/
Автор: Астин А.-Э. Уолбэнк Ф.-У. Фредериксен М.-У. Огилви Р.-М.
Теги: история кембриджская история древнего мира
ISBN: 978-5-86218-561-4
Год: 2018
Похожие
Текст
КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА ТОМ VIII
THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY SECOND EDITION VOLUME VIII ROME AND MEDITERRANEN TO 133 B.C. Edited by A.E. ASTIN Formerly Professor of Ancient History, The Queen's University, Belfast F.W. WALBANK f.b.a. Emeritus Professor, formerly Professor of Ancient History and Classical Archaeology, University of Liverpool M.W. FREDERIKSEN R.M. OGILVIE Cambridge UNIVERSITY PRESS
КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА ТОМ VIII РИМ И СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ ДО 133 ГОДА ДО Н. Э. Под редакцией А.-Э. АСТИНА, Ф.-У. УОЛБЭНКА, М.-У. ФРЕДЕРИКСЕНА, Р.-М. ОГИЛВИ Л АДОМ нр Научно-издательский центр «Ладомир» Москва
Перевод, научное редактирование, заметка «От переводчика», примечания, подготовка «Указателя» (его переработка и расширение) В.А. Гончарова © Cambridge University Press, 1989. © Гончаров В.А. Перевод, заметка, примечания, 2018. ISBN 978-5-86218-561-4 © НИЦ «Ладомир», 2018. Репродуцирование [воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА При ссылках на тексты древних авторов в данном томе «Кембриджской истории древнего мира» (КИДМ) использована преимущественно та же система, как и в уже опубликованных в русском переводе томах1. Имя автора и название произведения приводятся на русском языке, причем последнее выделено курсивом. Далее римской цифрой обозначается номер книги, а арабскими — номера глав, параграфов (для прозы) или стихов (для поэзии) (например: Плутарх. Марцелл. 23, что означает отсылку к двадцать третьей главе «Жизнеописания Марцелла» Плутарха). Если до нашего времени дошло только одно произведение того или иного автора, то его название не указывается (к примеру: Полибий. XXXI.23.1, что означает отсылку к первому параграфу двадцать третьей главы тридцать первой книги «Всеобщей истории» Полибия). В отдельных случаях дается ссылка на классическое издание соответствующего труда или его сохранившихся фрагментов (в частности: Асконий Педиан. с. 43 (под ред. Кларка), что подразумевает отсылку к странице 43 «Комментариев к речам Цицерона» Аскония Педиана в издании под редакцией Кларка). Ссылки на фрагменты даются также с использованием аббревиатуры названия соответствующего сборника (например: Посидоний. FGrH 87 — ссылка на фрагменты из сочинений Посидония в издании «Фрагменты греческих историков» («Fragmenta historicorum Graecorum»)). При ссылке на эпиграфические источники используются общепринятые латинские аббревиатуры, обозначающие наиболее авторитетные из¬ 1 Кембриджская история древнего мира. Т. Ш, часть 3: Расширение греческого мира. VUI—VI века до н. э. / Под ред. Дж. Бордмэна и Н.-Дж.-Л. Хэммонда; пер. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2007; Кембриджская история древнего мира. Т. IV: Персия, Греция и Западное Средиземноморье. Ок. 525—479 гг. до н. э. / Под ред. Дж. Бордмэна, Н.-Дж.-Л. Хэммонда, Д.-М. Льюиса, М. Оствальда; пер. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2011; Кембриджская история древнего мира. Том V: Пятый век до нашей эры / Под ред. Д.-М. Льюиса, Дж. Бордмэна, Дж.-К. Дэвиса, М. Оствальда; Пер. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2014; Кембриджская история древнего мира. Том VI: Четвертый век до нашей эры: в 2-х полутомах / Под ред. Д.-М. Льюиса, Дж. Бордмэна, С. Хорнблоуэра, М. Оствальда; Пер. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2017; Кембриджская история древнего мира. Том VH, часть 2: Возвышение Рима: от основания до 220 года до н. э. / Под ред. Ф.-У. Уолбэнка, А.-Э. Астана, М.-У.Фредериксена, Р.-М. Огилви, Э. Драммонда. Пер. В.А. Гончарова. М.: Ладомир, 2015; Кембриджская история древнего мира. Том X: Империя Августа. 43 г. до н. э. — 69 г. н. э.: в 2-х полутомах / Под ред. А.-К. Боумэна, Э. Чэмплина, Э. Линтотта; пер. О.В. Любимовой и С.Э. Таривердиевой. М.: Ладомир, 2017.
6 От переводчика дания древних надписей (например: OGIS 248 — надпись под номером 248 из сборника «Избранные греческие надписи с Востока» («Orientis Graeci Inscriptiones Selectae») под редакцией Диттенбергера). Обнаруженные нами неточности в ссылках на тексты античных авторов мы исправляли без специальных пояснений — как правило, ориентируясь на русский перевод соответствующего труда. Ссылки на труды современных ученых сохранены в том виде, в каком они приводятся в оригинальном издании: сначала указывается фамилия автора, затем — год издания, в скобках — указание на раздел библиографического списка и пункт, под которым помещена в нем соответствующая работа, и наконец (после двоеточия) — номер страницы. Если номер страницы не указан, это означает, что дана ссылка на всю работу в целом. Подробнее о библиографическом списке см. далее «Примечание к библиографии». Цитаты из древних авторов в большинстве случаев мы приводим по общепринятому русскому переводу (если таковой имеется). Автор перевода указывается непосредственно после цитаты. Список русских переводов приводится в специальном разделе «Библиографии». Следуя принципам, заложенным в тех томах КИДМ, которые уже вышли в русском переводе, мы включили в текст собственные примечания с пояснениями специфических терминов, географических названий и имен, латинских и греческих слов, а также — по мере возможности — со ссылками на русскоязычные научные работы по соответствующей тематике. Краткий список русскоязычных изданий также приведен в специальном разделе «Библиографии». При переводе географических названий мы старались давать их древние варианты. Если известен современный вариант названия, то он, как правило, дается в скобках (например: Аримин (совр. Римини), Ибер (совр. Эбро) и т. д.) или в отдельной сноске. В тех случаях, когда тот или иной топоним (чаще всего это названия рек, гор, мысов и т. п.) не встречается в сочинениях античных авторов или когда его идентификация вызывает сомнения, мы были вынуждены использовать только современный вариант. Также нынешние названия отдельных мест были оставлены нами на некоторых картах — в соответствии с текстом оригинала. Переводчик выражает искреннюю благодарность д.и.н. А.М. Сморчкову (Москва) и к.и.н. Р.В. Лапыренку (Иркутск) за ценнейшие консультации по всем вопросам, связанным с древнеримской тематикой, Ю.А. Михайлову (НИЦ «Ладомир») — за детальные подсказки по оформлению и огромную редакторскую работу, к.и.н. Ю.Н. Кузьмину (Самара) и д.и.н. О.Л. Габелко (Казань — Москва) — за советы по эллинистической проблематике, В.В. Макарову и Д.В. Целикову (Воронеж) — за техническую помощь, А.М. Чурсановой (Воронеж) — за всемерную поддержку. Все недостатки перевода лежат исключительно на совести переводчика. В.А. Гончаров Воронеж, 2018
ПРЕДИСЛОВИЕ В данном томе рассматривается довольно короткий отрезок времени. Кое-кто из тех, кто мог вспомнить события, послужившие его началом — возможно, вести о том, что Ганнибал перешел через Альпы, или о сокрушительном разгроме римской армии при Каннах, — дожил почти до его конца. Эти люди стали свидетелями невероятно быстрых и резких изменений, которые привели к установлению римского господства в средиземноморском бассейне. Конечно, эти изменения были обусловлены всем историческим развитием Рима и многих других стран, а также теми событиями и институтами, которые рассматриваются в других томах КИДМ (прежде всего в т. VTL2), однако тот важнейший перелом, который самым решительным образом затронул огромные территории и множество народов, длился немногим более полувека. Будучи, с одной стороны, лишь одним эпизодом в истории Средиземноморья, он в то же время складывался из большого числа более мелких эпизодов, которые очень сильно отличались друг от друга как по масштабам, так и по характеру, а также по составу тех стран и народов, которые в результате конфликтов, заключения союзов или же пассивного принятия новых обстоятельств попадали под власть римлян. Кроме того, сам Рим тоже переживал немалые изменения, причем не только в том, что касалось масштабов его владычества. Вкупе со своими материальными плодами и практическими потребностями это владычество оказывало сильнейшее влияние и на внутреннюю политику римлян, и на их отношения между собой и со своими италийскими соседями, и на культурную жизнь, и на ее материальную составляющую. Именно тот сложный комплекс очень быстрых изменений и анализируется, аспект за аспектом, в отдельных главах данного тома. За обзором источников идет рассмотрение Второй Пунической войны и первых контактов Римского государства с народами, жившими за Адриатическим морем. Следующая затем глава посвящена римской экспансии на Западе в дальнейшие десятилетия; в этой главе последовательно рассматриваются Цизальпинская Галлия, Испания и Карфаген — вплоть до разрушения последнего в ходе Третьей Пунической войны. За двумя главами, посвященными системе государственного управления и политике самого Рима, а также его взаимоотношениям с италийскими соседями, следуют две главы, в которых идет речь о происходившем в то же самое время расширении римского владычества на Востоке. В первой из них рассказывается о крупных войнах с македонским царем Филиппом V
8 Предисловие и с правителем государства Селевкидов Антиохом Ш, а во второй — об уничтожении Македонского царства и о провале последних попыток греков отстоять хоть какую-то независимость, которые закончились разрушением Коринфа в тот же самый год, когда был стерт с лица земли Карфаген. Впрочем, вмешательство римлян в местные дела (по крайней мере, к востоку от Эгейского моря) хотя постепенно и расширялось, тем не менее представляло собой пока лишь один из аспектов в весьма бурной жизни народов Восточного Средиземноморья. Селевкиды и их соперники представлены в нашей книге весьма подробно, в основном — с их собственной точки зрения, а не как простое дополнение к римской истории, хотя, конечно, влияние Рима на них в рассматриваемый период становилось всё сильнее. Греки, жившие в Бактрии и Индии (на которых тень Рима так никогда и не упала), тоже были соперниками Селевкидов, однако им посвящена отдельная глава, в которой использован несколько иной подход, обусловленный как их уникальной историей, так и малочисленностью и разнородностью источников. Завершается том двумя главами, в которых исследуется взаимодействие между римскими и италийскими традициями, с одной стороны, и греческим миром — с другой. В первой из этих глав речь идет преимущественно об изменениях в интеллектуальной и литературной сферах, а во второй — о материальных свидетельствах вышеупомянутого взаимодействия на самых разных уровнях — от основ экономического производства до архитектуры и знаменитых произведений искусства. Некоторые темы мы намеренно обошли молчанием, чтобы избежать фрагментации материала и сосредоточить на них внимание в других томах, где они в любом случае так или иначе должны всплыть. Птолемеевский Египет подробно рассмотрен в т. УП. 1, а более поздние события в его истории — в т. IX. Там же идет речь и о Боспорском царстве. События в Италии между Первой и Второй Пуническими войнами разбираются в совершенно естественном для них контексте в т. VTI.2, и в данном томе мы к ним уже не возвращаемся. Некоторые вопросы, фигурирующие в гл. 6 и 7 настоящего тома, неизбежно выводят нас на трибунат Тиберия Гракха в 133 г. до н. э., однако подробное рассмотрение данного эпизода, включая те изменения, которыми он был обусловлен, мы перенесли в т. IX. Аналогичным образом, хотя в гл. 12 рассматриваются отдельные аспекты развития римской религии и литературы, читателей, которые хотят узнать о них больше, мы отсылаем к соответствующим главам т. VTL2 и IX (религия), а также к «Кембриджской истории античной литературы» (литература). С другой стороны, тот же самый подход привел к тому, что для двух глав настоящего тома оказались характерны намного более широкие хронологические рамки, чем для всех остальных. Это главы, посвященные соответственно грекам, жившим в Бактрии и Индии, и археологическим свидетельствам трансформации Италии. В обоих случаях это было обусловлено нашим стремлением сохранить связность повествования, которое при разделении потеряло бы в ценности и внятности.
Предисловие 9 Наконец, мы должны упомянуть еще два момента в нашей редакторской политике. Во-первых, мы ни в коем случае не заставляли авторов придерживаться некой единой интерпретации или методологического подхода, даже в самых широких вопросах, хотя при этом просили каждого специально обращать внимание (в основном тексте или в сносках) на существенные отклонения от общепринятых точек зрения. Во-вторых, хотя до каждого из авторов мы довели наши требования относительно общего оформления (включая сноски), мы понимали, что в силу различий не только в их подходах к подаче материала, но и в проблематике отдельных глав, а также в состоянии источников и литературы по соответствующим темам, настаивать на четком следовании некой единой модели практически бесполезно. В результате текст получился довольно неоднородным в литературном плане, однако данная неоднородность — в значительной степени является следствием как специфики задач, которые стояли перед авторами, так и разнопланового характера рассмотренных тем. Во время подготовки рукописи данного тома к публикации, занявшей довольно длительное время, произошло два весьма печальных события. М. Фредериксен, погибший в автокатастрофе в 1980 г., входил в первый состав нашей редакционной коллегии, которая взяла на себя особую ответственность именно за этот том. Его общая концепция и план, а также конкретные инструкции, дававшиеся большинству авторов, очень многим обязаны проницательности, заботе, энтузиазму и мудрости Мартина. Мы очень сожалеем о том, что он не довел до конца этот проект, в который им было вложено так много сил. Менее чем через два года после скорбных известий о гибели М. Фредериксена случилась вторая трагедия — скоропостижная и безвременная кончина Р. Огилви. Он также входил в первый состав редакционной коллегии и внес весьма существенный вклад в исходное планирование серии. Хотя в подготовку именно этого тома Роберт был вовлечен не так плотно, впоследствии он всё же осуществлял общее руководство и сделал немало весьма полезных замечаний. Наконец, мы с глубоким сожалением должны сообщить о еще одной потере в творческом коллективе: в 1983 г. ушел из жизни один из наших авторов — профессор Г.-Х. Скаллард. В заключение редакторы хотели бы особо поблагодарить целый ряд людей — и не в последнюю очередь авторов — за их терпение во время всяческих задержек, неизбежных при подготовке такого объемного сборника, как данный том КИДМ. Некоторые главы были получены нами уже в 1980 г., но большинство — к 1984 г., когда у нас появилась наконец возможность для вычитки. Несмотря на сжатые сроки и большие объемы другой работы, А.-К. Нарайн любезно согласился написать гл. 11 на довольно позднем этапе работы. Глава 7 была переведена с итальянского Дж. Пауэллом и дополнительно отредактирована профессором М. Кроуфордом, которому мы также выражаем благодарность. Глава 13 была переведена с французского Элизабет Эдвардс. Глава 10 была сразу же написана на английском, однако профессор X. Хабихт выража¬
10 Предисловие ет признательность за помощь в работе д-ру Э.-С. Брэдфорду. Карты в данном томе нарисованы Дэвидом Коксом из компании «Сох Cartographic Ltd.». Указатель составлен Барбарой Хёрд. Наконец, особо хотелось бы поблагодарить нашего младшего редактора, Энн Джонстон, за ее заботу и бдительность, а также сотрудников издательства «Cambridge University Press» за их терпение и неизменную поддержку на протяжении всей нашей работы. А.-Э. А., Ф.-У. У. * * * О БИБЛИОГРАФИИ И ПОСТРАНИЧНЫХ СНОСКАХ Раздел «Библиография» наст. изд. поделен на подразделы, посвященные определенным проблемам и иногда соответствующие отдельным главам, но чаще объединяющие тематику нескольких глав. В сносках к основному тексту приводятся ссылки именно на эти подразделы (обозначены прописными буквами), а в самих подразделах каждой книге или статье присвоен свой номер, на который дается ссылка в постраничных сносках. Чтобы читатель мог получить представление о характере работы, к которой адресует ссылка, в сносках приводятся также фамилия автора и год данной публикации: напр., запись в сноске «Gruen 1984 (А 20) I: 40» отсылает к изд.: «Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome (Berkeley, 1984). Vol. I. P. 40», указанному в подразделе «А» «Библиографии», под номером 20.
Глава 1 А.-Э. Астин ИСТОЧНИКИ I. Введение Данный том «Кембриджской истории древнего мира» посвящен периоду невероятного расширения власти Рима, когда военное и политическое господство Вечного города распространилось практически по всему Средиземноморью — от земель иберийских племен на западе до эллинистических государств на востоке. В начале данного периода города, союзы и царства эллинистического мира, расположенные к востоку от Адриатики, жили своей собственной жизнью и лишь изредка соприкасались с Римом, а к концу — хотя римская администрация на этих землях (за исключением Македонии) еще не появилась — установление реального политического контроля со стороны римлян уже было свершившимся фактом. Всё это оказало весьма глубокое влияние на характер литературных источников, из которых мы черпаем большинство имеющихся у нас сведений — как правило, авторы этих сочинений сосредотачивали основное внимание на Риме, а все остальные народы Средиземноморья (как западные, так и восточные) рассматривали прежде всего через призму их взаимоотношений с римлянами. Таким образом, хотя в странах Запада мы обнаруживаем множество археологических свидетельств (остатков военных сооружений, жилищ, а также самых разнообразных артефактов), исторический контекст перечисленного является практически полностью римским. На Востоке доступный нам материал имеет более сложный характер, но и для этих территорий довольно трудно составить последовательный и подробный рассказ даже о начальных этапах рассматриваемого нами периода, если не оглядываться при этом на историю Рима. По общему признанию, определенную помощь здесь нам может оказать весьма обширный комплекс нумизматических и эпиграфических1а свидетельств. При этом особенно полезными для решения целого ряда хронологических проблем, связанных прежде всего с некоторыми династами и узурпаторами, находившимися у власти короткое время, являются монеты, а уж для более отдаленных эллинистических 1а Эпиграфика — вспомогательная историческая дисциплина, занимающаяся изучением надписей. — В. Г.
12 Глава 1. Источники государств данные нумизматики вообще нередко бывают решающими. Что же касается весьма многочисленных надписей, дошедших до нашего времени (прежде всего обнаруженных на территории эллинистических городов), то они проливают немало света на различные — хотя и достаточно узкие — проблемы хронологии, политических пристрастий, административного управления и государственной политики1. Впрочем, и монеты, и надписи чаще всего становятся ценными источниками лишь в тех случаях, когда их удается включить в контекст, базирующийся преимущественно на трудах древних авторов, а для эллинистического мира эти труды — прежде всего в части, затрагивающей сюжеты, не связанные с Римом, — весьма немногочисленны и нередко сохранились лишь в отрывках. На их основе чаще всего удается реконструировать только самую общую схему событий. Помимо неравномерной, но при этом весьма существенной утраты письменных источников, которая характерна для любого периода истории древнего мира, применительно к рассматриваемому времени описанная выше ситуация вызвана еще двумя особыми причинами. Во-первых, хотя эллинистический мир имел весьма прочную традицию литературного творчества и в Ш в. до н. э. располагал целым рядом собственных выдающихся историков, затем, на протяжении длительного периода, включая годы, описываемые в данном томе, эллинистическими авторами не было создано практически ни одного крупного исторического сочинения, за исключением труда Полибия, который интересовался прежде всего ростом мощи Рима и во многих отношениях, несомненно, представлял собой исключение из правил. Как полагает большинство исследователей, в эллинистическую эпоху было создано довольно много работ, посвященных истории отдельных местностей и вопросам особого характера2, и вполне возможно, что некоторые из них были написаны именно в рассматриваемый нами период (ни одна из них не сохранилась, и датировать их чаще всего невозможно), однако, судя по всему, эти сочинения в большинстве своем были узкоспециализированными и, вероятно, известными лишь ограниченному кругу людей. Таким образом, помимо подобных трудов, посвященных истории отдельных местностей, в анализируемую эпоху не существовало никакого существенного комплекса исторических сочинений, в которых описывались бы события, происходившие преимущественно в эллинистическом мире, и которые могли бы использоваться позднейшими историками или дойти до нашего времени. Во-вторых, для авторов новых поколений, которые жили уже в Римской державе, при обращении к истории рассматриваемого периода было совершенно естественным ставить в центр своего рассказа именно римские дела. 1 См. далее, параграф IV наст. гл. 2 В один ряд с подобными трудами мы можем поставить заключительные разделы «Истории» Филарха и воспоминаний Арата, в которых описывались события в европейской Греции вплоть до 220 г. до н. э. Обоими этими сочинениями пользовался Полибий при написании кн. I и П своего труда, посвященных именно данному периоду.
I. Введение 13 Определенный отход от подобного широко распространенного обыкновения рассматривать эллинистическую историю просто как один из аспектов истории Рима можно обнаружить в сочинении Помпея Трога, который жил во времена Августа и написал на латинском языке «всеобщую историю» под названием «История Филиппа»: из сорока четырех книг, входивших в ее состав, не менее двадцати восьми были посвящены именно эллинистическому периоду. До нашего времени этот труд не дошел, однако он известен нам по сохранившимся оглавлениям (prologi) отдельных книг и по эпитоме2а, составленной неким Юстином, вероятно, в Ш в. н. э. Сам Трог, естественно, посвятил несколько книг войнам Рима на Востоке, однако, даже рассказывая о П в. до н. э., сумел уделить немало внимания и тем событиям в истории эллинистических держав, в которые римляне не были вовлечены, причем некоторые из этих событий упоминаются только в рассматриваемом источнике. Что еще более важно, краткое изложение труда Трога играет ключевую роль в восстановлении общей исторической канвы анализируемого периода. Впрочем, нам известно еще одно весьма примечательное исключение в общей структуре источников по истории рассматриваемого времени. Мы имеем в виду рассказы об иудейском восстании под руководством рода Хасмонеев против господства Селевкидов. Это был эпизод эллинистической истории, который практически никоим образом не входил в орбиту истории Рима, но при этом оказался достаточно детально отражен в письменных источниках. Упомянутые выше события описываются в первых двух Маккавейских книгах2Ь, а также в сочинениях Иосифа Флавия. При этом, однако, даже Первая книга Маккавейская, которая, вероятно, была написана палестинским иудеем около 100 г. до н. э. и является наиболее ценной из двух, охватывает только события 175—135 гг. до н. э., тогда как Вторая книга, более вторичная, вообще ограничивается временным интервалом со 176 по 161 г. до н. э. Таким образом, хотя в данных произведениях содержатся связные и достаточно подробные рассказы об определенных событиях (включая побочные, но весьма полезные упоминания о некоторых других аспектах истории Селевкидского государства), эти события привязаны к очень небольшому отрезку времени и очень небольшой территории. Кроме того, рассматриваемые книги отражают преимущественно важность упомянутого выше восстания в иудейской традиции, но не в эллинистическом историописании вообще. Примерно то же самое можно сказать и о рассказах Иосифа Флавия об анализируемом эпизоде во введении к «Иудейской войне» и, более подробно, в «Иудейских древностях» — произведениях, написанных в период правления династии Флавиев2с и в значительной степени опирающихся на Первую книгу Маккавейскую. 2а Эпитома — краткое изложение крупного произведения. — В.Г. 2Ь Имеются в виду Маккавейские книги и иудейские исторические сочинения, входящие в состав Ветхого Завета. — В.Г. 2с Династия римских императоров, правившая с 69 по 96 г. н. э. — В.Г.
14 Глава 1. Источники Впрочем, эти особые случаи вовсе не отменяют того факта, что большинство сведений об эллинистическом мире в рассматриваемый период мы черпаем из сочинений авторов, которые обращались и к истории Рима и для которых — даже в контексте «всемирной истории» — истинным средоточием интересов был именно Вечный город. В этом нет ничего удивительного или дезориентирующего, поскольку в ходе развития событий изучаемого периода вышеупомянутая точка зрения приобретала всё большее соответствие реальной ситуации. История эллинистического мира становилась менее самостоятельной и постепенно подпадала под влияние римлян, а взаимодействие между Римом и эллинистическими государствами постепенно превратилось в один из основных мотивов в политике и истории рассматриваемой эпохи, а затем ему на смену пришло неоспоримое римское владычество. Ярким проявлением всех этих тенденций стали жизнь и творчество Полибия, который сыграл основную роль в собирании и передаче большей части тех сведений об анализируемом периоде, которые дошли до нашего времени. II. Историки Полибий из Мегалополя3 (род. ок. 200 г. до н. э.) был одним из тысячи лидеров Ахейского союза3а, которые были сосланы в Италию после битвы при Пидне в 168 г. до н. э., и вернулся на родину лишь в 150 г. до н. э. вместе с остальными соотечественниками, дожившими до того момента. При этом, будучи в Италии, Полибий познакомился с П. Корнелием Сципионом Эмилианом и Кв. Фабием Максимом Эмилианом — сыновьями Л. Эмилия Павла, римского полководца, одержавшего победу при Пидне. Когда прочие изгнанники были распределены по разным италийским городам, эти влиятельные юноши устроили так, чтобы Полибий остался в столице, и вскоре его отношения со Сципионом переросли в тесную и долгую дружбу (Полибий. XXXI.23.1—25.1). Таким образом, будущий историк оказался в самом сердце государства, которое на протяжении его жизни — а в тот момент ему было тридцать с небольшим — резко изменило баланс сил в греческом мире, и начал поддерживать тесный контакт с людьми, которые, судя по всему, были очень хорошо осведомлены о делах в Риме, да и во многих других местах. Полибий загорелся вопросом о том, каким образом за столь короткий период — с 220 по 167 г. до н. э. — римляне сумели добиться господства по всему Средиземноморью, и понял, что ответ ему удастся найти, лишь погрузившись в написание соответствующего исторического труда. Хотя значительная часть этого сочинения не сохранилась, оно всё равно — прямо 3 Как и всем остальным авторам, упоминаемым в данной главе, Полибию посвящена отдельная статья в энциклопедии Паули—Виссовы {PW)\ см. также: Walbank 1972 (В 39), а также более подробные пояснения: Walbank 1957—1979 (В 38). За Ахейский союз — военно-политическое объединение древнегреческих городов, расположенных на п-ове Пелопоннес; существовал с 279 по 146 г. до н. э. — В.Г.
П. Историки 15 или косвенно — представляет собой очень важный источник по истории рассматриваемого периода, а для изучения отношений Рима с эллинистическими государствами его роль вообще неоценима. В первых двух книгах «Всеобщей истории» Полибия в качестве своеобразного вступления вкратце описываются события с 264 по 220 г. до н. э. Хотя в сравнении с основным повествованием эти описания весьма схематичны, они поистине бесценны для современного исследователя, поскольку других трудов, посвященных периоду до 220 г. до н. э., до нас почти не дошло. Изначально Полибий планировал написать в общей сложности тридцать книг, однако некоторое время спустя решил добавить еще десять и довести свой рассказ до 146 г. до н. э. (Полибий. Ш.4). Как признавался сам историк, это было обусловлено тем, что он хотел показать, как победители распорядились полученной ими властью, однако сохранившиеся отрывки из последних книг, к сожалению, практически не отражают этого намерения и сегодня оно нередко воспринимается с определенной долей скептицизма. Не исключено, что мотивом для изменения планов послужило желание Полибия включить в свой труд описание событий, к которым он сам имел определенное отношение, поскольку в 151 г. до н. э. он сопровождал Сципиона Эмилиана во время военной кампании в Испании, а также вскоре после своего официального освобождения был приглашен римлянами помочь им во время осады Карфагена. А после того как в 146 г. Ахейский союз безрассудно развязал войну против Рима, которая привела к разрушению Коринфа, Полибий сыграл поистине выдающуюся роль, сначала выступив в качестве посредника между ахейцами и римлянами, а затем — приняв участие в урегулировании отношений между ахейскими городами после отвода римских войск. Впрочем, каковы бы ни были истинные мотивы расширения «Истории» Полибия, в целом она, без сомнения, представляла собой монументальный труд, для написания которого понадобились многие годы. Более того, последние книги, по видимости, были опубликованы уже после смерти историка (точная дата неизвестна, вероятно, в 118 г. до н. э.). В основу своей «Истории» Полибий положил две ключевые идеи, которые весьма существенно повысили ценность его труда в качестве источника по рассматриваемому периоду и не в последнюю очередь были вызваны теми обстоятельствами, в которых оказался историк. Первая из этих идей заключалась в том, что, хотя история может развлекать, прежде всего она играет практическую, утилитарную роль и предназначена для наставления и просвещения государственных деятелей и должностных лиц. Отсюда и проявляющееся в большинстве случаев предвзятое отношение Полибия к драматизации и одновременно — склонность к приведению только достоверной информации, с максимально возможной скрупулезностью полученной непосредственно у участников описываемых событий. Вторая же идея предполагала, что для достижения основной цели Полибия — описания процесса объединения греческого мира посредством установления власти Рима — требовалось создание
16 Глава 1. Источники «всеобщей» истории, иными словами — фиксация событий на всех уровнях и во всех областях, которые объединялись под главенством римлян. При этом неудивительно, что данный весьма амбициозный план реализовывался историком весьма избирательно, поскольку первоочередное внимание уделялось Греции и основным эллинистическим государствам. Тем не менее Полибий обнаружил и записал множество самых разных сведений, которые иначе оказались бы навсегда утрачены. Кроме того, его положение было невероятно удобным для выполнения поставленных им перед собой задач: благодаря ссылке, он попал в самый центр мировой власти. Он поддерживал отношения с людьми, прекрасно осведомленными о текущих событиях и нередко являвшимися их основными участниками, и сохранил эти связи даже после своего освобождения. Он сам принял весьма значительное участие в некоторых из упомянутых событий. У него была возможность лично пообщаться со многими из тех, кто играл важную роль в политической жизни более ранних периодов. Полибий имел доступ по меньшей мере к некоторым воспоминаниям, договорам и иным документам, а также конечно же к более ранним историческим трудам, созданным римскими авторами — Кв. Фабием Пиктором и Л. Цинцием Алиментам (на греческом языке), — и сочинениям, посвященным Пуническим войнам. Наконец, он мог встречаться и беседовать со многими из послов (в том числе — из Греции), которые непрерывным потоком потянулись в Рим, рассматривая его как эпицентр власти и источник поддержки. Таким образом, у Полибия был и стимул, и возможность получать всестороннюю и надежную информацию о самых разных событиях. В целом его репутация в плане добросовестности фиксации фактического материала очень высока, хотя, конечно, некоторые из приводимых им деталей представляются спорными или явно ошибочными. При этом, однако, надежность суждений и оценок, встречающихся в «Истории», вызывает бурные споры среди исследователей. Во-первых, у нас есть неоспоримые свидетельства пристрастности Полибия, которая хорошо заметна, скажем, в явной благосклонности к ахейцам и в столь же очевидной неприязни к этолийцамзь. Ярким примером вопиющего искажения фактов, вызванного пристрастным отношением историка, является, скажем, совершенно абсурдное заявление о том, что М. Клавдий Марцелл посоветовал принять мир с кельтиберами в 152 г. до н. э. по причине своей трусости. Марцелл, который три раза был консулом и два раза справлял триумф, был одним из самых талантливых полководцев своего времени, но среди многих политических деятелей, которые не одобряли его примиренческую политику по отношению к кельтиберам, был друг и патрон Полибия — Сципион Эмилиан (Полибий. XXXV.3.4; XXXV.4.3, 8). Впрочем, если мы признаем, что, по крайней мере, в вопросах, которые касались его лично, суждения Полибия могли быть затронуты его пристрастиями, то нам будет несложно соблюдать необ- зь Имеются в виду представители Этолийского союза, враждовавшего с Ахейским. — В.Г.
П. Историки 17 ходимую осторожность. Более спорной является хорошо заметная в «Истории» точка зрения, согласно которой расширение власти Вечного города явилось результатом сознательного стремления части римлян распространить свое господство на другие народы и, соответственно, решения, принимаемые римскими лидерами, были порой направлены на достижение именно этой цели. Но, вообще говоря, дискуссии среди ученых вызывает не то, придерживался ли Полибий данной точки зрения, а то, является ли подобное толкование верным и соответствует ли оно фактической информации, им самим и приводимой. Это вопрос скорее о природе римского империализма, нежели о ценности труда Полибия в качестве исторического источника, — и он будет весьма подробно рассмотрен в настоящем томе. Впрочем, в ином плане данная проблема — это лишь одна из граней другого вопроса: а понимал ли вообще этот грек характер, мотивы и обычаи римлян? В неплохо сохранившейся кн. VI «Истории» Полибий описывает и оценивает различные римские институты, попутно анализируя римскую конституцию30 и именуя ее «смешанной». Многие моменты в этом знаменитом анализе вызывают немало споров и дискуссий, но — вне зависимости от интерпретации — для нас вполне очевидно, что реалии римского политического поведения римлян весьма существенно отличались от моделей, приводимых греческим историком. Отчасти по причине того, что Полибий сосредотачивает внимание скорее на формальных полномочиях и официальных институтах, нежели на фактических действиях, осуществлявшаяся римской олигархией высокоэффективная манипуляция как исполнительными, так и «народными» органами власти теряется из виду за нарисованной историком весьма привлекательной картиной четко сбалансированного сочетания монархических, аристократических и демократических элементов, каждый из которых якобы подкреплял общую систему своими сильными сторонами и одновременно ограничивал нежелательные тенденции, присущие остальным. Вне всякого сомнения, эта картина лишь очень отдаленно отражает подлинные условия функционирования римского аристократического государства. Впрочем, на основании рассматриваемого «конституционного» раздела было бы довольно неразумным сразу же делать вывод о том, что автор «Всеобщей истории» не понимал природы римской политики и государственного управления или что приводимые им оценки римлян и мотивов, которыми они руководствовались, были в принципе искажены предубеждениями, присущими грекам. Конечно, Полибий был далеко не последним автором, создавшим теоретическую модель, в рамках которой его собственный энтузиазм и абстрактные измышления взяли вверх над реалиями, хорошо понятными ему в повседневной жизни. Более удивительным было бы, если бы Полибий никогда не ошибался и всегда верно понимал римлян. Но он очень долго жил не просто в Риме, а в тесном контакте с представителями арисгократиче- Зс Здесь и далее слово «конституция» используется в значении «государственное устройство». — В. Г.
18 Глава 1. Источники ских и политических кругов. Судя по всему, к его суждениям все-таки следует относиться со значительным уважением. До нашего времени дошла лишь относительно небольшая часть огромного труда Полибия. Помимо фрагментов несохранившихся книг, мы располагаем большей частью кн. VI, в которой историк рассматривает римские политические и военные институты, а также целиком кн. I—V. О том, что первые две книги представляют собой своеобразное вступление и имеют для нас особую ценность, мы уже упоминали. В кн. Ш—V описываются события с 220 по 216 г. до н. э., включая весьма существенный объем греческого и эллинистического материала, который в других источниках не встречается. Этот последовательный рассказ прерывается на 216 г. до н. э. (примерно на битве при Каннах), в результате чего наши знания о последующих годах — особенно в отношении эллинистического мира — сразу же становятся менее точными и подробными. (На представлениях о римской истории это сказалось намного меньше, поскольку мы располагаем рассказом Ливия, который, правда, тоже прерывается — на 167 г. до н. э.). При этом, однако, до нас дошел довольно значительный объем материала, приводившегося в седьмой книге «Всеобщей истории» Полибия и далее. Этот материал имеет вид фрагментов — выдержек или цитат, которые напрямую приписываются Полибию, или пассажей (подчас — весьма длинных) в сочинениях авторов, которые, как нам известно, опирались на его «Всеобщую историю», хотя эти два типа полибианского материала не всегда четко отличаются друг от друга. Большинство фрагментов почерпнуто нами из сборников выдержек из труда Полибия (и сочинений других историков), составленных в византийскую эпоху, иногда — для иллюстрации определенных тем (например, «Пороки и добродетели», «Заговоры против царей», «Посольства»). По своей природе подобные выдержки являются разрозненными, и многим из них не хватает указаний на контекст и хронологию, но, с другой стороны, в рамках каждого сборника они обычно приводятся в том порядке, в каком шли в исходном тексте; в каждой выдержке сохраняются в основном те же формулировки, что и в оригинале, — причем с большей точностью, чем требовали древние обычаи, касающиеся цитирования4. Таким образом, рассматриваемые сборники являются весьма важным источником для восстановления материала, выпавшего из дошедшего до нас текста труда Полибия — и из сочинений многих других историков, писавших на греческом языке. Другие фрагменты представляют собой цитаты из «Всеобщей истории», сохранившиеся в трудах более поздних авторов. Такого рода цитаты чаще всего являются менее точными, чем византийские выдержки, но при этом они нередко привязываются к определенному контексту 4 Всё это можно продемонстрировать на примерах выдержек из книг «Всеобщей истории», дошедших до нашего времени (это касается и труда Полибия, и сочинений других авторов). Корпус сохранившихся выдержек см. в изд.: Boissevain and others 1903— 1910 (В 1).
П. Историки 19 и являются весьма многочисленными, поскольку позднейшие авторы — прежде всего те, что писали на греческом языке или обращались к истории эллинистических государств, — весьма часто опирались на материал, приводившийся в труде Полибия. Среди греческих авторов, цитирующих этого историка, в первую очередь следует назвать Диодора Сицилийского, который в I в. до н. э. написал всемирную историю, и Диона Кассия, римского сенатора из Вифинии, создавшего в эпоху правления династии Северов4а весьма объемный труд, охватывающий историю Рима вплоть до начала Ш в. н. э. К сожалению, для периода, рассматриваемого в данном томе, текст обоих этих сочинений утерян, и в силу этого мы полностью зависим от цитат и византийских выдержек, которые в основном очень напоминают цитаты и выдержки непосредственно из труда Полибия. При этом нет ничего удивительного в весьма существенном дублировании материала, который также обнаруживается во фрагментах «Всеобщей истории» или «Истории» Ливия либо в обоих этих произведениях. Впрочем, кое-какую информацию мы не находим больше нигде — особенно это касается периода после 167 г. до н. э., то есть с того момента, на котором прерывается текст Ливия. Еще один греческий автор, в трудах которого сохранились цитаты из Полибия, это Плутарх, который в конце I в. н. э. написал «Сравнительные жизнеописания» греческих и римских деятелей. К событиям, описываемым в данном томе, имеют отношение шесть «Жизнеописаний» — пять римских и одно греческое5. Этот автор рассказывает нам прежде всего о моральных характеристиках и особенностях характера каждого из описываемых им знаменитых мужей. Для иллюстрации этих качеств Плутарх иногда обращается к рассказам о деяниях своих героев и приводит их изречения, однако их достижения как таковые интересуют его не очень сильно, а конкретная деятельность в политической или военной сфере вообще практически не привлекает. Это заметно и по отбору материала, и по манере его представления, и по относительной важности, придаваемой различным моментам. К разочарованию современных исследователей — особенно специалистов по политической истории — Плутарх приводит очень много второстепенной информации личностного характера и всякого рода исторических анекдотов, а о многих других вещах рассказывает расплывчато и практически без подробностей. Как правило, он достаточно последовательно описывает жизненный путь своих героев, но при этом не обращает особого внимания на датировку событий. Как следствие, в «Сравнительных жизнеописаниях» мы находим очень мало хронологических индикаторов, а уж точных указаний на время и вовсе практически не встречаем. При этом, конечно, недооценивать Плутарха не стоит. В его сочинениях приводится очень много важных сведений, причем это далеко не всегда простое дублирование информации, которую мож¬ 4а Династия римских императоров, правившая со 193 по 235 г. н. э. — В.Г. 5 «Фабий Максим», «Марцелл», «Марк Катон», «Фламинин», «Эмилий Павел», «Фи- лопемен».
20 Глава 1. Источники но найти в иных произведениях, а собственная начитанность дала ему возможность обработать весьма существенное количество источников. В то же время значительная часть материала, приведенного в шести упомянутых выше «Жизнеописаниях», включая большинство сведений о событиях, происходивших к востоку от Адриатики, без сомнения, прямо или косвенно восходит к Полибию. Древние авторы, которые, в отличие от современных, совершенно не боялись быть уличенными в плагиате, далеко не всегда упоминали в собственных сочинениях имена своих предшественников, из трудов которых черпали определенные высказывания или весьма существенные объемы материала. В трудах Диодора, Диона, Плутарха и ряда других авторов мы находим очень много информации, заимствованной у Полибия (напрямую или через посредников) без каких-либо ссылок на его труд. В некоторых случаях это можно установить довольно четко, поскольку подобные отрывки берутся из дошедших до нашего времени разделов «Всеобщей истории» — и при этом у нас есть возможность получить определенное представление о том, какой объем материала был взят у Полибия теми или иными авторами и каким образом они распорядились этим материалом. Конечно, самый важный из сохранившихся трудов, содержащих информацию, почерпнутую из вышеупомянутого сочинения, это написанная Титом Ливием история Рима, в которой, помимо прочего, описываются и события 219—167 гг. до н. э. Сравнение труда Ливия с отрывками из «Истории» Полибия не оставляет сомнений в том, что для римского автора данное сочинение явилось основным источником при описании деятельности римлян к востоку от Адриатики. Кроме того, хотя версия, приводимая Ливием, не является точным переводом греческого текста на латынь, римский историк, как правило, в основном сохраняет содержание и общую структуру оригинала — несмотря на отдельные штрихи «от себя», добавляющие живости и энергичности рассказу. Таким образом, весьма подробное повествование Ливия о восточных делах хотя и не признается напрямую восходящим к Полибию, но всё же достаточно точно сохраняет версию событий, предложенную этим автором. Конечно, некоторые пассажи вызывают определенные споры, однако при этом практически никто не сомневается в том, что большая часть рассматриваемого материала была почерпнута именно из «Всеобщей истории». Итак, основной объем приводимых в труде Ливия сведений по упомянутым выше вопросам восходит к невероятно хорошо осведомленному автору, который жил во II в. до н. э. и был современником (или почти современником) многих из описываемых событий, и, соответственно, ценность сочинения Полибия в качестве источника выходит далеко за рамки книг и фрагментов, дошедших до нашего времени6. 6 Основания для точки зрения о подобной взаимосвязи между Полибием и Ливием были заложены в работе Ниссена, см.: Nissen 1863: (В 23).
П. Историки 21 Написанная Титом Ливием фундаментальная «История Рима от основания Города» была практически буквально трудом всей его жизни7. Насколько нам известно, Ливий не принимал участия в общественной жизни, а полностью посвятил себя литературной деятельности, прежде всего созданию исторического труда, которым, по имеющимся у нас сведениям, он занимался на протяжении почти всего времени правления Октавиана Августа (27 г. до н. э. — 14 г. н. э. — В.Г.). События в «Истории» Ливия излагались по годам, в соответствии с анналистической7а схемой. По мере написания сочинение всё увеличивалось и в конечном итоге разрослось по меньшей мере до ста сорока двух книг, из которых до нас дошло тридцать пять — с первой по десятую, посвященные истории Рима до 292 г. до н. э., и с двадцать первой по сорок пятую, в которых описываются события 219—167 гг. до н. э., то есть большая часть периода, рассматриваемого в настоящем томе. Более того, поскольку речь в них идет о Второй Пунической войне, а также о крупных войнах Рима с эллинистическими державами — именно о том, что изначально было основной темой труда Полибия, — вышеупомянутые книги имеют исключительную ценность, прежде всего по той причине, что они представляют собой главное дополнение к рассказу, приводимому во «Всеобщей истории». От несохранившихся книг (из которых с данным томом связаны кн. XX и XLVI—LVII) до нас дошло лишь немного фрагментов, однако, помимо этого, мы располагаем несколькими эпитомами труда Ливия. Одна из этих эпитом, известная под названием «Периохи», представляет собой краткий пересказ основных (с точки зрения составителя) событий, описываемых в каждой книге, и, соответственно, является не более чем просто развернутым оглавлением «Истории», как правило — без точных хронологических указателей. Тем не менее, подобные краткие пересказы существуют для всех ста сорока двух книг, за исключением сто тридцать шестой и сто тридцать седьмой. Отдельные части другой эпито- мы — такого же типа, но более краткой — были обнаружены на одном из Оксиринхских папирусов715. Эта эпитома сильно повреждена и содержит краткое изложение кн. XXXVII—XL (дошли до нас целиком) и кн. XLVHI-LV. Наконец, на основании труда Ливия был создан еще целый ряд коротких исторических сочинений, которые в принципе недалеко ушли от эпитом. Сюда относятся соответствующие части «Бревиария» Евтропия и «Истории против язычников» Орозия7с, а также сборника биографий «О знаменитых людях», который приписывается перу Аврелия Виктора70. 7 Klotz 1940-1941 (В 13); Walsh 1961 (В 40); Ogilvie 1965 (В 25): 1-22; Luce 1977 (В 15). Отдельные замечания, относящиеся к периоду, рассматриваемому в «Истории» Ливия, см. в: Weissenborn-Müller 1880—1911 (В 43); Briscoe 1973 (В 3); Briscoe 1981 (В 4) (кн. XXXI— ХХХШ, XXXXIV-XXXVII). 7а От лат. annus — «год». Анналистами назывались первые римские историки, излагавшие события по годам. — В.Г. 7Ь Оксиринхские папирусы — большая группа рукописей, обнаруженная археологами близ г. Оксиринх в Египте. — В.Г. 7с Павел Орозий — христианский историк и теолог V в. н. э. — В.Г. 7d Аврелий Виктор — римский историк и политический деятель IV в. н. э. — В.Г.
22 Глава 1. Источники Основной целью и основным достижением Ливия было создание художественного произведения — разработка грандиозного замысла и его реализация в живом, изысканном и нередко очень ярком рассказе. Лишь очень редко этот автор проводил непосредственные исследования, которые его современные коллеги считали основным элементом труда историка. Повествуя о каждом конкретном эпизоде, Ливий обычно следовал какому-либо одному рассказу из тех, что были ему доступны, и лишь иногда упоминал иные версии. При этом, как правило, историк передавал выбранный рассказ довольно точно, но в то же время переписывал его в своем стиле, делая более красочным и драматичным, — как это произошло с материалом, взятым у Полибия. При описании событий, рассматриваемых в данном томе, Ливий (помимо труда Полибия) пользовался сочинениями двух так называемых «анналистов эпохи Суллы», работавших в начале I в. до н. э., — Валерия Анциата и Клавдия Квадригария, хотя в «Истории от основания Города» просматриваются и следы использования других источников — например, рассказ о военной кампании Катона Старшего в Испании в 195 г. до н. э., который однозначно восходит к сочинению самого этого деятеля. Поскольку для создания драматического эффекта, прославления отдельных родов или превознесения Рима оба упомянутых выше анналиста были склонны к преувеличению и вымыслу (не говоря о внесении весьма бесцеремонных изменений в исходный материал), многие современные исследователи рассматривают все приводимые Ливием сведения, которые не восходят к труду Полибия, с определенным скептицизмом, а в крайних случаях вообще считают их лишенными всякой ценности. Впрочем, по нашему мнению, более реалистичным было бы признать (при сохранении довольно осторожного отношения к определенным деталям типа данных о военных потерях и драматических сцен сражений), что Анциат и Квадригарий тоже опирались на весьма объемный комплекс материала, относящегося ко П в. до н. э. и в значительной степени восходящего к рассказам и записям того времени. Соответственно, общую канву повествования, а также большинство отдельных подробностей следует, видимо, рассматривать как вполне убедительные. Так, например, Ливий сообщает нам о происходивших каждый год выборах, распределении провинций, наборе и размещении войск, а также о триумфах, приношениях, захватах добычи, посвящениях храмов, а также о продигиях7е и их искуплении. Большая часть этого материала, вероятно, была почерпнута из «великих анналов» — записей, которые велись великим понтификом, а затем, в конце П в. до н. э., были дописаны и опубликованы. Конечно, двадцать пять книг «Истории» Ливия не являются единственным источником сведений по истории эпохи великой римской экспансии. Помимо фрагментов «Всеобщей истории» Полибия и сочинений таких авторов, как Диодор, Дионисий и Плутарх, мы располагаем рядом второстепенных исторических трудов, а также весьма существенным количеством коротких историй, разбросанных по самым разным 7еПродигии — знамения. — В.Г.
Ш. Неисторическая литература 23 литературным произведениям. Впрочем, рассказ Ливия всё же играет центральную и даже фундаментальную роль в исследованиях современных историков, изучающих рассматриваемый нами период. Это будет очень хороню заметно, если мы сравним периоды до и после того момента, на котором обрывается текст «Истории от основания Города». О периоде после 167 г. до н. э. мы не располагаем связным повествованием (за исключением описания Третьей Пунической войны и некоторых войн в Испании), и реконструировать последовательную картину событий не представляется возможным. Для 167—154 гг. до н. э. имеющаяся у нас информация очень скудна и фрагментарна, а в последовательности и хронологии событий имеется много неясностей. С 154 г. до н. э. начинает наблюдаться определенный прогресс в плане хронологии и общей структуры. Это было обусловлено тем, что в 154—133 гг. до н. э. Рим оказался вовлечен в почти беспрерывную череду военных столкновений в Испании, а в 149—146 гг. до н. э. также вел свою последнюю войну против Карфагена — Третью Пуническую. Об этих войнах рассказывается в трудах Аппиана. Аппиан, греческий автор П в. н. э., написал историю римских войн, организовав их по географическому или этническому принципу («Италийские войны», «Войны с самнитами», «Войны в Македонии и Иллирии», «Сирийские войны» и т. д.). Хотя большая часть этого сочинения не сохранилась, до нас дошло несколько книг и целый ряд отдельных фрагментов, включая «Иберийско-римские войны» и «События в Ливии». Для периода до 167 г. до н. э. труд Аппиана особой ценности не имеет, однако его рассказы о более поздних войнах, упомянутых выше, дают нам общую схему событий и немало весьма полезных подробностей. Хотя повествование Аппиана о войнах в Испании очень неоднородно по объему и детальности, в общем и целом оно, судя по всему, является вполне надежным и хронологически точным, в то время как его рассказ о Третьей Пунической войне очень близок к тому, что мы находим в «Истории» Полибия, на которой он практически однозначно базировался (при посредничестве какого-то третьего автора). Помимо труда Аппиана, общее описание событий после 167 г. до н. э. мы обнаруживаем в уже упомянутых выше эпитомах Ливия, а также в кратких исторических трудах типа сочинений Евтропия и (Эрозия, которые тоже в значительной степени были основаны на «Истории от основания Города». Таким образом, даже для периода после 167 г. до н. э. дошедшие до нас письменные источники всё равно остаются под сильным влиянием Полибия и Ливия, хотя соответствующие части их трудов не сохранились. III. Неисторическая литература До сих пор мы рассматривали преимущественно исторические сочине- ния литературного характера, составляющие основу для наших познаний в политической и военной истории, то есть в тех сферах, которым
24 Глава 1. Источники посвящена большая часть данного тома. При этом, однако, в нем имеются и разделы, связанные с социальной, экономической и культурной историей Рима и Италии8, и, кроме того, даже для изучения политических и военных вопросов не все источники являются литературными и в то же время далеко не все литературные источники представляют собой исторические сочинения. Конечно, исторические труды и вообще нарративные источники содержат основную часть известной нам информации и по социальным, экономическим и культурным проблемам, в то время как в неисторических сочинениях всех типов и всех периодов можно обнаружить лишь многочисленные анекдоты и случайные подробности, связанные с политическими и военными делами соответствующего периода. Впрочем, римская неисторическая литература рассматриваемой эпохи тоже заслуживает здесь отдельного упоминания, хотя в гл. 12 она анализируется довольно подробно. В конце Ш—П в. до н. э. Рим пережил подлинное пробуждение литературы и серьезную культурную трансформацию. Это привело к появлению весьма значительного количества литературных произведений, большинство из которых, правда, до нашего времени не дошло — если не считать цитат и комментариев в трудах авторов, живших в эпоху Поздней республики и Империи. Прежде всего сюда относится множество исторических сочинений. Первые из них были написаны на греческом языке Фабием Пиктором и Цинцием Алиментом, а затем, поколением позже, появились «Начала» Катона, которые заложили основы для мощной и стремительно развивавшейся исторической традиции на латыни. При этом, однако, мы не должны забывать и о стихотворных и драматических произведениях (прежде всего о творениях такого разностороннего автора, как Квинт Энний), а также о первых шагах в сфере неисторической прозы, включая речи и различные справочники. Все эти исторические сочинения, все стихотворные и почти все драматические произведения известны нам только в отрывках или из вторых рук9. Целиком до нас дошла только двадцать одна комедия Плавта, шесть комедий Теренция и руководство по ведению сельского хозяйства, написанное Катоном. Впрочем, сочинения древних авторов, сохранившиеся целиком, в отрывках или в комментариях, хотя и представляют собой лишь небольшую часть существовавшего некогда корпуса произведений, всё равно весьма многочисленны и образуют довольно прочную основу для изучения литературных и интеллектуальных аспектов культурной истории Рима в рассматриваемый период. Гораздо больше споров вызывает вопрос о том, насколько значительную роль играют анализируемые источники в изучении социальной и экономической истории. С одной стороны, сохранившиеся фрагменты обычно не отличаются богатым содержанием и нередко являются вы¬ 8 Отдельные аспекты социальной и экономической истории эллинистического мира рассматриваются в САН VHI2. 9 Фрагменты исторических трудов и речей приведены, соответственно, в изд.: Peter. HR Rei I2 (В 27); ORF4 (В 16).
IV. Нелитературные источники 25 рванными из контекста (многие из них дошли до нас в виде цитат, поскольку иллюстрировали интересные аспекты лексики или грамматики), с другой — к примеру в агрономическом трактате Катона, освещается довольно много аспектов сельскохозяйственной организации и практики, а также экономических и социальных установок, хотя при их рассмотрении мы постоянно должны помнить, что анализируемый труд имеет довольно узкую направленность, в результате чего многие аспекты сельского хозяйства, а также общественной и экономической жизни остаются незатронутыми10. Что же касается ценности комедий в этом отношении, то она является предметом постоянных дискуссий. Ученым известно, что все рассматриваемые комедии представляли собой адаптации греческих оригиналов, но мы не знаем, насколько «романизированным» было изображение в них отдельных деталей повседневной жизни, экономических и — самое главное — социальных отношений. Римские авторы, безусловно, вносили определенные изменения — хотя бы путем использования латинских слов со своими дополнительными оттенками значений, однако при этом нельзя точно сказать, насколько надежной является получающаяся в итоге картина. Более того, вполне закономерным является и вопрос о том, можно ли ожидать от комедий Плавта и Теренция хоть немного достоверного отражения современной им римской жизни. Таким образом, мы едва ли можем спорить с тем, что большую часть литературного материала по социальной и экономической истории Рима в анализируемый период мы обнаруживаем в исторических трудах, уже рассмотренных в первых двух разделах данной главы, или в исторических анекдотах и отдельных произведениях латинской литературы начиная с эпохи Цицерона, а дополнением к этому служат нелитературные источники. IV. Нелитературные источники Основные категории нелитературных источников, доступных ученым, изучающим историю древнего мира, — это документы, написанные на папирусе, монеты, надписи и невероятно широкий спектр материальных остатков прошлого (от огромных зданий до крошечных предметов домашнего обихода), которые фиксируются и изучаются археологами. Папирусы, которые сохранились практически исключительно в Египте, для данного тома имеют относительно небольшую ценность, и здесь мы не будем подробно останавливаться на них11. То же самое относится и к археологическим свидетельствам, хотя и по совершенно иным причинам. По своей природе эти свидетельства являются широко распространенными, очень многочисленными и крайне разнообразными в плане отличительных признаков, размеров и сохранности. Они могут помочь 10 White 1970 (Н 120); Astin 1978 (Н 68): гл. 9, 11. 11 О папирусах как источниках по истории эллинистического периода см.: САН VEL I2: 16—18, 118-119.
26 Глава 1. Источники нам в освещении множества различных граней истории: экономических условий, средств производства, торговли, социальной организации, развития городов, благосостояния общества, отраженного в размерах и типах общественных зданий, методов ведения войны, отраженных в снаряжении и сооружениях, и даже функционирования политических институтов, которое нашло отражение в материальных условиях их работы. При этом, однако, истолковать и использовать источники данного типа далеко не всегда так просто, как может показаться с первого взгляда. Очень часто исследователи сталкиваются с проблемами датировки, установления последовательности строительства зданий, определения контекста, выявления взаимосвязи между отдельными находками с одного памятника, а также с соседних или сходных памятников. Четкая регистрация археологических свидетельств также вызывает серьезные трудности и не всегда выполняется с нужным усердием. Наконец, археологические находки обычно не связываются напрямую с конкретным историческим окружением и определенную ценность в качестве источников приобретают только тогда, когда соотносятся с контекстом, взятым из литературных источников. Монеты также можно обнаружить практически везде12. Они выпускались всеми крупными государствами Средиземноморья и многими мелкими. Монеты могут дать немало самой разной информации, представляющей интерес для историка, хотя для того, чтобы эта информация была достаточно надежной, нередко необходим весьма сложный специализированный анализ. Нумизматические источники могут сыграть важную роль в решении хронологических проблем. Во многих случаях тщательное изучение штампов, знаков монетных дворов и стилистических особенностей дает возможность специалистам по нумизматике установить верное соотношение монетных выпусков, а при сопоставлении этих результатов с результатами изучения сопровождающих находок (других монет в составе кладов или иных датируемых предметов) обычно можно определить по меньшей мере приблизительные, а иногда и довольно точные даты. На некоторых эллинистических монетах (хотя таких немного) вообще указан конкретный год по местному летоисчислению. Монеты с точной или примерной датой могут впоследствии быть использованы для установления отправных точек для датировки других предметов, найденных с ними или над ними, а порой нумизматический материал дает нам и более непосредственную информацию, например, дату смерти того или иного правителя или продолжительность его правления. Изображения, встречающиеся на монетах, нередко могут поведать очень многое об особых интересах или идеалах в политической или духовной сфере выпустивших их государств, а для стран с самодержавным правлением выбор символов часто раскрывает 12 Монеты Римской республики представлены в: Crawford 1974 (В 88). Эллинистические монеты довольно слабо отражены в обобщающих работах, однако этой теме посвящено немало специализированных исследований по отдельным аспектам: см. в наст, изд. раздел «Библиография», прежде всего подраздел В (с).
IV. Нелитературные источники 27 нам определенные аспекты политики соответствующего государя или говорит о том, в каком образе он хотел предстать перед своими подданными. Все эти аспекты монетной системы играют особенно важную роль при изучении многих событий, рассматриваемых в гл. 10 и 11 настоящего издания. Количество определенных монет, источник их происхождения, вариации в размерах выпусков, а также изменения в чеканке монет или даже структуре монетной системы — всё это может отражать весьма важные перемены в экономической или политической сфере. Так, например, радикальная реструктуризация римской монетной системы в конце Ш в. до н. э. в значительной мере представляла собой реакцию на затруднительные обстоятельства и потребности, вызванные Второй Пунической войной. Впрочем, несмотря на всё вышесказанное, нумизматические свидетельства следует использовать с большой осторожностью, поскольку они связаны со множеством неясностей и противоречий. Интерпретации, которые привязывают результаты анализа монет к определенному историческому контексту, нередко основываются на весьма субъективных предположениях и догадках, и исторические свидетельства гораздо чаще помогают нам понять нумизматические данные, нежели наоборот. Наконец, у нас есть эпиграфический материал, то есть надписи на дереве, камне или металле, хотя, конечно, до нас дошли в основном две последние разновидности13. Металл (в виде бронзовых листов) чаще использовался в Италии, чем на Востоке, прежде всего — для публикации официальных документов отдельных городов или государств. Именно по этой причине на Западе сохранилось сравнительно немного подобных документов, тогда как на территории греческого мира они распространены весьма широко. Впрочем, в рассматриваемую эпоху существовало и некое более фундаментальное различие, поскольку для Рима и Италии мы располагаем лишь довольно небольшим количеством надписей, относящихся ко временам до периода Поздней республики, и только в эпоху Принципата они становятся действительно многочисленными. Данный контраст отражает нечто более значительное, чем просто случайное различие в уровне сохранности (которое часто увязывается с масштабами и характером повторного использования письменного материала в позднейшие времена) или в интенсивности исследований, хотя это, без сомнения, относится к некоторым отличиям в количестве имеющихся у нас надписей из разных городов и областей эллинистического мира. Многочисленные надписи, сохранившиеся на территории эллинистических государств, хотя и представляют собой лишь очень небольшую 13 Латинские надписи республиканского периода см. в: CIL I («Корпус латинских надписей»); еще один очень важный сборник надписей этого типа: ILLRP («Латинские надписи эпохи свободной Республики»). Новые публикации см. в: LAnnie epigraphique. Греческие надписи по европейской территории см. в: IG и IG2 («Греческие надписи»). Основной сборник восточных надписей — это OGIS («Избранные греческие надписи с Востока»), однако многие эллинистические документы лучше искать в сборниках по определенным местностям, см. раздел «Библиография», прежде всего подраздел В (b).
28 Глава 1. Источники часть существовавшего некогда корпуса, всё же проливают свет на многие аспекты частной и общественной жизни. Эти надписи весьма разнообразны. Некоторые из них оставлены частными лицами (эпитафии, посвятительные и благодарственные надписи), другие — представителями власти, прежде всего городскими магистратами (даже в государствах с монархическим устройством). К последней разновидности относятся посвящения, официальные объявления и предписания, декреты и постановления (включая те, что были приняты в честь выдающихся личностей), договоры и, в отдельных случаях, даже распоряжения и иные сообщения, полученные от правителей. В состав этой последней группы изначально входили послания от царей14, к которым уже в рассматриваемый нами период добавились письма и эдикты римских магистратов, а также постановления римского сената. Что парадоксально — дошедшие до нас документы подобного рода, относящиеся к периоду Республики, в большинстве своем представляют собой переводы на греческий15. Они очень полезны для понимания римской политики на Востоке, а также применявшихся римлянами институциональных процедур. Надписи иных типов иллюстрируют или освещают крайне широкий спектр вопросов, связанных с хронологией, организацией городской жизни, вмешательством со стороны царской власти, налогообложением, торговлей, ценами, общественными идеалами и ценностями, взаимоотношениями между городами, политическими пристрастиями, а также политикой царей и династов, причем вся эта информация поступает из документов, относящихся непосредственно к рассматриваемому периоду и не искаженных литературной адаптацией или многочисленными переписываниями. Подобно любому другому типу источников, эпиграфический материал имеет свои ограничения, а работа с ним нередко требует специальных знаний и умений. Многие надписи не имеют точной датировки, буквы нередко стерты и неразборчивы, тексты чаще всего повреждены, иногда — весьма существенно, так что даже сохранившиеся строки являются в основном неполными. Решить подобные проблемы помогает знакомство специалистов с языком, условными знаками и стилем, используемыми в надписях, а также со стандартными фразами, которые постоянно повторяются в текстах и позволяют заполнить многие пробелы путем «восстановления». Впрочем, повреждения всё равно чаще всего являются весьма значительными, да и в любом случае основная часть существовавшей некогда эпиграфической документации вообще не до- вала до нашего времени. Кроме того, почти все надписи — особенно имевшие публичный характер — в некотором смысле представляют собой изолированные документы. У нас практически нет других источников, при помощи которых можно было бы восстановить точную последовательность действий или конкретные обстоятельства составления 14 Данные послания собраны и изучены Уэллсом, см.: Welles 1934 (В 74). 15 Sherk 1969 (В 73).
IV. Нелитературные источники 29 надписей, литературные же источники если и дают нам определенный контекст, то он практически всегда является слишком широким, без специфических деталей, которые можно было бы увязать с конкретным документом и по которым можно было бы уверенно установить их значение. Именно по данной причине мы в начале настоящей главы сказали, что надписи обычно проливают свет на достаточно узкие проблемы, однако свет этот нередко весьма ярок. В этой «яркости» заключается особая ценность эпиграфического материала: он дает нам некоторое представление об отдельных подробностях, которые едва ли можно обнаружить в литературных источниках и которые довольно часто помогают нам гораздо лучше понять организацию изучаемых систем, а также преобладавшие в обществе позиции и мотивы. Надписи довольно часто упоминаются сразу в нескольких главах данного тома, и вы сразу же сможете оценить их важность и особый характер.
Глава 2 Г.-Х. Скаллард КАРФАГЕНЯНЕ В ИСПАНИИ' I. Пунийская Испания до Баркидов О расширении и нередких конфликтах интересов финикийцев, карфагенян, греков и этрусков в Западном Средиземноморье уже рассказывалось в предыдущих томах КИДМ. С упадком Тира цепь основанных финикийцами торговых постов, протянувшаяся от Гадеса на Атлантическом побережье Испании до Малаки, Секси и Абдеры на юго-западном берегу Средиземного моря, постепенно перешла в руки карфагенян. Судя по всему, этот процесс был вполне мирным, однако в точности неизвестно, как конкретно он проходил. Кроме того, закат власти финикийцев дал больше свободы Тартессийской державе, расположенной в среднем и нижнем течении реки Бетис (совр. Гвадалквивир. — В.Г.). 1 Литературные источники по ранним этапам пунийской экспансии в Испании крайне немногочисленны. В значительной степени это обусловлено успехами карфагенян в вытеснении греков из южной части Пиренейского полуострова, которая в силу этого оказалась в основном неизвестной эллинским авторам (завесу тайны лишь немного приоткрывают, пожалуй, только отдельные замечания из «Перипла» греческого мореплавателя Пифея, которые дошли до нас в составе «Описания морского побережья» Авиена). Археологический материал также весьма скуден и сложен для интерпретации: нам не совсем ясно, на что он указывает — на единичные торговые контакты, на существование долговременных поселений или на политическое доминирование. О завоеваниях Баркидов (237—218 гг. до н. э.) мы узнаём из кратких пробаркидских рассказов Полибия (П.1.5—9, 13, 36; Ш.8—15, 17, 20—21, 29—30, 33—35, 39), а также из дополнительных упоминаний, содержащихся в сочинениях Диодора, Аппиана, Диона Кассия, Зонары, Ливия, Валерия Максима, Фронтина, Непота, Юстина, Орозия, Плутарха, Полиэна и Страбона и в основном основанных на поздней анналистической традиции (см. сноску 7а к гл. 1 наст. изд. — В.Г.). Полибий в своем повествовании опирался на греческих авторов, писавших о Ганнибаловой войне; с презрением относясь к Херею и Сосилу, которых считал распространителями слухов, он, вероятно, очень многое почерпнул у Силена, который, подобно Сосилу, сопровождал Ганнибала в его походах. Рассказывая о причинах Второй Пунической войны, Полибий цитирует и критикует Фабия Пиктора, чья точка зрения отражала позицию антибаркидской фракции в Карфагене. Труды Силена и Фабия, вероятно, использовались Целием Антипатром, на сочинения которого частично опирался Ливий, а также анналисты. Литературные источники по рассматриваемой проблеме см.: Schulten 1935 (В 33) Ш.
I. Пунийская Испания до Баркидов 31 В VH—VI вв. до н. э. это было весьма процветающее государство, обязанное своим богатством изобилию полезных ископаемых и контролю над путями, по которым с территории современной Бретани и Корнуолла везли олово в Средиземноморье. Тартесс торговал с финикийцами, карфагенянами и, разумеется, с греками. В частности, фокейцы поддерживали хорошие отношения с тартессийским правителем Аргантонием и основали колонию в Менаке, однако со временем всё большее влияние приобретал на Западе Карфаген. После провала предпринятой Пентатлом из Книда попытки полностью вытеснить финикийцев из западной Сицилии инициативу последних постепенно перехватил Карфаген, который стал выступать защитником всех семитских поселений в их борьбе с греками. Пунийский полководец по имени Малх остановил эллинскую экспансию на Сицилии, а затем переправился на Сардинию, где уже существовали такие финикийские поселения, как Каралис, Нора, Сульцы и Таррос, и примерно в 600 г. до н. э. на горе Серай, в нескольких милях от Сульц, была построена мощная крепость. На Сардинии Малх потерпел серьезное поражение от местных жителей. Согласно некоторым свидетельствам, тогда же разрушению подверглась и упомянутая выше крепость. Впрочем, она была довольно быстро восстановлена, и карфагеняне смогли установить контроль над местными финикийскими поселениями. При этом проникновение пунийцев вглубь острова проходило очень медленно (хотя им и удалось предотвратить греческую колонизацию), и даже к началу IV в. до н. э. их власть в его восточной части была намного слабее, чем в южной и западной. Ценность Сардинии состояла в том, что она являлась важным источником полезных ископаемых, сельскохозяйственной продукции и людских ресурсов, а также удобным местом для остановки на пути в Испанию. Впрочем, еще более близкий к испанским берегам опорный пункт представляли собой Балеарские острова: в 654 г. до н. э. карфагеняне основали колонию на Эбусе (совр. Ивиса)1а, где финикийских поселений до этого, судя по всему, не существовало. Поворотным моментом в отношениях карфагенян с греками стала битва при Алалии (ок. 535 г. до н. э.), в которой пунийцы в союзе с этрусками сумели сломить военно-морскую мощь фокейцев. Одним из результатов этой победы явилось закрытие фокейцам и всем прочим грекам пути в Тартесс и южную Испанию, хотя при этом они сохранили определенное влияние по побережью современной Каталонии и южной Франции. Параллельно с вышеописанными событиями Карфаген также расширял свою власть и в самой Северной Африке, пока в конце V в. до н. э. его владения не протянулись от Киренаики1Ь до Атлантического океана, хотя проследить данный процесс в подробностях мы, к сожалению, не можем. Впрочем, условия первого договора карфагенян 1а В современном русском языке более распространен «германизированный» вариант названия этого острова — Ибица, однако мы предпочли традиционную форму. — В. Г. 1ЬКиренаика — колонизованная греками область в Северной Африке, на территории современной Ливии. — В. Г.
Карта 7. Карфагенская Исп;
I. Пунийская Испания до Баркидов 33 с Римом, заключенного в 509 г. до н. э., показывают, что уже к концу VI в. до н. э.2 пунийцы были способны закрыть Гибралтарский пролив для любых иностранных судов и, по сути дела, установили торговую монополию в Западном Средиземноморье. В южной Испании карфагеняне вступили в наследство, оставленное им тартесситами и финикийцами. Центр Тартессийского государства, очевидно, был уничтожен пунийцами к концу VI в. до н. э., однако насколько глубоко они — и финикийцы до них — проникли в долину Бетиса (совр. Гвадалквивир), нам точно не известно. Находки на испанском побережье в районе Лос-Тосканос и Альмуньекара, свидетельствующие о существовании там финикийских поселений конца VTTT в. до н. э. и о проникновении туда новых поселенцев в следующем столетии, указывают на важность рассматриваемого района для финикийцев и карфагенян. Именно отсюда их влияние распространялось вглубь страны по долине Бетиса, о чем нам говорят находки, сделанные в Севилье, Кармоне и Осуне (например, алебастровые сосуды, изящные изделия из слоновой кости и финикийская керамика), однако при этом не совсем ясно, что они отражают — реальное перемещение населения или просто периодическое проникновение на анализируемую территорию отдельных торговцев. Многие из захоронений, в которых были обнаружены упомянутые выше предметы, принадлежат коренным жителям Испании, однако некоторые, вероятно, являются финикийскими3. Точно так же нам довольно сложно судить о степени ассимиляции пришлого населения местным (и наоборот) или о степени позднейшего политического влияния Карфагена (если таковое вообще существовало) в долине Бетиса. Финикийские товары и поселенцы прибывали и на Атлантическое побережье современной Андалусии. Вне зависимости от того, где конкретно располагался Тартесс — в районе Гадеса3а (с которым его отождествляли древние авторы) или дальше к северу, в районе Уэльвы, мы можем утверждать, что до VTH в. до н. э. на территории Гадеса, судя по всему, не существовало никаких финикийских поселений: эпоха процветания этого города пришлась на те времена, когда там обосновались карфагеняне, начавшие осваивать долину Бетиса и торговые пути в Атлантическом океане. С падением Тартесса древние авторы связывали два случая4. Во-первых, рассматривая изобретение тарана, Витрувий (Х.13) описывает его использование карфагенянами при взятии крепости неподалеку от Гадеса: не исключено, что в данном случае Гадес перепутан с Тартессом. Во-вторых же, в массалийском4а «Перипле» (Авиен. Описание морского побережья. 87) упоминается трудный торговый путь через горы, из Менаки в Тартесс, который, судя по всему, был проло¬ 2 О датировке см.: САН VTL22: гл. 8. 3 Ср.: Whittaker 1974 (С 65): 60 слл. За Совр. Кадис, на крайнем юге Испании. — В.Г. 4 См.: Schulten 1922 (В 53): 44-45; САН УП1: 775; Schulten, Bosch Gimpera 1922 (В 34): 87 — по поводу строк 179—182 в «Описании морского побережья» Авиена. 4а Массалия - греческая колония на южном побережье современной Франции; сейчас на ее месте располагается город Марсель. — В.Г.
34 Глава 2. Карфагеняне в Испании жен, когда карфагеняне перекрыли более легкий путь по морю — через пролив. Впрочем, с каким бы сопротивлением ни столкнулись карфагеняне, в конечном итоге они всё же сумели уничтожить и Тартесс, и Менаку и даже вычеркнуть их названия из истории, заменив Гадесом и Малакой. История укрепления карфагенского влияния в южной Испании на протяжении следующих двух столетий до сих пор известна нам очень плохо. Об усилении этого влияния свидетельствует, пожалуй, лишь второй договор с Римом, тогда как по более раннему соглашению 509 г. до н. э. римлянам запрещалось плавать вдоль африканского побережья к западу от Прекрасного мыса; согласно второму договору, они соглашались не осуществлять грабительских набегов, не торговать и не основывать колоний и за Прекрасным мысом в Африке, а также за Мастией (совр. Картахена) в Испании. Таким образом, карфагеняне заявили свои права на южное побережье Испании вплоть до мыса Палое на севере. Что же касается более северных территорий, то там пунийское влияние было не настолько прочным. В частности, в V— IV вв. до н. э. в этих местах возникли две массалийские колонии — Алонис и Акра-Левке (совр. Аликанте). Центром власти Карфагена в Испании стал Гадес, который, вероятно, получил ряд особых привилегий, подобных тем, какими обладала Утика в Африке. Также определенной свободой обладали, видимо, и бастулоно-финикийские города — Малака, Секси и Абдера (называемые так по имени жившего по соседству с ними иберийского413 племени). Что же касается иберийских племен, живших на территории современной Андалусии, то они, вероятно, находились примерно в таких же условиях, как и тогда, когда были под «властью» Тартесса. Карфагенянам нужны были прежде всего их людские ресурсы: иберийские наемники играли весьма существенную роль во всех крупных битвах между карфагенянами и греками на Сицилии в V—IV вв. до н. э. Кроме того, на рассматриваемой территории пунийцы довольно активно разрабатывали полезные ископаемые: золото, медь, железо и особенно серебро — так, во времена Ганнибала только на одном руднике Бебелон добывалось триста фунтов40 этого металла в день. Также из южной Испании вывозилось зерно, растительное масло, вино, эспарто4'1 и соленая рыба. Крепко держа в своих руках контроль над Гибралтарским проливом, карфагеняне могли свободно вывозить олово с территории современной Бретани, а также золото и слоновую кость из Западной Африки, хотя иногда, вероятно, предоставляли доступ за Столпы Геракла40 и представителям других народов; в частности, знаменитое путешествие Пифея, отплывшего из Гадеса в 20-х годах IV в. до н. э., едва ли могло состояться без разрешения пунийских властей. В общем и целом, однако, на про¬ 4Ь И б е р и й ц ы, иберы — древнее население Пиренейского полуострова. — В.Г. 4с Древнеримский фунт — около 0,3 кг. — В. Г. 4d Эспарто — злаковая культура, произрастающая на территории Испании и Северной Африки; в основном идет на корм скоту и изготовление волокна. — В. Г. 4е Столпы Геракла — древнее название Гибралтарского пролива. — В.Г.
П. Гамилькар и Гасдрубал 35 тяжении примерно двух столетий истинными оставались слова Пиндара4£ (Немейские песни. IV.69): «Но нет путей на закат дальше Гадира»48 [Пер. М.Л. Гаспарова). Как следствие, греки знали и писали о пунийской Испании очень мало, в силу чего нам о ней тоже известно совсем немногое. Господство карфагенян на море продолжалось вплоть до столкновения с Римом, однако контроль над южной Испанией они, вероятно, временно утратили несколько ранее. Если судить по единственному упоминанию Полибия, это была полная потеря влияния: описывая события 237 г. до н. э., греческий историк говорит о том, что Гамилькар Барка «начал восстанавливать (άνεκτατο) владычество карфагенян в Иберии» (П.1.6)4к. Конечно, определить, когда произошла упомянутая выше утрата власти и насколько существенной она была, мы не можем. Возможно, во время Первой Пунической войны жителям южной Испании удалось добиться независимости, однако Гадес, судя по всему, остался в руках пунийцев; когда Гамилькар прибыл туда, он не встретил никакого сопротивления. Потеря испанских рудников была весьма серьезным ударом по карфагенской экономике, что проявилось, в частности, в уменьшении количества серебра в пунийских монетах, отчеканенных во время первой войны с Римом. Впрочем, не исключено и то, что до Ш в. до н. э. южная Испания вообще не входила в состав Карфагенской державы в качестве «эпикратии» (то есть провинции), а, скорее, представляла собой лишь сферу влияния или протекторат. С подобной точки зрения, слово «держава»4*1 корректно применять к Карфагенскому государству лишь со времен завоеваний Баркидов. II. Гамилькар и Гасдрубал На момент окончания Первой Пунической войны* 41 Гамилькар Барка оставался непобежденным на Сицилии и, соответственно, получил от карфагенского правительства всю полноту полномочий для ведения мирных переговоров с римлянами. В ходе последовавшей за этим войны с восставшими наемниками в Африке он сумел добиться огромного доверия со стороны армии и затмил своего политического соперника Ганнона Великого, хотя и тот снискал свою долю успеха. Согласно сочинениям анналистов, после подавления восстания Гамилькар и Ганнон провели совместную кампанию против нумидийцев4], однако политические интриги Барки обернулись тем, что над ним нависла угроза отстранения от командования, которую он предотвратил, самовольно уведя 4f Пиндар — древнегреческий поэт кон. VI — сер. V в. до н. э. — В.Г. 4§Гадир — то же, что Гадес, совр. Кадис. — В.Г. 4к Здесь и далее цитаты из Полибия даются в классическом русском переводе Ф.Г. Мищенко. — В.Г. 4h В английском оригинале — «empire». — В.Г. 41 В 241 г. до н. э. — В.Г. 4j Нумидийцы — жители Нумидии, страны, располагавшейся к западу от карфагенских владений. — В.Г.
36 Глава 2. Карфагеняне в Испании свое войско в Испанию. Упомянутые выше обвинения против Гамилька- ра никак не отражены в труде Полибия и, по всей видимости, должны быть сброшены со счетов как элемент антибаркидской традиции5. Конечно, мы не можем проследить в подробностях развитие политического соперничества Гамилькара с Ганноном, однако нам известно, что первый пользовался поддержкой Гасдрубала, популярного политика-демагога и своего собственного зятя. Кроме того, поскольку семейство Барки, судя по всему, относилось к «новым людям», нельзя исключать и того, что его представители нередко вступали в личные и политические конфликты. Конечно, Ганнон и его сторонники вполне могли стремиться к тому, чтобы ограничить карфагенскую экспансию территорией Африки, однако предположение о том, что Гамилькар ушел в Испанию против воли карфагенского правительства, должно быть отвергнуто. Потеря Сицилии и Сардинии весьма существенно ослабила экономику города, в силу чего возникла необходимость в новых источниках полезных ископаемых и людских ресурсов. А где, как не в Испании, можно было найти и то, и другое в избытке? Подобный шаг едва ли мог вызвать противодействие со стороны римлян, поскольку на тот момент Пиренейский полуостров находился далеко за пределами сферы их интересов. Без сомнения, личность самого Гамилькара послужила основным фактором, обеспечившим принятие подобной политики, однако последняя однозначно не могла проводиться против воли большинства его сограждан, а приток денег и трофеев с полуострова должен был очень быстро ослабить любую оппозицию. Столь же подозрительными выглядят и рассказы древних авторов о том, что Гамилькар сознательно рассматривал установление пунийско- го владычества в Испании как первый шаг к войне возмездия против Рима. Действительно, данная точка зрения активно продвигается Полибием (Ш.9.6—10.7), который среди основных причин (αίτίαι) Второй Пунической войны называет «чувство горечи в Гамилькаре», а также захват римлянами Сардинии и успехи карфагенян в Испании6. Пред¬ 5 См.: Аппиан. Иберийско-рижские войти 4—5, 13—18; Война с Ганнибалом. 2.3—4; Диодор Сицилийский. XXV.8; Корнелий Непот. Гамилькар. 2.5. Данный рассказ о действиях Гамилькара рассматривается де Санктисом (De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.1: 338 при- меч. 16) как реминисценция временного отхода полководца на второй план сразу же по окончании Первой Пунической войны; cp.: Walbank 1957—1969 (В 38) I: 151. 6 Согласно Фабию Пиктору (Полибий. Ш.8), Вторая Пуническая война была вызвана нападением Ганнибала на Сагунт и амбициями Гасдрубала (зятя Гамилькара), благодаря которым последний начал править Испанией независимо от карфагенских властей, как Ганнибал позднее; соответственно, основную вину историк возлагает не на Гамилькара, а на его наследника Гасдрубала (за стремление к власти) и на Ганнибала (за нападение на Сагунт). Подобная антибаркидская точка зрения может восходить к тем карфагенянам, которые, после того как война была проиграна, пытались оправдаться, обвиняя в ее развязывании Ганнибала и Гасдрубала (по-видимому, данная точка зрения снискала довольно широкую поддержку, когда в 195 г. до н. э. члены антибаркидской партии замышляли отправить Ганнибала в изгнание). Полибий же отвергает точку зрения Фабия (включая предположение о независимости Ганнибала от Карфагена) и возводит причины войны к временам Гамилькара. Кроме того, он отмечает (III.6.1 слл.), что «некото¬
П. Гамилькар и Гасдрубал 37 ставление о том, что Гамилькар решил использовать Испанию как базу для операций против Рима (а не просто как средство компенсации карфагенских потерь), в некоторой степени подтверждается историей о том, как, прежде чем выступить в Испанию, Гамилькар, принеся жертвы Зевсу (Баалу), спросил у своего девятилетнего сына Ганнибала, хочет ли тот отправиться в поход вместе с ним, и, когда мальчик охотно согласился, велел ему поклясться на алтаре в том, что он никогда не будет другом римлянам («μηδέποτε Ρωμαιοις εύνοήσειν»). Позднее эту историю сам Ганнибал рассказал сирийскому царю Антиоху Шба, и (вне зависимости от того, по каким каналам этот рассказ дошел до Полибия) у нас нет веских причин считать ее вымышленной. Более того, мы должны обратить внимание на формулировку упомянутого обета («не быть другом римлянам»), которая довольно сильно отличается от клятвы в вечной ненависти к Риму, упоминаемой в более поздней традиции (напр., «άσπειστος εχθρός» или «hostis»)7. О чем бы ни думал Полибий, попытка восстановить пунийское влияние в Западном Средиземноморье совсем не обязательно означала планирование войны возмездия против Рима — подобная точка зрения практически никак не подтверждается дальнейшими шагами, предпринятыми Гамилькаром в Испании. Вне зависимости от того, насколько полной была утрата карфагенянами власти над южной Испанией, они решили эту власть восстановить, укрепить и расширить. Гадес всё еще находился в их руках, и именно туда отплыл Гамилькар Барка в 237 г. до н. э., взяв с собой юного Ганнибала и своего зятя Гасдрубала. В последующие девять лет (до 229 г. до н. э.) он вновь завоевал южную и юго-восточную Испанию, присоединив к карфагенским владениям и ряд новых районов, однако Полибий описывает эти события очень кратко: «Он <...> множество иберийских племен привел в зависимость от Карфагена (но не от самого себя, если уж говорить об этом. — Г.-Х. С.) — частью войною, частью путем переговоров, и кончил жизнь смертью, достойною прежних его подвигов» (II. 1.6—8). Диодор (XXV. 10.1—4) добавляет к этому упоминание о том, что в одном из сражений Гамилькар разбил иберийцев, тартесситов и кельтов, а 3 тыс. оставшихся в живых включил в свое войско; в другой рые историки Ганнибаловых подвигов» (вероятно, какие-то римские историки-сенаторы П в. до н. э.) утверждали, что к войне привело нападение Ганнибала на Сагунт и его переправа через Ибер, но при этом указывает, что это было уже начало (άρχαί) войны, а не ее причины (αίτιαι). 6а К Антиоху Ганнибал бежал после Второй Пунической войны, в 195 г. до н. э.; см. гл. 5 наст. изд. — В.Г. 7 Аппиан. Иберийско-римские войны. 9.34; Ливий. XXI. 1.4. Отвергая точку зрения о том, что причиной Ганнибаловой войны послужила «горечь Баркидов», Эррингтон (Errington 1970 (С 15): 26 слл.) предполагает, что это была часть устной традиции (подобной точки зрения нет у Фабия или Силена), бытовавшей в Риме примерно во времена Полибия, и готов признать клятву Ганнибала историческим фактом (если только история о ней не была сочинена самим Ганнибалом ради того, чтобы убедить Антиоха в своей изначальной враждебности Риму), однако при этом соглашается с теми исследователями, которые полагают, что в любом случае данная клятва является лишь свидетельством ненависти Ганнибала к Риму и ничего не говорит о намерениях Гамилькара в Испании.
38 Глава 2. Карфагеняне в Испании битве он наголову разгромил армию из 50 тыс. человек, после чего подверг пыткам попавшего в плен полководца, но при этом отпустил на волю 10 тыс. простых пленников. Кроме того, он основал крупный город, который благодаря его расположению назвал Акра-Левке (от греч. «белый пик». — В.Г.). Когда Гамилькар осаждал Гелику, большую часть своей армии и всех слонов он отослал в Акра-Левке и был обманут ложным предложением дружбы, поступившим от царя ориссов, который прибыл, чтобы помочь осажденным. В результате карфагенский полководец был разгромлен, но, убегая от врагов, сумел спасти Ганнибала и Гасдрубала: погоню он отвлек на себя, бросившись прямо на коне в широкую реку, где и утонул. Акра-Левке обычно отождествляется с современным городом Аликанте, а Гелика — с Эльче (в римское время — Илики). Впрочем, подобная точка зрения периодически подвергается сомнению на том основании, что Гамилькар едва ли мог основать Акра-Левке на месте Аликанте, который находится всего лишь примерно в 12 км к северо-востоку от Эльче, в то время как последний все еще оставался незавоеванным, да и пройти мимо территории современной Картахены, имеющей намного более выгодное расположение, чем Аликанте, он тоже не мог (хотя при этом следует отметить, что нам неизвестно, что ему действительно было нужно — максимально удобная гавань или достаточно хорошее место, расположенное максимально далеко на севере). К тому же ориссы населяли окрестности Кастулона на верхнем Бетисе. Исходя из вышесказанного, отдельные исследователи предполагают, что город Акра-Левке должен был располагаться в районе разработки полезных ископаемых во внутренних областях страны. Если принять эту точку зрения, то следует согласиться с тем, что в северном направлении Гамилькар не продвинулся вдоль побережья дальше старой пунийской границы близ Нового Карфагена, которая упоминалась во втором договоре с Римом, заключенном в 348 г. до н. э. (Полибий. Щ.24.4). По нашему мнению, данный вопрос должен оставаться открытым, если только исследователями не будут получены убедительные доказательства того, что Акра-Левке и Гелика располагались в районе Кастулона8. Римляне не особенно интересовались всеми этими событиями и лишь в 231 г. до н. э. — правда, по данным лишь одного автора (Дион Кассий. XII. Фр. 48; текст поврежден) — прислали в Испанию своих послов для изучения обстановки. Гамилькар принял их весьма любезно и довольно обстоятельно объяснил, что сражается с иберийцами с целью получить средства для выплаты оставшегося военного долга Риму. Римляне остались в определенном недоумении. Некоторые исследователи обращают 8 Против отождествления Акра-Левке с Аликанте выступает Самнер (Sumner 1967 (С 56): 208 слл.), который пытается отождествить первую с Ургаоном («quae Alba cognominatur» [«который именуется Альбой»]. — Плиний Старший. Естественная история. Ш.10), расположенным между Кордобой и Кастулоном, а Иллики — с «оретанским городом Инлукией» («I<n>lucia in Oretanis») (Ливий. XXXV.7.7). Такой взгляд представляется нам вполне допустимым, и тем не менее как же тогда в древности назывался Аликанте?
П. Гамилькар и Гасдрубал 39 внимание на то, что в 241 г. до н. э. карфагеняне обязались выплатить контрибуцию в течение десяти лет и в 231 г. до н. э. уже должны были бы погасить данный долг, однако отбрасывать рассматриваемый эпизод на этом основании не стоит, поскольку мы не знаем, каким именно образом Карфаген должен был выплачивать дополнительную контрибуцию, наложенную на него в 237 г. до н. э., после передачи римлянам Сардинии: более вероятными, нежели единовременная выплата, нам представляются десять ежегодных взносов. Откуда эту историю взял Дион, неясно, точно не у Полибия (и, соответственно, скорее всего, не у Фабия Ликтора)83, но, возможно, — у Силена8Ь через Целия8^ Последний вариант представляется нам более правдоподобным, поскольку в анализируемом рассказе римляне получают решительный отпор. Но вне зависимости от того, является ли рассматриваемая история правдивой, на ее основании, конечно, не следует выдвигать предположений о том, что в начале 30-х годов Ш в. до н. э. римляне уже проявляли хоть сколько- нибудь повышенный интерес к Испании, поскольку Дион прямо говорит об обратном («μηδέν μηδέπω των Ιβηρικών σψισι προσηκόντων» — «хотя никакие иберийские дела их еще не касались» [Пер. А.М. Сморчкова))9. Впрочем, даже если кто-то и испытывал интерес к испанским делам, то это были, скорее, не римляне, а массалиоты. Массалия давно находилась в дружественных отношениях с Римом (по крайней мере, с начала IV в. до н. э.), а позднее эта дружба была скреплена официальным союзом. Вероятно, это произошло как раз между Первой и Второй Пуническими войнами, возможно, даже раньше, но однозначно до 218 г. до н. э. В рассматриваемый период Массалия уже поддерживала торговые связи с иберийскими племенами, в особенности — через свои фактории в Эмпорионе, Алонисе (близ совр. Бенидорма), Роде и Гемероскопии (близ совр. Дении), последняя из которых изначально являлась фокей- ской колонией и располагалась примерно в пятидесяти милях к северу от Аликанте. Как следствие, массалиоты едва ли были обрадованы перспективой расширения карфагенского влияния в северном направлении. Массалия интересовала римлян не с торговой точки зрения (более того, 8аФа6ий Пиктор — первый из римских историков, жил во второй половине Ш в. до н. э. — В.Г. 8Ь Силен Калатинский — греческий историк второй половины Ш в. до н. э. Написал историю войн Ганнибала. — В. Г. 8сЦелий Антипатр — римский анналист второй половины II в. до н. э. Автор истории Второй Пунической войны. Во многом опирался на сочинения Силена. — В. Г. 9 Данная точка зрения поддерживается большинством современных исследователей, однако отвергается Олло (Holleaux 1921 (D 33): 123:), а также Эррингтоном (Errington 1970 (С 15): 32 слл.), хотя Самнер (Sumner 1967 (С 56): 205 слл.) соглашается с ней. Бади- ан (Badian 1958 (А 3): 48:) и Хоффманн (Hoffmann 1951 (С 25): 69 слл.) считают, что окончательно решить эту проблему нельзя. Относительно римской политики в отношении Испании существует две точки зрения: первая из них высказывается Эррингтоном, полагающим, что эта политика «направлялась не чем иным, как безразличием» (с. 26), вторая — Самнером, по мнению которого римляне были «полностью сосредоточены на том, чтобы ограничить карфагенскую экспансию», хотя их интересы в Испании при этом не были «сколько-нибудь устойчивыми» (с. 245).
40 Глава 2. Карфагеняне в Испании именно фактическое отсутствие у Рима заморских торговых интересов и обеспечило его дружбу с массалиотами), а скорее — в качестве источника информации о галлах, чьи передвижения внушали римлянам всё большее беспокойство начиная с 237 г. до н. э. Столкновения с лигурами и нападение 6ойев9а на Аримин (236 г. до н. э.), не говоря уже о проблемах на Сардинии и Корсике, вынуждали римлян задумываться о защите своих северных границ. Благодаря очень удобному расположению своего города, массалиоты могли постоянно снабжать римлян новостями о перемещениях галлов и были бы очень рады, если бы Рим очистил Тирренское море от пиратов. На этом основании мы можем предположить, что уже в 231 г. до н. э. именно жители Массалии могли привлечь внимание своих союзников к действиям их потенциального общего врага в южной Испании, а уж пятью годами позже это произошло практически однозначно. Конечно, в подобной ситуации римляне едва ли могли отказаться от такого символического жеста, как отправка посольства к Гамилькару. Испания, скорее всего, находилась далеко за пределами практических интересов Рима, а Карфаген был еще очень слаб, однако некоторые римские сенаторы вполне могли, по крайней мере, задумываться о том, чтобы быть начеку — даже несмотря на то, что рассказы о том, как карфагеняне чинили препятствия римлянам на Сардинии, несомненно, являются позднейшей выдумкой анналистов* 10. Гамилькар заложил прочные основания для создания мощной карфагенской державы в Испании. Сам он занял при этом положение наместника испанских «колоний», что было признано и властями метрополии. Лишним подтверждением того, что Г амилькар постепенно добивался всё большего успеха, служат монеты, которые он чеканил в Гадесе. Сначала он мог выпускать только монеты из 6иллона10а и бронзы, однако очень скоро приобрел богатство, вполне достаточное, чтобы чеканить их из высококачественного серебра, а также из золота и бронзы, которые в основном копировали обычные карфагенские 9а Б ойи — галльское племя, жившее на территории северной Италии. — В.Г. 10 Зонара. УП.18; Евтропий. П.2.2; Орозий. IV. 12.2 («по наущению пунийцев восстал остров Сардиния» («Sardinia insula rebellavit, auctoribus Poenis»). — Пер. B.M. Тюленева). Эта традиция отвергается Мейером (Meyer 1924 (С 37) П: 385—386, 387 примеч. 2). События, относимые традицией к 235 г. до н. э., когда был закрыт и вскоре снова открыт храм Януса, тоже едва ли следует увязывать с тем, что римляне вновь начали опасаться пунийских интриг, о чем пишет Норден (Norden 1915 (В 24): 53 слл.). Он, вероятно, вполне справедливо относит к данным событиям строки Энния «Когда железные грани и затворы войны сокрушились жестоким раздором» («postquam Discordia taetra Belli ferratos postes portasque refregit») (УШ. 258—259. Цит. по: Гораций. Сатиры. 1.4.60. Пер. M. Дмитриева. — В.Г.), однако отсюда вовсе не следует, что Энний считал, что угроза со стороны карфагенян возникла уже в 235 г. до н. э. Более того, благодаря тому, что в источниках, которыми мы располагаем, Т. Манлий Торкват (консул 235 г. до н. э.), возможно, перепутан с А. Манлием (консулом 241 г. до н. э.), случай с храмом Януса может относиться и к 241 г. до н. э., т. е. к окончанию Первой Пунической войны и восстанию в Фа- лериях. См. также: Meyer 1924 (С 37) П: 389; Fraenkel 1945 (Н 179): 12 слл.; Timpanaro 1948 (В 37): 5 слл.; Latte 1960 (Н 205): 132 примеч. 3. 10а Биллон — серебряный сплав низкой пробы. — В.Г.
П. Гамилькар и Гасдрубал 41 типы10Ь, хотя на золотых нередко изображалась голова греческой богини Ники, а среди бронзовых встречались как очень качественные, так и изготовленные весьма грубо. Что же касается сына Гамилькара — Ганнибала, то на своих монетах из прекрасного серебра, отчеканенных в Новом Карфагене, он поместил потрет отца в образе Геракла-Мелькарта11. В какой-то момент иберийский город Сагунт заключил союз с Римом — несомненно, не без некоторого побуждения или сотрудничества со стороны Массалии. Некоторые из исследователей, признающих истинность упоминаний о римском посольстве к Гамилькару в 231 г. до н. э., пишут, что упомянутый выше договор относится к тому же году12. Впрочем, в данной ситуации нас больше интересует не точная дата, а вопрос о том, было ли рассматриваемое соглашение заключено до или после договора о разделе сфер влияния 226 г. до н. э.12а, поскольку отношения между Римом и Сагунтом сильно повлияли на мнения древних авторов относительно того, что именно послужило причиной Второй Пунической войны и кто нес ответственность за ее развязывание. Согласно Полибию (Ш.14.10), анализируемый союз не мог быть заключен позднее 220 г. до н. э., однако в другом отрывке (Ш.30.1) историк, к сожалению, выражается очень расплывчато и просто говорит, что это произошло «за много лет уже до времени Ганнибала» («πλείοσιν ετεσιν ήδη πρότερον των κατν Αννίβαν καιρωα»), то есть либо до того, как Ганнибал встал во главе карфагенских войск в 221 г. до н. э., либо до того, как он вступил в переговоры с Сагунтом, либо до начала Ганнибаловой войны. Впрочем, точное значение приведенной выше фразы не особенно важно, поскольку Полибий четко говорит, что это произошло в какой-то момент до 221—219 гг. до н. э. Главная проблема заключается в том, относится ли словосочетание «πλείοσιν ετεσι» («за много лет») ко времени до или после 226 г. до н. э., когда был заключен римско-карфагенский договор о разделе сфер влияния в Испании. Поскольку в 225/224 г. до н. э. римляне были вынуждены отражать очередное галльское нашествие и, соответственно, едва ли задумывались об испанских делах, союз с сагун- тийцами, вероятно, был заключен либо в 226 г. до н. э., либо раньше, либо же в 223/222 г. до н. э. В пользу того, что это произошло после 226 г. до н. э., говорит замечание Полибия (П.13.3) о том, что римляне заинтересовались Испанией только после заключения договора13. С дру¬ 10Ь Монетный тип — совокупность изображений и надписей на аверсе и реверсе монет одного номинала и времени выпуска. — В. Г. 11 См.: Robinson 1956, 34 слл.: (В 130) и примеч. 37 и далее. (Мелькарт — финикийский и карфагенский бог; отождествлялся с Гераклом. — В.Г.) 12 Напр.: Taubier 1921 (С 58): 44; Schnabel 1920 (С 52): 111; Otto 1932 (С 40): 498; Оег- tel 1932 (С 39): 221 слл.; Geizer 1933 (Н 45): 156. 12а Подробнее см. КИДМ УП.2: 532. 13 Хейхельхейм (Heichelheim 1954 (С 24): 211 слл.) утверждал, что это произошло позднее, ссылаясь на то, что сагунтийские монеты якобы находились под влиянием римских викториатов (серебряные монеты с изображением богини Виктории; чеканились в Ш—П вв. до н. э. — В.Г.) и массалийских типов, которые появились после 226 г. до н. э. Однако сейчас доказано, что чеканка викториатов началась, скорее всего, лишь пример-
42 Глава 2. Карфагеняне в Испании гой стороны, тот же автор, как мы увидим далее, упоминает, что вмешательство римлян в дела Сагунта произошло незадолго («μικροις χρόνοις») до 220/219 г. до н. э. Если учитывать различие между словами «μικροις» (в данном случае — «незадолго». — В.Г.) и «πλείοσι» («за много лет». — В.Г.), то отнести союз с сагунтийцами к 223/222 г. до н. э. будет довольно сложно, хотя некоторые исследователи всё же придерживаются подобной точки зрения14. Судя по всему, более предпочтительным остается период до 226 г. до н. э. Впрочем, споры среди исследователей вызывает не только датировка, но и характер анализируемого соглашения. На протяжении довольно долгого времени его рассматривали как полноценный официальный договор [foedus), однако, с подобной точки зрения, довольно сложно объяснить, почему римляне столь поздно пришли на помощь Сагунту во время его длительной осады Ганнибалом в 219 г. до н. э. Стали бы они так долго тянуть с исполнением своих юридических обязательств? Полибий (Ш.30.1), по сути, говорит нам лишь то, что сагунтийцы «отдали себя под покровительство [pistis = fides) римлян», в качестве доказательства чего приводится тот факт, что после возникновения «междоусобных распрей» они обратились за посредничеством к римлянам, а не к карфагенянам. Переход под покровительство (deditio in fidem) не возлагал на Рим никаких официальных обязательств и оставлял ему право свободно решать, каким образом реагировать на будущие просьбы о помощи. Так, например, несколько ранее, во время Наемнической войны1^, восставшая против Карфагена Утика, имевшая подобную договоренность с Римом, обратилась к нему за помощью, но так и не получила ее. Когда же к римлянам поступило обращение из Сагунта, те вполне могли подумать, что им было бы неплохо иметь опорный пункт в Испании и при этом не связывать себя ничем, кроме своих собственных желаний; если инициатива в этом деле действительно исходила от сагун- тийцев, то действия Рима, в иной ситуации, скорее всего, показавшиеся но в 211 г. до н. э., а не вскоре после 229 г. до н. э. (см.: Crawford 1974 (В 88): 7 слл., 22 слл., 28 слл.), что свидетельствует против вышеуказанного утверждения. Кроме того, сагунтийское серебро может относиться лишь к периоду после захвата города римлянами в 212 г. до н. э. Впрочем, предположение о том, что викториаты возникли раньше, может быть и неверным — они вполне могли иметь иберийское происхождение и быть основанными на ранних серебряных монетах Сагунта: cp.: НШ 1931 (В 96): 120; так, Кроуфорд полагает (с. 33), что один ранний викториат (по его классификации — N° 96) был отчеканен Гнеем или Публием Сципионом в Испании до 211 г. до н. э. Кроме того, одна весьма примечательная сагунтийская монета (НШ, вкл. 21, Ns 12) с изображением головы Геракла была явно изготовлена под влиянием баркидского серебра и, соответственно, относилась, судя по всему, к периоду пунийского владычества (219—212 гг. до н. э.). При этом очень важно, что ее вес совпадает со стандартным весом викториатов (3,41 г; ср.: НШ 1931 (В 96): 121). Дженкинс, однако, датирует эту монету первой половиной П в. до н. э. (SNG Copenhagen: Spain and Gaul (1979): No 251—255), но если это так, то зачем сагунтинцам понадобилось возвращаться к старым баркидским типам? 14 Напр.: Reid 1913 (С 45); Badian 1958 (А 3): 48 слл., 92-93. 14а Так в исторической литературе именуется восстание карфагенских наемников, вспыхнувшее после окончания Первой Пунической войны. — В. Г.
П. Гамилькар и Гасдрубал 43 бы довольно странными, будет объяснить гораздо проще. Более того, некоторые исследователи пытаются доказать, что жители Сагунта отдали себя под покровительство римлян не путем deditio, а каким-то еще менее формальным способом. Как бы то ни было, при отсутствии официального договора Рим брал на себя только моральные, но не юридические, обязательства. Если слово «σύμμαχοι», использованное Полибием применительно к сагунтийцам, необязательно предполагает наличие формального договора, то в рассматриваемом случае все-таки почти наверняка имел место просто переход под покровительство римлян (deditio)10 * * * * 15. Преемником Гамилькара на посту наместника («стратега») Испании стал его зять и флотоводец Гасдрубал, который сначала был выбран войсками, а затем получил утверждение и от карфагенского народа (Диодор Сицилийский. XXV. 12). Фабий Пиктор (Полибий. Ш.8.2) считал, что любовь Гасдрубала к власти послужила одной из причин Второй Пунической войны, и в своем труде писал о том, что, достигнув большой «власти» («δυναστεία») в Испании, тот отправился в Карфаген и попытался установить там монархическое правление, однако «первые государственные люди» города, объединившись, дали ему отпор и вынудили вернуться на Пиренейский полуостров, где после этого он правил без какой-либо оглядки на карфагенский сенат. Если упомянутое слово «δυναστεία» означает «командование войсками» (лат. imperium), что вполне вероятно, то данная попытка государственного переворота была предпринята Гасдрубалом, судя по всему, вскоре после его назначения в Испанию в 226 г. до н. э., или несколько позднее, если перевести указанный термин как «великая держава». Впрочем, рассматриваемая история вызывает весьма большие сомнения, и ее возникновение вполне может быть связано с тем фактом, что в какой-то момент после 237 г. до н. э. Гасдрубала вызывали в Карфаген для подавления бунта нуми- дийцев16. Однако если Гасдрубал не пытался установить монархическое правление, то анализируемый нами рассказ, вероятно, является отголоском определенной политической напряженности, возникшей в Карфагене во время Наемнической войны, когда право выбирать верховного главнокомандующего было предоставлено войскам. В той самой знаменитой главе (VI.51), где Полибий проводит сравнение государственного устройства Рима и Карфагена, он отмечает, что непосредственно перед 10 Об отсутствии foedus: Reid 1913 (С 45): 179 слл.; Badian 1958 (А 3): 49 слл., 293; Errington 1970 (С 15): 41 слл. Deditio: Dorey 1959 (С 13): 2—3, 6—7. Об отсутствии формаль¬ ного deditio: Astin 1967 (С 2): 589 слл. Полибий (1.40.1) использует слово «σύμμαχοι» применительно к жителям Панорма, хотя это был «свободный город» («civitas libera») (Ba¬ dian 1958 (А 3): 293), однако делается это скорее в военном, нежели в юридическом контексте, хотя то же самое слово греческий историк употребляет применительно к Са- нунту (Ш.15.8, 21.5), говоря о юридических обязательствах. Конечно, Полибий мог про¬ сто не понимать всей ситуации в целом, однако это вопрос неясный. 16 Диодор Сицилийский. XXV. 10.3. См. также: De Sanctis 1909—1964(А 14) Шл: 409 примеч. 55. Однако Таублер (Taubier 1921 (С 58): 71) признает достоверность обоих эпизодов и полагает, что Полибий (Фабий) рассказывает о попытке Гасдрубала получить такие же полномочия (στρατηγία) в Африке, какими располагал Гамилькар во время Наемнической войны.
44 Глава 2. Карфагеняне в Испании началом Ганнибаловой войны карфагенское государство переживало определенное ослабление, поскольку совещательная функция постепенно переходила от Совета к народу17. Характер этих политических реформ и народных движений не совсем ясен, но они вполне могли отражать растущее влияние фракции Баркидов. При этом древние авторы, настроенные к Баркидам враждебно, явно преувеличивали амбиции данной политической группировки, изображая ее лидеров самовластными правителями Испании. Не исключено, что рассказ о попытке переворота, предпринятой Гасдрубалом, относится именно к подобной традиции. Приняв командование карфагенскими войсками в Испании, Гасдру- бал первым делом отомстил за смерть Гамилькара, осуществив карательный поход против ориссов и расширив пунийские владения вплоть до верховьев Анаса (совр. Гвадиана). Согласно упоминанию Диодора Сицилийского (XXV. 12), в результате этого Гасдрубал смог в конечном итоге увеличить свое войско до 60 тыс. пехотинцев, восьмисот всадников и двухсот слонов, попутно укрепляя свои позиции и дипломатическим путем. Так, он женился на дочери одного из иберийских вождей, наладил личные связи со многими из них и перенес свою штаб-квартиру из Акра-Левке в Мастию, где на полуострове, дававшем возможность контролировать прекрасную гавань, основал Новый Карфаген (совр. Картахена). Отсюда было очень легко осуществлять связь с Африкой, и к тому же поблизости располагались богатые серебряные рудники. В новом городе на холме (совр. Монте-Молинете), возвышающемся над входом в лагуну, Гасдрубал построил себе прекрасный дворец, что очень хорошо свидетельствует о широте его наместнической власти. Не исключено, что, подобно эллинистическим монархам, он даже чеканил серебряные монеты с собственным изображением в диадеме на аверсе и пу- нийским военным кораблем на реверсе. Если это действительно было так, то зять Гамилькара стал первым пунийским военачальником в Испании, решившимся на столь смелый шаг, однако упомянутые выше монеты вполне могли быть выпущены позднее братом Ганнибала Магоном, и, соответственно, их лучше не использовать в качестве однозначного свидетельства монархических претензий Гасдрубала18. При этом, однако, не следует сомневаться в том, что он весьма существенно укрепил и расширил карфагенскую власть в Испании — до того, как был убит в 221 г. до н. э. неким кельтом, питавшим к нему личную ненависть (или 17 Полибий. VL51.6. См.: РоесЫ 1936 (Н 19): 61 слл.; ср.: Brink, Walbank 1954 (В 2): 117-118; а также: Walbank 1959-1979 (В 38) I: 734. 18 Робинсон (Robinson 1956 (В 130): 37—38) считает, что этот редкий выпуск был отчеканен по распоряжению Гасдрубала в Новом Карфагене, однако распределение находок (две — из Севильи и по одной — из Малаги, Гранады и с Ивисы, но при этом ни одной из трех крупных кладов баркидских монет, обнаруженных около Картахены) позволяет предположить, что они могли быть изготовлены в Гадесе по распоряжению Магона, который позднее воевал в рассматриваемом районе (у Илипы и на Балеарских островах). Гасдрубал действительно был триерархом у Гамилькара, но при этом, вероятно, не хотел лишний раз напоминать о том, что когда-то занимал подчиненное положение. Магон тоже участвовал в военно-морских операциях.
П. Гамилъкар и Гасдрубал 45 же иберийским рабом, мстившим за своего господина)19. В северном направлении Гасдрубал, вероятно, всё же не дошел до реки Ибер (совр. Эбро), однако именно она стала центральным пунктом в переговорах, которые он вел с римлянами по их просьбе. В конце 226 г. до н. э. римляне «отправили к Гасдрубалу посольство для заключения договора (συνθήκας), в котором, умалчивая об остальной Иберии, устанавливали реку по имени Ибер пределом, за который карфагеняне не должны переступать с военными целями (επί πολεμώ)». Столь скупое упоминание об этом эпизоде, содержащееся в труде Полибия (III. 13.7), вызывало немало споров уже в древности. Но, чтобы разрешить подобные споры, лучше всего сначала рассмотреть точку зрения самого Полибия, свободную от предположений позднейших авторов, поскольку их рассказы нередко искажались пропагандой и неверным пониманием, связанным с взаимными обвинениями относительно спора по поводу Сагунта и причин Ганнибаловой войны20. Во-первых, обращает на себя внимание сам характер рассматриваемого договора. Переговоры о его заключении однозначно велись между Гасдрубалом и сенатской комиссией, но был ли он утвержден Карфагенским и Римским государствами? В позднейших спорах карфагеняне отказывались обсуждать этот вопрос, отрицая как существование, так и ратификацию подобного соглашения (Полибий. Ш.21.1). Римляне же, в свою очередь, тоже отметали вопрос о ратификации, но при этом постоянно подчеркивали тот факт, что Гасдрубал заключил договор (ομολογίας) совершенно «полномочно» (αύτοτελως. — Ш.29.3). Если карфагеняне действительно предоставили военачальнику подобные полномочия, то они могли сделать это по собственной инициативе и в законном порядке, но на деле подобный ход позволял им впоследствии отказаться от заключенных таким образом соглашений (позднее подобную уловку использовали в Испании и сами римляне, например, когда сенат отрекся от соглашений, заключенных римским полководцем Гостилием Ман- цином с иберийскими племенами). Со стороны карфагенян анализируемый документ, возможно, представлял собой «скрепленную договором» клятву (берит), односторонний обет, данный на определенных условиях или без них. Примером подобного соглашения является, в частности, договор, заключенный между Ганнибалом и Филиппом V (царем Македонии. — В.Г.) в 215 г. до н. э., по своей форме довольно существен¬ 19 Кельт: Полибий. И.36.1. Ибер: Диодор Сицилийский. XXV. 12; Ливий. ΧΧΙ.2.6, и далее. 20 В данной главе у нас нет возможности рассмотреть все небольшие искажения и вариации, которые приводятся в «апологетической» анналистической традиции римлян. Мы упоминаем только основные отличия от более объективных источников. При этом факт заключения рассматриваемого договора мы признаём, несмотря на сомнения Каф- фа (Cuff 1973 (С 10): 163 слл.), который склонен считать его выдумкой римлян, направленной на обеспечение формальных оснований для войны или на сдерживание агрессии карфагенян (если подобные измышления относились к 220 г. до н. э.), а возможно, и на обоснование агрессии самого Рима (если это было изобретение катоновской пропаганды п в. до н. э.).
46 Глава 2. Карфагеняне в Испании но отличавшийся от более ранних договоров между Римом и Карфагеном2^, которые представляли собой двусторонние соглашения, подтвержденные обетами с обеих сторон. Э. Бикерман, выдвинувший подобное предположение* 21, вспоминает «памятник», который поставил библейский Лаван, дабы отделить свои владения от владений Иакова: никто из них при этом не должен был пересекать эту границу «для зла», в чем Иаков поклялся «страхом» своего отца Исаака (Быт. 31: 53). С подобной точки зрения, соглашение, заключенное Гасдрубалом, не накладывало на карфагенское правительство никаких обязательств, однако римляне, возможно, просто не понимали этого. Поскольку впоследствии сами они настаивали на том, чтобы рассматривать вышеупомянутое соглашение как полноценный договор, он, вероятно, был ратифицирован в Риме, хотя об использованной при этом процедуре мы можем только догадываться. Если в соглашении не содержалось соответствующих обязательств со стороны римлян, то римскому народу было просто не в чем клясться и в Рим могли просто сообщить о переговорах с Гасдрубалом и о его обещаниях. Римские посланцы предположительно отчитывались перед сенатом в письменном виде или лично. Кроме того, поскольку сенаторы рассматривали анализируемое соглашение как договор, имеющий обязательную силу, они могли потребовать предоставления копии письма Гасдрубала (на бронзовой табличке?) для помещения в римский государственный архив, где уже хранились копии более ранних договоров с Карфагеном. Таким образом, Полибий вполне мог иметь доступ к некой более-менее надежной информации, когда изучал договоры между двумя государствами, и приводимые им факты относительно содержания рассматриваемого нами соглашения следует счесть подлинными, даже если их интерпретация может вызывать определенные сомнения22. Впрочем, ничем не приукрашенное изложение Полибием основного содержания соглашения предоставляет весьма значительный простор для самых разных предположений. Привел ли он полный текст или же только часть, которую счел подходящей для доказательства своей точки зрения? Предполагался ли соглашением некий взаимовыгодный обмен типа оговорки, ограничивавшей деятельность римлян к югу от Ибера (как отмечается у Ливия (XXI.2) и Аппиана [Иберийско-римские войны. 7.27), хотя при этом в «Войне с Ганнибалом» (2.6) и «Событиях в Ливии» (6.23) последний следует Полибию и приводит только обязательства Гасдрубала)?23 Даже если обещание было дано карфагенским воена- 20а Подробнее см.: КИДМ VII.2: 599—622. — В.Г. 21 Bickerman 1952 (С 5): 1 слл. и, особенно, 17 слл. 22 Cp.: Errington 1970 (С 15): 34 слл.; а о размещении договоров: Г.-Х. Скаллард // КИДМ УП.2: 599-622. 23 Хейхельхейм (Heichelheim 1954 (С 24): 217 слл.) признаёт достоверным упоминаемое Аппианом [Иберийско-рижские войны. 7.27) положение, которое обязывало римлян не нападать на племена, жившие к югу от реки («μήτε Ρομαίους τοϊς πέραν το'ύδε το'ύ ποταμού πόλεμον έκφέρειν»), поскольку усматривает в этой фразе явный семитизм и, соответствен¬
П. Гажилькар и Гасдрубал 47 пальником в односторонней форме, являлось ли оно при этом лишь условным? Если в соглашении не было четкого упоминания испанских территорий к югу от Ибера, не могли ли римляне неофициально, в устном виде, уверить Гасдрубала в том, что они не имеют никаких интересов в данном регионе и не будут вмешиваться в местные дела? И не подразумевало ли согласие карфагенян не пересекать Ибер «с военными целями» того, что с мирными целями они вполне могут проникать в те области, где вели активную торговую деятельность массалиоты? Подобные вопросы весьма значительно затрудняют понимание того, почему вообще обе стороны заключили это довольно странное соглашение. Если Гасдрубал не имел явно враждебных намерений в отношении римлян и если завоеванные им территории располагались еще довольно далеко от Ибера, полководец, возможно, полагал, что признание Римом Карфагенской державы, пределы которой могут дойти до столь отдаленных земель, представляет собой вполне удовлетворительный результат, особенно если Гасдрубал действительно не собирался вторгаться на территорию между Ибером и Пиренеями. Приводимое Полибием объяснение позиции Рима, судя по всему, представляет собой сочетание истинных и ошибочных утверждений. Так, согласно упоминанию автора «Всеобщей истории» (П. 13.3—6), римляне неожиданно обнаружили, что Гасдрубал приобретает в Испании всё более значительную власть, но при этом еще не были готовы бросить ему открытый вызов из-за угрозы галльского вторжения в Италию; как следствие, они решили задобрить карфагенского военачальника на то время, которое было необходимо им для того, чтобы разобраться с угрозой, нависшей над их северными границами. Ошибочность подобного объяснения заключается в предположении, согласно которому Гасдрубал якобы начинал представлять угрозу для Рима: это всего лишь один из элементов пропагандистских историй о «горечи Баркидов», да и свидетельств сговора Гасдрубала с галлами у нас нет. С другой стороны, римляне действительно столкнулись с кризисной ситуацией, кульминацией которой стало вторжение галлов в Италию, завершившееся их разгромом при Теламоне в 225 г. до н. э. В такое время римляне, вероятно, и рады были бы не волноваться по поводу Гасдрубала, если только у них не было каких-либо причин рассматривать его в качестве непосредственной угрозы. Но в рассматриваемом конфликте была и еще одна заинтересованная сторона, а именно массалиоты, которые — если римское посольство 231 г. до н. э. действительно имело место — уже обращались к Риму в связи с событиями в Испании. В 226 г. до н. э. ситуация была уже более серьезной, причем как для Массалии, так и для Рима. У массалиотов теперь было гораздо больше поводов опасаться за свое положение в Испании, где Гасдрубал постепенно создавал мощную но, считает ее восходящей к оригинальному пунийскому тексту. Бадиан (Badian 1980 (С 3): 164) соглашается с точкой зрения Полибия, отрицавшего, что какие-либо уступки, сделанные римлянами, были связаны с Испанией; скорее эти уступки могли касаться концессий на торговлю или освобождения от уплаты контрибуции.
48 Глава 2. Карфагеняне в Испании державу на фундаменте, заложенном Гамилькаром, а римляне, столкнувшиеся с более серьезной угрозой со стороны галлов, не могли позволить себе испортить отношения с Массалией. Соответственно — хотя ни один из древних авторов не пишет об этом прямо — римляне почти наверняка отправили посольство 226 г. до н. э. под давлением со стороны массалиотов. Конечно, определенное удивление вызывает и выбор в качестве границы для потенциальных владений Гасдрубала именно реки Ибер, ведь она находится далеко на севере, а массалиоты, несомненно, хотели удержать карфагенян как можно дальше на юге и сохранить за собой максимально возможное количество прибрежных колоний. Некоторые исследователи были настолько озадачены данной проблемой, что даже высказали предположение, согласно которому упоминаемый в договоре «Ибер» — это вовсе не современный Эбро, а какая-то река, протекающая несколько южнее; однако попытка предложить в качестве замены реку Хукар (которая в древних источниках чаще всего именуется Сукроном), по сути дела, провалилась, а поиски какого-нибудь «Ибера» среди речушек вокруг мыса Кабо-де-ла-Нао вызывают еще большие сомнения24. Соответственно, нам следует предположить, что река Ибер (совр. Эбро) была выбрана сторонами в результате длительных и тяжелых переговоров. Если бы римляне действительно не рассматривали Гасдрубала в качестве потенциальной угрозы, они могли бы признать «демаркационной линией» даже Пиренеи, хотя в интересах общей безопасности жители Вечного города, без сомнения, стремились бы держать Гасдрубала на значительном расстоянии от себя. Кроме того, пытаться провести границу как можно дальше к югу римские послы должны были ради своих друзей-массалиотов. Если на выборе Ибера в качестве разделительной черты настаивал именно Гасдрубал, это означает, что римляне сумели обеспечить безопасность хотя бы самым северным колониям Масса- лии — в Эмпорионе (совр. Ампуриас) и Роде (совр. Росас). При этом мы не знаем, насколько далеко на север на самом деле простирались владения Гамилькара. Большинство исследователей предполагает, что они заканчивались немного южнее Кабо-де-ла-Нао. Если это действительно было так, то Гасдрубал добился весьма существенных уступок, получив от римлян согласие на расширение своей власти до Ибера. С другой стороны, он вполне мог уже посылать разведывательные отряды и на территории к северу от современного Аликанте, причем достаточно многочисленные, чтобы демонстрировать свой возраставший интерес к этому региону, в состав которого входил и Сагунт. Данный город не мог быть упомянут в договоре, поскольку Полибий недвусмысленно заявляет, что о южной Испании в нем ничего не говорилось. Естественно, если на тот момент Рим еще не наладил дружественных отношений с Сагунтом, то 24 Хукар: Carcopino 1953 (С 7); Carcopino 1961 (А 11): 18 слл. Против: Walbank 1959— 1979 (В 38) I: 171; Он же. JRS (1961) 51: 228—229; Cassola 1962 (Н 35): 250; а также: Sumner 1967 (С 56): 222 слл. Самнер, однако, не соглашаясь с точкой зрения Каркопино, искал Ибер в окрестностях Кабо-де-ла-Нао (1967: 228 слл.).
Ш. Ганнибал и Сагунт 49 никаких специальных упоминаний и не требовалось, а вот если это произошло до заключения соглашения 226 г. до н. э., то, вероятно, город просто обошли тактичным молчанием в тексте договора — вне зависимости от того, о чем стороны могли говорить в ходе предварительных неофициальных обсуждений. Статус Сагунта стал животрепещущим вопросом только тогда, когда ему начал угрожать Ганнибал, и именно тогда вокруг этого вопроса возникло мутное облако пропаганды, исказившее представления позднейших авторов указаниями на то, что либо Сагунт был включен в договор о разделе сфер влияния, либо располагался к северу от Ибера, то есть за границей, установленной этим договором. III. Ганнибал и Сагунт После смерти Гасдрубала в 221 г. до н. э. карфагенская армия, расквартированная в Испании, с восторгом провозгласила своим командующим Ганнибала, которому на тот момент исполнилось двадцать пять лет, и это решение было очень быстро — и единогласно (μια γνώμη) — утверждено пунийским правительством. Рассказывая об этом, Полибий (Ш.13.4), в отличие от Фабия Пиктора, особо подчеркивает ту поддержку, которую сын Гамилькара получил в Карфагене. При этом, однако, Ганнибал, пользовавшийся в Испании полным доверием Гасдрубала, вернулся к более воинственной политике своего отца, хотя и последовал примеру шурина, женившись на иберийке — дочери кастулонского вождя. У нас нет веских причин полагать, что молодой полководец уже тогда нацеливался на войну с Римом. Скорее всего, он просто продолжал политику Гамилькара, направленную на создание мощной державы в самой Испании. Встав во главе армии, Ганнибал сразу же напал на олькадов, живших в верхнем течении Анаса (совр. Гвадиана), и захватил их главный город — Алтею25. Перезимовав в Новом Карфагене, в следующем, 220 г. до н. э. он выступил против горских племен центрального плато и продвинулся в северном направлении, перевалив через хребет Сьерра-Морена и дойдя до линии, по которой впоследствии была проложена римская дорога из Эмериты (совр. Мерида) в Салмантику (совр. Саламанка). Он одержал победу над вакцеями, захватил Салмантику и достиг реки Дурий (совр. Дуэро), с успехом осадив стоявший на ее берегах город Арбакалу (совр. Торо)26. Согласно рассказу Плутарха, когда 25 Так у Полибия (Ш.13.5); Ливий (XXI.5.4) называет этот город Карталой. При этом оба историка рассказывают о кампаниях Ганнибала в Испании, опираясь на один и тот же источник — вероятно, труд Силена, который сопровождал Ганнибала в его походах, хотя Ливий, скорее всего, почерпнул эти сведения у некоего посредника — вероятно, Целия Антипатра. Не соглашаясь с общепринятой локализацией Алтеи, Гомес (Gomez 1951 (С 19): 12 слл.:) помещает ее в районе Альдаи, примерно в 22 км к северу от Валенсии и в 25 км от побережья. 26 У Полибия (Ш.14.1): «Έλμαντικ» и «Άρβουκάλη», у Ливия (ΧΧΙ.5.6): «Hermandica» и «Arbocala». Плутарх (Моралии. 248Е = Полиэн. VTI.48) приводит более полный рассказ о захвате Σαλματική, который он, вероятно, почерпнул у еще одного Ганнибалова лето¬
50 Глава 2. Карфагеняне в Испании после сдачи Салмантики всем ее свободным жителям было приказано покинуть город, имея при себе только то, что было на них надето, местные женщины сумели пронести с собой оружие и передать его своим мужчинам, чтобы те продолжили сражаться за свободу. Правда, в конечном итоге они всё равно были окружены карфагенянами, однако Ганнибал, впечатленный отвагой женщин, вернул город его жителям. После этого он повернул на юг, выбрав при этом дорогу, проходящую немного восточнее — через земли карпетанов и соседних с ними племен, которые сошлись с ним в сражении на Таге близ современного Толедо. Вскоре после того, как карфагенский полководец пересек реку, он обнаружил, что враги находятся позади, и, повернув обратно, встретил их как раз в момент переправы. Пунийская конница застала некоторых иберов прямо в реке, а сорок слонов тем временем патрулировали берег и затаптывали насмерть всех, кто пытался пробиться вперед. После этого Ганнибал сам переправился через реку и обратил в бегство оставшихся в живых противников, которых, согласно некоторым рассказам, насчитывалось 100 тыс. (хотя, конечно, подобные данные весьма сомнительны)27. В результате центральная Испания была покорена карфагенянами и, хотя верность вакцеев и карпетанов преимущественно гарантировалась удерживаемыми заложниками, а кельтиберы, жившие в верхнем течении Тага и Дурия, и лузитаны сохраняли независимость, Ганнибалу и его предшественникам всё же удалось создать обширную державу, из которой можно было выкачивать огромное количество людских ресурсов и природных богатств. Следующим шагом Ганнибала опять же стало не планирование нападения на Италию, а расширение своих владений в северном направлении, до Ибера, рассчитывать на что римляне позволили еще Гасдрубалу. Однако на пути к этому было одно большое препятствие — Сагунт, оказавшийся точкой столкновения римских и пунийских интересов. Римляне, исходя из названия этого города, вероятно, считали его колонией греков с острова Закинф, хотя на самом деле он, скорее всего, принадлежал иберийскому племени арсетанов, о чем свидетельствуют местные монеты. При этом, однако, с греческими городами Сагунт роднил один очень важный недостаток, а именно — постоянные политические столкновения («стасис») между проримскими и пропунийскими фракциями. Один из подобных эпизодов привел к необходимости в привлечении ар¬ писца — Сосила, поскольку приводимая им форма рассматриваемого названия отличается от той, что дается Полибием (= Силеном?). В данном случае явно имеется в виду Сал- мантика (совр. Саламанка). Гомес (Gomez 1951 (С 19): 35 слл.), однако, считает, что Ганнибал воевал не в центральной Испании, а на землях, расположенных за Сагунтом. Эль- мантику и Арбакалу Гомес помещает в районе Чельвы, примерно в 60 км к западу от Валенсии, а битву при Таге (= валенсийская Тахо) смещает немного дальше на восток. 27 Полибий. Ш. 14.5—8. Рассказ Ливия (XXI.5.8—16) хотя, вероятно, и был почерпнут из того же источника, что и повествование Полибия, выглядит более путаным, и в нем явно неправильно поняты передвижения армий; см.: Walbank 1959—1979 (В 38) I: 318. Попытка Мейера (Meyer 1924 (С 37) П: 403 примеч. 1) примирить эти две версии является не очень убедительной.
Ш. Ганнибал и Сагунт 51 битра со стороны, и, хотя до карфагенян было рукой подать, прорим- ская партия, естественно, обратилась к своим римским союзникам. Как следствие — в ходе урегулирования спора «несколько значительнейших граждан» (то есть лидеры пропунийской фракции) было приговорено к смерти. Полибий не приводит никаких подробностей относительно причин рассматриваемого конфликта, помимо упоминания о том, что Ганнибал в своем отчете, посланном в Карфаген, жаловался на то, что сагунтийцы (то есть конечно же проримская фракция), опираясь на союз с Римом, «обижали» некоторые из подвластных карфагенянам народов (Полибий. III. 15.8). Дополнительную информацию об анализируемом эпизоде можно найти в сочинениях позднейших авторов. Так, например, Аппиан [Иберийско-римские войны. 10.36—38) называет «обиженный» народ «турболетами» (название, которое больше не встречается ни в одном источнике) (у Ливия (XXI.6.1) они именуются «турдетанами», хотя это племя жило слишком далеко от Сагунта; возможно, в данном случае имелись в виду эдетаны) и утверждает, что упомянутый выше инцидент был спровоцирован Ганнибалом, который «подбил» турболетов пожаловаться ему на набеги со стороны сагунтийцев; когда же последние стали настаивать на том, что арбитром в разгоревшемся конфликте должны выступить римляне, а не сам Ганнибал, он использовал их отказ как повод для нападения на город. Впрочем, что бы мы ни думали о роли Ганнибала в складывании рассматриваемой ситуации, фактором, который заставил жителей Сагунта попросить помощи у римлян, несомненно, послужила ссора с одним из соседних племен, которая, как опасались сагунтийцы, могла иметь очень серьезные последствия, если бы не была быстро разрешена. Полибий говорит о том, что упомянутая выше междоусобица произошла «незадолго до» («μικροΐς έμπροσθεν χρόνοις») описываемых им событий зимы 220/219 г. до н. э. (Ш.15.7). Соответственно, анализируемый эпизод, скорее всего, имел место не ранее 221 г. до н. э. и едва ли являлся поводом для заключения первого союза Рима с Сагунтом. Как мы уже постарались показать, это изначальное соглашение было заключено за несколько лет («πλείοσιν ετεσιν») до прихода к власти Ганнибала, о чем Полибий прямо говорит, когда возвращается в одной из дальнейших глав к сагунтийским делам (30.1). В этом пассаже он вновь ссылается на упоминавшийся ранее эпизод с урегулированием спора (15.7) и рассказывает о том, что сагунтийцы «по случаю возникших у них междоусобных распрей» (στασιάσαντες) предпочли обратиться за помощью к римлянам, а не к карфагенянам, хотя последние «были соседи их» («έγγυς οντων»). Подобная близость карфагенян также указывает на то, что рассматриваемый инцидент произошел в 221 или 220 г. до н. э. Подводя итог, следует отметить, что, судя по всему, Полибий полагал, что Сагунт заключил союз с Римом за много лет до 220/219 г. до н. э. (к сожалению, при этом не упоминается, когда конкретно это произошло — до или после подписания в 226 г. до н. э. договора о разделе сфер влияния) и, опираясь на данное соглашение, обратился за помощью к римлянам во время
52 Глава 2. Карфагеняне в Испании внутренней междоусобицы примерно в 221/220 г. до н. э., в результате чего было казнено несколько влиятельных сагунтийцев. Последующий ход событий восстановить довольно сложно по причине многочисленных двусмысленностей и искажений, содержащихся в трудах древних авторов. Так, Полибий рассказывает о том, что в прошлом сагунтийцы нередко отправляли различные послания в Рим (συνεχώς) — будучи союзниками римлян, они надлежащим образом информировали их о любых изменениях ситуации в Испании. Однако римляне не обращали на эту информацию особого внимания до тех пор, пока не выступили арбитрами в сагунтийской «междоусобице». В 220 г. до н. э. в Рим было доставлено послание, которое побудило сенат направить в Сагунт посольство для проведения расследования и для встречи с Ганнибалом по его возвращении на зимние квартиры в Новом Карфагене после очень успешной кампании. Если рассмотренное выше разрешение конфликта имело место уже в 220 г. до н. э., оно вполне могло быть осуществлено представителями именно этого посольства на пути в Новый Карфаген28, однако, вероятно, более подходящей датой всё же является 221 г. до н. э. Впрочем, как бы то ни было, римляне в конечном итоге встретились с Ганнибалом лично: согласно Полибию (Ш.15.5), они потребовали от него держаться подальше от Сагунта («Ζακανθαίων άπεχέσθαι»), поскольку последний находился под их покровительством (πίστις), и не пересекать Ибер в нарушение договора, заключенного с Гас- друбалом. Поскольку основным предметом разговора было отношение Ганнибала к Сагунту, который располагался на 100 миль южнее Ибера, упоминание римскими послами этой реки могло быть излишне агрессивным, и Полибий, возможно, был неправ, рассказывая об этом. Подобная ошибка древнегреческого историка могла быть вызвана перенесением на переговоры 220 г. до н. э. аналогичного требования, которое было предъявлено римскими послами в Карфагене в 218 г. до н. э. (см. далее). Кроме того, хотя это и менее вероятно, Полибия могли ввести в заблуждение сочинения позднейших анналистов, которые, пытаясь выставить Ганнибала нарушителем договора, искусственно увязали его нападение на Сагунт с пересечением Ибера, просто поместив город к северу от реки (хотя некоторые исследователи полагают, что в одном из дальнейших пассажей (Ш.30.3) Полибий тоже мог ошибочно упоминать о том, что Сагунт действительно находился к северу от Ибера). Но, вне зависимости от того, какова была причина оговорки Полибия, все упоминания о соглашении 226 г. до н. э. в рассматриваемых нами переговорах лучше всего вообще оставить в стороне, тем более что сам греческий историк ничего не говорит об этом соглашении, пересказывая ответ Ганнибала, который ограничивается обвинением римлян в предательском вмешательстве в сагунтийские дела: слово «παρεσπονδημένους», вероятно, указы¬ 28 Ср.: Sumner 1967 (С 56): 232 слл. Ливий, Аппиан и Зонара говорят о том, что римское посольство было отправлено в 219 г. до н. э., после того как Ганнибал осадил Сагунт, однако мы считаем более предпочтительной датировку, приводимую Полибием (осень—зима 220/219 г. до н. э., до начала осады).
Ш. Ганнибал и Сагунт 53 вает на нарушение обещания, а не официального договора, поскольку в данном случае довольно сложно установить, было ли действительно нарушено какое-либо формальное соглашение. При этом, однако, хотя в договоре о разделе сфер влияния не содержалось никаких упоминаний о южной Испании, Ганнибал вполне мог счесть, что римляне не имеют намерений вмешиваться в местные дела (см. выше, с. 46—48). С другой стороны, ему было хорошо известно, что сагунтийцы оставались союзниками Рима и что любая угроза Сагунту вызвала бы у римлян определенную озабоченность. Как следствие, полководец сообщил в Карфаген, что сагунтийцы, опираясь на свой союз с Римом, напали на иберийское племя, находившееся под покровительством пунийцев, и запросил дальнейших указаний. При этом он получил единогласную поддержку — если не считать определенной оппозиции со стороны Ганнона (Ливий. XXI. 10 слл.) — и, очевидно, полную свободу действий. Полибий (Ш.15.12) добавляет также, что римские посланцы, поняв, что война неизбежна, отправились в Карфаген и повторили свои протесты там, однако рассказы об этом визите, приводимые в трудах древних авторов, являются очень сбивчивыми и вызывают немало сомнений29. Ганнибал не намерен был и дальше терпеть вмешательство римлян в дела той территории, на которой они предоставили его предшественнику полную свободу действий. Будучи озлобленным притеснениями, которым был подвергнут Карфаген во времена захвата Сардинии, сын Гамилькара твердо решил не допустить второго подобного унижения родной страны. Весной 219 г. до н. э. он выступил против Сагунта, провозгласив себя защитником интересов своих подчиненных — «обиженных» турболетов. Надеясь на помощь Рима, сагунтийцы отказались сдаться, однако — и это закончилось для них весьма трагично — никакой помощи так и не получили: хотя римляне только-только обезопасили свои северные границы от галльских набегов, они тут же оказались вовлечены в конфликт с иллирийцами. Сенат не хотел вести войну на два фронта и принял решение уладить дела на Адриатике, где бесчинствовал Деметрий Фаросский, нападавший на иллирийские города, находившиеся под покровительством Рима. Как следствие, оба консула 219 г. до н. э. были отправлены не в Испанию, а в Иллирию. Сагунт располагался на крутом плато примерно в миле от морского побережья (сейчас, по 29 Цицерон. Филиппики. V.27; Ливий. XXI.6.4 слл., 9.3 слл.; Аппиан. Иберийско-рижские войны. П.40—43; Зонара. УШ.21. Сбивчивость, возможно, была вызвана упоминаниями о более позднем римском посольстве в Карфаген, а также путаницей между Карфагеном и Новым Карфагеном; см.: Sumner 1967 (С 56): 238 слл. Этот автор также предполагает, что неправдоподобный рассказ Ливия (XXI. 19.6 слл.) о том, как последнее римское посольство в Карфаген в 218 г. до н. э. возвращалось в Италию через Испанию и Галлию, может представлять собой дублирование повествования о возвращении послов из Нового Карфагена в 220/219 г. до н. э. (если допустить, что в сам Карфаген они нс ездили). В хронологическом плане рассказ Ливия о конфликте вокруг Сагунта является весьма непоследовательным, поскольку историк относит посольство сагунтийцев в Рим не к 220, а к 218 г. до н. э. В XXI. 15.3 слл. он попытался устранить общую хронологическую непоследовательность.
54 Глава 2. Карфагеняне в Испании причине изменившейся береговой линии, это расстояние составляет примерно три мили). При этом город протянулся примерно на 1 тыс. ярдов29а с востока на запад, но в ширину составлял всего около ста двадцати ярдов. Самая слабая точка его почти неприступных стен располагалась на западной оконечности, где было немного проще подобраться к оборонительным сооружениям сразу же к западу от цитадели — и именно там Ганнибал сосредоточил свои удары (как и маршал Сюше2915 в 1811 г.). Блокада города продолжалась восемь месяцев; сагунтийцы даже не думали сдаваться, хотя карфагенский полководец был готов предложить им относительно мягкие условия. В какой-то момент он покинул лагерь, чтобы привести к повиновению оретанов и карпетанов, которые, возмутившись строгостью проводимого среди них набора воинов, захватили в плен карфагенских вербовщиков (Ливий. XXI. 11.13). Впрочем, осада всё равно продолжалась, и, чтобы сопротивляться ей бесконечно, требовалось нечто большее, чем просто героизм и отчаяние: поздней осенью 219 г. до н. э. Сагунт пал. Что именно произошло, когда новости о падении города дошли до Рима, нам точно не известно. Полибий (Ш.20.1—6) рассказывает, что в сенате вопрос о начале войны не обсуждался (при этом добавляется, что годом ранее римлянами уже было принято решение, согласно которому вторжение карфагенян на сагунтийскую территорию следовало рассматривать как повод к войне), а сообщения о подобном обсуждении, встречающиеся в сочинениях Херея, Сосила и других историков, назьюает «болтовней брадобрея». По мнению автора «Всеобщей истории», римляне немедленно (παραχρήμα) назначили послов и спешно (κατα σπουδήν) направили их в Карфаген с ультиматумом: выдать им Ганнибала и его военачальников, или Рим объявляет войну. Однако слова Полибия едва ли можно принимать за чистую монету. Прежде всего весьма маловероятно, что решение о том, чтобы рассматривать нападение на Сагунт как повод для объявления войны, римский сенат принял уже в 219 г. до н. э. Если бы дело действительно обстояло так, пассивность римлян на протяжении всей осады и последующей зимы — по меньшей мере вплоть до 15 марта 218 г. до н. э. (первая вероятная дата отправки последнего посольства в Карфаген) — было бы очень сложно объяснить. И действительно, оба консула 219 г. до н. э. действовали на Адриатике, и перебросить хоть какие-то силы в Западное Средиземноморье было бы нелегко (хотя война в Иллирии, по сути дела, закончилась в конце июня, когда римляне захватили Фарос). А поскольку консулы 218 г. до н. э. направились в свои провинции лишь в конце августа, между словами римлян и их реальными делами прошло немало времени. За словами Полибия может скрываться тот факт, что многие римские сенаторы (возможно, большинство) чувствовали, что нападение на Сагунт может или должно привести к вооруженному конфликту, однако голосование по вопросу 29а Ярд-0,91 м. - В.Г. 29Ь Сюше Луи-Габриэль (1770—1826) — маршал наполеоновской армии. В октябре 1811 г. разгромил испанскую армию при Сагунте. — В.Г.
Ш. Ганнибал и Сагунт 55 о начале войны в подобных обстоятельствах едва ли могло быть проведено в 219 г. до н. э., даже до того, как Ганнибал выступил против Сагунта. Далее, описываемая Полибием неожиданная вспышка активности римлян после того, как на протяжении нескольких месяцев они не оказывали никакой помощи осажденным сагунтийцам, выглядит весьма подозрительной и очень напоминает попытку самооправдания. Таким образом, если вопрос о начале войны не был окончательно решен сенатом в 219 г. до н. э. и поскольку мнение сенаторов редко было совершенно единодушным, определенные дебаты после получения известий о падении Сагунта, видимо, всё же велись, о чем, кстати, прямо сообщает Дион Кассий (Фр. 55.1—9; Зонара. \Ш.22). Подобные сообщения, судя по всему, встречались не только у прокарфагенских историков типа Сосила, но и у римских анналистов: Дион явно почерпнул информацию у некоего проримского автора, возможно у Целия Антипатра. Что касается Ливия, то он вполне мог опустить рассказ о сенатских дебатах, поскольку не верил, что римляне стали бы колебаться уже после падения Сагунта, или просто из уважения к критицизму Полибия. Согласно Зонаре29с, в ходе рассматриваемых дебатов Л. Корнелий Лентул (возможно, консул 237 г. до н. э.) потребовал немедленно объявить войну и направить одного консула в Испанию, а другого — в Африку, тогда как Кв. Фабий Максим предложил более осторожный подход и высказался за отправку посольства. Судя по всему, упоминания об этих личностях, как и о самих дебатах, в которых они принимали участие, являются исторически достоверными: едва ли тот автор, сочинениями которого пользовался Дион Кассий, просто выдумал Корнелия и Фа- бия как своеобразных предшественников П. Корнелия Сципиона и Фа- бия Кунктатора, отстаивавших несколько позднее, уже во время войны, наступательную и оборонительную стратегию. Подробно рассматривать внутренние разногласия между римскими политиками мы не имеем возможности, однако отметим, что Корнелии, вероятно, стали активно выступать за войну, как только она стала казаться неизбежной (позднее Корнелии Сципионы с таким же пылом отстаивали ее продолжение в Испании и Африке), а их политические союзники, Эмилии, под давлением со стороны массалиотов, уже в 231 и 226 гг. до н. э. призывали к тому, чтобы остановить распространение владычества пунийцев на территории Испании (кстати, несколько позднее личные связи с массалиота- ми наладили и Сципионы, которые именовали их «nostri clientes» (лат. «наши клиенты». — Цицерон. О государстве. I.43))30. Более осторожную политику отстаивал Фабий, который хотя и мог соглашаться с общей точкой зрения, предполагавшей, что действия Ганнибала представляли собой основание для объявления войны, тем не менее хотел попытаться для начала провести переговоры с карфагенскими властями, потребовав от 29с Зонара Иоанн — византийский историк ХП в.; в его «Хронике» содержится не- мало цитат из античных авторов, в том числе из Диона Кассия. — В. Г. 30 См.: Kramer 1946 (С 30).
56 Глава 2. Карфагеняне в Испании них отречься от своего полководца31. Перспективы успеха подобного шага, вероятно, представлялись весьма сомнительными, однако при этом нельзя исключать того, что в Карфагене всё же сохранялось скрытое (а может быть, и вполне открытое) враждебное отношение к Ганнибалу, и обращение к Ганнону и антибаркидской фракции могло довольно существенно помочь в ослаблении решимости пунийцев в столь критический момент — во всяком случае, Фабий, возможно, представлял ситуацию именно подобным образом, а личные контакты могли обеспечить его средствами для получения определенной информации о политических настроениях в Карфагене, поскольку, согласно упоминанию Ливия (XXVIL16.5), его отец был связан узами гостеприимства (hospitium) с отцом Карталона, который в 209 г. до н. э. командовал пунийским гарнизоном в Таренте. Далее, еще один Фабий — историк Пиктор — высказывал антибаркидскую точку зрения (настойчиво отвергаемую Полибием), согласно которой Гасдрубал и Ганнибал действовали независимо от карфагенского правительства (см. выше, сноска 6). В рамках подобных дебатов, вероятно, обсуждался и более широкий вопрос, связанный с конечной целью римской политики: следовало ли Городу ограничиться сокрушением Ганнибала и пунийского владычества в Испании и затем договориться о мире или же надо было стремиться к полному уничтожению Карфагена как великой державы? Как бы то ни было, в конечном итоге было принято компромиссное предложение Фабия — в том смысле, что войну было решено объявить только в том случае, если карфагеняне откажутся выдать Ганнибала. Пять сенатских легатов31а были направлены в Карфаген для предъявления ультиматума, который, согласно ошибочному упоминанию Полибия, был направлен пунийцам сразу же после того, как известия о падении Сагунта дошли до Рима. Если бы римляне действовали быстрее, то Вторая Пуническая война могла бы вестись в Испании или Галлии, а не в Италии. В состав посольства, отправленного в Карфаген, вошли весьма значительные фигуры: в частности, возглавлял его, вероятно, не Кв. Фабий Максим, а М. Фабий Бутеон32, который в 218 г. до н. э. был старейшим цензорием (бывшим цензором. — В.Г.), а также, возможно, принцепсом сената32а и, соответственно, обладал весьма существенной властью. Сопровождали его оба консула 219 г. до н. э. — М. Ливий Салинатор и Л. Эмилий Павел, а также Г. Лициний (вероятно, консул 236 г. до н. э.) и Кв. Бебий Тамфил, один из посланцев, побывавших у Ганнибала в 220 г. до н. э. Интервал между получением новостей о падении Сагунта и отправкой посольства вызывает немало споров среди исследователей (чем дольше отсрочка, тем меньше доверия к сенату). Крайние точки рассматриваемого разрыва — это 15 марта 218 г. до н. э. (два консула 219 г. 31 Политика Фабия: Rich 1976 (Н 20): 109 слл. 31аЛегат — посланец римского сената. — В.Г. 32 Фабий Бутеон: Scullard 1973 (Н 54): 274. 32а П р и н ц е п с (от лат. princeps — «первый») — почетное обозначение первого лица в списке сенаторов. — В.Г.
Ш. Ганнибал и Сагунт 57 до н. э. могли выступить в качестве легатов только после истечения срока их консульских полномочий) и конец августа того же года, когда консулы 218 г. до н. э. направились наконец в свои провинции33. Некоторые исследователи предполагают, что известия о падении Сагунта пришли в Рим лишь в середине февраля, а ультиматум был отправлен вскоре после 15 марта, и, соответственно, сенат медлил всего около месяца, другие же историки считают, что сенаторы, как правило, полагали, что имеют право откладывать начало войн до вступления в должность новых консулов («ad novos consules»)34. С другой стороны, относя отправку посольства к концу рассматриваемого периода — с середины марта до конца августа, ученые иногда ссылаются на то, что во время встречи с карфагенскими властями римские послы почему-то настаивали на соблюдении условий договора о разделе сфер влияния, заключенного в 226 г. до н. э.: так, Полибий (ΠΙ.21.1) пишет, что карфагеняне отказались обсуждать этот договор (на том основании, что он либо вообще не существовал, либо был заключен без их одобрения), и на этом основании делает вывод о том, что римляне все-таки хотели обсудить его. Но почему? Ведь то соглашение не имело особого отношения к делу, поскольку, напав на Сагунт, Ганнибал не нарушил его (как мы уже отметили, встречающиеся у позднейших авторов упоминания о том, что город находился к северу от Ибера, являются ложными). Исходя из всего этого, некоторые исследователи предполагают, что посольство отправилось из Рима лишь после получения (в июне?) известий о том, что Ганнибал действительно пересек Ибер — вероятно, в конце мая или в начале июня35. С подобной точки зрения, молчание карфагенян становится вполне объяснимым: судя по всему, они не желали обсуждать договор, который был только что нарушен сыном Гамилькара. Впрочем, вне зависимости от того, когда конкретно был предъявлен римский ультиматум, карфагеняне, поставленные перед сложным выбором — отречься от Ганнибала или вступить в войну, отказались обсуж¬ 33 Расчеты затрудняются неопределенным состоянием календаря. Так, 218 г. до н. э. мог быть високосным (в чем, однако, у нас нет полной уверенности) или же мог на несколько недель опережать этот же год по юлианскому календарю или, наоборот, отставать от него; см.: Sumner 1966 (С 55): 12; Eriington 1970 (С 15): 54 слл. Точно не знаем мы и того, был ли в данном случае обязательным «тринундинум» (промежуток времени между тремя нундинами, равный, по мнению разных исследователей, семнадцати или двадцати четырем дням. — В.Г.) между внесением законопроекта (rogatio) об объявлении войны и соответствующим голосованием; ср.: Sumner 1966 (С 55): 20; Rich 1976 (Н 20): 29. 34 См., соответственно: Astin 1967 (С 2): 577 слл.; Rich 1976 (Н 20): 20 слл., 28 слл., 107 слл 35 См.: Hoffmann 1951 (С 25): 77 слл. (несмотря на возражение, согласно которому Полибий (Ш.37.1) считал, что новости о спорах в Карфагене дошли до Ганнибала непосредственно перед тем, как он выступил из Нового Карфагена). Скаллард (Scullard 1952 (С 54): 212 слл.) выдвинул несколько иной вариант этой же точки зрения, предположив, что римское посольство могло выехать в конце мая, когда до Рима дошли известия о том, что Ганнибал вступил на тропу войны, выдвинувшись из Нового Карфагена (в конце апреля или начале мая) с большим войском и направившись на север, в направлении Ибера.
58 Глава 2. Карфагеняне в Испании дать договор 226 г. до н. э. и предложили сосредоточиться на соглашении 241 г. до н. э., в котором, по их словам, речь шла только о тех городах и народах, которые являлись союзниками Рима или Карфагена на момент заключения данного соглашения. Дабы доказать это, пунийцы неоднократно перечитали текст рассматриваемого договора (перечень союзников, вероятно, приводился в специальном приложении)36 и, естественно, не обнаружили в нем упоминаний о Сагунте. Конечно, никто не сомневался, что «союз» Рима с Сагунтом был заключен уже после 241 г. до н. э., однако римляне отмахнулись от этих доводов и заявили, что, раз Сагунт пал, их ультиматум должен быть принят. Полибий несколько запутывает ситуацию, отмечая (Ш.21.6), что взятие Сагунта представляло собой нарушение упомянутого выше договора. После этого историк отвлекается от основной темы и рассматривает все более ранние римско-пунийские соглашения, а когда возвращается к повествованию о римском посольстве 218 г. до н. э., то пишет (29.1), что приведет в своем рассказе не то, что римские послы действительно произносили в Карфагене, а те доводы, о которых часто говорилось «в среде римлян» во времена написания им своего труда (возможно, в 152—150 гг. до н. э.). К этим доводам относились постоянные заявления о юридической силе соглашения, заключенного Гасдрубалом, и утверждения о том, что в договоре 241 г. до н. э. речь шла и о тех народах, которые стали союзниками Рима после его подписания, поскольку в противном случае в нем было бы специально запрещено заключать новые союзы или сказано, что «вновь приобретенные союзники» не должны пользоваться прописанными в соглашении преимуществами. Что же касается вины за развязывание войны, то Полибий в равной мере возлагает ее и на карфагенян, и на римлян, обвиняя первых в нападении на Сагунт, а вторых — в несправедливом захвате Сардинии. Впрочем, несмотря на столь запутанные претензии и аргументы, по крайней мере, исход рассматриваемого нами посольства вполне ясен: Фабий сделал весьма драматический жест и заявил, что принес в складках своей тоги и войну, и мир, и когда председательствующий суффет3ба предложил ему вытряхнуть то, что предлагают римляне, посол объявил, что вытряхивает войну — и большинство (πλείους) карфагенских сенаторов эту войну приняло. А тем временем Ганнибал перезимовал в Новом Карфагене и отпустил часть своих иберийских воинов по домам. После этого он побывал в Гадесе, где принес обеты Гераклу-Мелькарту и распорядился отчеканить большое количество серебряной монеты для выплаты жалованья своим войскам. На аверсе великолепных монет из первой серии — номиналом от трех шекелей до четверти шекеля — изображалась увенчанная лавровым венком голова Геракла-Мелькарта, практически однозначно — с чертами Гамилькара (с бородой) и самого Ганнибала (без бороды), а на реверсе — африканский слон. После этого были выпущены монеты до¬ 36 См.: Taubier 1921 (С 58): 63 слл. 36а Суффет — высшее должностное лицо в Карфагене. Суффетов было двое; избирались они на народном собрании на один год. — В. Г.
Ш. Ганнибал и Сагунт 59 стоинством в один и три шекеля, на аверсе которых была изображена голова Ганнибала без лаврового венка и дубины Геракла, а на реверсе — обычные для карфагенских монет конь и пальма (возможно, эта серия была отчеканена братом Ганнибала Гасдрубалом уже после отбытия первого). Таким образом, изображения Баркидов очень напоминали изображения эллинистических правителей — даже с определенными указаниями на божественность37. Чтобы обеспечить верность Испании и Африки, Ганнибал разместил часть иберийских войск в Африке, а часть африканских — в Испании, тем самым отделив воинов от их собственных народов. При этом Африка, очевидно, осталась под его собственной властью, а управлять Испанией он поставил Гасдрубала — на случай, «если бы ему самому пришлось отлучиться куда-либо» («έαν αυτός χωριζήταί που»). Не указывает ли это весьма наивное выражение на то, что Ганнибал пытался обеспечить максимальную скрытность своих дальнейших действий? При этом он поддерживал контакт с галльскими племенами — как в Цизальпинской Галлии, так и в Альпах, и, когда узнал, что те готовы поддержать его, выступил из Нового Карфагена весной 218 г. до н. э. (в конце апреля или начале мая) с большим войском, в состав которого входило, вероятно, немногим менее 90 тыс. пехотинцев, 12 тыс. всадников и тридцать семь слонов. По окончании весенних паводков Ганнибал переправился через Ибер38. При этом его явной и непосредственной целью, судя по всему, был захват северо-восточной Испании, между Ибером и Пиренеями. Если карфагенский полководец уже на этом этапе намеревался достичь Италии (что вполне могло быть правдой), то эти намерения он старался не афишировать: римляне должны были оставаться в неведении. В конечном итоге на то, чтобы покорить большую часть северной Испании, у Ганнибала ушло два с половиной месяца; к тому же он не смог взять прибрежные города Тарракон и Эмпории. При этом нам не совсем ясно, чем было обусловлено столь медленное продвижение карфагенян по рассматриваемой территории — неожиданно упорным сопротивлением местных племен или же продуманной тактикой Ганнибала, желавшего ввести в заблуждение римлян своим промедлением, а затем совершить быстрый рывок вперед в последний момент перед закрытием горных перевалов на зиму. Впрочем, как бы то 37 См.: Robinson 1956 (В 130): 39. Данная точка зрения, согласно которой эти и другие изображения с очень индивидуализированными чертами (ср. сноски 18 и 41 наст, гл.) представляют собой портреты Баркидов, принимается Рихтером (Richter 1965 (В 192): 281), Бласкесом (Bläzquez 1976 (В 81): 39 слл.) и многими другими, но отвергается де На- васкесом (de Navascues 1961—1962 (В 120): 1 слл.) и Вилларонгой (Villaronga 1973 (В 141)). Нам довольно сложно поверить в то, что столь различные черты лица, а также наличие или отсутствие отдельных символов (например, диадемы или дубины) могут относиться исключительно к образу Геракла-Мелькарта 38 Принимая во внимание необходимые приготовления, Проктор (Proctor 1971 (С 44): 13 слл.) утверждает, что из Нового Карфагена Ганнибал выступил не ранее середины июня, а армию собрал в конце мая. Однако затянувшаяся перегруппировка сил едва ли могла быть проведена за зиму 219/218 г. до н. э.; см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 13 примеч. 21.
60 Глава 2. Карфагеняне в Испании ни было, он должен был скрывать свое намерение напасть на Италию максимально долго и, конечно, не смог бы осуществить его в том же самом году, если бы его кампания в северной Испании в конечном итоге не увенчалась успехом. К концу июля или к началу августа сын Гамиль- кара достиг Пиренеев, и перед ним открылась дорога на Рим. В Испании Ганнибал оставил очень мощную базу. На Пиренейском полуострове ему и его предшественникам удалось приобрести поистине огромные богатства; это был своеобразный ответ Карфагена на потерю Сицилии и Сардинии. Возможно, ресурсы Нумидии и Мавретании разрабатывать было и легче (так утверждали некоторые карфагеняне типа Ганнона), однако эти страны были не столь богаты полезными ископаемыми, как Испания; семейство Баркидов выступило для Карфагена в качестве очень хорошего инструмента для завоевания, управления и эксплуатации богатств Пиренейского полуострова. Политические оппоненты Баркидов, конечно, могли обвинять их в том, что они создали в Испании собственную державу, однако, несмотря на «полуцарское» положение, они хранили верность своей родине и — если только использовавшаяся Ганнибалом практика не являлась его собственным нововведением — постоянно консультировались с неким «советом» (συνέδριον), в состав которого, судя по всему, входили представители карфагенского правительства39. При этом Испания располагалась достаточно далеко от Карфагена, чтобы позволить Баркидам действовать достаточно независимо и достаточно далеко от Рима, чтобы сенат не проявлял к ней излишнего интереса. Судя по всему, Баркиды сумели воспользоваться природными богатствами Испании в полной мере: во всяком случае, Гамилькар довольно быстро заменил свои первые биллонные монеты серебряными и даже золотыми. Хотя золотые рудники северо-западной Испании находились довольно далеко за пределами непосредственно контролируемой им территории (и, более того, вплоть до времен Августа не разрабатывались в полной мере)39а, золото добывалось и на территории современной Андалусии: так, например, Страбон (Ш.2.8) восторженно описывает изобилие золота, серебра, меди и железа в Турдетании, а его упоминание о том, что золото раньше добывалось там, где на рубеже эр располагались медные рудники, подтверждается проведенным современными исследователями анализом древних отвалов на Рио-Тинто, в которых содержится тринадцать гранов золота на тонну шлака (более того, современная горнодобывающая компания, которая ведет разработку полезных ископаемых на Рио-Тинто, тоже занята добычей не только меди, но и золотой и серебряной руды)40. Результатом упомянутой выше эксплуатации 39 Полибий. Ш.20.8, 71.5, 85.6; VII.9.1; IX.24.5. 39а Октавиан Август — первый римский император; годы правления: 27 г. до и. э. — 14 г. н. э. — В.Г. 40 См.: Rickard 1928 (G 26): 129 слл., особенно с. 132—133; о добыче полезных ископаемых римлянами см.: Richardson 1976 (С 24): 139 слл. Хили (Healey 1978 (I 20): 26) приво-
Ш. Ганнибал и Сагунт 61 природных ресурсов Испании явилось то, что в Новом Карфагене, который стал столицей пунийских владений, накопились огромные богатства: когда в 209 г. до н. э. Сципион захватил город, ему досталось двести семьдесят шесть золотых чаш весом около фунта каждая, 18,3 тыс. фунтов серебра в слитках и монетах, огромное количество серебряных сосудов, железа, меди, а также военного снаряжения, доспехов и оружия (Ливий. XXVI.47). Как мы уже видели, лишь с одного рудника (Бебелон) Ганнибал получал триста фунтов серебра в день. Этот рудник располагался неподалеку от Нового Карфагена и во времена Полибия ежедневно приносил по меньшей мере 25 тыс. драхм серебра40а. Это огромное богатство обеспечило Баркидов средствами для подготовки к войне — как для приобретения военного снаряжения, так и для привлечения наемников. Конечно, рост карфагенской армии в Испании нельзя проследить во всех подробностях, однако, по сообщениям древних авторов, у Гасдрубала было 50 тыс. пехотинцев, 6 тыс. всадников и две сотни слонов (Диодор Сицилийский. XXV. 12), а в 219/218 г. до н. э. Ганнибал перевел из Испании в Африку около 14 тыс. пехотинцев, 1,2 тыс. всадников и восемьсот семьдесят балеарских пращников, примерно такое же войско он перебросил из Африки в Испанию, и в результате в поход к Пиренеям выступил с 90 тыс. пехотинцев и 12 тыс. всадников. Кроме того, он оставил в Испании флот, состоящий из пятидесяти квинквирем (при том, что на восемнадцати не хватало матросов), двух квадрирем и пяти трирем4013. Хотя, по словам Полибия, приведенные выше цифры он видел собственными глазами в надписи, оставленной Ганнибалом на Лакинийском мысу, они могут быть несколько преувеличенными, да и долю иберийских наемников мы оценить не можем, но именно по ним можно судить об общем уровне достижений Баркидов. Однако при этом нам нужны не просто цифры. Преданность иберийцев могла быть весьма значительной (свидетельством чего является отчаянное сопротивление жителей Сагунта Ганнибалу), однако единого иберийского народа в рассматриваемый период не существовало (как и соответствующих «национальных» чувств), в силу чего карфагенянам было довольно легко вербовать их в качестве наемников. Далее, в Испании существовала традиция (зафиксированная в сочинениях Цезаря и Плутарха), согласно которой отряды воинов (devoti) приносили клятву абсолютной верности своему предводителю, обязуясь служить его телохранителями и расстаться с собственными жизнями в случае его гибели. В частности, Энний (Фр. 503 v), рассказывая об иберийце, который отказался предать карфагенян и перейти на сторону Рима, особо подчеркнул его преданность. Таким образом, иберийцев при наличии достойной Дит схему залежи Сан-Дионисио на Рио-Тинто, на которой хорошо видна тонкая жила золота и серебра над жилами меди. Страбон рассказывает также о том, что обитатели Турдетании получали золото из сухого золотоносного песка. ш Драхма — монета весом немногим менее 10 г. — В.Г. 40Ь Квинквирема — корабль с пятью рядами весел, квадрирема — с четырьмя, трирема — с тремя. — В.Г.
62 Глава 2. Карфагеняне в Испании оплаты и харизматического лидера можно было сплотить в прекрасное и преданное войско, поскольку они были вполне готовы идти и за иноземным вождем (так, после взятия Нового Карфагена и битвы при Бекуле они без колебаний провозгласили царем Сципиона Африканского, см.: Полибий. Х.40). Карфаген значил для них меньше, чем их командиры из рода Баркидов, которые, закрепившись в Испании, начали помещать свои изображения (в том числе с атрибутами божеств) на монетах, которыми расплачивались со своими воинами. У Гасдрубала Барки даже был золотой щит с его собственным изображением, который позднее попал в руки римлян и был принесен в дар Капитолийскому храму41. На протяжении многих лет Баркиды покоряли Испанию не только военными, но и дипломатическими методами: и Гасдрубал, и Ганнибал женились на иберийках, а последний прожил в Иберии девятнадцать лет. Судя по всему, он в числе прочего не гнушался повышать свой престиж, апеллируя к суевериям местных жителей. Вероятно, именно Ганнибал первым выпустил монеты с изображением своего отца и самого себя в образе Геракла-Мелькарта, а историю о том, что перед переправой через Ибер ему приснился сон с обещанием божественного покровительства, по всей видимости, рассказывали, чтобы еще больше приумножить его авторитет. Эта история была записана Силеном, находившимся в тот момент при Ганнибале, и вполне могла пересказываться в среде его воинов уже в 218 г. до н. э.42. Впрочем, вне зависимо¬ 41 Ср. сноску 37 наст. гл. Золотой щит: Плиний Старший. XXXIV. 14. Ливий (XXV.39.17) упоминает серебряный щит весом сто тридцать семь фунтов. Монеты с увенчанной лавровым венком головой Мелькарта и слоном на реверсе, которые относятся к серии 8 по Робинсону (Robinson 1956 (В 130): 52—53), рассматриваются этим исследователем как баркидские. Недавно найденный на Сицилии клад подтверждает, что они однозначно были отчеканены в последние годы жизни Гасдрубала, но при этом создает определенные (хотя и, возможно, не совсем непреодолимые) трудности для ученых, предполагающих, что у изображенного на этих монетах лица были черты Гасдрубала Барки; cp.: Scullard 1970 (Н 77): 252—253. 42 См.: Цицерон. О дивинации. 1.49, а также: Ливий. XXI.22.5—7; Валерий Максим. 1.7.1; Силий Италик. Ш.163 слл.; Дион Кассий. XIII.56.9. Полибий (Ш.47.8, 48.9) также, вероятно, косвенно ссылался на эту и другие подобные истории о том, что действия Ганнибала направляла божественная воля. Точка зрения Нордена (Norden 1915 (В 24): 116 слл.), согласно которой рассказ о совете богов фигурировал в сочинении Энния, представляется нам сомнительной. Согласно рассматриваемому рассказу, Ганнибал был призван на совет богов, где Юпитер приказал ему вторгнуться в Италию и дал ему божественного проводника, который предупредил полководца, чтобы тот никогда не оглядывался назад на марше. Ганнибал же не послушался и увидел позади себя следы разрушений, причиненных огромным чудовищем, после чего проводник объявил ему, что это предвещает разорение Италии и что Ганнибал может идти вперед, ни о чем не волнуясь («ne laboraret»). При этом, однако, Мейер (Меуег 1924 (С 37) П: 368 слл.) полагал, что, согласно анализируемой истории, именно ослушание Ганнибала привело к его разгрому, о чем, соответственно, изначально говорилось в конце рассказа Силена; вследствие этого позднейшие римские авторы (начиная с Целия) в большинстве своем не включали данную историю в свои труды. Вместе с тем мы не знаем, восходила ли история Силена к 202 г. до н. э. (последнее известное нам событие, упоминавшееся в его труде, относилось к 209 г. до н. э.), и нам представляется маловероятным, что, будучи спутником Ганнибала, Силен мог пересказывать историю, согласно которой полководец был сам вино-
Ш. Ганнибал и Сагунт 63 сти от того, верил ли простой народ в их божественную миссию, Баркиды, без сомнения, вели себя как настоящие правители Испании или даже уподоблялись эллинистическим монархам; в частности, следуя именно их традициям, Гамилькар и Гасдрубал основывали города. Последний при этом, очевидно, выглядел в глазах современников весьма впечатляющей фигурой, поскольку жил в прекрасном дворце, построенном в цитадели Нового Карфагена, командовал огромной армией и мощным флотом, стоявшим в одной из лучших гаваней Средиземного моря, контролировал местные серебряные рудники и держал у себя заложников от множества иберийских племен; да и все Баркиды в целом оказали весьма существенное воздействие на будущие поколения. Так, например, Полибий решительно отвергал антибаркидскую традицию, заложенную Фабием Пиктором, превозносил доблесть Гамилькара, а Ганнибала оценивал с максимальной беспристрастностью, и даже Катон, заклятый враг Карфагена, говорил, что ни один из царей не заслуживает сравнения с Гамилькаром Баркой43. Однако какими бы впечатляющими ни были достижения Баркидов, в конечном итоге Ганнибал, сражаясь в Италии, оказался отрезанным от богатых ресурсов Пиренейского полуострова, и произошло это благодаря блистательной инициативе членов другого выдающегося семейства — Корнелиев Сципионов и силе римского военного флота: попытки братьев Ганнибала — Гасдрубала и Магона снабжать его из Испании были слишком немногочисленными и слишком запоздалыми. ват в собственном крахе. Мейер находился под влиянием трагической легенды об ослушании Орфея, однако на самом деле в изначальном виде данная история вполне могла иметь счастливый конец (возвращение Эвридики), а рассказ о том, как Орфей оглянулся назад и о том, что случилось после этого, возможно, был добавлен позднее одним из александрийских поэтов; cp.: Guthrie 1935 (I 17): 31; Bowra 1952 (Η 171): 117 слл. Впрочем, как бы то ни было, рассказ о сне Ганнибала относится скорее к облает фантазий эллинистических авторов, нежели первобытных табу; в нем упоминаются олимпийские боги, а не божества подземного мира, и мы считаем вполне возможным, что история 0 том, как сами бога приказали Ганнибалу выступить в поход, была пущена в оборот ради подбадривания его воинов, а затем была записана Силеном в более экстравагант- ном духе эллинистических выдумок, которые столь решительно осуждал Полибий. 43 Полибий. ΙΧ.21—26; XL. 19; Плутарх. Катон Старший. 8.14.
Глава 3 Дж. Бриско ВТОРАЯ ПУНИЧЕСКАЯ ВОЙНА I. Причины конфликта1 В 241 г. до н. э. у Карфагена не было никаких альтернатив, кроме как согласиться на предложенные римлянами условия мира и передать победителям все свои владения на Сицилии. Три года спустя Рим воспользовался тем, что пунийцы были вынуждены вести изнурительную Наемническую войну, и захватил Сардинию2. При этом Полибий совершенно справедливо считал, что в данном случае римляне поступили несправедливо, и возникшую в результате этого захвата обиду называл основной причиной Второй Пунической войны3. Впрочем, даже без этой дополнительной провокации многие карфагеняне, в частости Гамилькар Барка, отец Ганнибала, не были готовы смириться с результатами первой войны с Римом. Именно Гамилькар заложил основания для нового наступления Карфагена, восстановив пунийское владычество в Испании. В 229 г. до н. э. он погиб и оставил Испанию своему зятю Гасдрубалу, с которым римляне в 226 г. до н. э. заключили договор о разделе сфер влияния. В соответствии с этим договором, карфагеняне признавали северной границей своих владений в Испании реку Ибер (совр. Эбро), а римляне, по крайней мере косвенным образом, отказывались от претензий на территории, расположенные южнее нее. Впрочем, в данном соглашении уже содержались семена нового конфликта, поскольку оно категорически противоречило римскому союзу с Сагунтом, который был заключен несколькими годами ранее4. Сагунт располагался к югу от Ибера, и, хотя римляне могли сослаться на то, что их союз с сагунтийцами имеет преимущественную юридическую силу по сравнению с договором 226 г., 1 События, которые привели к началу Второй Пунической войны, подробно рассмотрены в предыдущей главе наст. изд. Здесь же приводится лишь краткая и неизбежно догматическая формулировка точки зрения, которая положена в основу данной главы. 2 См.: КИДМ Vn.2: гл. 11, Ш (е). 3 Полибий. Ш.10.4, 15.10, 28.2, 30.4. 4 См. с. 41—42 наст. изд.
I. Причины конфликта 65 карфагеняне считали, что последний дает им право выступить против Сагунта5. После смерти Гасдрубала в 221 г. до н. э. командование в Испании получил Ганнибал. В 220 г. до н. э. сагунтийцы, опасаясь нападения, попросили Рим о помощи, и сенат, который до этого несколько раз оставлял подобные просьбы без внимания, отправил к Ганнибалу послов, которые обратились к нему с призывом не нападать на Сагунт и не переходить через Ибер в нарушение договора6. Ганнибал же в ответ обвинил римлян во вмешательстве во внутренние дела сагунтий- цев. Без сомнения, он лишь искал повода, чтобы вступить в новый конфликт с Римом, и, поскольку был уверен, что остальная часть Карфагенской державы в Испании находится в безопасности7, с охотой ухватился за возможность напасть на Сагунт. Одной из причин заключения договора 226 г. до н. э. было то, что римский сенат пытался таким образом исключить возможность создания антиримского союза между карфагенянами и галлами. Теперь же римляне могли подтвердить действительность своего союза с сагунтийцами, и при этом сенаторы были совершенно уверены в том, что конфликт с Карфагеном будет разворачиваться в Испании и что они смогут сами определить, когда он начнется8. Римское посольство отправилось в Карфаген, чтобы повторить свое послание, уже доставленное Ганнибалу. Весной 219 г. до н. э. тот начал осаду Сагунта и взял его восемью месяцами спустя9. Полибий решительно возражает против того, что сенаторы не спешили с принятием решения, и настаивает на том, чтоб они немедленно направили послов в Карфаген, чтобы объявить войну, если карфагеняне не согласятся выдать Ганнибала и его ближайших сподвижников10. На самом деле определенные дебаты в сенате, скорее всего, всё же имели место. При этом одна сторона, возглавляемая Л. Корнелием Лентулом (консул 237 г. до н. э.), стремилась к немедленному объявлению войны, а другая, возглавляемая Кв. Фабием Максимом, которого впоследствии прозвали Кунктатором (Медлителем. — В.Г.), призывала к переговорам11. Результатом рассматриваемого обсуждения, судя по всему, стало условное принятие реше¬ 5 Некоторые древние авторы, включая иногда и самого Полибия (см. прежде всего: Ш.30.3), искажали факты, помещая Сагунт к северу от Ибера; см. с. 52 наст. изд. 6 Полибий. Ш.15. Для большинства событий, предшествовавших объявлению войны, ссылки даются только на Полибия. Рассказ Ливия (XXI.4—15) основан на совершенно спутанной хронологии, и его лучше не принимать во внимание. 7 Полибий. Ш.14.10. 8 Полибий. Ш.15.3. 9 Полибий. Ш.17.1. О хронологии см.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 327—328. Меня не очень убеждают утверждения Астина (Astin 1967 (С 2): 583 слл.) относительно того, что осада могла начаться лишь в мае 219 г. до н. э., а новости о падении города были получены в Риме незадолго до мартовских ид 218 г. до н. э. 10 Полибий. Ш.20. 11 Дион Кассий. Фр. 55; Зонара. УШ.20. Харрис (Harris 1979 (А 21): 269—270) считает Данную историю недостоверной.
66 Глава 3. Вторая Пуническая война ния о начале войны (по сути дела, это была победа Лентула, а не компромисс), и пять послов были отправлены в Карфаген для предъявления ультиматума12. Тот факт, что римляне не пришли на помощь Сагунту раньше, вызывал критику и со стороны собственно римских авторов; многие из них считали странным, что их соотечественники во время осады совершенно бездействовали и объявили войну уже после того, как город пал. На самом деле, когда Ганнибал начал осаду Сагунта, Рим почти ничего не мог сделать. Консулы уже отбыли в Иллирию13, и собрать достаточные силы и вовремя доставить их в Испанию было бы очень сложно. При этом сенаторы явно не ожидали того, что Ганнибал выйдет за пределы Испании, и, соответственно, считали, что право сделать первый шаг останется за Римом. С подобной точки зрения, нет ничего особо удивительного в том, что сенат постановил отложить боевые действия до начала следующего консульского года: решения о начале войны, судя по всему, чаще всего принимались именно тогда14. При этом Ганнибал, вероятно, уже решил перехватить инициативу и двинуться в Италию вне зависимости от объявления войны римлянами15. Своих вестников он отправил в Галлию еще до того, как узнал о римском ультиматуме16. Сенаторы же полагали, что инициатива по- прежнему остается в их руках и вплоть до возвращения посольства из Карфагена не предпринимали никаких действий. После этого было решено, что один из консулов, П. Корнелий Сципион, должен отправиться в Испанию, а второй, Т. Семпроний Лонг, — двинуться на Сицилию и начать подготовку к вторжению в Африку17. Не исключено, что даже при этом сенаторы еще не осознавали, что амбиции Ганнибала выходят за пределы Испании. Когда же стало известно, что карфагенский полководец и в самом деле направляется в Италию, пытаться встретить его в Испании уже было бесполезно, что вполне может объяснить тот факт, что Сципион так и не выступил в поход как минимум до начала июля, если, конечно, данная задержка не была вызвана совершенно практическими проблемами, связанными со сбором войска (в частности, легионы, которые изначально были переданы под командование Сципиона, были заняты отражением нападения галлов на римских поселенцев в Пла- ценции и Кремоне)18. 12 Полибий. Ш.20.8; ср.: Ливий. XXI. 18.1—2. 13 См. с. 121—122 наст. изд. 14 См., в частности: Rich 1976 (Н 20): 38 слл. 15 Мы не согласны с точкой зрения Хоффманна (Hoffmann 1951 (С 25)), согласно которой посольство в Карфаген было отправлено лишь после того, как Ганнибал переправился через Ибер. 16 Полибий. Ш.34; Walbank 1957-1979 (В 38) I: 365. Ср.: Ливий. XXI.23.1. 17 Полибий. III.40.2. Утверждение Полибия о том, что эти решения были приняты лишь после того, как римляне узнали о переправе Ганнибала через Ибер, следует отвергнуть, см.: Sumner 1966 (С 55): 14. 18 Rich 1976 (Н 20): 37; о нападении галлов см.: Полибий. Ш.40.6—14; Ливий. XXI.25— 26.2; Walbank 1957-1979 (В 38) I: 375-377.
I. Причины конфликта 67 Конечно, о планах Ганнибала на момент начала его похода мы можем только догадываться. Из последующих событий ясно, что он не имел намерения уничтожать Рим как таковой. Он не пошел на него и после своих побед на Тразименском озере и при Каннах в217и216гг. до н. э. соответственно19 и, без сомнения, понимал, что взятие города будет сильно отличаться от победы на поле сражения. Кроме того, договор, заключенный между Ганнибалом и Филиппом V Македонским (Полибий. VTL9), явно предусматривал существование Рима и после победы карфагенян. Несомненно, пунийский полководец хотел поставить римлян в такие условия, в которых он мог бы заключить соглашение о возвращении Сицилии и Сардинии Карфагену и гарантировать, что Рим больше не сможет препятствовать карфагенской экспансии в Западном Средиземноморье. При этом не совсем ясно, собирался ли Ганнибал существенно ослабить власть Рима в Италии. В первых битвах он прилагал все усилия, чтобы по-разному обращаться с попавшими в плен римскими гражданами и их союзниками20, и, вероятно, понимал, что не сможет навсегда ограничить экспансию Рима, если тот сохранит власть над всей Италией. Однако в то же время карфагенский полководец едва ли был хорошо знаком с политической географией Италии или имел точное представление о той системе, которую нужно будет создать после победы над Римом. Реакция карфагенских властей на римский ультиматум показала, что они приняли на себя всю полноту ответственности за действия Ганнибала. Однако сам полководец, конечно, не мог быть полностью уверен в той поддержке, которую ему будет оказывать пунийское правительство, когда он доберется до Италии. В Карфагене Баркиды имели весьма могущественных противников, и, даже если сын Гамилькара не испытывал никаких сомнений в том, что мир с Римом не будет заключен за его спиной, он, скорее всего, понимал, что в плане подкреплений ему, вероятно, придется полагаться на поддержку со стороны населения Италии и на те войска, которые его брат Гасдрубал сможет прислать из Испании21. Далее мы рассмотрим операции на разных театрах военных действий по отдельности. Надеемся, это даст читателю возможность лучше понять ход войны и компенсирует отсутствие общего обзора событий каждого года. Наши основные источники по рассматриваемой теме — прежде всего труды Полибия и Ливия — являются весьма подробными, хотя к тем местам у Ливия, которые мы не можем проверить по Полибию, следует относиться с осторожностью. Ссылки на другие источники приводятся только тогда, когда они добавляют что-то новое к информации, содержащейся в сочинениях упомянутых выше авторов22. ^Полибий. Ш.86.8; Ливий. ХХП.51.1-5; cp.: Lazenby 1978 (С 31): 85-86. 20 См. сноску 169 наст. гл. 21 См. далее, с. 78 наст. изд. 22 Наиболее подробный рассказ о военных действиях приводится де Санктисом (De Sanctis 1907—1964 (А 14) ULii). См. также: Lazenby 1978 (С 31).
68 Глава 3. Вторая Пуническая война II. Война в Италии Судя по всему, Ганнибал выступил из Нового Карфагена в мае и достиг Родана (совр. Рона) в сентябре23. Сципион, войско которого должно было отправиться в Испанию, примерно в то же время прибыл морем в устье этой же реки. Впрочем, Ганнибал сумел переправиться через Родан довольно далеко от моря (скорее всего, в районе современного г. Бокер, а не дальше к северу24), и единственным столкновением между карфагенянами и римлянами стала кавалерийская стычка, из которой последние вышли победителями. После этого Сципион отправил основную часть своих сил под командованием своего брата Гнея в Испанию, а сам вернулся в Италию25. Множество споров вызывает среди исследователей вопрос о том, по какому маршруту Ганнибал пересек Альпы. Вероятнее всего, в Италию он попал в районе современного Турина (в середине октября, примерно через полтора месяца после переправы через Родан), и, если это действительно было так, то карфагеняне прошли через перевалы Мон-Женевр, Мон-Сени и, как полагают два авторитетных современных автора, Коль- дю-Клапье26. Во время своего похода из Испании Ганнибал понес весьма значительные потери, хотя — как это слишком часто бывает — точно оценить их не представляется возможным27. Галлы, которых Ганнибал встречал на своем пути, демонстрировали смесь дружелюбия и враждебности. Так, жители долины Пада (совр. По), лишь недавно покоренные римлянами, приветствовали карфагенского полководца как освободителя. Бойи и инсубры уже восстали, напали на римских поселенцев в Плаценции и Кремоне и осадили их в Му- тине28. Первое столкновение Ганнибала с римским войском произошло на реке Тицин близ современной Павии. Это была стычка конницы и легковооруженных воинов, из которой победителями вышли карфагеняне, сумевшие даже ранить самого Сципиона. После этого римляне отступили на восток, к Плаценции, где к Сципиону присоединился Семпроний Лонг, срочно отозванный с Сицилии. Немного к западу от 23 Проктор (Proctor 1972 (С 44): 13 слл.) показал, что датировка начала похода апрелем, а прибытия в Италию — сентябрем (см.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 365:) слишком сильно расходится с упоминанием Полибия (Ш.54.1). Однако при этом Проктор сам заходит слишком далеко, настаивая на том, что в упомянутом отрывке речь идет о середине ноября. По поводу дат, предлагаемых нами, см.: Rich 1976 (Н 20): 33. 24 Lazenby 1978 (С 31): 35—36; другие точки зрения cp.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 377-378. 25 Полибий. Ш.41^46, 49.1—4; Ливий. XXI.26.3—29, 32.1—5. 26 Proctor 1972 (С 44): 165 слл.; Lazenby 1978 (С 31): 33 слл.; cp.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 382 слл. 27 Более подробно см.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 366. 28 О нападении на поселенцев см. сноску 18 наст, гл.; о радушном приеме, оказанном Ганнибалу галлами северной Италии, см.: Полибий. Ш.60.11; Ливий. XXI.39.5. Кое-кто из них, однако, не желал полностью подчиняться Ганнибалу (Полибий. Ш.69.11 слл.; Ливий. XXI.52.3 слл.), а сам Ганнибал позднее даже опасался покушений на свою жизнь со стороны галлов (Полибий. Ш.78.1—4; Ливий. ХХП.1.3).
Карта 2. Италия и Сицилия во время Второй Пунической войны
70 Глава 3. Вторая Пуническая война Плаценции, на реке Треббии, состоялась первая крупная битва рассматриваемой нами войны (декабрь 218 — январь 217 г. до н. э.). В этом сражении карфагеняне одержали решительную победу и уничтожили больше половины римской армии29. Согласно Ливию30, сразу же после битвы при Треббии Ганнибал попытался перейти через Апеннины и сразился с войсками Семпрония, однако этот рассказ, судя по всему, следует отвергнуть как неправдоподобный. Семпроний вернулся в Рим, чтобы председательствовать на консульских выборах 217 г. до н. э., победителями на которых стали Г. Флами- ний и Гн. Сервилий Гемин. После этого Фламиний занял позиции у Арреция (совр. Ареццо), однако Ганнибал прошел через Апеннины, вдоль реки Арн (совр. Арно), обошел Фламиния с юга и направился в центр Этрурии. Консул попытался преследовать противника, но тот укрыл свое войско в холмах, расположенных к северо-востоку от Трази- менского озера, и, воспользовавшись утренним туманом (по римскому календарю было 21 июня, возможно — 8 мая (по юлианскому календарю)), поймал римскую армию в засаду. Как объявил городской претор в Риме, это было очень крупное поражение. В сражении погиб сам Фламиний и около 15 тыс. его солдат. После этого римляне и карфагеняне не встречались на поле боя в северной части Апеннинского полуострова вплоть до 207 г. до н. э.31. Рим столкнулся с весьма серьезным кризисом. Один консул был мертв, другой — отрезан от столицы в Аримине (совр. Римини)32. Именно с этого момента в истории Рима началась эпоха доминирования стратегии Кв. Фабия Максима — период войны на истощение и уклонения от полномасштабных сражений. Изначально политика Фабия вызывала определенные возражения, однако начиная с разгрома при Каннах в 216 г. до н. э. и вплоть до 210 г. до н. э. война в Италии велась исключительно на основании предложенных им принципов. Конечно, при этом более-менее крупные битвы периодически всё же случались. В чистом же виде стратегия Фабия использовалась лишь сразу после Трази- менского озера и Канн. В остальных же случаях рассматриваемая политика заключалась, скорее, в том, чтобы избегать решающих сражений в условиях, выбранных Ганнибалом и благоприятных для него. При этом не исключались полномасштабные битвы в условиях, выбранных римлянами и невыгодных для карфагенян, однако Ганнибал был слишком хорошим полководцем, чтобы позволить этому случиться. Будучи осторожным от природы, сам Фабий крайне неохотно брал на себя какие-либо обязательства, однако М. Клавдий Марцелл, тоже являясь сторонником рассматриваемой стратегии, демонстрировал гораздо больше 29 Полибий. Ш.64—74; Ливий. XXI.46—48, 52—56. 30 XXI.58—59.9. 31 Полибий. Ш.77—85; Ливий. XXII.2—6. По поводу даты ср.: Овидий. Фасты. VI.763 слл.; о проблемах, связанных с данной битвой, см.: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 415 слл., Lazenby 1978 (С 31): 62 слл. 32 Ливий. ХХП.8.6, 31.9.
П. Война в Италии 71 инициативы и всегда старался воспользоваться открывающимися возможностями. Так, в 215 и 214 гг. до н. э. он не побоялся вступить в бой с Ганнибалом, когда тот пытался захватить Нолу в Кампании, а после 210 г. до н. э. явно навязывал карфагенянам генеральное сражение. Однако при этом большинство римлян всё же считало, что Ганнибала нельзя победить в открытом бою. После Канн они прежде всего сосредоточились на том, чтобы вернуть под свою власть отпавшие от них города и области, а также, вводя в дело всё большее количество воинов, вынудить Ганнибала либо разделить свои силы, либо оставить союзников без поддержки. Пока Ганнибал был неспособен пополнять свое войско из рядов своих италийских союзников и пока Рим сохранял превосходство на море, а римские армии в Испании могли предотвратить прибытие подкреплений в Италию по суше, Фабий мог быть уверен в том, что силы карфагенян в конечном итоге окажутся столь малы, что римляне смогут разгромить их, опираясь на свое подавляющее численное превосходство, или же Ганнибал будет вынужден покинуть Италию еще до подобного разгрома. Однако цена рассматриваемой политики была весьма высока. От римлян и италийцев она требовала огромных людских ресурсов и огромных финансовых затрат, а Ганнибал при этом беспрепятственно разорял значительную часть италийских земель, лишая Рим зерна, которое пришлось привозить с Сицилии, Сардинии и, наконец, из Египта33. Сразу же после битвы на Тразименском озере Фабий был назначен диктатором, а М. Минуций Руф — начальником конницы33а. Поскольку оставшийся в живых консул не мог прибыть в Рим, Фабий и Минуций были выбраны непосредственно народом, тогда как обычно диктатор назначался консулом, а начальник конницы — диктатором34. От Трази- менского озера Ганнибал направился к побережью Адриатики, и именно в Апулии Фабий впервые применил свою стратегию, держась неподалеку от противника, но не вступая в генеральное сражение. Из Апулии карфагеняне двинулись в Самний, а затем — в Фалернскую область (ager Falernus), равнину, расположенную между рекой Вольтурн и хребтом Массика. При этом Фабий оставался в горах и терпеливо наблюдал за тем, как враг разоряет местные земли. Однако когда Ганнибал был вынужден покинуть равнину, чтобы найти место для зимовки, римский диктатор перекрыл ему все выходы и карфагенский полководец сумел вырваться из окружения с большей частью своей армии, лишь применив поистине незаурядную уловку: внимание римлян было отвлечено бегу¬ 33 Ср. весьма проницательную оценку стратегии Фабия, предложенную де Санкти- сом (De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 220 слл.). Об отношениях между Фабием и Мар- целлом см. с. 94 наст, изд.; о положительном отношении Марцелла: De Sanctis. Указ, соч.: 287, 473. Об упоминаемых событиях 215 и 214 гг. до н. э. см.: Ливий. ΧΧΙΠ.44; XXIV.17; об импорте зерна см.: Thiel 1946 (Н 60): 56. 33а Диктатор — чрезвычайное (экстраординарное) должностное лицо, назначавшееся сенатом максимум на шесть месяцев в случае чрезвычайной опасности, угрожавшей Римскому государству. Начальником конницы именовался его заместитель. — В. Г. 34 Полибий. Ш.87.6—9; Ливий. ХХП.8.6-7; Walbank 1957-1979 (В 38) I: 422.
72 Глава 3. Вторая Пуническая война щим в горы стадом быков, к рогам которых пунийцы привязали горящие вязанки хвороста35. После этого Фабий вновь последовал за Ганнибалом в Апулию, однако затем был отозван в Рим — возможно, по религиозным делам. Не исключено, что это был просто предлог, чтобы выразить недовольство политикой диктатора, в частности, тем, что он позволил карфагенянам безнаказанно разорять Фалернскую область (ager Falernus). При этом во главе армии Фабий оставил Минуция, приказав ему ни в коем случае не совершать рискованных действий. Однако Минуций считал необходимым отказаться от Фабиевой стратегии — он ввязался в бой с пунийцами и даже сумел одержать небольшую победу36. Этот успех ободрил противников политики Фабия как в действующей армии, так и в самом Риме, и народное собрание пошло на чрезвычайный шаг, наделив начальника конницы таким же империем36а, как у диктатора37. Когда Фабий вернулся в Апулию, он разделил свою армию, отвергнув предложение Минуция о поочередном командовании. Конечно, вскоре после этого Ганнибалу удалось спровоцировать Минуция на необдуманный поступок, и Фабию пришлось выручать своего коллегу38. Шестимесячный срок действия диктаторских полномочий закончился еще до конца консульского года, и армии Фабия и Минуция вернулись под командование консулов — М. Сервилия Гемина и Г. Атилия Регула (выбранного вместо погибшего Фламиния)39. На 216 г. до н. э. консулами были избраны Л. Эмилий Павел и Г. Теренций Варрон40. При этом, по словам Полибия, было решено отдать каждому из них в распоряжение восемь легионов по 5 тыс. человек каждый, в результате чего — с учетом такого же количества воинов, выставленных союзниками, — общая численность римской армии составила 80 тыс. человек. В результате третье поражение римлян стало особенно сокрушительным. Весной 216 г. до н. э. Ганнибал занял стоявший на реке Авфид город Канны, который служил важной базой снабжения римских войск в Апулии, и, как следствие, сумел втянуть римлян в сражение на ровной местности, что было выгодно карфагенянам, имевшим перевес в коннице. В этом сражении, которое состоялось в конце июня, был убит один из консулов (Эмилий Павел), а из огромной римской армии лишь 14,5 тыс. человек избежали гибели или плена41. 35 Полибий. Ш.88—94.6; Ливий. ХХП.12—17. Об этих событиях см.: Ungem-Stemberg 1975 (С 59): 11 слл. 36 Полибий. Ш.94.7—10, 100—102; Ливий. ХХП.18, 23—24. 36а Империй [лат. imperium, от глагола imperare — «повелевать, начальствовать») — совокупность властных полномочий. — В. Г. 37 В данном случае сообщение Ливия (ХХП.25—26) следует предпочесть упоминанию Полибия (Ш. 103.4) о том, что Минуций был назначен вторым диктатором. См.: Dorey 1955 (С 12); Walbank 1957—1979 (В 38) I: 434. Также см. с. 93 наст. изд. 38 Полибий. Ш. 103.5-105; Ливий. ХХП.27-30. 39 В данном случае сообщение Ливия (ХХП.31.7, 32.1—3) следует предпочесть данным Полибия (Ш. 106.1—2). 40 См. также с. 92 наст. изд. и Приложение на с. 104—107 наст. изд. 41 Полибий. Ш.106—117; Ливий. ХХП.41—50.
П. Война в Италии 73 Карта 3. Кампания Полибий, возможно введенный в заблуждение стремлением семейства Сципионов оправдать Эмилия Павла (тестя Сципиона Африканского и деда Сципиона Эмилиана) и доказать его невиновность в каннской катастрофе, возлагает ответственность за решение вступить в бой на Варрона, который якобы не послушался совета коллеги. Ливий же идет еще дальше и изображает Варрона как продолжателя дела Мину- ция и ярого противника Эмилия Павла, стремившегося продолжать политику Фабия. Однако из труда Полибия (Ш. 106.7, 108.1) видно, что решение о новом генеральном сражении с Ганнибалом было принято всем римским сенатом, а если между консулами и были какие-то разногласия, то они носили чисто тактический, а не стратегический характер. Мнение о том, что Варрон был главным виновником поражения, опровергается тем, что после битвы сенат выразил ему благодарность (тогда как солдаты, избежавшие гибели или плена, были сурово наказаны), а также тем, и АО что в последующие годы он занимал целый ряд весьма важных постов . 4242 О благодарности сената: Ливий. ХХП.61.14; другие ссылки см. в: MRR 1.247. О дальнейшей карьере: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 448. Также следует упомянуть и о том, что в 203 и 200 гг. до н. э. Варрон входил в состав дипломатических миссий, а в 200 г. до н. э. — еще и в состав комиссии триумвиров по пополнению населения Венузии. О «каннских легионах» («legiones Cannenses») см. далее, сноска 157 наст. гл.
74 Глава 3. Вторая Пуническая война Что же касается собственно битвы при Каннах, то она не только стала катастрофой сама по себе, но и привела к переходу на сторону Ганнибала существенной части южной Италии, включая часть Самния. Конечно, сражаться на стороне карфагенян представители отпавших от Рима городов и народов в основном не стали, однако их ресурсы теперь оказались недоступны для римлян43. При этом наибольший гнев в Риме вызвало отпадение Капуи, которое подробно описывается у Ливия44. Кроме того, в Кампании примеру Капуи последовали такие города, как Ателла и Калатия, а также племя сабатинов. Ганнибал же при этом захватил Нуцерию, Адерры и Казилин. Однако Нола держалась, а римляне под командованием диктатора М. Юния Перы и претора М. Клавдия Марцелла сделали всё возможное, чтобы максимально ограничить успехи противника. В то же самое время Варрон вернулся в Апулию и попытался там закрепиться45. Ганнибал же стремился получить контроль над каким-нибудь портом, однако неоднократные атаки на Неаполь и — в следующем году — нападение капуанцев и карфагенян на Кумы успеха не имели46. Стойкость, с которой римляне встретили рассматриваемый кризис, заставила Полибия посвятить всю кн. VI его «Истории» детальному разбору особенностей римского государственного устройства, которые позволили Вечному городу выбраться из такой бездны. Если можно верить Ливию, то после битвы при Каннах сенат отказался заплатить выкуп за солдат, попавших в плен, и принял экстренные меры для защиты Рима от возможного нападения со стороны Ганнибала. Впрочем, как мы уже видели, подобное нападение в планы карфагенского полководца не входило47. Консулами на 215 г. до н. э. были избраны Л. Постумий Альбин, который уже занимал пост претора, и Т. Семпроний Гракх, начальник конницы при Юнии Пере, однако Постумий еще до вступления в должность погиб в сражении с бойями в Литанском лесу к северу от Бононии (совр. Болонья). На его место был выбран Фабий Максим48. По состоянию на начало нового года Рим продолжал удерживать свои позиции. Как мы уже упоминали, нападение на Кумы провалилось, и под власть Рима был возвращен ряд городов Кампании и Самния, а вот попытка вернуть Локры оказалась безуспешной. Ганнибалу же вновь не удалось взять Нолу, хотя приписываемая Ливием Марцеллу крупная победа над 43 Полибий. Ш. 118.3; Ливий. XXI.61.il, однако перечни, приводимые обоими этими авторами, весьма анахроничны и включают города и народы, которые не отпадали от Рима сразу же после Канн. Регий, расположенный на крайнем юге Италии, оставался верным Риму на протяжении всей войны. Подробнее о статусе различных городов и народов см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.п: 211 слл., 223 слл., 274; Walbank 1957—1979 (В 38) I: 448; П: 29, 100:; Salmon 1967 (Н 151): 299. 44 Ливий. ХХШ.2—10. См.: Ungem-Stemberg 1975 (С 59): 25 слл. 45 Ливий. ХХП.61.11; ХХШ.14.5 слл., 15.2-3, 17.1-6, 19-20.3, 22.11; XXVI 16.5, 33.12. 46 Ливий. ХХШ.1.5 слл., 14.5, 15.1-2, 35-37.9 (215); XXIV. 13.7 (214). 47 Ливий. ХХП.55—61.10. См. с. 67 наст. изд. 48 См. с. 94 наст. изд.
П. Война в Италии 75 карфагенянами вызывает весьма серьезные сомнения49. При этом, однако, вскоре от Рима отпали Сиракузы. На 214 г. до н. э. консулом был вновь избран Фабий, а его коллегой стал М. Клавдий Марцелл. При этом в Италии сложилась патовая ситуация. Т. Семпроний Гракх разбил Ганнона у Беневента, однако затем потерпел поражение в Аукании. Новое нападение Ганнибала на Нолу было отбито Марцеллом, после чего тот при поддержке Фабия взял Казилин. При этом Фабий также одержал ряд побед в Самнии и сорвал планы Ганнибала на захват Тарента. В следующем году, когда консулом во второй раз стал Гракх — вместе с сыном Фабия, римляне отбили Арпы в Апулии50. Восстановление позиций Рима в 215—213 гг. до н. э. было поистине впечатляющим, тогда как Ганнибал за эти три года добился очень немногого. Впрочем, в начале 212 г. до н. э. он сумел достичь весьма существенного успеха, исподтишка захватив Тарент, после чего от Рима отпали такие города, как Метапонт, Фурии и Гераклея. При этом, однако, тарентская цитадель осталась в руках римского гарнизона под командованием М. Ливия, который также продолжал контролировать внутреннюю бухту (совр. Маре-Пикколо), что лишало Ганнибала значительной части тех преимуществ, которые он надеялся получить, захватив город51. В то же время римские консулы Ann. Клавдий Пульхр и Кв. Фульвий Флакк начали осаду Капуи. Несколько ранее Фульвий нанес весьма значительные потери Ганнону, который был послан Ганнибалом на север, чтобы сорвать планы консулов, и сразился с самим Ганнибалом, хотя исход последней битвы остался неопределенным. С другой стороны, в Аукании попал в засаду и был убит Т. Семпроний Гракх52. Впрочем, Рим всё равно продолжал восстанавливать свои позиции, на что явно указывает тот факт, что с зимы 212/211 г. до н. э., за одним вероятным исключением, Ганнибал в конце кампании каждого года неизменно отступал на крайний юг Италии53. В следующем году, когда консулами были П. Сульпиций Гальба и Гн. Фульвий Центумал, произошли более драматические события. 49 Ливий. ХХШ.37.10—13, 39.6 слл., 41.10—14, 43.6 слл. Об отпадении Локр в 216 г. до н. э. ср.: Ливий. ХХШ.30.8. Сообщение Ливия (XXIV. 1.2—13) о том, что это произошло в 215 г. до н. э., следует отвергнуть. О предполагаемой победе Марцелла см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 255 примеч. 104. 50 Ливий. XXIV. 14—16, 17 (сомнения по поводу деталей рассказа Ливия см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 260 примеч. 119), 19, 20.1—2 (сомнения: De Sanctis. Указ. сон. 274 примеч. 135), 20.3—5, 20.9—15, 46—47.11 (сомнения: De Sanctis. Указ. соч. 273 примеч. 132). 51 Полибий. νΊΠ.24—34; Ливий. XXV.7.10—11, 15.6—17; Аппиан. Война с Ганнибалолл. 34-35, 142-149. д2 Ливий. XXV.13—14, 16—17, 19.1—8, 22.5—13. Историю о разгроме претора Гн. Фуль- вия Флакка при Гердонии (Ливий. XXV.21) следует отвергнуть, поскольку она просто дублирует рассказ о разгроме Гн. Фульвия Центумала в 210 г. до н. э., см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 459; Brunt 1971 (Н 82): 652. История о некоем М. Центеннии, получившем от сената армию численностью 8 тыс. человек и практически полностью потерявшем ее в битве с Ганнибалом в Лукании (Ливий. XXV. 19.5—17), тоже крайне неправдоподобна (cp.: Münzer, PWШ: 1928). 53 Де Санктис (De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 470) полагает, что Ганнибал провел зиму 210/209 г. до н. э. в Апулии.
76 Глава 3. Вторая Пуническая война Пытаясь снять осаду Капуи, Ганнибал выступил в поход на Рим, то есть сделал то, от чего воздержался даже после побед на Тразименском озере и при Каннах. Всерьез надеяться на взятие города карфагенский полководец, конечно, не мог и, когда понял, что Рим может защитить себя и без отвода консульских армий от стен Капуи, быстро вернулся на юг. Вскоре после этого Капуя пала, что свело на нет самый важный успех Ганнибала после Канн. В то же время тарентская цитадель по-прежнему оставалась в руках римлян, а попытки пунийского флота отрезать ее от источников снабжения провалились54. В 210 г. до н. э. Марцелл стал консулом в третий раз — вместе с М. Валерием Левином, который с 215 г. до н. э. командовал римскими войсками, сражавшимися против македонского царя Филиппа и только что заключил очень важный альянс с Этолийским союзом55. После этого римляне вернули под свою власть Салапию в Апулии и два самнитских города. Однако во время нападения Ганнибала на Гердонию погиб Гн. Фульвий Центумал, консул предыдущего года. Римский флот был разбит тарентинцами, но гарнизон под командованием Ливия продолжал удерживать цитадель. Марцелл же тем временем стремился вызвать Ганнибала на генеральное сражение и после небольшого столкновения в Лукании преследовал его через всю Апулию, при этом всячески стараясь избегать засад56. В 209 г. до н. э. Фабий стал консулом в пятый раз, а Кв. Фульвий Флакк — в четвертый. Фабий вернул под власть римлян Тарент, хотя вскоре после этого чуть не попал в засаду, устроенную Ганнибалом. Марцелл по-прежнему искал возможности сойтись с Ганнибалом в полномасштабном сражении, но, когда дело дошло до этого, римляне были разбиты. Ливий рассказывает, что затем Марцелл всё же одержал победу, но дорогой ценой («nec incruenta»), на основании чего можно предположить, что исход битвы был неопределенным. После этого Ганнибал вернулся в Бруттий57 58. В следующем году Марцелл вновь был избран консулом, на этот раз — в паре с Т. Квинкцием Криспином. Их основной целью стало взятие Локр. Однако первый римский отряд, посланный из Тарента в Локры, попал в устроенную Ганнибалом засаду близ Петелии, а затем та же участь постигла и самих консулов близ Венузии: Марцелл был убит, а Криспин — смертельно ранен. Ганнибал захватил знаки отличия Марцелла, однако попытка использовать их для возвращения Салапии провалилась. При этом, однако, карфагенский полководец сумел снять осаду с Локр, а римские войска, стоявшие южнее, даже не попытались помешать ему, хотя и имели численное превосходство00. 54 Полибий. IX.3.1—9.11; Ливий. XXVI.4-14, 20.7-11. 55 См. с. 127—130 наст. изд. 56 Ливий. XXVI.38.6—39; XXVII. 1—2. Ср. сноску 52 наст. гл. 57 Ливий. XXVII.12.2, 12.7-15.1, 15.4-16. 58 Полибий. Х.32—33; Ливий. XXVII.25.il—28. О нежелании командующих римскими войсками на юге нанести совместный удар по Ганнибалу см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) in.ii: 476, 488 (о 207 г. до н. э.).
Ш. Испания 77 207 год до н. э. стал решающим. Это был последний год, когда военные действия велись в Италии. Консулами в это время были Г. Клавдий Нерон и М. Ливий Салинатор. Брат Ганнибала Гасдрубал, бежавший из Испании после битвы при Бекуле, направлялся в Италию, и римляне вновь столкнулись с перспективой ведения войны на севере. При этом Клавдий возглавил войска, противостоявшие Ганнибалу, а Ливий выступил против Гасдрубала. Сыновья Гамилькара стремились встретиться в Умбрии, однако посланцы Гасдрубала были перехвачены римлянами, и Нерон, уже нанесший Ганнибалу весьма чувствительные удары при Грументе и Венузии, принял весьма смелое решение выступить с частью своих сил на север и соединиться с армией Ливия. Когда Гасдрубал обнаружил, что ему приходится противостоять объединенным силам двух консулов, он решил избежать боя и попытался двинуться к запланированному месту встречи с Ганнибалом по Фламиниевой дороге. Римские армии устремились вслед за ним и в битве на реке Метавр наголову разгромили карфагенян. Сам Гасдрубал погиб. Сразу же после сражения Нерон вернулся на юг, а Ганнибал отступил в Бруттий, больше не имея возможности вести наступательные действия59. В 206 г. до н. э. военных действий в Италии практически не велось, однако при этом Лукания вернулась под власть Рима. В 205 г. до н. э., когда Сципион был на Сицилии, его коллега по консульству, П. Лициний Красе, столкнулся с Ганнибалом. Обе армии страдали от эпидемии, и до сражения дело не довило. В то же время определенную тревогу у римлян вызвала высадка войска Магона в районе Генуи, а также заключение им союза с лигурийским племенем ингавнов. Чтобы разобраться с этой угрозой, на север были направлены две римские армии. На юге Сципион вернул под власть Рима Локры, несмотря на попытку Ганнибала сохранить город за собой. Впрочем, дальнейшие действия Кв. Племиния, легата Сципиона, чуть не стоили последнему карьеры (Ливий. XXIX. 17). В 204 г. до н. э. консулы М. Корнелий Цетег и П. Сем- проний Тудитан переломили ситуацию в Брутгии в свою пользу и отбили у Ганнибала целый ряд городов, включая Консентию (совр. Козенца). В 203 г. до н. э. римляне разгромили войско Магона, который сам был серьезно ранен. Вскоре после этого ему и Ганнибалу было приказано вернуться в Африку, чтобы сразиться с армией Сципиона. Еще до их отбытия консул Гн. Сервилий Цепион занял оставшиеся области Бруттия. Война в Италии подошла к концу60. III. Испания Мы уже говорили о том, что римские сенаторы изначально полагали, что войну с карфагенянами можно будет вести исключительно на территории 59 Полибий. XI. 1—3.6; Ливий. ХХУП.38-51. Cp.: Lazenby 1978 (С 31): 182 слл. 60 Ливий. XXVm.l 1.11-15, 46.7-13, 15; XXIX.5-9, 16.4-22, 36.4-9, 38.1; ХХХ.18- 19.6, 19.10—20. Об отбытии Магона из Испании см. с. 82—83 наст. изд.
78 Глава 3. Вторая Пуническая война Испании61. Очень скоро эти надежды развеялись, однако, когда П. Корнелий Сципион не смог помешать Ганнибалу переправиться через Родан, он всё равно отправил за Пиренеи большую часть своего войска — под командованием своего брата Гнея62. При этом римляне стремились прежде всего связать карфагенские силы в Испании и, соответственно, лишить Ганнибала подкреплений63. И эта цель, в общем-то, была достигнута: за исключением катастрофы 211 г. до н. э., испанские кампании представляли собой непрерывную цепь успехов, в результате которых римлянам удалось вытеснить карфагенян из страны и поставить значительную ее часть под свой контроль. В 218 г. до н. э. Гней Сципион установил римское владычество на территории к северу от Ибера (как на побережье, так и в глубине материка) и разбил Ганнона, который командовал базировавшимися там карфагенскими силами. После этого брат Ганнибала Гасдрубал, который был оставлен во главе всех пунийских войск, дислоцировавшихся в Испании, выступил на север, уничтожил некоторое количество римских солдат и моряков, бродивших по полям близ Тар- ракона и, возможно, попытался, правда, безуспешно, переманить на свою сторону ряд племен, которые только что присоединились к римлянам64. В 217 г. до н. э. Гасдрубал начал морской и сухопутный поход на территории, расположенные к северу от Ибера, однако Гней — при поддержке массалиотов — разбил пунийский флот в устье Ибера и захватил двадцать пять кораблей, а затем римские военно-морские силы нанесли еще несколько молниеносных ударов по землям к югу от Нового Карфагена и по острову Эбус (совр. Ивиса). Ливий также рассказывает, что вслед за этим римляне дошли по суше до Касгулонского леса (saltus Castulonensis) (совр. Сьерра-Морена), однако данное сообщение вызывает довольно серьезные сомнения. Жители Балеарских островов (Мальорки и Минорки) прислали к Гнею своих послов с просьбой о мире. После этого, однако, восстали илергеты, и Гасдрубал вновь переправился через Ибер, но вскоре был вынужден отвести войска обратно, чтобы отразить вторжение кельтиберов, действовавших по наущению Сципиона. Получив известия о морском сражении в устье Ибера, сенат направил Публия Сципиона на помощь Гнею, после чего оба брата продвинулись вплоть до Сагунта65. В 216 г. до н. э. положение карфагенян стало еще более слож¬ 61 См. с. 65 наст. изд. О событиях в Испании см., в частности: Scullard 1970 (Н 77): 32 слл.; Lazenby 1978 (С 31): 125 слл. 62 Полибий. Ш.49.4; Ливий. XXI.32.3. 63 Ср.: Полибий. Ш.97.3. Утверждение Ливия (XXI.32.4) о том, что в 218 г. до н. э. римляне стремились вытеснить Гасдрубала из Испании, является преувеличенным и анахроничным. 64 Полибий. Ш.76; Ливий. XXI.60—61. Вслед за де Санктисом (De Sanctis 1907—1964 (А 14): Ш.и: 240—241 примеч. 59) и Уолбэнком (Walbank 1957—1979 (В 38) I: 409) (противоположная точка зрения: Walsh 1973 (В 41): 235) мы рассматриваем рассказ Ливия (XXI.61.4—11) как дублирующий повествование о событиях другого года, но при этом подстрекательство илергетов и прочих к восстанию мы не считаем совершенно неправдоподобным и полагаем, что оно имело место в ходе первой экспедиции Гасдрубала к северу от Ибера. 65 Сосил. FGrH 176F1; Полибий. Ш.95—96.6; Ливий. ХХП.19—22. О предполагаемом походе до Касгулонского леса cp.: De Sanctis 1907—1964 (А 14): Ш.й: 242—243 примеч. 62. Ко¬
Ш. Испания 79 ным. Гасдрубал, отступивший на юго-запад Испании, сначала был вынужден подавлять восстание тартесситов, а затем получил из Карфагена приказ идти в Италию, на соединение с Ганнибалом. На его место был прислан Гимилькон. При этом Сципион должен был удержать Гасдрубала в Испании, и, когда две армии встретились к югу от Ибера, римляне одержали решительную победу, которая лишила Гасдрубала всех надежд на соединение с братом в ближайшем будущем и весьма значительно укрепила позиции римлян на испанской земле66. События следующих четырех лет восстановить нелегко. Впрочем, судя по всему, в 214 и 213 гг. до н. э. восстание Сифакса в Нумидии заставило карфагенян вывести значительную часть своих сил из Испании, позволив Сципиоцам продвинуться еще дальше на юг. В 212 г. до н. э. они отбили у пунийцев Сагунт, и примерно тогда же на сторону римлян перешел важный иберийский город Кастулон67. Таким образом, за семь лет Сципионы не только не дали карфагенянам направить подкрепления из Испании в Италию, но и сумели расширить римские владения далеко вглубь территории, ранее находившейся под властью Карфагена. Впрочем, в следующем году римлян постигла настоящая катастрофа. Столкнувшись с тремя карфагенскими армиями (под командованием Гасдрубала, его брата Магона и еще одного Гасдрубала, сына Гистона), Сципионы решили разделиться: Публий, стоявший у Кастулона, выступил против Магона и Гасдрубала, сына Гисгона, а Гней остался у Урсона, чтобы встретить Гасдрубала, брата Ганнибала. При этом римляне полагались на поддержку большого количества кельтиберских наемников, но Гасдрубал сумел подбить их на измену. Публий, пытаясь отрезать силы илергетов и свессетанов, которые пришли из-за Ибера, чтобы присоединиться к карфагенянам, был настигнут двумя карфагенскими полководцами. В начавшемся сражении он был убит, а его армия бежала. Догадываясь о случившемся, Гней попытался отступить, но не успел и тоже погиб, преследуемый всеми тремя карфагенскими армиями, хотя большей части его войска (вместе с частью солдат Публия, которые не участвовали в его последней битве) всё же удалось уцелеть. Однако при этом семилетние труды были сведены на нет, и, если бы не гда Сципионы находились около Сагунта, сагунтиец Абелукс перебежал к римлянам и, обманув командующего карфагенскими войсками, стоявшими в городе, сумел привести в римский лагерь всех иберийских заложников, которых карфагеняне держали в Сагун- те. При этом, однако, древние авторы придают данному эпизоду неоправданно большое значение, cp.: Walbank 1957-1979 (В 38) I: 432. 66 Ливий. ХХШ.26—29. Мы не видим нужды вслед за де Санктисом (De Sanctis 1907— 1964 (А 14) III.ii: 244—245, 246 примеч. 7) относить события, описываемые Ливием в гл. 28—29, к 215 г. до н. э. или вообще отвергать утверждение о том, что Гасдрубал получил приказ соединиться с Ганнибалом в Италии. 67 Рассказ Аппиана (Иберийско-рижские войны. 15—16, 57—61) здесь следует предпочесть сообщениям Ливия (ХХШ.49.5—14 (215 г. до н. э.); XXIV.41—42 (214 г. до н. э.), 49.7—8 (213 г. до н. э.)). См.: De Sanctis 1907—1964 (А 14): Ш.и: 247—248 примеч. 76. Ливий (XXIV.42.9) относит взятие Сагунта к 214 г. до н. э., но при этом также упоминает, что это произошло на восьмой год после его захвата карфагенянами.
Карта 4. Испания во время Второй Пунической войны
Ш. Испания 81 усилия римского всадника Л. Марция Септима, сумевшего организовать остатки разгромленных армий, карфагеняне могли бы полностью вытеснить римлян из Испании и открыть дорогу на Италию68. После случившегося римлянам пришлось искать нового командующего. Изначально в Испанию был послан Г. Клавдий Нерон, которому, судя по всему, удалось спасти ситуацию69. В 210 г. до н. э. сенатом было принято решение о том, что во главе испанских армий следует поставить «privatus cum imperio» (т. е. частное лицо с империем. — В.Г.), которого выберет народ, и этим человеком стал П. Корнелий Сципион, сын и племянник двух погибших военачальников. Он прибыл в Испанию осенью и устроил в Тарраконе собрание представителей местных народов, находившихся под властью римлян70. В 209 г. до н. э. Сципион начал свою первую крупную кампанию и осадил Новый Карфаген — основную базу снабжения карфагенских сил в Испании и вообще важный стратегический пункт. Молодой полководец захватил город, отправив отряд своих воинов вброд через располагавшуюся несколько севернее лагуну, вода в которой, по его наблюдениям, вечером несколько спадала. Перед атакой Сципион выступил перед солдатами, рассказав им, что видел сон, в котором свою помощь ему обещал сам Нептун. Этот эпизод сыграл важную роль в складывании так называемой «Сци- пионовой легенды»70а. Взяв Новый Карфаген, римляне захватили огромное количество трофеев, пленных, а также восемнадцать кораблей. В состав пленников при этом входило значительное число искусных ремесленников, работавших в карфагенских оружейных мастерских. Кроме того, пунийцы держали в Новом Карфагене присланных им заложников от иберийских племен, и Сципион освободил их. После этого на его сторону перешел ряд иберийских вождей, включая предводителей илергетов — Андобала (у Ливия — Индибилис. — В.Г.) и Ман- дония71. В 208 г. до н. э. римский полководец двинулся вглубь страны и сразился с Гасдрубалом у Бекулы, к северу от реки Бетис (совр. Гвадалквивир). В этой битве Сципион одержал победу, однако Гасдрубал сумел ускользнуть от него с большей частью своей армии, перейти че¬ 68 Полибий. Х.6.2—7.1; Ливий. XXV.32—39; Аппиан. Иберийско-римские войны. 16.60— 63, De Sanctis 1907—1964 (А 14): 445 слл. Относительно даты см.: Там же: 446 примеч. 4. Достижения Марция, возможно, были несколько преувеличены, см.: Walbank 1957—1979 (В 38) П: 136. 69 Ливий. XXVI. 17; Аппиан. Иберийско-римские войны. 17.65—67. 70 Ливий. XXVI. 18—20.6; о хронологии ср.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) IILii: 454 примеч. 18. 70а Так принято называть комплекс бытовавших у римлян, греков и испанцев представлений о том, что Сципион являлся любимцем богов и напрямую общался с ними; подробнее см., напр.: Бобровникова Т.А. Сципионова легенда в античной исторической традиции // Вестник древней истории (2008) 4: 77—93; Она же. Сципион Африканский. М., 2009. - В.Г. 71 Полибий. Х.2—20; Ливий. XXVL41— 51; о хронологии ср.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) in.ii: 468—469 примеч. 38; Walbank 1957—1979 (В 38) П: 14—15; о «Сципионовой легенде» см. сноску 147 наст. гл.
82 Глава 3. Вторая Пуническая война рез Пиренеи — несмотря на выставленные заслоны, достичь Галлии и направиться в Италию72. В 207 г. до н. э. на место Гасдрубала в Испанию был прислан Ганнон, который присоединился к Магону в Кельтиберии. Сципион отправил против них Юния Силана, который в завязавшемся сражении сумел взять Ганнона в плен. После этого Гасдрубал, сын Гисгона, разделил свое войско и отступил в Гадес (совр. Кадис), а Сципион послал своего брата Луция осадить город Оронгий (совр. Хаэн), расположенный к юго- востоку от Кастулона. В 206 г. до н. э. состоялось решающее сражение у Илипы, к северу от современной Севильи. Гасдрубал был разбит, бежал на западное побережье и добрался до Гадеса по морю. Теперь римлянам осталось провести лишь несколько операций по зачистке территории. Сначала были взяты Илургея и Кастулон, перешедшие на сторону Карфагена в 211 г. до н. э. При этом жители Илургеи, некогда вырезавшие остатки разбитых армий Сципионов, были жестоко наказаны73. Далее к югу Марций Септим захватил Астапу, чьи жители совершили при этом массовое самоубийство. Примерно в тот же период Сципион тяжело заболел, и слухи о его смерти вызвали восстание Анд об ала и Мандония, а также мятеж в самой римской армии. Когда же выяснилось, что эти слухи являются ложными, вожди илергетов отказались от своих планов, мятеж был подавлен, а его зачинщики казнены. Тем временем остатки карфагенского войска собрались в Гадесе под началом Магона. Еще один карфагенский военачальник по имени Ганнон выступил против римлян с отрядом иберийских наемников, но был разбит Марцием, а Г. Лелий примерно тогда же одержал морскую победу над Адгербалом. Впрочем, надеждам на взятие самого Гадеса не суждено было сбыться. Известия о жестоком наказании мятежников привели к новому восстанию Андобала и Мандония, против которых Сципиону пришлось устраивать карательную экспедицию. После разгрома Андобала два вождя вновь запросили у римлян пощады и, что удивительно, получили ее; это заставляет нас усомниться в утверждении Ливия, согласно которому Сципион шел «бить илергетов» («ad caedem Ilergetum»)74. Незадолго до этого римский полководец также переправился в Африку, где посетил Сифакса, а затем двинулся на запад Испании и встретился с нумидийским царевичем Массиниссой75. После этого Магон получил из Карфагена приказ отплыть в Италию. Достигнув Нового Карфагена, он попытался напасть на город, но получил жесткий отпор и был вынужден вернуться на запад. В Гадесе, однако, его не приняли, и в конечном итоге он переправился на Минорку 72 Полибий. Х.34—40; Ливий. XXVTL17—20; о хронологии ср.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 468—469 примеч. 38; о бегстве Гасдрубала см.: Walbank 1957—1979 (В 38) П: 252. 73 Полибий. XI.20—24; Ливий. XXVIII. 1—4.4, 12.10—16, 19—21. Об идентификации Илургеи, которую Ливий именует Илитургисом, см.: Walbank 1957—1979 (В 38) П: 305. 74 Полибий. XI.25—33; Ливий. ХХУШ.22—34. (Пер. М.Е. Сергеенко.) 75 Сифакс: Полибий. XI.24а.4; Ливий. XXVIII. 17.10—18. Массинисса: Ливий. XXVII.16.12, 35. См. далее, с. 85—86 наст. изд.
IV. Сицилия и Сардиния 83 (жители Мальорки не позволили ему пристать к берегу), а затем — в Геную. Гадес же сдался римлянам76. Сципион вернулся в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру на консульских выборах 205 г. до н. э. При этом командование войсками в Испании перешло к Л. Корнелию Лентулу и Л. Манлию Ацидину. Андобал и Мандоний еще раз восстали и еще раз были разбиты. На этот раз Андобал погиб в бою, а Мандоний был казнен. После этого и вплоть до 200 г. до н. э. информация о событиях в Испании из имеющихся у нас источников исчезает77. IV. Сицилия и Сардиния Сицилия и Сардиния были теми наградами, которые получил Рим по окончании Первой Пунической войны и в первые годы после нее. В 227 г. до н. э. они были окончательно превращены в римские провинции, однако Сиракузское царство и город Мессана на Сицилии оставались независимыми государствами, связанными с Римом специальными договорами78. При этом верность сиракузского царя Гиерона Риму была непоколебимой. В 218 г. до н. э. он перехватил несколько карфагенских кораблей и предупредил римского командующего о том, что пунийцы планируют захватить Лилибей. В 216 и 215 гг. до н. э. он предоставил римлянам зерно, деньги и легковооруженных воинов и призывал к вторжению в Африку. В 216 г. до н. э. его государство было разорено карфагенскими кораблями79. Однако в 215 г. до н. э. Гиерон умер и сиракузский трон перешел к его сыну (у Ливия — внуку. — В.Г.) Гиерониму, который по наущению двух своих советников попытался наладить контакт с Ганнибалом, приславшим к нему для заключения союза двух карфагенских граждан сиракузского происхождения — Гиппократа и Эпикида. Впрочем, вскоре после этого (в 214 г. до н. э.) Гиероним был убит80. В конечном итоге между различными политическими фракциями Сиракуз было достигнуто определенное согласие, однако Гиппократ и Эпикид заявили, что городской совет планирует отдать город под власть римлян, и Адранодор, советник, стоявший за многими решениями Гие- ронима, был обвинен в подготовке государственного переворота и убит. На состоявшихся затем выборах городскими магистратами были избра¬ 76 Ливий. ХХУШ.36—37; о Магоне в Италии см. с. 77 наст. изд. 77 Ливий. ХХУШ.38.1; XXIX. 1.19—3.5. Нам неизвестно, насколько постоянными были порядки, установленные римлянами в Испании в рассматриваемый период, однако в эти годы, по крайней мере, некоторые местные народы, вероятно, платили им фиксированную подать; cp.: Schulten 1930 (G 28): 308 слл. (о денежных платежах см.: Ливий. ХХШ.48.4 слл.). 78 КИДМ Vn.2: гл. lib. 79 Ливий. XXI.49.2-6; ХХП.37, 56.7; ХХШ.21.5, 38.13. 80 Полибий. VII.2—5; Ливий. XXIV.4—7.9. Относительно хронологии см.: Walbank 1957-1979 (В 38) П.2.
84 Глава 3. Вторая Пуническая война ны Гиппократ и Эпикид. К тому времени (конец 214 г. до н. э.) командующим римскими войсками на Сицилии был назначен М. Клавдий Марцелл. В результате целого ряда событий Гиппократ и Эпикид в конечном итоге сумели преодолеть стремление высших слоев сиракузского общества к поддержанию мира с Римом, и Сиракузы открыто перешли на сторону Карфагена. Весной 213 г. до н. э. Марцелл начал осаду города. Одновременно на Сицилии высадились карфагенские силы во главе с Гимильконом, которые захватили Агригент и попытались подбить ряд других городов на отпадение от римлян. В 212 г. до н. э. Марцелл взял Сиракузы, чему немало способствовала эпидемия, которая практически уничтожила карфагенское войско. С городом римляне обошлись весьма жестко, а полученные ими трофеи были поистине огромными81. После этого осталось только провести ряд операций по окончательному уничтожению карфагенских сил в Агригенте (весна 211 г. до н. э.). После возвращения Марцелла в Рим пунийцы вновь высадились на остров и даже сумели склонить на свою сторону ряд городов, но вскоре вернулись в Африку82. Жители Сиракуз были возмущены тем, как Марцелл поступил с их городом, и отправили в Рим посольство с протестом, но, хотя многие сенаторы, по всей видимости, согласились с тем, что полководец зашел слишком далеко, большинством голосов сенат всё равно поддержал его действия83. После этого на Сицилии не происходило почти ничего примечательного. В 210 г. до н. э. М. Валерий Левин, воспользовавшись предательством нумидийца Муттина, сумел захватить Агригент и отправил в Регий несколько тысяч изгнанников, занимавшихся грабежом сицилийских земель. Кроме того, Левин уделил определенное внимание восстановлению зернового хозяйства на острове84. Что касается Сардинии, многие местные жители были явно недовольны римским владычеством, и в 217 г. до н. э. консул Гн. Сервилий Гемин потребовал от них заложников. В 215 г. до н. э. по инициативе действовавших на острове антиримских сил карфагеняне прислали на Сардинию Гасдрубала Лысого, однако его флот сильно пострадал от бури, в которую попал близ Балеарских островов. Немного позднее в том же году Манлий Торкват разбил сардинского вождя Гампсикору, и, когда флот Гасдрубала наконец добрался до острова, одержал победу над объединенными силами карфагенян и сардинцев. Еще одно нападение на Сардинию было осуществлено в 210 г. до н. э., однако нападавшие ограничились лишь грабежами85. 81 Полибий. VII.14b; VIII.3a.3-7, 37; IX. 10; Ливий. XXIV.21-39; XXV.23-31.il; XXVI.21.1—13; Плутарх. Марцелл. 13—21. Относительно хронологии см.: Walbank 1957— 1979 (В 38) П: 3, 5-3. 82 Ливий. XXV.40.5-41.7; XXVL21.14-17. 83 Ливий. XXVI.26.5—9, 29—32; Плутарх. Марцелл. 23; см. также далее, с. 103. 84 Полибий. IX.27.11; Ливий. XXVL40. 85 Ливий. ХХП.31.1; ХХШ.34.10-17, 10-41.7; XXVII.6.13-14.
V. Кампания в Африке 85 V. Кампания в Африке Вплоть до 204 г. до н. э. активность римлян в Африке ограничивалась лишь редкими набегами86. В 218 г. до н. э. Рим планировал осуществить полномасштабное вторжение во главе с Т. Семпронием Лонгом, однако прибытие Ганнибала в Италию сорвало эти планы87. При этом политика перенесения войны на вражескую территорию, даже если бы ее действительно можно было реализовать после 218 г. до н. э., совершенно противоречила стратегии Фабия Максима, и, когда в 205 г. до н. э. Сципион выступил с планами вторжения в Африку, он встретил ожесточенное сопротивление со стороны Фабия и Кв. Фульвия Флакка88. Перед тем как перейти к подробному анализу кампаний Сципиона, следует вкратце рассмотреть весьма запутанную историю нумидийских правителей Массиниссы и Сифакса. В 214 или 213 г. до н. э. Сципионы заключили союз с Сифаксом, царем нумидийского племени масесили- ев, которое восстало против власти Карфагена. В разгоревшемся после этого конфликте на сторону карфагенян встал Гала, царь массилиев и отец Массиниссы89. В 210 г. до н. э. Сифакс отправил в Рим посольство, которое было встречено очень тепло, а Массинисса тем временем развернул весьма активную деятельность на службе Карфагену. В 206 г. до н. э. Сципион и Гасдрубал, сын Гисгона, лично посетили Сифакса, чтобы заручиться его поддержкой. Сифакс заверил Сципиона в своей верности, но затем женился на дочери Гасдрубала и переметнулся к карфагенянам. Впрочем, к счастью для римлян, Массинисса тоже перешел на другую сторону. В 206 г. до н. э. он вступил в контакт с римлянами и с самим Сципионом, хотя при этом пока открыто не провозглашал своего разрыва с Карфагеном. Впрочем, вскоре после этого Сифакс по наущению карфагенян захватил царство массилиев, и Массинисса был вынужден бежать лишь с небольшим отрядом своих соратников90. В 205 г. до н. э. Сципион был направлен на Сицилию с разрешением переправиться в Африку, если он сочтет это необходимым. Впрочем, на тот момент римляне вновь ограничились лишь рядом молниеносных набегов под руководством Г. Лелия. Массинисса призывал Лелия уговорить Сципиона начать полномасштабное вторжение как можно быстрее91. В 204 г. до н. э., после инцидента с Локрами, Сципион действи¬ 86 См. далее, с. 89—90. 87 Полибий. Ш.40.2, 41.2-3, 61.8-10; Ливий. XXI. 17.6, 51.6-7. 88 См. далее, с. 98. 89 См. выше, с. 79. 90 Полибий. Х1.24а.4; Ливий. XXV.34.2 слл.; XVII.4.5-9, 5.11, 20.8; XXVIII.16.il, 17.10—18, 35; XXIX.29.5—33; Аппиан. Иберийско-римские войны. 37.149—150. При этом следует подчеркнуть, что первые попытки наладить контакт с римлянами были предприняты Массиниссой еще до нападения Сифакса и что Сифакс открыто выступил против Рима лишь в 204 г. до н. э. (Ливий. XXIX.23). В 205 г. до н. э. Сципион еще надеялся получить поддержку и от Сифакса, и от Массиниссы; cp.: Brisson 1973 (С 6): 277. Относительно хронологии cp.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.п: 519 примеч. 122. 91 Ливий. ХХУШ.45.8; XXIX.3.6-5.1. См. далее, с. 90.
86 Глава 3. Вторая Пуническая война тельно предпринял вторжение в Африку и высадился в районе Утики. Вскоре после этого Массинисса разбил конницу Ганнона, а римляне начали осаду Утики. Следующей весной произошел ряд решающих событий. Гасдрубал и Сифакс разбили свой лагерь неподалеку от Сципиона, у которого не было иного выбора, кроме как зазимовать на узком гористом полуострове92. Впрочем, большинство построек в лагерях карфагенян и нумидийцев было сделано из дерева и тростника, и римляне, изучив устройство этих лагерей во время притворных переговоров о мире, однажды ночью напали на них и полностью сожгли, уничтожив при этом множество вражеских воинов. После этого карфагеняне набрали новые силы и убедили Сифакса вновь присоединиться к ним. Вскоре на «Великих равнинах», примерно в 120 км к западу от Карфагена, состоялось генеральное сражение, победителем из которого вышел Сципион. После битвы Лелий и Массинисса отправились в погоню за Сифаксом и захватили его в плен. Массинисса вернул себе свое царство. Тем временем карфагенские власти приняли решение отозвать Ганнибала и Магона из Италии и одновременно выставить свой флот против судов Сципиона, которые осаждали У тику и были не совсем готовы к морскому сражению. Сципион, расположившийся лагерем совсем рядом с Карфагеном — в Тунете, был вынужден использовать стену из грузовых кораблей для обороны. В результате шестьдесят судов было потеряно, однако реальной катастрофы римлянам удалось избежать93. После этого карфагеняне начали переговоры о мире, в результате которых было достигнуто предварительное соглашение. В соответствии с ним пунийцы должны были отказаться от всех претензий на Италию, Галлию, Испанию, а также острова, расположенные между Италией и Африкой. Договор накладывал также определенные ограничения на расширение Карфагенской державы в самой Африке, а карфагеняне должны были признать Массиниссу полновластным повелителем его собственного царства, а также части владений Сифакса. Кроме того, Карфаген должен был вернуть римлянам всех пленников и дезертиров, выдать все свои корабли за исключением двадцати судов и выплатить весьма существенную контрибуцию. Римский сенат принял эти условия, однако во время перемирия пунийцы, страдавшие от острой нехватки еды, напали на конвой римских судов снабжения, который был выброшен на берег неподалеку от Карфагена, а затем атаковали корабль, везший посланников, отправленных Сципионом для того, чтобы заявить протест по поводу предшествующего происшествия94. 92 Ливий. XXIX.23—29.3, 34—35. Об уязвимом положении Сципиона зимой 204/203 г. до н. э. ср., напр.: Scullard 1970 (Н 77): 123—124. 93 Полибий. XIV. 1-10; Ливий. ХХХ.3-15. 94 Полибий. XV.1—2; PRyl 491; Ливий. ХХХ.16, 21.11—25.10; Аппиан. События в Ливии. 32.134—137. Ливий ошибочно утверждает, что сенат отверг эти условия; см.: Walbank 1957—1979 (В 38) П: 441—442. Об условиях договора см.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.й. 535-536.
V. Кампания в Африке 87 Карта 5. Северная Африка К тому моменту Ганнибал вернулся в родной город и в ходе встречи со Сципионом предложил заключить мир, оставив под властью Рима Сицилию, Сардинию, Испанию и острова, расположенные между Италией и Африкой. Однако Сципион был полон решимости ослабить Карфаген настолько, чтобы он был совершенно неспособен на какие- либо агрессивные действия, и, как следствие, отклонил предложение Ганнибала. После этого произошла последняя, и решающая, битва Второй Пунической войны — сражение при Заме95. Мирный договор, заключенный после этой битвы, включал следующие условия. Карфаген оставался свободным государством в довоенных границах, но при этом должен был вернуть Риму все товары, захваченные во время недавнего перемирия, выдать пленных и перебежчиков, а также всех слонов и все суда, за исключением десяти трирем. Кроме того, карфагеняне лишались права нападать на какие-либо земли за пределами своей территории без разрешения римлян. Массинисса признавался властителем всех земель, которые принадлежали его предкам (это положение посеяло семена многих будущих споров). Наконец, пунийцы 95 Полибий. XV.4—14; Ливий. XXX.29—35. О проблемах, связанных с этой битвой, см.: Walbank 1957-1979 (В 38) П: 446 слл.; Lazenby 1978 (С 31): 220 слл.
Глава 3. Вторая Пуническая война должны были в течение пятидесяти лет выплатить контрибуцию в размере 10 тыс. талантов96. Несмотря на определенное сопротивление, Ганнибал сумел убедить своих соотечественников в том, что у них нет иного выбора, кроме как принять эти условия. В Риме тоже были противники рассматриваемого соглашения — прежде всего, консул 201 г. до н. э. Гн. Корнелий Лентул, который сам хотел получить командование в Африке. Впрочем, несмотря на это, римское народное собрание согласилось на мир и назначило Сципиона ответственным за его заключение97. VI. Война на море98 В отличие от Первой Пунической войны, Ганнибалова война была по преимуществу сухопутной: по отношению к противостоянию на суше действия римского и карфагенского флотов в большинстве случаев носили исключительно вспомогательный характер. Кое-какие из этих действий мы уже упоминали. При этом, однако, было бы неверным считать, что морское могущество не являлось важным фактором в ведении войны. Более того, постоянное численное превосходство римлян в западной части Средиземного моря, без сомнения, играло жизненно важную роль на протяжении всего конфликта. Именно это превосходство не дало Ганнибалу перевезти свою армию в Италию по морю в 218 г. до н. э., а Гасдрубалу сделать то же самое десятью годами позже. Подкрепление прибыло к Ганнибалу по морю лишь один раз, тогда как римляне могли легко перебрасывать войска в Испанию и свободно доставлять зерно с Сицилии, Сардинии и из Египта99. При этом, однако, ни одна из сторон не сумела распорядиться своими военно-морскими ресурсами наилучшим способом. Карфагеняне предприняли попытку развернуть полномасштабные военные действия на море лишь один раз — на сицилийском театре в 212 г. до н. э., однако даже тогда пунийский флотоводец Бомилькар совершенно не сумел воспользоваться тем, что карфагенские суда — в кои-то веки — имели численное превосходство над римскими100. После возвращения Сиракуз под власть Рима неоднократно возникали слухи об угрозе крупной морской атаки пунийцев, однако в жизнь они так и не воплотились. С одной стороны, карфагеняне, конечно, просто не имели возможности найти до¬ 96 Полибий. XV.18; Ливий. ХХХ.37.1—6; Аппиан. События в Ливии. 54.234-238; Walbank 1957-1979 (В 38) П: 466-471. 97 Полибий. XV. 19; Ливий. ХХХ.37.7-12, 40.7-16, 42.11-13.4. 98 Самый полный и глубокий рассказ о военных действиях на море см. у Тиля: Thiel 1946 (Н 60): 32-199. 99 Ливий. ХХШ.41.10; Thiel 1946 (Н 60): 64, 71—72. Помимо этого, карфагенянами была предпринята лишь одна попытка (неудачная) послать подкрепления Ганнибалу по морю — в 205 г. до н. э. (Ливий. ХХУШ.46.14; Аппиан. Война с Ганнибалом. 54.226—227; Thiel. Указ, соч.: 150). Об импорте зерна см. сноску. 33 наст. гл. 100 О военных действиях на море во время осады Сиракуз см.: Thiel 1946 (Н 60): 79-90.
VI. Война на море статочное количество людей для новых кораблей, а с другой — они могли быть не уверены в своей способности соперничать с римлянами на море101. В 204 г. до н. э. пунийцы вновь не сумели должным образом использовать свой флот, хотя вполне могли бы ударить по довольно уязвимому лагерю Сципиона близ Утики, а в 203 г. до н. э. всё же атаковали его суда, но — слишком поздно102. Что же касается римлян, то их можно упрекнуть в том, что в 213 и 212 гг. до н. э. они несколько раз позволили Бомилькару беспрепятственно добраться до гавани Сиракуз, в том, что в 206 г. до н. э. Магон смог атаковать Новый Карфаген с флотом преимущественно из транспортных судов, а также в отсутствии каких-либо попыток предотвратить высадку Магона у Генуи в 205 г. до н. э. и переправу Ганнибала в Африку в 203 г. до н. э.103. Более того, в 206 г. до н. э. и в последующие годы количество кораблей, находящихся в строю, резко сократилось. Отчасти это могло быть обусловлено верой римских сенаторов в то, что победы над карфагенским флотом в 208 и 207 гг. до н. э. устранили любую угрозу со стороны последнего. При этом жители Вечного города, несомненно, не обладали «морским менталитетом». Они мыслили в понятиях сухопутных военных действий и рассматривали свой флот как инструмент, который следует использовать только тогда, когда их к этому вынудит противник. Однако в последние годы войны римляне, возможно, просто не могли собрать достаточно людей, чтобы укомплектовать командами все имевшиеся у них суда104. Далее, полагаем, будет нелишним упомянуть ряд наиболее значительных событий на море, которых мы еще не касались в других контекстах. Особенно важную роль в ходе войны играл римский флот, базировавшийся в Лилибее. С 217 г. до н. э. и вплоть до своей смерти в 211 г. до н. э. его бессменным главой был Т. Отацилий Красе. В 217 г. до н. э., согласно Ливию, пунийский флот, который должен был атаковать Лилибей и берега Италии, был развеян бурей. При этом три корабля оказались захвачены Гиероном, который предупредил претора М. Эмилия о том, что еще тридцать пять судов идут на Лилибей. После этого Эмилий встретил пунийский флот на подходах к городу и разгромил его. Затем римляне захватили остров Мелита (совр. Мальта), где стоял карфагенский гарнизон. В 217 г. до н. э., после победы римлян в морском сражении в устье Ибера, пунийский флот попытался наладить связь с армией, стоявшей в районе Пизы, и перехватил несколько римских транспортных судов неподалеку от Козы. Впрочем, развернуть дальнейшие действия карфагенянам не позволил римский флот под командованием консула Гн. Сервилия Гемина, который затем разорил остров Керкина, расположенный у берегов Африки, совершил набег на 101 Ливий. XXVTL5.13 (210 г. до н. э.), 22.8 (208 г. до н. э.); Thiel 1946 (Н 60): 109-111. 102 Там же: 159-66. 103 Там же: 80 слл., 89, 143-144, 148-149, 171-173. 104 Там же: 139 слл.; Brunt 1971 (Н 82): 666 слл. Брант предполагает также, что в первые годы войны численность различных флотских соединений «на бумаге» была намного выше фактической. Возможно, он прав, однако цифры, приводимые им самим, представляются нам сильно заниженными.
90 Глава 3. Вторая Пуническая война само это побережье и разместил гарнизон на Коссире (совр. Пантелле- рия). В 216 г. до н. э., после битвы при Каннах, один карфагенский флот атаковал сиракузскую территорию, а еще один стоял у Эгатских островов, готовый двинуться на Лилибей, если Отацилий попытается прийти на помощь сиракузянам. Несколько позднее претор П. Фурий Фил совершил набег на Африку, в ходе которого был ранен. В 215 г. до н. э. еще один набег на африканское побережье был совершен Отацилием, который затем захватил семь пунийских кораблей. Следующий набег Отацилия состоялся в 212 г. до н. э., когда его добычей стало большое количество транспортных судов с зерном105. После смерти Отацилия лили- бейская эскадра была передана под командование М. Валерия Левина, консула, управлявшего всей Сицилией, и по его приказу было совершено новое нападение на Африку под началом М. Валерия Мессалы106. В 208 г. до н. э. слухи о готовящемся нападении карфагенян на Сицилию и Италию привели к увеличению размеров римского флота, однако тревога оказалась ложной107. В 208—207 гг. до н. э. римляне совершили еще ряд морских набегов и одержали ряд довольно значительных побед над пу- нийскими флотами108. В 205 г. до н. э. были захвачены карфагенские транспортные суда у берегов Сардинии109, а в 203-м сардинская эскадра перехватила несколько транспортных кораблей Магона, возвращавшихся в Африку110. VII. Война и политика в Риме Конечно, в Древнем Риме не было политических партий, и в ходе политического анализа мы должны рассматривать действия и позиции отдельных людей или их групп. Современные исследователи придерживаются самых разных точек зрения на характер политических разногласий в Риме во время Второй Пунической войны, и то, о чем мы будем говорить дальше, представляет собой не более чем наш субъективный взгляд на ситуацию111. Свой рассказ мы начнем с ряда исходных положений. (г) Политическая деятельность не может осуществляться в полной изоляции, и люди, имеющие дело с политикой, непременно должны объ¬ 105 Полибий. Ш.96.7—14; Ливий. XXI.49—51.2 (сомнения Тиля (44 слл.) по поводу подлинности рассказов о событиях, описываемых в данном абзаце, представляются мне необоснованными, см.: Thiel 1946 (Н 60): 44 слл.); ХХП.31.1—7, 56.6—8; ХХШ.21.2, 41.8—9; XXV.31.12-15; Thiel. Указ. соч. 52-54, 58-59, 70, 86. 106 Ливий. XXVTL5.8—9; Thiel 1946 (Н 60): 113-114. 107 См. сноску 101 наст. гл. 108 Ливий. ХХУП.29.7-8; ХХУШ.4.5-7; Thiel 1946 (Н 60): 130-132, 134-135. 109 См. сноску 99 наст. гл. 110 Ливий. XXX. 19.5. Карфагенский флот разграбил Сардинию в 210 г. до н. э. (см. с. 84 наст, изд.), а постоянный гарнизон был размещен там лишь в 208 г. до н. э. (Ливий. XXVn.22.6-8). 111 О политике рассматриваемого периода см., в частности: Patterson 1942 (С 41); Scullard 1955 (Н 24); Scullard 1973 (Н 54): 39—88; Cassola 1962 (Н 35): 259 слл.; Lippold 1963 (Н 13): 147 слл.
УП. Война и политика в Риме 91 единиться в определенные группы — даже если (как это было в Риме) подобные группы являются весьма недолговечными, а люди постоянно переходят из одной в другую. (ii) Убежденные сторонники рассматриваемых политических групп составляли в римском сенате лишь меньшинство, и ни одна из них не могла постоянно пользоваться поддержкой большинства сенаторов. Точно так же весьма ограниченным было и количество голосов, которые каждая из групп могла контролировать в народном собрании (в случае с выборами — в высших классах центуриатных комиций). За обеспечение поддержки определенной точки зрения или избрания определенного кандидата приходилось специально бороться в каждом конкретном случае. Некоторые исследователи утверждают, что во время Второй Пунической войны римское народное собрание выбирало консулов, исходя исключительно из их полководческих талантов, а различия между отдельными политическими группами в расчет не принимались112. Как мы увидим далее, опровергнуть подобное утверждение довольно легко. При этом, однако, ни одна из групп действительно не могла надеяться на то, чтобы на высшую государственную должность был выбран человек, некомпетентный в военных делах, и в то же время признанные полководческие способности вполне могли помочь кандидату стать консулом, даже несмотря на то, что во всех прочих отношениях он проигрывал своим соперникам. В 217 г. до н. э. на время войны было приостановлено действие закона Генуция, запрещавшего занимать консульскую должность больше одного раза в течение десяти лет113, в результате чего избрание людей, не проверенных в деле, было существенно затруднено. Этот момент поможет нам лучше понять ту политическую систему, о которой речь пойдет дальше. (ш) Применительно к догракханскому периоду в качестве важной политической единицы мы вполне можем рассматривать римский род (gens). При этом можно предположить, что люди, связанные родственными узами, сотрудничали друг с другом и на политическом поприще. Однако подобное предположение нельзя распространять на всех членов древних и — к концу Ш в. до н. э. — очень многочисленных семейств типа Корнелиев или Семпрониев. Как мы увидим далее, Семпроний Лонг, консул 218 г. до н. э., по своим убеждениям довольно существенно отличался от Семпрония Гракха, консула 215 и 213 гг. до н. э., а в 201 г. до н. э. Корнелий Лентул был явным противником Корнелия Сципиона114. (iv) Хотя отдельные примеры коллегиальности или преемственности на определенном посту ничего не доказывают (при этом не следует переоценивать влияния должностных лиц, председательствовавших на выборах115), тесная связь между членами двух различных gentes, занимав¬ 112 Patterson 1942 (С 41). 113 Ливий. XXVП.6.7. 114 О важности родов и о пределах их влияния см., в частности, у Тита Ливия (XXXV. 10.9). 115 О роли председателя см., в частности: Rilinger 1976 (Н 21).
92 Глава 3. Вторая Пуническая война шими высшие государственные должности, явно свидетельствует и о связи между этими родами. (v) Хотя основной целью политических групп нередко могло быть просто избрание их членов на определенные должности, в некоторых случаях они демонстрировали разногласия и по более серьезным вопросам, а комиции, голосуя за определенного кандидата, выбирали не только человека, но и определенный политический курс. С точки зрения римской стратегии, рассматриваемая нами война делилась на три четко определенных этапа: во-первых, период открытого столкновения с Ганнибалом, отмеченный тремя сокрушительными поражениями (при Треббии, на Тразименском озере и при Каннах), во-вторых, период от Канн до 205 г. до н. э., когда политика Рима была в основном оборонительной, и, в-третьих, период вторжения в Африку, которое, напомним, было запланировано еще в 218 г. до н. э. Что важно, именно на первом и третьем из этих этапов консульские должности занимали представители семейства Сципионов, а также люди, тесно связанные с ними. В промежутке же нам известен лишь один «сципионов- ский» консул, и то полной уверенности в этом вопросе у нас нет. Судя по всему, это не было совпадением, и на данном основании мы можем заключить, что наступательная стратегия отстаивалась Сципионами и отвергалась представителями других ведущих семейств. Так, например, в 205 г. до н. э. предложение Сципиона о вторжении в Африку встретило решительное противодействие со стороны Фабия и Кв. Фульвия Флакка116. Впрочем, это вовсе не означает, что все противники Сципионов были членами одной группы: их объединяло лишь противодействие Сципионам да неудачная стратегия. (При этом, конечно, мы не считаем, что сразу же после поражения при Каннах сторонники Сципионов отстаивали стратегию, которая только что продемонстрировала свою несостоятельность, однако и сама она, и ее сторонники были дискредитированы.) Далее мы бы хотели рассмотреть консульские коллегии времен войны более подробно (см. таблицу на с. 624—629 наст. изд.). В 218 г. до н. э. консулами были П. Корнелий Сципион и Т. Семпроний Лонг, сыновья которых стали консулами в 194 г. до н. э. Как мы уже упоминали, изначально римляне планировали вести войну за пределами Италии: Сципион должен был отправиться в Испанию, а Семпроний — в Африку. Кроме того, Фабий, возможно, вообще был против того, чтобы начинать войну117. Консулами 217 г. до н. э. были Г. Фламиний и Гн. Сервилий Гемин, 216 г. до н. э. — Л. Эмилий Павел и Г. Теренций Варрон. О приверженности Сервилия мы не можем сказать ничего определенного, а вот дочь Эмилия Павла была замужем за Сципионом Африканским, да и во II в. до н. э. тесная связь между Эмилиями и Корнелиями Сци¬ 116 Ливий. XXVIIL40—45. 117 См. выше, с. 65.
УП. Война и политика в Риме 93 пионами была несомненна118. Что же касается Варрона, то мы уже обращали внимание на неприемлемость его характеристики в трудах Полибия и Ливия119 120, да и изображение последним Фламиния как выскочки-демагога, противостоящего практически всем прочим представителям нобилитета (римской знати. — В.Г)т, столь же неубедительно. На самом деле и Фламиний, и Варрон вполне могли пользоваться поддержкой Сципионов121. Возможно, это были люди, стремившиеся апеллировать к широким народным массам (по крайней мере, к тем слоям, чьи голоса имели значение в центуриатных комициях), что было не очень характерно для правящих кругов Рима, и Сципионов это устраивало больше, нежели их политических оппонентов. Фламиний, несомненно, не являлся союзником Фабия, с которым яростно спорил по поводу своего закона о подушном распределении общественной земли в Пицене122. М. Минуций Руф, который в 217 г. до н. э. занимал пост начальника конницы и чьи взгляды на стратегию были явно близки взглядам консулов 218—216 гг. до н. э., также мог быть связан со Сципионами123. При этом нет ничего странного в том, что диктатором в том же году был избран Фабий, ведь консулами тоже нередко выбирали людей, имевших различные точки зрения или принадлежавших к разным фракциям. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и рассказ древних авторов об уравнивании полномочий Фабия и Минуция:124 в чрезвычайных ситуациях подобные конституционные курьезы были вполне возможны. Очевидно, непопулярность стратегии Фабия в сочетании с популизмом Минуция привела к складыванию ситуации, в которой противники первого окрепли достаточно, чтобы ограничить его влияние, но недостаточно, чтобы напрочь лишить власти человека с общеизвестным полководческим талантом. Законопроект об уравнивании полномочий был внесен трибунами и, соответственно, был принят в трибутных комициях124а, где Минуций вполне мог пользоваться более значительной поддержкой, чем в центуриатном собрании125 (при этом можно отметить также, что 118 См. генеалогическую таблицу, приводимую Скаллардом (Scullard 1973 (Н 54): 309). При этом следует обратить внимание на то, что отец невестки Эмилия Павла Г. Па- пирий Мазон и дед (в оригинале он назван «зятем». — В.Г.) Сципиона М. Помпоний Ма- тон вместе были консулами в 231 г. до н. э. (подробнее см. Приложение на с. 104—107 наст. изд.). 119 См. выше, с. 73. Также следует отметить, что Полибий пытается возложить вину за поражение при Треббии на Семпрония Лонга и оправдать Сципиона, см.: Ш.70.1 слл.; Walbank 1957—1979 (В 38) I: 404. О проблемах, связанных с выборами 216 г. до н. э., см. Приложение на с. 104—107 наст. изд. 120 Ливий. XXI.63; ХХП. 1.5-8. 121 В основном здесь мы разделяем точку зрения Скалларда: Scullard 1973 (Н 54): 44 слл 122 Цицерон. О старости. 11. 123 Еще один Минуций, Кв. Минуций Ферм (народный трибун 201 г. до н. э., консул 193 г. до н. э.), был убежденным сторонником Сципиона Африканского в конце войны (Ливий. ХХХ.40.9—16, 43.2-3). 124 См. с. 72 выше. 124аТрибутные комиции — народное собрание по трибам. — В.Г. 125 Ливий. ХХП.25.3. См. далее, с. 97.
94 Глава 3. Вторая Пуническая война рассматриваемый законопроект был предложен неким Метилием, а в 220 г. до н. э. Фламиний, будучи цензором, поддержал «Lex Metilia de fullonibus» — закон Метилия о фуллонах)126. Далее мы переходим к периоду, когда римляне совершенно отказались от наступательной стратегии и когда — вплоть до второго консульства М. Ливия Салинатора в 207 г. до н. э. — ни один из консулов не имел никакого отношения к Сципионам. Однако при этом было бы неверным полагать, что все консулы рассматриваемого периода были тесно связаны с великим Кунктатором и поддерживались им. В то же время на протяжении первых трех лет после битвы при Каннах Фабий, судя по всему, всё же смог сделать так, чтобы на консульскую должность избирали или его самого, или его соратников. В 215 г. до н. э., после гибели избранного консула Л. Постумия Альбина, коллегой Т. Семпрония Гр акха стал М. Клавдий Марцелл, который, однако, вскоре был отстранен от должности, поскольку коллегия авгуров, в состав которой входил Фабий (с 265 г. до н. э.), объявила его «избранным огрешно» («vitio creatus»), и консулом был выбран сам Кунктатор. В 214 г. до н. э., когда выяснилось, что на консульский пост, скорее всего, будут избраны Т. Отацилий Красе и М. Эмилий Регилл, Фабий вновь вмешался в дело и сделал так, что консулами выбрали его самого и Марцелла127. Отацилий был женат на племяннице Фабия, а Отацилий и Марцелл были единокровными братьями128. Вполне вероятно, что в 215 г. до н. э. Марцелл согласился со своим отстранением от должности, получив от Фабия заверения в поддержке на выборах 214 г. до н. э. Что же касается Отацилия, то он вполне мог быть слишком заурядной личностью, чтобы Фабий мог рассматривать его как подходящего кандидата на консульство129. В 213 г. до н. э. консулом стал сын Фабия в компании с Т. Сем- пронием Гракхом. Поскольку в 215 г. до н. э. Гракх был консулом в компании с самим Фабием, мы, вероятно, можем причислить его к союзникам Кунктатора. Именно с этого момента наступает определенный перелом. На протяжении трех лет господства Фабия ведущие представители других влиятельных семейств занимали в лучшем случае преторские должности, а к консульству не допускались. Это, естественно, вызвало их возмущение, а отсутствие у Фабия внушительных успехов помогло переломить ситуацию. При этом, однако, будет неверным полагать, что консулы 212—210 гг. до н. э., не относившиеся к семейству Фабиев, представляли собой некую единую группу: в 212 г. до н. э. консулами были Кв. Фульвий Флакк, первый раз избранный на консульскую должность еще в 237 г. до н. э., и А. Клавдий Пульхр, старший представитель основной вет¬ 126 Плиний Старший. Естественная история. XXXV.197. (Фуллоны — суконщики, валяльщики. — В. Г.) 127 Ливий. ХХШ.31.12-14; XXIV.7.12-9.3. 128 Ливий. XXIV.8.11; Плутарх. Марцелл. 2.2 слл. 129 Приписываемые Фабию заявления (Ливий. XXIV.8.14—16) о том, что Отацилий показал себя неумелым флотоводцем в битве при Лилибее, никак не подтверждаются; см.: Thiel 1946 (Н 60): 71 примеч. 117.
VH. Война и политика в Риме 95 ви патрицианского рода Клавдиев, в 211-м — Гн. Фульвий Центумал и П. Сульпиций Гальба, а в 210-м — М. Валерий Левин, чьим коллегой был М. Клавдий Марцелл. Некоторые исследователи называют перечисленных консулов «группой Фульвиев—Клавдиев»130, однако, несмотря на то, что связи между Фульвиями, Сулышциями и Валериями Ле- вйнами131 можно проследить на протяжении довольно значительного периода (так, консул 212 г. до н. э. был женат на Сулышции, а сын консула 210 г. до н. э. являлся единокровным братом М. Фульвия Нобилиора, консула 189 г. до н. э.)132, у нас нет оснований связывать с ними Клавдиев и, в частности, А. Клавдия Пульхра. Консулов 212 г. до н. э. могло объединять лишь соперничество с Фабием. При этом важно отметить, что они довольно существенно расходились во взглядах на то, как следует поступить с лидерами кампанского восстания после падения Капуи133. Клавдий и Фульвий, вероятно, добились своего избрания, обещая добиться большего, чем Фабий и его соратники, однако общий подход к войне у них был такой же, как у Кунктатора134. Взятие Марцеллом Сиракуз обеспечило ему политическую самостоятельность, и его избрание консулом в 210 г. до н. э. не следует рассматривать как успех Фабия, особенно учитывая тот факт, что последний при этом, судя по всему, проиграл М. Валерию Левину. Обвинения сицилийцев в адрес Марцелла были поддержаны М. Корнелием Цетегом, что совершенно неудивительно; в сенате Марцелла постоянно критиковал Т. Манлий Торкват, который снял свою кандидатуру с консульских выборов 210 г. до н. э.135. Политическая позиция Манлия при этом остается неясной136. В рассматриваемые годы Марцелл, судя по всему, стремился встретиться с Ганнибалом в генеральном сражении и в конечном итоге погиб, 130 Scullard 1973 (Н 54): 61 слл. 131 Эти три семейства, вместе с Постумиями и Манлиями, образуют ядро упоминаемой в других наших работах «группы Фульвиев». По нашему мнению, отношения между членами этой группы, а также противостояние Сципионам и их сторонникам можно проследить на протяжении более полувека. (Отказ Левина назначить Фульвия Флакка диктатором в 210 г. до н. э. (Ливий. ХХУП.5.15 слл.), вероятно, может рассматриваться как реакция на отклонение его предложения назначить на этот пост М. Валерия Месса- лу, и, соответственно, вовсе не противоречит описанной картине.) 132 Cp.: Münzer Ц PW УП: 246 (Сульпиция); Полибий. XXI.29.il (Фульвий и Валерий Левин). 133 Ливий. XXVI. 15—16.4; ср. с. 102—103 наст. изд. 134 Потребность в новых людях, возможно, объясняет, почему Сульпиций, который до этого не занимал курульных должностей, был выбран консулом 211 г. до н. э. и почему П. Лициний Красе сумел стать великим понтификом (верховным жрецом. — В.Г.) и цензором, соответственно, в 212 и 210 гг. до н. э. (см. далее). 135 Ливий. XXVI.22.12, 26.8, 32.1. 136 В 231 г. до н. э. и Манлий, и Фульвий Флакк были отстранены от цензорства коллегией авгуров. Скаллард (Scullard 1973 (Н 54): 37) полагает, что это ожесточило Фульвия, но при этом почему-то пишет о том, что Манлий по-прежнему поддерживал Фабиев (58, 65). Единственная же причина рассматривать Торквата как сторонника Фульвиев — это та позиция, которую на протяжении П в. до н. э. занимали прочие Манлии.
96 Глава 3. Вторая Пуническая война попав в засаду в 208 г. до н. э.137. Однако на тот момент опасность открытого конфликта уже была намного менее значительной, чем после битвы при Каннах, и, хотя в 209 г. до н. э. консулом в пятый раз стал сам Фабий, вместе с Кв. Фульвием Флакком, необходимость в оборонительной стратегии уже практически отпала. Одновременно подходил к концу и период доминирующего влияния Кунктатора. Первым явным признаком перемен138 стало вторичное избрание М. Ливия Салинатора на консульскую должность в 207 г. до н. э. Впервые Ливий был консулом в 219 г. до н. э., вместе с Л. Эмилием Павлом, и был отдан под суд по обвинению в растрате денег во время Второй Иллирийской войны. При этом Г. Клавдий Нерон, который в 207 г. до н. э. стал его коллегой, выступал на вышеупомянутом суде в качестве свидетеля обвинения, да и Эмилий Павел тоже едва избежал наказания139. Ливии и Эмилии, судя по всему, поддерживали тесные связи на протяжении весьма длительного периода140, и рассматриваемый судебный процесс, по всей видимости, был направлен против Сципионов. При этом, однако, Ливий мог считать, что его союзники сделали недостаточно, чтобы помочь ему, и в последние годы войны совсем необязательно являлся беззаветным сторонником сципионовского блока. В 203 г. до н. э. он выступал за то, чтобы отложить обсуждение предложенных Сципионом условий мира до возвращения одного из консулов141. (При этом мы едва ли можем сделать какие-то выводы из того факта, что из самовольного изгнания его вернули Левин и Марцелл, консулы 210 г. до н. э., а цензоры из «фракции» Сципионов (см. далее) обеспечили его возвращение к общественной жизни. Нелегко нам определить и значение того факта, что Салинатор был зятем Пакувия Калавия, лидера восстания в Капуе142.) Тем не менее доставленные в Рим известия о продвижении Гасдрубала означали, что открытого сражения избежать не удастся, в результате чего римляне, очевидно, решили воспользоваться услугами опытного консуляра142а, который не был связан с оборонительной стратегией времен Фабия. При этом сторонники Фабиев и Фульвиев, вероятно, сочли Ливия, который был уже намного меньше связан со Сципионами, более приемлемой кандидатурой, чем какой-нибудь более молодой представитель их блока, к тому же рассматриваемое семейство 137 См. выше, с. 76. 138 По нашему мнению, оценить позицию Т. Квинкция Криспина, консула 208 г. до н. э., невозможно. 139 Ливий. ХХП.35.3; XXVII.34.10. 140 Коллегой первого представителя рода Ливиев, добившегося консульской должности, был М. Эмилий Павел. Следующим был рассматриваемый нами Ливий, коллегой которого был Л. Эмилий Павел. В 236 г. до н. э. М. Ливий Салинатор входил в коллегию жрецов священнодействий вместе с М. Эмилием Лепидом. Представителем следующего поколения был М. Ливий Эмилиан, который, возможно, был сыном Павла, усыновленным его коллегой. В данном случае сведения о составе коллегии хорошо демонстрируют связи между первостепенным и второстепенным родами. 141 Ливий. ХХХ.23.1. 142 Ливий. ХХШ.2.6; XXVÜ.34.5-6. 142а Консуляр — бывший консул. — В.Г.
УП. Война и политика в Риме 97 не обладало достаточным влиянием, чтобы обеспечить избрание своего кандидата. Но, хотя Ливий был первым консулом, имевшим с 216 г. до н. э. хоть какие-то связи со Сципионами, возвращение этого семейства на политическую арену началось несколько ранее. Так, в 212 г. до н. э. П. Лициний Красе, который еще не занимал преторской должности, стал великим понтификом, обойдя двух старших консуляров — Кв. Фульвия Флакка и Т. Манлия Торквата, а в 210-м был избран цензором143. В 205 г. до н. э. Красе стал коллегой Сципиона по консульству, да и все его действия в качестве великого понтифика тоже показывают, что он находился в конфликте с теми, кого можно рассматривать как противников Сципионов144. В 210 г. до н. э., как мы уже видели, будущий Сципион Африканский был выбран командующим римскими войсками в Испании. Возможно, против этого никто не возражал, да и авторитет отца и дяди молодого полководца существенно повышал его привлекательность. Однако принятое решение означало снятие с поста Г. Клавдия Нерона и, без сомнения, представляло собой успех Сципионов. Выборы проходили в трибутных комициях, которые, по крайней мере в принципе, были более демократичными, нежели центуриатные145. Ранее мы уже говорили о том, что Сципионы, вероятно, апеллировали к более широким «народным массам», нежели их противники, и, с этой точки зрения, весьма примечателен тот факт, что успехи Сципионов в центуриатных комициях были довольно редки, в то время как на выборах эдилов145а, которые проводились на собраниях по трибам, они добивались своего гораздо чаще. В 217—213 гг. до н. э. из десяти известных нам курульных эдилов145Ь шестеро происходили из семейства Корнелиев. Для периода с 216 по 202 г. до н. э. мы знаем тринадцать имен курульных эдилов из плебейских родов, и шестеро из них принадлежали к семействам, тесно связанным со Сципионами. В 206 г. до н. э. Сципионы по-настоящему возвращают себе контроль над консулатом. В этом году консулами стали Кв. Цецилий Метел, последовательный сторонник Сципиона в последние годы войны146, и Л. Ве- турий Филон, сын человека, который был цензором вместе с Крассом. В 205 г. до н. э. высшую государственную должность заняли Сципион и Красе, а в 204-м — П. Корнелий Цетег и П. Семпроний Тудитан. Позиция последнего неясна: мы больше не знаем никаких Семпрониев Тудитанов, которых можно было бы рассматривать как сторонников 143 Ливий. XXV.5.2—4, XXVII.6.7—18. 144 См.: Briscoe 1973 (В 3): 80; Briscoe 1981 (В 4): 22-23. 145 См. выше, с. 93. 145а Эдил — магистрат, ведавший надзором за строительством и содержанием храмов, проведением общественных игр, хлебными раздачами и т. д. — В.Г. 145Ь Курульные магистратуры — высшие магистратуры, привилегией которых было особое должностное кресло (sella curulis). Эдилы могли быть либо курульными, либо плебейскими. — В. Г. 146 Ливий. XIX.20.1; ХХХ.23.3, 27.2.
98 Глава 3. Вторая Пуническая война Сципионов, а политические пристрастия Семпрониев Лонгов едва ли могут сказать нам что-то о представителе ветви Тудитанов. Сципион был полон решимости вести войну в Африке, однако, как мы уже видели, против его плана резко выступили Фабий и Фульвий Флакк. Без сомнения, они были встревожены ростом личного престижа Сципиона, а рассказы о том, как иберийцы приветствовали его как царя, и вера народа в его боговдохновенность лишь увеличивали эту тревогу147. Однако при этом не следует сомневаться и в том, что Фабий и Фульвий искренне считали, что вторжение в Африку создаст ненужные сложности и что первым делом римлянам необходимо вытеснить Ганнибала из Италии. В последующие годы противники Сципиона не раз пытались лишить его возможности окончательной победы над карфагенянами. Так, в 204 г. до н. э. Фабий хотел снять его с поста в связи со скандалом в Локрах, в 203-м Гн. Сервилий Цепион попытался переправиться в Сицилию, в 202-м оба консула хотели получить командование в Африке, а в 201-м Гн. Корнелий Лентул всячески препятствовал утверждению сенатом мира, заключенного Сципионом с карфагенянами148. При этом на протяжении всего вышеупомянутого периода верные Сципиону трибуны защищали его интересы и передавали дела на рассмотрение в трибушые комиции, которые постоянно поддерживали его. Однако было бы неверным полагать, что консулы 203—201 гг. до н. э. руководствовались просто личными амбициями или враждебностью по отношению к Сципиону. Любой консул имел полное право рассчитывать на командование войсками, действующими на основном театре боевых действий, а продление полномочий Сципиона нарушало этот принцип. Следует отметить, что среди консулов последних трех лет войны был Корнелий Лентул, а также два представителя рода Сервилиев, который был тесно связан с Цецилиями Метеллами149 и из которого происходил консул 217 г. до н. э. При этом не исключено, что на самом деле ни на одном из этапов войны с Ганнибалом ни Лентулы, ни Сервилии не поддерживали Сципионов. Однако столь же вероятно и то, что они изначально могли быть связаны со сципионовской группой, но рост личного престижа и влияния Сципиона привел к тому, что они примкнули к его противникам. VIII. Людские ресурсы и финансы Вне всякого сомнения, одним из основных факторов, которые в конечном итоге привели к победе Рима во Второй Пунической войне, были его обширные людские ресурсы, обеспечиваемые римскими граждана¬ 147 Ср. с. 92 наст. изд. О приветствиях см.: Полибий. X. 10.2—9; Ливий. XXVTL19.3—6. О «Сципионовой легенде» см.: Scullard 1970 (Н 77): 18 слл., 233 слл.; Walbank 1967 (Н 79). 148 Ливий. XXIX. 19.4 слл.; ХХХ.24.11 (хотя данная история и вызывает определенные подозрения), 27.1 (упоминание Ливия о том, что Клавдию Нерону был предоставлен такой же империй, как Сципиону, следует отвергнуть), 40.7 слл. 149 Badian 1964 (А 4): 36.
VUL Людские ресурсы и финансы 99 ми, латинами и италийскими союзниками — особенно если вспомнить о тех трудностях, с которыми сталкивался Карфаген, пытаясь привлечь на службу своих граждан, и о его чрезмерной зависимости от иноземных и наемных воинов150. При этом ненадежность имеющихся у нас сведений о потерях и неопределенность данных о количестве действовавших в разные годы легионов151 (хотя в общей достоверности перечней легионов, приведенных у Ливия, сомневаться не следует) не дают нам в полной мере возможность оценить общую численность воевавших армий, однако недавние расчеты позволяют предположить, что с учетом людей, служивших на флоте, на своем пике (в 212 г. до н. э.) она достигала примерно 240 тыс. человек152. Достичь подобных показателей было конечно же очень нелегко. Многие легионы могли оставаться недоукомплектованными, и, как мы уже видели, нехватка людских ресурсов, по крайней мере отчасти, объясняет неспособность римлян в полной мере задействовать свой флот153. Во время войны принималось немало чрезвычайных мер: так, после битвы при Каннах в армию были набраны преступники, должники и рабы (volones — лат. «добровольцы». — В./".), а в 214 и 210 гг. до н. э. состоятельные римские граждане были принуждены к тому, чтобы отдать собственных рабов гребцами на флот, а также оплатить их содержание154. В 216 и 212 гг. до н. э. на военную службу были набраны юноши, не достигшие обычного призывного возраста, а также, судя по приводимой Ливием формулировке, были проигнорированы минимальные цензовые (имущественные. — В.Г.) требования (при этом ни у кого из исследователей не вызывает сомнения, что в ходе Второй Пунической войны минимальный ценз для пятого класса был понижен до 11 тыс. ассов)155. В 208 г. до н. э. консулы потребовали присылки солдат от приморских колоний, жители которых обычно были освобождены от военной службы156. Требования сената, связанные с большими военными потерями, особенно тяжким грузом ложились на те общины, которые должны были выставлять фиксированное количество воинов. Так, в 209 г. до н. э. двенадцать латинских колоний объявили, что не могут выставить необходимого числа солдат157. 150 Ср.: Ливий. XXIX.3.12. 151 Другие точки зрения: Toynbee 1965 (А 37) П: 647 слл.; Brunt 1971 (Н 82): 645 слл. 152 Brunt 1971 (Н 82): 422; cp.: De Sanctis 1907-1964 (А 14): Ш.и: 288. 153 См. выше, с. 89. 154 Ливий. ХХП.57.11; ХХШ.14.3; XXIV. 11.7-9; XXVI.35; XXXIV.6.12-13. Мы не видим никаких причин считать, что римские пролетарии, за исключением вольноотпущенников, не служили на флоте, на чем настаивает Тиль: Thiel 1946 (Н 60): 12 примеч. 28. 155 Ливий. XXII.57.9, XXV.5.7—9. Размер ценза для пятого класса, который Ливий (1.43.7) приписывает Сервию Туллию, вполне мог относиться именно к эпохе Второй Пунической войны. Ко временам Полибия (VI. 19.2) он составлял уже 4 тыс. ассов. (Асе — медная монета, изначально весом в один фунт. — В.Г.) 156 Ливий. XXVn.38.3-5. 157 Ливий. XXVII.9.7—10.10; XXIX. 15. Учитывая эти обстоятельства, едва ли можно поверить в то, что солдатам, оставшимся в живых после разгрома при Каннах, к которым впоследствии присоединились остатки армии Гн. Фульвия Центумала, разгромлен¬
100 Глава 3. Вторая Пуническая война Конечно, война требовала не только людских, но и финансовых ресурсов. Из-за нехватки серебра и бронзы римляне примерно в 212 г. до н. э. были вынуждены провести реформу своей денежной системы158. Выше уже упоминалось о том, что граждане, отправлявшие своих рабов служить на флот, должны были и содержать их. На протяжении всей войны население облагалось огромным военным налогом (трибутом)159, однако даже это не могло обеспечить покрытия всех военных расходов римской казны. В 215 г. до н. э. Сципионы, чтобы заплатить своим солдатам, были вынуждены собирать подати с иберийских племен. Прочие ресурсы, необходимые для войны в Испании, предоставлялись обществами публиканов159а на условиях того, что государство заплатит им, как только у него появятся деньги. Подрядчики освобождались от воинской службы, а сенат соглашался с тем, что все потери, связанные с бурями и штормами, должно нести государство (согласно рассказам древних авторов, два публикана весьма активно пользовались этим положением, используя старые корабли и подделывая списки перевозившихся на них товаров). В следующем году подрядчики по собственному почину предложили ввести аналогичную процедуру для содержания храмов и обеспечения магистратов лошадьми. Владельцы же рабов, отпущенных на волю в качестве volones, предложили подождать с выплатой денег до конца войны, а люди, распоряжавшиеся имуществом вдов и сирот, одолжили средства казначейству. В 210 г. до н. э. представители всех слоев римского общества сделали добровольные пожертвования в казну, а также был использован не прикосновенный до этого золотой запас160. В 204 г. до н. э. было решено рассматривать упомянутые выше пожертвования как займы и вернуть их в три этапа161. IX. Подвластные и союзные народы Полибий и Ливий в своих трудах приводят перечни италийских городов и народов, перешедших на сторону Ганнибала после битвы при Каннах. При этом среди них упоминаются и те, которые на самом деле отпали от Рима после 216 г. до н. э., однако потери в любом случае были весьма внушительными162. Впрочем — что примечательно, — они не являлись особенно серьезными и, по сути дела, ограничивались югом Италии, ной в 210 г. до н. э., действительно было запрещено покидать Сицилию до конца войны и принимать участие в боевых действиях; см.: Brunt 1971 (Н 82): 654—655. 158 См.: Crawford 1964 (В 86); Crawford 1974 (В 88) I: 28 слл. 159 Ливий. XXVL35.5. i59a Публиканы — лица, бравшие на откуп государственное имущество (земли, рудники, соляные варницы). — В.Г. 160 Ливий. ХХШ.48.5, 48.6-49.4 (cp.: Badian 1972 (Н 32): 16 слл.); XXIV. 18.10-15; XXV.3.8—4; XXVI.36; XXVII. 10.11. 161 Ср.: Briscoe 1973 (В 3): 91. 162 См. сноску 43 наст. гл.
IX. Подвластные и союзные народы 101 а также рядом самнитских племен163. Несмотря на жалобы о непосильном бремени, связанном с ведением войны, к карфагенянам не примкнула ни одна община римских граждан и ни один латинский город164. Несмотря на победу Ганнибала при Тразименском озере, Этрурия тоже в основном осталась верной Риму: в последующие годы войны римляне постоянно подозревали этрусков в том, что они могут попытаться перейти на сторону врага, и принимали соответствующие меры предосторожности, однако ничего особенного так и не произошло165. Да и от действительно отпавших от Рима городов и народов Ганнибал не получил особой военной помощи. Основной причиной этого являлось то, что их собственные ресурсы были полностью брошены на то, чтобы сопротивляться попыткам римлян вернуть их под свою власть. При этом, несмотря на то, что перешедшие на сторону Ганнибала города и народы рассматривали данный шаг как средство достижения независимости от Рима, они не горели желанием сражаться за дело Карфагена за пределами своей территории166. Примерно то же самое можно сказать и про галлов из долины Пада: в 218 г. до н. э. они приветствовали Ганнибала как освободителя167, поскольку он помог им избавиться от римского владычества, установленного в рассматриваемом регионе в 220-х годах, но при этом сами не делали никаких попыток помешать римлянам и даже не смогли захватить Пладенцию и Кремону — два символа римской оккупации168. В начале войны Ганнибал набирал в свою армию галльских воинов, но после Канн, когда его действия сосредоточились исключительно на юге Италии, получать подкрепления с севера стало невозможно. 163 О самнитах см.: Salmon 1967 (Н 151): 297 слл. (с перечнем городов и народов юга Италии, сохранивших верность Риму). 164 Жалобы: Ливий. XXVII.9. Приписываемое Ливием Ганнону утверждение (ХХШ.12.16) о том, что на сторону Карфагена не перешел ни один римлянин и ни один латинянин, является преувеличенным. Факт дезертирства римских граждан из армии не вызывает сомнений, см. сноску 181 наст. гл. 165 См., в частности: Harris 1971 (Н 136): 131 слл.; противоположная точка зрения: Pfiffig 1966 (С 42). Нас не особенно убеждают аргументы Тиля (Thiel 1946 (Н 60): 147) и Пфиффига (Pfiffig 1966 (С 42): 205 слл.) (развивающих точку зрения Т. Моммзена), согласно которым добровольные пожертвования этрусских городов на флот Сципиона (Ливий. XXVHI.45.14 слл.) на самом деле представляли собой наложенные на эти города взыскания за реальную или предполагаемую измену. 166 См.: Salmon 1967 (Н 151): 298. Этот автор цитирует соглашение между Ганнибалом и Капуей, согласно которому ни один капуанец не должен был служить карфагенянам против своей воли. См. также гарантии, которые Ганнибал предоставил Таренту (Полибий. VTH.25.2; Ливий. XXV.8.8). При этом следует отметить, что в войске Ганнибала не пожелал служить никто из жителей Нумерии (Ливий. ХХШ.15.5). По некоторым данным, в ряде случаев представители высших классов сохраняли верность Риму (Ливий. ХХШ.14.7; XXTV.2.8, 3.8, 47.12; Плутарх. Марцелл. 10.2), однако рассматривать выбор между Римом и Карфагеном как «классовый» вопрос, конечно, было бы неверно. Ср. в общем: Ungem-Stemberg 1975 (С 59): 54 слл. 167 Однако ср. сноску 28 наст. гл. 168 См.: Briscoe 1973 (В 3): 84. О поддержке Магона галлами ср.: Ливий. ХХГХ.5; ХХХ.18. О поддержке Гасдрубала галлами из долины Пада специально нигде не упоминается, но подобное предположение выглядит вполне правдоподобным.
102 Глава 3. Вторая Пуническая война С точки зрения людских ресурсов и снабжения, верность союзников была чрезвычайно важной для выживания Рима. Ганнибал, как и все остальные, хороню понимал это и, как мы уже видели, после первых сражений всячески старался по-разному обращаться с попавшими в плен союзниками и собственно римскими гражданами169. Однако с теми, кто сопротивлялся ему, он не шел ни на какие компромиссы. Так, в 218 г. до н. э. он учинил резню тавринам, в 217-м казнил всех попавших к нему в плен мужчин призывного возраста в Умбрии и Пицене и вырезал жителей Геруния, в 216-м разрушил Нуцерию, в 213-м крайне жестоко обошелся с семьей Дазия Альтиния, бежавшего из Арп в римский лагерь170, в 210-м опустошил те области Италии, жители которых, по его подозрению, собирались вернуться на сторону римлян после взятия ими Капуи171, и уничтожил Гердонию, переселив всё ее население в Метапонт172. Впрочем, судя по рассказам древних авторов, римляне обходились с отступниками еще более безжалостно. Римская политика заключалась в том, чтобы удерживать союзников от предательства посредством жестоких наказаний, а не располагать их к себе гуманным обращением. В 216 г. до н. э. Марцелл казнил изменников из Нолы173, в 212-м находившиеся в Риме заложники из Фурий и Тарента, сбежавшие из заточения, были пойманы и сброшены с Тарпейской скалы173а, причем подобная жестокость, судя по всему, послужила одной из основных причин последующего перехода Тарента на сторону карфагенян174. Левин продал всех жителей Агригента в рабство, Фабий сделал то же самое с 30 тыс. тарен- тинцев175. Однако особенно яростно римляне обрушили гнев на Капую176. Кв. Фульвий Флакк, несмотря на сомнения, высказываемые его коллегой А. Клавдием Пульхром, приказал казнить всех лидеров восстания в Капуе и прочих кампанских городах. Одновременно сенат лишил Капую статуса самоуправляющейся общины, а все капуанские земли были переданы в собственность римского народа. Позднее сенаторы постановили также, чтобы жители отпавших от Рима городов Кампании были переселены: часть — за Лирис176а, а остальные — за Тибр177. Впро¬ 169 Полибий. Ш.69.2, 77.3, 85.3; Ливий. XXI.48.10; ХХП.50.6, 58.2; ХХШ.15.4, 8. История о том, как Ганнибал приказал распять проводника, который привел его к Казилину вместо Казина (Ливий. ХХП. 13.5—9), не опровергает эту точку зрения, поскольку сама по себе вызывает очень большие сомнения, ср.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 125; Un- gem-Stemberg 1975 (С 59): 18 слл. О жестокости Ганнибала см.: Walbank 1967 (Н 79): 151. 170 Полибий. Ш.60.10, 86.11, 100.4; Ливий. ХХШ.15; XXIV.45.13-14. 171 Ливий. XXVL38.1— 5; Диодор Сицилийский. XXVII.9; ср.: Полибий. IX.26; De Sanctis 1907—1964 (А 14) Ш.и: 457; Salmon 1967 (Н 151): 300 примеч. 2. 172 Ливий. XXVII.1.14. Аппиан [Война с Ганнибалом. 57.239) также утверждает, что город Петелия был передан бруттиям, но о судьбе его жителей ничего не говорит. 173 Ливий. ХХШ.17.2. 173а Скала в Риме, с которой сбрасывали особо опасных преступников. — В.Г. 174 Ливий. XXV.7.10-8.2. 175 Ливий. XXVI.40.13; XXVIL16.7. 176 Ливий. XXVI.1.3, 13.9. 176а Лирис — река в центральной Италии, совр. Гарильяно. — В.Г. 177 Ливий. XXVL15—16, 33-34.
IX. Подвластные и союзные народы 103 чем, несмотря на то, что некоторые участки кампанской земли действительно были проданы или сданы в аренду, всё, что мы знаем о ситуации в Кампании во П в. до н. э., свидетельствует о том, что упомянутое выше масштабное переселение так и не было осуществлено178. Карая врагов Рима, Сципион был столь же жесток, как и все прочие. Так, при взятии Нового Карфагена он приказал своим воинам убивать всех, кто попадется на пути179. Илургея, чьи жители убили римских солдат, бежавших туда после разгрома Сципионов в 211 г. до н. э., была стерта с лица земли, а все, кто жил там, безжалостно вырезаны до единого человека180. Кроме того, именно Сципион казнил лидеров восстания в Локрах и даже дошел до того, чтобы распять римских граждан, которые оказались среди перебежчиков, выданных ему карфагенянами по условиям мирного договора, заключенного после битвы при Заме181. Упомянутые выше колебания А. Клавдия Пульхра были достаточно необычным явлением, а казнь лидеров восстания едва ли могла вызвать какие-то возражения со стороны сената. Обвинения в адрес М. Клавдия Марцелла, которые нашли определенную поддержку в Риме, были связаны с тем, что он вывез из Сиракуз слишком большое количество произведений искусства182. Фабий действовал в Таренте более осторожно, хотя при этом обошелся с тарентинцами намного более жестоко, чем Марцелл с сиракузянами183. Несмотря на полную зависимость от поддержки италийских союзников, римский сенат не был готов согласиться хоть на какие-нибудь изменения в существующей структуре Италийской конфедерации. Внесенное после битвы при Каннах предложение предоставить двум сенаторам из каждого латинского города римское гражданство и место в римском сенате было, по словам Ливия, встречено взрывом негодования184. Судя по всему, римский правящий класс рассматривал любые изменения существующего положения как частичную победу Ганнибала. Кроме того, большинство военных действий велось именно на землях союзников. Когда войска ушли с ager Romanus (римской земли. — В.Г.), сенат озаботился тем, чтобы римские граждане «вернулись к земле» («ut in agros reducendae plebis curam baberent»)185. Вероятно, тот факт, что в имеющихся у нас источниках нет никаких упоминаний хоть о какой-то помощи союзникам со стороны римлян, тоже не является простым совпадением. 178 Ср.: Briscoe 1973 В 3): 132. 179 Полибий. X. 15.4—5. 180 См. выше, с. 82. 181 Ливий. XXIX.8.2; ХХХ.43.13 (повреждение текста в начале предложения не может поставить под сомнение упоминание о распятии римлян: «Romani in crucem sublati»). 182 См. выше, с. 84. 183 Ливий. XXVII. 16.8. При этом следует отметить, что Л. Пинарий не был подвергнут никакой критике за то, что пресек возможное восстание в Энне, перебив граждан прямо на народном собрании. (Слова Ливия (XXIV.37—39.9) «то ли злодеянием, то ли преступлением, без которого было не обойтись» («aut malo aut necessario facinore») (XXIV.39.7), без всякого сомнения, представляют собой его собственный комментарий.) 184 Ливий. ХХШ.22.4—9. 185 Ливий. ХХУШ.11.8. [Пер. М.Е. Сергеенко.)
104 Глава 3. Вторая Пуническая война X. Заключение Конечно, объем данной главы не позволяет нам оценить итоги Второй Пунической войны в полной мере. То, как разорение обширных областей Италии и постоянное отсутствие многих мелких землевладельцев на своих участках по причине военной службы повлияло на аграрные реформы П в. до н. э., еще будет рассмотрено в других частях настоящего издания. Тот факт, что Рим выиграл войну, не сделав ни одной уступки своим союзникам, несомненно, способствовал ужесточению отношения сената к любым изменениям в последующие годы. Несмотря на весьма существенные различия между отдельными людьми и группами, войну выиграл традиционный правящий класс. Общее руководство войной находилось в руках сената, и достигнутый им в конце концов успех будет иметь очень большое значение в объяснении возрастания власти этого органа во П в. до н. э. Все успешные полководцы Второй Пунической войны происходили из старинных семейств, входивших в состав римского нобилитета. Учитывая всё это, едва ли можно назвать полным совпадением тот факт, что во П в. до н. э. на консульские должности в большинстве случаев избирались люди, имевшие консулов среди своих предков186. Что же касается внешней политики, то кое-кто полагает, что победа над Карфагеном привела к тому, что сенат сразу же озаботился поиском земель для новых завоеваний. Впрочем, другие исследователи, к числу которых относится и автор данной главы, склоняются к тому, что объявление войны Македонии в 200 г. до н. э. было вызвано вовсе не агрессивным империализмом римлян, и усматривают в рассматриваемом процессе иную связь со Второй Пунической войной. Круглогодичное присутствие Ганнибала на италийской земле на протяжении целых шестнадцати лет произвело на римский сенат неизгладимое впечатление, и страх перед новым иноземным вторжением оказывал большое влияние на решения многих сенаторов не только в 200 г. до н. э. — когда он еще не был совершенно иррациональным, но и в прочие критические моменты на протяжении последующих пятидесяти лет, хотя после 196 г. до н. э. вероятность того, что кто-либо из потенциальных врагов Рима мог бы всерьез рассматривать перспективу вторжения в Италию, была уже крайне мала. Приложение Выборы 216 г. до н. э. Рассказ Ливия о выборах Г. Теренция Варрона и Л. Эмилия Павла консулами 216 г. до н. э. (ХХП.33.9—35.4) вызывает среди ученых немало 186 Cp.: Scullard 1973 (Н 54): 9.
Приложение 105 споров187. Конечно, подробно рассмотреть здесь различные точки зрения мы не можем и, соответственно, ниже лишь ставится проблема и приводится интерпретация, наиболее близкая автору этих строк. (i) Ливий начинает свое повествование с того, что сенат направил консулам послание с просьбой о том, чтобы один из них прибыл в Рим для участия в выборах. Консулы ответили, что это невозможно, и предложили, чтобы выборы прошли под руководством интеррекса187а. Сенаторы же, однако, предпочли назначить диктатора. Им стал Л. Ветурий Филон, который выбрал своим начальником конницы М. Помпония Матона. Впрочем, на четырнадцатый день пребывания в должности они были объявлены «назначенными огрешно» («vitio creati») и сложили с себя свои обязанности. После этого началось междуцарствие. Упоминание о проведении выборов консулами говорит о том, что в рассматриваемом отрывке речь идет всё еще о консульском годе, который соответствует 217/216 г. до н. э. Однако когда далее (33.12) Ливий пишет: «Дела перешли к интеррексу» («ad interregnum res rediit»), то он имеет в виду, что упомянутый выше год подошел к концу, и это подтверждается следующим предложением: «Консулам власть была продлена на год» («consulibus prorogatum in annum imperium») [Пер. М. Е. Сергеенко). Вероятно, именно в этот момент консулы предложили, чтобы выборы провел интеррекс, поскольку они считали, что диктатору для этого не хватит времени. Упомянутый выше диктатор и его начальник конницы были явно сторонниками Сципионов. Филон в 210 г. до н. э. занял цензорскую должность вместе с молодым П. Лицинием Крассом, а его сын в 206-м стал консулом вместе с Кв. Цецилием Метеллом. Мать Сципиона Африканского — Помпония, вероятно, была сестрой Матона, а коллегой последнего по консульству в 231 г. до н. э. был Г. Папирий Мазон, чья дочь вышла замуж за сына Л. Эмилия Павла. При этом ответственность за объявление диктатора и начальника конницы «выбранными огрешно» мы должны возложить на коллегию авгуров, и здесь, естественно, нельзя не заподозрить влияние Фабия. При этом он, судя по всему, не намеревался препятствовать проведению выборов сторонником Сципионов, поскольку, как мы уже постарались показать, влияние должностного лица, председательствовавшего на выборах, не следует преувеличивать. Более вероятным нам представляется предположение о том, что Фабий хотел воспользоваться теми преимуществами, которые давало проведение выборов интер- рексом: судя по всему, последний за один раз предлагал комициям лишь одного кандидата, которого они должны были утвердить или отвергнуть. Данный процесс продолжался до тех пор, пока кто-нибудь не 187 Библиографию см. в: Sumner 1975 (С 57): 250 примеч. 1; Gruen 1978 (С 20А). 187а Интеррекс («междуцарь») — экстраординарное должностное лицо, назначавшееся для проведения консульских выборов в тех случаях, когда оба консула погибали, умирали или слагали с себя полномочия. Период до выборов, соответственно, назывался «междуцарствием». — В. Г.
106 Глава 3. Вторая Пуническая война получал большинства голосов188. Таким образом, воспрепятствовать выборам было проще, чем добиться избрания определенного кандидата, и Фабий, вероятно, надеялся на то, что он должен будет вмешаться в дело в самый последний момент. При этом, однако, не следует исключать и того, что упоминание Ливия о том, что диктатор и начальник конницы были вынуждены отказаться от должностей, поскольку были «выбраны огрешно», является ошибочным. В фастах188а отсутствуют какие-либо упоминания о сложении Филоном и Матоном своих полномочий, и, возможно, они просто не смогли провести выборы до 14 марта, когда срок их полномочий истек с окончанием консульского года189. (гг) Далее Ливий пишет о том, что выборы были проведены при втором интеррексе, П. Корнелии Азине. Варрон, избранию которого всячески противились сенаторы, снискал широкую популярность благодаря своим нападкам на Фабия и получил мощную поддержку со стороны своего родственника — трибуна Кв. Бебия Геренния. При этом ни один из трех патрицианских кандидатов (П. Корнелий Меренда, Л. Манлий Вульсон и М. Эмилий Лепид) не смог получить большинства голосов, и консулом был избран только Варрон. Затем патриции уговорили Л. Эмилия Павла, не желавшего участвовать в политической борьбе, выставить свою кандидатуру, и — под председательством Варрона — он был выбран вторым консулом. Далее, род Бебиев был связан с Эмилиями на протяжении весьма длительного периода190, и тот факт, что Бебий Геренний вступился за Варрона, дает нам дополнительное свидетельство в пользу того, что последний пользовался поддержкой со стороны сципионовской группы. Таким образом, мы не можем признать правдоподобной ни точку зрения Ливия, который изображает рассматриваемый конфликт как противостояние плебса и нобилитета, ни ту часть речи Бебия, в которой он обрушивается на нобилей, хотя при этом вполне вероятно, что он мог высказывать и определенную критику по поводу признания недействительным диктаторства Филона (34.10). Первый интеррекс не смог провести выборы191. Ливий говорит о том, что оба интеррекса были «объявлены сенаторами» («proditi sunt a patribus»), однако в одной из более ранних глав своего труда (V.31.8) он прямо упоминает о том, что интеррексы назначали своих преемников сами. Если нечто подобное произошло в 216 г. до н. э., то нам может показаться странным, что Г. Клавдий Центон назначил на рассматриваемую должность представителя рода Корнелиев. Однако Клавдий вполне мог испытывать большую враждебность по отношению к Фабиям, чем к Сципионам, и опять же влияние интеррекса не следует переоцени¬ 188 Здесь можно принять аргументы Стейвли (Staveley 1954—1955 (Н 26)), хотя и не его интерпретацию данных выборов. 188а Фасты — здесь: списки консулов. — В.Г. 189 Ср.: Sumner 1975 (С 57): 252. 190 Ср.: Briscoe 1973 (В 3): 70-71. 191 Асконий Педиан: с. 43 (под ред. Кларка (Clark)).
Приложение 107 вать: едва ли он сам решал, каких кандидатов предлагать комициям192. После избрания Варрона период междуцарствия подошел к концу, и Эмилий Павел уже был избран обычным способом. При этом два изначальных кандидата, выдвинутых сципионовской фракцией — П. Корнелий Меренда и М. Эмилий Лепид, — должны были снять свои кандидатуры в его пользу, хотя его соперником, вероятно, по-прежнему оставался Л. Манлий Вульсон. 192 См.: Staveley 1954-1955 (Н 26): 207.
Глава 4 Р.-М. Эррингтон РИМ И ГРЕЦИЯ ДО 205 Г. ДО Н. Э. I. Первые контакты С греческими городами и правителями эллинистических государств, расположенных к востоку от Адриатического моря, римляне начали контактировать — по-дружески и не очень — за много поколений до своей первой трансадриатической военной авантюры 229 г. до н. э. Италийские торговцы довольно часто бывали на противоположном берегу Адриатики, а греки, в свою очередь, поддерживали регулярные контакты с Италией даже до основания в УШ в. до н. э. первой постоянной колонии на Апеннинском полуострове — в Кумах. Позднее жители греческих колоний в Италии стали «морскими союзниками» («socii navales») Рима, а с 241 г. до н. э. многочисленные греческие города Сицилии вошли в состав первой римской провинции. Как следствие, многие римляне, прежде всего, конечно, представители правящего класса, были хорошо знакомы с греческой культурой, греческим языком, греческим стилем жизни задолго до того, как начали хотя бы задумываться о серьезном участи в политических делах государств Балканского полуострова. При этом, однако, переоценивать характер и интенсивность первых контактов римлян с восточными греками1а тоже не следует. До 229 г. до н. э. связи Рима со всеми без исключения греческими государствами, расположенными к востоку от Италии, в лучшем случае характеризовались термином «amicitia» [лат. «дружба». — В./".), под которым понимались различные формы отношений — от вежливых и сдержанных проявлений дружбы до чего-то, напоминающего признание общих интересов, возможно, в форме договора. Amicitia могла значить очень много или очень мало, однако до 229 г. до н. э. для восточных греков чаще всего был характерен второй из этих вариантов. Что касается религиозной и культурной сфер, то в 394 г. до н. э., после победы над вейянами1Ь, римляне не погнушались послать дары в гре- 1а Имеются в виду греки, жившие на территории собственно Греции, в отличие от западных греков, живших в Италии и на Сицилии. — В.Г. 1Ь В е й и — этрусский город, долго соперничавший с Римом; покорен римлянами в начале IV в. до н. э. — В.Г.
I. Первые контакты 109 ческое святилище в Дельфах. Дары были оставлены в сокровищнице массалиотов, которые впоследствии утверждали, что поддерживают отношения с Римом с тех пор, когда в начале VI в. до н. э. первые фо- кейские1с поселенцы останавливались в устье Тибра на пути в Массалию* 1. Контакт с Дельфами также не был забыт: именно к дельфийскому оракулу (в числе прочих) римляне обратились в темные времена после битвы при Каннах, когда в Грецию с этой целью был отправлен будущий историк Фабий Пиктор. Несколько иным был опыт общения римлян с северными греческими монархиями — Эпиром и Македонией. Так, в 333/332 г. до н. э., когда Александр Македонский уже воевал в Персии, его дядяы, царь Эпира Александр I, переправился в Италию, чтобы помочь жителям греческого города Тарента в их борьбе с местными племенами. Во время этого похода он, согласно упоминаниям древних авторов, установил дружеские отношения (amicitia) и заключил договор с Римом, однако из-за преждевременной смерти Александра это соглашение так и не вступило в силу2. Римляне, без сомнения, рассматривали всё это как чисто италийские дела, однако та легкость, с какой эпирский царь пересек Адриатику, и его контакты с греческими городами южной Италии заставили жителей Вечного города обратить более пристальное внимание на своего заморского соседа. Кроме того, в источниках упоминаются и дипломатические контакты римлян с Александром Великим. Согласно Страбону, Александр направил в Рим послание с жалобами на пиратов, осуществлявших набеги из римской колонии в Анции, однако римляне, очевидно, восприняли эти жалобы всерьез лишь тогда, когда они были повторены несколько лет спустя Деметрием Полиоркетом2а. По словам Клитарха2Ь, к Александру также было направлено римское посольство, правда, о том, когда это было сделано и с какой целью, ничего не говорится. Многие современные исследователи рассматривают сообщение Клитарха как позднейший вымысел, однако присутствие Александра Эпирского в Италии вполне могло вызвать любопытство римских сенаторов в отношении действий его племянника3. Впрочем, по-настоящему римляне уверились в том, что в будущем им обязательно придется следить за всеми изменениями, происходящими за Адриатическим морем, лишь пятьюдесятью с лишним годами позже — когда их потряс еще один эпирский царь, который тоже поначалу заявлял, что идет на по¬ 1с Ф о к е я — греческий город, располагавшийся на территории Ионии. Колонией фо- кейцев, в частности, была Массалия. — В. Г. 1 Ливий. V.28.1—5; Диодор Сицилийский. XTV.93.3—4; Юстин. ХЫП.3.4, 5.1—3. ld В английском тексте он почему-то именуется его зятем («brother-in-law»). — В. Г. 2 Юстин. ХП.2.1—15. 2а Деметрий Полиоркет — сын Антигона Одноглазого, одного из диадохов — «наследников» Александра Македонского. 2Ь Клитарх — греческий историк IV в. до н. э., автор жизнеописания Александра Великого. — В. Г. 3 Страбон. V.3.5, р. 232; Плиний Старший. Естественная история. Ш.57 (= Jacoby. FGrH 137 F 31).
по Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. мощь Таренту: вторжение Пирра в Италию и на Сицилию на протяжении нескольких лет угрожало всей системе римского владычества в южной Италии и сподвигло Рим на заключение договора о взаимопомощи с Карфагеном. Конечно, опасность со стороны Пирра была недолговечной, но, пока она существовала, казалась весьма серьезной. Одним из побочных эффектов победы над эпирским царем оказалось то, что благодаря ей Рим приобрел определенную известность в греческом мире. Так, Птолемей П Филадельф (царь Египта. — В.Г.) был настолько впечатлен, что послал римскому сенату богатые дары и установил с Городом неофициальные дружеские отношения, а римляне, в свою очередь, отправили посольство в Египет. Около 266 г. до н. э. греческий город Аполлония, расположенный на восточном берегу Адриатики, по неизвестным нам причинам прислал в Рим послов, которые были официально приняты в сенате и всячески им обласканы; этот визит запомнился многим и был отражен в письменных источниках как яркий пример того, как римские сенаторы защищают права иноземных посланников даже несмотря на оскорбительное поведение со стороны собственных соотечественников (согласно упоминанию Ливия, аполлонийские послы были побиты «некими юношами». — В.Г.)4. Общим для всех рассмотренных выше контактов (за исключением предполагаемого посольства к Александру Великому) является то, что инициатива, по всей видимости, всегда исходила не от римлян. Роль Рима была в основном пассивной и, несомненно, оставалась таковой и при налаживании первых дружеских контактов с греческим островом Родос примерно в 305 г. до н. э. Родосцы занимались преимущественно торговлей и, судя по всему, считали весьма полезным установить дружеские отношения с самым могущественным государством Италии5. Далее, как нам представляется, те, кто стремился наладить рассматриваемые контакты, не требовали от Рима ничего конкретного. Им было достаточно лишь завязать дружбу. Таким образом, даже к концу Первой Пунической войны (241 г. до н. э.), в ходе которой римляне взяли под контроль большую часть Сицилии и заключили прочный союз с Гие- роном Сиракузским, правившим остальной частью острова, их официальные контакты с греческими государствами, расположенными за пре- 4 Дионисий Галикарнасский. XX. 14; Ливий. Периохи. XIV; Зонара. УШ.б.П (Птолемей); Валерий Максим. VI.6.5; Дион Кассий. X, фр. 43; Ливий. Периохи. XIV. 5 Полибий. ХХХ.5.6—8. Данная интерпретация восходит в основном к Шмитту, см.: Schmitt 1957 (Е 77): 1 слл. Согласно Полибию, в 168/167 г. до н. э. родосцы напомнили римлянам о своем участии в их «самых доблестных и славных подвигах» на протяжении почти ста сорока лет без заключения какого-либо договора. Конечно, в данном случае мы имеем дело с явным преувеличением, но, поскольку все попытки исследователей внести какие-либо поправки в текст греческого историка выглядят весьма неубедительно, мы, судя по всему, должны допустить, что первые контакты между двумя государствами были действительно налажены примерно в 305 г. до н. э. (возможно, во время блокады Родоса Деметрием), а родосские послы, прибывшие в Рим в 168/167 г. до н. э. (или Полибий от их имени), представили эти контакты как постоянное активное сотрудничество на протяжении всего вышеупомянутого периода. Более подробные комментарии см. в: Walbank 1957—1979 (В 38) Ш: 423 слл.
Карта 6. Адриатика
112 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. делами Италии и Сицилии, оставались весьма ограниченными. Впрочем, это не означало, что сенат совершенно не обращал внимания на изменения, происходившие за Адриатикой: после столкновений с двумя эпир- скими царями, Александром и Пирром, это стало просто невозможным, и, без сомнения, основную информацию римляне получали от италийских торговцев, нередко бывавших на Балканах, а также от дружественно настроенных граждан Аполлонии. Кроме того, длительная война на Сицилии, а также вызванное ею развитие римского военно-морского флота, заставили сенаторов впервые серьезно задуматься о том, насколько важными для сохранения безопасности Римского государства в потенциале являются территории, которые хотя и не являются частью Италии, тем не менее находятся весьма близко. Это — правда, еще в контексте отношений с Карфагеном — вскоре после окончания войны на Сицилии проявилось в захвате Сардинии и Корсики, которые прежде контролировались пунийцами. При этом ширина пролива Отранто5а была не больше, чем расстояние от Корсики до Италии, и восточный берег Адриатики, судя по всему, начал представлять всё больший интерес для римского сената, осознавшего возможности господства на море. Рим был не единственным государством, извлекшим урок из событий времен конфликта с Пирром и войны на Сицилии. Если римляне узнали, что заморские территории не только обеспечивают прибыль для торговцев, но и требуют постоянного присмотра или защиты, то жители этих самых территорий стали более внимательно присматриваться к Риму. Дошедшие до нашего времени источники очень фрагментарны, однако у нас в любом случае есть примеры Аполлонии и Птолемея Филадельфа, который вскоре после Пирровой войны установил по собственной инициативе официальные дружественные отношения с Римом. Одновременно начали налаживаться и контакты несколько иного рода. Так, одним из поводов к началу Первой Пунической войны послужило обращение мамертинцев из Мессаны515, на которое римляне откликнулись на удивление быстро. При этом древние историки обратили особое внимание на ту готовность, с какой римляне отреагировали на вышеупомянутое обращение, и впоследствии подобные упоминания стали неотъемлемой частью рассказов о внешней политике Рима, что весьма поощрялось самими римлянами, поскольку при этом основной причиной принятия их внешнеполитических решений называлось стремление прийти на выручку слабым и притесняемым. Поскольку пример мамертинцев был весьма успешным, он едва ли мог долго оставаться единственным, и римские сенаторы с полным основанием могли ожидать, что вскоре к ним поступят новые, более или менее обоснованные, обращения подобного рода. Впрочем, подробности данного процесса нам почти не известны и вызывают немало споров. Конечно, в имеющихся у нас фрагментарных источниках по истории Ш в. до н. э. 5а Пролив между Апеннинским и Балканским полуостровами. — В.Г. 5Ь Мамертинцы («сыны Марса») — италийские наемники, захватившие сицилийский город Мессану в начале Ш в. до н. э. — В.Г.
П. Иллирийские войны 113 едва ли упомянуты все подобные случаи, особенно если римляне не предпринимали никаких действий, но даже те несколько примеров, которые всё же упоминаются в трудах древних авторов, являются весьма неясными и, как следствие, очень дискуссионными. Так, например, в очень позднем источнике — эпитомах Юстина к «Истории Филиппа» Помпея Трога приводится искаженный риторический рассказ об обращении живших на западе Греции акарнанцев, которые подвергались нападениям со стороны своих соседей — этолийцев. Точная дата этого обращения не приводится, однако, судя по всему, речь идет о 30-х годах Ш в. до н. э. Согласно данному рассказу, сенат направил в Грецию легатов, которые попытались организовать переговоры, но не добились успеха и вернулись домой6. Многие ученые рассматривают анализируемый эпизод как недостоверный, а конкретнее (вслед за Морисом Олло) — считают, что в данном случае имеет место путаница с какими-то событиями времен войны Рима с этолийцами в начале П в. до н. э. Но, если не приписывать сенату определенных политических целей, мы вполне можем допустить, что Юстин рассказал в своем труде о реальном событии, которое не было упомянуто Фабием Пиктором (чье сочинение, вероятно, служило основным источником для Полибия при написании истории рассматриваемого периода) в силу того, что оно было довольно незначительным, римляне не добились особого успеха и в переломный момент политического развития, в 212 г. до н. э., заключили союз с этолийцами, поступившись отношениями с Акарнанией. В греческом мире было вполне нормальным, когда община, оказавшаяся под угрозой со стороны врагов, обращалась к какой-либо великой державе с просьбой о вмешательстве. Поскольку римляне одержали победу над Пирром и над Карфагеном, а италийские купцы уже вели регулярную торговлю по обе стороны Адриатического моря, жители западной Греции стали рассматривать Рим не как чуждое и незнакомое государство, а как совершенно естественный источник помощи в сложной ситуации, что хорошо продемонстрировал случай с мамертинцами на Сицилии. С подобной точки зрения, обращение акарнанцев и попытка римлян уладить их конфликт с Этолией выглядят вполне правдоподобными. II. Иллирийские войны Акарнанский инцидент, если он действительно имел место, в принципе не оказал значительного влияния ни на один из существенных аспектов римской внешней политики. Самое большее — в данном случае мы имеем дело с определенным нюансом в отношении римлян к своей роли «честных посредников» в спорах, не вызывавших у них особого интереса. А вот следующий случай является более показательным, поскольку имеет прямое отношение к первому военному вмешательству римлян Юстин. ХХУШ. 1.1-2.14.
114 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. в дела стран, расположенных по другую сторону Адриатики, которое чаще всего именуется Первой Иллирийской войной7. Впрочем, прежде чем переходить к рассмотрению соответствующих событий, было бы нелишним вкратце обрисовать политическую ситуацию на восточном берегу Адриатического моря в анализируемый период. На протяжении всего Шв. до н. э. основной политической силой на западных Балканах было Эпирское царство: именно эпирские цари, Александр и Пирр, вторгались в Италию и именно эпироты контролировали восточное побережье к югу от Орика, то есть в районе пролива Отранто — в самом узком месте Адриатики, откуда можно быстрее всего добраться до Италии. В 232 г. эпирская царская династия Эакидов прервалась и в стране после жестоких междоусобиц было установлено республиканское правление. Примерно в то же время, возможно под давлением со стороны кельтских племен, которые в 220-х годах до н. э. угрожали и Италии, царь иллирийского племени ардиеев Агрон, владения которого располагались на побережье Далмации к югу от современного Сплита, активизировал регулярные набеги в южном направлении. Древние авторы рассказывают нам о набегах на Мессению и Элиду в Пелопоннесе, о поддержке Акарнании в борьбе против этолийцев (за македонские деньги), а также о граничившем с реальной войной крупномасштабном нападении на молодую Эпирскую республику, в ходе которого была взята и разграблена Феника — столица хаонов, одного из основных народов Эпира. Вне всякого сомнения, при этом иллирийцы начали оказывать весьма значительное влияние на дела городов южной части восточного побережья Адриатики, да и на дела римлян, поскольку события в районе пролива Отранто уже не могли совершенно игнорироваться римским сенатом. Особенно активно римляне начали интересоваться ситуацией в рассматриваемом регионе, когда в ходе захвата Феники было убито или захвачено в рабство множество италийских купцов, находившихся в тот момент в городе, после чего обращения италийского торгового сообщества, которые до этого воспринимались сенатом не очень серьезно, наконец-то были услышаны. Древние авторы упоминают разные причины начала римлянами военных действий против иллирийцев в 229 г. до н. э., да и современные историки тоже высказывают различные точки зрения на сей счет — в зависимости от того, какой источник они считают наиболее правдоподобным. К сожалению, дошедшие до нас рассказы очень плохо согласуются друг с другом. Так, Полибий, чья версия является наиболее развернутой и, вероятно, основывается как на греческих источниках, так и на историческом сочинении римского сенатора Фабия Пиктора, увязывает действия римлян с обращениями со стороны италиков после взятия Феники. Согласно рассматриваемой версии, для проведения расследования рим- 7 Источники по Первой Иллирийской войне: Полибий. П.2—12; Аппиан. События в Иллирии. 7.17—8.22; Дион Кассий. ХП, фр. 49; Зонара. УШ.19; Флор. 1.21 (П.5); Орозий. IV. 13.2; Евтропий. Ш.4.
П. Иллирийские войны 115 ский сенат направил за Адриатику двух своих членов, братьев Г. и Л. Ко- рунканиев, чей отец закончил свою выдающуюся карьеру на посту великого понтифика. Корункании прибыли на остров Исса, который осаждала царица Тевта, унаследовавшая престол своего мужа Агрона примерно в конце 230 г. до н. э. Тевта приняла послов довольно надменно и заявила, что отвечает за весь иллирийский народ, а в частные дела своих подданных не вмешивается. Тогда младший Корунканий заявил, практически объявляя Тевте войну, что Рим научит ее тому, что отвечать нужно и за дела частных лиц. Когда Корункании готовились к отплытию, Тевта приказала убить младшего брата, угрожавшего ей. После этого она организовала набег на юг, в ходе которого была захвачена Керкира, где во главе местного гарнизона был поставлен Деметрий Фаросский, и начата блокада Эпидамна. Эта блокада и осада Иссы всё еще продолжались, когда на Керкиру прибыли римские войска. У Аппиана приводится иная версия, основанная на трудах римских авторов, имена которых нам неизвестны. Согласно этой версии, иллирийцы захватили часть Эпира, Керкиру, Эпидамн и Фарос, а также приступили к осаде Иссы еще при Агроне. При этом жители Иссы обратились к римлянам с жалобами на последнего, и сенат направил к нему послов, однако корабли с иссеянами и римскими послами были перехвачены в открытом море иллирийскими пиратами, после чего глава иссей- ской делегации Клеемпор и римлянин Корунканий были убиты. В результате этого инцидента римляне отправили в Иллирию военную экспедицию. Примерно в то же время Агрон умер и передал свое царство Тевте, которая должна была выступать в роли регентши при Пинне, его малолетнем сыне от другой женщины. Как следствие, именно Тевта стала той правительницей, с которой столкнулись римляне. Как можно заметить, некоторые аспекты двух приведенных выше рассказов совершенно не согласуются друг с другом, и если бы в нашем распоряжении был только рассказ Аппиана, то, несмотря на свою краткость, он выглядел бы вполне убедительно. В нем нет места для разговора Корунканиев с Тевтой, а, кроме того, Алпиан называет посланца с Иссы довольно редким именем — Клеемпор, которое при этом встречается в других источниках именно в связи с Иссой, что явно свидетельствует об аутентичности данного рассказа8. С другой стороны, Полибий нигде в своем труде не упоминает о Пинне. Но приводимые Аппианом подробности не могли быть выдуманы им самим или тем автором, сочинениями которого он пользовался, поскольку сами по себе они лишь усложняют рассказ, который без них был бы достаточно коротким: автор, стремящийся к упрощению или сокращению, вполне мог бы просто выкинуть их, но едва ли стал бы выдумывать. С другой стороны, версия Полибия явно была «дописана». Особенно это касается драматического противостояния Корунканиев и Тевты, которая демонстрирует все качества, характерные для стереотипного образа женщины у эллинистиче¬ См.: Derow 1973 (D 20).
116 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. ских авторов: она изображается своенравной, страстной, безрассудной и гордой. Кроме того, Полибий, по всей видимости, был не очень хорошо осведомлен о положении дел в Иллирии до начала войны: прежде всего, он ничего не говорит о Пинне и пишет, что Агрон умер еще до того, как римляне добрались до Иссы, и переговоры им пришлось вести уже с Тевтой. Расхождения между версиями Полибия и Аппиана можно объяснить только в том случае, если второй прав, а первый — нет, но не наоборот. Тевта была основным соперником Рима в Иллирийской войне, и, соответственно, для автора, не очень хорошо разбирающегося в рассматриваемой ситуации, было бы вполне естественным в числе прочего возложить на нее вину за начало войны, если он полагал, что к тому моменту Агрон уже умер. При этом отсутствие упоминаний об обращении жителей Иссы могло быть вызвано просто неведением или тем, что римляне пришли на помощь острову далеко не сразу после начала боевых действий в Иллирии, в силу чего Фабий решил не акцентировать внимание на подобной задержке. Впрочем, как бы то ни было, даже Аппиан не считал обращение иссеян причиной войны. Как следствие, нам представляется вполне вероятным, что в определенных моментах автор, сочинениями которого пользовался Полибий, был виновен в том, что замаскировал свою неосведомленность романтическим вымыслом9. Так что же все-таки произошло на самом деле? Обращения италиков после взятия Феники, скорее всего, действительно имели место и вполне могли подействовать на сенаторов, особенно учитывая тот факт, что Феника располагалась именно в том стратегически важном районе близ пролива Отранто, за которым им было необходимо присматривать. Впрочем, это вовсе не означает, что, когда Агрон напал на Иссу, ее жители не могли тоже обратиться к Риму, представлявшему собой единственную силу, готовую и способную прийти им на помощь, и что Рим не мог воспользоваться подобной возможностью, чтобы побольше узнать о подозрительной активности иллирийцев. Кроме того, учитывая все обстоятельства, можно предположить, что рассматриваемое обращение было специально подстроено. Нападение на римские корабли и убийство Клеемпора и одного из Корунканиев (без сомнения, младшего, что Фабий Пиктор должен был знать) весьма драматическим образом продемонстрировали зловредность — и потенциальную опасность — иллирийских пиратов, что произвело на сенат весьма сильное впечатление. Дерзкого и чрезмерно мощного соседа просто необходимо было наказать и, что еще важнее, ослабить. Таким образом, картина не так уж сильно изменится, если принять те факты, что приводятся Аппианом, 9 Данная точка зрения представляет собой модифицированный вариант результатов недавно возобновившейся дискуссии об относительной ценности рассказов о рассматриваемых событиях, приводимых Аппианом и Полибием, в рамках которой была реабилитирована, по крайней мере частично, версия Аппиана и более четко продемонстрированы слабые места версии Полибия; см.: Petzold 1971 (D 49); Derow 1973 (D 20). Наиболее детальное рассмотрение более ранней литературы см. в: Walbank 1957—1979 (В 38) I: 153 слл.
П. Иллирийские войны 117 и отвергнуть те, что мы находим у Полибия. Принятое римскими сенаторами решение о начале войны было обусловлено прежде всего именно тем, что они увидели в иллирийцах сильного соседа. Совершенно аналогичные соображения сыграли весьма существенную роль в распространении римского господства по Апеннинскому полуострову и (намного позднее) привели к тому, что Рим отбил у Карфагена Сардинию и Корсику. Конечно, Иллирию нельзя было сравнить с Карфагеном, однако принцип ослабления сильных соседей — особенно тогда, когда у консулов не было других военных дел — столь же хорошо подходил и к рассматриваемой ситуации. Выводы о важности пролива Отранто для Рима и о весьма ограниченных целях войны можно сделать из дальнейшего хода событий, когда оба консула 229 г. до н. э., Гн. Фульвий Центумал и Л. Посгумий Альбин, выступили в поход с силами, отвечавшими их статусу и, возможно, преувеличенным представлениям сената о сложности задач, которые стояли перед римлянами в Иллирии. В общем и целом в состав римского войска вошло 20 тыс. пехотинцев, 2 тыс. всадников и две сотни боевых кораблей. При этом римляне не направились прямо на Иссу, которую осаждали основные силы иллирийцев, а сначала сосредоточились на проливе: Фульвий отправился на Керкиру, которая была немедленно сдана ее греческим комендантом Деметрием Фаросским, судя по всему, решившим получить выгоду от сотрудничества с римлянами — точно так же, как ранее он перешел на сторону иллирийцев, когда им оказали сопротивление жители упомянутого выше греческого острова Исса, граничившего с его владениями. С Керкиры Фульвий отплыл в Аполлонию, чьи жители издавна были друзьями Рима, на соединение с армией Посгумия. При этом у аполлонийцев не осталось иного выбора, кроме как укрепить дружеские связи с римлянами и предоставить город в их распоряжение посредством акта deditio (сдачи. — В.Г.), предполагавшего официальный безоговорочный переход под покровительство (fides) Рима. Однако, консулы не стали задерживаться в Аполлонии, а поспешили в Эпидамн, который быстро очистили от иллирийцев и также официально приняли под свое покровительство. В то же время действия Фульвия и Посгумия произвели весьма значительное впечатление и на жившие в глубине страны племена парфинов и атинтанов, которые попытались добиться благосклонности римлян, отдавшись под их власть на условиях, расцененных самими римлянами как deditio. Только после этого консулы направились на Иссу, чтобы разобраться с Тевтой, по пути взяв ряд иллирийских городов. Одно лишь появление римлян положило конец осаде — Тевта сразу же бежала в крепость Ризон (в Которском заливе), и война, по сути дела, завершилась. Осенью Фульвий с основной частью армии и флота вернулся в Рим, а Посгумий остался на зиму в Иллирии, чтобы уладить дела с Тевтой. Судя по всему, римляне не считали, что для этого потребуется присутствие большого контингента римских солдат. Условия договора, заключенного Постумием, описываются в имеющихся у нас источниках по-разному. При этом версия Полибия ста¬
118 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. вится в несколько невыгодное положение тем фактом, что историк ничего не говорит о Пинне и, соответственно, сосредотачивается исключительно на Тевте, тогда как Аппиан вообще не упоминает ее в качестве одной из сторон договора и сообщает о том, что иллирийцы прямо отказались от Керкиры, Фароса, Иссы, Эпидамна и страны атинтанов, Пинна же сохранил за собой «остальное царство Агрона», обязавшись при этом быть «другом Рима». При этом от «остального царства Агрона», по всей видимости, было также отрезано «несколько местечек» и передано в качестве награды Деметрию Фаросскому. Полибий к этому добавляет, что за Тевтой тоже оставалось «несколько местностей» — на условии, что она уйдет из Иллирии, а также упоминает некое соглашение о выплате дани (phoros). Без сомнения, последнее положение относилось к царству ардиеев, в котором царем оставался Пинна и из которого должна была удалиться Тевта. В последней статье рассматриваемого договора, которая упоминается у обоих авторов и по поводу которой Полибий отмечает, что она больше всего затрагивала греков, говорилось, что иллирийцам было запрещено ходить по морю южнее Лисса более чем с двумя безоружными легкими судами (лембами). Если мы сложим всё вышесказанное в единую картину, то станет заметно, что римляне попытались приобрести влияние в Иллирии, а также ослабить своих противников, но не уничтожать или покорять их. Деметрий стал другом Рима и получил ряд территорий, без сомнения, неподалеку от Фароса, энергичная Тевта была отстранена от регентства, а ее владения сократились до нескольких малозначимых местечек — вероятно, на берегах Которского залива; независимость царства ардиеев была ограничена необходимостью платить римлянам определенные денежные суммы (даже если это была просто военная контрибуция, она также принесла римлянам определенную выгоду от проведенной операции), признанием Пинны другом Рима, а также договоренностью о запрете военных или пиратских экспедиций к югу от Лисса. Теперь на этой территории, в стратегическом районе на восточном берегу пролива Отранто, располагался ряд дружественных Риму государств9а, которые официально перешли под его покровительство: Эпидамн, Аполлония, Керкира (все — чрезвычайно важные порты), а также владения атинтанов и парфинов. Несомненно, все они были готовы немедленно сообщить римлянам о любых нарушениях договора со стороны иллирийцев или же об иной подозрительной активности в рассматриваемом регионе. При этом Эпирская федерация, контролировавшая побережье пролива Отранто в его самом узком месте и незадолго до прибытия римлян вступившая в союз с иллирийцами под жестким давлением с их стороны, была слишком слаба, чтобы уделять ей особое внимание. Когда соглашение было достигнуто, Посгумий перед отбытием в Рим отправил посланцев к руководителям Этолийского и Ахейского союзов, чтобы разъяснить им условия заключенного договора. Это были самые 9а Конечно, слово «государство» употребляется здесь весьма условно. — В.Г.
П. Иллирийские войны 119 сильные государства южной и западной Греции, которые к тому же еще до вмешательства римлян пытались помочь Эпиру в борьбе с иллирийцами. Вскоре после этого римские послы посетили также такие влиятельные греческие города, как Коринф и Афины. Важно, что в Коринф римляне прибыли — без сомнения, преднамеренно — весной 228 г. до н. э., в самый разгар Истмийских игр. Это было одно из основных панэллинских празднеств, на которое съезжались люди со всех уголков греческого мира. Полибий отмечает, что римским посланцам даже позволили принять участие в самих играх и таким образом, по сути дела, признали «почетными греками» (конечно, если сообщение историка верно). Благодаря всему этому о победе над иллирийцами и о решениях, принятых римлянами после этого, стало очень быстро известно во всех греческих государствах. Интерес Рима к Иллирии был довольно ограниченным, да и заключенное соглашение в основном соблюдалось, хотя, несмотря на это, десять лет спустя римлянам вновь пришлось вмешаться в местные дела. Основной целью созданной римлянами системы было разделение сил: в соответствии с ним, Деметрий, Тевта, Пинна и ар дней, друзья Рима, должны были следить друг за другом и гарантировать, что о любой угрозе, возникающей в рассматриваемом регионе, будет сообщено в Рим еще до того, как она станет более-менее серьезной. Самым слабым местом в данной системе были амбиции Деметрия Фаросского. В имеющихся у нас источниках упоминается — к сожалению, не в хронологическом порядке — целый ряд событий и инцидентов, которые показывают, насколько вольно он относился к условиям соглашения с Римом: в сочинениях древних авторов не единожды встречаются фразы типа «злоупотребил дружбой с римлянами», что, несомненно, отражает точку зрения самих римлян. Упомянутые выше инциденты по отдельности не были настолько значительными, чтобы вызвать ответные действия Рима, однако в совокупности всё же привели к непродолжительным боевым действиям, имевшим место в 219 г. до н. э., накануне столкновения с Ганнибалом, и известным как «Вторая Иллирийская война»10. В какой-то момент в течение десятилетнего периода между двумя Иллирийскими войнами Деметрий женился на Тритевте, матери Пинны, и формально стал регентом в царстве ардиеев. Как следствие, его собственное влияние очень сильно выросло, а основная слабость ардиеев после 228 г. до н. э., заключавшаяся в отсутствии опытного регента при Пинне, была, по крайней мере частично, устранена. Это уничтожило один из столпов, на которых держалась созданная римлянами система разделения сил. Деметрий возобновил также ставшие уже традиционными для иллирийцев дружеские контакты с Македонией, а в 222 г. До н. э. послал 1,6 тыс. воинов в союзное войско греческих государств, которое во главе с македонским царем Антигоном Досоном сражалось 10 Источники по Второй Иллирийской войне: Полибий. Ш.16, 18—19; Дион Кассий. ХП, фр. 53; Зонара. УШ.20.11—13; Аппиан. События в Иллирии. 8.23—24.
120 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. со спартанским царем Клеоменом Ш и разгромило его в битве при Сел- ласии, в которой иллирийцы сыграли весьма важную роль. Само по себе это событие не противоречило соглашению с римлянами, однако тот факт, что свои отряды отправили в македонскую армию не только иллирийцы, но также Эпир и Акарнания, некогда союзники Агрона, вероятно, заставил насторожиться некоторых греческих друзей Рима, которые не преминули донести об этом сенату. В 220-х годах до н. э. римляне были сосредоточены на отражении галльского вторжения в Италию, а сенат при этом следил и за событиями в южной Испании, где происходило весьма успешное восстановление влияния и силы Карфагена. В подобных обстоятельствах Адриатика могла привлечь серьезное внимание только в случае реального крупного нарушения договора или же при условии, если бы там произошли события, которые можно было бы интерпретировать подобным образом. После войны с галлами римляне организовали в 221 г. до н. э. поход в Ис- трию10а, и при этом в Риме поговаривали, что к набегам истров, послужившим поводом для данного вторжения, опять же приложил руку Деметрий Фаросский (хотя подобные разговоры велись, вероятно, несколько позднее — после 219 г. до н. э.)11. Несмотря на очевидную готовность Рима вновь вмешаться в дела на Адриатике, Деметрий, судя по всему, не усматривал в этом какой-либо опасности для своего положения. В 220 г. до н. э., вместе с другим иллирийским династом Скердилаидом, он во главе флота из девяти десятков лембов дошел до Пилоса в Мессении, находившегося намного южнее Лисса. У Пилоса флот разделился: Деметрий с пятьюдесятью кораблями обошел Пелопоннес и жестоко разграбил Киклады11а, а Скердилаид с оставшимися сорока судами вернулся домой. Пересказывая сочинение проримски настроенного Фабия Пиктора, Полибий описывает данные события как явное нарушение договора, и действительно, даже если в упомянутом выше рейде принимали участие собственные корабли Деметрия и Скердилаид а, предоставленные их непосредственными подданными (о чем не говорится ни в одном источнике), Деметрий, будучи наследником Тевты на посту регента Пинны и, соответственно, фактическим правителем ардиеев, должен был рассматриваться сенатом как человек, связанный статьей, предусматривавшей запрет на плавание южнее Лисса. Два династа, по всей видимости, знали об этом и попытались действовать предельно осторожно — заплыв южнее Лисса, они при этом не напали ни на кого из друзей Рима. Согласно источникам, к берегу они пристали первый раз уже в Пилосе, да и грабительский набег Деметрия на острова Эгейского моря, находившиеся вдалеке от обычных маршрутов иллирийских пиратов, вероятно, был задуман как операция, проводимая на¬ 10а Истрия — полуостров в Адриатическом море, на территории современной Хорватии. — В. Г. 11 Аппиан. События в Иллирии. 8.23. 11а Киклады — архипелаг в Эгейском море. — В.Г.
П. Иллирийские войны 121 столько далеко от сферы римских интересов, что, хотя технически договор действительно был нарушен, это было сделано таким образом, что римские сенаторы, судя по всему, просто не увидели необходимости в ответных мерах. Если бы мы знали больше о том, где еще действовал Деметрий, мы бы могли лучше понять, почему он думал, что римляне не среагируют на нарушение заключенного с ними соглашения. Так, Полибий обвиняет Деметрия в том, что он разорил и разрушил «города Иллирии, подчиненные римлянам», под которыми греческий историк мог понимать только города, расположенные примерно на территории дружественных Риму парфинов и атинтанов и считавшиеся иллирийскими (хотя со времен Пирра и до падения Эпирской монархии земли атинтанов входили в состав Эпира)12. В рассказах о позднейших событиях фигурируют такие названия, как Дималл (у Полибия — Димала)13 близ Антипатрии, а также Эвгений и Баргулл, точное расположение которых нам неизвестно. Полибий явно преувеличивает, упоминая о том, что эти города были разрушены: по его словам, в 219 г. до н. э. Деметрий разместил в Дималле свой гарнизон, а также смог изгнать соперников и привести к власти друзей в «других городах», что явно исключает предшествующее уничтожение этих городов. Впрочем, последовательность этих событий с участием друзей Рима нам не совсем ясна. Возможно, подобные изменения в политической и военной сфере были связаны с первыми контактами Деметрия с Македонией, которые, вероятно, имели место в 224 или 225 г. до н. э. или же произошли позднее и являлись следствием успешного сотрудничества с македонянами в 222 г. до н. э. — возможно, осенью 220 г. до н. э., на что, по всей видимости, могут указывать формулировки, используемые Полибием14. Нам точно известно, что рассматриваемые события произошли до 219 г. до н. э., поскольку в то время Деметрий уже контролировал Дималл и имел возможность организовать перевороты в других городах. Впрочем, если к 220 г. до н. э. рассматриваемые сдвиги, которые в случае успеха могли уничтожить еще один из столпов созданной римлянами в 228 г. до н. э. «сепаратистской» системы, уже продолжались несколько лет, это могло бы объяснить, почему Деметрий и Скердилаид рискнули заплыть южнее Лисса с большим вооруженным флотом. Точных причин того, почему в 219 г. до н. э. римский сенат принял решение направить в Иллирию обоих консулов этого года, А. Эмилия Павла и М. Ливия Салинатора, и почему сенаторы решили именно в этот момент покарать Деметрия, мы, по-видимому, никогда не узнаем. 12 При этом, наир., Хэммонд пытается провести различие между атинтанами, которые жили в Иллирии (Atintani), и теми, что жили в Эпире (Atintanes) (Hammond 1967 (D 31А): 600); однако см.: Cabanes 1976 (D 12): 78—80. 13 Точное расположение Дималла и верная форма названия были не так давно установлены благодаря находке в Кротинской крепости (на территории современной Албании. — В.Г.) черепицы с клеймами, см.: Hammond 1968 (D 32): 12—15. 14 Полибий. Ш.16.2; Walbank 1957-1979 (В 38) I: 325.
122 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. Опасность действий последнего при этом легко могла быть преувеличена тем фактом, что консулам 219 г. до н. э. было просто больше негде применить свои полководческие умения, чтобы не отставать от консулов предшествующих лет — на тот момент события в Испании еще не достигли той точки, когда война с Карфагеном стала неизбежной. Полибий также добавляет, что еще одной причиной римского вмешательства послужило то, что они опасались процветания Македонии (хотя подобная точка зрения могла возникнуть и в свете позднейших событий). Однако в 219 г. до н. э. Македония не особенно процветала. Недавно взошедший на престол молодой царь Филипп V пытался преодолеть те трудности, с которыми столкнулись еще его предшественники, да и начавшаяся война была вновь связана исключительно с Иллирией и Македонию не затрагивала; изгнание Деметрия Фаросского из Иллирии без каких-либо дальнейших действий было бы весьма странной реакцией на предполагаемую угрозу со стороны македонян. На самом деле у нас нет никаких причин не доверять сообщениям римских авторов (Фабий Пиктор сам был сенатором в рассматриваемый период), согласно которым сенат под давлением весьма влиятельных и рвущихся в бой консулов рассудил, что Деметрий злоупотребил своим положением друга Рима. Кроме того, определенную роль могли сыграть и соображения, согласно которым Риму следовало обезопасить себя со стороны Адриатики на случай начала войны с Карфагеном в Испании. События войны в Иллирии были весьма немногочисленными и непримечательными, хотя консулы обладали достаточным влиянием в сенате, чтобы убедить коллег предоставить им триумфы. Дималл, в котором Деметрий разместил свой гарнизон, когда отправился защищать Фарос, пал после семидневной осады, после чего римлянам сдались и все прочие города, то есть те, что недавно попали под власть союзников Деметрия. После этого римляне отплыли на Фарос, где хитростью захватили и, согласно Полибию, разрушили одноименный город (хотя, возможно, греческий историк имеет в виду только разрушение оборонительных сооружений, поскольку в источниках Фарос упоминается и позднее, уже под римским владычеством). При этом сам Деметрий бежал в Македонию. После этого статус-кво 228 г. до н. э. было автоматически восстановлено. В ходе последовавшего за этим урегулирования дел (в 219 г. до н. э.) не применялось никаких новых принципов: полуразрушенный Фарос и захваченный Дималл присоединились к тем общинам, которые имели особые дружеские отношения (amicitia) с Римом и должны были действовать как друзья римлян, а царство ардиеев осталось под властью Пинны, от которого, возможно, потребовали выплаты новой контрибуции или повышенной дани. В остальном же ничего не изменилось — после того как Деметрий был разбит, а его труды по объединению сведены на нет, система разделения сил в Иллирии была полностью восстановлена. Цели римлян были достигнуты.
Ш. Первая Македонская война 123 III. Первая Македонская война Полный разгром Деметрия Фаросского восстановил статус-кво в Иллирии, однако сам Деметрий успел бежать с Фароса и нашел прибежище при македонском дворе. Филипп V, который в 221 г. до н. э. в возрасте семнадцати лет унаследовал трон Македонии от Антигона Досона, в 219 г. до н. э. вел тяжелую борьбу на двух фронтах. Первый из них был военным. Эллинский союз, созданный Досоном для войны против спартанского царя Клеомена, продолжал существовать и после разгрома второго и смерти первого, и в 220 г. до н. э. Филипп возглавил силы союзников в борьбе с Этолийским союзом (так называемая Союзническая война). Когда Деметрий присоединился к Филиппу, эта война шла уже второй год. Второй же фронт, на котором приходилось «сражаться» молодому македонскому царю, был внутриполитическим. Основные советники достались Филиппу в наследство от Досона, и предположительно именно они сподвигли его на развязывание Союзнической войны и, соответственно, на продолжение политики Антигона, направленной на завоевание гегемонии среди греков, однако при этом новый царь Македонии хотел принимать решения самостоятельно. В 218 г. до н. э. он снарядил флот и выступил с ним против этолийцев на водах Адриатики; эта перемена в тактике, возможно, была осуществлена по совету Деметрия. В том же году недовольство Филиппа перешедшими к нему по наследству «друзьями» вылилось в серьезный спор, который в конечном итоге привел к устранению наиболее влиятельных советников Досона. После этого очень быстро стало понятно, что устремления Филиппа являются более грандиозными, нежели планы его предшественника. Даже полный разгром этолийцев принес бы ему не очень много власти и славы, однако с течением времени и эта перспектива стала представляться всё менее вероятной. Уже в следующем году ход мысли македонского царя стал понятен: как только до него дошли известия о поражении римлян на Тразименском озере, он начал мирные переговоры с этолийцами, которые завершились заключением Навпакт- ского мира, предусматривавшего сохранение в Греции существующего положения. Теперь руки Филиппа были развязаны для участия в великих событиях средиземноморского мира. Согласно упоминанию Полибия, при этом македонский царь внимательно прислушивался к советам Деметрия Фаросского, который постепенно занял место прежних советников. До рассматриваемого времени македоняне никогда не пытались всерьез контролировать Адриатическое побережье. На западе территория Македонии была ограничена горами Пинда, и, как следствие, македонские цари, стремившиеся установить власть над соседними областями, устремляли взгляды либо на юг — на Грецию, либо на восток — на Фракию, либо на север — на Пеонию. Что же касается западного направления, то Эпирское царство обычно поддерживало дружественные отношения с Македонией, причем эта традиция сохранилась и после 232 г.
124 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. до н. э., когда в Эпире было установлено республиканское правление. Иллирийцы нередко использовались македонянами в качестве наемников или выступали в роли их союзников; от контроля над землями к западу от Пинда Македония, судя по всему, не могла получить практически никаких выгод. Однако столкновение с этолийцами, война между Карфагеном и Римом, а также своекорыстные советы Деметрия заставили Филиппа обратить внимание на Адриатику. Возможно, определенную роль при этом сыграл и еще один фактор. Скердилаид, иллирийский династ из Скодры (совр. Шкодер), который в 220 г. до н. э. принимал участие в совместном с Деметрием морском походе, подобно последнему, поддерживал союзнические отношения с македонянами и в 218 г. до н. э. оказывал им помощь в ходе Союзнической войны. Впрочем, эта война не принесла ему особой выгоды, и в 217 г. до н. э. он, без сомнения, под давлением своих людей, но также, возможно, чувствуя возмущение по поводу растущего влияния Деметрия на Филиппа (восстановление власти фаросского правителя в Иллирии едва ли было в интересах Скердилаид а), начал совершать не только морские набеги на побережье Адриатики, но и сухопутные грабительские рейды по пограничным районам Македонии — Дассаретиде и Пелагонии, где взял несколько городов. При этом Скердилаид, конечно, не мог предвидеть, что война с Это- лией закончится буквально за несколько дней, а это действительно произошло в конце лета 217 г. до н. э. Как следствие, он совершенно не ожидал того, что Филипп очень быстро сможет нанести ответный удар. Еще до зимы македонский царь вернул себе территории, занятые Скердилаидом, и захватил еще ряд городов. Примерно в то же время римские сенаторы, несмотря на серьезные события в Италии, продемонстрировали, что не забыли и о землях, расположенных к востоку от Адриатического моря. Согласно сообщению Ливия, в 217 г. до н. э. римляне отправили послов к Филиппу с требованием выдать Деметрия (что Филипп сделать отказался) и к Пинне, чтобы напомнить ему о задолженности по выплатам Риму и предложить предоставить римлянам заложников, если выплата будет затянута еще больше15. Возможно, именно подобные напоминания привели к тому, что Скердилаид столь внезапно разорвал союз с Филиппом и начал изыскивать средства путем пиратства и набегов на Македонию. Несомненно, иллирийский правитель поддерживал хорошие отношения с Римом и не хотел подвергать их опасности: в 219 г. до н. э. он не был наказан римлянами за то, что годом ранее вместе с Деметрием заплыл южнее Лисса, а в 216-м обратился к Риму за помощью в борьбе против Филиппа. После 217 г. до н. э. имя Пинны исчезает из наших источников, а единственными признанными правителями Иллирии становятся Скердилаид и его сын Плеврат. Статус друзей Рима они, вполне возможно, получили еще в 219 г. до н. э. 15 Ливий. ХХП.33.3, 5. Не исключено, что на самом деле посольство было только одно, а историк разделил его на два.
Ш. Первая Македонская война 125 Если принимать это во внимание, то мы можем предположить, что на ту опасность, которую Деметрий представлял в 217 г. до н. э. в качестве советника Филиппа, римлянам мог указать сам Скердилаид. Впрочем, как бы то ни было, римляне по-прежнему были заинтересованы прежде всего в иллирийском побережье; пока Ганнибал находился в Италии, для них было очень важно, чтобы пролив Отранто оставался в руках союзников, и если бы Филипп отказался от традиционной македонской политики и, следуя своекорыстным советам врага Рима Деметрия, вмешался в иллирийские дела, то сенат неизбежно должен был обратить внимание на его действия. События 216 г. до н. э., судя по всему, указывают на то, что Филипп пытался поставить ситуацию на Адриатическом побережье под свой контроль, оттеснив иллирийцев на второй план. По совету Деметрия он даже построил флот из ста лембов иллирийского типа, который начал действовать на Адриатике весной 216 г. до н. э. Скердилаид сообщил об этом сенаторам, и те выделили на борьбу с македонянами десять судов из римского флота, который на тот момент стоял в Лилибее на Сицилии. Услышав о прибытии римских кораблей, Филипп, который, по всей видимости, уже надеялся захватить Аполлонию, запаниковал и отказался от своих планов. При этом никаких столкновений с римлянами так и не случилось — он просто вернулся в Македонию. Поскольку у римлян был столь чуткий и надежный осведомитель, как Скердилаид, необходимости оставлять свои корабли в восточной части Адриатики у них не было. При этом для охраны италийского побережья между Брундизием и Тарентом было выделено двадцать пять судов, однако их основной целью, несомненно, была защита римских владений от карфагенского флота. Впрочем, если бы Филипп неожиданно показался сенаторам опасным, эти корабли имели возможность разобраться и с ним16. Ограничься Филипп действиями в Иллирии, ситуация, судя по всему, могла бы оставаться практически неизменной на протяжении довольно долгого времени, хотя при необходимости Рим, конечно, встал бы на защиту своих союзников, занимавших стратегически важные места. Однако после одного инцидента, произошедшего в 215 г. до н. э., римляне стали по-другому смотреть на действия македонского царя. Летом римский флот, охранявший побережье Бруттия (совр. Калабрия), перехватил подозрительный корабль, плывший в восточном направлении. Корабль оказался македонским, и на его борту находился афинянин Ксенофан, а также три высокопоставленных карфагенянина — Гисгон, Бостар и Магон. При их обыске было обнаружено несколько документов, самым важным из которых был черновой вариант договора между Ганнибалом и Филиппом. Таким образом, римляне заблаговременно узнали о планах сотрудничества между македонским царем и карфагенским полководцем. В труде Полибия приводится текст включенной в договор клятвы Ганнибала в греческом переводе с пунийского. У нас нет 16 Полибий. V.109; Ливий. ХХШ.32.17.
126 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. причин сомневаться в подлинности данного документа, который, судя по всему, представлял собой либо копию чернового варианта соглашения, перехваченного вместе с Ксенофаном (хотя в подобном случае не совсем ясно, почему неримский документ подобного рода мог храниться в римских архивах), либо, что, возможно, более вероятно, официальную македонскую копию, захваченную римлянами в македонских архивах в 168 г. до н. э. и полученную Полибием благодаря его дружбе со Сципионом Эмилианом17. Содержание рассматриваемого документа практически не дает нам представления о балансе сил между двумя сторонами, хотя, основываясь на имеющихся источниках, было бы вполне логичным предположить, что инициатива исходила от Филиппа. Даже после победы при Каннах Ганнибал, вероятно, был бы весьма доволен, если бы кто-то предложил оттянуть часть римских сил в Иллирию, однако он едва ли стал бы прикладывать много усилий для того, чтобы специально организовывать нечто подобное. При этом в дошедшем до нас тексте не содержится никаких обещаний относительно действий Ганнибала в Иллирии или Филиппа в Италии. В нем приводится лишь несколько общих положений, не предусматривающих каких-либо срочных мер со стороны пунийцев или македонян. Согласно общему положению о «дружбе», обе стороны (включая союзников и подданных) обязались не осуществлять каких-либо враждебных действий в отношении друг друга (опять же — включая союзников и подданных) и в то же время поддерживать союзнические отношения в войне против римлян «доколе боги не даруют <...> победы». При этом Филипп должен был прийти на помощь Ганнибалу, «поколику будет нужда в том» и по взаимной договоренности. Единственные конкретные меры, которые предусматривались соглашением, были связаны с заключением мирного договора после победы. Здесь наконец-то учитывались интересы македонского царя: римлян планировалось склонить к тому, чтобы они обязались не вести войны против Филиппа и отказались от «власти» («κυρίους είναι» — здесь, конечно, мы имеем дело с враждебным Риму истолкованием его дружественных отношений с государственными образованиями, располагавшимися по ту сторону Адриатики) над Керкирой, Аполлонией, Эпидамном, Фаросом, Дималлом и землями парфинов и атинтанов, а также вернули Деметрию Фаросскому его друзей и родственников, увезенных в Италию в 219 г. до н. э. Основная часть договора заканчивалась обещаниями взаимной поддержки в любой будущей войне с Римом и в любой другой войне, пока это не затрагивает существующих договоров с другими «царями, городами и народами». Таким образом, рассматриваемое соглашение лишь обрисовывало общую схему, в рамках которой могло осуществляться сотрудничество между сторонами. Ганнибал не брал на себя совершенно никаких обязательств до своей победы над Римом, а пунийские власти, судя по всему, не соглашались даже на это, поскольку послы Филиппа, по всей видимо- 17 Источники и исчерпывающий перечень литературы см. в: Schmitt 1969 (А 32): 528.
Ш. Первая Македонская война 127 сто, в самом Карфагене не бывали, а клятва, принесенная Ганнибалом и его приближенными (и также зафиксированная Полибием), на Карфагенское государство могла и не распространяться18. Что касается интересов Филиппа и Деметрия, то их следовало учесть в мирном договоре с римлянами, условия которого надеялся навязать им Ганнибал. Конечно, подобное соглашение значило очень немного, хотя и, несомненно, отражало уверенность Ганнибала в себе после победы при Каннах. Очевидно, римские сенаторы тоже не придали перехваченному договору большого значения, хотя он, без сомнения, означал, что теперь им придется уделять Филиппу больше внимания, чем прежде. При этом римляне не стали предпринимать никаких поспешных действий, да и не видели причин для этого. Флот, базировавшийся в Апулии, был усилен тридцатью судами и поставлен под непосредственное командование претора М. Валерия Левина, которому в случае подтверждения стремления Филиппа к сотрудничеству с Ганнибалом было предписано сразу же направиться «в Македонию» и не дать Филиппу выбраться оттуда. Кроме того, командующему были предоставлены соответствующие средства19. Данная реакция была весьма разумной и уместной: перспектива того, что Филипп переправится в Италию, была очень отдаленной, однако если бы перехваченные римлянами документы подтвердили враждебные планы македонского царя, то подобную возможность всё же стоило принимать во внимание. Сдержанная и практичная реакция сената резко контрастирует с позднейшей римской традицией, на которую опирались источники Ливия. Явно не подозревая о существовании рассматриваемого нами документа, они выдумали условия договора, которые, по их мнению, могли бы вызвать преувеличенный страх и, возможно, оправдать то, как впоследствии римляне жестоко обошлись с Македонией: согласно данной версии, Филипп обязался напасть на Италию с двумястами кораблями; по окончании войны Италия должна была перейти во владение Карфагена и Ганнибала, последнему предписывалось отправиться в Грецию и вступить в войну с любым городом или государством, какое укажет македонский царь, а все государства и острова, граничащие с Македонией, должны были войти в состав владений Филиппа. Конечно, преувеличение здесь налицо, о чем явно свидетельствует упомянутое тем же Ливием решение сената выставить при необходимости против македонян всего пятьдесят кораблей. Дальнейшие события показали, что сенаторы были правы, когда не стали переоценивать опасность со стороны Филиппа. Полусотни кораблей оказалось вполне достаточно, чтобы достичь необходимых римлянам целей. Весной македонский царь вновь вышел в воды Адриатики, на этот раз — со ста двадцатью лембами. Сначала он напал на Орик и взял его, однако местные жители успели послать известие Левину. Тот 18 Против этого взгляда достаточно обоснованно возражает Бикерман, см.: Bicker- man 1952 (Е 7). 19 Ливий. ХХШ.38.7.
128 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. же — в полном соответствии с инструкциями, полученными от сената, — пересек Адриатику и без труда выбил из города небольшой гарнизон, оставленный Филиппом. Тогда же до римлян дошли вести о том, что македоняне напали на Аполлонию. Левин сумел перебросить в город часть своих людей, которые настолько успешно отбили атаку Филиппа, что тот счел необходимым сжечь свой новый флот в устье реки Аой и по суше отступить в Македонию. Единственное, чего при этом добился македонский царь, так это того, что теперь римский флот обосновался в иллирийских водах: Левин зазимовал в Орике20. Сожжение кораблей Филиппом не дало ему организовать морскую экспедицию в 213 г. до н. э., хотя лембы в любом случае не могли тягаться с тяжелыми римскими квинквиремами, что стало понятно уже в Аполлонии. При этом, однако, в 214 г. до н. э. македонский царь, судя по всему, смог вернуться домой по суше без особых сложностей и не очень хотел, чтобы одно поражение испортило его стратегические планы. При этом не совсем ясно, был ли еще жив Деметрий, однако он, несомненно, настаивал на действиях в Иллирии столь убедительно, что Филипп, по всей видимости, был совершенно не намерен отказываться от них. Вероятно, в 213 г. до н. э. он вновь перешел через Пиндские горы, сумел поставить под свой контроль парфинов и атинтанов, а также Дималл и увенчал свою кампанию взятием крепости Лисе, которая, возможно, была расположена уже во владениях Скердилаида. Впрочем, как бы то ни было, успехи македонского царя, которым ни Левин, располагавший очень небольшими сухопутными силами, ни Скердилаид не сумели воспрепятствовать, создали сухопутный барьер между последним и базой римлян в Орике, а крепость Лисе в любом случае играла очень важную стратегическую роль. При этом, однако, несмотря на столь очевидные успехи, Филипп не мог соединиться с силами Ганнибала, не имея флота, а поскольку Левин контролировал море, то он, естественно, продолжал выполнять свою функцию. Но основной вопрос заключался в том, как долго могла бы сохраняться репутация римлян в рассматриваемом регионе после того, как Филипп, несмотря на присутствие в регионе весьма существенных военно-морских сил противника, смог почти беспрепятственно и безнаказанно захватить земли друзей Рима и важную крепость. Дать достойный отпор македонянам римляне могли двумя способами: либо усилить контингент Левина, прежде всего путем переброски в Иллирию достаточного количества легионеров для противостояния Филиппу на суше, либо поискать в рассматриваемом регионе новых союзников, поскольку греческие и иллирийские друзья Рима в одиночку, очевидно, не могли оказать серьезное сопротивление Филиппу или не хотели делать этого без реальной помощи со стороны римлян. Конечно, в весьма стесненных обстоятельствах Ганнибаловой войны, когда боевые действия уже шли в Италии, Испании и на Сицилии, второй вари- 20 Ливий. XXIV.40.
Ш. Первая Македонская война 129 ант выглядел, без сомнения, более реальным. При этом, однако, чтобы обеспечить его эффективность, римлянам было необходимо заключить союз с кем-либо из достаточно могущественных врагов Филиппа на тер ритории Греции, а это, в свою очередь, могло вовлечь Рим в политическое противостояние между греческими государствами. Конечно, никто из греческих противников македонского царя не мог разделять крайне ограниченных военных целей римлян. Борьба греков против македонян имела весьма долгую историю и определялась множеством самых разных местных факторов, важность которых для будущего развития событий не мог оценить ни один римлянин. Заключение союза с одним или несколькими греческими государствами, противостоящими Филиппу, означало неизбежное вмешательство во внутренние дела Греции. До рассматриваемого момента римляне избегали этого, предпринимая лишь очень ограниченные шаги в Иллирии и стараясь не налаживать никаких официальных отношений со своими друзьями на противоположном берегу Адриатики. Теперь же война с Ганнибалом сделала поиск официальных союзников на Балканах практически неизбежным, и в долгосрочной перспективе было весьма маловероятно, что римлянам удастся избежать втягивания в запутанные политические отношения между греческими государствами, в результате чего обязательства и интересы Рима должны были выйти далеко за рамки тех очень ограниченных военных целей, выполнение которых предполагали приказы, отданные сенатом Марку Валерию Левину в 215 г. до н. э. Кроме того, у Левина не было особого выбора в отношении того, к кому обращаться. Предшественник Филиппа Антигон Досон объединил большинство греческих государств в союз, который при Антигоне сражался против царя Спарты Клеомена, а при Филиппе — против это- лийцев. Союз этот всё еще существовал. Из западных греческих государств в его состав входили (и, соответственно, являлись союзниками македонского царя) Эпир, Акарнания и Ахейский союз. Разумеется, довольно сомнительно, что Филипп мог бы использовать их силы в агрессивной войне против Рима, однако и Рим, конечно, не мог надеяться на то, что они будут воевать против Филиппа. При этом в сотрудничестве с римлянами в адриатическом регионе могли быть заинтересованы только государственные образования западной Греции, и, как следствие, если римляне хотели найти союзника, то у них не было иного выбора, кроме как обратиться к старым врагам Филиппа еще по Союзнической войне — этолийцам. Этолийский союз был единственным греческим государством, обладавшим значимой военной мощью и при этом враждебно настроенным по отношению к Македонии; в течение 212 г. до н. э. Рим наладил с ним надлежащие контакты. При этом дату завершения переговоров мы не можем установить наверняка. Заключение договора между римлянами и этолийцами Ливий относит к 211 г. до н. э., тогда как информация, приводимая в труде Полибия (который, прямо или косвенно, послужил источником для «Истории» Ливия), судя по всему, указывает на 212 г., но, поскольку его непосредственный рассказ о рассматри¬
130 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. ваемых событиях утерян, эти данные нельзя рассматривать как окончательные. Что же касается надписи, которая была обнаружена в Тиррее, главном городе Акарнании, и изначально представляла собой полный текст анализируемого нами соглашения, то она очень сильно повреждена и не может помочь в решении проблемы датировки21. Впрочем, точная дата заключения договора для нас менее важна, нежели его условия, сохранившиеся до нашего времени (хотя и в сокращенной форме и с некоторыми ошибками) в труде Тита Ливия (который, в свою очередь, позаимствовал их у Полибия или, возможно, у Целия Антипатра), а также, частично, в греческом тексте тиррейской надписи, которая позволяет нам восстановить кое-что из того, что Ливий оставил недосказанным. Итак, условия рассматриваемого договора (в том виде, в каком мы можем их реконструировать) имели следующий вид. Этолийцы обязывались незамедлительно начать войну против Филиппа на суше, а римляне — выставить не менее двадцати пяти квинквирем на море. Все захваченные римлянами города, вплоть до Керкиры на севере, переходили к этолийцам, а всё движимое имущество (включая животных и рабов) оставалось за римлянами. Города, завоеванные этолийцами и римлянами совместно, должны были, как и раньше, переходить к этолийцам, а движимое имущество — подвергаться разделу. Города, подчинившиеся союзникам без боя, могли вступить в состав Этолийского союза на особых условиях, которые, к сожалению, до нашего времени не дошли. Римляне обязывались помочь этолийцам захватить Акарнанию. При заключении любой из сторон мирного договора он мог быть действительным только при условии, что Филипп не будет начинать войну против другой стороны или ее союзников и подданных. Еще в одной статье оговаривалось, что ряд особо упомянутых друзей и союзников сторон договора — Элида, Спарта, Аттал Пергамский, Плеврат и Скердилаид — также могли «заключить дружественный союз» («eodem iure amicitiae»). Договор был ратифицирован сенатом примерно два года спустя, возможно, потому, что сенаторы желали выслушать объяснение столь необычно неблагоприятных (для Рима) условий лично от Левина, который не мог появиться в столице вплоть до 210 г. до н. э., поскольку вел военные действия и, вероятно, какое-то время был болен. После же ратификации договор был выставлен на Капитолийском холме в Риме, а также в Олимпии и, предположительно, в Ферме, где располагалось центральное святилище Этолийского союза. Впрочем, рассматриваемая задержка никак не сказалась на боевых действиях. Самым удивительным аспектом рассмотренных выше условий было практическое отсутствие у римлян заинтересованности в территориальных приобретениях на Балканах. В этом отношении анализируемый договор представляет собой непосредственное продолжение предшествующей политики Рима в рассматриваемом регионе. Проведение границы 21 Скрупулезное рассмотрение данной датировки см. в: Lehmann 1967 (В 14) (212 г. до н. э.); Badian 1958 (D 6) (211 г. до н. э.); источники и литературу по договору см. в: Schmitt 1969 (А 32): 536.
Ш. Первая Македонская война 131 по Керкире, несомненно, не должно было накладывать на эту политику серьезных ограничений; по-видимому, подобным образом римляне просто заявляли, что не хотели передавать этолийцам владения своих друзей, которые уже были (Парфиния, Дималл, Атинтания) или могли быть захвачены Филиппом, если бы их удалось вернуть в ходе войны. С другой стороны, претензии Рима на движимое имущество (тип дележа трофеев, известный для всех регионов во все периоды истории древнего мира) означали лишь то, что римляне стремились компенсировать свои расходы на войну или даже, по возможности, получить определенную прибыль. Акарнания же издавна представляла собой серьезное препятствие на пути реализации экспансионистских замыслов Этолийского союза и при этом являлась союзником Филиппа, в силу чего для римлян не составило труда признать притязания этолийцев. Статья о заключении мирных договоров вполне понятна и не требует особых пояснений. На практике она означала, что этолийцы были обязаны продолжать боевые действия до полного удовлетворения потребностей Рима. Положение о союзниках вполне понятно в принципе, но не совсем ясно в плане отдельных деталей. Оно было направлено на то, чтобы расширить базу официальных союзов против Филиппа, однако его практическое значение (например, каким образом предусматривалось делить добычу при вступлении в войну других государств) нам неизвестно, хотя определенная договоренность о подобных моментах, по всей видимости, была необходима. Возможно, подобная договоренность в общем и целом предусматривала участие в дележе «движимого имущества» пропорционально участию в военных действиях. Конечно, никто из греков не собирался вступать в войну с Филиппом только ради интереса. Союз с этолийцами означал, что римляне, которые в соответствии с его условиями обязались отрядить для осуществления совместных операций по меньшей мере половину адриатического флота, больше не могли сохранять пассивную роль в отношениях с Филиппом и лишь реагировать на те его действия, которые казались им представляющими определенную опасность. С подобной программой привлечь на свою сторону союзников не представлялось возможным. Теперь римляне были просто обязаны перейти в наступление, детали которого на практике должны были в значительной степени определяться этолийской стороной. А поскольку, согласно рассматриваемому договору, все завоеванные земли и города должны были достаться Этолийскому союзу, то нет ничего удивительного в том, что начавшиеся боевые действия во многом напоминали те, что имели место в ходе Союзнической войны, и в основном велись против союзников Филиппа в тех областях (прежде всего, в центральной Греции), на которые Этолия стремилась распространить свое влияние. Как мы уже говорили, в договоре было специально упомянуто желание этолийцев захватить Акарнанию, однако они также намеревались укрепить свои позиции в Фессалии и Фокиде, а поскольку всё это неизбежно привело к тому, что Филипп был вынужден встать на защиту своих южногреческих союзников (иначе ему бы пришлось отка¬
132 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. заться от любых претензий на авторитет среди греков, пойти на что он был не готов), он очень скоро оказался полностью поглощен войной на юге и, как следствие, не мог действовать на западе и угрожать Италии. Левин с готовностью принял традиционную этолийскую стратегию, поскольку операции в центральной и южной Греции сулили намного более богатые трофеи (часть которых, согласно договору, доставалась и римлянам), чем, скажем, военные действия на северо-западе — против Эпира, который уже был весьма серьезно разорен этолийцами во время Союзнической войны. Самых значительных успехов союзники добились в первые два года своего сотрудничества:22 были захвачены и перешли к этолийцам Эниады, Насос и Закинф. Акарнанцы, готовые отчаянно сопротивляться врагу до последнего человека, сумели сохранить независимость, однако в 210 г. до н. э. Левин и его преемник — проконсул П. Сульпиций Гальба, покорили Антикиру в Фокиде и Эгину в Сароническом заливе (причем последнюю этолийцы очень быстро продали за тридцать талантов223 пергамскому царю Атталу, который после этого отправил на войну свой флот). Впрочем, захват Эгины ознаменовал собой окончание крупных завоеваний. Римские сенаторы, судя по всему, были настолько довольны результатами союза, что Сулышцию было предписано отправить своих легионеров домой и оставить только socii navales — италийских союзников, которыми был укомплектован флот, и, как отмечается в наших источниках, римляне вернулись к более сдержанным действиям. Филипп, который с 214 г. до н. э. был лишен флота, сразу же попытался воспользоваться этим при поддержке карфагенских военных судов, однако на практике это не принесло особых результатов. В 209 г. до н. э. карфагенский флотоводец Бомилькар добрался до Керкиры, а в 208 г. до н. э. — даже до устья Коринфского залива, но вступать в бой с римлянами так и не рискнул23. Конечно, никакой серьезной опасности для Рима этот маневр не представлял. Завоевание греческих городов, продажа их населения в рабство и вообще — разрушение сложившейся системы межгосударственных отношений в ходе возобновившихся военных действий в густонаселенных областях центральной и южной Греции, — всё это затронуло не только непосредственных участников войны, поскольку нарушило баланс сил в греческом мире, подорвало торговлю и вызвало весьма значительные опасения относительно того, что война может охватить еще больше областей и городов. Некоторые греческие государства, не принимавшие участия в боевых действиях, пытались положить конец еще Союзнической войне, а в 209 г. до н. э., после захвата Эгины и ее продажи Атталу, взяли на себя инициативу в рассмотрении с воюющими сторонами возможностей для заключения мира. Без сомнения, разные стороны руко¬ 22 Подробное рассмотрение военных действий см. в: Walbank 1940 (D 54): 68 слл. 22а Талант — мера веса, довольно широко распространенная в древности на Ближнем Востоке и в Средиземноморье; равнялся примерно 25 кг. — В.Г. 23 Ливий. ХХУП.15.7; ХХУШ.7.17-18.
Ш. Первая Македонская война 133 водствовались при этом различными мотивами. Так, родосцы и хиосцы, вероятно, беспокоились по поводу своей торговли. Тот же фактор, возможно, влиял и на Птолемея IV, хотя еще больше его могли беспокоить намерения Аттала, поскольку египетский царь едва ли мог быть доволен тем, что в руки пергамцев перешла Эгина, расположенная совсем неподалеку от его собственной пелопоннесской базы в Метане. Лишь в 229 г. до н. э. афиняне освободились от длившегося более поколения македонского владычества, и, наблюдая за осуществляемыми Филиппом операциями против этолийцев на Эвбее, а также в Локрах Эпикнемидских и южной Фессалии, вполне могли опасаться, что македоняне вновь попытаются установить контроль над их городом и стратегически важной гаванью в Пирее. Впрочем, в 209 г. до н. э. ни этолийцы, ни римляне (даже не принимавшие участия в переговорах) не были заинтересованы в заключении мира с Филиппом. Для первых война была слишком выгодной со стратегической точки зрения, а для вторых — слишком удобной, чтобы ее можно было закончить исключительно ради нескольких греческих государств, не принимавших в ней участия, даже если они были «друзьями Рима»24. В 208 г. до н. э. была предпринята еще одна попытка. Рассказьюая об этих событиях, Ливий упоминает лишь Родос и Птолемея, однако не исключено, что Хиос и Афины он просто пропустил, сокращая текст Полибия. Впрочем, на этот раз Филипп, достигший определенных успехов, чувствовал себя достаточно сильным, чтобы отказаться от переговоров. Судя по всему, это вполне удовлетворило римлян, поскольку от действий усилившегося македонского царя страдали этолийцы и прочие союзники. Предпринятая в 207 г. до н. э. третья попытка мирных переговоров, к которым на этот раз присоединились митиленцы и царь Афамании Аминандр, оказалась ближе к успеху. Силы этолийцев начали иссякать, поскольку Филипп заново отстроил свой флот и вернул себе Закинф, а затем, как и во время Союзнической войны, вторгся в самое сердце Этолийского союза и разграбил его центральное святилище в Ферме (возможно, именно тогда акарнанские союзники македонского царя вывезли в свою столицу Тиррей камень, на котором был записан договор этолийцев с Римом). Сульпицию Гальбе на этот раз также удалось саботировать мирные переговоры, однако бездействие римлян, которое позволило Филиппу захватить Закинф и вторгнуться в Этолию, понемногу подтачивало терпение этолийцев. Кроме того, учитывая, что македонский царь уже вновь действовал в северо-западной Греции, его сдерживание становилось для римлян всё более важным, поскольку Ганнибал, хотя и уже практически лишенный долгосрочных надежд на успех, всё еще находился в Италии. Без более значительного участия Рима этолий- ЦЬ1 начинали чаще подумывать о мире, даже несмотря на то, что это предполагало нарушение договора с римлянами. К 206 г. до н. э. успехи, 24 Упоминания о попытках переговоров у древних авторов: Ливий. XXVTL30, ср.: Полибий. Х.25 (209 г. до н. э.); Ливий. ХХУШ.7.14 (208 г. до н. э.); Полибий. XI.4.1; Аппи- ан· О войнах в Македонии. 3.1 (207 г. до н. э.). См.: Habicht 1982 (D 30): 138—139.
134 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. которых союзникам удалось добиться за первые два года сотрудничества, заметно померкли после целого ряда поражений и потерь, а также изнурительных нерешительных действий, и государствам, не участвовавшим в войне, наконец-то удалось убедить этолийцев заключить мир с Филиппом, однако — и это не предвещало им ничего хорошего — мир этот был сепаратным и заключенным против желания Сульпиция Гальбы, который выступал против него на народном собрании Этолийского союза. Единственное, что получили этолийцы по рассматриваемому мирному договору, — это был собственно мир: точные условия в известных нам письменных источниках не отражены, однако, вероятно, они просто подтверждали существующее положение вещей. И для того чтобы добиться этого, этолийцы нарушили основную статью своего договора с Римом. Впрочем, со стратегической точки зрения, они в любом случае уже были неспособны отвечать ожиданиям римлян, поскольку, судя по всему, больше не могли тягаться с Филиппом на суше. Вне зависимости от заключения мира римлянам в любом случае пришлось бы глубже втягиваться в балканские дела, если они хотели и дальше сдерживать притязания македонского царя. Если бы этолийцы продолжили сражаться, они, очевидно, были бы разбиты, а разбитый Этолийский союз был для Рима бесполезен. Более того, разгром Этолии мог даже представлять определенную опасность для положения римлян в Греции, которое было пока не очень прочным. Мир между этолийцами и Филиппом был заключен, вероятно, осенью 206 г. до н. э. При этом, однако, римские сенаторы, по всей видимости, продолжали надеяться на то, что Этолия всё равно вернется в бой в ходе следующей кампании, если римляне продемонстрируют большую решительность. В 205 г. до н. э. на Балканы был направлен новый командующий — П. Семпроний Тудитан с 10 тыс. пехотинцев, тысячей всадников и тридцатью пятью боевыми кораблями. Этих сил было явно недостаточно для самостоятельной борьбы против Филиппа — достаточно вспомнить, что, например, в 229 г. до н. э. против Тевты было отправлено 20 тыс. пехотинцев, 2 тыс. всадников и две сотни кораблей. Ливий упоминает о том, что римляне пытались вновь вовлечь этолийцев в войну, однако даже возвращение Парфинии и нападение на Дималл не смогли убедить их вновь взяться за оружие, пусть даже римляне и явно давали понять, что разгневаны нарушением договора. В 205 г. до н. э. сенат не был заинтересован в продолжении войны на Балканах в одиночку. К тому времени борьба против Карфагена в Испании была закончена, а П. Корнелий Сципион, одержавший эту победу, стал консулом и надеялся переправиться в Африку и разгромить пунийцев на их собственной территории. Если римляне хотели продолжать балканскую войну в подобных условиях, ее основную тяжесть следовало возложить на плечи союзников. Если же это было невозможно, то в сложившихся обстоятельствах заключить мир для римлян было менее рискованно, нежели бросать все силы и средства на борьбу с македонянами. Расплату с Филиппом за предательский удар, нанесенный Риму в 215 г. до н. э.,
Ш. Первая Македонская война 135 можно было отложить. И когда Тудитану стало ясно, что этолийцы, несмотря на новую демонстрацию римлянами готовности продолжать военные действия, не придут ему на помощь, он принял предложение о начале мирных переговоров, выдвинутое представителями Эпирской федерации (несмотря на то, что эпироты поддерживали дружеские отношения с Филиппом). Переговоры проходили в Фенике, главном городе хаонов — одного из народов, входивших в состав Эпирской конфедерации. При этом, судя по всему, не делалось никаких попыток учесть теоретический риск того, что Филипп всё еще мог постараться присоединиться к Ганнибалу в Италии25. Условия двустороннего мирного договора, упоминаемые у Ливия, относятся исключительно к владениям римлян и македонян в Иллирии, поскольку это, очевидно, по-прежнему был единственный регион на Балканах, который заботил римлян: парфины, атинтаны и Дималл, являвшиеся друзьями Рима со времен Иллирийских войн, были подчинены Филиппом еще в 213 или 212 г. до н. э.26. Условия мира предусматривали, что македонский царь должен отказаться от своих прав на земли парфинов и Дималл, но — при условии согласия сената — сохранить за собой владения атинтанов. Еще два местечка — Баргулл и Эвгений, которые, судя по всему, располагались примерно в том же регионе (возможно, это были какие-то деревни или крепости, захваченные Тудитаном в 205 г. до н. э.), — должны были перейти к римлянам. Остальные завоеванные Филиппом области оставались за ним. Эти положения, а также, вероятно, общая формула, в соответствии с которой ни одна из сторон не должна была нападать на другую или на ее союзников, судя по всему, составляли всё содержание этого наскоро составленного договора, который был очень быстро ратифицирован в Риме. После рассказа об условиях мирного договора Ливий отмечает, что «со стороны царя Филиппа [договор] подписали» [Пер. М.Е. Сергеенко): Прусий, царь Вифинии, ахейцы, беотийцы, фессалийцы, акарнанцы и эпироты, а со стороны римлян — «жители Илиона», пергамский царь Аттал, Плеврат, правитель Спарты Набис, элейцы, мессенцы и афиняне. Точный смысл данной процедуры нам неизвестен, однако при этом совершенно ясно, что вышеперечисленные народы и правители должны были иметь по меньшей мере определенное отношение к общим условиям мира в качестве «друзей Рима», хотя при этом не затрагивались положениями, связанными с территориальными приобретениями Филиппа и римлян. Достоверность приведенных выше перечней вызывает немало споров среди исследователей, однако дать окончательный ответ на данный вопрос просто невозможно, поскольку нам неизвестно ни значение рассматриваемой процедуры, ни масштабы участия отдельных государств (к сожалению, рассказ самого Полибия не дошел до нашего вре¬ 25 Ливий. XXIX. 12.1; Аппиан. О войнах в Македонии. 3.1. 26 Ливий. XXIX. 12. Перечень исследований, посвященных этому миру, см. в: Schmitt 1969 (А 32): 543. Критическое обсуждение см. в: Habicht 1982, 138—139 (D 30).
136 Глава 4. Рим и Греция до 205 г. до н. э. мени). В частности, упоминания Илиона и Афин нередко считаются выдумкой позднейших римских авторов, поскольку современные историки, как правило, считают эти города «нейтральными». Кроме того, по мнению некоторых исследователей, в данном случае определенную роль могла сыграть и тяга римлян к самооправданию: согласно распространенной легенде, они происходили от троянцев — жителей города, некогда стоявшего на месте Илиона, а обращение (или обращения) афинян к Риму сыграло определенную роль в возобновлении войны против Филиппа в 200 г. до н. э. При этом Илион вовсе не был нейтральным, поскольку в рассматриваемый период находился под контролем пер- гамского царя Аттала и даже мог предоставлять ему суда или войска, афиняне же уже продемонстрировали свой страх перед агрессией со стороны Филиппа, когда встали в один ряд с государствами, которые с 209 г. до н. э. пытались примирить воюющие стороны. Афины были единственным государством континентальной Греции в числе этих примирителей и вполне могли стремиться к получению хотя бы какой- нибудь защиты от македонского царя, настаивая на своем упоминании в мирном договоре на стороне Рима. Таким образом, у нас есть определенные причины считать приводимый Ливием перечень вполне достоверным, даже несмотря на то, что точного значения всей процедуры оценить мы не можем. Впрочем, она практически однозначно подразумевала признание рассматриваемых государств «друзьями Рима». Первая Македонская война весьма существенно расширила знания римлян о греческих государствах центральной и южной Греции, а также Малой Азии, углубила их контакты с ними (как дружественные, так и враждебные) и, как следствие, открыла сферу потенциальных интересов и возможного вмешательства, очень далеко выходящего за узкие рамки, поставленные в ходе операций в Иллирии в 229 и 219 гг. до н. э. и в начале войны против Филиппа. Приведенный выше перечень очень хорошо отражает данный процесс, и нам представляется вполне правдоподобным, что римляне должны были предоставить своим друзьям хотя бы какие-то неофициальные гарантии. При этом официальные условия мира в Фенике отражали лишь крайнюю необходимость в скорейшем окончании боевых действий на Балканах и четко укладывались в рамки традиционно ограниченных интересов Рима на территории Иллирии. На этот раз ради заключения мира римляне даже пожертвовали одним из своих союзников — иллирийским племенем атинтанов, жившим в глубине страны. Таким образом, если не считать побережья, положение Рима на Балканах с формальной точки зрения стало выглядеть еще менее прочным, чем в 219 г. до н. э. Впрочем, наиболее важные портовые города — Кер- кира, Орик, Аполлония, Эпидамн всё же остались друзьями римлян, а сын и наследник Скердилаида Плеврат, несомненно, должен был зорко следить за действиями Филиппа из своих горных твердынь в Скодре. Даже без атинтанов система сдержек и противовесов, характерная для римской политики в отношении Иллирии с 228 г. до н. э., продолжала
Ш. Первая Македонская война 137 по-прежнему функционировать. Договор с македонянами и бдительность союзников должны были обеспечить сохранение мира в рассматриваемом регионе, по крайней мере до тех пор, пока Ганнибал не будет изгнан из Италии. Если бы римские сенаторы решили впоследствии подкорректировать свои отношения с Филиппом, они получали возможность выбрать выгодный для этого момент самостоятельно.
Глава 5 У.-В. Харрис РИМСКАЯ ЭКСПАНСИЯ НА ЗАПАДЕ* I. Введение В период между окончанием второй войны против Карфагена и падением Нуманции в 133 г. до н. э. римляне подчинили своей власти северную Италию и значительную часть Испании, а также еще раз разгромили карфагенян, разрушили их город и создали в Северной Африке свою провинцию. Все эти события довольно удобно будет рассмотреть в рамках одной главы. При этом мы, конечно, не забудем о характерных особенностях трех вышеупомянутых регионов и поведения римлян на этих территориях, а также уделим должное внимание как внутреннему функционированию общества и государства завоевателей, так и осуществлявшейся в то же время римской экспансии на Востоке, ведь понять сложнейшее явление, именуемое римским империализмом, можно лишь рассматривая его с самых разных сторон. Наиболее важные решения относительно Испании и галльских земель в северной Италии римский сенат принял до 202 г. до н. э. Что касается галлов, то еще перед Ганнибаловой войной сенаторы решили добиться их полного подчинения, а в 206 г. до н. э. были восстановлены две довоенные колонии в долине Пада (совр. По) — Плаценция и Кремона. Примерно в то же время сенат постановил направлять постоянных наместников (по двое за раз) в Испанию. После битвы при Заме, когда карфагеняне были вынуждены согласиться на подписание договора, который, по сути, лишал их возможности восстановить свою власть в Иберии, римляне теоретически уже могли выводить войска из своих испанских владений, хотя подобный шаг и не нашел бы широкой поддержки в Городе. А вот северная Италия настоятельно требовала более пристального внимания. * Основная часть данной главы была закончена в 1981 г. (Под «Западом» и «Востоком» в контексте римской экспансии авторы, как правило, понимают Западное и Восточное Средиземноморье. — В. Г)
П. Покорение Цизальпинской Галлии 139 II. Покорение Цизальпинской Галлии1 В 201 г. до н. э. та территория, которую римляне впоследствии стали (среди прочего) называть Цизальпинской Галлией, даже не имела определенного географического названия. На этих землях не существовало никакой единой политической или хотя бы этнической общности, а для населявших ее народов были характерны различные жизненные уклады и системы отношений с Римом. Так, лигуры хотя и владели равнинными областями по обе стороны Апеннин, но всё же были преимущественно горным народом и, в отличие от жителей большинства других регионов Италии, больше занимались пастушеским скотоводством и охотой, нежели земледелием2. Судя по всему, у лигурийских племен в зачаточном виде существовали какие-то политические институты (поскольку в ходе некоторых войн они выводили на бой довольно многочисленные армии), однако никакой единой системы они не составляли. Письменности и монет у лигуров в рассматриваемый период тоже, по всей видимости, не было. О качестве и количестве их металлических изделий мы практически ничего не знаем (ни одна территория не была разграблена римлянами настолько сильно, как Лигурия), однако железа у них, вероятно, было немного3. Лигурийские поселения в большинстве своем представляли собой простые деревни, а два важных племенных центра — Пиза и Генуя — были захвачены римлянами еще до начала рассматриваемого в данной главе периода. При этом, однако, плотность населения на анализируемой территории, вероятно, была довольно велика (если следовать стандартам сельской местности в древности), поскольку в противном случае столь длительное сопротивление римским легионам было бы довольно сложно объяснить. Основные галльские племена — бойи, инсубры и ценоманы — были в некоторых отношениях более развитыми. Полибий несколько приуменьшает их достоинства, говоря, что у них не было никаких «знаний и искусств», хотя при этом до нашего времени сохранилось множество изготовленных галлами металлических украшений, орудий труда и оружия4. Железное оружие было совершенно обычным явлением. Столь же неправ был греческий историк, когда описывал вышеупомянутые 1 Основным литературным источником для данного раздела является «История» Ливия; также мы используем сведения, приводимые Полибием, Диодором Сицилийским, Страбоном и Зонарой. Наиболее важные эпиграфические и археологические источники упоминаются далее в сносках. 2 О важности скотоводства см.: Диодор Сицилийский. V.39.4 (по данным Посидония?) (упоминает также охоту). О стадах см.: Страбон. IV.202; cp.: V.218. Эти и другие тексты, напрямую касающиеся древней Лигурии, собраны в: Fomi and others 1976 (В 211). 3 Напр., щиты они делали из бронзы, см.: Страбон. IV.202. 4 Полибий. П.17.10. На самом деле Полибию было известно об их трубах и свирелях (29.6), ожерельях и браслетах (29.8; 31.5), но далее (33.3) он очень нелестно отзывается о галльских мечах. Наиболее полный обзор археологических свидетельств о жизни галлов северной Италии в рассматриваемый период см. в: Реуге 1979 (Н 164).
Карта 7. Северная Ит;
П. Покорение Цизальпинской Галлии 141 племена как в основном ведущие кочевую жизнь5, хотя, конечно, в их экономике, как и у лшуров, был довольно силен пастушеский элемент. При этом галлы, без сомнения, активно занимались землепашеством6. Далее, отчасти несправедливым является и приводимое Полибием упоминание о том, что кельты жили в неукрепленных деревнях. Довольно мощные укрепления, судя по всему, имелись по меньшей мере у таких галльских поселений, как Ацерры, Медиолан, Фельсина (Бонония) и Бриксия7. Кроме того, североиталийские галлы чеканили серебряную монету, которая имеет подражательный характер, однако при этом свидетельствует о существовании определенной гражданской организации8. Галльских надписей сохранилось очень немного, да и те, судя по всему, относятся ко временам уже после римского завоевания, но некоторые галлы однозначно были грамотными, поскольку писали послания римскому сенату. Наконец, хотя мы практически ничего не знаем о политической организации даже наиболее крупных племен, они явно осуществляли постоянный контроль над четко определенными и довольно обширными территориями9. Бойи и инсубры освободились от власти Рима с прибытием Ганнибала в Италию, хотя римские колонии Кремона и Плаценция при этом уничтожены не были. Ценоманы же, по всей видимости, открыто выступили против римлян лишь в 200 г. до н. э., что прекрасно демонстрирует (если, конечно, это действительно было так), насколько плохо они были осведомлены о событиях во внешнем мире. В ходе Ганнибаловой войны определенное влияние на ценоманов, возможно, оказывали их соседи с востока — венеты, которые оставались верны союзу, заключенному с римлянами еще до 225 г. до н. э. (Поскольку во П в. до н. э. венеты постепенно попали под власть Рима, не оказывая никакого вооруженного сопротивления, то в данном разделе мы их касаться почти не будем.) После ухода войск Магона из северной Италии в 203 г. до н. э. восстановление римской власти на этой территории стало задачей первостепенной важности, и в период с 201 по 190 г. до н. э. сенат каждый год отряжал в данный регион одного или обоих консулов до тех пор, пока галлы не 5 Полибий. П.17.11. О шерстяных изделиях у инсубров в более поздний период см.: Страбон. V.218. 6 Упоминание Полибия (П.15), вероятно, относится уже к римскому периоду, но см. У него: П.34.10; Ш.44.8; ср.: Toynbee 1965 (А 37) П: 256. 7 Полибий. II. 17.9. Об Ацеррах и Медиолане: 11.34; о Бононии ср.: Ливий. -^00011.37.3—4. Предположения о том, что Бриксия, являвшаяся главным городом ценоманов (Ливий. ХХХН.30.6), не имела стен, представляются нам совершенно неправдоподобными. 8 Об этих монетах см.: Pautasso 1966 (В 123); Pautasso 1975 (124); Реуге 1979 (Н 164): 99-101. Все, или почти все, эти серебряные монеты были отчеканены к северу от Пада. Рассказывая о добыче, захваченной римлянами у галлов, Ливий упоминает существенное количество бронзовых и серебряных монет (ср.: ESAR 1.128—132). 9 Однако одно из упоминаний у Ливия (ХХХП.30.6) («in vicos» — «в селения») позволяет предположить, что в рамках племени ценоманов существовали какие-то более мелкие подразделения.
142 Глава 5. Римская экспансия на Западе были полностью подчинены10. При этом в большинстве случаев на рассматриваемой территории служило больше легионов, чем в Испании, и даже после 190 г. до н. э. североиталийские легионы, как правило, были столь же многочисленными, как испанские, вплоть до 172 г. до н. э.11. Одной из причин данной политики было то, что, по мнению римлян, инсубров и бойев необходимо было наказать за их отступничество. Впрочем, согласно общепринятой интерпретации, основной целью Рима при этом была просто защита своих владений12. И войны с галлами и, возможно, даже с лигурами действительно в значительной мере носили оборонительный характер. После 225 г. до н. э. галльские отряды слишком часто появлялись на территории римской Италии, и римляне вполне могли по-прежнему считать их весьма опасными (вне зависимости от реалистичности подобной оценки). Впрочем, у жителей Вечного города были и иные, более существенные мотивы. Римское общество рассматриваемого периода было сориентировано на регулярные, практически ежегодные, военные действия, на расширение своего владычества и на получение материальных благ, которое сопутствовало успешным войнам13. Данный настрой был настолько глубоко укоренен в общественном сознании римлян, что пошатнуть его не сумели даже ужасные испытания Ганнибаловой войны. При этом долина Пада рассматривалась как потенциальная сфера распространения римского владычества уже с 60-х годов Ш в. до н. э., поскольку, несмотря на определенную заболоченность и большое количество лесов (по стандартам последующих столетий), это была очень привлекательная территория, что прекрасно демонстрируют масштабы римской и италийской колонизации данного региона во П в. до н. э. При этом сравнительная отсталость галлов и ли- гуров имела для Рима ряд очевидных преимуществ — их укрепления и военная организация были достаточно слабыми. Как следствие, возобновление римских атак на североиталийские народы было лишь делом времени. Что касается политической ситуации в Цизальпинской Галлии в 202/201 г. до н. э., то она остается для нас не совсем ясной. Судя по всему, на рассматриваемой территории всё еще действовал некий карфагенский военачальник по имени Гамилькар14, однако его влияние, скорее всего, было весьма ограниченным. Когда консул 201 г. до н. э. П. Элий Пет получил Италию в управление и прибыл на север, он предположительно получил известия о нападениях галлов на земли союзников Рима, после чего вторгся во владения бойев15. Как бы то ни было, данный поход завершился кровавой битвой при Мутильской крепости (возможно, совр. 10 Наиболее подробные рассказы об этих событиях см. в трудах де Санктиса (De Sanctis 1907—1964 (А 14) IV.i: 407—417) и, несмотря на множество недочетов, Тойнби (Toynbee 1965 (А 37) П: 252—285); см. также: Hoyos 1976 (Н 161). 11 О расположении легионов см.: Toynbee 1965 (А 37) П: 652. 12 Напр.: De Sanctis 1907-1964 (А 14) IV.i: 407; Scullard 1973 (Η 54): 89-90. 13 Об этой точке зрения см.: Harris 1979 (А 21): 9—130, 210—211. 14 Ливий. XXXI. 10.2, 11.5, 21.18 и т. д. 15 Ливий. XXXI.2.5.
П. Покорение Цизальпинской Галлии 143 Модильяна — городок в Апеннинах, неподалеку от Фаэнцы), в которой римляне понесли очень большие потери. Еще одна загадка, уже упоминавшаяся ранее, связана с ценоманами, которые, если верить источникам, в рассматриваемый момент впервые оказались на грани восстания против римлян, хотя время для этого было весьма неподходящим16. В конце 201 г. до н. э. римляне начали готовиться к войне с Македонией, и в 200-й год Галлия вступила преторской провинцией, на территории которой было размещено не очень много войск. Но именно в этом году не только бойи, но и инсубры, ценоманы и лигуры предприняли самую решительную попытку изгнать римлян с галльских земель. По крайней мере, так ситуация представлена в римской анналистической традиции, и, вероятно, вышеупомянутые народы действительно выступили против Рима единым фронтом, хотя среди ценоманов не наблюдалось полного единодушия, да и некоторые лигурийские племена остались в стороне, например ингавны, которые годом раньше по собственной воле заключили договор с римлянами17, скорее всего, не были намерены нарушать его. Впрочем, как бы то ни было, восставшие разграбили латинскую колонию Плаценция и попытались сделать то же самое с ее «близнецом» — Кремоной, однако были наголову разгромлены армией Л. Фурия Пурпуриона. При этом римские сенаторы сочли данную победу настолько важной, что даровали Пурпуриону триумф, в результате чего тот стал первым более чем за сорок лет претором, снискавшим данную почесть. Начиная с этого момента давление уже, по всей видимости, осуществлялось исключительно со стороны римлян, хотя при этом они периодически несли и весьма серьезные потери. Так, один из консулов 200 г. до н. э. осуществил грабительский поход в галльские земли, а в следующем году римский претор напал на инсубров, но при этом потерял немало людей18. В 199 и 198 гг. до н. э. консулы, которым в качестве провинции была выделена северная Италия, не сделали, по словам Ливия, «ничего, достойного упоминания» [Пер. С.А. Иванова): так, один из них, С. Элий Пет, большую часть своего срока был занят восстановлением Плаценции и Кремоны, что, судя по всему, потребовало проведения военных операций против инсубров19. Впрочем, причина столь медленного развития событий совершенно очевидна: римляне всё еще вели войну против Филиппа V. Тот факт, что Пет оставил на севере два легиона, которые следовало распустить20, может указывать на то, что ему хотелось более решительных действий. В 197 г. до н. э., когда в Македонии по-прежнему продолжал командовать Фламинин, оба консула воевали 16 Странное поведение ценоманов может объясняться «конфликтом поколений» внутри этого племени (ср.: Ливий. ХХХП.30.6). 17 Ливий. XXXL2.il. 18 Ливий. ХХХП.7.5—7 (более 6,7 тыс. убитыми); Зонара. IX. 15; ср.: Harris 1979 (А 21): 258. 19 Ср.: Зонара. IX. 16; Ливий. ХХХШ.21.6-9. 20 Ливий. ХХХП.9.5, 26.2.
144 Глава 5. Рижская экспансия на Западе в северной Италии. Они нанесли серьезные поражения и галлам, и лигу- рам, хотя ценоманы покорились без особого сопротивления и после этого больше никогда не поднимали оружия против Рима (претор, который в 187 г. до н. э. попытался спровоцировать войну с ними, был отозван сенатом). При этом Г. Корнелий Цетег справил триумф над инсубрами и ценоманами, а Кв. Минуций Руф — лишь неофициальный триумф «на Альбанской горе» над бойями и лигурами. Основное сражение, в котором участвовала армия Цетега, состоялось на реке Минций (совр. Минчо), в землях ценоманов. В этой битве инсубры понесли тяжелые потери21, но консул, вероятно, всё равно не смог далеко продвинуться вглубь их владений. Что же касается Минуция, то, дойдя до Генуи и проведя кампанию в Лигурии (см. далее), он пересек Апеннины и разграбил земли бойев, которые не сумели убедить инсубров прийти им на помощь, отправив свое войско на юг, и были настолько выведены из равновесия нападением римлян, что не смогли оказать согласованного сопротивления. Если события действительно развивались подобным образом, то приводимое Полибием упоминание22 о «страхе» римлян перед галлами в начале 197 г. до н. э. не следует принимать всерьез. Если бы консулы опасались нападения галлов, то, в частности, Минуций использовал бы совершенно иную стратегию. Инсубры, без сомнения, уже были сильно ослаблены еще до того, как на них напал консул 196 г. до н. э. М. Клавдий Марцелл (сын того самого Марцелла, который получил «тучные доспехи»22а за победу над галлами в 222 г. до н. э.), поскольку он сумел дойти до Кома, находящегося на самом севере инсубрских владений. Город был взят, а галльское войско потерпело жестокое поражение. Что касается бойев, то они сумели разбить Марцелла в одной битве, однако затем были вынуждены сдать Фельсину и окружающие ее крепости (по крайней мере, на какое- то время) объединенным силам Марцелла и Л. Фурия Пурпуриона (который, заняв консульскую должность, вновь получил командование армией в Галлии). В 195 г. до н. э. римлянам пришлось уделить повышенное внимание Испании, в силу чего на север (против бойев) был направлен только один консул — А. Валерий Флакк, который в начале следующего года окончательно разгромил инсубров близ Медиолана (совр. Милан). В 194—192 гг. до н. э. на север каждый год направлялись оба консула, поскольку бойи всё еще оказывали упорное сопротивление23. Впрочем, в 192 г. до н. э. 21 Ливий. ХХХП.30.11—12. 22 Полибий. ХУШ.11.2; отголосок: Зонара.1Х.16. Ливий объясняет эти нападения просто — упоминая об отпадении галлов (в 200 г. до н. э.) (ХХХП.28.9). 22а «Т у ч н ы е доспехи» (spolia opima) — особо почетный трофей, который, как правило, приносил в дар Юпитеру полководец, одержавший крупную победу, в частности, лично убивший вражеского военачальника. — В.Г. 23 Однако не совсем ясно, насколько можно доверять известным нам сведениям о потерях римлян: 5 тыс. убитыми в основном сражении 194 г. до н. э. (Ливий. XXXIV.47.8) и более 5 тыс. (включая союзников) — в основной битве 193 г. до н. э. (Ливий. XXXV.5.14).
П. Покорение Цизальпинской Галлии 145 они начали утрачивать единство, так как представители местной элиты (в количестве примерно полутора тысяч человек), включая тех, кого Ливий именует «сенаторами», перешли на сторону Рима24. В следующем году консул П. Сципион Назика завершил покорение бойев. Капитуляция инсубров и бойев перед римлянами стала решенным делом. Оттянуть ее смогла только постоянная потребность Рима в большом количестве легионов на востоке. Поражение Ганнибала, а также безжалостность и упорство римлян, судя по всему, совершенно деморализовали галлов, наиболее ярким свидетельством чего послужило предательство бойев собственными вождями в 193 г. до н. э. Без сомнения, римляне серьезно опустошили завоеванные земли, хотя в случае с инсубрами масштабы этого опустошения оценить довольно сложно. Полибий явно преувеличивал, когда писал о том, что сам видел, как галлов (в основном он рассказывает именно о бойях и ин- субрах) совершенно вытеснили с Паданской равнины, «за исключением немногих местностей под Альпами», поскольку мы располагаем довольно многочисленными доказательствами того, что многие инсубры по- прежнему продолжали жить на земле своих предков25, на которой к тому же не было основано ни одной новой колонии. Впрочем, многие другие представители рассматриваемого галльского племени были захвачены в плен и обращены в рабство, и вполне возможно, что по договору инсубров с Римом, о котором мы знаем очень мало26, часть их территории была включена в состав римской «общественной земли» (ager publicus). Впрочем, даже если последнее предположение не совсем верно, упомянутый договор в любом случае накладывал на инсубров весьма существенное бремя, поскольку подобные условия были предусмотрены даже для менее упорных ценоманов. Как бы то ни было, некоторая часть инсубров всё же выжила — со всеми преимуществами и недостатками договора с римлянами. А вот с бойями последние обошлись более жестоко, поскольку те оказывали им более длительное сопротивление и, возможно, потому, что их владения были более доступными с южной стороны и, как следствие, более привлекательными для колонизации. Сципион Назика конфисковал у оставшихся в живых бойев примерно половину их земель27, причем это, судя по всему, была более ценная половина, а остальные территории представляли собой заболоченную или густо поросшую лесом местность, которая не могла прокормить многочисленное население. При этом Полибий намекает на то, что бойи были полностью изгнаны из 24 Ливий. XXXV.22.4, с «дублем» в: 40.3. 25 Полибий. П.35.4. Страбон (V.213) просто говорит, что они «существуют еще и теперь». Об археологических и ономастических свидетельствах см.: Chilver 1941 (Н 159): 71—85; Mansuelli 1965 (Н 163); Реуге 1979 (Н 164): 63—64, 72—81. Несомненно, инсубры продолжали чеканить монеты и после завоевания. 26 Единственный источник: Цицерон. Речь в защиту Балъба. 32. 27 Ливий. XXXVL39.3.
146 Глава 5. Рижская экспансия на Западе своих прежних владений, а Страбон прямо говорит об этом28. По всей видимости, это произошло примерно через поколение, после того как они были выселены на неплодородные земли за пределами римских поселений. Археологические и ономастические данные демонстрируют четкий контраст между территорией ценоманов и инсубров, с одной стороны, и территорией бойев — с другой: на последней следы галлов практически исчезают со П в. до н. э.29. Наиболее пригодная для земледелия часть владений бойев перешла в руки римских, латинских и, возможно, италийских поселенцев. При этом — поскольку в Кремону и Плаценцию переселилось не менее 6 тыс. новых семей (190 г. до н. э.) — на землях бойев было решено основать две новые колонии30. Впрочем, вскоре после этого (189 г. до н. э.) была основана лишь одна из них — Бонония. Ее население состояло из 3 тыс. «латинских» колонистов, каждому из которых был дарован сравнительно небольшой земельный участок площадью тридцать один акр (для всадников — сорок три акра). Далее, судя по всему, на рассматриваемой территории появились небольшие поселения — Форум Ливия (188 г. до н. э.) и Регий Лепида, причем последнее было заложено М. Эмилием Лепидом, консулом 187 г. до н. э., во время строительства магистральной дороги из Аримина в Плаценцию. В 183 г. до н. э. были основаны Парма и Мутина, в каждой из которых разместилось по 2 тыс. колони- сгов-мужчин31. В том же году римляне, опасаясь сопротивления со стороны жителей крайнего северо-востока североиталийской равнины, приняли решение о выведении латинской колонии Аквилея. Долгосрочные последствия всех этих мероприятий будут более подробно рассмотрены в одной из следующих глав (гл. 7, с. 246—300), а пока мы отметим лишь самые общие политические и экономические результаты, которые были вполне очевидны: колонии и прочие поселения, а также договоры с ин- субрами и ценоманами наконец-то закрепили римское владычество над галльской частью равнины Пада и обеспечили массовый переход ресурсов от галлов к римлянам и их италийским союзникам. Войны с лигурами шли медленнее. Боевые действия в Апеннинах даже в 70-х годах П в. до н. э. доходили на востоке до холмов, расположенных к югу от Мутины, а сама Мутина была захвачена лигурами в 177 г. 28 Полибий. П.35.4; Страбон. V.213, 216; ср.: Плиний Старший. Естественная история. Ш.116. 29 Об археологических свидетельствах или, скорее, об их отсутствии см.: Arslan 1971—1974 (Н 157): 47, а также: Arslan 1976—1978 (Н 158): 445-Т46. «Кельто-италийский» диалект Эмилии-Романьи (Toynbee 1965 (А 37) П: 664 примеч. 1) — это миф, а религиозные пережитки, упоминаемые Пейром (Реуге 1979 (Н 164): 52), который хорошо понимал, что уцелевшие бойи были немногочисленны и доведены до нищеты, незначительны и очень сомнительны. 30 Ливий. XXXVn.47.2. 31 Мы полагаем, что, несмотря на упоминания Полибия (Ш.40.8; явно путая времена, он называет город римской колонией) и Ливия (XXXV.4.3—4), основное население Мутины, судя по всему, до 191 г. до н. э. составляли бойи.
П. Покорение Цизальпинской Галлии 147 до н. э. Окончательно же та территория, которую можно назвать «Цизальпинской»31 а Лигурией, оказалась в руках римлян не раньше 155 г. до н. э. Что же касается побережья, то в 203 г. до н. э. римляне восстановили Геную, а два года спустя попытались обеспечить ее безопасность, заключив договор с ингавнами — лигурийским племенем, жившим сразу же к западу от города. Тем самым Рим получил контроль над важной гаванью и доступ к долине Пада через перевал Пассо-деи-Джиови, после чего сосредоточил внимание на лигурах, проживавших к востоку и юго- востоку от данной линии (которая, судя по всему, активно использовалась задолго до строительства в 148 г. до н. э. Постумиевой дороги), главным образом — на ильватах, апуанах и фриниатах. При этом, конечно, следует помнить, что рассматриваемая территория была весьма обширной и на юге простиралась до Пизы, а на востоке — до линии Фла- миниевой дороги (построенной в 187 г. до н. э. между Аррецием и Бо- нонией). В 197 г. до н. э. консул Кв. Минуций Руф провел решительную кампанию в Лигурии, покорив келатов и кердекиатов (которые, вероятно, жили к северу от Генуи), а также ильватов, обитавших сразу же к востоку от них32. Его триумф стал последним триумфом над лигурами за шестнадцать лет. Это произошло вовсе не потому, что сенат не уделял Лигурии должного внимания. На протяжении рассматриваемого периода и вплоть до начала Третьей Македонской войны в 171 г. до н. э., военные действия в Лигурии каждый год обычно вел один консул, а нередко и оба, и при этом каждый из них командовал двумя легионами, а также примерно таким же количеством союзных войск. Но при этом первым, чья кампания принесла хоть сколько-нибудь существенные результаты после 197 г. до н. э., был Кв. Минуций Ферм (не являвшийся близким родственником Минуция Руфа), который, будучи консулом, в 193 г. до н. э., вероятно, был вынужден защищать от массированной атаки Пизу, а в следующем году перешел в наступление33. Возможно, именно от имени Минуция Ферма происходит название Минуччиано — местечка, расположенного примерно в восемнадцати милях к востоку от Специи33а, что лишний раз подчеркивает абсурдность его заявлений о том, что он принудил к сдаче всю Лигурию34. То, что в 190 г. до н. э. Минуцию было отказано в триумфе, явно указывает на то, что сенаторы тоже не поверили подобным заявлениям. 31а То есть расположенной «по эту сторону Альп», по аналогии с Цизальпинской Галлией. — В. Г. 32 Весьма благоприятным для Минуция последствием этой кампании (см.: ILLRP 517) было то, что он стал патроном Генуи. 33 Ливий. XXXIV.56.2; XXXV.3.1, 21.10—11; примерно в то же самое время другие лигу(эы грабили земли Плаценции (XXXIV.56.10). а Специя — современный итальянский город на побережье Лигурийского моря, Центр одноименной провинции. — В. Г. 34 Ливий. XXXVTL2.5. Нападки на Минуция содержались в речи Катона «О ложных сражениях» (ORF4 фр. 58, с. 26-27).
148 Глава 5. Рижская экспансия на Западе После победы над Антиохом Ш и Этолийским союзом, в 188 и 187 гг. до н. э. консулы вновь вернулись к войнам на севере. Так, согласно Ливию, консулы 187 г. до н. э. Г. Фламиний и М. Эмилий Лепид разбили и разоружили лигурийское племя фриниатов, причем якобы поголовно, а Фламиний также разгромил апуанов, «которые так часто опустошали окрестности Пизы и Бононии, что тамошние земли было невозможно возделывать» [Пер. Э.Г. Юнца)35. При этом упоминание о сражении у гор под названием Баллиста и Свисмонтий (совр. Валестра и Пьетра-ди- Бисмантова) показывает, что Лепид проник глубоко в Апеннины от проложенной им дороги между Аримином и Плаценцией и от основанного им поселения Регий Лепида, и хотя тот факт, что во время своей кампании консул дал обет построить два храма, указывает на определенные трудности, после рассматриваемого похода сведения о сопротивлении фриниатов пропадают из источников на много лет. Апуаны же, однако, нанесли поражение римской армии в 186 г. до н. э. и продолжали сопротивляться еще довольно долго. Судя по всему, римляне сумели по- настоящему обезопасить себя от них лишь благодаря достижениям М. Семпрония Тудитана (консул 185 г. до н. э.), который совершил сухопутный поход до Луны (неподалеку от р. Макра, расположенной на северной границе прибрежной равнины). Второй же консул 185 г. до н. э. перенес военные действия на земли ингавнов, живших в западной Лигурии36. 182 г. до н. э., по всей видимости, ознаменовался усилением римской активности в Лигурии, поскольку на ее территории весь год действовали оба консула и проконсул — каждый с двумя легионами. При этом один из консулов, Л. Эмилий Павел (впоследствии командовавший римскими войсками в битве при Пидне), напал на ингавнов, ссылаясь на их пиратские набеги37, и нанес им жестокое поражение. После этого ингавны сдались, а Павел вернулся в Рим во главе триумфальной процессии, в которой, естественно, было больше пленников, чем золота и серебра38. При этом мира запросили и другие лигурийские племена, однако римский сенат не поверил в искренность их намерений39. Консулы 181 г. до н. э., которые и на 180 г. до н. э. остались в Лигурии, получив приказ начать войну с апуанами, стали использовать принципиально новую политику депортации и переселили около 40 тыс. взрослых мужчин, а также, вероятно, большое количество женщин и детей из Лигурии в Самний. Эта политика была продолжена двоюродными братьями Кв. Фульвиями Флакками, занимавшими консульскую должность в 180 и 179 гг. до н. э.: один из них выслал в Самний еще около 7 тыс. апу- 35 Ливий. XXXIX.2.5; хотя апуаны едва ли могли дойти до земель Бононии. 36 Ливий. XXXIX.32.2—4. О событиях Лигурийских войн в 184/183 г. до н. э. нам почти ничего не известно; ср.: Harris 1979 (А 21): 259. 37 Плутарх. Эмилий Павел. 6, вероятно — на основании данных, заимствованных Плутархом у Полибия; ср.: Ливий. XL. 18.4, 28.7. 38 Ливий. XL.34.8. 39 Ливий. XL.34.9—12.
П. Покорение Цизальпинской Галлии 149 анов, а другой расселил 2,3 тыс. горных лигуров на северных равнинах. В 180 г. до н. э. в землях апуанов римляне основали Луку, латинскую колонию40, а тремя годами спустя — Луну, крупную колонию граждан нового типа, на территории которой разместилось 2 тыс. поселенцев мужского пола41. После того как завоевание всей Лигурии к востоку от Генуи было практически завершено, более активный консул 178 г. до н. э., А. Манлий Вульсон, был направлен в Истрию, где военные действия начались еще в 183 г. до н. э. и в 181-м велись претором42. После двух лет консульских кампаний в рассматриваемом регионе была установлена власть Рима. При этом наибольший интерес вызывает добыча, взятая консулом Г. Клавдием Пульхром в 177 г. до н. э.: 5632 пленника (весьма полезная цифра, поскольку мы располагаем весьма скудными сведениями о количестве пленных, захваченных в «обычных» войнах П в. до н. э.) и 350— 370 тыс. денариев, часть которых, вероятно, была захвачена в Лигурии43. В то же время сопротивление римлянам вновь начали оказывать фриниаты, которые в 177/176 г. до н. э. даже сумели внезапным ударом захватить Мутину, римский город, что было довольно-таки отважной акцией. Впрочем, вскоре после этого они потеряли свою основную крепость в районе гор Монте-Валестра и Монте-Фосола44. О последнем этапе данной войны нам практически ничего не известно по причине наличия в тексте Ливия лакуны именно в том месте, где он рассказывает о действиях консулов 175 г. до н. э., получивших триумф над лигурами. Когда в следующий раз мы слышим о римских военачальниках, действовавших в Лигурии, они уже сражаются с племенем стателлатов на территории южного Пьемонта, но при этом продолжают проводить политику депортации. После удара, нанесенного М. Попиллием Ленатом (консул 173 г. до н. э.), в живых осталось меньше 10 тыс. стателлатов, которые сдались на милость победителя и сразу же были проданы в рабство, хотя обычно римляне не поступали так с народами, осуществившими официальную процедуру deditio (сдачи. — В.Г.). В результате этого у политических врагов Попиллия появилась благоприятная возможность выдвинуть против него определенные обвинения. Сенат потребо¬ 40 Ливий (XL.43.1) намекает на то, что земли для этой колонии были предоставлены Пизой, хотя территория Луки была намного больше, чем территория Пизы. 41 Ливий (XLI.13.5) пишет, что каждый колонист получил 51,5 югера (32 акра) земли. Современные же исследователи следуют в основном за де Санктисом (De Sanctis 1907— 1964 (А 14) IV.i: 568 примеч. 204) и Касганьоли (Castagnoli 1946—1948 (Н 84): 55) и снижают эту цифру до 6,5 югера, однако подобное мнение плохо согласуется с точкой зрения, согласно которой центуриатное деление в южном направлении распространялось вплоть до Феронии (совр. Пьетрасанта). 42 О поводах для этого ср.: Ливий. XL. 18.4, 26.2. 43 Ливий. XLI.11.8, 13.7 (представляется маловероятным, что большая часть этих серебряных монет происходила из Лигурии, где до рассматриваемого времени их чеканилось очень мало, тогда как Истрия после длительного периода мира была покорена); о ценности викториатов см.: Crawford 1974 (В 88): 628—629. 44 Ливий. XLI.18.1—3, 9-13.
150 Глава 5. Рижская экспансия на Западе вал от Аената освободить пленников и вернуть им их землю45, однако, и это самое важное, вместо этого тот лишь развязал еще одну войну против стателлатов в 171 г. до н. э. Впрочем, в конечном итоге между противоборствующими сторонами всё же был достигнут компромисс, в соответствии с которым многие из пленников остались рабами, а те, кому все же была дарована свобода, были в большинстве своем переселены на север — за Пад46, где им «предоставили» землю. При этом на пути между новыми владениями лигуров и их родиной римлянами были основаны две новые колонии — Гаста и Валенция47. Помимо деятельности М. Попиллия и его брата Гая (консул 172 г. до н. э.), следует упомянуть также о создании в 173 г. до н. э. комиссии из десяти человек во главе с М. Эмилием Лепидом (консул 187, 175 гг. до н. э.), который уже обладал весьма значительным влиянием в северной Италии. Данная комиссия начала реализовывать альтернативную программу подушного распределения земли между римлянами и латинами в Цизальпинской Галлии и Лигурии48. В этот момент, когда вот-вот должна была начаться война с Македонией (171 г. до н. э.), римская экспансия в Лигурии остановилась. После битвы при Пидне в рассматриваемом регионе было проведено еще несколько кампаний, однако нам о них практически ничего не известно, поскольку та часть «Истории» Ливия, в которой о них рассказывалось, до нашего времени не дошла. При этом римские полководцы справляли над лигурийскими племенами еще по меньшей мере три триумфа: два — над элиатами, в 166 и 158 гг. до н. э., и один — над апуанами, в 155 г. до н. э.49. История Лигурийских войн весьма загадочна и интересна, хотя при этом весьма нечасто удостаивается внимания историков. И что самое непонятное в этой истории, почему римляне так долго — до 180 или даже до 175 г. до н. э. — не могли добиться решительного перелома. Думается, нехватка людских ресурсов тут ни при чем, поскольку в Лигурии нередко действовали четыре римских легиона со вспомогательными подразделениями, а лигурийские войска, судя по всему, едва ли могли значительно превосходить их по численности. Как правило, считается, что основным препятствием на пути римлян к покорению рассматриваемой страны являлся ее ландшафт, в особенности узкие долины в глубине 45 Ливий. XLEL8.8, 9.6, 21.1. 46 Всё это описывается у Ливия (XLII.22.5—6); те из пленных, кто не враждовал с римлянами с 179 г. до н. э. (это явно отсекало многих стателлатов), были освобождены и отправлены в края, расположенные к северу от реки (согласно Ливию, переселенцев было «много тысяч»). При этом название «Аквы Стателлатские» указывает на то, что многие остались и на своих землях. 47 Toynbee 1965 (А 37) П: 668. Вероятно, в 159 г. до н. э. в той же области был основан Форум Фульвия. 48 Ливий. XLII.4.3—4. 49 См. «Триумфальные фасты» («Acta Triumphalia») за эти годы. Также в 166 г. до н. э., судя по всему, был справлен триумф над «лигурийскими» тавринами, которые жили в районе современного Турина и обычно не именовались лигурийцами, см.: Walbank 1957-1979 (В 38) I: 177.
П. Покорение Цизальпинской Галлии 151 Апеннинского хребта50. Без сомнения, воевать на такой местности было намного сложнее, чем в долине Пада. При этом, однако, с конца 190-х годов до н. э. Рим обладал весьма значительным стратегическим преимуществом, поскольку мог одновременно нападать на восточную Лигурию с обеих сторон Апеннин. Возвращаясь же к сложностям, отметим, что весьма серьезное препятствие для римлян представлял и сам образ жизни лигуров (как позднее было и с кельтиберами): благодаря той мобильности, какую давало им полупастушеское скотоводческое хозяйство, покорить их оказалось весьма непросто. Но после начала полномасштабного римского наступления предотвратить завоевание могла бы только настоящая партизанская война в современном смысле этого слова. Соответственно, нам следует задуматься о том, почему римляне всерьез взялись за Лигурию только в 181 г. до н. э. Едва ли от лигуров в это время внезапно начала исходить более существенная угроза, поскольку в их действиях в этот период не наблюдалось особых изменений, да и на пизанской территории со 187 г. до н. э. никаких проблем тоже не возникало. На протяжении всех 80-х годов П в. до н. э. лигурийские племена постоянно угрожали римским переселенцам в долине Пада, как раньше угрожали Пизе и передвижению римлян в Испанию и обратно, однако в 181 г. до н. э. в дело явно вступил дополнительный фактор. По всей видимости, вскоре, после того как Рим завершил захват земель бойев основанием на них своих колоний в 183 г. до н. э. и запланировал вывести колонии в ряд других весьма привлекательных и (с точки зрения римлян) легкодоступных мест (Сатурния — в 183 г. до н. э., Акви- лея и Грависки — в 181 г. до н. э.), стремление к захвату новых земель заставило их обратить внимание и на наиболее привлекательную часть лигурийской территории. Лука, Луна и владения стателлатов стали последними местами в Италии, где были основаны колонии римских и латинских переселенцев до Союзнической войны50'1. Конечно, было бы нелепым полагать, что, когда римляне завоевывали рассмотренные выше территории, они стремились к некоему «объединению Италии»51, поскольку, в соответствии с политическими воззрениями рассматриваемого периода, земли лигуров и галлов еще не рассматривались как часть италийского мира. Что же касается «естественной границы» по Альпам, то, судя по всему, представления о ней сложились уже после завоевания, возможно — в сочинениях Катона52. Вероятно, вплоть до П в. до н. э. северные регионы не считались «Италией» даже 50 См. также: Флор. 1.19.4. 50а Союзническая война — восстание италийских союзников против Рима в 91— 88 гг. до н. э. — В.Г. 51 При этом очень важно обратить внимание на то, что ценоманам и инсубрам было запрещено даровать римское гражданство (Цицерон. Речь в защиту Бальба. 32). 52 Катон. Начала. Фр. 85; ср.: Полибий. Ш.54.2. Согласно Ливию (ΧΧΧΙΧ.22.7, 54.ΙΟΙ 2), Венетия стала рассматриваться как часть «Италии» в 180-х годах до н. э. Что же касается Цизальпинской Галлии, то она, разумеется, обычно именовалась Галлией вплоть До 42 г. до н. э. и даже позднее.
152 Глава 5. Рижская экспансия на Западе с географической точки зрения53. Впрочем, в конечном итоге войны против галлов и лигуров действительно оказались первым шагом на пути к романизации весьма значительной части Апеннинского полуострова54. III. Испания55 Одновременно с окончательным покорением северной Италии осуществлялось и завоевание огромной территории Испании, что отчетливо демонстрирует тягу римлян к экспансии и их решительность в преодолении любых препятствий, стоявших на пути к расширению их державы56. Испания, которую Рим подчинил своей власти в период с 218 по 133 г. до н. э., была весьма далека от того, чтобы отразить удар даже довольно небольшой римской армии. При этом, конечно, данная страна не была совершенно примитивной или лишенной природных ресурсов. Она, скорее, напоминала оскские области Италии времен Самнитских войн5ба. На побережье располагалось довольно много городов, основанных в основном пунийцами или греками. В глубине же страны жили кельтиберы и лузитаны, которые населяли регионы, по площади вполне сравнимые с Этрурией или Самнием, а также по метшей мере еще два десятка самостоятельных народов, тоже владевших весьма значительными территориями. Основываясь на данных археологии, современные исследователи делают вывод о том, что на отдалении от побережья существовало очень мало крупных городов, наиболее заметным из которых была Нуманция57. В то же время испанские города достаточно часто упоминаются в сочинениях древних авторов, и, хотя приводимые последними 53 С географической точки зрения, для Полибия Цизальпинская Галлия была частью Италии (1.13.4; II. 14.3—12; Ш.54.2, и т.д.), хотя для сторонних наблюдателей в 215 г. до н. э. она еще таковой не являлась (VTL9.6). 54 См. гл. 7 наст, изд., с. 246—300. 55 Основные литературные источники для настоящего раздела — это «История» Ливия и «Иберийско-римские войны» Аппиана (в данной главе мы ссылаемся только на это сочинение данного автора), а также «Всеобщая история» Полибия, фрагменты «Начал» и речей Катона, труды Луцилия, Цицерона, Диодора Сицилийского, Страбона, Валерия Максима, Веллея Патеркула, Плиния Старшего, Плутарха, Флора, географа Птолемея, Феста, Диона Кассия и Кассиодора. О важности археологических, эпиграфических и нумизматических свидетельств см. далее в сносках. 56 Самыми подробными по-прежнему остаются рассказы де Санктиса (De Sanctis 1907—1964 (А 14) IV.i: 428-471; IV.iii: 222—279) и (о войнах 154—133 гг. до н. э.) Симона (Simon 1962 (G 29)). Весьма полезны и комментарии к источникам, составленные Шуль- теном, см.: Schulten 1935, 1937 (В 33). Примерно с 1960 г. активно писать на эту тему начинают и испанские авторы; напр., очень неплохой рассказ о рассматриваемом периоде приводится у Бласкеса и др. (Bläzquez and others 1978—1980 (G 11) Π: 51—98). 5ба Имеются в виду войны Рима с племенами самнитов в IV — начале Ш в. до н. э. — В. Г. 57 Площадь Нуманции в пределах укреплений II в. до н. э. составляла 93 гектара (= 229 акров), см.: Schulten 1914—1931 (В 198) П: 96—103, однако застроено было лишь около одиннадцати гектаров (согласно Шультену (Schulten. П: 178); на них находилось примерно 2 тыс. домов). Об испанских городах этого периода в целом см.: Bläzquez 1964 (G 8): 181 примеч. 40; Garcia у Beilido 1968 (G 17): 7—30; Martinez Gäzquez 1974 (G 22): 156-157.
Ш. Испания 153 данные, без сомнения, являются преувеличенными — например, Катон (который некоторое время воевал в Испании и написал об этом в своих трудах. — В.Г.) просто физически не мог бы захватить четыреста городов, — мы должны также учитывать определенную неполноценность археологических свидетельств, которые ничего или практически ничего не говорят нам, например, о существовании деревянных построек или остатков сооружений доримского периода на территории поныне существующих городов типа Толедо или Сигуэнсы. Впрочем, на рубеже Ш—П вв. до н. э. для внутренней части Испании были в основном характерны не крупные города, а небольшие горные поселки (poblados). О существовании у иберийцев сложных политических институтов нам практически ничего не известно (хотя в письменных источниках периодически упоминаются местные «цари» и «сенаты»), однако на этом основании мы вовсе не должны предполагать, что иберийские племенные институты были грубыми или примитивными по италийским меркам58. Хотя в период до римского завоевания монеты собственного типа чеканили в основном греческие и пунийские города, некоторые иберийцы, жившие в прилегавших к ним регионах, довольно умело подражали им59. Что касается грамотности, то она, конечно, имела среди жителей Испании доримского периода весьма ограниченное распространение, однако, если судить по известным нам надписям (которые, правда, довольно трудно датировать), на иберийском языке довольно много писали в определенных областях, например в районе современного городка Ульястрет (близ Эмпориона) и во владениях эдетанов60. Кроме того, весьма о многом говорит и сам факт существования целой группы иберийских алфавитов. Ко всему прочему, иберийцы доримского времени обладали весьма широкими познаниями в области металлургии и металлообработки, что совершенно неудивительно. Так, даже те серебряные изделия, которыми пренебрегли карфагеняне и римляне, демонстрируют нам высокий уровень искусства иберийских ремесленников61. Железные орудия и предметы вооружения археологи обнаруживают во многих захоронениях на территории Испании, и к тому же общеизвестно, что именно у иберов римские воины заимствовали один из самых эффективных мечей (так называемую фалькату. — В.Г.)62. Конечно, в данной главе невоз- 58 О политической культуре доримской Испании см.: Maluquer de Motes //Menendez Pidal 1954 (G 23): 145-151, 251-252, 318-324; Bläzquez and others 1978-1980 (G 11) I: 183-203. 59 Хронология этих монет, приводимая в классическом справочнике де Гуадана (De Guadan 1969 (В 89): 122—128), начинается слишком поздно, поскольку этот автор, по сути, игнорирует открытие римского денария, датируемого 211 г. до н. э. Некоторые клады, наир, из Лес-Ансиас (De Guadan. Указ, соч.: 93; Crawford 1969 (В 87): Nq 104), показывают, что монеты Эмпориона копировались уже примерно к 210 г. до н. э. 60 См.: Maluquer de Motes 1968 (G 21). 61 Cp.: Raddatz 1969 (В 189). 62 Основная информация о металлургии в Испании: Maluquer de Motes // Menendez Pidal 1954 (G 23): 109-122, 257-269, 355-360; Bläzquez 1968 (G 9): 210-211, 218-220, 228, 236, 245-249. Испанские мечи: Walbank 1957-1979 (В 38) I: 704.
Карта 8. Испания во П в. до н.
Ш. Испания 155 можно полностью осветить все культуры Пиренейского полуострова на момент их первого столкновения с Римом, однако мы в любом случае должны избегать стереотипных представлений о покорении варварской Испании цивилизованными римлянами63. Реальная ситуация была намного сложнее, и нам следует обратить внимание как на более «примитивные» аспекты поведения римлян, так и на самые разные местные условия, политические и материальные, которые повлияли на длительность римского завоевания. Война в Испании являлась частью изначального плана противостояния карфагенянам, который был разработан римским сенатом в 218 г. до н. э. Из года в год демонстрируя необыкновенное упорство в ведении этой войны, римляне в 206 г. до н. э. были наконец-то вознаграждены победой армии Сципиона Африканского при Илипе, и уже в следующем году или даже раньше сенаторы провозгласили, что намереваются регулярно направлять на новопокоренные территории ежегодно избираемых магистратов64. Именно с этого момента, а не со 197 г. до н. э., началось вхождение испанских земель в состав Римской державы (если, конечно, воспринимать данный процесс с традиционной точки зрения)65. Сначала на рассматриваемой территории было образовано две провинции — Ближняя Испания (Hispania Citerior) и Дальняя Испания (Hispania Ulterior), хотя четкой границы между ними, вероятно, не существовало вплоть до 197 г. до н. э.66. Сципион действовал преимущественно в долине реки Бетис (совр. Гвадалквивир), оба берега которой, судя по всему, после Илипы были поставлены под прочный контроль Рима. Земли же в нижнем течении этой реки защищал город Италика, основанный в 206 г. до н. э. Дальше к востоку под римской властью находилась непрерывная, но не очень широкая полоса побережья, которая на севере доходила до р. Ибер67. На северо-востоке в 205 г. до н. э. примерно тридцать местных народов выдали римлянам заложников, а на северо-западе если и не власть, то, по крайней мере, сильное влияние Вечного города распространялось до Оски (совр. Уэска), о чем свидетельствует тот факт, что в числе римских союзников древние авторы упоминают илергетов68. 63 Как в некоторых классических работах, напр.: De Sanctis 1907—1964 (А 14) IV.i: 408. 64 Аппиан. 38.152. 65 Harris 1979 (А 21): 136. Противоположная точка зрения: Bernhardt 1975 (G 5): 420; Knapp 1977 (G 20): 62. Ср.: Ливий. ХХХП.28.11. Теорию Самнера о том, что отдельными провинциями Ближняя Испания и Дальняя Испания стали гораздо позже 197 г. до н. э., следует отвергнуть, см.: Sumner 1970 (G 30); Sumner 1977 (G 31); Develin 1980 (G 12): 364-367. На побережье граница между двумя провинциями прошла сразу же к западу от Нового Карфагена (Ливий. XL.41.10). На узость этой полосы указывает поход Сципиона на «Илуркию» после битвы при Илипе; вероятно, «Илуркия» располагалась на месте современного города Лорки в северо-западной Мурсии и всего в тридцати милях от побережья, см.: Walbank 1957—1979 (В 38] П: 305. 60 Ливий. XXDC3.5. Илергеты: Ливий. XXXIV.12.1; Фронтин. IV.7.3L
156 Глава 5. Римская экспансия на Западе О характере римского владычества в Испании на ранних этапах нам тоже известно очень мало. Так, например, гадесцы заключили с Римом договор, одно из положений которого, вероятно, предполагало, что в их город будут направляться римские префекты, но в 199 г. до н. э. это положение было отменено сенатом69. При этом, однако, ни сенат, ни римский народ этот договор не утверждали, да и вообще Гадес в этом отношении был уникальным (или практически уникальным) явлением, поскольку прочим городам и народам Испании подобных гарантий их прав предоставлено не было. Что касается сбора податей с новоприобретенных территорий, то наиболее вероятным нам представляется предположение о том, что с самого начала на них был наложен фиксированный денежный налог («vectigal stipendiarium»), который взимался и позднее, и что каждая община была обязана ежегодно выплачивать римским должностным лицам фиксированную денежную сумму или ее эквивалент натурой. Если же говорить о гарнизонах, то два стоявших в Испании легиона, вероятно, в 201 г. до н. э. были объединены в один70, а в 197-м — вообще выведены из страны, после чего там остались только латинские, италийские и испанские союзники. Как мы увидим далее, это решение было весьма серьезной ошибкой. О римских владениях в Испании в 198 и 196 гг. до н. э. нам практически ничего не известно, поскольку этот вопрос Ливий обходит молчанием, хотя общая ситуация вполне ясна. После ухода Сципиона некоторые народы, которые римляне стремились держать под контролем, подняли восстание. В числе последних были илергеты и авсетаны, населявшие земли к северу от Ибера, а также седетаны, жившие южнее. Впрочем, к 199 г. до н. э. серьезные боевые действия практически прекратились, и в следующем году — поскольку сенаторы, вероятно, уже считали, что Испания замирена, — в стране была проведена столь желанная реформа управления: число римских преторов возросло с четырех до шести, в силу чего появилась возможность установить в обеих испанских провинциях ежегодное преторское правление71. Кроме того, в качестве дополнительного признания якобы установившегося в Испании мира сенат принял решение отправить домой находившиеся там легионы. Согласно наиболее правдоподобному предположению, восстание было спровоцировано именно началом этого вывода войск, а не тем, как считают многие исследователи, что испанцы вдруг осознали, что их земли оказались включены в состав Римской державы. Впрочем, как бы то ни было, к лету мятеж уже был в полном разгаре, и для его подавления потребо¬ 69 Ливий. ХХХП.2.5, с интерпретациями: Badian 1954: (G 3); Knapp 1977 (G 20): 209— 210. 70 Ливий. ХХХ.41.4—5. 71 При этом, однако, большинству или даже всем преторам, управлявшим испанскими провинциями, была предоставлена проконсульская власть (Jashemski 1950 (Н 12): 41—47; McDonald 1953 (А 24): 143—144) — по крайней мере, по истечении срока их пре- торских полномочий; cp.: Develin 1980 (G 12): 352—353.
Ш. Испания 157 вались усилия обоих новых преторов, а также их предшественников — Гн. Корнелия Блазиона и А. Стертиния. Пребывание последних в Испании было продлено до зимы 197/196 г. до н. э., и, вероятно, именно в 197 г. до н. э. они и одержали те победы, которые отпраздновали по возвращении домой72. При этом, судя по всему, с ними вернулись все, или почти все, их легионеры. Рассказ Ливия о событиях 197 г. до н. э. в Испании является крайне обрывочным и не дает представления о масштабах или географических рамках рассматриваемого восстания73, однако тот факт, что проконсулы 199—197 гг. до н. э. были вынуждены задержаться в иберийских землях на довольно долгое время, по всей видимости, указывает на то, что за первый же год оно охватило весьма значительную территорию74. Один из наместников 197/196 г. до н. э., Г. Семпроний Тудитан, стоявший во главе Дальней Испании, умер от ран после разгрома его армии мятежниками. Каждый из новых преторов, которые были отправлены в Испанию в 196 г. до н. э., вновь получил под свое командование по легиону со вспомогательными подразделениями из союзников, а наместник Ближней Испании Кв. Минуций Ферм (см. выше, с. 147) по возвращении в Рим справил триумф, в ходе которого по улицам Города пронесли огромное количество награбленного в Испании серебра. Что же касается географии восстания, то первые определенные упоминания в рассказе Ливия об этих событиях относятся к местам, расположенным к югу от Бетиса, включая прибрежные пу- нийские города, а также «всю Бетурию»75. О восставших в Ближней Испании ничего не известно, однако в 196 г. до н. э. римляне, судя по всему, воевали там с торболетами (жившими в глубине страны, в направлении от Сагунта)76. Несмотря на успехи, достигнутые силами Кв. Минуция Ферма (проконсул 196 г. до н. э.) в рассматриваемом конфликте в Ближней Испании, зимой 196/195 г. до н. э. сенат пошел на довольно неожиданный шаг, решив направить для управления этой провинцией одного из избранных консулов с двумя дополнительными легионами. По жребию (хотя это, вероятно, не было простым совпадением) рассматриваемая роль досталась человеку исключительной энергии — М. Порцию Катону. 72 Как видно из упоминания Ливия (ХХХШ.27.1—5) и из «Acta Triumphalia», Блазион и Стертиний вернулись в Рим лишь в начале 196 г. до н. э.; противоположная точка зрения: Briscoe 1973 (В 3): 299. 73 Ср.: Briscoe 1973 (В 3): 290. 74 Что удивительно, Стертиний (служивший в Дальней Испании) привез в Рим в качестве добычи больше серебра, чем любой другой полководец, принимавший участие в войне 197—174 гг. до н. э. (50 тыс. фунтов: Ливий. ХХХШ.27.4). 75 Ливий. ХХХШ.21.7—8. Хотя упоминание обо «всей Бетурии» («Baeturiam omnem») выглядит некоторым преувеличением, поскольку власть римлян распространялась лишь до р. Анас (совр. Гвадиана). 76 Ливий. ΧΧΧΙΠ.44.4. Ливий не знал, что некоторые иберийцы, именовавшиеся в его источниках турд етанами/ тур дулами, на самом деле не относились к турдетанам, жившим в Дальней Испании, и были также известны под (более точным) названием торболетов/турболетов.
158 Глава 5. Рижская экспансия на Западе По всей видимости, у сенаторов были реальные причины тревожиться за судьбу испанских владений. И действительно, когда Катон прибыл в Испанию, то встретил определенное сопротивление даже в прибрежных городах — Роде и Эмпорионе, расположенных на дальнем северо- востоке. Если верить Ливию, то к северу от Ибера единственным испанским племенем, сохранившим верность Риму, были илергеты, которыми правил царь Билистаг77. При этом, однако, мы должны с большой осторожностью относиться к встречающимся в наших источниках преувеличениям, которые были направлены на то, чтобы сделать успехи Катона более эффектными, и, без сомнения, почерпнуты из его собственных сочинений78. Так, среди прочего, он утверждал, что захватил больше городов, чем провел дней в Испании, но при этом боевые действия, которые продолжились и при его преемнике, показывают, что заявления Катона о замирении провинции тоже были преувеличенными. Впрочем, Катон всё равно оставил весьма значительный след в истории Испании и, вероятно, еще больше повлиял на представления римлян об этой стране. Он разгромил или разоружил целый ряд народов, живших к северу от Ибера, что заняло несколько месяцев79. Перейдя через реку в 194 г. до н. э., он, согласно многим историкам, увел свою армию примерно на 300—400 миль к юго-западу, чтобы сразиться с турдетана- ми80, однако в действительности это едва ли было так — несмотря на то, что некая «Турта» упоминается в двух сохранившихся фрагментах сочинений Катона81, — особенно учитывая весьма неспокойную ситуацию на северо-востоке и последующее вторжение римлян вглубь владений кельтиберов. Последний факт намекает на наиболее правдоподобное решение: Катон также сражался с торболетами82. После этого он первым из римских полководцев вторгся в Кельтиберию, предположительно — через долину Хилока, однако не смог взять Сегунцию (совр. Сигуэнса) или Нуманцию и вернулся обратно, очевидно, вниз по долине Ибера, чтобы разобраться со всё еще бунтовавшими против Рима лацетанами и бергистанами, жившими на территории современной Каталонии. Во всех этих областях Катон добился довольно значительных успехов и по возвращении в Рим справил триумф (который, правда, был не таким богатым, как некоторые из более ранних триумфов, знаменовавших победы, одержанные в иберийских землях). Кроме того, во время своего пребывания в Испании он немало потрудился, чтобы приумножить доходы с местных провинций, и таким образом, а также путем постоянных заявлений о богатстве этой страны (см. далее, с. 166—167), без сомнения, весьма существенно повышал ее ценность в глазах римлян. 77 Ливий. XXXIV. 11.6; ср.: 13.8. 78 Даже если Ливий не полагался в первую очередь на сочинения самого Катона и даже если некоторые разделы (напр.: XXXIV. 17.1—4) не восходят к его трудам. Об источниках см.: Astin 1978 (Н 68): 302—307; Briscoe 1981 (В 4): 63—65. 79 О спорной хронологии его кампаний см. в том же самом примечании Бриско. 80 См.: Ливий. XXXIV. 17.1; ту же точку зрения см.: Astin 1978 (Н 68): 41 примеч. 32. 81 ORF4 фр. 40, 41 (с. 23). 82 Подробнее см.: Sumner 1977 (G 31): 127; Briscoe 1981 (В 4): 80.
Ш. Испания 159 Впрочем, если смотреть с точки зрения численности войск, то наращивать свою активность в Испании завоеватели начали лишь несколько лет спустя — не раньше 188 г. до н. э., однако импульс, заданный кампаниями Катона, всё же сохранялся. В 193 г. до н. э., судя по нашим источникам, в войну с Римом вступил ряд новых народов: лузитаны (которые впервые упоминаются как племя, вероятно осуществлявшее грабительские набеги на Дальнюю Испанию), оретаны, которые жили в верхнем течении Анаса (совр. Гвадиана), а также проживавшие еще севернее карпетаны, веттоны и вакцеи, которые в том же году были разбиты у Толета (во владениях карпетанов) М. Фульвием Нобилиором, претором Дальней Испании. Последний, несомненно, вел весьма агрессивное наступление в северном направлении и по возвращении в Рим получил овацию82а, а в следующем году был избран консулом. Его преемник в Дальней Испании, Л. Эмилий Павел, также сражался с лузитанами (191/190 г. до н. э.)83, хотя шаблонные подробности и отсутствие четких географических указаний в рассказе Ливия не дают возможности составить полное представление об этой кампании84. К 188 г. до н. э., когда римляне покорили североиталийских галлов и разгромили Антиоха, сенат принял решение посылать в Испанию более значительные воинские контингенты. Преторы этого года получили в свое распоряжение дополнительные отряды союзников, хотя их численность была невелика (в общей сложности 6,4 тыс. человек), как и достигнутые результаты. Если верить Ливию, то лузитаны по-прежнему продолжали тревожить набегами территории союзных или подчиненных Риму народов. Но в 187 г. до н. э. в Испанию прибыли более существенные подкрепления: количество стоявших там легионов было удвоено. К тому же преторы 186 г. до н. э. (Г. Кальпурний Пизон и Л. Квинкций Криспин) сумели очень хорошо сработаться друг с другом и провели весьма успешную кампанию на р. Таг в землях карпетанов. По возвращении в Рим (184 г. до н. э.) они оба справили триумфы — над лузитанами и кельтиберами, причем это были первые полноценные испанские триумфы со 194 г. до н. э. При этом, однако, оба упомянутых народа были еще весьма далеки от окончательного разгрома, ив 183 г. до н. э. кельтиберы, судя по всему, проникали довольно далеко вглубь контролируемой римлянами территории85. Первым претором, осуществившим действительно успешное вторжение в саму Кельтиберию, был Кв. Фуль- вий Флакк, управлявший Ближней Испанией со 182 по 180 г. до н. э. Его действия, несомненно, полностью укладывались в стратегию римского 82а Овация [лат. ovatio) — «малый триумф», который присуждался при менее значительных победах. — В. Г. 83 Ливий. XXXVTL46.7—8 («в стране бастетанов» («in Bastetanis»); cp.: Knapp 1977 (G 20): 66 примеч. 12), 57.5—6. 84 ILLRP 514 — весьма интересный текст приказа Эмилия Павла содержит не очень много полезной информации в данном отношении, хотя на его основании мы можем предположить, что в это время жители Гасты подняли восстание. 85 Ливий. XXXIX.56.1.
160 Глава 5. Рижская экспансия на Западе сената, поскольку в 182 г. до н. э. обе испанские армии были существенно усилены86, а военными трибунами в армии Флакка стали по меньшей мере два бывших претора (что было верным знаком подготовки к крупной военной кампании)87. Разбив кельтиберов на землях, расположенных к югу от их собственной территории, Флакк двинулся на север по долине Хилока, в основном сражаясь с лузонами (одним из кельтибер- ских племен), и в конечном итоге принудил большинство кельтиберов к сдаче88. В следующем году он обрушился на «дальнюю», еще не покоренную часть кельтиберских земель89. Эта кампания была продолжена Т. Семпронием Гракхом (претор 180—178 гг. до н. э.), которому удалось установить определенный контроль над остальной Кельтиберией. Хотя мы не можем точно идентифицировать места, захваченные новым претором в «самых дальних краях» [Пер. И. И. Маханькова) кельтиберских владений (по выражению Ливия), он однозначно разбил какую-то часть ареваков — самого северо-западного кельтиберского племени, которое в долгосрочной перспективе оказалось и самым упорным в сопротивлении римскому завоеванию. Кроме того, Гракх попытался добиться и политического урегулирования ситуации в рассматриваемых областях, о чем будет подробнее рассказано далее. В рамках триумфа, который он справил в феврале 177 г. до н. э., по улицам Рима в качестве трофеев пронесли просто огромное количество серебра — 40 тыс. фунтов. События в Дальней Испании в эти годы проследить сложнее. Преторам 186 г. до н. э. был дарован триумф над лузитанами, однако у Ливия о соответствующей кампании ничего не рассказывается90. Новое столкновение с лузитанами произошло в 181 г. до н. э., а в 179-м Л. Постумий Альбин, согласовав планы с Гракхом, сумел продвинуться довольно далеко вглубь лузитанских владений и ударить по вакцеям, которые жили далеко на севере, в районе современного Вальядолида, и были западными соседями ареваков. Этот поход закончился победой над лузитанами и вакцеями91, ив 178 г. до н. э. Альбин — днем позже Гр акха — справил триумф «над Лузитанией и Испанией». Преемнику Гракха на посту претора Ближней Испании, М. Тицинию Курву (178—175 гг. до н. э.), был также дарован триумф, однако лакуны в тексте Ливия не позволяют нам выяснить, с кем он сражался, хотя это точно были не кельтиберы, поскольку после урегулирования ситуации Гракхом те хранили мир вплоть до скоротечного восстания в 175/174 г. до н. э. Впрочем, вне зависимости от того, где велись боевые действия, — возможно, даже на территориях, уже прочно контролируемых Римом (принимая во внимание обвинения, выдвинутые против Курва в 171 г. 86 Ливий. XL.1.7. 87 MRR I: 385. 88 Ливий. XL.33.9 (181 г. до н. э.). 89 Ливий. XL.39.1. 90 Хотя не исключено, что события, которые он описывает как происходящие в Кар- петании и близ Толета (XXXIX.30—31), на самом деле разворачивались в Лузитании. 91 Ливий. XL.50.6; Периохи. XLI.
Ш. Испания 161 до н. э.), — право претора на триумф было вполне обоснованным. Это был последний полноценный триумф рассматриваемой нами войны. С того момента как Испанию покинул Сципион, военные действия там не велись только в 204—200, 191 и, возможно, в 188/187 гг. до н. э., то есть тогда, когда римляне были заняты серьезными сражениями в других местах. Это говорит в пользу точки зрения, согласно которой на протяжении всего или почти всего периода с 202 по 174 г. до н. э. основное военное давление оказывалось римлянами на иберийцев, а не наоборот (что, впрочем, было бы довольно сложно оспорить в любом случае). Именно подобное впечатление создается, когда мы читаем о столкновениях римских войск со всё новыми и новыми народами: с кельтиберами и прочими — во время командования Катона, с лузитанами — со 193 г. до н. э., с веттонами и вакцеями — с того же года. В свое время карфагеняне продемонстрировали, что благодаря политической разобщенности иберийских народов владения в Испании можно было удерживать и без постоянного продвижения в северном и западном направлениях92. При этом важно учитывать, что иберы действительно иногда вторгались на территории, которые римляне рассматривали как находящиеся под их властью. Римские авторы, естественно, были склонны выдумывать или раздувать подобные истории, и восстановить, скажем, точные обстоятельства вторжений лузитанов во владения римлян (если они действительно имели место) в 193 и 190 гг. до н. э. не представляется возможным. В 186 г. до н. э. кельтиберы и лузитаны якобы нанесли удар по территории какого-то из союзных Риму народов, однако это, вероятно, был не более чем удобный предлог. То же самое, видимо, относится и к кельтиберским набегам на земли авсетанов (183 г. до н. э.) и карпетанов (181 г. до н. э.). Впрочем, даже если все эти истории правдивы, сами по себе они не объясняют постоянных войн в Испании и неумолимого продвижения римлян вглубь страны. При этом до рассматриваемого момента римское завоевание продвигалось довольно медленно по сравнению с тем, что происходило в других местах. Без сомнения, это было отчасти обусловлено упорным сопротивлением коренного населения. Кроме того, кельтиберы, подобно лигурам, вели в основном пастушеский образ жизни93, в результате чего их было довольно сложно поймать и уничтожить. При этом, хотя точные цифры нам неизвестны, имеющиеся у нас источники не создают впечатления, что хоть какой-нибудь из народов Испании мог выставить против римлян многочисленное войско94. Партизанскую войну (что бы мы ни понимали под этим словосочетанием) иберийцы тоже едва ли вели, хотя многие современные исследователи нередко отмечают, что они сражались именно подобным образом. Конечно, воины некоторых испанских племен действительно были совершенно неуловимыми противниками, однако, скорее, дело тут было в том, что для такой большой страны римские войска были не очень многочисленными — так, лишь 92 Schulten 1930 (G 28): 307. 93 Schulten 1914-1931 (В 198) I: 191-192. 94 О Кельтиберии ср.: Там же. 245—246.
162 Глава 5. Рижская экспансия на Западе примерно в 187—172 гг. до н. э. в Испании регулярно находилось четыре легиона95, а до этого их вообще было всего два, то есть 10,8 тыс. собственно римских воинов на весь полуостров. Существенным компонентом обоих этих армий являлись также италийские союзники. Хотя цифры, приводимые Ливием, весьма далеки от полноты, на их основании было рассчитано, что в 197—187 гг. до н. э. к каждому легиону было добавлено в среднем по 7,9 тыс. союзников (включая четыреста всадников), а в тот период, когда в Испании действовало четыре легиона, к каждому из них было приписано 6,3 тыс. союзников (включая триста всадников)96. К этому следует добавить также союзнические контингенты из числа собственно иберийцев, которые нередко служили на стороне Рима тысячами97. Впрочем, примерно до 187 г. до н. э. общая численность римских войск всё равно была относительно небольшой в сравнении с размерами всего полуострова. Быстрое расширение римского владычества в Испании сенаторы считали менее важным, чем экспансию в северной Италии (именно поэтому за рассматриваемый период консул был направлен в Испанию лишь один раз). Но что и вправду удивительно — это то, что в интересующих нас провинциях служило так много римлян, учитывая размеры гражданского коллектива и в особенности количество граждан, пригодных к воинской службе (assidui). Вполне вероятно, что в те времена, когда в Испании стояло четыре легиона, там находилось и несло потери в каждый отдельно взятый момент времени до 20% пригодных к службе iuniores98, что было явным признаком четкой нацеленности римлян на установление своей безраздельной власти на рассматриваемой территории. В 70-х годах П в. до н. э. римская экспансия приостановилась на двадцать лет. Одной из причин этого, судя по всему, было то, что с 173 г. до н. э. основные силы римлян были брошены на борьбу с Македонией. Кроме того, сенаторы, по всей видимости, сочли, что деятельность последних на тот момент наместников испанских провинций принесла вполне удовлетворительные результаты и, как следствие, от дальнейших кампаний не будет большой выгоды. Гракх, очевидно, считал, что ему удалось привести к повиновению очень опасного врага — кельтибе- ров, и, хотя это было несколько преждевременно — несмотря на то, что некоторые современные ученые весьма неосмотрительно заявляют, что именно этот претор завершил войну в Кельтиберии или вообще во всей Испании, — подобные претензии были вполне понятны. В конце концов, он принудил не только беллов и титтов, но и ареваков (или, по крайней 95 Увеличение количества легионов: Afzelius 1944 (Н 80): 40—41 (возможно, это произошло в 185 г. до н. э.). Это количество, вероятно, было сокращено примерно в 172 г. до н. э.; ср.: Brunt 1971 (Н 82): 661—663 — данный автор считает, что такого рода изменения произошли немного раньше. 96 Afzelius 1944 (Н 80): 66-75. 97 Ср.: Afzelius 1944 (Н 80): 90-91; ВаШ 1956 (G 4): 120-124; Brunt 1971 (Н 82): 663- 664. 98 Ср.: Harris 1979 (А 21): 44. (Iuniores — мужчины 17—46 лет. — В.Г.)
Ш. Испания 163 мере, их основной город — Нуманцию) принять выгодные для римского сената условия мира (которые в подробностях нам неизвестны)99. Насколько мы знаем, к 174 г. до н. э. владения римлян в Испании имели следующий вид. К северу от Ибера они, как и до 197 г. до н. э., доходили до земель илергетов, а непосредственно в долине этой реки граница пролегала еще западнее — в районе Калагурриса (совр. Калаорра) или немного выше100. Южнее же подданными Рима были все, или почти все, кельтиберы, а также все племена, жившие между Ибером и юго-восточным побережьем. Кроме того, под властью римлян находились кар- петаны и веттоны, чьи земли располагались вверх по р. Таг дальше к западу, а также, возможно, их северные соседи — вакцеи. При этом, однако, ни один из этих трех народов не был полностью покорён, и у нас нет практически никаких доказательств того, что их территории были включены в сферу провинциального управления101. Что касается лузитанов, то они, судя по всему, сохраняли независимость (для периода до 174 г. до н. э. в источниках упоминается довольно мало лузитанских топонимов), а реальная власть Рима за р. Анас, вероятно, ограничивалась лишь землями кунеев на крайнем юге современной Португалии. О том, что кунеи стали римскими подданными раньше 153 г. до н. э., а следовательно, и раньше 174 г. до н. э., мы знаем из труда Аппиана102. В основном же границы римских владений, вероятно, проходили по Анасу. Наконец, северные рубежи испанских провинций, скорее всего, оставались неопределенными. В Испании (впрочем, как всегда и везде) римские армии грабили местных жителей до последней нитки. Наличие большого количества металлов, прежде всего серебра, делало добычу, захватываемую на иберийских землях, особенно богатой. То серебро и золото, которое, согласно Ливию, было пронесено по улицам Рима во время триумфов 200— 174 гг. до н. э., представляло собой лишь часть захваченного, однако общий вес даже этого нечеканного серебра явно превышал 100 тонн: по меркам того времени это было поистине огромное количество103. Если говорить о других видах движимого имущества, то множество иберийцев, скорее всего, было обращено в рабство. Для древних авторов это 99 Симон (Simon 1962 (G 29): 12) вводит нас в заблуждение, говоря, что Гракх сохранил свободу ареваков, поскольку — хотя у Аппиана (43.179, 44.183) нет ясности по этому вопросу — римский полководец однозначно заключил договор с этим племенем (Полибий. XXXV.2.15, и т. д.). 100 Калагуррис предположительно получил свое дополнительное название — Назика от имени П. Корнелия Сципиона Назики (консул 191 г. до н. э.), который в 171 г. до н. э. был одним из «патронов» жителей Ближней Испании; Gabba 1954 (Н 130): 298—500 = Gabba 1976 (Н 42): 106. 101 Так, напр., рассказывая о событиях 50-х годов П в. до н. э., Аппиан, судя по всему, всё еще противопоставляет веттонов народам, которые уже являлись римскими подданными (56.235, 58.243-244). 102 Аппиан. 57.239. 103 Хороший каталог свидетельств по данному вопросу см. в: ESAR 1.127—137 (хотя и с некоторыми второстепенными вариантами текста). О важности военной добычи для •модей того времени ср.: Harris 1979 (А 21): 209 примеч. 6.
164 Глава 5. Рижская экспансия на Западе было делом настолько естественным, что они обычно ничего не говорят о таких случаях, однако отдельные упоминания всё же подтверждают, что некоторые из иберийских рабов вывозились из Испании104. Наконец, наиболее дальновидных римлян больше всего привлекали конечно же богатые месторождения серебра, особенно те, что были расположены около Нового Карфагена и в горах Сьерра-Морена. Как писал Э. Гиббон, «по какой-то странной, роковой необходимости Испания сделалась для древнего мира тем же, чем были Перу и Мексика для нового» [Пер. В.Н. Неведомского). Имеющиеся в нашем распоряжении источники по истории Испании рассматриваемого периода довольно редко содержат какие-либо интересные подробности о формах римского владычества, однако некоторые вопросы, касающиеся переселения и налогообложения, при этом всё же вполне достойны обсуждения. После Италики на территории испанских провинций появилось три новых города — Гракхурис, Илитургис и Картея, однако, по всей видимости, ни в одном из них переселенцы не преобладали. Картея, стоявшая на берегах бухты Альхесирас, была основана в 171 г. до н. э. как латинская колония — первая за пределами Италии и, соответственно, представлявшая собой важное новшество. Население этого города составили прежде всего потомки от смешанных браков между римскими солдатами и испанскими женщинами, а также, согласно упоминанию Ливия, вольноотпущенники этих потомков и местные жители105. О том, кто населял Гракхурис, основанный в 178 г. до н. э. в верхнем течении Ибера Т. Гракхом (который, таким образом, стал первым римлянином, назвавшим в честь себя целый город), в источниках ничего не говорится, и большинство исследователей предполагает, что это, скорее всего, были коренные жители Испании106, хотя более правдоподобным представляется наличие смешанного населения, с определенной примесью италийской крови, поскольку в противном случае Гракх вполне мог создать потенциальную угрозу безопасности соответствующей провинции. О третьем поселении, Илитургисе (совр. Менхи- бар), на южном берегу верхнего Бетиса, известно еще меньше: предположения о том, что оно также было основано Гракхом, базируются лишь на одной надписи, достоверность которой вызывает определенные сомнения107. Впрочем, если бы Т. Гракх действительно основал подобный 104 Обращение в рабство: Blazquez 1962—1963 (G 6): 19—20. Экспорт: Ливий. Периохи. XLIX; Аппиан. 77.331. 105 Ливий. ХЫП.3.4. По какой именно причине сенат распорядился называть этот город колонией вольноотпущенников, не совсем ясно; cp.: Galsterer 1971 (G 15): 8—9; Humbert 1976 (Η 138): 225-234. 106 Напр.: Brunt 1971 (Η 82): 215 примеч. 8; Knapp 1977 (G 20): 108—109. В случае с «Комплегами» (располагавшимися в землях кельтиберского племени лузонов или по соседству с ними) Гракх, по всей видимости, после того как отбил нападение кельтибе- ров, даровал определенные права и раздал земельные участки безземельным жителям (Аппиан. 43.179). 107 Текст этой надписи: «Ti. Sempronio Graccho | deductori | populus Biturgitanus» («Тиберию Семпронию Гракху, попечителю, народ Илитургиса». — В.Г.). О том, что дан¬
Ш. Испания 165 город (вероятно, официально Илитургис не являлся колонией), его население, возможно, также состояло бы как из италиков, так и из иберов. Оценить масштабы переселения в другие области до 174 г. до н. э. невозможно, однако не исключено, что довольно многих италиков привлекали районы, где велась добыча полезных ископаемых, прежде всего Новый Карфаген, близ которого располагались серебряные рудники108, а также, вероятно, крупные порты — Эмпорион, Тарракон и, возможно, Гадес. Способы разработки серебряных рудников вызывают определенные споры среди исследователей. Судя по всему, римляне должны были в какой-то степени полагаться на подрядчиков (publicani), а необходимость в весьма существенных вложениях109 указывает на то, что в данный процесс, скорее всего, были вовлечены крупные компании. Последние, вероятно, базировались в самом Риме и заключали пятилетние договоры подряда с цензорами. Непосредственным ручным трудом, естественно, занимались рабы, возможно, прямо с момента римского завоевания110. Что же касается системы субподряда, на которую, вероятно, намекает Полибий, говоря о том, что в его время рудокопы, работавшие близ Нового Карфагена, ежедневно добывали 25 тыс. драхм серебра для римского народа, то в дошедших до нашего времени источниках прямых указаний на ее существование нет111. Альтернативная возможность заключается в том, что римские наместники могли временно предоставлять право на добычу полезных ископаемых подрядчикам, которые переезжали в Испанию. Впрочем, как бы то ни было, из рассказа Полибия ясно, что доходы, которые получало Римское государство только с новокарфагенских рудников, были поистине огромными и составляли 36,5 млн сестерциев в год112. Прибыль частных лиц, судя по всему, тоже была весьма значительной. Еще одним источником государственного дохода был взимавшийся с народов Испании фиксированный денежный налог — так называемый стипендий (stipendium), а также 5% сбор зерном. Предположения некоторых исследователей о том, что в начале П в. до н. э. жители Испании не платили стипендия, являются недостаточно аргументированными: практическое отсутствие упоминаний об этом в источниках объясняется определенной приземленностью данной темы, и нам представляется вполне естественным, что сбор налогов римляне должны были начать ная надпись является древней (хотя и не относящейся к 178 г. до н. э.) и достоверной, см.: Degrassi 1967 (В 48): 34-38; Galsterer 1971 (G 15): 13 примеч. 53; Knapp 1977 (G 20): 110; древней и недостоверной: Wiegels 1982 (G 36); вообще не древней: Garcia у Beilido 1959 (G 16): 449 примеч. 6. 108 Ср.: Страбон. Ш.147. 109 Cp.: Badian 1972 (Н 32): 33-34. 110 Диодор Сицилийский. V.36. 111 XXXIV.9.9 = Страбон. Ш.148; ср.: Richardson 1976 (G 24): 142; Harris 1979 (А 21): 69. 112 Совершенно достоверная цифра (сестерций — римская серебряная монета ве- сом примерно 1,1—1,2 г. - В.Г.); ср. триста фунтов серебра в день, которые Ганнибалу да,- вал рудник «Бебелон» (Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.97).
166 Глава 5. Римская экспансия на Западе после битвы при Илипе, постепенно (возможно, достаточно медленно) распространяя данную обязанность на всё большее количество испанских народов, а не ждать до 170-х годов до н. э.113. Чеканка иберийских «денариев» началась самое позднее около 197 г. до н. э.114, и само собой разумеется, что эти монеты, изготовленные по римским стандартам, были предназначены прежде всего для выплаты податей римлянам. В пользу этого убедительнее всего говорит единообразие не только весовых стандартов, но и типов монеты, отчеканенной на монетных дворах, разбросанных по всей римской Испании, а также хронология чеканки115. Судя по названиям, которые встречаются на самих монетах, основными центрами чеканки были Вольская (совр. Уэска), Ильтирта (совр. Льейда?), Кесса (совр. Таррагона), Аусесен (к северу от Таррагоны) и Икальгусен/Икалосен (где-то на юге)116. Единственным основанием для сомнений в том, что денежным налогом римляне обложили испанские народы с самого начала, является тот факт, что в местной экономике было просто недостаточно денег, однако римляне хорошо понимали, что эту трудность, по крайней мере в некоторых областях, вполне можно преодолеть при помощи упомянутых выше «денариев». В других же областях, возможно, взимался упомянутый выше 5% сбор зерном. К сожалению, единственный автор, упоминающий этот сбор — применительно к 70-м годам П в. до н. э., — дает нам очень мало четкой информации о нем117. Впрочем, у нас нет веских причин сомневаться в том, что уже в первые годы своего владычества римляне начали собирать с иберийцев подати зерном118. Попытки «подсчитать» прибыль, которую римляне получили с испанских провинций во П в. до н. э., вне всякого сомнения, выльются в пустую трату времени, поскольку имеющихся для этого данных у нас совершенно недостаточно. Столь же натянутым будет и предположение 113 Другая точка зрения: Bernhardt 1975 (G 5): 422; Richardson 1976 (G 24): 148—149. Уже в XXVIIL25.9 Ливий упоминает «города, платившие дань» (Лер. М.Е. Сергеенко) («stipendiariae civitates»), а Флор (1.33.7), если уж на то пошло, пишет, что Сципион Африканский «обложил Испанию податями» (Пер. М.Ф. Дашковой и А.И. Немировского) («stipendiariam nobis provinciam fecit») (естественно, в данных текстах речь идет о налогообложении). 114 Knapp 1977 (В 106): прежде всего 8—11. 115 По поводу данной интерпретации cp.: Albertini 1923 (G 1): 21; Schulten 1935 (В 33): 153; Knapp 1977 (В 106): 17—18; Dominguez Arranz 1979 (G 13): 294. Кнаппа при этом прельщает альтернативная теория, согласно которой иберийские денарии чеканились для выплаты жалованья вспомогательным подразделениям, состоявшим из иберийцев, однако этим едва ли можно объяснить упомянутое нами единообразие. 116 Knapp 1977 (В 106): 2-3. 117 Ливий. XLHL2.12; судя по всему, взимание данного сбора было отдано на откуп местным общинам. Плутарх (Гай Гракх. 6) упоминает случай, когда римский наместник предположительно требовал более 5%. 118 Вопреки точке зрения Ричардсона (Richardson 1976 (G 24): 150), нет ничего особо удивительного, что в том состоянии хаоса, в каком пребывала провинция Катона на момент его прибытия туда, ему пришлось выбирать — либо закупать зерно (от чего он, вполне естественно, отказался), либо насильственно конфисковывать его (Ливий. XXXTV.9.12—13).
Ш. Испания 167 о том, что иберийские владения вообще не приносили Риму никакой прибыли119. Решающим фактором, судя по всему, стало серебро. Хотя при этом Испания была богата и иными природными ресурсами: так, например, придирчивый Катон, что заметно даже по тем небольшим фрагментам его сочинений, которые довили до нашего времени, был весьма впечатлен не только серебром, но и запасами железа и соли, а также огромным количеством рыбы в Ибере120. Конечно, нам было бы отрадно думать, что алчность, которая, безусловно, была одной из основных мотивирующих причин сохранения и расширения римских владений в Испании во П в. до н. э., в конечном итоге обернулась определенным разочарованием, однако в действительности римляне, скорее всего, всё же оказались в выигрыше, причем это касается как государственного, так и частного секторов. В последующие годы, со 173 и примерно до 155 г. до н. э., на земле Испании сохранялся относительный (хотя и не полный) мир. Во время Третьей Македонской войны римские наместники испанских провинций были вынуждены ограничивать свои действия или получали указания на сей счет от сената, однако в 170 г. до н. э. в какой-то части Ближней Испании, судя по всему, вспыхнуло довольно серьезное восстание, о котором мы, правда, вновь почти ничего не знаем из-за лакуны в рукописи «Истории» Ливия121. Далее дошедший до нас текст этого труда вообще обрывается, однако из его сокращенной версии мы знаем, что в 166— 160 гг. до н. э. римляне воевали с лузитанами122. Впрочем, самые интересные из известных нам событий, происходивших в рассматриваемый период, связаны с поведением испанских наместников и с реакцией на это поведение в самом Риме. Так, в 171 г. до н. э. представители ряда народов и обеих иберийских провинций подали в сенат жалобу на «алчность и высокомерие» трех последних наместников. После этого для каждого из обвиняемых сенатом было назначено по пять «судей» (recuperatores), а для испанцев — «заступники» из числа сенаторов (включая Катона)123. В ходе разбирательства триумфатор М. Тициний Курв был оправдан, а двое остальных избежали осуждения, удалившись в «изгнание» в близлежащие города — Пренесту и Тибур. Самое любопытное в данном рассказе — это заметные в нем первые и пока еще слабые попытки сената ограничить власть наместников провинций. Конечно, наказание, наложенное на бывших преторов, явно не отличалось суровостью, однако для двоих из них оно означало окончание политической карьеры, и даже Тициний после обвинений, выдвинутых против него испанцами, не смог добиться консульской должности, на которую в ином случае 119 См.: Van Nostrand // ESAR Ш: 123); Badian 1968 (А 5): 8; подробнее см.: Harris 1979 (А 21): 69. 120 Катон. Начала. Фр. 93, 110 («pisculentus» — «изобилующий рыбой»). 121 Ливий. ΧΙΙΠ.4.1—4; ср.: Ливий. Периохи. ХЫП; Флор. 1.33.14. 122 Ливий. Периохи. XLVI. Ливий. ХЫП.2.1—11. В MRR I: 419 эти «заступники» («patrones») ошибочно именуются «специальной комиссией».
168 Глава 5. Римская экспансия на Западе вполне мог бы рассчитывать. Когда дело было закрыто, сенат издал три постановления, которые, вероятно, были непосредственно связаны с некоторыми жалобами жителей Испании: согласно этим постановлениям, римским магистратам запрещалось самостоятельно устанавливать цены на реквизируемое зерно, принуждать жителей провинций к продаже прав на взимание зернового сбора по самовольно установленной цене и назначать в испанские города префектов для сбора налогов. Всё это указывает на то, что в рассматриваемый период в Испании уже сложилась коррупционная система, которая очень напоминала ту, что будет приносить так много горя жителям множества римских провинций в эпоху Поздней Республики. Подобные события, судя по всему, имели место и в 50-х годах П в. до н. э., и не исключено, что именно они послужили одной из основных причин возобновления боевых действий в Испании. Нам известно, что в 153 г. до н. э. «несколько преторов» были осуждены за «алчность» («avaritia») в провинциях, и примерно в то же время виновным в аналогичном преступлении был признан один из консулов. Кроме того, именно с Испанией было связано дело Сервия Сулышция Гальбы (наместника Дальней Испании в 151/150 г. до н. э.), которое непосредственно привело к созданию — на основании закона Кальпурния 149 г. до н. э. — сенатской судебной комиссии по делам о нарушениях в управлении провинциями124. Думается, будет вполне логичным предположить, что восстание в Испании вызвала именно эксплуатация со стороны римских должностных лиц. Новая серия войн началась примерно в 154 г. до н. э. с вторжения на римскую территорию всё еще независимых лузитанов. При этом они, судя по всему, сумели разгромить наместников обеих испанских провинций в одной битве125. Места, где она произошла, мы не знаем, однако, согласно рассказу Аппиана (который с этого момента становится нашим основным источником по истории Испании), в первые два года войны лузитаны проникли в довольно многие районы Дальней Испании, на территорию современной южной Португалии, Андалусии и дальше на восток. Кроме того, они сподвигли на восстание веттонов126 и даже переправились в Северную Африку в поисках добычи и, возможно, земли, однако там (вероятно, в 153 г. до н. э.) их разгромил претор Л. Муммий, который раньше не сумел справиться с ними в Испании. По словам Аппиана, успех лузитанов в 154 г. до н. э., вероятно, побудил к восстанию и ареваков. Кроме того, этот же автор рассказывает нам о том, что примерно тогда же беллы (еще одно кельтиберское племя) вступили в спор с римлянами по поводу размера оборонительных сооружений, дозволенных им по договору, заключенному с Гракхом, и после этого присоединились к аревакам. Так или иначе, но, судя по 124 Ливий. Периохи. XLVTL Консул (Л. Корнелий Лентул Луп. 156 г. до н. э.): Валерий Максим. VL9.10; Фест. 360L. Где служил Гальба, неизвестно, но это было скорее в Лигурии, нежели в Испании. О Гальбе и законе Кальпурния см.: MRR I: 456—457, 459. 125 Аппиан. 56.234; Simon 1962 (G 29): 13 примеч. 6. 126 Аппиан. 56.235.
Ш. Испания 169 всему, сенаторы были весьма встревожены положением дел в иберийских провинциях, поскольку в 153 г. до н. э. поставили во главе Ближней Испании одного из консулов этого года — Кв. Фульвия Нобилиора127. По словам Полибия, рассматриваемая война с кельтиберами из-за ее крайней жестокости была названа «огненной»128. Известия об этом, дошедшие до Рима, вызвали там беспрецедентные трудности с набором войска в 151 г. до н. э. Несмотря на разногласия среди самих кельтиберов и огромные размеры армии Фульвия129, год, проведенный им в Испании, прошел весьма неудачно. Конец восстанию сумел положить лишь преемник Нобилиора — М. Клавдий Марцелл (консул 152 г. до н. э.). После короткого перемирия, во время которого кельтиберские племена направили послов в Рим, он в 151 г. до н. э. принудил к сдаче ареваков и их союзников из среды беллов и титтов130. Хотя Марцелл потребовал выплаты контрибуции в размере шестисот талантов, он — в надежде закончить войну — всё же попытался заручиться доверием иберийцев и во всех прочих отношениях предложил им относительно благоприятные условия мира131. Следующему наместнику, Л. Лицинию Лукуллу, пришлось искать новых противников, и, движимый, по словам Аппиана, стремлением к славе и богатству, он начал боевые действия против вак- цеев. При этом греческий историк также отмечает, что сенаторы не поддержали эту войну, поскольку вакцеи не нападали на римлян и не наносили никакого вреда самому Лукуллу132. Кроме того, Лукулл вел боевые действия против кантабров, живших еще дальше к северу, и «испанских племен, дотоле неизвестных»133. Эти агрессивные грабежи происходили с молчаливого согласия сената134, однако следующие наместники не стали продолжать подобные нападения. 127 Впрочем, переход к назначению наместниками римских консулов был отчасти обусловлен тем, что к тому моменту во всей Италии, включая даже Лигурию, уже царил мир и консулам находилось дело только в Испании. Фульвий и его коллега были первыми консулами, вступившими в должность 1 января, а не 15 марта, поскольку в Испании срочно требовалось консульское присутствие (Ливий. Периохи. XLVII, Кассиодор. Хроника). 128 Полибий. XXXV. 1. 129 О его армии: Аппиан. 45.184; ср.: Полибий. XXXV.2. Кампания (военные действия"): Simon 1962 (G 29): 25—30. 138 Полибий (XXXV.2—4) описывает посольства кельтиберов в Рим. Марцелл был избран консулом вопреки закону (так как уже занимал эту должность в 155 г. до н. э.), несомненно, потому, что имел репутацию хорошего полководца, и, возможно, потому, что считался человеком, разбирающимся в испанских делах, в силу того, что он уже воевал в этой стране в 169/168 г. до н. э.; cp.: Astin 1967 (Н 67): 38. 131 Аппиан. 50. О контрибуции: Страбон. Ш.162, со ссылкой на: Посидоний. FGrH 87 F 51. О приобретении хорошей репутации благодаря завершению войны cp.: Harris 1979 (А 21): 34. Позиция Марцелла, несомненно, вызвала возмущение Л. Лициния Лукулла (консул 151 г. до н. э.) и его подчиненного Сципиона Эмилиана (см. прежде всего: Полибий. XXXV.3.4—5). 132 Аппиан. 51.215. Эти утверждения, вероятно, восходят к Полибию, cp.: Walbank 1957-1979 (В 38) Ш: 640, 648. 133 Ливий. Периохи. XT .VIII (Здесь и далее цитаты из «Периох» Ливия даны в переводе М.Л. Гаспарова. — В.Г.). 134 Очень возможно, что Лукулл справил триумф: Degrassi 1947 (В 47): 559.
170 Глава 5. Рижская экспансия на Западе В то же самое время в Дальней Испании преемники Муммия также предприняли определенное наступление, к которому в конце 152 г. до н. э. присоединился Марцелл. Войска М. Атилия (претора 152 г. до н. э.) захватили «Оксфраки» (по словам Аппиана, это был самый большой лузитанский город), а С. Сулышций Гальба, которого греческий историк описывает как еще более алчного, чем Лукулл (при том что был он чуть ли не почти самым богатым человеком в Риме), устроил нашумевшую резню лузитанов135. Хотя и после этого лузитаны продолжали оказывать определенное давление на подвластные Риму территории, отсутствие в источниках каких-либо упоминаний о сражениях с этим племенем в 149—148 гг. до н. э., когда внимание римлян было привлечено к Карфагену, указывает на то, что теперь инициатива принадлежала в основном завоевателям. Боевые действия возобновились в довольно неудобный для Рима момент. У лузитанов появился новый и чрезвычайно талантливый лидер Вириат, во главе с которым они (вероятно, в 147 г. до н. э.) обрушились на Турдетанию, входившую в состав Дальней Испании. Затем Вириат разгромил еще по меньшей мере четырех римских военачальников на римской же территории, и лишь в 144 г. до н. э. Кв. Фабий Максим Эми- лиан (консул 145 г. до н. э.) сумел обратить его войско в бегство (к сообщениям Цицерона о безоговорочной победе, одержанной Г. Лелием, наместником Ближней Испании в 145/144 г. до н. э., следует относиться скептически, поскольку, скажем, Аппиан ничего о ней не слышал)136. Впрочем, даже в конце 144 г. до н. э. Вириат отступил лишь до Бекулы (совр. Байлен)137, расположенной сразу же к северу от Бетиса, а Фабий Эмилиан провел зиму в Кордубе. При этом лузитаны не растеряли своего боевого духа и в 143 г. до н. э. вновь двинулись на юг. После двух лет кампаний Фабия Сервилиана (консул 142 г. до н. э.), сводного брата Эмилиана, слава Вириата, судя по всему, наконец-то начала клониться к закату. Несмотря на это, после отбытия Сервилиана в Рим лузитанский вождь загнал в тупик римскую армию в неизвестном нам месте под названием Эрисана и принудил ее к сдаче (141/140 г. до н. э.)138. Фабий Эмилиан, который, судя по всему, командовал этой армией (он вернулся в Испанию в качестве легата своего брата), согласился на очень выгодные для Вириата условия, включая право на управление землями, которые на тот момент находились под контролем Вириата139. Еще более 135 Оксфраки: Аппиан. 58.243; ср.: Simon 1962 (G 29): 34—35. О жадности и богатстве Гальбы см.: Аппиан. 60.255. О резне и реакции на нее в Риме см.: Simon. Указ, соч.: 60—67. 136 Цицерон. Об обязанностях. П.40. См.: Münzer. Laelius (3) // PW: 406. 137 У Аппиана это место называется «Бекор» («Βαικόρ») (65.278). 138 Аппиан. 69.293—294. 139 Большинство исследователей полагает, что Вириату сдался вовсе не Эмилиан, а Сервилиан (Schulten 1937 (В 33) IV: 118-119; MRR I: 480), хотя при этом многие из них, судя по всему, даже не знают о том, что причиной для возникновения подобной точки зрения стало решение И. Швейгхаузера (1785 г.) удалить несколько строк из рассказа Аппиана (68.291) или переместить их в конец 65.278 (что повлекло за собой еще целый ряд изменений в тексте). На самом деле текст манускрипта (которому следуют Фи-
Ш. Испания 171 удивительно, что данное соглашение было утверждено римским народом. Об этом прямо говорит Аппиан, да и подобное отношение со стороны определенной части комиций очень хорошо увязывается с трудностями в наборе войска, которые наблюдались в pWie в начале 40-х годов П в. до н. э.: на тот момент служба в Испании была весьма непопулярной140. Впрочем, на практике сенаторы в то время уже могли объявлять войну, невзирая на мнение народа, и, подстрекаемые новым наместником Дальней Испании Кв. Сервилием Цепионом (консул 140 г. до н. э.), они действительно сделали это, бесцеремонно нарушив заключенный ранее договор. Цепион вытеснил Вириата, под началом которого оставалось лишь небольшое войско, из Карпетании, а затем ввязался в борьбу с веттонами и даже с галлеками, которые жили на крайнем северо-западе Испании и, судя по имеющимся у нас источникам, до этого еще никогда не сталкивались с Римом. Наконец, в 139 г. до н. э. Цепион организовал убийство Вириата (или посодействовал этому), что стало весьма любопытным, но при этом бесчеловечным шагом, поскольку лузитан- ский лидер незадолго до этого вступил в переговоры с новым наместником Ближней Испании М. Попилием Ленатом (консул 139 г. до н. э.)141. Пока Вириат был силен, его успехи сподвигли на новое восстание против римлян и некоторых кельтиберов — в 144 или 143 г. до н. э.142. Эта новая война продолжалась еще около десяти лет, и в ее ходе целый ряд консулов вновь столкнулся с упорным сопротивлением со стороны ареваков. Об этом упорстве очень хорошо свидетельствуют те уступки, на которые были готовы пойти Кв. Помпей (консул 141 г. до н. э.) и Г. Го- сгилий Манцин (консул 137 г. до н. э.). Помпей, хотя и располагал весьма значительными силами143, не сумел взять ни Нуманцию, ни Термес (расположенный примерно в пятидесяти милях к юго-западу)144 — основные центры сопротивления, а в 139 г. до н. э. оказался в столь сложной ситуации, что был вынужден пойти на переговоры с ареваками и пообещать им весьма выгодные условия мира145. Не исключено, что, подобно Марцеллу двадцатью годами ранее, Помпей лелеял напрасную надежду на доверие со стороны иберийцев и окончательное завершение войны или, возможно, пришел к выводу, что покорение ареваков не стоит за¬ рек и Роос) вполне разборчив, хотя Аппиан действительно допустил весьма заметную ошибку, назвав (68.291) Кв. Помпея (консул 141 г. до н. э.) преемником Сервилиана, тогда как в действительности он был поставлен во главе Ближней Испании (некоторая путаница заметна и в: 70.296). Подробнее о договоре см.: Simon 1962 (G 29): 123. 140 Утверждение: Аппиан. 69.294. 140 г. до н. э.: Harris 1979 (А 21): 49. 141 Об убийстве: Simon 1962 (G 29): 130—133. По возвращении в Рим Цепион, возможно, справил триумф: Degrassi 1947 (В 47): 559. 142 Аппиан. 66.279-280. 143 Аппиан. 76.324—325. 144 Выражение Ливия [Периохи. LTV) «покоряет термесгинцев» («Termestinos subegit») ошибочно, как видно из упоминания у Аппиана (77.327—328). 145 Аппиан. 79. Судя по всему, ареваки сдались лишь формально, но не сложили оружия и были принуждены только к выплате относительно небольшой контрибуции в размере тридцати талантов. Подробнее см.: Simon 1962 (G 29): 115—116.
172 Глава 5. Римская экспансия на Западе трачиваемых на него усилий. Впрочем, как бы то ни было, сенат отказался признать новое соглашение и, хотя такое решение вполне могло быть отчасти вызвано личной враждой с Помпеем146, занял традиционную позицию, потребовав сломить упорное сопротивление ареваков. Это попытались сделать несколько магистратов: сначала — М. Попиллий Ленат (консул 139 г. до н. э.), затем — Г. Гостилий Манцин (консул 137 г. до н. э.). Обоим это не удалось, причем Манцин потерпел просто сокрушительное поражение. Чтобы избежать полного уничтожения своей армии, он сдался нумантинцам и принес торжественный обет заключить мир с ними на равных условиях147. Если бы нумантинцы знали побольше о складе ума римских сенаторов, они бы поняли, что прочных результатов подобным образом они не добьются. Договор, заключенный Манцином, тоже был отвергнут сенатом, который, чтобы смягчить гнев богов, попытался выдать полководца нумантинцам без одежды и оружия. А пока ясности насчет того, отрекутся ли сенаторы от Манцина, не было, его преемник на посту наместника Ближней Испании, М. Эмилий Лепид Порцина (консул 137 г. до н. э.), разорил земли вакцеев, обвинив их (согласно Аппиану, ложно148) в том, что они помогали своим соседям- аревакам в борьбе против Рима. Что интересно — сенаторы попытались остановить его, поскольку интерес к ведению войн в рассматриваемом регионе резко снизился практически у всех римлян, за исключением тех, кто, подобно Порцине, стремился к получению большой и непосредственной выгоды149. И действительно, следующий наместник Ближней Испании не предпринимал никаких действий даже против ареваков. Впрочем, как можно увидеть на примере второй испанской провинции, снижение интереса к военным действиям было весьма избирательным. Кампании Д. Юния Брута (консул 138 г. до н. э.), который сумел пожать плоды предыдущих войн с лузитанами, далеко продвинувшись вглубь их владений, показывают, что никаких коренных изменений в политике Рима в анализируемый период еще не произошло. Сначала Брут нанес лузитанам быстрый и жестокий удар в направлении р. Дурий (совр. Дуэро), а затем дошел до рек Обливион (совр. Лима) и Миний (совр. Миньо), где разбил войско бракаров. За Дурием жили галлеки, от которых Брут в конечном итоге получил свое почетное имя (Каллаик. — В.Г.), хотя при этом весь северо-запад покорить ему так и не удалось150. 146 Об этом см.: Gruen 1968 (Н 11): 36—38. Фигурирующее в некоторых текстах Ливия (Периохи. LTV) упоминание о том, что именно римляне объявили рассматриваемое соглашение недействительным, представляет собой лишь результат ошибочного исправления («ob infirmitatem» вместо «a populo R. infirmatam»). 147 Равные условия: Аппиан. 80.347. 148 Аппиан. 80.349. 149 Рассказывая о Порцине, Аппиан упоминает о том, что «в то время многие добивались командования войсками, стремясь либо к славе, либо к выгоде, либо к триумфу, а вовсе не в целях пользы государства» (80.349). Позиция сената: 81.351. После возвращения в Рим на Порцину был наложен штраф, см.: 83.358. 150 Несмотря на упоминание у Флора (1.33.12); о других источниках см.: Schulten 1937 (В 33) IV: 135-140.
Ш. Испания 173 Вместо этого в 136 г. до н. э. он начал помогать своему родственнику Лепиду Порцине в войне против вакцеев, живших в верхнем течении Дурия. К 134 г. до н. э. независимость сохраняли только те племена, которые жили в горах, идущих параллельно северному побережью полуострова, и, конечно, ареваки из Нуманции. Судя по всему, в Риме было решено не обращать особого внимания на северные области Испании, и на протяжении целого поколения после падения Нуманции они оставались нетронутыми, хотя вполне могли бы быть завоеваны. Сопротивление же нуман- тинцев следовало подавить, однако эта задача требовала исключительного даже по римским меркам наступательного порыва. Возглавить его (по крайней мере, по мнению многих римлян) должен был победитель Карфагена Сципион Эмилиан, даже несмотря на то, что по закону он не мог быть вновь избран на консульскую должность151. Сам же он, конечно, не стал бы упускать возможности добиться еще одного эффектного военного успеха. Став консулом в 134 г. до н. э., Эмилиан решил, что ему нужно более многочисленное войско, чем два легиона со вспомогательными частями, которые обычно находились в распоряжении наместников Ближней Испании. Благодаря своим личным и политическим связям и привлекая на свою сторону добровольцев, он сумел набрать еще 4 тыс. солдат, а если судить по тому, что в конечном итоге численность армии Сципиона составила 60 тыс. человек, то под его знамена, вероятно, встало и большое количество собственно испанских союзников152. После тщательной подготовки, включавшей в числе прочего еще один поход против вакцеев (134 г. до н. э.), Сципион начал осаду Нуманции, которая продолжалась много месяцев и закончилась летом 133 г. до н. э., когда выжившие защитники города, перенеся страшные страдания, все-таки были вынуждены сложить оружие153. «Оставив из них пятьдесят человек для триумфа, всех остальных Сципион продал, а город сровнял с землею»154. После этого сенат направил на территории, завоеванные Брутом, и во владения нумантинцев обычную комиссию из десяти легатов, призванных «устроить эти места»155. При этом к концу осады нумантинские земли были настолько разорены, что во время своего триумфа «над нумантинцами» («de Numantinis»), справлявшегося в 132 г. до н. э., Сципион смог выплатить каждому из своих солдат всего по семь денариев156. 151 Ливий. Периохи. LVI; cp.: Astin 1967 (Н 67): 183—184. 152 4 тыс. человек: Аппиан. 84.366. 60 тыс. человек: 92.403, 97.419. При осаде Нуманции среди прочих присутствовали Полибий, Г. Гракх, Югурта, Марий и будущий историк Семпроний Азеллион. ьз О кампании (относительно хорошо представленной в источниках) см. прежде всего: Schulten 1914—1931 (В 198). 154 Аппиан. 98.424. (Здесь и далее цитаты из Аппиана даются в переводе С.П. Кондратьева. — В.Г.) Материальные свидетельства разрушения: Schulten 1914—1931 (В 198) П: 171-173. Ь5 Аппиан. 99.428. 156 Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.141.
174 Глава 5. Римская экспансия на Западе Таким образом, в 154—133 гг. до н. э. в Испании шло сразу несколько отдельных войн