифровки» их языка — с другой.
Что же касается языка, то здесь достаточно лишь повторить то, что
было сказано в другом месте: недавний образцовый обзор данных по
этрусскому языку12 начинается следующим строгим замечанием: «Даже
сегодня девяносто процентов образованных людей убеждены, что этрусский
язык совершенно не поддается дешифровке. Между тем это мнение <...>
устарело более чем на две сотни лет». В самом деле, этруски использова-
11 D 52; D 184; D 11; D 210; D 232; D 233; D 271; D i
12 D 233: 187-234.

Глава 13. Этруски
759
ли один из вариантов греческого алфавита, поэтому все сохранившиеся
тексты легко могут быть прочитаны, а большая их часть и понята —
особенно тысячи (без всякого преувеличения) погребальных надписей, которые
просто передают имя, возраст и, возможно, титулы умершего. Более
длинные и более сложные тексты (главным образом правовые документы и
ритуальные инструкции) по-прежнему ставят перед исследователем
проблемы: здесь точные значения некоторых слов и формул до сих пор не
являются очевидными. Отмеченное выше отсутствие всякого хотя бы
отдаленно напоминающего литературу этрусского текста создает серьезнейшие
препятствия на лингвистическом фронте, равно как и на историческом и
духовном. (См. по этому поводу ниже, с. 862.)
Что касается происхождения этрусков, то общее мнение сейчас
состоит в том, что культура железного века Апеннинского полуострова,
условно обозначаемая как «виллановская», олицетворяет собой внешний и
очевидный признак этрусков на стадии их железного века. Экзотические
элементы [с явным восточным окрасом] в археологических материалах из
местных прото-городских центров начинают появляться здесь только в
начале VIE в. до н. э., и это в своей значительной части явилось
результатом появления в районе Неаполитанского залива (Питекусы и Кимы) ев-
бейских торговцев и колонистов, имевших богатый опыт контактов с
Востоком (Аль-Мина). Именно эта колонизаторская активность, которой,
возможно, предшествовали и которой затем сопутствовали прямые
контакты с восточным миром, зафиксированные для южной Италии (Фран-
кавилла-Мариттима в Калабрии) и Сардинии, дала убедительное начало
эллинизированному движению к ориентализации; это движение началось
в конце УШ в. до н. э. и продолжалось вплоть до наплыва вещей,
выполненных в ионийском стиле, что случилось где-то после 580 г. до н. э. Таким
образом, приобретение этрусской культурой восточного характера стало
результатом первых широкомасштабных контактов между Этрурией и
внешним миром, а это отнюдь не равнозначно «восточному
происхождению» этрусков, о котором сообщает Геродот, получивший данную
информацию от лидийцев, опрошенных им спустя четыре или пять столетий
после соответствующих событий13. В широко распространенной
трактовке данной проблемы обнаруживается потрясающая современная — и в
основе своей антикварная — зависимость от античной литературной
полемики, которая никогда не предполагала беспристрастного расследования
того, что происходило в действительности14.
Итак, в дальнейшем будем исходить из того, что формирование
исторических этрусков — это постепенный процесс, имевший место на
пространстве между Тибром и Арно, а также из того, что финальные стадии
этого процесса могут быть обнаружены в археологических
свидетельствах культуры Виллановы, существовавшей на данной территории в К—
УШ вв. до н. э. Этот подход не является скрытым (и анахроничным)
присоединением к автохтонной теории происхождения этрусков, которую
изложил Дионисий Галикарнасский в I в. до н. э. (1.30); и, хотя этот наш
13 Геродот. 1.94; САН П3.2: 361. и D 68.

760
Часть третья
Карта 17. Этрурия
подход не отказывается от попыток найти чужеземный источник для
отдельных культурных элементов, которые в конечном итоге породили
феномен, ставший в полной мере этрусским (если воспринимать его извне),
он решительно отказывается от упрощенного до абсурда представления
о происхождении как о прибытии некоего народа в полном составе
откуда-то извне — представления, для подтверждения которого нет вообще
никаких археологических источников в самой Этрурии и никаких
исторических параллелей за ее пределами15.
Как уже было сказано, доступные нам источники для всех периодов
этрусской истории носят в основном археологический характер — это про-
15 D 33.

Глава 13. Этруски
761
изведения искусства и ремесла; обнаруживаются они главным образом в
захоронениях. Другими словами, до сих пор мы знаем гораздо больше
об этрусских кладбищах, чем об этрусских городах; при этом факт
состоит в том, что значительное преобладание предметов, связанных с культом
мертвых, обычно и ошибочно объясняют особенностями культуры самих
этрусков, хотя это, скорее, следовало бы связывать со склонностью
частных и публичных коллекционеров, начиная с Люсьена Бонапарта (1828 г.),
к могилам, а не к населенным пунктам. В последние годы16, впрочем, это
предпочтение заметно поубавилось, как и тенденция направлять все, по
крайней мере официальные, ресурсы на археологическое исследование
только главных центров. Святилища, открытые в портах (Пирги и Гравис-
ки) и на безымянных памятниках в глубинных районах («Аккуаросса»,
Луни, Сан-Джовенале, Мурло) вносят значительный вклад в наши знания о
религиозной практике этрусков, их повседневной жизни, строительстве
жилых домов и прочей архитектуре. Вместе с тем заявил о себе более
требовательный подход к тем свидетельствам, которые мы получили
благодаря раскопкам, старым и новым: современный период этрусскологиче-
ских штудий стал по преимуществу периодом четкого разделения — что
можно, а что нельзя называть этрусским, а также периодом анализа
материала, сепарированного таким образом. Парадоксально, но это
обстоятельство весьма способствовало тому, чтобы этрусскологические штудии
перестали существовать в качестве «закрытого цеха»: вдруг оказалось,
что этруски — это необходимый компонент доримской Италии в целом.
Не вызывает сомнений, что основная масса вещественных источников
(обширные некрополи, изделия из терракоты массового производства,
обилие надписей) в сочетании с делаемыми на их основе демографическими
и экономическими выводами наводит на мысль об этрусской
цивилизации, существовавшей в средиземноморском мире между второй
половиной Vin и началом V в. до н. э., как феномене первостепенной важности.
Сейчас мы более ясно, чем когда-либо, осознаём тот факт, что у нас
нет никаких оснований относиться к этрускам как к некой второсортной
альтернативе тому великолепию, какое воплощала собой Греция, или как
к загадочной прелюдии того величия, какое воплощал Рим17.
П. Виллановская культура:
этруски в IX—VIII вв. до н. э.
1. Предварительные замечания
Слово «виллановский» было введено в оборот в 1853 г. графом Гоззадини
в его первых отчетах18 о раскопках некрополя в коммуне Сан-Лаззаро-ди-
Савена, в 6 км к юго-востоку от Болоньи (Вилланова — обширное личное
16 D 273; D 275.
18 D 166-167.
17 D 233, 235, 236.

762
Часть третья
поместье Гоззадини — располагалось в соседней коммуне). Как видно из
названий его отчетов, Гоззадини усматривал культурную и этническую
преемственность между его «виллановскими» находками и материалами
из других мест той же области, которые перед тем были отнесены к
историческим этрускам. Аналогии с Виллановой — как, впрочем, и важные от
нее отличия (например, на юге более заметно восточное влияние) — были
установлены болонским исследователем Гирардини в материалах,
найденных к югу от горной цепи Апеннин, во время муниципальных земляных
работ в Таркуинии;19 занимаясь их изучением начиная с 1881 г., этот
ученый обратил внимание на хронологический разрыв между Таркуинией
и Аллумьере, а также на определенную типологическую близость между
Таркуинией и Лацием. В результате по поводу северного и южного
районов возникла этнологическая и хронологическая дискуссия о том, в каком
отношении они находились друг к другу, а более всего — о мнимой
проблеме происхождения этрусков; эти интеллектуальные баталии,
суммарный итог которых хорошо освещен в другом месте20, связаны в первую
очередь с именами [датчанина Ингвальда] Унсета, [немца Вольфганга]
Хельбига и [итальянца Эдуардо] Брицио — в том, что касается
этнических вопросов, а также с именами [шведа Оскара] Монтелиуса и [немца
Георга] Каро — в связи с «высокой» и «низкой» хронологиями
соответственно. Здесь достаточно сказать, что излишне полемичный характер
рассматриваемой дисциплины в период ее формирования оставил болезненную
метку в виде ошибочной, но до сих пор слишком часто встречающейся
гипотезы о смене виллановцев этрусками21 — в худшем случае «с помощью»
идеи нашествия («виллановцы были вытеснены этрусками»), в лучшем —
«с помощью» идеи хронологической преемственности («виллановцы
были предшественниками этрусков»). По поводу этих двух этнонимов
необходимо заявить в самом начале, что термин «этрусский» использовался
античными историками при описании негреческих и неримских
обитателей Этрурии; в полной противоположности с этим существительное
«виллановцы» является ничем не оправдываемым переносом современного
наименования археологической культуры на древний народ. В сущности,
«виллановцы» — это всего-навсего правопреемники «аборигенов» и
«пеласгов» ХУШ в.;22 в наш век историкам и всем, кто интересуется
археологическими свидетельствами, следовало бы задуматься над одним
авторитетным напоминанием о том, что «археологическая культура не является
ни расовой группой, ни историческим племенем, ни языковой единицей —
это всего лишь археологическая культура, и ничего более»23.
Приходится признать, что виллановские штудии с самого начала не
смогли привлечь к себе того внимания, какого они заслуживали со
стороны специалистов в смежных дисциплинах. И причина, к сожалению,
лежит на поверхности. Почти все исходные данные происходят из более чем
вековых раскопок погребений: как очень точно заметил один историк по
19 D 161. 20 D 326: 224-241, 331-357.
21 D 264; D 182; ср.: D 326: 264. 22 D 233: 37.
23 Clarke D.L. Analytical Archaeology (London, 1968): 12.

Глава 13. Этруски
763
поводу Рима железного века, самоочевидно, что «ни один некрополь,
даже самый богатый, никогда не заменит живого народного предания»24.
Кроме того, точность извлекаемой таким образом односторонней
информации всецело зависит от тщательности замеров, регистрации и фиксации
отношений между могилами на каждом некрополе и между объектами в
отдельных погребениях, — а всё это, в свою очередь, зависит от
тщательности самих раскопочных работ. Хотя в Италии качество такого
первичного обследования и фиксации варьируется не многим более, чем в
остальной Европе, оно не везде находится на одинаково высоком уровне.
Наконец, спешные публикации всего более или менее примечательного
материала или дискуссий по поводу его толкования, посвященные
отдельным замечательным гробницам, единичным нетипичным артефактам
или особым категориям артефактов, всегда были, в сущности, более
заманчивыми (и, в сущности, более вьшолнимыми) занятиями, нежели
рутинное составление полностью иллюстрированных каталогов массового и по
внешнему виду монотонного материала. Классические раскопки XIX —
начала XX в. в районе Болоньи не были объектом такой скрупулезной
обработки вплоть до 1975 г.25, когда наиболее полная публикация этого
материала началась с более чем 800 захоронений некрополя Сан-Витале,
раскопанных Гирардини еще в 1914—1915 гг.; в конечном итоге
появился общедоступный контекст — хотя и ухудшенный к нашему времени из-
за утраченных ассоциаций — для ограниченной выборки материала,
которая только и была доступна прежде26, а также противоядие грубым
фактическим ошибкам, связанным с поспешными выводами и неполным
знанием материала27. Первое переиздание старого материала по южной
Этрурии — более 500 могил в Таркуинии — появилось в 1968 г.;28 за этим
в 1972 г. последовала публикация описаний находок из одного некрополя
в Цере29, а между 1961 и 1972 гг. эти издания были дополнены
результатами раскопок и скрупулезной каталогизацией некрополя Куатро-Фонтанили
в Вейях30. Публикация более скромной, но тем не менее важной группы
захоронений из Поджо-Буко (Статония), на западном берегу реки Фьора,
появилась в 1972 г.;31 в момент написания данной главы осуществляется
полная публикация виллановского материала из Бизенцио32, а такой же
проект по Вульчи, похоже, оставлен без движения. Получается, что в сугубо
практическом плане наши знания об этом археологическом памятнике
на его виллановской стадии по-прежнему зависят от работы С. Гзелля,
вышедшей еще в 1891 г.;33 виллановские памятники Ветулонии и Популо-
нии можно упомянуть как еще более прискорбный пример
посредственных раскопок и не соответствующих никаким требованиям гхубликаций.
Ясно, что обработка всё возрастающего объема доступного
погребального материала и есть настоящая задача археологов. К сожалению, инстру-
24 Momigliano A. JRS 53 (1963): 98. 25 D 251.
26 D 264: ил. 2, 3; D 219: ил. 59-72. 27 D 190: 74, рис. 5.
28 D 182. 29 D 252.
30 D 315. 31 D 55.
32 D 143. 33 D 170; D 326: 285-289; D 269.

764
Часть третья
ментарий их профессии — выделение типов артефактов, таблицы
типовых ассоциаций находок из могил, серийность могил в горизонтальной
стратификации и, наконец, нумерация периодов — не убеждают
непрофессионалов и не способствуют их взаимопониманию; при этом иногда
складывается впечатление, что в среде профессионалов результаты,
полученные при исследовании одного археологического памятника,
автоматически отвергаются теми, кто работает на других объектах34. И всё же общая
хронологическая канва теперь вырисовывается более ясно, и именно
благодаря этому виллановская культура италийского железного века
получает историческую перспективу, которая медленно, но верно вытесняет
хаотичные спекуляции, появлявшиеся за последнюю более чем сотню лет.
Географическое распределение культуры Вилланова охватывает
южную Этрурию и Тоскану к югу от горной цепи Апеннин, центральную
Эмилию и восточную Романью к северу, Фермо в области Марке, а
также, частично, Кампанию35 (где южный вариант виллановской культуры
был разделен на топографически обособленные группы: северную, или
Капуя, южную, или Понтеканьяно, и Валло-ди-Диано, или Сала-Конси-
лина). (Следует обратить внимание читателя, что здесь и далее
правильнее было бы говорить не о «северном» и «южном» склонах Апеннин, а о
«северо-восточном» и «юго-западном» соответственно; кроме того, речь,
конечно, идет не об Апеннинской горной цепи на всем ее протяжении, а
только о так называемых Тоскано-Эмилианских, или, иначе, Этрусских
Апеннинах, — северной части Апеннин, ограниченной перевалами Ла-Чиза и
Бокка-Трабария, имеющей длину ок. 215 км. —A3.) Внешние и зримые
признаки виллановского феномена сильно различаются между этими
ареалами, а внутри каждого ареала они варьируются буквально от
одного памятника к другому. Такое несходство явно указывает на
кантональный характер виллановской стадии, что более всего напоминает саму
историческую этрусскую цивилизацию. Для всего периода, обозреваемого в
этом разделе, имеются археологические свидетельства о
калейдоскопической смене контактов, влияний и взаимоотношений как между всеми вил-
лановскими ареалами, так и внутри них36, а также между некоторыми из
них и невиллановским миром. Учитывая ограниченный характер
источников, имеющихся в нашем распоряжении, маловероятно, что когда-нибудь
появится удовлетворительное связное изложение истории этого периода;
но при всем том необходимо заметить, что в данном случае в деле
объективной оценки полученных материалов важнейшую роль играет также
типология. Точное определение типов может быстро и надежно привести
нас к обнаружению близких параллелей для отдельных артефактов, а
это, в свою очередь, позволит подойти ко взвешенным выводам
относительно того исторического (а также социального и экономического) смысла,
который заключен в таких, например, фактах, что после своей смерти
погребенные на некрополе Таркуинии люди обладали бронзовыми кампан-
Напр.: D 56 по поводу: D 182; см. также ниже, примеч. 57.
D 134: 11-26, 85 ел. Зб D 107; D ПО.

Глава 13. Этруски
765
скими мечами37 или болонскими булавками38. Процесс накопления и,
главное, использования такой информации до сих пор находится в своей
крайне неразвитой стадии.
2. К югу от Апеннинского хребта
В качестве показательного примера для этого региона сподручно взять
виллановский некрополь Куатро-Фонтанили в Вейях. Начиная с 1961 г.
здесь было исследовано несколько сот погребений, а весь материал в
форме каталога опубликован целиком к 1976 г.39. Уже к 1965 г.40 стало
возможным выстроить типологию; выделенные в результате типы были
внесены в ассоциативную таблицу групп погребений, организованную так,
чтобы «новые» типы попали на одну сторону, а «старые» оказались на
другой. Получившаяся линейная последовательность не является
хронологической во всех деталях. Однако она позволила установить некоторые
широкие хронологические подразделы, основанные на одновременности
появления и исчезновения значительного количества типов. То, что данные
широкие подразделения фактически соответствуют хронологическим
периодам, подтверждается сопоставлением этой линейной
последовательности типов с внутренней топографией некрополя, как видно на картах
распределения типов могил: поскольку означенная топография
полностью совпадает с типологической последовательностью, такое
сопоставление образует некую модель, при этом ранние могилы оказываются в
самом центре некрополя, и чем могила поздней, тем она ближе к внешнему
краю кладбища. Так и возникла работающая «относительная хронология»
сменяющих друг друга периодов, а с помощью «зацепок», обнаруженных
в некоторых могилах определенных периодов, она была преобразована
в абсолютную хронологию41. Наиболее замечательными из этих
«зацепок» являются обнаруженные в некоторых захоронениях в Вейях
периода ПА расписные скифосы42, ввозившиеся из Греции (рис. 53; евбейский
среднегеометрический период П) и датируемые по материалам из самой
Греции ближе к 800 г. до н. э., а не к 750-му; присутствие типа anforetta а
spirali43, характерного для Вейев периода ША, в могиле № 159 западно-
греческого некрополя в Питекусах (рис. 54), где благодаря параллелям
к находкам из могилы № 32544, в частности благодаря египетскому
скарабею с картушем фараона Бокхориса (время правления: 718—712 гг.
до н. э.), сопутствующий ранний протокоринфский материал датируется
последней четвертью УШ в. до н. э.; этот картуш представлен также на
37 D 67: № 207-209, 213, 352 (тип Понтеканьяно).
38 D 94: № 671, 1989. 39 D 315.
40 D 101. 41 D 102.
42 D 276. (Скифосы — греческие сосуды для питья в форме чаши с двумя
ручками. — A3.)
43 D 274: 14, рис. 2С. (Anforetta a spirali — ит. название одного из типов сосудов — «ам-
форетта со спиралями». — A3.)
44 С 17.

766
Часть третья
Рис. 53 [вверху). Евбейский скифос среднегеометрического Π периода из
могилы периода Вейи ПА (ок. 800—760), некрополь Куатро-Фонтанили
в Вейях. (Публ. по: D 276, ил. 58j.)
Рис. 54 [внизу). Виллановский сосуд в технике импасто — anforetta a spi-
rali [ит. «амфоретга со спиралями»], относящийся к периоду Вейи ΕΠΑ
(не ранее 720 г. до н. э.), с евбейского некрополя в Питекусах, из
кремированного (т. е. с пеплом покойника. —A3.) погребения,
датируемого позднегеометрическим периодом Π (ок. 725—700 гг. до н. э.). (Публ.
по: D 274: 14, рис. 2с.)
хорошо известной фаянсовой вазе в одной из могил в Таркуинии (см.:
Том иллюстраций: ил. 273)45. Наконец, была установлена
последовательность фибул46, включающая некоторые общие для некрополей Вейев (а
также для других центров южной Этрурии) и Питекус типы — в этих
некрополях среди сопутствующего для таких фибул материала уверенно
фиксируются хорошо определенные и хорошо датируемые виды
импортированной греческой керамики. Периодизация Вейев — в приблизительных
датах — представляется следующим образом: период I — заканчивается ок.
800 г. до н. э.; период ПА — ок. 800—760 гг. до н. э.; период ПВ — ок. 760—
720 гг. до н. э.; период ША — начинается ок. 720 г. до н. э.
D 182: 364-378; D 266.
D 102: 327; D 87: 78; D 192.

Глава 13. Этруски
767
Как мы видели, эти абсолютные датировки для Вейев отчасти
основаны на находках вещей, реально импортировавшихся сюда из Греции, а
частично — на соггутствующих вещах виллановских типов
(установленных и определенных в терминах относительной хронологии Вейев) из
поддающихся датировке слоев в западногреческом контексте. Фактически
хронологический статус соответствующего греческого материала не
подлежит сомнению;47 теперь необходимо проанализировать характер и
историческое значение отдельных фаз привязанной к абсолютной хронологии
местной вейянской периодизации, а также установить, какие реальные
контакты были характерны для этих фаз; и всё это нужно соотнести с
развитием виллановского феномена в целом.
Период Вейи I представлен кремированными погребениями в
украшенных выгравированным гребенчатым орнаментом биконических оссуари-
ях, вылепленных вручную из плохо обработанной глины (impasto) и
закопанных в небольших колодцеобразных шахтах (tombe apozzo — «могилы в
колодце»). Многие могилы этого периода содержат только характерную
виллановскую биконическую урну с крышкой; имеется сравнительно
небольшое количество сопутствующих сосудов импасто (от иг. impasto —
«замес», «тесто»; так называется особый тип грубой виллановско-этрусской
керамики из плохо отмученной глины (содержит крупные включения
слюды или камня), обжигавшейся до приобретения ею темно-коричневого
или черного цвета; основные формы: биконические урны и модели
небольших домов или хижин, использовавшиеся как сосуды для хранения
пепла умерших. —A3.); железные изделия чрезвычайно редки;
использование бронзы ограничено, в функциональном плане это в основном
фибулы (некоторые украшены вставками из кости или кусочками янтаря),
но также единичные наконечники копий, ободки и особый тип «бритвы» в
форме половинки серпа, что можно рассматривать как типично черту вил-
лановской культуры в такой же степени, как и саму биконическую урну.
Рост густонаселенных центров в IX в. до н. э. (период Вейи I
заканчивается ок. 800 г. до н. э.) — по какой бы причине он ни происходил—не мог не
иметь очевидного отзвука в 8-м столетии (см. выше, в конце предыдущей
главы): большая стабильность, ремесленная специализация,
развившаяся в керамическом и металлургическом производстве до степени своего
рода «индустрии», а также наличие ресурсов для более масштабного
обмена, рассчитанного как на местный уровень, так и на более отдаленные
расстояния. Во всяком случае, это — логичные умозаключения из
материала, классифицируемого как Вейи Π (ок. 800—720 гг. до н. э.) и
подразделяемого на ПА и ПВ.
Для периода Вейи ПА (ок. 800—760 гг. до н. э.) характерны
разнообразные новшества. Ингумация (предание земле, т. е. практика захоронения
умершего в противоположность оставлению тела на поверхности или
кремации. — А.З.) в вырытых ямах (иг. tombe a fossa — «могилы в ямах»)
появляется на ранней стадии и вскоре становится преобладающим погребаль-
D 219: 182-228; С 15: 302-331.

768
Часть третья
ным обычаем; гончарный ассортимент теперь включает не менее двух
образцов особого типа греческой расписной керамики48, изготовленной
на гончарном круге из очищенной глины — скифосы евбейского «суб-
протогеометрического» (с нарисованными циркулем нависающими
полукружьями) и среднего геометрического Π (с орнаментом в виде
множественных шевронов) видов, упомянутых выше, равно как и более
разнообразная и чаще встречающаяся серия форм сосудов импасто; железо
используется в широком масштабе для изготовления фибул, а также
нередко — для ножей и обручей; значительно возрастает число
обнаруженных бронзовых типов, как и количество экземпляров каждого типа — в
основном опять фибул, но еще и удил;49 также появляются первые
признаки совсем другой технологии, необходимой для изготовления поясов,
чаш, шлемов и урн из листовой бронзы. Скарабеи и фаянсовые
фигурки — типы безделушек, ввозившихся на Евбею [из восточного
Средиземноморья] начиная с середины IX в. до н. э.50, — наряду с расписными ски-
фосами вполне могут служить еще одним свидетельством
существования обмена между представителями первого поколения западных греков
(евбейские торговцы с их левантийскими контактами) и тем населением,
которое они нашли в Этрурии в начале VIII в. до н. э. Наличие подобных
греческих ваз и левантийских безделиц в Кимах [в латинской традиции —
Кумы] и Капуе51 предполагает схожие варианты доколониального
обмена с внутренними районами Кампании. С другой стороны, тип вилланов-
ского пояса из листовой бронзы, похоже, пробил дорогу в
противоположном направлении и дошел из Этрурии до Евбеи;52 хорошо сохранившийся
образец такого пояса в одной могиле периода Вейи ПА в Куатро-Фонта-
нили находился рядом с парой импортированных фибул болонского
типа (рис. 55)53.
В период Вейи ПВ (ок. 760—720 до н. э.) большинство расписных ваз
являются, вероятнее всего, местными имитациями типов,
импортировавшихся в течение периода ПА54 и сопровождавшихся формами — включая
расписные и нерасписные вазы импасто, — влияние на которые со стороны
греческих моделей носило, похоже, более общий, нежели частный
характер. На изделиях из листовой бронзы появляется тисненое линейное
убранство; железные изделия теперь представлены более крупными
типами — топоры, удила и мечи, экзотика — скарабеевидными изделиями и
фигурками из янтаря и других материалов, а также небольшими
пластинками из листового золота. Не лишен оснований вывод о том, что в конце
периода Вейи Π (ок. 720 г. до н. э.) мы быстро приближаемся к стадии, в
которой погребальный инвентарь усложняется настолько, что уже
выражает социальную дифференциацию умерших через предметы боевого
48 D 278; Not. Scav. 1972: 246, рис. 36 (могила ΑΑβγ, 1); D 276.
49 D 175: указатель мест (Ortsregister) под словом «Veji».
50 С 16: 65. 51 С 16: 224.
52 D 103.
53 Not. Scav. 1965: 70, рис. 11 (пояс); 72, рис. 13п (фибулы; ср.: D 251, ил. 326. 2, 8, 9 и др.).
54 D 276: 317.

Глава 13. Этруски
769
Рис. 55. Бронзовые вещи из одной могилы некрополя Куатро-Фонта-
нили в Вейях периода ПА (ок. 800—760 гг. до н. э.): а —
декорированный пояс из листовой бронзы; Ь — фибула с увеличенной дужкой; с —
пиявкообразная фибула (так называемая sanguisuga, по-латыни
«пиявка»); d — одна из пары импортированных фибул болонского типа с
уменьшенной дужкой
снаряжения (шлемы, щиты и мечи), личные женские украшения
(фибулы и нательные амулеты в целом), погребальные пиры (остатки стряпни
и обжарки в месте очага), а также ритуальные приготовления и
потребление специальных напитков (для чего предназначались многие сосуды
утонченной работы — импортированные или местные имитации).
Обитателей могил, которые снабжены необычайно богатым набором таких
вещей (имеются в виду утонченные сосуды для ритуальных возлияний
и т. п. — A3.), можно определить как высших в социальном отношении
распорядителей такой важной для общины деятельности; не будет излишне
рискованным видеть в них и в их дамах своего рода местную элиту55. В
свое время в разных частях Этрурии, таких как Лаций и Кампания, их
статус будет выражен через наглядные формы монументальных
«княжеских» гробниц ориентализирующего периода.
Была ли история Вейев типичной для всей остальной части южной
Этрурии в течение того столетия, краткий обзор которого мы дали в
предыдущем параграфе? В силу разных причин можно сказать, что это,
очевидно, не так. Прежде всего, Вейи являются самым южным из крупных вил-
лановско-этрусских центров Этрурии, а потому они находились ближе
всего к самым северным — а также самым ранним и, очевидно, наиболее
коммерциализированным — греческим колониям южной Италии, а
именно к евбейским Питекусам и Кимам на побережье Неаполитанского зали-
См. выше, раздел Ш.2 наст, главы.

770
Часть третья
ва. При таких обстоятельствах неудивительно, что осязаемые
свидетельства контактов виллановцев с внешним миром раньше обнаруживаются в
Вейях, чем где бы то ни было, как и то, что Вейи в результате
оказываются «мейнстримовским» [т. е. принадлежащим к главному направлению
развития] виллановским центром южной Этрурии — вместе с Таркуинией,
Вульчи и Цере. Из всех этих центров последовательность событий на
ранней и поздней стадиях культуры Вилланова относительно ясна в Таркуи-
нии;56 как было отмечено выше, материал по виллановским Вульчи
особенно плохо опубликован; виллановский же аспект Цере представлен
некоторым количеством некрополей, из которых доступен для изучения
только некрополь в районе Сорбо. Поэтому достойно особого сожаления,
что материал из Сорбо подвергся в высшей степени своеобразному и
потому сбивающему с толку стилистическому и хронологическому анализу
(дискредитировавшему себя применительно к другим местам); автор
этого анализа57 определяет этрусков как пришлый этнический элемент,
который появился в Цере на исходе 8-го столетия и первое время
сосуществовал с коренным населением, с которым он здесь столкнулся. В
действительности же в Цере, как и в других местах, археологические
свидетельства ясно указывают на высокую степень преемства — как в том, что
касается выбора мест для поселения, так и в материальной культуре —
от развитой Виллановы (VHI в. до н. э.) до ориентализирующего периода
(VII в. до н. э.). Несмотря на очевидные трудности с разделением
материала из Сорбо, в соответствии с последовательностями,
установленными для Вейев и Таркуинии, можно заметить, что развитие Сорбо по
большей части соответствует развитию этих двух центров; кроме того, здесь
есть определенное указание также и на более раннее преемство между
протовиллановским и виллановским поселением58.
Что касается территорий, удаленных от побережья и других основных
центров южной Этрурии, толкование материала с Ager Faliscus (земли
фалисков) и из таких центров, как Ветралла, Бизенцио (с памятниками,
сосредоточенными в основном вокруг озера Больсена), Питильяно и Са-
турния (в тосканской области Маремма), вращается вокруг регулярно
ставящейся проблемы об attardamento culturale [иг. «культурное
запаздывание», «культурный лаг»]. Как было показано в предыдущей главе, этот
феномен затронул Бизенцио в 9-м, а затем еще раз — в 7-м столетии.
Напротив, УШ в. до н. э. — и особенно его вторая половина — обеспечивает
нас свидетельствами об интенсивных контактах Бизенцио с основными
центрами, и эти источники демонстрируют, что данное поселение играло
важную роль в постепенном продвижении передовой культуры во
внутренние районы59. Связи между Бизенцио и Вульчи выделяются теперь
56 D 182; D 56 .
57 D 252; ср.: JRS 64 (1974): 248-249.
58 D 252: 34—35, рис. 31; D 143: 477, примеч. 94; см. также выше, гл. 12, раздел IV.2.
59 D 143: 483-490.

Глава 13. Этруски
771
как особо важные и обнаруживаются в развитом производстве расписной
керамики в Бизенцио, изначально восходящей к евбейско-кикладским
позднегеометрическим моделям и принадлежащей к той
художественной среде, эпицентр которой, похоже, находился в Вульчи. Великолепный
кратер, авторство которого, возможно, принадлежит самому евбейскому
мастеру Чеснолы, недавно был обнаружен в Пеша-Романа60, на
территории более позднего центра; выродившаяся версия излюбленного мотива
того же мастера (пара стоящих на задних лапах козлов, обрамляющих
«древо жизни») появляется на бочкообразной вазе неустановленного
происхождения61, сейчас хранящейся в Нью-Йорке, которая по форме
напоминает другие давно известные вазы из Бизенцио62. Кроме того,
обнаруженный здесь погребальный материал указывает на наличие большого
количества культурных соответствий, что наводит на мысль о контактах
с широким кругом других центров и, следовательно, указывает на раннее
использование естественного сухопутного пути север—юг, идущего по
долинам рек Тибр, Сакко, Лири и Вольтурн. На средней дистанции этот путь
связывает Бизенцио с Римом и Лацием через землю фалисков и Вейи,
следуя по тем коммуникационным линиям, которые позднее использовали
Клодиева и Кассиева дороги (Via Clodia и Via Cassia). Это подтверждается
двумя моментами: во-первых, сходством, обнаруживаемым в
престижных изделиях из листовой бронзы и в керамике утонченной работы из
Марсилианы, Бизенцио, Поджо-Монтано (Ветралла), Вейев, Ла-Рустики
(Тор-Сапиенца близ Рима: Ценина?) и Палестрины; во-вторых,
различиями между одновременными комбинациями типичных культурных
признаков Бизенцио и поселений вокруг современного города Больсена
(расположенных прямо друг против друга, соответственно на юго-западном
и северо-восточном берегах озера), что, в свою очередь, предвещает
позднейшее территориальное разграничение между римскими
муниципиями — Вольсиниями и Визенцием63. На более отдаленной дистанции тот
же путь связывает Бизенцио, Кьюзи и территорию Вульчи с северной
группой виллановских памятников (так называемая группа «Капуя») в
Кампании (где южная группа по преимуществу береговых памятников «Понте-
каньяно» демонстрирует наличие контактов — осуществлявшихся,
видимо, по морю — с приморской Этрурией: с Таркуинией и Цере). Не в
последнюю очередь с этими внешними импульсами связаны многие признаки
сложной социальной и производственной жизни, установленные нами для
60 D 93: рис. 6, 7. (Поскольку сохранились подлинные имена лишь немногих античных
вазописцев, в современной специальной литературе древних художников называют либо по
фамилии первооткрывателя отдельного шедевра (как в данном случае — «мастер
Чеснолы»), либо по фамилии исследователя группы ваз очень близкого стиля («мастер Друпа»),
либо по характерному персонажу, появляющемуся на вазах этого мастера («мастер
Бородатого Сфинкса»), либо по музею, в котором хранится лучшая ваза художника, и т. д.;
следует также добавить, что термин «группа» объединяет вазы, близкие друг другу по
стилю росписи, а термин «класс» — по форме сосуда. —A3.)
61 Музей Метрополитен. 1975. 363.
62 D1: ил. 12, 4. б3 D ПО: 63.

772
Часть третья
Бизенцио в первые десятилетия второй половины VTH в. до н. э. и
обнаруживаемые в то же самое время в Вейях (период ПВ: ок. 760—720 гг. до н. э.);
однако надежды на блестящее будущее просуществовали в Бизенцио и
других глубинных районах совсем недолго, а обстоятельства
исчезновения этих перспектив столь же неуловимы, как и обстоятельства их
зарождения.
Для территории между озером Больсена и Апеннинами характерна
не менее сложная история раннего взаимодействия между главными
приморскими центрами (Популония и Ветулония) и центрами во
внутренних районах (такими как Кьюзи, Орвието, Перуджа и Вольтерра);64 здесь
необходимо принять в расчет также связь между Тосканой (в целом
или частично) и южной Этрурией, с одной стороны, и ареалом к северу от
Апеннин — с другой. Для наших целей достаточно отметить некоторое
количество решающих факторов.
Тосканская область Коллине-Металлифере (вместе с островом
Эльба) богата металлами, в особенности железом, так что с достаточным
основанием можно предположить, что жители этой местности фокусировали
свое внимание на внешнем для Этрурии мире (рис. 5б)65. К северу
Тоскана является самым очевидным источником сырья для виллановских
металлургов в Болонье (см. ниже, раздел П.З). К югу железные окалины
были найдены в Питекусах в контексте УШ в. до н. э.;66 кроме того, анализ
обнаруженного там же неслоистого куска железной руды показал, что
добыта она была на Эльбе. Полное отсутствие свидетельств о
присутствии в Тоскане элементов греческой культуры геометрического периода
привело к предположению, что те крупные виллановские центры
Этрурии, что находились ближе к югу, своим материальным благополучием —
по крайней мере отчасти — обязаны были деятельности постоянно
проживавших здесь посредников, занимавшихся торговлей железом и
другим сырьем, в чем нуждались западные греки67.
Популония заслуживает особого упоминания среди важных центров
северо-западной Этрурии в силу того, что она единственная среди так
называемых береговых центров реально находилась на морском берегу:
ее великолепная естественная гавань вполне могла служить пунктом
приема и артефактов, и идей, шедших из Сардинии. Данное
предположение подкрепляется небольшим толосом (т. е. «псевдокупольной»
гробницей) в Популонии, относящимся, по общему мнению, к IX в. до н. э.
(это самая ранняя камерная гробница в Этрурии); сама идея сооружения
такого толоса, вероятнее всего, перекочевала сюда из Сардинии68.
Сардинские бронзы, датируемые концом IX в. до н. э., встречаются как
в Ветулонии, так и в Популонии, из чего можно сделать вывод: бронзы,
64 D 326: 320-323.
65 D 176: 163 (карта).
66 D 274: 18.
67 D 276: 318; см. также ниже, раздел Ш.З данной главы.
68 D 116: 4-5; ср.: D 233: 85-86.

Глава 13. Этруски
773
Популония Q
• Sn
Fe
Pb
Pb £ъ ·
Zn 9 #Cu
Ag #Cu Pb
#AgFb Ag
Cu#Zn
оз. Тразименское
к Монте-Амиата
• Hg
оз. Больсена
о. Джильо
оз. Вико
Ό
оз. Браччиано
О
50 км
Рис. 56. Минеральные ресурсы Этрурии: Ag — серебро; Си — медь;
Fe — железо; Hg — ртуть; Pb — свинец; Sb — сурьма; Sn — олово; Zn —
цинк. (Публ. по: D 176: 163, рис. 1.)
найденные в Вульчи и Таркуинии, поступили из того же источника69 — и
можно даже подумать о вероятном раннем финикийском интересе к
территориям за пределами Сардинии, а именно к тосканским минеральным
ресурсам.
D 57: 41-45.

774
Часть третья
3. К северу от Апеннинского хребта
Виллановская культура в современном административном регионе
Эмилия-Романья представлена многочисленными археологическими
памятниками на пространстве, пересекаемом речными долинами Рено и
Мареккья; важнейшими центрами, в которых здесь эта культура
сосредоточена, являются соответственно Болонья и Веруккьо. Материал,
полученный в ходе недавних масштабных раскопок последнего центра
(ведутся с I960 г.) в момент написания данной главы еще не был доступен
для детального исследования; хронологическая последовательность в
первом из двух упомянутых центров, усердно дискутировавшаяся почти сто
лет70 такими исследователями, как Монтелиус, Гренье, Дукати, Рандалл-
МакИвер, фон Дун, Аберг, Мессершмитт, Питтиони, Миллер-Карпе71,
Пинчелли, Фрей, Каранчини, а совсем недавно Мориджи-Гови72,
обеспечивает важнейшее связующее хронологическое звено между полуостровом,
туземными культурами Эсте и Голасекка, расположенными далее на
севере, и, наконец, культурой Гальштатт. Виллановская Болонья, таким
образом, предоставляет нам фон для осознанного суждения о позднейших
делах, таких как греческие и кельтские контакты Адрии, Спины и Фельсины.
Использование обряда кремации характеризует виллановскую
культуру в Болонье не только на протяжении всего периода, охватывающего две
описанные выше вейские фазы, но и значительно позднее. Наиболее
ранняя фаза в общепринятой системе обозначений связывается с
некрополями Сан-Витале (раскапывался Гирардини в 1914—1915 гг., материал
окончательно опубликован в 1975 г.73) и Савена. Эти два восточных
кладбища использовались в течение IX в. до н. э.; с начала УШ в. до н. э.
погребения стали совершаться на западных кладбищах Беначчи (более
тысячи «неизданных» захоронений, раскопанных между 1873 и 1875 гг.),
Беначчи-Капрара, Де-Лукка, Меленцани, Романьоли, Кортези, Нанни-
Гульельмини, Арноальди, Страделло-делла-Чертоза и Аурели. В отличие
от центров к югу от Апеннин, здесь имеются сравнительно обильные
археологические источники, происходящие с поселений периода железного
века: в начале XX в. Цаннони опубликовал материалы не менее 550 хижин,
имевших в основном округлую форму74. Большинство из них можно
отнести к железному веку; их распределение по четырем ядрам (запад, юг,
север и юго-запад), выделенным и по сути открытым секторам «общего
пространства» (?) вполне соответствует «протогородскому» статусу
(подобному тому, который постулируется для Вейев; см. выше, в конце
предыдущей главы), что вытекает из экономической, социальной и политической
структур, о чем, в свою очередь, можно сделать вывод на основании
анализа синхронных захоронений. В отношении Болоньи, впрочем,
важно заметить, что некоторые авторитетные ученые отнесли
сопутствующий «феномен синойкизма» уже к развитой стадии бронзового века.
70 D 326: 326-329, 331-357 всюду.
71 D 219: 74-88. п D 217.
73 D 251. 74 D 323.

Глава 13. Этруски
775
В болонских могилах виллановского I периода рядом с
характерными биконическими урнами находится относительно немного
погребального инвентаря, в соответствующих типах которого (прежде всего в
«бритвах» и фибулах) при определенном взгляде можно всё же разглядеть
окончание последовательностей бронзового века и начало
последовательностей соответствующих типов века железного. Определенные типы
бронзовых фибул, встречающихся исключительно в Болонье, сами по
себе указывают на существование автономного металлургического
производства. Виллановский Π период, датируемый первой половиной \ТП в.
до н. э., засвидетельствован на внешней кромке горизонтальной
стратиграфии в Сан-Витале (на востоке Болоньи) и в очевидно большем
объеме — на некрополе Беначчи (на западе Болоньи). В этот, по существу,
переходный период, когда по неизвестным причинам внутренний центр здесь
переместился с востока на запад, практика захоронения праха умерших
в биконических оссуариях сопровождалась значительным расширением
ассортимента сопутствующих сосудов типа импасто; при этом прогресс
в металлургии наглядно засвидетельствован серией великолепно
декорированных поясов из листовой бронзы. Заманчиво было бы
рассматривать один столь же великолепно украшенный — и синхронный — пояс из
кости75 как завершающее проявление эмилианской традиции бронзового
века по обработке рога и кости. Названием «виллановский Ш»
обозначается период, начавшийся в середине VIII и завершившийся где-то в VII в.
до н. э. (мнения о точной датировке его окончания разнятся). В то самое
время, когда произошло окончательное разделение между северным и
южным направлениями развития, на территориях к югу от Апеннин «вил-
лановская» культура трансформировалась в «ориентализирующую» под
внешними воздействиями, связанными с основанием греками своих самых
ранних и самых северных баз на западе; Болонья оставалась «вилланов-
ской» вплоть до VI в. до н. э., когда она попала в сферу доминирующего
этрусского влияния, шедшего с юга.
Несмотря на явные успехи в демографическом и экономическом
развитии, достигнутые в течение виллановского Ш периода, болонские
археологические источники этого времени определяются чертами, которые по
сути носят консервативный и провинциальный характер. Удила76
нередко служат индикатором высокого социального статуса хозяев некоторых
мужских и женских могил; теперь в нашем распоряжении имеются
многочисленные образцы металлических сосудов — цисты [ларцы], ситулы
[ковши] — и металлическая утварь (как и их керамические имитации);
так называемый «клад Сан-Франческо» — склад бронзовых вещей весом
1418 кг (14 800 предметов)77 — дает еще одно видимое свидетельство
сохранения за Болоньей статуса важного центра металлообработки. Весьма
правдоподобно, что богатый металлами северо-запад Этрурии,
находящийся к югу от Апеннинского хребта, был источником столь необходимо-
75 D 251: ил, 225.
76 D 175: в «Указателе мест» под словом «Bologna».
77 D 322; D 219: 87; D 67: № 175.

776
Часть третья
го сырья; из здешних центров прямые контакты с Болоньей имела, как
представляется, Ветулония78, а необычайное количество янтаря в ветулон-
ских погребениях предполагает, кроме всего прочего, значительное бо-
лонское посредничество между регионами к северу и к югу от Альп.
Хотя современная программа анализа и публикации материалов из бо-
лонских некрополей даст нам, несомненно, еще много нового, наши
представления об одном аспекте здешней жизни в виллановский период вряд
ли изменятся: по всей видимости, речь идет о полном отсутствии
оборонительных сооружений вокруг поселений. Также поразительна
редкость предметов вооружения, количество которых не превышает четы-
«-» 7Q
рех мечей с антенными навершиями , предположительно попавших сюда
из центральной Италии и центральной Европы. Воинские доспехи,
представленные на знаменитом аскосе80 в форме рогатой птицы-зверя из
некрополя Беначчи, датируемом концом VIII — началом VII в. до н. э., не
имеют параллелей среди находок реальных элементов вооружения (см.:
Том иллюстраций: ил. 287 [рис. 56а в наст. изд.]).
Рис. 56а. Аскос из некрополя Беначчи, могила № 525. Кон. VQ1 —
нач. VII в. до н. э. Муниципальньш археологический музей Болоньи
Напротив, хорошо известно, что Веруккьо того же времени богато
оружием и доспехами:81 так, мы знаем бронзовые и железные мечи из
погребений и, кроме того, открытые в 1963 г. при раскопках поселения
замечательные бронзовые щиты, напоминающие в деталях (рельефный гео-
78 D 91: 35—42; см. также выше, в конце раздела П.2.
79 D 67: № 324 (тип Фермо); 332, 334, 338 (тип Велтенберг).
80 D 290: ил. 11. (Аскос (греч. «бурдюк») — небольшой плоский кувшин
полусферической формы, имеющий трубкообразное горлышко с прикрепленной к нему ручкой;
использовался для хранения масел и заправки ламп. —A3.)
81 D 160.

Глава 13. Этруски
777
метрический орнамент в виде концентрических кругов) щиты из
гробницы Воина в Таркуинии и из гробницы Реголини-Галасси в Цере. Еще
одним звеном, соединяющим район Веруккьо с лидирующей южной
Этрурией, является использование здесь керамических сосудов и бронзовых
шлемов в качестве крышек для оссуариев, что было общей практикой в
Таркуинии и Вейях, но не в Болонье (как и, безусловно, в любом другом
месте севернее Апеннин). Успех Веруккьо, очевидно, в значительной
степени объясняется его контролем над речной долиной Мареккья, по которой
в УШ—VII вв. до н. э. пролегал основной путь, соединявший
Адриатическое побережье и Этрурию; к тому же вполне вероятна гегемония
Веруккьо над соседними малыми центрами, носившими, по-видимому,
аграрный характер. Учитывая то обстоятельство, что для своего городка
поселенцы выбрали хорошо защищенное самой природой место, гипотеза о
виллановской «колонии» из южной Этрурии выглядит вполне
приемлемой. Поселение Фермо82 в области Марке (земля народа пиценов) также
разумней всего интерпретировать как еще одну трансапеннинскую
проекцию с юга; этот центр тоже имел много общего с виллановским Π
периодом Таркуинии и виллановским Π периодом Вейев.
III. «Ориентализирующий» период:
ок. 720-580 гг. до н. э.
1. Этрусская талассократия
Благодаря рассмотренному в предыдущем разделе материалу, а также
некоторым соображениям, кратко изложенным в гл. 12, выявляются два
важных аспекта виллановской культуры в Этрурии раннего железного
века. Во-первых, значительный демографический рост в сочетании с
большой скученностью населения (что является естественным результатом
непрерывного развития оседлого земледелия и связанных с ним
технических навыков) представляет собой повсеместную поселенческую модель,
которая фундаментально отличается83 от того, что существовало в
соответствующих ареалах протовиллановской культуры8* в период финальной
бронзы. Во-вторых, огромный рост материальных ресурсов, особенно
характерный для более развитой виллановской стадии, является очевидным
результатом широких контактов со средиземноморским миром. Данные
тенденции проявились главным образом в наиболее передовых —
приморских и расположенных по Тибру — центрах южной Этрурии; в
период, рассматриваемый в данном разделе, обе тенденции получили
дальнейшее серьезное развитие. В 7-м столетии до н. э. громко заявил о себе и
третий аспект: этрусское морское дело. Этрусское доминирование в водах к
82 D 326: 323. 83 D 107.
84 См. выше, гл. 12, раздел Ш.

778
Часть третья
западу от Италии — так называемая талассократия85 — становится
«общим местом» у греческих авторов начиная с VH в. до н. э. В силу понятных
причин — враждебности и зависти — это доминирование часто
рассматривалось другими народами как пиратство (см. начало этой главы). У нас,
конечно, есть все основания предполагать, что этрусская активность на
морях уходит корнями как минимум в IX в. до н. э.: то, что этруски на
стадии своего железного века играли отнюдь не только пассивную роль
в установлении всё более близких отношений с жителями Востока и с
эллинами, вытекает из того замечательного факта, что в самый ранний
период финикийской и греческой колонизации ни одна полноценная
колония не была основана этими народами в этрусских землях, как и,
соответственно, в Сардинии и Кампании. Трудно отрицать связь такого
активного участия этрусков в морском деле с весьма высоким уровнем общей
«политической» организации, которая уже должна была сложиться к
концу ЛЩ в. до н. э. в отдельных центрах виллановской культуры. Также
можно предположить, что с самых ранних времен этрусские торговые
суда отправлялись в плавание в сопровождении военных кораблей — или,
по крайней мере, укомплектовывались вооруженной охраной (см. ниже,
в конце раздела Ш.2). Представляется, что к 7-му столетию до н. э. у
этрусков уже появился настоящий военный флот (вернее сказать, несколько
отдельных флотов — по одному у каждого крупного приморского центра);
в это время случались морские схватки, на что указывают как
изобразительные, так и письменные источники86. Между прочим, один этруск
(Писей, сын Тиррена) считался изобретателем ростр (Плиний.
Естественная история. Vn.56.209), позднее сыгравших исключительно важную роль
в войнах Рима с Карфагеном (лат. rostrum дословно означает «клюв»; так
же называли подводный таран в носовой части корабля для пробивания
бортов вражеских судов. —A3.). Военно-морские конфликты, в которых
этруски первоначально находились в союзе с карфагенянами против
греков, стали естественным продолжением положения, созданного
самыми ранними греческими колониальными предприятиями,
осуществлявшимися к югу от Этрурии.
Остается отметить еще один момент: иностранный — восточный и
греческий — интерес к Этрурии пробудился прежде всего в силу близости
некоторых развивавшихся здесь центров (таких как Ветулония и
приморская Популония) к богатой металлами зоне северо-западной Этрурии.
Невозможно исключить, что в УШ в. до н. э. в Этрурии на постоянной
основе проживали финикийские и евбейские «агенты» — ремесленники и
торговцы; даже и гораздо позже ассимиляция иностранцев местным
сообществом не представляла особых трудностей ни для Демарата и членов
его отряда в Тарквиниях (приблизительно после 656 г. до н. э.), ни для его
сына и снохи в Риме около 616 г. до н. э. (см. ниже, раздел IV.2). (Для
обозначения некоторых мест в Италии мы используем при переводе две
85 D 233: 82—90. (Талассократия — в переводе с греческого «господство на морях»
или «морская держава». —A3.)
86 D 224.

Глава 13. Этруски
779
формы топонима; например, современную итальянскую форму «Таркуи-
ния» (Tarquinia) — для обозначения археологического памятника,
традиционно называемого по современному городу, в котором или возле
которого этот памятник расположен, в данном случае — древний этрусский центр;
но когда мы говорим не об археологическом памятнике, а о когда-то
существовавшем историческом населенном пункте, то пишем
множественное число «Тарквинии» — именно так, как это делали древние латинские
авторы (лат. Tarquinii; в английском оригинале это различие не
учитывается. —A3.). Не менее важен, впрочем, и тот факт, что к началу VIII в. до н. э.
евбейские греки были отлично осведомлены о территориях к северо-
западу от Рима: хотя они сообщали друг другу о коммерческом
потенциале этой области в не фиксировавшихся на письме частных беседах и
публичных дискуссиях, не вызывает никакого сомнения, что их отзывы
о народе, с которым они там столкнулись, были аналогичны отзывам о тир-
сенах/тирренах более поздней исторической традиции. В этом смысле —
несомненно верном — национальная идентичность этрусков полностью
сформировалась ко второй половине VIII в. до н. э. Однако, независимо
от того национального образа этрусков, который сложился у других
народов, сам этрусский мир был и всегда оставался по сути таким же
кантональным [т. е. областным, партикулярным, разбитым на кантоны],
каким он был на стадии железного века.
2. Возникновение ориентализующего движения:
Питекусы и Кимы
Обмен товарами между Этрурией и внешним миром, начавшийся в
первой половине VIE в. до н. э., впоследствии был поставлен на более твердую
основу деятельностью второго поколения западных греков87, и прежде
всего основанием первого постоянного евбейского аванпоста на западе —
Питекус на острове Искья, а также появлением первой материковой
колонии в Кимах, которую заложило уже третье поколение. Сразу
приходится признать, что абсолютные даты этих колониальных предприятий
неясны. В Питекусах пока не найдено никакого ввезенного греческого
материала, который можно было бы датировать ранее 750 г. до н. э.; при
этом самый ранний здесь собственно греческий и местный
имитированный керамический тип, дающий указанную дату, стоит в начале всей
последовательности обнаруженных тут сложных археологических
контекстов (некрополь, акрополь, пригородный Блэксмитовский квартал, а
также несколько обнаруженных на поверхности мест), рассредоточенных
вокруг осевой линии длиной около 1 км. Столь крупный и столь
диверсифицированный к 750 г. до н. э.88 центр никак не мог возникнуть за одну ночь,
поэтому в качестве даты его основания принимается вторая четверть Л/Ш в.
до н. э. Не исключена и более ранняя дата, но по зрелом размышлении всё
D 3; D 47 (1969).
D 87: 66-67, с ил. 1 (КИДМ. Ш.З: 120, рис. 15).

780
Часть третья
же следует признать, что хронологическая привязка вряд ли должна
заходить слишком далеко в период ввоза евбейско-кикладских скифософ
среднегеометрической Π фазы (Вейи ПА: ок. 800—760 гг. до н. э.; см.
выше, раздел П.2) и их самых ранних местных имитаций:
распространение данного типа совмещается и в пространстве, и во времени с
распространением энотрийской геометрической керамики в южной Этрурии89, что
указывает на некую конкуренцию, для которой, конечно, не нашлось
места (или ей не оставили места) после основания прочной базы для евбей-
ских операций. Самые ранние колониальные находки в Кимах — это
ранняя протокоринфская керамика, датируемая от 725 г. до н. э.:90
именно это время — по крайней мере на данный момент — должно
приниматься за дату основания нового греческого полиса на материковом берегу
Кампании, лишенного всех естественных неудобств Питекус — изоляции,
землетрясений и извержений вулкана (Страбон. 248), — а поэтому
способного позволить себе то, в чем Питекусы до известной степени были
стеснены, а именно заниматься как торговой экспансией, так и
сельскохозяйственной обработкой хоры (хора — сельскохозяйственная
территория полиса. —A3.), что было типично для третьего поколения
переселенцев, основавших первые сицилийские колонии (Наксос — в 734 г. до н. э.,
Сиракузы в 733-м и т. д.). Альтернативная гипотеза, согласно которой
«самый ранний колониальный горизонт [в Кимах] всё-таки должен быть удрев-
лен» и увязан с основанием здесь поселения, которое «могло произойти
где-то между 760 и 735 гг. до н. э.»91, обладает большой
привлекательностью; но, если основываться на имеющихся источниках, данная гипотеза
умаляет значение Питекус этого времени (ок. 750—725 гг. до н. э., местный
позднегеометрический I период), когда они, как представляется,
оставались единственным постоянным греческим образованием на западе, а
потому фактически единственным магнитом для других чужеземцев.
В последнем отношении полезно изучить содержание 493
захоронений второй половины Vin в. до н. э. в зоне, раскопанной в Питекусах
между 1952 и 1961 гг.92 (ок. 2,5% от всех могил). Эти захоронения
распадаются на два больших временных подразделения — позднегеометрический I
и позднегеометрический Π периоды [далее: ΠΓ-Ι и ПГ-П
соответственно], — приблизительно соотносимые один с третьей, другой — с
четвертой четвертями указанного столетия. Питекусский ΠΓ-Ι соответствует
раннему протокоринфскому других мест, а также синхронен самому
раннему колониальному материалу в Кимах. ΠΓ-Ι керамика на 70%
является местной, на 30% — импортированной; 55% личных украшений
изготовлены из бронзы или железа, а 45% представляют собой «экзотику» —
обычно это личные печати, скарабеи, стеклянные стразы и драгоценные
металлы (в основном серебро; золото встречается чрезвычайно редко). Что
89 D 112. (Энотрия — древнейшее название юго-западной Италии, примыкающей к
Сицилии. —A3.)
90 С 15: 326; D 88: 142-148.
91 С 16: 230; в основном о Питекусах: D 277; D 277А.
92 D 277; D 277А.

Глава 13. Этруски
781
касается ПГ-П, то здесь 48% утонченной керамики местного
производства, 52% — импорт; эта перемена отчасти объясняется изобилием ранней
протокоринфской погребальной керамики (в особенности арибаллов).
Однако у нас нет такого простого объяснения для падения количества
экзотических аксессуаров с 45% в ΠΓ-Ι до 27% в ПГ-П; было бы разумно
предположить, что соответствующее увеличение индивидуальных украшений
из бронзы с 55% в ΠΓ-Ι до 73% в ПГ-П связано с возросшими
возможностями получать эти металлы из сырьевых источников в Этрурии. Если
судить по погребальному инвентарю, то Питекусы ΠΓ-Ι, почти полностью
синхронные Вейям ПВ (760—720 гг. до н. э.), фактически выглядят как
пункт приема товаров из целого ряда мест, до сих пор не имеющий
параллелей в средиземноморском мире. Это разнообразие уменьшилось уже
в ПГ-П; а быстрый закат Питекус, начавшийся в первой четверти VII в.
до н. э., соотносится, с одной стороны, с уходом евбейцев примерно после
696 г. до н. э. из северной Сирии93 и, с другой — с подъемом Ким на
соседнем Италийском материке.
Многие названные выше диковинные личные украшения были,
очевидно, ввезены с Востока. В числовом отношении самым крупным
классом такого рода предметов являются северосирийские, или киликийские,
печати «группы играющего на лире», из которых большинство
принадлежит к ΠΓ-Ι, а не к ПГ-П контекстам; небольшое количество украшений
из Этрурии включает образцы из Таркуинии, Фалерий и Ветулонии94.
Значительное количество серебра, особенно в ΠΓ-Ι могилах, может быть
связано с тем, что среди питекусских (и таркуинийских) керамических
типов обнаруживаются параллели с керамикой, найденной при
раскопках того, что осталось от финикийской или финикизированной
общины рудокопов, добывавших серебро в Риотинто, в Испании;95 Сардиния,
расположенная недалеко от острова Искья (см. в конце раздела П.2),
представляет собой другой источник информации, который пока не получил
того внимания, какого заслуживает. Нет недостатка в свидетельствах о
постоянном пребывании в Питекусах уроженцев Востока96. Одна грубая
амфора неизвестного производства (по форме, вероятнее всего, греческая)
имеет на своих стенках арамейскую надпись (рис. 57), связанную с ее
первичной (коммерческой и бытовой) функцией — емкость для жидких
продуктов, а также выгравированный семитский религиозный символ,
недвусмысленно указывающий на ее вторичное (погребальное)
предназначение — вместилище для детского погребения. В таком качестве эта амфора
заняла свое место на семейном кладбищенском участке обычного пите-
кусского типа, где она благодаря стратиграфии легко датируется временем
около 740 г. до н. э.; таким образом, эта амфора относится к более
раннему поколению, чем черепок от вазы местного производства с
финикийской надписью, найденный в контексте, датируемом последним
десятилетием УШ в. до н. э. (см.: Том иллюстраций к САНШ: ил. 378d).
93 D 274: 10.
94 D 273: 44; КИДМ. Ш.З: 123, рис. 17.
95 D 274: 16-17. 9б D 89.

782
Часть третья
Рис. 57. Семитские надписи на грубой амфоре, которую в период ΠΓ-Ι
(ок. 750—725 гг. до н. э.) использовали для детского погребения на евбей-
ском некрополе в Питекусах. Первичные надписи: а — арамейское
KPLN («двойное количество»); Ъ — арамейская цифра — «200»
(условная единица?). Вторичная надпись: с — универсальный семитский
религиозный символ. (Публ. по: D 89: 133, рис. 2.)
При всей важности этих двух открытий, в них, по правде говоря, нет
ничего удивительного. На арамейском говорили во внутренних районах
около Аль-Мины, крупного международного эмпория [торгового центра]
в устье Оронта, присутствие евбейцев97 в котором с конца IX в. до н. э.
удостоверено (см.: КИДМ. Ш.З: 16), среди прочего, скифосами с орнаментом
в виде нависающих полукружий, похожими на упомянутые выше два
сосуда, найденные в Вейях и в южной Этрурии98. Политическая ситуация,
сложившаяся в Сирии к середине УШ в. до н. э. в результате
ассирийского завоевания, вполне могла убедить сирийских ремесленников искать
убежища на сравнительно спокойном дальнем Западе, где основание
базы евбейцами, имевшими давние восточные контакты, могло облегчить
такую эмиграцию — к выгоде всех заинтересованных сторон. Финикия также
попала под контроль Ассирии в УШ в. до н. э., но задолго до этих событий
финикийцы были хорошо знакомы с западными морями. Один
финикийский торговый корабль, потерпевший крушение недалеко от мыса Гелидо-
97 D 274: 6-10.
98 См. примеч. 48.

Глава 13. Этруски
783
ния (юг совр. Турции), обеспечивает нас соответслъующими аналогиями и
приблизительной датой — 1200 г. до н. э. — для семи медных слитков в
форме «воловьих шкур», найденных на Сардинии". Кроме того, согласно
одной (сугубо филологической) интерпретации финикийской надписи на
так называемом Норском камне100, город Тир в период правления царя
Пигмалиона (831—785 до н. э.) отправил войско в Сардинию для защиты
там своих рудных и металлургических интересов (по всей видимости, на
плато Сульчитано, расположенном на юго-западе острова и богатом се-
ребросодержащим свинцом и железной рудой). В конце ЛТП в. до н. э.
некий евбеец — несомненно, из Питекус — расписал вазу с крышкой (см.: Том
иллюстраций: ил. 271) для совсем не греческого использования в
финикийском тофете в Сульхе101. Если переместиться на Италийский материк, то
здесь с финикийцами связывается передовая бронзовая технология,
примененная при изготовлении великолепных аксессуаров, которыми
укомплектованы могилы трех знатных энотрийцев, датируемые началом VDI в.
до н. э.;102 данные захоронения находятся на некрополе Маккьябате близ
Франкавилла-Маритгима (провинция Козенца): это приморское место
расположено идеально для целей такого морского обмена, а также для того,
чтобы быть остановочным пунктом на международных
коммуникационных линиях, которые, в частности, шли из Тирренского в Ионическое море
через этот узкий проход. Как мы уже видели, тонкая струйка энотрийской
геометрической керамики, текшая в южную Этрурию, иссякла, как
кажется, внезапно, одновременно с основанием Питекус. Интересно отметить,
что одна финикийская рельефная чаша из бронзы была найдена в Фран-
кавилле, в могиле, датируемой около 750 г. до н. э. (КИДМ. Ш.З: 119,
рис. 14), а другая происходит из Ветулонии, из контекста приблизительно
того же времени (рис. 58); помимо евбейской зоны Кампании, эти два
центра также относятся к тем относительно немногочисленным
италийским местам, в которых найдены печати «группы играющего на лире»103.
Остается подчеркнуть, что в тирренской, а уж тем более в ионийской
части южной Италии выходцы из Азии с их обычаями обмена с самого
начала приспосабливались к той социальной структуре, которая по сути явля-
" D 4: 52-78; А 53: 101, рис. 58.
100 D 132. (Норский камень — самая древняя финикийская надпись западного
Средиземноморья, найденная в 1773 г. в сардинском городе Нора; палеографически
датируется ГХ в. до н. э. — A3.)
101 С 15: 388. (Название То φ ет встречается в Ветхом Завете (4 Цар. 23: 10; 2 Пар. 33:
б; Пер. 7: 31, 32; 19: 5, б, 11—14) — здесь оно означает место в долине сыновей Еннома на
юге Иерусалима, вне его стен, где некогда стоял идол Молоха, которому приносили в
жертву детей, сжигая их на огне; после того, как царь Иосия запретил этот обряд, в Тофет
стали свозить тела казненных преступников, туши умерших животных и всякие
нечистоты; само слово сделалось синонимом ада. Этим термином обозначают также культовые
места, археологически засвидетельствованные в некоторых финикийских колониях; из
них наиболее известным является «тофет» в Карфагене — окруженное стенами святилище,
в котором приносили в жертву новорожденных детей; пепел сожженных жертв хранился
здесь же, как правило, в специальных керамических урнах. Сульх, иначе Сулышс, —
финикийская колония на юго-западном побережье Сардинии. —A3.)
102 D 319. шз D 275: 54.

784
Часть третья
Рис. 58. Рельефное украшение на внутренней стороне фрагментирован-
ной финикийской бронзовой чаши из Ветулонии, ок. 750 г. до н. э.
(Публ. по: Stud. Etr. 41 (1973): 76, рис. 2.)
лась греческой. Когда представители преуспевающего среднего класса — а
до сих пор только этот социальный слой зафиксирован археологически —
кремировали в Питекусах своих взрослых покойников, использовался
ритуал, детально напоминающий гомеровское погребение Патрокла
[Илиада. ХХШ.250—257); между прочим, как минимум некоторые жившие здесь
люди были знакомы с современной им эпической поэзией настолько
хорошо, чтобы оценить по достоинству стихотворную цитату, надписанную
на «кубке Нестора» (ок. 720)104. Такова среда, в которой уже в третьей
четверти Vin в. до н. э. евбейские Питекусы обеспечивали и надежное место
проживания, и безопасный порт для сирийцев с финикийцами,
прибывавших с востока; не будет никакого преувеличения, если мы допустим для
этого времени и для этого места существование международного
сообщества торговцев, искусных металлургов и, конечно, художников и мастеров
в ремеслах всех сортов — спасавшихся здесь или прибывших сюда по
иным причинам. Материал из «Блэксмитовского квартала» (так его
условно называют современные исследователи. — A3.) в Питекусах
подтверждает наличие здесь местной традиции по обработке бронзы и железа
(доставлявшихся, по-видимому, с Эльбы, а также откуда-то из
северо-западной Этрурии; см. выше, в конце раздела 1.2) начиная с самого раннего
зафиксированного археологически времени и до первой четверти VII в.
до н. э.; существуют источники, на основании которых вполне можно пред-
104 С 16: 300, 343, 350; Том иллюстраций к САНШ: ил. 378; КИДМ. Ш.З: 100, рис. 16;
M-L1.

Глава 13. Этруски
785
полагать наличие здесь обработки и драгоценных металлов,
взвешивавшихся, что достаточно символично, с помощью евбейского весового
стандарта, известного по более поздней монетной чеканке105. Не является
простым совпадением то, что в раннем этрусском искусстве две линии ориен-
тализирующего движения были определены как сирийская и
финикийская;106 и еще менее случайным является то, что они переплелись в нечто
совершенно неразделимое. Множественные родственные связи
(сирийская, киприотская, кикладская, восточногреческая), обнаруживаемые в
орнаменте, нанесенном на страусиное яйцо107, датируемое началом VII в.
до н. э. и хранящееся ныне в Музее Таркуинии (см.: Том иллюстраций:
ил. 274), во многом объясняются событиями предыдущего столетия.
Индивидуальные элементы декора, характерные для этой и для бесчисленного
множества других вещей, в свою очередь стали возможными благодаря
отходу от оригинальных религиозных источников и задач и движению в
сторону сугубо декоративных целей: подавляющее большинство ориента-
лизирующих произведений, найденных в Этрурии — независимо от того,
являются ли они предметами роскоши или серийными продуктами
массового производства, — следует рассматривать скорее как ремесло,
нежели искусство. Хотя непросто проследить от начала до конца все линии
развития в различных ремеслах, характерных для ориентализирующей
Этрурии в VII и VI вв. до н. э., имеющиеся источники делают наиболее
вероятным вывод о том, что в Питекусах многие эти линии начинаются во
второй половине VIII в. до н. э. К концу этого достопримечательного
столетия инициатива перешла к Кимам, а в конечном счете — к середине
VT! в. до н. э. — к специализированным ремесленным мастерским в
различных центрах самой Этрурии. Демарат, конечно, не был ответствен за
это, но можно понять, почему он выбрал Этрурию в качестве места
убежища, когда ему пришлось бежать со своей родины (здесь речь о Демарате
Коринфском — купце из рода Бакхиадов, бежавшем в сер. VII в. до н. э. от
тирана Кипсела в этрусский город Тарквинии; римский царь Тарквиний
Приск был его сыном; подробнее см. ниже, раздел Ш.З. —A3.).
Постоянное присутствие иностранного, грамотного, технологически
продвинутого и коммерчески мотивированного слоя на острове в
Неаполитанском заливе начиная с какого-то момента между (скажем) 770 и
750 гг. до н. э., а около 725-го к тому же закрепившегося на материке,
само по себе не могло не оказывать глубокого социального влияния на
этрусков, выходивших как раз в это время из стадии железного века на севере
от Тибра. Как было показано в предыдущем разделе на материале из
Вейев, обмен имел место уже до того периода, который, согласно
сохранившимся свидетельствам, рассматривается как первый период
жизнедеятельности поселения в Питекусах; с другой стороны, в Питекусах в
одну могилу периода ΠΓ-Ι была положена ранняя anforetta a spirali вместе
с левантийскими арибалами и серебряными фибулами108 (см.: Том иллю-
105 D 87: 80-81. Шб D 85: 1-2.
107 D 301. 108 Материал не опубликован (D 252: 299).

786
Часть третья
страдий: ил. 270) — превосходный пример средиземноморских
взаимосвязей в это время.
В отношении этрусской стороны, как, конечно, и в отношении
греческой, мы ничего не знаем о наличии каких-то механизмов регуляции
столь скромного обмена (обмена дарами109, как было позднее?), и еще
меньше — о долгосрочной политике или краткосрочных намерениях
обеих сторон. Однако для периода, определяемого как Вейи ПВ (ок. 760—
720 до н. э.; см. выше, раздел П.2), мы уже проследили возникновение
элиты: установление социального ранга каждого индивидуума [, чье
погребение исследовано,] затруднено, однако видно, что отнюдь не все из
них были властителями. Принадлежат ли богатые могилы выявленной
виллановской стадии в южной Этрурии необычайно прозорливым
людям, чье материальное благополучие объясняется личной
предприимчивостью, связанной с до- и первичной колониальной торговлей? Если это
так, тогда акцент, делаемый на военном деле (по крайней мере, в
археологических отчетах), сбивает с толку. К северу от Апеннин предметы
вооружения явным образом отсутствуют; в южной Этрурии этим предметам
не сопутствует озабоченность по поводу обороны — основное плато в Вей-
ях оставалось без надлежащих оборонительных сооружений вплоть до
V в. до н. э. Вместо того чтобы постулировать существование
сухопутных «тирренских бандитов» в пару к мнимым пиратам на море (Эфор в:
Страбон. 267), нам, возможно, следовало бы подумать об этих предметах
в свете прибытия сюда чужеземцев («разведчиков» или купеческих
«агентов»), «покупавших» доступ к богатому металлами региону у
соответствующих лиц и нуждавшихся в вооруженной защите как на сухопутном, так
и на морском путях к своей цели110. Такие люди неизбежно должны
были пересекать целый ряд очень непохожих территорий — фактор,
который для Ливия был даже весомей хронологических вычислений в
качестве аргумента против допущения возможности общения сабинянина
Нумы Помпилия с Пифагором в южной Италии: «Или под чьею защитой
прошел бы один сквозь столько племен, не схожих ни речью, ни
нравами?» («quove praesidio unus per tot gentes dissonas sermone moribusque
pervenisset?» — Ливии. 1.18.3; пер. В.Μ. Смирина). Эта мысль заслуживает
того, чтобы ее принять в расчет при объяснении, по крайней мере,
одного парадокса: все свидетельства по богатым могилам в Этрурии конца
Vin в. до н. э. сосредоточены в более южных центрах (например, в Таркуи-
нии и в Вейях), а не в тех, которые находятся в самом ареале, богатом
металлами. И всё же удивление вызывает тот факт, что евбейцы,
привлеченные минеральными ресурсами северо-западной Этрурии, в качестве
своей базы выбрали остров в Неаполитанском заливе, совершенно
лишенный этого сырья. Впрочем, нам до сих пор неизвестны механизмы
самого обмена — на этот счет попросту нет никаких свидетельств.
Предполагается, что по прибытии чужеземные гости могли вести дело с
местными властями, а не с частными лицами, учитывая способность первых рас-
109 D 123.
110 D 116: 6—7; см. также выше, раздел Ш.1.

Глава 13. Этруски
787
поряжаться хранилищем имеющихся в наличии общественных запасов
того сырья, которое могло быть предметом переговоров111.
3. Консолидация: Демарат
О том, какова в конце УШ в. до н. э. была экономика и как происходило
накопление материальных благ (частными лицами, или общинами, или
теми и другими вместе), сказано достаточно. Процесс этот продолжился
ускоренными темпами в первые десятилетия следующего столетия,
которые представлены новой и важнейшей категорией источников.
Письменность появляется в Этрурии около 700 г. до н. э. в форме алфавита,
заимствованного у евбейцев Питекус — Ким. Одна из самых ранних
сохранившихся этрусских надписей нанесена на красную вазу импасто местного
производства (поствиллановского и при этом негреческого типа),
происходящую с территории Цере. Надпись эта говорит о принадлежности и о фор
ме этой вазы: mi spanti nuzinaia («Я — блюдо Нудзины», рис. 59)ш. Spanti —
умбрское слово, заимствованное этрусским языком за несколько
столетий до первых свидетельств существования грамотности на его (языка)
родной, умбрской земле. Не столь удивительно, что блюдо Нудзины
связано с импортными керамическими типами, широко распространенными в
Питекусах фазы ПГ-П и в Кимах раннего колониального периода; к этим
типам относится ранняя протокоринфская котила такого высокого
качества (но не формы), какое редко встречается к северу от Тибра. Между
прочим, несколько других надписей найдены в южной Этрурии на
местных «амфоретгах со спиралями» [anforette a spirali) того типа, который
обнаруживает сходство сначала с питекусскими образцами113 левантийских ари-
балов (ΠΓ-Ι), а позднее — с ранней протокоринфской керамикой (ПГ-П).
Важная группа надписей начала VII в. до н. э. показывает, что в то время
используется комбинация «преномен—ножен» [«личное имя—родовое имя»]:
в этом разумно видеть ономастический признак решительного движения
Этрурии в сторону городской организации, основанной на характерной
италийской родовой структуре114. Как и в случае с такими товарами
ремесленного производства, как керамика, практическое использование и
широкое распространение этого нового умения — делать записи — дает
возможность лингвистам обнаружить различия между местными
традициями внутри Этрурии: были идентифицированы отдельные системы
письма на основе различных (но синхронных) способов, с помощью
которых в разных регионах изначально евбейский алфавит был
модифицирован для передачи некоторых ключевых этрусских звуков115. Начиная с
ориентализирующего периода информация по этой сложной проблеме
способствует оценке того, каковы были отношения между приморскими
и внутренними центрами самой Этрурии; для более позднего периода
ш D ПбГб.
112 D 111: 144; Stud. Etr. 36 (1968): 269, рис. 3 (Казалетга-ди-Чери).
113 См. выше, примеч. 43, 108.
114 D 127. 115 D 360.

788
Часть третья
Рис. 59. Надпись «mi spanti nuzinaia» («Я — блюдо Нудзины») — ок. 700 г.
до н. э., на обратной стороне блюда (красное импасто) местного
производства из Казалетги-ди-Чери, близ Цере. (Публ. по: Stud. Etr. 36 (1968):
230, 266, рис. 1.)
эти данные имеют огромную ценность в деле определения пропорций, в
которых отдельные центры отвечали за экспансию в сторону Кампании,
в долину реки По и на Корсику.
В отношении керамики следует сказать, что с начала VE в. до н. э.
утонченные изделия производятся хорошо опознаваемыми местными
школами. Один из ранних примеров — так называемый «кумско-этрусский»
класс в Таркуинии116, у которого много общего с продукцией современных
ему и имеющих греческие корни мастерских в Кимах; расписные ойно-
хойи некоторыми своими деталями напоминают питекусские ПГ-П и
ранние протокоринфские арибалы и лекифы. Менее претенциозные, но
также субгеометрические вазы «класса цапли» (см.: Том иллюстраций:
ил. 272)ш, изготовленные в Цере и Вейях во второй четверти VH в. до н. э.,
имеют широкий ареал распространения: образцы этого класса были
найдены даже в Геле и Элоре на юго-востоке Сицилии. Кроме того, еще до
середины VII в. до н. э. первые и наиболее утонченные сосуды типа бук-
керо в небольшом количестве начали производиться в Цере118. Это
единственный продукт, который может быть описан как типично и
исключительно этрусский, впитавший в себя греческие, азиатские и местные
формы и декоративные мотивы с помощью технологии, которая, по всей
видимости, была придумана в южной Этрурии. Три самых ранних
экземпляра находились в одном контексте с упомянутым выше блюдом
Нудзины. Другие центры (такие как Таркуиния, Вульчи, Орвието и, позднее,
Кьюзи) вскоре присоединились к Цере в деле производства таких
уникальных изделий; это объясняет высокую пропорцию утонченной
керамики, найденной в погребальных и посвятительных комплексах в период
VII—V вв. до н. э.
116 D 92, везде. ш D 116: 8; D 305: 135.
118 D 186. (Буккеро — специфический класс черной, блестящей с внешней стороны
этрусской керамики, изготавливавшейся с середины VIII в. до н. э.; по технологии
изготовления вазы буккеро почти не отличаются от ваз импасто, но выглядят более
совершенными. — А. 3.)

Глава 13. Этруски
789
Дальнейший прогресс наблюдался и в других, помимо керамики,
технологических сферах. Гробница Бронзовой Колесницы (Tomba del Carro
di Bronzö) в Вульчи119, датируемая второй четвертью VII в. до н. э. и
содержащая серию исключительно изысканных ориентализирующих
изделий из бронзы местного производства, иллюстрирует возможности
специализированных ремесленников в деле обслуживания
преуспевающей элиты. Этот вывод еще более правдоподобен в отношении всё
возрастающего числа вещей, изготавливавшихся золотых и серебряных дел
мастерами и резчиками по слоновой кости. Этих искусных
ремесленников невозможно удовлетворительным образом разделить на этрусских
«местных жителей» и «гастарбайтеров» с Востока. Как обоснованно
заметил один авторитетный ученый120, задолго до того, как значение Питекус
стало очевидным, «миграция высококвалифицированных мастеров
должна была сыграть важную роль в деле привития в Италии <...>
высокоспециализированных технологий, которые к тому времени уже были
разработаны на Востоке и ввезены в Италию в полной мере развитыми». В
этом отношении, с точки зрения того же автора, показательно и искусство
резьбы по слоновой кости:
По всем признакам видно, что данный вид специализированного ремесла поступил в
Италию с Востока одновременно с самим материалом [— слоновой костью]. В самом
деле, наиболее ранние предметы из слоновой кости, найденные в центральной
Италии, должны были быть изготовлены азиатскими мастерами, и в высшей степени
вероятно, что в начале VII в. до н. э. сирийские резчики действительно обосновались в
южной Этрурии или в Лацие и укоренили здесь это искусство. Такое переселение
вполне могло бы объяснить тот наблюдаемый нами факт, что предметы из слоновой
кости неуклонно становятся всё менее восточными по характеру — происходило это,
несомненно, по мере того, как подмастерья сменяли со временем своих иностранных
мастеров-наставников.
В описанной здесь превосходной теоретической модели так или
иначе необходимо учитывать изменение роли Питекус, в особенности же в
том, что касается обработки драгоценных металлов в Этрурии раннего
ориентализирующего периода121. Однако значение и неразрывный
характер отношений «мастер — подмастерье» никуда не исчезли.
Но вопрос об истинной природе и составе элиты VII в. до н. э.,
покровительствовавшей таким ориентализирующим специалистам, по-прежнему
остается для нас нерешенным; однако точка зрения современников на
этих людей и на их семьи — по крайней мере на момент их смерти — не
вызывает сомнений. Крупные ориентализирующие «княжеские» гробницы
первой половины VII в. до н. э., наподобие гробницы Реголини-Галасси122
на некрополе Сорбо и гробницы Вождя в Ветулонии123, представляют
собой монументальные хранилища для подношений и сокровищ,
причитавшихся героям;124 то же верно и в отношении их неэтрусских аналогов
в Лацие и Кампании (гробницы Барберини, Бернардини и Кастеллани в
119 D 273: 41, рис. 16
121 D 87; ср.: D 177.
123 D 90.
120 D 85: 2.
122 D 237.
124 D 135.

790
Часть третья
Пренесте; Фонд о Артиако 104 и другие в Кимах;125 гробницы 926 и 928 в
Понтеканьяно)126. Все три ареала расположены недалеко от одних и тех
же источников ресурсов и центров сосредоточения
высококвалифицированных ремесленников. Наличие экзотических изысканных изделий в
роскошных гробницах Лация и Кампании не обязательно предполагает
«вторжение», «доминирование» или «завоевание» этих регионов со
стороны Этрурии: тут без труда можно предложить иную модель. Само понятие
«герои» (были ли они подлинными героями или просто общество
благоразумно относилось к ним как к таковым) — еще одно мерило
проникновения Греции, естественно, той воображаемой Греции, что существует в
греческом эпосе. В этом смысле успехи, которых искусство вазовой
росписи достигло с начала VII в. до н. э., давали идеальное средство, с
помощью которого все люди (включая низшие сословия) могли узнавать о
соответствующих историях, реальных или мифических. Липгившийся
родины и много скитавшийся по миру греческий художник Аристонот127,
который в середине VII в. до н. э. работал в Цере, поместил на один из
известных под его именем кратеров следующие сюжеты: морская битва,
достойная героев (или пиратов, с точки зрения проигравшей стороны), и
ослепление Полифема.
Итак, постоянное присутствие здесь ремесленников очевидным
образом фиксируется богатыми находками ремесленной продукции. В
дополнение к этому эпиграфика дает нам возможность сделать вывод о
пребывании здесь греческих предпринимателей, вовлеченных в обычные виды
жизнедеятельности, от которых, как правило, не остается никаких
археологических следов128. Арибал буккеро, изготовленный около середины VII в.
до н. э., имеет надпись «mi Ιατθαία telicles lextumu<za>» («Я — маленький
флакон Лартха Теликлеса»); другой арибал определяет себя как «aska
eleivana» («емкость для масла»)129. Лартх Теликлес, чье имя (подобно
имени Рутиле Гипукратес130, написанному на ойнохойе того же времени)
обнаруживает этрускизированную греческую природу, на первый взгляд
производит впечатление человека, гордящегося обладанием такой
очаровательной маленькой вазой. Но, если судить по другим словам,
использованным в этой и иных надписях на подобных вазах, терминология самого
масляного дела оказывается не менее греческой, чем и само это дело:
слово «aska» происходит от «ασκός» («содранная кожа», «кожаный мех»
и, следовательно, любая форма кожаной тары), что напоминает нам о
несохранившихся кожаных бурдюках для масла;131 «eleivana» связано с
«ελαιον» («масло»); а слово «1е$ит» в точности соответствует гомеровскому
«λήκυθος» («лекиф») — в качестве такового оно, вероятнее всего,
достигло Этрурии в эпоху евбейской торговой экспансии. Учитывая эти
обстоятельства, Лартх Теликлес с одинаковой степенью вероятности мог быть
как бутилировщиком и/или розничным торговцем маслом (или даже его
125 D 35. 126 D 136.
127 D 287; D 66: 3-5, ил. 4-9. 128 D 116: 9.
129 D 436: 761-162; Dili: 143-144. 130 D 436: 155; D 109: 649, примеч. 4.
131 D 208.

Глава 13. Этруски
791
производителем), так и его покупателем. Другие имена существительные
с греческими корнями, зафиксированные на вазах 7-го столетия:132 «qutum»
(только Цере и Нарче, 675—625 гг. до н. э.; не от «κώθων», а от формы,
существовавшей в сицилийском диалекте: «κώθος» — возможно, морское
слово, обозначавшее фляжку моряка); «ргихит» (Цере; от «προχόος»
Гомера и Гесиода [«сосуд, кружка»]); «θίνα» (Цере; от «δίνος» —
понимается как «олла», «tina», по варроновской застольной типологии133). Эти вазы
использовались для хранения, транспортировки и потребления вина и
масла, а к концу VII и весь VI в. до н. э. появляется немало свидетельств
процветания экспортной торговли этрусским вином134. Некоторое
количество фрагментарных этрусских амфор этого периода найдено в
Провансе, Лангедоке и Каталонии;135 кроме того, один корабль, потерпевший
крушение недалеко от Антиба136, перевозил не менее 170 таких амфор
вместе с вазами буккеро и этрусско-коринфской керамикой, датируемой
второй половиной VI в. до н. э. Подобные открытия оповещают нас о
том, что к этому времени металл уже не был единственным товаром,
которым торговала Этрурия, — если, конечно, такое вообще когда-нибудь
было: в дополнение к продукции, изготавливавшейся в городах
гончарами и бронзолитейщиками, на обширных сельских поместьях,
несомненно, выращивали виноград и маслины для тех, кто в портах занимался
оптовыми закупками оливкового масла и вина. Греческим торговцам,
возможно, неприятно было сознавать, что для этрусков, вчерашних
пиратов, такие сельские занятия были прекрасным способом инвестиций.
Рост богатого класса собственников в Этрурии мог быть связан с
восприятием еще одной черты, характерной для греческого образа жизни
VH в. до н. э. Здесь богатство, выражавшееся главным образом в
земельной собственности, являлось непременным критерием принадлежности
к новому гоплитскому классу: «<...> можно сделать вывод, что в такой
бедной стране, как Греция, только действительно зажиточный земельный
собственник мог позволить себе иметь доспехи, которые не только
дорого стоили сами по себе, но <...> еще и требовали от бронзолитейщика
исключительного мастерства и очень много времени»137. В Этрурии, не
такой бедной стране, гоплитская фаланга вошла в практику в VI в. до н. э., а
этруски научили римлян защищаться в бою бронзовыми щитами (Дио-
дор. ХХШ.2); однако в силу разных причин появление греческого гоплит-
ского снаряжения было бы правильно относить к периоду до 600 г. до н э.138.
132 D 111:<?ш^; ср.: D 364.
133 «antiquissimi in conviviis utres vini prime·, postea tinas ponebant, id est oris longi cum
operculo, aut cupas, tertio amphoras» («древние на пирах первоначально использовали
винные мехи, потом — тины (т. е. [сосуды] с длинным устьем с крышкой), или бочки, и
наконец амфоры»; Варрон. 0 жизни рилюкого народа. I. Фр. 57 Riposati; ср.: D 111: 145—149).
(О л л а, лат. olla — тип приземистого шарообразного горшка, использовавшегося в
качестве кухонной посуды и для хранения сыпучих тел, а также как погребальная урна. — A3.)
134 D 116: 10. 135 Напр.: D 259.
135 Напр.: D 259. 137 С 58:114.
136 D34. 138 С58:116-119.

792
Часть третья
Как и в случае с этрусской одеждой вообще, современному исследователю
не всегда легко среди предметов защитного вооружения отделить
элементы, носившиеся реально, от тех, какие появлялись лишь на
изображениях. Впрочем, в Этрурии были найдены реальные образцы гоплитских
доспехов; в любом случае ясно, что серия этрусских одноручных щитов
догоплитского типа139 (обнаруживаемых в гробницах начиная с периода
развитой Виллановы) является характерной чертой ранней ориентализа-
ции, а потому вряд ли может быть отнесена к периоду после середины
Vit в. до н. э. Нелишне отметить, что введение гоплитской системы в
Этрурии не имело далеко идущих социальных последствий, за которые оно,
как обычно считается, несет ответственность в греческой истории того же
времени: можно усомниться в том, что данное обстоятельство являлось
отражением различия между этрусским процветанием и греческой
бедностью, с точки зрения естественных ресурсов всех видов.
Степень эллинского культурного влияния, столь характерного для
этрусских среднего и позднего ориентализируюших периодов,
символически отражается — чуть ли не до степени полного совпадения (или
соответствия) — в истории Демарата Коринфского140. Принадлежа к роду Бакхиа-
дов, Демарат вынужден был покинуть Коринф, когда Кипсел сверг
олигархическое правление (ок. 656 г. до н. э.). По причинам, напоминающим
те, которые заставили беженцев с греческого востока веком ранее
выбрать в качестве прибежища относительно хорошо знакомое место (Пите-
кусы), Демарат предпочел поселиться в Тарквиниях: будучи знатным
человеком, занимавшимся при этом торговлей, он раньше неоднократно
посещал Этрурию. Когда пришло время навсегда покинуть Коринф, он
выбрал себе в сопровождающие искусных мастеров с именами, говорящими
сами за себя: Евхир, Евграмм и Диоп (см.: Плиний. Естественная история.
XXXV. 152; эти «говорящие» имена расшифровываются следующим
образом: Евхир — «Одаренный искусными руками»; Евграмм — «Красиво
рисующий»; имя Диоп может быть соотнесено с греческим словом «διόπτρα» —
диоптра, угломер для определения высоты отдаленных предметов. —A3.).
Удивительно, что самые первые произведения искусств, представителями
которых были эти мастера — скульптура, фресковая живопись и
монументальная архитектура, — на основании археологических данных должны
быть отнесены именно к заключительной стадии ориентализирующего
движения (630—580 гг. до н. э.). Несколько самых ценных ранних
свидетельств в этих сферах происходят из регионов, удаленных от крупных
приморских центров. Сооружение нижнего здания святилища в Поджо-
Чивитате (Мурло, близ Сиены; раскапывается с 1966 г.)141 предварительно
было датировано концом VE в. до н. э.; его изощренное архитектурное
устройство включает коньковую черепицу с акротерием142, родственную
139 D 296: рис. 1-36.
140 Ливии. 1.34; Дионисий Галикарнасский. Ш.46; Страбон. V.2.2; VOL 6.20.
141 D 250; D 275: 56-57, рис. 20-22.
142 D 147: 181, 192. (Акротерий — скульптурное украшение, обычно в форме
пальметты, устанавливаемое на вершине и над боковыми углами фронтона здания. — A3.)

Глава 13. Этруски
793
системе кровельного покрытия, известной по некоторым поздневилла-
новским урнам-хижинам. Ко второй четверти VI в. до н. э. декоративные
фризовые пластинки с изображением четырех сюжетов начали массово
производиться в литейных формах для некоторых святилищ; и какой-то
местный Евхир — пропитанный, вероятно, поздневиллановским духом —
отважился взяться за стилистически уникальную группу из тринадцати
акротериев в виде сидящих статуй почти в натуральную величину. В
другом провинциальном городке, условно называемом «Аккуароссой» (близ
Ференто; раскапывается с 1966 г.)143, расписные архитектурные
терракоты — предположительно относившиеся к частным домам — могут быть
датированы самым концом VII в. до н. э.; такая датировка хорошо
согласуется с позднеориентализирующей живописной манерой двух ранних
расписных гробниц в Вейях (гробница Кампана и гробница Уток)144.
Даже там, где не сохранились изначальные каменные и кирпичные стены,
огромное количество черепицы и декоративной терракотовой облицовки
предоставляют нам ясные свидетельства превращения сравнительно
непрочных и часто перестраивавшихся жилищ в более долговременные дома.
Это очевидный признак уже состоявшегося перехода от деревни к городу,
причем в большинстве случаев — к городу-государству: это результат,
которого в Италии (за пределами греческих колоний) в то время достигла
только Этрурия, откуда город-государство было перенесено сначала в Рим
времени Тарквиниев, а затем — в туземную Кампанию и в долину реки По
(см. ниже, раздел IV.2), и которое в конечном итоге (подобно многим
иным исходившим из Эллады характерным импульсам) сыграло
огромную роль в формировании западной цивилизации в целом.
Примерно с 630 г. до н. э. влияние Коринфа обнаруживается особенно
ярко в «этрусско-коринфских» вазах мастера Бородатого Сфинкса145 —
первого легкоузнаваемого художника той великой традиции вазовой
живописи, которая существовала в Вульчи с конца VQ до конца VI в. до н. э.
Этот вазописец, возможно, был коринфским иммигрантом; наоборот,
формирование стиля мастера Розони146, работавшего в Вульчи примерно
с 580 по 560 г. до н. э., произошло, очевидно, в большей степени на
этрусской почве, что верно и в отношении других живописцев,
группировавшихся вокруг этого мастера («круг Розони»). Цере и Таркуиния, наряду с
другими местами, стремились не отстать от Вульчи в качестве центров
производства; уже к концу VQ в. до н. э. как иноземные, так и местные рынки
были охвачены их конкурентной продукцией — явно более массовой и
более простой этрусско-коринфской керамикой буккеро;147 образцы
последней, датируемые между 620 г. и серединой VI в. до н. э., найдены на
Сардинии, Балеарских островах, юге Франции, в Каталонии и Карфагене
(как и в греческой южной Италии и на Сицилии). Показательно, что
преобладающие формы обоих типов сосудов были пригодны для
осуществлявшихся параллельно поставок масла и вина.
143 D 223; D 275: 51. ш D 131; D 133.
145 D 324. 146 D 85: 55 ел.; D 105-106.
147 D 298: всюду, карта на с. 235; D 116: 9, примеч. 20.

794
Часть третья
IV. Архаический период:
ок. 580—480 гг. до н. э.
1. Политические и социальные перемены
в южной Этрурии
Расширение производственных и коммерческих интересов, характерное
для Этрурии 7-го столетия и связанное, несомненно, с синхронным
расширением и изменением структуры этих интересов в Великой Греции (что,
в свою очередь, было вызвано крупномасштабными социальными и
политическими переменами в самой Элладе и в восточном
Средиземноморье), вело, помимо прочего, к появлению нового социального класса:
класса богатых этрусских торговцев148 и землевладельцев. К середине VI в.
до н. э. они, похоже, обладали уже огромным экономическим и
политическим влиянием внутри своих полисов — и даже добились отстранения от
реальной власти той элиты, благодаря которой происходил подъем
этрусских городов в VTH—\Ш вв. до н. э. Самые ясные указания на этот
процесс дают, как обычно, археологические свидетельства. Монументальные
курганы, насыпавшиеся в ориентализирующий период поверх
многокамерных могил, содержавших экзотические предметы роскоши, теперь
заменяются более многочисленными и более скромными камерными
могилами для одной семьи; в цоколе они часто имеют квадратную форму,
типичную для Цере и для внутреннего плана скальных гробниц149, и
располагаются группами вдоль прямых улиц в правильно спланированных
погребальных кварталах. Возможно, самый удивительный пример
данного феномена — это хорошо спланированный и далеко не «героический»
кольцевой некрополь в Орвието (старый город Вольсиний): здесь, на
участке Крочефиссо-дель-Туфо150, эпиграфически засвидетельствовано не
менее девяноста отдельных семейных захоронений 550—500 гг. до н. э.
Более широкое и более равномерное распределение богатства и
политической власти конечно же обеспечивало базу для новых
градостроительных идей (которые определенно затронули не одни только некрополи);
по понятным причинам эти идеи могли быть легче развиты — этрусками,
как и греками — в новых колониальных образованиях, таких как Марца-
ботто151, к северу от Апеннин. Кроме того, в начале VI в. до н. э. первая
афинская керамика появилась среди погребального инвентаря не только в
главных приморских городах (особенно в таких, как Цере, Таркуиния и Вуль-
чи), но также и во внутренних районах (например, в Орвието и Кьюзи).
Все самые важные аттические чернофигурные и краснофигурные
мастерские, действовавшие в 550—475 гг. до н. э., представлены среди
буквально тысяч ваз этрусского происхождения; они включают не менее
75% всей аттической гончарной продукции установленного происхожде-
148 Stud. Etr. 22 (1952-1953): 193 ел. (D 227); D 303: 15 елл, 22, 26; D 116: 13 слл.
149 Напр.: D 104.
150 D 70. 151D211.

Глава 13. Этруски
795
ния последней четверти VI в. до н. э. — в недавних индексах сэра Джона
Бизли указано 1700 вещей только из Вульчи152. И, к сожалению, нет
сомнений, что гораздо больше вещей, предусмотрительно лишенных
информации — в интересах неких публичных и частных коллекций — о месте
своего происхождения, последние 150 лет грабительским образом
систематически вывозились с этого и других археологических памятников (и
процесс этот, увы, продолжается). Некоторое представление о далеко
зашедших социальных изменениях, которые должны были произойти в
главных этрусских городах в VI в. до н. э., можно собрать по крупицам из
сообщений источников о Риме эпохи Тарквиниев, реформах Сервия
Туллия153 и связях между ним и этрусскими кондотьерами Авлом и Целием
Вибеннами и Мастарной154. Достоверность таких рассказов, косвенно
подкрепляемых росписями гробницы Франсуа в Вульчи (TV в. до н. э.),
подтверждается синхронным источником — найденным на некрополе Пор-
тоначчо в Вейях вотивным приношением с именной надписью — Caile
Vipiines. Имеются также свидетельства о случившемся в конце VI в. до н. э.
внезапном исчезновении некоторых малых центров (вместе с их
аристократическими caste Па [лат. «укрепленные места»] и святилищами), таких
как «Аккуаросса», Кастро, Поджо-Буко и Мурло; эти события могли быть
связаны с деятельностью каких-нибудь тиранов наподобие Ларса Порсен-
ны в Кьюзи или Тефария Велианы (см. ниже, раздел IV.2) в Цере, и,
кроме того, они свидетельствуют о возникновении новых принципов
управления полисом, а также и о новых отношениях между городом и
сельской местностью.
Не так просто дать точный ответ на вопрос, насколько тенденции и
события, вкратце описанные выше, зависели от синхронных сдвигов в
греческом — и особенно восточногреческом — мире. Превосходная новая
информация по этой сложной теме была получена благодаря раскопкам в
Грависки (Порто-Клемантино)155, порту древних Тарквиний. Источники о
греческом сообществе, постоянно проживавшем в Этрурии, восходят
примерно к 600 г. до н. э. Сначала упомянем один скромный комплекс с
несколькими колодцами и столбовыми ямами, оставшимися от каркасных
и, возможно, временных сооружений, где была найдена надпись «ύδριη
μετριη» [«мерное ведро»], выцарапанная на керамическом сосуде,
использовавшемся, вероятно, для измерения объема воды. Около 580 г. до н. э.
было возведено более долговременное прямоугольное здание,
идентифицируемое как «naiskos» (от др.-греч. «ναΐσκος» — уменьшительное от «ναός»,
«храм, святилище». —A3.) и использовавшееся до 530—520-х годов до н. э.:
связанное с этим памятником впечатляющее собрание импортных вотив-
ных материалов включает большое количество средне- и позднегеометри-
ческой коринфской, аттической и восточногреческой керамики,
«эолийское» буккеро и лаконский кратер, фаянс, слоновую кость и бронзового
152 D 269.
153 D 159; D 234; см. ниже, раздел IV.2.
154 D 233: 96, ил. 20; D 122. 155 D 302; D 306.

796
Часть третья
бойца [промахос) утонченной работы. Четыре надписи — три ионийские и
одна этрусская — указывают на культ Афродиты, покровительницы
мореходства и гаваней. Другие участки того же святилища дали вотивный
материал, относящийся ко второй половине VI в. до н. э., особенно ко
времени после 540 г. до н. э. Среди этих находок имеются посвящения с
надписями Аполлону, а также Гере и Деметре, защитницам семьи,
репродуктивной функции и пропитания. Аполлон засвидетельствован надписью
эгинскими буквами и на эгинском диалекте, помещенной на каменном
якоре, кусок которого позднее был использован при возведении одной
этрусской постройки IV в. до н. э.: «Άπό|λδν|ος Αί|γινά|τα έμ|ι Σδστ|ρατος
έποιε|σε ho» («Я принадлежу Аполлону Эгинету; Сострат, [сын] ...меня
сделал») (см. выше, гл. 7е, рис. 39). У Геродота имеется упоминание об эгин-
це Сострате:156 богатством он превосходил даже Колея Самосского,
торговавшего с Тартессом в южной Испании. Форма букв, диалект и
ономастическая близость около трети всех посвятительных надписей Гере, как
и связанный с ними археологический материал, указывают на ощутимое
присутствие здесь ионийцев, в особенности тех, что прибыли из
региона Эфеса, Самоса и Милета; общее число греческих, восточногреческих
и местных ламп (являющихся важным признаком культа Деметры)
превышает 5 тыс. штук157. Качество и количество высококлассного вотивно-
го материала из Грависки (см.: Том иллюсфаций: ил. 296) остается
впечатляющим на протяжении всего 6-го и в начале 5-го столетия до н. э.: вос-
точногреческие лепные вазы для благовоний, динос «стиля дикого козла»,
чаши в стиле Фикеллура, изделия «Малых ионийских мастеров» и
великолепная бронзовая протома в виде грифона (протома — «морда»:
изображение передней части животного. —A3.), произведения «Малых
аттических мастеров», чаши «группы глаз» и, во множестве, черепки от ваз,
приписываемых таким знаменитым мастерам, как Амасис, Эксекий, Ни-
косфен, Олтос, Эпиктет, Финтий и Евфимид, либо относимых к их
манере. Имеется также большая серия коринфских, восточногреческих и
местных амфор: если их буквально воспринимать как жертвоприношение
«десятины», то они могут дать нам дополнительное доказательство
впечатляющего размаха торговли маслом и вином. Впрочем, бок о бок с αναθέματα
(«приношения [по обету], вотивные дары». — А.З.) от богатых купцов
тысячи более скромных даров — таких как лампы Деметры — служат
ясным указанием на использование этого святилища представителями
более скромного социального класса, при этом к концу VI в. до н. э.
подношения от этих людей участились. Безусловно, это явилось следствием
массового бегства с берегов Ионии, спровоцированного персидской угрозой:
случившийся после панионийского собрания 546 г. до н. э.158 и хорошо
зафиксированный в источниках исход фокейцев, имевших целью соеди-
156 «τούτοι γαρ ουκ οΐά τέ έστι έρίσαι άλλον» («С ним-то ведь никто другой в этом не
может состязаться» — имеется в виду прибыль, полученная греками от заморской
торговли. -A3) (Геродот. IV.152); D 310.
157 D 308: 262-285 (F. Boitani). 158 D 215.

Глава 13. Этруски
797
ниться с сородичами в Алалии (Алерия; основана ок. 560)159 на Корсике,
служит зримым символом многих других подобных решений о «выходе
из игры».
Знаменательные события, происходившие на просторах
средиземноморского мира, могли совпасть по времени со значительной
трансформацией этрусских художественных вкусов. В 550—480 гг. до н. э. многие
покинувшие Ионию ремесленники не должны были испытывать проблем
с получением в Этрурии заказов от богатых и глубоко эллинизированных
представителей высшего класса. Также не следует недооценивать запрос
на продукцию нового стиля, шедший от зажиточного среднего класса,
представители которого часто посещали святилища, подобные храму в
Пирги160 (порт Цере), и обретали последнее пристанище на кладбищах,
подобных некрополю Крочефиссо-дель-Туфо в Орвието (см. выше).
Типичными свидетельствами этого «ионийского» периода в истории всех
видов этрусского искусства служат такие отдельные смелые проекты,
как «церетанские гидрии» (см.: Том иллюстраций: ил. 278)ш и не менее
характерные «понтийские» чернофигурные амфоры из Вульчи162. Отныне
это место превращается в ведущий центр производства художественной
бронзы: типичная местная продукция включает шомпольные
треножники (явно напоминающие восгочногреческие образцы) и Schnabelkannen
(немецкое название бронзовых кувшинов с остроконечными носиками)163,
широко распространенные в Италии и центральной Европе. Большинство
расписных гробниц в Таркуинии164 датируются тем же периодом и
принадлежит тому же стилю; окрашивающие вещества для настенных
росписей были найдены в датируемых 580—480 гг. до н. э. вотивных контекстах
в Грависки165. Не менее важно и то, что новая мода не обошла стороной и
этрусскую одежду. Примерно с 550 г. до н. э. памятники свидетельствуют
о появлении ионийского хитона, который вместе со старой «дедалической»
формой этого вида платья появляется на расписных табличках Боккане-
ра166 из Цере, хранящихся теперь в Британском музее; на них, как и на
других бесчисленных изображениях, ионийский хитон сочетается с новой
характерной обувью с острыми носами. Эти башмаки, так называемые
calcei repandi1®, происходят от одной из форм греческих эндромидов,
которые можно видеть на спартанских и ионийских статуях второй четверти
VI в. до н. э.: они воспринимаются, пожалуй, как самый типичный элемент
этрусской одежды в период между ок. 550 и ок. 475 гг. до н. э. (Э н д ρ о м и-
д ы — кожаные полусапожки из подошвы и голенищ, закрывавших ноги
сзади и шнуровавшихся спереди, при этом пальцы ног оставались
открытыми. — A3.)
159 D 188-189. 1б° D 260.
161 D 181: 198. 1б2 D 146; D 172-173.
163 D 80-81. 1б4 D 228; D 209.
165 D 308: 238, 299. 1б6 D 281: № 16-20.
1бз j) 74: под словосочетанием «calcei repandi» (лат. «башмаки, полусапожки с
загнутыми назад носами». —A3.).

798
Часть третья
2. Экспансия
Экономическое процветание, к которому этруски приблизились в VII в.
до н. э. и которого достигли в полной мере в VI в., неизбежно вело к двум
главным результатам для них за пределами Этрурии: к
территориальной экспансии за Тибр и Арно, исходившей из некоторых центров, и к
вынужденному сокращению морской активности других центров,
связанному с расширением интересов внешних сил.
В связи с событиями на материке мы слышим о том, что Луций Тарк-
виний Приск — сын Демарата и «сильный богатством» (Ливии. 1.34.1),
полученным по наследству, — переселился со своей этрусской женой Та-
наквиль в Рим, где основал династию Тарквиниев168. Его правление здесь
(традиционные даты: 616—578 гг. до н. э.) связано с широким
строительством и особенно с тем, что только и может быть названо
градостроительным проектированием: «<...> вокруг форума между частными лицами
были распределены участки для застройки <...>» («circa forum privatis
aedificanda divisa sunt loca...» — Ливии. 1.35.10), из чего следует
предположить, что Тарквиний принес в Рим нечто вроде городской планировки, к
которой он привык в Тарквиниях.
Дальнейшие преобразования, носившие в основном конслтпущюнный
характер, приписываются его преемнику и зятю Сервию Туллию (578—
535 гг. до н. э.), который был этрускизированным латином. Некоторые
аспекты этих реформ в изложении источников169 выглядят как явные
анахронизмы; тем не менее общее впечатление состоит в том, что во второй
и третьей четвертях VI в. до н. э. Рим утратил «открытый» характер
(который столь успешно использовали Тарквиний и Танаквиль). Новая
«закрытая система», отныне и навсегда отделившая Рим от сельской
местности, получила особую выразительность благодаря Сервиеву улучшению
и расширению городской оборонительной системы, а также благодаря
размещению иноземных святилищ в особых районах за пределами
померил [городской черты Рима] — деталь, сравнимая с положением, которое
Грависки занимали по отношению к Тарквиниям. Период,
предшествующий отмене царской власти в Риме, связывается с именем Луция Тарк-
виния Суперба (535—509 гг. до н. э.) и строительством им в честь Юпитера
Всеблагого Величайшего [Jupiter Optimus Maximus) большого храма,
«который был достоин царя богов и людей, достоин Римской державы,
достоин также величия самого места...» («quae digna deum hominumque
rege, quae Romano imperio, quae ipsius etiam loci maiestate...» — Ливии.
1.53.3). С этой целью Вулка — единственный этрусский скульптор, чье
имя сохранилось благодаря Плинию170, — был вызван из Вейев для
ваяния культовой статуи. Весь этот амбициозный проект фактически
совпадает по времени с постройкой храма Портоначчо в Вейях, где террако-
168 D п7Гз7-155; D 159.
169 Ливии. 1.42—45; Дионисий Галикарнасский. IV. 16; Цицерон. О государстве. П.22.39.
170 Плиний. Естественная история. XXXV. 157; D 226.

Глава 13. Этруски
799
товая раскрашенная статуя Аполлона Венского, вылепленная вручную
(предположительно это сделал Вулка), представляет собой один из
самых знаменитых примеров ионийского стиля в этрусском искусстве.
Сведения о Тарквиниевой династии, сообщаемые Ливием и
Дионисием Галикарнасским, несомненно включали в себя некоторое
количество инородного материала, сгенерированного в силу запросов,
предъявляемых августовским веком (прежде всего это были запросы на
обнаружение в прошлом соответствуюших образцов и циклов, а также запросы
этимологического свойства). Фактом остается то, что традиционное
допущение об ориентировочно трех поколениях, прошедших между концом
7-го и концом 6-го столетий, согласуется с уровнем этрускизации,
достигнутым материальной культурой в Риме к моменту низвержения Тарквини-
ев. Этруски не основывали Рима: просто Тарквинии превратили Рим в
город. В добавление к этому нужно сказать, что присутствие в Риме
этрусской правящей династии должно было помогать этрускам осуществлять
контроль над сухопутной дорогой в Кампанию, о функционировании
которой, как мы видели выше, имеются доказательства, уходящие во
времени к развитому виллановскому периоду в Бизенцио (см. раздел П.2). Как
бы то ни было, во второй половине VI в. до н. э. на месте более раннего
поселения осков возник главный город этрусской Кампании — Капуя
(этрусский Вольтурн)171. Двенадцать союзных городов-государств Кампании,
находившихся предположительно под гегемонией Капуи, Страбон
считает этрусскими172. Алфавит найденных в этом ареале этрусских
надписей начала VI в. до н. э. происходит, похоже, от какого-то образца,
существовавшего в приморских городах южной Этрурии; алфавит этот,
использовавшийся в центральном районе внутренней Кампании в 550—
450 гг. до н. э., мог равняться по преимуществу на вейский вариант; но
вдобавок к этому Капуя выработала некоторые оригинальные детали
своего собственного алфавита.
Начало постепенному ограничению этрусской морской активности
положили непрерывные колониальные предприятия греков в южной
Италии и на Сицилии. О сражениях, происходивших в водах Сицилии или
на самом острове, упоминают Страбон (VI.2.10) и Геродот (VI. 17, 22—24);
а в одной хвалебной речи периода ранней империи упоминается
морская экспедиция, отправленная из Тарквинии на Сицилию членом рода
Спуриннов173, вероятно, в VI или в начале V в. до н. э. Имеется указание
Аристотеля [Политика. Ш.5.10—11) на договоры между карфагенянами
и этрусками, заключенные, несомненно, на базе общих антигреческих
интересов; в литературе этот альянс связывают с покрытыми письменами
золотыми табличками из святилища в Пирги (см. [рис. 59а, а также]: Том
иллюстраций: ил. 297) по поводу введения в местном порту здешним пра-
Ливий. IV.37.l-2; Беллей Патеркул. 1.7.
Страбон. V.4.3; D 154.
D 304: ил. 4 и всюду.

800
Часть третья
fc>
***** Ϋ f\h<>i>fa *
χ/
% '
#
IM*
is®
?,wo MW7''»ίο
дугами neu
у, НЛНУИУ
#<
κφ
&
® \
1\
A$j
Pw£. 5.9α. Золотые таблички из Пирги; ок. 500—480 гг. до н. э.
Прорисовка. (Публ. по: Italy before the Romans: The Iron Age, Orientalising
and Etruscan Periods/Edd. Ridgway, D. and RR. (London; N.Y., 1979):
406, рис. 6.)
вителем, Тефарием Велианой, карфагенского культа174 (таблички
датируются ок. 500—480 гг. до н. э.). Впрочем, задолго до того, как дело
дошло до союза, примерно в 540 г. до н. э. в Сардинском море произошла
битва, где, согласно Геродоту (1.165—166), объединенный флот Карфагена
и Цере нанес поражение фокейцам из Алалии, основание которой прямо
угрожало этрусским интересам. Этрускам эта победа далась высокой
ценой; еще хуже было то, что в любом случае они оказывались под
давлением не только западных греков, но и своих же карфагенских
союзников, которые, в отличие от самих этрусков, смогли после Алалии
консолидироваться и усилить собственное могущество. В сущности, более чем
вероятно, что Тефарий Велиана был посажен в Цере именно
карфагенянами — с целью обеспечения антигреческого настроя в регионе, известном
своим старинным культурным родством с Элладой.
После сражения в Сардинском море фокейцы ушли, чтобы основать
колонию в Элее (Велия) в южной Италии, а этруски усилили свое
присутствие на Корсике. Доримский некрополь в Алерии дал самую
значительную группу этрусских надписей за пределами Апеннинского
полуострова175. Неудивительно, что, с точки зрения алфавита, эти тексты близки
174 D 260: 730—743, ил. 4. (Согласно этим табличкам, Тефарий Велиана — правитель
города Цере — принес жертву богине Уни (финикийская Астарта) и посвятил ей храм; в
других источниках имя этого этрусского царя не встречается; Пирги являлись
корабельной стоянкой Цере. — A3.)
175 D 188: 547-576 (Heurgon).

Глава 13. Этруски
801
надписям из Популонии. Однако этрусская талассократия так и не
смогла компенсировать потерь, понесенных в 540 г. до н. э. В результате
инициатива в деле экспансии перешла к тем этрусским центрам, которые
располагались в глубине страны, причем отныне все взоры были
обращены на регион к северу от Апеннин, внутренний рынок которого обладал
большими возможностями. При этом он, очевидно, казался еще
привлекательней в связи с перспективами прибыльного обмена с народом,
жившим дальше к северу и в то время почти неизвестным176.
Этрусское господство в долине По177 засвидетельствовано
археологически с конца VI в. до н. э. и в источниках связывается178 с основанием
двенадцати городов — главным образом Фельсины (Болонья) — такими
легендарными персонажами, как Тархон и Окнус179. Из Кьюзи, Вольтер-
ры и Ареццо происходит алфавит, засвидетельствованный с начала V в.
до н. э. для Эмилии и Романьи и вообще для севера Италии. Занятным
напоминанием о постоянной потребности расположенных к югу от
Апеннин центров в сбыте излишков своей сельскохозяйственной продукции
является рассказ об Аррунте из Клузия (совр. Кьюзи)180, который в
конце V в. до н. э. отправился с партией вина, маслин и фиг торговать с
кельтами. Не столь забавна та версия этого рассказа, которая возлагает на Ар-
рунта вину за кельтское вторжение на север Италии: используя свои
превосходные товары в качестве приманки, он досконально продумал этот
непатриотичный план ради отмщения своему соотечественнику за то,
что тот совратил его жену (совратитель был настолько влиятельной
персоной, что наказать его можно было лишь с помощью чужеземцев). Каков
бы ни был социальный статус этого Аррунта, который, скорее,
производит впечатление поставленного в тупик сельского жителя, он
определенно не являлся первопроходцем: его потенциальные покупатели к тому
времени были хорошо знакомы с продукцией процветавшей в южной
Этрурии бронзолитейной индустрии, о чем недвусмысленно
свидетельствует частота употребления термина «Schnabelkanne» [нем. «кувшин с
носиком»] в современной археологической литературе применительно к
кельтским регионам.
Расположенную на морском берегу Адрию (совр. Атри) Ливии (V.33.8)
называет этрусской колонией, от имени которой получило свое название
Адриатическое море; с последней четверти VI в. до н. э. она делила роль
торгового центра со Спиной, которая археологически
идентифицирована в 1922 г. и известна из письменных источников181 как греческий город,
достигший процветания на этрусской земле. Действительно,
эпиграфические материалы из Адрии182 предполагают, что прежде всего она была
эгинской колонией, основанной в приморском регионе (называемом в ис-
176 D 140; D 75; D 76. 177 D 115.
178 Полибий. П.17; Ливии. V.33-35.
179 Сервий. Комм, к «Энеиде». X. 198-200.
180 Дионисий Галикарнасский. ХШ.10—11; Ливии. V.33.2—3; Плутарх. Камилл. 15.
181 Страбон. V.1.7; Плиний. Естественная история. Ш.16.120.
182 D 113.

802
Часть третья
точниках Умбрией183), богатом естественными ресурсами и
географически очень удобной для ведения торговли; исходя из этого, можно сделать
вывод, что Спина должна была быть конкурентоспособным этрусским
творением (520—510 гг. до н. э.), придуманным специально для
привлечения греков (но при удержании их на дистанции, как и в случае с Грависка-
ми [порт Тарквиний] и с Римом Сервия Туллия), а потому, конечно, более
поздним, чем Адрия, которая могла перейти под прямой этрусский
контроль в V в. до н. э. Важнее вопроса о национальной принадлежности этих
двух крупных портов являются вопросы, касающиеся культурного
эффекта от их функционирования в качестве своего рода «расчетных
палат» для нужд греческой торговли с этрускизированной долиной По и с
Европой к северу от Альп, а также от взаимоотношений между греками и
этрусками, которые неминуемо должны были стать близкими перед
лицом, например, либурнских «пиратов», действовавших в южном
направлении от далматинского побережья.
Предположить существование в это время постоянных связей с той
частью Этрурии, которая расположена к югу от Апеннин, можно уже на
основании местоположения одного безымянного центра около Марцабот-
то184. Этот важный торговый и ремесленный город имеет вид
колониального поселения, основанного на том пути, по которому Аррунт шел из
Тосканы в Болонью; прямоугольный план этого города, как и в случае со
Спиной, отражает современные греческие представления о
градостроительстве. Другой безымянный центр, открытый на территории
современного Казалеккьо-дель-Рено, был основан в том месте, где Паданская
долина переходит в Паданскую равнину — недалеко от этрусского кладбища
Чертоза близ Болоньи, чей погребальный материал дал название
местной археологической культуре — Etruria Padana (Паданская Этрурия;
прилагательное «паданский» образовано от латинского названия реки По —
Padus, по-русски «Пад». —А.З.).
3. Закат
Итак, известное заявление Катона о том, что «чуть ли не вся Италия
находилась во власти этрусков» («Tuscorum injure репе ornnis Italia fiierat»)185,
хотя и является преувеличением, всё же отражает наличие в прошлом
действительно широкой этрусской экспансии, археологически
засвидетельствованной от Салернского залива на юге до Тридентских Альп на
севере. Необходимость защиты такого множества разнообразных
интересов от конкурентов (кельтов, римлян, греков, карфагенян, не говоря уже
о соседних италийских народах), одновременно бросавших вызовы с
разных сторон, в конечном итоге оказалась чересчур сложным испыта-
183 Страбон. VIIL6.16; Геродот. IV.49; Стефан Византийский, s.v. «Όμβρικοί».
(Греческие авторы обычно называют Умбрию «Страной омбриков». —A3.)
184 D71,j.0.;D211.
185 Сервий. Комм, к «Энеиде». XI.567; ср.: Ливии. 1.2.5; V.33.7—11.

Глава 13. Этруски
803
нием: ведь Этрурия не имела централизованной организации, чтобы
постоянно согласовывать все свои действия (во всяком случае, за
пределами страниц маколейевских «Баллад Древнего Рима»). (М а к о л е й Томас
Бабингтон (1800—1859) — английский государственный деятель, историк и
литературный деятель викторианской эпохи; его поэтические и
исторические интересы проявились, в частности, в книге стихов «Lays of Ancient
Rome» (1842); К. Маркс, например, называл Т. Маколея
«систематическим фальсификатором истории», имея в виду особенности его
пятитомной «Истории Англии». —A3.) Обозначение «Этрусская империя»
искажает историческую реальность.
Изгнание Тарквиния из Рима в 509 г. до н. э. и затухание здесь
этрусского влияния, фиксируемое археологически к 475 г. до н. э.186,
предполагает, что к началу V в. до н. э. путь в Кампанию через Лаций уже не мог
быть гарантирован для этрусков. Бесперспективная попытка захватить
порт в Кимах закончилась печально в 474 г. до н. э., когда сиракузский
флот, вызванный этим городом на подмогу, нанес сокрушительное
поражение этрускам187. В качестве доказательства окончания этрусского
могущества Гиерон и сиракузцы принесли в Олимпию посвятительный
дар — покореженный этрусский шлем188 из Ким. В отличие от
карфагенян, разбитых в 480 г. до н. э. Фероном и Гелоном при Гимере, этруски
оказались не в состоянии продолжить схватку на следующий день. В
середине V в. до н. э. самниты напали на Кампанию (Страбон. V.4.11); в
начале IV в. до н. э. кельтские племена выгнали этрусских поселенцев и
колонистов из Паданской долины;189 видимо, это явилось кульминацией
периодических рейдов, совершавшихся на протяжении двух столетий,
что можно предположить на основании более ранних изображений
кельтских воинов на могильных стелах из Фельсины. Тем временем в южной
Этрурии ослабевшие государства столкнулись с новыми унижениями,
такими как разграбление в 384 г. до н. э. святилища в Пирги Дионисием
Сиракузским (Диодор. XV. 14), сделавшим это под циничным предлогом
подавления этрусского пиратства, а также с неумолимым продвижением
Рима всё глубже в Этрурию и Умбрию. О финальном, роковом
вторжении сигнализировали практически ежегодные войны против Вейев,
которые вел Рим между 437 и 406 гг. до н. э. и которые завершились их
разрушением в 396-м (Ливии. V.21), после того как другие государства
отказали в помощи при обстоятельствах, описанных в самом начале этой
главы. Два признака, по которым этруски опознаются на своей земле и за
ее пределами — их язык и одежда, — были постепенно ликвидированы в
результате последовательного поглощения римской культурой190. Хотя
процесс этот потребовал времени, этрусское искусство так и не смогло
достигнуть своей «классической эпохи».
186 D 159: 549.
187 Диодор. XI.51; Пиндар. Пифийские оды. 1.72.
188 D 233: ил. 16.
189 Полибий. П.17; Диодор. XIV. 113; Ливии. V.33-35.
190 D 445: 7-9; D 174: 171-180; D 74: 3.

Глава 14
Э.-Т. Салмон
ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК: НАРОДЫ ИТАЛИИ
Постепенный переходу к оседлости и к более разносторонней
экономике, имевший место в Италии уже в период финальной бронзы, уверенно
продолжился в эпоху железного века и в результате привел к
формированию особых и устойчивых региональных культур. Впрочем, скорость и
степень сдвига к регионализму варьировались от одной части
полуострова к другой. Научное изучение этого процесса, нужно сказать, также
было неравномерным. Большое историческое значение и впечатляющие
результаты археологических раскопок в Этрурии неминуемо
гарантировали сохранение исследовательской активности в этой области на высоком и
устойчивом уровне; Кампания также оставалась регионом, вызывающим
глубокий интерес, в особенности после важных открытий на острове Искья
и у Понтеканьяно; Великая Греция также начала получать должное
исследовательское внимание. Но вот в юго-восточной, центральной и
северо-западной частях Италии исследования носили более спорадический
характер. Всё же и в отношении этих регионов в период после 1950 г.
шло быстрое накопление новых знаний, свежих мнений и более ясных
перспектив; и именно этим территориям—Апулии, Среднеадриатическому
региону, италийскому оскскоумбрскому ядру Итальянского полуострова и
Лигурийскому северо-западу — посвящена данная глава.
I. АПУЛИЯ И ЕЕ НАРОДЫ
Апулия (ит. Pugliä) — область к востоку от реки Брадано и к югу от реки
Форторе; тянется до самой оконечности Саллентинского полуострова.
Латинское название, по всей видимости, произошло от греческого Япигия
через оскское Апудия1.
1 Однако, с точки зрения римлян, Апулия не включала Саллентинский полуостров,
который они называли Калабрией.

Глава 14. Железный век: народы Италии
805
Греческая письменная традиция зафиксировала населенность этого
региона с доисторических времен япигами; они, впрочем, не были
коренными италийцами, а иммигрировали сюда из-за моря, хотя вопрос о том,
откуда именно, оставался предметом споров. Геродот (VII.70) и ряд
других авторов думали, что япиги пришли с Крита. Для некоторых
писателей, включая Гекатея (Фр. 86—89), они были иллирийцами (обобщенное
название для тех народов, которые жили к востоку от Адриатического
моря), и с этой гипотезой, похоже, согласно большинство современных
ученых2.
В самом деле, имеются документально подтвержденные
доказательства того, что по меньшей мере с VI в. до н. э. япиги составляли особую
языковую группу в Апулии, говорившую на языке, который современные
филологи согласно называют мессапским. В свете существования с
глубочайшей древности двустороннего движения через узкий пролив Отранто,
балканское происхождение данного языка является вполне вероятным,
однако не может служить доказательством того, что мессапский язык
действительно был «иллирийским» диалектом.
Согласно Гелланику (см.: Дионисий Галикарнасский. 1.22.3), япиги
прибыли в Италию за столетие до Троянской войны; однако более
вероятно, что заселение ими Апулии стало результатом скорее медленного
просачивания, чем внезапного массового вторжения.
Совершенно непроясненным остается вопрос о коренных жителях,
среди которых япиги поселились. Таковыми вряд ли могли быть энотры
[Oenotri). Надо сказать, что эти последние с их предполагаемыми
племенными подразделениями (хоны, моргеты) рассматривались греками как
доминирующий элемент протоисторического населения южной Италии;
они, впрочем, всегда считались живущими не в Апулии, а к западу от
реки Брадано, и именно там современные археологи локализуют «энотрий-
скую» культуру.
Сохранились указания на то, что туземцы, с которыми столкнулись
прибывшие япиги, были авсонами (Дионисий Галикарнасский. 1.22.3; ср.:
Ликофрон. Александра. 593). Этот народ рассматривался как еще один
крупный этнический элемент в южной Италии. Согласно Аристотелю
[Политика. VTL9.3, 1329b), другим его наименованием было оски (более
ранние варианты — опики, обски); историческое предание настаивает, что
некогда они захватили очень большую территорию, простиравшуюся от
Базиликаты до Кампании и даже дальше, где в IV в. до н. э. римляне и
узнали их под именем аврунков (Aurunci, к тому времени имя последних
подверглось ротацизму (т. е. замене звука [s] звуком [г] в интервокальном
положении. —A3.)). Даже если это так, авсонов, как и энотров, обычно
локализовывали к западу от реки Брадано, а современные археологи
даже нарекли их именем культуру Липарских островов и Сицилии3.
2 Pulgram Ε. Italic, Latin, Italian (Heidelberg, 1978): 63 — автор выступает решительно
против.
3 D 47: XI; Poßoli anellenici in Basilicata (Potenza, 1971).

Карта 18. Северная и центральная Италия

Карта 19. Центральная и южная Италия

810
Часть третья
В любом случае, предшественники япигов, кем бы они ни были, не
подверглись полному истреблению. Среди местного населения они должны
были составлять субстрат (коренное население, подавленное пришлым,
но оказавшее на него культурное влияние. —A3.), смешение которого с
пришлыми япигами (а также, возможно, с другими мигрантами,
например беженцами из некогда мощных центров рухнувшей Микенской
цивилизации), как раз и привело в Апулии к формированию региональной
археологической культуры железного века.
Во времена неолита пористая, но плодородная почва Апулии
обеспечивала пропитанием большое количество населения. В эпоху бронзы эта
земля давала еще более богатые урожаи, а некоторые из многочисленных
поселений Апулии начали превращаться в то время в предгородские
сообщества, главным образом в результате интенсивной торговли со
средиземноморским миром. В железный век население продолжало расти
несмотря на микенскую катастрофу, его контакты с греческим миром никогда
не прерывались полностью4.
Если в X—ГХ вв. до н. э. они оставались редкими, то очевидной
причиной тому были тревожные обстоятельства жизни по ту сторону
Ионического моря, а не то, что Апулия якобы впала в стагнацию и начала
запаздывать в развитии, как часто считали в прошлом5.
Заниматься торговлей могла лишь небольшая часть населения.
Подавляющее большинство жило земледелием (выращивая главным образом
зерновые культуры), разведением скота (большей частью овец и
лошадей) и рыболовством. В Салапии и в других местах сохранились следы
построек, из которых видно, что жилища были довольно крупными и
иногда имели более одной комнаты. Однако источники остаются скудными
и в значительной степени трудными для интерпретации6. Самый
большой объем сведений о жизни этого народа дает археологический
материал из некрополей.
Хотя, как мы теперь знаем, обряд кремации появился в этом регионе
уже в бронзовом веке7, он не получил здесь широкого распространения,
так что в период железного века обычной практикой оставалась ингума-
ция (трупоположение). Однако обычай погребения с подогнутыми
коленями на неолитический манер вышел из употребления. На Монте-Гаргано
захоронения обычно совершались в небольших могилах, вырезанных в
скале. В Асколи-Сатриано, Ордоне и на других памятниках были
обнаружены ямные погребения, а в некоторых местах (включая Аккуарику, Аль-
тамуру, Арпи, Битонто, Гравину, Моттолу, Ванце) над могилами
наваливались камни в виде небольших пирамид, известных здесь под названием
«specchie». Многие захоронения обнаруживают сходство с погребениями
Далмации (например, в Нине), а до некоторой степени и с могилами сред-
4 D 21: 77.
5 См., напр.: D 311: 150,154.
6 См.: Archwio storico Pugliese. 26 (Bari, 1973): 131-185 (F. Tine, S. Tine).
7 D 198: 15 (F.G. Lo Porto)

Глава 14. Железный век: народы Италии
811
ней зоны Адриатического побережья Италии. Примечательной
особенностью является то, что умерших иногда хоронили даже в пределах
поселения8.
Если в самых ранних могилах присутствует керамика, то это всегда им-
пасто. К VIH в. до н. э. погребальный инвентарь становится богаче и
включает теперь новый тип расписной продукции из очищенной глины, так
называемую япигскую геометрическую керамику. По формам эти сосуды
не сильно отличаются от изделий импасто, однако по орнаментальным
композициям и качеству работы расхождение между ними заметно.
Техника изготовления и сам внешний вид этих новых сосудов произошли,
по-видимому, от доколониальных греческих геометрических моделей,
таких как вазы, найденные в Скольо-дель-Тонно.
Производство япигской геометрической керамики впервые могло
начаться, как и в случае с ее протогеометрической предшественницей, в Тор-
ре-Кастеллуччиа, но вслед за тем ее стали делать во многих местах Апу-
лии — от Монте-Гаргано на севере до Гнафии на востоке и Матеры — на
юге. Большой склад таких сосудов был раскопан в квартале Борго-Нуово
в Таранто (рис. 60). Эта продукция, найденная также в Лукании,
Кампании, Среднеадриатическом регионе и в других частях Италии, была
предвестницей интенсивной экспортной торговли апулийской
керамикой, которая процветала в VII—VI вв. до н. э. и позднее.
Рис. 60. Япигские геометрические вазы из Борго-Нуово. VIII в. до н. э.
(Таранто, Национальный музей; публ. по: CVA. Taranto.
Vol. I: ил. 715.2, 6, 7).
Развитие новых навыков в горшечном деле соответствовало
возросшему уровню мастерства в металлообработке. Гораздо шире и
разнообразней становится в VIII в. до н. э. ассортимент фибул. Из многих типов
наиболее характерными являются фибулы либо с трапециевидной
дужкой, либо украшенные спиралями; за пределами южной и адриатиче-
ской Италии данный тип был редок, хотя конечно же его знали и в
балканской Европе.
Апулийская торговля должна была осуществляться с использованием
какого-нибудь металла, главным образом бронзы, в качестве средства об-
8 Об апулийской погребальной практике: D 134: 53—63. О похожих захоронениях в
Нине: D 60: 389 ел.

812
Часть третья
мена, но то, каким образом приобретались запасы этого металла, можно
лишь строить догадки. Были обнаружены многочисленные клады
металлических предметов (инструментов, некоторые из них оригинальны и
специализированы, оружие, украшения, сосуды всех видов, многие из
которых повреждены или не закончены); самые ранние собрания (ок. 960 г.
до н. э. или ранее) найдены в Моттоле, Рейнцано, а чуть более поздние —
в Мандурии и многих других пунктах. Причем больше всего таких
кладов нашли в Саленто и в удаленных от моря местах, реже
подвергавшихся пиратским набегам — таким, которые заставили население покинуть
некоторые приморские поселения, например, Порто-Пероне и Порте-Сату-
ро. Топоры двух распространенных здесь типов — с полостью на тыльной
стороне (socketed axe) и с отверстием (shaft-hole axe) для крепления
рукоятки — имели трансадриатическое родство; но топоры крыловидного
типа, обычные для более северных районов Италии, в Апулии находят
редко. Некоторые из собраний таких вещей должны были возникнуть из
соображений безопасности, другие же могли формироваться не в условиях
реальной опасности, а просто в качестве запаса избыточных (т. е. сверх
необходимого. —A3.) материальных средств. Подобные клады
предполагают известную степень социальной стабильности и довольно регулярный
характер торговли: свидетельства о таком товарообороте между
Рейнцано и Боснией и в самом деле существуют9.
Япиги распространились по Апулии неравномерно; процесс их
слияния с местным населением также не носил единообразного характера. В
результате сформировались отдельные племена, которые греки
идентифицировали в следующем порядке (с севера на юг): давны, певкеты и мес-
сапы; интересно, что керамические источники, датируемые периодом
после 700 г. до н. э., подтверждают это разделение на три племени. К
тому времени полным ходом шла греческая колонизация южной Италии,
в результате которой приморские части Базиликаты и полуостров брут-
тиев оказались под греческим военным и политическим контролем, что
предопределило судьбу местных культур в этом ареале. В Апулии
сложилась иная ситуация. Здесь грекам удалось закрепиться только с самого
краю — в Таранто. Такое отсутствие полноценных колоний не изымало
Апулию из-под греческого влияния, но здесь оно приобретало
преимущественно такие формы, какие удовлетворяли потребностям и
соответствовали традициям региона. Даже географически наиболее открытый
Саллентинский полуостров явным образом сохранял свой мессапский
характер.
Самая типичная ремесленная продукция Апулии — керамика — ярко
демонстрирует внутреннюю силу и независимый вкус местной культуры.
Апулийские гончары следовали своим традициям, отличались
консерватизмом и избирательностью в использовании греческих гончарных
моделей и декоративных образцов, полагаясь в значительной степени на
собственную изобретательность. Они твердо держались традиций япиг-
9 D 134: 62.

Глава 14. Железный век: народы Италии 813
ской геометрики, вместе с тем привнося много разнообразия в
разработку и расширение этого стиля. В каждой части Апулии развились
собственные формы и живописные композиции10. Северные давнийские вазы
(из Ордоны, Асколи-Сатриано) незначительно отличаются от тех,
которые производились южнее (в Канозе), но в целом замечено, что давны
имели склонность сплошь покрывать свои вазы полосками и
прямоугольниками, а при изготовлении ручек проявляли необычную фантазию
(рис. 61). Певкеты украшали свои изделия — часто это были кратеры —
гребенчатым орнаментом, который обрамлял ромбовидные панели,
вырисованные методично и тщательно (рис. 62). Отличительной чертой
культуры мессапиев были вазы типа «троцелла» [vast a trozella], получившие
свое название от небольших дисков, расположенных в местах
сочленения ручек;11 на этих вазах геометрические мотивы перемежаются с
полосами — либо залитыми сплошь, либо заштрихованными (рис. 63). Все три
разновидности апулийских ваз — в особенности же давнийские — имели
широкий рынок сбыта, причем не только в Кампании, Лукании и
Этрурии, но и в Адриатическом регионе Италии (приморские Молизе и Аб-
руцци, Марке, Истрия), а также в Далмации и даже в Словении. Апулий-
ские гончары продолжали производить эти вазы вплоть до IV в. до н. э.
Рис. 61. Давнийская ваза с ручкой в виде некоего демона. VI или V в.
до н. э. (Марсель, Музей средиземноморской археологии замка Боре-
ли; публ. по: D 65: ил. 102.)
Погребальные обычаи и верования давнов наглядно представлены
на стелах, сотни которых были обнаружены близ Сипонто начиная с
1960 г.12. Это прямоугольные известняковые плиты ок. 60 см в высоту, ко-
10 См., напр.: ЕЛА Suppl. (1970): 566-568, s.v. «Ordona» (J. Martens).
11 Они напоминают луканские несториды. (Диалектное слово «trozella» (вариант
«trozzella») буквально означает «маленькое колесо»; вазы данного типа имеют характерные
длинные и плоские, поднимающиеся почти вертикально ручки, от верхушки которых под
острым углом отходят перемычки к горлышку; у основания ручек и в месте сочленения с
перемычками находятся плоские диски, украшенные узорами. —A3.)
12 См. работы С. Ферри (S. Ferri) в журнале «Bolletino d'Arte» за 1962 г. и несколько
последующих лет.

Рис. 62 [вверху). Певкетийский кратер с геометрическим и гребенчатым
орнаментом. Середина VI в. до н. э. (Бари, Археологический музей;
публ. по: D 256: № 40.)
Рис 63 (рнизу). Мессапский кратер типа «троцелла». Период между VI и
IV вв. до н. э. (Лечче, Провинциальный музей; публ. по: D 65: ил. 99.)

Глава 14. Железный век: народы Италии
815
торые схематически символизируют умершего (рис. 64). Лишь у
некоторых плит сохранились прикреплявшиеся к ним головы. Выгравированные
рисунки, которые когда-то были раскрашены, покрывают одну или обе
стороны плиты. Индивидуальность умершего лишь слегка обозначена
сложенными вместе руками, а также предметами украшения или — в
случае с мужчинами — оружием. Разнообразные геометрические узоры,
идущие по краю, представляют погребальное облачение и обрамляют
сцены повседневной деятельности (мореходство, сражение,
жертвоприношения, похороны и т. д.) или религиозные обряды и эсхатологические
верования. В сцены часто включаются птицы и другие животные, среди которых
встречаются жуткие твари, порожденные буйной фантазией. Источником
для некоторых сцен является, несомненно, греческая мифология и эпос,
хотя сюжеты трактуются в свойственной давнам манере. Данные стелы
обнаруживают сходство с подобными памятниками из Новилары в Сред-
неадриатическом регионе Италии. Они датируются от второй половины
VII в. до н. э., если судить по изображенному здесь кораблю, шкаторине
Рис. 64. Известняковая стела из давнийского Сипонто с
выгравированной фигурой умершего, облаченного в погребальную одежду. Vit в.
до н. э. (Музей Манфредонии; публ. по: D 65: 88, рис. 95.)

816
Часть третья
[кромка паруса] и арбалетным типам фибул. Но у наших стел были и
предшественники, о чем свидетельствуют находки из других мест в
области давнов — из Монте-Сарачено и Кастеллуччо-дей-Саури.
С фибулами, изображенными на сипонтинских стелах, примерно
синхронны небольшие бронзовые фигурки из Лучеры с удлиненными
торсами и волнообразно закрученными руками (рис. 65). Если это вотив-
ные приношения, то они могли быть ранними представителями «веселой
компании» знаменитых бронзовых вотивов [bronzetti votivi),
распространенных по всей Италии.
Рис. 65. Бронзовая фигурка из Лучеры. VII в. до н. э. (Оксфорд,
Музей Ашмола. Каталог 1836-68. С. 19; публ. по: D 65: 94, рис. 106.)
Мессапские надписи показывают, что к 500 г. до н. э., если только не
раньше, ассимиляция аборигенного субстрата (или субстратов) на Сал-
лентинском полуострове стала свершившимся фактом. Это привело к
формированию здесь трех локальных племен: собственно мессапии
закрепились по обе стороны от линии «Таранто — Бриндизи», саллентины —
вдоль восточного берега, а калабры — вдоль западного. Постороннему
человеку было непросто найти отличия между этими племенами,
поскольку они, похоже, говорили практически на одном языке, который
поэтому можно было бы назвать «мессапским».
Применять это название к более северным территориям нельзя, так
как здесь мессапоговорящая часть населения была сильно разбавлена. Не
столь распространены мессапские надписи у певкетов к северу от линии
«Таранто — Бриндизи», но еще реже они встречаются у давнов по ту
сторону реки Офанто. Позднее римляне рассматривали линию «Таранто —
Бриндизи» в качестве буквальной границы: для них именно здесь
заканчивалась собственно Апулия, а Саллентинский полуостров они называли
Калабрией — именованием, которое в средние века перешло на «носок»
итальянского «сапога». Постоянные ссоры между апулийскими
племенами также предполагают их разнородность. Тем не менее, каковы бы ни
были эти отличия, греки, кажется, называли всех живших к югу от реки

Глава 14. Железный век: народы Италии
817
Челоне япигами, были ли это давны, певкеты или мессапы (ср.: Геродот.
IV.99; Полибий. ХШ.88)13.
Еще в V в. до н. э. япиги жили под властью «царей» (Фукидид. VII.33;
ср.: Страбон. VI.231). К 4-му столетию политическая эволюция привела
к превращению монархий в республики и умножила число государств.
У певкетов существовало двенадцать таких мелких самостоятельных
образований и более двенадцати — у саллентинов; сколько их было у давнов,
калабров и мессапиев — не сообщается. Многие государства чеканили
собственную монету с легендами на греческом языке; известно, что в этих
общинах властью обладали богатые местные семьи, причем брундизий-
ский клан Дасиев, очевидно, занимал ключевые позиции сразу в
нескольких.
Несмотря на собственную политическую разобщенность, япиги
могли выставить большое войско. Даже Тарент, основанный Спартой, самым
крепким в военном отношении греческим государством, чуть не был
разрушен их руками. Около 473 г. до н. э. мессапии нанесли ему такой урон,
который Геродот (VII. 170) назвал самой кровавой резней, учиненной
когда-либо над греческим войском, и это при том, что на подмогу тарен-
тинцам пришли жители Регия.
Не похоже, чтобы апулийские общины в целях обороны активно
использовали те немногочисленные горы, которые имеются в регионе. Для
защиты своих центров они больше полагались на мощные стены, а в Са-
лапии неприступность усиливала система каналов. Впечатляющие и порой
обширные остатки этих сооружений еще сейчас можно видеть в Альтаму-
ре (любопытно, что название этого средневекового городка дословно
означает «высокие стены». —A3.), Мандурии, Монте-Санначе, Руво и в
других местах.
Географическая близость облегчала апулийским торговцам и
ремесленникам задачу ввоза, а часто и копирования таких продуктов греческого
мира, как коринфские и аттические вазы, архитектурные терракоты и
даже скульптуры (например, бронзовый Зевс VI в. до н. э., недавно
обнаруженный в Удженто)14. После 600 г. до н. э. греческое влияние в Аггулии
начинает неуклонно возрастать и в конечном итоге становится
всеобъемлющим, в особенности среди мессапиев и певкетов. У давнов этот процесс
носил более ограниченный характер, но и они имели тесные и постоянные
контакты с Кампанией, эллинизированной в высокой степени.
Народ Апулии быстро научился у тарентинцев искусству письма. Во
всем остальном влияние Тарента, похоже, носило до известной степени
второстепенный характер: даже обычай общественных мужских обедов
у япигов, устраивавшихся на спартанский манер, Аристотель выводит
отнюдь не из этого города [Политика. VQ.9, 1329b). Позднее, когда Тарент
оправился от унижения 473 г. до н. э., он, конечно, достиг выдающегося
положения, но в Vit и VI вв. до н. э. основные культурные роли здесь игра-
13 Страбон, возможно, исключает давнов (VI.279).
14 Ср.: ЕЛА: 614, s.v. «Taranto» (Ν. Degrassi). См. также: Том иллюстраций: ил. 264.

818
Часть третья
ли коринфяне, затем — ионийцы, чьи деловые интересы
распространились на Адриатику (Геродот. 1.163), и, наконец афиняне.
В конечном итоге эллинизм оказал воздействие на все стороны
повседневной жизни в Апулии: на ее религию, политическую практику,
торговые традиции, военное дело; кроме того, Апулия стала и долгое время
оставалась тем каналом, через который шедшие с востока идеи
направлялись в остальные регионы Италийского полуострова.
Именно эта эллинизация Апулии, видимо, породила миф о том, что
многие ее города были основаны ахейскими героями: Диомеда связывали
даже с главными городами давнов — Арпи, Канузием, Луцерией и Сипон-
том. Гораздо более историчной представляется гипотеза о греческих
ремесленниках, переселившихся в регион. Даже к греческим факториям,
если только они не устраивались в непосредственной близости от
поселений, здесь относились терпимо.
КIV в. до н. э. эллинизация была заметна повсюду. К тому времени апу-
лийские гончары стремились подражать греческим моделям, а один
сведущий человек, живший в IV в. до н. э., заявил, что город Гидрунт был не
менее греческим, чем сам Тарент (Псевдо-Скилак. Перипл. 14; ср.: Афи-
ней. ХП, р. 523). И всё же апулийская восприимчивость не была
абсолютной. Регион во многом сохранил особенный характер. Местные красно-
фигурные вазы греческого типа по размерам, рисункам и лепному
убранству безошибочно идентифицируются как апулийские. Знаменитая
роспись гробницы IV в. до н. э. в Руво по композиции может быть греческой,
но само использование цвета для придания ритма участникам траурного
танца и создания эффекта движения является апулийским. То же с
мифологией и эпосом: Калхант и Диомед приняты в качестве персонажей
мифологических и эпических персонажей, но превращены в япигов. Даже
боги не обладали иммунитетом: Зевс был отождествлен с богом по имени
Менцана (Menzana) и наделен всадническими атрибутами последнего.
Подобная картина вырисовывается и по лингвистическим
источникам. Ясно, что знание греческого было широко распространено по всему
региону, и двуязычие, если не многоязычие, было обычным делом15.
Надписи из Апулии, сделанные на мессапском, включают много грецизмов, и
даже более поздние, выполненные на латинском, не лишены их. Однако
ясно, что греческий язык никогда не присутствовал здесь в качестве
родного языка, как бы широко его ни использовали при торговых сделках
или в образованных кругах. Кроме того, на греческом не исполнялись
надписи, в отличие от греческих букв, найденных в Апулии, — за
исключением тех надписей, что происходят из Таранто, а также крайне редких
надписей из портового города Бриндизи16.
Сейчас есть ощущение того, что наши знания о доисторической
Апулии в скором времени значительно прирастут. В 1983 г. было
установлено, что стены крупной пещеры в Рока-Веккья, прямо к северу от города
15 Обратите внимание на скрытый смысл, заключенный у Плавта (Хвастливый воин.
648); см. также: Giacomelli R. Igrecismi nel messapico (Brescia, 1979).
16 IG. XTV.672, 674.

Глава 14. Железный век: народы Италии
819
Отранто, покрыты многочисленными выгравированными узорами и
граффити. Последние датируются начиная с IV в. и почти все
выполнены на мессапском языке (лишь среди самых поздних — от Π и I вв.
до н. э. — встречается несколько латинских). Граффити адресованы в
основном Фаотору — почитаемому в этой пещере (как предположил Кози-
мо Пальяра, открывший эти надписи)17 и не известному по другим
источникам богу. Если эти граффити будут разобраны и тщательно изучены,
они вполне могут дать ключ к пониманию мессапского языка.
КIV в. до н. э. — а возможно, и раньше — еще одна этническая группа
заявила о себе в Апулии. Это были те, кто говорил на оскском языке; на
юго-востоке Апеннинского полуострова они появились, вероятно, в эпоху
железного века в результате экспансии италийских народов18, речь о
которой пойдет ниже. Их вряд ли можно отождествлять с давнами, но они
вполне могли быть боковой ветвью френтанов19. Страбон (VI.283, 285)
называет их апулами. Но для Горация [Сатиры. 1.5.77; П. 1.38) и римских
писателей в целом (и даже для самого Страбона, как явствует из других
его пассажей, например: VL277) «апулы» были общим обозначением для
всех, кто обитал к северу от линии «Таранто — Бриндизи», точно так же,
как для Геродота и Полибия «япиги» — это все, кто жил к югу от реки Че-
лоне. «Сабеллы» было бы лучшим общим обозначением оскскоговоря-
щего населения северной Апулии.
Какое бы имя для них мы ни выбрали, монетные легенды указывают,
что к IV в. до н. э. эта этническая группа не только прочно обосновалась
по обе стороны от реки Форторе, на правом берегу которой у нее был
мощный плацдарм в Сан-Паоло-ди-Чивитате (оскский Теате; латинский Теан
Апулийский), но и гораздо южнее от этой реки основала поселения на
землях давнов в Лучере (Луцерия), Асколи-Сатриано (Аускул) и, возможно, в
Арпи, само название которого может быть латинским (ср. Арпин).
Впрочем, эта группа вряд ли контролировала что-то значительное на
территории певкетов: здесь надписи на оскском языке «блистают своим
отсутствием». (Источником идиоматического выражения «блистать своим
отсутствием» является Тацит, который рассказывает, что на похоронах
Юнии — сестры Брута и жены Кассия, убийц Цезаря, — впереди
похоронной процессии несли, согласно традиции, изображения родственников
умершей, среди которых (т. е. родственников) самыми блистательными
были Брут и Кассий — именно благодаря своему отсутствию [Анналы.
ШЩ.-А.З.)
По всей видимости, в IV в. до н. э. оскскоговорящее население внесло
свой вклад в усиление военной напряженности в Апулии, что отмечают
античные писатели; значительное укрепление фортификационных
сооружений в Мандурии и других городах подтверждает и археология20.
17 См. отчет самого Пальяра в журнале «П Messaggero», № 4, от 28 августа 1985 г.
18 О том, какой смысл вкладывается в данной главе в понятие «италийские народы»,
см. ниже, раздел Ш.
19 См., впрочем: MEFRA 86 (1974): 28 (D. Briquel).
20 Об апулийских оборонительных сооружениях см. статью Б. д'Агостино (В. d'Ago-
stino) в: PCIA. 2 (1974): 241.

820
Часть третья
Одновременно происходило некоторое снижение импорта и
временное уменьшение греческого влияния, особенно в давнийской Апулии.
К тому же с этого момента Канузий заменил Арпи в роли главного давний-
ского центра (свидетельство Страбона — VI.283 — подтверждается
археологически).
Впрочем, к концу IV в. до н. э. начинается мощное проникновение
Рима в Апулию, что положило здесь конец сабелльской вооруженной
экспансии; но это же подвело черту и под суверенным независимым
существованием всех народов данного региона.
П. Среднеадриатический РЕГИОН
Полоска земли шириной приблизительно 50 км, лежащая к востоку от
главной вершины Апеннин и вытянувшаяся вдоль центрального
Адриатического побережья, между реками Фолья и Пескара (Атерно), обычно
называется Пиценом, что выглядит удобным. Однако в
действительности использование этого римского обозначения вводит нас в
заблуждение, ибо ареал, о котором идет речь, приблизительно соответствует
современной области Марке и северной части области Абруцци, которые в
обоих направлениях выходят далеко за границы Пицена, как они были
определены Августом21. Соответственно в настоящей главе для
обозначения данной части страны будет использоваться словосочетание «Средне-
адриатическая Италия», предложенное в одной из недавних работ: оно,
конечно, несколько громоздко, но географически довольно удачно22.
От античности не сохранилось никакого подробного описания средне-
адриатической культуры. Вплоть до основания Анконы около 400 г. до н. э.
греки не имели ни одной правильной колонии вблизи этого региона, так
что у них не было особых поводов писать о нем;23 и римляне не
проявляли к нему большого интереса еще лет сто после этой даты. Поэтому
информацией нас обеспечивают лишь археология с эпиграфикой.
Они открывают нам культуру, которая в ходе постепенного развития
в течение железного века ассимилировала многие разнородные
элементы. Находки показывают, что в период финальной бронзы в Пьянелло-
ди-Дженга, Массиньяно и Анконе существовала протовиллановская
культура. Более того, были раскопаны виллановские некрополи раннего
железного века: один — недавно в Веруккьо, на внутреннем крае Среднеад-
риатического региона, а другие — в самом его центре, в Фермо (ср. также
информацию Страбона о доисторическом «этрусском» святилище в Ку-
пре: V.241)24. Элементы этого протовиллановского и виллановского влия-
21 Границами Августова Пицена были река Эзис (Aesis) на севере и Матринус (Matrinus)
на юге: Страбон. V.241; ср.: Плиний. Естественная история. Ш.110—111.
22 D 96: 43; обратите внимание, однако, на замечание Д. Лоллини (D.G. Lollmi) в:
-PCZ4 5 (1976): 113.
23 Wiken Ε. Die Kunde der Hellenen von dem Land und den Völkern der Apenninenhalbinsel
(Lund, 1937): 146 ел.
24 D 326: 323.

Глава 14. Железный век: народы Италии
821
ния были растворены в региональной культуре Среднеадриатической
Италии, каковая культура, начав развитие с IX в. до н. э., достигла апогея
в VI в. до н. э. и сохраняла особенный характер вплоть до 400 г. до н. э.,
когда она оказалась не столько уничтоженной под галльским давлением,
шедшим с севера, сколько вовлеченной в процесс рассеивания италиков,
охвативший всю центральную Италию.
Раскопки некоторых поселений и многих некрополей, ведущиеся с
1950 г., показали, что среднеадриатическая культура не была столь
единой, как это иногда утверждалось. В частности, река Тронто служила
своего рода разграничительной линией между северной и южной частями
региона. Более того, можно выделить семь последовательных фаз в
среднеадриатической культурной эволюции25. И всё же многие элементы единой
культурной традиции упорно сохранялись при всем многообразии и
вопреки всем изменениям, а ее обобщенный внешний образ, fades, является
вполне гомогенным и своеобразным, чтобы не спутать эту традицию ни с
какой другой.
Очевидно, что местное население было в широких масштабах
вовлечено в сельскохозяйственную деятельность: здесь многие занимались
скотоводством, охотой и рыболовством, а одними из важнейших продуктов, на
производстве которых специализировался данный регион, почти
определенно являлись молочные продукты. Значительная часть населения,
впрочем, должна была вовлекаться в торговлю товарами сравнительно
широкого ассортимента. СIX в. до н. э., если только не раньше, существовали
тесные контакты и регулярный товарообмен между Среднеадриатическим
регионом и либурнской и истрийской зонами по ту сторону
Адриатического моря. Как отмечено выше, бойкая торговля шла также с Апулией:
ритуалы и обычаи двух этих регионов обнаруживают определенное
сходство. Еще одним торговым партнером была венетская Эсте (древнее
название — Атесте. —A3.), являвшаяся вероятным передатчиком ориента-
лизирующих декоративных мотивов, которые определенно пришлись по
вкусу в Фабриано, Питино-ди-Сан-Северино и в других среднеадриатиче-
ских местах; и именно через венетов галыптатское влияние дошло сюда.
Реки, пересекающие регион, особенно его южную часть, служили
артериями, соединяющими его с Тирренской Италией, так что существовал
большой товарооборот с Этрурией и с территорией фалисков, особенно после
540 г. до н. э., когда морское господство этрусков в Тирренском море
пошло на убыль и заставило их доставлять необходимые им товары через
Адриатику. Греческое присутствие не было очень заметным вплоть до
VI или V в. до н. э. Результатом торговой активности греков стало
превращение «скалистой Нуманы» (как ее называет Силий Италик: VHL431)
в порт, игравший не меньшую роль, чем Спина или Адрия. Анкона
приобрела значение позднее, лишь после того, как сиракузяне колонизовали ее
около 400 г. до н. э.
Обычной погребальной практикой в Среднеадриатическом
регионе была ингумация, а не кремация. В начале железного века (ГХ/УШ вв.
См. указанную работу Д. Лоллини (с. 122—157).

822
Часть третья
до н. э.) покойника с подогнутыми в коленях ногами обычно укладывали
одетым на правый бок на толстый слой гальки на дне ориентированной
по линии «восток — запад» ямной могилы, которая затем заполнялась
камнями и землей. Этот простой ритуал подвергся изменениям. С 700 г.
до н. э. или ранее практика подгибания коленей постепенно сходит на
нет, а тело начинают укладывать навзничь или на живот; слой гальки
становится тоньше, пока наконец, около 500 г. или чуть позже, почти
совсем исчезает. Некоторые из более крупных и пышных гробниц VI и
V вв. до н. э. были обнесены одним или несколькими кругами камней
(как в Камповалано, Мойе-ди-Поленца, Сан-Северино); другие (в Фабриа-
но, например) были покрыты каменными курганами, похожими на апу-
лийские; в Нумане внутри гробниц имелся ряд ступенек; а дальше на
север, в Новиларе, могилы важных лиц выделялись с помощью не имевших
никаких надписей стел, вызывающих ассоциации с подобными
памятниками в Сипонто (см. выше). Были обнаружены даже погребения в
повозке (например, в Гроттаццолине); а после 400 г. до н. э. начинают
восприниматься некоторые кельтские обычаи, такие как жертвоприношение коня
и ритуальная ломка оружия (в Сан-Джинезио, Камерано и в других
местах). При этом повсюду ингумация оставалась практически
безальтернативной практикой.
В самых ранних могилах керамика либо малочисленна, либо ее нет
совсем. Но уже в УШ в. до н. э. появился типичный среднеадриатический
потоп (рис. 66); и, когда в виллановских некрополях в Фермо нашли
образцы данного типа сосудов вместе с таким индикатором, как слой
гальки, было сделано предположение, что в это время среднеадриатическая
культура уже демонстрировала способность к ассимиляции26.
После 700 г. до н. э. качество погребальной керамики улучшается;
значительная ее часть была местного производства, и к концу VII в. до н. э.
она обнаруживает большое разнообразие новых форм27. Среднеадриати-
ческие ремесленники были опытны в деле приспособления
заимствованных технических приемов и моделей к собственным целям, сохраняя при
этом индивидуальность. Это хорошо видно по материалу из
Камповалано, где открыт впечатляющий комплект сосудов импасто, у части
которых видны фалискские и апулийские элементы.
Самая ранняя ввезенная керамика — япигские геометрические сосуды
Vin в. до н. э.; в следующие века эта апулийская связь была усилена:
именно тогда в регион проложила дорогу многочисленная давнийская
керамика. Примерно с 650 г. до н. э. сюда также поступает этрусское буккеро,
которое вскоре начинают имитировать местные гончары. В конце VI —
начале V в. до н. э. появляются черно- и краснофигурные греческие вазы,
причем даже в удаленных от моря пунктах, таких как Толентино и
Питано.
До VHI в. в могилах отсутствуют металлические изделия, за
исключением немногих булавок и фибул. Но после 800 г. до н. э. инструменты и
26 Там же: 129.
27 Обратите внимание, напр., на элегантные антропоморфные вазы из Камповалано.

Глава Ί4. Железный век: народы Италии
823
Рис. 66. Среднеадриатическал чаша, так называемый котон {kothon),
был в употреблении с IX в. до н. э. (Публ. по: PCIA 5 (1976): ил. 118.)
оружие, в том числе железные, начинают постепенно появляться и к
концу VII в. железо входит во всеобщее употребление. Оружие
(ребристые наконечники копий, североиталийские длинные и всё более
многочисленные южноиталийские короткие мечи, дисковые нагрудники и др.)
регулярно помещались в мужские могилы. Некоторые из предметов
вооружения схожи с найденными в Балканской Европе (например, серповидные
сабли, необычные угловатые кинжалы); другие носят сугубо среднеадри-
атический характер (например, кинжалы с трехантенной рукояткой).
Среди иных видов изделий из металла встречается домашняя утварь,
а в благополучные VÜ—V вв. до н. э. — еще и бесчисленные украшения. И
мужские, и женские погребения содержат большое количество ювелирных
драгоценностей; в основном это цепочки, ободки на голову, массивные
шейные украшения и т. п., почти все из бронзы. Очень популярен кулон
в форме двуглавого быка (или барана), который, вероятно, служил
амулетом (рис. 67). В огромном количестве обнаружены фибулы всех форм
и размеров, до 600 г. до н. э. изготовлявшиеся обычно из бронзы,
некоторые — до 20 см в длину и 7 см в ширину. В Нумане, на некрополе VI в.
до н. э., их тысячи; в одной-единственной женской могиле — более
пятисот28. Их типы часто причудливы, некоторые редки, старомодны или
вообще не встречаются в других местах Италии, хотя и являются
обычными на Балканах, как, например, очкообразная фибула со сдвоенной
спиралью на дужке. Действительно, спирали были в моде по обе стороны от
Адриатики: они типичны для среднеадриатических украшений и
ювелирных изделий. Примеры высококлассных среднеадриатических изделий из
металла дают такие вещи, как бронзовые цисты [ларцы] из могил ориен-
тализирующего периода (образец из Фабриано украшен орнаментом из
стилизованных оленей, необычным для этого региона; рис. Ö8)29.
Погребальный инвентарь включает также изделия из стекла, янтаря
(такие встречаются в обилии, особенно в VI в. до н. э.), рога и даже слоно-
28 D 15, П: 170; см. также указанную работу Д. Лоллини (с. 177).
29 См.: Stjernquist В. Ciste е cordoni (Lund, 1967); Frey О.Н. Die Entstehung der Situlenkunst
(Berlin, 1969): 76.

824
Часть третья
Рис. 67 [вверху). Среднеадриатическая бронзовая подвеска. VI в. до н. э.
(Анкона, Национальный музей 19003; публ. по: D 256: № 69.)
Рис. 68 [внизу). Среднеадриатическая бронзовая циста так называемого
анконовского типа из Фабриано. VII/VI вв. до н. э. (Анкона,
Национальный музей; публ. по: D 65: 368, рис. 427.)
вой кости (в Бельмонте, Кастельбеллино, Нумане, Питино-ди-Сан-Севе-
рино);30 имеется известное количество серебряных вещей и совсем мало
золотых. Впрочем, после 500 г. до н. э. предметы личного украшения
исчезают.
Всё сырье для изделий из янтаря, слоновой кости и металлов было
импортным. Кроме того, среди многочисленных готовых изделий
присутствует несколько роскошных сосудов, изготовленных в мастерских
южной и Фалискской Этрурии, Цизалышйской Италии или более отдален-
Особого упоминания заслуживает фигурная слоновая кость из Питино.

Глава 14. Железный век: народы Италии
825
ного побережья Адриатики. Как регион мог позволить себе ввозить всё
это в таком количестве, остается не вполне ясным. Экспорт,
включавший зерновые и другую сельскохозяйственную продукцию, вряд ли
окупал этот импорт. Правдоподобно предположение о том, что население
региона извлекало прибыль из транзитной торговли, местной обработки
янтаря и, возможно, из наемнической службы. Еще одна догадка состоит
в том, что местные жители занимались работорговлей31.
Упомянутые выше стелы из Новилары иллюстрируют возможности
среднеадриатических оформителей. Для морских, охотничьих и
батальных сцен использовалась та же гравировальная техника, что и на давний-
ских стелах, но здесь фигуры не геометрически правильные, а
криволинейные, нарисованные с живой непосредственностью.
Наиболее характерной чертой среднеадриатической культуры
является скульптура. Каменные плиты или блоки высотой более 1 м (один
даже более 2 м), имеющие надписи и в некоторых случаях нечеткие
антропоморфные черты, известны для этого региона с 1843 г. Но особенно
впечатляющи некоторые относительно недавние находки. В 1943 г.
известняковая статуя стоящего воина, датируемая концом VI в. до н. э., была
открыта близ Капестрано (см.: Том иллюстраций: ил. 299). «Воин»,
превышающий естественные размеры, представлен в полном облачении, с
дисковой защитой на груди и на спине. Его руки ритуально, крест-накрест,
сложены на груди. С обеих сторон — боковые подпорки; на той, что
справа от него, помещена длинная надпись, исполненная алфавитом,
заимствованным из греческого. Кроме этих букв, впрочем, во всей этой статуе
нет ничего эллинского32. Благодаря находкам, сделанным после 1934 г.,
иконография этой статуи определяется как специфически среднеадриати-
ческая. В Атессе и Рапино были открыты фрагменты крупных
скульптур, обнаруживающие ту же фронтальность и то же ритуальное
положение рук; также и резная плита из Гуардиагреле иконографически
родственна «Воину». Более того, характерные особенности «Воина»
поразительно похожи на черты большой головы из Нуманы, относящейся
приблизительно к тому же времени. Можно добавить, что выражением
лица эта статуя напоминает схематичные головы от сипонтинских стел
и погребальную скульптуру из Незацио в Истрийской области33.
Не сохранилось никакой информации о политической организации
Среднеадриатического региона. Было бы удивительно, если бы она
отличалась единством. Многие реки, текущие через Апеннины к
Адриатическому морю, почти параллельны друг другу, но еще и отделены друг от
друга горными хребтами; эти реки дробят регион на сектора, и у нас нет
никаких сведений о том, чтобы какой-нибудь сектор объединялся с
другими.
Обилие оружия в погребениях должно означать, что мужчины часто
участвовали в боевых столкновениях; то же самое предполагают и много-
31 См. указанную работу Д. Лоллини (с. 118, 168).
32 D 20: 5. 11.
33 См.: PCIA 5 (1976): 77-86 (V. Cianfarani).

826
Часть третья
численные изображения Марса в вотивных приношениях. Войны носили
не только междоусобный характер: богатство региона являлось более чем
достаточным поводом для нападений со стороны внешних противников.
При этом, как ни странно, поселения, похоже, не были защищены
каменными стенами.
Среднеадриатическое культурное влияние распространялось далеко
за пределы региона34. Артефакты, имеющие специфический среднеадриа-
тический вид, были найдены на нескольких археологических
памятниках между реками Пескара и Биферно, например, в Альфедене, Кастель-
дьери и Пальете (там, где впоследствии обитали самниты, пелигны и френ-
таны соответственно), а на западе — даже в долине нижнего Тибра35.
По-прежнему нет ответа на вопрос: какое население выработало эту
культуру? Кажется очевидным, что оно было весьма смешанным.
Субстрат (элемент, ответственный за погребальный ритуал?)
предположительно состоял из народа, который проживал в Среднеадриатическом
регионе с неолита. Те, кто принес сюда протовиллановские и виллановские
обычаи в период финальной бронзы и раннего железного века, были
ассимилированы — независимо от того, незваными ли они являлись гостями или
нет. Переселенцами, несомненно, были пришельцы из-за моря, чье
прибытие способно объяснить трансадриатические элементы в культуре
региона. Существование таких иммигрантов представляется бесспорным, хотя
далеко не все античные тексты, сообщающие об их присутствии,
одинаково надежны. Рассказ Феста (р. 248 L) об иллирийском происхождении пе-
лигнов вряд ли можно признать убедительным в том виде, как он
передан: быть может, его следует интерпретировать в том смысле, что все
италики вышли с Балкан. Гораздо в большей степени к делу относятся
неоднократные упоминания яподов (т. е. япигов) на Игувинских таблицах
(1Ы7; VIb54, 58, 59; Vüal2, 47, 48) [Tabulae Iguvinae, Игувинские
таблицы — семь хорошо сохранившихся медных досок с надписями на
умбрском языке; были найдены в 1444 г. в развалинах храма Юпитера в Губ-
био, лат. Iguvium, Италия; содержат ритуальные предписания местной
коллегии жрецов — Fratres Atiedii, «Атиедские братья», иначе «Братья Атие-
дии»; Игувинские таблицы датируются Ш—I вв. —A3.), а также
упоминание Плинием Старшим о «либурнской» общине, которая существовала
в Пицене еще в его время (Естественная история. ПО). Даже народ аси-
лов Силия Италика, явно имевший трансадриатическое происхождение
(VUI.445), возможно, не был всего лишь плодом фантазии поэта,
который обычно мыслил вполне прозаически. Не исключено, что это был
трансадриатический элемент, который дал региону его имя — Пицен:
само слово может быть иллирийским36.
34 D 96: 32-38; D 114: 316.
35 См. совместную работу M.-R Джове и Дж. Бальделли (M.R. Giove, G. Baldelli) в сб.:
Studi in onore di ER Vonwiller (Como, 1982), Π: 646 ел.
36 Norden Ε. Alt-Germanien (Leipzig, 1934): 229-251. (Силий Италик (26-101 гг.
н. э.) — римский политический деятель, после отхода от дел написавший огромную
эпическую поэму, посвященную Второй пунической войне; Плиний говорил об этом произведе-

Глава 14. Железный век: народы Италии
827
Ранние надписи из этого региона еще больше запутывают
этническую картину Среднеадриатической Италии. Они сделаны различными
шрио^ггами, каждый из которых произошел от греческого письма,
возможно, через этрусские промежуточные формы. Эти надписи распадаются
на две группы. Четыре пока не переведенных документа из той местности
близ Пезаро, которую римляне позднее называли Галльским полем (Ager
Gallicus). Это группа так называемых «северопиценских» текстов; к ней
относится одна длинная и хорошо сохранившаяся надпись из Новилары,
которую следует датировать от 500 г. до н. э.37. Невозможно сказать, был
ли ее язык «иллирийским» или каким-то иным, возможно, даже
неиндоевропейским.
Вторая группа надписей, сейчас насчитывающая более двадцати,
происходит из района к югу от Анконы; некоторые из них, включая самую
пространную, найдены южнее реки Атерно (Пескара)38. Все эти тексты,
написанные примитивным шршфгом, условно обозначаются как «южно-
пиценские», хотя некоторые из них обнаружены в северном Пицене (в
области между реками Эзино и Тронто), а некоторые — вообще за
пределами Пицена. Археологический контекст документа из Камповалано
позволяет датировать эти надписи 550—450 гг. до н. э.
То, что язык «южнопиценских» текстов мог быть индоевропейским,
признавалось всегда; а его взаимосвязь с оскско-умбрскими диалектами
Италии, представляющаяся вероятной после обнаружения в 1943 г. Ло-
ро-Пиценской надписи, теперь кажется окончательно подтвержденной в
связи с тем, что Ла-Реджина открыл в 1973 г. в Пенна-Сант'Андреа, близ
Терамо, три «южнопиценских» текста начала V в. до н. э., в которых
явно упоминаются «сафинейи» — самоназвание италиков (или, по крайней
мере, разговаривавших на диалектах оскского типа)39. Правда, тексты на
«южнопиценском» языке до сих пор не могут быть переведены с
уверенностью; но вряд ли приходится сомневаться, что этот язык был
предшественником оскско-умбрских диалектов исторического времени.
Места обнаружения этих документов вызывают интерес с точки
зрения дальнейших линий языкового развития. Четыре надписи из числа
тех, что найдены к северу от Тронто и близ Асколи-Пичено, упоминают
народ, чье именование выглядело примерно как «пупенейи»: можно ли
отождествлять этот народ с италийскими «пиценами» (Picentes),
известными римлянам? Еще больше надписей относится к ареалам, позднее
населенным италийскими племенами претутиев и вестинов; эти тексты
найдены в районе области Абруцци, расположенном между реками Тронто
нии как о лишенном «вдохновения»; а силы (asili) — народность в Пицене, по Силию
Италику получившая название от Эзиса, царя пеласгов; от его же имени происходит
название реки в Умбрии (совр. Эзино). — A3.)
37 D 378: 393—400. (Ager Gallicus, «Галльское поле» — адриатическое побережье в
Умбрии, между Римини и устьем Эзино, севернее Анконы; в конце V в. до н. э., в период
стремительных набегов заальпийских кельтов на Италию, в этот район проникли сеноны, одно
из галльских племен, где они и обосновались; в силу данных обстоятельств эта область
некоторое время носила у римлян название Галльское поле. —A3.)
3* D 434: 561-584. 39 D 429: 113-158.

828
Часть третья
и Атерно (Пескара). И, наконец, надписи из Кастельдьери и Креккьо (обе
коммуны находятся южнее Атерно (Пескара)) также происходят из
ареалов обитания италийских племен, соответственно пелигнов и марруци-
нов. Необходимо обратить внимание еще на два «южнопиценских»
текста из регионов, несомненно принадлежавших когда-то италикам: один
был найден много лет назад близ Фуцинского озера и впоследствии
утерян, а другой обнаружен в 1979 г. на бронзовом браслете из центральной
части Абруццо и — предположительно — содержит упоминание умбров40.
Трудно не согласиться с выводом, что все эти оскско-умбрские
племена IV в. до н. э. должны были в основном происходить от носителей «юж-
нопиценского» наречья VI—V вв. до н. э. Однако можно лишь строить
догадки о том, в результате какого процесса они сформировались и как
долго пребывали в Среднеадриатическом регионе. Античное предание о
том, что италиков привел в ТЬшркркш (дятел), представляет собой
этиологическую выдумку, лишенную всякого хронологического контекста
(Страбон. V.240; Плиний. Естественная история. III. ПО; Фест. 235L).
Первое реальное упоминание италиков, связанное с данным регионом, —
это утверждение Псевдо-Скилака [Перши. 15,16) о том, что побережье
Адриатики, от Монте-Гаргано до Анконы, находилось в руках самнитов, а
от Анконы до Венецианского залива — в руках умбров. По мнению
автора настоящей главы, Псевдо-Скилак писал в середине IV в. до н. э., но при
этом ясно, что италики, к каким бы племенам они ни относились, жили в
Среднеадриатическом регионе за много веков до этого и, вероятно, очень
долго после этого.
Недавно было высказано предположение, что предки италиков
прибыли в Италию задолго до железного века морским путем через Адриатику
и с тех пор некоторые из них закрепились там41. Так это было или
иначе, весьма вероятно, что во время великой экспансии италийских
народов в VI—V вв. до н. э., о которой мы уже упоминали, группы из
внутренней горной Италии распространились не только по Кампании (как могло
бы показаться), но также на Среднеадриатический регион, сделавшись
в конечном итоге его хозяевами. Поскольку обилие оружия в могилах не
позволяет говорить о том, что они могли добиться этого мирным путем,
приходится допустить, что формирование исторических пиценов, пре-
туттиев и вестинов происходило в нестабильной обстановке. Более того,
стремительное развитие событий могло привести предков этих племен в
районы, расположенные далеко от Среднеадриатического региона.
Современная топонимика подтверждает данные письменной традиции о
том, что пограничная зона между Кампанией и Луканией удерживалась в
античности пиценами (или пицентинами). Утверждается, что они были
переселены сюда из Пицена римлянами в 268 г. до н. э. (Страбон. V.251;
Плиний. Естественная история. Ш.70, ПО). Но некоторые из них могли
проживать здесь задолго до этого события. В VI в. до н. э. между Сред-
неадриатическим регионом и южной Кампанией, несомненно, существо-
40 Whatmough J. Prae-Italic Dialects (Cambridge, 1933), Π: 257.
41 D 235: 91-96

Глава 14. Железный век: народы Италии
829
вал регулярный товарообмен, свидетельством чему — «пиценские»
бронзовые изделия и керамика среднеадриатического типа, обнаруженные
(вместе с вещами местного производства) на некрополе Оливето-Читра
в долине реки Селе42. Более того, две надписи (VI в. до н. э.?), найденные
в 1973 г. в Ночере и Вико-Экуенсе, по шрифту и языку отчасти
напоминают «южнопиценские» документы (Почетти, No 144,145 (имеется в виду
издание надписей: РоссеШ P. Nuovi document! italici a complemento del Manuale
di Ε. Vetter (Pisa, 1979). —A3.)). Обе написаны на вазах буккеро, которые
могли быть кем-то куплены и привезены в Кампанию из
Среднеадриатического региона. Не исключено, однако, что эти надписи были сделаны
италиками, постоянно проживавшими в Кампании: этрусские надписи
VI в. до н. э. из района Фратте содержат имена оскского типа43. Более
того, после 1973 г. поступили сообщения о находке еще двух документов,
происходящих с тирренской стороны Италии и написанных «южнопицен-
ским» шрифтом (и языком?). Об одном из них (VI в. до н. э.?)
сообщается, что его нашли в Капене, при том, что жители этого города, несмотря
на его местоположение, в исторические времена не разговаривали ни на
фалискском, ни на этрусском языках. Второй документ найден в Курах
[лат. Cures], главном сабинском поселении римского времени, и должен
датироваться V в. до н. э.44.
III. Италийская экспансия
Итальянские исследователи называют «италийскими» те племена,
которые говорили на оскско-умбрских диалектах (иначе: «италики». —A3.).
Античные авторы, строго говоря, используют это название в более
широком смысле. Тем не менее ограничительное значение для
прилагательного «италийский» может быть оправдано названием, используемым
Цицероном для обозначения Союзнической войны (91—87 гг. до н. э.) — bellum
Italicum [Италийская война], — той самой войны, в которой все повстанцы
(или их предки) были носителями оскско-умбрских диалектов45.
Народ, именовавшийся в V в. до н. э. «италийским», проживал в
Италии по меньшей мере с бронзового века. Но выделить и присвоить
этнические обозначения его отдельным племенам стало возможным только для
эпохи железного века.
Исконным местом возникновения всех италиков древними считался
Сабинский регион, ограниченный реками Тибр, Анио, Hepa и
верховьями Атерно (ср.: Дионисий Галикарнасский. П.49; Страбон. V.228, 250),
полагая при этом умбров и сабинов изначально одним народом, который,
впрочем, раскололся и впоследствии продолжал делиться,
неоднократно прибегая к засвидетельствованному исторически религиозному обряду
См.: Not Scav. 1977: 211-229 (P.S. Sestieri).
D 154: 306; D 169: 92.
См.: Sannio: Atti del Convegno, 1980 (Isernia, 1984): 65 (A.L. Prosdocimi).
Об ином понимании слова «италийский» см. ниже, в конце раздела I.

830
Часть третья
Священной весны, в соответствии с которым некая община давала обет
посвятить следующей весной все рожденные в этом году плоды Марсу, а
также послать четвертую часть юношей, родившихся после той весны,
по достижении зрелости искать себе новое место жительства, причем под
руководством животного, посвященного богу.
Исходя из языкового родства, мы должны признать за этой наивной
версией италийской диаспоры невеликую ценность, в особенности
потому, что до нас она дошла через италиотов, в присутствии которых, а
часто и на средства которых осуществлялась более поздняя фаза
италийской экспансии46.
Изначальное ядро италиков нужно искать, несомненно, в самом
сердце Апеннин, однако об истоках этого народа существует немного
археологических данных. В период раннего железа это были кочующие
пастухи, которые вели неспешную и примитивно монотонную жизнь, не
оставив ничего такого, что позволило бы заметить отличия между
культурами умбров и осков.
Археологические свидетельства, происходящие из некрополей в Кам-
пореатино, Монтелеоне-ди-Сполето, Пьедилуко иТерни (X—VII вв. до к э.),
показывают, что в горных районах, населенных ранними италиками, в
эпоху поздней бронзы и раннего железа при доминировании ингумацион-
ной погребальной практики предпринимались спорадические попытки
внедрения обычая кремации; но во всех иных аспектах это время
принесло очень мало перемен в общеапеннинский образ жизни,
базировавшийся в большей степени на пастушестве, чем на примитивном земледелии47.
Вначале обитатели горных районов могли жить в группах, каждая из
которых использовала, по сути, один диалект («южнопиценский»?).
Возможно, именно в этих неразделимых для нас прародителях исторических
италиков следует видеть «аборигенов» античных антикваров (см.:
Дионисий Галикарнасский. 1.14, с цитатой из Варрона). Впрочем, к северу от
озера Фечино, в регионе основного Апеннинского массива, высокие горные
вершины (Монте-Сиренте, Гран-Сассо, Монте-Ветторе и др.),
формирующие главный кряж, не позволяли жителям западных склонов
осуществлять легкие и ежедневные контакты с теми, кто находился на восточной
стороне. В результате выделились две группы диалектов: умбрская — к
западу от великого рубежа, оскская — к востоку. Линия, проведенная
прямо на юг от Анконы на Адриатике до Гаэты на тирренском берегу,
означает приблизительную границу между двумя наречиями48.
К югу от Фуцинского озера ситуация была иной. Здесь горы
достаточно невысоки и переход через них относительно легок, даже вершины мог-
46 В целом об этом процессе см.: D 11: 9. (Италиков следует отличать от италиотов —
грекоговорящего населения Итальянского полуострова, проживавшего между Неаполем и
Сицилией и берущего свое начало от греческих первопоселенцев. — A3.)
47 См.: Bull. Paletn. Ital. 53 (1933): 63-96 (U. Rollini); D 258: passim. Обратите, однако,
внимание на замечание в: D 54: 195—199.
48 Названия «умбрский» (вероятно) и «оскский» (определенно) происходят от
подчиненных местных жителей: D 144: 56 ел.

Глава 14. Железный век: народы Италии
831
ли использоваться для летнего выпаса овец и коз (особенно первых).
Поэтому перегон скота с зимних пастбищ на летние был вполне
выполнимой задачей, а перемещения между западными и восточными
склонами — постоянными. В результате в этих местах не сложилось двух
самостоятельных языков; все местные говоры в основе своей оставались
одним и тем же языком — оскским и его диалектами.
Внезапные набеги и ответные нападения с целью захвата удобных
пастбищ происходили непрерывно, и кочующие пастухи должны были иметь
оружие, чтобы защищать свой скот. Как раз в силу таких жестких
условий и могла возникнуть Священная весна в качестве религиозного
обряда, в ходе которого нужно было заручиться поддержкой богов в борьбе за
предстоящее временное пастбище49.
Когда земледелие, как и во всей остальной Италии с переходом к
железному веку, стало более разнообразным и важным видом деятельности,
а население более многочисленным и оседлым, отношения между
землепашцами и пастухами должны были приобрести более регулярный
характер, а в неизбежных и постоянных перемещениях пастушеских групп
должен был появиться некий порядок. Предположительно именно тогда
распались кланы и сформировались племена, которые поглотили
встречавшиеся им на пути всякого рода бродячие чужеродные и, возможно,
аборигенные элементы. Племенной строй такого типа, по всей видимости,
пребывал в стадии расцвета весь ранний железный век (до 700 г. до н. э.),
то есть в период, для которого у нас пока мало археологических
источников, помимо нескольких фибул неясного происхождения, нескольких
некрополей к северу от Фуцинского озера и небольшого количества
наконечников копий и мечей из области Молизе.
Близость оскско-умбрских диалектов указывает на то, что все
италики были каким-то образом связаны друг с другом. Но родство не означает
полного подобия всех италийских племен (Страбон указывает на их
несхожесть: VI.254), и оно определенно не служило поводом для их
объединения. Как и в других местах, смешение этнических составляющих
способствовало пестроте италийского населения. Некоторым симптомом
служит способ захоронения: хотя общей практикой у всех италиков являлась
ингумация, в тех частях Умбрии и южной Италии, которые более всего
были открыты этрусскому или италиотскому влияниям, иногда
усваивался обряд кремации. В конечном итоге, впрочем, каждая отдельная
группа в полной мере осознала собственную самобытность и поняла, что она
составляет отдельное потеп (лат. «имя», но также и «род», и «народ», и
«страна». — A3.). Ливии (Х.38.6) считал само собой разумеющимся такое
чувство племенной солидарности, когда рассказывал о горцах Самния,
которые в IV в. до н. э. вполне осознавали свою связь с предками,
покинувшими Апеннинские вершины в VI в. и овладевшими Капуей около 423 г.
до н. э.
Первыми италийскими группами, добившимися простейшего
объединения, были, возможно, те, которые проживали ближе всего к Этрурии и
D 199: 24-27.

832
Часть третья
Лацию — регионам, чьи политические структуры уже получили
значительное развитие. Иными словами, то были группы, говорившие на умбрских
наречиях и жившие к северу и западу от Фуцинского озера на
обращенных к Тирренскому морю склонах Апеннин. Это делает понятным
римское представление об умбрах как о самом древнем народе Италии; в
связи с этим получает объяснение и более новаторский и развитый
характер их языка в сравнении с оскским.
Неизбежно жесткая и недружелюбная природная среда заставляла
горные племена расширять свое присутствие в плодородных
прибрежных областях как путем настойчивого просачивания, так и путем
прямого захвата. Если умбры и предпринимали какие-то попытки обосноваться
в северных зонах Тирренского побережья, добиться многого за счет
этрусков им так и не удалось50. Но умбры всё же проникли на верхнее
побережье Адриатики. Считалось, что здесь они основали Аримин и
Равенну;51 и, хотя примитивные надписи (до 600 г. до н. э.?) из Пьеве-Бовильяны,
Стаффоло и Римини чересчур фрагментарны или сомнительны, чтобы
служить доказательством присутствия здесь умбров в 7-м столетии52,
вполне вероятно, что этот народ удерживал побережье выше Анконы, во
всяком случае, до середины IV в. до н. э., когда об умбрах упомянул Псев-
до-Скилак; кроме того, согласно Ливию (V.35.2), они проживали также в
районе Сарсины, на северных склонах Апеннин, задолго до того, как в
266 г. до н. э. туда пришли римляне.
Другие группы умбров продвигались в южном направлении. Сабины,
отделенные от собственно умбров рекой Hepa, проникли даже в Лаций.
Можно с осторожностью говорить о реальной дате этого проникновения.
Римское предание сообщает, что сабины (или протосабины) жили там, где
в 753 г. до н. э. Ромул «основал» город Рим. Тот факт, что они населяли
долину Тибра в очень ранние времена, может быть доказан архаическими
некрополями, откуда происходит одна четкая надпись, которая по
результатам недавней повторной экспертизы и более тщательной
транслитерации может быть отнесена к VII в. до н. э. и к первичному сабинскому
языку;53 теперь к этим материалам можно добавить грубо датируемый
тем же временем некрополь, открытый в 1971 г. близ Колле-дель-Форно,
который, как считается, относился к сабинскому городу Эрету (Eretum)54.
Еще одним пришедшим в Лаций народом, также, видимо,
относившимся к умбрскому корню, были герники. Говорили, что их имя является мар-
сийским (т. е. умбрским) и означает «люди скал» (Фест. 89L). Даже если
это объяснение недостоверно, выражение «Hernica saxa» [«Гернийская
скала»] вошло в поговорку (Вергилий. Энеида. VII.684; Силий Италик. IV.226;
50 Геродот. 1.94; IV.49; Дионисий Галикарнасский. 1.20, 22, 27; Страбон. VÜI.376;
Плиний. Естественная история. Ш. 112 ел.
51 Ср. также свидетельство Плиния по поводу Бутрия (Естественная история. Ш.115).
52 По поводу этих текстов см. статью Г. Радке (G. Radke) в: Р—W Suppl. IX (1962):
1751-1753, s.v. «Umbri».
53 [Надпись: Vetter, № 362 (см.: D 492); результаты ее повторного исследования.]
D 377: 816.
54 См.: Not. Scav. 1977: 211-229 (P. Santoro).

Глава 14. Железный век: народы Италии
833
VÜI.393). «Скалами», с которых спустились герники, могли быть Монти-
Симбруини к западу от Фуцинского озера: отсюда они пробились в Ла-
ций и поселились на территории [современной] провинции Чочария,
возвышающейся над долиной реки Сакко. Герники, возможно, пришли в Ла-
ций позже сабинов, однако жили они здесь, по крайней мере, со времен
римских царей.
То, что вольски и эквы по языку также были умбрами, кажется
вероятным, принимая во внимание те немногочисленные следы, что остались
от их наречия (Vetter, № 222, 226, 228h [см.: D 492]). Оба эти народа
около 500 г. до н. э. агрессивно пробили себе дорогу в Лаций. Вольски, чье
именование может означать их прибытие с болотистой местности
(таковая действительно существует близ Фуцинского озера), овладели Монти-
Лепини, долиной в среднем течении Лириса и морским побережьем Ла-
ция от Анция до Формий. Их сородичи, эквы, впрочем, оказались менее
успешными и к концу V в. до н. э. были изгнаны из Лация совместными
усилиями римлян, латинов и герников. Эквы отступили в район около Аль-
ба-Фученс, Карсеолы и Пьяни-Палентини к северу и к западу от
Фуцинского озера; эта ровная местность, возможно, как раз и дала им их название.
Марсы являлись еще одной группой, говорившей на умбрском
диалекте (Vetter, № 223—225, 228а, с—g). Их первичное ядро пришло, видимо, из
Маррувия (Marruvium), что в Стране сабинов (Дионисий Галикарнасский.
1.14.4). Основав новый Маррувий на восточной стороне Фуцинского озера
и продвинув затем свои владения за южную сторону озера, вплоть до Вал-
ле-Ровето, они образовали самостоятельное племя55.
Формирование италийских племен восточнее линии «Анкона — Гаэта»
также происходило около 6-го столетия, если не раньше, и здесь этот
процесс фактически завершился к 500 г. до н. э. КIV в. до н. э. племена
италиков расселились в следующем порядке (с севера на юг): пицены, претут-
тии, вестины — все проживали в Среднеадриатическом регионе и
участвовали в формировании его культуры, — а также марруцины, пелигны (во
внутренних районах) и френтаны, в меньшей степени связанные со сред-
неадриатическим миром и в большей — с осками. Френтаны,
несомненно, использовали ту же разновидность оскского языка, что и самниты,
хотя следует добавить, что в VI—V вв. до н. э. первые, кажется, опережали
вторых в развитии и материальном благосостоянии, имея широкие
контакты с давнийской Апулией и с Кампанией, о чем можно судить по
расписной геометрической керамике и вазах буккеро из некрополей, недавно
исследованных в Термоли и Ларино56.
К югу от племен центральной Италии, между реками Сангро и Офан-
то, лежал Самний — родина наиболее значительного из всех оскскогово-
рящих народов. Именно их разновидность оскского считается
стандартной формой этого языка.
55 D 199: 22-41.
56 Sannio (№ 44): 25 ел. (В. d'Agostino).

834
Часть третья
Определение «оскский», под каковым названием этот язык был
известен с античности, в действительности является примером ошибочного
употребления термина, поскольку носители этого языка были совсем не оски
(опики) — ими были как раз те, кто покорил осков. У римлян эти
завоеватели именовались самнитами, а сами себя они называли сафинейями
(Vetter, № 149, 200g). Поскольку это самоназвание этимологически
идентично латинскому слову Sabini (сабины), считается общепризнанным, что от
последних как раз и произошли самниты/сафинейи. Когда-то в
отдаленном прошлом, еще до того, как апеннинские народы разделились на
восточную и западную группы, им всем служило одно имя, которым,
возможно, было сафинейи. Уже отмечалось, что италики, просачивавшиеся из
Пицена, называли себя именно так; также Страбон (V.240), Плиний
[Естественная история. ШЛЮ) и Фест (р. 235) солидарно обозначают их
латинской формой этого имени — сабины. Это именование, впрочем,
становится ограничительным для исторического народа сабинов после того, как
носители оскского языка получают имя самнитов — независимо от того,
жили ли они в Самние или нет. Этой двусмысленности был положен
конец, когда римляне (возможно, в Ш в. до н. э.) придумали слово «сабеллы»
в качестве родового обозначения оскскоговорящего населения. В данной
главе имя «самниты» зарезервировано только за населением, реально
проживавшим в Самние.
Археологические свидетельства показывают, что к VII в. до н. э. в той
области, которая позднее была известна как Самний, обычным образом
жизни было оседлое земледелие, а процесс формирования племен зашел
достаточно далеко. К следующему веку постоянные поселения должны
были стать здесь нормой, и весьма вероятно, что к этому времени уже
выделилось четыре племени, каждое с высокой степенью сплоченности.
Центральная часть Самния была занята Петрами (Pentri). Их территория
простиралась от массива Матезе на западе до верховий Форторе на
востоке и включала Эзернию, Ауфидену57, Бовиан, Сепин, Тервент и
множество обитаемых местечек в долинах рек Сангро, Триньо и Биферно58. Пент-
ры — настоящее ядро самнитской народности; после расчленения Самния
римлянами в Ш в. до н. э. они одни продолжали официально называться
самнитами, тогда как другие с этого времени известны только под их
племенными обозначениями.
Южнее пентров внутри и вокруг долины реки Калоре жили гирпины
в следующих поселениях: Эклан, Компса и Малвент (позднее
переименованный в Беневент).
Два других племени были менее крупными. Каррицины, чье имя и
ареал обитания до недавнего времени оставались неясными, теперь на
основе эпиграфических находок рассматриваются как непосредственные
соседи марруцинов в северо-восточном углу Самния. Их главным поселе-
57 Птолемей ошибочно относит Ауфидену к племени каррицинов (у Птолемея:
Καρακηνούς — караценов. — A3.): География. Ш.1.58.
58 Antiquity. 51 (1977): 20-24 (G. Barker); см. также: BSR. 32 (1978): 35-51 (G. Barker,
JA. Lloyd, D. Webley).

Глава 14. Железный век: народы Италии
835
нием считались Клувии, во всяком случае, в римские времена59. Кавдинов,
названных так по их главному центру (Кавдий), можно было найти в
пограничном с Кампанией районе. В силу своей близости к этой
эллинизированной области кавдины в культурном отношении являлись наиболее
развитым племенем Самния.
В целом италики, жившие в глубинных районах, были подвержены
эллинскому влиянию в меньшей степени, чем население других частей
Италии. Для них греческий мир был далек и они редко владели такими
материальными ценностями, какие могли бы позволить им ввозить
разнообразные товары непосредственно от греков или откуда-то еще. Однако
италики не сопротивлялись внешнему влиянию намеренно, да и их горные
места обитания отнюдь не были совершенно неприступны. Умбры, в
частности, многое заимствовали от этрусской и среднеадриатической
культур. Это сделало их более зажиточными и более развитыми в сравнении
с сабеллами. Последних, впрочем, никоим образом нельзя считать
отрезанными от этого влияния. Артефакты среднеадриатического и апулийско-
го типов попадали по долинам Сангро и Биферно не только к френтанам,
но и к самнитам. Даже аттическая керамика время от времени
обнаруживается в Самние, главным образом на его периферии, например, у
кавдинов60.
Наша информация о жизни во внутренних районах становится полней
применительно к VI и V вв. до н. э., при этом больше всего свидетельств
дает археология Самния. Хотя раскопки не добавили никакого
эпиграфического материала ранее 500 г. до н. э., они принесли много других
интереснейших результатов. Наиболее масштабные раскопки были
проведены в Альфедене, сохранившей древнее название, но расположенной на
другом месте по сравнению с римской Ауфиденой. Сделанные здесь
прежде важные открытия ныне тщательно пересмотрены, и с 1974 г. на
некрополе в зоне Кампо-Консолино проводятся новые исследования, а
публикация полученных результатов осуществляется с быстротой, достойной
похвалы61.
Умерших неизменно укладывали на спину в прямоугольных ямных
могилах, как правило, облицованных и перекрытых каменными
плитами. Отдельные группы таких погребений окружались по периметру
камнями, примерно как в среднеадриатическом Камповалано, где, впрочем,
камнями окружено большинство отдельно взятых могил. Погребения
внутри таких групп расположены на различных расстояниях, иногда
концентрическими рядами вокруг незанятой зоны, оставленной для
ритуальных функций. Более богатые захоронения — и прежде всего
мужские могилы с оружием — находятся ближе к пустой зоне; эта привилегия
может означать наличие военной аристократии в стратифицированном
59 Rend. Line. 22 (1967): 87-99 (Α. La Regina), а также: Arch. Class. 25/26 (1973/1974):
331-340.
60 JRS 58 (1968): 225 (M.W. Frederiksen).
61 D 238.

836
Часть третья
пастушеском и земледельческом сообществе того же самого типа,
который с уверенностью постулируется для других частей Италии.
Орудия труда и оружие, включающие мечи, наконечники копий и
кинжалы, а также ножи и топоры, изготовлены из железа и зачастую
напоминают такие же вещи из Среднеадриатического региона. Из
предметов оборонительного снаряжения исключительный интерес вызывают
дисковые нагрудники (неуместно называемые кардиофгиакамгР) того типа,
который одет на «Воине» из Капестрано (рис. 69, см. также: Том
иллюстраций: ил. 299). Обычно украшенные ориентализированной эмблемой в
виде геральдического или апотропеического [т. е. амулетного,
отвращающего зло] двуглавого четвероногого, обведенные по контуру либо
рельефом, либо гравировкой, такие нагрудники были найдены также в Пице-
не и в Умбрии63. Они могли быть изготовлены в южной Этрурии, хотя
возможность местного производства также нельзя исключать.
Женские погребения содержат предметы украшения, многие из
железа, и немалое количество из бронзы. Примечательны так называемые
«кастелянши» [иначе «шатлейны»], ранее являвшиеся уникальными для
Альфедены, а теперь известные и для других мест обитания пентров (Ка-
ровилли, Казальчипрано, Монте-Вайрано)64. Это длинные подвески из
сочлененных спиралей, иногда украшенные теми же звероподобными
фигурами, что и дисковые нагрудники65. Повсеместны фибулы, в основном
из железа. Очень длинные образцы должны были предназначаться для
торжественных церемоний и к ним привязывались подвески. Некоторые
погребения содержат янтарные амулеты и ожерелья, возможно,
среднеадриатического происхождения.
Керамика представлена почти исключительно бытовым импасто,
сугубо утилитарной продукцией местного производства. Одна небольшая
ваза буккеро, несколько черных расписных сосудов и случайно найденная
имитация давнийской вазы указывают на наличие каких-то контактов с
Кампанией и южными районами; некоторые из этих контактов могли
поддерживаться посредством пастухов во время перегона скота с зимних
пастбищ на летние.
Если говорить в целом, погребения в Альфедене оставляют ощущение
бедной общины. Контраст между этими могилами и захоронениями в Кам-
повалано в отношении материального богатства поразителен.
Поселение в Альфедене восходит к УШ в. до н. э. К 6-му столетию оно
достигло некоторого значения как опорный пункт на отгонных пастуше-
62 Слово заимствовано у Полибия (VI.23.14), который, однако, описывает в этом месте
оснащение, использовавшееся римлянами несколькими столетиями позднее. (Греч, слово
«καρδιοφύλαξ» означает 'защита сердца', 'нагрудник'. —A3.)
63 Ранние образцы украшены геометрическим орнаментом.
64 Molise Economico. 19: 30. Фрагменты «кастелянш» были найдены в Палестрине: D 114:
346. (Слово «кастелянша» — chatelaine — в средневековой Франции означало хозяйку
усадьбы, замка, жену кастеляна — владельца замка; то же название получила цепочка для
ключей, кошелька и т. п., которую кастелянша носила на поясе. — A3.)
65 Та же фигура появляется и на женских бронзовых поясах; см. статью Р. Папи (К Pa-
pi) в: Arch. Class. 30 (1978): 186-192.

Глава 14. Железный век: народы Италии
837
Рис. 69. Италийский бронзовый дисковый нагрудник, украшенный
двуглавым четвероногим существом с лебедиными шеями. VI в. до н. э.
(Альфедена, Музей А. ди Нино; публ. по: PCIA 5 (1976): ил. 69.)
ских путях, связывавших с Апулией не только Самний, но также и
ареалы обитания марсов и пелигнов. Долины Сангро и Вольтурно
обеспечивали возможность относительно легкого прохода в Среднеадриатическую
и Тирренскую Италию; добавим к этому, что вещи, известные из Альфе-
дены, такие как специфические небольшие амфоры импасто или фибулы
типа боще [a bozze), были найдены в Лацие (в Фрозиноне, Кассино, Вальви-
шоло и Сатрике)66.
Несмотря на значительные размеры своих могильников, каменные
укрепления и выгоды самого местоположения, Альфедена не может быть
названа по-настоящему урбанизированной общиной; то же верно и для
других самнитских поселений. Недавние и пока в основной своей массе
не опубликованные результаты раскопок некрополей в Пьетраббондан-
те, а также в Поццилли и Презенцано в долине Вольтурно67 выявляют
чрезвычайно похожий материал VI—V вв. до н. э., хотя среднеадриатиче-
ское влияние в этих местах по сравнению с Альфеденой выражено
гораздо слабей, а кампанское — значительно сильней.
Жизнь в Самние в век железа характеризовалась непрерывной
борьбой с суровыми природными условиями и необходимостью быть
постоянно начеку в отношении соседних племен; создается ощущение, что
довольно долгое время жители Самния не отличались богатством
эстетических идей, а мир они осваивали отнюдь не с помощью интеллекта.
Греческий катализатор на них, похоже, не действовал вплоть до
позднейших времен. Тем не менее уже в V в. до н. э. мы можем разглядеть в Сам-
66 D 238: XVI, ХХХГХ, ХЩ примеч. 45; D 114: 316; Civilta del Lazio primüivo (Rome,
1976): 334 (G. Bartolini).
Презенцано — это античные Руфры (или Руфрий: Ruf гае, Ruf пит), хорошо
известные Катону (О сельском хозяйстве. ХХП.135).

838
Часть третья
ние некоторые признаки ассимиляции и культурного влияния, шедшего
с эллинизированного юга. Крупный фрагмент каменного кентавра из
Бояно воспроизводит элементы метоп Герейона в устье Селе68. Голова из
Пьетраббонданте выглядит как местная попытка изобразить горгону, а
вотивные деревянные фигуры из святилища Мефиты [Mefitis — богиня
вредных испарений. —A3.) в Валлис-Амсанкти имеют некоторое
сходство с гермами. Посвятительные каменные скульптуры из Тривенто и Аньо-
не также свидетельствуют о греческом влиянии69.
Римляне считали самнитов своим самым грозным противником в
Италии. Ратное мастерство последних хорошо иллюстрируется крупными
оборонительными сооружениями, которые они возводили по всему Сам-
нию, главным образом в IV—Ш вв. до н. э., как об этом можно судить по
сохранившимся свидетельствам. Иногда самниты целиком обносили
горные вершины крепкими стенами из многоугольных известняковых глыб.
Эти оборонительные кольца, как о том можно судить по их целому
комплексу около Капракотты, были тщательно скоординированы с
сигнальной дистанцией (т. е. с расстоянием, достаточным для передачи
светового сигнала. —A3.) от одного укрепления к другому, что формировало
оборонительную систему племени, которая не могла быть разрушена даже в
случае захвата врагом одного из таких фортификационных колец.
Близость последних к путям перекочевок, как в Монте-Ферранте и Монте-
Паллано, предполагает, что кольца задумывались в качестве убежищ не
только для людей, но и для скота на случай опасности. Некоторые из
них обеспечивали летний или даже круглогодичный приют пастухам и
их семьям. Это определенно верно по отношению к недавно
раскопанному кругу в Монте-Вайрано: сооружение имеет 3 км в периметре и три
входа, что является обычным для италийских поселений70. Другие круги,
такие, например, как защитные сооружения на Монте-Ачеро или близ
Венафро, были настолько неуютны и открыты ветрам, что их
назначение могло быть почти исключительно оборонительным71.
Внутренняя жизненная энергия сабеллов привела к появлению во
второй половине железного века огромной италийской диаспоры. Умбры
сыграли в данном процессе небольшую роль; как бы то ни было,
античные авторы приписывали это «самнитам» по той, очевидно, причине, что
именно Самний рассматривался в качестве ареала, в котором зародился и
где поддерживался импульс этого движения.
В Тирренской Италии, в долине Ассано, сабеллы овладели районом,
богатым железной рудой. Неясно, когда именно это произошло, но к 400 г.
до н. э. живший здесь народ знали как сидицинов, которые вывели
поселение в Теан72.
68 PCIA. 7 (1978): 258 (P. Orlandini).
69 Ulisse. 9 (1966): 121 (Α. La Regina); ср.: Not. Scav. 1952: 151 (P.C. Sestieri).
70 D 137: 7-12.
71 См.: JRS. 58 (1968): 225; 71 (1981): 159.
72 С 50: 888, s.v. «Teanum Sidicinum».

Глава Ί4. Железный век: народы Италии
839
Хронология Кампании более надежна. Выше мы уже отмечали
вероятность присутствия в VI в. до н. э. на южной оконечности Кампании
носителей «южнопиценского» языка. В более северных районах оскские
имена на артефактах из Капуи, Нолы, Сатикулы и Суессулы также
указывают на то, что сабеллы просачивались в VI в. до н. э. в эти места,
подконтрольные в то время этрускам и грекам и заселенные в основном
аборигенами, которые были известны под именем опиков/осков (авсоны,
аврунки)73. Находились ли последние в родстве с пришедшими сабелла-
ми — вопрос спорный: ранние надписи (VII в. до н. э.?) из Кимы,
предположительно принадлежащие им, слишком фрагментарны и непонятны,
чтобы на их основе делать окончательные выводы74. В любом случае, не
похоже, что доисторическая Кампания была однородна: Калы, Капуя и
Суессула на севере имели связи с долиной Лириса и Ладием, что
отличало их от Понтеканьяно на юге; а недавние находки у Сан-Марцано и
Сан-Валентино-Торио в долине Сарно к востоку от Помпеи дают новые
свидетельства о существовании в Кампании VI—V вв. до н. э. различий
как в составе населения, так и в материальной культуре75. Кем бы ни
были коренные жители Кампании, в конечном итоге их ассимилировали
сабеллы, хотя при этом имя «опики» («оски») сохранилось как языковое
обозначение сабеллов. К 445 г. до н. э. сабеллы в северной Кампании уже
представляли собой отдельное племя под именем «кампаны», а
приблизительно через двенадцать лет они отобрали контроль над Капуей у
этрусских и над Кимами у греческих господ (Диодор. ХП.31.76; Ливии. IV.37;
Веллий. 1.14). В южной Кампании аналогичным образом стало
доминировать сабелльское племя алфатернов из Нуцерии.
В IV в. до н. э. сабелльская экспансия продолжилась. К тому времени
или даже раньше был установлен контроль над Атиной — чтобы,
вероятно, добывать железо из расположенных поблизости рудников. Сабеллы
также держали в своих руках Арпин и другие поселения вольсков в
долине среднего Лириса. Но на этом они остановились; путь в Лаций им
преградил Рим.
Далеко на юге, впрочем, римская мощь еще не создавала никаких
препятствий, так что сабеллы смогли здесь закрепиться, и не только в
областях, ныне известных как Базиликата и Калабрия (в античности
соответственно Лукания и Бруттий76). Эти более развитые с микенской эпохи
области были подвержены греческому влиянию77 и густо населены, но
невозможно установить, кто был их коренными жителями; разнообразные
названия, присваивавшиеся им греками (энотры, авсоны, хоны и др.),
дают нам информации не больше, чем очень ранние, но совершенно непо-
73 D 48: 151-169 (G. Colonna).
74 Stud. Etr. 42 (1974): 304-311 (G. Baffioni).
75 MEFRA. 82 (1970): 511-618 (B. d'Agostino); D 48: 85-101.
76 Название Бруттий (Bruttium) является лишь удобным современным неологизмом
для замены названия ager Bruttius («Бруттийская земля»), громоздкого выражения
римских писателей.
77 Основателем Петелии в Бруттие предание называет Филоктета (Страбон. VL254);
недавно в Базиликате была найдена в большом количестве микенская керамика: D 169: 22.

840
Часть третья
стижимые надписи из Кастеллуччо, Сталетги и Кротона78. Эти туземные
жители подобно другим итальянцам раннего железного века стремились
создавать более или менее оседлые поселения с формировавшейся
аристократией и первыми зачатками земледелия: обратите внимание на
соответствующие замечания Аристотеля [Политика. VGL 1329b).
Широко распространенным проявлением луканской региональной
культуры, которую вообще-то никак не назовешь единой, была сделанная
на гончарном круге расписная керамика типа «тенда» (иг. a tenda, «тент»;
название дано по орнаменту на плечиках этих ваз, напоминающему
вереницу шатров; см. рис. 70).
Рис. 70. Олла с орнаментом a tenda из Санта-Мария д'Англона в
Ауканий. (Поликоро, Национальный археологический музей Сиритиды;
публ. по: PCIA 7 (1978): ил. 13.)
После 700 г. до н. э. в связи с основанием полноценных греческих
колоний на побережье Ионического и южной части побережья Тирренского
морей эллинское влияние в Лукании становится еще более заметным;
что касается коренного населения приморских районов, то оно оказалось
в полном подчинении у греков-италиотов, если только не было полностью
истреблено. Впрочем, во внутренних районах и особенно в долинах Базен-
то и Брадано коренное население сохранило независимость; эти люди
жили в многочисленных мелких и неурбанизированных поселениях, в
части которых с незапамятных времен и вплоть до IV в. до н. э. сохранялась
практика хоронить покойников в скорченном положении. Керамика
местного производства, как правило, преобладает в количественном
отношении над импортированной, что служит индикатором культурной,
О надписях см.: D 408; D 414; D 492: № 186.

Глава 14. Железный век: народы Италии
841
а также политической автономии. При этом многочисленные речные
долины обеспечивали торговые пути между южным берегом Италии и ее
внутренними районами; так что для Лукании VII—VI вв. до н. э.
характерно обилие свидетельств о сильном внешнем влиянии — в основном
греческом, но также этрусском и апулийском. Из наиболее впечатляющих
артефактов можно назвать архитектурные терракоты из Серра-ди-
Вальо, бронзового наездника из Грумента (см.: Том иллюстраций: ил. 261),
а также инвентарь из роскошных погребений (напоминающих
синхронные гробницы Этрурии и Лация) в Бизачча, Мелфи и Лавелло в
северной Лукании, а также в Арменто и Кьяромонте — в южной. В целом
культурная, экономическая и социальная система, восстанавливаемая по
археологическим находкам, оказывается сложной и многосторонней,
вариативной даже в обычном обряде ингумации.
Для того же времени доказано присутствие в Лукании носителей
оскского языка. Эти люди, конечно, могли входить в состав автохтонного
населения и постоянно проживать в регионе. Однако уменьшение
расписной субгеометрической керамики, прогрессировавшее с севера на юг в
600—470 гг. до н. э., делает более вероятной догадку, что это были (во
всяком случае — их большинство) незваные гости, проникавшие сюда из
более отдаленных областей полуострова.
На основании сохраненной Страбоном (VI.252—254) греческой
письменной традиции можно прийти к выводу, что оскскоговорящее
население двинулось в регион en masse [φρ. «валом», «всей массой»]. Но,
поскольку предполагаемое вторжение сабелльских орд не оставило никаких
археологических следов, это предание не вызывает полного доверия. Более
вероятно, что сюда, как и в Кампанию, сабеллы просачивались в течение
долгого периода. Их миграции, несомненно, способствовало разрушение
Сибариса в 510 г. до н. э. и одновременный крах этрусского господства в
Кампании. Таким образом, формирование италийского племени луканов
оказалось процессом медленным и постепенным, который должен был
привести к смешению и ассимиляции этносов в различных пропорциях79,
как и в других регионах, населенных италиками. Однако детали этого
процесса нам не доступны. Нет ясности и с происхождением именования
луканов: оно, конечно, не имеет никакого отношения к lukos (греч. «волк»).
Один из самых ранних признаков присутствия луканов относится,
возможно, к Падуле, где в VI в. до н. э. происходит рост населения, меняется
керамика (во множестве появляются колонные кратеры), а покойников
в захоронениях укладывают на спину80. В V в. до н. э. луканы нападали
на Фурии; во всяком случае, об этом сообщает Полнен применительно к
периоду между 443 и 433 гг. до н. э. (П. 10.2, 4). В следующем столетии
они вышли победителями из долгой борьбы за сибаритское наследство,
когда Дионисий Сиракузский недальновидно помог им разбить
коалицию италиотов. Невозможно утверждать с абсолютной уверенностью, что
79 У луканов было несколько племенных подразделений, например, сердеи, угнаны,
по-видимому, были и другие.
80 D 169: 92.

842
Часть третья
именно луканы возвели многие оборонительные сооружения, которые
до сих пор можно видеть в Лукании (в Сатриано, Трикарико, Серра-ди-
Вальо и в других местах); во всяком случае, многоугольная каменная
несущая конструкция храма в Буччино вполне может быть делом их рук.
Приблизительно к 400 г. до н. э. они являлись хозяевами Лукании, и
одна только греческая Элея (Велия) сохраняла шаткую независимость от
них. Посидония, Пиксунт и Лаос [лат. Laus, Лауд] были подчинены.
Брутгий, отделенный от Лукании линией «Лаос — Фурии», не сильно
отличался от последней своей исторической судьбой. В VII—VI вв. до н. э.
обе береговые линии этого региона — Ионическая и Тирренская —
оказались под контролем греческих колоний, в результате чего Брутгий стал
объектом даже более сильного эллинского влияния, чем Лукания,
которое усиливалось близостью к Сицилии, эллинизированной в очень
значительной степени. В самом деле, неиталиотское население Брутгия в
качестве второго языка использовало греческий, и продолжалось это, по
крайней мере, до времен Энния (Фест. 31L) (Квинт Энний (239 — ок. 169 гг.
до н. э.) — выдающийся римский поэт. — А.З.).И всё же горы и густые
леса, покрывавшие большую часть региона, способствовали сохранению
коренными жителями многих черт своего характера. Это население
вполне могло представлять собой некое ответвление (или ответвления) от
аборигенов Лукании81. Впрочем, как и эти последние, они могли столкнуться
с фактом сабелльского проникновения, и их смешение с пришельцами
привело в конечном итоге к формированию италийского племени брут-
тиев, которые претендовали на наличие собственной «метрополии» (Кон-
сенция) и отличались от луканов национальным характером и обычаями.
ВIV в. до н. э. брутгий захватили некоторые центры италиотов, такие как
Терина и Гиппоний, и создали собственное сабелльское государство
(общепринятая дата — 356 г. до н. э.), каковое событие представлено
древними авторами как восстание против луканов (ср.: Страбон. VL255; однако
его утверждение, что «брутгий» — это луканское слово, означающее
беглых рабов, неубедительно; более вероятно происхождение именования от
названия коренных жителей; ср.: Диодор. ХП.22; Стефан Византийский,
s.v. «Βρέττος»).
Еще одна группа сабеллов, известная как мамертины, обосновалась в
Сицилии, по ту сторону от Мессинского пролива. Они были не
отделившейся от бруттиев частью или их передовым постом, а наемниками,
которые попали на Сицилию, будучи нанятыми Агафоклом; после его
смерти мамертины, воспользовавшись предательством, захватили город Мес-
сану, что с тех пор стало рассматриваться — конечно же несправедливо —
как типичная черта сабеллов и их методов ведения войны.
Очень многие святилища италиков находились под открытым небом —
на вершинах холмов, лесных полянах, у проточной воды, в гротах.
Некоторые из таких культовых центров, как, например, святилища в
петровских Пьетраббонданте и Кампокьяро, сидициновском Лорето и в лукан-
В состав этого населения будто бы когда-то входили сикулы.

Глава 14. Железный век: народы Италии
843
ском Россано-ди-Вальо, служили веками. Крытые храмы явились
результатом позднейшей эллинистической эволюции, обязанной в основном
контактам с Римом.
Многие места поклонения предоставляли широкие возможности для
реализации склонности италийских народов к обетам, так что вотивные
лепные подношения обнаруживаются в очень большом количестве
повсюду в Италии и не в последнюю очередь — в центральных регионах. Явно
символическое значение приписывалось пластическим изображениям
человеческой головы, которые часто посвящались отдельно, без корпуса:
множество таких голов было найдено, например, в хранилище в Карсео-
лах — городе эквов82. Обетные дары часто изготавливались из терракоты,
особенно в Кампании и Тирренской Италии. В Кампании также
существовало производство вотивных статуй из туфа. Речь идет прежде всего о
знаменитых «матерях» из Капуи — сидящих женщинах со спеленатыми
младенцами на руках; самые ранние экземпляры (V в. до н. э.)
обнаруживают некоторые ионийские черты и могут происходить от сицилийской
терракотовой «кормилицы»—куротрофос [κουροτρόφος — «кормящая
младенцев»]; но неизменной чертой капуанских «матерей» является
прямоугольная, типично италийская фронтальность. Самое же впечатляющее
проявление италийской народной набожности можно видеть в мелкой
бронзовой пластике: такие изделия, изображающие иногда жертвователя, но
чаще бога, найдены в большом числе в самых разных местах южной и
центральной Италии (см.: Том иллюстраций: ил. 301).
Просить о чем-то могли Юпитера и других повсеместно
почитавшихся богов. Жители некоторых местностей, по всей видимости, полагали, что
удовлетворение их конкретных потребностей зависит от
благосклонности конкретных богинь (Ангития, Купра, Керрес, Ментис, Вакуна, Весу-
на). Но в особенности италики искали защиты воинственных божеств —
Марса и Минервы, Геркулеса и Диоскуров. Многочисленные бронзовые
фигурки Марса найдены в Умбрии — в Кальи и в других местах;83 сабел-
лы, похоже, предпочитали Геркулеса — бесчисленное множество его
изображений обнаруживается повсюду на их территории. Статуэтки
датируются от V в. до н. э.; мелкие бронзовые фигурки Геркулеса оставались
очень популярными в Самние и Лукании еще и в век эллинизма, в то
время, когда италики поголовно попали под власть Рима.
Трудная жизнь в горах порождала стойких воинов, часто
отличавшихся буйным нравом. Сабеллы получали удовольствие от кровавых схваток
на арене, были известны как народ, поставлявший отряды наемников (см.,
например: Дионисий Галикарнасский. VTII.8—10). Они многому научили
римлян в военном деле: именно у самнитов римляне заимствовали пилум
и, возможно, скутум, а также научились применять вместо громоздких
фаланговых маневров мобильную тактику84. Добавим, что и в стенных
82 Arch, Class. 5 (1953): 186 ел. (A. Cedema).
83 ЕАА. Π: 254 (Ν. Affieri).
84 D 283: 105—107. (Pilum — длинное и тяжелое метательное копье; scutum — щит в
полный человеческий рост овальной или четырехугольной выпуклой формы. — A3.)

844
Часть третья
росписях сабелльских гробниц из кампанского и пиценского ареалов
после 400 г. до н. э. доминировала тема солдатского мастерства: на
фресках изображаются погребальные сюжеты и другие аспекты сабелльской
жизни, но особенно многочисленны картины с вооруженными схватками
и колесничными бегами, а также сцены с воинами, уходящими на войну
и возвращающимися с победой.
Со временем умбры стали, похоже, более мирным народом; во
всяком случае, их сопротивление Риму в IV в. до н. э. не было особенно
значительным. В целом, однако, италики — и среди них умбры не меньше са-
беллов — пользовались у римлян репутацией самого воинственного
народа во всей Италии, а вазы и росписи гробниц из южной Италии конца
V и IV в. до н. э. часто изображают италийских воинов, которые были
защищены уже не дисковыми нагрудниками 6-го столетия, а трехдольными
панцирями (рис. 71), бронзовыми поясами, а также — как знак воинского
отличия — оперенными шлемами85.
Рис. 77. Италийский трехдольный панцирь из Альфедены, тип,
представленный на краснофигурных вазах и в настенных росписях из лу-
канских гробниц. IV—Ш вв. до н. э. (Альфедена, Музей А. ди Нино;
публ. по: D 65: 368, рис. 428.)
Имеющаяся в нашем распоряжении информация о форме и
характере правления у италиков показывает, что к IV в. до н. э. умбры и сабел-
лы уже весьма различались с точки зрения политических порядков. К
тому времени умбры усвоили полисную форму и, подобно этрускам,
85 В защитном вооружении явственно просматривается влияние Тарента: D 187: 170—
177.

Глава 14. Железный век: народы Италии
845
были разделены на многочисленные мелкие городские общины (Игувий,
Тудер, Азизий, Сполетий и др.), и мы ничего не слышим о том, что они
когда-либо объединялись в конфедерации или хотя бы в военные союзы
(ср.: Страбон. V.227). Помимо атиедского братства в Игувий [местной
жреческой коллегии; см. выше], мы мало что знаем о внутреннем
устройстве этих общин, не считая того, что некоторые имели магистратов с
титулами таго и uhtur. Недавно обнаруженная надпись (РоссеШ, № 3)
показывает, что последний из названных титулов обозначал гражданскую
должность с реальными властными полномочиями: он отнюдь не
являлся, как думали раньше, мелким религиозным служителем86. Что
касается таго, это был, как представляется, какой-то младший магистрат.
С другой стороны, центральноиталийские и сабелльские племена
вряд ли были урбанизированы в полной мере, за исключением северной
Апулии и района Ларина; идея города-государства была им чужда. Они
жили племенным строем в различных по размерам поселениях,
которые у римлян назывались pagi — «сёла» и mi — «деревни». Некоторые из
них, например пентрийский Сепин, были обнесены крепкими стенами.
Сабелльские магистраты носили титул «меддик», meddix
(морфологически подобно латинскому iudex, «судья»), при этом главный meddix
обладал очень широкими полномочиями. Даже центральноиталийские
племена умбрского происхождения имели meddices: наличие таких
магистратов у вольсков, эквов и марсов подтверждено эпиграфически (Vetter,
№ 222, 223, 226), а их существование у сабинов выводится из частого
использования этим народом имени Mettius, Меттий.
Сообщается, что в обычное время сабелльские народы имели
демократический образ правления, и только на период войны назначали
верховного меддика [meddix), вручая ему, по всей видимости, неограниченные
полномочия (Страбон. VI.254 — в рассказе о луканах. (Этого верховного
магистрата Страбон называет басилевсом, «царем». — A3.)) Тем не менее
анализ ономастики у Ливия не оставляет сомнений в том, что власть, — по
крайней мере у самнитов — вплоть до I в. до н. э. фактически
монополизировалась горсткой богатых семейств; это верно и в отношении луканов.
По-видимому, лишь состоятельный человек имел возможность
отправлять магистратскую должность.
В точности неизвестно, насколько pagi и mi сабеллов и общины
завоеванных ими народов соответствовали друг другу, чтобы сформировать
федеративные племенные государства. Мы знаем лишь о готовности их
племен образовывать какие-то свободные комбинации. Четыре племени
Самния — у Ливия: Universum Samnium, «весь Самний» (VÜI.23.2) —
объединились в союз с очевидным намерением придать ему долговременный
характер; подобная же структура существовала у центральноиталийских
племен марсов, пелигнов, марруцинов и френтанов. Даже сабеллы,
которые стали хозяевами Кампании и в связи с этим близко познакомились с
идеей города-государства, сохранили собственные федеративные инстинк-
86 D 421: 50-54

846
Часть третья
ты. Сабеллы северной Кампании образовали союз во главе с Капуей, а те,
что жили в южной, были объединены в организацию, которую
современные исследователи часто называют «пятиградьем» и которую
возглавляла Нуцерия. Предпочтение, отдававшееся сабеллами федеративному
устройству, было явно продемонстрировано в 91 г. до н. э., когда они
попытались положить конец гегемонии Рима, заменив ее конфедерацией
под названием Италия.
Объяснить склонность сабеллов к федеративным отношениям может
практиковавшееся у них отгонное скотоводство. В доримские времена
по сравнению с позднейшей эпохой переходы сабелльских пастухов
между горными пастбищами и долинами могли совершаться в небольших
масштабах и на более короткие расстояния, но даже тогда сезонная
миграция являлась обычной практикой. Она неизбежно приводила к
заходам на чужую территорию, в связи с чем необходимо было регулировать
перемещения и гарантировать безопасность и организованный проход
стад, что и заставляло племена объединяться в союзы. Показательно, что
в Умбрии, о существовании в которой отгонного скотоводства мы почти
ничего не знаем, нет никаких следов подобных объединений87.
У сабеллов было мало собственных достижений в материальной
культуре. В целом создается впечатление, что они довольствовались тем, что
усваивали более передовые и развитые обычаи тех областей, в которых
поселялись. В Кампании они занялись торговлей, усовершенствовали свое
земледелие, легко переключились с меновой на монетарную экономику,
принялись возводить элегантные постройки88, а в одежде — следовать
господствовавшей моде. Но важнее всего, что они научились читать и писать,
разработав собственный национальный алфавит на базе этрусского шрис]>
та, использовавшегося в Кампании. Так, одна из самых ранних надписей
на оскском языке, датируемая временем вскоре после 500 г. до н. э.,
сделана на стамносе из Капуи, хранящемся ныне в Государственном
Эрмитаже, буквами местного этрусского алфавита (ср. также: Vetter, № 125—
128)89. Разработанный сабелльскими кампанами алфавит вскоре
переняли племена Самния и даже более отдаленные френтаны, на чьей
территории недавно была обнаружена часть букваря — abecedarium — для этого
алфавита (Россега, № 101). Луканы и бруттии, впрочем, ограничивались
тем, что делали записи на оскском языке греческими символами.
Для греческих писателей, таких как Страбон (VI.253),
распространение оскского языка в южных областях Италии означало варваризацию
этих территорий. Но хотя более грубые обычаи вновь прибывших
племен вызвали определенный регресс в уровне ремесла и качестве жизни,
эти пришельцы, с другой стороны, впитывали, а затем распространяли
87 D 158: 87—91 (с указаниями на литературу).
88 La Rocca Ε., de Vos Μ. & A. Guida archeologica di Pompeii (Milan, 1976): 31—37.
89 D 154: 302. (Стамнос — сосуд для хранения вина, с короткой горловиной,
широким отверстием и, часто, двумя горизонтально расположенными ручками. —A3.)

Глава 14. Железный век: народы Италии
847
знания, идеи и технические приемы, которые были выработаны в
результате разнообразных процессов, происходивших у эллинов в Великой
Греции. Эти результаты сабеллы использовали к своей выгоде, а их языковая
унификация в южных областях значительно облегчила контакты
между побережьем и внутренними районами, повысив интенсивность
обмена. В конечном итоге влияние, исходившее от италийских центров в
Кампании, Лукании и Апулии, достигло самого Рима, а через него — всего
Итальянского полуострова.
IV. Лигуры
Экспансия италиков не имела прямого воздействия на племена, которые
римляне собирательно называли «лигурами». Последние населяли
гористую северо-западную часть Италии между рекой Арно и Сен-Бернарски-
ми перевалами. В течение всего железного века и вплоть до римских
времен в этом удаленном и изолированном регионе происходило немного
изменений. Здесь прочно удерживались примитивные, доисторические
традиции, о чем можно судить по более чем пятидесяти статуарным
стелам, найденным в области Луниджана, к востоку и северо-востоку от Ла-
Специа90. Эти каменные плиты напоминают стелы из других мест Италии
и Европы, включая Корсику и юг Францию, и принадлежат к той же
самой культурной традиции, что и наскальная живопись Приморских
Альп и [альпийской долины] Вал-Камоника. На передней части явно
антропоморфных луниджанских стел, чья высота варьируется от 50 см до
более чем 2 м, вырезаны схематические образы. Они изображают
женские, но чаще мужские фигуры, последние — с оружием (топоры,
кинжалы, иногда дротики). Назначение стел неясно: предлагались
погребальные, религиозные и иные объяснения. Различают три типа стел,
соответственно из районов Понтевеккьо, Мальграте и Реусы в долине реки Магра;
но вопрос о том, изготовлены ли хотя бы некоторые из этих памятников
историческими лигурами, остается без ответа91. Девять выстроенных в
линию стел в Понтевеккьо кажутся древнее железного века; но на
некоторых плитах из Филетто (близ Мальграте) изображено оружие,
типичное для VH—VI вв. до н. э., и даже вырезано несколько этрусских букв.
В сущности, о лигурах известно очень мало. Утверждение Плутарха
[Марий. 19.6), что сами себя они называли «амбронами», вряд ли означает
их связь с умбрами. Не сведущие о своих собственных корнях (Катон.
31Р), сами они на такое родство не претендовали. Согласно
классическим писателям, на своей исторической родине они проживали с
незапамятных времен и первоначально занимали гораздо более обширный
ареал, включавший Корсику, юг Франции и даже часть Испании (Геродот.
V.9; Фукидид. VI.2; Псевдо-Скилак. 3; Страбон. IV.203). Маловероятно,
т D 39: 30-53.
91 Одна стела реусского типа имеет дату — «1907», вырезанную по ее лицу.

848
Часть третья
чтобы их территория доходила до этих отдаленных мест, но не
вызывает сомнений, что они не всегда были заперты на северо-западе Италии.
В конце Ш в. до н. э. римляне столкнулись с ними около Плаценции и
Мутины. При этом осталось неясным, галлами или всё же лигурами
являлись анары (или анамары), с вождя которых в битве при Кластидии в
222 г. до н. э. снял доспехи [spolia opima) Марк Клавдий Марцелл. Кроме
того, люди с Лигурийскими именами проживали к югу от Плаценции, в
Велейе, по крайней мере, еще в 102 г. н. э. [ILS 6675; ср.: ILLRP 517; ILS
6509). Однако представляется весьма сомнительным, чтобы стэны (Stoeni),
жившие в районе города Бреша и завоеванные в 117 г. до н. э. Кв. Мар-
цием Рексом, являлись настоящими лигурами: этим именем стэны
могли быть названы в триумфальных фастах просто за неимением лучшего
обозначения [Fasti triumphales — перечень триумфов от основания Рима
до правления Августа; опубликованы ок. 12 г. до н. э.; являются частью
более крупной надписи — «Капиталийских фаст». —А.З.).
И всё же, несмотря на ошибочное книжное использование их имени,
вполне вероятно, что племена, называемые «лигурами», столь упрямо
боровшиеся с Римом в течение большей части Ш и весь Π в. до н. э.,
происходили от одного общего корня; возможно, древние авторы правы,
полагая, что в родстве с лигурами находились коренные жители
восточного Прованса (предположительно до города Севенны). Впрочем, достичь
здесь какой-то ясности невозможно, поскольку в доримские времена
лигуры не имели письменности и, похоже, не оставили никаких
очевидных образцов своего языка. Во всяком случае, нельзя сказать с
определенностью, является ли надпись на статуарной стеле из Циньяго лигур-
ской92. Топонимика той части Италии, которая принадлежала лигурам,
не подтверждает гипотезы об индоевропейском характере их языка; их
погребальные обряды также не дают оснований для убедительных
выводов, поскольку одни из лигуров практиковали ингумацию, другие —
кремацию.
Какой бы ни была их этническая принадлежность, лигуры
определенно не образовывали единой нации. Они были расколоты на
многочисленные и полностью независимые друг от друга племена, и трудно
представить, что они всерьез осознавали свое родство: не исключено, что они
вообще не имели единого самоназвания.
Среди лигуров лучше всего известны племена апуанов и ингавнов,
живших в окрестностях [современных гфовинций] Ла-Специа и Генуя
соответственно, а после них — багиенны, фриниаты, интемелии и статиел-
лы, населявшие более северные районы. От большинства других племен,
включая тех, что жили к северу от По, сохранились названия, даже
истинное произношение которых остается неясным, не говоря уже об
этнической идентичности. Доримская археология всех этих племен слишком
скудна содержанием, чтобы сказать о них что-то значительное.
D 487: 159 ел.

Глава 14. Железный век: народы Италии
849
Для римлян все лигуры были на одно лицо: невысокие, сухопарые и
крепкие люди, превосходные пращники; дикий, хитрый и отчаянно
независимый народ, селившийся в пещерах или в жалких лесных лачугах,
существовавший за счет охоты и примитивного сельского хозяйства. Эту
картину не следует отвергать с ходу. Раскопки поселений и могильников,
располагавшихся на вершинах холмов у Бек-Берчасса, Монте-Биньоне,
Россильоне и Камайоре, приводят к выводу, что колоритное описание
Лигурийской бедности, представленное Диодором (V.39), в какой-то
степени соответствует исторической действительности.
Однако это обобщение вполне может оказаться ошибочным, если
ареалы обитания лигурийских племен подвергнутся более широким
археологическим исследованиям. Материал использовавшегося с V до Ш в.
до н. э. и открытого очень давно некрополя у Генуи показывает, что
здешние лигуры были относительно состоятельными людьми, поскольку
имели возможность импортировать позднюю аттическую, италиотскую и
этрусско-кампанскую гончарную продукцию.
Позднее эти свидетельства из Генуи нашли замечательное
подтверждение. Ведущиеся с 1959 г. раскопки другого и более раннего могильника,
расположенного у Кьявари, обнаружили общину, образ жизни которой
резко контрастировал с тем, какой обычно приписывают лигурам.
Некрополь в Кьявари датируется от конца УШ или от начала VII в. до н. э.
Обширный, монументальный и богатый, он был разделен на округлые и
прямоугольные отгороженные места, в которые укладывались ларцы из
сланца, содержавшие шарообразные урны с прахом, которые имели
цилиндрические горлышки. Рядом во множестве находились другие керамические,
бронзовые и железные объекты. Темная местная керамика импасто,
зачастую грубо и неточно имитирующая этрусские формы, иногда
украшена пластическими либо выгравированными фигурами и узорами.
Также много керамики, ввезенной по морю либо из Этрурии, либо из
Прованса, особенно из фокейской Массалии. Расположенный поблизости
медный рудник и наличие месторождений сланца и природного шифера
могут объяснить несомненное благосостояние этой общины в Кьявари^3.
Обитатели побережья владели прекрасными гаванями (Генуя, Ла-Спе-
циа, Савона и др.), были, по общему мнению, хорошими мореходами и
смекалистыми торговцами, а их образ жизни настолько отличался от
описанного выше, что их можно было бы принять вообще за другой народ.
В этой части Италии горы, тянущиеся почти до самого морского
побережья, серьезно препятствовали культурному развитию районов,
расположенных в глубине страны. Это помогает ответить на вопрос, почему
лигуры, жившие вдали от побережья, оставались очень бедными и дикими,
хотя, как говорит Диодор, эти варвары отличались благородством.
Часто высказывается предположение, что жившие близ озер Маджо-
ре и Комо, к северу и к северо-западу от Милана и практиковавшие кре-
PCIA. 4 (1975): 288 ел. (F. Rittatore Vonwiller).

850
Часть третья
мацию племена голасекковцев и комачинцев, чьи археологические
культуры железного века известны по ряду некрополей, имели общее
происхождение с лигурами94. Однако для такого этнического родства нет
твердых доказательств, а различия в культуре более заметны, чем редкие
элементы сходства. Голасекковские поля погребальных урн и отдельные
артефакты служат, скорее, признаком центральноевропейского родства.
Много позже, в римский период, в регионе Голасекка жил народ,
известный под именем лепонтиев, и именно с ним связывают ряд надписей,
обнаруженных в окрестностях Орнавассо и исполненных
модифицированным этрусским алфавитом95. Эти документы датируются от IV до I в.
до н. э., а их язык если и не кельтский, то очень ему близкий; в связи с этим
была выдвинута гипотеза, согласно которой лепонтии представляли
собой кельтизированных лигуров96.
Так или иначе, представляется неоспоримым, что такие смешанные
народы окончательно сформировались в дальнем северо-западном углу
Италии под непрерывным кельтским нажимом. Неясно, когда именно
значительные массы кельтов достигли этого региона; однако процесс
своего рода инфильтрации вполне мог начаться с VI в. до н. э. К тому
времени, когда римляне во Π в. до н. э. достигли Пьемонта, он уже был
территорией многих племен, одни из которых являлись Лигурийскими,
другие — кельтскими, а третьи представляли собой смешение
представителей двух первых. Пример испанских кельтиберов доказывает, что кельты
были способны к такому слиянию, Страбон к тому же использует слово
«кельтолшуи» для обозначения населения обсуждаемой области (TV.203).
В сущности, оба народа, игравшие здесь главную роль в римские
времена, салассы и таврины, вполне могли представлять собой смешанные
племена такого рода.
Салассы проживали в долине Вал-д'Аоста, через которую протекает
река Дора-Балтеа; почти не вызывает сомнений, что те, кто разрабатывал
россыпные месторождения золота в окрестностях Виктумул [Victumulae),
в избытке оставили следы своей деятельности для современных
археологов, но свидетельства эти еще должны быть найдены. Однако нелегко
установить, относились ли салассы к лигурам. Вполне может быть прав
Страбон, который утверждает, что по происхождению они были именно
лигурами (IV.205), поскольку трудно не заметить их определенного
родства с почти одноименными салиями [Σάλυες] (или саллувиями), жившими
во внутренних, примьжающих к крупному порту Массалии землях и
являвшихся почти соседями и родственниками оксибиев и декиетов,
которых античные авторы постоянно называют «лигурами» (Ливии. Периоха
книги. XLVQ; Страбон. IV.203; Плиний. Естественная история. Ш.47).
Но даже если салассы изначально были Лигурийским народом, они не
могли не подвергнуться значительному смешению с кельтами: Эпоредия,
Об археологических культурах Голасекка и Комачина см.: D 21: 413—511.
Об этих текстах: D 487: 134—154.
WhatmoughJ. The Foundations of Roman Italy (London, 1937): 134 ел.

Глава 14. Железный век: народы Италии 851
одно из главных поселений и ключ ко всей их территории, носит явно
кельтское имя; Страбон, вероятно, прав, когда применительно к
римским временам явно не причисляет салассов к народу лигуров (Страбон.
IV.204,208;V.211).
Непосредственно южнее салассов жили таврины, в честь которых
получил свое имя Турин (Турин возник в 27 г. до н. э. как римская колония
под именем Castro, Taurinorum; позже переименован в Julia Augusta
Taunnorum. —A3.). И Страбон (IV.204), и Плиний (Естественная история. Ш.123)
рассматривают этот народ как .Лигурийский, но Полибий не говорит об
этом однозначно: если в одном из пассажей подразумевается, что
таврины, уверенно отождествляемые с его, Полибия, таврисками, не являлись
кельтами, то в другом месте он, похоже, исходит из обратного97. Отсюда
вполне вероятно, что таврины, как и салассы, представляли собой
смешанный народ, да и Тит Ливии в одном месте (XXI.38.5) называет их
«полугаллами» — semigalli. Первый элемент их имени носит отчетливо
кельтский характер. Этнические и племенные контуры региона остаются
туманными вплоть до римских времен.
Walbank F.W. Historical Commentary on Polybius. I (Oxford, 1957): 177.

Глава 15
Дж. Пенни
ЯЗЫКИ ИТАЛИИ*
Удивительное многообразие языков доримской Италии,
засвидетельствованное синхронными надписями, которые обнаруживаются
практически в каждом регионе (но редко в сколько-нибудь значительном
количестве в одном месте) и охватывают период более 700 лет — от введения
алфавита греческими колонистами в УШ в. до н. э. и до исчезновения
местных языков (по крайней мере, их письменных форм) в I в. до н. э., что
стало результатом повсеместного принятия латинского языка. Надписи
в качестве источника наших знаний об этих языках, несмотря на их
(надписей) небольшое количество очевидным образом превосходят
редкие и зачастую ненадежные глоссы античных авторов и спекулятивные,
основанные на этимологии личных имен конструкции, порой
встречающиеся в работах современных исследователей. Всякая литература,
существовавшая здесь, помимо римской, была утрачена. Идентификация
и классификация языков может содействовать идентификации народов
античной Италии и их родственных связей, при этом в надписях зачастую
обнаруживаются наилучшие свидетельства об институтах, искони
присущих этим народам.
Изучение этих мертвых языков по эпиграфике с необходимостью
предполагает рассмотрение алфавитов, которыми они были выполнены,
к тому же распространение письменности само по себе составляет
важную часть культурной истории ранней Италии. Народы крайнего юга и
Сицилии заимствовали алфавит у греческих колоний, с которыми они
находились в непосредственном контакте. Также очень рано алфавит
заимствовали этруски, которые затем передали его другим частям Италии.
* В дальнейшем при цитировании надписей будут использоваться следующие
сокращения:
Marinetti = Maiinetü Α. Le iscrizioni sudpicene (D 430);
Po. = Poccetti P. Nuovi document! italici (D 448);
TLE = Pallottino M. Testimonia linguae etruscae (D 436);
Ve. = Vetter E. Handbuch der italischen Dialekte (D 492).

Глава 15. Языки Италии
853
Процесс такого распространения не был простым: почти всегда
заимствование алфавита приводило к изменениям и адаптациям, имевшим
целью приспособить полученную модель для записи другого языка1.
Даже в пределах отдельной графической традиции алфавитная система
могла стать объектом реформы, как могло измениться и начертание
отдельных букв. В результате появилось разнообразие алфавитов, имеющих
отличительные особенности в разных местах в разные времена, но
обычно удерживающих наследственные черты, что позволяет выяснить
истоки алфавитов.
Имеется около 10 тыс. этрусских надписей, самые ранние из которых
датируются началом VII в. до н. э., а самые поздние — концом I в. до н. э.
Прискорбно малая их часть имеет хоть сколько-нибудь значимую
длину, а подавляющее большинство — эпитафии, обычно содержащие одни
лишь личные имена; это относится и к двуязычным — на этрусском и
латинском — эпиграфическим памятникам I в. до н. э. Среди наиболее
важных надписей можно назвать следующие: «Cippus Perusinus», «Перузийская
стела» [TLE 570), по всей видимости, юридический документ; черепица
из Капуи (TLE 2), содержащая около 300 разборчивых слов,
относящихся к какому-то ритуалу; а также покрытые письменами золотые
таблички из Пирги [TLE 874—875), датируемые началом V в. до н. э., чьи тексты,
выполненные на этрусском и финикийском, не будучи, судя по всему,
дословными версиями друг друга, имели одинаковое по сути содержание,
связанное с посвящением некоего храма богине Уни/Астарте. Но самым
замечательным этрусским документом является «Льняная книга» {TLE 1
[другое название: «Пелена из Загреба»]), записанная на полотне,
которым была обмотана одна египетская мумия; сохранившийся текст,
литургический по содержанию, содержит свыше 1200 слов. Помимо этих
прямых остатков письменности имеется также некоторое количество глосс.
(Глоссы — пояснения непонятных или иноязычных, в данном случае
этрусских, слов; в античности традиция глоссирования была очень
развита. — А.З)
Из начертания букв самых ранних надписей ясно, что этруски
приняли алфавит, использовавшийся евбейскими поселенцами в Питекусах и
Кимах. Ряд ранних букварей, abecedarian показывает, что заимствование
не ограничилось лишь выборкой букв, реально использовавшихся при
записях на этрусском, как можно было бы предположить: например,
теоретический алфавит содержал букву О, не применявшуюся на
практике, поскольку этрусский язык различал только один огубленный
(лабиализованный) гласный заднего ряда, на письме обозначавшийся буквой
V (и). (В английском оригинале буквы этрусского и других италийских
алфавитов обозначаются по большей части соответствующими
курсивными символами. Эти условные символы выработаны на базе стандартного
латинского курсива и визуально далеко не всегда напоминают оригиналь-
1 D 404; D 354.

854
Часть третья
ные древние буквы; что касается собственно графических начертаний
древних букв, то в английском оригинале они приводится лишь в
единичных случаях. В переводе мы постарались гораздо полнее представить
оригинальные буквы алфавитов древней Италии, поскольку это
значительно облегчает уяснение логики подачи материала. При этом во всех
случаях мы сохраняем также и условные курсивные знаки. Фонетическая
транскрипция обозначается латинскими буквами в квадратных скобках.
Таким образом, читателю необходимо различать следующие
обозначения: собственно этрусские буквы — например, 5; соответствующие им
условные курсивные знаки — например, s; фонетическую транскрипцию в
квадратных скобках — например, [s]. — А.З) Не применялись на
практике также буквы бета и дельта, которые для обозначения звонких
взрывных звуков были бесполезны в потоке этрусской речи, поскольку голос,
вероятно, не являлся различительным признаком внутри консонантной
системы (консонантное письмо — тип фонетического письма,
передающий только согласные звуки; существуют полностью консонантные
системы, например, финикийское письмо, и частично консонантные, к
которым относится этрусское письмо. —А.З). (Отсутствие некоторых либо
всех указанных букв выдает факт отхода этрусского от многих других
алфавитов античной Италии.) Зато этрусский имел фрикативный звук
(фрикативный, или щелевой, звук образуется трением воздуха в щели
между сближенными органами речи. —А.З). По всей видимости, это был
губно-зубной [f|, если исходить из его передачи латинской буквой F.
Греческий алфавит вообще не предусматривал никакого графического
символа для этого звука, а в этрусском он передавался с помощью диграфа
FB (vh).
Приспособление алфавита для записи этрусских текстов привело
также к введению нотации для не имеющего особой буквы задненёбного [к]
и для сибилянтов (т. е. свисл-ящих/шипящих), из которых в этрусском,
очевидно, различались два звука — предположительно это были [s] и [s]
(следует сказать, что установить точное звучание звуков в этрусском, а тем
более их оттенков, крайне затруднительно. —А.З). Наличие альтернатив
для передачи этих звуков сыграло важную роль в процессе
формирования региональных вариантов алфавита, который, как видно уже по
надписям VE в. до н. э., продолжал эволюционировать таким образом,
что ко второй половине следующего, 6-го столетия смог приобрести более
устойчивые формы. Выделяются три основные локальные
разновидности2.
На юге, включая Цере и Вейи, не имеющий специальной буквы
задненёбный согласный передавался через каппу К (к) перед R (а), через гамму
С (с) перед Ё (е) и I (г) (дело в том, что гамма, когда не требовалось
обозначать звонкий взрывной, могла использоваться для других целей), а
также через коппу 9 (Q) перед V (и). К концу VI в. до н. э. такое обозначение
аллофонических вариантов (но не контрастирующих фонем) было повсе-
2 D 349; D 358; D 360.

Глава 15. Языки Италии
855
местно заменено использованием гаммы во всех позициях. (Алло φ о-
ния — изменение звучания одного или нескольких звуков при
артикуляции одним и тем же органом; ср. в русском «кристалл» и «хрусталь». —
А.З.) Сибилянты, то есть свистящие-гяипягцие звуки, сначала
выражались тремя буквами: трехлинейной сигмой $ (s), четырехлинейной сигмой
ί (s) и крестообразным символом X (s); к середине VI в. до н. э. вместо
бессистемного употребления этих знаков буква 5 (s) закрепилась за
звуком [s], a t (s) — за звуком [s].
Замечательным нововведением стало появление в южном ареале
ближе к концу VII в. до н. э. системы силлабической интерпункции, которая
продолжала использоваться всё следующее столетие. (Силлабическая
интерпункция — использование точек для выделения слогов внутри
слова. —А.З.) Хотя истоки этой системы неясны, сама практика
убеждает в удобстве такого способа написания в процессе обучения письму, так
что она могла быть связана со школами писцов при храмах3. Описанная
интерпункция характерна также для надписей северной Кампании
(район Капуи и Нолы) с середины VI до середины V в. до н. э., что служит
прямым доводом в пользу близких связей этого района с южной Этрурией.
Отмеченный выше переход от изображения звука [к] в трех
графических вариантах, каждый из которых зависел от следующей буквы — ка,
се/сц qu, — к использованию гаммы (с) во всех позициях также можно
заметить в центральной Этрурии, включая Таркуинию, Вульчи и Орвието,
хотя следует оговориться, что в самых ранних надписях из Вульчи
обнаруживается одна лишь каппа (к). Что касается сибилянтов, то после
некоторых колебаний и экспериментов с южными ί (s) и X (i) с первой
половины VI в. до н. э. трехлинейная $ (s) была закреплена за звуком [s], а
четырехлинейная сан или цаде ί (s) — за звуком [s]. (Сан, М, pi — вышедшая из
употребления буква греческого алфавита; имела фонетическое значение,
близкое к [s], поэтому в греческих алфавитах постепенно была
вытеснена сигмой; ее другое название — дисигма; происходит от финикийской
буквы цаде, V. —А.З.) Этот алфавит центральной Этрурии также
засвидетельствован в надписях VI в. до н. э. из южной Кампании, точнее — из
области у основания Соррентийского полуострова.
Надписи из северной Этрурии не известны ранее середины VQ в.
до н. э., из чего делается вывод, что здесь письменность была введена
позднее остальной Этрурии, будучи заимствованной предположительно
из Вульчи, что могло бы объяснить использование одной только буквы
каппа К (к) для передачи [к]. Эта особенность остается характерной для
всего региона вплоть до IV в. до н. э., когда постепенно была принята южная
гамма С (с). Для передачи сибилянтов здесь с конца VII в. до н. э.
применялись 5 (s) и ί (ί), то есть те же самые знаки, что и в центральной Этрурии,
но с перевернутым значением: буква S означала звук [is], а буква ί
закрепилась за [s]. Именно из этого северного региона письменность
распространилась на этрусские поселения Паданской долины; здешние надписи
3 D 470.

856
Часть третья
частично датируются V в. до н. э., но в основной массе принадлежат
следующему столетию.
Этрусские алфавиты различаются также и по формам букв,
отдельные варианты которых имеют весьма ограниченное распространение.
Например, в Клузии между 575 и 525 гг. до н. э. появляется знак X,
который теперь считается упрощением перекрещенной буквы тэта ® (Ö),
чьей внешней окружностью здесь просто пренебрегли4. На равнине Валь-
дикьяна со второй половины Ш в. до н. э. пятилинейная буква ми W (т)
была заменена знаком Л, причем вызвано это было, скорее всего, не
обычным формальным упрощением — эту замену можно объяснить тем, что
символу «5» (Л) по принципу акрофонии было придано фонетическое
значение [ш], поскольку в этрусском языке числительное «пять»
обозначалось словом max5.
Была, впрочем, одна тенденция в развитии алфавитной системы,
которая затронула все регионы без исключения. Во второй половине VI в.
до н. э. новая буква 8 заменила собой диграф FB (vh) в качестве
обозначения звука [f] и, соответственно, была поставлена в алфавите на самое
последнее место, как видно из азбук конца VI в. до н. э. Происхождение этой
буквы неясно: легко можно допустить, что данная графическая форма —
результат местной этрусской эволюции второй части указанного
диграфа, то есть знака В;6 но можно думать и о заимствовании из сабинского
региона (см. ниже); менее вероятной кажется связь с буквой 8 = [f]
лидийского алфавита.
Сходство этрусских букв с их греческими прототипами еще не
означает, что это обстоятельство гарантирует исследователю возможность
правильно дешифровать надписи; в реальности попытки продвинуться
дальше простой транскрипции сталкиваются с серьезными помехами. Факт
приспособления греческого алфавита к этрусской письменности дает
некоторые путеводные нити — например, для понимания природы
фонетической системы, как в случае уже упомянутого игнорирования практикой
некоторых знаков теоретического алфавита, в частности, буквы О и
символов для обозначения звонких взрывных; однако даже там, где, казалось
бы, фиксируется точное совпадение между греческими буквами и теми,
которые применялись в этрусском письме, не может быть никакой
гарантии, что совпадение касалось также и их фонетического значения. Ясно,
например, что в этрусском языке различались две группы согласных,
передававшихся на письме как I4 (р), Τ (t), С/К/9 (c/k/q) и Φ (φ), ® (0), Υ (χ) —
хотя в некоторых конфигурациях эта оппозиция могла нейтрализовать-
4 D 360: 382.
5 О распространении этой графической формы буквы ми см: D 391; D 424; о ее
происхождении см.: D471. (Акрофония — один из способов образования новых графических
знаков для передачи отдельных звуков, при котором имеющийся уже символ-идеограмма
(или пиктограмма), помимо своей первоначальной смысловой нагрузки, приобретает еще
и фонетическое значение, которое может соответствовать первой букве или первому слогу
изначального смыслового знака. —A3.)
6 D 406.

Глава 15. Языки Италии
857
ся7. Выбор греческих букв фщ тета, хи для второй группы может
означать, что в основе этой оппозиции лежало придыхание (придыхание,
или аспирация, — акустический эффект, образующийся при трении
выдыхаемого воздуха о ненапряженные голосовые связки. —А.З.), однако не
исключено, что дело тут в какой-то совсем иной характерной особенности
(например, в качестве нёбного звука)8, так что отдельные греческие
буквы могли заимствоваться в силу неимения других, более подходящих для
адекватной передачи такой особенности (хотя латинские транскрипции
этих греческих букв с помощью диграфов ph, th, ch и характер
использования греческих заимствованных слов в латинском языке указывают как
раз на стремление зафиксировать придыхание). Что касается сибилянтов,
то ранний греческий алфавит-модель предлагал широкий набор знаков,
являвшихся своего рода «сухим остатком» от его финикийского
прошлого, и в свое время из этой коллекции была сделана выборка для
обозначения противоположности между двумя сибилянтами в этрусском языке;
однако сам по себе выбор конкретных букв никак не указывал на
природу этой оппозиции, которая до сих пор остается предметом споров9.
Долгая, зафиксированная в надписях история этрусского языка
позволяет заметить определенные изменения, на основании которых можно
прийти к дальнейшим выводам относительно системы звуков. В V в. до
н. э. отмечается отсутствие единых правил в передаче гласных во
внутренних слогах, а вскоре после этого гласные из этих слогов исчезают совсем:
так, личное имя avile чередовалось с avale до того, как было заменено на avle
или auk, откуда и возникло латинское имя Авл, Aulus; αχίΐβ/αχβίβ/αχαΐβ —
Ахиллес — превращается в αχίβ; и т. п. Этот феномен легче всего
объяснить как отражение процесса нейтрализации качества согласных, за
которым последовала синкопа, а наиболее вероятной причиной всего этого
было развитие тяжелого ударения на слогах в начале слов; в это время
точно такие же изменения имели место и в других языках центральной
Италии. (Синкопа — выпадение звука или группы звуков в слове,
например, «Иваныч» вместо «Иванович»; в узком смысле синкопа — это
выпадение безударного гласного в середине слова. —А.З.) Синкопа
применялась также и к греческим заимствованным (ср. αχίβ), но в этом случае
утрачивались только краткие внутренние гласные, долгие же
сохранялись (ср. atunes 'Адонис' и др.). Создается ощущение, что, по крайней
мере, в конце V в. до н. э. этруски различали долготу гласных звуков в
заимствованных словах; а это, в свою очередь, предполагает, что долгота
гласных различалась и в самом этрусском языке, хотя при этом она
игнорировалась устоявшейся орфографией10.
В последние годы благодаря тщательному морфологическому
анализу в исследованиях этрусской грамматики был достигнут заметный про-
7 D 364, П: 177 слл.; D 373. (Нейтрализация — в лингвистике так называют снятие
значимости противопоставления звуков; например, нейтрализация согласных по
«звонкости—глухости». — A3)
8 D 477: 220, 222.
9 D 376; D 477: 220 ел. 10 D 364, П: 48 слл.

858
Часть третья
гресс, хотя очень многое здесь остается темным, а остаточные неясности
сопровождают даже достаточно надежные идентификации отдельных
грамматических категорий и их конкретных образцов. Например, есть два
суффикса родительного падежа, s и -а{1) (архаический -га): они
используются для различения мужских и женских форм семейных имен, что
должно быть вторичной традицией, поскольку весьма вероятно, что
семейные имена появились только около 700 г. до н. э. и что во всех остальных
случаях род в этрусском языке никак не маркировался (появление этих
семейных имен заставляет думать о влиянии со стороны соседних
италийских языков); в личных именах, впрочем, эти два суффикса
распределяются в соответствии с простой закономерностью сочетаемости
фонем: суффикс -а{1) — только для имен, оканчивающихся на -Θ или -s, хотя
таким ограничениям не подвержены имена нарицательные, для части
которых засвидетельствованы обе формы родительного падежа;
установление изначального распределения суффиксов кажется делом
совершенно безнадежным, а по поводу изначального разделения их функций
можно лишь строить догадки. Глагольный суффикс -се, несомненно
являвшийся признаком прошедшего времени и одинаково применявшийся
для 3-го лица как единственного, так и множественного числа,
контрастирует с признаком страдательного залога -%е\ помимо этих форм, в
предикативной функции [т. е. в высказываниях] иногда встречаются формы
на -и, которые признаются отглагольными существительными или
прилагательными, однако неясно, что в каждом конкретном случае определяет
выбор формы. Еще одна головоломка касается формального
соотношения между формами на -и и формами на -се и -%е\ эти суффиксы могут
добавляться к одной и той же основе (как ζίΐαχηη вдобавок к zilaxn(u)ce,
'занимал магистратскую должность') либо скорма на -и могла служить
базой для производного глагола (как mulu для muluvanice 'дал'). С другой
стороны, форма на -и, очевидно, могла иметь в основе форму
прошедшего времени (как aliqu к аЩ)се, 'дал' (?), zinaku — к zin(a)ce, 'сделал') или
форму пассивного залога (как cerixu); однако создается впечатление, что
и эти производные w-формы в свою очередь могли служить
основами для других производных глаголов (так, ceri%unce, 'построил', из cerixu).
Таким образом, можно установить структуру производных слов, но по-
прежнему неясно, что определяло направление их построения;
непонятным остается также и то, сопровождались ли различные конструкции
слова хоть какими-то нюансами в его значении. Тот факт, что подобные
проблемы могут быть поставлены, сам по себе является признаком
значительного продвижения в нашем понимании структуры языка11.
Если говорить в целом, некоторое количество этрусских текстов
вполне понятны. Смысл надписи зачастую выводится из внешних свидетельств:
предмет, на который она нанесена, где она обнаружена, параллели из
других мест античного мира, подсказывающие, каким, скорее всего, было
содержание этого документа; это так называемый билингвистический
11 См. прежде всего: D 477.

Глава 15. Языки Италии
859
метод, который является основанием всякого изучения этрусских
текстов — независимо от того, признается это явно или нет12. Дополненный
комбинаторным анализом билингвистический метод во многих случаях
позволяет определить значение различных элементов текста.
(Комбинаторный анализ (от лат. combinare — «сочетать, соединять») изучает
вопросы, связанные с сочетаемостью, размещением и взаимным
расположением частей конечного множества объектов. — А.З)
Наиболее понятна система ономастики13, свидетельства для которой
исключительно обильны. Надписи позволили идентифицировать также
некоторые термины родства (такие как ара, 'отец', ati, 'мать', sex, 'дочь',
рига, 'жена', и т. д.), глаголы давания и посвящения (такие как tur[u)ce,
muluvanice), а также формулу указания на возраст умершего,
включавшую числительные, avil, тод', и lupu или lupuce, вероятно, 'покойный' или
'умер'. Эпитафии, содержащие cursus honorum, дают некоторые титулы
должностных лиц14, в основном это ζίΐαθ, таги vi риг θ или ригвпе; некоего
союзного магистрата опознали в ζίΐαθ πιβχΐ rasnal, поскольку Дионисий Га-
ликарнасский [Римские древности. 1.30.3) передает, что этруски
возводили свое самоназвание к имени Расенна [какого-то своего вождя], однако
другие случаи употребления слова «rasna», встречающееся в других
надписях (в различных ситуациях), скорее, предполагают значение 'народ'
(латинское populus), так что те%1 rasnal (родительный падеж,
единственное число) может быть равнозначно латинскому reipublicae, а сам титул
обозначал местного магистрата15. Обозначением социального статуса
является слово «lautni», которое в поздних билингвах переводилось
латинским «libertus»16.
Установление хотя бы области значения слов, встречающихся в
конкретной надписи, уже позволяет сделать шаг в направлении перевода;
подлинный успех зависит также от полноценного грамматического
анализа, перспективы которого в настоящее время кажутся более
обнадеживающими. Прогресс в нашем понимании грамматической системы в
конечном итоге может помочь в установлении родственных связей этрус-
12 D 438: 441 слл. (Билингва — двуязычный текст надписей или рукописей; изучение
этрусского языка осложняется тем, что, помимо золотых табличек из Пирг, содержащих
идентичный текст на этрусском и финикийском, у исследователей этрусского языка нет
достаточно длинных билингв; в связи с этим в 30-х годах XX в. было предложено создать
искусственную билингву: при изучении «Льняной книги» («Пелены из Загреба») было
установлено, что в тексте можно выделить своего рода строфы, имеющие одинаковую
структуру; была выдвинута гипотеза, согласно которой данный текст является чередованием
обрядовых предписаний и молитв, а если это так, тогда «Льняная книга» может быть
поставлена в один ряд с аналогичными умбрскими и римскими памятниками; хотя
последние невозможно объединить с предполагаемыми этрусскими молитвами в билингвы, эти
умбрские и римские памятники всё же дают близкие параллели, которые и привлекаются
для интерпретации этрусских текстов; это и есть так называемый билингвистический
метод; поскольку «подводные камни» такого метода очевидны, далеко не все исследователи
открыто говорят о том, что используют его. —A3.)
13 D 468; D 473; D 356; D 393.
14 D 435; D 398; D 392; D 359: 82 слл. 15 D 476.
16 D 468: 356 слл.; D 174: 126 слл.

860
Часть третья
ского языка, принадлежность которого к какой-либо известной
языковой семье до сих пор не доказана убедительным образом (вследствие
чего в деле интерпретации текстов невозможно ожидать никакой
пользы от применения этимологического метода). Этрусский имеет
очевидную связь только с языком, на котором говорили на Лемносе до
афинского завоевания и который засвидетельствован стелой V в. до н. э. и
фрагментарными надписями; на этой стеле, как кажется, возраст умершего
зафиксирован в словах «avis siafyvis», поразительно напоминающих этрусскую
формулу — ср. «avils ma%s seatylsc» (TLE 98) с вероятным значением 'в
возрасте 65-ти'. Кроме того, в этой предполагаемой датировочной
формуле можно заметить дополнительные морфологические параллели17. Нет
сомнений, что эти два языка очень близки, и их генетическое родство
представляется весьма вероятным.
Контакты с этрусками принесли элементарную грамотность народам
северной Италии, чьи языки известны по надписям, сделанным так
называемыми североэтрусскими алфавитами (иначе «альпийские
алфавиты». — А.З.). Наиболее многочисленными являются венетские надписи.
Они происходят из двух основных зон: области Эсте (с Падуей и Вичен-
ца) и горных районов к северу и востоку, где главные находки поступили
из Лаголе (Кадоре). Хронологический диапазон — от V до I в. до н. э.;
позднейшие надписи, относящиеся приблизительно к 150 г. до н. э.,
выполнены латинским алфавитом и свидетельствуют о прогресирующей
латинизации языка. Этрусским влиянием объясняются и первичное введение
письменности, и последующая реформа, посредством которой была
внедрена южная практика силлабической интерпункции, которой венеты
оставались верны и много после того, как сами этруски от нее отказались.
Наличие правильного коллективного обучения письму устанавливается по
посвятительным писчим табличкам, на которых нанесены не только
азбуки, но и списки групп согласных звуков, которые не зависят от
интерпункции18. Использование каппы К для передачи звука [к] и присутствие
сигмы $ и сан i для обозначения сибилянтов (шипящих-свистящих)
указывает на то, что в качестве модели здесь был принят алфавит из северной
Этрурии; использование диграфа vh FB для записи [f] доказывает, что
заимствование имело место до середины VI в. до н. э. Из позднейших
надписей, сделанных латинским алфавитом, ясно, что венетское письмо
различало звонкие и глухие взрывные звуки; за неимением в этрусском
модельном алфавите беты, гаммы и дельты буквы фи и хи использовались
для обозначения звонкого губного [Ь] и задненёбного [g], тогда как для
передачи звонкого зубного [d] находились разные решения. (Отличия в
обозначении зубных взрывных — как звонких, так и глухих —
предоставляют нам главную диагностическую возможность для различения
местных вариантов венетского алфавита.) Неполнота этрусской модели
относительно гласных была компенсирована введением буквы О,
предположительно заимствованной из греческого источника — возможно, из Адрии.
17 D 469; D 394.
18 D 410.

Глава 15. Языки Италии
861
Тот факт, что эта О была помещена в самый конец венетской азбуки
(судя по тому порядку букв, который представлен в посвятительных
табличках для письма), доказывает, что она скорее являлась позднейшей
прибавкой к алфавиту, нежели возрождением того знака, который
продолжал существовать в теоретическом этрусском алфавите. Объем этих
надписей предельно ограничен: это очень краткие эпитафии и
посвящения. Поэтому наши познания в венетском языке незначительны, и, хотя
его индоевропейское происхождение не вызывает сомнений, положение
этого языка внутри индоевропейской семьи определить очень трудно.
Гипотеза о родстве с италийской группой, в частности с латинским,
пользуется широкой поддержкой, но многие ключевые свидетельства
содержат формы, чьи интерпретации остаются спорными19.
Соседний регион, лежавший к северо-западу, был, согласно античным
источникам, населен ретами, поэтому язык, на котором созданы местные
доримские надписи, получил название «ретийского». Эти надписи
охватывают период от IV по Π в. до н. э.; выполнены они разными алфавитами,
ведущими происхождение от северной этрусской модели, из которых
главными разновидностями были алфавит Магре (из Падуи и Вероны,
т. е. из северной части региона) и алфавит из Больцано (в южном Тироле
и за Бреннерским перевалом). Это были по большей части вотивные
тексты, если судить по предметам, на которых они были нанесены, и по тому
окружению, в котором они были найдены. Язык надписей, кажется, не
индоевропейский; было высказано мнение, что здесь, скорее, следует видеть
определенное родство с этрусским (формы на -al напоминают этрусские
формы генетава, предполагаемый глагол «tinake» — в различных
написаниях — напоминает этрусский глагол «zinace»); это утверждение обычно
подкрепляют ссылкой на римских авторов, чьи свидетельства можно
понимать в том смысле, что реты произошли от этрусков, вытесненных
галлами в горы (Плиний. Естественная история. Ш.133), самые места
обитания которых (этрусков) сделали их свирепыми, но при этом сохранивших
язык, хотя и испорченный (Ливии. V.33.11). Количество данных текстов
слишком недостаточно, чтобы прийти хоть к каким-то надежным
выводам, а внешнее сходство букв может оказаться мнимым20. Тот же язык,
возможно, представлен в надписях из региона, расположенного далее к
западу, сделанных алфавитом Сондрио, также берущим начало от
северной этрусской модели (Сондрио — город и провинция в итальянском
регионе Ломбардия. —А.З.). По крайней мере, некоторые из них, а
именно скальные надписи из Вал-Камоника, к северу от озера Изео, образуют
особую группу. Впрочем, приписываемое иногда этим текстам
италийское родство неубедительно21.
Еще один алфавит североэтрусского происхождения, алфавит Лугано,
характерен для группы из восьми (или более) надписей — большинство
из них фрагментарны — из области вокруг озер Маджоре и Комо. Эти
19 D 415: 163 слл.; D 459; D 491. 20 D 466; D 443.
21 D 451; D 488; D 427.

862
Часть третья
надписи условно классифицируются как «лепонтийские», хотя
исторические лепонтии, по всей видимости, населяли более северный район.
Надписи предположительно относятся к концу IV в. до н. э., но начертания букв
указывают на то, что этот алфавит был составлен гораздо раньше.
Заслуживает внимания наличие буквы О, заимствованной, видимо, из
греческой модели — в качестве вероятного источника рассматривается
Марсель. Все эти надписи — за исключением одного-двух посвящений —
погребальные, поэтому содержат главным образом личные имена,
которые, как оказалось, практически неотличимы от галльских имен (если
не считать патронимического суффикса -alo-, предположительно
сформировавшегося под влиянием -αϊ соседнего ретийского языка). Объяснить
эту особенность можно было бы, конечно, простым присутствием
галлов в регионе, однако фонология и морфология текстов в целом
указывают на принадлежность лепонтийского языка к кельтской группе.
И всё же сравнение с явно галльскими надписями из Брионы и Тоди (обе
сделаны алфавитом Лугано — причем вторая из названных была,
по-видимому, написана галлами, только недавно переселившимися в Умбрию
с севера) доказывает, что лепонтийский в действительности не идентичен
галльскому, хотя и был ему очень близок22. Одним из ясных
отличительных моментов является трактовка конечных носовых звуков: -п в
цизальпинском галльском, -т — в лепонтийском, ср. галльское lokan (Тоди),
лепонтийское palam (Верджате) — оба в аккузативе, единственное число;
это — основной критерий для отнесения недавно открытой надписи из
Верчелли к галльскому языку23. На лепонтийском наречии могли
говорить кельтские мигранты более ранней волны, которая на несколько
столетий опередила основные галльские нашествия конца V — IV в. до н. э.
Приход галлов и их расселение по северной Италии зафиксирован
лингвистически появлением кельтских имен во многих областях. Однако
именно в контексте долгой истории кельтского просачивания,
свидетельством чему служат лепонтийские надписи, следует рассматривать
присутствие кельтских имен уже в архаическом Орвието24.
С другой стороны, кельтская принадлежность надписей на четырех
архаических изваяниях-менгирах из Луниджаны, территории,
расположенной в глубине провинции Ла-Специа, вызывает сомнения. Более или
менее разборчивы только две из этих сделанных этрусским алфавитом
надписей, а их интерпретация совершенно неясна25. Лишь соображения
географического порядка поддерживают отнесение их к Лигурийскому,
рассматриваемому в качестве индоевропейского языка, существование
которого засвидетельствовано некоторыми рудиментарными топонимами
этого региона.
На Адриатическом побережье наличие еще одного языка
подтверждает небольшая группа надписей из области Пезаро, включающая два или
три фрагмента (один найден в естественной среде на доисторическом не-
22 D 198; D 412; D 487.
23 D 417; иная точка зрения: D 486. 24 D 368.
25 D 198: 133 слл.; D 425.

Глава 15. Языки Италии
863
крополе у Новилары), а также датируемая примерно 500 г. до н. э. стела
с полностью сохранившейся надписью в двенадцать строк. Формы букв
говорят об использовании этрусской модели при создании алфавита, но
присутствие букв b,g, duo указывает на влияние греческой модели.
Необычно то, что буква V появляется только в форме V, с диакритическим
знаком; это предполагает, что различие между звуками [о] и [и]
изначально помечалось раздвоением этрусской буквы V на два знака, V и V,
первый из которых впоследствии был заменен на О26. Данный момент
интересен с точки зрения появления V в синхронных «южнопиценских»
надписях из региона Адриатического побережья — приблизительно от Анконы
до Ортоны, поскольку связь не кажется невероятной в свете
археологических доказательств культурной гомогенности региона в целом.
Лингвистически, впрочем, северная зона была довольно обособлена: язык
надписей из Новилары, несмотря на все попытки доказать их
индоевропейскую принадлежность, остается изолированным, а его носители —
неопределенными27.
Ранний латинский и фалискский алфавиты, засвидетельствованные с
УП в. до н. э., обнаруживают близкое сходство — в форме букв — с
алфавитами южной Этрурии; этрусское влияние на алфавитную систему
необходимо признать и в отношении усвоения южной схемы при передаче
звука [к]: ка, се/г, до/и, хотя на практике данная модель здесь применялась
не всегда последовательно. (Образовавшаяся в результате этого в
латинском алфавите лакуна для передачи звука [g] не была восполнена вплоть
до изобретения в Ш в. до н. э. буквы G, ставшей модификацией С.)
Впрочем, независимая эволюция также имела место. Для объяснения
наличия дельты в фалискском, беты и дельты — в латинском, а О — в обоих
алфавитах необходимо иметь в виду дополнительную модель —
греческий алфавит. Кроме того, для фалискского алфавита, для [f], был создан
новый знак ΐ, являвшийся, возможно, модификацией дигаллжы F; к VI в.
до н. э. звук [f] стал передаваться в латинском алфавите дигаммой как
таковой, что, несомненно, явилось результатом упрощения диграфа FB (vh),
который, в соответствии с этрусской практикой, и использовался ранее
для этого звука. Сохранение связей с южной Этрурией отразилось в
вытеснении буквой с более ранней вариативности k/c/q — не считая того, что
латинский алфавит сохранил qu для передачи лабиовелярного звука [kw];
это имело место в обоих алфавитах во второй половине V в. до н. э. Связь
с этрусским алфавитом особенно заметна в Фалериях, где направления
письма справа налево было воспринято с конца VI в. до н. э., после
долгого периода отсутствия единого обычая, в соответствии с одновременной
стандартизацией этой практики в самой Этрурии; при этом не вызывает
сомнений, что в тот же самый период латынь благодаря греческому
влиянию, обнаруживаемому также по принятию некоторых буквенных форм,
усвоила направление письма слева направо28.
26 D 405: 154 слл.
27 D 378; D 450. 28 D 350.

864
Часть третья
Остатки фалискского языка немногочисленны. Сохранилось
несколько надписей на вазах архаического времени; от периода интенсивного
этрусского влияния, т. е. начиная с V в. и до разрушения Фалерий в 241 г.
до н. э., дошло некоторое количество эпитафий, но больше — почти
ничего. После 241 г. надписи свидетельствуют о быстром процессе
латинизации; фалискские элементы часто проявляются всего лишь как
диалектные особенности в текстах, по своей сути являвшихся латинскими. Этому
процессу, несомненно, способствовало близкое родство двух языков,
которые, по всей видимости, заметно отклонились друг от друга лишь в
начале V в. до н. э.: архаический фалискский необычайно похож на язык
ранних латинских надписей — это впечатление теперь усилено благодаря
наличию в недавно открытой надписи из Сатрика [город в Лации]
формы генетива единственного числа на -osio, которая до недавнего времени
была засвидетельствована в пределах Италии только в фалискском29.
Нельзя сказать, что следы раннего латинского языка настолько обильны,
что могут не просто пролить слабый свет на его состояние, а предложить
нам нечто большее. Несколько надписей на вазах, расколотый cippus
[каменная стела] с римского Форума и некоторое количество посвящений из
различных мест Лация в совокупности дают не очень большой
эпиграфический материал. Теперь, когда в Пренестинской фибуле
заподозрили подделку30, самые древние надписи датируются не ранее конца VII в.
до н. э. Вплоть до Π в. до н. э. латинские надписи остаются не особенно
многочисленными, то есть до того времени, когда язык, известный также и по
сохранившимся литературным произведениям, во многих отношениях
уже достиг своей классической формы.
Латинский и фалискский образуют отдельную подгруппу италийских
языков; здесь последнее название понимается как условное обозначение
группы близкородственных индоевропейских языков, на которых
говорили в античной Италии и которые также включали в себя (помимо венет-
ского и, возможно, некоторых других языков, от которых сохранились
лишь редкие остатки на крайнем юге полуострова) оскско-умбрскую
подгруппу, состоявшую из оскского и умбрского и нескольких
второстепенных языков или диалектов, обнаруживающих близкое с ними родство.
Некоторые характерные признаки являются общими для всех этих языков,
что оправдывает выделение италийской группы внутри индоевропейской
семьи, но две основные подгруппы благодаря изолированным
нововведениям стоят наособицу. Нет единого мнения о том, было ли такое
положение дел результатом дивергенции, посредством которой более или менее
единый протоиталийский язык раскололся на подгруппы, или, напротив,
конвергенции, посредством которой языки, изначально различавшиеся
гораздо сильней, выработали общие черты вследствие долговременных
контактов в пределах Италии31.
29 D 369: 82 ел. 30 См., напр.: D 386.
31 D 423: 25 *слл.; см. также: D 431: 48 слл.; D 402; D 403; D 395; D 332; D 333.

Глава 15. Языки Италии
865
И всё же термином «италийский» часто обозначают лишь оскско-умбр-
ские языки — в силу ассоциации с древними италиками (хотя в римских
источниках это обозначение никоим образом не сводилось к одной
языковой группе), а также из-за использования именования Италия в
качестве своего рода призыва к объединению во время Союзнической войны.
Более подходящее обозначение, скорее, нужно было бы искать в группе
этимологически родственных названий, включающей в себя Sabini, Sabelli,
Samnium, оскское safinim и др.32, среди которых только и возможно
обнаружить термин, уже не несущий в себе слишком специфического
значения. Кажется очевидным, что название, лежащее в основе этой группы
производных слов, использовалось оскско-умбрскими народами в
качестве самоназвания; дополнительное подтверждение тому дали три недавно
открытые надписи середины V в. до н. э. из Пенна-Сант'Андреа
(провинция Терамо), две из которых даже упоминают safina t(o)uta, 'сафинский
народ'. Широкая распространенность этих названий вместе с преданием
о «сабинском» происхождении умбров и пиценов отражает факт
экспансии оскско-умбрских народов из центральных Апеннин; продолжение
этого процесса можно видеть в хорошо засвидетельствованных
перемещениях V в. до н. э.
Тексты из Пенна-Сант'Андреа относятся к небольшой группе
надписей VI—V вв. до н. э. из ареала, примерно совпадающего с южной частью
древнего Пицена. Южнопиценский алфавит включает некоторое
количество уникальных знаков, чье фонетическое значение, долгое время
остававшееся спорным, ныне в значительной степени твердо установлено
благодаря недавним находкам. Наиболее удовлетворительные чтения
уверенно устанавливают тот факт, что язык этих текстов принадлежал к
оскско-умбрской подгруппе италийских языков; очевидная тенденция к
моноо^тонгизации дио^гонгов (ср. tuta рядом с родительным падежом
единственного числа toutas (монофтонгизация — превращение дифтонга
в одну гласную фонему. —А.З.)) предполагает некое особое родство с
умбрским языком. Интерпретация большей части текстов, впрочем, остается
сомнительной33.
Южнопиценское письмо дожило по меньшей мере до 300 г. до н. э.,
поскольку примерно в то же время этим алфавитом на двух шлемах —
один из Болоньи, другой — из Канозы — были сделаны надписи, хотя и
невозможно надежно установить, на каком языке. Две типично южнопи-
ценские буквы появляются также в надписях Ш в. до н. э. из Калены34.
Близость к южнопиценскому более значительна в алфавите,
использовавшемся в двух надписях на вазах VI в. до н. э. из Ночеры и Вико-Экуенсе
в Кампании;35 их чтения также не вполне ясны, особенно в том, что
касается разбивки слов по слогам, однако эти тексты, по своей форме
удивительно похожие на южнопиценские вазовые надписи из Камповалано,
32 D 467; D 429: 119 слл.; D 430: 32 слл.
33 D 429; D 430. 33 D 355: 829 слл.
35 Ро. 144, 145 (со ссылками); см. также: D 458: 142 слл.

866 Часть третья
можно рассматривать как указания на владельца (Marinetti ТЕ. 4).
Соответственно язык этих двух текстов можно идентифицировать как одну
из разновидностей оскско-умбрского, на котором предположительно
говорили в Кампании до установления этрусского господства.
Еще более раннее свидетельство для оскско-умбрского языка
обнаруживается в надписи на фляжке VII в. до н. э. из Поджо-Соммавилла,
на сабинской территории36. Хотя текст невразумителен, лингвистические
формы имеют оскско-умбрский вид, что позволяет предположить, что
это — документ на сабинском языке, о существовании которого мы знаем
только по глоссам римских авторов. Появление в этом районе столь
раннего письменного документа (в дополнение имеется еще один фрагменти-
рованный текст)37 наводит на мысль, что через эту зону проходил
процесс передачи алфавита из Этрурии в южный Пицен. Заслуживает
внимания наличие знака 8 в Поджо-Соммавилла, читавшегося как/, хотя в
одном случае этот знак по форме очень близок к бете, что может указывать
на его происхождение. В южнопиценских надписях присутствует знак I,
означавший /и являвшийся, как теперь установлено, радикальным
упрощением знака 8, окружности которого были сведены к простым точкам,
точно так же как знак · = о произошел из О. Учитывая, что вплоть до
VI в. до н. э. 8 не встречается в этрусских надписях, нельзя исключать
вероятность того, что этот знак был сабинским изобретением,
передававшимся вместе с алфавитом родственным народам, жившим к востоку, и
в конечном счете заимствованным этрусками38.
Все эти ранние свидетельства о формах оскско-умбрского языка
побуждают к пересмотру так называемых второстепенных диалектов,
существовавших в гористом центральном регионе, а именно марсийского,
вестинского, марруцинского и пелигнского. Эти говоры обычно
классифицировали с точки зрения их близости либо к оскскому, либо к
умбрскому, но, принимая во внимание то обстоятельство, что последние из трех
названных наречий засвидетельствованы для той же самой зоны, из
которой происходят южнопиценские надписи, хотя и для гораздо более
позднего времени (Ш—I вв. до н. э.), было бы предпочтительно
рассматривать их в свете преемственности с более ранним периодом южнопицен-
ского39. К сожалению, второстепенные диалекты засвидетельствованы
только сравнительно небольшим количеством надписей, причем
относящихся к тому периоду, когда влияние латинского языка было очень
сильным, что видно по использованию латинского алфавита, по наличию в
некоторых надписях (особенно в пелигаских эпитафиях) латинских форм,
а также по гиперархаизму пелигаской надписи из Пентимы (Ve. 213), в
котором, по всей видимости, проявилась защитная реакция на процесс
латинизации40. Два других второстепенных диалекта, также
ограниченно представленные поздними надписями латинскими буквами,
обнаруживают заметное родство с умбрским языком: надписи происходят из
Зб D 437; D 357
38 D 357.
40 D 401.
37 D 381.
39 D 377; D 345.

Глава 15. Языки Италии
867
тех частей Лация, которые после миграций начала V в. до н. э.,
зафиксированных римскими письменными источниками, были заселены эквами
и вольсками.
Похожая самнитская экспансия в Кампанию увенчалась захватом
Капуи в 424 г. до н. э., каковое событие сигнализировало об окончании
этрусского господства; захват Кум [иначе Ким] последовал уже в 421 г.
до н. э. За исключением Неаполя, остававшегося городом греческим, а
также изолированной зоны вокруг Понтеканьяно, где в течение всего
4-го столетия продолжали писать по-этрусски41, Кампания превратилась
в оскскоговорящий регион. Название «оскский» римляне дали языку
самнитов, хотя оски как особый народ являлись, скорее всего, более
ранними, еще доэтрусскими обитателями Кампании; в настоящее время такое
раннее присутствие здесь носителей оскско-умбрских языков
представляется достоверным, поскольку необходимо принимать в расчет
определенную преемственность языка. Имеются ясные указания на
присутствие оскского языка в Кампании задолго до установления здесь
самнитского господства, что предполагает долгий процесс инфильтрации: оскские
личные имена сначала появляются в этрусских надписях этого региона;
имеются также вазовые надписи V в. до н. э. на оскском языке, сделанные
буквами местного этрусского алфавита и снабженные силлабической
интерпункцией.
Около 400 г. до н. э. для записи оскских текстов был разработан
новый алфавит. Хотя основан он на этрусском алфавите, его составители,
несомненно, были знакомы с алфавитом греческим, поскольку
включили знаки для передачи звонких взрывных звуков, b,gnd. Первоначально,
в точном соответствии с этрусской моделью, не существовало буквы для
[о], при том что имевшихся в наличии двух знаков для гласных
переднего ряда, Ε и I, было недостаточно — оскский (подобно всем оскско-умбр-
ским языкам) различал три гласных переднего ряда: закрытый [i],
переходный [i], а также открытый [е]42. Недостаток знаков для передачи
гласных был исправлен около 300 г. до н. э. введением двух новых букв,
полученных, очевидно, из уже существовавших знаков путем добавления
диакритики: -|, (ί) для звука [i] и V (и) — для звука [о]43. Данный алфавит
получил распространение по всему Самнию, а также у френтанов и
северных апулов; этот процесс, как кажется, сопровождался
определенной стандартизацией как минимум письменного языка, поскольку
надписи показывают, что на протяжении четырех столетий оскский сохранял
удивительное единообразие.
Далее к югу, в Лукании, надписи на оскском записывались греческим
алфавитом, однако связь с Кампанией и Самнием здесь обнаруживается
в усвоении знака 8 = / (с различными модификациями в его форме), а
также в обычае записывать долгие гласные путем удвоения соответству-
41 D 348.
42 Некоторые предпочитают записывать их так: [i], [е], [е].
43 D 404: 100.

868
Часть третья
ющих букв. Реформа, произошедшая около 300 г. до н. э., ввела новую
орфографию для гласных переднего ряда; она напоминает реформу,
проведенную в Кампании, однако здесь действовала совершенно иная
система нотации; позднее, около 200 г. до н. э., бету стали использовать для
обозначения звука, возникающего из кластера звуков [di]44. Смягчение
согласных, подобное этому, представляет собой диалектную специфику
южнопиценского ареала, которую можно наблюдать еще в одной лукан-
ской надписи — «Балтийской таблице», «Tabula Bantina» (Ve. 2); это
бронзовая доска, содержащая компиляцию законов, написанных латинским
алфавитом (однако местное влияние проявляется в использовании Z),
которая теперь датируется первой половиной I в. до н. э.45. Еще
несколько оскских надписей, сделанных греческим алфавитом, происходят из
Бруттия, будучи результатом луканского вторжения IV в. до н. э., а
также из Мессины, захваченной в 3-м столетии оскскими наемниками —
мамертинами. Из северной Апулии, бывшей в IV в. до н. э. объектом
оскской экспансии, происходят только монетные легенды.
Хотя оскские надписи отнюдь не многочисленны — их лишь
несколько сотен, причем многие состоят всего из одной-двух букв, которые могут
быть сокращениями имен (особенно на черепичных клеймах) или просто
фрагментами, — в своем содержании они охватывают поистине широкий
диапазон тем. К официальным надписям относится «Абелланский
камень», «Cippus Abellanus» (Ve. 1), датируемый приблизительно 150 г. до н. э.,
на котором записано соглашение между городами Нола и Абелла по
поводу объединенного управления святилищем Геркулеса, находившимся
на их общей границе, строительные надписи из разных мест, а также
упомянутая выше «Tabula Bantina». Из сакральных текстов можно упомянуть
ранние так называемые иш/&у-надписи из Капуи, точное назначение
которых пока неясно46, бронзовую таблицу из Аньоне (Ve. 147), датируемую
приблизительно 250 г. до н. э. и содержащую перечень жертвенников и
церемоний, имеющих отношение к различным божествам, а также
некоторое количество посвящений, как публичных, так и частных. Имеются
также эпитафии, подписи изготовителей на кампанских вазах, дефикси-
оны (defixiones, таблички-проклятия) из Капуи и Кум, а также еиит-нздпи-
си, нарисованные на стенах Помпеи, которые, по всей видимости,
служили указателями для передвижений войск.
Из надписей, сделанных на оскском и на второстепенных диалектах,
несмотря на позднюю датировку многих из этих документов и возрастав-
44 D 408.
45 D 327; D 383. (Фрагмент «Tabula Bantina» был найден в 1790 г. на месте древнего
городка Бантии, находившегося на границе Апулии и Лукании; эта бронзовая доска
содержит отрывки закона, относящегося к управлению Бантией; с одной стороны текст идет на
латинском, с другой — на оскском языке; в 1967 г. был обнаружен второй фрагмент этой
надписи; «Балтийскую таблицу» чаще датируют второй половиной I в. до н. э. —A3.)
46 D 389; D 382. (Iuvilas — оскский термин с не до конца ясным значением; считается,
что этим словом оскскоговорящее население обозначало посвящаемый божеству предмет;
при этом если некоторые такие объекты были посвящены Юпитеру, то другие —
определенно связаны с погребальным культом. — A3)

Глава 15. Языки Италии
869
шее римское влияние, можно почерпнуть определенную информацию
о политических институтах. Гражданский коллектив обозначен словом
touto: в Мессине магистраты и tcoFto μαμερτινο делают посвящение (Ve.
196); в Бантии touto — это люди, созываемые на собрание и подлежащие
цензу (Ve. 2); в некоторых городах главное должностное лицо — это
meddiss tuvtiks, то есть meddiss, стоящий во главе touto. Более широкое
значение — 'народ, все жители страны' — можно обнаружить в марруцин-
ском диалекте — один текст из Рапино (Ve. 218) объявляет себя Шаг та-
roucai lixs, то есть «законом для народа марруцинов»; в том же смысле это
слово, возможно, употребляется в южнопиценских надписях из Пенна-
Сант'Андреа (см. выше): здесь может проявляться более древнее
значение, связанное с индоевропейским словом *teutä47.
Относительно органов законодательной власти на основании
римских источников можно сказать, что в Капуе существовал и сенат, и
consilium commune или consilium publicum (общий, или всенародный, совет,
т. е. народное собрание. —A3.); их местные названия не
засвидетельствованы, однако подобное устройство, по всей видимости, существовало в
Помпеях, где соответствующие названия сохранились. В формуле,
которая представляет собой близкую параллель (но вряд ли простую кальку)
к латинской формуле de senatus sententia, «по постановлению сената»,
зафиксировано, что магистраты здесь действовали в соответствии с
предписаниями двух органов государственной власти — <ku>mparakineis
<ta>ngin<ud> (Ve. 17) и kumbennieis tanginud (Ve. 11,12,18), — хотя
невозможно сказать наверняка, какой из них был эквивалентом сената, а какой —
народного собрания. Встречающееся у вольсков название toticu couehriu
(Ve. 222), кажется, обозначало народное собрание. В других надписях
сенат как таковой фиксируется тогда, когда действие предпринимается
senateis tanginud, но это слово является латинским заимствованием и нет
никаких гарантий истинной древности этого института. В Бантии термин
сотопот в качестве обозначения места собрания находит параллель в
умбрском; однако использование множественного числа сотопо для
самого собрания представляет настолько точную параллель к употреблению
в латинском языке слова comitia («народное собрание») рядом с comitium
(комиций— место на форуме, где происходили народные собрания. —
А.3), что в данном случае кажется весьма вероятной именно калька с
латинского48.
/гш/й,у-надписи из Капуи обеспечивают нас свидетельствами о
главном магистрате — meddiss tuvtiks; это не кто иной, как meddix tuticus
римских источников (ср.: Ливии. ХХШ.35.13, и др.). Известны следующие
варианты этого титула, реконструируемые главным образом по указаниям
на должностных лиц в датировочных формулах: meddiss kapvans (где кар-
vans = 'капуанский'), meddiss tuvtiks kapvans и просто meddiss. To, что термин
47 D 454. (Препозитивной звездочкой * обозначаются реконструируемые древние слова,
не встречающиеся ни в одном из сохранившихся текстов, — т. е. слова, которые, по мнению
исследователей, могли существовать в изучаемом языке или в праязыке. —A3)
48 D 341: 116.

870
Часть третья
«meddiss» мог также использоваться в качестве родового понятия для
обозначения любого должностного лица, ясно из «Tabula Bantina», а
применительно к самой Капуе — из надписи Ve. 87 «pun medd. pis ... a<d>fust» —
«когда какой-либо магистрат будет присутствовать»; а одна строка из
Энния (298 V) показывает, что в Капуе в эпоху Ганнибаловой войны
было более одного меддикса. Наличие двух μεδδειξ зафиксировано в
Мессине (Ve. 196), двух meddiss degetasius — в Ноле (Ve. 115), но также и
действующего в одиночку (Ve. 1, 116); в надписях из Помпеи присутствуют
meddiss pumpaiians (Ve. 8) или med<diss> tuv<tiks> (Ve. 13, 14, 15), а также
meddiss — в датировочной формуле (Ve. 71); meddiss tuvtiks упоминается в
Геркулануме (Ve. 107); и т. д. То что институт meddiss обладает
определенной древностью, вытекает из появления этой магистратуры также и
в центральном регионе: два пелигнских medix aticus (Ve. 212), марсий-
ский medis (Ve. 223), эквский meddiss (Ve. 226), два вольскских medix (Ve.
222). В оскских надписях встречаются и другие магистраты, но они
появились под римским влиянием: это очевидно в случае с эдилами и
квесторами в Помпеях и в других местах, поскольку это определенно
латинские титулы, каковыми должны быть признаны также титулы претора и
плебейского трибуна в Бантии. Трудно сказать, насколько практика
давать старым должностям новые латинские титулы была
распространена. Неясно, как обстояло дело с титулом цензора: keenzstur в Пьетраб-
бонданте (Ve. 149), censtur в Бантии, марсийский cetur (Ve. 223) — все они
указывают на лежащую в их основе форму *kens-tör, что, по-видимому,
подтверждает догадку, согласно которой это был титул аборигенного
происхождения, хотя и нельзя исключать его переделки по образцу
латинского слова censor49.
Основным памятником умбрского языка, сохранившимся до нашего
времени, являются Игувинские таблицы50 — семь бронзовых досок,
содержащих свыше 4 тыс. слов. Тексты этих таблиц касаются религиозных
обрядов, связанных с существовавшей в Игувии жреческой коллегией — Ати-
едским братством [Fratres Atiedii, «Братья Атиедии», «Атиедские братья»].
Эти тексты не представляют собой единой редакции: здесь
использованы различные алфавиты, причем относящиеся к разным периодам, а
заключительные VI и VII таблицы (написаны латинскими буквами), хотя
и дают более полную версию ритуала, описанного в таблице I, всё же
должны рассматриваться не как производные из этого текста, но как
некий общий архетип. Таблицы охватывают период с конца Ш до конца Π в.
до н. э.51. Остальная часть корпуса умбрских текстов состоит примерно
из двух дюжин коротких надписей разного содержания, датируемых от
IV в. до н. э. Усвоение латинского алфавита, начавшееся во Π в. до н. э.,
49 D 342: 15 слл.; D 343; D 359: 94 слл.; D 283: 84 слл.
50 Английский перевод с комментарием см. в: D 449; впрочем, значение многих слов
неясно; ср.: D 380. Наиболее обширный комментарий представлен в: D 374, но готовится
также новое комментированное издание (первый том — D 460).
51 D 460: 151 слл.

Глава 15. Языки Италии
871
указывает на успехи романизации, однако более ранние надписи
демонстрируют различные формы этрусского письма, из чего возникает
ощущение, что контакты с этрусскими центрами никогда не прерывались.
Алфавит надписи из Тоди (Ve. 230), ок. 400 г. до н. э., весьма близок
алфавиту надписи V в. до н. э. из Орвието52, а использование с для [к] в
несколько более поздних посвящениях в Колфиорито (Ро. 2) указывает
на влияние северной Этрурии53. Однако при этом буква с,
встречающаяся в поздней надписи из Ассизи (Ро. 7) и в солнечных часах из Мевании
(Ро. 4), около 150—100 гг. до н. э., не противоречит гипотезе о связях с Пе-
руджей, которые вообще представляются весьма вероятными, поскольку
к этому периоду буква с получила широкое распространение и за
пределами Этрурии. В игувинских текстах обнаружена северная к, а алфавит
более ранних таблиц в целом близок алфавиту Перуджи и Кортоны Ш в.
до н. э., тогда как более поздняя таблица V обнаруживает знак Л = т,
типичный для области Вальдикьяна (см. выше)54. Умбрское письмо,
впрочем, имеет и собственную специфику: звуковая трансформация
интервокального [d] привела к появлению нового звука, обозначившегося в
латинском алфавите как rs; в умбрском алфавите этот звук представлен
буквой Я (транскрибируемой через г), которая, вероятнее всего, является
одной из форм дельты, причем в Тоди и Америи она используется также
для передачи звука [d]; в других местах [d] записывалась через букву £,
что наводит на мысль о том, что и буква р применялась иногда для
передачи звука [Ь]; перевернутая Ч дала знак d (^), означавший нёбный
согласный, который в латинском алфавите записывается как S (s)55.
Игувинские таблицы являются основным источником для изучения
италийской религии, однако в отношении мирских институтов умбрские
надписи предлагают не слишком много информации56. Слово «tota»
(родственное оскскому «touto») в Игувии, несомненно, означало гражданский
коллектив, или civitas [лат. «община»], но одновременно и некий объект,
чьи границы [tuderor totcor) определяются указанием на вполне
материальные, бросающиеся в глаза местные ориентиры, поэтому tota — это еще и
город, или urbs57. Жертвоприношения могли быть сделаны pupluper Mas
iiuvinas — «длярорЬ- игувинского tota»; данная формулировка
предполагает, чгорор1о- указывает не на весь народ в совокупности, а, скорее всего,
на тех, кто способен к военной службе (таково, по всей видимости,
было оригинальное значение и у латинского слова «populns»)58. Социальную
организацию очень трудно реконструировать на основе упоминаний
жертвоприношений petruniaper natine (табл. Па 21, 35) и vugiiaper natine
(табл. ПЬ 26), что предположительно означает «от gens Petronia» [«от Пе-
трониева рода»] и «στgens Lucia» [«от Луциева рода»], а также из упомина-
52 D 478: 91 слл.
54 См. мнение А. Маджиани (A. Maggiani) в
55 D 404: 100 слл.; D 372.
56 D 346; D 347; D 359: 99 слл.
58 D 369: 81; D 371: 99 слл.
53 D 344.
D 460: 215 слл.
57 D 454.

872
Часть третья
mmfamerias pumperias и tekvias (табл. ПЬ 1—2); ясно, что эти последние
представляли собой определенный вид социальных подразделений, но
единственный вероятный ключ к пониманию природы этого вида социальных
подразделений дает лишь этимологическое родство со словами «five» и
«ten», при этом в таблице, как кажется, представлена цифра хщ что
расходится с предположением о наличии здесь десятеричной системы.
Эпонимным магистратом в Игувии был uhtur (эпоним— здесь:
должностное лицо, по имени которого называется год. — А.З). Поскольку он
был участником одного из ритуалов (табл. Ш 4—8), в современной
научной литературе его часто рассматривают как служителя культа,
однако тот же титул появляется на одном надгробном памятнике из Мевании
(Ро. 3), где данное слово поставлено непосредственно после имени
умершего человека, что наводит на мысль, скорее, о государственной
должности; эта догадка согласуется с датировочной формулой игувинских
таблиц, в которых упоминается uhtur (табл. Va 2—3,15), а также с
датировочной формулой надписи из Ассизи, где упоминаются два uhtufs, (Ve. 236).
Этимологическая аналогия с латинским auctor не позволяет подойти
ближе к раскрытию природы этой должности (латинское «auctor» имеет
широкий круг значений — это может быть и основатель, и творец, и
родоначальник, и руководитель, и представитель, и даритель, и т. д. —A3). С другой
стороны, создается впечатление, что kvestur, если исходить из того, в
каких видах деятельности он принимал участие согласно Игувинским табли
цам, был лишь служителем культа, хотя предположение о том, что
государственная должность могла стать моделью и для должности, и для
титула в рамках религиозного культа, находит определенную поддержку в
факте существования двух лиц с титулом cvestur farariur — лат. «quaestores
frumentarii» в Мевание (Po. 4). (В Риме квесторы фрументарш отвечали за
поставку хлеба. —А.З) В умбрских и латинских надписях данного
региона упоминаются и другие младшие должностные лица с титулом таго.
Титул kvestur определенно пришел из латинского, таго, вероятно, является
этрусским заимствованием, так что, похоже, один лишь uhtur
представляет исконную умбрскую традицию59.
Неоднократно предпринимались попытки записать в группу
италийских некоторые другие языки, засвидетельствованные крайне скудными
остатками, происходящими с южной оконечности полуострова и из
Сицилии, однако такая классификация является сомнительной. Две
надписи из Бруттия, сделанные ахейским алфавитом и датируемые 550—450 гг.
до н. э., представляют, по-видимому, дооскский язык этой области,
однако неопределенности чтения и интерпретации исключают
сколько-нибудь надежную идентификацию60. Из северо-западного региона Сицилии,
а именно с территории народа элимов, происходит довольно гомогенный
материал, включающий монетные легенды из Сегесты и Эрикса, а также
несколько сотен предельно кратких и фрагментарных вазовых надпи-
D 342: 49 слл.
60 D 414.

Глава 15. Языки Италии
873
сей — предположительно посвятительных — из Сегесты и
расположенного поблизости святилища, которые относятся к концу VI — началу V в.
до н. э.61. Делая скидку на неуверенные чтения, неясность и в вопросе о
значении некоторых букв, и в вопросе о возможном присутствии
греческого элемента, следует всё же признать, что есть определенные, хотя и
весьма слабые, основания для распознания в монетных легендах
этнического суффикса -αζι-, а на черепках от ваз — формулы «-at εμι»; если εμι —
это единственное число 'я есть' и если это не заимствование из
греческого, тогда вполне вероятно отнесение данного языка к индоевропейской
семье, хотя более точная классификация в нашем случае едва ли
возможна62. С сикулами связывают несколько надписей из восточной
Сицилии; выполненные в основном буквами халкидского типа и относимые
к VI и V вв. до н. э., они не поддаются интерпретации63. Складывается
впечатление, что их язык имеет индоевропейское происхождение,
однако его италийская принадлежность неочевидна. Сверх того имеется около
сотни глосс, главным образом у Гесихия, но этот материал весьма
разнороден и требует очень осторожного к себе отношения64. (Можно также
упомянуть несколько граффити на вазах из Гелы, которые, видимо,
представляют собой единственные сохранившиеся следы языка сиканов65.)
Еще один индоевропейский язык известен по приблизительно 350—
400 надписям из Апулии, главным образом с Саллентинского
полуострова. Эти тексты называются «мессапскими» — по мессапам, одному из
древних народов, населявших данный регион. Написаны они тарентским
алфавитом, заимствованным, вероятно, в VI в. до н. э. и подвергшимся
различным модификациям. Связи с Тарентом были достаточно
прочными, чтобы процесс постепенной трансформации форм букв мессапского
алфавита проходил в более или менее одном русле с изменениями
греческого алфавита, что позволяет эти надписи датировать, а охватывают они
хронологический период от конца VI или начала V до конца I в. до н. э.66.
(В редких надписях из расположенных к северу от Мессапии районов,
населенных в древности давнами и певкетами, использованы различные
алфавиты, близкие греческой модели; неясно, были ли эти районы
разделены также и лингвистически67.) Значительную часть этого собрания
составляют эпитафии и посвящения, при этом лишь немногие имеют хоть
что-то, кроме ономастической формулы68. Впрочем, хотя весь этот
лингвистический материал незначителен, понятно, что мессапский язык — не
италийский. При отсутствии каких-либо прямых свидетельств по языку
древней Иллирии, отнесение мессапского к группе иллирийских языков
также не считается общепринятым69. В этой связи мессапский язык
лучше всего определять как обособленную индоевропейскую ветвь.
61 D 328: 7.
62 М. Лиджен (Lejeune) считает этот язык италийским: D 407.
63 D 480: 25 слл.; D 413; D 461; D 493; D 330.
64 D 340. б5 D 420.
66 D 363. б7 D 479.
68 D 490. б9 D 366.

874
Часть третья
Пунические надписи северо-западной Сицилии происходят из
карфагенских колоний. Большое количество эпиграфического материала
обнаружено в греческих поселениях Сицилии и южной Италии. Еще долго
после римского завоевания в некоторых южных районах продолжали
говорить на греческом языке, который, согласно ряду исследователей,
сохранился даже в отдельных современных диалектах региона. И в случае с
Сицилией, и в случае с южной Италией совершенно ясно, каким путем
греческий язык проник сюда; однако для других языков древней Италии —
за исключением галльского — сопоставимый материал просто отсутствует.
Поэтому говорить о том, как и когда тот или иной язык вошел в Италии в
употребление, возможно лишь постольку, поскольку доисторические
переселения народов могут быть реконструированы на основе
археологических свидетельств о культурных переменах или выведены из
лингвистических связей с другими областями.

Глава 16
Д. Ашери
КАРФАГЕНЯНЕ И ГРЕКИ*
I. Материальная и духовная культура
Сицилии в VI в. до н. э.
Нечто похожее на «фактическую историю» древней Сицилии можно
писать, начиная с конца VI в. до н. э. и основываясь главным образом на
данных Геродота, сицилийских историках от Антиоха Сиракузского до
Тимея из Тавромения, а также на лучше сохранившихся текстах их
последователей, таких как Диодор Сицилийский. Что же касается событий
более ранних, то о них известно совсем немного, в силу чего мы
вынуждены ограничиться общим очерком основных тенденций культурного
развития, таких, например, как эллинизация, градостроительство,
социальные, этнические и культурные взаимодействия между различными
элементами народонаселения, а также изменения в материальном
производстве, искусстве, архитектуре и торговле. К счастью, значительное
количество археологических данных, накопленных в последние
десятилетия, позволяют подробно изучить некоторые детали этой общей
картины.
* Некоторые сицилийские надписи, относящиеся к интересующему нас периоду,
несмотря на краткость и фрагментарность, никак нельзя назвать малозначимыми; см.
«Каталог» в: С 31: 247—248, 275—278. Для знакомства с археологическими и эпиграфическими
источниками см. в конце данного тома библиографические разделы С VII и D IV. Акра-
гантские оды и энкомии Пиндара [Олимпийские оды. П—Ш; Пифийские оды. VI, ХП; Энко-
мии. I, V—VI Puech), как и фрагменты Эпихарма, Симонида, Вакхилида и Эсхила,
отражают общее для их современников мнение о некоторых упоминаемых в этой главе личностях
и исторических событиях; также см.: Пиндар. Пифийская odal. 137 слл.; Немейская ода IX.
95 слл. К основным повествовательным источникам относятся: Геродот (V.42^8; VI.22—
24; VH. 153—167), фрагменты сочинений сицилийских историков (напр., Антиоха, Филиста,
но в особенности Тимея: FGrH 566 F 18—20, 92—96), а также несколько глав из Диодора
Сицилийского (см. в особенности: V.9; Х.28—29, 33—34; XI. 1, 20—26, 38), который, вероятно,
следовал в основном за Тимеем. См. также эпитому Юстина из сочинения Помпея Трога
«Филиппова история» (IV.2; XVIII.7; ХГХ.1). Павсаниево описание даров, посвященных
сицилийцами в Олимпии и Дельфах, а также несколько анекдотов, собранных Плутархом
и Элианом, добавляют некоторые ценные детали. Для знакомства с обширными
сведениями античных источников о сицилийских тиранах, упомянутых в этой главе, см.: С 6, П:
593-607.

876
Часть третья
Древним были известны три народа догреческой и допунийской
Сицилии: сикелы (греч. вариант 'сикулы'. —A3.), обитавшие к востоку от реки
Галик (совр. Платани), сиканы, живпше к западу от той же реки, и эли-
мы, занимавшие северо-западный угол острова. Хотя отличить культуру
сикелов от культуры сиканов современные археологи не способны, они
всё же смогли открыть еще два культурных анклава в восточной
Сицилии: один — вокруг Мил (Милаццо), а другой — в Моргантине (Серра-
Орландо), в которых явственно прослеживаются следы италийского,
«апеннинского» происхождения; сейчас эти анклавы условно
определяются соответственно как «авсонский» и «моргетский»1. В VI в. до н. э.
процесс эллинизации сицилийских археологических культур зашел уже
довольно далеко. Халкидское влияние, распространявшееся через Занклу,
Наксос, Кагану и Леонтины, затронуло северо-восточный пояс острова,
вплоть до Милаццо, Адрано и Кальтаджироне, и даже позволило заиметь
халкидянам свой форпост в Серра-Орландо. Несколько сикельских
поселений в этом ареале обнаруживают явные признаки эллинизации.
Например, в Мадонна-дель-Пьяно (близ Граммикеле), Кальтаджироне и в
некоторых других местах были обнаружены как сикельские, так и
греческие могильники — факт, предполагающий существование
смешанных поселений. Серра-Орландо представляло собой городской центр
греческого типа. В ареале халкидской колонизации до сих пор не
удалось идентифицировать ни одного греческого опорного пункта, что
указывает скорее на мирное сосуществование, чем на силовое господство
греков в этом районе2. Эллинизация узкой полосы к югу от равнины Катанья
шла из Мегар Гиблейских, заполняя зазор между ионийским и
дорийским влиянием в восточной Сицилии. Юго-восточный угол острова
представлял собой заповедник сиракузского господства, имевший своими
неофициальными границами две реки: Анап — на севере и Дирилло — на
западе. Сиракузское влияние, по всей видимости, распространялось по
двум основным направлениям: один путь шел вдоль побережья через Ге-
лор к мысу Пахин (Пакино) и далее до устья реки Гиппарис (Камерино);
другой начинался от Полихны, крепости и храма на ближайшей хоре
Сиракуз, и шел на запад через долину Кавадонны к Акрам (Палаццоло)
и Касменам (Монте-Казале) — двум военным аванпостам и важным,
с точки зрения господства над внутренними сикульскими районами,
центрам. У Монте-Казале главная дорога расходилась в трех
направлениях: на северо-запад к Панталике; на юг к Тременцано, Финоккито и Ното-
1 Лучшим обзором туземных народов Сицилии остается книга итальянского
археолога Луиджи Бернабо-Бреа: Bemabo Brea L. Sicily before the Greeks (London, 1957) (в
особенности гл. VI). «Авсонской» современные исследователи называют эолийскую культуру
поздней бронзы и раннего железа. О Милах (Милаццо) см.: D 501 А. О Моргантине, обычно
локализуемой в Серра-Орландо (Айдоне), см. у А.-Дж. Грэхэма в: КИДМ. Ш.З: 214, и
особенно: D 558А, D 559. О сицилийских эллинизированных поселениях в целом теперь, с
появлением заслуживающей внимания работы, см.: D 514А, I: 706—764.
2 О колонизации в халкидском ареале см.: D 568; КИДМ. Ш.З: 213 ел. (Грэхэм).
Раскопки в Кальтаджироне и Граммикеле: D 8: 490—491. Смешанное поселение в Граммикеле:
Грэхэм. Указ. соч.: 179; в Леонтинах: D 554.

878
Часть третья
Веккьо; на запад, к долине Дирилло через Кьярамонте-Гульфи (Акриллы?)
и Скорнавакке, затем поворачивая к югу по долинам рек Гиппарис (Каме-
рино) и Гирмин (Ирминио) и достигая побережья у Камарины.
Эта Сиракузская «империя», как ее иногда не вполне адекватно
называют, почти в два раза превосходила территорию Аттики и, собственно
говоря, являлась всеобъемлющей амальгамой самых разнообразных
отношений подчинения: город и хора Сиракуз; пара магистральных
коммуникационных линий; несколько военных опорных пунктов; одна
сельскохозяйственная и полуавтономная колония (Камарина); деревни сикелов,
низведенных до положения сервов (согласно Геродоту, их называли «килли-
риями», см. ниже, п. V); некоторое количество резерваций для туземного
населения; эллинизированные зоны; а также, возможно, несколько
смешанных греко-сикульских центров3. К западу от реки Дирилло начиналась
территория, эллинизировавшаяся Гелой; эта зона, включавшая такие
важные сикульские местечки, как Бутера (Омфака?) и Монте-Сарачено
(Какирон?), протянулась от береговой полосы до гор Кальтаниссетты (Вас-
салладжи, Джибил-Габиб, Сабучина). В некоторых местах этой зоны
проживало смешанное население, как, например, в поселении у Монте-Буб-
бонии (Макторий?), которое в конечном итоге было полностью
эллинизировано. Другие места, вроде Сан-Мауро близ Кальтаджироне, выглядят
как настоящие дочерние колонии Гелы4. Следующий после Гелы
греческий город, Акрагант, обладал примерно 80 км прибрежных равнин от
Ликаты (Экном) и Пальма-ди-Монтекьяро до Миной, контролировал всю
зону между реками Гимер (Сальсо) и Галик (Платани), от Раванузы и На-
ро до Каникатти и Сант'Анджело-Муксаро, и смог эллинизировать даже
такие северные районы, как Муссомели и Кастронуово. В результате
этого Акрагант установил контроль над долиной Торто между Сиканскими
и Мадонийскими горами, подойдя на севере вплотную к землям Гимеры
и разделив Сицилию на две части посредством, так сказать, сплошного
греческого «моста»5. Вся территория к востоку от этого «моста» была
ограничена полукругом, протянувшимся приблизительно от Чефалу через
Энну до Милаццо, и представляла собой главную сикульскую область
Сицилии. К востоку от нее находилась зона преобладающего
финикийского влияния, внутри которой имелся также элимский анклав,
противостоявший всякому иноземному давлению. В культурном отношении
основные города элимов, Сегеста, Эрике и Энтелла, были вполне
эллинизированы, несмотря на сохранение местного языка, при этом и финикийское
влияние нельзя назвать слабым, особенно в Эриксе. Как бы то ни было, во
внешней политике эти города могли менять свою позицию, хотя обычно
их симпатии принадлежали пунийцам6.
3 О шедшей из Сиракуз эллинизации юго-востока см. прежде всего: D 509; D 551;
Акры: D 501; Касмены: D 522; КИДМ. Ш.З: 210 ел. (с планом).
4 См.: D 495А; D 540.
5 См.: D 507; D 555; а также у Грэхэма в: КИДМ. Ш.З: 179 ел. Эллинизация в Сегесте:
D 572; D 524А; D 514А, I: 723 слл.
6 Определение «пунийский» («пушгческий») в этой главе употребляется в основном в
социально-политических контекстах (связанных с Карфагеном и западным Средиземно-

Глава 16. Карфагеняне и греки
879
Со времен Цицерона греческие колонии часто сравнивают с
«бахромой, пришитой к варварским землям» (О государстве. П.4.9). Сицилия, во
всяком случае, под это описание не подходит, поскольку начиная с VI в.
до н. э. здесь существовал широкий прибрежный пояс эллинской
культуры глубиной 30—40 км, неуклонно расширявшийся с востока и юга в
сторону внутреннего ядра острова. В пределах этого пояса многие сикель-
ские местечки трансформировались в городские поселения греческого
типа. Даже вне этих пределов чувствовался эффект эллинизации, а
тенденция к урбанизации и к полисному образу жизни получила развитие
среди всех сикелов. Поэтому когда-то широко распространенное
представление о существовании демаркационной линии, четко отделявшей
«чистые» греческие колонии от варварских земель, расположенных вдали от
прибрежной полосы, оказалось вытеснено теперь более реалистичной
моделью медленного просачивания из расположенных на побережье
первичных греческих стойкий [поселений] в населенные коренными племенами
внутренние районы, в ходе которого возникли промежуточные формы
колониального образа жизни. К этим переходным вариантам
относились полунезависимые дочерние колонии, такие как Каллиполис, Евбея,
Милы, Камарина и Миноя; военные опорные пункты и поселения типа
Акры, Касмен, Гелора, Экнома, Фалария и Мацары; отдельные
смешанные поселения, а также бесчисленные, известные благодаря археологии
места, часть которых упомянута выше. Во всех этих случаях
археологически установлено наличие импорта, существование торговли и факт
встречи культур. С основанием последних колоний расширяющаяся
эллинизация не прекратилась; процесс не прерывался, будучи
стимулируем массовой миграцией VII—VI вв. до н. э.
Гимера и Селинунт, основанные во второй половине VH в. до н. э., по
сравнению с другими греческими колониями отнюдь не являлись
особыми «форпостами эллинизма» против варваров. В действительности в этом
ареале не было никаких трений между греческими и пунийскими
поселенцами, пока первые не попытались проникнуть в сферу интересов
последних. На пунийской территории доминировали три города — Мотия,
Панорм и Солоент. Наиболее тщательно изучена Мотия (Моция), самая
ранняя пунийская колония на Сицилии (конец VQ1 в. до н. э.). Известную
Фукидидову характеристику финикийских поселений как изначально
торговых факторий, располагавшихся на вдающихся в море мысах и на
небольших островках недалеко от берега (VI.2.6), хорошо иллюстрирует как
раз случай с Мотией — небольшим, низким островком площадью
приблизительно в 50 гектаров, расположенным в проливе на полпути между
материком и Исола-Гранде (рис. 72). Большое количество горшков,
амулетов и скарабеев вперемешку с протокоринфской и коринфской гончарной
продукцией обнаружено на раннем могильнике, состоящем в основном из
кремационных захоронений на северной оконечности этого маленького
морьем), тогда как определение «финикийский» описывает культуру, частью которой
были пунийцы. Впрочем, твердая терминологическая последовательность в этом
отношении, конечно, невозможна.

880
Часть третья
Рис. 72. П\ан Мотай. (Публ. по: D 516: 79, рис. 10.)
острова. Оштукатуренная дорическая капитель, предположительно VI в.
до н. э., и несколько архаических греческих надписей с очевидностью
указывают, что в это время греческое влияние в Мотии было достаточно
глубоким. В 6-м столетии островок сначала обнесли оборонительной
стеной и рядом с южными воротами вырыли котлован для небольшого
рукотворного водоема (это был искусственный док, но, вероятно, не по типу
карфагенского котона) с протокой, ведущей в море. В середине того же
века около раннего некрополя построили маленький храм (место
называется Каппиддаццу). Позднее, как показали недавние раскопки, к востоку
от кладбища появляется особый выгороженный участок для
жертвоприношений (так называемый тофет), свидетельстъующий о том, что здесь
практиковался известный хананейский обычай приносить детей в
жертву Молоху (см. наш комментарий в гл. 13, примеч. 101. —A3.). В той же
самой зоне недавно было выявлено около 700 стел, большинство из
которых имеют изображения лиц, а некоторые — посвятительные надписи
Баалу. В конце VI в. до н. э., после того, как остров Мотия был соединен
с материком у Бирги посредством небольшой дамбы, которую до сих пор
можно видеть на мелководье лагуны, около Бирги появляется второй
некрополь. Здесь преобладал обряд ингумации, как правило, в
монолитных гробах; погребальные приношения состоят из местной керамики,
аттических черно- и краснофигурных ваз высокого качества и
финикийских стеклянных сосудов. До сих пор не обнаружено никаких признаков
того, что, помимо района Бирги на Капо-Боэо, жители Мотии осваивали
пространство на материке, хотя мыс Капо-Боэо господствовал над важ-

Глава 16. Карфагеняне и греки
881
ной естественной гаванью Лилибея (совр. Марсала). В 5-м столетии Мо-
тия превратилась в хорошо укрепленный город, наполовину населенный
греками и успешно торгующий с элимами и греческими городами. Она
становится одним из ключевых пунктов в системе карфагенского
контроля над узким проходом между Африкой и Сицилией и главной военно-
морской базой карфагенян в их войнах с сицилийцами7.
О двух других пунийских колониях на Сицилии нам известно гораздо
меньше. Панорм (Палермо), предположительно называвшийся
по-финикийски Sys8, был основан в VÜ в. до н. э. и тогда же обнесен крепкими
стенами. Представляя интерес в основном своей гаванью — до сих пор одной
из лучших в Средиземноморье, — город имел также важное
сельскохозяйственное значение, обрабатывая плодородные земли в котловине Кон-
ка-Д'Оро, расположенной между мысами Капо-Цафферано и Капо-
Галло и прозывавшейся древними Панормитидой, а также Садом.
«Старый город» позднейшего Панорма располагался на месте изначального
пунийского поселения, через который теперь проходит проспект Корсо-
Витторио-Эмануэле, между Палаццо-деи-Норманни и кафедральным
собором Палермо (район по-прежнему известен как Кассаро-Веккьо, т. е.
«Старая крепость»). Раскопки древнего пунийского кладбища по обеим
сторонам от Корсо-Калатафими, которые ведутся с 1953 г., дали
смешанный финикийский и греческий материал. Это породило гипотезу, что
греки проживали в пунийском Панорме уже в архаические времена9.
Нэа-Полис («Новый город») Панорма вышел за пределы оборонительных
стен, будучи, по всей видимости, портовым пригородом вокруг
небольшой бухты Кала.
Еще меньше нам известно о Солоенте, третьем важнейшем
пунийском центре в Сицилии. Его локализуют по-разному: либо ниже
эллинистического Солунта (совр. Солунто), либо у Пиццо-Каннита, либо у Мон-
те-Поркары, где в нескольких километрах от морского побережья были
обнаружены остатки архаического пунийского поселения. У Канниты
видны следы оборонительных стен, наводя на мысль, что это поселение
было основано для защиты залива, обращенного в сторону области,
подконтрольной греческому городу Фермы (совр. Термини). В Канните
были обнаружены два ставших уже знаменитыми антропоидных
саркофага, которые, хотя и напоминают восточные саркофаги из Финикии, имеют
вид женских фигур греческого типа, одна из которых закутана в
дорический хитон. Скульптура сидящей богини со сфинксами по сторонам,
происходящая из Канниты и предположительно датируемая VI в. до н. э.,
также указывает на явные признаки эллинского влияния10.
7 О Мотии см.: D 576; D 566; D 523; D 523А; D 536; D 501В; а также у Грэхэма в:
КИДМ. Ш.З: 222-224. Греческие надписи из Мотии: С 31: 277, примеч. 45.
8 Sys — это легенда некоторых пунийских монет из Сицилии; см.: С 628. Недавно было
высказано мнение, что Sys — это сокращенная форма официального пунийского названия
Сицилии; см.: С 629.
9 См.: D 563.
10 См.: D 564; D 505; также см.: Uggeri G. La Sicilia nella «Tabula Peutingeriana» //Vichi-
ana. 6 (1969): 149; D 528B: 225 ел.

882
Часть третья
Помимо этих трех городов, еще несколько мест в Сицилии с
уверенностью можно идентифицировать как пунийские. Пуны жили вместе с
греками в Болоньетта, примерно в 20 км к югу от Палермо. Мацара, более
поздний селинунтский эмпорий, и Макара (другое название: Миноя) —
это сугубо финикийские топонимы. Впрочем, систематический поиск
следов финикийского влияния в эллинизированных областях может
принести больше информации. Речь идет о таких археологических находках,
как египетские отлитые изделия из Сегесты или статуя Баала,
обнаруженная в море недалеко от Селинунта, а также о таких свидетельствах
смешения религий в западной Сицилии, как почитание Ашторет-Афродиты
в Эриксе или, возможно, культ Геракла в Селинунте и Поджореале,
каковое божество изначально могло представлять собой эллинизированную
форму Мелькарта. Хотя в отдельных греческих зонах можно порой
разглядеть финикийский культурный фон, большинство соответствующих
археологических свидетельств относятся к позднему времени, тогда как
в пунийских зонах признаки эллинизации являются и более ранними, и
более рельефными. «Финикийская» статуя часто ставит исследователя в
тупик, поскольку может оказаться как работой греческого мастера,
пытавшегося угодить финикийским вкусам, так и изделием финикийского
ремесленника, уже знакомого с греческими художественными канонами.
В целом само содержание и дух сохранившихся остатков архаического
финикийского искусства прочно удерживают свой финикийский
характер, но выбор стиля и формы остается разнообразным и свободным,
несмотря на местные влияния, постепенно проникающую эллинизацию и
культурное давление со стороны Карфагена. На портретных стелах с те-
мена [священного участка] Мейлихия в Селинунте под внешним
финикийским налетом легко различима аборигенная сиканская основа (рис. 73), а
саркофаги и сидящая богиня из Канниты являются финикийскими по
теме и типу, но при этом здесь очевидно стилистическое родство с
греческим искусством. Наконец, большинство стел с лицами из Мотии, как и
Рис. 73. Портретные стелы из Селинунта. Высота 18 и 26 см. (Публ.
по: А 6: 187, рис. 224.)

Глава 16. Карфагеняне и греки
883
недавно открытая в Марсале мужская статуя, несут на себе безошибочно
узнаваемые восточные, египтизированные черты, начисто лишенные
всякого карфагенского влияния. Восприимчивость к иноземным формам в
сочетании с сопротивляемостью к чужому содержанию делают
невозможным любое истинное культурное проникновение, поскольку сугубо
внешние контакты не дают шансов для полного смешения вероисповеданий
или взглядов на мир. Впрочем, такая культурная ситуация способна
привести к развитию творческих идей в искусстве, и пунийская Сицилия
была отнюдь не исключением из этого правила.
В культурном отношении Сицилию VI в. до н. э. можно
рассматривать как страну разнообразных этнических элементов, каждый из
которых находился на определенной стадии нивелирующей,
унифицирующей эллинизации. Нет никаких причин разделять этот остров на резко
отличающиеся, непроницаемые или антагонистические культурные
зоны. В Сицилии, как и повсюду, ассимиляция и сопротивление ей являлись
двумя аспектами одного процесса эллинизации, а все ранние конфликты
между карфагенянами и греками, как мы увидим, — результатом
политического либо коммерческого, но никак не культурного антагонизма.
Торговля и культурный обмен не прекращались даже в те периоды,
когда остров становился театром военных действий для двух
соперничавших гегемонов. Примерно через два столетия после основания на обеих
сторонах острова первых греческих и пунийских колоний появляется
новая сицилийская и колониальная культура, отличавшаяся оригинальной
и провинциальной атмосферой, которая способствовала затушевыванию
более ранних различий. Это ощущается практически во всех аспектах
материальной культуры. Например, мы не найдем здесь двух совершенно
отличных типов керамики, греческой и негреческой или финикийской и
нефиникийской. Сикульские вазы являются настолько близкими
имитациями греческих моделей, что зачастую очень сложно отделить греческий
импорт от местных изделий; столь же трудно отличить продукты
греческих гончаров для сикульских потребителей от керамики, изготовленной
сикульскими горшечниками для местного рынка. То же самое можно
сказать и о многих бронзовых артефактах и произведениях искусства, как,
например, о тех, что были найдены в Граммикеле, где сикелы и греки
жили бок о бок. Сицилийский декоративный стиль в некоторых колониях
развился на основе коринфских элементов, которые комбинировались
оригинальным способом с тем, чтобы выразить специфическое чувство
веселости и одновременно свирепости. Наиболее известные примеры —
это горгоны на метопах селинунтского храма (особенно метопы храма С —
см. ниже), а также типично акрагантское смешение всех «колониальных
дорических» стилей.
В сфере религии сохранились неоспоримые аборигенные элементы.
Упомянутые выше селинунтские стелы имеют финикийско-сиканский
внешний вид, однако посвящены они Мейлихию, то есть принесенному
сюда греческому божеству, причем на некоторых из них имеются
посвятительные надписи, выполненные хорошим дорийским письмом (Meили-

884
Часть третья
хий — милостивый, милосердный; один из эпитетов Зевса. —А.З.).
Речные боги и эпонимные нимфы местного происхождения появляются
повсюду. В районе Этны местный бог Адран, отец близнецов Паликов, был
принят греками и в конечном итоге отождествлен ими с Гефестом. В Бу-
шеми некоторые греческие надписи свидетельствуют о культе Анны,
местной богини плодородия11, а в сицилийской Мегариде местная богиня-
мать, Гибла, в конце концов превратилась в Афродиту, точно так же, как
и богиня Ашторет в Эриксе. Наиболее интересны судьбы Деметры и
Коры, почитавшихся по всей Сицилии. Изначально существовал местный
неолитический культ Великой Матери. Затем появился греческий культ
Подземных Богинь, ввезенный сюда в основном родосскими
колонистами из восточной Эгеиды. Наконец, Деметра появилась на самых ранних
монетах Энны, сицилийской священной столицы Великой Матери, при
этом местные жители утверждали, что похищение Коры случилось в
близлежащем лесу. Таким образом, к середине V в. до н. э. круг замкнулся.
В других случаях, впрочем, преемственность и слияние культов часто
воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, но редко
подтверждаются источниками. К примеру, теория о том, что все греческие
святилища вне городских стен непременно должны были иметь под собой
остатки своих автохтонных предшественников, не была ни подтверждена, ни
опровергнута археологически. Эта гипотеза обязана своей популярностью,
скорее, определенным современным идеологическим установкам,
которые время от времени входят в моду. Сохранение преемственности
места поклонения само по себе ничего не означает до тех пор, пока не будет
доказана также и преемственность самого религиозного содержания12.
Много раз обсуждавшийся сикульский вклад в греческий язык также
имеет невеликое значение. Ряд топонимов (например, Гела и Занкла) и
некоторые обозначения мер и весов (например, Iura, nummus, onkiä),
популярных продуктов питания (например, tellis, 'моллюск'), предметов
домашнего обихода (например, batanion и katinos, вид блюда) просочились в
сицилийский греческий язык. Но гораздо более важен факт усвоения
греческого алфавита сикелами и элимами как средства записи текстов
на их собственных языках13.
Трудно оценить степень смешения рас посредством изучения фактов
простого сожительства и смешанных браков. В течение V в. до н. э. полугре-
11 См.: Bull. Paletn. lud. 1898: 164; Not. Scav. 1899: 452.
12 Проблема святилищ вне городских стен в Сицилии и Великой Греции активно
обсуждалась начиная с 40-х годов XX в.; см.: Ciaceri Ε. Storia della Magna Grecia. Π2 (Genoa,
1940): 20 слл.; D 8: 181 ел.; Pugliese Carratelli G. Santuari extramurani in Magna Grecia//PP.
17 (1962): 241 слл. Хорошую библиографию по этой теме можно найти в изд.: Polignac F.,
de. La naissance de la cite grecque (Paris, 1984): 160 слл.
13 Некоторые недавние достижения в сфере изучения догреческого языка Сицилии: D
480; D 413; D 461; D 330; Gallavotti С. Scritture della Sicilia ed altre epigrafi arcaiche jj Helikon.
17 (1977): 97-136; Agostiniani L. Epigrafia e linguistica anelleniche in SiciliaЦKOKALOS. 26-27
(1980—1981): 503—530. О сикельском языке: D 493; об элимском: Schmoll U. Die Ыутег und
ihre Sprache // Sprache. 7 (1961): 104-122; Durante Μ. Sulla lingua degli Elimi // KOKALOS. 7
(1961): 81—90; D 328; Durante Μ. L'enigma della lingua degli Elimi// Φιλίας χάριν. Miscellanea
in onore di Eugenio Manni (Roma, 1979). Ш: 881—888.

Глава 16. Карфагеняне и греки
885
ческий-полуэлимский элемент населения, несомненно, численно
увеличился в западном углу Сицилии в результате принятия соглашений о
смешанных браках между сегесгийцами и селинунтцами. Обычным
делом, судя по всему, были если не законные браки, то, по крайней мере,
простое сожительство как между колонистами и местными жителями в
смешанных деревнях в сельской и горной местности, так и между
хозяевами и рабынями в пределах городских стен, особенно в среде низших
классов. Учитывая такую культурную ситуацию, мы не должны удивляться
тому, что сикельские киллирии и греки незнатного происхождения
вместе участвовали в восстании против старой олигархии Сиракуз; тому, что
сикелы плечом к плечу с греками сражались за независимость Камарины
от ее собственной метрополии; а также тому, что Селинунт бок о бок с
карфагенянами боролся против всей остальной части греческой
Сицилии. В целом греческие группировки и города без особых колебаний
объединялись с пунийцами или сикелами против других греков. В самом
деле, весь период до битвы при Гимере был не временем конфронтации
между карфагенянами и эллинами по поводу Сицилии, но, скорее,
периодом непрерывных столкновений между греками, а карфагеняне лишь
изредка принимали сторону тех, кому противостояла сила, более других
угрожавшая политическим или военным интересам самих карфагенян.
II. Столкновения между пунийцами и греками
в западной Сицилии в VI в. до н. э.
Первое разовое боестолкновение, в которое оказались вовлечены
чужеземные греки, элимы и пунийцы, имело место у Лилибея, самой западной
точки Сицилии, около 580 г. до н. э.14. Это был тот период, когда волны
греков мигрировали из южной Эгеиды и Пелопоннеса, желая поселиться
на западе. Мессенцы прибыли в Регий, писаты — в Эпидамн и
ионийскую Аполлонию, родосцы и книдяне — в Киренаику, Апулию и Акрагант
в Сицилии. Одна группа книдян под руководством некоего Пентатла
попыталась обосноваться на мысе Лилибей, но была изгнана отсюда эли-
мами и пунийцами. Уцелевшие греки ушли с мыса и заняли Липарские
острова. Это — версия Антиоха Сиракузского (FGrH 555 F I), писавшего
во второй половине V в. до н. э. Диодор, следовавший другой
сицилийской версии, заимствованной им предположительно у Тимея, добавляет,
что Пентатл был потомком Геракла и что среди колонистов находились
также родосцы; когда Пентатл принял сторону Селинунта в локальной
войне против Сегесты, многие из его людей сложили голову, да и сам он
оказался среди них (V.9). Противоборствующими группировками были
колонисты, селинунтцы и элимы из Сегесты. Диодор не упоминает
пунийцев, хотя совершенно ясно, что греческое поселение на мысе Лилибей
должно было досаждать Мотии даже больше, чем Сегесте. Мы никогда
См. у А.-Дж. Грэхэма в: КИДМ. Ш.З: 224-226.

886
Часть третья
не сможем узнать, почему колонисты первоначально попробовали
обосноваться именно на Лилибее, однако попытки приписать Пентатлу и его
спутникам далеко идущие планы установления торгового контроля над
западным Средиземноморьем или антифиникийскую
националистическую враждебность наделяют греков VI в. до н. э. идеями, характерными
для другого, более позднего времени. В этой связи полезно было бы
напомнить, что после основания Акраганта в 580 г. до н. э. для новых
колоний на Сицилии уже не осталось мест, кроме сикульского северного
побережья и пунийско-элимского запада.
Незначительный сам по себе лилибейский инцидент мог быть
исходной точкой своего рода ирредентистского движения в западной Сицилии.
(Ирредентизм (от ит. irredento — «неосвобожденный») — этническое
движение за возвращение всех земель, исторически принадлежавших
некоему народу, но находящихся под контролем других государств, в
состав единого национального государственного ядра, другими словами,
движение за воссоединение всех сопредельных этнических земель
народа; термин вошел в употребление в ХГК в. в связи с движением за
присоединение к Италии территорий с итальянским населением (Триеста, Трен-
тино), находившихся в составе Австро-Венгрии и других стран. —А.3.)
Стесихор, создававший свои сочинения в Гимере в первой половине VI в.
до н. э., был, по всей видимости, первым, кто рассказал историю о
Геракле и Эриксе, элимском эпониме. Два героя сразились в поединке, по
условиям которого проигравшая сторона уступила свою землю победителю15.
Эта легенда могла выражать претензии греков на элимскую, но не на пу-
нийскую землю; однако Гекатей, писавший в последние десятилетия того
же столетия, в зону Геракловых подвигов включает и Мотию, и Солоент
(FGrH. IF 76—77). Как ни иронично это звучит, именно синкретизирован-
ный образ Мелькарта-Геракла в конечном итоге сделался в Сицилии
символом греческого Drang nach Westen [нем. «натиск на запад»]16.
Как мы видели, карфагеняне в связи с лилибейским инцидентом
вообще не упоминаются. Дело в том, что это был сугубо локальный конс]>
ликт, не выходивший за пределы западной Сицилии. Карфагенская
военная интервенция стартовала в пунийской Сицилии позднее,
предположительно не ранее третьей четверти VI в. до н. э., когда Карфаген в
результате окончательной изоляции от Финикии начал строить собственную
империю. Торговое и морское единство между востоком и западом в
архаическом Средиземноморье было выдающимся достижением фини-
15 См.: D 503; BerardJ. La colonisation grecque de VItalie meridionale et de la Sidle dans Vanti-
quite (Paris, 1957): 412; D 8: 339 ел.; D 561: 55; D 567: 265, примеч. 2; у Грэхэма в: КИДМ. Ш.З:
225—226. Эта довольно правдоподобная гипотеза основывается преимущественно на том,
что мы можем извлечь из фрагментов Стесихоровой «Гериониды», поэмы о
приключениях Геракла на востоке, а также на существовавшей в античности версии, согласно которой
легенда о Геракле и Эриксе служила в конце VI в. до н. э. способом оправдания экспедиции
Дориея (Диодор. IV.23.1—3); Геродот (V.32.1) упоминает о некоем собрании оракулов VI в.
до н. э., приписывая их прорицателю Лаию.
16 О надписи с именем Геракла из Поджореале см. в статье М.-Т. Manni Piraino в изд.:
K0KAL0S. 5 (1959): 159-175 = SEG. ХГК (1963): № 615.

Глава 16. Карфагеняне и греки
887
кийцев, сохранявшимся до тех пор, пока их флотилии и торговые пути
могли связывать Сирию, Палестину, Египет и Кипр с Марокко и
Испанией. Это единство, впрочем, быстро, в пределах одного века,
развалилось вследствие греческого проникновения на запад, но в особенности —
из-за образования державы Ахеменидов на востоке. Персидское
завоевание Тира в 539 г. до н. э. и последовавшее за этим присоединение Египта
в 525-м являются решающими вехами этого процесса, после которых
колонию [Карфаген] и ее метрополию [Тир] связывали только
традиционные узы привязанности и почтительности17. Изоляция аг Финикии и
давление со стороны коренных народов вынуждали многочисленные запад-
нопунийские крошечные фактории и колонии, разбросанные на большом
расстоянии друг от друга по берегам северной Африки, Испании, Бале-
арских островов, Сардинии и Сицилии, искать — хотя и вопреки
собственному желанию — покровительства со стороны наиболее мощного и
самого богатого города-государства, имевшего с ними одну родословную.
Древнейший центр Карфагенской державы находился в северной
Африке; часть Сицилии, Сардиния и Испания были присоединены позднее. В
результате знаменитой битвы при Алалии (ок. 535 г. до н. э.), в которой
объединенные флоты карфагенян и этрусков сражались против
греческого флота, западное Средиземноморье превратилось, в сущности, в
пуническое «озеро», граничившее на востоке с Тирренским морем, просторы
которого контролировались этрусской талассократией, с которой пунийцы
поддерживали близкие отношения. Торговля регулировалась в основном
посредством коммерческих договоров между Карфагеном и другими,
главным образом этрусскими, морскими городами. Цель этих соглашений
состояла не в том, чтобы устранить греков или кого-то еще, но, скорее, в том,
чтобы на взаимной основе разграничить сферы влияния между
партнерами. Карфаген, похоже, неизменно высказывал претензию на
доминирующее положение к западу от мыса Калон Акротерион, «Прекрасного
Мыса» (обычно отождествляется с Рас-Сади-Али-эль-Мекки, иначе — с мысом
Фарина), и если это условие принималось, то Карфаген вполне мог иметь
дело и с греческим городом, например, с Массалией. По так называемому
Первому договору между Карфагеном и Римом (который в то время был
этрусским городом), датируемому предположительно 509 г. до н. э.,
римляне среди прочего получили возможность торговать в пунийской части
Сицилии на тех же условиях, что и представители других народов —
включая греков, о чем свидетельствуют богатые археологические материалы18.
17 См.: D 8: 338 ел. и выше, гл. 1, п. V и гл. 3g наст. изд.
18 О торговых отношениях между Сицилией и Этрурией см.: Gras Μ. La Sicile et l'Italie
centrale au VIIе siecle et dans la premiere partie du VIе siecle avant J.-C. // KOKALOS. 26—27
(1980—1981): 99 слл., а также: Colonna G. La Sicilia e il Tirreno nel V e IV secolo // Ibid.: 157 слл.
Об этой теме в более широком плане см., напр.: А 11: гл. VIII. О фрагментах «клейменой
меди», aes signatum, найденных в Биталеми (Тела), см.: Ampolo С. Servius rex primus signavit
aes// PP. 29 (1974): 382 слл. (Aes signatum — медные (бронзовые) слитки определенного
вида, на которых представители власти ставили клейма с изображением быков, овец, баранов
и т. п.; до введения монетной чеканки (aes grave) такие куски меди в Риме и у италиков
выполняли роль средств обращения; при этом клейма не несли информациио стоимос-

888
Часть третья
Впрочем, сферы влияния никогда не были герметично изолированы.
Некоторые греческие торговые стоянки и колонии на западном
Средиземноморье продолжали процветать как в окружении иберов и пунийцев в
Испанском Леванте, например, Роде, Эмпорий (Ампурьяс) и Гемероско-
пейон, так и в окружении этрусков в центральной Италии, от Грависков до
Адрии; и даже на Корсике греческое поселение существовало, по всей
видимости, еще долгое время после битвы при Алалии. В дополнение к
этому отметим, что весь период этрусско-карфагенского владычества
греческие порты и поселения при них держались уверенно — от Массалии и ее
дочерних колоний до баз книдских пиратов на Липарском архипелаге, а
греческие города образовывали непрерывную цепь от Кампании и Апу-
лии до западной Сицилии.
Усилия, связанные со стремлением создать собственную державу,
ввергли Карфаген в эпоху внешних и внутренних войн. Во всяком случае,
именно такой вывод можно сделать из сбивчивого рассказа Юстина (ХУШ.7)
о карфагенском полководце Малхе, который сначала вел «долгие войны»
в Сицилии, затем переправился на Сардинию, где потерпел поражение от
местных племен, после чего с остатками своего войска был изгнан из
собственной страны, но тут же вернулся и после осады овладел Карфагеном19.
Это поздний и ненадежный источник, а пересказываемые им
подробности не вызывают доверия, но сам характер событий можно принять и
даже рассматривать как типичное проявление социальных и политических
кризисов в античном городе-государстве, находящемся в процессе
превращения в морскую державу. Что происходило на самом деле в Сицилии при
Малхе — остается загадкой. Поразительное богатство Селинунта и Акра-
ганта в VI в. до н. э. красноречиво опровергает предположение о том,
что Малховы «долгие войны» в Сицилии велись против греков. По этой
причине весьма убедительными выглядят доводы о том, что настоящими
врагами Малха могли быть пунийцы из Мотии и из других мест, которые
сопротивлялись попыткам своей метрополии установить над ними
контроль20. После Малха на первый план выдвинулся род Магонидов, в руки
которого почти на столетие перешел контроль над заморскими
интересами торговой олигархии Карфагена.
С Карфагенской державой уже приходилось считаться, когда на
сицилийской земле произошло второе столкновение между пунийцами и
греками21. Новый вызов пришел извне, и опять он был связан с отрядом
дорийских авантюристов. Их вожаком был Дорией, чей старший брат Клео-
ти слитка, поэтому при расчетах слитки приходилось взвешивать; начало выпуска литых
монет круглой формы (aes grave — букв, «тяжелая медь») разные исследователи относят к
разному времени — от середины IV до первых десятилетий Ш в. до н. э. —A3.)
19 Следы повреждений пунийской крепости Монте-Сираи на западе Сардинии с
определенной долей вероятности можно рассматривать как свидетельство нападений
коренных племен в VI в. до н. э.
20 См.: D 8: 333; D 561: 24 ел. О формировании Карфагенской державы см. новое
исследование: D 517А.
21 См. у А.-Дж. Грэхэма в: КИДМ. Ш.З: 225—226. Хронология экспедиции Дориея:
D 534. О Дориее см. также: D 503; D 562; D 560.

Глава 16. Карфагеняне и греки
889
мен примерно в 520 г. до н. э. воцарился в Спарте. В рассказе у Геродота
(V. 42—48) Дорией предстает как шаблонный персонаж, типичный
молодой представитель знатного рода, который, почувствовав себя
ущемленным, отправился искать счастья вне дома во главе отряда других
недовольных своим положением лиц. У него не было ни ясных планов, ни
определенной цели. Около 514 г. до н. э. он вместе со своими людьми взял
курс на Африку и обосновался в оазисе недалеко от устья Кинипа (Вад-
Каам) на берегу залива Сирт, в сказочно богатой области
приблизительно в девятнадцати километрах к юго-западу от Лепты, финикийской
колонии. Это была безнадежная затея: крошечная группа греческих
авантюристов, обрабатывая кусок ничейной земли, вряд ли имела хоть какой-
то шанс уцелеть в слабо населенной области между персидской
сатрапией Киренаикой и Карфагенской державой в Африке. И
действительно, через два года поселенцы были вынуждены покинуть это место под
двойным давлением со стороны местных ливийцев и карфагенян Тогда
Дорией вернулся в Грецию с целью получить оракул. Один беотийский
прорицатель посоветовал ему «основать Гераклею в Сицилии», поскольку
«вся страна Эрикса принадлежит Гераклидам», вслед за этим
дельфийский бог, очевидно, присовокупил собственное благословение. Мы не
можем знать, кто стоял за этим поэтапным пророчеством, хотя и понятно,
что его организаторов следует искать где-то в материковой Греции — но,
по всей вероятности, не в Спарте. В наших источниках нет никаких
намеков на то, что Дорией получал приглашения от каких-нибудь сицилий-
ских городов22 — ни от расположенных рядом с пуниискои зоной «оплотов
эллинизма», ни от удаленных от этой зоны, — как нет никаких указаний
на какую-либо поддержку со стороны кого-нибудь из сицилийских греков.
Дорией собрал людей, в основном лаконцев; помимо него самого, среди
них было еще четыре спартанца-синктиста («сооснователя»). К
экспедиции присоединились другие искатели приключений, такие как Филипп,
сын Бутакида, олимпийский победитель и красивейший эллин своего
времени, бежавший из Кротона и остановившийся в Кирене; отсюда он
последовал за Дориеем на триере, укомплектованной людьми,
нанятыми за его счет. После задержки на побережье Бруттия, где Дорией, по
всей видимости, принял участие в последнем нападении Кротона на Си-
барис (около 510 г. до н. э.), экспедиция в конце концов высадилась в
Сицилии где-то на элимском берегу поблизости от обетованной земли
Эрикса. Вероятно, здесь была предпринята попытка основать поселение,
однако отряд незваных гостей был почти полностью уничтожен в
битве с объединенными силами сегестийцев и пунийцев. После этого Евриле-
онт — единственный уцелевший из спартанских сооснователей — собрал
выживших воинов, но, вместо возобновления борьбы против варваров,
обратил оружие против греков. Сначала он захватил Миною, греческое
поселение на плато Капобьянко, являвшуюся яблоком раздора между
Селинунтом и Акрагантом. Затем Еврилеонт помог селинунтцам освобо-
22 Впрочем, именно в таком смысле Парети интерпретирует одно место у Юстина
(ХГХ.1.9), хотя оно явно относится к более позднему периоду: D 547.

890
Часть третья
даться от их тирана, некоего Пифагора, но сам тут же занял его место. В
конечном итоге за свое тираническое правление он был убит. Таким
образом, эта знаменитая экспедиция Гераклидов закончилась подобно
Четвертому крестовому походу — серией военных диверсий против тех, ради
которых она якобы и была задумана. Мечта об Эриксейской Гераклее так
никогда и не была воплощена в жизнь, а сам Геракл должен был
довольствоваться тем, что в конечном итоге Миноя превратилась в новую Ге-
раклею — хотя и позднее, но очень подходящее обозначение для места,
известного также под финикийским именем Рош-Мелькарт. (Мелькарт —
божество, широко почитавшееся в Финикии и у всех пунийцев;
верховный бог города Тир; отождествлялся с греческим Гераклом. —A3.)
В 480-х годах до н. э. в Сиракузах оживились воспоминания о гибели
Дориея, которую в своей пропаганде стал использовать Гелон:
материковые греки, якобы, призывали его отомстить сегесгийцам за эту смерть.
Эта риторическая уловка ни на кого не возымела действия, даже на брата
самого Дориея — Леонида, будущего героя Фермопил. В рассказе
Геродота об истории Дориея ничего не говорится о карфагенянах,
упоминаются только финикийцы. В спартанской версии предания, на которую
ссылается Павсаний (Ш. 16.4—5), появляются одни лишь сегестийцы.
Карфагеняне были притянуты сюда много позднее. Именно у Диодора,
предположительно следовавшего за Тимеем, мы читаем о карфагенянах,
которые, глядя с ревностью на новый город близ Эрикса и «боясь, как бы
он не стал сильнее Карфагена и не лишил финикийцев их гегемонии»,
выступили против него большим войском и разрушили до основания
(IV.23). Всё это выглядит чересчур риторически и «идеологически» и не
могло быть написано ранее IV в. до н. э., то есть ранее той эпохи, когда
греки озаботились возвращением утраченных территорий. В реальности
же людьми, которые действительно были настроены враждебно к
высадившимся на западном берегу Сицилии незваным гостям из Греции,
скорее всего, являлись сегестийцы — земледельческий народ, всегда
находившийся настороже по отношению к соседям. Пунийцы были вовлечены в
эти события лишь опосредованно, как союзники элимов. Итак, можно
сказать, что вся история, связанная с именем Дориея, подобно случаю с
Пентатлом, являлась, по всей видимости, сугубо локальным инцидентом,
не выходившим за пределы западной Сицилии, так что в данном случае
великие державы пока еще не «ловили рыбку в этой мутной воде».
III. Усиление тиранических режимов Сицилии
(на примере Селинунта)
Тимей, вероятно, был первым историком, высказавшим мысль о том,
что склонность к тирании на Сицилии проявлялась сильнее, чем в любом
другом месте. Он вполне мог иметь в своем распоряжении специальное
сочинение на эту тему — «О тиранах на Сицилии», написанное его стар-

Глава 16. Карфагеняне и греки
891
шим современником, Фением Эресским, последователем Аристотеля.
Этих авторов, кажется, больше возмущало обилие «младших» тиранов,
порожденных Сицилией в IV в. до н. э., нежели масса «старших» тиранов,
которые, как и их аналоги в материковой Греции, хотя бы отчасти
оправдывались перед судом последующих поколений, а иногда и полностью
реабилитировались. Собственно говоря, «старшая» тирания на Сицилии по
сравнению с тиранией материковой Греции возникла гораздо позже, а
закончилась гораздо раньше. Если оставить за скобками малоизвестного Па-
нетия из Леонтин (конец VII в. до н. э.?) и выбивающуюся из обычных
рамок тиранию Фаларида в Акраганте (ок. 570—554), то истинная эра
тирании на Сицилии началась тогда, когда в Греции она уже близилась к
закату, причем закончилась она на Сицилии до 461 г. до н. э. (О Фалари-
де см. гфедьщущий том: КИДМ. Ш.З: 228. —A3.) Впрочем, еще более
важным, чем срок ее существования, является особенный
социально-политический характер сицилийской тирании. Вообще говоря, она имела
целью реставрацию, а не революцию, и, как правило, на деле
восстанавливала, укрепляла и усиливала старые олигархии вместо того, чтобы
свергать их, как это делало большинство материковых тиранов. И при всем
поощрении ремесел и торговли, она усиливала сельское хозяйство и не
позволяла «удобрить почву» для утверждения морской демократии
афинского типа23.
Внутренняя смута (стасис), конечно, всегда была бичом не только
сицилийских, но и всех других городов-государств с самого их основания24.
Как мы уже говорили, напряженность часто возникала между
этническими группами поселенцев, предпринимавшими безуспешные попытки
«проживания вместе» (συνοικείν), в одном общем полисе. Обычным
результатом этого был раскол общины и уход ее части. Однако данный вид
типично колониального этнического антагонизма сам по себе не способен
объяснить широкое распространение междоусобной борьбы и тирании в
конце VI в. до н. э. Социальный фактор также невозможно сбрасывать со
счетов. Большинство колоний управлялось узкими олигархическими
группами, составленными из потомков первопоселенцев, которые методично
захватывали лучшие пахотные земли и занимали самые важные
гражданские и религиозные должности. В Сиракузах эту олигархию именовали га-
морами, «пайщиками земли»; мегарских олигархов Геродот называет
неофициальным прозвищем — пахейи («разжиревшие коты»), тогда как в
некоторых халкидских колониях они величали себя гиппиямщ «всадниками».
Роскошные храмы VI—V вв. до н. э. в самой Сицилии, олимпийские и иные
панэллинские победы сицилийских владельцев беговых колесниц, а
также их дорогостоящие посвящения в Дельфах и Олимпии — вот лучшие
доказательства богатства, необыкновенной щедрости и неуемной расточи-
23 О некоторых сицилийских тиранах и тирании в целом см. первым делом: С б, I:
128—154 (и соответствующие примечания в т. П).
24 Gehrke H.J. Stasis. Untersuchungen zu den inneren Kriegen in den griechischen Staaten im 5.
und 4. Jhr. (München, 1985): 13 — автор ограничивается рассмотрением эгейских и
черноморских городов (греческий запад дается им как особый случай).

892
Часть третья
тельносга этих олигархов-конезаводчиков. Впрочем, массовая
иммиграция привела к тому, что умаленный в гражданских правах демос день ото
дня увеличивался в числе и набирал экономический вес, но при том по-
прежнему не имел доступа к земле и к государственным должностям.
В результате огромная масса людей, недавно прибывших из разных
мест, обнаружила, что все они оказались перед сверхограниченным
выбором: заняться ремеслом, торговлей или пойти в услужение. Те из них,
кто готов был жить среди сикелов, могли попробовать обрабатывать
землю или пасти скот на пограничной полосе городской территории или
даже за ее пределами. Здесь они встречались с коренными жителями,
которые сами питали к олигархии отнюдь не добрые чувства, даже если они
были свободными фермерами, а не зависимыми земледельцами.
Колониальное общество всегда сталкивалось с проблемой одновременного
существования всяческих внутренних напряженностей и взрывоопасных
антагонизмов между землевладельцами и крепостными, олигархами и
демосом, поселенцами и коренным населением, а также между
этническими кликами в среде самих поселенцев.
Ожесточенные бунты начались ближе к концу столетия, и отнюдь не
случайно, что именно Селинунт, население которого быстро
увеличивалось, первенствовал в этом деле25. Изначальный мегарский «акрополь»
этого города располагался на обнесенной стенами зоне менее чем в десять
гектаров (более двадцати четырех акров), третья часть которой была
отведена под святилища, а на оставшейся находился своего рода
престижный жилой квартал. Однако в течение VI в. до н. э. город вышел за
пределы стен. К северу на возвышенности Мануцца была занята зона почти в
двадцать гектаров (пятьдесят акров); кроме того, город стал расширяться и
в обе стороны от «акрополя», в устье двух рек: в устье Котоне — на восток,
а в устье Модьоне (античный Селинунт) — на запад (ср.: КИДМ. Ш.З: 201,
рис. 28; Том иллюстраций: ил. 244). Здесь выросли скученные предместья.
Акрополь имел прямоугольную модульную сетку застройки,
предположительно появившуюся в VI в. до н. э., если не раньше. Для эпохи, когда
многие сицилийские колонии застраивались по регулярному плану,
такая планировка не была чем-то исключительным. Необычной чертой
Селинунта было, скорее, скрещивание двух больших главных улиц,
напоминающих cardines и decumani римского типа. {Cardines ndecumani —
перекрещивающиеся межевые линии; в ранние времена римляне при
основании нового поселения, закладке храма, разделе поля обязательно
проводили межевание под руководством жреца-авгура; авгур с помощью
специальных измерений вычерчивал четырехугольник, так называемый
ротеппт, который затем прорезал с помощью двух основных,
перекрещивающихся под прямым углом рубежей: decumanus rnaximus — с востока на
запад, и cardo maximus — с севера на юг (эти направления, впрочем,
соблюдались не всегда); decumanus maximus разделял поле на правую и левую
половины, cardo maximus — на верхнюю и нижнюю; точка пересечения этих ли-
25 О Селинунте см.: D 513; С 42: 316-318; D 530; D 530А; D 524В; D 514А, I: 651 слл,

Глава 16. Карфагеняне и греки
893
ний называлась mundus, «мир», «вселенная» (т. е. «пуп земли»);
параллельно двум главным межам и на определенном расстоянии от них
проводились второстепенные линии, которые также назывались decumani и
cardines. —A3.) Пригород Мануцца, как видно по аэрофотосъемке и как
ясно из результатов археологического зондирования, также имел
модульную сетку, хотя и искривленную и покрывавшую не весь пригород;
эта сетка явно включала и агору поблизости от северных ворот акрополя.
Предместья вне оборонительных стен плотно заселялись массами новых
колонистов. В самом деле, селинунтский пантеон говорит о
многообразии культов, хотя само собой разумеется, что большинство из них имели
мегарское происхождение, как, например, почитание Зевса Мейлихия и
Деметры Малофоры («Приносящая яблоки»). Но здесь существовали и
религиозные обряды, несомненно, пелопоннесского происхождения,
посвященные таким божествам, как Посейдон, Геракл, Фобос и Тинда-
риды, из каковых культов почти ни один не был известен в метрополии
Селинунта26.
Экономическое процветание Селинунта в VI в. до н. э. лучше всего
удостоверяется его знаменитыми храмами, чьи величественные руины до
сих пор производят сильное впечатление, хотя сейчас это в основном
огромные каменные развалы. Уже до 500 г. до н. э. на акрополе стояли два
храма. Самым древним из сохранившихся святилищ является
посвященный Гераклу храм С, находящийся на верхней точке плато. Он имеет
удлиненный план со сдвоенной фронтальной колоннадой из шести
колонн и с семнадцатью боковыми колоннами (рис. 73а). Среди многих
декоративных элементов этого храма наиболее поразительны
фронтальные метопы, горельефы которых представляют различные
мифологические сцены: Артемиду и Лето по обе стороны от стоящего в квадриге
Аполлона, Геракла с Кекропом, а также Афину, помогающую Персею
убить Горгону (см.: Том иллюстраций: ил. 245). Свирепая экспрессия и
тяжеловесные, почти негнущиеся фигуры на этих метопах, подобно
брутальному реализму некоторых терракотовых масок, говорят об
осознанной попытке местных мастеров вырваться из традиции следования
импортированным идеалистическим моделям. Эту тенденцию, возможно,
следует объяснять тяжелыми условиями колониальной жизни на дальнем
западе, а также импульсами, шедшими от финикийского искусства.
Селинунтский Геракл в особенности выглядит колониальным символом
цивилизующей силы, схватившейся с дикими существами.
Еще один храм акрополя, храм D, существовал предположительно с
535 г. до н. э. За пределами городских стен, на другой стороне реки Модь-
оне, находился знаменитый темен [огороженный священный участок]
Деметры Малофоры, который, вероятно, восходил ко времени
основания самого Селинунта, хатямегарон [«большой зал»], построенный здесь
около 580 г. до н. э., явно заменил более древнюю постройку. Два
меньших сакральных участка, посвященные один Тройной Гекате, другой — Зев-
26 См.: С 458; С 462; а также: IG. XTV.268 - Ditt Syll.3 1122 = С 31: 277, № 39; Calder
Ш. W.M. The Inscription from Temple G at Selinus (Duke University, 1963).

894
Часть третья
гт π
Li ι_ι
Рис. 73а. Храм С в Селинунте. Вид сверху. Чертеж (публ. по: Kolde-
wey К, Puchstein О. Die griechischen Tempel in Unteritalien und Sicilien
(Berlin 1899). 2. Табл. 12) и план
су Мейлихию, до сих пор можно наблюдать за пределами основного
темена. Несколько двуглавых стел (см. выше, рис. 73) и тысячи
терракотовых вотивных фигурок, хронологически распределяющихся от VII до
V в. до н. э., свидетельствуют о живучести этих популярных культов.
Планировка священной зоны имеет ту же ориентацию, что и предместье
Мануцца (см. выше).
На восточном холме от Маринеллы два из трех монументальных
храмов находились в священной зоне, которая ориентирована в
соответствии с модульной сеткой акрополя, но дорогой связана с кварталом
Мануцца. Храм G, один из самых крупных когда-либо воздвигнутых
греками храмов, был, вероятно, посвящен Аполлону. Он возник во второй
половине VI в. до н. э., действовал всё следующее столетие, но так до
конца и не был завершен вплоть до момента разрушения Селинунта в 409 г.
до н. э. Этот храм со своими семнадцатью боковыми и восемью
фронтальными колоннами и широкой целлой являет наглядную иллюстра-

Глава 16. Карфагеняне и греки
895
цию смены форм в столетней архитектурной эволюции — от
архаического стиля к классическому.
К югу от него стоял храм F, по стилю даже более архаичный, с шестью
фронтальными и четырнадцатью боковыми колоннами. Пространство
между наружными колоннами этого строения было заполнено
каменной кладкой высотой около 3 м, создавая впечатление ложных дверных
проемов. Эта необычная черта, навеянная, возможно, египетской
архитектурой, могла стать образцом для знаменитого Олимпейона в Акра-
ганте (см. ниже). В начале V в. до н. э. первоначальное терракотовое
покрытие было заменено каменным и в это же время добавлены красивые
метопы со сценами гигантомахии. То была высшая точка не только в
процессе интенсивного строительства, но еще и в раскрытии необыкновенно
творческой художественной самобытности, не засвидетельствованной
для других мест.
Территория Селинунта (около 1165 кв. км) граничила с тремя
соседями, с которыми в течение всего периода своего существования он
постоянно соперничал в политическом, военном, торговом и культурном
отношениях; это были элимская Сегеста, греческий Акрагант и пунийская
Мотия. На всех трех фронтах пограничные конфликты перемежались
мирными контактами. Между столкновениями сегестийцы с успехом
заимствовали из Селинунта многие элементы эллинской культуры, а вместе
с ними — право заключения смешанных браков, умудрившись при этом
не ослабить свой крепкий союз с пунийцами. На восточном фронте сели-
нунтская граница была передвинута на запад к реке Платани, после того
как в конце столетия Акрагант отвоевал Миною. Важным опорным
пунктом на этом фронте была Шиакка, известная в римские времена под
названием Термы Селинунтские, Thermae Selinuntinae, из-за местных
горячих источников близ Монте-Калоджеро. Западная граница селинунтской
территории проходила по реке Мацаро, а укрепленный эмпорий Маца-
ра(-дель-Валло), расположенный в устье этой реки, был, вероятно,
первым местом, где встретились селинунтцы и пунийцы из Мотии. Карфаген
и его колонии конечно же угрожали Селинунту — но одновременно они
и манили его. Находясь от Карфагена на расстоянии менее 240 км, Сели-
нунт процветал в значительной степени благодаря торговле с пунийской
Африкой, западными рынками и Этрурией. Монетная чеканка здесь
началась около 520 г. до н. э. с выпуска дидрахм (относятся к самым
ранним монетам Сицилии), на которых изображался символ города — лист
дикого сельдерея (греч. σέλινον, селинон) (рис. 74). Преуспевающий
коммерческий класс, пополнявшийся, несомненно, за счет новых
переселенцев, к концу VI в. до н. э., похоже, всё больше и больше интересовался
торговыми отношениями с карфагено-этрусским миром.
Социальные перемены наряду с международными отношениями
могут объяснить нам, почему в течение заключительных десятилетий этого
века пропунийские и проакрагантские политические группировки
внутри высшего класса Селинунта не ладили между собой. Нет недостатка в
свидетельствах о гражданской междоусобице. Фрагменты надписи,
которая, похоже, является клятвенным соглашением между правящей в

896
Часть третья
Рис. 74. Серебряная монета Селинунта. (Публ. по: С 625, рис. 184.)
Селинунте партией и группой возвратившихся изгнанников, были
открыты в Олимпии, где этот документ находился на хранении27. При
отсутствии исторического контекста эта недатированная находка утраченной
главы архаической истории Селинунта представляет собой, очевидно,
болезненное свидетельство о стасисе [гражданской смуте] и всех обычно
сопутствующих ему обстоятельствах — насилии, судебных
разбирательствах, казнях, изгнаниях и конфискациях. Еще один недатированный
эпизод гражданской смуты сохранен в «Стратегемах» Полнена (1.28),
рассказывающих о некоем Фероне, который во время войны с
карфагенянами захватил власть в Селинунте с помощью 300 «рабов» (крепостных из
числа коренных жителей?), уничтожив шящими «множество граждан».
Конкретные детали этой истории не имеют исторической ценности,
однако в целом она вполне отражает неспокойные условия этого периода.
В самом деле, Ферон выглядит как пропунийский тиран, выступивший
против олигархии, на которой лежит ответственность за военные
неудачи с карфагенянами. Его преемником мог быть Пифагор, которого
приблизительно в 508—507 гг. до н. э. сверг спартанец Еврилеонт (см. выше).
После короткого правления Еврилеонта Селинунт смог вернуться в пуний-
скую сферу влияния, где его присутствие сохранялось несколько
десятилетий. Хотя не вызывает сомнений, что давление со стороны внешних
врагов служило своего рода катализатором событий, источником
гражданской смуты в Селинунте, как и повсюду, были социальная
напряженность и столкновение классовых интересов. Для подтверждения этой
мысли напомним, что тираны других сицилийских городов, более
могущественные и дольше остававшиеся у власти в сравнении с мелкими
тиранами-однодневками Селинунта, захватывали власть без всякой помощи
извне.
IV. Возвышение Гелы и Гиппократова держава
Тираническая зараза из Селинунта перекинулась на Гелу, временно
обойдя стороной Акрагант, который из-за неприятных воспоминаний о
правлении Фаларида выработал к этому вирусу частичный иммунитет.
В сравнении с западными соседями Гела была поселением весьма скром-
Об этой надписи см.: D 497А.

Глава 16. Карфагеняне и греки
897
ных размеров (ср.: КИДМ. Ш.З: 199, рис. 26). Возникнув как род осекая
колония и известная первоначально как Линдии, Гела в
действительности представляла собой акрополь, занимавший менее 2,8 гектара земли
(семь акров) на восточной вершине холма Терранова. В VI в. до н. э. в
этом узком пространстве был воздвигнут храм, посвященный, очевидно,
Афине Линдии (Линд — город на о. Родос. —A3.). Эта впечатляющая
постройка, частично покрытая полихромной терракотовой облицовкой
высокого качества, по-прежнему достойна нашего восхищения. Кроме того,
со священного участка происходит много рельефов, фризов и
антефиксов, включая несколько великолепных скульптурных конских голов,
превосходную горгону и рельефное изображение Геракла с каким-то
гигантом. Западная часть холма была занята некрополем. Таким образом,
зажатый между богами и покойниками жилой квартал Гелы оказался совсем
крошечным. К востоку от акрополя располагалось что-то вроде
портового пригорода, расстраивавшегося по обеим сторонам от
расширяющегося устья реки Гелас, в котором могли бросить якорь сразу несколько
кораблей. Впрочем, не вызывает сомнений, что основная часть населения
была разбросана по знаменитым Гелойским полям, раскинувшимся вдоль
побережья в направлении Камарины, а также в долинах рек Гелас и Ма-
рольо. Действительно, в этих местах были открыты остатки
земледельческих хозяйств и сельских святилищ28. Именно из этих плодородных
равнин черпали основные богатства олигархи-конезаводчики, один из
которых в конце VI в. до н. э. смог стать победителем на олимпийских
колесничных ристаниях.
Весь холмистый регион вокруг Гелы был сикельским и полностью
эллинизированным, что демонстрируют проводившиеся здесь местами
систематические раскопки. Широкое и крупномасштабное проникновение
греческой культуры, шедшее по долинам и по рекам, было конечно же
результатом массовой иммиграции в Гелу в VH—VI вв. до н. э. Очевидно,
что значительная часть греческого населения, проживавшего на краю
изначального полиса, выполняла роль посредника, соединявшего в
социальном и культурном плане греческих иммигрантов и коренных сикелов в
некое более крупное сообщество. Данный процесс мог приводить как к
насилию, так и к мирному сосуществованию. Симптомы болезни роста
проявились уже к 600 г. до н. э., когда одна из гелойских группировок
после неудачной попытки поднять восстание оказалась перед
необходимостью покинуть город и поселилась среди сикелов в Макратории
(Геродот. VII.153). Ближе к концу VI в. до н. э. два сикельских местечка — у
Монте-Буббония и Сан-Мауро — бьь\и захвачены и сожжены. Сикелы
покинули Сан-Мауро, но остались жить в районе современной коммуны
Кальтаджироне. В течение того же периода у Сан-Луиджи было основано
греческое поселение, а другой греческий укрепленный пункт появился в
Пьяно-дейтКазацци, где раньше находилась сикельская деревня. Иник,
гелойская крепость на акрагантской границе, также прежде принадлежал
28 См.: D 495А.

898
Часть третья
сикелам. Очевидно, что случившееся при Гиппократе превращение
такого крохотного городка, как Гела, в гегемонистскую силу кажется
невообразимым, если только мы не допустим длительного подготовительного
периода социальной и культурной консолидации города и его сельской
территории. Последний кирпич в основание этого выдающегося успеха
был положен, возможно, первым тираном Гелы — Клеандром, сыном Пан-
тарея29, захватившим власть около 505 г. до н. э. и правившим семь лет.
Предположительно именно он построил в Геле ее первую
оборонительную стену. Затем, примерно в 498 г. до н. э., тиран был убит, но его брат,
Гиппократ, присвоил себе власть еще на семь лет. Так начался короткий
«золотой век» Гелы30.
В распоряжении Гиппократа находились первоклассные
вооруженные силы — отборный отряд телохранителей, знаменитая конница под его
собственной командой, сильная пехота, а также корпус сикельских
наемников. Он мог позволить себе ввязаться в ряд военных кампаний против
греческих и сикельских городов-соперников, а также создать первую
крупную «империю» в западной Сицилии. Первая, и наиболее желанная им,
добыча лежала прямо за северными рубежами: просторная и богатая
долина Катанья, густо населенная преуспевавшими халкидскими
колониями и их «дочками», а также эллинизированными сикельскими
поселками.
Начальной целью Гиппократа стали, видимо, Леонтины31. Это была
типично сельскохозяйственная колония, имевшая по реке (Лентини)
выход к морю, крепкие стены и двойной акрополь (холмы Метапиккола и
Сан-Мауро), при этом город обладал регулярной застройкой (рис. 75).
Северные ворота выходили прямо на исключительно плодородную
сельскохозяйственную территорию, принадлежавшую городу, которая
охватывала всю южную часть долины Катанья вплоть до реки Симет (Симе-
то), каковые земли и обеспечивали богатство местных гиппиев
(«всадников»). Южный вход надежно охраняли «клещеобразные» ворота (Кле-
щеобразные ворота позволяют поражать наступающего противника
с флангов; другое название такого типа ворот — «улицеобразные». —A3.).
В VI в. до н. э. на холме Метапиккола был возведен крупный храм.
Раскопками также выявлено несколько частных домов и богатых
некрополей, обильных терракотовыми статуэтками местного производства и
некоторым количеством импортных изделий, подтверждающих
состоятельность здешней аристократии и наличие широких торговых связей со
многими районами материковой Греции и Эгеиды. Гиппократ взял этот
город штурмом, прорвавшись, вероятно, через южные ворота, которые,
29 Этот Пантарей почти наверняка был тем олимпийским победителем, который
упомянут в: Inschr. Olymp. V. № 142 (см.: С 458А: № 151). Данное имя встречается также на
килике, датируемом тем же периодом [Rom. Mitt. 63 (1956): 144—145).
30 О Гиппократе см.: D 8: гл. ХШ; С 6,1: 137—140 (и примеч. в т. П), а также: D 514А,
П.1: 1 слл.
31 Географически предполагаемая последовательность Гиппократовых кампаний шла
с юга на север, а не в том спутанном порядке, что представлен у Геродота (VII. 154.2),
который здесь не следовал хронологии.

Глава 16. Карфагеняне и греки
899
Рис. 75. План Леонтин. (Публ. по: D 514, I: 3, карта 9; Walbank F.
Polybius (Oxford, 1967) Π: 37.)
похоже, и в самом деле были разрушены в начале V в. до н. э. Затем он
завоевал Каллиполис, дочернюю колонию Наксоса, предположительно
лежавшую на восточных склонах Этны. Таким образом, он завладел всей
равниной (которая, несомненно, включала и саму Катану) с ее
обширными материальными и людскими ресурсами.
Теперь наступила очередь Наксоса, метрополии халкидской
Сицилии, хотя это был маленький город, значительно отставший от своих
дочерних колоний (рис. 76). Недавними раскопками выявлено, что он
занимал обнесенную стеной территорию площадью около 20 га (50 акров) на
небольшом мысе Скизо с маленькой гаванью, открытой на север,
регулярной городской застройкой с параллельными улицами шириной
около 4,5 м, а также со священным участком в южном углу32. Здесь были
найдены остатки храма, считающегося наксосским святилищем
Афродиты. За пределами оборонительных стен высокочтимый алтарь Апол-
32 См.: Pelagatti P. Boll d'Arte. 1964: 149-165; 1972: 211-219; С 42: 314-316, а также:
D 514А, I: 619 слл.

900
Часть третья
Рис. 76. План Наксоса. (Публ. по: D 514А, I: 3, карта 12; С 42: 315.)
лона Архегета, священного покровителя греческой колонизации,
простоял нетронутым в течение столетий. Холмистая область на побережье
между Капо-Скизо и Капо-Тауро (Таормина) всегда оставалась сикельской.
Помимо узкой приморской полосы, земляных угодий у наксосцев было
мало; поэтому они вынуждены были заниматься торговлей и выводить
новые колонии. Действительно, ранние монеты Наксоса, чеканившиеся
приблизительно с 530 г. до н. э., обнаруживают несомненное ионийское и
эгейское родство. После того как Гиппократ «поработил» город Наксос и
его окрестности, приморский путь вдоль Пелоританских гор к Мессинско-
му проливу стал для него открыт.
Наконец, самым северным приобретением Гиппократа стала Занкла.
В 494 г. до н. э. местный «царь» по имени Скиф был уже «другом»
тирана. На самом деле Скиф был переселенцем с острова Кос, и, вероятно, сам
Гиппократ поставил его тираном Занклы, очень важного пункта в его
державе. Являясь одной из первых халкидских колоний, Занкла
контролировала серповидную гавань и благодаря проливу получала
значительную часть доходов (рис. 77). На самых ранних монетах этого города (ок.

Глава 16. Карфагеняне и греки
901
[—PgfgJOTeTTa
Сдеды ^**£<£
архаического
поселениях.
/ Святилище
( Сан-Райнери
ЛГраницы ] /
/города *■—' /
мамертинов? /
J—■ s 1 \
χ /
/ Границы
j^ архаическогс
/ города?
/++ Погребения архаического
/ времени
J X)
++++Х /
XX X /
XX /
с Погребения
эллинистического времени
0 500 1000 м
Рис. 77. План Занклы. (Публ. по: D 567: ил. 1.)
525—494 гг. до н. э.) общий вид архаической Занклы с высоты птичьего
полета представлен следующим образом: внутри серповидной кромки
изображен дельфин, иногда с помощью выемок-щербин на ней
помечаются еще и четыре башни или дока (рис. 78)33. Помимо хорошо
известного поэтического описания основания Занклы у Каллимаха [Причины.
П.43), существуют и другие доказательства того, что она имела единый
градостроительный план.
Зона, лежащая к юго-западу от порта и окруженная архаическими
оборонительными стенами, описывалась как неправильное полукружие
с диаметром почти 1,5 км (включая серповидный мол). Это очень
большая площадь для архаической колонии, которую в Сицилии
превосходит только Акрагант. По всей этой зоне в разных местах было найдено
много фрагментов архаических ваз, особенно в крайней точке мола (в
Сан-Райнери и Мадоннина-дель-Порто). Такой город как Занкла,
зажатый между морем и горами, вынужден был искать
сельскохозяйственную территорию за пределами своих рубежей и владеть ею так, как
островитяне владели переей — «территорией, находящейся по ту сторону» (греч.
слово «περαια» означает страну на противоположном берегу, для
островитян — на материке. —A3.). Занкла действительно распространила
контроль на территории за Пелоританскими горами, на северо-восточном
побережье Сицилии между Капо-Пелоро, где стоял очень древний храм
Аполлона, и мысом Милаццо. Ядром этой территории была плодородная
См.: С 607: 152; С 603; D 567: 326 слл.; С 616: 16.

902
Часть третья
Рис. 78. Серебряная монета Занклы. (Публ. по: С 625: рис. 49.)
равнина к западу от Капо-Разокольмо, у заливов Милаццо и Патти,
изначально населенная народом италийского происхождения,
практиковавшим обряд кремации. Дочерняя колония Милы на мысе Милаццо
пыталась отстаивать свою автономию. Далее на юго-запад, на равнине Барчел-
лона, последние признаки эллинизации ощущаются в Лонгане, крупном
сикельском селении с двумя укрепленными высотами, своей собственной
монетной чеканкой V в. до н. э., а также культами греческого типа
(бронзовый кадуцей из Лонганы хранится в Британском музее). При всем
плодородии этих земель, основным источником благосостояния для жителей
Занклы всегда оставалась торговля через Мессинский пролив, который в
то время представлял собой халкидский канал, по которому товары из
Коринфа, Кикладских островов, Арголиды, Ионии и Аттики шли в
Кампанию, на Липарский архипелаг, в Этрурию и нынешнюю Французскую
Ривьеру. Огромное количество аттических черно- и краснофигурных ваз,
в том числе и настоящие шедевры, в конце VI и начале V в. до н. э.
попадали на запад именно через этот пролив. Считается, что некоторое
количество архаических афинских тетрадрахм, найденных в Мессине (самая
ранняя иностранная монета, попавшая на Сицилию), свидетельствует о
присутствии аттических торговых людей в этой зоне34.
По всей видимости, именно Гиппократ стоял за знаменитым
колониальным предприятием 495/494 г. до н. э., официально организованным
Занклой во главе со своим «царем» Скифом и якобы осуществленным
ради того, чтобы людей, бежавших из Ионии после антиперсидского
восстания, поселить на Кале-Акте, «Прекрасном Взморье», вокруг современного
города Карония, области на северном побережье Сицилии, к тому
времени еще почти не тронутой греками. «Панионийская» колония в этой
местности весьма способствовала бы разрыву сикельского массива и
прокладке греческого морского пути для установления связи Милы с Гимерой —
«имперский» план, достойный Гиппократа. Согласно Геродоту (VI.22—24),
из всех ионийцев на это предложение откликнулись только богатые са-
мосцы из антиперсидской группировки и несколько милетцев,
бежавших из города после битвы при Ладе летом 494 г. до н. э. Весь отряд
колонистов не превышал, по-видимому, нескольких сот вооруженных
мужчин с их семьями. Сначала, для получения наставлений от Скифа, они
Об афинских тетрадрахмах см.: D 567: 193 слл.

Глава 16. Карфагеняне и греки
903
бросили якорь в Локрах на побережье Брутгия. Однако в это время «царь»
во главе своего войска осаждал какой-то сикельский город (вероятно, на
Прекрасном Взморье), так что эмигранты завязали отношения не со
Скифом, а с Анаксилаем, который только что захватил тираническую власть
в Регие. Он легко переубедил колонистов захватить Занклу, вместо того
чтобы тратить время на основание поселения в опасной зоне Кале-Акте.
Поскольку Занкла в этот момент была лишена своих мужчин, самосцы
легко взяли ее военной хитростью. Успешно завершившийся
государственный переворот привел к тому, что союз Занклы с Гиппократом
неожиданно сменился союзом с Анаксилаем. Этого Гиппократ конечно же
допустить не мог. Стоило Скифу попросить о помощи, как тиран тут же во
главе своего войска отправился к Занкле. Однако, вместо того чтобы
помочь своему вассалу вернуть город, Гиппократ лишил свободы и его, и всех
его воинов, а с самосцами заключил соглашение. Гиппократ даже выдал
им на казнь триста самых знатных занклейцев, однако самосцы
оказались достаточно гуманны и пощадили их. Этим беагринпипным
поступком, достойным истинного тирана, Гиппократ восстановил контроль над
Занклой и сдержал интервенцию Анаксилая на следующие пять лет, хотя
какие-то вооруженные столкновения в этот период вполне могли
происходить35. Так Занкла, а не Прекрасное Взморье, стала своего рода панионий-
ским центром.
Помимо самосцев, теперь здесь проживало еще какое-то количество
милетцев, три сотни занклейцев, а также безоружные жители, включая
женщин и детей, — все халкидского происхождения. Группа населения,
представлявшая старую Занклу, перенесла все превратности судьбы, а
некоторые из потомков этих людей в V в. до н. э. принадлежали к самым
выдающимся гражданам Мессаны (Мессана, или Мессена, — название,
которое Занкле дал Анаксилай, захвативший ее примерно в 489 г. до н. э., о
чем см. ниже; современное название города — Мессина; отсюда и
название Мессинского пролива. —А.З.). В течение примерно пяти лет
(приблизительно с 493 по 489 г. до н. э.) самосцы представляли собой правящую
группу. Этот факт хорошо документирован знаменитой серией самос-
ских тетрадрахм и их фракций, чеканившихся в Занкле. У них на аверсе
обычно помещался львиный скальп, а на реверсе — нос боевого корабля
(рис. 79). Некоторые из монет несут на себе одну из первых пяти букв
алфавита [альфу, бету, гамму, дельту или эпсилон], что, как считается,
служит признаком пятилетнего самосского правления (т. е., согласно данной
трактовке, это не буквы, а цифры, означающие годы самосского
господства в Занкле. —А.З.). Знаменательно, что основная часть этих монет
была найдена в кладах Мессины и Гелы36. Большинство из них анонимны,
35 D 567: 334—335, примеч. 3 — здесь приводятся эпиграфические свидетельства,
относящиеся к данным событиям.
36 Об этой знаменитой (и очень обсуждаемой) самосской монетной серии Занклы—
Мессаны см.: D 510; D 556; D 567; Lacroix L. Monnaies et colonisation dans IOccident grec
(Bruxelles, 1965): 16—25; С 595: 40—45 (и иллюстрации VI—VII). См. также: Том
иллюстраций: ил. 317Ь.

904
Часть третья
Рис. 79. Серебряная монета Занклы. (Публ. по: D 567: ил. 19.1.)
как если бы самосцы не могли определиться с названием своего нового
полиса, но некоторые имеют указание на новую этническую группу — мес-
сенцев, — которая предположительно прибыла сюда после 489 г. до н. э.37.
Вплоть до 494/493 г. до н. э. кампании Гиппократа ограничивались хал-
кидской и сикельской частью восточной Сицилии; Сиракузы, главный
город восточного побережья, оставались за пределами его империи.
Город находился в состоянии кризиса и социальных волнений, всегда
способствующих внешней интервенции. Предположительно в 492 г. до н. э.
Гиппократ легко разбил сиракузское войско у реки Гелор (совр. Телларо)
в сражении, получившем такую известность, что примерно через
двадцать лет оно было упомянуто Пиндаром [Немейские оды. IX.40—45).
Сразу после своей победы Гиппократ двинулся на север и разбил лагерь
близ Олимпейона в Полихне, на реке Чьане. Готовился ли он к осаде
Сиракуз или же просто хотел подождать, чем закончится гражданская
война внутри городских стен, нам не известно. Всё это завершилось
договором, заключенным при посредстве Коринфа и Керкиры, соответственно
метрополии Сиракуз и ее сестринской колонии, — городов, имевших
далекоидущие интересы на западе. По условиям этого соглашения Гиппократ
мог получить Камарину в качестве выкупа за сиракузских пленных
(Геродот. νΠ.154; Фукидид. VI.5.3).
Камарина была крупным призом (рис. 80). Будучи сиракузской
колонией в устье Гиппариса, она быстро оправилась от потерь, понесенных ею
за полстолетия до этого во время неудавшейся попытки отпасть от
метрополии. Даже это поражение восстания не привело к какому-то
значительному разорению: некоторые находки из местных захоронений
свидетельствуют о плотном населении, для которого характерно общее
материальное благополучие, а также о существовании здесь местного производства
гончарной продукции и терракотовых статуэток, в котором не
обнаруживается никаких лакун во времени. В 528 г. до н. э. Парменид из Камарины
выиграл в Олимпии состязания в беге. В распоряжении города были пло-
37 Мы совершенно ничего не слышим о дальнейшей судьбе занклейского войска,
которое было продано Гиппократом в рабство. Туманное место у Страбона (VI.2.3),
имеющее отношение к «занклейцам из Гиблы», которые колонизовали местность у Тавроме-
ния (совр. Таормина), может указывать на скитания этих воинов. Иное объяснение см. в:
D 528А: 71 слл.

Глава 16. Карфагеняне и греки
905
Рис. 80. План Камарины. (Публ. по: D 567: 320.)
дородные приморские равнины, он имел торговые связи с внутренними
сикельскими районами (Комизо, Рагуза, Рито и др. места) и ввозил
товары из Греции и Этрурии38. Считается даже, что Гиппократ «основал
заново», то есть перезаселил Камарину, после того как присоединил ее к
своим владениям.
В последний год своей жизни Гиппократ был, очевидно, занят
ликвидацией очагов сикельского сопротивления в восточной Сицилии.
Хитростью он взял Эргетий, некое до сих пор не локализованное поселение
на равнине Катанья, откуда были набраны его самые лучшие наемники
(Полнен. V.6)39. Погиб Гиппократ приблизительно в 491/490 г. до н. э. во
время нападения на одну из Гибл, оставив свой собственный город Гелу во
главе «империи», чьи размеры хотя и были скромными в сравнении с
державами позднейшего времени, но которая всё же включала в себя
значительную территорию между восточным побережьем и условной линией,
связывающей Милаццо и Ликату, исключая только Сиракузы и Мегары,
38 Довольно спорную надгробную надпись из Комизо используют в качестве
иллюстрации процесса эллинизации в этой зоне в конце VI — начале V в. до н. э. (D 525: 181 слл).
О Камарине см.: D 542; С 42: 3J 9-320 (с планом); КИДМ. Ш.З: 122 (А.-Дж. Грэхэм).
39 Источники и библиография по Эргетию: D 528В: 172.

906
Часть третья
формально остававшиеся независимыми. Это была не
централизованная империя, а нечто среднее между союзом и настоящей гегемонией.
При Гиппократе Наксос прекратил выпускать собственную монету, что
явно свидетельствует о полной потере независимости, однако чеканка Ле-
онтин продолжилась в правление Энесидема, наместника из Гелы, как и
монетная чеканка в самосской Занкле.
Гиппократова политика не несла в себе никаких признаков доризации;
также он не возражал против присутствия сикелов в рядах своего войска.
Что касается сикело-пунийцев и карфагенян, то они, судя по всему, в
период семилетнего правления Гиппократа не проявляли здесь никакой
значительной активности. Будучи, так сказать, ограниченной рамками
восточной части острова, «империя» Гелы не имела касательства к «пунийской
проблеме», а потому бессмысленно задаваться вопросом, какой могла
быть карфагенская политика Гиппократа.
Гиппократово правление было звездным часом для Гелы. Ее самые
ранние дидрахмы с обнаженным всадником на аверсе и быком с лицом
бородатого мужчины на реверсе (богом реки Гелас) относятся именно к
этому периоду (рис. 81). Расширение гелойской сокровшцниць! в Олимпии
Рис. 81. Серебряная монета Гелы. (Публ. по: С 625: рис. 155.)
также может относиться к этому времени. Впрочем, случилось так, что
великий преемник Гиппократа вновь низвел этот город в ранг
второсортного, наполовину опустевшего поселения.
V. Держава Гелона и битва при Гимере
Смерть Гиппократа поначалу породила надежды на свободу, но как
только жители Гелы взялись за оружие, они были уничтожены в первом
же сражении Гелоном, начальником Гиппократовой конницы, который
около 491/490 г. до н. э. без всяких угрызений совести провозгласил себя

Глава 76. Карфагеняне и греки
907
тираном40. Хотя этот человек принадлежал к влиятельному жреческому
роду Дейноменидов, его положение в первые годы правления было
настолько шатким, что Анаксилаи Регийский, воспользовавшись этим
обстоятельством, отобрал Занклу и изгнал оттуда самосских союзников
Гиппократа, а также населил город массой дорийцев, собранных из разных
мест (ок. 489 г. до н. э.). Отныне Занкла получила имя Мессаны в честь
отеческой земли предков Анаксилая, а также, возможно, из-за многих
новых поселенцев, которые могли быть мессенскими беженцами,
покинувшими свою страну после безуспешного восстания против Спарты около
490 г. до н. э.41. Это был первый акт доризации в халхидской Сицилии,
вызванный пока еще соображениями исключительно прагматического
свойства. Милы воспользовались этим удобным случаем, чтобы отстоять
собственную независимость, что в итоге привело к войне с Мессаной42. Таким
образом, северо-восточный участок острова был потерян для державы
Гелы, с тем чтобы никогда туда не вернуться.
Невозможно представить, чтобы Гелон в первые годы своего
правления смог найти время и силы для ведения войны против карфагенян.
Согласно Геродоту (VII. 158.2), когда в 481 г. до н. э. греческие послы
попросили Гелона о помощи в борьбе с персами, он напомнил им, что греки
отказали в поддержке, когда он просил ее против карфагенян, пытаясь
освободить некоторые эмпории и отомстить сегестийцам за убийство
Дориея. Всё это, однако, скорее похоже на один из пунктов панэллин-
ской пропаганды, чем на свидетельство реальной борьбы, а утверждение
Юстина (XIX. 1) о «тяжелой и долгой войне» против карфагенян в
Сицилии до 489 г. до н. э. никак не обосновано. Какие-то пограничные
столкновения между пропунийским Селинунтом и жителями Акраганта могли
послужить поводом для Гелоновой пропаганды, которая, впрочем, у
Спарты не нашла никакого отклика, ибо к этому моменту кратковременная та-
лассократия последней уже закончилась, и Спарта утратила всякий
интерес к делу освобождения заморских факторий. Чего Гелон смог добиться
благодаря карфагенским или селинунтским угрозам, реальным или
мнимым, так это укрепления союза между Гелой и Акрагантом, где около
489 г. до н. э. Ферон из рода Эмменидов открыл новую эру тирании.
Этот Ферон, сын Энесидема, был потомком Телемаха, легендарного
убийцы Фаларида; Ферон якобы захватил власть в Акраганте с помощью
той же самой уловки, какая в свое время привела к успеху Фаларида, а
именно наняв отряд личной вооруженной охраны на деньги, собранные на
40 О Гелоне см.: D 8: гл. XTV; С б, I: 140—146 (и соответств. примеч. в т. П); о его
предках: D 524. Родословную Дейноменидов см. ниже, в конце данного тома (Хронологические
таблицы. νίΠ).
41 Обзор современных теорий о так называемой Платоновой войне в Мессении около
490 г. до н. э. см.: С 47А: 139 слл.
42 Два недавно найденные в Олимпии шлема подтверждают факт военных действий
между Милами и Мессаной в начале V в. до н. э. (SEG. XXTV: № 311-314; С 540А: 103 слл.).
Анаксилаи мог потребовать от своего нового вассального города помощи в кампании
против Локриды (Эпихарм. Фр. 98 Kaibel).

908
Часть третья
строительство храма (Полиен. VI.51)43. Брат Ферона Ксенократ победил
с четверкой лошадей в Дельфах в год Марафонского сражения, что
было великим событием для семьи и послужило поводом для написания
«VI пифийской оды» Пиндара. Семья эта, Эммениды, имела родосское
происхождение и, несомненно, принимала участие в основании Акраган-
та; при Фероне, если только не раньше, они обзавелись детально
разработанной родословной, которая восходила к самому Эдипу — типичный
пример снобизма колониальной элиты. Через какое-то время после 489 г.
до н. э. Эммениды и Дейномениды породнились: Гелон взял в жены Феро-
нову дочь Дамарету, а Ферон женился на дочери Полизала, одного из
Гелоновых братьев. Таким образом был скреплен политический альянс
между двумя городами. Это был первый важный шаг Гелона к
восстановлению своих позиций после предьщугцих провалов. Однако для большей
части греческой и сикельской Сицилии этот альянс означал исчезновение
на четверть века всяких следов полисной автономии. Для карфагенян,
которые сразу же должны были насторожиться, этот альянс
представлялся воссозданным греческим блоком, с которым придется вести
борьбу, а также серьезной угрозой их сицилийской провинции.
Следующим шагом в ходе восстановления Гелоном утраченных
позиций стало присоединение в 485 г. до н. э. к альянсу Сиракуз. Этот город
по-прежнему страдал от внутренней смуты. Узкая олигархия гаморов
правила страной с тех пор, как первые коринфские поселенцы поделили
между собой на равные участки равнины Анапа и Гелора. Это была
олигархия конезаводчиков, как в Леонтинах и Геле, но их земли возделыва-
лись сервами. Новые иммигранты, прибывавшие в VII—VI вв. до н. э. в
Сиракузы тысячами, едва ли могли интегрироваться в такую
закосневшую аграрную социальную структуру. Они вынуждены были либо
искать занятие вне сельскохозяйственного сектора, то есть превращаться в
свободный демос внутри города, чьим делом была торговля, ремесло и
профессия моряка, либо селиться в холмистой «империи» в дочерних
колониях или среди сикелов. Пока имелись обширные внутренние
территории, способные впитывать избыток населения, социальное и этническое
напряжение между олигархами, простым народом и сервами вызывало
лишь легкие сотрясения. Но когда Камарина и всё южное побережье в
результате победы Гиппократа были Сиракузами утрачены, ситуация
вышла из-под контроля олигархии. Гаморы, на которых возложили всю
вину за постигшее несчасгье, были изгнаны из города коалицией
демоса и киллириев и нашли убежище в Касменах — сиракузской крепости
на Монте-Казале (ср.: КИДМ. Ш.З: 211, рис. 30). Этот военный опорный
пункт был вместе с тем преуспевающим сельскохозяйственным
поселением с градостроительным планом внутри оборонительных стен,
состоявшем из 38 параллельных улиц, которые пересекались перпендикулярно
длинной осевой линией. На одном бронзовом блюде начала V в. до н э.,
происходящем предположительно из Монте-Казале, в самом деле упоми-
О Фероне см.: С б, I: 132—136 (и соответств. примеч. в т. П), а также: D 506.

Глава 16. Карфагеняне и греки
909
наются какие-то гаморы, несомненно пользовавшиеся определенными
привилегиями44. Предложив убежище изгнанным олигархам, Касмены
открыто действовали как независимый полис или, скорее, как центр
противостояния правящему в Сиракузах демосу и таким образом вносили
собственный вклад в окончательное разрушение Сиракузской «империи».
Поскольку Касмены прилегали к территории, отошедшей к Геле,
постольку для изгнанников не составило никакого труда обратиться с призывом
о помощи к Гелону, который охотно откликнулся и вернул их назад в
Сиракузы, заодно получив город в собственное обладание после демоса,
который благоразумно решил сдаться. Так закончилась первая сицилийская
попытка установить демократию: в Сиракузах, вопреки всем типичным
примерам и высокопарным банальностям, благодаря тирану была
восстановлена земельная олигархия.
Гелон препоручил Гелу попечению своего брата Гиерона, а сам
переселился в Сиракузы, которые он сделал новой столицей своих владений. На
Сицилиин он ввел практику депортаций всего местного населения
целиком из одного города в другое место. Такие насильственные массовые
переселения почти совершенно не были известны материковой Греции, но
они широко и в гораздо более крупных масштабах практиковались на
Ближнем и Среднем Востоке персами, а до них — ассирийцами и
вавилонянами. Известно о трех греческих городах, которые были сожжены
дотла или, по крайней мере, лишены людей Гелоном. Одним из таких
городов была Камарина, все жители которой были перемещены в Сиракузы
и превращены в тамошних граждан45. Вторым городом были Мегары
Гиблейские, взятые Гелоном в результате осады. Около 483 г. до н. э.
местные пахейи («разжиревшие») были депортированы в Сиракузы и сделаны
здесь гражданами, демос продан в рабство за границу, а земли
аннексированы. Мегары были одной из самых ранних сицилийских колоний;
поселение возникло, вероятно, раньше самих Сиракуз и уступало в этом
отношении только Наксосу (ср.: КИДМ. Ш.З: 129—132, рис. 19; см. ниже
рис. 82). Город был хорошо защищен стенами и башнями, а с середины
VII в. до н. э. он имел двойную сетку параллельных, хотя и не
ортогональных, улиц по обеим сторонам от трапециевидной агоры, которую
окружали храмы и другие публичные здания, включая две стой, героон и,
возможно, зал для торжественных обедов. Дорический храм VI в. до н. э.
имел терракотовую облицовку и вотивные приношения, часть которых
восходит к гораздо более ранним временам. Хотя вплоть до конца VII в.
до н. э. Мегары оставались важным городом, в следующее столетие они
испытали упадок, почти не имея передышек между вторжениями силь-
u См.: SEG. W (1929): № 27 = ХП (1955): № 407 = С 31: ил. 51, № 15 и с. 276; см.
также: D 501: 151 ел.; а также: D 511: 53, примеч. 58.
45 Предлогом для депортации из Камарины могло послужить восстание против
здешнего правителя, Главка из Кариста, олимпийского победителя (см.: С 458А: No 134); но в
целом история недостоверна. На одном вотивном подношении в Олимпии некий Пракси-
тель именует себя «сиракузцем и камаринцем», но изначально он был переселенцем из
аркадской Мантинеи (см.: С ЗОА: № 15).

910
Часть третья
Рис. 82. План Мегар Гиблейских. (Публ. по: D 514А: 13, карта 11.)
Гражданские и сакральные постройки обозначены точечной фактурой.
В целом об этом месте см.: КИДМ. Ш.З: 129—131, рис. 19
ных соседей. После разрушения, надежно фиксируемого
археологическими раскопками, данное место оставалось пустынным до времени Ти-
молеонта46. Третьим городом, уничтоженным Гелоном, была Евбея —
халкидская колония, с которой обошлись точно так же, как и с Мегарами.
Евбея никогда уже более не возродилась, и даже место ее расположения
остается, по сути, неизвестным, хотя предварительно ее локализуют у Ли-
кодии47. Кроме того, Гелон переселил в новую столицу более половины
жителей своей родной Гелы, сделав их гражданами. В результате этих
депортаций — по преимуществу состоятельных людей — Сиракузы очень
быстро превратились в самый богатый город Сицилии и в один из самых
многолюдных городов всего эллинского мира того времени. Но далось это
дорогой ценой: более чем за два поколения до того, как карфагенское
войско впервые разрушило греческий город в Сицилии, свой собственный,
настоящий «панэллинский» тиран уже успел истребить целых три.
46 Французские раскопки в Мегарах Гиблейских, возглавляемые Г. Балле и Фр. Вил-
ларом (D 571А), являются одним из главных успехов сицилийской археологии в 20-м
столетии. (Тимолеонт — коринфский полководец, в конце жизни являвшийся
фактическим правителем Сиракуз; умер в 337 г. до н. э. — A3.)
47 Источники и библиография по Евбее: D 528В: 174.

Глава 16. Карфагеняне и греки
911
К 483 г. до н. э. сиракузско-акрагантский блок охватывал большую
часть греческой Сицилии; тремя важными исключениями были Гимера
и Селинунт, в которых существовали пропунийские правительства, а
также Мессана, управлявшаяся из Регия Анаксилаем. Поскольку
западное и всё северное побережье лежало вне Гелонова блока, Гимера
превратилась в стратегически ключевой пункт. Сохранение ее в пропунийском
блоке вместе с Селинунтом и в ссоре с Акрагантом стало теперь
жизненно важным для карфагенян, прилагавших все усилия к тому, чтобы
предотвратить создание объединенного фронта своих соперников, который
бы вытянулся от одного края острова до другого. Гимера как конкретный
археологический памятник, несмотря на свою древнюю славу,
принесенную ей Стесихором и сражением, названным ее именем, вплоть до
недавних раскопок оставалась очень плохо изучена48. Теперь мы знаем, что
город занимал северо-восточный угол треугольной возвышенности, круто
спускавшейся к береговой полосе Буонфорнелло, между рекой Северный
Гимер (Имера, или Фьюме-Гранде) и Валлоне-ди-Пассо-Виченца.
Окруженная городскими стенами «Гимера на высоком утесе», как называет ее
Эсхил (Фр. 25а TGrF\ была очень небольшой. Начиная с VI в. до н. э.
город, похоже, имел градостроительный план с параллельными прямыми
улицами различной длины и около 5,5 м ширины. Священный участок с
остатками трех храмов помещался в северо-восточном углу, а два участка
для захоронений — за городскими стенами. Портовое предместье могло
существовать уже до 480 г. до н. э. близ устья Гимера, но основная часть
населения проживала в деревушках, разбросанных вдоль побережья,
между Чефалу и Термини, ежедневно сталкиваясь с сикелами на
востоке и с пунийцами из Солоента на западе. Благосостояние города отчасти
обеспечивалось грузопотоком, направлявгпимся в Тирренское море и в
моря на дальнем западе, а приблизительно с 520 г. до н. э. Гимера начала
чеканить монеты с изображением петуха, являвшегося символом города.
После кризиса 480-х Гимера процветала еще семьдесят лет, пока в 408 г.
до н. э. ее не разрушили карфагеняне.
На упомянутые 480-е годы в истории Гимеры выпали внутренние
беспорядки. Городом правил местный тиран Терилл, сын Криниппа. На
основе одной эпитафии начала V в. до н. э. из Раванузы, в которой названы
гимерийские имена, был сделан вывод о том, что Терилл изгнал из
Гимеры какое-то количество олигархических семей, которые нашли
убежище на акрагантской территории49. Дело в том, что Терилл проявлял
открытую враждебность к Акраганту; ради усиления собственной позиции
он, с одной стороны, становится гостеприимцем Гамилькара,
правителя Карфагена из рода Магонидов и сына сиракузской женщины, а с
другой — выдает свою дочь Кидиппу замуж за Анаксилая Регийского. Тем са-
* См.: D 496.
49 См.: С 31: 278, примеч. 58; Mingazzini P. Моп. Ant. 36 (1938): 662 слл.; D 8: 420,
примеч. 7; K0KAL0S. 10-11 (1964-1965): 481 слл. (М.-Т. Manni Piraino). О политической
истории Гимеры см.: D 531.

912
Часть третья
мым Гимера превратилась в важное связующее звено в растянувшейся
от Селинунта до Регия цепочке пропунийски настроенных греческих
городов, образовавших карфагенский блок, который противостоял
альянсу под руководством Гелона. Все остававшиеся автономными общины
Сицилии теперь оказались перед необходимостью выбора между просира-
кузской и прокарфагенской тиранией. Нам трудно судить, какая из этих
двух форм тирании была более одиозной. Нам также неизвестно,
определялся ли выбор — при прочих равных условиях — исключительно
внешними военными, коммерческими или иными факторами. Мы знаем
только, что некоторые преуспевающие греческие города Сицилии предпочли
сиракузскому блоку блок карфагенский. Впрочем, при всех
заключенных Териллом союзах его правление, очевидно, не имело прочной базы в
самой Гимере, так как около 482 г. до н. э. он был изгнан оттуда Феро-
ном, который немедленно присоединил Гимеру к акрагантско-сиракуз-
скому блоку. Новая монетная серия с петухом Гимеры и крабом (рис. 83)
впервые была выпущена, по всей видимости, как раз в этом году50. Это,
безусловно, была очень резкая перемена, которая неизбежно привела к
нарушению весьма хрупкого баланса сил в Сицилии, так что очень скоро
ситуация предельно обострилась. Изгнанный Терилл обратился к Гамиль-
кару, к Карфагену примкнул и Анаксилай и даже в залог верности
отправил к Гамилькару собственных детей. Стало ясно, что приближается
момент решительного столкновения между двумя блоками.
Рис. 83. Серебряная монета Гимеры. (Публ. по: С 625: рис. 65.)
Обе стороны занялись приготовлениями51. Сообщается, что для
расчетов с наемниками Гелон взял в Сиракузах заем. В 481 г. до н. э.
материковые эллины попросили его о помощи против персов, и он собирался
отправить им 200 триер, 20 тыс. гоплитов и 2 тыс. всадников, и это помимо
лучников, пращников и легкой кавалерии. Однако, находясь отнюдь не
в том положении, чтобы позволить тратить ресурсы за границей, но при
этом и не желая выказать слишком явное безразличие к греческим
делам, Гелон смог мастерски освободиться от всяких обязательств,
выдвинув заведомо неприемлемое условие о передаче ему полномочий коман-
50 См.: С 607: 144; D 567: 360; а также: С 631.
51 О сражении при Гимере см.: D 549; D 531: 35—43.

Глава 76. Карфагеняне и греки
913
дующего либо всеми сухопутными силами греков, либо их
объединенным флотом. Естественно, что дипломатичный отказ Гелона вызвал у
материковых греков нелестную оценку его поведения, в ответ на что он
предъявил им встречный упрек, который позднее был искажен и
распространен сверхпатриотичными историками тимеевского направления. Как
бы то ни было, нет никаких причин отвергать рассказ Геродота (VE. 163—
164), в соответствии с которым Гелон, узнав о переходе персов через
Геллеспонт, отправил Кадма, сына Скифа из Занклы, с тремя галерами для
наблюдения за ходом военных действий, и, в случае победы Ксеркса,
вручения последнему огромной суммы денег и предложения «земли и воды»,
то есть признания персидской верховной власти над всеми
сицилийскими владениями Гелона. Идея альянса с персами против карфагенян,
несомненно, казалась Гелону более полезной, нежели идея альянса с
материковыми греками.
Тем временем Гамилькар руководил карфагенскими воинскими
сборами. Если не считать некоего элитного корпуса из самого Карфагена,
рядовой состав его войска — даже в большей степени, чем у Гелона, —
состоял из наемных вспомогательных отрядов, набранных из всех пунийских
провинций. Большинство этих подразделений были финикизированны-
ми ливийцами из северной Африки, а все оставшиеся отряды состояли из
иберов, лигуров, элисиков из южной Испании, Галлии и северной
Италии, а также из сардинских, корсиканских и сицилийских греков (в
основном это были всадники из Селинунта). Само это многонациональное
войско явилось результатом превращения Карфагена из города-государства
в империю, и, несмотря на все сопряженные с созданием подобной армии
хорошо известные риски, огромную финансовую нагрузку, а также
моральное порицание, именно это войско сохраняло Карфагенскую империю в
целостности на протяжении почти трех столетий. Сообщаемая Геродотом
численность сил Гамилькара — 300 тыс. человек — заслуживает, конечно,
не больше доверия, чем его оценка Ксерксовой армии в 5 млн человек.
Собственно говоря, войску Гамилькара было необязательно намного
превосходить объединенные силы Гелона и Ферона.
С точки зрения Геродота, битва при Гимере стала результатом
попыток карфагенян восстановить у власти изгнанного Терилла, то есть
совершить то, что Гамилькар рассматривал как личную обязанность перед
своим гостеприимцем. Кроме того, Геродот воспринимал данный конф>-
ликт просто как инцидент, помешавший Гелону оказать грекам помощь
в их войне с персами. Поэтому в описании битвы мы зависим от Диодора
(XI.20—23), чей рассказ восходит, видимо, к Эфору, дающему крайне
ненадежное, риторическое изложение событий. Нам повествуют о том, что
Гамилькар отплыл из Карфагена со своими войсками, «чтобы подчинить
греков Сицилии». Прибыв в Панорм, он направился к Гимере, где разбил
один лагерь для сухопутных сил, к западу от города, а другой — для
флота. Первая вылазка, предпринятая войском Гимеры, была Гамилькаром
отбита. Тогда Ферон спешно отправил в Сиракузы гонца с просьбой к Гело-

914
Часть третья
ну о помощи. Спаситель откликнулся немедленно, выдвинувшись с 50 тыс.
пеших воинов и 5 тыс. всадников (эти цифры также преувеличены), и
разбил у Гимеры свой собственный лагерь. Сначала его конница
захватила не менее 10 тыс. пунийских пленников, просто прочесав местность.
Затем, после перехвата писем от Гамилькара к его селинунтским
союзникам, всадники ворвались в карфагенский морской лагерь, где подожгли
корабли и убили самого Гамилькара, приносившего в этот момент
жертвы. Согласно карфагенской версии, известной Геродоту, Гамилькар,
увидев беспорядочное бегство своей армии, бросился в погребальный
костер, но это, возможно, лишь этиологическая легенда для объяснения
героического культа Гамилькара в Карфагене и в его колониях,
предположительно введенного вскоре после этой битвы. Тем не менее реальное
сражение, очевидно, происходило без участия Гамилькара. Войско Гело-
на в конечном итоге предприняло атаку на карфагенян, построившись в
правильные боевые порядки, и одержало победу где-то на берегах Фьюме-
Торто. Карфагенская армия, как нам рассказывают, была уничтожена
почти целиком, и лишь горстка уцелевших воинов смогла бежать, чтобы
принести это известие в Карфаген.
Если отбросить риторические и красочные подробности, не вызывает
никакого сомнения, что битва при Гимере была крупным ратным
подвигом. Впрочем, вскоре после нее возник миф, поощрявшийся при дворе
Гелона. Едва ли минуло десять лет, когда Пиндар уже мог упоминать
одновременно Саламин, Платею, Гимеру и Кимы и одинаково петь хвалу
Афинам, Спарте и Сиракузам [Пифийские оды. 1.72—80). Уже во времена
Геродота на Сицилии имела хождение идея о том, что битва при Гимере
и Саламинское сражение случились в один и тот же день. Напротив,
Аристотель считал данный синхронизм всего лишь случайностью на том
основании, что эти два события вели к разным результатам [Поэтика. 1459а24).
Впрочем, менее рационалистическое мнение (Эфор?) могло
заключаться в том, что битвы при Гимере и Фермопилах совпали по времени,
«поскольку божество устроило это намеренно, так что и самая прекрасная
победа, и самое славное поражение должны были случиться в одно и то же
время» (Диодор. XI.24.1)52. Для тех, кто не верил в божественное
провидение, со временем появилось следующее объяснение: дабы
нейтрализовать возможные последствия от греческого посольства к Гелону в 481 г.
до н. э., персы и финикийцы отправили собственных посланников к
карфагенянам, с тем чтобы спланировать согласованную атаку на эллинст-
во как с востока, так и с запада53. Как известно, те синхронизмы, которые
не являются всего лишь способами удерживать в памяти определенные
события, как правило, целенаправленно используются для передачи
некоего послания, и если говорить о данном конкретном случае, то этот
синхронизм лил воду на мельницу панэллинской пропаганды и риторики в ее са-
52 См.: D 527.
53 См.: Эфор. FGrH70 F 186; Диодор. XI.1.4; 20.1. Впрочем, Юсган (ХГХ.1.10) относит
этот «союз» ко времени Дария.

Глава 16. Карфагеняне и греки
915
мой начальной и наивной форме. Панэллинский «национализм» был
конечно же естественным побочным продуктом персидских войн.
Дионисий Фокейский, командовавший ионийским флотом при Ладе, отплыл
на Сицилию, чтобы испытать здесь счастье в роли пирата, грабя
карфагенян и этрусков, не трогая при этом греков. С другой стороны, геродотов-
ское «злокозненное» указание на готовность Гелона заключить союз с
Персией против карфагенян, по всей видимости, больше соответствует
неразборчивому в средствах тираническому методу управления
государством, а также вариантам обыденного политического поведения,
ориентированного на конкретную прагматическую выгоду, чем какому-то
мифическому союзу всех эллинов против всех варваров.
Вскоре после сражения Гелон и карфагенские послы заключили
мирное соглашение на довольно умеренных условиях. Карфаген обязывался
заплатить контрибуцию в размере двух тысяч талантов и построить два
храма в тех городах, в которых должны были быть установлены стелы с
текстом этого договора. Третье обязательство, по которому карфагеняне
обещали воздерживаться от человеческих жертвоприношений, было
упомянуто в Феофрастовом трактате об этрусках, однако Помпеи Трог
относит это условие к договору между карфагенянами и Дарием (Юс-
тин. XIX. 1.10). Как бы то ни было, карфагеняне не отказались от данного
обряда, к тому же это якобы внесенное в договор условие выглядит
тенденциозным и не вызывает особого доверия54.
Одним из двух храмов, построенных вскоре после 480 г. до н. э.,
вполне может быть так называемый Темпио-делла-Виттория, остатки
которого до сих пор можно видеть в Буонфорнелло, у подножия холма Гимеры,
возможно, на том самом месте, где произошла решающая схватка. Это
было сооружение в дорическом стиле с пронаосом и опистодомом (пр о-
наос — преддверие, переднее помещение античного храма; о пи сто-
дом — задняя, наиболее сокровенная часть храма. —A3.), шестью
фронтальными и четырнадцатью боковыми колоннами и необычными
лестничными колодцами по обеим сторонам от дверного проема, ведущего в
целлу. Сохранилось несколько хорошо известных мраморных
водостоков этого храма, увенчанных львиными головами. Второй храм мог быть
возведен либо в Сиракузах, либо в Карфагене. Кроме того, контрибуция
и средства, вырученные от продажи военной добычи, позднее были
использованы для строительства многих других храмов и публичных
сооружений в Сиракузах и Акраганте. К числу других документов того времени
относятся знаменитая медалеобразная серебряная декадрахма из
Сиракуз с мчащейся квадригой и возничим на аверсе и головой Аретузы в
лавровом венке на реверсе. Это, возможно, первый настоящий шедевр
сицилийского гравировального искусства. За декадрахмой, выпущенной
спустя какое-то время после 480 г. до н. э., долго сохранялось обозначение
«дамаретейон», как и за монетами, которые, по рассказу Диодора (XI.26.3),
54 Об этом договоре см.: Bengtson Η. (Hrsg.). Die Staatsverträge des Altertums. Bd. Π. 2.
Aufl. (München; Berlin, 1975): № 131; D 531: 44-46.

916
Часть третья
чеканились женой Гелона55. Более того, одна дельфийская надпись
фиксирует принесение Гелоном благодарственных жертв Гимере: золотого
треножника и Ники, созданных милетским скульптором Бионом. Одна
приписываемая Симониду эпиграмма (Фр. 106 Diehl), возможно,
свидетельствует о посвящении в Дельфы Гелоном и его братьями и других
треножников, изготовленных на «золото Дамареты». Павсаний упоминает
также о некоторых вотивных пожертвованиях, помещенных Гелоном и сира-
кузянами в карфагенской сокровищнице в Олимпии (VI. 19.7).
Хотя, очевидно, никаких территориальных условий в договор
включено не было, Гимера повсюду стала рассматриваться как часть акра-
кантско-сиракузского блока. Селинунт, вероятно, пошел на соглашение с
Акрагантом без обязательного разрыва с пунийцами. Что же касается
Анаксилая, по-прежнему контролировавшего обе стороны Мессинского
пролива, то он, несомненно, нашел с Гелоном какой-то modus vivendi
(временное соглашение, способ жизни, дающий возможность существования
рядом противоборствующих сторон, способ мирного сосуществования. —
A3.), поскольку его дочь вышла замуж за Гиерона, Гелонова брата. В
течение следующих семидесяти лет пунийская зона в Сицилии должна
была ограничиваться западным краем острова. Для Карфагена битва при
Гимере означала, конечно, неудачу, но не катастрофу, ибо он не только
сохранил за собой все свои владения, но вскоре еще и проявил
исключительную способность к быстрому восстановлению сил. Войдя в эпоху всё
увеличивавшейся изоляции от Финикии и перманентной конфронтации
с сицилийскими греками, Карфаген замкнулся сам в себе. Греческий,
этрусский и египетский импорт в Карфаген в этот период сокращается.
Образ жизни становится более строгим, посвященным почти по-спартански
одной цели. Карфаген поворачивается лицом к Африке, где он
продолжает финикизировать ливийцев и африканизироваться сам (Дион Хри-
состом. XXV. 7). При Магонидах он консолидировал свою африканскую
державу и предпринял знаменитые разведывательные экспедиции на
Атлантическое побережье Африки, Португалии и Бретани56. Поражение
порой идет только на пользу проигравшему. Через несколько лет после
битвы при Гимере Пиндар возносил молитвы о том, чтобы Зевс отвратил
навсегда угрозу войны с финикийцами, чтобы последние оставались в
своих усмиренных домах [Немейские оды. 1X28 слл.; Пифийские оды. 1.72 слл.)57.
55 См.: С 596; С 642. Сохранившиеся до наших дней декадрахмы большинство
современных нумизматов связывает с освобождением Сиракуз от тирании в 461 г. до н. э., а не с
Диодоровым дамаретейоном; см.: С 620А: гл. П; С 649. (Диодор рассказывает, что по
заключении мира с Гелоном карфагеняне преподнесли в дар жене последнего, Дамарете,
венок в сто золотых талантов; эти средства и пошли на чеканку новой монеты в десять
аттических драхм; в честь супруги Гелона эти монеты стали называться дамаретейонами;
Д. Ашери указывает на то, что отождествление сохранившихся сицилийских декадрахм с
этими дамаретейонами ныне подвергается сомнению. — A3)
56 См.: Gary Μ., Waimington E.H. The Ancient Explorers (Harmondsworth, 1963, rev. edn):
45 слл.
57 О различных интерпретациях этих отрывков у Пиндара см.: D 534А.

Глава 16. Карфагеняне и греки
917
VL Общество и культура в Акраганте и Сиракузах
В НАЧАЛЕ V В. ДО Н. Э.
Лучшим доказательством жизнеспособности сицилийской цивилизации
в первой четверти V в. до н. э. является стремительный рост Акраганта и
Сиракуз, двух столпов греческого альянса. Этот рост относится к годам,
предшествовавшим победе при Гимере, которую поэтому следует
рассматривать не в качестве некой первопричины, но, скорее, как случай,
ускоривший дальнейшее развитие и материальное процветание обоих городов.
Когда на трон взошел Ферон, Акрагант уже представлял собой
крупный город (рис. 84; ср.: КИДМ. Ш.З: 199—200, рис. 27; Том иллюстраций
к САН Ш: ил. 366)58. В самом деле, внушительные размеры и нарочитая
роскошь — самые заметные черты этого колониального центра
нуворишей. Обнесенный стенами просторный акрополь занимал Рюпе-Атенеа,
Скалу Афины, а также, вероятно, западный холм, где находится
современный город Агридженто. Нижний город располагался южнее
Рюпе-Атенеа, в зоне террасовых склонов, ограниченной длинным,
скалистым, укрепленным откосом, вытянувшимся между двумя реками — Акра-
гантом (Фьюме-Сан-Бьяджо) и Гипсантом (Фьюме-Драго, или Санта-Анна).
Края этого откоса, на которых стояли знаменитые храмы, были связаны с
акрополем стенами, окружавшими территорию приблизительно в 1800 га
(4500 акров), — на тот момент это была самая крупная обнесенная
оборонительными стенами зона в Сицилии и в Греции. Аэрофотосъемка
выявила сетку застройки, предположительно восходящую к VI в. до н. э. и
состоящую из нескольких идущих с востока на запад широких улиц,
пересекаемых под прямым углом рядом параллельных улиц; в результате
возникли удлиненные, прямоугольные сдвоенные кварталы. До конца
VI в. до н. э. жители Акраганта довольствовались, очевидно, изначально
построенными храмами, как, например, находившимися на акрополе
храмами Зевса Атабирия и Афины (Линдии?), а также богини Хтонии (эти
храмы были предварительно идентифицированы по остаткам, которые
сегодня примыкают к трем церквам — Сан-Джерландо, Санта-Мария-
деи-Гречи и Сан-Бьяджо), или маленькими святилищами в нижнем
городе, близ так называемого Храма Диоскурам. Но в конце столетия мы
обнаруживаем свидетельства о неожиданном, экстраординарном буме
строительной активности, которая затем продолжалась многие
десятилетия и конечным итогом которой стала знаменитая линия возведенных
вдоль обрыва храмов. Так называемый храм Геракла был заложен до Фе-
рона. Это вытянутое строение, длина которого превышает 60 м,
сооружено на искусственной платформе и имеет шесть фронтальных и
пятнадцать боковых дорических колонн с характерно широкими
искривленными эхинами на верхушках. (Эхин — архитектурная деталь капители
дорической колонны, круглая в плане подушка с выпуклым
криволинейным профилем; служит переходом от ствола колонны к абаку. —A3.)
Об Акраганте см.: D 529; С 27А; D 506; С 42: 90 ел.; D 514А: 483 слл.; D 508А.

918
Часть третья
Относящийся примерно к тому же времени и расположенный
поблизости Олимпейон является одним из самых удивительных святилищ
греческой Сицилии и, быть может, самым необычным из всех дорических
храмов. Это колоссальное строение, наиболее красноречивый памятник
акрагантской гигантомании, было заложено в конце VI в. до н. э., но так
никогда и не было закончено; сегодня оно представляет собой всего
лишь огромную груду камней и повергнутых на землю колонн. На
массивной платформе размером примерно 106 χ 54 м стояла группа из тридцати
восьми огромных дорических полуколонн, соединенных с непрерывной
декоративной стеной, доходящей до половины их высоты (см.: Том
иллюстраций: ил. 266). После 480 г. до н. э. в верхней плоскости между
колоннами была добавлена группа гигантских теламонов высотой более 7 м,
которые поддерживали архитрав и, вероятно, изображали
рабов-пунийцев в каменоломнях. (Теламоны, или атланты, — колонны в виде
мужских фигур; архитрав — главная балка перекрытия пролета. —A3.)
От портиков сохранились фрагменты скульптурных сцен гигантомахии
и взятия Трои.
Два других знаменитых храма на обрыве акрагантского холма (их
условно называют храмами Гере Лацинии и Конкордии) были построены
в конце столетия, как и многие другие общественные и роскошные
здания. Прославленный святилищами Акрагант был не менее знаменит
своими огромными винными погребами и виноградниками, покрывавшими
его обширную территорию. Кроме того, основная часть всхолмленной
Рис. 84. План Акраганта. (Публ. по: ЕЛА. I: рис. 212.) В целом об Акра-
ганте см.: КИДМ. Ш.З: 200, рис. 27.)

Глава 16. Карфагеняне и греки
919
местности вокруг города была засажена оливковыми рощами,
приносившими обильный урожай, на который Карфаген менял богатства
Африки. Начиная приблизительно с 530 г. до н. э. Акрагант мог
расплачиваться за эти богатства своими превосходными дидрахмами с изображением
орла и краба. Знамениты были и породистые акрагантские скакуны.
Сотни богатых граждан содержали собственные конюшни и на панэллин-
ских играх выставляли лучшие колесничные команды. Немалую часть
населения составляли рабы, в том числе многочисленные пунийские
пленники. В 5-м столетии выражение «акрагантская роскошь» было
нарицательным точно так же, как «сибаритская роскошь» — веком раньше. В
значительной своей части эта роскошь проявлялась в показном
покровительстве искусствам, о каком свидетельствует пример Ферона. Самым
знаменитым получателем этих премий определенно был Пиндар. Именно в
Дельфах в 490 г. до н. э. он завел знакомство с Ксенократом, братом
Ферона, с его сыном Фрасибулом, а также с акрагантским флейтистом Ми-
дасом, чьи победы он прославил в VI и ХП «Пифийских одах». Поэт
воспользовался случаем также для сбора информации об Эмменидах,
которых называет счастливым, благочестивым и конечно же дальновидным
родом, мудрыми в застольных беседах людьми, которые пользуются
своими богатствами с умом и не ведут себя с другими несправедливо и
дерзко. Тогда же он узнал о том, что Акрагант был домом Персефоны и что
город расположен на холме над берегом реки. И всё же Пиндар, судя по
всему, не был в Акраганте до 476 г. до н. э., когда он сочинил Π и Ш
«Олимпийские оды» в честь побед Ферона. К тому времени поэт уже в полной
мере мог оценить необыкновенную щедрость принимавшего его хозяина,
«оплота Акраганта», «поборника города», «самого великодушного мужа Ак-
раганта за тысячу лет» и «отпрыска знатных отцов». В своем 1-м энкомии
Пиндар, видимо, рассказывал о том, как Эммениды с Родоса пришли в
Акрагант, окутываемые «облаком вечного блаженства», поселились в
верхнем городе и стали воздавать небожителям великими дарами. Поэт
остался верным Эмменидам даже тогда, когда для них настали тяжелые дни,
ностальгически вспоминая об их великих пирах более счастливых времен.
Вообще, в акрагантских одах обнаруживается трагическое
жизнеощущение Пиндара со всеми его страхами перед человеческой завистью и
бедствиями, настигающими людей как раз на пике их счастья.
Превращение Сиракуз в сильное и процветающее государство было не
столь эффектным, как в Акраганте, и здесь этот процесс неизменно
сдерживался определенным чувством меры59. Политически ослабленный и в
военном отношении несостоятельный из-за гражданской смуты, этот
город во времена Гелона не только вернул все свои утраченные владения,
но приобрел еще и новые земли и даже внезапно оказался наследником
всей державы и всех альянсов Гелона. Окруженная стенами территория
Сиракуз, включающая остров Ортигию и «пригород» Ахрадину на
материке напротив, охватывала не более 120 га (300 акров) (ср.: КИДМ. Ш.З:
59 О Сиракузах в V в. до н. э. см. прежде всего: D 511; D 525; D 514А, I: 667 слл. О
литературе: D 514А, I: 136 слл.; D 539; D 543; D 577.

920
Часть третья
128—129, рис. 18). Ортигия была соединена с Ахрадиной дамбой (χώμα),
о которой в конце VI в. до н. э. упоминает Ибик Регийский. В это время
за городскими стенами, рядом с поясом окружавших Ахардину
некрополей, особенно поблизости к таким общественным строениям, как храм
Аполлона Теменита и монумент Лигдамида, уже возникали отдельные
предместья. Поскольку при Дейноменидах Ортигия превратилась в
неприкосновенный участок, зарезервированный за тираном и его
наемниками, проживавшими в большом укрепленном комплексе из дворцов,
казарм и портовых сооружений, основная часть новоприбывших,
переселенных Гелоном в Сиракузы, должна была строить жилища за пределами
городских стен. Действительно, при Дейноменидах Ахрадина
расширилась на северо-запад, в сторону утесов Эпипол; при этом, видимо,
несколько сикельских деревушек вошло в состав новых предместий,
известных позднее как Тиха, Неаполь и Темениты. Храм, построенный в Темени-
тах, при Гелоне был посвящен Деметре и Коре. В Неаполе был возведен
первый сиракузский театр, в котором ставились драмы Эпихарма и
Эсхила. В Ахрадине была устроена агора, став, очевидно, элементом нового
регулярного плана застройки квартала.
Хотя установлено, что в этот период в Латомие и Мелилли
разрабатывалось большое количество каменоломен, единственным храмом,
построенным при Гелоне, был храм Деметры и Коры в Теменитах. Четыре других
известных святилища архаических Сиракуз возникли до прихода Гело-
на к власти, хотя при нем они были частично перестроены и
приукрашены. Один из них — так называемый Аполлоний (иной вариант — Арте-
мисий), предположительно самый древний дорический храм на Сицилии,
имел шесть фронтальных и семнадцать боковых монолитных колонн;
две из них, пара триглифов и остатки целлы — это всё, что осталось от него
на Ларго XXV Июля. (Триглиф— прямоугольная плита с тремя
вертикальными желобками; в сочетании с метопами триглифы образуют фриз
дорического храма. —A3.) Другой постройкой, возведенной до Дейноме-
нидов, был ионический храм; будучи настоящей диковиной на греческом
западе, он так и остался незавершенным при Гелоне. Третьим, и самым
важным, храмом на Ортигии был Афиней, сегодня являющийся частью
кафедрального собора Сиракуз (см.: Том иллюстраций: ил. 265).
Первоначальное святилище было перестроено в VI в. до н. э., затем разрушено и
возведено заново. Храм имел шесть фронтальных и четырнадцать
боковых колонн, многие из которых стоят до сих пор. Его общий внутренний
план с пронаосом, целлой и опистодомом еще и сейчас легко заметить в
церкви. Последний храм до времени Дейноменидов — это расположенный
вне городских стен Олимпейон в Полихне, где Гиппократ разбил свой
лагерь. К тому времени здесь уже находилась золотая статуя Зевса и золотые
приношения. Этот храм обнаруживает определенное сходство с Афи-
неем, хотя отличается от него удлиненной формой, имея шесть
фронтальных и семнадцать боковых монолитных колонн.
При Гелоне Сиракузы превратились в густонаселенный и
разношерстный город, в котором гаморы, поправившие свое положение, проживали

Глава 16. Карфагеняне и греки
921
вперемежку с замиренным демосом, отпущенными на волю киллириями,
новыми гражданами, переселенными из дорийских и халкидских
городов, натурализованными наемниками самого разного происхождения, а
также, возможно, с дорийскими поселенцами из Пелопоннеса. Повторив
судьбу своей метрополии [Коринфа], Сиракузы стали прототипом любой
западной колонии, «населенной всяким сбродом, легко допускающей
перемены и принятие новых граждан», — как выразился Алкивиад в речи,
приписанной ему Фукидидом (VI. 17.2—3). Это было такое место, где
никто не чувствовал себя дома и каждый в любой момент был готов собрать
пожитки и переселиться в другую землю. Гелон определенно являлся
человеком, способным удерживать в спокойствии толпы таких людей без
роду без племени; при этом он обладал настолько непререкаемым
авторитетом, что даже не считал нужным маскировать свое личное правление
с помощью конституционных уловок. И тем не менее Сиракузы так и не
стали морской державой. Дело в том, что при всем своем флоте, гаванях
и верфях они, по сути, оставались аграрным городом. Гелон благоволил к
гаморам [«землевладельцам»] и пахейям [«разжиревшим»], а демос
рассматривал как «самую неблагодарную часть местного населения».
Конечно, ремесло и торговля развивались. Начало монетной чеканки около
520 г. до н. э. знаменует важную перемену в сфере экономической
деятельности. Сначала Сиракузы выпускали серебряные тетрадрахмы; на
всех монетах ранних выпусков изображались: на аверсе — квадрига или
наездник и на реверсе — голова Аретузы. При Гелоне активность
монетного двора значительно возросла, появились изделия, обладавшие
настоящей художественной ценностью. Сиракузская продукция достигала
южной Италии, а зерно могло экспортироваться даже в Рим. Среди
ввозимых товаров была первоклассная аттическая керамика, которая
предположительно повлияла даже на уровень художественного мастерства
сиракузских граверов.
Для богатой колонии всегда было проще заимствовать культурные
достижения из собственной метрополии, нежели пытаться создать нечто
самобытное. Главкий из Эгины и Бион из Милета получили заказ от Гело-
на на изготовление посвятительных даров в Олимпию и Дельфы. В один
ряд с ними можно поставить и хиосского рапсода Кинефа, который стал
декламировать в Сиракузах (как утверждается, около 504 г. до н. э.)
поэмы Гомера. Гелон литературой не увлекался, так что при дворе тирана
никогда не было постоянного поэта для прославления его побед; и всё
же воспитателем сына тирана стал, как сообщают, комедийный поэт
Формий. Со временем, впрочем, колонии внесли собственный вклад в
развитие некоторых областей культуры. Эпихарм — вопреки некоторым
сомнениям, высказываемым современными исследователями, — был
сицилийцем по рождению, возможно, одним из мегарских пахеиев, при
Гелоне поселенных в Сиракузах. Для нас он является первым
представителем типично сицилийских фарса и бурлеска. Всю информацию о нем мы
получаем из заглавий и фрагментов комедийных пьес, в основном
мифологических пародий с Гераклом и Одиссеем в качестве излюбленных

922
Часть третья
героев, но и с обилием сценок из народной бытовой жизни. Эпихарм
писал на сицилийском дорийском диалекте, а его стихотворные размеры
варьировались, но мы не можем сказать с определенностью ни о том,
вводился ли хор в его постановки, ни о том, какое количество актеров
одновременно присутствовало на сцене. Буколическая поэзия стала еще
одной особенностью Сицилии, родины Дафнис; сам Эпихарм, видимо,
инсценировал пасторальные темы; в его фрагментах упоминается в
качестве основателя буколического жанра некий сицилийский пастух по
имени Диом. В начале V в. до н. э. буколическая поэзия распространилась
из Сиракуз по всей Сицилии вместе с культом Артемиды.
В глазах позднейших поколений Гелонов «железный век»
трансформировался в «век золотой». Несмотря на всю его тиранию, депортации,
порабощения и войны, этого тирана вспоминали главным образом как
благодетеля, спасителя, освободителя и предвестника мира и благоденствия.
В 478 г. до н. э. он был почтен торжественными публичными
похоронами. Все жители следовали за его телом к царской усыпальнице за
пределами города и совершили в его честь обряды, соответствовавшие культу
героев. Все его грехи были искуплены наперед в сражении у Гимеры.

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ И ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ
ТАБЛИЦЫ
Таблица 1а. Восток и Греция
Персия и Ближний Восток
Материковая Греция
и восточная Греция
560
550
540
530
560 Нергал-Шар-Усур (Нериглиссар)
становится царем Вавилона.
Крез становится царем Лидии?
Астиаг — царь Мидии.
Амасис — царь Египта.
559 Кир становится царем Аншана.
556 Смерть Нериглиссара;
скоротечное царствование Лабаши Мар-
дука; Набонид становится царем
Вавилона.
555 Набонид вторгается в Киликию.
553 Набонид в Сирии.
552—542? Набонид в Тейме; Валтасар —
наследник престола в Вавилоне.
550 Кир свергает Астиага и принимает
от него Мидийскую державу.
547? Война между Киром и Лидией.
Падение Сард.
539 Кир вторгается в Вавилонию.
10 октября: падение Сиппара.
12 октября: падение Вавилона.
29 октября: Кир входит в Вавилон.
Непродолжительное совместное
правление Кира и Камбиса в
Вавилонии.
После 539? Кир в Центральной Азии.
530 (июль—август) Смерть Кира;
воцарение Камбиса.
526 Смерть Амасиса;
Псамметих Ш — царь Египта.
525 Камбис вторгается в Египет;
смерть Псамметиха Ш.
528 или 527 Смерть Писистрата.
526 Гиппий избран архонтом.
525 Клисфен избран архонтом.
Поликрат Самосский помогает
Камбису против Египта.
524 Мильтиад Π избран архонтом.
Ок. 523 Спарта и Коринф
нападают на Поликрата.

Окончание табл. Ια
Персия и Ближний Восток
Материковая Греция
и восточная Греция
520
510
522 Бардия поднимает восстание в
Персии (11 марта), захватывает всю
державу к 1 июля; смерть Камбиса.
Бардия убит Дарием (29 сентября);
Дарий — царь Персии.
522—521 Широкомасштабное
восстание в державе.
520/519 Поход Дария против Скунхи
Скифского;
«Бехистунская надпись» (?).
519? Смерть Оройта;
Дарий устанавливает контроль над
Лидией и Ионией.
518—514? Завоевание Индии.
517? Захват Самоса;
Лесбос и Хиос попадают под
персидское господство.
522 Писистрат Младший избран
архонтом.
Ок. 522 Смерть Поликрата.
Ок. 521 Клеомен избран царем
Спарты.
519 Клеомен вторгается в
центральную Грецию;
Платея становится союзником
Афин.
Ок. 513 Дарий вторгается в Европу.
512—511 Завоевание Фракии Мега-
базом.
510? Отан и Артаферн принимают в
управление западные азиатские
провинции.
Ок. 516 Мильтиад Π отправляется
на Херсонес.
514 Гиппарх убит Гармодием и
Аристогитоном.
511 Спарта неудачно вторгается в
Аттику.
510 Спарта и Алкмеониды
изгоняют Гиппия.
510—509 Пересмотрен список
афинских граждан.
508 Исагор избран архонтом;
изгоняет Клисфена и 700 семей.
507 Клисфен осуществляет свои
реформы.
506 Спартанское вторжение в
Аттику терпит неудачу, а Афины
наносят поражение халкидянам
и беотийцам.
Ок. 505 Афины и Эгина вступают в
долгую периодически
возобновляющуюся войну.
501 В Афинах вводится клятва бу-
левтов и организуется войско.

Таблица Ib. Сицилия
Ок. 580 Экспедиция Пентатла. Основание Акраганта и книдской колонии
на Липарских островах.
Ок. 535 Битва при Алалии.
530—520 Начало монетной чеканки в Сицилии.
511/510 Разрушение Сибариса.
510—509 Экспедиция Дориея в западную Сицилию.
Ок. 508/507 Еврилеонт в Миное и Селинунте.
Ок. 505—498 Тирания Клеандра в Геле.
498—3491 Тирания Гиппократа в Геле.
ок. 496—495 Поход Гиппократа в восточную Сицилию.
494—489 Самосцы в Занкле.
494^-476 Тирания Анаксилая в Регие.
Ок. 492 Битва при Гелоре.
Ок. 491 Гиппократ присоединяет Камарину. Осада Эргетия. Смерть
Гиппократа.
? 491 Гаморы изгоняются из Сиракуз.
491—485 Тирания Гелона в Геле.
489 Перезаселение Занклы—Мессаны Анаксилаем.
Ок. 489—472 Тирания Ферона в Акраганте.
485—478 Тирания Гелона в Сиракузах. Гиерон — наместник Гелы.
Ок. 483 Депопуляция Гелы, Камарины, Мегар Гиблейских и Евбеи.
Терилл изгнан из Гимеры Фероном.
482—481 Подготовка к войне.
481 Греческое посольство к Гелону.
480 Битва при Гимере. Мирный договор между Гелоном и Карфагеном.
478 Смерть Гелона. Приход к власти Гиерона. Полизал — наместник Гелы.

Таблица IL Война между персами и греками
499 Персия нападает на Наксос; весна, Аристагор посещает Спарту и Афины.
498 Ионийцы и их союзники сжигают Сарды.
497 Бои на Кипре и в водах близ Кипра.
497—496 Персидское сухопутное наступление в Малой Азии. Дарий в
Египте; открыт Суэцкий канал.
496 Покорение Кипра персами. Гиппарх избран архонтом в Афинах.
494 Ионийцы терпят от персов поражение в битве при Ладе.
Ок. 494 Спарта побеждает Аргос в битве при Сепее.
495 Персия устанавливает свое господство в восточной Эгеиде. Фемистокл
избран архонтом в Афинах. Мильтиад бежит с Херсонеса в Афины.
492 Персия заменяет тиранов на «демократии» в греческих государствах.
Мардоний укрепляет персидскую власть в Европейской сатрапии. Суд
над Мильтиадом в Афинах.
491 Фасос покоряется Персии. Дарий требует покорности от греческих
государств. Декабрь: военные действия между Афинами и Эгиной.
490? Март: Эгина наносит поражение Афинам на море. Середина лета: персы
захватывают Наксос. Сентябрь: Марафонское сражение.
489 Аристид избран архонтом. Суд над Мильтиадом.
487 Гиппарх подвергнут остракизму.
487 или 486 Введение жребия при выборах архонтов в Афинах.
486 Мегакл подвергнут остракизму. Восстание в Египте. Смерть Дария.
Ноябрь: Ксеркс становится преемником.
Ок. 485 Между Афинами и Эгиной возобновляются военные действия.
Египетское восстание подавлено.
484 Ксантипп подвергнут остракизму. Восстание в Вавилонии?
483 или 482 Аристид подвергнут остракизму. Афины решили построить
200 триер.
482 Восстание в Вавилонии?
481 Сентябрь: Афины решают направить весь личный состав на флот.
Октябрь: Ксеркс прибывает в Сарды и отправляет послов в Грецию.
Октябрь: образование Эллинского союза в Спарте.
Ноябрь: между Афинами и Эгиной заключен мир.
480 Сентябрь: сражения при Артемисии и Фермопилах.
Конец сентября: битва при Саламине. Ксеркс возвращается в Азию.
479 Сражения при Платеях и Микале. Островитяне присоединяются к
Эллинскому союзу.
479—478 Зима: осада Сеста.

Таблица III. Литература и факты
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
(См. также: КИДМ. Ш.З: 564-570.)
500—490 Храм Аполлона, Эретрия.
Храм Афайи, Эгина.
Храм Зевса, Акрагант, начало строительства.
500—497 Эсхил (род. ок. 525), Херилл и Пратин состязаются на Дионисиях
на агоре; следующие Дионисии были поставлены в театре на Акрополе.
500—480 Расцвет мастера Клеофрада и Берлинского мастера (лучшие
афинские краснофигурные вазы поздней архаики).
498 Пиндар (род. ок. 518), «X пифийская ода».
492 Фриних (род. ок. 540), «Взятие Милета».
490 Симонид Кеосский о Марафоне.
Пиндар, VI и ХП «Пифийские оды».
490—485 Афинская сокровищница в Дельфах.
Ок. 486 В Сиракузах уже ставят комедию.
Пиндар, «Vit пифийская ода» Мегаклу Алкмеониду.
Ок. 485 Вакхилид, 13-й эпиникий Пифею Эгинскому.
484 Первая победа Эсхила на Дионисиях.
480 В Сиракузах окончательно укоренилась комедия.
Расцвет Эпихарма.
Ксеркс вывозит из Афин скульптурную группу Антенора
«Тираноубийцы».
Ок. 480 Симонид об Артемисии и Фермопилах.
479 «Платейская клятва» не восстанавливать храмов.
Посвящение змеевидной колонны в Дельфы.
478 Полизел посвящает бронзовую колесницу в Дельфы.
Ок. 478 Пиндар, «V истмийская ода», прославляющая эгинцев в битве при
Саламине.
В Афинах установлена новая группа «Тираноубийцы».
476 Фриних, «Финикиянки».
Вакхилид, Пиндар и Симонид на Сицилии.
Вакхилид, 5-й эпиникий и Пиндар, «I олимпийская ода» в честь Гие-
рона, Π и Ш «Олимпийские оды» в честь Ферона.
Эсхил ставит «Этниянок» на Сицилии.
472 Эсхил, «Персы».

Таблица IV. Италия, XVI—X вв. до н. э.
(Об археологических культурах и их периодизации см.: D 156)
Даты
до н. э.
1600
1500
1400
1300
1200
1100
Микенская
керамика
(по Фурумарку)
(Средне-
элладский)
Археологические
культуры
Периоды
Века
до н.э.
XVI
1000
I
ПА
ПВ
ША1
ША2 ранняя
ША2 поздняя
ШВ
ШС1а ранняя
ШС1Ь поздняя
ШС1с поздняя
ШС2
(= Субмикенская)
(Протогеометри-
ческая)
РАННЕЕ
АПЕННИНСКАЯ:
ФАЗА 1А
ПОЗДНО
АПЕННИНСКАЯ:
ФАЗА 1В

СУБАПЕННИНСКАЯ:
ФАЗА 2
ПРОТО-
ВИЛЛАНОВСКАЯ
СРЕДНИЙ

БРОНЗОВЫЙ ВЕК
НАЧАЛО
ПОЗДНЕЙ
БРОНЗЫ

ФИНАЛЬНАЯ
БРОНЗА
W
а
ι—ι
О
со
И
О
Рн
«
S
К
со
О
С
XV
XTV
хш
хп
XI
X

Таблица V. Италия, X—IV вв. до н. э.
(Железный век в Италии начинается ок. 950 г. до н. э.)
Даты
Апулия
Среднеадриатический
регион
Апеннинская
Италия
Густо населена.
Погребальная практика:
ингумация.
Средство обмена:
бронза.
Незначительные
контакты с эгейским миром.
Смешение пришельцев
(с Балкан?) с местным
населением приводит
к образованию япи-
гов.
Протогеометрическая
гончарная продукция.
800 г. Доминирование месса-
до н. э. пов на итальянском
«каблуке» и их
распространение в северном
направлении.
Разнообразные и
замысловатые фибулы.
Япигская
геометрическая гончарная
продукция.
Появление греческих
торговых факторий
и колоний.
Основание Тарента,
706 г. до н. э.
700 г. Сильное греческое влия-
до н э. ние, прежде всего
со стороны Коринфа
и Ионии.
Типичная апулийская
керамика с
разделением на давнийскую,
певкетийскую и мес-
сапскую.
Высокий уровень
отливки бронзовых
статуэток.
Много поселений.
Покойники
укладывались в «скорченной
позе», с небольшим
количеством
керамики и без
металлических предметов,
за исключением
фибул.
Многочисленные транс-
адриатические
контакты.
Первые среднеадриа-
тические культурные
ростки.
Бронзовое оружие в
захоронениях.
Керамика более
разнообразна;
распространены котоны.
Нумана — важный
порт.
Железное оружие
в захоронениях.
Обилие импортной и
местной керамики и
металлических
объектов, некоторые —
с ориентализирую-
щими узорами.
В регионе
распространяется грамотносгь.
В регионе
присутствуют носители «южно-
пиценского» наречия.
Погребальная практика:
ингумация.
Кочевое скотоводство
(с сезонным отгоном
скота?).
Элементы натурального н*н
сельского хозяйства.
«Умбрские» диалекты
развиваются к западу щ
от меридиана 13°В,
«оскские» — к востоку ^
от того же меридиана.
Экспансия, осуществля- pq
вшаяся посредством
обряда Священной ^
Весны.
Движение горцев в сто- Ή
рону областей на
побережье. ^
Рост аграрных
поселений, диверсификация
сельского хозяйства,
формирование отдель- :К
ных племен.
К
Побережье северной
Адриатики становит- Щ
ся «умбрским».
Побережье централь- Щ
ной Адриатики
становится «оскским». <3
Сабины и герники
отделяются от умбров. ^
В центральной Италии
формируются сабелль-
ские племена.
В Самнии оседлые
поселения группируются в
племена.

Окончание табл. V
Даты
Апулия
Среднеадриатический
регион
Апеннинская
Италия
600 г. Распространение гра-
до н. э. мотности.
Среди япигов
различимы отдельные
народы: мессапы, саллен-
тины, калабры — все
на итальянском
«каблуке»; певкеты,
давний — севернее.
Значительный
керамический экспорт,
особенно давнийский.
Разрушение Сибариса,
510 г. до н. э.
500 г. Заметное греческое
до н. э. влияние.
Хорошо укрепленные
поселения
управляются «царями».
Мессапы наносят
поражение Таренту,
ок. 473 г. до н. э.
400 г. Монархии сменяются
до н. э. республиками.
Сабеллы прочно
обосновались по обе
стороны от р. Форторе
и продолжают
экспансию.
Канузий меняет Апри
в роли главного дав-
нийского центра.
Апулия попадает под
власть римлян.
Латинская колония
в Луцерии, 314 г.
до н. э.
Зенит среднеадриати-
ческой культуры.
Импортные товары из
Греции и Этрурии.
Значительный
товарооборот с Кампанией.
Могилы богаты
ювелирными
украшениями, янтарем и
драгоценными
металлами.
Появляются «южно-
пиценские»
документы.
Могилы становятся
бедней.
Ювелирные
украшения отсутствуют.
Регион подвергся
нападению кельтов?
Основание Анконы,
ок. 400 г. до н. э.
Заметно кельтское
влияние.
Конец особой средне-
адриатической
культуры.
Поддающиеся
идентификации оскско-
умбрские племена в
Самнии, центральной
Италии и на
Адриатическом побережье.
Сабелльская экспансия
в Кампанию и в
направлении Лукании
и Апулии.
Вольски и эквы
распространяются в Лации.
Сабеллы
устанавливают контроль над
Кампанией.
Захват Капуи, ок. 425 г.
до н. э.
Захват Ким, ок. 421 г.
до н. э.
Разработан оскский
алфавит.
Сабеллы
распространяются по северной
Апулии, Лукании и
Бруттию.
Вольски закрепляются
в Лации.
Сабеллы контролируют
всю южную Италию,
за исключением
«каблука» и некоторых
греческих колоний.
Бруттии образуют свое
собственное
государство, 356 г. до н. э.
Рим преграждает
самнитам путь в Лаций.
ι
τ
и
со
ы
<
S
К
со
О
К

Таблица VI. Спарта: список царей
В Спарте цари лакедемонян возводили свою родословную к Аристодему и,
следовательно, к Гераклу. Лица, имена которых указаны в скобках, не имели
царских полномочий. По поводу проблем, связанных со спартанским царским
списком, см.: Lazenby J.F. The Spartan Army (Warminster, 1985): 65.
Аристодем
имел двух сыновей
(Геродот. VL51-52)
Еврисфен
Агис
1
Эхестрат
Леобот
Дорисс
1
Агесилай
I
1
Архелай
Телекл
Алкамен
I
1
Полидор
Еврикрат
Анаксандр
1
Еврикратид
I
1
Леон
Анаксс
Кле<
шдрид
)мен
(Дорией)
1
(Еврианакт)
Прокл
1
Еврифон
Пританид
1
Полидект
Евном
Харилай
1
Никандр
1
Феопомп
1
Архидам
Зевксидам
I
1
Анаксидам
I
Архидам
I
Агесикл
I
1
Аристон
1
Демарат
(Клеомброт, регент)
(Павсаний, регент)
(Анаксандрид)
(Архидам)
1
(Анаксилай)
I
(Леотихид)
I
(Гиппократид)
1
(Агесилай)
I
1
(Менар)
Леотихид
Горго = Леонид
Плейстарх
(Геродот. ΥΠ.204)
(Геродот. УШ.131)

Таблица VII. Македония: список царей
В Эгах цари македонян возводили свою родословную к Темену, завоевателю
Аргоса, брату Аристодема, представленного в предыдущем, спартанском, списке,
и, следовательно, к Гераклу.
Пердикка, Аргей, Филипп, Аэроп, Алкет, Аминта, Александр
(Геродот. VTH.139; о позднейших добавлениях к этому списку см.: Hammond
N.G.L, Griffith G.T. A History of Macedonia. Π (Oxford, 1979): 5-14).

К 5
й
$
$
Η
со

δα*
s
c^.
§
Ω-.
<υ
е
II
0
>
со
з
2
й
ί
о
ч
^
и
о
- 0-Ι
аг
а
Рн
1
Й
Ρ
о
«=£
С^
§
4ä
ί
О
<
со.
(н
о л
Sri
О о
_ S
в

БИБЛИОГРАФИЯ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВДИ Вестник древней истории
КИДМ. Ш.З Расширение греческого мира. УШ—VI вв. до н. э. / Под. ред.
Дж. Бордмэна и Н.-Дж.-Л. Хэммонда: Пер. с англ. A.B. Зайкова. М.:
Ладомир, 2007. (Кембриджская история древнего мира. Т. Ш, часть 3)
ел. следующая [страница]
слл. следующие [страницы]
AAA Athens Annals of Archaeology
AASOR Annals of the American Schools of Oriental Research
ABAW Abhandlungen der Bayerischen Akademie der Wissenschaften
ABC Assyrian and Babylonian Chronicles, Α. К. Grayson. Locust Valley, 1975
Abh. d. Kgl. Preuss. Akad. d. Wiss. Abhandlungen der Königlich Preus-
sischen Akademie der Wissenschaften
Abh. Mainz Geistes-soz. Kl. Abhandlungen der geistes- und
sozialwissenschaftlichen Klasse, Akademie der Wissenschaften und der Literatur,
Mainz
ABL· Assyrian and Babylonian Eetters, R. F. Harper, London-Chicago, 1892-
1914
Acta Inst. Ath. R. S. Acta Instituti Atheniensis Regni Sueciae = Skrifter utg.
av Svenska Institut i Athen
Acta Ir. Acta Iranica
Act. Ant. Hung. Acta antiqua academiae scientiarum Hungaricae
ADFU Ausgrabungen der Deutschen Forschungsgemeinschaft in Uruk-
Warka
ADOG Abhandlungen der Deutschen Orient-Gesellschaft
Afgh. Stud. Afghan Studies
AfO Archiv für Orientforschung
AHR American Historical Review
AlPhO Annuaire de ITnsiitut de philologie et d'histoire orientates
Α]Α American Journal of Archaeology
A]AH American Journal of Ancient History
AJP American Journal of Philology
AJSL·^) American Journal of Semitic L·anguages (and ^terature)
Akk. Akkadian
AMI Archäologische Mitteilungen aus Iran
Anat. Stud. Anatolian Studies
Anc. Eg. Ancient Egypt (and the East)
ANET Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament, J.B.
Pritchard. Princeton, 1969
Ann. Serv. Annales du Service des antiquites de l'Egypte

Список сокращений
935
An. Or. Analecta Orientalia
(An. Or. 8 = в 438)
Α NRW Aufstieg und Niedergang der römischen Welt
ANSMN American Numismatic Society Museum Notes
ANSP Annali della Scuola Normale Superiore di Pisa, Classe di Lettere e
Filosofia
Ant. Class. Antiquite classique
AOF Altorientalische Forschungen
Arch. An%. Archäologischer Anzeiger
Arch. Class. Archeologia Classica
Arch. Delt. 'Αρχαιολογικόν AeXriov
Αρχ. Εφ. 'Αρχαιολογική Έφημ€ρίς
Archiv Pap. Archiv für Papyrusforschung
Arch. Rep. Archaeological Reports
Arch. St. Pugliese Archivio storico pugliese
Arkh. Otkr. Arkheologischeskie Otkrytiya
Ar. Or. Archiv Orientalni
Art. A. Artibus Asiae
ARV Beazley J. D. Attic Red-Figure Vase Painters, 2nd ed. Oxford, 1963
AS Assyriological Studies
Ath. Mitt. Athenische Mitteilungen. Mitteilungen des deutschen archäologischen
Instituts, Athenische Abteilung
Atti Soc. Tose. Sc. Nat. Atti della Societa toscana di scienze naturali residente
in Pisa
AU SS Andrews University Seminary Studies
Bagh. Mitt. Baghdader Mitteilungen
BAR British Archaeological Reports
BASOR Bulletin of the American Schools of Oriental Research
BCH Bulletin de correspondance hellenique
BE Babylonian Expedition of the University of Pennsylvania, Series A:
Cuneiform Texts
(BE8 = B377)
Bergk J. Bergk, Poetae Lyrici Graeci 1-111. 4th edn. Leipzig, 1878-82
Bi. Ar. Biblical Archaeologist
Bibl. Ec. fr. Ath. et Rome Bibliotheque des Ecoles francaises d'Athenes et de
Rome
BICS Bulletin of the Institute of Classical Studies of the University of London
BIN Babylonian Inscriptions in the Collection of J. B. Nies
(BIN i=b 407)
(BIN 2 = в 408)
Bi. Or. Bibliotheca Orientalis
BJRL Bulletin of the John Rylands Library
BM British Museum
BMQ British Museum Quarterly
Boll, dArte Bolletino dArte
BOR The Babylonian and Oriental Record
BRM Babylonian Records in the Library of J. Pierpont Morgan

936
Список сокращений
(BRM ι=Β 379)
BS A Annual of the British School at Athens
BSO(A)S Bulletin of the School of Oriental (and African) Studies, University of
London
BSR Papers of the British School at Rome
Bull. Inst.fr. Caire Bulletin de FInstitut franqais d? archeologie Orientale, Le Caire
Bull. Paletn. Ital. Bulletino di paletnologia italiana
CAD Chicago Assyrian Dictionary
САН Cambridge Ancient History
Camb. Inschriften von Cambyses, J.N. Strassmaier. Leipzig, 1890
CBS Catalogue of the Babylonian Section, University Museum of Philadelphia
CD AFI Cahiers de la Delegation archeologique francaise en Iran
CHInd Cambridge History of India
CHIran Cambridge History of Iran
CHJud Cambridge History of Judaism
Chron. d'Eg. Chronique d'Egypte
CNRS Centre national de recherches seientifiques
CIS Corpus Inscriptionum Semiticarum
С J Classical Journal
Class, et. Med. Classica et Mediaevalia
CI. Phil. Classical Philology
Coll. Latomus Collection Latomus
Cowley, AP A. E. Cowley, Aramaic Papyri of the Fifth Century B.C. Oxford,
1923
CQ Classical Quarterly
CR Classical Review
CR AI Comptes-rendues de l'Academie des inscriptions et belles lettre s
CSC A California Studies in Classical Antiquity
CT Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the British Museum
(CT 5 5-7 = в 437)
CVA Corpus vasorum antiquorum. Place varies, 1923-
CW Classical Weekly
Cyrus Inschriften von Cyrus, J.N. Strassmaier. Leipzig, 1890
Dar. Inschriften von Darius, J.N. Strassmaier. Leipzig, 1897
DGE Dialectorum Graecarum Exempla Epigraphica, E. Schwyzer. Hildesheim,
1923
Dial, di Arch. Dialoghi di Archeologia
Ditt. Syll. W. Dittenberger, Sylloge Inscriptionum Graecarum, 3rd edn. Leipzig,
1915—21
D-K H. Diels and W. Kranz, Die Fragmente der Vorsokratiker 1-111: 6th edn.
Berlin, 1951-2
Doc. ant. ital. e romani Documenti antichi italiani e romani
Driver, AD G. R. Driver, Aramaic Documents of the Fifth Century В. C. Oxford,
1957
EAA Enciclopedia dell'Arte Antica, Rome, 1958-
EGF Epicorum Graecorum Fragment a, G. Kinkel. Leipzig, 1877

Список сокращений
937
FGrH Fragmente der griechischen Historiker, F. Jacoby. Berlin, 1922-
FHG Fragmenta HistoHcorum Graecorum, C. Müller. Paris, 1848-1878
GCCIu Goucher College Cuneiform Inscriptions и, R. P. Dougherty. New Haven,
1933
GGM Geographi Graeci Minores 1-111, С Müller. Paris, 1855-82
GM Göttinger Mis^ellen
GRBS Greek, Roman and Byzantine Studies
Hesp. Hesperia
Hist. Zeitschr. Historische Zeitschrift
HKL Handbuch der Keilschriftliteratur 1-11, R. Borger. Berlin, 1967-75
HSCP Harvard Studies in Classical Philology
HThR Harvard Theological Review
HOC A Hebrew Union College Annual
1С Inscriptiones Creticae
ICA Instituut voor Culturele Anthropologie
IE] Israel Exploration Journal
IG Inscriptiones Graecae. Berlin, 1873—
IGCH Inventory of Greek Coin Hoards, О. Morkholm and С. M. Kraay. New
York, 1973
ILLRP Inscriptiones Eatinae Liberae Reipublicae i-n, A. Degrassi. Göttingen,
1957-63
ILN Illustrated London News
ILS Inscriptiones Latinae Selectae 1-111, H. Dessau. Berlin, 1892—1916
IMKU Istoriya Materialnqya Kul'tury U^bekistana
Inschr. Olymp. Olympia: die Ergebnisse . . . der Ausgrabung ν: Die Inschriften, W.
Dittenberger and K. Purgold. Berlin, 1896
10S Israel Oriental Series
Ir. Ant. Iranica Antiqua
Iz. ANTSSR, SON Izvestiya Akademiya Nauk Tadzhikskoy SSR, Seriya
Obshchestvennykh Nauk
JA Journal asiatique
Jahr. Num. und Geldgesch. Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschichte
JAOS Journal of the American Oriental Society
JBL Journal of Biblical Literature
JCS Journal of Cuneiform Studies
J DAI Jahrbuch des deutschen archäologischen Instituts
JE Α Journal of Egyptian Archaeology
JEOL Jaarbericht van het Voora^iatisch-Egyptisch Genootschap, 'Ex Oriente Lux*
JHS Journal of Hellenic Studies
J. Jewish Stud. Journal of Jewish Studies
JNES Journal of New Eastern Studies
JNSI Journal of the Numismatic Society of India
JÖAI Jahrbuch des Österreichischen Archäologisches Instituts
JRAS Journal of the Royal Asiatic Society

938
Список сокращений
JRGS Journal of the Royal Geographical Society
J SOT Journal for the Study of the Old Testament
JSS Journal of Semitic Studies
JSSEA Journal of the Society for the Study of Egyptian Antiquities
JTS Journal of Theological Studies
KAI Kanaanaische und Aramäische Inschriften ι—πι. Η. Donner and W. Röllig.
Wiesbaden, 1962—4 (2nd edn 1968)
Kraeling, AP The Brooklyn Museum Aramaic Papyri, E. G. Kraeling. New
Haven, 1953
KS Kratkie Soohschchenya Instityta Arkheologii
KSIA Kratkie Soohschchenya Instityta Narodov Asii
LSJ A Greek-English Lexicon I Complited by H. G. Liddell and R. Scott. Revised
by H. S. Jones
Mater. Yu. TAKE Materialy Yu^hno—Turkmenistanskoi Arkheologicheskoi
Komplekskoi Ekspeditsii
MDAFA Memoires de la delegation archeologique francaise en Afghanistan
MDAIK Mitteilungen des deutschen Instituts für ägyptische Altertumskunde in Kairo
MEFRA Melanges de l'Ecole franqaise de Rome, Antiquite
Mem. Ac. Inscr. B.L·. Memoires de ΓAcademie des Inscriptions et Beiles Lettres
Mem. Am. Acad. Rome Memoirs of the American Academy in Rome
Mem. Eine. Memorie de IIa Accademia nationale dei Eine ei
MIA Materialy i Issledovaniya po Arkheologii SS SR
M-L R. Meiggs and D. M. Lewis, Greek Historical Inscriptions. Oxford, 1969
Mon. Ant Monumenti Antichi
Münst. Num. Zeit. Münstersche Numismatische Zeitung
Mus. Hefa. Museum Helveticum
MV AG Mitteilungen der Vorderasiatisch-Aegyptischen Gesellschaft
Nachr. der Akad. Göttingen Nachrichten von der Akademie der Wissenschaften in
Göttingen
NL Nimrud Letter, published Iraq 17 (1955) 127—30
Not Sc αν. Notice degli scavi di antichi tä
Num. Chron. Numismatic Chronicle
OECT Oxford Editions of Cuneiform Texts
OIP Oriental Institute Publication
OP Old Persian
Opusc. Rom. Opuscula Romana
Or. Orientalia
Or. Ant. Oriens Antiquus
Or. Suecana Orientalia Suecana
РАЕ Πρακτικά της Αρχαιολογικής Έταιρςίας
Pal. Sbornik Palestinsky Sbornik
Ρ CI A Popoli e Civilitä dellTtalia Antica. Biblioteca di Storia Patria i-vn.
Rome, 1974-8
PCPhS Proceedings of the Cambridge Philological Society

Список сокращений
939
PF Persepolis Fortification Text
PFT Persepolis Fortification Tablets, R. T. Hallock. Chicago, 1969
PMG Poetae Melici Graeci, D. L. Page. Oxford, 1962
PP Parola del Passato
PPS Proceedings of the Prehistoric Society
Proc. Br. Ac. Proceedings of the British Academy
Pr^eglad histor. Pr^eglad historyc^ny
Ρ SB A Proceedings of the Society of Biblical Archaeology
Ρ SI Papiri Greci e Eatini, Pubblicazioni della Societa italiana per la ricerca dei
papiri greci e latini in Egitto. 1912—
PT Persepolis Treasury Text
PTT Persepolis Treasury Tablets, G.G. Cameron. Chicago, 1948
P-W Pauly-Wissowa-Kroll-Mittelhaus, Real-Encyclopädie der klassischen
Altertumswissenschaft. Stuttgart, 1893-
RA Revue d'assyriologie et d!archeologie Orientale
RB Revue biblique
RBPh Revue beige de philologie
REA Revue des etudes anciennes
REG Revue des etudes grecques
REL Revue des etudes latines
Rend, is tit. Eomb. Rendiconti del r. Istituto lombardo di science e letter e
Rend. Eine. Rendiconti della Accademia nationale dei Eincei
Rev. Arch. Revue archeologique
Rev. d'Egyptol. Revue d'Egyptologie
Rev. Hist. Revue historique
Rev. Int. des droits de ГAntiquite Revue internationale des droits de l'Antiquite
Rev. Phil. Revue de philologie, de litterature et d'his to ire anciennes
Rh. Mus. Rheinisches Museum
Riv. di Ε Hol. Rivista di filologia e d* istru^ione classica
Riv. stud. or. Rivista degli studi orientali
REA Real-lexicon der Assyriologie
Rom. Mitt. Römische Mitteilungen. Mitteilungen des Deutschen archäologischen
Instituts, Römische Abteilung
ROM Royal Ontario Museum
ROM CT Royal Ontario Museum Studies in Cuneiform Texts
(ROM CT 2 = в 420)
s.v. sub voce — «под словом», «в словарной статье» (употребляется для
указания на статью в словаре, справочнике, энциклопедии и т. п. —A3)
SAK Studien %ur Altägyptischen Kultur
SOAC Studies in Ancient Oriental Civilization, Oriental Institute of the
University of Chicago
SBAk. Berlin Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften zu Berlin
SBAW Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften
SBWien Sitzungsberichte der Österreichischen Akademie der
Wissenschaften

940
Список сокращений
SBWiss. Gesellschaft Sitzungsberichte der wissenschaftlichen Gesellschaft
Schweif. Num. Kundschau Schweizer Numismatische Kundschau
SCO Studi classici ed orientali
S.E. Seleucid Era
SEG Supplementum Epigraphicum Graecum. Leiden, 1923—
SGDI Sammlung der Griechischen Dialekt-Inschriften 1—iv. H. Collitz and F.
Bechtel. Göttingen, 1885-1910
Skt Sanskrit
SO Symbolae Osloenses
Sov. Arch. Sovetskaya Archeologiya
SPAW Sitzungsberichte der Preussischen Academie der Wissenschaften
SSL· Studi e saggi linguistici
Stud. Etr. Studi Etruschi
Stud. Ir. Studia Iranica
Stud. Or. Studia Orientalia
SZ Zeitschrift der Savigny-Stiftungfür Rechtsgeschichte
ТАРА Transactions and Proceedings of the American Philological Association
TAPS Transactions of the American Philosophical Society
TAVO Beihefte zum Tübinger Atlas des Vorderen Orients
TCL· Textes Cuneiformes de Eouvre xn—хш, G. Contenau. Ann Arbor, 1935
TKhE Trudy Khorezmskoi Arkheologo-etnograflcheskoi Ekspeditsii
Tod, GHI M. N. Tod, Greek Historical Inscriptions. Oxford, 1946—8
TPS Transactions of the Philological Society
Tr. Yu. TAKE Trudy Yu^hno-Turkmenistanskoi Arkheologicheskoi Komplekskoi
Ekspeditsii
TSBA Transactions of the Society of Biblical Archaeology
TS SI Textbook of Syrian Semitic Inscriptions 1-111, J.C. L. Gibson. Oxford,
1971—82
UCP University of California Publications in Semitic Philology
UETi Ur Excavation Texts 1, C. J. Gadd, L. Legrain, S. Smith. London, 1928
UET iv Ur Excavation Texts iv, Η. H. Figulla. London, 1949
UVB Vorläufiger Bericht über die von der Notgemeinschaft der Deutschen
Wissenschaft in Uruk-Warka unternommenen Ausgrabungen
VAS Vorderasiatische Studien
VDI Vestnik Drevnei Istorii
VS in—vi Vorderasiatische Schriftdenkmäler der königlichen Museen %u Berlin in—
vi, A. Ungnad. Leipzig, 1907/8
We. Or. Die Welt des Orients
WS Wiener Studien
WVDOG Wissenschaftliche Veröffentlichungen der Deutschen Orient-
Gesellschaft
WZ KM Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes

Список сокращений
941
YCS Yale Classical Studies
YNER Yale Near Eastern Researches
YOS Yale Oriental Studies
(YOS з=в 380)
(YOS 7 = в46з)
ZA Zeitschrift für Assyriologie
Ζ ÄS Zeitschrift für Ägyptische Sprache
ZDMG Zeitschrift der deutschen morgenländischen Gesellschaft
ZDPV Zeitschrift des deutschen Palästina-Vereins
Ζ KM Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes
ZPE Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik
Ахеменидские царские тексты
(В данном разделе САН IV представлен только список аббревиатур царских
надписей, без их расшифровки; для нашего издания мы сочли
целесообразным привести расшифровки, сопроводив их некоторыми пояснениями. —A3.)
DB «Бехистунская надпись Дария»
DNa «Накширустамская надпись Дария (а)» [одна из наскальных надписей,
расположенных у входа в гробницы ахеменидских царей в Накш-и Рус-
таме; содержит царскую генеалогию и перечень входивших в состав Ахе-
менидской державы стран]
DNb «Накширустамская надпись Дария (Ь)» [вторая наскальная надпись из
Накш-и Рустама, излагающая основные морально-правовые принципы
Дария]
DPe «Персепольская надпись Дария (е)»
DPh «Персепольская надпись Дария (h)»
DSab «Сузская надпись Дария (ab)»
DSf «Сузская надпись Дария (f)» [один из экземпляров закладной надписи
Дария о сооружении дворца в Сузах]
DSz «Сузская надпись Дария (ζ)» [один из экземпляров закладной надписи
Дария о сооружении дворца в Сузах]
DZ «Суэцкая надпись Дария» [надпись Дария о сооружении Суэцкого
канала; сохранилась в нескольких экземплярах на гранитных стелах,
установленных вдоль Суэцкого канала]
XDNb «Накширустамская надпись Ксеркса—Дария (Ь)» [надпись Ксеркса,
копирующая DNb]
XPf «Персепольская надпись Ксеркса (f)» [закладная надпись на
известняковой табличке о сооружении одного из дворцов в Персеполе]
XPh «Персепольская надпись Ксеркса (h)» [так называемая «Антидэвовская
надпись Ксеркса», повествующая о борьбе с культами дэвов]
XPg «Персепольская надпись Ксеркса (g)» [закладная надпись]
XV «Ванская надпись Ксеркса»
В большинстве случаев эти тексты многоязычны. С их версиями на древ-
неперсидском языке, а также с библиографией можно познакомиться в
работах: В НО; В 132. В тех случаях, когда авторы глав данного тома
ссылаются на другие версии, соответствующие указания и библиографическую
помощь читатель найдет в примечаниях.

942
А. Работы общего характера
УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ
А. Работы общего характера
Adamson, Р. В. 'The spread of rabies into Europe, and the probable
origin of this disease in antiquity', JRAS 1977, 140-4
Adcock, F. E. The Greek and Macedonian Art of War. Berkeley-Los
Angeles, 1957
Aly, W. Volksmärchen, Sage und Novelle bei Herodot und seinen Zeitgenossen.
2nd edn ed. L. Huber. Göttingen, 1969
Beloch, K. J. Griechische Geschichte. 4 vols, in 8. Strassburg-Berlin, 1912—
27
Bengtson, H. and others. The Greeks and the Persians: from the Sixth to the
Fourth Centuries. London-New York, 1969 (Trans, of Griechen und Perser·:
die Mittelmeerwelt im Altertum. Frankfurt am Main, 1965)
Boardman, J. The Greeks Overseas. 2nd edn. London, 1980
Boer, W. den. 'Herodot und die Systeme der Chronologie', Mnemosyne
ser. iv 20 (1967) 30-60
Bogaert, R. Les origines antiques de la banque de depot. Leiden, 1966
Breitenbach. H. R. 'Xenophon von Athen' in P-W ser.2, ix A 2 (1966)
1567—2051
Briant, P. 'Colonisation hellenistique et populations indigenes', Klio во
(1978) 57-92
Burn, A. R. Persia and the Greeks: the Defence of the West, с ;46-478B.C. 2nd
edn, with a Postscript by D.M. Lewis. London-Stanford, 1984
Casson, L. Ships and Seamanship in the Ancient World. Princeton, 1971
Drews, R. 'The fall of Astyages and Herodotus' chronology of the
eastern kingdoms', Historia 18 (1969) 1-11
Drews, R. The Greek Accounts of Eastern History. Cambridge, Mass., 1973
Fornara, C. W. Herodotus. Oxford, 1971
Francis, E. D. 'Greeks and Persians: the art of hazard and triumph', in
Ancient Persia: The Art of an Empire, ed. D. Schmandt-Besserat, 5 3-86.
Malibu, 1980
1 6a. Freeman, E. A. History of Federal Government in Greece and Italy. 2nd edn.
London, 1893
Gomme, A. W., Andrewes, A. and Dover K. J. A Historical Commentary
on Thucydides i-v. Oxford, 1945-81
Gottlieb, G. Das Verhältnis der ausserherodoteischen Überlief erung^u Herodot.
Bonn, 1963
Graf, D. F. Medism: Greek Collaboration with Achaemenid Persia (Ph.D.
dissertation, Univ. of Michigan. Ann Arbor, 1979)
Graf, D. F. 'Medism: the origin and significance of the term', JHS 104
(1984) 15-30
Graf, D. F. 'Greek tyrants and Achaemenid polities', in The Craft of the
Ancient Historian: Essays in Honor of Chester G. Starr, edd. J. W. Eadie and
J. Ober, 79—123. Lanham, 1985
Hammond, N. G. L. 'Studies in Greek chronology of the sixth and fifth
centuries b.c.', Historia 4 (1955) 371-411

А. Работы общего характера
943
23. Hammond, N. G. L. A History of Greece to $22 B.C. 2nd edn. Oxford, 1967
(3rd edn 1986)
24. Hammond, N. G. L. Atlas of the Greek and Roman World in Antiquity. New
Jersey, 1983
2 5. Hirsch, S. W. The Friendship of the Barbarians: Xenophon and the Persian
Empire. Hanover-London, 1985
26. Homeyer, H. 'Zu den Anfängen der Griechischen Biographie', Philologus
106 (1962) 75-85
27. How, W.W. and Wells, J. A Commentary on Herodotus. Oxford, 1912
28. Huber, L. 'Herodots Homerverständis', Synusia. Festgabe für W.
Schadewaldt, edd. Η. Flashar and K. Gaiser, 29-52. Neske, 1965
29. Immerwahr, Η. R. Form and Thought in Herodotus. Cleveland, i960
30. Jacoby, F. 'Ktesias', in P-W xi (1922) 2032-73 (= Griechische Historiker,
311-32. Stuttgart, 1956)
31. Jacoby, F. Die Fragmente der griechischen Historiker, 3 pts in 15 vols. Berlin,
1926; Leiden, 1943-58
32. Jacoby, F. Abhandlungen %urgriechischen Geschichtsschreibung, ed. H. Bloch.
Leiden, 1956
33. Jacoby, F. 'Herodotos', P-W Suppl. n (1913) 205-520 ( = Griechische
Historiker, 7-164. Stuttgart, 1956)
34. Jeffery, L. H. Archaic Greece. London, 1976
35. Lewis, D.M. Sparta and Persia. Leiden, 1977
3 6. Littauer, M. A. and Crouwel, J. H. Wheeled Vehicles and Ridden Animals in
the Ancient Near East. Leiden, 1979
37. Mazzarino, S. Fra Oriente e Occidente. Florence, 1947
38. Meiggs, R. The Athenian Empire. Oxford, 1972
39. Miller, M. 'Herodotus as chronographer', Klio 46 (1965) 121-6
40. Mitchell, B. M. 'Herodotus and Samos', JHS 95 (1975) 87-91
41. Momigliano, A.D. 'Tradizione e invenzione in Ctesia', in Quarto
Contributo alia Storia degli Studi Classici e delMondo Antico, 181-212. Rome,
1969
42. Momigliano, A. The Development of Greek Biography. Harvard, 1971
43. Momigliano, A. Alien Wisdom: the Limits of He Herniation, Cambridge,
1975
44. Momigliano, A. 'Eastern elements in post-exilic Jewish and Greek
historiography', in Essays in Ancient and Modern Historiography, 25-35.
Oxford, 1977
45. Momigliano, A. 'Persian empire and Greek freedom' in The Idea of
Freedom: Essays in honour of Isaiah Berlin, ed. A. Ryan, 139-51. Oxford,
*979
46. Muhly, J.D. Review of a 14, JNES 35 (1976) 41-3
47. Murray, O. Early Greece. London, 1980
48. My res, J. L. Herodotus: Father of History. Oxford, 1953
49. Neugebauer, O. The Exact Sciences in Antiquity. Princeton, 1957
50. Pugliese Carratelli, G. 'Greek inscriptions of the Middle East', East and
West 16(1966) 31-6

944
В. Персидская держава
51. Sancisi-Weerdenburg, Η. Yauna en Ρ er sat: Grieken en Verden in een ander
per spectief. Groningen, 1980
52. Sancisi-Weerdenburg, Η. 'The death of Cyrus: Xenophon's Cryopaedia
as a source for Iranian history', in Papers in Honour of Professor Mary Boyce,
ed. A. D. H. Bivar {Acta lr.\ Hommages et Opera Minora 11), n 459-71.
Leiden, 1985
5 3. Sandars, N. K. The Sea Peoples: Warriors of the ancient Mediterranean, 12 jo-
11 jo B.C. London, 1978
54. Snodgrass, A.M. The Dark Age of Greece. Edinburgh, 1971
5 5. Starr, C. G. Greeks and Persians in the Fourth Century B.C. Ann Arbor, 1979
56. Strasburger, Η. 'Herodots Zeitrechnung', Historia 5 (1956) 129-61
( = Herodot, ed. W. Marg, 688-736. 2nd edn. Darmstadt, 1965)
57. Strasburger, Η. Die Wesensbestimmung der Geschichte durch die antike
Geschichtsschreibung ( = Sitzungsberichte der Wissenschaftlichen
Gesellschaft J.W. Goethe-Universität, Frankfurt 5, no. 3. 1966)
58. Strassmaier, J. N. 'Einige chronologische Daten aus astronomischen
Rechnungen', ZA 7 (1892) 197-204
59. Tarn, W. W. Alexander the Great. Cambridge, 1948
60. Vansina, J. Oral Tradition. Trans. Η. M. Wright. London, 1965
61. Vigneron, LP. Ее cheval dans l'antiquite. Nancy, 1968
62. Wade-Gery, H. T. Essays in Greek History. Oxford, 1958
63. Walser, G. Hellas und Iran. Darmstadt, 1984
64. West, M. L. Early Greek Philosophy and the Orient. Oxford, 1971
65. Wolf, Eric R. Peasants. Englewood Cliffs, 1966
В. Персидская держава
I. Персия и ее держава
ι. Altheim, F. and Stiehl, R. Die aramäische Sprache unter den Achaimeniden 1.
Frankfurt am Main, 1963
2. Amiet, P. Glyptique Susienne des orgines ä Vepoque des Perses Achemenides:
Cachets, sceaux-cylindres et empreintes antiques decouverts ä Suse de 1913 ä ιρόγ
(Memoires de la Delegation Archeologique en Iran, 43. Mission de
Susiane sous la direction de R. Ghirshman). Paris, 1972
3. Amiet, P. 'La glyptique de la fin de l'Elam', Arts Asiatiques 28 (1973) 3—
32
4. Andrewes, A. 'Thucydides and the Persians', Historia 10 (1961) 1-18
5. Armayor, O.K. 'Herodotus' catalogues and the Persian Empire in the
light of the monuments and the Greek literary tradition', ТАРА io8
(1978) 1-9
6. Baker, J. M. 'The date of Herodotus iv.i. Darius' Scythian expedition',
HSCP 76 (1972) 99—132
7. Benveniste, E. The Persian Religion According to the Chief Greek Texts.
Paris, 1929
8. Benveniste, E. 'L'Iran - Vez et l'origine legendaire des Iraniens', BS OS 7
(1934) 265-74

I. Персия и ее держава
945
Benveniste, Ε. traditions indo-iraniennes sur les classes sociales', JA
230 (1938) 529-49
Benveniste, Ε. Titres et noms propres en kanten ancien. Paris, 1966
Benveniste, E. Le vocabulaire des institutions indo-europeennes 1. Paris, 1969
Bernard, P. 'Les mortiers et pilons inscrits de Persepolis', Stud. Ir. 1
(1972) 165-76
Bickerman, E. J. 'The Seleucids and the Achaemenids', in в 159, 87-117
Bickerman, E. J. and Tadmor, H. 'Darius I, Pseudo-Smerdis and the
Magi', Athenaeum n.s. 56 (1978) 239-61
Bivar, A. D. H. 'Achaemenid coins', CHIran 11,610-21. Cambridge, 1985
Bodeüs, R. 'Le premier cours occidental sur la royaute achemenide', Ant.
Class. 42 (1973) 458-72
Boehmer, R. M. 'Volkstum und Städte der Mannäer', Bagh. Mitt. 3 (1964)
11—24
Bowman, R. A. Aramaic Ritual Texts from Persepolis (OIP 91). Chicago,
1970
Boyce, M. A History of Zoroastrianism 1—11 (Handbuch der Orientalistik,
Erste Abteilung, vin 1.2A). Leiden, 1975-82
Boyce, M. Zoroastrians, their Religious Beliefs and Practices. London, 1979
Briant, P. 'Contrainte militaire, dependance rurale et exploitation des
territoires en Asie achemenide', Index 8 (1978/79) 48-98
Briant, P. Etats etpasteurs au Mojen-Orient ancien. Cambridge—Paris, 1982
Briant, P. Rois, tributs et paysans. Paris, 1982
Briant, P. 'La Perse avant l'empire (un etat de la question)', Ir. Ant.iy
(1984) 71-118
Brown, S. C. Kinship to Kingship: Archaeological and Historical Studies in the
Neo-Assyrian Zagros (PhD. dissertation, Univ. of Toronto, 1979)
Calmeyer, P. 'Zur Genese altiranischer Motive', AMI 6 (1973) 135-52
Calmeyer, P. 'The subject of the Achaemenid tomb reliefs', in Procs. of the
jrd Annual Symposium on Archaeological Research in Iran, 233—42. Tehran,
*974
Calmeyer, P. 'Textual sources for the interpretation of Achaemenian
palace decorations', Iran 18 (1980) 55-64
Calmeyer, P. 'Zur Genese altiranischer Motive νιπ. Die "Statistische
Landcharte des Perserreiches" - ι', AMI 15 (1982) 105-87
Cambridge History of Iran 11: The Median and Achaemenid Periods, ed. I.
Gershevitch. Cambridge, 1985
Cambridge History of Judaism 1: Introduction; the Persian Period, edd. W. D.
Davies and L. Finkelstein. Cambridge, 1984
Cameron, G. G. History of Early Iran. Chicago, 1936
Cameron, G.G. 'Darius, Egypt and "The Lands beyond the Sea"',
JNES ζ (1943) 307-13
Cameron, G. G. Persepolis Treasury Tablets (OIP 65). Chicago, 1948
Cameron, G. G. 'The Old Persian text of the Bisitun inscription', JCS 5
О951) 47-54
36. Cameron, G. G. 'The "Daiva" inscription of Xerxes: in Elamite', We.
Or.z (1954/59) 470-6

946
В. Персидская держава
Cameron, G.G. 'Persepolis treasury tablets old and new', JNES 17
(1958) 161-76
Cameron, G. G. 'The Elamite version of the Bisitun inscriptions', JCS 14
(i960)
Cameronj G. G. 'New tablets from the Persepolis Treasury', JNES 24
(1965) 167-92
Cameron, G. G. 'The Persian satrapies and related matters', JNES 32
(1973) 47-56
Cameron, G. G. 'Darius the Great and his Scythian (Saka) campaign:
Bisutun and Herodotus', in Acta Ir. Ser.2, 4 (1975) = Monumentum H. S.
Nyberg (1975) 1 77-88
Cargill, J. 'The Nabonidus Chronicle and the fall of Lydia: consensus
with feet of clay', AJAH 2 (1977) 97-116
Carter, E. and Stolper, M. W. Elam: Surveys of Political History and
Archaeology (UCP, Near Eastern Studies 25). Berkeley, 1984
Cook, J.M. The Persian Empire. London, 1983
Cook, J.M. 'The rise of the Achaemenids', CHIran 11, 200-91.
Cambridge, 1985
Culican, W. The Medes and Persians. London, 1965
Curtis, J. Nush-i Jan III: the Small Finds. London, 1984
Dandamayev, M. A. 'Forced labour in the palace economy in
Achaemenid Iran', AOF 2 (1975) 71-8
Dandamaev, Μ. Α. Ρ ersten unter den ersten Achämeniden (6. Jahrhundert v.
Chr.). Trans. Heinz-Dieter Pohl. Wiesbaden, 1976
Dandamaev, M. A. and Lukonin, V. G. Kultura iekonomika drevnevo Irana.
Moscow, 1980 (Eng. transl. ed. P. L. Kohl. Cambridge, 1988)
Delaunay, J. Α. Ά propos des "Aramaic Ritual Texts from Persepolis"
de R. A. Bowman', Acta Ir. Ser. 1.2 (1974) 193—217
Delaunay, J. A. 'Remarques sur quelques noms de personne des archives
Elamites de Persepolis', Stud. Ir. 5 (1976) 9-31
DeVries, K. 'Attic pottery in the Achaemenid Empire', AJA 81 (1977)
544-8
Diakonoff, I. M. 'Media', in CHIran 11, 36-148. Cambridge, 1985
Dubberstein, W. H. 'The chronology of Cyrus and Cambyses', AJSL 5 5
(1938), 417-19
Duchesne-Guillemin, J. The Western Response to Zoroaster. Oxford, 1958
Duchesne-Guillemin, J. 'Religion et politique, de Cyrus a Xerxes',
Ρ er sic a 3 (1967-8) 1-9
Duchesne-Guillemin, J. 'La religion des Achemenides', in в 215, 59-82
Duchesne-Guillemin, J. Religion of Ancient Iran (English translation of La
religion de l'Iran ancien. Paris, 1962). Bombay, 1973
Dumezil, G. Ideologie tripartite des Indo-Europeans. Brussels, 1958
Dyson, R. H. Jr, 'Problems of protohistoric Iran as seen from Hasanlu',
JNES 24 (1965) 193-217
62. Dyson, R. H. Jr, 'The architecture of Hasanlu: Periods I to IV, AJA 81
(1977) 548-52

I. Персия и ее держава
947
63. Eilers, W. 'Kyros - Eine namenkundliche Studie', Beiträge t(ur
Namenforschung 15 (1964) 180-236
64. Frye, R. N. The Heritage of Persia. Cleveland, 1963
65. Frye, R. N. 'The charisma of kingship in ancient Iran', Ir. Ant. 4 (1964)
36-54
66. Frye, R. N. 'Gestures of deference to royalty in ancient Iran', Ir. Ant. 9
(1972) 102-7
67. Frye, R.N. 'The Institutions', in в 215, 83-93
68. Frye, R. N. The History of Ancient Iran (Handbuch der
Altertumswissenschaft πι.7). Munich, 1983
68α. Gershevitch, I. The Avestan Hymn to Mithra. Cambridge, 1959
69. Gershevitch, I. 'Iranian nouns and names in Elamite garb', TPS 1969,
165—200
70. Gershevitch, I. 'An Iranianist's view on the Soma controversy', in
Memorial Jean de Menasce, edd. Ph. Gignoux and A. Tafozzoli, 45-75.
Tehran, 1974
71. Gharib, Β. Ά newly found Old Persian inscription', Ir. Ant. 8 (1968) 54-
69
72. Ghirshman, R. Fouilles de Sialk, pres de Kashan 11. Paris, 1939
73. Ghirshman, R. Iran. Harmondsworth, 1954
74. Ghirshman, R. 'A propos de l'ecriture cuneiforme vieux-perse', JNES 24
(1965) 244-50
75. Ghirsman, R. Ulran et la migration des Indo-Aryens et des ir aniens. Leiden,
1977
7 5 a. Gnoli, G. Zoroaster's Time and Homeland. Naples, 1980
76. GofT, C. L. 'Lüristän before the Iron Age', Iran 9 (1971) 131-52
77. GofT, С L. 'Excavations at Baba Jan: the pottery and metal from levels
III and ΙΓ, Iran 16 (1978) 29—65
78. Greenfield, J. С and Porten, В. The Bisitun Inscription of Darius the Great:
Aramaic Version. Corpus Inscriptionum Iranicarum. Pt 1: Inscriptions of
Ancient Iran. Vol. ν Texts 1. London, 1983
79. Hallock, R. T. 'New light from Persepolis', JNES 9 (1950) 237-52
80. Hallock, R. T. 'The "One Year" of Darius Γ, JNES 19 (i960) 36-9
81. Hallock, R. Τ. Ά new look at the Persepolis Treasury tablets', JNES 19
(i960) 90-100
82. Hallock, R. T. Persepolis Fortification Tablets (OIP 92). Chicago, 1969
83. Hallock, R. T. 'On the Old Persian signs', JNES 29 (1970) 52-5
84. Hallock, R. T. 'The evidence of the Persepolis tablets', in CHIran 11,5 88—
609. Cambridge, 1985. (Separately printed, Cambridge, 1971)
85. Hallock, R. T. 'The Persepolis fortification archive', Or. n.s. 42 (1973)
320—3
86. Hallock, R. T. 'The use of seals on the Persepolis Fortification texts', in
Seals andSealings in the Ancient Near East, edd. Μ. Gibson and R. D. Biggs
(Bibliotheca Mesopotamiaca 6), 127-33. Malibu, 1977
87. Hallock, R. T. 'Selected Fortification texts', CD AFI 8 (1978) 109-36
8 8. Harmatta, J. 'Darius' expedition against the Saka Tigraxauda', Act. Ant.
Hung. 24 (1976) 15—24

948 В. Персидская держава
89. Harmatta, J. 'Two economic documents from the Sasanian age',
Oikoumene 1 (1976) 225-37
90. Helm, P. R. 'Herodotus' Medikos Logos and Median history', Iran 19
(1981) 85-90
91. Henning, W. G. Zoroaster, Politician or Witch Doctor? Oxford, 1951
92. Herrenschmidt, CI. 'Designation de l'empire et concepts politiques de
Darius Ier d'apres ses inscriptions en vieux-perse', Stud. Ir. 5 (1976) 3 3-6 5
93. Herzfeld, Ε. Ε. Archaeological history of Iran. London, 1935
94. Herzfeld, Ε. Ε. Zoroaster and his world. Princeton, 1947
9 5. Herzfeld, Ε. Ε. The Persian Empire: Studies in the Geography and ethnography
of the ancient Near Bast. Wiesbaden, 1968
96. Hinz, W. 'The Elamite version of the record of Darius's palace at Susa',
JNES 9(1950) 1-7
97. Hinz, W. Das Reich Elam. Stuttgart, 1964
98. Hinz, W. 'Die Untere Grabinschrift des Dareios', ZDMG 115 (1965)
227-41
99. Hinz, W. 'Xerxes', in P-W ix A. 2 (1967) coll. 2096-101
100. Hinz, W. 'Die Entstehung der altpersischen Keilschrift', AMI ι (1968)
95-8
ιοί. Hinz, W. Altiranische Funde und Forschungen. Berlin, 1969
102. Hinz, W. 'Die elamischen Buchungstäfelchen der Darius-Zeit', Or. n.s.
39 (x97°) 421-40
103. Hinz, W. 'Achämenidische Hofverwaltung', ZA 61 (1971) 260—311
104. Hinz, W. 'Die Zusätze zur Darius-Inschrift von Behistan', AMI 5 (1972)
243-52
105. Hinz, W. Neue Wege im Altpersischen. Wiesbaden, 1973
106. Hinz, W. 'Zu den Mörsern und Stösseln aus Persepolis', Acta Ir. Ser.2.
Monumentum U.S. Nyberg (1975) 1 371—85
107. Hinz, W. Darius und die Perser 1—11. Baden-Baden, 1976—9
108. Jackson, A. V. W. Zoroaster. The Prophet of Ancient Iran. New York, 1899
109. Kamioka, K. 'Philological observations on the Aramaic texts from
Persepolis', Orient 11 (1975) 45-66
110. Kent, R. G. Old Persian: Grammar, Texts, Lexicon. 2nd edn. New Haven,
1953
in. Kleiss, W. and Calmeyer, P. 'Das unvollendete achaemenidische
Felsgrab bei Persepolis', AMI 8 (1975) 81-98
112. Koch, H. Die religiösen Verhältnisse der Dareios^eit. Wiesbaden, 1977
113. Koch, H. and Mackenzie, D.N. (edd.) Kunst, Kultur and Geschichte der
Achämeniden^eit undihr Fortleben {AMIErgänzungsband 10). Berlin, 1983
114. König, F. W. Älteste Geschichte der Meder und Perser. Leipzig, 1934
115. König, F. W. Die Persika des Ktesias von Knidos. Graz, 1972
116. Krefter, F. Persepolis Rekonstruktionen (Teheraner Forschungen 3). Berlin,
1971
117. Kroll, S. Keramik Urartäischer Festungen in Iran {AMI Ergänzungsband 2).
Berlin, 1976
118. Labat, R. 'Kastariti, Phraorte et les debuts de l'histoire Mede', JA 249
(1961) 1-9

I. Персия и ее держава
949
119. Lecoq, Р. 'Le probleme de l'ecriture cuneiforme vieux-perse', Acta. Ir.
Ser. 1, 3 (1974) 25-107
120. Lehmann-Haupt, C. F. 'Darius und der Achämeniden-Stammbaum', Klio
8 (1908) 493-6
121. Levine, B. A. 'Aramaic texts from Persepolis', JAOS 92 (1972) 70-9
122. Levine, L. D. 'Geographical studies in the Neo-Assyrian Zagros', Iran 11
(1973) 1—27 and Iran 12 (1974) 99—124
123. Levine, L. D. 'East-West trade in the late Iron age: a view from the
Zagros', in в 549, 171-86
124· Levine, L. D. 'Sargon's eighth campaign', in Mountains and Lowlands:
Essays in the Archaeology of Greater Mesopotamia, edd. L. D. Levine and
T.C. Young, Jr, 135-51. Malibu, 1977
124A. Levine, L. D. 'The Iron Age', in Archaeological Perspectives on Western Iran,
ed. F. Hole (Smithsonian Series in Archaeological Inquiry). Washington,
D.C., forthcoming
125. Lewis, D.M. 'Datis the Mede', JHS 100 (1980) 194-5
126. Lewis, D. M. 'Persians in Herodotus', in The Greek Historians: Literature
and History, ι о 1 -17. Stanford, 1985
127. Luschey, H. 'Studien zu dem Darius-Relief in Bisutun', AMI 1 (1968)
63-94
128. Luschey, H. 'Bisutun: Geschichte und Forschungsgeschichte', Arch.
An^. 1974, 114-49
128A. Luschey, Η. 'Neues zu der Darius-Statue aus Susa', ZDMG Suppl. 4
(1980) 369-73
129. Markwart, H. Wehrot und Arang. Leiden, 1938
130. Mayrhofer, M. 'Altpersische Spane', Or. 33 (1964) 86-7
131. Mayrhofer, M. Onomastica Persepolitana. Das Altiranische Namengut der
Persepolis-Täfeichen. Vienna, 1973
132. Mayrhofer, M. Supplement f(ur Sammlung der altpersischen Inschriften.
SBWien 338, 7. Vienna, 1978
133. Mayrhofer, M. 'Nachlese altpersischer Inschriften', Innsbrucker Beiträge
%ur Sprachwissenschaft 19 (1978) 15-26
134. Mazzetti, C. 'Voina Dariya so Skifami i Vavilonskaya prorocheskaya
literatura', VDI 3 (1982) 106-10 (in Russian)
135. Medvedskaya, I. N. 'On the Iranian association of the grey ceramics of
early Iron Age Iran', VDI 2 (1977) 23-105 (in Russian)
136. Medvedskaya, I.N. Iran: Iron Age 1 (BAR International Series 126).
Oxford, 1982
137. de Miroschedji, P. 'Stratigraphie de la periode Neo-Elamite a Suse',
Paleorient 4 (1978) 213-27
138. de Miroschedji, P. 'La fin du royaume d'Ansan et de Suse et la naissance
de l'empire perse', ZA 75 (1985) 265ff
139. Moorey, P. R. S. Catalogue of the ancient Persian bronzes in the Ashmolean
Museum. Oxford, 1971
140. Muscarella, O. W. Review of в 214, JNES 28 (1969) 280-5
141. Muscarella, O. W. Review of в n6, JNES 33 (1974) 423-5

950
В. Персидская держава
142. Muscarella, О. W. The Catalogue of Ivories from Hasanlu, Iran (Univ. Mus.
Monograph 40). Philadelphia, 1980
143. Muscarella, O. W. <Excavated and unexcavated Achaemenian art', in
Ancient Persia: the Art of an Empire, ed. D. Schmandt-Besserat, 23-42.
Malibu, 1980
144. Nagel, W. Ninus und S emir amis in Sage und Geschichte: iranische Staaten und
Reiternomaden vor Darius (Berliner Beiträge zur Vor- und Frühgeschichte,
N.F.2). Berlin, 1982
145. Nagel, W. 'Frada, Skuncha und der Saken-Feldzug des Darius Г, in в 113,
169—89
146. Naveh, J. and Shaked, Sh. Ritual texts or Treasury documents?', Or. 42
(1973) 445-57
147. Negahban, E. O. Preliminary report on Marlik excavation, Gohar Rud
expedition, Rudbar, 1961-1962. Tehran, 1964
148. Negahban, E. O. 'Notes on some objects from Marlik', JNES 24 (1965)
309-27
149. Negahban, E. O. 'The seals of Marlik Tepe', JNES 36 (1977) 81-102
150. Nicol, Μ. B. 'Dorudzan', Iran 5 (1967) 137-8
151. Nyberg, H. S. Die Religionen des alten Iran. Leipzig, 1938
152. Nylander, С 'Who wrote the inscriptions of Pasargadae?', Or. Suecana 16
(1967) 135-80
153. Nylander, С lonians in Parsargadae: Studies in Old Persian Architecture.
Uppsala, 1970
154. Nylander, C. 'Achaemenid imperial art', in Power and Propaganda: a
symposium of ancient empires, ed. Μ. T. Larsen, 345-59. Copenhagen, 1979
155. Olmstead, A. T. History of the Persian Empire. Chicago, 1948
156. Oppenheim, A. L. '"The Eyes of the Lord"', JAOS 88 (1968) 173-80
157. Peiser, F. E. 'Studien zur altorientalischen Altertumskunde:
chronologisches', MV AG 2 (1897) 296-307
158. Perrot, J. and others. 'Recherches dans le secteur est du tepe de
Г Apadana', CD AFI 4 (1974)
159. Persia e il Mondo Greco-Romano (Accademia dei Lincei). Rome, 1966
160. Pope, U.A. 'Persepolis as a ritual city', Archaeology 10 (1957) 123-30
161. Porada, Ε. The Art of Ancient Iran. New York, 1965
162. Prasek, K. Forschungen %ur Geschichte des Altertums, ι. Kambyses und die
Überlieferung des Altertums. Leipzig, 1897
163. Pritchard, J. В. Ancient Near Eastern Texts relating to the Old Testament. 3 rd
edn with supplement. Princeton, 1969
164. Reade, J. E. 'Kassites and Assyrians in Iran', Iran 16 (1978) 137-43
165. Reiner, E. 'Tall-i Malyän, Epigraphic finds, 1971-72', Iran 12 (1974) 176
166. Richter, G. 'Greeks in Persia', A]A 50 (1946) 15-30
167. Roaf, M. D. 'The subject peoples on the base of the statue of Darius',
CD AFI 4 (1974) 73-160
168. Roaf, M. 'Texts about the sculptures and sculptors at Persepolis', Iran 18
(1980) 65-74
169. Roaf, M. 'Sculptures and sculptors at Persepolis', Iran 21 (1983)
170. Root, M. C. The King and Kingship in Achaemenid Art. Leiden, 1979

I. Персия и ее держава
951
171. Sancisi-Weerdenburg, H.W. Α. Μ. 'De Behistun-Inscriptie: Het eerste
Geschreven Oudperzisch? (DB ι 1-74; ιν 72-92)', in Sthrijvend Verleden.
Documenten uit het Oude Nabije Oosten Vertaald en Toegelicht, ed. K. R.
Veenhof, 60-9, Leiden, 1983
172. Sancisi-Weerdenburg, H. W. Α. M. Territorium in het Perzische Rijk:
een externe en een interne vision', in Stukken en Brokken: Een bundel
beschouwingen rond het them α Territorialiteit in Vroege S'taten, ed. H. J. M.
Ciaessen (1СA Publications 59), 78-82. Leiden, 1983
173. Sancisi-Weerdenburg, H. W. A. M. (ed.) Achaemenid History 1: Sources,
Structures, Synthesis. Leiden, 1987
174. Sancisi-Weerdenburg, Η. W. Α. Μ. and Kuhrt, Α. Τ. L. (edd.)
Achaemenid History 11: The Greek Sources. Leiden, 1987
175. Scheil, V. Inscriptions des Achemenides ä Suse (Memoires de la Mission
Archeologique de Perse 21). Paris, 1929
176. Schlumberger, D. L· argent grec dans I'empire achemenide (MDAFA 14).
Paris, 1953
177. Schmidt, E. F. Persepo/is 1. Structures, Reliefs, Inscriptions. Chicago, 1953
178. Schmidt, Ε. F. Persepo/is 11. Contents of the Treasury and other Discoveries.
Chicago, 1957
179. Schmidt, E. F. Persepo/is in. The Roya/ Tombs and other Monuments.
Chicago, 1970
180. Schmitt, R. 'Deiokes', Anzeiger der phi/.-hist. K/asse der Оesterreichischen
Akademie der Wissenschaften 110 (1973) 137-47
181. Schmitt, R. 'Die achaimenidische Satrapie tayaiy drayahyä', Historia 21
(1972) 522-7
182. Schmitt, R. A/tpersische Siegel-Inschriften (Oesterreichische Akademie der
Wissenschaften, Ph.-Hist. KL: Veröffentlichungen der Iranischen
Kommission Bd 10). Vienna, 1981
183. SchofF, W. H. (trans.). Parthian Stations by Isidore of Char ax. Philadelphia,
1914
184. Schwenzner, H. 'Gobryas', K/io 18 (1923) 41-58, 226-52
185. Shahbazi, A. Sh. 'An Achaemenid symbol 1. A farewell to "Fravahr" and
"Ahuramazda"', AMI 7 (1974) 135-44
186. Shahbazi, A. Sh. 'The Persepolis "Treasury Reliefs" once more', AMI 9
(1976) 151-6
187. Shahbazi, A. Sh. 'From Parsa to Taxt-e Jamsid', AMI 10 (1977) 197-208
188. Shahbazi, A. Sh. 'Darius in Scythia and Scythians in Persepolis', AMI 15
(1982) 189-235
189. Shahbazi, A. Sh. O/d Persian Inscriptions of the Persepo/is p/atform. Corpus
Inscriptionum Iranicarum. Part 1 Inscriptions of Ancient Iran, Vol. 1 Portfolio
1. London, 1985
190. Smith, Μ. ΊΙ Isaiah and the Persians', JAOS (1963) 415-21
191. Speiser, Ε. A. 'Southern Kurdistan in the Annals of Ashurnasirpal and
today', AASOR 8 (1928) 1-42
192. Stronach, D. 'Achaemenid village I at Susa and the Persian migration to
Far si', Iraq 36 (1974) 239-48

952
В. Персидская держава
193· Stronach, D. Pasargadae. A Report on the excavations conducted by the British
Institute of Persian Studies from 196ι to 1963. Oxford, 1978
194. Stronach, D. cTepe Nush-i Jan: the Median settlement', CHIran 11, 832-
7. Cambridge, 1985
195. Stronach, D. and Roaf, M. 'Excavations at Tepe Nush-i Jan: Part 1, a
third interim report', Iran 16 (1978) 1-11
196. Sulimirski, T. 'Scythian antiquities in western Asia', Art. A. 17 (1954)
282-318
197. Sumner, W. M.'Achaemenid settlement in the Persepolis plain', A]A 90
(1986) 3-31
198. Taqizadeh, S. H. Old Iranian Calendars. London, 1938
199. Tilia, Α. Β. Ά study on the methods of working and restoring stone and
on the parts left unfinished in Achaemenian architecture and sculpture',
East and West n.s. 18 (1968) 67-95
200. Tilia, A. B. 'New contributions to the knowledge of the building history
of the Apadana: discovery of a wall on the inside of the fagade of the
eastern Apadana stairway', East and West n.s. 18 (1968) 96-108
201. Tilia, A. B. Studies and Restorations at Persepolis and other Sites of Fars.
Rome, 1972
202. Tilia, A.B. 'Discoveries at Persepolis 1972-1973', in Procs. of the 2nd
Annual Symposium on Archaeological Research in Iran, 239-53. Tehran, 1973
203. Tilia, A. B. 'Discovery of an Achaemenid palace near Takht-i Rustam to
the north of the Terrace of Persepolis', Iran 12 (1974) 200-4
204. Tilia, A.B. 'Recent discoveries at Persepolis', A]A 81 (1977) 67-77
205. Toynbee, A.J. 'The administrative geography of the Achaemenid
Empire', in A Study of History vn 580-689. London, 1954
206. Trümpelmann, L. 'Das Heiligtum von Pasargadae', Stud. Ir. 6 (1977) 7—
16
207. Vallat, F. 'Deux nouvelles "chartes de fondation" d'un palais de Darius
Ier a Suse', Syria 48 (1971) 53-9
208. Vallat, F. 'Deux inscriptions elamites de Darius Ier (DSf et DSz)', Stud.
Ir. 1 (1972) 3-14
209. Vallat, F. 'La triple inscription cuneiforme de la statue de Darius Ier
(DSab)', RA 68 (1974) 157-66
210. Vallat, F. Suse et ΙΈ lam (Recherches sur les grandes civilizations,
Memoires no. 1). Paris, 1980
211. van der Spek, R. J. 'Cyrus de Pers in Assyrisch perspectief, Tijdschrift
voor Geschiedenis 96 (1983) 1-27
212. von Voigtlander, E.N. The Bisitun inscription of Darius the Great Babylonian
Version. Corpus Inscriptionum Iranicarum. Part 1: Inscriptions of Ancient Iran,
Vol. 11 Texts 1. London, 1978
213. Wallinga, Η. Т. 'The ancient Persian navy and its predecessors', in в 173,
47-77
214. Walser, G. Die Völkerschaften auf den Reliefs von Persepolis. Berlin, 1966
215. Walser, G. (ed.) Beiträge %ur Achämenidengeschichte (Historia Einzelschrift
18). Wiesbaden, 1972

II. Месопотамия
953
ζι6. Weber, U. and Wiesehofer, J. Das Reich der Achaimeniden. Eine
Bibliographie {AMI Ergänzungsband 14), Berlin, 1986
217. Weidner, E. F. £Die älteste Nachricht über das persische Königshaus.
Kyros I. ein Zeitgenosse Assurbänapli', AfO 7 (1931-2) 1-7
218. Weissbach, F. H. 'Kyros', in P-W Supplementband iv, coli. 1128-66.
Stuttgart, 1924
219. Weissbach, F. H. 'Zur Chronologie des falschen Smerdis und des Darius
Hystaspis', ZDMG 51 (1897) 509-23
220. Weissbach, F. H. 'Zur neubabylonischen und achämenidischen
Chronologie', ZDMG 62 (1908) 629-47
221. Weissbach, F. H. Die Keilinschriften der Achämeniden (Vorderasiatische
Bibliothek 3). Leipzig, 1911
222. Widengren, G. 'Recherches sur le feodalisme iranien', Or. Suecana 5
(1956) 79-182
223. Widengren, G. Die Religionen Irans. Stuttgart, 1965 ( = Les religions
iraniennes. Paris, 1968)
223A. Widengren, G. Der Feudalismus im alten Iran. Cologne, 1969
224. Windfuhr, G. L. 'Notes on the Old Persian signs', Indo-Iranian Journ. 12
(1970) 121-5
225. Winter, I. J. A decorated breastplate from Hasanlu, Iran (Univ. Mus. Mon.
39). Philadelphia, 1980
226. Young, T. C, Jr. 'A comparative ceramic chronology for western Iran,
1500-500 b.c.', Iran 3 (1965) 53-85
227. Young, T. C, Jr. 'Thoughts on the architecture of Hasanlu IV, Ir. Ant. 6
(1966) 48-71
228. Young, T. C, Jr. 'The Iranian migration into the Zagros', Iran 5 (1967)
11-34
229. Young, T. C, Jr. Excavations at Godin Tepe: First Progress Report (ROM
Art and Arch. Occasional Paper 17). Toronto, 1969
230. Young, T.C., Jr. 'Kangavar Valley survey', Iran 13 (1975) 191—3
231. Young, T.C., Jr. Review of в 75, Afghanistan Council Newsletter 5(3)
(1977) 19-22
232. Young, Т. C, Jr. 'Early Iron Age Iran revisited: preliminary suggestions
for the re-analysis of old constructs'. In press.
233. Young, Т. С, Jr., and Levine, L. D. Excavations of the Godin Project: second
progress report (ROM Art and Arch. Occasional Paper 26). Toronto 1974
234. Yoyotte, J. 'Sakas des marais et Sakas des plaines', JA 260 (1972) 253-6
235. Zadok, R. 'On the connections between Iran and Babylonia in the sixth
century b.c.', Iran 14 (1976) 67-77
236. Zaehner, R. C. The dawn and twilight of Zoroastrianism. London-New
York, 1961
П. Месопотамия
(а) Общие работы
237. Adams, R. McC. Heartland of Cities. Chicago, 1981
238. Baumgartner, W. 'Herodots babylonische und assyrische Nachrichten',
Ar. Or. 18.1-2 (1950) 69-106

954
В. Персидская держава
2 39· Berger, P.-R. £Der Kyros-Zylinder mit dem Zusatzfragment BIN и Nr.
32 und die akkadischen Personennamen im Danielbuch', ZA 64 (1975)
192-234
240. Bigwood, J. 'Ctesias' description of Babylon', A]AH 3 (1978) 32-52
241. Borger, R. Die Inschriften Asarhaddons Königs von Assyrien (AfO Beiheft 9).
Graz, 1956
242. Borger, R. Handbuch der Keilschriftliteratur 1-11. Berlin, 1967-75
243. Brinkman, J. A. A Political History ofPost-Kassite Babylonia (An. Or. 43).
Rome, 1968
244. Brinkman, J. A. 'Babylonia under the Assyrian Empire, 745-627 b.c.', in
Power and Propaganda, a Symposium on Ancient Umpires, ed. M. T. Larsen,
223—50. Copenhagen, 1979
245. Brinkman, J. A. Prelude to Empire: Babylonian Society and Politics, 747-626
b.c. Philadelphia, 1984
246. Burstein, S. M. The Babyloniaca ofBerossos (Sources from the Ancient Near
East 1.5). Malibu, 1978
247. Cameron, G.G. 'Darius and Xerxes in Babylonia', AJSLL 58 (1941)
319-25
248. Cameron, G. G. 'Cyrus the "Father" and Babylonia', in Acta Ir. Ser.1.1
(1974) 45-8
249. Cardascia, G. Les archives des Миг am, une famille d'hommes d'affaires
babyloniens a I'epoque perse (415-403 av. J .-С). Paris, 1951
250. Cardascia, G. cLe fief dans la Babylonie achemenide', Recueil de la Societe
Jean Bodin 1 (1958) 55—88
251. Cocquerillat, D. Palmeraies et cultures d'Eanna d'Uruk (jj6-j2o) (ADFU
8). Berlin, 1968
252. Curtis, J. 'Industrial interlude in the dark ages in Iraq', British Museum
Society Bulletin (May 1985) 12-15 (see also Iraq 47 (1985) 236-9)
253. Dandamayev, M. A. 'Die Lehensbeziehungen in Babylonien unter den
ersten Achämeniden', in Festschrift für W. Eilerscd. G. Wiessner, 35-42.
Wiesbaden, 1967
254. Dandamayev, M. A. 'State and temple in Babylonia in the first
millennium b.c.', in State and Temple Economy in the Ancient Near East, ed.
E. Lipinski (Orientalia Lovaniensia Analecta 6), 2,5 89-96. Leuven, 1979
25 5. Dandamayev, M. A. 'The Neo-Babylonian citizens', Klio 63 (1981) 45-9
256. Dandamayev, M. A. 'The Neo-Babylonian Elders', in Societies and
Languages of the Ancient Near East. Studies in Honour of I. M. Diakonoff, edd.
Μ. A. Dandamayev ei al., 38-41. Warminster, 1982
257. Dandamayev, M. A. Vavilonskie Piststy. Moscow, 1983
258. Dandamayev, M. A. 'On the fiefs in Babylonia in the early Achaemenid
period', in в 113, 57-9
259. Dandamayev, M. A. Rabstvo ν Vavilonii. Moscow, 1974. (Translated and
revised as Slavery in Babylonia from Nabopolassar to Alexander the Great
(626-331 b.c.). De Kalb, 1984)
260. Dandamayev, Μ. A. 'The Diaspora A: Babylonia in the Persian age', in
CHJud 1, 326-42. Cambridge, 1984
261. Dandamayev, M. A. 'Royal Paradeisoi in Babylonia', in Orientalia J.
Duchesne-Guillemin Emerito Ob lata (Acta Ir.: Hommages et Opera Minora
9), 114-17. Leiden, 1984

77. Месопотамия
955
202. Dougherty, R. P. Nabonidus and Belsha^ar. New Haven, 1929
263. Dubberstein, W. H. 'Comparative prices in later Babylonia (625 to 400
b.c.)', AJSL 56 (1939) 20-43
264. Eilers, W. 'Der Keilschrifttext des Kyros-Zylinders', in Festgabe deutscher
Iranisten f(ur 2joo Jahrfeier Irans ed. W. Eilers, 156-66. Stuttgart, 1971
265. Eilers, W. 'Le texte cuneiforme du cylindre de Cyrus', Acta Ir. 2 (1974)
25-34
266. Ellis, R. S. Foundation Deposits in Ancient Mesopotamia (Yale Near Eastern
Researches 2). New Haven-London, 1968
267. Eph'al, I. 'The western minorities in Babylonia in the 6th~5th centuries
b.c.: maintenance and cohesion', Or. 47 (1978) 74-90
268. Fales, F. M. (ed.) Assyrian Royal Inscriptions: New Horizons in Literary,
Ideological and Historical Analysis. Rome, 1981
269. Fales, M. Observations on the Neirab Texts', Or. Ant. 12 (1973) 131-42
270. Gadd, С. H. 'The Harran inscriptions of Nabonidus', Anat. Stud. 8(1958)
3 5—92
271. Gadd, C. J., Legrain, L. and Smith, S. Ur Excavation Texts 1: Royal
Inscriptions. London, 1928
272. Gibson, McG. The City and Area of Kish. Miami, 1972
273. Grayson, A. K. 'Chronicles and the Akitu Festival', in Actes de la 16.
rencontre assyriologique internationale, ed. A. Finet, 160-70. Ham-sur-Heure,
1970
274. Grayson, Α. К. Assyrian and Babylonian Chronicles (Texts from Cuneiform
Sources 5). Locust Valley, 1975
275. Grayson, A. K. Babylonian Historical-Literary Texts (Toronto Semitic
Texts and Studies 3). Toronto, 1975
276. Grayson, A. K. Assyrian Royal Inscriptions 11. Wiesbaden, 1976
277. Gurney, O. R. 'The Assyrian Tablets from Sultantepe', Proc. Br. Ac. 41
(1955)21-41
278. Gurney, O. R. 'The Sultantepe Tablets (continued)', Anat. Stud. 7(1957)
127—36
279. Gurney, O. R. and Finkelstein, J.J. The Sultantepe Tablets 1. London,
1957
280. Haerinck, E. 'Le palais achemenide de Babylone', Ir. Ant. 10 (1973) 108-
281. Haerinck, E. 'La neuvieme satrapie: archeologie confronte histoire?', in в
173, 139-45
282. Harmatta, J. 'The literary patterns of the Babylonian edict of Cyrus',
Acta Antiqua 19 (1971) 217-31 (='Les modeles litteraires de l'edit
babylonien de Cyrus' in Acta Ir. Ser.1.1 (1974) 29-44)
283. Harper, R. F. Assyrian and Babylonian Letters. London-Chicago, 1892-
1914
284. Hunger, H. 'Das Archiv des Nabu-usallim', Bagh. Mitt. 5 (1970) 193-304
285. Killick, R. 'Ancient Babylon's Median wall', ILN (Archaeology 3004),
77. June 1984
286. Klauber, E. Politisch-religiöse Texte aus der Sargoniden^eit. Leipzig, 1913
287. Knudtzon, J. A. Assyrische Gebete an den Sonnengott. Leipzig, 1893

956
В. Персидская держава
288. Koldewey, R. Das wiedererstehende Babylon. 4th edn. Leipzig, 1925
289. Koldewey, R. Die Königsburgen von Babylon. 1: Die Südburg (WVDOG 54).
Leipzig, 1931
290. Komorczy, G. 'Berossos and the Mesopotamia!! Literature', Act. Ant.
Hung. 21 (1973) 125-52
291. König, F. W. Handbuch der chaldischen Inschriften (AfO Bh. 8). Graz, 1955-
7
292. Kraus, F. R. 'Der Brief des Gilgamesh', Anat. Stud. 30 (1980) 109-21
293. Krückmann, O. 'Herodots Beschreibung von Babylon', in 6.
Internationaler Kongress für Archäologie, 230—3. Berlin, 1939
294. Kuhrt, A. 'Classical authors on Babylonian and Assyrian traditions', in
Mesopotamien und seine Nachbarn (2; recontre assyriologique), edd. Η.-J.
Nissen and J. Renger, 2.539—53. Berlin, 1982
295. Kuhrt, A. 'The Cyrus cylinder and Achaemenid imperial policy', JSOT
25 (1983) 83-97
296. Kuhrt, A. 'Survey of written sources available for the history of
Babylonia under the later Achaemenids', in в 173, 147—57
297. Kuhrt, A. T. L. 'Usurpation, conquest and ceremonial: from Babylon to
Persia', in Rituals of Royalty: Power and Ceremonial in Traditional Societies
(Past and Present Publications), edd. D. Cannadine and S. Price, 20-5 5.
Cambridge, 1987
298. Kuhrt, A. 'Berossos' Babyloniaka and Seleucid Rule in Babylonia', in
Hellenism in the East, edd. Α. Τ L. Kuhrt and S. M. Sherwin-White, 32-56.
London-Berkeley, 1987
299. Kuhrt, A. T. L. and Sherwin-White, S. M. 'Xerxes' destruction of
Babylonian temples', in в 174
300. Kümmel, Η. Μ. Familie, Beruf und Amt im spätbabylonischen Uruk:
Prosopographische Untersuchungen t(u Berufsgruppen des 6. Jh. v.Chr. in Uruk
(ADOG 20). Berlin, 1979
301. Lambert, W. G. The Background of Jewish Apocalyptic (Ethel Μ. Wood
Lecture). London, 1979
302. Langdon, S. Die neubabylonischen Königsinschriften. Leipzig, 1912
303. Larsen, Μ. T. Old Assyrian Caravan Procedures. Istanbul, 1967
304. Luckenbill, D. D. Ancient Records of Assyria and Babylonia 1 and 11.
Chicago, 1926—7
305. McCown, D. E. and others. Nippur 1: Temple ofEnlil, Scribal Quarter and
Soundings (OIP 78). Chicago, 1967. Nippur 11: The North Temple and
Sounding Ε (OIP 97). Chicago, 1978
306. Meauleau, M. 'Mesopotamia under Persian rule', in a 5,3 54-8 5 (= id. in
Griechen und Perser: die Mittelmeerwelt im Altertum 1, 3 30-5 5. Frankfurt am
Main, 1965)
307. Michel, E. 'Die Assur-Texte Salmanassars III. (858-824)', We. Or. 1
(1954-9) 137-57, 221-33
308. Moorey, P. R. S. Kish Excavation 1923-33. Oxford, 1978
309. North, R. 'Status of the Warka Excavations', Or. 26 (1957) 185-256
310. Oded, В. Mass Deportations and Deportees in the Neo-Assyrian Empire.
Wiesbaden, 1979

II. Месопотамия
957
311. Oelsner, J. 'Zwischen Xerxes und Alexander: babylonische
Rechtsurkunden und Wirtschaftstexte aus der späten Achämenidenzeit',
We. Or. 8 (1975-6) 310-18
312. Oelsner, J. 'Erwägungen zum Gesellschaftsaufbau Babyloniens von der
neubabylonischen bis zur achämenidischen Zeit (7.-4. Jh. v.u.Z)', AOF
4 (1976) i3J-49
313. Olmstead, A. T. History of Assyria. New York, 1923
314. Olmstead. A. T. 'Tattenai, governor of "Across the River,,,) JNES 3
(1944) 46
315. Oppenheim, A. L. The Interpretation of Dreams in the Ancient Near East
(TAPS n.s., vol. 46, Part 3). Philadelphia, 1956
316. Oppenheim, A. L. Ά new Cambyses incident', in A Survey of Persian Art
from prehistoric times to the present xv, ed. J. Gluck, 3497-3502. Tokyo-
London-New York-Tehran, 1974
317. Oppenheim, A. L. 'The Babylonian evidence of Achaemenian rule in
Mesopotamia', in CHIran 11, 529-87. Cambridge, 1985
318. Parker, R. A. and Dubberstein, W. H. Babylonian Chronology 626 B.C.-
A.D. γ j. Providence, 1956
319. Parpola, S. Letters from Assyrian scholars to the kings Esarhaddon and
Assurbanipal. Part 1: Texts. Neukirchen-Vluyη, 1970
320. Parpola, S. Neo-Assyrian Toponyms. Neukirchen-Vluyn, 1970
321. Pinches, T. G. and Strassmaier, J.N. Late Babylonian Astronomical and
Related Texts, prepared by A.J. Sachs. Providence, 1955
322. Postgate, J.N. Taxation and Conscription in the Assyrian Empire (Studia
Pohl: Series Major 3). Rome, 1974
323. Postgate, J. N. 'The place oisaknu in Assyrian government', Anat. Stud.
30 (1980) 67-76
324. Ravn, O.E. Herodotus' Description of Babylon. Copenhagen, 1942
325. Renger, J. 'Notes on the goldsmiths, jewellers and carpenters of the Neo-
Babylonian Eanna', JAOS 91 (1971) 494-503
326. Sachs, A. J. Ά classification of the Babylonian Astronomical Tablets of
the Seleucid Period', JCS 2 (1948) 271-90
327. Sachs, A. J.'Achaemenid royal names in Babylonian astronomical texts',
A J AH 2 (1977) 144-7
328. Sancisi-Weerdenburg, H. 'Exit Atossa: images of women in Greek
historiography on Persia', in Images of Women in Antiquity, edd. A.
Cameron and A. Kuhrt, 20-33. London-Canberra, 1983
3 29. San Nicolo, M. 'Einiges aus den neubabylonischen Rechtsurkunden', SZ
49/Röm. Abt. (1929) 24-54
330. San Nicolo, M. 'Parerga Babylonica XIII: Zur Chronologie des Bel-
simanni und Samas-eriba', Ar. Or. 6 (1934) 335-8
331. San Nicolo, M. Beiträge %u einer Prosopographie der neubabylonischen Beamten
der Zivil- und Tempelverwaltung (SBAW 1941, 11.2). Munich, 1941
332. San Nicolo, M. 'Zur Verproviantierung des kgl. Hoflagers in Abanu
durch den Eanna-tempel in Uruk', Ar. Or. 17.2 (1949) 323-30
333. San Nicolo, M. Babylonische Rechtsurkunden des ausgehenden 8. und γ. Jht. v.
Chr., 1. Hälfte (Nr. 1-86) (ABAW Ph.-hist. Kl. n.f. 34), Munich, 1951

958
В. Персидская держава
334· Schnabel, Р. Berossos und die babylonisch-hellenistische Literatur. Leipzig,
1923
335. Seidl, U. Έϊη Relief Dareiosl. in Babylonien', AMIn.i. 9(1976) 125-30
336. Shea, W. 'An unrecognized vassal-king of Babylon in the early
Achaemenid Period', AUSS 9 (1971) 51-67, 99-128; 10 (1972) 88-117,
147-78
337. Smith, S. Babylonian Historical Texts relating to the Capture and Downfall of
Babylon. London, 1924
338. Smith, S. Isaiah XL-LV: Literary Criticism and History (Schweich
Lectures). London, 1944
339. von Soden, W. Akkadisches Handwörterbuch. Wiesbaden, 1959-81
340. von Soden, W. Grundriss der akkadischen Grammatik (An. Or. 33/47).
Rome, 1969
341. von Soden, W. 'Kyros und Nabonid. Propaganda und
Gegenpropaganda', in в 113, 61-8
342. Stolper, Μ. W. Management and politics in later Achaemenid Babylonia; new
texts from the Muram archive (Diss. Ann Arbor. \&ίδ\ = Entrepreneurs and
Empire: the Murasu Archive, the Murasu Firm, and Persian Rule in Babylonia.
Leiden, 1985
343. Stolper, M. W. 'Three Iranian loan words in Late Babylonian texts' (Uit-
gaven van het Nederlands Instituut te Istanbul 54), in Mountains and
Lowlands^ edd. L. D. Levine and Т. C. Young, Jr, 251-66. Malibu, 1977
344. Strassmaier, J. N. 'Zur Chronologie der Seleuciden', ZA 8 (ι 893) юб-i з
345· Strommenger, Ε. Gefässe aus Uruk von der neubabylonischen Zeit bis %u den
Sasaniden (ADFU 7). Berlin, 1967
346. Tadmor, H. 'The inscriptions of Nabunaid: historical arrangement', in
Studies in Honor of Benno Landsberger on his Seventy-Fifth Birthday', edd. Η. G.
Güterbock and Т. Jacobsen, 351—63. Chicago, 1965
347. Unger, E. Babylon die heilige Stadt. Berlin, 1931
348. Ungnad, A. Glossar %u den neubabylonischen Rechts- und Verwaltungsurkunden.
Leipzig, 1937
349. Ungnad, A. 'Das Haus Egibi', AfO 14 (1941-4) 57-64
350. van Driel, G. 'Continuity or decay in the late Achaemenid period:
evidence from Southern Mesopotamia', in в 173, 159-81
3 51. von Voigtlander, E.N. A Survey of Neo-BabyIonian History. Diss. Ann
Arbor, 1963
352. Walker, C. B. F. Ά recently identified fragment of the Cyrus Cylinder',
Iran 10 (1972) 158-9
353. Waterman, L. Royal correspondence of the Assyrian empire. Ann Arbor, 1930
354. Weidner, E. F. 'Joachin, König von Juda, in babylonischen
Keilschrifttexten', in Melanges offerts a Monsieur Rene Dussaud 11 923-35.
Paris, 1939
355. Weingort, S. Das Haus Egibi in neubabylonischen Rechtsurkünden. Diss.
Berlin, 1939
356. Weissbach, F. Η. 'Zur neubabylonischen Chronologie', Stud. Or. ι
(i925), 359~69
357. Wetzel, F. 'Babylon zur Zeit Herodots', ZA n.f. 14 (1944) 45-68

//. Месопотамия
959
35 8. Wetzel, F. and others. Das Babylon der Spätreif (WVDOG 62). Berlin,
1957
359. Wiseman, D. J. Chronicles of Chaldaean Kings (626-)j6 B.C.) in the British
Museum. London, 1956
360. Wiseman, D. J. 'The vassal treaties of Esarhaddon', Iraq 20 (195 8) 1-99
361. Wiseman, D.J. Ά Late Babylonian Tribute List?', BSOAS 30 (1967)
495-504
362. Wiseman, D.J. Review of в 275, BSOAS 40 (1977) 373-5
363. Wiseman, D.J. Nebuchadrezzar and Babylon (The Seh weich Lectures
1983). Oxford, 1985
364. Woolley, L. Ur Excavations IX: The Neo-Babylonian and Persian Periods.
London, 1962
365. Zadok, R. Iranians and individuals bearing Iranian names in
Achaemenian Babylonia', IOS 7 (1977) 89-138
366. Zadok, R. 'The Nippur region during the Late Assyrian, Chaldaean and
Achaemenian periods, chiefly according to written sources', IOS 8 (1978)
266-332
367. Zadok, R. 'New documents from the Chaldean and Achaemenian
periods', Orient alia Eovaniensia Periodica 15 (1984) 65-75
368. Zadok, R. Geographical Names according to New and bate Babylonian Texts
(TAVO, Reihe в, 8). Wiesbaden, 1985
369. Zettler, R. L. 'On the chronological range of Neo-Babylonian and Old
Persian Seals', JNES 38 (1979) 257-70
(b) Документальные тексты, относящиеся к периоду,
рассматриваемому в главе За
370. Ball, C.J. Ά Babylonian deed of sale', PBS A 14 (1892) i66ff and
preceding 143
371. Barton, G. A. 'Some contracts of the Persian Period from the KH2
collection of the University of Pennsylvania', AJSL 16 (1899/1900) 65 fr
372. Bezold, С 'Mitteilungen aus Wien', ZA 1 (1886) 44if
373· Biggs> R· D. 'The Tablets' in McCown, D. E. and others. Nippur II: the
North Temple and Sounding Ε (OIP 47), 74-5. Chicago, 1978
374. Bohl, F. Μ. Т. de Liagre. 'Een schuldvordering uit de regeering van
Darius I met een Arameesch bijschrift (492 v.Chr.)', Symbolae ad ius et
historiam antiquitatis pertinentes Julio Christiano van Oven dedicatae, 62fF.
Leiden, 1946
375. Bohl, F. M. T. de Liagre. 'Die babylonischen Prätendenten zur Zeit des
Xerxes' Bi. Or 19 (1962) 110-14
376. Boissier, A. 'Notes assyriologiques 1: Extrait de la chronique locale
d'Uruk', RA 23 (1926) 13fr
377. Clay, А. Т. Legal and Commercial Transactions, dated in the Assyrian, Neo-
Babylonian and Persian Periods, chiefly from Nippur (BE 8/1). Philadelphia,
1908
378. Clay, A. T. Babylonian Business Transactions of the First Millennium ВС
(BRM 1). New York, 1912

960
В. Персидская держава
379· Clay, А. Т. Miscellaneous Inscriptions in the Yale Babylonian Collection (YOS
i). New Haven, 1915
3 80. Clay, A. T. Neo-BabyIonian betters from Erech (YOS 3). New Haven, 1919
381. Contenau, G. Textes Cuneiformes de Louvre, xn and хш: Contrats
neobabyloniens 1 and 11 (1927/1929) (XII, 22-23 are datable to
Nebuchadrezzar III and IV) cf. Moore, E. Neo-Baby Ionian Business and Administrative
Documents with Transliteration, Translation and Notes. Ann Arbor, 1935
382. Dalley, S. A Catalogue of the Akkadian Cuneiform Tablets in the Collection of
the Royal Scottish Museum, Edinburgh, with Copies of the Texts, Edinburgh
(Royal Scottish Museum Information Series: Art and Archaeology, 2),
no. 71—6. August, 1979
383. Dalley, S. The cuneiform tablet from Tell Tawilan', Levant 16 (1984) 19-
22
384. de Clerq, L. and Menant, J. Collection de Clerq, catalogue methodique et
raisonne11: cachets, briques, bronzes, bas-reliefs (plate d). Paris, 1890-1903
385. Deimel, A. Or. 5 (1930) 45ГТ
386. Dhorme, P. 'Tablettes de Nerab', ΚΑ 25 (1928) 5 5fT(for the dating cf. в
269)
387. Dougherty, R. P. Goucher College Cuneiform Inscriptions vol. 11: Archives
from Erech. Neo-Baby Ionian and Persian Periods. New Haven, 1933
388. Durand, J.-Μ. Textes Babyloniens d'epoque recente (Recherches sur les
grandes civilisations, Etudes Assyriologiques cahier no. 6). Paris, 1982
Cf. Joannes, F. Textes economiquesde la Babylonie recente (Etude des textes de
TBER cahier no. 6) (Recherches sur les grandes civilisations, Etudes
Assyriologiques cahier no. 5). Paris, 1982
389. Eilers, W. Iranische Beamtennamen in der keilschriftlichen Überlieferung: Teil 1
(Abhandlungen für die Kunde des Morgenlands 2 5 /v), 5 6-7,107-8 (only
possibly datable to Darius I). Leipzig, 1940
390. Evetts, B. T. A. Inscriptions of the Reigns of Evil-Merodach, Neriglissar, and
Laborosoarchod(Babylonische Texte πι Heft 6в), appendix. Leipzig, 1892
391. Figulla, Η. H. Ur Excavation Texts volume iv: Business Documents of the
Neo-Baby Ionian Periods. London, 1949
392. Figulla, H. H. 'Lawsuit concerning a sacrilegious theft at Erech', Iraq 13
(1951) 95fr
393. Figulla, H. H. Catalogue of the Babylonian Tablets in the British Museum 1
(unpub. texts: ? 13298, 1350-51, 15120). London, 1961
394. Frey dank, H. 'Zwei spätbabylonische Urkunden im Prager
Keilschriftseminar', Ar. Or. 33 (1965) 19-26
395. Frey dank, H. Spätbabylonische Wirtschaftstexte aus Uruk. Berlin, 1971
396. Giovinazzo, G. 'La "ceremonia della vestizione" (lubustu) nei testi
achemenidi datati al regno di Ciro', Annali del Istituto Universitario
Orientale 41 (1981) 527-59
397. Giovinazzo, G. '28 testi economici della Mesopotamia datati al regno di
Ciro', Annali del Istituto Universitario Orientale 43 (1983) 533-89
398. Goetze, A. 'Additions to Parker and Dubberstein's Babylonian
chronology', J N ES 3 (1944) 38~42 (list of unpublished Yale texts only)

П. Месопотамия
961
399» Gordon, С. Η. Smith College Tablets, no Cuneiform Texts, Selected from the
College Collection. Northampton, Mass., 1952
400. Graziani, S. Ί testi mesopotamici achemenidi del regno di Ciro contenuti
in BE viii', Annali del Istiiuto Universitäre Orientale 43 (1983) ι—31
4o ι. Grotefend, G. F. 'Urkunden in babylonischer Keilschrift: erster Beitrag',
ZKM I (1837) 212ГТ.
402. Grotefend, G. F. 'Urkunden in babylonischer Keilschrift: zweiter
Beitrag', ZKM 2 (1839) 177ГТ
403. Hecker, K. Die Keilschrifttexte der Universitätsbibliothek dessen, unter
Benutzung nachgelassener Vorarbeiten von Julius Leuy, herausgegeben und
bearbeitet (Berichte und Arbeiten aus der Universitätsbibliothek Giessen
9), no. 51. Giessen, 1966
404. Holt, I. L. 'Tablets from the R. Campbell Thompson collection in
Haskell Oriental Museum, the University of Chicago', AJSL· 27 (1910/
11) 193fr (some of these may be fakes cf. E. Leichty, Expedition 12/111,
I7ff)
405. Jacobsen, T. Cuneiform Texts in the National Museum of Copenhagen, chiefly
of Economical Content\ 72-3. Leiden, 1939
406. Jakob-Rost, L. and Freydank, Η. Spätbabylonische Rechtsurkunden und
Wirtschaftstexte aus Uruk. (VAS n.f. iv. Heft 20). Berlin, 1978
407. Keiser, C. E. Letters and Contracts from Er eck written in the Neo-Baby Ionian
Period. (BIN 1). New Haven, 1917
408. Keiser, С Ε. and Nies, J. В. Historical, Religious and Economic Texts and
Antiquities (BIN 2). New Haven, 1920
409. Kervran, M., Stronach, D., Vallat, F., and Yoyotte, J. 'Une statue de
Darius decouverte a Suse', JA 260 (1972) 235-66 especially p. 256
410. Kessler, K.-H. 'Duplikate und Fragmente aus Uruk, Teil 11', Bagh. Mitt.
15 (1984) 261—72
411. Knopf, CS. 'Items of interest from miscellaneous Neo-Babylonian
documents', Bulletin of the Southern Californian Academy of Sciences 32/11
(1933) 41-76
412. Krecher, J. 'Ein spätbabylonischer Verpflichtungsschein', ZA 61 (ι971)
255ff
413· Krückmann, О. Neubabylonische Rechts- und Verwaltungstexte (Texte und
Materialien der Frau Professor Hilprecht Collection of Babylonian
Antiquities im Eigentum der Universität Jena 2/3). Leipzig, 1933
414. Langdon, S. Excavations at Kish, the Herbert Weld (for the University of
Oxford) and Field Museum of Natural History (Chicago) expedition to
Mesopotamia in (Watelin and Langdon). Paris (t. in, xvi), 1930
415. Le Gac, Y. 'Textes babyloniens de la collection Lykhlama a Cannes',
Babyloniaca 3 (1910) 3 з£ (ι-ιι)
416. Legrain, L. 'Collection Luis Cugnin, textes cuneiformes. Catalogue,
transcription et traduction', RA 10 (1913) 4iff
417. Lutz, Η. F. Neo-Babylonian administrative documents from Erech, Parts 1 and
и (UCP 9/1), n, 37-9. Berkeley, 1927
418. Lutz, H. F. An Uruk document of the time of Cambyses (UCP io/vni).
Berkeley, 1937

962
В. Персидская держава
419· Mauer, G. 'Die Tontafeln des Römisch-Germanischen Zentralmuseums
Mainz', Bagh. Mitt. 16 (1985) 211-20, nos. 8-10
420. McEwan, G. J.P. Eate Babylonian Tablets in the Royal Ontario Museum
Toronto (ROM CT 2). Toronto, 1982
421. McEwan, G. J. P. L·ate Babylonian Texts in the Ashmolean Museum (OECT
10). Oxford, 1984
422. Mendelsohn, I. Catalogue of the Babylonian tablets in the libraries of Columbia
University (358). New York, 1943
42 3. Moore, E. Neo-Baby Ionian Documents in the University of Michigan Collection.
Ann Arbor, 1939
424. Oberhuber, K. Innsbrucker Keilschrifttexte: ein Tonnagelfragment der Ur III-
Periode aus Eridu. Wirtschaftsurkunden der Achämeniden^eit aus Uruk
(Innsbrucker Beiträge zur Kulturwissenschaft, Sonderheft 4).
Innsbruck, 1956
425. Oberhuber, K. Sumerische und akkadische Keilschriftdenkmäler des
archäologischen Museums %u Floren^ (162, 164, 165). Innsbruck, 1958/60
426. Oelsner, J. 'Eine Urkunde des Egibi-Archivs über Vermietung eines
Sklaven', AOF 12 (1985) 365-7
427. Oppert, J. and Menant, J. Documentsjuridiques de l'Assyrie et de la Chaldee
(266, 268, 340). Paris, 1877
428. Peiser, F. E. Babylonische Verträge des Berliner Museums (95—120). Berlin,
1890
429. Peiser, F. E. and Kohler, H. Aus dem babylonischen Rechtsleben i-iv (1 9f; n
3 5 f, 36f, 6if, iv 5 7f, 69t). Leipzig, 1890-98
429A. Peters, C. A. 'Cuneiform tablets in the collection of the Manitoba
Museum of Man and Nature', Annual Review of the Royal Inscriptions of
Mesopotamia Project 4 (1986) 1—26 (nos. 53-4, pp. 16-17, 25-6)
430. Pinches, T. G. Ά fragment of a Babylonian tithe-list', BOR 1 (1886-7)
76fT
431. Pinches, T. G. Ά Babylonian dower contract', BOR 2 (1887-8) iff
432. Pinches, Τ. G. Inscribed Babylonian Tablets in the possession of Sir Henry Peek,
Bart. (6-9, 12, 16, 19-21). London, 1888
433. Pinches, T. G. CT 2 (2). London, 1896
434. Pinches, T. G. CT 4 (25, 27, 36, 45, 47, 48), London, 1898
435. Pinches, T. G. 'Two late tablets of historical interest', PSBA 38 (1916),
29ГТ
436. Pinches, T. G. CT 44: Miscellaneous texts (73-5). London, 1963
437. Pinches, T. G. (prepared for publication by I. L. Finkel). Cuneiform Texts
from Babylonian Tablets in the British Museum. Parts 55-57: Neo-Baby Ionian
and Achaemenid Economic Texts. London, 1982; for a review and a list of
dated texts, cf. Frame, G., 'Neo-Babylonian and Achaemenid Economic
Texts from the Sippar Collection of the British Museum', JAOS 104
(i985) 745-52
438. Pohl, P.A. Neubabylonische Rechtsurkunden aus den Berliner Staatlichen
Museen (An. Or. 8, 2 Hefte). Rome, 1933
439. Revillout E. and V. 'L'antichrese non-immobiliere dans l'Egypte et dans
la Chaldee', PSBA 9 (1887) 179

IL Месопотамия
963
440. Revillout, Ε. and V. £Un nouveau nom royal', Ρ SB A 9 (1887) 234, 2 37fr
441. Revillout, E. and V. 'Les depots et les confiements en droit egyptien et en
droit babylonien', PSBA 9 (1887) 289
442. Revillout, E. and V. Ά contract of apprenticeship from Sippara', BOR 1
(1887/8) 119
443. Sayce, A. H. 'Some unpublished con tract-tablets', BOR 4 (1889/90) 5 ff
444. Sayce, A. H. CA Babylonian contract-tablet belonging to the Imperial
Academy of Sciences at St. Petersburg', Ζ A 5 (1890) 276fr
445. Scheil, V. J. 'Le Gobryas de la Cyropedie et les textes cuneiformes', RA
и (1914) 165fr
446. Scheil, V.J. 'Contractant et temoin a la fois(?)', RA 26 (1929) 17fr"
447. Schroeder, О. 'Aus den keilschriftlichen Sammlungen des Berliner
Museums', ZA 32 (1918/19) 7fT
448. Stevenson, J. H. Assyrian and Babylonian Contracts with Aramaic Reference
Notes, 34-6, 38, 39. New York, 1902
449. Stigers, H. G. 'Neo- and late Babylonian business documents from the
John Frederick Lewis Collection', JCS 28 (1976) 3-59
450. Stolper, M. W. 'The Neo-Babylonian text from the Persepolis
fortification', JNES 43 (1984) 299-310
451. Strassmaier, J. N. Die babylonischen Inschriften im Museum zu
Liverpool nebst anderen aus der Zeit von Nebukadnezzar bis Darius', Actes du
sixieme congres international des Orientalistes tenu en 1883 а Leide. Leiden,
1884/5
452. Strassmaier, J.N. 'Arsaciden-Inschriften', ZA 3 (1888) i4of and 157^
no. 16
453. Strassmaier, J. N. (under name of Ε. Α. W. Budge) 'On some recently
acquired Babylonian tablets', ZA 3 (1888) 214fr and 223fr
454. Strassmaier, J.N. 'Inschriften von Nabopolassar und Smerdis', ZA 4
(1889) 123fr
45 5. Strassmaier, J. N. Inschriften von Nabuchodonosor, König von Babylon (604-
j6i v. Chr.) (Babylonische Texte Hefte 5-6) (nos. 1,3-5, 8-10,17,18 to be
dated to Nebuchadrezzar III/IV). Leipzig, 1889
456. Strassmaier, J. N. Inschriften von Cyrus, König von Babylon (jj8-j2? v. Chr.)
(Babylonische Texte 7). Leipzig, 1890
457. Strassmaier, J. N. Inschriften von Cambyses, König von Babylon (J29-J21 v.
Chr.) (Babylonische Texte 8-9). Leipzig, 1890
458. Strassmaier, J.N. 'Einige kleinere babylonische Keilschrifttexte aus dem
Britischen Museum', Actes du huitieme congres international des Orientalistes
tenu en 1889 ä Stockholm et ä Christiania. Deuxieme partie, section ib (nos.
16-22). Leiden, 1892/3
459. Strassmaier, J.N. Inschriften von Darius, König von Babylon (j21-48) v. Chr.)
(Babylonische Texte 10-12). Leipzig, 1897
460. Thompson, R. Campbell. CT 22 (cf. E. Ebeling, Neubabylonische Briefe
(ABAW n.f. Heft 30). Munich, 1949). London, 1906
461. Thompson, R. Campbell. A Catalogue of the hate Babylonian Tablets in the
Bodleian Library, Oxford. London, 1927

964
В. Персидская держава
фг. Tite, Lady. 'Babylonian contract tablets presented to the Society of
Biblical Archaeology, 6th April, 1875 by Lady Tite', Τ SB A 4 (1875) 256
and plate
46 3. Tremayne, A. Records from Erech, time of Cyrus and Cambyses (jß8—j2i ВС)
(YOS 7). New Haven, 1925
464. Ungnad, A. Vorderasiatische Schriftdenkmäler der königlichen Museen %u
Berlin iii-vi. Leipzig, 1907/8. (Cf. Ungnad, A. and San Nicolo, M.,
Neubabylonische Rechts- und Verwaltungsurkunden übersetzt und erläutert B^nd
1: Rechts- und Wirtschaftsurkunden der Berliner Museen aus vorhellenistischer
Zeit. Leipzig, 1929-35; and Ungnad, A. Glossar (Beiheft zu Band 1).
Leipzig, 1937)
465. Ungnad, A. 'Neubabylonische Privaturkunden aus der Sammlung
Amherst', AfO 19 (i960) 74fr
466. de Vogüe, С. J. Μ. Corpus Inscriptionum Semiticarum ab Academia
Inscriptionum et ЪШегагит Humaniorum conditum atque digestum, Pars
secunda, inscriptiones aramaicas continens, Tomus 1 ( = CIS 2/I), nos. 64-71.
Paris, 1889
467. Walker, С. В. F. CT ji: Miscellaneous texts (nos. 46-59). London, 1972
468. Walker, С. В. F. 'Cuneiform tablets in the County Museum and Art
Gallery, Truro, Cornwall', AfO 24 (1973) 122-7 (nos. 16 and 17)
468A. Walker, С. В. F. and Kramer, S. N. 'Cuneiform tablets in the collection of
Lord Binning', Iraq 44 (1982) 84-6 (nos. 5 and 6)
468B. Weisberg, D. B. Guild Structure and Political Allegiance in Early Achaemenid
Babylonia (YNER 1). New Haven, 1967
468c. Weisberg, D. В. Texts from the Time of Nebuchadnezzar (YOS 17). New
Haven—London, 1980
468D. Weissbach, F. Η. Babylonische Mis^ellen, 48f, N0. xvi. Leipzig, 1903
469. Wilhelm, G. 'La premiere tablette cuneiforme trouvee а Туг', Bulletin du
Musee de Beyrouth 26 (1973) 35-9
469A. Winckler, H. and Strassmaier, J.N. 'Einige neuveröffentlichte Texte
Hammurabis, Nabopolassars und Nebukadnezars', ZA 2 (1887) n8ff,
163ft" (nos. 214, 375, 57, 135)
Selected Translations (see also в 396, в 397> в 4°°)
469В. Ebeling, Ε. Neubabylonische Briefe aus Uruk. Berlin, 1930-4. (Mainly YOS
3)
469c. Kohler, H. and Ungnad, A. Hundert ausgewählte Rechtsurkunden aus der
Spätreif des babylonischen Sehr if turns von Xerxes bis Mithridates II (^Sj-pj).
Leipzig, 1911
469D. San Nicolo, M. and Petschow, H. Babylonische Rechtsurkünden aus dem 6.
Jahrhundert v. Chr. (ABAW n.f. 51). Munich, i960
III. Сирия—Палестина
470. Alt, Α. 'Die Rolle Samarias bei der Entstehung des Judentums', Kleine
Schriften %ur Geschichte des Volkes Israel 11, 316-37. Munich, 1953
471. Alt. A. 'Judas Nachbarn zur Zeit Nehemias', Kleine Schriften %ur Geschichte
des Volkes Israel 11, 338-45. Munich, 1953

III. Сирия-Палестина
965
472. Avigad, N. Bullae and Seals from a Post-Exilic Judaean Archive (Qedem 4).
Jerusalem, 1976
473. Avi-Yonah, M. The Holy hand from the Persian to the Arab Conquests (jß6
B.C. to A.D. 640). Grand Rapids, Mich., 1966
474. Barag, D. 'The effects of the Tennes Rebellion on Palestine', BASOR 183
(1966) 6-12
475. Barag, D. Ά silver coin of Yohanan the High Priest', Bi. Ar. 48 (1985)
166—9
476. Betlyon, J.W. The Coinage and Mints of Phoenicia, The Ρ re-Alexandrine
Period. Chico, Ca, 1980
477. Bickerman, E. J. 'The Edict of Cyrus in Ezra', in Studies in Jewish and
Christian History 1, 72—108. Leiden, 1976
478. Bickerman, E.J. Έη marge de l'Ecriture, 11. La seconde annee de
Darius', RB 88 (1981) 23-8
479. Cawkwell, G. L. 'Sordi's redating of the Persian Conquest of Egypt', CQ
n.s. 13 (1963) 136-8
480. Cross, F. M., Jr. 'Papyri of the fourth century b.c. from Daliyeh', in New
Directions in Biblical Archaeology, edd. D. N. Freedman and J. C.
Greenfield, 45-69. Garden City, NY, 1969
481. Cross, F. M.' A reconstruction of the Judean restoration', JBL 94 (197 5)
4-18
482. Demsky, A. 'Pelekh in Nehemiah 3', IE] 33 (1983) 242-4
483. Ephcal, I. The Ancient Arabs: Nomads on the Borders of the Fertile Crescent
pth-jth Centuries B.C. Leiden—Jerusalem, 1982
484. Galling, K. 'Syrien in der Politik der Achaemeniden bis zum Aufstand
des Megabyzos 448 v. Chr.', Der alte Orient 36.3/4 (1937) 5-51
48 5. Galling, К. 'Eschmunazar und der Herr der Könige', ZDP V 79 (1963)
140-51
486. Galling, К. Studien %ur Geschichte Israels im persischen Zeitalter. Tübingen,
1964
486A. Greenfield, J. С 'Studies in Aramaic lexicography ι', JAOS 82 (1962)
290-9
48 7. Heichelheim, F. Μ. 'Ezra's Palestine and Periclean Athens', Zeitschrift für
Religions- und Geistgeschichte 3 (1951) 251-3
487Α. Jausen and Savignac, RR. PP. Mission archeologique en Arable 11. Paris, 1914
488. Katzenstein, Η. J. 'Tyre in the early Persian period', Bi. Ar. 49 (Winter,
Ϊ979) 23~34
489. Kochman, M. '"Yehuda medinta" in the light of the seal impressions
Yhud phw", Cathedra 24 (1982) 3-30 (Hebrew)
490. Leuze, O. Die Satrapieneinteilung in Syrien und im Zweistromlande von J20-320.
Halle (Saale) 1935 { — Schriften der Königsberger Gelehrten Gesellschaft}
Geisteswissenschaftliche Klasse 11, 157-476)
491. Lewy, J. 'Studies in the historic geography of the ancient Near East', Or.
21 (1952) 1-12, 265-92, 393-425
492. Mazar, B. 'The Tobiads', IE] 7 (1957) 137-45, 229-38
493. Meshorer, Y. 'Means of payment prior to coinage and the first coinage',
Qadmoniot 9 (1976) 51-60 (Hebrew)

966
В. Персидская держава
494· Meshorer, Υ. Ancient Jewish Coinage. New York, 1982
495. Millard, A. R. and Bordreuil, P. Ά statue from Syria with Assyrian and
Aramaic Inscriptions', Bi. Ar. 45 (1982) 135-41
496. Moorey, P. R. S. 'Iranian troops at Deve Hüyük', Levant 7 (1975) 108-17
497. Moorey, P. R. S. Cemeteries of the First Millennium B.C. at Deve Hüyük.
Oxford, 1980
498. Morgenstern, J. 'Jerusalem - 485 b.c.', HUCA 27 (1956) 101-80; 28
(1957) 15-47; 31 (*96°) I_29
499. Mullen, E. Т., Jr. Ά new royal Sidonian inscription', BASOR 216 (1974)
25-30
500. Myres, J.L. 'Persia, Greece and Israel', Palestine Exploration Quarterly
1953, 8-22
501. Naveh, J. The Development of the Aramaic Script. Jerusalem, 1970
502. Naveh, J. 'The Aramaic ostraca', in Beer-Sheba v. Excavations at TelBeer-
sheba 1, 1969-19J1 Seasons, ed. Y. Aharoni, 79-82. Tel Aviv, 1973
503. Naveh, J. 'The Aramaic ostraca from Tel Beer-sheba (Seasons 1971-
1976)', Tel Aviv 6 (1979) 182-98
504. Naveh, J. 'The Aramaic ostraca from Tel Arad', in AradInscriptions, ed.
Y. Aharoni, 153-76. Jerusalem, 1981
505. Noldeke, Th. ' Άσσύριος, Σύριος, Σύρος', Hermes 5 (1871) 443-68
506. Rainey, A. F. 'The satrapy "Beyond the River"', Australian Journal of
Biblical Archaeology 1 (1969) 51-78
507. Shalit, Α. 'Κοίλη Συρία from the mid-fourth century to the beginning of
the third century b.c.', in Studies in Classics and Jewish Hellenism ed. R.
Koebner (Scripta Hierosolymitana 1), 64-77. Jerusalem, 1954
508. Smith, M. 'Palestinian Judaism in the Persian period', in A5, 386-401
(= id. in Griechen und Perser: die Mittelmeerwelt im Altertum 1. Frankfurt am
Main, 1965)
509. Stern, E. 'Archaeological aspects of the history of the coastal regions of
Palestine during the fourth century b.c.e.', in Bible and Jewish History (J.
Liver Memorial Volume, ed. B. Uffenheimer), 207-21. Tel Aviv, 1971
(Hebrew)
510. S tern, Ε. Material Culture of the Land of the Bible in the Persian Period jj 8-332
B.C. Warminster, 1982
511. Stern, M. Greek and Latin Authors on Jews and Judaism 1-111. Jerusalem,
1976-84
512. Stolper, M. W. 'BElsunu the satrap', in Language, Literature and History:
Philological and Historical Studies presented to Erica Keiner, ed. F. Rochberg-
Halton, 389—402. New Haven, 1987
513. Tadmor, И. (ed.) The Restoration - The Persian Period. Jerusalem, 1983
(Hebrew)
514. Widengren, G. 'The Persian Period: C. Non-Jewish Sources', in Israelite
and Jewish History, edd. J. Η. Hayes and J. Maxwell Miller, 495-9.
London, 1977

IV. Центральная Азия
967
IV. Центральная Азия
Adykov, К. A. and Masson, V. Μ. Iz. ANTSSR, SON (Tashkent) 1960, 2
Akishev, K. A. Kurgan Issyk. Moscow, 1978
Akishev, K. A. and Kushaev, G. A. Drevnyaya kul'tura Sakev i Usuneidoliny
r.Ili. Alma Ata, 1963
Akishev, K. A. et al. Arkheologicheskie issledovaniya ν Kav^akhstane (review
in East and West 1976, 253-7). Alma Ata, 1973
Allchin, R. (ed.) The Archaeology of Afghanistan. London, 1978
Altheim, F. and Stiehl, R. Geschichte Mittelasiens im Altertum. Berlin, 1970
Andrianov, B. V. Drevnie orositel'nye sistemy Priaralja. Moscow, 1969
Askarov, A.A. 'Raskopki Pshaktepa na yuge Uzbekistana', IMKU 17
(1982) 30-41
Askarov, A. and Al'baum, L. I. Poselenie Kuchuktepa. Tashkent, 1979
Azarpay, G. 'Sassanian and Sogdian artistic patterns: a comparative
study', in в 549, 323~~8
Azarpay, G. 'Some Classical and near Eastern motifs in the art of
Pazyryk', Art. A. zi (1959) 31 згТ
Barnett, R. D. 'The art of Bactria and the treasure of the Oxus', Ir. Ant. 8
(1968) 34-53
Belenitsky, A. Central Asia (Coll. Archeologia Mundi). London, 1968
Belyaeva, T. V. In Istoria i arkeologiya srednei A%ii, 41-8. Askhabad, 1978
Benveniste, E. £La ville de Cyreschata', JA 234 (1943-5) 163-6
Bernard, P. 'Un probleme de toponymie antique dans l'Asie centrale: les
noms anciens de Qandahar', Stud. Ir. 3 (1974) 171-85
Bernard, P. Fouilles d'Ai' Khanoum iv. Les monnaies hors tresors. Questions
d'histoire greco-bactrienne. Paris, 1985
Bernard, P. and Francfort, Η.-P. Etudes degeographie historique sur laplaine
d'Ai'Khanoum. Paris, 1978
Bernshtam, A. N. Istoriko-arkheologicheskie ocherki centralnogo Tyan -Shanya
г Pamiro-Alaya (MIA 26). Moscow-Leningrad, 1952
Bokovenko, N. A. 'Bronzovye kotli epokhi rannikh kochevnikov ν
aziatskikh stepyakh', in в 629, 42-52
Bongard-Levin, G. M. and Grantovskii, E.A. De la Scythie ä I'lnde.
Enigmes de l'histoire des anciens Aryens. Paris, 1981
Boyce, M. 'Some remarks on the transmission of the Kayanian heroic
cycle', in Serta Cantabrigiensia, 1, no. 1, Wiesbaden, 1954
Briant, P. L'Asie centrale et les royaumesproche-orientaux du premier millenaire
(c. VHIe-IVe^siecles avant notre ere). Paris, 1984
Buryakov, Yu.F. (ed.) К istoricheskoi topografii drevnego i srednevekovogo
Samarkanda. Tashkent, 1981
Calkin, V. I. Drevnee Zhivotnovodstvopiemen vostochnoi Evropy i Srednei A%ii
(MIA 135). Moscow, 1966
Casal, J.M. Fouilles de Mundigak. Paris, 1961
Cattenat, A. and Gardin J.-C. 'Diffusion comparee de quelques genres de
poterie caracteristiques de Tepoque achemenide sur le plateau iranien et
en Asie centrale', in в 549, 225—48

968
В. Персидская держава
542. Christensen, A. Les Kayanides. Copenhagen, 1932
543· Cleuziou, S. 'Les pointes de fleche "scythiques" au proche et au moyen
orient', in в 549, 187—99
544. Dales, G. New Excavations at Nad-i Ali (Sorkh Dagh), Afghanistan
(Research Monograph 16). Berkeley, 1977
545. Dalton, О. M. The Treasure of the Oxus. 2nd edn. London, 1926 (reprinted
1964)
546. Dandamayev, M. A. 'Pokhod Dariya protiv skifskogo plemeni
tigrakhauda', KSIA 61 (1963) 180-3
547. Dandamayev, M. A. 'Data of the Babylonian documents from the 6th to
the 5 th cent, on the Sakas', in Prolegomena to the Sources on the History ofPre-
Islamic Central Asia, ed. J. Harmatta, 95-109. Budapest, 1979
548. David, Th. 'La position de la femme en Asie centrale', Dialogues d'histoire
ancienne 2 (1970) 129—62
5 49. Deshayes, J. (ed.) be Plateau iranien et Г Asie centrale des origines a la conquete
islamique (Colloque CNRS). Paris, 1977
550. Dumezil, G. Кот ans de Scythie et d'alentour. Paris, 1978
551. D'yakonov, I. M. 'Arkheologicheskie raboty ν nizhnem techenii reki
Kafirmigana (Kobadian) (1950-1951 gg.)\ in Trudy Sogdiisko-
Tad^hikskoi Arkheologicheskoi Ekspeditsii π (MIA 37), 253-93. Moscow-
Leningrad, 1953
552. Filanovich, M. Tashkent. Tashkent, 1983
553. Foucher, A. 'Les satrapies orientales de l'empire achemenide', CRAI,
1938, 336-52
5 54. Francfort, Η.-P. 'Un cachet achemenide d'Afghanistan', JA 263 (1975)
219—22
555. Francfort, Η.-P. Les fortifications en Asie centrale de I*Age du Bronze a
l'epoque kouchane (Travaux de l'Unite de Recherches Archeologiques 10).
Paris, 1979
556. Francfort, Η.-P. Fouilles dΑϊ Khanoum in. Le sanctuaire du temple a niches
indentees. Les trouvailles. Paris, 1984
5 5 7. Francfort, Η.-P. 'Note sur la mort de Cyrus et les Dardes', in Orientalia
Iosephi Tucci Memoriae Dicata (Serie Orientale Roma, 56. ι) edd. G. Gnoli
and L. Lanciotti, 395—400. Rome, 1985
558. Frumkin, G. Archaeology in Soviet Central Asia (Handbuch der
Orientalistik 111.1). Leiden, 1970
559. Gardin, J.-C. (ed.) L·' archeologie de la Bactriane ancienne. Actes du colloque
franco-sovietique, Dushanbe (U.R.S.S.) 2/ octobre-j novembre 1982. Paris,
1985
560. Gardin, J.-C. and Lyonnet, B. 'La prospection archeologique de la
Bactriane Orientale (1974-78): premiers resultats', Mesopotamia 13 (1979)
99-149
561. Geiger, X. Civilisation of the Eastern Iranians in Ancient Times. London,
1885
562. Gentelle, P. Etude geographique de la plaine d'Ai' Khanoum et de son irrigation
depuis les temps antiques. Paris, 1978
563. Gnoli, G. Ricerche storiche sul Sistan antico. Rome, 1967

IV. Центральная Азия
969
5 64. Gnoli, G. 'More on the Sistanic hypothesis', East and West 27 (1977) 309-
го
565. Gnoli, G. 'L'Arachosia e l'Avesta', in в 113, 121-33
566. Gorbunova, N. G. 'Nekotorie osobennosti forminovaniya drevnikh
kul'tur Fergani', Arkheologicheskii Sbornik 25 (1984) 101-2
567. Gorelik, M. V. 'Kushanskii dospekh', in Drevnyaya Indiya 87. Moscow,
1982
568. Grach, A. D. Drevnie kochevniki ν centre A%ii. Moscow, 1980
569. Gryaznov, M. Siberie du Sud. Paris, 1969
5 70. Gryaznov, M. Der Grosskurgan von Ar^han in Tuva, Südsibirien. Munich,
1984
571. Guillaume, О. 'Contribution a l'etude d'un artisanat bactrien pre-
hellenistique', in в 559, 257-65
572. Gul'yamov, Ya. G. (ed.) Afrasiab 1-11. Tashkent, 1969-73
573. Helms, S. 'Excavations at "The City and the Famous Fortress of
Kandahar, the Foremost Place in all of Asia"', Afgh. Stud. 3-4 (1982) 1-
24
5 74. Itina, M. A. (ed.) Kochevniki nagranitsakh Khoreyma (TKhE 11). Moscow,
x979
575. Jettmar, K. Uart des steppes. Paris, 1965. (English translation Art of the
Steppes. London, 1967)
5 76. Jettmar, K. 'Die Bedeutung der politischen Zentren für die Entstehung
der Reiternomaden Zentralasiens', in Die Nomaden in Geschichte und
Gegenwart\ 49—70. Berlin, 1981
577. Jettmar, K. Zwischen Gandhara und den Seidenstrassen: Felsbilder am
Karakorum Highway. Mainz, 1985
578. Junge, J. Saka-Studien (Klio Beih. 41). Leipzig, 1939
579. Kachuris, K. 'Raskopki na El'ken-Tepe ν Yuzhoi-Turkmenii', Arkh.
Otkr. 1966 (Moscow, 1967) 336
5 80. Khazanov, Α. M. 'The early state among the Scythians', in The Early
State, edd. Η. J. Μ. Claessen and P. Skalnik, 425-39. The Hague, 1978
581. Khazanov, A. M. 'Les formes de dependance des agriculteurs par rapport
aux nomades antiques des steppes eurasiatiques', in Terre et paysans
dependants dans les societes antiques, ιΐ()—^η. Paris, 1979
582. Kibirov, A. K. 'Arkheologicheskie raboti ν tsentral'nom Tyan'-Shane',
in Trudy Kirgiskoi arkheologo-etnograficheskoi ekspeditsii11, 63-70. Moscow,
*959
583. Knauth, W. and Nadjamabe, S. Das altiranische Fürstenideal von Xenophon
bis Ferdausi. Wiesbaden, 1975
584. Koshelenko, G. A. (ed.) Arkheologiya SSSR. Drevneishie gosudarstve
Kavka^a i Srednei A%ii. Moscow, 1985
585. Kozhemyako, P.N. (ed.) Arkheologicheskie Pamyatniki Priissykulja.
Frunze, 1975
5 86. Kruglikova, I. T. and Sarianidi, V. I. 'Pyat' let raboty sovetsko-afganskoi
arkheologicheskoi ekspeditsii', in Drevnyaya Baktriya (Materialy sovetsko-
afganskoi exspeditsii 1969-1973 gg.). Moscow, 1976

970
В. Персидская держава
587. Kubarev, V. D. 'Kon'i sakral'noi atributsii rannikh kochevnikov
gornogo Altaya', in в 629, 84-95
588. Kuz'mina, E. E. 'Les relations entre la Bactriane et Fir an du VHIe au I Ve
siecles b.c.', in в 549, 201-14
589. Lelekov, L. A. Otrazhenie nekotorykh mifologicheskikh vozzrenii ν
arkhitekture vostochnoiranskikh narodov ν pervoi polovine I
tysyacheletiya do n.e.', in Istoriya i kul'tura narodov srednei A%ii. Moscow,
1976
5 90. Litvinskii, B. A. Drevnie kochevniki a 'kryshi mira? (review in East and West
26 (1976) 266-70). Moscow, 1972
591. Litvinskiy, B. A. and Pichikyan, I. R. 'Decouverte dans un sanctuaire du
dieu Oxus de la bactriane septentrionale', Rev. Arch. 1981, 2, 195-216
592. McNicoll, A. W. <Excavations at Kandahar, 1975', Afgh. Stud. 1 (1978)
41-66
593. Markwart, J. Wehrot und Arang. Leiden, 1938
594. Masson, Μ. E. (ed.) Tr.Yu.TAKE
595. Masson, V.M. Drevne^emledel'cheskaya kul'tura Margiany (MIA 73)
(review in Ir. Ant. 4 (1964) 69—84). Moscow, 1959
596. Masson, V.M. (ed.) Baktriiskie Drevnosti. Leningrad, 1976
597. Masson, V.M. and Atagarryev, E. (edd.) Turkmenistan ν epokhu
rannexele^nogo veka. Ashkhabad, 1984
597A. Minns, E.H. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913
598. Monchi-Zadeh, D. Topographisch-historiche Studien %um iranischen
Nationalepos. Wiesbaden, 1975
599. Negmatov, N.N. Ob issledovaniyakh STAKE ν 1975 g', in
Arkheologicheskie Raboty ν Tad^hikistane 1975, 267-80. Dusanbe, 1980
600. Negmatov, N. N. 'La Bactriane ancienne et les regions historico-
culturelles de la "Mesopotamie" d'Asie centrale', in в 559, 201-5
6oi. Novgorodova E. A. et al. Ulangom. Ein skythenyeitliches Gräberfeld in der
Mongolei (Asiatische Forschungen 76). Wiesbaden, 1982
602. P'yankov, I.V. Saki (Iz.ANTSSR, SON 3, 53). Dusanbe, 1968
60 3. P'yankov, I. V. 'Massaged sosedi indiitsev' in Srednyaya A^iya ν drevnosti i
srednevrekovye. Moscow, 1977
604. P'yankov, I.V. Baktriya ν antichnom traditsii. Dusanbe, 1982
60 5. Pichikyan, I. K. 'Les composantes de la culture greco-bactrienne (d'apres
les materiaux du temple de FOxus a Takht-i Sangin)', in в 559, 281-3
606. Pidaev, Sh. R. 'Materialy к izucheniyu drevnikh pamyatnikov severnoy
Baktrii', in Drevnyaya Baktnya, ed. V. M. Masson, 32-41. Leningrad, 1974
607. Rapoport, Yu. A. 1% istorii religii drevnego Khoreyma (ossuarii) (TKhE 6).
Moscow, 1971
608. Rtveladze, E.V. cKharakteristike pamyatnikov Surkhandar'inskoi
oblasti akhemenidskogo vremeni', Sov. Arch. 1975, 2, 262-6
609. Rtveladze, E. V. and Sagdullaev, A. S. 'Les particularites du peuplement
du Surkhandar'ja a FAge du Bronze et au debut de FAge du Fer', in в 5 5 9,
187-93
6ίο. Rudenko, S.I. Eroten Tombs of Siberia: The Va^yryk Burials of Iron Age
Horsemen. London, 1970

IV. Центральная Азия
971
6ι ι. Sagdullaev, Α. S. Kul'tura severnoi Baktrii ν epokhu poydnei Ьгопцу i rannego
%hele%a (po materialam pamyatnikov rayona Shurchi-Baisuna). Leningrad,
1978
612. Sarianidi, V. I. Raskopki Tilya Tepe ν severnom Afganistane. Moscow, 1972
613. Sarianidi, V.l. Drevnie ^emledel'tsy Afganistana. Moscow, 1977
614. Sarianidi, V.l. £Bactrian centre of ancient art', Mesopotamia 12 (1977)
97-110
615. Sarianidi, V. I. 'Monumental architecture of Bactria', in De F Indus aux
Balkans. Recueil a la memoire de ]ean De shay es, 428-32. Paris, 1985
616. Scerrato, U. 'Excavations at Dahan-i Ghulaman (Seistan-Iran): first
preliminary report', East and West 16 (1966) 9-30
617. Scerrato, U. Ά proposito della Airiyana Vaejoh', in Gururäjamanjarikä:
Studi in onore di G. Tucci, 101-12. Naples, 1974
618. Scerrato, U. 'Evidence of religious life at Dahan-e Ghulaman, Sistan', in
South Asian Archaeology 1977, ed· M. Taddei, 709-35. Naples, 1979
619. Schiltz, V. Or des Scythes. Paris, 1975
620. Struve, V. V. 'Pokhod Dariya I na Sakov-Massagetov', 7^. ANSSSR
1946, 3, 229-50
621. Struve, V. V. 'Vosstane ν Margiane pri Darii Γ, in Mater, Yu.TAKE 1,
9-34. Ashkhabad 1949
622. Struve, V. V. 'Darius I and the Scythians from the region of the Black
Sea', Historical Studies of the northern region of the Black Sea, the Caucasus and
Middle Asia. Leningrad, 1968. (In Russian)
623. Tashbaeva, K. I. 'Rannekochevnicheskii mogil'nik Dzhargata', KS 167
(1981) 91-4
624. Tolstov, S. P. Auf den Spuren der Altchoresmischen Kultur. Berlin, 1953
625. Tolstov, S. P. 'Les Scythes de Γ Aral et le Khorezm', Ir. Ant. 1 (1961)
42-93
626. Tolstov, S. P. Po drevnim del'tarn Oksa i Yaksarta. Moscow, 1962
627. Tolstov, S. P. (ed.) Material)/ Khore^mskoi Ekspeditsii 6. Moscow, 1963
628. Tolstov, S. P. and Vainberg, B. I. Koy-Krylgan-Kala (TKhE 5). Moscow,
1967
629. Troitskaya, R. N. (ed.) Problemy %apadnosibirskoi arkheologii. Epokha
%ele%a. Novosibirsk, 1981
630. Troxell, H. A. and Spengler, W. F. Ά hoard of Early Greek coins from
Afghanistan', ANSMN 15 (1969) 1-19
631. Trudnovskaya, S.A. In в 627, 210-11. Moscow, 1963
632. Usmanova, Z.I. К voprosy 0 rannei antichnoi keramika drevnei oblasti Kesh
(IMKU 10). Tashkent, 1973
633. Vishnevskaya, O.A. Kul'tura sakskikh piemen nisov 'ev Syr dar 'i ν VII- V vv.
do n.e. (TKhE 8). Moscow, 1973
634. Volkov, V. V. Bron^pvyi г rannyi %hele%myi vek severnoi Mongolii (Studia
Archaeologica Instituti Historiae Academiae Scientiarum Reipublicae
Populi Mongoli. V.i). Ulan-Bator, 1967
635. Vorob'eva, M. G. Dingil'd^he: usad'ba serediniy I tysyacheletiya do n.e. ν
drevnem Khore^me (Materialy Khorezmskoi ekspeditsii 9). Moscow, 1973

972
В. Персидская держава
636. Wang, Binghua. 'Gudai Xinjiang Sairen Lishi gouchen', in Xinjiang
Shehui Kexue 1985, 1, 48—58
637. Wang, Mingzhe, 'Yilihe Liuyu Sairen wenhua Chutan', in Xinjiang Shehui
Kexue 1985, 1, 59—64
638. Whitehouse, D. 'Excavations at Kandahar, 1974', Afgh. Stud. I (1978)
9-З9
639. Xinjiang Weiwuer zizhiqu Shehui Kexueyuan Koagu Yanjiusuo.
Xinjiang gudai minyu wenwu. Beijing, 1985
640. Zadneprovskii, Yu. I. Drevne^emledel'cheskaya Kul'tura Fergany (MIA
188). Moscow, 1962
641. Zeimal, E.V. Drevnye moneti Tad\ikistana. Dusanbe, 1983
V. Индия
642. Allan, J. Catalogue of Indian Coins in the british Museum. The Coins of Ancient
India. London, 1936
643. Bailey, H. W. 'Ancient Kamboja', in Iran andlslam: In Memory of Vladimir
Minorsky, ed. С. E. Bosworth, 65—71. Edinburgh, 1971
644. Bailey, H. W. 'Kusanica', BSOAS 14 (1952) 428-31
645. Basham, A. L. The Wonder that was India. 4th edn. London, 1967
646. Bivar, A. D. H. 'A hoard of ingot currency of the Median period from
Nush-i Jan, near Malayir', Iran 9 (1971) 97—in
647. Bivar, A. D. H. cBent bars and straight bars: an appendix to the Mir
Zakah hoard', Stud. Ir. 11 (1982) 49-60
648. Caroe, O. The Pathans, Ch. 11, 'The Greek historians'. London, 1959
649. Chattopadyaya, S. The Achaemenids and India. 2nd edn. New Delhi, 1974
650. Chaudhiri, H. R. Political History of ancient India, from the Accession of
Parikshit to the Extinction of the Gupta Dynasty, 95-155. Calcutta, 1953
651. Codrington, O. On some old silver coins found near Wai', Journal of the
Bombay Branch of the Royal Asiatic Society (1876) 400-3
652. Cousens, H. The Antiquities of Sind, with Historical Outline. Calcutta, 1929
653. Cunningham, A. The Ancient Geography of India. Reprinted, Calcutta, 1924
654. Curiel, R. and Schlumberger, D. Tresors monetaires dAfghanistan
(MDAFA 14). Paris, 1953
655. Eggermont, P. H. L. Alexander's Campaigns in Sind and Baluchistan and the
Siege of the Brahmin Town of Harm ate Ha. Leuven, 1975. (Several of the
theoretical identifications should be used with caution)
65 5 a. Erdosy, G. 'Early historic cities of northern India', South Asian Studies 3
(1987) 1-23
656. Fleming, D. 'Achaemenid Sattagydia and the geography of Vivana's
campaign', JRAS (1982) 102—12
6 5 7. Foucher, A. La vieille route de rinde de Bactres ä Taxila (MDAFA 1). Paris,
1942-7
658. Gupta, P. L. India — the land and the people: coins, 10-16 and PI. I. New
Delhi, 1969
65 8a. Henning, W. В. 'Two Manichaean magical texts', BSOAS 12 (1947)
39-66

VI. Анатолия
973
659. Herzfeld, Ε. 'Early historical contacts between the Old-Iranian empire
and India', in India Antiqua. Volume presented to I. Ph. Vogel, 180-4.
Leiden, 1947
660. Honigman, E., and Maricq, A. Recherches sur les Res Gestae Divi Saporis,
esp. pp. 103—5. Brussels, 1953
661. Lambrick, Η. T. Sind before the Muslim Conquest, Ch. 4 £Sind under the
Achaemenian kings of Iran'. Hyderabad, Sind, 1973
662. Lambrick, Η. T. Sind: a General Introduction. Hyderabad, 1964
663. Lorimer, E. O. Language Hunting in the Karakoram. London, 1939
664. Maricq, A. 'Classica et Orientalia. 5. Res Gestae Divi Saporis', Syria 3 5
(1958) 307 ( = id. Classica et Orientalia, 48-9. Paris, 1965)
665. Mitchiner, M. The Origins of Indian Coinage. Mimeo. Sanderstead, 1973
66 5 a. Reese, W. Die griechische Nachtrichten über Indien bis %um Fel^uge
Alexanders des Grossen. Leipzig, 1914
666. Rhys Davids, T. W. 'The early history of the Buddhists', CHIndia I, 171-
88. Cambridge, 1922
667. Roychaudhury, Μ. Ά gold coin of Croesus', Journal of the Asiatic Society of
Bengal, Numismatic Supplement 24 (1914) 486-8
667A. Schlumberger, D. et al. 'Une bilingue greco-arameenne d'Asoka', JA 246
(1958) 1-48
668. Schomberg, R. С F. Unknown Karakoram. London, 1936
669. Shah, S. The Traditional Chronology of the Jainas. Stuttgart, 1935
670. Sprengung, Μ. 'Shahpuhr I, the Great, on the Kaaba of Zoroaster (KZ)',
AfSLL 57 (1940) 355
671. Stein, Sir A. 'Archaeological notes from the Hindu Kush region', JRAS
(1944) 5-24
672. Thapar, R. History of India 1, p. 61 (with a clear map). Harmondsworth,
1966
673. Thapar, R. Asoka and the decline of the Maury as, 2nd edn. Delhi, 1973
674. Valdettaro, С 'Cup-shaped coins from Kasi', JNSI 39 (1977) 8-17
675. Wheeler, M. Charsada: a metropolis of the North-West Frontier. Oxford,
1962
VI. Анатолия
676. Akerström, A. Die architektonischen Terrakotten Kleinasiens (Acta Inst. Ath.
R. S. 40, 11). Lund, 1966
677. Akurgal, E. Phrygische Kunst. Ankara, 1955
678. Akurgal, E. 'Les fouilles de Daskyleion', Anatolia 1 (1956) 20-4
679. Akurgal, E. Die Kunst Anatoliens von Homer bis Alexander. Berlin, 1961
680. Akurgal, E. Orient und Okzident. Baden-Baden, 1966
681. Akurgal, E. 'Griechisch-persische Reliefs aus Daskyleion', Ir. Ant. 6
(1966) 147-56
682. Akurgal, E. 'Eine Silberschale aus dem Pontus', Antike Kunst 10 (1967)
32-8
683. Amandry, P. 'Toreutique achemenide', Antike Kunst 2 (1959) 38-56

974
В. Персидская держава
684· The Anatolian Civilisations и. Greek, Vornan, Byzantine (Council of Europe,
18th European Exhibition). Istanbul, 1983
685. Baker, J. Μ. Spar da by the Bitter Sea: Imperial Interaction in Western Anatolia
(Brown Judaic Studies 52). Chico, Ca, 1984
686. Balkan, K. 'Inscribed Bullae from Daskyleion-Ergili', Anatolia 4 (1959)
123-8
687. Bean, G. E. Turkey beyond the Maeander. London, 1967
688. Bittel, Κ. Έίη persischer Feueraltar aus Kappadokien', in Satura. Früchte
aus der antiken Welt Otto Weinreich dargebracht. Baden-Baden, 1952
689. Bittel, K. 'Zur Lage von Daskyleion', Arch. An%. 1953, 1—16
690. Bittel, K. 'Fibeln in Persepolis', in Vorderasiatische Archäologie: Studien und
Aufsätze Anton Moortgat gewidmet, 39-41. Berlin, 1964
691. Bittel, K. et al. Das Hethitische Felsheiligtum Ya^thkaya. Berlin, 1975
692. Bivar, A. D. Η. Ά Persian monument at Athens, and its connections with
the Achaemenid state seals', W.B. Henning Memorial Volume, 43-61.
London, 1970
693. Bivar, A. D. H. 'Achaemenid coins, weights and measures', in CHIran II,
610-39. Cambridge, 1985
694. Boardman, J. 'Pyramidal stamp seals in the Persian Empire', Iran 8 (1970)
19-44
695. Borchhardt, J. 'Epichorische, gräko-persisch beeinflusste Reliefs in
Kilikien', Istanbuler Mitteilungen 18 (1968) 161—211
696. Brixhe, С. be dialectegrec de Pamphylie. (Bibl. de l'lnstitut francais d'etudes
anatoliennes d'Istanbul 24). Paris, 1976
697. Chamonard, J. 'Bas-relief rupestre de Sondurlu', BCH 17 (1893) 39-51,
pi. 4
698. Cross, F. M. 'An Aramaic inscription from Daskyleion', BASOR 184
(1966) 7—10
699. Demargne, P. Fouilles de Xanthos 1. Les piliers funeraires. Paris, 1958
700. Densmore Curtis, C. Sardis xni. Jewelry and Gold Work. Rome, 1925
701 Eilers, W. 'Kleinasiatisches', ZDMG 94 (1940) 188-233
702. Erzen, A. Kilikien bis %um Ende der Perserherrschaft. Leipzig, 1940
703. Firatli, N. '£e£tepe (Sondurlu) Pers kaya kabartmasi', Turk Arkeoloji
Dergisi 19.2 (1970) 121—2, 157-9
704. French, D.H. 'Tille 1984', Anat. Stud. 35 (1985) 5-6
705. von Gall, H. Die paphlagonischen Felsgräber. Tübingen, 1966
706. Goetze, Α. Kleinasien. Kulturgeschichte des Alten Orients πι. 1. Munich, 1957
707. Goldman, H. and Hanfmann, G. M. A. Excavations at Gö\lü Kule, Tarsus
in. Princeton, 1963
708. Greenewalt, С Η., Jr. Sardis Reports. A]A 87 (1983) 440-1; 88 (1984)
455-6; 89 (1985) 564; 91 (1987) 25-7; Anat. Stud. 35 (1985) 209-11
709. Greenewalt, С. Η., Jr et al. 'The Sardis Campaign of 1979 and 1980',
BASOR zty (1983) 1-48
710. Hanfmann, G. M. A. Excavation Reports on Sardis, BASOR 154(1959)
onwards
711. Hanfmann, G. M. A. betters from Sardis. Cambridge, Mass., 1972
712. Hanfmann, G. M. A. From Croesus to Constantine. Ann Arbor, 1975

VI. Анатолия
975
713. Hanfmann, G. Μ. A. 'Lydian relations with Ionia and Persia', Proceedings
of the Xth International Congress of Classical Archaeology 1, 25-35. Ankara,
1978
714. Hanfmann, G. M. A. Sardis from Prehistoric to Roman Times. Cambridge,
Mass.-London, 1983
715. Hanfmann, G. M. A. and Ramage, N. H. Sculpture from Sardis: The Finds
through 197/. Cambridge, Mass., 1978
716. Hauptmann, Η, 'Lidar', AJA 88 (1984), 448, pi. 58, fig. 8
717. Hornblower, S. Mausolus. Oxford, 1982
718. Houwink ten Cate, P. H. J. The huwian Population Groups of Lycia and
Cilicia Aspera during the Hellenistic Period (Documenta et Monumenta
Orientis Antiqui 10). Leiden, 1961
719. Kasper, S. 'Eine Nekropole nordwestlich von Soma', Arch. An%. 1970,
71-85
720. Köhler, Ε. L. 'Cremations of the Middle Phrygian period at Gordion', in
From Athens to Gordion. Memorial Symposium for Rodney S. Young, ed. Keith
DeVries. Philadelphia, 1980.
721. Laroche, Ε. 'Les fouilles de Meydandjik pres de Gülnar (Turquie)',
CR AI 1981, 356-70
722. Masson, О. 'Le nom des cariens dans quelques langues de l'antiquite',
Mel. ling. E. Benveniste, 407-14. Paris, 1975
723. Mellink, M. J. 'Excavations at Karata§-Semayuk and Elmah, Lycia, 1970,
1971, 1972, 1973', AJA 75 (1971) 245-55; 76 (1972) 257-69; 77 (1973)
293-303; 78 (1974) 351-9; 79 (1975) 349-55
724. Mellink, M. J. 'Archaic wall paintings from Gordion', in From Athens to
Gordion. Memorial Symposium for Rodney S. Young, ed. Keith DeVries.
Philadelphia, 1980
725. Metzger, Η. Fouilles de Xanthos 11. L'acropole lycienne. Paris, 1963
726. Metzger, Η. Fouilles de Xanthos iv. Les ceramiques archaiques et classiques de
l'acropole lycienne. Paris, 1972
727. Morkholm, O. and Zahle, J. 'The Coinage of Kuprlli', Acta Archaeologica
43 (x972) 57-113
728. Oliver, Α. Ά bronze mirror from Sardis', in Studies presented to George
M. A. Hanfmann, 113-20. Mainz, 1971
729. Oppenheim, A. L. Overland trade in the first millennium b.c.', JCS 21
(1967) 236-54
730. Özgüc, Nimet. 'Samsat', AJA 88 (1984) 448
731. Özgüc, Т. Altintepe 1. Architectural Monuments and Wall Paintings. Ankara,
1966
732. Özgüc, Т. Majat Höyük п. Ankara, 1982
733. Pedley, j. G. Sardis in the Age of Croesus. Norman, Oklahoma, 1968
734. Ramage, A. and N. H. Twenty-Five Years of Discovery at Sardis, 19J8-1983.
Archaeological Exploration of Sardis. Cambridge, Mass., 1983
735. Robert, J. and L. Fouilles d'Amy^on en Carie 1. Paris, 1983
736. Robert, L. 'Une nouvelle inscription grecque de Sardes: reglement de
l'autorite perse relatif ä un culte de Zeus', CRAI 1975, 306-30

976
В. Персидская держава
Sams, G. К. Imports at Gordion. Lydian and Persian periods',
Expedition 1Г.4 (1979) 6-17
Schmidt, E. F. The Alishar Hüyük. Seasons of1928 and 1929 11 (OIP 20).
Chicago, 1933
Schwertheim, Ε. 'Eine neue gräko-persische Grabstele aus Sultaniye
köyü', Epigraphica Anatolica 1 (1983) 1—23
Starr, C. G. 'Greeks and Persians in the fourth century b.c.', Ir. Ant. 11
(1976) 39-99
Starr, S. F. 'The Persian Royal Road in Turkey', Yearbook of the American
Philosophical Society 1962, 629—32
Starr, S.F. 'Mapping ancient roads in Anatolia', Archaeology 16 (1963)
162-9
Tezcan, B. 'Ikiztepe Kazisi', VIII. Turk Tarih Kongresii. Ankara, 1979
Tigrel, G. Y. 'Eine Silberstatuette aus Nymphaion', Festschrift Η. Vetters
Lebendige Altertumswissenschaft, 50-1, Vienna, 1985
Von Bothmer, D. 'Les tresors de l'orfevrerie de la Grece Orientale au
Metropolitan Museum de New York', CR AI 1981, 194-207
Young, R. S. 'Progress at Gordion, 1951-1952', University Museum
Bulletin 17:4 (1953) 1—39
Young, R. S. 'The Gordion Campaign of 1957', A]A 62 (1958) 139-54
Young, R. S. 'The 1961 Campaign at Gordion', A]A 66 (1962) 153-68
Young, R. S. 'Gordion on the Royal Road', Proceedings of the American
Philosophical Society 107 (1963) 348-64
Young, R. S. 'The 1963 campaign at Gordion', A]A 68 (1964) 279-92
Young, R. S. 'Early mosaics at Gordion', Expedition 7:3 (1965) 4—13
Baker, J. M. 'The Persian occupation of Thrace 519-419 b.c.; the
economic effects', Actes du lie Congres International des Etudes du Sud-Est
europeen, 242—54. Athens, 1972
Castritius, H. 'Die Okkupation Thrakiens durch die Perser und der Sturz
des athenischen Tyrannen Hippias', Chiron 2 (1972) iff
Danov, CM. Alt-Thrakien. Berlin, 1976
Fol, A. Political History of the Thraciansfrom the end of the second millennium to
the end of the jth century B.C. Sofia, 1972. (In Bulgarian)
Fol, A. 'Thraco-Scythica', Studia Thracica I, i6off. Sofia, 1975. (In
Bulgarian)
Fol, A. Thrace and the Thracians. London, 1977
Fol, A. 'Road Enos-Kabile-Haem: The Megaliths', Thracia 11
( = Monumenta Thraciae Antiquae 3). Sofia, 1979. (In Bulgarian)
Hammond, N. G. L. 'The extent of Persian occupation in Thrace', Chiron
10 (1980) 53—61
Jochmus, A. 'Notes on a journey into the Balkan, or Mount Haemus, in
iS47\JRGS 24(1854) 36ff
Merker, I. L. 'The ancient kingdom of Paionia', Balkan Studies 6 (1965)
35ff
Mihailov, G. 'La Thrace et la Macedoine jusqu'a l'invasion des Celtes', in
Ancient Macedonia 1, 766°. Thessaloniki, 1970

VII. Египет
977
762A. Samsaris, D. Κ. 'Ιστορική γεωγραφία τής 'Ανατολικής Μακεδονίας κατά
τήν αρχαιότητα. Thessaloniki, 1976
762Β. Σίνδος: κατάλογος τής έκθεσης. Archaeological Museum, Thessaloniki.
1985
763. Unger, Ε. 'Der Dariusstele am Teams', Arch. An^. 1915, 3ff coll. 3-17
764. Venedikov, I. 'La campagne de Darius contre les Scythes ä travers la
Thrace', Studia Balcanka 1 (1979) 256°
765. Venedikov, I. and Gerassimov, T. Thracian Art Treasures. London, 1975
766. Youroukova, Y. and Athanassov, A. Coins of the Ancient Thracians (BAR
Suppl. Series 4). Oxford, 1976
VII. Египет
Aime-Giron, N. Tragments de papyrus arameens provenant de
Memphis', JA 18 (1921) 56-64
(Aime-)Giron, N. 'Note sur une tombe decouverte pres de Cheikh-Fadl',
Am. Eg. (1923) 38-43
Aime-Giron, N. Textes arameens d'Egypte. Cairo, 1931
Aime-Giron, N. 'Adversaria semitica (in)', Ann. Serv. 40 (1940) 433-60
Alexander, P. S. 'Remarks on Aramaic epistolography in the Persian
period',/Ή 23 (1978) 155-7°
Altenmüller, Η. 'Letopolis und der Bericht des Herodot über Papremis',
JEOL 18 (1964) 271-9
Anthes, R. Mit Rahineh i-n. Philadelphia, 1959 and 1965
Atkinson, Κ. Μ. Т. 'The legitimacy of Cambyses and Darius as Kings of
Egyp^ JA0S 76 (1956) 167-77
Barocas, C. 'Les statues "realistes" et l'arrivee des Perses dans l'Egypte
sai'te', Gururäjamanjarikä: studi in onore di G. Tucci, 113—61. Naples, 1974
Bianchi, R. S. 'Perser in Ägypten', in Lexicon der Ägyptologie ιν, 943-51.
Wiesbaden, 1982
Bothmer, B. V. Egyptian sculpture of the Late Period, γοο B.C. to A.D. 100.
Brooklyn, i960
Bowman, R. A. 'An Aramaic journal page', AJSL 58 (1941) 302-13
Bowman, R. A. 'An Aramaic religious text in demotic script', JNES 3
(1944) 219-31
Bresciani, E. 'La satrapia d'Egitto', SCO 7 (1958) 132-88
Bresciani, E. 'Una statua in "abito persano" al museo del Cairo', SCO 8
(1959) 109-26
Bresciani, E. 'Papiri aramaici di epoca persana presso il Museo Civico di
Bologna', Riv. stud. or. 35 (i960) 11—24
Bresciani, E. Der Kampf um den Tanger des Inaros. Vienna, 1964
Bresciani, E. 'Una statua della XXVI dinastia con il cosidetto "abito
persano"', SCO 16 (1967) 273-80
Bresciani, E. 'Una statuina fittile con inscrizione aramaica dalP Egitto',
Hommages ä A. Dupont-Sommer, 5—8. Paris, 1971
Bresciani, E. 'La morte di Cambise ovvero dell'empieta punita: a
proposito della "cronaca demotica" verso, col. с 7—8', Egitto e vicine
Oriente 4 (1981) 217-22

978
В. Персидская держава
787. Bresciani, Ε. and Kamil, Μ. 'Le lettere aramaiche di Hermopoli', Atti
Accad. Lincei. Ser. 8, 12 (1965—6) 301—60
788. Brugsch, Η. Έίη Dekret Ptolemaios' des Sohnes Lagi, des Satrapen',
ZÄS 9 (1871) 1-8
789. Burchardt, M. 'Datierte Denkmäler der Berliner Sammlung aus der
Achämenidenzeit', ZÄS 49 (1911) 69-80
790. Burstein, S. M. 'Herodotus and the emergence of Meroe', JSSEA 11(1)
(1981) 1-5
791. Butzer, K.W. Early Hydraulic Civilisation in Egypt Chicago, 1976
792. Cerny, J. 'The name of the town of Papremis', Ar. Or. 20 (1952) 86-9
793. Cerny, J. Coptic Etymological Dictionary. Cambridge, 1976
79 3A. Cerny, J. and Parker, R. A. 'An abnormal hieratic tablet', JE A 54 (1971)
127-31
794. Cooney, J. D. 'The portrait of an Egyptian collaborator', Brooklyn Mus.
Bull. 15 (1953) 1—16
795. Cooney, J.D. 'The lions of Leontopolis', Brooklyn Mus. Bull. 15 (1953)
17-30
796. Couyat, J. and Montet, P. Les inscriptions hieroglyphiques et hieratiques du
Ouadi Hammämät. Cairo, 1912
797. Cowley, A. E. Aramaic Papyri of the Fifth Century B.C. Oxford, 1923
798. Cruz-Uribe, Ε. Ά sale of inherited property from the reign of Darius Γ,
JEA 66 (1980) 120-6
799. Daniels, C. The Garamantes of southern Libya. Cambridge, 1970
800. Daumas, F. 'Le probleme de la monnaie dans l'Egypte antique avant
Alexandre', MEFRA 89 (1977) 425-46
801. Derchain, P. 'Essai de classement chronologique des influences
babyloniennes et hellenistiques sur l'astrologie egyptienne des
documents demotiques', in La divination en Mesopotamie ancienne et dans les regions
voisines (XlVe rencontre assyriologique internationale), 147-58. Paris,
1966
802. Donner, Η. 'Elemente ägyptischen Totenglaubens bei den Aramäern
Ägyptens', Religions en Egypte hellenistique et romaine, 35-44. Paris, 1969
803. Drioton, E. and Vandier, J. L'Egypte des origines ä la conquete dAlexandre.
5 th edn. Paris, 1975
804. Driver, G. R. Aramaic Documents of the Fifth Century B.C. (abridged and
revised edition). Oxford, 1957
805. DumbrelJ, W.J. 'The Tell el-Mashkuta bowls and the ''kingdom" of
Qedar in the Persian Period', В AS OR 203 (1971) 33-44
806. Dupont-Sommer, A. 'Un contrat de metayage egypto-arameen de l'an 7
de Darius Ier', Mem. Ac. Inscr. B.L. 14 (1944) 61—105
807. Elgood, P. G. The Later Dynasties of Egypt. Oxford, 1951
808. Erichsen, W. 'Eine demotische Schenkungsurkunde aus der Zeit des
Darius', Ahh. Main^, Geistes-so^. Kl. 1962, no. 6, 3-21
809. Farina, G. 'La politica religiosa di Cambise in Egitto', Bilychnis 18 (1929)
449-5 7
810. Fitzmyer, J.A. A Wandering Aramean. Collected Aramaic Essays.
Missoula, 1979

VII. Египет
979
8ii. Gauthier, Η. Livre des rois d'Egypte IV'(г). Cairo, 1915
812. Glanville, S. R. K. The Wisdom ofQOnkhsheshonqy. London, 1955
813. Goyon, G. N owe lies inscriptions rupestres du Wadi Ham mam at. Paris, 1957
814. Goyon, G. 'Est-ce enfin Sakhebou?' Horn mages ä la memoire de S. Sauneron
ι, 43-50. Cairo, 1979
815. Grelot, P. Documents arameens d'Egypte. Paris, 1972
816. Griffith, F. LI. Catalogue of the Demotic Papyri in the John Ky lands Library 1-
111. Manchester, 1909
817. Gunn, B. "The inscribed sarcophagi in the Serapeum', Ann. Serv. 26
(1926) 85-91
818. Gyles, M. F. Pharaonic Policies and Administration, 66β to 323 B.C. Chapel
Hill, 1959
819. Hinz, W. 'Darius und der Suezkanal', AMI 8 (1975) 115-21
820. Hofmann, I. 'Kambyses in Ägypten', SAK 9 (1981) 179-99
821. Horn, S. H. 'Foreign gods in ancient Egypt', in Studies in honor of J. A.
Wilson (SAOC 35), 37-42. Chicago, 1969
822. Jansen, Η. L. The Coptic Story ofCambyses' Invasion of Egypt. Oslo, 1950
823. Käkosy, L. 'The fiery aether in Egypt', Act. Ant. Hung. 25 (1977) 137-42
8 24. Kienitz, F. K. Die politische Geschichte Ägyptens vom 7. bis %um 4. Jahrhundert
vor der Zeitwende. Berlin, 1953
825. Kiessling, E. 'Die Götter von Memphis in griechisch-römischer Zeit',
Archiv Pap. 15 (1953) 7-45
826. Klasens, A. 'Cambyses en Egypte', JEOL 10 (1945-8) 339-49
827. Kornfeld, W. 'Aramäische Sarkophagi in Assuan', WZKM 61 (1967)
9-16
828. Kornfeld, W. Onomastica aramaica aus Ägypten. Vienna, 1978
829. Korostovtsev, M. 'Un etendard militaire egyptien?' Ann. Serv. 45 (1947)
128-31
830. Kraeling, E. G. The Brooklyn Museum Aramaic Papyri. New Haven, 1953
(repr. 1969)
831. Lambert, W. G. 'Booty from Egypt?' ]. Jewish Stud. 33 (1982) 61-70
832. Levy, I. 'Kombaphis, Kombabos, Hbbs', Bull. Inst.fr. Caire 30 (1930)
537-9
833. Lewis, D. M. 'The Phoenician fleet in 411', Historia 7 (1958) 392-7
834. Lipinski, E. 'La stele egypto-arameenne de Tumma', fille de Bokkorinif,
Chron. d'Eg. 50 (1975) 93-104
835. Lloyd, A. B. Herodotus Book II. Introduction and Commentary 1-111. Leiden,
1975, 1976 and forthcoming
836. Lloyd, A.B. 'The inscription of Udjahorresnet: a collaborator's
testament', JEA 68 (1982) 166-80
836a. Lloyd, A. B. 'The Late Period', in B. G. Trigger et al., Ancient Egypt: A
Social History, 279-348. Cambridge,1983
837. Lüddeckens, E. Ägyptische Eheverträge. Wiesbaden, i960
838. Lüddeckens, Ε. 'P. Wien D ιοί 51, eine neue Urkunde zum ägyptischen
Pfründenhandel in der Perserzeit', Nachr. der Akad. Göttingen, Phil.-hist.
Kl. 1965, no. 5, 103-20

В. Персидская держава
839· McKeon, J.F. X. 'Achaemenid cloisonne-inlay jewelry: an important
new example', in Orient and Occident: essays presented to Cyrus H. Gordon,
109-17. Neukirchen-Vluyn, 1973
840. Malinine, M. 'Un pret de cereales a l'epoque de Darius Г, Kemi 11(1950)
1-25
841. Malinine, M. Choix de textesjuridiques en hieratique 'anormale* et en demotique.
Paris, 1953
842. Masson, Ο. 'Un lion de bronze de provenance egyptienne avec
inscription carienne', Kadmos 15 (1976) 82-3
843. Masson, O. Carian Inscriptions from North Saqqära and Buben. London,
1978
844. Meissner, В. 'Das Datum der Einnahme Ägyptens durch Cambyses',
ZÄS 29 (1981) 123-4
845. Meulenaere, H. de Herodotos over de 26ste Dynastie. Leuven, 1951
846. Meyer, E. 'Zu den aramäischen Papyri von Elephantine', SP AW 47
(1911) 1026-53
847. Meyer, E. Der Papyrusfund von Elephantine. 2nd edn. Leipzig, 1912
848. Meyer, E. 'Ägyptische Dokumente aus der Perserzeit', SPA W 51 (1915)
287-311
849. Michaelidis, G. 'Quelques objets inedits d'epoque perse', Ann. Serv. 43
(1943) 91-103
850. Michaelidis, G. 'Fragment de statuette du dieu Min ä inscription
lycienne', Ann. Serv. 48 (1948) 621-3
851. Milik, J. 'Une lettre arameenne d'el-Hibeh', Aegyptus 40 (i960) 79-81
852. Montet, P. 'La saison de travail dans la montagne de Bekhen', Kemi 15
(1959) 102
853. Muffs, Y. Studies in the Aramaic Legal Papyri from Elephantine. Leiden,
1969
8 5 4. Naster, P. 'Karsha et sheqel dans les documents arameens d'Elephantine',
Rev. beige de numismatique 116 (1970) 31-5
855. Nims, C. F. 'Saga of the Aramaic text in demotic script', Oriental Institute
News and Notes 68 (February 1981) 1-2
856. Oertel, F. Herodots ägyptischer Logos und die Glaubwürdigkeit Herodots. Bonn,
1970
8 5 7. Otto, E. Die biographischen Inschriften der ägyptischen Spät^eit. Leiden, 1954
858. Parker, R. A. 'Persian and Egyptian chronology', AJSL 58 (1941)
285-301
859. Parker, R. A. 'Darius and his Egyptian campaign', AJSL 5 8 (ι941) 373-7
860. Parker, R. A. 'The length of the reign of Amasis and the beginning of the
Twenty-sixth Dynasty', MDAIK 15 (1957) 208-12
861. Parker, R. A. A Vienna Demotic Papyrus on Eclipse- and Lunar Omina.
Providence, 1959
862. Parker, R. A. Egyptian astronomical texts 1-111. Providence, 1960,1964 and
1969
862A. Parker, R. A. 'The durative tenses in P. Rylands IX', JNES 20 (1961)
180-7

VII. Египет
981
863. Parker, R. Α. Α Saite oracle papyrus from Thebes in the Brooklyn Museum.
Providence, 1962
864. Parker, R. A. Demotic mathematical papyri. Providence, 1972
865. Parlasca, K. 'Persische Elemente in der frühptolemäischen Kunst', Akten
7. int. Köng. iran. Kunst, u. Archäologie = AMI suppl. 6 (1979)
317-23
866. Petrie, W. M. F. A History of Egypt πι. London, 1905
867. Porten, В. Archives from Elephantine. Berkeley—Los Angeles, 1968
868. Porten, В. 'The religion of the Jews of Elephantine in the light of the
Hermopolis papyri', JNES 28 (1969) 116-21
869. Porten, В. 'Aramaic papyri and parchments', Bi. Ar. 42 no. 2 (Spring,
x979) 74-104
870. Porter, B. and Moss, R. L. B. Topographical Bibliography of Ancient
Egyptian Hieroglyphic Texts, Reliefs, and Paintings vn: Nubia, The Deserts,
and Outside Egypt. Oxford, 1951
871. Porter, B. and Moss, R. L. B. Topographical Bibliography of Ancient
Egyptian Hieroglyphic Texts, Reliefs and Paintings in, Part 2, Fasc. 3.
Oxford, 1981
872. Posener, G. Ά propos de la stele de Bentresh', Bull. Inst. fr. Caire 34
(1934) 75-81
873. Posener, G. Ea premiere domination perse en Egypte. Cairo, 1936
874. Posener, G. 'Le canal du Nil a la Mer Rouge avant les Ptolemees', Chron.
d'Eg. 13 (1938) 258-73
875. Rabinowitz, I. 'Aramaic inscriptions of the fifth century b.c.e. from a
north-Arab shrine in Egypt', JNES 15 (1956) 1-9
876. Rabinowitz, I. 'Another Aramaic record of the north-Arabian goddess
Han-Dilat', JNES 18 (1959) 154-5
877. Ray, J.D. 'Papyrus Carlsberg 67: a demotic healing-prayer from the
Fayyüm', JEA 61 (1975) 181-8
878. Ray, J.D. 'Thoughts on Djeme and Papremis', GM 45 (1981) 57-61
879. Reich, N. J. 'The codification of the Egyptian laws by Darius and the
origin of the "Demotic Chronicle'", Mi^raim 1 (1933) 178-85
880. Roes, A. 'Achaemenid influence upon Egyptian and nomad art', Art. A.
Μ (1952) 17-30
881. Sachau, E. Aramäische Papyrus und Ostraka aus einer Militärkolonie %u
Elephantine 1—п. Leipzig, 1911
882. Sauneron, S. Les pretres de Гапсгеппе Egypte. Paris, 1967
883. Savelieva, T. 'Vase egyptien quadrilingue trouve pres d'Orsk', Actes
XXIX cong. int. orient allstes: Egyptologie n, 93-7. Paris, 1975
884. Schäfer, Η. 'Die Wiedereinrichtung einer Ärzteschule in Sais unter
König Darius Γ, Ζ ÄS 37 (1899) 72-4
885. Schott, Ε. 'Eine datierte Apisbronze', Rev. d'egyptol. 19 (1967) 87-98
886. Schulman, A. R. Ά "Persian gesture" from Memphis', Bull. Egyptol.
Seminar 3 (1981) 103-11
887. Segal, J.B. Aramaic Papyri from North Saqqära with some Fragments in
Phoenician (Egypt Exploration Society. Texts from Excavations, Memoir
6). London 1983

982
В. Персидская держава
888. Seidl, Ε. Ägyptische Rechtsgeschichte der Saiten- und Perser^eit. 2nd edn.
Glückstadt-Hamburg-New York, 1968
889. Sethe, K. 'Spuren der Perserherrschaft in der späteren ägyptischen
Sprache', Nachr. der Akad. Göttingen, phil.-hist. Kl. 1916, 112-33
890. Sethe, K. and Partsch, J. Demotische Urkunden %um ägyptischen
bürgschaftsrechte. Leipzig, 1920
891. Sharpe, S. The History of Egypt ι. London, 1859
892. Shea, W. Η. 'The Carpentras stela: a funerary poem', JAOS 101 (1981)
215-17
893. Shore, A. F. Ά rare example of a dedicatory inscription in early demotic',
BMQ 29 (1965) 19-21
894. Shore, A. F. Ά silver libation-bowl from Egypt', BMQ 29 (1965) 21-5
895. Shore, A. F. 'The demotic inscription on a coin of Artaxerxes', Num.
Chron. 1974, 5-8
896. Smith, H. S. A Visit to Ancient Egypt. Warminster, 1974
897. Smith, H. S. and Kuhrt, Α. Ά letter to a foreign general', JEA 68 (1972)
199—209
898. Sottas, H. 'Sur quelques papyrus demotiques provenant d'Assiout', Ann.
Serv. 23 (1923) 34—46
899. Spalinger, A. 'Psammetichus III-VI', Lexikon der Ägyptologie ιν, 1172-6.
Wiesbaden, 1982
900. Spiegelberg, W. 'Ägyptisches Sprachgut in den aus Ägypten
stammenden aramäischen Urkunden der Perserzeit', Or. Studien Th.
Nöldecke 2 (1906) 1093-115
901. Spiegelberg, W. Die sogennante demotische Chronik. Leipzig 1914
902. Spiegelberg, W. 'Drei demotische Schreiben aus der Korrespondenz des
Pherendates des Satrapen Darius' I, mit den Chnumpriestern von
Elephantine', SP AW 64 (1928) 604-22
902A. Spiegelberg, W. 'Achikar in einem demotischen Texte der römischen
Kaiserzeit', Orientalische Literatur^eitung 33 (1930) 962
903. Spiegelberg, W. 'Die demotischen Papyri Loeb der Universität
München', in Festschrift Loeb, 95-102. Munich, 1930
904. Spiegelberg, W. 'Aus der Geschichte vom Zauberer Ne-nefer-ke-Sokar',
in Studies presented to F. LI. Griffith, 171—80. London, 1932
905. Struve, V. V. 'Podlinnaya prichina razrusheniya iudeiskovo hrama na
Elefantine', VDI 4 (1938) 99-119
906. Struve, V. V. 'Vosstanie ν Egipte ν pervii god tsarstvovaniya Dariya Γ,
Pal. Sbornik 1 (1954) 7—13
907. Swiderek, A. 'Hellenion de Memphis - la rencontre de deux mondes', Eos
51 (1961) 55-63
908. Tait, W. J. Demotic papyri from Tebtunis. London, 1977
909. Thissen, H.-J. 'Zum Namen "Bothor" im koptischen Kambyses-
Roman', Enchoria 2 (1972) 137-9
910. Traunecker, Cl. 'Essai sur l'histoire de la XXIXe dynastie', Bull. Inst.fr.
Caire 79 (1979) 395-436
911. Traunecker, Cl. 'Un nouveau document de Darius 1er ä Karnak', Cahiers
de Karnak 6 (1980) 209-13

I. Общие работы
983
912. Vattione, F. 'Un papiro aramaico del 417 a.C, Aegyptus 45 (1965) 190-3
913. Vercoutter, J. Textes biographiques du Serapeum de Memphis. Paris, 1962
914. Volterra, E. 'Yhwdy9 e 'rmf nei papiri aramaici del V secolo provenienti
dair Egitto', Rend. Eine, ser. 8, 18 (1963) 131-78
915. Wainwright, G. A. 'Studies in the petition of Peteesi', BJRL 28 (1944)
228-71
916. Walle, B. van de, and Duchesne-Guillemin, J. £Un sceau-cylindre irano-
egyptien', JEOL 16 (1959) 72-7
917. Whitehead, J.D. 'Some distinctive features of the language of the
Aramaic Arsames correspondence', JNES 37 (1948) 119-40
918. Wildung, D. and Grimm, G. Götter Pharaonen (Villa Hügel Exposition,
Catalogue). Mainz, 1978
919. Williamson, H. G. M. £The historical value of Josephus' Jewish
Antiquities xi.297-301', JTS 28 (1977) 49-66
920. Winlock, H. E. et al. The temple of Hibis in El Khärgeh Oasis 1-111. New
York, 1941, 1938 and 1953
921. Yoyotte, J. 'La localisation de Ouenkhem', Bull. Inst.fr. Caire 71 (1972)
1-10
922. Yoyotte, J. 'Une Statue de Darius Decouverte a Suse: Les inscriptions
hieroglyphiques. Darius et l'Egypte', JA 260 (1972) 253-66
923. Yoyotte, J. 'Petoubastis ПГ, Rev. d'Egyptologie 24 (1972) 216-23
924. Zauzich, K.-Th. Papyri von der Insel Elephantine (Demotische Papyri aus
den staatlichen Museen zu Berlin 1). Berlin, 1978
С. Греческие государства
I. Общие работы
ι. Allen, T.W., Halliday, W. R. and Sykes, Ε. E. The Homeric Hymns.
Oxford, 1936
2. Amit, M. Athens and the Sea: α Study in Athenian Sea-power (Coll. Latomus
74). Brussels, 19(3;
3. Andrewes, A. The Greek Tyrants. London, 1956
4. Andreyev, V. N. 'Some aspects of agrarian conditions in Attica in the
fifth to third centuries b.c.', Eirene 12 (1974) 5-46
5. Austin, Μ. M. Greece and Egypt in the Archaic age (PCPhS Supp 2).
Cambridge, 1970
6. Berve, H. Die Tyrannis bei den Griechen 1—11. Munich, 1967
7. Bonner, R. J. and Smith G. The Administration of Justice from Homer to
Aristotle 1-й. Chicago, 1930-8
8. Bowra, CM. Pindar. Oxford, 1964
9. Bowra, CM. Greek Eyrie Poetry. 2nd edn. Oxford, 1961
10. Broadhead, H. D. The Persae of Aeschylus. Cambridge, i960
11. Buck, CD. The Greek Dialects. 3rd edn. Chicago-London, 1955
12. Burn, A. R, The Eyrie Age of Greece. London, i960
13. Burton, R. W. B. Pindar's Pythian Odes. Essays in Interpretation. Oxford,
1962
14. Busolt, G. Griechische Staatskunde ι-ιι. 3rd edn. Munich, 1920—6

984
С. Греческие государства
ι у Coldstream, J.N. Greek Geometric Pottery. London, 1968
16. Coldstream, J.N. Geometric Greece. London, 1977
17. Cook, R. M. Ά note on the absolute chronology of the 8th and 7th
centuries b.c.', BS A 64 (1969) 13-15
18. De Ste Croix, G. E. M. The Origins of the Peloponnesian War. London, 1972
19. Detienne, M. and Vernant, J.-P. Les Ruses de l'Intelligence: la Metis des
Grecs. Paris, 1974 ( = Cunning Intelligence in Greek Culture and Society.
Sussex, 1978)
20. Dover, K. J. Greek Homosexuality. London, 1978
21. Edwards, G. P. The Language of Hesiod. Oxford, 1971
22. Ehrenberg, V. Neugründer des Staates. Munich, 1925
2 3. Ehrenberg, V. From Solon to Socrates: Greek History and Civilisation during
the Sixth and Fifth Centuries B.C. 2nd edn. London, 1973
24. Finnegan, R. Oral Poetry. Cambridge, 1977
25. Forrest, W. G. The Emergence of Greek Democracy. London, 1966
26. Forrest, W. G. Two Chronographie notes: 1, The tenth thalassocracy in
Eusebius', CQ NS 19 (1969) 95-106
27. Fränkel, Η. Early Greek Poetry and Philosophy. Eng. tr., Oxford, 1975
27A. Freeman, K. Greek City-States. London, 1950
28. Gernet, L. Anthropologie de la Grece antique. Paris, 1968
29. Gill, D. "Trapezomata; a neglected aspect of Greek sacrifice', HThR 67
(1974) 117-37
30. Graham, A.J. Colony and Mother City in Ancient Greece. Manchester, 1964.
(2nd edn 1971)
30A. Hicks, E. L. and Hill, G. F. A Manual of Greek Historical Inscriptions.
Oxford, 1901
31. JefFery, L. H. The Local Scripts of Archaic Greece. Oxford, 1961
32. JefFery, L. H. 'Comments on some archaic Greek inscriptions', JHS 69
(1949) 25ff
33. Jones, W. H. S. Malaria and Greek History. Manchester, 1909
34. Kinzl, К. H. 'Herodotus-Interpretations', Rh.Mus. 118 (1975) 193-204
35. Kirk, G. S. Homer and the Oral Tradition. Cambridge, 1976
36. Kirk, G. S. The Songs of Homer. Cambridge, 1962
37. Kirk, G. S. The Nature of Greek Myths. Harmondsworth, 1974
38. Kirkwood, G. M. Early Greek Monody. Ithaca, N.Y.-London, 1974
39. Lang, M. 'Allotment by tokens', Historia 8 (1959) 80-9
40. Larsen, J. A. O. Representative Government in Greek and Roman History.
Berkeley—Los Angeles, 1955
41. Larsen, J. A. O. Greek Federal States. Oxford, 1968
42. Martin, R. L'urbanisme dans la Grece antique. 2nd edn. Paris, 1974
43. Meritt, B. D., Wade-Gery, H. Т., McGregor, M. F. The Athenian Tribute
Lists i-iv. Cambridge, Mass,, 1939-195 3
44. Morrison, J. S. 'Greek naval tactics in the 5th Century b.c.', The
International Journal of Nautical Archaeology and Underwater Exploration
(1974) 3.1, 2lff
45. Morrison, J. S. 'Hyperesia in naval contexts in the fifth and fourth
centuries b.c.', JHS 104 (1984) 48fr

II. Афины
985
45Α. Morrison, J. S. and Coates, J.F. The Athenian Trireme, the History and
Reconstruction of an Ancient Greek Warship. Cambridge, 1986
46. Morrison, J. S. and Williams R. T. Greek Oared Ships 900-322 B.C.
Cambridge, 1968
47. Mosse, C. Ea tyrannie dans la Grece antique. Paris, 1969
47A. Oliva, P. Sparta and her Social Problems. Prague, 1971
48. Page, D. L. Sappho and Alcaeus. Oxford, 1955
49. Parke, H. W. and Wormell, D. E. W. The Delphic Oracle. Oxford, 1956
50. Princeton Encyclopaedia of Classical Sites, ed. R. Stilwell. Princeton, 1976
51. Reinmuth, O. W. 'Ostrakismos', P-W xxxvi. Halbband (1942) 1674-85
5 2. Rocchi, G. D. 'Aristocrazia genetica ed organizzazione politica arcaica',
PP 28 (1973) 92-116
53. Roebuck, C. 'The grain trade between Greece and Egypt', CI. Phil. 45
(1950) 239-40
54. Roebuck, C. 'The organization of Naukratis', CI. Phil. 46 (1951) 212—20
5 5. Roussel, D. Tribu et cite (Annales Litteraires de l'Universite de Besancon
193). Paris, 1976
56. Schoeffer, V. von. 'Δήμοι', P-W ν (1905) 1-131
5 7. Seibert, J. Die politischen Flüchtlinge und Verbannten in der griechischen
Geschichte i-n. Darmstadt, 1979
58. Snodgrass, A. M. 'The hoplite reform and history',/НУ 8 5 (196 5) 110-22
59. Snodgrass, A.M. Archaic Greece. London, 1980
60. Starr, С. G. The Economic and Social Growth of early Greece Soo—joo B.C.
New York, 1977
61. Waters, К. H. Herodotus on Tyrants and Despots (Historia Einzelschr. 15).
Wiesbaden, 1971
62. West, M. L. Iambi et Elegi Graeci. Oxford, 1971-2
63. Wilamowitz-Moellendorff, U. Pindaros. Berlin, 1922
П. Афины
64. Alexander, J. W. 'Was Cleisthenes an Athenian archon?', С J 54 (1958/9)
307-14
6 5. Alexander, J. W. 'More remarks on the archonship of Cleisthenes', С J 5 5
(1959/60) 220-1
66. Amyx, D. A. 'The Attic stelai, Part in', Hesperia 27 (1958) 163-310
67. Andrewes, A. 'Athens and Aegina, 510-480 b.c.', BS A 37 (1936/7) iff
68. Andrewes, A. 'Philochoros on phratries', JHS 81 (1961) 1-15
69. Andrewes, A. 'Kleisthenes' reform bill', CQ 27 (1977) 241-8
70. Athens comes of age. From Solon to Salamis. Princeton, 1978
71. Badian, E. 'Archons and strategoi', Antichthon 5 (1971) 1-34
72. Beazley, J. D. 'Death of Hipparchos', JHS 68 (1948) 26-8
73. Berve, H. Miltiades (Hermes Einzelschr. 2). Berlin, 1937
74. Bicknell, P. J. 'Kleisthenes as politician: An exploration', Studies in
Athenian Politics and Genealogy (Historia Einzelschr. 19), 1—53. 1972.
7 5. Bicknell, P. J. 'Athenian politics and genealogy; some pendants', Historia
23 (1974) 146-63, esp. 161-3

986
С. Греческие государства
j6. Bradeen, D. W. 'The trittyes in Cleisthenes' reforms', ТАРА 86 (195 5)
22-30
77. Bradeen, D.W. 'The fifth-century archon list', Hesperia 32 (1963)
187-208
78. Bradeen, D.W. The Athenian Agora xvn: Inscriptions. The Funerary
Monuments. Princeton, N.J., 1974
79. Brunt, P. A. 'Athenian settlements abroad in the fifth century b.c.', in
Ancient Society and Institutions: Studies presented to Victor Ehrenberg on his
yjth Birthday, 71-92. Oxford, 1966
80. Buck, R. J. 'The reforms of 487 b.c. in the selection of archons', CI. Phil.
60 (1965) 96-101
81. Cadoux, T. J. 'The Athenian archons from Kreon to Hypsichides', JHS
68 (1948) 70-123
82. Calderini, A. Uostracismo. Como, 1945
82A. Camp, J.M. The Athenian Agora. London, 1986
83. Carcopino, J. Uostracisme athenien. 2nd edn. Paris, 1935
84. Cornelius, F. Die Tyrannis in Athen. Munich, 1929
85. Davies, J.K. Athenian Propertied Families 600-300 B.C. Oxford, 1971
86. Davies, J. K. Review of W. R. Connor, The New Politicians of Fifth-
Century Athens, in Gnomon 47 (1975) 374#
87. Davies, J. K. 'Athenian citizenship: the descent group and the
alternatives', C/73 (1977) 105-21
88. Davison, J. A. 'Peisistratus and Homer', ТАРА 86 (1955) i-2i
89. Day, J. and Chambers, M. Aristotle's History of Athenian Democracy
(University of California Publications in History 73). Berkeley, 1962
90. De Sanctis, G. Atthis. 3rd edn. Florence, 1975
91. Dover, K.J. 'Androtion on ostracism', CR n.s. 13 (1963) 256-7
92. Ehrenberg, V. Origins of democracy', Historia 1 (1950) 515-48 ( = с 94,
264-97)
93. Ehrenberg, V. 'Das Harmodioslied', WS 69 (1956) 57-69 ( = c 94,
253-64)
94. Ehrenberg, V. Polis und Imperium. Zurich, 1965
95. Eliot, C. W. J. Coastal Demes of Attika. Α Study of the Policy of Kleisthenes
{Phoenix Supplement 5). Toronto, 1962
96. Eliot, С W. J. 'Kleisthenes and the creation of the ten phylai', Phoenix 22
(1968) 3-17
97. Eliot, C. W. J. and McGregor, M. F. 'Kleisthenes: Eponymous archon
525/4', Phoenix 14 (i960) 27—35
98. Feaver, D.D. 'Historical development in the priesthoods of Athens',
YCS 15 (1957) 123-58
99. Fornara, С W. Ά note on Άθ.π. zz\ CQ n.s. 13 (1963) 101-4
100. Fornara, С W. 'The cult of Harmodius and Aristogeiton', Philologus 114
(1970) 155-80
101. Fornara, С W. 'The diapsephismos of Ath.Pol, 13.5', CI. Phil. 65 (1970)
243-6
102. Fornara, C. W. The Athenian Board of Generals from joi to 404 {Historia
Einzelschr. 16). 1971

IL Афины
987
103. Forrest, W. G. 'The tradition of Hippias' expulsion from Athens', GRBS
10 (1969) 277-86
104. French, Α. Ά note on Thucydides iii 68.5', JHS 80 (i960) 191
105. Frost, F.J. 'Themistocles' place in Athenian polities', CSC A 1 (1968)
105ГТ.
106. Frost, F.J. Plutarch's Themistocles. Princeton, N.J., 1980
107. Ghinatti, F. I gruppi politici Ateniesi fino alle Guerre Persiane (Universita
degli Studi di Padova: Pubblicazioni dell'Istituto di Storia Antica 8).
Rome, 1970
108. Gomme, A. W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries
B.C. Oxford, 1933
109. Gomme, A. W. 'Athenian notes', AJP 65 (1944) 321-39 { — More Essays
in Greek History and Eiterature, 19-28. Oxford, 1968)
110. Grace, E. 'Aristotle on the "enfranchisement of aliens" by Cleisthenes (a
note)', Klio 56 (1974) 3 5 3—68
hi. Griffith, G. T. 'Isegoria in the Assembly at Athens', in Ancient Society and
Institutions: Studies presented to Victor Ehrenberg on hisyjth Birthday, 115-38.
Oxford, 1966
112. Hammond, N. G. L. 'Strategia and hegemonia in fifth-century Athens',
CQ n.s. 19 (1969) 111-44 ( = c 315, 346-94)
113. Hands, A. R. Ostraka and the law of ostracism. Some possibilities and
assumptions', JHS 79 (1959) 69-79
114. Hansen, M. H. 'How many Athenians attended the Ecclesia?', GRBS 17
(1976) 115-34 ( = c 115, 1-23)
115. Hansen, Μ. H. The Athenian Ecclesia. Copenhagen, 1983
116. Hignett, C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth
Century B.C. Oxford, 1952
117. Hirsch, Μ. 'Die athenischen Tyrannenmörder in Geschichtsschreibung
und Volkslegende', Klio 20 (1926) 129-67
118. Hommel, H. 'Trittyes', in P-W 2. Reihe, xin. Halbband (1939) 330—70
119. Hommel, H. 'Die dreissig Trittyen des Kleisthenes', Klio 33 (1940)
181-200
120. Hopper, R. J. The Basis of the Athenian Democracy. Inaugural Lecture,
Sheffield, 1957
121. Jacoby, F. At this: The Eocal Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949
122. Jeffery, L. H. 'The boustrophedon sacral inscriptions from the Athenian
Agora', Hesperia 17 (1948) 86-111
123. Jones, Α. Η. M. Athenian Democracy. Oxford, 1957
124. Jordan, B. The Athenian Navy in the Classical Period. Berkeley, 1975
125. Kagan, D. 'The origin and purposes of ostracism', Hesperia 30 (1961)
393-401
126. Kagan, D. 'The enfranchisement of aliens by Cleisthenes', Historia 12
(1963) 41-6
127. Kahrstedt, U. 'Kleisthenes', P-W xxi. Halbband (1921) 620-1
128. Kahrstedt, U. Staatsgebiet und Staatsangehörige in Athen. Stuttgart, 1934
129. Kahrstedt, U. 'Untersuchungen zu attischen Behörden, ιν:
Bemerkungen zur Geschichte des Rats der Fünfhundert', Klio 33 (1940)
1-12

С. Греческие государства
ι зо. Karavites, P. 'Cleisthenes and ostracism again', Athenaeum n.s. 5 2 (1974)
326-35
131. Keaney, J. J. 'The text of Androtion F 6 and the origin of ostracism',
Historia 19 (1970) 1—11
132. Keaney, J.J. 'Androtion F 6 again', Historia 25 (1976) 480-2
133. Kelly, D.H. 'The Athenian archonship 508/6-487/6', Antichthon 12
(1978) 1-17
134. Kienast, D. 'Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jahrhundert
und die Reformen von 508', Hist. Zeitschr. 200 (1965) 265-83
135. Kinzl, K. Miltiades-Forschungen. Vienna, 1968
136. Kinzl, K. H. 'Philochoros FGrHist 3 28 F 115 and Ephoros: observations
on Schol. Pind. Pyth. 7, 9B', Hermes 102 (1974) 179—90
137. Kinzl, K. H. 'Note on the exiles of the Alkmeonidai', Rh. Mus. n.f. 119
(1976) 311-14
138. Kinzl, К. H. 'Athens: Between tyranny and democracy', in Greece and the
Eastern Mediterranean in Ancient History and Prehistory, ed. К. H. Kinzl,
199—223. Berlin, 1977
139. Kinzl, Κ. Η. 'ΔΗΜΟΚΡΑΤΙΑ'. Studie zur Frühgeschichte des
Begriffes', Gymnasium 85 (1978) 117-27, 312-26
140. Kirsten, E. 'Der gegenwärtige Stand der attischen Demenforschung', in
Attidel Ter^o Congresso Internationale di Epigrafia Greca e Eatina (Roma, 4—
8 Settembre 1957), 155—71. Rome, 1959
141. Knight, D. W. Some Studies in Athenian Politics in the Fifth Century B.C.
{Historia Einzelschr. 13). Wiesbaden, 1970
142. Kolb, F. 'Die Bau-, Religions- und Kulturpolitik der Peisistratiden',
JDAI9z (1977)99-48
143. Krön, U. Die %ehn attischen Phylenheroen (Ath. Mitt. Beih. 5). Berlin, 1976
144. Labarbe, J. Ea Eoi Navale de Themistocle (Bibliotheque de la Faculte de
Philosophie et Lettres de l'Universite de Liege 143). Paris, 1957
145. Lang, M. 'The murder of Hipparchus', Historia 3 (1954/5) 395-407
146. Larsen, J. A.O. 'Cleisthenes and the development of the theory of
democracy at Athens', in Essays in Political Theory presented to G. H. Sabine,
ed. M. R. Konvitz and A. E. Murphy, 1-16. Port Washington, NY, 1948
147. Larsen, J. Α. Ο. Ά note on the representation of demes in the Athenian
boule', CI. Phil. 57 (1962) 104-8
148. Leake, W. M. 'The demi of Attica', Transactions of the Royal Society of
Eiterature 1. London, 1829
149. Lenardon, R. J. 'The archonship of Themistokles, 493/2', Historia 5
(1956) 401-19
150. Lenardon, R.J. The Saga of Themistocles. London, 1978
151. Leveque, P. and Vidal-Naquet, P. Clisthene l'Athenien (Annales
Litteraires de l'Universite de Besancon 65). Paris, 1964
152. Lewis, D.M. 'The archon of 497/6 b.c.', CR n.s. 12 (1962) 201
153. Lewis, D.M. 'Cleisthenes and Attica', Historia 12 (1963) 22-40
154. Lewis, D.M. 'The Kerameikos ostraka', ZPE 14 (1974) i~4
155. Lewis, J. D. 'Isegoria at Athens: when did it begin?', Historia 20 (1971)
129—40

II. Афины
989
156. Loenen, D. 'The Peisistratids: a shared rule', Mnemosyne Ser. 4. 1 (1948)
81-9
15 7. Loeper, R. 'Die Trittyen und Demen Attikas', Ath. Mitt. 17 (1892) 319-
433
158. Longo, С. P. 'La bule e la procedura dell' ostracismo: Considerazioni su
Vat.Gr. 1144', Historia 29 (1980) 257-81
159. McCargar, D. J. 'Isagoras, son of Teisandros, and Isagoras, eponymous
archon of 508/7: A case of mistaken identity', Phoenix 28 (1974) 275-81
160. McCargar, D. J. 'The archonship of Hermokreon and Alkmaion: A
further consideration of Ath. Pol. zz 1-3', Rh. Mus. ν.f. 119 (1976)
315-23
161. McCargar, D. J. 'New evidence for the Kleisthenic Boule', CI. Phil. 71
(1976)248-52
162. McCargar, D. J. 'The relative date of Kleisthenes' legislation', Historia ζ 5
(1976) 385-95
163. McGregor, Μ. F. 'The pro-Persian party at Athens from 510 to 480 b.c.',
HS С Ρ Suppl. ι (1940) 71-95
164. Martin, H. 'The character of Plutarch's Themistocles', ТАРА yz (1961)
326fT
165. Martin, J. 'Von Kleisthenes zu Ephialtes', Chiron 4 (1974) 5-42
166. Meier, C. 'Drei Bemerkungen zur Vor- und Frühgeschichte des Begriffs
Demokratie', in Discordia Concors. Festschrift für Edgar Bonjour, 3—29.
Basel, 1968
167. Meier, С 'Clisthene et le probleme politique de la polis grecque', Rev. Int.
des Droits de ΐAntiquite. зе ser. 20 (1973) 115-59
168. Meister, K. 'Zum Zeitpunkt der Einführung des Ostrakismos', Chiron 1
(1971) 85-8
169. Mele, A. 'La lotta politica nell'Atene arcaica', Riv. di Filol. 101 (1973)
385-95
170. Milchhoefer, A. 'Untersuchungen über die Demenordnung des
Kleisthenes', Abh. d. kgl. Preuss. Akad. d. Wiss. Berlin, 1892
171. Mosse, С 'Classes sociales et regionalisme a Athenes au debut du Vie
siecle', Ant. Class. 33 (1964) 401—13
172. Munro, J. A. R. 'The ancestral laws of Cleisthenes', CQ 33 (1939) 84-97
173. Oliver, J.H. 'Reforms of Cleisthenes', Historia 9 (i960) 503-7
174. Osborne, R. G. Demos: the Discovery of Classical Attika. Cambridge, 1985
175. Ostwald, M. 'The Athenian legislation against tyranny and subversion',
ТАРА 86 (i95 5) 103-28
176. Ostwald, Μ. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford,
1969
176A. Ostwald, M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Berkeley-
London, 1986
177. Papastavrou, LS. Themistocles. Athens, 1970
178. Pickard-Cambridge, A. W. Dithyramb, Tragedy, and Comedy. 2nd edn
revised by T. B. L. Webster. Oxford, 1962
179. Pickard-Cambridge, A. W. The Dramatic Festivals of Athens. 2nd edn
revised by John Gould and D.M. Lewis. Oxford, 1968

990
С. Греческие государства
i8o. Pieket, Η. W. 'Isonomiaand Cleisthenes: A note', Тя/я#/я 4 (1972) 63-81
181. Podlecki, A. J. 'The political significance of the Athenian "tyrannicide"-
cult', Historia 15 (1966) 129—41
182. Podlecki, A.J. The Life of Themistocles. Montreal—London, 1975
183. Podlecki, A.J. 'Athens and Aegina', Historia 25 (1976) 396fr
184. Raubitschek, A. E. 'The ostracism of Xanthippos', AJA 51 (1947)
257-62
185. Raubitschek, A. E. 'The origin of ostracism', A]A 55 (1951) 221-9
186. Raubitschek, A. E. 'Athenian ostracism', CJ 48 (1953) 113-22
187. Raubitschek, A. E. 'The gates of the Agora', A]A 60 (1956) 279-82
188. Raubitschek, A. E. 'Theophrastos on ostracism', Class, et Med. 19(1958)
73-109
189. Raubitschek, A. E., with JefFery, L. H. Dedications from the Athenian
Akropolis. Cambridge, Mass., 1949
190. Rhodes, P.J. The Athenian Boule. Oxford, 1972
191. Rhodes, P. J. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxford,
1981
192. Robinson, C. Α., Jr. 'The struggle for power at Athens in the early fifth
century', AJP 60 (1939) 232-7
193. Robinson, C. Α., Jr. 'Medizing Athenian aristocrats', CW 35 (1941)
39-40
194. Robinson, C. Α., Jr. 'Athenian politics 510-486 b.c.', AJP 66 (1945)
243-54
195. Robinson, C. Α., Jr. 'Cleisthenes and ostracism', AJA 56 (1952) 23—6
196. Ruschenbusch, Ε. 'ΠΑΤΡΙΟΙ ΠΟΛΙΤΕΙΑ: Theseus, Drakon, Solon
und Kleisthenes in Publizistik und Geschichtsschreibung des 5. und 4.
Jahrhunderts v. Chr.', Historia 7 (1958) 398-424
197. Schachermeyr. F. 'Zur Chronologie der kleisthenischen Reformen', Klio
25 (1932) 334-47
198. Schefold, K. 'Kleisthenes', Mus. Helv. 3 (1946) 59-93
199. Schölte, A. 'Hippias ou Hipparche?', Mnemosyne series 3.5 (1937) 69-75
200. Schreiner, J. H. 'The origin of ostracism again', Class, et Med. 31 (ι97°)
84-97
201. Seager, R. ^Αθηναίων Πολιτεία 22.4', CR N.s. 12 (1962) 201-2
202. Seager, R. 'Herodotus and Ath.Pol. on the date of Cleisthenes' reforms',
AJP 84 (1963) 287-9
203. Sealey, R. 'Regionalism in archaic Athens', Historia 9 (i960) 155-
80 = Essays in Greek Politics, 9-38. New York, 1965
204. Sie wert, P. Die Trittyen Attikas und die Heeresreform des Kleisthenes
(Vestigia 33). Munich, 1982
205. Stanton, G. R. 'The introduction of ostracism and Alcmaeonid
propaganda', JHS 90 (1970) 180-3
206. Stanton, G. R. 'The tribal reform of Kleisthenes the Alkmeonid', Chiron
14 (1984) 1-41
207. Sumner, G. V. 'Androtion F 6 and Ath.Pol. zi\ BICS 11 (1964) 76-86
208. Sumner, G. V. 'Notes on chronological problems in the Aristotelian
^Αθηναίων Πολιτεία , CQ N.s. 11 (1961) 31—54

IL Афины
991
209. Thompson, W. Ε. 'The archonship of Cleisthenes', С] 55 (1959/60)
217-20
21 о. Thompson, W. Ε. 'Three thousand Acharnian hoplites', Historia 13
(1964) 400-13
211. Thompson, W. E. 'Kleisthenes and Aigeis', Mnemosyne series 4.22 (1969)
137-52
212. Thompson, W. E. 'Notes on Attic demes', Hesperia 39 (1970) 64-7
213. Thompson, W. E. 'The deme in Kleisthenes' reforms', SO46(1971) 72-9
214. Thomsen, R. The Origin of Ostracism (Humanitas 4). Copenhagen, 1972
215. Traill, J. S. The Political Organisation of Attica {Hesperia Supplement 14).
Princeton, 1975
216. Traill, J. S. 'Diakris, the inland trittys of Leontis', Hesperia 47 (1978)
89—109
217. Travlos, J. Pictorial Dictionary of Ancient Athens. London, 1971
218. Vanderpool, E. 'The ostracism of the Elder Alcibiades', Hesperia 21
(1952) 1-8
219. Vanderpool, E. 'Ostracism at Athens', in Lectures in Memory of Louise Taft
Semple 11. Cincinnati, 1972
220. van der Valk, M. 'On the composition of the Attic skolia', Hermes 102
(1974) 1-20
221. van EfTenterre, H. 'Clisthene et les mesures de mobilisation', REG 89
(1976) 1-17
222. Wade-Gery, H. T. 'Attic inscriptions of the fifth century', BS A 3 3 (1932-
З) 113-23
223. Wade-Gery, H. T. 'The laws of Kleisthenes', CQ 27 (1933) 17-29 = a 62,
135-54
224. Wade-Gery, H. T. 'Miltiades', JHS 71 (1951) 2i2-2i=A 62, 155-70
225. Wade-Gery, H. T. 'Themistokles' archonship', BS A 37 (1940) 263-
7o = a 62, 171-9
226. Walker, Ε. M. 'Athens: The reform of Cleisthenes', in CAHiv1, 137-72.
Cambridge, 1926
227. Welwei, K.-W. 'Der "Diapsephismos" nach dem Sturz der
Peisistratiden', Gymnasium 74 (1967) 423-37
228. Werner, R. 'Die Quellen zur Einführung des Ostrakismos', Athenaeum
n.s. 36 (1958) 48-89
229. White, M. E. 'Hippias and the Athenian archon list', in Po lis and Imperium.
Studies in Honour of Έ. Т. Salmon, ed. J. A. S. Evans, 81-95. Toronto, 1974
230. Wilamowitz-MoellendorfT, U. von Aristoteles und Athen 1-11. Berlin, 1893
231. Willemsen, F. 'Ostraka', Ath. Mitt. 80 (1965) 100-26
232. Willemsen, F. 'Die Ausgrabungen im Kerameikos', Arch. Delt. 23, 11.1
(1968) 24-32
233. Williams, G. E. M. 'The Kerameikos ostraka', ZPE 31 (1978) 103-13
234. Williams, G. E. M. 'Athenian politics 508/7-480 B.C.: a reappraisal',
Athenaeum 60 (1982) 521-44
235. Woodhead, A. G. ΙΣΗΓΟΡΙΑ and the Council of 500', Historia 16
(1967) 129-40
236. Wüst, F. R. 'Zu Kleisthenes', Historia 13 (1964) 370-3

992
С. Греческие государства
III. Греция (помимо Афин)
2 37· Andrewes, A. £The Corinthian Actaeon and Pheidon of Argos', CQ 43
(1949) 70-8
238. Blinkenberg, H. Die Lindische Tempelchronik (Bonner Kleine Texte 131).
Bonn, 1915
239. Blinkenberg, H. Lindos. Fouilles de l'Acropole 1902-1914. 11 Inscriptions 1,
Berlin—Copenhagen, 1941
240. Bruneau, P. and Ducat, J. Guide de Delos. Athens, 1965
241. Buck, R. J. 'The formation of the Boeotian League', CI. Phil. 67 (1972)
94—101
242. Calligas, P. 'An inscribed lead plaque from Korkyra', BS A 66 (1971) 79-
93
242A. Casson, S. Macedonia, Thrace and Illyria. Oxford, 1926
243. Drews, R. 'The earliest Greek settlements on the Black Sea', JHS 96
(1976) 18-31
244. Ducat, J. 'La confederation beotienne et l'expansion thebaine a l'epoque
archaique', BCH 97 (1973) 59-73
245. Forrest, W. G. A History of Sparta 9j0-192 B.C. London, 1968
246. Hammond, N. G. L. 'The main road from Boeotia to the Peloponnese
through the northern Megarid', BS A 49 (1954) 103-22 ( = 0315,417-46)
247. Hammond, N. G. L 'The Philaids and the Chersonese', CQ n.s. 6 (1956)
113-29
248. Hammond, N. G. L. A History of Macedonia 1 (Oxford, 1972) and (with
G. T. Griffith) 11 (Oxford, 1979)
249. Johnston, A. W. 'The rehabilitation of Sostratos', PP 27 (1972) 416-23
250. Kiechle, F. Messenische Studien, 116 ff (Kallmunz, 1959)
251. Kleiner, G., Hommel, P. and Muller-Wiener, W. Panionion und Melle
(JDAI Suppl. 23). Berlin, 1967
252. Lateiner, D. 'The failure of the Ionian Revolt', Historia 31 (1982) 129fr
253. Leahy, D. M. 'The Spartan embassy to Lygdamis', JHS 77 (1957) 272-5
254. Noonan, R. T. 'The grain trade of the northern Black Sea in antiquity',
AJP 94 (1973), 231-43
255. Parke, H. W. 'Polycrates and Delos', CQ 40 (1946) 105-8
256. Peek, Werner. 'Ein neuer spartanischer Staatsvertrag', Abhandlungen der
sächsischen Akademie der Wissenschaften %u Leipzig, Phil.-hist. Klasse, Band
65, Heft 3. Akademie-Verlag, Berlin, 1974
257. Rehm, A. Milet 1.3. Berlin, 1914
258. Roebuck, C. 'The early Ionian League', CI. Phil. 50 (1955) 26-40
259. Roebuck, C. Ionian Trade and Colonisation. New York, 1959
260. Roebuck, C. 'Some aspects of urbanization in Corinth', Hesperian (1972)
117-25
261. Sakellariou, Μ. B. (ed.) Greek Lands in History: Macedonia. Athens, 1983
262. Sitzler, I. 'Der Koer Kadmos', Philologus 68 (1909) 32iff
263. Svoronos, J. N. L'Hellenisme primitif de la Macedoine. Paris and Athens,
1919
264. Verdelis, N., Jameson, M. H. and Papachristodoulou, J. *ΑρχαϊκαΙ
Έπιγραφαι €κ Ήρννθος, *Αρχ. Έφ. 197 5? 15°^

IV. Персидские войны
993
265. Wilamowitz-MoellendorfF, U. von 'Panionion', Kleine Schriften ν i, 128-
51. Berlin, 1937
IV. Персидские войны
(Кроме того, см. библиографию к главам УШ, IX и X первого издания САН. IV
(Cambridge, 1926))
266. Allinson, F. G. 'The original Marathon runner', CW 24 (1931) 152
267. Amandry, P. 'Sur les epigrammes de Marathon', in Theoria: ¥ est sehr ift
Schuchhardt, 48. Baden-Baden, i960
268. Amandry, P. 'Themistocle a Melite', in Charisterion A. Orlandou 4, 265fr.
Athens, 1967/8
269. Avery, H. С 'Herodotus 6.112.2', ТАРА 103 (1972) 15ГТ
270. Baelen, J. L'an 48о. Sdiamine. Paris, 1961
271. Baillie Reynolds, P. K. 'The shield signal at the Battle of Marathon', JHS
49 (1929) i6off
272. Barron, J. P. 'Religious propaganda of the Delian League', JHS 84 (1964)
35ff
273. Bayer, E. 'Psyttaleia', Historia 18 (1969) 640
273A. Bequignon, Y. La vallee du Spercheios des origines au IVe siecle. Paris, 1937
274. Berthold, R. Μ. 'Which way to Marathon?', REA 78-9 (1976-7) 84fr
27 5. Berve, H. 'Fürstliche Herren zur Zeit der Perserkriege', Gestaltende Kräfte
der Antike, z^z-6j. 2nd edn. Munich, 1966
276. Bicknell, P. 'The command structure and generals of the Marathon
campaign', Ant. Class. 39 (1970) 427fr
277. Bicknell, P. 'The date of Miltiades' Parian Expedition', Ant. Class. 41
(1972) 225ff
278. Bigwood, J.M. 'Ctesias as historian of the Persian Wars', Phoenix 32
(1978) i9ff
279. Boer, W. den. 'Themistocles in fifth-century historiography', Mnemosyne
15 (1962) 225fr
280. Boucher, A. 'La bataille de Platees d'apres Herodote', Rev. Arch. 5 th ser.
vol. 2 (1915) 257-320
281. Brunt, P.A. 'The Hellenic League against Persia', Historia 2 (1953)
135-63
282. Buck, R.J. 'Boeotarchs at Thermopylae', CI. Phil. 69 (1974) 47f
283. Bulanda, E. 'Le nouveau monument de victoire sous Marathon',
Archeologie 2 (1948) 105if and 49of
284. Burn, A. R. 'Hammond on Marathon: a few notes', JHS 89 (1969) 118
285. Burn, A. R. 'Thermopylae and Callidromos', in Studies Presented to D. M.
Robinson on his Seventieth Birthday 1, 479fr. St Louis, 1953
286. Burn, A. R. 'Thermopylae revisited and some topographical notes on
Marathon and Plataiai', Greece and the Eastern Mediterranean in Ancient
History and Prehistory ed. K. H. Kinzl, 89fr. Berlin, 1977
287. Burstein, S. 'The recall of the ostracized and the Themistocles Decree',
CSCA 4 (1971) 93ГТ
288. Caspari (Сагу), M. 'The Ionian Confederacy', JHS 35 (1915) 173-88

994
С. Греческие государства
289. Chambers, Μ. 'The significance of the Themistocles Decree', Philologus
in (1967) 157гТ with bibliography
290. Cole, J.W. 'Alexander Philhellene and Themistocles', Ant. Class. 47
(1978) 37ff
290A. Cook, J. M. The Troad. Oxford, 1973
291. Dascalakis, A. Ρ rob lern es historiques autour de la bataille des Thermopyles.
Paris, 1962
Delorme, J. 'Deux notes sur la bataille de Salamine', BCH102 (1978) 87fr
Develin, R. 'Miltiades and the Parian Expedition', Ant. Class. 46 (1977)
57iff
Eschenburg, Η. von Topographische, archäologische und militärische
Betrachtungen auf dem Schlachtfelde von Marathon. Berlin, 1886
Evans, J. A. S. 'The final problem at Thermopylae', GRBS 5 (1964) 23 iff
Evans, J. A. S. 'Notes on Thermopylae and Artemisium', Historia 18
(1969) 389fF
Evans, J. A. S. 'Herodotus and Marathon', Florilegium 1984
Fischer, R. 'Das Zahlenproblem im Perserkriege 480-479 b.c.', Klio 25
(1932) 289fr
Fornara, C. W. 'The hoplite achievement at Psyttaleia', JHS 86 (1966)
5 iff
Frost, F. J. Ά note on Xerxes at Salamis', Historia 22 (1973) n8f
Frost, F. J. 'Troizen and the Persian War: some new data', A]A 82 (1978)
iojf
Giannelli, G. ba spedi^ione di Serse da Ter me a Salamina. Milan, 1924
Gillis, D. 'Marathon and the Alcmaeonids', GRBS 10 (1969) 133-45
Gillis, D. Collaboration with the Persians {Historia Einzelschr. 34)
Wiesbaden, 1979
Gomme, A. W. 'Herodotus and Marathon', Phoenix 6 (1952) 77ГТ
Grant, J.R. 'Leonidas' last stand', Phoenix 15 (1961) 14fr
Green, P. The Year of Salamis, 480-4/9 B.C. London, 1970
Grundy, G. B. The Topography of the Battle ofPlataea. London, 1894
Grundy, G. B. The Great Persian War and its Preliminaries. London, 1901
Habicht, Chr. 'Falsche Urkunden zur Geschichte Athens im Zeitalter der
Perserkriege', Hermes 89 (1961) 1-35
Hammond, N. G. L. 'The battle of Salamis', JHS 76 (195 6) 32-54; revised
in с 315, 251-310
Hammond, N. G. L. 'το Μηδικόν and τα Μηδικά', CR N.s. 7 (1957) ioof
Hammond, N. G. L. 'The origins and nature of the Athenian alliance of
478-7 b.c.', JHS 87 (1967) 41-61 ( = c 315, 311-45)
Hammond, N. G. L. 'The campaign and the battle of Marathon\JHS 88
(1968) 13-57; revised and augmented in с 315, 170-250
Hammond, N. G. L. Studies in Greek History. Oxford, 1973
Hammond, N. G. L. 'The extent of Persian occupation in Thrace', Chiron
10 (1980) 53-61
317. Hammond, N. G. L. 'The narrative of Herodotus VII and the Decree of
Themistocles', JHS 102 (1982) 756е

IV. Персидские войны
995
318. Hegyi, D. * Athens and Aegina on the eve of the Battle of Marathon', Act.
Ant. Hung. 17 (1969) 17iff
319. Henderson, R. B. Marathon', JHS 52 (1932) 302
320. Hignett, C. Xerxes' Invasion of Greece. Oxford, 1963
321. Hodge, A. T. 'Marathon. The Persians'voyage', ТАРА 105 (1975) 15 5ff
322. Hodge, A. T. 'Marathon to Phaleron', JHS 95 (1975) 169fr
323. Hodge, A. T. and Losada, L. A. 'The time of the shield signal at
Marathon', A]A 74 (1970) 3 iff
324. Hope Simpson, R. 'Leonidas' decision', Phoenix 26 (1972) 1-11
325. Horhager, N. 'Zu den Flottenoperationen am Kap Artemision', Chiron 3
(1973) 43fr
3 26. Hornblower, S. 'Thucydides, the Panionian Festival and the Ephesia (in
104)', Historia 31 (1982) 241—5
327. Hudson, H. G. 'The shield signal at Marathon', AHR 12 (1937) 443ГТ
328. Huxley, G. L. 'The Medism of Caryae', GRBS 8 (1967) 29ff
329. Instinsky, H. V. 'Herodot und der erste Zug des Mardonius gegen
Griechenland', Hermes 84 (1956) 477fr
330. Jameson, Μ. Η. Ά decree of Themistocles from Troezen', Hesp. 29
(i960) 293ft*; and Hesp. 31 (1962) 310ГТ
331. Jameson, Μ. H. 'Provisions for mobilization in the decree of
Themistokles', Historia 12 (1963) 385fr
332. Jeffery, L. H. 'The campaign between Athens and Aegina in the years
before Salamis', AJP 83 (1962) 44fr
333. Keil, J. 'Die Schlacht bei Salamis', Hermes 73 (1938) 329fr
334. Kinzl, Κ. Η. 'Miltiades' Parosexpedition in der Geschichtsschreibung',
Hermes 104 (1976) 280—307
335. Knight, W.F.J. 'The defence of the Acropolis and the panic before
Salamis', JHS 51 (1931) 174ft*
336. Koumanoudis, S.N. 'Ä Marathon', AAA 11 (1978) 232fr
337. Kraft, K. 'Bemerkungen zu den Perser kriegen', Hermes yz (1964) 144fr
338. Kromayer, J. and Veith, G. Antike Schlachtfelder iv. Berlin, 1924-31
339. Labarbe, J. 'Leonidas et l'astre des tempetes', RBPh 37 (1959) 69fr
340. Larsen, J. A. O. 'The constitution of the Peloponnesian League', CI. Phil.
28 (1933) 257-76
341. Larsen, J. A. O. 'The constitution and original purpose of the Delian
League', HS С Ρ 51 (1940) 175-213
342. Lazenby, J. F. 'The strategy of the Greeks in the opening campaign of the
Persian War', Hermes yz (1964) 264fr
343. Levy, I. 'L'inscription triomphale de Xerxes', Rev. Hist. 185 (1939) 105fr
344. Lewis, D. M. 'Notes on the decree of Themistocles', CQ n.s. ι ι (1961)
6irT
345. Loader, W. R. and Stanier, R. S. 'Questions about Marathon', Greece and
Rome 16 (1947) 17fr and 133fr
346. Macan, R. W. Herodotus; the seventh, eighth and ninth books (two volumes in
three). London, 1908
347. McLeod, W. 'The bowshot and Marathon', JHS 90 (1970) i97f

996
С. Греческие государства
348. Maier, F. G. Archäologie und Geschichte, Ausgrabungen in Alt-Paphos
(Konstanzer Universitätsreden 7). Konstanz, 1973
349. Maier, F. G. (ed.) Ausgrabungen in Alt-Paphos auf Cypern. 1. Nordosttor und
Persische Belagerungsrampe in Alt-Paphos. 1. Waffen und Kleinfunde. By Ε.
Erdmann. Konstanz, 1977
350. Marinatos, S. Reports on excavations at Marathon in AAA 3 (1970) 63ft",
153fr", 349fT;Er£ö/zi97o, 5fr"; 1971, 5fr"; 1972, ^\ΡΑΕ\^ηο, 5#; 1971, 5гТ;
and i972> 5 ^
351. Mason, H.J. and Wallace, Μ. B. 'Appius Claudius Pulcher and the
Hollows of Euboia', Hesperia 41 (1972) i28ff
352. Mastrokostas, Ε. Προϊστορική 'Ακρόπολις iv Μαραθώνι, AAA 3 (1970)
14ГТ
353. Maurice, F. 'The size of the army of Xerxes in the invasion of Greece, 480
b.c.', JHS 50 (1930) 210-35
354. Maurice, F. 'The campaign of Marathon', JHS 52 (1932) 13ГТ
355. Meritt, B. D. 'Epigrams from the battle of Marathon', in The Aegean and
the Near East, Studies presented to Hetty Goldman, ed. S. S. Weinberg, 268fr".
New York, 1956
356. Meyer, H. D. 'Vorgeschichte und Gründung des delisch-attischen
Seebundes', His tor ia 12 (1963) 405-46
3 5 7. Miltner, F. 'Der taktische Aufbau der Schlacht bei Salamis', JÖAI1930,
H5fT
358. Müller, D. 'Von Doriskos nach Therme. Der Weg des Xerxes-Heeres
durch Thrakien und Ostmakedonien', Chiron 5 (1975) iff
359. Munro, J. A. R. 'Some observations on the Persian Wars', JHS 19 (1899)
185ГТ
359A. Munro, J. A. R. 'Some observations on the Persian Wars: 2', JHS zz
(1902) 294fr
360. Munro, J. A. R. 'Some observations on the Persian Wars: 3, The
campaign of Plataea', JHS 24 (1904) 144-65
361. Munro, J. A. R. 'Marathon', ch. vni, i-v of САН iv1, 229-52.
Cambridge, 1926
362. Munro, J. A. R. 'Xerxes' invasion of Greece', ch. ix of САН iv1, 268-
316. Cambridge, 1926
363. Murray, O. ' V ΑΡΧΑΙΟΣ ΑΑΣΜΟΣ\ Historia 15 (1966) 142-56
364. Notopoulos, J. A. 'The slaves at the Battle of Marathon', AJP 62 (1941)
352fF
365. Ober, J. 'Edward Clarke's Ancient Road to Marathon A.D. 1801',
Hesperia 51 (1982) 453fr
366. O'Sullivan, J. N. 'On Herodotus 7.183: three sound ships for Salamis',
CQ n.s. 27 (1977) 92fT
367. Papanikolaou, D. A. 'Aischylos über die Flottenstärke bei Salamis', Rh.
Mus. 94 (1971) 217ГТ
368. Peek, W. R. 'Zu einem Inschrift-Fragment von Marathon', AAA 4
(1971) 413
369. Picard, Ch. 'Xerxes, les Ioniens revokes et l'Acropole d'Athenes', Rev.
Arch. 13 (1939) 266f

IV. Персидские войны
997
370. Podlecki, Α. Η. 'Simonides: 480', Historia 17 (1968) 257-75
371. Prestianni, A.M. 'La Stele di Trezene e la tradizione storiografica sul
decreto di Temistocle', in Umanitä e Storia, Scrittiin onore diA. Attisani и,
469-96. Naples, 1971
372. Pritchett, W. K. 'New light on Plataea', A]A 61 (1957) 9-28
373. Pritchett, W. К. 'New light on Thermopylae', A]A 62 (1958) 203fr
374. Pritchett, W. K. 'Towards a restudy of the Battle of Salamis', A]A 63
(1959) 261
375. Pritchett, W. K. 'Marathon', University of California Publications in Classical
Archaeology 4.2 (i960) 137-75
376. Pritchett, W. K. Studies in ancient Greek Topography 1. Berkeley-Los
Angeles, 1965
377. Pritchett, W. K. Studies in ancient Greek Topography 11. Berkeley-Los
Angeles, 1969
378. Pritchett, W. K. The Greek State at War i-iv. Berkeley-Los Angeles,
1971-85
379. Raubitschek, A. E. 'Two monuments erected after the victory of
Marathon', A]A 44 (1940) 53fr
380. Raubitschek, A. E. 'The covenant of Plataea', ТАРА 91 (1970) 178-83
381. Robertson, N. 'The Thessalian Expedition of 480 b.c.', JHS 96 (1976)
iooff
382. Robertson, N. 'The decree of Themistocles in its contemporary setting',
Phoenix 36 (1982) iff
383. Roux, G. 'Eschyle, Herodote, Diodore, Plutarque racontent la bataille de
Salamine', BCH 98 (1974) 5 iff
384. Sacks, K. S. 'Herodotus and the dating of the Battle of Thermopylae',
CQ n.s. 26 (1976) 232fr
385. Sanctis, G. de 'Aristagora di Mileto', in Prohlemi di storia antica, 63-91.
Bari, 1931
386. Schachermeyr, F. 'Marathon und die persische Politik', Hist. Zeitschr. 172
(1952) iff
387. Schachermeyr, F. 'Die Themistokles-Stele und ihre Bedeutung für die
Vorgeschichte der Schlacht von Salamis', JÖAI 46 (1961-3) 15 8fF
388. Schreiner, J. H. 'The battles of 490 b.c.', PCPhS n.s. 16 (1970) 97fr
389. Sealey, R. 'Again the siege of the Acropolis', CSCA 5 (1972) 183fr
390. Sealey, R. 'The pit and the well. The Persian heralds of 491 b.c.', CJ 72
(1976) i3ff
391. Shrimpton, G. 'The Persian cavalry at Marathon', Phoenix 34 (1980) 2off
392. Smets, G. and Dorsinfang-Smets, A. 'La bataille de Salamine. Les
sources', AlPhO 12 (1952) 409fr
393. Sokolowski, K. F. 'L'attitude de Delphes au moment de l'invasion des
Perses', Pr^eglad. histor. 13 (1936) 394ГТ
394. Soteriades, G. Reports on excavations at Marathon in РАЕ 1933, 31 ff;
1934, 29ff; 1936, 41 ff; 1935, 84ГТ; 1939, 27ГТ
395. Staes, B. Reports on excavations at Marathon in Arch. Delt. 1890, 65fr,
123ГТ; 1891, 34fT and 97; Ath. Mitt. 18 (1893) 46ff

998
С. Греческие государства
396. Starr, С. G. 'Why did the Greeks defeat the Persians?' Ρ Ρ 17(1962) 321-9
397· Themeies, P. Μαραθών: τά πρόσφατα αρχαιολογικά €νρήματα σ€ σχέση
μ€ τη μάχη. Arch. De lt. 29 (ι 974) 2 26fT
398. Thompson, D. В. 'The Persian spoils in Athens', in The Aegean and the
Near East, Studies presented to Hetty Goldman, ed S. S. Weinberg, 281-91.
New York, 1956
3 99. Threpsiades, J. and Vanderpool, E. 'Themistokles' sanctuary of Artemis
Aristoboule', Arch. Delt. 19 (1964) 26-36
400. Tozzi, P. La Rivolta lonica. Pisa, 1978
401. Vanderpool, E. 'An archaic inscribed stele from Marathon', Hesperia 11
(1942) 329ГТ
402. Vanderpool, E. 'The Deme of Marathon and the Herakleion', A]A 70
(1966) 319fr
403. Vanderpool, Ε. Ά monument to the Battle of Marathon', Hesperia 35
(1966) 93-106
404. Vanderpool, E. 'The marble trophy from Marathon in the British
Museum', Hesperia 36 (1967) io8ff
40 5. Van der Veer, J. A. G. 'The Battle of Marathon. A topographical survey',
Mnemosyne 34 (1982) 290
406. Walker, E. M. 'The Parian expedition etc.', Ch. VIII, vi-x, of САН iv1,
252-67. Cambridge, 1926
407. Wallace, P. W. 'Kleomenes, Marathon, the Helots and Arkadia', JHS 74
(1954) 32fT
408. Wallace, P. W. 'Psyttaleia and the trophies of the Battle of Salamis', A]A
73 (1969) 293-303
409. Wallace P. W. 'The Anopaia Path at Thermopylae, A]A 84 (1980) 15fr
410. Wallace, P. W. 'Aphetae and the Battle of Artemision', GRBS 10 (1984)
305fr
411. Walters, K. R. 'Four hundred ships at Salamis?', Rh. Mus. 124 (1981)
199ГТ
412. Wardman, Α. Ε. 'Tactics and the tradition of the Persian Wars', His toria 8
(1959) 49fT
413. Welwei, K.-W. 'Die "Marathon"-Epigramme von der athenischen
Agora', Historia 19 (1970) 295 fr
414. Welwei, K.-W. 'Das sogenannte Grab der Plataier im Vranatal bei
Marathon', Historia г8 (1979) ioiff
415. West, W. С 'The trophies of the Persian Wars', CI. Phil. 64 (1969) 7-19
416. West, W. С 'Saviors of Greece', GRBS 11 (1970) 271fr
417. Westlake, Η. D. 'The Medism of Thessaly', JHS 56 (1936) 12fr
418. Whatley, N. 'On the possibility of reconstructing Marathon and other
ancient battles', JHS 84 (1964) 119fr
419. Woodhouse, W. J. 'The Greeks at Plataiai', JHS 18 (1898) 33-59
420. Wright, Η. B. The Campaign of Plataea. New Haven, 1904

V. Религия, философия и право
999
V. Религия, философия и право
421. Вогеску, В. 'Die politische Isonomie', Eirene 9 (ι971) 5_24
42 2. Brackertz, U. Zum Problem der Schut^gottheiten griechischer Städte. Diss. phil.
Berlin. Berlin 1976
423. Breiich, A. 'La religione greca in Sicilia', KOKALOS 10-11 (1964-1965)
55ff
424. Brunei, J. Ά propos du transfert des cultes: un sens meconnu du mot
Άφώρνμα, Rev. Phil. 27 (1953) 21-32
42 5. Burkert, W. Lore and Science in ancient Pjthagoreanism. Cambridge, Mass.,
1972
426. Burkert, W. Griechische Religion der archäischen und Klassischen Epoche.
Stuttgart-Berlin-Cologne-Mainz, 1977
427. Burkert, W. Greek Religion. Tr. by J. Raffan. Oxford. 1985.
428. Ciaceri, E. Culti e miti nella storia dell' antica Sicilia. Catania, 1911.
429. Cook, A.B. Zeus 1-111, 2. Cambridge, 1914-40
430. Croon, J. H. 'The Palici. An autochthonous cult in ancient Sicily',
Mnemosyne ser. 4.5 (1952) 116-29
431. Davies, J. K. 'Demosthenes on liturgies: a note', JHS 87 (1967) 33-40
432. Deubner, L. Attische Feste. Berlin, 1932, repr. Darmstadt, 1965
433. Dodds, E. R. The Greeks and the Irrational. Berkeley, 1951
434. Dow, S. 'The Athenian calendar of sacrifices: the chronology of
Nikomakhos' second term', Historia 9 (i960) 270-93
435. Ehrenberg, V. 'Isonomia', P-W Supplementband vii (1940) 293-301
436. Farnell, L. R. The Cults of the Greek States i-v. Oxford, 1896-1909
437. Friedländer, P. Plato 2, The Dialogues, First Period. London, 1964
438. Gernet, L. 'Sur la notion du jugement en droit grec', Archives d'histoire du
droit oriental 1 (1937) 11 iff ( = 0 440, 65ft)
439. Gernet, L. 'Droit et predroit en Grece ancienne', L'Annee sociologique, 3rd
series (1948-49, publ. 1951), 21-119 ( = c 28, 175fr)
440. Gernet, L. Droit et societe dans la Grece ancienne. Paris, 1955; rptd 1964
441. Gould, J. P. 'Hiketeia', JHS 93 (1973) 74-103
442. Guthrie, W. К. С A History of Greek Philosophy i-vi. Cambridge, 1962-81
443. Harrison, A. R. W. The Law of Athens 11: Procedure. Oxford, 1971
444. Havelock, Ε. A. Preface to Plato. Oxford, 1963
445. Herter, H. 'Theseus', P-W Supplementband χιπ (1973) 1045-1238
446. Jacoby, F. 'ΓΕΝΕΣΙΑ: a forgotten festival of the dead', CQ 38 (1944)
65ГТ ( = a 32, 243ft)
447. Jacoby, F. 'Patrios Nomos: state burial in Athens and the public cemetery
in the Kerameikos', JHS 64 (1944) 37η7 ( = a 32, 260ft)
448. Jeanmaire, H. Couroi et Couretes. Lille, 1939
449. Jeffery, L. H. and Morpurgo-Davies, A. 'An Archaic Greek inscription
from Crete', BMQ 36 (1971-72) 24-9
450. Kirk, G. S., Raven, J. E. and Schofield, M. The Presocratic Philosophers2.
Cambridge, 1983
451. Latte, К. Heiliges Recht. Tübingen, 1920. (Reprinted Aalen, 1964)
452. Latte, K. 'Schuld und Sünde in der griechischen Religion', Archiv für
Religionswissenschaft 20(1920_2x) 254 ( = c 455? 3^0

1000
С. Греческие государства
45 3· Latte, К. 'Beiträge zum griechischen Strafrecht', Hermes 66 (1931) 30ГТ
and 129fr ( = c 455, 252fr)
454. Latte, K. 'Der Rechtsgedanke im archaischen Griechentum', Antike und
Abendland г (1946) 63ft" ( = C455, 233^0
455. Latte, K. Kleine Schriften f^u Religion, Recht, Literatur und Sprache der
Griechen und Römer, edd. O. Gigon, W. Buchwald and W. Kunkel.
Munich, 1968
456. Leveque, P. 'Colonisation grecque et syncretisme', Lessyncretismesdansles
religions grecque et romaine. Paris, 1973
45 7. Lloyd-Jones, P. H. J. The Justice of Zeus. Berkeley-Los Angeles-London,
1971 (2nd edn 1983)
458. Manni, E. 'Da Megara a Selinunte: le divinitä', KOKALOS 21 (1975)
i74ff
45 8a. Moretti, L. 'Olympionikai. I vincitori negli antichi agoni olimpici', Mem.
Line, viii, Ser. 8 (1957)
459. Nilsson, M. P. Cults, myths, oracles and politics in ancient Greece. Lund, 19 51
460. Nilsson, M. P. Geschichte der griechischen Religion ι: Die Religion Griechenlands
bis auf die griechische Weltherrschaft. 3rd edn. Munich, 1967
461. Orlandini, P. 'DifTusione del eulto di Demetra e Köre in Sicilia',
KOKALOS 14-15 (1968-1969) 334fT
462. Pareti, L. 'Per la storia dei eulti della Sicilia antica: Selinunte e Megara
Iblea', in Studi siciliani ed italioti, ζζη&. Florence, 1914
463. Parke, H.W. Festivals of the Athenians. London, 1977
464. Richardson, N.J. The Homeric Hymn to Demeter. Oxford, 1974
465. Rose, H.J. 'The religion of a Greek household', Euphrosyne 1 (1957)
95-116
466. Rouse, W. H. D. Greek Votive Offerings: An Essay in the History of Greek
Religion. Cambridge, 1902
467. Sjöqvist, Ε. 'Heracles in Sicilia', Opusc. Rom. 4 (1962) 117fr
468. Snell, B. The Discovery of the Mind. Eng. tr., Oxford, i960
469. Sokolowski, F. Lois sacrees d'Asie Mineure. Paris, 1955
470. Sokolowski, F. Lois sacrees des cites grecques: Supplement. Paris, 1962
471. Sokolowski, F. Lois sacrees des cites grecques. Paris, 1969
472. Solders, S. Die ausserstädtischen Kulte und die Einigung Attikas. Lund, 1931
473. Sourvinou-Inwood, C. 'Persephone and Aphrodite at Locri: a model for
personality definitions in Greek religion', JHS 98 (1978) 101-21
474. Vermeule, E. T. Archaeologica Homerica in, Kap. ν: Götterkult. Göttingen,
1974
475. Vernant, J.-P. Mythe et pensee che% les grecs. Paris, 1965
476. Vernant, J.-P. Mythe et societe en Grece ancienne. Paris, 1974
477. Vlastos, G. 'Isonomia', AJP 74 (1935) 337-66
478. Vlastos, G. ΙΣΟΝΟΜΙΑ ΠΟΛΙΤΙΚΗ', in Isonomia: Studien %ur
Gleichheitsvorstellung im griechischen Denken, ed. J. Mau and E. G. Schmidt,
1-35. Berlin, 1964
479. Ward, A. G. (ed.) The Quest for Theseus. London, 1970
480. Wolff, Η. J. 'The origin of judicial litigation among the Greeks', Traditio
4 (1946) 3lff

VI Материальная культура
1001
VI. Материальная культура
Amandry, P. Collection Helene Stathatos πι. Strasbourg, 1963
Amandry, P. Fouilles de Delphes и, Ea colonne des Ν ax tens et le portique des
Atheniens. Paris, 1953
Ashmole, B. 'Late archaic and early classical Greek sculpture in Sicily and
South Italy', Proc. Br. Ac. 20 (1934) 91-124
Barron, J. P. 'New light on old walls', JHS 92 (1972) 20—45
Basch, L. 'Trieres grecques, pheniciennes et egyptiennes',/H5' 97 (1977)
1-10
Beazley, J. D. Totter and painter in ancient Athens', Proc. Br. Ac. 30
(1944) 87-125 (and with separate pagination, 1946)
Beazley, J. D. 'Some Attic vases in the Cyprus Museum', Proc. Br. Ac. 3 3
(1947) 195-244 (and with separate pagination, 1948)
Beazley, J. D. Attic Vase-Paintings in the Museum of Fine Arts, Boston 11.
London-Boston, 1954
Becatti, G. Ί tirannicidi di Antenore', Arch. Class. 9 (1957) 97-107
Berve, H. and Gruben, G. Greek Temples, Theatres and Shrines. London,
1963
Best, J.G. P. Thracian Peltasts and their influence in Greek Warfare.
Groningen, 1969
Boardman, J. 'Painted funerary plaques and some remarks on prothesis',
BS A 50 (1955) 51-66
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
Boardman,
1978, 227-34
Boardman,
Boardman, \
D. C. Kurtz,
Boardman,
Boardman,
239-47
506. Boersma, J. H. Athenian Building Policy fromj61 \o to 40JJ4 b.c. (Scripta
archaeologica Groningana 4). Groningen, 1970
506A. Bol, P.C. 'Die Giebelskulpturen des Schatzhauses von Megara', Ath.
Mitt. 89 (1974) 65-74
507. Brandt, J. R. 'Archaeologia Panathenaica 1', Acta Inst. Korn. Norvegiae 8
(1978) 1-23
508. Brijder, H. A. G. (ed.) Ancient Greek and Related Pottery (Allard Pierson
Series vol. 5). Amsterdam, 1985
. Archaic Greek Gems. London, 1968
. Greek Gems and Finger Kings. London, 1970
. 'Herakles, Peisistratos and sons', Rev. Arch. (1972) 57-72
. Athenian Black Figure Vases. London, 1974
Athenian Red Figure Vases; the Archaic Period. London, 1975
. 'Herakles, Peisistratos and Eleusis', JHS 95 (1975) 1-12
. Greek Sculpture; the Archaic Period. London, 1978
. 'Exekias', A]A 82 (1978) 11-25
. 'Herakles, Delphi and Kleisthenes of Sikyon', Rev. Arch.
'The Athenian pottery trade', Expedition 21.4 (1979) 33-9
'Herakles, Theseus and Amazons', in The Eye of Greece, edd.
and B. A. Sparkes, 1-28. Cambridge, 1982
. Greek Sculpture: the Classical Period. London, 1985
. 'Image and politics in sixth-century Athens', in с 508,

1002
С. Греческие государства
5 09. Bf ommer, F. Denkmälerlisten t(urgriechischen Heldensage 11. Marburg-Lahn,
1972
510. Brommer, F. Vasenlisten %ur griechischen Heldensage. 3rd edn. Marburg-
Lahn, 1973
511. Brommer, F. Theseus. Darmstadt, 1982
512. Brunnsaker, S. The Tyrant-Slayers of Kritios andNesiotes. 2nd edn. (Skrifter
Utgivna av Svenska Institutet i Athen. 4.17). Stockholm, 1971
513. Cahn, H.A. 'Dokimasia', Rev. Arch. 1973, 3-22
514. Callipolitis-Feytmans, D. 'Les plats attiques du tumulus des Plateens a
Marathon', AAA 4 (1971) 99ГТ
515. Casson, L. 'Speed under sail of ancient ships', ТАРА 82 (1951) 136-48
516. Τα Cite des Images. Lausanne-Paris, 1984
517. Cook, R. M. 'Die Bedeutung der bemalten Keramik für den griechischen
Handel', JDAI 74 (1959) 114-23
518. Cook, R. M. Greek Painted Pottery. 2nd edn. London, 1972
519. Crosby, Μ. 'The Altar of the Twelve Gods in Athens', Hesperia Suppl. 8
(1949) 82-103
520. de La Coste-Messeliere, P. Fouilles de Delphes iv.4. Paris, 1957
521. Dentzer, J. -M. Те motif du banquet couche dans le proche-orient et le monde grec
du Vile au IVe Steele avant J.-C. (Bibl. Ec. fr. Ath. et Rome 246). Rome,
1982
522. DeVries, K. 'East meets West at Dinner', Expedition 15.4 (1973) 32-9
523. Dinsmoor, W. B. The Architecture of Ancient Greece. 3rd edn. London,
1950
524. Ducat, J. Les Kouroi du Ptoion: Те Sanctuaire dApollon Ptoieus a I'epoque
archaique. Paris, 1971
525. Fehr. B. Orientalische und griechische Gelage. Bonn, 1971
526. Filow, B. Die archaische Nekropole von Trebenischte. Berlin, 1925
527. Gauer, W. 'Das Athenerschatzhaus und die marathonischen Akrothinia
in Delphi', Forschungen und Funde (Festschrift Bernhard Neutsch), 127-36.
Innsbruck, 1980
528. Glynn, R. 'Herakles, Nereus and Triton', AJA 85 (1981) 121-32
529. Greenhalgh, P. A. L. Early Greek Warfare. Cambridge, 1973
530. Harrison, Ε. Β. Όη Salamis', A]A 64 (i960) $6ηϊ
5 31. Harrison, Ε. В. 'The Victory of Kallimachos', GRBS 12 (1971) 5ft"
532. Harrison, E. B. 'Preparations for Marathon, the Niobid Painter and
Herodotus', The Art Bulletin 54.4 (1972) 390ft*
533. Harrison, E. B. 'The south frieze of the Nike temple and the Marathon
painting in the Painted Stoa', AJA 76 (1972) 353-78
534. Hommes, Dieux et Heros de la Grece. Mus. des Antiquites, Rouen, 1982
535. Hopper, R. J. 'The Attic silver mines in the fourth century b.c.', BS A 48
(1953) 200-54
536. Hopper, R.J. The Acropolis. London, 1971
537. Image et Ceramique grecque. Rouen, 1983
538. Jackson, D. A. East Greek Influence on Attic Vases. London, 1976
5 39. Johnston, A. W. 'Trademarks on Greek vases', Greece <& Rome 21 (1974)
138-52

VI. Материальная культура 1003
540. Johnston, A.W. Trademarks on Greek Vases. Warminster, 1979
540A. Kunze, Ε. 8. Bericht über die Ausgrabungen in Olympia. Berlin, 1967
541. Kurtz, D. С. and Boardman, J. Greek Burial Customs. London, 1971
542. Langlotz, Ε. The Art of Magna Graecia. Engl. ed. London, 1965
543. Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae 1- Zurich-Munich, 1981-
544. Martelli, M. 'Prime considerazioni sulla statistica delle importazioni
greche in Etruria nel periodo arcaico', Stud. Etr. 47 (1979) 37-52
545. Mendel, G. Musees Imperiaux Ottomans. Catalogue des sculptures grecques,
romaines et by^antines. Istanbul, 1912-14
546. Moon, W. G. (ed.) Ancient Greek Art and Iconography. Madison, 1983
547. Moon, W. G. 'The Priam Painter - some iconographical and stylistic
considerations', in с 546, 97-118
548. Moore, M. B. 'Lydos and the Gigantomachy', A]A 83 (1979) 79-99
549. Orlandini, P. 'Antenor' in EAA 1, 408-9. Rome, 1958
5 50. Payne, H. and Young, G. M. Archaic Marble Sculpture from the Acropolis.
London, 1936
551. Pfuhl, Ε. and Möbius, Η. Die ostgriechischen Grabreliefs 1-11. Mainz, 1977
552. Pinney, G. F. 'Achilles, Lord of Scythia', in с 546, 127-46
5 5 3. Raeck, W. Zum Barbarenbild in der Kunst Athens im 6. und j. Jahrhundert v.
Chr. Bonn, 1981
554. Richter, G. M. A. Kouroi, Archaic Greek Youths. London-New York,
i960
555. Richter, G. Μ. A. The Archaic Gravestones of Attica. London, 1961
556. Richter, G. Μ. A. Korai, Archaic Greek Maidens. London, 1968
557. Richter, G. M. A. The Portraits of the Greeks i-in. London, 196 5; and 2nd
edn in one volume, Oxford, 1985
558. Ridgway, B. S. The Archaic Style in Greek Sculpture. Princeton, 1977
559. Roaf, M. and Boardman, J. Ά Greek painting at Persepolis', JHS 100
(1980) 204-6
560. Robertson, CM. A History of Greek Art 1-11. Cambridge, 1975
561. Robinson, D.M. and Fluck, E.J. A Study of Greek Love Names.
Baltimore, 1937
562. Rolley, С Greek Bronzes. London-Stevenage, 1986 (= Les Bronzes Grecs.
Fribourg, 1983)
563. Rotroff, S. I. 'An anonymous hero in the Athenian agora', Hesperia 47
(1978) 106-209
564. Schauenburg, K. 'Herakles Musikos', JDAI 94 (1979) 49-76
,565. Schefold, K. Götter- und Heldensagen der Griechen in der spätarchaischen Kunst.
Munich, 1978
566. Scheibler, I. The Archaic Cemetery (KerameikosBookno. 3). Athens, 1973
567. Shapiro, H.A. 'Exekias, Ajax and Salamis', AJA 85 (1981) 173-5
568. Shapiro, H.A. 'Painting, politics and genealogy: Peisistratos and the
Neleids', in с 546, 87-96
569. Shapiro, H.A. 'Herakles and Kyknos', AJA 88 (1984) 523-9
570. Shear, T. L. 'Tyrants and buildings in Archaic Athens', in с 70, 1-19
571. Snodgrass, A.M. Arms and Armour of the Greeks. London, 1967

1004
С. Греческие государства
Sourvinou-Inwood, С. 'Theseus lifting the rock and a cup near the Pithos
Painter', JHS 91 (1971) 94-109
Stupperich, R. Staatsbegräbnis und Privatgrabmal im klassischen Athen. Diss.
Münster, 1977
Thompson, Η. A. 'Buildings on the west side of the Agora', Hesperia 6
(1937) 127-40
Thompson, H. A. The Τ ho los of Athens and its Predecessors {Hesperia Suppl.
4). Athens, 1940
Thompson H.A. The Athenian Agora: a Guide. 3rd edn. Athens, 1976
Thompson, H. A. 'Some hero shrines in early Athens', in с 70, 96—108
Thompson H.A. The Pnyx in Models {Hesperia Suppl. 19, 133—47).
Princeton, 1982
Thompson, H. A. and Wycherley, R. E. The Athenian Agora xiv: The
Agora of Athens. Princeton, 1972,
Tölle-Kastenbein, R. 'Bemerkungen zur absoluten Chronologie
spätarchaischer und frühklassischer Denkmäler Athens', Arch. An%.
i$>83> 573-84
Travlos, J. 'The Gymnasium of Kynosarges', AAA 3.1 (1970) 6
Trendall, A. D. The Red-Figured Vases of^cania, Campania and Sicily ι-ιι.
Oxford, 1967
Van Buren, Ε. D. Archaic Fictile Revetments in Sicily and Magna Graecia.
London, 1923
Vanderpool, E. 'The date of the pre-Persian city-wall of Athens',
ΦΟΡΟΣ: Tribute to Benjamin Dean Meritt, 156-60. New York, 1974
Vermeule, E. Aspects of Death in Early Greek Art and Poetry. Berkeley-
Los Angeles, 1979
Vinogradov, G. VDI 1971, 1, 64—76 and VDI 1971, 4, 74—106
Vos, S. Scythian Archers and Archaic Attic Vase Painting. Groningen, 1963
Webster, T. B. L. Potter and Patron in Classical Athens. London, 1972
Williams, D. 'Herakles, Peisistratos and the Alcmeonids', in с 537,
131-40
Wycherley, R. E. 'The Olympieion at Athens', GRBS 5 (1964) 161-79
Wycherley, R. E. The Stones of Athens. Princeton, 1978
Young, R. S. 'Sepulturae intra urbem', Hesperia 20 (1951) 67-134
Young, R. S. 'An industrial district of ancient Athens', Hesperia 20 (1951)
135-288
VII. Монетное дело
594. Balmuth, N. S. 'Remarks on the appearance of the earliest coins', in
Studies presented to George M. A. Hanf mann, 1-7. Mainz, 1971
595. Barron, J. P. The Silver Coins of Samos. London, 1966
5 96. Biegel, G. 'Das Damareteion und die sizilische Dekadrachmenprägung',
Münst. Num. Zeit, ι (1971) ι—5
597· Brown, W. L. 'Pheidon's alleged Aeginetan coinage', Num. Chron. 1950,
177-204
598. Cahn, H.A. Die Münzen der si%itischen Stadt Naxos. Basel, 1944

VII. Монетное дело
1005
599· Chantraine, Η. 'Syrakus und Leontinoi', Jahrb. Num. und Geldgesch. 8
(1957) 7-19
600. Le emissioni dei centri siculifino all'epoca di Timoleonte. Atti del IV Convegno
del Centro Internationale di Studi Numismatici. Napoli, 1973 (publ. 1975)
601. Gaebler, H. Die antiken Münzen von Makedonia und Paionia п. Berlin, 1935
602. Gardner, P. 'The coinage of the Ionian Revolt', JHS 31 (1911) 151-60
603. Gielow, H. E. Die Silberprägung von Dankle-Messana. Diss. Munich, 1931
604. Giesecke, W. Sicilia numismatica. Die Grundlagen des griechischen Mün^wesens
auf Sicilien. Leipzig, 1923
605. Gorini, G. La moneta^ione incusa della Magna Grecia. Milan, 1975
606. Hammond, N. G. L. 'The lettering and the iconography of
"Macedonian" coinage', in с 546, 245-58
607. Head, B. V. His tor ia N urn or urn. A Manual of Greek Numismatics. 2nd edn.
Oxford, 1911
608. Head, B. V. A Guide to the Principal Coins of the Greeks. London, 1959
(repr. 1965)
609. Hill, G. F. Coins of Ancient Sicily. Westminster, 1903
610. Hollo way, R. 'The date of the first Greek coins; some arguments from
style and hoards', Rev. Beige de Numismatique 130 (1984) 5-18
611. Hopper, R.J. Observations on the Wappenmiin^en\ in Essays in Greek
coinage presented to Stanley Robinson, ed. C. M. Kraay and G. K. Jenkins, 16—
39. Oxford, 1969
612. Jacobsthal, P. 'The date of the Ephesian foundation deposit', JHS 71
(1951) 85-95
613. Jenkins, G. K. The Coinage of Gela. Berlin, 1970
614. Jenkins, G. K. 'The coinage of Punic Sicily', Schmiß. Num. Rundschau 50
(1971) 25-78
615. Jenkins, G. K. Ancient Greek Coins. London, 1972
616. Jenkins, G. K. Coins of Greek Sicily. 2nd. edn. London, 1976
617. Kraay, С. M. 'The archaic owls of Athens: classification and chronology',
Num. Chron. 1956, 43-68
618. Kraay, С Μ. 'Caulonia and South Italian problems', Num. Chron. i960,
53-82
619. Kraay, С. Μ. 'The early coinage of Athens: a reply', Num. Chron. 1962,
417-23
620. Kraay, С. M. 'Hoards, small change and the origin of coinage', JHS 84
(1964) 76-91
620A. Kraay, CM. Greek Coins and History. London, 1969
621. Kraay, CM. Archaic and Classical Greek Coins. London, 1976
622. Kraay, С Μ. 'The Asyut hoard: some comments on chronology', Num.
Chron. 1977, 189-98
623. Kraay, С Μ. 'The archaic coinage of Himera', in La moneta^ione arcaica di
Himera fino al 4/2 A.C. ( = Annali: Istituto Italiano di Numismatica.
Supplemento to Vol. 16/17), 3-I4· Rome, 1971
624. Kraay, С Μ. and Emeleus, V. M. The Composition of Greek Silver Coins.
Oxford, 1962
625. Kraay, CM. and Hirmer, M. Greek Coins. London, 1966

1006
С. Греческие государства
вгв. Kroll, J. Η. 'From Wappenmünzen to Gorgoneia to Owls', ANSMN 26
(1981) 1-32
627. Kroll, J. H. and Waggoner, N. M. 'Dating the earliest coins of Athens,
Corinth and Aegina', A]A 88 (1984) 325-40
628. Lloyd. A. H. 'The legend ZIZ on Siculo-Punic coins', Num. Chron. 1925,
129-50
629. Lo Cascio, E. 'La leggenda SYS nelle monete siculo-puniche e il concetto
politico dell'epikrateia', PP 30 (1975) 153-61
630. Milne, J.G. 'The early coinages of Sicily', Num. Chron. 1938, 36-52
631. Та moneta^ione arcaica di Himerafino al 472 A.C.( = Annali: htituto Italiano
di Numismatica. Supplemento to Vol. 16/17). Rome, 1971
632. Morkholm, O. and Kraay, С Μ. An Inventory of Greek Coin Hoards. New-
York, 1973
633. Price, M. Coins of the Macedonians. London, 1974
634. Price, M.J. 'Thoughts on the beginnings of coinage', in Studies in
Numismatic Method presented to Philip Grierson, edd. С. N. L. Brooke, I.
Stewart et al., 1-10. Cambridge, 1983
635. Price, M. 'Croesus or pseudo-Croesus? Hoard or hoax? Problems
concerning the sigloi and double sigloi of the Croesid type', in Studies in
Honor of Leo Mildenberg, ed. A. Houghton et al., 211-21. Wetteren,
Belgium, 1984
636. Price, Μ. J. and Waggoner, N. Archaic Greek, Coinage: the Asyut Hoard.
London, 1975
637. Ravel, O. Les (<poulainsn de Corinthe 1. Basel, 1936
638. Rizzo, G. E. Monete greche de IIa Sicilia. Rome, 1946
639. Robinson, E. S. G. 'The coins from the Ephesian Artemision
reconsidered', JHS 71 (1951) 156-67
640. Robinson, E. S. G. 'The beginnings of Achaemenid Coinage', Num.
Chron. 1958 187—93
641. Rutter, K. 'Early Greek coinage and the influence of the Athenian state',
in Coinage and Society in Britain and Gaul, ed. Barry CunlifTe, 1-9. London,
1981
642. Schwabacher, W. Das Demareteion. Bremen, 1958
643. Sylloge Nummorum Graecorum. v. Ashmolean Museum, Oxford. 2, Italy, Sicily,
Carthage. Oxford, 1969
644. Vickers, M. 'Early Greek coinage, a reassessment', Num. Chron. 1985,
1-44
645. Waggoner, N. M., review of с 621, in A]A 81 (1977) 569-71
646. Waldstein, С. The Argive Heraeum 1. Boston-New York, 1902
647. Wallace, W. P. 'The early coinages of Athens and Euboia', Num. Chron.
1962, 23-42
648. Weidauer, L. Probleme der frühen Elektronprägung (= Typos ι). Fribourg,
1975
648Α. Westermark, U. and Jenkins, K. The Coinage ofKamarina. London, 1980
649. Williams, R. T. 'The demareteion reconsidered', and Kraay, С Μ. Ά
reply', Num. Chron. 1972, 13-24

I. Общие работы
1007
D. Запад
I. Общие работы
Akerström, Α. Der geometrische Stil in Italien (Skrifter utgivna av Svenska
Institutet i Rom 9). Lund, 1943
Akerström, A. Die architektonischen Terrakotten Kleinasiens. Lund, 1966
'Atti delP incontro di studi sugli inizi della colonizzazione greca in
Occidente' (papers by В. d'Agostino, D. Ridgway. W. Johannowsky, G.
Büchner, J. Boardman, G. Vallet, E. Lepore), Dial, di Arch. 3 (1969)
1-234
Bass, G. Cape Gelidonya: a Bronze Age shipwreck (TAPS, n.s. 57-8).
Philadelphia, 1967
Berard, J. Bibliographie topographique desprincipales citesgrecques de ITtalie
meridionale et de la Sicile dans I'antiquite. Paris, 1941
6. Bonfante, L. 'The women of Etruria', Arethusa 6 (1973) 91-101
7. Centre Berard, Naples. Les ceramiques de la Grece de Г Est et leur diffusion en
Occident. Paris-Naples, 1978
Dunbabin, T.J. The Western Greeks. Oxford, 1948
Dunbabin, T. J. 'Contribution to the bibliography of the Greek cities in
Sicily and South Italy', BSR 18 (1950) 104-16
Harris, W. V. Rome in Etruria and Umbria. Oxford, 1971
Heurgon, J. The rise of Rome to 264 b.c. London, 1973 ( = Rome et la
Mediterranee Occident ale jusqu'aux guerre s puniques. Paris, 1969)
Marazzi, M. Egeo e Occidente alia fine del II millennio a.C. Rome, 1976
13. Mele, A. II commercio greco arcaico. Naples, 1979
14. von Merhart, G. Hallstatt und Italien: Gesammelte Aufsätze f^ur frühen
Eisenzeit in Italien und Mitteleuropa (collected papers, ed. G. Kossack).
Mainz, 1969
15. Moscati, S. Italia archeologica 1-11. Novara, 1973
16. Nenci, G. and Vallet, G. Bibliografia topografica della colonivga^ionegreca in
Italia e neue isole tirreniche. Pisa-Rome, 1977
17. Nicolet, C. Rome et la conquete du monde mediterraneen. I. Paris, 1977
18. Östenberg, C. E. EunisulMignone eproblemi dellapreistoria d'Italia (Skrifter
utgivna av Svenska Institutet i Rom 25). Lund, 1962
19. Pallottino, M. Saggi di Antichitä: 1. Alle origini dellTtalia antica\ 11.
Documentiper la storia della civiltä etrusca; in. Immagini inedite e alternative di
arte antica. Rome, 1979
20. Richter, G. M. A. Ancient Italy. Ann Arbor, 1955
21. Ridgway, D. and F. R. (eds.) Italy before the Romans: Tapers on Italian Iron
Age, Orientalising and Etruscan Subjects. London-New York—San
Francisco, 1979
22. Salmon, E. T. The Making of Roman Italy. London, 1982
23. Taylour, Lord W. Mycenaean Tottery in Italy and Adjacent Areas.
Cambridge, 1958
24. Tine, S. and Vagnetti, L. I Micenei in Italia. Fasano, 1967 (Catalogue of the
exhibition held in the Taranto National Museum on the occasion of the
first International Congress of Mycenaean Studies, Rome, 1967)

1008
D. Запад
25. Toynbee, A.J. Hannibal's Legacy 1—11. London, 1965
26. Vagnetti, L. Ί Micenei in Italia: la documentazione archeologica', PP 25
(1970) 359-80
27. Vagnetti, L. 'Appunti sui bronzi egei e ciprioti del ripostiglio di
Contigliano (Rieti)', MEFRA 86 (1974) 657-71
28. Villard, F. La cerantiquegrecque de Marseille (VIe-IVe siecle). Paris, i960
29. Woodhead, A. G. The Greeks in the West. New York, 1962
П. Италия
30. Actes du Ier Congres international d'etudes ligures. Bordighera, 1950
31. Adamasteanu, A. ha Basilicata antica. Salerno, 1974
32. Adamasteanu, A. and Lejeune, Μ. Ί1 santuario lucano di Macchia di
Rossano di Vaglio', Mem. Eine, τβ (ι971) 39~^3
33· Aigner Foresti, L. Tesi, ipotesi e consider a^ioni sull'origine degli Etruschi
(Dissertationen der Universität Graz 30). Vienna, 1974
34. Albore-Livadie, С. 'L'epave etrusque du Cap d'Antibes', Rivista di Studi
Liguri 33 (1967) 303-26
3 5. Albore-Livadie, С 'Remarques sur un groupe de tombes de Cumes', in
Contribution а Г etude de la societe et de la colonisation eubeennes (Cahiers du
Centre Jean Berard 2), 53-8. Naples, 1975
36. Alexander, J. 'The spectacle fibulae of southern Europe', A]A 69 (1965)
7-23
37. Alexander, J. Jugoslavia before the Roman Conquest. London, 1972
38. Ambrosi, A.C. Corpus delle statue-stele lunigianesi. Bordighera, 1972
39. Anati, E. Le statue-stelai de I la Eunigiana. La Spezia, 1981
40. Annibaldi, G. 'Rinvenimento a Fermo di tombe a cremazione di tipo
villanoviano', Bollettino di Paletnologia Italiana 65 (1956) 2 29ГТ
41. Antiche civiltä dAbru^o (an exhibition catalogue). Chieti, 1969
42. Artigianato Artistico in Etruria, Volterra, May-October 1985. Milan,
1985
43. Atti del Colloquio intern, di preistoria e protostoria della Daunia, Foggia.
Florence, 1975
44. Atti del Convegno di studi di archeologia, Oppido Lucano. Galatine, 1975
45. Atti del VIII Convegno nationale di studi etruschi ed italici. Florence, 1974
46. Atti del Convegno di studi sulle genti della Eucania antica. Potenza-Matera,
1971, 1972
47. Atti del Convegno di studi sulla Magna Grecia. Naples, since 1962
48. Atti XVII Riunione dell'Istituto Italiano di pre- e protostoria in Campania,
1974. Naples, 1976
49. Atti del I Simposio di protostoria italiana. Orvieto, 1967
5 o. Aufnahme fremder Kultureinflüsse in Etrurien und das Problem des Re tardier ens
in der etruskischen Kunst, Mannheim, 8.-10.2 1980 (Schriften des Deutschen
Archäologen-Verbandes 5). Mannheim, 1981
51. Bailo Modesti, G. Cairano nell'etä arcaica. Naples, 1980
5 2. Banti, L. Etruscan Cities and their Culture. London, 1973 ( — 11 mondo degli
Etruschi. Rome, 1968)

IL Италия
1009
Barfield, L. Northern Italy before Коте. London, 1971
Barker, G. Landscape and Society: prehistoric Central Italy. London, 1981
Bartoloni, G. Le tombe da Poggio Buco nel Museo Archeologico di Firen^e
(Monumenti Etruschi 3). Florence, 1972
Bartoloni, G. and Delpino, F. Ter una revisione critica della prima fase
villanoviana di Tarquinia', Rend. Line* 25 (1970) 217-61
Bartoloni, G. and Delpino, F. 'Un tipo di orciolo a lamelle metalliche:
considerazioni sulla prima fase villanoviana', Stud. Etr. 43 (1975) 3-45
Bartoloni. G. and Delpino, F. Veto 1. Introdu^ione alio studio de lie necropoli
archaiche di Veto. II sepolcreto di Valle le Fata. Rome, 1979
Batovic, S. Nin in Prehistory. Zadar, 1968
Batovic, S. 'Nin e l'ltalia meridionale nell'eta del Ferro', Arch. St. Pugliese
26 (i973)j89fF
Batovic, S. 'Le relazioni culturali tra le sponde adriatiche nell'eta del
Ferro', Jadranska Obala 11-91. Zagreb, 1975
Battisti, C. Sostrati e parastrati neirItalia preistorica. Florence, 1959
Bedello, M. Le terrecotte votive in. Florence, 1975
Bermond Montanari, G. 'La necropoli di S. Martino in Gattara
(Ravenna)', Stud. Etr. 37 (1969) 213fr
Bianchi Bandinelli, R. and Giuliano, A. Etruschi e Italia prima del dorn inio
di Koma. Milan, 1973
Bianco, V. Corpus Vasorum Antiquorum. Koma, Musei Capitolini fase. ii.
Rome, 1965
Bianco Peroni, V. Die Schwerter in Italienj'Le spade nel Ρ Italia continent ale
(Prähistorische Bronzefunde iv-i). Munich, 1970
Bickerman, E.J. Origines gentium', CI. Phil. 47 (1952) 65-81
Bietti Sestieri, A. M. 'The metal industry of continental Italy, 13th-i ith
century, and its Aegean connections', PPS 39 (1973) 383-424
Bizzarri, M. 'La necropoli di Crocifisso del Tufo in Orvieto', Stud. Etr. 30
(1962) 1—151 and 34 (1966) 3-109
Boethius, A. and Ward Perkins, J. B. Etruscan and Koman architecture.
Harmondsworth, 1970
Boitani, F. 'Nuovi rinvenimenti nella necropoli di Monte Michele',
Archeologia nella Tuscia. Primo Incontro di Studio, 95fr. Viterbo, 1980
Boitani, F., Cataldi, M., Pasquinucci, M. Etruscan cities (with an
introduction by M. Torelli; edited by F. Coarelli. London, 1975 { — Le
cittä etrusche. Milan, 1974)
74. Bonfante, L. Etruscan Dress. Baltimore-London, 1976
75. Bonfante, L. 'Etruscan influence in Northern Italy', Archaeological News
(Tallahassee, FL) 5 (1976) 93-106
76. Bonfante, L. 'The world of the Situla people' (forthcoming) (= Ί popoli
delle situle, una civilta protourbana', Dial, di Arch. 1979, 73—94)
77. Bonghi Jovino, M. Le terrecotte votive i-n. Florence, 1965
78. Bonghi Jovino, M. Capua pr er от ana: le statue. Florence, 1971
79. Bonghi Jovino, M. Le terrecotte votive in. Florence, 1975
80. Bouloumie, B. 'Les oenochoes ä bee en bronze des musees d'Etrurie
centrale et meridionale', MEFKA 80 (1968) 399-460

1010
D. Запад
81. Bouloumie, В. Les oenochoes en bronze du type 'Schnabelkanne' en Italie
(Collection de l'Ecole Francaise 15). Rome, 1973
82. Braccesi, L. 'Ancora su problemi adriatici: conferme archeologiche',
Athenaeum 52 (1974) 159ft
83. Braccesi, L. Grecitä adriatica. 3rd edn. Bologna, 1977
84. Brown, A.C. Ancient Italy before the Romans. Oxford, 1980
85. Brown, W. LI. The Etruscan Lion. Oxford, i960
86. Brusadin Laplace, D. 'Le necropoli protostoriche del Sasso di Furbara',
Bull. Paletn. Ital. 73 (1964) 143-81
87. Buchner. G. 'Nuovi aspetti e problemi posti dagli scavi di Pithecusa con
particolari considerazioni sulle oreficerie di stile orientalizzante antico',
in Contribution a l*etude de la societe et de la colonisation eubeennes (Cahiers du
Centre Jean Berard 2), 59-86. Naples, 1975. (Part of this appears in
English as Ch. 5 of d 21)
88. Buchner, G. 'Cuma nelPVUI secolo a.C, osservata dalla prospettiva di
Pithecusa', in I Campi Flegrei nell} archeologia e nella storia (Atti dei convegni
Lincei 33), 131—48. Rome, 1977
89. Buchner, G. 'Testimonianze epigrafiche semitiche delPVIII secolo a.C. a
Pithekoussai', PP 33 (1978) 135-47
90. Camporeale, G. La Tomba del Duce (Monumenti Etruschi 1). Florence,
1967
91. Camporeale, G. I commerci di Vetulonia in eta orientalivgante (Studi e
materiali di etruscologia e antichita italiche 7). Florence, 1969
92. Canciani, F. Corpus λ/asorum Antiquorum. Tarquinia, Museo Archeologico
Nationale fasc.iii. Rome, 1974
93. Canciani, F. 'Un biconico dipinto da Vulci', Dial, di Arch. 8 (1974-5)
79-8 5
94. Carancini, G. L. Die Nadeln in ItalienjGli spilloni nell'Italia continentale
(Prähistorische Bronzefunde хш-2). Munich, 1975
95. Case e ΡαΙα^ζί d'Etruria, Siena, 26 May-20 October, 198j. Milan, 1985
96. Cianfarani, V. Culture adriatiche d'Italia tra Piceno e Sannio. Rome, 1970
97. Cianfarani, V. (with Franchi DelPOrto, L. and La Regina, A.) Culture
adriatiche antiche d'Abru^o e di Molise. Rome, 1978
98. Civiltä antiche del medio Of an to. Naples, 1976
99. Civiltä arcaica dei Sabini nella valle del Tevere 1—in. Rome, 1973-8
100. Civiltä degli Etruschi, Museo Archeologico, Florence, 16 May-20 October
1985. Milan, 1985
101. Close-Brooks, J. '(Veio: Quattro Fontanili) Proposta per una
suddivisione in fasi', Not, Scav. 1965,5 3-64. (Appears in English in Ch. 4
of d 21)
102. Close-Brooks, J. 'Considerazioni sullacronologia dellefadesarcaiche dell
'Etruria'jJYW. Etr. 35 (1967) 323-9. (Appears in English in Ch. 4 of d 21)
103. Close-Brooks, J. Ά Villanovan belt from Euboea', BICS 14 (1967) 22-4
104. Colonna, E. di Paolo and G. Castel dAsso (Le necropoli rupestri
delPEtruria meridionale 1). Rome, 1970
105. Colonna, G. fLa ceramica etrusco-corinzia e la problematica storica
delPorientalizzante recente in Etruria', Arch. Class. 13 (1961) 9-25

П. Италия
1011
ι об. Colonna, G. Ί1 ciclo etrusco-corinzio dei rosoni. Contributo alia
conoscenza della ceramica e del commercio vulcente', Stud. Etr. 29 (1961)
47-88
107. Colonna, G. 'L'Etruria meridionale interna dal villanoviano alle tombe
rupestre', Stud. Etr. 35 (1967) 3-30
108 Colonna, G. Bron^i votivi umbro-sabellici a figura umana. Florence, 1970
109. Colonna, G. 'Una nuova iscrizione etrusca del VII secolo e appunti
sulFepigrafia ceretana dell'epoca', MEFRA 82 (1970) 637-72
no. Colonna, G. 'Ricerche sulPEtruria interna volsiniese', Stud. Etr. 41
(1973) 45-72
in. Colonna, G. 'Nomi etruschi di vasi', Arch. Class. 25-6 (1973-4) 132-50
112. Colonna, G. 'Ceramica geometrica dell'Italia meridionale nell'area
etrusca', in Aspettie prob km i dell* Etruria interna (Atti dell' VIII Convegno
nazionale di Studi Etruschi ed Italici), 297—302. Florence, 1974
113. Colonna, G. Ί Greci di Adria', Rivista storica dell'antichita 4 (1974) 1-21
114. Colonna, G. 'Preistoria e protostoria di Roma e del Lazio', PCI A 2
(1974) 275-346
115. Colonna, G. 'Ricerche sugli Etruschi e sugli Umbri a nord degli
Appennini', Stud. Etr. 42 (1974) 3-24
116. Colonna, G. 'Basi conoscitive per una storia economica dell'Etruria',
Supplemento Annali 22 dell'Istituto Italiano di Numismatica (1975) 3-23
117. Colonna, G. 'Firme arcaiche di artefici nell'Italia centrale', Rom. Mitt. 82
(1975) 181-92
118. Colonna, G. and Peroni, R. 'Arte italica', EAA iv 251-74
119. Commercio etrusco arcaico^ Quaderni del Centro di studio per l'archeologia
etrusco-italica, fasc. 9. Rome, 1984
120. Conta Haller, G. Ricerche su alcuni centri fortificati in operapoligonale in area
campano-sannitica. Naples, 1978
121. Cornell. T.J. 'Etruscan historiography', Annali della Scuola Normale
Superiore di Pisa ser. 3, 6 (1976) 411-39
122. Cristofani, M. 'Ricerche sulle pitture della tomba Francois di Vulci. I
fregi decorativi', Dial, di Arch. 1 (1967) 186-219
123. Cristofani, Μ. Ί1 "dono" nell'Etruria arcaica', PP 30 (1975) 132-52
124. Cristofani, M. Cittä e Campagna nell'Etruria Settentrionale. Arezzo, 1976
125. Cristofani Martelli, M. 'Per una definizione archeologica della Sabina', in
Civiltä arcaica dei Sabini nella valle del Tevere in. Rome, 1977
126. Cristofani, M. E'arte degli Etruschi. Produ^ione e consumo. Turin, 1978
127. Cristofani, M. 'Societa e istituzioni nell'Italia preromana', PCI A 7 (1978)
53-112
128. Cristofani, M. Gli Etruschi del mare. Milan, 1983
129. Cristofani, M. I bron^i degli Etruschi. No vara, 1985
130. Cristofani, M. and others. L'oro degli Etruschi. Novara, 1983
131. Cristofani, M. and Zevi, F. 'La tomba Campana di Veio', Arch. Class. 17
(1965) 1-35
132. Cross, F. M. 'An interpretation of the Nora stone', BASOR 208 (1972)
13-19

1012
D. Запад
ι з 3. De Agostino, А. 'La Tomba delle Anatre a Veio', Arch. Class. 15 (1963)
219—22
134. d'Agostino, В. 'La civilta del ferro nell'Italia meridionale', Ρ CI A 2
(1974) 11-91
135. d'Agostino, B. 'Ideologia e rituale funerario in Campania nei secoli VIII e
VII a.C, Contribution ä l'etude de la societe et de la colonisation eubeennes
(Cahiers du Centre Jean Berard 2) 107-10. Naples, 1975
136. d'Agostino, B. Tombe 'principesche' dell' Orientali^ante antico da
Pontecagnano (Mon. Ant., ser. misc. 11-1). Rome, 1977
137. De Benedittis, G. II centro sannitico di Monte Vairano. Rome, 1974
138. De Benedittis, G. Bovianum ed il suo territorio. Rome, 1977
139. De Franciscis, A. and Parlangeli, O. Gli Italia del Bru^io. Naples, i960
140. Dehn, W. and Frey, Ο. Η. 'Southern imports and the Hallstatt and Early
La Tene chronology of Central Europe'. Ch. 16 in d 21
141. De Juliis, E. M. La ceramica geometrica della Daunia. Florence, 1977
142. De Juliis, E. M. La ceramica geometrica della Peuce^ia. Pisa, 1980
143. Delpino, F. 'La prima eta del ferro a Bisenzio: aspetti della cultura
villanoviana nell'Etruria meridionale interna', Mem. Line.9, 21 (1977)
453-9З
144. Devoto, G. Gli antichi italici. 3rd edn. Florence, 1967; 4th edn. Rome,
1969
145. Devoto, G. Scritti minori 1-11. Florence, 1967
146. Ducati, P. Pontische Vasen (Bilder griechischer Vasen 5). Berlin, 1932
147. Edlund Gantz, I. 'The seated statue akroteria from Poggio Civitate
(Murlo)', Dial, di Arch. 6 (1972) 167-235
148. Enea nel La^io: archeologia e mito (exhibition in Rome, 1981)
149. Etruria Miner aria, Atti del XII Convegno di Studi Etruschi e Italici, Firen^e-
Populonia-Pionchino, 16-20 giugnio 1979. Florence, 1981
150. Etruria Miner aria, Portoferraio, Massa Marittima, Populonia 2j May-20
October 198j. Milan, 1985
151. Etruschi e Koma, Atti dell'incontro di studio in onore di Massimo Pallottino,
Koma 11—13 dicembre 1979. Rome, 1981
152. Fogolari, G. and Scarfi, B. M. Adria antica. Venice, 1970
153. Formentini, R. 'Le statue-stele della Lunigiana', Giorn. stör, della
Lunigiana e del territorio lucense 19 (1968) col.Z
154. Frederiksen, M. 'The Etruscans in Campania', Ch. 11 in d 21
155. Frederiksen, M. (ed. with additions by Purcell, Ν.) Campania (British
School at Rome). London, 1984
156. Fugazzola Delpino, M. A. Testimonian^e di cultura appenninica nel La^io.
Florence, 1976
157. Fugazzola Delpino, M. A. 'The Protovillanovan: a survey', Ch. 2 in d 21
158. Gabba, E. and Pasquinucci, M. Strutture agrarie e allevamento transumante
nell'Italia romana. Pisa, 1979
159 Gantz, T.N. 'The Tarquin dynasty', Historia 24 (1975) 539—54
160. Gentili, G. V. 'Gli scudi bronzei dello stanziamento protostorico di
Verucchio e il problema della loro funzione nell'armamento
villanoviano', Studi Komagnoli 20 (1969) 295-331

II. Италия
1013
i6i. Ghirardini, G. 'Corneto-Tarquinia', Not. Scav. 1881, 342-71 and 1882,
136-215
162. Giacomelli, G. 'GH etnici dell'Italia antica', Stud. Etr. 28 (i960) 403fr*
163. Gianfrotto, P. A. 'Le ancore votive di Sostrato di Egina e di Faillo di
Crotone', PP 1975, 311-38
164. Giuliano, A. and Bianchi Bandinelli, R. Etruschi e Italiciprima deldominio
di Koma. Milan, 1973
165. Glück, Μ.cZu einigen ligurischen Eigennamen der Sententia Minuciorum\
Beiträge %ur Namenforschung 14 (1963) 186—92
166. Gozzadini, G. Di un sepolcreto etrusco scopertopresso Bologna. Bologna, 1854
167. Gozzadini, G. Int or no ad altre settantuno tombe del sepolcreto etrusco scoperto
presso Bologna. Bologna, 1856
168. Gras, M. 'La piraterie tyrrhenienne en Mer Egee: mythe ou realite?', in
Ultalie prer omaine et la Korne republicaine: Melanges 0fferts ä Jacques Heurgon
(Collection de l'Ecole Francaise de Rome 27). Rome, 1976
169. Greco, A. P. I Lucani. Milan, 1982
170. Gsell, S. Fouilles dans la necropole de Vulci. Paris, 1891
171. Guzzo, P. G. be fibule. Rome, 1970
172. Hannes tad, L. 'The Paris Painter', Ό et Kongelige Danske Videnskabernes
Selskab Hist.-Fil. Meddelelser, 47-2 (1974) 1—51
173. Hannestad, L. 'The followers of the Paris Painter', Det Kongelige Danske
Videnskabernes Selskab Hist.-Fil. Meddelelser, 47-4 (1976) 1-95
174. Harris, W. V. Rome in Etruria and Umbria. Oxford, 1971
175. von Hase, F.W. Die Trensen der Früheisen^eit in Italien (Prähistorische
Bronzefunde xvi-i). Munich, 1969
176. von Hase, F. W. 'Zum Fragment eines orientalischen Bronzeflügels aus
Vetulonia', Köm. Mitt. 79 (1972) 155-65
177. von Hase, F.W. 'Zur Problematik der frühesten Goldfunde in
Mittelitalien', Hamburger Beiträge %ur Archäologie 5 (1975) 99-182
178. Hawkes, С F. C. 'The problem of the origins of the archaic cultures in
Etruria and its main difficulties', Stud. Etr. 27 (1959) 363-82
179. Haynes, S. Etruscan Bronzes. London-New York, 1985
180. Hellenismus in Mittelitalien ed. P. Zanker. Göttingen, 1976
181. Hemelrijk, J. Μ. Caeretan Hydriae. Mainz, 1984
182. Hencken, H. Tarquinia, Villanovans and early Etruscans (American School
of Prehistoric Research, Bulletin 23) Cambridge, Mass, 1968
183. Heurgon, J. Trois etudes sur le 'Ver Sacrum'. Brussels, 1957
184. Heurgon, J. Daily life of the Etruscans. London, 1964 (= La vie quotidienne
cbe% les Etrusques. Paris, 1961)
185. Heurgon, J. Capoue preromaine. 2nd edn. Paris, 1970
186. Hirschland Ramage, N. 'Studies in early Etruscan bucchero', BSR 38
(1970) 1-61
187. Introdu^ione alle antichitä adriatiche: atti del I Convegno di studi. Chieti, 1975
188. Jehasse, J. and L. ha necropole preromaine d* Aleria 1960-1968 (Supplement
25 ä Gallia). Paris, 1973
189. Jehasse, J. and L. 'The Etruscans and Corsica'. Ch. 12 in d 21

1014
D. Запад
190. Kilian, К. 'Zum Beginn der Hallstattzeit in Italien und im
Ostalpenraum',/#/>r. Köm—Germ. Zentralmuseums Main^ 17 (1970) 63-83
191. Kilian, K. 'Chronologie der frühen Eisenzeit', Actes VIII Congr. Intern.
Sc. Vrehist. Protohist. 1 (Beigrade, 1971), 217fr
192. Kilian, K. 'Zum italischen und griechischen Fibelhandwerk des 8. und 7.
Jahrhunderts', Hamburger Beiträge %ur Archäologie 3 (1973) 1—39
193. La Geniere, J. de. Recherches sur Page du Fer en Italie meridionale. Naples,
1968
194. Lamboglia, N. 'La necropoli Ligure di Chiavari', StudiGenuesi 3 (1960/61)
3-34 { — Kivista di Studi Liguri 26)
195. La Regina, A. 'Ricerche sugli insediamenti vestini', Mem. Line. 13 (1968)
360—446
196. La Regina, A. 'Centri fortificati preromani nei territori sabellici delFItalia
centrale', Posebna lyßanja 14 (1975) 271-82 (see, too, under d 97)
197. La Regina, A. Dalle guerre sannitiche alle romani%%a%ione: Sannio, Pentri e
Frentani dal VI al I sec. α. Chr. Rome, 1980
198. Lejeune, Μ. Lepontica. Paris, 1971
199. Letta, С I Mar si e il Fucino nell' antichitä. Milan, 1972
200. Loicq, J. 'Les vases peints de la necropole de Novilara et les origines du
geometrisme apulien', Hommages ä Marcel Kenard 3 (1969) 360ГТ
201. Lollini, D. 'Appenninici, protovillanoviani e piceni nella realta culturale
delle Mar che', Suppl. to Stud. Etr. 26 (1959) 4 5 ff
202. Lollini, D. 'Sintesi della civilta picena', Jadranska Obala (Zagreb, 1976)
117-53
203. Lo Porto, F. G. 'Leporano (Taranto): La stazione protostorica di Porto
Perone', Not. Scav. 1963, 280—380
204. Lo Porto, F. G. 'Gli scavi sull'acropoli di Satyrion', Boll. d'Arte 49 (1964)
67-80
205. Lo Porto, F. G. 'Satyrion (Taranto): Scavi e ricerche nel luogo del phi
antico insediamento laconico in Puglia', Not. Scav. 1964, 177-279
206. Lo Schiavo, L. Ί1 gruppo liburnico-iapodico', Mem. Line. 14 (1970)
363-513
207. Macnamara, Ε. Ά group of bronzes from Surbo: new evidence for
Aegean contacts with Apulia during Mycenaean III В and C, PPS 36
(1970) 241-60
208. Maggiani, A. 'Aska eleivana', Stud. Etr. 40 (1972) 183—7
209. Mansuelli, G. A. 'Le sens architectural dans les peintures des tombes
tarquiniennes avant l'epoque hellenistique', Kev. Arch. 1 (1967) 41-74
210. Mansuelli, G. A. 'La civilta urbana degli Etruschi', PCIA 3 (1974)
207—322
211. Mansuelli, G. A. 'The Etruscan city'. Ch. 13 in d 21
212. Marazzi, M. and Tusa, S. 'Interrelazioni dei centri siciliani e peninsulari
durante la penetrazione micenea', Sicilia Archeologica 9 (1976) 49-90
213. Marin, M. D. Topografia storica della Daunia antica. Naples-Foggia-Bari,
1970
214. Molise Economico (exhibition at Isernia 1980). Campobasso, 1981

IL Италия
1015
2i 5. Morel. J. P. 'L'expansion phoceenne en Occident: dix annees de
recherches (1966—1975), BCH 99 (1975) 853-96
216. Mori, G. and Tozzi, G. 'Resti di un insediamento piceno al Colle del
Telegrafo a Pescara', Atti Soc. Tose. Sc. Nat. (Series A) 77 (1970) 217fr
217. Morigi Govi, C. 'La prima eta del ferro пе1Г Emilia e Romagna', in Atti
della XIX riunione scientifica dell'Istituto Italiano di preistoria e protostoria,
163-80. Florence, 1977
218. Mosci Sassi, M. G. 'Le iscrizioni peligne', Abrwgp 13 (1975) 129fr
219. Müller-Karpe, Η. Beiträge %ur Chronologie der Umenfelder^eit nördlich und
südlich der Alpen (Römisch-Germanische Forschungen, Band 22). Berlin,
1959
220. Müller-Karpe, H. 'Zur spätbronzezeitlichen Bewaffnung in
Mitteleuropa und Griechenland', Germania 40 (1962) 255-87
221. Nava, M. L. Le stele daunie 1. Florence, 1980
222. Nuove scoperte di antichitä picene (catalogue). San Severino Marche, 1971
223. Östenberg, С Ε. Case etrusche di Acquarossa. Rome, 1975
224. Paglieri, S. Origine e diffusione delle navi etrusco-italiche', Stud. Etr. 28
(i960) 209—231
225. Pallottino, M. 'Sulle facies culturali arcaiche dell'Etruria', Stud. Etr. 13
(1939) 85-129
226. Pallottino, M. La scuola di Vulca. Rome, 1945
227. Pallottino, M. 'Qualche annotazione in margine al CLE. 11, sect. 1, fasc. 1
(Orvieto)', Stud. Etr. 21 (1950-1) 229-37 and 22 (1952-3) 179-95
228. Pallottino, M. Etruscan Painting. Geneva, 1952
229. Pallottino, M. 'Le origini storiche dei popoli italiani', Rela\ioni del X
Congresso internationale di science storiche 2 (1955) 3-60
230. Pallottino, M. 'Sulla cronologia dell'eta del bronzo finale e dall'eta del
ferro in Italia', Stud. Etr. 28 (i960) 11-47
231. Pallottino, M. Troposta di una classificazione e di una terminologia delle
fasi culturali del bronzo e del ferro in Italia', Atti del IV Congresso
Internationale delle Science Preistoriche e Protostoriche (Roma 1962) 11 (1965)
396-403
232. Pallottino, M. Civiltä artistica etrusco-italica. Florence, 1971
233. Pallottino, M. The Etruscans. 2nd English edn, London, 1975;
Harmondsworth, 1978
234. Pallottino, M. 'Servius Tullius ä la lumiere des nouvelles decouvertes
archeologiques et epigraphiques', CR AI 1977, 216-35
235. Pallottino, Μ. Genu e culture dell'Italia preromana. Rome, 1981
236. Pallottino, M. Etruscologia. 7th edn. Milan, 1984
237. Pareti, L. La Tomba Regolini-Galassi. Vatican City, 1947
238. Parise Badoni, F. and Ruggeri Giove, M. Alfedena: la necropoli di Campo
Consolino. Chieti, 1980
239. Parlangeli, O. Gli Italici del Bru^io nei documenti epigrafici. Naples, i960
240. Parlangeli, O. Studi messapici. Milan, i960
241. Peroni, R. 'Per una definizione dell'aspetto culturale subappenninico',
Mem. Eine. 9 (1959) 3ft*

1016
D. Запад
241. Peroni, R. Archeologia de I la Puglia preistorica. Rome, 1967
243. Peroni, R. Ter una revisione critica della stratigrafia di Luni sul Mignone
e della sua interpretazione', Atti del I Simposio di Protostoria d* Italia
(Orvieto 1967) (1969) 167-73
244. Peroni, R. 'Per uno studio delPeconomia di scambio in Italia nel quadro
deirambiente culturale dei secoli intorno ai Mille a.C, PP 24 (1969) 134-
60. (Appears in English as d 246)
245. Peroni, R. Uetä del bronco nella penisola italiana, 1: I'antica eta del bronco.
Florence, 1971
246. Peroni, F. 'From Bronze Age to Iron Age', Ch. 1 in d 21
247. Peroni, R. II Bronco finale in Italia. Rome, 1980
248. Peroni, R. and Fugazzola, M. A. 'Ricerche preistoriche a Narce', Bull.
Paletn. Ital. 78 (1969) 79—145
249. Peroni, R. and others. Studi sulla cronologia delle civiltä di Este e Golasecca.
Florence, 1975
250. Phillips, K.M. and Talocchini, A. Poggio Civitate (Murlo, Siena): the
archaic sanctuary (Exhibition catalogue). Florence, 1970
251. Pincelli, R. and Morigi Govi, C. Ea necropoli villanoviana di San Vitale
(Fonti per la storia di Bologna, Cataloghi 1-1). Bologna, 1975
252. Pohl, I. The Iron Age Necropolis of S or bo at Cerveteri (Skrifter utgivna av
Svenska Institutet i Rom 32). Stockholm, 1972
253. Ponzi Bonomi, L. 'II ripostiglio di Contigliano', bull. Paletn. Ital. 79
(1970) 95-156
2 5 4. Potter, T. W. A Faliscan Town in Southern Etruria: excavations at Narce
1966-ji (Supplementary publication of the British School at Rome).
London, 1976
255. Pray on, F. Frühetruskische Grab- und Hausarchitektur {Rom. Mitt.
Ergänzungsheft 22). Heidelberg, 1975
256. Prima Italia, Arts italiques du premier millenaire avant J.C. 5 novembre
1980—4 Janvier 1981. Brussels, 1980
257. Prima Italia: mostra suWarte italica del I millenario a.C. Rome, 1981
258. Puglisi, S. Ea civiltä appenninica. Florence, 1959
259. Py, F. 'Les amphores etrusques de Vaunage et de Villevielle (Gard)',
MEFRA 86 (1974) 141-205
260. Pjrgi: scavi del santuario etrusco iyjp-iyoy (11 Supplemento a Not. Scav.
1970). Rome, 1973
261. Radke, G. Die Götter Altitaliens. Münster, 1965
262. Radmilli, Α. Μ. 'Considerazioni sull'etä del bronzo in Piceno', Abru^p 3
(1965) 135fr
263. Radmilli, A.M. (ed.) Guida dellapreistoria italiana. Florence, 1975
264. Randall-Madver, D. λ/illanovans and early Etruscans. Oxford, 1924
265. Rasmussen. Т. B. Bucchero Pottery from Southern Etruria. Cambridge, 1979
266. Rathje, A. Oriental imports in Etruria in the 8th and 7th centuries ВС:
their origins and implications'. Ch. 6 in d 21
267. Rebuffat-Emmanuel, D. cCeinturons italiques', MEFRA 74 (1962)
355-67

II. Италия
1017
268. Reggiani, Α. Μ. and Muzzioli, Μ. P. 'Aree sacre nella provincia di Rieti',
Archeologia Labiale т. у Incontro di studio del Comitate per I'archeologia
labiale, 195—201. Rome, 1980
269. Riccioni, G. 'Vulci: a topographical and cultural survey'. Ch. 10 in d 21
270. Richardson, E. H. 'The recurrent geometric in the sculpture of central
Italy, and its bearing on the problem of the origin of the Etruscans', Mem.
Amer. Acad. Коте ζη (1962) 154-98
271. Richardson, E.H. The Etruscans: their Art and Civilisation. 2nd edn.
Chicago—London, 1976
272. Richardson, E. H. Etruscan Votive Bronzes — Geometric, Orientalising,
Archaic 1-11. Mainz, 1983
273. Ridgway, D. archaeology in central Italy and Etruria, 1962-67', Arch.
Rep. 1967—8, 29—48
274. Ridgway, D. 'The first Western Greeks: Campanian coasts and Southern
Etruria', in Greeks, Celts and Romans, edd. С. and S. Hawkes, 5-38.
London, 1973
275. Ridgway, D. 'Archaeology in central Italy and Etruria, 1968—73', Arch.
Rep. 1973-4, 42-59
276. Ridgway, D.' "Coppe cicladiche" da Veio', Stud. Etr. 3 5 (1967) 311-21.
(Appears in English in Ch. 4 of d 21)
277. Ridgway, D. 'The eighth century pottery at Pithekoussai: an interim
report', in Actes du Colloque Έα ceramique grecque ou de tradition grecque au
VIII siecle en Italie centrale et meridionals', 69-101. Naples, 1982
277A. Ridgway, D. UAlba delta Magna Grecia. Milan, 1984
278. Ridgway, D. and Dickinson, O. T. P. K. 'Pendent semicircles at Veii: a
glimpse', BS A 68 (1973) 191—2
279. Rittatore Vonwiller, F. Studi e ricerche sullaproblematica dell'ambra. Rome,
1975
280. Rittatore Vonwiller, F. 'La cultura protovillanoviana', PCI A 4 (1975)
11—60
281. Roncalli, F. Le lastre dipinte da Cerveteri (Studi e materiali di etruscologia e
antichita italiche 4). Florence, 1965
282. Roncalli, F. 'Appunti sulle "urne veienti" a bauletto', in Studi in onore di
FHippo Magi 1, 15 7η0. Perugia, 1979
283. Salmon* Ε. T. Samnium and the Samnites. Cambridge, 1967. (Revised
Italian translation II Sannio e I Sanniti. Turin, 1985)
284. Santuari d!Etruria, Are^o, 19 May-20 October i<?8j. Milan, 1985
285. Sartori, F. Problemi di storia costitu^ionale italiota. Rome, 1953
286. Schumacher, E. Die Protovillanova-Fundgruppe: eine Untersuchung %urfrühen
Eisenzeit Italiens. Bonn, 1967
287. Schweitzer, B. 'Zum Krater des Aristonothos', Rom. Mitt. 62 (1955)
78-106
288. Scullard, Η. H. The Etruscan Cities and Rome. London, 1967
289. Snodgrass, A. M. 'Barbarian Europe and Early Iron Age Greece', PPS 31
(1965) 229-40
290. Sprenger, Μ. and Bartoloni, G. Die Etrusker: Kunst und Geschichte.
Munich, 1977

1018
D. Запад
291. Stary, P. F. Zur Eisenzeit lichen Bewaffnung und Kampfesweise in Mittelitalien.
Mainz, 1981
292. Vacat
293. Steingräber, S. Etrurien. Städte, Heiligtümer, Nekropolen. Munich, 1981
294. Stipcevic, A. GH Illiri. Milan, 1969. (Translated as The Illyrians. New
Jersey, 1977)
295. Strazzulla, M. J. II santuario sannitico di Pietrabbondante. Rome, 1973
296. Strom, I. Problems concerning the Origin and Early Development of the Etruscan
Orientalising Style. Odense, 1971
297. Suic, M. 'Contribution a la connaissance des relations entre la Liburnie et
le Picenum pendant le premier äge du fer', Vjesnik 55 (1953) 7iff
298. Szilagyi, J. G. Etrus^ko-korinthosi va%afestes%et (Apollo köntyvtär 6).
Budapest, 1975
299. Tine Bertocchi, F. Ea pittura funeraria apula. Naples, 1964
300. Tine Bertocchi, F. Tormazione della civilta daunia dal X al VI sec. A.C.',
in Civiltä preistoriche e protostoriche della Daunia, 27iff. Florence, 1975
301. Torelli, M. 'Un uovo di struzzo dipinto conservato nel museo di
Tarquinia', Stud. Etr. 33 (1965) 329-65
302. Torelli, Μ. Ί1 santuario di Hera a Gravisca', PP 26 (1971) 44-67
303. Torelli, M. 'Tre studi di storia etrusca', Dial, di Arch. 8 (1974-5) 3-78
304. Torelli, M. Elogia Tarquiniensia (Studi e materiali di etruscologia e
antichita italiche 15). Florence, 1975
305. Torelli, M. 'Greek artisans and Etruria: a problem concerning the
relationship between two cultures', Archaeological News (Tallahassee,
FL), 5 (1976) 134-8
306. Torelli, M. '11 santuario greco di Gravisca', PP 32 (1977) 398-458
307. Torelli, M. Storia degli Etruschi. Rome-Bari, 1981
308. Torelli, M. and others. 'Gravisca (Tarquinia). - Scavi nella cittä etrusca e
romana. Campagne 1969 e 1970', Not. Scav. 1971, 195-299
309. Tozzi, P. 'Gli inizi della riflessione storiografica sullTtalia settentrionale
nella Roma del II secolo a.C, Athenaeum fasc. speciale 54 (1976) 28-50
(see, too, under d 216)
310. Tronchetti, С 'Una precisazione su Sostrato ed Erodoto iv. 15 2', PP 30
(1975) 366-8
311. Trump, D. H. Central and Southern Italy Before Коте. London, 1966
312. Una mostra delly Abru^p arcaico e iproblemi della civiltä italica medio-adriatica.
Zagreb, 1970
313. Vagnetti, L. II depo sit0 votivo di С am petti a Veio (Studi e materiali di
etruscologia e antichita italiche 9). Florence, 1971
314. Vallet, G. Rhegion et Zancle. Histoire, commerce et civilisation des cites
chalcidiennes du detroit de Messine. Paris, 1958
315. 'Veio (Isola Farnese). Scavi in una necropoli villanoviana in localita
"Quattro Fontanili"', Not. Scav. 1963, 77-279; 1965, 49—236; 1967, 87-
287; 1970, 178-329; 1972, 195-384; 1975, 63-184; 1976, 149-220
316. Ward Perkins, J. B. Veii: the historical topography of the ancient city (= BSR
29, 1961)

III. Языки древней Италии
1019
317· Whitehouse, R. D. 'The earliest towns in peninsular Italy', in The
Explanation of Culture Change: Models in Prehistory, ed. C. Renfrew, 617-
24. London, 1973
318. Whitehouse, R. D. 'Italian prehistory, carbon 14 and the tree-ring
calibration', in Papers in Italian Archaeology\ 1: The L·ancaster Seminar (BAR
Supplementary Series, 41) 71-91. Oxford, 1978
319. Zancani Montuoro, P. 'Tre notabili Enotrii dell'VIII sec. a.C, Atti e
Memorie della Societä Magna Grecia n.s. 15—17 (1975-6 [1977]) 9—82
3zo. Zanco, O. 'Bronzi arcaici di Campovalano', Doc. ant. ital. e romani 6 (1974)
65fF
321. Zanker, P. (ed.) Hellenismus in Mittelitalien. Göttingen, 1976
322. Zannoni, А. La fonderia di Bologna scoperta e descritta. Bologna, 1888
323. Zannoni, A. Arcaiche abita^ioni di bologna. Bologna, 1907
3 24. Zevi, F. 'Nuovi vasi del Pittore della Sfinge Barbuta', Stud. Etr. 3 7 (1969)
39-58
325. Zuffa, Μ. Ί Celti nelPItalia adriatica', Introd. alle antichitä adriatiche, 12згТ.
Chieti, 1975
326. ZufTa, M. 'La civilta villanoviana', PCI A 5 (1976) 199-363
III. Языки древней Италии
327. Adamasteanu, D. and Torelli, Μ. Ί1 nuovo frammento della Tabula
Bantina', Arch. Class. 21 (1969) 1-17
328. Agostiniani, L. Iscri^ioni anelleniche di Sicilia. Le iscri^ioni elime. Florence,
1977
329. Altheim, F. Geschichte der lateinischen Sprache. Frankfurt a. M., 1951
330. Ambrosini, R. 'Le iscrizioni sicane, sicule, elime', Le iscri^ionipre-latine in
Italia (Atti dei Convegni Lincei 39) 57-104. Rome, 1979
331. Atti del VI Convegno intern, di linguisti. Brescia, 1977
332. Beeler, M. S. 'The relations of Latin and Osco-Umbrian', Language 28
(1952) 435-43
333. Beeler, M.S. 'The interrelationships within Italic', Ancient Indo-European
Dialects, edd. Η. Birnbaum and J. Puhvel, 51-8. Berkeley, 1966
334. Bottiglioni, G. Manuale dei dialetti italici. Bologna, 1954
335. Briquel, D. 'Sur les faits d'ecriture en Sabine et dans l'ager Capenas',
MEFRA 84 (1972) 789-845
336. Briquel, D. 'A propos du nom des Ombriens', MEFRA 85 (1973)
357-9З
337. Bruno, M. G. Ί Sabini e la loro lingua', Rend. Istit. Lomb. 95 (1961)
501-44 (see, too, d 486-8)
338. Buck, CD. A Grammar of О scan and Umbrian. 2nd edn. Boston, 1928
339. Campanile, E. 'Note sulla stratificazione del lessico italico', SSL 7 (1967)
ioö-^i
340. Campanile, E. 'Note sulle glosse e sui rapporti linguistici tra siculo e
latino', Studia с las sic a et orient alia Antonino Pagliaro ob lata 1, 293-322.
Rome, 1969

1020
D. Запад
341. Campanile, Ε. 'La latinizzazione dell'osco', Scritti in onore di Giuliano
Bonfante, 109—20. Brescia. 1976
342. Campanile, Ε. and Letta, С. Studi sulle magistrature indigene e municipal} in
area italica. Pisa, 1979
343. Camporeale, G. 'La terminologia magistruale nelle lingue osco-umbre',
Atti dell' Accademia Toscana di Science e Lettere 'La Colombaria! (1956)
33-108
344. Camporeale, G. 'Note sulla dediche umbre a Cupra da Colfiorito', Rend.
Line. 22 (1967) 65-72
345. Coleman, R. G. G. 'The central Italic languages in the period of Roman
expansion', TPS 1986, 100—31
346. Coli, U. J/ diritto pubblico degli Umbri e le tavole eugubine. Milan, 1958
347. Coli, U. 'L'organizzazione politica deirUmbria preromana', Problemi di
storia e archeologia dell' Umbria. Atti del I Convegno di Studi Umbri, 196β, 13 3—
59. Perugia, 1964
348. Colonna, G. 'Nuovi dati epigrafici sulla protostoria della Campania',
Atti della XVII Riunione Seien tifica dellTstituto Italiano di Ρ reis tor ia e
Protostoria in Campania, 1974, 151—69. Florence, 1975
349. Colonna, G. Ί1 sistema alfabetico', Atti del colloquio sul tema: L! etrusco
arcaico, 1974, 7~~24· Florence, 1976
350. Colonna, G. 'L'aspetto epigrafico', Lapis Satricanus (Archeologische
Studien van het Nederlands Instituut te Rome, Scripta Minora 5), 41-69.
The Hague, 1980
351. Colonna, G. 'Graeco more bibere: l'iscrizione della tomba 115
dellOsteria dell'Osa', Archeologia Labiale in, 51-5. Rome, 1980
352. Conway, R. S. The Italic Dialects 1-11. Cambridge, 1897
353. Conway, R. S., Whatmough, J. and Johnson, S. E. The Prae-Italic Dialects
of Italy 1—in. Cambridge, Mass., 1933
3 54. Cristofani, M. 'SulPorigine ela diffusione delPalfabeto etrusco', ANRW
1.2 (1972) 466-89
355. Cristofani, M. Introdu^ione alio studio dell'etrusco. Florence, 1973
356. Cristofani, Μ. Ί1 sistema onomastico', Atti del colloquio sul tema: L'etrusco
arcaico, 1974> 92-109. Florence, 1976
357. Cristofani, M. 'L'iscrizione arcaica di Poggio Sommavilla riscoperta e
riconsiderata', in Civiltä arcaica dei Sabini nella valle del Tevere in, 95-108.
Rome, 1977
358. Cristofani, M. 'L'alfabeto etrusco', PCI A 6 (1978) 401-28
3 5 9. Cristofani, M. 'Societa e istituzioni nelPItalia preromana', PCI A 7 (1978)
51-112
360. Cristofani, M. 'Recent advances in Etruscan epigraphy and language',
Ch. 14 in d 21
361. Cristofani, M. 'Contatti fra Lazio ed Etruria in eta arcaica:
documentazione archeologica e testimonianze epigrafiche', Alle origini
del latino (Atti del Convegno della Societä Italiana di Glottologia, 1980), 27-42.
Pisa, 1982
362. De Simone, С. 'Etrusco Vestiricinala - osco Vestirikiiuied una iscrizione
arcaica di Cere', Stud. Etr. 32 (1964) 207-11

III. Языки древней Италии
1021
363. De Simone, С. 'Die messapischen Inschriften', in Die Sprache der Illyrier,
ed. H. Krähe, 11, 1-151, 215-361. Wiesbaden, 1964
3 64. De Simone, C. Die griechischen Entlehnungen im Etruskischen. 1: Einleitung und
Quellen, n: Untersuchung. Wiesbaden, 1968 and 1970
365. De Simone, С. 'La lingua messapica: tentativo di una sintesi,> Atti dell'XI
Convegno di Studi sulla Magna Grecia, 1971, 125-201. Naples, 1972
366. De Simone, С 'Lo stato attuale degli studi illirici ed il problema della
lingua messapica', Studia Albanica 10 (1973) 155—9
367. De Simone, С Ί1 sistema fonologico', Atti del colloquio sul tema: L'etrusco
arcaicoy 1974, 5^~7l·- Florence, 1976
368. De Simone, С 'Un nuovo gentilizio etrusco di Orvieto (Katacina) e la
cronologia della penetrazione celtica (gallica) in Italia', PP 33 (1978)
370-95
369. De Simone, С 'L'aspetto linguistico', Lapis Satricanus (Archeologische
Studien van het Nederlands Instituut te Rome, Scripta Minora 5), 71-94.
The Hague, 1980
3 70. De Simone, С 'Italien', Die Sprachen im römischen Reich der Kaiser^eit, edd.
G. Neumann and J. Untermann, 65-81. Cologne, 1980
371. De Simone, С 'Gli Etruschi a Roma: evidenza linguistica e problemi
metodologici', Gli Etruschi e Roma. Incontro di studio in onore di Massimo
Pallottino, 1979у 93-103. Rome, 1981
372. Devine, A.M. 'The mediae in Umbrian', Stud. Etr. 39 (1971) 115-24
373. Devine, A. M. 'Etruscan language studies and modern phonology: the
problem of the aspirates', Stud. Etr. 42 (1974) 123-51
374. Devoto, G. Tabulae Iguvinae. 3rd edn. Rome, 1962
375. Devoto, G. Storia della lingua di Roma. 2nd edn. Bologna, 1969
376. Durante, M. 'Le sibilanti dell'etrusco', Studi linguistici in onore di Vittore
Pisani, 295-306. Brescia. 1969
377. Durante, Μ. Ί dialetti medio-italici', PCIA 6 (1978) 789-823
378. Durante, M. 'Nord Piceno: la lingua delle iscrizioni di Novilara', PCIA 6
(J978) 393-400
379. Ernout, A. Les elements dialectaux du vocabulaire latin. Paris, 1909
380. Ernout, А. Ее dialecte ombrien. Paris, 1961
381. Firmani M. A. S. 'Nuovi documenti epigrafici della Sabina Tiberina',
Civiltä arcaica dei Sabini nella Valle del Τ ever e in, 106-16. Rome, 1977
382. Franchi de Bellis, А. Ее iovile capuane. Florence, 1981
383. Galsterer, H. 'Die lex Osca Tabulae Bantinae - Eine Bestandsaufnahme',
Chiron 1 (1971) 191-214
384. Giacomelli, G. La lingua falisca. Florence, 1963
385. Giacomelli. G. Ί1 falisco', PCIA 6 (1978) 505-42
386. Guarducci, M. La cosidetta fibulaprenestina. Antiquar i} eruditi efalsari nella
Roma deirOttocento {Mem. Line. 24, fasc. 4). Rome, 1980
387. Guarducci, M. and others (edd.) Corpus Inscriptionum Latinarum:
supplement a italica. Rome, 1981
388. Guzzo Amadasi, M. G. Ί1 punico', PCIA 6 (1978) 1013-28
389. Heurgon,J. Etude sur les inscriptions osques de Capoue dites iuvilas. Paris, 194 2

1022
D. Запад
390. Heurgon, J. 'L'Ombrie a l'epoque des Gracques et de Sylla', Problem di
storia e archeologiadell'Umbria. Attidell Convegno diStudi Umbri, 196), 113-
31. Perugia, 1964
391. Heurgon, J. 'Note sur la lettre A dans les inscriptions etrusques', Studi in
onore di Luisa Banti, 177-89. Rome, 1965
392. Heurgon, J. 'Magistratures romaines et magistratures etrusques', Les
origines de la republique romaine (Entretiens Hardt 13), 97-127. Geneva,
1967
393. Heurgon, J. Onomastique etrusque: la denomination gentilice',
L? onomastique latine, 25—32. Paris, 1977
394. Heurgon, J. Ά propos de l'inscription "tyrrhenienne" de Lemnos',
CRAI 1980, 578-600
395. Jones, D. M. 'The relations of Latin to Osco-Umbrian', TPS 1950,60-87
396. Kaimio, J. 'The ousting of Etruscan by Latin in Etruria', Studies in the
Romani^ation of Etruria (Acta Instituti Romani Finlandiae 5), 85—245.
Rome, 1975
397. La cultura italica: Atti del Convegno diglottologia, 1977. Pisa, 1978. See d 45 4
398. Lambrechts, R. Essai sur les magistratures des republiques etrusques. Brussels,
*959
399. Lazzeroni, R. 'Contatti di lingue e di cultura nelPItalia antica: elementi
greci nei dialetti italici', SSL 12 (1972) 1-24
400. Lazzeroni, R. 'Contatti di lingue e di cultura nelPItalia antica: il
patronimico nella formula onomastica', SSL 14 (1974) 275-306
401. Lazzeroni, R. 'DifTerenze linguistiche nel territorio delPAbruzzo e del
Mouse in epoca italica', Scritti in onore di Giuliano Bonfante, 389—99.
Brescia, 1976
402. Lejeune, M. 'La position du latin sur le domaine indo-europeen',
Memorial des etudes latines, 7—31. Paris, 1943
403. Lejeune, M. 'Latin et Chronologie "italique"', REL 28 (1950) 97-104
404. Lejeune, M. 'Notes de linguistique italique. хш: Sur les adaptations de
l'alphabet etrusque aux langues indo-europeennes d'ltalie', REL 35
(1957) 88-105
405. Lejeune, M. 'Notes de linguistique italique. xvi: Sur la notation des
voyelles velaires dans les alphabets d'origine etrusque', REL 40 (1962)
149—60
406. Lejeune, M. 'Notes de linguistique italique. xxi: Les notations de/dans
l'ltalie ancienne', REL 44 (1966) 141-81
407. Lejeune, M. 'Notes de linguistique italique. xxv: Observations sur
l'epigraphie elyme', REL 47 (1969) 133—83
408. Lejeune, M. 'Phonologieosqueetgraphiegrecque',R.EL4 72 (1970) 271-
316; 74 (1972) 5-13
409. Lejeune, M. 'Inscriptions de Rossano di Vaglio', Rend. Line. 26 (1971/72)
663-84; 27 (1972/73) 399-414; 30 (1975/76) 319-39
410. Lejeune, M. 'L'enseignement de l'ecriture et de l'orthographe venetes a
Este', Bull, de la Soc. de Linguistique de Paris 66 (1972) 267-98
411. Lejeune, M. 'L'epigraphie osque de Rossano di Vaglio (Potenza), Mem.
Line. 16 (1972) 47—83

III. Языки древней Италии
1023
412. Lejeune, Μ. 'Un probleme de nomenclature: Lepontiens et lepontique',
Stud. Etr. 40 (1972) 259-70
413. Lejeune, M. 'L'investigation des parlers indigenes de Sicile', KOKALOS
18-19 (1972-73) 296-307
414. Lejeune, M. 'Les epigraphies indigenes de Bruttium', RE A 75 (1973)
1—12
415. Lejeune, M. Manuel de la langue venete. Heidelberg, 1974
416. Lejeune, M. E* anthroponymie osque. Paris, 1976
417. Lejeune, M. 'Une bilingue gauloise-latine a VerceiP, CK AI 1977,
582-610
418. Lejeune, Μ. Ateste ä l'heure de la romanisation (etude anthroponymique).
Florence, 1978
419. Lejeune, M. 'Etat present des etudes venetes', Ее iscri^ioni pre-latine in
Italia (Atti dei Convegni Lincei 39), 29—37. Rome, 1979
420. Lejeune, M. Observations linguistiques sur le nouveau materiel
epigraphique de Gela', in Φιλίας Χάριν. Miscellanea di studi classici in onore
di Eugenio Manni, 1309—15. Rome, 1979
421. Letta, C. and Campanile, E. Studi sulle magistrature indigene e municipali in
area italica. Pisa, 1979
422. Letta, С and D'Amato, S. Epigrafia della regione dei Mar si. Milan, 1975
423. Leumann, M. 'Allgemeiner Teil', in Μ. Leumann, J. В. Hofmann and Α.
Szantyr, Eateinische Grammatik, и: Syntax und Stilistik, *ι-*89· Munich,
1965
424. Maggiani, A. 'Le iscrizioni di Asciano e il problema del cosidetto "M.
Cortonese"', Stud. Etr. 50 (1982 [1984]) 147-75
425. Maggiani, A. and Prosdocimi, A. L. 'Leponzio-ligure', Stud. Etr. 44
(1976) 258-66
426. Mancini, A. 'Retico', Stud. Etr. 41 (1973) 364-71
427. Mancini, А. Ее iscrizioni della Valcamonica. Parte 1. Status della questione.
Criteri per un' edi^ione e per uri interpretation dei materiali. Edi^ione. Studi
Urbinati di storia, filosofia e letteratura, Supplemento linguistico 2.
Urbino, 1980
428. Maniet, A. 'La linguistique italique', ANRW 1.2 (1972) 522-92
429. Marinetti, A. £I1 sudpiceno come italico (e "Sabino"?). Note preliminari',
Stud. Etr. 49 (1981) 113-58
430. Marinetti, А. Ее iscrizioni sudpicene. 1. Testi. Florence, 1985
431. Meillet, A. Esquisse d'une histoire de la langue latine. Paris, 1928
432. Milewski, T. 'The relation of Messapic within the Indo-European
family', Symbolae linguisticae in honorem Georgii Kuryhwic^ 204-19. Wrok-
kw-Warsaw-Kracow, 1965
433. Morandi, А. Ее iscrizioni medio-adriatiche. Florence, 1974
434. Morandi, A. Ъе iscrizioni medio-adriatiche>, PCIA 6 (1978) 559-83
435. Pallottino, M. 'Nuovi spunti di ricerca sul tema delle magistrature
etrusche', Stud. Etr. 24 (1955-56) 45-72 ( = Saggi di antichitä 11, 754-78.
Rome, 1979)
436. Pallottino, M. Testimonia linguae etruscae. 2nd edn. Florence, 1968

1024
D. Запад
437. Pallottino, Μ. 'Postilla etnico-linguistica', in Civiltä arcaica dei Sabini nella
valle del Τ evere ι, 29-38. Rome, 1973
438. Pallottino, Μ. 'La lingua degli Etruschi', PCIA 6 (1978) 429-68
439. Pallottino, M. and others, Thesaurus linguae etruscae. 1: Indice lessicale. Rome,
1978. Primo supplemento, 1984. Ordinamento inverso dei lemmi, 1985
440. Palmer, L. R. The Latin Language. London, 1954
441. Parlangeli, O. Le iscri^ioni messapiche. Messina, i960
442. Parlangeli, O. and Santoro, C. Ί1 messapico', PCIA 6 (1978) 913-47
443. Pellegrini, G. B. 'Reti e retico', Uetrusco e le lingue della Italia antica (Atti
del Convegno della Societa Italiana di Glottologia, 1984), 95-128. Pisa,
1985
444. Pellegrini, G. B. and Prosdocimi, A. L. La lingua venetica 1—11. Padua, 1967
445. Pfiffig, A.J. Die etruskische Sprache. Graz, 1969
446. Pisani, V. Le lingue dellTtalia antica oltre il latino. 2nd edn. Turin, 1964
447. von Planta, R. Grammatik der oskisch-umbrischen Dialekte 1-11. Strassburg,
1892-7
448. Poccetti, P. Nuovi documenti italici. Pisa, 1979
449. Poultney, J.W. The Bronze Tables oflguvium. Baltimore, 1959
450. Poultney, J.W. 'The language of the Northern Picene inscriptions',
Journal of Indo-European Studies 7 (1979) 49—64
451. Prosdocimi, A. L. 'Note di epigrafia retica', Studien %ur Namenkunde und
Sprachgeographie. Festschrift für Karl Finsterwalder %um 70. Geburtstage 15—
46. Innsbruck, 1971
452. Prosdocimi, A. L. 'Sui grecismi nell'osco', Scritti in onore di Giuliano
Bonfante, 781-866. Brescia, 1976
453. Prosdocimi, A. L. 'Contatti e conflitti di lingue nell'Italia antica:
l'elemento greco', PCIA 6 (1978) 1029-88
454. Prosdocimi, A. L. Ί1 lessico istituzionale italico. Tra linguistica e storia',
La cultura italica (Atti del Convegno della Societa Italiana di Glottologia,
1977), 29-72. Pisa, 1978
455. Prosdocimi, A. L. Ί1 venetico', PCIA 6 (1978) 257-380
456. Prosdocimi, A. L. 'Le lingue italiche', PCIA 6 (1978) 543-58
457. Prosdocimi, A. L. 'L'umbro', PCIA 6 (1978) 585-787
458. Prosdocimi, A. L. 'Le iscrizioni italiche. Acquisizioni, temi, problemi',
Le iscrizioni pre-latine in Italia (Atti dei Convegni Lincei 39) 119-204.
Rome, 1979
459. Prosdocimi, A. L. '1876-1976. Tra indoeuropeo ricostruito e storicita
italica. Un dossier per il venetico', Este e la civiltä paleoveneta a cento anni
aaue prime scoperre {j\zu aen\лл convegno ai dtuai ütruscm e ltanci,
1976) 213-81. Florence, 1980
460. Prosdocimi, A. L. Le tavole iguvine 1. Florence, 1984
461. Prosdocimi, A. L. and Agostiniani, L. 'Lingue e dialetti della Sicilia
antica', KOKALOS 22-3 (1976-7) 215-60
462. Prosdocimi, A. L. and others, 'L'osco', PCIA 6 (1978) 825-911
463. Pulgram, E. The Tongues of Italy. Cambridge, Mass., 1958
464. Radke, G. 'Umbri', P-W Suppl. ix (1962) 1745-1827
465. Radke, G. 'Die Inschriften-stele von Mogliano', Glotta 48 (1970) 122-9

III. Языки древней Италии
1025
466. Risch, Ε. 'Die Räter als sprachliches Problem', Jahrbuch der Schweizerischen
Gesellschaft für Ur- und Frühgeschichte 5 5 (1970) 127—34 ( = Kleine Schriften,
710-17. Berlin-New York, 1981)
467. Rix, Η. 'Sabini, Sabelli, Samnium. Ein Beitrag zur Lautgeschichte der
Sprachen Altitaliens', Beiträge t(ur Namenforschung 8 (1957) 127-43
468. Rix, H. Das etruskische Cognomen. Wiesbaden, 1963
469. Rix, H. 'Eine morphosyntaktische Übereinstimmung zwischen
Etruskisch und Lemnisch: die Datierungsformer, Studien %ur
Sprachwissenschaft und Kultur künde. Gedenkschrift für Wilhelm brandenstein,
213—22. Innsbruck, 1968
470. Rix, H. 'Zum Ursprung der etruskischen Silbenpunktierung', Münchener
Studien f(ur Sprachwissenschaft 23 (1968) 85-104
471. Rix, H. 'Buchstabe, Zahlwort und Ziffer im alten Mittelitalien,> Studi
linguistici in onore di Vittore Pisani, 845—56. Brescia, 1969
472. Rix, H. 'Umbrisch titis. Die grammatische Form der Filiationsangabe im
Umbrischen', Donum indogermanicum. Festgabe für Anton Scherer %um jo.
Geburtstag, 177—81. Heidelberg, 1971
473. Rix, H. 'Zum Ursprung des römisch-mittelitalischen Gentil-
namensystems', ANRW 1.2 (1972) 700-58
474. Rix, H. 'Rapporti onomastici fra il panteon etrusco e quello romano', GH
Εtruschi e Roma. Incontro di studio in onore di Massimo Pallottino, 1979, 104-
26. Rome, 1981
47 5. Rix, H. 'Umbro e proto-osco-umbro', Le lingue indoeuropee diframmentaria
attesta^ionejDie indogermanischen Restsprachen, ed. E. Vineis, 91-107. Pisa,
1983
476. Rix, H. 'Etr. тех rasnal = lat. res publica', Studi di antichitä in onore di
Guglielmo Maet^ke 11, 455-68. Rome, 1984
477. Rix, H. 'La scrittura e la lingua', in M. Cristofani and others, Gli Etruschi:
una nuova im magine, 210-38. Florence, 1984
478. Roncalli, F. Ί1 "Marte" di Todi: Bronzistica etrusca e ispirazione
classica', Mem. della Pontificia Accad. Romana di Archeologia 11,2. Rome,
1973
479. Santoro, C. 'La situazione storico-linguistica della Peucezia preromana
alia luce di nuovi documenti', Studi störico-linguistici in onore di Francesco
Ribet(j(o, 219-330. Mesagne, 1978
480. Schmoll, U. Die vorgriechischen Sprachen Siziliens. Wiesbaden, 1958
481. Schmoll, U. 'Zu den vorgriechischen Inschriften Siziliens und
Süditaliens', Glotta 40 (1962) 54-62
482. Schmoll, U. 'Neues zu den protosizilischen Inschriften', Glotta 46 (1968)
194—206
483. Seyfried, E. Die Ethnika des alten Italiens. Zurich, 1951
484. Slotty, F. Beiträge %ur Etruskologie, 1: Silbenpunktierung und Silbenbildung.
Heidelberg, 1952
485. Solta, G. R. Zur Stellung der lateinischen Sprache (SB Wien, 291. Band, 4.
Abhandlung, Heft 2). Vienna, 1974
486. Tibiletti Bruno, M. G. 'La nuova iscrizione epicorica di Vercelli', Rend.
Eine. 31 (1976) 355-76

1026
D. Запад
487. Tibiletti Bruno, Μ. G. 'Ligure, leponzio e gallico', PCIA 6 (1978)
129—208
488. Tibiletti Bruno, M. G. 'Camuno e dialetti retici e pararetici', PCIA 6
(1978) 209-55
489. Untermann, J. Die venetischen Personennamen ι—п. Wiesbaden, 1961
49°· Untermann, J. 'Die messapischen Personennamen' in Die Sprache der
Illyrier, ed. Η. Krahe, и 153—213. Wiesbaden, 1964
491. Untermann, J. 'Die venetische Sprache', Glotta 58 (1980) 281-317
492. Vetter, E. Handbuch der italischen Dialekte 1. Heidelberg, 1953
493. Zamboni, A. 'II siculo', PCIA 6 (1978) 949-1011
IV. Карфаген и Сицилия
494. Adamasteanu, D. 'Butera', Mon. Ant. 44 (1958) 204-672
495. Adamasteanu, D. 'Monte Saraceno ed il problema della penetrazione
rodio-cretese nella Sicilia meridionale', Arch. Class. 8 (1956) 121-46
49 5 α. Adamasteanu, D. 'Nouvelles fouilles a Gela et dans l'arriere-pays', Rev.
Arch. 49 (1957) 20-40; 147-80
496. Adriani, A. and others. Himera, 2 vols. Rome, 1970-6
497. Alessio, G. L! elemento greco nella toponomastica della Sicilia. Florence, 1954
497A. Asheri, D. 'Rimpatrio di esuli a Selinunte. Inschriften von Olympia V,
no. 22', Annali della Scuola Normale Superiore di Pisa Ser. in, 9 (1979)
479-97
498. Barreca, F. La civiltä di Cartagine. Cagliari, 1964
499. Barreca, F. and others. L'espansione fenicia nel Mediterraneo. Rome, 1971
500. Bayet, J. La Sicile grecque. Paris, 1930
501. Bernabo Brea, L. Akrai. Catania, 1956
5 01 a. Bernabo Brea, L. and Cavalier, M. Mylai. Catania, 1958
5 о ib. Bevilacqua, F. and others. Mo^ia vn. Rome, 1972
502. Braccesi, L. (ed.) 7 tragici greci e I'occidente. Bologna, 1979
503. Ciaceri, E. Intorno allepiu antiche rela^ionifra la Sicilia e la Persia. Pisa, 1913
5 04. Cintas, P. Contribution a I*etude de I'expansion carthaginoise au Maroc. Paris,
1954
505. Citro, С 'Topografia, storia, archeologia di Pizzo Cannita', Atti. Ace.
Palermo 12 (1952-53) 265fr
506. De Waele, J. A. Acragas graeca. Die historische Topographie des griechischen
Akragas auf Sizilien, i. Historischer Teil. Rome, 1971
506A. De Waele, J.A. 'La popolazione di Acragas antica', in Φιλίας χάριν.
Miscellanea in onore di Eugenio Manni n, 747—60. Rome, 1979
507. Di Miro, E. 'La fondazione di Agrigento e l'ellenizzazione del territorio
fra il Salso e il Platani', KOKALOS 8 (1962) 122-52
508. Di Miro, E. 'Heraclea Minoa', KOKALOS 12 (1966), 221-33
5 o8a. Di Miro, E. 'La casa greca in Sicilia', in Φιλίας χάριν. Miscellanea in onore di
Eugenio Manni 11, 707-37. Rome, 1979
5 09. Di Vita, A. 'La penetrazione siracusana nella Sicilia sudorientale alia luce
delle piu recenti scoperte archeologiche', KOKALOS 2,2 (195 6) 177-205
510. Dodd, С Η. 'The Samians at Zancle-Messana', JHS 28 (1908) 56-76

IV. Карфаген и Сицилия
1027
511. Drögemüller, Η.-Р. Sjrakus. Zur Topographie und Geschichte einer
griechischen Stadt (Gymnasium Beihefte 9). Heidelberg, 1969
512. Finley, Μ. Ι. A History of Sicily. Ancient Sicily to the Arab Conquest.
London, 1968
512A. Finley, M.I. Ancient Sicily. London, 1979 (Rev. edn of d 512)
513. Fougeres, G. and Hulot, J. Selinonte. Paris, 1910
514. Freeman, E. A. History of Sicily from the earliest Times to the Death oj
Agathokles i-iv. Oxford, 1891-94
514A. Gabba, E. and Vallet, G. (eds.) Ea Sicilia Antica 1-11. Naples-Palermo,
1980
515. Gauthier, P. 'Grecs et Pheniciens en Sicile pendant la periode archaique',
Rev. Hist. 224 (i960) 257—74
516. Guido, Μ. Sicily: An Archaeological Guide. London, 1967
517. Hackforth, R. 'Carthage and Sicily' in CAHiv1, 347ГТ. Cambridge, 1926
517A. Hans, L. M. Karthago und Sizilien. Die Entstehung und Gestaltung der
Epikratie auf dem Hintergrund der Beziehungen der Karthager %u den Griechen
und den nichtgriechischen Völkern Siziliens (vi-in Jh. v. Chr.) (Historische
Texte und Studien 7). Hildesheim, 1983
518. Harden, D. В. The Phoenicians. Harmondsworth, 1961 (repr. 1971)
519. Holm, A. Geschichte Siciliens im Altertum ι—πι. Leipzig, 1870-98
520. Huss, W. Geschichte der Karthager. Munich, 1985
521. Hüttl, W. Verfassungsgeschichte von Syrakus. Prague, 1929
522. Inglieri, R. U. 'Casmene ritrovata?', Arch. Class. 9 (1957), 223—33
523. Isserlin, B.S.J, and others. 'Motya (Trapani)', Not. Scav. 1970, 560fr
523A. Isserlin, B. S.J. and Du Plat Taylor, J. Motya 1. Leiden, 1974
524. Kesteman, J. P. 'Les ancetres de Gelon', Ant. Class. 39 (1970) 395-413
524A. La Geniere, J. de 'Segeste et l'hellenisme', MEFRA 90 (1978) 33-48
524B. La Geniere, J. de 'Selinonte. Recherches sur la topographie urbaine',
ANSP 12 (1982) 467-79
525. Loicq-Berger, M. P. Syracuse. Histoire culturelle d'une citegrecque. Brussels,
1967
526. Luria, S. 'Zum Problem der griechisch-karthagischen Beziehungen',
Act. Ant. Hung. 12 (1964) 53-75
5 27. Mancuso, U. Ί1 sincronismo tra le battaglie di Himera e delle Termopili
secondo Timeo', Riv. di FiL 37 (1909) 548-54
528. Manni, E. Sicilia pagana. Palermo, 1963
528A. Manni, E. 'Noterelle iblensi', KOKALOS 20 (1974) 61-76
5 2 8в. Manni, E. Geografia fisica e politica de IIa Sicilia antica. Rome, 1981
529. Marconi, P. Agrigento. Florence, 1929
5 30. Martin, R. 'Rapport sur l'urbanisme de Selinonte', KOKALOS 21 (1975)
54-67
530A. Martin, R. 'Histoire de Selinonte d'apres les fouilles recentes', CRAI
1977, 50-63
531. Meier-Welcker, H. Himera und die Geschicke des griechischen Siziliens.
Boppard am Rhein, 1980
532. Meister, K. 'Das persisch-karthagische Bündnis von 481 v.Chr.
(Bengtson, Staatsverträge 11 Nr. 129)', Historia 19 (1970) 607-12

1028
D. Запад
5 33· Merante, V. 'Malco e la cronologia cartaginese fino alia battaglia
d'Imera', KOKALOS 13 (1967) 105-16
5 34. Merante, V. 'Sulla cronologia di Dorieo e su alcuni problemi connessi',
His toria 19 (1970) 272—94
5 34A. Merante, V. 'La Sicilia e Cartagine dal V secolo alia conquista romana',
KOKALOS 18-19 (1972-3) 77-103
535. Moscati, S. The World of the Phoenicians. Engl. ed. London, 1968
536. Moscati, S. 'La Sicilia nel mondo punico. Considerazioni sulle stele di
Mozia', KOKALOS 14-15 (1968-1969) 295-328
537. Moscati, S. 'Fenici e Cartaginesi in Sicilia', KOKALOS 18-19 (I972~
1973) 23-31
538. Navarra, C. Cittä sicane, sicule e greche nella ίζοηα di Gela. Palermo, 1964
5 39. Olivieri, O. Frammenti della commedia greca e del mimo nella Sicilia e nella
Magna Grecia. 2nd edn. Naples, 1957
540. Orlandini, P. 'La terza campagna di scavo sulPacropoli di Gela',
KOKALOS 7 (1961) 145-9; 'L'espasione di Gela nella Sicilia centro-
meridionale', 8 (1962) 69—121
541. Orlandini, P. 'Arte indigena e colonizzazione greca in Sicilia',
KOKALOS 10—11 (1964—1965) 539—47
542. Pace, B. Camarina. Catania, 1927
543. Pace, B. 'Epicarmo e il teatro siceliota', Dioniso 8 (1940) 50-87
5 44. Pace, B. Arte e civiltä della Sicilia antica i-iv. Milan-Rome, 19 3 5 -1949. 2nd
edn (Vol. 1). Rome, 1958
545. Pallottino, M. 'La Sicilia fra Γ Africa e l'Etruria: problemi storici e
culturali', KOKALOS 18-19 (1972-1973) 48-76
546. Pared, L. 'Dorieo, Pentatlo ed Eracle nella Sicilia occidentale', in Studi
skiHani ed italioti, 1—27. Florence, 1914
547. Pareti, L. 'Per la cronologia siciliana del principio del quinto secolo av.
Cristo', in Studi ski Hani ed italioti, 28—63. Florence, 1914
5 48. Pareti, L. Ί precedenti della battaglia di Imera', in Studi skiliani ed italioti,
78—100. Florence, 1914
549. Pareti, L. 'La battaglia di Imera', in Studi skiliani ed italioti, 113-72.
Florence, 1914
550. Pareti, L. La Sicilia antica. Genoa, 1965
551. Pelagatti, P. and Voza, G. Archeologia nella Sicilia sud-orientale. Catalogo.
Naples, 1973
552. Picard, G. Le monde de Carthage. Paris, 1956. Engl. rev. edn, Carthage.
London, 1964
553. Quarles van UfFord, L. Les terres cuites skiliennes. One etude sur l}art skilien
entre jjo et 4J0. Assen, 1941
5 5 4· Rizza, G. 'Siculi e Greci sui colli di Leontini', in Cronache di Archeologia e
Storia deirArte 1, 1—27. Catania, 1962
555. Rizzo, F. P. 'Akragas e la fondazione di Minoa', KOKALOS 13 (1967)
117-42
556. Robinson, E. S. G. 'Rhegion, Zankle-Messana and the Samians', JHS 66
(1946) 13-20

IV. Карфаген и Сицилия
1029
5 57· Ryolo, D., and Bernabo Brea, L. Longane. Rodi Milici, 1967
558. Schmiedt, G. 'Le ricerche sulPurbanistica delle citta italiote e siceliote',
KOKALOS 14-15 (1968-1969) 397-427
5 5 8a. Sjöqvist, Ε. Ί greci a Morgantina', KOKALOS 8 (1962) 52-68
559. Sjöqvist, Ε. Sicily and the Greeks. Studies in the Interrelationship between the
Indigenous Population and the Greek Colonists (Jerome Lectures 9). Ann
Arbor, 1973
560. Von Stauffenberg, A. S. 'Dorieus', Historia 8 (i960) 18iff
561. Von Stauffenberg, A. S. Trinakria. Sizilien und Grossgriechenland. Munich-
Vienna, 1963
562. Strogetskii, V.M. 'The African and Sicilian expeditions of Dorieus',
VDI 117 (1971) 64-77 (ш Russian with Engl, summary)
563. Tamburello, I. Tunici e Greci a Palermo in eta arcaica?', KOKALOS 12
(1966) 234-9
564. Tusa, V. Ί centri punici della Sicilia', KOKALOS 18-19 (1972—1973)
32~47
565. Tusa, V. 'L'irradiazione della civilta greca nella Sicilia occidental,
KOKALOS 8 (1962) 153-66
566. Tusa, V. Μοίζία ι-πι. Rome, 1964-7
567. Vallet, G. Rhegion et Ζ ankle. Histoire, commerce et civilisation des cites
chalcidiennes du detroit de Messine. Paris, 1958
568. Vallet, G. 'La colonisation chalcidienne et l'hellenisation de la Sicile
Orientale'. KOKALOS 8 (iq6i) <o-<i
d'occident. Megara Hyblaea', in Problemes de la terre en Grece ancienne, ed.
M. I. Finley, 83-94. Paris-The Hague, 1973
5 69A. Vallet, G. 'Les cites chalcidiennes du Detroit et de la Sicile', in Gli Eubei in
occidente. AttidelXVIIIconvegnodistudisullaMagna Grecia (1978), 83-143.
Taranto, 1979
5 70. Vallet, G. and Villard, F. Megara Hyblaea, 2, La ceramique archaique. Paris,
1964
571. Vallet, G., Villard, F. and Auberson, P. Megara Hyblaea. 1. Le quartier de
Γ agora archaique 1—11 (Ecole Fran5aise de Rome, Melanges d'Archeolögie
et d'Histoire, Supplements, 1). Rome, 1976
5 71A Vallet, G., Villard, F. and Auberson, P. Megara Hyblaia. Guide desfouilles.
Rome, 1983
572. Van Compernolle, R. 'Segeste et l'hellenisme', Phoibos (Mel. J. Hombert)
(1950—1951) 183—228
573. Van Compernolle, R. Etude de Chronologie et dHistoriographie siciliotes.
Brussels-Rome, i960
574. Van Compernolle*, R. £L'Hellenisation de la Sicile antique', Rev. Univ.
Bruxelles 13 (1960-1961) 296-329
575. Warmington, B.W. Carthage. Rev. edn. London, 1969
576. Whitaker, J.I. S. Motya. A Phoenician Colony in Sicily. London, 1921
577. Wüst, Ε. <Epicharmos und die attische Komödie', Rh. Mus. 93 (1950)
ЗЗ7-64

СПИСОК КАРТ
1. Ахеменидская держава 14
2. Мидия 25
3. Фарс 64
4. Месопотамия 146
5. Сирия—Палестина 178
6. Центральная Азия 208
7. Индия 241
8. Анатолия 262
9. Регион Черного моря 290
10. Фракия и северная Греция 299
11. Египет 310
12. Центральная Греция и Пелопоннес 419
13. Греческая и финикийская торговля в период персидских войн 540
14. Западная Малая Азия 556
15. Греция и Эгеида 630
16. Италия и прилегающие острова 756
17. Этрурия 760
18. Северная и центральная Италия 806
19. Центральная и южная Италия 808
20. Сицилия 877

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
1. Оттиск с печати Кира I (?) из Персеполя 43
2. Монета священника Иоханана 192
3. Финикийская трирема 197
4. Монета провинции Иудея 198
5. Оттиски печатей на кувшинах из Рамат-Рахель 201
6. Калалы-Гыр 222
7. Ковер из Пазырыка 223
8. Бронзовая статуэтка из кургана в Синьцзяне 223
9. Алтын-10, строение П; реконструкция «летнего дворца» 230
10. Печать на цилиндре из Окского (Амударьинского) клада 236
10а. Четыре серебряные клейменые монеты. Юго-западная
Индия 243
11. Сарды в лидийско-персидский период 268
12. Буллы из Даскилия 272
13. Серебряная монета из Купрлли 277
14. Карта Гордия архаического времени 281
15. Фрагмент двухцветной вазы из Алишара 283
16. Фрагмент двухцветной вазы из Машат-Хюйюк 283
17. Монета Александра 1 302
18. Некоторые находки из могил в Синдосе 306
19. Монета оресскиев 308
20. Статуя зеленого базальта, представляющая Уджахор-ресенета
из Саиса держащим макет алтаря 314
21. Эпитафия Апису из Мемфиса 316
22. Стела Дария (в образе сокола) из Файюма 321
23. Серебряная тетрадрахма со следами тестовых пропилов 326
24. Стела из Митрахине (Мемфис) с изображением погребальной
сцены с неким иноземцем и плакальщиками 331
25. Военный штандарт: бычья голова с иероглифическими
письменами из Персеполя 343

1032 Список иллюстраций
26. Фрагментированная алабастровая ваза из Суз 343
27. Тетрадрахма-«сова» самой ранней серии 352
28. Обол, чеканившийся Гиппием в Сигее 352
29. Герма Гиппарха из Курсалы, Аттика 354
30. Алтарь Аполлону Пифию, посвященный Писистратом
Младшим 358
31. Политическая организация Аттики 377
32. Остраконы с афинской агоры 406
33. Реконструкция фасада Мегарской сокровищницы в Олимпии 426
34. Бронзовая поножа, посвященная в храм Олимпии фиванцами
за победу над Гиеттосом 431
35. Серебряная монета из Халкиды 434
36. Чернофигурное изображение на внутренней стороне красно-
фигурной чаши живописца Олтоса. Скифский лучник 512
37. Краснофигурное изображение на внутренней стороне чаши.
Фракиец с щитом-пельтой 512
38. Краснофигурное изображение на внутренней стороне чаши
мастера бронзолитейной мастерской 513
39. Каменный якорь, посвященный Состратом с Эгины
в святилище в Грависках 550
40. Никосфеновская амфора аттического производства 551
41. Настенная роспись из Элмали 574
42. План осадной насыпи и подземных ходов в Старом Пафосе 581
43. Юго-западная часть Марафонской равнины 610
44. Битва при Марафоне 615
45. Схема расположения мостов Ксеркса через узкий пролив
на Геллеспонте 634
46. Фермопилы 663
47. Позиции сторон перед битвой при Саламине 682
48. Саламинское сражение 685
49. Остракон из Афин 709
50. Сражение при Платеях 715
51. Бронзовая змеевидная колонна из Дельф 735
52. Корабль начала VII в. до н. э., изображенный на местной вазе
типа импасто из Вейев 758
53. Евбейский скифос среднегеометрического Π периода из могилы
периода Вейи ПА , 766
54. Виллановский сосуд в технике импасто, относящийся к периоду
ВейиША 766
55. Бронзовые вещи из одной могилы некрополя Куатро-Фонта
нили в Вейях периода ПА 769
56. Минеральные ресурсы Этрурии 773
56а. Аскос из некрополя Беначчи 776
57. Семитские надписи на грубой амфоре, которую в период ΠΓ-Ι
использовали для детского погребения на евбейском
некрополе в Питекусах 782

Список иллюстраций 1033
58. Рельефное украшение на внутренней стороне фрагментиро-
ванной финикийской бронзовой чаши из Ветулонии 784
59. Надпись «Я — блюдо Нудзины» на обратной стороне блюда
(красное импасто) местного производства из Казалетти-ди-
Чери, близЦере 788
59а. Золотые таблички из Пирги 800
60. Япигские геометрические вазы из Борго-Нуово 811
61. Давнийская ваза с ручкой в виде некоего демона 813
62. Певкетийский кратер с геометрическим и гребенчатым
орнаментом 814
63. Мессапский кратер типа «троцелла» 814
64. Известняковая стела из давнийского Сипонто с
выгравированной фигурой умершего, облаченного в погребальную
одежду 815
65. Бронзовая фигурка из Лучеры 816
66. Среднеадриатическая чаша, так называемый котон 823
67. Среднеадриатическая бронзовая подвеска 824
68. Среднеадриатическая бронзовая циста так называемого
анконовского типа из Фабриано 824
69. Италийский бронзовый дисковый нагрудник, украшенный
двуглавым четвероногим существом с лебедиными
шеями 837
70. Олла с орнаментом a tenda из Санта-Мария д'Англона
в Лукании 840
71. Италийский трехдольный панцирь из Альфедены 844
72. План Магии 880
73. Портретные стелы из Селинунта 882
73а. Храм С в Селинунте 894
74. Серебряная монета Селинунта 896
75. План Леонтин 899
76. План Наксоса 900
77. План Занклы 901
78. Серебряная монета Занклы 902
79. Серебряная монета Занклы 904
80. ПланКамарины 905
81. Серебряная монета Гелы 906
82. План Мегар Гиблейских 910
83. Серебряная монета Гимеры 912
84. План Акраганта 918

УКАЗАТЕЛЬ*
Абану (Ab/manu) 146 (карта 4 Bd)
Аббатема 254-255
Абдера 299 (карта 10 Ее), 595, 697
Абелла, «Абелланский камень», «Cippus
Abellanus» 868
Абидос (Египет) 310—311 {карта 11 Вс),
338
Абидос 297, 556 (карта 14 Ва), 630-
631 (карта 15 ЕЬ), 633, 634, 640,
641, 651, 697, 732
Аброком 184 (и примеч.)
Абруцци 813,820,827,828
Абу-ль-Фарадж Руни 249
Абу-Симбел 573
Абусир 310-311 (карта 11 ВЬ), 320
Аванти 239, 241 (карта 7 Се), 242, 244
Августа Багиеннорум 806—807
(карта 18 Ab)
Авеста 17, 129, 207, 210, 219, 233-235,
237, 257
аврунки 805, 808-809 (карта 19 СЬ),
839
авсоны 805,839
агафирсы 290—291 (карта 9 Се), 295,
296
Агафокл 842
Агерсен (карта 6 Не)
Агесий из Ахарн 718
агора 443 примеч.; см. также на Афины
агреи, арабское племя 333
Агриан, река 299 (карта 10 Fe)
агрианы 299 (карта 10 Db), 298, 593,
698
Ад ад 131 примеч.
Адана (Сар-Сейхан) 262 (карта 8 Fe),
278
Адар 190
Аджаташатру 244
Адрамиттий 556 (карта 14 ВЬ), 630—
631 (карта 15 Ее), 641
Адран, божество 884
Адрано 876
Адраст 447
Адриатическое море, побережье
Адриатики 299 (карта 10 Ас), 304, 307,
538, 539, 540-541 (карта 13 Не),
542, 595, 697-698, 777, 801, 805,
808-809 (карта 19 Ga), 810, 811,
813, 818, 820, 821, 823, 825, 827
примеч., 828, 830, 832, 862, 863
Адрия (Атрия) 438, 756 (карта 16 De),
774,801,802, 806-807 (карта 18 Fa),
821, 860, 888
Азербайджан 14—15 (карта 1 Gc), 21, 22,
39, 135
Азия 299 (карта 10 Gd)
~ и Греция 485, 514
~ фракийские монеты здесь 307
* Цифры с латинскими буквами, набранные курсивом, указывают на номер карты и
координаты на ней.

Указатель
1035
~ Центральная 208—209 [карта 6),
(искусство и археология) 221—222,
223 рис., 224, 232-237,
(экономика) 224-228, (география) 206-207,
216, (место в Персидской
державе) 216, 218—224, (политическая
история) 211—216, (население) 226,
(провинции) 217 (таблица),
(религия) 232—236, 244, (общество)
228—232, (исторические
источники) 207, 210-211, 216
Азот (Ашдод), азотяне 7 78 [карта 5 Df),
181, 188, 190 примеч., 198
Аид 496,737
Айодхья 239, 241 [карта 7 ЕЪ)
Айос-Еорьос 657, 679, 680, 683, 684, 694
Ай-Ханум 14—75 [карта TL·), 208—
209 [карта 6 Fd), 221, 225
Аканф 221 (примеч.), 533, 595, 630-
631 [карта 15СЬ),643
Акает 395
Ак-Богаз 729
Акесторид 394
Акиту, праздник 56, 154, 159
аккадский язык и аккадские тексты 33,
108, 127, 145, 149, 150, 175, 199, 473
Аккарон (Экрон) 7 78 [карта 5 Df), 181
Аккуарика 810
Аккуаросса 760 [карта 17 СЬ), 761, 793,
795, 806-807 [карта 18Fd)
Акра 178 [карта 5 De), Ш, 185,197, 309
Акрагант 11, 447, 529, 875, 877
[карта 20 ВЬ), 878, 885, 886, 888, 889,
891, 895, 896, 897, 901, 907, 908,
911,912,915,925
~ строительство и общество 883,
917-919 (и рис.), 927
~ монеты см. на монеты
Акрагант, река 877 {карта 20 ВЬ), 917
Акра-Дери 247
Акрефия 419 [карта 12 СЬ), 430
Акры 877 [карта 20 СЬ), 876, 878
примеч., 879
Аксий, река 298 299 [карта 10 De), 300,
301, 305, 307, 594, 595, 630-631
[карта 15 СЬ), 643, 644
Акусилай 482
алабастры (= алебастровые вазы) 147,
269, 273, 276, 342-343 (и рис.)
Алагоу 208-209 [карта 6 Кс), 227
алазоны 290—291 [карта 9 De)
Алай 206, 208-209 [карта 6 Gd), 231
Алака-Хююк 7 78 {карта 5 Da), 262
[карта 8 Fa), 267, 283
Алалия (Алерия) 538, 540—541
[карта 13 Fe), 585, 756 [карта 16Bd),
797, 800, 887, 888, 925
алебастр 227
Алевады 348, 647, 649, 651, 710
Александр I, царь Македонии 301—304
(и рис.), 308, 594, 628, 644, 651, 652,
674, 708, 710, 720, 933
Александр Великий 50, 104, 142, 147,
187-189, 191, 228, 252, 317, 562,
606, 629, 655 примеч., 700, 702
~ и ариаспы 212, 245
~ и Газа 203
~ и евреи 192, 194 примеч.
~ и Египет 320
~ и Маргиана 295
~ и могила Кира 65
~ и Персеполь 13, 559
~ и платейцы 716
~ как «повивальная бабка»
эллинизма 16
~ в Финикии 185, 186
«Александрийские списки» («Laterculi
Alexandrini») 632 примеч.
Алерия, см. Алалия
Алиатт 261, 267, 278, 441
Алишар 14-15 [карта 1 Fb), 283
Алкантара, река 877 [карта 20 Db)
Алкей 487-490
Алкман 441,486-487
Алкмеон, архонт 507/506 г. до н. э. 372—
373, 389, 507
Алкмеонид из Алопеки 405
Алкмеонид, сын Алкмеона 430—431
Алкмеониды, род 349, 363, 365, 370,
372, 379, 389, 405, 409-414, 432-
433, 455 примеч., 467, 501, 503,
623, 626, 645, 708, 924
Аллабрия 25 [карта 2 Be), 24
Аллумьере 751, 760 [карта 17ВЬ),762
Алое 650, 651, 653, 669 примеч.
Алтай 206, 208-209 [карта 6 K-Lb),
226, 231, 232, 235
~ золотая чаша 222

1036
Указатель
Алтын 225
~ «летний дворец» 229, 230 рис.
Алтьш-Диляр 208—209 [карта 6 Fd),
225 примеч., 228
Алтын-тепе 39 примеч., 1 78 {карта 5 Fb),
262 [карта 8 Hb), 284
алфавит:
~ ахейский 872
~ беоттийкий 430
~ Больцано 861
~ венетский 860
~ греческий 476 (и примеч.), 477,
484, 759, 825, 852, 855-857, 863,
867, 868, 884, 903
~ евбейский 787, 853
~ ионийский 548
~ коринфский 547, 552
- латинский 860,863,866,868,870,872
~ лидийский 856
-Лугано 861-862
-Магре 861
~ мессапский 873
~ оскский 846, 930
~ Сондрио 861
~ Таркуинии 855
~ умбрский 870—871
~ фалискский 863
~ финикийский 477, 853
~ халкидский 430, 873
~ этрусский 759, 787, 799-801, 846,
850, 852-856, 860-863, 866-867,
871, 873
~ южнопиценский 865—866
см. также письменность
алфатерны 839
Алфей, река 419 {карта 12 Ас)
Альба-Фученс 808-809 [карта 19 Ca),
833
аль-Бируни 249
Альванд, гора 14—15 [карта 1 Gd), 21,
24, 25 [карта 2 De), 27, 29
Альмагест, см. Канон Птолемея
аль-Мансура 241 [карта 7 ВЬ), 252
Аль-Мина 218 примеч., 538, 540-541
[карта 13 Md), 759, 782
Альпены 662, 664 примеч., 665
Альпы 540-541 [карта 13 Fb), 744-
747, 776, 802
~ наскальная живопись 847
Альтамура 808-809 [карта 19 Fe), 810,
817
Альфедена 808-809 [карта 19 СЬ), 826,
835-836, 844 рис.
Амасис (вазописец) 796
Амасис (полководец), см. Ахмоси
Амасис (фараон) 67, 86, 312, 313, 315,
317, 318, 327, 547, 557, 596, 923
Амафунт 14—15 [карта 10d), 178
[карта 5 Cd), 556 [карта 14 Cd), 579
Амбелаки, бухта 680, 685, 688
Амбракия 630—631 [карта 15 Вс) 717
амброны 847
Америя 871
Аместрида 101
Аминта 89, 301, 308, 594, 628, 933
амиргайцы 213,215,217,218
Амиртей (I) 334 (и примеч.), 335
Амиртей (П) из Саиса 335, 344 (и
примеч.)
Амис 540-541 [карта 13 Мс)
Амитерн 806-807 [карта 18 Gd), 808-
809 [карта 19 Ca)
Амон 178 [карта 5 Ее), 181,188,191,198,
203, 204
Амона оазис 68
Амомфарет 722-723
Амон-Ра 320,571
Аморгос 556 [карта 14 Вс)
Ампе 146 [карта 4 Cd)
Амударья, см. Оке
Амфакситида 299 [карта 10 De), 301,
594, 642, 655, 702
Амфилох 278
Анакреонт 354, 355, 361, 487, 518
Анаксандрид 427, 436, 932
Анаксилай 903,907 (и примеч.), 911,912,
916, 925
Анаксимандр 482-483, 489-490, 493,
494 (и примеч.), 560
Анаксимен 490, 494 (и примеч.)
Анап, река 877 [карта 20 Db), 876, 908
анары (или анамары) 848
Анатолия 35, 36, 50, 81, 100, 261-286,
262 [карта 8), 523, 573, 574, 640
~ анатолийцы в персидском войске
264
~ и афинские мастера 275
~ греческие монеты здесь 534

Указатель
1037
-дороги 266-267,544
~ землевладение 125
~ и Иония 261,263,269
~ керамика 39, 276
~ культура 263
~ погребальные обряды 272—274,
276-277, 286
~ одежда 518
~ этнография 262—263
~ ювелирные изделия 269
Анау 208-209 {карта 6 Dd)
Анахита 131, 144, 234, 270
Анга 239, 241 [карта 7 Fe)
Андокид 370
Андрократ 716
Андрос 435, 568, 630—63Ί [карта 15
Щ, 657, 695, 696, 698-700
Андротион 388 примеч., 403
андрофаги 290—291 [карта 9 Fa), 295
Аней 556 [карта 14 Вс)
Анио, река 829
Анкира 262 [карта 8 ЕЬ), 267
Анкона 806-807 [карта 18 Gc), 820,
821, 824 рис., 827 (и примеч.), 828,
830, 832, 833, 930
Анкторий 630—631 [карта 15 Вс)
Анна, богиня плодородия 884
Антандр 462, 556 [карта 14 ВЬ), 630-
631 [карта 15 Ее), 641
Антенор 370, 391, 503, 505, 734, 927
«Антидэвовская надпись Ксеркса» 97,
98, 170, 215
Антиливан 186, 187
ΑηίήοχΙ 144,286
AhthoxIV 359
Антиох Сиракузский 875, 885
Антиохида, триттия 380, 381, 382
Анфела-Дельфы 458, еж. также
Дельфийская амфиктиония
Анфемунт 594
Анфилла 310-311 [карта 11 Ва), 324
Анхимолий 366
Анхшешонки 340
Анций 808-809 [карта 19 ВЬ), 833
Аншан 14-15 [карта 1 Щ, 40-45, 47,
48, 51, 54,55, 64 [карта 3), 103,153,
158, 923
Аньоне 808-809 [карта 19Db), 838, 868
Аоста 806-807 [карта 18 Аа)
апариты 114,219,251,253
Апатурии, праздник 457, 491
Апеннинская культура 742, 743, 747,749,
876, 928
Апеннины 749, 759, 762, 764, 765, 772,
774, 775, 777, 786, 794, 800-802,
819, 820, 825, 830-832
Апис 66, 70-71, 86 примеч., 96, 315, 316
рис., 327, 338
Аполлодор Артемитский 249
Аполлон 53, 191, 265, 357, 358, 365, 418,
426, 427, 432, 440, 443, 445
примеч., 446, 458, 462, 467, 497, 501,
506 примеч., 507, 565, 571, 598,
604, 607, 616, 621, 644-646 (и
примеч.), 654, 665, 673-674, 676, 696,
716, 733, 796, 799, 893, 894, 901,
920, 927
~ Архагет 899
~ у Гомера 472, 473
~ Карнейский 655
~ Отчий 454,456 (и примеч.), 457,500
~ Пифий 503, 725, 733, (в Афинах)
350, 357 (и примеч.), 358 рис.
~ Птойский, его храм 535, 430
~ Теменит 920
- Эгинский 437, 548, 549, 796
Аполлоний диойкет 329
Аполлоний Родосский 454 примеч.
Аполлония (на Черном море) 290—291
[карта 9 Се), 299 [карта 10 Fb),
540-541 [карта 13 Кс) 885
Аппуашу 278, 279
Апри 808-809 [карта 19 ЕЬ), 810, 818,
819, 819, 820, 931
апсинтии 299 [карта 10 Fe)
апуаны 806-807 [карта 18 СЬ), 848
Апулия 742, 744, 746, 749-750, 804-820,
822, 833, 835, 837, 841, 845, 847,
868, 873, 885, 888, 929-931
апулы 816,817,819,867
~ монеты, см. монеты
Арабский халифат 103
арабы 13, 59, 67, 116 (и примеч.), 144,
186-189, 193, 196, 198, 201-205,
249 примеч., 252, 271, 323, 326, 333,
343

1038
Указатель
Аравали 225
Аравийская пустыня 370—317
(карта 77 ВЬ,Сс)
Аравия 74-75 (карта 7Fe), 56,153,157,
180, 198 примеч., 203-205, 239,
540-547 (карта 13Mf)
Арад, город в Иудейской пустыне 7 78
(карта 5 Df), 189, 195, 204
Аразиаш 24
Аральское море 74—75 (карта 7 Ja), 206,
208-209 (карта 6 De), 215,228,232
арамейцы:
~ арамейская надпись на питекусской
амфоре 741, 781-782 (и рис.)
~ арамейские отряды в Египте 327
~ арамейские тексты 16, 70, 73
примеч., 79 примеч., 83, 89 примеч.,
110-113, 179, 187, 189, 193, 198-
199, 214 примеч., 246, 271, 274,
279, 281, 313, 318, 322-328, 330,
332, 336-337, 339-340, 344-346
~ арамейский язык и арамейская
письменность в Персидской державе
113, 162 примеч., 176 (и примеч.),
224, 263, 318
Араха, см. Навуходоносор IV
Арахова, перевал 673
Арахосия 74-75 (карта 7 Ld), 79-80,
87, 111, 207, 208-209 (карта 6Fe),
210, 212, 214, 216, 217, 219, 224-
225, 228, 247 (карта 7Ва), 245-
248, 253-254, 257
~ арахосийцы на персепольских
рельефах 219, 258 (и примеч.);
~ одежда 232, 257
~ персидские колонисты 246
~ полезные ископаемые 227
~ уплачиваемые подати 111, 219,
257
Арбелы 74—75 (карта 7 Fe), 25
[карта 2 ВЬ), 51, 746 (карта 4 Ва), 153
(и примеч.), 156, 231 примеч.
Арвад, финикийский островной город
74-75(карта 7Ed), 778(карта 5Dd),
181, 185-187, 197, 221
Аргинусские острова 556 (карта 74 ВЬ)
Аргиопий 723
Арголида 277,4 79 [карта 72 Вс), 420,596,
606, 903
Аргос 277, 479 (карта 72 Вс), 498, 505,
510, 520, 521, 578, 596-598, 630-
637 (карта 75 Cd), 650, 678, 933
~ Герейон (святилища Геры) 521
~ жреческие должностные лица 450
(и примеч.)
~ и Мегары 423
~ и Пелопоннесский союз/Спарта
421, 423, 424-427, 436-437, 721,
732, 926
~ и Персидская держава 425—426,
437,597,602,606,647,711
~ и Писистратиды 360, 366
~ храм Афины Полиады 452, 453 (и
примеч.)
~ и Эгина 437 примеч., 438-439, 601,
602
Ардея 751
Арес 472, 485
Ареццо 760 (карта 77 Ва), 801
Ариамен (бактриец) 94 примеч., 215
Арианам-Вайджа 210, 234
Арианд 86-87, 317, 318, 320, 322, 329
Ариарамн (перс) 288
Ариарамн (прародитель Дария) 40—42
Ариарамн (сатрап Каппадокии) 294
ариаспы 212, 245
Аридолис 276
Ариман 129 (и примеч.)
Аримин 832
Аримнест (платеец) 715—716
Аримнест, спартанец 724
Аристагор 275, 407, 435, 436, 567-570,
576, 578, 582, 926
Аристид 406 рис., 413, 613, 625, 626, 669
примеч., 670, 681 (и примеч.), 684,
690, 708, 709 рис, 711, 713, 715,
718, 720, 723, 726, 926
Аристоген 732
Аристогитон 363-364, 370, 391, 448,
503, 734, 924
Аристодем (Гераклид) 932, 933
Аристодем (историк) 679
Аристонот (художник) 790
Аристотель 259, 351, 447, 479, 627, 670,
799, 914
~ об афинском войске 617
~ об Ахеменидах 50, 84, 101
~ и досократики 482, 494

Указатель
1039
~ о Клисфене и его реформах 368—
371, 378, 383-390, 393-395, 397-
404,407,410-411,413,416
- об остракизме 625—626
~ о Писистратидах 347, 348, 353,
356, 359-360, 363-366
Ария, арии 14-15 [карта 1Щ, 53,208-
209 [карта 6Ed), 114,210,212,219,
224, 228
~ одежда 232
Аркадия 419 [карта 12 Вс), 439, 451
примеч., 459, 498, 630—631
[карта 15 Cd), 678, 711, 717
Армант 310—311 [карта 11 Cd)
Армения 14-15 [карта 1 Fe), 78, 79,
80, 81, 83, 84,114, 178 [карта 5 Fb),
257, 262 [карта 8 Jb), 263, 264,
284-285
Арменто 808-809 [карта 19 Fe), 841
Арно, река 760 [карта 17 Аа), 759, 798,
806-807 [карта 18 De), 847
Арнона ручей 204
Арпин 808-809 [карта 19 СЬ), 819, 839
Аррапха 25 [карта 2 Вс), 32, 34, 146
[карта 4 ВЬ)
Арриан 65, 194 примеч., 212, 245
(примеч.), 632
Аррунт 801,802
Арсам [дед Дария) 40-41, 43, ПО
Арсам (сатрап Египта) 125, 150, 195,
323 (и примеч.), 329, 331, 334, 341,
343-345
Арсам (сын Дария I) 323 (и примеч.)
Арсес (сын Артаксеркса III) 144, 194
примеч.
Арта 98, 131
Артабаз ПО, 265, 697, 698, 699, 707, 720,
723, 724
Артабан 95, 100, 216, 258, 287
Артавант 329
Артавардия 81, 82, 247
Артаикт 733
Артаинт 258, 706, 729, 731
Артакоана 228
Артаксеркс I 17, 100, 101, 113, 122, 131
примеч., 137, 138, 139, 143
примеч., 169 примеч., 171,196,217,219,
342
~ и Бактрия 216
- и Египет 322, 325, 326, 327, 334
~ и Иерусалим 180, 182-183, 188,
190, 191, 195
~ Палестина в его правление 182—
183, 195
Артаксеркс Π 143 примеч., 144 (и
примеч.), 147 примеч., 150, 169
примеч., 184, 234, 257, 259, 343
Артаксеркс Ш Ох 105 примеч., 144,185,
193, 194 примеч., 315, 328
Артаферн, сатрап Лидии 168
~ и афиняне 373, 407
~ и Ионийское восстание 568, 579,
581, 584, 586-587
~ в Сардах 90, 265, 269, 270, 924
Артаферн, сын предыдущего (один из
предводителей персидского
флота в 490 г. до н. э.) 92, 584, 589,
602, 604, 606, 614, 619, 623, 625,
645
Артахей, один из строителей
Афонского канала 643
Артемида 441—442, 454 (и примеч.), 457
примеч., 467, 487, 524 примеч.,
604, 657, 684, 692, 893, 922
- Агротера 448, 607, 616
~ Аристобула 445 примеч., 696, 734
~ Браврония 381 459, 417 502
~ Мунихия 738
Артемисий (святилище в Сиракузах)
920
Артемисий (святилище на Саламине)
684
Артемисий (храм в Эфесе) 523, 524 (и
примеч.)
Артемисий, мыс 630—631 [карта 15 Се),
702
Артемисий, сражение при нем 627, 651,
653, 655, 657-662, 664, 666, 675,
680,682,683,685,701,703,706,738,
926
~ декрет Фемистокла и 667—669, 672
~ в литературе 672, 736, 739
~ потери при 657, 705
Артемисия 275, 358, 692, 693, 699, 700
Артеск, река 292, 299 [карта 10 Ее)
Артибий 699

1040
Указатель
Артистона 323 примеч.
Артифий 258
Архедика 348 примеч. 5, 365, 436
архив храма Эанна 148 примеч.
Архилох 469, 474, 475, 477, 485-488
архитектура:
- Ахеменидов 61-64, 100, 104, 135,
137-140, 150, 271, 817
~ греческая 359—360, 367, 396
примеч., 484, 499-503, 536, 547
~ египетская 342, 895
~ лидийская 263
-ликийская 276-277
~ сицилийская 875, 883, 895, 917—
920
~ фригийская 280
- Центральной Азии 221, 224, 227-
230, 234
- этрусская 755, 761, 792, 793
см. также на храмы и отдельные
государства
архонты (в Афинах) 348—351, 357—359,
369-372, 384, 386
~ архонт-басилевс 447—449, 509
~ архонт-полемарх, см. на полемархи
~ архонт-эпоним 348, 349, 388, 394,
411, 447, 449, 619, 623, 625, 627
~ список архонтов 348—350
Аршада 247
Асархаддон 20, 28, 29 примеч., 33—34,
36
асилы 826
Аситавата 277
Аскалон 14—15 [карта 1 Da), 178
[карта 5 Df), 181, 189, 190
Асклепий 445-447, 449
Асколи-Пичено 806— 807 [карта 18 Gd),
827
Асколи-Сатриано 808—809 [καϋπια 19 Eb),
810, 813, 819
Асоп, река 419 [карта 12 СЬ), 432, 438,
664, 712-714, 716, 718, 721-724
Аспамитр 100
Аспафин ПО
Аспенд 221 примеч., 227,262 [карта 8 De),
277, 556 [карта 14 De)
Ассака, см. Ашшака
Ассано, долина 838
Ассизи 806-807 [карта 18 Fe), 871, 872
Ассина, сын Упадармы 78
Ассирия 14-15 [карта 1 Fe), 19-20, 23,
24-27, 31, 36,50,132,135, 146
[карта 4 Аа), 150,278
~ искусство 135
~ бактрийцы и 210—212
~ восстание против Дария 79—81
~ деньги 242
~ депортации 28 примеч., 132—133
(и примеч.), 188 (и примеч.), 909
~ документы 17
~ и Египет 309 (и примеч.)
~ и западный Иран 21—22, 24
~ раздел державы между мидийца-
ми и вавилонянами 50 примеч.
- торговля 23, 24-28, 266, 539
~ и финикийцы 196, 782
~ форма правления 103, 141
Астак 556 [карта 14 Ca)
Астиаг 3-32, 36, 37, 45-50, 57, 60, 62,
75,80, 103,153,211,212,923
астрология 339
астрономия 144 примеч., 145, 169, 493,
496, 632 примеч.
~ астрономические дневники 143 (и
примеч.)
Асуан 310-311 [карта 11 Cd)
Асьют 310—311 [карта 11 Вс)
Атамайта 85
Атерно (Пескара), река 806—807
[карта 18 Gd, Hd), 808-809
[карта 19 Ca, Da), 820, 827-829
Атесса 808-809 [карта 19 Da), 825
Атиедское братство 826, 845, 870
Атийявахи 330—331
Атина 808-809 [карта 19 СЬ), 839
Атлит 178 [карта 5 De), 186, 190
Атосса 94, 107, 624, 628, 739
Атрек, река 206, 208-209 [карта 6 Dd)
Атри 806-807 [карта 18 Gd)
Атрибис 310—311 [карта 11 В а)
Аттагин 674
аттидографы 403, 498, 620, 627
Аттика 419 [карта 12 СЬ), 630-631
[карта 15 Се), 639
- и Беотия 429, 607
~ иностранцы в ней 378
~ землевладение 367, 379, 402, 465
-иМардоний 710,712-713

Указатель
1041
~ отношение к ней Ксеркса 674, 695
~ ее политическая организация 375—
376, 377 рис., 378-393
~ как предел Персидской державы
648, 648
~ ее районы 378, 383, 391
~ ее рудники 353, 413, 533, 537, 543,
627
~ ее сельский характер 367
~ эвакуация 666—670
Атфих 310-377 (карта 77 ВЬ)
Ат-Чапар 225, 234 примеч.
Аутиара 81
Ауфидена 834 (и примеч.), 835
Афганистан 74—75 (карта 7 Kd), 45,
128, 213, 245, 247, 248, 249, 251,
253, 595
Афенагор 728
Афеты 654, 659 (и примеч.), 660, 662,
699, 701
Афидна 363, 383
Афина 326 рис., 351, 352 рис., 357, 374,
450, 451, 453-454, 462, 485, 501,
503, 504, 505, 507, 508, 510, 527
примеч., 609, 610, 615 рис., 616,
641, 674, 676, 677, 696, 893, 917
~ Алея 462, 725
~ Арейя 616
~ Геллотида 609
~ Гомария 459
- у Гомера 453, 462, 472, 474, 488
~ Итония 459
-Линдия 562,603,897,917
~ Ника 502, 503, 617, 672, 916
~ Палленская 381
~ Полиада 452—453
~ Пронея 673—674
~ Силлания 460 примеч.
~ Тритогенея 646 (и примеч. 34)
~ Фратриийная 457 примеч.
Афиней (писатель) 249, 324, 391 примеч.
Афиней (храм Афины на Ортигии) 920
Афинская морская держава 553,569,587
Афины 74—75 (карта 7 Вс), 479
(карта 72 Сс), 540-547 (карта 73 Jd),
630-637 (карта 75 Cd)
~ агора 499-501, 503-505, 626, 737
~ Академия 360, 502
~ Акрополь 356, 357, 366, 373, 374,
401, 434, 459, 499-504, 507, 509,
516, 517, 518, 559, 616, 674-677,
682, 696 примеч., 699, 704, 737,
738, 927
~ алтарь Двенадцати богов 350, 359,
361, 500
~ Апулия и 818
~ архитектура и сооружения 356—
359, 365, 396-397 (и примеч.), 499-
501, 514
см. также сооружения
~ и Аргос 425
- Ареопаг 371, 388, 398-400, 411, 674,
677
~ и Артаферн (сатрап Лидии) 407
~ и Артаферн (племянник Дария)
92, 619, 623
~ и Афина 453
- Булевтерий (ранний) 500
~ Булевтерий («Старый») 396—397
(и примеч.), 503
~ как группа потомков 443
- войны с Эгиной 409, 412, 413, 432,
438-440, 597-602, 622, 625, 627-
628, 644, 648, 668
~ вооруженные силы, см. войско
сухопутное, военно-морской флот
~ гавани 379
-гелиэя 388,399
~ Геродотов панегирик им 699
~ «Гиппархова стена» 502
~ десятина 465
- должностные лица 384, 385—387,
388-391, 399-402
~ «до-Парфенон» (Предпарфенон)
410, 503, 504
~ Египетская экспедиция 182—183
- жречества 446, 448—449, 454—455
~ захват персами 504, 559, 646, 673—
678, 682, 699, 710 примеч., 711, 737
- использование священных
сокровищ в земных целях 467—468
- интеллектуальный климат 490—491
~ и Ионийское восстание 407, 509,
511, 513, 559, 576, 578, 579, 587
~ календарь жертвоприношений 451—
452

1042
Указатель
~ Керамик и другие некрополи 405—
406 и примеч., 449, 510, 526
- клерухи на Евбее 434
~ при Клисфене 368—393, 569
- от Клисфена до персидского
вторжения 393—416
- колонизация Саламина 423
- Коринф и 409,432,590, 602, 628, 668
~ мастера оттуда в Анатолии 275
~ материальная культура 498
-иМегары 422-424
- и Мемфис 345
~ мистерии 448, 508, 509
~ монеты, см. на монеты
- народное собрание (экклесия) 369,
371-372, 385, 388, 390, 391, 397-
399, 404, 409, 501, 666
~ образ жизни 513—518
-Одеон 726
~ Олимпий 467, 502
~ орхестра 500
-остракизм 393-394,402-416
~ отношение к Персии 407—412, 415,
558, 599, 622
~ отношения со Спартой и
антиперсидская политика 409, 439, 598,
668, 710-711, 731, 732
~ отношения со Спарта при Клеоме-
не 361, 366, 370-374, 389, 407,
415, 422, 429, 432-434, 439, 451
~ отступление Ксеркса 700
~ павильон с фонтаном 500
~ Панафинейская дорога 499,500,501
-Парфенон 360,410,503
~ и Пелопоннесский союз 553
~ в Персидских войнах, (до победы
при Марафоне) 589-591, 602,
605, 606, 607-608, 510 рис, 61
Ιο 18, (после Марафона и до Сала-
минской победы) 619—628, 644—
650, (после Саламина) 694, 706—
711, 713-720, 722-725, 727-728,
731-732, 734-740
~ при Писистратидах 347—367, 368,
369, 370, 372, 376, 380, 381, 383,
392, 407, 435, 500, 501, 508, 514,
558
~ Пникс 503
~ поэзия 491
~ Пропилеи (Акрополь) 501, 505
~ и «Платейская клятва» 719
~ помощь египетским повстанцам
334-335
~ право, см. право
- праздники 353, 363, 447-450, 452,
456-459, 491-492, 502, 737
~ разгром беотийцев и халкидян 374,
400, 409, 433-434, 436, 503
~ Расписной портик (Стоя) 616, 617
~ роль в освобождении Греции 736—
740
~ Сицилийская экспедиция 603, 604,
636
~ склонность к демократии 393
~ совет пятисот 367, 374, 380, 384,
388, 390, 393, 395-398, 411, 453,
710
~ совет четырехсот 371, 385, 386, 388,
398
~ статуи Афины 505, 616
~ театр Диониса 502
~ Толос 396 примеч., 397
- торговля 353, 514, 543, 545-547,
549-553, 902
~ храм и культ Аполлона Отчего 454,
456, 457, 500
~ храм Аполлона Пифийского 357,
358 рис, 502
- храм Артемиды Аристобулы 696
~ храм Афины (старый) 357, 501,
502-503, 504
~ храм Афины Ники 502, 503
~ храм Диониса 502
~ храм Зевса Олимпийского 357—
358, 502
~ художественные сюжеты 507—509
~ Царская стоя 503
- численность населения 367, 537,
587
~ эвакуация 666—670, 676
~ Элевсин 459, 502
~ эпиграммы в честь погибших 736—
737
Афон, гора 279, 299 [карта 10 Ее), 301,
592, 593, 604, 629, 630- 637
[карта 15 Ob)

Указатель
1043
Афон, канал 299 [карта 10 De), 304,628,
639, 643, 669, 679, 699
Афон, полуостров 624, 625, 628
Афрасиаб, см. Мараканда
афридис 251
Африка 13, 68, 312, 484, 538, 558, 633,
881, 887, 889, 895, 913, 916, 919
Афродита 472, 473, 488, 796, 882, 884,
899
~ Пандемос 456 (и примеч.)
Ахемен 40, 44, 96
Ахемениды:
- возвышение 45—50
- искусство и архитектура 61—65,
99-100,135-142,232-237,257,270,
272-275, 280-284, 573-574
~ объединение Ближнего Востока 13
~ письменные источники по их
истории 16—19
~ происхождение 29—31
~ ранняя генеалогия 40—44
см. также Персидская держава
Ахея Фгиотидская 673
Ахея 419 (карта 12 Ab), 420, 421, 422,
458, 596, 630-631 (карта 15 Вс)
~ ахейцы в Памфилии 278
Ахийява 261
Ахикар 340 (и примеч.)
Ахилл 441, 473, 474, 475, 476, 857
Ахмим (Панополис) 310—311
(карта 11 Вс)
Ахмоси 327, 329, 330
Ахорис 184
Ахрадина 919
Ахура-Мазда 9, 73,82,85,86 (и примеч.),
92, 94, 98, 100, 121, 129 (и
примеч.), 130, 131, 134 примеч., 279,
281, 342, 570, 640, 698, 699
Атттдод, см. Азот
Ашмака (Ассака) 239 примеч., 240, 241
(карта 7 Ed), 242
Ашока 244, 246
Ашторет 882, 884
Ашшур 14—15 (карта 1 Fe), 25
(карта 2 Ас), 146 (карта 4 Ab), 154
примеч., 158
Ашшурбанапал 28, 37, 42, 103 примеч.,
158 примеч., 161 примеч., 188
Ашшурнасирпал II 19 примеч., 23, 24,
26 примеч.
Аякс 473,508,696
Баал 880, 882
Баба-Джан 22 (и примеч.), 25 (карта 2 Cd),
38 (и примеч.)
Бабиш-Мулла 225
Багапа 167, 173
Бага-Пата 111 примеч.
Багафарна 338
багиенны 806-807 (карта 18АЬ),Ш
Багохи 191, 336
Бадахшан 208—209 (карта 6 Gd), 213
Базар-Кала 228
Базенто, река 840
Базиликата 805, 812, 839 (и примеч.)
Байракли (Старая Смирна) 270
Бакабана 173
Бакатандуш 256
Бакид 689
Бактра (Балх) 14—15 (карта 1L·), 208—
209 (карта 6 Fd), 225, 228, 229
Бактрия 14—15 (карта 1 Lc), 53, 79, 80,
94 примеч., 114, 208-209
(карта 6Fd), 207, 210-211, 212-216,
217 (таблица), 218-221, 224, 225,
227-228
~ бактрийцы в персидском войске
218, 717 (таблица)
~ искусство 233
~ общество 231
~ одежда 232
~ переселенцы здесь 220
~ и персидские колонисты 246
~ погребальные обычаи 233
~ подати, наложенные на нее 219, 178
~ поселения 228
~ храмы 233—234 (и примеч.)
Балеарские острова 538, 540—541
(карта 13 Ed), 542, 793, 887
Балх, см. Бактра
Балхаш, озеро 208—209 (карта 6 Hb)
Бандыхан-тепе 225, 228
Банну 247, 251, 257
«Бантийская таблица», «Tabula Bantina»
868
Бантия 868,869,870

1044
Указатель
Бараткама 112 (и примеч.)
Бардия (Смердис) 71-74, 77, 79, 84, 145,
147-151, 163-165, 214, 247, 924
Бари 808-809 [карта 19 Fb)
Барка 68, 114,220
Баррекуб 523
Барчеллона 877 (карта 20 Da), 902
Бастам 25 (карта 2 Ва), 39 (и примеч.)
Батис 186,203
Бахманабад 241 (карта 7 ВЬ), 252 (и
примеч.)
Башадар 208—209 (карта 6 Ка)
бедуинские племена 186—188, 312
Беершеба 178 (карта 5 Df), 189, 204
Бек-Берчасса 806-807 (карта 18 Kb), Ш
Бел 56, 58, 97, 144, 155, 170
Белесис 184, 194 (и примеч.)
Беличе, река 877 (карта 20) Ab
Бел-Мардук, его статуя, в Вавилоне 97
Бел-шиманни 96, 145, 148, 170, 181
Белые Столпы 275, 577
Бельмонте 806-807 (карта 18 Gc), 824
Бенгалия 239,240
Беневент 808-809 (карта 19 Db)
Беотия 419 (карта 12 СЬ), 423, 429, 430,
434 рис., 458-459, 477-478, 596,
606-607, 630-631 (карта 15 Сс),
648, 657, 659, 674-676, 725, 731
~ и Афины 375 примеч., 429, 430—
434, 436, 503
~ Беотийский союз 361, 375 примеч.,
432
~ импорт афинских ваз 505
-Мардонийв 709-716
-иМегары 422-423
~ монеты, см. монеты
~ отступление Ксеркса из нее 696,
697
Березань 290—291 (карта 9 Ее), 543
примеч.
Берея 630—631 (карта 15 СЬ)
Берос 144, 152, 213, 234
бессы 299 (карта 10 Ее)
Бетис 540-541 (карта 13 Cd)
Бехистун 14—15 {карта 1 Gd), 21
примеч., 25 (карта 2 Се)
~ рельефы 85 (и примеч.), 86,168
примеч.
«Бехистунская надпись» 17, 32, 33, 45,
53, 71-75, 78-85, 87, 98, 133, 151,
163-165, 215, 216, 219, 247, 256
примеч., 263, 924
~ ее вавилонская версия 71 примеч.,
72 примеч., 75, 145, 149, 165, 168,
175, 248
~ генеалогия в ней 40
~ и Дарий в качестве законодателя
121-122
~ как пропаганда 17—18, 214
~ перечень мятежников 78, 83, 85,
86, 181
бешенство, болезнь собак 259
Библ 14-15 (карта 1 Ed), 136, 178
(карта 5 Dd), 181, 186, 187, 196, 540-
541 (карта 13 Me)
Бизачча 808-809 (карта 19 Ее), Ml
Бизенцио 751-752, 760 (карта 17ВЬ),
763, 770-772, 799
Бикни, гора 27 (и примеч.)
Бимбисара 244, 248
Бимбисепе 269
Бион 916,921
Бирги 877 (карта 20Ab), 880
Биркет-Карун (Меридское озеро) 310—
311 (карта 11 ВЬ), 324
бирюза 219, 227
Бисалтия 303,305,307,308
бисалты 698
Биталеми 887 примеч.
Битонто 810
Биферно, река 808—809 (карта 19 Db),
826, 834, 835
Блера 760 (карта 17 СЬ)
Бовиан 808-809 (карта 19 Db), 834
Богазкёй 262 (карта 8 Fa), 283
боги, греческие 453—454, 460—463, 471—
472, 476-481, 483, 691-692
Бокхорис 765
Болоньетта 877 (карта 20 ВЬ), 882
Болонья 744, 746, 747, 756 (карта 16
Се), 761, 763, 772, 774-777, 801,
802, 806-807 (карта 18 ЕЬ), 865
см. также Фельсина
Больба, озеро 630—631 (карта 15 СЬ),
643, 644, 698
Больсена 760 (карта 17 ВЬ), 771

Указатель
1045
Больсена, озеро 751, 760 [карта 17 ВЬ),
770, 772, 806-807 [карта 18 Ed)
Большая Хорасанская дорога
(Шелковый путь) 21 (и примеч.), 24, 25
[карта 2 Bd), 27, 28, 29
Борисфен, река 288, 290—291 [карта 9
Еа), 540-547 [карта 13Lb)
Борсиппа 14—15 [карта 1 Fa), 146
[карта 4 Вс), 149, 155, 162 примеч.,
172, 175 примеч.
Босния 812
Боспор Киммерийский 553
Боспор 288, 293, 298, 581, 592, 593, 604;
мосты, 89, 289, 292, 629-630, 632,
635
боттиеи 630—631 [карта 15 Ch)
Боэдромии, праздник 737
Боэо, мыс (Капо-Боэо) 877 [карта 20 Ab),
880-881
Бояно 838
Бравронии 449
Браврон 354, 376, 419 [карта 12 De), 435
Брадано, река 804, 805, 808-809
[карта 19 Fe), 840
Бранхиды (жреческий род из Милета)
219-220
Бранхиды (место близ Милета с храмом
Аполлона Дидимского) 557, 571,
573, 586
Браччиано, озеро 760 [карта 17 СЬ)
Бреннер, перевал 861
Бретань 916
Бреша 806-807 [карта 18 Da), 848
Бреша, рельеф 614, 617
бриги 91-92, 299 [карта 10 De), 301,
592, 595
Бриндизи (Брундизий) 808—809
[карта 19 Gc), 817, 818, 819
Бриона 862
Бромиск 643
бронза, изделия из нее:
~ анатолийские 285
-апулийские 811,816,817
~ коринфские 307, 547, 595
~ греческие 374, 434, 440, 445
примеч., 503, 505
~ италийские 836, 837, 843
- «лаконские» 428
~ Лигурийские 849
~ луканские 816 (и рис.), 841
~ луристанские 137
~ «пиценские» 829
~ сакские 235
~ сардинские 772
-сицилийские 883,902,908
~ из Синда 305, 306 рис., 594
~ синьцзянские 221—222 (и рис.)
~ спартанские 428, 506, 558
~ среднеадриатические 823, 824 рис.
67 и 68
~ финикийские 783, 784 рис.
~ фракийские 304
- этрусские 744, 749, 765, 767, 768,
769 рис., 771, 773, 777, 781, 783,
789, 791, 795-797, 801
бронзовый век:
~ в Греции 484
~ в Иране 21 (и примеч.)
~ в Италии 10, 742-753, 774, 775,
777, 804, 810, 820, 826, 829-830,
876, 928
бронзолитейной мастерской художник
513 рис.
Брундизий, см. Бриндизи
Бруттий 839 (и примеч.), 842, 868, 889,
903, 930
- бруттий 808-809 [карта 19 Fd),
842,846
Бубар 301,594,628
Бубастис 310-311 [карта 11 Ва), 319
Буббония, гора, см. Монте-Буббония
Будда 244
буддизм 244
будины 290-291 [карта 9 Mb), 294,
296
Бузит 355—356
булавки, болонские 765
Буллы из Даскилия 271—272 (и рис.)
Буонфорнелло 915
Буст 222 примеч. 66
Бутера 877 [карта 20 СЬ), 878
Буто 310—311 [карта 11 Ва)
Буфонии, праздник заклания быка 492
Бухара 208-209 [карта 6 Ed), 231
Бухтарма, олень из 222
Буччино 808-809 [карта 19 Ее), 842
Бушеми 877 [карта 20 Ca), 884
Бюньян 262 [карта 8 Fb), 284

1046
Указатель
Вавилон 14—75 (карта 1 Fd), 60, 105 (и
примеч.), 108, 146 (карта 4 Вс),
149, 159-160, 173, 182, 275, 540-
541 (карта 13 Ne)
~ Камбис в нем 66, 67 (и примеч.),
69,71
~ находки оттуда 147—148
~ сокровищница 108 (и примеч.)
Вавилония 23, 141 примеч., 146
(карта 4 Вс), 177, 227
~ ее астрономия и астрология 143—
145 (и примеч.), 338, 493
~ восстание против Дария 77—80,
164-165
- депортации 188 (и примеч.), 909
- и Египет 309 (и примеч.), 339
- и египтяне 341
- ее завоевание 13, 44, 53—59, 143—
144, 152-159,211-212,245
~ и западный Иран 22
~ землевладение 125, 163—164
- имения Арсама в ней 125, 323
~ исторические источники 143—145,
147-152
- и Ксеркс 95-97, 132, 167, 169-172,
181, 193
~ материальная культура 151
~ мидийцы 36, 47 (и примеч.), 49—50
(и примеч.)
~ письменные документы 16
~ правительство и администрация
103, 132, 159-160, 166-168, 172-
175
-право 121-124
~ и Сирия—Палестина 193—194,199—
200
~ и финикийцы 196
~ «Эпос творения» 494
«Вавилонская хроника» 31 примеч., 32,
47-51, 56, 57, 60, 70, 143, 144, 152-
156, 159,160, 169, 179,185 примеч.,
278, 344
Вади Далиех, находки отсюда 189, 191,
199
ВадиТумилат 126,202
ВадиХаммамат 96, 310—311 (карта 11
Cd), 327
~ надписи отсюда 328, 330, 335
Вай 242
Вайдранг (Видранга) 326, 336, 344
Вайшали (совр. Бесарх) 239, 241
(карта 7 Fb)
Вал-д'Аоста 850
Вал-Камоника 806— 807 (карта 18 Da),
847, 861
Валлис-Амсанкти 808—809 (карта 19
Ее), 707
Валтасар 56, 934
Вальвишоло 808-809 (карта 19 ВЬ),
837
Вальдикьяна 856, 871
Ван, озеро 14—15 (карта 1 Fe), 262
(карта 8 Kb)
~ надпись Ксеркса 284, 285
Ванце 299 (карта 10 Не), 810
Варанаси 239, 241 (карта 7 ЕЬ)
Варохи 329
Варфиш 329
Вассалладжи 877 (карта 20 ВЬ), 878
Ватса 239, 241 (карта 7 ЕЬ)
Ваумиса 79, 81
Вахиаздата 79, 80, 82, 84, 149 примеч.,
214, 247
Вахуш 111
Вейи 447 примеч., 750, 752, 758 рис.,
760 (карта 17 СЬ), 767-772, 774,
777, 780-782, 785-786, 788, 793,
795
~ война с Римом 754—755, 803
~ некрополь Куатро-Фонтанили 750,
752, 763, 765-766 (и рис.), 768, 769
(и рис.)
~ Портоначчо, храм 798
- язык 854
Велейя 806-807 (карта 18 Cb), S4S
Велиана, Тефарий 795, 800
Великая Греция, Magna Graecia 528—
529, 533, 534, 535, 558, 742, 793,
804, 812, 847, 884
см. также Сицилия, Италия
Велия, см. Элея
Венафро 838
венеты 806-807 (карта 18Еа),Ш, 860
-язык 860-861,864
Венхем 310—311 (карта 11 Ва), 317 (и
примеч.)

Указатель
1047
Вергилий 832
Верона 806-807 [карта 18 Da), 861
Веруккьо 756 [карта 16Dd), 774, 776-
777, 806-807 [карта 18 Fe), 820
Верчелли 862
вестины 808-809 [карта 19 Ca), 827,
828, 833, 866
Ветралла 760 [карта 17 СЬ), 770, 771
Ветулония 750, 760 [карта 17 Ab), 763,
772, 776, 778, 781, 783, 784 рис.,
789
Виадуа, река 540—541 [карта 13 Ga)
Вибенны [Vipiines), Авл и Целий 795
Вивана 80, 214, 247
Видарна 73, 79, 81
Видевдат 210
Византии 221 примеч., 299 [карта 10 Gc),
540-541 [карта 13 Кс), 553, 556
[карта 14 Ca), 579, 581, 583, 586,
592, 684, 698, 724, 725
Визенций 751, 771
Вико, озеро 760 [карта 17 СЬ)
Вико-Экуенсе 808-809 [карта 19 Щ,
829, 865
Виктумулы 806-807[карта 18Ва),850
Вилланова, виллановская культура 747—
752, 757, 759, 761-777, 778, 786,
792, 799, 820, 822, 826
Виндафарна (Интаферн) 73, 82, 165
вино 537, 539, 543, 545, 548, 549, 791,
793, 796
виноград 225,491,791,918
Вирата (Байрат) 240, 241 [карта 7 Db)
Вистула, река 540—541 [карта 13 На)
Витрувий 359
Вифиния 262 [карта 8 Ca), 264, 265
Виченца 860
Вишпаузатиш 214, 228
Виштаспа (Гистасп) 128 примеч., 133,
210, 235 примеч.
вне закона объявленные лица, в
Афинах 369
вода, в персидской экономике 125—126
см. также ирригация
военно-морские флоты:
~ афинский 93, 183, 334, 413, 619, (и
Артаксеркс) 196, (при Артемисии)
627, 655, 663, 667-668, 675, (ком-
мандование им) 401, 620, 624, (в
Ионийском восстании) 407, 511,
513, 578, (персидская
осведомленность о нем) 602, 604, (при Сала-
мине и после) 440, 677, 686 (и
примеч.), 688-691, 701, 706-707, 709,
713, 719, 728, 731, (тактика) 685-
686 (и примеч.), (и Фемистокл)
414, 428, 625-626, 628, 646-647,
667-670, 672, 680, 686, (во время
войны с Эгиной) 413, 432, 601,
625, 627-628, 644, 668
~ египетский 68, 70, 196, 313, 328,
420, 428, 584, 602, 603, 641, 682-
684, 705, 729
~ ионийский 559, 568-569, 577-579,
584-585, 587, 602, 656, 915, 675,
687, 689
- карийский 265, 275-276, 420
~ карфагенский 603, 800, 887, 913
~ керкирский 650
~ киприотский 119, 196, 562, 584,
602", 603
- коринфский 420, 428, 429, 438, 587,
601, 602, 604, 655, 675, 691, 731
- персидский 91, 118-119, 169, 182,
196-197, 218, 264, 278-279, 288-
289, 292, 294-297, 300, 420, 428,
559, 563, (в Ионийском восстании)
584, 586—587, (от Ионийского
восстания до Марафона) 592, 595,
602-606, 617, (от Марафона до Ар-
темисия) 619, 636, 638-646, 653-
655, 657-662, 668-669, 675, (при
Саламине и после) 440, 636, 679—
707, 728-730
~ самосский 428, 511, 545, 587, 728
- скорости во время мореплавания
701-702
- сицилийский 601, 803, 887, 913,
921
~ спартанский/пелопоннесский 366,
421, 428-429, 596, 604, 688 (и
примеч.)
- фасосский 595
~ финикийский 182, 183, 196-197,
408, 420, 428, 511, 584, 602, 641,
886-887, (на Кипре) 579, (в грече-

1048
Указатель
ской живописи) 613, (и Фокея)
585, (при Саламине и после) 119,
687, 689, 694, 696, 705
-халкидский 627,655,680,706
- хиосский 587, 603
~ эгинский 587, 601, 604, 625 (и
примеч.), 655, 661, 668, 688-691, 702,
717
~ Эллинского союза 648, 653—662,
665, 675-703, 706-707, 712, 726-
730
- этрусский 603, 778, 800, 821, 887
см. также триеры
военнопленные, в персидских войнах
658 (и примеч.)
военный штандарт 341, 343 рис.
возрастные группы 441—442, 457
война, ее объявление 397, 409, 423, 438,
601
войско сухопутное:
~ афинское, (при Марафоне) 607,
(наемники в) 369, 425, 510,
(военно-морской флот и) 413, 625, 670—
672, (организация) 393, 399-402,
617, (при Платеях) 716, 717, 720-
726, (при Саламине) 690,
(количественный состав) 602, 604, 607
~ беотийское 431—432
~ греческое 423, 510-513, 602, 604,
655-657, 662-666, 678, 711, 720-
726
~ ионийское 577, 655, 675 примеч.
~ карфагенское 913—914
~ персидское 118—120, 217 (таблица),
258, 266, 288, 292, 296, (Ионийское
восстание — Марафон) 578, 595,
602-606, 611, 612, (в 480 г. до н. э.)
636-644, 651, 653, 662, 663-664,
667, 673, (во время и после Салами-
на) 678-679 (и примеч.), 682, 684,
691, 693 (и примеч.), 694-695 (и
примеч.), 697-700, 705, 720-726
~ сицилийское 912—913
~ скорость передвижения 702
~ Спартанское/Пелопоннесское 373—
374, 596, 604, 643, 648, 701, 709-
711, 713, 717, 720-726, (при
Фермопилах) 653, 655 (и примеч.), 656,
665, 666
см. также конница,
военно-морской флот
Волтумна 754
Волустана, перевал 630—631
[карта 15 ВЬ), 652 (и примеч.), 653
Вольсинии 755, 760 [карта 17 СЬ),77\,
794
вольски 808-809 [карта 19 СЬ), 833,
839, 845, 867, 869, 870, 930
Вольтерра 760 [карта 17 Аа), 772, 801
Вольтурн, см. Капуя
Вольтурно, река 771, 808-809
[карта 19 Db)
Восточная Греция 518, 572—573
~ богатство и образ жизни 428, 515
~ и Спарта 428
~ ее художники и мастера 506
см. также Иония
Враца 299 [карта 10 Db), 305
Вриджи 240, 241 [карта 7 Fb)
всадники, вооруженные копьями 721
Второзаконие, Книга 494
Вубао 208-209 [карта 6 Lc)
Вулка 798-799
Вульчи 760 [карта 17 ВЬ), 763, 770-771,
773, 788-789, 793-795, 797, 855
Вуни 7 78 [карта 5 Cd)
выборы (на государственную должность)
385-387, 400, 600 примеч., 612
вьючные животные 195, 544, 633, 639,
643, 651, 715
Гадат 125, 264, 265, 427, 571
Гадес 540-541 [карта 13 Cd)
Гадран 877 [карта 20 СЬ)
Гадрумент 540—541 [карта 13 Gd)
Газа 14-15 [карта 1 Dd), 67, 68, 177 (и
примеч.), 178 [карта 5 Df), 181,
186, 198, 202, 203, 312, 310-311
[карта 11 Da)
Газневиды 236, 249
Галиакмон (совр. название Альякмон
или Вистрица), река 630— 631
[карта 15 СЬ), 643, 652 (и примеч.)
Галик (Платани), река 877 [карта 20 ВЬ)

Указатель
1049
Галик, река 877 [карта 20 Ab)
Галикарнасс 73, 262 [карта 8 Вс), 276,
342, 556 [карта 14 Вс), 566
Галис, река 74—75 [карта 7 Db), 50, 51,
778 [карта 5 Db), 261, 262
[карта 8 Fb), 266, 267, 270, 283, 540-
547 [карта 73 Lc), 584
Галликос (Эдон), река 305
Галлия 540-547 [карта 73 ЕЬ), 848,
861, 862, 913
~ язык, 861-862, 873
Галльское поле, Ager Galliens 827 (и
примеч.)
галыытатская культура 743—744, 774,
821
Гамас-Аб, река 25 [карта 2 Сс)
Гамилькар 911—914
Ганг, река 239, 24 7 [карта 7 ЕЬ)
Гайдара (Гандхара, также Гандаритида),
гандарии 74—75 [карта 7 Ld),
53-54, 87, 114, 207, 216, 220, 228,
239-240, 24 7 [карта 7 Ca), 243,
244, 246, 248-254, 257-258, 260
~ гандарии в персидском войске 218,
258
~ монеты, см. монеты
~ одежда 232
~ персидские колонисты здесь 246
~ подати, наложенные на нее 219,
251
Гандутава 247
Гаргафия 716,721
Гардез 247 [карта 7 Ва), 251
Гармодий 299-300, 304, 324, 373, 363-
364, 370, 391, 418, 448, 503, 924
гарнизоны:
~ лидийские 261
~ персидские 51,95,119,153,218,261,
267, 276, 278, 285-286, 303, 315,
317 примеч., 326-327, 593
Гарпаг 46, 48, 52, 53, 57, 60, 75, 160
примеч., 276, 586
Гарпактид 369
Гарпал, греческий инженер, строитель
моста через Геллеспонт 632 (и
примеч.)
Гарпократион 403
Гаубарува (Гобрий) 73, 85, 256 примеч.
Гаумата 73-79, 82, 84, 85
Гаэта 808-809 [карта 79 СЬ)
Гебр, река 292, 293, 299 [карта 70 ЕЬ),
297, 298, 302, 304, 593, 630-637
[карта 75 ЕЬ), 641, 642
Гегесистрат, незаконнорожденный сын
Писистрата, тиран Сигея 360, 436
Гегесистрат, самосский патриот, посол
к Леотихиду 728, 729
Гегесистрат, элеец, прорицатель у Мар-
дония 718,720
Гедросия 74-75 [карта 7 Ке), 207, 245
Гезер 178 [карта 5 Df), 184
Гекала, дем в Аттике 377, 381, 385
Геката 476, 893
Геката, тройная богиня 893
Гекатей Абдерский 185
Гекатей Милетский 120, 126 примеч.,
220 примеч., 248-250, 288, 555,
560, 568, 582, 805, 886
Гела 455 примеч., 529, 535, 756
[карта 76 Eg), 788, 873, 877
[карта 20 СЬ), 878, 884, 885, 896-898,
903, 905-910, 925, 933
~ монеты, см. монеты
Гелас, река 897, 906
Гелиополь 67, 370—377 [карта 77 Ва),
317, 319
Гелланик 805
Геллеспонт 91, 114, 263-264, 266, 288,
292, 298, 300, 303, 437, 543, 556
[карта 74 Ва), 558, 568, 577, 579,
581, 586, 592, 603, 640-641, 644,
692, 695-699, 702, 732-733
~ мосты через него 292, 632 (и
примеч.), 634 (и рис.), 635-637, 639-
640, 692, 694-695, 698-699, 913
Геллеспонтий, ветер 654
Гелон 11, 535, 669, 803, 890, 906-916,
919-922, 925, 933
~ и персы 645, 650
гелоны 290—29 7 [карта 9 Fb)
Гелор 756 [карта 76Eg), 879, 908, 925
Гелор, река 877 [карта 20 De), 904, 908
Гелорская дорога 877 [карта 20 De)
геммы, см. печати

1050
Указатель
Тем, горный хребет 293, 299 [карта 70
ЕЬ), 302, 644
генеалогия, и происхождение мира 483,
484, 495
Генесия, афинский поминальный день
456
Генуэзский залив 806— 807 [карта 78 Вс)
Генуя 806-807 [карта 78 ВЪ), 843, 849
Гера 453, 472, 488, 520, 796
Геракл/Геркулес 457 примеч., 477, 491,
507-510, 562, 563, 616, 882, 885,
886, 890, 893, 897, 917, 921, 932, 933
Гераклеи, праздник 449 (и примеч.)
Гераклей, свящнный участок Геракла
609, 613, 651, 679 (и примеч.), 682,
684, 688
Гераклея Понтийская 540—54 7
[карта 73 Lc), 556 [карта 74 Da)
Гераклея, см. Миноя
Гераклид из Милас 275, 563, 582
Гераклит 495—496
Геракловы Столпы 706
Герания, горная цепь 630—637
[карта 75 Сс), 678
Герейон, святилище Геры:
~ в Аргосе 521
- на Самосе 358, 466, 506, 529
~ в устье Селе (Самний) 838
Герест, мыс 808— 809 [карта 79 Dd)
Герея 463
Геркуланум 870
Герм, река 262 [карта 8 ВЬ), 263, 269,
273, 515, 544, 556 [карта 74 ВЬ),
630-637 [карта 75 Ее), 640
германские племена 748
Гермес 354,472,488
Гермиона 479 [карта 72 Сс), 630—637
[карта 75 Cd), 678
Гермокреонт 393—395
Гермолик 731
Гермонасса 290—29 7 [карта 9 На1)
гермопольские папирусы (письма) 332,
338, 345
гермы 354 (и рис.), 357, 736, 838
герники 808-809 [карта 79 СЬ), 832,
833, 929
Геродот, сын Басилида 706
Геродот:
~ об ахеменидском правлении 113—
114
~ и Аристотель 371
~ об афино-персидских отношениях
411
~ и Афины 590 (и примеч.), 727
~ о возвышении и падении мидийцев
19 (и примеч.), 20, 31, 35, 36,49
примеч.
-оГистиее 567,582-583
~ о Гомере и Гесиоде, 480
~ о Дарий 72, 74, 165, 287, 288-289
- и Египет 66-67, 70, 320-321, 327
~ его значение 554, 555, 557
~ историческое мировоззрение 287—
288
~ как исторический источник 17—19
(и примеч.), 144, 150 (и примеч.),
216, 345, 417-418, 560-567
~ источники, используемые им 220
(и примеч.), 288, 759
~ об ионийско-персидском
конфликте и Ионийском восстании 559—
667, 576, 584
- о Ксерксе 94, 96, 99, 640-641, 643-
644
~ о Мильтиаде 619 примеч., 620—
621
~ об оракулах 645 (и примеч.)
~ о Персидских войнах 554—555,
557-559, 589-592, 593, 608, 711,
726, (Саламин) 689, 692-693, 696,
698
см. также Ксеркс
~ о персидских вооруженных силах
120 примеч., 634-635, 637, 913
~ о персидской религии 129 (и
примеч.)
~ сакский эпос у него 235
~ о Спарте 427
~ о Фракии и Македонии 300—301,
594-595
-обЭгине 602
см. также персидские войны
герои 244, 271, 281, 283, 364, 392-393,
418, 442, 445-447, 453, 455, 459,

Указатель
1051
470-471, 473-477, 479, 481, 484-
488, 490, 504, 507-508, 555, 562,
583, 597, 609
~ эпонимы 382 (и примеч.), 384, 446,
508
Герр (Днепр), река 290—291 (карта 9Fb)
Гесиод 469, 475, 477, 478, 488, 490, 791
~ боги в его эпосе 460, 461, 463,
479-481
~ и взлет философии 469, 475, 479—
480, 482-483, 485, 494-497
геты 293, 296, 299 (карта 70 Fb), 302,
593
Гефест 319 примеч. 16, 457 примеч., 884
Гефестии 449 (и примеч.)
Гефиреи 363, 430, 442 примеч.
Гешем 187, 191, 202, 204-205
Гиакинфии 710
Гибла Герея 877 (карта 20 Сс)
Гибла 884
Гиблейские горы 877 (карта 20 СЬ)
Гиг 261,418,466
Гигея 628
Гидарн 73,664-665,704
Гидрунг (Отранто) 808-809 (карта 79Не),
818
Гиерон 371 (и примеч.), 355, 445 (и
примеч.), 450, 740, 803, 909, 916, 925,
933
Гиеттос 419 (карта 72 СЬ), 430, 431 рис.
Гиза 370-377 (карта 77 ВЬ)
Гилея 290-297 (карта 9 Fe)
Гильгамеш:
~ «Эпос о» 474
~ послание 147 примеч.
Гильменд, река 74—75 (карта 7 Kd),
206, 208-209 (карта 6 Ее), 210,
247 (карта 7Аа),245
Гималаи 74-75 (карта 7Nd), 206, 208-
209 (карта 6 Je)
Гимей, полководец Дария 270, 581, 699
Гимер, река 877 (карта 20 ВЬ), 878, 911
Гимера 540-547 (карта 73 Gd), 528-
530, 808-809 (карта 79 Dg), 877
(карта 20 ВЬ), 878, 879, 886, 902,
911-912,915-916,925
~ монеты, см. монеты
~ сражение при ней 529, 803, 885,
906, 913-917, 922, 925
Гиметт, гора 367,379,607
Гиндукуш 74—75 (карта 7 Lc), 206,
208-209 (карта 6 Gd), 210, 212,
214, 220
Гипанис, река 290—297 (карта 9 Ее)
Гипербол 404
Гиппарис (Камерино), река 876,
877(карта 20 Сс), 878, 904
Гиппарх (сын Харма) 393, 398, 402,
406-408, 410-411, 414, 623, 926
Гиппарх 347-349, 351, 353-357, 359-
360, 363-364, 502, 508, 518, 924
Гиппий 347-353, 355-356, 360-361,
364-366, 369, 388, 407-410, 432,
513, 590, 923
~ и монетная чеканка 351—352 (и рис.)
~ и оракулы 356
~ и Персия 365-366, 407, 409, 410,
558, 575, 602, 607
~ и тиранноубийць1 364—365
~ и укрепление Мунихии 432
гиппоботы 374, 434
Гиппокл 365
Гиппократ, из Афин 405, 406, 411, 623,
626
Гиппократ, из Гелы 896, 898, 900, 902-
908, 920, 925
Гиппонакт 487
Гиппоний 808-809 (карта 79 Fe), 842
Гипсант, река 877 (карта 20 ВЬ), 917
Гипсихид 670
Гиркания 74—75 (карта 7 Не), 80, 185,
207, 212, 214-215, 224
Гирмин, река 877 (карта 20 Сс), 878
гирпины 808-809 (карта 79 ЕЬ), 834
Гисии (Аттика) 308, 479 (карта 72 СЬ),
373, 433, 712, 716
Гисии (Пелопоннес) 4 79 (карта 72 Вс)
Гистасп (I) 40, 80-82, 116, 128, 214
Гистасп(П) 215,216
Гистией 90, 265, 270, 436, 567-570, 573,
575, 582-584, 586
гитенны 114, 264
Главк, из Спарты 461, 463
Главкий, из Эгины 921

1052
Указатель
Гнафия 808-809 [карта 19 Gc), 811
Гномон идиолога 318
Гоби 208-209 (карта 6 Мс)
Гобрий 57, 73, 85, 91, 94, 154, 155, 256
примеч.
Годин 25 (карта 2 De) 38, 139
Голасекка 756 (карта 16Вс), 806—807
(карта 18 Ва), 850
~ археологическая культура 774
голод 68, 245, 296, 696, 697, 724, 733
Гомаль (Гаумати), река 241 (карта 7 Ва),
248
Гомер 69, 354, 441, 784, 921
~ и Геродот 555, 561, 566
~ место в истории мысли 453, 461—
463, 469-480, 483, 485-488, 490,
494, 497
~ и этруски 757, 790—791
«Гомеровские гимны» 477, 757
Гонн 630—631 (карта 15 Сс), 652 (и
примеч.)
гонцы почтовые царские, Египет 323
гоплиты 274, 361, 367, 402, 417-418,
430-431, 436, 484, 487, 510, 557,
569, 573, 578, 610, 615, 650, 690,
713-714, 716-717, 721, 791-791,
912
Гораций 819
Гордий 14—15 (карта 1 De), 178
(карта 5 СЬ), 218 примеч., 262
(карта 8 ЕЬ), 267, 281-282 (и рис.),
285, 540-541 (карта 13 Ld)
города и градостроительство:
~ у греков 476
~ в Италии бронзового века 746
- у римлян 798
- на Сицилии 891-892, 898, 907, 908,
911,917
~ в Центральной Азии 228—229
- у этрусков 793—794, 801
Гортина 452 примеч., 461
Гравина 808-809 (карта 19 Fe), 810
Грависки 437, 548, 552, 760 (карта 17
ВЬ), 761, 795, 796-797, 798, 888
~ якорь из 549—550 (и рис.)
гражданство:
- афинское 369, 378, 390, 404, 443
~ спартанское 596, 598
Граммикеле 877 (карта 20 СЬ), 876 (и
примеч.), 883
грамотность 112, 469, 476-477, 483-
485, 487, 860
Греция 299 (карта 10 Cd), 419 (карта 12),
630—631 (карта 15)
-иАпулия 810,816-818
~ и Ближний Восток 16, 484
~ греки в персидском войске 712,
717 (и таблица), 723, 727
~ греки в Сицилии, см. Сицилия
~ греки во Фракии 303, 304, 308
~ греческий взгляд на историю 564
~ и Египет 484, 485
~ и Западная Азия 485, 491
~ изгнанники из Греции 141, 220,
439, 529 примеч., 575, 602
~ искусство, см. искусство, греческое
~ и италиков территория 838—839,
841-842
~ и Кария 275
- и Лидия 263, 485, 489, 493, 557, 573
-иЛикия 276-277
~ монеты, см. монеты, греческие
~ отношение к Персии 102, 105,
407-412, 414, 415, 434 примеч.,
554, 557-558, 568, 570, 596-599,
601, 602, 613, 649, 707
~ персидские замыслы по ее
завоеванию 90-91,557-558
~ персидские вторжения, см. Дарий,
персидские войны, Ксеркс
~ и Скифия 292
~ торговля, см. торговля
~ и Фригия 282
~ хронология 923—928 (таблицы)
~ и Черное море 485
~ чувство идентичности 554
- экспортируемые товары во
Фракию 305
- и этруски 755, 774, 775, 778, 784,
786, 788, 790-793, 794-797, 799-
800
- язык 263, 817, 842, 884
см. также эллинизация
Гроттаццолина 822
Грумент 808-809 (карта 19Ес),Ш
Гуардиагреле 825

Указатель
1053
Губару (? Угбару) 60, 155-156, 159-
160
Губару (сатрап) 155, 160-162, 167, 172—
173, 194
Гумугоу 208—209 [карта 6 Кс)
Гутиум, страна 57, 154—157
гутии 57, 58, 61, 128, 154, 156
Гюльнар 262 [карта 8 Ее), 279
Гюре 273
Гяур-Кала 221 примеч.
давны 812-813, 815-820, 822, 825, 833,
836, 873, 929, 930
Даврис 270, 275, 581, 699
Дадаршиш 79,80,81,214
дадики 114,218,219,251,253,258
Далмация 810, 813
Дамасифим 265
Дамаск 14—15 [карта 1 Ed), 178
[карта 5 Ее), Ж, 194-195,639
Дамаст 651, 727 примеч.
Дамастий 305
дань, в Персидской державе, см.
налогообложение
Даргман, хорезмиец 218 примеч.
Дардан 556 [карта 14 Ва)
Дарданеллы 635, 710, 730, 732
Дарий (сын Ксеркса) 100
Дарий I:
- его войско 218, 288
~ восстания против него 77—87, 120,
164-165, 181, 214
~ восшествие на престол 72—78, 576
~ и Гиппий 365
~ дань, уплачивавшаяся ему 219—
220
- длительность царствования 144
~ и Египет 78 примеч., 86—87, 317—
322, 624
~ завоевание Индии 87—88 (и
примеч.), 216, 247
~ законодатель 121—124, 318
~ и Иерусалимский храм 191
~ кампании в Европе 89—93, 196,
287, 362, 558, 562-563, 568, 571-
572, 583, 597, 599, 602-604, 606,
616, 622, (Скифия) 85 (и примеч.),
88, 101, 287-289, 292-298, 558,
572-573, (Фракия) 101, 297, 298,
300, 592, 594
- и Карфаген 914 примеч., 915
~ и Киликия 279
~ монетная чеканка, ее введение
519
~ мост через Боспор 287, 289
- и оракулы 426-427, 645, 673
~ организация сатрапий 113—118,
164-169, 173, 193
~ как основатель державы 81—82,
101-102 (и примеч.), 140-142
~ полководческий талант 82, 120
~ религия 130—132
~ родословная 40, 42—44
-исаки 215-216,217
~ и Скилак Кариандский 275
~ стиль правления 131—132
~ его строительная деятельность 99—
100, 136-138, 574, 632
- сузская статуя 88 (и примеч.), 89,
319
~ у Эсхила 697
Дарий Π 322 примеч., 323, 332, 336, 343,
344
Даскилий 14-15 [карта 1 СЬ), 87, 90,
118, 262 [карта 8 Ва), 264, 265,
271-274, 277, 280, 285, 556
[карта 14 Ca)
Даскилитида 264, 265, 271
Дата-Митра, должностное лицо в Пер-
сеполе 111 (и примеч.)
Датис 92, 562, 563, 584, 589, 602, 604-
608, 617, 619, 623, 645, 708
Дафны / 78 [карта 5Cf),310-311 [кар-
mall Ca)
Дахан-и Гуламан 14—15 [карта 1 Kd),
208-209 [карта 6Ее), 217,225, 229,
230, 233
дахи 215
Дашт-и Мургаб 62, 64 [карта 3)
Деве-Хююк 178 [карта 5 Ее), 218, 262
[карта 8 Gc), 285
Девять Дорог 629, 630— 631 [карта 15
СЬ), 643
Дедан 203,205
Дейномениды 907 (и примеч.), 908, 920,
933

1054
Указатель
Дейок 31,34,35,37
Декелея 419 [карта 12 СЬ), 610, 712
декиеты 850
Дели 240
Делий 645 (и примеч.)
~ битва при нем 431
Делос 435, 458, 571, 604, 630-631
[карта 15 Dd), 645 (и примеч.), 706,
713, 727-728
~ и Афины 361, 445 примеч., 447,
449, 726
Делосская амфиктиония 458
Делосский союз 545, 559, 726, 740
Дельта Нила 67-68, 202, 315-316, 320,
324-325, 327-329, 331, 334, 341,
344-345, 437, 539, 547-548, 705
Дельфийская амфиктиония 451, 458,
645, 736
Дельфы 419 [карта 12 ВЬ), 429, 439,
440, 461, 465, 509, 520, 557, 571,
573, 598, 630-631 [карта 15 Сс),
908, 916, 921
~ афинская сокровищница 392, 508,
616, 738
~ и Афины 456
~ змеевидная колонна 733—734, 735
рис.
~ и историческая традиция 565
~ канаты от персидских понтонных
мостов, посвященые
дельфийскому богу 738
~ коринфская сокровищница 467
~ и Ксеркс 673—674
- оракул 53, 382, 418, 425, 426, 433,
464, 497, 565, 578, 644-651, 654,
669, 674, 710 (и примеч.), 715, 889
~ Пиндар здесь 919
~ и Писистратиды 357 (и примеч.)
~ политический контроле над ними
424-425
- Священная война (Первая) 507
~ сицилийские посвящения 875
примеч., 891
~ фратрии 444 (и примеч.)
~ храм Аполлона 365, 432, 501, 503,
565
~ храмы Алкмеонидов 467
Демавенд, гора 14—15 [карта 1 Не), 27
примеч.
Демарат Коринфский 778, 785, 787, 792,
798
Демарат Спартанский 374,427,433,598,
602, 647, 653
демархи 376, 385, 388
Деметра 445 примеч., 455 примеч., 459,
492, 646, 711, 715, 723, 729, 796, 884
~ Малофора 893
~ Фесмофора 621
Демокед Кротонский 288, 558, 575
демократия 8, 90, 91, 351-352, 355, 388,
391, 393, 402, 414, 424, 439, 499,
502-503, 508, 514, 517, 558, 569-
570, 601, 615, 622, 624, 627, 718
примеч.
-иМардоний 587,592,926
-на Сицилии 891,909
~ у сабелльских народов 845
Демон из Аттики, местный историк 592,
618, 620
Демонакс 389
демос (народ) Афин 371, 373-374, 376
(примеч.), 389, 397-399, 457, 600
примеч.
«Демотическая хроника» 70, 318, 344
демы 354, 376, 378-381, 383-386, 388,
392, 396, 452
деньги 485,543,550,846
~ ассирийские 242
~ вертела и оболы в роли валюты
520, 521, 522, 523
~ котлы в роли валюты 522, 523
~ металлические слитки в роли
валюты 87, 240, 242, 243, 251, 259,
307, 466, 521, 522-523, 532-533,
543, 595, 783, 887 примеч.
~ топоры в роли валюты 522
депортация 60, 95, 133, 169, 188 (и
примеч.), 699, 909 (и примеч.), 910,
922
Дер 14 6 [карта 4 Вс)
дербики 213
дерроны 307
джайнизм 244
Джалалабад 221
Джанбас-Кала 234 примеч.
Джандавлат-тепе 208—209 [карта 6 Fd),
225
Джезказган 208—209 [карта 6 Fb)

Указатель
1055
Джибил-Габиб 877 [карта 20 В-СЬ),
878
Джингбулаке 208—209 [карта 6 Je)
Джокар 25 [карта 2 De)
Джунгария 206, 208—209 [карта 6 Je)
диапсефизмос 369, 370, 375
Дидимы 426, 459, 506 (и примеч.)
Дике 460,478,479,490,495
Дильбат 146 [карта 4 Вс), 149
«Династическое пророчество» 147
Дингильдже 208—209 [карта 6Ее), 225,
227, 229
Диодор Сицилийский 120 примеч., 170
примеч., 184, 185, 187, 194-197,
204, 211, 216, 318, 345, 561, 636,
656 примеч., 690, 719, 849, 875,
885, 890, 913
Диом, персонаж Эпихарма 922
Диомед 453,818
Дионис 360, 445, 447, 454, 457 примеч.,
488, 496, 502, 518 (и примеч.), 529,
692, 757
Дионисии 360, 447, 449 (и примеч.), 456,
502, 927
Дионисий Галикарнасский 560, 759,
799, 859
Дионисий Милетский 560, 561
Дионисий Сиракузский 803, 841
Дионисий Фокейский 585, 915
Диоскуры 440 примеч., 4θ8,508,843,917
Дирилло, река 877 [карта 20 Се), 876,
878
Диттайно, река 877 [карта 20 СЬ)
Дифил 392
диэкплус 661
Дияла, река 21 примеч., 34 примеч., 25
[карта 2 Be), 146 [карта 4 ВЬ), 157
(и примеч.)
доберы 299 [карта 10 De), 298, 593
Додона 307,444
должностные лица:
- в Афинах 384, 385-387, 388-391,
399-402
- в Италии 845, 858, 859, 869-870,
872
долонки 592, 599
Долопия 673
Домация 729 (и примеч.)
Дон, река, см. Танаис
Дор 178 [карта 5 De), 183, 190
Дора-Балтеа, река 850
Дорида 648, 659, 673, 697
Дорией 427, 558, 711, 886 примеч., 888-
890, 907, 925, 932
доризация 906
дорийцы, в Сицилии 876, 907, 921
Дориск 91, 258, 292, 297, 298, 299
[карта 10 Fe), 303, 593, 629, 630-631
[карта 15 ЕЬ), 637, 641-643, 675,
699, 702, 705
дороги:
~ в Аттике 354,381
~ в Македонии 651-652, 697-698
~ в Персидской державе 117, 127,
195, 220, 227, 254, 261, 266-267,
278, 282, 285, 574, 629, 639
~ во Фракии 298, 300, 303-304, 307,
641-642
досократики, философы 469, 483, 493,
495
Драконт 369, 443 (и примеч.), 450
примеч., 463, 492
драма 442, 450, 469, 491, 500, 502, 920
Дрангиана 14—15 [карта 1 Kd), 53,
208-209 [карта 6 Ef), 207, 212,
217, 225, 229, 232, 241 [карта 7 Аа),
257, 258 примеч.
древесина 179, 275, 303, 316, 438, 467,
543
Дрерос 463
Дриоскефалы 720—722
Дуванли 299 [карта 10 ЕЬ)
Дунай (Истр), река 14—15 [карта 1 СЬ),
88-89, 288, 290-291 [карта 9 Cd,
Dd), 292-296, 298, 299 [карта 10
Ca, ЕЬ, Ga), 300, 303, 353, 362, 383,
540-541 [карта 13 Кс), 593, 632
Дур-Карашу 146 [карта 4 Вс), 153
Евагор 184
Евалкид 563
Евбея (на Сицилии) 879, 910 (и примеч.),
925
Евбея 419 [карта 12 СЬ), 540-541
[карта 13 Jd), 630—631 [карта 15 Се)
~ и Афины 374,430,433-435

1056
Указатель
~ и Беотия 429-432
~ евбейский весовой стандарт 785
~ евбейцы на востоке 781, 782
~ и Киклады 435, 545, 568, 771
~ колонии 741, 759, 766 рис., 769,
778, 779, 782-784 (и рис.), 786-
787, 853, 910
~ монеты, см. монеты
~ в персидских войнах 605, 648, 655,
657-658, 660, 662-664, 666, 668-
669, 675, 682, 689, 700, 701, 719
- торговля 539, 750, 759, 765, 766
рис, 768, 771, 778-780, 790
Евенет 650—651
Евмолпиды 356, 444 примеч., 449
евпатриды 455—456
евреи 144, 158, 180, 185, 186, 188-192,
195, 571
~ вавилонские 55 примеч., 58
~ взгляд на историю 564
~ в Египте 70, 72, 95, 119, 325-327,
333, 335-337, 340, 343, 346
- чувство самоидентичности 554
Еврианакт 711,932
Еврибиад 656, 657-660, 662, 664, 677-
678, 680-681, 685, 688, 695-696,
700
Еврилеонт 889-890, 896
Евримедонт, река 262 [карта 8 De), 277,
556 [карта 14 De)
~ сражение при нем 182
Еврип 374, 419 [карта 12 СЬ), 430, 434,
653, 657-660, 663, 675-676, 703
Европа:
~ и Ближний Восток 13, 16
-иИталия 797,802,847
- Центральная 744-748, 776, 797,
850
~ и Центральная Азия 227
Евсевий 144
~ «Список талассократий» 436
примеч., 627
Евфимид, вазописец 517, 796
Евфрат, река 14—15 [карта 1 Fd), 23,
78, 146 [карта 4 Во1), 159,166,173,
177, 178 [карта 5 Fe), 179, 180,
184, 187, 201, 262 [карта 8 Hd),
264, 285, 540-541 [карта 13 Ne)
Египет 14-15 [карта 1 De), 50, 59, 135,
177, 178 [карта 5 Bg), 182, 196,
310-311 [карта 11), 303, 540-541
[карта 13 Lf)
~ администрация при персах 320—
344
~ и арабы 201-204, 333
~ афинская экспедиция 182, 183
~ и баланс сил на Ближнем Востоке
13
~ военная оккупация 325—326
~ военно-морской флот 119, 196, 313,
420,428, 584, 602, 603, 641, 682 рис,
683, 693 (и примеч.), 705, 729
~ и Греция 484, 485
~ греческая керамика здесь 572
~ греческие монеты здесь 325, 326
рис, 354, 548, 595
~ греческие наемники здесь 557, 573
~ и Дарий 78 (и примеч.), 86—87,
317-322, 624
~ египетяне в персидском войске 292
~ землевладение 125
~ искусство и архитектура 135, 136,
139, 318-319, 333, 340-343, 895,
916
~ исторические источники 345—346
- и Камбис Π 59, 65-71, 202,210, 214,
309, 312-318, 321, 322, 328, 330,
342, 345, 428, 557-558, 923
~ конец персидского господства 184—
185, 344-345
- и Ксеркс 93, 94, 95-96, 98, 132, 181,
328, 624
~ и Лидия 52, 263
- мифология 494
~ монеты, см. монеты
~ и мост через Геллеспонт 633
~ операции египетской
сокровищницы 108 примеч.
~ право, см. право
~ религия 70, 314-316, 338-340
~ и Самос 428
~ и Сирия—Палестина 177, 183, 195,
202, 312
-и Сицилия 882,883

Указатель
1057
~ и Спарта 428, 596
- торговля с греками 485, 537—538,
543-545, 547-549, 553, 572
~ трудовые ресурсы 628
~ фракийские монеты здесь 307
~ и Эгина 439
- экономика 227, 325-326, 344
египтизация 330, 339
Едом [Идумея] 181, 189, 198, 204
Ездры 1-я Книга 17, 95, 113 примеч.,
150, 166,175, 180,182, 183,198, 315
Енисей, река 208—209 [карта 6 La)
железный век:
~ Греция 484
- Иран 21 (и примеч.), 23, 31, 42, 135
- Италия 741-742, 743-744, 747-
753, 759, 777, 778, 804-851
железо 537, 543 (и примеч.), 836—840
~ артефакты 305, 767, 768, 822-823,
835-836, 849
~ месторождения в Италии 772, 773
рис.
живопись:
~ апулийская 813, 818
~ греческая 509, 512 рис., 516—518,
591, 614, 617
- ликийская 273-275, 273, 274 рис.
~ луканская 844
~ фригийская 281 рис., 282
~ наскальная 847
-этрусская 792-793,797
~ южноитальянская 843—844
животные, см. скотоводство
~ жертвоприношения, см. на религия
жилища:
~ апулийские 810
~ греческие 505
~ центральноазиатские 229
~ этрусские 793
женщины:
~ ахеменидские 107—108 (и примеч.)
~ греческие 480, 489, 547
жребий, его использование 204, 383—
384, 386-387, 396, 412, 462, 600
примеч., 617, 623-624, 671-672,
926
Заб, река:
~ Малый 14—15 [карта 1 Fe), 25
[карта 2 Ас), 146 [карта 4 Ab)
~ Большой 14—15 [карта 1 Fe), 25
[карта 2 Ab), 146 [карта 4 Аа)
Загрос, горы 14—15 (карта 1 На), 19,
20, 21-23, 25 [карта 2 Сс), 26, 30,
33-39, 42-43 (и примеч.), 49
примеч., 158
~ ассирийские кампании в них 19,
23, 24, 26-29
~ Загросские Ворота (Ворота Загро-
са) 21 примеч., 25 [карта 2 Вс)
~ их «иранизация» 37
~ магистральная гряда 21, 23, 24, 25
[карта 2 Bb, Dd), 29
~ топография 23 (и примеч.), 29—30
Зазана 78, 146 [карта 4 Вс)
Закинф 598, 630-631 [карта 15 Bd)
Залевк 462
Замуа 24, 25 [карта 2 Вс)
Занкла 528-529,542, 877 [карта 20 Da),
586, 876, 884, 900-904 (и рис.),
906-907, 913, 925
~ монеты, см. монеты
~ см. также Мессана, Мессина
Заречье (аккадское ebir näri), см.
Сирия—Палестина
захоронения:
~ итальянские (доисторического
периода) 746—753, (этрусские) 755,
759, 762-763, 765-769, 771, 774-
776, 782, 784, 786, 788, 794, 802,
(италийские) 835—836, (луканские)
841, (среднеадриатические) 821
~ пунийские 880
~ центральноазиатские 229—230
Зевс 424, 446, 453, 454, 462-463, 507,
583 примеч., 646, 716, 740, 817,
818, 916, 917, 920, 927
~ у Гомера и Гесиода и других поэтов
471-472, 474-481, 488, 490, 495,
641
~ Зевс Барадат 270
~ Зевс Всемогущий 672
~ Зевс Гомарий (Покровитель
собраний) 458—459 (и примеч.)

1058
Указатель
~ Зевс Карийский 370, 442
- Зевс Мейлихий 883-884, 893
~ Зевс Олимпийский 357, 359, 445,
463, 502, 725, 733
~ Зевс Освободитель 570
~ Зевс Силланий 460 примеч.
~ Зевс Сотер 447 примеч., 449 (и
примеч.)
~ Зевс Тропей 692
~ Зевс Фратрийный 457 примеч.
землевладение:
- в Аттике 367,375,402,465
~ в Персидской державе 125 (и
примеч.), 163—164 (и примеч.), 168—
169, 171, 174, 270, 327 примеч.
~ на Сицилии 889
Зендан-и Сулейман 25 [карта 2 СЬ), 39
(и примеч.), 40 примеч., 63
Зенона папирус («Папирус Зенона») 204
Зерафшан, река 225
зерно 95, 122, 125, 131, 185, 195, 197,
225-226, 254, 293, 303, 324, 335,
353, 362, 437, 438, 464-465, 532,
537, 543, 545, 547-548, 572-573,
635, 641, 652, 669, 680, 697, 810,
825, 921
Зивие 25 [карта 2 СЬ), 39 (и примеч.)
Зиле 262 [карта 8 Fa), 283-284
Зинджерли 523
Зишандуш 253
Зишшавиш ПО
змеевик (или серпентин), камень 227,
341
знамения, предзнаменования 446
золото 88, 99, 108, 137, 170, 185, 211,
219, 222, 227, 232, 235, 252, 269,
274, 282, 293, 303-307, 342, 343
рис., 418, 438, 440, 466, 467, 486,
514, 515, 594-595, 696, 700, 720,
733-734, 768, 780, 789, 799, 824,
850, 853, 916, 920
~ монеты из него 251, 270, 307, 519—
520, 524-525, 527, 530-531
Зопир 160 примеч., 165, 170 (и примеч.),
173
Зороастр и зороастризм 17, 128—132,
210 (и примеч.), 234-235, 250
примеч.
Зоровавель 181, 191, 199
Иалис 542, 556 [карта 14 Се)
Иас 556 [карта 14 Вс)
иауна такабара 14—15 {карта 1ВЬ), 302,
593
Ибер, река 540—541 [карта 13 De)
Иберия, см. Испания
иберы 888,913
Ибик 920
Игувий 806-807 [карта 18 Fe), 845,
870, 871
Игувинские таблицы 826, 870—872
Ида, гора 556 [карта 14 ВЬ), 808-809
{карта 19 Ее), 641
Идалион 1 78 [карта 5 Cd)
идиолог (idios logos), чиновник в ггголеме-
евском и римском Египте 318
Идоменей 727 примеч.
Идумея 181, 189, 198, 204
Иезикия 200
Иенис 202-203
Иерихон 178 [карта 5 Df), 185-186,
191
иероглифическое присьмо 89 примеч.,
115, 216, 276, 313, 315, 319, 322,
326, 332, 343, 345, 484
Иерусалим 14—15 [карта 1 Ed), 55, 95,
178 [карта 5 Df), 182, 200, 205,
571, 783
~ Иерусалимский храм 58, 113, 158,
190-191, 200, 205
- стены 180, 182, 188, 199-200, 204
Израиль, царство 180, 188 (и примеч.)
Икария 556 [карта 14 Вс), 706, 728
Иконий 14-15 [карта 1 Ее), 267
Или, река 208-209 [карта 6 Не), 222
примеч., 227, 230, 231
Илион, см. Троя
Иллирия 299 [карта 10 Вс), 303, 805,
826-827, 873
илоты 420, 428, 440, 596, 598, 614
примеч., 644, 655, 656 (и примеч.),
711, 717, 725
Имброс 556 (карта 14 Аа), 630—631
[карта 15 Ob)
Инар 183,334-335,344
Инах, река 419 [карта 12 Вс)
ингавны 808-809 [карта 19 ВЬ), 848
Инд, река 14—15 [карта 1 Me), 54, 114—
115, 206, 208-209 [карта 6 Ff),

Указатель
1059
215, 222, 226,240,241 {карта 7 Bb),
248, 250-253, 275, 575, 600
Индия 14-15 {карта 1L·), 207,213,216-
220, 227, 241 {карта 7), 245, 257
~ у Геродота, идентификация 250—
252
~ джанапады 239—242, 246
~ завоевание ее Дарием 87—88 (и
примеч.), 101, 216, 248, 251-252
~ индийцы в Вавилонии 169
~ индийцы на персепольских
рельефах 232,258
~ индийцы в персидском войске 638
~ индийцы как путешественники
254-256
индоевропейский язык 239 примеч. 1,
748, 751, 827,848,861-864,869,873
Индрапрастха 241 (карта 7 Db)
индуизм 249 примеч.
инженерное искусство, персидское 629
Иник 897
Интаферн, см. Виндафарна
интеллект, интеллектуальная сфера 8,
270, 344, 356, 469-470, 474, 476,
484, 488, 490, 493, 496, 573, 575
интемелии 806— 807 {карта 18 Ас),
848
ионийские капители 516, 738
Ионийский союз 577, 587, 649
Ионийское восстание 159, 275, 362,
576-588, 594, 605, 699
- и Афины 238, 407-408, 509, 511,
513, 559, 565, 575, 576, 578-579,
598
~ источники по его истории 559—567
- Милет в нем 408, 413, 415, 435-
436, 562-564, 567, 568-569, 572-
573, 577-579, 581-587, 605, 645
~ последствия и значение 91, 559
~ причины 435, 567, 568
- и Спарта 429, 577, 578-579, 585
примеч., 597—598
Ионическое море 540—541 {карта 13 На),
783, 808-809 {карта 19 Gd), 810,
840,842
Иония 16,410,421,405,436,54(9-547
{карта 13 Ка), 556 {карта 14), 557,
559, 564
- и Анатолия 263,274,275
~ и Апулия 818
~ вооруженные силы 274, 559, 568—
569, 577, 578, 584-585, 586, 656,
675 примеч., 687, 689
~ и Гомер 480
~ и Дарий 89-90, 563, 568, 572
~ и Дельфы 645
~ ионийский взгляд на историю 565—
566
~ ионийцы в Египте 331
~ ионийцы в персидском войске 288
~ ионийцы в Скифском походе Да-
рия 296,572
~ ионийцы на Сицилии 876, 900
~ и Кир Великий 45, 52, 60, 90, 132,
245, 418, 420, 515
- «койнон ("собрание") ионийцев»
576-577, 579, 584
~ мастера из 275, 507, 515, 574—575,
796, 797
~ монеты, см. монеты
~ нападение на Сарды 269, 270
~ неудача персидских методов
управления здесь 571
~ одежда 518, 797
~ после Платеи и Микале 99, 726,
732-733
~ после Саламинской битвы 705, 706,
726, 730
~ стратегическое значение 261
- торговля 305, 543-546, 552, 572-
573, 587, 594-595, 900
~ и Хиос 706
~ численность населения 537
~ экономика 572—573, 587
Иоппа (древнее название Яффы) 178
{карта 5 De), 182, 189-190
Иосиф Флавий 144,185,186,191,315
примеч.
Иосиф 335
Иоханана священника монета 192 (и
рис.)
иранизация 30, 37, 128
иранский эпос 235, 236
иранцы 135
~ достижение ими могущества 13
~ в Загросе 26

1060
Указатель
~ язык 13 (и примеч.)
~ приход на запад 19, 21
см. также мидийцы, персы
Ирдабануш 215
Ирдубама 255
Ирида 472
ирригация 126, 127, 207, 211, 224-225,
229, 231, 237
Иртыш, река 208—209 [карта 6 На)
Исагор 369-373, 375, 381, 384-385,
388-389, 391, 402, 407, 415, 433,
436, 442, 598, 924
Исайя (Второй), иудейский пророк 54—
55 (и примеч.)
Исида 338
Исин 146 (карта 4 Bd), 149 примеч., 152
искусство:
~ ахеменидское 61—65, 99, 135—142,
232, 257-258, 270, 272-273, 282,
574
~ апулийское 812—816
~ киликийское 279
- египетское 135, 321, 333, 340-342,
895, 916
~ этрусское 755, 758 (рис.), 761, 785,
792-793, 797-799, 803
~ греко-персидское 272—273, 284—
285
~ ликийское 272, 273, 276-277, 573,
574 рис.
~ месопотамское 135
- сицилийское 882-883,919
~ финикийское 340, 783, 784 рис.,
785, 880-883, 893
- фракийское 304—305
-фригийское 280-282
~ хронология 741
- центральноазиатское 221, 222, 224,
227, 229-230, 232-237
см. также бронза — изделия из
нее, живопись, скульптура,
терракота
искусство, греческое:
~ и Персия 135 (и примеч.), 136 (и
примеч.)
~ и повседневная жизнь 514
~ и политика 139
~ как пропаганда 492, 508, 509
-темы 508-509
- образ Тесея 391-392
~ и тирания 514
см. также бронза — изделия из нее,
живопись, керамика, скульптура
Искья, см. Питекуссы
ислам 128
Исократ 338 примеч., 591
Исола-Гранде 877 (карта 20 Ab), 879
исономия 391, 399, 401, 569-570, 578-
579, 587
Испания (Иберия) 538, 540-541
(карта 13 Cd, De), 542, 544, 549, 587,
748, 781, 796, 846, 850, 887-888,
913
Иссык 208-209 (карта 6 Не), 221, 232
Иссык-Куль, река 208—209 (карта 6 Не)
Истм, см. Коринфский перешек
Истр, см. Дунай
Истрия 813, 821, 825
иеэгория 374, 390
италийские народы 10, 787, 802, 804—
851, 902
италийские языки 827-828, 857-874
италиоты 699, 709, 710, 711, 717 830 (и
примеч.), 831, 840, 842, 849
~ их коалиция 841 примеч.
Италия 299 (карта 10Ас), 756 (карта 16),
806-807 (карта 18), 808-809
(карта 19)
~ бронзового века 741—753, 774, 775,
804, 810, 820, 826, 829, 830
~ восточные контакты 759
~ железного века 741-742, 743-744,
747-753, 759, 777, 778, 804-851,
см. также виллановская культура
~ монеты, см. монеты
~ неолитическая 810, 826, 884
~ персы здесь 602
~ среднеадриатическая 811, 815,
820-829, 833, 835-837, 929-931
(таблицы)
~ торговля, см. торговля
~ хронология 928—930 (таблицы)
~ численность населения 744, 752,
777, 810
~ экспортировавшиеся сюда
греческие вазы 509, 550, 551

Указатель
1061
~ этрусские изделия из бронзы здесь
795-796
~ этрусско-коринфские вазы здесь
793
см. также Этрурия, Великая
Греция
Итан 540-541 [карта 13 Kd)
итуреи 188
Иудея 95, 158, 179-183, 186, 188-192,
198-201, 204-205, 336, 570, 571
Ифамитра 258, 706, 729, 731
Ифома 718
Ихны 308
Ишбарамиштима 254
Ииггар 154,332,333
Кааба-и-Зардушт 250 (и примеч.)
кабалии 144,264,265
Кабул 208-209 [карта 6 Fe), 221, 222
примеч., 241 [карта 7Ва), 243, 250
Кабул, река 241 [карта 7 Ca), 250, 251
Кавадонна, река 877 [карта 20 Db),
876
Кавалла 641, 643
Кавдий 808-809 [карта 19 Db)
~ кавдины 808-809 [карта 19 Db),
835
кави Виштаспа 210, 235
Кавказские горы 14—15 [карта 1 Fb),
21 (и примеч.), 30, 35,293-294, 304,
540-541 [карта 13 Nc)
Кавлония 458 примеч., 528
Кавн 556 [карта 14 Сс)
Кадм 563,913
Кадоре, см. Лаголе
Казалеккьо-дель-Рено 756 [карта 16 Сс),
802
Казальчипрано 705, 836
Казахстан 14—15 [карта 1 La), 208—
209 [карта 6 Gb), 221, 226, 227,
230-232
Каик, река 273, 556 [карта 14 ВЬ), 630-
631 [карта 15 Ее)
Калабрия 759, 804 примеч., 816, 839
-калабры 816,834,930
Калаврия 458
Калалы-Гыр 208-209 [карта 6 De), 217,
221-222 (и рис.), 225, 228
Каламы, болото на Самосе 729
Калах (Нимруд) 25 [карта 2 Ab), 146
[карта 4 Аа)
Кале-Акте, «Прекрасное Взморье» 877
[карта 20 Ca), 902-903
календарь:
~ египетский 322
~ зороастрийский 131 примеч. 103
Каликадн, река 262 [карта 8 Ее), 278,
279
Каликаднекая дорога 279
Калинга 240, 241 [карта 7 Fe)
Каллатеб 266
Каллиев мир 183, 334, 719
Каллий 524 406 примеч., 626
Калликсен 405, 406 рис., 411, 626
Каллимах (полководец) 387, 401, 409,
600 (и примеч.), 608, 613, 616-617
Каллимах (поэт) 454 примеч., 901
Каллипиды 290—291 [карта 9 Ее)
Каллиполис 879,899
Калон Акротерион, «Прекрасный Мыс»
887
Калоре, река 834
Калхант 278, 818
Калы 808-809 [карта 19 Db), 839
Кальи 806-807 [карта 18 Fe), 843
Кальтаджироне 877 [карта 20 СЬ), 876
(и примеч.), 878, 897
Камайоре 806-807 [карта 18 Db), 849
Камарина 877 [карта 20 Сс), 878, 879,
885, 897, 904, 905 (и рис.), 908, 909
(и примеч.), 925
Камбис1 40,44,46,65
Камбис Π 7, 40, 53, 59-60, 72-74, 11,
79, 82, 87, 88, 101, 102, 120, 144,
151, 174, 214, 246, 247, 572, 596,
923-924
- и Египет 59, 66-71, 86, 177, 202,
212, 309, 312-318, 321, 322, 328,
330, 342, 345, 428, 551
~ и Карфаген 68, 196
- как наместник Вавилона 47—48,
60, 65, 66-67, 97, 148, 155-156,
159-164, 167-169
~ характер 66-67, 70, 71, 155, 313
Камбоджа 239 примеч., 240, 246, 260
Камерано 822

1062
Указатель
Камир 542, 556 [карта 14 Вс)
Кампанда 79, 81
Кампания 742, 778, 783, 788, 789, 793,
799, 803, 804, 805, 808-809
[карта 19 De), 811, 813, 828, 833, 835,
836, 839, 843, 902
~ и виллановская культура 764, 768,
769, 771
-игреки 778,780,817,817
~ захоронения 789—790
~ искусство 755, 843
~ кампаны 839, 846
~ надписи из 855
~ сабеллы здесь 841—847
~ язык 866—867
Камповалано 806—807 [карта 18 Gd),
822, 827, 835, 836
Кампокьяро 842
Кампореатино 830
Кангавар 21 примеч., 25 {карта 2 Сс), 79
Канта-Кала 208-209 [карта 6 De), 225
Кандагар 14—15 [карта 1Ы), 108
примеч., 208-209 [карта 6Fe), 217,
224, 225, 228, 241 [карта 7Ва), 246,
250, 253
Кандараш 253—254
Канеш-Кюль-тепе 266
Каникатти 877 [карта 20 ВЬ), 878
Канишка 250
Каннита 881-882
Каннон 400 (и примеч.)
Каноза(Канузий) 808-809[карта 19Fb),
813, 818, 820, 865, 931
«Канон» Птолемея («Альмагест») 144 (и
примеч.), 145, 171 примеч.
Калена 760 [карта 17 СЬ), 829, 865
Капестрано 806-807 [карта 18 Gd), 808-
809 [карта 19 Ca), 825
Каписа 170, 241 [карта 7Ва), 212,245,247
Капишаканиш 79,214,228,247
Капобьянко 877 [карта 20 ВЬ), 889
Капо-Галло 877 [карта 20 Ва), 881
Кагшадокия 14—15 [карта 1 Ее), 51, 52,
178 [карта 5 Db), 187,234,262
[карта 8 Fb), 263-266, 284-285, 294,
637, 640
~ одежда 232
Капракотта 808-809 [карта 19 Db), 838
Капуя (Вольтурн) 756 [карта 16 Ее), 764,
768,771,799,808-809 [карта 19Db),
831, 839, 843, 846, 855, 867-870,
930
~ черепица с надписью из 853
Карабба 255
Карабурун 273,274,275
Кара-Бурун, проход 630—631 [карта 15
ВЬ), 652
караванная торговля 24,28,127, 266, 320
(и примеч.)
Каралис 540—541 [карта 13 Fd)
Кара-тепе 277
Карачи 252
Кардия 556 [карта 14 Ва), 592, 630—
631 [карта 15ЕЬ),733
Карист 545, 605, 630—631 [карта 15 De),
695-696, 698, 700, 909 примеч.
Кария 14-15 [карта 1 Сс), 114, 183, 262
[карта 8 Сс), 263, 266, 275-277,
540-541 [карта 13 Щ, 556
[карта 14 Сс), 573-575, 699
~ военно-морской флот 265, 275—
276, 332, 420
~ в Ионийском восстании 275, 563,
567, 577, 579, 581, 586
~ карийцы в Вавилонии 169
~ карийцы в Египте 275, 330—331,
275, 332, 334
~ карийцы у Пелусия 312
~ и Лидия 261
Кармания, карманийцы 14—15 [карта 1
Je), 207, 214
Карнеи, праздник 655, 667, 701, 703
Каровилли 836
Карония 877 [карта 20 Ca), 902
Карпатос 556 [карта 14 Bd)
Карпаты, горы 296, 540—541 [карта 13
fl)
Карпентрас, стела из 339
каррицины 808—809 [карта 19Da), 834
(и примеч.)
Карсеолы 808-809 [карта 19 Ca), 843
Карфаген 10-11, 68, 529,540-541
[карта 13 Gd), 740, 783, 803, 878
~ военно-морской флот 603, 800, 881,
887, 913
~ войско 913

Указатель
1063
~ при Магонидах 911—916
~иРим 778,887
~ сицилийские колонии 538, 874
- торговля 519, 538, 887, 896, 919
~ и Финикия 196,538,603,886-887,
914, 916
- и этруски 740, 778, 799-800, 802
~ этрусско-коринфские вазы здесь
793
еж. также Сицилия
Карфагенская держава 10,886,887, 888,
913
Кархемиш 14—15 {карта 1 Ее), 178
[карта 5 Ее), 218 примеч., 262
[карта 8 Gc), 285
карьеры, их разработка 227, 327, 575
Касмены 877 [карта 20 СЬ), 876, 878
примеч., 879, 908-909
Касос 556 [карта 14 Bd)
Каспагшр 249-250
каспийцы 217,218,219
кассианы, см. касситы
Кассиева дорога, Via Cassia 771
Кассино 808-809 [карта 19 СЬ), 837
касситы 22 (и примеч.), 26, 33, 37, 21, 662
Кастелламаре 877 [карта 20 Аа)
Кастеллуччо 808-809 [карта 19 Fd),
816, 840
Кастельбеллино 806—807 {карта 18 Gc),
842
Кастель-д'Ассо 310—311 [карта 11 СЬ)
Кастель-ди-Дечима 742
Кастельдьери 826, 828
Кастро 760 [карта 17 ВЬ), 795
Кастронуово 877 [карта 20 ВЬ), 878
Касфанея 630—631 [карта 15 Сс), 654
Каталония 791,793
Катана, город 877{карта 20Щ, 876, 899
Катанья, равнина 876, 877 [карта 20 СЬ),
898-899, 905
Каушамби 239,241 [карта 7 ЕЬ)
Каферей, мыс на Евбее 630—631
[карта 15 De)
Кашан 22
Каши 239,241 [карта 7 Ее)
Кашмир 240,246
Каштарити 33—34
Кашьяпапура (Мултан) 14—15 [карта 1
Md), 241 [карта 7 Ca), 249 (и
примеч.)
Кедар 187,202,205,333
кедариты 187
Кед он, тираноборец 362—363
Кеермуки 208—209 [карта 6Jb)
Келендерида 221 примеч.
Келены 262 [карта 8 De), 266, 267,273, 640
кельтиберы 850
кельтские языки 850, 862
кельты 543 примеч., 748, 774, 801-803,
822, 827, 850-851, 862, 930
Кенхреи 419 [карта 12 Вс), 438, 546,
630-631 [карта 15 Cd), 678, 694
примеч.
Кеос (остров архипелага Киклады) 435,
655, 808-809 [карта 19 Od), 549,
574
Кеос (островок в Саламинском
проливе) 684
Кепы 290-291 [карта 9 Ш)
керамика, греческая 305, 438, 539, 545,
548, 572, 766
~ апулийская 817, 833
~ аттическая 136 (и примеч.), 269,
517, 546, 549-551, 795, 817, (чер-
нофигурная) 276, 491, 502, 505,
512 рис., 516, 551 рис., 794, 880,
902, (краснофигурная) 276, 437,
512 рис., 513 рис., 516, 551-552,
794, 822, 880, 902, 927
~ восточногреческая 282, 795
~ геометрическая 752, 765—766 (и
рис.), 768, 771-772, 780, 783, 795,
811,841
~ импортировавшаяся эдонами 305
~ коринфская 269, 539, 546-547, 552,
795, 817, 879, (протокоринфская)
765, 780-781, 787-788, 879, (этрус-
ско-коринфская) 791, 793
~ «лаконская» 428, 795
~ луканская 813, 840 (и рис.)
~ микенская 743—744, 839 примеч.
~ питекусская 780-781, 787-788
- протогеометрическая 743, 768, 811,
928-929

1064
Указатель
~ сицилийская 539 примеч., 879, 883,
901, 904
~ субмикенская 743, 928
~ сюжеты вазовой росписи 392, 491,
507-509
~ «эолийское» буккеро 795
~ южноитальянская 844
керамика, негреческая:
~ анатолийская 273
~ давнийская 813 (и рис.), 822, 833,
836, 929
~ западноиранская 21—22 (и примеч.),
38-39
~ индийская 224
~ итальянская доисторическая 743—
744, 749-752
- италийская 836—837
~ Лигурийская 849
~ мессапская 814 (рис.)
~ персидская 136
~ певкетийская 813, 814 рис.
~ понтийская 284
~ из Прованса 849
~ среднеадриатическая 822—823 (и
рис.), 829
~ фригийская 282—283 (и рис.)
~ центральноазиатская 224, 226
~ этрусская 767 (и рис.), 771, 775—777,
788, 791, 822, (этрусско-кампан-
ская) 849, (этрусско-коринфская)
791, 793
~ япигская геометрическая 811 (и
рис.), 812-813, 822
керамические изделия, см. керамика
Керики 444 примеч., 449
Керки 208-209 [карта 6 Fd), 221
Керкира 422 примеч., 441-442, 540-
541 [карта 73 Ш), 543, 550, 601,
628, 630-631 (карта 15 Ас), 650,
904
Керманшах 21 прим 10, 22, 23, 25
(карта 2 Сс), 29, 79, 146 (карта 4 СЬ)
Кестр, река 277
Кефаледий (Чефалу) 877 (карта 20
Ca), 878, 911
Кефалления 630—631 (карта 15 Вс),
717
Кефис, река 419 (карта 12 СЬ), 449, 659
Киаксар 31-32,35-37,211,278
Кианейские острова 556 (карта 14 Ca)
Кибернис(к) 265
Кибиратида 262 (карта 8 Сс), 264
Кидн, река 278
Кидония 437
Кидрара 266, 640
Кизик 262 (карта 8 Ва), 265, 299
(карта 10 Fe), 304, 540-541 (карта 13
Кс), 556 (карта 14 Ва), 575
Киклады 361, 429, 435, 539, 540-541
(карта 13 Kd), 568, 619, 620, 675
примеч., 695, 699, 728, 730, 771,
780, 785, 902
Киликия 14—15 (карта 1 Ее), 114, 116,
178 (карта 5 De), 182, 193, 194
примеч., 200, 262 (карта 8 Fe), 264,
265, 266, 257, 276-277, 278-279,
540-541 (карта 13 Md), 584, 592,
602, 663, 781, 923
~ Киликийские Ворота 14—15
(карта 1 De), 51, 640
киликийцы в Египте 333
- Киликия Трахея 262 (карта 8 Ее),
278
киллирии 885,908,921
Килон 372,411
Кима Эолийская 556 (карта 14 ВЬ), 426,
561, 581, 695 примеч., 705
киммерийцы 28, 33—35, 280, 511
Кимон Коалем (дед предыдущего) 349,
359, 362, 591
Кимон 182, 274, 276, 277, 359, 398, 508,
575, 622, 710
Кимы (Кумы), в Кампании 540—541
(карта 13 Gc), 756 (карта 16Ее), 759,
779-781, 785, 787, 790, 803, 808-
809 (карта 19 De), 914
~ алфавит 853
~ захоронения 790
~ надписи и документы из 839, 867
~ находки отсюда 768, 787, 788
Кинегир, брат Эсхила 613
Кинеф, рапсод 921
Кинип, река 889
Киносарг 613
Киноссема, мыс 556 (карта 14 Сс)
Киносура 684, 687, 692, 701
Кинурия 419 (карта 12Вс), 421,436,678
Киос 556 (карта 14 Ca)

Указатель
1065
Кипр 178 [карта 5 Cd), 334, 540-541
[карта 13 L·), 556 [карта 14 Cd)
~ и Афины 182-183, 196
~ военно-морской флот 67, 119, 196,
562, 584, 602, 603
~ и греческий алфавит 476 (и
примеч.)
~ киприоты в персидском войске 292
- и Персидская держава 184, 193,
279, 532, 577, 579, 605
~ печати 506
~ торговля 538, 542
~ и финикийцы 886—887
Кипсел 565, 785, 792
Кипселиды 421, 553
Кир (Младший) 184, 189, 639
Кирт 40-44
Кир Π (Великий) 31,36,37,624
~ администрация Вавилона 161—162
~ Аристотель о нем 84
~ и Гордий 280
~ и Дарий 83
~ завоевание Вавилона 13, 45, 53—59,
143-144, 147, 152-163, 176, 211-
212, 245
~ и Иерусалим 190, 571
- и Иония 45, 52-53, 90, 132, 245,
420, 515
- и Лидия 45, 50-53, 245, 261, 263,
267, 418, 557
~ и Камбис Π 65—67
~ кампании на востоке 53—54, 211—
213, 245-246
~ политическая организация 59—61,
116, 132
~ разгром мидийцев 45—50
~ родословная 40—44
~ его строительная программа 62—
63, 135
~ характер 102 примеч.
Кира указ о восстановлении Иеруса-
лимкого храма 190 (и примеч.)
Кира цилиндр («Цилиндр Кира») 40
примеч., 41, 55, 58, 59 примеч., 67
примеч., 141 примеч., 145, 154 (и
примеч.), 157—160 примеч.
Киргизия 208-209 [карта 6 Gc), 221,
226, 231
Кирена 66, 68, 114, 389, 455, 540-541
[карта 13 Je), 549,557-558,600,889
Киренаика 318, 320, 534, 600, 885, 889
Киркагач 273
Киркук 25 [карта 2 Вс)
Кирополис 14-15 [карта 1 Lb), 208-209
[карта 6Fe), 213, 228
Киррури 25 [карта 2 ВЬ)
Кирши 278
Китай 45, 227, 235 примеч., 246 примеч.
Китий 178 [карта 5 Cd), 540-541
[карта 13 Le), 556 [карта 14 Cd)
Кифера 419 [карта 12 Cd), 421, 423, 424,
630-631 [карта 15 Cd)
Киферон, гора 419 [карта 12 СЬ), 713—
714, 720-721, 723, 740
Кифнос 630—631 [карта 15 Dd)
Киш 14—15 [карта 1 Fd), 146 [карта 4
Вс), 152, 171 примеч., 175 примеч.
Клавдий, император 755
Клазомены 556 [карта 14 ВЬ), 578, 581
Кластидий 806-807 [карта 18 Ca), 848
Клеандр 898,925
Клеомброт 678, 693—694 (и примеч.),
701, 704
Клеомен 361, 427-429, 432, 436, 439-
440, 464 примеч., 578, 596-598,
924
- и Афины, 366, 370-374, 389, 407,
415, 422, 432-434, 451
Клеоны 419 [карта 12 Вс), 424, 451
примеч., 678
клерухи 204, 374, 423, 434 (и примеч.),
435, 655, 690 примеч.
Клидем, историк 592, 727 примеч.
Клиний 627
Клисфен Сикионский 389, 447, 507, 510
Клисфен 8, 349, 431-433, 442, 446, 558,
923
- реформы 287, 367, 368-416, 491
Клодиева дорога, Via Clodia 771
Клувии 808-809 [карта 19 Da), 835
Клузий 801,856
см. также Кьюзи
клятвы, присяги 121, 158, 186, 393—395,
420-421, 423, 433, 448, 461-462,
464, 473, 505, 586, 719, 727, 732,
737, 896, 924, 927

1066
Указатель
«Книга мертвых» 339
Книд 426, 441, 556 {карта 14 Вс), 885,
888,925
Кносс 540-541 (карта 13 Kd)
Кобадиан 225
Когамис, река 556 (карта 14 СЬ)
кожи 235, 573
Коза 806-807 (карта 18 Ed), 808-809
(карта 19 Аа)
Кой, тиран Митилены 89, 288
Кой-Крылган-Кала 208—209 (карта 6
Ее), 230
Кокча, река 208-209 (карта 6 Gd), 225
Колей Самосский 466, 543—544, 549,
796
Колле-дель-Форно 808—809 (карта 19
Ва)
колонизация 204, 211, 435, 460, 539, 553,
558, 778, 812, 876, 899
колонны:
~ дорические 880, 917
~ ионийские 516
~ в персидской архитектуре 63—64,
138-139, 258
~ в архитектуре Центральной Азии
221, 229
Колоссы 262 (карта 8 Се), 266, 640
Колофон 556 (карта 14 Kb)
Колфиорито 871
Колхида 264
Комачина культура 850
комедия 488, 493, 921, 922, 927
Комизо 877 (карта 20 Се)
Коммагена 262 (карта 8 Gc), 279, 284,
285,286
Комо, озеро 806-807(карта 18Са), 849-
850, 861-862
Комотини 630—631 (карта 15 Db)
Компса 808-809 (карта 19 Ее), 834
конница 605, 678, 607, 678
~ греческая 510, 578, 596, 604, 650,
673
-персидская 579,604,607-608,611-
612, 616-618, 636, 637, 638 (и
примеч.), 642, 643, 646, 653, 693-694,
699—700, (в Платейской
кампании) 711-714, 716, 720-724
~ сицилийская 898, 906, 914
Консенция 808-809 (карта 19 Fd), 842
Константинополь, ипподром 734
Копаидское, озеро 419 (карта 12 СЬ)
Копет-Даг 208-209 (карта 6Dd)
Коптос 310-311 (карта 11 Cd), 327
Кора 884
см. также Персефона
корабли и кораблестроение 9, 91, 92,
119, 182, 185, 196, 265, 275-276,
278-279, 289, 292, 294, 301, 303,
319, 325, 329, 361, 366, 407, 409,
413, 418-422, 428-429, 432-434,
437-440, 487, 491, 511, 513, 542,
545-549, 552, 557-559, 568-569,
578-579, 585, 595, 602-606, 613-
614, 627-629, 632-641, 653-672,
675-677, 680-695, 701-702, 705-
707, 728-733, 757-758 (и рис.),
778, 791, 815, 897, 903, 914
~ см. также пентеконтеры, триеры
Корессии, острова 728
Коринф 419 (карта 12 Вс), 540-541
(карта 13 Jd), 630—631 {карта 15
Cd)
~ и Апулия 817
- и Афины 409, 432, 590, 602, 628, 668
~ военно-морской флот 409, 428, 432,
438, 587, 602, 604, 655, 691
~ изделия из бронзы 307, 547, 595
~ импорт афинского серебра 353
~ интеллектуальный климат 490, 493
~ и Клеомен 374
- его колонии 422, 553, 698, 904, 908
~ его монеты, см. монеты
- и Пелопоннесский союз 420—424,
428, 432
~ в персидских войнах 587, 590, 678,
717, 724
~ и Платея 361
~ и Посейдон 425
~ и Самос 361, 557
~ храм Аполлона 358, 467
~ торговля 422, 432, 438, 542, 543,
545-547, 550, 552, 553, 902
~ финансы 553
~ храмовая зона 505
- и этруски 792-793
Коринфский залив 419 (карта 12 ВЬ),
429, 546, 630-631 (карта 15 Се),
678

Указатель
1067
Коринфский перешеек (Истм) 421, 432,
433, 440, 638, 655, 658
~ волок (диолк) 546, 526
~ казнь греков-предателей,
приведенная здесь в исполнение 727
~ праздник Посейдона 425
~ как преграда для персов 674, 676,
677-680, 693,694,699,701, 704 (таб-
лица), 706-707, 711
~ собрание здесь Эллинского союза
650
~ храм и святилище Посейдона, 693,
696, 725, 733
Коронея 419 (карта 12ВЬ), 430, 459, 463
Корсика 538, 540-547 (карта 13 Fe),
757, 788, 800, 847, 888, 913
Кортона 808-809 (карта 19 Ca), 871
Корфиний 808-809 (карта 19 Ca)
коры 516 (и примеч.)
Кос 556 (карта 14 Вс), 725, 900
космогония 244, 356, 482, 486, 495-496
космология 244, 249, 493, 494, 496
кости как реликвии (мощи), их перенос
447
кость, изделия из нее 767, 775
Котленский перевал 299 (карта 10 Fb)
Котоне, река 877 (карта 20 Ab), 892
Кохат 241 (карта 7 Ca), 251
кочевники 231,234,235,293
Кошала 239-240, 241 (карта 7 ЕЬ)
Кранасп 264
Красное море 14—15 {карта 1 Ef), 310—
311 (карта 11 De)
~ канал между ним и Нилом 88,126—
127, 318-319, 342, 628
Кратер (составитель сборника
постановлений афинской экклесии) 183,
710
Крез 51-53, 60, 66, 261, 263, 266, 269-
270, 278, 358, 418, 420, 425, 467,
509, 520, 524-527, 557, 596, 646,
923
~ его монетная чеканка, см. монеты
Креккьо 828
кремация 230, 233, 747-748, 767, 774,
810, 821, 830, 831, 848, 879, 902
Крениды—Филиппы 307, 630—631
[карта 15Db),643
Крестония 299 (карта 10 De), 300, 301,
305, 307, 594
Криекуки 714, 716, 721, 723
Кринипп 911
Крит 257, 426, 437, 447, 540-541
(карта 13 Ja), 451, 463, 484, 491, 505,
533, 539, 542, 553, 650, 652
примеч., 734, 805
Криталла 266, 637, 640
Критий, скульптор 505, 734
кровная месть 492
кровное родство 375—376, 384, 622
Крокодилополис 190
Кротон 458 примеч., 496, 528, 531, 540-
541 (карта 13 На), 575, 808-809
(карта 19 Gd), 840, 889
Крусида 808-809 (карта 19 СЬ), 643
Крым 302
Ксантипп 406, 410-412, 421-422, 425-
426, 648 примеч., 670, 696
примеч., 706 примеч., 708, 710, 713,
719, 732, 733, 738, 926
Ксанф Лидийский (автор «Лидийской
истории») 560
Ксанф, город в Ликии 262 (карта 8
Се), 276-277, 285, 506, 540-541
(карта 13 Kd)
Ксанф, река 262 (карта 8) Се
Ксенагор 276
Ксенократ 908, 919, 933
Ксенофонт 17,57,151,155,210-212, 271,
400, 634, 701
Ксеркс:
~ и буллы из Даскилия 271
~ и вавилоняне 96—97, 132, 167—169,
181-181, 193
~ его «Ванская надпись» 284
~ восшествие на престол и его
характер 93-94, 101-102 (и примеч.),
131, 215, 624, 638, 697
~ вторжение в Грецию 93, 99, 102,
119-120, 181-182, 196, 258, 266,
301, 616, 628-704, 733
~ и греческая торговля 545
~ дань, уплачивавшаяся ему 219
- и Египет 93, 94-96, 98, 132, 181,
328, 624
~ религия 130—131

1068
Указатель
~ строительная программа 99—100,
137—138 (и примеч.)
-смерть 100-101
~ и Тигран 729
~ титулы 170—171
~ и Эгина 437
Ктесий 17, 19 примеч., 97, 194, 210, 211,
212, 213, 216, 220, 227, 323, 345,
363, 679
~ об Ариарамне 94, примеч., 293—
294
~ об Индии 259
~ источники, им использовавшиеся
150—151 (и примеч.)
~ о Ксерксе 101, 170
Кукува Могила 305
культы религиозные 441—442 (и
примеч.)
~ в Грависках 796
~ италийские 742
~ клисфеновские реформы и 375,
380—383 (и примеч.)
~ нововведения в них 445—446
~ и политика 425, 443—444, 445, 446,
455
~ и право 455
~ и «пространство» полиса 457, 459
~ сицилийские 882, 884 (и примеч.),
893, 902
Кундуз 208-209 {карта 6 Fd), 225, 228
Кундуз, река 208-209 [карта 6Fd), 225
Кундуруш 81
кунжут 225
Купра 806-807 [карта 18 Gc), 820
Кур, река 64 [карта 3)
Курдистан 14—15 [карта 1 Fe), 23, 39
Курион 14—15 [карта 1 Dd), 178
[карта 5 Cd), 579
куросы 504 (и примеч.), 516 примеч.,
518
Куррам, река 241 [карта 7 Ca), 251
Курсала, герма оттуда 354 рис.
Куру 241 [карта 7 Db), 239
Куры 829
Кута 146 [карта 4 В с)
Кутлуг-тепе 225, 229, 234 примеч.
Кучук, Кучук-тепе 225,229
Кушанская держава 250
Кызыл-тепе 208-209 [карта 6Fd), 221,
225, 228
Кьети 806-807 [карта 18 Hd), 808-
809 [карта 19 Da)
Кьюзи 755, 760 [карта 17ВЬ), 771-772,
778, 794, 795, 801
см. также Клузий
Кьявари 806-807 [карта 18 СЬ), 849
Кьярамонте 808—809 [карта 19 Fe),
841
Кьярамонте-Гульфи 877 [карта 20 СЬ),
876
Кюзели-Гыр 208-209 [карта 6De), 225,
228
Кюль-тепе 283
Лабраунда 262 [карта 8 Вс), 275
Лавелло 808-809 [карта 19 Ее), 841
Лавиниум 652
Лаврионские серебряные рудники 353,
413, 440, 534, 543, 627
Лаголе (Кадоре) 860
Лада, остров 556 [карта 14 Вс)
Лада, сражение при ней 279, 292, 537,
563, 567, 577, 584, 587, 603-604,
656, 683, 902, 915, 926
ладан 203, 273, 488
лазурит 219
Лакедемон, см. Спарта
Лакония 419 [карта 12 Вс), 420,596, 614,
630-631 [карта 15 Cd), 655, 702,
711
Лампон 728
Лампсак 362, 365-366, 436, 556
[карта 14 Ва), 558 (и примеч.), 561, 562
Лангедок 791
Ланьчжоу Ваньцзи 208—209 [карта 6L·)
Ларин (совр. Ларино) 808—809
[карта 19 Db), 833, 845
Ларисса, город в Фессалии 630—631
[карта 15 Сс), 647, 652, 710
Ларе Порсенна 795
Ларса 149 примеч.
Ла-Рустика 756 [карта 16 Dd), 771
Лас из Гермионы 355
ласонцы (ласонии) 114, 264, 265

Указатель
1069
Ла-Специа 806-807 [карта 18 СЬ), 847,
848, 849, 862
латинизация 860, 864, 866
латинский язык 818-819,834,845, 852-
854, 857, 859-861, 863-864, 866,
868-872
латаны 808-809 [карта 19 ВЬ), 833
Латм, гора 556 [карта 14 Вс)
Лауд 808-809 [карта 19 Ed), 842
Лахиш 178 [карта 5 DJ), 186
Лаций 742, 751, 762, 769, 771, 789-790,
803, 832-833, 837, 839, 841, 864,
867, 918, 930
Леагр 517
Лебедос 556 [карта 14 ВЬ)
Левант 166, 304, 537-539, 542, 545-546,
553, 888
Левкада 630—631 [карта 15 Вс)
Левке Акте («Белый Берег») 629, 630—
631 [карта 15 ЕЬ)
Левкотея 471
Лект, мыс 556 [карта 14 ВЬ)
Лемнос 299 [карта 10 Ed), 362, 622,
630-631 [карта 15 De), 662, 860
лён 442, 532, 543, 548, 632, 733
Леней 448, 449 (и примеч.)
Леонид 655-656, 658-660, 662-663,
665-666, 673, 675, 677-678, 682,
711,725,736,890,932
Леонтиад 673
Леонтины 876, 877 [карта 20 Db), 891,
898, 899 рис., 906, 908
Леонтополис 310—311 [карта 11 Ва),
341
Леотихид II 427, 439, 597-598, 601,
706-707, 713, 719, 726-728, 730-
732, 738, 932
лепонтии 850
~ их язык 862
Лепта Большая (Большая Лепта), Leptis
Magna 540-541 [карта 13 Ge)
Лерос 556 [карта 14 Вс), 582
Лесбос 89, 487, 489, 490, 540-541
[карта 13Kd), 556 [карта 14 ВЬ), 583,
586, 630-631 [карта 15 Ее), 732,
924
Лехей 546
Лечче 808-809 [карта 19 Не)
леэи 307
Либурния 802,821,826
Ливан 166, 179, 187-188, 275
Ливии 754-755,786
Ливийская пустыня 310—311[карта 11
Ab, Ас)
Ливия 14-15 [карта 1 Bd), 71, 88, 220,
248, 318, 538, 540-541 [карта 13
Je), 549
- ливийцы 114, 334, 889, 913, 916
- спартанская колония здесь 427
Лигдамид Галикарнасский 265, 275
Лигдамид Наксосский 361, 435—436
лигуры 847-851,913
~ язык 862
Лидар 262 [карта 8 Не), 285
Лидия 14—15 [карта 1 Се), 36, 262
[карта 8 СЬ), 265, 273, 277, 410, 515,
518, 540-541 [карта 13 Kd), 543,
556 [карта 14 ВЬ), 563, 571, 856
- и Греция 263, 485, 489, 557, 573
~ дороги 267
~ и Иония 261, 420, 489, 493, 515,
544-545, 568, 573, 581
~ культура 263, 564
~ лидийцы в Вавилонии 234
~ монеты, см. монеты
- погребальные обычаи 269
~ столкновение с Персией 45, 50—53,
59, 60, 66, 245, 261, 263, 267, 418
- и Спарта 52, 418, 428, 527, 596
~ художники и ремесленники
отсюда 270, 277, 342
~ ее эллинизация 573
Ликаония 262 [карта 8 ЕЬ)
Ликата, см. Экном
Ликей, гора 459
Ликия 14—15 [карта 1 Сс), 262 [карта 8
Се), 263, 265, 272-274, 276-277,
506, 533, 540-541 [карта 13 Щ,
556 [карта 14Сс),573
~ ее монетная чеканка, см. монеты
Ликодия 877 [карта 20 СЬ), 910
Лике 540-541 [карта 13 Cd)
Ликург (афинянин времен Писистрата)
378
Ликург, оратор 719
Ликургов строй 569 примеч.

1070
Указатель
Лилибей 877 (карта 20 Ab), 881, 885-
886
Лимира 262 {карта 8 De), 277
Линд 542, 556 (карта 14 Се), 562-563
~ храм Афины 562, 603
~ «Линдская храмовая хроника» 562
примеч., 602
Линдии 897
Липарские острова 805, 808—809
(карта 19 Ее), 885, 888, 902, 925
Липсидрий 363
Лирис, река 808-809 (карта 19 СЬ),
833, 839
Лисагор 370
Лисаний из Маллоса 562
литература:
~ и грамотность 476
~ греческая 354—355, 418
~ египетская 340
- иранская 236
~ латинская 864
~ устная литературная традиция
235-236, 470, 475, 476-477, 484,
490
- и философия 497
~ шумеро-аккадская 474
Лоб-Нор 206, 208-209 (карта 6 Lc)
Логос («Мудрое») 495, 496
Локрида (область на южном побережье
Евбейского залива) 545, 630— 631
(карта 15 Сс), 674
Локры Эпизефирские (на побережье
Бруттия) 462, 903, 907 примеч.
локры 649, 656, 658 примеч., 717
Лонгане 877 (карта 20 Da), 902
Лорето Апрутино 806—807 (карта 18
Gd), 808-809 (карта 19 Ca)
Лорето 842
Лоро-Пичено 806-807 (карта 18 Gc)
лошади 78, 92, 195, 219, 221, 226, 231,
233, 254, 255, 267, 272, 284, 296,
304, 374, 430, 438, 511, 591, 595,
602, 604-607, 611-612, 614, 617,
637, 639-643, 651, 653, 683, 697-
698, 713, 715, 725, 810
см. также конница
Луара, река 540—541 (карта 13 ЕЬ)
Лукания 811, 813 (и примеч.), 828,
839-843, 845, 847, 867-868, 930
-луканы 808-809 (карта 19 Ее),
841-842, 845, 868
Луксор 332
Луни 760 (карта 17ВЬ), 761
Луниджана 847, 862
Луристан 14-15 (карта 1 Gd), 22-23,
43, 146 (карта 4 Сс)
~ изделия из бронзы 137
Лучера (Луцерия) 808-809 (карта 19
ЕЬ), 818, 819, 931
~ изделия из бронзы отсюда 816 (и
рис.)
лучники 31, 163 примеч. 120, 228, 274,
296, 298, 511-512 (и рис.), 580, 610,
611, 620, 671, 679, 686, 693, 694,
714, 721, 731, 912
львы, в египетском искусстве 341
льняное полотно 543, 548
Магадха 239, 241 (карта 7Fe), 244-245
маги 74, 75 (и примеч.), 77 (и примеч.),
131, 175, 247, 641, 643
Магнесия (в Фессалии) 630—631
(карта 15 Сс), 657, 658, 673, 693, 700,
703
Магнесия (на Меандре) 14—15 (карта 1
Сс), 262 (карта 8Вс), 264, 427, 556
(карта 14 Вс)
Магнесия (на Герме) 556 (карта 14 ВЬ)
Магониды 888,911,916
Мадатика 255
Маджоре, озеро 806—807 (карта 18 Ва),
849, 861
Мадит 733
Мадонийские горы (горы Мадоние) 877
(карта 20 ВЬ), 878
Мадонна-дель-Пьяно 876
Мазарес 60
маздаизм 234
Мазей 194 (и примеч.)
Мака, маки 53, 232
Македонида 630—631 (карта 15 СЬ)
Македония 14-15 (карта 1 ВЬ), 540-
541 (карта 13 Je), 630—631
(карта 15 ВЬ)
~ ее возвышение 699
- дороги 629, 651-652, 697-698
~ македоняне 299 (карта 10 De)
~ монеты, см. монеты

Указатель
1071
~ и Персия 91-92,300-304, 308, 593-
595, 600, 606, 641-642, 644, 647,
649, 651, 652, 657, 671, 674, 697, 699
~ и Писистратиды 360, 366—367
~ природные ресурсы 532, 533, 543,
595, 628
~ цари 933 (таблица)
Макторий, см. Буббония, гора
Малаер 25 [карта 2 De)
Малатья 262 [карта 8 Hb), 285
Малая Азия, см. Анатолия, Иония
Малва 239
Малвент 834
Малея, мыс 556 [карта 14 ВЬ)
Малида 630—631 [карта 15 Се)
Малла 239
Маллос 262 [карта 8 Fe), 278, 279
Малх 888
Мальграте 806-807[карта 18СЬ),Ы7
Мальта 538, 540-541 [карта 13 Gd)
малярия 258, 259 примеч.
мамертины 842, 868
Мандрокл Самосский 89, 292, 629
Мандурия 808-809 [карта 19 Gc), 812,
817, 819
Манна 25 [карта 2 ВЬ), 30, 33, 34
примеч., 37
Мантинея 419 [карта 12 Вс), 463, 725,
909 примеч.
~ храм Афины Алей 462
Маньяс, озеро 262 [карта 8 В а), 264,
271, 272
Мараканда (Афрасиаб) 208—209
[карта 6Fd), 217, 222, 225, 227, 228,
236
марафии 46
Марафон 14—15 {карта 1 Вс), 218 (и
примеч.), 383, 407, 419 [карта 12 СЬ),
606-607, 610, 660
~ марафонский бег 613
~ сражение при нем 120, 334, 392,
393, 410, 567, 591, 601, 610 рис., 672
примеч., 692 примеч., 708,
(предшествующие события) 91, 92,
(добыча) 467, 733, (погребение на
поле битвы) 726, (праздники в честь
победы) 737 (и примеч.), (Геродот
о сражении) 401, 409, 589, 609,
(историческое значение) 554, 616, 628,
726, (стратегия) 416, 510, 607-608
(и примеч.), 609—614 (и рис.)
~ топография 607—608 (и примеч.),
610 (рис.), 617, 618
Марв-Дашт 41, 46, 64 [карта 3)
Маргиана 14-15 [карта 1 Кс), 79, 208-
209 [карта 6Ed), 213, 214, 224, 225,
227-229, 295
Мардоний 91, 92, 99, 218, 266, 279, 298,
300-301, 563, 592-593, 595, 603
~ после Саламина 638, 692—695, 697—
700, 707-721, 723-726, 729-732,
926
Мардонт 706, 729, 731
Мардук 47-48, 55-58, 66-67, 71, 97,
132, 158, 171 (и примеч.), 571
Мареккья, река 774, 777
Мареотида, озеро 310—311 [карта 11
Аа)
Марея 310-311 [карта 11 Аа), 315
мариандины 114,264,265
Мари-Инд 241 [карта 7 Ca), 251
Марке 749, 764, 777, 813, 820
Марлик 22 (и примеч.)
Марокко 887
Марольо, река, 877 [карта 20 СЬ), 897
Маронея 413, 627, 630-631 [карта 15
Db), 642-643
Маррувий 808-809 [карта 19 Ca), 833
марруцины 806—807 [карта 18 На),
808-809 [карта 19 Da), 828, 833,
834, 845, 866, 869
Марс 826,830,843
Марсала 877 [карта 20 Ab), 881, 883
Марсель, см. Массалия
Марсий, река 275, 577
Марсилиана 760 [карта 17ВЬ), 771
марсы 808-809 [карта 19 СЬ), 833, 837,
845
Маруш 79
Марцаботто 756 [карта 16 Се), 794, 802
Марцелл 848
Марций Рекс, Квинт (Marcius Rex, О.)
848 "~
Масист 101,216
Масистий 714-715
Маскам 303

1072
Указатель
масло оливковое 537, 539, 543, 545, 546,
548, 550, 616, 696, 791, 919
маспии 46
массагеты 14—15 [карта 1 Lb), 59, 213,
226
Массалия (Марсель) 536, 540—541
[карта 13 Fe), 542, 553, 849, 850, 887-
888
Массиньяно 820
Мастарна 795, еж. также Сервий
Туллий
мастер Бородатого Сфинкса 771
примеч., 793
Матезе, массив 808-809 [карта!'9 Db),
834
Матеззиш 149 (и примеч.)
математика 339, 496, 632 (и примеч.)
Матера 808-809 [карта 79 Fe), 811
Матсья 239, 241 [карта 7 СЪ)
Матхура 239, 241 [карта 7 Db)
«Махабхарата» 246
Махавира 244
Махидашт 23, 30 примеч., 39 (и примеч.)
Мацара(-дель-Валло) 877[карта 20Ab),
879, 882, 895
Мацаро, река 877 [карта 20 Ab), 895
Машат 262 [карта 8 Fa), 283-284 (и
рисунки)
Меандр, река 14—15 [карта 1 Се), 262
[карта 8 СЬ), 264, 266, 556
[карта 14 Се), 581, 640
Меандрий 428,429,570
Мевания 871,872
Мегабаз 89-90, 92, 253-254, 265, 297-
298, 300-301, 303, 593-594, 603
Мегабат 568
Мегабиз 73, 97,100,170,194, 323, 334, 342
Мегакл (афинянин, сын Гиппократа)
406,410-411,623,926,927
Мегакл (отец афинского реформатора
Клисфена) 349,379,507
Мегапан 173
Мегаполис 459
Мегары Гиблейские 539 примеч., 756
[карта 16 Eg), 757, 876, 877
[карта 20 Db), 884, 891-892, 905, 909,
910 (и рис.), 921, 925
Мегары 361,47.9 [карта 12 Се), 475, 508,
630-631 [карта 15 Се), 568, 596,
598, 605
~ культы 454
~ и Пелопоннесский союз 420—425,
432
~ в персидских войнах 590, 604, 648,
655, 674, 678, 680, 681, 683, 684,
688, 693, 694, 701, 704, 710, 712, 717,
720, 721
Мегиддо 178 [карта 5 De), 186
Мегистий 665, 736
медизм 597, 649, 650, 665, 739
медь 227,537,539,773
Мейлихий 882,883-884
Меланипп 447
Меланская равнина 641
Меланский залив 630—631 [карта 15
ЕЪ)
меланхлены 290—291 [карта 9 Hb),
295
Мелеагр 475
Мелибея 630—631 [карта 15 Се)
Мелилли 877 [карта 20 Db)
Мелита 736
Мелос 630-631 [карта 15 Dd)
Мелфи 808-809 [карта 19 Ее), 841
Мелькарт 882, 886, 890
Мемфис 14-15 [карта 1 De), 67, 69,
108, 178 [карта 5Bf), 309 примеч.,
310-311 [карта 11ВЬ), 313, 314-
316, 317 (и примеч.), 320, 323-328,
332, 334, 335, 344, 345, 540-541
[карта 13 Le), 548
~ стела отсюда, 328 (рис.), 332
Менака Dd 540-541 [карта 13 Dd)
Менда 533
Мендес 310—311 [карта 11 В а)
Менелай 461
Меотида, озеро 290—291 [карта 9 Hd),
540-541 [карта 13 Mb)
меоты 290—291 [карта 9 Je)
Мерв 14-15 [карта 1 Кс), 208-209
[карта 6 Ed), 222 примеч., 225
Меридское озеро, см. Биркет-Карун
Мероэ 317
Мерса Мадах 540-541 [карта 13 Dd)

Указатель
1073
Мерсин 1 78 [карта 5 De)
меры веса, египетские 325
Месембрия 592
Месопотамия 21 примеч., 22—23, 26, 32,
35—36, 45, 50 (и примеч.), 54—56,
58, 59, 61, 79, 124, 746 (карта 4),
158 примеч., 175, 540-541
(карта 13 Nd), 573
~ ассирийское господство над ней 23
~ и баланс сил на Ближнем Востоке 13
- выходцы оттуда в Египте 332
~ ионийцы, депортированные сюда
585-586
~ искусство 64, 135, 138
~ сельское хозяйство 126
~ строительная деятельность 61
~ экономика 98
~ юридические формулы 122, 337
Мессана 842, 877 (карта 20 Da), 903 (и
примеч.), 907 (и примеч.), 911, 925
см. также Мессина, Занкла
мессапии 812-814,816-817
- их язык 805, 816, 818, 819, 873
Мессения 419 (карта 12Ас), 420,497,596
(и примеч.), 630—631 (карта 15
Bd), 678, 907 примеч.
мессенцы 428, 711, 718, 885, 904, 907
Мессина 868, 869, 870, 902, 903
см. также Мессана, Занкла
Мессинский пролив 529, 542, 842, 900,
902, 903, 916
Месути-Ра 314
металлообработка:
-вАпулии 811-812
~ в Греции 537, 539
~ в доисторической Италии 745—746,
749
~ в Персии 137
~ в Питекуссах 784
~ в Среднеадриатическом регионе
823
- в Этрурии 767, 772, 775, 778
см. также изделия из бронзы
Метапонт 528, 808-809 (карта 19 Fe)
метеки 387, 517, 646, 670 примеч.
Метиох 575
Мефимна 556 (карта 14 ВЬ)
Мигдол 310-311 (карта 11 Ca), 325
Мигдония 299 (карта 10 De), 300
Мидас 266,280,466,919
Мидия, мидийцы (мидяне) 14—15
(карта 1 Gc), (карта 2), 28, 294, 540-
541 (карта 13 Pd)
~ и ассирийцы 26, 27, 28,29, 210-211,
212
-ибактрийцы 210-211,212
- восстание против Дария 78, 79, 80,
81,82, 83, 84 (и примеч.)
~ законы 121
~ источники по ее истории 17—18,
19-20
~ мидийцы в Египте 333
~ мидийцы как золотых дел мастера
342
~ мидийцы как законотворцы 122
примеч.
~ мидийцы в персидском войске и
военно-морском флоте 118, 119,
638, 640, 661, 662, 686, 691, 693
примеч., 717 (таблица) 720
- монеты, см. монеты
~ одежда 232
~ ее падение 45—51, 156
~ положение при персах 60, 73—76,
132
~ усиление Мидийского государства
17, 31-36
- форма правления 103
~ и Центральная Азия 210—213
Микале 556 (карта 14 Вс), 585
~ сражение при 99, 537, 729-730,
738, 926
Микены 419 (карта 12 Вс), 444,450,484,
650, 655, 717
~ и Италия 743, 745, 746. 810
~ керамика, см. керамика;
~ торговля 745, 746
мики 114,218,219
Микон 614
Миконос 630-631 (карта 15 Dd), 706
Милан 756 (карта 16 Вс), 849
Миласы 262 (карта 8 Вс), 275,
556(карта 14 Вс)
Милаццо, залив 876, 878, 905
Милаццо, мыс 877 (карта 20 Da), 901—
902

1074
Указатель
Милаццо, река 877 [карта 20 Da)
Милет 14-15 {карта 1 Сс), 52, 90, 261,
262 [карта 8 Вс), 263, 426, 435-
436, 459, 485, 491, 506, 516, 540-
541 [карта 13 Kd), 556 [карта 14
Вс), 563-564
- депортации оттуда 133 примеч., 169
~ изгнанники оттуда 902—903
~ в Ионийском восстании 220, 270,
408, 413, 415, 435, 562, 567-569,
577-579, 581-587, 605
- и Лидия 420,489,544
~ милетяне в Грависках 796
~ надписи оттуда 563
~ в персидских войнах 603, 645
~ после Саламинского сражения
729-731, 732
~ и Сибарис 572
~ торговля 493, 543, 546, 573
~ философия, см. философы досо-
кратики
см. также Дидима
Милиада, милии 262 [карта 8 De), 263,
265, 273, 274, 277
Милы (Милаццо) 876 (и примеч.), 877
[карта 20 Da), 878-879, 902, 906,
907 (и примеч.)
Мильтиад (Младший) 92,287,297 (и
примеч.), 303, 349, 360, 362 (и примеч.),
365, 398, 400, 409-410, 412-413,
415-416, 508, 570, 575, 586, 591-
592, 599-600, 607-609, 611-616,
619-625, 628, 644, 733, 738, 923,
924, 926
Мильтиад (Старший) 349, 362
Мимнерм 487,497,515
Мин 341
Минерва 843
Минос 447,563
Миноя 877 [карта 20 ВЪ), 878, 879, 882,
889-890, 895, 925
Минусинск 208—209 [карта 6 La)
Мирамана 254
Мир-Заках 241 [карта 7 Ва)
~ клад оттуда, 221, 251, 259
Миркин 436,573,582
Мирмекий 290-291 [карта 9 На)
Миронид 710
Мисия 114, 262 [карта 8 ВЬ), 265, 586
Митилена 90, 361, 487, 489, 556
[карта 14 ВЬ), 5:^6,583,613
Митра 131,207
Митробат 87, 264
Миунт 568
мифология:
~ аккадская 58
- греческая 356, 457, 464, 479-483,
486, 489, 491-492, 494-495, 497,
507, 510, 757, 815, 893, 922
~ иранская 234 (и примеч.), 235
примеч.
~ итальянская 818
Михр-яшт 207, 236
Мнамий 650
Моав, моавитяне (моабиты) 178
[карта 5Df), 188-189, 198, 203, 333
Мойе-ди-Поленца 822
Молизе 813,831
молоссы 630—631 [карта 15 Вс)
Молох 880
Монголия 45, 54, 206, 208-209 [карта 6
Мс), 226, 231, 235
монеты:
~ апулийские 817, 868
~ ассирийские, см. деньги
~ ахеменидские 173, 251, 519, 527
~ и богатство 535
~ вес металла 521—522, 527
~ гандарские 243—244, 259
~ греческие, см. отдельный пункт
ниже
~ египетские 519
~ как имущество (достояние) 535
~ индийские 239, 240, 242 (и прим),
243 (и рис.), 244, 251, 259, 260
~ итальянские 519, 527-528, 532-
535
~ карфагенские 519
~ металлические слитки как валюта,
см. деньги
~ киликийские 193, 200
~ их назначение 533—534
- лидийские 243, 251, 270, 519-520,
520, 522-523 (и примеч.), 527, 530,
533, 537, 544
~ ликийские 277 (и рис.), 533

Указатель
1075
~ македонские 302 (и рис.), 308
~ металл для них 537
~ мидийские 242
~ и налогообложение 532, 534, 536
~ их обращение 531—534
~ и общественно-государственные
расходы 534—536
~ и персидские войны 591
~ и пиратство 532
~ и портовые сборы 534
-сиглы 243,270,273,282
~ Сирия—Палестина 192 (и рис.),
193, 194 примеч., 197, 198 (и рис.)
- и торговля 519, 520, 521, 528, 531-
532
~ финикийские 197, 519
~ их чеканка в анатолийской Сиде
278
~ центральноазиатские 221
~ и штрафы 534, 536
~ этрусские 519
монеты греческие 243, 325—326 (и рис.),
418, 463, 519-524, 526-536
~ афинские 221 (и примеч.), 325—326
(и рис.), 351-353 (и рис.), 514, 522,
526, 527, 531, 533-534, 902 (и
примеч.)
- беотийские 430, 438
~ евбейские 785
- в Египте 325,534,548,595
- ионийские 521, 523, 543, 578
~ коринфские 522, 526, 527, 528, 529,
535
~ в Пелопоннесе 521, 522, 523
~ в Персидской державе 221 (и
примеч.), 526, 532, 595
~ потидейские 698
~ самосские 529 примеч., 903 (и
примеч.), 906
~ сицилийские 519, 532—535, 872,
881 примеч., 884, 900, 906, 921,
925, (Акрагант) 529, (Тела) 529, 531,
535, 906 (и рис.), (Гимера) 528-
530, 910, 911 рис., (Наксос) 528-
529, 900, 906, 906, (Селинунт) 529-
530, 895, 896 рис., (Сиракузы) 529,
531, 535, 915-916 (и примеч.), 780,
(Занкла) 528-529, 900-901, 902
(рис.), 904 (и рис.), 906
~ фессалийские 647
~ фракийские/пеонийские 307—308
(и рис.)
~ «фрако-македонские» 303, 534, 595
~ халкидские 433 примеч., 434 рис.
~ в Центральной Азии 221
~ южноитальянские 527—528, 532,
533, 534-535
~ эгинские 438-439, 520-523, 526-
527, 529, 533-535
Монте-Ачеро 808-809 [карта 19 Щ,
838
Монте-Биньоне 806— 807 (карта 78Ас),
849
Монте-Буббония (Макторий) 877
(карта 20 СЬ), 878, 897
Монте-Вайрано 836,838
Монте-Гаргано 808-809 (карта 19 ЕЬ),
811,828
Монте-Калоджеро 895
Монтелеоне-ди-Сполето 836
Монте-Поркара 881
Монте-Санначе 808-809 (карта 19 Gc),
817
Монте-Сарачено 808-809 (карта 19 ЕЬ),
687, 878
Монти-делла-Толфа 751
Мопс 278
Мопсухестия 262 (карта 8 Fe), 278
Моргантина (Серра-Орландо) 876 (и
примеч.), 877 (карта 20 СЬ)
моргетская культура 876
мосты, персидские 89, 287, 288, 289,
290-291 (карта 9 Dd), 292, 294,
296^-297, 299 (карта 10 Ga, Gc),
304, 583, 628, 629, 632-636, 639-
641, 643, 692, 694-695, 697-698,
732-733, 738
Мотия 540-541 (карта 13 Gd),
877(карта 20 Ab), 879-882 (и рис.), 885-
886, 888, 895
Мотгола 808-809 (карта 7<9G;),810,812
мрамор, его использование в
строительстве 501,502
Мулака 240
Мултан, еж. Кашьяпапура
Мундигак 225
Мунихия 365,501,685
Мупушда 255

1076
Указатель
Мурашу архив (архив Мурашу) 163
примеч., 169 (и примеч.), 172, 173, 342
Мурихид 710
Мурло 760 (карта 77 Ва), 761, 792, 795
Мусасир 25 (карта 2 ВЬ)
Мусей 356
Муссомели 877 (карта 20 ВЬ), 878
Мутина 806-807(карта 78 Db), 848
Мушовица 356
набатеи, арабское племя 186, 187, 204
Набонид 47-51, 54-60, 78,143-144,147,
152-160,164,174,177,203, 278, 356,
923
Набу 56-58, 66, 155, 189, 332
Набу-аххе-буллит 160
Навкратис 14—75 (карта 7 Bf), 370—
377 (карта 77Ва), 320,331,439,521,
540-547 (карта 73 Le), 544-548,
572
- Эллений 547
Навпакт 479 (карта Ί'2 Ab), 422
Навплия 479 (карта 72 Вс), 437, 596
Навуходоносор Π 57, 136, 148, 149
примеч., 151,154,158 примеч., 164.179,
181, 191, 201, 203
Навуходоносор III (Нидинту-Бел) 78,
145 примеч., 148 примеч., 151, 164,
165
Навуходоносор IV (Араха) 82, 145
примеч., 148 примеч., 151, 164, 165
надгробные эпиграммы 736—737
Над-и Али 208-209 (карта 6Ее), 225
надписи:
~ апулийские 816, 818, 872
~ ассирийские 19—20
~ вавилонские 145, 147
-изБрутгая 839-840,868,872
~ венетские 860
~ из Верчелли 862
~ древнеперсидские 17, 44—45, 133,
150-151
~ галльские 862
- греческие 368, 395-398, 562, 666-
667, 880, 884, (из Сицилии) 873
~ египетские 328, 335
~ латинские 853, 864, 872
~ лемносские 860
~ лепонтийские 862
~ из Луниджаны 862
- оскско-умбрские 827, 866—868,
870-871
см. также Игувинские таблицы
~ из Пезаро 862—863
~ среднеадриатические 825—827
~ пунийские 874
~ ретийские 861
~ скальные 861
~ из Сатрика 864
- Сондрио 861
~ урартские 20 (и примеч.)
~ фалискские 864
~ финикийские 781, 853
~ эламские 20 (и примеч.)
~ этрусские 759, 761, 787, 788 (и рис.),
664, 795, 796, 799, 829, 853-855,
857, 863, 867, 871
~ «южнопиценские» 863, 865—866,
868
~ и языки Италии 852
см. также «Антидэвовская
надпись Ксеркса», «Бехистунская
надпись», Ван, Суэц, Харран
наемники:
~ «арабские» 186, 202
~ в афинском войске 369, 400, 425,
679
~ в египетском войске 67, 68, 331,
548, 573
-итальянские 825,842,843,868
~ в лидийском войске 53, 573
- плата им 204, 325, 527, 534
~ в персидском войске 16, 70, 72, 95,
119,141,312,326,335,539
~ в сицилийских войсках 10, 898,
905, 912, 920, 921
Наксос (на Сицилии) 756 (карта 76Eg),
757, 780, 876, 877 (карта 20 Db),
899-900, 909
~ алтарь Аполлона Архегета 899
~ монеты, см. монеты
~ святилище Афродиты 899
Наксос 9, 275, 360, 361, 435-436, 556
(карта 74 Ас), 568, 570, 596, 603-
604, 606, 620 (и примеч.), 630-637
(карта 75 Dd), 926

Указатель
1077
Накш-и Рустам 64 [карта 3), 89,100
примеч. 46, 121, 131 примеч., 138-139,
217, 250 примеч., 257, 276, 301
«Накширустамская надпись» 89, 92,
100 примеч., 263
«Накширустамская надпись Дария—
Ксеркса» 100 примеч.
налогообложение и дань:
~ у греков 465—468
~ в Персидской державе 114
(таблица), 117-118, 123-125, 127, 532,
571, (Вавилония) 173, (Центральная
Азия) 218-219, (Европа) 303, 587,
(Инд) 252, (Сирия-Палестина) 195,
199, 202
Намри 25 [карта 2 Вс), 34 примеч., 37
Наро 877 [карта 20 ВЬ), 878
Нарче 750, 751, 760 [карта 17 СЬ), 791
Нарьямана 253
настенная живопись, см. живопись
натурфилософия 479, 481—482, 494—
495
см. также философы-досокра-
тики
Нахтихор 329
~ его письма 323
Неаполь (предместье в Сиракузах) 920
Неаполь (Фракия) 630—631 [карта 15
Db)
Неаполь 756 [карта 16Ее), 808-809
[карта 19 De), 920
Небродские горы 877 [карта 20 СЬ)
«Невзгоды Уну-Амона» 329
невры 290-291 [карта 9 Da), 295
Негеб 203
Неемии Книга (Книга Неемии) 17, 150,
184, 188-189, 198, 201
~ об Иерусалимской городской
стене, 180, 182
Неемия 180, 182-183,191,195,199-201,
205, 336
Незацио 825
Нейраб 149, 164 примеч., 165 примеч.,
190
Нейрат 178 [карта 5 Ее)
некрополи, см. захоронения
Немея 419 [карта 12Вс),678
~ культ Зевса 424
неолит в Италии 810,826,884
Непот, Корнелий 608 примеч., 617, 620,
621, 669 примеч.
Hepa, река 829
Нериглиссар 149, 154 примеч., 278, 923
Несиот 505, 734
Нест, река 299 [карта 10 De), 630—631
[карта 15 Db)
Неферит 184,344
Нехо 318,319,333
Нидинту-Бел, см. Навуходоносор Ш
Ника, богиня победы, 672 (и примеч.)
Никомах 452
Никосфен 551 (и рис.), 796
Нил, река 14—15 [карта 1 De), 66,68,86,
93, 119, 202, 248, 317, 320, 332, 334,
339, 540-541 [карта 13 Lf)
~ гелиополитанский храм в его честь
317
- канал к Красному морю 88, 126,
318-319, 342, 628
~ разлив 493
- торговля 312
Нимруд, см. Калах
Нимфей 290-291 [карта 9 На)
Нин (в Далмации) 810, 811 примеч.
Нин, ассирийский царь 210
Ниневия 14—15 [карта 1 Fe), 25 {карта 2
Ab), 32,36,42, 146 [карта 4Аа), 154
примеч., 158, 211
Ниппур 146 [карта 4 Вс), 149 (и примеч.),
152, 161 примеч., 162 примеч., 169
Новилара 806-807 [карта 18Fe), 815,
822, 825, 827, 863
Нола 808-809 [карта 19 De), 846, 855,
868, 870
Нора 808-809 [карта 19 Bf)
~ Норский камень 783 (и примеч.)
Нотий 556 [карта 14 Вс)
Ното-Веккьо 877 [карта 20 De), 876
Ночера (Нуцерия) 808—809 [карта 19
De), 829, 839, 846, 865
Нубия 66, 68-71, 95, 317, 333
Нуласаи 208—209 [карта 6 Не)
Нума Помпилий 786
Нумана 806-807 [карта 18 Gc), 821-
825, 929
Нуцерия, см. Ночера

1078
Указатель
Нуш-и Джан 25 (карта 2 De), 38,139 (и
примеч.)
Оанис, река 877 (карта 20 Се)
общество:
~ африканское 483—484
~ вавилонское 175
~ и граммотность 484—485
~ итальянское доисторической эпохи
744-747
~ персидское 133—134, 140
~ и поэзия 368, 491
~ и религия 459—460
~ сицилийское 917—922
~ и философия 469
~ центральноазиатское 231—232
~ этрусское 757, 768-769, 775, 784,
791, 794-795
Обь, река 208—209 (карта 6 Ja)
овёс 225
одежда:
~ анатолийская 518
~ греческая 274, 511, 516-518, 797
~ кампанская 846
~ лидийская 518
~ персидская 274
~ центральноазиатская 232, 234
-этрусская 792,797,803
Одесс 290-291 (карта 9 Се), 299
(карта 10 Fb)
Одиссей 453, 471-473, 479, 485, 487-
488, 583, 921
одоманты 298, 299 (карта 10 De), 593
одрисы 292, 299 (карта 10), 304, 629
Оероя 722
Окнус 801
Оке (Амударья), река 13,14—15 (карта 1
Kb), 54, 85 примеч., 208-209
(карта δ Ed), 225, 227, 629
Окский клад 221, 222, 232, 234-236 (и
рис. 10), 237
Оксиарт 210, 231
оксибии 850
Оливето-Читра 808— 809 (карта 19 Ее),
829
олигархи сицилийские 885, 891—892,
896-897, 908-909, 911
Олимп, гора 9, 92, 299 (карта 10 De),
303, 630-631 (карта 15 СЬ), 643,
644, 652
Олимпия 397, 418, 419 (карта 12 Ас),
425, 453, 463, 466, 630-631
(карта 15 Bd)
~ гоплитские доспехи здесь как
приношения 430, 431 рис.
~ коринфская сокровищница 467
- культы 359, 425, 725, 733
~ Мегарская сокровищница 423, 425,
426 рис.
~ Олимпийские игры 349, 359, 424,
619, 655, 667, 889, 891, 897, 898
примеч., 904
~ Олимпийский праздник 701
~ сакральное право 451—453, 463—464
~ селинунтский текст отсюда 896
~ сицилийские посвящения 803, 875
примеч., 891, 906, 907 примеч.,
909, 921
~ сокровищница карфагенян 916
Олинф 630-631 (карта 15 СЬ), 698
олово 537, 538, 773 рис.
Олтос 512 рис., 796
Ольвия (на Сардинии) 540—541
(карта 13 Fe)
Ольвия (на Черном море) 290—291
(карта 9 Ее), 540-541 (карта 13 Lb),
543 примеч.
Онесил 579
Онеторид 349
Ономакрит 356 (и примеч.), 362
Онхест 259 примеч.
Опи (Луксор) 310-311 (карта 11 Cd), 332
опики 805,834,839
Опис 14-15 (карта 1 Fd), 57, 146
(карта 4 Вс), 154, 156
опунтские локры 656
оракулы 20, 28, 33, 34, 53, 356-357,
665-366, 382, 418, 425-426, 433,
446, 461-462, 463-465, 497, 506
примеч., 565, 571, 578, 591, 644-
647, 651, 654, 665, 669 (и примеч.),
674, 676-677, 684, 692, 708, 710,
715, 720, 723, 886, 889
см. также Дельфы

Указатель
1079
Орбел, гора 630—631 (карта 15 СЬ),
642
Орвието 760 (карта 17С*), 772» 788,794,
797, 855, 862, 871
Ордона 808-809 (карта 19 ЕЪ), 810
Орей 630—631 (карта 15 Сс)
Орейская протока 657—660, 664, 675, 701
Орест 447
оресты 630—631 (карта 15ВЬ),539
Орисса 240
Орландо, мыс 877 (карта 20 Ca)
Орнавассо 806-807 (карта 18 Во), 850
Орнеи 678
Оройт 87, 119, 264, 429, 924
Оронт, река 189 (и примеч.), 193, 540—
541 (карта 13 Md)
Ороп 419 (карта 12 СЬ), 605, 719
~ оракул Амфиарая 418
Ортигия 919
ортокорибантии 217, 219
орудия труда:
~ апулийские 812
~ италийские 836
~ итальянские доисторические 745
~ металл, из которого они
изготовлены 537
~ среднеадриатические 822—823
~ центральноазиатские 227
оружие и доспехи:
~ греческие 430, 431 (и рис.), 510—
513 (рисунки), 573, 574 (рис.), 580,
610-611,662,721,792
~ итальянские 746, (апулийские) 812,
(этрусские) 763, 767, 776, 791, 835,
(италийские) 831, 835 (и примеч.),
836—837 (и рис.), 843 (и примеч.),
844 (рис.), (среднеадриатические)
822, 825, 828
~ металл для 537
- персидские 818, 580, 611, 721
~ фракийские 302, 304, 305
~ центральноазиатские 227, 232—233
Орхомен (в Аркадии) 717
Орхомен (в Беотии) 419 [карта 12 ВЬ),
430, 712
осадное искусство 605, 620—621 (и
примеч.)
осетины 235
Осирис 71, 315 примеч., 334 примеч.,
338—339, 341 примеч.
осков народ 833, 867
Оскол, река 290—291 (карта 9 Hb)
оскско-умбрские языки и диалекты 804,
819, 827-834, 839, 841, 846, 864-
868, 870-872, 929-930
Осса, гора 630—631 (карта 15 Сс)
оссуарии 749, 750, 767, 775, 777
Остия 734
остракизм 393-394, 402-407 (и рис. 32),
410-416, 623, 625-627, 667, 669
примеч., 926
- остраконы 189, 195, 204, 338, 404-
406 (и рис. 32), 411-41, 626, 708
Отан (перс. Утана), соратник Дария в
деле устранения Гауматы, захватчик
Самоса 73, 89
Отан, сын Сисама, помощник Артафер-
на 90, 92, 265, 270, 303, 581, 924
Отранто, см. Гидрунт
Офанто, река 808-809 (карта 19 ЕЬ),
816
Охридское озеро 305, 595
Павсаний (сын Клеомброта) 711, 713—
714, 716, 718-727, 730, 733-734,
736, 932
Павсаний 392, 425, 454, 467, 599 (и
примеч.), 613, 614, 617, 890, 916
Пагасейский залив 630—631 (карта 15
Сс), 717, 657-659, 675, 703
Падула 808-809 (карта 19 Ее), 841
Падуя 806-807 (карта 18 Еа), 860, 861
Пазырык 208-209 (карта 6 Ка), 221 (и
примеч.), 227, 231 примеч., 232, 233
примеч., 234
~ ковер оттуда 222 рис.
Пактиика 248, 249 примеч., 250-251,
253, 257, 258
Пактий 53, 60
Пактол, река 268 рис., 269, 556 (карта
14 СЪ)
Палермо, см. Панорм
Палестина, см. Сирия—Палестина
Палестрина, см. Пренесте
Паллена 349, 356, 381, 607, 610, 630-
631 (карта 15 СЬ), 698

1080
Указатель
Пальета 808-809 [карта 19 Da), 826
Пальма-ди-Монтекьяро 877 (карта 20
ВЬ), 878
Памир 74-15 (карта 1 Мс), 206, 207,
208-209 (карта 6 Ш), 213, 215,
226, 230, 232
Памфилия 14—15 (карта 1 De), 114,262
(карта 8 De), 263,265,275,277-278,
556 (карта 14 De), 562
Панафинеи 354, 363, 370, 430, 449, 450,
456, 491, 499-502, 508, 590
Пангей, гора 298, 299 (карта 10 Ее),
307, 360, 511, 540-541 (карта 13
Je), 593, 630-631 (карта 15 Db),
643, 698
Панетий 891
Панини 243
Панионий 515, 577, 584
Панорм (Палермо) 540—541 (карта 13
Gd), 877 (карта 20 Ва), 879, 881,
913
Панормитида 877 (карта 20 В а)
Панталыка 877 (карта 20 Db), 876
Пантарей 898 (и примеч.)
Пантикапей 290—291 (карта 9 На),
540-541 (карта 13 Mb)
Панчала 239 примеч., 240, 241 (карта 7
Db)
Панэн 614
папирус 543, 548, 633, 733
папирусные документы 113, 313, 316,
318, 322, 325, 326, 327, 328-330,
332, 336, 337, 339, 343, 344, 345,
346 примеч., 386, 486 примеч.,
632, 736
~ «Папирус Зенона» 204
~ папирус Райлендза IX, см. Петеси
~ папирусы из Вади-Далиех 189, 191
(и примеч.), 199
Папремис 312 примеч., 323—324
Парга 82
Парий 299 {карта 10 Fe), 304,
556(карта 14 Ва)
парикании 114,216,218,219,257
Парма 806-807 (карта 18 Db)
Пармадан 64 (карта 3)
Парменид 904
Парменион 186
Парнет, гора 379, 419 (карта 12 СЬ), 607,
610
Парной, гора 419 (карта 12 Вс), 421
Паропамисады 241 (карта 7 Ва), 247
Парорея 307, 630-631 (карта 15 СЬ),
642
Парос 92, 410, 416, 435, 485-486, 568,
620 (и примеч.), 621, 630-631
(карта 15 Dd)
Паросский мрамор («Паросская
хроника») 347, 355, 370, 449 примеч.
Парса, см. Фарс
Парсуа/Парсуаш/Парсумаш 24, 25
(карта 2 Се), 26-27, 29, 30 (и примеч.),
37, 49 примеч.
Партатуа 36 (и примеч.)
Парфия 14-15 (карта 1), 53-54, ПО,
114, 116, 207, 212, 214, 217, 218-
219, 224, 227, 228
~ восстание против Дария 78, 80—82,
84 примеч., 214
~ одежда 232
~ тексты 17, 250
Пасаргады 14—15 (карта 1 Hd), 41, 45—
46, 64 (карта 3), 104, 126, 136, 319
~ иностранное влияние и творения
иностранных мастеров здесь 61—
62, 64, 270, 574
~ надписи 44 примеч., 97
~ план и постройки 62—65, 130, 139
~ ювелирные украшения отсюда 137
Паскапирус (Пешавар) 14—15 (карта 1
Md), 240, 241 (карта 7 Ca), 250-
251
пастушество 47, 62, 207, 226, 232, 478,
637, 641, 744-745, 830-831, 836,
838, 846, 922
Патала 252 (и примеч.)
Паталипутра (Патна) 239,241 (карта 7
Fb)
Патиграбана 82, 214
Патнос 262 (карта 8 Kb), 285
Патры 419 (карта 12 Ab), 422
Патти, река 877 (карта 20 Da)
Пафлагония 14—15 (карта 1 Db), 114,
262 (карта 8 Еа), 264, 265, 284

Указатель
1081
Пафос 14-75 (карта 7 Dd), 778
(карта 5 Cd), 556 (карта 74 Cd), 564,
580, 581 рис.
Пахин 876, 877 (карта 20 De)
Пачмак-тепе 230
Певка 290-297 (карта 9 Dd), 299
(карта 70 Ga)
певкеты 808-809 (карта 79 Fe), 812-
814, 816-817, 819, 873, 929
Пеги 693,694
Педас 275,563
Пезаро 806-807 (карта 78Fe), 827, 862
пелигны 808-809 (карта 79 Ca), 826,
828, 833, 837, 845, 866, 870
Пелопоннес 479 (карта 72), 630—637
(карта 75 Cd)
~ вооруженные силы 373—374, 688
(и примеч.), 701, 707, 711-712, 714,
732
~ изделия из бронзы 428, 505—506,
558
~ использование священных
сокровищ в мирских целях 466
-иИстм 677,706,709
~ монеты, еж. монеты
~ колонии 885, 921
~ персидское продвижение к нему
680, 694
~ и Фемистокл 707
Пелопоннесская война (Первая) 424, 718
Пелопоннесский союз 362, 418, 420—
426, 428, 432-433, 436-437, 553,
596, 649, 655-656, 707, 713
~ и Аргос 421, 423, 424-427, 436, 578,
596-598
~ военно-морской флот 420—421, 428
- и Клеомен 427-428, 432, 436
Пелор, мыс (Капо Пелоро) 877
(карта 20 Da), 901
Пелоританские горы (Пелоританы) 877
(карта 20 Da), 900, 901
Пелусий 74-75 (карта 7 Dd), 370-377
(карта 77 Ca), 315
~ сражение при нем 67—68, 312—313
Пендалофос 666 примеч.
Пенджаб 74-75 (карта 7 Md), 88, 250,
253
Пеней, река 303, 630—637 (карта 75 Вс),
653, 654, 703
Пенна-Сант'Андреа 806—807 (карта 78
Gd), 827, 865, 869
Пентатл 885-886, 890, 925
пентеконтеры 294, 354, 511 (и примеч.),
585, 633, 635, 636, 654-657, 680
Пентеликон, гора 607, 610, 613
пентры 808-809 (карта 79Db),m, 836,
845
Пеония и пеонийцы 133 примеч., 298,
299 (карта 70 Се, De), 300-301 (и
примеч.), 304-305, 307-308, 593
(и примеч.), 594, 644, 697-698, 717
Пепарефос 630—637 (карта 75 Се), 657
Перама 679, 685 рис.
Первые пороги Нила 74—75 (карта 7
JV)
Перга 262 (карта 8 De), 277, 278
перепись населения:
- в Аттике 369, 370, 375, 378, 382, 401
~ в Вавилонии 166
~ в Сирии—Палестине 200
Периалл 439
Периандр 422 примеч., 441
Перикл 398, 401, 406, 414, 489, 498, 503,
559, 622, 670, 691, 726, 740
Перинф 298,299 (карта 70Fe),
556(карта 74 Ва)
периэки 596, 655, 711
Перребия 652, 673
Персей 425
Персеполь 7, 74—75 (карта 7 Не), 16,41,
62, 63, 64 (карта 3), 97,104,111, ИЗ,
131-132, 218 примеч., 526
~ и Александр Великий 13, 559
~ египетское архитектурное влияние
342
~ искусство 69, 101, 106, 120 примеч.,
130 примеч., 134 (и примеч.), 137,
139-140, 232, 257-258, 273, 283-
284
~ каменоломни 575
~ сокровищница 108-109, 111, 220
~ сооружения 94, 99-100, 137, 301,
545
~ тексты крепостной стены 108, 112,
150,257,276,564, (и сельское
хозяйство) 125, (и персепольские
сооружения) 104, 138, (и
продовольственные пайки, рационы) 218, 255,

1082
Указатель
584, (группа текстов о регулярных
месячных рационах) 126, (и
религия) 131, 218, (оттиски печатей в
них) 43—44 (и рис.), (и
сокровищницы) 109
~ таблицы сокровищницы 104, 108—
109, 150, 138, 276, 574
«Персепольская надпись Дария» 87—
88
«Персепольская надпись Ксеркса» 94,
100
Персефона 445, 455 примеч., 459, 508,
711, 778
см. также Кора
Персидская держава 14—15 (карта 1)
~ и Аргос 425-426, 437, 597, 606,
650, 678, 732
~ ассирийцы и персы 29—30
~ вооруженные силы, см. сухопутные
вооруженные силы,
военно-морские флоты
-гарем 107-108
~ географические открытия 126
- греки в ней 141, 220, 273, 439, 506,
538, 574-576, 602
~ и греческая торговля 572—573
~ греческое отношение к ней 407—
412, 415, 420, 425, 434 примеч.,
554, 557, 570-572, 596-599, 602,
620, 649, 710
~ ее достижения 13
~ иносказание о ней в греческом
искусстве 509
~ искусство и архитектура, см.
искусство, архитектура
~ и Клисфен 373
~ коммуникации 117, 127, 195, 220,
266-267, 285, 289, 544, 574, 629,
639, 642-643
- и Кипр 182, 193, 279, 577, 579, 605
~ крушение 203
~ монеты, см. монеты
~ правительство и бюрократия 103—
113, 198-201, 215, 570-572, 576
~ землевладение 125 (и примеч.), 163
(и примеч.), 164, 168,174-175, 273,
328
~ мидийцы и персы 47—48 (и
примеч.)
~ персидское восстание против
Дария 77-84
~ персидская племенная
организация 46—47
- и Писистратиды 407-410, 558, 575,
602, 622, 674
~ подвластные народы 113—116 (и
таблицы), 134, 141, 186-192, 214,
568, 576
~ политическая идеология 132—135,
139-142
~ право 121-125, 167-168, 173, 318,
324, 329-330
~ происхождение персов 18, 39
~ религия 77, 97, 127-132, 284, 575
~ рождение 83—84, 887
~ сатрапы и сатрапии 86—87, 113—
118, 166-167, 172, 193
~ и Сицилия 912-915
- и Спарта 92, 418, 420, 425, 557-
558, 596-597, 599, 602, 606, 616,
644-649
~ торговля 227, 277, 303-304,543-544
~ трудовые ресурсы 628
~ утрата Египта 343—345
-финансы 108, 112, 123
~ и Фракия 88-89, 91, 289, 292-295,
297-305, 307-308, 558, 573, 592-
595, 603, 604, 639, 642-643, 697-
698
~ характер 559
~ и Хиос 706
~ хронология 923—926 (таблицы)
~ и Эгина 439, 597, 602, 619
- экономика 121, 123-127, 218, 219
см. также Ахемениды, Кир,
Дарий, Ксеркс, а также отдельные
области и народы
«Персидский стихотворный отчет» 58,
147 (и примеч.), 157-158, 159
Перуджа 760 (карта 17 Ca), 772
«Перузийская стела», «Cippus Perusinus»
853
Пескара, река 806— 807 (карта 18 Gd),
808-809 (карта 19Da), 820, 826

Указатель
1083
Пескара, см. Атерно
песни застольные 368, 391, 488,
Пессинунт 262 [карта 8 Db)
Пестум, см. Посидония
Петамун 326
Петелия 808-809 [карта 19 Gd), 839
примеч.
Петеси, его «Жалоба» (папирус Райленд-
за IX) 322 примеч., 328-329, 333
Петра перевал 630—631 [карта 15 СЬ),
652 (и примеч.)
Петубастис 317
печати:
~ восточногреческие 506, 523
~ в Персидской державе 43 (и рис.),
137 (и примеч.), 152,166—167 (и
примеч.), 176 примеч., 235 примеч.,
236 рис., 269, 271, 281-283, 334,
341-342, 584
- в Этрурии 779, 781
Пешавар, см. Паскапирус
Пеша-Романа 771
Пианепсии 491
Пигрет 265,276
Пиерия 628-629, 630-631 [карта 15
СЬ), 651, 653, 655, 656, 703
Пиксодар 275,278
Пиксунт 808-809 [карта 19Ее), 842
Пиндар 443, 462 примеч., 510, 590,
739-740, 875, 904, 908, 914, 916,
919, 927
«пионеры», в краснофигурной технике
вазовой живописи 517
Пирам, река 262 [карта 8 Gc), 278, 279
пиратство 438, 532, 542, 544, 545, 602,
711,755,778,803,812
Пирги 760 [карта 17 ВЬ), 761, 797, 803
~ золотые таблички, покрытые
письменами 799—800 (рис. и примеч.),
853
Пирей 379, 409, 412, 599, 627, 669, 679
примеч., 680, 684 примеч., 689,
695, 729
Пиренеи 540—541 [карта 13 Ее)
Пирин, гора 630—631 [карта 15 СЬ),
594, 642
Пирра (близ Милета) 556 [карта 14 Вс)
Пирра (Лесбос) 489, 556 [карта 14 ВЬ)
Писей 778
Писидия 262 [карта 8 De), 264, 273
Писистрат Младший 350, 353, 357, 358
рис., 359-360, 500
Писистрат 8, 11, 347, 350-351, 355, 356,
367, 370, 375, 379, 388, 393, 501,
515, 607, 923
~ и аристократия 349, 369, 375, 378
~ и Афина 507
~ вооруженные силы 369, 400, 403,
416
~ и Геракл 507—508
~ и гражданство 369
~ и религия 445 (и примеч.)
~ строительная программа 357—360,
445 примеч., 500-502
~ международные отношениия 361—
362, 366, 425, 430, 433, 435, 511
Писистратиды 347-367, 368-370, 372,
392, 363, 408, 508 примеч., 558,
619, 622, 674
~ Браврон 376
~ и Клисфен 349, 381, 383, 388, 407
- и персы 367, 558, 622, 674
~ строительная программа 356—360,
499-502
~ «друзья тиранов» 403, 406, 407, 410,
411
см. также Гиппарх, Гиппий
Писсуфнес 326
Пистир 630-631 [карта 15Db), 642
писцы 41-42, 58, 97, 103, 107, 111-112,
117 (и примеч.), 133, 141, 149, 162,
179, 183, 318, 855
письменность 484, 787, 818, 827, 845-
846, 852-854, 860
~ см. также алфавиты, грамотность
Питана 722,723
Питекусы (Искья) 538,542, 741, 756
[карта 16 De), 759, 765-766, 769, 772,
779-789, 792, 804, 853
Питильяно 760 [карта 17 ВЬ), 770
Питино-ди-Сан-Северино 821,824 (и
примеч.)
Питусу 278
Пифагор (тиран) 890, 896
Пифагор (философ) 339, 496-497, 786
Пифарх из Кизика 575
Пифий 266, 519
Пифийские игры 411, 740

1084
Указатель
пифия 446, 647, см. также Дельфы
Пицен 820, 826-828, 834, 836, 865
~ пицены 806—807 [карта 18 Gd),
777, 828-829, 833, 844, 865
Пиццо-Каннита 877 (карта 20 В а), 881
Платани, река 877 (карта 20 ВЬ), 876,
878, 895
Платея 8, 361, 363, 419 (карта 12 СЬ),
422, 432, 607-608, 610, 616, 648,
650, 674, 710, 712, 719, 720
~ и Александр Великий 716
~ «Платейская клятва» 505, 719
~ сражение 99, 612, 614 примеч.,
638, 656 примеч., 714—719 (и рис.),
722-727, 730, 914,
(предшествующие события) 91, (добыча) 725—
726, 733—734, (празднование в
память о ней) 734—738, (последствия)
727
~ храм Геры 722
Платея, остров 549
Платон:
~ и Гомер 497
~ о мессенцах 614 примеч., 907
примеч.
~ о персидских войнах 604, 614
примеч., 623
~ о персидских царях 102 примеч.
~ о Писистратидах 347, 353—355,
357, 363-364
Плаценпия 806-807 (карта 18 Ca), 848
Плиний Старший 212, 245, 317 примеч.,
370, 798, 826, 834, 851
Плистарх 711
Плодородный полумесяц, регион 180,
187
Плутарх 17,203
~ об Афинах 369, 413, 669 примеч.,
710 (и примеч.)
~ о Геродоте 554, 561—562
~ о Платейском собрании всех
греков 726 примеч.
По (Пад), река 748, 788, 793, 801, 802,
806-807 (карта 18 Ca, Еа), 848,
856
~ как граница между культурами 746,
748
погребальные обычаи:
~ анатолийские 269, 271-274, 282,
285, 286
~ апулийские 810—811 (и примеч.), 813
~ греческие 504
~ италийские 830, 835-836, 841, 844
~ Лигурийские 847
~ среднеадриатические 821—823,
825-826
~ фригийские 230
~ центральноазиатские 229—230 (и
примеч.), 231
~ этрусские 765—766, 830
см. также кремация
погребальные почести, на поле
Марафонского сражения 726
погребения в повозке 822
Поджо-алла-Гвардиа 750
Поджо-Буко 760 (карта 17ВЪ), 763, 795
Поджо-Монтано 771
Поджореале 882, 886 примеч.
Поджо-Соммавилла 806—807 (карта 18
Fa), 808-809 (карта 19 Во), 866
полей погребальных урн культура 746—
747, 748, 850
полемархи:
~ архонт-полемарх в Афинах 387,
393, 401, 402, 409, 447-448, 600,
608,611,613,617
~ в Спарте 650
Полемон 617
Полибий 177 примеч., 819, 836 примеч.,
851
Поликрат 357 примеч., 358, 422, 429,
496, 506, 511, 545, 565, 570, 728, 923
~ и Делос 360
~ и поэты 355, 361, 515, 518
~ и Спарта 361, 421, 428, 557, 596
полисы:
~ и восточные деспотические
монархии 575
~ и интеллектуальная жизнь 484
~ и мифология 491—492
~ и религия 443—445, 452, 454, 456—
459, 462
~ сицилийские 879
~ и торговля 537, 553

Указатель
1085
~ и философия 469
~ этрусские 794—795
см. также Афины
политика:
- и культы 424-425, 442-443, 445-
446, 447, 456-457
~ и религия 719
~ и философия 470
Полихна 877 [карта 20 Db), 876
-Олимпейон 904,920
Поллион 560
Помпеи 808-809 [карта 19 De), 839,
868-870
Понт 262 [карта 8 Ga), 264, 284
Понтевеккьо 806— 807 [карта 18 СЬ),
847
Понтеканьяно 756 [карта 16Ее), 764,
771, 808-809 [карта 19 De), 790,
804, 839, 867
Популония 631, 760 [карта 17Ab), 750,
763, 772, 778, 800
Поркара, гора 877 [карта 20 Ва)
Порсенна, Ларе 795
Порто-Пероне 812
Порто-Сатуро 812
портретное искусство 341, 734, 882
Португалия 916
Посейдон 356, 425, 453, 454, 461, 471,
472, 473, 485, 596, 601, 650, 654,
658, 672, 693, 696, 725, 733, 893
~ Посейдон Гиппией 698
поселений типы:
~ в Вавилонии 149
~ в Италии 744,746, 752, 777, 840, 845
~ в Центральной Азии 228—229
Посидей 14—15 [карта 1 Ее), 178
[карта 5 Dd), 193
Посидония (Пестум) 462, 528, 540-541
[карта 13Не), 808-809 [карта 19
De), 842
Потидея 299 [карта 10 De), 540-541
[карта 13 Je), 605, 630—631
[карта 15 СЬ), 698-699, 707, 717
Поццилли 837
почтовая система, персидская 220, 267,
323
поэзия:
~ буколическая 922
~ как источник информации об
интеллектуальной жизни 487
- лирическая 696, 736, 739
~ и общество 441—442, 490
~ и повседневная жизнь 513
~ как пропаганда 486
~ ее сюжеты 507
~ и тирания 515
~ элегическая 453, 475, 486, 736
~ эпическая 235-236, 469-474, 476-
480, 485, 508, 555, 784, 826
~ эпиграмматическая 434, 635, 656,
734, 736-737, 739, 916
право:
- афинское 388, 390, 397-399, 461
- египетское 121, 318, 324, 337
~ и культы 454—455
- смертная казнь 398, 399, 400
- в Персидской державе 121—123,167,
172, 318, 324, 337
~ и религия 451—453, 461, 464
~ сасанидское 123
Прадьота 244
Прасийское озеро 299 [карта 10 De)
Презенцано 837 (и примеч.)
Пренесте (Палестрина) 756 [карта 16
De), 771, 790, 836 примеч., 864
претуттии 806-807[карта 18 Gd), 827,
828, 833
Приап 556 [карта 14 Ва)
Приена 556 [карта 14 Вс), 729, 731
пританы 380, 396-397, 404, 412, 489,
626
Пробалинф 380,383,610
Прованс 791,848,849
провинциальные наместники,
Персидская держава 198—201
продовольствие:
~ нормы, пайки, рационы 109, [для
путников) 109, 117, 195, 220, 254-
256, 584, [для работников и
чиновников) 109, ПО, 111, 126, 175, 218,
639
~ продовольственное обепечение
войск 295-296, 697-698, 705, 719—
722, 733

1086
Указатель
Проконнес 556 [карта 14 Ва)
Прометей 480-481
пропаганда:
~ аргосская 425
~ афинская 666, 737
~ гелоновская 890, 907
~ искусство и поэзия в ее роли 486,
492, 508, 509, 739
~ клисфеновская 374, 391
~ панэллинская 907, 914
~ пелопоннесская 433
~ персидская 17,54—56 (и примеч.), 58,
61, 141, 153, 157-158, 214, 293, 317
Пропонтида 264, 288, 292, 299 [карта 10
Gc), 467, 508, 556 [карта 14 Ca),
558, 573, 581, 629, 630-631
[карта 15 Fb)
прорицание 446
просо 225
Просопитида, остров 334
Протесилай 733
протовиллановская культура 742—744,
747-753, 770, 111, 820, 826
Прсфтасия (Фарах) 241 [карта 7Аа), 245
Псамметих I 331, 418
Псамметих Ш 67, 69-70, 312-313, 923
Псевдо-Скилак 189-190
Пситталия 683—684 (и примеч.), 690,692
Птаххотеп 330,333,341
Птерия 262 [карта 8 Fa), 267, 283, 285
Птолемей (астроном) 144 примеч., 171
примеч.
Птолемей (сатрап) 320
Птолемей УШ 315
Пульвар, река 63, 64 [карта 3)
пупенейи 827
Пушкалавати 240,241 [карта 7 Ca)
Пушкарасарин 244, 248
Пшактепа 230,231
пшеница 225, 465, 543 примеч., 652
пытки:
~ в Египте 329
~ в Афинах 364, 370
Пьеве-Бовильяна 832
Пьедилуко 806-807 [карта 18 Fd), 830
Пьемонт 850
Пьетраббонданте 808—809 [карта 19
Db), 837, 838, 842, 870
Пьянелло-ди-Дженга 806—807 [карта 18
Gc), 820
Пьяни-Палентини 808—809 [карта 19
Ca)
Пьяно-дей-Казацци 877 [карта 20 СЬ),
897
Пятигорск 290—291 [карта 9 Ld)
рабы:
~ в Аттике 378, 517
~ в афинском военно-морском
флоте 672
~ ввозившиеся на Эгину 438
~ их греческие обозначения 257
примеч.
~ в Италии 825
~ клеймение Ксерксом 673
~ в Марафонском сражении 607,
609-610, 613, 615, 672 примеч.
~ на Сицилии 896, 918
~ скифы по происхождению 572—573
Равануза 877 [карта 20 ВЪ), 878, 911
Равенна 806-807 [карта 18 Fb), 832
Para 81
Раджагриха (Раджгир) 239,241 [карта 7
Fe)
Раджаори 241 [карта 7 Ca)
Раджапура 246
Разлог 630—631 [карта 15 СЬ)
Разокольмо, мыс 877 [карта 20 Da)
Раккан 64 (карта 3)
Рапино 825,869
рационы, см. продовольствие
Реата 806-807[карта 18 Fd), 808-809
[карта 19 Ва)
Ребата 540—541 [карта 13 Le)
Реши 540-541 [карта 13Ш), 542, 808-
809 [карта 19 Ае), 817, 877
[карта 20 Da), 885, 903, 907, 911-912,
925
Рейн, река 540—541 [карта 13 Fa)
Рейнцано 808-809 [карта 19 Gc), 812
Рекел 435
религия:
- ахеменидская 11, 98, 127-132, 270,
283, 515
~ ближневосточная 445—446, 781
~ и богатство 460, 464

Указатель
1087
~ вотивные головы 843
~ греческая 441-468, 471-473, 479-
482, 484, 486, 488, 490-492, 495-
497, 501, 691-692
~ должностные лица 447—451
~ египетская 70, 314—315, 330, 338—
340
~ жертвоприношение 130,131 (и
примеч.), 442-446, 448-452, 455-456,
465, 473, 479-481,596,616,672, 796,
815, 822, 871, 880, 915
~ индоарийская 127—128
~ индоиранская 129, 131
~ иранская 127—128
~ италийская 870—872
~ и наказания 463—464
~ обряды инициации 492
~ осквернение 265, 313, 336, 442, 492,
733, 734
~ политеизм 131
~ и политика 719
~ приношения в виде пищевых
продуктов 441—442
~ ритуал 129-131, 154-156, 159, 171,
210 примеч., 219, 270, 272, 284,
442-446, 450, 455-457, 459, 464-
466, 468-469, 473, 478, 491-492
~ ритуалы для повышения
урожайности 491-492
~ сицилийская 882, 884 (и примеч.)
- суеверие 444, 471-472, 496-497,
570
~ и финансы 455, 463, 465—468
~ центральноазиатская 232—236
~ этрусская 754, 761
см. также культы, зороастризм
Ретей 556 [карта 74ВЬ)
ретийский язык 861—862
Реуса 806-807 (карта 18 Db),№
Рехум 183
Ризерва-дель-Трульо 742
Рим 540—541 (карта 13 Gc), 756
(карта 16De), 760 (карта 17 Се), 808-
809 (карта 19 ВЬ)
-иАпулия 804,820
~ и Бизанцио 771
~ доисторический период 744, 751
~ и Египет 318
-и Карфаген 778,887
~ и италийские народы 832—836,
839, 842-845, 847-852, 859, 865,
867, 869-870, 874
~ и лигуры 847, 849
~ и Пьемонт 850
~ и Среднеадриатический регион
820, 827, 828
- строительство и
градостроительное проектирование в нем 798
~ храм Юпитера Всеблагого
Величайшего (Jupiter Optimus Maximus)
798
~ и этруски 754-755, 791, 793, 795,
798-799, 802-803
Римини 806-807 (карта 18 Fb), 827,
832
Римская империя, коммуникации 629
Риндак, река 556 (карта 14 СЪ)
Риотинто 781
Рито 877 (карта 20 Сс)
Родопа, горная цепь 299 (карта 10 De),
540-541 (карта 13 Je), 594, 630-
631 (карта 15Db), 642, 698
Родос 305, 476 примеч., 539, 540-541
(карта 13 Kd), 542-543, 546, 553,
556 (карта 14 Вс), 562, 602-603,
630-631 (карта 15Fd), 897, 919
Розелле 760 (карта 17'ВЬ)
Розони мастер (вазописец) 793
Рока-Веккья 808-809 (карта 19 Не),
818
Романья 749, 750, 764, 774, 801
Ромул 832
Рона, река 540—541 (карта 13 Ее)
роскоши предметы, торговля ими 537,
538, 539, 543, 553
Россано-ди-Вальо 808—809 (карта 19
Ее), 843
Россильоне 806-807 (карта 18 ВЬ),Ш
Руво 808-809 (карта 19Fb), 817, 818
Рудии 808-809 (карта 19 Не)
рудники 522, 533, 535
~ в Аттике 353, 413, 440, 534, 627
- в Италии 839, 849
~ во Фракии и Македонии 305, 307,
360,435,511,514,534,595
- в Центральной Азии 227
Рупел (Рупельский перевал) 298, 299
(карта 10 De), 594

1088
Указатель
Руфры (Руфрий) 837 примеч.
рыба, рыболовство 324, 543, 810, 821
сабеллы 819-820, 834-835, 838-839,
841-847
сабины 784, 806-807 [карта 78 Fd),
808-809 [карта 79 Во), 829, 832,
833-834, 845, 856, 865-866, 929
~ их язык 866
Сабучина 877 [карта 20 СЬ), 878
савроматы 290—297 [карта 9Jb)
Сагартия 83 (и примеч.), 216,218,219,637
~ одежда 232
Саглы-Бай 208—209 [карта 6 La)
Саис 74-75 [карта 7 Dd), 68, 70, 86,
370-377 [карта 77 Во), 313, 314
рис., 317, 319-320, 344
Саисская династия 67, 328, 333, 335, 339,
341, 539, 545, 547, 573
Сакета 239, 247 [карта 7ЕЬ)
Саккара 370-377 [карта 77ВЬ), 315,
328, 332-333, 337-338, 341
Сакко, река 771
сакские племена 212-221,226-228, 230-
238, 258, 289
~ дань, уплачиваемая ими 219
~ изделия из бронзы 235
~ контакты с Китаем 227
~ одежда 232
~ в персидском войске 218, 611—612,
638, 661, 686, 691, 693 примеч.
~ погребальные обычаи 229—234
~ сакский эпос 235
~ саки пара Сугдам [para Sugdam) 215,
216, 217
~ саки парадрайя [paradraya) 74—75
[карта 7 Da), 215, 216, 217, 231,
301, 593
~ саки тиграхауда [tigrakhauda] 74—
75 [карта 7 Je), 115, 207, 215, 232
~ саки хаумаварга [haumavarga) 74—75
[карта 7 Lb), 207, 213, 217, 226, 232
~ экономика 224—225
сакский эпос 235
Сала-Консилиана 756 [карта 76Ее), 808—
809 [карта 79 Ее)
Саламин (город на Кипре) 74—75
[карта 7 De), 778 [карта 5 Cd), 182,
184, 540-547 [карта 73Ы), 556
[карта 74 Cd), 579
Саламин 479 [карта 72 Се), 423, 491,
508, 630-637 [карта 75 Cd), 646,
668-670, 676-678, 710
- сражение 91, 99, 120, 275, 279, 322,
323 примеч., 409, 413, 440, 513,
563, 587, 589-590, 627, 636, 675,
678-695, 701, 704-709, 727, 728,
914, 330, (последствия и
историческое значение) 537, 697-700, 727,
738—740, (предшествующие
события) 91,412, (добыча) 696, 733,
(торжества в память о победе) 733—
740, (стратегия) 678—692 (и рис.)
см. также Эсхил
~ Гераклей 679 (и примеч.) 682, 684,
685 рис., 688
~ святилище на острове 733
~ стратегическое значение 423 (и
примеч.)
~ топография 679, 682 рис.
Салапия 810,817
салассы 806-807 [карта 78Аа), 850-
851
салии (саллувии) 850
Саллентинский полуостров 804 (и
примеч.) 808-809 [карта 79 Gc), 812,
816, 873
саллентины 816—817, 930
Салманасар Ш 21,23, 24, 26 (и примеч.),
27
Саманиды 236
Самария 74-75 [карта 7 Ed), 28, 778
[карта 5 De), 183, 186, 188 (и
примеч.), 189, 191, 195, 198-201, 204
Самарканд 221
Самний 831, 833-835, 837-838, 843,
845-846, 929
Самоков 630— 637 [карта 75 Da)
Самос 349, 540-547 [карта 73Kd), 556
[карта 74 Вс), 565, 630-637
[карта 75 Ed)
~ беженцы оттуда 529 примеч., 902—
903, 907
~ военно-морской флот 428, 511, 545,
587, 728
- Герейон 358, 466, 506, 729

Указатель
1089
~ в Ионийское восстание 585, 586, 587
~ исономия 570
~ керкирские мальчики 422 примеч.,
441-442
~ и Лидия 544
~ монеты, см. монеты
~ и Персия 89,421,603
~ после Саламина 705—707, 713, 726,
728-732
~ самосцы в Грависках 796
~ скульптура 506
~ и Спарта 361, 365, 421, 428, 551, 596
~ стелы отсюда 516
~ торговля 543, 544, 546, 548, 549, 553
Самосата 262 [карта 8Не), 285
Самофракия 299 [карта 10 Ее), 303,
556 [карта 14Аа), 630—631
[карта 15 Db)
Санаваллат (аккад. Синубаллит) 186,
188, 192, 198, 204-205
Сан-Валентино-Торио 808—809 [карта
19 De), 839
Сан-Вито, мыс 877 [карта 20 Аа)
Сангарий, река 14—15 [карта 1 De), 178
[карта 5 Ва), 262 [карта 8 Da),
282, 540-541 [карта 13 Lc), 556
[карта 14 Da)
Сангро, река 808—809 [карта 19 Da),
833, 834, 835, 837
Сан-Джинезио 822
Сан-Джовенале 760 [карта 17 ВЪ), 761
Сан-Калоджеро, гора 877 [карта 20 ВЬ)
Сан-Луиджи 897
Сан-Марцано 808-809 [карта 19 De),
839
Сан-Мауро 877 [карта 20 СЬ), 878, 897,
898
Сан-Паоло-ди-Чивитате 792
Сан-Северино 806-807[карта 18 Gc), 822
Сант'Анджело-Муксаро 877 [карта 20
ВЬ), 878
Санта-Мария-д'Англона 808—809
[карта 19 Fe)
Сапфо 487-490, 515,151
Сар, река 262 [карта 8Fe), 278, 279
сарангии 114,217,218
Сарачено, гора 877 [карта 20 Kb)
Саргон Π 20, 27-28, 34-35, 37, 148, 188,
200
Сардиния 538, 540—541 [карта 13 Fd),
542, 582, 742, 151, 759, 772, 773,
778, 781, 783 (и примеч.), 793, 887,
888
Сарды 14-15 [карта 1 Се), 87, 90, 108,
117, 119, 262 [карта 8 СЬ), 263-
267, 268 (рис.), 285, 373, 411, 506,
556 [карта 14 СЬ), 571, 584, 629,
630-631 [карта 15Fe), 647
~ их завоевание персами 45, 51—53,
60, 261, 263, 280, 418, 420, 515, 577
~ в Ионийском восстании 408, 559,
562, 563, 564, 578-579, 581, 583-
584, 599, 606
- и Иония 544, 573, 574, 586
- Ксеркс здесь 637, 640, 644, 647,
649-650, 658
~ культура 264,267-270, 273,493,573,
574
-храмКибелы 269,579,699
Сар-и Пул 25 [карта 2 Вс)
саркофаги, пунийские 881, 882
сарматы (савроматы) 200, 293, 296
Сарно, река 839
Саронический залив 409, 419 [карта 12
Се), 425,438,546,604, 630-631
[карта 15 Cd), 678
сароса табличка («Табличка сароса») 145
(и примеч.)
Сарпедон, мыс (Сарпедонов мыс) 556
[карта 14 Ва), 630—631 [карта 15
Db), 641
Сарсамас 323—334
Сарсина 806-807 [карта 18Fe), 832
Сасаниды 17,103,123,127-128, 234, 250,
337
Сассо-ди-Фурбара 750
Сатикула 808-809 [карта 19 Db), 839
Сатирион 749-750
сатрапы и сатрапии 113—118,166—167,
172-174, 191, 193
~ междоусобные распри 86—87
Сатриано 808-809 [карта 19Ее), 842
Сатрик 808-809 [карта 19 ВЬ), 837, 864
Саттагидия 14—15 [карта 1 Le), 78, 114,
214,217, 241 [карта 7Ca), 247-248,
251, 253, 256-257, 934
~ саттагидийцы на персепольских
рельефах 256—258

1090
Указатель
Сатурния 760 {карта 77ВЬ), 770
сафинейи 827,834
Сафт эль-Хина 310—377 (карта 77 Ва)
«священные законы», leges sacrae 451—453
Севлиево 299 (карта 70 ЕЬ)
Сегеста 872-873, 877 (карта 20Ab), 878
(и примеч.), 882, 885, 889-890, 895,
907
секуляризация 446, 484, 490, 497
Селе, река 808-809 (карта 79Ее), 829
- Герейон 838
Селевкиды 143
Селимбрия 556 (карта 74 Ca)
Селинунт 529, 879, 885, 888-889, 892-
896 (и рис.), 907, 911-913, 916, 925
~ Аполлоний (святилище) 467
~ конница 913
~ монеты, см. монеты
~ темен Мейлихия 882
~ торговля 538
Селинунт, река 877 (карта 20 Ab), 892
сельское хозяйство:
-Египет 328-329
- Италия 745, 777, 801, 810, 821, 830,
834, 846
- Персидская держава 125—126
Центральная Азия 224^-226
Семирамида 210—212, 245 (и примеч.)
Сена, река 540—547 (карта 73 ЕЬ)
Сен-Бернарские перевалы 806—807
(карта 78 Аа)
Сенигаллья 806—807 (карта 78Gc)
Сепея 426, 436, 439, 596, 926
Сепиада, мыс 654, 660
Сепин (Сепино) 808-809 (карта 79 Db),
834, 845
Сербонида, озеро (Сербонское болото)
778 (карта 5 Cf), 193, 370-377
(карта 77 Ca), 312
Сервий Туллий 795,798,802
Сервия 659
серебро 70, 227, 150, 173, 185, 211, 227,
303-307, 325, 413, 440, 467, 539,
543-545, 739, 773 рис., 780-781
~ слитки 108, 303, 466, 548, 572-573,
595, 627-628
- монеты 87, 192, 197-198, 240, 242-
243 (и рис.), 270, 277, 303, 326 рис.,
351, 353, 434 рис., 514, 519-534,
538, 595, 698, 896 (рис.), 902 (рис.),
904 (рис.), 906 (рис.), 912 (рис.), 915,
921
~ предметы и орнаменты 202,205,273,
282, 284, 333, 594-595, 700, 785,
789, 824
- таланты 193, 219-220, 279, 463
~ ювелирные изделия 137
Серифос 630— 637 (карта 75Dd)
Серра-ди-Вальо 841, 842
Серра-Орландо, см. Моргантина
Сеет 297, 556 (карта 74 Ва), 630-637
(карта 75 ЕЬ), 655 примеч., 732—
733, 926
Сибарис 458примеч., 528, 535, 540-547
(карта 73 На), 572, 808-809
(карта 79Fd), 841, 889, 919, 925
Сибирь 206,227,231
Сива, оазис 74—75 (карта 7 Се), 66, 68,
370-377 (карта 77 Аа), 317, 320
Сигей 299 (карта 70 Fd), 360, 366, 407,
436, 489,556(карта 74 ВЬ), 558, 710
(и примеч.)
~ обол отсюда 352 (и рис.)
сигнальные огни 607, 621, 658, 730
примеч., 731, 838
Сида 262 (карта 8 De), 278, 540-547
(карта 73 Ld)
Сидена 467
сидицины 838, 842
Сидон 74-75 (карта 7Ed), 105, 778
(карта 5 De), 181-182, 184-190, 196-
197, 338, 538, 540-547 (карта 73
Me), 641
Сиена, город в Египте (совр. Асуан) 327,
332
Сиеннесиев династия 265, 275, 278—279
Сиканские горы 877 (карта 20ВЬ), 878
сиканы 873, 876, 877 (карта 20Ab), 878
Сикаяуватиш 73
сикелы, см. сикулы
Сикинн 681, 683, 687, 695
Сикион 342, 389, 479 (карта 72Вс),
420-422, 447, 454, 510, 596, 630-
637 (карта 75 Cd), 655,678,717,731
сикулы (сикелы) 519, 842 примеч., 872,
876, 877 (карта 20 ВЬ), 878-879,

Указатель
1091
883-886, 892, 897-898, 900, 902-
906,908,911,920
Силий Италик 821, 826, 827
Силосонт 429
Сима 556 (карта 14 Вс)
Симет, река 877 (карта 20 СЬ), 898
Симонид 355, 563, 604, 616, 635—636,
736-737, 875, 916, 927
Син 47, 49-50, 56, 158
Синай 67-68, 177, 187, 202, 205, 310-
371 (карта 11СЬ)
Синаххериб 28, 171 примеч.
Синд 14-15 (карта 1 Мс), 88, 252-253
(и примеч.)
Синдос 299 (карта 10De), 304, 305, 306
(рис.), 594
синойкизм 200, 391, 392, 459, 753, 774
Синойкии 459
Синопа 262 (карта β Fa), 540—541
(карта 13 Мс), 543
Сингала 208—209 (карта 6Кс)
Синьцзян 206, 208-209 (карта 6 Je),
222, 226, 227, 231
~ бронзовые изделия отсюда 223 рис.
Синьюань 208-209 (карта 6Je), 227
Сипонто (Сипонт) 808-809 (карта 19
ЕЬ), 818
~ стелы отсюда 813, 815 рис., 822
Сиппар 14-1<5: (карта 1' Fd), 47,57,61, 146
(карта 4 Вс), 148 примеч., 149,
154, 160-163 (и примеч.), 165, 923
Сиракузы 11, 297, 540-541 (карта 13
Ш), 529, 740, 756 (карта 16Eg),
780, 876, 877 (карта 20 Db), 878 (и
примеч.), 885, 891, 904, 905
~ при Гелоне 645, 650, 890, 908-910,
912-917, 919-922
~ монеты, см. монеты
~ сооружения и общество 917, 919—
922
сирийцы в Египте 332
-на Западе 782,784-785,788
~ использование термина «сирийцы»
187 (и примеч.)
Сирия 540-541 (карта 13Me)
Сирия—Палестина 14—15 (карта 1 Ее),
36, 135, 159, 165 примеч., 178
(карта 5), 141 (и примеч.), 262
(карта 8 Gc), 177-205, 887
~ антиперсидское движение 204
~ греческие монеты здесь 534, 595
~ и Египет 177, 183, 312, 340
~ источники по ее истории 179—180
~ монеты, см. монеты
~ под персидским господством 59,
177, 179-186
~ торговля с Грецией 514, 538
~ волнения при Ксерксе 954
~ управление 192—205
~ этнические группы здесь 187—192
~ и этруски 781
Сирт Большой 538, 540—541 {карта 13
Не), 889
Сирт Малый 538, 540-541 (карта 13
Ge), 889
Систан 14-15 (карта 1 Kd), 206, 210,
219, 224, 230
Сифнос 630—631 (карта 15 Dd)
Сицилия 540-541 (карта 13 Gd), 877
(карта 20)
~ аборигенное население 805, 886,
911,920
~ и авсоны 805, 876
~ Афинская экспедиция 603, 604, 636
-войска 912-914
~ греческие монеты здесь 533, 902
~ греко-карфагенский конфликт 529,
603, 881, 885-890, 907-908, 910-
911,912-916
~ доисторическая эпоха 746
~ Дорией здесь 427,558,886 примеч.,
888-890, 907, 925
~ импортировавшиеся сюда вазы 793,
880, 902
~ искусство и архитектура, см.
искусство, архитектура
~ исторические источники 875 (и
примеч.)
- и Лукания 842
~ монеты, см. монеты
~ пунийская культура 879—883, 895,
906,911-912,916
~ смешение культур 875—885
~ при тиранах 890—916

1092
Указатель
~ торговля 429, 538 (и примеч.), 539,
542, 547, 879, 881, 883, 886-887 (и
примеч.), 888, 891, 892, 895, 898,
900, 902, 905, 908, 921
~ письменность 852
~ философия 496—497
~ храмы, см. храмы
- хронология 925 (таблица)
~ экспорт зерна в Афины 669 примеч.
~ и Эллинский союз 411
- языки 872-873,874,884 (и примеч.),
922
см. также Великая Греция,
эллинизация
сказки, басни о животных 475, 485
Скамандр, река 556 [карта 74 ВЬ), 630—
637 (карта 75Ее), 641
Скамандрий 370
Скепсий 556 (карта 74 ВЬ)
Скиафос 630— 637 (карта 75 Се), 653,657,
658, 703
Ский, река 299 {карта 70 ЕЬ), 300
Скилак Кариандский 126 примеч., 248—
251, 253, 275, 563, 575, 582
Скиллий из Скионы 590—591, 660
Скирос 447,545, 630-637 (карта 75De),
657
Скиф, правитель Занклы 900, 902—903,
913
Скифия 9, 35-36, 212, 215 примеч.,
245, 290-297 (карта 9 Fb), 302-
304, 290-297 (карта 9 Fb)
~ и ассирийцы 28
~ и Дарий 78, 85 (и примеч.), 86, 88,
214, 287-289, 292-298, 558, 572,
583
~ у Гекатея 249 (и примеч.)
скифы 74-75 (карта 7 Ca), 37, 119, 246,
290-297 (карта 9 ЕЪ, Fe), 290-
297 (карта 9 Gc, Je, Kd), 299
(карта 70 Fa)
~ и Спарта 429, 596
~ как стрелки из лука 511, 512 рис.
Сколопоэнт 730
Скольо-дель-Тонно 811
Скорнавакке 877 (карта 20 СЬ), 878
скотоводство 46, 59, 180, 207, 226, 479,
744, 821, 846, 929
Скудра 74-75 (карта 7 СЬ), 92,301-302,
304, 594, 641
скульптура:
~ ахеменидская 63—64, 69, 85—86 (и
примеч.), 94, 101, 118 примеч., 120
примеч., 130 (и примеч.), 134 (и
примеч.), 137, 139—140, 168 примеч.,
232, 257-258, 272, 319, 574
~ греко-персидская 273
- греческая 391-392, 492, 500-501,
504-509, 516, 518, 733-734 (и
примеч.), 817, 927
~ давнийская 815 (и рис.)
~ египетская 331 (и рис.), 339
~ ионийская 516
~ италийская 838, 843
- Лигурийская 847—848
~ ликийская 410
~ пунийская 881—882
~ среднеадриатическая 825
~ самосская 420
~ сицилийская 440, 881—883 (и рис.),
893, 895, 916, 918, 920
~ этрусская 792
см. также изделия из бронзы
Скунха 215, 924
Словения 813
слоновая кость 68, 219, 221 примеч.,
514, 524, 538, 789, 795, 823-824
Смердис, см. Бардия
Смирна 262 (карта 8ВЬ), 497, 556
(карта 74 ВЬ)
Сована 760 (карта 77 ВЬ)
Согдиана 74—75 (карта 7 L·), 53, 207,
208-209 (карта 6 Fe), 210, 213,
217, 220, 224, 225, 227, 228, 231, 192
Сокл, коринфский посол 432
сокровищницы, ахеменидские 44, 52—
53, 60,101, 104-106, 108-113, 118,
123, 125, 131, 137-138, 141, 150,
197 рис, 202-203, 210-211, 219-
220, 252, 270, 276, 325, 330, 341
Солоент 877 (карта 20 Ва), 879, 881,
886,911
Солон 11,369,121,463,491
~ и афинское гражданство 369
- конституция 371, 386-388, 390,
393, 455

Указатель
1093
~ монеты 526—527
-поэзия 453,491,519
~ и право 121,399
~ и религия 448 примеч., 450 примеч.,
452, 454, 456, 466
Солунт (совр. Солунто) 877 [карта 20
Во), 881
Солы 556 [карта 14 Cd), 580
Сосграт 437 (и примеч.), 548—550 (и рис.),
552, 796
Софокл 554
союз двенадцати общин (у этрусков)
754-755
Спарта (Лакед емон) 14—15 [карта 1 Вс),
419 [карта 12 Вс), 540-541
[карта 13 Jd), 630—631 [карта 15 Cd)
~ и Аргос 420-421, 423, 424-427,
436-437, 498, 596-598, 711, 721
~ и Афины, см. Афины (отношения
со Спартой)
~ «Большая ретра» 460 примеч., 462
~ военная тактика 662
~ вооруженные силы 596, 604, 644,
648,709-710,716,718,720-725,730,
(при Фермопилах) 655—657 (и
примеч.), 662, 666
~ герусия 599
- евномия (благозаконие) 569 (и
примеч.)
- изделия из бронзы 428, 506, 558
- и Ионийское восстание 428, 577,
578, 596-597
~ при Клеомене, см. Клеомен
~ колонии 817
~ культы и праздники 447, 508, 655,
710, 736
- и Лидия 52, 418, 420, 527, 595
~ одежда 797
~ и «Платейская клятва» 719
~ и Павсаний (сын Клеомброта) 734
~ в Пелопоннесском союзе 420—424,
596
~ и Персидская держава 92, 418, 420,
425, 557, 596-597, 600, 602, 607,
514, 557—558, (при Фермопилах)
653, 656, 665
~ и Плсистратиды 360, 364—366, 407,
510, 558
~ и Платея 361
~ поэзия здесь 487
~ роль в освобождении Греции 738,
739
~ и Самос 361, 365, 421, 428, 557, 596
- и Сицилия 888-889,907
~ и Фемистокл 696, 707
~ и Хиос 705
~ цари 932 (таблица)
-Эллений 599,648
~ эпитафии 736
Спина 540-541 [карта 13 Gb), 756
[карта 16De), 793, 801, 802, 806-807
[карта 18 Fb), 821
Спитак 213
Сполетий 806—807 [карта 18Fd)
Средиземноморье 14—15 [карта 1 Bd),
519, 573, 777, 797, 886, 887
~ доисторический период 746
~ мореходство 552—553
~ и Персидская держава 177,196,203,
557, 559, 587
- торговля 278, 538, 539, 542, 549, 552
Среднеадриатический регион 804, 811,
815, 820-829, 833, 835, 836, 837,
929
Сталетти 808-809 [карта 19 Fe)
статиеллы 806-807 [карта 18 ВЬ),Ш
Стаффоло 832
стекло 341,780,823,880
стелы:
~ анатолийские 269, 272, 274
- аттические 183, 348, 349, 448
примеч., 503, 505, 613, 666, 733
- давнийские 813,815 (и рис.), 816,822,
825
- Дария I 88, 89 (и примеч.), 127
(примеч.), 299 [карта 10 Fe), 318-319
~ египетские 96 (примеч.), 327, 330—
332, 339 (и примеч.), 331 (и рис.),
332, 339
- лигурийские 847—848
- «Линдская храмовая хроника» 562
примеч.
- Паросский мрамор 355
~ самосские 505, 516
- сицилийские 880, 882 (и рис.), 883,
894, 915

1094
Указатель
~ в Скиафском проливе 654 примеч.
~ среднеадриатические 815, 825
~ этрусские 803, 853
Стесагор 362
Стесенор 579
Стесилай 613
Стесихор 488, 886 (и примеч.), 911
Стирийская дорога 354
Стары (евбейский город) 655
Страбон 17, 194 345, 438, 679, 799, 819-
820, 841, 846, 850-851, 904
Страттис 706
Стримон, река 298, 299 [карта 10 De),
304, 307, 360, 593-594, 628, 629,
630-631 [карта 15 СЬ), 639, 642,
697-698
Струмица, река 593
стэны 848
субапеннинская культура 742, 743, 749
Суессула 808-809 [карта 19 De), 839
Сузиана 85, 154 примеч., 623
Сузские надписи Дария 136 примеч., 151,
179 примеч., 219, 234, 270, 319, 342,
574
Сузы 14—15 [карта 1 Gd), 16, 46
примеч., 85-86, 90, 103 примеч., 110
примеч., 114 (таблица), 158,175
примеч., 199, 234, 253-254, 256, 265,
295, 302, 318, 329, 540-541
[карта 13 Ne), 602, 629, 647, 675, 692
~ сокровищница 108, 109, 220
~ сооружения 62, 68, 118 примеч.,
136, 179 примеч., 219, 275
~ труд чужеземцев здесь 151,219,270,
342, 574
~ статуя Дария 88 (и примеч.), 89
примеч., 217, 257, 319
Сулеймание 24, 25 [карта 2 Вс)
Султания 272
Сульцис (Сульх) 756[карта 16Bf), 783
примеч.
Суний 440, 601, 613, 625, 675, 696, 733
Сутри 760 [карта 17 СЬ)
«Суэцкая надпись Дария» 88
Суэцкий залив, Суэцкий перешеек 310—
311 [карта 11 СЬ), 319, 575
Суэцкий канал 127, 926
Схения 606-607, 613, 615, 617, 702
Сырдарья, см. Яксарт
Сюаньцзан 246 (и примеч.)
Ся-Каерцзи 208—209 [карта 6 Kb)
Табал 53
таблички глиняные, вавилонские 147—
150 (и примеч.)
см. также Персеполь
таврины 806—807 [карта 18Аа),850—
851
тавриски 851
Тавромений (Капо-Тауро) 875, 877
[карта 20 Db), 904 примеч.
Таврские горы 279
тавры 290—291 [карта 9 Gd)
Тагискен 208-209 [карта 6 ЕЬ), 230
Таджикистан 221 примеч.
Тайгет, гора 419 [карта 12 Вс)
таксиархи 401
Таксила 240, 241 {карта 7 Ca), 253
тактика военная 119, 580, 605, 619, 662,
843
~ военно-морская 648, 660—662, 670,
685—686 (и примеч.)
Таламоне 760 [карта 17 ВЬ)
Талашкан-тепе 208—209 [карта 6Fd), 228
таманеи (фаманеи) 114 (таблица), 116,
216, 257
Тамуккан 64 [карта 3)
Танагра 419 [карта 12 СЬ), 430, 645, 712,
718
Танаис 290-291 [карта 9 Je), 292-294,
540-541 [карта 13 Mb)
Танаис, река 290—291 [карта 9 Кс)
Танаквиль 798
Тапсак 14—15 [карта 1 Ее), 178 [карта 5
Fd), 184, 189 примеч., 194
Тарава (совр. Тарум) 247
Таранто, см. Тарент
Тарент (совр. Таранто) 540—541
[карта 13 Не), 744, 808-809
[карта 19 Gc), 812, 816-819, 929
~ склад керамических сосудов 811
(и рис.)
Тарим 206
Тарим, река 206, 208—209 [карта 6 Je)
Тарквинии (совр. Таркуиния) 760
[карта 17ВЬ), 778-779

Указатель
1095
~ афинские вазы здесь 795
~ виллановская культура 750—752,
762-766, 770-773, 777
- Демарат здесь 778, 785, 792
~ ориентализирующий период 781,
785-786, 788, 793
~ расписные гробницы 797
см. также Грависки
Тарквиний Приск (Древний), Луций 785,
798
Тарквиний Суперб (Гордый), Луций 798
Таркуиния, см. Тарквиний
Таре 14—15 [карта 1 De), 178 [карта 5
De), 262 [карта 8 Fe), 278,279, 540-
541 [карта 13 Ld)
Тартесс 549, 796
Тархон 801
Татагуш, см. Саттагидия
Таттенай 166, 194
Тахарка 339
Тахмаспада 81
Тахос 185,317,328,330
Тахт-и Сангин 208—209 [карта 6 Fd),
221, 235 (и примеч.)
Ташкурган 208—209 [карта 6 Hd)
Теан Апулийский 808—809 [карта 19
ЕЬ), 819
Теан Сидицинский 808—809 [карта 19
Db), 838
Теар, река 292
Тебриз 25 [карта 2 Ca)
Тегеран 14-15 [карта 1 Не), 27, 50, 81,
343 (рис.)
Тегея 419 [карта 12 Вс), 420, 421, 447,
630-631 [карта 15 Cd), 716, 717
(таблица), 723-725
Теджен 229
Теисп 40—44
Тейма 14-15 [карта 1 Ее), 56, 153, 203,
923
Телемах 474,907
Телль-Дефенне 548
Телль-Тавилан 149, 166, 178 [карта 5
Df), 190 примеч.
Телль-Фехерийе 176 примеч.
Телль-эль-Масхута 178 [карта 5 Bf),
187, 202, 205, 310-311 [карта 11
Ва), 333
Темениты 920
Темпейская долина, Темпейский проход
630—631 [карта 15 Се), 647
примеч., 648 примеч., 650—653, 656,
669 примеч., 697
Темпса 808-809 [карта 19 Fe)
Тенар, мыс 630—631 [карта 15 Cd)
Теннес 185-186, 192-193
Тенос 435, 630-631 [карта 15Dd), 675,
681, 684, 685
Теос 463, 518, 556 [карта 14 ВЪ)
Тепе-Сиалк 22, 23 примеч.
Терамо 806-807 [карта 18 Gd)
Тервент 834
Терилл 911-913,925
Терина 808-809 [карта 19Fd), 842
Термини 881,911
Термоли 808-809 [карта 19ЕЬ), 833
Терни 806-807 [карта 18Fd), 830
терракота:
~ ввозившаяся эдонами 305
-изГордия 281-282
~ греческая 465, 546—547
~ италийская 817, 843
~ луканская 841
- сицилийская 843, 893-895, 897,
898, 904, 909
~ этрусская 755, 761, 793
Тесеида 392,508
Тесей 391-393, 447, 459, 477, 491, 508-
509, 579, 616
Тетевен 299 [карта 10 ЕЬ)
Тетраполис 381, 383
Теуджой, см. Эль-Хиба
Тиана 178 [карта 5 De), 262 [карта 8
Fe), 267
Тибр, река 741, 759, 760 [карта 17 Ca,
Cb), 771, 777, 785, 787, 798, 806-
807[карта 18 Fd), 808-809
[карта 19 Ва), 726, 729, 732
Тибур 808-809 [карта 19 ВЪ)
Тиглатпаласар Ш 26—27, 188
Тигр, река 14-15 [карта 1 Gd), 51, 78,
146 [карта 4 Be), 153,154, 157,169,
262 [карта 8 Кс), 540-541
[карта 13 Щ
Тигра (крепость) 80
Тигран 729, 731

1096
Указатель
Тилле 262 (карта 8 Не), 285
Тилля-тепе 208—209 {карта 6 Fd), 225
Тимагенид 674
Тимей из Тавромения 875, 885, 890
Тимн 265,288
Тимолеонт 910
Тиндариды 893
Тиннонд 430
Тир 14-15 (карта 1 Ed), 149,178
(карта 5 De), 181, 184-187, 192, 196-
197, 221, 538, 540-541 (карта 13
Me), 783, 887
Тира 290-291 (карта 9 Ed)
Тира, река 290—291 (карта 9 СЪ)
тирания 430-433, 448, 499, 513, 515,
569-571, 582, 599, 619, 627, 728
~ и искусство 503, 507—508, 517
~ Мардоний (его политика смещения
тиранов) 592
~ сицилийская 890—891 (и примеч.),
903, 907, 912, 915-916, 922
Тиринф 419 (карта 12 Вс), 436, 450, 717
(таблица)
Тиродиза 629, 630—631 (карта 15 ЕЬ)
Тирренское море 540—541 (карта 13
Gd), 741, 783, 808-809 (карта 19
Cd), 821, 729,830,832, 840,842,887,
911
тиррены (тирсены) 755, 779
Тиртей 486-487, 497
Тисамен 446-447, 718
Тиха 920
Товия 191, 198 (примеч.), 204-205
Тоди 862, 871
Толентино 806-807 (карта 18 Gc), 822
Толфа 760 (карта 17 ВЪ)
Тополовград 299 (карта 10 Fb)
топоры 219, 232, 522, 523, 745, 749, 768,
812, 836, 847
торговля пряностями 202—203
торговля:
- ассирийская 8, 16, 22, 26-28, 266,
537
-греческая 537-538, 540-541
(карта 13), 542-553, 572-573, 594,
817, 898, (эгинская) 437-438, 546,
548, 549-550, 552-553, 801-802,
(афинская) 353, 514, 543, 545-547,
549-553, 558, 572, 902,
(коринфская) 422, 428, 438, 542-543, 545-
547, 550, 552-553, 879, 902, (евбей-
ская) 759, 768-769, 778
~ доисторическая 745—746
~ ионийская 305, 485, 489, 491, 543-
546, 548, 552-553, 572-574, 587,
594, 902, (самосская) 538, 543, 544,
545, 548
~ итальянская 303, 307, 429, 537, 542,
549, 550,572, 595, (апулийская) 746,
810-812, 817-818, (кампанская)
846, 902, (италийская) 840-841,
(среднеадриатическая) 821, 825
~ карфагенская 886, 895
~ микенская 745
~ в Персидской державе 227,278,303,
543-544
~ сицилийская 429, 538 (и примеч.),
542, 547, 879, 883, 887 (и примеч.),
898, 902, 905, 908, 921, 929
~ финикийская 538 (и примеч.), 540—
541 (карта 13), 542, 544, 886-887
~ этрусская 437, 509, 516, 538 (и
примеч.), 542, 549, 551, 784, 786, 790-
791, 821, 887 (и примеч.), 895, 916
Торре-Кастеллуччиа 808—809 (карта 19
Gc), 811
Торто, река 877 (карта 20ВЪ), 878, 914
Тоскана 749, 760 (карта 17ВЪ), 764, 772,
802
~ минеральные ресурсы 772, 773 рис.
трагедия 493, 563, 734—735
Тразименское озеро 760 (карта 17 Ca)
Траллы 556 (карта 14 Вс)
Трансиордания 181,187,189,190 примеч.,
191, 201, 203-204
Трапезунт 540—541 (карта 13 Мс)
Трахин 653, 655, 656, 664, 666, 702
Требениште 299 (карта 10 Сс), 303, 305,
307, 594-595, 630-631 (карта 15
ВЪ)
Трезен 392, 419 (карта 12 Сс), 454, 508,
630-631 (карта 15 Cd), 647
примеч., 655, 666 (и примеч.), 676, 677
(и примеч.), 678, 717 (таблица), 731
Тременцано 876, 877 (карта 20 Сс)
Тривенто 838

Указатель
1097
триеры (триремы) 319, 511, 513, 568,
584-585, 587, 602, 603-604, 628,
633, 635, 636, 647, 654-657, 660,
666, 680, 688, 689, 705
~ афинские 362, 413, 592, 619-620,
644, 646, 671, 677, 686, 926
~ сшщлийские 912
~ скорости 613 примеч., 702
-финикийские 197 рис., 440, 511, 696
Трикарико 808-809 [карта 1'9 Fe), 842
Триньо, река 808— 809 (карта 19 Db),
834
Триопий, мыс 556 (карта 14 Вс)
Триполис 178 (карта 5 Od), 185,194,197
(и примеч.)
Тритантехм 173
триттии 374—375 (и примеч.), 377, 378—
381, 382-385, 388-390, 392, 401
~ солоновские 381 примеч.
Трифилия 630—631(карта 15 Bd)
Троада 556 (карта 14 ВЬ)
Трог, Помпеи 875 примеч., 915
Тронто, река 806—807 (карта 18 Gd),
827
Тропеи, мыс 688
Троя (Илион) 262 (карта 8ВЪ), 556
(карта 14 ВЬ), 630—631 (карта 15Ее),
641
Тува 206, 208-209 (карта 6 Ма), 226,227,
231
Тудер 806-807(карта 18Fd)
Туекта 208—209 (карта 6 Ja)
Туна эль-Джебель 310—311 (карта 11
Вс), 332
Турин 806-807 (карта 18Аа), 851
Туура-Суу 221
Тшетрэс 67, 310—311 (карта 11 Cd), 323
тягловые животные 639, 641—643
Тянь-Шань 205, 208-209 (карта 6Не),
226, 231
Угбару 57-58, 61, 154-156, 159
Уджагорресент, см. Уджахор-ресенет
Уджахор-ресенет 68-70, 86, 313, 314 (и
рис.), 315, 317-321, 330, 333
Уджаяни 239, 241 (карта 7 Се)
Удженто 808-809 (карта 19 Hd), 817
Узикурраш 255
Уйгарак 208-209 (карта 6ЕЬ), 230
Ульпиан 646
Умбрия 438, 802-803, 827, 831, 836, 843,
846, 862
-умбры 806-807(карта 18Fe), S2S,
829, 830,832, 833,844,845,847, 859,
865, 929
~ язык и диалекты, см. оскско-умбр-
ские языки
Унд 253
Унье 284
упряжь, ее элементы 227, 233
Ур 14-15 (карта 1 Gd), 145, 146
(карта 4 Cd), 149,152,158,165,167
примеч.
Ура, портовый город бронзового века,
мог находиться в устье Каликан-
да 278
Урарту, урарты 19, 20, 25 (карта 2 ВЬ),
28, 36, 39, 64,128,135, 264, 284-285
~ и Ассирия 26—27 (и примеч.)
Урмия, озеро 14—15 (карта 1 Gc), 24,
25 (карта 2 ВЬ), 27, 29-30
урны, этрусские 767—768, 775, 783
примеч., 791 примеч., 793
Урук 14-15 (карта 1 Gd), 67,144
примеч., 145, 146 (карта 4 Bd), U7-
149 (и примеч.), 152-154, 156-157,
159, 161-163, 165, 171 примеч., 174
~ «Царский список из Урука» 144
примеч.
Усирис 342
утии 114 (таблица), 216, 218, 219
Утика 540-541 (карта 13 Gd)
Уштани 166, 173, 194
Фабриано 806-807 (карта 18 Fe), 821,
823, 824
Файюм 310—311 (карта 11 ВЬ)
Фаларид 891,896,907
Фаларий 879
Фалер 379, 419 (карта 12 Се), 433, 599,
613, 660, 675, 679, 682-684, 690,
693-695, 700-702, 704, 729
Фалерии 760 (карта 17СЬ), 781, 760
(карта 17Fd), 808-809 (карта 19Ва),
863-864
Фалес 482, 489, 490, 493-494

1098
Указатель
фалиски 751, 755, 770-771, 806-807
[карта 18Fd), 808-809 [карта 19
Ва), 821, 822, 824
-язык 829,863-864
см. также алфавиты
фалисков земля, Ager Faliscus 770
Фанагория 290—291 [карта 9 На)
Фанес из Галикарнасса 67
Фаотор 819
Фарандат 725
фараоны, персидские цари в их
качестве 69, 132
Фарах, см. Профтасия
Фарах-Руд, река 206, 208—209 [карта 6
Ее)
Фаргелии 447, 449
Фарнабаз 185, 195, 221 примеч.
Фарназафр 258
Фарнак 110-112, 118,575
Фарс (Парса) 14-15 [карта 1 Не), 22,29-
30, 39, 41-43, 46-47, 49 (и
примеч.), 51, 62—63, 64 [карта 3), 97,
104,108-109,123,125-126,129
примеч., 130, 141 примеч., 149—150
Фаселида 540—541 [карта 13 Ы), 556
[карта 14 De)
Фасис 290-291 [карта 9 Ке), 540-541
[карта 13 Nc)
Фасос 91,299 [карта 10Ее), 300, 303,486,
586, 592, 595-596, 603, 630-631
[карта 15 Db), 642
фаянс 341, 538, 766, 768, 795
Фельсина (Болонья) 756 [карта 16 Сс),
774, 801, 803
Фемистокл 575,583,590
~ его военно-морская политика 409,
412-413, 440, 599, 625, 627-628
~ его декрет 646, 647 примеч., 666—
672 (и примеч.), 676-677, 708
- и остракизм 405-406, 412, 622, 626
~ в персидских войнах 619, 646, 648,
650, 659, 666-669, 672, 675, 680-
681, 683, 685-687, 689, 691, 695-
696, 700, 707-708, 730, 734
~ и Симонид 355, 736
~ статуя, посвященная ему 734
~ суд по обвинению в измене 398
Фений Эресский 891
Фенипп 393-394
Феогнид 443,475,519
феодализм:
~ Вавилония 163—164
- Центральная Азия 228,231,237
Феодосия 290-291 [карта 9 Gd)
Феоместор 728,732
Феопомп 719
Феофраст 482, 916
Фера 549,557
Фергана 14-15 [карта 1 Мс), 208-209
[карта 6Не), 215, 226, 228, 231, 237
Ферендат 253, 322, 328, 337, 346
Ферма и Фермейскийм залив (совр.
залив Термаикос) 305, 435, 595, 629,
630-631 [карта 15 СЬ), 643, 651,
653—654 (и примеч.), 660, 675
примеч., 701, 702, 703 (таблица)
Фермо 756 [карта 16 Dd), 764, 776
примеч., 777, 806-807 [карта 18 Gc),
820, 822
Фермопилы 14—15 [карта 1 Вс), 630—
631 [карта 15 Се), 651,653, 655,656,
659, 662, 663 (и рис.), 699
~ сражение 91, 99, 591, 614 примеч.,
635, 655 примеч., 664—666, 673—
675, 677, 682, 736, 914, 926
Ферон 11, 803, 896, 907-908 (и примеч.),
912, 913, 917, 919, 925, 927, 933
Феррара 806-807 [карта 18 ЕЬ)
Ферсандр 712
Фесмофории 492, 584
Феспид 449 (и примеч.)
Феспии 648, 674, 681, 717
~ феспийцы в битве при Фермопилах
656, 665 (и примеч.)
Фессал 347,360,364,433
Фессалия 299 [карта 10 Cd), 429, 434
примеч., 518, 540—541 [карта 13
Je), 603, 606, 630-631 [карта 15
Вс), 639
-иКлеомен 439,598
- конница 433, 596, 604, 650, 673
~ культы 459
- и Мардоний 700, 707, 719
~ и нашествие Ксеркса 649, 651, 653,
669 примеч., 693 примеч.
~ отступление Ксеркса через нее 696—
697
~ и Писистратиды 367, 433

Указатель
1099
Фест 826, 828, 832, 834, 842
феты 386,402,670
фибулы 749, 750, 766-769 (и рис.), 775,
785-786, 811, 816, 822, 823, 831,
836, 837, 864, 929
Фивы (город в Беотии) 419 (карта 12
СЬ), 606, 630-631 (карта 15 Сс)
~ и Афины 360, 362, 430
~ и Беотийский союз 361, 430 (и
примеч.)
~ малярия здесь 258—259
~ в персидских войнах 649, 650, 656,
665, 673, 674, 710, 712-713, 716,
718-720, 723-724, 726-727, 732
- и Платея 361-363,421,422,432,433,
718
-иЭгина 438-439
Фивы (город в Египте) 259 примеч.,
310-311 (карта 11 Cd), 324, 330
Фидон 438, 520-522, 527
физика 496
Филаиды 376,508
Филетто 847
Филипп (сын Бутакида) 889
Филиппид 607—608
Филист 875 примеч.
Филоктет 839 примеч.
философия 11,244,483,490,493,496-
497, 575, 587
~ ее происхождение 469, 479, 482,
489, 495
см. также досократики
филы 374-375, 378, 380-390, 392-394,
396, 400-402, 446
Финикия 135,180-185,189-190,193,194,
196-197, 343, 540-541 (карта 13
Me), 557, 572, 588
~ и Александр 185—186
~ военно-морской флот, см. военно-
морские флоты
~ и Египет 183
~ искусство, см. искусство
~ колонии 778, 887
см. также Карфаген
~ монеты, см. монеты
~ морская тактика 661
~ огромные трудовые ресурсы 628
~ и Персидская держава 204, 557, 559
~ торговля 538 (и примеч.), 539,
540-541 (карта 13), 542, 544, 886-
887
~ и Тоскана 773
~ финикийцы и Афонский канал
628-629
~ финикийцы в Египте 332
~ финикийцы в Испании 781
~ финикийцы в Италии 778, 781, 782—
783, 784 (и рис.)
~ финикийцы и мост через
Геллеспонт 629-630
~ фиюпсийцы в персидском войске
292, 327
~ финикийцы в Сицилии, см.
Сицилия (пунийская культура)
Финоккито 877 (карта 20 Сс), 876
Финтий 517, 796
Фирдоуси 17, 236 примеч.
Фиреатида 418, 419 (карта 12 Вс), 421,
424, 436
фиссагеты 290—291 (карта 9 Ка)
Флиунт 419 (карта 12 Вс), 424, 655, 678,
717, 724
Фобос 893
Фокея 262 (карта 8 ВЬ), 540-541
(карта 13 Ко), 543, 544, 549, 553, 556
(карта 14 ВЬ), 585, 656 примеч.,
796
~ фокейцы на Западе 439, 447, 477,
488, 670, 672, 717 528, 538, 544, 572,
800, 849
Фокида 458,596, 630-631 (карта 15 Сс),
648, 651, 656 примеч., 657, 658
примеч., 674, 682, 693, 697, 704
~ Мардоний и фокийцы 713
~ фокийцы при Фермопилах 656,
663-664
Фолья,река 806-807(карта 18Fe), 820
Формии 808-809 (карта 19 СЬ)
Формий, город 833
Формий, комедийный поэт 921
Форнак 418
Форторе, река 676, 808-809 (карта 19
ЕЬ), 804, 819, 834, 931
Фрада 79,214

1100
Указатель
Фракия 14-15 (карта 1 СЬ), 298, 299
(карта 10), 486, 511, 532-534, 537,
540-541 (карта 13 Кс), 543-544,
556 (карта 14 Ва), 630—631
(карта 15 Db)
~ и Артабаз 724
~ и Геродот 288
~ дороги 639—641
~ монеты, см. монеты
~ и Персия, см. Персидская держава
~ фракийцы как воины 511, 512—513
(рисунки), (призванные на службу
Ксерксом) 298, 644
см. также Скудра
Франкавилла-Мариттима 756 (карта 16
Ff), 759, 783
Франсуа Ваза (Ваза Франсуа) 511
Франция 542—543, 793, 836 примеч.,
847, 902
Фраорт 81, 84
~ проблема его идентификации 31—
35, 37, 49
Фрасибул 919
фратрии аттические 369—370, 375, 376,
378, 384, 442, 444, 457-458, 491
Фратте 808-809 (карта 19 De), 829
френтаны 808-809 (карта 19Da), 819,
826, 833, 835, 845, 846, 867
Фригия 14-15 (карта 1Dc), 36, 114, 261,
262 (карта 8 ЕЬ), 264-267, 273-
274, 275, 278-284, 540-541
(карта 13 Ld), 556(карта 14 Db)
~ и Фракия 302,593
~ фригайцы в Вавилонии 169
фриниаты 848
Фриних 398-399, 408, 413, 563, 587,
734-735, 927
Фрозиноне 808-809 (карта 19 СЬ), 837
Фукидид:
~ об афинской жизни 513
~ о возвышении морских держав 545
~ о Македонии 644
~ о персидских войнах 591—592, 677
примеч., 726
~ о Писистратидах 347—348, 350—351,
355, 357-359, 361, 363-365, 367
~ о Синойкиях 459
~ о Сицилии 921
~ тематика его сочинения 555
~ хронология 600—601
~ о Фемистокле 590, 691, 695
Фурии 808-809 (карта 19Fd), 841-842
Фуцинское озеро 808—809 (карта 19
СЬ), 828, 830, 831, 832, 833
Хабабаш 328
Хазор 7 78 (карта 5 De), 186
халдеи 55, 152, 159, 177, 179, 181
Халей, портовый город в Локриде Озоль-
ской 545
Халкедон 295, 556(карта 14 Ca), 592
Халкида 419 (карта 12 СЬ), 630-631
(карта 15 Сс), 668, 676, 717
(таблица)
~ и Беотия 429
~ военно-морской флот 435, 627, 655,
680, 706
~ Еврибиад в 658
~ ее колонии 528-529, 757,876 (и
примеч.), 891, 898, 899, 900, 902, 903,
904, 910, 921
~ монеты, см. монеты
~ нападения на Аттику 373—374, 400,
409, 433-434 (и примеч.), 436, 503
- и Эретрия 435, 605, 606
~ торговля 539, 546
Халкидика 299 (карта 10 De), 300, 360,
435, 593, 630-631 (карта 15 СЬ),
643-644
Халман 25 (карта 2 Вс)
Хамадан, см. Экбатаны
Хамат 178 (карта 5 Ed)
Хамилон 630—631 (карта 15 Db)
Хамун, озеро 206,208—209 (карта 6 Ее)
Ханаан 880
Ханилат 333
хаома (культовый галлюциногенный
напиток) 111, 129, 131 (и примеч.)
Харга, оазис 14—15(карта 1 De), 68, 317,
320, 321
Хармахи 342
Харон из Лампсака 561, 562
Харран 14—15 (карта 1Ес),36,47 (и
примеч.), 49-50, 56, 149, 178 (карта 5
Fe), 190 примеч.
~ надписи оттуда 49—50 (и примеч.)
Харсада 208-209 (карта 6Ge),22S
Харсин 25 (карта 2 Сс), 81

Указатель
1101
Хархар 25 {карта 2 Се), 24, 28, 29
Хархеби 338
Хасанлу 22, 25 [карта 2 СЬ), 26, 38-39
(и примеч.), 135 примеч., 139 (и
примеч.)
Хеврон 178 [карта 5 Df), 189
Хелидонские острова 556 [карта 74 De)
Херилл 289,927
Херсонес Фракийский 297-298, 299
[карта 10 Fe), 303-304, 349, 360,
362, 365, 398, 408, 540-541
[карта 13 Lb), 556[карта 14 Ва), 558,
592, 599, 619, 639, 641, 710, 732, 924,
926
хетты 261, 266-267, 275, 278, 283, 284
Хибис 310-311 [карта 11 Bd)
Хилей 711
Хилон 427
Хиндуш 252 (и примеч.), 253, 255
Хинзани 341
Хиос 540-541 [карта 13 Kd), 556
[карта 14 ВЬ), 578, Ее 630-631
[карта 15)
~ военно-морской флот 587, 603
~ в Ионийском восстании 583, 585,
586, 587, 589
~ конституция 569
~ подчинение Персии 89
- после Саламина 706, 877, 878, 732
~ скульпторы из 516
~ храмовое строительство в 506
~ торговля 543, 544, 545, 546
Хит 14—15 [карта 1Fd), 146 [карта 4 Ас)
Хнемибре 327, 330
Хнум 322,336
Хнумемахет 95
Хорасан 128
Хорезмия 14—15 [карта 1 Jb), 53, 208—
209 [карта 6 Ее), 207, 210, 213, 217
(таблица)
- одежда 190
~ погребальные обычаи 226
~ подати, уплачиваемые ей 114,218
~ поселения 227
~ хорезмийцы в персидском войске
110,218
~ экономика и культура 219,221,224—
225, 228
храмы:
~ вавилонские 171
~ восточногреческие 515
- греческие 465-468, 476, 492, 506
- египетские 312-313, 315-322, 325,
328-329
~ евреев Элефантины 335—336
~ итальянские эллинизированные 842
-сицилийские 358,883,891-895,897-
899, 901, 908-909, 911, 915, 917—
918, 920
- центральноазиатские 230, 233
«Хроника Набонида» 47-48,60,143,153,
156, 159
хронология 923—931 (таблицы)
Хузистан 14—15 [карта 1 Hd), 22, 25
[карта 2 De), 41, 42 примеч.
Хумбан 131 примеч.
Хуме 278
Хунза, река 252
хурриты 26, 34 (и примеч.), 43, 128
хюбрис («дерзость, спесь») 481, 739
царственность, ахеменидская 105—106,
133-134, 139
Цафферано, мыс 877'[карта 20В'а), 881
Цезарея 262 [карта 8 Fb), 284
Цербер 508
Цере 540-541 [карта 13 Gc), 750, 760
[карта 17 СЬ), 763, 770-771, 111,
787-791, 793-795, 797, 800, 854
Циньяго 806-807[карта 18 СЬ), 848
Цицерон 829,879
Чаман-Хузури клад 221,243,259
Чеди 239,241 [карта 7 Ее)
Челоне, река 640, 808-809 [карта 19
ЕЬ), 819
Червано, река 808-809 [карта 19 ЕЬ)
Черное море 14—15 [карта 1 Db), 114,
257, 266, 288, 290-291 [карта 9
Ее), 292, 293, 294, 298, 299
[карта 10Hb), 592, 593, 540-541
[карта 13Lc), 556[карта 14 Ca), 630-
631 [карта 15 Fb)
~ и мост через Геллеспонт 634—635
~ торговля 292, 303-304, 485, 538-
539, 543 (и примеч.), 544-545, 553,
558, 572, 587

1102
Указатель
~ торговля 292, 303-304, 485, 538-
539, 543 (и примеч.), 544-545, 553,
558, 572, 587
Чеснолы вазописец 771 (и примеч.)
Чефалу, см. Кефаледий
Чеч-тепе 273
Чилас 241 {карта 7 Ca), 252
Чиликта 208-209 {карта 6 Kb)
Чирик-Рабат 208-209 [карта 6 Ее), 217,
221 примеч., 225, 228, 230, 233
Чиссатахма 81
Чочария 833
Чьяне, река 877 (карта 20 Db)
шаманизм 128 примеч., 233, 234, 497
Шамаш-шумукин 161 примеч.
Шамаш-эриба 96—97, 145 примеч., 170,
181, 193
Шамши-Адад V 26
nianypl 250
Шейх-Фадл 310-311 (карта 11ВЬ), 338
Шелковый путь, см. Большая Хорасан-
ская дорога
Шешбацар 201
Шиакка 877 (карта 20 ВЪ), 895
Шимшай 183
Шираз 64 (карта 3), 109, 256
Шравасти 213, 241 (карта 7 ЕЬ)
штрафы 397-399, 410, 416, 463, 534, 536,
587, 622
Шуканг 208-209 (карта 6 Не)
Шурабашат 228
Шурасена 239
Эак и Эакиды 447, 681, 692, 702
Эантид, сьша Гиппокла 365
Эантида, фила 382, 383, 725
Эантия 545
Эбар 265
Эбус 540-541 (карта 13 Ed)
эвакуация 666—670, 676
эвокация, evocatio 447
Эгалеос, горный массив 367, 379, 680,
682
Эгатские острова 877 (карта 20Аа)
Эгеи 299 (карта 10 De)
Эгеида, Эгейское море 196, 292, 299
(карта 10 Ed), 492, 582, 593, 630-
631 (карта 15 De), 634,651,745,884,
885
~ доисторическая эпоха 745, 746, 929
~ контроль над ней 89—93, 90, 119,
196, 261, 263, 275, 300, 303, 361,
410, 417, 420, 421, 428, 435-436,
511, 581, 592, 593, 602, 620, 628,
668, 675, 700, 706, 728, 731, 926
~ мост через Геллеспонт и 629, 632—
635
- торговля 292, 303, 514, 536, 537,
538, 539, 542, 543, 545, 546, 553,
572, 635, 898
Эгей, Эгеиды 392, 443, 491
Эгейский союз 458
Эгий 459
Эгина 419 (карта 12 Се), 540-541
(карта 13 Jd), 630—631 (карта 15 Cd)
~ войны с Афинами 409, 412, 413,
432, 438-440, 597, 600-602, 625,
627-628, 644, 668
~ и Леотихид 706
~ монеты, см. монеты
~ военно-морской флот 587, 601, 603,
625 (и примеч.), 627-628, 644, 688,
689, 690, 706
~ Персидская держава и 439,597,601—
602, 619, 625, 681, 696
~ после Платейского сражения и
битвы при Микале 733
~ Спарта/Пелопоннесский союз и 420,
437 (и примеч.), 596-598
- торговля 437-438,543,546,548-550,
552, 553, 572
~ храм Афины Афайи 438, 927
-Фивыи 438,439,447
~ эвакуация жителей Афин на 676
(и примеч.)
- экономика 437—438
Эгнатиева дорога, Via Egnatia 307, 595,
697-698
Эгоспотамы 733
Эдесса 630-631 (карта 15СЬ),652
Эдон, см. Эхедор
эдоны 299 (карта 10De), 305, 594-595,
643
Эдфу 310-311 (карта 11 Cd), 320, 334
Эзерния 834

Указатель
1103
Эзино, река 806-807{карта 18 Gc), 827
Эзоп 475
Эион 299 [карта 10 De), 629, 630-631
[карта 15 СЬ), 641-643
Эйлатан 225 примеч., 228
Экбатаны (Хамадан) 14—15 [карта 1
Gd), 21 примеч., 25 {карта 2 De),
31, 48, 49, 58, 79, 81, 104, 114, 146
[карта 4 Db), 153, 219, 245, 623
~ сокровищница 108
эквы 808-809 [карта 19 Ca), 833, 843,
845, 867, 870, 930
Эклан 808-809 [карта 19ЕЬ), 834
Экном (Ликата) 877[карта 20 ВЬ),Ш,
879, 905
Экономика, трактат, приписываемый
Аристотелю 351
экономика:
~ вавилонская 172—176 (и примеч.)
~ доисторической Италии 744—745
- египетская 227, 325-326, 344
~ ионийская 572—573, 587
~ месопотамская 97
~ Персидской державы 121—127,218—
219
~ и философия 469
~ центральноазиатская 224—228
~ эгинская 437—439
Эксекий 796
Элам 14-15 [карта 1 Gd), 19, 28, 39, 41
(и примеч.), 42 (и примеч.), 46 (и
примеч.), 98, 103, 128, 135,141, 147,
153-154 (и примеч.), 155, 181, 275,
317
~ восстания против Дария 77—79, 81,
83 (и примеч.), 85—86 (и примеч.)
~ и западный Иран 22—23
~ форма правления 103
~ эламиты в Египте 333
~ эламиты в персидском войске 118
~ язык и тексты 16, 20 (и примеч.),
26-27, 73 примеч., 76, 81, 98, 108
примеч., ПО, 112-113,124,127
примеч., 136 примеч., 149,168,176,179
(и примеч.), 224
Элевсин 356, 357, Ш, 419 [карта 12 СЬ),
423, 449, 459, 689, 692, 693, 704
(таблица), 710, 711, 713, 715
~ мистерии 356, 492, 497, 508, 692
~ Телестерий 502
~ храм Деметры и Персес^юны 711,716
см. также религия
Элевсинская бухта 679—680, 687—688,
691
Элевферии 726
Элевферы 419 [карта 12 СЬ), 713,714
электр, металл:
~ монеты 520-527, 530-531, 533, 537,
544, 578
~ и торговля 543—544
~ украшения 537, 544
Элеунт 556 [карта 14 В а), 630—631
[карта 15 ЕЬ), 639, 641, 733
Элефантина 14-15 [карта IDf), 70, 72,
119,191,218 примеч., 310-311
[карта 11 Cd), 315, 322, 323, 325, 326,
327, 333, 335, 336, 338, 340, 343
Элея (Велия) 528, 800, 808-809 [карта
19Ее), 842
Элиан 259, 315, 402 примеч., 875
Элида 419 [карта 12Ас), 424, 463, 630-
631 [карта 15Bd), 678, 725
Элий Аристид 617
Элимиотида 652
элимы 872, 876, 877[карта 20 Ab), 878,
881, 884-886, 889-890, 895
элисики 913
Эллада, см. Греция
эллинизация:
-в Италии 818,835,837-838
~ в Лидии 573
~ в Сицилии 875—876, 878 примеч.,
879, 882-883, 889, 902, 905
эллинизма эпоха 16, 179 примеч., 189,
351, 843
Эллинский союз 411, 583, 627, 628, 649-
651,655,667-668, 670,675,677-678,
691, 693, 696 примеч., 699, 726, 732
~ его военно-морской флот, см.
военно-морские флоты
«эллины» 648-649, 668, 691, 738
см. также Эллинский союз
Эллипи 25 [карта 2 Cd), 24, 27, 37, 43
Элмали 262 [карта 8 De)
~ настенные росписи 273,277,573,574
рис.

1104
Указатель
Эльба, остров 760 (карта 17Ab), 772,784,
806-807 (карта 18 Od)
Эльба, река 540—541 (карта 13 Ga)
Элькаб 310-311 (карта 11 Cd)
Элькен-тепе 227,228
Эль-Хаким 315
Эль-Харга, оазис 310—311 (карта 11 Bd)
Эль-Хиба (Теуджой) 310—311 (карта 11
ВЬ), 328, 329, 333
Эмилия 749-750, 764, 774, 775, 801
Эммениды 907-908,919
Эмпедокл 483,497
Эмпорий 538,540-541 (карта 13Ее), 542,
553,888
Эн 299 (карта 10Fe), 556(карта 14 Ва)
Энесидем 906,907
Энея 595
Эниалий 448, 485
Эниания 673
Энна 877 (карта 20 СЬ), 878, 884
Энний 842,870
энография 120 примеч., 264, 288, 555
Энотрия 780 (и примеч.), 783, 805, 839
Энофиты 434
Эноя 373-374, 380, 419 (карта 12 СЬ),
433, 607-608
Энтелла 877(карта 20 ВЬ),Ш
Энусские острова 553,556 (карта 14 ВЬ)
Эолида 52, 114, 263, 420, 426, 470, 498,
581, 586, 733, 795, 876
Эордея и эорды 644, 652
эпиграммы 434, 635, 656, 734, 736, 737,
739, 916
Эпидавр 419 (карта 12 Сс), 425, 450,
630-631 (карта 15Cd), 655, 717
Эпидамн 540-541 (карта 13 Не), 885
Эпиктет, вазописец 796
Эпир 299 (карта 10 Cd), 307
Эпихарм 875,920-922,927
Эпоредия 806-807(карта 18Аа), 850-
851
Эргетий 905
Эргили 271,272
Эребуни 284
Эресс 556 (карта 14 Ab)
Эрет 832
Эретрия 360, 362,409,419 (карта 12 СЬ),
430, 435, 539, 562, 563
~ и греческий алфавит 476 примеч.
~ и Ионийское восстание 513,578, 579,
999
~ персидская экспедиция против нее
292
~ в персидских войнах 589, 593, 599,
600, 602, 604-607, 613, 617, 623, 655
Эрзинджан 284
Эрике (герой) 886 (и примеч.)
Эрике 737, 877 (карта 20Аа), 872, 878,
882, 884, 889, 890
Эриманф, гора 419 (карта 12 Ас)
Эрифры 556 (карта 14 ВЬ), 712, 714, 716
Эрк-Кала 228
эротизм (в ранней греческой поэзии) 486,
490
Эсагила 57-58,97,154,158,171 (и примеч.)
эспарто (трава) 632—633
Эсте (Атесте) 756(карта 16Сс), 806-807
(карта 18 Еа), 821,860
Эсте, культура 774
Эсхил 40, 117, 613, 628, 911, 920, 927
~ Геродот и 563, 636, 637, 679, 690, 697
~ персидские войны и 279, 563, 591,
594, 615, 632, 633, 635, 636, 637, 697,
699, 738, (Саламин) 662, 681-684,
687, 690, 691, 692, 701
Эсхин из Ламптры 718
Этна, гора 877 (карта 20 Db), 884, 899
Этолия 419 (карта 12 Ab), 422, 444, 475,
540-541 (карта 13 Jd)
Этрурия 540-541 (карта 13 Gc), 760
(карта 17), 806-807 (карта 18Ed)
~ и Апулия 813
~ архаический период 794—803
~ военно-морской флот 603, 777—778,
800, 821, 827
~ и греки 786, 790, 791, 792, 794-795,
800-801
~ доисторическая эпоха 741,744,747—
753 (см. также виллановская
культура)
~ иностранцы здесь 778, 782, 785, 789,
787
~ ионийские мастера здесь 515
~ исторические источники 754—761
~ и италийские народы 831—832, 835,
839

Указатель
1105
~ керамика, см. керамика
~ культура Etruria Padana (Паданская
Этрурия) 802
~ минеральные ресурсы 772, 773 рис.,
775, 783, 786
~ монеты, см. монеты
~ ориентализирующий период 769,
770, 775, 777-793
~ Пиндар о ней 740
~ происхождение этрусков 751, 758—
760, 762
~ религия, см. религия
~ святилища 755, 761
~ торговля 437, 509, 516, 538 (и
примеч.), 542, 548, 551, 782-783, 786,
790-791, 821, 840-841, 887 (и
примеч.), 895, 902
~ язык 758, 803, 829, 852-867, 871-
872
Эфес 220, 262 {карта 8 Вс), 495, 516,
540-541 [карта 13Kd), 556
[карта 14 Вс)
~ в Ионийском восстании 270, 408, 578,
579, 585
~ монетные клады 521, 524—525
~ храм Артемиды 359, 467, 506, 524-525
~ эфесцы в Грависках 796
Эфиальт Афинский 396—399
Эфиальт из Малиды, предатель 663—
664
Эфиопия (Куш), эфиопы 14—15 [карта 1
Eg), 66,69,116,323 примеч., 327,717
эфиопы азиатские 114, 219
Эфор 560,561,620-621,708,757,913,914
эфоры 427,428,598,710-711
Эхедор (Эдон), река 305, 594, 630-631
[карта 15 СЬ), 643
Эшмуназар Π 197
~ его надпись 182 (и примеч.), 189,190
ювелирные украшения:
~ анатолийские 282, 532
~ ионийские 524, 537, 544
~ итальянские 811, 812, 823, 824, 836
(и примеч.)
~ левантийские 538—539
~ персидские 137, 341
~ в Сардах 269
~ фракийские 304, 305, 594
- центральноазиатские 227, 232
Югославия 307
«южнопиценский» язык и народ 827,829,
863, 865-869
южный Тироль 861
Юпитер 359, 798, 826, 843, 868
Яз-тепе 208-209 [карта 6Ed), 225
язык, см. отдельные языки
якорь, посвящение Сострата Аполлону
Эгинскому 548, 549, 550 рис.
Яксарт (Сырдарья), река 14—15[карта 1
Ка), 206-207, 208-209 [карта 6
Fe), 213, 225, 228, 230, 231, 246
Ямуна (Джамна), река 239,241 [карта 7
Щ
янтарь 523, 767, 76, 776, 823-825, 836,
930
япиги 805-806, 810-812, 817-819, 822,
826, 829, 930
Ярим-тепе 150
Яска 246
Яхве 61, 70, 95, 188, 335, 571
ячмень 195,225,465
Яшты 210 примеч., 220, 235

СОДЕРЖАНИЕ
От переводчика 5
Предисловие 7
Часть первая
ПЕРСИДСКАЯ ИМПЕРИЯ
Глава 1. Ранняя история мидийцев и персов
и Ахеменидская держава до смерти Камбиса
Т. Кайлер Янг-мл 13
I. Рамки темы 13
П. Общая характеристика источников 16
Ш. Мидийцы и древнейшие персы 19
IV. Создание Персидской империи при Кире Великом 40
V. Продолжение имперской экспансии при Камбисе 65
Глава 2. Укрепление державы и достижение пределов
ее роста при Дарий и Ксерксе
Т. Кайлер Янг-мл 72
I. Дарий I и восстановление ахеменидского могущества 72
П. Последствия великой смуты 85
Ш. Дальнейшая экспансия при Дарий 87
IV. Правление Ксеркса: завершение экспансии 93
V. Правления Дария и Ксеркса в совокупном изложении 101
VI. Имперская организация и культурные достижения 103
Основные регионы империи
Глава За. Вавилония от Кира до Ксеркса
А. Курт 143
I. Источники 143
П. Кир и Камбис 152
Ш. Дарий 164
IV. Ксеркс 169
V. Заключение 172

Содержание
1107
Глава ЗЬ. Сирия—Палестина под властью Ахеменидов
И.Эфаль 177
I. Введение 177
П. Основные контуры политической истории 180
Ш. Демография и персидская политика в отношении
этнических групп 187
IV. Имперское управление и администрация 193
Глава Зс. Центральная Азия и восточный Иран
А.-П. Франкфор 206
I. Центральная Азия накануне ахеменидского завоевания 206
П. Центральная Азия под властью Ахеменидов:
завоевание, административное устройство, управление
и эксплуатация 211
Ш. Экономика, общество и культура Центральной Азии
в ахеменидское время 224
Глава 3d. Страны Инда
А.-Д.-Х. Бивар 239
Глава Зе. Анатолия
М.-Дж. Меллинк 261
I. Пути сообщения 266
П. Сарды и Лидия 267
Ш. Даскилий, греко-персидские памятники 271
IV. Южное побережье: Кария, Ликия, Памфилия 275
V. Киликия 278
VI. Фригия 280
VH. Понт, Каппадокия, Коммагена, Армения 284
Глава 3f. Персы в Европе (помимо Греции)
А. Фол, Н.-Дж.-А Хэллмонд 287
I. Специфика доступной нам информации 287
П. Экспедиция Дария около 513 г. до н. э 289
Ш. Расширение сатрапии в Европе 298
IV. Организация и влияние персидской власти в Европе 301
Глав a 3g. Египет в период с 525 по 404 г. до н. э.
Дж.-ДРэй 309
Кратко об источниках 345
Часть вторая
ГРЕЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА
Глава 4. Тирания Писистратидов
ДМ. Льюис 347

1108
Содержание
Глава 5. Реформы Клисфена
М. Оствальд 368
I. События с 511/510 по 507/506 г. до н. э 368
П. Реформа конституции 374
Ш. Мотивы и последствия 387
ГУ. Последствия реформ: Аттика с 507/506 по 480 г. до н. э 393
Глава 6. Греция перед персидским вторжением
Л.-Г. Джеффери 417
I. Спарта и Пелопоннесский союз 420
П. Аргос и Пелопоннесский союз 424
Ш. Правление Клеомена 427
IV. Беотия и Евбея 429
V. Клеомен и Афины 432
VI. Острова Эгейского моря 435
VII. Спарта и Аргос 436
VIEL Эгина 437
Общество архаической Греции
Глава 7а. Религия и государство
Дж.-К. Дэвис 441
Глава 7Ь. Развитие идей в период с 750 по 500 г. до н. э.
Дж.-С. Кирк 469
Глава 7с. Материальная культура
Дж. Бордмэн 498
I. Афины времени тиранов 499
П. Афины после тиранов 502
Ш. Остальная Греция 505
IV. Изобразительные памятники и политика 506
V. Война 510
VI. Мир 513
Глава 7 ά. Монетное дело
К. Краай 519
Глава 7е. Торговля
К.Рёбак 537
Глава 8. Ионийское восстание
О. Мюррей 554
I. Введение 554
П. Источники и свидетельства 559
Ш. Иония и Персия 568
ГУ. Ионийское восстание 576

Содержание 1109
Глава 9. Поход Датиса и Артаферна
Н.-Дж.-Л. Хэммонд 589
I. Характеристика источников 589
П. Персидский плацдарм в Европе 592
Ш. Положение в Греции 596
IV. Персидское наступление 602
V. Кампания и битва при Марафоне 606
Дополнительные замечания 617
Глава 10. Поход Ксеркса
Н.-Дж.-Л. Хэммонд 619
I. Афины между двумя персидскими вторжениями 619
П. Персидские приготовления и выдвижение к Ферме
в Македонии 628
Ш. Организация греческого сопротивления и поход
в Темпейскую долину 644
IV. Фермопилы и Артемисий 651
V. Персидское наступление и разграбление Афин 673
VI. Саламинское сражение и отступление Ксеркса 678
Примечания 701
Глава 11. Освобождение Греции
Дж.-П. Баррон 705
Часть третья
ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
Глава 12. Доисторическая Италия: от бронзового века к железному
Д. Риджуэй 741
I. Введение 741
П. Проблемы хронологии: Италия от XVI до X в. до н. э 743
Ш. Экономика и общество периода позднебронзового века 744
IV. Протовиллановская культура 747
Глава 13. Этруски
Д. Риджуэй 754
I. Введение: характеристика источников 754
П. Виллановская культура: этруски в IX—VHI вв. до н. э 761
Ш. «Ориентализирующий» период: ок. 720—580 гг. до н. э 111
IV. Архаический период: ок. 580—480 гг. до н. э 794
Глава 14. Железный век: народы Италии
Э.-Т. Саямон 804
I. Апулия и ее народы 804
П. Среднеадриатический регион 820

1110 Содержание
Ш. Италийская экспансия 829
IV. Лигуры 847
Глава 15. Языки Италии
Дж. Пенни 852
Глава 16. Карфагеняне и греки
Д.Ашери 875
I. Материальная и духовная культура Сицилии
в VI в. до н. э 875
П. Столкновения между Г1унийцами и греками в западной
Сицилии в VI в. до н. э 885
Ш. Усиление тиранических режимов Сицилии
(на примере Селинунта) 890
IV. Возвышение Гелы и Гиппократова держава 896
V. Держава Гелона и битва при Гимере 906
VI. Общество и культура в Акраганте и Сиракузах
в начале V в. до н. э 917
Хронологические и генеалогические таблицы 923
1а. Восток и Греция; Ib. Сицилия; П. Война между
персами и греками; Ш. Литература и факты
художественной жизни; IV. Италия, XVI—X вв. до н. э.; V. Италия,
X—IV вв. до н. э.; VI. Спарта: список царей; VH.
Македония: список царей; VIII. Дейномениды Сицилии
Библиография 934
Список карт 1030
Список иллюстраций 1031
Указатель 1034

Персия, Греция и западное Средиземноморье. Ок. 525—479 гг.
до н. э. /Под ред. Дж. Бордмэна, Н.-Дж.-Л. Хэммонда, Д.-М. Льюиса и М.
Оствальда: Пер. с англ., подготов. текста, предисловие, примечания A.B. Зай-
кова. — М.: Ладомир, 2011. — 1112 с. (Кембриджская история древнего мира.
Т. IV).
ISBN 978-5-86218-467-9
Книга «Персия, Греция и западное Средиземноморье. Ок. 525—479 гг.
до н. э.» представляет собой перевод четвертого тома знаменитого второго
издания «The Cambridge Ancient History». Охватываемый этим томом
период был временем таких событий и таких исторических перемен, которые
имели для средиземноморского мира колоссальное значение. В первой части
книги рассматривается ранняя история мидийцев и персов, возникновение и
усиление Персидской державы, основные регионы, входившие в ее состав, а
также история ее экспансии в период царствования Кира, Дария и Ксеркса —
вплоть до момента, когда эта великая империя достигла пределов своего
роста. Вторая часть посвящена истории Эллады, где в течение рассматриваемого
периода Спарта превратилась в лидера военно-политической коалиции
греческих городов-государств, а Афины прошли путь от просвещенной тирании
до умеренной демократии с ее предпринимательской активностью и
политической дальновидностью. Столкновение между Персидской империей, почти
достигшей естественных пределов своего расширения, и союзом
свободолюбивых и находившихся на подъеме греческих полисов бьгло неизбежным. В
важнейших главах настоящей книги излагаются причины и ход восстания
ионийских греков против персидского господства, а также история двух
персидских вторжений в Элладу, включая три эпические битвы — Марафонскую,
Фермопильскую и Саламинскую. Третья часть тома обращена к западному
Средиземноморью, при этом изложение выходит за хронологические рамки,
указанные в заглавии книги. В истории этого региона очень важным
фактором постепенно становится Италия, поэтому здесь рассматриваются
италийские народы и их языки в период от позднего бронзового до железного века,
а также этруски и их культура. Заключительная глава посвящена Сицилии:
местным племенам, населявшим остров с древнейших времен, социальному,
экономическому и культурному развитию основных греческих колоний,
возникновению и усилению тиранических режимов, а также первому
столкновению между греками и пунийцами, завершившемуся сражением при Гимере,
в котором греческие города-государства под руководством Гелона Сиракуз-
ского и Ферона Акрагантского сумели отразить карфагенское нападение.

Научное издание
ПЕРСИЯ, ГРЕЦИЯ
И ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
Ок. 525—479 гг. до н. э.
Редактор ЮЛ. Михайлов
Корректор О.Г. Наренкова
Компьютерная верстка и препресс В.Г. Курочкина
ИД № 02944 от 03.10.2000 г.
Подписано в печать 11.11.2011 г.
Формат 60x90 у . Гарнитура «Баскервиль».
Печать офсетная. Печ. л. 69,5.
Тираж 1500 экз. Зак. № 8611
Научно-издательский центр «Ладомир»
124681, Москва, ул. Заводская, д. 6-а
Тел. склада: 8-499-729-96-70
E-mail: ladomirbook@gmail.com
Отпечатано с оригинал-макета
в ОАО «Первая Образцовая типография»,
филиал «Ульяновский Дом печати»
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
ISBN 978-5-86218-467-9
9"785862"1 84679