КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ V


THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY
SECOND EDITION VOLUME V
THE FIFTH CENTURY B.C.
Edited by
D.M. LEWIS f.b.a.
Professor of Ancient History in the University of Oxford
JOHN BOARDMAN f.b.a.
Lincoln Professor of Classical Archaeology and Art in the University of Oxford
J.K. DAVIES f.b.a.
Rathbone Professor of Ancient History and Classical Archaeology in the University of Liverpool
M. OSTWALD
William R. Kenan, Jr, Professor of Classics, Swarthmore College and Professor of Classical Studies, University of Pennsylvania
Cambridge
UNIVERSITY PRESS


КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМУ
ПЯТЫЙ ВЕК ДО НАШЕЙ ЭРЫ
Под редакцией
Д.-М. ЛЬЮИСА, ДЖ. БОРДМЭНА, ДЖ.-К. ДЭВИСА, М. ОСТВАЛЬДА
Научно-издательский центр «Ладомир»
Москва


Перевод, научное редактирование, подбор дополнительных иллюстраций, заметка «От переводчика», примечания, подготовка «Указателя» (его переработка и расширение),
А.В. Зайкова
Издание выпущено при поддержке Эрика Александровича Роберта
© Cambridge University Press, 1992.
© Зайков А.В. Перевод, заметка, примечания, подбор дополнительных иллюстраций, 2014.
ISBN 978-5-86218-519-5 © НИЦ «Ладомир», 2014.
Репродуцирование [воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается


Жене Людмиле — с нежностью и любовью.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Книга «Пятый век до нашей эры» представляет собой перевод второго издания т. V «Кембриджской истории древнего мира» («The Cambridge of Ancient History»; сокр.: CAHV2). Впервые этот том вышел из печати в 1992 г. Наш перевод сделан по пятому заводу («fifth printing»), изданному в 2006 г. и отличающемуся от первого завода исправлением некоторых опечаток.
Здесь мы применяем те же принципы перевода и способы ссылок на древние источники, какие были использованы при работе над предыдущими томами русскоязычной «Кембриджской истории древнего мира»1. Что касается библиографических ссылок на современную исследовательскую литературу, то они в основном сохранили тот вид, какой имеют в английском оригинале т. V (в данном отношении этот том отличается и от Ш.З, и от IV): если работа включена в «Библиографию» (см. в конце наст, тома), то в постраничных ссылках указывается автор соответствующего труда и дата публикации, после чего в круглых скобках приводится буква раздела «Библиографии», куда вынесено полное библиографическое описание данной работы, и ее порядковый номер внутри данного раздела; затем указывается номер тома (если таковой имеется) и, при необходимости, страница, номер иллюстрации, таблицы и т. п. Номера страниц указываются после двоеточия, без особой буквенной пометы. В случае если в «Библиографии» публикация отсутствует, в сноске дается ее более полное библиографическое описание.
При транслитерации иностранных названий были использованы преимущественно принципы, изложенные в справочнике Р.С. Гиляревского
1 	См. заметки «От переводчика» в изд.: Расширение греческого мира. VIII— VI вв. до н. э. / Под. ред. Дж. Бордмэна и Н.-Дж.-Л. Хэммонда; Пер. с англ. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2007. С. 5—8. [КИДМШ.З); Персия, Греция и западное Средиземноморье. Ок. 525—479 гг. до н. э. / Под ред. Дж. Бордмэна и др.; Пер. с англ. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2011. С. 5-6. [КИДМ TV).


6
От переводчика
и Б.А. Старостина;2 при передаче англоязычных фамилий за основу был взят словарь А.И. Рыбакина3. Вместе с тем в некоторых случаях, когда в русскоязычной специальной литературе уже закрепилась определенная традиция передачи фамилии какого-то конкретного исследователя, мы отходили от рекомендаций этих пособий. Так, например, фамилию Davies словарь А.И. Рыбакина настоятельно рекомендует транслитерировать как «Дейвис», однако при передаче фамилии известного исследователя из Ливерпуля J.K. Davies’a на русском языке уже закрепилась «неправильная» форма — «Дэвис», каковую мы и сохраняем в нашем переводе.
Уточнения, дополнения и пояснения переводчика сопровождаются инициалами «А.З.». Более крупные наши вторжения в текст, носящие характер комментариев, убраны в подстрочник и пронумерованы соответствующей цифрой с дополнительной литерой «а», что позволило в переводе т. V (в отличие от переводов томов Ш.З и IV) полностью сохранить цифровой порядок подстрочных примечаний английского оригинала. Кроме того, в наше издание включены некоторые дополнительные рисунки, отсутствующие в английском оригинале. Они также пронумерованы с использованием литеры «а». (Общее количество примечаний и комментариев переводчика к V тому составило 1,5 авторских листа.) В некоторых случаях переводчик позволил себе ввести в текст цитаты из древних источников, отсутствующие в английском оригинале. Так, например, в гл. 8d «Общеэллинские культы и общеэллинские поэты» (автор Н.-Дж. Ричардсон) на с. 312 добавлена стихотворная цитата из третьей олимпийской оды Пиндара, поскольку без нее, с нашей точки зрения, смысл целого абзаца остается неясным.
В оформлении переплета использован рисунок афинского вазописца Дуриса, жившего и работавшего в период примерно с 500 по 460 г. до н. э. (сцена из «Илиады», бой за павшего воина; рисунок с краснофигурного килика, прорисовка по: Hoppin J.C. A Handbook of Attic Red-Figured Vases Signed by or Attnbuted to the Varnus Masters of the Sixth and Fifth Centuries B.C. Cambridge (MA); L., 1919. Vol. I: 275). На корешке изображен авлет (флейтист) с аттического белофонного чернофигурного лекифа, датируемого приблизительно 480 г. до н. э., происходящего из некрополя в Селинунте и хранящегося ныне в Региональном археологическом музее Антонио Салинаса (Палермо).
* * *
Хочу выразить свою глубокую признательность всем сотрудникам «Ладо- мира» за их энтузиазм, доброжелательность и готовность решать все возникающие проблемы и прежде всего Ю А. Михайлову за тщательней- шую редакторскую работу. А.В.Зайков
Екатеринбург, март 2013 г.
2 Гиляревский Р.С., Старостин Б.А. Иностранные имена и названия в русском тексте: Справочник. М.: Высшая школа, 1985.
3 Рыбакин А.И. Словарь английских фамилий: Ок. 22 700 фамилий. М.: Астр ель; ACT, 2000.


ПРЕДИСЛОВИЕ
Этот том отличается от любого предыдущего. Каждый из ранее вышедших томов охватывал Средиземноморье и Ближний Восток целиком. В данном же случае мы будем крайне редко выходить за пределы собственно Греции, откладывая рассмотрение событий в других странах и регионах на т. VI. Тем самым мы желаем подчеркнуть, что указанный в заглавии книги период был той эпохой, когда — по большому счету, впервые до римлян — крупная политическая и военная сила, с одной стороны, и культурная энергия, включая появление талантливых историков, описывавших эту мощь, — с другой, оказались сконцентрированы в одном месте. Иная ситуация была в Персии и в предшествующих ей державах, обладавших большой силой, но не наделенных способностью четко и ясно излагать события; напротив, евреи умели хорошо рассказать, но были лишены военно-политической мощи. Данное обстоятельство — могущество греков, артикулируемое ими самими, — придает т. V некую связность и последовательность изложения, чего лишены предыдущие и последующие книги «Кембриджской истории древнего мира».
Эта связность объясняется отчасти характером наших источников, заставляющих нас смотреть на события преимущественно афинскими глазами. На это обратил внимание Саллюстий в I в. до н. э.:
Подвиги афинян, по моему мнению, были достаточно блистательны и великолепны, но гораздо менее значительны, чем о них свидетельствует молва. Но так как в Афинах появились писатели чрезвычайного дарования, то деяния афинян и прославляются во всем мире как величайшие. Поэтому доблесть тех, кто совершил деяния, оценивается так высоко, как ее только смогли превознести выдающиеся умы (О заговоре Каталины. 8.2—4; пер. В.О. Горенштейна).
В настоящем томе мы несколько изменим акцент, сделанный Саллюстием, и сосредоточимся на расцвете литературы (наравне с искусством) как важнейшего исторического феномена, требующего самостоятельного изучения и объяснения. Если судить по нашим нынешним критериям, от


8
Предисловие
той эпохи сохранилось большое количество культурных достижений. В последующие времена репутация отдельных авторов и стилей подвергалась неизменным колебаниям, однако непохоже, что переменчивость этой славы хоть как-то умалила отношение к 5-му столетию (особенно к афинскому 5-му столетию) как к первому классическому веку европейской цивилизации, важному для всемирной истории не только из-за его собственных успехов, но и в силу способности этих достижений оказывать влияние на последующие поколения и принимать в их руках всё новые и новые формы. Даже если конкретные события данного периода кому-то кажутся не особенно интересными, они всё же бесценны с точки зрения осмысления доставшегося нам культурного наследия.
Отдельно взятые факты, конечно, не имеют большого значения сами по себе. Осуществленная в афинских интересах трансформация Делос- ского союза, первоначально созданного ради продолжения борьбы греков с персами, в державную структуру является хрестоматийным примером из истории империализма. Развитие афинской демократии, зарождение которой мы наблюдали в предыдущем томе, в сторону эксперимента по созданию прямого правления, осуществляемого довольно большим гражданским коллективом, породило такие политические идеи и такую политическую мысль, которые до сих пор остаются актуальными. Тот факт, что т. V заканчивается одновременным падением и Афинской империи, и афинской демократии, поднимает вечный вопрос о том, как сочетаются друг с другом политическая справедливость и политическая эффективность. Подобные темы обнаруживаются во многих наших источниках, но более всего они прослеживаются и объясняются у Фукидида — одного из наиболее одаренных историков всех времен и народов. К этому следует добавить, что, по-видимому, самым замечательным его достижением было умение превращать даже рассказ о военных действиях в комментарий к условиям человеческого существования.
Из-за раскола 480—479 гг. до н. э., случившегося в отношениях между членами Эллинского союза, ситуация в международных отношениях стала меняться, поначалу постепенно. И в Афинах, и в Спарте всегда были люди, чьим идеалом оставалось сотрудничество греческих государств; но реальность оказалась сильней этих политиков, и наше общее представление о 5-м столетии сформировалось под знаком противостояния между Спартанским блоком (Пелопоннесским союзом), господствовавшим на суше и имевшим в своем центре (в Спарте) довольно узкую и специфическую правящую группу, и Афинской державой, обладавшей на море почти полным господством и имевшей в своем центре (в Афинах) демократическое правление. Отголоски данной ситуации, с которыми сталкивались многие позднейшие поколения, подталкивали их к сохранению самой идеи такой полярности. Ясно, что различие в природе военно-политической мощи этих двух союзов в очень большой степени повлияло на характер противоборства в ходе будущей Пелопоннесской войны.
Некоторые из факторов, способствовавших культурным достижениям, вполне очевидны. Во-первых, победа в Персидских войнах сама по


Предисловие
9
себе являлась героическим успехом, который породил новые эпические сюжеты и дал стимул к их прославлению. Во-вторых, поскольку Афины приобрели больший политический вес, они теперь, видимо, оказались привлекательными для тех лиц, которые находили в этом городе более стимулирующую атмосферу, нежели в своих собственных городах. Это был своего рода накопительный процесс, который неизбежно способствовал развитию талантов. В-третьих, экономические доходы морской державы (не сводившиеся к взиманию податей с союзников, какой бы важной эта сторона дела ни была) делали для афинян возможным воплощение таких проектов, которые прежде могли осуществлять только цари и тираны. Как афинский гражданский коллектив смог самостоятельно использовать генофонд с такими исключительными задатками — выше нашего понимания.
Хотя Афины доминируют в источниках, на основании которых написан т. V, этот последний, тем не менее, называется «Пятый век до нашей эры», а не «Афины», как в первом издании «Кембриджской истории древнего мира» («The Cambridge Ancient History» — САН). Однако мы постарались не проводить слишком четкой грани между Архаическим и Классическим периодами в истории Греции; имеются определенные основания и для того, чтобы рассматривать последнее десятилетие нашего периода, с его ослабевшими Афинами и возрождающейся Персией, как некую модель, предвосхитившую 4-е столетие. Более общее название тома отражает тот факт, что история 5-го столетия не сводится к истории одних только Афин. Это обнаруживается даже на уровне культурных достижений: храм Зевса в Олимпии, возведенный на несколько лет раньше Парфенона, появился в особых социальных и политических условиях, отличавшихся от афинских. Великие святилища продолжали следовать своим собственным, уникальным линиям развития, а из их празднеств возникали такие литературные формы, которые не обнаруживаются в Афинах. Многие малые греческие государства производили у себя изменения в подражание своим более крупным соседям. Стандарты благоустроенной жизни и социальных отношений, достигнутые в некоторых местах, стимулировали рост городов в более отсталых районах. Небольшие общины видели все преимущества, которые следовали за объединением в более крупные сообщества, что продемонстрировали, например, Олинф в 432 г. до н. э. и Родос в 403-м. Изгнанники и переселенцы из государств, чья история уходила в глубь веков, передавали свое представление о том, что такое хорошая жизнь, первопоселенцам таких колоний, как Фурии и Амфиполь, и целым регионам, подобным Македонии, где урбанизация просто отсутствовала.
Для всех этих стандартов в качестве предварительного условия требовался полис, понимаемый как эллинский образ жизни. Существовали и другие формы политического развития, но в пределах рассматриваемого периода их трудно проследить. Попытка Гелона создать обширную державу с центром в Сиракузах провалилась. Македонские цари последовательно боролись за сохранение и централизацию своего царства; они так¬


10
Предисловие
же использовали урбанизацию в качестве одного из своих основных инструментов. Афиняне, которые при создании Делосского союза эксплуатировали узы племенного родства со своими союзниками, всё же не пошли на то, чтобы использовать эти связи для разрушения такого барьера между полисами, как наличие собственного гражданства в каждом из них. В течение исследуемого периода афинское гражданство стало не только не менее, но еще более ограниченным. Перикл с гордостью указывал на преимущества равных возможностей для граждан на своей родине, однако ни он, ни афинский народ отнюдь не считали хорошим делом расширение рамок этого гражданства. Клеон, возможно, прав в том, что демократия не может управлять империей. Окончание данного тома оставит открытым вопрос о том, могла ли спартанская олигархия оказаться в этом деле более успешной.
Рамки т. V в данном, втором, издании отличаются от рамок первого издания. Наш исторический метод выражен более детально. Мы стремились к большей интеграции афинской внешней и внутренней истории. Вместо отдельных глав по драме, философии, историографии и искусству была предпринята попытка показать культурные достижения в их исторических, социальных и религиозных контекстах. Библиографические списки в таких интенсивно изучаемых областях не могут претендовать на исчерпывающую полноту и представляют преимущественно работы, на которые прямо ссылаются наши авторы; мы несколько расширили форму постраничных ссылок по сравнению с той, которая применялась в предыдущих томах, а также продолжили практику помещать географические ссылки после названия соответствующего места в общем указателе, а не создавать отдельный индекс названий для каждой карты.
Хотя подготовка этого тома потребовала много времени, внимательное рассмотрение наших попыток учесть все новейшие данные вполне может обнаружить неизбежные в таких случаях противоречия. Два автора ушли из жизни, не дождавшись выхода данной книги: профессор
Э. 	Эндрюс, дававший мудрые советы как на стадии разработки плана, так и позднее, и профессор Р.-Е. Уичерли. Это не только утрата близких людей, но и большая потеря для науки.
Мы благодарны Саймону Хорнблоуэру за его помощь на завершающих стадиях работы, а также сотрудникам «Cambridge University Press» за их долготерпение, мастерство и внимание, в особенности — Полине Хайра. Профессор Родс выражает признательность д-ру О.-П.-Т.-К. Дикинсону и, за финансовую поддержку, — Университету Дарема. Те рисунки в тексте, которые не снабжены указанием на их источник, подготовлены Мэрион Кокс. Более богатый иллюстративный материал появится в особом «Томе иллюстраций», который будет соотнесен одновременно с т. V и VI. Карты были выполнены в «Euromap Ltd»; указатель составлен Барбарой Хёрд.
Д-М. Льюис, Дж. Бордмэн, Дж-К. Дэвис, М. Оствальд


Предисловие
11
О постраничных сносках
Работы, включенные в различные разделы «Библиографии», в подстрочных примечаниях указываются по автору и дате, за чем следует соответствующая буква раздела, порядковый номер внутри раздела, номер тома, страница и т. д. Так, ссылка «Pritchett 1965 (А 100) I: 5» указывает на с. 5 тома I книги В.-К. Притчета «Studies in Ancient Greek Topography» с порядковым номером 100 в «Библиографии», в разделе А «Общие работы».


Глава 1
Д.-М. Льюис
ИСТОЧНИКИ, ХРОНОЛОГИЯ, МЕТОД
Если исходить из первоисточников, то, с точки зрения исследователя политической истории, охватываемая данным томом эпоха делится на три отрезка, которые ставят перед нами различные методологические проблемы1. Для периода с 435 по 411 г. до н. э. Фукидид обеспечивает прочный каркас данных. Для периода с 478 по 435 г. он дает относительно полный рассказ о некоторых особых моментах и беглый обзор событий с 477 по 440 г.; здесь единственное связное и более-менее развернутое повествование принадлежит Диодору Сицилийскому. Для периода с 411 по 404 г. мы располагаем двумя логически последовательными изложениями: одно принадлежит Ксенофонту, другое — Диодору.
Фукидид2, сын Олора из дема Галимунт, родившийся около 460 г. до н. э., был дальним родственником Кимона и Фукидида, сына Мелесия3. Как и Кимон, он имел связи во Фракии, на что указывают имя его отца (ср.: Геродот. VI.39.3) и собственное заявление историка о том, что он владел золотыми приисками к востоку от реки Стримон, что обеспечивало ему значительное влияние среди первейших людей той земли (IV. 105.1). Хотя о жизни Фукидида до его появления на политической арене нет никаких сведений, мы легко можем сделать вывод о полном погружении писателя в ту возбужденную интеллектуальную среду, которую принесли в Афины софисты4. О его военной карьере мы знаем только то, что в 424/423 г. до н. э. он исполнял должность стратега (см. ниже, гл. 9, п. 11, в конце). После своей неудачи под Амфиполем Фукидид был отправлен в изгнание и двадцать лет находился за пределами Афин (V.26.5), что дало
1 Относительно большинства тем, рассматриваемых в этой главе, см. также: Gomme. HCT: Introduction.
2 О Фукидиде в целом см.: Luschnat 1971 (С 68); Dover 1973 (С 27); Homblower 1987 (С 52).
3 Cavaignac 1929 (D 13); Wade-Geiy 1958 (А 121): 246-247; Davies 1971 (L 27): 233-236.
4 Finley 1942 (С 30): 36—73; см. также ниже, с. 451—453; ср., напр.: Macleod 1983 (А 82): 54-56, 125-131.


Источники, хронология, метод
13
ему возможность следить за развитием событий в качестве стороннего наблюдателя. Историк ничего не говорит о том, мог ли он в это время видеть Афины. С самого начала боевых действий, то есть уже в 431 г. до н. э. (1.1.1), он приступил к написанию истории Пелопоннесской войны. Рассуждать о том, как долго он прожил после 404 г. до н. э., мы не можем, поскольку на сей счет нет никаких данных5.
В сохранившихся рукописях труд Фукидида называется по-гречески «Historiai», то есть «Разыскания», «Исследования». Нет никаких оснований думать, что это было авторское название, поскольку сам Фукидид, судя по всему, рассматривал этот текст как свою xyngraphe или xyngramma, то есть «сочинение», «описание». В манускриптах труд разделен на восемь книг (в древности существовало также деление на тринадцать книг). Книга I носит вводный характер и доводит рассказ до периода непосредственно перед началом войны в 431 г. до н. э. Остальные книги организованы по годам войны, каждый из которых разделен на летнюю и зимнюю кампании. Это решительно отличает сочинение Фукидида от труда Геродота, где нет никакой развернутой хронологической схемы, а также и от сочинений других современных ему писателей, хотя в последнем случае не столь кардинально (по крайней мере, Фукидид учитывал опыт Гелла- ника): эти авторы организовывали материал по иным системам летоисчисления — по афинским архонтам или по годам пребывания в должности жрицы храма Геры в Аргосе (V.19.2, ср.: П.2.1). Сам Фукидид подобные способы упорядочивания материала считал неточными (V.19.3, ср.: 1.97.2); вопрос о том, насколько точны его собственные указания на начало и конец кампаний, остается спорным.
Существует общее мнение, что кн. УШ, обрывающаяся на середине фразы в рассказе о событиях конца лета 411 г. до н. э., относится к какой- то весьма ранней стадии в написании труда; здесь параллельные рассказы, зачастую являющиеся просто расширенными памятными записками, примыкают друг к другу без всякой внутренней связи, а всё, говорившееся действующими лицами, не переработано в прямую речь. Есть основание думать, что имеющийся у нас текст этой книги был создан не намного позже охарактеризованных в ней событий6. В кн. V, от гл. 27 и до конца, также отсутствуют речи, если не считать Мелосского диалога (V.85—113; см. ниже, гл. 10, п. IV); впрочем, кажущаяся неполнота изложения в этой книге (за исключением указанного диалога) может до некоторой степени объясняться спецификой самой темы7. Дискуссии о времени составления остальной части сочинения обычно носят субъективный характер. Неко-
5 В работе: Pouilloux, Salviat 1983 (С 79) — утверждается, что кн. УШ он продолжал писать после 396 г. до н. э.; приведенные доказательства не выглядят убедительными (см. также: Cartledge 1984 (F 15), и ниже, примеч. 36 к гл. 3).
6 Обо всем этом см.: Andrewes. HCT V: особенно с. 4, 369—375, где рассмотрены проигнорированные Пуйу и Сальвиа (см. выше, примеч. 5) аргументы к вопросу о датировке написания труда Фукидида. См. также: Connor 1984 (С 22): 217—221 (слабая аргументация).
7 Andrewes. HCTJV: 63; Connor 1984 (С 22): 44-47; см. также: Andrewes. HCTV: 375- 379.


Карта 7. Греция и западная Малая Азия


16
Глава 7
торые пассажи (особенно: П.65 Л 2, VI. 15.3—4) определенно были написаны в 404 г. до н. э. либо позднее, но нет никакой возможности определить, непрерывно ли Фукидид занимался своим трудом, как и то, были ли его критерии неполноты теми же самыми, что и наши (т. е., возможно, сам он считал текст кн. V вполне законченным и полным. — А.3)*.
Вводные главы первой книги задуманы для того, чтобы показать величие Пелопоннесской войны и дать между делом историю ранней Греции в сжатом виде. Но совершенно особое значение эти главы приобретают в контексте уяснения исторического метода автора. Оказывается, когда речь идет об отдаленном прошлом, сама древность событий не позволяет восстановить их со всей полнотой (1.21); в следующем параграфе (1.22) указываются ограничения, с которыми приходится иметь дело при изложении собственно Пелопоннесской войны. Что касается произнесенных в то время речей, запомнить их со всей точностью было трудно — как те, которые автор слышал лично, так и те, содержание которых пересказывали ему другие люди; более того, автор признаётся, что речи переданы им с определенной долей субъективности («ώς δ’ αν έδόκουν έμοί έκαστοι περί των αίε'ι παρόντων τα δέοντα μάλιστ είπεΤν», τ. е. так, «как, по моему мнению, каждый оратор должен был, скорее всего, говорить в сложившихся на то время обстоятельствах»); этот момент, по крайней мере, очевиден, несмотря на все возможные оговорки по его поводу;8  9 соответственно речи, вставленные Фукидидом в сочинение, обычно начинаются и заканчиваются указательными местоимениями (напр., «οί μεν ΚερκυραΤοι ελεξαν τ о ι ά δ ε (1.31.4) <...> τ ο ι α υ τ α μεν οί ΚερκυραΤοι ειπον» (1.36.4). — «Керкиряне же сказали такое вот <...> Так вот говорили керкиряне») в отличие от официальных документов, которые начинаются и заканчиваются определенными именами (напр.: IV.117.3, 119.3; V.17.2, 20.1). Субъективность, допустимая при составлении речей, полностью отвергается при изложении фактов:
Что же касается имевших место в течение войны событий, то я не считал согласным со своей задачей записывать то, что узнавал от первого встречного, или то, что я мог предполагать («ούδ’ ώς έμοί έδόκει αν έδόκουν» соответствует приведенной выше фразе «ώς δ’ αν έδόκουν έμοί». — Ред.), но записывал события, очевидцем которых был сам, и то, что слышал от других, после точных, насколько возможно, исследований относительно каждого факта, в отдельности взятого. Изыскания были трудны, потому что очевидцы отдельных фактов передавали об одном и том же неодинаково, но так, как каждый мог передать, руководствуясь симпатией к той или другой из воюющих сторон или основываясь на своей памяти (1.22.2—3; перев. Ф.Г. Мищенко).
Изредка Фукидид всё же подчеркивает свои сомнения относительно реальных фактов; так, в рассказе о Мантинейской битве 418 г. до н. э., в
8 Там же: 363, 400-405.
9 По поводу дискуссии об этом заявлении Фукидида и о его реальной практике составления речей (а это не всегда одно и то же) см.: Gomme 1937 (А 49): 156—159 и HCT, I: 146—148; Andrewes 1962 (С 5): 64—71; de Ste Croix 1972 (G 36): 7—16; Städter, ed. 1973 (С 95); Andrewes. HCTV: 393-399; Macleod 1983 (A 82): 52-53, 68-70; Homblower 1987 (C 52): 45-72.


Источники, хронология, метод
17
котором автор не упускает возможности сообщить о трудностях нахождения истины (V.68.2), вновь появляется местоимение, указывающее на некоторую неуверенность нашего историка (V.74.1. — «καί ή μεν μάχη τ ο ι α ύ τ η καί δτι εγγύτατα τούτων έγένετο», «и вот так, или почти так, произошло это сражение»).
Большая осведомленность Фукидида и его преданность истине не могут быть поставлены под сомнение, а к его информации о событиях 435— 411 гг. до н. э. относятся, как правило, с гораздо большим доверием, чем к материалам, которыми мы располагаем относительно большинства других периодов античной истории10. Главная трудность здесь связана с нашей полной зависимостью от сообщаемых Фукидидом данных. Эти сведения поистине велики, однако он, ассимилировав материал своих источников, скрыл, как именно его обработал. С другой стороны, непременно была какая-то избирательность — нельзя ведь думать, что нам рассказывается обо всем, что происходило. Иногда кое-что в тексте настораживает. Так, например, о всех афинских нападениях на Мегариду в период с 431 по 424 г. до н. э. сказано наперед (П.31.3), причем в дальнейшем об этих вторжениях даже не упоминается вплоть до момента, когда данный фактор вновь становится важным (IV.66.1, здесь информация слегка отличается от предыдущей). Иногда никаких настораживающих моментов вроде бы нет, но мы всё равно остаемся в сомнениях, например, по поводу того, были ли в течение Архидамовой войны осуществлены только три прямо упомянутых Фукидидом экспедиции по взысканию денег (П.69.1; Ш.19; IV.50.1) или же подобные походы являлись регулярными ежегодными предприятиями (ср.: Аристотель. Афинская полития. 24.3), о которых Фукидид упоминает лишь тогда, когда при этом случалось что- то интересное. Все эти предположения, возникающие при рассмотрении событий в аспекте сугубо военных операций, сменяются большей определенностью, когда мы обращаемся к событиям политического плана — автор либо описывает их в общих чертах, либо предпочитает указывать на них с помощью кратких заявлений о враждебных отношениях между отдельными деятелями (напр.: IV.27.5, VI. 15.2), когда это казалось ему уместным. Ничего не говорится о сплетнях частного характера, связанных с политическими трудностями, с которыми пришлось столкнуться Периклу в годы, непосредственно предшествовавшие войне, хотя в V в. до н. э. эти сплетни уже имели хождение. Об остракизме Гипербола (см. ниже, гл. 10, п. Ш), изначально имевшем значение важнейшего политического события, в этой части сочинения не упоминается. То, что Фукидид не сообщает о том или ином событии, еще не дает оснований думать, что его вовсе не было, и, если оно представляет большой исследовательский интерес, нам следует пытаться ликвидировать такие пробелы. С другой стороны, когда Фукидид сообщает о некоем событии, только от нас зависит, рискнем ли мы его перетолковать (в нефукидидовском плане. —А.З.), но всё же иногда это — наилучшее решение.
10 	Недавнее исследование вопроса о том, чем обусловлено именно такое отношение современных ученых, см. в: Connor 1985 (С 23).


18
Глава 7
Все эти соображения имеют даже большее значение по отношению к событиям 479—435 гг. до н. э. С формальной точки зрения, повествование об этом периоде (1.89—118) сообразуется с решением спартанского Народного собрания 432 г. до н. э. о том, что афиняне нарушили Тридцатилетний мир 446 г. до н. э. Данное постановление до некоторой степени (см. гл. 9, π. I) было мотивировано страхом спартанцев перед растущей афинской мощью, так как они видели, что уже большая часть Эллады была подчинена Афинам (1.88). После фразы «обстоятельства, способствовавшие усилению афинского могущества, были следующие»
(1.89.1) 	мы погружаемся в поистине детализированный рассказ о событиях 478—477 гг. до н. э. в манере, которая скорее напоминает предание, нежели тот стиль, в котором Фукидид описывает саму войну. Когда рассказ доходит до событий 477 г. до н. э. и, в частности, до учреждения Делосского союза, нам предлагается еще более обширное второе введение, которое автор начинает словами о том, что своей историей Пятидесятилетия (период, обозначаемый в современных исследованиях греческим термином «Пентеконтаэтия») он желает заполнить лакуну, оставленную его предшественниками (за исключением одного лишь Гелла- ника); здесь же наш историк добавляет, что вся история этого периода, помимо всего прочего, демонстрирует, каким образом организовалась афинская морская держава (1.97.2). За этим следует весьма насыщенный событиями и удивительно краткий обзор (прерывающийся рассуждениями автора в 1.99 и его комментарием в 1.103.4) вплоть до подавления Самосского восстания; цель данного обзора — направить мысль читателя в определенное русло; далее следует обобщающий пассаж (1.118.1—2), возвращающий читателя к основной теме повествования. Раздел этот, посвященный эпохе Пятидесятилетия, дополнен отдельным рассказом о карьере Павсания и Фемистокла (1.128—138), по своему стилю близким пассажу 1.89—96, который в сравнении с обычным повествованием Фукидида вызывает вполне обоснованные сомнения относительно характера и ценности используемых здесь свидетельств11.
Ссылка на Гелланика может указывать на то, что свой труд Фукидид составил после 406 г. до н. э., поскольку в сочинении первого рассказывалось о событиях этого года [FGrH 323а F 25—26), однако с ее помощью можно датировать только то предложение, в котором она встречается. Дальнейшие предположения на сей счет неразрывно связаны с более общими трудностями, возникающими в связи с вопросом о том, до какой степени точка зрения и план Фукидида подвергались изменениям12. Мое собственное убеждение состоит в том, что план был изменен относительно поздно, а материалы, изначально писавшиеся для других целей, могли быть частично включены в тот текст, которым мы располагаем13, при этом, однако, методологический принцип должен был остаться неизмен¬
11 Rhodes 1970 (С 82); Wesüake 1977 (С 108).
12 См.: Andrewes. HCT V: 384—444, а также гл. 9 π. I наст. тома.
13 См., однако: Walker 1957 (С 106); Connor 1984 (С 22): 42-47.


Источники, хронология, метод
19
ным. Даже те, кто подозревают, что мы имеем дело с неоконченным и неудовлетворительным образом обдуманным сочинением Фукидида, вынуждены исключительно на свой страх и риск делать какие-то выводы без достаточных на то оснований.
Труд Диодора из города Агирия на Сицилии (чаще называемого Диодором Сицилийским), написанный в третьей четверти I в. до н. э., носит совершенно иной характер14. События, которым посвящен наш том, излагаются в кн. XI (от гл. 38 и до конца), ХП и ХШ его «Исторической библиотеки». Несмотря на некоторый современный скептицизм15, сохраняет свое значение та позиция, которая была выработана наукой еще в 19-м столетии:16 главный прием Диодора заключался в том, чтобы по одной эпохе резюмировать данные какого-либо одного автора, и что для V в. до н. э. таким автором был Эфор17. Эфор писал свое сочинение «по народам», не соединяя разные сюжеты. При этом не совсем ясно, насколько большое внимание он уделял хронологии и как ее организовывал. В том виде, в каком изложение событий сохранилось у Диодора, оно разделено на «годы», приравненные к римским консульским и афинским архонггским годам, которые в действительности, однако, никогда не совпадали друг с другом. Разделение это проводится очень небрежно, так что присутствие конкретного события в основном повествовании Диодора под конкретным годом не может рассматриваться как свидетельство для его, события, точной датировки18. Сообщения, помещаемые в начале и, реже, в конце таких годов, выведены из некоего хронологического пособия и могут считаться более надежными. Но полагаться на компетенцию Диодора слишком рискованно, и это лучшим образом демонстрирует следующий факт: на основании своего хронологического руководства он датирует правление Архидама с 476 по 434 г. до н. э. (ΧΙ.48.2; ХП.35.4), однако продолжает сообщать о деятельности этого царя в первые годы Архидамовой войны (началась в 431 г. до н. э. —А.З).
Благодаря Диодору и некоторым другим свидетельствам мы можем сформировать определенное мнение об Эфоре из Кимы (город в Малой Азии), создателе всеобщей истории, написанной им в третьей четверти IV в. до н. э.19. Ясно, что по нашему периоду Эфор в значительной степени зависит от более ранних писателей — Геродота, Фукидида и автора так называемой «Оксиринхской греческой истории» [Hellenica Oxyrhynchia\ см. ниже). В некоторых случаях он добавляет данные из других источников, а иногда просто перерабатывает материал для своих собственных
14 О Диодоре в целом см.: Schwartz 1903 (С 88); Griffith 1968 (С 38): 204—205, 237; J. Homblower 1981 (С 51): 18—39.
15 Наир.: Laqueur 1958 (С 65); Drews 1962 (С 28); Casevitz 1972 (С 15): ХШ—XV.
16 Volquardsen 1868 (С 103); Holzapfel 1879 (С 49).
17 О некоторых особенностях его рассказа об истории Запада см.: САН VI2: гл. 5.
18 Впрочем, современные исследователи, особенно в отношении событий IV в. до н. э., зачастую исходят из молчаливо признаваемого всеми правила, согласно которому Диодор всегда прав, если только он не ошибается явно.
19 Об Эфоре вообще см.: Schwartz 1907 (С 89); FGrH П С: 22—35; Barber 1935 (С 9).


20
Глава 7
целей. Эти цели увидеть нелегко, поскольку Диодор, по всей видимости, обращался с текстом Эфора избирательно, и мы, например, остаемся в неведении, пытался ли последний дать общий обзор политических событий и культурных достижений Периклова века. Как бы то ни было, нет никаких оснований думать, что Эфор истину предпочитал стилю и тому, что совпадало с его точкой зрения. Не следует к любой фразе у Диодора относиться как к неоспоримому свидетельству и не нужно слишком поспешно делать вывод о независимости той или иной передаваемой Диодором информации от Фукидида, особенно если данный контекст не содержит никаких иных, нефукидидовских, элементов.
Выше мы упомянули одного из продолжателей Фукидида — автора «Оксиринхской греческой истории». Это сочинение известно нам благодаря трем группам папирусных фрагментов: две короткие группы охватывают события 409-407 гг. до н. э., одна большая — события 396 и 395 гг. до н. э.20. Группы связаны стилем, логикой, а также очевидным сходством с изложением Диодора. Мы имеем дело с продолжателем Фукидида, начавшим свой рассказ, судя по всему, с 411 г. до н. э. (с некоторыми отсылками назад) и доведшим его до середины IV в. до н. э. Точную конечную дату сочинения установить невозможно. Авторство более или менее правдоподобным образом можно приписать только одному человеку — афинянину Кратиппу, но и эта атрибуция наталкивается на трудности21. Значение фрагментов обусловлено не только сообщаемыми здесь данными; фрагменты эти, помимо всего прочего, дают определенную гарантию того, что за Диодором стоит какой-то трезвый историк. Не случайно многие современные работы по истории конца V — начала IV в. до н. э. отдают предпочтение Диодору перед Ксенофонтом22.
Ксенофонтова «Греческая история» («Hellenica») является единственным полностью сохранившимся продолжением Фукидида. Этот труд (в том виде, в каком он дошел до нас) начинается с событий 411 г. до н. э.,
20 Единственное полное издание: McKechnie and Кеш 1988 (С 69). Издание большой лондонской группы и малой флорентийской: Bartoletti 1959 (С 10), комментарий к ним: Bruce 1967 (С 14). О каирских фрагментах см.: Коепеп 1976 (С 62). (В 1993 г. в Тойбнеров- ской серии вышло издание М. Чамберса, включающее также и фрагменты из Мичиганского папируса; на сегодняшний день данное издание считается лучшим: Hellenica Oxirhyn- chia post Victorium Bartoleti / Edidit M. Qiambers. Stutgardiae; Lipsiae: Bibliotheca Teubneriana, 1993. -A3.)
21 Лучшее обсуждение проблемы авторства (базирующееся, правда, лишь на лондонских фрагментах): Bloch 1940 (С 11). Непосредственно о самом Кратиппе см.: FGrH 64. Он определенно писал о событиях данного периода и интересовался трудом Фукидида. Проблема заключается в том, что Дионисий Галикарнасский, знавший о Кратиппе (О Фукидиде. 16), тем не менее заявляет, что ни один автор после Фукидида не организовывал свою историю по летним и зимним кампаниям (Там же. 9, в конце); оксиринхский же историк, как представляется, именно так строил свой материал (IX. 1).
22 Из работ по V в. до н. э. см.: Andrewes 1974 (D 2) и 1982 (G 6); Littman 1968 (G 25); Ehrhardt 1970 (G 13). Иная точка зрения с критикой этого подхода: Tuplin 1986 (С 101). (См. также раздел «Introduction» в монографии последнего автора: Tuplin Ch. The Failings Empire: A reading of Xenophon «Hellenica» 2.3.11—7.5.27. Stuttgart, 1993. P. 11—41. — A3.)


Источники, хронология, метод
21
случившихся через несколько недель после того, что описано в самом конце у Фукидида, и доходит до 362 г. до н. э. Примерно до 350 г. до н. э. Ксенофонт был афинским изгнанником и значительную часть жизни провел в Пелопоннесе; практически невозможно установить, в какие именно периоды он писал те или иные разделы своего труда; изменения авторской позиции и стиля заставляют, например, отделять рассказ об окончании Пелопоннесской войны (П.2.23 и П.3.9) от изложения событий, происходивших в Афинах в правление Тридцати23. Это сочинение, порой превосходящее работу Фукидида яркостью деталей, в последнее время приобрело целый ряд пылких поклонников, даже несмотря на то, что его недостатки в большей степени связаны, пожалуй, с дефицитом информации и интеллектуальным зажимом, нежели с проспартанской предвзятостью автора24 (иногда Ксенофонт всё же критикует Спарту и спартанцев). Первые две книги в том виде, как они сохранились, имеют ложное и несообразное хронологическое строение;25 попытки самого Ксенофонта быть точным в датировках носят спорадический и неумелый характер.
Феопомп из Хиоса (ок. 380 — ок. 315 гг. до н. э.), более логичный, но менее приятный автор, создал два важных труда26. «Греческая история», являющаяся продолжением Фукидида и охватывающая период с 411 по 394 г. до н. э., считается относительно ранней работой Феопомпа; от нее сохранилось несколько фрагментов. Гораздо лучше известны две книги из его «Истории Филиппа» («Philippica»), затрагивающие важные для V в. до н. э. явления, а именно кн. X, сохранившая сведения об афинских демагогах, и кн. XXV, где речь идет об афинских фальсификациях истории27. Вторая, а возможно, и первая из названных книг носили в значительной степени полемический характер, и Феопомп с явным удовольствием говорит то, что в его время могло казаться странным и непопулярным. При этом он демонстрирует не только широкую эрудицию, но и отличное понимание политических реалий. К несчастью, авторы, сохранившие для нас фрагменты из его сочинений, обладали явной склонностью ко всему сенсационному. Имеется важное свидетельство одного пре¬
23 О Ксенофонте вообще см.: Breitenbach 1967 (С 13); Anderson 1974 (С 3). В работе Delebecque 1957 (С 25) предпринята чересчур самонадеянная попытка вывести дату написания «Греческой истории». См. также: Hatzfeld 1930 (С 46); Maclaren 1934 (С 70).
24 Breitenbach 1950 (С 12); Sordi 1950-1951 (С 93); Cawkwell 1979 (С 16): 15-46; Montgomery 1965 (С 73).
25 Raubitschek 1973 (С 80) сделал тщетную попытку его защитить; см.: Lotze 1974
(С 67).
26 Фрагменты собраны в FGrH 115. О Феопомпе вообще см.: Von Fritz 1941 (С 33); Connor 1967 (С 20); Lane Fox 1986 (С 64). (См. также более новую монографию: Flower М.А. Theopompus of Chios: History and Rhetoric in the Fourth Century BC. Oxford: Clarendon Press, 1994. -A3.)
27 Всестороннее рассмотрение: Connor 1968 (C 21). (Речь идет о следующих фрагментах: FGrHist 115 F 153—155. Феопомп, в частости, называет лживыми афинскими выдумками рассказы о так называемой «Платейской клятве» и Каллиевом мире; кроме того, он считает недостоверным афинский рассказ о Марафонском сражении. См. также: Sealey К Theopompos and Athenian lies Ц JHS. 80 (1960): 194—195. — A3.)


22
Глава Ί
красного эксперта, Порфирия Тирского (234 — ок. 302 гг. н. э.), утверждавшего, что хотя манера изложения у Феопомпа в «Греческой истории» и зависит во многом от манеры Ксенофонтова повествования, но всё же отличается в лучшую сторону [FGrH 115 F 21).
До сих пор мы говорили только об историках28. Однако одним из важнейших сохранившихся источников по V в. до н. э. являются сочинения Плутарха Херонейского (ок. 50 — ок. 120 гг. н. э.), который не был историком в собственном смысле этого слова29. Их следует рассматривать, скорее, не как труды по истории, а в качестве этических исследований человеческого характера, для которых факты выполняют роль иллюстраций, причем Плутарх, будучи увлечен той или иной личностью, мог позволить себе излишние фантазии. Наша информированность о событиях V в. до н. э. была бы значительно хуже, не сохранись Плутарховы жизнеописания одного спартанца (Лисандра) и шести афинян (Фемис- токла, Аристида, Кимона, Перикла, Никия, Алкивиада), поскольку автор благодаря своей всесторонней образованности собрал здесь богатейший фактический материал; старые попытки доказать, что за этим корпусом данных стоит, якобы, не Плутархова, а чья-то другая эрудиция, ныне отвергнуты30. Биография Никия, конечно, относительно бедна, так как она добавляет ненамного больше к рассказу Фукидида, чем несколько фрагментов комедий, но всё остальное дает нам очень большой по объему материал, даже если судить только по количеству авторов, цитируемых Плутархом по именам. В этот круг входят и интеллектуалы V в. до н. э. (Ион Хиосский и Критий), и любители скандальных сплетен V (Стесим- брот Фасосский) и конца IV в. до н. э. (Идоменей), и философы IV в. до н. э., причем в сочинениях каждого из этих авторов Плутарх отыскивает важные подробности. Гораздо трудней определить источник повествовательных пассажей, за исключением, конечно, тех случаев, когда такой источник не сохранился. Сам я склонен придавать особое значение явному использованию трудов Феопомпа в жизнеописании Перикла31, а также большому количеству мест в биографиях Алкивиада и Лисандра, где изложение очевидно ближе рассказу Ксенофонта, чем Диодора (в тех случаях, когда они расходятся). Согласно показаниям Порфирия, в этих
28 Из тех, кто не был пока упомянут, Аристодем (не позднее вторбй половины П в. н. э.; FGrH 104; см. также: Оксиринхская греческая история. XXVII2469) ничего не добавляет к тому, что сохранило предание, восходящее к Эфору. Сочинение Помпея Трога (I в. до н. э.) в принципе более интересно, однако сделанная Юстином латинская эпитома, благодаря которой мы в основном и знакомы с этим трудом, выполнена до того неумело, что очень сложно определить степень достоверности передаваемых в ней фактов.
29 Об историческом методе Плутарха см.: Gomme. HCT: 154—184; Städter 1965 (С 94); Pelling 1980 (С 78). Особенно ценное исследование вопроса о том, как Плутарх обращался с источниками, представляет: Russell 1963 (С 86).
30 Классическая попытка установить промежуточные источники была предпринята Э. Мейером: Меуег 1899 (А 87): 1—87; см., однако: Theander 1951 (С 99); Hamilton 1969 (С 41): ХШ-XIVI; Frost 1980 (С 36): 40-50.
31 Wade-Geiy 1958 (А 121): 233-239.


Источники, хронология, метод
23
случаях Плутарх зависит от Феопомпа, несмотря на подозрения Плутарха относительно установок последнего [Лисандр. 30.2).
Плутарх оперирует материалом там и так, где и как он считает целесообразным, причем его суждения о характере и целях своих источников отнюдь не всегда безупречны. В жизнеописании Перикла (4.6—6.1), например, он использует сообщение Платона о воспитании этого политического деятеля без всякого указания на явную иронию оригинала. Еще важнее то, что Плутарх вынужден как-то бороться с разногласиями своих источников о Перикле. Из затруднения, связанного с тем, что Феопомп считает последнего демагогом, а Фукидид — великим государственным мужем, Плутарх выходит с помощью утверждения о серьезной перемене в характере Перикла, случившейся-де после остракизма Фукидида, сына Меле- сия (16.3). Не столь просто биографу удается справиться с другой проблемой, состоящей в том, что, если Фукидид говорит о Перикле как о крупном политическом деятеле, другие утверждают, что последний в угоду личным целям вверг государство в ненужную и опасную войну; в итоге Плутарх оставляет этот вопрос вообще без всякого решения. Как он, так и до него Эфор оказались неспособны оценить по достоинству свидетельства древней комедии и памфлетистов. Нет никакой уверенности, что мы верно понимаем фрагменты, выдранные Плутархом из этих контекстов.
Для последней четверти V в. до н. э. современные событиям свидетельства, содержащиеся в комедиях и речах, приобретают очень важное значение32. Оценка данных комедии — сложная проблема, хотя зачастую можно отделить остроту или ругательство от реального факта, который придает шутке или бранному словцу смысл; «Всадники» Аристофана (465-469 гг. до н. э.) не являются доказательством предательства Клеона, но эта комедия свидетельствует о переговорах с Аргосом (см. ниже, гл. 9, π. П). Похожая картина возникает и при анализе речей. Отделить публичный факт, который должен хоть как-то соотноситься с тем, что было известно о нем судьям, от утверждений, касающихся событий из частной жизни, о которых судьи необязательно что-то знали, мы чаще всего способны33. В целом, при работе с таким материалом исследователь всегда должен представлять не сохранившийся в тексте речи довод противоположной стороны в судебном споре.
Рассмотрим еще одну, последнюю, группу литературных свидетельств, имеющуюся в нашем распоряжении, — фрагменты «Атгид», то есть хро-
32 Стоящая особняком «Афинская политая» Псевдо-Ксенофонта (автора иногда называют Старым Олигархом) представляет собой короткий памфлет, цели и время создания которого остаются спорными. О целях см., напр.: Gomme 1962 (А 51): 38—69; Lewis 1969 (С 66).
33 См., напр., речь XX Лисия. То, что Полисграт был избран членами своей филы на должность составителя гражданских списков (2), является публичным фактом; то, что он своей волей внес в списки граждан 9 тыс. человек (вместо 5 тыс., как полагалось в соответствии с постановлением народа. — А.З.) (13), таким фактом не является, хотя обычно второе утверждение вызывает у исследователей большее доверие, нежели первое. См.: Andrewes. HCTV: 204—206, а также ниже, гл. 11, п. Ш.


24
Глава Ί
ник, посвященных истории Аттики34. По своему жанру к ним близка «Афинская политая» Аристотеля35. Самая ранняя «Аттида», составленная Геллаником Лесбосским, включала, как уже было отмечено, информацию о событиях 406 г. до н. э., хотя автор мог приступить к ее написанию и раньше. Затем появилось много последователей, среди которых выделяются Андротион, чья хроника, составленная в 340-х годах до н. э., была, возможно, главным источником для Аристотеля36, и Филохор, живший в Ш в. до н. э.37. Важнее всего их хронология, поскольку события они разделяют по годам правления афинских архонтов. Не только прямые цитаты у схолиастов (т. е. античных толкователей, составителей схолий — пояснений к малопонятным местам и редким словам древних текстов. но и датировки, имеющие такую форму, скорее всего, восхо¬
дят к этим авторам. Есть большое искушение считать даты, приведенные в «Аттидах», достоверными, по крайней мере применительно к V в. до н. э., однако в некоторых случаях возникает вопрос: как могла быть зафиксирована точная дата, даже Геллаником, современником событий? «Афинская политая», хорошо сохранившаяся, но не лишенная путаницы и предвзятости, не только ставит перед исследователем отдельные сложные вопросы, которые лучше рассматривать в связи с конкретными эпизодами, но иногда заставляет задуматься и о такой проблеме: могла бы та или иная «Атгада», сохранись она целиком, пользоваться тем доверием, которое в настоящее время внушают ее фрагменты?
Многое зависит от того, использовал ли Гелланик те источники, которые, как можно думать, он читал лично. Здесь мы получаем помощь в виде надписей на камне. Предполагается, что некоторые архивные материалы существовали уже задолго до конца V в. до н. э., даже если они и не были правильно организованными и удобными в использовании38. Постановления Народного собрания, принятые до 421 г. до н. э., лишь изредка содержат датировки по архонтам39. Строительные счета, счета подотчетных сумм и записи податных платежей40 поддаются датировке с более раннего времени — можно утверждать, что податные платежи фиксировались в Афинах с весны 453-го (IG I3 259), а первым годом денежных поступлений в Парфенон был 447/446 г. до н. э. (IG I3 436). Нет сомнений, что после реформ Эфиальта (см. ниже, гл. 4, π. П) количество
34 В целом об «Аттидах» см.: Jacoby 1949 (С 57) и FGrH Ш В, с комментариями.
35 Практически все аспекты этого сочинения рассмотрены в изд.: Rhodes 1981 (С 83); П. Родс не верит в авторство Аристотеля. Не вызывает сомнений, что политая написана между 335 и 322 гг. до н. э. и уже в древности связывалась с именем Аристотеля. В данном томе читатель найдет разные подходы к вопросу об авторстве этого труда.
36 FGrH 324. См. также: Harding 1977 (С 44).
37 FGrH 328.
38 О государственных архивах V в. до н. э. см.: Boegehold 1972 (D 8).
39 Mattingly 1961 (E 45): 124, и 1963 (E 47): 272, примеч. 73 — автор полагает, что до указанного времени они вообще не датировались таким образом.
40 Строго говоря, сами податные поступления не записывались на камне. Мы располагаем записями о шестидесятой доле от таких поступлений (одна мина с каждого таланта), которая посвящалась Афине (записи изданы в АТЦ см. также: IG I3 259—290).


Источники, хронология, метод
25
публичных актов значительно возросло, но применительно к началу рассматриваемого нами периода трудно понять, каким именно образом могли быть достоверно установлены некоторые даты. Еще в большей степени этот вопрос относится к историческим условиям того или иного события либо политического решения, даже если само событие или решение было датировано. Геродот и Фукидид пересказывают многие устные предания (и не вызывает сомнений, что гораздо больше легенд они слышали), но, если взглянуть на крайне путаное и пестрящее ошибками изложение событий, которое в 391 г. до н. э. Андокид в своей речи «О мире с лакедемонянами» (Ш.З—9) представлял афинянам как краткую историю V в. до н. э., у нас вряд ли возникнет большое доверие к передававшейся изустно традиции о внешнеполитической истории Афин41.
Свое неприятие системы датировок по списку архонтов Фукидид объясняет тем, что при таком способе исчисления остается непонятным, произошло ли событие в начале, в середине или в конце срока службы указанного лица, хотя нужно признать, что датировки событий по летним и зимним кампаниям, используемые самим Фукидидом, дают нам не намного больше42. К этому следует добавить также следующее соображение: события, разделенные одним архонтатом и описанные с помощью фразы «на третий год» («τρίτω ετει»; имеется в виду счёт, включающий все три архонтата), могут быть отделены друг от друга сроком от 14 до 34 месяцев. И всё же датировка по архонтам обладает для нас несомненным преимуществом, поскольку сохранился непрерывный список афинских архонтов, каковой мы можем соотнести с юлианским календарем на временном отрезке от 480 до 293 г. до н. э.;43 другими словами, хронологическую систему, использовавшуюся в V в. до н. э., мы можем связать со своей собственной хронологической системой44.
Срок службы афинских архонтов равнялся лунному году и начинался в новолуние в середине лета. Лунный календарь требовал частых вставок дополнительного, тринадцатого, месяца, дабы связать лунный календарь (и справлявшиеся по нему праздники) с солнечным циклом. Поэтому лунные годы отличались по длительности: они могли состоять из 354 или 355, 383 или 384 дней. В течение определенного, довольно долгого, периода в V в. до н. э., окончившегося в 407 или 406 г. до н. э., Совет пятисот оперировал солнечным годом, обычно состоявшим из 366 дней и не совпадавшим с годом архонта. Год архонта, обозначавшийся именем первого из десяти членов данной коллегии, иногда использовался для официалы
41 Впрочем, У.-Е. Томпсон — Thompson 1967 (С 100) — полагает, что Андокид зависел от Гелланика. Об устной исторической традиции см.: Thomas 1989 (А 114).
42 Обсуждение вопроса о начале и конце военных кампаний у Фукидида см. в изд.: Van der Waerden and Pritchett 1961 (В 17); Meritt 1964 (G 29); Gomme. HCT Ш: 699—715; Andrewes. ИСТ TV: 18—21.
43 Каркас для этого списка обеспечен Диодором и сочинением Дионисия Галикарнасского «О Динархе».
44 Другой вопрос — насколько точны наши датировки по дням и месяцам юлианского календаря; см. по этому поводу ниже, примеч. 52.


26
Глава 7
ных датировок (IG I3 46.19—20, 364 и др.). Можно предположить, что при указании дат аттидографы старались сообразовьшаться с реальным аттическим календарем; крайне маловероятно, что Диодор учитывал подобные тонкости, даже и применительно к событиям, связанным с Афинами; другие поздние историки, особенно Арриан и Иосиф Флавий, также используют череду аттических годов как основу общей хронологии. Даже аттические контексты содержат временами явные ошибки с точки зрения исторической последовательности; так, возвращение Алкивиада в Афины в 407 г. до н. э. (см. ниже, гл. 11, π. V) никак не могло случиться тогда, когда архонтом был Антиген (407/406 г. до н. э.) (Схолии к «Лягушкам» Аристофана. 1422).
Исходную твердо установленную точку для начала периода, которому посвящен данный том, дает нам заявление Геродота о том, что захват Афин Ксерксом случился при архонте Каллиаде (480/479 г. до н. э.; см.:
VIII.51.1). Это позволяет отнести битву при Саламине к 480 г. до н. э.45, сражения при Платеях и Микале — к 479 г. до н. э., а операции Павсания на Кипре и у Византия (Фукидид. 1.94—95; см. ниже, гл. 3, π. I) с уверенностью датировать 478 г. до н. э. Также не вызывает сомнений, что Пелопоннесская война началась в 431 г. до н. э.; это подтверждается не только Фукидидовой датировкой по архонту (П.2.1), но и солнечным затмением (27 июля), которое историк относит к тому же лету. Его заявление о том, что так называемый Тридцатилетний мир длился четырнадцать лет (П.2.1), позволяет, кажется, датировать этот последний зимой 446/445 г. до н. э.46.
О 	периоде 478-446 гг. до н. э. мы осведомлены гораздо хуже. Существуют свидетельства, единовременные началу ведения податных записей весной 453-го и началу строительных работ на Парфеноне в 447/446 аттическом году, но ни один из этих фактов не отмечен у Фукидида, так что мы не можем соотнести их с его рассказом. В предании не сохранилось упоминаний о солнечных затмениях этого времени, а за пределами афинской календарной системы единственным полезным, с точки зрения хронологии, событием является смерть Ксеркса, относительно надежно «привязываемая» к августу 465-го47. Диодор, помещающий это событие под 465/464 г. до н. э. (ΧΙ.69), прав.
Хотя Фукидид и критикует Гелланика за слишком беглую и хронологически нечеткую трактовку всего этого периода (1.97.2), его собственные датировки не дают возможности построить полную хронологию описыва¬
45 Получается, что солнечное затмение, упоминаемое Геродотом (IX. 10.3), случилось 2 октября 480 г. до н. э.
46 С хронологической точки зрения, Фукидид более строг в П.2.1, нежели в П.21.1, где он по небрежности помещает интервал в четырнадцать лет в совершенно иной контекст.
47 В вавилонском тексте о солнечных затмениях убийство Ксеркса его сыном помещено напротив даты, которую можно соотнести с промежутком между 4 и 8 августа (Stolper 1988 (В 15) 196—197). О восшествии Артаксеркса на престол в южном Египте стало известно к 4 января 464 г. до н. э. (Cowley 1923 (А 21): No 6); в этом источнике (в арамейском папирусе N° 6 в издании Коули) данный год упоминается как двадцать первый год правления Ксеркса и как год вступления на трон Артаксеркса.


Источники, хронология, метод
27
емых им событий, а уж те исторические факты, о которых он не упоминает, представляют еще большую трудность48. Часто он просто связывает два разных события с помощью наречия времени. Нередки случаи, когда он оперирует понятием «год», однако его интерпретация этого термина различна. Учитывая общее и прямо высказанное отношение Фукидида к датировкам по списку архонтов, целенаправленное использование им данного метода исключено, однако иногда он всё же обращается к нему: когда использует год как период в двенадцать месяцев, включающий одно лето и одну зиму, или когда приравнивает архонтский год к одному сезону боевых действий. В слегка отличной вариации одна военная кампания могла пониматься как промежуток времени между двумя справлявшимися каждой зимой государственными похоронными ритуалами. Для исследователей это имеет особое значение, поскольку в нашем распоряжении находится один погребальный памятник с именами всех воинов из филы Эрехтеиды, павших «на Кипре, в Финикии и Египте, в Галиях, на Эгине и в Мегарах в один год» («του αύτου ένιαυτου»; М—L 33). Очевидно, это произошло в первый год египетской экспедиции, в 460-м или 459 г. до н. э. (см. в конце наст, тома хронологические дополнения № 5—8). Более сложной является другая проблема: излагает ли Фукидид события в строгом хронологическом порядке49 или перескакивает то вперед, то назад? По крайней мере, в одном резюмирующем пассаже, а именно в 1.109, строгий порядок кажется нарушенным.
Ключ к решению находится в другом месте сочинения. В IV. 102.2—3 Фукидид утверждает, что первая попытка закрепиться в районе будущего Амфиполя была предпринята Аристагором Милетским (ср.: КИДМ IV: 582); афиняне послали туда колонистов спустя тридцать два года, но при Драбеске поселенцы были уничтожены фракийцами (cp.: 1.100.3 и далее, гл. 3, п. Ш наст, тома); позднее, на 29-й год, афиняне вновь отправили сюда колонистов под предводительством Гагнона, которые, наконец, и основали Амфиполь (см. ниже, гл. 6, π. IV). Мы не знаем, по какой системе Фукидид вычислял эти интервалы. К счастью, дату основания колонии Гагноном, 437/436 г. до н. э., мы получаем из двух мест — ее сообщает одна из «Аттид» [Схолии к Эсхину. П.31), а также хронологический источник Диодора (ХП.3550). Соответственно, катастрофа при Драбеске случилась приблизительно в 465/464 г. до н. э.51, вместе с тем остается неясным, как соотносились датировка основания Амфиполя по архонту и та система летоисчисления, которую использовал Фукидид; всё это дает нам возможность приблизительно датировать и ближайшие события: мя¬
48 Наиболее полезное всестороннее рассмотрение данной проблемы см. в изд.: Gomme. HCT I: 389—413; ATL Ш: 158—180; Hammond 1955 (В 5); см. также: Deane 1972 (В 4); Bayer and Heideking 1975 (В 2); Badian 1988 (В 1).
49 Точка зрения, согласно которой Фукидид придерживался строгой хронологической последовательности, принимается в: ATL Ш: 162.
50 Обратите внимание: основное событие, о котором рассказывается в этом месте у Диодора, не может относиться к указанному году.
51 Вопреки аргументам Е. Бэдиэна (Badian 1988 (В 1)), дата, 453/452 г. до н. э., сообщаемая в схолиях к Эсхину, П.31, не может быть правильной.


28
Глава Ί
теж на Фасосе (см. ниже, с. 64-65), а также начало Плотского восстания в Спарте (с. 145—146).
Также у нас имеется по одной серьезной хронологической проблеме как до, так и после 465/464 г. до н. э. Фукидид обычно исходит из того убеждения (которое разделял и другой автор V в. до н. э. — Харон из Лампсака), что Артаксеркс занял трон еще до того, как Фемистокл сбежал в Азию; начиная с IV в. до н. э. авторы делают Фемисгокла придворным Ксеркса, его прежнего врага. Принятие этой последней точки зрения создает нешуточные проблемы, если всерьез воспринимать брошенное мимоходом указание Фукидида на то, что осада Наксоса совпала с этим бегством (1.137.2). Фукидидово заявление (1.103.1) о том, что восстание илотов закончилось на десятый год, находится в непримиримом противоречии с любым мнением о строгости хронологической схемы историка. Эти и другие, более мелкие, проблемы обсуждаются в повествовательных главах наст, тома, а также в «Хронологических дополнениях» в конце данного тома; читатель увидит, что зачастую не хватает событий, которыми можно было бы заполнить наш период. По важнейшим вопросам мы по-прежнему далеки от решений, которые удовлетворили бы всех. Датировки битвы при Евримедонте или окончания Илотской войны могут разниться до пяти-шести лет у разных исследователей, при том что каждая из версий имеет свои серьезные основания; расхождения же относительно смерти Павсания могут быть еще более значительными.
С начала основного повествования в «Истории» Фукидида, посвященного собственно Пелопоннесской войне, проблемы приобретают несколько иной характер, и спор должен вестись скорее о неделях, нежели о годах. Есть такие события в ходе войны, для которых благодаря взаимосвязи двух афинских календарей и на основании эпиграфических свидетельств52 могут быть убедительно аргументированы очень близкие друг к другу юлианские даты, но изредка на первый план выдвигается историческая последовательность, а не датировка в абсолютной хронологии. Проблемы умножаются для периода, который не охвачен рассказом Фукидида, и связано это с характером наших источников. Есть основания надеяться, что мы теперь все-таки можем ответить на вопрос, в 408 г. до н. э. Алкивиад вернулся в Афины или всё же в 407-м (см. в конце наст, тома хронологическое дополнение № 13), однако для ответа на данный вопрос требуется комплексное доказательство. В данном томе читатель порой столкнется с неожиданно скептическим и даже критическим отношением к Фукидиду, но единственным пограничным рубежом между теми, кто принимает его рассказ в качестве руководства для себя, и теми, кто не принимает, является хронология.
52 	Составленная Б. Мерттом последовательная таблица дат, переведенных в юлианский календарь (Meritt 1928 (С 146): 84-122; 1932 (С 147): 174-179; 1961 (С 149): 202-219; 1971 и 1978 (G 30)), была раскритикована В. Притчелом (напр.: Pritchett 1957 (С 157): 293—300) исходя из того, что мы ничего не знаем о продолжительности вставного месяца, который афиняне время от времени позволяли себе добавлять к году; см., однако, аргументацию К. Дувра (Dover) в: HCTTV: 264—270.


Глава 2
Дж.-К. Дэвис
ГРЕЦИЯ ПОСЛЕ ПЕРСИДСКИХ ВОЙН
I
Все те, кто противостоял персидскому вторжению, в заключительных книгах Геродотовой «Истории» (кн. УП—IX) регулярно обозначаются словом «эллины»1. Понять такое условное обозначение можно, но оно чересчур всё упрощает: «<...> те эллины, которые подчинились персам, не будучи принуждены к тому силой» (Геродот. УП. 132.2), не являлись какой-то маргинальной группой, не говоря уже о греках, которые в течение всей войны оставались в стороне, или были заняты неотложными делами в других местах, или к тому времени уже находились в вассальной зависимости от персов, добровольной или вынужденной2. И всё же такая фразеология весьма показательна: воспринятая Фукидидом в его историческом обозрении той «страны, которая именуется ныне Элладой» (1.2.1), и даже другими, шовинистически настроенными, авторами, составлявшими афинские погребальные речи3, она отражает и язык дипломатии военного времени (Геродот. УП.130.3; 132.2; 148.1), и поэтический язык послевоенных десятилетий, особенно «Персов» Эсхила и эпиграмм Симонида. Ясно, что для греков той эпохи слово «эллины» означало некую единую общность, а название Эллада далеко не сводилось к простому географическому понятию. Поэтому установление природы данного организма — задача, которая выходит за рамки сугубо исторического анализа. Это также (по крайней мере, частично) вопрос реконструкции коллективного сознания. Две такие задачи различны, но они не могут быть решены независимо друг от друга.
Установить культурную идентичность греческого мира на первый взгляд достаточно легко. Прежде всего — по языку. При всех расхождениях в фонетике и лексике между и даже внутри четырех основных наречий (аттическое/ионийское, аркадо-киприотское, эолийское и дорий¬
1 ATL Ш: 97, примеч. 12; Brunt 1953—1954 (А 10): 145 сл.; исключение у Геродота: VH. 145.1.
2 Gillis 1979 (А 46): 59-71.
3 Strasburger 1958 (С 98): 23 сл.


30
Глава 2
ское/северо-заладное греческое), диалекты были обоюдно понятны: основная стена непонимания проходила не между говорами, но между греческим и другими языками. Повсеместное использование дорийского и гомеровского ионийского в качестве литературных диалектов «настраивало» языковой слух, весьма успешно работая на понимание греками друг друга; когда Аристофан описывал, как афиняне общаются с мегарцами, фиванцами или спартанцами, он, очевидно, не придавал особого значения шуткам, построенным на взаимном непонимании (Ахарняне. 729 слл. и 860 слл.; Лисистрата. 980 слл. и 1070 слл.). А свидетельства этого комедиографа очень важны, хотя его больше интересовал театральный эффект, чем филология, и хотя сравнение комедий с эпиграфическими источниками обнаруживает у драматурга некоторые ошибочные формы слов4. Кроме того, без взаимного понимания были бы трудноосуществимы такие институты и практики, как панэллинские игры, оракулы, ам- фиктионии, межполисная дипломатия, а также совместные боевые действия нескольких городов, не говоря уже о торговле, связанной с необходимостью пересечения сухопутных и морских границ: сепаратизм различных греческих письменных систем в передаче числительных, названий месяцев, а также общее несходство календарей, хотя и создавали определенные проблемы, всё же не были непреодолимыми препятствиями5.
Напротив, осознание различия между греками и носителями иных языков очень рано выкристаллизовалось в слово «варвары»6. Показательно, что первое известное использование данного слова прямо отсылает к языку — «карийцы, говорящие по-варварски» («Καρών βαρβαροφώνων». — Гомер. Илиада. П.867). Не менее важно, что при обозначении иностранцев стало доминировать не малопонятное для греческого уха заимствованное карбан/карбанос («чужеземен/чужеземный». — А.З), иногда встречающееся у Эсхила [Просительницы. 118, 914; Агамеллнон. 1061), а именно слово «варвары», сама конструкция которого показывает, что изначально граница воспринималась прежде всего как лингвистическая разделительная линия. Обозначение «βάρβαρος» сохраняет такой подтекст (т. е. намек на языковое отличие. — А.З.) в течение всего 5-го столетия и позднее, но уже у Гераклита оно приобретает расширительную семантическую нагрузку: «Глаза и уши бывают дурными свидетелями для людей, когда у них варварские души» (D—К 22 В 107). Исходная мысль Гераклита, сугубо эпистемологическая (относящаяся лишь к теории познания. — А.З), заключается в том, что ощущение, чувственное восприятие само по себе лишено логоса (рациональной связности), однако вывод состоит в том, что люди, лишенные некоторых существенных качеств, являются по этой причине «варварами»: те, кто (лингвистически) непонятны, оказываются неразумными (верная интерпретация этого изречения — у Диллера, см.: Diller 1962 (А 24): 40). К началу V в. до н. э. постулирование греками свое¬
4 Elliott 1914 (J 35): 207 слл.
5 Dow 1952 (А 28), Samuel 1972 (В 11): 57-138.
6 Jüthner 1923 (А 70); Bacon 1961 (J 2); Schwabl 1962 (А ПО); Backhaus 1976 (J 1).


Греция после Персидских войн
31
го культурного превосходства постепенно привело к дополнительному (по отношению к языковому критерию) и в высшей степени субъективному определению эллинского культурного единства. Эсхил и Геродот подтверждают наличие в их время такого подхода, причем делают это разными способами. Способы эти отражают как необходимость объяснить греческий успех в Персидских войнах, так и этнографические интересы, выразившиеся в компиляциях предыдущего поколения. Правда, Геродот со своим варварофильским настроем вполне мог противопоставлять примитивную ограниченность греческой антропоморфной теологии более сложным и утонченным варварским (имеются в виду персы) представлениям о богах7. Более того, этнографические сопоставления могли приводить к выводам нейтрального характера либо к явно двойственным субъективным оценкам (как в рассказе Геродота об эксперименте Дария по сопоставлению греческих и индийских похоронных обычаев. — Ш.38) или даже обнаруживать недостатки греков в сравнении с варварами (Геродот.
1.133.2, 	153.1—2; IV.79.3). Впрочем, свою предвзятость Геродот проявляет вполне, приписывая Демарату в разговоре с Ксерксом заявления об исключительной эллинской «доблести [арете)> приобретенной благодаря врожденной мудрости и суровому закону» (Геродот. УП. 101—104, особенно 102.1 и 104.4). Примерами того же рода у Эсхила являются: выказываемое египетским вестником пренебрежение к греческим богам и их алтарям (Эсхил. Просительницы. 893 слл.), непонимание дочерьми Даная того, что царь — необязательно деспот [Там же. 365—375), а также созданный как Эсхилом, так и Геродотом образ Ксеркса-нечестивца, не способного осознать предустановленный богами мировой порядок. Слегка удивляет, что в описании скифа Анахарсиса «все греки, кроме лакедемонян, стараются непременно всё разузнать, но только одни лакедемоняне знают, как вести разумную беседу» (Геродот. IV.77.1). Подобные заявления конечно же были суетными измышлениями самих эллинов (IV.77.2), но они, эти заявления, позволяют нам понять, как греки представляли себя — не без самолюбования, но и с известной долей справедливости — в сравнении с варварским миром.
Некоторые разделявшиеся всеми греками нормы, наследовавшиеся через обычаи и общепринятые ценности и выражавшиеся едиными языковыми средствами, обеспечили третий аспект эллинской культурной общности. Хюбрис («дерзость, высокомерие, оскорбительное для другого человека поведение»), ата («безумное злодеяние и его разрушительные последствия»), тилле («честь»), дике («справедивость»), арете («доблесть, превосходство»), харис («долг, чувство благодарности») и другие составные или многозначные слова заключали в себе оценки и представления, волей-неволей разделявшиеся всеми говорившими по-гречески людьми и до некоторой степени создававшие единую и внутренне связанную систе¬
7 	Геродот. 1.60.3 — если отказаться от исправлений и исходил» из рукописного чтения этого места, на чем настаивают В. Буркерт и X. Ллойд-Джонс: Burkert 1963 (J 13): 97—98; Lbydjones 1971 (J 70): 180, примеч. 45.


32
Глава 2
му мышления и веры. Вместе с такими понятиями и институтами, как скверна (преступление, связанное с пролитием крови. — А.З.), предоставление убежища молящим о нем, моногамный брак, рабовладение, патри- линейная родословная и патрилокальная семья, а также наследование без права первородства, эти представления могли восприниматься в качестве «номосов (законов/обычаев) эллинов»8. Впрочем, данное выражение не следует воспринимать слишком буквально. Различия между греческими государствами, с точки зрения законодательства, правовых принципов и судебной власти, были слишком велики, чтобы позволить грекам называться «народом Закона» по аналогии с евреями. Слово номос в равной степени могло означать и традиции людского племени вообще, и обычаи негреческих социумов, и установления какого-то конкретного греческого государства9. И всё же контраст между эллинской свободой, основанной на законе, и деспотизмом монарха, рассматриваемым в качестве характерной черты негреческих обществ, и ощущался, и выражался явным образом.
Наконец, идентифицировать греческое культурное единство помогает культ и ритуал. Правда, не столь очевидным образом, поскольку во многих своих аспектах эллинская религия не отличалась уникальностью. Составляющие элементы греческого ритуала — мольба / божественная милость / благодарность, алтарь / святыня / храм / теменос, жертвоприношение / процессия / праздник / состязание, обряд очищения / оракул / мистерии, более или менее упорядоченный политеизм — всё это не являлось особенностью эллинов, как не был уникальным и набор указанных элементов (египетская религия представляла собой близкую аналогию, и не только она одна). Да и между греческими и негреческими богами невозможно провести четкие различия. Многие эллинские боги имели чужеземное или довольно неясное происхождение, и даже Пиндар, писавший уже непосредственно в рассматриваемый нами период, предоставляет свидетельства не только близости между греческими и негреческими божествами, идентифицируя, например, Зевса с Амоном, египетским бо- гом-пророком, но и эллинской восприимчивости к иностранным богам, таким как Великая Мать10. Тем не менее, спецификой эллинской культуры было то, что здесь, внутри политеизма, отдельные боги не были включены во взаимосвязанную жесткую структуру. Общепризнано, что это была свободная структура, сформировавшаяся в «темные века» и в период архаики в результате взаимовлияния многофункциональности локальных божеств, с одной стороны, и, с другой — большей теологической определенности и четкости, распространявшейся посредством панэллинских святилищ и литературной традиции11. Но именно по этой причине
8 Напр.: Геродот. VL86/32; Фукидид. 1.41. Другие ссылки на источники см. в: Ostwald 1969 (D 64): 33-37.
у Finley 1966 (А 37); Ostwald 1969 (D 64): 20-56.
10 Classen 1959 (К 18) (Амон); Bowra 1964 (J 9): 50 сл.; Nilsson 1967 (К 69): 747 сл.
11 Vernant 1974 (А 118): 103 слл. = Vernant 1980 (А 119): 92 слл.; Burkert 1977 (К 13): 331—343; Somvinou-Inwood 1978 (К 86).


Греция после Персидских войн
33
данная структура привела к закреплению божеств за конкретными греческими местностями в рамках общей схемы, определявшей взаимоотношения между главными богами. Эта общая схема со столь антропоморфными богами, как у греков, не могла не быть генеалогической; она не только объединяла в божественную семью силы естественного и духовного миров, управление которыми вменялось богам, но еще и (и по этой причине) с помощью божественного порядка интегрировала все социальные группы и общественные формы деятельности, для защиты которых люди могли призывать (индивидуально или коллективно) тех или иных богов. Именно в этом и следует прежде всего искать специфически эллинский характер системы. Наряду с тем, что местожительство семьи олимпийских богов имело сугубо греческую локализацию, а также наряду с тем, что почти все культовые эпитеты (так называемые эпиклезы. — A3.), присваивавшиеся каждому божеству в связи с его компетенциями — Зевс Горкиос (скрепляющий клятву), Афина Эргана (покровительница ремесел), Гермес Энагоний (покровительствующий состязаниям) и т. д., — имели прозрачное греческое происхождение, точно так же божества вместе с установлениями, которые они были призваны укреплять и охранять — к последним относятся род, деревня, фила, полис, профессиональная группа, возрастная группа, случайная группа, такая, например, как моряки или женщины, занятые в данный момент одной работой, — в итоге ограничивали функции друг друга и символически очерчивали пространство эллинского мира. «Таким образом, община, участвовавшая в совместных жертвоприношениях, являлась моделью греческого общества» (Burkert 1985 (К 16): 255). По тому факту, что в результате всех таких ограничений негреки могли отлучаться от того или иного праздника или святилища (Геродот. V.22), можно судить о степени успешности всей системы в деле формирования эллинского самосознания; то, что из-за тех же ограничений отлучаться могли и некоторые группы самих греков12, показывает: границы другого типа также могли быть важны.
II
Если задуматься об эллинском мире 470-х годов до н. э. не как о культурной, но как об экономической системе, то его единство окажется отнюдь не столь явным, поскольку имеется ряд трудноразрешимых теоретических проблем в области греческой экономической истории. Подробное их рассмотрение оставим для одной из тех глав настоящего тома, которые сфокусированы на Афинах (гл. 8g), поскольку перемены в формах жизнедеятельности, ставшие предметом многих недавних научных дискуссий, изначально имели место именно в этом полисе, и на афинском же материале эти перемены лучше всего засвидетельствованы. Что же касается данной главы, с трудностями мы сталкиваемся сразу же, едва при¬
12 	Геродот. 1.143.3-144.1; V.72.3; DGE 773; Ally 1982 (А 1): 13.


34
Глава 2
ступаем к рассмотрению трех основных уровней, или способов, или, иначе, секторов, экономической деятельности. Первый и основополагающий уровень — это эксплуатация огромного множества находившихся в частном обладании ферм или имений, больших или маленьких, единых или раздробленных, обрабатываемых владельцем вместе с членами семьи, владельцем с помощью рабов, управляющим и рабами, издольщиками, арендаторами или, наконец, зависимыми (крепостными) земледельцами, причем каждый из перечисленных вариантов допускал еще и наём сезонных неквалифицированных работников, свободных по своему правовому статусу. Эти хозяйства производили (с большой вариативностью в пропорциях) три главных сельскохозяйственных продукта, составляющих средиземноморскую триаду: зерновой хлеб (пшеница или ячмень), оливковое масло и вино, — а также важные дополнения в виде фруктов и овощей, сыра, мяса и шерсти от овец, коз, крупного скота и свиней.
На данном первичном экономическом уровне греческий мир обнаруживал большую однородность, не сопровождавшуюся, впрочем, особой взаимозависимостью. Это единообразие частично объясняется теми экологическими и климатическими границами, внутри которых жили греки, являвшиеся оседлыми земледельцами: во-первых, они не выходили на севере за пределы зоны культивации олив и, во-вторых, не селились в засушливых зонах с очень малым количеством атмосферных осадков, где требовалось широкомасштабное искусственное орошение. Кроме того, указанное единообразие также было обусловлено тотальным преобладанием широко распространенного частного землевладения. Хотя в греческом мире всегда существовали, с одной стороны, люди, имевшие личную свободу, но не имевшие земли, а с другой — крупные земельные магнаты, социальная и военная необходимость продолжала достаточно успешно сдерживать чрезмерную поляризацию общества и создавала благоприятные условия для земледельца, жившего обособленным хозяйством и обрабатывавшего свой собственный клер (полученный по наследству надел)13, являвшегося полноправным членом гражданского коллектива и обязанного этому коллективу служить в объемах, пропорциональных размеру своего клера. Правда, часть земли принадлежала богам, культовым группам, гражданской общине в целом и сдавалась индивидуальным арендаторам14, однако практика выделения таких участков нигде и никогда у греков не превращала богов и храмы в главных землевладельцев и не давала им большой экономической силы, как это было в
13 Gschnitzer 1981 (L 63): 37. Широкое распространение крепостных форм в Фессалии и Лаконии (типа илотии. — А.З.) несколько умаляет эту картину, но всё же не опровергает ее целиком даже для этих областей (Cardedge 1979 (F 14): 160—195, особенно 165—170; Hodkinson 1986 (F 31): 386 слл.). (См. также: Hodkinson S. Property and Wealth in Classical Sparta. Swansea, 2000; Зайков A.B. К вопросу о статусе лакедемонских периэков. I // Иссе- дон: альманах по древней истории и культуре. Екатеринбург, 2003. Т. П: 16—44. — А.З.)
14 В качестве примера можно привести (1) остров Ренею, половина которого начиная с 20-х годов VI в. до н. э. принадлежала Аполлону (Kent 1948 (L 88)), или (2) Оргаду между Аттикой и Мегаридой (LSCG: Nq 32) [оргада была священным заповедником, принадлежавшим Деметре и Персефоне. — А.З.).


Греция после Персидских войн
35
Египте, в странах на восточном побережье Средиземноморья или в Вавилонии. Напротив, те обрывочные данные, которые мы имеем по Аттике, заставляют думать, что в классический период боги, культовые группы и иные коллективы могли обладать самое большее 10% земли, причем, скорее всего, цифра была меньше15.
Экономическое единообразие и недостаточно развитая интеграция могут частично объясняться также автаркией (самодостаточностью, автономией), воспринимавшейся как культурный идеал и экономическая стратегия. В качестве этой последней автаркия сохраняется и в современной Греции, как показывают существующая в здешних земледельческих хозяйствах практика выращивания всего понемногу и планирование таких посевов пшеницы, которые могут гарантировать урожай, превосходящий норму среднестатистического годового потребления16. Также и дробление земель, принадлежавших одному хозяину, будь то в пределах поселения, или на более широком пространстве, или даже на всей полисной территории, как видно на примере классических Афин (см. гл. 8g наст, тома), могло в действительности быть вынужденным результатом нескольких факторов: обычая выдавать приданое за дочерьми, деления клера между прямыми наследниками или земельного передела, случавшегося в архаический период после совместной расчистки новых территорий под пашню, но к этому дроблению могло привести также и осознанное стремление распределять риски и посевные культуры между разными по своим характеристикам почвами и микросредами17. Гортин- ские законы V в. до н. э., как и теория и практика следующего столетия18, недвусмысленно требовали разделения клера между сыновьями умершего (Гортипские законы. IV.37—48 и V.28—54 (= М—L 41. — A3.)). И хотя обязательный взнос, который каждый спартиат ежемесячно должен был делать в свою сисситию (группу лиц, питавшихся за общим столом) в виде определенного минимального количества ячменя, вина, сыра, фиг и денег19, ничего не говорит нам об устройстве или составных частях его
15 Lewis 1973 (L 94): 198-199; Andreyev 1974 (L 1); Walbank 1983 (С 174); Osborne 1988 (L 109) (см. также: Андреев В.Н. Аграрные отношения в Аттике в V—IV вв. до н. э. Ц Античная Греция. Т. 1: Становление и развитие полиса. М., 1983: 247—326. — A3). Выделение Афине десятой части земли на Лесбосе в 427 г. до н. э. (Фукидид. Ш.50.2) официально могло рассматриваться как десятина от военной добычи, но оно могло быть также благодарностью богине за содействие. (У Фукидида в этом месте сказано «богам», при этом имеются в виду, очевидно, Афина и другие афинские боги; земли на Лесбосе, посвященные богам, скорее всего, сдавались тем же лесбосцам, их бывшим хозяевам, а арендная плата поступала в «казну Афины и других богов», хранившуюся на афинском Акрополе. — A3.)
16 Forbes 1982 (L 44): 356-376.
17 Forbes 1982 (L 44): 324—355, со ссылками на более ранние работы и сравнительным материалом.
1® Платон. Законы. V.745d; Аристотель. Политика. П, 1263а21 слл.; SIG 141.16—17, с комментарием в: Salviat and Vatin 1974 (L 124): 260.
19 	Дикеарх (F 74 Wehrli) и Плутарх [Ликург. 12) дают разную информацию о размере этого взноса; Cartledge 1979 (F 14): 170. (Указанный фрагмент Дикеарха сохранился у Афинея, 141с = FHG П.242 фр. 23; см. также: Hodkinson S. Property and Wealth in Classical Sparta. Swansea, 2000: 171, 356, 357, но особенно 191—192. — A3)


36
Глава 2
клера, сам характер этого взноса подтверждает существование, по крайней мере в спартиатском политическом сообществе, предубеждения против сельскохозяйственной специализации. Вопрос, до какой степени подобные предубеждения делали автаркию культурным идеалом, остается спорным. Это была весьма неоднозначная идея, поскольку, хотя в политической теории IV в. до н. э. она трактовалась в основном как самодостаточность города20, более ранняя литература понимала автаркию, скорее, как автономию отдельного ойкоса в смысле сельскохозяйственной единицы21, а для индивидуалистического и психологического аспектов самодостаточности, столь ярко проявившихся позднее у киников, прототипом послужили идеи писателей конца V в. до н. э., таких как Демокрит, Гиппий Элидский и Антисфен22.
То, что эта культурная идея имела экономические последствия в форме отторжения и недоверия к таким институтам, как рынки, обмен, извлечение прибыли, торговля и т. д., едва ли может вызвать сомнения, хотя тексты, иллюстрирующие это неприятие, почти целиком восходят к IV в. до н. э. (исключение: Геродот. П.166—167). Тем не менее, как бы нам ни хотелось приписать автаркичноллу ойкосу лидирующую роль в экономике классической Греции, нужно признать, что и сам этот ойкос, и домашний способ производства прибавочного продукта находились под сильным давлением. Во-первых, серьезная нагрузка возникала из обычных житейских и социальных обстоятельств, таких как необходимость гарантировать себя от возможного неурожая в следующем году, обязанность родителя обеспечить приданым дочь, участие в совместных пирах или акциях взаимопомощи, представлявших собой сложные взаимоотношения и предполагавших собственный вклад и ответные подношения, что выражалось словом эранос23. Во-вторых, существовала обязанность принести божеству десятину от каждого урожая (cp.: М—L 73) и заранее выделить определенное количество человеко-дней на исполнение военного и гражданского долга, что обусловливалось той политической системой, в которую были вовлечены все греческие домовладыки и землевладельцы. В-третьих, для приобретения политического влияния и веса в обществе нужно было идти на показную щедрость к беднякам24, нести демонстра¬
20 Основные тексты: Платон. Законы. IV, 704а слл.; Аристотель. Политика. I, 1252Ь27 слл.; Ш, 1275b20; IV, 1291а10; VII, 1326Ы слл.; Austin and Vidal-Naquet 1977 (L 4): 41 сл., 162-168, 203 сл.
21 Гесиод. Труды и дни. 342—367; Finley 1962 (А 36): гл. 3. (Ойкос — в первичном значении «обиталище», «жилище», «дом»; но также «семья» и «имущество», «хозяйство». —A3)
22 Соответствующие места: Демокрит, D—К 68 В 246; Гиппий, D—К 86 А 1 и В 12; Антисфен, F 80 Caizzi. Об автаркии у киников см.: Rich 1956 (J 88); Paquet 1975 (J 83).
23 Об угрозе голода в Греции: Jameson 1983 (L 81); об эранос: Gemet 1968 (А 45). (Эра- нос — изначально это товарищеский обед на паях, пир в складчину, но у классических авторов данным словом могли обозначаться сложные отношения взаимопомощи; им же называли группу пайщиков, общество на паях, товарищество взаимопомощи, религиозные, политические группировки и проч. — A3)
24 Применительно к нашему периоду особенно показательно поведение Кимона (Davies 1971 (L 27): 311).


Греция после Персидских войн
37
тивно большие издержки во время похорон, чему пытался препятствовать своими законами еще Солон (Плутарх. Солон. 21.6), устраивать расточительные представления в порядке исполнения квазиобязательных общественных повинностей (так называемых литургий) по организации праздников, а также тратиться на военные нужды полиса; с начала V в. до н. э. значение подобных трат для экономики Афинского государства всё более и более возрастало (см. ниже, с. 48). Наконец, в-четвёртых, у хозяйственной автономии просто-напросто были свои пределы. Поскольку лишь немногие ойкосы могли самостоятельно добывать соль или ловить рыбу, не говоря уже о производстве керамики, обработке камня, получении специй, изготовлении металлического оружия или ювелирных украшений, наличие каких-то форм торговли и обмена являлось существенным элементом хозяйствования.
Всё сказанное подводит нас ко второму уровню экономической деятельности. К началу V в. до н. э. этот уровень (или сектор) и в греческих землях, и в других местах уже очень давно — в течение столетий, если не тысячелетий — являлся устоявшейся частью обычной жизни. Этот аспект был одной из предпосылок колонизационного движения и постоянной побудительной причиной войн: экспедиция Мильтиада против Пароса в 489 г. до н. э., имевшая целью одновременно мщение за личную обиду, наказание Пароса за содействие персам и обогащение участников похода (Геродот. VI. 132—133), показывает, что это был целый узел интересов и способов добывания благ. Ни подобные предприятия сами по себе, ни контакты и конфликты, их порождавшие, не могли серьезно ослабить автаркию — ни на практике, ни в теории, — как не могли они особенно содействовать и созданию единой «греческой экономию!» или даже просто «экономики» как таковой в смысле особой сферы деятельности, подчиняющейся своим собственным поведенческим нормам и находящейся во взаимодействии с культурными и политическими системами в качестве равнозначного партнера. Напротив, такие способы обогащения правильнее всего рассматривать как встроенные в саму эллинскую культурную и политическую среду; они, эти способы, принимали те институциональные и ценностные формы, которые вполне согласовывались с ойкос- ной системой взглядов на мир. Основными формами были следующие: обмен дарами между правителями и так называемыми лучшими (αριστοι), примеры чего во множестве можно найти в «Одиссее»; меновая торговля, либо подобие той, что, согласно Геродоту, осуществлялась между карфагенянами и племенами западноафриканского побережья без всякого языкового контакта25, либо подобие практиковавшейся гомеровскими πρηκτήρες («дельцы», «промышленные люди», снующие по морям в поисках барышей. — А.З.) и предполагавшей несколько более глубокую коммуникацию [Одиссея. VTH.162); силовой захват и пиратство (συλή);26 откры¬
25 Геродот. IV. 196, а также комментарий к этому месту в работе: Whittaker 1974 (А 124): 68.
26 Ormerod 1924 (А 94); Bravo 1980 (L 14). Сопоставимый перечень, относящийся к раннему Средневековью, см. в изд.: Grierson 1959 (L 62).


38
Глава 2
тая война. Все такие формы обогащения не нуждались ни в специально обустроенных местах (рынках), ни в особом средстве обмена (монетах), ни в профессионалах (купцах), ни в представлениях о рыночной стоимости (рентабельности). Не предполагали они и каких-либо действий со стороны государства, даже в виде колонизационных предприятий, имея целью скорее «насыщение желудка», нежели обмен в собственном смысле этого слова, и работая в большей степени на воспроизводство автаркии, чем на ее разрушение (хотя эмпории, как будет показано ниже, служили иному). Такие модели приобретения благ и возникли, и сохранялись долгое время лишь в качестве побочных. Они могли осуществляться лишь в ограниченное время, как мореплавание у Гесиода (Труды и дни. 663 слл. и 678 слл.), и лишь маргинальными, с точки зрения аграрного общества, лицами, как, например, молодежь и лишившиеся земли люди27. Кроме того, ценности, на приобретение которых эти предприятия были направлены (ювелирные украшения, драгоценные металлы, пряности, дорогие ткани), связывались с определенным статусом и требовали своей демонстрации; они вряд ли рассматривались в качестве базовых предметов потребления, ибо к таковым относились зерно или металлы для изготовления оружия.
Ключевой вопрос: оставались ли подобные виды деятельности маргинальными и после Персидских войн? Для ответа на него можно использовать три базовых критерия: [а) каких объемов реально достигало имущество, приобретавшееся путем бартерного обмена или добывавшееся каким-либо иным из перечисленных выше способов, (6) насколько коммерция освободилась от практики меновой торговли и т. п. и (в) до какой степени необходимость в бартерном обмене влияла на институциональные новшества в других сферах, например в поведенческой и политической28.
Первый из названных критериев не вызывает особых споров, но его значение ограниченно. Циркуляция некоторых товаров, таких как металлические руды, статуарный и архитектурный мрамор, аттическая расписная керамика, значительно возросла в конце архаического периода. Однако и валовой объем, и рыночная стоимость этих предметов обмена (во всяком случае, двух последних) оставались не очень значительными даже
27 Humphreys 1978 (А 66): 165 сл.
28 Нет особого смысла вводить четвертый критерий — устанавливать конкретных лиц, занятых в морской торговле, иногда приносившей большие барыши. Для времени до 400 г. до н. э. в качестве типичных примеров можно привести Колея Самосского (Геродот. IV.152.1), Сострата Эгинского (Геродот. IV. 152.3; Johnston 1972 (L 83); Johnston 1979 (L 85): 44, 49, 189, 240, примеч. 1—2) и, возможно, Анаксагора, известного по одному письму с острова Березань (Bravo 1977 (L 13) = Bravo 1980 (L 14): 879—885 (первичная публикация этого любопытного текста: Виноградов Ю.Г. Древнейшее греческое письмо с острова Березань // ВДИ. 1971. 4: 74—100. — A3)). Однако информация о данных персонах носит скудный и анекдотичный характер; кроме того, она ничего не говорит о каких-то структурных сдвигах в торговой деятельности. В целом по теме см.: Reed 1980 (L 119): гл. 4, и с совершенно иным подходом: Рёбак. КИДМIV: 537—553.


Греция после Персидских войн
39
в период наивысшего на них спроса29, а от других товаров, таких как рабы, древесина, домашний скот и большинство сельскохозяйственных продуктов, не осталось никаких археологических следов, поэтому оценить масштаб торговли ими не представляется возможным. Для более поздней средиземноморской истории весьма показательным свидетельством оказывается частота кораблекрушений, но по нашему периоду таких данных немного и к тому же они не имеют достаточно определенных датировок, а потому не могут однозначно сигнализировать о каких-то тенденциях.
Второй критерий вызвал больше научных споров. Относительно перечисленных и некоторых других товаров высказывались утверждения, что они изготавливались на заказ и только для постоянных клиентов. Не все подобные соображения одинаково убедительны, поскольку торговые клейма на коринфской и аттической керамике предполагают, что круг потребителей такой продукции не сводился к постоянным клиентам, а изготавливалась она отнюдь не в рамках домашнего производства; что же касается кузнечного ремесла, то объем наших познаний о нем не позволяет сделать прямых выводов о том, какую роль оно играло в обществе архаического и раннего классического периодов30.
Наиболее показательным является третий критерий, поскольку к началу V в. до н. э. сложился целый ряд институтов и обычаев, свидетельствующих о начавшемся (пускай фрагментарном и пока ограниченном) выходе торгового обмена из «политического» контекста в сторону интеграции, преодолевавшей внутриэллинские государственные и социальные границы; в последующие десятилетия степень эмансипации должна была существенно возрасти. Некоторые из этих институтов и обычаев имели давнее происхождение, как, например, тот вид деятельности, который начиная с Гомера характеризовался словами эмпорос («торговец». — А.З.) и эмпория («товар», но также «поездка по торговым делам». —А.З.)31. Еще более древним — по сути, если не по названию, — было такое явление, как эмпорий, примерами которого могут служить Искья и Навкратис. Первичное значение этого слова: торговый порт вне греческого культурного ареала, на территории, подконтрольной какой-то местной силе, которая была способна ограничить эллинское проникновение, придав ему выгодный для себя характер. Эмпорий отличался от колонии тем, что для его возникновения не требовался формальный акт основания какого- то конкретного полиса, у него не было сельскохозяйственной хоры (земли. —А.З), зависимость местного населения в эмпории была незначительной либо она не возникала вообще.
29 Webster 1972 (1177): 42-62, 270-300; Webster 1973 (L 140): 127-145; Starr 1977 (A 113): 64 слл.; Snodgrass 1980 (А 112): 126-129; Snodgrass 1983 (L 129): 18-25; Caidedge 1983 (L 21): 13 ел.
30 Buiford 1972 (L 18): повсюду; Johnston 1974 (L 84); Johnston 1979 (L 85): 48—53. Противоположная точка зрения: Humphreys 1978 (А 66): 169; Cardedge 1983 (L 21): 13 сл.
31 Knorringa 1926 (L 89); Bravo 1974 (С 122); Bravo 1977 (L 13); Stair 1977 (A 113): 55 слл.; Mele 1979 (L 100); Velissaropoulos 1980 (L 137); Reed 1980 (L 119).


40
Глава 2
Впрочем, большинство других компонентов упомянутой выше совокупности институтов и обычаев были нововведениями VI в. до н. э. Важнейшими из них (по причине того, что они требовали решений и трудового вклада не частных лиц, но со стороны государств или правителей) стала ранняя практика возведения портовых сооружений и прокладки дорог32, поскольку, если даже к ним приступали из военных или культовых соображений, использоваться они могли и для других целей. Так, например, основание эмпория на Энусских островах, чего ок. 540 г. до н. э. добивались фокейцы (Геродот. 1.165.1), могло бы, вероятно, привести к появлению защищенного порта. С другой стороны, при планировании и строительстве военного порта в Пирее (начиная с 493/492 г. до н. э.) торговая выгода также должна была браться в расчет33, хотя у Фукидида подчеркивается именно военный аспект (1.93) и хотя opot (межевые знаки), выделившие территорию эмпория в Пирее (IG I3 1101), появились не ранее 450 г. до н. э. Другим новшеством, оформившимся в этот период, был переход к чеканной монете. Сейчас уже почти никто не утверждает, что ее принятие в большей части Греции в VI в. до н. э. было связано скорее с обменом товарами между частными лицами, чем с государственными сборами и выплатами или платежами тем, кто этому государству служил; тем не менее, обнаруженные денежные клады заставляют думать, что к концу VI в. до н. э. монеты, особенно афинские, македонские и фракийские, по крайней мере частично, служили целям международного обмена34. Надо сказать, впрочем, что дальнейшие нововведения были направлены на увеличение концентрации капитала в рамках старых ойкосных или патронатных отношений путем выдачи теперь более формализованных, обезличенных, приносящих проценты кредитов, ибо только соглашения подобного рода позволяли извлекать выгоду из возросшего объема выпуска монет больших номиналов, вполне достаточного для создания чего-то наподобие реального денежного рынка. Одно из двух новшеств, порождавшее дополнительные шансы и перспективы обогащения, а именно заём под залог судна или судна с грузом, было, по всей видимости, изобретением поколения после Персидских войн, хотя документально такой заём засвидетельствован только с 421 г. до н. э. (причем ясно, что к тому времени данный вид займа был уже распространен), а в V в. до н. э. — вообще только для Афин35. Определенно не является случайностью, что другая финансовая новация середины V в. до
32 Обзор см. в работах: Blackman 1982 (L 7); Рапу 1987 (L 112).
33 О коммерческих аспектах порта в Пирее: Boersma 1970 (I 23): 37 сл., 46—50; Judeich 1931 (I 85): 430-456; Gomme. HCT I: 261-270; Martin 1951 (I 105): 105-110; Panagos 1968 (L 111); Garland 1987 (L 51).
34 См.: Краай. КИДМIV: гл. 7d; этот обзор базируется на следующем более раннем исследовании: Cook 1958 (С 183); см. также: Кгаау 1964 (С 188); Price and Waggoner 1975 (С 196); Кгаау 1976 (С 190): 318-328; Кгаау 1977 (С 191); Grierson 1977 (С 185).
30 Оксиринхская греческая история. 2741 = Eupolis F 192.96—98 К—А, с комментарием: de Ste Croix 1974 (L 122): 44 и примеч. 13; см. также: Harvey 1976 (L 66); Reed 1980 (L 119): 54 слл. и ПО, примеч. 54 (здесь автор отвергает более ранние свидетельства как сомнительные).


Греция после Персидских войн
41
н. э., порожденная постепенной, хотя еще и весьма слабой монетизацией греческой экономики, а именно идея меняльной лавки (τράπεζα, букв, «стол»), развилась, по-видимому, в тот же период, будучи впервые засвидетельствованной для 460-х годов до н. э. источником из Коринфа, пускай и не вполне ясным. Впрочем, функция этого института состояла главным образом в том, чтобы облегчить обмен монет разных валют или разного веса, аккумуляция же капитала и выдача кредитов оставались вторичными функциями36.
Тем не менее, следующая группа связанных друг с другом инноваций, определенно появившихся в послевоенный период в некоторых городах, не могла иметь слишком радикальных последствий. Здесь имеются в виду начало чеканки монет малого достоинства, появление мелкой розничной торговли, постепенный перенос такого обмена с периферии в центр гражданского пространства полиса, а также последовавшее затем расширение и переопределение роли агоры. Каждый из этих процессов, будучи продуктом совокупности разных обстоятельств, протекал с перерывами и в течение долгого времени. Например, понадобилось не одно десятилетие, чтобы в чеканке мелкой монеты перейти от ионийских выпусков, относительно массовых, но всё же дорогих номиналов (1/96 элект- рового статера), хотя бы к таким выпускам, которые представлены в позднеархаической Ионии и в Аттике периода «геральдических монет» (так называемых Wappenmünzen) серебряными 1/4-оболами37, не говоря о еще более мелких номиналах. Первые эксперименты с монетами из неблагородных металлов (железными и бронзовыми, как отлитыми, так и чеканными) в Ольвии, на юге Италии и в Сицилии не могут относиться ко времени намного раньше 450 г. до н. э., хотя предположение о том, что Афины, выпустив свои первые бронзовые монеты, могли последовать чьему-то примеру, относящемуся ко времени до 443 г. до н. э.38, внимания заслуживает. И всё же розничная торговля, для которой нужна была разменная монета, определенно существовала задолго до указанной даты. Прямое доказательство этого вряд ли стоит искать в приписанном Киру грубом высказывании о греках, торгующих на агоре и обманывающих друг друга с помощью ложных клятв (Геродот. 1.153.1—2), каково е изречение, казалось бы, можно отнести к очень ранней дате (к 540-м годам до н. э.); дело в том, что эта острота, скорей всего, проистекает из противопоставления Кира-отца его сыну Даринх<лавочнику» (κάπελος), как выразился о последнем Геродот (Ш.89.3). Доказательство раннего су¬
36 [Фемистокл]. Письма. VI и VII, с комментарием: Bogaert 1966 (L 10): 135—144; Во- gaert 1968 (L 11): 94 сл., 305—307. Слово «χρυσαμοιβός» у Эсхила в «Агамемноне» (437) доказывает — и это не вызывает удивления, — что сама идея была сформулирована до 458 г. до н. э. (Это слово означает букв, «обменивающий на золото»; у Эсхила имеется в виду торгующий мертвецами Арес. — А.3)
37 Кгаау 1964 (С 188): 87 сл.; Кгаау 1976 (С 190): 318, примеч. 2.
38 Price 1968 (С 195): 94, с допущением, что Дионисий [РА 4084), которому Каллимах приписывает соответствующее законодательное предложение (F 430; у Афинея: XV.669D), вернулся не из Фурий.


42
Глава 2
ществования розничной торговли проистекает, скорее, из использования Гиппонактом глагола «καπηλεύει,ν» (Фр. 79.19 Degani (Гиппонакт — греческий поэт, живший во второй половине VI в. до н. э. — А.З)). И всё же высказывание Кира обладает исторической ценностью, поскольку постыдная деятельность помещается здесь «в центр города» («εν μέση xfj πόλει»). Такая локализация является чем-то новым. Архаическая греческая агора, будучи открытым пространством, выполняла политическую, судебную, культовую, театральную и состязательную функции39, однако та форма обмена, которая имела место за пределами основного каркаса социальных отношений, совершалась, судя по всему, на пограничной или ничейной земле: или в физическом смысле этого слова, например, на морском берегу (ср. позднейшие эмпории и города, называвшиеся Агора- ми; ср.: Геродот. УП.58.2), или в политическом смысле, например, на «выделенной агоре», куда по закону Драконта не допускались лица, совершившие убийство40. Такой обмен должен был переместиться на настоящую агору и в конечном итоге фактически вытеснить оттуда многие иные виды публичной деятельности, навсегда изменив значение таких слов, как «αγοράζω» и даже «αγορά» («ходить по рынку», «совершать покупки на рынке» и, соответственно, «рыночная площадь». — А.3.); это был длительный процесс, не нашедший отражения в литературных текстах вплоть до Геродота41, но импульс которого оказался достаточно весомым, чтобы привести к появлению двух функционально различных агор в Афинах, Пирее и других местах42.
Последняя группа нововведений возвращает нас к морским путям, кораблям и мореплавателям. Во-первых, в конце VI — начале V в. до н. э. знания об удаленных местах греки черпали из разных источников: от оракулов и сказочных историй до всё более трезвых и реалистичных описательных рассказов. Конечно, нужно принимать во внимание, что некоторую часть этой информации греки получали из вторых рук, как, например, из отчета одного карфагенянина — Ганнона Старшего, о его плавании вокруг Африки, совершенном ок. 600 г. до н. э. (Геродот. IV.42), или из описания Ганнона Младшего («Перипл Ганнона». — А.З.) о его колонизационной экспедиции вдоль западного побережья Африки, во вре¬
39 McDonald 1943 (I 100): гл. 4; Martin 1951 (I 105): 149 слл.; Wycherley 1962 (I 184): 50 слл.; Martin 1974 (I 107): 30-47, 266-275; Kolb 1981 (I 92): 1-19.
40 IG I3 104.27—28, с комментарием Дэвиса: КИДМIV: 443, примеч. 8; Martin 1951 (I 105): 284 слл. Сравнительный материал см. в изд.: Peacock 1982 (А 97): 156 сл.
41 Martin 1951 (I 105): 279 слл.; что касается гомеровской эпиграммы с упоминанием агоры (XIV.4), то ее невозможно точно датировать; Гортинские законы. VH.10—11 уже использовали слово «агора» в значении «рабский рынок».
42 Фессалия: Аристотель. Политика. VII, 1331а30 слл. (с комментарием Ньюмана к этому месту); Ксенофонт. Киропедия. 1.2.3—5 («έλευθέρα αγορά», ‘свободная площадь’). Афины: Аполлодор. FGrH 244 F 113, с комментарием: Oikonomides 1962 (1118); Wycherley 1966 (I 186) (с сомнениями); Travlos 1971 (I 171): 1; Kolb 1981 (I 92): 20—22. Пирей: Garland 1987 (L 51): 141 сл., 152 сл. Разные рынки для разных товаров в Афинах: Stroud 1974 (С 167): 180; Sparkes 1975 (I 156): 132.


Греция после Персидских войн
43
мя которой он достиг Сенегала, если только не вулкана Камерун43. Впрочем, к 470-м годам до н. э. «Землеописание» Гекатея Милетского могло получить достаточно широкую известность; оно дополнялось другими, более автобиографичными, отчетами о путешествиях, такими как рассказ Скилака о его плавании по Инду и далее до Суэца, а также, возможно, более ранним трудом Евтимена Массалийского с описанием африканского побережья и всего того, что лежало в Западном Средиземноморье и за Геракловыми Столпами (частично сохранившееся сочинение Авиена «Морское побережье» представляет собой, вероятно, латинский стихотворный перевод этого описания)44. Во-вторых, еще до 480 г. до н. э. был совершен радикальный переворот в судостроении, в результате чего боевые корабли стали совсем не похожи на торговые суда. Различия между ними существовали давно, проявляясь как в наличии/отсутствии «клюва», так и в самих очертаниях корабля, поэтому сообщение Геродота о том, что на запад Средиземноморья фокейцы обычно ходили на пенте- контерах, а не на «круглых» судах (1.163.1—2), не такое уж странное, как может показаться, учитывая потенциальные угрозы, исходившие от этрусских и карфагенских военных кораблей, а также от пиратов. О том, что это фокейское решение не решало проблемы (пентеконтёра была судном быстроходным, но малотоннажным. — А.З.), говорит появление «самены» — особого корабля, «у которого выпуклая носовая часть имеет форму свиного рыла, а сам корабль широк, так что напоминает полость живота; он годится для перевозки товаров и быстро ходит. Такое название он получил оттого, что впервые появился у самосцев и был построен по приказу тирана Поликрата» (Плутарх. Перикл. 26.4. Пер. С.И. Соболевского). Идея, очевидно, заключалась в том, чтобы получить судно с двойной функцией, увеличив грузовое пространство и при этом не пожертвовав атакующими возможностями44*. Однако в дальнейшем в соотношении «риск — выгода» развитие пошло в сторону увеличения вместимости и уменьшения корабельной команды; это ясно из того, что к 520-м
43 Текст: GGM. 1.1—14 (англ, перев.: Carpenter 1966 (А 15): 82—85 (рус. перев.: Шиф- ман И.Ш. Возникновение Карфагенской державы. М.; Л., 1963: 87. — А.З.)); Cary and War- mington 1963 (А 18): 63 сл.; Momigliano 1975 (А 89): 137 (предположительная датировка — 500—450 гг. до н. э.); всестороннее обсуждение см. в изд.: Huss 1985 (А 68): 75—83.
44 Евтимен: FHG IV.409, а также: Геродот. П.22, если только здесь не идет речь о какой-то поддельной версии младшего Ганнона. Авиен: Hind 1972 (L 67); Boardman 1980 (А 6): 224.
44а Самена (σάμαινα, имеется в виду «ή σάμαινα ναΰς» — ‘самосский корабль’; можно также переводить как «самиянка»; ср. «пентеконтера» = «пятидесятивесельный корабль») — тип корабля, изобретенный самосцами в эпоху Поликрата. Оставаясь в своей основе бире- мой (судном с двумя рядами весел) и, вероятно, пентеконтерой (хотя последнее точно не установлено), сажена отличалась более широким корпусом и имела сплошную палубу; также она была оснащена носом-тараном характерной формы (см.: КИДМ W: 94, рис. 79). Главные литературные свидетельства: Дурид. Фр. 59 Mette; Лисимах. Фр. 15 Mette; Плутарх. Перикл. 26.4; Афиней. ХП, 57 Kaibel; а также лексикографы и параемиографы: Геси- хий. Σάμαινα и Σαμαικός τρόπος; Фотий. Σάμαιναι; Михаил Апостолий XV.32 = CPG П: 636— 637. На основании изучения письменных источников, монетных типов и найденных под¬


44
Глава 2
годам до н. э. купеческие корабли стали приводиться в движение только с помощью парусов45. Вполне объяснимо, что именно этот тип торгового судна лучше всего подходил для долгих плаваний из Эгеиды в Черное море и обратно; в классический период такие экспедиции начинали приобретать (если не приобрели раньше) значение важнейшего компонента всей греческой морской торговли, причем к рассматриваемому времени для них уже появились основные перевалочные пункты46. Остров Теос был явно не единственным местом, находившимся в постоянной зависимости от привозного хлеба в период ок. 470 г. до н. э. (М—L ЗОА). Такие рейсы свидетельствуют о настоящей революции в деле продовольственного снабжения: вместо того чтобы население посредством колонизации отправлять поближе к продуктам питания массового потребления, последние стали доставляться непосредственно к потребителям. Как позднее в Риме и Константинополе, так уже теперь в Эгеиде и, возможно, в Карфагене политическим результатом этой революции стало разрушение домашней автаркии, вовлечение государства в процесс продовольственного обеспечения, а отсюда — приобретение государственной экономикой четких форм и расширение ее масштабов. Слабо интегрированная экономическая система, которую эллинский мир наряду с некоторыми своими соседями имел лишь для некоторых второстепенных целей, теперь пусть и медленно, с перерывами, путем ответа на конкретные вызовы и, как правило, вне политических рамок, но всё же расширялась, неуклонно наращивая количество сделок и объемы товарооборота.
III
На государственную, интеллектуальную и социальную жизнь 470-х годов до н. э. оказывали влияние события несколько иного рода, обнажая конфликты и противоречия, совершенно неизбежные в республиканском полисе — феномине, в течение столь долгого времени определявшем саму политическую жизнь греков. Эти события воздействовали и на форму, и на внутреннюю динамику, и на внешние отношения эллинско¬
водными археологами обломков древних кораблей были созданы три варианта реконструкции самены: (1) тоннаж — 14,96 т, длина — 27,30 м, соотношение длины к ширине — 10:1; (2) 21,04 т, 27,60 м, 8:1; (3) 31,18 т, 26,00 м, 6:1. Вообще о самене: Wallinga Н.Т. Ships and Sea-Power before the Great Persian War: The Ancestry of the Ancient Trireme. Leiden, 1993: 93—99; результаты международного проекта по реконструкции самены: Study on the Ancient Ship of Samaina. Pythagorion (Samos), 2008 (каталог), а также сайт проекта с очень хорошим визуальным наполнением: http://www.samaina.edu.gr. — A3.
45 Впервые такой корабль надежно засвидетельствован на одной аттической чернофигурной вазе: Лондон, Британский музей В 436; репродукция и обсуждение темы: Casson 1959 (А 19): 86—87 и ил. 7; Morrison and Williams 1968 (А 91): 109, каталог No 85 и ил. 19; Casson 1971 (А 20): рис. 81-82; de Ste Croix 1972 (G 36): 393-396; Humphreys 1978 (A 66): 168 сл., 171; Snodgrass 1983 (L 129): 16 сл.
46 Геродот. VII.147.2, с комментарием: Noonan 1973 (L 104); Davies 1978 (A 23): 58; Bravo 1983 (L 15). Скептический взгляд: Gamsey 1985 (L 53); Gamsey 1988 (L 54): 107—119.


Греция после Персидских войн
45
го мира, а их тесное переплетение с экономическими переменами приводило, можно сказать, к постепенному разрушению тех жизненных ценностей и образа жизни, которые с VIII в. до н. э. были внутренним стержнем этого мира.
Попытка диагностировать кризис в тот самый момент, когда велись войны с персами ради полиса и полисными же средствами, когда исход этих войн с очевидностью подтвердил жизнеспособность полиса как особой системы правления, может показаться столь же парадоксальной, сколь и неожиданной. В самом деле, на первый взгляд в 470-х годах до н. э. произошло очевидное укрепление полисной государственной формы, и за этим фактом вроде бы не просматривается никакой ее эрозии. Прежде всего тирания, монархия и так называемый династический строй (δυναστεία, «узкая олигархия») ослабили свои позиции. Им на смену уже до Персидских войн во многих городах пришла исономия — более широкое участие граждан в принятии решений и, следовательно, большая степень равноправия между правителями и управляемыми47. В послевоенный период этот процесс ускорился благодаря тому факту, что многие из подобных режимов (тирания и т. п.), существовавшие, например, в Фессалии и в Фивах48, были проперсидскими; особенно явно это проявилось в уязвимых зонах — в Малой Азии и Пропонтиде, где афиняне могли извлечь, так сказать, сложные проценты от уничтожения этих режимов49. Впрочем, благодаря сугубо внутренним импульсам тот же процесс имел место в Кирене, где приблизительно после 460 г. до н. э. царская власть Батшадов была заменена демократией50, на Сицилии, где к концу 460-х годов до н. э. демонтировали режим Дейноменидов и восстановили республиканский status quo (Диодор. XI.76.4—6) (см. гл. 7 наст, тома), и даже в Эпире, если, конечно, именно в этом ключе истолковывать замечание Фукидида о не имевших царей хаонах и феспротах (П.80.5). В самом деле, из грекоговорящих областей только Спарта, Молоссия, Македония и Кипр имели глубоко укоренившуюся царскую власть, сумевшую в V в. до н. э. устоять под напором ветров равноправия.
Одновременно стали популярными разного рода мероприятия, условно объединяемые словом синойкизм51. Его использование в греческих источниках мало что дает в силу эластичности термина, который даже в рамках одного нашего периода мог иметь следующие смыслы: (I) совместное выведение колонии; (П) насильственное перемещение населения; (Ш) принудительное объединение; (IV) создание городского центра и (V) организация центральной политической площади в городе; (VI) присо¬
47 Ostwald 1969 (D 64).
48 Форрест. КИДМ Ш.З: 342-355.
49 Обзор темы: Berve 1967 (А 5) I: 186—189.
50 Схолии к: Пиндар. Пифийские оды. IV Ь, а также: Аристотель. Фр. 611.7, с комментариями: Chamoux 1953 (F 17): 202—210; Mitchell 1966 (F 51): 108—113; Homblower 1983 (А 65): 58-62.
51 Старая, но не утратившая научной ценности работа: Kuhn 1878 (F 40); Kahrstedt 1932 (F 38); Moggi 1976 (F 53); Homblower 1982 (А 64): 78.


46
Глава 2
единение чужой населенной территории52. К этому можно добавить не только косвенно восстанавливаемые, прямо не засвидетельствованные значения53, но также (с оговорками) федеративные структуры наподобие Аркадийского союза. Поэтому границы данного явления (синойкизма) не поддаются строгому определению. И всё же заметно, что в начале V в. до н. э. наметилась явная тенденция как (1) к укрупнению политических единиц, так и (2) к политической унификации областей, которые прежде представляли собой немногим большее, чем географические или этнические регионы, и не имели единого политического центра. Создание Гело- ном в 480-х годах до н. э. Больших Сиракуз является иллюстрацией первого пункта, тогда как синойкизм Элиды, Мантинеи и Тегеи 470-х годов до н. э. может до некоторой степени служить примером второго пункта54.
К распространению полисного типа правления и к расширению круга лиц, участвовавших в его реализации, можно добавить усиление его значения и зон ответственности. Данные процессы принимали разные формы. Это хорошо видно, например, в сфере культа, где в конце архаического периода религия и государство пересмотрели свои взгляды и на себя, и на свои функции таким способом, благодаря которому чаша весов хотя и незаметно, но при этом значительно склонилась в пользу государства55. Также постепенно увеличилась способность государства подавлять смуту. На социальном уровне, хотя радикальное и беспримерное внедрение общественных ценностей и навыков общения, бытовавших в закрытой форме в спартанской агоге (система воспитания; распространялась на узкую, корпоративно выделенную социальную группу — спартиатов. — А.З.), пока еще не стало социальной моделью повсюду в Греции (это произойдет к 420-м годам до н. э.56), Афины, по крайней мере, уже начали развивать более формализованные средства контроля за общественным порядком и способы пресечения противоправных действий; первое засвидетельствованное применение скифских лучников в качестве полицейских может быть датировано как раз 470-ми годами до н. э.57, при том что круг подлежащих судебному рассмотрению дел расширился и с точки зрения правоспособных лиц, и с точки зрения видов подсудных деяний,
52 Соответственно: (I) Фукидид. 1.24.2; VI.2.6 и др., с комментариями: Moggi 1975 (F 52); (П) Геродот. VII.156; (Ill) Страбон. VHI.3.20, с комментариями: Moggi 1976 (F 53): 166, № 26; (IV) Фукидид. 1.10.2; (V) LSS: 10, колонка П, с комментариями: Parke 1977 (К 71): 31 и Homblower 1982 (А 64): 79, примеч. 9; (VI) Павсаний. νΐΠ.27.1, с комментариями: Moggi 1976 (F 53): 127, Na 22.
53 Напр., для Ольвии и Березани (Graham 1978 (F 27): 106) или для равнины Месары на Крите (Kirsten 1956 (А 73): 110).
54 Это общепринятая точка зрения (см., напр.: Moggi 1976 (F 53): 131 слл, Nq 23—25), хотя здесь есть место для сомнений (см. ниже, с. 138).
55 Дэвис. КИДМТУ: 441-468.
56 Oilier 1933 (F 55): 42—54, 119—138; Tigerstadt 1965 (F 68); Rawson 1969 (A 104): 12 сл.; Hodkinson 1983 (F 30): 245 слл., со ссылками на более раннюю литературу.
57 Андокид. Ш.5; Эсхин. П.173, а также: Plassart 1913 (D 68); Vos 1963 (1 173). (Вопрос исследован также в работе: Фролов Э.Д. Скифы в Афинах // ВДИ. 1998. No 1: 135—152; тот же материал см. в изд.: Фролов Э.Д. Парадоксы истории — парадоксы античности. СПб., 2004: 195-220. -А.З.)


Греция после Персидских войн
47
хотя данный процесс нельзя ни поместить в точные временные рамки, ни охарактеризовать в деталях58. На политическом уровне предъявление исков Мильтиаду в 493 и 489 гг. до н. э., афинские остракизмы 480-х годов до н. э., задействование похожих на остракизм процедур в других местах59, а также различные легальные и квазилегальные меры, успешно примененные против по меньшей мере трех спартанских царей в 450-х годах до н. э., — всё это наводит на мысль, что общественное мнение было настроено в пользу создания и применения формальных процедур против негодных политиков (а не в пользу непротивления или, наоборот, грубого насилия) теми способами, которые были немыслимы еще полвека назад.
Нужно думать, что напряжение росло и на фискальном уровне, ибо, хотя введение платы (μισθός) за исполнение гражданских должностей и произойдет почти через целое поколение (даже в Афинах), новые потреби ности опережали возможности старых способов пополнения государственных финансов. Уже давно, конечно, существовали десятины, штрафы и конфискации, при том что взаимосвязь между социально-экономическим статусом человека и его личным обязательным вкладом (военным либо каким-то иным) на нужды государства, выражавшаяся труднопереводимым словом телос (τέλος — «цель/расход/платеж/имущественный ценз и т. д.»)60, обнаружилась с предельной ясностью в солоновской системе четырех имущественных классов [Афинская политик. 7.3) и продолжала существовать, служа задним фоном для олигархических представлений о распределительной справедливости^. Кроме того, уже давно общины выделяли темен (участок, особая территория) для бога или какого- либо должностного лица на том условии, что урожай или доход от такого надела пойдет на погашение издержек, связанных с отправлением культа или должности. И всё же фискальные импровизации, зачастую сомнительные с моральной точки зрения, которые псевдоаристотелевская «Экономика» и некоторые другие сочинения приписывают тиранам 6-го столетия, уже были признаками напряженности, а одно нововведение в
58 О процедурах апагогэ и эндексис, но главным образом о процедуре графэ см.: Hansen 1976 (D ЗОА): 115 (см. также: Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Государственные и военные древности. СПб., 1997: 226—229; Кудрявцева Т.В. Народный суд в демократических Афинах. СПб., 2008: 181—188. —А.З.).
59 Схолии к: Аристофан. Всадники. 855; Диодор. XI.86.5—87.6.
60 Отправной точкой в исследовании данного вопроса сейчас является следующая работа: Van Effenterre 1979 (L 135): 27 слл.; сюда же следует добавить работы о вероятном микенском прародителе этого понятия, зафиксированном в слове te-re-ta или te-re-ja: Baumbach 1968 (С 115): 237 слл.; Gschnitzer 1981 (L 63): 19 слл. (См. также: Казанскене В.П., Казанский Н.Н. Предметно-понятийный словарь греческого языка (крито-микенский период). Л., 1986: 129. —A3)
603 Распределительная справедливость, или, иначе, справедливость распределения (англ, distributive justice), — распространенное в социологической, философской, правовой и экономической литературе понятие, имеющее отношение к проблеме распределения благ между людьми и ставящее три вопроса: что, между кем и как нужно распределять; принципы распределения выбираются в зависимости от идеологических установок (по внесенному вкладу, по заслугам, от каждого по способностям — каждому по труду, по потребностям, поровну и т. д.). — A3.


48
Глава 2
военной сфере — триера — в особенности должно было лечь на общество новым и более тяжким бременем. К началу нашего периода влияние этого новшества на греческие государственные финансы ощущалось по всей Эгеиде и, если доверять терминологии Геродота, к началу V в. до н. э. оно повсюду приобрело форму триерархии (обязанность богатых граждан снаряжать и содержать на свой счет триеру для государства; остов корабля строился на казенные средства; триерархия была одной из самых обременительных литургий. — А.3). Засвидетельствованное для Самоса в 494 г. до н. э. (Геродот. VI. 14.2) и для Эгины, Наксоса и других мест (VII.181.1, УШ.46.3, VIII.90.4), а также для Афин в 480 г. до н. э., это фискальное средство отражало новую ситуацию, вызванную необходимостью для государства покрывать капитальные расходы на изготовление корпусов триер61. Являясь отчасти чем-то вроде должности, отчасти долгосрочной обязанностью τέλος, отчасти аристократической благотворительностью, триерархия искусно приспосабливала новые казенные интересы к архаическим ценностным представлениям о тиме («честь») и харис («долг»)62. То же верно и для другой формы литургии, а именно для той публичной повинности состоятельных граждан, которая была связана с организацией театральных постановок и состязаний во время религиозных праздников и которая в своей полностью развившейся форме впервые явилась в Афинах как хорегия на 502/501 г. до н. э., а затем быстро стала здесь очень заметным явлением, хотя в других городах она, в отличие от триерархии, распространялась, похоже, медленно63.
Далее, начиная с первых десятилетий V в. до н. э. из подобных финансовых затруднений ряд греческих общин пытались выйти и действительно выходили путем расширения и адаптации полиса и его механизмов управления. Хотя — и здесь лежит основной парадокс — чем более полис увеличивался и чем более укреплялась его роль в греческом обществе, тем чаще он сталкивался с такими противоречиями, которые невозможно было решить в рамках самого полиса. Основное лежало в военной сфере. В Фессалии, например, в V в. до н. э. прежде весьма эффективный механизм объединения военных ресурсов всей области постепенно начал разрушаться сепаратизмом усилившихся отдельных полисов64. Морские государства столкнулись с трудностями другого рода. Фукидид прямо говорит о том, что издержки на строительство триер и триерархия тяжким бременем лежали на афинских союзниках, вынудив многих из них (подразумеваются 460-е годы до н. э.) согласиться на замену своей обязанности поставлять корабли на обязанность платить денежную дань
61 След старой системы, когда остов корабля строился на частные средства, находим у Геродота: УШ.17.
62 Veyne 1976 (А 120): 186-200; Davies 1981 (D 18): 92-105.
63 Capps 1943 (С 125); Davies 1967 (D 17). Слово хорег у Геродота, V.83.3 (Эгина) и у Аристотеля, Политика. УШ, 1341а33 (Спарта), вероятно, употребляется в своем первичном значении — «предводитель хора», в точности как у Алкмана в его «Парфении» (строка 44 Page).
64 Homblower 1983 (А 65): 79-83; Кгаау 1976 (С 190): 115-117.


Греция после Персидских войн
49
(1.99). Этот вопрос Фукидид рассматривает лишь в аспекте склонности союзников к отложению от афинян, однако проблема была шире: специфика тогдашней корабельной технологии поделила все греческие государства на два разряда — тех, кто мог нести такие расходы, и тех, для кого они были просто неподъемны.
Международные проблемы усугубляли ситуацию и также влияли на процесс расширения и объединения полисов. На западе средиземноморского мира, где полисный партикуляризм имел не столь глубокие корни, как в «старой» Греции, и где самоидентификация себя с «ионийцами» или «дорийцами» являлась вполне работоспособной альтернативой (узкополисной самоидентификации. —А.З.), карфагенская агрессия послужила причиной — или поводом — сначала к тесным династическим союзам, а позднее к такому усилению полиса, осуществленному путем принудительного объединения и перемещения населения, что к 480 г. до н. э. Большие Сиракузы оказались уже, собственно говоря, не полисом, а территориальным государством. Точно так же карликовые государства «старой» Греции к середине эпохи персидских вторжений были волей-неволей втянуты в игру, которую вели державы Восточного Средиземноморья. Как в 546-м и 499-м, так и в 491-м и в 481 гг. до н. э. сопротивление приводило к объединению усилий и союзу, ибо в тех условиях ни один полис не мог защитить себя сам, тогда как решения, последовательно принятые эгейскими морскими государствами, сначала на Самосе в 479 г. до н. э., потом в Византии в 478-м и на Делосе в 477-м, ясно показывали, что здесь, на море, как и в Пелопоннесе, военная активность в обозримом будущем может осуществляться только в рамках региональной гегемонии. Коллизия носила фундаментальный характер. Полис в качестве отдельно взятой военной единицы себя изжил, тогда как полис в качестве административной и культурной единицы — нет.
Одного этого было достаточно, чтобы вызвать кризис V в. до н. э., но в послевоенном греческом обществе существовали и другие противоречия и внутренние конфликты. Например, чем более полис увеличивал размах своей деятельности и открывал всем своим гражданам возможность участвовать в принятии решений и даже в отправлении государственных должностей, тем более аномальным становилось положение тех, чьи занятия ставили их вне полисных рамок. Подходящий пример — прорицатели (μάντεις) и их коллеги с более сомнительной репутацией, хресмо- логи и шаманы; это видно из того, что спартанцам пришлось нарушить все свои принципы, чтобы заполучить Тисамена Элидского с его талантами65. То же можно сказать о поэтах и художниках, таких как Вакхилид, Полигнот или Алкамен, перемещавшихся из одного города в другой, от одного заказа к другому; о многих островитянах, по сути своей наемниках, служивших гребцами во всё увеличивавшемся афинском флоте в качестве набиравшейся по всей Эгеиде и постоянно мигрировавшей рабо¬
65 	Геродот. ΙΧ.33—36, с комментариями: Kett 1966 (К 50); Nilsson 1967 (К 69): 618—620; Burkert 1977 (К 15): 20 (см. также: Зайков А.В. Роль чужаков в спартанской политии: слу¬


50
Глава 2
чей силы;66 также и о морских торговцах (έμποροι — купцах, ведущих заморскую оптовую торговлю, и ναύκληροι — судовладельцах, хозяевах наемных кораблей), чья экономическая роль порой становилась ключевой в жизнедеятельности тех самых городов, которые не имели над ними никакого контроля и внутри которых эти деловые люди, будучи гражданами других полисов, не обладали каким-либо правовым статусом67.
Второе (тесно связанное с первым) противоречие было обусловлено рабским трудом, применявшимся в домашнем хозяйстве, в ремесле, в горном деле и в сельском хозяйстве. Здесь проблема не доходила до концептуального конфликта между рабом как инструментом и рабом как человеческим существом, объяснение каковой коллизии позднее Аристотель находил столь сложным делом [Политика. 1253623 слл.), ни даже между рабством как удобным (в силу мобильности и управляемости) средством концентрации трудовых ресурсов для производственных или демонстративных целей и рабством как средством, по сути своей малоэффективным, поскольку от структурно отчужденной (в социальном, правовом и политическом плане. — A3) рабочей силы невозможно ожидать ни заинтересованности, ни готовности к сотрудничеству68. Проблема возникала, скорее, из наличия как внутри самого полиса, так и на его хоре всё возраставшего (такое, во всяком случае, складывается впечатление) числа вырванных из своей привычной среды представителей чужого языка и чуждой культуры, чей труд был необходим (или весьма желателен), но чье присутствие создавало потенциальную угрозу, чьи неистребимые мечты о свободе и материальном благосостоянии подрывали самые основы традиционного аграрного общества. А если рабы «жили отдельно» от своих господ, самостоятельно вели дела и приносили доход этим последним, их (рабов) образ жизни настолько мало отличался от образа жизни малоимущих граждан, что это создавало явное противоречие с их невольническим правовым статусом.
Третий внутренний конфликт, обнаруживаемый в литературе и общественной мысли 470-х годов до н. э., имел место между, с одной стороны, системой мировоззренческих взглядов и понятий, выраженных в терминах мифа, и, с другой — систематическими нетеологическими описаниями мира и положения в нем человека, либо (1) основывавшимися на непосредственном наблюдении, либо (2) исходившими из примата рацио¬
чай с Тисаменом Элидским // История: электронный научно-образовательный журнал. 2012. Вып. 8 (16): Древние общества: междисциплинарные исследования. — URL: http://mes.igh. nymagazine/conten0-ol-chujakov.html. Тисамен, прорицатель из Элиды, получил в Дельфах оракул о том, что ему суждено победить в пята величайших состязаниях (дело было незадолго до похода Ксеркса на Грецию); спартанцы узнали об этом и приложили все возможные и даже невозможные усилия, чтобы сделать Тисамена жрецом при своем войске; для этого им пришлось нарушить свои собственные запреты и предоставить Тисамену спарга- атское гражданство, причем не только ему, но и его брату. — А.З).
66 О них см.: Roy 1967 (А 107): 322.
67 de Ste Croix 1972 (G 36): 264-267, 393-396; Van Effenterre 1979 (L 136); Reed 1981 (L 119): повсюду.
68 Так у Вернана, см.: Vernant 1974 (А 118): 29.


Греция после Персидских войн
51
нального отвлеченного доказательства как способа постижения истины. Именно потому, что эти два, в основе своей несовместимые, направления мысли с равной энергией бросили вызов гесиодовской традиции (лучше всего в рассматриваемые нами десятилетия представленной Пиндаром), греческая интеллектуальная жизнь, которая до тех пор (насколько мы можем об этом судить) не была особенно разделенной, не страдала от внутренней дисгармонии и не находилась в явной конфронтации с политической жизнью как таковой (из чего вовсе не следует, что поэты не могли быть яростными сторонниками или, напротив, обличителями тех или иных политических явлений), теперь всё в большей степени начинала демонстрировать отход от традиционных рамок греческой политической, социальной и культурной жизни. Уже в предыдущем поколении Ксенофан с присущим ему сарказмом подвергал сомнению значение атлетических побед и прочих аристократических доблестей. Вскоре Гераклит последовал данному примеру характерным только для него способом (Гераклит открыто отрицал распространенные в его время обычаи, например, он с презрением относился к дионисийским шествиям и к распеваемым толпой песням во славу фаллоса. — А.З.), тогда как пифагорейцы в южной Италии превратили свои «масонские ложи» в главный фактор социальной жизни, и всё больше и больше интеллектуалов покидало свои города, отправляясь туда, где было интересно69.
Четвертый источник напряженности обозначен — и высмеян — задним числом у Старого Олигарха в следующих словах: «Демос тут же сверг атлетов и тех, кто упражняется в музыке» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. ЫЗ)69*. Это заявление, которое для века Софокла кажется на первый взгляд просто нелепым, повторяет эхом и расширяет, — по крайней мере, в отношении музыки — слова Платона [Законы. Ш.700—701) и заключает в себе долю истины. В архаический период возникла аристократическая культурная и поведенческая норма, отделявшая представителей «высшего класса» от продолжавшего существовать «крестьянского» общества. Она проявлялась по-разному: в показной демонстративности в одежде, в социальных контактах и браках, заключавшихся представителями знати из разных государств, в ритуализированных противостояниях и состязаниях на панэллинских играх и других аренах, в ограниченном членстве таких институтов, как палестра или симпосий (соответственно, школа атлетического воспитания и группа сотрапезников. — А.З.), с характерным для них этикетом и социальным престижем, в том, что для
69 	Ксенофан, D—К В 2; Гераклит, D—К В 15. См. ниже, гл. 8h наст, тома (М. Оствальд).
69а Старый Олигарх — условное обозначение анонимного автора «Афинской поли- тии», одного из двух сохранившихся от античности трактатов с таким названием. Издревле эта политая включалась в корпус малых сочинений Ксенофонта, однако целый ряд убедительных аргументов заставил отказаться от этой точки зрения. Наименование Старый Олигарх выбрано из-за политических взглядов автора, который подвергает афинскую демократию резкой критике, переходящей в откровенный сарказм. Сочинение было написано, скорее всего, до 424 г. до н. э. —А.З.


52
Глава 2
знати преобладающими художественными формами были дифирамбическая, лирическая и элегическая поэзия, куросы (архаическое скульптурное изображение юноши, обычно обнаженного. —А.З.), элегантная столовая посуда из серебра и утонченная расписная керамика, в особых отношениях с мальчиками и юношами, в таких специфических расхожих выражениях, как «полос кагатхос» (καλός κάγαθός, букв.: ‘прекрасный и наилучший’, так сказать, «джентльмен») и «αστείος» (‘городской, остроумный’), а также в перемещении представителей знати с их обычными занятиями и образом жизни из хоры, с ее неотесанными, лишенными лоска, одетыми в овчину деревенщинами, в зарождавшийся полис с его «изысканной» атмосферой70. Теперь же эта высокая городская субкультура архаической Греции стала подвергаться эрозии — или, скорее, оказалась настолько привлекательной, что была расширена и низведена в том числе и до более низких ступеней социальной иерархии. Неожиданное появление в 490-х годах до н. э. правильно устроенных школ даже в таких отдаленных местах, как Астипалея (один из Спор адских островов. — А.З.), является одним из признаков давления, которому подвергалась архаическая культура знати71. Другим симптомом является фиксируемый примерно с 480 г. до н. э. отказ от фронтальной куросной позы в скульптуре в пользу той разновидности изображения подвига, или, иначе, героического архетипа, которая уже давно доминировала во многих более дешевых, а потому менее аристократических бронзовых и терракотовых статуэтках. Третий симптом — слияние лирики «высшего класса» с подчеркнуто внегородским буколическим дионисийским ритуалом камоса и трагоса (соответственно, «шествие» и «козел». —А.З.), что привело к появлению новомодных, гибридных (если не сказать «внебрачных»), вульгарных театрализованных форм искусства в виде комедии и трагедии, которые обращались к массовой аудитории, теперь введенной в сферу культуры, и которые отодвинули на задний план другие поэтические формы.
К этим проблемам следует добавить другие, такие как напряжение, возникавшее в одном государстве за другим, между существующим строем, основанным на отношениях зависимости — будь то крепостное состояние, илотия или исключение из политической жизни общин, находящихся далеко от доминирующего центра, — и идеальным общественным устройством, основанным, подобно большинству колоний, «на равенстве и одинаковости» («έπ'ι Ιση καί όμοια»). Таким образом, мы застаем послевоенную Грецию в очень некомфортной ситуации, когда многие области общественной деятельности одновременно испытывали трансформацию, если не сказать острый кризис. Представленная здесь картина не согласуется с общепринятым взглядом на Элладу начала V в. до н. э., но всё же дело обстояло именно так.
70 О различных аспектах этой общей картины см. в работах: Gschnitzer 1981 (L 63): 60 слл., 126 слл.; Старр. КИДМ Ш.З: 533-537; Lloyd 1983 (А 79); Bowie 1986 (J 5).
71 Павсаний. VI.9.6; другие ссылки см. в работах: Marrou 1956 (А 84): 369, примеч. 7; Immerwahr 1964 (I 79); Harvey 1966 (L 65): 629—635; Giroux 1980 (L 59).


Глава 3
П.-Дж. Родс
ДЕЛОССКИЙ СОЮЗ ДО 449 ГОДА ДО Н. Э *
I. 	Основание Делосского союза
Вряд ли греки, сражавшиеся против персов при Платеях в 479 г. до н. э., взяли бы на себя те обязательства, о которых пойдет речь в этой главе. Хотя в древних сообщениях о клятве, которую будто бы эллины принесли перед этой битвой (Tod. GHI 204.21—51; Ликург. Против Леократа. 80—81; Диодор. XI.29.2—3; афинской фальсификацией считает клятву Феопомп: FGrH 115 F 153), может содержаться какое-то зерно исторической правды, однако пункт, требовавший оставить в руинах разрушенные персами храмы, в эпиграфической версии отсутствует и вообще кажется сомнительным*  1. Платейцам после сражения было гарантировано признание их независимости и нейтралитета на том условии, что они будут заботиться о могилах погребенных на их земле воинов (Фукидид. П.72; Ш. 58.4), но всё же греческие Игры Освобождения, по всей видимости, были учреждены лишь в эллинистическую эпоху1 а, и вряд ли сообщение Плутарха о связи этого праздника с созданием особых общеэллинских вооруженных сил, которые всегда были бы готовы к борьбе с варварами, верно отражает решения, принятые после Платейской битвы (Диодор. XI.29.1; Плутарх. Аристид. 21.1—2)2.
Как бы то ни было, если исходить из сообщения Геродота, вопрос о переносе войны на персидскую территорию и об освобождении греков,
* Данная глава, написанная за короткое время в 1985—1986 гг., основана на обзорной монографии: Rhodes 1985 (Е 68). Наиболее важными для всех обсуждаемых в настоящей главе вопросов являются изд.: Merittt et all. 1939—1953 (E 55); Meiggs 1972 (E 53). Далее они будут цитироваться, соответственно, как ATL и Meiggs.
1 Историчность данного пункта клятвы принимают следующие авторы: Dinsmoor 1941 (159): 158, примеч. 322; Raubitschek 1965 (С 163): 516—518; Meiggs 504—507; а также (хотя и не без сомнений): Boersma 1970 (123): 50—51, и др. Его историчность отвергает: Siewert 1972 (F 65): 102-108. Ср.: К И ДМ IV: 719.
1а Элевтерии, Праздник Свободы в память освобождения греков от персов, справлялся в Платеях раз в пять лет. — А.З.
2 Это сообщение принимают лишь частично: Larsen 1933 (F 42): 262—264; Raubitschek 1960 (А 102) и 1965 (С 163); Meiggs 507—508. Аргументы против: ATL Ш: 101—104; Brunt 1953-1954 (А 10): 153-156; Frost 1961 (С 35); Etienne и Pierart 1975 (С 131).


54
Глава 3
находившихся под персидской властью, был поднят в 480—479 гг. до н. э. Можно, конечно, не доверять заявлению о том, что Фемисгокл заботился об устройстве своей личной судьбы (Геродот. УШ. 108.4, 109.5), однако нет нужды сомневаться в прибытии в начале 479 г. до н. э. ионийских посланников с просьбой об освобождении Ионии (УШ.132) или о новом подобном призыве, воспоследовавшем в конце того же года с Самоса (IX. 90). После битвы при Микале, как пишет Геродот, эллины обдумывали возможность оставления Ионии и переселения ионийцев в материковую Грецию: это предложение было поддержано пелопоннесцами, но отклонено афинянами, считавшими, что они находятся в особых отношениях с ионийцами; после этого Самос, Хиос, Лесбос и «прочие островитяне, сражавшиеся вместе с греками» (но, как выясняется, ни один из городов на побережье), были приняты в Эллинский союз (IX. 106).
У Геродота получается, что Персидские войны закончились в 479 г. до н. э.; но в тот момент греки опасались, что персы могут напасть снова, поэтому неудивительно, что в следующем, 47&м, году Эллинский союз во главе со спартанцами продолжил боевые операции — в меньшем масштабе, так как непосредственной угрозы для Греции уже не было. Павсаний, в 479 г. до н. э. предводительствовавший на суше, теперь возглавил флот; Леотихид, в тот же год командовавший на море, тогда же, вероятно, предпринял сухопутный поход в Фессалию ради наказания тех, кто помогал персам (Геродот. VI.72)3. Сначала Павсаний отплыл на Кипр и подчинил большую часть острова (откуда персидский флот, судя по всему, просто ушел), а затем направился на Боспор и изгнал персов из Византия (Фукидид. 1.94): эта акция носила антиперсидский, а не про- ионийский характер. Но если спартанский полководец иронизировал после Платей над персидской роскошью (Геродот. IX.82), то теперь власть вскружила ему голову, а его высокомерие и суровость начали раздражать союзников. Фукидид считает, что обвинения последнего в медизме (приверженности мидянам, т. е. персам. — А.3.) также могли быть обоснованными; однако, будучи вызванным в Спарту, от этого подозрения тот смог оправдаться; в Византии он оставался слишком недолго, чтобы иметь возможность посылать и получать секретные письма, которые Фукидид цитирует, и совершенно непонятно, с какой стати после своих побед над персами он якобы вошел с ними в тайные переговоры (Фукидид. 1.95, 128.4—130)4.
Как бы то ни было, жалобы дошли до Спарты, Павсаний был отозван; к тому моменту, когда прибыл посланный в качестве его преемника Доркид, афиняне уже перехватили лидерство. Не только Спарта, но и другие пелопоннесцы, а также Эгана, которые вряд ли могли согласить¬
3 Ср. гл. 5, π. I и в конце насг. тома хронологическое дополнение No 1, где предполагается несколько более поздняя датировка.
4 Специально по этому вопросу см.: Lippold 1965 (F 46); Fomara 1966 (F 23): 263—265; Lang 1967/1968 (F 41); Rhodes 1970 (С 82): 387-390; Blamire 1970 (F 6): 296-298; Lazenby 1975 (F 44): 235-238.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
55
ся с афинским командованием5, остались вне нового союза. Афины поддержали ионийцев в начале (но только в начале) их восстания против персов в 498 г. до н. э.;6 они же воспротивились спартанскому предложению переселить ионийцев в Грецию; они же возглавили в конце 479 г. до н. э. операцию против Сеста, тогда как пелопоннесский контингент вернулся домой (Геродот. IX. 114—121; ср.: Фукидид. 1.89.2). Среди греческих государств Афины обладали безоговорочным преимуществом на море. Нет ничего удивительного в том, что именно Афины приняли лидерство в той мирской войне, которая теперь ожидалась.
Согласно Фукидиду, инициативу проявили союзники, потребовав, чтобы командование перешло к афинянам (1.95.1—2, ср.: 75.2), однако другие авторы приписывают данный почин этим последним (Геродот. УШ.3.2; Афинская политая. 23.4). Невозможно установить, кто первым внес указанное предложение, однако готовность к этому, очевидно, проявляли обе стороны. В отсутствие явного лидера Ионийское восстание закончилось трагически, тогда как в материковой Греции Спарта создала сильный блок в форме Пелопоннесского союза, в котором свобода его членов не была особенно ограничена, а более широкое объединение почти всех южных греков при спартанской гегемонии имело успех в деле отражения персидского вторжения. Мысль о сильном лидере была, несомненно, привлекательной и для восточных греков, а после Ионийского восстания опасение, которое могли внушать Афины, заключалось, по всей видимости, не в том, что они обретут слишком большую власть над союзниками, а в том, что они будут преследовать не столько интересы союзников, сколько свои собственные: постоянный характер альянса (см. далее) мог восприниматься, скорее, как укрепление Афин, а не союзников. Итак, в 478/477 г. до н. э. (Афинская политая. 23.5; Диодор. XI.477 относит это к 477/476 г. до н. э.) был образован новый блок.
В вопросе об организации Делосского союза7а мы зависим главным образом от двух интригующих глав у Фукидида (1.96—97). Цель, очевидно, заключалась в продолжении войны против Персии в той или иной форме. Фукидид пишет, что «предлогом было желание отомстить Варвару за причиненные им бедствия опустошением персидской земли» (1.96.1) (πρόσχημα — «прикрытие», «предлог», «отговорка», по контрасту с реальными целями, которые станут преследовать Афины8). Формально был создан полноценный наступательный и оборонительный блок на вечные времена, в знак чего в море были брошены куски металла — союз дол¬
5 Ср.: К И ДМ TV: 409, 438-440.
6 Ср.: КИДМТУ: 579-582.
7 О датировках у Диодора см. с. 19.
7а В дальнейшем в этой главе — либо «Делосский союз», либо «Союз». — А.3.
8 Ср.: Rawlings 1977 (Е 66). А. Френч (French 1979 (Е 29)) не видит здесь никакого контраста, однако его наличие следует всё же признать. Изначально Афины могли и не иметь каких-то скрытых намерений, но очень скоро они сообразили, как можно использовать Союз к своей собственной пользе, и уже к 3-й четверти столетия открыто рассматривали его в качестве Афинской державы.


56
Глава 3
жен был сохраняться до тех пор, пока они не всплывут [Афинская поли- тия. 23.5), и, хотя Фукидид не упоминает здесь об освобождении греков как о намерении афинян, он делает это в других местах (Ш.10.3; VI.76.3— 4): мы видим, что эта идея обсуждалась в 479 г. до н. э., и нет оснований сомневаться, что названная цель была одной из причин образования «вечного союза» против персов9.
Ответ на вопрос, насколько большим мог быть Союз в момент организации, зависит отчасти от того, как мы будем оценивать степень энтузиазма государств Эгеиды в отношении перспектив войны с персами, отчасти же от того, как мы будем понимать слово «ионийцы» в источниках (Геродот. IX.104; Фукидид. 1.89.2,95.1\ Афинская полития. 23.4—5). Некоторые исследователи склонны интерпретировать его в буквальном смысле, как указание на восточные государства, принадлежавшие к ионийской части греческого народа и имевшие общее святилище — Панионий, однако в состав учредителей Союза должны были входить как минимум эолийские полисы Лесбоса (Геродот. IX. 106) и дорийский Византий. После Ионийского восстания персидское обложение было довольно умеренным (Геродот. VI.42—3), и, по всей видимости, вплоть до Персидских войн греки не видели между собой и варварами такого фундаментального различия, какое они будут проводить позднее; но Персии греки подчинились без всякого энтузиазма (ср.: Геродот. 1.141,152—153), и мы можем предположить, что, пока сохранялись шансы на успех, многие готовы были продолжить войну против Персии. Складывавшийся политический альянс должен был привлечь достаточное количество участников с самого начала10.
Казнохранилищем сделали остров Делос, и там же должны были проходить собрания делегатов (Фукидид. 1.96.2), чем и объясняется закрепившееся в научной литературе название альянса — Делосский союз. Этот остров с его святилищем Аполлона был очень важен для ионийцев (в узком смысле этого слова) (Фукидид. Ш.104). Первоначально Делос находился под контролем наксосцев; афинский интерес к нему обнаружился в VI в. до н. э., при тиране Писистрате, который «очистил» Делос, повелев перенести все могилы, находившиеся в зоне святилища, в другую часть острова (Геродот. 1.64.2; Фукидид. Ш.104.1)11. Использование нашими источниками термина «ионийцы» применительно к Союзу, в состав которого входили представители и других греческих племен, не было простой случайностью: в момент своего учреждения этот блок восприни¬
9 Sealey 1966 (Е 82) считает, что изначальная цель Союза сводилась к желанию пограбить, захватить добычу, однако см. аргументы против: Jackson 1969 (Е 37); Meiggs 462—464. Тема возмездия подчеркивается в изд.: Raaflaub 1979 (Е 65).
10 О первоначально небольшом союзе см.: Walker. САН V1: 42—44; Highby 1936 (Е 35): 39—57; Sealey 1966 (Е 82): 43—44; ср. (о буквальном понимании слова «ионийцы»): Hammond 1967 (Е 33): 43—47 (= А 54: 315—321). Об изначально большом союзе предпочитают говорить: Gomme. НСТ1: 289-295, ср.: 257, 271-272; ATL Ш: 194-224; Meiggs: 50-58.
11 Ср.: КИДМ Ш.З: 488.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
57
мался именно как ионийский (что оправдывало афинскую гегемонию в нем и делало ее приемлемой для Спарты), а что касается восточных греков, принадлежавших к другим племенам, то они были уподоблены ионийцам.
Некоторые союзники были обязаны предоставлять корабли, другие — уплачивать денежные взносы [форос часто переводится как «дань»). Согласно Фукидиду, афиняне сами решали, кто из городов и в какой форме будет вносить вклад в общее дело, а также предоставляли должностных лиц, заведовавших денежными средствами альянса [эллинота- мии дословно «греческие казначеи»); сумма первого фороса была определена в 460 талантов (по всей видимости, в годовом исчислении) (1.96). Афины обеспечивали военное командование во время союзных экспедиций, и нас не должно удивлять, что и казначеи также были афинскими гражданами:12 чтобы действия альянса были эффективными, его гегемон должен был иметь возможность пользоваться своим лидерством — как в отношении тех союзников, которые платили подать, так и тех, кто поставлял корабли. (Партнерство в Союзе носило полный характер, так что не следует думать, что платившие форос могли освобождаться от участия в общих предприятиях: гегемон был вправе потребовать воинов от всех союзников, что он и делал во время боевых действий в Греции в 450-х годах до н. э.13.) Сохранились свидетельства о том, что установление для союзников размера первоначальных взносов осуществил афинянин Аристид [Афинская полития. 23.5; Плутарх. Аристид. 24; ср.: Фукидид. V.18.5), и не вызывает сомнений, что в ходе выполнения этой задачи принималось решение и о форме вклада каждого члена. Иногда высказывается мысль о том, что Аристид взял за основу ту систему обложения городов, которую разработал Артаферн в конце Ионийского восстания, однако у Геродота нет на это никаких намеков (VI.42), к тому же Артаферн, как кажется, принимал в расчет только размер сельскохозяйственных угодий, тогда как афиняне учитывали и другие материалы ные ценности14.
Размеры первичного суммарного обложения — вопрос проблематичный. Фукидид говорит о 460 талантах, причем, если понимать его слова буквально, получается, что это была сумма, внесенная городами, которыми уплачивалась денежная дань, хотя данные податных списков указывают, что в конце 450-х годов до н. э., когда Союз включал больше членов и форос платило большее количество городов, общая сумма составляла лишь около 500 талантов. Далее, утверждение Фукидида (П.13.3) о том, что в 431 г. до н. э. ежегодная союзническая дань составляла 600 талантов, опять расходится с данными податных списков конца 430-х, согласно
12 См., однако: Woodhead 1959 (Е 95); автор предполагает, что первые хранители казны были назначены Союзом.
13 Ср. гл. 5, π. П (о сражении при Танагре 457 г. до н. э. — А.З.).
14 Ср.: Murray 1966 (А 93). Evans 1976 (А 35) — автор доказывает, что за основу Аристид взял произведенный Артаферном обмер земли.


58
Глава 3
которым сумма подати составляла около 430 талантов15. Предлагались разные объяснения16. Список за 425 г. до н. э., который мы знаем в деталях, необычайно оптимистичен17, так что не исключено, что информация Фукидида о 460 талантах основана на каком-то подобном списке, включавшем не только те государства, которые присоединились к Союзу с самого начала, но также и все те, которые, как надеялись Афины, рано или поздно присоединятся. Этот список должен был охватывать как плательщиков дани, так и поставщиков кораблей (возможно, из расчета 1 корабль = 1 талант): только крупное государство могло позволить себе ежегодное задействование на время военных кампаний своих людских ресурсов на нескольких кораблях, к тому же было установлено, что более половины вероятных членов Союза были не в состоянии регулярно предоставлять хотя бы одну триеру, а выставлять ежегодно более двух могли лишь 15%18. Даже если приведенная Фукидидом цифра искусственно завышена, проблема первого обложения остается нерешенной и в другом отношении. Мы не знаем, насколько крупными были воинские силы Союза, как и о том, насколько длительной была та или иная кампания (Плутарх в жизнеописании Перикла, 11.4 говорит о шестидесяти кораблях, действовавших на протяжении восьми месяцев, но мы не знаем, к какому периоду относится эта информация, да и вообще, правдива ли она), однако, если Афины, хотя и не платившие фороса, вносили существенный вклад из своих собственных ресурсов, было бы трудно предполагать наличие потребности расходовать большие суммы из дани — так, один папирусный фрагмент сообщает, что к середине столетия в союзной казне скопилось 5 тыс. талантов19. Позднее определенная доля дани посвящалась Афине в Афинах, и, как кажется, можно думать, что поначалу какая-то доля шла на храм Аполлона на Делосе: строительство здесь нового храма было начато во второй четверти V в. до н. э. и приостановлено около середины столетия, когда союзную казну перенесли в Афины20.
Фукидид говорит, что «поначалу союзники были независимы, с правом голоса на союзных совещаниях» (1.97.1); далее он упоминает случаи нарушения Афинами автономии союзников, а совместные совещания
15 О данных, выводимых из податных списков, см.: Meiggs: 62—63, примеч. 1 на с. 63, 527; есть основания полагать, что для конца 450-х годов до н. э. цифра, которая предполагает, что все члены, за исключением Лесбоса, Хиоса и Самоса, перешли на уплату денежной дани, является чересчур заниженной. Данные Фукидида повторяются у Плутарха [Аристид. 24.4), но Диодор (XL47.1; ХП.40.2) приводит иные цифры.
16 См.: Walker. САН V1: 44-46; Gomme. НСТ1: 273-279; ATL Ш: 236-243; Chambers 1958 (Е 15); Eddy 1968 (Е 18); Meiggs: 58-67; French 1972 (E 28); Unz 1985 (В 86).
17 IG l3 71; см. c. 523—524 наст. тома.
18 Ruschenbusch 1983 (E 73—74). Eddy 1968 (E 18) — здесь высказано предположение, что один талант был эквивалентен одному кораблю; вопросы, связанные с поставкой кораблей, обсуждаются в изд.: Blackman 1969 (Е 10).
19 Ср. сноску 26 к гл. 6 наст. тома.
20 См.: Courby 1931 (I 54): 1—106 — собранные здесь данные в суммарном виде приведены в изд.: Bruneau and Ducat 1965 (I 32): 84—85, N° 13.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
59
вновь появляются только в речи, произнесенной в Афинах митиленцами, которые говорят, что первоначально Афины «возглавляли Союз на основе равноправия», а также ссылаются на «множественность мнений (πο- λυψεφια, букв.: «множественность голосов») среди союзников», имевших «равное право голоса» (ίσόψεφ(π) с Афинами (Ш.10.4—5, 11.4). Вероятно, существовал некий единый совет, на котором Афины имели голос наравне с остальными членами Союза;21 также вероятно, что к середине столетия этот совет перестал собираться22. Первоначально, как можно думать, Афины и союзники каждую весну посылали свои контингенты и своих представителей на совещание на Делос, где и разрабатывался план кампании этого года. Афины, которые в качестве гегемона предоставляли главнокомандующего и наибольшее количество кораблей, фактически обладали правом вето, так как вряд ли их можно было заставить предпринять какой-нибудь поход, в котором они не были заинтересованы, но, с другой стороны, для них было бы весьма проблематично проводить кампанию, в которой не были заинтересованы остальные члены блока, и любой союзник мог заявить решительный протест и отказаться участвовать в предприятии, которое он не одобрял, наподобие того, как поступили коринфяне в 506 г. до н. э., изменившие спартанцам и покинувшие ряды союзного войска (Геродот. V.75)23. В 459 г. до н. э. решение об отправке экспедиции в Египет официально не обсуждалось ни в городах- членах, ни на обычном совещании, а было принято, по всей видимости, командирами отрядов, которые перед тем отправились на Кипр (см. ниже, с. 74 наст. тома). По всей видимости, поначалу никому не приходило в голову, что независимость союзников должна быть гарантирована каким-то особым образом: слово «αυτόνομος» («автономный», «управляющийся своими законами», «независимый». — А.З.) впервые зафиксировано в 441 г. до н. э. (Софокл. Антигона. 821, уже метафорически), и было высказано предположение, что оно появилось приблизительно в то время для обозначения свободы, которая, как видели члены Союза, всё в большей степени подвергалась риску и о сохранении которой они теперь начинали беспокоиться24.
Второй Афинский морской союз, основанный в 378 г. до н. э. для противостояния спартанскому империализму, во многих отношениях был организован иначе25. Он имел сугубо оборонительный характер. В Афинах на постоянной основе действовал совет союзников со своим
21 Glotz 1938 (А 47): 115; Larsen 1940 (Е 39); ATL Ш: 227; Meiggs: 460-462; Culham 1978 (E 16). Впрочем, некоторые исследователи считают, что в Делосском союзе, как и в Пелопоннесском, совещание союзников без участия в нем государства-лидера уравновешивало влияние последнего, см.: Walker. САН V1: 40-41; Hammond 1967 (Е 33) = А 54: 311—345; de Ste Croix 1972 (G 36): 298-307.
22 Cp. ниже, п. IV насг. главы.
23 Ср.: КИДМIV: 373-374, 433.
24 Ostwald 1982 (А 95); Karavites 1982 (А 71). В ATL Ш: 228 предполагается, что автономия государств-членов была гарантирована при учреждении союза, однако Мейгз (Meiggs: 46) сомневается, что этот вопрос уже тогда стоял на повестке дня.
25 Ср.: САН VI2: гл. 7. Наиболее важный текст: IG П2 43 = Tod. GHI123.


60
Глава 3
собственным аппаратом; этот совет исполнял совещательную функцию параллельно с афинским буле (советом), при том что последнее слово принадлежало афинскому Народному собранию (но оно, судя по всему, не могло предписывать что-либо союзникам против их воли). Афины обещали уважать свободу и независимость союзников вообще, но в особенности — не делать тех вещей, которые они делали в период существования Делосского союза. В частности, афиняне поклялись не взимать форос: и тем не менее, Афины все-таки прибегнут к сбору «взносов» [синтаксисов, συντάξεις), хотя и небольших, к тому же те ограниченные свидетельства, которые у нас имеются, позволяют предположить, что за определение конкретных сумм, сбор и трату денег отвечали не только Афины. Во Втором союзе Афины должны были не только заглаживать дурную репутацию Делосского союза: спартанская угроза была весомей для них, нежели для членов блока, в основном являвшихся островными государствами, так что при таких обстоятельствах скорее Афины нуждались в соратниках, чем союзники нуждались в лидере.
Антиперсидский альянс 481 г. до н. э. сохранялся и после создания Делосского союза, во всяком случае, до конца 460-х годов до н. э.: в силу этих союзных отношений Афины отправили отряд на помощь Спарте против восставших мессенцев, но, когда она отослала его назад, разорвали союзнические отношения со спартанцами (Фукидид. Ι.102)26. Более мы ничего не слышим об альянсе, если не считать поздних и, вероятно, фиктивных рассказов об участии спартанцев в интригах против Фемис- токла (Диодор. ΧΙ.55.5—7; Плутарх. Фемистокл. 23.6)27. В исследовательской литературе было высказано мнение, что Делосский союз был не самостоятельным международным учреждением, а предприятием в рамках альянса 481 г. до н. э.28, современники же, скорей всего, в таком ключе вопрос не рассматривали. Более радикальная точка зрения состоит в том, что рассказ Фукидида о Союзе вводит нас в серьезное заблуждение и что реальная картина состояла в следующем: Афины и несколько сильных островных государств объединились для атаки на обвинявшихся в медизме (сотрудничестве с персами. —А.З.) греков Эгеиды, тогда как Спарта должна была наказать проперсидски настроенных эллинов в материковой Греции29. Приверженцы данного взгляда правильно подчеркивают трудные места в сообщении Фукидида, а также рано проявившуюся заинтересованность афинян в том, как представлять историю Союза30, но, чтобы до такой степени пренебречь Фукидидом, у нас нет свидетельств достойного качества и в достаточном количестве31.
26 Ср. в наст, томе гл. 5, п.1 в конце.
27 Об атаках на Фемистокла см. гл. 4, π. I насг. тома.
28 Giovannini and Gottlieb 1980 (E 32).
29 Robertson 1980 (E 69); ср. более раннюю работу: Меуег 1963 (Е 56).
30 Ср. ниже, с. 67—69 наст. тома.
31 Ср. с. 18—19 наст. тома.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
61
II. 	Ранняя история Делосского союза
Те главы из кн. I Фукидида, на которые мы ссылались выше, являются частью большого отступления о Пентеконтаэтии (дословно: «Пятидесятилетие». —А.3.) — периоде примерно в пятьдесят лет между Персидскими войнами и Пелопоннесской войной (1.89—118.2), — вставленного сюда автором для обоснования своего заявления о том, что истинная причина вступления спартанцев в войну была связана не с частными случаями оскорбительного поведения Афин, но с тем реальным могуществом, которого добился этот город, и со страхом Спарты перед этой мощью (1.23.5—6, ср.: 88, 118.2)32. Рассказав о восстановлении афинских стен после Персидских войн и об основании Делосского союза, Фукидид приступает к голому перечню событий из истории международных отношений Афин, вплоть до Тридцатилетнего мира, заключенного в 446/445-м (98— 115.1), а затем переходит к рассказу об Афино-Самосской войне 440— 439 гг. до н. э. (115.2—117); это — единственное связное изложение, по времени своего написания очень близкое самой Пентеконтаэтии; в другом отдельном отступлении Фукидид передает нам историю падения Павсания в Спарте и Фемистокла — в Афинах (128—138).
В иной последовательности излагает события Диодор Сицилийский (в его летописном повествовании период 478/477—451/450 гг. до н. э. охвачен главами 38—92 кн. XI, а период 450/449—432/431 гг. — главами 1—37 кн. XII), об отдельных эпизодах истории Союза упоминает Плутарх в жизнеописаниях Кимона и Перикла. В целом Диодор и Плутарх пишут о событиях, уже известных нам по Фукидиду, хотя они часто добавляют детали, противоречащие его рассказу или им не упоминаемые. С 450-х годов до н. э. у нас появляются современные событиям свидетельства в форме эпиграфики, главным образом из Афин. По-видимому, это была установка демократического режима, введенная Эфиальтом, — документы государственного значения записывать на камне, так что мы располагаем известным числом постановлений Народного собрания и другими публичными документами, касающимися Делосского союза; в частности, начиная с 453 г. до н. э. у нас есть годовые податные списки, которые регистрируют поступление шестидесятой части от дани, уплаченной членами Союза, в качестве пожертвования в казну Афины33. В отличие от позднейших литературных источников, эпиграфика информирует большей частью о вещах, никак у Фукидида не отраженных: надписи не только дают нам такие детали, которые и невозможно ожидать от повествовательной истории, но они содержат еще и указания на трения, возникшие внутри Союза около середины столетия, о которых Фукидид мог, но почему-то не захотел упомянуть.
32 Ср. гл. 9, π. I наст. тома.
33 Ср. гл. 6, π. I наст, тома, а также начало π. IV гл. 3. — о документах, касающихся Союза. Об одной надписи 460-х годов до н. э. см. далее, с. 67.


62
Глава 3
Наличный материал не позволяет написать полную историю Союза даже в первом приближении. Рассказ Фукидида — это выборка событий, иллюстрирующая рост афинского могущества. Весьма вероятно, что союзные войска принимали участие в ряде кампаний, о которых мы вообще ничего не знаем, а наше неведение не позволяет оценить, насколько далеко заходили афинские антиперсидские намерения, ради которых и был создан Делосский союз, и как далеко и насколько осознанно заходили афиняне в преследовании своих собственных интересов. Мы ничего не слышим о том, насколько широка среди афинских граждан была поддержка той политике, которую проводили Афины, или о том, насколько серьезной была поддержка Афин и Союза среди действительных и потенциальных государств-членов. Мы не знаем, насколько часты были восстания и ответные карательные мероприятия со стороны Афин, об отдельных примерах чего имеются сообщения (хотя относительно тех лет, за которые податные списки сохранились в хорошем состоянии, мы имеем ясное представление, какие из государств платили дань, а какие — нет).
Фукидидовский перечень событий начинается с отвоевания у персов Эиона — города при устье Стримона: во главе похода стоял Кимон Афинский, местные жители (негреки) были порабощены, сюда направились афинские поселенцы (о последнем пункте говорит только Плутарх, но нет причин сомневаться в этом) (Фукидид. 1.98.1, ср.: Геродот. УП.107; Плутарх. Кимон. 7—8.2). В схолиях к Эсхину (П.31) упоминается уничтожение афинского отряда при местечке под названием Девять Путей, что недалеко от реки Стримон, случившееся вскоре после захвата Эиона: видимо, афиняне пытались заложить здесь еще одну колонию. Следующим событием был захват Эгейского острова Скирос (также населенного негреками), порабощение его жителей и основание еще одного афинского поселения (Фукидид. 1.98.2). Позднейшие писатели (но не Фукидид) сообщают, что, руководствуясь дельфийским оракулом, Кимон разыскал на Скиросе кости афинского героя Тесея и возвратил их в Афины (Плутарх. Тесей. 36.1—3; Кимон. 8.3—7; Павсаний. 1.17.6; ср.: Афинская полипшя. Фр. 4 Kenyon). Потом была война против Кариста — города на юго-восточной оконечности Евбеи, который, будучи захвачен в 490 г. до н. э. персами, в 480-м поддержал их (Геродот. VI.99.2; УШ.66.2): эта кампания закончилась тем, что каристийцы сдались на определенных условиях и присоединились к Союзу (Фукидид. 1.98.3; ср.: Геродот. IX. 105). Затем восстал Наксос — одно из самых крупных островных государств, — он был осажден и покорен: по этому поводу Фукидид дает такой комментарий: «<...> это был первый союзный город, порабощенный [метафорически] вопреки установившемуся порядку вещей, но впоследствии то же случилось и с рядом других городов» (1.98.4).
Отнятие у персов их европейского аванпоста в Эионе было конечно же акцией, совершенной в соответствии с целями и интересами Делос- ского союза; однако афинская колония здесь, как и попытка заложить поселение у Девяти Путей (где позднее, в 437/436 г. до н. э., будет основан


Делосский союз до 449 г. до н. э.
63
Амфиполь), должны были Афинам принести основную выгоду. Девять Путей находились на важном перекрестке, к тому же это был район, богатый золотом, серебром и корабельным лесом. Сомнительно, чтобы нападение на Скирос могло объясняться как антиперсидская мера: некий местный житель в 480 г. до н. э. действительно оказал содействие персидскому флоту, указав на опасный риф (Геродот. УШ.183.3), но у Геродота это вообще единственное упоминание о Скиросе. Ликвидация варваров- пиратов, гнездившихся на острове, была бы весьма желательна, а потому могла быть целью атаки; кроме того, выгода для Афин была очевидна, и не только из-за обнаружения здесь того, чему потом поклонялись как костям Тесея, но также из-за того, что этот остров был важным пунктом на морском пут из Геллеспонта в Афины, который еще и сам мог производить хлеб на экспорт. Предположительно все поселенцы были афинянами: в IV в. до н. э. Афины могли заявлять права на Скирос как на свое законное владение (напр.: Андокид. Ш.12). И всё же весьма вероятно, что члены Союза и одобрили, и приняли участие в походах против Эиона и Скироса (хотя в качестве подлежащего при глаголах у Фукидида в 1.98 следует видеть «афинян»). Для антиперсидского блока Карисг был правильной мишенью; уже осенью 480 г. до н. э. патриотически настроенные греки угрозами заставили жителей этого города выплатить огромные деньги и опустошили их земли (Геродот. VIIL112, 121.1). Впрочем, Карисг, как и Скирос, лежал близко к пути из Геллеспонта в Афины, так что именно эта последние были более всего заинтересованы в послушном Каристе. Мы не знаем, почему взбунтовался Наксос. Формально он не имел права выходить из блока, основанного как «вечный союз»; этот остров стал первым в начале века плацдармом персов на Кикладах и их же первым завоеванием на архипелаге в 490 г. до н. э. (Геродот. V.28—34; VI.96), так что было бы разумно предположить, что Союз просто не мог позволить Наксосу просто так уйти. «Порабощение» Наксоса означало, вероятно, нечто похожее на то, что позднее сделают с Фасосом: Наксос будет вынужден против своей воли остаться в Союзе, снести городские укрепления, выдать свои военные корабли (скорее всего, Афинам), а также уплатить контрибуцию и дань; думать, что афинское вмешательство пошло дальше этого, у нас нет оснований34.
Нет сомнений в антиперсидском характере похода, закончившегося упомянутой Фукидидом битвой при Евримедонте. Вероятно, в предыдущих кампаниях Союз подчинил города на побережье вплоть до Памфи- лии (в южной части Малой Азии); когда персы начали собирать крупный флот, Кимон вышел с афинскими и союзническими кораблями (специально приспособленными для перевозки большего, чем обычно, количества гоплитов), вынудил Фаселиду присоединиться к Союзу и направился далее на восток, к Евримедонту; в устье этой реки он разбил флот персов,
34 	Иная точка зрения: Ostwald 1982 (А 95): 38—39 — автор предполагает, что Наксос «лишился внутреннего самоуправления». См. также: Blackman 1969 (Е 10): 199—200 — автор оставляет открытым вопрос о том, было ли позволено Наксосу сохранить свои корабли.


64
Глава 3
высадился на берег и разграбил их лагерь; затем он проследовал еще дальше на восток, чтобы разгромить персидские подкрепления, подошедшие с Кипра. Это была важная кампания, с двумястами уничтоженными персидскими кораблями, если верить Фукидиду, и, если верить позднейшим писателям, даже большим числом (Фукидид. 1.100.1; детали добавляют Диодор: XI.60.3—62, упоминающий о двух битвах одного дня — сначала около Кипра и затем при Евримедонте, и Плутарх: Кимон. 12—13). Если Союз присоединял таких географически отдаленных членов, как Памфилия, и мог направить большие силы на битву с персами при Евримедонте, то, следует думать, его позиции в Эгеиде были очень крепкими.
Можно также сделать несколько вероятных умозаключений о последствиях сражения при Евримедонте. Кипр расположен на не очень большом расстоянии от устья этой реки. В конце микенского периода на остров пришли греки, став здесь господствующим населением; в период архаики Кипр смотрел скорее на юг и восток, чем на север и запад, и около 545 г. до н. э. подчинился Персии, но к концу VI в. до н. э. греческая культура находилась в фаворе у тех, кто испытывал неприязнь к персидскому господству. В 490-х годах до н. э. Кипр присоединился к Ионийскому восстанию, но в 480 г. до н. э. вынужден был принять участие в походе Ксеркса на Грецию35. Кампанию 478 г. до н. э. Павсаний начал именно здесь, на Кипре, перенеся затем свое внимание на Византий, и, похоже, ни одно из киприотских государств не вошло в состав Делосского союза в момент его учреждения. Можно было бы ожидать, что после битвы при Евримедонте будут сделаны попытки вернуть Кипр в сферу эллинского влияния, и, действительно, позднейшие события показывают, что Афины не забыли о Кипре; однако на тот момент таких попыток, судя по всему, предпринято не было. Учитывая неопределенность датировки сражения, а также то, что рассказ Фукидида носит в высшей степени избирательный характер, мы не можем уверенно ответить на вопрос, почему греки не воспользовались этой победой немедленно.
Со следующим представленным у Фукидида эпизодом мы возвращаемся в Эгеиду и к стремлениям Афин из всего извлекать собственную выгоду. Восстал остров Фасос, причиной чего стали споры о торговых пунктах и приисках на фракийском материке, которые контролировались фасос- цами, но которых домогались афиняне. Афиняне победили на море и высадились на остров; примерно тогда же к Девяти Путям было отправлено десять тысяч колонистов, состоявших из афинян и их союзников (но при попытке продвинуться в глубь материка, на северо-восток, они были истреблены фракийцами в битве при Драбеске). Между тем фасосцы обратились с призывом о помощи к Спарте, и Фукидид уверен, что спартанцы втайне пообещали отвлечь внимание афинян путем вторжения в Аттику, чему, однако, помешало сильное землетрясение в самой Спарте
35 	Ср.: САН П3.2: гл. 22Ь; КИДМ Ш.З, гл. 36с; КИДМIV: 67 (Геродот. УП.90), 119, 579—580; кроме того, о Кипре до и в течение V в. до н. э. см.: Meiggs: 477—486.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
65
и последовавшее за ним восстание илотов36. Между Афинами и Спартой еще не было вражды, и вскоре лакедемоняне попросили у афинян помощи против илотов; Фасос, конечно, мог обратиться с призывом к спартанцам, но маловероятно, чтобы те были готовы на этот призыв отозваться. Фасосцы были осаждены и на третий год сдались на афинских условиях: они должны были срыть стены своего города, отказаться от военных кораблей и материковых владений (по всей видимости, в пользу Афин), немедленно заплатить контрибуцию, а в дальнейшем уплачивать дань (Фукидид. 1.100.2—101). Колония у Девяти Путей не была исключительно афинской, и Афины, судя по всему, заявляли, что фасосцы монополизировали ресурсы на варварской территории, которые должны были бы приносить выгоду всему Союзу, однако другие государства-члены также имели свою перайю (дословно «противолежащий край» — территория на материке, принадлежащая островному государству. — А.5.), поэтому такая доктрина могла и у них вызывать чувство тревоги за свои владения, так что данный эпизод свидетельствует скорее о расширении афинского могущества, нежели о защите интересов Союза в целом.
«На третий год» (1.101.3) — эти слова Фукидида являются первым указанием на время с начала рассказа о Пентеконтаэтии. Все события от Эиона до Евримедонта Диодор относит к 470/469 г. до н. э., а о Фасосе упоминает под 464/463 г. до н. э. (XI.60-62, 70.1, 5). В схолиях к Эсхину афинское поражение, последовавшее за захватом Эиона, датировано по архонтату Феона в Афинах (476/475 г. до н. э.). Плутарх (Тесей. 36.1) относит к тому же году оракул, предписывавший Кимону перенести из Скиро- са на родину кости Тесея. В другом месте тот же автор говорит о захвате Скироса и переносе Тесеева праха (Кимон. 8.3—7) и сразу после этого сообщает, что архонт Апсефион (469/468 г. до н. э.) заставил Кимона вместе с его сотоварищами-стратегами занять место обычных судей на состязании трагедий во время Дионисий (Там же. 8.7—9). Датировать захват Карнета невозможно в силу отсутствия на сей счет определенных указаний. Для установления хронологии наксосского восстания также нет никаких свидетельств, кроме сообщения Фукидида в его рассказе о Фемистокле: когда тот бежал морем в Азию, буря отнесла корабль к Наксосу, который как раз осаждала афинская эскадра (1.137.2). Если это правда и если
3(5 По всей видимости, Спарта и Фасос были связаны Ксенией (узами взаимного гостеприимства. — А.З.). Человек, названный у Павсания сыном Алексарха, был в 440-х годах до н. э. феоролл (полномочным представителем общины, исполнявшим поручения культового характера. —А.З.) на Фасосе (Salviat 1979 (F 62): IV.2, в тексте между с. 116 и 117), и он должен был родиться примерно в то время, когда Павсаний командовал в Эгейском море, т. е. ок. 478 г. до н. э. Человек, названный Лихом, сыном Аркесилея, был архонтом на Фасосе в 398/397 г. до н. э. (Pouilloux 1954 (F 58): 266—270, № 29.17, датировка: Pouilloux, Salviat 1984 (F 59): 257—258, и 1983 (С 79): 386): скорее всего, он был фасосцем, в семье которого практиковались эти два спартанских имени — Лих и Аркесилай (Pouilloux 1954: указ, место; Cartledge 1984 (F 15)), а не знаменитым спартанцем Лихом, геронтом 420 г. до н. э. (Фукидид. V.50.4; Ксенофонт. Греческая история. Ш.2.21), якобы еще жившим в 398/397 г. до н. э. (при всем уважении к Фукидиду: VTII.84.5) и якобы назначенным архонтом на Фасосе (Pouilloux, Salviat 1983 (С 79)).


66
Глава 3
персидским царем, принявшим Фемистокла, был Артаксеркс (1.137.3), наследовавший трон Ксеркса в 465 г. до н. э., тогда восстание на Наксосе вряд ли могло случиться ранее 466 г. до н. э.; однако нет никакой уверенности в достоверности рассказанной Фукидидом истории37. Также нет прямых данных для датировки битвы при Евримедонге.
Война с Фасосом заняла три года (Фукидид. 1.101.3) — вероятно, имеются в виду три архонтских года. Согласно Фукидиду (IV. 102.3), колония, чьи поселенцы были истреблены при Драбеске, была выведена через тридцать два года после неудачи Аристагора во Фракии (Геродот. V.124— 126), а успешное основание Амфиполя произошло еще через двадцать девять лет после той попытки; в схолиях к Эсхину неудавшаяся колония датируется по архонту Лисикрату (453/452 г. до н. э.), а удавшаяся — 437/436 г. до н. э. (последнее подтверждается хронологической таблицей Диодора: ХП.32.3). Данные схолиаста можно согласовать с Фукидидом, если допустить, что дошедший до нас текст схолии дает ошибочное окончание имени, начинавшегося с Лиси-: архонтом 465/464 г., отстоящего от 437/436 г. до н. э. на двадцать девять лет (включительно), был Лисифей (а 496/495 г. до н. э. — дата, опять получаемая при включительном счете, — вполне подходит в качестве даты Аристагоровой неудачи38). Таким образом, войну с Фасосом можно датировать 465/464-463/462 гг. до н. э., и это совместимо с тем, что мы знаем о последующей политической карьере Кимона.
Обычно события в Эионе и на Скиросе относят к 476 и 475 гг. до н. э., а в Каристе и Наксосе — к концу 470-х годов до н. э. Плутарх совсем необязательно имел верное доказательство наличия какой-то связи между захватом Скироса и судейством Кимона на состязаниях трагедий (нет даже уверенности, что он сам видел здесь такую связь); было высказано мнение, что это судейство было наградой за победу при Евримедонте в 469 г. до н. э.39. Позднее, впрочем, предлагались более поздние даты для всех этих эпизодов. Согласно Диодору (XI.53.1), архонтом 469/468 г. до н. э. был не Апсефион, а Федон или Феон, и историк мог выстроить последовательность событий начиная с выведения колонии в Эион в 470/469 г. до н. э., поскольку захват Эиона произошел в этом году; Плутарх мог иметь свидетельство о связи судейства на представлении трагедий с захватом Скироса и переносом костей Тесея; Фукидид мог быть прав, утверждая, что Фемистокл во время своего бегства оказался у Наксоса как раз в тот момент, когда его блокировала афинская эскадра40. Тем не менее,
37 Ср. в насг. томе гл. 4, π. I, в конце.
38 Наиболее парадоксальным у Е. Бэдиана (Badian 1988 (В 1)) является его попытка доказать, что датировка схолиаста верная и, соответственно, катастрофа при Драбеске имела место в 453/452 г. до н. э., т. е. много позже основания колонии.
39 См. хронологические таблицы: Gomme. НСТ1: 394—396; ATL Ш: 175—179. Предположение о судействе Кимона на трагедийном состязании впервые было высказано в изд.: Jacoby 1947 (С 56): 3, примеч. 1 = С 58: 147, примеч. 17.
40 Для всех этих событий начиная с Эиона низкая хронология дается в работе: Smart 1967 (Е 84), относительно низкая — в работах: Meiggs: 80—83; Levy 1976 (D 48): 277—279; Mil¬


Делосский союз до 449 г. до н. э.
67
ортодоксальный взгляд остается более предпочтительным. В самом деле, хронологические аргументы, основанные на датировках Диодора, ненадежны; к тому же трудно поверить, что Афины после изгнания персов так долго медлили с выведением колонистов в Эион, с оккупацией Скиро- са и с нападением на Карист и что в течение тех месяцев, которые ушли на подавление наксосского мятежа, Афины чувствовали себя в достаточной безопасности на Эгейском море, чтобы отправить крупную эскадру к Евримедошу.
Теперь необходимо разобрать три эпизода, не включенные Фукидидом в его краткую сводку. Ниже он рассказывает, что Павсаний, после его вызова в Спарту в 478 г. до н. э., возвратился в Византий, был смещен афинянами и отправился в Колоны, и уже оттуда вновь был вызван в Спарту (1.128.3, 131). Некоторые исследователи относят это событие ко времени до Эиона, так как, согласно одному фрагменту Эфора или автора, пользовавшегося сочинением Эфора [FGrH 70 F 191.6), а также Диодору (XI.60.2), Кимон отправился с флотом к Эиону из Византия41, однако это может объясняться просто тем, что у Диодора (XI.44.7) именно Византий в последний раз перед тем упомянут как место нахождения флота под командой Павсания в 478 г. до н. э. Юстин в пассаже, вызывающем подозрения уже потому, что здесь Павсаний назван основателем Византия, заявляет, что тот контролировал это место в течение семи лет (IX. 1.3): можно, конечно, удивляться, почему Афины так долго терпели его присутствие здесь, но, поскольку его падение проще всего отнести к 460-м годам до н. э., нам следует принять это заявление Юстина и датировать изгнание Павсания из Византия временем ок. 470 г. до н. э.42.
Плутарх [Кимон. 14.1) упоминает о походе Кимона на Херсонес против персов и фракийцев, имевшем место в период между битвой при Евримедонте и Фасосской войной, и это подтверждается списком убитых, фиксирующим потери как на Геллеспонте, так и на Фасосе, предположительно в тот же самый сезон боевых действий (Agora ХУЛ: N® 142а). Поэтому Херсонесскую кампанию следует датировать временем непосредственно перед войной с Фасосом, и тот факт, что свое нежелание состоять в Союзе остров проявил так поздно, делает долгое пребывание Павсания в Византии не таким уж невероятным. В жизнеописании Кимона (13.4) Плутарх говорит, что Перикл и Эфиальт, каждый по отдельное-
ton 1979 (В 9). Еще об одном варианте низкой хронологии см.: Unz 1986 (В 16): 69—73. Я не разделяю мнения Е. Бэдиана (Badian 1987 (Е 3): 2—8), что у Фукидида (1.100.1) выражение «μετά ταυτα καί» («и после этого». — А.З.) означает, что осада Наксоса и битва при Евримедонте произошли в одно время.
41 Наир.: Gomme. HCTI: 399—400; ATL Ш: 158-160.
42 White 1964 (F 71) — в качестве аргумента в пользу поздней даты автор приводит вероятный возраст Павсания и количество его сыновей; см. также: Rhodes 1970 (С 82): 396— 397; Badian 1988 (Bl): 300—304; в конце наст, тома хронологическое дополнение N° 2. О закате карьеры Павсания см. с. 134—135.
42а Имеется в виду издание надгробных надписей с афинской Агоры: Bradeen D.W. Inscriptions. The Funerary Monuments. Princeton: The American School of Classical Studies at Athens, 1974. (The Athenian Agora. Vol. XVH.)


68
Глава 3
ти, даже пройдя со своими эскадрами за Ласточкины острова (к югу от Фаселиды), не встретили никакого сопротивления со стороны персов. Речь может идти об экспедиции Перикла 440 г. до н. э. (Фукидид. 1.116.3), что же касается Эфиальта, то его поход в любом случае должен был иметь место после битвы при Евримедонте и до трагической гибели самого Эфиальта в конце 460-х годов до н. э.
Как уже было сказано, высока вероятность того, что в течение этих лет Союз был вовлечен в борьбу с персами, о которой нам практически ничего не известно. Мы знаем только, что вплоть до 450 г. до н. э. (см. ниже) состоялось несколько сражений и что к этому времени Персия до такой степени утратила всякий контроль над Эгеидой, что вынуждена была пойти на подписание мирного договора (если даже такого договора в реальности не было, позднейшие поколения были уверены в обратном43). У тех, кто присоединился к Союзу как к антиперсидской организации, не было оснований жаловаться, что Афины не смогли добиться основных целей этого альянса. Однако все эпизоды, которые Фукидид, исходя из своих задач, отобрал для своего каталога событий, воспринимаются как иллюстрации растущего могущества Афин. Эион стал афинской колонией, предоставив доступ к региону, в котором позднее был основан Амфиполь; Скирос стал афинской колонией. Карист силой, против своей воли, был включен в состав Союза, Наксос был вынужден остаться в Союзе — опять же вопреки своему желанию. Битва при Евримедонте увенчалась блистательной победой для Союза — но, если говорить точнее, — победой для Афин. Афиняне боролись с Фасосом и в итоге отобрали у него территорию, которую очень желали приобрести.
Нельзя сказать, что Фукидид ошибается, изображая основание Афинами Делосского союза как бесхитростный поступок, как принятие приглашения от восточных греков стать их лидером в продолжавшейся войне с Персией: нет нужды предполагать, что, соглашаясь на это предложение, Афины имели скрытые мотивы или что с самого начала они навязывали свою волю союзникам, не проявлявшим особого энтузиазма44. И всё же с самых ранних лет, когда политика Союза еще только вырабатывалась, Афины обнаруживали, что есть масса возможностей продвинуть свои собственные интересы, и они этими возможностями пользовались, причем совсем необязательно со злым умыслом: определенная реакция на конкретную ситуацию становилась моделью того, как в дальнейшем нужно реагировать на новые коллизии.
43 Ср. гл. 6. π. I наст. тома.
44 Ср. выше, сноски 8 и 29 к наст, главе. Гордость афинскими победами, одержанными не только над персами, но и над другими греками, засвидетельствована именами, которые некоторые отцы этого поколения давали своим сыновьям: Евримедонт (Фукидид. Ш.80.2, и др.; обратите внимание также на вазу с надписью «Εύρυμέδον είμι κυβάδε εστεκα». — Schauenberg 1975 (1 146)), но также и Каристоник, и Наксиад (М—L 48,27, 79). (О так называемой вазе Евримедонта. Это — краснофигурная ойнохоя; Гамбург, Музей искусства и ремесел, инв. Nq 1981.173; датируется временем ок. 460 г. до н. э., расписана в манере вазописца Триптолема; на одной стороне изображен человек восточного типа (перс или, может быть, скиф), его руки подняты к голове, пальцы растопырены, с левого плеча на рем-


Делосский союз до 449 г. до н. э.
69
Согласно Фукидиду, в значительной степени именно из-за отступничества союзников Афины вынуждены были перейти к более деспотической политике: будучи гегемоном, они настаивали на выполнении союзниками своих обязательств, союзники же ненавидели их за это, в результате афиняне стали страшиться тех последствий, которые могли бы наступить, потеряй они свое владычество (1.75—77, 97.1; П.63.1—2). После рассказа о восстании на Наксосе Фукидид вставил главу об укреплении афинского господства внутри Союза (1.99): восстания зачастую происходят из-за недоимок при уплате подати, при поставке кораблей и из-за уклонения от воинской службы, поскольку союзники с трудом переносят скрупулезность, с какой афиняне требуют от них исполнения всех союзнических обязательств (cp.: VI.76.3; а также слова Геродота, VI. 11—12, об ионийцах в 490-х годах до н. э.); из предводителя равных Афины всё более превращались в начальника, и союзники поддерживали эту тенденцию, полагая менее обременительным платить дань, чем принимать участие в походах, поэтому афинский флот рос за их счет, а сами союзники оказывались и неподготовленными, и недостаточно вооруженными перед лицом афинян, когда те применяли к ним силу. Любому мелкому полису определенно проще было платить деньги, чем комплектовать людьми хотя бы один корабль для длительных походов, регулярно случавшихся каждое лето45, и, поскольку с самого начала вся исполнительная власть была сосредоточена в Афинах, мы можем принять то, что у Фукидида читается между строк: военные суда, построенные и оснащенные афинянами в порядке их союзнических обязанностей на средства, полученные от взимания дани, становились афинскими кораблями. Союзник, не выставлявший своих собственных судов и команд для них, не мог уклониться от военной операции, которую не одобрял; даже если он продолжал снаряжать один или два корабля, боевой практики — и на море, и на суше — было недостаточно, а потому, когда недовольство такого союзника перерастало в отказ платить дань, справиться с ним было несложно.
не свисает колчан; варвар стоит, наклонившись вперед; на другой стороне вазы изображен, видимо, эллин, хотя козлиная бородка и бакенбарды заставляют некоторых исследователей сомневаться в его греческой идентичности; на «эллине» только плащ; «эллин» быстро приближается к варвару сзади, левая рука вытянута вперед, а правой он держит свой наполовину эрегированный пенис. Надпись, сделанную краской и сохранившуюся не самым лучшим образом, можно перевести так: «Я есть Евримедонт, я стою, наклонившись». Обычно ее приписывают «эллину», но некоторые исследователи — варвару, и обычно интерпретируют как намек на важную победу греков при Евримедонте; такую интерпретацию впервые в развернутом виде предложил Конрад Шоенберг (Schauenberg) в указанной выше статье; впрочем, ряд исследователей сомневаются в наличии здесь аллюзий на военную победу и усматривают во всей сцене, скорее, юмористическое изображение некоего мифологического сюжета; см., напр.: Ferrari Pinney G. For the Heroes are at Hand Ц Journal of Hellenic Studies. 104 (1984): 181—183; Cohen A. The Self as Other: Performing Humor in Ancient Greek Art // Gruen E.S. (ed.). Cultural Identity in the Ancient Mediterranean (Los Angeles, 2011): 469—470 и примеч. 20, 21. — A.3.)
45 	Cp. выше, c. 58 и сноску 18 там же. Ранее, в более общих выражениях, этот момент был отмечен М. Финли (Finley 1978 (Е 25): 110—114).


70
Глава 3
Согласно Диодору, после применения силы к Фасосу и Эгине характер Союза изменился (XI.70.3—4): с этого времени афиняне более уже не обходились с союзниками сносно, но правили с помощью силы и вели себя высокомерно; большинство членов альянса, будучи не в состоянии переносить это, стали обсуждать друг с другом возможность отложения, а некоторые пренебрегли Союзным совещанием и «попробовали организоваться сами по себе» («κατ’ ίδιαν έταττοντο»; Диодор, возможно, имеет здесь в виду выход из Союза). У Фукидида (ШЛО—11) митиленцы жалуются, что само устройство союзного Совета позволяет афинянам проводить собственную линию, подминая один город за другим, начав с самых слабых (что не соответствует действительности). Поскольку Афины вместе с сохранявшими лояльность союзниками контролировали море, а большинство членов альянса были островными государствами, согласованное отложение нескольких союзников было непросто организовать, и нет никаких свидетельств подобным событиям.
Далее, с самых первых лет своего существования Делосский союз представлял собой одновременно и организацию, боровшуюся с Персией от лица греков, и организацию, посредством которой Афины считали удобным расширять свое могущество. Фасосская война — наиболее очевидный из упомянутых Фукидидом примеров того, как Афины не просто продвигали собственные интересы, но и делали это за счет своих союзников.
Согласно Фукидиду, спартанцы были даже рады созданию нового союза под афинским предводительством, поскольку опасались внешнего влияния на своих полководцев и считали афинян достаточно опытными для подобной миссии и при этом дружественно к ним расположенными. Позднейшие авторы, впрочем, расходятся в этом пункте с Фукидидом. «Афинская политая», если текст ее рукописи не исправлять и если не придавать ему неестественного смысла только ради того, чтобы согласовать с Фукидидом, заявляет, что Афины установили гегемонию на море вопреки желанию лакедемонян (23.2). Диодор (ΧΙ.50) сообщает о дебатах, во время которых спартанцы уже было решили отправиться на войну против персов, дабы снова взять инициативу в свои руки, и казалось, что они в самом деле выскажутся за это, как неожиданно один из геронтов по имени Гетоймарид смог склонить большинство в пользу противоположного решения. В результате эта война не состоялась. Может показаться странным, что детали этих дебатов, которые никак не проявились в дальнейших спартанских действиях, могли просочиться наружу вопреки обычной спартанской скрытности, поэтому другой исследователь, один из авторов настоящего тома, считает эту историю вымыслом46. «Афинская политая» совсем необязательно должна совпадать с Фукидидом, и вполне возможно, что некоторые спартанцы поддерживали Павсания, желая, чтобы Спарта продолжала участвовать в делах Эгеиды; но после Персидских войн у нее возникли проблемы не только с ее собственными полководцами, действовавшими за границей, но и с соседями в Пелопоннесе47,
46 См. с. 134.
47 Ср. с. 136 слл.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
71
так что, пока афинская экспансия в Эгеиде осуществлялась под руководством Кимона, друга Спарты, многие здесь не видели повода для тревоги. Спартанское сотрудничество с Афинами привело к осуждению Фе- мистокла (Фукидид. 1.135.2—З);48 какие бы надежды ни питали фасосцы относительно Спарты, она не стала препятствовать Афинам в их покорении; и в 462/461 г. до н. э. Кимон привел афинских гоплитов на помощь Спарте в войне с мессенцами (см. далее). Понятно, что фукидидовское заявление отражает преобладавшее, если только не всеобщее, у лакедемонян мнение.
III. 	Честолюбивые замыслы
АФИНСКИХ ДЕМОКРАТОВ
Дружбе между Спартой и Афинами пришел конец в связи с Мессенской войной, которая началась после великого землетрясения 464 г. до н. э.: лакедемоняне запросили помощи у своих союзников, включая афинян; Кимон хотел оказать поддержку, но Эфиальт был против (Плутарх. Кимон. 16.9—10); тогда Кимон отправился в Пелопоннес сам, взяв с собой 4 тыс. гоплитов (Аристофан. Лисистрата. 1138—1144); однако спартанцы, опасавшиеся дерзости и радикализма афинян, заподозрили, что восставшие могут убедить тех перейти на их сторону, и заявили, что более уже не нуждаются в афинянах, и отправили их домой. Тогда Афины разорвали альянс со Спартой, сложившийся в 481 г. до н. э., а вместо этого заключили союз с Аргосом и Фессалией, врагами Спарты (Фукидид. 1.101.2— 102). В одной из глав этого тома будет показано, что спартанский страх возник из политического успеха, которого в Афинах, в отсутствие Кимона, достиг Эфиальт, настроенный антиспартански: афинские воины, останься они в Мессении, могли принять новую установку на поддержку восставших против Спарты49. Эра афино-спартанского мирного сосуществования подошла к концу, и теперь Афины готовы были бросить вызов спартанскому господству в материковой Греции. Новые союзы, которые Афины заключили здесь, а также их страстное желание в конечном итоге покорить Эгеиду, втянуло их в I Пелопоннесскую войну; но в то же самое время они продолжали бороться с Персией (для чего и был организован Делосский союз), перенеся теперь войну за пределы Эгейского моря; кроме того, они начали обращать взоры на греков Италии и Сицилии, в чьи дела афиняне прежде никогда не были вовлечены напрямую.
Осуществлявшаяся Афинами экспансия на материке и покорение ими Эгины будут рассмотрены в другой главе наст. тома50. С Эгиной поступили так же, как с Наксосом и Фасосом: эгинцы должны были срыть
48 Ср. с. 90 наст. тома.
49 Ср. с. 94 наст. тома.
50 Ср. гл. 5, π. П, в начале.


72
Глава 3
стены, отказаться от боевых кораблей и войти в состав Союза с обязанностью платить дань (Фукидид. 1.108.4); в 432 г. до н. э. эгинеты жаловались, что Афины не признают их автономию, обещанную либо по условиям договора, заключенного при вхождении в Союз, либо по условиям Тридцатилетнего мира 446/445 г. до н. э. (1.67.2 и далее; Фукидид, к сожалению, не сообщает подробностей)51. Согласно первым податным спискам, Эгана платила большую дань — 30 талантов в год. Члены блока являлись полными союзниками Афин (с обязанностью участвовать и в морских, и в сухопутных операциях. —А.З.), так что последние могли использовать союзные силы не только против Эганы (1.105.2), но и на материке (1.107.5; ср. ссылки на ионийцев: М—L: 36; Павсаний. V.10.4). Обычно считается, что материковые приобретения Афин не включались в состав Союза, а становились напрямую их подданными, однако есть основания думать, что в податном списке 452 г. до н. э. в испорченном тексте нужно восстановить название беотийского Орхомена52.
Война с персами продолжалась. Флот в составе 200 афинских и союзнических кораблей был отправлен к Кипру (у Фукидида об этом сказано мимоходом: 1.104.2). Несмотря на победу афинян при Евримедонте, Кипр по-прежнему оставался вне Делосского союза. Однажды в 460-х годах до н. э. Эфиальт заплыл во главе эскадры за Ласточкины острова; что же касается слов Плутарха в 15.2 жизнеописания Кимона, то из них вряд ли стоит делать вывод о том, что в 462 г. до н. э. под командой этого политика была совершена еще одна экспедиция на Кипр53. Впрочем, рассмотрение событий на Кипре и на этот раз оставим на будущее.
Ливийский царь Инар, спровоцировавший Египет на восстание против персов, обратился с призывом к отправившемуся к Кипру греческому флоту (в составе 200 кораблей; см. выше. — А.З), и было решено эту помощь оказать. В отличие от Кипра, Египет не был наполовину греческим, однако еще в УП и VI вв. греки часто сражались на стороне египетских царей и селились в Египте, и многие еще и в V в. до н. э. продолжали здесь жить;54 таким образом, данная операция могла представляться как продолжение войны с персами, для которой и был учрежден Делос- ский союз, а также как акт эллинской солидарности. Тот факт, что Египет производил большое количество зернового хлеба, также мог притягивать афинян и некоторых других членов Союза. Так что греки покинули Кипр и прибыли в Египет, где смогли установить контроль над нильской дельтой и большей частью Мемфиса, блокировав оставшуюся часть города (Фукидид. 1.104).
51 Ср. с. 470 насг. тома.
52 IG I3 260.IX.9, с комментарием Льюиса: Lewis 1981 (Е 41): 77, примеч. 43, а также его примечание к указанному месту этой надписи. См. также сноску 72 к гл. 5.
53 Именно это пытается доказывать Барнс: Bams 1953—1954 (Е 5). См. с. 94 наст, тома.
54 Ср.: КИДМ Ш.З: гл. ЗбЬ. Вопрос об афинской экспедиции в Египет в 450-х годах до н. э. кратко затронут также в: КИДМ IV: 334.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
73
Персы, как ранее фасосцы, попытались склонить спартанцев вторгнуться в Аттику для отвлечения афинских сил, но и на этот раз Спарта не предприняла никаких действий55. Персы, в свою очередь, отправили в Египет крупные силы под предводительством Мегабиза. Египтяне вместе с греками были сначала отброшены от Мемфиса, а затем окружены на Просопитиде, острове в южной части дельты, находящемся между двумя нильскими рукавами и соединяющем их каналом. Здесь они томились в осаде восемнадцать месяцев, пока персы не осушили канал и посуху не перешли на остров. «Так, после шести лет войны, эллины были уничтожены: лишь немногим удалось спастись, бежав через Ливию в Кирену, большинство же погибло». В это время из Афин и от других союзников на 50 кораблях прибыла смена (ничего не знавшая о случившемся. — А.3); их постигла та же участь (Фукидид. 1.109—110).
Фукидид по-прежнему не дает для этих событий хронологических указаний; переходя в своем рассказе от одной сферы деятельности к другой, историк не приводит никаких ссылок на время, и логично было бы предположить, что он вообще не представляет отдельные инциденты в хронологическом порядке, но ради простоты организовывает весь египетский эпизод в два повествовательных блока, и что эти события могли частично совпадать по времени с теми, которые происходили в Греции и о которых Фукидид также сообщает56. Тридцатилетний мир был заключен в 446/445 г. до н. э., а Пятилетнее перемирие между афинянами и пелопоннесцами — в 451 г. до н. э.; историк говорит, что это перемирие было заключено через три года после последней упомянутой им операции в материковой Греции — для этих трех лет не засвидетельствовано никаких боевых действий (1.112.1)57. К весне 453 г. до н. э. казна Союза была перенесена с Делоса в Афины (см. ниже); две надписи подтверждают участие самосцев в египетской кампании58, и, согласно Плутарху, именно самосцы предложили перенести казну [Аристид. 25.3): в связи с этим резонно предположить, что причиной переноса явился страх перед персидскими репрессалиями59, а окончание египетской операции датиро¬
55 Некоторые исследователи связывают с персидским посольством Мегабаза в Спарту некоего Артмия из Зелен, по поводу которого в IV в. до н. э. говорили, что он был афинским проксеном, объявленным афинянами вне закона по той причине, что он доставил в Пелопоннес персидское золото (Демосфен. IX.41—43; XIX.271; Эсхин. Ш.258; Динарх. П.24—25; ср.: Кратер FGrH 342 F 14 (декрет Кимона); Плутарх. Феллистокл. 6.4; Элий Аристид. П.392 Dindorf (декрет Фемистокла)). Миссию Артмия помещал в этот контекст, в частности, Бузольт, см.: Busolt 1893—1904 (А 12) П2: 653, примеч. 3, ΙΠ.1: 328, примеч. I, а еще раньше — Мейгс: Meiggs: 508—512; сообщения об этой миссии Хабихт считает фикцией, выдуманной в IV в. до н. э., см.: Habicht 1961 (С 40): 23—25.
56 Ср. обсуждение фукидидовской датировки Ш Мессенской войны в конце наст, тома, в хронологическом дополнении Nq 4.
57 Ср. в наст, томе гл. 5, π. П, в конце.
38 Надпись М—L 34 известна давно. Вторая надпись, опубликованная в 1972 г. (Dunst 1972 (С 129): 153—155, Nq XXIV), свидетельствует о присуждении Инаром некой награды Леокриту Самосскому, «командовавшему моряками союзников».
59 	Плутарх сообщает [Перикл. 12.1), что Перикла обвиняли за то, что он забрал с Делоса общие греческие деньги (несмотря на недостатки этих глав о Перикле, обсуждае¬


74
Глава 3
вать 454 г. до н. э. Мы не знаем точно, какую систему летоисчисления использует Фукидид, когда говорит о шести годах войны (в Египте; см. выше. — А.З.), но, вероятно, эта кампания началась в 459 г. до н. э. (см. также в конце наст, тома хронологические дополнения Nq 5—7).
Афинский список павших (М—L 33) перечисляет тех, кто погиб на «войне» на Кипре, в Египте, в Финикии, под Галиями (Галии — город в Арголиде. — А.З.), на Эгине и под Мегарами «в один и тот же год» — вероятно, имеется в виду год, который включает все события лета 459 г. до н. э.: кампания против Персии в Леванте и операции в Греции рассматриваются здесь как часть одной и той же войны. Если судить по Фукидиду, последние три пункта перечислены в хронологическом порядке60. Три первых пункта, судя по всему, также идут в хронологическом порядке: в начале сезона боевых действий имели место столкновения на Кипре; затем вооруженные силы были переброшены в Египет, а после того, как они там закрепились, был совершен рейд в Финикию (этот налёт не упоминается ни в одном из наших литературных источников)61.
Согласно Диодору, который не упоминает ни Кипр, ни Делосский союз, египетский поход был предпринят после того, как Инар направил посольство в Афины (XI.71.Т-6). Из текста Фукидида и из упомянутого списка павших ясно, что переброска флота с Кипра в Египет была осуществлена быстро: это наводит на мысль, что Инар обратился с призывом не в Афины, а непосредственно к войскам на Кипре, и что первоначальное решение отозваться на этот призыв могло быть принято командующим флотом немедленно (Ктесий. FGrH 688 F 14.36 называет его по имени — Харитимид; другими источниками это лицо не засвидетельствовано); не вызывает сомнений, что он должен был проконсультироваться с предводителями союзных флотилий.
По Фукидиду получается, что в Египет отправились все 250 кораблей, и финальный разгром постиг все корабельные команды; если так, то это была, конечно, настоящая катастрофа. Диодор сначала говорит о том, что афиняне проголосовали об отправке 300 триер (XI.71.5), а потом, чуть позже, — об отправке 200 (XI.74.3); египтяне и афиняне разбили первый персидский корпус в составе 300 тыс. воинов под командой Ахемена (74.1—4); затем Артабаз и Мегабиз набрали еще 300 тыс. воинов и 300 судов (75.1—2, 77.1; у Фукидида, 1.109.3—4, о кораблях вообще не говорится); а когда египтяне сдались, афиняне, согласно условиям перемирия, сожгли свои триеры, а сами отступили (77.3—5); ни о каких подкреплениях из Греции у Диодора не упоминается. В эпитоме сочинения Ктесия [FGrH
мые в работе: Andrewes 1978 (D 3): 1—5, данное обвинение может быть подлинным); кроме того, почти все исследователи согласны в том, что казна была перенесена непосредственно перед публикацией в 453 г. до н. э. первого податного списка. Впрочем, В. Притчетт выдвинул аргументы в пользу того, что перенос был осуществлен еще при жизни Аристда (Pritchett 1969 (Е 63); ср.: Плутарх. Аристид. 25.3), а Н. Робертсон — что в конце 460-х годов до н. э. (Robertson 1980 (Е 69): 112—119; ср.: Юстин. Ш.6.1-4).
60 Ср. гл. 5, π. П наст. тома.
61 См.: КИДМIV: 183.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
75
688 F 14.36—39) первоначальные силы греков состояли лишь из 40 кораблей; Ахемениды же имели 400 тыс. воинов (из коих уцелело 300 тыс.) и 80 боевых судов; Мегабиз взял 200 тыс. воинов и 300 кораблей; 6 тыс. греков выжили и были угнаны в Персию; и здесь ничего не говорится о греческом подкреплении. Те, кто считает катастрофу такого масштаба, какая вырисовывается из текста Фукидида, маловероятной, прельщаются сообщением Ктесия о 40 триерах и либо полагают, что в этом пункте прав именно он, а Фукидид ошибается, либо думают, что после первоначальной победы основная часть греческих кораблей отправилась восвояси62. Вполне может быть, что и эпитома Ктесия, и сообщения Диодора базируются на каком-то аутентичном материале, однако цифра в 6 тыс. греков, в конечном счете оставшихся в живых, указывает на флот, численность которого явно превышала 40 триер, и Диодор в этом пункте ближе к Фукидиду. Налет на Финикию показывает, что не все корабли оставались в Египте всё время, но нет никаких оснований думать, что расчеты Фукидида в своей основе ошибочны.
Сражаясь против персов в Леванте и против своих же собратьев-гре- ков у себя на родине, афиняне начали проявлять интерес также к Западному Средиземноморью. Одна надпись, по форме букв датируемая временем примерно до 445 г. до н. э.63, свидетельствует о заключении политического альянса между Афинами и Эгестой — элимским (неэллинским, но эллинизированным) городом северо-западной Сицилии [IG I3 11): прескрипция (вводная часть. — А.3) этого декрета включает имя афинского архонта, но в этом имени надежно разобрать можно только две последние буквы — ON. Публикаторы обычно датируют эту надпись 454/453 г. до н. э., основывая свое суждение на довольно зыбкой почве, а именно на том, что в XI.86.2 Диодор упоминает под этим годом какую-то войну на Сицилии, в которую была вовлечена Эгеста;64 в 458/457 г. до н. э. в Афинах архонтом был человек, чье имя имеет то же окончание, и
62 Против Фукидида: Westlake 1950 (Е 92); Salmon 1965 (Е 77): 151—158; за Фукидида: Libourel 1971 (Е 43); Meiggs: 473-476.
63 Хотя этот текст был датирован по имени архонта, данный способ датировки декретов не вошел в обычную афинскую практику вплоть до приблизительно 420 г. до н. э. Авторы ATL при работе с надписями, имеющими отношение к Союзу, исходят из ставшей уже стандартной доктрины, согласно которой формы букв бета, ро, сигма и фи, использовавшиеся в афинских надписях, около середины 5-го столетия претерпели изменения; эта доктрина стала объектом затяжной атаки со стороны Х.-Б. Маттингли, в длинной серии статей начиная с Е 44, Е 45, Е 47 — он понижает до 420-х хронологию многих текстов, которые обычно относят примерно к 450 г. до н. э.; однако авторы, изучавшие надписи, которые датированы достаточно надежно — Meiggs 1966 (С 145); Walbank 1974 (С 170, исправлено в 1978 (С 171)); cp.: Meritt, Wade-Gery 1962 и 1963 (С 152), показывают, что те тексты, которые могут быть датированы независимо, сами по себе, поддерживают, скорее, традиционную доктрину. В одной из работ в расчет принимаются не только эпиграфические особенности, но и лингвистические явления, что заставляет автора поддержать более поздние датировки, см.: Henry 1978 (С 134). Я буду исходить из предположения, что традиционная доктрина верна, но при этом стану специально отмечать случаи, когда приводимая мной дата основана именно на этой доктрине.
64 См. сноску 10 к гл. 7 насг изд.


76
Глава 3
эта дата дает нам более подходящий контекст для дополнительного расширения афинских геополитических интересов, нежели время, когда египетская кампания закончилась провалом, а боевые операции в самой Греции были приостановлены65. Мы не знаем, почему Афины создали свой первый альянс с западным городом именно в это время: возможно, именно Эгеста предложила дружбу Афинам, а те просто приняли предложение.
Шесть лет боевых действий в двух разных регионах принесли неоднозначные результаты. В Греции Эгина стала тем завоеванием, которое удалось удержать до конца существования Союза, однако другие свои захваты, какими бы широкими и впечатляющими они ни казались, Афины просто не в силах были защитить при согласованных действиях противников, так что в 446 г. до н. э. большинство этих приобретений были утеряны. В Египте многообещающее начало закончилось ужасным провалом, когда персы отправили сюда войска, значительно превосходившие силы Афин и их союзников. За альянсом с Эгестой должно было последовать установление иных контактов с Западом, а в конечном итоге всё это привело к катастрофической Сицилийской экспедиции 415— 413 гг. до н. э., которая даже в случае кратковременного успеха также не могла привести к продолжительным выгодам. В Эгеиде Афины могли доминировать даже при противодействии своих противников, поскольку море разделяло небольшие государства, и, пока афиняне держали в своих руках мощный флот, против них невозможно было собрать никакой значительной морской силы; и всё же в начале 450-х годов до н. э. они попытались вторгнуться в регионы, в которых одному городу-государству было гораздо трудней уверенно сохранять свое господство.
IV. 	Кризис середины столетия
Если судить по Фукидиду, египетская катастрофа особо не отрезвила афинян. Заключив в 451 г. до н. э. перемирие с пелопоннесцами, они вновь обратили внимание на Кипр, отправив туда 200 афинских и союзнических триер под командой Кимона, к тому времени возвратившегося из остракизма66. Из этого флота была выделена эскадра в 60 кораблей, которую отправили в Египет по просьбе Амиртея, «царя в болотах», продолжавшего оказывать сопротивление персам (ср.: Фукидид. 1.110.2). На Кипре был осажден Китий, и Кимон погиб в бою; силы Союза одержали
65 См.: Raubitschek 1944 (С 161): 10, примеч. 3 — в этой работе имя архонта 458/457 г. до н. э. читается как MJßpov; в М—L 37 имя восстанавливается так: Αάβρ]ον; в IGI3, в своем комментарии Вудхед поддерживает чтение Λά]β[ρ]ον, но сам текст оставляет без реконструкции. X. Матшнгли прочитывает здесь имя архонгга 418/417 г. до н. э. — Άντ]ιφδν, см.: Mattingly 1963 (Е 47): 267—270); эта датировка была поддержана в изд.: Smart 1972 (Е 83); Wick 1975 (С 176) и 1981 (С 177), а также, с новыми фотографиями, в: Chambers, Gallucci, Spanos. ZPE 83 (1990): 38-63.
66 О возвращении Кимона см. с. 102 наст. тома.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
77
Рис. 7. Фрагмент афинского декрета (IG I3 68 = М—L 68), касающегося подати, с рельефом, показывающим мешки с данью и сосуды. (Публ. по: B.D. Meritt Documents on Athenian Tribute (1937): 4, рис. 1.)
двойную победу на суше и на воде против финикийцев, киприотов и ки- ликийцев, однако затем были вынуждены ретироваться и с Кипра, и из Египта (1.112.1-4). Согласно Диодору (ХП.З—4), афиняне захватили Китий и Марион и осадили Саламин, тем самым подтолкнув персов к заключению Каллиева мира. После этого Кипр не фигурирует в греческой истории вплоть до последнего десятилетия этого века, хотя сохранение с Кипром контактов подтверждается археологически67. Наличие в дальнейшем деловых отношений между Египтом и Афинами подтверждается тем, что в 445/444 г. до н. э. Псамметих поставил Афинам в качестве дара партию зерна. Если этот египетский царь надеялся в будущем получить помощь против Персии, он просчитался68. В дальнейшем повествовании у Фукидида, вплоть до рассказа о Самосской войне 440—439 гг. до н. э., Делосский союз появляется только однажды: о восстании на Евбее в 446 г. до н. э., за которым последовало заключение в 446/445 г. до н. э. Тридцатилетнего мира, когда Союз был открыто признан афинским силовым блоком, рассказывается в связи с событиями в материковой Греции (1.114—115.1)69.
67 Ср.: САН VI2: гл. Ы. Чрезмерная уверенность в деле реконструкции истории Кипра V в. до н. э. характерна для работы: Maier 1985 (F 49).
68 Ср. в наст, томе гл. 4, π. П, в конце. О предложении еще раз направить помощь египтянам против персов см.: Плутарх. Перикл. 20.3; Busolt 1893—1904 (А 12): Ш.1: 500.
69 Ср. гл. 6, п. Ш насг. тома.


78
Глава 3
Вопреки молчанию Фукидида надписи показывают, что это были важные годы в истории Союза, что после провала в Египте Афины отошли, дабы, восстановив утраченные позиции, двинуться дальше, в сторону еще большей деспотии, требуя от союзников строгого выполнения взятых на себя обязательств.
После переноса союзной казны в Афины (см. выше) афиняне требовали 1/60 часть дани подносить богине Афине: эта квота вычислялась не из совокупной подати, но из индивидуальных платежей государств-членов, а с 453 г. до н. э. целая серия пронумерованных по годам списков этих подношений, в размере 1/60 от дани, была высечена на камне. Благодаря этому мы можем выяснить размер подати, уплачивавшейся членами Союза в отдельные годы; и, поскольку существовала тенденция перечислять государства одного региона вместе (усиленная решением от 443/442 г. до н. э. организовывать списки по пяти региональным категориям, а с начала 430-х — по четырем), там, где тексты достаточно хорошо сохранились, мы можем сделать вывод, какие государства и в какие годы не платили дани совсем70.
В нашем распоряжении имеется также несколько постановлений афинского Народного собрания, касающихся либо некоторых, либо всех членов Союза, а также определенное количество документов из ряда государств-членов. Афины начали публиковать государственные документы в большом количестве после реформы Эфиальта 462/461 г. до н. э.;71 и необходимо специально оговорить, что декреты, подлежащие нашему рассмотрению, — это постановления афинского Народного собрания, а не союзного Совета. Если бы этот орган продолжал существовать, мы могли бы ожидать по меньшей мере стандартизации весов, мер и монетной чеканки (М—L 45), а также решения о сборе подати (IG I3 34), принятого этим Советом: то, что говорится о Совете у Фукидида (в 1.96.2—97.1 и в Ш.10.5, 11.4), не способно пролить свет на судьбу этого органа, но было бы разумно сделать вывод о том, что после перемещения казны в Афины такие совещания, возможно, перестали собираться72.
Из самых ранних списков квот становится ясно, что в конце 450-х годов до н. э. в деле взимания подати наблюдалась значительная неравномерность73. Первый список, датированный 453 г. до н. э., совокупно с перечнем недоимок, выплаченных небольшими карийскими государсгва-
70 Новейшее издание списков этих подношений Афине в размере 1/60 от суммы дани, включающее новые фрагменты, обнаруженные в 1970-х: IG I3 259—290. Подробный регистр всех членов и их платежей опубликован в: ATL I: 215—460 (основан на текстах списков, помещенных в этом томе издания 1939 г.), а сводные таблицы — в: Meiggs: 538—561 (основаны на текстах в: ATL П). Рельеф, воспроизведенный в наст, томе на рис. 1, символизирует, как кажется, прибытие дани в Афины.
71 Ср. с. 108 наст. тома.
72 А. Джонс (Jones 1952/1953 (Е 38)) приводит доводы против этой точки зрения, а Д. Льюис в комментарии к надписи IG I3 64.9—11 сомневается, что в последней можно усматривать знак сохранения союзного Совета хоть в какой-то форме.
73 Всё, что мы говорим о самых ранних списках квот, в значительной степени опирается на неопубликованную работу Д. Льюиса.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
79
ми, перечисленными в первой колонке следующего списка (за 452 г. до н. э.), содержат в сумме около 155 записей; остальная часть списка за 452 г. имеет около 144 записей; список за 451 г. — около 143; список за 450 г. — около 152;74 список за 449 — около 163, а также дополнение с перечнем не только некоторых исполненных наконец полностью запоздалых платежей, но также и добавочных платежей примерно двадцати членов Союза, чьи первоначальные выплаты были неполными. Списки не сохранились целиком, но на основании дошедших фрагментов можно подсчитать вероятность того, что ни в одном из фрагментов не окажется названия государства-члена, которое было включено во все четыре первых списка, — она составляет 19 к 1000; весьма возможно, что некоторые государства, упоминающиеся позднее, не появляются в самых ранних списках либо потому, что тогда они еще поставляли корабли75, либо потому, что они были недовольны и отказывались выполнять союзнические обязательства по уплате денежных взносов76. К государствам, не обнаруживаемым в списках ранее четвертого (за 450 г. до н. э.), относятся Андрос, Кеос, Кос, Лебедос, Серифос, Теос; в этом, четвертом, списке засвидетельствовано всего девятнадцать государств, и не менее двадцати из тех, что появляются хотя бы в одном из первых трех списков, по всей видимости, в нем отсутствуют. Государства, не встречающиеся ранее пятого списка (за 449 г. до н. э.), — это Халкида, Кифнос, Эретрия, Наксос77, Парос, Сифнос, Тенос; и опять в списке за этот год впервые зафиксировано девятнадцать государств.
Имеются и прямые указания на возникшие проблемы. Афинский декрет об Эрифрах, при высечении которого на камне были использованы, судя по всему, более старые формы букв [IG I314 — свои выводы мы вынуждены делать на основе типографского факсимиле с утраченной копии утраченного камня), начинается с жертвоприношений на Панафинеях и продолжается записью правил для некоего совета из 120 человек, назначенных по жребию; в организации совета участвуют афинские надзиратели [эпископы) и начальник гарнизона, причем последний привлекается к делу выбора совета и в последующие годы; совет присягает на верность народу Эрифр и Афин, а также союзникам; тем, кто бежал к «ми- дийцам», не позволено возвращаться, а те, кто остался в Эрифрах, не
74 Если не принимать во внимание примерно 18 карийских государств, фигурирующих как запоздалые плательщики недоимок за 453 и 450 гг. до н. э., то первый (за 453 г.) и четвертый (за 450 г.) списки оказываются короче второго (за 452 г.) и третьего (за 451 г.) списков: 453 и 450 гг. до н. э. — это годы, когда Афины испытывали самые большие трудности в деле взимания дани.
75 West 1929/1930 (Е 91); ATL Ш: 267—268; Woodhead 1974 (Е 96) (Вудхэд, однако, высказывает предположение на с. 173—174, 177—178, что в некоторых случаях отсутствие того или иного государства-члена может объясняться просто плохой сохранностью документов).
76 Nesselhauf 1933 (Е 57): 10-13; Meiggs: 109-124 (cp.: Meiggs 1943 (Е 51): 28-31; 1963 (Е 52): 4-9).
77 Весьма маловероятно, что Наксос поставлял корабли: см. выше, с. 63, и ниже, с. 84-85.


80
Глава 3
должны подвергаться изгнанию; в определенных обстоятельствах некоторые люди должны быть изгнаны с территории всех государств, состоящих в афинском альянсе. Антиафинский режим в Эрифрах установился, по-видимому, с персидской помощью; затем Афины изменили этот режим на демократический. Здесь мы обнаруживаем Афины, посягающими на автономию восставшего союзника тем способом, к которому они часто прибегали начиная с середины столетия, но применение которого не зафиксировано для периода до конца 450-х годов до н. э.: способ этот заключался не просто в навязывании Афинами конституционного строя, но и в посылке в строптивые города временных надзирателей и постоянного гарнизона, в установлении ограничений для судебных органов союзного города и в распространении некоторых юридических постановлений на весь Союз, а также в требовании приносить пожертвования на афинский праздник Панафинеи78.
Некоторые публикаторы восстанавливают во второй строке декрета об Эрифрах имя афинского архонта 453/452 г. до н. э., но, учитывая то, что в то время официальные датировки по архонтату вообще были редки, нужно признать, что те следы букв, которые остались видны на факсимиле, не дают достаточных оснований для подобной реконструкции. Как бы то ни было, податная запись позволяет утверждать, что датировка этой надписи концом 450-х годов до н. э. вполне оправданна79. Эрифры не засвидетельствованы ни в одном из первых четырех списков квот (пожертвований Афине в количестве 1/60 части от внесенной дани. — А.З.); соседний с Эрифрами город Буфия появляется в первом списке (указание на внесенную сумму здесь утрачено), а также во втором (здесь дань доходит до трех талантов) (IG I3 259.v. 19; 260.Х.5): правдоподобным кажется допущение, что в 453 и 452 гг. до н. э. Эрифры бунтовали, а Буфия платила как одна из зависимых от них территорий, оставшихся при этом лояльными Афинам. Ни то, ни другое название (Эрифры и Буфия) не сохранились целиком ни в третьем, ни в четвертом списках (за 451 и 450 гг. до н. э.), хотя одно из них с высокой достоверностью восстанавливается в третьем, а может быть, и в четвертом. В пятом списке Эрифры и их соседи появляются вместе в основной части надписи (сумма внесенной
78 Думается, что фрагменты, опубликованные в IG I3 15, не являются частью того же текста. В одной надписи из Эрифр (DGE 701 = Hill. Sources1 В 116 = IEK 2) указан имущественный ценз для членов суда присяжных (строки А 13—18): это условие возможно, но не обязательно относится к конституции, установленной здесь Афинами; публикаторы IEK учитывают эту возможность на с. 25—26, однако предпочитают датировать надпись време нем до афинской интервенции.
79 X. Матшнгли первоначально склонялся к более поздней дате (Mattingly 1963 (Е 47): 271, примеч. 69), но впоследствии он переменил свое мнение (Е 49: 206—207); более раннюю дату предпочитают авторы следующих работ: Highby 1936 (Е 35), прежде всего с. 33—35; Ассате 1952 (С 114): 119—123. Weiwei 1986 (Е 90) — этот исследователь настаивает, что слова демос, «народ», и плетхос, «масса», в таких текстах, как IG I314, совсем необязательно предполагают демократию, и доказывает, что, когда в середине V в. до н. э. афиняне вмешивались в конституцию какого-нибудь из своих союзников, они делали это отнюдь не из идеологических соображений.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
81
подати утрачена), но Эрифры могли сначала заплатить меньше установленной им дани, поскольку позднее они внесли более 8,5 талантов в качестве дополнительной подати (соответствующая запись фигурирует в дополнительной части той же надписи. — А.3) [IG I3 263.Ü. 13—17, v.3).
Что касается обязанности Эрифр делать подношения на Панафинеи, то она, возможно, не казалась чем-то экстраординарным, поскольку Эрифры — это ионийский город в узком смысле этого слова (дело в том, что ионийцами иногда называют всех греков малоазийского побережья. — А.3)\ вскоре, однако, это требование было распространено на всех членов Союза [IG I3 34.41—43, надпись от 447 г. до н. э.). Имеется еще один признак того, что Афины заняли место Делоса не только в качестве финансового, но и в качестве религиозного центра Союза: около середины столетия культы Афины и Иона с его сыновьями были учреждены в союзных городах, вероятно, на конфискованных земельных участках80. Также обнаруживаются перемены в словоупотреблении при ссылках на союзников. Если декрет об Эрифрах призывает к сохранению верности Афинам и союзникам в такой формулировке, которая вполне могла использоваться с самого начала существования Союза (за исключением того, что до реформ Эфиальта 462/461 г. до н. э. в подобных призывах вряд ли подчеркивалась роль народной массы — гиетхос), то позднее акцент, похоже, делался на «Афинском союзе». Прежняя фразеология никогда не выходила из употребления полностью (cp.: IG I3 101.9—11, надпись от 409 г. до н. э.), но вскоре наряду с ней в практику вошли и более, так сказать, собственнические формулировки, с клятвами верности непосредственно Афинам (см., напр.: IG I3 37.43-48 и 40.21—32, 447-445 гг. до н. э.) и с такими фразами, как «города, которыми управляют Афины» (реконструирована в: IG I3 19.8—9, 27.14—15, надпись от примерно 450/ 449 г. до н. э.)81.
В отношении Милета мы располагаем несколькими свидетельствами. Псевдо-Ксенофонт [Афинская полития. 3.11) говорит, что афиняне однажды взяли в этом городе сторону благородных, но те очень скоро отложились и свергли демос. Милетский декрет неустановленной даты812*, начало которого утеряно, объявляет вне закона и подвергает изгнанию некоторых лиц и их отпрысков (М—L 43); другой милетский декрет, изданный, скорее всего, в 435/434 г. до н. э., отражает, как кажется, демократический строй, сконструированный по афинской модели82. В одном афинском декрете о Милете [IG Р 21) речь идет о судебных делах и о создании здесь коллегии из пяти афинян, которые должны были работать наряду
80 Barron 1964 (Е 7); 1983 (Е 8).
81 Особенности словоупотребления, выражающего отношения между старшим и младшими партнерами в политических альянсах, исследуются в изд.: Pistorius 1985 (А 98; о формулах официальных документов см. здесь с. 8—77).
81а Мейгз и Льюис датируют этот декрет между 470 и 440 гг. до н. э. — А.З.
82 Опубликовано в: Herrmann 1970 (Е 34) — автор датирует этот декрет 437/436 г. до н. э. на основе Milet I. Ш 122.90; более поздняя датировка обосновывается в изд.: Cavaignac 1924(С11): 311-314.


82
Глава 3
с различными милетскими должностными лицами: эта надпись имеет старые формы букв; вероятно, во вводной части документа данное событие датировалось по архонту Евфину (Είίθυνος или, возможно, Εύθύνους, как в РА 5659), и не вызывает сомнений, что этот архонтат упоминается в декрете дважды. В некоторых литературных текстах архонты 450/449, 431/430 и 426/425 гг. до н. э. названы именем Евфидем (Диодор. ХП.3.1, 38.1, 58.1; ср.: Афиней. V.217A, 218В), однако другие тексты, в том числе одна надпись того времени, называет архонтом 426/425 г. до н. э. Евфина (Ευθυνος/Εύθύνους) (IG I3 369.5): не исключено, что подобную же ошибку Диодор совершил и в отношении архонта 450/449 г. до н. э., и тогда, возможно, вышеназванный афинский декрет (о назначении коллегии пяти афинян в Милете. — А.3.) нужно датировать именно этим годом83.
Вопрос о регистрации дани усложнился благодаря впервые опубликованному в 1972 г. новому фрагменту первого списка квот84. В надписи IG I3 259.VI. 19—23 речь идет о милетянах с Лероса и из Тихиусс (Лерое — остров в Эгейском море из группы Южных Спорадов, исторически был связан с Милетом; Тихиусса — укрепленный пункт на территории Милета; сам Милет как плательщик фороса в этой надписи не упоминается. — А.3.). Это было интерпретировано в том же духе, как и в случае с Буфией (см. выше), и была высказана догадка, что сам Милет в 453 г. до н. э. дань не платил, в соответствии с чем раздел Ш.18—20 нового фрагмента был реконструирован как единая трехстрочная запись (запись об одном плательщике, расположенная в трех строках. — А.З.): Νεοπο<λΤται έκ> I Μιλέ<το έν Λευκοι> | Άκρ<οτερίο>ι: ННН;Ш однако вполне правдоподобно можно обосновать и то, что здесь лучше выделять не одну, а три отдельные записи о трех самостоятельных плательщиках, из коих второй — это милетяне: Μιλέ<σιοι: —>85. Во втором списке ни о каких милетянах очевидного упоминания не сохранилось, но в IG I3 260.Ш.2 весьма вероятна реконструкция: Μιλέ<σιο>ι έ<κ —>86. В третьем списке есть запись о Μιλέ<σιοι>, хотя цифра с указанием внесенной ими квоты утрачена (IG I3 261.ii.28). В четвертом списке запись о милетянах не сохранилась. В пятом списке Милет назван среди тех, чей полный платеж поступил с опозданием (IG I3 263.V.18); похоже, в 446 г. до н. э. город ничего не платил; в 442-м и позднее он платил половину той дани, которую внес в 449 г. до н. э. Общепринятая точка зрения состоит в том, что Милет дважды пытался взбунтоваться: после первого восстания, которое пришлось на ко¬
83 Первым датировку 426/425 г. до н. э. поддержал X. Матшнгли (Mattingly 1961 (Е 44): 174—181); в другой работе (С 144: 117) он высказывается в пользу более поздней даты для декрета, опубликованного П. Херрманном (см. предыдущую сноску).
84 Meritt 1972 (С 150).
843 ННН = 300. Аттическая система числительных носила акрофонический характер: в качестве цифры бралась первая буква того слова, которое это числительное обозначало, напр.: Η (Λεκατόν) = 100. — A3.
85 Pierart 1974 (E 60).
86 Чтение <Σερμυλ>ιε~<ς> (т. е. «жители города Сермилы». — A3.), представленное в издании этой надписи в IG Р, вряд ли является правильным, поскольку указание на сермилий- цев с большей уверенностью можно обнаружить в том же списке — в 5-й строке колонки IX.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
83
нец 450-х, Афины продолжали терпеть здесь олигархическое правление; после второго мятежа, случившегося в 440-х, в Милете был установлен демократический режим, но сумма подати сокращена. Впрочем, афинский декрет о Милете более уже не воспринимается как несовместимый с демократической конституцией;87 также выдвинута гипотеза, согласно которой имело место лишь одно восстание, в 450-х годах до н. э., после которого и была установлена демократия88. Сейчас ситуация в Милете представляется нам следующим образом: какая-то попытка отпадения от Афин могла иметь место ок. 450 г. до н. э., но не ранее; а данные податных записей не могут исключить однозначно вероятность второго восстания в 440-х; мы не можем сказать, по какому случаю афиняне ввели в Милете демократический строй.
Как бы то ни было, сейчас понятно, что факт внесения в какой-либо отдельно взятый год самостоятельного платежа какой-либо зависимой общиной еще не доказывает, что главная община в этот год отказалась платить. В 1974 г. был опубликован новый фрагмент второго списка, из которого мы смогли узнать о двух общинах фокейцев:89 непосредственно за фразой «Φοκοκες παρα <>ε<.>κο» следует слово «Φοκαιες» [IG I3 260. viii.7—8; 9). В 450 г. до н. э. были внесены платежи островом Кеосом и отдельно полисом Коресия, однако в 449-м и позднее делался единый платеж от всего Кеоса, причем он превышал суммарную величину двух отдельных взносов 450 г. до н. э. [IG I3 262.V.21, i.21; 263.iv.21). Также и отсутствие в списках — в том виде, в каком они дошли до нас — того или иного города отнюдь не всегда означает, что этот последний, выражая недовольство, отказался платить. Так, например, упоминание Сигея мы впервые встречаем в податном списке за 449 г. до н. э. [IG I3 263.iv.25), но в нашем распоряжении имеется афинский декрет 451/450 г. до н. э. [IG I3 17), в котором этот город хвалится за его лояльность, видимо, из-за того, что он устоял под давлением персов и/или своих соседей, склонявших его к предательству.
Хотя выяснение вопроса об отступниках — трудная исследовательская задача (за исключением тех очевидных случаев, когда Афины осуществляли прямую интервенцию) и хотя мы должны по-прежнему допускать возможность того, что примерно в конце 450-х годов до н. э. некоторые члены Союза перешли от поставки кораблей к денежным выплатам, од¬
87 Просетайры, религиозные должностные лица, обнаруживаемые в одном милетском священном законе 450/449 г. до н. э. (SIC 57) и еще ранее восстановленные (т. е. реконструированные современными эпиграфистами. — А.3) в одной афинской надписи (IG I3 21.7), были проигнорированы в работе: Bradeen and McGregor 1973 (С 121): 24—70. Детали милетской демократической конституции изучены в работе Pierart 1983 и 1985 (Е 61); вывод автора — она не была сделана под копирку с афинской конституции.
88 Gehrke 1980 (Е 31). Другая попытка согласовать данные источников предпринята в изд.: Robertson 1987 (Е 70). Согласно этому автору, в 450-х годах до н. э. в Милете возникла внутренняя смута и граждане разделились; Афины тогда поддержали олигархов в городе и позволили им установить контроль над сельской местностью; в 440-х годах до н. э. произошло восстание милетян, после чего афиняне навязали последним демократию.
89 Camp 1974 (С 124): 314-318, Na I.


84
Глава 3
нако очевидно, что именно на эти годы приходится значительное количество нарушений союзнического долга и что Афины, дабы справиться с этой бедой и сократить риск отложения союзников в будущем, начали предпринимать определенные шаги, вторгаясь при этом в ту зону, которая прежде считалась сферой внутренней свободы государств-членов.
Плутарх пишет об отправке Периклом клерухов (поселенцев, которые в отличие от стойкое, «колонистов», посылались не для основания полностью независимого нового государства, но должны были на новом месте сохранить определенные связи с Афинами90) на Херсонес, Наксос, Андрос и во Фракию, а также других людей в Италию для восстановления Сибариса (под новым названием — Фурии), причем во всех этих случаях он руководствовался желанием освободить свой город от ничем не занятой праздной толпы и одновременно помочь беднякам, заодно разместив гарнизоны подле союзников, дабы держать тех под наблюдением и не допустить измены с их стороны [Перикл. 11.5—6). Городская безработица вряд ли являлась серьезной проблемой Афин середины V в. до н. э., но клерухии и в самом деле обеспечивали афинских граждан землей за счет союзников и выполняли роль неофициальных гарнизонов: по всей видимости, клерухии выводились на территорию тех государств-членов, которые спровоцировали афинское вмешательство. Диодор упоминает клерухии на Херсонесе, Евбее и Наксосе (XI.88.3): его датировка — 453/ 452 г. до н. э.; это его последнее упоминание об Афинах в кн. XI; основание поселений на Евбее и Наксосе приписывается Толмиду, который погиб при Коронее в 447/446 г. до н. э. (ХП.6.2).
И здесь опять исследователю могут помочь податные записи. Карист, город на Евбее, платил 12 талантов в 453 г. до н. э. [IG I3 259.ii.16 — часть нового фрагмента), но только lxh талантов в 450 г. до н. э. [IG I3 262.1.23) и всего лишь 5 — в 449 г. до н. э. [IG I3 263.iv.26) и позднее. Уменьшение суммы дани отражает, видимо, сокращение возможности платить, из чего можно заключить, что клерухия была выведена сюда в 453/452 или в 452/451 г. до н. э., а дальнейшее уменьшение подати, пришедшееся на 449 г. до н. э., было осуществлено в ответ на жалобу по поводу того, что первоначальное снижение оказалось недостаточным91. Андрос впервые появляется в списке квот за 450 г. до н. э., с суммой дани в 12 талантов [IG I3 262.1.19), но в 449-м [IG I3 263.iv.22) и в последующие годы он платил только 6 талантов, из чего можно сделать вывод, что клерухи были отправлены сюда в 450 г. до н. э., с учетом чего андросская подать и была уменьшена. Контроль над Наксосом был восстановлен, вероятно, в 449 г. до н. э., но в списках он впервые явно зафиксирован в 447-м [IG I3 263. iv.35; 264.iii.25) с форосам в 62/з таланта, что является, на удивление, маленькой суммой для такого крупного и богатого острова. Маловероятно, что после своей первой попытки отложения он продолжал поставлять
90 Об отличиях между клерухиями и колониями см.: Brunt 1966 (Е 13): 71—82.
91 Такая последовательность событий восстанавливается в изд.: Erxleben 1975 (Е 23):
85-87.


Делосский союз до 449 г. до н. э.
85
корабли92, так что не исключено, что около середины столетия здесь случились новые волнения, за которыми последовало выведение клерухии, упоминаемой Плутархом, и уменьшение фороса до уровня, зафиксированного для 447 г. до н. э. Поселения на Херсонесе и во Фракии не могут быть датированы таким ранним временем93, а основание Фурий — предприятие совершенно иного рода;94 похоже, что афинская политика размещения клерухий у строптивых союзников началась с Евбеи, Андроса и Наксоса в конце 450-х годов до н. э.95.
Было доказано, что, хотя афиняне поначалу не претендовали на создание империи, с самых первых лет существования Делосского союза они принимали такие решения, которые преследовали собственно афинские интересы не в меньшей степени, чем задачу изгнания персов из греческого мира, и при этом всеми силами старались упрочить свои позиции внутри Союза. Демократический режим, возникший при Эфиальте, пытался продолжать войну против Персии, теперь на территории Кипра и Египта, и в то же самое время расширять афинскую власть в самой Элладе; однако попытка вырвать Египет из персидских рук закончилась провалом, а достижения в Греции оказались весьма призрачными. После поражения в Египте Афины должны были совладать с восстаниями союзников, чью обязанность сохранения лояльности себе они даже не считали необходимым обсуждать: подавляя эти мятежи, они грубо вторгались в те сферы жизнедеятельности, в которых свобода и независимость союзников прежде не нарушались, и осуществляли свою гегемонию способами, показывавшими, что Афины начали воспринимать Делосский союз не как свободный альянс, но как державу, которую они могут использовать по своему усмотрению. Эта трансформация Союза достигла кульминации одновременно с отказом от его изначальной цели — войны против Персии, но это уже тема другой главы96.
92 Ср. выше, сноска 77.
93 Ср. с. 171 наст. тома.
94 Ср. с. 189—191 наст. тома.
95 Вопрос о ранних клерухиях обсуждается в изд.: Meiggs: 121—124 (ср.: Meiggs 1943
(Е 51): 31—33, а также: 1963 (Е 52): 8—9). 96 См. гл. 6, π. I насг. тома.


Глава 4
П.-Дж. Родс
АФИНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ*
I. 	Афины после Персидских войн
У нас не очень много источников по внешней истории греческих городов в период между Персидскими войнами и Пелопоннесской войной; еще меньше — по внутренней истории греческих городов, причем это верно даже в отношении Афин. Фукидид сообщает информацию, связанную с Фемистоклом: о его конфликте со спартанцами по поводу восстановления афинских стен (1.90—92), а также о его остракизме и бегстве к персам (1.135—138). В «Афинской политии» рассказывается о периоде «хорошего правления», когда в государственных делах доминировал Ареопаг (23.1— 2); также о лидерстве Фемисгокла и Аристида, об основании Делосского союза и о тех главных условиях, при которых афинский демос мог зарабатывать себе на пропитание (τροφή) (23.2—24); затем следует сообщение об атаке Эфиальта на Ареопаг и (возможно, это вкрапление в оригинальный текст) анекдот, связывающий Фемисгокла с этой атакой (25). Единственным вождем аристократов был Кимон, а государственный строй стал более «дряблым» (26.1); в 450-х годах до н. э. должность архонта стала доступной также и зевгитам (третьему имущественному классу из четырех), были вновь учреждены так называемые судьи по демам («δι- καστα! κατα δήμους»), а также принят закон Перикла, согласно которому гражданскими правами могли обладать только те лица, у которых оба родителя были афинскими гражданами (26.2—4); Перикл продолжил атаку на Ареопаг и прилагал много усилий к тому, чтобы морская мощь Афин всё более возрастала; соперничая в щедрости с Кимоном, обладавшим огромным личным состоянием, он использовал государственные средства для введения жалованья судьям (27). У Корнелия Непота имеются краткие жизнеописания Фемисгокла, Аристида и Кимона, у Плутарха — более длинные биографии, посвященные этим трем, а сверх того —
* Текст, легший в основу этой главы, был создан в основных чертах в 1970—1980 гг.; здесь я добавил ссылки на некоторые важные работы, появившиеся позднее. Большинство тем, затрагиваемых в этой главе, более подробно рассмотрено в изд.: Rhodes 1981 (С 83).


Афинская революция
87
Периклу. Рассказав о деятельности Фемистокла в Афинах после Персидских войн [Фемистокл. 20—22.3), Плутарх с подробностями пишет о его падении и бегстве в Азию (22.4—31.3). У этого же писателя Аристид предлагает расширение демократии и выслушивает — по решению афинян — Фемистокла, объявившего, что он хочет дать спасительный для народа совет, который, однако, не подлежит огласке [Аристид. 22); организовывает Делосский союз (23—25.3); в конце своей жизни с достоинством переносит бедность и отказывается присоединиться к нападкам на Фемистокла (25.3—27). В жизнеописании Кимона рассказывается, как тот использовал свое богатство в политических целях и придерживался консервативной линии [Кимон. 10); командовал вооруженными силами Делосского союза, пока не угодил под суд после Фасосской войны (6—9, 11—14); сталкивался с Эфиальтом по вопросу о поддержке Спарты и о полномочиях Ареопага, подвергался остракизму (15—17.3); неудачно пытался вернуться, приняв участие в сражении при Танагре, и умер во время последней кампании на Кипре (17.4—19). В биографии Перикла рассказывается, как последний избрал демократическую линию в политике, используя введение платы судьям в противовес щедрости Кимона, и присоединился к нападкам на Ареопаг (7, 9); здесь упоминается также история о том, как Кимон пытался принять участие в битве при Танагре, за чем следует отступление о предъявлении Периклом судебного иска к Кимону и опровержение слуха о том, что именно Перикл мог быть убийцей Эфиальта (10.6-8).
Фемистокла, создателя нового афинского флота и человека, ответственного за решение принять бой у Саламина1, после 480 г. до н. э. мы уже не видим во главе военно-морских сил — в 479-м командующим является Ксантипп, в 478-м — Аристид, а затем — Кимон. Фемистокл и Кимон могли считаться соперниками по многим вопросам. Фемистокл был ответствен за перестройку афинских стен после Персидских войн, осуществленную вопреки спартанским протестам; имеются и другие рассказы о том, как он вошел в конфликт со Спартой, несмотря на то, что в 480/479 г. до н. э. его здесь принимали так, как ни одного другого иноземца (Геродот. УШ. 124—125); Кимон же нарек своего сына, родившегося в 470-х годах до н. э., Лакедемонием2 и горел желанием помочь спартанцам во время Ш Мессенской войны. Эти два человека по-разному относились к недавней афинской истории. Изгнание тирана Гиппия в 510 г. до н. э. случилось благодаря Алкмеонидам и Спарте: проспартански настроенный Кимон женился ок. 480 г. до н. э. на представительнице рода Алкмеонидов, и, судя по всему, ему доставлял удовольствие тот факт, что именно последние вместе с лакедемонянами были причиной указанного изгнания; при этом Фукидид, его родственник, отвергает веру афинян в то, что тиранию свергли Гармодий и Аристогитон, убившие в 514 г. до н. э. Гиппарха (который, по уверению Фукидида, на тот момент ти¬
1 Ср.: КИДМIV: 627-628, 681-682.
2 Обоснование датировки: Davies 1971 (L 27): 305.


Глава 4
раном не был. —А.3.) (1.20.2; VI.54—59), а эпиграмма на базе новой статуи в честь тираноубийц, установленной в 477/476 г. до н. э. взамен той, которую похитили персы, была написана Симонидом, другом Фемистокла (дело в том, что Кимон и Фемистокл — соперники, практически враги, поэтому и историю они трактуют по-разному: если для Кимона ниспровергателями тирании были спартанцы и Алкмеониды, то для Фемистокла — Гармодий и Аристогитон. — A3.)3. В древности также существовал спор о том, благодаря чему Афины спаслись от персидской угрозы: благодаря главным образом победе при Марафоне, одержанной сухопутным войском под предводительством Мильтиада, отца Кимона, или всё же благодаря победе при Саламине, одержанной флотом под командой Фемистокла4. Будучи человеком хитроумным, Фемистокл смог удачно истолковать дельфийский оракул, дабы убедить всех принять бой у Са- ламина, Плутарх же рассказывает несколько историй, в которых Фемистокла превзошел в уме Кимон {Кимон. 5.1,9), и именно последний истолковал дельфийский оракул, повелевавший афинянам вернуть на родину кости Тесея, и затем разыскал и перенес мощи этого героя со Скироса5. Благодаря Фемистоклу после войны были восстановлены городские стены, однако трофеи, добытые Кимоном при Евримедонте, позволили оплатить расходы на постройку южной стены Акрополя (Плутарх. Кимон. 13.5) и в чем были убеждены все, прочие публичные работы6.
После 479 г. до н. э. мы уже ничего не слышим о Ксантиппе: поскольку его сын Перикл был хорегом у Эсхила в 472-м, он (Ксантипп), по всей видимости, уже умер к тому времени. Аристид был тогда еще жив, но трудно сказать, где именно он находился. Согласно основной литератур¬
3 Об окончании тирании в Афинах см.: КИДМIV: 363—Збб; о защитниках претензий Алкмеонидов, с одной стороны, и Гармодия с Арисгогитоном — с другой, на роль ниспровергателей тирании см.: Podlecki 1966 (D 69).
4 Платон. Законы. IV, 707b4—с7; Fomara 1966 (D 28): 51—53; см. также ниже, с. 92 наст, тома, о «Персах» Эсхила. Что касается надписи М—L 26, то новый каменный блок, содержащий дополнительные стихи того же эпиграфического памятника, сделал устаревшими все описания этой надписи, появившиеся до 1988 г. (т. е. до даты, когда стала известна эта эпиграфическая находка; П. Родс имеет здесь в виду надпись: IG I3 503/504; первая публикация о находке: Matthaiou А.Р. Νέος λίθος του μνεμείου με τα επιγράμματα για τους Περσικούς πολέμους Ц Horos. 1988. 6: 118—120; камень и текст обсуждаются в изд.: Matthaiou А.Р. ‘Αθηναί οισι τεταγμένοισι εν τεμένεϊ Ήρακλέος (Hdt. VI. 108.1) //Herodotus and His World: Essays from a Conference in Memory of George Fonest / Ed. by P. Derow, and R. Parker. Oxford: Oxford University Press, 2003: 194—200; Petrovic A. Kommentar zu den simonideischen Versinschriften. Leiden; Boston: Brill, 2007 (Mnemosyne, bibliotheca classica Batava. Suppi., 282): 158—177, особенно 165—167. — А.З.).
5 См.: Podlecki 1971 (D 70).
6 Напр., что касается Кимона, Тесейон, т. е. святилище Тесея с храмом, возведенное для помещения туда костей данною героя (об этом см.: Barron 1972 (I 9)), Расписной портик (иначе Стоя Пойкиле) (Thompson, Wycherley 1972 (I 166): 90—94; ср.: Плутарх. Кимон. 4.6—7), а также Телесгерий (место посвящения в Элевсинские таинства) и другие сооружения в Элевсине, появившиеся сразу после Персидских войн (см., напр.: Mylonas 1962 (К 66): 107—113), — всё это приписывается именно Кимону, хотя прямых свидетельств для данного вывода нет (Shear 1982 (1 151) — автор датирует «Кимонов» Телесгерий 480-ми годами до н. э.). Что же касается Фемистокла, то благодаря ему был построен храм Артемиде Арис-


Афинская революция
89
ной традиции, он был извечным соперником Фемистокла, слыл сторонником аристократии и честным человеком, тогда как Фемистокл был известным поборником демократии и прославился хитростью, Плутарх к тому же превращает Аристида еще и в товарища Кимона [Кимон. 5.6, 10.8), хотя сохранились следы альтернативной версии, помещавшей Аристида в послевоенный период на сторону Фемистокла: в истории о городских стенах и в других историях, связанных с последним, Аристид выступает как его наперсник; в «Афинской политии» (23.2—24) Аристид — партнер Фемистокла и основатель Делосского союза, гарантировавший τροφή («пропитание») афинскому демосу, а у Плутарха [Аристид. 25.10) он не принимает участие в последней атаке на Фемистокла, хотя тот был ответствен за его остракизм; в резюме к исторической части «Афинской политии» (41.2) Аристид представлен как предшественник Эфиальта в деле продвижения демократии, Плутарх [Аристид. 22.1) приписывает ему авторство послевоенного декрета, благодаря которому конституция стала «общей», а архонтов начали избирать из всех афинских граждан. До войны с Ксерксом Аристид был соперником Фемистокла;7 после того, как Аристид организовал Делосский союз, нет никаких свидетельств о его дальнейшей вовлеченности в государственные дела, и тексты, связывающие его скорее с Фемистоклом, нежели с Кимоном, более обстоятельны и заслуживают большего доверия.
За исключением Плутарховой атрибуции демократических реформ Аристиду, не встречающейся у других древних авторов и, несомненно, фиктивной, нет никаких доказательств того, что в 470-х годах до н. э. актуальным был вопрос о том, каким именно образом Афинское государство должно управляться. «Афинская политая» (23.1—2) говорит о периоде господства Ареопага, утверждая, что основано оно было не на каком- то официальном постановлении, но исключительно на большом авторитете этого органа. Данное доминирование должно было возникнуть также и из соперничества, начавшегося еще во времена Персидских войн: Плутарх [Фемистокл. 10.6—7) приводит одновременно и рассказ из «Афинской политии» о том, как во время эвакуации перед Саламинским сражением, когда стратеги были в растерянности, Ареопаг обеспечил граждан деньгами, и альтернативную версию Клидема [FGrH 323 F 21) о том, что деньги нашел Фемистокл, тщательно досматривая поклажу, которую люди собирались забрать с собой. Вероятно, «Афинская политая» сохранила изначальную версию истории с деньгами, с помощью которой противники Фемистокла пытались приписать Ареопагу определенную заслугу за успех при Саламине, а версия Клидема является ответом, восстанав¬
тобуле (Travlos 1971 (I 171): 121—123; ср.: Плутарх. Фемистокл. 22.2—3; О злокозненности Геродота. 869 D), Телестерий в Филе (Плутарх. Фемистокл. 1.4) и, возможно, проведены некоторые работы в Одеоне (Витрувий. 06 архитектуре. V.9.1, с комментариями: Davison 1958 (К 21): 33-42 и 1962 (К 22) (= Davison 1968 (J 20): 48-69); но в изд: Travlos 1971 (1171): 387 — Фемистокл не упоминается).
7 	Ср.: КИДМТУ: 413.


90
Глава 4
ливающим честь Фемистокла8. В 470-х годах до н. э. большинство членов Ареопага — это люди, занимавшие должность архонта уже после падения тирании путем прямых выборов из представителей двух высших имущественных классов9, а в таком случае совет Ареопага в тот период должен был являться собранием довольно известных афинян. Он сохранил за собой судебные полномочия, имевшие политическое значение, и, возможно, — на чем мы не можем настаивать, поскольку у нас нет прямых свидетельств — при определенных обстоятельствах обсуждал вопросы, затрагивавшие государственные интересы, давал советы должностным лицам, Совету пятисот и Народному собранию. Впрочем, не было никаких причин для того, чтобы в 470-х годах до н. э. Ареопаг обладал большей властью, нежели в 480-х, а легенда о некоем периоде господства данного органа была, возможно, сконструирована позднее при помощи саламинской истории, когда всем было хорошо известно, что Эфиальт положил конец политическому влиянию Ареопага: это предание, судя по всему, было призвано объяснить необходимость подобной реформы. Фемистокл и Кимон соперничали друг с другом, придерживаясь различных взглядов и на недавнюю афинскую историю, и на то, какую внешнюю политику должен был проводить их город. Соперничество завершилось остракизмом Фемистокла и последовавшим затем обвинением его в медизме (т. е. в предательском пособничестве персам). Историю бегства последнего рассказывает Фукидид (1.135—138) и с вариациями и риторическими прикрасами повторяют многие позднейшие авторы. Согласно Фукидиду, подвергшийся остракизму Фемистокл поселился в Аргосе и оттуда посещал разные места в Пелопоннесе; после смерти Павсания спартанцы отправили вестников в Афины, заявив через них, что в медизме были виновны оба мужа; узнав об этом, Фемистокл бежал из Аргоса (Фукидид не упоминает о том, что Фемистоклу в Афинах в его отсутствие был предъявлен иск: согласно Кратеру, FGrH 342 F 11, обвинителем выступил некий Алкмеонид). Сначала беглец отправился на запад, на Керкиру, а оттуда — в Эпир; Адмет, царь молоссов, либо отказался выдавать его преследователям, либо позволил ему остаться, после чего переправил через северную Грецию в Пидну. Там Фемистокл сел на корабль и отправился в Малую Азию, держа в тайне свое имя, однако шторм отнес корабль к Наксосу, который как раз в это время осаждали афиняне. Фемистокл открылся капитану и смог уговорить не выдавать его; тот не стал причаливать к берегу и встал на якорь, а затем доставил важного беглеца в Эфес целым и невредимым. Фемистокл написал Артаксерксу, недавно наследовавшему престол Ксеркса, и начал изучать персидский
8 По всей видимости, именно эти две версии лежат в основе следующих друг за другом примеров, приведенных Аристотелем в «Политике» (V, 1304а17—24); «Афинская политая» решает указанную проблему тем, что отводит на господство Ареопага короткий промежуток времени, а развитие Делосского союза, давшее преимущество Афинам, считает долгосрочным результатом победы при Саламине (демократическая версия данной истории при этом заглушается).
9 Ср.: КИДМIV: 386-387.


Афинская революция
91
язык; через год он отправился к Великому Царю, так что муж, столь поспособствовавший отражению персидского вторжения в 480 г. до н. э., остаток своих дней провел в качестве почетного пенсионера у персов. Забавно, что до момента прибытия Фемистокла в Малую Азию его приверженность персам не подтверждается ни одним надежным источником и вообще выглядит маловероятной.
Хронология бегства Фемистокла является предметом бесконечных дискуссий10.
Последний раз мы застаем его в Афинах весной 476 г. до н. э. исполняющим должность хорега (Плутарх. Фемистокл. 5.5), в Олимпии же он появился, по всей видимости, летом того же года (Плутарх. Фемистокл. 5.4,17.4; ср.: Элиан. Пестрые рассказы. ХШ.43; Павсаний. УШ.50.3). Самая надежно датируемая деталь в истории его бегства — это встреча с персидским царем, Артаксерксом, взошедшим на престол в 465 г. до н. э.;11 у Эфора и других позднейших писателей Фемистокл прибывает не к Артаксерксу, а к его предшественнику — к Ксерксу, царю, разгромленному им в 480 г. до н. э., однако Корнелий Непот [Фемистокл. 9.1) и Плутарх [Фемистокл. 27.1—2) обоснованно предпочитают не столь драматичную версию Фукидида. Смерть Павсания, которая предшествовала обвинению Фемистокла в медизме и его бегству из Аргоса, проще всего отнести ко времени после, а не до 470 г. до н. э.12, и это говорит, скорее, в пользу версии с Артаксерксом. Согласно Фукидиду, маршрут Фемистокла пролегал от Пидны через Наксос к Эфесу; однако Плутарх [Фемистокл. 25.2—26.1), хотя и заявляет, что следует здесь Фукидиду, говорит, что Фемистокл на своем пути в Азию оказался у Фасоса13, причем как раз в тот момент, когда афиняне осаждали этот город, после чего направился в Киму (которая, возможно, была родиной историка Эфора, поскольку этот автор упоминает о ней везде, где только может; cp.: FGrH 70 F 236). В обзоре истории усиления Делосского союза Фукидид не сообщает никаких дат: осада Фасоса может быть датирована 465/464—463/462 гг. до н. э.14, но определить время осады Наксоса весьма проблематично. Если мы примем тот маршрут, который дает Фукидид (т. е. через Наксос. — А.З.), тогда Наксос вряд ли мог подвергнуться блокаде ранее 466 г. до н. э., и ничего из того, что говорит Фукидид, не противоречит этой датировке, однако большинство исследователей, упорно пытающихся восстановить хронологию Пентеконтаэтищ относят это событие к несколько более раннему времени15. Было бы, наверное, ошибкой думать, что пра¬
10 О побеге Фемистокла в целом см.: Podlecki 1975 (D 71): 37—44; Lenardon 1978 (D 47): 108—153; наибольший скептицизм характерен для работы: Rhodes 1970 (С 82).
11 См. в наст, томе сноску 47 гл. 1.
12 Ср. с. 67 наст. тома.
13 Чтение «Θάσον» (Фасос) дает только одна рукопись, однако оно подтверждается тем, что местом назначения была Кима; что же касается чтения «Νάξον» (Наксос) остальных рукописей, то это, по всей видимости, позднейшее исправление, сделанное на основе Фукидида; см.: Flaceliere 1953 (D 27): 6—7.
14 Ср. с. 66 наст. тома.
15 Ср. с. 65—67 наст. тома.


92
Глава 4
вильным является лишь один из двух маршрутов — либо указанный Фукидидом, либо Плутархом: ясно ведь, что Фемистокл, пересекая Эгейское море, должен был позаботиться о том, чтобы не попасть в руки афинян, а две обозначенные версии маршрута могут быть всего лишь конкурирующими попытками снабдить рассказ о бегстве Фемистокла какими-то яркими деталями15"1.
Остракизм предполагал десятилетнее изгнание, и мы не знаем, сколько времени прошло между изгнанием Фемистокла из Афин и его бегством из Аргоса. Диодор повествует обо всей этой истории под 471/470 г. до н. э. (XI.54—59), и многие исследователи склонны верить, что один из эпизодов действительно относился к данному году; однако в этой части своего труда Диодор для каждого года выбирает только одну важную историю, а ввиду явных ошибок в его повествовании о 430-х годах до н. э.16, было бы опрометчиво считать, что данный автор располагал какими-то надежными фактами для датировки падения Фемистокла именно этим годом. Весной 472 г. до н. э. Эсхил поставил несколько трагедий, в том числе «Персов», для которых хорегом выступил Перикл. Пьеса изображает, как поражение при Саламине восприняли персы в Сузах: Саламин был крупнейшим успехом афинян в войне против Ксеркса, но прежде всего это был успех Фемистокла и Аристида (хотя и не упомянутых в трагедии); учитывая, что саламинская победа была важным фактором в соперничестве Фемистокла и Кимона, невозможно поверить, что какой-нибудь трагик мог обратиться к данной теме, не питая симпатии к Фемистоклу17. Как бы то ни было, Фемистокл превратился в спорную фигуру еще до своего остракизма и оставался таковым после: невозможно сказать, был он изгнан до или после постановки «Персов»18, так что точная дата изгнания остается неразрешимой проблемой.
Итак, в результате остракизма и осуждения Фемистокл, главный соперник Кимона, был устранен. Весной 468 г. до н. э. последнему была оказана исключительная честь: Плутарх сообщает (Кимон. 8.7—9), что в этом году во время Дионисий архонт не стал назначать обычных судей на трагедийное состязание, но призвал выполнить эту функцию Кимона и его соратников-стратегов; хотя в борьбе за приз участвовал сам Эсхил, они присудили победу Софоклу, который впервые вступил в такое соревнование. Вполне возможно, что пьесы Софокла объективно были лучше, однако следует учитывать и другое: если Эсхил был поборником Фемис-
15а П. Родс намекает на то, что изгнанник вполне мог попасть в Азию каким-то третьим маршрутом, пролегавшим далеко и от Фасоса, и от Наксоса. — A3.
16 Ср. с. 19 наст. тома.
17 О «Персах» как патриотической афинской пьесе см.: Lattimore 1943 (J 61); аргументация, защищающая Фемистокла: Podlecki 1966 (J 87): 8—26; скорее, враждебное отношение к Фемистоклу см. в изд.: Lenardon 1978 (D 47): 121—125.
18 Р. Ленар дон (Lenardon. Указ, соч., примеч. 17) отказался от своей более ранней точки зрения (Lenardon 1959 (В 7): 29 и примеч. 33—34), согласно которой данная пьеса имела в виду защитить Фемистокла после его остракизма; А. Подлески полагает, что пьеса была поставлена до остракизма (Podlecki 1966 (J 87): 12, а также примеч. 11 на с. 157).


Афинская революция
93
токла, тогда политически вполне объяснимо, что Кимон и его коллеги оставили этого трагика без приза.
II. 	Реформа Ареопага19
Ранее считалось, что «Просительницы» — это самая первая из сохранившихся трагедий Эсхила. Однако в 1952 г. был опубликован один папирусный фрагмент, показавший, что тетралогия, частью которой была эта пьеса, завоевала главный приз, причем трагедии Софокла получили тогда второе место, и произошло это «при Ар-» (или «при ар-), έπΐ ар- (Окси- ринхская греческая история XX. 2256. Фр. 3). Поскольку Софокл впервые участвовал в состязании в 468 г. до н. э., получается, что «Просительницы» были поставлены позднее этой даты19а, а если сохранившиеся в папирусном фрагменте буквы ар- — это начало имени архонта, а не начало слова αρχοντος (архонт), тогда единственной возможной датой «Просительниц» оказывается 464/463 г. до н. э., когда архонтом был Архе- демид20. Действие данной трагедии относится к героическому веку — пятьдесят дочерей Даная бежали вместе с ним из Египта, дабы не вступать в кровосмесительный брак с сыновьями его брата, Египта, и попросили убежища у Пеласга, царя Аргоса; попытки увидеть здесь намек на бегство Фемистокла из Аргоса21 малоубедительны. Как бы то ни было, Пеласг удивительно нецарственный царь: при его первом появлении в нем не узнают верховного владыку (строки 247—248), а в центральной части пьесы постоянно подчеркивается, что решение дать молящим защиту или отказать в ней может быть принято не им, а лишь собранием народа (строки 365—523, 600—624). Это обстоятельство, которое никак не оправдывается сюжетом легенды, вряд ли можно назвать случайным: данная трагедия, не являясь откровенной пропагандой демократии, всё же обнаруживает симпатию к тому взгляду, что именно демосу следует быть верховным владыкой22. Вопрос о там, как должно управляться государство, который не был актуальным сразу после войны с персами, теперь таковым становится. В 472 г. до н. э. Эсхил превозносил достижения Фе-
19 Данная глава писалась нами до появления книги М. Оствальда «От народного суверенитета к суверенитету закона», см.: Ostwald 1986 (А 96). Здесь, на с. 28—53, он рассматривает важные судебные процессы начала V в. до н. э. и реформы Эфиальта; главное отличие его подхода от нашей точки зрения состоит в его убеждении, что смертные приговоры, выносившиеся Ареопагом, начиная приблизительно с 500 г. до н. э. стали подвергаться процедуре εφεσις («апелляция, апелляционная жалоба». — А.З.) (ср. ниже, сноска 31), а также в том, что вследствие этого своего взгляда он придает меньшее, чем я, значение тому обстоятельству, что Эфиальт устранил то, что еще оставалось от юрисдикции Ареопага в данной сфере. См. также еще одно относительно новое исследование реформы Эфиальта: Wallace 1989 (D 105): 72—93.
19а Так как известно, что первая же постановка принесла Софоклу победу. — А.З.
20 По этому поводу см. в особенности: Lesky 1954 (J 64).
21 Cavaignac 1921 (D 12); ср.: Forrest 1960 (F 24): 239—240; Podlecki 1966 (J 87): 42—62.
22 Cp.: Там же.


94
Глава 4
мистокла и Аристида, а Перикл, ставший позднее лидером демократии, был у него хорегом; в 468 г. до н. э. благодаря Кимону и его коллегам Эсхила обошел новичок — Софокл; в 463-м Эсхил проявляет явный интерес к теме демократии. Все три примера говорят об одном и том же, так что Эсхила можно отнести к тем, кто верил в необходимость господства народа, и к противникам Кимона.
Вскоре после постановки «Просительниц» мы обнаруживаем первый признак начавшейся на Кимона атаки. Он предводительствовал афинянами во время успешной осады Фасоса (465/464—463/462 гг. до н. э.), однако по возвращении на родину его обвинили в том, что он, дабы не нападать на Македонию, якобы был подкуплен. Против него начался судебный процесс, для чего была избрана коллегия в количестве десяти обвинителей, одним из которых оказался Перикл; Стесимброт рассказывает, что Эльпиника, сестра Кимона, обратилась с мольбами к Периклу и тот в самом деле проявил наименьшую жесткость из всех обвинителей (Плутарх. Кимон. 14.3—15.1; Перикл. 10.6). Сообщается, что Спарта втайне от афинян пообещала помочь Фасосу путем вторжения в Аттику, однако из-за сильного землетрясения 464 г. до н. э. и начавшейся тогда же Ш Мес- сенской войны не смогла сдержать слово (Фукидид. 1.101.1—2). Афины оставались союзником Спарты в силу альянса, возникшего еще под угрозой нашествия Ксеркса (ср.: 102.4), так что спартанцы помимо других своих союзников обратились за помощью и к афинянам. Фукидид сообщает, что Кимон был отправлен во главе довольно большого отряда
(102.1) 	, а Аристофан уточняет: войско состояло из 4 тыс. гоплитов [Лиси- страта. 1138—1144); Плутарх говорит, что вопрос об отправке помощи вызвал в Афинах жаркие споры: Эфиальт не желал содействовать горо- ду-сопернику, но Кимон заявил, что было бы большой ошибкой делать Элладу хромой на одну ногу и лишать Афины их товарища, находящегося с ними в одной упряжке [Кимон. 16.9—10 — здесь цитируются Критий и Ион).
С Ш Мессенской войной связана еще одна серьезная хронологическая проблема Пентеконтаэтии23. Фукидид, если имеющийся у нас рукописный текст не испорчен, говорит, что война закончилась на десятый год
(1.103.1) 	, однако промежуток времени между событиями, упоминаемыми им до и после, составляет меньше десяти лет: это обстоятельство, несомненно, уже в античности воспринималось как определенная проблема, и за рассказом Плутарха, согласно которому Кимон дважды отправлялся на Пелопоннес и дважды возвращался в Афины [Кимон. 17.1—3), мы, возможно, обнаруживаем альтернативные версии предания с разной хронологией. Спартанцы, которых страшила дерзость и радикализм (νεωτε- ροποΐα — букв.: «страсть к новшествам». — А.3.) афинян, думали, что повстанцы могут убедить последних предпринять решительный шаг и перейти на свою (мессенцев) сторону, а потому, заявив, что более не нуждаются в помощи афинян, отослали их домой; те в ответ разорвали союзные от¬
23 	Ср. в конце насг. тома хронологические дополнения № 4 и 5.


Афинская революция
95
ношения со Спартой и вошли в союз с ее врагами — Аргосом и Фессалией (Фукидид. 1.102.3—4). Упомянув об обвинении и оправдании Кимона, Плутарх говорит, что, когда тот отправился с флотом на другую кампанию, Эфиальт осуществил свою реформу Ареопага и что по возвращении Кимон попытался ее отменить и воскресить «аристократию клисфе- новского времени». Однако он подвергся атаке со стороны своих врагов, которые использовали для этого скандалы с его сестрой и его лаконо- фильство (любовь ко всему спартанскому), возбуждая против него гнев демоса [Кимон. 15); затем следует пассаж о дружбе Кимона со Спартой и рассказ о его помощи ей против мессенцев (16—17.3); отправка спартанцами афинского отряда на родину вызвала там гнев к местным лаконофи- лам, так что афиняне, «ухватившись за незначительный предлог» (возможно, здесь у Плутарха отразилась прокимоновская точка зрения на отказ спартанцев от его услуг), подвергли Кимона остракизму (17.3). В жизнеописании Перикла Плутарх связывает Эфиальтову реформу Ареопага с изгнанием Кимона именно как лаконофила (т. е. за его про- спартанские настроения) и как человека, ненавидящего демос (μισόδημος) (9.5). Кимон, скорее всего, привел своих гоплитов в Мессению не морем (об этом см. далее); однако, когда Плутарх пишет, что тот «отправился на кораблях в другой поход» и что реформа была осуществлена в его отсутствие [Кимон. 15.2), он, вероятно, на самом деле имеет в виду именно эту (мессенскую) экспедицию; а появление у спартанцев опасений по поводу «страсти [афинян] к новшествам» (νεωτεροποΐα) можно объяснить получением новостей о том, что в Афинах теперь всем заправлял Эфиальт, который, как было известно, являлся противником этой экспедиции. Гоплиты наравне с фетсили23а получили выгоду от реформы Ареопага, при этом отсутствие 4 тыс. гоплитов совсем необязательно должно было решить исход голосования в Народном собрании; но Кимон был противником этой реформы, так что при всех недостатках в повествовании Плутарха заявление последнего о том, что преобразование Ареопага случилось в отсутствие Кимона, не может быть поставлено под сомнение24.
Об Эфиальте почти ничего не известно. Его отца звали Софонидом (это имя не встречается ни на одном дошедшем до нас остраконе); в
234 Феты, θήτες — беднейший слой лично свободных лиц в греческом городе; в Афинах после Солона это последний из четырех имущественных классов — лица, чей годовой доход был менее 200 медимнов зерна или соответствующего количества других продуктов. Солон допустил их к участию в работе Народного собрания, но не позволил отправлять государственные должности, как и, вероятно, входить в состав Совета — буле. Поскольку феты не имели возможности приобрести полный комплект вооружения пехотинца, они не могли служить в качестве гоплитов; однако, когда Афины стали превращаться преимущественно в морскую державу, военное значение фетов значительно возросло, поскольку они начали выполнять даже более важные функции в качестве гребцов, матросов, солдат морской пехоты и морских офицеров, получая от полиса всё необходимое снаряжение. — A3.
24 	В поддержку этой хронологии см.: Busolt 1893—1904 (А 12) Ш.1: 261, примеч. 1; Hig- nett 1952 (D 38): 196, 337—341; Cole 1974 (D 15); попытки доказательства того, что увольнение Кимона от должности случилось еще до реформы: Beloch 1912—1927 (А 2) П.1: 153; П.2: 196-198; Walker. САН V1: 71, 467^68; Jacoby. ОгНШ b suppi. П: 369-370, примеч. 17.


96
Глава 4
«Афинской политии» (25.1) Эфиальт наряду с Аристидом характеризуется как неподкупный человек, и, опять же вместе с Аристидом, его включали в список политических вождей, не наживших себе богатства (Элиан. Пестрые рассказы. П.43; XI.9; ХШ.39); однажды он возглавлял морской поход (Плутарх. Киион. 13.4). В одном месте «Афинской политии» (25.3— 4) говорится, что при содействии Фемистокла он лишил Ареопаг некоторых полномочий, но в другом месте (25.2) данная реформа датируется 462/461 г. до н. э., однако Фемистокл должен был оставить Афины задолго до этого времени; в том же сочинении (35.2) упоминается отмена в 404 г. до н. э. Тридцатью тиранами законов Эфиальта и какого-то надежно не идентифицируемого Архесграта; Плутарх говорит о Перикле как о стороннике Эфиальта (Кимон. 15.2; Перикл. 9.5; 10.7: в 462/461 г. до н. э. Периклу должно было быть чуть больше тридцати лет), а то, что в «Афинской политии» (27.1) Периклу приписана особая реформа Ареопага, является, по всей видимости, искажением данного факта25. В этой политии (25.2) мы читаем, что поначалу Эфиальт
добился устранения многих из ареопагитов, привлекая их к ответственности за действия при отправлении ими обязанностей. Затем, при архонте Кононе, он отнял у этого Совета все дополнительно приобретенные им права (τα επίθετα), в силу которых в руках последнего сосредоточивалась охрана государственного порядка, и передал их частью Совету пятисот, частью — народу и судам [пер. С.И. Радцига).
Процессы против этих лиц возбуждались, по-видимому, за плохую работу в должности архонтов26. Согласно Плутарху (Кимон. 15.2),
народ, дав себе полную волю, нарушил весь порядок государственного управления и старинные постановления, которыми прежде руководствовался, и во главе с Эфиаль- том отнял у Ареопага все, за малыми исключениями, судебные дела (κρίσεις), сделал себя хозяином судилищ и отдал город в руки сторонников крайней демократии (пер. В.В. Петуховой).
Автор «Афинской политии» обнаруживает благожелательное отношение к реформаторам, тогда как Плутарх — враждебность; при этом лексика, которую они используют, была заимствована из пропаганды того времени, когда происходили сами события: властные прерогативы, отобранные Эфиальтом у Ареопага, рассматривались как такие, которые были приобретены Ареопагом дополнительно, как часть порядка, установленного перед тем консерваторами27. Это были главным образом судебные полномочия, и благодаря им в его руках была сосредоточена
25 Одно место в «Политике» Аристотеля (П, 1274а7—8) можно трактовать и как указание на особые преобразования Эфиальта и Перикла, и как на некую дополнительную реформу.
26 Wade-Gery 1936/1937 (D 102): 269 = 1958 (А 121): 177.
27 Фрагмент из Лисия (178 Sauppe, у Гарпократиона, под словом «έπιθέτους έορτάς») показывает, что и ок. 400 г. до н. э. Ареопаг обсуждался в том же ключе; Davies 1978 (А 23): 69—70 — здесь в качестве сравнения приводится одна надпись 450-х годов до н. э. (IG I3 7), в которой перечисляются те права и прерогативы, которые традиционно принадлежали жреческому роду Праксиэргидов.


Афинская революция
97
«охрана государственного порядка». Данная роль Ареопага упоминается в «Афинской политии», в главах о государственном строе, существовавшем до Драконта (3.6), о мнимой конституции Драконта (4.4), а также в рассказе о конституционных законах Солона (8.4); тем не менее, нигде не сказано с определенностью, в чем именно заключались эти полномочия. Одни исследователи подозревают, что это была некая специфическая прерогатива, быть может, право отменять негодные постановления Народного собрания, что позднее, при демократии, можно было сделать с помощью процедуры графэ параномон (так называемая жалоба на проти- возаконие);28 другие думают, что это — общее указание на различные властные полномочия Ареопага как органа, наделенного функцией охраны правопорядка и наблюдения за соблюдением законов29. Из «Афинской политии» следует, что Ареопаг с давних пор рассматривался как «охранитель законов»: так его называли, возможно, еще со времен первой записи законов Драконта или даже раньше, просто для того, чтобы дать емкое описание судебных полномочий Ареопага, но с течением времени, когда ситуация изменилась, и данное словоупотребление, и высокий статус ареопагитов были использованы ради оправдания их общего надзора за соблюдением законности уже иным, новым способом — без точного и ясного определения прерогатив этого органа. Если дело обстояло именно так, становится понятным, почему данные полномочия одними людьми отвергались как некие излишние элементы, а другими защищались как часть установленного порядка.
Остается выяснить, какие именно функции Эфиальт отнял у Ареопага. Можно предположить две возможности. Во-первых, должностные лица классических Афин часто подвергались различным проверкам: еще до вступления в должность они должны были пройти особый контроль, называвшийся докимасией29а [Афинская полития. 55.2); по оставлении должности они обязаны были предоставить финансовые, а также и более общие отчеты, называвшиеся евфинажи (ευθυναι — 54.2; 48.4—5), а в течение своего должностного года каждую пританию (т. е. каждую десятую часть года) они сдавали промежуточные финансовые отчеты, и в каждую пританию народ на собрании решал, находит ли он, что магистраты исправляют обязанности должным образом (48.3; 43.4; 61.2). Существуют некоторые признаки того, что и докимасия, и евфина представляли собой весьма древние установления и что органом, осуществлявшим и эти, и другие проверки (которые также могли иметь место), по крайней мере
28 См., напр.: Wade-Geiy 1933 (D 101): 24, с примем. 3 = 1958 (А 121): 146, с примем. 4. (Об иске графэ параномон см. на русском языке: Кудрявцева Т. Народный суд в древних Афинах. СПб., 2008: 345—391. — А.3.)
29 См., напр.: Hignett 1952 (D 38): 208—209; Cawkwell 1988 (D 14) — здесь автор толкует охрану законов Ареопагом как «cura morum» (т. е. надзор за нравами. —A3.).
29а Смысл докимасии в Афинах заключался в проверке, может ли кандидат занимать государственную должность с точки зрения наличия гражданских прав, совершеннолетия, отсутствия долгов перед полисной казной, а в некоторых случаях (напр., при занятии должности архонта) — обладает ли он соответствующим имущественным цензом. — A3.


98
Глава 4
важнейших должностных лиц, был в ранних Афинах, скорее всего, именно Ареопаг; подобный надзор за магистратами вполне мог дать этому Совету значительное политическое влияние30. Во-вторых, один из законов Солона наделял Ареопаг юрисдикцией в судебных процессах, возбуждаемых в порядке исангелии (чрезвычайное заявление, жалоба, преимущественно по особо важным государственным делам) против «тех, кто составлял заговор для низвержения демоса» (Афинская политая. 8.4: Солон, скорее всего, имел в виду попытки установления тирании, а не отмену демократии, однако главный факт — отнесение исангелии к ведению Ареопага — должен быть нами принят); исангелия использовалась также в делах об измене, о подкупе ораторов (т. е. о взятке, полученной кем-либо для выступлений против интересов Афин), а также, видимо, в делах о правонарушениях публичного характера, прямо не оговоренных в законе; в классических Афинах такие жалобы рассматривались Советом пятисот и Народным собранием либо Советом пятисот и одной из судебных комиссий. Вопрос о том, как некоторые виды обвинений перешли в начале V в. до н. э. в ведение демоса, является предметом споров, однако весьма вероятно, что вплоть до 462/461 г. до н. э. Ареопаг сохранял за собой возможность рассматривать дела, возбуждавшиеся в порядке исангелии, как и то, что именно Эфиальт упразднил такую возможность31.
Если прежде Ареопаг претендовал на право отменять постановления Народного собрания, то и оно, это право, в итоге должно было быть аннулировано; однако вплоть до 415 г. до н. э. демократическая процедура графэ параномон не засвидетельствована (Андокид. О мистериях. 17), и, хотя не исключено, что молчание наших более ранних источников — это дело случая, всё же такое объяснение никоим образом не является единственно возможным;32 весьма вероятно, что на такое право (ведение дела по графэ параномон. — А.З.) Ареопаг не претендовал. К середине V в. до н. э. в порядке апелляции на вердикт какого-нибудь должностного лица
30 Cp.: Lipsius 1905—1915 (А 78): 37; Hignett 1952 (D 38): 90—91, 203—208 (автор не соглашается с точкой зрения, согласно которой докимасию осуществлял Ареопаг).
31 Об исангелии см.: Rhodes 1972 (D 75): 162—171,199—205, а также: 1979 (D 77); Hansen 1975 (D 30) и 1980 (D 33); Sealey 1981 (D 88); Carawan 1987 (D 11). М. Хансен полагает, что исангелия — это демократический институт, введенный Клисфеном; другие исследователи считают, что именно Клисфен изъял исангелию из юрисдикции Ареопага (Lipsius 1905—1915 (А 78): 179—181), либо что Клисфен допустил возможность рассматривать такие чрезвычайные жалобы перед демосом в качестве альтернативы ведению этих дел перед Ареопагом (Bonner and Smith 1930—1938 (А 8) I: 299—300), либо что Клисфен ввел обязательное подтверждение демосом приговоров, вынесенных ареопагитами (Оствальд в: К И ДМ IV: 399-400). Б. Сили (Sealey, см. выше) доказывает, что процедура исангелии определялась не столько законом, сколько обычаем; сам я склоняюсь к тому, что возникла она именно на основе обычая, но полагаю, что некий закон Солона предусматривал рассмотрение исангелии в Ареопаге в тех случаях, когда дело касалось попытки установления тирании (причем совсем необязательно, что был принят какой-то закон, всесторонне регулирующий процедуру исангелии:), а также и то, что право рассматривать эти чрезвычайные иски было отобрано у Ареопага Эфиальтом. Е. Караван (Carawan, см. выше) рассматривает исангелию и евфину в свете важнейших судебных процессов начала V в. до н. э.
32 Ср.: Wolff 1970 (А 127): 15-22.


Афинская революция
99
судебные тяжбы переносились уже не в солоновскую гелиэю (т. е. в судебную сессию Народного собрания); теперь, после предварительного рассмотрения у должностного лица, дело разбиралось в одной из дикастерий (судебной комиссии): в науке высказывалось предположение, что данное изменение осуществил Эфиальт;33 однако более вероятным кажется постепенная эволюция, а не решительная реформа, хотя новая процедура нуждалась в какой-то стандартизации, причем она вряд ли была проведена много позже 462/461 г. до н. э.34. В одном фрагменте из сочинения Филохора, историка Афин Ш в. до н. э., утверждается, что коллегия семи номофилаков (стражей законов) была учреждена в период проведения реформы Эфиальта [FGrH 328 F 64b(oc)); однако первое современное событиям свидетельство об этой коллегии мы имеем в речи Динарха, датируемой концом 320-х годов до н. э. (F 64а), так что атрибуция Эфиальту должна быть признана каким-то недоразумением. И всё же определенные перемены, скорее всего, произошли: если судебные функции Ареопага в самом деле базировались на его звании «охранителя законов», он должен был потерять этот титул; вряд ли следует говорить о простом отнятии этих прерогатив — можно утверждать, что в будущем попечителями законов стали Совет пятисот и демос. Функции, которые после реформы Ареопаг удержал за собой, — это судебные прерогативы другого типа: дела о преднамеренных убийствах, о ранениях и поджогах, о вырубке священных олив, а также о некоторых иных религиозных преступлениях (Лисий. VTL О священных маслинах. 22; Демосфен. ХХШ. Против Аристократа. 22; [Демосфен]. LLX. Против Неэры. 79—80; Афинская политая. 57.3, 60.2).
В состав Ареопага входили бывшие архонты. В VI в. до н. э. архонтат представлял собой важнейшую государственную должность в Афинах; однако в 487/486 г. до н. э. прямое избрание в эту коллегию было заменено жеребьевкой из числа предварительно избранных кандидатов («κλήρω- σις έκ προκρίτων»), и вообще в V в. до н. э. по престижу и значению стратеги обогнали архонтов:35 таким образом, сохранение за Ареопагом его прежнего огромного влияния всё труднее было оправдывать. Новая организация, данная Клисфеном Афинскому государству, предполагала довольно значительную степень участия граждан как на полисном, так и на местном уровнях, и можно предположить, что афиняне, получив возможность участвовать в политическом процессе, вошли во вкус и желали расширения такого участия36. Поэтому не вызывает никакого удивления, что объем прерогатив Ареопага начал ставиться под сомнение. Возможно,
33 Wade-Geiy 1958 (А 121): 180-200.
34 Sealey 1964 (D 87): 14-18 = 1967 (А 111): 46-52; MacDoweU 1978 (А 81): 33 - здесь автор высказывает сомнения в том, была ли древняя процедура вообще когда-либо запрещена.
35 Ср.: КИДМТУ: 401.
36 Согласно «Афинской политии» (22.3), закон об остракизме впервые применили после победы при Марафоне, «когда демос стал уже чувствовать в себе уверенность»; о возросшей уверенности демоса см. ниже, п. IV наст, главы.


100
Глава 4
более конкретные поводы для таких сомнений создали два решения, вынесенные Ареопагом в 460-х годах до н. э. Процедура исангелии вполне подходила для судебного преследования Фемистокла по обвинению в ме- дизме, и, согласно Кратеру, она-то и была использована (FGrH 342 F 11); евфины (отчеты) Кимона могли стать подходящим поводом для привлечения его к суду по обвинению в том, что, будучи стратегом, он брал взятки, и, согласно «Афинской политии» (27.1), именно это и явилось таким поводом; оба эти иска могли рассматриваться в Ареопаге, причем разбор дела ареопагитами лег в основу анекдота (недостоверного), сохранившегося в «Афинской политии» (25.3—4). Обвинение, предъявленное Фемистоклу, похоже, не имело оснований, а о том, был ли виновен Ки- мон, мы ничего сказать не можем, однако Фемистокла осудили, а Кимона оправдали: если Ареопаг последовательно выносил приговоры в пользу Кимона и его сторонников, их противники и в самом деле могли задаться вопросом: на каком таком основании данный орган занимает столь влиятельное положение в государстве?
Новейшие историки с меньшей, чем их предшественники, охотой приписывают древним политикам доктринерские взгляды на то, как должно управляться государство, предпочитая находить иные объяснения предпринимавшимся этими политиками действиям. Случившееся в 462/461 г. до н. э. в Афинах может быть, несомненно, представлено как победа партии Фемистокла—Эфиальта—Перикла над партией Кимона—Алкмео- нидов37. Победа эта была отмечена и переменами во внешней политике: Афины отказались от тридцатилетней дружбы со Спартой и распространили свои амбиции на весь греческий мир; некоторые исследователи высказывали предположение, что это и была исходная цель Эфиальта и что реформа Ареопага была лишь побочным успехом этого политика38. Но было бы неправильно умалять значение конституционных реформ. В начальный период Пелопоннесской войны афиняне гордились своей демократией: «Афинская полития» Псевдо-Ксенофонта описывает ее как режим неприятный, но при этом весьма эффективный (1.1), а в своей погребальной речи, произнесенной в честь павших, Перикл выказывает гордость демократией (Фукидид. П.37); слово мисодемос (μισόδημος, «ненавидящий народ», а также «враждебный народовластию»; так Плутарх называет Кимона) имеет у Аристофана оскорбительный смысл (Осы. 474, постановка 422 г. до н. э.); Спарта начинает ассоциироваться с олигархией (ср.: Фукидид. 1.19), тогда как Афины — с демократией, причем послед¬
37 О политике Алкмеонидов в V в. до н. э. см.: Forrest 1960 (F 24): 233—234 (критика: Bicknell 1972 (D 6): 73—74). Идеологический аспект реформы приуменьшается в следующих работах: Sealey 1964 (D 87) = 1967 (А 111): 42-58; Wallace 1974 (D 104); Sealey 1981 (D 88), а также в тех, что приведены в следующей сноске.
38 Cp.: Ruschenbusch 1966 (D 81); Martin 1974 (D 57): прежде всего с. 29-40. Е. Рушен- буш (Ruschenbusch 1979 (D 82)) доказывает, что все конституционные изменения до конца V в. до н. э. предпринимались ради достижения каких-то неотложных целей, особенно внешнеполитических. Напротив, Фукидид (V.31.6; 44.1) показывает, что на выбор тех или иных решений во внешней политике влияли пристрастия конституционного характера.


Афинская революция
101
ние переходят к насаждению демократических режимов в разных городах, входивших в Делосский союз (в Эрифрах не позднее 450-х годов до н. э.: М—L 40 = IG I3 14). Эсхил сделал в «Просительницах» особый акцент на власти демоса, а в «Евменидах», поставленных в 458 г. до н. э., он сфокусировал внимание на том, что Ареопаг — это суд по делам о предумышленных убийствах: учреждая Ареопаг, Афина предрекает, что он будет выполнять эту роль до тех пор, пока граждане не станут вносить новшеств в законы или не начнут их осквернять, а заканчивает описанием Ареопага как «бодрствующего стража, от имени спящих охраняющего страну» (строки 681—710, особенно 704—706); в других местах той же трагедии Эсхил говорит о страхе перед гражданской распрей (строки 858—866,976—987). До сих пор мы видели, что Эсхила следует ассоциировать с демократами, и многие исследователи рассматривают такое представление Ареопага как свидетельство благожелательного отношения драматурга к реформаторам, однако указание на Ареопаг как на охранителя и предупреждение против порчи законов, скорее, заставляет думать о том, что Эсхил разочаровался в преобразованиях или начал опасаться, что они затянутся на слишком долгий срок39. Как бы то ни было, и «Просительницы» и «Евмениды» подтверждают, что в это время вопрос о властных полномочиях демоса и о положении Ареопага в государстве был предметом нешуточных споров. Эфиальт и его сторонники с враждебностью относились также к Спарте; кроме того, их могли раздражать отдельные решения Ареопага, принятые в пользу их противников, но всё же следует признать, что они искренне полагали, что управление государством необходимо направить в более демократическое русло; можно согласиться с Плутархом, когда он говорит, что Кимона подвергли остракизму одновременно и за его лаконофильство, и за его медизм. Само слово демократия вполне могло появиться именно в это время40, и Эфиальт мог перенести аксоны, на которых были записаны законы Драконта и Солона, с Акрополя в новую Царскую стою на Агоре, что символизировало переход контроля над государством к народу41.
39 Ср.: Dodds 1953 (J 27): 19—20; 1960 (J 28) = 1973 (J 29): 45—63; противоположная точка зрения: Dover 1957 (J 30) = 1987 (А 26): 161-175; Macleod 1982 (J 74): 124-133 = 1983 (А 82): 20—29; см. также: Podlecki 1966 (J 87): 80—100 — с точки зрения этого автора, Эсхил одобрял реформу Эфиальта, но страшился дальнейших преобразований Перикла.
40 Обратите внимание на выражение «δήμου κρατούσα χειρ» (букв.: ‘демоса державная рука’. — A3.) у Эсхила в «Просительницах» (604), а также на имя Демократ, данное некоему афинянину, родившемуся приблизительно в период с 470 по 460 г. до н. э. (Davies 1971 (L 27): 359—360, ср.: Stroud 1984 (С 168)). Аргументы против того взгляда, что вплоть до конца V в. до н. э. это слово не было по-настоящему усвоено, см. в изд.: Hansen 1986 (А 57). Гораздо раньше демос и кратос были скомбинированы в Спарте, что подтверждает текст «Большой ретры» (Плутарх. Ликург. 6.2; Тиртей. Фр. 4.9 West; ср.: САН Ш2. 1: 740— 741).
41 Согласно Анаксимену [FGrH 72 F 13), Эфиальт переместил аксоны и кирбы в булев- терий и на Агору; у Поллукса (VHI.128) пританей (где эти объекты, несомненно, находились позднее) заменен на булевтерий. Часто высказывается мнение, согласно которому это — всего лишь метафорический способ выразить то, что Эфиальт передал контроль над государством в руки народа (Wilamowitz 1893 (А 125): 143, примеч. 7). Если, как пред-


102
Глава 4
По возвращении из Мессении Кимон попытался сорвать реформу, однако ему это не удалось, и в итоге он сам подвергся остракизму (Плутарх. Кимон. 15.3—5,17.3; Перикл. 9.5). Демократия уже начала укореняться, но ее враги пока еще не были готовы признать свое поражение. Сам Эфи- альт был убит — это событие оратор Антифонт упоминает как пример нераскрытого преступления [Речи. V: 06убийстве Герода. 68); Идоменей41а без каких-либо доказательств заявляет, что Эфиальт был из зависти коварно убит Периклом [FGrH 338 F 8; у Плутарха: Перикл. 10.7), однако «Афинская полития» возлагает вину за убийство на Аристодика из Танагры (25.4); это также могло быть неподтвержденным слухом, но, возможно, и в самом деле знали, что Аристодик — настоящий убийца, и предполагали, что на это преступление его спровоцировал какой-то афинянин. В «Евменидах», поставленных в 458 г. до н. э., обнаруживается страх перед гражданской смутой (см. выше), а перед сражением при Танагре, состоявшемся, видимо, в следующем году*  42, возникли слухи о проспартан- ском олигархическом заговоре (Фукидид. 1.107.4, 6). Плутарх рассказывает, что Кимон, страстно желавший вернуться из изгнания, готов был принять участие в бою при Танагре на стороне афинян, что Совет пятисот запретил стратегам принимать его, что его друзья, тем не менее, сражались с доблестью и погибли в этой битве, после чего афиняне по предложению Перикла призвали Кимона назад [Кимон. 17.4-7; Перикл. 10.1—3). Можно согласиться с тем, что Кимон не собирался следовать примеру Исагора, который за пятьдесят лет до того попросил у спартанцев помощи против своих политических противников, но, скорее всего, назад, в Афины, он не был призван ни вскоре после битвы при Танагре, ни до истечения десятилетнего срока изгналия, хотя, возможно, после этого ему не просто позволили возвратиться, но именно призвали вернуться43.
«Афинская полития» (26.2—4) упоминает о трех законах 450-х годов до н. э.: закон об открытии зевттам, представителям третьего имущественного класса, доступа в коллегию архонтов был принят в 457/456-м
положил X. Томпсон (Thompson 1981 (I 165): 345—346), Царская стоя была сооружена во второй четверти V в. до н. э., тогда, возможно, аксоны Драконта и Солона были перемещены с Акрополя в Стою Эфиальтом, а из Стой, при публикации нового свода законов в конце V в. до н. э., — в пританей, и данная акция Эфиальта вполне могла иметь метафорическое значение, обнаруженное У. фон Виламовицем. [Аксон — «ось», «стержень», в данном случае — «скрижаль», деревянная доска, вращающаяся на оси и содержащая текст законов; кирба — «столб», в данном случае — «скрижаль», вращающаяся трехгранная пирамида с текстом законов; булевтерий — место заседания буле (Совета); пританей — место заседания пританов, дежурной комиссии Совета. — А.3.)
41а Идоменей Лампсакский, писатель-эпикуреец, примерные годы жизни — 325—270 гг. до н. э. От его сочинений сохранились лишь фрагменты. — A3.
42 См., впрочем, гл. 5, π. П, где эта битва датируется тем же самым, 458-м, годом.
43 Впрочем, рассказ о досрочном призвании Кимона вернуться обнаруживается также у Феопомпа: FGrH 115 F 88, и Арнольд Гомм (Gomme. HCTI: 326—327) решительно настаивает на том, что в отсутствие надежных свидетельств противоположного свойства данному рассказу нужно верить. Р. Унц (Unz 1986 (В 16): 76—82) соглашается с этим и приводит доводы в пользу пересмотра хронологии событий рассматриваемого здесь периода.


Афинская революция
103
(либо он вступил в силу в этом году, а принят был годом раньше); в 453/ 452-м была вновь учреждена коллегия из тридцати должностных лиц, так называемых судей по дежам, δικασταί κατα δήμους (эта магистратура, учрежденная еще при тирании, в то время необязательно состояла из тридцати человек, см.: Афинская полития. 16.5); в 451/450 г. до н. э. закон, внесенный Периклом, предоставил право гражданства только тем лицам, чьи мать й отец были афинскими гражданами. В другом месте того же трактата (27.3—4) упоминается еще один закон Перикла: состязаясь с Кимоном в щедрости, он использовал государственные средства, дабы ввести оплату судьям, участвовавшим в работе дикастерий43а. Эти законы завершили формирование демократии, учрежденной благодаря реформе Ареопага. Первый из них ознаменовывает предпоследнюю стадию в том процессе, в результате которого архонтат стал восприниматься в качестве самой обычной должности, исполнять которую можно было доверить любому законнорожденному гражданину: отныне большинство магистратур стали доступны всем — за исключением представителей низшего имущественного класса; в течение какого-то времени назначение на должность продолжало осуществляться методом «κλήρωσις έκ προκρίτων» (жеребьевка из числа предварительно избранных кандидатов), однако ко времени составления «Афинской политии» данный способ уступил место двухэтапной жеребьевке (8.1). И воссоздание коллегии «судей по демам», и введение платы присяжным было ответом на развитие института дикастерий, чему способствовала Эфиальтова реформа; судебная сфера, прежде находившаяся в руках Ареопага, ныне перешла под контроль органов демоса, и для последнего было просто необходимо разделить ге- лиэю на отдельные дикастерии, а также стандартизировать новую процедуру, в соответствии с которой один из архонтов после предварительного расследования дела передавал тяжбу в одну из дикастерий, если, конечно, спор не разрешался до этого момента. Судьи по демам, вероятно, рассматривали только незначительные частные (т. е. непубличные, такие, в которых не были представлены интересы государства. —А.3.) дела, сумма иска в которых не превышала десяти драхм (ср.: Афинская полития. 53.2): подобные тяжбы часто возникали между непосредственными соседями, и таким образом судебный процесс мог быть упрощен, да и нагрузка на дикастерии — важный и загруженный работой суд — облегчена. Введение платы присяжным (которая первоначально, судя по всему, составляла два обола в день44) позволяло малоимущим гражданам принимать участие в судебной деятельности и делало возможным формирование судебных комиссий (дикастерий) с очень большим количеством присяжных; афиняне отдавали предпочтение именно таким, крупным, жюри, представлявшим сам демос. Если мы признаём связь между политиче-
43а Дикастерии — букв.: «судилища»; в данном случае имеются в виду десять судебных комиссий, на которые делилась афинская гелиэя — корпус из 6 тыс. присяжных судей. — А. 3.
44 	Схолии к «Осам» Аристофана. 300, ср.: 88 (с исправлением рукописного текста).


104
Глава 4
сними интригами против Кимона и введением платы судьям, тогда данную меру необходимо отнести к тому времени, когда этот политик находился в Афинах; однако следовало бы ограничиться более осторожным выводом: в любом случае, судьи стали получать плату при жизни Кимона, вскоре после реформы Эфиальта45.
Закон Перикла о гражданстве требует более всестороннего рассмотрения. Единственная мотивировка этого закона, приведенная в античных текстах, сводится к формуле «вследствие чрезмерно большого количества граждан» [Афинская полития. 26.3) j46 однако данный пассаж совершенно не объясняет восстановление закона в 403/402 г. до н. э., после того, как государство в ходе Пелопоннесской войны понесло огромные потери; и если, что кажется весьма вероятным, незаконнорожденные никогда не получали афинского гражданства47, эффект от Периклова закона должен был состоять в ограничении граждан в выборе жен, но не в ограничении количества сыновей-граждан, рождавшихся у отца-гражда- нина48. К числу выдающихся граждан, имевших матерей-иностранок, принадлежали Клисфен и Фемистокл, а также, несомненно, Кимон. Высказывалось предположение, что обсуждаемый закон являлся элементом партийно-политической интриги против Кимона, однако нет никаких указаний на то, что это постановление имело ретроспективное (обратное) действие, и почти определенно Кимон в последний раз командовал афинским военно-морским флотом (Фукидид. 1.112.2—4) уже после вступления в силу данного закона49. Скорее, богатые аристократы, а не бедные простолюдины могли привозить жен из-за пределов Афинского государства; но в середине V в. до н. э. гораздо больше афинян, чем прежде, бывали за границей; так же и чужеземцы во множестве стали приезжать в Афины в качестве метеков, а их дочери могли становиться супругами как бедняков, так и богачей. Можно высказать догадку, что смешанные браки воспринимались нормально до тех пор, пока они были редки и заключались выдающимися людьми, но начали подвергаться осуждению, когда стали более частыми: Афины и их демократия процветали, и право принадлежать к гражданскому коллективу следовало предоставлять лишь тем, кто мог подтвердить свое афинское происхождение. В 445/444 г. до
45 Hignett 1952 (D 38): 342—343; обратная точка зрения: Wade-Geiy 1938 (С 104): 131— 134 = 1958 (А 121): 235-238.
46 Аристотель в «Политике» (Ш, 1278а26—34) замечает, что, когда демократические государства испытывают недостаток в «законных» гражданах, они устанавливают мягкие критерии для обладания гражданскими правами, но когда чернь (охлос) разрастается до огромной массы, они принимают чрезвычайно строгие правила.
47 Lacey 1968 (L 90): 282, примеч. 15; Humphreys 1974 (L 73); Rhodes 1978 (L 120; обратная точка зрения: Harrison 1968-1971 (А 59) I: 63—65; MacDowell 1976 (L 97).
48 Hignett 1952 (D 38): 346.
49 Там же: 345; обратная точка зрения: Jacoby. FGrH ШЬ suppi. I: 477—481; о последней стратегии Кимона ср.: гл. 3, π. IV, в начале (Meiggs 1963 (Е 52): 13 — автор, считающий, что Кимон был призван из изгнания незадолго до истечения срока, датирует его смерть на Кипре временем до момента принятия закона; та же хронология в: Meiggs 1972 (Е 53): 111, 125, 422—423, 456-457, однако см. в конце наст, тома хронологическое дополнение Nq 8).


Афинская революция
105
н. э. Псамметих, царь Египта, отправил партию зерна в Афины, которое было распределено между гражданами; этот дар побудил провести проверку гражданских списков, и не вызывает никакого доверия ничем не подтверждаемое заявление, что целых 4760 человек из 19 тыс. были исключены из этих списков (Филохор. FGrH 328 F 119). Нет надобности следовать за Плутархом [Перикл. 37.4), который связывает данную проверку с законом Перикла50, однако она отражает тот же самый подход — выгодами афинского гражданства мог пользоваться лишь тот, кто был способен надежно подтвердить свою к нему принадлежность — и в этом законе нет ничего не совместимого с демократией51.
III. 	Периклова демократия
Стержнем Афинского государства был афинский демос, то есть корпус афинских граждан, и при демократии государство управлялось демосом и к пользе демоса. К процессу совместного принятия решений привлекались все граждане: высшим органом власти являлась экклесия — Народное собрание, состоявшее из всех взрослых граждан мужского пола. Исполняться решения, конечно, не могли всеми совместно, однако привлекать к этому можно было всех по очереди: административная власть базировалась на многочисленных коллегиях должностных лиц с четко очерченными обязанностями, и никто не мог отправлять одну и ту же государственную должность более одного года. После предварительного следствия, проведенного кем-либо из должностных лиц, большинство судебных тяжб переносились для рассмотрения в дикастерию: в состав жюри в таких судах входило множество народу, и, будучи подразделениями солоновской гелиэи, эти коллегии считались представителями демоса.
Именно Народное собрание принимало законы, вводило налоги и вырабатывало решение, как тратить собранные средства, заключало союзы и объявляло мир и войну. Любой присутствующий на экклесии гражданин мог лично участвовать в обсуждении любого вопроса либо предложить поправку к внесенному проекту постановления уже непосредственно перед Собранием или внести свое собственное новое предложение.
50 	Hignett Указ, место.
01 Patterson 1981 (D 65) — автор доказывает, что до 451/450 г. до н. э. не было принято никакого закона, который предписывал бы ограничительные условия для регистрации человека в качестве гражданина (с чем я охотно готов согласиться), и что были зарегистрированы (в чем я сильно сомневаюсь) многие люди, чьи оба родителя не являлись афинянами. См. также: Walters 1983 (L 139) — здесь доказывается, что незаконнорожденные ipso facto, в силу одного только этого факта, не лишались гражданства и что целью закона было исключение из гражданского коллектива сыновей граждан от рабынь. Humphreys 1977/1978 (D 39): 99 = 1983 (А 67): 24 — автор видит цель этого закона в том, чтобы «не Допустить использования семьями, основанными на международных династических браках, своих частных связей в деле манипулирования внешней политикой государства». См. также гл. 8g, с. 370, 380 наст. тома.


106
Глава 4
Наиболее существенное ограничение властных полномочий экклесии было обусловлено принципом пробулевсис (προβούλευσις — «предварительное обдумывание»)52. В Афинах, как и в других греческих городах с самыми разными политическими режимами, Народное собрание работало в тесной связке с более узким Советом [буле), который до вынесения вопроса на экклесию рассматривал его в предварительном порядке; города допускали разную степень свободы Совета в решении вопросов, без включения их в повестку Народного собрания, а также степень свободы прений по вопросам, вынесенным на Народное собрание;53 в демократических Афинах и важнейшие, и второстепенные решения принимались Народным собранием, а ограничения его свободы были минимальными. Пробулевти- ческий принцип формулировался здесь так: «Ни по одному вопросу демосу не позволено принимать постановления, если на сей счет не было выработано предварительного заключения Совета и если пританы не включили это (т. е. какой-то конкретный вопрос. — А.3) в повестку» [Афинская политик. 45.4), и единственное, что данный принцип запрещал, — принимать какое-то определенное решение по вопросу, не вынесенному Советом на Народное собрание. Совет мог предложить собственные рекомендации, однако Народное собрание было вольно принять их либо отвергнуть, предпочтя альтернативный проект постановления; Совет мог и не давать никаких рекомендаций, просто предложив Собранию обсудить данный вопрос и решить дело по своему разумению; в таком случае предложения могли формулироваться уже на самой экклесии; наши источники говорят о том, что в V и IV вв. до н. э. оба органа власти подходили к исполнению своих функций очень серьезно. Если во время дебатов поднималась какая-то проблема, решение по которой председательствующие не были готовы принять, поскольку она не охватывалась пробулевмой (предварительным постановлением Совета, принятым для внесения его в Народное собрание), экклесия могла потребовать, чтобы соответствующее предложение было подготовлено к одному из следующих собраний: в V в. до н. э. иногда, всякий раз по конкретному поводу, назначались особые редакционные комиссии (их членов называли синграфеями) для представления предложений через Совет пятисот; именно такие комиссии проложили путь олигархиям 411 и 404 гг. до н. э., так что в итоге от подобной практики афиняне отказались, и в IV в. до н. э. дело подготовки проектов стало поручаться самому Совету.
Некоторые иные ограничения властных полномочий Народного собрания обычно воспринимались самим этим собранием вполне нормально, но при этом они могли и не сработать как раз тогда, когда в них была наибольшая необходимость [экклесия, которая ввела олигархию в 411 г. до н. э., начала с того, что временно приостановила действие стандартных правил, препятствовавших принятию скорых решений;54 в «суде» над стратегами после Аргинусского сражения пританы пытались осущест¬
52 О том, как данный принцип работал в Афинах, см.: Rhodes 1972 (D 75): 52—81.
53 Ср. ниже, с. 125—126 наст. тома.
54 См. ниже, гл. 11, п. Ш.


Афинская революция
107
вить обычную процедуру, однако «толпа громко шумела о том, как это ужасно, когда демосу не позволяют делать то, что ему угодно» (Ксенофонт. Греческая история. I.7.1255). К 415 г. до н. э. существовала возможность преследовать в судебном порядке автора (инициатора) постановления и лишения законной силы принятого декрета посредством процедуры гра- фэ параномон56. В некоторых случаях демос мог проголосовать за то, чтобы не выносить вопрос на обсуждение без предварительного предоставления инициатору иммунитета (так называемая адейя — «судебная неприкосновенность, ненаказуемость»), так что решение могло и не быть принято в течение одной экклесии: на одном собрании предоставлялся иммунитет, а на втором — принималось решение по существу проблемы57. Обсуждение и принятие отдельных важных постановлений, как, например, того, что было утверждено в 433 г. до н. э. по поводу Коринфа и Керкиры58, могло растянуться на два дня: на первом собрании народ, видимо, выслушивал аргументы, а на следующий день вновь сходился, чтобы проголосовать (Фукидид. 1.44.1), причем, как кажется, не было принято никаких мер к тому, чтобы голосовать могли лишь те, кто перед тем заслушал все аргументы.
В IV в. до н. э. в каждую из десяти пританий года проходило четыре регулярных собрания, одно из которых считалось «главным» (κυρία) (Афинская политая. 43.4—6): вероятно, было время, когда κυρίαι έκκλησίαι («главные экклесии») были единственными регулярными собраниями, и мы можем высказать догадку, что другие три начали созывать в период между реформой Эфиальта и концом V в. до н. э. В течение одной десятой части года [притании) пятьдесят членов Совета из одной филы выполняли функции притапов, то есть постоянной комиссии Совета и одновременно председателей как Совета, так и Народного собрания; каждый день один из членов этой комиссии жребием избирался в качестве ее главы [эпистат). Данный механизм мог появиться уже со времени создания Клисфеном десяти фил, однако до Эфиальтовой реформы нет никаких явных свидетельств о существовании таких пританов, и, вероятно, Совет не был так уж загружен работой, чтобы нуждаться в каком-то постоянно действующем комитете, поэтому введение данного института следует, видимо, приписать именно Эфиальту59 и допустить, что до того момента роль председателей выполняли девять архонтов60. Решения в Народном собрании принимались простым большинством голосов. По некоторым поводам, особенно когда это касалось какого-то конкретного лица, голосование проводилось с использованием специальных вотивных камешков, причем требовался кворум в 6 тыс. чел.;61 наличие последнего
55 Ср. ниже, с. 613.
56 Ср. выше, сноски 28, 32 и соответствующие места в основном тексте.
57 Наир.: М—L 58 = IG I3 52.15-19.
58 См. ниже, с. 467-468.
59 См.: Rhodes 1972 (D 75): 16-19.
60 Hignett 1952 (D 38): 74, 92, 98-99, 150-151.
61 Ср. закон, цитируемый у Андокида (1.87), и правило, касающееся процедуры остракизма, как оно сформулировано у Плутарха (Аристид. 7.6).


108
Глава 4
условия означает, что присутствие такого количества людей было возможно, но отнюдь не всегда достижимо62. В других случаях экклесия принимала решение путем поднятия рук: в течение одного собрания требовалось голосовать много раз, и весьма вероятно, что никто не озадачивался точным подсчетом голосов, и только если результат вотирования не выявлял очевидного и для всех несомненного большинства, процедура повторялась63.
Обычным местом Народных собраний был Пникс (холм к юго-западу от Агоры, к западу от Акрополя); здесь самые ранние строительные работы датируются концом VI в. до н. э., а на исходе следующего столетия место было перестроено, в IV в. до н. э. это случилось еще раз64. Главное помещение Совета находилось на Агоре (см. ниже, рис. 27): работавшие здесь археологи первоначально датировали Булевтерий (место заседаний буле) примерно 500 г. до н. э., а строительство Голоса (круглое здание, в котором обедали за государственный счет пританы) — второй четвертью V в. до н. э.65, и это позволяло связывать первый с Клисфеном, а второй — с Эфиальтом;66 однако обнаружение в Булевтерии повторно использованного строительного материала делает всё не таким однозначным и может указывать на то, что и он появился во второй четверти V в. до н. э.67. Так или иначе, возведение помещений для Совета и Народного собрания относится к тому полувековому периоду, который отделяет Клисфена от Эфиальта.
Информация о деятельности Народного собрания являлась, очевидно, общедоступной. Понятно, что официальные документы не могли тиражироваться в значительном количестве и массово распространяться, как это происходит в наше время, так что в Афинском государстве должность секретаря являлась очень важной (поскольку ее обладателю необходимы были навыки особого рода, он назначался не жребием, а голосованием), который громко зачитывал документы на заседаниях Совета и в Народном собрании [Афинская полития. 54.5; ср.: Фукидид. VII. 10). Хотя документы не могли прийти к каждому гражданину в индивидуальном порядке, сам гражданин и до, и после собраний имел возможность прийти к документам: не было другого греческого государства, где бы декреты Народного собрания, отчеты о государственных расходах и прочие официальные документы самого разного характера записывались на каменных стелах в таком количестве, как это было в Афинах; такая масштабная публикаторская деятельность, как представляется, началась вскоре после Эфиальтовой реформы, по-видимому, в результате осознанного и вполне обдуманного решения новой демократии. Как уже упоминалось,
62 О численности народонаселения Афин см. ниже, с. 112—113.
63 Hansen 1977 (D 31).
64 Cp.: Travlos 1971 (I 171): 466—476 — здесь приводятся ссылки на другие работы, всесторонне рассматривающие данную проблему.
65 Там же: 191—195, 553—561; Thompson and Wycherley 1972 (I 166): 20, 25—46.
66 Rhodes 1972 (D 75): 30—31,18—19 (здесь данное обстоятельство используется в качестве аргумента в пользу того, что институт пританов появился при Эфиальте).
07 Згой дате отдается предпочтение в изд.: Thompson 1981 (I 165): 345—346.


Афинская революция
109
повестку дня для Собрания готовил Совет пятисот, а тот способ, каким этот последний начал действовать в качестве контролера административных властей (см. ниже), убеждает нас в том, что он был отлично информирован о всех повседневных делах в Афинах. Что касается Народного собрания, то здесь ситуация облегчалась тем, что его члены не были полными дилетантами в вопросах государственного управления: многие из тех, кто регулярно посещал заседания, исполняли какую-нибудь должность в текущем году, и еще большему количеству граждан предстояло сделать это в одном из последующих годов.
Греческие полисы не имели профессионального бюрократического аппарата. Так, в демократических Афинах многие вопросы полисного управления были поручены гражданским коллегиям, включавшим, как правило, по одному представителю от каждой филы. Это можно проиллюстрировать на примере того, как были организованы афинские финансы. Сбор налогов и пошлин сдавался на откуп на публичных торгах, в которых соперничали друг с другом корпорации предпринимателей-от- купщиков, и право заключения годового контракта предоставлялось той корпорации, которая предлагала самые большие поступления; торги организовывали особые должностные лица, называвшиеся полетами (πωλη- ταί, букв.: «продавцы»); аукцион проходил на заседании Совета пятисот; в Совете хранились сведения о всех контрактах, в которых фиксировались причитающиеся суммы и даты их поступления; для выполнения сугубо рутинных, технических задач такого рода имелось несколько государственных рабов (δημόσιοι) (Афинская полития. 47.2—5). В назначенный день деньги поступали аподектам (букв.: «сборщики», «приемщики») и в списках соответствующая сумма вычеркивалась, и делалось это опять же на заседании Совета пятисот (,Афинская полития. 47.5—48.1); тех, кто не выполнил обязательств, Совет преследовал с помощью другой коллегии — так называемых практоров (букв.: «каратели») (см. закон, упомянутый в речи I Андокида. — О мистерях. 77). В V в. до н. э. собранные государственные доходы вносились аподектами в некую центральную казну, а все расходы должны были утверждаться Народным собранием (как разовые, так и периодически повторявшиеся казенные выплаты);68 казначеями, производившими выплаты, были колакреты (древнее название, букв.: «сборщики бёдер»683), и в литературе высказывалось мнение, что свои обязанности они исполняли не на протяжении всего года, а только в течение одной притании — по той, вероятно, причине, что у них всегда была возможность и большой соблазн присвоить часть государственных средств69. Деятельность различных коллегий направлялась в одно русло
68 В IV в. до н. э. практиковалось регулярное распределение (μεριμός) фиксированных денежных сумм отдельным государственным органам, производившим расходы, см.: Rhodes 1972 (D 75): 99-101; 1979/1980 (D 78): 310-311.
681 Слово χωλή означает «бедро», «окорок»; когда-то колакретами называли особых лиц, в обязанности которых входил сбор частей животных для публичных жертвоприношений. — A3.
69 Wilhelm 1939 (D 179).


по
Глава 4
благодаря контролю со стороны Совета (ср.: Афинская полития. 45.2; 47.1; 49.5): в финансовой сфере этот контроль распространялся не только на светских должностных лиц, но и на хранителей священной казны Афины и казны других богов (ср.: Афинская полития. 47.1), и на тактов (оценщиков податей, асессоров: IG I3 71 = М—L 69.8—26), которые оценивали податные суммы, приходившиеся на государства — члены Делосского союза, и на эллинотамиев (так называемых «казначеев эллинов»: IG I3 34 = М—L 46.16—22), которые получали и распределяли эту дань. Податные суммы расходовались на постройку кораблей для афинского флота, на вознаграждение воинам и матросам, принимавшим участие в боевых действиях Союза; в 440-430-х годах до н. э. та часть этих сборов, которая превышала расходы на указанные нужды, тратилась на строительство общественных зданий в самих Афинах и в Аттике;70 столичный статус Афин в Делосском союзе подразумевал, что гражданам союзных государств в силу самых разнообразных причин приходилось посещать этот город и платить там разные сборы, пополняя афинскую казну и приумножая благосостояние афинян71.
Государство располагало огромным количеством должностных лиц — в одном месте «Афинской политии» правдоподобно говорится о том, что в V в. до н. э. было до 700 внутренних и заморских властей (в рукописи число 700 продублировано и применительно к заморским властям, но это удвоение — ошибка переписчика) (24.3) — и, кроме того, своих собственных должностных лиц имели филы, триттии и демы, как и другие организационные структуры внутри Афинского государства. Почти все назначения на регулярные гражданские должности производились путем жеребьевки, срок полномочий на конкретном посту ограничивался одним годом, при этом его нельзя было занимать дважды в течение всей жизни человека; жребием выбирались и члены Совета пятисот; в IV в. до н. э. пост советника было позволено занимать дважды, и весьма вероятно, что в начале V в. до н. э. также было необходимо (по причинам демографического порядка. — А.З.) позволять исполнять эту важную функцию неоднократно, но во времена Перикла никакой надобности в подобной уступке точно не было72. Чтобы такая система работала, необходимо было огромное количество людей, способных и желающих посвятить часть своего времени публичному служению: плата присяжным судьям (ср. выше, с. 103—104) была, вероятно, первым случаем введения материальной компенсации гражданам за потерю заработка в связи с занятием публичными делами; в свое время стали выплачивать вознаграждение и другим должностным лицам и коллегиям;73 кульминация в этом отношении была достигнута в 390-х годах до н. э., когда была введена плата за посещение
70 Ср. с. 169.
71 Ср.: гл. 8h, π. I насг. тома.
72 Rhodes 1980 (А 105): 195-196.
73 Одним из мотивов олигархического переворота 411 г. до н. э. было желание сэкономить казенные деньги путем отмены такого регулярного содержания лиц, состоящих на гражданской службе: см. ниже, гл. 11, п. Ш насг. тома.


Афинская революция
111
Народного собрания [Афинская полития. 41.3; ср.: Аристофан. Женщины в Народном собрании. 186—188, 289—311, 392). Идея, обуславливавшая эту практику, состояла в том, что участие в государственных делах следовало принимать всем: не все, конечно, могут быть хорошими правителями, однако участие в работе экклесии было работой несложной, возможность проявления здесь некомпетентности — ограниченной, и, хотя ежегодно на каждой должности оказывался новый человек, большинство из них были людьми, которые в предыдущие годы уже отправляли другие посты на публичной службе. Государственные должности, впрочем, оставались доступны не всем взрослым гражданам мужского пола: люди младше 30 лет (ср.: Афинская полития. 63.3, о присяжных), а также члены самого низшего имущественного класса — феты [Афинская полития. 7.3—4) избираться не могли.
Совет пятисот приобрел не только административные, но и судебные функции, при этом вторые нужны были для усиления первых [Афинская полития. 45.2). В современном мире, где власть государства над индивидуумом огромна, представляется очень важным, чтобы суды были независимы от иных государственных органов и могли скрупулезно требовать соблюдения законов даже от государства, но в греческом мире государственный аппарат обладал гораздо меньшей властью; в Афинах V в. до н. э. противопоставление полиса и отдельных граждан этого полиса практически не проводилось, как не различались с определенностью закон и то, что желал демос в настоящий момент. После реформы Эфиальта Совет пятисот участвовал также в разборе дел по исангелищ то есть обвинений в тяжких преступлениях против государства. Если не считать сферы судебных полномочий Совета, большинство публичных исков (по обвинениям, которые мог предъявлять любой желающий гражданин), а также те частные иски, которые оценивались в сумму более 10 драхм74, после предварительного расследования одним из магистратов отныне переходили к одной из дикастерий, на которые была разделена солоновская гелиэя: в судебном заседании принимало участие несколько сот (а иногда и тысяч) присяжных, а их сводный список составлял 6 тыс. чел. (Аристофан. Осы. 661—662; Афинская полития. 24.3); лица моложе 30 лет не могли стать присяжными, но феты — могли. В деле правосудия, как и в сфере исполнительной власти, афиняне не придавали слишком большого значения экспертизе: тяжущиеся стороны должны были самостоятельно представлять суду доказательства по делу; со временем появились профессиональные составители судебных речей, но они не являлись специалистами в праве, юристами в собственном смысле этого слова. Не существовало никаких регулярных государственных обвинителей: Совет мог раскрывать преступления в ходе исполнения своих правительственных функций (ср.: Антифонт. VI. О хористе. 49), а иногда, как в случае с судебным делом Кимона (с. 94 наст, тома), обвинители от государства могли быть специально избраны, однако обычно возможность вчинить иск публичного харак¬
74 	Тяжбы, стоившие меньше, рассматривались судьями по демам; ср. выше, с. 103.


112
Глава 4
тера оставлялась «всякому, кто пожелает» («о βουλόμενος»), при этом существовали профессиональные клеветники (доносчики), называвшиеся сикофантами;75 эти люди регулярно занимались тем, что вчиняли иски по любому поводу с той лишь целью, чтобы получить материальное вознаграждение, которое полагалось тому, кто выиграл судебное разбирательство (в форме штрафа или части имущества проигравшей стороны. — А.3)\ сикофанты воспринимались в Афинах как настоящее бедствие (см., напр.: Аристофан. Ахарняне. 898—928). Стороны клялись говорить только по существу дела (Афинская полития. 67.1), а судьи приносили присягу в том, что будут подавать свои голоса по существу рассматриваемого дела (см. текст клятвы, приносившейся присяжными: Демосфен. XXIV. Против Тимократа. 151); впрочем, из сохранившихся речей совершенно ясно, что на деле афинские суды не обращали особого внимания на это и не имели стандартизированных представлений об уместности/йеуместности приводимых сторонами аргументов: по сути своей суды эти представляли собой, так сказать, поперечный срез афинского демоса — они выражали волю демоса относительно тяжущихся сторон, представших перед ним.
Та масса, которая собиралась на экклесии и из числа которой замещались члены Совета, другие должностные лица и присяжные судьи, представляла собой отнюдь не всё население Афин, но только афинский демос, взрослых лиц мужского пола, обладавших гражданством. Исключение детей из политического процесса сохраняется и в нашу эпоху, исключение женщин сохранялось вплоть до самого недавнего времени. Впрочем, если даже отнести женщин и детей к гражданству в расширительном смысле слова, граждане составляли гораздо меньшую часть от всего населения Аттики, чем это обычно бывает в любом современном государстве. Демос мог пожаловать гражданство какому-нибудь чужеземцу (и иногда он делал это), однако не было никакого общего правила о приобретении гражданства по месту рождения или в результате переселения, а закон Перикла от 451/450 г. до н. э., требовавший, чтобы у гражданина были гражданами и мать, и отец, ввел даже еще более строгие условия наделения гражданством, чем это было прежде (см. выше, с. 103—105). В Аттике проживало большое количество неграждан, некоторые — как гости, остававшиеся здесь в течение довольно длительного времени, другие — как постоянно закрепившиеся здесь лица: их записывали как метеков (букв.: «живущие между». —А.З.); на них возлагались военные и фискальные обязанности; они не обладали никакими политическими правами, а из других юридических прав — только теми, какие граждане решались им предоставить. Метеки, хотя и не являлись гражданами, оставались свободными мужчинами и женщинами, тогда как многие другие категории населения не имели личной свободы. Рабы, которых было здесь много, считались собственностью своих хозяев, и эти последние обращались с ними так, как считали нужным. Афинские граж¬
75 	Букв.: «разоблачители о смоквах»; первоначально, возможно, это те, кто доносил властям о контрабанде — как у Аристофана в «Ахарнянах» (818—828, 904—928).


Афинская революция
113
дане не паразитировали за счет метеков и рабов до такой степени, как спартиаты — за счет своих периэков и илотов76, — многие афинские граждане работали на собственной земле или в собственных ремесленных мастерских, часто с помощью рабов, — однако широкомасштабное участие рядовых членов гражданского коллектива в управлении Афинским государством стало возможным отчасти потому, что не из них одних состояло народонаселение, что существовал еще и класс людей, не имевших гражданства, не имевших свободного времени и не принимавших участия в политической деятельности. Трудно подсчитать точно, сколько же в афинском полисе проживало граждан, и еще трудней — сколько неграждан; однако в начале Пелопоннесской войны общее население может быть оценено приблизительно в 300 тыс. чел., из которых 100 тыс. или даже более — это рабы, чуть меньше 50 тыс. — члены метекских семей и чуть больше 150 тыс. — члены семей граждан; из этих последних 45 тыс. (т. е. 15% от всего населения) — это взрослые мужчины-граждане, 17 тыс. (т. е. около 6% населения) — это граждане старше тридцати лет, принадлежавшие к одному из трех высших имущественных классов и имевшие право избираться на государственные должности77.
Если отвлечься от использования термина δήμος для обозначения де- мов, самых мелких единиц в клисфеновской административно-территориальной организации Аттики, данное слово могло относиться либо ко всему гражданскому корпусу в целом, либо, в отличие от богатых и знатных, к массе обычных граждан: в надгробной речи Перикла афинская демократия описывается как такое устройство, при котором все граждане имеют возможность проявить свои достоинства на службе государству (Фукидид. П.37.1), в то время как «Афинская полития» Псевдо-Ксенофонта изображает ее как правление низших классов в их собственных интересах (1.2—9); пытаясь дать определение демократии, Аристотель начинает с замечания о том, что это такое устройство, при котором власть находится не у одного или нескольких, но у многих, и при этом добавляет, что на деле — это правление бедняков (Политика. Ш, 1279а22—1280а6). В деле назначения на должности афинская демократия сохраняла определенное преимущество за людьми состоятельными: граждане, принадлежавшие к низшему имущественному классу, не могли официально избираться на государственные посты, и, даже несмотря на предоставление жалованья, самые бедные из тех, кто такое право сохранили, в отличие от людей более богатых считали, вероятно, не таким уж легким делом проявлять личное участие в делах других и посвящать собственное время государственной службе. Беднейшие граждане допускались в Народное собрание, и скорее расстояние, чем бедность, удерживало многих людей
76 Ср.: САН ИРЛ: 742-744.
77 Эти приблизительные оценки базируются на подсчетах А. Гомма и В. Эренберга (Gomme 1933 (А 48); Ehrenberg 1969 (А 33): 30—32); впрочем, аргументы в пользу несколько более высокой пропорции гражданского населения приведены в моей работе: Rhodes 1988 (С 84): 271—277; в то же время Р. Дункан-Джонс настаивает на значительно более высокой пропорции для метеков, см.: Duncan Jones 1980 (А 30).


114
Глава 4
от регулярного участия в работе экклесии (Марафон находится в 37 км от Афин, если выбрать самый короткий маршрут, и в 42 км — если самый удобный): если бы Народное собрание разделялось по принципу «бедные — богатые», то первые регулярно могли бы иметь перевес голосов перед вторыми, однако ничего не говорит о том, что было именно так. Есть некоторые свидетельства о численном преобладании бедных над богатыми в судах: жалованье, выплачивавшееся присяжным, должно было привлекать к этой деятельности тех, для кого единственным альтернативным способом сопоставимого ежедневного заработка мог быть только тяжелый физический труд; если у государства не хватало денег, жалованье присяжным не выплачивалось, и тогда деятельность судов временно приостанавливалась;78 когда под судом оказывался какой-нибудь обладатель большого состояния, данное обстоятельство вполне могло стать одним из аргументов в пользу того, чтобы голосовать за обвинительный приговор — дабы за счет конфискаций не прекращались выплаты судейского жалованья79.
Мы не знаем, когда налог на собственность, называвшийся эйсфорой и впервые упомянутый в 434/433 г. до н. э. (IG I3 52 = М—L 58 В 15—19), был введен или собран в первый раз; большинство других податей являлось косвенными налогами, так что суммы, которые платил человек, зависели скорее от характера его потребления, нежели от материального состояния. Богатые принуждались к большему участия в делах государства через систему литургий. Так, например, они должны были выполнять роль хорегов, готовя и финансируя хоры для праздников, а также роль триерар- хов, командуя и финансируя триеру в составе боевого флота. Эта система вовлекала плательщика в активную жизнь общины, чего невозможно было добиться, когда налоги собирались и расходовались фискальными агентами государства; эта система, кроме всего прочего, давала возможность богатым людям состязаться друг с другом и публично демонстрировать свои возможности. Сохранившиеся судебные речи показывают: многие ставили себе в заслугу то, что они выполняли больше литургий, тратили на это больше средств, чем от них требовалось, а когда оказывались под судом, ожидали, что об этом их служении судьи вспомнят и окажут им снисхождение80  *.
Любое сообщество нуждается в лидерах, и это верно даже в отношении Афин, где состав экклесии менялся от собрания к собранию, а состав Совета пятисот — от года к году, где даже самым популярным вождям было трудней проводить последовательную политику, чем при современном парламентарном строе. Фукидид подчеркивает, что Перикловы Афины были только «по имени народоправством, а на деле — властью перво¬
78 Демосфен. XXXIX.17, cp.: XXIV.99; XLV.4.
79 Аристофан. Всадники. 1357—1361; ср.: Осы. 300—306; Лисий. XIX.11; XXVII. 1; ХХХ.22; Гиперид. IV.32-37.
80 Наир.: Лисий. XLX.29, 42-43; XXI.1-5, 11-12; XXV.12-1; Демосфен. XIX.282. Аристотель в «Политике» (V, 1309а17—20; VI; 1320ЬЗ—4) высказывается неодобрительно о прак¬
тике нарочитых и дорогостоящих, но бесполезных литургий.


Афинская революция
115
го мужа» (П.65.9); Плутарх, несколько обобщая, пишет, что «в течение сорока лет Перикл первенствовал среди эфиальтов, леократов, мирони- дов, кимонов, толмидов и фукидидов, но после падения и остракизма Фукидида [около 443 г. до н. э.]81 он не менее, чем на пятнадцать лет, приобрел непрерывную и единоличную власть и могущество — и это при том,’что должность стратега дается только на один год» [Перикл. 16.3). К середине V в. до н. э. архонты были уже окончательно низведены до уровня рутинной должности, связанной теперь в основном с организацией праздников и механизмом осуществления правосудия; благодаря — по крайней мере отчасти — успехам Кимона в роли командующего вооруженными силами Афин и Делосского союза стратеги перестали быть только полководцами в армии и на флоте, но приобрели также значение политических лидеров Афин. При том, что почти на все должности избирали жребием и занимать их можно было только единожды, а именно на те посты, которые, как считалось, требовали более лояльности, нежели способности, было признано, что должность стратегов и других военных магистратов требует как раз способности, так что на эта посты избирали поднятием рук, и одному человеку отправлять эта должности можно было столько раз, сколько демос посчитает нужным (ср.: Афинская политик. 43.1; 61.1). Именно так народ выбирал своих вождей в эпоху Перикла: назначение на должность стратега являлось одновременно и признанием превосходства этого человека, и средством применения и закрепления указанного господства.
По закону, стратеги являлись полководцами и должностными лицами, наделенными исполнительной властью, каждому из которых народ поручал выполнение своей особой задачи; они неизбежно получали определенную свободу действий в сфере своей ответственности, но в конечном счете отвечали перед народом за выполнение этих задач. Признанием их важной роли в государстве было то, что они вместе с членами Совета пятисот и другими должностными лицами приносили клятвы от имени полиса об исполнении договоров или о защите того, кому была предоставлена какая-то особая почесть. Свидетельства о том, что стратеги обладали привилегированным конституционным статусом и могли требовать собрать или, напротив, не собирать Народное собрание, относятся только к периоду Пелопоннесской войны, однако в любом случае экклесия неизбежно относилась с большим вниманием к предложению, внесенному кем-либо из стратегов или совместно всей коллегией, нежели к предложениям частных лиц или группы частных лиц:82 время политика-оратора, государственного мужа, регулярно произносившего речи на Народном собрании, не занимая при этом никакой должности, — такое время еще не приспело83.
Как и в случае с большинством других должностей, стратеги составляли коллегию десяти. Первоначально их избирали на Народном собрании
81 	Ср. с. 188 наст. тома.
83 	Ср. с. 504—505, 520 наст. тома.
82 Rhodes 1972 (D 75): 43-46.


116
Глава 4
по одному от каждой филы [Афинская полития. 22.2), и, если доверять Плутарху, такой порядок сохранялся еще в 469/468 г. до н. э. [Кимон. 8.8); ко времени написания «Афинской политии» они избирались безотносительно к филам (61.1), а наши, хотя и недостаточные, знания о стратегах IV в. до н. э. всё же позволяют прийти к мысли, что в 357/356 г. до н. э. эти новые правила еще не действовали84. В одном фрагменте Андротиона [FGrH 324 F 38), будто бы содержащем список стратегов 441/440 г. до н. э., кажется, перечисляются одиннадцать человек, причем в их число определенно включен Перикл вместе с другим представителем его филы, да и в последующие годы Перикл опять имел коллегу из своей собственной филы. Два стратега 357/356 г. до н. э. были из одной филы: почти все исследователи соглашаются с тем, что во второй половине V и первой половине IV в. до н. э. практиковался такой способ назначения на эту должность, который был промежуточным между двумя вариантами, указанными в «Афинской политии»: при сохранении базового принципа о том, что каждая фила поставляет одного стратега, допускалось исключение как минимум для одного из стратегов, а может быть, и более, чем для одного85. Вопрос о том, каким образом действовали и для каких случаев предусматривались подобные исключения, является предметом нескончаемых дискуссий; при ответе на него лучше всего начинать с выяснения того, как вообще проводились выборы в Народном собрании86. На электоральных собраниях голосование осуществлялось тем же методом, как и в большинстве других случаев — поднятием рук, и, по всей видимости, точного подсчета голосов никто не делал (см. выше, с. 107—108): если имелось несколько кандидатов на пост стратега от первой филы, председательствующие должностные лица (вероятно) могли не считать голоса, поданные в пользу каждого из них, а предлагали всему собранию проголосовать «за» или «против» каждого кандидата по очереди, и первый кан¬
84 В 357/356 г. до н. э. восемь стратегов принадлежали к разным филам (IG П2124 = Tod. GHI 153.20—24): конечно, возможно, что второе из перечисленных в надписи имен не следует восстанавливать как Χάρης, «Харет» (просто имя Χαβρίας, «Хабрий», могло быть случайно написано дважды, после чего одно из них было удалено), однако стратегом в 357/356 г. до н. э. Харет был в любом случае, даже если его не оказалось в этом перечне; см.: Develin 1989 (D 20): 275—276; некогда считалось, что в 323/322 г. до н. э. четыре из шести известных нам стратегов происходили из одной филы (Sundwall 1906 (L 130): 23—24), и, если это действительно так, данное обстоятельство усиливает утверждение «Афинской политии» (61.1), однако в более позднем просопографическом исследовании их количество сократилось до двух (Develin 1989 (D 20): 408; того, кого автор этой работы называет «на- вархом», сам я считаю стратегом).
85 Аргументация против этой точки зрения: Fomara 1971 (D 29): особенно с. 19—27 — здесь доказывается, что от базового принципа о представительстве фил в коллегии стратегов полностью отказались еще в конце 460-х годов до н. э., но, будь это так, мы могли бы ожидать большего количества исключений по сравнению с тем, что достоверно зафиксировано; кроме того, как указывает М. Хансен (Hansen 1988 (D 35)), сохранение базового принципа о филах (в его модифицированном варианте) для 360 г. до н. э. подтверждается папирусным документом, см.: Оксиринхская греческая история 1804. Фр. IV. 4—6.
“ Pierart 1974 (D 67); ср.: Rhodes 1981 (С 83): 129-132; Hansen 1983 (D 34): 119-121. Ссылки на обсуждение данной проблемы в других работах см. в изд.: Fomara 1971 (D 29).


Афинская революция
117
дидат, набравший в свою пользу большинство голосов, объявлялся избранным8^. Если еще до начала голосования избиратели знали всех кандидатов от данной филы и понимали, что каждый голос, отданный в пользу любого иного кандидата, кроме того, кого они действительно предпочитали, уменьшает шансы последнего, тогда просто невозможна была ситуация, когда, например, второй кандидат получил бы незначительное большинство голосов, а третий — если бы голосование продолжалось — получил бы вдруг огромный перевес в голосах. С другой стороны, вполне могло статься так, что в одной из фил ни один из кандидатов не набирал большинства: в этом случае, до того как была проведена реорганизация электорального механизма, можно было предпринять второй тур голосования по кандидатам этой же филы; позднее же в подобных случаях оставшиеся вакантными по завершении первого тура голосования места могли быть заполнены в результате второго тура, в котором участвовали все остававшиеся пока не избранными кандидаты независимо от их принадлежности к той или иной филе. Появление двух стратегов от одной филы может, таким образом, указывать на то, что в первом туре ни один из кандидатов от какой-то филы не набрал большинства голосов.
Десять стратегов, несомненно, в конституционном смысле оставались равными друг другу, и ошибочно было бы думать, что одного из десяти избирали каким-то необычным способом, дабы предоставить ему какие- то особые властные полномочия87.
Перикл, хотя и был вождем демократов, являлся человеком богатым и принадлежал к древнему аристократическому роду. Лицу состоятельному было проще, чем бедняку, посвятить свое время политической деятельности, и практически все политические лидеры были людьми далеко не нуждающимися. Из упомянутых у Плутарха [Перикл. 16.3) вместе с Периклом лиц (см. выше, на с. 115) Кимон и его родственник Фукидид принадлежали к числу благородных; из каких семей происходили остальные — мы не знаем. Наши источники заставляют думать, что Клеон, человек следующего после Перикла поколения, был первым политиком нового типа — плебеем как по своему происхождению, так и по манерам (см., напр.: Афинская политик. 28.1—3), при том что после смерти Перикла лишь немногие из старинной аристократии занимались политикой^. Нас не должно удивлять, что первые вожди демократии происходили из семей с очень долгой традицией политической активности, но демократия всё же потворствовала незнатным людям в их попытках добиться выдающегося положения, и, по мере того как им это удавалось, демократия, оказавшаяся в новых руках, представлялась аристократам всё менее привлекательной.  87 8886а При этом голосование по остальным кандидатам от той же филы уже не проводилось. — A3.
87 Наличие данного электорального механизма было показано в изд.: Dover I960 (D 21) (обратная точка зрения: Beloch 1884 (D 5): 174—188).
88 Ср. с. 504—505 насг. тома.


118
Глава 4
IV. 	Историческое значение
АФИНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Афины, как мы видели, являлись образцом демократического государства; Периклу, произносящему надгробную речь, приписываются следующие слова: «Мы сами являем скорее пример для некоторых, нежели подражаем другим» (Фукидид. П.37.1). Все взрослые лица мужского пола и афинского происхождения были гражданами, обладавшими правом присутствовать, брать слово и голосовать на Народном собрании, которое являлось высшим органом принятия государственных решений. Граждане старше тридцати могли заседать в коллегиях присяжных, выражавших волю народа в наиболее важных судебных процессах. Граждане старше тридцати, исключая представителей низшего из четырех имущественных классов, имели право заседать в Совете пятисот и занимать большинство из государственных должностей, а количество таких магистратур было столь велико, что, как только большинство этих граждан потеряли желание использовать свои политические права, машинерия государственного управления тут же начала давать сбои. Плата гражданам за отправление ими общественных обязанностей, введение которой отчасти стало возможным благодаря доходам, напрямую извлекавшимся Афинами из своей державы, а также благодаря материальному процветанию, достигнутому этим городом в качестве главы империи, позволяла даже более бедным гражданам уделять время публичным делам. Окончательная победа этой демократии стала результатом продуманных действий Эфиальта и его сподвижников. Всего за 160 лет до реформ Эфиаль- та у Афин еще не было писаных законов; правда, басилевс уже тогда не был царем в буквальном смысле слова, но лишь одним из членов коллегии архонтов; единая государственная власть стала распространяться на территорию всей Аттики; однако в других отношениях Афины того времени почти ничем не отличались от примитивных Афин эпохи «темных веков»: полис управлялся аристократией евпатридов, из числа которых назначались архонты и другие должностные лица; законы и традиции Афин сохранялись памятью членов этих благородных родов; вероятно, все взрослые прирожденные афиняне-мужчины были гражданами и могли присутствовать на Народном собрании, однако сами собрания случались редко и рассматривали не очень большое количество дел, а если рядовой гражданин не обладал смелостью Терсита (Гомер. Илиада. П.211—277), он вообще не отваживался на то, чтобы взять слово. В те времена многие из граждан конечно же не обладали полной свободой: так, гектеморы (букв.: «шестидольники») обязаны были передавать господину одну шестую часть продуктов, произведенных ими на своей земле; несомненно также, что и в каких-то иных отношениях они также должны были ему подчиняться. В других государствах, расположенных южней, незадолго до того произошли перевороты, в результате которых были свергнуты аристократические режимы и установлены тирании; но в Афи¬


Афинская революция
119
нах попытка Килона утвердить себя в качестве тирана оказалась провальной89.
Принятие подготовленного Драконтом свода писаных законов (621/ 620 г. до н. э.) символизировало первый шаг от примитивной аристократии к классической демократии: знание правовых норм более уже не зависело от памяти правящих семейств — оно становилось доступным всем; судебные процедуры, использовавшиеся для защиты потерпевших от правонарушений, были обнародованы и определены90. Несколько следующих шагов были сделаны Солоном в 594/593 г. до н. э. Согласно «Афинской политии» (9.1), его три наиболее демократические меры сводились к следующему:
• (освобождение гектоморов и) запрещение долгового рабства, упразднение различий внутри гражданской общины между господами и зависимыми;
• положение о том, что любой желающий (о βουλόμενος) мог выступить истцом в «публичных» судебных процессах, что давало шанс добиться правосудия и тем, кто не мог или боялся возбуждать дело от своего имени и на свой риск;9021
• учреждение гелиэщ судебной сессии Народного собрания, к которой могла апеллировать любая из тяжущихся сторон, в случае если она была не удовлетворена вердиктом магистрата.
Некоторые другие меры также заслуживают нашего внимания: использование имущественного ценза в качестве единственного критерия для занятия государственных должностей, в результате чего древняя, закрытая аристократия со временем могла быть вытеснена новым, открытым классом лиц, постоянно отправлявших те или иные должности; учреждение нового Совета, не зависевшего напрямую от старинной знати, задача которого состояла в подготовке повестки дня для Народного собрания, а также обусловленная этим гарантированность регулярных собраний народа (на сей счет мы можем только догадываться). Это еще не демократия и это даже еще не преддверие демократии — «Да, я народу почет предоставил, какой ему нужен»; «Будет тогда лишь народ всего лучше идти за вождями, | Коль не живет без узды, не угнетен выше сил»
89 Ср.: КИДМ Ш.З: 441^144.
90 КИДМ Ш.З: 444-445.
90а Первоначально истцом мог быть только пострадавший либо его ближайший родственник. Солон выделил категорию дел, в которых любой полноправный гражданин мог инициировать судебную тяжбу, даже если сам никакой обиды не претерпел и никакого имущественного ущерба не понес (ср. так называемые популяторные иски, actiones populares, в римском праве). Логика законодателя обычно объясняется тем, что такие иски были необходимы в тех случаях, когда пострадавшее частное лицо не могло — в силу закона либо по какой-то иной причине — защищать себя самостоятельно и на свои средства. В классических Афинах большинство таких «публичных» исков, в которых истцом мог выступить «любой желающий», назывались словом «графэ», а «частные» иски, которые могла возбудить только потерпевшая сторона, назывались словом «дикэ». См. комментарий Питера Родса к «Афинской политии», 9.1 (Rhodes P.J. A Commentary on the Aristotelian ‘Athenaion Politeia\ Oxford, 1993: 159-160). — A3.


120
Глава 4
(Солон. Фр. 5—6 West = Афинская полития. 12.1—2. Пер. С И. Радцига) — однако Солон все-таки устранил некоторые диспропорции примитивного государства и попытался установить такой режим, при котором каждый афинянин играл свою собственную роль в общей пьесе91.
И всё же смута [стасис) продолжалась, Писистрат пытался захватить тираническую власть, что ему удалось в 546 г. до н. э., с третьей попытки. Солоновские учреждения были сохранены, но при этом тирания обладала сглаживающим, выравнивающим действием, поскольку и богатый аристократ, и бедный простолюдин в равной степени являлись субъектами, обязанными подчиняться законам государства; тирания обладала также и централизующим действием, повышая роль Афин, в которых жили правители, за счет населенных пунктов Аттики. Но шло время, и в Афинах, как и в других греческих городах, граждане начали больше думать о своем теперешнем подневольном положении, нежели о древних обидах, которые позволили первому тирану захватить власть, и в 511/ 510 г. до н. э. Писистратиды были свергнуты и изгнаны92. Сразу после этого старое аристократическое соперничество вспыхнуло с новой силой, однако Юшсфен, «поначалу относившийся к демосу с презрением, затем привлек его на свою сторону» (Геродот. V.69.2.) и, сделав так, он не только одолел Исагора, но даже добился поддержки, достаточной, чтобы одержать верх над спартанцами, когда те вторглись для защиты последнего. Смысл реформы Клисфена заключался в перераспределении гражданского коллектива по 10 новым филам, 30 триттиям и 139 демам. Именно на этой новой структуре предстояло возвести весь механизм классической демократии; эффект от клисфеновской реформы заключался в уменьшении значения старой (родовой) организации, посредством которой представители аристократии сохраняли свое влияние, а также в появлении аппарата для конституционного правления как на местном уровне, так и на уровне полиса в целом. «Когда это было сделано, полития [государственный строй] приобрела более демократический характер, чем при Солоне» [Афинская полития. 22.1). Входил ли такой результат в намерения самого Клисфена — это уже совсем другой вопрос, вновь поднимать который здесь нет никакой необходимости93.
Среди прочего на десяти новых филах базировалась организация войска; начиная с 501/500 г. до н. э. Афины имели десятерых стратегов, назначавшихся сроком на один год путем выборов и имевших возможность быть переизбранными. Девять архонтов также выбирались в то время (но при этом, возможно, внутри коллегии они распределяли между собой посты по жребию), однако в 487/486 г. до н. э. был возрожден солонов- ский метод жеребьевки между предварительно избранными кандидатами; избираемые должности, привязанные к новой административно-территориальной организации, становились более важными, чем должности
91 КИДМ Ш.З: 451-470.
92 Ср.: КИДМ IV: 366-367.
93 Ср.: КИДМ IV: 387-389.


Афинская революция
121
старые, на которые назначались жребием94. Клисфеновский аппарат управления требовал значительного участия граждан, и, по мере того как они приводили в движение всю эту машинерию, «демос стал уже чувствовать в себе уверенность» (Афинская полития. 22.3, ср.: 24.1). После Персидских войн Фемистокл был побежден Кимоном, который стал создателем Афинской державы в Эгеиде, но который по своим позициям и стилю поведения во внутренней политике всегда оставался консервативным аристократом; Ареопаг, из-за снижения роли архонтов более уже не являвшийся совещанием самых влиятельных людей в Афинах, вынес вердикт в пользу Кимона, и это побудило Эфиальта поставить вопрос о необходимости уменьшения власти Ареопага и стать своего рода предвестником классической демократии. С точки зрения автора «Афинской поли- тии», происшедшие тогда перемены были еще далеко не окончательными: дальнейшие преобразования приписываются Периклу (26—27)95, после смерти которого государственные дела пошли значительно хуже (28) f6 после двух периодов олигархического правления демократия была восстановлена в конце V в. до н. э. (29-40);97 «с тех пор это [данный строй, такой вид демократии] сохраняется вплоть до настоящего времени, при постоянном расширении власти толпы» (41.2). Некоторые из тех перемен, что происходили в течение примерно ста лет после смерти Перикла, повлияли на характер демократии98, однако в сравнении с более ранними конституционными преобразованиями они представляли собой лишь второстепенные адаптационные меры, так что политию Перикловой эпохи можно рассматривать в качестве классической формы афинской демократии. И в «Политике» Аристотеля (П, 1273635—1274а21), и в «Афинской политии» (9.2) настойчиво проводится следующая мысль: не следует думать, будто бы Солон, проводя свои реформы, осознанно стремился к тому, что позднее возникло на созданном им фундаменте; и, тем не менее, мы можем видеть, как перемены, вкратце обрисованные выше, способствовали появлению конечного продукта.
Как получилось, что такой демократический строй сложился именно в Афинах? Благодаря раннему синойкизму (политическому объединению) Аттики Афины стали намного крупней большинства других греческих полисов, однако в других отношениях они оставались полисом вполне типичным. Хотя Афины первенствовали в конце «темных веков», в течение архаического периода города на Истме и в Пелопоннесе обогнали их в развитии. Политические преобразования в Афинах, о ко¬
94 Ср.: КИДМIV: 401-402.
95 Однако о реформе Ареопага, осуществленной якобы Периклом, см. выше, с. 96 наст. тома.
96 Ср. ниже, с. 504 насг. тома.
97 Ср. ниже, с. 601—602 насг. тома, а также: САН VI2: гл. 2.
98 О демократии IV в. до н. э., которая в действительности так и не приобрела в этом столетии радикального характера, см.: Rhodes 1979/1980 (D 78). Р. Кёрнер (Koemer 1974 (D 42)) настаивает, причем гораздо более решительно, чем это делаю я, что в IV в. до н. э. Афины отклонились от «демократии».


122
Глава 4
торых мы вкратце сказали выше, имели параллели в других городах. Запись и публикация законов была осуществлена и в иных местах (самый древний из сохранившихся законов, происходящий из Дрероса на Крите, относится ко второй половине 7-го столетия: М—L 2). Другие города также прошли путь от господства аристократии через тиранию к конституции, основанной на признании политических прав за более широкими группами населения (особенно это видно на примере Коринфа, где, как и в Афинах, после падения тиранического режима произошла реорганизация гражданского коллектива, см.: Николай Дамасский. FGrH 90 F 60.2; Фотий и «Суда», под словом «πάντα οκτώ»). Другие города уже гарантировали законодательным путем власть и значение Народного собрания (например, Спарта с помощью «Большой ретры»). В конце VI в. до н. э. Афины не отличались кардинально от иных городов, однако уже в первой половине следующего столетия они изменились так, как, очевидно, никто другой.
Исходную точку в этом отходе от стандартного развития нужно искать в клисфеновской организации и в последствиях ее появления. Возможно, в силу одних только территориальных размеров Афинского государства, значительно превышавших те размеры, которые могли бы одобрить философы IV в. до н. э.99, новые филы и демы Клисфена, если только даже не его триттии, стали признаваться в качестве настоящих политических единиц, причем до такой степени, которую изначально никто не мог предвидеть; вовлеченность в политическую жизнь на местном уровне, не требовавшая особой смелости и особых усилий, привила гражданам вкус к политической деятельности на более высоком уровне100. Следующие импульсы к переменам были обусловлены Персидскими войнами. «Афинская политая» (22.3) связывает первый случай применения остракизма с тем, что после Марафона демос почувствовал себя самоуверенным, а то, что афиняне смогли отразить тогда персидское вторжение почти без посторонней помощи, должно было значительно повысить доверие к афинским гоплитам101. Когда Ксеркс прошел через Фермопилы, афиняне осуществили эвакуацию населения Аттики, и это был тот опыт, который если и не добавил им уверенности в себе, то, во всяком случае, укрепил их солидарность. Ко времени Ксерксова нашествия Афины располагали флотом в двести триер, для которого требовался личный состав почт в 40 тыс. чел. (Халкида с ее афинскими клерухами укомплектовала двадцать кораблей, и какое-то количество людей для флота при Артемисии, но не при Саламине, поставили платейцы, однако большинство матросов должны были быть афинскими гражданами). Афинские триеры составляли более половины всего греческого флота; следующим по численности был коринфский контингент, насчитывавший сорок ко¬
99 Напр.: Платон. Государство. TVA22e-~i23c; Законы. V.737c—е; Аристотель. Николла- хова этика. IX, 1170Ь30—32; Политика. УП, 1326а5—Ь25.
100 Ср. выше, с. 99.
101 Ср.: Геродот. V.78 — о моральном эффекте исегории («свободы слова»), возникшем после свержения тирании.


Афинская революция
123
раблей; эгинцы поставили тридцать судов из состава флота, который (если мы согласимся с исправлением рукописного чтения в 46.1 кн. VTH «Истории» Геродота, чтобы сохранить общие подсчеты, представленные греческим историком) в целом состоял из сорока двух боевых судов (Геродот. УШ.1-2, 14.1, 43—48)102. Саламин стал таким же выдающимся достижением для афинских фетов, каким Марафон был для гоплитов; а после того как захватчики были разбиты, афиняне добились дальнейших успехов в кампаниях Делосского союза. Если в прежние времена в различных городах имели место «гоплитские революции», то теперь в Афинах пришло время для «революции фетов». Не случайно для объяснения сути афинской демократии Псевдо-Ксенофонт [Афинская полития. 1.2) и некоторые другие авторы (напр.: [Аристотель]. Афинская полития. 27.1) используют фактор большого военного значения портовой черни (ναυτικός οχλος, букв.: «мореходная масса, толпа»).
Реформа Эфиальта на самом деле не была «революцией фетов» (см. с. 95 наст, тома): по всей видимости, не существовало никакого осознанного противостояния между гоплитами и феталли по политическим вопросам; напротив, рядовые афиняне обоих классов, вероятно, положительно реагировали на предложения о передаче управления государством в руки демоса, считая, что в таком случае оно может быть вполне эффективным. Подобные предложения шли сверху: Афины до реформы имели систему правления, основывавшуюся на такой же социальной базе, какую имели политические режимы и в других греческих городах, и вызывает очень большие сомнения, что здесь, среди обычных афинских граждан, вдруг сформировались какие-то спонтанные требования о широком допуске их во власть; демократические лидеры первого поколения были представителями знати, и лишь в следующем поколении «новые люди» смогли добиться значительного политического влияния в государстве (ср. последний абзац п. Ш наст, главы). Спровоцировать противников Кимона к активным действиям могли, конечно, вердикты Ареопага в его пользу, однако эсхиловская трагедия «Просительницы» показывает, что конституционный принцип, согласно которому власть должна быть у демоса, уже начал обсуждаться. Получив предложение взять контроль над своими делами в свои же руки, демос охотно на него откликнулся.
До этого момента в Греции, в сфере организации государственной власти, базовым было противопоставление конституционных правлений и тиранических режимов; когда Геродот пишет (VL43.3), что в 492 г. до н. э. Мардоний низложил всех тиранов в Ионии, установив по городам «демократии», он, очевидно, отнюдь не имеет в виду, что новые режимы относились к тому типу, который во второй половине V в. до н. э. можно было назвать демократическим. Самый первый признак иного подхода можно обнаружить у Пиндара [Пифийские оды. П.86—88; данная ода напи¬
102 См.: Bum 1962 (А 11): 441-442.


124
Глава 4
сана, возможно, в 468 г. до н. э.103), который различает правление тирана, господство «необузданного войска»103а и власть мудрых. Во время дебатов о наилучшей форме государственного правления, которые, в чем не сомневается Геродот (Ш.80—84), но в чем серьезно сомневаются современные исследователи, состоялись однажды в VI в. до н. э. между несколькими высокопоставленными персами, были выдвинуты доводы в пользу демократии (само слово «демократия» здесь отсутствует, однако однокоренной глагол «δημοκρατέεσθαι» использован в VI.43.3, с отсылкой к этим дебатам), олигархии и монархии; а со второй половины V в. до н. э. вопрос о преимуществах правления многих, немногих и одного дискутировался постоянно. Хотя такое тройное деление возможных форм государственного устройства стало стандартным элементом греческой концептуальной системы, имело место конечно же последовательное движение от форм неограниченной власти небольшой клики к относительно эгалитарной демократии, и отнюдь не все греки проводили границу между олигархией и демократией по одной и той же линии. Славословя демократию в своей надгробной речи, Перикл приписывает Афинам более полное равноправие (с точки зрения потенциального, но не актуального положения дел), нежели то, какое здесь в действительности существовало (Фукидид. П.37.1); Афенагор, выступая в защиту демократии в Сиракузах, говорит о государственном строе, более похожем на ту конституцию, которую представлял себе Солон, а именно: в которой давать советы — это функция разумных людей, при том что задача народного большинства — слушать эти советы и принимать правильные решения (Фукидид. VL39), тогда как Сократ утверждает, что в Афинах (в политической сфере в отличие от технической) любой гражданин считается одинаково способным дать хороший совет (Платон. Протагор. 319b—d). Когда Аристотель попытался представить перечень видов олигархии и демократии, то оказалось, что в нем трудно обнаружить явное отличие между его умеренной олигархией и его же умеренной демократией, причем он пояснил, что при олигархическом строе дела могут вестись во вполне демократическом духе, а при демократической конституции — в олигархическом (Политика. IV, 1292а39—1293а34); у Аристотеля самая радикальная демократия — это такой тип устройства, при котором доходы государства позволяют ему осуществлять выплаты гражданам за исполнение ими публичной службы и когда люди несостоятельные в материальном отношении получают возможность осуществлять те политические права, которые предоставлены им конституцией (1292Ь41—1293а10).
103 	Этой датировки придерживается, напр., С.-М. Баура: Bowra 1964 (J 9): 410. Другие исследователи относят эту пифийскую оду к 470-м годам до н. э., см. прежде всего: Von der Mühll 1958 (J 79) (подробное рассмотрение проблемы и доказательства в пользу 475 г. до н. э.); Lloyd Jones 1973 (J 71): 117—127 (неуверенное согласие с датой, на которой настаивает С.-М. Баура).
103а У Пиндара — «о λάβρος στρατός», что можно понимать и как «необузданная толпа». — А.З.


Афинская революция
125
Согласно критериям Аристотеля, демократия Перикловых Афин, хотя при ней сохранялся имущественный ценз для занятия должностей, была именно крайней демократией. Мы редко имеем возможность представить детализированное описание политических режимов, существовавших в других городах, независимо от того, как они именовали сами себя — демократиями или олигархиями, но всё же нижеследующее можно считать теми вопросами, в которых олигархическое государство отличалось от демократических Афин. Всем прирожденным свободным взрослым афинянам мужского пола было гарантировано обладание определенным минимальным набором политических прав, а именно, они, по определению, были членами Народного собрания и потенциально — членами судов присяжных, тогда как при олигархических правлениях 411— 410 и 404—403 гг. до н. э. беднейшие граждане таких прав не имели; в федеративной Беотии и в беотийских городах, не входивших в Союз, существовал имущественный ценз для членства в «четырех совещаниях», которые обладали суверенной властью (Оксиринхская греческая история. 16.2); в Спарте членами Народного собрания были только «равные» [го- меи)т. Хотя в демократических Афинах Совет и магистратские должности не были открыты для всех членов Народного собрания, именно последнее осуществляло здесь высшую, суверенную, власть, и все его члены могли принимать активное участие в его деятельности — тогда как при крайней олигархии лета 411 г. до н. э., теоретически имевшей в качестве своей социальной базы 4 тыс. граждан и гоплитское войско, Народное собрание не было созвано ни разу; в Спарте самые важные вопросы, во всяком случае во внешней политике, были отнесены к ведению Народного собрания, однако свобода прений здесь была ограничена, и многое в деле государственного управления вообще не выносилось на Собрание. В Афинах огромное количество должностей, назначение на невоенные посты путем жеребьевки и запрет занимать их вторично, а также начисление платы за их отправление — всё это гарантировало, что конституция будет функционировать «в демократическом духе», что государственные должности будут открыты для их занятия значительному проценту членов Народного собрания не только теоретически, но и реально — тогда как в Спарте, где эфоры хотя и избирались сроком на один год из всего состава Народного собрания, и не могли быть переизбраны, члены геру- сии (совета старцев), однако, назначались пожизненно из группы привилегированных семейств104  105. Использование в более крупных и более сложно устроенных государствах современного мира институтов представительства и постоянных гражданских служащих означает, что гораздо меньший процент членов гражданского коллектива напрямую вовлечен здесь в дело государственного управления по сравнению с тем, как это было в Перикловых Афинах; однако в современных формах демокра¬
104 О том типе подчиненного гражданского статуса, который не предполагал политических прав, см.: Mosse 1979 (А 92); Lotze 1981 (L 96): 177—178.
105 О правительственной системе Спарты см.: САН Ш2 1: 740—744.


126
Глава 4
тии доля граждан в общем народонаселении, наделенных избирательными правами, способных принимать участие в процессе выбора представителей как в качестве выборщиков, так и в качестве кандидатов, а также тех, кто может быть задействован в роли государственных служащих, значительно более высока.
Со временем Афины и Спарта стали рассматриваться как главные образцы демократии и олигархии соответственно. Всякий раз, когда Афины имели возможность вмешаться во внутренние дела своих союзников по Делосскому альянсу и силой ввести у них демократическое правление, они делали это; в то же время Спарта поддерживала олигархии у своих пелопоннесских союзников (см. с. 100—101); этой поляризации способствовало столкновение Спарты и Афин в Пелопоннесской войне (Фукидид. Ш.82.1). Насколько близко прочие эллинские демократии имитировали афинскую модель, сказать трудно106. Вероятно, в большинстве государств, считавших себя демократическими, все граждане независимо от имущественного ценза могли принимать участие в работе Народного собрания, которое в таких полисах являлось эффективным носителем высшей власти107. Еще труднее определить, до какой степени эти конституции функционировали «в демократическом духе». Жеребьевка как метод назначения на должности, а также ограничения либо полный запрет повторного занятия одной и той же магистратуры годились для поддержания равноправия не только внутри гражданской общины в целом, но и внутри правящего класса; при этом конечно же нет никаких сомнений, что такие меры широко использовались в демократических государствах. В свое время М. Финли заявил, а Дж. де Сент-Круа это заявление отверг, что «плата за исполнение государственной должности не зафиксирована ни для одного греческого (как и ни для одного римского) города, кроме Афин. <...> В отсутствие имперских ресурсов ни один дру¬
106 О клисфеновских филах и преамбулах к декретам, по стилю похожих на афинские, в Милете V в. до н. э. см.: SGDI5496 = Sokolowski. LSAM 45; Herrmann 1970 (E 54) (содержит публикацию еще одной надписи); Gehrke 1980 (Е 51). О делении года на прита- нии и преамбулах к линдским декретам, стилистически похожих на афинские V в. до н. э., см.: SIG 110, примеч. 4 = DGE 78 = Blinkenberg 1941 (С 117): 212—214 (дополнение к № 16); SEGIV. 171; Accame 1938 (С 112). В целом см.: Lewis 1984 (А 77): 56—58. Остракизм, введенный в Афинах Клисфеном (КИДМ IV: 402—407), обнаруживается также в Аргосе, Мегарах и Милете (Аристотель. Политика. V, 1302Ы8—19; Схолии к «Всадникам» Аристофана. 855: не поддается датировке), а также в Сиракузах (Диодор. XI.86.5—87: о петализ- ме, применявшемся в 450-х годах до н. э. непродолжительное время в подражание афинскому остракизму). Недавно один остракон, который, возможно, был использован в процедуре остракизма, был найден в Аргосе (ВСН110 (1986): 764—765, № 3) и еще один — в Мегарах (Η0ΡΕΣ 5 (1987): 59—73). Характерное для многих из приведенных выше работ убеждение в том, что остракизм применялся и в Эфесе, основано на произвольном умозаключении из текста Гераклита (22 В 121 D—К), впервые выведенном в работе: Guhl 1843 (F 28): 71, примеч. 2.
107 Однако, если надпись DGE 7 = Hill Sources1 В 116 = IEK 2 в самом деле имеет отношение к демократии, введенной афинянами в Эрифрах (ср. ниже), вызывает удивление, что для судейской должности зафиксирован имущественный ценз (см. сноску 78 к гл. 3).


Афинская революция
127
гой город не пытался копировать афинскую модель»108. Несомненно, в эпоху Делосского союза плата была введена в Афинах, и взаимосвязь между Союзом и способностью Афин производить такие выплаты отлично осознавалась античными писателями (см., напр.: Афинская полития. 24); однако Афины продолжали эту практику и в IV в. до н. э., когда Союз уже прекратил свое существование, а сам город в первой половине столетия далеко не процветал с точки зрения материального благосостояния;109 Аристотель нигде не пишет в «Политике», что оплачиваемость государственной службы была какой-то специфической особенностью Афин, имеются свидетельства о бытовании такой практики в Беотийском союзе и на Родосе, и, принимая во внимание концентрацию наших литературных источников на Афинах, отсутствие прямых свидетельств о выплате жалованья в других демократиях не может рассматриваться в качестве решающего аргумента. Другие города были гораздо меньше Афин: в них просто не существовало такого большого количества потенциальных обладателей государственных должностей, как это было в Афинах (в V в. до н. э. гражданам Эрифр дозволялось входить в состав Совета ста двадцати один раз в четыре года, см.: М—L 40 = IG Р 14, 12), к тому же они не могли позволить себе огромное количество регулярных денежных пособий, которые выплачивались в Афинах, однако не вызывает сомнений, что они всё же делали это в отношении меньшего количества должностей, причем должностей единоличных либо с ограниченным количеством членов коллегий, тогда как в Афинах часто действовали именно коллегии; нет ничего невероятного в том, что некоторые из других демократий предусматривали скромные — сообразно имевшимся материальным возможностям — программы выплат жалованья за выполнение публичных обязанностей и таким образом привлекали некоторых из не самых состоятельных граждан к участию в делах государства.
При всем том осуществление выплат жалованья ложилось на казну некоторых других городов, пытавшихся осуществлять такую практику, более тяжким бременем, чем на казну афинскую. В Афинах от богатых людей ждали существенного участия в государственных тратах в форме налоговых выплат и исполнения литургий, а присяжным судьям во время процессов иногда прямо говорили, что, если они хотят получать судейское жалованье и дальше, им следует вынести обвинительный приговор против подсудного им богача (см. с. 114 наст, тома); однако после VI в. до н. э. мы не слышим никаких требований о списании долгов и переделе собственности. Во многих иных местах Греции жизнь была менее стабильной. Очень часто введение демократического режима сопровожда¬
108 Finley 1973 (L 39): 173; ср.: Finley 1960 (А 38): 48; обратная точка зрения: de Ste Croix 1975 (А 108).
109 Плата за посещение Народного собрания была введена в/или после 403 г. до н. э. [Афинская полития. 41.3). М. Хансен (Hansen 1979 (D 32)) доказывает, что в IV в. до н. э. оплачиваемых должностей стало меньше, чем в предыдущем столетии. Его аргументация основана в значительной степени на молчании источников, и я сомневаюсь в правильности такого вывода, однако см.: Lewis 1982 (D 53).


128
Глава 4
лось изгнанием богатых олигархов и конфискациями их имущества, а с середины IV в. до н. э. призывы к социальной революции становятся всё более частыми110. Свободу Афин от подобных проблем можно объяснить отчасти тем, что даже и в IV в. до н. э. они по-прежнему были способны осуществлять столь желанные демосу выплаты, не прибегая к изъятиям собственности у богачей.
Конституционный образ правления был тем достижением, которым греки заслуженно гордились. Геродот (VII. 104.4) изображает изгнанного царя Демарата произносящим перед Ксерксом речь, в которой утверждается, что спартанцы — «люди свободные, но свободны они не чрезмерно, ибо имеют они над собой в качестве своего властелина закон, и они боятся его гораздо больше, чем твои подданные боятся тебя». Если варвары покорно переносят власть неограниченного монарха, а греки не желают подчиняться никакой деспотии — значит, делался вывод, варвары — это низшие существа111. Афиняне, как и остальные греки, не признавали за рабами ни личной свободы, ни политических прав, как не признавали они политической правоспособности и за иммигрантами как за людьми хотя и проживавшими в пределах их государства, но не принадлежавшими к их гражданской общине; отрицались политические права и за женщинами. Однако за пределами этих исключений афиняне считали, что политическими правами обладают все граждане, а не только богатые или благородные. Историческое значение этого открытия выходит далеко за рамки собственно классической Греции.
110 См.: Asheri 1966 (L 2): 60-119; Fuks 1966 (L 49); Harding 1974 (С 43): 285-286. Аристотель [Политика. V, 1305а3—7) упоминает о наложении тягостных литургий как о практике, которая может спровоцировать богатых людей сплотиться против демократии.
111 Ср.: Гиппократ. О воздухе, водах и местностях. 16; Аристотель. Политика. 1285а16— 19, УП, 1327Ь8—23.


Глава 5
Д.-М. Льюис
МАТЕРИКОВАЯ ГРЕЦИЯ, 479-451 ГОДЫ ДО Н. Э.
I. 479—461 годы до н. э.
Нет сомнений, что какую-то клятву члены Эллинского союза действительно принесли, — речь о так называемой «Платейской клятве», состоявшей в том, что государства, замеченные во время войны с персами в проявлении медизма, будут поклявшимися наказаны; впрочем, те версии этой присяги, в которых менее всего ощущается влияние позднейшей пропаганды, содержат своего рода спасительный пункт, предусматривающий отказ от взятого обязательства (у Геродота, VII. 132, эта клаузула приводится в следующей формулировке: «те, кто [к медизму] не были принуждены силой»; у Диодора, XL3.3, она приобрела такой вид: «те, кто добровольно [склонились к медизму]» (подразумевается: будут наказаны)). Но пока Леотихид и пелопоннесцы на одной стороне Эгейского моря всерьез размышляли о массовом изгнании тех эллинов северной Греции, которые запятнали себя сотрудничеством с персами (Геродот. IX.106.31), Пав- санию после сражения при Платеях приходилось интерпретировать эту программу в реалистическом духе и в свете военного прагматизма. Фивы, находившиеся совсем недалеко от поля битвы, на тот момент еще не сдались. Через десять дней Павсаний повел свои войска на этот город, но преодолеть фиванские стены было не так-то легко — они представляли собой очень серьезное препятствие, и Павсаний вряд ли горел желанием втянуться в долгую осаду (следует учитывать, что дело происходило в сентябре). Сообщается, что в Фивах проперсидская партия потеряла триста человек из числа «первых и лучших» — немалое количество для узкой олигархии. Было достигнуто соглашение, по которому город, где к тому времени вину за все беды уже открыто возлагали на небольшую группу лиц (Фукидид. Ш.62.3-4; ср. по контрасту: Геродот. IX.87.2) и где заявляли о своих недавних заслугах перед общим эллинским делом
1 Употребленное в этом месте у Геродота слово эмпории, т. е. торговые порты («изгнать из их торговых портов»), несколько обескураживает; возможно, имелось в виду, что ионийцы Малой Азии охотней поселятся в приморских городах.


130
Глава 5
(Геродот. VTL202, 222; Плутарх. О злокозненности Геродота. 864—867), просто выдал главных сторонников персов, которые позднее были казнены (Геродот. IX.86—88). Похоже, именно тогда Фивы и другие беотийские города перешли — или вернулись — к гоплитским демократиям, которые, как кажется, в дальнейшем, в течение этого столетия оставались здесь нормой2. Немногое можно сказать с уверенностью о Беотии следующих после Платейской битвы двадцати годах. Нумизматические свидетельства заставляют думать, что Фивы утратили свое превосходство, причем время от времени на господствующее положение в этой области пыталась претендовать Танагра3. Из двух беотийских городов-государств с незапятнанной репутацией одно, а именно Платеи, остававшиеся афинским союзником, приобрело всеми признанный статус святыни эллинской свободы; что же касается второго, Феспий, то о них мы почти ничего не слышим, если не считать того, что этот город, видимо, постарался увеличить свое население путем приема новых граждан (Геродот. \ТП.75.1); феспийцы, вероятно, также были как-то связаны с Афинами (ср. сноску 74 в этой главе).
Фактор городских укреплений, несомненно, имелся в виду, когда осенью обнаружились первые разногласия среди победителей. Афины по меньшей мере с первой половины VI в. до н. э. уже были обнесены какими-то стенами4, хотя до сих пор последние не играли заметной роли в стратегическом плане; перед своим последним отступлением Мардоний фактически разрушил всё, что еще на тот момент оставалось от городской фортификации (Геродот. IX. 13.2; Фукидид. 1.89.3). Восстановление и улучшение системы крепостных сооружений, таким образом, являлось неотложным делом для государства, которое с этого времени старалось использовать по максимуму имевшиеся у него людские ресурсы на море, и убеждение Фемистокла в том, что к возведению укреплений нужно приступать немедленно, было поддержано даже Аристидом, который в гораздо большей степени ассоциируется у нас с гоплитской фалангой, нежели с военно-морским флотом. Эта строительная операция, впрочем, вызвала беспокойство у тех союзников Спарты, которые уже тогда отлично понимали, что рост афинского флота изменит баланс сил в Греции; среди тех, кто прямо обвинил афинян в постройке стен, источники называют одних только эгинетов (Плутарх. Фемистокл. 19.2), однако коринфяне, очевидно, чувствовали не меньшую угрозу (ср.: Фукидид. 1.69.1). Спарту убедили надавить на Афины, с тем чтобы те прекратили постройку крепостных стен под предлогом, что получившийся бастион может стать сильной базой для персов во время их следующего вторжения; Афины, однако, добились своего и всё же возвели укрепления, использовав для этого хитрость, которая моментально превратилась в легенду (Фукидид. 1.89—93, с массой позднейших вариаций). В связи с этим случа¬
2 См. гл. б, п. Ш наст, главы.
3 Кгаау 1976 (С 190): 110; Fowler 1957 (С 184).
4 Vanderpool 1974 (1 172).


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
131
ем, как и в связи с ростом афинского могущества в V в. до н. э., высказывались разные мнения относительно того, насколько враждебно реагировала Спарта на афинские действия. Можно подозревать, что и в самой Спарте не было единства мнений на сей счет.
Лакедемоняне были главнокомандующими в двух великих победоносных битвах 479 г. до н. э. — при Платеях и при Микале. Эти победы указали на два основных направления, в рамках которых спартанцы могли действовать дальше: наказание тех греков северной Греции, которые запятнали себя сотрудничеством с персами, и освобождение восточных эллинов. Теперь военачальники поменялись ролями. Павсаний, который к тому времени уже понимал, что наказание запятнавших себя медиз- мом — дело не такое простое, в 478 г. до н. э. возглавил флот, а его позднейшие действия обнаруживают его убежденность в том, что и для него самого, и для Спарты поле будущей деятельности вообще не должно сводиться к одному лишь Эгейскому морю; предпринятые Павсанием в 478 г. до н. э. акции рассмотрены в другом месте (гл. 3, в начале π. I). Леотихид, который, как мы видели, был связан с проектом переселения ионийцев в северную Грецию, отправился на материк.
Логично было бы датировать фессалийскую экспедицию Леотихида 478 г. до н. э., и эта хронология отчасти подтверждается сомнительной в целом историей о том, как Фемистокл предложил поджечь союзный греческий флот, когда тот после ухода Ксеркса зимовал в Пагасской гавани (Плутарх. Фемистокл. 20.1—2). Однако были обнаружены некоторые аргументы, заставляющие предположить, что последовательность описанных у Геродота событий (VL72) относится к 476 г. до н. э., а некоторые исследователи вообще отодвигают всю эту историю к 469 г. до н. э.5. Геродот заявляет, что Леотихид мог подчинить всю Фессалию, однако не сделал этого, будучи подкуплен большими деньгами. Он был пойман с поличным, когда сидел в своем собственном стане с рукавами [персидского платья], забитыми серебром; царь предстал перед спартанским судом, его дом был разрушен (ср.: Фукидид. V.63.2-4), а сам он умер в изгнании в Тегее. Павсаний (Ш.7.9), писатель П в. н. э., говорит, что Леотихид выиграл несколько сражений и что подкуплен он был Алевадами из Лариссы, о которых мы знаем, что они были главными сторонниками персов; Плутарх (О злокозненности Геродота. 859d) называет по именам двух тиранов, фактически смещенных Леотихидом — Аристомеда и, скорее всего, Агелая6. Ни то, ни другое имя не встречается в этот период; высказывалась догадка, что Аристомед являлся тираном в Ферах, и с большей уверенностью можно предполагать, что Агелай принадлежал к главному роду в Фарсале (Michel 1281; cp.: Tod. GHI 147.34). После всех этих событий род Алевадов конечно же сохранился, хотя влияние его уменьшилось. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства о том,
5 См. в конце наст, тома хронологическое дополнение Nq 1.
6 В настоящее время исправление этого имени в лучшей рукописи на Агеллос пред- Сгавляется маловероятным.


132
Глава 5
что происходило дальше, связаны почти исключительно с нумизматикой7. До этого времени доминировали монеты Лариссы, чеканившиеся по персидскому стандарту. Теперь же появляются две квазисоюзные группы городов, каждая из которых использовала эгинский стандарт, причем одна из них — что было впервые — заявляла претензию на именование Фессалией. Внутри этих групп в городах происходит какое-то движение, при этом особняком стоит Фарсал. Во всяком случае, теперь он начинает смотреть в сторону Афин, о чем можно сделать предположение из того, например, как активно действовал фарсалец Менон в пользу Кимона в 476 г. до н. э. во время войны из-за Эиона (Демосфен. ХХШ. Против Аристократа. 199).
Мы, конечно, не имеем никакой возможности выяснить, что именно Леотихид не стал делать, посчитав это слишком трудным, и от каких действий он отказался, будучи подкупленным; также трудно понять истинную природу того противостояния, с которым он столкнулся у себя на родине. Поскольку во времена Геродота история о том, что Леотихид занял царский трон благодаря ложному оракулу, никем не оспаривалась, его положение в Спарте, судя по всему, никогда не было особенно прочным.
Еще меньше определенности по поводу отношений победивших эллинов с Дельфами и их Амфиктионией7а. Мы ничего не слышим о том, почему пораженческий настрой и весьма сомнительные практические действия Дельф8 во время персидского вторжения были отодвинуты победившими греками на задний план, и можем лишь предполагать, что некоторые конкретные лица из числа дельфийцев лишились власти. Дельфы оставались важнейшим греческим святилищем, и здесь был установлен один из трех мемориалов в честь эллинской победы (Геродот. IX.81.1; М—L 27); отдельные государства также сделали свои индивидуальные посвящения (Геродот. УШ.1229). В позднем рассказе об этих событиях (Плутарх. Фемистокл. 20.3-4) описывается спор, разгоревшийся между спартанцами, предлагавшими исключить из Совета амфиктионов города, не принимавшие участия в борьбе с персами, и Фемистоклом, воспротивившимся этой идее, указав, что в таком случае Амфиктиония окажется во власти всего лишь нескольких государств. Поскольку на основе позднейших изложений событий мы можем вывести, что около двух третей
7 Нешпапп 1922, 1924-1925 (С 186-187); Franke 1970 (F 26); Кгаау 1976 (С 190): 11^- 116. В работе Т. Мартина (Martin 1985 (С 194): 36—38) наглядно продемонстрировано, как опасно делать далекоидущие выводы политического характера на основании имеющихся нумизматических материалов. Обозрение иных, не нумизматических, источников см. в работе: Larsen 1960 (F 43).
7а Амфиктионии — религиозно-политические союзы отдельных греческих городов и племен, объединявшиеся вокруг общего святилища для его защиты, совместного отравления культа и решения различных иных вопросов; здесь имеется в виду Дельфийская амфиктиония. —A3.
8 См.: КИДМIV: 644—646, 673—674. Р. Паркер постарался доказать, что «медизм» дельфийцев был преувеличен, см.: Parker 1985 (К 73): 317—318.
9 Gauer 1968 (168).


Карта 2. Центральная Греция и Пелопоннес с 479 по 461 г. до н. э.


134
Глава 5
голосов в собрании амфиктионов принадлежало тем, кто обвинялся в медизме, вопрос, поднятый лакедемонянами, невозможно было обойти стороной, но в итоге, по всей видимости, ограничились следующим решением: посылаемые на Собрание амфиктионов конкретные представители должны быть людьми, вызывающими наибольшее уважение. Вскоре после окончания войны мы видим, как амфиктионы прославляют павших и принимают меры против предателей (Геродот. VII.213, 228.4; ?Павсаний. Х.19.1)10  11.
Если для фессалийской экспедиции Леотихида принять раннюю дату, тогда отпадают всякие основания относить какие-либо спартанские действия к северу от Истма ко времени после 476 г. до н. э. Подобным образом и на другом фронте официальные спартанские предприятия прекратились после того, как в конце 478 или в начале 477 г. до н. э. союзники отказались признать Доркиса в качестве преемника Павсания (см. с. 54). Впрочем, есть свидетельство, что в Спарте мнения по вопросу о продолжении боевых действий в этом регионе разделились. Павсаний, будучи уже в статусе частного лица, сохранил сильный интерес к заморским рискованным предприятиям. Непонятно, насколько широкой была в Спарте поддержка этого его подхода. Рассказ Фукидида о падении Павсания показывает, что некоторые спартанцы определенно ему сочувствовали
(1.134.1), однако главное свидетельство о спартанском недовольстве утратой гегемонии в пользу Афин содержится в истории, датируемой у Диодора 475/474 г. до н. э. (XI.50), хотя у Эфора эта история, кажется, присоединяется к рассказу об организации Аристидом Делосского союза. Согласно данному [Диодора] свидетельству, существовала большая вероятность того, что Спарта будет оспаривать морскую гегемонию у Афин и что войны неожиданно удалось избежать благодаря мастерству некоего Гетойморида, члена герусии. Описанная у Д иодора консультативная процедура всегда привлекала внимание историков конституционализма по причине ее схожести с той совещательной процедурой, которая вырисовывается из событий, относящихся к Ш в. до н. э. (и связанных с реформаторскими начинаниями царя Агиса. — А.3.)п, однако кажется весьма вероятным, что вся эта история [с Гетойморидом] была просто выдумана либо разукрашена деталями гораздо позднее, когда стала модной ретроспективная проекция спартанской вражды к Афинам. Фукидид, похоже, ничего не знал об этой истории, и твердо установлено, что спартанцы охотно уступили афинянам возможность продолжать морскую войну (1.95.7).
Операции Павсания ставят перед нами новые вопросы хронологического свойства. Понятно, что он практически сразу предстал в Спарте
10 Не исключено, что именно в этот период спартанцы изгнали не упоминаемого в других источниках тирана Авлида Фокидского (Плутарх. О злокозненности Геродота. 859d), несмотря на верность фокидцев эллинскому делу; впрочем, данный эпизод может относиться к началу 440-х годов до н. э. (Фукидид. 1.112.5).
11 Плутарх. Агис. 8-9; Jones 1966 (F 37): 168-170; Forrest 1967 (F 25): 11.


Материковая Греция, 479—457 годы до н. э.
135
перед судом по поводу своего поведения в 478 г. до н. э. Основное обвинение в медизме не подтвердилось (Фукидид. 1.95.5, 128.3), хотя тема приверженности Павсания персам пополнялась всё новыми и новыми деталями (Фукидид. 1.128.4—130; вариация той же истории: Геродот. V.32). Впрочем, последующие рискованные действия, предпринятые по частной инициативе Павсания, когда он удерживал Византий в течение какого-то времени, был изгнан опуда афинянами и перебрался в Колоны в Троаде, оставаясь там, пока эфоры не вызвали его в Спарту, Фукидид не датировал (Фукидид. 1.128.3,131.1—2). Полагаю, что вся последовательность данных событий приходится — в грубом приближении — на оставшуюся часть этого десятилетия [470-е годы до н. э.], но какой-то определенности здесь достичь невозможно12.
По его возвращении из Колон эфоры, с промедлениями и проявляя нерешительность, наконец увидели, что у них собрано достаточно доказательств, чтобы предпринять против Павсания самые решительные меры. Помимо первичного обвинения в медизме теперь его изобличали в подстрекательстве илотов к восстанию. Фукидид узнал достаточно, чтобы поддержать это обвинение и согласиться с тем, что деятельность Павсания носила революционный характер. Если это действительно так, тогда единственным способом найти какое-то рациональное объяснение действиям последнего может быть следующее рассуждение:13 в конечном итоге Павсаний понял, что людские ресурсы Лакедемона не представляют собой базы, достаточной для претворения в жизнь его концепции о том, какова должна быть роль Спартанского государства. Однако даже у Фукидида мы имеем историю, столь близкую по сути своей роману, что было бы неразумно пытаться различить здесь действительные факты, реально предъявленное обвинение и то, что ради приукрашивания всего этого сюжета было добавлено позднее14. Павсаний попытался найти убежище в храме Афины Меднодомной, но умер там от голода (примерно в 466 г. до н. э.), поскольку все входы были заперты и тщательно караулились. Теперь то, что спартанские власти узнали (или говорили, что узнали) в ходе расследования этого дела, они начали использовать для дискредитации афинянина Фемистокла, который к тому времени уже подвергся остракизму и проживал в Аргосе (см. с. 90).
Неясно, когда именно спартанский царь Плистарх, при котором Павсаний был регентом, достиг совершеннолетия, однако в любом случае это не могло случиться задолго до его, Плистарха, собственной смерти, последовавшей, очевидно, в 458 г. до н. э. Когда бы ни был изгнан Леогихид, ему наследовал Архидам, являвшийся его внуком, у которого еще будет время прославиться. Не исключено, что значение царей предыдущего поколения несколько преувеличено нами из-за повествовательной манеры, характерной для Геродота, однако сомнения и проблемы, воз¬
12 См. в конце насг. тома хронологическое дополнение No 2.
13 Lotze 1970 (F 47): 270-275.
14 Rhodes 1970 (С 82); Wesüake 1977 (С 108).


136
Глава 5
никшие в связи с Леотихидом и Павсанием, в сочетании с молодостью их преемников определенно сыграли большую роль в изменении баланса сил за счет царской власти в пользу других центров принятия решений в Спартанском государстве15.
Теперь мы должны вернуться назад, чтобы выяснить, почему Спарта в это время была особенно чувствительна к предполагаемым интригам с илотами, а также почему она так болезненно реагировала на пребывание Фемистокла в Аргосе. В частности, попытаемся разобраться, что лежало за суждением Фукидида (1.118.2), согласно которому одним из факторов, удерживавших спартанцев от того, чтобы препятствовать росту афинского могущества в V в. до н. э., было отчасти их стремление не допустить у себя дома внутренних войн.
В 494 г. до н. э. (или, может быть, несколькими годами раньше16), спартанский царь Клеомен в сражении при Сепее доказал свою полководческую состоятельность в гоплитской войне, разгромив аргосское войско, которое, как говорили, потеряло тогда б тыс. чел. После этого Аргос вынужден был реорганизовать структуру своего гражданского населения, приняв в его состав лиц, которых Геродот называет рабами (VI.83), но которые, скорее всего, были членами периэкских общин (Аристотель. Политика. 1303а6; Плутарх. Моралии. 245F17); такое положение дел сохранялось «до тех пор, пока сыновья погибших не возмужали» и не изгнали «рабов», которые после этого захватили Тиринф (Геродот. Указ, место). По Геродоту получается, что сыновья погибших оставались детьми еще в 481 г. до н. э. (VII. 148). Вряд ли историка следует понимать буквально, поскольку в битве при Сепее должны были погибнуть мужчины разных возрастов; кроме того, остается открытым вопрос о том, когда случилось изгнание «рабов» — до или всё же после 481 г. до н. э. Тот факт, что у аргосцев в этом году имелся царь и действовал совет [буле] (Геродот.
15 О слабости царской власти в Спарте V в. до н. э. см.: Lewis 1977 (А 76): 43—48 — вопреки точке зрения: de Ste Croix 1972 (G 36): 138—149.
16 Точную дату сражения при Сепее можно установить только в том случае, если признать, что двойной оракул, о котором сообщает Геродот (VI. 19 и 77) (согласно «отцу истории», Пифия дала оракул одновременно и милетянам, и аргосцам; в обоих случаях говорится о незавидной судьбе их городов; дата взятия Милета персами хорошо известна. — А.З.), был выдуман уже после самого события, однако для принятия этого тезиса у нас нет особенных резонов. О самой битве см.: КИДМIV: 436—437.
17 В пользу чего приводят доводы Ф. Гшницер и У. Форрест (Gschnitzer 1958 (А 53): 69—81; Forrest 1960 (F 24): 222—225). Д. Лётце и вслед за ним К Адзхед (Lotze 1971 (F 48); Adshead 1986 (F 1): 37) доказывают, что новыми гражданами стали не члены внешних общин, но это были жители самого Аргоса, имевшие до того момента подчиненный статус. По мере накопления данных по классической аргосской конституции (см., напр., надпись: SEG XXIX.361, согласно которой Темениды принадлежали не к филе своего прародителя Гилла, а к новой филе Гиматиев; по этому поводу см.: Nilsson 1951 (К 67): 73—75) мне кажется всё более обоснованным мнение о том, что столь коренная реорганизация просто не могла состояться без принятая в состав гражданской общины, по существу, новых элементов. В этой связи наиболее вероятной причиной всех этих последствий по-прежнему представляется результат битвы при Сепее. Несколько иную точка зрения см. в: Andrewes 1990 (F4).


Материковая Греция, 479—457 годы до н. э.
137
УП. 149.2), вряд ли может что-то прояснить в этом отношении. Если изгнанники, закрепившиеся в Тиринфе, были периэками, то мы ничего не можем вывести из участия тиринфян в Платейской битве, в которой они сражались в одном строю с микенцами (Геродот. ΙΧ.28.4, 31.3), а следовательно, ничего нельзя вывести и из установленных в Дельфах (М—L 27) и в Олимпии (Павсаний. V.23.2) списков городов, принимавших участие в Персидских войнах.
Несмотря на победу при Сепее, положение Спарты отнюдь не было неоспоримым. Утверждение Платона [Законы. 698е) о том, что в 490 г. до н. э. причиной опоздания спартанцев к Марафону стало восстание мес- сенцев, принимается многими исследователями, приводящими, впрочем, в качестве доказательства довольно ненадежные свидетельства18. Предположение о каких-то волнениях среди илотов можно вывести из одного места у Фукидида (1.128.1), на которое обращали меньше внимания, однако если мы принимаем информацию о том, что в 479 г. до н. э. во время Платейской битвы спартиатов сопровождало 35 тыс. илотов (Геродот. ΙΧ.28.2), тогда следует признать, что спартанцы в это время крепко держали их в узде. Более основательным является свидетельство о том, что Клеомен после своего бегства из Спарты в 490 г. до н. э. (КИДМТУ : 439; [ср.: Геродот. VI.74.2]) вызвал на родине большой переполох, собрав войско из аркадийцев и убедив их принести вместо обычной клятвы следовать за спартанцами19, куда бы те ни повели, аналогичную присягу ему лично. Свою бурную деятельность Клеомен развернул у северной границы Аркадии, в городке под названием Нонакрия, где аркадийцы приносили клятву водами реки Стикс, однако активность опального царя определенно распространялась на более широкую территорию. Единственным явным доказательством этого, имеющемся в нашем распоряжении, служит бегство в 480-х годах до н. э. Гегесисграта, знаменитого элейского прорицателя, из Спарты в Тегею, в то время враждовавшую со Спартой (Геродот. ΙΧ.37.4)20.
Легче использовать названия аркадских полисов в качестве неких фишек в исторической игре, нежели сформировать какое-то представление о материальных и социальных отношениях, стоявших за этими именами. В Тегее, первой из важных аркадских общин, заключивших в свое время соглашение со Спартой [КИ ДМ Ш.З: 424), главным всегда был культ Афины Алей, уходивший корнями в микенскую эпоху;21 у нас нет никакой возможности выяснить, когда именно Тегея сначала политически, а затем и географически превратилась в один город путем слияния девяти
18 Jeffery 1949 (D 135): 26-30 — автор опирается на: М—L 22; Wallace 1954 (F 70); Huxley 1962 (F 35): 88; см., однако: den Boer 1956 (В 3); Pearson 1962 (С 77): 421, примеч. 56.
19 De Ste Croix 1972 (G 36): 108-110; Peek 1974 (F 57) = SEG XXVI.461; Cardedge 1976 (Fitt.
20 Cm.: Adshead 1986 (F 1): 30—32. О монетах, которые связываются с именем Клеоме- на, см. ниже в наст, главе, с. 141.
21 Callmer 1943 (F 12): 24-25.


138
Глава 5
демови, из которых, как нам рассказывают, она первоначально состояла (Страбон. УШ.3.2. Р. 337). Другой аркадский город, Мантинея, находился в той же долине, только севернее. О его истории в VI в. до н. э. почти ничего не известно, если не считать упоминаний о законодателе Демонакте, однажды названном басилевсом [Оксиринхская греческая история. 1367 = Гермипп. Фр. 82.П Wehrli). Сообщается, что синойкизм, путем которого он объединил пять о&ищн.-демов (у Ксенофонта — четыре; см.: Греческая история. V.2.8), был проведен под влиянием аргивян (Страбон. Указ, место), а также то, что местечко, где поначалу возникло поселение, сохраняло и в позднейшие времена свое древнее название — Птолис, то есть «город» (Павсаний. УШ.8.4). Этот синойкизм, осуществленный при содействии Аргоса, обычно относят к 470-м годам до н. э., однако нельзя исключать того, что аргосское влияние на Аркадию имело место и раньше, уже в 600-х годах до н. э. (Диодор. VIL13.2). Упоминание этих двух городов в гомеровском «Каталоге кораблей» могло быть своего рода толчком к их внутренней политической консолидации [Илиада. П.607). В любом случае, в 480 г. до н. э. мы обнаруживаем при Фермопилах отряд в тысячу воинов, состоящий из тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других), 120 человек из Орхомена и еще тысячу — из остальной Аркадии (Геродот. УП. 202). В Платейской битве участвовали 1,5 тыс. тегейцев и 600 орхоменцев (Геродот. IX.28); как мы читаем далее у Геродота, мантинейцы припозднились, а об остальных аркадских силах вообще не упомянуто. В общем, понятно, какие именно общины в Аркадии в своем развитии приблизились к полисной организации или даже достигли этого уровня22  23.
Полис мог появиться и без синойкизма (в частности, Спарта, см.: Фукидид. 1.10.2). Пример исходной точки, с которой начинался синойкизм, дает нам Элида (расположенная западнее Аркадии). По Страбону (УШ.3.2. Р. 336), этот город образовался путем сселения нескольких общин уже после Персидских войн, а хронологический источник Диодора (XI.54.1) говорит определенней и датирует это событие 471/470 г. до н. э. Но даже и здесь крепостных стен не было еще и в 401 г. до н. э., хотя город имел уже предместья и прекрасные гимнасии (Ксенофонт. Греческая история. Ш.2.27). Как в Тегее, так и в Мантинее синойкизированный центр располагался, по сути дела, на открытом пространстве, не имел ни акрополя, ни явной естественной защиты; оба города были обнесены стенами, по-видимому, относительно рано24, хотя первое литературное свидетельство о существовании у аркадцев городских стен относится к го¬
22 Информация о тегейском синойкизме собрана в изд.: Moggi 1976 (F 53).
23 О других особенностях Аркадии см.: Adshead 1986 (F 1): 21—22.
24 В 385 г. до н. э. Мантинея уже имела городские стены, а Р. Скрентон (Scranton 1941 (1 149): 57—59) доказывает, что часть сохранившейся многоугольной каменной кладки нужно датировать более ранним временем, при этом ей могла предшествовать стена, сложенная только из кирпича-сырца (ср.: Павсаний. УШ.8.7—8 — о существовавшей здесь в период до 385 г. до н. э. стене из такого кирпича). О Тегее см.: Berard 1892 (F 5): 547—548. О вероятности раннего появления крепостных стен в обоих городах см.: Winter 1971 (I 179): 30, примеч. 60, 33, с примеч. 68, 58.


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
139
раздо более сильному Орхомену (Фукидид. V.61.4—5)25. Сейчас модно связывать синойкизм с развитием демократических тенденций;26 и действительно, в начале V в. до н. э. Элида имела, по крайней мере, несколько учреждений довольно демократического вида (DGE 410.8, 412.4 (НШ. Sources1 В I.24)27). И всё же нет очевидных и неоспоримых оснований для привязки синойкизма к демократии; кажется более правдоподобным, что почин по сселению в один город и по строительству городских домов исходил от владельцев крупных сельских имений, которые не хотели отставать от больших городов во всем, что связано с урбанизацией. В 385 г. до н. э. в Мантинее, когда спартанцы заставили жителей синойкизирован- ного города снова расселиться по четырем отдельным общинам, отнюдь не демократы, но именно зажиточные землевладельцы, как оказывается, были поначалу недовольны тем, что им пришлось сносить свои городские жилища (Ксенофонт. Греческая история. V.2.7). И демократическое устройство, никаких явных признаков которого до 421 г. до н. э. в Мантинее не наблюдается (Фукидид. V.29.1), и «назойливые демагоги» начала IV в. до н. э. (Ксенофонт. Указ, место) — всё это могло стать результатом позднейшего развития и не совпадать по времени с синойкизмом, к тому же мантинейская демократия носила умеренный характер (Аристотель. Политика. 1318Ь21).
Все эти синойкизированные пелопоннесские города-государства постоянно прибегали к политике, так сказать, малого империализма на близлежащих территориях, что проявлялось в попытках присоединить либо подчинить соседние сельские общины. Незадолго до 431 г. до н. э. Элида фактически поставила Лепрей в положение данника (Фукидид.
V.31.2), а также поглотила другие части Трифилии (Геродот. IV. 148.4; Страбон. VHI.3.30. Р. 355). Вряд ли схватка, в которой в 423 г. до н. э. на западе Аркадии сошлись войска Мантинеи и Тегеи (Фукидид. IV. 134), была первой попыткой этих двух городов расширить свое влияние в данном направлении (к тому времени оба противника уже имели союзников); впрочем, если говорить конкретно о постройке мантинейцами крепости на границе с Лаконией (Фукидид. V.33), то случилось это не ранее 431 г. до н. э. (Фукидид. V.29.1). Нет никакой причины соотносить такие захватнические поползновения с типом государственного устройства — олигархическим или демократическим, а Спарта, гегемон Пелопоннесского союза, судя по всему, вообще не стремилась проводить политику постоянного экспансионизма.
Несмотря на события 490—480-х годов до н. э., о которых речь шла выше (с. 137), и тегейцы и мантинейцы присоединились в 480 г. до н. э. к Леониду при Фермопилах (Геродот. VII.202), а «все аркадцы» и элейцы входили, по крайней мере, в состав тех сил, которые прибыли к Истму
25 См.: Там же: 31, примеч. 64.
26 Наир.: Adshead 1986 (F 1): 95—98. С критикой этой распространенной точки зрения выступил Дж. О’Нил: O’Neil 1981 (F 56).
27 О предлагаемых датировках этих надписей и обсуждение данной проблемы см. в изд.: Jeffery 1961 (С 137): 218-220.


140
Глава 5
(Геродот. УШ.72). В 479 г. до н. э. ситуация была уже несколько иной. В Платейском сражении участвовало 1,5 тыс. гоплитов из Тегеи (IX.28), и бились они доблестно (ГХ.70—71), находясь в строю рядом со спартанцами. Что же касается элейцев и мантинейцев, то к Платеям они прибыли, когда схватка уже закончилась (IX.77), хотя на эту битву с ее долгими подготовительными мероприятиями и маневрами трудно было опоздать случайно (КИДМIV: 713 слл.). После этого они публично выказали свое огорчение, мантинейцы вызвались преследовать бегущих персов, и оба города изгнали своих предводителей, когда те вернулись домой. Опоздание даже стоило мантинейцам их места в списке эллинов-победителей в Дельфах (М—L 27) и в Олимпии (Павсаний. V.23.2), хотя элейцы всё же упоминаются здесь — потому, несомненно, что именно они управляли Олимпийским святилищем. Некоторые исследователи усматривают во всей указанной истории признаки нелояльности Мантинеи и Элиды к Пелопоннесскому союзу, однако до конца не ясно, было ли здесь что-то, кроме обычной осторожности, проявленной руководством обоих городов к перспективе участия в отдаленной и опасной битве.
Говоря об основных проблемах, с которыми столкнулась Спарта в Пелопоннесе после 479 г. до н. э., источники дают нам список пяти сражений, выигранных лакедемонянами при содействии прорицателя Тисаме- на (Геродот. ЕХ.35; Павсаний. Ш.11.7—8): первое из них — при Платеях, второе — при Тегее против тегейцев и аргосцев, третье — при Дипее против всех аркад ян, кроме мантинейцев, четвертое — против мессенцев при Истме28, пятое — при Танагре против афинян и аргосцев. Как мы увидим далее, битва при Танагре произошла в 458-м, а при Истме — после 465 г. до н. э. Датировка Тегейского сражения гораздо менее ясна. Что до схватки при Дипее, то сразу несколько исследователей относительно недавно пришли к общему мнению29, что, поскольку спартанцы сражались здесь весьма незначительными силами (Исократ. VI.99), ее следует относить ко времени после 465 г. до н. э. — к периоду большого Плотского восстания. Эта датировка выглядит маловероятной. Местоположение Дипеи установлено надежно — долина реки Гелиссон (Павсаний. УШ.30.1), находившаяся значительно севернее любых вероятных военных маршрутов, связывавших Лаконию и Мессению. Бой в этой долине мог произойти лишь в том случае, если сюда вторглись спартанцы, что маловероятно для времени после начала Плотского восстания; столкновение должно было иметь место либо во время похода лакедемонян на Мантинею, либо во время возвращения из-под Мантинеи, если руководствоваться тем, что спартанцы сознательно выбрали путь подальше от Тегеи30. Малое количество спартанских воинов, учасгвовав-
28 Местоположение этого Истма неизвестно, так что очень рано возник соблазн исправлять рукописный «Истм» на «Ифому» — или добавлять «Ифому», если исходить из текста Павсания.
29 Wade-Gery 1958 (А 121): 84, с примеч. 3; Andrewes 1952 (F 2): 3—4; Forrest 1960 (F 24): 229.
30 Cp.: Andrewes. HCT TV: 32.


Материковая Греция, 479—451 годы до н. э.
141
ших в битве при Дипее, следует объяснять тем, что это был, видимо, какой-то внезапный рейд, предпринятый с целью поддержать мантиней- ских приверженцев Спарты.
Всё это заставляет думать, что после 479 г. до н. э. лояльность Ман- тинеи продолжала вызывала сомнения. Единственным литературным доказательством, которое могло бы подкрепить это предположение, является сообщение о синойкизме (не датируемом надежно), осуществленном под влиянием Аргоса. Дело в том, что мантинейцы не принимали участия в боях против лакедемонян при Тегее и Дипее и, кроме того, существует прямое указание о их верности Спарте в период большого Плотского восстания (Ксенофонт. Греческая история. V.2.3)31. Более определенным свидетельством о том, что происходило в Мантинее, может служить важная серия монет, имевших маркировку «Аркадикон» (ΑΡΚΑΔΙΚΟΝ), что должно было свидетельствовать об аркадском единстве (рис. 2). Существуют разные датировки и интерпретации данной серии32. Обычно думают, что эти монеты выпускались по случаю праздника и не имели никакого политического подтекста, однако это трудно согласовать с тем, что их чеканили сразу три разных монетных двора. Нельзя также игнорировать тот факт, что в указанной серии преобладал триобол эгинско- го стандарта, а именно эта сумма (три эгинских обола), как известно по Фукидиду (V.47.6), соответствовала в Пелопоннесе дневной норме стоимости продовольствия для воинов. Гипотеза, связывающая выпуск данной монетной серии с деятельностью Клеомена в 490 г. до н. э., теперь уже не выглядит убедительной. Их чеканка — на одном из монетных дворов33, — как представляется, началась после 480 г. до н. э. Позднее к этому монетному двору присоединились два других. Хотя данных, которые могли бы позволить идентифицировать названные дворы, крайне мало, есть основание думать, что вторым был монетный двор в Тегее, а третьим, возможно, — в Мантинее, который намного пережил два других, продолжая чеканить монеты, быть может, вплоть до 418 г. до н. э. Если после битвы при Дипее Мантинея вернулась в состав Пелопоннесского союза, тогда заявления о существовании некоего аркадского единства могли и не встречать со стороны Спарты каких-то резких возражений.
31 Синойкизм сам по себе необязательно был направлен против интересов Спарты. Что касается Элиды, то после наказания в 479 г. до н. э. опоздавших военачальников здесь вряд ли следует искать каких-то проявлений враждебности к Спарте. В это время Элида впадает в период политической безвестности (мы ничего не слышим об участии элейцев в каких-то военных действиях аж до 435 г. до н. э. — см.: Фукидид. 1.27.2) и культурного процветания, когда она приступила к перестройке храма Зевса в Олимпии (см. с. 247—248); если доверял» Павсанию (V.10.2), это предприятие могло выражать притязание элейцев на господство в своем регионе.
32 См.: Wallace 1954 (F 70): 33-34; Williams 1965 (С 199); Caltabiano 1969/1970 (С 182); Кгаау 1976 (С 190): 97-98.
33 По мнению Р. Вильямса, это был монетный двор Клитора, см.: Williams 1965 (С 199). Однако не следует исключать вероятность того, что то был монетный двор Орхомена.


142
Глава 5
Тегея проявляла строптивость, судя по всему, гораздо дольше Ман- тинеи34, хотя причины этого нам неизвестны. Конечно, перед Платейской битвой тегейцам не удалось отстоять свое право занимать левое крыло как самое почетное в строю место после того, которое всегда занимали лакедемоняне (Геродот. IX.26—28.1 (левое крыло спартанцы отвели афинянам. — А.З.)). Но дело в том, что тегейцы заняли тогда — по своему же выбору — место, ближайшее к спартанцам, а данная позиция была почти столь же почетна, причем именно на этом месте в строю мы находим тегейцев и позже (Ксенофонт. Греческая история. IV.2.19). Так что следует искать иные мотивы тегейского недовольства. Речь, в частности, может идти о столкновении интересов в западной Аркадии; о позднейшей чувствительности спартанцев ко всему, что происходило в этом регионе, см. у Фукидида: V.33.1. Как бы то ни было, участие аргосцев в битве при Тегее показывает нам, что тут был целый клубок проблем.
Рис. 2. Серебряная монета Аркадского союза, ок. 465 г. до н. э. (Публ. по: British Museum Catalogue of Coins. Vol. 10: Peloponnesus / By P. Gardner. L, 1887. Ил. 31, 18; cp.: Kraay 1976 (C 190): No 289.)
В 480-479 гг. до н. э. Аргос соблюдал нейтралитет. Из рассказа Геродота следует, что при определенных обстоятельствах эта позиция невмешательства могла перерасти в настоящий медизм (VII. 148—152;
IX. 	12). В это время возможность Аргоса влиять на ситуацию ограничивали те из его соседей, которые участвовали в войне на стороне Эллинского союза (причем некоторые из них находились в подчинении у Аргоса): микенцы сами по себе (VIL202, 80 человек) и вместе с тиринфянами (IX.28, 400 чел.), эпидаврийцы (сначала они выставили восемь триер, потом — десять. — VULl, 43; также 800 гоплитов. — IX.28), трезенцы (пять
34 	К свидетельствам о битвах при Тегее и Дипее мы должны добавить фрагмент Симонида (Фр. 122; см.: Page 1981 (J 82): 278—279, примем. LITT), где говорится о мужах, которые спасли Тетею от гибели (букв.: «благодаря отваге этих мужей дым от пылающей Тетей не достиг небес». — А.З.) (возможно, имеется в виду та же битва при Тегее, но увиденная несколько в ином свете), а также событие, упоминаемое у Полнена (П.10.3), которое выглядит логическим итогом всей последовательности событий: спартанец Клеан- дрид захватывает Тегею с помощью лучших (αριστοι), подозревавшихся в лаконофильстве. Поскольку деятельность Клеандрида зафиксирована и для времени много позже 445 г. до н. э., взятие Тетей вполне могло относиться к 450-м годам до н. э.


Материковая Греция, 479—457 годы до н. э.
143
триер. — VOL 1,43; тысяча гоплитов. — IX.28; и, кроме того, Трезен предоставил военно-морскую базу. — VEH.42.1), гермионцы (три триеры. — VTII.43; триста гоплитов. — ΙΧ.28) — все они, как и положено, перечислены в греческих победных списках. Создается впечатление, что Аргос утратил всякое влияние на регион к востоку от реки Инах. Не вызывает удивления заявление Диодора о том, что одной из причин недовольства Аргоса Микенами были их взаимные претензии на святилище и культ Геры (Диодор. ΙΧ.65.2), что подтверждается хотя и очень кратким, зато прямым эпиграфическим свидетельством [SEG ХШ.246), согласно которому Аргос в это время утратил контроль над Аргосским Герейоном. Для Тиринфа, как мы видели выше (с. 137), в 480—479 гг. до н. э. была характерна невнятная позиция. Представляется, что к тому времени аргосские «рабы» уже были изгнаны и закрепились в Тиринфе и что в самом Аргосе правили к тому времени «сыновья погибших», которые, понятное дело, к Спарте были настроены очень враждебно35. Главный из нерешенных вопросов о том, над чем же Аргос в действительности властвовал, связан с находившимися севернее от него Клеонами — небольшим городком, значение которого определялось тем, что именно при его посредстве можно было осуществлять контроль над одним из общегреческих праздников — Немейскими играми36. Микены, как оказывается, также заявляли претензии на Немею (Диодор. Указ. место), а право Клеон на управление играми в этот период явно ставилось под сомнение (см. далее, с. 147). Однако Клеоны, похоже, не принимали участия в Персидской войне, а храм Зевса в Немее оказался единственным панэллинским святилищем, которое не получило никаких посвящений в честь греческой победы. В 465 г. до н. э. Клеоны, несомненно, находились под аргосским владычеством (Страбон. УШ.6.19. Р. 377), и очень похоже на то, что этот контроль Аргос удерживал фактически непрерывно. Об Орнеях, городе, располагавшемся примерно в том же районе (на северо-западе Арголиды. —А.З.), в этот период мы ничего не слышим.
Долгосрочной целью любого режима в Аргосе было восстановление численности гражданского населения и контроля над территориями, хотя краткосрочные политические соображения могли видоизменять эту стратегию, как, например, случилось в истории с изгнанием «рабов». Дальнейший ход событий вкратце изложен у Павсания (УШ.27.1): аргосцы постоянно подвергались опасности войны и опустошения со стороны Спарты, пока не нарастили свое население, разрушив (или поглотив?) Тиринф, Гисии, Орнеи, Микены и другие незначительные города Арголиды; это избавило аргосцев от страха перед лакедемонянами и дало боль¬
35 Согласно другой точке зрения, принадлежность к аристократии «сыновей погибших» делала их, скорее, сторонниками, а не противниками Спарты, а их контрреволюционное выступление произошло лишь ок. 468 г. до н. э.; изложение этой гипотезы см. в изд.: Forrest 1960 (F 24): 225-227.
36 Lewis 1981 (E 41): 74; Adshead 1986 (F 1): 35, 59—61, см. также ее анализ географического положения Клеон и Немей (с. 4—7 последней работы).


144
Глава 5
шую власть над соседями37. Обозначенный у Павсания процесс носил затяжной характер; Орнеи еще в 418-м сохраняли независимость (Фукидид. V.67.2), а разрушены они были только в 416 г. до н. э. (Фукидид.
VI.7.1—2).
Согласно Геродоту (VI.83), именно «рабы» в Тиринфе, некоторое время спустя после изгнания из Аргоса, сделали первый шаг и напали на своих прежних господ. Убедил их пойти на это прорицатель из Фигалии, города на юго-западе Аркадии. Вся эта история определенно положила конец независимости Тиринфа. Некоторые из жителей этого города могли присоединиться к аргосскому населению (Павсаний. П.25.8; УШ.27.1), некоторые, несомненно, переселились в приморский город Галии (Геродот. Vn.137.2; Страбон. УШ.6.11. Р. 37338). Мы вряд ли сможем определить точные даты всех этих эпизодов, однако не вызывает особых сомнений то, что окончательный захват Тиринфа случился относительно поздно, уже после других событий данного периода, в которых Аргос принимал участие39  40.
И аргосские усилия, направленные на восстановление своих позиций, и тегейская независимая политика носили по сути своей антиспартанский характер. Взаимные действия Аргоса и Тегеи засвидетельствованы дважды: первый помог второй в сражении при Тегее (Геродот. ГХ.35); вторая помогла первому в деле захвата Микен (Страбон. VIL6.19. Р. 377). Есть основание думать, что последнее событие произошло после 465 г. до н. э. И всё же то, что мы знаем о контактах между Аргосом и Спартой, выглядит не вполне однозначно. Битва при Тегее была сражением против Спарты, но когда после смерти Павсания лакедемоняне и афиняне отправили послов для ареста Фемистокла, жившего в период своего остракизма в Аргосе (см. с. 90), тот не питал никаких иллюзий и не надеялся, что аргосцы откажутся его выдать, а потому бежал из Пелопоннеса (Фукидид. 1.135.2—136.1). Согласно мнению, высказанному ранее [П. Родсом] в настоящем томе (с. 66,91), данное событие произошло около 466 г. до н. э.
Согласно Фукидиду, Фемистокл, живя в Аргосе, совершал поездки и в другие места на Пелопоннесе. Многие исследователи*0 усматривают прямую связь между этими визитами и пелопоннесскими синойкизмами, носившими антиспартанский и демократический характер, в частности, теми проблемами, с которыми Спарта столкнулась в Аркадии, и что именно эти происки Фемистокла на местах настроили лакедемонян про¬
37 В источнике использовано «над перижажи» («περίοικους»); слово периэки вряд ли употреблено здесь в специальном смысле (т. е., скорее всего, имеются в виду просто соседи, а не зависимая в каком-то отношении группа населения. — А.3); какие свободы могли быть оставлены этим аргосским перижам? См.: Andrewes 1990 (F 4).
38 Об этом месте у Страбона см.: Aly and Sbordone 1950 (С 1): 245—246; а также: Ва- ladie 1978 (С 8): комментарий к указ, месту.
39 См. в конце наст, тома хронологическое дополнение No 3.
40 Gonrnie. HCT I: 408-409, 437; Andrewes 1952 (F 2); Forrest 1960 (F 24); Adshead 1986 (F 1): 86—103. Впрочем, см. также и иное мнение: O’Neil 1981 (F 56).


Материковая Греция, 479—45 7 годы до н. э.
145
тив него. Однако настораживает то, что обширное и богатое античное предание о Фемистокле не дает никаких намеков, которые могли бы подтвердить эту гипотезу, и, несмотря на отдельные указания на его более раннюю враждебность к Спарте41, не приписывает ему никаких действий, направленных специально против лакедемонян. Но в любом случае, при всех сомнениях в антиспартанском характере элейского синойкизма и нашем неведении о точной дате синойкизма мантинейского, в Аркадии у спартанцев было достаточно неприятностей, заставлявших их с опасением относиться к Фемистоклу и вообще реагировать на всё очень нервно. Независимо от того, базировались ли подозрения Спарты в отношении Фемистокла, находившегося в Аргосе, на каких-то надежно установленных данных, или же опасения носили лишь общий характер, они могли подпитываться свидетельствами (истинными или ложными) о переписке Фе- мисгокла с Павсанием, и лакедемоняне чувствовали, что могли заручиться поддержкой афинян в деле устранения Фемистокла; ведь в свое время спартанцы молча согласились с тем, что афиняне прогнали Павсания из Византия (с. 134 насг. тома).
Если спартано-афинскую акцию против Фемистокла относить примерно к 466 г. до н. э., тогда крайне трудно втиснуть все остальные главные события на Пелопоннесе в оставшийся до Плотского восстания временной промежуток, которое большинство исследователей правильно датируют 465 г. до н. э.42, по крайней мере, при допущении, что бой при Дипее и, следовательно, сражение при Тегее предшествовали восстанию. Судя по всему, эта последняя битва сильно напугала Аргос, так что у него пропало желание сопротивляться спартанским притязаниям, особенно если учитывать, что и со стороны Афин было оказано соответствующее давление.
Землетрясение в Спарте, которое воодушевило илотов на выступление, несомненно было сильным; поздние источники говорят о 20 тыс. погибших (Диодор. XI.63.1), о том, что из всех домов уцелело только пять и что «все эфебы» лишились жизни (Плутарх. Кгшон. 16.4—5). Высказываются разные мнения относительно того, как эта катастрофа сказалась на спартанских людских ресурсах в отдаленной перспективе и какова роль землетрясения в формировании ситуации 425 г. до н. э., когда пленение всего лишь 120 спартиатов было воспринято как ужаснейшее несчастье (см. с. 518). Не вызывает сомнений, что гибель большого количества жен- щин-гражданок имела серьезные демографические последствия43. Моло¬
41 Эпизоды, связанные с афинскими стенами, предложением поджечь эллинский флот, отказ исключать из Амфиктионии тех членов, которые проявили медизм.
42 См. в конце насг. тома хронологическое дополнение № 4.
43 Наиболее полное изложение вопроса см. в изд.: Toynbee 1969 (А 115): 346—352; с критикой подхода А. Тойнби выступил П. Картледж: 1979 (F 14): 221—222. То, что численность самих спартиатов значительно сократилась, ни у кого никаких сомнений не вызывает, и я во многом согласен с Картледжем, рассматривающим и другие факторы (см. особенно с. 307—317 его книги, а также cp.: Hodkinson 1986 (F 31)); вопрос заключается в том, до какой степени землетрясение повлияло на общий упадок Спарты. См. также: Cawkwell 1983 (F 16): 385-390.


146
Глава 5
дой царь Архидам, внук Леотихида, как сообщают доступные нам источники, в критической ситуации принял единственно правильное решение: немедленно собрал вокруг себя всех уцелевших спартиатов с оружием в руках, как если бы городу угрожал неприятель (Диодор. XI.63.5—7; Плутарх. Кимон. 16.6). По Фукидиду, в начавшемся затем восстании участие принимали в основном мессенцы (мессенские илоты. — Фукидид.
1.101.2. 	—A3.), хотя к ним присоединились две периэкские общины — Фурии, что в нижней долине Памиса, мессенской реки, и Эфея, чье местоположение неизвестно; мятежники немедленно закрепились на горе Ифоме — некогда последней твердыне независимой Мессении (см.: КИДМ Ш.З: 391). Геродот сообщает о поражении спартанцев при мес- сенском Стениклере, когда с их стороны были истреблены все 300 воинов, участвовавших в том злосчастном бою (IX.64.2), и о их победе при Истме (IX.35.244). Диодор и Плутарх, похоже, полагали, что зачинщиками мятежа были всё же лаконские илоты и что они даже собирались напасть на саму Спарту. Наличие реальной угрозы можно вывести из позднейшей афинской убежденности в том, что Кимон спас Спарту, когда та, теснимая мессенцами, находилась в безвыходном положении (Аристофан. Лисистрата. 1137—1144 и схолии45). Плутарх [Кимон. 16.8—
17.3) 	соглашается и с этим, и с тем, что в течение той войны Кимон дважды приходил на помощь лакедемонянам, но вот Фукидид говорит лишь об одной экспедиции Кимона (см. далее), к тому же возникает ощущение, что Аристофан всё же преувеличивает заслуги афинян в этом деле. Как бы то ни было, совершенно ясно, что военные действия велись в основном в Мессении, что, по крайней мере отчасти, это были открытые вооруженные столкновения (а не только, так сказать, партизанская война. — A3.) и что спартанцам отнюдь не сразу удалось загнать мессенцев назад в их твердыню на Ифоме.
Спарта не осталась без поддержки. Источники сообщают о помощи, которую оказали Эгина (Фукидид. П.27.2; IV.56.2) и Мантинея (Ксенофонт. Греческая история. V.2—3); платейцы, судя по всему, пришли вместе с афинянами (Фукидид. Ш.54.5). Нет свидетельств об участии Элиды и Коринфа, и это могло значительно осложнять ситуацию. Невзирая на свою враждебность к спартанцам в предыдущее десятилетие, ни Аргос, ни Тегея не предприняли никаких попыток вмешаться в события на стороне восставших. Для аргосцев важней было воспользоваться тем, что у лакедемонян оказались связаны руки, и окончательно расправиться с Микенами, которые они осадили, взяли и разрушили (Диодор. XI.65; Страбон. УШ.6.10. Р. 372) при содействии Тегеи (Страбон. УШ.6.19. Р. 377). Выше (с. 143) мы уже высказывали предположение, что захват Аргосом Тирин- фа относится к тому же периоду46.
44 О возможном местоположении этого Исгма см.: Cardedge 1979 (F 14): 219.
45 Версия, с которой, по крайней мере в 369 г. до н. э., соглашались и сами спартанцы, см.: Ксенофонт. Греческая история. VI.5.33.
46 Были выдвинуты убедительные доводы (Amandry 1980 (К 1): 235—240) в пользу того, что решение перестроить Герейон аргосцы приняли уже ок. 460 г. до н. э., под влияни¬


Материковая Греция, 479—451 годы до н. э.
147
О 	коринфском нейтралитете позволяет говорить один пассаж у Плутарха ([Кгшон. 17.1—2), прямо указывающий на агрессивные шаги коринфян как против Мегар — на севере, так и против Клеон — на юге (см. выше, с. 143). Данное первое свидетельство активности коринфян после Персидских войн предполагает их попытку усилить хватку в отношении зависимых от них колониальных общин в северо-западной Греции47. Фукидид (1.103.4) идет дальше Плутарха и говорит об открытой войне между Коринфом и Мегарами в 460-х годах до н. э., которая стала возможной благодаря, видимо, тому, что Спарта погрязла в своих проблемах. В другой работе мной были приведены доказательства48 того, что рассказ Плутарха о Клеонах и о начале военных действий в 459 г. до н. э. позволяет прийти к выводу о том, что в то же самое время Коринф усиливал свое влияние за счет Аргоса, что он стоял за спиной Микен и проявлял значительный интерес к восточным районам Арголиды; во всех этих действиях Коринф получал поддержку от Сикиона и Эпидавра. Для коринфян, как и для аргосцев, было важно закрепиться на примыкающих территориях, однако было бы очень странно, если бы Коринф не сделал никаких, хотя бы символических, жестов в поддержку Спарты.
В 462 г. до н. э. основной проблемой для спартанцев по-прежнему оставались мессенцы, засевшие на Ифоме; они, очевидно, укрепили свою позицию частоколом, взятие которого оказалось для лакедемонян непосильной задачей. Афиняне же продемонстрировали умение брать подобные укрепления при Платеях и при Микале (Геродот. IX.70.1—2,102.2—4), и главной причиной призыва на помощь афинян Фукидид (1.102.2) считает именно то, что они считались искусными в осадном деле. Были ли какие-то формальные обязательства у них перед лакедемонянами — непонятно49. О спорах в Афинах по поводу отправки этой помощи и о связи экспедиции Кимона с внутренней афинской политикой речь шла в другом месте наст, тома (с. 94—95). В конечном итоге было принято решение помощь предоставить, и Кимон прибыл в Спарту во главе большого войска (у Аристофана в «Лисистрате» (1143) говорится о 4 тыс. гоплитов, если только речь идет именно об этом случае; см. выше). Впрочем, осада затянулась, и спартанцы, «опасаясь дерзости и страсти [афинян] к нововведениям (νεωτεροποιΐα)», отослали их обратно — единственных из всех союзников, заявив, что более не нуждаются в их помощи. В гл. 4 наст, тома использование данного слова, «νεωτεροποιΐα», понимается как указа¬
ем эйфории от успешного восстановления контроля над Арголидой. Археологические материалы показывают, что соответствующие работы начались задолго до того, как храм сгорел в 423 г. до н. э. (Фукидид. IV. 133.2), к тому же имеется одно неопубликованное эпиграфическое свидетельство, склоняющее нас примерно к тому же выводу.
47 Graham 1964 (А 51): 128—130; о Левкаде см.: Плутарх. Фемистокл. 24.1.
48 Lewis 1981 (Е 41), а также совершенно независимо от меня, но с большим акцентом на Немейских играх: Adshead 1986 (F 1): 67—85.
49 Союз против Мидянина (так греческие источники часто именовали персидского Царя. —А.З.) оставался на тот момент в силе (Фукидид. 1.102. 4); из добавочного пояснения у Фукидида в 102.1, «и других союзников» (ξυμμάχους), ничего вывести невозможно.


148
Глава 5
ние на революционный дух, заявивший о себе в реформе Эфиальта. Высказывалось также мнение50, что афинские воины начали открыто сомневаться, в самом ли деле мессенцы — это мятежные рабы, для усмирения которых они были посланы. Отказ от помощи стал поворотным пунктом в греческой истории, поскольку он ускорил серьезнейшую перемену в афинской внешней политике, о чем мы поговорим в следующем разделе насг. главы.
Некоторые исследователи исправляют Фукидида в 1.103.1 и относят окончание Мессенской войны к 461 или 460 г. до н. э.51. Мы же принимаем рукописный текст и датируем завершение боевых действий 456/455-м г. до н. э. и, подобно Фукидиду, будем здесь протокольно краткими. Условия достигнутого соглашения оказались исключительно мягкими, что свидетельствует как об отчаянном положении, в котором оказались спартанцы, так и об их послушности дельфийскому оракулу, повелевшему «отпустить всякого молящего о защите у алтаря Зевса Ифомского». Защитники Ифомы вместе со своими семьями могли свободно покинуть Пелопоннес; любой из них, вернувшийся туда, мог быть захвачен и превращен в раба захватившим его. Афиняне смогли найти применение этим переселенцам (см. с. 157—158), которые в дальнейшем изложении появятся у нас под именем мессенцев.
II. I Пелопоннесская война
«Как только афиняне вернулись домой, они разорвали заключенный с лакедемонянами союз против Мидянина и вступили в союз с их врагами — аргосцами, а затем и те, и другие (и афиняне, и аргосцы) заключили союз с фессалийцами, скрепив его одинаковыми клятвами» (Фукидид. 1.102.4). Фукидид не считает нужным акцентировать внимание на том, что во время Персидских войн Аргос придерживался двусмысленного нейтралитета, а Фессалия открыто выступала на стороне персов. Сказав об окончании Мессенской войны в стиле, так сказать, «подстрочного примечания», историк продолжает:
К Афинскому союзу примкнули также мегаряне, отложившиеся от лакедемонян, потому что коринфяне из-за пограничной области пошли на них войною. Афиняне заняли Мегары и Пеги, соорудили для мегарян Длинные стены, от города до Нисеи, и поставили там свой гарнизон. Отсюда-то прежде всего и возникла, главным образом, сильная вражда коринфян против афинян (Фукидид. 1.103.4; пер. Ф.Г. Мищенко — Си4. Жебелёва).
Высказывалось предположение52, что эта новая группировка носила оборонительный характер, что отныне Афины воспринимали Спарту как
50 De Ste Croix 1972 (G 36): 179^180.
51 См. в конце насг. тома хронологическое дополнение Nq 4.
52 Jeffery 1965 (181): 52; de Ste Croix 1972 (G 36): 182-183.


Материковая Греция, 479—451 годы до н. э.
149
враждебное по сути государство, поняв наконец, что в 465 г. до н. э. лакедемоняне всерьез рассматривали вопрос о предоставлении помощи Фа- сосу (с. 64-65; Фукидид. 1.101.1—2)53 и что афиняне теперь должны были задуматься, где искать помощь; Аргос мог бы предоставить гоплитов, Фессалия — конницу, а само расположение Мегар на Истме могло стать серьезным препятствием для спартанских акций вне Пелопоннеса. Предположение это, однако, не очень убедительно. Спарта по-прежнему была связана по рукам мессенским мятежом, а афиняне вряд ли могли начать кампанию на Кипре, затем переросшую в Египетский поход (с. 72), если бы в самой Греции им грозили серьезные проблемы.
Более обоснованным представляется взгляд, согласно которому афинская политика носила экспансионистский характер, а союзу со Спартой и памяти о событиях 480-479 гг. до н. э. уже более не позволялось служить помехой для тех установок и планов, которые на долгие годы вперед заняли умы очень многих. Первоначальным желанием Афин было добиться решающего, долговременного урегулирования эгинского вопроса (см.: КИДМIV: 437-440). Эгина отлично ладила со Спартой (см. с. 146) и, вероятно, являлась членом Пелопоннесского союза; в дальнейшем мы увидим, что о сохранении ее независимости от Афин очень пекся Коринф. Мегары хотели гарантировать свою безопасность от Коринфа. Чувство собственного достоинства аргосцев было ущемлено, и они страстно желали восстановить свои позиции, по крайней мере в своей области; мы уже показали, что Коринф имел и здесь свой интерес и постоянно вмешивался в чужие дела. Похоже, именно Коринф стал главной мишенью нового альянса. Хотя всё это не касалось Фессалии, имеются указания на то, что некоторые фессалийцы, возможно Алевады, в течение определенного времени зондировали почву насчет возможной афинской поддержки54. Афинян могла интересовать фессалийская конница, но не только: имелся, видимо, большой соблазн использовать Фессалию в качестве инструмента давления на Беотию.
Датировка и синхронизация последующих событий представляют собой отдельную проблему, которую мы обсудим в другом месте55. Эффектные дипломатические акции в Афинах отнюдь не всегда доводились до конца с помощью военных действий, и, на наш взгляд, единственными событиями, которыми можно заполнить 460 г. до н. э., были установление афинского контроля над Мегарами и организация укреплений последних. Хотя Длинные стены, протянутые от Мегар до Нисеи, составляли лишь пятую часть протяженности Длинных стен от Афин до Пирея (Фукидид. IV.66.3, в сопоставлении с П.13.7), но и их сооружение требовало времени. Коринф не вмешивался, но вот, когда были захвачены Пега,
53 Данный слух, в 462 г. до н. э. еще, очевидно, не известный, не мог получить до этого момента (т. е. до времени разрыва со спартанцами. — А.З.) широкого хождения в Афинах.
54 Jeffery 1965 (181): 52, примеч. 49.
55 См. в конце наст, тома хронологическое дополнение Nq 5.


150
Глава 5
порт на Коринфском заливе, для Коринфа возникла прямая угроза. В Афинах при этом сохранялась некоторая неопределенность относительно того, как далеко можно зайти в этой новой политике и насколько быстрыми темпами ее следует осуществлять, к тому же этим новым притязаниям противостояли более старые подходы.
В конечном счете, следует заметить, что перемены в афинской внутренней политике привели всего лишь к отказу от проспартанского курса, проводившегося Кимоном, и не вызвали никакого затишья в войне против персов, с которой он точно так же ассоциировался. Битва при Евриме- донте (с. 63—64) не привела к освобождению греков-киприотов, а мятеж на Фасосе (с. 64—65) задержал дальнейшее афинское продвижение в этом направлении. В 459 г. до н. э. флот афинян и их союзников в 200 кораблей находился в кипрских водах. Он не задержался там надолго; его дальнейшие передвижения, промежуточные успехи и окончательная катастрофа описаны в гл. 3 наст. тома.
Впрочем, в том же, 459 г. до н. э. новый альянс начал действовать и в материковой Греции. Самая первая акция не имела широкого размаха и была предпринята ради Аргоса. Афинский отряд высадился в Галиях, в то время занятых тиринфскими изгнанниками, был встречен и разбит объединенными силами коринфян, эпидаврийцев и сикионцев56, тем самым ясно продемонстрировавших свой интерес к Арголиде. Но на море афинский флот оказался сильнее — у Кекрифалии, островка в Сароническом заливе между Эпидавром и Эгиной, он победил «пелопоннесцев» (по всей видимости, в том же составе). Затем последовало гораздо более крупное сражение, теперь рядом с самой Эгиной, в котором на стороне каждого из противников — афинян и эгинетов — бились их союзники. Афиняне захватили семьдесят кораблей и, высадившись на острове под предводительством Леократа, осадили город [Фукидид. 1.105.2]. Этим они добились военного превосходства в Сароническом заливе, однако коринфяне с союзниками были тверды в намерении спасти Эгину, захват которой мог бы это афинское превосходство закрепить окончательно. Они переправили на остров небольшой отряд, но всё же главные надежды возлагали на вторжение в Мегариду. Коринфяне захватили горную цепь Геранию, к северу от Мегар, и вторглись на равнину. Они полагали, что афиняне, значительная часть войска которых на тот момент находилась на Эгине и в Египте, не смогут помочь мегарцам; сделай коринфяне с союзниками такую попытку, и они могли бы снять осаду с острова. Фукидид в своем вообще-то скупом повествовании здесь использует более яркие краски: «Но афиняне не отозвали свое войско с Эгины, а вместо этого отправили в Мегары остававшихся в городе воинов самых старших и самых младших призывных возрастов, под начальством Ми- ронида» [Фукидид. 1.105.4]. Эти резервные силы (вероятно, те, кому было от 18 до 20 и от 50 до 59 лет), предположительно вместе с мегарцами,
56 	Участие сикионцев, не упомянутых у Фукидида [1.105.1], засвидетельствовано в надписи: SEG XXXI.369.


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
151
вступили в бой, который не принес никому победы. Коринфяне отошли, что при сложившихся обстоятельствах было равносильно поражению, и афиняне воздвигли трофей56*. Коринфские старики встретили вернувшихся воинов упреками и издевками, поэтому те через двенадцать дней вернулись на поле брани и установили там свой собственный трофей, однако многие из них были перебиты неожиданно напавшими афинянами. На обратном пути довольно большая группа коринфян сбилась с дороги, оказалась в западне и была целиком истреблена вражескими гоплитами и легковооруженными воинами. Для Коринфа это был ужасный год, и в течение некоторого времени мы о нем ничего почти не слышим57.
Весьма вероятно, что во время этой кампании мегарские Длинные стены сослужили городу добрую службу, и афиняне приступили теперь к воплощению подобного проекта у себя дома — строительству укреплений, которые оказались протяженней мегарских почти в пять раз; эта строительная программа определила афинскую стратегию на оставшуюся часть столетия. Фемистокл говорил (Фукидид. 1.93.7), что афинянам на случай неудачи на суше гораздо полезней укрепиться в Пирее, нежели в самом городе. Длинные стены (одна короче, а именно та, что прикрывала Фалер, другая длиннее — та, что защищала Пирей) устранили такую необходимость. С этого времени жители укрепленного комплекса «Афины—Пирей—Фалер» — как никакой иной город материковой Греции — могли чувствовать себя почти как на острове (Фукидид. 1.143.5; [Ксенофонт]. Афинская политая. 2.14—16). О подробностях этого грандиозного предприятия, результаты которого были срыты в 404 г. до н. э. (лакедемонянами после победы в Пелопоннесской войне. — А.З), нам мало что известно. В 1841 г. У. Лик58 видел крепкий фундамент этих стен шириной более 3,5 м (см. с. 270, рис. 25).
Вряд ли к возведению укреплений приступили в тот же год; тогда, скорее всего, еще не ждали расширения конфликта и вовлечения в него
56а Установка трофея — специфический греческий обычай, победный акт посвящения богу оружия, снятого с разбитых врагов, которое размещалось на шесте в том месте поля боя, с которого неприятель начал отступление. Трофей мог устанавливаться также в святилище того бога или героя, вмешательством которого объясняли победу. Изображения трофеев появляются в искусстве с конца VI в. до н. э.; определенно можно говорить о распространении этого обычая у греков с периода Персидских войн. Изначально трофей обладал не только символическим, но и магическим значением, являясь по суш апотропеи- ческим (отвращающим зло) актом, жертвоприношением для отвращения врагов: само слово «трофей» происходит от τρόπαια — ‘перемена’, ‘поворот’, ‘отворот’. Трофеи в виде постоянных монументов появляются только в IV в. до н. э. — А.З.
57 Афинские потери в 459 г. до н. э. также были очень тяжелыми. Теперь, когда к надписи М—L 33 (список павших воинов. — А.З.) появился параллельный текст (SEG XXXIV.45), уже более нельзя с уверенностью рассматривать данную надпись, с ее необычайно высоким числом погибших в 170 человек, в качестве памятника в честь воинов од- ной-единсгвенной филы Эрехтеиды. Было бы, конечно, рискованно просто умножить эту сумму на десять (по числу афинских фил. — А.З.), но общие потери афинян в этом году, несомненно, составили четырехзначное число.
58 Leake 1841 (D 46) I: 417.


152
Глава 5
Спарты, которая пока еще не справилась с мятежниками на Ифоме59. В 458 г. до н. э. лакедемоняне всё же вступили в войну, но лишь, так сказать, «по касательной»60. По Фукидиду получается, что у лакедемонян изначально вообще не было намерений начинать с Афинами вооруженный конфликт (1.107). Поход спартанцев в центральную Грецию спровоцировали фокидяне, вторгшиеся в Дориду, которая считалась древней прародиной лакедемонян. В этой крупной экспедиции было задействовано полторы тысячи спартанцев (по всей видимости, включая периэков) и десять тысяч союзников, так что некоторые исследователи отказываются верить, что цель похода ограничивалась защитой Дориды61. Они привлекают одно место у Плутарха [Кимон. 17.4), где — согласно рукописному чтению — в качестве объекта агрессии предстают скорее Дельфы, нежели Дорида, а также текст Диодора (XI.81.2—3), где, на более поздней стадии повествования, обнаруживается желание спартанцев содействовать фиванским интересам. Но в рассказе у Фукидида ничего такого нет, и было бы опрометчиво недооценивать возможность того, что Спарта могла и в самом деле действовать из религиозных мотивов и родственных чувств к своей метрополии62. Мы всё же следуем за Фукидидом и лишь допускаем, что присоединение к спартанскому войску десяти тысяч союзников этот автор [ошибочно] отнес к слишком раннему этапу всей этой истории63.
Принудив фокидян пойти на соглашение, спартанский военачальник Никомед, регент при царе Плистоанакте, сыне Павсания, оказался в затруднительном положении. Из Пелопоннеса в центральную Грецию спартанское войско, судя по всему, переправилось на кораблях через Коринфский залив, однако обратный путь по тому же маршруту мог быть небезопасен из-за крейсировавшей там афинской эскадры. Сухопутную дорогу через Мегариду также перекрывали афиняне, причем не только в самой Мегариде: они караулили и труднопроходимые пут через Геранию64. Никомед решил не торопиться и, оставаясь в Беотии, хорошенько подумать, как лучше вернуться домой; никакого пылкого желания схватиться с афинянами в его действиях не обнаруживается. Один из источников
59 То, что к тому времени Мессенская война еще не окончилась, можно вывести не только из текста Фукидида (1.103.1), но и из отсутствия Архидама в 458 г. до н. э. (Д. Льюис имеет в виду отсутствие царя Архидама в спартанском войске во время похода в Дориду и в битве при Танагре; см.: Фукидид. 1.107—108. — А.3) Одно место у Псевдо-Ксенофонта [Афинская политая. 3.11) вряд ли заслуживает того веса, который ему придают некоторые исследователи.
60 Доказательства в пользу того, что роль агрессора в столкновениях этого года принадлежала отнюдь не Спарте, см. в изд.: Holladay 1977 (F 32); Lewis 1981 (E 41); см. также противоположное мнение: Salmon 1984 (F 61): 420—421; Holladay 1985 (F 33).
61 Напр.: Walker. САН V1: 79-80.
62 Дорида могла иметь значение в качестве базы для спартанского представительства на Собрании Дельфийской амфиктионии; см.: Zeilhofer 1959 (F 73): 36—38, 43—44; Daux 1957 (А 22): 104-105; Roux 1979 (F 60): 4-9.
63 См.: Reece 1950 (E 67).
64 См.: Hammond 1973 (A 54): 435.


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
153
Диодора говорит (XL8.1.1—3; Фукидид на сей счет молчит), что в этот момент фиванцы уговорили спартанское войско расширить территорию, обнесенную крепостной стеной, и передать им власть в Беотийском союзе. В Беотии с Никомедом тайно связались какие-то афиняне, надеявшиеся свергнуть Эфиальтову демократию и остановить постройку Длинных стен, — две эти цели, очевидно, воспринимались как взаимосвязанные. В трагедии Эсхила «Евмениды», поставленной весной того же года, высказывается дурное предчувствие о возможной внутренней смуте в Афинах (861—866)“. Фукидид не говорит прямо, что эти уговоры подействовали на Никомеда, но тот факт, что последний прошел с войском в восточном направлении до Танагры, возможно, означает, что они все-таки сыграли свою роль65  66.
В Афинах сторонники эфиальтовской политической линии, которые в 462 г. до н. э. выступали за то, чтобы отказать спартанцам в помощи и тем самым поставить их на край гибели, теперь полностью контролировали ситуацию. Подстрекатели к свержению демократии, без сомнения, вызывали сочувствие у спартанцев, которые к тому же были теперь отрезаны от дома; такого удобного случая могло уже никогда не представиться. Но границу с Танагрой пересекли всё же сами афиняне со всем своим войском (πανδημεί); им на помощь прибыли тысяча аргосцев и какое-то количество фессалийских всадников, а также прочие союзники, которых спартанцы на своем победном посвящении (М—L 36) именуют ионийцами; теперь не только военно-морской флот, как в случае с Эгиной, но уже и сухопутные силы городов — членов Делосского союза были задействованы в борьбе против других греков. Это войско в 14 тыс. чел. превосходило числом лакедемонян с их союзниками, количество которых теперь, возможно, достигло 11,5 тыс. чел. Битва, по всей видимости, продолжалась два дня (Диодор. ΧΙ.80, с некоторыми путаными подробностями67). Два факта лучше всего отпечатались в исторической памяти: во- первых, то, что фессалийцы перешли на сторону спартанцев (несомненно, по внутриполитическим мотивам68), во-вторых, то, что обе стороны понесли значительный урон69. В целом победа, несомненно, осталась за спартанцами (ср.: Геродот. IX.35.2), хотя Диодор (ΧΙ.80.6) говорит, что битва закончилась ничейным результатом и что за ней последовало четы¬
65 Однако см.: Macleod 1983 (А 82): 25—27 — автор говорит, что здесь необязательно видеть указание на современные события.
66 О Танагре см. с. 130 насг. тома, но у нас нет никакой уверенности, что же именно там произошло.
67 Недоразумения Диодорова повествования о сражениях при Танагре и Энофитах распутаны в изд.: Andrewes 1985 (С 7).
ώ Jeffery 1961 (С 137): 375, с разбором текста победного посвящения от фессалийцев, о котором см. также: Larsen 1960 (F 43): 241—242. Надпись на новом надгробном камне некоего воина из Атракса, павшего в этом сражении (SEG XXXTV.560. Hansen. CEG 2.637), — в высшей степени неясное свидетельство.
69 	Одни только аргосцы могли потерять до четырех сотен из своей тысячи (М—L 35; Clairmont 1983 (К 17): 136-138).


154
Глава 5
рехмесячное перемирие. Факт такого перемирия придает определенный смысл сообщению Фукидида, согласно которому лакедемоняне вернулись домой через Геранию и Истм, задержавшись только для того, чтобы вырубить деревья в Мегариде. Их поведение говорит о том, что у спартанского войска конечно же не было никаких предписаний насчет ведения войны с Афинами.
Перемирие, о котором сообщает Диодор, имеет связь с нерешенной проблемой Кимона. Плутарх {Кимон. 17.4—9) передает подробный рассказ о том, как этот политик, находясь в изгнании, выразил готовность принять участие в сражении при Танагре на афинской стороне. Однако буле [Совет пятисот] решил ему в этом отказать; он же умолял своих товарищей биться отважно и снять с себя подозрения в приверженности Спарте. Те же действительно сражались геройски, что в конечном счете повлияло на афинян, которые вернули Кимона из изгнания, после чего он немедленно добился мира между Афинами и Спартой. Всё это хотя и не совпадает во всех деталях, но очень близко одному фрагменту Феопомпа [FGrH 115 F 88), согласно которому афиняне вернули Кимона для заключения мирного договора, когда он не пробыл в изгнании еще и пяти лет. Я в большей степени, чем автор гл. 4 (с. 102), склонен принимать историчность этой амнистии и призыва изгнанника на родину, однако здесь следует иметь в виду вот что: у Плутарха получается, что Кимон вернулся зимой после сражения, при этом, как бы то ни было, Плутарх, похоже, имеет в виду мир 451 г. до н. э. (см. ниже, с. 160), Диодор же говорит, видимо, о другом перемирии — после сражения при Танагре.
Если к 458 г. до н. э. спартанцы уже насытились войнами, то афиняне пока нет.
Афиняне же на шестьдесят второй день после сражения выступили против беотян со стратегом Миронидом во главе. В битве при Энофитах они разбили беотян, овладели всей Беотией и Фокидой, срыли укрепления Танагры и взяли в качестве заложников сотню богатейших граждан из опунтских локров. Свои Длинные стены они к этому времени довели до конца. После этого и эгиняне сдались афинянам на капитуляцию, под условием срыть свои укрепления, выдать корабли и на будущее время платить дань (Фукидид. 1.108.2—4; пер. Ф.Г. Мищенко).
Мы не знаем, где находились эти Энофиты, а порядок изложения у Фукидида, возможно, имеет скорее логический, нежели хронологический характер70. Ко всем этим успехам и приобретениям 458 г. до н. э.
70 	У Диодора (XI.82.5—83) последовательность событий такова: осада Танагры и разрушение ее крепостных стен, повсеместное опустошение Беотии, которое побудило беотийцев вступить в сражение, захват всех беотийских городов, за исключением Фив, покорение опунтских локров и захват заложников, какая-то дальнейшая переброска войск, результатом которой стало установление контроля над фокидянами и взятие заложников из их числа. К этим же событиям Диодор, как кажется, добавляет кампанию против Фарсала, о которой Фукидид говорит в 1.111.1; имя военачальника в данном случае [у Фукидида] не названо, однако не исключено, что это был всё тот же Миронид.


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
155
можно, видимо, добавить порт Навпакт, что на северном побережье Коринфского залива, отобранный у озольских локров (Фукидид. I.103.4)71.
К этому времени афинское господство уже не ограничивалось пределами военно-морского альянса, однако мы вряд ли можем оценить в конкретных числах ту силу, которая благодаря этому оказалась в распоряжении Афин; также трудно установить, как именно функционировал механизм этого господства. Новые территории образовали какую-то форму объединения с Афинами (по Фукидиду, 1.111.1, они предоставляли войска); согласно общему признанию, эти территории отличались от членов Делосского союза72. У Фукидида фиванцы в своих речах дважды (Ш.62.5; IV.92.6) объясняют афинский успех в Беотии беотийским стаси- сом («распрей»), а Перикл сравнивал беотийцев с каменными дубами (вид дуба): как эти дубы разбивают, ударяя друг о друга, так и беотийцы сражаются друг с другом (Аристотель. Риторика. 1407а2). Это наводит на мысль, что речь у Фукидида идет о раздорах между отдельными городами (а не об усобицах внутри городов, например, внутриполитической борьбе в Фивах. —А.З.). В нашем распоряжении есть, с одной стороны, нумизматическое указание (впрочем, не очень весомое) на то, что после 479 г. до н. э. претензии на гегемонию здесь заявляла Танагра (с. 130), а с другой — утверждение Диодора о том, что в 458 г. до н. э. Спарта поддержала Фивы в их вновь оживших притязаниях на господство (с. 153). Но если это тот стасис, о котором идет речь (у беотийцев в изложении Фукидида. — А.З), то совсем необязательно, что Афины встали в этих распрях на сторону того или иного города. Именно укрепления Танагры были срыты афинянами после битвы у Энофит, а Диодор (XI.83.1), которому, в общем, мало доверия, утверждает, что Фивы сохранили независимость. Проблем, пожалуй, еще больше на уровне внутриполитического
71 Для тех, кто принимает рукописное чтение у Фукидида в 1.103.1 (см. в конце наст, тома хронологическое дополнение № 4), единственным датировочным фактором для этого приобретения является окончание Мессенской войны и, соответственно, наиболее вероятной датой оказывается 458 г. до н. э., а отсюда возникает связь с афинским флотом (по оценке Диодора, он состоял из пятидесяти кораблей. — XI.80.1), которого Никомед опасался в Коринфском заливе. Те, кто принимает строгий порядок событий у Фукидида и настаивает на исправлении рукописного чтения в 1.103.1, вынуждены предположить некий афинский перипл («объезд по морю», здесь — военно-морской поход с целью установления контроля над водами. — А.З.) по Коринфскому заливу в 461 г. до н. э. или близко к тому времени (еще прежде, чем присоединение Мегар отдало в руки афинян порт Пеги), от какого предприятия не осталось вообще никаких следов за исключением захвата Навпакта.
72 Мнение, согласно которому надпись IG Р.9 содержит текст афинского договора с членами Дельфийской амфиктионии и датируется этим [458] годом, отвергается в работе: Roux 1979 (F 60): 45-46, 239—240. Ранее я предположил (Lewis 1981 (Е 41): 77, примеч. 43), иго, по крайней мере, Орхомен в 452 г. до н. э. мог платить Афинам дань — в специальном смысле этого слова (т. е. так, как если бы он был не городом в материковой Греции, а морским союзником Афин. — А.З.); также нельзя исключать возможность того, что в надписи 453 г. до н. э. IG I3 259, в колонке Ш, в строке 20, следует восстанавливать имя города — Акрефнии. (Акрефния, Άκραιφνια, иначе Акрефия, — беотийский полис, расположенный к северо-востоку от Копаидского озера; надпись IG I3 259 — это податный список, перечисляющий суммы, внесенные морскими союзниками в 453 г. до н. э.; традиционно в строке 20 колонки Ш восстанавливают всё же чтение «Άκρ[οτεριο]ι». —А.З.)


156
Глава 5
или конституционного стасиса. По этому поводу есть два основных свидетельства. Аристотель говорит о времени после Энофит [Политика, 1302Ь25), когда демократия в Фивах была упразднена по той причине, что беспорядочность и анархичность такого государственного строя вызвали презрение к нему со стороны богатых людей, а один анонимный афинянин V в. до н. э. говорит о том времени, когда Афины безуспешно пытались поддержать «лучших людей» Беотии (Псевдо-Ксенофонт. Афинская политик, 3.11). Мы не видим особого смысла в предпринимающихся попытках умозрительно скомбинировать эти свидетельства;73 Афины были готовы помочь любой группировке [в другом государстве], которая, как им казалось, могла оказаться полезной им самим74, не оглядываясь, по всей видимости, на внешнюю политическую принадлежность этих людей, а также могли время от времени менять направление своей поддержки. Так, например, Афины начали с того, что позволили фиванской демократии сохранить городские стены. К 447 г. до н. э. афинское господство в северо-западной Беотии было весьма шатким, и [фиванские] изгнанники захватили здесь, по крайней мере, Орхомен и Херонею (Фукидид.
1.113.1).
Падение Эгины, последнее из событий, датируемых 458 г. до н. э., должно было вызвать наибольший восторг в Афинах. Это «бельмо на глазу Пирея» теперь наконец-то оказалось под контролем; эгинский флот, угрожавший Афинам на протяжении полувека, как говорится, «был, да сплыл»; отныне Эгина ничем не отличалась от других членов Делосского союза. Это удалось достичь вопреки Коринфу, который на сей раз вынужден был промолчать, и именно Афины теперь стали хозяевами Саронического залива. Данное превосходство было закреплено захватом Трезена (Фукидид. 1.115.1) и — как минимум на время — Гермионы [IG F 31) (точные даты этих событий установить невозможно).
Основное повествование Фукидида, по моему убеждению, не содержит никаких указаний на события сезона боевых действий 457 г. до н. э.75. Однако не стоит думать, что в этом году ничего важного вообще не происходило. Последовательное усиление афинской хватки в Беотии и в Фокиде — не такая уж мелочь, к тому же нужно иметь в виду и ситуацию в Трезене. Сохранялась также неясность относительно спартанских намерений. Рассказ Плутарха о возвращении Кимона на родину (см. выше, с. 154) может намекать на тревогу относительно возможного вторжения спартанцев в Аттику весной 457 г. до н. э.; не является простым совпадением, вероятно, также и то, что, скорее всего, именно в этом году состоялось персидское посольство в Спарту (Фукидид. 1.109.3). Согласно Фуки¬
73 См.: Larsen 1960 (F 42А): 9-10, с примеч. 2 на с. 17; Buck 1979 (F И): 148-150; Demand 1982 (F 20): 34-35.
74 Ср. феспийских проксенов в надписи: IG I3 23, одного из которых звали Афинеем [т. е., букв., Афинянином]; связи его семьи с Афинами были очень давними.
75 Об этой моей точке зрения, не совпадающей с ортодоксальным мнением, см. в конце насг. тома хронологическое дополнение Nq 6.


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
157
диду, Царь отправил в Лакедемон перса Мегабаза с большими деньгами и с поручением уговорить пелопоннесцев вторгнуться в Египет;75а однако посольство потерпело неудачу, а деньги были растрачены впустую76. Либо лакедемоняне не желали повторения истории с Мегаридой, либо они по-прежнему не хотели вступать с Афинами в открытый и полномасштабный вооруженный конфликт77.
Следующий пункт в изложении у Фукидида, датируемый летом 456 г. до н. э., — это морской поход Толмида вокруг Пелопоннеса [1.108.4]. Отчет предельно краток — историк лишь упоминает о трех остановках флота: афиняне сожгли спартанскую верфь, захватили Халкиду (коринфскую колонию к западу от Навпакта) и одержали победу над сики- онцами, высадившись в их области. Поскольку Фукидид использует слово перипл («плавание вокруг», «объезд по морю»), а две из трех остановок эскадра сделала в Коринфском заливе, мы можем думать, что одной из главных задач экспедиции — независимо от того, какой ущерб афиняне собирались по ходу дела причинить Спарте, — было перенесение боевых действий сюда [— в воды Коринфского залива]. Больше подробностей сообщает Диодор (XI.84). Желая оспорить славу Миронида, Толмид предлагал подвергнуть разорению Лаконию. Получив в свое распоряжение пятьдесят кораблей и тысячу гоплитов, он увеличил число воинов до 4 тыс.78, осуществив неофициальный набор, затем захватил Мефону в Лаконии79, но при подходе лакедемонян вынужден был отступить, далее взял Гифий, сжег здесь спартанскую корабельную верфь и подверг опустошению лаконскую территорию. Потом Толмид направился к устью Коринфского залива, прибрал к рукам Закинф и Кефаллению, а затем двинулся к Навпакту. Завладел он и этим местом, поселив здесь знатных
75а Вообще-то у Фукидида говорится о том, иго Мегабаз, дабы вынудить афинян уйти из Египта, должен был склонил» спартанцев к вторжению в Аттику. — А.З.
76 Об отказе спартанцев Диодор (XI.74.6) говорит в еще более прямых выражениях. Об Артмии из Зелен, который «доставил мидийское золото на Пелопоннес», см. сноску 55 к гл. 3 насг. тома.
77 Если спартанцы что-то в данном [457] году и предприняли, за исключением того, что продолжали сидеть у Ифомы, то это мог быть набег на Аргос, отбитый с афинской помощью у Энои. Таково понимание Л. Джеффери (Jeffery 1965 (I 81): 56—57), у которой экспедиция Толмида переносится на более раннее время. (Джеффери выдвинула гипотезу, что перипл Толмида состоялся не в 456-м, а в 457 г. до н. э., и стычку при Эное он относит к этому же времени, ставя афинскую победу здесь в заслугу Толмиду. — А.З.) Однако поверить в историчность сражения у Энои не так-то легко; см.: Andrewes 1975 (Е 1): 9—16 (топография исправлена в работе: Pritchett 1965—1985 (А 100) Ш: 2—12, 46—50); Francis and Vickers 1985 (E 27 и I 64). (См. также: TaylorJ.G. Oinoe and the Painted Stoa: Ancient and Modem Misunderstandings // The American Journal of Philology. 1998. Vol. 119. Nq 2:223—243. — A.3.)
78 Это беспрецедентная и неправдоподобная пропорция гоплитов по отношению к количеству кораблей.
79 Видимо, речь идет о мессенской Мефоне, как у Фукидида в П.25.1. Арголидские Мефаны также нельзя полностью исключать, причем данный вариант дает даже лучшую географическую последовательность, однако вместе с тем он порождает проблемы географического характера.


158
Глава 5
мессенцев (дословно: «Μεσσηνιων τούς επισήμους». —А.З.), — тех, кого лакедемоняне тогда же по завершении осады Ифомы отпустили80.
Поскольку в 480 г. до н. э. спартанцы располагали флотом, как минимум, в шестнадцать боевых кораблей (Геродот. УШ.43), они не могли не обзавестись какой-то правильно устроенной военно-морской базой, которая располагалась, по всей видимости, именно в Гифии (ср.: Цицерон. 06 обязанностях. Ш. 11.49), по крайней мере, в рассматриваемое время81. Нет никаких особых оснований полагать, что во время этой войны Спарта предпринимала какие-то действия на море (для переправы через Коринфский залив в 458 г. до н. э. вряд ли были привлечены боевые корабли), однако не вызывает сомнений, что для афинян Гифий представлялся значимой мишенью. Нельзя исключать вероятность того, что часть персидского золота предназначалась для целей компенсации лакедемонянам потери их союзников в Сароническом заливе (обладавших морскими гаванями. — A3.). Никакое плавание вокруг Пелопоннеса не могло обойтись без высадки где-нибудь в Лаконии, и афиняне, которых в походе было не очень много, скорее всего, очень опасались нападения спартанских кораблей.
Принимая во внимание, что время от времени флот Толмида вынужден был приставать к берегу, нет ничего невероятного в его остановках на Закинфе и на Кефаллении, которые, по Диодору, попали в его руки. Сомнительно, конечно, что афиняне овладели этими островами на какой-то долговременной основе; о чем-либо подобном для данного периода мы почти ничего не знаем. Оставшиеся две высадки носят у Фукидида определенно воинственный характер: отнятие у Коринфа Халкиды, имевшей очень удобную стратегическую позицию, прикрывавшую подходы к узкому проливу в Коринфском заливе82, а также нападение на Сикион, о котором мы теперь знаем, что этот город участвовал в войне с самого начала (см. выше, с. 150 и сноску 56). Из одного лишь молчания Фукидида возникает недоверие к сообщению Диодора о том, что именно Толмид поселил мессенцев в Навпакте; точка зрения Диодора, согласно которой сей стратег как раз тогда и захватил это место, также, очевидно, противоречит Фукидиду. Не следует чересчур преувеличивать количество афинских агрессивных акций в заливе, и лишь предварительно мы должны принять такую возможность для этого случая — поселения Толмид ом мессенцев в Навпакте83.
80 Большая часть рассказа Диодора не имеет параллелей в других источниках. Схолии к Эсхину (П.75) и Павсаний (1.27.5) добавляют к достижениям Толмида также Бойи и Киферу. Никто, кроме Фукидида, не упоминает Халкиду, и только Павсаний знает о битве при Сикионе. Лишь сожжение спартанской верфи присутствует практически во всех отчетах о походе Толмида.
81 О Гифии см.: Страбон УШ.5.2. Р. 363; Edgerton and Scoufopoulos 1972 (F 21).
82 Ср.: Фукидид. П.82.3. В то же время афиняне овладели другой коринфской колонией — Моликреем, расположенным еще ближе к этому сужению в заливе (Фукидид. Ш. 102.1).
83 Можно даже задаться вопросом, не предпринял ли Толмид что-нибудь для того, чтобы Ахея, не упомянутая ни в одном из свидетельств, оказалась на афинской стороне; см. ниже, с. 160.


Материковая Греция, 479—457 годы до н. э.
159
Слово «предварительно» я употребляю здесь в совершенно конкретном смысле. Одна надпись, связанная с Навпактом, остается неопубликованной уже более двадцати лет. Об этом тексте нам известно лишь то84, что в нем были зафиксированы договоренности, по которым мессенцы и коренные жители Навпакта могли жить вместе под защитой Афины По- лиады, которая, несомненно, представляет здесь свой город [— Афины]; вывод о длительном существовании общины Навпакта, не фиксируемом по Фукидиду, был сделан уже из надписи: М—L 74 (cp.: SEG XIX.392). Мессенцы конечно же почитали не только Афину Полиаду, но и Зевса Ифомского, у которого они в свое время искали защиты (Павсаний.
IV.33.2). Городская стена была в Навпакте очень длинной и охватывала большую территорию, но пригороды выходили даже и за ее пределы (Фукидид. Ш. 102.2—4); по крайней мере, однажды [Там же) она оказалась чересчур длинной, чтобы защищать ее силами одних только местных жителей. До того момента, когда захват Пилоса (с. 516) обеспечил прибытие подкреплений, самое крупное войско мессенцев (из Навпакта. —А3.), о котором мы слышим, — это отряд в 500 гоплитов (Фукидид. Ш.75.1); можно говорить о том, что население этого города составляло 4—5 тыс. чел.; жители преданно сохраняли самоназвание «мессенцы» и были всегда под рукой у афинян для воплощения в жизнь целого ряда их проектов. Возможно, эти люди не были готовы поселиться навсегда на удобной равнине своей новой родины. По меньшей мере однажды мы слышим о них как об участниках пиратского похода (Фукидид. IV.9.1)85.
Ворота, которыми Коринф пользовался для выхода на запад, афиняне при желании могли теперь плотно закрыть. Мы не знаем, в этом ли заключалось их намерение, когда они разместили блокирующую эскадру в Навпакте, как это было во время Архидамовой войны (с. 497).
Вся следующая серия военных акций в материковой Греции, описанная Фукидидом (1.111), относится, по всей видимости, к одному сезону боевых действий; неясно, был ли это 455 или 454 г. до н. э.86. Сначала Афины организовали поход в Фессалию, во главе которого, согласно Диодору (XI.83.3—4), стоял Миронид. Диодор заявляет, и это выглядит правдоподобным, что афиняне хотели наказать фессалийцев за их поведение при Танагре (с. 153), но при этом намекает и на мотив, который у Фукидида оказывается главным. Здесь причиной экспедиции стал некий Орест, сын фессалийского царя Эхекратида; этот Орест, изгнанный из Фессалии, убедил афинян вернуть его на родину. Те вместе с беотийцами и фокидянами выступили на Фарсал, но ничего не смогли сделать против
84 Mastrokostas 1964 (F 50): 295. (Ср. также: Badian Е. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baitimor; L, 1993: 238, примем. 14. — A3.)
85 Павсаний (TV.25) рассказывает длинную и запутанную историю о том, как они внезапно захватили акарнанский город Эниады и удерживали его в своей власти более года. Рассказ содержит много неправдоподобных деталей, так что в нем трудно отделить зерна от плевел. В своей основе этот рассказ принадлежит патриотической литературе восстановленной Мессении; ср.: КИДМ. Ш.З: 420, сноска 50.
86 См. в конце насг. тома хронологическое дополнение Nq 7.


160
Глава 5
фессалийской конницы. Орест, по-видимому, происходил как раз из Фар- сала, а его высылка из страны, весьма вероятно, была как-то связана с переходом фессалийцев на сторону лакедемонян в битве при Танагре; вряд ли по этому поводу можно сказать что-то еще87.
Вскоре после этого Перикл набрал тысячу афинских гоплитов и отправился с ними в поход в Коринфский залив. Для этого он не стал огибать Пелопоннес, но вышел в море из портового города Пеги в Мегариде88. Первой целью стал Сикион; опять афиняне одержали победу, которая не привела ни к каким долгосрочным результатам89. Затем Перикл двинулся на запад. Первая остановка была в Ахее. Словоупотребление Фукидида не предполагает, что то были первые контакты афинян с данной областью, которая в 446 г. до н. э. определенно находилась под их контролем (Фукидид. 1.115.1; IV.21.3). Плутарх же прочитал Фукидида иначе, и никто не верит, что именно Перикл приобрел Ахею для Афин; возможно, этот успех следует приписать Толмиду (см. выше, сноска 83). Получив подкрепление от ахейцев, Перикл переправился через залив в Акарна- нию и осадил Эниады (у устья реки Ахелой), взять которые ему, впрочем, так и не удалось;90 можно думать, что у этого города были какие-то близкие отношения с Коринфом91  92. Страшные новости, поступавшие из Египта, заставили свернуть дальнейшие операции в материковой Греции (с. 74). Пауза в рассказе Фукидида обозначена короткой фразой (1.112.1): «Позднее, спустя три года, с пелопоннесцами было заключено перемирие на пять лет», и пришлось это, по всей видимости, на зиму 451/450 г. до
87 Мнение Дж. Моррисона (Morrison 1942 (F 54): 60-63) о том, что Орест и Эхекратид принадлежали к роду Алевадов из Лариссы и что Фарсал подвергся нападению не ради него самого, но по той причине, что он был ключом ко всей Фессалии, основывается на толковании стихов Феокрита (XVI.34), каковую интерпретацию я не нахожу неоспоримой.
88 Корабли, возможно, остались от Толмида (Anderson 1954 (F 1А): 81). Фукидид не указывает, сколько их было. По Плутарху, эскадра состояла из ста триер (Перикл. 19.2—3), по Диодору — из пятидесяти (XI.85) (одну и ту же экспедицию Диодор описывает дважды; лучше та его версия, что содержится в XI.88.1—2).
89 У Диодора (XI.88.2) спартанцы направляют подмогу Сикиону. О сикионском эпизоде Плутарх рассказывает подробней и, между прочим, говорит, что Перикл проник вглубь страны далеко от моря, а также то, что сражение с сикионцами состоялось у Немей. Здесь Плутарх либо его источник путает святилище у Немей с рекой того же названия; см.: Lewis 1981 (Е 41): 78.
90 Худшая версия Диодора делает Перикла победителем всех акарнанцев за исключением жителей города Эниады, что прямо противоречит словам Фукидида в П.68.8. Отношение Эниад к Афинам отличается от отношения других акарнанцев у Фукидида в П. 102.2, но враждебность этого города, возможно, началась как раз в рассматриваемое нами время. По поводу слов Павсания в IV.25 см. сноску 85.
91 Grundy 1911 (С 39): 347-354; Lewis 1981 (Е 41): 77.
92 Спор о датировке этого события сводится к тому, нарушили ли спартанцы в 446 г. до н. э. Пятлетнее перемирие (или же оно закончилось просто в силу истечения его срока. — A3.), и разрешить его определенно невозможно; см., напр.: Gonune. НСТ1: 413. Крупные знатоки допускают возможность того, что в тексте Фукидида имеется какая-то путаница и что перемирие было заключено не после, а до трех пустых (т. е. не наполнен-


Материковая Греция, 479—45Ί годы до н. э.
161
То, чем были заняты Афины на протяжении этих трех лет, обсуждено в гл. 3 (пункт IV). Здесь же будет уместно отметить лишь то, что, если пелопоннесцы и предпринимали хоть какие-то попытки воспользоваться ослаблением Афин или отыграть назад афинские приобретения, в источниках это никак не отражено; у нас нет никаких оснований предполагать, что, по условиям Пятилетнего перемирия, Афины пошли на какие-то территориальные уступки. В целом ситуация, похоже, характеризовалась истощением сил Коринфа и отрешенной бездеятельностью Спарты. Те, кто считает, что последняя всегда была привержена войне и силовым способам решения всех проблем, могут объяснить ее инертность невозможностью пройти через Мегариду93. Тем же, кто уверен, что Спарта никогда не выказывала энтузиазма по поводу войны и не стремилась начинать ее первой94, очень легко допустить вероятность того, что Спарта и не желала воспользоваться афинской неудачей в борьбе с Персией; для лакедемонян дух 480-Т79 гг. до н. э. мог по-прежнему многое еще значить95. Тот довод в пользу заключения мира, что у Афин должны быть развязаны руки для Персидской войны, вполне мог прозвучать из уст старого друга спартанцев, Кимона, который к 451 г. до н. э., если не раньше, вернулся из изгнания (см. выше, с. 102). То, что именно он заключил перемирие, говорится прямо у Диодора (XL86.1) и читается между строк в одном сбивчивом отрывке у Андокида (Ш.З); как мы уже видели (с. 154), это перемирие очень трудно отделить от того, что было заключено после сражения у Танагры.
Более долговременным соглашением был Тридцатилетий мир между Спартой и Аргосом (Фукидид. V.14.4,22.2,28.2), заключенный, вероятно, в 451 г. до н. э.96. После битвы при Танагре мы почти ничего не слышим ни об Аргосе, ни, тем более, о каком-либо городе, расположенном вдали от пелопоннесского побережья;97 крайне мало свидетельств о том, что происходило в самом Аргосе. И всё же есть один по-настоящему замечательный текст середины столетия (М—L 42; см. также: SEG ХХХ.354), в котором обнаруживается некая союзная структура, связывающая Аргос по меньшей мере с двумя государствами на Крите, причем на основании этой надписи можно думать даже о прямом вторжении Аргоса на Крит. Уместно будет закончить главу таким вот напоминанием о том, в какой информационной пустоте мы оказываемся, как только отходим от основной линии Фукидидова повествования.
ных событиями. — А.З) лет (Gomme. НСТ\\ 325; Bengtson 1977 (А 4): 212), однако такой метод обращения с текстом далеко не безопасен.
93 De Ste Croix 1972 (G 36): 187-195.
94 См. сноску 60.
95 Lewis 1977 (А 76): 62-63.
96 Летом 421 г. до н. э. срок означенного соглашения о мире еще не истек полностью (Фукидид. V.28.2). Ни одно другое государство не упоминается в качестве участника этого мира, и довольно трудно сказать, включало ли данное соглашение хоть кого-нибудь из спартанских союзников.
97 См., впрочем, сноску 89.


Глава б
Д.-М. Льюис
ТРИДЦАТИЛЕТНИЙ МИР
I. 	Каллиев мир
Рассказ Фукидида о Пентеконаэтии (Пятидесятилетии) не содержит никаких утверждений об окончании военных действий между Афинами и Персией. По любым меркам, это серьезное упущение для повествования, имеющего прямое отношение к теме развития Афинской державы (ср.: Фукидид. Ш.10.4), поэтому применительно к соответствующему фукиди- довскому экскурсу следует задаться скорее вопросом о его характере и полноте, нежели искать там подтверждение того факта, что Персидская война подошла к своему концу. [Из текста Фукидида] понятно, что по завершении последней экспедиции Кимона [и его смерти на Кипре] афиняне воздерживались от новых наступательных действий против персов. Ничто в первой книге Фукидидовой «Истории» не указывает на то, что в 430-е годы до н. э. Афины воспринимались как государство, находящееся в состоянии войны с Персией, а в первые годы Пелопоннесской войны они, кажется, готовы были получать персидскую помощь, причем у автора по-прежнему нет никаких намеков на то, что мир с персами был всё же заключен1.
Практически все свидетельства, которые с большей или меньшей ясностью заполняют этот пробел, происходят из сочинения Эфора. Из них свидетельством Аристодема (13) можно смело пренебречь121. Согласно Диодору (ХП.4), неудачи на Кипре подвигли Великого Царя к тому, чтобы искать мира. За миссией, прибывшей в Афины от персидских военачальников, следует афинское посольство во главе с Каллием, сыном Гип- поника, и заключение соглашения. Диодор сообщает о следующих усло
1 	Фукидид. П.7.1; Аристофан. Ахарняне. 61—125; Meyer 1899 (А 87): 71—72, 77.
1а Аристодем — поздний писатель, автор путаного исторического компендиума неустановленного времени (от IV в. до н. э. до IV в. н. э.); данный опус носил, скорее, риторический характер и охватывал, как минимум, события 480—431 гг. до н. э. Аристодем использовал разные источники, в том числе труд Эфора. Особой ценности этот опус не имеет и мало что добавляет к другим свидетельствам. В данном случае речь идет о гл. 13 данного пособия: FGrH 104 F 1.13. — A3.


Тридцатилетний мир
163
виях: все греческие города Азии должны получить автономию; персидские сатрапы могут приближаться к морскому побережью не ближе, чем на расстояние трехдневного перехода; ни один длинный (т. е. боевой. — А.З.) корабль не должен заплывать за Фаселиду [портовый город в Ликии] и Тёмные Скалы;2 а афиняне, со своей стороны, обязуются не нападать на землю (хору), находящуюся во власти Царя3.
Из Диодора неясно, куда именно отправился Каллий: казалось бы, текст следует понимать так, что посольство не двинулось дальше Кипра. Однако Геродот (VII.151) сообщает о каких-то аргосских послах, прибывших в Сузы к Артаксерксу одновременно с афинским посольством Кал- лия, которое находилось там «ради какого-то другого дела» («ετέρου πρήγ- ματος εΐνεκα»); Геродот говорит об этом так, как если бы его читатели были хорошо осведомлены о миссии Каллия4. Так что следует признать, что переговоры велись именно в Сузах.
Геродот высказывается не прямо. Фукидид вообще не говорит о переговорах там, где об этом следовало бы сказать; точно так же он молчит и о возобновлении мира с Дарием П — факте, на этот раз совершенно очевидном (см. с. 526 наст, тома), причем было бы в высшей степени логично сослаться на конкретное соглашение в том месте у Фукидида (УШ.56.4), где содержится прямой намек на прежние ограничения для перемещений персидского царского флота5. Таким образом, у нас нет прямых современных событиям свидетельств, и это молчание не прерывается полностью вплоть до 380 г. до н. э. В этом году Исократ (IV. 120) проводит нелицеприятное сравнение между Царским миром, заключенным Спартой в 387/386 г. до н. э., и мирным соглашением, которое заключили с персами афиняне:
Как резко изменилось соотношение сил, будет ясно, если прочитать и сравнить \у Исократа использовано не два, а одно слово — παραναγνοίη, ‘сравнить при чтении’. — Ред.] условия договора, заключенного с персами во времена афинского могущества, и договора, который заново заключен теперь. Тогда мы определили границы царских вла¬
2 Это место находится в Черном море. (Кианеи, Κυανέαι, т. е. Темные, или Мрачные, скалы — это, согласно преданию, две подвижные скалы на Понте Евксинском, перед входом в Боспорский пролив, которые сталкивались и разбивали корабли, оказавшиеся между ними. — А.З.) См.: Oliver 1957 (Е 58); совершенно иначе локализуются Кианеи в работе: Wade-Gery 1958 (А 121): 213—214 (Г. Уэйд-Гири исходит из того, что Кианеи, о которых идет речь в соглашении, находились в Ликии; см. также: RE, под словом «Куа- neai». — А.З.)
3 Попытка К Майстера (Meister 1982 (Е 54): 29—31) показать, что историк Эфор, бравший информацию из предания, которое относило все эти события к 460-м годам до н. э., ошибочно передвинул их на более позднее время, не выглядит убедительной.
4 Периодически возобновляются попытки доказать, что эти посольства должны быть датированы временем вскоре после восшествия Артаксеркса на престол в 465/464 г. до н· э. (Walsh 1981 (Е 88); Meister 1982 (Е 54): 22—24; еще более решительно: Badian 1987 (Е 3): 2); данная датировка не объясняет, почему аргосцы так волновались, считает ли Артаксеркс их своими врагами, но этот момент проясняется, если принять другую дату — 450/ 449 г. до н. э., поскольку к тому времени Аргос уже десять лет являлся союзником Афин (Meyer 1899 (А 87): 75).
5 Andrewes. HCT V: 134-135.


164
Глава 6
дений, установили предел податей [форосов\, которые выплачивали Царю некоторые эллинские города, и запретили варварам плавать по морю; а теперь Царь заправляет делами Эллады, раздает нам приказы и разве что не посылает в наши города наместников [пер. Э. Юнца, с моим уточнением. —А.З.).
В более поздних сочинениях в изобилии обнаруживаются пассажи6, в которых либо прямо проводится сравнение [Каллиева мира] с Царским, либо подразумевается и которые по-разному передают условия соглашения. Все эти места происходят из сочинений афинских ораторов; мы уже видели, что по поводу Каллиева мира говорил афиноцентристски настроенный Эфор.
К третьей четверти IV в. до н. э. эта афинская пропаганда стала вызывать ответную реакцию. Какой-то неназванный путаный источник Плутарха, видимо, утверждал [Кимон. 13.4), что пойти на заключение мира заставила Великого Царя битва при Евримедонте; Каллисфен (Там же) говорил, что Царь формального договора не заключал, но из страха он, тем не менее, выполнял эти условия de facto. Как мы уже видели, в 380 г. до н. э. Исократ намекал на существование некоего записанного текста этого мира. Феопомп [FGrH 115 F 154) знал о стеле с таким текстом, но утверждал, что это подделка, поскольку надпись сделана ионийскими буквами, официально введенными лишь в 403/402 г. до н. э.; к сожалению, неясно, какое именно соглашение он опровергал: с Артаксерксом или всё же с Дарием П7.
Но такие взгляды разделяло меньшинство авторов, и Плутарх [Кимон.
14.5) 	принимал в качестве решающего тот факт, что Кратер, историк IV в. до н. э., включил текст Каллиева мира в свой сборник постановлений афинского Народного собрания. Однако ни один вопрос, связанный с историей V в. до н. э., не вызывал таких бесконечных споров. Молчание Геродота и Фукидида, разночтения в передаваемых условиях соглашения8, предполагаемая убежденность анонимного источника Плутарха [Перикл. 12.3) в том, что на момент дебатов по поводу постройки величественных зданий на Акрополе война с персами еще продолжалась — всё это снова и снова приводит к попыткам опровергнуть историчность Каллиева мира. В некоторых недавних работах неверная-де датировка у Геродота (VH.151) (историк совмещает здесь аргосское и афинское посольства в Сузы. —А.З.) и подразумеваемые у Плутарха смыслы [Кимон. 13.4) используются для того, чтобы все эти споры отнести к 460-м годам до н. э.: либо Каллиев мир, дескать, после битвы у Евримедонта в самом деле был заключен, но оказался недолговечным9, либо древнее предание оши¬
6 Bengtson 1962 (А 3): 64—69 — здесь представлена наиболее удобная для работы коллекция; к ней следует добавить фрагмент Феопомпа: FGrH 115 F 153 [Там же: 29—30).
7 Wade-Gery 1958 (А 121): 205—207; Connor 1968 (С 21): 77—87; между прочим, надпись: М—L 62 = IG Р 402 — обеспечивает нас одним связанным с афинскими державными интересами официальным текстом, который сделан буквами ионийского алфавита уже в 432 г. до н. э.
8 Об этом см.: Thompson 1981 (Е 85).
9 Walsh 1981 (Е 88).


Тридцатилетний мир
165
бочно связывало данное соглашение со временем после Евримедонта10. Эти взгляды не являются совсем уж новыми, и по всем обсуждаемым до сих пор пунктам сам я целиком соглашаюсь с Эдуардом Мейером, который еще в работе 1899 г. привел аргументы в пользу историчности этого мира11. Чрезмерное внимание к второстепенным подробностям таит угрозу того, что мы упустим из виду основной факт. Ведь война-то, как бы то ни было, действительно завершилась.
Однако сейчас нам доступны многие не известные Мейеру фактические детали, которые необходимо здесь рассмотреть. Во-первых, теперь в нашем распоряжении имеется такой важнейший источник, как податные списки афинских союзников (рис. З)12. Пятый список (нумерация сохраняется по основному изданию: ATLI и П, список 5 = IG I3 263), составленный в первый раз после реформы налогообложения, отражает суммы, собранные весной 449 г. до н. э. Самое большее количество записей, которое мог содержать этот перечень, — 188 названий плательщиков в 199 строках, но, поскольку имеется несколько дублирующих записей, а названий, которые разместились на двух строках, здесь больше, чем обычно, истинная цифра будет приближаться к 16313. Это число больше на 14 по сравнению со средним количеством плательщиков фороса [союзнической дани] в предыдущий период (до реформы метода оценки сумм дани), и весьма вероятно, что именно в это время среди данников впервые появляются от 21 до 23 названных здесь городов: важнейшими из них были Аканф, Эрифры, Гестиея, Иас, Кифнос, Парос, Сифнос, Тенос, возможно, также Наксос, Эретрия и Халкида; напротив, 28 государств, присутствовавших в списках первого периода, теперь исчезают из перечней, хотя некоторые из них продолжали вносить форос, войдя в состав более крупных групп плательщиков. Как бы мы ни объясняли отсутствие некоторых городов в более ранних списках (см. с. 78—83), проблема остается. Этот пятый список запутывает всю картину. Если мы согласимся с общепринятым мнением, что перечень на верхней части тыльной стороны первой стелы был обозначен как «девятый» список14 и что он отражает суммы, собранные весной 445 г. до н. э., тогда мы имеем только два списка [ATL I и П, списки 7 и 8, = IG Р 264 и 265, далее — список А и список В) на целых три года: 448, 447 и 446 гг. до н. э.15. Не вызывает сомнений, что списки А и В относятся к двум годам, идущим друг за другом; они связаны, во-первых, похожей очередностью в перечислении данников и, во-вторых, тем, что платежи
10 Meister 1982 (Е 54).
11 Meyer 1899 (А 87): 71-82.
12 Более полную характеристику этого источника читатель найдет в работах: М—L 50; Meiggs 1972 (Е 53): 153-154,599.
13 ATL Ш: 30—31.
14 IG I3 266; неясно, следует ли здесь действительно читать «девятый» (Lewis 1954 (С 138): 25-29; McGregor 1962 (С 140): 267-275).
15 Попытка У. Притчетта (Pritchett 1964,1966,1967 (С 158—160)) отыскать на обратной стороне утраченного каменного блока, приделанного-де к верхушке стелы I, место для восьмого списка была отвергнута появлением нового фрагмента этой верхушки: Meritt !972 (С 150): 403-405.


166
Глава 6
Лицевая сторона Правый бок
Список 1
Заголовок в три строки; шесть колонок
с названиями плательщиков, каждая — в 25 строк
Список 1 Дополнение
Список 2
Заголовок в одну строку, семь колонок с названиями плательщиков, каждая — в 18 строк
Список 2 Три колонки с названиями плательщиков
Список 3
Заголовок в одну строку, пять колонок с названиями плательщиков, каждая — в 30 строк
Список В Заголовок в три строки; две колонки с названиями плательщиков, каждая — в ПОстрок
Список 4
Заголовок в одну строку, пять колонок с названиями плательщиков, каждая — в 32 строки
Список 5
Заголовок в одну строку; пять колонок с названиями платльщиков, каждая — в 40 строк
Пустое
пространство
Список А
Заголовок в одну строку, пять колонок с названиями плательщиков, каждая — приблизительно в 38 строк
Пустое пространство
Рис. 3. Схема расположения афинских податных списков на стеле I


Тридцатшетний мир
167
списка В восполняют недостачи списка А. Трудно сказать, за 448 и 447 или за 447 и 446 гг. до н. э. здесь представлены списки. Если верен последний вариант, то на стеле мы не найдем никаких объяснений пропуску 448 г. до н. э.16. Если 448 г. до н. э. и в самом деле пропущен, тогда возникает большой соблазн связать данную лакуну с Каллиевым миром; так, например, было высказано мнение, что список отсутствует по той причине, что, пока шла война с Варваром, форос подлежал выплате лишь теоретически17. Если же, с другой стороны, списки А и В принадлежат 448 и 447 гг. до н. э., тогда возможности для интерпретации несколько увеличиваются, поскольку над девятым списком имеется непонятная лакуна. Это могло бы стать объяснением отсутствию списка за 446 г. до н. э.; там мог бы поместиться лишь очень краткий список норм платежей — результат массовых невыплат дани после битвы у Коронеи (с. 178 наст, тома); было даже высказано мнение, что в тот сложный момент Афины вообще отказались от своих требований на этот год18.
Объяснять содержание самих списков А и В можно по-разному (с. 172). Как минимум, создается ощущение какого-то серьезного сбоя в системе сбора и регистрации подати в эти годы, которые, похоже, были временем кризиса. Сам я отдаю предпочтение тому решению, согласно которому форос не был и не мог быть уплачен в 448 г. до н. э., а попытки возобновить его сбор в 447-м не вполне удались, хотя для окончательных выводов нужны более ясные свидетельства.
Такими более ясными и более значимыми данными мы располагаем относительно некоторых аспектов строительной программы Перикла19. В целом понятно, что первым из опубликованных финансовых отчетов о строительстве Парфенона был отчет за 447/446 г. до н. э. [IG I3 436; дата выводится из: IG I3 449); по этому поводу здесь необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Строительную программу можно рассматривать с нескольких сторон (см. с. 186). Один из аспектов конечно же связан с тем, что Парфенон — это часть посвящений (αναθήματα — приношения по обету, вотивные дары) богам за обретенные в прошлом победы (Демосфен. ХХП.76 = XXIV. 184; Плутарх. Перикл. 12.1); уместно заметить, что часть скульптурных украшений Парфенона была посвящена противоборству лапифов с кентаврами, греков — с амазонками, богов — с гигантами, и каждый из этих случаев символизировал триумф
16 	Хотя некоторую неопределенность в данный вопрос, возможно, вносит отсутствие нумерации в заголовке списка А.
1/ Основание этому увидели у Фукидида — в тексте 1.96.1; см.: Wade-Gery 1958 (А 121): 227; Wade-Gery 1945 (Е 87); ATL Ш: 230—231, 277—279; однако см. иное мнение: de Ste Croix 1972 (G 36): 311—312; гипотеза, объясняющая отсутствие записей о раскладке фороса 448 г. до н. э. тем, что в том году вся дань могла быть целиком посвящена, напр., в храм Афины Ники (М—L: р. 135; Meiggs 1972 (Е 53): 154), кажется менее правдоподобной.
18 Ассате 1938 (С ИЗ): 413.
19 Здесь мы никак не используем свидетельство Плутарха [Перикл. 17) о попытке созыва общегреческого совещания для обсуждения вопроса о восстановлении храмов, разрушенных персами; см.: Seager 1969 (Е 81); Bosworth 1971 (Е 11); Walsh 1981 (Е 88).


168
Глава 6
цивилизованного мира над миром варварства20. Трудно поверить, что Парфенон не рассматривался изначально в качестве некоего победного посвящения21.
Обратимся к вопросу о стоимости такой программы. Самая крупная известная нам сумма конечных расходов — между 700 и 1000 талантами — связана с хрисоэлефантинной (т. е. из золота и слоновой кости) культовой статуей, созданной по проекту Фидия (М—L 54В = IG I3 460). Некоторые часто приводимые очень большие суммы основаны на замечании Плутарха о «храмах ценою в тысячи талантов» [Перикл, 12.2), а также на цифре в 2 тыс. талантов, которую словарь Гарпократиона называет для Пропилеев [s. υ. «προπύλαια ταΰτα»22); сравнительное изучение лучше всего документированных строительных операций23 показывает, что суммы эти были гораздо более крупными. Наиболее правдоподобное объяснение одной надписи 433 г. до н. э. (М—L 58А.З-4 = IG I3 52) состоит, видимо, в том, что на какой-то более ранней стадии было принято решение израсходовать 3 тыс., а потом вернуться к этому вопросу вновь24.
Есть еще один интересный момент, связанный со строительными расходами. Более ранние счета выплат, определенно пошедших на бронзовую статую Афины Промахос (Воительницы) [IG Р 435), показывают, что средства поступили от колакретов — афинских гражданских казначеев. Напротив, основным источником финансирования для Парфенона, хрисоэлефантинной статуи и для Пропилеев всегда были казначеи священной казны Афины: колакреты здесь никак не фиксируются, а эллинота- ллии (казначеи союзной казны), по всей видимости, вносили только те суммы, которые причитались непосредственно Афине — одну шестидесятую долю собранной ими союзнической дани. В 440 г. до н. э., как оказывается (М—L 55 = IG Р 363), казначеи Афины оплатили расходы, пошедшие на подавление мятежа на Самосе. Похоже, это стало следствием того, что эллинотсшии не имели тогда резервов и что союзные средства, перенесенные с Делоса, были переданы в священную казну Афины, а также того, что главное обвинение, предъявленное Периклу (Плутарх. Перикл. 12) и состоявшее в том, что строительная программа финансиро¬
20 См. с. 232-233, 278-280.
21 В этом не сомневаются те, кто на основании надписи М—L 44 = IG I3 35 полагают, что храм Афины Ники (т. е. Победы) был задуман в начале 440-х годов до н. э., однако датировка этой надписи базируется на таких эпиграфических доводах, которые признаются не всеми (см.: Mattingly 1982 (1108): 381—385, впрочем, этот скептицизм несколько смягчен в изд.: Tracy 1984 (С 169): 281—282).
22 Об этом тексте см.: Кеапеу 1968 (187).
23 Stanier 1953 (1 157).
24 Точка зрения, высказанная в: ATL Ш: 326—328 (ср.: Wade-Gery and Meritt 1957 (D 103): 182—188), согласно которой расходование в год ровно по 200 талантов в течение пятнадцати лет было запланировано изначально, чересчур усложняет ситуацию (см.: М—L; р. 159); проще предположить, что эллинотамии (афинские должностные лица, управлявшие казной морского союза, которая хранилась сначала на Делосе, а позднее — в Афинах. — А.З.) должны были ежегодно выдавать столько, чтобы в итоге выйти на контрольную цифру (3 тыс. талантов).


Тридцатилетний мир
169
валась за счет денег, уплачивавшихся союзниками, было по сути своей справедливым25. Слияние резервов (союзной казны и священной казны Афины. — А.3) должно было состояться до 447/446 г. до н. э.26.
Теперь, возможно, читателю стало понятней, почему автор данной главы не торопится соглашаться с распространенным неверием в историчность Каллиева мира. Союзная казна была присвоена [Афинами]; строительная программа, явно обнаруживавшая признаки победного посвящения и ориентированная на расходы в 3 тыс. талантов, начала осуществляться. Отсюда можно сделать единственный вывод: еще до начала работ на Парфеноне афиняне были уверены: война с персами закончилась, причем по взаимному согласию. В сравнении с этим, главным, выводом остальные моменты не так уж и важны. Мы не знаем наверняка, был ли Царь вынужден пойти на уступки путем принесения торжественных клятв; у нас нет уверенности в достоверности того текста, который мог читать Исократ и которому не доверял Феопомп27. Это как раз тот случай, когда невозможно выстроить вереницу подробностей; в 343 г. до н. э. Демосфен даже утверждал (XIX.273), что Каллий был оштрафован на 50 талантов за то, что во время посольства он будто бы принял подарки, а оставление Кипра оказалось в любом случае тягостной необходимостью. Лишь после Царского мира, когда Афинам уже нечем было гордиться, Царь получил возможность публично прокламировать свой успех.
Некоторые конкретные условия того соглашения могут быть выведены из событий последующих лет. Царь, по всей видимости, отказался от взимания дани с Ионии28. Есть некоторые основания думать, что ионийские города лишились крепостных стен;29 Афины, возможно, отказались
25 Несмотря на скептицизм А. Гомма (Gomme 1953/1954 (G 15): 16—17, а также: НСТП: 31—32), обвинения эти, похоже, были весьма серьезными (Stevenson 1924 (D 91); ATL Ш: 337).
26 Один папирусный фрагмент со схолиями к Демосфену датирует, по всей видимости, это, принятое по инициативе Перикла, решение 450/449-м г. до н. э.; данный комментарий схолиаста положен в основу финансовой схемы, реконструированной в ATL, а также в изд.: Meritt and Wade-Gery 1957 (см. сноску 24 к наст. гл.). Принятие этой схемы создает серьезнейшие хронологические проблемы, о чем см. далее.
27 У Фукидида в VHI.58.1 соглашение заключают сатрапы для Царя, сам он лично клятв не приносит (речь идет о договоре с лакедемонянами 411 г. до н. э. — А.З.). Что касается Царского мира, то до конца неясно, был ли он скреплен личной клятвой Артаксеркса П (Tod. CHI 118.10—11); см.: Badian 1987 (E 3): 27. Автор последней статьи в ее второй части, а также А. Холладей (Holladay 1986 (Е 36)) обнаруживают явную готовность принять неформальный характер договоренностей, однако у меня есть замечания и к тому, и к другому.
& См.: Фукидид. ХШ.5.5, 6.1; а также: Murray 1966 (А 93). По поводу утверждения Исократа, что афиняне должны были собирать в свою пользу некоторые из персидских податей, см.: Wade-Gery 1958 (А 121): 211—213; Λ7Ζ, Ш: 275; Cook 1961 (F 18): 16—17; Murray. Там же: 155-156.
29 	Wade-Gery 1958 (А 121): 219-220; Lewis 1977 (А 76): 153; противоположный взгляд: Meiggs 1972 (Е 53): 149—151; Brunt 1966 (Е 13): 92, примеч. 54; Cawkwell 1973 (Е 14): 54, при- меч. 3.


170
Глава 6
от своего права выводить сюда поселения или колонии30. Вывод о том, что интенсивность перемещений военно-морских сил в какой-то степени сократилась, можно сделать на основе слов Фукидида (УШ.56.6); гораздо меньше ясности относительно того, понизилась ли интенсивность перемещений сухопутных войск31. Не стоит думать, что договоренности соблюдались на всех уровнях; мы знаем, по крайней мере, одного сатрапа, который периодически их нарушал (с. 192, 497).
Нет ясности и по поводу хронологии. Трудно поверить, что, когда весной 449 г. до н. э. уплачивалась дань, о мире было известно (с. 165). Если мы оставим в стороне сообщение Плутарха о попытке афинян собрать общегреческое совещание32, можно допустить вероятность того, что и Каллий вернулся с переговоров, и решение о финансировании строительной программы было принято до окончания архонтского года — 450/ 449 г. до н. э., на чем настаивает папирусный комментарий к Демосфену33, однако далеко не все соглашаются признать ценность этого источника34.
II. 	Упрочившаяся держава
На годы, непосредственно следующие за кипрской экспедицией, у Фукидида приходится лишь пара событий: спартанский поход в Дельфы, в результате которого управление святилищем было отдано в руки дель- фийцев, и ответный поход афинян, которые возвратили святилище фо- кидянам35. Эта акция могла быть предпринята в соответствии с афино- фокидским союзом (с. 152), и Спарта, имевшая свой голос в Амфиктионии, судя по всему, предприняла, по сути, антиафинский шаг, воздерживаясь в то же время от прямых враждебных действий против Афин и не нарушая Пятилетнего перемирия36.
Похоже, много и других проблем занимало мысли афинян. Если события конца 450-х годов до н. э. привели к возникновению державы, то
30 Впрочем, некоторые исследователи видят в источниках свидетельства того, что после Каллиева мира были выведены колонии в Эрифры и в Колофон; см.: ATL Ш: 282—284; Meiggs 1972 (Е 53): 162-163; Bradeen and McGregor 1973 (С 121): 98-99.
31 Wade-Geiy 1958 (А 121): 215—219; Andrewes 1961 (G 5): 16-18.
32 См. сноску 19.
33 См. сноску 26.
34 См. в конце наст, тома хронологическое дополнение № 8.
35 Фукидид. 1.112.5; больше подробностей у Плутарха [Перикл. 21.2—3), согласно которому Дельфийским храмом сначала владели фокидяне; см. также схолии к «Птицам» Аристофана (556), где утверждается, что Филохор [FGrH 328 F 34) датировал афинское вмешательство третьим годом после спартанского похода; принимая во внимание словоупотребление Фукидида, «год» здесь часто исправляется на «месяц»; возможно, сообщения Геродота (1.51.3-4) и Плутарха (О злокозненности Геродота. 859d) имеют отношение к тем же событиям (см. с. 134).
36 О спартанском праве голоса в Амфиктионии см.: Roux 1979 (F 60): 4—9; в этой же работе (44—46, 239—240) обсуждается отношение к этим событиям надписи IG I3 9; см. также: Sordi 1958 (F 66); Zeilhofer 1959 (F 73): 45-50.


Тридцатилетний мир
171
механизмы управления ею еще только предстояло создать. Выше мы выдвинули рабочую гипотезу, что в 449 г. до н. э. было достигнуто соглашение с Персией и произошло объединение союзной казны со священной казной Афины. Плутарх {Перикл. 11.5) в общем контексте демократических мероприятий Перикла говорит о его клерухах, а именно о том, как последний послал в Херсонес [Фракийский] 1000 поселенцев, на Наксос — 500, на Андрос — 150, во Фракию — 1000 человек «для поселения среди бисалтов», а также других — в Италию для основания Фурий. В дальнейшем (19.1) Плутарх вновь возвращается к Херсонесу, рассказывая о самом удивительном походе Перикла. Очень долгое время Херсонес оставался жертвой постоянных набегов фракийцев, и Перикл не только усилил население городов, приведя с собой тысячу афинских поселенцев, но еще и построил поперек истма (перешейка) укрепления от моря до моря. Что касается этих событий, податные списки позволяют прояснить некоторые детали и уточнить датировки, поскольку, как было показано выше (с. 84—85), уменьшение податных сумм дает нам ценные улики. Начнем с Херсонеса. Здесь в 453, 452 и 451 гг. до н. э. основной податной единицей выступают херсонеситы, которые платили 18 талантов в год, хотя в списке за 451 г. до н. э., похоже, присутствовало имя Алопеконнеса (Алопе- коннес — букв.: «Лисий остров», город, основанный эолийцами на Хер- сонесе Фракийском. — А.З.). Для 450 г. до н. э. у нас нет свидетельств. В 449-м херсонеситы платят 13 талантов и 4840 драхм, Алопеконнес — 3240 драхм. В 446-м (по принятой здесь датировке) херсонеситы объединяются как минимум с лимнаитами и жителями Элеунта3ба, а после 445-го списки практически регулярно показывают нам, что полуостров [Херсонес Фракийский] был разделен на шесть податных единиц, которые вплоть до начала Пелопоннесской войны вместе никогда не платили более 2 талантов и 2,5 тыс. драхм. На основании всего этого разумно будет датировать поход Перикла и выведение афинских поселенцев на Херсонес 447 годом до н. э. Кроме того, именно к этому времени, скорее всего, относится и надпись М—L 48 со списком военных потерь, в котором перечислены 28 афинян, включая стратега Эпителея, погибших в Херсонесе, 12 — в Византии, 19 — в «других войнах», и где содержится эпитафия в честь сложивших голову при Геллеспонте. Нельзя утверждать наверняка, что резкое сокращение податной суммы из Геллеспонта всецело связано с поселением на Херсонесе афинских граждан; нельзя исключать возможность того, что в это время была проведена более точная оценка ресурсов всей области, а также было позволено выполнять вместо денежного фороса какие-то иные повинности, установить которые не представляется возможным37.
Зба Лимны, Λίμναι, — город на западном берегу Херсонеса Фракийского, к западу от Сеста; Элеунт, греч. Έλαιοΰς, — колония теосцев на побережье Херсонеса Фракийского. — A3.
37 	См.: ATL Ш: 45-46; Kahrstedt 1954 (F 39): 15-23; Brunt 1966 (E 13): 79; Meiggs 1972 (E 53): 160.


172
Глава 6
Принимая во внимание фактор сокращения взимаемых сумм, можно сделать вывод, что поселение на остров Наксос, о чем сообщает Плутарх, могло быть выведено до весны 447 г. до н. э., поскольку уплачивавшийся Наксосом форос впоследствии не менялся, а отправка поселенцев на Андрос имела место как раз между весной 450-го, когда остров платил 12 талантов, и весной 449-го, когда он стал платить б талантов. Больше сложных вопросов возникает в связи с Лемносом. Получив афинских поселенцев еще до основания Делосского союза38, в 451 г. до н. э. этот остров платил 9 талантов. К 446-му дань была расписана на два полиса — Гефес- тию и Мирину (города на Лемносе. — A3), причем их общая сумма никогда не превышала четырех с половиной талантов. Хотя прямых доказательств этому нет (отношение к данному делу могут иметь сообщения Фукидида (VII.57.2) и Павсания (1.28.2)), прозвучало предположение39, что поселение на Лемносе было усилено (возможно, в 450-м) присылкой новых афинских граждан и что в порядке компенсации сумма фороса была снижена. Однако вряд ли следует считать разумным решение создавать общину целиком из афинян, одни из которых подлежали обложению, а другие — нет, так что сложившаяся там ситуация остается не вполне понятной.
Было высказано мнение, что афиняне проводили четкое различие между колонией [апойкия, αποικία), которая становилась новым государством, и клерухией (κληρουχία, букв.: «раздача наделов». — A3), которая такой самостоятельности не получала. Это, однако, маловероятно, поскольку для древних текстов характерны терминологические вариации, ничем особо не оправданные; для Афин вообще обычна изменчивость в номенклатуре и в механизмах функционирования различных институтов, ярким примером чего служит судебная сфера40. Именно из надписи об основании апойкии Бреи мы получаем самую подробную информацию о том, что происходило в новой колонии (М—L 49 = IG I3 46; еще одна подобная надпись: IG Р 47). Здесь мы читаем, что поселение должно быть выведено в течение тридцати дней после принятия этого постановления. Назначается основатель колонии (т. е. ойкист, его имя — Демоклид. — A3); должны быть выбраны десять человек для распределения земли [геонсшы], за исключением той, которая принадлежит богам. Предписываются религиозные обязанности поселенцев перед Афинами, также определяется порядок защиты нового поселения с помощью его соседей40*. Те афиняне, которые записаны в колонисты, но сейчас находятся в военном
38 См.: КИДМТУ: 362.
39 ATL Ш: 290-294; Ehrenberg 1952 (Е 21): 146-149 = 1965 (А 32): 250-253; Brunt 1966 (Е 13): 80-81.
40 ATL Ш: 184—186 — здесь приводятся доводы в пользу того, что афиняне четко различали понятия апойкии и клерухии; см., однако: Ehrenberg 1952 (Е 21) = 1965 (А 32): 245— 253; Brunt 1966 (Е 13).
401 В постановлении речь идет о том, что в случае нападения на колонистов другие города Фракии, в соответствии с договором, который их связывает, обязаны были немедленно прийти на помощь. — A3.


Тридцатилетний мир
173
походе, могут присоединиться к остальным, если прибудут в Брею в течение тридцати дней по их возвращении в Афины. По всей видимости, в Народном собрании обсуждался вопрос о том, из каких солоновских имущественных классов нужно набирать колонистов (некто Фантокл внес предложение, что набор должен быть произведен из двух низших классов. —A3); неясно, какова была цель этих предложений: обеспечить землей малоимущих из числа зевгитов и фетов или же не допустить такой сшуации, когда более богатые землевладельцы будут на постоянной основе проживать далеко за пределами Афин41.
Мы уже говорили о той запутанной картине, которая вырисовывается из податных списков 447 и 446 (или 448 и 447) гг. до н. э. Список 447 г. [7-й по ATL = IG I3 264] хорошо сохранился, однако количество перечисленных здесь плательщиков меньше обычного. Как минимум десять полисов выплатили не всю полагавшуюся сумму, и особенно заманчиво связать путаную запись по поводу фороса Византия с потерями, которые понесли здесь афиняне (в том же, 447-м, году; см. афинскую надпись с перечнем погибших: М—L 48. — A3), Кстати сказать, неполные платежи и отсутствие некоторых городов фиксируются чаще для той части этого [7-го] списка, в которой перечислены города Геллеспонта, чем для частей, посвященных другим регионам, что опять же заставляет вспомнить эпитафию в надписи М—L 48. Восемь городов, по-видимому, уплатили дань позже установленного срока (после Дионисий. — A3), причем среди них оказались три крупных островных плательщика: Кифнос, Карисг и Кеос, а также, самое главное, [халкидская] Менда (вместе со Скионой) с приходящимися на нее 15 талантами. Важность Потидеи, коринфской колонии, которая начинает появляться в списках только после заключения Тридцатилетнего мира, должна быть поставлена под сомнение42.
Большая часть городов в списке следующего года (ATL I и П, список 8 = IG Р 265) перечислены почти в том же порядке, что и в списке предыдущего года, однако здесь имеется одно важное дополнение, которое, как представляется, фиксирует поступление просроченных платежей и уплату недоимок за предыдущий год, а также уплату недоимок за текущий год. Три записи, и это весьма необычно, говорят о платежах не прямо в Афины, а действующему афинскому войску (военачальнику. — A3): все три суммы заплатила Абдера, одну — в Эион, две — в Тенедос. Эион и Тенедос предположительно являлись афинскими опорными пунктами в
41 Имя этого поселения — Брея — имеет, по всей видимости, кельтское происхождение. Колония упоминается в литературных источниках (Стефан Византийский, s. ν. «Βρέα»; Кратин. Фр. 426 К—А [= Фр. 395 Kock]), однако ее точное местоположение неизвестно, если не считать того, что находилась она где-то во Фракийском регионе. По формам букв надпись датируется 440-ми годами до н. э.; не исключено, что это была та самая колония «среди бисалтов», которую упоминает Плутарх [Перикл. 11] и которая была оставлена после основания Амфиполя; М—L: 132—133; Meiggs 1972 (Е 53): 158—159; однако см.: Asheri 1969 (Е 2).
42 Имеются также обоснованные сомнения по поводу присутствия в данном списке Милета, Колофона и Эгины. (Пять строк в этой (т. е. содержащей указанный список) надписи не подлежат надежному восстановлению. — А.З.)


174
Глава 6
том году. Было высказано мнение43, что платежи военачальникам действующего войска случались чаще, чем кажется, и что за многими неполными суммами и отсутствиями городов в списке этого года на самом деле скрываются именно такие платежи, переданные в Афины с задержкой. Впрочем, подобная модель взимания фороса сама по себе должна была бы предполагать масштабные военные действия, поэтому следует предпочесть более простое решение44. После промежутка в один год (когда деньги не собирались. — А.З.) Афины попытались вновь обложить союзников данью, но столкнулись со значительным сопротивлением, которое в конечном итоге смогли подавить. К тому времени, когда податные суммы за 446 г. до н. э. были уже подсчитаны, какое-то количество неплательщиков вынуждены были покориться. Точно определить тех, кто продолжал уклоняться, невозможно: скорее всего, проблемы сохранялись на Геллеспонте и во Фракийской области; также нет никаких доказательств, что Эгина, за которой числилась недоимка за 449 г. до н. э., возобновила-таки платежи45.
Заманчиво связать более полный сбор денег, фиксируемый по второму из рассмотренных списков, с картиной, возникающей из одного сохранившегося декрета, который довольно подробно устанавливал процедуру отправки фороса (М—L 46 = IG I3 34). Инициатором этого постановления называется Клиний, а, между прочим, такое же имя носил отец знаменитого Алкивиада, погибший при Коронее в 446 г. до н. э. Если бы инициатором данного декрета и в самом деле был отец Алкивиада, это давало бы нам твердый terminus ante quem [лат. «дата, до которой»], однако в декрете отсутствуют однозначно ранние формы букв, к тому же обнаруживается еще одна трудность: в постановлении есть неожиданный пункт, который ставит на одну доску неуплату подати и недоставку «коровы и паноплии» в Афины;45а между тем, приводятся доводы в пользу того, что данная обязанность (делать такое подношение богине. — А.З.) стала всеобщей только в 425 г. до н. э. (см. с. 525); споры по поводу датировки декрета Клиния, похоже, еще не закончились46. Важнейшей проблемой, по поводу которой ведется дискуссия, является вопрос о распространении афинских должностных лиц по всей державе, поскольку вводная формула подразумевает, что «архонты в городах», которыми могли быть (хотя и необязательно) афинские граждане, а также «эпископы» (επίσκοποι, «смо¬
43 ATL Ш: 5&-60.
44 Wade-Geiy 1945 (Е 87): 226-228; Meiggs 1963 (Е 52): 16-18; М—L: 135; Meiggs 1972 (Е 53): 156.
45 Фрагментированное постановление IG I3 38 может отражать проблемы с Эгиной. То, что обрывочные записи по Фракии, особенно по поводу Аргала, как-то связаны с выводом колонии в Брею (с. 172—173), является правдоподобной догадкой.
45а Первоначально священная обязанность присылать на Великие Панафинеи корову и паноплию (полное вооружение гоплита) возлагалась только на афинские колонии; позднее (возможно, с 425 г. до н. э. — см. далее) это было вменено в обязанность всем членам Афинского морского союза. —А.З.
46 Помимо М—L 46 и указанной здесь литературы, см.: Mattingly 1970 (С 143): 129—133; Meiggs 1972 (Е 53): 166-167; Schuller 1974 (Е 78): 212-213.


Тридцатилетний мир
175
трители») имелись практически повсеместно. Мы уже видели по Милетскому декрету (см. гл. 3, с. 81—82 наст, тома), как функционировала подобного рода коллегия должностных лиц (если, конечно, исходить из общепринятой датировки этой надписи).
Афинские должностные лица (в форме «άρχοντες ’Αθηναίων». — A3.) упоминаются прямо в том декрете, чья датировка, впрочем, вызывает еще больше разногласий (М—L 45). В нашем распоряжении имеются фрагменты шести копий этого постановления, которое упорядочивает использование афинских монеты, мер и весов, а также запрещает союзным городам чеканить собственную серебряную монету (так называемый Монетный декрет. —A3.). В декрете предусмотрено выставление его текста на агоре каждого города, и если сами города этого не сделают, то сделают это афиняне. Похоже, именно так случилось на Косе, где найдена копия данного постановления, написанная аттическими буквами и на аттическом диалекте. Если бы эта копия была обнаружена в Афинах, то ее, несомненно, нужно было бы датировать началом 440-х годов до н. э., и тогда многие исследователи предпочли бы именно эту дату для самого декрета; однако еще до находки косского фрагмента было высказано предположение, что это постановление было издано незадолго до появления пародии на него в 414 г. до н. э. (Аристофан. Птицы. 1040—1041). Давно ведущееся изучение и самого декрета, и тех монет, на выпуск которых он повлиял, не привело к общепринятым результатам47.
Запрет союзникам чеканить собственную серебряную монету — это, несомненно, откровенно демонстративный политический акт48. Настойчивое требование Афин использовать только их монету имело ту же цель, хотя соображения административного удобства здесь также присутствовали. Рост афинского могущества привел к тому, что межгосударственные денежные операции достигли такого масштаба, который прежде был не знаком греческому миру. Преимущества единой системы обмена в подобных сделках стали вполне очевидны49. Электр принимался в качестве фороса в 453 г. до н. э. [IG I3 259, приложение [сторона В], строки 10—13).
47 О монетах см.: Robinson 1949 (Е 71); Barron 1966 (С 181): 50—93; Erxleben 1970 (Е 22): 66—132; Carradice, ed. 1987 (А 16). На данный момент создается впечатление, что вплоть до Халкидского восстания или до прибытия Брасида чеканка монет в северной Греции не прерывалась. Неожиданный переход Хиоса к электровой чеканке (Barron 1966 (С 181): 86—87 и 1986 (Е 9): 96—97) заставляет, напротив, думать о ранней дате для этого декрета, однако Н.-М. Хардуик (N.M. Hardwick) сообщил мне, что у него иное мнение по поводу отношения этого электрового выпуска к хиосским серебряным монетам. О недавних способах решения проблемы датировки см. следующие работы: Schuller 1974 (Е 78): 211— 217; Lewis 1987 (Е 42); Mattingly 1987 (Е 50).
48 Finley 1965 (А 41): 22-24; Finley 1973 (L 59): 168-169.
49 Читатель может легко представить себе и те препятствия, которые возникли на пути этой единой системы монетарного обмена. Я имею в виду скрупулезное установление пробы серебра в Персеполе (Cameron 1948 (А 14): 200—203) и трудности, связанные с валютными курсами, трудности, с которыми в IV в. до н. э. столкнулись те, кто заведовал перестройкой Дельфийского храма (CID П.62, колонка П, фр. А, строки 5—13; см.: Bousquet 1985 (С 118).


176
Глава 6
Платежи такой монетой могли делаться и позднее50, но 74 лампсакских статера и 2Tk кизикских статера, которые в 447 г. до н. э. приняли члены комиссии по возведению Парфенона, так и остались неизрасходованными, если судить по всем строительным счетам. Жизнь афинских казначеев и полководцев была бы намного проще, используй они только одну монетную систему, и была высказана правдоподобная догадка51, что афиняне перечеканили все монеты, которые были в казне Делосского союза, когда она попала к ним в руки. То же следует сказать и о системе весов и мер, чему в современных исследованиях уделяется недостаточно внимания. Шли ли Афины на особые уступки отдельным государствам по объему зерна, которое тем позволялось ввозить из Черноморского региона (М—L 65 = IG I3 61.34—36; IG Р 62), приобретали ли Афины продовольствие — во всех этих случаях согласованный стандарт мер и весов был бы очень полезен52. Не следует, конечно, думать, что существовала осознанная цель создать некий общий рынок или намерение активно вмешиваться в сферу частных сделок. Наши рассуждения поддерживают версию ранней датировки [Монетного] декрета; к 418 г. до н. э. казначеи священной казны Афины расплачивались электром (М—L 77 = IG Р 370.14—15).
У Фукидида (1.77.1) афинские послы, прибывшие в Спарту в 432 г. до н. э., защищаются от жалоб союзников по поводу того, как ведутся в Афинах судебные тяжбы, а один автор военного времени (Псевдо-Ксено- фонг. Афинская полития. 1.16) говорит, что некоторые порицают афинский народ за его настояние союзникам ездить для судебных дел в Афины. Разбор того, как осуществлялся разбор торговых споров, лежит за рамками нашего нынешнего обсуждения;53 вряд ли афинские постановления в данной сфере рассматривались в качестве инструмента державной политики, если не считать того, что право возбуждать частные иски в судах входило в число привилегий, предоставлявшихся отдельным чужеземцам. Мы имеем и более прямые указания (М—L 52 = IG Р 40.71—76, cp.: IG Р 96.6—8) на то, что судебные дела, связанные с частными штрафами, смертной казнью, конфискацией имущества, потерей гражданских прав, изгнанием могли переноситься в Афины; один литературный текст военного времени (Антифонт. V.47) мимоходом заявляет, что без позволения Афин ни один город не мог применить смертную казнь. Такие ограничения, похоже, появились в течение рассматриваемого нами периода; в первой из указанных надписей [М—L 52], датируемой 446/445 г. до н. э., говорится, что судебные тяжбы в Халкиде могут рассматриваться на основе ее собственных процессуальных норм, если только в качестве при¬
50 См.: Eddy 1973 (Е 19), где автор аргументирует, что подобные платежи ограничивались периодами до 446 и после 430 г. до н. э., а также предполагает, что Монетный декрет [М—L 45] действовал именно между этими двумя датами.
51 Starr 1970 (С 197): 64—72 — работа важна в целом для вопроса об афинской монетной системе.
52 Великолепное толкование этих строк см. в работе: Martin 1985 (С 194): 196—207; см. также: Lewis 1987 (Е 42).
53 De Ste Croix 1961 (E 76): 95-112; Gauthier 1972 (L 57): 157-165.


Тридцатилетний мир
177
говора не предполагается изгнание, смертная казнь или потеря гражданских прав; все такие иски, «в соответствии с постановлением демоса», должны разбираться в Афинах, и, скорее всего, речь здесь идет о каком- то общем декрете, принятом еще раньше в отношении всех городов, а не об отдельном постановлении, изданном специально для Халкиды54.
Такая судебная практика Афин не была примитивным утверждением своего господства. За исключением редких случаев, когда изгонялось целиком население какого-то города, Афины осуществляли контроль над подданными через своих сторонников. Будучи отождествляемы с правящей властью, последние должны были получать полноценную защиту. Так случилось, что от V в. до н. э. у нас нет ни одного свидетельства о насилии, каковые свидетельства иногда доходят от времени Второго Афинского морского союза (IV в. до н. э.)55 с его более спокойной атмосферой, но не вызывает никакого сомнения, что случаи насилия имели место и в рассматриваемый период. Примерно от 450 г. до н. э. дошли афинские декреты об иностранцах, постановлявшие, что наказание за убийство чужеземца будет таким же, как и наказание за убийство афинского гражданина; более детализированные тексты предполагают, что город, в котором случилось такое преступление, обязан заплатить штраф в размере 5 талантов56. В самих городах можно было действовать тоньше через судебные инстанции57, и самая эффективная защита, какую Афины могли предложить своим друзьям, заключалась в ограничении наказаний, которые к ним разрешалось применять58. Афины не могли допустить такой ситуации, когда, скажем, их флот прибывает в какой-то город и, пытаясь разыскать афинского проксена, узнаёт, что последний, оказывается, на прошлой неделе был казнен по обвинению, например, в нечестии.
Конкретные события почти неразличимы для нас. Мы вынуждены довольствоваться голыми, и притом хаотическими, цифрами податных списков и выводами, сделанными из наблюдений за развитием институтов (когда такие наблюдения вообще возможны). Как только Афины приступили к укреплению своего владычества в изменившихся условиях после окончания Персидской войны, они столкнулись с проявлениями непокорности, более или менее ожесточенными. В 447 г. до н. э. тридцать один афинянин погиб, в Византии и в «иных войнах» (М—L 48), и эти столкновения, скорее всего, лишь немногим отличались от уличной поножовщины. Друзей, которые готовы были подстроиться к реалиям власти,
54 Об общих постановлениях, применявшихся ко всей державе, cp.: М—L 65 = IG Р.61.13—16,41—46. Лучшее исследование вопроса о правовых инструментах Афинской державы: de Ste Croix 1961 (E 76): 268—280; cp.: Schuller 1974 (E 78): 48—54.
55 Афинские амфиктионы силой выгнаны из храма Аполлона Делосского и избиты (Tod. GHI 125.136—137); афинский проксен убит на Кеосе, и это собьгше предшествовало еще более широким беспорядкам (Tod. GHI 142.33—40).
56 Meiggs 1949 (E 51A); de Ste Croix 1961 (E 76): 268.
57 Cp.: Фукидид. Ш.70.3—5 — о политическом судебном поединке, прямом и косвенном.
58 Таково, по сути дела, объяснение, предложенное Псевдо-Ксенофонтом в «Афинской полигии» (1.16).


178
Глава 6
можно было найти почти в любом городе; те, кто не был готов, отправлялись в изгнание. Афинские должностные лица, как и, несомненно, афинские гарнизоны, появились повсюду. Выведение клерухов, с одной стороны, стабилизировало политическую ситуацию у союзников, а с другой — заглушало земельный голод на родине. К какому бы времени мы ни относили Декрет Клиния [М—L 46] или Монетный декрет [М—L 45], создается впечатление, что к 446 г. до н. э. основные инструменты афинского контроля были уже в употреблении. Естественно, что они, как и любые жесткие средства управления, вызывали еще большее чувство протеста, которое лишь ждало удобного случая, чтобы вырваться наружу.
III. 446 год до н. э.
Хотя Афины предпринимали попытки упрочить фокидскую позицию в Дельфах (см. выше, с. 170), всё же основные усилия были направлены ими на укрепление своей морской державы. От таких методов, как захват заложников, т. е. методов, использовавшихся в свое время в отношении локров (с. 155), в конечном итоге отказались либо они не приносили желаемого результата, и вот теперь, к весне 446 г. до н. э.59, северо-западная Беотия, в особенности Орхомен и Херонея, вновь оказались в руках прежних изгнанников. В этих условиях нужно было что-то предпринимать. Перикл, как говорили позднее, проявлял осторожность (Плутарх. Перикл. 18.2—3), однако Толмид набрал в качестве добровольцев тысячу афинских гоплитов, заручился поддержкой какого-то союзного войска — мы не знаем, какого именно (может подразумеваться как минимум участие фокидян), и выдвинулся к Херонее, захватив некоторых из ее жителей и оставив там гарнизон. Когда Толмид возвращался оттуда, несомненно, уже без некоторых из союзников, с которыми проводилась эта операция, близ Коронеи он попал в западню, устроенную объединенными силами орхоменцев, локров и евбейских изгнанников, каких в то время было немало в Беотии, а также «других людей того же рода»; командовал ими некто Спартой (Плутарх. Агесилай. 19.2), если судить по его имени — фиванец. Сам Толмид погиб, как и многие другие афиняне, в том числе и Клиний, отец Алкивиада; остальные попали в плен60. Чтобы вызволить своих людей из плена, афиняне согласились совсем уйти из Беотии; под их контролем остались только Платея, Элевферы и Ороп. Из¬
59 См. в конце наст, тома хронологическое дополнение № 9.
60 Список потерь, к которому прилагалась эпитафия, увязываемая, как правило, с битвой при Коронее, содержал, судя по всему, приблизительно от 550 до 850 имен (Bradeen 1964 (С 119): 21—29; Qairmont 1983 (К 17): 164 — автор этой работы не вполне уверен, что эпитафия относилась к данному списку имен). Если эта надпись относится к 446 г. до н. э., то следует учитывать, что в том же году погибших было много и в других местах, помимо Коронеи, и афинская реакция показывает, что число выживших и попавших в плен среди тысячи [гоплитов, отравившихся в поход с Толмид ом], было большим. Фукидид (Ш.67.3) намекает, что беотийцы также понесли потери.


Тридцатилетний мир
179
гнанники вернулись, а города вновь стали независимыми61. Пришлось платить по счетам и впредь хорошенько думать, прежде чем что-то предпринимать; для оставшейся части года ни о каких действиях беотийцев ничего не известно. Каким образом у них вскоре было преобразовано либо учреждено союзное устройство, которое описывает Оксиринхский историк и на которое намекает Фукидид, мы сказать не можем. Примечательно, что в течение оставшейся части столетия монету чеканили в Беотии только Фивы62.
Евбейские изгнанники теперь поняли, как следует действовать, так что мятеж стал еще шире. Если исходить из принятой здесь хронологии податных списков, города Евбеи уплатили дань, как и положено, весной 446 г. до н. э. — на Дионисии63, но очень скоро после этого они подняли восстание. Мы ничего не слышим о клерухиях, основанных здесь Толми- дом (с. 84), но слышим о том, как жители Гестиеи захватили афинский корабль и перебили всех, кто там находился (Плутарх. Перикл. 23.3). По всей видимости, изгнанники столкнулись с каким-то достаточно серьезным недовольством, когда, вернувшись домой, на волне этого своего успеха начали рвать отношения с Афинами; что касается Халкиды, то здесь антиафинские действия можно связать с земельной знатью — гип- поботами.
Перикл уже переправился с войском на Евбею, когда пришли еще более тревожные известия. Получив помощь от Коринфа, Сикиона и Эпидавра, взбунтовались Мегары; большая часть афинского гарнизона была истреблена, хотя афинские силы смогли удержать две гавани — Нисею и Пеги. Источники не говорят ни слова ни о возвращении в город мегарских изгнанников, ни о какой-либо перемене в государственном устройстве; здесь, похоже, побудительной причиной было простое возмущение афинским поведением64. Это был крупный стратегический провал. Контроль над Мегаридой серьезно препятствовал любому движению пе¬
61 Обо всем этом см.: Фукидид. 1.113; Ш.62.5, 67.3; IV.92.6.
62 Более подробное обсуждение этих событий см. в работе: Buck 1979 (F 11): 150—160. Свидетельства о городах и устройстве Беотийского союза мы имеем в основном из «Окси- ринхской греческой истории» — 16 (11); эта союзная конституция будет рассмотрена в: САН VI2: гл. И.
63 Халкида — наверное, но не наверняка.
64 Обсуждение Мегарского восстания и всей кампании см. в работе: Legon 1981 (F 45): 192—199. Автор исходит из того, что в Мегарах всегда существовала олигархия; я склоняюсь к иному мнению. В 424 г. до н. э. мы явно обнаруживаем в Мегарах демократию (Фукидид. IV.66). За какое-то время до этого здесь произошел демократический переворот; вопрос в том, была ли учреждена демократия впервые в результате этого переворота или же она получила более радикальный характер. Де-Сент-Круа (1972 (G 36): 243, при- меч. 25) выводит из текста Аристофана (Ахарняне. 755), что в 426/425 г. до н. э. Мегары имели скорее олигархию, чем демократию; этому месту у Аристофана, впрочем, не следует придавать слишком много веса. Одно из двух: либо Мегары взбунтовались в 446 г. до н. э., имея у себя демократию, и остались таковыми потом, при спартанской терпимости, либо они завели у себя демократию перед 424 г. до н. э., при спартанском безразличии. Ввиду того, что Спарта обычно предпочитала олигархии (ср.: Фукидид. 1.19, 144.2), я нахожу первый вариант несколько более вероятным; мегарская демократия (с точки зрения спартанцев. —А.З.) доказала свою надежность.


180
Глава 6
лопоннесцев через Истм на север65. Пятилетнее перемирие уже истекло либо близилось к завершению, и в Аттике опасались пелопоннесского вторжения. Перикл быстро вернулся с Евбеи, и было принято решение об ответных мерах против Мегар66. Андокид (дед оратора с тем же именем) набрал воинов из трех фил, разбил мегарцев и закрепился в Пегах.
Однако вскоре после того, как туда прибыли пелопоннесские войска, прошедшие, очевидно, через сами Мегары и быстро проникшие в Аттику — вплоть до Элевсина и Фриасийской равнины, Андокид оказался отрезанным от своих (т. е. от Афин. —А.З.). Он вынужден был выводить свой отряд длинным, окольным, но, очевидно, более безопасным путем через Беотию; о его передвижениях известно только из надгробного камня некоего Пифиона — мегарца, который умер в Афинах; в этой надписи утверждается, что именно он был проводником у афинян на этом марше (М—L 51).
Пелопоннесцами командовал Плистоанакт, сын Павсания, а не старший по возрасту царь Архидам; почему так — мы можем лишь строить догадки67. Плисгоанакту было еще далеко до тридцати68, и он нуждался в помощниках, пользуясь главным образом советами Клеандрида (см. с. 142, сноска 34; Плутарх. Перикл. 22.269). Мы не имеем информации о размере его войска, но по этому случаю в Пелопоннесском союзе был, судя по всему, произведен полный призыв; не упоминается ни о каких затруднениях военного характера (Фукидид в П.21 несколько полней, чем в 1.114.2; ср. также: V.16.3). И всё же Плистоанакт продвинулся не дальше, чем объединенное пелопоннесское войско, вторгшееся в Аттику шестьюдесятью годами ранее (тот поход был свернут, скорее, по причинам государственного, а не личного характера; см.: КИДМIV: 373—374, 432), и затем отправился домой70. Современники не сомневались, по какой причине это произошло. Плистоанакт и Клеандрид были подкуплены. Детали, передаваемые о том, как их наказали, разнятся, но, в любом случае, оба оказались в изгнании: Плистоанакт — в Аркадии, Клеандрид — в Италии71. Что касается Афин, то заявление Перикла в его финансовом
65 De Ste Croix 1972 (G 36): 190-195.
66 Этот поход на Мегариду, направленный на подавление тамошнего восстания, не отражен у Фукидида, однако о нем сообщает Эфор (у Диодора: ХП.5), а подтверждает его надпись: М—L 51, от которой наш текст в значительной степени зависит. Поскольку информация Эфора дошла до нас через Диодора, сообщаемая здесь последовательность событий — восстание в Мегарах, спартанское вторжение в Аттику, сражение при Коронее, мятеж на Евбее и его подавление, Тридцатилетний мир — нуждается, естественно, в подтверждении.
67 Мнение Э. Эндрюса см. в: White 1964 (F 71): 140, примеч. 3; de Ste Croix 1972 (G 36): 142; Lewis 1977 (A 76): 46, с примеч. 138.
68 White 1964 (F 71): 140-141.
69 de Ste Croix 1972 (G 36): 197, примеч. 95 — здесь высказана догадка, что Клеандрид был эфором-эпонимом этого года.
70 Диодор говорит (ХП.6.1), что лакедемоняне опустошили значительную часть области и осадили одно из сторожевых укреплений Аттики. О топографии этой кампании см. также: Hammond 1973 (А 54): 453-454.
71 Busolt 1893—1904 (А 12) Ш.1: 428 — здесь доказывается, что Плистоанакт был приговорен к смерти; см.: de Ste Croix 1972 (G 36): 198.


Тридцатилетний мир
181
отчете о том, что 10 талантов пошли «на надобности важные» было хорошо известно, обыгрывалось в комедиях еще и в 420-х годах до н. э. (Аристофан. Облака. 859) и, по всей видимости, изначально несло в себе тот же смысл, какой мы находим позднее. Вполне может быть, что деньги и в самом деле перешли из рук в руки, однако не вызывает сомнения, что основные моменты будущего более долговременного соглашения между Афинами и Пелопоннесским союзом были также обговорены. Полнейшая загадка — какими доводами Перикл смог убедить противников отказаться от той поддержки, которую они фактически оказывали евбейцам72.
Когда главная угроза была отведена, Перикл вернулся на Евбею. Плутарх [Перикл. 23.3) говорит, что он прибыл на остров с пятью тысячами гоплитов на пятидесяти кораблях. Последняя деталь оставляет странное впечатление, поскольку нет никаких оснований думать, что евбейцы располагали какими-то значительными военно-морскими силами; можно предположить, что лояльность одного или нескольких союзников, у которых еще оставался боевой флот, вызывала вопросы. Восстание потерпело неудачу. Гестиея не нашла у афинян никакого снисхождения, учитывая устроенную здесь резню (см. выше, с. 179). Жители этого города были изгнаны в массовом порядке и отправились по соглашению в Македонию (Феопомп. FGrH 115 F 387), а на их место прибыли новые афинские поселенцы (две тысячи — Феопомп. Указ. место; одна тысяча — Диодор. ХП. 22.2);73 один из колонистов, Гиерокл, был известным гадателем, который в это кризисное время давал оракулы (М—L 52 = IG I3 40.64-67; Аристофан. Мир. 1047). В отношении прочих городов ограничились выставлением определенных условий. Из Халкиды были изгнаны так называемые гиппоботы (Плутарх. Перикл. 23.4), но в других отношениях Афины проявили лишь вежливую строгость. Очень хорошо сохранившаяся надпись (М—L 52 = IG I3 40) передает пункты тех клятв, которыми обменялись стороны. С халкидской стороны поклясться должны были все лица призьюного возраста; отказ от принесения клятвы влек за собой потерю гражданских прав и конфискацию имущества. Требовались проявления исключительной преданности, причем только в отношении самих Афин — здесь не упоминаются никакие афинские союзники, что уникально для текстов подобного рода74. Взамен лояльности афинский Совет пятисот и члены суда присяжных гарантировали Халкиде на будущее неприкосновенность, надлежащую судебную защиту в делах с государством и его гражданами, а также обещали разбирать те вопросы, о которых Халкида попросит. Идентичными были клятвы с Эретрией [IG I3 39). Заложники, взятые отсюда ранее, на тот момент еще удерживались в неволе [IG Р 40.47—5275). Оговорка, определявшая пределы су¬
72 См.: de Ste Croix 1972 (G 36): 197-200.
73 О правилах, определявших устройство новой колонии, см.: IG Р 41; McGregor 1982 (С 141).
74 Meiggs 1972 (Е 53): 179, 579-582.
75 См.: Garlan 1965 (А 44): 332-338.


182
Глава 6
дебной власти самой Халкиды, нами уже упоминалась (с. 177). Самый сложный для толкования пункт (строки 52—57) сохраняет за Халкидой право взимать с находящихся там иностранцев пошлины, за исключением тех, с кого налоги берут Афины, или тех, кому Афины дали освобождение от налогов. Споры по поводу данного условия связаны с вопросом о том, было ли теперь выведено в Халкиду новое афинское поселение или нет. Совокупность имеющихся свидетельств будто бы говорит против этого, по крайней мере против поселения в форме клерухии, о которой не сохранилось ни одного явного современного указания. Но когда мы обращаемся к форосу, который уплачивали Халкида и Эретрия после 446 г. до н. э., то обнаруживаем резкое уменьшение сумм, так что возникает соблазн объяснить это тем, что теперь афиняне стали как-то использовать землю гиппоботов76. Нельзя исключать выделение участков богам, сдачу в аренду (cp.: IG I3 418), возможно даже простую продажу, к тому же события 446 г. до н. э. привели к тому, что часть местного населения была изгнана, чему некоторые афинские граждане обязаны были и имуществом, и самим домом77. Халкидский декрет заканчивается наказом стратегам быть бдительными с Евбеей. Мятеж сильно напугал Афины, которые теперь готовы были исполнить жертвоприношения, предписанные оракулами Гиерокла — отсюда повеление стратегам оказать всю необходимую помощь в деле этих жертвоприношений и изыскать для них деньги.
Невозможно умолчать об одной современной событиям поэме, хотя она с трудом поддается детальному толкованию. «УШ пифийская ода»78 — последнее известное нам произведение Пиндара, написанное для одного эгинца, победившего (в борьбе на Пифийских играх. — А.3.) в Дельфах в конце лета 446 г. до н. э. (фокидяне по-прежнему сохраняли контроль над святилищем, который им передали афиняне?). То, что ода заканчивается надеждой на свободу Эгины, совершенно ясно («Мать Эгана, дай же всюду сынам твоим вольный путь»); также понятно — хотя это и не выражено открыто — удовлетворение Пиндара от осознания того факта, что афинским нарушителям мира был преподан отличный урок. Впрочем, поэт, как кажется, предостерегает победителя от опасных мыслей и советует ему невозмутимость — и внешнюю, и внутреннюю.
Мирные переговоры между Афинами и Спартой продолжились. Главным переговорщиком и на этот раз, судя по всему, был Каллий (Диодор. XII.7 — здесь добавлен не известный по другим источникам Харет; возможно, в переговорах принимал участие также Андокид — ср.: Андокид. Ш.6). К тому времени Каллий, вероятно, уже был спартанским проксеном
76 Ср.: Элиан. Пестрые рассказы. VI. 1, хотя данное свидетельство, возможно, относится к клерухии, основанной еще в 506 г. до н. э. (КИДМIV: 374).
77 ATL Ш: 294-297; Brunt 1966 (Е 13): 87-89; Meiggs 1972 (Е 53): 566-569; Eixleben 1975 (Е 23). О Халкидском декрете в целом см.: Baker 1978 (Е 4).
7* Wilamowitz 1922 (J 110): 439-445; Wade-Gery 1958 (А 121): 250-252, 265-266; Lloyd- Jones 1982 (J 72): 158-162.


Тридцатилетний жир
183
в Афинах79. Сами переговоры, скорей всего, носили новый, нетрадиционный характер. Если судить по дошедшим до нас свидетельствам, это было первое поколение, столкнувшееся с проблемами мирного урегулирования вне рамок какого бы то ни было союза либо постоянных двусторонних дружеских уз. Соглашение обозначалось термином «σπονδαί», буквально «возлияния» (всегда во мн. числе. — А.З.), поскольку клятвы усиливались путем принесения вина в жертву богам, и эта практика возникла из обычая объявлять короткое перемирие на срок проведения того или иного праздника (например, Олимпийское перемирие. —А.З.; cp.: IG I3 6.В 8—47). В 481 г. до н. э. аргосцы хлопотали о таком соглашении — σπονδαί — с лакедемонянами (Геродот. УП. 149.1), желая, по сути дела, получить от Спарты гарантии в том, что она не нападет на них в течение жизни одного поколения. Но всё же первым реально воплотившимся случаем подобного договора, о котором мы слышим, было Пятилетнее перемирие — σπονδαί, достигнутое между Афинами и Спартой в 451 г. до н. э. (Фукидид. 1.112.1), а также Тридцатилетний мир между Спартой и Аргосом 451/450 г. до н. э. (Фукидид. V.14.4, 28.2; Bengtson 1962 (А 3): No 144). Позднее [в 446 г. до н. э.] афиняне, находясь в стесненных обстоятельствах, были вынуждены (и они поступили правильно) заключить мир (Фукидид. IV. 21.3), пойдя при этом на дальнейшие территориальные уступки и отдав Нисею, Пеги (две мегарские гавани), Ахею и Трезен80. В остальном каждая сторона осталась при своем. Важнейший пункт договора заключался в том, что ни одна из сторон не могла совершить вооруженное нападение на другую сторону, если та соглашалась передать спор на рассмотрение третейскому суду81. Списки союзников были приложены к договору, по которому любой из сторон дозволялось присоединять в дальнейшем новых союзников, хотя Афинам, похоже, было запрещено вступать в полноценный союз с Аргосом. Остается неясным, было ли в этом соглашении сказано со всей определенностью о независимости союзников каждой из сторон — либо в целом, либо специально по поводу Эгины (ср.: Фукидид. 1.67.2); Никиев мир [421 г. до н. э.] содержал пункт, предоставлявший конкретным городам автономию (право управляться по собственным законам. — А.3) при условии, что они продолжат выплачивать Афинам форос [, установленный при Аристиде] (Фукидид. V.18.5), и нельзя исключать, что без подобной оговорки не обошлось и здесь (т. е. в афино-спартанском мирном договоре 446 г. до н. э. — А.3). Срок перемирия определялся в тридцать лет. Дальнейшие события показывают, что это соглашение было отнюдь не однозначным, подробно разработанным
79 Ср.: Ксенофонт. Греческая история. VI.3.4 — здесь внук Каллия подчеркивает свою собственную роль в нескольких мирных переговорах со Спартой.
80 (Подразумевается Тридцатилетний мир 446 г. до н. э. между Спартой и Афинами. — А.З.) О его условиях см.: Bengtson 1962 (А 3): № 156; de Ste Croix 1972 (G 36): 293— 294.
81 Фукидид. VII.18.2; de Ste Croix 1972 (G 36): 259; в отличие от де Сент-Круа, я не столь уверен, что в оригинальном тексте мирного соглашения этому условию было посвящено единственное предложение.


184
Глава 6
и не допускавшим двойного толкования договором, однако отсутствие деталей в его тексте менее важно, чем различие в понимании сторонами того, как должна работать оговорка насчет третейского суда.
Сказать, что Спарта признала афинское владычество, означает встать на точку зрения, которую мы не найдем ни в одном древнем источнике (даже у Фукидида в 1.69). Спартанцы, похоже, полагали, что они делали достаточно, чтобы удерживать Афины в границах их собственной сферы влияния, и, хотя Плистоанакт и Клеандрид (сторонники мира с Афинами. — А.З.) были отправлены в изгнание82, в Спарте невозможно обнаружить никаких признаков сомнений в необходимости этого мира. Афины отказались от вмешательства в дела городов на материке, а освобождение Мегариды и Беотии делало Аттику гораздо более уязвимой для вторжения, если вдруг Афины начнут вест себя неправильно. С другой стороны, осуществлять такое давление, которое создавало бы угрозу для афинского морского господства, было просто за пределами и возможностей, и устремлений Спарты. Из этого мирного договора прямо следует, что лакедемоняне прекрасно осознавали пользу, которую они могли иметь от Эгины и Потидеи. В самом деле, идея Кимона о том, что Спарта должна доминировать на суше, а Афины — на море, была подхвачена обеими сторонами.
Есть некоторые признаки того, что эгейские союзники Афин выражали недовольство, и Афины, кажется, предприняли попытку уладить отношения с ними в свете новой ситуации. Весной 445 г. до н. э. дань была собрана на основе новой, примирительной, оценки. Отныне около тридцати государств должны были платить уменьшенную подать, причем в ряде случаев сокращение сумм было вполне ощутимым. Например, в конце 440-х полисы острова Родос платили примерно три пятых от того, что они вносили до Тридцатилетнего мира. При этом Афины могли компенсировать данные потери за счет других городов. Так, впервые в качестве плательщика фиксируется Потидея; вместе с тем известно, что она продолжала получать своих главных должностных лиц из Коринфа. Принимая во внимание характер взаимоотношений между Афинами и Коринфом до 446 г. до н. э., общепринятая точка зрения83, состоящая в том, что вплоть до этого времени Потидея поставляла в союзный флот боевые корабли, не кажется привлекательной; то, что она начала платить форос, имеет какое-то отношение к Тридцатилетнему миру. Однако для других городов на Палленском полуострове суммы сократились, и возникшее уменьшение точно восполнялось теми шестью талантами, которые пощупали теперь от Потидеи; мы не можем сказать, что же там произошло. Общую картину нарушают лишь три примера, когда подать была увеличена. Наиболее примечательный случай дает Фасос, размер дани которого скакнул с 3 до 30 талантов. Учитывая общий исторический контекст,
82 Суд над ними, как представляется, состоялся через несколько месяцев после заключения Тридцаталетнего мира; Gomme. НСТШ: 664.
83 ATL Ш: 267-268.


Тридцатилетний мир
185
вряд ли это было какой-то карательной мерой. Обычно предполагается, что (по условиям мира 446 г. до н. э. — А.3.) Фасос получил обратно свои прежние территориальные владения или рудники (потерянные им после подавления Фасосского восстания. — A3.);84  85 однако здесь нужно искать другое объяснение: скорее всего, деньги, которые Фасос ранее платил в качестве контрибуции, теперь он начал вносить в качестве фороссР6.
Из записей реальных платежей вырисовывается довольно спокойная картина (т. е. не было больших недоимок. —А.З.). Имеются лишь некоторые второстепенные проблемы. Для наведения порядка на Евбее требовалось время, и в списках 445 и 444 гг. до н. э. мы располагаем только одним фиксированным платежом с этого острова, а именно с Кенейского мыса (на северо-западной оконечности Евбеи, напротив Малийского залива. — А.3.). Были высказаны доводы о том, что вновь возникли затруднения с Милетом, откуда не зафиксировано ни одного платежа в списках 445, 444 и 443 гг. до н. э., но полностью безупречными эти аргументы назвать нельзя86. Почти что единственная в своем роде запись сообщает о внесении в 445 г. до н. э. ликийцами вместе с их соплателыциками десяти талантов. Однако это — не такая уж большая дань, если сравнивать ее с тем, что можно вывести из литературных источников (Фукидид. 1.96; П.13). Были приведены убедительные доказательства87 в пользу предположения, что в 443 г. до н. э. реальный сбор составил только 376 талантов, и это вполне сопоставимо с суммой в 388 талантов, которые могли быть собраны в 432 г. до н. э.
IV. 	После заключения Тридцатилетнего мира
По причине ли осуждения Плистоанакта и Клеандрида либо также и по иным соображениям, афиняне, видимо, не были уверены в том, что мир будет соблюдаться. Наличие таких сомнений доказывает предложение Перикла построить внутреннюю Длинную стену (см. с. 270, рис. 25), которая к 443 г. до н. э. еще не была закончена (Платон. Горгий. 455е; Плутарх. Перикл. 13.7—8; дата выводится из: IG I3 440.127). События 446 г. до н. э. показали, что в стратегической доктрине, согласно которой возводились Длинные стены (одна — к Пирею, другая — к Фалеру, внутренней гавани Афин. — А.З.), была допущена досадная оплошность. В связи с восстанием на Евбее Афины не могли никуда послать значительные массы своих людей, даже если бы для подготовки имелось больше времени, спартанские же послы прибыли как раз в то время, когда сухопутные силы были
84 Nesselhauf 1933 (Е 57): 114; Α7Σ Ш: 259.
85 Meiggs 1972 (Е 53): 85-86.
86 Еагр 1954 (Е 17); Barron 1962 (Е 6); Meiggs 1972 (Е 53): 563—565; Pierart 1969, 1974, 1983, 1985 (Е 59—61); Robertson 1987 (Е 70; см. здесь, на с. 59, примеч. 88).
87 М—L: р. 88.


186
Глава 6
вне города. Внутренняя стена (стоявшая рядом с прежней Пирейской стеной, благодаря чему возникал защищенный коридор, соединявший город с его главной военной гаванью. — А.З.) могла решать, по крайней мере, эту проблему (отсутствие достаточных людских ресурсов. — А.З.), поскольку позволяла сконцентрировать крепостную охрану и привести к более экономному, чем в случае с Фалерской стеной, использованию людских сил. Поскольку угроза отступила, строительство шло, очевидно, медленно (Кратин F 326 К—А), и у нас нет сведений о том, что внутренняя стена когда-то использовалась по назначению.
Тем временем программа реконструкции Акрополя продолжала реализовываться, очевидно, без каких-либо перерывов из-за внешних обстоятельств88. Мы уже указывали на посвятительные аспекты Парфенона. В процессе его строительства и по мере того, как Фидиева хрисоэлефан- тинная статуя Афины приобретала свои очертания, стали подчеркиваться те аспекты богини, которые выходили далеко за пределы ее традиционной роли в Афинах89. Большинство отчетов о почитании Афины90, исходящих из допущения, что священное платье, подносимое богине на Пана- финеях, по-прежнему предназначалось ее древней статуе из оливкового дерева, по сути, не оставляют никакой культовой функции ни новому храму, ни новому изваянию; однако свидетельства источников, как кажется, предполагают91, что главные элементы культа были решительно перенесены на новую статую. Созданный образ богини был в значительной степени образом этого конкретного поколения, а границы между самой Афиной и ее городом — весьма расплывчатыми92. Было бы преувеличением сказать, что афиняне построили Парфенон для почитания самих себя, однако преувеличением не особенно большим. Из Надгробной речи Перикла (с. 494) становится ясно: он вполне мог соглашаться с тем, что именно полис был настоящим объектом религиозного поклонения; одной из характерных черт афинского полиса у Перикла является то, каким именно образом связаны его граждане друг с другом.
Неизвестный источник Плутарха [Перикл. 12.4 слл.)93 приписывает Периклу экономические мотивы в его строительной программе, желание увеличить занятость и стимулировать деловую активность в целом — неожиданное предчувствие, так сказать, кейнсианского «мультипликатора»93"1.
88 Burford 1963 (I 38): 28-32.
89 Herington 1955 (К 39): гл. 7; однако см. также: Harrison 1957 (К 38).
90 Напр.: Simon 1983 (К 85): 66.
91 Lewis 1979-1980 (К 57).
92 Это было бы особенно наглядно, если бы фриз на Парфеноне с Панафинейской процессией изображал простых афинян (так в работах: Brommer 1977 (I 27): 145—150; Simon 1983 (К 85): 58—72) — взгляд, против которого выступает Дж. Бордмэн, см.: Boardman 1977 (1 18).
93 Meiggs 1963 (D 58): 42—43; Meiggs 1972 (E 53): 139—140; Andrewes 1978 (D 3); Ameling 1985 (C 2).
93a Дж. Кейнс (1883—1946 it.), английский экономист, один из основоположников макроэкономики, родоначальник кейнсианства, определил в своей книге «Общая теория занятости, процента и денег» ряд базовых макроэкономических понятий, а именно: «сово¬


Тридцатилетний мир
187
Возникает подозрение, что такие мотивы не соответствуют эпохе Перикла, при этом они столь же мало корреспондируют с позднейшими античными взглядами, как и со взглядами классического периода. Они никак не представлены в том месте «Афинской политии» Псевдо-Ксенофонта, где их можно было бы ожидать (1.13), и, хотя Аристотель [Политика. УПЛ313Ы8 слл.) с готовностью обсуждает строительные программы как способ, помогающий тиранам делать подданных занятыми и бедными, он нигде не рассматривает строительство при демократии в качестве метода, делающего демос занятым и богатым. Когда в 350-х годах до н. э. Ксенофонт (О доходах. 3.12—13) рекомендовал возводить общественные здания, то только как средство увеличения государственных доходов, но отнюдь не ради повышения занятости. Плутарх высказывает следующую характерную мысль: Перикл желал, чтобы демос имел долю в тех плодах, которые доставляет афинское могущество, но чтобы при этом он не пребывал в бездействии и праздности. Главная претензия противников демократии к Периклу состояла в том, что он превратил афинян в лодырей (Платон. Горгий. 515е); мысль, прозвучавшая у Плутарха, является ответной реакцией на это обвинение, но мы не можем сказать точно, когда данный тезис был сформулирован. Некоторым основанием думать, что источник Плутарха нужно датировать относительно ранним временем, служит полнота и конкретность перечня ремесел, задействованных в строительной программе; трудно поверить, что весь этот список был составлен каким-то позднейшим ритором. Какова была пропорция граждан, вовлеченных в эти ремесла, — это, видимо, уже другой вопрос.
Согласно Плутарху, строительная программа лежала в центре политической борьбы. Имеется довольно раннее свидетельство, подтверждающее, что политическим преемником Кимона был его зять или шурин — Фукидид, сын Мелесия из Алопеки94, первый соперник Перикла. Насколько мы знаем, отец Фукидида, Мелесий, ничем не прославился ни на политическом, ни на военном поприще, но приобрел всеобщую известность как учитель борьбы; все его знаменитые ученики происходили с Эгины, что, в свете внешней политики родного полиса Мелесия, должно было создавать ему проблемы. В отличие от Кимона, Фукидид был в большей степени политиком, чем полководцем; его можно назвать человеком, имевшим множество друзей и в Афинах, и за их пределами (Платон. Мент. 94d). Его политической позиции Плутарх придает анахронистичный олигархический колорит, что контрастирует с щедростью Перикла в деле организации зрелищ для демоса, обеспечения деньгами людей, занятых во флоте, организации клерухий и осуществлении строительной программы. Говорится, что недруга Перикла (Плутарх. Перикл. 12.1 — «врага» здесь не конкретизированы; 14.1 — среди «врагов» особо выделен Фукидид) нападали на эту программу за незаконное присвоение вносимых
купный спрос», «совокупное предложение», «баланс сбережений и инвестиций», «мультипликатор» и др. — A3.
94 	Wade-Gery 1958 (А 121): 239-270; Davies 1971 (L 27): 230-233.


188
Глава 6
союзниками средств и за ее чрезмерную затратность: на принудительно собранные для войны деньги афиняне, подобно распутной женщине, золотили и наряжали город, украшая его дорогим мрамором, статуями и храмами, стоящими тысячи талантов. Перикл на это отвечал, что Афины не обязаны давать союзникам никакого отчета, поскольку те, уплачивая деньги, получают за это защиту; и, если город имеет всё, что нужно для войны, он может тратить излишек таким образом, который доставит ему вечную славу, да еще и принесет экономические выгоды, о которых мы уже сказали ранее.
Во всем этом, безусловно, имеются сомнительные детали. Приписываемая Периклу позиция, очевидно, предполагает, что война продолжается, а это, в свою очередь, является аргументом для критиков Каллиева мира против его историчности, для исследователей же, признающих реальность этого соглашения, это свидетельство против историчности споров о строительной программе; данный момент может быть смягчен, если указанные споры отнести к самому началу осуществления строительной программы, и это не выглядит неправдоподобно. Заявление Перикла, что союзники не поставляют ни коней, ни кораблей, ни гоплитов, представляет собой конечно же риторическое преувеличение. И тем не менее, по сути, его слова кажутся вполне обоснованными. Мы уже видели, что обвинение в финансировании строительства за счет союзной казны было правдой, а недовольство чрезмерной роскошью новых статуй и зданий может быть соотнесено с высказанным выше предположением о нововведениях в культ Афины. Всё это правдоподобно, и Фукидид [сын Мелесия] вполне мог иметь отличный от Перикла взгляд на взаимоотношения с союзниками. При этом позиции и Фукидида, и Перикла по поводу отношений со Спартой вряд ли сильно отличались.
Сам ход споров невозможно осветить подробно. Закончились они остракизмом Фукидида, состоявшимся, по всей видимости, весной 443 г. до н. э., и с этого времени, очевидно, первенство Перикла уже никем не оспаривалось95. Точная датировка этих событий основана лишь на сообщении Плутарха [Перикл. 16.3); после падения Фукидида Перикл на протяжении пятнадцати лет ежегодно избирался на должность стратега96. Сохранившиеся осграконы (черепки, использовавшиеся как бюллетени для голосования при проведении остракизма. — А.З.) против Перикла крайне редки, а те свидетельства о Фукидиде, которыми мы располагаем, главным образом из неопубликованных осграконов, заставляют думать, что сторонники Фукидида пытались объединить свои голоса не против Перикла, а против Клеиппида, о котором из литературных источников известно только то, что он был стратегом в 428 г. до н. э.
С 443 г. до н. э. можно связать и некоторые другие события. Создается ощущение, основанное, впрочем, на не вполне очевидной причине, что
95 То, какое место, с точки зрения конституции, Перикл занимал в государстве, обсуждено в гл. 4.
96 Из этого не следует, что его постигла неудача на выборах 444/443 г. до н. э., как утверждал Г. Уэйд-Гири: 1958 (А 121): 240.


Тридцатилетний жир
189
происходившая раз в четыре года переоценка фороса была заменена ежегодной, да и список 442 г. до н. э. обнаруживает некоторые признаки того, что сведения о поступлениях дани стали регистрироваться более четко. Организация списков по податным округам была теперь формализована, хотя в определенном отношении произошел заметный возврат к более раннему географическому порядку, к тому же эллинотамии в течение двух лет использовали второго секретаря; поэт Софокл был их председателем в 443/442 г. до н. э.; также отмечается более правильное написание названий иноземных городов.
Важно, что архонтский 444/443 г. до н. э. был заключительным годом основания колонии в Фуриях (которая находилась на подъеме «ступни» итальянского «сапога»), осуществленного под покровительством Афин ([Плутарх]. Моралии. 835С)97. После разрушения в 510 г. до н. э. крупного города Сибариса уцелевшая часть его населения и его территория имели переменчивую историю, которую мы не можем восстановить во всех подробностях98. Ситуация проясняется с 452 г. до н. э. (Диодор. XI.90.3—4 и, по поводу дальнейших событий: ХП.10—11; о нумизматических свидетельствах см.: Кгаау 1976 (С 190): 173—174; см. рис. 4). Под руководством некоего Фессала, не известного из других источников, происходит вторичное заселение этого места гражданами, собранными из Лаоса и Посидонии. Опять теснимые Кротоном, переселенцы обратились за помощью к Афинам и к Спарте, которая никак на это не отреагировала. В 446/445 г. до н. э. Афины взяли на себя ответственность и вновь основали Сибарис, отправив туда десять кораблей; монеты нового Сибариса с Афиной на аверсе стилистически очень близки афинским монетам. Затем здесь вспыхнули волнения: потомки граждан древнего Сибариса потребовали для себя привилегий, но были изгнаны (Диодор. ХП.22.1). В 444/443 г. до н. э. колония была переименована в Фурии и получила демократическое устройство с десятью филами (Аркада, Ахеида, Элида, Беотида, Амфик- тионида, Дорида, Иада [т. е. «Ионическая»], Афинаида, Евбеида, Несио- тида [т. е. «Островная»]), среди которых вообще не нашлось места для потомков древних сибаритов. На монетах Фурий сохранилась голова Афины. Среди колонистов были историк Геродот (он либо прибыл туда сразу, либо присоединился позднее) и семья будущего оратора Лисия (отец Лисия был гражданином Сиракуз, перебравшимся в Афины); сообщается, что философ Протагор написал для Фурий свод законов (Гераклид Понтийский у Диогена Лаэртского: IX.8.50); прибыл туда и Гипподам, милетский архитектор-градостроитель и политический мысли-
97 См.: Wade-Geiy 1958 (А 121): 255-258; Ehrenberg 1948 (Е 20); Smart 1972 (Е 83): 138- 139, с примеч. 71.
98 См.: КИДМ Ш.З: 218—219. Диодор (XI.48.4) свидетельствует о сохранении здесь какого-то населения во времена Гиерона. О монетах Лаоса (ср.: Геродот. VL21) см.: Кгаау 1976 (С 190): 172—173, который также доказывает (р. 176), что население ушло в Посидонию. Van Effenterre 1980 (F 22): 193—195 — здесь допускается отнесение надписи М—L 10 ко времени после 510 г. до н. э. Крайнее воззрение о том, что Сибарис продолжал процветать и после этой даты, высказано в работе: Vickers 1985 (С 198): 36—37.


190
Глава 6
b
а
d
с
e
Рис. 4. Серебряные монеты Сибариса и Фурий: а, Ь — сгатер и диобол, ок. 450 г. до н. э.; с — драхма с быком, символом Сибариса, но название написано ионийскими буквами, а на аверсе — голова Афины, ок. 445 г. до н. э., т. е. после переоснования Афинами колонии; d — драхма, измененный тип, ок. 440 г. до н. э.; е — сгатер с новым именем колонии, ок. 440 г. до н. э. (Публ. по: Кгаау 1976 (С 190): No 584—587, 728.)
тель; именно он, несомненно, отвечал за регулярную застройку города, о которой пишет Диодор.
Диодор сообщает только об одной экспедиции, имевшей целью основать колонию заново, тогда как современные исследователи, отталкиваясь от данных нумизматики, говорят о двух таких предприятиях, и непонятно, к какому из них относится сообщение древнего историка. Если Диодор прав, связывая отправку вестников в Пелопоннес для приглашения новых поселенцев с воспоследовавшей колониальной экспедицией под предводительством людей из ближайшего окружения Перикла — предсказателем Лампоном и Ксенокритом, — тогда нет никаких оснований для поиска двух разных подходов к этой затее с основанием колонии. Единственное отличие состояло в том, что присутствие потомков древних сибаритов в Фуриях оказалось неприемлемым. То, что началось как афинская заявка на роль крупной эллинской силы при повторном основании знаменитого города, привело к появлению принципиально новой колонии, в которой, хотя и были представлены переселенцы из самых разных мест, афиняне всё же представляли собой самый крупный и вполне опознаваемый элемент (ср.: Диодор. ХП.35.2). Хотя многие другие государства также были представлены здесь, в этом обстоятельстве сов¬


Тридцатилетний жир
191
сем необязательно усматривать признак панэллинизма в его чистом виде; весьма вероятно, что люди, прибывшие из Пелопоннеса или из Беотии, в политическом и экономическом отношении чувствовали себя на родине неуютно. Позднее их признательность Афинам иссякла (Диодор. ХП.35; ср.: Фукидид. VTL33.5; УШ.35.1), но сейчас они включились в проект, чрезвычайно интересный именно Афинам. Основание данной колонии имело характер культурного и политического жеста, но, кроме того, оно должно было иметь экономические мотивы; в частности, при организации всего этого предприятия вполне могли подразумеваться запасы строевого леса, которым была богата Италия". Афинский интерес к Западному Средиземноморью, очевидно, в данный период постоянно возрастал; первичное афинское соглашение с Регием — городом на «носке» итальянского «сапога», как представляется, относится примерно к той же дате, что и основание Фурий99  100.
Однако для Фукидида первое после заключения Тридцатилетнего мира событие, достойное описания, случилось лишь в 440 г. до н. э., и это была война между Самосом и Милетом по поводу Приены. Этот город граничил с самосскими владениями на материке, но оставался независимым полисом, вплоть до 441 г. до н. э. регулярно платившим Афинам форос в размере одного таланта. Милет, возможно, в течение какого-то времени дань не платил (см. с. 185 и сноску 86), однако в списке 442 г. до н. э. его форос опять зафиксирован. Самос по-прежнему поставлял триеры, сохраняя олигархическое правление. Суть взаимных претензий этих двух городов нам неведом101, известно только, что милетцы потерпели поражение и при поддержке некоторых самосских демократов пожаловались на своего противника в Афины, где появление повода для вмешательства восприняли с интересом. Поскольку их союзники поклялись иметь с ними одних друзей и одних врагов, это можно было трактовать в том смысле, что военные действия внутри державы нарушали клятвы. В Пелопоннесском союзе никогда не интерпретировали клятвы в подобном духе, а вот афиняне пошли теперь именно этим путем. «Междоусобные распри» в речи Гермократа (сиракузский военачальник в войне против Афин в 414 г. до н. э. —А.З.) у Фукидида (VI.76.3) предстают в качестве одного из поводов, использованных Афинами для порабощения своих союзников; это единственный известный нам пример подобного рода, и ему мог предшествовать отказ Самоса согласиться на афинское третейское разбирательство (Плутарх. Перикл. 25.1)102. Афинский флот103 в со¬
99 Cp.: Meiggs 1982 (L 99): 124^125.
100 Это соглашение, как и договор с Леонтинами на Сицилии, были одновременно обновлены в 433/432 г. до н. э. (М—L 63—64), однако дату изначального соглашения с Леонтинами, которое, возможно, было заключено раньше [, чем договор с Регием], зафиксировать сложней; см.: Lewis 1976 (С 139).
101 См.: Meiggs 1972 (Е 53): 428 — о местоположении Марафесия, который, судя по всему, впервые уплатил форос в 442 г. до н. э.
102 de Ste Croix 1972 (G 36): 120-121.
103 Согласно Диодору (ХП.27.1) и Плутарху [Перикл. 25.2), флотом командовал Перикл.


192
Глава 6
ставе сорока триер прибыл на Самос. Афиняне захватили там сотню заложников, переправили их на Лемнос и установили на Самосе демократию, для сохранения которой оставили афинский гарнизон. При этом Самос сохранил свой флот104.
Некоторые самосцы бежали на Азиатский материк и обратились с просьбой о помощи к Писсуфну — персидскому сатрапу в Сардах. Они набрали 700 наемников и, согласовав свои действия с самосскими высшими классами, переправились ночью на Самос. Нападение на демос оказалось весьма успешным, заложники на Лемносе были дерзко отбиты и возвращены на родину (путь туда и обратно составлял 640 км или около того), и самосцы тотчас восстали. Афинский гарнизон и должностные лица были переданы Писсуфну105. Против Милета был подготовлен поход, что свидетельствует одновременно и о накале эмоций среди самосцев, и об их скептическом отношении к способности Афин их усмирить. Однако афинский ответ воспоследовал незамедлительно. От Хиоса и Лесбоса потребовали помощи, и в Карию был отправлен отряд с приказом наблюдать за любыми сборами финикийского флота. Во главе 44 кораблей Перикл напал на самосский флот из 70 кораблей, возвращавшихся из Милета, и одержал над ними верх. Усилившись за счет дополнительных 40 триер из Афин и 25 кораблей с Хиоса и Лесбоса, афиняне высадились на Самосе и приступили к осаде. К этому моменту всё более распространялся слух о подходе финикийского флота106, и Перикл с 60 кораблями двинулся к Карии. В его отсутствие самосцы прорвали осаду и нанесли значительный урон оставшейся блокирующей эскадре и ее лагерю; в течение четырнадцати дней они контролировали море в районе своего острова и пополняли запасы продовольствия. По возвращении Перикла осада возобновилась. Новое подкрепление (60 кораблей из Афин и 30 с Хиоса и Лесбоса) создало подавляющее преимущество в силе, и, хотя осада длилась еще несколько месяцев, самосцы в конечном итоге сдались. Их городские стены были срыты, а флот перешел Афинам, вдобавок побежденные согласились оплатить расходы на подавление их восстания, внеся очередной форос\ впрочем, совершенно непонятно, продолжили ли Афины свои попытки насадить здесь демократию107. Не было, конечно, никаких признаков того, что демократия на Самосе пустила глубокие корни; матросы на самосских боевых кораблях бились отважно. Если здесь сохранилась олигархия, то она осталась без флота. Позднее самосские изгнанники основали поселение в Анеях, что на Азиатском материке напротив острова.
104 Об этой чахли всей истории см.: Schuller 1981 (Е 79). О хронологии см. с. 625 наст, тома.
105 О позиции Писсуфна и его мотивах см.: Lewis 1977 (А 76): 59.
106 На самом деле неясно, прошла ли вообще мобилизация финикийского флота (см.: Там же).
107 О фрагментированной надписи с текстом афино-самосского соглашения (М—L 56 = IG Р 48) см. также: Fomara 1979 (Е 26); Bridges 1980 (С 123). О государственном устройстве Самоса после 439 г. до н. э. см.: Meiggs 1972 (Е 53): 193—194 и Schuller 1981 (Е 79) (демократия); Will 1969 (Е 94) и Quinn 1981 (Е 64): 13—19 (олигархия).


Тридцатилетний мир
193
Одним из самых явных признаков неполноты Фукидидова отчета о Пентеконтаэтии является то, что среди четырех тысяч слов, которые он посвятил данному эпизоду, нет даже намека на одно важное событие, на которое он, впрочем, ссылается в другом месте (1.40.5, 41.2): на съезде членов Пелопоннесского союза мнения разделились, следует ли помогать восставшим самосцам; всё, что мы знаем о тех спорах, это то, что коринфяне открыто высказались против вмешательства и за то, чтобы каждая великая держава могла карать своих мятежных союзников. Было высказано предположение108, что если события развивались примерно так же, как и в 432 г. до н. э. (см. ниже, с. 471-472), то подобному союзному съезду должно было предшествовать решение спартанского Народного собрания о том, что имеется достаточно серьезный повод к войне. В этом, вероятно, состоит крайняя точка зрения, однако не вызывает особых сомнений, что в Спарте по меньшей мере полагали, что мнение союзников должно быть выслушано. Еще в меньшей степени можно сомневаться в том, что известия о таком собрании отнюдь не способствовали уверенности афинян в прочности Тридцатилетнего мира109.
Заявление о том, что Самос едва не лишил афинян морского господства (Фукидид. УШ.76.4), — явное преувеличение, но ситуация действительно была весьма критичной. И всё же то, чего опасались больше всего — персидское или пелопоннесское вторжение, — так и не случилось, а лесбосский и хиосский флоты откликнулись на призыв Афин. Самосцы оказались в настоящей изоляции. Лишь Византий во время одного из эпизодов, о котором мы практически ничего не знаем, присоединился к восстанию, но затем снова подчинился; возможно, он вставал то на одну, то на другую сторону вслед за своей метрополией — Мегарами. Афинская держава смогла выстоять.
Самосский мятеж — последний значительный факт, который описывает Фукидид перед тем, как приступить к последовательности событий, начавшихся в 435 г. до н. э. и приведших в конечном итоге к началу большой войны. Ощущение исторического затишья усиливает одна непоправимая потеря: податные списки за 438, 437, 436 гг. до н. э., их большая часть за 435 и половина за 434 г. до н. э. утрачены по причине эрозии камня. От этих «пропавших» лет до нас дошла информация о двух событиях, которые, каждое по-своему, иллюстрируют то, с какой самоуверенностью действовали Афины110.
108 Jones 1952-1953 (Е 38); cp.: de Ste Croix 1972 (G 36): 200-203.
109 Пелопоннесцы упомянуты в соглашении между Самосом и Афинами (IG Р 48.7); в связи с чем о них там говорилось, мы не знаем.
110 Было бы соблазнительно добавить сюда третий эпизод. Однажды, еще до 431 г. до н. э., Афины вмешались в одну локальную распрю в северо-западной Греции, которая имела место между Амбракией и акарнанцами. Афины отправили туда тридцать кораблей под предводительством Формиона; некоторые амбракийцы были проданы в рабство, а с акарнанцами Афины заключили союз (Фукидид. П.68.2—9). Амбракия была коринф- ской колонией и сохраняла теснейшие узы со своей метрополией (Graham 1964 (А 52): 138—140), при этом Коринф являлся тогда единственной крупной морской силой во всем этом регионе. Нет никакой возможности точно датировать данный эпизод, хотя наиболее вероятным кажется начало 430-х годов до н. э. (Meiggs 1972 (Е 53): 204).


194
Глава 6
Первым событием является основание Амфиполя, датируемое совершенно определенно по афинскому архонту 437/436 г. до н. э. (Диодор. ХП.32.2; Схолии к Эсхину. П.31; ср.: Фукидид. IV.102.3). Афиняне уже давно положили глаз на область, где река Сгримон делает большую излучину и впадает в море. Теперь, после неудач 476-го (с. 62—63) и 465 гг. до н. э. (с. 64), мечта стала реальностью. Афинский стратег Гагнон, получивший боевой опыт во время Самосской войны, изгнал эдонов, построил стену от реки до реки (в том месте, где Стримон делает излучину. — А.З) и заложил здесь крупный город. Переправа через Стримон уже сама по себе была достойна того, чтобы взять ее под контроль, и к 424 г. до н. э. город уже представлял для Афин жизненный интерес (Фукидид. IV. 108.1), поскольку оттуда они получали корабельный лес и денежные ресурсы (в этом смысле важнейшее значение имели золотые прииски горы Пангей). Кттте в 465 г. до н. э. считалось, что для основания колонии в этом районе требуется 10 тыс. поселенцев, и следует, наверное, предполагать пример но такое же количество и на этот раз, однако у нас слишком мало информации о том, как всё это предприятие было осуществлено. Афиняне составили не очень большую часть населения нового города (Фукидид. IV. 106.1), но что касается других частей (Фукидид пишет, что население Амфиполя представляло собой пеструю смесь. —А.З.), то отдельно называются только колонисты из Аргила (Фукидид. IV.103.3);111 диалект, распространенный в Амфиполе, представлял собой евбейскую форму ионийского (Tod. GHI150), и, кроме того, не вызывает сомнений значительное представительство халкидян из Фракии. У нас нет почти никакой инфор мации о государственном устройстве нового полиса112  113.
Вторым событием — и более смутным — является поход Перикла в Черное море, кратко описанный у Плутарха [Перикл. 20.1—2)из. Прибыв сюда с большим флотом, превосходно оснащенным, он дружески позаботился обо всем, что нужно было греческим городам, а окрестным варварам и их царям показал мощь Афинской державы. Единственная по-
111 Аргал всегда проявлял враждебность в отношении этой колонии, и, по всей видимости, часть своих земель он потерял в ее пользу, поскольку сумма его фороса уменьшилась с 1 таланта в 437 г. до н. э. до 1 тыс. драхм в 432 г. до н. э. (Резчик по камню, судя по всему, допустил ошибку, когда написал сумму дани вЮ1/ таланта в податном списке за 453 г. до н. э.; против этого предположения см.: Meiggs 1972 (Е 53): 159, примеч. 3.)
112 Надпись IG I3 47 может быть афинским декретом, имеющим отношение к основанию этой колонии. О результатах относительно недавних раскопок здесь см.: Archaeological Reports 1976-1977: 92; 1978-1979: 29-31; 1980-1981: 33; 1981-1982: 41; 1982-1983: 4^-45; 1983—1984: 48—49; 1984—1985: 47-48 [и последующие выпуски].
113 Приблизительная дата этой экспедиции не подлежит ныне сомнению — несмотря на попытку авторов ATL Ш: 114—117 отнести ее примерно к 450 г. до н. э. Даже если отложить в сторону аргументы, основанные на возрасте Ламаха, теперь совершенно ясно, что в списке афинских военных потерь 430-х годов до н. э. перечисляются, кроме прочих, павшие «в <Син>опе» («έν <Σιν>όπει») (этот новый фрагмент опубликован в: Bradeen D.W. The Athenian Agora. ХУП (1974): No 17; об этом фрагменте см.: Clairmont 1979 (С 126): 123—126 и 1983 (К 17): 178-180; точка зрения Клермона о том, что надпись на камне появилась не ранее 431 г. до н. э., неубедительна, однако ясно, что ее датировка не может быть отодвинута назад, в 440-е годы до н. э.).


Тридцатилетний мир
195
Рис. 5. Серебряная монета города Амиса, переименованного в Пирей. (Публ. по: Babeion Е. Traits des monnaies grecques et romaines (1901—1919) П: ил. 185, 11; cp.: Head B.V. Histona Numorum (1911): 496.)
дробность, о которой говорит Плутарх, это то, что в Синопе Перикл оставил тринадцать кораблей под командой Ламаха, который помог изгнать тирана Тимесилея;114 после этого в Синопу в качестве поселенцев было отправлено шестьсот афинян, изъявивших на то свое согласие, с тем чтобы они вступили во владение домами и землей, прежде принадлежавшими приверженцам тирана. У нас нет никакого понятия, в какие еще города заходил Перикл, хотя более чем вероятным является его посещение афинской колонии в Амисе (Феопомп. FGrH 115 F 389; Аппиан. Митрида- товы войны. 83; монеты IV в. до н. э. с совой на реверсе [HN1496; у нас — рис. 5) показывают, что Амис назывался тогда Пиреем). После этого похода зерновые поставки из черноморского региона, судя по всему, стали надежными, причем в IV в. до н. э. афинские отношения с династией Спартокидов, правившей в Крыму, долго оставались очень хорошими (см.: САН VI2: гл. 11/), но вместе с тем нет никаких оснований связывать с данной экспедицией Перикла приход Спартока к власти, случившийся в 438/437 г. до н. э. (Диодор. ХП.31.1).
Согласно одному современному событиям сообщению (Ион Хиосский. Фр. 16 у Плутарха: Перикл. 28.7), после Самосской войны Перикл заявил, что для взятия варварского города Агамемнону потребовалось десять лет, а вот ему для покорения самого мощного ионийского города потребовалось всего девять месяцев. Это высказывание, похоже, вызвало неодобрение со стороны панэллинистов (ср. замечание по его поводу, сделанное сестрой Кимона Эльпиникой: Плутарх. Перикл. 28.6), и несколько раз было отражено в новейшей литературе. 446 г. до н. э. был годом неудачным, однако уже спустя десять лет Афины под руководством Перикла смогли подавить серьезный мятеж в своей державе, основали два крупных города, на Великих Панафинеях 438 г. до н. э. посвятили в самый величественный из всех храмов культовую статую, не имевшую равных по великолепию (Схолии к «Миру» Аристофана. 605), а также совершили морской поход по следам аргонавтов. Перикл отнюдь не был человеком скромным, и среди его замыслов не найти ничего мелкого.
114 	Тимесилей, похоже, бежал в Ольвию; см.: Виноградов Ю.Г. Синопа и Ольвия в V в. °° н. э. Проблема политического устройства ^Вестник древней истории. (1981) Nо 2: 65—90 XXXL701).


Глава 7
Д. Ашери
СИЦИЛИЯ, 478-431 ГОДЫ ДО Н. Э.
После битвы при Гимере 480 г. до н. э. (см.: КИДМIV: 911—916) Сицилия была вновь разделена на четыре основных политических блока (один карфагенский и три греческих. —A3). Западный угол острова представлял собой эпикратию, то есть владение, Карфагена, важнейшими центрами которой были Панорм, Солунт и Мотия, причем здесь — несмотря на победу греков — не произошло никаких территориальных изменений. Элимский анклав [в карфагенских владениях], где главными городами были Сегеста, Эрике и Энтелла, также оставался в подчинении Карфагена, хотя в культурном отношении подвергся эллинизации; также и греческий Селинунт, при всем своем стремлении сохранять нейтралитет, продолжал находиться в зависимости от Карфагена. Хотя в V в. до н. э. пунийская Сицилия процветала, сам Карфаген заметно отстранился от сицилийских дел. Греческая Сицилия оставалась разделенной на три прежние эпикратии, находившиеся под властью правящих династий соответственно: Дейноменидов — в Сиракузах, Эмменидов — в Акраганте и Анаксиладов — в Регии. Все остальные сицилиотские города (т. е. города греков-сицилиотов. — A3) были подвластны этим трем; Сиракузы контролировали Наксос, Леонтины, Катану и Камарину; Акрагант имел в подчинении Гелу и Гимеру; а Мессана была объединена с Регием. Греко- пунийский антагонизм 480-х годов до н. э. более уже не являлся определяющим фактором, каковым теперь оказывается сохранение равновесия сил между двумя главными эпикратиями — сиракузской и акрагантской, скрытое соперничество между ними, внезапно выливавшееся в неожиданные «войны». Переменами V в. до н. э. никак не было затронуто си- кельское (и сиканское) ядро острова, отделенное от греческой береговой полосы (хотя и связанное с ней) большим эллинизированным поясом, тогда как эллинизированные зоны Сицилии, особенно та часть на востоке острова, которая была подвластна Сиракузам, должны были принимать участие в чрезвычайных, хотя и безуспешных, попытках добиться независимости.


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
197
Полезный перечень источников (литературных, эпиграфических и нумизматических) по Сицилии рассматриваемого периода представлен в изд.: Hill. Sources2, Index V: 361— 364; об источниках и библиографии по античной географии Сицилии см.: Manni 1981 (Н 11); данные археологии и аэрофотосъемок, обязательные и бесценные в наше время, читатель найдет в конце насг. тома, в отделе «Н» библиографического списка. Основной связный рассказ о событиях рассматриваемого периода можно найти в сицилийских главах Диодора (XI.38,48-49,51—53, 59, 66—68, 72—73, 76, 78, 86—92; ХП.8, 26,29—30), который следует в основном за «Историей» Тимея из Тавромения (кн. XI— ХП; см. фрагменты в: FGrH 566). Датировки Диодора следует воспринимать чаще всего лишь как ориентировочные, поскольку этот историк имеет обыкновение соединять под одним годом несколько событий, относящихся к более продолжительному периоду. Соответствующие оды Пиндара (Олимпийские. I—VI, ХП; Пифийские. I—Ш; Немейские. I, IX; Истмийские. П) вместе со схолиями к ним, а также оды Вакхилида [Эпиникии Ш—V), как и несколько фрагментов Эсхила и Симонида, отражают взгляд иностранцев, приближенных ко дворам местных правителей, как на принимавших их хозяев, так и на ряд исторических событий, упомянутых в Павсаниевом описании сицилийских посвящений в Олимпии и Дельфах. Данные же Павсания о сицилийских победителях на панэллинских играх содержат дополнительную ценную информацию.
Важнейшим событием рассматриваемого периода является, несомненно, падение трех греческих тираний и последовавший затем распад их эпикратий. И всё же в длительной перспективе эта дезинтеграция повлияла, в сущности, лишь на внутренние дела соответствующих городов. Все главные тенденции и структуры сицилийской и западносредиземноморской истории в своей основе затронуты не были. Материальное и культурное преуспеяние, эллинизация, склонность к созданию внешнеполитических объединений и крупных территориальных владений (эпикратий) и, затем, к захвату эллинизированного сикельского пояса, а также, в более широкой перспективе, борьба за гегемонию на Тирренском море и необратимый этрусский упадок — таковы главные исторические тенденции; хотя некоторые из них были временно заморожены вследствие падения тиранических режимов, все эти тренды усилились как никогда в течение каких-нибудь двух десятилетий. В Сицилии V в. до н. э. преемственность преобладала над изменчивостью. Демократии должны были приспосабливаться к правилам игры, которые закладывались еще в эпоху тираний и обусловливались сложившимися рамками экономических и политических интересов и сил.
I. Сицилия В ЭПОХУ Гиерона
После смерти Гелона в 478/477 г. до н. э. его брат Гиерон, в соответствии с предполагаемым правилом Дейноменидов о преемстве от брата к брату, взошел на сиракузский престол. Младший брат Гиерона, Полизал, женился на Дамарете, вдове Гелона (она была дочерью Ферона Акрагант- ского) и получил в управление Гелу, которая в то время принадлежала к сиракузским владениям. Затем Полизал выдал свою дочь от первого бра-


Карта 3. Ci


Сицилия, 478—437 гг. до н. э.
199
ка за Ферона, закрепив тем самым отношения с Акрагантом и династией Эмменидов (FGrH 566 F 93; Hill. Sources1 В 101). После этого между двумя братьями Дейноменидами должна была немедленно возникнуть напряженность. Хотя Гиерону конечно же льстило то, что Пиндар, выдающийся поэт при его дворе, публично называл его «басилевсом, правящим Сиракузами» (III пифийская ода. 70), или «тираном, вождем народа» (Там же. 85), сам он никогда не использовал ни то, ни другое обозначение в качестве официального титула и не помещал свое собственное имя на монетах. Напротив, на официальных посвящениях он предпочитал подписываться как «Гиерон, сын Дейномена», тактично добавляя «а также сиракузяне» (М—L 29), да и свои монеты он всегда чеканил от имени «си- ракузян». Полизал отличался совсем другим характером. На базе знаменитого Дельфийского Колесничего он напыщенно именовал себя «тем, кто повелевает (^ανάσσων) Гелой» (Hill. Sources1 В 101), и демонстративно возмущался своим второстепенным положением в государстве. Гиерон попытался избавиться от него, отправив воевать в Италию, однако Полизал вернулся в Гелу победителем во главе большого войска и объединил свои силы с Фероном. Согласно одной из версий этой истории, благодаря посредничеству поэта Симонида Кеосского, который был госгеприимцем (гостеприимцы (ксены) — люди, связанные узами взаимного гостеприимства, Ксенией, накладывавшими на них определенные обязательства. — А.З.) и Гиерона, и Ферона, война между Сиракузами и Акрагантом была предупреждена в самый последний момент. Кризис миновал, Полизал удержал за собой Гелу, а Великий союз между Дейноменидами и Эммени- дами был сохранен (FGrH 566 F 93; ср.: Диодор. XI.48.3—8).
Следующая проблема, возникшая перед Гиероном, заключалась в том, как установить сиракузский контроль над восточным и северным побережьями Сицилии. Эта зона в значительной степени была населена сикелами и имела четыре важных халкидских города, мирно сосуществовавших с эллинизированными соседями: Наксос, Катана и Леонтины на восточном побережье, и Гимера, зависевшая от Акраганта, — на северном. Вскоре Гиерон решил вернуться к Гелоновой политике массовых депортаций и перезаселения городов. В 476 г. до н. э. все жители Наксоса и Катаны были переселены в Леонтины; Наксос, очевидно, остался пустым, тогда как Катана получила 10 тыс. дорийских колонистов и была переименована в Этну. Хромий, муж сестры Гелона и старый поборник Дейноменидов, был отправлен в Этну в качестве эпитропа [опекуна] к сыну Гиерона Дейномену, пока тот не достигнет совершеннолетия (Диодор. XI.49.1—2; Пиндар. I пифийская ода; / и IX немейские оды, со схолиями). Это событие было отмечено выпуском серии тетрадрахм и драхм, от которых сохранилось только несколько образцов; на их реверсе изображен сидящий Зевс Этнийский с перуном в одной руке и скипетром — в другой, а на аверсе — сиракузская квадрига (ср. этнийскую монету на рис. 1с. —А.З.). Современные событиям тексты в изобилии сохранили восхваления придворных поэтов. Пиндар называет Гиерона «Эшийским» и «прославленным основателем Этны», а Хромию посвящает две немей-


200
Глава 7
ские оды. Пиндар проводил мысль о дорийской общине Этны, как о «свободно живущей в согласии с законами, установленными Гиллом» [I пи- фийская ода. 61), и даже иониец Вакхилид испытывал восторг по поводу «твердо основанной» Этны (Фр. 20с. 7); также и афинянин Эсхил внес свою лепту, поставив трагедию «Этнеянки», сочиненную по случаю основания города [Жизнеописание Эсхила. 9). Впрочем, чтобы взглянуть на массовые переселения с другой, не такой славной, стороны, мы должны обратиться к более поздним источникам. В Диодоровом рассказе об основании Этны (заимствованном, вероятно, у Тимея) присутствуют четыре главных момента: халкидян принудительно выселяют; Катана перезасе- ляется Гиероновыми «своими колонистами», в числе которых 5 тыс. чел. из Сиракуз и столько же из Пелопоннеса;1 после того как территория, отведенная теперь Этне, была значительно расширена за счет соседних сикельских владений, землю разбили на участки; в отношении Гиерона было высказано нелестное предположение, что подлинная цель всей этой затеи состояла в том, чтобы создать здесь опорный пункт его сторонников и учредить культ его основателя — Гиерона. Как бы то ни было, вопреки официальным ожиданиям, история города Этны оказалась короткой, а жизнь в ней была отнюдь не безопасной. Началась эта история с извержения расположенного неподалеку вулкана Этны2 — зловещего события, так поразившего и Пиндара, и Эсхила, а закончилась уже в 461 г. до н. э., в связи с началом событий совсем другого рода (см. ниже, с. 212-213).
Ферон Акрагантский не желал отставать. Ему также нужно было основать или, по крайней мере, переосновать какой-нибудь город, желательно халкидский. В его власти находилась Гимера, которой жестко правил его сын Фрасидей2а. В том же году, когда была основана Этна, какие-то граждане Гимеры, уставшие от произвола, тайно пожаловались Гиерону; этот фатальный faux pas [фр. «неверный шаг»] стал немедленно известен Ферону и был заклеймен как заговор. «Подстрекатели», которых оказалось немало, были незамедлительно схвачены и либо казнены, либо изгнаны. Лучшего повода для «нового основания» Гимеры невозможно было придумать. Таким образом, все конфискованные дома и земли казненных или высланных заговорщиков были пожалованы некой группе поселенцев, в основном дорийцев, которых Ферон набрал специально для этой цели. До некоторой степени удивительно то, что, как
1 Согласно схолиям к «I пифийской оде» Пиндара (62 (120) Ь), поселенцев привели из Гелы, Мегар и Сиракуз (но свое существование Мегары прекратили ок. 485 г. до н. э.). Свидетельства о переселенцах из Аркадии относительно надежны для первой половины V в. до н. э., напр.: Агесий из Сгимфала (Пиндар. VI олимпийская ода:), Формий из Менала (Павсаний. V.27.1 слл.), Пракситель из Мантинеи (см. ниже, сноска 8), а также другие лица (см.: Guarducci 1953 (Н 23) и 1959-1960 (С 132): 270).
2 Согласно осведомителям Фукидида (Ш. 116.2), — в 475 г. до н. э.; «Паросская хроника» упоминает какое-то извержение (то самое или предыдущее?) 479/478 г. до н. э. (см.: FGrH 239 А 52).
2а В английском оригинале ошибочно назван Фрасибулом. — A3.


Сицилия, 478—437 гг. до н. э.
201
сообщает Диодор, новые колонисты вплоть до конца столетия сохраняли добрые отношения с оставшимися гражданами Гимеры (XL48.6—8, 49.3— 4). Если это действительно было так, тогда Гимера с ее смешанным ионийско-дорийским населением и диалектом, а также с ее эклектичными культами и учреждениями, дает нам замечательный пример мирного сосуществования в тот век, который отмечен случаями беспощадного этнического противостояния3. К этому времени все города сицилийского побережья являлись дорийскими: в двух из них, Гимере и Мессане, имелись халкид- ские общины, а остров Леонтины превращается, так сказать, в лагерь для всех выживших интернированных ионийцев.
В связи с колонизацией Этны и Гимеры в 476 г. до н. э. Мессана оказалась окруженной со всех сторон. Оставшись после битвы при Гимере без поддержки Карфагена, своего главного союзника, Анаксилай ухитрился сохранить и свою власть, и свою жизнь, быстро переметнувшись на сторону Гелона и выдав дочь замуж за Гиерона (Схолии к Пиндару. I пифийская ода. 58); отныне он, впрочем, уже не мог проводить независимую внешнюю политику. Поскольку в южной Италии лучшими друзьями Гиерона были Локры Эпизефирские и разбросанные повсюду общины сибаритов321, Регий и Кротон, каждый из которых представлял собой значительную силу, обнаружили, что они оказались в тисках Сиракуз. Мечта Гиерона о том, чтобы вытеснить Регий с Тирренского моря, была осуществлена вскоре после кончины Анаксилая (случилась ок. 476 г. до н. э.), когда послы из Кум Кампанских попросили Гиерона о помощи против этрусков. Сиракузский флот, без промедления направленный в Кумы, соединился с местными силами и атаковал этрусков. В завязавшемся морском бою было уничтожено множество этрусских кораблей, и тем самым Кумы избавлены от угрозы (Пиндар. I пифийская ода. 71, со схолиями; Схолии к Пиндару. II пифийская ода. 1; Диодор. XI.51). По всей видимости, именно в связи с этой знаменитой битвой (474 г. до н. э.) была предпринята неудавшаяся попытка разместить гарнизон на острове Питекуссы (Искья), напротив Кум, отправив туда сиракузских военных поселенцев (Страбон. V.4.9. Р. 248). Благодаря дружественным отношениям Гиерона с Кумами и Неаполем, их новой колонией, южная акватория Тирренского моря постепенно превратилась в Сиракузское озеро.
Гиерон и его придворные поэты выжали из битвы при Кумах всё, что только можно. Часть добычи была немедленно отправлена в качестве посвящений в Дельфы и Олимпию. В последней были найдены три бронзовых шлема (М—L 29; SEG ХХХШ.328) с надписями архаическим сира-
3 	Возможно, в том же году Ферон раскрыл еще один заговор; два находившихся в изгнании представителя рода Эмменидов, Капис и Гиппократ, сначала захватили Камик, сиканский город (легендарная столица Кокала, локализуемая на горе Сан-Калогеро, неподалеку от современного курортного городка Шьякка), после чего бились до последней капли крови близ Гимеры (FGrH 568 F 2; Схолии к Пиндару. II олимпийская ода. 95 [также см. схолии к «VI пифийской оде» Пиндара: схолий 5а, строка 12. —А.З.]).
За Сам город Сибарис был полностью разрушен в 510 г. до н. э., проиграв войну с Кротоном. — А. 3.


202
Глава 7
Рис. 6. Бронзовый шлем этрусского типа, посвященный Гиероном в святилище Олимпии. «Гиерон, сын Дейномена, а также сиракузяне [посвящают] Зевсу — из тирренской [добычи] при Кумах» (М—L 29; рис. публ. по: W. Hege and G. Rodenwaldt Olympia (1936): 27, рис. 12).
кузским письмом: «Гиерон, сын Дейномена, а также сиракузяне [посвящают] Зевсу — из тирренской [добычи] при Кумах» (рис. 6). Позднее Гиерон посвятил в Дельфы золотой треножник и статую Ники, повторив подношение Гелона, сделанное после победы при Гимере (Афиней. У1.231сл.; ср.: Вакхилид. Ш.17—19). Панэллинский миф о греках, сообща сражающихся против варваров, был возрожден. Симонид в одной знаменитой, но, вероятно, частично поддельной эпиграмме [Epigrammata Graeca / Ed. by D. Page. Oxford, 1975: 22. — Симонид. XXXIV) представляет сыновей Дейномена «варварскими племенами победителей, предложившими эллинам могучую союзническую руку во имя свободы». По поводу этой победы Пиндар проявил меньше энтузиазма: в 470 г. до н. э. он обращается к богу с такой мольбой:
Мановением твоим, Кронион,
Да пребудут в усмиренных домах И финикиец, и тирренский клич,
Познавши при Кумах
Сокрушение, от которого стонали суда.
(Пиндар. I пифийская ода. 72 сл.;
пер. МЛ. Гаспарова)
Всё это выглядит как хорошо продуманный план мероприятий, организованный стороной Гиерона ради подражания Гиелону и даже ради того, чтобы превзойти того в ратных подвигах, в демонстрации богатств, а также в панэллинской пропаганде. Это, конечно, не означает, что битва при Кумах была каким-то пустячным событием. Напротив, современные исследователи совершенно справедливо рассматривают ее в качестве важной вехи в процессе заката этрусского могущества; однако этот упадок еще не мог быть понят поколением Гиерона. И Гиеронова панэллин¬


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
203
ская пропаганда, хотя с формальной точки зрения она и может быть оправдана тем фактом, что дорийские Сиракузы сражались плечом к плечу с халкидскими Кумами против этрусков, со всею очевидностью была направлена еще и на то, чтобы стереть память о менее славных фактах, таких, например, как отказ Гелона предоставить в свое время «могучую союзническую руку» грекам в их борьбе против персов [САН IV: 912—913), да и о собственной политике Гиерона, направленной на дехал- кидизацию и доризацию Сицилии.
Вплоть до конца своих дней Гиерон прочно удерживал контроль над всем Тирренским побережьем, вплоть до Кум. После смерти Анаксилая, случившейся ок. 476 г. до н. э., управление Регием и Мессаной было поручено некоему Микифу — преданному Анаксилаю человеку, который руководил городом, честно исполняя обязанности эпитропа (опекуна) при сыновьях своего прежнего господина (Геродот. УП. 170.4; Юстин. IV.2.5; Диодор. XI.48.2). Впрочем, стоило тем повзрослеть (ок. 469/468 г. до н. э.), как Микиф в результате прямого вмешательства Гиерона был с почетом освобожден от этих обязанностей, и, предоставив безукоризненный отчет о своем управлении делами, остаток жизни провел в аркадской Тегее (Геродот. Указ, место; Павсаний. V.26.2—5; DGE 794).
Если не считать этих кризисных моментов, Гиерон благополучно управлял «оркестром» эллинской Сицилии вплоть до смерти Ферона — своего главного партнера, воспоследовавшей в 472 г. до н. э. Последние годы Гиерона оказались, очевидно, не столь благостными. Падения тиранических режимов в Акраганте, Геле и Гимере должны были отозваться и внутри сиракузской эпикратии, быть может, в форме усилившегося гнета; однако имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства довольно туманны, к тому же они лишены четких хронологических привязок. Описанная Эпихармом ситуация, когда ночные сторожа, периполы (περίπολοι), задают на улицах Сиракуз хорошую взбучку какому-то подозрительному бродяге (Фр. 35 Kaibel), представляет собой всего лишь живописную сценку, характерную для любого античного города. Однако постоянное использование соглядатаев и доносчиков, как представляется, хорошо удостоверено именно для времени Гиерона. Аристотель, возможно, сохранил для нас как раз сиракузское словечко, ?готагогиды, которое, скорее всего, означает шпионок («ποταγωγίδες» является дорицизмом и дословно означает «приводительницы»; его точный смысл не установлен. — А.З.); он также упоминает «подслушивателей» («ώτακουσταί»), которых Гиерон рассылал по городу, дабы те сообщали ему о разговорах и настроениях народа (.Политика. У.1313Ы1). Подобные ухищрения, впрочем, присущи не одним только тираниям; демократические режимы также имели своих сикофантов, а сам Аристотель допускал, что институт Гиероновых соглядатаев мог быть заимствован из персидской практики. Как бы то ни было, в Сиракузах эти люди наводили ужас и создавали атмосферу подозрительности даже при дворе тирана.
Тем не менее, двор Гиерона как салон ученых и образованных мужей был вне конкуренции. Такое качество он приобрел, вероятно, в годы бо¬


204
Глава 7
лезни тирана. Почти все его приглашенные гости были выдающимися поэтами из Греции и Ионии, в том числе: Пиндар, который довольно долго находился в Сицилии, где обзавелся друзьями и нажил врагов при дворе, а его посвящения сицилийским тиранам и магнатам составляют треть от всех его сохранившихся поэм; Эсхил, чья трагедия «Персы» была поставлена в Сиракузах в 471 г. до н. э. (еще один пример панэллинской пропаганды) [Жизнеописание Эсхила. 18), на Сицилию он прибыл в последний раз после 458 г. до н. э., чтобы остаться здесь и умереть в Геле; Симонид Кеосский, которому также приписывались оды в честь Феронова брата Ксенократа и Анаксилая (или его сына Леофрона); племянник Симонида Вакхилид и иониец Ксенофан Колофонский. Двое из постояльцев Гиеро- на были определенно сицилийцами: Эпихарм и Формий.
Гиерон, который был таким же мнительным деспотом, как и его старший брат, многие годы страдал от желчных камней. Примерно в 474/473 г. до н. э. его болезнь заставила встревоженного Пиндара направить ему письмо с утешениями [III пифийская ода); а в 470 г. до н. э. поэт сравнил Гиерона с Филоктетом, героем [Троянской войны], мучившимся от ужасной раны [I пифийская ода. 50). Наконец, в 467 г. до н. э., тиран умер; он был похоронен в Этне с почестями, которые полагаются лишь героям (Диодор. XI.66.4; Страбон. VI.2—3. Р. 268). Своему сыну Дейномену, к тому времени наместнику Этны, Гиерон оставил наказ посвятить в Олимпию дары, которые он обещал божеству в благодарность за свои победы [в конных олимпийских ристаниях] (Павсаний. VI. 12.1; УШ.42.8). Со смертью Гиерона эпоха архаической тирании на Сицилии подошла к завершению. После него — хоть потоп. Как и в случае со многими архаическими тиранами, оценка Гиерона его современниками и последующими поколениями была неоднозначной. Естественно, для своих придворных поэтов он всегда оставался мудрым и справедливым царем, никогда не завидовавшим выдающимся людям, радушным хозяином, благословенным предводителем войска, первым в богатстве и славе, и даже ученейшим мужем. Позднейшие писатели испытывали к нему смешанные чувства. Тимеевская традиция в том виде, как она сохранена у Диодора, имеет много чего хорошего сказать о Гелоне, но отнюдь не о Гиероне, который здесь изображен жестоким и жадным человеком, не любимым подданными, характеру которого чужды были искренность и великодушие. Совсем иную оценку находим у Ксенофонта, который написал фиктивный диалог между Гиероном и Симонидом на тему, в чем состоит счастье тиранов и их подданных. Позднее Плутарх [Моралии. 551F) провел благожелательное сравнение между Гиероном и Писистратом, которые оба, как он полагал, поддерживали эвномию (благозаконие), содействовали земледелию, а также приучали народ к воздержанности и прилежанию. Сопоставление Гиерона с Писистратом подразумевает, что в последующие эпохи, по крайней мере, некоторые из архаических тиранов могли оцениваться непосредственно по их действиям, без нашего современного стремления отнести их по социологическому принципу либо к «реставраторам», либо к «революционерам». Гиерон, подобно Гелону — но в отли¬


Сицилия, 478—43Ί гг. до н. э.
205
чие от Писистрата, — был, несомненно, поборником старых добрых порядков, и о Дейноменидах вспоминали как о такой династии, время правления которой контрастировало с двумя периодами демократической анархии, один из которых предшествовал этому времени, а другой пришел ему на смену. Их монархия носила военный характер, ни подъем, ни падение которой не повлекли за собой никакой экономической революции; в результате этого интересы земельного и коммерческого классов никак не пострадали. Поистине для Сиракуз это был «золотой век», и, даже принимая во внимание высокую цену в виде людских страданий, это был «золотой век» и для большей части западных греков вообще.
II. 	Падение тиранических режимов
Как мы уже сказали ранее, центральным событием сицилийской истории в рассматриваемый период является падение трех великих династий, случившееся в течение одного десятилетия (471—462 гг. до н. э.) и последовавший распад принадлежавших им эпикратий. Акраганту первому выпал этот роковой жребий по той простой причине, что Ферон оказался первым из уважаемых тиранов, который умер, не оставив достойного преемника. В 472 г. до н. э. на престол взошел его сын Фрасидей. Продемонстрировав перед тем свою негодность в качестве наместника Гимеры, в свой первый и единственный год правления Акрагантом он спровоцировал бессмысленную войну с Сиракузами, когда собрал огромную воинственную массу примерно в 20 тыс. чел., мобилизовав и граждан, и наемников. Он был без труда разбит Гиероном у реки Акрагант. Будучи после этого изгнан гражданским населением, Фрасидей бежал в центральную Грецию, в Мегары, где в 471 г. до н. э. был казнен [Диодор. ΧΙ.53.2—5]. Вскоре мир между Акрагантом и Сиракузами был восстановлен, что стало решающим моментом в деле сохранения молодой республики. Так тирания помогла похоронить самое себя. Начав затем изнурительную борьбу с наемниками Фрасидея, граждане в конечном итоге заставили тех покинуть казармы в городе и удалиться в Миною, находившуюся примерно в 32 км от Акраганта. Спустя несколько лет, в результате совместного нападения акрагантцев и сиракузян, наемники были вытеснены и из Минои. Это означало конец династии Эмменидов и начало конца всех тиранических режимов в Сицилии4.
4 	Освобождение Акраганта было, по всей видимости, отмечено отправкой посвятительных даров в Дельфы (см. историю, рассказанную Элианом: Пестрые рассказы. П.ЗЗ). Перед заключительным нападением на Миною акрагантская экспедиция против Красга (это какое-то неопознанное сиканское поселение в центре Сицилии, возможно, на полпути между Акрагантом и Гимерой (современный Кассар?), и, предположительно, место рождения Эпихарма) привела к войне между Акрагантом и прежде подвластными ему городами — Гелой и Гимерой (Оксиринхская греческая история. IV.665 = FGrH 577 F 1), ход и контекст которой безнадежно затемнен.


206
Глава 7
Падение Эмменидов ознаменовало не только коренную конституционную перемену в городе-государстве Акраганта, но и распад всей акра- гантской эпикратии. Это случилось отнюдь не в силу того, что новая республика была настроена антиимпериалистически, но из-за того, что она была скована домашними проблемами и оказалась неспособна удержать контроль над всеми своими внешними владениями. В результате два важнейших подвластных города, Гела и Гимера, постепенно преобразовались в независимые города-государства республиканского типа. Хотя к моменту, когда в 466 г. до н. э. сиракузяне обратились к Геле за помощью, она была уже свободна, ее граждане продолжали затяжную борьбу со своими наемниками, которые удалились в такие хорошо укрепленные пункты эллинизированной сикельской глубинки к северо-западу от Гелы, как Омфака и Какирий. Лишь после своего освобождения Сиракузы оказались в состоянии помочь Геле в этой борьбе, и только тогда те жители Гелы, которые были насильственно переселены в Сиракузы Гелоном, смогли вернуться в отчизну. Также и Гимера стала свободной к 471 г. до н. э. Впоследствии Пиндар в оде в честь Эрготела Гимерского, олимпийского победителя, которая была исполнена, по всей видимости, в 466 г. до н. э.5 [XII олимпийская ода. 1—4], обращал восторженную молитву к Хранительнице Удачи — «дочери Зевса Освободителя». В 466 г., подобно Геле, этот город был в состоянии поспособствовать сиракузскому восстанию. Некоторые изгнанники вернулись в Гимеру, тогда как здешние наемники ушли из города, осев в конце концов на территории Мессаны6. В результате недавних раскопок получены свидетельства о новом городском плане Гимеры, пришедшем на смену более раннему плану застройки. Впрочем, хронология этих находок недостаточно ясная, чтобы мы с уверенностью могли сказать, имел ли этот новый план отношение к перестройке города-государства после его освобождения или же речь должна идти о времени перезаселения города дорийцами в 476 г. до н. э. (см. выше, с. 201 )7. В то время как Гела еще и после освобождения в течение долгого времени сохраняла монетные типы, установленные тиранами, Гимера отвергла акрагантские символы и приняла новые, в особенности образ речной богини, совершающей возлияние над алтарем. Гимерская монета с изображением 6иги1я и именем Пелопа была, как считается, вы-
5 См.: Barrett 1973 (Н 32).
6 Это — одна из правдоподобных интерпретаций путаного пассажа Юстина (IV.3.1). О поселении наемников на мессанской территории см. ниже.
7 Приводимое Диодором в XI.49.4 количество лет, отводимых им на эру «хорошо устроенного государства», также допускает двоякое толкование: если верно чтение «58 лет» (как во всех рукописях), то эта эра должна была начаться в 466 г. до н. э. (при допущении, что закончилась она с захватом города карфагенянами в 409 г. до н. э.); если же правильным является чтение «68 лет», тогда эра должна была начаться в 476 г. до н. э., в год перезаселения города Фероном, когда Гимера стала дорийско-халкидским смешанным полисом.
7а Б и г а (в латинском языке используется во множественном числе — bigae) — парная запряжка, колесница с двумя лошадьми или другими тягловыми животными; ср. квадрига — двухколесная колесница, запряженная четырьмя лошадьми в один ряд. — A3.


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
207
а
Ъ
с
Рис. 7. Серебряные монеты (а, Ь) Гимеры, дидрахма и тетрадрахма, ок. 465 г. до н. э.; серебряная монета (с) Этны, тетрадрахма, ок. 475— 470 гг. до н. э. (Публ. по: Kraay and Hirmer 1966 (С 192): рис. 66—67, 33.)
пущена в честь побед Эрготела в конных ристаниях на Олимпийских играх (рис. 76).
Для избавления от тирании сиракузянам, как и в случае с Акрагантом, пришлось дожидаться смерти своего очень прочно сидевшего на троне тирана и восстания, которое спровоцировал его жестокий преемник. Когда в 467 г. до н. э. Гиерон умер, власть захватил его брат Фрасибул; Полизал, скорей всего, умер примерно тогда же. Однако Гелон имел еще одного сына, следующего в очереди на престол после Фрасибула, которого нужно было обеспечить каким-нибудь наместничеством или должностью полководца. Обманутые надежды Фрасибула привели к династическому кризису. Распространение более широкого недовольства среди си- ракузян объясняется \у Диодора] его жестоким характером, а также каз¬


208
Глава 7
нями или изгнаниями многих граждан, к которым он прибегал ради конфискации их собственности. В конце концов сиракузяне подняли мятеж, выбрали своих собственных вождей и захватили пригороды за пределами стен, которыми была обнесена Ахрадина (важнейший и хорошо укрепленный городской район Сиракуз, расположенный на крутой высоте. — А.З.). Незамедлительно прибыла военная помощь (пехота, всадники и даже корабли) из свободных городов — Акраганта, Гелы и Гимеры, а также из пропунийского Селинунта и от сикелов. Удержав за собой укрепленный остров Ортигию и обнесенный стеной район Ахрадину, Фрасибул попытался обороняться с помощью наемного войска и отряда колонистов из Этны, но, потерпев поражение и на суше, и на море, был вынужден ретироваться вместе с гарнизоном. Фрасибулу позволили удалиться в Локры Эпизефирские — дружественный ему город на юге Италии, где он и провел остаток жизни как частое лицо (Диодор. XI.67—68).
Падение тирании в Сиракузах привело к немедленному распаду эпи- кратии Дейноменидов в восточной Сицилии. Как и в случае с Акрагантом, нарождавшаяся республика Сиракуз содействовала развалу унаследованных ею территориальных владений отнюдь не из любви ко всеобщей вольности, но в силу критической потребности в верных союзниках, когда в жестоких боях надо защищать собственную свободу. Общее движение за автономию распространялось от города к городу; для него были характерны призывы не столько к «демократии», сколько к свободе, к возвращению на родину переселенных или изгнанных «бывших граждан», к принятию «новых граждан» ради увеличения народной массы, а также к переделу земли. Эта программа больше походила на реставрацию status quo ante [лат. «положение, существовавшее прежде»], чем на обновленческий план. На первых порах нигде не смогли обойтись без вооруженного насилия; гарнизоны и наместники, запершись в своих кварталах и на акрополях, блокированных восставшими гражданами, оказались на осадном положении. Затем большинство городов пришли к некоему «Общему решению» («κοινόν δόγμα»), в силу которого «бывшие граждане» смогли вернуться, а прежние наемники и иммигранты, которые в свое время были поселены тиранами в соответствующих городах, обрели ограниченные права гражданства. Наемники, продолжавшие находиться на службе, должны были покинуть города и все вместе поселиться на территории Мессаны — единственного сицилийского города, остававшегося под управлением тиранов (Диодор. ΧΙ.72—73, 76).
На руинах сиракузской эпикратии за пять лет возникло пять независимых республиканских городов-государств: сами Сиракузы, Катана, Наксос, Леонтины и Камарина. Все они приступили к чеканке новых монет, отказавшись в своем большинстве от тех изображений, которые прочно ассоциировались с тиранией (за исключением сиракузской квадриги, которая постепенно утратила прежнее политическое значение), и приняв на вооружение новые монетные типы с богами или местными речными божествами. За республикой Сиракуз сохранилась хора, принадлежав¬


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
209
шая самому городу в юго-восточном углу острова, а также сиракузские колониальные поселения в Акрах и Касменах. Дорийская колония в Этне была атакована толпой вооруженных сикелов под предводительством Дукетия — первое появление этого замечательного персонажа, чью карьеру мы детально рассмотрим в следующем отделе этой главы, — во взаимодействии с республиканским войском из Сиракуз. Этнийцы были изгнаны, а прежние граждане Катаны теперь смогли вернуться из Леонтин, где они вынуждены были проживать с 476 г. до н. э. Этна опять стала Катаной, халкидским городом; были проведены новые границы ее территории, причем сикелы получили обратно отобранные у них земли, а вернувшиеся граждане Катаны перераспределили между собой свою часть хоры. Понятно, что свободные Сиракузы предпочитали, чтобы на берегах реки Симето закрепилось настроенное против Дейноменидов халки- до-сикельское население, и отнюдь не хотели, чтобы здесь сохранился дорийский опорный пункт вероятных последователей какого-нибудь нового тирана. Прогнанные этнийцы перебрались к Инессе — сикельскому местечку на скатах вулкана Этна, к западу от Катаны (Инессу локализуют в районе либо Чивити, либо Патерно), забрав с собой кости героя-осно- вателя из его оскверненной гробницы. Новая Этна возникла по соседству с сикельским городком, так что обеим общинам пришлось совместно вырабатывать какую-то форму сосуществования, возможно, взяв по преимуществу за основу мирную, халкидскую, нежели насильственную, сиракузскую, модель. Монета Этны с головой Силена, заменившей собой сиракузскую квадригу на аверсе (см. рис. 1с. — A3.), была с некоторыми колебаниями атрибутирована новому дорийскому поселению у Инессы.
Наксос также возродился, скорей всего, благодаря своему первоначальному населению, вернувшемуся из Леонтин. Как бы то ни было, по Фукидиду получается, что в 425 г. до н. э. город уже существовал. Новый план застройки, предполагавший прямые улицы и прямоугольные кварталы с пограничными каменными столбами на перекрестках, можно правдоподобно соотнести с перезаселением города в рассматриваемое нами время, поскольку в сохранившихся источниках нет никаких сведений о какой-либо колонизации Наксоса при Дейноменидах. Леонтины, избавившись, по крайней мере, от избыточного населения (т. е. от переселенных туда при тиранах лиц), теперь с предвкушением ожидали новую эру процветания. На южном побережье вскоре была восстановлена Камарина. Она оставалась заброшенной с того времени, как Гелон ок. 485 г. до н. э. перевел ее население в Сиракузы; теперь депортированные жители и их отпрыски вернулись в свои прежние дома и на свои земли. В этом переза- селении приняло участие какое-то количество добавочных колонистов, а чтобы вместить увеличившееся население, к востоку и западу от первоначального города возникли два новых квартала, открытых в ходе недавних раскопок. В 456 (или 452) г. до н. э. это «вновь заселенное место» является уже городом, «вскармливающим народ» (выражение Пиндара), гордящимся, впервые после 528 г. до н. э., собственными олимпийскими


210
Глава 7
Рис. 8. Золотая литра Камарины, после 460 г. до н. э. (Публ. по: British Museum Catalogue of Greek Coins. Sicily 33.) (Литра, греч. λίτρα, лат. libra — название сицилийской монеты, которая приравнивалась к эгинскому оболу; см.: Аристотель. Фр. 476 и 510. — А.З.)
победителями8. Теперь, после периода в 25 лет, в течение которого здесь не чеканилось никакой монеты, Камарина начала выпускать серебряные литры, на реверсе которых была изображена Афина — главное божество этого города (среди руин археологи обнаружили храм Афины) (рис. 8).
Помимо этих восьми городов, ставших независимыми в 466—461 гг. до н. э., следует упомянуть еще о четырех. Два из них так никогда и не были восстановлены (Мегары Гиблейские и Евбея), тогда как два других, Мессана и Селинунт, развивались как почти независимые государства. Объединение Мессаны с Регием сохранялось, пока в 461 г. до н. э., при неустановленных обстоятельствах, сыновья Анаксилая не подверглись изгнанию. Это была последняя сицилийская династия; она сошла со сцены после тридцатитрехлетнего правления. Для Мессаны после 461 г. до н. э. отмечаются признаки халкидского возрождения. Древнее название города, Занкла, на какое-то время опять появилось на знаменитой тетрадрахме (рис. 9 (έ))9, а те, чьи корни уходили к старому «занклейскому» населению, в следующие десятилетия снова начали преуспевать, о чем свидетельствуют примеры двух олимпиоников — Леонтиска и Симмаха, которые, несомненно, имели именно такую родословную. Впрочем, всё это еще не говорит о полноценной «рехалкидизации», каковая имела место в случае с Катаной. Напротив, Мессана оставалась по преимуществу дорийской и, более того, она могла даже принять в свое гражданство болы
8 Пракситель из Мантинеи, который на одной надписи из Олимпии, приблизительно датируемой второй четвертью V в. до н. э., называет себя «сиракузянином и камарин- цем» (Hill. Sources1 В 100), был, возможно, аркадийцем, который сначала, еще при Дейно- менидах, поселился в Сиракузах, а затем принял участие в колонизации Камарины. Об ином, и широко распространенном, взгляде на эту надпись см.: Jeffery 1961 (С 137): 160— 161, 211.
9 Два символа, изображенные на этой монете, кое-кто не особенно убедительно пытается истолковывать в свете символического наложения крестов на Юнион Джеке (Юнион Джек — государственный флаг Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии: в 1603 г., в связи с англо-шотландской унией, английский крест св. Георга был соединен с шотландским крестом св. Андрея, а в 1801 г., после унии с Ирландией, на флаг был добавлен ирландский символ — крест св. Патрика. — А.З.): в руке у «халкидского» Посейдона — «мессенский» перун, либо, при ином варианте интерпретации, «мес- сенский» Зевс одет в «халкидскую» хламиду; см.: Lacroix 1965 (С 193): 24—25, с примечаниями.


Сицилия, 478—437 гг. до н. э.
211
а
Ь
с
Рис. 9. Серебряные тетрадрахмы: [а) Мессана, ок. 460 г. до н. э.;
(#) Занкла, ок. 460 г. до н. э.; (с) Селинунт, ок. 450 г. до н. э. (Публ. по:
Кгаау and Hirnier 1966 (С 192): рис. 52, 53, 186.)
шое количество уволенных со службы наемников, включая, согласно «Общему решению», многих дорийцев из Пелопоннеса (см. выше, с. 208). Даже Анаксилаева зайца, монетный символ, отвергнутый Регием в пользу Акасга, своего мифического героя-основателя, Мессана сохраняла в течение всего V в. до н. э. [см. рис. 9 [а)].
Селинунт, как мы уже говорили, — это совсем другой мир. Этот город, находившийся в сфере пунийского влияния, испытал в V в. до н. э. такие превратности судьбы, которые, как представляется, не имели практически никакого отношения к основным тенденциям эллинской сицилийской истории. В 466 г. до н. э. Селинунт оказал помощь восставшим сиракузянам — шаг, явно неприятный Карфагену, — а вскоре начал чеканить новую серию тетрадрахм с изображением местного речного божества и сицилийской квадриги. После падения Эмменидов связи с Акраган- том со временем упрочились, в особенности после ликвидации базы наем¬


212
Глава 7
ников в Миное. История о том, как Эмпедокл Акрагантский осушил малярийные болота вокруг Селинунта и за это получил здесь божеские почести, может служить примером дружеских отношений между двумя городами. Несмотря на вспыхивавшие время от времени пограничные войны, оба города признавали право взаимных браков между своими гражданами (так называемая эпигамия), что олицетворяло тип отношений, преобладавший в V в. до н. э. между Селинунтом и Сегестой, элим- ским эллинизированным городом10. Вообще говоря, в это столетие Сели- нунт процветал и даже расширил территорию города за крепостные стены на север, за счет района Мануццы, где с помощью аэрофотосъемки ныне выявлена модульная сетка улиц, по своей ориентации, впрочем, слегка отличная от знаменитого осевого плана, который имел этот город в VI в. до н. э. в пределах городских стен (см.: КИДМ Ш.З: 201, рис. 28). Население Селинунта было смешанным. Хорошо известная надпись (М— L 38), фиксирующая великую победу над неназванным врагом, наталкивает на мысль о том, что местный пантеон включал мегарские и лакон- ские божества, а также Геракла, который вполне может оказаться эллинизированным финикийским Мелькартом. Нельзя исключать, что именно благодаря таким негреческим контактам искусство Селинунта демонстрирует больше изобретательности, нежели где бы то ни было на Сицилии. Его достижения в V в. до н. э. можно лучше всего продемонстрировать на примере прославленных метоп здешнего храма В, который сам по себе является настоящим шедевром новой классической дорийской архитектуры.
Ко времени завершения этого переломного десятилетия побережье греческой Сицилии вновь оказалось усеяно независимыми городами-государствами, как это было в конце колониального периода, до возникновения тиранических режимов. Большинство городов имели теперь регулярную сетку застройки, совсем новую или обновленную, дополнительные жилые кварталы за пределами городских стен, а также величественные храмы. Несмотря на все беспорядки, это десятилетие было также периодом роста и расширения молодых республик, и вместе с тем — знаменательной главой в истории античной городской истории.
III. СиКЕЛЬСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
Движение за автономию нельзя ограничивать одним лишь греческим урбанизированным побережьем. В течение тех лет, когда греческие города
10 	Война между Сегестой и Лилибеем, относимая Диодором к 454/453 г. до н. э. (XI.86.2), была трансформирована некоторыми исследователями в столкновение между Сегестой и Селинунтом. И сделано это было в силу того, что Лилибей не существовал до 396 г. до н. э. (см.: Диодор. ХХП.10.4). Надпись из селинунтского храма G (IG XIV.268 = М—L 38) была связана с этой гипотетической войной; с палеографической точки зрения, данный текст может быть датирован примерно между 460 и 409 гг. до н. э. Об эпигамии Селинунта и Сегесты см.: Фукидид. VI.6.2.


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
213
были фактически парализованы междоусобной борьбой и политическими изменениями, стремление к независимости распространилось как эпидемия по внутренней сельской Сицилии, где местное население почувствовало в себе достаточно сил, чтобы учредить собственные независимые структуры и даже расшириться за счет эллинизированного пояса, окружавшего ядро острова. Иными словами, сикельское движение воспользовалось тем вакуумом власти, который возник в результате дробления эпикратий, а на своей начальной стадии оно еще и эксплуатировало потребность греческих городов в союзниках в их собственной борьбе с тиранами и наемниками. В Сиракузах умеренная группировка граждан, «мыслящих самым честным образом» («χαριέστατοι»), в какой-то момент, видимо, решила, что Дукетием, сикельским вождем, можно манипулировать, но как только их надежды испарились и возобладала более радикальная форма демократии, была предпринята совместная с Акрагантом попытка искоренить сикельское политическое объединение. Эта сикель- ская интерлюдия, хотя и была обречена на провал, всё же продолжалась более двух десятилетий (примерно с 461 по 440 г. до н. э.).
В 461 г. до н. э. непосредственной целью Дукетия было, по всей видимости, всего лишь возвращение отобранных у сикелов земель в окрестностях Катаны. Однако в итоге на возвращенной территории в западной части равнины, между склонами Этны и возвышенностями Кальтаджи- роне, возник центр сикельской автономии. Издревле это был регион си- кельского и халкидского сосуществования, в значительной степени подвергшийся греческому влиянию, которое поначалу распространялось из Катаны и Леонтин, а позднее также из Гелы и Сиракуз. Примерно через пару лет (в 459/458 г. до н. э.) здесь произошло два достопамятных события, в которых дают о себе знать первые признаки политической консолидации и экспансии: основание Менайнона (= Мены) и завоевание Мор- гантины. Поначалу деревушка Мены, место рождения Дукетия (обыкновенно локализуется в современном Минео, восточней Кальтаджироне), была расширена, а затем из предгорий перенесена на равнину;11 это — типичный акт синойкизма, случившегося в гористой зоне, который положил начало полису греческого типа, причем Дукетий стал его героем- основателем (по этому случаю он единственный раз назван басшевсом). Затем последовало завоевание Моргантины — важного сикельского поселения, единодушно локализуемого на вершине Серра-Орландо (рядом с Айдоне)12. Недавние раскопки выявили признаки эллинизации на этом
11 Диодор, возможно, дважды ссылается на одно и то же событие: в первый раз — когда говорит об основании Менайнона (под 459/458 г. до н. э., ΧΙ.78.5), и вторично — когда упоминает о переселении жителей Мен (под 433/432 г. до н. э., причем в рукописях вместо Μεν ας, т. е. «[перенес] Мены», ошибочно стоит «νέας», т. е. «[перетащил] корабли». — XL88.6).
12 Была предложена также и другая локализация этого городка, а именно в районе Кальтаджироне, основанием для чего послужил тот факт, что Моргантина упоминалась в Гельском соглашении 424 г. до н. э. (общий договор, заключенный греческими городами Сицилии в Геле. — А.З.) в качестве зависимого поселения на территории, за которую шел спор между сиракузянами и камаринцами (Фукидид. IV.65.1).


214
Глава 7
археологическом памятнике. Начиная примерно с 560 г. до н. э. здесь существовало смешанное поселение с акрополем (на холме Читтаделла), городскими стенами и регулярной застройкой; впрочем, тут не было ни одного архаического храма греческого типа. В этом местечке проживало, несомненно, какое-то количество халкидян и дорийцев, однако, если судить по погребальной архитектуре и похоронным обрядам, преобладающим населением были сикелы. Подобно некоторым другим сикельским городкам, Моргантина, по всей видимости, неохотно и по принуждению должна была войти в состав независимого сикельского объединения.
События 459/458 г. до н. э. можно уверенно рассматривать как вторую фазу процесса расширения сикельского движения и, в равной степени, усиления личного влияния Дукетия. Третья фаза была ознаменована закладкой последним в 453/452 г. до н. э. сакральной и административной столицы в Палике — сикельском городке, обычно помещаемом у озера Нафгия (недалеко от Минео). Это вулканическая местность; в древности в озере две скважины выбрасывали высокие фонтаны кислой воды. Темен [священный участок] двух сикельских божеств, называвшихся Братьями Паликами, — вероятно, персонификация самих этих гейзеров13, — возник еще в незапамятные времена и использовался для поклонения, в качестве места принесения священных клятв и как прорицали- ще. Функция убежища для беглых рабов появилась у него позже и, видимо, под греческим влиянием. Вблизи этого темена Дукетий и основал сикельскую столицу. Город эллинского типа, Палика была защищена крепкими стенами, а окружающая ее территория поделена на участки между колонистами. Некоторые следы этой земельной нарезки можно увидеть на аэрофотоснимках так называемого холма Роккичелла (Rocc- hicella) (к востоку от озера); кроме того, в ходе археологических раскопок были обнаружены элементы кладки, которые могут быть остатками городских стен. Всё это представляет собой, конечно, лишь жалкие остатки столь «выдающегося города», как его называет Диодор. Хоть и не надолго (примерно с 452 по 440 г. до н. э.), но Палика всё же стала политическим и сакральным центром сикельского союза, синтелищ или койнона, как Диодор называет данное содружество. Эти два характерных для эллинизма федеративных термина конечно же вряд ли могли иметь хождение в среде сикелов в V в. до н. э., которые для обозначения своего объединения в любом случае должны были предпочитать какое-то слово на родном языке. Указанные эллинистические термины подразумевают наличие обязательной государственной организации, функционирующей главным образом в военных и фискальных целях. Общее сикельское войско и в самом деле упоминается у Диодора в связи с синтелией, а некоторое количество так называемых «варваризированных» монет, изготов¬
13 	Для слова «Палики» было предложено несметное количество этимологических объяснений, начиная с греческого варианта (от «πάλιν Ικέσθαι» = «те, кто возвращаются»), известного уже Эсхилу (Фр. 6 Radt), до более серьезных италийских вариантов, предложенных современными исследователями (см., напр.: Bello 1960 (Н 49); Croon 1952 (Н 53)).


Сицилия, 478—431 гг. до н. э.
215
ленных по греческим моделям около середины 5-го столетия, найдены на нескольких археологических памятниках, каждый из которых относится к автономной сикельской зоне. Официальным raison d'etre [«оправданием существования»] для Дукетиевой синтелии была идея «общей народности». В самом деле, мы читаем (у Диодора, в XI.88.6. —А. 3.), что большинство городов, «которые принадлежали к одному племени (ομοεθνείς)», за исключением Гиблы, что в районе Катаны, были собраны Дукетием в его синтелию. «Общую народность» не следует понимать в национальном смысле; в любом случае большинство населенных пунктов имели смешанное население, и даже сикело-дорийский двойной город Инесса—Этна был вынужден присоединиться к этому союзу, после того как в 451 г. до н. э. здешний наместник (сын Гиерона Дейномен?) был убит.
В том же самом году сикельский союз достиг своего апогея, а уже год спустя он развалился. Ни Сиракузы, ни Акрагант не могли относиться терпимо к не контролируемой ими и увеличивавшейся в размерах сикельской государственности; оба эти города в течение десятилетия пассивно наблюдали за этим ширившимся движением, время от времени используя его в своих целях. В то же десятилетие политическая группировка умеренных в Сиракузах постепенно уступила позиции более радикальным, демократическим и империалистическим, элементам — значимая перемена, которую не стоит рассматривать как реакцию на усиление Дукетия, никогда не представлявшего для Сиракуз угрозы, хоть как-то сопоставимой с той, какую в начале и в конце этого столетия представлял для них Карфаген. Данная радикализация была вызвана, скорее всего, внутренними событиями социального и конституционного характера. Когда в 451/450 г. до н. э. Дукетий осадил Мотий (Μωτυον. — Диодор. ΧΙ.91.1; не путать с Мотией, островом и городом на западе Сицилии. — А.З.), являвшийся, вероятно, эллинизированным опорным пунктом, который в то время удерживался акрагантским гарнизоном14, сиракузяне вместе с акрагантянами пришли на помощь осажденным. В последовавшем за этим сражении Дукетий одержал верх15, а сиракузский стратег, некий Болкон, которого считали ответственным за поражение и обвиняли в тайных связях с Дукетием, тут же оказался под судом и был казнен. Но уже следующим летом сильное сиракузское войско напало на Дукетия
14 	Укрепленный пункт Мотий предварительно локализуется у Вассалладжи, к западу от Кальтаниссетты (см. карту 3, ВЬ. — A3.), где один раскопанный памятник с городским планом греческого типа имеет стены, какое-то архаическое место поклонения, ряд типичных домов и богатый некрополь, который показывает наличие родосско-критского влияния, дошедшее сюда, судя по всему, через Гелу и Акрагант.
ь Надпись ионическими буквами на восстановленном бронзовом щите из Олимпии [SEG XV.252) заставляет думать, что это была часть посвящения из «добычи, захваченной У акрагантян и сиракузян» (Συρακοσ<ίων καί> Άκραγαντινων λάφυρα) каким-то неназванным противником, победившим и тех, и других, которым в середине V в. до н. э. вряд ли мог бьггь кто-то иной, кроме Дукетия. Впрочем, этот текст может быть прочитан иначе — как посвящение сиракузян из акрагантской добычи (Συρακόσ<ιοι άπό> Άκραγαντινων λάφυρα), и в этом случае он должен быть связан с войной 446 г. до н. э. (см. ниже).


216
Глава 7
в Номах16, и в случившейся затем жаркой схватке теперь уже сикелы были обращены в бегство. Большая их часть была рассеяна и, покинув Дукетия, который остался с горсткой своих приверженцев, пыталась найти убежище в окрестных сикельских крепостях. Тем временем акраган- тяне снова отвоевали Мотий17. Это был конец; Дукетий бежал в Сиракузы в качестве молящего о защите; здесь он предстал перед судом Народного собрания, которое, будучи убеждено умеренными «справедливейшими» пожилыми гражданами, пощадило просителя: народ шумно одобрил решение, согласно которому Дукетий был сослан в Коринф, сиракузскую метрополию, с назначением ему достаточного содержания и с тем условием, что он уже никогда не вернется на Сицилию.
Лишившись своего предводителя, сикельское движение, очевидно, оказалось деморализованным на несколько лет. Однако до конца Дуке- тиевой истории было еще далеко. Вопреки всем соглашениям, но, несомненно, с полного молчаливого попустительства сиракузян и благодаря их тайному содействию, Дукетий вернулся на Сицилию в 446 г. до н. э. под предлогом того, что оракул повелел ему основать город на Кале- Акте, «Прекрасном Взморье», на северном побережье острова, там, где примерно за полвека до того не смогли претвориться в жизнь планы по созданию панионийской колонии под покровительством Занклы (см.: КИДМIV: 902—903). В этом смелом предприятии приняло участие множество греческих колонистов из материковой Греции, к которым присоединились сикельские поселенцы, ведомые неким Архонидом, правителем Гербиты (эллинизированный сикельский городок, находившийся, вероятно, в районе Кале-Акте18). Некоторые следы первоначального городского плана этой колонии были установлены в результате аэрофотосъемки территории близ современной Каронии (между Капо-д’Орландо и Чефалу). Став в третий раз основателем эллинизированного сикельско- го полиса, Дукетий превратился теперь в полезного и послушного проводника сиракузских интересов. Вся эта затея с Кале-Акте выглядит, в сущности, как сиракузский проект по внедрению безусловно лояльной
16 Номы предварительно локализуются на склонах Монте-Навоне (между городами Пьяцца-Армерина и Баррафранка), прежде всего по той причине, что вершины гор, окружающих это место, были бы очень удобны для устройства там сикельских твердынь. Одна из этих вершин, Монтанья-ди-Марцо, имеет следы регулярного плана греческого типа, выявленные аэрофотосъемкой; здесь же были найдены вазы аттического типа с граффити (как сикельскими, так и греческими буквами); см.: Mussinano 1966 и 1970 (Н 61-62).
17 Павсаний (V.25.5) упоминает скульптурную группу, посвященную в святилище в Олимпии акрагантянами после войны против Мотии, и высказывает мнение, что изваял ее Каламид (работал в первой половине V в. до н. э.). Предположение, что Павсаний мог иметь здесь в виду Мотий, а не Мотию, представляется вполне приемлемым, хотя этим не решаются другие проблемы, связанные с указанным пассажем.
18 Гербигга локализуется исследователями по-разному: либо на северном побережье (у Сан-Огефано-ди-Камасгра), либо в глубине острова (у Никосии или близ Ганджи, в горном районе к юго-западу от Чефалу). Живший позднее тезка этого Архонида основал в 405 г. до н. э. в местечке Халеса новую колонию, названную им Архонидием (Диодор. XIV. 16.1— 4) и локализуемую у Касгель-ди-Туза (на побережье, к западу от Чефалу).


Сицилия, 4 78—43 Ί гг. до н. э.
217
сикельско-эллинской базы на побережье Тирренского моря — слишком важном районе, чтобы уступить его кому-нибудь другому, будь то города побережья Мессинского пролива или Акрагант. Понятное дело, в Акраган- те, который уже с VI в. до н. э. привык рассматривать побережье в районе Гимеры в качестве собственной сферы влияния, эти планы произвели фурор. Обвинив Сиракузы в вопиющем позволении Дукетию вернуться, Акрагант объявил войну, спровоцировав опасное противостояние между двумя объединениями городов. Единственным результатом этого стало сражение на реке Гимер (Сальсо), в котором победили сиракузяне. Дукетию, весьма этим ободренному, было позволено спокойно продолжить свое колониальное предприятие и даже осуществить последнюю попытку возродить движение, которое он раньше возглавлял. Однако в скором времени (440 г. до н. э.) он умер от какой-то болезни. После этого сиракузяне решили вернуться к прежней политике подчинения эллинизированной территории в восточной Сицилии. Один из очагов героического сопротивления в Тринакии (предположительно другое название Палики)19 был подавлен сиракузским войском. Сикельская столица была разрушена, ее жители проданы в рабство, а самая лучшая часть добычи посвящена в Дельфы, хотя сицилийская монетная чеканка не отметила явным образом ни этой борьбы, ни этой победы. То были волнующие дни для Сиракуз. Их старая эпикратия вновь вернулась к жизни на вытянутой полосе сицилийской земли, выдававшейся на северо-запад из собственной сиракузской территории, от возвышенностей Кальтаджироне до склонов Этны. Большинство сикельских городов в этом районе превратились в данников, в некоторых были размещены гарнизоны, другие — формально объявлены «союзниками». И лишь в самом центре острова, а также на его северном побережье сохранился-таки заповедник сикель- ской автономии. Халкидские города на восточном берегу, обретшие свободу благодаря тому, что за четверть века до того в Сиракузах возникла республика, неожиданно оказались окружены новой сиракузской эпи- кратией и были низведены до весьма ненадежного положения национального анклава.
Дукетиево движение, если исходить из его конечных результатов, потерпело полный провал. Хотя оно возникло из пепла старой державы Дейноменидов, это движение было использовано в качестве одного из инструментов в деле создания еще одной эпикратии. Его кратковремен¬
19 	Тринакия [Τρινακίη] — греческое символическое название, которое, возможно, намекает на синойкизм Сицилии как конечную цель всего движения; согласно Диодору (ХП.29.2), Тринакия первенствовала (дословно «захватила гегемонию». —А.З.) среди сицилийских городов, меж тем это выражение вполне подходит к Палике. В древнем кратком содержании кн. ХП Диодора, в том месте, которое относится к сиракузской войне против Тринакии, говорится о Πικηνούς (т. е. о Π<αλ>ικηνοΰς, «паликийцах»). Иное чтение этого места — ΠκοΟκήνους либо ΠκοΟκένους, и в таком случае речь здесь идет о пиакенцах, жителях Пиакуса, одного сикельского городка — его название известно из чеканившихся здесь в конце V в. до н. э. бронзовых монет, — который предварительно локализуется в Мендо- лито, близ Адрано, на юго-западных склонах Этны.


218
Глава 7
ные успехи целиком зависели от молчаливой или коварной поддержки Сиракуз, и лишь в качестве их марионетки Дукетий имел шанс добиться хоть какой-то автономии для своего народа. В общем и целом Дукетий понимал правила игры и действовал в рамках сложившихся политических возможностей; однако он сам допустил ряд грубых промахов, а возглавляемое им движение не имело глубоких корней и не вызывало особого сочувствия. Более того, археология, нумизматика и аэрофотосъемка в обилии предоставляют свидетельства высокой степени эллинизации и урбанизации региона, затронутого сикельским движением. В сущности, мы с уверенностью можем утверждать, что без полного усвоения греческих представлений о государственности и городской жизни сикельское движение не имело никакого шанса появиться на свет. Образцами для Ду- кетия были Гелон и Гиерон, а отнюдь не Кокал или Гиблон [— мифические персонажи] прошлого. Внутри движения — как в среде элиты, так и у простого народа — одновременно действовали и влияли друг на друга разные, подчас противоположные факторы: тяготение к эллинской культуре и противостояние ей, усвоение греческих и искусственное возрождение национальных традиций. По иронии судьбы в долгосрочной перспективе самым важным итогом сикельского движения стало усиление процесса растворения сикелов в культурном сицилиотском койне [культурной общности] конца V в. до н. э. Все негреческие местные сицилийские диалекты в качестве письменных языков прекратили свое существование к концу этого столетия.
IV. 	Демократия и культура в Сиракузах и Акраганте
Три десятилетия, последовавшие за падением тирании, стали ключевыми для конституционного и социально-экономического развития Сиракуз, а также для их восхождения в ранг главной гегемонистской силы на Западе. После того как в 466 г. до н. э. Фрасибул вместе со своими наемниками покинул Сиракузы, здесь началась затяжная борьба между двумя гражданскими классами, которые у Диодора (следующего в этом, по-видимому, за Тимеем) обозначаются как «бывшие» и «новые». «Бывшие» — это жертвы тирании, лишившиеся при ней как многих прав, так и собственности и проживавшие в основном в пригородах за пределами городских стен Ахрадины; к этой же группе относились некоторые вернувшиеся изгнанники. «Новые» — это элита, возникшая при тирании: наемники- ветераны, 7 тыс. которых по-прежнему жили в городе, переселенцы из Пелопоннеса, богатые люди, депортированные в Сиракузы из полностью разрушенных городов (таких как Мегары Библейские и Евбея) и не имевшие никакой возможности вернуться на прежнюю родину. Этих «новых» тираны поселили в укрепленных кварталах — на Ортигии и в Ахрадине — и, по всей видимости, наделили их землей в сельской местности. Ресгав-


Сицилия, 478—431 гг. до н. э.
219
радия ancien rigime19а, как это задумывали «бывшие» граждане, предполагала полное восстановление ситуации, существовавшей в стародавние времена, включая возврат им прежнего жилья, возвращение собственности и политических прав, то есть такую программу, которая была абсолютно неприемлемой для «новых». Укрепив свои кварталы, «бывшие» и «новые» приступили к войне нервов и взаимного изнурения, которая затянулась на годы. В 463 г. до н. э. собрание «бывших» приняло решение об учреждении «демократии» и культа Зевса Освободителя с ежегодным праздником Свободы. Они проголосовали также за избрание должностных лиц только из собственной среды, исключив из этого процесса «новых» граждан. За этим последовала уже настоящая гражданская война, с блокадами и атаками на суше и на море. В конечном итоге в 461 г. до н. э. «бывшие» — благодаря отряду из 600 эпилектов [дословно «отборные»] — одержали верх*  20. На этой стадии должен был быть достигнут определенный компромисс: «бывшие», вероятно, согласились с тем, что возврат собственности должен осуществляться законными средствами, а также с тем, что «новых» в качестве компенсации нужно наделить другой землей и домами. И в самом деле, сиракузские суды до такой степени были заняты разбором бесконечных претензий на конфискованную собственность, что в древности широкое хождение имела вера в то, что судебное красноречие в действительности родилось именно в таких разбирательствах.
Из всех этих перемен в Сиракузах родились новые республиканские учреждения — общее Народное собрание, Совет, коллегия стратегов. Типичные элементы радикальной демократии вроде выборов путем жеребьевки и платы за исполнение государственных должностей так никогда и не появились в Сиракузах, хотя разновидность афинского остракизма («суд черепков», направленный на изгнание чрезмерно влиятельных политиков. — названная здесь петализмом, всё же применялась, хотя и непродолжительное время, будто бы после того, как некоторые из Тин-
19а Ancien regime — фр. «старый режим»; выражение, означающее отжившую систему власти и всего жизненного уклада; так во Франции называли государственное устройство, рухнувшее в результате революции 1789 г. — A3.
20 	Гипотезы о том, что этот элитный корпус превратился затем либо в олигархический «совет», что-то вроде тайного комитета вигилантов (см. прежде всего: Диодор. ΧΙ.86.5 — о Тиндаридах, 454 г. до н. э.) (вигилант, от исп. vigilante, «бодрствующий», «бдительный» — человек, по собственной инициативе взявший на себя функцию наведения порядка в обществе, защиты морали, наказания преступников и уничтожения бандитов; в истории более всего известны вигилантские комитеты, возникавшие во второй половине XIX в. в США при освоении Дикого Запада, где государственная власть была очень слаба. — A3), либо в особый корпус, такой же, в состав которого летом 414 г. до н. э. были отобраны шестьсот человек (и который действовал под командой Диомила. — A3.) (Фукидид. VI.96.3, 97.3), либо в эпилектов — отборный отряд воинов, действовавший в 413 г. до н. э. под командой Гермократа (Диодор. ХШ.11.4), либо в олигархический синедрион Шестисот, зафиксированный для 317 г. до н. э. (Диодор ХЖ.4.3 и др.), — все эти гипотезы являются в значительной степени умозрительными. О сражении между сиракузянами и наемниками, состоявшемся на «равнине Главков» (?) (по другим источникам неизвестной), см.: Окси- ринхская греческая история. IV.665 (FGrH 557 F 1).


220
Глава 7
даридов предприняли в 454 г. до н. э. неудачную попытку установить тиранию. Одновременно с возникновением демократии пробудились имперские честолюбивые замыслы, что вообще характерно для тех античных городов-государств, мощь которых основывалась на военно-морском флоте. В 453 г. до н. э. два стратега, сначала Фаилл, а затем Апеллес, были отправлены с эскадрами в Тирренское море с целью грабежа этрусского побережья, а также Эльбы и Корсики21, что послужило напоминанием всем заинтересованным о том, что новая демократия отнюдь не собирается продолжать тирренскую политику Гиерона. Затем, в 440 г. до н. э., кончина Дукетия предоставила Сиракузам великолепную возможность восстановить свою эпикратию на суше. В следующем году сиракузя- не смогли построить сто триер и, кроме того, удвоить число своих всадников и увеличить количество своих пехотинцев. Демократические Сиракузы быстро становились крупной державой на Западе (здесь и далее имеется в виду западная часть греческого мира: Сицилия и южная Италия. —А.З.), каковой они уже были при великих тиранах, причем за этот успех им даже не пришлось платить слишком дорогую цену, поскольку на этот раз Сиракузы просто воспользовались этрусским упадком, си- кельской дезориентацией и карфагенской самоизоляцией.
При демократии Сиракузы оказались на пороге превращения в величайший город-государство греческого мира и центр эллинской культуры. Располагая примерно 20 тыс. граждан — при том, что общая численность населения доходила до четверти миллиона, — Сиракузы, по греческим меркам V в. до н. э., были «мегаполисом» (выражение Пиндара) «ничуть не меньшим, чем Афины» (как утверждает Фукидид), включая богатую общину финикийских торговцев с их кораблями в порту и домами в городе, а также возросшее число этрусских и сикельских рабов. Все четыре района Сиракуз — Ортигия на островке с храмами еще архаической эпохи, Ахрадина, раскинувшаяся напротив, на самом сицилийском материке, с ее большими улицами и правильным планом застройки, Теменит, участок города вне крепостных стен с древним театром, построенным, скорее всего, при Гиероне, и четвертый пригород, позднее известный как Тиха, — были плотно заселены (см. ниже, рис. 40). Знаменитые карьеры к северу от неукрепленных пригородов, находившиеся на остававшейся необитаемой возвышенности под названием Эпиполы, сполна использовались и в качестве каменоломен для добычи строительного материала, и в качестве тюремных камер.
Давая общую оценку ситуации, сложившейся в Сиракузах к середине столетия, Диодор пишет, что «появилось множество демагогов и сикофантов, юноши развивали ораторские способности, и, одним словом, многие из них сменили древний и благоразумный образ жизни на постыдные занятия; богатства множились в связи с миром, однако люди мало заботились о согласии и достойном поведении»22. В таком моралистиче-
21 Можно ли прочитать имя Фаилла на одной надписи из Селинунта (SEG ХП.411) и, в таком случае, идентифицировать его с упомянутым сиракузским стратегом, до сих пор остается спорным вопросом; см.: Giuffiida Ientile 1983 (Η 75): 68—69, с примеч. 33.
22 ΧΙ.87.5 (в английском тексте использован перевод Ч.-Г. Олдфадера).


Сицилия, 478—43Ί гг. до н. э.
221
Рис. 10. Серебряная декадрахма Сиракуз, ок. 465 г. до н. э. (Публ. по: Кгаау and Hirmcr 1966 (С 192): рис. 78—79.)
ском духе позднейшие греческие историки воспринимали переход от культуры дейноменидовской эпохи, с ее нарочитой архитектурой, придворными поэтами и политически безобидными комедиями Эпихарма, к культуре демократической, письменной и более изощренной. За важным исключением хоровой лирики, заимствованной из материковой и Эгейской Греции, а также комедийного театра, литература и наука сделали в Сиракузах первые шаги лишь после падения тирании. Мим Софрона развился постепенно из комедии Эпихарма как подлинно оригинальное творение дорийской Сицилии. Искусство убеждения и теоретическое исследование риторики, согласно преданию, «впервые изобретенные» Корак- сом и Тиснем из Сиракуз, достигли высокой степени совершенства благодаря гению Горгия, который стал признанным мастером этого искусства еще до своего приезда в Афины в 427 г. до н. э. Наконец, в области историографии Сицилия отнюдь не отставала от Ионии. Антиох Сиракузский, младший современник Геродота, работавший в третьей четверти 5-го столетия, был автором первой связной «Истории Сицилии», начинавшейся с мифического царя Кокала и заканчивавшейся годом общего съезда в Геле (424/423 г. до н. э.), а также большого трактата «Об Италии». Писал он на ионическом диалекте, в то время являвшемся диалектом историографии, и его основной интерес лежал в области истории как греческого, так и негреческого Запада. При всем том изящные искусства не были вытеснены этой новой письменной культурой. Именно сиракузские граверы, работавшие при демократии на монетном дворе, достигли непревзойденного мастерства в деле создания скульптурных композиций на монетах. Самым известным примером такого рода является первый выпуск крупной серебряной декадрахмы (рис. 10), когда-то ошибочно отождествлявшейся с золотым дамаретейоном22*, отчеканенным, согласно Диодору,
22а Δαμαρέτειον; эта монета стоила десять аттических драхм; см.: Диодор. ΧΙ.26.3. — А.З.


222
Глава 7
сразу после битвы при Гимере (см.: КИДМ IV: 775), но теперь относимой большинством нумизматов ко времени окончательного освобождения Сиракуз в 461 г. до н. э.
Акрагант, второй крупнейший город Сицилии, оставался главным соперником Сиракуз. Поначалу после 472/471 г. до н. э. здесь установилась олигархия богатых граждан. Было учреждено Собрание «тысячи», которое затем, ровно через три года после этого, было упразднено Эмпедоклом (мы не знаем, какими полномочиями он обладал). Олигархия стала не столь узкой. Анекдоты об Эмпедокле (происходящие отчасти из сочинений Тимея) предполагают, что в его время действовал Совет и выборные должностные лица, существовали политические группировки, государственные средства часто разворовывались, и, вместе с тем, судебные процедуры использовались как средство предотвращения всякого рода беззаконий. Акрагант, впрочем, так никогда и не стал «демократией» сиракузского или, тем более, афинского типа. Впрочем, на протяжении двух поколений, вплоть до разграбления города, устроенного карфагенянами в 406 г. до н. э., Акрагант оставался богатой плутократической республикой23 (плутократия — букв.: «власть богатых». —А.З.). Согласно результатам одного современного подсчета (De Waele 1979 (Η 5)), в Акра- ганте V в. до н. э. проживало около 20 тыс. чел. внутри городских стен и от 100 до 150 тыс. за их пределами, включая сиканов и рабов. «Самый красивый город», как его называет Пиндар, с параллельными улицами, сбегавшими по склонам Рупе-Атенеа [ит ал. «Афинская скала»] и Акрополя и доходившими до холма с храмами, Акрагант в течение десятилетий был занят возведением своего колоссального Олимпия [святилища Зевса Олимпийского], которое так никогда и не было завершено24. Два дорических храма, условно обозначаемые как храмы «Конкордии» и «Геры», появились на южном склоне, рядом с теми четырьмя, которые уже стояли на восточной скале. Искусственное озеро, равно как и роскошные дома и виллы, не уступало славой этим храмам, выполнявшим роль монументальных гробниц (в них были погребены также и несколько лошадей, побеждавших в Олимпии). Изящные образчики западногреческого искусства, такие как хорошо известный «эфеб» и недавно отреставрированный воин, терракотовые бюсты и водостоки [на карнизах] в форме львиных голов [с раскрытой пастью] украшали общественные здания и улицы. Чеканившиеся в Акраганте в V в. до н. э. монеты отличаются красотой и размером, особенно знамениты тетрадрахмы, имеющие оригинальные типы с орлом и крабом (рис. 11). Экономика процветала отчасти благодаря налаженному экспорту вина и оливок, поставлявшихся главным образом в Карфаген. Но и ценности, которые были характерны для акрагантского общества в начале столетия, также поменялись, что отмечает Пиндар, сравнивая добрые старые времена с более пошлым настоящим, когда люди заботятся только о деньгах. Рассказы об акрагантской
23 См.: КИДМ Ш.З: 200, рис. 27; КИДМIV: 918, рис. 84.
24 См.: Том иллюстраций к САН IV2: ил. 266; а также с. 248 наст. тома.


Сицилия, 4 78—43 7 гг. до н. э.
223
Рис. 77. Серебряная тетрадрахма Акраганта, ок. 460—420 гг. до н. э. (Публ. по: Кгаау and Hirmer 1966 (С 192): рис 170.)
роскоши и изнеженности, о небрежении военными обязанностями, а также описания общественных праздников и шикарных свадеб, сохранившиеся в большом количестве, свидетельствуют о том, какой образ Акраганта V в. до н. э. сохранился в памяти позднейших поколений.
Литература и теоретические изыскания также процветали. Происходил ли Каркин, трагический поэт, которого часто высмеивал Аристофан, из Акраганта, до настоящего времени остается вопросом спорным; вырос он в Афинах, а его сын Ксенокл достиг в литературном творчестве такого мастерства, что в 415 г. до н. э. одержал верх со своей тетралогией над Еврипидом. Дейнолох, составитель комедий, также мог быть акрагант- цем. Музыкальным искусством занимался Мидас, а позднее — Метел, ставший учителем Платона. Местная медицинская школа представлена Акроном, врачом и сыном врача, а также конечно же Эмпедоклом, который во времена после падения Эмменидов намного превосходил всех в Акраганте в любой области знания. Философ, поэт, мистагог (человек, посвященный в священные таинства и обряды, их толкователь. — А.З.) и знахарь, Эмпедокл в полной мере воспользовался теми возможностями, которые давали ему общение с такими посещавшими Акрагант сочинителями, как Пиндар и Симонид, и, в равной степени, новая свободная атмосфера, которая теперь восторжествовала и в городе, и вообще на Сицилии. Этот мыслитель ассоциируется, в сущности, как с западными, так и с восточными философами — Пифагором, Парменидом, Ксенофаном, Анаксагором — и их школами; благодаря этому Эмпедокл познакомил свой родной город с самыми мощными интеллектуальными течениями того времени. Хороший гражданин, вовлеченный в местную политику и оставшийся в памяти как «демократ», он написал большую поэму о Ксерк- совом нашествии; Аристотель же считал его изобретателем риторики. В самом деле, Эмпедокл читал на публике — и, вероятно, записывал — многие трактаты по наиболее острым проблемам своих дней. Умнейший человек, в котором удивительным образом сочетались мистицизм и строгое научное знание, Эмпедокл вызывал у соотечественников чувство глу¬


224
Глава 7
бокого почитания и одновременно наводил на них благоговейный ужас; показательно, что в конечном итоге он был изгнан из своей отчизны25.
Менее крупные города также процветали и в хозяйственном, и в культурном отношении. Помимо серебряных монет, о которых мы часто упоминали выше, большинство городов теперь чеканили также монеты бронзовые, дабы заменить серебряные литры более мелкими денежными единицами; это уже само по себе является признаком развившегося местного обращения. Гимера похвалялась собственным пифагорейцем — неким Петроном, который, как говорят, по происхождению был дорийцем, но носил имя, указывающее, возможно, на сиканский (или элимский) городок Петра в западной Сицилии. Школа Пифагора в Регии оказала сильное влияние на сицилийскую скульптуру, а художник Демофил из Гимеры был учителем Зевксида из Гераклеи (одного из величайших эллинских живописцев, который работал во второй половине V в. до н. э. —A3). Из Леонтин происходил [софист] Горгий и его брат Геродик, знаменитый врач. Другой целитель, последователь Эмпедокла, по имени Павсаний, происходил из Гелы. Лавровые венки в Олимпии, которые прежде были монополией тиранов и их столиц, теперь завоевывали и ранее не вполне свободные города: Гимера (пять раз), Мессана (дважды) и Камарина (дважды) — верное свидетельство как происходивших перемен, так и преемственности, рассматриваемых с точки зрения богатства, образа жизни и культурных ценностей.  * 7825 	С пересмотренным взглядом на конституционные изменения в Акраганте и на роль Эмпедокла в этом процессе читатель может познакомиться в моей статье в изд.: Athenaeum.
78 (1990): 483-501.


ГРЕЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА, РЕЛИГИЯ И ОБЩЕСТВО В V ВЕКЕ ДО Н. Э.
Глава 8а
Дж.-Дж. Поллитт
ИСКУССТВО:
ОТ АРХАИКИ К КЛАССИКЕ*
I. Стиль и символизм
Архаическое греческое искусство, корни которого восходят к геометрическому стилю УШ в. до н. э., имело дело с формами, эффективность которых определялась не столько тем, сколь точно они воспроизводили чей-то опыт зрительного освоения окружающего мира, а тем, до какой степени их внутренние аспекты гармонии и ясности выражали некую сущностную идею. Архаические художники не столько имитировали природу, сколько творили ее аналоги. Они делали это путем разложения отдельных элементов естественных явлений на их фундаментальные геометрические составляющие и последующей обратной компоновки этих элементов в соответствии с принципами симметрии, соразмерности частей. Произведения изобразительного искусства, появлявшиеся в результате этого процесса, не могли выглядеть так же, как их аналоги в природе, однако для этого они и не предназначались. То, что выражали такие легкоузнаваемые плоды архаического стиля, как, например, куросы, относится скорее к сфере эйдоса, что по-гречески означает одновременно и «форму» и «идею», нежели к сфере имитации человеческого тела. Вплоть до эллинистической эпохи стремление выражать через произведения искусства базовые структуры, то есть структуры, которые непременно вызывали устойчивые ассоциации, сохраняло огромное значение в греческом искусстве, однако начиная с V в. до н. э. это стремление всё в большей мере сочеталось с сильным желанием зафиксировать более широкий круг естественных явлений. Совершенно особый характер искусству классического периода придает в значительной степени именно взаимодействие традиционного идеализма и нового эмпиризма.
* Подборку репродукций произведений искусства классического периода читатель найдет в отдельно изданном Томе иллюстраций к САН V и VI. В постраничных сносках к настоящей главе приводятся ссылки на иллюстрации в легкодоступных стандартных работах и лишь на недлинный ряд специальных монографий. См. также в наст, томе раздел I Библиографии.


226
Глава 8а
Натурализм, то есть желание передать и свои сиюминутные чувственные впечатления от живой натуры, и, вместе с тем, социальные и материальные условия собственной повседневной жизни, впервые начал играть важную роль в греческой художественной традиции лишь в новаторскую эру, которая пришлась приблизительно на период между 520 и 480 гг. до н. э. Вытеснение самодостаточного архаического греческого искусства, достигшего к этому времени полной зрелости, экспериментальным натуралистическим стилем ярче всего можно проиллюстрировать на примере афинской краснофигурной вазовой живописи. Случившийся ок. 525 г. до н. э. простейший переход от чернофигурной техники, где фигуры закрашивались черным цветом, к технике краснофигурной, где фигуры оставались в естественном красноватом цвете обожженной глины (а черным лаком закрывался фон. —А.3) и лишь анатомические детали прорисовывались черным, только усилил недавно возникший интерес (или, быть может, стимулировался этим интересом) к выразительным свойствам отдельно стоящих фигур, отличавшимся от тех выразительных свойств, какие были присущи рисунку, напоминавшему пышный ковер, заполненный многими фигурами. Одновременно с этим усилившимся акцентом на индивидуальные фигуры в вазовой живописи появляется интерес к тому, как эти фигуры должны выглядеть, когда они движутся или действуют в пространстве. Изобретенная греческими художниками поздней архаики техника ракурсного изображения фигур (когда человеческое тело, например, изображается в поворотах, что позволяет передать объем и обозначить глубину пространства. — А.3) была как с технической, так и с концептуальной точки зрения одной из наиболее кардинальных перемен, когда-либо случавшихся в истории искусства. Эта перемена знаменовала начало длинной последовательности — вплоть до 20-го столетия — сменявших друг друга этапов; в ходе этого развития роль художника как фиксатора мимолетных чувственных явлений, а также его владение способами сделать эти фиксации точными, начала соперничать с его же ролью как рассказчика историй и проводника идей. В работах так называемых «пионеров», великих представителей краснофигурной вазописи, работавших ок. 510 г. до н. э., таких как Евфроний, Евтимид и Фин- тий (подробнее о «пионерах» см.: КИДМТМ: 516—517. —А.З.), чувствуется возбуждение, которое, похоже, было неразрывно связано с опытами по изображению форм в ракурсах. Поскольку они стремились превзойти друг друга в попытках найти особо трудные углы зрения при изображении движений человеческого тела в пространстве (согнутые колени, увиденные спереди, ступни переплетенных ног и т. п.), натуралистическое изображение, как кажется, стало на короткое время (но при этом для всего контекста греческого искусства, что было редкостью) основной задачей их художественного мастерства.
То, что сказано о вазописи, почти целиком справедливо и в отношении настенной и других форм крупномасштабной живописи. Плиний Старший [Естественная история. XXXV.56) приписывает художнику по имени Кимон из Клеон изобретение katagrapha или obliquae imagines (гр еч.


Искусство: от архаики к классике
227
κατάγραφος — «профильный», «изображенный в профиль»; лат. obliquae imagines — «повернутые вбок изображения». — А.3), что почти определенно является указанием на ракурсные формы. То немногое, что нам известно об этом Кимоне, заставляет думать, что он жил в конце VI в. до н. э. Не исключено, что он был метеком, работавшим в Афинах.
Еще один аспект нового натурализма позднеархаической вазописи — постепенная демократизация тем, к которым обращались художники. Работавшие в чернофигурной технике вазописцы писисгратовой эпохи, отражавшие, возможно, вкус самого Писистрата, отдавали предпочтение сценам из мира мифов и героических сказаний. Их преемники, относящиеся к первой фазе краснофигурной техники, напротив, выказывали возросшую любовь к сценам, которые отражали повседневные впечатления обычных граждан, таких как атлеты в гимнасии, учитель музыки с учениками, участники симпосиев. Хотя многие из этих тем, в особенности же связанные с атлетами, могли избираться по той причине, что они давали благоприятные возможности в свете нового интереса к анатомическим деталям и к ракурсу, всё же социальные и политические перемены также могли способствовать популярности этих тем. Низвержение тирании в Афинах и создание клисфеновской демократии могли сформировать такую атмосферу, при которой художникам одновременно и хотелось, и было выгодно изображать самого обычного человека, живо вовлеченного в легкоузнаваемые, простые формы гражданского быта.
Еще одной отличительной чертой движения к улавливанию конкретного жизненного опыта в искусстве был интерес к передаче эмоций через мимику. Гримаса гиганта Антея на луврском кратере Евфрония1 или перекошенное от боли лицо Патрокла, когда Ахилл перевязывает его рану на берлинском килике вазописца Сосия2, возвещают о появлении нового вида художественной выразительности, который на следующую половину столетия станет главной заботой греческих художников.
Поскольку технически скульптура — более медленный и трудоемкий вид искусства, она, в сравнении с вазовой живописью, не так быстро воспринимает экспериментальные новшества, и ее натурализм в период поздней архаики, быть может, не столь очевиден. Рельефные изваяния, тесно связанные с принятыми в живописи условностями, подтверждают вышесказанное со всей очевидностью (напр., пьедестал атлетов в Национальном археологическом музее в Афинах)3, хотя натуралистическая тенденция всё же улавливается в освященных временем формах архаической отдельно стоящей скульптуры, такой как курос. Куросы всегда предоставляли возможность для опытов по изображению человеческой анатомии, однако задача ранних и зрелых архаических куросов по своей сути носила скорее символический и/или иконный, нежели натуралистический характер. Напротив, натурализм самых поздних архаических ку-
1 Robertson 1975 (I 140): 214-230; Boardman 1975 (1 17): 2&-36.
2 Boardman 1975 (1 17): рис. 23, 50.1; Том иллюстраций к САН TV: ил. 149.
3 Boardman 1978 (I 18А): рис. 242, ср. рис. 241.


228
Глава 8а
росов, таких как Птойос 20 (Национальный археологический музей, Афины) или так называемый Странгфордский курос (Британский музей), был, судя по всему, самоцелью; этот натурализм противоречил непреклонному, имевшему 150-летнюю историю, формату данного типа изваяний. Отказ от этого типа, случившийся ок. 480 г. до н. э., и замена его фигурами наподобие «Мальчика Крития» (Музей Акрополя, Афины), которые давали возможность изобразить внутренний импульс, — это, похоже, неизбежный следующий шаг в развитии греческой скульптуры4.
В одном отношении натурализм поздней архаики был определенно нетипичен для всей эллинской художественной традиции. Начиная с геометрического периода каждый успешный стиль греческого искусства систематически дисциплинировался строгими формализованными канонами. Неудивительно в связи с этим, что всепроникающий, ничем не ограниченный, но, как кажется, бесцельный гуманизм десятилетий до и после 500 до н. э. в конечном итоге, в период ранней классики (ок. 480-450 гг. до н. э.), принужден был подчиниться такой дисциплине. Впрочем, нужно как-то объяснить те особенные формы, которые эта дисциплина приобрела. Появились они, по всей видимости, под влиянием череды кризисов, начиная с Ионийского восстания 499 и до битвы при Платеях 479 г. до н. э., которые вместе составляют Персидские войны.
Столкновение с персами носило столь же моральный, сколь и военный характер, что совершенно ясно из сочинений Геродота и Эсхила. Ограничив взаимное соперничество и враждебность, с которыми они обычно относились друг к другу, объединившиеся греческие города-государства одолели чудовищную и на первый взгляд иррациональную силу, которая угрожала им уничтожением. Религиозное и моральное значение этого подвига, с эллинской точки зрения, наиболее мощно было выражено в «Персах» Эсхила (в особенности в стихах 807—829), где разгром варваров изображен как наказание за их хюбрис [υβρις — «дерзость», «наглость»], а победа греков — как результат их умения владеть собой. Иными словами, умеренность и самообладание стали рассматриваться как одобряемые богами добродетели, и те, кто с презрением их отвергал, рисковали пасть жертвой божественного мщения. К нравственной установке начали относиться точно так же, как к действию.
4 	Boardman 1978 (118А): рис. 147 («Мальчик Кригия»), 180 (Птой 20), 182 (Сгрангфорд- ский курос). (Для Птоя [курос из святилища Аполлона Птойского в Беотии, близ Фив; VI в. до и. э.) и Огрангфордского куроса (иначе, по прежнему владельцу — 6-му виконту Странг- форду, — «Аполлон Странгфорда»; ок. 500-490 гг. до н. э.) характерна традиционная для архаики фронтальность и неподвижность композиции, хотя в этих скульптурах строение человеческого тела гораздо точней и убедительней, чем в более ранних куросах. Скульптура «Мальчик Кригия» — это уже другой по сравнению с куросами тип одиночной скульптуры; здесь, в отличие от куросов, смещен центр тяжести тела: он перенесен на левую ногу, тогда как правая несколько повисает, в результате чего правое бедро оказывается ниже левого, а живот, соответственно, слегка повернут в сторону; даже в сравнении с самыми поздними куросами «Мальчик Крития» наполнен гораздо большей жизненностью; свое название данная скульптура получила оттого, что ее голова очень похожа на голову Гар- модия из скульптурной группы «Тираноубийцы» (сохранилась копия), авторами которой были Криггий и Несиот. — A3)


Искусство: от архаики к классике
229
Серьезная культурная атмосфера, созданная таким моральным самосознанием, оказала глубокое влияние на искусство раннего классического периода. Это способствовало новой простоте и аскетизму форм, в особенности при использовании орнамента, что заставило некоторых исследователей говорить о скульптуре того времени как о «строгом стиле»; это также сформировало устойчивый интерес к выразительным состояниям сознания и их нравственным подтекстам в искусстве. Далее, то, что столкновение с персами как историческое событие, как особый момент времени и некая перемена имело, судя по всему, глубокий религиозный смысл и было важным в каком-то космическом процессе, вызвало, как кажется, интерес к значению перемены вообще, будь то изменение физическое, эмоциональное или историческое.
Нигде эти черты не проявились более ярко и более волнующе, чем в величайшем памятнике этого периода — храме Зевса в Олимпии (470— 457 гг. до н. э.)5. Строгие, без прикрас черты Геракла и Афины на рельефных метопах этого святилища несут в себе ту же экономную силу, что и колонны дорического храма. Стиль данных изображений представляет собой решительный отказ от эффектной перегруженности деталями архаического искусства и восточного наследия, из которого во многом и происходила эта пышность. Как бы то ни было, налицо подходящий, безукоризненный стиль для серьезной, временами созерцательной атмосферы этих метоп, в которых изменяющиеся внутренние состояния Геракла, его усталость, тревога и непреклонность, например, рассматриваются в русле его последовательного перехода от юности к более продвинутым стадиям зрелости.
Использование в скульптурных группах двух огромных фронтонов этого храма черт, выражающих внутренние психические состояния, для выявления нравственного смысла повествовательных сюжетов разрабатывается в рамках двух специфических понятий, которые мастерами ранней классики (а также критиками вроде Аристотеля, позднее писавшими об этих мастерах) рассматривались, судя по всему, в качестве фундаментальных категорий, — «характер» (этос (έθος — «устойчивые черты личности». — А.3.)) и «эмоциональная реакция» (пафос (πάθος — «страсть, аффективное возбуждение». —А.З.)). Сцена таинственного предсказания на восточном фронтоне заставляет зрителя вспомнить о таких героях, как Пелоп, Эномай и другие, а также, задумавшись о собственном роке, испытать внутренний ужас перед «древним пророком» (фигура Ν). На западном фронтоне, в сцене основного столкновения, благородная сдержанность Лапифов, чей пафос выдает себя лишь мимикой, противопоставлена варварской страстности Кентавров таким образом, чтобы в символической форме вновь заявить о нравственном конфликте Персидских войн. Западный фронтон дает нам примеры еще одной характерной особенности греческого искусства ранней классики: показ движения тела посредством схематических моделей композиции, которые с помощью
5 	Ashmole and Yalouris 1967 (I 5); Ashmole 1972 (I 6): гл. 1—3; Boardman 1985 (I 20): гл. 4.


230
Глава 8а
изолированных очевидных точек задержки (как, например, крайняя точка обратного хода в движении дискобола) передают саму суть всего движения. Античные авторы, анализировавшие произведения искусства, называли такие модели движения ритмами (ρυθμοί — «такты». —А.З.).
Те свойства, которые придавали скульптурам Олимпии особую силу — внешнюю строгость, внимание к изменению во времени, опыты по передаче характера и эмоций, четкое описание перемещения, — пронизывают, естественно, и другие произведения этого периода, как отдельно стоящие, так и скульптурные группы. Исключительная внешняя суровость обнаруживается не только в таких подлинниках, как, например, «Возница из Дельф»6, но также и в тех очевидно вызывавших восторг работах, которые сохранились в римских копиях — таких, например, как скульптурный тип «Аспасия» или статуя «Гесгия Джустиниани»7. Этос и пафос, как представляется, были главными особенностями живописи Полиглота из Фасоса, чьи детально продуманные картины «Взятие Трои» и «Сошествие в Аид» описаны Павсанием (Х.25—30)8. Если говорить о памятниках, сохранившихся до наших дней, характер и эмоция выражены исключительно ярко на двух крупных мюнхенских кликах так называемого вазописца Пентесилеи; рисунок на одной из этих чаш передает историю Ахилла и Пентесилеи, а на второй — Аполлона и Тития9. В известном смысле почти о всех работах скульптуры и вазовой живописи периода ранней классики можно сказать, что они выражают этос путем создания атмосферы величественной углубленности в себя. Это свойство особенно очевидно, например, в двух бронзовых воинах, найденных в море у южного побережья Италии близ Риаче. Хотя подлинный контекст, в котором находились бронзы Риаче, а также истинный смысл этой группы, к которой, по-видимому, принадлежали обе статуи, неясны
6 Chamoux 1955 (I 44); Boardman 1985 (I 20): рис. 34.
7 Robertson 1975 (I 140): 191—193; Boardman 1985 (120): рис. 74—75. («Аспасия» — тип женской скульптуры в полный рост, известный по римским мраморным копиям греческого бронзового оригинала, созданного ориентировочно в 460-х годах до н. э. (уже отсюда понятно, что знаменитая любовница Перикла, родившаяся ок. 470 г. до н. э., не могла стать прототипом этого образа; ошибочное название было присвоено данному типу в Новое время); в действительности скульптура изображает, видимо, какую-то богиню и представляет собой тщательно задрапированную фигуру, почти целиком завернутую в гиматий (накидка, прямоугольный кусок ткани, носившийся поверх хитона); голова покрыта глубоким капюшоном, лицо имеет строгое, даже печальное выражение. «Гестия Джустиниани» — мраморная статуя, римская мраморная копия греческого оригинала, вероятно, второй четверти V в. до н. э.; лучший образец, давший название типу и известный по меньшей мере с 30-х годов XVII в., долгое время входил в коллекцию маркиза Винченцо Джустиниани, а ныне хранится в Музее Торлония (Рим); спокойно стоящая фигура с гранеными складками одежд, напоминающих вертикальные желобки колонны, представляет какую-то богиню, один из лучших образцов «строгого стиля»; с Гесгией, греческой богиней домашнего очага, этот образ был связан в XIX в., и связь эта носит совершенно произвольный характер; установить точно, кого эта статуя изображает, не представляется возможным в силу отсутствия у нее каких-либо явных отличительных атрибутов (наиболее часто предлагаемые варианты: Деметра и Гера). — А.3)
8 Robertson 1975 (1 140): гл. 4.IV; ср.: Barron 1972 (I 9).
9 Arias et al. 1962 (I 4): ил. 168—171; Boardman 1989 (I 21): рис. 80.


Искусство: от архаики к классике
231
и остаются предметом научных споров, воплощенный здесь характер (или, быть может, два характера) очевиден10.
Признаки ритмов [ρυθμοί, тактов движения,] можно увидеть в фигурах на восточном фронтоне храма Афайи на Эгине (ок. 480 г. до н. э.)11, но наиболее явным образом они обнаруживаются в работах вроде бронзового шагающего бога из Артемисия (Национальный археологический музей, Афины)12. Исключительно ясные, почти хрестоматийные примеры ритма сохранили нам опять же римские копии знаменитых утраченных подлинников, — например, «Тираноубийцы» Крития и Несиота и «Дискобол» Мирона13. Вазопись же вообще изобилует примерами подобного рода.
Все эти особенности можно рассматривать с точки зрения попытки ввести некий новый порядок, ясность и несомненность в эксперименты по натурализму, которые были столь характерны для поздней архаики. «Строгий стиль» придал своего рода каноническую форму желанию представить более «реалистическую» анатомию и драпировку. Категории «этос» и «пафос» наполнили определенностью и смыслом грубую, хотя и могучую, эмоциональную экспрессию, представленную в работах таких художников, как вазописец Сосий и вазописец Клеофрад;13а а ритмы [такты движения] привнесли порядок и ясность в изменчивую наружность фигур в движении, изображение которой так увлекло художников, открывших для себя ракурс. В том смысле, что всё это знаменует собой новую формулировку старого запроса на исконные, архетипические фор мы, который всегда был характерен для эллинской изобразительной традиции, искусство ранней классики можно рассматривать как реакцию на натурализм непосредственно предшествовавших ему десятилетий. Впрочем, диапазон впечатлений, для которых архетипические формы мыслились как обязательные, был расширен (по сравнению с эпохой архаики. — А.З).
Поскольку в ранний классический период факторы времени и изменчивости приобрели новое звучание, отныне большое внимание стало уделяться всему, что выражает ход времен, важные исторические события и характеризует исторических деятелей. Хотя сохранившиеся памятники искусства не особенно хорошо документируют этот факт, литературные источники определенно указывают на то, что в это время историчность впервые стала важным элементом греческого искусства: начинают появляться реальные портреты исторических личностей, в особенности политических и военных вождей, таких как Фемисгокл или Миль-
10 Due Bronze 1985 (I 63); Boardman 1985 (I 20): рис. 38—39.
11 Robertson 1975 (1140): 165-167; Boardman 1978 (1 18A): рис. 206.
12 Robertson 1975 (1 140): 196-197; Boardman 1985 (I 20): рис. 35.
13 Том иллюстраций к САН IV: ил. 141; Robertson 1975 (I 140): 185—186, 340—341; Brunnsaker 1971 (I 33); Boardman 1985 (I 20): рис. 60.
13a Собственно говоря, настоящие имена этих вазописцев не сохранились, так что Со- и Клеофрад — условные имена, которые им дали по гончарам, чьи вазы они расписывали. — A3.


232
Глава 8а
тиад;14 кроме того, засвидетельствовано создание, по крайней мере одной, весьма подробной исторической картины — настенной росписи, которую исполнили живописцы Микон и Панэн для Стой Пойкиле [Расписного портика] в Афинах, где была изображена Марафонская битва (Павсаний. 1.15.3; Элиан. О природе животных. VII.38).
После 450 г. до н. э., когда персидская угроза была надежно отведена, а долгая борьба между афинским и спартанским союзами стала определять политическую жизнь Греции, дух софросюне, то есть умеренности, проникший в сознание эллинов за три десятилетия до того, принес плоды в виде нового интеллектуального климата, в котором крайности идеализма, с одной стороны, и прагматизма — с другой, накладывались друг на друга и зачастую оказывались в состоянии напряженности. Искусство периода высокой [зрелой] классики отразило изменившуюся атмосферу. Во-первых, оно еще более развило интерес ранней классики к осмыслению явления изменчивости, и, во-вторых, оно возродило преждевременную чувственность искусства зрелой архаики.
История греческого искусства высокой классики — это, по большей части, история искусства афинского, и указанная двойственная природа в искусстве того времени наиболее очевидным образом проявилась в великих памятниках строительной программы Перикла. С их тщательно продуманной симметрией, с вездесущей пропорцией 9 к 4, создатели Парфенона продолжили греческие поиски того, как выразить идеальное совершенство, поиски своего рода эйдоса (είδος — доел, «вид», «наружность», «красота»; у Платона — «эйдос», «идея»; платоновское «τό έπ είδει καλόν» — «эйдетическая, т. е. абсолютная, красота». —А.З.). С другой стороны, примененные в этом храме хорошо известные «тонкости» (иначе: «усовершенствования») учли капризную, субъективную, изменчивую природу чувственного восприятия15. Отчасти благодаря устранению оптического искажения, отчасти, возможно, из-за чрезмерного акцента на эффектах кривых линий, отчасти благодаря созданию внутреннего конфликта между тем, что мы ожидаем увидеть, и тем, что мы видим на самом деле, использованные в Парфеноне изощренные приемы заставляют нас задуматься над неоднозначной природой наших собственных ощущений и размышлять о том, как идеальное и реально сущее соотносятся друг с другом.
Та же самая двойственная природа проявляется в скульптурном стиле Парфенона: предварительно — в метопах, в полностью развившемся варианте — во фризе в целом, с намеком на вычурную чрезмерность — во фронтонах16. Идеализм этих скульптур — простая геометрия их лиц, их безмятежность, молодость (что символизирует неподвластность времени), которая наполняет их формы, а также, на фризе, наделение божественными чертами обычных афинских граждан — признавался всегда и всеми. Вместе с тем, однако, существует новый способ трактовать склад¬
14 Robertson 1975 (1 140): 187-188; ил. 62d; Richter 1984 (1 133): 210-212, 166-169.
15 Dinsmoor 1950 (I 60): 164-169; Coulton 1977 (151): 108-112.
16 Brommer 1963, 1967, 1977, 1979 (I 25—27, 29); Robertson 1975 (I 140): гл. 5; Berger, ed. 1984 (111); Boardman 1985 (I 20): гл. 10; Boardman and Finn 1985 (I 22).


Искусство: от архаики к классике
233
ки и движение ткани и волос, который объясняет их эффект исходя из понятия нечеткости, мимолетного впечатления. Очевидные, шаблонные формы драпировки периода архаики и незамысловатая основательность драпировки ранней классики теперь заменены несимметричными завихрениями, желобками и полутенями. Моментальные, эфемерные впечатления, вызываемые этими формами, подобно эффектам архитектурных приемов Парфенона, должны пониматься и приниматься зрителем в их композиционном единстве, а истолкователем их смысла становятся субъективные реакции этого зрителя.
Тот способ, каким скульптуры Парфенона совместили два основных вида восприятия — интуитивное восприятие идеального и чувственное восприятие преходящих явлений, сохранив гармонию между ними, может отражать подобный дуализм в философских построениях, свойственных V в. до н. э. (или, по крайней мере, непроизвольным образом развиваться параллельно с этим философским дуализмом). Одна из философских традиций, характерная для большинства досократиков, а главным образом для пифагорейцев, признавала постигаемый мир в качестве объективной реальности и принимала, по сути, идеалистическую позицию, утверждая, что истина, лежащая в основе всего, может быть выражена математически и геометрически. Другая, релятивистская, традиция, разрабатывавшаяся софистами, и прежде всего Протагором как их главным представителем, доказывала, что единственная бесспорная реальность — это субъективный опыт человека, а также то, что личные впечатления или представления людей являются «мерой всех вещей». Предположение, что эти философские течения могли оказать воздействие на Перикла и на связанный с ним круг интеллектуалов и художников, включая Фидия, нельзя признать совсем нереалистичным, поскольку Перикл, как известно, находился в близких отношениях с некоторыми современными ему философами. (Он был покровителем и другом Анаксагора и, по крайней мере однажды, обращался за советом к Протагору.) Совершенно очевидно, что в тех литературных памятниках эпохи, которые в строгом смысле нельзя назвать философскими, такое наложение идеализма и прагматизма в разнообразных вариантах также «носилось в воздухе». Оно — в самой основе Софокловой «Антигоны» (в знаменитом пеане, в третьем стасиме, этой трагедии обнаруживается нечто похожее на парфеноновский идеализм), оно же окрашивает ту картину афинской жизни, описание которой Фукидид вкладывает в уста Перикла в «Надгробной речи» 431 г. до н. э.
Хотя сплав идеализма с субъективизмом, сконцентрированный в мимолетных впечатлениях, был всегда характерен для классического, а в значительной степени и для эллинистического искусства, можно утверждать, что с началом Пелопоннесской войны и в связи с великой чумой маятник качнулся в сторону последнего из названных качеств [— субъективизма]. Фиксация впечатлений, как кажется, становится самоцелью во многих видах искусства последних трех десятилетий V в. до н. э. В греческой живописи, например, произошла еще одна революция, долгосроч¬


234
Глава 8а
ные последствия которой имели такое же сильное влияние, как и открытие ракурсов в конце VI в. до н. э. И графическая перспектива (иллюзия пространственной глубины посредством уменьшения форм, обусловленного степенью отдаленности их от наблюдателя), и затенение (иллюзия телесной массы посредством модуляции светотени) впервые начинают разрабатываться именно в этот период. Предание приписывает изобретение первого из названных приемов самосскому художнику по имени Агатарх, работавшему в Афинах, а изобретение второго — афинянину по имени Аполлодор, известному как скиаграф (мастер тени, тенеписец), однако не вызывает сомнения, что и другой изумительный художник, Зевк- сид (из Гераклеи Луканской, вторая половина V в. до н. э. — А.3.), также сыграл определенную роль в деле совершенствования данных техник. Сохранившиеся от того времени памятники искусства хранят лишь слабые намеки на эти достижения (вазовая живопись, с частичным исключением белофонных лекифов, затенение не могла освоить совсем, а перспективу — лишь в зачаточной форме), но фрески на стенах этрусских гробниц и македонские погребальные росписи, восходящие самое позднее к следующему столетию, фиксируют то направление, в котором греческая живопись начинает теперь развиваться17.
В греческой скульптуре конца V в. до н. э. это неравнодушие к эффектам впечатления обнаруживается наиболее явственно в длительном развитии того способа передачи драпировки (у исследователей данная техника называется по-разному: «порыв ветра», «полет» либо стиль «струящихся» одежд), который начал свою эволюцию со скульптур Парфенона. Указанный стиль был уже полностью развит на фронтонах этого храма (завершены в 432 г. до н. э.), а позднее на памятниках, спроектированных в конце столетия, таких как парапет храма Ники (ок. 425—420 гг. до н. э.)18, Ника Пеония в Олимпии (ок. 420 г. до н. э.)19 или фриз храма Аполлона в Бассах (ок. 400 г. до н. э.)20, он подвергался всё более вычурной трансформации, которая стремилась иногда вызвать ощущение душевного волнения, а иногда — произвести умиротворяющий, грациозный, каллиграфический эффект.
Вазопись второй половины 5-го столетия во многом утратила свой собственный, оригинальный путь стилистического развития и теперь имела склонность к воспроизведению стилей, господствовавших в монументальных видах искусства. Например, художники вроде вазописца Ахилла и вазописца Клеофонта восприняли стиль парфеноновского фриза, в то время как в конце столетия такие художники, как вазописец Эретрии, вазописец Мидий и другие, усвоили стиль развивающейся на ветру одежды21. Заимствовали ли живописцы этот последний из скульптуры или же
17 Robertson 1975 (1 140): гл. 4.VI, 6.IV-V, 7.IV-V.
18 Robertson 1975 (1 140): 349-350; Boardman 1985 (I 20): рис. 129-130.
19 Robertson 1975 (1 140): 287-289; Boardman 1985 (I 20): рис. 139.
20 Robertson 1975 (1 140): 356-359: ил. 119c, d.
21 Boardman 1989 (I 21): гл. 5.


Искусство: от архаики к классике
235
Рис. 1 1а. Реконструкция храма Ники с парапетом. (Публ. по: Jahn О., Michaeli A. The Acropolis of Athens as Described by Pausanias and Other Writers, Inscriptions and Archaeological Evivence. Bonn, 1901. Рис. XX.)
он существовал независимо в их собственной крупномасштабной живописи — сказать трудно, но то значение, которое придавалось безупречности линий и контуров в искусстве одного из самых известных художников данной эпохи — Паррасия (Плиний. Естественная история. XXXV.68), указывает, возможно, на то, что в настенной и мольбертной живописи данный стиль развился самостоятельно.
Какое отношение — если оно вообще было — этот господствующий каллиграфический стиль конца V в. до н. э. имел к той исторической обстановке, в которой он возник, представляет настоящую головоломку. У Фукидида передано ощущение всё более сгущающегося мрака в греческой истории этой эпохи, с ее войной, чумой и гражданской смутой, порождающими жестокость и отчаяние. И всё же от изобразительного искусства этого периода остается чувство беззаботности, воздушности, внешней элегантности, что вполне соответствует иным гуманитарным сферам (например, риторике Горгия, витиеватой «новой музыке» Тимофея Милетского, а также некоторым хоровым гимнам в трагедиях Еврипида). Не исключено, что это декоративное изящество было не столько следствием, сколько реакцией на настроения своего времени. Погоня за иллюзорностью как бегство от всё возраставших угроз, жестокого и гнетущего мира имеет параллели и в культурах иных народов и эпох.
Как бы то ни было, роскошь таких произведений искусства, как парапет храма Ники, не может полностью заслонить более мрачные аспекты искусства конца V в. до н. э. Эти мрачные стороны, как и следует ожидать, обнаруживаются в работах траурного искусства вроде белофонных


236
Глава 8а
лекифов22 и замечательной серии надгробных стел23. Последние, судя по их стилю и превосходному качеству, были созданы, по всей видимости, скульпторами, которые освоили свое ремесло в те счастливые дни, когда возводился Парфенон, и которые теперь, в этот беспокойный период, должны были, дабы сохраниться в профессии, довольствоваться любыми скромными заказами. Впрочем, самое яркое свидетельство о воцарении новой, подавленной, атмосферы обнаруживается в Эрехтейоне24 — последнем из великих сооружений, появившихся на афинском Акрополе в соответствии со строительной программой Перикла. Этот сложно организованный храм еще строился, когда Афины в конце концов были вынуждены сдаться Спарте. Он задумывался как жилище тех древних, таинственных и непостижимых сил, которыми афиняне в лучшую пору Парфенона, возможно, склонны были пренебрегать или о которых они предпочитали не вспоминать; однако в конце V в. до н. э., испытывая большие страдания и утратив иллюзии, афиняне должны были чувствовать необходимость умиротворять эти мрачные силы. Наряду с древним деревянным кумиром Афины, алтарями и гробницами ранних героев и царей, в этом святилище, как в великом реликварии, бережно хранились священные змеи, чудодейственное дерево, колодец с ключом (выбитым в скале Посейдоном. — А.З.), священный камень, а также другие святыни. При всем своем внешнем ювелирном изяществе Эрехтейон по сути представлял собой святилище для некоторых иррациональных сил, которые не давали покоя Еврипиду в «Вакханках».
Вышеизложенный анализ стилистического и концептуального развития эллинского искусства периода высокой классики, по существу, является, как уже отмечено, интерпретацией афинского искусства. Принимая во внимание характер тех памятников искусства и литературы, которые сохранились для изучения, этот афинский уклон просто неизбежен, так что естественно задаться вопросом, не искажает ли он общую картину греческого искусства второй половины V в. до н. э. Как бы то ни было, свидетельства, происходящие не из Афин (главным образом скульптура из Олимпии, из Басс, с островов, а также коринфская и беотийская вазовая живопись), не подтверждают такого искажения. Из эпиграфических и литературных источников известно, что многие из художников, работавших в классических Афинах, не были афинскими гражданами. Многие из них, вероятно, переселялись куда-нибудь еще, распространяя тем самым стиль Фидия и его учеников. В любом случае, создается впечатление, что в эту эпоху искусство других областей Греции широко и довольно-таки быстро «афинизировалось». Единственный выдающийся художник, который, похоже, до известной степени дистанцировался от афинской моды и оттачивал свой особенный стиль, — это Поликлет из Аргоса25.
22 Robertson 1975 (1 140): 324-326; Bruno 1977 (I 34); Boardman 1989 (I 21): гл. 4.
23 Robertson 1975 (1 140): 363-372; Boardman 1985 (120): 183-185.
24 Paton et al. 1927 (I 122); Dinsmoor 1950 (I 60): 187—195; Berve and Gruben 1963 (I 13) 182-186; Lawrence 1973 (I 95): 164-166.
25 Robertson 1975 (1 140): 328—340; von Steuben 1973 (1 158); Boardman 1985 (I 20): 205—
206.


Искусство: от архаики к классике
237
Его стремление довести до совершенства канон пропорций имело, по всей видимости, более тесную духовную связь с искусством архаики и ранней классики, нежели с искусством Фидия. Несомненно, однако, что Поликлет также был идеалистом, и, если кажущееся стилистическое развитие от его «Дорифора» [«Копьеносца»] к его «Диадумену» [«Юноша, увенчивающий себя победной повязкой»], которое можно выявить по римским копиям, в самом деле имело место, идеализм Поликлета мог постепенно составить конкуренцию идеализму афинскому.
II. 	Художники и их покровители
В античности художники как особая социальная группа никогда не испытывали к себе того благоговейного и почтительного отношения, какое пришло к их коллегам в постренессансные времена, а представление о художнике как о вдохновенном провидце, в том виде, в каком оно вообще существовало в древнем мире, принадлежит поздней эллинистической и римской литературе. Но даже при учете всех этих обстоятельств можно утверждать, основываясь на литературных источниках, которые сообщают о профессиональных занятиях и работах классических художников, что именно в V в. до н. э. скульпторы и живописцы впервые стали восприниматься в качестве фигур, обладающих определенной публичной известностью в греческом мире, в качестве лиц, которые высоко ценятся за их интеллектуальные способности и выраженную индивидуальность в такой же степени, как и за их мастерство.
Относительно ранний пример такого рода — Полигнот из Фасоса. Его широкая известность засвидетельствована тем фактом, что, согласно Плинию [Естественная история. XXXV.59), члены Амфиктионии предоставили ему право столоваться и проживать на общественный счет, по- видимому, в знак признательности за созданные им замечательные живописные творения в Дельфах. Подобную честь обычно предоставляли таким выдающимся личностям, как победители Олимпийских игр. Полигнот был вхож и в высшие слои общества. Плутарх сохранил слух о том, что Эльпиника, сестра Кимона, была любовницей Полигнота и что последний написал ее в образе одной из троянских женщин на картине в Расписном портике (Плутарх. Кимон. 4). Даже если эта история — всего лишь сплетня, очень похоже на то, что Полигнот был другом и приверженцем Кимона. Плутарх передает, что этот художник будто бы не взял платы как «простой ремесленник» за свои картины в Расписном портике, выполнив эту работу не из корысти, а как патриотическое подношение Афинам (где он получил право гражданства), — анекдот, заставляющий Думать о Полиглоте как о человеке гордом, ревностном и до некоторой степени влиятельном.
Если забота Кимона о Полиглоте вероятна, то покровительство Перикла Фидию вообще не вызывает никаких сомнений. В качестве эпископа («блюстителя». —А.З.) всей Перикловой строительной программы Фидий


238
Глава 8а
должен был приобрести большое влияние, а также, возможно, и разбогатеть. Он был достаточно известен, чтобы стать объектом нападок со стороны политических противников Перикла, а когда эти нападки в конечном итоге вынудили скульптора покинуть Афины (его обвинили в присвоении золота, предназначенного для статуи Афины Парфенос), он вскоре получил самый важный заказ, о каком художник той эпохи вообще мог только мечтать — задание создать грандиозный хрисоэлефантин- ный (из золота и слоновой кости. — А.З.) образ Зевса для его храма в Олимпии. Помимо того, что Фидий был наперсником Перикла, есть все основания полагать, что он входил в круг близких к Периклу мыслителей (среди них были, например, Анаксагор и Протагор) и что он обменивался с ними идеями. Самого Фидия нужно рассматривать как одного из выдающихся интеллектуалов своего века, а через посредство его собственных скульптур, а также тех работ, которые несут на себе отблеск его гения (как, например, архитектурная скульптура Парфенона), его идеи оказывали продолжительное влияние на античный мир, и это влияние ощущается даже сейчас.
Из других разбросанных в разных источниках анекдотов, относящихся к художникам, творившим приблизительно в конце столетия, также возникают образы широко известных, влиятельных, зачастую весьма неоднозначных личностей. Алкивиад был такого высокого мнения о профессиональных качествах художника Агатарха, что запер его у себя и держал до тех пор, пока тот не расписал ему весь дом, получив напоследок щедрую награду (Плутарх. Алкивиад. 16). Агатарх был, видимо, столь же яркой личностью, как и тот, кто его запер. Витрувий говорит, что этот художник — автор трактата о графической перспективе (06архитектуре. VII, предисловие. 11), изобретателем которой, как уже было отмечено выше, он считался. Агатарх также кичился тем, что очень быстро рисовал картины. В ответ на это хвастовство его преемник и очевидный соперник, Зевксид, благоразумно заявлял: «А я свои — так долго!», имея в виду, что самым очевидным результатом Агатарховой спешки была небрежность (Плутарх. Перикл. 13). Скромность, на которую намекает этот анекдот, отнюдь не была чертой, отличавшей Зевксида от тех его соперников, которых он высмеивал. Согласно Плинию, «он нажил столь несметное богатство, что выставил его напоказ в Олимпии, когда появился там в плаще, в который были вотканы золотые буквы с его именем. Впоследствии он решил дарить свои произведения, поскольку полагал, что их просто невозможно оценить по достоинству»; кроме того, он был так доволен одной из своих картин, а именно изображением Пенелопы, «что снизу приписал стих, который потом превратился в пословицу: “Охаять можешь, попробуй повторить”» (Плиний. Естественная история. XXXV.62—63). Не менее напыщенным был Паррасий, современник и соперник Зевксида. «Никто никогда не пользовался славой своего искусства с большей надменностью, чем он, — отмечает Плиний, — ибо даже самого себя он называл Хабродиэтолл (habrodiaetus, ведущий утонченный образ жизни, утопающий в неге. — А.З), а также, в каких-то других стихах, еще


Искусство: от архаики к классике
239
и Повелителем искусства [pHnceps artis], заявляя, что оно, искусство, было им доведено до совершенства» [Естественная история. XXXV.71). Плиний, возможно, ссылается здесь на строки, представленные у Афинея (543 D—Е), где Паррасий именует себя человеком, который
Славы искусством своим высшей в Элладе достиг и заявляет, что
Пусть не поверят, но всё же скажу: пределы искусства,
Явные оку людей, мною достигнуты здесь.
Непревзойдимая грань поставлена этой рукою, —
Но ведь у смертных ничто не избегает хулы.
[Пер. Н.Т Голинкевич)
Помимо свидетельств о таком тщеславии, бахвальстве и напыщенности, имеются также некоторые намеки — если доверять поздним источникам — на характерное для художников той эпохи презрение к общественному мнению. Согласно Лукиану, Зевксид относился с пренебрежением к публике, у которой дух захватывало от новизны сюжета его картины «Семья Кентавра», но которая не обращала никакого внимания на непревзойденное живописное мастерство (Лукиан. Зевксид. 7), а Элиан описывает Поликлета как человека, язвительно высмеивавшего посетителей его мастерской за их решительную неспособность здраво судить о произведениях искусства [Пестрые рассказы. XIV.8).
Даже если всё это — просто занятные анекдоты, придуманные уже через несколько столетий, они всё же указывают на одно важное обстоятельство, связанное, по крайней мере, с некоторыми видными художниками V в. до н. э., а именно на то, что они были образованными, знающими себе цену теоретиками, занимавшимися поиском и объяснением принципов своего искусства. В этом отношении самой передовой фигурой определенно был Поликлет. Его «Канон», написанный с целью раскрыть систему пропорций [симметрию), служившей основой безукоризненной красоты его статуй, являлся, судя по всему, наполовину философским сочинением, созданным под сильным влиянием пифагореизма26. Этот «Канон» был всего лишь самым известным примером подобного рода трактатов. Как говорит Витрувий (УП, предисловие. 12), Иктин, зодчий Парфенона (строивший его вместе с неким Карпионом, названным так, возможно, по ошибке вместо Калликрата), написал трактат об этом храме; Агатарх, упомянутый выше, писал о перспективе; также и некоторые художники IV в. до н. э. создавали труды по своему искусству [САН VP: гл. 13е)27. Философские оттенки, которые можно обнаружить в сохранившихся фрагментах и описаниях Поликлетова «Канона», позволяют предположить, что эта работа была чем-то большим, нежели простым ремесленным руководством для обучения учеников, и, похоже, то же самое
26 Pollitt 1974 (1 128): 14г-23.
27 Pollitt 1974 (1 128): 28-24.


240
Глава 8а
можно сказать и о сочинениях других художников. Подобно трактату Витрувия «Об архитектуре», берущему начало от этих трудов, они, вероятно, имели целью, по крайней мере отчасти, показать, что художник — это важный, серьезный представитель своей культуры, заслуживающий серьезного к себе отношения.
До некоторой степени они смогли добиться этой цели. Многие художники классического времени, конечно, были безвестными тружениками и считались, несомненно, обычными ремесленниками. Очевидно, именно так обстояло дело с теми неизвестными, но одаренными скульпторами, которые высекли из камня фриз Эрехтейона и чьи имена, не упомянутые ни в каких иных источниках, зафиксированы лишь в строительных счетах этого храма. Но когда мы читаем Исократа, писавшего не в эпоху поздней античности, а лишь спустя несколько десятилетий после окончания V в. до н. э., и заявлявшего, что его собственные речи имеют не больше сходства с обычными судебными речами, чем искусство Фидия с изготовлением статуэток или живопись Зевксида или Паррасия — с рисованием вывесок [06обмене имуществом. 2), становится понятным, что во всяком случае эти упомянутые художники получили известность уже при жизни.


Глава 8b
Р.-Э. Уичерли
КЛАССИЧЕСКИЕ ГОРОДА И СВЯТИЛИЩА
Греческий город был порождением архаического периода — причем с архитектурной точки зрения ничуть не меньше, чем с точки зрения политической, религиозной или социальной. Пятый век [до нашей эры] — время непрерывного развития и усовершенствования. Архитектурная форма по-прежнему была в значительной степени сконцентрирована в храме и воплощалась в дорическом и ионическом ордерах. В других сферах городской жизни было немало того, что можно было бы назвать отсутствием архитектуры. Многие виды деятельности осуществлялись под открытым небом на участке, выделенном для данной цели. Городской центр, azopd, представлял собой свободное скопление вокруг открытой площади по большей части довольно простых строений. Специально спроектированные здания появились далеко не сразу и совершенных форм достигали медленно. Отсутствие таких построек до некоторой степени восполняла вездесущая и легко приспосабливаемая к разным целям стоя (портик, галерея с колоннами. — А.З.). Жилища сооружались без особых претензий, и, хотя лучшие из них отличались прочностью постройки и внутренним простором, их наружное исполнение делало узкие городские улочки в архитектурном отношении весьма однообразными. Самыми впечатляющими архитектурными творениями — после главных храмов — были городские стены.
Места, на которых возникали города — как старые, так и новые, — отличались бесконечным разнообразием: вокруг акрополя или с одной его стороны, на террасовом склоне, на гребне или на горном отроге, на мысе или на полуострове, на участке, который поднимался от гавани подобно чаше греческого театра, иногда даже на равнинной и лишенной каких- либо выразительных черт местности; также и варианты приспособления архитектурных элементов к окружающей среде могли быть самыми разными. Многие древние города, особенно в материковой Греции, сохраняли нерегулярную, свободно сложившуюся форму, которую они приобрели в результате разрастания, постепенного либо скачкообразного, вокруг


242
Глава 8b
акрополя, агоры или, в некоторых местах, каких-то древних святынь. Конечно, не только это общее ландшафтное расположение создавало превосходный визуальный эффект, но и выбор мест для размещения отдельных архитектурных памятников, особенно городских стен. Теперь у нас есть свидетельства, показывающие, что начиная с архаического периода и на востоке, и на западе распространялось более обдуманное, основанное на прямоугольной модели, планирование при строительстве или перестройке городов. Для V в. до н. э. обнаруживается также и усовершенствование строительных методов. Время жизни Гипподама Милетского, который, согласно Аристотелю и другим авторам, был превосходным градостроителем, почти целиком приходится на это столетие.
Не было никакой резкой смены в деле использования материалов, как и строительных методов, которые могли бы изменить характер греческой архитектуры и расширить ее возможности. Использование камня для несущей конструкции храмов уже в полной мере вошло в практику. Инструменты и всё остальное оснащение оставались простыми и даже, можно сказать, пребывали в зачаточном состоянии, однако это возмещалось исключительным вниманием и точностью при изготовлении и обработке строительных элементов и их подгонке друг к другу.
Каменные блоки примерно необходимых размеров старательно вырубались в каменоломнях с помощью кайла, резца и клина (пила стала применяться много позже). На Пентеликоне (отрог Парнета, горной цепи в северной Аттке. —А.3) эти блоки осторожно спускали вниз по устроенным на горном склоне пологим пандусам с помощью особых салазок. Затем блоки грузили на крепкие телеги или, иногда, ставили на валики и медленно волочили с помощью волов; самые тяжелые грузы транспортировали посредством нескольких таких парных запряжек. На строительной площадке блоки подвергались более тщательной обработке; некоторые доводочные работы, особенно по изготовлению каннелюр на колоннах (каннелюра — вертикальный желобок на стволе колонны. — А.З.), не начинались до тех пор, пока блок не удавалось установить в требуемое и защищенное от риска серьезных поломок положение. Любопытно, что для рассматриваемого периода у нас нет образцов ни по-настоящему больших блоков, которые использовались при возведении колоссальных архаических храмов, ни монолитных колонн (исключение составляют лишь монолитные колонны небольших размеров). Блоки архитрава (архитрав — верхняя горизонтальная часть здания, непосредственно опирающаяся на капители колонн. —А.5.), установленные сверху колонн в архаическом храме Артемиды в Эфесе и в храме GT в Селинунте, весили по сорок тонн или даже более того. Такие тяжелые детали поднимали наверх с помощью «пандусов, рычагов и многочисленной рабочей силы»1. К концу VI в. до н. э. уже использовались простые краны (в виде «журавля». — А.З.), но они не были способны поднять такие чудовищные грузы. В некоторых крупных храмах V в. до н. э. архитрав состоял не из отделы
1 	Coulton 1977 (I 51): 48, 84; cp.: Martin 1965 (I 106): 200-221.


Классические города и святилища
243
ных массивных блоков, а из более легких плит, устанавливавшихся впритык друг к другу. Даже в колоссальном Олимпейоне в Акраганте архитрав — по причине своей необычной составной конструкции — не требовал каменных блоков более четырнадцати тонн.
В V в. до н. э. для всех элементов храма, а иногда и при возведении других зданий, стал более широко использоваться мрамор. Применяли белый либо не совсем белый мрамор; цветной камень вошел в моду значительно позже. «Камни белые, неповрежденные, без пятен», — уточняется в одной аттической строительной надписи2. По сравнению со всеми остальными городами Афины, с точки зрения обилия каменоломен, имевшихся в их распоряжении, находились в привилегированном положении. Труднее всего в этом отношении было западным греческим городам. Для скульптурных украшений ограниченные объемы мрамора иногда приходилось доставлять издалека, в некоторых случаях — по морю. Для скульптурного убранства святилища Зевса в Олимпии использовали паросский мрамор; этот храм был построен из местного ракушечника, а затем, как и многие другие храмы, отделан похожим по цвету мрамором с использованием высококачественной белой штукатурки.
Большинство городов имели возможность получать вполне сносный материал из каменоломен, расположенных на более или менее приемлемом расстоянии, однако строители иногда уходили далеко от дома за более качественным материалом; так, например, в Дельфах использовался коринфский порос (πώρος, туф. —А.З.). Мы обнаруживаем, что применялись самые разные известняки — сероватые, кремовые или желтоватые, ни слишком твердые и ни слишком мягкие. Эти известняки, широко распространенные в Греции, мы обычно и называем словом порос, хотя данный термин не особенно четко определяется нашими античными авторитетными источниками3. Применение очень твердого, неподатливого известняка, из какого сложена, например, скала Акрополя, в этот период становится относительно редким явлением; использовать грубый конгломерат, в основном при закладке массивных фундаментов, начали ближе к концу V в. до н. э., а в широкое употребление этот метод вошел еще позднее. Металл — железо и свинец — использовался для штифтов и других крепежных деталей; железные рейки порой вставлялись в архитрав для усиления конструкции. Черепица, изготавливавшаяся из высококачественной обожженной глины, или, редко, мраморная плитка укладывались на деревянные стропила. Обожженный кирпич использовался в виде исключения. При возведении любого жилого дома, некоторых общественных зданий и даже массивных городских стен самым распространенным материалом по-прежнему оставался необожженный, высушенный на солнце кирпич, укладывавшийся на каменный цоколь. Афины были не столько мраморным или, вообще, каменным городом, сколько городом кирпича-сырца. Это отнюдь не означало хрупкости и
2 IG П2 1666; ср. нашу статью (Wycherley R.E.) в: BSA 68 (1973): 351.
3 Bradeen and McGregor (eds.) 1974 (A 9): 179—187.


244
Глава 8b
ненадежности конструкций. Необожженный кирпич — очень прочный, крепкий, долговечный материал, к тому же при правильной укладке стена, сложенная из таких кирпичей, приобретает вполне приглядный внешний вид; для защиты от осадков и других неблагоприятных погодных условий кирпичную кладку сверху покрывали черепицей, а с лицевой стороны — известковой штукатуркой. И всё же консервативный и экономный подход к строительным материалам и методам обуславливал определенные ограничения в классической греческой архитектуре, облекал ее в своего рода оковы, которые не были сброшены вплоть до римского периода.
В последнее время много написано по «экономике храмового строительства», хотя имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства, происходящие в основном из надписей, далеки от полноты4. Строгие пределы устанавливал фактор денег и рабочей силы. В Акраганте в течение 5-го столетия появилась целая группа храмов; во второй половине этого века в Афинах была приведена в исполнение грандиозная строительная программа. Но лишь очень немногие города могли позволить себе строительство таких масштабов; большинство должно было довольствоваться двумя-тремя более или менее крупными храмами, причем крайне редко — храмами размером с Парфенон, а также многочисленными скромными святынями с алтарями. Экономическое процветание при просвещенном руководстве создавало условия для возведения величественных зданий; некоторые храмы и портики были мемориалами какой-нибудь военной победе, на строительство которых могла идти захваченная у врагов добыча; в хорошие времена от благочестивых, деятельных в общественном отношении либо склонных к показной демонстрации граждан могли ожидать личного материального участия.
Порядок действий при начале возведения крупного храма или другого важного здания — в городах, управлявшихся демократически, или при просвещенной тирании — был следующим. В Народное собрание вносилось соответствующее предложение. Учреждалась небольшая надзорная комиссия эпистатов. Назначался архитектор (иногда таковых было несколько). Различные виды работ выполнялись на основании договора, который был разделен на части; не существовало никаких крупных строительных компаний, которые могли бы выполнить всю работу от начала до конца. Составлялись технические задания. Сохранившиеся свидетельства касательно планов и чертежей бедны и неясны; в некоторых отношениях, вероятно, в рассматриваемый нами период использовался метод, называемый по-латыни solvitur aedificando («уточняется при возведении постройки», когда детали плана прорабатывались уже в процессе самого строительства. — A3). Изготавливались парадигмы (παραδείγματα; речь идет об опытных образцах, моделях или макетах. —A3), то есть прототипы, состоявшие из элементов, которые должны были быть точно воспро¬
4 	Burford 1969 (I 40), 1965 (I 39). Об эпиграфических источниках см.: Scranton 1960 (1150).


Классические города и святилища
24 5
изведены в большом количестве. В процессе постепенного продвижения работ осуществлялась ежегодная тщательная проверка того, как расходуются выделенные средства, с предоставлением отчета Народному собранию.
Архитектор5 был не просто проектировщиком за чертежной доской, но человеком с практическими навыками и жизненным опытом, инженером. Интенсивность его контактов с подрядчиками в разных случаях могла быть разной. Конструкция храма конечно же в значительной степени определялась традицией и обычаем, а иногда — какими-то особыми условиями, однако всегда оставалось место для новизны, для вариаций и экспериментов, для неизменного стремления к совершенству: (1) как в пропорциях храма в целом, так и его составных частей; (2) в соотношении отдельных элементов по форме и размеру; (3) в трактовке деталей ордеров; (4) в использовании так называемых «тонкостей». Западные архитекторы отличались собственными, оригинальными идеями, особенно в архаический период. Даже если не принимать во внимание некоторые сооружения, построенные по абсолютно индивидуальному незаурядному проекту, крупные архитекторы V в. до н. э., такие как Иктин, отнюдь не являлись простыми воспроизводителями некоего стереотипа.
Эта профессия была уважаемой, занимались ею люди с положением и с хорошим образованием, однако свидетельства древних, кажется, говорят нам, что она не имела такого же престижа, какой был у ведущих скульпторов. Иногда скульптор мог выполнять также и функции архитектора. Мы знаем множество имен архитекторов, но рассказывается о них крайне мало. Вознаграждение за работу было не особенно большим. Некоторые архитекторы, как видно по надписям, получали не намного больше своих лучших квалифицированных рабочих.
Среди тех, кто трудился на стройке, было много чернорабочих, какое-то количество ломовых извозчиков, некоторых из которых, несомненно, предоставляли землевладельцы, обеспечивавшие стройку еще и воловьими упряжками. Для осуществления какого-нибудь строительного проекта вряд ли можно было собрать большие массы рабочих даже низшего уровня; искусных мастеров по камню, дереву и металлу не хватало, и очень немногие города могли иметь таких высококвалифицированных работников, которые проживали бы в них на более или менее постоянной основе, в достаточном для осуществления какой-нибудь большой, рассчитанной на долгий срок программы. Крупное строительство велось с перерывами, и в поисках работы классные умельцы должны были менять местожительство и перемещаться на большие расстояния. Афины являлись своего рода трудовой биржей и расчетной палатой; ту же функцию выполняли крупные международные святилища. Изменчивые политические условия порождали всякого рода осложнения, в результате чего работы порой проводились нерегулярным, спорадическим образом.
5 	Coulton 1977 (151); ср.: Clarke 1963 (I 46).


246
Глава 8b
о
10
_ϋ_
20
Рис. 12. План святилища Афайи на Эгине, V в. до н. э. (Публ. по: Bergquist 1967 (I 12): план 3.)
Дорический и ионический ордеры, полностью развившиеся уже в 6-м столетии, достигли своего совершенства к середине V в. до н. э. Простой единообразный изгиб дорической капители приобрел в это время наиболее изысканную форму; то же можно сказать и о волюте (завиток, элемент ионического ордера. — A3.), устанавливавшейся сверху на выпуклый эхин (часть капители колонны в виде круглой в плане подушки с выпуклым криволинейным профилем. — A3). Дорический фриз, состоявший из чередующихся триглифов и метоп, оставался, так сказать, «окаменевшей столярной работой»6, хотя вопрос о связи классических орнаментальных форм с их конструктивными прототипами, торцами балок и т. п. остается дискуссионным. В дорическом ордере стыковка фризов на углах здания создавала трудности, которые решались с помощью искусных манипуляций с шириной триглифов и метоп. С другой стороны, в ионическом ордере были проблемы с капителями на углах, где на двух смежных фасадах нужно было умудриться как-то разместить волюты (смотрящие в разные стороны. —A3.), и это могло быть одной из тех причин, которые привели к появлению коринфской капители, не создававшей таких трудностей, поскольку она выглядела одинаково на все четыре стороны. Коринфский архитектурный стиль не был целиком новым
6 	Lawrence 1973 (I 95): 99; cp.: Coulton 1977 (I 51): 60—64, 130—131. О дорическом художественном оформлении в целом см.: Coulton 1974, 1975, 1979 (I 48, 49, 52); Winter 1976, 1978 (1 180, 181).


Классические города и святилища
247
ордером; другие его элементы оставались ионическими. Его изобретение приписывалось жившему в конце V в. до н. э. Каллимаху, которого называли кататексишхникоМ,ба (κατατηξίτεχνος, см.: Павсаний. 1.26.7. —А.З) — словом, которое намекает на то, что он развивал свой талант путем чрезмерного усложнения деталей. Коринфская капитель, впервые использованная, как известно, в далеких Бассах, еще и в IV в. до н. э. оставалась своего рода экспериментальным образцом, а окончательно вступила в свои права лишь во П в. н. э., при строительстве Олимпейона (храм Зевса Олимпийского в Афинах. — А.З). Что касается отдельных храмов, здесь мы вынуждены ограничиться лишь упоминанием некоторых, представляющих норму, а также одного или двух, которые от этой нормы отклоняются в каком-либо важном отношении. В качестве типичного примера полностью развившегося дорического храма начала V в. до н. э. можно назвать храм Афайи (местное божество, ассоциировавшееся с Артемидой) на Эгине. Это святилище было расширено и получило вполне типичную форму (рис. 12). Построенный из местного известняка, храм имел длинную целлу (л ат. cella — внутреннее святилище, часть греческого и римского храма, в которой находилось изображение божества. —А.З), разделенную двумя рядами колонн, с входным портиком на восточной стороне, состоявшим из двух колонн между боковыми стенами, и таким же портиком на задней стороне (здесь — без дверного проема); кроме того, цел- ла была окружена птероном — перестилем, или боковой колоннадой, — с шестью колоннами на узких сторонах и двенадцатью — на длинных (см.: Том иллюстраций к САН TV2: ил. 116). Подобный план, но большего масштаба, имел грандиозный храм Зевса в Олимпии, построенный в 460-х годах до н. э. (рис. 13).
Афинские постройки, включая Парфенон и Гефесгейон, будут рассмотрены позднее, в гл. 8с. Пока же отметим, что при создании некоторых великих дорических сооружений использовались элементы ионического ордера — для придания своеобразия и смягчения излишней суровости. Что касается самого ионического стиля, то в своем наиболее изысканном варианте он представлен в Эрехтейоне; реализованная здесь идея — разместить орнаментальный пояс вокруг верхушки стержня колонны — может представлять собой один из шагов в сторону создания коринфской капители.
Выдающаяся серия дорических храмов западного Средиземноморья представлена в Песгуме, Селинунте [КИДМIV: 893—896) и, прежде все-
6а Древнегреческо-английский словарь Лидделя—Скотта понимает слово «κατατηξι τεχνος» как «enfeebling his art», т. e. как «ослабивший, истребивший, исчерпавший собственное искусство», выводя это толкование из одного из значений глагола «κατατήκω»; из Другого оттенка того же глагола исходят авторы изд.: Чубова А.П., Конькова Г.И., Давыдова Л.И. Античные мастера', скульпторы и живописцы. А.: Искусство, 1986, переводя это слово как «плавильщик» (С. 135). В своем переводе Павсания С.П. Кондратьев предлагает совсем экзотический вариант — «вечно совершенствующийся художник» (см.: Павсаний. Описание Эллады /Пер. С.П. Кондратьева: В 2 т. М.: Ладомир, 1994. Т. I. С. 72). —А.З.


248
Глава 8b
а
b
Рис. 13. Храм Зевса в Олимпии, восточный фасад (а) и план (Ь).
(Публ. по: Coulton 1977 (I 51): рис. 45а, 46а.)
го, в Акраганте7. В последнем из названных городов, на его скалистых откосах с северной и южной сторон, были обнаружены остатки великолепных святилищ (КИДМ IV: 917—918, рис. 84). Большинство акра- гантских храмов относились к обычному типу, но с вариациями; однако Олимпейон, к строительству которого приступили в начале V в. до н. э., но который так никогда и не был закончен, помимо того, что он являлся единственным храмом рассматриваемого нами периода, способным поспорить размерами с колоссами архаического времени, был очень необычен и по форме, и по конструктивным особенностям. И внутренние опоры, и внешние колонны здесь были встроены в сплошные стены, а на особой балке между внешними колоннами были установлены теламо- ны — гиганты, помогавшие нести грандиозную нагрузку архитрава (рис. 14) (см.: Том иллюстраций к САН IV2: ил. 266).
7 	Тщательное исследование храмов Акраганта см. в изд.: De Waele 1980 (157); храмов Пестума — (I 58).


Классические города и святилища
249
а
Рис. 7 4. Храм Зевса Олимпийского в Акраганте, западный фасад (а) и план (Ь). (Публ. по: Coulton 1977 (I 51): рис. 28b, 29Ь.)
Среди западных построек конца V в. до н. э. особый интерес вызывает неоконченный храм в Сегесте. Относительно этого святилища возникает трудный вопрос: мог ли перистиль справа стоять сам по себе, без какой-либо внутренней структуры (перистиль — колоннада, обрамляющая двор храма, площадь и проч. — А.3); в любом случае, этот храм обнаруживает конструктивную независимость от перистиля. От предполагаемой целлы уцелело лишь несколько неясных следов8. Некоторые исследователи высказали догадку, что этим перистилем сегестийцы попросту создали красивую рамку для очень простого алтаря, который, возможно, был посвящен какому-то негреческому божеству — Сегесга являлась главным городом элимов, сицилийской общины, старательно воспри-
Burford 1961 (I 37).


250
Глава 8b
а
b
Рис. 15. Храм Аполлона Эпикурия в Бассах, план [а) и внутренний вид целлы (Ь). (Публ. по: Coulton 1977 (I 51): рис. 49, 50.)
нимавшей эллинскую культуру. Как бы то ни было, эта колоннада была создана в лучших традициях дорической архитектуры, с некоторыми усовершенствованиями и с добавлением фронтонов; в целом очень похоже на то, что внутренняя часть сооружения всё же была запланирована и даже было начато его строительство. Колонны не имели каннелюр, причем распорки для рычагов так и остались на некоторых блоках. На этом памятнике — а также на некоторых других — мы видим, как строился пе- риптерический храм (т. е. храм, окруженный колоннами. — А.З.) — от своих краев к центру.


Классические города и святилища
251
Рис. 7 6. Реставрированная коринфская капитель из храма Аполлона Эпикурия в Бассах. (Публ. по: Watschitzky O.JÖAI 37 (1948): 53, рис. 5.)
Главный архитектор Парфенона, Иктин, создал в Бассах, на величественном горном склоне в Аркадии, храм Аполлона (рис. 15), который, хотя на первый взгляд и выглядит традиционным сооружением дорического стиля, отличается рядом необычных черт: он ориентирован не по линии «восток—запад», как было принято, а по линии «север—юг». Внутри имелись два ряда ионических колонн с необычными капителями и базами, включенными в короткие стенки, с непрерывным скульптурным фризом сверху. Задняя часть целлы отделена от остальной части единственной колонной, установленной между двух самых южных боковых колонн, и имеет вход в виде дверного проема на южном конце восточной стороны, превращаясь, таким образом, в своего рода обособленное святилище. Необычная капитель (рис. 16), ныне утерянная и известная только по прорисовкам, принадлежала, как считается, одиночной центральной колонне, хотя нельзя исключать того, что расположенные по сторонам от нее колонны имели похожие капители. Основа этой капители — архитектурная деталь в форме перевернутого колокола; на ней — внутренние и внешние волюты, которые вырастают по всем четырем сторонам из кольца листьев аканфа. Это — прототип коринфской капители, своего рода ее экспериментальная форма.
По причинам, связанным с материальными издержками, лишь немногие святилища обзаводились крупными храмами. Более скромные места поклонений по-прежнему имели форму простой целлы с колонным портиком, примером чему служат так называемые сокровищницы либо с колоннами в антах (т. е. между выступающих боковых стен), либо в форме простиля, когда колонны стоят в ряд по всему торцу здания. При этом среди многочисленных святилищ, обнаруживаемых в каждом крупном городе, большинство вообще не имело никакого храма. Всё, что было нужно, — выделить участок под гиерон (Ιερόν, святилище, священная территория. — А.З.)9. Обычно это делалось с помощью установки простых ка¬
9 Bergquist 1967 (I 12) — для рассматриваемого периода книга не утратила своего значения; кроме того, см.: Tomlinson 1976 (I 169)


252
Глава 8b
менных межевых знаков, мет, с короткой надписью. Такие меты (οροί), найденные в большом числе и при значительном их разнообразии, являлись важной частью городского ландшафта. Святилище могло иметь сплошную стену, в которой мог быть устроен пропилон, то есть вход с колоннами. В каждом месте поклонения находился алтарь; им мог быть простой камень либо камень, украшенный каким-то орнаментом, иногда устанавливавшийся на помосте со ступеньками; величественные алтари, которые сами по себе являлись архитектурными шедеврами, принадлежат более позднему времени. Выделялась особая внутренняя зона, святая святых, со своим собственным входом и ограниченным доступом; остальная часть святилища была более доступна для посещения верующих. Некоторые святилища имели третью зону, находившуюся на определенном удалении и использовавшуюся для различных целей, например для атлетических состязаний, или даже подвергавшуюся сельскохозяйственной обработке. Своеобразный пример этого мы находим на юго-востоке Афин; он известен не по руинам, а по некоторым подробностям, указанным в одной надписи10. В этом святилище поклонялись Кодру — царю героической эпохи, а также паре древних божеств — Нелею и Василе. О храме ничего не сказано, но говорится об ΐκρια — деревянной трибуне, предназначавшейся, по всей видимости, для зрителей, созерцавших какую-то церемонию. Некий просторный участок сдавался какому-то арендатору, который выращивал на нем оливы — хороший источник доходов для поддержания культа; этот арендатор имел право брать воду и с более обширной водосборной зоны.
В более развитых в архитектурном смысле святилищах мы находим большое разнообразие составных элементов и планировки, зависевших от характера места и потребностей культа. Наиболее крупные святилища, особенно те, которые, принадлежа какому-то отдельному городу, претендовали при этом на общегреческое значение и принимали верующих и пожертвования с обширной территории, с течением времени приобретали сложную форму, которая не имела правильного плана. Такие крупные святилища могли включать любой из следующих элементов: дополнительный храм главного божества, множественные алтари, отражавшие сложность культа; места поклонения связанных с главным культом богов и героев, со своими алтарями или, иногда, храмами; помещения для официальных жрецов данного святилища; обеденные залы; кладовые; «сокровищницы» (небольшие, напоминающие храмы здания, обычно возводившиеся отдельными городами); а также стой разного назначения; всё это в изобилии уставлялось скульптурными памятниками и посвящениями самого разного рода. Если того требовал культ, могли быть добавлены театр и стадион. Олимпия имела большой пританей и необычный древний булевтерий, то есть, фактически, все элементы города — за исключением жилой зоны. Но даже это великое святилище оставалось в V в. до н. э. простым и имевшим свободную планировку архитектурным комплексом (рис. 17), с доминированием храмов — архаического Герейона (в
10 IG I3 84; Wycherley 1960 (1183).


Классические города и святилища
253
Мастерская
Фидия
Булевтерий
0 50 100м
1 i i .i i Illi Ι,.ι
Рис. 17. План святилища Зевса в Олимпии, V в. до н. э. (Публ. по: Herrmann 1972 (К 40): 158, рис. 111.)
О 20 40
60 80 100 м
СОКРОВИЩНИЦЫ
1 — коринфян
2 — афинян
3 — потидейцев
4 — беотийцев
5 — книдян
6 — сифнийцев
7 — сикионцев
Рис. Ί8. План святилища Аполлона в Дельфах, нач. V в. до н. э. (Публ. по: Bergquist 1967 (I 12): план 12.)


254
Глава 8b
котором почиталась не только Гера, но и Зевс) и великолепного нового храма Зевса. Красивые здания для атлетов и высокопоставленных посетителей появились литтть в последующие столетия. В Дельфах сопоставимый ансамбль памятников был организован иначе (рис. 18). Здесь храм стоял высоко на склоне горы, на особой террасе. Священная дорога шла зигзагообразно и подходила к восточному фасаду храма и к алтарю, а вдоль этого пути стояли сокровищницы и статуи. Выше были и другие памятники, а также театр и, еще выше, стадион.
Стоя играла важную роль в греческой жизни вообще и в архитектуре — в частности11. Уже в архаический период зодчие понимали, что колоннада — это не только полезное и декоративное дополнение к зданию, она важна еще и как элемент некоего открытого пространства — агоры, священного места, гимнасия и т. п., — обеспечивая крышей выделенную часть пространства, украшая ее и придавая ей ландшафтную завершенность. Архаические стой уже были на удивление хорошо развитыми и разнообразными по форме. И V в. до н. э. добавил в их отношении кое- что, но без особых кардинальных усовершенствований — эти усложнения также были оставлены эллинистическому периоду.
Стоя состояла из стены и колонного ряда; по бокам обычно находились также короткие стенки или же короткий ряд колонн; в некоторых случаях такая боковая стенка могла оставлять место для колонны впереди (перед своим торцом. — A3.), создавая эффект простиля (простиль — расположение колонн вдоль торца здания. — A3.); еще один вариант: боковые стенки могли иметь Г-образный вид, поворачиваясь навстречу друг другу вдоль лицевой стороны стой. Надстройка второго яруса — явление более позднего периода. Глубина стой могла быть самой разной. Когда появлялась необходимость во втором ряде колонн, во внутренний ряд легко можно было поставить ионические колонны, создав таким образом контраст с внешними дорическими. Стой с боковыми крыльями обнаруживаются уже в архаический период. В святилище на Делосе мы имеем также пример L-образной стой, а это позволяет предположить существование и П-образной стой; для времени начиная с IV в. до н. э. открыты и более сложные прямоугольные компоновки, которые были особенно характерны для агоры ионического типа. Самым действенным способом создать совершенный и эффектный архитектурный проект было выдвинуть вперед секции на каждом из концов стой и дать им фасады как у храма. Наиболее ранний и лучший образец — Стоя Зевса в Афинах конца V в. до н. э. (рис. 29). Потом появилось несколько ее повторений; большей частью стоя оставалась простым базовым типом. Скульптурные украшения вообще использовались очень скупо, но иногда мы находим красивые акротерии на крыше (акротерий — скульптурное украшение в виде пальметты или статуи; чаще всего устанавливалось над углами фронтона. —A3). С другой стороны, стой часто служили сво¬
11 	Помимо книги Coulton 1976 (I 50), специально посвященной стое, обратите внимание на изд.: Martin 1951 (I 105): 449—502.


Классические города и святилища
2 55
его рода огранкой и фоном для замечательных отдельно стоящих статуй. Стены некоторых стой раскрашивались живописью.
Иногда колоннада воздвигалась по обеим сторонам от срединной стены, создавая эффект двух стой, примкнувших друг к другу задними стенками. За колоннадой размещались гораздо более простые комнаты, служившие рабочими помещениями и обеденными залами для должностных лиц или же лавками. У греков стоя использовалась во всех сферах политической, религиозной и социальной жизни; при этом в разное время одна и та же стоя могла служить различным задачам. Когда по политическим или религиозным поводам, включая театральные представления, собирались большие массы народа, основное действо разворачивалось на открытом пространстве, а примыкающая к этому пространству стоя использовалась так, как того требовала данная ситуация. Но, если стоя оказывалась достаточно просторной, она сама могла использоваться как постоянное место собраний, например для заседаний суда или совета. Сиденья иногда пристраивались вдоль основания стен, дополнительно могли устанавливаться деревянные скамьи. Но даже и те стой, которые служили таким возвышенным целям, в промежутках между заседаниями использовались как лесхи (л е с х а — место для встреч. — А .3.) для неофициальных общественных нужд, для посиделок, прогулок и бесед. А если собеседником был какой-нибудь Зенон, из таких разговоров могла зародиться целая философская школа. Некоторые чудаки имели стою в качестве своего более или менее постоянного местопребывания. Диоген Киник, если верить его тезке (VI.2.22), любил говаривать, указывая на Стою Зевса: «Афиняне сами побеспокоились о моем жилище».
В предыдущем изложении слово «стоя» использовалось для обозначения обособленной, отдельно стоящей колоннады. Это — его обычное значение у древних авторов, и, наверное, лучше было бы и нам ограничиться этим смыслом. Но данный термин иногда применяется к колоннаде, пристроенной к какому-то более значительному сооружению. Принимая во внимание широкое значение этого слова, мы могли бы обоснованно сказать, что греческая архитектура носит ярко выраженный «стоический» характер, однако последнее определение было присвоено теми, кто основал свою философскую школу в самой знаменитой из всех стой.
Греческие архитекторы не обладали технологиями, которые могли бы позволить создавать крытые залы для очень больших собраний. Зодчие Эллады были способны лишь расширить принцип стой с двумя или тремя крыльями, установив несколько рядов колонн один за другим, что мешало свободному движению и закрывало обзор. Телестерий, место посвящения в элевсинские таинства, неоднократно расширявшийся в VI и V вв. до н. э., был зданием именно этого типа, так же как и Одеон Перикла (рис. 19). Самым же оригинальным и удачным образцом являлся Ферсилий в Мегалополисе в Аркадии, в котором одновременно могло собираться до 10 тыс. чел., но достроен он был только после 371 г. до н. э. Со временем театр начал использоваться не только для праздничных, но и Для политических собраний. Греки рассматриваемой эпохи не имели


256
Глава 8b
С
О 40м
Рис. 19. Афины, театр Диониса и Одеон, кон. V в. до н. э. (По: Travlos 1971 (I 171): 389, 540.)
ничего подобного базилике (базилика — в греческой и римской архитектуре крупная прямоугольная постройка, обычно с несколькими продольными рядами колонн внутри; часто использовалась как место суда. — А.З.). Судебные заседания проходили в стоях и в других зданиях, не предназначавшихся специально для этого, либо на отгороженных площадках без крыши. Совет из нескольких сот человек мог собираться в любой просторной стое, но настоящий булевтерий (т. е. место, специально построенное для совещаний) появился путем размещения небольшой похожей на театр конструкции внутри прямоугольного зала, где достаточно было поставить четыре или пять подпорок для крыши. Этот тип здания мы находим уже в V в. до н. э. в Афинах (рис. 27). Полное развитие он получил только в эллинистический период12.
Театр эпохи Софокла и даже Еврипида еще не был архитектурным шедевром; в это время он оставался всего-навсего площадкой, приспособленной для представлений (рис. 19)13. В конструктивном отношении театр состоял из трех частей: орхестры, то есть «места для плясок» — ровной круглой площадки, на которой разворачивалось само действо; собственно театрона, то есть «места для зрелищ», каковым обычно служил какой-нибудь подходящий по форме прилегающий склон; и, напротив театрона, по ту сторону от орхестры, скены, каковое название, означающее «шатер» или «навес», указывает на ее изначальную простоту. Все три эле-
12 McDonald 1943 (1 100).
13 Hammond 1972 (173); cp.: Taplin 1977 (1162): приложения В и С. Полемичный взгляд на проблему см. в изд.: Anti 1947 (I 2); Anti and Polacco 1969 (I 3).


Классические города и святилища
2 57
мента даже и на исходе 5-го столетия сохраняли до некоторой степени свою зачаточную и импровизированную форму, и только в IV в. до н. э. приобрели по-настоящему монументальный характер и соединились в эффектное архитектурное целое. В 5-м столетии орхестра оставалась грунтовой — каменное покрытие появилось много позже; на склоне, где рассаживались зрители, устраивалась деревянная трибуна (ικρια) в виде скамей на подпорках, хотя в это же время начинают появляться каменные сиденья; также и скена представляла собой простую и легко приспосабливаемую для соответствующих нужд конструкцию, в основном деревянную. Кроме того, мог сооружаться невысокий деревянный помост, на который поднимались актеры, когда этого требовало развитие драмы, но он совсем не был похож на позднейший проскений — высокую сложенную из камня конструкцию. Исследования в театре Диониса в Афинах14, возобновленные в последние годы, привели греческих археологов к выводу, что первая массивная каменная скена была воздвигнута здесь не ранее IV в. до н. э., в одно время с более поздним храмом Диониса, огромной пристройкой какового святилища и был театр. Следует прямо признать, что история театра во всех его аспектах переполнена сомнениями и проблемами; в особенности же, при постоянно появляющихся вариантах очень подробных реконструкций, чрезвычайно трудно разглядеть форму театра на его ранних стадиях. На данный момент можно лишь попытаться определить его место в общей планировке города. Но даже и не развитый в архитектурном отношении, но при этом большой, удачно расположенный, искусно приспособленный к приему многотысячной публики театр должен был составлять одну из самых впечатляющих характеристик города.
Словом театрон называли любое место, с которого народ мог наблюдать спектакль. Стадион относился к тому же типу, но был его значительно более вытянутой версией, так что атлеты могли бежать целый стадий по одной линии; стадион еще медленнее театра достиг своей полностью развившейся формы. В конечном своем варианте большой стадион в Олимпии состоял из простых насыпей с каменными сиденьями лишь для небольшого количества зрителей. В IV в. до н. э. в Афинах стадион был реконструирован Ликургом, но трудно представить, что даже он мог устроить трибуны, по своим масштабам сопоставимые с теми, которые позднее соорудил здесь Герод Аттик.
Стадион, имевший столь большую длину, обычно размещался — наряду с некрополями — в пригороде или вообще в отдалении от города. Так обстояло дело и с гимнасиями, которые изначально представляли собой просторные площадки для атлетических и военных тренировок, лишь с течением времени начавшие выполнять и более академические задачи. Гимнасий обычно относился к святилищу какого-нибудь местного божества или героя и имел алтари Гермеса и других подходящих богов. В большинстве случаев гимнасий обзаводился стоей, простой купальней и па¬
14 Kalligas 1963 (186); Travlos 1971 (1 171): 537-539.


258
Глава 8b
лестрой, то есть площадкой для борьбы. Два последних элемента могли функционировать также и сами по себе — известно, например, что в Афинах в конце V в. до н. э. было много палестр, в которых софисты и прочие учителя мудрости наравне с атлетами собирали своих учеников. В следующем столетии мы находим гимнасические постройки в форме площадок с красивыми колоннадами и с прилегающими помещениями; простейший вариант такой планировки мог существовать и ранее.
Согласно Аристотелю, стены должны не только оборонять город, но и служить его украшению [Политика. УП.10.8). Конечно же невозможно было разделить эти две вещи — красоту и силу. Впечатляющие оборонительные сооружения давали завершение всему архитектурному образу города и одновременно устрашали потенциальных врагов, так как на тех, кто хорошо подготовлен, вообще стараются не нападать.
К V в. до н. э. почти все города уже обладали какими-то наружными укреплениями, которые уже не ограничивались одним только акрополем (твердыней или опорным пунктом). Старый акрополь мог по-прежнему входить в систему обороны, как ее внутренняя линия либо как бастион. Впрочем, это не было непреложным условием, и новые города могли не иметь отчетливо выраженного акрополя; но в таком случае для усиления фортификационной системы и в превентивных целях — чтобы не допустить захвата врагами самой этой высоты — в систему укреплений включалась господствующая высота. В некоторых местах акрополь был просто «верхним городом», без специально укрепленной цитадели. Отдаленные оборонительные рубежи иногда устраивались в виде пограничных укрепленных пунктов, наблюдательных башен или заградительных стен.
Возведение крепостных стен — самое большое и трудное дело строительного характера, которое должен был предпринять город. В Афинах и других городах существовала особая, отвечавшая за это дело коллегия — τειχοποιοι (букв.: «строители стен». — A3.)15. Для этих целей специально назначались архитекторы, а исполнение самой работы поручалось большому количеству подрядчиков — по отдельным участкам. После того как стены оказывались воздвигнуты, их нужно было поддерживать в надлежащем состоянии и ремонтировать, а также время от времени вносить усовершенствования, дабы не отстать от развития осадных и штурмовых приемов. Данный процесс энергично развивался в 4-м столетии, а своего пика достиг в эпоху эллинизма.
Здесь, как и в других сферах, греческие архитекторы с радостью позволяли природе работать на них, и при планировке линии обороны изо всех сил старались использовать предоставляемые природой возможности. Поэтому иногда под защитой оказывались обширные зоны, не годившиеся ни для проживания, ни для публичных целей. Система фортификации оставалась в V в. до н. э. простой, с башнями, куртинами между ними и укрепленными воротами. Главные городские ворота делались «двувратными», διπυλα, с внутренним и внешним входами, небольшим двором между ними и башнями по углам. Сложные внешние укрепления
15 Самую интересную информацию дают надписи; см.: Maier 1959 (1 101).


Классические города и святилища
259
не применялись в то время. Тщательно продуманные оборонительные сооружения на восточном конце стены в Сиракузах и подобные же устройства на северном в Селинунте, ранее приписывавшиеся Дионисию Сиракузскому, ныне датируются еще более поздним временем16.
Красивые крепостные стены, целиком сложенные из хорошо обтесанного и подогнанного камня, были редкостью. Чаще внутри стены находился рваный камень (рваный, или бутовый, камень — это натуральный строительный материал, отличающийся колотой фактурой; получается в результате скалывания больших кусков камня от обрабатываемой детали. —A3.), скрепленный глиняным раствором. Общая ширина, при средних трех метрах, могла значительно варьироваться как в ту, так и в другую сторону. Необожженный кирпич по-прежнему часто использовался при возведении верхних частей городских стен; этого вполне хватало при условии, что каменный цоколь был достаточно высок, чтобы предотвратить разрушение стены врагом с помощью обычных кайл и ломов.
Стиль каменной кладки разнится и не является точным датировоч- ным критерием. Полигональная кладка по-прежнему встречалась в V в. до н. э. Камень грубой формы (речь не идет о буте, т. е. о рваном камне, в середине стены) указывает не на раннюю дату конкретной стены, а, скорее, на то, что она не имела особого фортификационного значения либо возводилась в спешке. Кладка из тесаного (штучного) камня, с совершенно прямыми углами и хорошо обработанной ровной поверхностью на лицевой стороне, не вполне подходила для оборонительных укреплений. Предпочтением пользовался стиль, который при общей элегантности создавал ощущение неприступной мощи — так называемая «трапецие- дальная» кладка; в ней верхние и нижние кромки больших блоков были горизонтальными, а левые и правые значительно отклонялись от вертикальной линии, создавая эффект чего-то среднего между полигональной и тесаной кладкой. Лицевая поверхность блоков обычно являлась либо «рустованной», то есть сохранявшей несколько грубый, неотесанный вид (хотя к форме камня строители относились с большим вниманием), либо украшенной простыми желобками и бороздками. Мы можем констатировать также, что в некоторых стенах верхняя часть сложена более аккуратно, чем цоколь.
Эти мощные стены кажутся местами естественным продолжением скалы, на которой они стоят; в некоторых случаях они — единственное прямое видимое доказательство, что здесь когда-то находился город.
Нет другой такой области в рамках нашего сюжета, в которой бы доступный материал в течение последнего полувека прирос так значительно, как в сфере изучения жилищ классических греков. Самый замечательный пример — раскопки 1930-х годов в Олинфе, в ходе которых была обследована большая часть поселения, включая многочисленные жилые районы, где очень хорошо сохранились планы отдельных домов (рис. 20). Помимо того, что эти данные подтвердили строго прямоугольный харак-
Lawrence 1946 (I 94) и 1979 (I 96): указатель.
16


260
Глава 8b
0 10 20 30 Μ
1  I I I
Puc. 20. Дома в Олинфе, IV в. до н. э. (Публ. по: Robinson et al. 1929— 1946 (I 141) УШ (1938): ил. 94.)
тер уличной сетки, мы вполне обоснованно можем рассматривать эти здания в качестве довольно типичных жилищ более или менее зажиточных греческих граждан данной эпохи: каждое имеет площадь около 18 кв. метров и построено вокруг небольшого внутреннего двора, обычно располагавшегося в южной части участка. Дом мог иметь простую колоннаду с одной или нескольких сторон, но такие простейшие портики невозможно сравнивать с монументальными перистилями эллинистического Делоса. Входной портик вел во двор. Колоннада на северной стороне двора зачастую вытягивалась на всю ширину дома, образуя то, что у греков называлось словом παστάς (наружная колоннада, открытая веранда. —А.З.), на которую выходили главные комнаты. Несмотря на строгую прямолинейность общего плана, расположение комнат в отдельных домах бесконечно варьировалось. Основным помещением был мужской зал, или ανδρών, который иногда можно идентифицировать по его планировке, выкрашенному штукатуркой полу и лепному бордюру — большинство полов были глинобитными. Хотя свидетельств мало, мы можем предположить, что большинство жилищ имели второй этаж. Нижнюю часть стен складывали из камня, остальную — из необожженного кирпича; и конечно же верхний этаж, крышу и опоры делали из дерева; терракота шла на черепицу.
Надежные свидетельства, полученные благодаря раскопкам в Олинфе, теперь дополняются более обрывочным материалом из других археологических памятников, особенно из самих Афин, главным образом с окраин района Агоры, а также из отдельных мест в Аттике. Афинские дома, конечно, не были одинаковы по размеру; кроме того, они имели, как правило, несимметричную планировку, поскольку афинские улицы были чрезвычайно извилисты; но, с точки зрения метода постройки и общих характеристик, они весьма напоминают дома в Олинфе.


Классические города и святилища
261
В Афинах, как и, вне всякого сомнения, в других городах, существовали и более простые жилища, состоявшие всего из двух или трех состыкованных помещений. На другом конце шкалы — дом богача Каллия, который, судя по всему, красотой и удобством превосходил всё, что мы можем представить по сохранившимся руинам; как видно из платоновского «Протагора» (см.: 314е—315а. — А.З.), в портиках во внутреннем дворе дома Каллия собирались для бесед софисты.
Старое мнение о том, что строители Парфенона сами пребывали в мерзости запустения, теперь отвергнуто. Фукидид (П.65.2) говорит, что некоторые афиняне имели в сельской местности прекрасные усадьбы с дорогой меблировкой. Недавно были раскопаны два крепких сельских дома, один — между горами Эгалей и Парнет, чуть к северо-западу, другой — в Вари в южной Аттике (рис. 21)17. Первый датируется концом V, второй — IV в. до н. э. Это прочные прямоугольные сооружения, планировка которых не зависела от причудливых изгибов городских улиц. Они, естественно, просторнее большинства городских домов, но здесь нет и намека на архитектурную роскошь. Общая планировка нам уже знакома: южная часть занята внутренним двором увеличенных размеров, северная — основными помещениями, выходящими на двор через портик-веранду.
Этот общий тип жилища мог быть приспособлен к разным задачам и, соответственно, использоваться как постоялый двор, школа или мастерская. Пританей был, собственно говоря, большим домом с обеденным залом для должностных лиц и со священной комнатой Гестии — богини домашнего очага18. То есть и пританей не был зданием, специально спроектированным для особых целей. Теперь в нашем распоряжении есть хороший пример ремесленных кварталов, раскопанных в Форике и других местах южной Аттики, известной серебряными рудниками19, и всё это — помимо домов резчиков по мрамору и бронзолитейщиков на афинских улицах, ведущих от Агоры.
Лучшие дома конца V в. до н. э. не были лишены определенного архитектурного почерка, но заметить его можно было в основном в интерьере. Сторона, выходившая на улицу, была незамысловата и никак не украшена, в лучшем случае здесь был входной портик. Обычные улицы Афин (рис. 22) как и, несомненно, многих других старых городов Греции, отличались пресловутой узостью, убожеством и грязью. Улицы были грунтовые, но могли укрепляться гравием. Брусчатая отмостка применялась литиь на отдельных участках и для особых целей. Дренаж и канализация были примитивны; правильно сложенный и эффективный каменный водосток, в который попадали все стоки района Агоры в Афинах и по которому они затем сбрасывались в речку Эридан, был исключением20.
17 Jones et al 1962 (184) и 1973 (183).
18 Miller 1978 (1113).
19 Mussche et al 1963- (1 117) и 1974 (1 116); cp.: Jones 1975 (182).
20 Thompson and Wycherley 1972 (1 166): 194-197.


262
Глава 8b
а
b
Рис. 2 7. Аттические сельские усадьбы в реконструкции Дж.-Е. Джоунса: [а) дом рядом со стеной Демы; (Ь) дом в Вари. (Публ. по: ААА 7 (1974): 311, рис. 5; ср.: Jones 1975 (182);Jones et al. 1962 и 1973 (184, 83).)


Классические города и святилища
263
О 25м
Рис. 22. Дома к западу от Ареопага в Афинах. (Публ. по: Boersma 1970 (I 23): 253.)
Воду для питья и бытовых нужд брали в основном из колодцев и цистерн, обычно имевших форму бутыли, куда собиралась дождевая вода. В общественных местах устраивались особые павильоны, где текла струя свежей воды и был устроен небольшой резервуар; такие фонтанные павильоны иногда украшались и защищались портиком (Том иллюстраций к САН IV2: ил. 195);21 вода сюда поступала обычно прямо из ключа либо из расположенных поблизости источников, реже — по длинным трубопроводам, не столь впечатляющим, как [римские] акведуки.
Наконец, мы должны рассмотреть искусство планирования городов. Хотя теперь нам известно, что истоками оно уходит в далекую архаическую эпоху, причем территориально — в западные города не в меньшей степени, чем в ионийские, по-прежнему не вызывает сомнений, что в его развитии совершенно особую роль сыграл город Милет, а в особенности — архитектор Гипподам. В самом Милете следы прямоугольной планировки обнаружены в городе доперсидского времени. О Гипподаме в источниках сообщается больше, чем о любом другом греческом архитекторе, — это была сильная личность с достойными внимания взглядами как на политику, так и на архитектуру; и всё же мы не можем точно определить его вклад в πολεοδομική (новогреческое слово, означающее искусство градостроения. —А.З.). Аристотелевское утверждение (Политика. П.5 1267Ь22—23) насчет того, что Гипподам «изобрел разделение [διαίρεσες] городов», в буквальном смысле не верно. Более выразительно другое слово, применявшееся для обозначения того, чем он занимался, — νέμεσις, «назначение, распределение». Можно, видимо, предположить, что этот архитектор улучшил методологию планирования и принцип приспособления города к окружающему ландшафту, а также методологию определения мест для различных элементов города. Ориентация, размер жилых кварталов, ширина улиц и т. п. также, видимо, принимались Гипподамом
21 	Б. Данкли дает классификацию типов в изд.: BSA 36 (1935—1936): 142—204; ср.: Wycherley 1962 (1184): 198—209; Thompson and Wycherley 1972 (1 166): 197—203.


264
Глава 8b
в расчет; но, самое главное, город должен был обладать качеством космоса (κόσμος, «порядок, упорядоченный мир». —A3.), что делало его местом, пригодным для жизни, и что, в глазах эллинов, украшало его.
Гипподам ассоциируется с четырьмя городами, которые важны с точки зрения рассматриваемого нами сюжета: с Милетом, Пиреем, Фуриями и Родосом. Нет никакой необходимости вычеркивать из этого списка Родос на основании аргумента о слишком преклонном возрасте [, в котором Гипподам там работал]; люди в 80 лет могут совершать великие дела в самых разных областях. Можно предполагать, что родился он в начале V в. до н. э. и что в молодые годы наблюдал возрождение Милета; не вызывает сомнений, что в своей работе он побуждался и воодушевлялся таким подходом, который привел к появлению плана, рассчитанного на рост великого города, со значительным запасом для всех его элементов, в особенности же для Агоры, даже если для полной реализации этого проекта требовались не десятилетия, а целые столетия. «Он разбил Пирей», — пишет Аристотель, подразумевая, видимо, то, что Гипподам разработал план всего полуострова. По всей видимости, эту работу он проделал в 450-х годах до н. э., когда ему перевалило за тридцать, и было это при Перикле. Агора в Пирее была названа в честь архитектора — Гиппо- дамия. Свидетельства о планировке этого портового города чрезвычайно отрывочны; здесь есть следы прямоугольных улиц, но в целом в замысловатой планировке данного места нет единой ориентации22. В 443 г. до н. э. Гипподам отправился в Италию вместе с колонистами, основавшими Фурии, и, хотя об этом нигде не говорится, было бы естественно допустить, что он принял активное участие в разработке плана нового города. Диодор рассказывает (ХП.10), что в Фуриях три улицы шли в одном направлении, а пересекали их четыре другие улицы; скорее всего, всё это — главные улицы, между которыми имелись второстепенные.
Перед тем как перейти к Родосу, окинем взглядом Олинф — город в северной Греции, который во второй половине V в. до н. э. очень сильно расширился. Старый город, что на южной возвышенности, не имел регулярной застройки; две его улицы сходились у северной верхушки холма, а другие — пересекали их. Новый город раскинулся севернее, на гораздо более просторном плато, и, кроме того, имел продолжение в расположенной восточнее низине. Прямоугольный план нового города представляет собой полнейшее упорядочивание той естественно сложившейся структуры, которую мы наблюдаем на южном холме. Длинные «проспекты» вытянулись с севера на юг, из которых один расширился за счет прилегающих домов. Затем многочисленные поперечные улицы расчленили всю зону на удлиненные жилые кварталы, в каждом из которых было по десять домов, разделенных очень узкими аллеями на два ряда: по пять домов в каждом. Аллеи, вероятно, служили только для дренажа.
22 	Judeich 1931 (I 85): 430—456; Wycherley 1976 (I 129, под словом «Peiraeus») и 1978 (I 187): 261-266.


Классические города и святилища
265
❖
А
О
£ ЗАПАДНАЯ ГАВАНЬ
О
л*
4? ГАВАНЬ?
❖
МАЛАЯ ГАВАНЬ
БОЛЬШАЯ ГАВАНЬ
О 500 1000 м
Рис. 23. План Родоса классического времени. (Публ. по: Constantino- poulos G. AAA I (1970): 55, рис. I.)
Высшая точка градостроительного искусства представлена Родосом. В 408 г. до н. э. три древних города этого острова решили основать союзную столицу. Для этих целей они располагали превосходным, заманчивым для любого архитектора местом, находившимся на полуострове на северной оконечности Родоса (рис. 23). «Город был построен, — пишет Страбон, — тем же архитектором, который строил Пирей» (XIV.2.9); и это, судя по всему, означает, что к разработке генеральной схемы города родосцы привлекли авторитетного Гипподама23. Хотя остатки самого античного города очень фрагментарны, генеральный план был в значитель¬
23 	Отказываясь от мнения, высказанного на с. 17 моей работы 1962 г. (I 184), здесь я исхожу из доводов, изложенных в моей другой, более поздней, работе 1964 г. (I 185): согласно им, Родос нужно отдать Гипподаму; Bums 1976 (I 41) — автор, представивший очень хороший разбор работ Гипподама, соглашается с этими доводами, как и автор работы: McCredie 1971 (I 99). Более полную библиографию, особенно указания на работы Дж.-Р. Кондиса и Г. Консгантинопулоса, см. в изд.: 1 129: 758.


266
Глава 8b
ной части восстановлен благодаря тому, что данные, полученные от изучения этих античных руин, дополняются результатами исследования средневековых стен и улиц, а также благодаря данным аэрофотосъемки. Ко всему полуострову (на котором располагается город. — А.3.) была применена единая комплексная планировка улиц, и раскопки, хотя они и имели ограниченный характер, показали, что со временем некоторые улицы были расширены. Агора располагалась, видимо, близ основной гавани, центральной из тех трех, что находятся на восточной стороне города — там, где был обнаружен фундамент храма Афродиты. От этой точки план постепенно разрастался на запад и на юго-запад, создавая эффект театра, пока не достиг крайней точки плато на западной стороне полуострова. Стадион — вместе с расположенным поблизости гимна- сием — был удачно размещен на восточном откосе этого холма; театр, скорее всего, располагался в той же зоне, хотя археологи нашли здесь лишь небольшой одеон римского типа. Храмы стояли на гребне горы, величественно возвышаясь над городом. Наконец, всё это великолепие окружала внушительная стена, разрозненные участки фундамента которой были открыты в разных местах. Стена эта, как обычно в распланированных греческих городах, имела контур, привязанный не к прямоугольной сетке улиц, а к ландшафтным особенностям местности. В этом отношении античная стена очень контрастирует с фортификационной системой рыцарей-иоаннитов (госпитальеров), которая на всем своем протяжении следует за линией античных улиц.
Нет оснований сомневаться в том, что базовый план, в соответствии с которым развернулось это грандиозное строительство, восходит к Гиппо- даму. Хотя сохранившиеся руины относятся к позднейшим временам, маловероятно, что существовало два последовательных плана и что от первоначального в какой-то момент отказались, полностью заменив его другим.
Мы до сих пор слишком мало знаем градостроительное искусство V в. до н. э., чтобы говорить о нем языком общих принципов. Прямоугольная сетка улиц была обычным делом, однако всегда оставалось место свободному толкованию и изобретательности при применении такой планировки к конкретному месту. Гипподам — по-прежнему ускользающая от нас фигура. Наверное, мы отдадим ему должное, если назовем его чрезвычайно одаренным человеком. Он был способен четко определить возможности каждого места, он задал направление и сделал первые шаги на пути создания самого красивого города мира (Страбон. XIV.2.5. Р. 652).


Глава 8с
Р.-Э. Уичерли
ПЕРЕСТРОЙКА В АФИНАХ И В АТТИКЕ
Когда персы отступили, афиняне, вернувшись в свой город, обнаружили его лежащим в руинах. Процесс восстановления и нового строительства, занявший оставшуюся часть 5-го столетия, распадается на три фазы, хотя выделить их с абсолютной четкостью невозможно (рис. 24). В первые годы главная забота была связана с восстановлением жилищ и системы обороны. Тогда приводились в исправное состояние многочисленные святилища и общественные здания, что же касается крупных храмов, их возведение пришлось отложить. Было сооружено несколько важных, но скромных по размерам публичных зданий, в частности Толос и Расписной портик (Стоя Пойкиле). Вне зависимости от того, признаём ли мы достоверность «Платейской клятвы» (см.: КИДМIV: 505, 719), которой, согласно нашим источникам, эллины обязались не восстанавливать разрушенные персами святилища, мир с Персией (440 г. до н. э.), как кажется, открыл новую, гораздо более амбициозную фазу храмового строительства в Афинах, включавшую и грандиозную программу Перикла. Уже в 440-х годах до н. э. обнаруживаются признаки того, что афиняне затеяли нечто большее, чем могли позволить их собственные средства; в следующее десятилетие, в связи с неотвратимым приближением войны, трудности усилились. Тем не менее, даже после начала боевых действий в 431 г. до н. э. строительный запал полностью не иссяк, и архитектурные достижения беспокойных десятилетий конца V в. до н. э. — хотя достижения эти и нельзя сравнивать с Парфеноном — были разнообразны и существенны. Все эти строительные работы невозможно отнести только ко времени хрупкого мира после 421 г. до н. э., пусть даже оно, несомненно, давало шанс на восстановление строительной активности и на завершение неоконченных работ. Одной из очевидных проблем в годы вторжений или оккупации Аттики должна была быть транспортировка камня из карьеров.
Большей частью мы можем лишь обозначить общие исторические условия, в которых осуществлялись эти строительные работы. Даже в Афинах точные даты и конкретные обстоятельства зачастую трудно уста-


268
Глава 8с
О 500 м
Рис. 24. Афины в кон. V в. до н. э. (Публ. по: Boersma 1970 (I 23):
план VI.)
новить, так что они остаются открытыми для полемики и пересмотра1. Большинство выдающихся личностей 5-го столетия были так или иначе связаны со строительной деятельностью. Но когда то или иное лицо упоминается в данной связи, не всегда ясно, какую именно роль оно в этом играло. Человек мог быть вдохновителем и общим руководителем проекта, как, несомненно, было в случае с Периклом; он мог внести предложение в Народное собрание, действуя иногда от имени какого-то более влиятельного государственного деятеля, мог участвовать в строительстве своими личными средствами. Масса других людей вовлекалась в строительные программы через комиссии и контракты, а также в качестве членов Совета и участников собраний всего народа.
После 479 г. до н. э. афиняне могли построить совершенно новый город, например на месте Пирея. Именно к этому, вероятно, склонялся Фе- мистокл. «Пирей, с его точки зрения, был важнее верхнего города», — пишет Фукидид (1.93.7). Но вместо этого они восстановили древний город
1 	По этому поводу см. специально: Boersma 1970 (123). Даже захват города персами не является ясной и признанной всеми разграничительной линией в истории афинского строительства и архитектуры, как кто-то, может быть, думает.


Перестройка в Афинах и в Аттике
269
без каких-либо радикальных изменений в его характере. В конечном итоге они, продолжая развивать Пирей в качестве портового города, превратили его в полноценный дубликат αστυ (главного города), спланированный в соответствии с современной Гипподамовой моделью.
Первостепенной заботой конечно же должно было быть восстановление крыш над головами. Мы уже приводили примеры построенных афинянами жилищ. Улицы старого города остались — с немногими особыми исключениями — узкими и кривыми. Согласно подсчетам Травлоса, внутри главных городских стен тогда могло быть около 6 тыс. домов2.
Реконструкция оборонительной системы также не терпела отлагательства. Фукидид описывает, как афиняне, в страхе перед лакедемонянами и ослушавшись их, с большой поспешностью принялись восстанавливать свои стены, как афиняне вкладывали в стену могильные плиты и всякий прочий подручный материал. Несмотря на это, стены оказались довольно прочными, построены они были в описанной выше технике, с необожженными кирпичами на каменном цоколе. «Перибол (окружность, окаймляющая стена. — А.З.) был расширен во всех направлениях», — пишет Фукидид (1.93.2); это предполагает существование какой-то ранней внешней стены, но, за неимением соответствующих археологических остатков, вопрос о ее существовании остается открытым. Напротив, контур Фемистокловой стены ныне может быть прослежен с большой точностью. Она окружала значительную площадь со всех сторон Акрополя, охватывая некоторые отдаленные общины или предместья. Имелось более дюжины ворот; именно в это время получил свою характерную форму основной вход — большие Дипилонские (т. е. Двойные) ворота на северо-западе. Некоторые другие важные въезды в город походили на них, но были проще. Возведение пирейских укреплений, начатое Фемисгоклом еще раньше, продолжалось без такой спешки; хотя Фукидид и говорит, что данная стена имела на всем протяжении каменную кладку, скудные остатки показывают, что это верно лишь для некоторых участков. Наконец, к середине столетия два контура (стены вокруг Афин и стены вокруг Пирея. — А.З.) были соединены, превратившись в грандиозную оборонительную систему, известную как Длинные стены (рис. 25). Сначала были построены два прямых участка, один из которых шел от города в направлении запад—юг—запад к Пирею, другой — прямо на юг к Фалеру. Третий участок, практически параллельный первому, был добавлен позднее.
Что происходило на Акрополе на этой ранней фазе — неясно. Распространено мнение, что на месте разрушенного большого архаического храма Афины была затеяна какая-то небольшая временная святыня — целла либо сокровищница; никаких работ по полномасштабному восстановлению не велось вплоть до конца века. На участке, расположенном южнее [архаического храма Афины], там, где позднее предстояло встать Парфе-
2 	Travlos 1960 (I 170): 72. О протяженности стен см.: Там же: 47—48 и 1971 (I 171): 158-161. О новых участках стен, постоянно открываемых в ходе раскопок, см. ежегодные °тчеты в Arch. Delt.


270
Глава 8с
0 км 5
Рис. 25. Афины, Пирей и Длинные стены. (Публ. по: Boersma 1970
(I 23): 157.)
нону, работы по возведению крупного дорического храма были грубо прерваны персами и, по всей видимости, в широких масштабах не возобновлялись вплоть до середины столетия3. Архитектурные детали храмов, серьезно поврежденных персами, при реконструкции северной стены Акрополя были вделаны в нее таким образом, чтобы служить своего рода напоминанием о вражеском нашествии и разрушениях. Примерно с 460 г. до н. э. над западным участком холма стала возвышаться колоссальная бронзовая Афина Промахос (Воительница) работы Фидия.
На строительной площадке самого большого афинского храма, Олим- пейона, расположенного к юго-востоку [от Акрополя], работы были заморожены после падения тиранов, отчасти из-за того, что сам проект ассоциировался с их ненавистными именами, отчасти же, как можно думать, он был чересчур грандиозным с точки зрения тех возможностей, которыми располагал город. Огромные барабаны колонн, предназначавшиеся для этого храма, были вмонтированы в Фемистоклову городскую стену, проходившую рядом со строительной площадкой. Культ продолжал конечно же отправляться, и следует предположить наличие здесь какой-то временной конструкции; должно было пройти несколько столетий, преж¬
3 	Carpenter 1970 (I 42) — автор этой работы относит строительную фазу ко времени Кимона. Bundgaard 1976 (I 36): гл. 8 — здесь предшественником Периклова Парфенона называется храм, строившийся после персов. Ни одна из этих идей не получила большой поддержки. Ср. также: Knell 1979 (I 90): 6—11.


Перестройка в Афинах и в Аттике
271
де чем на этом месте было возобновлено и, наконец, закончено масштабное строительство под царским, а затем под императорским попечительством (имеются в виду царь из династии Селевкидов Антиох IV Эпифан, П в. до н. э., и император Адриан, П в. н. э., при котором этот величественный храм был достроен. — A3).
На Агоре алтарь Двенадцати богов [КИДМIV: 350, 359) оставался средоточием религиозной жизни, но он был перестроен и получил новую красивую форму лишь ближе к концу столетия. Святилища на западной стороне Агоры, посвященные Аполлону Отчему и Матери Богов, были заменены новыми храмами гораздо позднее, хотя скульптор Каламид и создал замечательную новую статую для Аполлона, а Фидий — для Матери Богов.
Любопытное свидетельство деисидаймонш (δεισιδαιμονία, «богобоязненность») афинян, их щепетильного благочестия как в малом, так и в великом можно наблюдать в самом центре Агоры. На этом месте издревле отправлялся культ какого-то безымянного героя. В рассматриваемое нами время кто-то собрал разнообразные небольшие посвящения и поместил их в своеобразное хранилище, специально подготовленное для этой цели и представлявшее собой округлую яму, сложенную из ранее использовавшихся блоков4.
На некотором удалении к западу от Агоры, на улице, ведущей к Пирейским воротам, несколько лет назад были обнаружены остатки какого-то святилища, на огороженном участке которого находились храм и алтарь. Найденная здесь надпись показывает, что этот участок был посвящен Артемиде, и разумно было бы предположить, что перед нами — святилище Артемиды Аристобулы (Подательницы добрых советов), основанное Фемистоклом рядом со своим домом в деме Мелите (рис. 26). Храм очень простой, небольших размеров; квадратная целла с выступающими боковыми стенами образует портик. По всей видимости, развалины относятся, главным образом, к зданию, которое было перестроено в IV в. до н. э. Не вызывает сомнений, что Фемистокл относился к этому святилищу как к своего рода победному памятнику; Плутарх [Фемистокл. 22.1) говорит, что неудовольствие народа вызвало высокомерие Фемистокла, выразившееся в том, что он основал это святилище, по сути, в честь самого себя5.
4 Thompson 1958 (I 163): 148—153. Об этой и других сопоставимых археологических находках см.: Thompson and Wycherley 1972 (1166): 117—121. (Речь в данном случае идет о почтительном отношении афинян к древним могилам: в камерной гробнице микенского времени, обнаруженной под северным фундаментом храма Ареса на Агоре, археологи нашли семь лекифов V в. до н. э., аккуратно уложенных в неглубокую яму в юго-западном углу этой древней могилы. Поскольку для того времени не может быть и речи ни о каком новом захоронении прямо в центре Агоры, одно из возможных объяснений заключается в том, что рабочие, трудившиеся в это время на Агоре, случайно вскрыли древнюю гробницу и, перед тем как закрыть ее снова, сделали это подношение в виде лекифов, Дабы умилостивить умершего и избежать его гнева; см.: Thompson and Wycherley 1972 (1166): 120. —A3.)
5 Threpsiades and Vanderpool 1965 (1168); Amandiy 1967 (1 1).


272
Глава 8с
о
5 м
Рис. 26. Святилище Артемиды Аристобулы, Афины. (Публ. по: Travlos 1971 (I 171): 122, рис. 164.)
Свои великие победы афиняне отмечали в монументальной манере самыми разными способами. Скорейшую замену похищенной персами статуи Гармодия и Арисгогитона (она стояла на Агоре) новой парой, изготовленной Критием и Несиотом, можно рассматривать именно в этом ключе (см.: Том иллюстраций к САН IV2: ил. 141). Помимо того, что Ки- мон восстановил святилище Тесея, он после своей победы над персами при Эионе во Фракии в 476/475 г. до н. э. поставил три гермы в Портике Герм (Эсхин. Против Ктесифона о венке. (Ш).183—185; см. выше, с. 62— 63)6. От этого здания ничего не сохранилось, но есть основания думать, что оно стояло на северной стороне Агоры, примерно там же, где и гораздо более знаменитый и великолепный Расписной портик (Стоя Пойкиле). К этому последнему было отнесено некоторое количество архитектурных фрагментов, а недавно удалось открыть небольшой кусок фундамента, который также с большой долей вероятности принадлежит ему же7. Данный портик датируется приблизительно 460 г. до н. э., и это согласуется с имеющейся у нас информацией о художниках, чьи работы здесь выставлялись. Портик этот называли также Пейсионакговым — в честь Пейсионакта, одного из сподвижников Кимона; впрочем, определить, ка¬
6 Об этом ускользающем от нас памятнике см.: Threpsiades and Vanderpool 1963 (1167); Wycherley 1957 (1182): 103—108; Thompson and Wycherley 1972 (1166): 94—96.
7 Thompson HA. The Odeion in the Athenian Agora Ц Hesperia. 19 (1950): 31—35; Meritt 1970 (I 109); Thompson and Wycherley 1972 (I 166): 90—94; Shear T.L. The Athenian Agora: Excavations of 1980—1982 // Hesperia. 53 (1984): 5—19.


Перестройка в Афинах и в Аттике
273
ким именно образом Расписной портик был связан с этим человеком, мы не можем. Павсаний (1.15) описывает находившиеся здесь большие картины со следующими сюжетами: современная битва афинян с лакедемонянами при Эное, что на аргивской территории (см. выше, гл. 5, сноска 77); Тесей и амазонки; взятие Трои; и, самый известный сюжет, Марафонское сражение. Расположение картин, которые, видимо, были написаны на досках, прикрепленных к стенам портика, спорно. К созданию этой картинной галереи были привлечены самые знаменитые тогдашние мастера: Микон — для амазонок, Полигнот, величайший из всех, — для Трои и Полигнот, либо Панэн, либо Микон — древние расходятся в этом вопросе — для Марафона. Будучи выставлены на Агоре, где их мог видеть каждый, эти картины относились к числу самых известных и бросавшихся в глаза достопримечательностей Афин. Расписной портик играл важную и многогранную роль в жизни города. Он служил картинной галереей, лесхой (т. е. удобным местом для встреч и разговоров), иногда залом судебных заседаний, наконец, местом для философских диспутов. Здесь был установлен алтарь — какому божеству, мы не знаем. Вообще, большинство публичных зданий имели какие-то религиозные ассоциации и служили приютом для того или иного культа.
Во времена Кимона и даже Перикла официальные здания, сосредоточенные на Агоре, в архитектурном отношении оставались довольно скромными (рис. 27). В VI и начале V в. до н. э., особенно при Клисфене, афиняне не считали нужным возводить для государственных учреждений какие-то величественные сооружения. Скорее всего, они продолжали использовать для этих целей некоторые старые помещения, лишь слегка подновив их; в первую очередь это можно сказать в отношении Царской стой — скромного по размерам и базового по своему типу портика с внутренними колоннами, находившейся на северном конце западной стороны Агоры; эта стоя использовалась как официальная резиденция архонта, сохранившего титул басилевса, то есть «царя», а также как место, где выставлялись копии законов, увековеченные на каменных стелах. Точно так же продолжал использоваться и Древний булевтерий, то есть Дом Совета — квадратный зал на южном конце восточной стороны Агоры, достаточно просторный, чтобы вместить членов Совета пятисот в помещении, напоминавшем крытый театр. В конце V в. до н. э. с западной стороны к нему пристроили Новый булевтерий; с тех пор оба здания должны были служить местом заседаний для Совета, местом хранения государственного архива, а также местом, связанным со святилищем Матери Богов (см. выше, гл. 4, с. 108).
Напротив, беспорядочно построенное древнее здание у южного угла Агоры, напоминавшее большой дом и являвшееся, как думают, местом пребывания разных должностных лиц и коллегий, было в течение нескольких лет заменено компактным круглым строением с конической крышей и с шестью внутренними опорами; неправильная форма старого здания по-прежнему угадывалась в очертаниях огороженного участка, на котором было возведено новое помещение. В данном случае идентифи-


274
Глава 8с
о
50
100 м
Рис. 27. План афинской Агоры в кон. V в. до н. э. (С любезного разрешения Американской школы классических исследований.)
кадия носит абсолютный характер и не оставляет места никаким догадкам — ни у кого нет сомнений, что это — Толос, или, иначе, Скиада, где для совещаний и обедов собирались пританы, то есть пятьдесят дежурных членов Совета, и где также хранились стандарты мер и весов. С этим зданием был связан культ Артемиды. Толос находился в самом сердце афинской жизни; при регулярных реконструкциях он сохранил до конца античности свою необычную и труднообъяснимую форму.
Еще одно строение, появившееся до персидского нашествия и долгое время продолжавшее существовать, — большое выделенное место с крепкой оградой на западном конце южной стороны Агоры, которое, согласно весьма убедительному предположению, использовалось как главное судебное присутствие. В рассматриваемый нами период демократические суды были доминирующим элементом афинского образа жизни, так что


Перестройка в Афинах и в Аттике
2 75
можно было бы ожидать найти здесь специально спроектированные и красивые здания, соответствующие высокому статусу афинского суда; однако в реальности судебные помещения оставались простыми и даже в каком-то смысле временными. Для этих целей мог использоваться не только Расписной портик, но даже Одеон (т. е. зал для музыкальных состязаний), построенный при Перикле. В различных контекстах мы слышим о том, что греки называли словом «перисхэнизма» («περισχοίνισμα»), то есть огороженное канатом для каких-то целей место8. В заключительной части столетия в северо-восточном секторе Агоры был окружен оградой — не такой прочной, как в первом случае, — прямоугольный двор, который, очевидно, также выполнял роль судебного присутствия, к какому выводу можно прийти на основе атрибутов судебной деятельности, найденных в примыкающем к этой территории помещении на огороженном участке (речь идет об обнаруженных здесь в особом каменном «ящике» 48 псефах — вотивных жетонах в виде небольших дисков, использовавшихся судьями при тайном голосовании; псефы в основном бронзовые и только пять — свинцовые; большинство датируется IV в. до н. э., но самые поздние, а именно свинцовые, относятся ко П в. до н. э.; см.: Thompson, Н.А. and Wycherley 1972 (I 166): 56, а также ил. 40b, с. —A3.). Эта конструкция вместе с другой, добавленной к ней позднее, была заменена в IV в. до н. э. большим перистильным двором; произошло это, видимо, при Ликурге, который уделял большое внимание архитектурному усовершенствованию общественных зданий. Простота формы и отсутствие особого архитектурного замысла значительно затрудняют идентификацию судебных присутствий как таковых, даже когда их остатки обнаруживаются археологами.
Экклесия (Народное собрание) продолжала собираться в месте, напоминающем примитивный театр, на склоне холма Пникса, что находится к юго-западу от Агоры. К концу V в. до н. э. было исполнено неожиданное решение по реконструкции места собраний: сооружена насыпь с наклоном, шедшим вопреки естественным контурам холма. Экклесия упорно собиралась на этом месте — за исключением некоторых особых случаев, и прошло очень много времени, пока афиняне не осознали все преимущества собраний в театре Диониса.
Старый Юго-восточный бювет, прямоугольное строение с резервуарами для воды на каждом из двух своих концов и с колоннами в средней части северной стороны, продолжал служить главным источником водоснабжения всего района Агоры9. И лишь в начале IV в. до н. э. в дополнение к нему появился архитектурно более выразительный Юго-западный бювет, имевший L-образный фасад с колоннами; в этот фонтанный павильон вода поступала по какому-то подземному акведуку из источников на востоке города.
8 Wycherley 1957 (1 182): 163—164; Thompson and Wycherley 1972 (1 166): 34, 50, 87, 130, 159.
9 Это, возможно, и есть неуловимый источник Эннеакрунос; см.: Travlos 1971 (I 171): 204; Thompson and Wycherley 1972 (1166): 198—199.


276
Глава 8с
Рис. 28. «Тюрьма Сократа», к юго-западу от Агоры, Афины; реконструкция Дж.-Е. Джоунса. (Публ. по: Wycherley 1978 (1 187): рис. 16.)
Во времена Перикла Агора оставалась просторной открытой площадью, со сравнительно простыми зданиями, свободно расположенными по ее краям. Во второй половине V в. до н. э. на ее западной и южной сторонах были воздвигнуты две большие стой; но эти портики совершенно отличались друг от друга и их появление не способствовало приданию Агоре некоего единства или завершенности плана.
Длинная южная стоя имела двойную дорическую колоннаду и ряд расположенных за ней комнат. Она была построена из известняка с использованием в верхней части стен необожженного кирпича, от которого сохранилось немного. Есть основания думать, что комнаты эти были задуманы как присутственные места и обеденные залы для некоторых из многочисленных афинских коллегий должностных лиц. Вообще же служебные помещения магистратов, как и места судебных присутствий, с трудом поддаются идентификации, поскольку не обладают легко опознаваемыми характеристиками. Два здания к юго-западу от Агоры, датируемые серединой 5-го столетия, представляют собой вытянутые четырехугольники, в каждом из которых есть внутренний двор в одном конце и ряд комнат по обе стороны коридора — в другом. Одно из этих зданий было предварительно идентифицировано со стратегием — помещением для коллегии десяти полководцев; о втором из этих зданий в свое время было высказано предположение, согласно которому здесь располагались присутственные места каких-то должностных лиц, однако на основе различных свидетельств теперь выдвинута обоснованная версия, рассматри-


Перестройка в Афинах и в Аттике
277
Рис. 29. Реконструкция фасада Стой Зевса, Афины. (Публ. по: Thompson Н.А. Hesperia 6 (1937): 54, рис. 34; cp.: Coulton 1976 (150): рис. 8.)
вающая эту постройку в качестве десмотерия, то есть темницы, места действия платоновского «Федона» (рис. 28)10.
Стоя, расположенная ближе к северному концу западной стороны Агоры, идентифицируется как часть святилища Зевса Элевтерия (Освободителя) или Сеттера (Спасителя). Здесь цель зодчего очевидна — на основе прямой колоннады создать нечто в архитектурном отношении более совершенное; сделать это ему удалось, как мы уже видели, путем добавления двух крыльев, напоминающих фасады храмов (рис. 29). Внешняя колоннада была решена в дорическом ордере, внутренняя — в ионическом. Использованные материалы очень удачно варьируются: известняк более твердого и более мягкого сорта — в основании; бурый эпшекий известняк — для стен и для триглифов (триглиф, букв.: «с тремя нарезками» — вытянутая по вертикали каменная плита с двумя вертикальными желобками посредине и по одному полужелобку по краям; на фризе дорического ордера триглифы чередуются с метопами. —А.З.); пентеликон- ский мрамор — для остальной части фасада и для внутренних колонн; пентеликонский и более темный гиметтский мрамор — для ступенек. Изящные мраморные фигурки Побед использованы в качестве акротери- ев на крыше (акротерий — скульптурное украшение в виде пальметты или статуи, обычно устанавливалось над углами фронтона. —А.З.). В этой сгое обнаруживаются некоторые архитектурные признаки, свойственные крупному храму. При том, что в разных частях Афин было много святилищ Зевса, в которых он почитался под разными именами, и при том, что его вместе с дочерью почитали на Акрополе, строительство Олимпейо- на было надолго заморожено, в результате данный бог не имел в Афинах ни одного подобающего храма. Так что эта усовершенствованная стоя предлагала некоторую компенсацию. Павсаний (1.3.2) видел статую Зевса, установленную перед этим портиком, а рядом — статуи стратегов Конона и Тимофея и императора Адриана. В IV в. до н. э. Евфранор украсил стены портика росписью; он изобразил Двенадцать богов, Тесея, Демократию и Демос, а также битву афинских всадников с лакедемонскими при Мантинее. Так что, хотя эта стоя и не возводилась специально для этой
10 	Vanderpool Е. Illustrated London News. 1976. June; Wycherley 1978 (1187): 46-47 (здесь обратите внимание также на монетный двор, к юго-востоку от Агоры).


278
Глава 8с
цели, она стала соперничать с Расписным портиком в качестве картинной галереи. С точки зрения ее главной функции, она была, как можно думать, большим расширением Царской стой; в типичной афинской манере к скромному старинному зданию теперь было добавлено красивое новое здание.
Но конечно же слава афинской архитектуры обрела свое воплощение прежде всего в творениях Перикловой строительной программы. К середине 5-го столетия афиняне уделяли много внимания сооружению подобающих святилищ богам, которые в то же самое время могли служить наглядным символом успехов и могущества города (рис. 30). Полноценные работы по возведению Парфенона начались в 447 г. до н. э., и в течение следующих шестнадцати лет трудный процесс строительства храма и обеспечение его досконально продуманным скульптурным убранством оставались важнейшей заботой города. Каждый год на это выделялись крупные средства, а продвижение работ и все расходы подвергались тщательному контролю.
К моменту начала строительства многие предварительные работы были уже сделаны. В начале века афиняне спроектировали и уже приступили к возведению крупного храма, подобного Парфенону, но меньшего по размеру и более простого. Именно в этом храме впервые был в больших количествах использован пентеликонский мрамор. Массивный фундамент можно было использовать и для Парфенона — при соответствующем расширении и корректировке; также при новом строительстве можно было применить и некоторые материалы из верхней части конструкции. Для увеличения плоской площадки на вершине Акрополя было осуществлено его обширное террасирование с южной стороны, с сохранением стен — от древней циклопической стены и до самых последних укреплений, появившихся при Кимоне. Что касается того Парфенона, который мы знаем, то душой всего предприятия являлись Перикл и Фидий. Фидий, у которого, без сомнения, было много технических помощников, создал огромную хрисоэлефантинную (с использованием золота и слоновой кости) статую Афины, которая по задумке должна была разместиться внутри храма. Кроме того, «распоряжался всем у него (у Перикла. — А.З.) Фидий, — пишет Плутарх [Перикл. 13.6), — он был блюстителем (έπισκοπος) всего, хотя к каждому делу были приставлены великие зодчие и художники»11. Невозможно сказать с определенностью, сколько в этом правды и что вообще Плутарх имел здесь в виду; по крайней мере, не вызывает сомнений, что Фидий собрал вокруг себя целую школу первоклассных скульпторов и руководил ею. Не вполне ясны его отношения с тремя зодчими, которых называют по именам наши источники, а именно с Иктином, Калликратом и неким Карпионом, который упоминается лишь однажды (как соавтор — вместе с Иктином — книги о Парфеноне; см.: Витрувий. VO. Введение. 12. —А.З.).
11 	Drerup 1981 (I 62) — здесь дан краткий обзор исследовательских проблем, старых и новых.


Перестройка в Афинах и в Аттике
279
ПАРФЕНОН
АЛТАРЬ
ЭРЕХТЕЙОН
СВЯЩЕННАЯ
ОЛИВА
ДОМ
АРРЕФОР
АФИНА
ВОИТЕЛЬНИЦА
ПРОПИЛЕИ
АРТЕМИДА
БРАВЮНрЯ
Микенская стена АФИНА НИКА
Рис. 30. План Акрополя, Афины. (Публ. по: Travlos 1971 (I 171):
рис. 21.)
По надписям, чья информация дополняется результатами исследования самого здания, мы можем выявить стадии строительства Парфенона. Как правило, внешние колоннады возводились до внутренней конструкции, но при этом, по всей видимости, оставлялся проход для безопасного проноса материалов. Всё — от ступеней и пола до крыши, включая черепицу (за исключением деревянных стропил), потолочное покрытие цел- лы и дверные проемы — было сделано из пентеликонского камня. Метопы


280
Глава 8с
и фриз вырезаны на каменных блоках, которые являлись частью самой конструкции (метопы — прямоугольные плиты, украшавшиеся росписью или рельефами, чередовавшиеся с триглифами и вместе с последними составлявшие фриз дорического ордера; фриз— украшение в виде полосы, идущее по верхней части сооружения, между главной балкой и карнизом. — А.З.). Метопы вырезались на земле, фриз, — видимо, после установки балок на свои места, хотя это спорный вопрос. Метопы, естественно, начали делать раньше, и в них не обнаруживаются в полной мере то совершенство и та гармония, которые мы видим в элементах, сделанных позднее. Культовую статую установили в 438/437 г. до н. э.; к этому времени храм должен был уже получить свои внутренние колоннады и крышу; еще пять лет потребовалось для создания фронтонной скульптуры, представлявшей собой статуи, которые хотя и стояли свободно, но были тесно связаны со своим архитектурным окружением.
План говорит сам за себя. Он вполне стандартный и представляет собой определенное усложнение базовой формы периптерного храма. Это — октастиль, то есть храм с восемью колоннами на каждом из своих торцов; внутренняя дорическая колоннада была двухъярусной и окружала статую сзади; тыльная комната, вероятно сокровищница, выходившая на задний портик, имела четыре высокие ионические колонны.
Парфенон иллюстрирует так называемые «тонкости», которые обнаруживаются в лучших образцах дорической и, реже, ионической архитектуры, причем «тонкости» эти доведены здесь до совершенства: изгиб (так называемая курватура. —А.З.) вверх горизонтальных линий, изгиб и наклон внутрь стволов колонн, уплотнение колонн ближе к углам. Все эти «тонкости» едва заметны, однако они делают здание еще красивей; некоторые создают ощущение большей устойчивости, чем это имеется в реальности; кривизна платформы способствует лучшему дренажу. В глазах создателей Парфенона все эти характерные особенности стоили того, даже если ради них пришлось пойти на значительное увеличение трудовых затрат по резке и укладке многих камней.
Вход на Акрополь всегда был с запада, и, можно думать, на этой стороне с незапамятных времен находился пропилон (πρόπυλον, ед. число, «предвратие»), вход с внутренним и внешним портиком. Имеются следы такого входа, построенного в начале V в. до н. э. и по сравнению с его преемником имевшего отчетливо иную ориентацию12. Великолепные Пропилеи (мн. число), которые Мнесикл построил для Перикла в 430-х годах до н. э., когда рабочая сила была свободна от других задач, связанных с Парфеноном, были чем-то большим, нежели просто входом на Акрополь. Уже само множественное число названия намекает на сложность конструкции. Ее центральный элемент и есть собственно «преддверие» — пропилон; однако с каждой стороны основного входа, через который проходи-
12 	Dinsmoor 1980 (I 61) — автор выделяет несколько строительных фаз, из которых последняя относится ко времени после 480 г. до н. э., а также дает план, имеющий вид упрощенной версии центрального здания, построенного Мнесиклом. Здесь же можно найти полную библиографию по Пропилеям.


Перестройка в Афинах и в Аттике
281
да дорога для процессий, имелось два дверных проема, к которым подниматься нужно было по ступенькам — внутренний портик располагался на более высоком уровне. В глубоком внешнем портике, за фасадом из шести дорических колонн, находились три ионические колонны по обеим сторонам от прохода. У северо-западного угла было пристроено крыло в форме здания, напоминающего храм и смотрящего на юг фасадом из трех дорических колонн. У юго-западного угла был сооружен похожий фасад, обращенный на север. Со временем северо-западное крыло превратилось в пинакотеку (картинную галерею), хотя изначально оно должно было выполнять роль обеденного зала. Имеются свидетельства (в виде сохранившихся камней) того, что на северо-восточном и юго-восточном крыльях были запланированы помещения, которые могли служить в качестве кладовых, однако они так никогда и не были построены. Маловероятно, что когда-либо существовала идея украсить Пропилеи сложным скульптурным убранством, которое могло бы поспорить с Парфеноном; впрочем, к востоку и к западу от сооружения, а также в интерьере стояло несколько статуй, имевших большое религиозное и художественное значение. Древние святыни, обильно представленные на этом месте, со временем, несомненно, превратились в препятствие для архитекторов и проектировщиков. Где-то ниже находились святилища Афродиты Пандемос (Всенародной), Геи Куротрофы (Вскармливающей юношей), а также Деметры Хлои (Зеленой) (Павсаний. 1.22)13. На бастионе, который выступал к юго-западу, было святилище Афины Ники (Победы), от которого сохранилось несколько больше, а к юго-западному крылу примыкали святилища Гермеса Пропилея (Предвратного; с ним ассоциировались Хариты, или Грации) и Гекаты Эпипиргидии (Башенной), для которых Алкамен изваял прекрасные статуи. Яркой иллюстрацией того, как малые святилища могли прочно «цепляться» за крупные здания, являются руины у основания самой южной колонны восточного портика, алтарь и база статуи Афины Гигейи (Целительницы), к которой с просьбами об исцелении обращались рабочие, серьезно пострадавшие во время строительства Пропилей. Участок к юго-востоку был посвящен Артемиде Бравронии, а ее святилище украшено сгоей, смотрящей на север и имевшей на каждом из своих концов по прямоугольному залу; святилище этой богини в самом Бравроне, местечке на южной оконечности Аттики, получило похожую стою.
Сохранившийся чудесным образом большой дорический храм, который стоит на небольшом холме, возвышающемся над Агорой с запада, возводился примерно в одно время с Парфеноном, то есть, по всей видимости, в середине 440-х годов до н. э.; впрочем, процесс его строительства был приостановлен примерно на 20 лет, пока скульптурное убранство и другие детали не были окончательно закончены. Современные исследователи связывают этот храм с разными божествами, но, хотя вопрос этот
13 	Топография этой зоны до сих пор очень неясна, а развалины зданий не поддаются идентификации.


282
Глава 8с
нельзя считать окончательно закрытым, всё же на данный момент наиболее распространенной является точка зрения, что это — Гефестейон, в котором Гефест почитался вместе с Афиной. Надписи с финансовыми отчетами от 421 до 415 г. до н. э. отражают, как считается, работы по изготовлению и установке бронзовых статуй именно данного храма; эти скульптуры были созданы, по всей видимости, Алкаменом14. Если не считать самой нижней ступени, которая, как и фундамент, известняковая, вся верхняя часть здания изготовлена из мрамора; в основном это пенте- ликонский мрамор — за исключением большинства скульптур и некоторых других деталей, которые сделаны из паросского камня. В ходе исследования фундамента обнаружилось, что внутренняя колоннада, которая, возможно в подражание Парфенону, пересекала восточную сторону цел- лы, была добавлена позднее и не являлась частью изначального плана. Скульптурное убранство оставляет ощущение некой урезанной версии той схемы, которую мы видим в Парфеноне; имелись фронтонные группы (от которых сохранилось очень немного), скульптурные метопы на восточной стороне, дополнявшиеся четырьмя метопами на восточном краю длинной северной стороны и четырьмя — на восточном краю длинной южной стороны (всего насчитывается 18 скульптурных метоп: десять на восточной стороне, с подвигами Геракла, и дважды по четыре — на северной и южной сторонах, с подвигами Тесея; остальные метопы предположительно были раскрашены. — А.5.), а также фризы по лицевой стороне заднего портика внутренней части храма (так называемого опис- тодама. —A3.), но, в отличие от Парфенона, не по всем сторонам целлы. Хотя и с меньшим размахом, чем Парфенон в отношении Акрополя, Гефестейон всё же придавал архитектурному ансамблю Агоры некоторую завершенность и узнаваемость. Со своего возвышения Афина и Гефест непосредственно наблюдали за жизнью в самом центре города. В отличие от Гефестейона, просторное городское святилище Элевсинских богинь, расположенное по диагонали напротив него, на склоне к юго-востоку от Агоры, продолжало довольствоваться простым храмом, построенным еще до персидского погрома.
В Афинах V в. до н. э. доминировал дорический ордер, однако в заключительной части столетия в дизайне зданий начал использоваться ионический ордер, что создавало изумительный контраст. Попутно развился аттический тип колонной базы, имевшей вогнутый архитектурный облом (так называемую скоцию — облом в виде асимметричной выкружки с профилем двуцентровой дуги, нижняя часть которой выступает по
14 	IG I3 472; в своей реконструкции статуй Эвелин Харрисон (Harrison 1977. — I 74) настаивает на том, что Афина и Гефест не могли стоять в сохранившемся храме, а также на том, что храм был посвящен Евклейе (вероятно, эпитет Артемиды). Гипотеза Харрисон базируется на весьма спорных скульптурных свидетельствах, к тому же она опровергается Павсанием, который помещает Евклейю к юго-западу от Агоры (1.14.5); и нет никаких следов того, что здесь был основан какой-то другой храм. Ф. Броммер (Brommer 1978. — I 28) предлагает иную реконструкцию и оставляет Афину вместе с Гефестом в сохранившемся храме.


Перестройка в Афинах и в Аттике
283
Рис. 3 7. Храм Илисса в Афинах, вид сбоку и план. (Публ. по: Travlos 1971 (I 171): 116, рис. 156.)
отношению к верхней. — А.З) между двух выпуклых круглых валов. Такую базу мы обнаруживаем в небольшом храме, построенном за пределами города, у реки Илисс, с ее южной стороны (рис. 31). Хотя храм был полностью разобран турками ради строительного материала для крепостных сооружений, благодаря удивительной случайности мы знаем о нем намного больше, чем о многих других храмах, от которых сохранились довольно крепкие остатки. Дело в том, что Джеймс «Афинянин» Стюарт и Николас Реветт (археологи ХУШ в. — А.З), обследовавшие его еще до разрушения, оставили подробный отчет с великолепными прорисовками и чертежами15. Это был ажфипростиль (иначе — двойной простиль. —А.З), храм с колонными фасадами по обоим торцам. Непонятно, какому божеству он был посвящен; возможно, это была Матерь Богов или, что более вероятно, Артемида Агротера (Охотница). Очень похожий храм был возведен, вероятно, в 420-х годах до н. э. (см., однако, выше, сноска 21 к гл. 6), на месте древнего святилища Афины Ники на юго-западном бастионе Акрополя, теперь расширенном и реконструированном. Это время (имеются в виду 20-е годы V в. до н. э., т. е. время Пелопоннесской войны. —А.З) не очень подходило для подношений богине победы, однако старый долг перед ней был щедро оплачен путем постройки храма, который в своем малом масштабе являет пример аттического ионического ордера в его наилучшем варианте. Храм Афины Ники, также амфипросгильный, имеет скульптурные украшения не только на фронтонах и на своем собственном фризе, но еще и на внешней стороне балюстрады, возведенной вокруг бастиона.
Хотя для афинян Парфенон неизменно оставался главным храмом, мы можем высказать догадку, что они всегда хотели поставить на север¬
15 	Stuart and Revett 1762 (I 159): гл. 2. Храм обычно датируется временем вскоре после середины V в. до н. э. и связывается с надписью IGI3 35 (М—L 44), хотя некоторые современные авторы оспаривают это и предлагают понизить хронологию до 420-х годов до н. э. См.: Boersma 1970 (I 23): 75; Picon 1978 (I 125); Miles 1980 (1111). У. Чайлдз поддерживает более раннюю дату (W.A.P. Childs, в изд.: Ath. Mitt. 100 (1985): 207—251).


284
Глава 8с
ной части Акрополя замену большому архаическому храму Афины (разрушенному персами так называемому Гекатомпедону. — А.З). История возведения этого нового храма говорит многое об их благочестии, возможностях и настойчивости, с какой в те беспокойные времена они исполнили этот долг столь красиво и столь щедро. Эрехтейон был храмом очень необычным по планировке, и это помимо того, что его разные части находились на разных уровнях. Построен он был из пентеликонского мрамора в последние два десятилетия V в. до н. э. Восточный фасад был стандартным, с простилем в виде шести ионических колонн, за которыми находилась широкая целла. Западный фасад состоял из низкой стенки, на которой размещались четыре колонны в антах (ант ы, лат. antae, доел, «выступающие вперед» — выступы продольных стен, своего рода пилястры по обе стороны дверного прохода; служат опорой для перекрытия и одновременно обрамляют вход. — А.З). Эта часть храма включала в себя две целлы, примыкавшие друг к другу и находившиеся сразу за преддверием; впрочем, непонятно, восходит ли такое устройство к оригинальной конструкции. Большой колонный портик, выходящий на север, был несколько неуклюже присоединен к северо-западному углу; в идентичной точке на южной стороне находился небольшой портик кариатид, с женскими фигурами вместо колонн. Капители, базы и другие декоративные элементы были сделаны очень искусно и отличались изысканностью; фриз, шедший вокруг здания, был изготовлен из темного элевсин- ского камня с добавлением фигур из белого мрамора. Помимо святилища Афины Полиады (Град охранительницы) с ее древним идолом (так называемым ксоаном — деревянным изваянием, упавшим, согласно легенде, с неба. — А.З.) и помимо алтаря Эрехтея (по которому и всё это сооружение получило свое название), храм включал несколько алтарей и необычных реликвий; их конкретная локализация в сложном храмовом комплексе носит гипотетический характер16. Были и другие культовые объекты, которые занимали участок, примыкавший к Эрехтейону с запада — могила Кекропа, алтарь Зевса Геркея (Оградного, хранителя очага), священная олива, маленький храм Пандросы, а также жилище жриц, известных как аррефоры. Форма всего этого комплекса отчасти может быть объяснена сложностью его религиозных функций, однако мы не знаем, какие именно соображения привели архитекторов к созданию такой структуры.
С этого времени Акрополь венчали три великолепных сооружения, каждое с собственным неповторимым характером. Доминировал Парфенон, но и Пропилеи были чем-то большим, нежели простое преддверие, а Эрехтейон создавал контраст и одновременно фон для Парфенона. Они возвышались над массой скульптурных памятников самого разного рода; располагались последние без особого порядка, если не считать сгремле-
16 	О внутреннем устройстве и предполагаемом размещении священных мест и культовых объектов в Эрехтейоне см.: Travlos 1971 (1171): 213. Впрочем, в этом вопросе остается много неопределенности.


Перестройка в Афинах и в Аттике
285
ния устанавливать их вдоль путей, идущих от Пропилей на восток в направлении к храмам, а также вдоль дороги, проложенной по северной стороне Парфенона к его восточной оконечности. На южном склоне, примыкающем к театру, ближе к концу V в. до н. э. среди первобытных святынь появилось еще святилище Асклепия, но собственным храмом оно обзавелось только в следующем столетии.
Храмовое строительство конечно же не ограничивалось астю, то есть собственно городской территорией. Пирей, как мы уже видели, находился в процессе очень быстрого развития; в этом портовом городе было много святилищ, причем некоторые имели свои храмы, но о них мы почти ничего не знаем. Надежные свидетельства о храмовом строительстве приходят к нам из ряда сельских демов, правда, приходят они на удивление кружным путем. К римскому периоду какое-то количество храмов в этих районах совершенно обветшали; архитектурные детали части из них были доставлены в город для вторичного использования и кое-какие удалось обнаружить в ходе раскопок17. Один крупный храм был перенесен вообще целиком, блок за блоком, каждый из которых был помечен особой буквой, дабы гарантировать правильную сборку. Это тот храм, который, хотя и может быть датирован V в. до н. э., в конечном итоге оказался в середине Агоры, на фундаменте эпохи Августа. Описание Пав- сания (1.8.4) не оставляет сомнений, что это святилище принадлежало Аресу, для которого скульптор Алкамен изготовил статую. В полную противоположность Гефестейону, остатки этого храма представляют собой разбросанные каменные блоки, однако их вполне достаточно, чтобы понять, что эти два сооружения были очень похожи и по размерам, и по общему плану. Использованный материал — пентеликонский мрамор с необычным зеленоватым оттенком (пентеликонский камень никогда не бывает совершенно монотонным). Место, где храм стоял первоначально, неизвестно. Крайне трудно найти соответствующую площадку в пределах города или, если бы даже таковая была найдена, объяснить причину подобного переноса; правдоподобное предположение состоит в том, что храм был перенесен из Ахарн, дема к северу от Афин, в котором находилось знаменитое святилище Ареса.
По общему признанию, в архитектуре невозможно, руководствуясь стилистическим критерием, приходить к столь же определенным выводам, как в других искусствах; и всё же Динсмур находит в этом здании руку того же архитектора, который строил Гефестейон, и ему же он приписывает храмы Посейдона на мысе Суний и Немесиды в Рамнунте, что в восточной Аттике18. Колонны первого из упомянутых храмов до сих пор увенчивают мыс, являющийся самой южной оконечностью Аттики. Павсаний (1.1.1) ошибочно приписывал этот храм Афине; в действитель-
17 Thompson and Wycherley 1972 (1 166): 162—167.
18 Dinsmoor 1950 (I 60); cp.: Wycherley 1978 (1187): 69; Knell 1973 (189) — автор данной работы различает этих двух архитекторов.


286
Глава 8с
О
■Н
5 10 15 20 м
А
J/fl. Горизонтальная проекция (план — на нулевой отметке) Эрех- тейона. А — восточный портик; В — восточная целла, на верхнем уровне; С — средняя целла, на нижнем уровне; D — Простомиайон, под мраморным полом которого находилось «Эрехтеево море» (колодец с соленой водой, из которого, по легенде, при южном ветре слышался шум волн); при турках здесь была сооружена цистерна; Е — Пандросейон (святилище Пандросы, дочери царя Кекропа) со священной оливой; F — северный портик; G — портик кариатид; Н — следы какого-то придела (возможно, святилища Кекропа); J — фундамент Гекатомпедона (большого архаического храма Афины, разрушенного персами); К — десять ступенек (восстановлены), ведущие с верхнего уровня восточной стороны храма к нижнему уровню северного портика; а — небольшой ход в основании северной стены, ведущий в крипту под северным портиком — месту, отмеченному ударом трезубца (£); b — небольшая канава для стока в Пандросейон дождевой воды; c—d — граница стереобата (объемного возвышения, на котором возводился храм) Гекатомпедона; e—f— разделительная линия, указывающая, согласно Дёрпфельду, первоначальное пространство, занимавшееся фундаментом, или стереобатом, Гекатомпедона; g — мраморная база жертвенника; г — дверной проем, ведущий в северный портик (τό θύρωμα ); к — криггга под северным портиком со следами трезубца на скале; I — небольшой дверной проем, ^ерез который можно из северного портика попасть в Пандросейон; т — дверной проем Простомиайона (2)), позднее — главный вход в христианскую церковь; п — античный порог той же самой двери [т)\


Перестройка в Афинах и в Аттике
287
о — проход по которому можно подняться из Простомиайона (Z>) в портик кариатид (G); р — внешний вход в портик кариатид (G); q— q — стена, общая для целл В и С; г—г — стена, общая для целл С и D; непонятно, была ли здесь стена в античном Эрехтейоне; s — остатки какого-то более древнего сооружения, возможно, Пандросейона; t — ниша непосредственно над дверным проемом, прежде обшитая снизу и по обеим сторонам мраморным бордюром; и — мраморная плита, необыкновенно тонкая, какими прежде было покрыто дно цистерны D; V — крупный мраморный блок, лежащий над приделом Н. (План и легенда к нему публикуются с моими незначительными изменениями по изд.: D’Ooge M.L. The Acropolis of Athens (L., 1909): 203, рис. 93. — A.3)
ности же скудные руины святилища Афины лежат на некотором расстоянии к северу от Посейдонова святилища.
Храм Посейдона был периптерным, с количеством колонн б х 13, как и во многих других случаях, и, подобно некоторым иным храмам данного региона, этот также был построен из молочно-белого мрамора, не столь прекрасного, как пентеликонский, который вообще редко встречается в южной Аттике. Под фундаментом находятся остатки храма начала V в. до н. э., строительство которого еще не успело закончиться, когда его разрушили персы. До персов в Рамнунте также был храм, представлявший собой одну лишь целлу с дорическим входным портиком; его заменил дорический периптер сравнительно небольших размеров, но возведен он был на другом месте, чуть севернее своего предшественника;19 для этого святилища один из талантливых учеников Фидия, Агоракрит, изготовил культовую статую богини [Немесиды].
Две другие оригинальные постройки в южной Аттике V в. до н. э. обеспечили строительным материалом некоторые здания в самом городе в римскую императорскую эпоху. Архитектурные элементы ионического ордера из храма Афины на мысе Суний, сооружения с необычной планировкой, с колоннами, идущими лишь вдоль восточного фасада и южной стороны, были найдены в южной части Агоры и в своей последней ипостаси предварительно отнесены к так называемому «юго-западному» храму, в котором, возможно, отправлялся императорский культ. Дорические колонны из периптерного храма Деметры и Коры в Форике были, по всей видимости, встроены в фасад «юго-восточного» храма, посвященного, скорее всего, тем же богиням. Храм в Форике так и не был никогда закончен; отмечается, что на барабанах колонн с Агоры нарезка канавок сверху и снизу начиналась с тщательностью, характерной для мастеров V в. До н. э., но закончена эта работа была с некоторой небрежностью, по-ви- Димому, теми ремесленниками, которые ее доделывали уже в I в. н. э.
Напоследок вернемся в город. К тому, что было уже сказано о театре, стадионе и гимнасии, вряд ли можно добавить слишком много, хотя они
19 	Реконструкция этого храма представлена в работе Майлса: Miles М.М. A Reconstruction of the Temple of Nemesis at Rhamnous Ц Hesperia. 58 (1989): 131—249.


288
Глава 8с
и играли важную роль в жизни города, особенно в рассматриваемый нами период. Одеон Перикла стал впечатляющим дополнением театра; сам театр в структурном отношении оставался очень простым. «Из Академии же, — пишет Плутарх, — прежде безводной и грязной, он сделал орошаемую рощу, оснащенную чистыми беговыми дорожками [δρόμοι] и тенистыми местами для прогулок» [Кимон. 13.8). Плутарх имеет в виду Кимона, который обсадил платанами еще и Агору. Дальнейшее архитектурное развитие всех этих элементов принадлежит уже следующему времени, а именно — веку Ликурга, государственного мужа, заведовавшего финансами, и неутомимого строителя.


Глава 8d
Н.-Дж. Ричардсон
ОБЩЕЭЛЛИНСКИЕ КУЛЬТЫ И ОБЩЕЭЛЛИНСКИЕ ПОЭТЫ
I. 	Общеэллинские празднества в V веке до н. э.
Многие из бессчетных древнегреческих праздников включали атлетические соревнования и состязания в искусствах. К V в. до н. э. лить немногие из этих фестивалей обладали широкой известностью и приобрели значение, выходившее за сугубо местные рамки. Пиндар и Вакхилид часто дают длинные перечни побед того или иного атлета или членов его семьи, одержанных в разных местах Греции, однако Пиндар явно отличает такие сборища от «общих праздников», где атлеты «состязались со всею Элладою» [Истмийские оды. IV.30—31)1. К этому времени из огромного множества выделилась группа из четырех фестивалей, а именно Олимпийские, Пифийские, Истмийские и Немейские игры, и большинство известных нам эпиникиев, то есть торжественных песней в честь победителей, было составлено именно по их поводу. Указанные игры приобрели известность как «веночные игры» (στεφανιται), поскольку наградой на них служили не какие-то материальные ценности, но простые венки: в Олимпии — из ветвей оливы, в Дельфах — из лавра, в Немее и на Ист- миях — соответственно из свежего и высушенного сельдерея (по крайней мере, во времена Пиндара)2. Подобные венки присваивались и на некоторых других празднествах, но в большинстве случаев всё же предлагались призы, обладавшие несколько большей утилитарной ценностью. Названные четыре праздника с самого начала отличались от всех остальных и масштабом, и значимостью. Олимпийские игры, справлявшиеся в честь Зевса в области города Писы рядом с рекой Алфеем, приобрели довольно широкое значение, судя по всему, уже в период ранней архаики. Поскольку списки олимпиоников (т. е. олимпийских победителей) сохранились начиная с первой олимпиады (776 г. до н. э.), впоследствии они могли быть использованы для выработки удобной системы летоисчисления
1 О 3-63.
перечнях Пиндара и об упоминаемых им праздниках см.: Kramer 1970 (К 52):
2 	Об истмийских венках см.: Broneer 1962 (К 8): 259—263.


290
Глава 8d
для всего эллинского мира. Эти игры проводились каждые четыре года, в августе или сентябре, в самое жаркое и самое иссушающее — как для атлетов, так и для зрителей — время в году. Первичным ристалищем был так называемый стадий — состязание в беге на короткую дистанцию, около 200 метров, другие состязания добавлялись постепенно в течение нескольких столетии3. Существовало предание (Филострат. О гимнастике. 5), согласно которому изначально атлеты бежали к Зевсову алтарю, и победитель зажигал на нем жертвенный огонь (ср. также: Схолии к Пиндару. Олимпийские оды. 1.149е). Если это предание правдиво, тогда оно очень ясно показывает религиозный характер самой ранней формы этого празднества. Сейчас нам известно из данных археологии, что, пока стадион в Олимпии не был перестроен в IV в. до н. э., он своим западным открытым концом очень близко подходил к алтарю Зевса и находился внутри священного участка4. Тот факт, что позднее стадион был перенесен за пределы собственно святилища, заставляет думать, что к этому моменту древние религиозные узы были уже ослаблены, но всё же во времена Пиндара они ощущались еще достаточно сильно (ср.: Том иллюстраций к САН Ш2: ил. 304£).
Пифийские игры в Дельфах возникли как чисто музыкальное мероприятие. Изначальное состязание, как сообщается, заключалось просто в том, что нужно было исполнить гимн в честь Аполлона. После Первой Священной войны (начало VI в. до н. э.) союз амфиктионов реорганизовал это празднество, добавив новые музыкальные конкурсы, а позднее и атлетические состязания. Данные игры также проводились раз в четыре года, на исходе августа в каждый третий год олимпиады, при этом пифиа- ды (пифиада — четырехлетний цикл между двумя Пифийскими играми. —А.З) вели отсчет с 582 г. до н. э.5  *. По причине большого авторитета Дельф Пифийские игры в классический период считались вторыми по значимости, уступая только играм Олимпийским.
Истмийские и Немейские игры также приобрели свою классическую форму в начале VI в. до н. э.: Истмийские, вероятно, в 582-м, а Немейские — в 573 г. до н. э. И те, и другие проводились каждые два года, соответственно в апреле или мае и в июле. Истмийскими играми заведовал Коринф, а широкого размаха они достигли, вероятно, после падения тирании Кипселидов. Этот праздник справлялся в честь Посейдона, а своей популярностью был обязан положению Коринфа как стыкового места для всей материковой Греции и как процветающего портового города. Немейский праздник, проводившийся в честь Зевса, официально управлялся Клеонами, но, по легенде, основание этих игр было связано с походом Семерых против Фив, во главе которого стоял Адраст из Аргоса, и, судя по всему, Аргос приложил-таки руку к их учреждению. Возможно,
3 Перечень такого рода нововведений см. в изд.: Bengtson 1972 (К 3): 35—36.
4 Ср.: Mallwitz 1972 (1102): 180—186; Romano 1981 (1144): 116—141; Том иллюстраций к САН Ш2: ил. 304.
5 Ср.: Caspar 1900 (J 41): 1 слл. Недавняя, и малоубедительная, попытка обосновать
586 г. до н. э. в качестве даты первой пифиды: Miller 1978 (К 62): 127—158.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
291
смысл этого аргосского участия заключался в том, чтобы как-то противостоять активности тирана Клисфена Сикионского, который запретил у себя культ Адрасга и способствовал реорганизации Пифийских игр6. Подобное же соперничество существовало и между Олимпией и Коринфом, что нашло отражение в предании о том, что ни одному элейцу не дозволялось состязаться на Истмиях (Плутарх. Моралии. 400Е; Павсаний.
V.2.2). Как сообщается, этот запрет появился в те времена, когда элейцы после падения Кипселидов отказались выскоблить имена представителей этой династии с их посвящений в Олимпии.
Хотя ранняя история Немейского празднества темна, похоже на то, что нечто вроде общего управления святилищем в тот период осуществлял Аргос, а не Клеоны и Немея, чей контроль установился ок. 460 г. до н. э.7 или после разрушения храма Зевса в конце V в. до н. э.8. Сообщается, что уже в 468 г. до н. э. Микены предъявили к Аргосу претензию по поводу его единоличного контроля над играми (Диодор. XI.65.2), а это очевидным образом подразумевает какую-то форму аргосского управления святилищем в тот период.
Из надписей, а также порядка, в каком Пиндар перечисляет праздники в своих каталогах побед, видно, что Истмийские игры считались важнее Немейских9. Но в течение всего классического периода на оба эти праздника стекались соперники с меньшего количества областей и городов, чем в два других святилища.
Боги, в честь которых устраивались данные фестивали, являлись панэллинскими божествами, и, собираясь в их святилища, греки очень остро чувствовали узы общей религии и культуры. В эпоху классики состязаться на этих играх могли только чистокровные эллины. На период незадолго до, во время и после этих празднеств во всем греческом мире устанавливалось священное перемирие. В строгом смысле слова это не было прекращением военных действий; оно, вероятно, объявлялось в первую очередь для обеспечения, так сказать, охранной грамотой тех, кто собирался посетить игры10. Но к V в. до н. э. роль Олимпии как общеэллинского святилища приобретает гораздо большее значение, особенно в период Персидских войн. Олимпию стали использовать уже в качестве места для дебатов между городами, когда у них возникали какие-то разногласия, для третейского суда, а также для оглашения международных договоров. Олимпия становится также местом, где ораторы, философы и писатели могли продемонстрировать свои таланты путем произнесения
® McGregor 1941 (К 59): 277-278; Jeffery 1976 (А 69): 137.
Ср.: Вцке 1922 (F 8): 726, со ссылками на соответствующие места источников.
8 Cp.: Miller 1977 (1 115): 9—10; 1981 (1 115): 51—52, со ссылками на более ранние археологические отчеты.
9 Ю F 131.12; Р 606, 829 (= Р 893, 1022); П2 3128; Thummer 1969 Q 104) П: 115. Книга с истмийскими и немейскими одами на какой-то стадии их переписывания, очевидно, поме- иялись местами в общем собрании эпиникиев Пиндара (т. е. в рукописной традиции с какого-то момента Истмийские оды оказались после Немейских. —А.З.). Cp.: Irieoin 1952
(J 55): 100.
10 Rougemont 1973 (К 79): 75-106.


292
Глава 8d
речей или публичного исполнения своих сочинений. Сообщается, что здесь, в опистодоме (заднем внутреннем покое, своего рода сакристии, где обычно хранилась казна и важнейшие реликвии. — A3) храма Зевса (Лукиан. Геродот шиАэций. 1), Геродот читал разделы своей истории, Гор- гий в 408 г. до н. э. призывал отсюда к единству перед лицом Персии, а в начале 4-го столетия Лисий и Исократ составили речи, предназначенные специально для произнесения в Олимпии. Города посвящали сюда военные трофеи точно так же, как и в Дельфы. Это, впрочем, могло иметь скорее разъединяющий, нежели объединяющий эффект, если разбитым врагом оказывались собратья-эллины, а именно так зачастую и случалось. Сам храм Зевса, как сообщает Павсаний (V.10.2), был построен элейцами на добычу, полученную в результате войны с соседями. Не следует отождествлять религиозное и культурное единство с политической сплоченностью, каковое у греков в их лучшие времена всегда оставалось чем-то если и достижимым, то в высшей степени хрупким. Тем не менее, совершенно ясно, что для эллинов Олимпия выступила как воплощение идеи подобного рода. Вознося хвалу Гераклу за то, что тот, согласно леге- де, основал Олимпийские игры, Лисий сказал так: «Он полагал, что это собрание явится для эллинов началом их взаимной дружбы» (ХХХШ.2). С религиозной точки зрения, Олимпия определенно стала рассматриваться в качестве по преимуществу общегреческого святилища. Грандиозная статуя Зевса работы Фидия для очень многих представляла собой наиболее впечатляющее видимое воплощение эллинской идеи божественности, а превосходство Олимпии самым ярким образом выразил Пиндар в начале своей первой олимпийской оды:
Сердце мое,
Ты хочешь воспеть наши игры?
Не ищи в полдневном пустынном эфире Звезд светлей, чем блещущее солнце,
Не ищи состязаний, достойней песни,
Чем Олимпийский бег.
(iОлимпийские оды. 1.3—7; пер. МЛ. Гаспарова)
Хотя, в отличие от Олимпии, для Дельф никогда не был свойствен политический нейтралитет, они, будучи «пупом земли», также могли претендовать на роль религиозного центра Эллады, хотя и в несколько ином смысле; а, будучи главным пророческим святилищем, в классический период Дельфы пользовались по-настоящему мощным политическим влиянием. Наш взгляд на Пифийские игры в ту эпоху зависит в значительной степени от пифийских од Пиндара, а наличие особых связей у этого последнего с Аполлоном и Дельфами очевидно. Ни одно другое божество не изображается в стихах поэта с той же пылкостью и той же симпатией. Но, хотя эта особенность, по всей видимости, отражает личные пристрастия самого Пиндара как поэта, мы, глядя его глазами на Дельфы как на


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
293
своего рода средоточие всех культурных идеалов Греции, должны понимать — данный взгляд выражает именно то, что должны были чувствовать многие эллины означенного времени.
Важно отметить, что оды Пиндара и Вакхилида демонстрируют объединяющую силу этих великих праздников еще и тем, что многие из них были написаны для сицилийских покровителей. Персидские войны и их последствия совпали с серьезной угрозой, которую для греков Сицилии и Италии представляли нападения этрусков и карфагенян. Первая пифий- ская ода Пиндара абсолютно ясно выражает мысль о насущной необходимости единства между материковыми греками и их западными колониями. В это время сицилийские тираны находились на вершине могущества и богатства, а победы в Олимпии и в Дельфах являлись для них важнейшим средством повышения своего престижа. Само их участие в данных состязаниях, наполнение ими сокровищниц общеэллинских святилищ, установка ими здесь других великолепных памятников — всё это, по всей видимости, способствовало осознанию греками своего единства перед лицом внешних угроз.
II. 	Религиозный характер игр
В наше время соревнования любого рода проходят в сугубо светской обстановке, а уж идея связывать спортивные состязания с религией представляется особенно странной. Есть, конечно, и в современных спортивных состязаниях ощущение торжественности и некоего контраста с повседневностью, но — ничего, кроме этого.
Для греков же религиозный контекст был необычайно важен. Соревнования представляли собой часть празднеств в честь богов и героев. Сами боги находили удовольствие в борьбе, поэтому и участие в состязании в святилище бога являлось своеобразным способом поклонения ему. Составитель гомеровского гимна к Аполлону Делосскому в своем ярком описании делосского праздника напоминает богу о том, как все ионийцы «услаждают тебя, когда, справляя твой праздник, всякий раз почитают тебя кулачным боем, пляской и пением» [Гомеровские гимны. I. 149—150). Лукиан пишет о богах как о «смотрителях за атлетами» [В защиту изображений. 19). Как феакийцы в «Одиссее» организовали состязания специально для того, чтобы развлечь Лаэртида, и как Ахиллес в «Илиаде» устроил погребальные игры в честь своего погибшего соратника Патрокла, так и игры исторического времени справлялись перед лицом незримо присутствовавших божественных и героических зрителей.
Но боги не были только лишь бесстрастными наблюдателями. Они могли также благоволить тем или иным участникам противоборств. Греки вообще смотрели на жизнь в значительной степени под соревновательным, или агональным, углом зрения, а любой успех считался даром богов. Мы видим, как данные понятия работают в «Илиаде», и это каса¬


294
Глава 8d
ется как боевых столкновений, так и их олицетворения — в состязаниях ХХШ песни (посвящена погребению Патрокла и играм, устроенным в его честь. —A3). Плутарх называет атлетические занятия у греков «имитацией войны и подготовкой к ней» [Моралии. 639 DE), хотя к его времени атлетика и военная подготовка были разными вещами (ср.: Плутарх. Филопемен. 3.2-4). По поводу победы Аркесилая, царя Кирены, Пиндар говорит так:
И пока звенят они о тебе
По сладким садам Киренской Афродиты,
Ты помни, что бог — начало и верх всего.
[Пифийские оды. V.23—25; пер. Μ.Λ. Гаспарова)
Считалось, что многие атлетические праздники были учреждены в поминовение о смерти какой-либо легендарной фигуры прошлого. Действительно, античные комментаторы Пиндара исходят из того, что все древние игры изначально обладали именно таким характером (Схолии к Пиндару. Истмийские оды, начало). В Олимпии игры устраивались в честь Пелопа и в память о его победе в колесничном состязании с царем Писы Эномаем, благодаря чему он завоевал право взять в жены дочь последнего — Гипподамию (Пиндар. Олимпийские оды. 1.67—88). Впрочем, о тех же играх говорилось, что учреждены они были Гераклом, и Пиндар перечисляет героев, победивших в тех первых состязаниях [Олимпийские оды.
Х.24—77). Сохранилось одно предание, согласно которому Геракл, после того как убил Немейского льва, основал также и Немейские игры [Схолии к Пиндару. Немейские оды, преамбула). Но более распространенная версия состояла в том, что последние справлялись в память о мальчике Офель- те, погибшем от укуса змеи в Немее, когда там остановилось войско Ад- расга во время похода на Фивы. Подобным образом и Истмийские игры справлялись в память о гибели ребенка Меликерта (или Палемона), сына Ино. Хотя Пифийские празднества и проводились отнюдь не в честь героя, они также могут быть описаны как погребальные состязания, поскольку на них отмечалось убийство Аполлоном дракона Пифона.
Мы уже отмечали, что первоначальное ристание в Олимпии, будучи забегом к большому алтарю Зевса, на котором совершалось главное жертвоприношение празднества, являлось событием религиозного характера. Данный алтарь находился рядом со священным участком Пелопа и храмом Геры, существовавшим задолго до появления храма Зевса. Эти религиозные достопримечательности образовывали центральную культовую зону святилища. В первой олимпийской оде (90 слл.) Пиндар говорит о воздаваемой Пелопу чести на его могиле, рядом с алтарем Зевса, и о ристалищах, устраиваемых поблизости в память об этом герое.
Связь атлетики и религии обнаруживается и в Истмии, где до сих пор можно видеть стартовые линии на стадионе, такие, какие использовались в архаический и классический периоды (Том иллюстраций к САН IV2:


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
295
ил. 203). Эти линии находятся справа от более позднего святилища Пале- мона и рядом с храмом Посейдона11. Недавно была высказана гипотеза, что самый ранний стадион в Немее, в отличие от более позднего стадиона, находился в непосредственной близости от храма Зевса12.
Помимо тех конкретных героев, в честь которых устраивались эти игры, были и другие, которые могли особым образом ассоциироваться с такими состязаниями. Великолепным эталоном для всех видов атлетических достижений (но главным образом для кулачного боя, борьбы и панкратиона) оставался Геракл, который собственными подвигами (άθλα — это слово означает одновременно и «труд», «задание», «дело», и «атлетические соревнования». — А.З.) заслужил себе, согласно вере греков архаического и классического периодов, место среди богов13. Но патронами атлетов были также и Диоскуры — Кастор покровительствовал в особенности наездникам, а Полидевк — кулачным бойцам, и, кроме того, братья поочередно обладали бессмертием. Пиндар также любит упоминать атлетические и иные свершения Полая, племянника и товарища Геракла, в Фивах же справляли праздник в честь этих двух героев одновременно14.
Вообще говоря, достижения живущих атлетов помещались поэтами, работавшими в жанре эпиникиев, в контекст как недавнего исторического прошлого, так и отдаленного легендарного прошлого. Упоминаемые в одах герои зачастую почитались сообществами атлетов либо рассматривались этими последними в качестве своих предков. Для Пиндара и Вакхилида прошлое и настоящее неразделимы, причем настоящее имеет какой-то смысл только в свете прошлого. В самом деле, для этих поэтов невозможно отделить историю от мифологии, а потому неправильно говорить об «использовании» ими мифов, как если бы эти мифы были чем- то чуждым главному содержанию их поэм. Прославляемое ими историческое событие приобретает большее значение благодаря связи с героическим веком, с тем временем, когда смертные и боги находились в тесных отношениях друг с другом. Живущие атлеты, в свою очередь, в результате побед, которые даются богами, становятся ближе к божественному статусу. Наиболее эффектным образом это подтверждается многочисленными легендами, которыми мгновенно обрастали сверхъестественные подвит, а также и смерти знаменитых атлетов VI и V вв. до н. э., а также тем фактом, что некоторым из этих людей после их смерти действительно поклонялись как героям15.
11 Ср.: Вгопеег 1973 (I 31): прежде всего с. 46—66, 137—142; а также: Romano 1981 (1144): 53—70. Том иллюстраций к САН IV2: ил. 203.
12 Cp.: Romano 1977 (1 143): 27—31. См. также: Miller 1983 (1115): 80—82.
13 Kramer 1970 (К 52): 108-138.
14 Олимпийские оды. IX.98—99; Пифийские оды. IX.79—83; XI.55—61; Немейские оды. Ш.36—39; Истмийские оды. 1.14—32; V.32—33; VII.9.
15 Cp.: Fontenrose 1968 (К 30): 73-104; Harris 1964 (К 36): 110 слл.; Pouilloux 1954 (F 58) Ь 62-105.


296
Глава 8d
III. 	Порядок проведения состязаний
И ХОД ПРАЗДНЕСТВ16
1. Олимпийские игры
В V в. до н. э. игры в Олимпии длились пять дней (Пиндар. Олимпийские оды. V.6). Они проходили в месяце парфении («девичьем») или аполло- нии, в полнолуние, один раз в сорок девять или пятьдесят месяцев, причем после месячного священного перемирия. Центральным церемониальным моментом было особое жертвоприношение — гекатомба, на Зевсовом алтаре, который и сам был сложен из пепла бедренных костей жертвенных животных (Павсаний. V.13.8). В точности порядок проведения атлетических соревнований нам не известен. По Павсанию (V.9.3), вплоть до 472 г. до н. э. конные ристания проводились в один день с другими состязаниями, но с этого времени пентатлон (т. е. пятиборье: бег, прыжки, метание диска, метание копья и борьба) и конные ристания стали проводиться до жертвоприношения, а остальные соревнования — после (ср. также: Ксенофонт. Греческая история. VH4.29). Мальчики состязались до мужчин (Плутарх. Моралии. 639А), на все соревнования в беге отводился только один день, как и на все единоборства — борьбу, кулачный бой и панкра- тион (Павсаний. VI.6.5,13.3, 15.4). Последним действом был бег в полном вооружении.
В конце 6-го столетия проводились следующие состязания: стадий (бег по прямой в одну сторону), диавлос (двойной бег, т. е. до конца ристалища и обратно. — A3.), долихос (забег на длинную дистанцию), пентатлон, борьба, кулачный бой, панкратион, состязания в беге мальчиков, борьба среди мальчиков, кулачный бой среди мальчиков, бег в полном вооружении, колесничные забеги четверок, скачки. В 500 г. до н. э. к этим дисциплинам были добавлены бега колесниц, запряженных мулами, а в 496-м — скачки на кобылах, однако в 444 г. до н. э. эти два вида состязаний были отменены. В 408-м были введены бега колесниц, запряженных парой взрослых коней.
Соревнованиям предшествовала процессия из Элиды в Олимпию, а также некая церемония, во время которой атлеты и должностные лица приносили клятву в соблюдении установленных на играх правил, а после состязаний проходило чествование победителей — с процессиями и пиршествами.
Общий контроль за всем празднеством осуществляла коллегия элейских судей. В 580 г. до н. э. их число возросло с одного до двух (Павсаний.
V.9.4), а несколько позднее, возможно, в течение V в. до н. э., до девяти, но вскоре после этого и до десяти. (К несчастью, в рукописной традиции даты, приводимые Павсанием, испорчены.) В надписях времени до Персидских войн эти судьи именуются диайтатерами (третейские судьи. — А.З.). В 476 г. до н. э., однако, Пиндар использовал термин гелланодики
16 	Ср.: Gardiner 1910 (К 33): 194-226; Bengtson 1972 (К 3): 32-56.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
297
(Олимпийские оды. Ш.12; cp.: Inschriften von Olympia /Ed. W. Dittenberger, K. Purgold (Berlin, 1896; репринт: 1966) № 2 = Jeffery 1961 (С 137): 220, № 15, 475—450 гг. до н. э.); Павсаний, говоря об увеличении количества судей до девяти (V.9.5), упоминает также термин гелланодики. Не исключено, что это название было введено именно в данное время в знак признания возросшего национального престижа этих игр [гелланодики — букв.: «эллинские судьи». —А.З.)17.
В отношении атлетов судьи были наделены строгой дисциплинарной властью и за нарушения правил могли налагать большие штрафы. В одной неопубликованной надписи конца VI или начала V в. до н. э. упоминаются некоторые проступки, в частности ломка пальцев во время борцовской схватки, а также подкуп. Наказание состояло в порке, при этом специально оговаривалось, что нельзя бить по голове; кроме того, упоминаются штрафы. Интересно, что правонарушители называются в этой надписи термином миантеры (т. е. «осквернители», от миазма — «скверна». — А.З) — словом, которое лишний раз напоминает нам о религиозном характере всего этого явления. Имеется также упоминание об «элей- цах и их союзе», а это предполагает, что в тот период Олимпия уже могла находиться под контролем лиги элейских общин.
Основные изменения в Олимпии V в. до н. э. были связаны с политическим развитием Элиды18. После Персидских войн элейцы, чье войско опоздало к битве при Платеях, изгнали своих военачальников-олигархов (Геродот. IX.77). Расположенные далеко друг от друга общины Элиды были затем собраны во вновь основанном городе — Элиде (Диодор.
XI.54.1; Страбон. УШ.3.2. Р. 336). При проектировании этого города были тщательно продуманы все детали, связанные с подготовкой к празднику в Олимпии: в новом городе появились просторные площадки для конных выездок, несколько гимнасиев, а также дом гелланодиков (Павсаний. VL23—24). После одной из войн, в результате которой элейцы получили контроль над некоторыми из своих соседей (ср.: Геродот. IV. 148; Страбон. VIIL3.30. Р. 355), победители воздвигли в Олимпии храм Зевса. Считается, что его строительство было окончено вскоре после 457 г. до н. э. (ср.: Павсаний. V.10.4). Позднее храм получил грандиозную статую Зевса, которая была окончена Фидием не ранее 420-х годов до н. э. Мастерская Фидия, а также некоторые материалы и инструменты, которые он использовал при работе над статуей, были найдены в Олимпии19.
Ближе к середине V в. до н. э. в Олимпии был построен новый стадион, заменивший конструкцию середины предыдущего столетия. Новый стадион использовался до какого-то момента в IV в. до н. э., когда он был реконструирован и приобрел тот вид, в каком сохранился до наших дней. Первоначально он лежал за чертой Алтиса, собственно священного участка20.
17 Ср., впрочем, у Гелланика: FGrH 4 F 113; Аристотель. Фр. 492.
18 Ср.: Swoboda 1905 (F 67): 2392-2401; Hönle 1968 (F 34).
19 Ср.: Mallwitz 1972 (1 102): 211-234, 255-266; Herrmann 1972 (К 40): 128-257.
20 Cp.: MaUwitz 1972 (I 102): 180-186; Herrmann 1972 (К 40): 105 слл., 159, 164-165; Romano 1981 (I 144): 116—141; а также Koenigs в изд.: MaUwitz 1981 (I 103): 366—368.


298
Глава 8d
Олимпийские игры продолжали проводиться и в Пелопоннесскую войну. На первых порах Элида находилась на стороне Спарты, и в 428 г. до н. э. отложившиеся от афинян митиленцы именно в Олимпии, сразу после окончания праздника, предложили Пелопоннесскому союзу свои услуги против них (Фукидид. Ш.8 слл.). Однако стремление Спарты отобрать у элейцев контроль над Лепреем привело в 421 г. до н. э. к формированию альянса между Элидой и Аргосом, а уже в следующем году элей- цы и аргосцы вступили в союз с Афинами (Фукидид. V.31, 47). На играх 420 г. до н. э. спартанцам, не уплатившим пеню, наложенную на них элей- цами за якобы нарушенное олимпийское перемирие, запретили принесение жертвы в святилище и, соответственно, участие в состязаниях, сам же праздник проходил в присутствии вооруженной стражи, поскольку все боялись спартанского нападения. Спартанец Лих, один из самых богатых людей Лакедемона, тогда же был подвергнут побоям распорядителями игр за то, что проигнорировал их постановление, воспрещавшее спартанцам участвовать в состязаниях (Фукидид. V.49—50).
После битвы при Мантинее Элида, как кажется, заняла позицию невмешательства. Однако в конце Пелопоннесской войны Спарта всё же отомстила: в Элиду вторгся царь Агис; он разбил ее войско и заставил отказаться от зависимых территорий. Впрочем, право заведовать Олимпийскими играми было за ней оставлено (Ксенофонт. Греческая история. Ш.2.21—31).
2. 	Пифийские игры
Пифийские игры проводились в дельфийский месяц букатий (август- сентябрь) под контролем гиеромнемонов — двадцати четырех уполномоченных, выбранных от двенадцати входивших в состав Амфиктионии народов, дабы управлять ее, Амфиктионии, делами. В дополнение к обязанностям по содержанию святилища, гиеромнемоны отвечали за объявление священного перемирия и за общее управление празднеством21. Его важной частью всегда были музыкальные состязания, а именно исполнение гимна под кифару, собственно кифаредическое искусство, а также искусство игры на флейте (Павсаний. Х.7.2—4; ср.: Пиндар. Пифийские оды. ХП). Атлетические соревнования походили на такие же в Олимпии, но здесь были добавлены диавлос и дилохос для мальчиков. Бег в полном вооружении появился в 498 г. до н. э. Конные ристания всегда проводились на равнине Крисы, расположенной ниже Дельф. На основании археологических данных недавно были выдвинуты аргументы в пользу того, что сохранившийся стадион был построен не ранее конца IV или начала Ш в. до н. э. и что до этой даты все атлетические мероприятия также проходили на равнине22. Храм Аполлона, чьи руины сохранились, был
21 Cp.: Roux 1979 (F 60): 57-58.
22 Cp.: Aupert 1979 (I 8): прежде всего с. 17—31, 52—54, 164—165, 180. Критика этой точки зрения: Miller 1981 (1114): 504—506.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
299
построен в IV в. до н. э.; он заменил собой тот, что был возведен в конце VI в. до н. э. и завершен Алкмеонидами (ср.: Пиндар. Пифийские оды. VII. 7—9). Гимнасий и палестра расположены близ храма Афины Пронайи (Предхрамовой) и датируются временем от конца IV в. до н. э.23.
3. 	Истмийские игры
Истмийские игры включали обычные атлетические и конные состязания. Особое значение здесь имели колесничные и конные бега, возможно, потому, что Посейдон считался покровителем лошадей. Также здесь имелся специфический четверной (на четыре стандартные дистанции) бег, называвшийся гиппием («конным»), которого не было в Олимпии; кроме того, к V в. до н. э. здесь наряду с состязаниями для взрослых мужей и мальчиков появились отдельные соревнования для юношей. Мусические конкурсы (т. е. состязания в пении, танце и поэзии. —А.З.) не засвидетельствованы вплоть до Ш в. до н. э. Храм Посейдона был построен ок. середины V в. до н. э., заменив собой своего предшественника VII в. до н. э. Расположенный поблизости, ранний стадион был заменен сооружением за пределами святилища, возможно, на исходе IV в. до н. э. или даже позднее24.
4. 	Немейские игры
Немейские игры проходили в двенадцатый день немейского месяца пане- ма под контролем должностных лиц — гелланодиков, которые носили темные одежды в память о легендарном погребальном происхождении самого празднества. Эти игры, как кажется, притягивали к себе главным образом своими атлетическими противоборствами, хотя здесь проводились и колесничные бега. Вакхилид прослеживает происхождение панкратиона вплоть до Геракловой победы над Немейским львом (ХШ.46—57). Как и на Истмиях, проводились соревнования в гиппии, а также много состязаний для мальчиков и юношей. Пентатлон был введен для мальчиков только в V в. до н. э. (Схолии к Пиндару. Немейские оды. VH, начало). Недавно раскопанный стадион датируется от второй половины IV в. до н. э.25. Но один блок, взятый из стартовой линии более раннего стадиона, был вмонтирован в порог позднейшего сооружения близ храма Зевса (см. выше, сноска 12). Самый ранний храм был, вероятно, сооружен в VI, разрушен в конце V и восстановлен только на исходе IV в. до н. э.26. Археологами были открыты девять строений раннего V в. до н. э. Они похожи
23 Cp.: Courby 1927 (153); а также: Jaimoray 1953 (I 80).
24 Ср.: Вгопеег 1971 (I 30) и 1973 (I 31): 46-66.
25 Ср.: Miller 1975 (1115): 169-172; 1976 (1115): 193-202; 1977 (1115): 22-26; 1978 (1115): 84~β8; 1979 (1 115): 93-103; 1980 (1115): 198-203; 1981 (1115): 65-67; 1982 (1115): 36-37; см. также: Romano 1981 (1144): 71-114.
26 Ср.: Hill 1966 (I 75); Miller (см. выше, сноска 25).


300
Глава 8d
на сокровищницы в Олимпии и Дельфах, а одно, как думают, представляло собой темен (священный участок) некоего героя — возможно, это было святилище Офельта (ср.: Павсаний. П.15.3)27.
IV. 	Атлеты: окружение и карьера
Конец 6-го и всё 5-е столетие были «золотым веком» для греческих атлетов. Это было время, когда аристократы и тираны конкурировали друг с другом за самые желанные для них призы — награды в колесничных бегах и конных ристаниях, а имеющийся у нас образ атлетов этого периода сформировался в целом под весьма большим влиянием богатых покровителей, для которых Пиндар и Вакхилид писали многие из своих поэм. Однако, вопреки распространенному представлению, к атлетическим успехам в это время стремились отнюдь не только богатые любители-непрофессионалы28. К V в. до н. э. проводилось достаточное количество праздников для того, чтобы атлету быть постоянно в них занятым, и те, кто достигали побед уже в юном возрасте, могли посвятить часть своей жизни тренировкам и соревнованиям и, соответственно, надеяться на материальную обеспеченность по окончании спортивной карьеры. Уже для этого периода мы слышим о некоторых знаменитых атлетах простого происхождения, например о Главке из Кариста, о котором говорили как о деревенском парне, чьи победы в кулачном бою заслужили похвалу поэта Симонида (Фр. 509 PMG), или о бегуне Полиместоре из Милета, жившем в первой половине VI в. до н. э., о котором говорили, что он был козопасом, или о скотнике Амесинаде, жившем в V в. до н. э.29. Мы слышим, что Алкивиад презирал все иные виды состязаний в Олимпии, кроме колесничных бегов, ибо «он знал, что некоторые из атлетов — люди низкого происхождения, пришли они из жалких городишек и были плохо воспитаны» (Исократ. XVI.33—34).
Чтобы составить представление о приблизительном количестве празднеств, проводившихся в Греции, достаточно рассмотреть экстраординарную карьеру Феогена Фасосского, жившего в первой половине V в. до н. э. Говорили о более чем 1300 его победах в атлетических противоборствах, а также о том, что за всю свою 22-летнюю карьеру он ни разу не проиграл в кулачном бою. Помимо успехов в этом виде спорта он одержал ряд побед в панкратионе, а также выиграл забеги на длинную дистанцию в Аргосе и во Фгии, что в Фессалии30.
Нужно также иметь в виду размер призовых, присуждавшихся на некоторых играх, а также и другие награды, которые завоевывали атлеты в родных городах. Так, в Афинах победители на Панафинеях получали в качестве призов амфоры с оливковым маслом (ср.: Том иллюстраций к
27 Ср.: Miller 1978 (1 115): 67-78; 1979 (1 115): 83-85; 1981 (I 115): 60-65.
28 Ср.: Young 1984 (К 91). См. также: Kyle 1987 (К 56): 102 слл.
29 Ср.: Moreto 1957 (К 64): No 134, 79, 261.
30 Pouilloux 1954 (F 58): 62-105; Hanis 1964 (К 36): 11£-116.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
301
САН IV2: ил. 204—205). Одна из надписей IV в. до н. э. дает перечень этих наград. Самая большая, за победу в колесничных бегах, составляла 140 амфор (IG П2 2311.55—56); призы за победы в других состязаниях также были значительны (например, вероятно, 100 амфор за победу в забеге на стадий). В то время одна амфора оливкового масла стоила не менее 12 драхм, но могла стоить и много больше. Дневной же заработок опытного ремесленника составлял всего лишь от одной до полутора драхм. Это дает нам некоторое представление о масштабе призовых в денежном выражении.
Хотя «веночные игры» не приносили таких материальных выгод, атлеты могли надеяться на оные по возвращении домой. Ко времени Солона такие награды, похоже, были в Афинах уже довольно весомыми — этот вывод можно сделать из сообщений о том, что победителям на Олимпийских и Истмийских играх Солон ограничил награду 500-ми и 100 драхмами соответственно (Плутарх. Солон. 23.3; Диоген Лаэртский. 1.55). Плутарх (Указ, место) информирует нас, что сумма в 500 драхм была в то время эквивалентом годового урожая с имения, принадлежавшего представителю высшего солоновского имущественного класса — пентакосио- медимнов.
Поэт и философ Ксенофан, человек VI в. до н. э., глумился над теми почестями и наградами, которые предоставляют олимпийским победителям; он писал, что на самом деле их достижения совершенно бесполезны для их полисов — в отличие от его собственного интеллектуального вклада (Фр. 2 IEG)31. Он упоминал такие награды, как почетное место на празднике (;проэдрия), обеды на общественный счет (т. е. σίτασις έν πρυτανεία) — даровое питание в пританее), а также дорогие подарки; наличие подобных обычаев подтверждается позднейшими источниками32. Критика, подобная ксенофановской, раздавалась и позднее, особенно остро — в словах Еврипидова Автолика (Фр. 282 Nauck2)33. Но были и другие почести, о которых Ксенофан не упоминал: статуи атлетов, которыми с VI в. до н. э. начали украшаться греческие святилища и публичные места;34 официальные надписи, в которых отмечались свершения атлетов, а в тех случаях, когда победителями становились правители, еще и выпуск монет, отчеканенных специально — чтобы увековечить их победы на конных ристаниях (Том иллюстраций к САН IV2: ил. 214); торжества, часто весьма экстравагантные, как по случаю победы, так и по случаю возвращения домой, когда героев дня сопровождали грандиозные триумфальные процессии их сограждан, и благодарственные дары, подносившиеся местным богам и героям; сами победные песни; и, наконец, уже отмечавшийся факт, состоящий в том, что некоторым атлетам после их смерти поклонялись как героям.
31 Cp.: Bowra 1953 (J 6): 15-37; Marcovich 1978 Q 77): 16-26.
32 Ср. по V в. до н. э.: Bowra 1953 (J 6): 30—34; а также: IG Р 131.11—18; Платон. Апология Сократа. 36d.
33 Ср. также: Finley and Pieket 1976 (К 29): 113—132.
34 Ср.: Gardiner 1910 (К 33): 70, 77, 86 слл.


302
Глава 8d
Такие непомерные почести, а также возмущение и критицизм, которые они пробуждали, необходимо иметь в виду, когда у Пиндара и Вакхи- лида мы сталкиваемся с частыми упоминаниями зависти («φθόνος»), жертвами которой всегда становятся успешные атлеты. Когда Пиндар серьезно предупреждает своих покровителей о том, что они уже достигли пределов удачи, доступной смертному, мы должны принимать его слова за чистую монету. Один поздний источник сообщает, что Пифагор, якобы, советовал людям принимать участие в олимпийских состязаниях, но не побеждать в них — из-за зависти, которую возбуждают эти победы (Пор- фирий. Жизнь Пифагора. 15); а, согласно другому позднему источнику, Пифагор, сравнивая жизнь с Олимпийскими играми, говорил, что атлеты подобны людям, снедаемым жаждой власти и начальствования, а также безрассудной страстью к славе (Ямвлих. Жизнь Пифагора. ХП.58).
Действительно, политические и атлетические амбиции зачастую шли рука об руку. Сохранилась история о том, как Главк Каристийский окончил свои дни правителем Камарины на Сицилии [Схолии к Эсхину. Против Ктесифонта. 190; Беккер. Греческие анекдоты. Ι.232)35. Другой знаменитый атлет, Фаилл Кротонский, был единственным представителем западных греков, который во главе своего собственного корабля пришел на помощь эллинам во время Саламинской битвы (Геродот. УШ.47). Мы не знаем, происходил ли он из богатой семьи: подобно Главку он мог достичь выдающегося положения благодаря своей атлетической доблести.
Ярчайший пример использования атлетических успехов в политике дает нам Алкивиад. Во время горячих споров, ведшихся афинянами по поводу того, стоит ли снаряжать поход на Сицилию, он выступал в роли защитника этого проекта и выказывал претензию на потенциальное руководство всем предприятием, заявляя, что именно он принес Афинам небывалую честь благодаря своему личному успеху на Олимпийских играх 416 г. до н. э.: он-де выставил семь колесниц, получив первую, вторую и четвертую награды, чего прежде не случалось еще ни с одним человеком. Это, по его мнению, в глазах всех остальных греков послужило доказательством того, что Афины продолжали сохранять свое могущество, хотя к тому времени эллины уже думали, что война совершенно истощила афинян (Фукидид. VI. 16.2). Сам Фукидид дает такой вот комментарий по этому поводу: на самом деле огромные траты Алкивиада на скаковых лошадей подорвали его личное материальное положение, так что в Сицилии он просто надеялся поправить свое состояние. Его расточительный образ жизни был, по сути, главной причиной подозрений народа насчет его далекоидущих целей и страха, что он установит тиранию, и именно это привело впоследствии к его изгнанию из афинской политики (Фукидид. VI.15.3-4).
Важно отметить, что единственным царем Спарты, который когда- либо побеждал на колесничных скачках в Олимпии, вплоть до времени Геродота, был перебежчик Демарат, окончивший свои дни изгнанни¬
35 	Dunbabin 1948 (А 29): 416.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
303
ком в Персии (Геродот. VL70). Спартанцы опасались успехов подобного рода36.
Скаковые кони и колесницы достались историческим грекам в наследство от героев эпического века. Кимон, сын Сгесагора, трижды побеждавший в Олимпии со своими колесницами в конце VI в. до н. э. и убитый сыновьями Писистрата, был похоронен вместе со своими победоносными скакунами (Геродот. VI.103). Всё это напоминает погребение Патрокла, а также конные захоронения микенской и геометрической эпох. На скаковых лошадях обычно ездили профессиональные наездники, но богатый хозяин либо кто-нибудь из членов его семьи мог управлять собственной колесницей (ср.: Пиндар. Пифийские оды. V; Истмийские оды. I; и, возможно, Пифийские оды. VI). Кимон также являл собой хороший пример использования таких состязаний в политических целях: победив на колесничных ристаниях во второй раз, он позволил провозгласить победителем не себя, а Писистрата, получив за это позволение вернуться из изгнания (Геродот. Указ. место).
Закончив с конными ристаниями, мы, по-видимому, можем составить определенное представление о популярности других состязаний, рассмотрев тот порядок, в котором эллинистический филолог Аристофан Византийский расставил поэмы Пиндара. Кулачный бой, борьба, панкратион и пентатлон размещены после конных скачек, а вслед за единоборствами — бег. Кулачный бой, борьба и панкратион всегда были у греков любимыми видами спорта. Они все требовали полной отдачи, и участник мог даже погибнуть в схватке. Наиболее жестоким, с нашей точки зрения, был панкратион, который один современный исследователь назвал «боем без оружия, превратившимся в высокотехничный спорт»37. Панкратион, по всей видимости, представлял собой соединение борьбы и кулачного боя, в котором было запрещено лишь кусаться, царапаться и выдавливать глаза (ср.: Том иллюстраций к САП IV2: ил. 208). Тем не менее, целых восемь од Пиндара прославляют панкратиастов, а Филострат называет этот спорт «самым прекрасным из всех состязаний» [Картины. П.6).
Одна из главных тем поэзии Пиндара — наследование естественных способностей одним поколением от другого. В действительности, в древней Греции атлетические успехи имели тенденцию постоянно повторяться у представителей разных поколений одного рода38. В V в. до н. э. исключительный пример дает семья Диагора Родосского, которая стала темой «VH олимпийской оды» Пиндара, где прославляется победа в кулачном бою, одержанная Диагором в 464 г. до н. э. Его три сына и два внука также побеждали в Олимпии в кулачном бою и панкратионе, а один из его сыновей, Дорией, последовательно отпраздновал триумфы на всех четырех главных играх, как он делал это и в других местах. Ко всему прочему Дорией отмечен яркой политической и военной карьерой.
36 Ср.: Bowra 1953 (J 6): 25—26; однако см. также: Плутарх. Ликург. 22.4; de Ste Croix 1972 (G 36): 354-355.
37 Cp.: Harris 1964 (К 36): 106.
38 Harris 1964 (К 36).


304
Глава 8d
Будучи изгнанным с Родоса и переселившись в Фурии во время Пелопоннесской войны, он в 410 г. до н. э. действовал во главе флота против Афин, угодил в плен и получил смертный приговор, но потом — из-за его спортивной славы — был помилован. Позднее, когда Родос примкнул к Афинам, Дорией попал в руки спартанцев, не склонных к какой-либо толерантности и предавших его смерти.
Еще одна восхваляемая Пиндаром семья — Олигетиды из Коринфа. В «ХШ олимпийской оде», написанной на победы Ксенофонта в беге и пентатлоне в 464 г. до н. э., поэт говорит, что в прошлом представители этого рода уже одержали шесть побед на Истмиях и в Немее (96—100), а также намекает на многочисленные достижения на других празднествах в самых разных уголках греческого мира (1—2,13—14, 29—46, 101—113)39.
Эпиникии иногда включали похвалу не только в адрес атлетов и членов их семей, но и в адрес их тренеров40. К V в. до н. э. подготовка и обучение спортсменов уже превратились в специализированный, профессиональный вид деятельности, чему сопутствовало развитие учений о диете и здоровье. Согласно одному из преданий, Пифагор первым стал держать борцов на мясной диете (Диоген Лаэртский. VIEL 12; Порфирий. Жизнь Пифагора. 15), тогда как другая традиция относит это нововведение к более позднему времени — к началу V в. до н. э. (Павсаний. VI.7.10). Во времена Еврипида атлетов из-за такого режима питания стали обвинять в обжорстве, а позднее отношение к ним как к чревоугодникам вообще превратилось в общее место (Афиней. 412D слл.); кроме того, встречаются частые заявления о том, что изнурение своего тела атлетическими упражнениями отнюдь не способствует сбалансированному состоянию здоровья (напр.: Гиппократ. О пище. 34; Платон. Государство. 403е8 слл.). Говорили, что тренировки заставляют атлетов блистать подобно колоннам гимнасия, но они же делают их похожими на камень, из которого эти колонны сделаны (ср.: Плутарх. Моралии. 133D)!
Женщины не имели права участвовать в состязаниях на равных правах с мужчинами, хотя в качестве владелиц могли выставлять колесницы на забегах в Олимпии. В некоторых случаях среди женщин проводились собственные атлетические соревнования41. В Олимпии, например, незамужние девушки участвовали в беге на стадий на древнем празднике в честь Геры (Павсаний. V.16.1). Павсаний рассказывает также, что в Олимпии замужние женщины не допускались на игры даже в качестве зрителей — за исключением лишь жрицы Деметры Хамины (VL20.9;
V.6.7). Некоторые современные исследователи полагают, что этот запрет распространялся также и на незамужних девушек, однако текст Павсания всё же констатирует, что этим последним было позволено присутствовать на празднике как зрителям, а Пиндар подразумевает, похоже, что
39 Cp.: Ban-ett 1978 Q 4): 1-20.
40 Ср.: Harris 1964 (К 36): 170-178; Gardiner 1910 (К 33): 122-132; Kramer 1970 (К 52): 64-107.
41 Ср.: Harns 1964 (К 36): 179-186.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
305
девушки (видимо, в Кирене) лично наблюдали за состязаниями, которые упоминаются в «IX пифийской оде» (97—103).
V. Поэты И ИХ ПОКРОВИТЕЛИ
Ода в жанре эпиникия являлась особой разновидностью гимна в честь бога или героя и в истории греческой хоровой лирики появилась довольно поздно. Первым, кто начал составлять такие песни во славу атлетов- победителей, считался Симонид Кеосский (ок. 557—468 гг. до н. э.). От этих его поэм сохранилось лишь несколько фрагментов (PMG 506—519)42. Симонид создавал такие песни под заказ и за плату, и он пользовался покровительством некоторых могущественных правителей своего времени. Тиран Гиппарх, как сообщается, убедил его переселиться в Афины, предложив ему богатые подарки и содержание; затем некоторое время Симонид провел в Фессалии, где снискал поддержку Алевадов и Скопа- дов. Во время Персидских войн он опять оказался в Афинах, где подружился с Фемистоклом, а дни земной жизни окончил в Сицилии, при дворе Гиерона Сиракузского. Из-за своего отношения к поэтическому искусству Симонид очень быстро приобрел репутацию человека жадного и корыстного (ср.: Кенофан. 21В21 D—К6; Аристофан. Мир. 697—699; Аристотель. Риторика. 1391а8, 1405Ь24; Каллимах. Фр. 222, и др.). Пиндар порицал такой подход к поэзии [Истмийские оды. П.1—11), причем древние комментаторы выдвигали предположение, что в данном случае поэт имел в виду именно Симонида; хотя, так ли это было на самом деле, сказать с уверенностью нельзя43.
Позднее ходила легенда, согласно которой один победитель в кулачном бою отказался заплатить Симониду всю сумму, о какой они условились, заявив, что остаток он может взять с Диоскуров, поскольку уж слишком много места в своей песни он отвел прославлению этих божеств. На пире по случаю победы этого атлета Диоскуры вдруг появились в дверях и позвали Симонида как бы для разговора. Когда тот вышел, они исчезли, а дом рухнул, и все, кто там находился, погибли [PMG 510). Эта история, во всяком случае, наводит на мысль, что Симонид позволял себе посвящать лишь малую часть поэмы прямому прославлению своего мецената. Некоторые из сохранившихся фрагментов также показывают, что он, похоже, не всегда серьезно относился к тому поводу, ради которого писал стихи (Фр. 507, 514, 515). Однажды, впрочем, он позволил себе поразительную гиперболу, когда сказал по поводу Главка Каристийского, что «даже Полидевк не отважился бы первым занести на него свою могучую длань, ни железный сын Алкмены» (Фр. 509). Впрочем, и здесь поэт мог быть не вполне серьезным!
42 Cp.: Fränkel 1975 (J 39): 434-436; Bowra 1961 Q 8): 308-317. См. также: Barrett 1978 0 4): 1-20.
43 Cp.: Lefkowitz 1981 (J 63): 50-53.


306
Глава 8d
Этот новый тип хвалебной поэзии последователи Симонида, Пиндар и Вакхилид, очень быстро превратили в детально разработанную и совершенную форму искусства. Сообщается, что Пиндар родился в 518 г. до н. э. в Киноскефалах в Беотии (Словарь Суды под словом «Πίνδαρος»; Старые схолии к песням Пиндара, изд. Драхманна. 1.1.1)44. От его семнадцати книг стихов сохранилось только четыре книги эпиникиев, а также большое количество фрагментов сочинений других поэтических жанров. Таким образом, мы располагаем, по крайней мере, сорока четырьмя полными поэмами Пиндара (последняя книга испорчена в конце). Евстафий говорит, что содержащиеся здесь стихи «более человечны, менее мифологичны и менее темны, чем все остальные», а потому они были более популярны в поздней античности (Схолии к Пиндару, изд. Драхманна. Ш.303.9—11).
Самое раннее датируемое сочинение Пиндара — «X пифийская ода», составленная в 498 г. до н. э., когда автору было всего двадцать лет; самое позднее — «УЩ пифийская ода», составленная в 446 г. до н. э., когда ему было за пятьдесят. Он писал для покровителей из самых разных частей эллинского мира. Его наиболее длинная поэма, «IV пифийская ода», посвящена Аркесилаю, царю Кирены, как и «V пифийская»; но для своих сицилийских патронов он написал много поэм, особенно для Гиеро- на Сиракузского и Ферона Акрагантского, а также значительное количество для победителей с острова Эгины. В отличие от немейских и исг- мийских, олимпийские и пифийские оды были по большей части надежно датированы древними записями.
Вакхилид из Иулиды, что на острове Кеос, был племянником Симонида. Точные даты его жизни неизвестны, но писал он в тот же самый период, что и Пиндар, иногда для тех же заказчиков и конкурируя с ним45. В своей пятой песни он славил успех Гиерона 476 г. до н. э. в Олимпии в конном беге, а это был сюжет «I олимпийской оды» Пиндара, свою же четвертую песнь он посвятил колесничной победе Гиерона в Дельфах, одержанной в 470 г. до н. э., — тема «I пифийской оды» Пиндара. Третья песнь прославляла победу колесницы всё того же Гиерона в Олимпии в 468 г. до н. э. Поскольку в пятой песни (11) Вакхилид называет Гиерона словом «ξένος» («гостеприимен»), можно предположить, что к 476 г. до н. э. он уже побывал на Сицилии. Песни шестая и седьмая, обе на победу Лахона Кеосского, датируются 452 г. до н. э. по папирусному фрагменту, содержащему регистр олимпийских побед [Оксиринхские папирусы. 222. П.18). Существует также предание, что в течение какого-то времени Вакхилид, будучи изгнанным из Кеоса, жил на Пелопоннесе (Плутарх. Моралии. 605С).
Из сочинений Вакхилида мы располагаем, по крайней мере, четырнадцатью одами-эпиникиями и шестью дифирамбами, найденными в
44 Cp.: Lefkowitz 1981 (J 63): 57—66, 155—157 — по поводу предания о жизни Пиндара.
45 Cp.: Jebb КС. Bacchylides (Cambridge, 1905): 1—26; Severyns 1933 Q 98); Maehler 1982 Q 75) I: 6-9.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
307
1896 г. на двух папирусных свитках, а также некоторым количеством других стихотворных фрагментов.
Подобно Симониду, эти два поэта работали на заказ, при этом в стихах они часто намекают на радушное гостеприимство и щедрость своих покровителей46. Бывало, что сам поэт присутствовал на исполнении написанного им сочинения, но он мог и просто отправить стихи заказчику, чтобы их исполнили в доме победителя. Некоторые из этих коротких песен, по всей видимости, предназначались для исполнения прямо там, где была одержана победа (напр.: Пиндар. Олимпийские оды. XI; Пифийские оды. VI), но всё же чаще они исполнялись по возвращении атлета на родину, иногда — перед входом в его дом (Пиндар. Немейские оды. 1.19 слл.; Истмийские оды. УШ.1 слл.) или у храма [Пифийские оды. XI. 1 слл.). Хотя эти песни, как правило, должен был петь хор юношей, они могли время от времени исполняться и индивидуально, например кем-нибудь из членов семьи победителя [Немейские оды. IV.13—16). К таким песням относились как к художественной фамильной ценности, которую в семье атлета берегли в память на будущее. Отдельная копия могла даже храниться в храме родного города атлета, как было с «VII олимпийской одой» Пиндара [Схолии к Пиндару, изд. Драхманна. 1.195.13—14).
В эпиникиях постоянно встречаются заявления, сделанные от первого лица47. Уже со времен античных комментаторов ведутся споры о том, имеются ли в виду в таких случаях мысли самого поэта, или эти заявления делаются от лица хора, который должен был исполнять песню, или же от лица победителя. В некоторых случаях, впрочем, такие заявления могли принадлежать только самому поэту (напр.: Пиндар. Пифийские оды. Ш.63—79), и это можно предполагать для большинства случаев, когда нет каких-то серьезных оснований для сомнений. Поэт вводит себя не просто для рекламы, но, скорее, для придания большего веса тому, что он говорит. Будучи выразителем воли Муз (Пиндар. Пеан. VL6), он пользуется особым уважением и когда восхваляет, и когда дает советы. Намекая на свои личные отношения с покровителем или с родным городом победителя, он делает похвалу более весомой и более искренней. Эти, так сказать, личные рекомендации можно рассматривать и как некую условность, принятую в жанре эпиникиев, но данное обстоятельство ни в коем случае не умаляет правдивого характера того, что в подобных случаях поэт говорит о самом себе.
Немногое известно относительно музыкальных аспектов этих песен, а также относительно танцев, которые сопровождали их исполнение. Часты намеки на то, что ода должна исполняться под аккомпанемент кифары либо кифары вместе с флейтой. Иногда используются термины «до- рийская/ий», «эолийская/ий» и «лидийская/ий» применительно либо к песни [Олимпийские оды. XIV.17; Немейские. VTH.15; возможно, Олимпий¬
46 Об общих условиях, в которых писались и исполнялись поэмы-эпиникии, cp.: Frankel 1975 (J 39): 429-433; а также: Bowra 1964 Q 9): 161—162.
47 Cp.: Lefkowitz 1963 Q 62): 177-253.


308
Глава 8d
ские. 1.102), либо к инструменту [Олимпийские. 1.17, V.21; Пифийские. 11.69; Неллейские. III.79), либо к пляске (Олимпийские. III.4—6; Пифийские. УШ.20); однако точное значение этих терминов в таких случаях неясно. Что касается танца, в позднейших источниках есть короткие замечания, согласно которым в трехчастных песнях при исполнении строфы танцоры совершали круговое движение в одном направлении, а когда пелась антистрофа — в противоположном направлении, когда же исполнялся эпод, они стояли неподвижно48. Также сообщается о том, что танец у греков вообще носил подражательный характер, при котором с помощью движений или поз выражался характер, страсть и действие (Аристотель. Поэтика. 1447а27—28; Платон. Законы. 655d; Плутарх. Моралии. 747А— 8D). К сожалению, вряд ли возможно установить, что всё это означало применительно к песни в жанре эпиникиев.
VI. Поэмы
Оды-эпиникии составлены таким литературным языком, в котором сочетается общий колорит дорического наречия (традиционный диалект хоровой лирики) с языковыми средствами эпической поэзии, а также с некоторыми особенностями эолийского диалекта49. В эпиникиях используются либо дорийский (ныне известный как Дактило-эпитрит), либо эолийский размер, за исключением «XIII олимпийской оды» Пиндара, где эолийский метр смешан с дактило-эпитритом50. Эпиникии обычно имеют трехчастную структуру, то есть состоят из строфы, антистрофы и эпода, но встречаются и монострофные оды, с единственным стансом, повторяющимся несколько раз. Самый короткий эпиникий имеет всего лишь 14 строк (Вакхилид. П), самый длинный — 229 (Пиндар. Пифийские оды. IV). В современных изданиях текстов Пиндара применяется система нумерации строк, отличающаяся от той, которая использовалась античными издателями и комментаторами. Александрийские филологи делили строки на более короткие метрические отрезки; первым, кто установил, что у Пиндара метрические периоды более длинные, чем в драматической лирической поэзии, был Готфрид Херманн, которого затем поддержал и Август Бёк51. Метрическая структура у Пиндара вообще довольно замысловатая, а в случае с его эолийскими стихами трудна для анализа. Этот поэт сильно отличается от Вакхилида своим стремлением избегать совпадений цезур (пауз) в метрической и смысловой структурах стиха. У Пиндара окончание слова редко совпадает с окончанием колона (или метрической фразы), а его предложения зачастую выходят за грани¬
48 Cp.: Färber 1936 (J 36) П: 14-19; Mullen 1982 (J 80): 21-31, 225-230.
49 Cp.: Forssman 1966 (J 38); Nisetich 1980 (J 81): 26-31; Maehler 1982 Q 75) I: 9-12.
50 Cp.: Dale 1969 (J 19): 41-97; а также: Nisetich 1980 (J 81): 31-39; Maehler 1982 (J 75) I: 14-23.
51 Cp.: Hermann 1809 (J 53); Boeckh A. (ed.). Pindari Opera (Leipzig, 1811—1821).


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
309
цу периода, строфы или триады. Такой анжамбеман («перенос, текучая строка». —А.З) создает контрапункт (противопоставление. —А.З) между смыслом и ритмом и привносит больше гибкости и разнообразия в поэзию Пиндара. Это особенно заметно в его зрелых стихах, хотя в самых поздних работах (напр.: Пифийские оды. УШ; Немейские оды. XI) вновь проявляется тенденция к структурному упрощению, которая сочетается со значительным лаконизмом и простотой самого языка.
При том что язык этих двух поэтов многим обязан более раннему эпосу и лирике, лексика Вакхилида обычно традиционна, тогда как Пиндар постоянно стремится к самобытности. В сравнении с Вакхилидом он гораздо более скуп на слова, а его выражения часто сжаты, имеют резкие, драматические переходы и яркую, сложную образность. На первый взгляд, из-за этих особенностей трудно уследить за его мыслью, но именно они придают его стихам невероятную энергетику и делают их в высшей степени искренними. Пиндар стремится создать ощущение непринужденности и спонтанного вдохновения, но в действительности его техника необычайно изощрения, а сам он задумывается о собственном искусстве гораздо больше и чаще, чем любой другой греческий поэт до него. Стиль Вакхилида гладок и ровен. Его стихи обладают большим очарованием, но редко достигают подлинной выразительности (ср.: [Лонгин]. О возвышенном. 33.5)51а. Он хорош в расширенном повествовании, как, например, в своей пятой песни при изложении сюжета о схождении Геракла в царство Аида или в третьей песни — в истории о спасении Креза, уже взошедшего на костер. Дифирамбы Вакхилида представляют собой драмы в миниатюре, они жизненны и ярки. Напротив, у Пиндара повествование стремительное и импрессионистическое. Хорошо известные истории он затрагивает по касательной, концентрируясь на отдельной сцене или моменте, давая возможность слушателям самим домыслить остальное. Это было новое — и необыкновенное — слово в истории греческого повествовательного стиля, которое отразилось эхом гораздо позднее, главным образом в эллинистической поэзии.
С точки зрения своего базового содержания поэмы, созданные в жанре эпиникиев, могут показаться вполне предсказуемыми, и некоторые современные исследователи неосмотрительно наклеивают на любое сочинение этого рода ярлык сугубо традиционной, стандартизированной поэзии. Первичная задача поэта здесь, понятное дело, состояла в прославлении победителя и в увековечении его достижения. Это часто вело к восхвалению рода героя либо его города, иногда и того и другого одновременно, а также к упоминаниям о подвигах и о великой славе его предков. Всё это порой выливалось в «мифическое» повествование. Или же пове¬
51а Здесь имеет смысл привести полную цитату данного места из трактата «О возвышенном»: «Конечно, Вакхилид и Ион никогда не ошибались в правилах, а неизменно писали красиво и гладко, Пиндар же с Софоклом в своих порывах способны всё озарить ярким пламенем, но при этом оба могут так же неожиданно погаснуть или стремглав слететь вниз в неудачном падении. Но неужели какой-нибудь разумный открыто предпочтет все сочинения Иона одному только софокловскому “Эдипу”?» (Пер. НА. Чистяковой). —А.З.


310
Глава 8d
ствовательный элемент, который являлся хотя и обычным, но ни в коем случае не обязательным компонентом поэмы, мог отталкиваться от чего- то другого, так или иначе связанного с сюжетом, например от места, где была одержана победа, и, соответственно, от связанных с этим местом легенд, либо от какой-нибудь мысли общего характер, афоризма, навеянного этой победой. Подобные афористические замечания были еще одним стандартным элементом; они обычно играли роль структурных поворотных точек при переходе от настоящего к прошлому или наоборот. Другими регулярными мотивами (как и в гимнах) являлся вступительный призыв, а также мольбы о будущем успехе и благополучии, с помощью которых можно было сменить тему или же закончить песню.
Хотя эти составляющие кажутся очень простыми в своей основе, их возможности для тематического и структурного варьирования очень широки; кроме того, всегда существует внутреннее напряжение между вдохновенной свободой поэта, стремящейся убежать от незыблемых правил и образцов, и необходимостью исполнить первичную задачу славословия, которая и составляет обязательство (χρέος) поэта перед победителем, а также необходимостью сохранить пропорцию между разными частями песни. Пиндар говорит об «обычае», «уставе» (τεθμός) победной песни, который накладывает на него определенные ограничения и обязательства [Немейские оды. IV.33—34; Олимпийские оды. VIL88; Пеаны. VL54—57); кроме того, он часто намекает на необходимость соблюдать пропорцию (μέτρον — «размер», καιρός — «надлежащая мера») и быть немногословным (ιОлимпийские оды. ХШ.47—48; Пифийские оды. 1.81—84; IV.247—248, 286; ΙΧ.76—79; Немейские оды. Х.19—20; Истмийские оды. 1.60—63, VL56—59).
Из этого разнообразного материала поэт складывает сложное, тщательно отделанное произведение искусства, что невольно напоминает другие формы профессионального мастерства, такие, например, как архитектура или скульптура, а также шедевры ткацкого искусства, изысканную вышивку и ювелирные изделия (ср.: Олимпийские оды. VI. 1—4; Пифийские оды. VL7—17; УП.З; Немейские оды. IV.81; V.1—3; Пифийские оды. Ш.113; Немейские оды. VU.77—79; УШЛ4—15; Фр. 179 Snell, и др.; ср. также частое использование таких терминов, как ποικίλος, «замысловатый», и δαιδάλλειν, «приукрашивать», «искусно отделывать»). Но, в отличие от видов искусства, рассчитанных на восприятие зрением, здесь неизменность и стабильность сочетается и контрастирует с изменчивостью и гибкостью произносимого слова, которое с легкостью перелетает через горы и моря, а по времени переживает все рукотворные памятники.
Одним из важных приемов по объединению всего этого материала в некое спаянное целое являются тематические либо вербальные повторения. Пиндар часто использует закольцованную композицию, посредством которой поэма (или ее часть) обрамляется серией повторяющихся тем, обычно воспроизводящихся в обратном порядке. Это — фундаментальный метод ранней греческой поэзии, особенно характерный для повествовательных песен. Однако Пиндар часто использует модели образов и идей не столь банально, иногда повторяя их в определенной метрической позиции, дабы оформить тему и задать ей некое направление.


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
311
Эти модели бесконечно изменчивы и не так просты для анализа. Опасно преувеличивать их значение, но они, несомненно, усиливают общий поэтический эффект.
Вводный призыв может быть очень кратким, а может вылиться в небольшой предварительный гимн. (В действительности Пиндар использует слово «прооймион» (προοίμιον), «прелюдия», «вступительная песня» — Пи- фийские оды. 1.4; VII.2; Немейские оды. П.3, — а также υμνου προκώμιον — Немейские оды. IV.И52.) Порой вся поэма имеет форму гимна (напр., «XIV олимпийская ода» у Пиндара). Если Вакхилид зачастую ограничивается простым призывом к Музам или к Славе, вступления у Пиндара замысловаты и разнообразны. Иногда он взывает к широко известным божествам, в других случаях обращается к родному городу победителя или к месту, где была одержана победа. Но он может начать и с какого- то материального объекта или элемента, которые были, как считалось, наделены божественной силой, как, например, вода и золото [Олимпийская ода. I) либо кифара [Пифийская ода. I), или же с того, что мы сейчас назвали бы абстрактной идеей, а он считал божественной сущностью, как, например, Истина [Олимпийские оды. Х.4), Благозаконие [Олимпийские оды. ХШ), Богатство [Пифийские оды. V) или Тишина [Пифийские оды. \ТП)53. Данным сущностям Пиндар мог приписывать необычайные возможности, как он это сделал в своем заклинании к Тейе (Божественной Госпоже), матери Солнца [Истмийские оды. V.1 слл.), от которой, как он говорит, люди узнали цену золота и которая дает победу во всяких людских состязаниях — и на суше, и на море. В своих личных обращениях к таким отвлеченным понятиям, как Честь, Истина или Закон, Пиндар, как кажется, пытается найти такие всеобщие принципы, которые бы работали на более абстрактном уровне и в более философском плане, нежели традиционные эллинские боги (ср.: Олимпийские оды. П.17; Х.53—55; Фр. 33, 169, 205 Snell).
В своей трактовке олимпийских богов Пиндар занимает недвусмысленно критическую позицию по отношению к передаваемым из уст в уста сказкам, прямо отвергая те из них, которые, как он понимает, основаны на людском легковерии или отвратительны с нравственной точки зрения [Олимпийские оды. 1.25 слл.; IX.28-41, и др.). Иной раз, казалось бы, он принимает расхожую версию, но, как оказывается, лишь для того, чтобы изумить слушателей, неожиданно заменив ее собственной трактовкой. В «Ш пифийской оде», например, в рассказе о разоблачении Аполлоном (Локсием) изменившей ему Корониды, Пиндар строит фразу так, как если бы собирался упомянуть тут ворона — Аполлонова вестника («но не убереглась от бдительного»; «внял вернейшему из общников»), который, согласно расхожей легенде, и принес богу эту весть... Однако ворон, как ни странно, вообще не упоминается, а Локсий, как выясняется, узнал всю правду благодаря своему божественному всеведению:
52 Cp.: Schadewaldt 1928 (J 91): 269-281.
53 Cp.: Frankel 1975 Q 39): 481-188; Bowra 1964 Q 9): 84-88.


312
Глава 8d
Но не убереглась от бдительного:
Из Пифона, приемлющего стада,
Царственный Локсий
Внял вернейшему из общников,
Положился на всесведущий свой ум,
Который не лжет.
[Олимпийские оды. Ш.27—30; пер. МЛ. Гаспарова)
Этот эффектный прием свидетельствует о новаторском характере поэта. Его боги величественны и могут проявлять себя с далекого расстояния. Но у Пиндара наблюдается также склонность подчеркивать их близость как при изложении легенд, так и в личных обращениях поэта к тому или иному богу или герою, например к Аполлону [Пифийские оды. VIII.67—69; Пеаны. VI. 1—18), к Матери Богов и Пану [Пифийские оды. Ш.77—79) или к герою Алкмеону [Пифийские оды. УШ.5б—60). Намеки Пиндара на мистериальные культы Деметры и Персефоны, а также на учения, связанные с представлениями о жизни после смерти и о перевоплощении, которые развивались в связи с этими культами, также свидетельствуют о глубоко личных подтекстах у Пиндара, связанных с религиозной верой, причем в ее самых ключевых моментах (Олимпийские оды. П.53-83; Фр. 129-131,133, 137).
Та парадоксальная мысль, что в своей бессмертной сущности божественный мир безмерно далек от мира человеческого, но при этом человек может приблизиться к богам, выражена в преамбуле к «VI немей- ской оде»:
Есть племя людей,
Есть племя богов,
Дыхание в нас — от единой матери,
Но сила нам отпущена разная:
Человек — ничто,
А медное небо — незыблемая обитель Во веки веков.
Но нечто есть
Возносящее и нас до небожителей, —
Будь то мощный дух,
Будь то сила естества, —
Хоть и неведомо нам, до какой межи Начертан путь наш дневной и ночной Роком.
[Немейская ода. VI. 1—7; пер. МЛ. Гаспарова)
Любой успех и требует усилия и страдания, и уравновешивается усилием и страданием, а песнь, как «зерцало для лучших дел» [Немейские оды. νΠ.14), есть награда за труд, как теперь, так и в будущем, поскольку она дает надежду на бессмертную славу. Божественное сияние победы доставляет человеку восторг и покой [Пифийские оды. νΊΠ.95—97). Торжества в честь этих побед эхом вторят пирам, музыке и радостям, кото¬


Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
313
рыми наполнена жизнь богов, а после физической смерти поэзия делает имя смертного человека бессмертным. В своей эсхатологии Пиндар подчас идет еще дальше, предполагая, что тех, кто прожил незаурядную жизнь на земле, в конечном итоге ожидает особая судьба и после смерти: они окажутся рядом с героями — на Островах Блаженных [Олимпийские оды. П.61—83). Также и Вакхилид описывает, как Аполлон спас Креза от смерти, перенеся его на покой к гиперборейцам «за его благочестие, ибо он присылал в божественные Дельфы самые великие подношения» (Ш.58—62). Правители, которым адресованы эти поэмы, восхваляются за подобное же великодушие и щедрость в отношении своих несметных богатств (Вакхилид. Ш.10—22, 63—66; Пиндар. Олимпийские оды. П.90—100). Косвенно такое величие победы, а также блага, какие она приносит сопричастникам победителя, могли порождать определенные надежды на героическую судьбу за пределами этой жизни.
VII. Последствия
Высшей точки в своем развитии поэзия эпиникиев достигла очень быстро, а достойных преемников трем великим поэтам этого жанра не оказалось, хотя песни, славословящие атлетов, продолжали, конечно, складываться. Сохранились два коротких фрагмента от поэмы, приписываемой Еврипиду, в которой прославлялись победы Алкивиада на колесничных ристаниях в Олимпии в 416 г. до н. э. [PMG 755—756)54. Но это — редкий случай, и мы не располагаем никакими другими сочинениями данного типа. «Золотой век» эпиникиев — это время сразу после Персидских войн, когда впервые в исторический период эллины сплотились и ощутили некое единение, особой формой выражения которого стали общегреческие празднества. Внешние угрозы также дали определенный толчок новому развитию старой формы воспитания, в котором музыкальная культура сочеталась с атлетической подготовкой. В период Пелопоннесской войны мы наблюдаем разрушение данной системы, и этот слом совпал с крахом недолговечного и хрупкого идеала греческого единства. Атлетические праздники были широко распространены вплоть до поздней античности, но мы уже нигде более не находим того уникального сплава физического успеха с его музыкальным прославлением (αθλα, «борьба», «состязания», «игры», и αποινα, «воздаяние» за эти труды в песни), который проявил себя столь ярко и в столь удивительной форме в Элладе в течение V в. до н. э.
54 	Cp.: Bowra 1970 (I 7): 134-148.


Глава 8е
В. Буркерт
АФИНСКИЕ КУЛЬТЫ И ПРАЗДНИКИ
I. 	Преемственность и перемены
Хотя нижеследующий материал сконцентрирован на V в. до н. э., рассматривать его необходимо в более широкой перспективе. Религиозный рту ал консервативен и способен сохраняться очень многими поколениями; авторитет ритуала, с точки зрения греков, основан на том, что это — установленный испокон веков обычай, номос. Он приводит в порядок общество, но и на него самого также влияют перемены, происходящие на политическом, экономическом и интеллектуальном уровнях. С самых ранних времен ритуальная деятельность сосредотачивается на особых, торжественных событиях, выделяющихся на фоне повседневной жизни и служащих своеобразными метами в потоке времени — на празднествах. Базовые элементы этих последних просты: процессии, пляски, обеты и молитвы, принесение в жертву животных с пирами, а также разного рода состязания (агоны); но, несмотря на элементарную простоту, особые варианты и комбинации придают всей системе впечатляющую сложность, а каждой социальной группе или городу, участвующим в ритуалах, посвященных как богам, так и героям, к которым обращаются в процессе культовой деятельности, — неповторимые черты.
Ритуалы греческих полисных праздников содержат очень древние элементы. Отдельные черты животного жертвоприношения, обнаруживаемые в особенности в афинской церемонии «заклания быка», так называемой Буфонии, могут быть прослежены вплоть до палеолита;1 также и в женском празднике Фесмофорий при желании можно разглядеть черты, восходящие к «каменному веку». Более надежна основа у тезиса, согласно которому лингвистическая форма, используемая для образования названия праздников в греческом языке, в особенности же суффикс -teria, восходит к микенской эпохе. Форма названий месяцев, образующаяся от праздников с помощью суффикса -(ter)ion, вторична, но она оставалась общей и для Афин, и для островных и малоазийских ионийцев и, по всей
Meuli 1946 (К 60); Burkert 1972 (К 12): 20-31, 153-161.


Афинские культы и праздники
315
вероятности, восходила по меньшей мере к началу I тысячелетия до н. э. В сущности, типичные для ионийцев и афинян праздники происходят из общего корня, что указывает на единое наследие: Апатурии (Геродот. 1.147), Леней, Анфестерии. Столь же типичным является распределение населения по четырем филам (трибам, родовым единицам), во главе каждой из которых стоял филобасилевс (царь филы); после реформы афинских фил филобасилевсы сохранились, продолжая выполнять культовые обязанности и пользоваться религиозными привилегиями. В дополнение к ним должен был существовать басилевс (царь), единственный на весь полис; когда были введены ежегодные выборы должностных лиц, басилевс стал, одним из них, вторым по рангу после архонта, причем его главнейшей обязанностью было заботиться о традиционных празднествах (Аристотель. Афинская политая. 57)2. Право выполнять жреческие функции в отношении отдельных богов в их нескольких святилищах принадлежало определенным знатным родам; так, жречеством в культах Афины Полиады и Эрехтея-Посейдона на Акрополе заведовали Бутады.
Когда Солон кодифицировал афинские законы, то их частью оказался календарь праздничных дней и жертвоприношений. Это обстоятельство не стало препятствием для их дальнейших расширений и дополнений. К середине VI в. до н. э. два праздника, называвшихся «великими», в своей пышности уже превосходили все остальные: Панафинеи, справлявшиеся летом, в начале гражданского года, и Великие Дионисии, отмечавшиеся весной; архонт отвечал за оба. Элевсинские мистерии, которыми управлял басилевс, также выделялись на общем фоне.
В ходе революции 510 г. до н. э., открывшей путь к более равному распределению гражданских прав (к исономии), задача изменить сложившуюся систему культов не ставилась. Были сделаны определенные добавления, в частности, введен культ десяти героев — эпонимов фил; возрос публичный контроль за финансированием культов, осуществлявшийся коллегиями выборных должностных лиц, заведовавших сокровищницами, расходами и доходами святилищ. Иногда для финансирования какого-то отдельного культа вводились специальные налоги3. Для подготовки дифирамбических хоров, постановки трагедий и комедий на великих праздниках, в особенности на Дионисиях, из числа богатых граждан отбирались хореги, которые старались заслужить уважение путем бросавшихся в глаза личных трат на исполнение этих обязанностей.
Новые импульсы к переменам дали исторические события: кризис эпохи Персидских войн, когда город и его цитадель подверглись опустошению, и последовавшая затем победа, которая в конечном итоге привела к невероятному росту мощи, богатства и влияния Афин, превратив их в доминирующий центр эллинского мира. Программа нового сгроитель-
2 Старая гипотеза, согласно которой басилевс и по титулу, и по функциям являлся своего рода преемником царя микенского времени, была опровергнута данными линейного письма В: микенский царь поименован здесь титулом wa-na-ka (ιванакт, αναξ).
3 Schlaifer 1940 (К 83): 233-241.


316
Глава 8е
ства, запущенная Периклом, затрагивала почти исключительно публичные святилища. Лишь теперь Акрополь потерял свою функцию крепости и полностью превратился в средоточие государственной религии. Храм Гефеста, возвышающийся над Агорой, и храм Посейдона на мысе Суний до сих пор остаются знаменитыми памятниками той эпохи.
В эти годы, около середины столетия, в политической и социальной сферах самый сильный вызов на интеллектуальном уровне исходил от того, что обычно именуется движением софистов. Независимое мышление развивалось в тесных кружках, члены которых, так называемые до- сократики, читали и писали книги; теперь осознание возможности прогресса в познании мира и в вопросах организации жизни приобрело широкое распространение, в том числе благодаря людям типа «натурфилософа» Анаксагора и «софиста» Протагора, которые умели увлечь за собой обычных людей. Их учения расшатывали самые основы официальной религии, номос, авторитет предков. Традиционная манера рассказывать о богах в форме антропологического мифа вскоре была признана безнадежно устаревшей и неприемлемой. Но и обычные культы также стали восприниматься как нечто старомодное; слово «Буфония» вошло в поговорку и начало ассоциироваться со стариковскими нелепостями (Аристофан. Облака. 985).
Этот кризисный перелом вел к поляризации, которая открыто проявилась в целой волне судебных процессов по обвинению в «нечестии» (ασέβεια); кощунство теперь находили не только в святотатственных действиях, но и в учениях и даже в убеждениях4. Пострадали и Анаксагор, и Протагор. Последней жертвой суждено было стать Сократу в 399 г. до н. э.
Удивительный факт — модернистский перелом не разрушил систему культов ни в Афинах, ни где-либо еще. Объясняется это, скорее, не столько какой-то энергичной защитой традиционной религии, сколько далекими от рефлексии жизненными установками, которые просто исходили из незаменимости религиозных форм общинной жизни. В то время многие могли бы согласиться с прозаичной позицией Перикла, утверждавшего, что в существование бессмертных богов мы верим по тем почестям, которые им оказываются, и по тем благам, которые они нам даруют (Плутарх. Перикл. 8.9) — кто бы мог тогда рискнуть в этом усомниться? Или вот свидетельство, содержащееся в рассказе Фукидида об отправке флота на Сицилию (VI.32): рёв трубы призвал всех к молчанию, и все в унисон произнесли обычные в таких случаях молитвы и обеты, повторяя их слова за зычными голосами глашатаев; сосуды для смешивания вина были поставлены вдоль причалов; все воины и все должностные лица Афин совершили возлияния богам; даже простые зеваки присоединились к произносимым клятвам, и только когда по завершении возлияний была исполнена священная песнь — пеан, корабли отправились в путь. Кто бы мог позволить себе уклониться от участия в таком действе? Даже если
Derenne 1930 (J 22); Rudhardt 1960 (D 80); Fahr 1969 (К 26).


Афинские культы и праздники
317
боги решали отказать в помощи (как выяснилось потом, в данном конкретном случае), ничего не оставалось, кроме как взывать к ним снова.
После конституционного кризиса 411 г. до н. э. становится заметной реставраторская тенденция. Среди прочих дедовских законов, пересмотр и публикация которых были проведены в это время, имелся всеобъемлющий календарь жертвоприношений, который надлежало установить в Царском портике на Агоре; трудная задача по компиляции этих «отеческих» законов была поручена некоему секретарю Никомаху, который потратил на ее исполнение около десяти лет; его упрекали в том, что жертвоприношений он включил в календарь больше, чем город мог себе позволить, но зато его труд по составлению кодекса увенчался успехом5. Примерно в то же самое время возник новый жанр антикварной литературы, сохранявшийся несколько поколений: местные хроники, имевшие дело главным образом с той мифологической традицией, которая была связана с афинскими институтами, культами и праздниками; назывались такие сочинения «Аттидами»6. Не следует предполагать какой-то настоящей полноты, последовательности и скрупулезности при сохранении древних ритуалов, однако видно, что многие элементы религиозной системы афинского полиса удержались вплоть до римского завоевания и даже пережили конец языческого мира, вместе с храмами V в. до н. э., чьи великолепные фасады используются даже в наше время во время разных торжеств. Многие афиняне могли по собственному опыту знать, что на их родине
<...>
Несказанные таинства правятся,
Там открываются
Пред посвященными двери святилища.
В честь небодержцев-богов приношения Там возвышаются, храмы с кумирами. Шествия движутся там богомольные.
Жертвы приносятся пышные, в зиму и лето — Праздники, игры и пляски.
Вот наступила весна, и в честь Бромия Песни несутся, хоры состязаются,
Флейты призывно рокочут.
(Аристофан. Облака. 302—313; пер. Адр. Пиотровского)
II. Об источниках
В связи с общим историческим развитием афинского полиса характер наших источников меняется. Многие прямые свидетельства сохраняются до сих пор в виде материальных остатков культов в святилищах, кото¬
5 IG I3 239-240; LSS 10; LSCG 17; Лисий. XXX; Dow 1960 (D 22).
6 Начиная с Гелланика: FGrH 323а; FGrH 323—329; Jacoby 1949 (С 57).


318
Глава 8е
рые раскапываются и изучаются археологами. Однако рост грамотности вел к большей регламентации религии, поскольку в условиях демократической системы законы, включая так называемые leges sacrae (лат. «священные законы», календари жертвоприношений. — А.З.), должны были публиковаться в виде надписей, доступных всем и каждому. Сохранились фрагменты жертвенных календарей до 480 г. до н. э. (IG I3 230—232) и предписания для «заведующих священным участком» на Акрополе — так называемая «Надпись Гекатомпедона»;7 подобные правила дошли до нас и от следующей эпохи, например надписи с Агоры (IG I3 234 = LSCG 1) и из Элевсиния (IG I3 6 = LSS 3); затем появляется большая кодификация Никомаха (см. выше, сноска 5). Публиковали собственные жертвенные календари (leges sacrae) и отдельные демы, как, например, дем Скамбо- ниды (IG I3 244 = LSCG 10) и дем Пеания (IG I3 250 = LSS 18)8. Похожие кодификации от IV в. до н. э. важны также для изучения более раннего периода, как, например, календарь из дема Эрхии (LSCG 14) или так называемое соглашение «саламинцев» (LSS 19).
В 5-м столетии случился всплеск в развитии афинской литературы, в результате которого появились произведения, до сих пор остающиеся классическими, в особенности в жанре трагедии и комедии. Трагедия, свободно себя чувствующая в сфере мифа, часто ссылается на местные культы, рассказывая об их «причинах» (αιτία). Живо представлены Ареопаг и культ Почтенных богинь у Эсхила в «Евменидах», Конный Холм (Гиппиос Колонос) — у Софокла в его второй пьесе об Эдипе («Эдип в Колоне»), культы Акрополя — у Еврипида в «Эрехтее»;9 имеется немало более коротких упоминаний о других местных обычаях. В комедиях постоянно встречаются брошенные мимоходом ремарки о том или ином ритуале; иногда эти ритуалы живо переносятся на сцену, хотя и в пародийном стиле, как, например, состязание в питии на Анфестериях (Аристофан. Ахарняне. 1085—1234), собрание женщин на Фесмофориях (Аристофан. Женщины на празднике Фесллофорий. Всюду) и даже хор посвященных в Элевсинские мистерии (Аристофан. Облака. 316-459).
Сочинения исторического жанра в том его варианте, который был открыт Геродотом, содержат бесценные сведения о самых разных эпизодах, связанных с культами и праздниками. Произведения аттической прозы, возникшей в последней трети V в. до н. э., как риторического, так и историографического характера, содержат намеки и краткие описания религиозных институтов; кроме того, авторы IV в. до н. э. дают немало информации, которая применима также и к 5-му столетию. И всё же, с точки зрения детализированных знаний об афинских культах, мы зависим прежде всего от так называемых аттидографов (см. выше, сноска 6) — авторов аттических хроник IV в. до н. э., хотя их записи сохранились лишь во фрагментах, главным образом в позднейших комментариях к аттическим поэтам и ораторам.
7 IG Р 4; Jordan 1979 (К 44).
8 Mikalson 1977 (К 61).
9 Austin С. Nova Fragmenta Euripidea in Papyris Reperta (Berlin, 1968): 39.


Афинские культы и праздники
319
Необходимо сказать несколько слов относительно иконографии как одном из источников, помогающих осмыслению афинских культов10. Производство аттической расписной керамики носило массовый характер, и среди тысяч зачастую стандартных сценок имеется несколько таких сюжетов, в которых явно изображены религиозные церемонии, процессии, жертвоприношения и пляски. Они немногочисленны, за исключением дионисийских сцен, а интерпретация их порой бывает затруднена. Одна группа расписных сосудов имеет отношение к Празднику кувшинов (Χόες) на празднике Анфестерий11, другая — содержит характерные изображения женщин, поклоняющихся примитивному изваянию Диониса; последнюю группу обычно называют «Ленейскими вазами»12, однако веских доказательств для такого обозначения нет (Леней — афинский праздник виноделия в честь Диониса. — А.3.). Несколько очень интересных рисунков с кораблем-повозкой Диониса относятся еще к VI в. до н. э., как и единственное в своем роде изображение фаллофории13. В целом же искусство V в. до н. э. особенно не интересуется групповыми действиями. Знаменитое исключение — фриз с изображением Панафинейской процессии, окружающий целлу в Парфеноне14, уникальное самовыражение Полиса на своем «великом» празднике в присутствии своих героев и богов.
III. Годовой цикл
Греческие календари состояли из лунных месяцев, которые, в отличие от дат, вычисляемых по юлианскому календарю в современной хронологической системе, сдвигались от года к году. Афинский год начинался летом после жатвы; его первый месяц, гекатомбеон, примерно совпадает с июлем. Этот и все последующие месяцы получили свои названия по праздникам: метагитнион, боэдромион, пианепсион, мемактерион, посидеон, гамелион, анфестерион, элафеболион, мухинион, фаргелион, скирофо- рион. Не одно только сходство этих названий с названиями месяцев других ионийских календарей служит доказательством глубокой древности всей системы; еще одним индикатором того же рода служит тот факт, что к VI и V вв. до н. э. некоторые из праздников, подразумеваемых в названиях месяцев (Гекатомбии, Боэдромии, Элафеболии), совсем потерялись на фоне других торжеств, отмечавшихся в те же самые месяцы, но теперь приобретших особое великолепие — Панафинеи в гекатомбио-
10 Тщательную оценку этих источников см. в изд.: Rumpf 1961 (К 82); Metzger 1965
(I ПО).
11 Van Hoom 1951 (К 88).
12 Frickenhaus 1912 (I 65); Pickard-Cambridge 1968 (J 85): 30-34; Burkert 1972 (K 12): 260-262.
13 Корабль-повозка: Rckard-Cambridge 1968 (J 85): рис. 11—14; Simon 1980 (K 84): 284. Фаллофория: Deubner 1932 (K 23): ил. 22; Pickard-Cambridge 1962 (J 84): ил. IV.
14 Brommer 1977 (127).


320
Глава 8е
не, Мистерии в боэдромионе, а также Дионисии в элафеболионе. Интересно, что большинство названий месяцев указывают на праздники в честь Аполлона и Артемиды, за исключением четырех зимних месяцев от мемактериона до анфестериона, в три из которых последовательно отмечались древние празднества в честь Диониса: сельские Дионисии, Леней и Анфестерии.
И всё же, хотя рассматриваемый нами период хорошо документирован, нет единой системы, которая позволяла бы надежно установить праздничный календарь; вместо этого мы располагаем конгломератом циклов и указаний на соответствия и противопоставления, отражающим сложный ритм жизни. Есть сезонные климатические ориентиры: зимние шторма (Мемактерии), весеннее цветение (Анфестерии) и летняя жара; существуют основные сельскохозяйственные мероприятия: сев, жатва и сбор винограда; имеется политическая символизация конца и начала вокруг празднования Нового года; есть торжества фратрий и женских культовых сообществ. Сверх того, ответственность за разные культы была возложена на басилевса, архонта, некоторые жреческие роды, а в отдельных случаях — на членов частных культовых организаций; к тому же демы, которых в совокупности было 139, имели собственные традиционные культы, каждый из которых нес на себе печать своеобразия и соответствовал какому-нибудь из общеполисных культов.
Праздник Нового года имел особое значение уже на древнем Ближнем Востоке. В Афинах он достигал кульминации на Панафинеях, 28 гекатом- биона, но подготовительные мероприятия начинались почти за два месяца до этого. Более всего ритуалов было связано с основными культами Акрополя, а именно с культом Эрехтея, автохтонного царя (его почитание было теснейшим образом связано с поклонением Посейдону), а также с культом его божественной покровительницы, «афинской» богини (Αθηναία), Афины15, которую граждане называли просто «богиня», ή θεός. При приближении конца года нужно было успеть вычистить храм и постирать одежды богини: это были Каллинтерии, «Выметания», и Плинте- рии «Омовения», совершавшиеся женщинами, а поскольку изваяние богини на это время укутывалось покрывалом и храм закрывался для посетителей, этот день считался недобрым16. Затем следовала странная ночная церемония — Аррефории, когда две девочки, жившие в течение всего предыдущего года в святилище богини на Акрополе, служившие ей и принимавшие участие в изготовлении нового пеплоса для Афины, отсылались из цитадели жрицей, неся на головах корзины с какими-то тайными
15 Получила ли богиня свое имя от города или же наоборот — спор очень старый. Словообразование говорит в пользу реконструкции Άρθηναι (Афины) > ’Αθηναία (Афинейя, т. е. Афинская). См.: Burkert 1985 (К 16): 139.
16 О дате Плинтерий существуют противоречивые свидетельства; см.: Mikalson 1975 (D 59): 160 сл., 163 сл.; в календаре Форика (SEG ХХХШ.147, строки 52—53) этот праздник справляется в месяце скирофорионе, а не в фаргелионе (как в Афинах. —А.З.). Процессию, совершавшуюся на Плинтериях, необходимо отличать от процессии с палладием; см.: Burkert 1970 (К 11).


Афинские культы и праздники
321
предметами, о которых, как подразумевалось, ни девочки, ни даже жрица ничего не знали; данные предметы они относили через специальный ход в подземелье близ храма Афродиты в Садах. Этот ритуал, аррефор, или эррефор17 (так назывались эти девочки. — А.З.), похоже, отражает структуру инициаций, связанных с половым созреванием: изоляция «девственниц», заканчивающаяся встречей с Афродитой, произведение потомства и рождение. Существует корреспондирующий миф о дочерях Кекропа, первого царя на Акрополе: вопреки наказу жрицы они открыли секретную корзину, обнаружили там рожденного землей божественного ребенка Эрехтония (= Эрехтей), обвитого змеей, и, охваченные паникой, бросились со скалы Акрополя. Позднее, к середине месяца скиро- фориона, на церемонии, называвшейся Скирами (Σκίρα), жрец Эрехтея и жрица Афины покидали цитадель и отправлялись к границе по дороге в Элевсин; спустя два дня Керики («Глашатаи») совершали упоминавшееся уже «заклание быка», Буфонию, — жертвоприношение, вошедшее в поговорку по причине своей старомодности; жертва приносилась прямо на Акрополе, в честь Зевса Град охранителя, во время праздника, называвшегося Диполиями. Благодаря особой хитрости бык оказывался сам виноват в том, что его приносили в жертву: вокруг стола, заполненного приношениями в виде овощей, водили нескольких животных, и того из них, кто дотрагивался до еды первым, тут же убивали; но и сам убийца должен был спасаться бегством; затем следовало мнимое судебное разбирательство в пританее, во время которого участники должны были перекладывать «вину» за убийство быка друг на друга, пока не выяснялось, что собственно убийцей является нож, который и должен быть утоплен в море. Эта чудная «комедия невиновности» могла быть исключительно древней, о чем говорят аналогичные обычаи сибирских охотников (см. выше, сноска 1). В данном обряде разыгрывается и в веселой форме преодолевается противоречие, внутренне присущее любому кровавому жертвоприношению: убийство ради пищи становится ритуалом в честь бога. Сам жуткий акт убийства приходится на временной интервал, отделяющий старый год от нового года, и в некотором смысле этот ритуал связывает Афины с Элевсином: согласно мифу, Эрехтей погиб в первой афинской войне, противником в которой был Евмолп из Элевсина, а вдова Эрехтея стала первой жрицей в Афинах (см. выше, сноска 9).
В новогоднем месяце гекатомбеоне на некоторое время устанавливалась путаница, когда на Крониях (праздник, аналогичный римским Сатурналиям) рабы приглашались к застольям и могли свободно бражничать по всему городу. Это был дух давно минувшего «золотого века», когда Царствовал еще Кронос, до его свержения Зевсом. Обычный порядок вещей окончательно восстанавливался на Панафинеях — празднике гроз¬
17 	Ερρηφορειν — форма, используемая в аттических надписях начиная с Ш в. до н. э., литературные тексты дают «άρρηφόρος»; это слово может означать «несущая росу»; см.: Burkert 1966 (К 10).


322
Глава 8е
ной Зевесовой дщери. Здесь уже не было никаких озадачивающих или грубых ритуалов, а главным элементом торжества служило величественное шествие. Следующий за какой-то всенощной церемонией (παννυχίς) день начинался с бега факелоносцев, которые бежали от рощи Академа через городские ворота и рыночную площадь на Акрополь, чтобы зажечь огонь на алтаре Афины; затем следовали большая жертвенная процессия к богине — ей несли новые одежды, пеплос (позднее пеплос поднимали подобно парусу на особой повозке в виде корабля), грандиозное пиршество, а также состязания (агоны), как музыкальные, так и спортивные. Архаическим элементом была церемония апобатов, вольтижеров, которые в легком вооружении спрыгивали на полном ходу с колесниц и бегом продолжали гонку; говорили, что такое состязание было изобретено Эрихтонием и, похоже, символизировало вступление царя во владение страной. Победители на Панафинеях получали в награду амфоры, наполненные оливковым маслом, особым продуктом аттической земли, дарованным Афиной и ее отцом. Панафинеи, и прежде всего их спортивные мероприятия, проводились на широкую ногу каждые четыре года; в 562 г. до н. э. была предпринята попытка превратить их в общегреческий праздник наподобие Олимпийских игр. И, хотя этот план провалился, данный фестиваль, приобретя после Персидских войн новую славу, должен был представлять сами Афины, связывая санкционированным свыше, цивилизованным образом этот город с его богиней.
Если во второй месяц, как кажется, не проводилось никакого большого праздника, то в боэдромионе и пианепсионе (приблизительно сентябрь/ октябрь) справлялись торжества, имевшие отношение к сельскому хозяйству и плодородию почвы — в очевидной связи с приближением осеннего сева. Мистерии 19/20 боэдромиона должны были свидетельствовать о даре в виде хлебных злаков, принесенных Деметрой в Элевсин, даже если акцент здесь всё больше и больше делался на смерти и загробной жизни. Именно верховный жрец Элевсина, иерофант, открывал в начале следующего месяца, 5 пианепсиона, «Предпахотный праздник», Про- эросии [LSCG 7), с их особыми жертвами, которые должны были гарантировать хороший урожай; подобные жертвы приносились и на «Празднике ростков» (Хлоайи), «Празднике стебельков» (Каламийи) и «Празднике цветения» (Антейи). Именно в той же связи в Афинах 10—13 пианепсиона проводился женский праздник — Фесмофории: туши принесенных в жертву свиней сбрасывались в расщелины или в какие-то подземные резервуары18, где в течение года они разлагались, после чего их опять вытаскивали, укладывали на алтари и смешивали с зерном — ярчайший пример земледельческой магии в аттических ритуалах.
В месяце пианепсионе имел место также праздник, связанный со сбором винограда — Осхофории, положение которого в календаре, к сожалению, не удается определить точно. Во время процессии на Осхофории
18 	Л. Дебнер ошибочно связал этот ритуал со Скирами, см.: Deubner 1932 (К 23): 40 сл.; cp.: Burkert 1985 (К 16): 242—243.


Афинские культы и праздники
323
Рис. 32. Праздник у колоннообразного идола Диониса — на аттическом краснофигурном сгамносе; вазописец диносов, ок. 420 г. до н. э. (Неаполь, Национальный музей 2419; ARV2 1151, 2; публ. по: Pfuhl Е. Malerei und Zeichnung der Griechen (1923): рис. 582).
лозы с гроздьями винограда (δσχοι) несли к святилищу Афины Скирады, что в Фалере; тогда же проходил забег десяти фил, однако имеющиеся в нашем распоряжении тексты, похоже, испорчены, так что детали этого мероприятия остаются спорными19.
В месяце зимних штормов, мемактерионе, справлялся некий очистительный ритуал — Помпейи, о котором известно немного. С приходом посидеона начиналась серия дионисийских празднеств. Сельские Дионисии отмечались в деревнях в разные дни в течение месяца; самыми заметными были те, что проходили в Пирее. Козла вели на жертву, а над процессией несли огромный фаллос. С точки зрения жителей Афин, эти праздники имели налет деревенской простоты и непристойности; посредине окоченелой зимы дионисийская энергия прорывалась из всего упорядоченного и пристойного. Тогда же имела место странная церемония под названием Халой, «Праздник молотьбы» (?), когда женщины сходились тайно и, как сообщается в источниках, вели себе распущенно.
Праздник Леней, проводившийся в следующем месяце, гамелионе, был, очевидно, одним из древних и наиболее типичных дионисийских торжеств; многие ионийские города называли соответствующий месяц ленеоном. Лены (Λήναι) — это название для вакханок. Но вряд ли мы можем восстановить хоть какие-то подробности данного праздника. На так называемых ленейских вазах (рис. 32) изображены женщины, смешива-
19 	См. комментарий Ф. Якоби к: FGrH 328 F 14—16; а также изд.: Kadletz 1980 (К 46).


324
Глава 8е
Рис. 33. Аттический краснофигурный хой, кон. V в. до н. э. (Лондон, Британский музей Е 536; публ. по: Van Hoorn 1951 (К 88): рис. 93.)
ющие вино и танцующие перед примитивным изваянием Диониса, изготовленным ради этого случая и представляющим собой простую маску, висящую на укутанном тканью столбе; идол украшен венком и ветвями, но не имеет ни рук, ни ног; однако отнесение изображенного здесь ритуала к Ленеям или к Анфесгериям остается вопросом непроясненным (см. выше, сноска 12). Государственное управление Ленеями было введено в 440 г. до н. э., когда праздник стал вторым после Дионисий поводом для постановки комедий.
Гораздо больше известно об Анфестериях — фестивале, давшем имя следующему месяцу. И это празднество также было у афинян общим с Ионией, так что его правильно называли «древними Д ионисиями» (Фукидид. П.15.4). Грекам название намекало на цветы, но основной темой были отнюдь не они, а молодое вино, хранившееся всю зиму и дегустировавшееся впервые весной. Поэтому первый праздничный день, 11 анфес- териона, назывался праздником «Откупоренных пифосов» — Пифойгией. Приносили подношения в небольшое святилище Диониса на Болотах, έν λίμναις, которое открывалось только вечером этого дня и всего следующего. Этот следующий, 12-й, день месяца назывался «Праздником кувшинов», Хои (Χόες), от сосудов, которые использовались в соревновании на выпивку: каждый участник как частных сходок, так и официальных пиршеств должен был по сигналу трубы опустошить один хой вина — а это более двух литров; победитель получал награду. К этому состязанию допускались и дети, которым шел четвертый год, — как показывают изображения на сохранившихся вазах-хоях, вместе с другими подарками детям


Афинские культы и праздники
325
предлагались маленькие кувшинчики с вином. Детям, умершим до достижения четырех лет, в могилу клали хой, обычно его миниатюрную копию (рис. 33). Состязание в питии вина было, конечно, тем забавным поводом, который с удовольствием использовали комедиографы, как, например, Аристофан в «Ахарнянах» (1085—1234), однако при всей своей веселости оно было окружено странными запретами. Прежде всего, весь день Хоев считался днем нечистым, к дверям подвешивались апотропеиче- ские (т. е. отводящие от сглаза и вообще защищающие от скверны. —A3) виноградные лозы, дверные косяки выкрашивались свежей смолой; каждый гость, приходивший на сборище, приносил не только собственный хой, но еще и свой отдельный столик, а во время пития обязан был сохранять молчание. Жуткие существа наполняли улицы, люди в масках разъезжали на телегах и высмеивали всех встречавшихся им на пути; античная литературная традиция до конца не определилась, называть ли их «керами», то есть пагубными призраками, или же «карами», то есть чужаками (или, может быть, это были забытые духи первоначальных жителей сельской местности)20. По легенде, первый праздник Хоев состоялся тогда, когда Орест, оскверненный убийством, остановился у царя Афин; отсюда — связь с представлением о «нечистом дне» с его табу, а также стремление избегать общего стола с кем-либо. Другое мифическое объяснение странной смеси потехи, увеселений с ощущением тревоги — рассказ о насильственной смерти первого виноградаря, Икария, или даже самого Диониса, бога вина и виноградарства; в церемонии эта история представлена в виде сакраментального потребления вина. Следующей ночью проводился один из самых поразительных ритуалов, — по крайней мере, с нашей современной точки зрения — «священный брак», бракосочетание Диониса с «царицей» Афин, женой басилевса, проходившее в здании, называвшемся «бычьим навесом» (буколием) и располагавшемся на рынке. Некоторые вазовые росписи, как кажется, содержат аллюзии на какую-то свадебную процессию;21 в то же время гуляки несли свои хои к святилищу «в Болотах» для совершения последних приношений Дионису. Что же в реальности происходило в буколии, остается только гадать. Последний день праздника носил название Хитры — от особой еды, готовившейся в глиняных горшках; это было блюдо из «всех сортов злаков и меда». Ни один жрец не мог пробовать это блюдо22, как ни один из олимпийских богов не мог призываться в этот день, а только бог преисподней Гермес Хтоний, то есть «Подземный». В этом празднике превалировали мрачные аспекты, хотя миф поясняет, что блюда для праздника Хоев и жертвы Гермесу впервые были приготовлены и принесены людьми, спасшимися после великого потопа, когда они почувствовали наконец под ногами твердую землю. Жутких существ прогоняли словами: «Прочь от¬
20 Burkert 1972 (К 12): 250-255.
21 Deubner 1932 (К 23): ил. 18, 2; Simon 1980 (К 84): 279.
22 Так сообщается во фрагменте Феопомпа: FGrH 115 F 347b. См.: Burkert 1972 (К 12): 264 сл.


326
Глава 8е
сюда, керы (или кары. — A3.)!» В последний день праздника, на Хитры, организовывались игры и мусические состязания, а также проводилась церемония и веселый праздник «качелей» для детей, который, однако же, если проследить его истоки по мифам, восходил к весьма печальному событию — к истории о том, как дочь Икария, Эригона, повесилась на дереве. В целом, Анфестерии сохраняли, по всей видимости в течение долгого времени, народный характер, избежав значительного вмешательства и регуляции со стороны полиса. Ближе к концу того же месяца в Аграх (Агры — букв.: «ловы»; так назывался один из аттических де- мов, где было святилище Артемиды Охотницы. — A3.), близ реки Илис- са, справлялись «Малые мистерии»; в том же районе отмечался и «великий праздник Зевса» (Фукидид. 1.126.6) — Диасии. Здесь почитался хтони- ческий Зевс, Мейлихий, жертвы которому полагалось сжигать целиком, но в данном случае, в соответствии с местным обычаем, в жертву приносились фигурки животных, выпеченные из теста.
Месяц элафеболион, судя по всему, когда-то был посвящен Артемиде Элафеболе, то есть «Охотящейся на оленей», но с VI в. до н. э. его центральным событием стал вновь введенный праздник, относившийся к числу «великих» и по богатству оснащения уступавший только Панафинеям, — городские Дионисии. Изваяние бога было перенесено в Афины из Элев- фер (городок на границе с Беотией; вместе со статуей был перенесен и культ. —A3.), а святилище ему было заложено на южном склоне Акрополя. Главная процессия, в которой воспроизводилось пришествие бога, в основе своей являлась, судя по всему, расширенной репликой сельских Дионисий, с козлом и фаллосом, однако великолепие этого праздника обнаруживалось в хорах, прославлявших бога, так называемых дифирамбах, в которых состязались друг с другом все десять фил, а наградой был бык, а также в трех днях трагических представлений, включая сатиров- скую драму, для постановок которой начиная с 485 г. до н. э. был добавлен специальный день. В конечном итоге музыка и поэзия взяли верх над древним ритуалом.
Праздник Мунихии, давший имя следующему месяцу, справлялся в честь Артемиды, имевшей святилище у Мунихии, что на возвышенности близ Пирея. Этот культ, очевидно, находился в тени параллельного культа Артемиды Бравронии, который был перенесен Писистратом на Акрополь из Браврона. Торжества Фаргелии, справлявшиеся в следующем месяце, удостаивались большего внимания; на этом празднике Аполлону подносился первый хлеб, выпеченный из зерна нового урожая и называвшийся фаргеловым хлебом (θάργηλος άρτος). Всё это было связано с широко обсуждаемой в исследовательской литературе церемонией изгнания козла отпущения: выбирались два человека, отмеченные внешним уродством или какими-то другими физическими недостатками. Они украшались нитями с нанизанными на них фигами: один — белыми, другой — черными, что символизировало женское и мужское начало соответственно; в таком облачении их прогоняли из города, и вместе с собой они уносили всё зло и скверну. Даже если более радикальные процедуры, засви¬


Афинские культы и праздники
327
детельствованные в иных местах, — такие как побивание камнями, сбрасывание со скалы и даже сожжение, — в Афинах, по всей видимости, отсутствовали, безжалостный эгоизм, внутренне присущий таким формам «очищения», не добавляет доброго имени этому древнему ритуалу, даже если он и отображает стратегии биологического поведения23.
«Удача, происходящая от этих жертвоприношений», — вот то общее оправдание богослужения, которое могло бы объединить и Никомаха, и его обвинителей (Лисий. ХХХ.18—19)23а. Благочестие нужно было оплачивать. По Еврипиду получается, что Афина, в силу оказываемой ей «чести, сопровождаемой многочисленными жертвоприношениями», была связана необходимостью помогать своему полису, для которого она являлась «Матерью, Госпожой и Заступницей»; и в то же самое время для участников культа это подразумевало «песни юношей, гимны хоров, вопли вместе с шумом девичьих плясок [, которые] на всенощной раздаются с обдуваемого ветрами холма» (Еврипид. Гераклиды. 770—783). Всенощная (παννυχίς) на Акрополе на Панафинеях была для каждого участвовавшего в ней человека незабываемым культовым событием, наполненным восторгом и жизненной энергией, которые и придавали Афинам неповторимое своеобразие.
IV. 	Полисная религия:
КУЛЬТЫ, ЗАДАЮЩИЕ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Социальная функция ритуала, которой в наше время стали уделять пристальное внимание, в греческой религии столь очевидна, что его «сугубо религиозный» аспект мы часто упускаем из виду. Начнем с элементарной ячейки общества — семьи. Концепт «семьи» обыкновенно выражается в древнегреческом языке через понятие «домашний очаг», гестия (εστία), но это слово одновременно означает и богиню, которой полагалась первая жертва при каждом приеме пищи. Новорожденного ребенка проносили вокруг очага (на 5-й или 7-й день рождения. — А.З.) и тем интегрировали его в культовое сообщество семьи; данный ритуал назывался словом «ам- фидромии». Вопрос, который задавали кандидату на должность архонта, чтобы удостовериться в его гражданстве, звучал так: «Где твой Аполлон Отчий и Зевс Оградный?» (Аристотель. Афинская полития. 55.3); знать бога своей фратрии и иметь домашнее хозяйство, которое будет защищаться Зевсом, — значит знать конкретное место в городе, где находятся
23 	Burkert 1979 (К 14): 59-77.
23а Речь XXX Лисия написана для судебного процесса против секретаря Никомаха, который в 403—399 гг. до н. э. работал в составе законодательной комиссии и занимался, в частности, ревизией священного календаря; Никомаха обвиняли, помимо всего прочего, в том, что он включил в календарь большее, чем полагалось, число жертвоприношений, в результате чего на них тратились государственные деньги, а на староотеческие жертвоприношения жертв не хватало. — А.З.


328
Глава 8е
святыни этих богов и где ты будешь совершать соответствующие ритуалы в честь этих богов. Отдельные роды имели свои особые культы, определявшие их социальный статус; некоторые роды претендовали на публичные жречества. Законное гражданство предоставлялось так называемыми «братствами», фратриями, члены которых собирались вместе на празднике Апатурий в месяце пианепсионе; отец должен был представить своего ребенка в возрасте до трех лет, а позднее еще раз, уже взрослого сына, на собрании своей фратрии, а также заплатить за жертвенный пир по этому поводу; заключение брака удостоверялось похожим способом. Для внебрачных сыновей мифологической моделью выступал Геракл; для них был открыт гимнасий Геракла в Киносарге. Также и социальный статус женщин находил в ритуале выражение, причем разными способами. У женщин были особые богини, именами которых они клялись, свои собственные праздники, во время которых они могли уходить из дома и, «в соответствии с древними обычаями» [LSCG 36.11), собираться вместе. Важнейшим из таких празднеств были Фесмофории, когда женщины проводили вместе три дня в каких-то временных лачугах, образовывая, так сказать, свое собственное государство с выборными предводителями; всякое участие мужчин строго возбранялось. Странный ритуал со сбрасыванием свиных туш в какие-то вырытые ямы был упомянут выше как своего рода аграрный магический ритуал. Второй день Фесмофорий был днем «поста» (νηστεία); воздержание в еде переносилось легче благодаря шуткам и осмеянию друг друга. В последний день приносились жертвы ради «красивого потомства», так называемые каллигенеи, которые предполагали обильный прием пищи. Поворотные моменты в женской судьбе, от девочки через брак к положению матери семейства, находились в ведении Артемиды; девственницы вплоть до замужества считались «посвященными» Артемиде Бравронии либо Артемиде Муни- хии (Кратер FGrH 342 F 9); в роли «медведиц» (άρκτοι) Артемиды Бравронии, они, вероятно, должны были проводить какое-то время в изоляции, занимаясь играми и танцами24, пока на празднике Бравроний не восстанавливался их обычный статус.
Полис, будучи более всеобъемлющим сообществом, имел собственный «общий очаг» (κοινή Ήστία), официально считавшийся местом, рядом с которым должностные лица и члены Совета принимали совместную трапезу; на рыночной площади имелся также храм Аполлона Отчего и Матери Богов. Но высший авторитет всё же оставался за богиней Акрополя — Афиной. Именно на этом холме находились два знака божественного вмешательства, сотворенные, согласно мифу, при основании Афин: малое «море» соленой воды, созданное Посейдоном, и олива — Афиной; здесь же хранился деревянный идол богини (ксоан), получавший новое одеяние на каждые Панафинеи. Афина была также Эрганой, «Работницей» (покровительницей женских ремесел, в частности, прядения. —А.З.), а равно покровительницей оливковых деревьев, но на фоне этих более
24 	Kahil 1965 (К 47), 1977 (К 48); Brelich 1969 (L 16): 240-279.


Афинские культы и праздники
329
Рис. 34. Кратериск (малый кратер) из Браврона (Музей Браврона; публ. по: Kahil 1977 (К 48): вкладка I, ил. 6, 3.) (См. также: Kahil L. Le craterisque cf Artems et le Brauronion de TAcropol // Hesperia 50 (1981): 252-263. -A3)
женских и миролюбивых аспектов уже в VI в. до н. э. подчеркивались ее воинственные черты: сюжетом рисунка на пеплосе, воспроизводившегося из года в год, была Афина, низвергающая гигантов, и та же самая тема была когда-то представлена на фронтоне Писистратова храма. Пятый век добавил огромную статую Афины Промахос, «Сражающейся впереди», а также храм и жречество Афины Ники, богини победы [IG I3 35— 36). То обстоятельство, что самый великолепный и самый красивый храм был посвящен Афине Парфенос, то есть «Деве», как кажется, идет в разрез с данной тенденцией; этим, возможно, подчеркивалась неприкосновенность и неприступность богини и ее города. Неясно, впрочем, в какой форме был установлен ее культ в Парфеноне; все древние, освященные веками ритуалы принадлежали Афине Полиаде и, в конечном счете, нашли пристанище в Эрехтейоне.
Эрехтей, идентифицировавшийся на уровне культа с Посейдоном, но отличавшийся от него на уровне мифа, представляет особый случай, поскольку выглядит как «неудачник» на обоих уровнях: Эрехтей был погублен Посейдоном, Посейдон оставил Афины Афине. В общих чертах парадокс состоит в том, что женское существо, богиня, торжествует победу, тогда как в лице ее мужского партнера представлен побежденный, «хто- нический» принцип. Эта конструкция широко засвидетельствована и, вероятно, имеет довольно древнюю историю; она выросла из прародительских культов и жертвоприношений и, как ни странно, была призвана


330
Глава 8е
усилить порядок, доминирующий в патриархальном обществе: в нижнем мире побежденные силы должны были смириться, дабы не помешать своему агрессивному господству в верхнем мире. Поэтому-то Эрехтея и «ублажают тельцами и агнцами» на Панафинеях (Гомер. Илиада. П.547— 550 ел.).
Зевс, как каждому известно, — верховный бог; его алтарь находился на самой высокой точке Акрополя, где совершался ритуал Диполии (праздник в честь Зевса-Градохранителя. —А.З.). Кроме того, он имел священный участок за пределами городских стен — Олимпейон, на котором огромный храм, заложенный Писистратом, оставался неоконченным вплоть до времени императора Адриана (см.: КИДМIV: 359). Согласно законам Драконта, клятвы должны были приноситься именем Зевса, Посейдона и Афины, именно в таком порядке. Но всё же Афина была любимой дочерью Зевса, и последовательность «Зевс—Афина—Посейдон— Деметра» также засвидетельствована для афинских клятв.
Принесение клятв и обетов было самым действенным способом связать богов с понятием справедливости, когда это требовалось в повседневной жизни. Для уголовных законов, собранных Драконтом и называвшихся словом «фесмы» (древние священные установления; законы, собранные Драконтом, — это фесмы, тогда как законы Солона — это номо- сы. — А.3.), были установлены особые, освященные традицией, религиозные формы отправления правосудия: различные суды были привязаны к определенным культам и снабжены соответствующими мифами. Наиболее известный пример — суд на «холме Ареса», Ареопаг, связанный с поклонением «Почтенным» богиням мщения, Семнам, или Эриниям, названным в пьесе Эсхила Евменидами (Семны значит «Досточтимые», Эринии — «Яростные», а Евмениды — «Милостивые», «Благостные», что выступает эвфемизмом, который обусловлен страхом греков перед этими ужасными и мстительными существами. —А.З.); согласно Эсхилу, данный суд был учрежден специально для Ореста, тогда как другие авторы говорят, что суду на этом холме подвергся сам Арес за убийство Гал- лирофия, сына Посейдона, покусившегося на честь дочери Ареса (Гелла- ник. FGrH 323а F 22); в обоих случаях миф подчеркивает возможность найти «оправдание» убийству. На делах о непредумышленных убийствах специализировался суд «в Палладиуме», где священный кумир вооруженной Афины, палладий, якобы принесенный из Трои, почитался жреческим родом Бузигов и раз в год, в рамках особой церемонии, торжественно доставлялся в Фалер на помывку (см. выше, сноска 16). Третий суд, имевший мифологическую подоплеку, располагался при храме Аполлона Дельфиния («при Дельфинин»). Впрочем, суд, через который в 5-м столетии проходило подавляющее большинство судебных разбирательств, а именно Гелиэя, учрежденная на базе клисфеновской системы фил, в гораздо меньшей степени испытывал на себе влияние ритуала и обычая, хотя конечно же очищения и клятвы и здесь оставались одной из составляющих судебного процесса. Также и общее собрание граждан, экклесия, было организовано рациональным образом; но и оно должно было соби¬


Афинские культы и праздники
331
раться на «непорочном» месте, очищенном перистиархами посредством принесения в жертву поросят и воскурения ладана (перистии — очистительные жертвы по случаю Народного собрания в Афинах. — А.З.); остановлена же работа экклесии могла быть каким-нибудь «Зевесовым знамением» — диосемией. Афиняне, впрочем, по сравнению с римлянами были менее склонны обращать внимание на подобные знаки. Но и здесь, в Афинах, большое значение имел ритуал, связанный с военными действиями и заключавшийся в принесении жертв при выходе войска из города, пересечении им границ и перед вступлением в битву;25 победу гарантировали именно боги.
Три фактора способствовали формированию и до некоторой степени трансформированию этой системы в течение 5-го столетия: эволюция демократической системы государственного управления, чувство патриотизма, родившееся из победы над персами, и появление афинской морской державы. Все эти факторы повлияли на организацию и реорганизацию культов.
Самым революционным мероприятием, начатым Клисфеном, было создание десяти новых, полностью искусственных фил. С самого начала это мероприятие должно было иметь религиозную санкцию: из ста предварительно намеченных имен местных героев (Аристотель. Афинская по- лития. 21.6) Дельфийским оракулом были выбраны десять; по ним и должны были быть названы филы (это так называемые «эпонимные герои»)26. К тому времени некоторые из этих героев уже имели собственные культы, как, например, Кекроп на Акрополе, Гиппофоонт в Элевсине или Аякс на Саламине; другие, такие как Антиох, превратились в важных фигур, как кажется, только теперь; но, поскольку сам Дельфийский бог заявил, что для полиса будет «лучше и полезней» почитать указанных им, Аполлоном, героев, данное нововведение скоро стало обычаем.
Антитираническая установка в Афинах была закреплена с помощью культа Гармодия и Аригогитона — так называемых тираноубийц; место поклонения было определено на Агоре в 477/476 г. до н. э.27. Более консервативные, но всё же настроенные против Писистратидов роды находили свой идеал в герое Тесее, демократическом царе. Тесеев миф становится популярным в конце VI в. до н. э., представляя, так сказать, афинский ответ дорийскому Гераклу. Однако Тесей не был включен в число эпоним- ных героев фил, что оставляло ему возможность занять совершенно особое положение. В 475 г. до н. э. Кимон, захватив остров Скирос, обнаружил на нем кости Тесея, как было предсказано Дельфийским оракулом, и торжественно перенес их в Афины; на Агоре был построен роскошный героон, украшавший ее на протяжении столетий; в честь этого героя были учреждены поминальные пиршества и игры — Тесейи, приходившиеся на 8 пианепсиона; они оставались одним из главных афинских традиционных праздников.
25 Burkert 1972 (К 12): 77 сл.; Pritchett 1979 (А 101) Ш.
26 Krön 1976 (К 53).
27 Thompson and Wycherley 1972 (1 166): 155—161.


332
Глава 8е
Стремление ввести почитание не какого-то героя прошлого, а ныне здравствующего самого Народа, Демоса, стало очевидным к середине V в. до н. э.28. Созданный художником Паррасием образ Демоса (Плиний. Естественная история. XXXV.69), которым восхищались в позднеантичную эпоху с художественной точки зрения, на самом деле мог носить посвятительный характер. Если Демос божествен, значит, он не должен ограничиваться людскими законами, и даже боги будут тактично стараться не осуждать его.
Возросшее влияние ремесленников в гражданской среде по сравнению с представителями старой аристократии отразилось в очень высоком положении, которое было даровано в Афинах Гефесту — богу кузнецов и гончаров. Культ Гефеста играл особую роль в Афинах. Грубый и, вероятно, очень старый миф делает Гефеста, преследовавшего Афину, отцом Эрехтея—Эрихтония, рожденного землей царя. Но лишь к 420 г. до н. э. был учрежден пышный праздник — Гефестии [IG I3 82 = LSCG 13), с бегом факелоносцев в честь бога огня; произошло это после окончания строительства его храма, возвысившегося над Агорой; храм этот хорошо сохранился до нашего времени (см. выше, с. 281—282). Здесь находились статуи и Афины, и Гефеста. К обоим этим божествам обращались на Халкейях, особом ритуале, которым ознаменовывалось начало изготовления панафинейскош пеплоса. Ремесленное мастерство уравновешивалось мастерством воинским.
Опыт страданий и чувство триумфа, которые пережили греки во время Персидских войн, были, кроме всего прочего, опытом и чувством религиозного свойства. Многие согласились бы со словами Фемистокла, заявившего: «Не мы свершили это, но боги и герои» (Геродот. VEL 109.3). Разгром варваров практически сразу же начали объяснять тем, что они повсюду разрушали эллинские храмы. Могилу мужей, павших при Фермопилах, Симонид называл «алтарем» (Фр. 531 PMG), а позднее Перикл возвел воинов, погибших за свой город, на один уровень с бессмертными героями (Плутарх. Перикл. 8.9). Имелись особые празднества, учрежденные в память о Марафоне (6 боэдромиона), Саламине (16 мунихиона) и Платеях (3 боэдромиона); что касается Марафона, афиняне дали обет принести в жертву по одной козе за каждого убитого перса, и по этому поводу Ксенофонт заметил [Анабасис. Ш.2.12), что эти жертвы они продолжают приносить и в его время, не успев пока исполнить обещанного целиком. Основав культ Артемиде Арисгобуле, богине «лучших советов», Фемисшкл продемонстрировал, что в той войне ему принадлежала совершенно исключительная роль (Плутарх. Фемистокл. 22). Кроме того, увековечивалась память и о непредвиденных случаях; так были введены: культ Пана, козлоногого бога, из-за видения гонцу Филиппиду, который находился на пути в Спарту и должен был призвать лакедемонян на помощь к Марафону (Геродот. VI. 105); культ Борея, северного ветра, серьезно повредившего персидский флот (Геродот. VTL 189) (он, между прочим, был зятем Эрехтея); и даже культ Фемы, «Молвы», которая чудес¬
28 	Krön 1979 (D 45).


Афинские культы и праздники
333
ным образом распространилась, чтобы известие о победе при Евримедонте очень быстро достигло Афин (Эсхин. 1.128; П.145).
Миф о Тесее, сражающемся с амазонками, опасными женщинами из отдаленных краев «Азии», был адаптирован к теме борьбы Афин с восточной угрозой. Данный сюжет отразился в образах аттической поэзии, но он достиг и официального признания, которое проявилось в посвящении статуй амазонок, изготовленных выдающимися художниками своего времени, в самый прославленный храм Азии — Артемисий Эфесский29. Излишне говорить, что введение и развитие культа Афины Ники, увенчавшееся строительством ее прекрасного храма справа от входа на Акрополь, явилось проявлением похожих триумфальных чувств. Нику можно было видеть также стоящей на правой руке хрисоэлефантинной статуи Афины Парфенос.
Этот прославленный образ (Афины Парфенос), сотворенный Фидием, задал новую планку щедрого великолепия; следом было создано похожее и ставшее еще более знаменитым изваяние Зевса в Олимпии. А эту статую превзошел гигантских размеров золотой Аполлон Делосский30. Святилище этого бога на Делосе еще во времена Писисграта и Поликрата превратилось в религиозный центр «ионийцев», поэтому при формировании ионийского морского союза именно оно естественным образом стало восприниматься как штаб данного антиперсидского альянса. К тому времени, когда сей штаб вместе с союзной казной переместился в Афины, уже началось возведение Парфенона. Эллинотамии теперь исполняли свои должностные обязанности «от Панафиней до Панафиней» (эллинотамии, или, в другом варианте передачи по-русски, гелленота- мии, — афинская коллегия из десяти человек, заведовавшая казной сначала Делосского, а потом I Афинского морского союза; букв.: «казначеи эллинов». — А.З.). Когда союз превратился в имперское владычество, каждый союзный город оказался участником афинских культов на двух «великих» празднествах, поставляя на Дионисии фаллос, а на Панафи- неи — корову и паноплию (полное вооружение гоплита. — А.З.); кроме того, в качестве пожертвований союзники обязаны были приносить пер- вины урожая в Элевсин, где для этих целей был сооружен огромный бункер, способный принять всё поступающее зерно (IG Р 78). Дань, уплачивавшаяся союзниками, талант за талантом, проносилась через орхестру в театре, заполненном огромными толпами людей, прибывших на Дионисии (Исократ. УШ.82); Афина также имела в этом свою долю, размер которой оценивался и поступление которой контролировалось «от Панафиней до Панафиней» (IG Р 52А.27). Богиня могла разрешить использовать ее средства, между прочим, на реализацию строительной программы. Империализм граничит с цинизмом, не отказываясь при этом от ритуального обрамления в деле администрирования.
Впрочем, последние, введенные уже в V в. до н. э., культы появились отнюдь не в результате гордыни или имперского духа. Запоздалым по¬
29 Devambez Р. Amazones Ц ЫМСI (1981): 640—644.
30 Fehr 1979 (Е 24).


334
Глава 8е
следствием зловещей чумы был перенос культа Асклепия, бога исцеления, из Эпидавра в Афины в 420 г. до н. э. Змею, олицетворявшую этого бога, привезли на телеге, и, пока не закончили строительство специального святилища, Софокл принимал ее в собственном доме. Праздники в честь Асклепия были сознательно соединены с торжествами Мистерий осенью и Дионисий — весной. Святилище Асклепия заняло видное место на южном склоне Акрополя, и всё же в течение какого-то времени большей популярностью пользовалось другое его святилище, находившееся в Пирее. Самым последним был введен культ фракийской богини Бендиды, интерес к которой возник в связи с военными походами на север и в результате использования фракийских наемников в афинских вооруженных силах31. Учреждение праздника в рамках культа Бендиды принесло с собой необыкновенное зрелище в виде гонок факелоносцев, сидящих верхом на лошадях. Образ богини был, конечно, основательно эллинизирован, и всё же поиски новых богов свидетельствуют о возникшей в афинском обществе неопределенности в сфере идентичности.
V. 	Дивинация (предсказание будущего)
В то время как функциональные и практические аспекты религиозной деятельности в древних культах легко обнаруживаемы — использование и злоупотребление фактором престижа и влияния, демонстрация социальных ролей, энергичные надежды на «всё хорошее», — существует другая, более иррациональная сторона, обычно носящая латентный характер и могущая проявляться как полнейшее суеверие. При отсутствии откровения, священного писания и теологически подкованного духовенства у древних греков классической эпохи всё же существовала вера в наличие божественных предписаний и намерений, о которых можно узнать напрямую, посредством различных «знаков», которые обнаруживаются «при жертвоприношениях, в полете птиц, в прорицаниях, в вещих снах» (Ксенофонт. Гиппарх. 9.9). При постоянной неуверенности и бесконечных тревогах повседневной жизни, при болезнях, от которых страдали отдельные люди, при военных опасностях, которые угрожали всем, дивинация любого рода была очень весомым фактором при принятии решений.
Взаимодействие жизненного опыта и традиции давно привело к специализации: с одной стороны, существовали официальные оракулы и, прежде всего, Пифийское святилище в Дельфах; обращение к нему было делом сложным, дорогим и весьма затратным по времени, однако в течение многих поколений ответы этого оракула сохраняли за собой высший авторитет. С другой стороны, существовали вдохновенные личности, «прорицатели» (μάντεις), претендовавшие на обладание особыми навыками в деле толкования знамений, посылаемых богами. Обычно эти про¬
31 	IG I3 136, с обоснованием 413/412 г. до н. э. в качестве даты введения этого культа; LSS 6.


Афинские культы и праздники
335
видцы полагались на традицию, передаваемую изустно от отца к сыну, но к VI в. до н. э. они уже начали использовать особые книги. Деятельность некоторых из таких прорицателей оказалась исключительно успешной, благодаря чему они достигли богатства и влияния. Важнейшая их обязанность — правильно определять тот момент, когда полководцу следует отдать приказ о начале битвы. Любая победа считалась заслугой прорицателя не в меньшей степени, чем военачальника: дельфийский памятник в честь сражения при Эгоспотамах представлял спартанского командира Лисандра в сопровождении его предсказателя (Павсаний. Х.9.7).
Введение и развитие культов в Афинах всегда подразумевало обращение к оракулам и провидцам. Любое крупное изменение в ритуале должно было быть одобрено Дельфами; импульс к установлению новых культов, но также и предостережения против их установления, часто исходили от прорицателей. Чтобы иметь возможность обращаться за советами подобного типа в любое время, демос назначал разного рода «истолкователей», экзегетов, которые либо принадлежали к древнему элев- синскому роду Евмолпидов, либо выбирались при помощи Дельф, либо избирались демосом32.
Пророчества сыграли свою роль в деле свержения тиранов. Тогда как Гиппий собирал оракулы Мусея, его противники, Алкмеониды, получили вещее слово из Дельф в пользу освобождения Афин (No 79)33. Эпонимные герои фил были отобраны Аполлоном (No 80). Вероятно, около того же времени афиняне начали строить собственную, сохранившуюся до нашего времени (точнее — восстановленную с использованием оригинальных блоков. — А.3) сокровищницу в Дельфах34 и посылать — не на регулярной основе, а при появлении особых знамений — священное посольство в Дельфы, дабы принести жертву божеству и вернуться назад со священным огнем, зажженным от Аполлонова очага. Если мы сегодня подозреваем, что дельфийское жречество благоразумно предвидело персидскую победу, то современники приписывали разгром варваров Аполлону; так что десятина добычи, захваченной у персов, пошла на роскошные памятники в Дельфах, увековечивавшие эту победу. Афиняне воздвигли здесь особые монументы в благодарность за Марафон и разместили обетные приношения с Саламина как в своей сокровищнице, так и в особом портике, построенном ими под храмовой террасой в Дельфах. В это время Афинам была пожалована так называемая промантейя, то есть право первыми вопрошать Дельфийский оракул. Так, с Дельфами консультировались по поводу переноса костей Тесея (№ 113), отправки колонистов в Фурии (No 132) ив связи с Амфиполем (No 133); оракул давал особые предписания для некоторых жреческих родов, таких, например, как
32 Oliver 1950 (D 62); Clinton 1974 (К 19): 89-93.
33 Нумерация дельфийских оракулов дается по изд.: Parke and Wormell 1956 (К 72) Π; эта нумерация учитывается и в более позднем каталоге: Fontenrose 1978 (К 31) (конкорданс приведен на с. 430-435).
34 О спорном характере датировки этой сокровищницы см.: Robertson 1975 (I 140) I: 167 сл.


336
Глава 8е
Праксиэргиды (Nо 124 = IG I3 7) и конечно же по многим другим случаям. Один оракул, в котором бог обращался к демосу как к «орлу в облаках» (No 121), пользовался, естественно, большой популярностью в Афинах. К началу Пелопоннесской войны, впрочем, отношение Аполлона переменилось, и бог недвусмысленным образом встал на сторону противников Афин (No 137). Оракул, санкционировавший введение культа Бен- диды (No 30), был принесен из Додоны — прорицалшца Зевса, второго по значению после Дельф. Как бы то ни было, в 404 г. до н. э. новый дельфийский оракул не позволил спартанцам полностью истребить Афины (No 171).
В таких городах, как Афины, частные гадатели, хресмологи, должны были быть явлением массовым. Они присутствовали при каждом жертвоприношении, и даже официальные лица вынуждены были считаться с ними (Аристотель. Афинская полития. 54.6). Мы знаем о двух таких деятелях — Лампоне и Диопифе, которые приобрели такой вес, что частенько подвергались атакам в комедии. Лампон принимал участие в основании Фурий и даже считался одним из «основателей» (ойкистов) этой колонии. На основе предзнаменования в виде барана, у которого вырос один рог посреди лба, он предсказал, что Перикл сможет восторжествовать над своим противником Фукидидом (Плутарх. Перикл. 6.2), тогда как Анаксагор объяснял это чудо рациональным образом — с помощью своих познаний в анатомии. В 421 г. до н. э. Лампон был отобран для участия в заключении важных мирных договоров (Фукидид. V.19.2,24.1); он содействовал элевсинскому и дельфийскому оракулам в инициировании постановления о приношении первин урожая (IG I3 78). По предложению другого известного гадателя, Диопифа, было принято постановление, грозившее судебным преследованием по обвинению в асебейе (нечестии) тем, кто «не признают божественных дел или распространяют учения о небесных явлениях» (Плутарх. Перикл. 32.2); оказавшись под судом по такому обвинению, Анаксагор был вынужден покинуть Афины. Под «божественными делами» подразумевались прежде всего знамения, посредством которых боги могли сообщать смертным свои указания; с точки зрения людей типа Диопифа, это была основа основ даже не просто благочестия, но самой религии. Нельзя недооценивать ключевую роль, которую такие знамения играли в афинской религиозной практике.
VI. Мистерии
Элевсинские празднества, известные просто как Мистерии, столь же очаровательны, сколь и эфемерны (с точки зрения наших познаний о них). Мистерии представляли собой посвятительные церемонии с обязательством молчания, и эта таинственность строго и тщательно сохранялась в языческой литературе. Тем не менее Мистерии были открыты для публики: «Любой желающий из эллинов принимает посвящения в таинство» (Геродот. УШ.65.4), а огромный Телестерий, построенный Иктином,


Афинские культы и праздники
337
зодчим Парфенона, вмещал более 3 тыс. мистов. Заведовали Мистериями афинские власти, но жреческие функции неизменно исполнялись двумя родами: Евмолпидами и Кериками. При проведении следственных действий и в судебных процессах, касающихся Мистерий, непосвященные обязаны были покинуть судебное присутствие; но те, кто «знает», видимо, составляли большинство. Эфебы регулярно участвовали в организации и охранении процессии из Афин в Элевсин; шествие начиналось от особого святилища, располагавшегося рядом с Агорой, — от Элевсиния. Когда Диагор, прозванный «атеистом», дерзко нарушил элевсинскую тайну, его преследовали по всей Афинской державе, где бы он ни пытался скрыться.
Авторы, склонные к философствованию, говорили о «двух дарах», принесенных Деметрой в Элевсин: хлебных злаках и таинствах. Оба дара были тесно переплетены друг с другом, а миф о похищении Персефо- ны и прибытии Деметры в Элевсин был призван объяснить оба эти дара. Согласно одному позднему писателю-гностику, в кульминационный момент таинства верховный жрец показывал зерновой колос (Ипполит. Опровержение всех ересей. V.8.39). И всё же цель этого ночного торжества, какими бы при этом символы, жесты и слова ни были, заключалась в рождении «благой надежды» на жизнь после смерти. Это представление присутствовало уже в более раннем тексте — в «гомеровском» гимне к Деметре, и удержалось оно до конца античности. Надежда, по всей видимости, понималась одинаково, а вот интерпретации могли быть разными.
Мы хорошо информированы об общей программе празднества (IG Ц/Ш2 1078 = LSCG 8) и о некоторых деталях его организации. В какой-то момент предварительным условием допуска к Великим мистериям сделалось участие в Малых мистериях, проводившихся весной (Платон. Гор- гий. 497с). 15 боэдромиона кандидаты собирались в Афинах, проходили очистительные обряды, включавшие омовение в море, и приносили в жертву поросят: по одному за каждого человека. Частью всего процесса должно было быть какое-то устное объяснение и наставление по поводу того, что участникам предстояло «увидеть» в последнюю ночь. Главным событием было приходившееся на 19 боэдромиона шествие по «священной дороге» в Элевсин, отстоявший от города примерно на 30 км. Жрицы несли «святые предметы» в закрытых корзинах (так называемых кистах), при этом толпа пела и ритмично выкрикивала слова: «Иакх’ о Иакхе!»; вскоре это было понято как призыв особого божества — Иакха. По прибытии в элевсинское святилище пост прерывался, а после захода солнца начинались по-настоящему тайные ритуалы. По их поводу у нас есть лишь отдельные намеки: «блуждание туда и обратно», ужас из темноты, а также неожиданное изумление (Плутарх. Фр. 178 Sandbach); Телесгерий открывался для допуска толпы, иерофант и жрицы «делали» какие-то вещи, предположительно в темноте, при тусклом свете факелов, которые держали факельщики (дадухи); в какой-то момент в середине ночи вспыхивало огромное пламя, «под» которым иерофант, совершавший богослужение, становился видимым. Персефона вызывалась от мертвых и


338
Глава 8е
каким-то образом «появлялась»; иерофант показывал всем зерновой колос и объявлял о рождении божественного ребенка. Представить, что там происходило, до некоторой степени помогает конструкция Телесгерия с его ступенями, поднимавшимися на все четыре стороны для зрителей, и с анактороном, небольшим прямоугольным чертогом, слегка смещенным от центра, с дверным проемом на одной из сторон; в этом чертоге находился трон иерофанта. Раздавались возгласы: «Трижды счастлив тот, кто видел эти тайные обряды». Впрочем, мы остаемся вне круга посвященных. Скорее всего, за пределами здания всю ночь не прекращались пляски; также совершались жертвоприношения быков, что гарантировало если и не счастье в загробном мире, то, по крайней мере, обильное угощение уже здесь и сейчас.
Мистерии стали элементом престижа Афин и сохраняли авторитет и самобытность примерно тысячу лет. Они составляют странную компанию интеллектуальным достижениям века Еврипида и Сократа и до сих пор остаются предметом размышлений о том, как грекам в ходе этого весьма специфического празднества удавалось отыскать смысл и обрести «благие надежды» вопреки очевидной бессмысленности самой смерти.
VII. Личное благочестие
Набожный человек — это тот, кого видят приносящим жертвы, и тот, о ком известно, что он руководствуется знамениями: вот те критерии, по которым Ксенофонт пытался опровергнуть обвинение в нечестии, выдвинутое против Сократа [Воспоминания о Сократе. 1.1.2). Жертвоприношение, чаще всего животная жертва, сопровождаемая возлиянием и воскурением ладана, проходило одновременно с молитвами или, скорее, клятвами и обетами, за которыми, если желаемое исполнялось, следовали вшивные приношения. Все эти действия предполагали материальные затраты; вопрос о том, имеет ли богач более легкий доступ к божеству, начал обсуждаться именно в рассматриваемый нами период.
Не следует противопоставлять друг другу государственный культ и частное богослужение; они развивались параллельно и часто переплетались. Подобно отдельному домохозяйству, город соблюдал обряды в честь Гестии, Аполлона и Зевса. Очень богатые и набожные люди типа Никия делали щедрые приношения в святилища Делоса и Дельф, но и любой афинянин мог прийти на Акрополь и поднести свой незатейливый дар богине. Надписи и вещественные источники с Акрополя свидетельствуют о многочисленных, разнообразных и незамысловатых обетных приношениях того времени35. Государственный культ мог гарантировать обильную еду частным лицам, например на Панафинеях; а на Апатуриях и на Анфесгериях семейное торжество и публичный культ вообще практически сливались. Каждое крупное деловое соглашение скреплялось
35 	IG Р 401-760; Raubitschek 1949 (С 162); Graef and Langlotz 1933 (I 70): No 1330-1417.


Афинские культы и праздники
339
клятвой, произносимой в святилище. Ни один купец не отваживался пускаться в мореплавание, не принеся предварительно обетов соответствующим божествам. Труды земледельца очевидным образом зависели от Деметры и Диониса. В болезни любому человеку следовало обращаться к богам. Когда один трудолюбивый и деятельный ремесленник, сорвавшийся с высоты при строительстве Пропилей и находившийся при смерти, выздоровел, Перикл учредил культ Афины Гигейи на Акрополе (Плутарх. Перикл. 13.13). Введение этого культа имело в виду теснее связать богиню с запросами частных лиц; впрочем, вскоре он оказался в тени культа Асклепия.
Существовало бессчетное множество малых святилищ, устроенных разными объединениями, родами и даже отдельными людьми по каким- то особым случаям. Около 400 г. до н. э. некий Архедем, «одержимый нимфами», украсил пещеру, расположенную близ городского поселения Вари, что к югу от Афин, надписями и рельефами (IG Р 778—780), решая, как можно предположить, путем этой ритуальной акции проблему своего личностного кризиса. Серия превосходных подношений, связанных главным образом, как кажется, с заключением браков, происходит из небольшого священного участка нимф на южном склоне Акрополя36. Культ нимф, богинь живых вод, был распространен повсеместно, как и культ Гермеса: столбы-гермы в честь этого бога устанавливались и в городе, и в сельской местности, отмечая перекрестки и границы владений — рисунки на вазах часто показывают, как частные лица приносят жертвы перед этими гермами. Местные сообщества, возникшие на основе отправления культа Геракла, деятельность которых заключалась в организации больших пиршеств в складчину, распространились по всей Аттике. Еще больше было групп, объединенных почитанием Диониса, так называемых вакхических фиасов, которые не всегда легко отличить от простых компаний любителей покутить.
Еще более интересный факт заключается, может быть, в том, что даже женщины могли собираться на свои собственные частные вакханалии (Аристофан. Лисистрата. 11). Заметным был культ Адониса — бога умирающей и воскресающей природы, возлюбленного Афродиты. Занесенный из Финикии, этот культ ко времени Сапфо уже распространился по Элладе, но в греческих городах так и не получил официального статуса. Стеная о смерти прекрасного бога с крыш своих домов в начале лета, женщины поднимали пронзительный вой, чем приводили в недоумение мужчин и в расстройство — мужские дела:
Когда ж конец придет распутству женскому,
Тимпанам женским, праздникам Сабазия И оргиям на крыше в честь Адониса?
(Аристотель. Лисистрата. 389—396;
пер. Адр. Пиотровского)
36 	Travlos 1971 (1 171): 361-363.


340
Глава 8е
Рис. 35. Свинцовая кукла в коробке, из некрополя в Керамике, Афины. (Публ. по: Ath. Mitt. 81 (1966): вкладка I; ср.: Kurtz and Boardman 1971 (К 54): 46.)
Упомянутый здесь Сабазий, фригийский вариант Диониса, был еще одним чужеземным богом, снискавшим у греков широкую известность. В некоторых дионисийских фиасах мифический певец Орфей обладал высочайшим авторитетом, ему приписывали разного рода книги, а посредством особой и отчасти тайной мифологии получили распространение поразительные доктрины о метемпсихозе (переселении душ) и о божественности человеческой души; учения эти находились в радиальной оппозиции к преобладавшей системе ценностей. Ощущалась потребность в особой форме «жизни»; на этом пути проявился совершенно новый тип духовности. Неясно, впрочем, до какой степени эти постоянные группы (или «секты») орфиков укоренились и получили признание окружающими; данный культ поддерживался, скорее, путешествующими «очистителями» (орфеотелесгами), которые предлагали посвящение в таинства как лекарство от всех болезней и средство решения всех житейских проблем. Однако в обществе начали формироваться опасения и сомнения относительно частных мистерий и новых богов. Некоторые из этих сомнений обнаруживаются в изображении сократовского кружка в поставленных в 423 г. до н. э. «Облаках» Аристофана, а также в истории с забавой, вылившейся в настоящую истерию по поводу скандальных «мистерий» Алкивиа- да в 415 г. до н. э., которая, в свою очередь, закончилась многочисленными смертными приговорами.
К концу столетия тренды в развитии культов были разнонаправленные. Присутствует рациональная независимость суждений, отмечается поиск новой философствующей религии, силен щепетильный консерватизм, фиксируется даже рост явных суеверий. В то самое время, когда научная медицина начала теоретическое наступление на практику магического знахарства, даже Перикл, заразившись чумой, оберегался с помощью амулетов (Плутарх. Перикл. 38.2), и именно от конца V в. до н. э. происходит самая древняя найденная в Афинах defixio — свинцовая кукла, проколотая и затем захороненная на некрополе в Керамике — с целью


Афинские культы и праздники
341
причинить вред какому-то врагу (рис. 35) f7 очень многие не сомневались ни на секунду, 'что такая магия может иметь самые серьезные последствия. Интеллектуалы разрабатывали новые концепции чистой божественности, всемогущего, всезнающего и неантропоморфного божества, и в то же время практический, сугубо утилитарный подход оставался важным элементом благочестия человека с улицы. Религиозная сфера становилась всё более сложной, но радикальный прорыв случился лить через несколько столетий.
37 	Trumpf 1958 (К 87);Jeffery 1955 (С 136): 67—76. (Латинский термин «defixio» является научным неологизмом, введенным в употребление современными исследователями за неимением — или, возможно, за нашим незнанием — адекватного оригинального обобщающего понятия; слово образовано от глагола defigere, «вонзать», «втыкать», и отсюда, произ- водно, — «проклинать». Термин «defixio» означает и само проклятое, и предмет, с помощью которого это проклятие насылается магическим образом, например табличку с текстом проклятия или проколотую свинцовую куклу, символизирующую врага; на русском языке см. работу, специально посвященную судебным проклятиям, в основном на афинском материале: Кудрявцева Т.В. Судебная магия в классической Греции Ц Вестник Российского государственного гуманитарного университета. 2010. 10: 31—65. —А.З.)


Глава 8f
Б,М,У. Нокс
АФИНСКАЯ РЕЛИГИЯ И ЛИТЕРАТУРА
I. Введение
В контексте современной западной мысли название данной главы, в котором соединены слова «религия» и «литература», может породить ожидания, что в нижеследующем тексте будет обсуждаться то влияние, которое оказывали на художественную литературу религиозные доктрины, а также принятие или критика этих доктрин авторами художественных произведений. Однако применительно к Афинам 5-го столетия эти два термина (ни для одного из них в древнегреческом языке нет удовлетворительного эквивалента) используются для обозначения видов деятельности, которые существенно отличаются от наших современных аналогов.
Литература для нас — это что-то написанное и предназначенное к прочтению:; в Афинах же, хотя там в V в. до н. э. конечно же существовали и книги, и читатели, основным средством литературного общения был не записанный текст, а текст, публично исполняемый. Гомеровские поэмы декламировались подготовленными специалистами, которые были превосходны в умении драматически представить этот материал; эпиникии, то есть оды, составлявшиеся в честь атлетов, побеждавших на крупных состязаниях, пелись танцующим хором перед домом победителя; дифирамб, трагедия и комедия были частью состязательных мероприятий, организовывавшихся за счет города в большом театре Диониса. Всё это не означает, что в Афинах V в. до н. э. не было книг или читателей; сохранившиеся свидетельства, как литературные, так и изобразительные, предполагают широкое распространение грамотности и даже — для заключительных десятилетий этого столетия — книжную торговлю. Но нет никаких сомнений, что до большинства афинян идеи поэтов, лирических, эпических и, прежде всего, драматических, доходили не посредством записанного слова, а посредством слова произнесенного и пропетого.
Для афинской публики 5-го столетия преобладающей литературной формой являлась драма. Эпос был голосом из далекого прошлого; лирическая и хоровая поэзия — поблекшей традицией, ассоциировавшейся с аристократическими и тираническими режимами архаической эпохи. Но


Афинская религия и литература
343
трагедия и комедия, хотя их истоки могут быть прослежены по меньшей мере до эры Писистрата, великолепием своих достижений V в. до н. э. были обязаны демократии, которая сыграла ключевую роль в разгроме персов. Празднества, по случаю которых и ставились эти драматические представления, а именно Дионисии и Леней, являлись главными датами гражданского календаря; это были также церемониальные дни в религиозном календаре города, поскольку театральные постановки осуществлялись как поклонение богу Дионису.
К 5-му столетию культ Диониса широко распространился по Греции, но лишь в Афинах из него родился театр. К сожалению, мы далеки от настоящего понимания сути процесса, который привел к этому уникальному результату. В литературных трактовках дионисийского мифа (и прежде всего в «Вакханках» Еврипида), как и в черно- и краснофигурной афинской вазописи, дионисийский культ изображается как некая экстатическая религия (т. е. такая, которая связана с ритуальным исступлением, трансом. — А.3.), освобождающая своих приверженцев от сковывающих уз цивилизованной жизни. Культ этот был обращен в особенности к женщинам, прикованным, как и повсюду в греческом обществе, к дому и кругу ежедневных обязанностей по домохозяйству; эта религия вызывала их, облаченных в шкуры молодых оленей, на покрытые соснами холмы, чтобы они плясали там наподобие Менад, неистовых спутниц Диониса. Бог давал возможность временно вернуться к естественному состоянию, к контакту с существами дикой природы и к принятию на себя их невинности и силы. Впрочем, ничто из этого не находит отражения в организации празднеств, носивших в Афинах V в. до н. э. имя этого бога — в Дионисиях, и имя его ревностных поклонниц (Λήναι — лены, вакханки) — в Ленеях. Если судить по культовым аспектам драматических фестивалей, Дионис, как кажется, прибыл в Аттику не в качестве духа дикого леса, а как бог плодородия, способный влиять на урожаи, от которых зависела вся жизнь города. Именно в таком качестве он появляется в «Ахарнянах» Аристофана (241—283), где Дикеополь, наслаждающийся теми выгодами, которые он извлекает от сепаратного мира, заключенного им лично со спартанцами, справляет сельские Дионисии (τα κατ’ αγρούς Διονύσια) — отмечавшийся в декабре праздник, который, судя по всему, должен был способствовать росту озимых. Дочь Дикеополя несет корзину с приношениями богу (пирог с подливкой), за ней следуют рабы, держащие фаллосы на шестах, а сам Дикеополь замыкает шествие, распевая непристойный гимн в честь Фалета, спутника Диониса (кроме всего прочего, гимн содержит одно место, которое выглядит как оскорбительные нападки на каких-то конкретных личностей) (Фалет — один из богов плодородия; его имя происходит от слова «фаллос». — А.З.). Все эти детали вызывают ассоциации с пышными приготовлениями к драматическим представлениям на Городских, или Великих, Дионисиях, которые проходили в марте—апреле. Канефорой (несущей корзину) на них была девушка знатного происхождения, а корзина у нее была из золота, в жертву приносился бык и, кроме того, делались другие подношения; в процес¬


344
Глава 8f
сии несли фаллосы, и принимавшие участие в шествии гуляки, хотя мы не располагаем прямыми свидетельствами о том, как они выглядели, почти наверняка не отказывали себе в сатирических песнях, являвшихся характерным признаком афинских процессий. Это шествие, или помпа (πομπή), было прелюдией к четырехдневному религиозному празднику (сокращенному в годы Пелопоннесской войны до трех дней). Статую бога вносили в театр и усаживали так, чтобы Дионис мог наблюдать за драматическими представлениями; театр очищался с помощью жертвоприношения свиньи и возлияния, совершаемого стратегами; общественные дела (за исключением чрезвычайных) откладывались, а лица, находившиеся под стражей, выпускались на поруки на время этого праздника.
Драма выросла из среды ритуального торжества и даже в своей развитой форме оставалась богослужебным актом, свершавшимся в честь бога в границах его священного участка. В истоках современной европейской драмы обнаруживается поразительнейшая параллель: ключевую роль здесь сыграло театрализованное представление Пасхальной литургии, а именно троп, известный как Quem quaeritis (л ат. «Кого вы ищете?») — слова, которые ангел задает трем Мариям (Дева Мария, Мария Магдалина и Мария, сестра Лазаря. — А.З.) у гробницы, в которой был похоронен Иисус. Но при всем внешнем сходстве оказывается, что эти два случая, по сути, совершенно различны. Христианская пьеса была основана на Священном Писании, интерпретированном наднациональным духовенством, имевшим иерархическую структуру и обладавшим неоспоримым авторитетом, то есть могущественной церковной властью с колоссальным духовным влиянием и впечатляющими экономическими ресурсами. В древней Греции просто не существовало подобной священнической организации (жрецы здесь большей частью являлись специалистами по ритуальным жертвоприношениям и председательствовали в деле осуществления местного или родового культа); у эллинов не было ни священного писания, ни ортодоксальной священной истории, ни морального кодекса, основанного на божественном откровении. В своих представлениях о богах и о связи этих богов с жизнью людей и с человеческой моралью афиняне V в. до н. э. по-прежнему полагались на поэтов, в первую очередь — Гомера и Гесиода. В течение всего архаического периода проблема взаимоотношений между этими олимпийскими божествами и человеческими идеалами справедливости и нравственности занимала поэтов. Гераклит и Ксенофан очень жестко критиковали Гомера и Гесиода, но Феогнид взывал к пониманию — «Зевс благосклонный, удивляюсь тебе <...> как может мысль твоя одинаково относиться и к злому, и к доброму мужу?» (375—378); Солон пытался объяснять те способы, которыми Зевс руководит земными делами, медлительностью его правосудия, которое карает потомков нечестивцев. Богословие в Греции, по существу, оставалось занятием поэтов, пока за дело не принялись софисты и философы IV в. до н. э., и аттическая трагедия, которая инсценировала в религиозном контексте ключевые мифы эллинского прошлого, истории о героических деяниях, зафиксированные в модели божественного пророчества


Афинская религия и литература
345
и божественного вмешательства, брала на себя такую же прерогативу и такое же бремя. Столь тесная связь «религии» и «литературы» была вообще уникальным феноменом в истории Запада.
Спектакли, разыгрывавшиеся на двух празднествах, являлись, по сути, богослужебными актами; отправлял службу город Афины, то есть сам полис. Организация и финансирование драматических фестивалей входили в обязанности ежегодно избираемых должностных лиц города, при этом посредством Дионисий всему греческому миру демонстрировались афинская имперская мощь и культурное превосходство, которое делало Афины, согласно высокопарному заявлению Перикла, «школой Эллады». В отличие от Ленеев, отмечавшихся в декабре, когда из-за штормов в Эгейском море зрительская аудитория ограничивалась одними афинянами, Дионисии, совпадавшие с открытием сезона мореплавания, привлекали гостей со всего эллинского мира, как частных, так и официальных. Прибыв сюда, они могли видеть собственными глазами, как города — члены Делосского союза вносят подать, которую показывали в театре, могли наблюдать сыновей некогда павших в бою афинских воинов, теперь повзрослевших и полностью вооруженных за счет государства, выстроившихся в парадном строю в театре, чтобы получить благословение народа, а также могли заслушать почетные декреты в честь чужеземцев и граждан, отличившихся тем, что они оказали какие-то серьезные услуги Афинскому государству.
После этих предварительных мероприятий многочисленная зрительская аудитория (театр мог вместить предположительно 14 тыс. чел.) высиживала до конца представление двадцати дифирамбов, трех серий по три трагедии, за каждой из которых следовало еще исполнение сатиров- ской драмы, а также пяти комедий (в годы Пелопоннесской войны это число сократили до трех). Дифирамбы представляли собой лирические поэмы, певшиеся хором, составленном из пятидесяти человек, которые совершали круговую пляску; десять хоров мальчиков и десять мужчин (представлявших десять афинских фил) состязались за призы. Мы очень мало знаем о характере этих дифирамбических стихов. Само слово «дифирамб» стало нарицательным обозначением высокопарного и витиеватого слога, и у нас есть основания думать, что к середине 5-го столетия музыка начинает играть в этом жанре более важную роль, чем слова. Это мероприятие, впрочем, было сознательно рассчитано на то, чтобы вызвать самую большую бурю эмоций у публики, разделенной на десять групп, каждая из которых поддерживала один из хоров мальчиков и один из хоров взрослых мужчин, представлявших десять афинских фил в состязании за награду. Трем трагическим поэтам отводилось по одному Дню, в течение которого каждый должен был представить по три трагедии; за трилогией следовала сатировская драма. В ней, как видно из названия, хор изображал сатиров — гротескных персонажей с большими фаллосами, постоянных спутников Диониса в мифе и в искусстве (рис. 36); в сатировской драме мифологический материал представлялся в манере, средней между беззаботной веселостью и бурлеском. Каждый ко


346
Глава 8f
Рис. 36. Актер в роли сатира; рисунок на аттической краснофигурной чаше; вазописец Макрон, ок. 490 г. до н. э. (Мюнхен, Собрание древностей 2657; ARV2 475, 267; cp.: Boardman 1975 (I 17): рис. 314).
мическии поэт предлагал одну пьесу; в годы воины, когда ставились три комедии вместо пяти, им отводилось время в конце дня, после сатиров- ской драмы.
Подготовка к празднику начиналась задолго. Одной из первейших задач вновь избранного архонта-эпонима было назначение хорегов для трагических и комических состязаний — по одному для каждого из соперничавших поэтов; хореги для дифирамбов выбирались, похоже, членами фил. Хорег всегда назначался из числа состоятельных граждан; на него возлагалась ответственность за подготовку членов хора, за их костюмы и выплату им жалованья, а также жалованья учителям и музыкантам. Такая форма общественной повинности, литургия, была обычной практикой в демократических Афинах; та же самая процедура использовалась для организации и других церемоний на общегосударственном уровне или на уровне фил, а также, в экстренных ситуациях, для финансирования оснащения, содержания и ремонта военных кораблей. Гражданин мог опротестовать оказание ему такой затратной чести, назвав кого-нибудь побогаче, кто, по его мнению, мог лучше справиться с такими обязанностями, и даже предложить обменяться собственностью с ним, если тот оспаривал такую оценку их имуществ. Однако подобные попытки уклонений были редки; хорегия считалась привилегией не в меньшей степени, чем повинностью, что ясно из того факта, что, хотя метеки (постоянно проживающие на территории Афинского государства неафинские граждане свободного состояния. — А.З.) могли служить на Аенеях в качестве хорегов, на Великих Дионисиях эту роль выполняли исключитель¬


Афинская религия и литература
347
но граждане. Данный пост приносил заметные публичные почести. Хорег от филы, победившей в состязании дифирамбов, получал треножник в качестве представителя своей филы; для этого победного треножника он строил монументальную базу, на которой высекалось его собственное имя, название его филы, а также имена музыканта-авлета, поэта и архонта; была даже целая улица с такими памятниками, а один из них, а именно хорегический монумент Лисикрата (334 г. до н. э.), стоит в Афинах и в наше время. Хореги занимали почетное место в великолепной процессии, с которой начинался праздник; на такое шествие Алкивиад надевал обычно пурпурное платье (Афиней. ХП.534С), а Демосфен специально для такого случая приготовил золотой венок и плащ, украшенный золотой вышивкой. Кроме того, человек, представавший перед судом, мог приводить сам факт исполнения такой литургии в качестве доказательства своей лояльности демократии и своего служения общественным интересам (ср.: Лисий. XXI.1—55; XIX.29).
Актеры получали жалованье от города и назначались архонтом, который также выбирал поэтов для этого случая. Мы не имеем никаких сообщений о том, как это делалось; по-видимому, претенденты зачитывали ему свои сценарии. Награды на состязаниях присуждали поэтам, а позднее и актерам, судьи, отбиравшиеся с помощью тщательно продуманной системы жеребьевки, имевшей целью исключить всякую возможность личного вмешательства (хотя на судей, несомненно, оказывалось мощное влияние другого рода — реакция публики во время самого представления). В этом отношении театр Диониса, вместе с другими элементами своей организации, отражал, подобно судам присяжных и Народному собранию, уравнительный дух демократических Афин.
II. 	Трагедия
От пьес, ставившихся в такой сугубо гражданской атмосфере, можно было бы ожидать, несмотря на всю мифичность их содержания, отражения социальных и политических проблем — и это действительно имело место, хотя в трагедии явных злободневных аллюзий всё же старались избегать. В шести сохранившихся пьесах Эсхила, например, исход трагедийного действия определяет судьбу не только отдельных персонажей, но и целого города (или даже, как в случае с «Персами», целой державы). Однако данный политический элемент совсем не конфликтует с торжественной религиозной нотой и глубокой нравственной озабоченностью, столь характерных для греческой трагедии; напротив, он сочетается со всем этим и зачастую практически неотделим от этого, точно так же как иногда было очень трудно, если не сказать невозможно, явным образом отделить в реальной жизни городов сферу политики от сферы религии. Оракул в Дельфах, например, был голосом Аполлона, который выражал волю своего отца Зевса, но в то же самое время этот оракул являлся третейским судьей во взаимоотношениях греческих государств в вопро¬


348
Глава 8f
сах войны и мира. В Афинах новый храм на Акрополе, Парфенон, был местом поклонения Афине, покровительнице города; во внутренних покоях этого храма хранились афинские военные резервы, подать, выплаченная союзниками. А в мифологических рассказах, которым трагические поэты придали форму драматической картины эллинского прошлого, боги проявляют себя в сюжетных линиях даже тогда, когда они напрямую на сцене не представлены.
Самая ранняя сохранившаяся до нашего времени трагедия — «Персы» Эсхила (поставлена в 472 г. до н. э.) — является в некотором смысле аномалией: в отличие от одновременно поставленных с ней пьес, ее действие разворачивается не в мифическом прошлом, а в современной реальности. В этой трагедии речь идет о событиях, которые пережил каждый смотревший ее зритель; она представляет людям, сидящим среди обгоревших руин своего города, некое идеализированное видение войны, в котором нет ни крупицы ненависти или презрения к проигравшему захватчику, нет ни одного намека на отсутствие настоящего единства среди эллинов, как нет намеков и на тот факт, что многие из них сражались на персидской стороне. Здесь не упомянут по имени ни один греческий предводитель и нет ни одной аллюзии на их партийные дрязги, ни прошлые, ни современные. Что здесь делает автор, так это создает некий театральный мир, резонирующий с поэтическими и религиозными ценностями, внутренне присущими великим мифам, которые и являлись обьгчной средой для трагедии. Хотя греки, и афиняне в особенности, представили очевидные доказательства своей выдержки и отваги, слава великой морской победы была приписана Небесам: «<...> некое могучее божество, — говорит персидский вестник, — погубило наше воинство, отягчив чашу весов изменчивой судьбы» (345—346).
Божественный мотив заключается не столько в расположении к грекам, сколько в гневе против Ксеркса, который перешагнул границы человеческих способностей, построив мост через Геллеспонт; разрушение им храмов и кумиров богов в Элладе — еще большее доказательство его нечестивого безрассудства. Впрочем, эта простая схема — грех и следующее за ним наказание — затемняется одним теологическим усложнением, которое со зловещей выразительностью настойчиво повторяется на протяжении всей Эсхиловой драмы: Ксеркс является жертвой божественного промысла в той же степени, в какой он является и нечестивцем, ибо причина всех его разрушительных действий — искушение. Хор в начале трагедии поет: «Разве можно смертному спастись от коварной хитрости бога? <...> Ибо, сначала доброжелательно ласковая к нему, Ата (Злой Рок, или Умопомрачение, божество мести и несчастий. — А.3) ведет смертного, сбившегося с пути, прямо в сети...» (94 слл.).
В драме «Семеро против Фив» (поставлена на сцене в 467 г. до н. э.) город оказывается на краю гибели, когда начинается решительный приступ на его стены. Город спасен, но руководивший обороной Этеокл погиб, будучи сражен собственным братом; хотя Этеокл и героический защитник города, но и на нем лежит отцовское проклятие, и эта наслед¬


Афинская религия и литература
349
ственная скверна уходит корнями вглубь на несколько поколений. Природа мотивации Этеокла, когда в самый кульминационный момент длинного центрального эпизода пьесы он решает выйти на бой против родного брата к седьмым воротам, сложная и не до конца понятная. И всё же одна вещь кажется вполне ясной: его поступок — это финальное проявление проклятья, наложенного на Лаия в наказание за неповиновение пророчеству Аполлона: «Коль бездетным умрешь, город спасешь» (ιСемеро против Фив. 747—748). Эсхил использует здесь трилогию (две ее первые пьесы, ныне утерянные, назывались «Лаий» и «Эдип»), чтобы продемонстрировать действие божественной воли в отношении трех поколений, кульминацией чего было пресечение рода Лаия по мужской линии. В 458 г. до н. э., при постановке своей «Орестеи», Эсхил вновь воспользовался формой трилогии для решения похожих задач, но уже в более грандиозном масштабе и с более обнадеживающей развязкой.
«Просительницы» (трагедия поставлена предположительно между 465 и 459 гг. до н. э.) является первой пьесой трилогии, в которой прослеживалась история дочерей Даная. В первой части рассказывается о предоставлении им убежища в Аргосе в качестве молящих о защите; во второй речь шла о поражении Аргоса от египетских преследователей Данаид и об их насильственном замужестве, последовавшем за этим поражением; и, наконец, в третьей части — об убийстве Данаидами собственных мужей во время свадебной ночи. В одном фрагменте, сохранившемся от последней пьесы этой трилогии (Mette 125), богиня Афродита, как кажется, прямо упрекает Данаид за их неприятие брака, что является навязчивой темой лирических од в первой пьесе трилогии. В данном фрагменте Афродита славит всемогущую силу Эроса. Политический элемент здесь также присутствует, поскольку царь Аргоса сталкивается с угрозой, возникшей из- за предоставления убежища молящим о защите, чьи враги могут напасть на его город — что они и сделали, причем вполне успешно; благочестивый поступок царя оборачивается бедой для него самого и для его города. Как указанная религиозная проблема была решена в данной трилогии — мы точно не знаем, но, в любом случае, «Просительницы» примечательны содержащимися в этой пьесе торжественными лирическими заклинаниями о могуществе Зевса и о непостижимой тайне его воли. «Желание Зевса нелегко выследить <...>. Мысли его следуют темными и запутанными путями, разглядеть их невозможно» [Просительницы. 87—90).
В «Орестее» (458 г. до н. э.) сочетание тем предыдущих пьес с новыми элементами порождает замысловатые модели драматического мира, которые не признают никакого различия между теологическим и социальным, мифическим и историческим. Проклятие дома Атрея — это, кроме всего прочего, результат действия примитивной системы правосудия, основанного на мести; гарантами такой справедливости являются Эринии — персонифицированные духи мщения, вселяющие ужас, которые в Дилемме, поставленной убийством Клитемнестры Орестом, отстаивают права его матери против прав ее мужа, защищают кровные узы, являющиеся родовым оправданием для частной мести, против брачных уз,


350
Глава 8f
с помощью которых город утверждает мужское доминирование. Против Эриний выступает Аполлон, заявляющий, что он говорит от имени Зевса, чья непостижимая воля, прославляемая хором в «Агамемноне» с помощью, может быть, самых прекрасных строк во всей эллинской поэзии, проявляет себя через человеческое преступление и через допущение такого конца, какой не дано предвидеть даже Аполлону, а именно: примирение Эриний с городом, который посредством суда Ареопага, созванного Афиной, вынес решение не в их пользу, а также примирение, как провозглашается в заключительных словах трилогии, всевидящего Зевса и Мойры (богини судьбы).
Данная трилогия — это еще и так называемый учредительный миф, объясняющий возникновение Ареопага, а поставлена на сцене она была как раз в то время, когда демократические вожди, Эфиальт и Перикл, лишили этот благородный орган его политического влияния, ограничив сферу его действий лишь правосудием. Вопрос о точке зрения Эсхила на эту спорную реформу обсуждался много и часто, но никакого согласия по нему достигнуто не было, и очень похоже на то, что тогдашние зрители вообще не думали об этой пьесе в таком ключе. Эсхил побуждает аудиторию рассуждать и симпатизировать, но он не рассказывает ей, что она должна думать. Он показывает зрителям корни современных институтов в мифическом прошлом, подчеркивает преемственность их истории с веком богов и героев и, оставляя вопрос об Эфиальтовой реформе открытым (но так, что приверженцы каждой из сторон могли почувствовать достоинство своей позиции), он представляет своим согражданам предвидение наступающего афинского прогресса и могущества. «Скоро наступит время, — говорит Афина Эриниям, — еще более славное для этих граждан» [Евмениды. 853—854). Но эту славу, как и оправдание Ореста, еще нужно завоевать в ходе борьбы и путем страданий, что составляет промысел Зевса, «который направляет смертных по дороге благого разумения, установив непреложный закон: научает нас он через страдание» (Агамемнон. 176—177).
«Прометей прикованный» — пьеса, настолько необычная во многих отношениях, что существуют сомнения в ее принадлежности Эсхилу, сомнения, впервые возникшие больше тысячи лет назад, но до сих пор широко распространенные. Впрочем, есть полное согласие в том, что эта трагедия принадлежит 5-му столетию и что без нее не может обойтись ни одна дискуссия по поводу греческой религии. Ее действующие лица — боги, титаны и морские нимфы, с единственным исключением в лице Ио — смертной женщины, соблазненной Зевсом и превращенной его ревнивой супругой Герой в телку. Образ Зевса в этой пьесе как немилосердного тирана очевидным образом далеко отходит от благоговейных раздумий о его непостижимой воле, столь характерных для других трагедий. Впрочем, здесь Зевс неизменно предстает перед нами с точки зрения его оппонента; кроме того, мы знаем, что в утраченной второй трагедии, «Прометей освобожденный», имело место примирение двух великих соперников. И даже в первой пьесе, когда Прометей пророчествует о воз¬


Афинская религия и литература
351
можном рождении своего освободителя Геракла по линии Ио, мы и тут замечаем характерное для Эсхила ощущение великой тайны Зевсова промысла, действующего через явное зло ради конечного блага.
Одним из аргументов против принадлежности «Прометея прикованного» Эсхилу является то обстоятельство, что автор этой пьесы, очевидно, был хорошо знаком с софистической риторикой и даже с софистической доктриной, поскольку длинные речи, в которых подробно излагаются дары титана Прометея роду людскому, как думают, свидетельствуют о воздействии на автора знаменитой книги Протагора о развитии человеческой цивилизации. Так как Эсхил умер в 456 г. до н. э., такое влияние вряд ли вообще было возможно, но на более молодых драматургов, в частности Софокла, чья первая постановка на Дионисиях состоялась в 468-м, и Еврипида, чей дебют имел место в 455 г. до н. э., определенно воздействовали и оказали влияние исследования путем вопросов и ответов, критические установки и новые идеи людей, из которых никто не являлся афинским гражданином, но которые доминировали в афинских интеллектуальных кругах во второй половине века. У Софокла, который был старше, влияние софистической мысли проявляется в сильной реакции против нее: например, знаменитый первый стасим «Антигоны» (стаей м — в греческой трагедии большая и ритмически однородная песнь, которую хор пел после парода, находясь на орхестре. — А.З) определенно обнаруживает общее знакомство с учением и сочинениями Протагора в незабываемых строках, описывающих, как человек покорил окружающую природу; но заканчивается всё это напоминанием о том, что человек не способен подчинить себе смерть, предостережением о том, что его изобретательность может привести не только к добру, но и к злу, а также торжественным предписанием чтить справедливость богов. Этот внутренний конфликт постоянно присутствует в софокловских трагедиях: восторг перед человеческим могуществом сочетается со скорбью по поводу его неизбежного краха. Самоуверенная нота, звучащая в заключительной сцене Эсхиловой «Оресгеи», когда город выстраивается для шествия по пути к прогрессу под божественным покровительством, нигде более не повторяется.
В отличие от своего предшественника, родившегося еще при тирании Гиппия, видевшего учреждение демократии и сражавшегося при Марафоне и Саламине, Софокл вырос при усилении Афин за счет Делосского союза, который на его глазах превратился в державу. Он видел исполнение пророчества, произнесенного Афиной в «Евменидах», несомненно, играл определенную роль в достижении Афинами впечатляющих успехов, исполняя высокие государственные должности, гражданские и военные. Но в его сохранившихся пьесах (а большинство из них датируются последними тридцатью годами его долгой жизни) полис, эта высшая точка в движении людей к цивилизации (см. стасим «Антигоны», 355—356), Уже более не является местом, где, как в «Орестее» Эсхила, торжествуют правосудие и согласие. У Софокла полис выглядит, скорее, как проблема, а не как ее решение. Например, в «Аяксе», «Филоктете», «Антигоне»


352
Глава 8f
и «Эдипе в Колоне» герой резко противостоит представителям полиса (или стратосу, т. е. вооруженному полису), и во всех четырех случаях те, кто говорит от имени полиса, Атриды, Одиссей и Креонт, оказываются по меньшей мере неприятными персонажами. А в двух пьесах, «Аякс» и «Антигона», мотивы противостояния обществу носят религиозный характер: они представляют собой защиту права умершего на погребение.
В случае с Аяксом для нас остается неясным, вызывают ли его действия и его позиция омерзение у богов, пока богиня Афина не проясняет это лично; тем не менее, вопреки жестокому приговору двух царей право Аякса на захоронение подтверждается. Антигона никогда не отрекалась от богов столь же открыто, как Аякс, хотя она и считала себя покинутой ими (Антигона. 922—923), а они попустительствовали ее гибели; и всё же боги через пророчество Тиресия заявляют о справедливости ее поступка и мстят за нее, о чем она и молила их [Антигона. 927—928), истребив жену и сына Креонта. Хотя обе пьесы оставляют двусмысленность в отношении характера и героя, и самой ситуации, в которой он оказался, они совершенно определенно наводят на мысль, что есть некоторые сферы, в которых полис не может предписывать человеку характер поведения, — в этих областях превалирует более высокий религиозный закон. Однако у Софокла воля богов никогда не проговаривается ясно; обычно она проявляется через пророчества, священные изречения, которые, будучи проигнорированы или неверно истолкованы, понимаются слишком поздно, чтобы повлиять на поступки героев. Воля небес — загадка. «Поскольку боги утаивают свои божественные мысли, — говорится в одном фрагменте утраченной пьесы Софокла, — ты никогда их не поймешь, даже если дойдешь, исследуя, до краев земли» (Фр. 919 TGrF).
Некоторые аспекты религиозной составляющей в трагедиях Софокла, по всей видимости, происходят из каких-то более темных и более глубинных истоков, чем заключительная эсхиловская картина гражданского порядка, основанного на божественном согласии. Софокловская трагедия зачастую фокусируется не на общине, а на одиноком, непреклонном протагонисте, который противостоит ей, упорно идет до конца и оказывается невосприимчивым ни к убеждениям, ни к угрозам; в суровой, но величественной бескомпромиссности Антигоны, мстительной ярости Аякса, губительном упорстве Филоктета и, прежде всего, во внушающем ужас проклятии стариком Эдипом своего сына мы можем почувствовать что- то от благоговейного страха и трепета, внушаемого героическим культом, жертвоприношениями, совершаемыми на могиле героя (реальной или воображаемой), дабы унять его ярость. Однако героический культ — не единственное архаическое верование, которое находит себе выражение в софокловских трагедиях; для них характерно также поразительное настаивание на одном примитивном табу, которое отвергают и Эсхил, и Еврипид: неявно — в «Оресгее», явно — в «Геракле». Речь идет об идее осквернения: неискоренимом и передаваемом контактным путем загрязнении (скверны) человека, который пролил чью-то кровь. У Эсхила Орест осквернен в особо высокой степени, поскольку пролил кровь собственной


Афинская религия и литература
353
матери; Аполлон научает его, как очиститься посредством жертв, так что в Афинах Орест заявляет Афине, что его руки были чисты, когда он припал к ее кумиру с мольбой о защите. Это заявление опровергается Эриниями, но принимается Афиной и судом; более о скверне уже не упоминается. В еврипидовском «Геракле» герой в припадке безумия, насланного Герой, убивает жену и детей; приглашенный в Афины своим другом Тесеем, он поначалу отказывается от этого приглашения — из-за лежащей на нем скверны, которая делает его изгоем. Тесей не только настаивает на очищении путем жертвоприношения [Геракл безумный. 1324), он еще и — в строке, которая «пусть и в благочестивой форме, но всё же выражает новый рационалистический образ мысли»1, — отвергает доктрину, согласно которой смертный может осквернить что-то божественное. В конце пьесы, когда Геракл не решается взять руку Тесея — «Я боюсь испачкать твои одежды кровью» (загрязнение столь же буквальное, сколь и символическое), — Тесей с презрением отвергает такие страхи: «Перестань, не упирайся. Я не страшусь» [Геракл безумный. 1400). Однако со- фокловская трагедия относится к этому вопросу не так легковесно. Когда Креонт выходит из дворца, чтобы найти слепого Эдипа, заблудившегося при свете дня, он яростно бранит своих слуг за то, что те оставили без присмотра такой заразный объект. Эдип никак не возражает против подобной оценки своего состояния: он молит изгнать его из Фив без промедления, отослать в какую-нибудь дикую местность, где нет людей, которые могли бы заговорить с ним [Эдип царь. 1436—1437). Много лет спустя, в Колоне, когда он понял наконец, что на нем нет никакой моральной ответственности за те поступки, которые сделали его имя нарицательным, в то самое время, когда он узнал, что теперь ему предстоит отправиться к месту своего упокоения, поскольку сами боги в последний момент его жизни призывают его, между прочим, назвав по имени [Эдип в Колоне. 1627—1628), он по-прежнему ощущает на себе сильную скверну. Он просит руку Тесея, который вернул ему его дочерей. Но сразу за этим следует шокирующий отказ от рукопожатия. «Но что я говорю? Как могу я, человек, рожденный на горе, желать дотронуться до того, кого не касается никакое зло?» Тесей никак на это не возражает; контраст со сценой из еврипидовской трагедии, поставленной за несколько лет до того, возможно, не случаен. Когда Эдип уходит к месту своей героической смерти, он остается в глазах людей оскверненным. В этом, как и во многих иных аспектах этой драмы, мы можем найти подтверждение проницательному замечанию, сделанному Эриком Доддсом, что Софокл — это «последний великий представитель архаического взгляда на мир»2.
Заявить во всеуслышание со сцены о радикальном отрицании верования в скверну, как сделал Еврипид, вложив соответствующие слова в уста Тесея, было смелым поступком, ибо такая вера имела широкое распространение и глубокие корни; она нашла отражение в афинской судеб¬
1 Bond G.W. (ed.) Euripides, Heracles (Oxford, 1981) — о строках 1232—1234.
2 Dodds 1951 (J 26): 49.


354
Глава 8f
ной процедуре и в судебных речах. Но это не единственный аспект народной религии, который был подвергнут критике в еврипидовской драме; еще более решительны и часты у него нападки на пророчества, которые у Софокла, например, всегда защищаются, а также на прорицателей из числа смертных людей, которые у Софокла неизменно предстают в ореоле почитания, даже благоговения. Еврипидовские персонажи склонны относиться к таким гадателям с насмешливым презрением (напр.: Елена. 744—757; Ифигения вАвлиде. 956—968); но даже и божественному предвидению достается от Еврипида. Так, в «Ионе» Аполлон, пророчествующий представитель Зевса, оказывается неспособным предугадать провал своего плана, который заключался в том, чтобы пристроить Иона, рожденного Креусой от самого Аполлона, в сыновья Ксуфу, «а Фебов брак остался бы в тени» [Ион. 70—73); бог открывает правду Креусе только тогда, когда Ион прибывает в Афины; более того, оракул бога сообщает Ксуфу явную ложь.
Впрочем, во второй половине и особенно в последние годы 5-го столетия скептицизм в отношении пророчеств отнюдь не был редкостью. Фукидид едко замечает: из многочисленных предсказаний, сделанных относительно продолжительности войны, правильным оказалось одно-единсг- венное. Также и Аристофан в «Птицах» (959—991) и во «Всадниках» (996—1095) отпускает оскорбительные шуточки по поводу профессиональных гадателей и их услуг. Однако трактовка образа Аполлона в еврипи- довском «Ионе» — это совсем иное дело; независимо от того, воспринимать ли это как серьезную претензию к Аполлоновым пророчествам или всё же как веселую трактовку грешков бога, вполне подходящую пьесам, которые и во многих других отношениях предвосхищали Менандрову комедию, данная интерпретация идет гораздо дальше обычного народного скептицизма. Но это не означает, что Еврипид был атеистом, и тем более не означает, что он отрицал существование богов, как шутейно заявлял Аристофан [Женщины на празднике Фесмофорий. 450—451) и как со всей серьезностью утверждают некоторые современные критики. Драматург, желавший доказать нереальность богов, не стал бы создавать на сцене такие производящие глубокое впечатление образы, как Афродита в «Ипполите», Посейдон и Афина в «Троянках», Лисса и Ирида в «Геракле» и, в первую очередь, Дионис в «Вакханках».
«Вакханки» — это не просто дионисийская мисгериальная пьеса — яркое исполнение главного религиозного таинства, во время которого разрывается на части заместитель бога, — это еще и исследование разнообразных впечатлений, вызываемых этим богом, а также широкого диапазона реакций на его культ. Эта трагедия показывает зрителям гибкое приспособленчество старого Кадма, ложный профессионализм Тиресия, отвращение, вызываемое похотливым любопытством Пенфея, презрительное бездействие и безжалостную месть бога, обманную экзальтацию Агавы и ее суровое возвращение к реальности, райскую невинность менад среди сосновых деревьев и их свирепость, проявляемую в момент возбуждения, а также, прежде всего, таинство — в великолепных стихах


Афинская религия и литература
3 55
хоровых од — дионисийского экстаза, несдержанность босых плясок всю ночь напролет (862 слл.), дикий «восторг от пожирания живой плоти» («ώμοφάγον χάριν»; 138). Такое неравнодушие к проявлениям религиозного чувства вообще характерно для Еврипида; оно проявляется также в изысканной молитве Ипполита к Артемиде, полное воздержание которого от сексуальных контактов является большой редкостью для дохристианского мира, а также в простодушном доверии к Аполлону Иона, служащего при дельфийском храме, и в очаровательной наивности его утренней песни, которую он поет, подметая дорожки, ведущие к святилищу. Боги вездесущи на Еврипидовой сцене; в пяти из сохранившихся пьес и в одной из утерянных прологи произносятся богами (в «Алкесте» и в «Троянках» появляются сразу два бога), и в девяти сохранившихся и в двух фрагментированных пьесах бог выходит на сцену в конце в полном величии, чтобы отомстить, предложить объяснения и предсказать будущее.
Эти завершающие эпифании жестко критиковались начиная уже со времен Платона, который саркастически замечал, что трагические поэты, когда они не знают, как поступить, прибегают к специальной машине, с помощью которой поднимают вверх богов (Кратил. 425d). Возможно, в то время, когда писал Платон, подобные способы появления богов превратились уже в скучную рутину, однако следует обратить внимание на то, что Аристофан, никогда не упускающий случая осмеять Еврипида, не делает в своих «Лягушках» ни одного подобного упрека. Надо сказать, что у Еврипида «бог из машины» — это нечто гораздо большее, нежели удобный метод выведения главных действующих лиц из безвыходных ситуаций, а драматурга — из противоречий, в которые он себя загнал. В отличие от Софокла, чьи окончания пьес зачастую загадочны («Электра» не выглядит одинокой в этом отношении), Еврипид, похоже, чувствовал необходимость компенсировать отказ от формы трилогии включением драматических вставок в основной миф. Эго могло быть сделано лишь с помощью какого-нибудь персонажа, который предсказывал будущее, при этом в роли пророка здесь обычно выступал бог. Однако божество в такой ситуации не просто что-то объясняет или что-то предвещает; оно также дает указания по поводу погребения умерших («Андромаха», «Электра», «Антиопа», «Эрехтей») и учреждает религиозные обычаи: культ Ипполита в Трезене (.Ипполит. 1423 слл.), Артемиды Таврополы [Ифигения в Тавриде. 1450 слл.) и Гиакинфид (дочерей Гиакинфа) {Эрехтей. Фр. 65, 74 слл., Austin) в Аттике.
Боги — это самая что ни на есть настоящая реальность в еврипидов- ской драме: почетное место, занимаемое Еврипидом среди атеистов в античной доксографической традиции, было, очевидно, основано на цитатах, вырванных из контекста. Дело в том, что та роль, которую боги играют в управлении космической и человеческой жизнью, обсуждается еврипидовскими персонажами в свободном и софистическом духе, каковой был обусловлен философскими исканиями тогдашнего века. Замечательный пример — обращение Гекубы к Зевсу в «Троянках»:


356
Глава 8f
О ты, земле движенье и престол Избравший на земле, кто б ни был ты,
Непостижимый Зевс, природы ль сила Иль разум наш, но я тебя молю...
(Еврипид. Троянки. 884-887;
пер. И. Анненского)
Иногда действующие лица упрекают богов за их бессердечие или пренебрежение к людям; подобные настроения обнаруживаются и у других драматургов, но у Еврипида они выражены с исключительной бескомпромиссной страстью. «Хотя ты и великий бог, — говорит Амфитрион, когда не видит никакой надежды для жены и детей Геракла, Зевсова сына, — я, смертный, превосхожу тебя в мужеской доблести. <...> Ты, должно быть, бестолковый бог или же не ведающий правды» [Геракл безумный. 342, 347). В других пьесах богов призывают к тому, чтобы они продемонстрировали свое моральное превосходство над людьми, в особенности же их просят проявить милосердие. Так, Кадм обращается к Дионису: «Боги не должны быть подобны смертным в своей страсти» [Вакханки. 1348), а старый раб Ипполита — к Афродите: «Боги должны быть мудрее смертных» [Ипполит. 120). Излишне говорить, что оба призыва не находят никакого отклика, и, хотя дети Геракла спасаются от тирана Лика, им предстоит еще более страшная судьба — быть убитыми собственным отцом.
Еврипидовские боги совершенно безразличны к человеческим понятиям о нравственности и справедливости. Софокловская Афина в «Аяксе» взыскивает ужасную плату с героя за его небрежность, но свое поведение она обосновывает следующим этическим заявлением: боги любят тех, кто мудр сердцем (σώφρονας), и ненавидят злодеев [Аякс. 132—133), вмешательство же Геракла в историю с Филоктетом оказывается милосердным, поскольку в результате Филоктет не только излечивается от болезни, но и получает славу; более того, Геракл говорит не только о себе как об образце для героя в его стремлении к совершенству [Филоктет. 1418—1422), но и об обязанности рода человеческого проявлять почтение к делам божественным (1441—1443). В «Антигоне» боги посредством прорицателя Тиресия сообщают о своем одобрении поступка главной героини, и даже Эдип, чья участь в «Эдипе царе» будто бы поднимает безответные вопросы о божественной справедливости, в последней пьесе встречает благожелательный прием со стороны богов [Эдип в Колоне. 1627—1628). У Еврипида же боги требуют от смертных лишь одного: покорности. Для Афродиты единственным и достаточным оправданием для истребления Ипполита и Федры является пренебрежение ими ее обрядами (в трагедии «Ипполит». —А.З.); Дионис не обнаруживает никакой жалости к Кад- му, пытающемуся, в самый последний момент, присоединиться к его почитанию (в трагедии «Вакханки». —А.З.). Также и Афина в «Троянках» обращается против ахейцев, которым она до сих пор благоволила; из-за оставшегося ненаказанным прегрешения против нее, совершенного одним человеком, она объединилась с Посейдоном, чтобы уничтожить ахей¬


Афинская религия и литература
357
ский флот. Эта пьеса фактически являет собой ироничное зрелище серии содеянных ахейцами злодеяний, которых, в глазах смертных людей, вполне достаточно, чтобы оправдать гибель в морских пучинах, предуготованную ахейцам; впрочем, пролог показывает, что предстоящее возмездие никак не связано с принесением в жертву Поликсены или с отвратительным убийством ребенка Астианакта; ахейцы заплатят жизнями только за то, что некая богиня посчитала себя оскорбленной ими. В данном случае, возможно, присутствует подспудно определенная теологическая идея — внешне выглядящее как случайное совпадение божественного действия с человеческими ожиданиями справедливости, — однако для убийственного безумия Геракла, насланного на него по свершении им подвигов ради рода человеческого, или для уничтожения Ипполита и Федры никакого подобного объяснения не предлагается. Их гибель, по сути, преподносится как побочный результат извечной борьбы между Афродитой и Артемидой [Ипполит. 1327—1334), чье противостояние обязательно приведет к новой человеческой жертве, когда, в свою очередь, стрела Артемиды найдет какого-нибудь любимца Афродиты [Ипполит. 1420—1422). Эти боги похожи на богов «Илиады», которые в своих частных спорах торгуются по поводу судеб людей и городов [Илиада. IV.30— 63); Еврипид отвергает всё то, что его предшественники начиная с Гомера делали для примирения олимпийских богов с людскими представлениями о праведности и неправедности. Боги существуют, будто бы говорят его трагедии, но это аморальные, стихийные силы, которые, сцепившись в вечном конфликте как вне, так и внутри нас, управляют трагическим мирозданием, в котором мы живем.
Есть еще один поэт 5-го столетия, который присутствует в списке «атеистов» — Критий, дядя Платона, лидер Тридцати тиранов. Из пьесы под названием «Сизиф» один авторитетный источник (Секст Эмпирик) цитирует сорок две строки, а именно из речи, которая явным образом отражает радикальное рационалистическое мировоззрение. Эта речь имеет форму софистической Kulturgeschichte [нем. «истории культуры»), которая начинается с первичного состояния беззаконного хаоса и переходит к изобретению законов и наказаний. Но, поскольку преступники, действуя тайно, уходили от действия этих законов, некоторые мудрые люди придумали, что людям надо внушить ужас перед богами, чтобы такие злодеи, даже если они не разоблачены, имели хоть какой-то страх. Автор вводит идею бессмертного духа, который всё слышит и всё видит и даже знает человеческие намерения. Таким образом, он «скрывал истину с помощью ложного рассказа, помещая богов туда, откуда они могли бы вызвать наибольший ужас, — на небо, источник грома и молний. Так, я думаю, был кто-то, кто первый убедил людей думать, что есть племя богов» (Snell. Т. 19 TGrF).
Атрибуция данного фрагмента Критию спорна; этот отрывок может принадлежать сатировской драме «Сизиф», которая, как мы знаем, приписывалась Еврипиду3. Впрочем, кто бы ни был автором этих строк,
3 	Cp.: Dihle 1977 (J 23): 28-42.


358
Глава 8f
предположение, что они отражают позицию самого поэта, ничем конечно же не оправдано. Похожая речь имеется в Еврипидовой сатировской драме «Киклоп»; произносящий ее персонаж преисполнен глубочайшего презрения к богам вообще и к Зевсу в частности. Если бы мы не знали контекста, в котором эта речь была произнесена, то ремарки, подобные этой:
Утроба — вот наш бог,
И главный бог при этом. Пища есть,
И чем запить найдется на сегодня,
Ничто не беспокоит — вот и Зевс Тебе, коль ты разумен.
(Еврипид. Киклоп. 336—338;
пер. И. Анненского) —
вполне могли бы обеспечить в античных (и даже некоторых современных) руководствах репутацию предшественника киренаиков и Эпикура. Однако следует учитывать, что в этой пьесе Киклоп, отвергающий богов, несет страшное наказание — он ослеплен Одиссеем, да и Сизиф, главный ловкач и обманщик греческих мифов, чье наказание в царстве Аида вошло в поговорку, вряд ли остался невредимым и ушел от возмездия в посвященной ему пьесе, поставленной в театре Диониса.
«Киклоп», подобно «Сизифу» (кто бы ни был его автором), представлял собой сатировскую драму, фарсовый придаток к трем серьезным пьесам, созданным трагическим поэтом. «Киклоп» — единственный сохранившийся целиком образец сатировской драмы, но папирусы обеспечивают нас большими отрывками Софокловых «Следопытов» и более мелкими фрагментами сатировских драм, которыми в древности был знаменит Эсхил. Благодаря этому материалу создается ощущение, что жанр сатировской пьесы являл собой в высшей степени драматическую форму: мифическое действо здесь разыгрывается персонажами, чье напускное трагическое величие сбивается непотребным шутовством хора сатиров с их огромными фаллосами, тварей, в которых смешиваются ненасытная жадность, плотское вожделение и низкая трусость. На первый взгляд может показаться, что это — реликт некоего изначального благоговейно сохраненного дионисийского ритуала, однако в действительности существует надежное доказательство того, что сатировская драма как особая форма театрального представления была введена в схему праздника примерно в начале V в. до н. э. Пратином, который, как рассказывает Павсаний (II. 13.6), был единственным соперником Эсхила в данном жанре. Какими бы ни были истоки этого жанра, он становится той территорией, которая была монополизирована трагическими поэтами, и, хотя исполнение сатировской драмы после трех трагедий должно было обеспечить психологический переход к последующей комедии, всё же сатировская драма и комедия принадлежат к разным сферам.


Афинская религия и литература
359
Рис. 37. Глиняная фигурка комического актера (Берлин, Государственные музеи, 8823; публ. по: Bieber М. Die Denkmäler zur Theaterwesen im Altertum (1920): ил. 69; Bieber 1961 (115): рис. 155).
III. Комедия
В сатировских драмах танцующие участники хора носят не только конский хвост и маску, в которой вздернутый нос сочетается с плешью и бородой, но еще и трико, изготовленное из звериной кожи и снабженное протезом фаллоса (рис. 37). В комедии фаллос, «сделанный из кожи, свисающий вниз, с красным наконечником, толстый, смешной для ребятишек», как его описывает Аристофан [Облака. 358—359), обычно (хотя и не всегда) приделывался также и к костюму актеров. В сатировских драмах поэт противопоставлял трагические претензии мифологического мира, разыгрываемые актерами, буйным животным началам, изображаемым хором; в комедии такой контраст отсутствует, это мир «здесь и сейчас». Существа, которыми комический поэт населяет ландшафт, — это не существа мифического прошлого, они принадлежат Афинам 5-го столетия — Пниксу, экклесии, Агоре, Акрополю, с редкими отсылками к царству Аида и к Облачно-Кукушечной стране. Но при всей легкой узнаваемости афинской обстановки то, что происходит в этих знакомых декорациях на сцене, быстро оставляет реальность далеко позади: один афинский землевладелец заключает сепаратный мир со Спартой, другой, чтобы пожаловаться Зевсу на войну, улетает на гигантском навозном жуке на Олимп; афинские и спартанские женщины, объявив сексуальную забастовку, принуждают своих мужей заключить мир; два афинских проходимца организуют птиц, с тем чтобы лишить богов дыма жертво¬


360
Глава 8f
приношений, и таким образом заставляют Зевса отказаться от верховной власти. В этих буффонадах многие афиняне, находившиеся среди зрителей, подвергались вопиющему злословию и клевете: влиятельные государственные деятели и литературные величины выводились в пародийном свете на сцену и подвергались непристойным оскорблениям. Даже боги не избегали недоброжелательного внимания комических поэтов; в тройку богов, которые вступают в переговоры с птицами, входят прожорливый Геракл и варварский бог Трибалл, каждый из которых создает огромную помеху Посейдону, главе миссии. Также и Дионис в «Лягушках» в своем же собственном театре изображен как трус и фигляр. Мало того, что к костюму актера приделан фаллос, сценическое действие на всем своем протяжении оживляется грубыми шуточками сексуального и экскреторного свойства.
О происхождении этого замечательного театрального жанра мы знаем не больше, чем о происхождении трагедии; в обоих случаях та небольшая информация, которой мы располагаем, носит противоречивый характер. Почему трагедия была названа «козлиной песнью» (τραγ-ωδία), никто не может дать удовлетворительного ответа, но вот название «комо- са песня» (κωμ-ωδία) имеет определенный смысл, поскольку греческое слово «камос» означает веселье, шумное празднество. В греческом праздничном календаре было немало событий, в которых злые пасквили и пародии, задевавшие конкретных личностей, могли быть естественным средством спонтанных увеселительных зрелищ, однако мы не знаем, из каких конкретно обстоятельств родилась та драматическая схема, которая обнаруживается у Аристофана; ядро этой схемы, состоящее из агона, то есть состязания между двумя противниками, и парабасы, то есть отступления, обращения хора к зрителям, вставлялось в череду веселых сцен, начинавшихся прологом и завершавшихся плясовым эксодом, то есть выходом.
В программу Д ионисий комедия впервые была включена в 486 г. до н. э. (до этого, согласно Аристотелю, постановки осуществлялись «добровольцами», т. е. за собственный счет — έθελονταί: Поэтика. 1449 b 1—2), в программу Ленеев — значительно позднее (в 442 г. до н. э. или около того). Все пьесы, дошедшие до нас целиком, были созданы одним человеком — Аристофаном, причем все они были поставлены между 424 («Ахар- няне») и 388 гг. до н. э. («Богатство»); от комедий его предшественников и соперников сохранились только фрагменты. Придя в историю жанра так поздно, работы Аристофана, видимо, были нетипичными: для его пьес характерна литературная изощренность, которая, как можно подозревать, не была свойственна его конкурентам; его мастерские пародии на Еврипида, например, говорят о близком знакомстве Аристофана со своей мишенью, что позволило одному из его соперников придумать такой замечательный неологизм, как «εύριπιδαριστοφανίζων» (‘пишущий в стиле Еврипида и Аристофана’), который наводит на мысль, что феномен, на который он нападает, очаровывал его не в меньшей степени, чем вызывал неприятие. Аристофан мог быть сколь угодно искусным литерато¬


Афинская религия и литература
361
ром и ученым мужем, но он конкурировал на том поле, где имел значение смех публики. Несмотря на его жалобы на то, что «Облака» получили только третий приз [Облака. 518—525), он вполне мог соединять низкие, неглубокие нотки с безусловным зрительским успехом, чтобы завоевать первый приз со своими «Ахарнянами» (425), «Всадниками» (424) и «Лягушками» (405), а также второй приз с «Осами» (422), «Миром» (421) и «Птицами» (412 г. до н. э.).
В основу своих пьес трагические поэты клали религиозные и этические проблемы, внутренне присущие мифам, которые они обрабатывали; эти универсальные темы трагики воплощали в такие драматические модели, которые выражали тревоги и заботы современников. Но, хотя трагедия могла в общих чертах обращаться также и к социальным и политическим вопросам, она избегала наиболее животрепещущих тем, подвергавшихся в настоящий момент острым дискуссиям, и особенно — прямых персональных намеков. Комедия не могла сказать особенно много о теологии и теодицее, но в качестве исходного материала брала злободневные события и тех личностей, которые «здесь и сейчас» были у всех на устах. «Ахарняне», поставленные в городе, который страдал от войны и продолжал испытывать нехватку продовольствия и прочие неудобства, вызванные ежегодными спартанскими вторжениями, прославляют героя, заключившего сепаратный мир и наслаждавшегося на сцене всеми возможными деликатесами и комфортом, о каких зрители могли только мечтать; он снимает со спартанцев ответственность за войну, заявляя в форме оскорбительной пародии на афинские военные намерения, что Перикл развязал войну только потому, что мегаряне украли двух шлюх, принадлежавших его любовнице Аспасии; в конце этот персонаж удаляется в приподнятом настроении и навеселе, прихватив с собой двух сговорчивых «ночных бабочек», тогда как стратег Ламах возвращается с битвы с вывихнутой лодыжкой и проломленной головой (оказывается, он свалился в ров) и, когда его уносят к врачу, затягивает жалобный плач о собственной участи в стиле еврипидовских лирических клише. «Всадники», поставленные в следующем году, представляют собой полномасштабную атаку на Клеона, политического вождя, который, подобно Периклу до него, обладал таким влиянием в Народном собрании, что, по сути, мог контролировать всю афинскую политику. В этой пьесе он представлен в образе пафлагонского раба в доме глупого старика по имени Демос, но на деле раб этот оказывается хозяином, поскольку Демос — простофиля и жертва подхалимажа пафлагонского пройдохи — бестолково довольствуется теми подачками, которые ему выделяет его же собственный раб. Двое других слуг, приготовивших «лаконский пирог в Пилосе», благодаря которому пафлагонец и вошел в доверие к хозяину, вычитывают в табличках с оракулом, что на смену кожевнику (Клеону) придет какой- то «колбасник» — фигура, которая, естественно, тут же и появляется, как если бы она была «послана богами» [Всадники. 147). Поначалу этот прода- ВеЧ сосисок не хочет вмешиваться в политику, поскольку ощущает недостаток собственного образования, однако слуги Демоса убеждают его,


362
Глава 8f
что даже те немногие знания, что у него есть, в политике являются только помехой, и он выступает против Клеона и выходит победителем в состязании вульгарной брани, необоснованных обвинений и отвратительного подхалимства (в один из моментов они соперничают друг с другом за привилегию подставить свои волосы, когда Демосу, только что смачно высморкавшемуся, нужно было вытереть обо что-то свои пальцы. — Всадники. 910—911).
Подобно «Ахарнянам», «Всадники» являются массированным комическим выступлением против тогдашнего афинского руководства и его политики. И, тем не менее, обе пьесы получили первые призы. При этом ни одна из них, похоже, не уменьшила ни готовности народа продолжать войну, ни народной поддержки Клеона, главною подстрекателя этой войны, который вскоре после постановки «Всадников» оказался среди десяти избранных народом стратегов. Также нет никаких надежных свидетельств о попытках мщения со стороны влиятельных фигур, которые становились мишенью комических поэтов4. Если вы чем-то выделялись, то очевидным образом становились мишенью для оскорблений и поношений в комедии, и никто не принимал это близко к сердцу. Комедиографы были лицензированными шутами афинской демократии; их гражданский и религиозный долг состоял в том, чтобы в должном месте и в должное время освобождать зрительскую аудиторию от скованности и запретов, подобно тому богу, на священном участке которого и разыгрывались эти спектакли. На один или два часа в конце дня комедийным поэтам позволялось перевернуть этот мир вверх дном. Сюжеты комедийных пьес бросали вызов реальности: сепаратный мир Дикеополя, захват власти продавцом сосисок, восхождение виноградаря Тригея на Небеса для выяснения вопроса о том, когда же закончится война, победа Писфе- тера над олимпийцами и, самое главное, восстание женщин под предводительством Лисистраты — всё это вещи настолько невероятные, что их представление на сцене не создавало никакой угрозы для существующих институтов.
Впрочем, на мгновение комический поэт мог выйти из своего фантастического мира и заговорить о социальных темах серьезным тоном. В парабасе, длинной и тщательно продуманной лирической части комедии, в которой хор обращается напрямую к публике, поэт иногда заставляет хор обсуждать вопросы, лежащие за пределами комической фабулы. В одном из композиционных элементов парабасы, а именно в эпирре- ме, страстной речи, составленной из трохеических тетраметров и произ¬
4 	Аристофан (устами своего персонажа Дикеополя) утверждает, что из-за комедии «Вавилоняне» (Ахарняне. 377—382) его притащили в Совет (буле) и подвергли там нападкам, но, кроме его собственных слов, у нас нет никаких иных свидетельств этому; кроме того, данное заявление уравновешивается тем, что позднее, в той же самой пьесе, Аристофан, говоря теперь от себя устами хора, объявляет, что Великий Царь верит: войну выиграют Афины, поскольку у них есть такой советник, как Аристофан, и что выдвигаемое спартанцами требование отказаться от Эгины — это на самом деле лишь хитрый маневр, цель которого — отобрать у афинян поэта, Аристофана.


Афинская религия и литература
363
носимой от имени персонажей пьесы (молодых аристократов во «Всадниках», горячего старика в «Осах» и т. д.), хор дает афинянам советы. Такие рекомендации обычно никак не связаны с темами, разрабатываемыми в самой пьесе; по большей части они представляют собой безоговорочную защиту старинных моральных устоев и патриотизма. Впрочем, в одной из пьес, а именно в «Лягушках» (405 г. до н. э.), хор посвященных в мистерии призывает афинян восстановить в гражданских правах тех, кто был наказан за участие (или предполагаемое участие) в олигархическом заговоре 411 г. до н. э. Дикеарх, ученик Аристотеля, сообщает, что этот совет оказался настолько приятен афинянам, что они пошли на беспрецедентный шаг — разрешили разыграть комедию вторично. Но данное исключение лишь подтверждает правило: истинное назначение комедии состояло не в том, чтобы раздавать советы, а в том, чтобы оскорблять. Комедия выполняла роль отдушины для выхода эмоционального напряжения, накапливавшегося во внутренней жизни полиса, и, подобно «царствованию» «владыки буянов» в средневековой Англии (Lord of Misrule — распорядитель рождественских увеселений. — А.З.) или вольностям, дозволявшимся рабам на римских Сатурналиях, аттическая комедия предлагала мнимую картину крутой социальной ломки, и такое представление было призвано лишь упрочить существующий порядок.
Комедийное обращение с богами не менее радикально в своей основе, чем брань в отношении конкретных личностей. Не вызывает удивления, что боги испытывают здесь те же оскорбления, что и смертные, поскольку за пределами философских кругов к богам относились (иногда со страхом, иногда с любовью) как и к человеческим существам, только таким, какие превосходят всех остальных своими грандиозными масштабами; их страсти — любовь, ненависть, гордыня и гнев — не отличались от наших, только страсти эти были более опасны. Комедия на мгновение освобождала верующего от страха и благоговения перед богами, даже перед самим Дионисом. Однако средство освобождения — актеры с их гротескными масками и фаллическими привесками, плясуны с их нарочито вульгарной хореографией — само являлось церемонией поклонения богу. «Человек танцует, — читаем во фрагменте комического поэта Фри- ниха (К 9), — и всё у бога хорошо».


Глава 8g
Дж.-К. Дэвис
ОБЩЕСТВО И ЭКОНОМИКА
Единственное уверенное заявление, которое можно сделать по поводу афинского общества и экономики эпохи Перикла, состоит в том, что они менялись быстро, но беспорядочно. Поскольку практически то же самое можно сказать и о нашем научном понимании данных процессов, читатель должен быть предупрежден, что этот раздел гл. 8 неизбежно носит более предварительный характер, нежели остальные разделы, причем даже и в таком качестве он, скорее всего, имеет все шансы достаточно быстро устареть.
Будет небесполезно объяснить, почему это так. У прежних поколений исследователей существовали (в общих чертах) два совершенно различных подхода к данной теме. Некоторые авторы писали по этому предмету в антикварном духе, организуя материал по секторам экономической деятельности или в соответствии с правовым статусом, или социально- экономическим функциям тех или иных групп населения1. Другие исследователи, более склонные к научным интерпретациям, оказались втянуты в бесконечный спор, который велся между теми, кто считал греческую (в том числе и афинскую) экономику по сути своей аграрной и не- развивающейся, основанной в значительной степени на автаркичном, самодостаточном сельском имении и на домашнем хозяйстве (ойкосе), и, с другой стороны, теми, кто осознанно или подсознательно рассматривал греческие города-государства, так сказать, в ганзейском духе, с соответствующим акцентом на капитал, новаторство, а также рыночно ориентированное производство и конкуренцию2. В послевоенной дискуссии, вызванной запоздалой реакцией на фундаментальную атаку, предпринятую в
1 Напр.: Tod 1927 (L 134); Michell 1940 и 1957 (L 101); Ehrenberg 1951 (L 34); в конечном итоге это направление восходит к изд.: Boeckh 1840 (L 8).
2 Обзоры данной дискуссии см. в изд.: Oertel 1925 (L 105); Gemet 1933 (L 58); Will 1954 (L 144); Pearson 1957 (L 114); Humphreys 1970 (L 71); Musti 1981 (L 103): 3 слл. Недавние публикации представителей этих двух противоположных точек зрения: Starr 1977 (А 113) и Gschnitzer 1981 (L 63).


Общество и экономика
365
1928 г. И. Хазебрёком (А 60) на последнюю из названных точку зрения, доминировал недавно умерший сэр Мозес Финли. Исходя из наших нынешних задач, выделим три главные особенности его подхода. Первая носила методологический характер и выражалась в заявлении, что экономические и социальные институты и практики не могут рассматриваться изолированно, но должны интерпретироваться как интегральные части общей структуры общества и ценностных установок. При таком подходе даже такие новшества, как банки или займы под залог выделенной части земельного владения (άποτιμήματα), не являлись тем, чем они кажутся на первый взгляд — изобретениями, призванными облегчить накопление капитала или помочь экономическому росту, а предсгавляли-де собой социальные инструменты, появившиеся для облегчения выполнения таких затратных обязанностей, как литургии, выдача приданого или беспроцентные займы (έρανοι) нуждающимся друзьям3. Вторая особенность финлиев- ского подхода, которая носит одновременно и методологический, и сущностный характер, состояла в утверждении, что анализ такого общества с неизбежностью оказывается «одноцветным» (в англ, оригинале использовано фр. слово «monocolore». — А.З.), то есть здесь обнаруживается лишь одна система, единое целое, или, иначе, господствующая модель, а всё то, что не соответствовало последней, представляло собой «редкую исключительную форму деятельности», находящуюся «на периферии»4. Третий — и наиболее существенный — тезис Финли сводился к тому, что преобладающей идеологией греческого — античного, разумеется, — общества была идеология его высшего социального слоя, а экономические установки — это установки аграрного общества, не ориентированного на инновацию, которые воздвигали «стену между землей и ликвидными активами» и предоставляли очень мало простора для предпринимательства и экономического роста. Подобным же образом социальные установки этого общества связывали землевладение с гражданством, статус — с происхождением, а достоинство и общественное уважение — с обладанием досугом. Поэтому для Финли аристотелевские «Этика» и «Политика», как и сочинения Ксенофонта на социальные темы, точно отражали ту культурно-психологическую систему взглядов, согласно которой город был центром потребления, а не производства, следовательно, любые аналогии с ганзейской моделью греческих городов-государств должны были быть решительно отвергнуты, а экономику надлежало рассматривать как элемент, встроенный в общество5.
У таких взглядов всегда были свои критики6, а их ревизия сейчас (т. е. в 1990-е годы. —А.З.) набирает ход. Обнаружилось, что античные агрономические приемы и методики, ныне изучаемые как никогда интенсивно, были и более сложными, и более рациональными, чем считалось ранее.
3 Finley 1952 (L 36): 38-52; Finley 1953 (L 37).
4 См. соответствующие ссылки в изд.: Davies 1975 (L 28): 101.
5 Наилучшим образом этот взгляд изложен в изд.: Finley 1973 (L 39) и 1977 (А 40).
6 Напр.: Frederiksen 1975 (L 47); Davies 1975 (L 28); Thompson 1982 (L 133).


366
Глава 8g
Теперь выясняется, что поселенческие и землевладельческие модели, которые в последнее время являются объектом повышенного внимания при исследовании аттического ландшафта, способны открыть необычные аспекты как экономики, так и государственных финансов. Концептуальные отличия между «экономикой», «обществом» и «государственным строем», а также между полисом как центральным населенным пунктом и полисом как государством, занимающим определенную территорию, в настоящее время проводятся более уверенно. Исследователи начали обсуждать идею о том, что афинская экономика, не говоря уже о греческой экономике в широком смысле, была смесью противоречий как в отношении ее структуры, так и в отношении существовавших тогда экономических представлений7, хотя выводы из всего этого еще нужно обдумывать. Выясняется, что фискальные запросы, или, иначе, социальные потребности в престижных тратах, породили систему экономического и социального взаимодействия, которая носила уникальный характер и к которой невозможно применить расхожие ярлыки. Широко используются и другие новейшие подходы, предлагаемые различными смежными дисциплинами, от палеоботаники до исторической демографии, так что полемика вокруг античной экономики и социального моделирования, очевидно, отнюдь не завершится, когда этот том войдет в широкое употребление, а характер самого обсуждения может измениться радикальным образом. Поэтому всё последующее носит в высшей степени предварительный характер.
Свою мифо-историческую модель возникновения полиса Аристотель начинает выстраивать с ойкоса (семья, домашнее хозяйство), то есть с союза мужчины, женщины и раба — общения, естественным образом возникшего для удовлетворения повседневных потребностей (Политика. 1.1252Ь). По вполне очевидным причинам возникает соблазн последовать его примеру. Ойкос являлся деятельной и эмоциональной средой для всех афинян и для большинства неафинян в течение большей части их жизни. Именно в рамках ойкоса осуществлялись многие значимые культовые действия — и повседневные ритуалы, и переходные обряды, и культ предков8. Ойкос был средоточием эмоционально-психологического существования человека, даже если это существование омрачалось идеологией и реальностью гомосексуализма, неравенством возрастов, образовательных уровней или видами мужа на наследство жены, а также жестким утилитарным взглядом на брак, согласно которому он рассматривался прежде всего как инструмент рождения детей и передачи собственности9. Именно в рамках ойкоса чаще всего совершался любой человеческий труд, как работа «вовне» — на полях или на пастбищах со стадами, так и «внут¬
7 Напр.: Vernant 1965 (А 117) (рабство); Humphreys 1970 (L 71): 23 (роль государства).
8 Rose 1957 (К 77); Феофрасг. Характеры. XVI, с комментарием: Humphreys 1979 (L 74): 559.
9 Dover 1978 (L 32); Golden 1984 (L 60) — о гомосексуальных отношениях; ср. ниже, сноска 13.


Общество и экономика
367
ри» — стирка, ткачество, ворсование, прядение, уборка, готовка пищи и уход за малышами. Хотя ойкос и не был абсолютно самодостаточен, он в рассматриваемый период определенно оставался важнейшей единицей производства, накопления и потребления.
И всё же трудности, возникающие при попытке применить аристотелевскую модель, огромны. Отчасти это связано, во-первых, с недостатком информации. От классических Афин не сохранилось никаких частных архивов10, сопоставимых по источниковедческому значению с архивом Зенона, перепиской членов семьи Пастонов или документами из деревушки Монтайю10а. Единственный имеющийся заменитель таких архивов, а именно аттические судебные речи, содержат конечно же массу побочной информации и некоторое количество пассажей, которые проливают свет на интересующие нас здесь темы (напр.: Лисий. I, ХХХП.11 слл.), но все эти речи — заранее спланированные и продуманные тексты, написанные для тех, кто мог за них заплатить; к тому же возникли они почти определенно в обстоятельствах конфликта, разрыва взаимоотношений, нарушения привычного течения жизни, а потому не могут рассматриваться в качестве документов, прямо отражающих нормальное положение дел. То же верно и в отношении комедии и даже еще более — трагедии, где мы найдем скорее предвзятые и идеологические установки, нежели аналитические описания реальности11. Во-вторых, изменился уровень нашего понимания, особенно в вопросах права и отношений представителей разных полов внутри домохозяйства. Изучение афинской судебной системы всё более освобождается от исходных предпосылок, выведенных из римского права; всё чаще исследователи предпочитают рассматривать судебные прецеденты в рамках интегративной социальной системы и серьезно относиться к роли присяжных судей в деле формирования и отражения социальных норм, или, другими словами, рассматривать правотворчество в качестве некоего непрерывного процесса по приспособлению правовых норм к социальной действительности12. Хотя это последнее пред-
10 До нас дошло лишь одно письмо, связанное с Афинами V в. до н. э. (Wilhelm 1904 (С 178)); несколько коротких посланий на глиняных черепках опубликовано в изд.: Agora XXI: Bl—В9 (а также: SEG XXVI: 67). В домохозяйствах конечно же велись приходо-расходные книги (Аристофан. Облака. 19—20; Плутарх. Перикл. 16.5—6), но, к сожалению, ни одна из них не пережила своего времени.
10а Архив Зенона — богатейшее собрание папирусных документов частного характера, бесценный источник по различным аспектам жизни птолемеевского Египта середины Ш в. до н. э.; из этого архива, в настоящее время распыленного по многим собраниям и музеям мира, опубликовано примерно 1750 папирусов. Переписка Пастонов — коллекция частных писем членов семьи Пастонов из Норфолка (Англия), насчитывающая более тысячи документов 1419—1509 гг. Документы из Монтайю — материалы допросов, проведенных в период 1318—1325 гг. в ходе расследования инквизиторами дела о ереси катаров; в ходе дознания были опрошены сотни местных крестьян из деревни Монтайю (французские Пиренеи). — A3.
11 Humphreys 1979 (L 74): 561 слл. = Humphreys 1983 (А 67): 18 слл.
12 Обратите внимание на эволюцию во взглядах на эту проблему, произошедшую от: MacDowell 1963 (D 55); Harrison 1968-1971 (А 59); MacDowell 1978 (А 81) - до: Osborne 1985 (L 107); Humphreys 1985 (L 75, L 76) и 1986 (L 77).


368
Глава 8g
сгавление находится в дисгармонии как с исходной посылкой, бытовавшей у афинян, согласно которой их фундаментально неизменные законы оставались «солоновскими», так и с современной традицией представлять афинское право неким синхроническим корпусом, всё же потребность в новой систематизации законов, начавшейся в 411/410 г. до н. э. (см. ниже, с. 602—603), наводит на мысль (которая подтверждается изолированными свидетельствами), что в указанный период действующее право менялось относительно быстро, произведя то самое «хаотическое состояние законов», по поводу которого позднее сокрушался Аристотель (Политика. 1324b 5—6). Похожим образом переменились и наши подходы при описании взаимоотношений мужчины и женщины, когда стало совершенно ясно, до какой степени предыдущие исследования афинского общества базировались почти исключительно на документах, созданных мужчинами и, соответственно, смещенных в сторону мужских видов деятельности и мужских установок13. Методики восстановления баланса, выработанные в последние двадцать лет (речь идет о 70—90-х годах XX в. — А.З.), позволяют увидеть, например, какое значение имело разделение на публичную (мужскую)/частную (женскую) сферы как в общем смысле, так и при использовании пространства внутри дома, какие (значительные) полномочия возникали в связи с приданым или какие роли в создании продукции и богатства, и не в последнюю очередь — управленческие, внутри и за пределами домохозяйства, брали на себя женщины14. В будущем какое-нибудь систематическое исследование взаимоотношений «женщина- мужчина» как компонента афинского общества, возможно, обесценит многое из нынешней социальной истории Афин, однако ее хронологическим фокусом будет скорее столетие между 430 и 320 гг. до н. э., для которого есть хоть какая-то информация, нежели почти непроницаемый перикловский период.
Третья, и тесно связанная с предыдущими, трудность возникает из неточности афинской терминологии. Слово ойкос (οίκος) означает одновременно и «семью» или «род», «домовладение» или «имущественную единицу», и при этом оно может менять свое значение даже внутри одного и того же юридического текста (напр.: Демосфен. ХЫП.75). В каждой смысловой области оно конкурирует с другими терминами, такими как γένος (генос, «род» или «потомство»), ουσία («имущество», «состояние»), οικία («дом» или «здание», но по существу это синоним для οίκος), а также κλήρος (клер, «земельный надел», «землевладение, унаследованное как некое целое») и даже с другими терминами, означающими собственность,
13 Сводная библиография по «женским исследованиям» разрастается в геометрической прогрессии. Полезны следующие работы: Wolff 1944 (L 145); Lacey 1968 (L 190); de Ste Croix 1970 (L 121); Thompson 1972 (L 132); Schaps 1975 (L 126); Pomeroy 1976 (A 99); Fisher 1976 (L 43): 5 слл.; Schaps 1977 (L 127); Gould 1980 (L 61); Lager 1981 (L 78); Humphreys 1983 (A 67): прежде всего гл. 3-4; Just 1985 (L 86); Powell 1988 (A 99A): 337-382; Foxhall 1989 (L 45); Just 1990 (L 87).
14 Соответственно: Humphreys 1977—1978 (D 39) и Walker 1983 (I 175); Foxhall 1989 (L 45): 32 слл.; Pomeroy 1990 (С 78А).


Общество и экономика
369
такими как χωρίον или αγρός (в обоих случаях — «поместье», «имение»)15. За этой лингвистической неустойчивостью лежит политическая неопределенность, заключавшаяся в том, что в фискальной, или, иначе, военной и политической, сфере государство строило свои отношения не с ойко- сом, а с конкретной личностью мужского пола, хотя роль этой личности в государстве и ее обязательства по отношению к нему (его телос, τέλος) варьировались в зависимости от размеров ойкоса, во главе которого эта личность находилась.
Четвертая трудность, неотрывная от третьей, обусловлена демографической нестабильностью ойкосов. Афинское право и обычай уже давно перешли к признанию делимости наследственной массы и приоритетной правоспособности наследовать у всех кровных родственников и по женской и по мужской линиям вплоть до определенной степени родства. Из двух «стратегий, связанных с правом наследования»16, которые могут появиться в ответ на такие правовые обычаи в условиях ожидаемо низкой продолжительности жизни, одна, заключавшаяся в ограничении численности членов семьи, увеличивала риск разрыва непрерывности по отцовской линии. Закон Солона о наследствах, позволявший в таких случаях усыновление и требовавший от архонта не допускать, чтобы ойкосы становились выморочными (т. е. без наследников), шел вразрез с интересами родственников по боковым линиям в вопросе объединения собственности и на практике часто обходился путем усыновления близкого родственника; применялся он с трудом (о чем свидетельствуют многочисленные судебные процессы, в которых оспаривалось усыновление), а исходил из государственного интереса, связанного, по всей видимости, с военными потребностями, а именно с необходимостью сохранения максимального числа хотя бы минимально жизнеспособных клеров. Другая стратегия заключается в максимальном увеличении членов семьи, и, будь у нас надежные свидетельства о приросте населения, можно было бы говорить, что именно она возобладала в Афинах V в. до н. э. (см. ниже, с. 376 слл.). При малой распространенности практики долгосрочного обладания общей собственностью несколькими родственниками17 это, по всей видимости, вело к многократному делению имущественной массы, как в случае с разделом имения Бусела между его пятью сыновьями, произошедшим как раз в рассматриваемый период (Демосфен. ХЫП.19). Даже если мы введем поправку на последующее внутрисемейное наследование от брата к брату или от дяди к племяннику, аннулировавшее некоторые из таких разделов имущества, необходимо признать, что представление о семейном ойкосе/клере, переходящем из поколения в поколение в нетронутом виде, редко соответствовало реальности, хотя идеалом
15 Обзор вопроса: Pritchett 1956 (С 156): 261—276; Osborne 1985 (L 106): 15—22; Мас- Dowell 1989 (L 98). Заявленное Финли исследование «собственнической» терминологии (L 36: 246, примеч. 9) так и не вышло.
16 Saliares 1991 (L 123): 20^-205.
17 Biscardi 1956 (L 6) — здесь собраны все существующие свидетельства о режиме совместности собственности в Аттике.


370
Глава 8g
мог считаться именно такой переход. В лучшем случае хорошо зафиксированный внутрисемейный обычай давать одни и те же имена через поколение мог обеспечить определенную познавательную и эмоциональную преемственность18.
Пятое затруднение связано с тем, что в эпоху Перикла институт ойко- са в социальном и экономическом плане находился, можно сказать, в состоянии отступления. Что касается экономики, производство всё в больших объемах начинало выноситься за рамки ойкоса. Правда, некоторые ситуации, такие как гончарные или кузнечные мастерские, изображенные на краснофигурных вазах19, могли представлять собой квазиойкосы, с рабами, живущими на положении членов семьи и без пространственного разделения между местом проживания и местом работы. Впрочем, к тому времени некоторые рабы определенно были отделены от своих господ, «живя обособленно» (χωρίς οίκουντες), прежде всего в недавно урбанизированных районах Афин и Пирея (см. ниже, с. 379), и, по сути, сами образовывали свои ойкосы. Еще большим отходом от традиции были более крупные эргастерии (мастерские) с рабами в роли ремесленников и чернорабочих; данное явление отлично засвидетельствовано для региона серебряных рудников, а также в Афинах и Пирее. К тому времени, когда мы обнаруживаем такие эргастерии, например в речах Лисия (ХП.8 и 12), они пространственно уже были отделены от οικία (от дома) и могли быть значительно больше любого домохозяйства, известного для классической Греции.
Также и в социальном плане ойкос начинает ослабевать в силу сложившихся обстоятельств или, иначе говоря, ограничиваться в силу политических факторов. Начиная с 510 г. до н. э. клисфеновская реконструкция государственного строя, изгнание тиранов, непредвиденные последствия принятия закона об остракизме, а также рост объемов государственных финансов — всё вместе привело к тому, что ойкос уже более не мог оставлять полис в тени. Периклов закон о гражданстве 451/450 г. до н. э., признавший полноценными браками лишь те, которые заключены гражданами с женщинами, рожденными от родителей, обладавших гражданским статусом (гл. 4 и с. 380 сл.), усилил эту тенденцию, как и официальное использование при именовании гражданина его принадлежности к дему или филе преимущественно перед его патронимом (упоминанием имени отца). В том же направлении работали законы 450-х годов до н. э., которые формализовывали и, следовательно, четко определяли и ограничивали полномочия и привилегии некоторых аристократических ойко- сов в отношении культов и праздников (см. далее, с. 381), как и законы, принимавшиеся в разное время начиная с Солона, которые придавали особое значение государственным погребальным ритуалам при одновременном жестком сокращении допустимых затрат и ожидаемого социаль¬
18 Humphreys 1980 (К 42).
19 Webster 1972 (1177): 8—9, 248; Osborne 1987 (L 108): 114—115 (улица ваятелей герм).


Общество и экономика
371
ного резонанса от любых частных церемоний в память об умерших20. Даже одно только физическое рассеяние многих тысяч граждан за пределами государственной территории в колониях и клерухиях в 440-е годы до н. э. (см. выше, с. 171 слл.) должно было ослабить фактическую повседневную сплоченность многих ойкосов.
Эти факты и тенденции привели к парадоксу. Ойкос во многом нес ту же самую фундаментальную социальную нагрузку, какую несут домохозяйства и семьи в большинстве сложных аграрных обществ, и как таковой бережно охранялся в праве и идеологии. Но при этом, будучи более сегментированным и ограниченным, он являлся частью политии, государственного строя, начинал приобретать более искусственный и менее устойчивый характер. Либо в качестве прямого результата, либо как отдаленное последствие параллельных, но независимых перемен в обществе, социальная деятельность стремилась стать той областью, в которой действуют более текучие единицы. Теперь мы и обратимся к ним.
Центральным в этом спектре (или на этом уровне) более крупных единиц был дем. Поселение в образованных вокруг некоего ядра деревнях, очевидно, уже давно было нормой для аттического ландшафта21, хотя размер поселения широко варьировался в зависимости от доступности пространства, расчлененности территории, плодородия почвы и экологического многообразия местности, а также от различия в доступах к ресурсам и коммуникациям. Не все эти демы были одинаково древними. Некоторые из них, входившие в так называемое «Кекропово двенадцати- градье», возникли в микенскую эпоху, другие датируются временем внутренней колонизации Аттики — IX и VTU вв. до н. э., а третьи, такие как поселения в районе приисков, меньше зависевшие от сельского хозяйства, испытывали быстрый рост именно в рассматриваемый период.
Таким образом, при описании демов необходимо характеризовать их как естественные образования, появившиеся в силу логики людей, осваивающих ландшафт. Впрочем, со временем демы, подобно ойкосам, стали выполнять роль разрозненных компонентов, составляющих политик). Ландшафт был поделен между ними; гражданский корпус включал в свой состав только тех, кто был занесен в регистрационные списки какого-нибудь дема; и — это самое главное — они обладали одним и тем же конституционным статусом. Даже на той территории, которая теперь оказалась включенной в окруженный городскими стенами район Афин, находилось некоторое количество демов, которые представляли собой освященные временем деревни, сохранившие права отдельных демов, каждый со своей внутренней общественной жизнью. В разительном кон¬
20 Jacoby 1944 (К 43); Richter 1961 (1130): 37сл.; Kurtz and Boardman 1971 (К 54); Stuppe- rich 1977 (1 161); Humphreys 1980 (K 42).
21 Osborne 1985 (L 106) и Whitehead 1986 (D 108) — данные работы серьезно изменили наши представления об этом уровне афинского социума. По поводу поселенческих моделей см. также: Osborne 1987 (L 108): 63 сл.; Halstead 1987 (L 64); Hodkinson 1988 (L 68).


372
Глава 8g
трасте с некоторыми эллинистическими и многими средневековыми подобными опытами демы как таковые не являлись городскими корпорациями, а отношения между городом и сельской местностью никак не формализовывались, при этом привилегированное положение урбанизированного центра было сведено к минимуму22.
Демы были миниатюрными республиками, издававшими документы, обладавшими собственными финансами, копировавшими институты своего большого полиса, обладавшими, по всей видимости, такой политической жизнью, в которой важнейшая роль принадлежала отдельным личностям (если судить по более поздним текстам, таким как речь LVII Демосфена), и отправлявшим некоторые культы и праздники, вроде сельских Дионисий. Тем не менее, демы как отдельные сегменты, инкорпорированные в единую политик), к 450 г. до н. э. имели не очень долгую историю — всего лишь два поколения: в самом деле, хотя к тому времени они уже вполне укоренились, всё же, если судить по использованию в именовании афинских граждан названий их демов (так называемых демо- тиконов), степень самоидентификации со своим демом (особенно у людей с аристократическими претензиями) была различной и в рассматриваемый период являлась вопросом социально-политическим23. Более того, демы отправляли отнюдь не все местные культы и контролировали отнюдь не все вопросы местного управления, поскольку, по крайней мере, некоторые из этих последних оставались в руках у древних и для нас более смутных фратрий (братств), чью роль, значение и связь с демами в эпоху Перикла и позднее чрезвычайно трудно до конца прояснить. В частности, непросто понять, насколько они отражали и чувство принадлежности к определенной местности. Некоторые фратрии, как кажется, являлись всё же единицами, смежными с демами — в социальном и географическом смысле, в то же время члены других фратрий уже к 508/ 507 г. до н. э. принадлежали к нескольким демам. К тому же в некоторых братствах доминировала — или доминировала когда-то раньше — одна родословная линия, которая могла давать свое обычное патронимическое имя всему братству, и даже еще в IV в. до н. э. процедуры принятия во фратрию продолжали сосуществовать — и обладать определенным значением — с процедурами принятия демом решения о включении новых членов в свой официальный регистр24. В этом отношении фратрии продолжали оставаться действующими организациями (с собственными культами, землями и доходами), которые выполняли отдельные ограниченные социальные функции, связанные с церемониалом, переходными обрядами, а также с фиксацией принадлежности к гражданской общине. По всей видимости, в середине V в. до н. э. вопросы, связанные с фратриями, считались заслуживающими государственного регулирования, коль
22 Humphreys 1972 (L 72) — особенно о контрасте с Александрией.
23 Whitehead 1986 (D 108): 71.
24 Wade-Gery 1931 (L 138); Jeamnaire 1939 (L 82): 133-144; Latte 1941 (L 92); Andrewes 1961 (D 1); Lewis 1963 (D 50); Thompson 1968 (L 131); Davies 1981 (D 18): 106 сл.; Ito 1981 (L 79); Ito 1983 (L 79A); Ito 1988 (L 79B).


Общество и экономика
373
скоро особый закон, приблизительно датируемый этим временем, заставлял их принимать в свои члены некоторые категории лиц25, из других же источников следует, что внутри фратрий образовывались особые подгруппы (фиасы, культовые союзы) по не вполне понятным для нас основаниям.
Помимо демов и фратрий, необходимо обратить внимание на три другие подразделения гражданского корпуса. Одними из таких подгрупп, носившими рудиментарный характер, были «ионические» филы, чьими сегментами номинально оставались (или когда-то были превращены в эти сегменты) фратрии; у этих древних фил были свои должностные лица, называвшиеся филобасилевсами (царями фил), обязанности которых концентрировались в основном в сфере культа. Удивительно, но почти никаким значением не обладали тридцать триттий [КИДМIV: 378 слл.), использовавшиеся лишь для некоторых военных и религиозных целей, а в других отношениях они, похоже, никак в обществе не укоренились, возможно, по той причине, что профиль принадлежностей гражданина вполне обходился без указания тритгии26. Напротив, десять клисфеновских фил укоренились впечатляющим образом. Вместе с тем есть серьезные причины полагать, что эти организации были созданы с целью свести вместе людей из разных регионов Аттики, дабы способствовать сплоченности необычайно большого (по греческим меркам) политического сообщества, ликвидировать возможность приобретения отдаленными деревушками периэкского статуса, формального или неформального, а также сократить опасность региональной поляризации. К середине V в. до н. э. эти функции были дополнены новыми. Клисфеновские филы являлись одновременно единицами, на основе которых формировались подразделения сухопутного войска; мобилизационными механизмами для военно-морского флота; базами для формирования соперничавших команд бегунов, певцов и танцоров для праздников; избирательными округами для выборов должностных лиц и, прежде всего — десятерых стратегов; округами для выборов по жребию управленцев всех родов, от внушающих почтение эллинотамиев, имевших международное звучание, до большинства банальных смотрителей за порядком на рынках; а также культовыми группами с ограниченным, но вполне реальным значением27. Во всех этих отношениях «естественные» единицы (демы) и «искусственные» подразделения (новые филы), в рамках которых первые были сгруппированы, начали функционировать не только как официальные сегменты политии, но и как коммуны со своей собственной идентификацией и внутренней жизнью, неся некую реальную функциональную нагрузку.
25 Филохор. FGrH 328 F 35, с комментариями: Andrewes 1961 (D 1).
26 Филобасилевсы: Sokolowski 1962 (С 165) No 10А.31—46; трштии: IG Р 1117—1131, с комментариями: Traill 1986 (D 98А): 93—113 (военные функции); IG Р 255 и 258.30 (культ).
27 По поводу отдельных аспектов см.: Jordan 1975 (D 41) (флот); Davies 1967 (D 17) (праздники); Krön 1976 (К 53); Rotroff 1978 (К 78): 205, примем. 46; Kearns 1985 (К 49) (культы).


374
Глава 8g
Впрочем, при всем том для афинского общества, отличавшегося особой сложностью устройства, их было недостаточно. В дополнение к ним (или в порядке их нейтрализации) постепенно сформировалось менее сегментированное, более текучее и, возможно, быстрее реагировавшее на социальные запросы беспорядочное хитросплетение неформальных групп. Некоторые из них были сосредоточены на культе, в особенности — на тех богах или тех аспектах, связанных с богами, которые не были (пока) приняты государством; эти группы возникали и функционировали несмотря на то, что для V в. до н. э. отмечается характерное стремление установить публичный надзор и контроль за максимально возможным количеством культов. Другие фокусировались на кровнородственных связях; такие группы становятся видимыми для нас прежде всего в тех ситуациях, когда они мобилизовывались для оказания поддержки своим членам на судебных процессах28. Для третьих объединяющим фактором была конкретная личность; членами таких группировок были φίλοι или εταίροι (гетайры, т. е. друзья, спутники) этого человека. Наиболее аристократические по своему духу, иногда с ядром, сцепленным кровным родством, эти квазимасонские группировки закрыли такие рудиментарные взаимоотношения, основанные на патронаже, от внешних влияний, когда в 460—450-х годах до н. э. им пришлось столкнуться с широкомасштабным введением оплаты за исполнение государственных должностей. Порой они могли иметь сугубо социальный характер, как, например, в случае с συνουσιαστάς (сотоварищами) в речи VTH Лисия, при том что другие, такие как какодаймонисты (κακοδαιμονισταί, «одержимые». — А.З.), члены, так сказать, Хеллфайерского клуба283 начала IV в. до н. э. (Лисий. Фр. 53), могли скатываться к таким ритуалам культа, которые бросали вызов существующей религии и пользовались дурной репутацией. Наконец, встречались объединения, подобные возникшему в 440-х годах до н. э. вокруг Фукидида, сына Мелесия (Плутарх. Перикл. 11.2). В 415 (Андокид. I) или в 411 г. до н. э. (Фукидид. УШ.54.4) они приобрели потенциальное, если только не реальное, значение политических группировок29. Совершенно не случайно указанные объединения начали проявлять себя в тот период, когда и государство, и общество менялись очень быстро, поскольку такие коалиции, несомненно, могли оказать давление «на суды и выборы должностных лиц» (Фукидид. VIII.54.4); предшественниками этих политических партий были содружества, основанные на родстве или на принадлежности к одной местности, но всё же настоящие их корни уходят в культуру симпосиев архаического периода, чьи ценности они обычно разделяли.
28 Osborne 1985 (L 106): 127-153; Humphreys 1986 (L 77).
284 Хеллфайерские клубы (Клубы адского пламени) — название, используемое в историографии для обозначения некоторых английских и ирландских закрытых клубов XVTH в., в которые входили повесы из высшего света; в таких клубах часто разыгрывались пародии на религиозные ритуалы; члены этих аристократических кружков зачастую были активно вовлечены в политику. — A3.
29 Calhoun 1913 (D 10); Sartori 1957 (D 84); Connor 1971 (D 16); Aurenche 1974 (D 4); Strauss 1987 (D 93): гл. I; Mülett 1989 (L 101A).


Общество и экономика
375
Далее, в социальном отношении эффективным оказалось преодоление рамок ойкоса и принадлежности к конкретной местности, а столь долго оно происходило, по всей видимости, поскольку здесь присутствовали интересы состоятельного меньшинства. Это же верно и в экономическом отношении. Для земледельца, чье хозяйство, хотя и могло включать разбросанные наделы, всё же находилось в пределах дема, и жизнь дема была той реальностью, в которой он существовал. Для тех, кого события 508 г. до н. э. застали с собственностью, находившейся в двух и более де- мах30, ситуация складывалась иной. Независимо от того, подлежала земля в Аттике свободному отчуждению в этот период или нет, и от того, существовал ли здесь в реальности какой-нибудь земельный рынок31, обычный переход имуществ по наследству, практика выдачи приданого, а также случавшиеся время от времени публичные продажи конфискованной земли с помощью полетов за время жизни двух поколений после 508 г. до н. э. могли лишь усилить тенденцию к приобретению собственности сразу в нескольких демах. К 414 г. до н. э. такая модель начала доминировать в деле обладания землей (главным образом у людей состоятельных), которая после процессов гермокопидов и профанации мистерий 415 г. до н. э.32  33 была конфискована у осужденных и распродана полетами.
Более того, другие аспекты экономического поведения высшего, или, вернее, имущего, класса должны были усилить процесс отъединения человека от конкретной местности.
(1) Документы полетов 414 г. до н. э., с большим запозданием, но всё же оцененные теперь по достоинству, обнаруживают факт обладания многими людьми заморской недвижимостью. Процесс приобретения такой собственности далек от ясности, поскольку некоторые из таких имений были слишком большими, чтобы оказаться клерами поселенцев-кле- рухов (к тому же они не связаны с теми местами, куда выводились клеру- хии), но ясно, что он шел полным ходом как минимум с середины сголе-
(2) Урбанизация Афин и Пирея в V в. до н. э. должна была облегчить вольноотпущенникам, рабам и метекам, — по крайней мере, ничуть не меньше, чем афинским гражданам, — возможность найти жилище. Необходимость обрести приют заставляла тех, кто не мог легально купить недвижимость или владеть ею, отдавать деньги хозяевам синойкий (домов с наемными квартирами), всегда строившихся там, где в них была нужда, и это отнюдь не всегда было в деме домовладельца; указанная необходимость заставляла инвестировать и в стандартные «участки»-дома нового
30 Whitehead 1986 (D 108): 75 сл.
31 Fine 1951 (L 35); Finley 1953 (L 37); Cassola 1965 (L 22); Bouniot 1976 (L 12): 727 слл. 31a Πωληταί — афинские должностные лица, отвечавшие за взыскание недоимок и за
организацию торгов от имени государства. — A3.
32 М—L 79; IG Р 421-230; Lewis 1966 (D 51).
33 Davies 1981 (L 30): 55-60.


376
Глава 8g
типа в Пирее, которые могли использоваться собственниками как для своего собственного проживания, так и сдаваться в аренду34.
(3) Из других форм эксплуатации земли разработка каменоломен, как кажется, продолжала осуществляться местными собственниками, без широкомасштабного государственного участия, но вот с серебряными рудниками в Лаврионе картина вырисовывается совершенно иная. Несмотря на то, что размеры доходов от добытой руды весьма неполно отражают размеры ее добычи, и несмотря на то, что мы крайне смутно представляем себе, какими способами частные лица могли компенсировать свои вложения в землю, в труд и в оборудование копей, эпиграфические документы начиная с 367/366 г. до н. э. подтверждают скудные свидетельства 5-го столетия, заставляя прийти к выводу о том, что граждане из всех частей Аттики, обладавшие свободными капиталами, начинали приобретать земли или рудники в районах добычи полезных ископаемых35.
(4) Наконец, хотя Фукидид и утверждает, что в 431 г. до н. э. большинство афинян жили непосредственно «на своих полях» (П.14.2), среди политиков и состоятельных людей существовало, по всей видимости, явное стремление иметь городской дом36 — из вполне очевидных соображений удобства.
Такие трансформации, имевшие место внутри оседлого, до сих пор базировавшегося на селе аграрного общества, были до некоторой степени частью длительного эволюционного процесса, который не ограничивался одной только Грецией или даже Средиземноморским побережьем. Эффект этих трансформаций многократно усиливался и становился более заметным благодаря демографическим переменам и изменению поселенческой модели. Данные трансформации зарождались независимо друг от друга (последняя — прежде всего из-за военной необходимости и в результате успешного строительства империи), но они взаимодействовали с теми изменениями, которые уже с начала V в. до н. э. проявляли себя еще более явно. Первым из этих факторов был рост населения; сам факт этого роста не вызывает сомнений, но вот конкретные цифры — несмотря на большое количество новейших работ по данной теме — остаются непонятными и спорными37. Лучше всего здесь просто обрисовать грани¬
34 	Graham 1966 (171); Thompson and Wycherley 1972 (1166): 173—185; Davies 1981 (L 30): 51, примем. 25; Hoepfher and Schwandner 1986 (I 77); Pesando 1987 (L 115A).
® Momigliano 1932 (L 102) (фискальные мероприятия); Crosby 1950 (C 127); Hopper 1953 (L 69); Crosby 1957 (C 128); Mosse 1962 (D 60): 85-96; Hopper 1968 (L 70); Lauffer 1979 (L 93); Osborne 1985 (L 106): 103-126.
Davies 1981 (L 30): 53—55. Применительно к V в. до н. э. упомянем дома Каллия Ш из Алопеки в Пирее и Мелите (Davies 1971 (L 27): 260), городской дом Исхомаха, у которого одновременно было имение в сельской местности (Ксенофонт. Экономика. 11.4 слл.), а также дом Фемиспжла из Фреарр в Мелите (Плутарх. Фемистокл. 22.2).
37 	Основная линия полемики прослеживается в следующих трудах: Gomme 1933 (А 48); Gomme. HCTI: 246 сл.; Jones 1957 (D 40): 161-180; Gomme 1959 (А 50); Meiggs 1964 (А 86); Patterson 1981 (D 65): 51-56; Hansen 1986 (A 56); Gamsey 1988 (L 54): 113-117; Saliares 1991 (L 123): 51-60.


Общество и экономика
377
цы этой неопределенности. Двумя фиксированными точками во времени, имеющими значение для наших целей, являются 508/507 и 431 гг. до н. э. В первую из названных дат (и недолгое время после нее) взрослое мужское гражданское население, которое периодически могло как сокращаться, так и увеличиваться, насчитывало порядка 30 тыс.38 (как гоплит- ского, так и всякого другого статуса. —A3). Какой коэффициент необходимо применять, чтобы вычислить общее количество гражданского населения (т. е. всех членов семей граждан), вопрос дискуссионный: множитель «3» даст 90 тыс., «4» — 120 тыс. К полученной цифре — которая уже сама по себе предполагает высокую плотность населения на один квадратный километр культивируемой земли — было бы неблагоразумно присовокуплять еще какое-то значительное количество, поскольку те свободные неграждане, которые постоянно проживали в Аттике, в 508 г. до н. э. могли почти полностью входить в состав гражданского коллектива в качестве неополитов39, а также поскольку численность тогдашнего рабского населения невозможно определить даже приблизительно.
Двумя поколениями позже, весной 431 г. до н. э., Перикл, как утверждает Фукидид, насчитывал в Афинах 13 тыс. гоплитов (только гражданского статуса) призывного возраста, и это помимо воинов «в гарнизонах» и 16 тыс. чел. резерва из числа «самых старых и самых молодых» граждан и метеков (постоянно проживавших на территории государства чужеземцев), которые служили гоплитами (П.13.6—7). Поскольку в рассказе, относящемся к концу того же года, мы слышим о 3 тыс. метеков-гопли- тов (П.31.2) и поскольку имелась конница в тысячу всадников (граждан) (П.13.8; Аристофан. Ахарняне. 225), помимо 200 конных и 1,6 тыс. пеших лучников (не все из которых могли быть гражданами), то, на основании всех этих цифр, для 431 г. до н. э. можно вывести абсолютный минимум в 27 тыс. взрослых мужчин-граждан призывного возраста (от 18 до 59 лет) не ниже гоплитского статуса. Как бы мы ни интерпретировали или ни корректировали эти цифры, они не позволяют говорить о том, что численность гражданского населения осталась неизменной, даже если принять во внимание одно более позднее указание на стремление «сделать гоплитами всех фетов» (Антифнонт. Фр. 61), по всей видимости, через предоставление им земли в клерухиях. Отказавшись от исправления или насильственной интерпретации текстов, мы должны предположить резкий рост численности граждан после 508/507 г. до н. э. Те косвенные свидетельства, которые имеют не количественный, а качественный характер и которые относятся к V в. до н. э., подтверждают это предположение.
Еще большее значение, возможно, имеет размер негражданского населения. Если многие или даже большинство метеков были мигрантами, вынужденными в силу земельного голода переселиться с Эгейских остро-
38 Meiggs 1964 (А 86) — автор базируется на сообщениях Геродота: V.97.2; УШ.65.4. Сомнения по этому поводу см. в изд.: Hansen 1986 (А 56): 26.
39 Whitehead 1977 (L 141): 148-147; Davies 1977-1978 (L 29); КИДМIV: 369-370.


378
Глава 8g
bob и из других мест, за спиной тех 3 тыс. или более того, которые обладали в 431 г. до н. э. гоплитским статусом, должно было иметься по меньшей мере такое количество метеков, которое равнялось или превышало те 10 тыс., известных для 317 г. до н. э.40. Далее, по Ксенофонту, получается, что перед спартанской оккупацией Декелей в 413 г. до н. э. в серебряных рудниках было более 10 тыс. рабов (О доходах. IV.24—25); однако другие даваемые тем же автором более точные цифры (IV. 14—15) заставляют с подозрением относиться к этой его округленной цифре, как заставляет усомниться в ней и сообщаемая Фукидидом (VTL27.5) информация о 20 тыс. рабов, перебежавших к неприятелю, вероятно, в 413 г. до н. э., после того как спартанцы захватили Декелею. Попытки более точного определения количества рабов в 5-м столетии являются тщетными, поскольку вопрос о том, до какой степени Афины были — или стали — рабовладельческим обществом, в данном случае лучше всего может быть изучен на материале более позднего хронологического периода41. И всё же сохраняется ощущение (но не более того) значительного и быстрого роста общего народонаселения Аттики, во многом обязанного иммиграции, как вынужденной, так и добровольной. Этот процесс имел далекоидущие последствия, прямые или косвенные, которые могут быть обрисованы здесь лишь в самом общем плане.
Прежде всего и проще всего — и во всё более резком контрасте со Спартой — формировалась атмосфера открытости и восприимчивости к иностранным влияниям. Это было заметно в языке (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. 2.8), а также в религии, что отражалось в появлении и частичном заимствовании иностранных богов42, а также в формировании вкуса к заморским продуктам питания и моды на импортные ремесленные изделия; комические поэты изображают всё это в карикатурном виде, но тем самым проливают свет на появление такой моды43. Фукидид не без оснований смог сделать афинскую открытость одним из мотивов «Погребальной речи» (П.39.1), поскольку в афинских первоисточниках 5-го столетия сохранилось крайне мало следов ксенофобии.
Вторым результатом была урбанизация Афин и Пирея. Оба этих урбанистических центра развивались отдельно, но параллельно и одновременно, оказывая влияние друг на друга; в каждом соединялись продуманные
40 Whitehead 1977 (L 141): 97 сл.; Duncanjones 1980 (А 30); Hansen 1981 (А 55): 13.
41 Из быстро разрастающейся библиографии базовую ориентировку по этой теме на данный момент можно получить в следующих изд.: Ehrenberg 1951 (L 34): 165—191; Jones 1957 (D 40): 10-17, 76-79; Finley 1960 (L 38); Mosse 1962 (D 60): 179-215; Vidal-Naquet and Camere-Hergavault (в работе L 23); Jameson 1977—1978 (L 80); Mosse and Mactoux (в работе L 24); Brockmeyer 1979 (L 17): 105 слл.; Garlan и dp. (в работе L 52); Finley 1980 (А 42): 67 слл., 93 слл.; de Ste Croix 1981 (А 109): 133—174; Wiedemann 1981 (L 143); Finley 1982 (L 42); Wood 1983 (L 146); Osborne 1985 (L 106): 111; Hansen 1986 (A 56): 30 сл.; Wood 1988 (L 147); Garlan 1988 (L 50).
42 Прежде всего Бендиды [IG I3 136), Исиды, а также культов, зафиксированных в районе серебряных рудников. Ehrenberg 1951 (L 34): 268—270; Nilsson 1967 (К 69): 831—839; Lauffer 1979 (L 93).
43 Гермипп. Фр. 63 К-A; Ehrenberg 1951 (L 34): 136-140.


Общество и экономика
379
действия по спланированному созиданию и совокупный эффект тысяч индивидуальных решений. В Афинах таким продуманным действием было строительство Фемисгокловой стены зимой 47Э/47844, вызванное военными и политическими причинами. Будучи созданным, пусть и в качестве флухтбурга (н е м. Fluchtburg — оборонительное сооружение, крепость, возведенная с целью защиты окрестного населения в случае военной угрозы. — А.З.), круг крепостных сооружений оказывается в самом центре двух процессов: (а) заполнение пространства между двумя близко расположенными ядрами существовавших тогда деревень, целиком или частично включенных в круг этих стен (Кидафины, Мелита, Бутады, Скам- бониды, Коллит и Керамии) (см. гл. 8с, рис. 24), и [ff) более интенсивное использование жилищного фонда45. Хотя в 431 г. до н. э. в городе еще оставались незастроенные участки, они не могли вместить всё тогдашнее сельское население (Фукидид. П.17.1 и 3): остается предположить, что большая часть зоны, расположенной между стенами, была тогда застроена, пусть и в качестве баррио (словом «баррио» в США называют район крупного города, населенный преимущественно латиноамериканцами. — A3).
Подобным же образом и в Пирее поддается датировке время реализации градостроительного плана, а естественная застройка датируется трудней. Этот, последний, процесс уже к 508 г. до н. э. должен был привести к появлению здесь значительного поселения, если только предположительная, известная для более позднего времени, квота представителей Пирея в составе Совета пятисот (восемь) отражает условия клисфенов- ского времени, так что укрепление Пирея Фемистоклом, начавшееся в 493/492 г. до н. э. и вскоре, после 479-го (Фукидид. 1.93.3—8), продолженное, как и первоначальный градостроительный план [IG I3 1101—1115), отнюдь не возникли из ничего. Трудности связаны с датировкой реализовывавшихся в дальнейшем градостроительных планировок и государственных работ в порту, а также с соотнесением их с профессиональной деятельностью Гипподама, так что на данный момент может быть нарисована лишь самая общая картина демографического роста здесь в середине столетия46.
Третьим результатом была эволюция «метекского» статуса и переопределение гражданского статуса — процессы, которые определенно бы¬
44 	Фукидид. 1.89.3—93.6; Boersma 1970 (I 23): 44—46, 154 No 7; Lawrence 1979 (I 96): повсюду.
40 Pritchett 1956 (С 156): 268 (синойкии); Kolb 1984 (I 93): 77 слл.; Roberts 1984 (A 106): 17 слл.
46 	Gomme. HCT I: 261-270; Martin 1951 (I 105): 35&-361; Boersma 1970 (I 23): 37 сл., 46-50; Martin 1974 (1107): 106-110; Kolb 1984 (I93): 116 слл.; Hoepfiier and Schwandner 1986 (177); Traill 1986 (D 98A): 17 сл. (квота для демов); Garland 1987 (L 51): 58—61. Дело сдвинулось бы с мертвой точки, знай мы, когда функции местного управления городом были изъяты у демотов и переданы в руки «демарха Пирея», которого назначало афинское Народное собрание [Афинская полития. 54.8), но мы этого не знаем, и даже нельзя говорить с уверенностью, что это изменение предшествовало созданию Тридцатью тиранами коллегии десяти «архонтов Пирея» [Афинская полития. 35.1, 39.6).


380
Глава 8g
ли связаны и по времени, и по той политической обстановке, в которой они происходили. В качестве исходной точки необходимо взять закон Перикла о гражданстве 451/450 г. до н. э., согласно которому любой человек, который не был рожден ощом-гражданином и матерыо-гражданкой, не мог обладать гражданскими правами в полисе [Афинская политая.
26.4)47. Если оставить в стороне побочные частные проблемы, такие как возникший в результате статус незаконнорожденных детей или практические сложности определения гражданства женщины в отсутствие какой-либо формальной процедуры его признания в деме48, основная полемика ведется вокруг вопроса о том, был ли этот закон (1) направлен напрямую против иностранок, являвшихся женами аристократов типа Кимона, или (2) он имел в виду быстрое увеличение гражданского коллектива, вызванное тем, что демы записывали в свои списки (противоправно или как-то иначе) сыновей афинянок от отцов, не являвшихся афинскими гражданами, или же (3) он имел опять же более широкую направленность — против присвоения гражданских привилегий мужчинами-неафи- нянами. Объяснение самой «Афинской политии» («из-за излишне большого числа граждан»), за достоверность которого ручаться нельзя, намекает, что правильным является пункт (2) или пункт (3), как и свидетельство литературных источников о том, что в 445/444 г. до н. э., по случаю распределения зерна, подаренного египетским царем, 4760 человек были осуждены как противоправно записавшиеся в гражданские списки49. На этот вывод работают также и соображения, связанные с возрастанием ценности гражданского статуса как внутри, так и за пределами Аттики, что объясняется эффектом преобразований Эфиальта, расширивших доступ к государственным должностям, судам, военному командованию, введших оплату за исполнение публичных функций и распределение непредвиденных доходов между гражданами. Близкой параллелью является постепенное отделение в начале П в. до н. э. римского гражданского статуса от статуса латинского, которое также отражало произошедшее после Второй Пунической войны повышение значения римского гражданского статуса и связанных с ним привилегий внутри Италии.
Закон 451/450 г. до н. э. был замечателен еще в двух отношениях. Во- первых, в качестве государственного предписания он был одним из серии законов и постановлений эпохи Перикла, которые показывали: полис может вмешиваться в дела составляющих его частей. Определяя ли права и обязанности отдельных родов, таких как Керики и Евмолпиды [IG Р 6с) или Праксиэргиды [ЮТ? 7), издавая ли общие распоряжения относительно того, что фратрии или (как в 451/450 г. до н. э.) демы могли, а чего не могли делать, государство регулировало или, может быть, превращало в
47 Whitehead 1977 (L 141): 149—151; Rhodes 1981 (С 83): 331-334; Patterson 1981 (D 65) - это основные работы, позволяющие ориентироваться в дискуссии; см. также: Walters 1983 (L 139), а также выше в данном томе, с. 108—104, 370.
48 Harrison 1968 (А 59): 61-78; Humphreys 1974 (L 73); MacDoweU 1976 (L 97); Rhodes 1978 (L 120); Walters 1983 (L 139): 316—320; Hansen 1986 (A 56): 73-76.
49 Филохор. FGrHm F 119; Плутарх. Перикл. 37.4; Whitehead 1977 (L 141): 151.


Общество и экономика
381
письменную фиксированную форму то, что до сих пор могло существовать в обычае и применяться по привычке, и тем самым оно вновь подтверждало свое превосходство, или суверенитет, если, конечно, это слово позволительно использовать применительно к той эпохе50. Во-вторых, в качестве заявления о политических ценностях (признавались ли они всеми или же были выработаны в результате споров, мы не знаем), закон 451/450 г. до н. э. стоял на страже выбора, сделанного афинской полигией скорее в пользу предельного расширения равенства среди членов четко определенного гражданского корпуса, нежели в пользу допущения появления целого спектра статусов с проницаемыми границами. Не будет натяжкой видеть в этом законе подтверждение решения 508/507 г. до н. э., направленного на недопущение формирования периэков или иных разновидностей исополитии внутри Аттики (имеется в виду союз нескольких общин, заключающих соглашение о равенстве прав своих членов в политической, судебной и иных сферах. — А.З.), либо даже подтверждение солоновского решения о недопущении превращения Афин в общество, состоящее из крепостных и их господ.
Принимая во внимание фактор такого повторного подтверждения и учитывая возможный наплыв народа, статус свободных жителей Аттики, не являвшихся афинскими гражданами и переселившихся сюда, главным образом из других полисов, подлежал упорядочению, способы которого мы можем увидеть лишь фрагментарно51. У нас есть еще одна базисная точка: термин «метек» для обозначения таких резидентов-неграж- дан официально использовался до 460 г. до н. э. [IG I3 244С, строка 8), возможно, уже в 470-х, если можно доверять Диодору, который указывает на постановление, принятое по предложению Фемисгокла и предоставившее им освобождение от налогов: то, что неофициальное употребление этого слова, восходящее к концу VI в. до н. э., весьма часто встречается у позднего Эсхила52, наводит на мысль, что рост их численности и повышение их статуса являлись пунктом текущей повестки дня. Поскольку другие компоненты статуса, например участие в государственных праздниках, таких как Панафинеи (к 458 г. до н. э.), возможность исполнять функции хорега на Ленеях (не ранее 440 г. до н. э.), обязанность служить в коннице (к 431 г. до н. э.), а также включение в свое имя указания на дем проживания (к 414 г. до н. э.), по большей части к 431 г. до н. э. уже наличествовали (как и важная отмена метекского налога), процесс их появления должен быть отнесен к эпохе Перикла. Хотя это и выглядит саркастично, можно лишь восторгаться способностью Афинского государства извлекать наибольшую выгоду сразу с двух сторон: используя ремесленное мастерство метеков и их рабочую силу, одновременно вытягивая из них материальные средства на благо полиса и про¬
50 Фнлохор. FGrH 328 F 35, с комментарием: Andrewes 1961 (D 1). Здесь, конечно, не место начинать более широкую дискуссию относительно применимости идеи «суверенитета» в нашем контексте.
51 Whitehead 1977 (L 141): 140-154.
52 IG F 1357; Whitehead 1977 (L 141): 34 сл.


382
Глава 8g
должая отказывать им в доступе к землевладению и к политическому процессу.
Пятый, и последний, крупный результат прироста населения — существенное дополнительное давление на пищевые ресурсы. С тем, что такое давление ощущалось, соглашаются, как правило, все, но вот вопрос о том, как на эту проблему реагировал полис, во многом является предметом современной дискуссии. Традиционная точка зрения заключается в том, что не только в IV, но еще в большей степени в V в. до н. э., когда уровень численности населения был выше, большое количество зерна начало поступать из заморских стран; с начала VI (Сигей) и с начала V в. до н. э. (Лемнос, Имброс, Скирос), а затем в эпоху развившейся архэ (Черное море, Египет, Фессалия, Сицилия) направления афинской заморской экспансии были обусловлены, — как минимум, частично — стремлением установить контроль первым делом над путями, а затем и над источниками снабжения; предпринималось любое возможное усилие, чтобы заставить судовладельцев и торговцев действовать в афинских интересах. Одновременно доказывается, что поощрялась эмиграция — в особенности отъезд безземельных и малоземельных граждан — в афинские колонии и клерухии53. Однако сравнительно недавно было высказано сомнение относительно подсчетов, которые, как казалось, должны были бы демонстрировать огромный разрью между вероятным годовым производством зерновых в Аттике V в. до н. э. и вероятной годовой потребностью в хлебе. Вместо этого теперь доказывается, что нужда в привозном зерне появилась только в период после Персидских войн, при этом для удовлетворения возросших потребностей стали применяться различные средства, такие как: (I) более интенсивная эксплуатация земель, при которой в сельскохозяйственный оборот вводились любые земли, включая окраинные, или «крайние» (έσχατιαί); (П) возросшее использование человеческих и животных экскрементов в качестве удобрений, развитие ирригации и применение севооборота зерновых/бобовы^/овощных культур (т. е. их чередования), вместо того чтобы оставлять поля под чистым паром; (Ш) комплексные способы интеграции зерноводства с животноводством и садоводством; (IV) эксплуатация любых доступных видов труда (членов семьи, рабов, наемных рабочих) с целью максимизировать прибыль от поставляемой на рынок сырой продукции; и, наконец, (V) переход на новые и более продуктивные сорта зерновых54. Поскольку сей¬
53 Избранные ссылки на работы, исходящие из указанной традиционной точки зрения, см. в изд.: Gamsey 1985 (L 53): 62, примеч. 1; см. также: Seager 1966 (D 86) и Reed 1980 (L 119) (судовладельцы и торговцы); М—L 49 = IG Р 46.43-^46 (колонии, с комментарием: Andrewes 1978 (D 3) — автор подвергает сомнению свидетельство Плутарха в биографии Перикла о мотивах последнего в деле отправки клерухов: 11.6); Brunt 1966 (Е 13) и Gauthier 1973 (Е 30) (клерухии).
54 Ehrenberg 1951 (L 34): 77-82 (I); Lewis 1973 (L 94): 210-212 (I); Pecirb 1973 (L 115) (I); Jameson 1977-1978 (L 80) (IV); Burford Cooper 1977-1978 (L 19) (IV); Sartre 1979 (L 125) (I); Foxhall and Forbes 1982 (L 46) (П), (Ш); Wood 1983 (L 146) (IV); Owens 1983 (L ПО) (П); Gamsey 1985 (L 13); Osborne 1985 (L 106) (I); Halstead 1987 (L 64) (I); Gamsey 1988 (L 54): 89-106; Hodkinson 1988 (L 68) (П), (Ш), (V); Saliares 1991 (L 123) (I), (П), (Ш), (IV).


Общество и экономика
383
час это одна из наиболее быстро меняющихся сфер антиковедческих штудий, никакое утверждение здесь не может претендовать на долговременную обоснованность. Благоразумным промежуточным решением будет признание в общих чертах того, что Периклова стратегия увода населения за Длинные стены в 431 г. до н. э., исходившая из представления о трудности защиты Аттики с ее производительными возможностями, при легкой доступности импорта, поставила под угрозу тот важнейший сектор экономики, в который предыдущие пятьдесят лет было вложено столько усилий, сделано столько инвестиций и нововведений.
Все эти только что описанные изменения, охватившие Аттику в целом, не так-то просто разглядеть на уровне отдельного ойкоса или дема. Вместе со значительной концентрацией не связанных с сельским хозяйством и не обладавших гражданством работников в районе серебряных рудников, два быстро развивавшихся больших города, Афины и Пирей, дополнявшие друг друга с точки зрения функций и начиная с 450-х годов до н. э. осмотрительно связанные физически, представляли новую поселенческую модель, наложенную на модель более старую, в которой определяющими факторами были конкретное местонахождение и сельское хозяйство. В то же самое время рост числа неграждан, будь то рабы или свободные, подталкивал к проведению более четких границ между различными социальными статусами, так что, с точки зрения коллектива всех «афинских мужей», локальные или сегментальные перегородки внутри гражданского корпуса отходили на второй план. Поэтому теперь мы должны определить третий уровень (выше были рассмотрены, во- первых, уровень ойкоса и, во-вторых, уровень дема, филы и иных составляющих афинского общества. —А.З.).
Речь идет о более широкой арене, которая служила тем ключевым местом, в котором реализовывались некоторые формы целеполагающего экономического и социального поведения. То, что ряд этих форм были давнишними, в то время как другие возникли недавно или вообще находились еще в стадии зарождения, приводило к напряженности и противоречиям, которые в последующие десятилетия предстояло засвидетельствовать прежде всего Аристофану; конечно, трудно отстраниться от нарисованного им образа «новой» музыки, «нового» образования и т. п. настолько, чтобы вынести суждение, до какой степени всё это отражает реальные долговременные перемены в поведении или менталитете, а до какой — всего лишь безответственная болтовня. Лучше всего начать с самых очевидных нововведений, а затем попытаться оценить степень воздействия на существовавшие тогда поведенческие модели.
Выделяются три экономические новшества: рынок, новые типы накопления капитала, а также возрастание масштабов государственной экономики. Стадии становления греческого рынка в целом были прослежены выше (см. гл. 3 наст, тома, с. 62—63). Как далеко данный процесс зашел в Афинах эпохи Перикла, остается спорным, ибо мы испытываем недостаток данных, которые могли бы помочь в этом вопросе, таких, на¬


384
Глава 8g
пример, как датированная и выраженная в конкретных цифрах последовательность выпусков афинских монет малого достоинства, а имеющиеся свидетельства в данном случае не настолько полезны, чтобы они могли ее заменить. Сообщение Плутарха о том, что Перикл продавал оптом весь годовой урожай от своих имений, а затем покупал всё необходимое на Агоре (Плутарх. Перикл. 16.4), не содержит никаких зацепок, которые могли бы подтвердить истинность этого сообщения; размещено оно в анахроничном контексте «праведного богатства», не связанного с безудержной наживой, к тому же это свидетельство Плутарха оставляет открытым главный вопрос: такое поведение Перикла являлось типичным или всё же авангардистским? Кроме того, хотя зерновая стоя Перикла в Пирее (эта стоя выполняла функции крупного зернового магазина. — A3), а также планировка самой Агоры55 фиксируют наличие рыночной активности, для V в. до н. э. имеется удивительно мало свидетельств о подобных этой сгое зданиях на афинской Агоре или вокруг нее56. Удивительно, но более надежную основу в этом отношении дает древняя комедия, которая переполнена примерами розничной торговли, к 420-м годам до н. э. уже полностью сформировавшейся; эти картинки необходимо принимать за чистую монету, даже если Аристофан в 425 г. до н. э. был прав, противопоставляя Дикеополя — с его домашним способом производить всю необходимую продукцию у себя в деме — мелким барышникам с Агоры, торгующим всем чем угодно:57 вполне доказано, что к этому времени уже была учреждена особая коллегия «рыночных смотрителей» (агораномов)58. По крайней мере, мы можем сказать, что к 420-м годам до н. э., если только не на несколько десятилетий раньше, возросшая платежеспособность населения, урбанизация и численный рост низшего класса, лишенного доступа к землевладению (хотя и могущего землю арендовать59), уже породили значительный сектор розничной торговли.
Вторую сферу экономических инноваций — накопление капитала здесь можно обрисовать более кратко, поскольку его новейшие формы
55 Boersma 1970 (I 23): 74, 213 Na 87; Martin 1974 (1 107): 104.
56 Южная стоя конца V в. до н. э. (Boersma 1970 (I 23): 89 сл., 219 Nо 97) — первая подходящая кандидатура; однако убедительных доказательств ее коммерческого использования у нас нет (Thompson and Wycherley 1972 (I 166): 76, примеч. 216). Общий обзор скудных свидетельств: Там же: 170—173, с замечанием Ашшера (Ussher) по поводу свидетельства Аристофана в комедии «Женщины в Народном собрании» (686). Ничего нельзя утверждать с уверенностью о соответствующем использовании более ранних строений неясного характера (напр.: Boersma 1970 (I 23): 226—232 No 109—120), другие же стой V в. до н. э. (Герм, Расписная, Царская) выполняли политико-административные, а не коммерческие функции.
57 Аристофан. Ахарняне. 33—36; но что это — экономическая реальность или всё же литературный топос? Cp.: Ehrenberg 1951 (L 34): 113—120 (здесь представлена общая картина).
™ Об агораномах: Афинская полития. 51.1, с комментарием П. Родса (Rhodes) к данному месту.
59 	IG Р 252 (сдача внаем); IG Р 422.200, 213 (μίσθοσις, арендная плата); Лисий. УП.4—10 (метеки, арендующие землю); IG П210 (метеки-земледельцы, γεωργοί). В целом: Osborne 1988 (L 109).


Общество и экономика
385
(банки, займы под залог судна) уже были рассмотрены выше (с. 40—41), а его более старые формы (накопления в виде кладов; процентные займы60, а также займы беспроцентные, έρανοι, с помощью которых небольшие наличные средства частных лиц могли образовывать общий фонд для какой-то единовременной крупномасштабной цели) ко времени Перикла были уже давно устоявшимся явлением. Проблема заключается в том, чтобы решить, до каких объемов разрослись эти способы размещения частного капитала. Факт появления данных форм делает афинское общество капиталистическим лишь в том минимальном структурном смысле, что некоторые обычаи и институты не могли функционировать без накопления крупных сумм — вплоть до 2—3 тыс. драхм для приданого в высшем обществе или для займов под залог судна. Это были очень большие суммы даже для экономики, которая породила своих собственных «миллионеров» и в которой Лаврионские рудники приносили золотые слитки весьма значительной величины. Кроме того, всё это были разовые накопления, или, точнее, такие суммы накапливались в течение неограниченного срока для какого-то одного дела, а не для многих предприятий, не для повторяемой предпринимательской деятельности, которая регулярно приносила бы дивиденды пайщикам; в афинском обществе не обнаруживается никаких следов деятельности подобного типа ни для рассматриваемой эпохи, ни для более позднего времени. В мотивационном плане картина похожа: размещение средств с целью извлечения прибыли было фактом очевидным и практиковалось оно разными категориями лиц, от мелких ростовщиков до нуворишей, которые покупали рабов и отправляли их на работу в серебряные рудники в ожидании постоянного дохода от их апофоры (подать типа оброка, которую рабы, отпущенные на заработки, уплачивали своим господам. — A3.)61. Определенно это были не те люди, которые разделяли аристотелевское принципиальное неприятие безудержного накопления денег (см. кн. 1 «Политики»). Необходимо признать, что здесь, в Афинах, как и в других местах, внутри одного социума одновременно существовали несовместимые ценностные системы. Не могло существовать единственной доминирующей модели, а уж быстро меняющееся афинское общество середины V в. до н. э. — точно не то место, где следует искать такую модель.
Остается еще одна тема — государственная экономика. Вопреки названию книги Августа Бёка (Böckh) «Staatshaushaltung der Athener» (нем. «Государственное хозяйство афинян») ведется спор, насколько обосновано само словосочетание «государственная экономика», поскольку оно будто бы намекает, что, и с аналитической точки зрения, и с точки зрения ощущений того времени, существовало очевидное разделение между «об¬
60 Следует обратить внимание на надпись М—L 53 = IG I3 248 в связи с займами (не вполне ясно, были ли они процентными), которые выдавал один дем (Рамнунт) частным лицам в 440-х годах до н. э.; IG Р 258, с комментарием: Behrend 1970 (L 5).
61 Ссылки на источники в связи с ростовщиками (όβολοστάται): Ehrenberg 1951 (L 34): 233; в связи с апофорой: Андокид. 1.38; Ксенофонт. О доходах. IV. 14.—15. В целом по теме °μ.: Thompson 1982 (L 133).


386
Глава 8g
щиной» и «политией», или, иначе, между «обществом» и «государством», однако совсем не очевидно, что Афинам 5-го столетия такое разделение было знакомо. Основная идея заключалась, скорее, в том, что все граждане были, по сути, своего рода пайщиками в одной компании — «οι μετέ- χοντες της πολιτείας», «те, кто имеют долю в политии»62. В споре по поводу того, все ли обладают одинаковой долей или же каждый получает сообразно своим качествам (богатству, силе, воинским способностям либо чему-то еще), сталкивались уравнительная точка зрения на гражданскую общину и селективисгские взгляды, и в 411 г. до н. э. спор этот вспыхнул с новой силой, однако наличие четырех солоновских τέλη (что не вполне идентично «имущественным классам») представляло собой освященный временем способ преодоления социальных различий путем бережного сохранения принципа «от каждого — по его материальным средствам». Следовательно, из того обстоятельства, что у разных людей материальные ресурсы различны, выводилось не только различие в их обязанностях, но еще и то, что исполнение этих обязанностей (как и исполнение литургий) являлось честью, а не гнётом или, точнее, предписанным требованием, установленным «государством» в смысле некоего концептуально отдельного от самого общества субъекта: то, что тот политический субъект, который мы называем словом «Афины» (или «Афинское государство». — А.З.), в древнегреческом языке обозначался словом «афиняне», далеко не случайно. Реализация этого основополагающего принципа приводила к тому, что за рамками политии (государства) оставались те, кто не имел в ней доли, кто вынужден был чувствовать различие между обществом и политическим устройством; и, соответственно, внутри политии были только те, кто имел долю в ее материальных благах (в распределении, например, серебра или зерна), во власти, в исполнении государственных обязанностей, но также и во всех несчастьях, переживаемых этой политией.
Именно такая структура ценностей делает столь трудным ответ на вопрос, какие виды деятельности и какие деловые операции следует считать частью «государственной экономики», поскольку даже выплаты судьям или должностным лицам необходимо рассматривать как (пере)распределение между пайщиками определенного дохода, полученного в результате деятельности всей общины. В конце концов, в том же духе можно рассматривать все выгоды империи от заморских территорий, которые превращались в земли, распределяемые между клерухами, до денег, которые поступали в виде дани союзников или военной добычи и которые в итоге становились собственностью Афины и использовались либо на престижные показные проекты (прежде всего на храмы), либо сохранялись в качестве крупного резервного фонда. Даже если мы признаем не соответствующим духу времени или вообще ненадежным передаваемый Плутархом рассказ о дебатах относительно того, как эти деньги тратить63, просто «экономика» и «государственная экономика» оказы¬
62 Patterson 1981 (L 113), со ссылками на: Афинская палития. 26.3; Фукидид. П.40.2.
63 Плутарх. Перикл. 12, с комментарием: Andrewes 1978 (D 3).


Общество и экономика
387
ваются накрепко спаянными концептуально в выражении «έμμισθος πόλις» («весь город, получающий жалованье»), ибо они практически неразделимы, когда мы пытаемся оценить мультипликативный эффект, возникавший от притока этих денег. Парадоксальным образом понятийное разграничение, которое, как тогда считалось, имело место внутри того, что мы назвали бы государственной экономикой, — это разграничение между собственно «государственными деньгами» (δημόσια) и «священными деньгами» (ιερά). Возможно, следует признать, что надежная реконструкция афинской мысли и практики V в. до н. э. в этой сфере пока еще недостижима64.
Тем не менее, и функциональные, и концептуальные перемены несомненны. Если говорить о функциональных изменениях, то к 450-м годам до н. э., если только не раньше, масштаб денежных сумм, проходивших через руки членов коллегий должностных лиц, от эллинотамиев до де- мархов, становится таким, что происходит полный разрыв со старым стилем управления полисными делами как делами домохозяйства: настоящие налоги, с налоговыми откупщиками, возросли к 420-м годам до н. э.;65 также становятся нормой гласность, аудит, необходимость давать отчет в расходовании средств, новые и более многочисленные коллегии должностных лиц, как и жестокие наказания за растрату государственных средств66. В концептуальном плане видим то же самое: язык, которым, согласно Фукидиду, Перикл весной 431 г. до н. э. говорил о государственных доходах (Фукидид. П.13.3), свидетельствует о полностью изменившейся системе понятий; кроме того, большинство исследователей соглашаются с тем, что к тому времени афинские гоплиты из числа граждан вслед за более бедными согражданами, являвшимися гребцами на флоте, более не служили как представители имущего класса за счет своих собственных средств (хотя бы и находясь на продовольственном содержании полиса), но вместо этого теперь они уподобились наемникам в их отношениях с государством как с казначеем67.
В заключение остановимся на социальных новшествах, которые, пожалуй, еще более трудны для понимания; впрочем, по крайней мере, три наиболее заметных нововведения этого типа явно оказывали влияние как на политические поступки, так и на политические дискуссии того времени. Во-первых, для всех граждан и для многих неграждан открылось больше возможностей для участия в тех формах деятельности, которые были рассчитаны на крупные людские массы. Праздники типа Дионисий или Панафиней, сопровождавшиеся зрелищем, буйством красок, драмой
64 	Ср., между тем: Lewis 1990 (А 77А). Слово δσιος («священный», «посвященный»), являющееся термином языка аттических официальных документов (IG I3 52.16, 253.13), дает нам добавочную категорию.
Аристофан. Ахарняне. 896; Осы. 658—659; Мир. 850; Женщины в Народном собрании. J007; Плутарх. Аякивиад. 5; Андокид. 1.133—134 — о налоговых откупщиках. Böckh 1886 (L 9) I: 405-414 — эта работа остается лучшей систематической монографией по теме.
66 Недавние обозрения: Tolbert Roberts 1982 (D 98); Ober 1989 (D 61): 327 слл.
67 Pritchett 1971-1985 (A 101) I: 7-29; Rhodes 1981 (C 83): 306.


388
Глава 8g
и массовым скоплением народа, способствовали также и освоению новых ресурсов; судьи, Совет пятисот и, прежде всего, само Народное собрание каждодневно и явным образом усиливали осознание самого факта существования коллектива «всех афинян» и его высокую сплоченность, причем осознание это доходило до того, что те, кто предпочитал не принимать участия в делах означенного коллектива, парадоксальным образом становились изгоями68. Во-вторых, навыки, необходимые для завоевания внимания и уважения в таких контекстах, меняли природу и структуру политического класса, обесценивая аристократические добродетели и выдвигая на первый план профессионализм в ораторских, финансовых и административных делах, что одновременно увеличивало разрыв между политиками и простыми людьми и вызывало необходимость преодоления этого разрыва, прежде всего путем позиционирования себя в качестве «друга народа»69. В-третьих, этот профессионализм в сочетании с теми возможностями, которые создавали афинские финансовые и военные ресурсы, усиливал афинскую элиту, обогащал и делал ее более открытой для пополнения новыми членами. В действительности имеется парадокс, делающий задачу краткого описания афинского общества чрезвычайно сложной, и состоит он в том, что его космополитическая и амбициозная элита, в общем и целом жившая в мире с самой собой и с простым народом, поглощенная в течение всей Перикловой эпохи укреплением афинского доминирования в Эгеиде и за ее пределами, сосуществовала с таким обществом — и выросла из такого общества, — которое оставалось (подобно аттическому ландшафту и афинскому политическому устройству) небольшим в количественном отношении, смешанным и даже замысловатым по своему социальному составу, подчинявшимся сельскохозяйственным циклам.
Фукидид. П.40.2; Carter 1986 (L 20).
Kennedy 1963 (J 57); Connor 1971 (D 16).


Глава 8h
М. Оствальд
АФИНЫ
КАК КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР
I. 	Экономические
И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
«Из-за величия нашего города сюда стекается всё необходимое со всего света, так что мы пользуемся произведениями других людей не в меньшей степени, чем благами, произведенными у нас дома» (Фукидид. П.38.2). Эти слова, вложенные Фукидидом в уста Перикла, не могли быть произнесены до второй половины 5-го столетия. Персидские войны, и особенно персидская оккупация в 480/479 г. до н. э., разрушили всё, что только было величественного в Афинах и что в VI в. до н. э. делало этот город привлекательным для иноземцев1. После персидского погрома уже нельзя было увидеть на Акрополе Древний храм Афины, возведенный при Писисграте (иначе Гекатомпедон. — A3.), и так называемый Древний Парфенон, чья мраморная конструкция начала воздвигаться, видимо, вскоре после Марафонской битвы на месте более раннего храма из пороса (туфа); нельзя было увидеть и полные энергии архаические скульптуры куросов и кор, которые возвращены нам только благодаря археологическим раскопкам. За исключением Симонида Кеосского, который ненадолго вернулся в Афины около времени Марафонского сражения, а также Пиндара, который, как сообщается, чему-то учился в Афинах в конце VI в. до н. э. и прославил победу, одержанную Алкмеонидом Мегаклом на Пифийских играх, вскоре после остракизма последнего в 486 г. до н. э. [Пифийские оды. VII)2, мы не знаем ни одного значительного чужеземного писателя или мыслителя, чье посещение Афин в то время было бы надежно зафиксировано. Трагедии на Городских Дионисиях продолжали ставиться без всякого перерыва, а в 486 г. до н. э. к ним были добавлены и комедийные постановки, но привлекали ли они уже тогда большое количество иноземных гостей в Афины, мы не знаем. Как бы то ни было, Панафинеи, по всей видимости, продолжали притягивать из-за границы какое-то количество желающих поучаствовать в состязаниях и посмо-
1 Thompson 1981 (D 95): 343—355, прежде всего 344—345.
2 См.: Lesky 1966 (J 65): 184-185, 190-191.


390
Глава 8h
треть на них;3 также не было паузы и в изготовлении и росписи аттических ваз, чьи превосходные гончарные и художественные качества гарантировали их непрекр ащавшийся экспорт, прежде всего в Этрурию4.
Победы при Саламине и Микале подняли престиж Афин среди эллинов на один уровень со Спартой. Тем не менее, лишь после успехов Делос- ского союза, достигнутых в 460-х годах до н. э. под руководством Кимона, политическое первенство Афин заложило основы для нового культурного подъема, и только после переноса казны Союза с Делоса в Афины в 454 г. до н. э., совпавшего с началом имперского владычества, Афины превратились в очаг культурного развития эллинского мира.
Фундамент всего этого был заложен, когда Фемистокл в конце 480-х годов до н. э. усилил военно-морское могущество Афин и превратил Пирей в главный порт афинского флота. Хотя изначально эти достижения были мотивированы сугубо военными соображениями, они естественным образом стимулировали развитие торговли. Согласно Диодору (XI.43.3),
он (Фемистокл. — А.3) убедил народ строить каждый год по двадцать новых триер в дополнение к уже имеющимся, а также освободить метеков и ремесленников от податей, чтобы толпы народа могли отовсюду стекаться в город и легко обеспечить многочисленные ремесла рабочими руками; ведь, как он полагал, обе эти вещи более всего будут способствовать достижению морского могущества.
Хотя об исторической достоверности некоторых из этих заявлений можно спорить5, не вызывает сомнений, что морская политика Фемис- токла открыла двери многим иноземцам, понимавшим, что они могут найти себе применение не только в деле строительства флота, но также и в деле восстановления Афин после того, как город был оставлен персами. То, что прибытие чужеземцев одобрялось здесь, подтверждается доброжелательными упоминаниями о метеках в пьесах Эсхила6. Определенные трудности, по всей видимости, возникали для их постоянного оседания в Афинах, если только наши источники, происходящие в основном из IV в. до н. э., могут быть использованы в качестве ориентира по статусу метеков в 5-м столетии. Они должны были платить особую (подушную. — А.З.) подать — метойкиощ нуждались в простатах (т. е. патронах, покровителях), представлявших их интересы в судах; не имели права занимать выборные должности, участвовать в работе Совета и посещать Народное собрание; землю и дома они могли приобретать только в
3 К имеющимся свидетельствам следует относиться с осторожностью, поскольку все они происходят из росписей так называемых «Панафинейских» амфор, которые обнаруживаются на очень широком ареале — по всему тогдашнему греческому, и не только греческому, миру; производство этих амфор продолжалось после VI в. до н. э. без каких- либо ощутимых перебоев; см. специально: Gardiner 1912 (I 66А): 179—193, особенно 184— 187; Ашух 1958 (1 1А): 178-186, особенно 180-183; Boardman 1974 (1 16): 167-177.
4 Webster 1972 (1 177): 286-295.
5 См.: Whitehead 1977 (L 141): 148-149.
6 Whitehead 1977 (L 141): 35-36.


Афины как культурный центр
391
случае предоставления им особой привилегии от имени государства. Однако они пользовались судебной защитой и имели возможность заниматься доходными видами деятельности, такими как ремесленное производство, торговля и банковское дело; метеки легко смешивались со всеми слоями афинского общества7.
Когда одна шестидесятая доля союзнической подати стала поступать не Аполлону Делосскому, а Афине, приток чужеземцев — а вместе с ним и афинское экономическое процветание — начал возрастать еще быстрее. Доказательством этому может служить Периклов закон о гражданстве 451/450 г. до н. э., принятый всего лишь через несколько лет после переноса союзной казны с Делоса в Афины и зарезервировавший гражданские права только за отпрысками тех родителей, которые сами являлись полноправными афинскими гражданами8. Этот закон, какими бы ни были его цели, не мог быть принят, если бы приток метеков не воспринимался как создающий серьезную угрозу правам афинян (см. выше, с. 380— 381). Данная мера, впрочем, никак не повлияла на право иноземцев пребывать в Афинах, и она не могла ощутимо сдерживать дальнейшую иммиграцию. Вычислить количество метеков в абсолютных цифрах невозможно, но, если довериться Старому Олигарху8* (1.12), их было много и они пользовались теми же свободами, что и исконные афиняне. Согласно недавним вычислениям, в начале Пелопоннесской войны на долю метеков приходилось около 40% всего свободного населения Афин9, что могло составлять приблизительно 50 тыс. мужчин, женщин и детей. Эта пропорция подтверждается для периода 409—405 гг. до н. э. благодаря отчетам по постройке Эрехтейона, которые показывают, что метеки составляли здесь около 39% в от всей рабочей силы, тогда как граждане — лишь 24%, а рабы — 1910 (статус остальных не определяется. — А.З.). Известны еще два случая, которые хотя и не дают конкретных цифр, но, тем не менее, свидетельствуют о значительном присутствии данной категории населения; один из них произошел ближе к концу Пелопоннесской войны, второй — вскоре после ее окончания: в обоих случаях сообщается, что метеки сражались плечом к плечу с афинянами, поскольку за это им
7 Whitehead 1977 (L 141): 148—159; Austin and Vidal-Naquet 1977 (L 4): 99—101; Levy 1987 (L 93A): 47—67.
8 Аристотель. Афинская полития. 26.4; Плутарх. Перикл. 37.2—5; Элиан. Пестрые рассказы. VI. 10; «Суда», под словом «δημοποιητός». В целом обсуждение этой проблемы см. в работе: Patterson 1981 (L 113); ср. также: Walters 1983 (L 139): 314—336.
& Старый Олигарх — распространенное в современной исследовательской литератур6 условное обозначение автора «Афинской политии» — небольшого трактата, в древности приписывавшегося Ксенофонту; иначе обозначается как Псевдо-Ксенофонт, или [Ксенофонт]. — A3.
9 Duncan Jones 1980 (L 33): 101—109. М. Хансен более осторожен относительно конкретных цифр и более пессимистичен относительно возможности их получения: Hansen 1981 (А 55): 19—32, прежде всего 23—24.
υ IG Р 474—479 — если исходить из интерпретации этих надписей, предложенной в работе: Randall 1953 (L 118): 199-210, особенно 201-203.


392
Глава 8h
было обещано афинское гражданство. Первый случай имел место перед битвой при Аргинусах, второй — когда Фрасибул привлек на свою сторону около 9 тыс. метеков против Тридцати тиранов, пообещав исотелию (податное равенство с афинскими гражданами) и после победы попытавшись, — правда, безуспешно — добиться для них гражданских прав11. Но как бы либерально ни относились к метекам в социальных и экономических вопросах, доступ в политическую жизнь был им затруднен.
Поскольку метекам не разрешалось иметь землю в собственности, занимались они в основном розничной торговлей, коммерческими операциями и ремесленным производством. В этом вопросе опять же большинство свидетельств происходит от IV в. до н. э.12, но для 5-го столетия отчеты Эрехтейона информируют нас о том, что метеки были задействованы на его строительстве в качестве камнерезов, резчиков по дереву, плотников, пильщиков, столяров, художников, позолотчиков, а также чернорабочих; вместе с тем, из постановления 401/400 г. до н. э. по поводу награждения чужеземцев, помогавших освобождать Афины от Тридцати [IG П2 10В), мы узнаём, что среди них было несколько земледельцев, повар, плотник, погонщик мулов, каменщик, садовник, погонщик ослов, торговец маслом, продавец орехов, изготовитель ванн (?), пекарь, сукновал, наемный работник, изготовитель статуэток и т. д. Что касается предпринимателей, мы многое знаем о Кефале, которого Перикл убедил переехать из его родных Сиракуз в Афины. Он спокойно прожил здесь три десятка лет и разбогател благодаря фабрике по изготовлению щитов, на которой работало 120 рабов (Лисий. ХП.4, 19). Заслуженное им уважение и высокое положение в афинском обществе ясно обнаруживаются в самом начале платоновского «Государства», где по сюжету он принимает в своем доме в Пирее Главкона и Адиманта (братьев Платона, являвшихся членами древнего аристократического рода), Клитофонта (которому предстояло стать видным афинским политиком в лагере Ферамена), софиста Фрасимаха из Халкедона и конечно же Сократа13.
Карьера Лисия, сына Кефала, демонстрирует, насколько глубоко метек мог быть включен в социальную, культурную и даже политическую жизнь Афин — не становясь при этом гражданином (дела не меняет, что в течение очень короткого периода после свержения Тридцати в 403 г. до н. э. Лисий всё же мог официально пользоваться правами афинского гражданства)14. Мало того, что он не только писал судебные речи (многие
11 Ксенофонт. Греческая история. 1.6.24; Диодор. ХШ.97.1; Ксенофонт. Греческая история. П.4.25; а также Аристотель. Афинская полития. 40.2, с комментарием: Osborne 1982 (D 63): 26-43.
12 См.: Whitehead 1977 (L 141): 116—121; а также: Levy 1987 (L 93А): 55—60.
13 Еще одним видным метеком может оказаться продавец изделий из бронзы, Соси- крат, упомянутый в качестве хорега при постановке комедии ок. 400 г. до н. э., без указания патронима и демотикона; см.: Hesp. 40 (1971): 256 (No 4).
14 Наиболее надежную информацию о жизни Лисия мы получаем из его же собственной речи «Против Эратосфена» (ХП); менее надежную, хотя и более подробную, — из Псевдо-Плутарховой биографии Лисия ([Плутарх]. Десять ораторов: Лисий = Моралии. 835C-836D).


Афины как культурный центр
393
из них касались политических вопросов), чтобы затем они были произнесены его афинскими клиентами перед судьями, к которым он, будучи метеком, сам обращаться не мог; он еще, найдя убежище в Мегарах, активно поддерживал оттуда противников Тридцати, снабжая тех деньгами, щитами и людьми. Из сохранившихся Лисиевых речей лишь обвинительное выступление против Эратосфена (ХП), кажется, было произнесено Лисием лично, и произошло это в тот краткий период, когда он пользовался правами гражданина.
Другие примеры участия метеков и иностранцев на обочинах политической жизни Афин носят менее конструктивный характер. Согласно Фукидиду (VI.28.1), дело против тех, кого обвиняли в осквернении святынь накануне Сицилийской экспедиции в 415 г. до н. э., было начато по доносу нескольких метеков, и существуют доказательства, что, по крайней мере, четыре человека из числа союзников, людей богатых и имевших большие связи в высшем обществе, были в то же самое время замешаны в дело о кощунственных пародиях на Мистерии15. Некоторые политические убийства приписывались иноземцам: если правдой является история о том, что Эфиальт был убит Аристодиком из Танагры, то речь почти наверняка должна идти о наемном убийце;16 это, по всей видимости, не так в случае с людьми, которые, как считалось, умертвили Фрини- ха осенью 411 г. до н. э. на его обратном пути из Спарты, где он находился в качестве посла: тот факт, что Фрасибул из Калидонии, Аполлодор из Мегар и некоторые другие были при восстановленной демократии удостоены публичных почестей за их деяния, показывает, что они нисколько не сомневались, что действуют в высших интересах Афин, а не из личной корысти17. Другой самоотверженный политический поступок в интересах Афин историк Фукидид приписывает Фукидиду — афинскому проксену из Фарсала (УШ.92.8), осмелившемуся встать в Пирее в 411/410 г. до н. э. между толпой сторонников Четырехсот и их вооруженными противниками. Очевидно, метеки и другие иностранцы могли испытывать к Афинам патриотические чувства не меньшие, а иногда даже и большие, чем у многих полноправных афинских граждан.
Влияние, оказанное двумя очень известными метеками на политическую жизнь Афин, имело не столь прямой характер. Анаксагор из Клазо- мен и Аспасия из Милета, оба глубоко вошедшие в личную жизнь Перикла, принимали, как сообщают источники, значительное участие в выработке его политического курса. Анаксагор провел а Афинах по меньшей мере двадцать лет (вероятно, это были годы с 456/455 по 437/436)18. Не так легко понять, что побудило его переселиться сюда, поскольку в то время,
ь Тевкр, Кефисодор, Гефесгодонид и Пулитион; см.: Aurenche 1974 (D 4): 109—110,
16 Аристотель. Афинская полития. 25.4; место цитируется Плутархом (Перикл. 10.7—8). Антифонт (V.68) говорит, что убийцу так и не нашли; ср.: Диодор. XL77.6.
17 Лисий. ХШ.70—73; Ликург. Против Леократа. 112; М—L 85, с комментарием на с. 262-263.
18 Mansfeld 1979 Q 76): 39-69; 1980 (J 76): 17-95.


394
Глава 8h
когда он это сделал, в Афинах еще не существовало традиции философской деятельности. В самом деле, об Анаксагоре сообщается, что он пересадил философию из Ионии в Афины, а самый первый собственный афинский философ, Архелай, называется его учеником19. Также неизвестно, при каких обстоятельствах зародились близкие отношения между Анаксагором и Периклом. Ясно только, что такие отношения имели место и что все вокруг верили в серьезное влияние, оказываемое Анаксагором на этого государственного мужа, а также и то, что политические оппоненты пытались подорвать авторитет Перикла путем судебных нападок на Анаксагора, обвинив того в безбожии20. Мы также слабо информированы относительно тех обстоятельств, при которых Аспасия в начале 440-х годов до н. э. стала возлюбленной Перикла. Прибыла ли она из Милета одна с целью поселиться в Афинах или же ее привез сюда Перикл? Если первое, тогда что привлекло ее в Афины? Мы не можем ответить на эти интригующие вопросы. Ее политическое влияние на Перикла засвидетельствовано главным образом Плутархом [Перикл. 24, 25.1), который делает ее ответственным за афинское решение встать на сторону Милета в конфликте последнего с Самосом в 441 г. до н. э., и это спародировано Аристофаном в его изложении причин Пелопоннесской войны [Ахарняне. 526—532). Литературная традиция указывает также, что, как и в случае с Анаксагором, политические враги Перикла замаскировали свою атаку на него путем возбуждения против Аспасии судебного преследования по обвинению в нечестии (Плутарх. Перикл. 32.1, 5).
Количество иностранцев, посещавших Афины кратковременно, в эпоху расцвета державы, было большим, нежели количество метеков, живших здесь постоянно. Одна только уплата союзнической дани должна была приводить в город многих союзников, особенно на Великие Панафи- неи, когда обычно оценивались податные суммы, подлежащие к внесению, а также на ежегодный праздник Городских Дионисий в конце марта — начале апреля, когда эта дань собиралась и, согласно Исократу (УШ.82), публично демонстрировалась в театре21. Эти поводы были выбраны из-за их пропагандистского потенциала: громадные толпы иноземцев прибывали в Афины, чтобы присутствовать на играх и публичных декламациях, устраивавшихся на Панафинеях, и чтобы посмотреть трагедийные и комедийные спектакли, которые ставились на Городских Дионисиях (см. выше, с. 333). Было еще и другое дело, приводившее чужеземцев в Афины в течение всего года, — афиняне зарезервировали за собой юрисдикцию по многим случаям, которые касались их подвластных союзников, вынуждая тех лично присутствовать на судебных разби¬
19 Анаксагор 59 А 7 (D—К).
20 Mansfeld 1980 Q 76): 76-84.
21 Об оценке податных сумм см.: [Ксенофонт]. Афинская полития. 3.5; М—L 69, с комментариями; о сборе союзной подати см.: Аристофан. Ахарняне. 504—506, со схолией к 504; М—L 46 и 68. В целом см.: Meiggs 1972 (Е 53): 234—254, прежде всего 237 и 240; а также: Will 1972 (А 126): 181-183.


Афины как культурный центр
395
рательствах в Афинах. Возникавшие от этого экономические эффекты суммирует Старый Олигарх (1.17—18):
Кроме того, афинский народ вот в чем выигрывает от того, что судебные процессы союзников происходят в Афинах: во-первых, процентная пошлина, взимаемая в Пирее, оказывается для государства больше; затем, дела идут лучше у того, у кого есть дом, сдающийся внаймы, или у кого есть упряжка вьючных животных или раб, сдающийся внаймы; наконец, глашатаи работают лучше вследствие приезда союзников. Вдобавок ко всему этому, если бы союзники не приезжали на судебные процессы, они оказывали бы уважение из афинян только тем, которые выезжают на кораблях — стратегам, триерархам и послам; а при теперешних условиях вынужден угождать народу афинскому каждый в отдельности из союзников, так как каждый сознаёт, что, придя в Афины, ему предстоит подвергнуться наказанию или получить удовлетворение не перед кем-либо иным, но перед народом, как того требует в Афинах закон. И он бывает вынужден умолять в судах, бросаясь на колени, и хватать за руку каждого входящего. Вот поэгому-то союзники еще в большей степени стали рабами народа афинского. [Пер. С.И. Радцига.)
Некоторые из иноземных послов, которые прибывали в державный город за счет своих государств, встречали у афинян радушный прием, особенно среди интеллектуалов, принадлежавших к верхам общества. Лучше всего мы информированы о посольстве Горгия в Афины в 427 г. до н. э., задачей которого было заручиться помощью для его родных Леонтин в их борьбе с Сиракузами. Значение этого визита было увековечено в диалоге Платона, названном именем этого посла; кроме того, мы знаем, что Горгий давал публичные «представления» (έπιδείξεις) своих риторических навыков и заработал какие-то деньги, наставляя юных афинян22. Подобным образом сообщается, что и Продик с Кеоса не только впечатлил членов Совета силой своего слова, когда прибыл в качестве посла, но еще и обогатился лично, читая публичные лекции и занимаясь частными наставлениями (Платон. Гиппий больший. 282с). Относительно Гиппия нам рассказывается только о том, что его родная Элида отправляла его послом во многие места, в частности в Спарту (Платон. Гиппий больший. 281 ab), но это не исключает возможности того, что он посещал также и Афины по официальному заданию. Его влияние здесь засвидетельствовано двумя диалогами Платона, носящими его имя, и сообщением Ксенофонта о философском диспуте, в котором тот принимал участие вместе с Сократом (Воспоминания о Сократе. IV.4.5—25); восхищение Гиппия интеллектуальной жизнью в Афинах красноречиво изображает Платон в «Протагоре» (337d).
Наиболее долговременное и видимое воздействие иностранцев, посещавших Афины с кратковременными визитами, оказывали всё же не послы и интеллектуалы, а торговцы, привозившие в Афины самые разные товары со всего света, чем так гордится Перикл в отрывке, которым мы начали данный раздел главы: «Всякие вкусные вещи, которые только есть в Сицилии, в Италии, на Кипре, в Египте, в Лидии, есть в Понте, Пе¬
22 	Диодор. ХШ.53.1—5; ср.: Фукидид. Ш.86.3; Платон. Гиппий больший. 282Ь.


396
Глава 8h
лопоннесе или где-нибудь в другом месте — всё это собралось в одном месте благодаря владычеству над морем», — говорит Старый Олигарх (2.7; пер. С. И. Радцига). В ироикомических дактилях из комедии, поставленной Гермиппом в 420-х годах до н. э., перечисляется, что это были за лакомства:
<...> из Кирены — стебли сильфия и воловьи шкуры; из Геллеспонта — тунец и соленая рыба; из Италии соль и коровьи ребра <...>. Сиракузы предлагают свинину и сыр <...> из Египта идет парусина и сырье для канатов, из Сирии — ладан. Прекрасный Крит шлет кипарисовое дерево для богов, Ливия доставляет на продажу слоновую кость в избытке, а Родос — изюм и фиги, сладкие, как наши грёзы; из Евбеи прибывают персики и большие яблоки, рабы — из Фригии, наемники — из Аркадии. Пагасы поставляют простых невольников и невольников клейменых; желуди Зевса и блестящий миндаль доставляют пафлагонцы <...> Финикия — плоды финиковых пальм и крупу тончайшего помола; Карфаген — ковры и пестрые подушки (Фр. 63 К—А).
Вот уж в самом деле, благодаря державе и владычеству на море весь мир пришел к афинскому порогу.
II. Религия и держава
Религиозная значимость уз общего ионийского родства, благодаря которой союзники добровольно и молчаливо согласились с афинским предводительством при основании Делосского союза (Фукидид. 1.95.5,96.1), мастерски использовалась Афинами после переноса союзной казны с Делоса в Афины в 454 г. до н. э. с целью закрепления имперского контроля над союзниками. Афина заменила теперь Аполлона в качестве получателя дани, которая переопределялась каждые четыре года на Великих Пана- финеях и ежегодно взималась на Великих (или Городских) Дионисиях (см. выше, с. 333). Святилища «Афины, хранительницы Афин» («Άθηνα Αθηνών μεδέουσα»), появились на Самосе, Косе, в Халкиде и, вероятно, в Колофоне в качестве подтверждения одновременно и родства, и зависимости, а алтарь сыновьям Иона «из Афин» как эпонимным прародителям четырех ионийских фил был установлен на Самосе23. В религиозных торжествах двух великих праздников принимать участие должны были все союзники. После подавления мятежа в Эрифрах в 453/452 г. до н. э. народ этого города был обязан доставлять на Великие Панафинеи только зерно; но уже через шесть лет, ко времени внесения Клинием его декрета о порядке сбора союзной подати, от всех союзников под угрозой наказания требовалось отправлять в дар богине на этот праздник корову и паноплию24. То же требование предполагается в постановлении по поводу основания колонии в Брее ок. 445 г. до н. э., а повторение этого обязательства в декрете Фудиппа 425/424 г. до н. э. делает ясным, что данный взнос воспринимался как прямая обязанность колонистов перед своей
23 Barron 1964 (Е 7): 35-48; Meiggs 1972 (Е 53): 295-296.
24 М—L 40.2—4, 46.41-43.


Афины как культурный центр
397
метрополией: его цель, получается, состояла в том, чтобы крепче связать Афины с их подчиненными союзниками25. Той же цели служило обязательство посылать фаллос для праздника Дионисий, которое, хотя и зафиксировано только для колонии в Брее, вполне могло налагаться также и на другие колонии26.
В конце Архидамовой войны первины урожая (άπαρχαι, «начатки»), приносившиеся афинянами, «в соответствии с дедовским обычаем и оракулом из Дельф», в элевсинское святилище Деметры и Персефоны, становятся обязательным подношением также и для всех союзников, причем посылать сюда такие начатки предлагалось и остальным грекам27. Ясно, что это представляло собой не только попытку крепче привязать союзников к Афинам, но еще и придать элевсинскому культу общегреческий размах — с постановкой Афин в самый центр этого измерения. Об успехе данной попытки свидетельствует сообщение Исократа (TV: Панегирик. 31), согласно которому первины продолжали подноситься большинством греческих городов еще и в IV в. до н. э.
Религиозная жизнь Афин также была обогащена — самопроизвольно и без какого-то особого политического давления сверху — привнесением сюда собственных культов теми иноземными переселенцами, которые сделали державный город своей второй родиной (см. выше, с. 333—334). Самым старым и наиболее известным из таких религиозных нововведений было почитание фракийской богини Бенд иды в Пирее, где оно укоренилось благодаря фракийским переселенцам28. Фракийские метеки поклонялись ей частным образом, как минимум, уже во времена Перикла (Кратин. Фр. 85 К—А), но официальное признание этого культа государством произошло, похоже, лишь в самом начале Пелопоннесской войны, и подтолкнула к этому, по всей видимости, попытка Афин наладить хорошие отношения с Ситалком — вождем фракийцев (Фукидид. П.29)29. Примерно в это же время в Мунихии был построен храм в честь этой богини (Ксенофонт. Греческая история. П.4.11). Ее масштабный праздник, с конным факельным пробегом и ночным шествием, был введен ок. 413/ 412 г. до н. э., о чем мы знаем из самого начала платоновского диалога «Государство» (I, 327а, 328а)30.
С другой стороны, культ Асклепия вряд ли появился в Афинах ради удовлетворения религиозных потребностей метеков из Эпидавра, как не могло это быть и результатом — даже отдаленным — создания державы. Хотя из-за позднего принятия этого культа мы не можем связывать на¬
25 М—L 49.11—12, 69.55—58. Ср.: Схолии к Аристофану. Облака. 386.
26 М—L 49.12, с комментарием: Heiter 1938 (К 41): 1704. Ср. для IV в. до н. э. декрет, опубликованный в изд.: Accame S. La legaAteniese del secolo IV a. C. (Rome, 1941): 230, строки 2-6.
27 M—L 73, с комментарием: Meiggs 1972 (E 53): 301—304.
28 Об истории ее культа в Афинах см.: Pecirka 1966 (С 155): 122—130; о содержании этого культа: Nilsson 1967 (К 69): 833—834.
29 Nilsson 1960 (К 68): 55-80, прежде всего 67—69; Ferguson 1944 (D 25): 96—104, особенно 98.
30 IG I3136 с комментарием: Bingen 1959 (С 116): 31—44. Согласно схолиям к платоновскому «Государству» (327а), праздник справлялся 19 фаргелиона.


398
Глава 8h
прямую его появление с чумой (поразившей город на втором году Пелопоннесской войны. — А.В), всё же его введение могло быть обусловлено лишь потребностью справиться с болезнью хоть каким-то способом. Подобно культу Бендиды, почитание Асклепия в Аттике началось с Пирея, куда оно было перенесено из Эпидавра (см. выше, с. 333—334). Впрочем, о его основании здесь известно меньше, чем о его истории в самих Афинах. Из одной надписи IV в. до н. э. (IG JP 4960) нам известно, что в 420/419 г. до н. э. некий «Телемах привез его сюда на колеснице, прибыв посуху из Зеи во время Великих Мистерий, и доставил его в Элевсин, вызвав [священный образ] змея из его дома (т. е. дома образа змея. —А.З.) в соответствии с оракулами». Под «домом» может подразумеваться только Эпи- давр — крупный центр почитания Асклепия на Пелопоннесе, а упоминание Зеи как пункта отправки в Афины может означать лишь то, что в ней нужно было высадиться с корабля на пути из Эпидавра в Афины. Впрочем, поскольку в Зее имелось какое-то святилище Асклепия, которое в начале IV в. до н. э. пользовалось большей известностью, нежели его аналог в Афинах31, вполне возможно, что оно могло быть учреждено за какое-то время до того, как Телемах перенес культ в Афины32. Когда Керики отказались дать пристанище богу в Элевсине, трагик Софокл, который был еще и жрецом героя-целителя Амина, принимал Асклепия у себя в доме до тех пор, пока в 414/413 г. до н. э. не было закончено возведение святилища на южном склоне Акрополя33. Обетные подношения свидетельствуют о популярности этого культа еще и в поздний римский период.
Следует предполагать существование и других привнесенных извне культов, получивших в V в. до н. э. официальное признание со стороны государства, даже если никаких документов на сей счет не сохранилось. К такому выводу мы можем прийти на основании сопротивления пришельцам, оказывавшегося защитниками устоявшихся форм религиозного поклонения. Данный феномен проявился и в отказе Кериков предоставить Асклепию приют в Элевсине; кроме того, в широком плане этот феномен отразился в «Вакханках» Еврипида, чьей темой является официальное признание культа Диониса в Фивах.
Государство, впрочем, не могло воспрепятствовать проникновению в Афины из-за границы частных культов, особенно восточных, и не могло искоренить эти формы почитания, отказавшись их признавать. Некоторые из таких культов, — например, Адониса и Матери богов, — интегри-
31 Святилище в Пирее — это, должно быть, то самое место, в котором Плутос (бог богатства) в одноименной комедии Аристофана [Богатство. 653—747) получил исцеление от своей слепоты, ибо расположено оно близко к морю (656). О святилище в Зее см.: Kutsch 1913 (К 55): 25—26, 36—37; а также: Wycherley 1978 (1 187): 265.
32 Это случилось, вероятно, между 422 и 420 гг. до н. э., поскольку в «Осах» Аристофана (122—123), поставленных в 422 г. до н. э., Филоклеон отправляется на излечение в святилище Асклепия на Эгине.
33 IG П2 4960; Большой этимологик, под словом «Δεξιών»; Жизнь Софокла. 11, с комментариями: Kutsch 1913 (К 55): 16—28; Walton 1935 (J 106): 167—189, особенно 170—174. Ср.: Wycherley 1978 (1187): 181—182; а также: Beschi 1967—1968 (1 14): 381—436.


Афины как культурный центр
399
решались в религиозную жизнь Афин еще до начала Пелопоннесской войны. Но тяготы войны, которые заставляли людей думать о личном спасении, должны были породить множество частных культов, не все из которых сохранились в памяти будущих поколений. Если делать выводы на основании тех культов, о которых мы хоть что-то знаем, таких, например, как культ Сабазия, фригийского аналога Дионису, или мистерии фракийской богини Котитто, проникших в Афины в последней трети 5-го столетия34, то получается, что подобные культы находили своих приверженцев прежде всего среди женщин, рабов и представителей низших классов. Появлялись эти чужие культы, вероятно, благодаря морякам и другим переезжавшим с места на место людям, толпы которых собирались в Пирее, а не метеками, сохранявшими родные формы религиозного поклонения.
III. 	Изобразительные искусства
Оба предлагаемых в литературных источниках варианта клятвы, якобы принесенной греками перед Платейским сражением, связывали их обязательством не восстанавливать никаких святилищ, сожженных или опустошенных персами, но оставить эти руины следующим поколениям в память о персидской нечестивости35. Независимо от того, аутентична эта часть клятвы или нет, фактом является то, что храмы Аттики лежали в развалинах в течение целого поколения. Не было предпринято ни одной попытки их восстановления вплоть до 440-х годов до н. э., когда Каллиев мир формально положил конец враждебным действиям против Персии и когда афиняне, получив отказ остального греческого мира от приглашения собраться в Афинах для обсуждения вопроса о восстановлении храмов, решили по наущению Перикла приступить к амбициозной программе по реконструкции собственных разрушенных святилищ36. Это, конечно, не означает, что прежде не было вообще никаких восстановительных работ: ничего не мешало отремонтировать светские здания, разрушенные персами, как ничто не препятствовало и возведению новых святилищ богам или героям. Иностранные рабочие, вероятно, были задействованы в этом предприятии с самого начала, однако участие иноземных мастеров засвидетельствовано лишь с 460-х годов до н. э., когда Центральное место на афинской политической сцене занял Кимон.
Впрочем, до того, как мы перейдем к этой теме, будет полезно обсудить самую большую и самую бросающуюся в глаза реконструкцию, осу¬
34 Nilsson 1967 (К 69): 835-836; Burkert 1985 (К 16): 178-179.
35 Диодор. XI.29.3; Ликург. Против Леократа. 81; ср.: Исократ. IV: Панегирик. 155—156; Павсаний. Х.35.12; Цицерон. О государстве. Ш.9.15. В эпиграфической версии: Tod. GHI Ö.204.21—51 данный пункт отсутствует. Подлинность клятвы оспаривается Феопомпом: FGrH 115 F 153; см. также: Siewert 1972 (F 65): 102—106 — автор полагает, что указанное °6язательсгао является позднейшей вставкой.
36 См. выше, гл. 8с.


400
Глава 8h
ществленную в данный период. Ни одна другая часть Аттики не переменила так радикально своего характера в результате Персидских войн, как Пирей. Фемистокл еще в период своего архонтата в 493/492 г. до н. э. определил ему быть заменой Фалера в качестве главной гавани города, однако рост Пирея не только как военно-морской базы, но и как ключевого торгового центра Средиземноморья не мог начаться до окончания Персидских войн и до установления афинской гегемонии среди греков. Чтобы организовать этот портовый город так, как приличествует его новому значению, был приглашен Гипподам из Милета, самый прославленный градостроитель античности (см. выше, с. 263—264). Датировка этого приглашения зависит от того, как интерпретировать фразу «около времени противостояния с мидянами» [Схолии к Аристофану. Всадники. 327), которая может означать период от времени вскоре после Платейской битвы в 479/478 и до Каллиева мира в 449 г. до н. э.; тот факт, что Гипподам прожил довольно долгую жизнь — в 408/407 г. до н. э. он занимался составлением планировки города Родос (Страбон. XIV.2—9), — заставляет думать о более поздней датировке как о более вероятной. Согласно наиболее подробному рассказу о деятельности Гипподама, дошедшему до нас (Аристотель. Политика. П.8, 1267622—1268а14), он был не только изобретателем искусства градостроительного проектирования, но еще и развил его на теоретической базе, включавшей в себя совершенно четкие взгляды на природу хорошего общества (или на «лучшую политик)», т. е. государственное устройство, как выражается Аристотель), а также основал данное искусство на определенных математических принципах37. Эта склонность к теории отражается в его градостроительном плане Пирея: он разделил его на особые сектора сообразно их функциям, обеспечив каждый сектор прямоугольной сеткой улиц, приспособив для этого ту модельную сетку, которая к тому времени уже была известна в его родной Малой Азии. Так, некоторые зоны были отведены под публичное использование, другие — под частное. Публичные зоны должны были выполнять всякие функции: служить эмпорией (складом для товаров, доставлявшихся по морю. — А .5.), собственно портом, агорой и т. д; также их нужно было обеспечить соответствующими постройками: помещениями для коммерческих организаций, воротами и т. п. Короче говоря, он приспособил общие принципы к местным условиям и функциям Пирея38.
В Афинах Гипподам оставил еще и другой след. Один позднейший комментатор «Всадников» Аристофана (схолия к строке 327) сообщает, что Гипподам поселился в Пирее и даже имел здесь свой дом. Поскольку иностранцам было запрещено приобретать недвижимость, это может означать, что он получил права афинского гражданства, и это подкрепляется распространенным мнением, что именно Гипподам — отец Архепто-
37 Аристотель. Политика. П.8, 1267Ь28 — здесь утверждается, что Гипподам желал показать себя «знатоком всей природы вещей»; Гесихий и Фотий, в статье «Ίπποδάμου νέμησις», называют его словом «μετεωρολόγος», ‘метеоролог’, т. е. «изучающий небесные явления».
38 См.: McCredie 1971 (I 99): 95-100.


Афины как культурный центр
401
лема, афинского политика, запомнившегося тем, что в конце 420-х он выступал за мир со спартанцами, а в 411/410 г. до н. э. был вместе с Антифонтом приговорен к смертной казни как один из лидеров олигархии Четырехсот39. Отец прожил более наполненную жизнь, чем сын. Участие Гипподама в основании Фурий в 444/443 г. до н. э., вместе с другими светилами того времени, такими как Протагор Абдерский и Геродот Галикарнасский, наводит на мысль об активной поддержке им политики Перикла и может даже указывать на его членство в, так сказать, периклов- ском «мозговом тресте» (группе экспертов, помогавших Периклу быстро вырабатывать наилучшую линию политического поведения. — А.3)\ разработка градостроительного плана этой колонии была почти наверняка, хотя это и не засвидетельствовано явным образом, также делом Гипподама40. Его эксцентрический внешний вид, длинная густая шевелюра, тяга к дорогим украшениям, которые он носил одновременно с простой, но всегда теплой одеждой, служившей ему и зимой, и летом (Аристотель. Политика. П.8,1267625—28), — всё это могло стать прототипом для показного облачения, вошедшего в моду у молодых афинских аристократов в 420-е годы до н. э.
Принимая во внимание интенсивность строительной деятельности в Афинах после Персидских войн, и особенно после 450 г. до н. э., вызывает изумление, как мало мы знаем о тех архитекторах, которые отвечали за новый облик города. До нас дошло лишь несколько имен, причем в большинстве случаев — без указания на происхождение этих людей; только в случае с Метагеном из Ксипеты и Ксеноклом из Холарга, отделавших Телестерий в Элевсине, их демотиконы не оставляют сомнений в том, что это были местные афиняне. Что касается остальных, то предположение об их афинском происхождении основывается исключительно на том косвенном основании, что все их известные проекты были связаны лишь с Аттикой41. Но в деле украшения новых построек росписями и скульптурами на помощь призывались иностранцы.
39 Аристофан. Всадники. 794—795; ср. 327 со схолией к этому месту; Лисий. ХП: Против Эратосфена. 67; [Плутарх]. Десять ораторов. 833F—834А.
40 Гесихий, под словам «Ίπποδάμου νέμησις»; Схолии к Аристофану. Всадники. 327; Диодор. ХП.10.7.
41 Только об Иктине сообщается, что он работал также и за пределами Аттики, а именно на строительстве храма Аполлона в Бассах — см.: Павсаний. УШ.41.9, где также упоминается его работа на Парфеноне; ср. также: Плутарх. Перикл. 13.7; Страбон. IX. 12, 16. Иктину приписывали также начало строительства Телесгерия в Элевсине (Страбон. ΙΧ.12; Витрувий. Вступление к книге VH.16), которое было продолжено Корибом (Плутарх. Указ, место; ср.: IG I3 33, строка 26). Калликрат был архитектором Парфенона, строителем Длинных стен, связавших Афины с Пиреем (Плутарх. Указ, место), а также проектировщиком храма Ники на Акрополе (IG Р 35, с комментарием: Meiggs 1972 (Е 53): 496— 503). Мнесиклу приписывают только Пропилеи (Плутарх. Перикл. 13.12; Гарпократион, под словом «Προπύλαια ταυτα»). Один, не известный по имени, афинский архитектор, как считается, отвечал за храмы Гефеста на Агоре, Посейдона — на мысе Суний, Ареса — в Ахарнах, а также Немесиды — в Рамнунте (см.: Dinsmoor 1950 (I 60): 179—182). Однако М. Майлз приписывает храмы Гефеста, Посейдона и Немесиды трем разным архитекторам: Mües 1981 (1 112): 207.


402
Глава 8h
Наши знания об этих последних целиком зависят от сохранившихся литературных свидетельств42. Практически ни одного их подлинника до нас не дошло, хотя в случае с живописцами мы иногда можем составить общее представление об этих подлинниках по их имитациям в вазовых росписях, в случае со скульпторами — по римским копиям и по изображениям на монетах. Самый ранний известный нам художник монументального стиля пользуется одновременно репутацией и величайшего, и наиболее плодовитого. Переселение Полиглота из его родного Фасоса в Афины почти определенно было связано с военными успехами Кимона в северной Эгеиде в 470—460-х годах до н. э., поскольку не могло быть простой случайностью, что самые важные работы этого живописца выставлялись в Афинах в постройках, напрямую ассоциировавшихся с деяниями Кимона. Первое из этих святилищ было построено для костей Тесея, которые Кимон привез из своего похода на Скирос вскоре после 476/475 г. до н. э. Это здание украшали как минимум три картины, одна из которых, изображавшая прибытие Тесея на дно морское к Посейдону и Амфитрите с целью доказать Миносу, что он, Тесей, действительно Посейдонов сын, была работой афинского живописца Микона, чьи произведения часто связываются с работами Полиглота. Авторство двух других картин, изображавших участие Тесея в битве с амазонками и в сражении с лалифами и кентаврами, не указано Павсанием (1.17.6), однако в результате одного недавнего исследования убедительно установлено, что в обоих случаях это — творение Полиглота43. Микон и Полигнот работали совместно и в святилище Диоскуров (в так называемой Анакее), возведенном, вероятно, в кимоновский период. Микон изобразил здесь путешествие аргонавтов в страну колхов, а Полигнот — похищение Диоскурами дочерей Левкиппа (Павсаний. 1.18.1). Какую связь — если таковая вообще была — это святилище могло иметь с достижениями Кимона, неизвестно. Но вот самое знаменитое произведение Полиглота в Афинах, «Взятие Трои», было создано для стой, построенной в честь Кимона его зятем Пейсианактом. КIV в. до н. э. слава, которую снискало искусство Полигнота, послужила причиной того, что название этой стой сменилось — из «Пейсионактовой» она теперь стала «Расписной сгоей» (Стоя Пойкиле)44. Близкая личная связь между Полиглотом и Кимоном подтверждается еще и следующим сообщением: в отличие от Микона, который изобразил для Пейсионактовой стой знаменитую битву при Марафоне и Амазономахию, Полигнот отказался брать плату за собственную картину, на которой, как нам рассказывают, троянке Лаодике были приданы черты Элышники, Кимоновой сестры, одним из многочисленных
42 Все эти свидетельства удобно собраны здесь: Overbeck 1868 (1120).
43 Barron 1972 (19): 20-45 — автор приписывает Полиглоту также и четвертую картину в Тесейоне, представлявшую возвращение Тесея из царства мертвых. О работах Полигнота по украшению Тесейона см.: Гарпократион, под словом «Πολύγνωτος» (с эмендациями (т. е. исправлениями, которые делают современные филологи в древнем тексте. — А.З.) Валкена).
44 Диоген Лаэртский. ΥΠ.1.5; словарь «Суда», под словом «Πεισιάνακτος στοά».


Афины как культурный центр
403
любовников которой был и Полигнот (Плутарх. Кимон. 4.6—7). Наградой за такое бескорыстие было дарование афинского гражданства. Однако Полигнот, как кажется, пользовался им недолго: после смерти Кимона уже ничего не слышно о пребывании этого художника в Афинах45. Однако влияние его работ на творчество некоторых афинских вазопис- цев по-прежнему продолжало ощущаться46. С отъездом самого художника не были порваны связи его семьи с Афинами: в следующем поколении его сын или племянник, Аглаофон, получил от Алкивиада заказ написать две картины с прославлением триумфов последнего на великих играх: на одной персонифицированные Олимпийские и Пифийские игры увенчивали Алкивиада венком, а на другой сидящая Немея держала его у себя на коленях47.
Был как минимум еще один иностранный живописец, чья работа по заказу Алкивиада принесла этому последнему дурную славу. Алкивиад заманил Агатарха Самосского к себе в дом, где и запер его, и, несмотря на все протесты художника, не выпускал до тех пор, пока тот не заполнил все стены своими росписями48. Кроме этого эпизода, о творчестве Агатарха известно совсем немного: сообщается, что он был первым, кто создал живописные декорации для постановки трагедии Эсхила (по всей видимости, уже после смерти последнего), и что он — автор книги об этом; она помогла Анаксагору и Демокриту сформулировать свои теории о перспективе (Витрувий. Вступление к книге VII. 7 7).
Контекст анекдота, пересказанного Плутархом [Перикл. 13.3), предполагает, что Агатарх также принимал участие в осуществлении Перик- ловой строительной программы и что он рисовал быстро и чересчур легко. Такую поверхностную манеру не одобрял его современник Зевксид, который еще юношей переселился в 430-х годах до н. э. в Афины из Ге- раклеи (вероятно, из той Гераклеи, что недавно возникла на месте древнего города Сириса в южной Италии) (Платон. Протагор. 318Ь). Социальное происхождение и связи Зевксида легко открыли ему доступ в интеллектуальные круги афинского высшего класса, и он был хорошо известен среди друзей Сократа49. Аристотель говорит о нем как о мастере хотя и
45 Росписи лесхи книдян в Дельфах, подробно описанные Павсанием (Х.25—31), должны быть датированы, вероятно, между 458 и 447 гг. до н. э. (см.: Lippold 1952 (I 97): 1630, 1634). Его назначение членами Амфиктионии проксеном по этому случаю (Плиний. Естественная история. XXXV.59), а также его назначение на должность феора на Фасосе в 444 г. до н. э. (IG ХП 8.277, строка 44) наводят на мысль, что он вернулся на родной Фа- сос.
46 Robertson 1979 (1 139): 122-135; а также: 1975 (1 140) I: 252-270.
47 Афиней. XÜ.534D. Картина с Немеей приписывается Плутархом Арисгофону {Алкивиад. 16.7), брату Полиглота и либо отцу, либо дяде Аглаофона, однако хронологические соображения делают авторство Аглаофона вероятным. Эту картину Павсаний (1.22.6) видел в Пинакотеке.
48 [Андокид]. IV: Против Алкивиада. 17; ср.: Плутарх. Алкивиад. 16.5; Демосфен. XXI: Против Мидия о пощечине. 147.
49 Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1.4.3, Пир. IV.63; Платон. Протагор. 318Ь; Платон. Горгий. 453с.


404
Глава 8h
превосходном, но уступающем Полиглоту в деле передачи характеров [Поэтика. 25, 1461 Ы2—13; ср.: 6, 1450а27—29). Удивительно мало известно о картинах, которые Зевксид написал в Афинах. Одна из его самых ранних и самых знаменитых работ, «Эрос, увенчанный розами», была создана для храма Афродиты;50 необычна композиция «Семьи Кентавров», где почетное место было отдано женской фигуре — Кентаврихе; Лукиан рассказывает [Зевксид. 3—7), что эта картина затонула вместе с другими предметами искусства, отправленными Суллой на корабле из Афин в Рим в 86 г. до н. э., но ее копию по-прежнему можно было видеть в Афинах, как и изображение Елены, которое будто бы украшало Зерновую стою51.
Еще об одном творении Зевксида рассказывает анекдот, где этот художник противопоставляется своему главному конкуренту — Паррасию, переехавшему в Афины из Эфеса. Там последний учился у своего отца Евенора (Плиний. Естественная история. XXXV.60; Гарпократион, под словом «Παρράσιος»). Зевксид попросил Паррасия отодвинуть занавес, который скрывал виноградную гроздь, нарисованную Зевксидом для сцены столь натурально, что слетались птицы, желая поклевать этот виноград; просьбу Зевксида Паррасий выполнить не мог, поскольку занавес он нарисовал (Плиний. Естественная история. XXXV.65). Их соперничество отражено и в поэзии: в ответ на утверждение Паррасия, запечатленное в одной из эпиграмм, которыми он часто подписывал свои картины, о том, что он достиг пределов своего искусства, Зевксид ответил своей эпиграммой, предлагавшей сопернику доказать собственную правоту на деле (Page D.L. Epigrammata Graeca (Oxford, 1975): строки 490—493, 496—499). Паррасий выделялся в Афинах экстравагантным изысканным одеянием (Афиней. ХП.543С—Е), но при этом Сократ находил его человеком достаточно умным, чтобы вести с ним дискуссию по вопросу о том, возможно ли внутреннюю красоту и внутреннее безобразие передать изобразительными средствами (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. Ш. 10.1—5). Лишь о нескольких Паррасиевых творениях известно, что они были созданы в Афинах: сообщается, что он нарисовал «Прометея Прикованного» для храма Афины (для какого именно — не говорится), а также картину, изображавшую афинский демос со всеми его внутренне противоречивыми качествами — «вспыльчивым, несправедливым и непостоянным, но в то же самое время снисходительным, милосердным и сострадательным; чванным, в высшей степени простым, свирепым и робким одновременно»52. Возможно, в Афинах же был нарисован Гермес, которому, как сообщается, Паррасий придал собственные черты, а также изображение
50 Аристофан. Ахарняне. 991—992, со схолиями; ср.: «Суда», под словом «άνθέμων».
51 Евстафий. Комментарии к Илиаде. XL631; возможно, заказ нарисовать копию этой «Елены» для храма Геры (Юноны Лацинии) Зевксид получил от народа Кротона — см.: Элиан. Пестрые рассказы. IV.12; Цицерон. О нахождении [De inventione). П.1; Плиний. Естественная история. XXXV.64, 66.
52 Сенека. Контроверзы. Х.5.34; Плиний. Естественная история. XXXV.69.


Афины как культурный центр
405
Тесея53. Его самые ранние афинские работы, о которых мы слышим, были набросками сцены битвы лапифов с кентаврами, а также нескольких сцен для щита Афины Воительницы, воплощенных затем в рельефе афинским гравёром Мисом (Павсаний. 1.28.2).
Можно априорно предполагать, что иностранцы были также широко представлены в том направлении афинского живописного искусства, от которого сохранилось великое множество образцов. Большинство из них вновь обретены нами благодаря археологическим находкам. Среди гончаров и вазописцев, работавших в державных Афинах, количество иноземцев должно было быть значительным. И всё же это остается допущением, у которого нет прямых подтверждений. С точки зрения стиля, отличить афинское мастерство и творческую манеру от иностранного — задача невероятно трудная.
В свете восточногреческого влияния в других видах искусства весьма вероятным представляется то, что Афины могли быть кое-чем обязаны Ионии, однако стилистически доказать это невозможно, за исключением мотива меандра и прямоугольных узоров, которые имели очень долгую историю в восточной Греции, в афинской чернофигурной вазописи встречаются редко, а регулярными становятся только в краснофигурной керамике примерно с 500 г. до н. э. <..>54.
Кроме того, влияние композиций Полиглота на афинскую вазовую живопись неоспоримо, а три вазописца даже позаимствовали его имя55. Помимо этого — и при отсутствии каких-либо литературных свидетельств, — мы сталкиваемся лишь со звучащими по-чужеземному именами, которыми гончары и вазописцы подписывали свою продукцию. Такие имена появляются на аттических вазах начиная с VI в. до н. э., и это было, вероятно, результатом политики Солона, поощрявшего иностранных ремесленников к переселению в Афины (КИДМ ΙΠ.3: 463). Лид работал в Афинах в чернофигурной технике примерно в 560—530 гг. до н. э., Скиф — в краснофигурной в конце VI в. до н. э. С начала 5-го столетия имя горшечника Брига и его вазописца, возможно, выдают их фригийское происхождение, а тот факт, что гончар Пистоксен подписывался как ΠΙΣΤΟΞΕΝΟΣ ΣΥΡΙΣΚ0Σ [Пистоксенос Сирискос], может указывать на его сирийское происхождение56. Однако аргументация, основанная на именах, отнюдь не является неоспоримой, и Р.-М. Кук ставит ее под сомнение:
На основании имен невозможно прийти ни к каким выводам, например, к тому, что Скиф и Бриг были скифским и фригийским рабами; в архаической Греции иноземные этниконы и личные имена всё же были усвоены. Но, хотя в большинстве гончар¬
53 Фемистий. П.29с—d; Плутарх. Тесей. 4; Плутарх. О славе афинян. 2 (= Моралии. 346В).
54 Boardman 1975 (1 17).
55 Robertson 1975 (1 140) I: 253-257, 261, 327; Cook 1972 (I 47): 179-182; Boardman 1989 (I 21): 11-12, 62.
36 Об этих и о некоторых других именах см.: Boardman 1975 (I 17): 9, 59—60, 113—114; Robertson 1975 (1 140) I: 130-131, 230, 261; Webster 1972 (1177): 6, 14, 19-20, 23, 35-38, 53.


406
Глава 8h
ных школ в тот или иной период заметно иностранное влияние, имеется не так много примет того, что художники обучались и достигали зрелости в рамках чужеземной традиции. [Обычно] создается ощущение, что вазописцы каждого города воспитывались в местной традиции этого города, и, вероятнее всего, данный город был для них родным. Подписи помогают очень редко57.
Эти соображения заставляют нас обратиться к вкладу иностранных ваятелей в развитие афинской скульптуры в V в. до н. э. Здесь мы сталкиваемся с проблемой определения того, что составляет понятие «неафи- нянин», особенно в случае с Мироном и Алкаменом. Мы знаем, что первый прибыл из Элевфер, небольшого городка на границе Аттики с Беотией, контроль над которым несколько раз переходил из рук в руки, но при этом, похоже, Элевферы так никогда и не были по-настоящему включены в состав Аттки (Страбон. IX.2.31). Если для IV в. до н. э. ясно, что Элевферы рассматривались в качестве афинской территории (Ксенофонт. Греческая история. V.4.19), этого, вероятно, нельзя сказать для предыдущего столетия58. Но каким бы ни был политический статус Элевфер при жизни Мирона, он должен был быть, как и его сын и ученик Дикий, беотийцем (Афиней. XI.486D) и по этой причине должен считаться за неафинянина, даже если один пассаж у Павсания (VI. 13—12) заставляет думать, что правами афинского гражданина он при всем том пользоваться мог. Хотя Мирон жил, очевидно, в эпоху Перикла, стилистически его работы принадлежат предыдущему поколению.
Мирон работал в бронзе и брал заказы в самых разных местах, зачастую весьма далеких друг от друга: на Самосе и в Мессане, в Эфесе и Акраганте, в Аргосе, Этне, Беотии и в Афинах. Более всего он прославился изваяниями победителей Олимпийских игр. Известно о четырех его работах в Афинах, все — на Акрополе: статуи Эрехтея (Павсаний. IX.30.1), Персея, запечатленного в момент, когда он только что обезглавил Медузу Горгону (Павсаний. 1.23.7; Плиний. Естественная история. XXXIV.57), знаменитая группа с Афиной и Марсием, поднимающим флейту, которую та отбросила ему под нот (Плиний. Естественная история. XXXIV.57; Павсаний. 1.24.1); и, наконец, мироновская бронзовая телка, которую прославляют не менее тридцати шести стихотворений из «Греческой антологии»59. Сын Мирона Дикий мог работать на Акрополе приблизительно в одно время с отцом. Близ храма Артемиды Бравронии, где стоял мироновский Персей, Павсаний (1.23.7) видел бронзового мальчика, державшего кропильницу для очистительных омовений [перриран- терий), каковую скульптуру он приписал Ликию; кроме того, эпиграфические источники атрибутируют Ликию две конные статуи возле Пропилеев, посвященные афинскими всадниками в память о своей победе над лакедемонянами в 446 г. до н. э. (7G Р 400; ср.: Павсаний. 1.22.4).
57 Cook 1972 (147): 271.
58 Chandler 1926 (D 14А): 1—21, прежде всего 9—12; Wallace 1979 (F 69А): 124—126, с библиографией на с. 126 — автор предполагает афинский контроль уже с VII в. до н. э.; ср. также: Ober 1985 (G 32): 223-224.
59 См.: Overbeck 1868 (1120): Na 550-591.


Афины как культурный центр
407
Вопрос о том, был ли Алкамен, самый выдающийся ученик Фидия, афинским гражданином, возникает из конфликтующих источников: Плиний [Естественная история. XXXVI. 16—17) не только делает его афинянином, но еще и объясняет афинским гражданством его победу в состязании с Агоракритом Паросским; другой поздний автор, однако, называет его родиной остров Лемнос («Суда», под словам «’Αλκαμένης»; Цец. Хилиа- ды. УШ.ЗЗЗ—339 (Leone)). Это противоречие можно снять либо путем допущения, что родители Алкамена были афинянами, поселенными на Лемносе Мильтиадом, либо предположив, что он сам был одним из кле- рухов, которые были отравлены на Лемнос между 450 и 446 гг. до н. э.60. В любом случае, являлся ли он урожденным афинским гражданином или нет, представляется очевидным, что Алкамен был привлечен в Афины более широкими возможностями, которые давал этот город для самореализации в искусстве ваяния. Статуя Гекаты Эпипиргидии (Хранительницы крепости), установленная им на Акрополе рядом с храмом Ники, вызывала восхищение тем, что показывала три образа этой богини, соединенные друг с другом (Павсаний. П.30.2), и некоторые современные исследователи полагают, что статуя Гермеса Пропилея (Предвратного), приписывавшаяся философу Сократу (Павсаний. 1.22 8), на деле могла быть работой Алкамена61. Мраморная статуя женщины с ребенком, уткнувшимся в ее подол, найденная на Акрополе, идентична, возможно, скульптурной группе Прокны и Итиса, о которой сообщает Павсаний (1.24.3) и которая была посвящена Алкаменом на Акрополь; эта статуя почти определенно является его работой. Драпировка этой скульптуры имеет такое близкое сходство с драпировкой кариатид в Портике дев Эрехтейона, что возникло предположение: и эти последние также были изготовлены по эскизам Алкамена62. За пределами Акрополя самой значительной работой Алкамена была культовая статуя Гефеста — и, возможно, располагавшейся рядом с ним Афины — для храма Гефеста, поставленного на северо-западном углу Агоры между 421 и 415 гг. до н. э. [IG I3 472)63. Для театра Диониса он изваял хрисоэлефантинную (из золота и слоновой кости) статую этого бога (Павсаний. 1.20.3). Статуя Афродиты, которую можно было видеть в загородном местечке, называемом Садами, была, видимо, его ранней работой, поскольку сообщается, что ее окончательной отделкой занимался учитель Алкамена — Фидий (Плиний. Естественная история. XXXVI. 17; Павсаний. 1.19.2). Наконец, Алкамену приписывался образ Геры в храме, что находился по дороге в Фалер (Павсаний. 1.1.5). Впрочем, более всего с афинской историей был связан созданный им монумент в святилище Геракла в Фивах.
60 Robertson 1975 (1 140) I: 284—285, с примеч. 228.
61 Robertson 1975 (1 140) I: 286; cp.: Hanison 1965 (I 73А): 122-124; Willers 1975 (1 177А): 33—47. О возможности существования в V в. до н. э. двух скульпторов с именем Алкамен см.: Barron 1984 (I 9А).
62 Robertson 1975 (1 140) I: 286, 345; cp.: КпеИ 1978 (189А): 9-19.
63 Цицерон. О природе богов. 1.30.83; Валерий Максим. УШ.П (дополнительная). 3.


408
Глава 8h
На нем были представлены Афина и Геракл, а установлен он был по решению Фрасибула и его соратников в благодарность фиванцам за их помощь в деле свержения в 404/403 г. до н. э. тирании Тридцати (Павсаний. IX.11.6).
Еще одним иноземным (на этот раз — иноземным в полной мере) скульптором, прибывшим в Афины с целью стать учеником (а ставшим еще и возлюбленным) Фидия был Агоракрит Паросский (Плиний. Естественная история. XXXVI. 17; Павсаний. IX.34.1). Их отношения были столь близкими, что говорили, будто бы Фидий выдавал некоторые из своих собственных работ за творения Агоракрита. Одной из них могла быть мраморная статуя Матери богов в Афинах, которая приписывается Фидию Павсанием (1.3.5) и Аррианом [Перипл Понта Евксинского. 9), но Аго- ракриту — Плинием [Естественная история. XXXVI. 17). Также с именем Фидия Павсаний (1.33.2—3, 8) связывает другую единственную важную работу Агоракрита в Аттике — культовый образ Немесиды в Рамнунте, добавляя неправдоподобный рассказ о том, что мрамор для нее был доставлен с Пароса в Марафон персами, которые, дескать, собирались вырезать из него трофей. Плиниева атрибуция этого изваяния Агоракриту [Естественная история. XXXVI. 17) основывается на ничуть не более достоверной истории о том, что статуя эта изначально была вырезана как кумир Афродиты, в изготовлении которого Агоракрит соперничал, дескать, с Алкаменом. Когда афиняне присудили приз Алкамену, поскольку он был их согражданином, Агоракрит назвал свою работу «Немесидой» и продал ее с тем условием, что она не будет установлена в Афинах. Позднейшие авторы подтверждают, что эта скульптура была подписана именем Агоракрита, хотя некоторые из них настаивают, что данная надпись была поставлена Фидием, желавшим, чтобы его любовник получил признание. Изваяние это, несомненно, принадлежит Агоракриту; местное предание, как было мудро замечено, всегда предпочитает великое имя имени менее великому, когда речь идет о местных произведениях искусства64.
Для завершения этого раздела следует кратко упомянуть двух не столь знаменитых скульпторов; обоих литературная традиция связывает с именем государственного мужа, который в 5-м столетии сделал больше любого другого, чтобы превратить Афины в культурный центр. Спитаке Кипрский прославился одной-единственной работой — бронзовым мальчиком, имевшим портретное сходство с одним из рабов Перикла; мальчик был изображен дующим на огонь, чтобы поджарить на алтаре внутренности жертвенного животного. Согласно Плинию, эта статуя была обетным приношением Перикла Афине в благодарность за то, что, когда его раб свалился вниз с самого верха строящегося Парфенона, на кото¬
64 	См.: Overbeck 1868 (I 120): Nq 834—843; Robertson 1975 (I 140) I: 351—352, примеч. 145. Cp.: Petraeos 1981 (1123): 227—253. Об Агоракрите и его статуе Немесиды см.: Despinis 1971 (I 56).


Афины как культурный центр
409
ром он работал строителем, Периклу был вещий сон, в котором сообщалось, с помощью какого лекарства раба можно вылечить65. Две скульптуры на Акрополе Плиний [Естественная история. XXXIV.74) приписывает Кресилаю из Кидонии, что на Крите: одна — раненый воин, часто идентифицируется с бронзовой статуей Дингрефа, пронзенного стрелами, о которой Павсаний говорит при описании Пропилей (1.23.3-4), не упомянув имени автора; другая — статуя «Перикл-Олимпиец», которая, согласно Плинию, оказалась достойна своего названия в том смысле, что она добавила величия человеку уже и без того выдающемуся. В древности эту скульптуру копировали бессчетное количество раз, и несколько копий сохранилось до нашего времени66.
IV. Литература
Вклад в афинскую культуру V в. до н. э. со стороны поэтов и прозаиков, не являвшихся урожденными афинянами, был неизмеримо большим, чем об этом можно судить по количеству сохранившихся остатков их произведений. Труды лишь двух крупных авторов-иностранцев, работавших в разное время в Афинах, имели собственную рукописную традицию, достаточно сильную, чтобы сохраниться в связной и понятной для нас форме, — историческое сочинение Геродота и около тридцати речей Лисия, дошедших от тех 233-х, которые в поздней античности были известны как его подлинные произведения. Помимо Симонида и Пиндара, чьи связи с Афинами в начале 5-го столетия в самом лучшем случае могут быть названы незначительными, лишь редкие сообщения о поэтах- неафинянах и об их сочинениях доходят до нас из позднеантичной ученой и лексикографической литературы; также редко мы обнаруживаем фрагменты их произведений в виде цитат у таких компиляторов, как Афиней и Стобей. Импульс, исходивший от аттической трагедии и комедии, был настолько мощным, что он изгладил из памяти почти все следы других видов поэзии, даже когда эта поэзия выходила из-под пера афинян, подобно тому, как превосходные качества аристофановской комедии не позволили сформироваться полноценной рукописной традиции Других комедийных авторов. И, тем не менее, нам известно, что в 5-м столетии Афины были гостеприимны к поэтам всех жанров со всего греческого мира, точно так же, как это было в прошлом и как это будет в будущем, за одним-единственным исключением: животрепещущая, актуальная лишь на местном уровне и политически мотивированная природа комедии отнюдь не соблазняла иноземцев состязаться в этом жанре с
65 	Плиний. Естественная история. XXXIV.81; ср.: ХХП.44. О другой версии см.: Плу-
^рх. Перикл. 13.13 — здесь в качестве места, где случился инцидент, фигурируют Пропилеи.
ϋϋ См.: Richter 1965 (1 131) I: 102-104, с рис. 429-443; 1984 (1 133): 173-175.


410
Глава 8h
исконными афинянами67. Трагедия, самый «афинский» литературный жанр V в. до н. э., обязана своим происхождением усвоению тех форм искусства, которые первоначально развились в дорийском Пелопоннесе. С самого начала трагедия не закрывала двери перед иноземцами, желавшими поучаствовать в трагедийных состязаниях на Городских Дионисиях. Так, иностранцем был Пратин из Флиунта, первым поставивший сати- ровскую драму на трагедийных состязаниях в Афинах, завоевавший однажды — вероятно, между 499 и 496 гг. до н. э., — первый приз в борьбе с афинянами Эсхилом и Херилом. Уже после смерти Пратина некоторые его трагедии были поставлены на сцене его сыном Аристием, который не только получил с ними второй приз, когда первый достался фиванской тетралогии Эсхила (467 г. до н. э.), но еще и побеждал со своими собственными трагедиями68. Другое новшество, суть которого не вполне ясна, но которое было связано с продолжительностью представляемых пьес, было введено до середины V в. до н. э. Аристархом из Тегеи, который за свою долгую жизнь поставил семьдесят трагедий, но одержал только две победы69. Наряду с Эсхилом, Софоклом и Еврипидом два иностранных драматурга были зачислены в александрийский канон великих трагиков. Из них менее знаменит Ахей из Эретрии, который был известен своими сатировскими драмами и который с начала 440-х гг. до н. э. соперничал с Софоклом и Еврипидом, но при этом завоевал лишь одну победу70. Его старший современник, Ион Хиосский, заслужил исключительную репутацию не только из-за того, что был самым разносторонним писателем во всей классической древности, но и благодаря тому, что он был знаком с самыми выдающимися афинянами своего времени и писал о своих встречах с ними. Кроме того, с ним связан один из тех немногих случаев, для которых у нас есть надежные датировки.
Ион родился на Хиосе в восьмидесятые годы V в. до н. э., а в «Мире» Аристофана (834—837), впервые поставленном в 421 г. до н. э., упоминается о его, Иона, недавней смерти, имевшей место, по всей видимости, в Афинах. Его первая победа с трагедией в Афинах пришлась на восемьдесят вторую Олимпиаду, то есть на промежуток между 452 и 449 гг. до н. э., а в 428-м он получил третий приз в состязании, которое выиграл Еврипид со своим «Ипполитом». В целом все десять тетралогий Иона получили известность, а однажды (точная дата неясна) он отметил свою двойную победу на трагедийных и дифирамбических состязаниях на Городских Дионисиях тем, что угостил каждого афинского гражданина кувшином хиосского вина, что свидетельствует о его богатстве. От его трагедий до нас дошло немногим более нескольких названий, но изяще-
67 Поскольку античные свидетельства на сей счет чересчур редки, чтобы позволить дать подробный комментарий, мы отсылаем читателя к обсуждению данной темы, содержащемуся в соответствующих разделах следующих работ: Lesky 1966 (J 65), а также: Schmid, Stahlin 1934—1948 (J 92).
68 Lesky: 224, 231-232; Schmid, Stählin. 1.2: 82-83,178-182.
69 Schmid, Stählin. 1.2: 514.
70 Lesky: 411; Schmid, Stählin. 1.2: 520-521.


Афины как культурный центр
411
сгво и гладкость его стиля хвалит такой щепетильный критик, как автор трактата «О возвышенном» (33.5), хотя при этом и ставит его несравненно ниже пламенного гения Софокла. Это суждение (о правильности и гладкости стиля. — А.З.) подтверждается дифирамбами, элегиями, эпиграммами и лирическими стихами Иона, от которых до нас дошло множество фрагментов, порой довольно значительных по объему. Ничего не сохранилось от его гимна к Керу (греч. Καιρός, персонификация надлежащей поры, решающего момента), которого он называл самым младшим сыном Зевса, и это станет предвестником той склонности к персонификации разных абстрактных понятий, которая начиная с конца V в. до н. э. распространилась по всему греческому миру. Случайная ремарка (Схолии к Аристофану. Мир. 835; «Суда», под словом «διθυραμβοδιδάσκαλοι») о том, что Ион Хиосский писал еще и комедии, имеет сомнительную ценность, а его сочинение об истории основания Хиоса, которое некоторые исследователи относят к эпосу, скорее всего, было всё же прозаическим произведением.
Наиболее оригинальная прозаическая работа Иона одновременно и самая интересная для историка. Его «Эпидэмии» («Посещения чужих стран») представляют собой самое раннее — из известных в греческой литературе — собрание автобиографических анекдотов, остававшееся в течение всей античности редким образчиком такого рода. Из него мы узнаём, что Ион присутствовал в Афинах на пире в доме Лаомедонта, на котором Кимон предавался воспоминаниям о своем пребывании в Сеете и в Византии, рассказывая о том, как он позволил союзникам выбрать богатые украшения из захваченной у персов добычи, в то время как сам он оставил плененных персов афинянам, понимая, что за них они получат гораздо большие суммы в качестве выкупа (Плутарх. Кимон. 9). Если это пиршество имело место около того времени, когда Кимон выступал за оказание помощи спартанцам под Ифомой (Там же. 16.10), то тогда Ион был еще совсем молодым человеком 17—18 лет. Что привлекло его в Афины — можно только гадать; однако его присутствие на пире, как и проявленная им позднее небывалая щедрость (угощение всех афинян хиосским вином, см. выше) указывают на происхождение из богатой и влиятельной семьи. В другой раз он соперничал с Эсхилом на Истмийских играх (Плутарх. Моралии. 79Е), а во время Самосской войны в конце 440-х годов до н. э. посетил пиршество, устроенное хиосским гостеприимцем афинян в честь Софокла, в то время стратега. На этом пиршестве поэт использовал «стратегические» навыки, дабы поцеловать отрока-виночер- пия (Афиней. ХШ.603Е—604D). Произошло это, видимо, в пору той же войны, во время которой Иону довелось встретиться с Сократом и философом Архелаем на острове Самосе (Диоген Лаэртский. П.23). Всё это показывает, что представители аристократической и интеллектуальной элиты Афин встречали Иона с распростертыми объятиями; как долго он пробыл в этом городе, неизвестно, но он должен был совершить сюда несколько более или менее продолжительных визитов. Его любовь к Афинам была столь значительной, что его сын Тидей заплатил за нее


412
Глава 8h
собственной жизнью во время спартанской оккупации Хиоса в 412/411 г. до н. э. (Фукидид. VIIL38.3)71.
Что касается эпоса, то в 5-м столетии в греческом мире не было создано ни одной поэмы, достойной упоминания, а в связи с Афинами можно назвать лишь двух поэтов, работавших в этом жанре и представляющих хоть какой-то интерес, которые, по всей видимости, имели некоторые — довольно слабые — связи с Афинами. Херил Самосский должен был работать в последней трети этого столетия, если верить сообщению, что Лисандр удерживал его в своей свите в надежде, что тот прославит его подвиги (Плутарх. Лисандр. 18.7). Не заслуживающий доверия рассказ о том, что Херил спасся от рабства на Самосе потому, что Геродот относился к нему дружески, может быть каким-то образом связан с тем фактом, что эпическая поэма Херила об афинской победе над персами обнаруживает близкое сходство с рядом отрывков Геродотова повествования. Афиняне будто бы пришли в такой восторг от этой поэмы, что выплатили Херилу по одному статеру за каждую строку сочинения и на Панафи- неях декламировали ее вместе с поэмами Гомера. Независимо от истинности этого предания не вызывает сомнений, что Херил был первым эпическим поэтом, отказавшимся от героических легенд в пользу исторических событий в качестве темы своих поэм, сделав для эпоса то же самое, что для трагедии сделали Фриних со своим «Взятием Милета» и Эсхил с «Персами»72. О современнике Херила, Гегемоне Фасосском, Аристотель [Поэтика. 2, 1448а12—13) и Афиней (ΙΧ.406Ε) говорят как о первом авторе пародий, и мы знаем, что он создавал издевательские подобия как на эпические, так и на трагические поэмы. Поскольку ироикомическая традиция начинается с «Битвы мышей и лягушек» («Батрахомиомахии»), приписывавшейся в древности Гомеру, оригинальность Гегемона, возможно, заключалась в том, что он начал писать исключительно одни только пародии. Мы слышим, что он публично читал свою «Битву гигантов» («Гигангомахию») в театре в Афинах, когда пришли известия о сицилийской катастрофе; слушатели были в восторге от его исполнения и хохотали до упаду, причем никто не ушел из театра, «дабы зрители из других городов не заметили, как тяжело они восприняли это несчастье» (Афиней. IX.407А—В). Рассказывается и о другом эпизоде, случившемся раньше: Гегемон, будучи вызван в Афинах в суд в качестве ответчика, обратился за помощью к Алкивиаду; тот демонстративно прибыл в Мет- роон и стер обвинение против Гегемона, причем никто не осмелился перечить Алкивиаду [Там же. 407В—С). Сохранилась одна очень смешная Гегемонова пародия, в которой рассказывается о том, как ее автор оправдывался перед своими очернителями на Фасосе, объясняя, что исполнять свои стихи он отправился за границу по причине бедности [Там же. XV. 698D—699А)73.
71 В целом см.: Lesky: 409—411; Schmid, Stählin. 1.2: 514—521, 674—676; Blumenthal A. von. Ion von Chios (Stuttgart; Berlin, 1939); West 1985 (J 108); а также: Dover 1988 (J 34).
72 Lesky: 304-305; Schmid, Stählin. 1.2: 542-546.
73 Lesky: 417; Schmid, Stählin. 1.4: 473-474.


Афины как культурный центр
413
Поэзия, исполнявшаяся под аккомпанемент флейты (авлоса) или лиры индивидуально или в составе хора, афинянами скорее высоко ценилась, чем создавалась. Ее наиболее распространенная форма, дифирамб, изначально представлявший собой сочинение для исполнения хором в сопровождении авлоса в честь Диониса, в качестве особой литературной формы была, как сообщает предание, изобретена Арионом из Мефимны, что на Лесбосе, который жил в Коринфе при дворе Периандра в конце VII — начале VI в. до н. э. (Геродот. Ι.23)74. Лас из Гермионы, один из любимых поэтов Писистратидов, мог перенести этот жанр в Афины, где он был введен в программу состязаний на Городских Дионисиях, во время которых в исполнении дифирамбов соревновались мужские хоры. Произошло это в 509/508 г. до н. э., когда другой иностранец, Гиподик Хал- кидский, завоевал первый приз [Паросская хроника. 46). С тех пор единственными дифирамбическими поэтами, участвовавшими в состязаниях в Афинах до времени Кимона, были три крупные фигуры позднеархаической эпохи: Симонид, Пиндар и Вакхилид, каждый из которых, похоже, отметился в дифирамбических состязаниях в десятилетие после Саламинского сражения (см. выше, с. 305—307). Некоторые из пятидесяти шести побед, одержанных Симонидом, согласно заявлению самого поэта в приписываемой ему эпиграмме (Page D.L. Epigrammata Graeca (Oxford, 1975): No XXVII, строки 181—184), с мужскими хорами, должны были иметь место в период его пребывания в Афинах в течение и сразу после Персидских войн, а одна из этих побед была им завоевана в Афинах в 477/476 г. до н. э. уже в возрасте восьмидесяти лет с хором из пятидесяти мужчин, каковую победу прославляет другая эпиграмма [Там же. No ΧΧνΊΠ, строки 185—190). Пиндар написал не только эпиникий на победу Мегакла на Пифийских играх, одержанную в 486 г. до н. э., и на победу Тимодема на Немейских играх, имевшую место незадолго до Са- ламинской битвы (Пиндар. Пифийские оды. УП; Немейские оды. П); ему принадлежат также значительный фрагмент одного и обрывки, несущие ясный смысл, другого дифирамба, исполненные в 470-х годах до н. э. в Афинах и в честь Афин (Фр. 75, 76—78 Snell); в этих стихах поэт хвалит афинян за то, что они «заложили ослепительное основание свободы». А два из дифирамбов Вакхилид а, «Ион» и «Тесей», были написаны для исполнения в Афинах, вероятно, вскоре по окончании Персидских войн75.
В дифирамбах Ион Хиосский, судя по всему, твердо придерживался традиционной модели повествовательной поэзии, исполняемой под аккомпанемент авлоса хором из пятидесяти мужчин или мальчиков; при этом строфы и антистрофы могли, хотя и не всегда, попеременно петься двумя полухориями, как бы перекликавшимися друг с другом. Новшества и разные вариации, введенные во второй половине — и особенно в последней четверти — 5-го столетия, были инициированы почти исключительно
74 Подробней об этом см.: Pickard-Cambridge 1962 (J 84): 1—59.
75 Severyns 1933 (J 98): 56-69. Согласно Исократу (XV: 06 обмене имуществом. 166), афиняне почтили Пиндара, назначив его своим проксеном и даровав 10 тыс. драхм; согласно Павсанию (1.8.4), ему была установлена статуя на Агоре.


414
Глава 8h
неафинянами: единственным известным нам исключением является Кинесий76. Современные самим событиям свидетельства об этих переменах, вскоре затронувших всю хоровую лирическую поэзию, происходят из враждебной реакции на эти нововведения, характерной для древней комедии и Платона, питавшего неприязнь к этой тенденции, с ее пренебрежением выработавшимися условностями, с резкими перепадами тональности, с экспериментированием путем наращивания количества струн на кифаре, со смешением мелодий и их модификацией, отказом от строфической структуры в пользу лирических соло (αναβολαί), исполняемых профессионалами, с неологизмами и причудливой образностью — и так далее77. Наиболее ценный комментарий сохранился во фрагменте из «Хирона» Ферекрата (Фр. 145 К), в котором побитая Музыка жалуется Справедливости на оскорбления, которые она вынуждена терпеть. В этом фрагменте Меланиппид Мелосский подвергается жестокой критике как главный обвиняемый. Датировать этого лирика проблематично, поскольку словарь «Суда» упоминает (возможно, ошибочно) также какого-то более раннего поэта с тем же именем и называет его дедом более позднего Меланнипида, который, как считается, работал в период после 480 г. до н. э. и до своей смерти при дворе Пердикки, македонского царя (ок. 450— 413 гг. до н. э.). Этому Меланнипиду приписывали введение лирических соло в дифирамб. Сохранились фрагменты его «Данаид», «Марсия», а также «Персефоны», но нет уверенности, были ли эти сочинения дифирамбами78. Фринид Митиленский — следующий иностранец в списке Ферекрата (в сохранившемся фрагменте из комедии «Хирон». —A3). Этот Фринид известен более не как автор дифирамбов, а как составитель новомодных номов, то есть хоровых композиций, певшихся под аккомпанемент кифары; он одержал победу на состязании кифаредов на Панафи- неях в 456 г. до н. э., но был далеко превзойден собственным учеником — Тимофеем Милетским, третьим иностранцем, которого Ферекрат порицает79. Тимофей (приблизительно 450—360 до н. э.) составлял номы, дифирамбы, а также работал и в других жанрах хоровой лирики. Поначалу он не встретил благожелательного к себе отношения, хотя, возможно, и одержал в Афинах победу над своим учителем Фринидом (Фр. 802 PMG). Большого успеха он добился благодаря ному «Персы», для которого его друг Еврипид, как сообщает предание, написал пролог и каковой ном мог оказать влияние на одну сцену из Еврипидова «Ореста». Если это действительно так, тогда «Персы» должны были быть впервые исполнены до 408 г. до н. э. Около 250 стихов из этого сочинения были открыты в 1902 г. на папирусе IV в. до н. э., который является не только самым старым из литературных папирусов, сохранившихся от классической древности, но еще и позволяет нам понять суть экстравагантного искусства
76 Schmid, Stählin. 1.4: 495-497.
77 Schmid, Stählin. 1.4: 488-^90.
78 Rckard-Cambiidge: 39-42.
79 Rckard-Cambiidge: 43; Lesky: 414; Schmid, Stählin. 1.4: 491^192.


Афины как культурный центр
415
Тимофея80. То, что Филоксен Киферский, младший современник Тимофея, также был известен в Афинах, показывает упоминание о его художественной манере, содержащееся в «Облаках» Аристофана (335, со схолиями), а также пародия на его знаменитый дифирамб «Киклоп» в ари- стофановском «Богатстве» (290, со схолиями). В этом сочинении, между прочим, впервые обрабатывалась тема любви Киклопа к Галатее, позднее прославленная в одиннадцатой идиллии Феокрита81.
Крупнейшим из всех прозаиков, оказавшихся в Афинах в V в. до н. э., является один из самых выдающихся греческих писателей всех времен — Геродот Галикарнасский. Можно только догадываться о том, что привлекло его в Афины: это могла быть всего лишь его страсть к путешествиям, это мог быть афинский интеллектуальный климат, сложившийся в эпоху Перикла, либо это могло быть сильное желание посетить город, ставший в предыдущем поколении центром сопротивления персам. Ввиду того особого значения, какое приписывается Афинам в его повествовании, удивление вызывает, как мало сведений о связи Геродота с этим городом сохранилось в античном предании о его жизни. Наиболее детальный рассказ, содержащийся в словаре «Суда» [под словом «Ηρόδοτος»), упоминает о его рождении в Галикарнассе, — по-видимому, в середине 480-х годов до н. э., — о его изгнании и переезде на Самос, о возвращении на родину с целью оказать помощь в деле свержения тирании Лигдамида, а также об участии в афинской колонизации Фурий, где он, как сообщается, провел остаток своей жизни. Здесь ничего не говорится ни о его путешествиях, ни о его пребывании в Афинах. Относительно последнего мы зависим от нескольких обрывочных свидетельств, сообщающих, что в 445/444 г. до н. э. «он был почтен афинским Советом за чтение им его книг» (Евсевий. Хроника. Олимпиада 83.4), что «по предложению Анита он получил от Афин дар в десять талантов» (Диулл. FGrH 73 F 3) и что однажды Фукидид, присутствовавший при публичном чтении Геродотом своего труда, не смог сдержать слез (Марцеллин. 54)82. Присутствие Фукидида на лекциях Геродота в Афинах хронологически маловероятно, поскольку в 440-х ему могло быть от 10 до 15 лет, не более, а после этого времени Геродот уже переселился в Фурии. Но, когда мы совмещаем эту историю с датированным преданием о том, что Геродот был почтен за свои публичные чтения, представляется вполне вероятным, что он посетил Афины и дал свои лекции в середине 440-х годов до н. э.; тот факт, что ему были оказаны публичные почести, подтверждается преданием, согласно которому он получил дар от государства. Впрочем, сумма в десять талантов слишком большая и вряд ли заслуживает доверия, если только мы не допустим, без всякой поддержки со стороны каких-либо античных источников, что, помимо чтения разделов своей «Истории», Ге¬
80 Классическое издание: von Wilamowitz 1903 (J 109). В целом о Тимофее см.: Lesky: 415—416; Schmid, Stählin. 1.4: 503—514; Rckard-Cambridge: 48—51.
81 Lesky: 415; Schmid, Stählin. 1.4: 497—500; Rckard-Cambridge: 45—48.
82 О Геродоте и Афинах: Jacoby 1913 (С 55): 226-242; Kleinknecht 1940 (С 61): 241-262; Strasburger 1955 (С 97): 1-25; Fomara 1971 (С 32): 37-58.


416
Глава 8h
родот оказал городу и какие-то другие, заслуживающие вознаграждения, услуги.
«Книги», отрывки из которых он читал в это время, не могут быть его сочинением в той форме, какая дошла до нас. Во всяком случае, они не могли включать то повествование о Персидских войнах, которое теперь мы находим в книгах с VI по IX, поскольку эти последние содержат ссылки на события, случившиеся не ранее конца 430-х годов до н. э.83. То, что в лекциях Геродот рассказывал о своих путешествиях, о людях, с которыми встречался, и местах, в которых побывал, можно вывести из большого числа содержащихся в его «Истории» сравнений между иноземными и афинскими феноменами. Тот факт, что он сравнивает протяженность стен Экбатан по их внешнему контуру с длиной окружности Афин (1.98.5) и что он приводит аттический эквивалент для артабы — персидской меры объема (1.192.3), может указывать, что в Афинах он читал лекции о Персии; его сравнение расстояния, отделяющего Гелиополь от моря, с расстоянием от алтаря Двенадцати богов в Афинах до Писы, а именно — до храма Зевса в Олимпии (П.7.1), может показывать, что его лекции касались и Египта; а о том, что в Афинах он делился воспоминаниями о своих путешествиях в Скифию, намекает его сравнение очертаний Таврического полуострова (Крыма) с формой того полуострова, на оконечности которого находится мыс Суний (IV.99.5). Такие аналогии имели смысл только в случае близкого знакомства слушателей с афинскими и аттическими реалиями, а подобное знакомство могло быть только у самих афинян; всё это позволяет сделать вывод, что в тот момент, когда наш герой появился на публике перед афинской аудиторией, его интересовали прежде всего чужие народы и далекие страны.
Интересовался ли Геродот уже тогда «историей» в том же смысле, в каком мы, идя по его стопам, понимаем данный термин, когда читал лекции в Афинах? Конечно, то, что сохранились следы лишь его географических и этнографических лекций, еще не означает, что он ничего не говорил об истории тех мест, которые посетил. Напротив, невозможно вообразить, что его отчеты о Персии, Египте и Скифии не включали того, что он видел и слышал по поводу важных событий, которые там происходили в прошлом и которые он считал полезным вставить в свое повествование. Сомнительно, однако, что во время посещения Геродотом Афин в его голове уже сложилась общая концепция всего труда, в котором Персидские войны были бы интегрированы с теми событиями в разных частях мира, которые привели к этим войнам, та концепция, которая и дает основание называть Геродота «отцом истории»84. В отсутствие каких-либо
83 Напр., изгнание эгинцев из их домов (VI.91.1), Пелопоннесская война (VL98.2; УП. 137.1; IX.73.3), фиванское нападение на Платеи (VIL233.2).
84 По этому поводу см. прежде всего: Jacoby 1913 (С 55): 467—486. Аргументация Д. Фе- линга (Fehling, С 29А), отрицающего справедливость претензии Геродота на роль «отца истории», неубедительна, хотя некоторые из высказываемых им мыслей интересны; см. рецензию на работу Фелинга: С 18А.


Афины как культурный центр
417
прямых свидетельств кажется правдоподобным, что к выработке этой концепции Геродота подтолкнуло пребывание в городе, который сам возродил себя из руин, оставленных персами, чтобы превратиться в державный и культурный центр, никому не уступающий в эллинском мире.
Геродот даже более немногословен о себе и собственной жизни, чем Фукидид, и эта скрытность распространяется также на имена его информаторов. Ключевая роль, которую сыграли афиняне в битвах при Марафоне, Артемисии, Саламине и Микале, априорно делает весьма вероятным, что многие его информаторы были афинянами, помогавшие ему собрать данные также и о более ранних событиях афинской истории, таких как Килонова смута (V.71), тирания Писистрата и его сыновей, ее свержение и установление клисфеновской демократии (1.59—64; V.55—97). В качестве источников информации афиняне упоминаются Геродотом чаще, чем другие эллины, и уступают в этом отношении только египтянам85. Идентифицировать конкретных информаторов не представляется возможным даже в тех случаях, когда сообщается об индивидуальных впечатлениях и поступках, таких, как видение, бывшее Дикею на Фриа- сийской равнине (VIII.65), или подвиги Софана Декелейского (VI.92.2; IX.73—74). Впрочем, большое количество подробной и зачастую сокровенной информации о некоторых знатных родах с неизбежностью приводит к выводу, что Геродот имел свободный доступ к представителям высших классов и пользовался их доверием. Запутанные отношения Писистрата с родом Филаидов, к которому принадлежали Мильтиад и Кимон, описаны с такими деталями, что невольно возникает предположение о том, что Геродот узнал о них от одного из членов этой семьи, который также показал ему могилу Мильтиадова отца — Кимона (VI.34—41,103.2— 4,136.3). Также историк хорошо информирован об истории Алкмеонидов (VL125—131), а его стремление снять с них ответственность за предательский сигнал, поданный персам с помощью щита во время Марафонской битвы, настолько явно (VI. 121—124), что вьюод о существовании личных связей между ним и одним или несколькими Алкмеонидами напрашивается сам собой. Похожие теплые отношения с Кериками, как кажется, можно вывести из тех подробностей, которые Геродоту известны об обстоятельствах жизни их предка, Каллия, при тиранах (VI. 121—122). Историку известно представление Гефиреев о собственном происхождении, а также то, что говорилось о нем остальными афинянами (V.57.1). Далее, анекдоты, рассказанные с целью заронить сомнения в нравственных качествах Фемисгокла (VHI.4.2,57—58,112.1,124.1—2), могут восходить к потомкам тех афинян, которые обладали влиянием во времена Саламина и находились в оппозиции к политике человека, превращавшего Афины в морскую державу. И всё же враждебная и хвалебная нити переплетены здесь друг с другом настолько тесно, что мы должны сделать следующее предположение: Геродот совместил родовые предания, о которых он спе¬
См. перечень: Jacoby 1913 (С 55): 398-399.
85


418
Глава 8h
циально разузнавал, с более широкими преданиями о прошлом, распространенными в народе в его время86.
Труд Геродота зачастую интерпретируют как энкомий — хвалебную песнь — по поводу Афин, демократии, Алкмеонидов и самого прославленного из их потомков — Перикла87. В том, что ко всему этому Геродот относился с почтением и восхищением, сомнений не возникает, но его восторг перед Афинами не был ни слепым, ни ограниченным одним только этим городом, и уж тем более он не превратил Геродота в простого апологета Афин88. Наш герой осознавал, что создание мощного морского флота стало единственным решающим фактором в победе греков над персами, которым те значительно уступали и в людских, и в материальных ресурсах. Именно за понимание данного факта, за согласие оставить свой город на разграбление персам (УШ.40.1), а также за уступку предводительства союзным флотом спартанцам, сделанную ради того, чтобы спор из-за командования не погубил Грецию (VTÜ.3), Геродот хвалит Афины и называет их «спасителями Эллады» (VEL 139). Но предшествующее этой похвале заявление: «Здесь я вынужден открыто высказать мнение, которое будет воспринято враждебно большинством людей, но, тем не менее, я не буду умалчивать о том, что кажется мне правдой» (VTL
139.1), показывает, что это и не панегирик, и не защита афинской политики, проводившейся в период написания труда, но факт прошлого, о котором некоторые современники не желали слышать. Более того, восхищение Геродота Афинами не делало его слепым по отношению к тому факту, что спартанский вклад в победу был отнюдь не меньшим. Хотя оборона спартанцами Фермопил была обречена на поражение, уже само их поведение во главе с Леонидом служило примером для остальных греков, а у Геродота вызывало огромное восхищение (УП.204, 220). Кроме того, именно при Платеях, а вовсе не при Саламине греки завоевали «самую блистательную победу из всех, нам известных», и одержана она была под верховным командованием спартанца Павсания (IX.64.1).
Подобным образом прославление Геродотом афинской демократии — это не просто энкомий какой-то особой форме правления или отдельному государству. В самом деле, он никогда не хвалит демократию в целом, как «демократию», но делает это под другими именами, указывая те ее конкретные аспекты, которые вызывают у него восхищение. В знаменитом обсуждении форм государственного устройства, который ведут знатные персы, он (устами перса Отана. —А.З.) хвалит ее как «народное правление, которое имеет самое прекрасное из всех наименование — равноправие (исонамия)» (Ш.80.6); также он превозносит такую афинскую разновидность равноправия, как «равная для всех свобода слова» (;исегория), которую афиняне получили после изгнания тиранов. Это, однако, не озна¬
86 Тема прекрасно рассмотрена в изд.: Thomas 1989 (А 114): 171—173 (о Филаидах), 247—251, 264—281 (об Алкмеонидах), 109 и 252, с примеч. 34 (о Гефиреях), 206, примеч. 37, 224 (о Фемистокле).
87 Напр.: Harvey 1966 (С 45): 254-255.
88 Strasburger, Fomara (см. выше, сноска 82).


Афины как культурный центр
419
чает, что он не видит изъянов демократии. Некоторые из них в обобщенном виде отмечены Мегабизом в его речи во время того же обсуждения: «Нет ничего безрассуднее и более склонного к дерзости [хюбрис), чем бесполезная толпа» (Ш.81 Л); другие — в геродотовском объяснении причин успеха, которого добился Аристагор в Афинах после того, как не смог добиться в Спарте помощи Ионийскому восстанию: «Кажется, легче обдурить многих, чем одного, поскольку он так и не смог одурачить одного человека, лакедемонянина Клеомена, но успешно сделал это с тридцатью тысячами афинян» (V.97.2). Впрочем, Геродот хвалит исегорию не ради нее самой, но за то, что она дала Афинам свободу (элевтерию), которой у них не было при тиранах и благодаря которой сильный город стал еще более могущественным (V.78, ср.: 66.1). Позднее завоевание этой свободы для себя позволило афинянам «выбрать свободу для всей Эллады» и таким образом «поднять всех остальных греков, которые еще не перешли на сторону мидян, и с помощью богов отбросить Царя Персии» (VIII.
139.5).
Здесь нет нужды доказывать, что для Геродота главным итогом Персидских войн было утверждение свободы и отведение угрозы порабощения. Но необходимо отметить, что, каким бы ни было его отношение к демократии, исегорию он превозносил лишь за то, что она дала афинянам ту самостоятельность в политических вопросах, которая позволила им повести за собой греков в борьбе за их независимость, хотя спартанцы поначалу и считали, что недавно обретенная афинская свобода бросает вызов их собственному верховенству в Элладе (V.91.1). Тем не менее, афиняне не обладали монополией на свободу. Самая сильная трактовка этой темы помещается Геродотом всё же в спартанский контекст: находящийся в изгнании спартанский царь Демарат объясняет настроенному скептически Ксерксу, что спартанцы, «хотя они и свободны, свободны не во всем: закон (ножос) их владыка, и они боятся его гораздо больше, нежели твои подданные боятся тебя» (УП. 104.4). Смысл этого заявления поразительным образом иллюстрирует поведение спартанцев Сперхия и Булиса при персидском дворе (УП. 134—136, особенно 135.3). Очевидно, любовь к свободе — вот то основное, что интересует Геродота; а чем конкретно иллюстрировать эту любовь — исегорией или подчинением закону, — имело для него уже второстепенное значение.
Не вызывает сомнений, что Геродот понимал, какую важную роль Алкмеониды играли и в прошлой, и в настоящей истории Афин. Тот факт, что появлению на свет самого известного Алкмеонида его времени, Перикла, предшествовал сон матери последнего, в котором у нее рождается лев, не являлся ни злым, ни добрым предзнаменованием, — он указывал лить на то, что Перикл был человеком, с которым приходилось считаться (VI. 125—131). Защита Геродотом Алкмеонидов от обвинений в измене в период Марафонской битвы (VI. 121—124) часто приводится как доказательство его пристрастного отношения к этому роду. Но Другие доказательства такой пристрастности найти очень сложно, так нто объяснение может состоять в следующем: Геродоту было просто


420
Глава 8h
трудно поверить, что члены рода, который оказал такие выдающиеся услуги городу в прошлом, могли быть ответственны за сигнал щитом, который, как историк знал, был подан персам. Более того, распространенное мнение, что данная защита служит доказательством того, что источником для Геродота был кто-то из рода Алкмеонидов, хотя и правдоподобно, не имеет надежных оснований: Геродот вполне мог знать об этом обвинении из враждебных к Алкмеонидам источников и мог отвергнуть его на основании собственного мнения о том, что эта выдающаяся семья могла, а чего была неспособна совершить.
Трудность здесь состоит в том, что Геродот не упоминает по имени вообще ни одного афинского информатора. Однако из других источников мы знаем имя выдающегося афинянина, с которым у него должны были установиться тесные личные контакты — трагик Софокл. Внешним доказательством этого, не зависящим ни от Геродота, ни от Софокла, является начало одной эпиграммы, которую приводит Плутарх [Моралии. 785В): «Песню для Геродота составил Софокл, будучи в возрасте пятидесяти пяти лет» (Page D.L. Epigrammata Graeca (Oxford, 1975): строки 466— 467); эта эпиграмма, несомненно, является посвящением, сопровождающим саму песню. Поскольку Софокл родился в 497/496 г. до н. э., написание песни приходится примерно на 442/441 г. до н. э., то есть на время пребывания Геродота в Афинах, устанавливаемое из иных соображений. Тогда же Софокл был занят написанием своей «Антигоны». Давно замечено, что тот пассаж в данной пьесе, где Антигона объясняет свой выбор в пользу брата, аргументируя это тем, что ее родители уже отошли в мир иной, а значит, нового брата у нее уже никогда не будет, тогда как муж и дети еще могут появиться (904—924), зависит от рассказанной Геродотом истории о жене Интаферна (Ш.119.3—6). В отличие от отзвуков геродо- товских тем, которые можно найти в более поздних трагедиях Софокла, параллели между соображениями Антигоны и аргументацией супруги Интаферна настолько близкие, что они подтверждают личные контакты трагика и историка, наличие которых предполагает фрагментарная эпиграмма89.
Более смелые заявления, согласно которым взгляд Геродота на исторический процесс был чем-то обязан Софоклу, являются правдоподобной догадкой, лишенной каких-либо доказательств. И всё же кажется верным, что оба автора видели одни и те же факторы, влиявшие на людей, в силу чего они разделяли один и тот же трагический взгляд на жизнь. Показ схожести их позиций в подробностях вынудил бы нас значительно превысить масштабы нашей нынешней задачи. Ограничившись поверхностным обзором, можно увидеть эту близость в том значении,
89 	Jacoby 1913 (С 55): 232—237. Среди более поздних параллелей отметим следующие: Софокл. Электра. 417-427 и Геродот. 1.108.1—2; Софокл. Эдип в Колоне. 337—341 и Геродот. П.35.2-4. Из них первая могла появиться еще при жизни Геродота, если принять аргументы Форнары (Fomara 1971 (С 32А) и 1981 (С 32В)), датирующего его смерть примерно 414 г. до н. э.


Афины как культурный центр
421
какое обоими авторами придается снам, оракулам, пророчествам и знамениям, влиявшим на жизнь легендарных героев у Софокла и на исторические фигуры обозримого прошлого у Геродота; эта близость проявляется также в значении, придаваемом обоими авторами понятиям «υβρις» (‘дерзость’), «τίσις» (‘отмщение’), «δίκη» (‘справедливость’), «φθόνος» (‘ревность, зависть’), и «ατη» (‘помрачение, нравственное безразличие, ведущее к краху’) как мотивациям человеческого поведения90. Но, если взглянуть глубже, можно заметить, что Геродот разделяет с Софоклом в гораздо большей степени, чем с любым другим трагедийным поэтом, острое осознание того, что человек порой оказывается в таких ситуациях, в которых любые их действия, какими бы разумными они ни были, неизменно приведут к последствиям, которые ударят по ним и их ближайшим родственникам, друзьям или согражданам.
Очень похожую точку зрения на условия существования человека принимает Геродот как при обработке общей темы своего труда, так и в бесчисленных элементах своего повествования, выступающих компоновочными блоками для его сочинения91. В истории действуют отдельные люди, которых их характер, семья, а также социальные и политические нравы и обычаи ставят в ситуации, в которых они действуют настолько разумно, насколько это им дано, но они не могут контролировать последствия своих действий. С этого момента однажды принятое решение подчиняется неумолимым законам внешней необходимости, силе, которая, хотя и является божественной, может сообщаться со смертными с помощью богов, в особенности — Аполлона и его оракула, но она, несомненно, богами не определяется. У Геродота судьба великого человека обычно совпадает с судьбой его народа; его рок — это рок его народа. Такой фатум является для этого историка той самой нитью, которая связывает вместе отдельные эпизоды, имеющие отношение к центральной теме всего труда: войны между эллинами и варварами, от первого нападения негреков на греческие земли до установления естественной границы между ними, прошедшей по Геллеспонту. В то время как трагический фон в разных частях сочинения выражен с разной интенсивностью, при рассказе о всех крупных фигурах, вовлеченных в конфликт, звучит сквозной намек, что человек существует в определенных предустановленных границах, а счастье никогда не является постоянным: Крез обнаруживает, что его богатство не принесло счастья, когда он напал на персов; Кир открывает то же для себя, когда, ободренный «собственной верой в свое не вполне человеческое рождение и военную удачу» (1.204.2), он нападает на массагетов; безрассудная страсть Камбиса к завоеванию сдерживается эфиопами, Дария — скифами, а Ксеркса — эллинами. Значение таких открытий, к которым приходят эти исторические персонажи, и непреложность делаемых из них выводов подчеркнуто изначально более трагическими разделами сочинения, где человек помещен в ситуа¬
90 Schmid, Stählin. 1.2: 569-572.
91 Cobet 1971 (С 18).


422
Глава 8h
цию, в которой он вынужден действовать способом, с неизбежностью ведущим к неудаче, ибо пределы, которые его человеческая сущность положила ему, он начинает осознавать только тогда, когда время что-либо изменить уже упущено.
Сходство между трагической точкой зрения Геродота на исторические события, характерной как для развития действия в сочинении в целом, так и для бесчисленных второстепенных подробностей, и софоклов- ской трактовкой человеческого положения в мире настолько поразительно, что мы можем задаться вопросом: а не возникло ли это сходство из разговоров и обсуждений, которые вели друг с другом эти два человека? У нас нет никаких шансов выяснить, успел ли Геродот окончательно выработать свой взгляд к тому моменту, когда он прибыл в Афины в 440-х годах до н. э., чтобы затем передать его Софоклу, или же его дружба с Софоклом заставила его взглянуть по-новому на информацию, собранную им во время своих путешествий, с тем чтобы этот новый взгляд стал организующим принципом труда в целом, когда позднее, примерно лет через десять, он уже в Фуриях принялся за подготовку своего сочинения к публикации. Как бы то ни было, вряд ли такие близкие концепции человеческой жизни могли появиться в полной изоляции друг от друга. Аргумент, который поддерживает версию о влиянии Софокла на Геродота, состоит в том, что первый работал в традиции трагедии, каковая традиция уверенно обосновалась в Афинах по меньшей мере со времен Эсхила. Мы не знаем ни о какой иной подобной традиции, с которой Геродот мог бы познакомиться до своего прибытия в Афины. А то, что сам он оставил свой след в Афинах, имеет немало подтверждений в «Ахарня- нах» Аристофана92.
Трагический взгляд не делит людей на святых и грешников, он представляет их беспристрастно как хрупких созданий, помещенных в ситуации, в которых любые их решения подчиняются сверхчеловеческим законам, действие которых непременно обнаружит пределы человеческой сущности и приведет к неудаче или даже к гибели. Для Геродота города, государства и народы действуют под давлением факторов одного и того же рода, и это, как мы уже видели, служит одной из причин, почему восхищение историка Афинами или Спартой не может быть безоговорочным. В самом начале труда Геродот говорит, что в своем повествовании он не минует ни малых, ни великих городов, поскольку «города, которые прежде были великими, сделались малыми, а те, кои были великими в мое время, прежде были малыми» (1.5.4). Невероятно, чтобы человек, исповедовавший такие взгляды, был не осведомлен или равнодушен к событиям, происходившим в современном ему мире, где доминировала державная политика города, который в результате продолжения Персидских войн вырвался из состояния относительной незначительности, в каковом он пребывал в то время, когда впервые появился в повествовании
92 	Ср.: Аристофан. Ахарняне. 523—539; Геродот. 1.1-4. Другие параллели приведены в изд.: Jacoby 1913 (С 55): 232.


Афины как культурный центр
423
Геродота, к величию и могуществу, которое в результате вело его к столкновению со Спартой93. Одобрял ли Геродот афинскую имперскую политику или же, наоборот, осуждал ее, нам неизвестно. Но очень похоже на то, что ее он рассматривал как неизбежное последствие той роли, какую сыграли Афины в Персидских войнах, а его знание дел человеческих открывало ему глаза на то, к какому разрушительному столкновению это всё ведет.
Переезд Геродота из Афин в Фурии, где он, похоже, провел остаток жизни, обычно объясняется его поддержкой политики Перикла. Относительно недавно было высказано предположение, что к переселению Геродота побудило разочарование Периклом, маскировавшим имперские замыслы под панэллинскую политику, которая ради пропаганды была наряжена в одежды постановления о созыве общегреческого конгресса, а также поиски Геродотом в этой новой колонии исполнения панэллинского идеала94. Впрочем, больше похоже на правду, что он оставил Афины, но при этом не вернулся в свой родной Галикарнасе, поскольку предчувствовал беду, сознавая, что оба эти города будут втянуты в неизбежный конфликт. Фурии находились далеко от той арены, на которой предстояло разыграться основным событиям, кроме того, они могли предоставить ему ту интеллектуальную и социальную среду, в которой он мог провести остаток своих дней в качестве тонкого наблюдателя за человеческой жизнью.
Успех Геродота как историка подчеркивает сопоставление его труда с сочинениями двух других иностранных прозаиков, его современников, также связанных с Афинами. Строго говоря, Сгесимброт Фасосский относился не к историкам, а к тем интеллектуалам, которые читали лекции и занимались преподаванием в Афинах, вероятно, в 430-х годах до н. э., специализируясь на критике Гомера (а также, возможно, мисгериальных культов) и зарабатывая на этом деньги. Его присутствие в Афинах может быть выведено из сообщения Ксенофонта [Пир, Ш.6) о том, что сын Ни- кия Никерат слушал лекции Стесимброта о Гомере, а также из утверждения самого Стесимброта, что он видел Перикла95. Как бы то ни было, Стесимброт был автором работы под названием «О Фемистокле, Фукидиде и Перикле», которую можно рассматривать как историческую в том же смысле, в каком можно считать историческим труд Иона Хиосского «Эпидэмии». И всё же, если сочинение Иона было автобиографическим и включало описания его встреч со знаменитыми людьми, Стесимброт, как кажется, писал в духе откровенной политической пропаганды против тех афинских государственных деятелей, чья грубая имперская политика привела к конфронтации между Спартой и Афинами. Поскольку наши знания о Стесимброте, за одним-единственным исключением [FGrH 107 F 10а), зависят исключительно от Плутарховых жизнеописа¬
93 Fomara 1971 (С 32): 59-91.
94 Strasburger 1955 (С 97): 23-25.
95 Jacoby. FGrH 107 F 10а, с комментарием к Т2.


424
Глава 8h
ний Фемисгокла, Кимона и Перикла, мы не можем сказать, каким образом Фукидид, сын Мелесия, фигурировал в повествовании этого автора. Фемистокл и Перикл подвергались здесь злым нападкам за их личное поведение; мягче было отношение к Кимону, чей недостаток интеллекта и аттической изощренности в ораторском искусстве с лихвой компенсировался его склонностью к лаконскому благородству и искренности (F 4; ср. 5 и 7).
Труд Гелланика Лесбосского демонстрирует совершенно иной подход к написанию истории. В отличие от Стесимброта, он совершенно не интересовался обстоятельствами жизни влиятельных персон, ничего не говорил об их личном поведении; в отличие от Геродота, его работа также была, по-видимому, в меньшей степени результатом путешествий и рассказов о том, что он в этих путешествиях разузнал, или следствием его любопытства о взаимосвязи событий и их общем значении. Его главный интерес, скорее всего, состоял в том, чтобы привнести порядок в хаотическое нагромождение противоречивых легенд о мифическом прошлом и обеспечить четкую регистрацию событий менее отдаленного прошлого, с тем чтобы вычленить из них заслуживающую доверия хронику известной человеческой истории главнейших эллинских и неэллинских земель. Нет никаких внешних свидетельств о том, что Гелланик когда-либо посещал Афины, однако трудно поверить, что он собирал материалы для своей «Аттиды», самой ранней из когда-либо написанных местных историй Аттики, где-нибудь в другом месте, кроме Афин; точно так же следует предполагать его поездки в Фессалию, Беотию, Аргос, Спарту и Аркадию, чтобы объяснить то немногое, что мы знаем о содержании его работ об этих регионах. Современное ученое мнение о жизни и трудах Гелланика зависит почти исключительно от работы Феликса Якоби, которая — при всех оговорках о ее высокогипотетическом характере и о необходимости ревизии — в общем и целом не вызывает особых возражений вот уже практически целое столетие96.
Вряд ли можно сомневаться, что эта «Аттида» была последней из известных опубликованных работ Гелланика и что он довел афинскую историю как минимум до 407/406 г. до н. э. (F 25—26), а возможно, и до конца Пелопоннесской войны. В этом сочинении особый акцент был сделан на легендарном прошлом: первая из двух книг была целиком посвящена установлению списка афинских царей, а вторая охватывала, по-видимому, период от учреждения годичного архонтата в 683/682 г. до н. э. до конца V в. до н. э. Наиболее поразительная особенность этого труда, если интерпретация Якоби в высшей степени скудных фрагментов правильна, заключается в том, что автор был первым историком, использовавшим официальный список архонтов в качестве своего хронологического каркаса, дополняя его информацией, какую он мог извлечь из письменных источников или из устного предания, циркулировавших в Афи¬
96 	Jacoby 1913 (С 54): 104—153; FGrH 4 (1923) и 323а (1954), особенно «Введение» в ШЬ, дополнение I: 1—21; а также: 1949 (С 57): особенно с. 223-225.


Афины как культурный центр
42 5
нах, а также располагая события в форме анналов, то есть группируя их по годам, в которые они произошли. Хотя данный метод вызвал неодобрение Фукидида (1.97.2) из-за его неточности и чрезмерной краткости, он становится остовом, спинным хребтом хронологии для последующих авторов, писавших об истории Афин. Писатели, работавшие в IV и Ш вв. до н. э. в жанре местной афинской истории, все были афинянами. Тем более удивительно, что человек, научивший их, как использовать их же собственный родной материал, был иноземцем, прибывшим с Лесбоса.
Закончим наш краткий очерк о том влиянии, которое оказали чужеземцы на афинскую литературу в поэзии и прозе, несколькими наблюдениями над языком. Старый Олигарх говорит нам (Псевдо-Ксенофонт. Афинская политая. 2.8), что афиняне «из всякого слышанного ими наречия переняли из одного одну особенность, из другого — другую; в то время как другие эллины по большей части сохраняют свое собственное наречие, образ жизни, манеру одеваться, афиняне пользуются смесью, почерпнутой у всех эллинов и варваров». Сохранившиеся литературные и эпиграфические тексты не позволяют нам оценить в полной мере это заявление; оно, как минимум, может означать, что ни один диалект не звучал странно для афинского уха. Тем не менее, из комедии нам известно, что особенности лаконского, мегарского и беотийского выговоров могли вызывать общий смех, хотя суть сказанного была всем понятна. Точно так же мы можем допустить, что литературные произведения, условно написанные на каком-либо не аттическом диалекте, были вполне понятны афинскому слушателю: к восприятию дорийской дифирамбической поэзии он был подготовлен в той же мере, как и к восприятию ионической прозы Геродота или гиппократовских трактатов. В самом деле, появление трагедии сделало обязательным для афинских писателей вводить дорический диалект в лирические пассажи, которые они писали для своих хоров.
По очевидным причинам, впрочем, публичные речи, составленные как для судов, так и для других случаев, писались на чистом аттическом диалекте. Нет, конечно, ничего достопримечательного в том, что составители самых первых из сохранившихся речей, Антифонт и Андокид, были рождены и сформировались в Афинах. Но достойно внимания то, что их современник Лисий, чей язык воспринимался последующими поколениями как «наилучший образец аттического наречия» (Дионисий Галикарнасский. Лисий. 2), был не афинским гражданином, а сыном сиракузянина Кефала, поселившегося в Афинах по приглашению Перикла. Тем не менее, родился Лисий всё же в Афинах, по-видимому, ок. 445 г. до н. э., и именно здесь провел первые 15 лет своей жизни. После смерти отца он вместе с братьями переселился в Фурии, где, как сообщается, изучал ораторское искусство у сиракузских учителей — Тисия и Никия. Семья вернулась в Афины в 412/411 г. до н. э. после сицилийской катастрофы, и именно в период от возвращения до своей смерти в 380 г. до н. э. Лисий получил известность как судебный оратор, а также участвовал в политической жизни Афин — в той степени, в какой это было возможно для


426
Глава 8h
метека. За исключением своего короткого пребывания в Мегарах, где он спасался от Тридцати и откуда он активно поддерживал противников режима, Лисий, похоже, всегда проживал в Афинах97.
V. 	Философия, риторика и наука
Платон и его учитель Сократ в наибольшей степени ответственны за то, что Афины воспринимаются нами как центр философии древнего мира и как тот очаг, из которого она распространилась по Западу за две с половиной тысячи лет. Сократ никогда не покидал Афины, если не считать военных походов, а Платон основал здесь свою Академию, которая привлекла такого звездного ученика, как Аристотель из Стагиры, в свою очередь основавшего в Афинах собственную школу — Ликей. Некоторые иностранцы, прибывшие в Афины для обучения в этих школах, стали прототипами для персонажей, названных Федоном в одноименном диалоге Платона среди тех, кто присутствовал (или чье присутствие ожидалось) при смерти Сократа: Симмий, Кебет и Федон пришли из Фив, Евклид и Терпсион — из Мегар; добавим, что и сам Федон был уроженцем Элиды, а что касается Аристиппа из Кирены и Клеомброта из Амбра- кии, то их отсутствие объясняется тем, что они задержались на Эгине (Платон. Федон. 59с). Многие чужеземцы упоминаются и в других диалогах Платона, как и в сократических сочинениях Ксенофонта.
Однако Афины не могут считаться местом зарождения любви к мудрости (φιλοσοφία), то есть к философии в том широком смысле, который это слово имело в греческом языке — «бескорыстные поиски мудрости посредством человеческого разума», каковое понятие охватывало не только философию в нашем понимании, но также естественные науки, гуманитарную эрудицию и искусство общения с подобными себе, известное под именем риторики. Впрочем, Афины представляли собой плодородную почву, на которой семена, занесенные туда из-за границы, смогли прорасти и воплотиться во всеобъемлющие системы Платона и Аристотеля. «Почва», предоставлявшаяся этим городом, интеллектуально состояла из трагедии, которая исследовала дилеммы, ставившиеся человеческой жизнью, и комедии, которая также высказывалась по их поводу и пыталась преодолеть их через смех; политически эта «почва» была подкреплена развитием державы, обеспечившим превращение Афин в центральный узел социальной, экономической и политической жизни Греции, но также и жизни интеллектуальной, в которой, согласно Гиппию из Элиды, стираются обычные социальные границы (Платон. Протагор. 337с—d). «Семена», заносившиеся сюда прежде всего из Малой Азии, но также и из греческих колоний на юге Италии и Сицилии, были двух «сортов», или, иначе, направлений. Первое направление состояло в изучении внешней природы, которое процветало в Ионии уже с начала VI в. до н. э., со вре¬
97 	См. выше, с. 392—393.


Афины как культурный центр
427
мен Фалеса, а также включало исследование познаваемой реальности, что занимало мыслителей Запада; Анаксагор из Клазомен был первым представителем ионийской мысли, прибывшим в Афины (Климент Александрийский. Строматы. 1.63), а Парменид из Элеи — первым, принесшим сюда западную мысль. Второе направление было привнесено в Афины Протагором из Абдер и Горшем из Леонтин, которые посвятили значительные интеллектуальные усилия исследованию человеческого общества и проблем коммуникации в нем, повернувшись к этим темам от занимавших их прежде явлений внешней природы.
Существует общее согласие в том, что Анаксагор родился в 499/498 г. до н. э. в Клазоменах, а умер в 428/427 г. до н. э. в возрасте 72 лет в Ламп- саке, и что два или три десятка лет своей жизни он провел в Афинах (Диоген Лаэртский. П.7). Впрочем, поскольку в античных свидетельствах о его жизни очень много неясного, двусмысленного и противоречивого, время его пребывания в Афинах и продолжительность этого пребывания были предметом многочисленных споров. Некоторые исследователи датируют его жизнь в Афинах ранним сроком, приблизительно с 480 по 450 г. до н. э., удлиняя время, проведенное им в Лампсаке98, тогда как другие предпочитают более позднюю дату, полагая, что Анаксагор жил в Афинах еще и в 430-х. Даты от 456/455 до 437/436, предложенные в относительно недавней работе, выглядят наиболее приемлемыми, в особенности потому, что они лучше всего согласуются с преданием о его связях с Периклом99. Хотя преподавание Анаксагора вряд ли состояло в чем-то большем, чем некоторое количество публичных лекций, его воздействие на Афины было громадным. Перикл и Еврипид были самыми выдающимися «учениками», которых литературная традиция приписывает Анаксагору. В случае с Еврипидом это означает лишь то, что влияние Анаксагора может быть обнаружено во многих местах его пьес;100 что же касается Перикла, сразу несколько античных авторов, ряд которых жил близко к тому времени, свидетельствуют о теплых отношениях между ним и Анаксагором, в том числе о помощи, которую Перикл оказывал Анаксагору, когда против последнего возбудили судебное преследование по обвинению в нечестии101. Более того, сообщается, что его лекции слушал й Фукидид (Марцеллин. 22), а Сократ не только был знаком с его опубликованными работами (Платон. Федр. 97Ьс, ср.: Апология. 26d), но и, как говорят, был другом и учеником Архелая, самого первого афинского философа, который сам учился у Анаксагора (Диоген Лаэртский. П.16, ср.: 23; «Суда», под словом «’Αρχέλαος»).
98 Так в изд.: Schofield 1980 Q 93): 33-35; а также: Woodbmy 1981 Q 115): 295-315, с библиографией на с. 196 в примеч. 1.
99 Mansfeld 1979 Q 76): 53-55, с примеч. 52, 53; 1980 (J 76): 87-88.
100 Список этих мест. Guthrie 1965 (J 49) П: 323—325; ср. также: Диоген Лаэртский. П.10; Схолии к Пиндару. Олимпийские оды. 1.92; Сатир. Жизнь Еврипида. Фр. 371—381 (Amghetd); Схолии к Еврипиду. Орест. 896; Троянки. 884.
101 Платон. Федр. 269с—270а; Алкивиад I. 118с; Исократ. XV: 06 обмене имуществом. 235; Диодор. ХП.39.2; Плутарх. Перикл. 4.5, 6.1—2, 16.7—9, 32.1—2; Диоген Лаэртский. П.12, 13.


428
Глава 8h
По сообщению Платона [Парменид. 127а—с), Парменид приехал в Афины на Великие Панафинеи вместе со своим последователем Зеноном; Парменид тогда был в возрасте за шестьдесят пять, то есть это было ок. 450 г. до н. э. У него состоялась беседа с молодым Сократом. Однако никаких свидетельств о влиянии Парменида на Афины до диалогов Платона не обнаруживается. Зенон же, с другой стороны, будто бы привлек Платона на свои лекции (Плутарх. Перикл. 4.5, 5.3) и имел среди своих платных учеников Пифодора, подвергшегося в 424 г. до н. э. изгнанию за свои военные провалы на Сицилии102. Зенон не захотел переселяться в Афины, предпочитая простоту и скромность своей Элеи афинскому тщеславию (Диоген Лаэртский. IX.28).
Из других натурфилософов 5-го столетия только в отношении Демокрита из Абдер, отца атомизма, и Диогена из Аполлонии у нас есть основания думать, что они посетили Афины. В случае с Демокритом это можно вывести из его собственного знаменитого высказывания: «Я пришел в Афины, и никто меня там не узнал» (D—К 68 В 116), которое, принимая во внимание его безмятежный и веселый нрав, сочетающийся при этом с любовью к ученому уединению, выражает скорее всего удовлетворение от того, что он избежал лести, которой в большом городе многие любят окружать знаменитостей, чем обиду на афинян за невнимание к собственной персоне. Как и с Парменидом, нет никаких свидетельств о том, что Демокрит оставил какой-то след в афинской мысли или литературе того века. Противоположным образом дело обстоит с Диогеном, современником Анаксагора: нет прямых свидетельств, что он когда-либо посещал Афины, однако знаменитый отрывок в «Облаках» Аристофана (227—233), в котором Сократ славит Воздух как охватывающий землю и сохраняющий ее в подвешенном состоянии, а также как средоточие разума и божественности, настолько близок смыслу сохранившегося фрагмента демокритовского сочинения (D—К 64 В 5) и при этом не обнаруживает близости ни с каким другим известным нам философским мнением, относящимся к 5-му столетию, что мы должны допустить: учение Демокрита было достаточно хорошо известно в Афинах, чтобы его можно было пародировать в комедии, а возможно, использовать также и в трагедии (Еврипид. Троянки. 884).
Успех на политической арене в условиях афинской демократии в значительной степени зависел от умения эффектно говорить на публике. Чтобы добиться принятия какого-либо постановления, нужно было убедить Совет и Народное собрание, а в судах, где также ставились на обсуждение и решались многие политические вопросы, нужно было уметь склонить на свою сторону большие коллегии присяжных, состоявших из дилетантов. Фемистокл и Перикл были от природы наделены ораторским талантом, и даже Клеон, очевидно, был обязан своим успехом свойственной ему вульгарности и в самих речах, и в манере их произнесения, которая давала ему власть над толпой. Урок, который был преподан
102 	Платон. Алкивиад I. 119а; Парменид. 126с, 127Ь; ср.: Фукидид. Ш. 115.2; IV.2.2, 65.3.


Афины как культурный центр
429
и этими, и другими известными людьми и который состоял в том, что умение эффектно говорить на публике — важнейшее средство властвования, был хорошо усвоен амбициозными молодыми людьми, особенно из высших слоев общества, так что путем упорных тренировок они старались овладеть ораторским мастерством, которое как природный дар дается лишь немногим. Удовлетворяли такой спрос иноземцы, которых называли здесь «софистами». Наши знания и о них самих, и об их учении, и о том воздействии, какое они оказали на Афины V в. до н. э., в значительной степени базируются на свидетельствах Платона, историческая достоверность трудов которого значительно ниже их философских достоинств, причем его отношение к софистам отличается враждебностью. И всё же, если попытаться рассудительно отсеять факты от предвзятых мнений и привлечь другие источники, имеющие отношение к его заявлениям, можно получить более объективный взгляд на достижения этих людей103.
Самый ранний софист и первый, идентифицировавший себя таким образом, Протагор из Абдер, посетивший Афины примерно в 433 г. до н. э., живо выведен в одноименном платоновском диалоге. Очевидно, что Протагор не стал бы называть себя профессиональным софистом, если бы этот термин вызывал у него те же уничижительные ассоциации, которые появились у этого слова в 4-м столетии, хотя его заявление о том, что его предшественники определяли свою профессию по-другому, ибо «боялись враждебности, которую она вызывает» (Платон. Протагор. 316d), показывает, что Платон приписывает ему понимание того, что слово это имело бранный оттенок. Выбор данного термина обнаруживает революционную цель Протагора. Начиная со своего самого раннего появления, слово «софист» обозначает человека, владеющего неким особым мастерством или специальным знанием, которые он применяет, с тем чтобы внести свой вклад в жизнь своего общества. Это объясняет, почему в перечне своих интеллектуальных предшественников Протагор пропускает ионийских «натурфилософов», занимавшихся исследованием внешней природы ради самого исследования, и почему он, с одной стороны, ставит себя в один ряд с великими поэтами, религиозными деятелями, наставниками атлетов и учителями музыки прошлого, а с другой — отмежевывается от тех, кто, называя себя «софистами», на деле учит учеников арифметике, астрономии, геометрии, музыке (Платон. Протагор. 316de, 318de). Очевидно, Протагор желал передавать свои знания о человеческих делах другим людям, он не собирался добывать научное знание о физическом универсуме только ради удовлетворения собственной любознательности. Для него «софист» есть тот, кто хочет делать что-либо полезное, опираясь на здравый смысл. Это может объяснить, почему в начале своего труда он утверждал, что «человек есть мера всех вещей»: что «есть», а чего «нет», устанавливается здравым смыслом на основе человеческого опыта, а не трудными для понимания спекуляциями о структуре мироздания.
103 	Об этом см.: Kerferd 1981 (J 58).


430
Глава 8h
Решительный отход Протагора от прежней традиции заключается в том акценте, который он сделает на самом человеке как истинном предмете той науки, целью которой является изучение рода людского. Но социальная мысль Протагора далека от революционности. Он не предлагал никаких схем социальных преобразований или идеального государства, но позволял каждому государству жить в соответствии с законами (ίномосами), обязательными для него самого, а не для какого-то иного государства. Ни один набор законов не ближе к абсолютной истине, чем любой иной набор — в моральном смысле законы не являются ни «правильными», ни «неправильными», но всего лишь «имеющими силу». Это, однако, не мешает некоторым из них быть «лучше» других. Подобно тому, как здоровый человек лучше больного способен ощущать, какая еда горькая, а какая нет, и как врач может улучшить состояние больного с помощью лекарств, таким же образом, утверждал Протагор,
мудрые и хорошие ораторы делают так, чтобы не дурное, а достойное представлялось гражданам справедливым: ведь что каждому городу представляется справедливым и прекрасным, то для него и есть таковое, покуда он так считает. Однако вместо каждой дурной вещи мудрец заставляет достойную и быть и казаться городам справедливой. На том же самом основании и софист, способный подобным же образом воспитать своих учеников, мудр и заслуживает от них самой высокой платы (Платон. Теэтет. 167с; пер. Н.Н. Томасова).
Соглашаясь с этим, Платон заставляет Протагора открыто заявлять, что он обучает «смышлености в домашних делах, умению наилучшим образом управлять своим домом, а также в делах общественных: благодаря ей можно стать всех сильнее и в поступках, и в речах, касающихся государства» (Платон. Протагор. 318е—319а; пер. Вл.С. Соловьева:), и он соглашается с определением этой дисциплины как πολιτική τέχνη, «искусства государственного управления», или «искусства быть гражданином». Очевидно, что в протагоровском методе обучения акцент на риторике был следствием политических принципов этого софиста. Если можно доверять информации Диогена Лаэртского (ΙΧ.51), то Протагор первым стал утверждать, что по любому спорному вопросу на каждый аргумент «против» есть аргумент «за» (так называемый принцип антилогии. —А.З.); «здравого суждения» можно достичь, по Протагору, располагая в правильном порядке аргументы в пользу одобрения или отвержения данного образа действий для данного общества при данном наборе условий, поскольку ни одно решение не может быть истинным или ложным само по себе, а, значит, софисты должны научать своих учеников подбирать те варианты аргументов, которые подходят к данной совокупности обстоятельств. Этот в некотором смысле прагматический акцент скорее на том, что является достойным похвалы, а не на том, что является истинным, будет понят современниками Протагора и последующими поколениями как его безразличие к истине и лжи при обсуждении любого конкретного спорного вопроса, и создал ему репутацию, зафиксированную в «Риторике» Аристотеля (П.24, 1402а22—28), согласно которому Протагор


Афины как культурный центр
431
являет собой пример оратора, представляющего более слабый аргумент в качестве более сильного.
Как считал сам Протагор (Платон. Протагор. 326с), обучение у него могло дать многое представителям высших слоев, чьим сыновьям необходимо было готовиться к управлению как своим частным имуществом, так и делами государства и которые одни только и способны платить то вознаграждение, какое он требовал за свои образовательные услуги [Там же. 349а; Диоген Лаэртский. IX.52). Это подтверждается самой обстановкой платоновского диалога, названного именем нашего софиста. Действие происходит в роскошном доме Каллия, сына Гиппоника, одного из богатейших людей Афин, который, как сообщается, потратил на софистов денег больше, чем кто-либо другой (Платон. Апология. 20а); среди иноземных знаменитостей здесь были софисты Продик с Кеоса и Гиппий из Элиды, а список молодых афинян, получавших такое образование, выглядит как справочник «Кто есть кто» по высшему афинскому свету: сыновья Перикла Парал и Ксантипп, Алкивиад, Критий, Хармид, Федр, Эриксимах, Павсаний, Агафон, Адимант, сын Кепида, а также его тезка, сын Левколофида, чьи успехи в качестве стратега в конце Пелопоннесской войны перемежались с неудачами (Платон. Протагор. 314е—316а). Вызывает некоторое удивление, что среди учеников Протагора источники называют одних только афинян104.
Протагор был, насколько мы знаем, не только первым, но и единственным, кто сам себя называл софистом. Но начиная с Платона данный термин применялся в более или менее свободном, общем смысле к некоторым людям, которые примерно с 430-х годов до н. э. появлялись в Афинах главным образом в роли учителей риторики. Нет никакого точного перечня их имен, поскольку критерии, на основании которых ученые причисляют кого-то к софистам или исключают их из списка, довольно эфемерны. Чаще всего к софистам относят Горгия, Продика, Гиппия, Антифонта, Фрасимаха, Евтидема и Дионисодора, из коих все, кроме Антифонта, были иностранцами105. Объединяло этих людей то, что все они, несмотря на несовпадение интересов и преподававшихся ими тем, занимались преимущественно ораторским искусством и методами ведения дискуссии, а также то, что все они, подобно Протагору, назначали
104 Сократ — в схолиях к «Государству» Платона, 600с; Еватл (обвинитель Фукидида, сына Мелесия. — Аристофан. Ахарняне. 703—712, со схолиями к 710) — у Диогена Лаэртского, IX.54 и 56; а также, видимо, Пифодор (который внес предложение о назначении коллегии специальных уполномоченных, являвшихся в 411 г. до н. э. представителями Четырехсот, и который был архонтом при Тридцати. — Аристотель. Афинская полития. 29.1, 35.1) — у Диогена Лаэртского, IX.54.
105 Этот список базируется на: Kerferd 1981 (J 58): 42—58. Пропущены: афиняне Кал- ликл и Критий, скорее политики, получившие образование у софистов, нежели софисты в собственном смысле слова; авторы трактатов «Двойственные обороты» («Δισσοί λόγοι») и «Аноним Ямвлиха» («Anonymus Iamblichi»), чьи личности не установлены; Сократ, который может быть отнесен к софистам лишь с очень большими оговорками; а также писатели гиппократовской традиции.


432
Глава 8h
плату за свое преподавание106. Но, в отличие от Протагора, эти софисты не были философами в том смысле, что они не предлагали оригинальной последовательной доктрины человека и социума; рассматриваться как наследники Протагора они могут лишь в том плане, что ими был развит тот метод обучения ораторскому искусству, который для Протагора был не более чем ответвлением от его «искусства быть гражданином», хотя и ответвлением важным.
Горгий из Леонтин впервые прибыл в Афины в качестве посла в 427 г. до н. э. для ведения переговоров от имени своего города, желавшего заключить союз и получить помощь против Сиракуз в виде афинских кораблей (Диодор. ХП.53.2; ср.: Фукидид. Ш.86.3). Он не только впечатлил Народное собрание своим ораторским мастерством, но еще и демонстрировал его во время публичных представлений, а также, вдобавок ко всему, заработал немало денег частными уроками (Платон. Гиппий больший. 282Ь). Были ли еще и другие визиты в Афины на его долгом жизненном пути странствующего учителя, пути, который приводил его и в Олимпию, и в Дельфы, и в Фессалию, и во многие иные места, мы не знаем. Ни фрагменты, сохранившиеся от его сочинений, ни его портрет, нарисованный Платоном, не предполагают, что его интересы и его преподавание касались еще чего-то, помимо риторики. Сколь бы теоретической и сколь бы социальной ни была мысль, запечатленная во фрагментах Горгия или в сообщениях о его публикациях, она была поставлена на службу риторике, и даже его знаменитый трактат «О несуществующем» не выказывает серьезного интереса к философии107. Подобным образом и его погружение в мифологию в сочинениях «Похвала Елене» и «Оправдание Паламеда» обнаруживает мало интереса к моральной оценке ситуаций, в которых эти фигуры оказались, но служит простой цели: продемонстрировать способность Горгия выстраивать аргументацию в поддержку не одобряемых большинством поступков и мотивов, а также его умение влиять на публику силой своей речи. Вопросы правильного и ошибочного мало занимали Горгия в процессе его преподавания, и, в отличие от Протагора, он не претендовал на то, что будет прививать ученикам высокие нравственные качества [арете) (Платон. Менон. 95с), но всего лишь задавался целью сделать их сильными ораторами. Впрочем, сам он, судя по всему, был слишком человеком традиционной морали, чтобы понимать, что его преподавание имеет такие нравственные и политические последствия108. То, что подобные последствия — пагубные с точки зрения Платона — действительно имели место, показано в эскизном портрете Горгие- ва ученика Калликла, который у Платона выведен как хозяин дома, в котором остановился Горгий (Платон. Горгий. 447Ь), а также как образованный афинский аристократ (Там же. 487b, 512d). Независимо от того,
106 	Основополагающим исследованием данного аспекта по-прежнему остается работа: Gomperz 1912 (J 45).
10* Противоположная точка зрения: Kerferd 1981 (J 58): 95—98.
108 	См.: Dodds E.R. (ed.). Plato: Gorgias (Oxford, 1959): 6-10; Segal 1962 (J 96): 99-155, особенно 103.


Афины как культурный центр
433
был ли этот Калликл реальным историческим лицом или же мнимым составным характером, придуманным Платоном специально для демонстрации ярких черт, присущих, по мнению автора диалога, молодым афинским интеллектуалам, которых в 420-х годах до н. э. притягивали к себе софисты, он, Калликл, презирая толпу, препятствующую самореализации совершенного мужа, всё же готов удовлетворять любую ее прихоть, ибо понимает, что должен убеждать народную массу посредством ораторского искусства, ведь это дает ему средство заполучить в свои руки абсолютную власть. То, что страхи Платона по поводу того, к чему такие люди могут привести свое государство, имели под собой некоторое основание, показывает предание, согласно которому Горгий во время пребывания в Афинах оказал сильное влияние на Крития и Алкивиада (деятельность которых обернулась крайне неоднозначными последствиями. —А,3.), его стиль воздействовал и на Фукидида (Филосграт. Жизнеописания софистов. I.9.1)109.
Сообщается, что Исократ учился не только у Горгия, но также у Про- дика (Дионисий Галикарнасский. Исократ. 1). Подобно Горгию, Продик прибыл в Афины в качестве посла своего родного города Иулиды (на острове Кеос), но бывал он здесь, по-видимому, много чаще Горгия. Продик пользовался также возможностью заработать какие-то деньги, публично демонстрируя свое риторическое дарование и давая частные уроки юным аристократам (Платон. Гиппий больший. 282с). Продик назначал плату по скользящей шкале от 1 до 50 драхм, в зависимости от требуемого уровня обучения (Платон. Кратил. 384Ь; Аристотель. Риторика. Ш.14, 1415Ы2—17). В рассказе о приеме Протагора в доме Каллия в 433 г. до н. э. сохранилось очень живое описание Продика, для которого это было первое засвидетельствованное пребывание в Афинах; здесь Платон подшучивает над особенностями его характера и над его низким и гулким голосом (Платон. Протагор. 315de); однако этот человек пользовался большим уважением за свои познания и качество преподавания (Платон. Пир. 177Ь; Теэтет. 151Ь; Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. П.1.21); Сократ считал его своим другом и наставником (Платон. Менон. 96d; Хармид. 163d; Гиппий больший. 282с), и даже Аристофан отзывался о нем с почтением [Облака. 361; Птицы. 692. Фр. 490), а это наводит на мысль, что Продик был хорошо известен в Афинах и его часто там видели.
Судя по всему, в обучении ораторскому искусству для него важнейшими были две вещи. Во-первых, правильность словоупотребления (ονομάτων όρθότης) (Платон. Евтидем. 277е; Кратил. 384Ь), то есть умение различать близкие по смыслу слова, каковое искусство продемонстрировано в платоновском «Протагоре» (337а—341d) и чья значимость для риторики очевидна110. Второй момент отличает его от Горгия тем, что Продик уделял большое внимание нравственным проблемам, как показывает
109 Утверждение, что он оказал воздействие также и на Перикла, должно быть отброшено по хронологическим причинам.
110 См.: Classen 1976 Q 16): 215-247, особенно 230-237.


434
Глава 8h
его аллегория «Геракл на распутье», которая дошла до нас благодаря Ксенофошу (Воспоминания о Сократе. П. 1.21—34). Этот трактат, как сообщается, являлся частью более обширного труда, возможно, его единственной опубликованной работы под названием «Времена» («'Ώραι») (Схолии к Аристофану. Облака. 361), в которой он, по всей видимости, прослеживал истоки и пути развития человеческой цивилизации. Уже Протагор должен был затрагивать эту тему, чтобы объяснить необходимость обучения социальным добродетелям, чему он и предлагал наставлять желающих. Но Продик, похоже, раскинул свою сеть гораздо шире, хотя не вполне ясно ни как эта книга была связана с его занятиями риторикой, ни как она была организована. Возможно, это было ответвлением его лингвистических исследований. То, что нам известно о ней из некоторых поздних античных источников, предполагает, что данный труд содержал рационалистическое объяснение происхождения религии, которое заходило столь далеко, что позднее обеспечило ему репутацию атеиста111. В развитии религии Продик, вероятно, выделял две фазы. На первой древние люди чтили в качестве богов все те элементарные силы природы, от которых зависело пропитание и нормальное существование человека: солнце и луна, реки, источники и тому подобное (Секст Эмпирик. Против ученых. IX. 18); на второй фазе обозначение «бог» стало охватывать и великих человеческих благодетелей прошлого, чьи умения обеспечили людям кров или научили их готовить такие продукты питания, как хлеб или вино, а податели этих благ отныне были отождествлены с Деметрой и Дионисом соответственно112. Можно ли такую точку зрения называть «атеизмом», вопрос спорный. Конечно, она отрицает существование традиционных богов, которые не заслуживают поклонения со стороны разумного человека; тем не менее, благодеяния, оказанные людям, были реальны и постоянны: относился ли Продик неодобрительно к простому народному признанию долга перед ними путем почитания их как богов? Каким бы ни был ответ на этот вопрос, нет сомнений, что теория Продика способствовала расколу между интеллектуалами и простым народом: предание о том, что он, подобно Сократу, был приговорен к бокалу цикуты за порчу молодежи (Схолии к Платону. Государство. 600с = «Суда», под словом «Πρόδικος»), не заслуживает доверия, хотя нет ничего удивительного в том, что такое предание появилось. Если не считать Исократа, единственным известным учеником Продика в Афинах был Ферамен, сыгравший ключевую, хотя и двойственную роль и в установлении, и в свержении олигархических режимов в Афинах в 411 и 404/403 гг. до н. э. (Схолии к Аристофану. Облака. 361; Афиней. V.220B).
Тот факт, что до нас не дошли имена учеников Гиппия, объясняется, вероятно, тем, что его родная Элида часто использовала его в роли по¬
111 	Перевод наиболее важных античных источников: Guthrie 1969 (J 49) Ш: 238—239, к чему теперь следует добавить папирусный текст: Р. Неге. 1428. Фр. 19. (Новейшее издание фрагментов Продика с английским переводом и комментариями: Mayhew К (ed.). Prodicus the Sophist: Texts, Translations, and Commentary. Oxford; New York, 2011. —A.3.)
ni Cm.: Henrichs 1975 Q 51): 93-123; 1976 (J 52): 15-21.


Афины как культурный центр
435
ела, в силу чего он не мог нигде задерживаться подолгу и заводить постоянных учеников. То, что он, подобно Горппо и Продику, бывал в Афинах с официальными поручениями, можно вывести лишь из начальной части одного из двух платоновских диалогов, носящих его имя (Платон. Гиппий больший. 281 ab). Однако и этот диалог, и «Гиппий меньший», и «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта (IV.4.5—25) свидетельствуют о нескольких его частных визитах в Афины, во время которых он участвовал в беседах с Сократом. Если можно сделать какие-то умозаключения из его присутствия в доме Каллия, описанного в «Протагоре» (314Ьс, 337с—338Ь), то первое его посещение этого города должно было состояться не позднее 433 г. до н. э. Не вызывает сомнений, что его частые назначения послом были в значительной степени обязаны его ораторским способностям, и, подобно Горгию и Продику, он заработал много денег, читая лекции в тех местах, которые посещал (Платон. Гиппий больший. 282de, 300cd).
Из всех известных нам софистов Гиппий был самым разносторонним и в наибольшей степени обладавшим энциклопедическими познаниями равно в практических и теоретических вопросах. Однажды в Олимпии он похвалялся тем, что все вещи, которые он носит — от перстня на пальце до плаща и сандалий, — были изготовлены им собственноручно (Платон. Гиппий меньший. 368Ьс). Хорошо разбираться в разных темах Гип- пию помогала поразительная память: он мог перечислить в правильном порядке пятьдесят имен, стоило ему услышать их один раз (Платон. Гиппий больший. 285е; Филострат. Жизнеописания софистов. 1.11), и его метод обучения также предполагал развитие памяти у учеников (Ксенофонт. Пир. IV.62). Не сохранилось никаких следов ни от сочинений, связанных с его занятиями астрономией, геометрией, арифметикой, грамматикой, литературной критикой, живописью, скульптурой и иными предметами, которые являлись темами его лекций (Платон. Гиппий больший. 285b—d; Филострат. Жизнеописания софистов. 1.11), ни от эпических поэм, трагедий и дифирамбов, которые он сочинил (Платон. Гиппий меньший. 368cd). До нас дошли, впрочем, сведения о двух разновидностях его писаний, которые особенно интересны. Содержание трактата, названного «Имена людей» (D—К 86 В 2), утрачено для нас целиком; название наводит на мысль, что здесь этнографический и исторический материал трактовался с филологической подоплекой. Относившийся к тому же направлению Гиппиев «Список олимпийских победителей» (Плутарх. Нума. 1.6), к сожалению, также утраченный, должен был быть одним из самых важных вкладов в исторические исследования. Поскольку Олимпийские игры носили панэллинский характер и повторялись каждые четыре года, перечень Гиппия мог обеспечить общегреческую шкалу отсчета времени, посредством которой события, происходившие в разных концах эллинского мира, можно было синхронизировать и связать лучше, чем это позволял сделать составленный Геллаником список жриц аргосского храма Геры, который представлял собой лишь местную хронику. Изобретение такого использования списка олимпийских победителей должно быть приписано Гиппию, и, хотя нет никаких свидетельств, что сам он основывал на


436
Глава 8h
нем какие-либо исторические разыскания, перечень этот заложил фундамент для позднейшей хронографии.
Название «Троянская речь» является единственным сохранившимся свидетельством о второй разновидности писаний Гиппия. Наша информация о том, что это сочинение представляло собой ответ Нестора на вопрос Неоптолема, заданный после падения Трои, — что должен делать молодой человек, чтобы добыть славу (Платон. Гиппий больший. 286аЬ; Филосграт. Жизнеописания софистов. 1.11), — указывает, что трактат имел дело с нравственными проблемами. У нас нет даже намеков, в чем могло состоять, по существу, увещевание Нестора, но можно догадаться, что его тема не сильно отличалась от моральных вопросов, обсуждаемых Гиппием и Сократом в двух платоновских диалогах и в «Воспоминаниях» Ксенофонта (IV.4.5—25). В диалогах речь идет о нравственном совершенстве, благородных занятиях, а также правде и лжи, которые воплощены в Ахиллесе и Одиссее соответственно, тогда как в ксенофонтовском сочинении обсуждается связь между справедливостью в поступках (δίκαιον) и соблюдением законов (νόμιμον). То, что Гиппий имел собственное мнение на эту тему, пускай и мнение вполне банальное, видно также из платоновского «Протагора» (337cd), где он обращается к собравшимся интеллектуалам как к «родственникам, свойственникам и согражданам по природе (φύσει), но не по закону (ού νόμω)», поскольку «подобное родственно подобному по природе, но не по закону, который, будучи тираном над людьми, часто совершает насилие над природой». Если бы можно было полагаться на хронологические указания Платона (чего, в общем-то, делать не следует), то это было бы самое раннее свидетельство о существовании антитезы «ножос—фюсис» («закон—природа»), которая в других случаях может быть засвидетельствована только с 420-х годов до н. э. и о которой мы еще поговорим позднее. И всё же нет причин сомневаться в том, что Платон перефразирует здесь, может быть, даже цитирует, взгляды, озвучивавшиеся Гиппием в контексте, который не может быть определен. По этой причине трудно вывести какую-либо доктрину из того подтекста, что Гиппий отдавал предпочтение требованиям природы [фю- сис) перед требованиями закона и обычая (намос), что политические ограничения он рассматривал как искусственные, и что, возможно, считал физиологическое родство менее естественным, нежели интеллектуальные узы, связывающие людей одинаково мыслящих113.
Присутствие в Афинах Фрасимаха из Халкедона в качестве учителя риторики засвидетельствовано самое раннее с 427 г. до н. э. (Аристофан. Пирующие. Фр. 205 К—А). Хотя в древности он был знаменит главным образом благодаря внесенным им новшествам в теорию и практику ораторского искусства114, нам он более всего известен благодаря политиче¬
113 Подобное мнение может лежать в основе его заявления в ксенофонтовских «Воспоминаниях о Сократе» (IV.4.14), согласно которому законам не нужно подчиняться, поскольку те, кто принимает их, часто их изменяют. О математических достижениях, приписываемых Гиппию, см. ниже, с. 438.
114 Свидетельства собраны в: D—К 85 А 1—14.


Афины как культурный центр
437
ским взглядам, приписанным ему Платоном в первой книге «Государства» (ЗЗбЬ—354с), а именно утверждению, что справедливость состоит в подчинении законам, которые были установлены теми, кто в силах охранять свои собственные интересы. Неясно, насколько точно платоновская формулировка и трактовка отражают действительные взгляды Фрасимаха115. Но из фрагмента одной речи, которую тот написал для произнесения неким молодым афинянином, мы знаем, что Фрасимах живо интересовался не только общими политическими принципами, но также и теми политическими проблемами, которые будоражили внешнеполитическую жизнь Афин после катастрофического окончания Сицилийской экспедиции (Дионисий Галикарнасский. Демосфен. 3) и в которые был глубоко вовлечен его единственный известный ученик — Клитофонт116. Сверх того, сама окружающая обстановка в диалоге «Государство» (как и в «Протагоре») показывает космополитический характер того афинского общества, в которое Фрасимах имел доступ. Диалог происходит в доме метека Кефала в Пирее, где присутствуют не только сыновья последнего, Полемарх, Лисий и Евтпдем, но также братья Платона, Главкон и Ади- мант, Хармантид и Клитофонт (Платон. Государство. 1.328Ь).
Необходимо упомянуть еще о трех иноземных учителях риторики, даже если, помимо имен, нам о них мало что известно. Платоновский диалог «Евтидем» знакомит нас с двумя братьями, Евтидемом и Дионисо- дором, которые, будучи уроженцами Хиоса, присоединились к панэллинской колонии в Фуриях, но затем подверглись изгнанию и посещали Афины и другие греческие города в качестве странствующих учителей ораторского искусства117. Еще один, Евен с Пароса, обязан своей известностью главным образом знаменитому сократовскому упоминанию о нем как о популярном учителе добродетели, который брал всего лишь по пяти мин за свои услуги (Платон. Апология. 20Ьс). Отличительной чертой Евена было также то, что он писал стихи, большей частью элегии, для тренировки памяти своих слушателей, учившихся ораторскому искусству (Платон. Федр. 267а)118.
Культура, созданная в Афинах V в. до н. э., — одно из важнейших достижений человеческого разума в том отношении, что она предприняла попытку сразу во многих направлениях понять человека, его общество и то мироздание, в котором он находится, с помощью рациональных средств при минимально возможном обращении к сверхъестественным объяснениям сути вещей. Путь к такому результату был вымощен уже в VI в. до н. э. в Ионии, и, как мы уже видели, иностранцы и оттуда, и из Других частей греческого мира внесли существенный вклад в развитие такой культуры в Афинах. Анаксагор, Диоген и, возможно, также Демокрит предложили рационалистические объяснения физического мира, а
Ц* См.: Dahrendorf 1968 Q 18): 129-150.
Платон. Клитофонт. 406а, 410с; ср.: Государство. I, 328Ь и 340а—с. О его участии в политической борьбе в 411 г. до н. э. см.: Аристотель. Афинская полития. 29.3.
не ^ подробностях см.: Kerferd 1981 (J 58): 53—54.
Фрагменты его поэзии: IEG 63—67.


438
Глава 8h
софисты привносили в обучение ораторскому ремеслу далекоидущий рациональный анализ и критику структуры человеческого социума и проблем, неизменно с ним связанных. Неудивительно, что это движение обеспечило также общий климат, способствовавший новым усилиям в математике и науке, если мы ограничим понятие «наука» сферой астрономии, которая в любом случае тесно связана с математикой, а также с медициной.
Эрудиту Гиппию из Элиды Платон приписывает глубокие познания в арифметике, геометрии и астрономии (Платон. Протагор. 318е; Гиппий меньший. 366с—368с), и это, по всей видимости, был тот самый Гиппий, кому некоторые приписывали открытие квадратрисы, которую, как сообщается, он использовал для решения проблемы трисекции угла119. Впрочем, главный импульс для математических и астрономических штудий в Афинах 5-го столетия исходил, похоже, от пифагорейцев или по меньшей мере от людей, пропитанных теми математическими доктринами, которые формировали ядро пифагорейской философии, из которых у Прокла упомянуты трое: Энопид, Гиппократ с Хиоса и Феодор из Кире- ны120. Энопид, названный младшим современником Анаксагора, по времени был первым из них, а жил и работал он во второй половине V в. до н. э. На его интерес к математической методологии указывает сообщение, что он бился над задачей на проведение перпендикуляра к данной прямой, проходящего через данную точку, только с помощью линейки и циркуля121. В астрономии, как сообщается, он первый открыл наклонение эклиптики зодиака и вычислил период «великого года», то есть такой период, в течение которого все небесные тела возвращаются на свои изначальные относительно других тел позиции (D—К 41 А 7). Прямых доказательств того, что он работал в Афинах, нет, но, поскольку его сочинение о «великом годе» теснейшим образом связано с интересом афинянина Метона к той же проблеме и поскольку некоторые из своих вычислений Энопид построил, по всей видимости, на основе календаря аттических праздников, вывод о его долгом пребывании в Афинах оказывается почти неизбежным.
С другой стороны, о факте длительного пребывании в Афинах Энопи- дова современника и соотечественника Гиппократа-геометра явным образом упомянуто в комментарии Иоанна Филопона к аристотелевской «Физике» (CAG XVI: 31.3—9). Согласно содержащемуся здесь рассказу, Гиппократ был купцом; однажды пираты отняли у него товар, и он отправился в Афины, чтобы возбудить против них судебное преследование; поскольку судебная тяжба затянулась, он начал посещать лекции по гео¬
119 Прокл. Комментарий к первой книге «Начал» Евклида (Friedlein). 272.3-10 и 356.6— 12. Полноценное обсуждение этого вопроса с соответствующей библиографией см. в изд.: Bulmer-Thomas 1972 (J 10): 405-410.
120 Прокл (см. выше, сноска 119). 65.21—66.8, с обсуждением: Bulmer-Thomas 1974 (J 11): 179-182; 1972 Q 10): 410-418; 1976 Q 12): 314-419.
121 Прокл (см. выше, сноска 119). 283.7—10, 322.5—6, с обсуждением: von Fritz 1937 (J 40): 2258-2272, особенно 2267-2271.


Афины как культурный центр
439
метрии и в результате настолько глубоко погрузился в нее, что даже увлекся поисками решения проблемы квадратуры круга. Его занятия торговлей подтверждают и другие источники (Плутарх. Солон. 2), а Аристотель [Евдемова этика. Н.14.5, 1247а17—21) предлагает иную версию того, как Гиппократ расстался с деньгами (согласно автору «Евдемовой этики», Гиппократ-геометр потерял много золота, пострадав по собственной глупости от сборщиков подати в Византии. —A3). Его ученые успехи включали открытие способа вычисления площади серповидного предмета (D—К 42 А 1, 3), работы над задачей удвоения куба (Там же, А 4), а также публикацию самой ранней книги по началам геометрии (Прокл. Комментарий к первой книге «Начал» Евклида (Friedlein). 66.7—8). В астрономии он изучал галактику и кометы (Аристотель. Метеорологика. 1.6, 342Ь30—343а20).
Наши знания о жизни Феодора Киренского происходят в основном из платоновского «Теэтета» и относятся ко времени вскоре после смерти Сократа в 399 г. до н. э. Поскольку Феодор представлен здесь человеком в летах и примерно одного возраста с Сократом, обычно его рождение датируют временем ок. 465 г. до н. э., а этот диалог принимают в качестве свидетельства того, что при жизни Сократа Феодор посещал Афины. Это, как кажется, согласуется с тем фактом, что у Ксенофонта Сократ упоминает Феодора как хорошего геометра [Воспоминания о Сократе.
IV.2.10). Его появление в платоновских диалогах «Софист» и «Политик» может указывать на то, что Феодор посещал Афины и позднее, уже после смерти Сократа, тогда как уроки по астрономии, гармонии и арифметике, которые, как заявляет Теэтет, он получал у Феодора (Платон. Теэ- mem. 145 cd), могли даваться последним как в Афинах, так и в Кирене. Впрочем, как сообщается, Платон отправился в Кирену, чтобы у него учиться (Диоген Лаэртский. Ш.6, ср.: П.103). Кроме того, из «Теэтета» мы узнаём (164е—165а), что сам Теэтет начинал как ученик Протагора, но вскоре покинул его ради занятий геометрией. Главным вкладом Феодора в развитое математики была демонстрация иррациональности квадратного корня из всех натуральных чисел от 3 до 17 (само собой разумеется, за исключением 4,9 и 16 (поскольку только эти числа из данного ряда можно получить, умножив какое-то число на самоё себя: 2 х 2, 3 х 3, 4 х 4. — А.З.)) (Платон. Теэтет. 147d— 148b). Феодор — единственный из четырех обсуждаемых нами математиков, которого Ямвлих включил в свой перечень пифагорейцев [Жизнь Пифагора. 267).
Хотя мы не можем с уверенностью установить имя каждого иностранца, который прибыл в Афины в 5-м столетии для преподавания медицины или для врачебной практики, нет никаких сомнений в том, что, во- первых, трактаты, приписываемые Гиппократу с Коса, были здесь известны и, во-вторых, получение медицинского образования у наставников- нносгранцев было здесь вполне возможно. Имеющееся в нашем распоряжении свидетельство о первом заключается в упоминании таких работ в платоновском «Федре» (270Ьс), а о втором — в «Протагоре» (311Ьс). Мы, °Днако, не знаем, до какой степени афинская медицина зависела от ино¬


440
Глава 8h
земцев и от каких именно, а также о том, когда такие афинские врачи, как Эриксимах и его отец Акумен, получили образование. Впрочем, мы вряд ли сильно ошибемся, предположив, что рационалистический подход Гиппократовой школы, ее отказ от магических, философских и космологических принципов, а также ее акцент на таких моментах, как наблюдение, окружающая среда, профилактика и физическое состояние пациента, должны были найти сочувственную аудиторию среди афинской интеллигенции.
VI. Внешнее влияние на Афины
Все слои афинского общества получали выгоды от стимулов, которые привнесли с собой чужеземцы в экономическую жизнь города. Но воздействие последних на культурную жизнь, которой самой предстояло оказать наиболее длительное и плодотворное влияние на западную цивилизацию, самым непосредственным образом должны были почувствовать прежде всего высшие слои. Живописцы и ваятели, поэты и прозаики сманивались в Афины представителями аристократии, которые давали им работу, оказывали поддержку и протекцию. Кимон привел сюда Полиглота; при Алкивиаде был Аглаофон, чтобы увековечить память об одержанных тем победах, а Агатарх раскрасил его дом; тот же Алкивиад вытащил Гегемона из тисков закона; Зевксид, Ион и Геродот вращались в высших кругах афинского общества122. В то же самое время, присутствие иностранных художников и авторов имело стимулирующий эффект на труды их афинских коллег: Полигнот сотрудничал с Миконом, Алка- мен и Агоракрит работали с Фидием, а контакты Геродота и Софокла приносили пользу обоим123. И всё же наиболее глубокий и длительный след в культурной жизни Афин был оставлен иноземными софистами и философами.
Востребованы они были также прежде всего высшими классами. Анаксагор был близко связан с Периклом, а Пифодор оказывал великодушное гостеприимство Пармениду и Зенону, Каллий — Протагору, Гиппию и Продику, а Калликл — Горгию124. Однако влияние этих чужеземцев распространялось гораздо шире и воздействовало на политическую жизнь города не в меньшей степени, чем на жизнь культурную. Анаксагор привел философию в город, который до того времени не породил еще ни одного собственного философа; к концу столетия здесь проводились публичные чтения его труда, его книги можно было приобрести всего за одну драхму, а близкое знакомство с его доктринами любого образованного человека могло считаться само собой разумеющимся делом (Платон. Федр. 97Ьс; Апология. 26d; Горгий. 465d). Отчасти этим близким знаком¬
122 См. выше, с. 402—404, 410—412, 417—418.
123 См. выше, с. 402, 406-407, 420—422.
124 См. выше, с. 427-428, со сносками 101 и 102, а также с. 431, 432.


Афины как культурный центр
441
ством с идеями Анаксагора афинская публика была обязана Еврипиду — столь многие места в его трагедиях несут на себе печать Анаксагорова учения, что античные биографы делали вывод о прямом ученичестве Еврипида у этого философа, а некоторые современные исследователи верят, что эти два человека были по меньшей мере знакомы друг с другом лично125.
Если обратиться к более профессиональному уровню, то самый ранний афинский философ, о котором мы знаем, — Архелай, о нем также сообщается как о наставнике Сократа. Архелай учился у Анаксагора (Диоген Лаэртский. П.16; «Суда», под словом «’Αρχέλαος»; Порфирий. История философии. Фр. ХП (Nauck2)) и находился под влиянием его доктрины о гомеомериях как первичных минимальных компонентах всех вещей и самого Ума (Нуса) как начальной причины движения126.
Впрочем, историческая значимость Архелая состоит не столько в том, что он сделал Афины родным городом для ионийской натурфилософии, сколько в том, что он соединил ее с социальными теориями, которые корнями также могут уходить к грекам Малой Азии и которые благодаря софистам добрались до Афин. Позднейшая доксография (один из жанров позднеантичной философской литературы, изложение мнений древних мудрецов. —А.З.) приписала Архелаю взгляд, согласно которому «справедливым или постыдным что-то бывает не по природе, а по установленному обычаю (ού φύσει άλλα νόμοι)» (Диоген Лаэртский. Π. 16; «Суда», под словом «’Αρχέλαος»). Если это подлинная цитата, то она представляет собой самую раннюю имеющуюся у нас формулировку антитезы «номос— фюсис» («закон-природа»), которой предстояло превратиться в столь важную тему в афинской ментальной жизни начиная с последней четверти 5-го столетия. Но, поскольку нет никаких указаний на то, что Архелай каким-то образом связывал свои физические теории с социальной философией, представляется более вероятным, что его взгляд на культурное развитие был схож с точкой зрения, приписываемой Платоном Протагору, согласно которой эволюция правил о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо», проходила в разных обществах несовпадающими путями. Это позволило бы приписать Архелаю мнение, по которому номосы каждого государства, в отличие от природных явлений, определяются не каким-то неизменным абсолютным стандартом, а различными и изменчивыми нравственными понятиями; и это должно было бы означать, что царство номос отличается у Архелая от царства фюсис, но совсем необязательно противостоит ему. Затем, кажется весьма вероятным, что оппозиция этих двух царств была привнесена позднейшими доксографами, которые, будучи лучше знакомы с антиномией «номос—фюсис», перефразировали Архелаеву доктрину так, чтобы приписать ему моральную теорию, сформулированную в терминах, являвшихся частью их собственной — но не Архелаевой — концептуальной системы взглядов127. Более вероятно,
125 Guthrie 1965 (J 49) П: 323-325.
126 См.: Guthrie 1965 Q 49) П: 339-344.
127 Heinimann 1945 (J 50): 111-114.


442
Глава 8h
что Архелай не противопоставлял друг другу номос и фюсис, а располагал их рядом, в духе трактата Гиппократа «О воздухах, водах и местностях» (14 и 16), где они скорее дополняют друг друга, нежели противоречат один другому. Оба автора объясняют специфические для различных народов свойства либо их социальными традициями, либо их естественной средой обитания, а в случае с макрокефалами мы даже имеем пример, когда номос превратился в фюсисш. Таким образом, истоки этой антиномии мы должны поискать где-то в другом месте.
Хотя отсутствие какой-либо информации о разработке указанной оппозиции в городах, помимо Афин, должно нас насторожить, всё же имеются несомненные признаки того, что данная антиномия сформировалась в родных для Архелая Афинах и что своим происхождением она обязана влиянию софистов. Чтобы уяснить это, мы должны вспомнить, что семантический ареал понятий «номос» и «фюсис» значительно шире того, который предполагается при переводе этих терминов словами «закон» и «природа», и по этой причине в дальнейшем обсуждении нам следует оставить эти понятия без перевода. «Номос» означает любую социальную или политическую норму, начиная с «закона» и «обычая» до «образа жизни», «общепринятого мнения», «религиозной практики» и «должного поведения индивидуума». Санкция такой нормы — сугубо человеческая, ее авторитет базируется на том, что норма эта принята данной группой людей как правомерная и как такая, которой они сами себя связывают; следовательно, изменять ее или не изменять — дело лишь самих людей128  129. Фюсис, с другой стороны, отсылает к неизменной «естественной» силе, которая делает вещи и людей теми, чем они и являются: это понятие описывает природные феномены или процесс их становления, от возникновения до угасания, и оно используется для обозначения природного, безыскусного, врожденного таланта человека, его породы или его наследственного характера. Таким образом, хотя фюсис одного индивидуума может отличаться от того, который свойствен другому, фюсис может также трактоваться как сила, в подчинении которой находятся все люди, независимо от того, в каком обществе они живут: для Фукидида (Ш.82.2) жестокие испытания, которым государства подвергаются и всегда будут подвергаться в периоды гражданской смуты (<тасиса:), — это условие «человеческой природы» (ψύσις άνθρώπων).
В особенности в этом последнем смысле в какой-то точнее не определимый момент последней трети 5-го столетия фюсис начинает восприниматься как противоположность номосу. Нет никаких свидетельств, что
128 Heinimann 1945 (J 50): 26—28. (Макрокефалы — народность, жившая по южному берегу Черного моря, к западу от Колхиды; их, видимо, подразумевает Гиппократ [О воздухах, водах и местностях. 35), когда говорит о народе, отличавшемся удлиненными черепами, которые они специально формировали, накладывая на головы новорожденных особые повязки; см. также: Плиний. Естественная история. VI.2; Мела. 1.19; Страбон. 1.43; VII.299; ΧΙ.520; Скилица. 85 слл.; Перипл Понта Евксинского. 37. —А.З.)
129 Ostwald 1969 (D 64): 20-56.


Афины как культурный центр
443
антиномия между этими двумя понятиями была привнесена в Афины из-за рубежа в уже полностью сформировавшемся виде. Скорее, есть указания на то, что она развилась в Афинах в качестве инструмента социального и политического критицизма под влиянием учений натурфилософов, популяризированных софистами с их системой обучения. Со времени реформ Клисфена номос как ратификация норм, принятых всем обществом в качестве действительных и связывающих, стал лозунгом афинской демократии130. Во второй половине 5-го столетия номос по-прежнему прославлялся как опора государства (Софокл. Антигона. 663—676; Еврипид. Просительницы. 312—313), как поручитель свободы (Еврипид. Просительницы. 438, ср.: Геродот. VTL 104.4—5), а также как бастион против тирании (Еврипид. Просительницы. 429—432; Аристофан. Осы. 463—467; Фукидид. Ш.62.3); он рассматривался как фундамент и социального порядка, и правовых норм (Фукидид. П.37.3), не предполагающий никаких классовых различий при отправлении правосудия (Фукидид. П.37.1; Еврипид. Гекуба. 291—292), как гарант справедливости в государстве и обществе (Софокл. Антигона. 23—25; Эдип в Колоне. 913—914, 1382; Еврипид. Гекуба. 799-801; Просительницы. 433-438), а также как то, что дает и богатому, и бедному в равной степени свободу слова (Еврипид. Просительницы. 435-436). И всё же к 420-м годам до н. э. также было признано, что номос, особенно в своей записанной форме «законодательного акта», ограничивает человеческую свободу действий (Еврипид. Гекуба. 864—867) и что существуют и другие ценности, которые могут требовать от человека более высокой степени верности и подчинения себе. Это осознание будет усилено чересчур жестким акцентом на демократическом номосе как на исключительно социальной норме. Уже в 440-е годы до н. э. в софоклов- ской «Антигоне» оспаривалась монополия установленных государством номосов путем заявления о равной силе и действительности неписаных установлений, обычаев (νόμιμα), продиктованных родовой религией; в начале 420-х рассуждения Клеона о том, что государства, хотя и с менее совершенными, но твердо соблюдаемыми номосамщ оказываются сильнее государств, у которых законы превосходны, но бессильны, а также о том, что похвалы заслуживает не образованный человек, вечно пытающийся быть умнее установленных номосов, а тот, кто его гораздо лучше — человек немудреный, не берущийся критиковать принятые законы (Фукидид. Ш.37.3—4), — эти рассуждения и указанная похвала превращали номос в инструмент, способствовавший всеобщему послушанию и безразличный к знатности и превосходству.
Сказанное не могло быть по душе представителям высших слоев, особенно тем из них, чей ум был изощрен обучением у иноземных философов и софистов. Эти представители образованной афинской элиты, вероятно, были хорошо знакомы с сомнениями, высказывавшимися по поводу абсолютной значимости номоса мыслителями типа Эмпедокла, которые принимали термины «рождение» и «смерть» только в качестве элементов
130
Ostwald 1969 (D 64): 137-160.


444
Глава 8h
общераспространенной манеры выражаться (т. е. в качестве номоса), но не соглашались с тем философским воззрением Эмпедокла, согласно которому эти понятия реальны не более, чем «смешение» и «разделение» (D—К 31 В 9)130а, или типа Демокрита, чье учение о том, что на самом деле (έτεη) «есть» лишь атомы и пустота, заставляло его отвергать общие понятия (;номосы), которые признают цвет, сладость или горькость за реальность. Под влиянием современных друг другу натурфилософов, живших в Афинах, таких как Анаксагор, Демокрит и Диоген, фюсис бросит вызов номосу в качестве его потенциальной противоположности, а посредством софистов станет оружием социальной критики.
Фюсис натурфилософов не занимает заметного места в размышлениях Протагора, самого раннего софиста, к тому же он прямо отмежевывался от тех, кто занимался профессиональным обучением арифметике, астрономии, геометрии и музыке, каковые занятия, как он утверждал, были разобраны его соперниками (Платон. Протагор. 318de). И всё же популярное мнение тесно увязывало натурфилософию с софистическим преподаванием: в аристофановских «Облаках» (94—99) воспроизведение физических доктрин, в других местах связываемых с именами Метона, Гиппона и Диогена, соединено с обучением успешному произнесению речей за плату, а об обвинителях Сократа говорится, что они считали его «мудрствующим мужем (σοφός άνήρ), который размышляет о вещах, находящихся в середине воздуха, проводит исследования о том, что под землей, и выдает ложь за правду» (Платон. Апология. 18Ь). Обоснованность подобных ассоциаций следует хотя бы из того, что Продику приписывали не только поиски правильного словоупотребления, но научные изыскания считали элементом его морального и риторического воспитания*  131, а также из того, что Гиппий включал в свой дискурс рассуждения о геометрии, астрономии, литературе и ритме (Филосграт. Жизнеописания софистов. 1.11). Научные изыскания софистов, похоже, не были самоцелью, но требовались для того, чтобы дать ученикам общее образование, необходимое для составления публичных речей. Никому из софистов не приписывается никакой оригинальной доктрины, касающейся физического мироздания, поэтому разумно предположить, что в естествознании они учили достижениям других и что естественные науки были подчинены их главной заботе — обучению риторике.
Как это ни покажется странным, но, за исключением Гиппия, мы не слышим ни об одном иностранном софисте, который использовал бы понятие «фюсис» как инструмент социальной критики номоса, а приписанное Платоном Гиппию заявление, что узы, соединяющие мыслящих людей,
130а Соответствующее мнение Эмпедокла см. в русском переводе в над.: Фрагменты ранних 1реческих философов. Часть I: От эпических космогоний до возникновения атомистики /Изд. подгот. А.В. Лебедев. М., 1989: 346—347 (Фр. 55, 56). — A3.
131 	Интерес Продика к языку: Платон. Кратил. 384Ь; Евтидем. 277е; Протагор. 337а—с, 340а; Менон. 75е; Лахет. 197b, d; Хармид. 163b—d; его интерес к фюсис: Аристофан. Облака. 360—361; Схолии к Аристофану. Птицы. 692; «Суда», под словом «Πρόδικος»; риторическое воспитание: Платон. Апология. 19е; Гиппий больший. 282с; Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. П. 1.21—34; Филосграт. Жизнеописания софистов. 1.12.


Афины как культурный центр
445
более крепки, поскольку базируются на фюсис, нежели узы родства и принадлежности к одному обществу, базирующиеся на номосе, не только кажется хронологически ненадежным132, но еще и к тому времени настолько банальным, что заставляет предполагать более раннее распространение этой антитезы. Среди софистов и их прямых последователей данная антиномия обнаруживается только в аргументации афинян Антифонта и Калликла (D—К 87 В 44; Платон. Горгий. 482е-484с), причем у них она используется таким образом, который наводит на мысль, что в Афинах она была известна еще до того, как мы находим ее здесь ясно высказанной.
Посему не вызывает удивления, что оппозиция «фюсис—номос» впервые засвидетельствована не в философской или софистической традиции, а в популярной литературе. В арисгофановских «Облаках», поставленных в 423 г. до н. э., Кривда похваляется тем, чш она первой придумала оспаривать номосы и правду толковать криво (1039—1040), и тем, что своих приверженцев она призывает «делать то, к чему влечет природа (фюсис)) скакать, веселиться и не признавать общих мнений (νόμιζε μηδν) о том, что бесчестно» (1075—1078). Что еще важнее, здесь не только подразумевается спор между Правдой и Кривдой, смоделированный по образцу софистической практики представлять один аргумент за другим против данного положения в речи и в споре, практики, впервые отмеченной у Протагора133, и недвусмысленно вставленный в состязание между старым и новым методом воспитания (Аристофан. Облака. 937 и 961), но еще и вся атмосфера пьесы представляет собой пародию на софистическое образование. Сократу приписываются трактаты, от которых он решительно отмежевывается, говоря, что они принадлежат не ему, а софистам, и, прежде всего, с ним связывается обучение за плату и спекуляции по поводу физического мироздания, а также то, что из его школы вышел Фидип- пид, похваляющийся так: «<...> как приятно быть в курсе самых последних умных диковин и быть способным так высоко парить в мыслях, чтобы оттуда смотреть вниз на установленные законы (номосы)» (1399— 1400)134. Ясно, что Аристофан был хорошо знаком с тем влиянием, которое софисты имели в Афинах, и хотя он часто показывает более старое, простодушное и наивное, поколение с симпатией и сочувствием — Дикеопо- ля, Стерпсиада, Демоса, Филоклеона, — сам он принадлежит к более молодому поколению, которое своим умением пользоваться языком и выстраивать аргументацию было обязано софистам135.
Если ни один иностранный софист не упомянут в качестве учителя Аристофана, то о Еврипиде сообщается, что он был учеником не только Анаксагора, но также Протагора, Продика и Сократа136. Независимо от того, содержат ли эти сообщения хоть какое-то зерно исторической прав¬
132 Платон. Протагор. 337cd, а также выше, с. 436.
133 См. выше, с. 430-^31, с комментариями: Kyrferd 1981 (J 58): 84г-92.
134 Подробное обсуждение темы: Dover K.J. (ed.). Aristophanes: Clouds (Oxford, 1968): ΧΧΧΠ-LVn.
135 Для дальнейшего знакомства см.: de Carli 1971 (J 21).
136 См.: Γένος Εύριπίδου. Π (Anighetti); Авл Геллий. Аттические ночи. XV.20.4; «Суда», под словом «Ευριπίδης».


446
Глава 8h
ды, само их наличие показывает, до какой степени Еврипид был открыт внешним влияниям, нахлынувшим в Афины при его жизни. Это особенно верно в связи с критическим отношением драматурга к богам традиционной религии, которое рождается из его озабоченности проблемой социальной справедливости. Начиная с первого проявления этого критицизма и до попытки в конце трагедии «Вакханки» разобраться с феноменом религии как таковой, в нем, этом критицизме, обнаруживаются следы тогдашних размышлений о богах, каковые мысли считались результатом обучения у софистов. Пьесы, написанные непосредственно перед и во время Архидамовой войны, напоминают нам об агностической безысходности Протагора, согласно которому мы никогда ничего не сможем узнать о богах (D—К 80 В 4), и об отрицании Продиком существования общепринятых богов: одна речь в «Филоктете» (трагедия поставлена в 431 г. до н. э.) яростно нападает на прорицателей, претендующих на ясные знания божественных вопросов, тогда как на самом деле они манипулируют людьми путем привития им определенных взглядов (Фр. 795 N2); в одном длинном фрагменте из «Беллерофонта» (до 425 г. до н. э.) существование блаженных богов отрицается не на интеллектуальной основе, как делал Продик137, а на основании того наблюдения, что грешные и нечестивые тираны процветают, а также в силу того, что небольшие богобоязненные города падают жертвами мощных нечестивых государств (Фр. 286 N2). Следы учений Протагора, Архелая или Продика заметны в горестном восклицании Гекубы:
Но есть же боги
И тот закон (iнамос), что властвует над ними:
Ведь по закону [полюсу) верим мы в богов И правду от неправды отличаем.
[Пер. И. Анненского)
Здесь утверждение о существовании божественной силы практически немедленно ослабляется заявлением о том, что боги подчиняются нормам [полюсам), а это, в свою очередь, ослабляется следующим заявлением о том, что утверждение о существовании богов ничем не обосновывается, кроме как принятыми у людей соглашениями [полосами), которые требуют наличия богов для водворения социальных норм в человеческое общество138.
Когда в более поздних сочинениях Еврипида выяснение вопроса о нравственности богов отходит на второй план, а вперед выдвигаются онтологические проблемы, то создается ощущение, что идеи, впервые обнаруживаемые у ионийских натурфилософов, трагик прививает к мыслям, заимствованным у софистов. Отголоски учений Диогена (D—К 64 В 5), Гераклита, атомистов и Анаксагоровой доктрины «Ума» можно распознать в неистовом крике Гекубы в «Троянках» (415 г. до н. э.):
137 Секст Эмпирик. Против ученых. IX. 18, с двумя статьями, указанными выше, в при- меч. 112.
138 Еврипид. Гекуба. 799—801; а также: Heinimann 1945 (J 50): 121—122.


Афины как культурный центр
447
О ты, всего основа, царь земли,
Кто б ни был ты, непостижимый, — Зевс,
Необходимость или смертных ум, —
Тебя молю139.
[Пер. С. Шервинского)
Однако попытка отыскать божественную реальность в силе, лежащей в основе естественных явлений, также соблазняет ум, настроенный мыслить софистически. Учения Продика, возможно, отражены в речи Тире- сия в «Вакханках» (274—284), где представлена рационалистическая версия тех счастливых даров, что низведены человеку Деметрой и Дионисом140. Но Еврипидовы заимствования у натурфилософов и софистов нигде не явлены с такой очевидностью, как в речи Сизифа в одноименной сатировской драме, которая, как теперь считается, составляла часть той же тетралогии, в которую входила трагедия «Троянки»141.
Невозможно связать никакое конкретное имя с теоретическим положением из начальной части этого фрагмента — о том, что люди первоначально жили «по-звериному и неорганизованно» (1—2); однако в заключительной четверти V в. до н. э. эта мысль встречается всё чаще142. Изобретение законов [номосов) для обуздания и наказания злых людей, совершающих произвол, и для водворения справедливости в роли своего рода некоего тирана (5—8) приписывается не какому-то конкретному законодателю, но, подобно рассказу Платона об учении Протагора, трактуется как постановление рода человеческого (Платон. Протагор. 324а—Ь, 325а— Ь, 326с—d). Изобретение религии, придуманной неким «проницательным мужем, сведущим в справедливости», для того, чтобы сдерживать людей от совершения тайных преступных деяний, а также от негодных речей или мыслей (9—11, 14—15) путем внушения страха перед бессмертным, могучим, всё слышащим и всевидящим божеством, от которого не укроется ни один помысел (16-24), напоминает нам высказывание Антифонта о том, что закон не дает никакой гарантии против преступления, совершаемого тайно (D—К 87 В 44, А 2.3—23), и мнение Демокрита, который приписывал «некоторым сметливым мужам» изобретение всеведущего и всемогущего Зевса (D—К 68 В 30), а также его убежденность в том, что представление о богах вселилось в мозг примитивного человека из-за страха, порожденного громом, молнией и затмениями солнца и луны (D—К 68 А 75). И, наконец, за упоминанием Сизифом той пользы, какую человек получает от таких небесных явлений, как солнце и дождь, могут скрываться взгляды Продика (30—31,34—36; а также: D—К 84 В 5). Говоря
139 Еврипид. Троянки. 884—887; а также: Heinimann 1945 (J 50): 130—131.
140 Dodds E.R. (ed.). Euripides: Bacchae. 2nd edn (Oxford, 1960): 104—105.
141 Атрибуция этой речи Критию Секстом Эмпириом [Против ученых. IX.54) широко принималась до тех пор, пока А. Диль (Dihle 1977 (J 23): 28-42) не привел убедительных доводов в пользу принятия авторства Еврипида, о чем говорит Аэций в: Dox. Graec. 294, 298; cp.: Scodel 1980 (J 94): 122—137. Дальнейшие цитаты базируются на издании Б. Снелла в: TGrF 1.43 F 19.
142 Heinimann 1945 (J 50): 148-149.


448
Глава 8h
коротко, не вызывает никаких сомнений, что религиозные взгляды Еврипида были окрашены в цвета тех учений, которые оказались принесены в Афины иноземными философами и софистами.
Найти для еврипидовского всепроникающего социального критицизма параллели в доктринах, распространявшихся натурфилософами и софистами, сложнее. Тем не менее, мы знаем, до какой степени аргументация и язык его пьес были в долгу перед системой риторического образования, практиковавшейся в Афинах при жизни драматурга143, и мы вряд ли сильно ошибемся, если отнесем за счет того же влияния его атаки на социальные условности, обычно описываемые с помощью понятия «намос» или других подобных терминов, в защиту тех ценностей, которые передаются понятием «фюсис» или его производными. Сплошь и рядом намос у Еврипида — это жесткая сила принуждения и помеха на пути истинной справедливости. Киклоп счастлив тем, что может удовлетворять свои инстинктивные потребности, не будучи обременен никакими номосамщ лишь осложняющими человеческую жизнь (Еврипид. Киклоп. 336—346); в «Ионе» мы не только слышим о том, что необходимость соблюдать но- мос зависит от конкретных обстоятельств и от конкретных лиц (1045— 1047), но здесь присутствуют также жалобы на то, что боги, которые «написали» законы для людей, сами ведут себя противозаконно, и о том, что неправилен тот намос, по которому алтарь служит защитой преступному мужу (442-^43,1312—1313). В другом месте Еврипид критикует принятый у эллинов намос, который придает слишком большое значение атлетическим состязаниям (Фр. 282.13—15 N2); под сомнение ставится полезность закона, предписывающего моногамию (Фр. 402 N2); ограничения в правах, налагаемые на внебрачных детей, существуют лишь в силу обычая (намоса) или, иначе, только по имени (онома): в природе [фюсис) нет никакой разницы между законным и незаконным рождением (Фр. 141, 168 и 377 N2). Иногда фюсис — противоположная номосу ценность, перед которой тот меркнет (ср.: Фр. 920 N2), в других случаях — это сила обстоятельств, действующая в облике анаши (ανάγκη — «необходимость, неизбежность, неодолимая сила». — А.3.) [Гекуба. 846-849; Орест. 486-488), и, опять же, хороший характер может считаться вещью более надежной, нежели закон (Фр. 597 Ν2).
«Электра» — в сравнении с любой другой пьесой Еврипида — использует понятие «фюсис» наиболее остро в качестве инструмента социального критицизма и в качестве доказательства того, что реальность опровергает сам феномен неудачника, аутсайдера и ставит под сомнение то внимание, какое этому феномену обычно уделяется. Пьеса «Александр», показанная на сцене всего за несколько лет до либо через несколько лет после «Электры», выражает то мнение, что в сравнении с богоданным благородством, которое заключается в присутствии духа и благоразумии, знатность, дарованная рождением и богатством, фальшива и представляет
143 	Solmsen 1975 (J 101) — данная работа целиком посвящена исследованию указанного феномена у Еврипида и Фукидида.


Афины как культурный центр
449
собой одну лишь условность (νόμωι) (Фр. 52, особенно 8—10). Это становится темой «Электры»: безупречные качества бедного пахаря, за которого Электра вышла замуж, заставляют Ореста задуматься над тем, как соотносятся друг с другом реальное и видимое благородство (367—390). Критерий для выявления истинного величия души — тот круг людей, с которым человек предпочитает иметь дело, а также те качества характера, которые индивидуум выказывает; при этом отвергается суждение о человеке, основанное на престиже его рода и на простой физической удали. В соответствии с этим взглядом далее в той же пьесе Электра произносит такие слова над телом Эгисфа:
Иль мы богатством прочны? Нет, сердец Сокровища природные (фюсис), не деньги Нас вызволят из жизненных тисков.
А золото с клеймом обид и зла На миг блеснет в чертоге, и пропало.
[Электра. 939—944; пер. И. Анненского)
Богатство, бедность, а также престиж рода — это социальные нормы, находящиеся в оппозиции к фюсис\ одна лишь фюсис обладает постоянством и является той реальностью, для которой не свойственны статусные символы и иные внешние социальные аксессуары. Благоразумие оказывается на стороне фюсис, и лишь глупец и легкомысленный человек придает значение преходящим и эфемерным обстоятельствам (ср. также: Фр. 495.40-43).
Если «Электра» наиболее концентрированным образом использует антитезу «номос—фюсис» в целях социального критицизма и дает наиболее яркий образец софистического влияния на трагедию, то Фукидид представляет собой самый главный афинский пример влияния софистов на прозаическую литературу144. Античные сообщения о том, что Фукидид изучал философию у Анаксагора и риторику у Антифонта и что он восторгался стилем Горгия и Продика145, заслуживают доверия лишь в том смысле, что они подтверждают информированность историка о современных тенденциях, влияние которых он принимал на себя, извлекая скорее определенные умозаключения из сочинений этих авторов, нежели ссылаясь на какие-то независимые внешние доказательства в пользу их учений. Ибо тот факт, что он разделял с Горгием склонность к сбалансированным выражениям и противопоставлению противоположностей, а с Проди- ком — внимание к лингвистической внятности, необязательно означает, что он сознательно им подражал. То, что Фукидид, подобно Анаксагору (D—К 59 В 21а), предпочитал при объяснении явлений рациональные тол¬
144 	Более полное обсуждение проблем, затрагиваемых в нашем дальнейшем изложении, см. в этих работах: Solmsen 1975 (J 101); Finley 1942 (С 30): 36—73; Homblower 1987 (С 52): 110-135.
14^ Антилл у Марцеллина (22 и 36; ср. 51); по поводу ученичества у Антифонта см. также: Βίος Θουκυδίδου. 2; [Плутарх]. Жизнь десяти ораторов. 832В [Цецилий).


450
Глава 8h
кования теологическим и старался отыскивать истинные причины явлений, отнюдь не подразумевает, что он на деле был учеником Анаксагора, и его восхищение Антифонтом (УШ.68.1) вовсе не служит очевидным доказательством наличия между ними отношений «учитель—ученик». И всё же, поскольку все эти аналогии основаны на корректных наблюдениях, невозможно оспорить тот факт, что Фукидид был открыт влиянию философов и софистов, которые в 5-м столетии прибывали в Афины из-за границы. Это влияние идет значительно дальше и глубже, чем считалось в древности. В самом деле, Фукидид, похоже, впитал все интеллектуальные потоки своего времени настолько тщательно, что даже там, где может быть обнаружено особенное сходство между ним и тем или иным мыслителем, невозможно сказать со всей определенностью, что это именно данный мыслитель помог Фукидиду оформить свои взгляды; скорее, этот автор отражает интеллектуальную атмосферу своего времени в целом.
Наследие, завещанное Протагором всему последующему софистическому учению, у Фукидида проявлено с большей очевидностью, чем у любого другого автора V в. до н. э. Это видно не только по использованию им речей для выяснения более глубокого смысла событий, о которых он повествует; также и антитетический (основанный на противопоставлении противоположностей) способ расстановки этих событий отражает Протагоров принцип антилогии, то есть понимания того, что при рассмотрении любой проблемы существуют аргументы «за» и аргументы «против». Термин «антилогия» вводит (1.31.4) первую группу парных речей в Фукидидовом труде; здесь керкиряне приводят аргументы «за» (1.32—36), а коринфяне — аргументы «против» (1.37—43) необходимости заключения союза между Афинами и Керкирой, при этом возможные результаты и отдаленные последствия такого альянса для эллинского мира в целом анализируются таким способом, какой невозможно использовать при обычном повествовании. Данное антитетическое составление пар оказывается особенно успешным в случае с речами, вложенными в уста коринфских (1.68—71) и афинских послов (1.73—78) на съезде Пелопоннесского союза, созванном перед объявлением войны. Взятые вместе, они предельно строго и хладнокровно разбирают все те факторы, которые, с точки зрения Фукидида, делали войну между Афинами и Спартой неизбежной. Этот анализ выявляет не только отличие в темпераментах между неугомонными, предприимчивыми афинянами и самодостаточными и медлительными лакедемонянами, но содержит также блестящее оправдание одержимости афинян своей державой с помощью проницательного исследования динамики тех факторов, которые побуждали их эту державу создавать. В некоторых парных речах, таких, например, как дебаты между Клеоном и Диодотом по поводу судьбы народа Митилены (Ш.37—40,42—48) или речи платейцев и фиванцев перед пятью лакедемонскими судьями (Ш.53—59, 61—67), антитеза присутствует даже в структуре самих речей, где аргумент и контраргумент даны в той же последовательности.


Афины как культурный центр
451
Есть еще два аспекта, в которых можно увидеть сходство Фукидида с Протагором. Один из них — реконструкция ранней истории Греции посредством аргументов из области вероятностного (κατά τό είκός) и на основе любых правдоподобных доводов (τεκμήρια), которые можно найти в мифах, литературе, в сохранившихся примитивных обычаях, в географии и вещественных свидетельствах, с целью доказать величие Пелопоннесской войны (1.2—19), и Фукидид делает это точно так, как Протагор, когда при реконструкции первобытного общества рассказывает о развитии социальных добродетелей (Платон. Протагор. 320с—328d). Второй аспект — агностическая позиция в вопросах религии, наиболее четко высказанная в «Мелосском диалоге» (V.105); здесь можно видеть, как Фукидид прикладывает к человеческому поведению воззрения, сформулированные Протагором, по всей видимости, в эпистемологическом контексте (т. е. связанном не с человеческим поведением, а с теорией познания. — А.З.) (D—К 80 В 4). И всё же различия в использовании этих и других подобных деталей имеют более важное значение, нежели элементы сходства. Так, если Протагор и софистические учителя риторики применяли эти приемы, чтобы набрать очки в споре, Фукидид использовал их с целью такой обработки преходящей ситуации, которая даст возможность выделить то, что он считал ее истинной подоплекой, то есть выявить реальность, которая не только имеет отношение к рассматриваемой сейчас конкретной ситуации, но которая действительна для условий существования человека независимо от времени и места.
Убежденность Фукидида в том, что физиология и психология человека, его потребности и стремления, а также характер внешних ситуаций, с которыми он сталкивается, являются той константой, той неизменной величиной, которая придает исследованию минувшего вечную ценность и которая превращает сам труд Фукидида в «достояние навеки» (1.22.4), показывает, что он разделял с Протагором антропоцентрическое мировоззрение. В труде Фукидида нет систематического описания этой точки зрения, но ее контуры проявляются в разбросанных по всему сочинению общих ремарках о человеке и обстоятельствах его существования. Пока человеческая природа (φύσις ανθρώπων) остается неизменной, тяжкие бедствия, которые приносит с собой внутренний раздор (стасис, στάσις), всегда будут повторяться (Ш.82.2); желание властвовать над другими, в особенности над теми, кто слабее, неискоренимо в человеческой природе (1.76.3; V.89; ср.: 105.2; VL61.5), так что обращение к имперскому владычеству соответствует человеческому обыкновению (του άνθρωπείου τρόπου): престиж, страх и материальные выгоды — вот те мотивы, которые гарантируют, что от имперского господства, однажды достигнутого, никто Добровольно никогда не откажется (1.76.2—3), ибо когда людям дают волю, то никакие законы и никакие другие средства принуждения не способны удержать их от поступков, к которым они склонны по своей человеческой натуре (Ш.45.7). И всё же Фукидид осознавал ограниченный характер такого подхода: люди в своих расчетах могут ошибаться (Щ.40.1 ; ср.: 45.3 и УШ.24.5) и уж точно не могут контролировать внеш¬


452
Глава 8h
ний рок (VL78.2); человеческая природа (άνθρωπεία φύσις) не может противостоять чуме, и никакая физическая сноровка или человеческое мастерство (άνθρωπεία τέχνη) не способны ее победить (П.47.4,50). Кроме того, самые благоразумные и изощренные планы государственных мужей и стратегов последовательно расстраиваются факторами, которые человек не способен предусмотреть146.
Эти прозрения, несомненно, принадлежат самому Фукидиду. Однако ум, который смог их породить и сформулировать, должен был быть заточен на такую задачу не только благодаря воздействию софистов, но еще и писателей-медиков, которые, как некоторые думают, научили его искать за симптомами истинные причины147. Более того, Фукидидов метод представления этих догадок очень часто оживляется антитезой «полос— фюсис». Конфликт между нравственной справедливостью (τό δίκαιον) и публичным интересом (τό ξυμφέρον) доминирует и в вопросе определения судьбы митиленцев, и в споре между мелосцами и афинянами; противопоставление «полос—фюсис» присутствует в обоих этих обсуждениях, как в них обозначена и роль неизбежности (анаши) в человеческих делах148. То, что эти термины составляют часть обычного софистического «инвентаря», в полной мере засвидетельствовано спором между Правдой и Кривдой в аристофановских «Облаках» (1036—1045, 1068—1079). Но есть впечатляющие отличия. В митиленских дебатах Клеон выступает сторонником грубого развертывания имперского господства, ссылаясь в качестве аргументов на полос и на то, что есть справедливость, тогда как Диодот ссылается на фюсис и на публичный интерес. По Клеону, город остается могучим лишь до тех пор, пока его законы сохраняются неизменными, а законы, представленные решением, принятым на одном из прежних Народных собраний, требуют сурово покарать несправедливость (άδικία), совершенную митиленцами, и это будет и справедливо (δίκαια), и сообразно государственным интересам (Фукидид. Ш.37.3, 38.1, 39.1, 3 и 6, 40.4); согласно Диодоту, ни один закон не может удержать людей от совершения недозволенных действий, свойственных человеческой природе (άνθρωπεία φύσις), или остановить их, когда они уже встали на неверный путь; вопрос не в том, правы митиленцы или неправы, а в том, какая политика будет соответствовать государственному интересу; устрашающие же полосы оказывают государству не такую добрую услугу, как политика, которая способствует лояльности демоса к союзным государствам, поскольку изначально не дает повода к каким-либо мятежам (Ш.45.3 и 5, 44.1^, 47.5).
В «Мелосском диалоге», впрочем, осуществление беспощадной политики имперского господства полностью основывается на представлении о фюсис, которое выглядит как приложение к конкретной политической
146 Stahl 1966 (С 96).
147 По этому поводу см. прежде всего: Cochrane 1929 (С 19).
148 См.: Ostwald 1988 (С 74).


Афины как культурный центр
453
ситуации демокритовского мнения о том, что «право властвовать принадлежит по природе более сильному» (D—К 68 В 267); данный довод используется в этом диалоге не столько в целях сохранения державы, сколько в целях ее расширения. Аргументы «из справедливости» были исключены афинянами с самого начала на следующем основании: «В человеческих делах право принимается в расчет только тогда, когда силы, которые могут быть задействованы обеими сторонами, равны; если же этого нет, тогда более сильный делает то, что может, а более слабый вынужден с этим молча соглашаться» (V.89). Подобно Диодоту, афиняне сочетали доводы из публичного интереса с аргументами из фюсис (V.91.2). Впрочем, их взгляды на фюсис радикально отличались от взглядов Диодота. Дело в том, что когда последний рассуждал о фюсис союзников (т. е. об их природе, натуре), то он усматривал в ней главную движущую силу, которая делает их попытки восстаний неизбежными; афиняне на Мелосе думали только о фюсис имперской власти, которую ничто не может остановить и что напоминает заявление афинских послов в Спарте, сделанное ими перед войной, в котором рост афинского имперского могущества объяснялся естественным человеческим стремлением к властвованию над другими (1.76.3). Требованиям этой фюсис, как заявляют афиняне, подчиняются даже боги; и когда далее первые называют это «законом» [намосом), то делают это иронически, прекрасно понимая, что неминуемый факт природы не может быть предметом человеческого законодательства (V. 105.1—3). Другими словами, контраст между намос и фюсис, который Диодот использовал для аргументации того, что человеческую натуру невозможно подавить с помощью законов (Ш.45.7), здесь переосмысливается так, чтобы представить человеческие попытки устанавливать номосы тщетными и нелепыми, когда речь идет о естественном стремлении к отстаиванию верховной власти.
Необходимо сказать несколько слов о влиянии, оказанном на Фукидида со стороны двух иноземных историков. Гелланик Лесбосский критикуется в 1.97.2 за его беглый и хронологически неточный рассказ о пятидесятилетии, которое пришлось на период между окончанием Персидской войны и началом Пелопоннесской войны (так называемая Пентеконтаэ- тия). Поскольку рассказ самого Фукидида об этой эпохе страдает теми же недостатками, мы не можем быть уверены, какие именно ошибки он находил в труде Гелланика по истории Аттики (Αττική ξυγγραφή). Впрочем, поскольку использование списка архонтов и иных списков должностных лиц в хронологических целях он порицает, предпочитая строить собственную систему на разделении летних и зимних кампаний (V.20.2—3), и поскольку мы знаем, что в своей композиции труд Гелланика зависит от афинского списка архонтов (см. выше, с. 424—425), именно этот момент и был наиболее вероятным объектом критики со стороны Фукидида. Тем не менее, его критицизм не сводился к полному отрицанию: некоторые примеры датировок по афинским архонтам и спартанским эфорам (П.2.1; V.19.1), а также по жрицам Геры в Аргосе (П.2.1; IV. 133.2—3) впол¬


454
Глава 8h
не могли быть позаимствованы Фукидидом из хронологических записей Гелланика149.
Геродот нигде не упоминается у Фукидида по имени. И всё же его фигура явно вырисовывается на заднем плане всего сочинения. Прагматические заявления Фукидида о том, что его более заботит историческая правда, нежели изящество изложения (1.21.1) и что исследование достоверности прошлых событий Фукидид считает более долговременной ценностью, нежели минутное удовольствие, получаемое от складно составленных рассказов (1.22.4), многими рассматриваются как скрытая критика Геродота, от чьего метода Фукидид решительно отмежевывается. Тем не менее, Фукидидово повествование о событиях, последовавших за Персидскими войнами, начинается именно там, где закончил свой рассказ «отец истории»; Геродотово повествование Фукидид воспринимает как нечто само собой разумеющееся и не требующее доказательств, без всякой его прямой критики и без каких-либо попыток его подправить, если не считать нескольких частных деталей150, что само по себе предполагает близкое и тщательное знакомство с сочинением предшественника.
Если для нас самым примечательным является тот отпечаток, который оставили иностранцы в афинской литературе, то современников гораздо больше должен был волновать тот эффект, который производила их система обучения на афинских политиков. Платон приписывает Протагору слова о том, что самые влиятельные мужи, которых он отождествляет с самыми богатыми, обычно дают сыновьям самое лучшее образование (Платон. Протагор. 326с), и именно эти сыновья, воспитанные софистами, в значительной степени держали в своих руках судьбу Афин два последних десятилетия 5-го столетия. Их социальное происхождение и интеллектуальное воспитание прививали им желание дистанцироваться от выравнивающего единообразия афинской демократии, ради учреждения которой их собственные прародители, во многих случаях, приложили столько усилий. Многие из тех, кто свергал афинскую демократию в 411 и в 404 гг. до н. э. и принимал участие во власти сменявших ее олигархических режимов, были учениками иноземных софистов, а некоторые даже оказались вовлечены в предательские действия против своей страны151.
Влияние, которое Анаксагор и Зенон, как считается, оказали на Перикла, уже было упомянуто, как и отношения Зенона со стратегом Пифодо- ром, сыном Исолоха152. Еще один ученик Зенона, Аристотель, служил демократии в качестве стратега в 431/430 г. до н. э. и эллинотамия десятью годами позднее, еще до того, как, сделавшись стратегом в правление
149 См.: Gomme 1950 (С 37) I: 2-8.
150 Напр., в 1.20.3 Фукидид исправляет IX.53.2—3 Геродота по поводу существования некоего «питанетского отряда» в спартанском войске, а также, возможно, в ГХ.57.5 по поводу двух голосов у каждого спартанского царя; в 1.126.8 Фукидид исправляет V.71.2 Геродота по поводу «пританов навкрарий» во времена Килоновой смуты.
151 См.: Ostwald 1986 (А 96): 346-348, 359-372, 460-466, 507-550.
152 См. выше, с. 427-428.


Афины как культурный центр
4 55
Четырехсот, он вошел в число тех консерваторов, которые энергично укрепляли Ээтионею152а, дабы во всякое время можно было гарантированно впустить в Пирей пелопоннесцев; оказавшись в изгнании, он какое- то время состоял при Лисандре и действовал в качестве его личного представителя на переговорах о мире с Фераменом; вернувшись в Афины в 404 г. до н. э. уже в преклонном возрасте, Аристотель стал одним из Тридцати и поспособствовал тому, чтобы в городе для их защиты был размещен спартанский гарнизон153. Адимант, сын Левколофида, упомянут у Платона в «Протагоре» как один из мальчиков, сидящих в ногах у Продика (315е); спустя примерно восемнадцать лет этот Адимант попал под следствие по доносу об осквернении Мистерий, его большое состояние было конфисковано и продано с торгов154, а сам он отправлен в изгнание (Андокид. 1.16). Хотя Адимант не присоединился к олигархическому движению ни в 411-м, ни в 404 г. до н. э., но сражался весте с Алкивиадом на Геллеспонте в 407/406 г. до н. э., был переизбран стратегом вместо полководцев, смещенных после битвы при Аргинусах, и захвачен в плен спартанцами после Эгоспотам, тот факт, что Лисандр пощадил его одного, вызвал подозрения в том, что именно Адимант предал флот при Эгоспотамах (Ксенофонт. Греческая история. 1.4.21, 7.1; П.1.30; Диодор. ХШ.69—63; Плутарх. Алкивиад. 36.6). Ферамен, ученик Продика, играл ведущую роль как в деле установления, так и в деле свержения правления Четырехсот, в создании промежуточного режима Пяти тысяч, в проведении мирных переговоров со Спартой в 404 г. до н. э., а также в установлении олигархии Тридцати, чьей жертвой он в конечном итоге и пал. Его ближайший соратник по 404 году до н. э., Клитофонт, который в 411-м предложил поправку к законодательному предложению о создании комиссии для введения олигархии (Аристотель. Афинская политик. 29.3, 34.3), был слушателем Фрасимаха (см. выше, сноска 116). Андрон, бывший одним из Четырехсот (Гарпократион и «Суда», под словом «Άνδρων»), но повернувший против них и ставший главным обвинителем Антифонта, Ономакла и Архептолема ([Плутарх]. Жизнь десяти ораторов. 833Е), юношей сидел в ногах у Гиппия, как сообщает Платон [Протагор. 315с). Пифо дор, который предъявил иск к Протагору, по-видимому, из-за завышенной платы за обучение, и который в 411 г. до н. э. выступил с законопроектом, к которому Клитофонт внес поправку (см. выше), сам стал одним из Четырехсот; кроме того, он, возможно, идентичен тому Пифодору, в год архонтства которого Тридцать пришли к власти (Ксенофонт. Грече¬
152а Ήετιωνεια — выступающий в море мол к северу от Пирея, образует одну из сторон входа в гавань; до настоящего времени здесь хорошо сохранилась часть сторожевой баш- Ни» см.: Фукидид. УШ-00- — A3.
153 Платон. Парменид. 127d; о его стратегии в 431/430 г. до н. э. см.: IG I3 366.6; о его службе в качестве эллинотамия: ATL, список 34, с комментариями: Lewis 1961 (D 49): 49—123, особенно 120—121; о его деятельности в 411 г.: Ксенофонт. Греческая история. Н-3.46 и Фукидид. УШ.90.1 и 91.2; о его деятельности в 404 г.: Ксенофонт. Греческая исто- Р“*. П.2.18 и 3.2, 13.
154 IG F 422.187-192; 426.10-22,43-51,141-142,185-190; 430.3,10—12,27-30, с комментариями: Aurenche 1974 (D 4): 130-131.


456
Глава 8h
скал история. П.3.1; Лисий. УП.9; Аристотель. Афинская полития. 35.1,
41.1)155. Хармид, который в правление Тридцати входил в коллегию Десяти в Пирее и который был убит в уличном бою, завязавшемся после их свержения (Ксенофонт. Греческая история. П.4.19), идентичен, вероятно, тому Хармиду, в доме которого в 415 г. до н. э. имели место отдельные из профанаций, осквернявших Мистерии (Андокид. 1.16), и который изображен своим племянником Платоном не только как постоянный собеседник Сократа, но также и в компании Протагора156.
Два ученика софистов заслуживают отдельного упоминания из-за той заметной роли, которую они сыграли в падении Афин, — Критий и Алки- виад. Однако, помимо того факта, что оба они, как сообщается, находились под сильным впечатлением от Горгия (см. выше, с. 433) и оба пришли в дом Каллия, чтобы послушать Протагора и принять участие в дальнейшей дискуссии (Платон. Протагор. 316а, 347Ь), неизвестно, чтобы они были учениками каких-либо других иностранцев, если не считать Пе- риклова престарелого раба — фракийца Зопира, который, как говорит Платон, был учителем Алкивиада (Алкивиад I. 122Ь; ср.: Плутарх. Алки- виад. 1—3). И всё же их тесная связь с Сократом — настолько тесная, что в дальнейшем апологеты из кожи вон лезли, чтобы очистить репутацию Сократа от марающей его связи с этими двумя лицами157, — показывает, что они были вхожи в те интеллектуальные круги, в которых иноземцы находились в постоянном общении с афинянами. Нелегко составить представление о превратностях судьбы Крития, некоторая необычность которой проявляется уже в том, что он впервые появился на политической сцене тогда, когда ему было уже далеко за сорок; этот человек оказался замешан в деле с порчей герм, но благодаря свидетельскому показанию своего родственника Андокида был освобожден от ответственности (Андокид. 1.47, 68). Если Критий и был сторонником олигархии Четырехсот ([Демосфен]. LVTL67), то его вовлеченность не была слишком глубокой, чтобы закончиться изгнанием после падения этого режима158. Из того, что нам известно о деятельности Крития в период между 411 г. до н. э. и тем временем, когда он стал играть роль безжалостного вождя Тридцати, возникает ощущение, что им в большей степени двигали личные пристрастия и интеллектуальные взгляды, нежели политические соображения. Внесенное им мстительное предложение о том, чтобы выкопать кости Фриниха и выбросить их за пределы Аттики (Ликург. Против Леократа. 113), как и его предложение о призыве назад Алкивиада (Плутарх. Алкивиад. 33.1), кажется, говорят скорее о стойкой
155 Аристотель. Афинская полития. 29.1; Диоген Лаэртский. IX.54, где соединение его имени с именем Еватла (ср.: Диоген Лаэртский. IX.56; Квинтилиан. Риторические наставления. Ш.1.10; Авл Геллий. Аттические ночи. V.10) подсказывает, каков был мотив судебного преследования. Ср. выше сноску 104.
156 Платон. Хармид. 154аЬ, 155а; Пир. 222Ь; Феаг. 128d; Протагор. 315а; ср.: Ксенофонт. Пир. 1.3; Ш.1—2; Воспоминания о Сократе. Ш.6.1.
157 Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1.2.12—16, 24—39.
158 Adeleye G. ‘Critias: member of the Four Hundred?’ Ц ТАРА 104 (1974): 1—9.


Афины как культурный центр
457
верности Алкивиаду, нежели о политических принципах. По той же самой причине, вероятно, Клеофонт после падения Алкивиада предложил отправить Крития в изгнание (Аристотель. Риторика. 1.15, 1375Ь31—32), которое последний провел в Фессалии, будто бы «подстрекая к демократическому перевороту и вооружая пенестов против их господ» (Ксенофонт. Греческая история. П.3.36). В свете его позднейшей олигархической деятельности в Афинах такое поведение трудно объяснить из политических соображений159. Представляется весьма вероятным, что в его характере была сильна, так сказать, «пуританская» жилка, которая вполне могла бунтовать против того понимания социальной справедливости, которое было воспитано в нем его философским образованием. Та же жилка могла заставить его в 404/403 г. до н. э., после заключения мира, возвратиться в Афины, «дабы очистить город от негодных людей и обратить оставшихся граждан к добродетели и справедливости» (Лисий. ХП.5), попытавшись переделать Афины по образу и подобию идеализировавшейся им Спарты160. Крайности, до которых он доходил, преследуя эту цель, были отражены, согласно одному древнему комментатору Эсхина (1.39), в памятнике, установленном сторонниками Крития после его смерти: здесь Олигархия, изображенная с факелом в руках, поджигала Демократию, и данная аллегория сопровождалась следующей надписью: «Это памятник достойному мужу, который хотя и недолго, но сдерживал наглость проклятого афинского демоса».
Как бы то ни было, приверженность социальной справедливости не была одним из побудительных мотивов в поведении Алкивиада. Навыки, полученные им у софистов, он поставил на службу удовлетворения своих непомерных амбиций по поводу политической власти. Свидетельства об этом столь обильны, что не имеет смысла пытаться их здесь перечислить полностью. Но это с риторическим блеском иллюстрируют две речи, которые Фукидид приписывает Алкивиаду: речь, в которой последний спорит с Никием и приводит доводы в пользу Сицилийской экспедиции161, а также оправдание его прежней антиспартанской политики, которое он произнес перед лакедемонянами после того, как перебежал на их сторону.
В его речи к афинскому Народному собранию обращает на себя внимание использование антитезы «полос—фюсис», где он представил себя, что весьма удивительно, поборником полоса, после того, как обосновал свою претензию на верховное командование исключительной славой своих предков (Фукидид. VI. 16.1), что, как можно было бы ожидать, должно вести к аргументу из фюсис. Вместо этого Алкивиад обращается к своим победам в Олимпии и говорит о них следующее:
Ведь в силу обычая (νόμω) подобные свершения приносят почет, а возможность их служит доказательством нашего могущества. С другой стороны, блестящая роскошь,
159 О попытках дать политическую интерпретацию см.: Wade-Gery 1958 (А 121): 271— 292, особенно 280—281; Mosse 1969 (А 91А): 122, примеч. 3; Krentz 1982 (D 44А): 46.
160 Krentz 1982 (D 44А): 63-68.
161 Cp.: Macleod 1983 (A 82): 68-87.


458
Глава 8h
с которой я выполняю хорегии и другие общественные обязанности, естественно (φύσει) вызывает зависть сограждан, но зато в глазах иноземцев такая щедрость является свидетельством нашей мощи (Фукидид. 16.2—3; пер. ГА. Стратановского).
Другими словами, номос отвечает за славу, которую доставляют Афинам его победы, тогда как брюзжание фюсис подрывает его репутацию. Более того, он убежден, что его противники считают неестественным (παρα φύσιν) неистовство его юности вместе с его успехами при ведении дел с пелопоннесцами (17.1), при этом в конце он заклинает афинян — в выражениях, напоминающих речь Клеона о судьбе митиленцев, — не голосовать против похода на том основании, что «в наибольшей безопасности живут те люди, кто менее всего уклоняется в политике от стародавних обычаев и навыков (намосов), даже если они и несовершенны» (18.7; пер. ГА. Стратановского). Показать человека, который доказывает полы зу закона [номоса), но чье собственное поведение при этом характеризуется беззаконием (ίпараномией. — Фукидид. VI. 15.4), человека, который не пожалел никаких сил, чтобы расстроить Никиев мир со Спартой, и который при этом агитирует в пользу Сицилийской экспедиции на том основании, «что мы должны защищать наших сицилийских союзников ввиду того, что мы поклялись это делать, и не должны ссылаться на то, что они не защитили нас» (18.1), — в этом, конечно, заключена большая ирония, которая в данном контексте являет собой очевидный пример софистической практики так представлять худший довод, чтобы он стал выглядеть лучшим.
Претензия Алкивиада на собственное превосходство над простым народом, заявленная в этой речи, а также его рассуждения о том, что демосу, скорее, повезло, что у него есть такой человек, перед которым можно склониться (16.4—5), выдают высокомерие образованного аристократа, противопоставлявшего себя народной массе, что вообще могло быть характерно для жизненной позиции многих других воспитанных в софистическом духе политиков того времени. Своей обезоруживающей откровенностью эта речь предвосхищает речь, произнесенную Алкивиадом перед лакедемонянами в защиту его предыдущей антиспартанской политики:
Мы же стояли во главе всего народа, а не только были главарями партии, и считали своим долгом сохранять тот образ правления, при котором государство достигло могущества и наиболее полной свободы и который был всеми принят. Конечно, как и все здравомыслящие люди, мы понимали, что представляет собой демократия, и у меня не меньше оснований, чем у кого-либо другого, бранить ее. Впрочем, об этом общепризнанном безрассудстве ничего нового не скажешь. Тем не менее мы считали рискованным изменять форму правления, когда враги, подобные вам, стоят у ворот (Фукидид. VL89.6; пер. ГА. Стратановского).
Афинская демократия отнюдь не была для Алкивиада ни символом веры, ни посягательством на социальную справедливость, но неким условием, данность которого необходимо было учитывать в политических расчетах.


Афины как культурный центр
459
Какими бы необузданными ни были подобные настроения среди высшего класса и прежде всего среди более молодых интеллектуалов, они, эти настроения, не могли разделяться большинством афинян, особенно представителями более старшего поколения, которые опасались, что иностранцы могут повлиять на формирование молодежи, и которые объясняли размывание традиционной гражданской религии распространением софистического рационализма. Определенное негативное отношение к присутствию иностранцев существовало в Афинах в скрытом виде, по крайней мере, с середины 5-го столетия, и оно, как кажется, разделялось представителями всех социальных слоев. Это латентное неприятие мы уже замечали (см. выше, с. 391, со сноской 8) в поддержке, оказанной закону Перикла о гражданстве от 451/450 г. до н. э., который создавал проблемы для смешанных брачных союзов; оно также проступает в порицании Старым Олигархом той свободы и легкости, с какой метеки смешивались с афинянами ([Ксенофонт]. Афинская палития. 1.10); оно проявляется также в той суровости, с какой правительство Тридцати преследовало метеков (Ксенофонт. Греческая история. П.3.21—22, 41; Лисий. ХП.6; Диодор. XIV.5.6), как и в противодействии Архина законопроекту Фра- сибула, по которому гражданские права были дарованы Лисию и другим иностранцам, вернувшимся в Афины из Пирея ([Плутарх]. Жизнь десяти ораторов. 835F—836А; ср.: Аристотель. Афинская политая. 40.2), в предложении Формисия ограничить круг полноправного гражданства лишь землевладельцами (Дионисий Галикарнасский. О Лисии. 32) и в исключении Феозотидом детей иностранцев из программы поддержки, которую он предлагал оказывать сиротам тех, кто пал в борьбе за демократию против олигархов162. Начиная с 430-х годов до н. э. софисты в особенности становятся мишенью афинской ксенофобии. Антипатию к ним выказывали такие поборники демократии, как Лахет и Анит (Платон. Лахет. 197d; Менон. 91с), и даже те молодые аристократы, которые жаждали у них учиться, опасались, что, тесно общаясь с софистами, могут нажить себе неприятности;163 им хотелось быть остроумными и интеллектуально развитыми, но они боялись стать непопулярными.
Основная причина непопулярности иноземных софистов коренилась в убеждении, что интеллектуальное образование, которое они давали, подрывало авторитет религии. Греческая религия требовала от своих адептов лишь участия в традиционных формах поклонения. Она была свободна от догмы, и сама концепция религиозного кредо ей была чужда. К разным формам инакомыслия относились вполне терпимо только До тех пор, пока они не отвращали народ от почитания богов с помощью заведенных издревле молитв, жертвоприношений и других ритуалов. Считалось, что учения ионийских физиков, популяризировавшиеся по¬
162 Лисий. Фр. VI. 1.1, 2 (Gemet—Bizos), с комментариями: Stroud 1971 (D 94): 280—301, особенно 299—300. Об этом периоде см.: Strauss 1987 (D 93): 90—104.
163 Аристофан. Облака. 102—125; Платон. Протагор. 312а; Горгий. 485а—d, 519е—520а; федр. 257d.


460
Глава 8h
средством рационализма софистов, приводили именно к такому отвращению, а потому многие видели в них угрозу существующей религии. Против пропагандистов подрывных взглядов возбуждались разного рода судебные преследования. Анаксагор предстал перед судом по обвинению в нечестии за то, что утверждал, будто бы солнце — это огненный камень, чем отказывал ему в божественности и в религиозном почитании164, так что в итоге философ вынужден был покинуть Афины. Его обвинителем был некий Диопиф, предсказатель из тех, что одержимы проповедническим пылом, благодаря чему его считали слегка помешанным (Аристотель. Птицы. 988, со схолиями; Осы. 380, со схолиями). Имея в виду прежде всего Анаксагора, Диопиф предложил принять постановление, согласно которому по отношению к тем, «кто не оказывает должного почтения богам или в своих учениях объясняет небесные явления», применять исан- гелию (Плутарх. Перикл. 32.2) — особую судебную процедуру, которая обычно использовалась в делах о государственных преступлениях, особенно в тех, какие не были предусмотрены писаным законодательством164*1. Утверждение Плутарха, что подлинной мишенью атаки Диопифа был Перикл (ср. также: Диодор. ХП.39.2), кажется весьма правдоподобным в силу близких отношений, связывавших этого государственного деятеля с Анаксагором; но весь этот процесс не в меньшей степени свидетельствует о том, что религиозные чувства большинства были оскорблены, поскольку данная близкая связь делала Перикла уязвимым для порицаний на религиозной основе165. Так же и об Аспасии, чужеземке, возлюбленной Перикла, говорится, что она подверглась судебному преследованию со стороны составителя комедий Гермиппа, обвинившего ее в нечестии, но благодаря вмешательству Перикла, произнесшего перед судьями пылкую речь, была оправдана166. Судебный процесс был возбужден также против Продика, если только можно доверять позднему литературному преданию, которое могло смешать его судьбу с судьбой Сократа: Продика будто бы также приговорили к бокалу цикуты за порчу молодежи (см. выше, с. 334).
Иная судьба постигла Протагора за следующее его агностическое высказывание: «Относительно богов я не могу знать, что они существуют, или что они не существуют, или какую форму имеют, ибо много есть препятствий такому знанию — и недостоверность, и краткость жизни человеческой» (D—К 80 В 4). За это свое мнение, как нам рассказывают, он
164 Диоген Лаэртский. П.12; Иосиф Флавий. Против Аниона. П.265; Плутарх. О суеверии. 169F, с комментариями: Burkert 1985 (К 16): 86, 175, 230.
1б4а Диопиф всё же не был непосредственным обвинителем в деле Анаксагора; античное литературное предание сохранило две версии на сей счет: согласно одной из них, обвинителем выступил Клеон, согласно другой — Фукидид, политический соперник Перикла; обе версии передает Диоген Лаэртский (П.12). — A3.
165 Подробное обсуждение вопроса: Derenne 1930 (J 22): 13—41. Скептическое отношение к античной литературной традиции: Dover 1976 (J 33): 25—54, особенно 27—34.
166 Плутарх. Перикл. 32.1, 5; Афиней. ХШ.589е; Схолии к Аристофану. Всадники. 969.


Афины как культурный центр
461
был изгнан из Афин, а его книги сожжены на Агоре167. Очевидно, вопросы, поднятые этим чужеземцем, слишком уж сбивали с толку простой народ, слишком были опасны своим расшатыванием публичного почитания богов.
По всей видимости, более основательными причинами мотивировались меры, принятые против Диагора Мелосского — дифирамбического поэта, какое-то время, вероятно, в 420-е гг. до н. э., жившего в Афинах, если, конечно, это тот самый «мелосец», которому в «Облаках» Аристофана (828—830) приписывается «учение» о том, что Зевс (по-гречески Диос. — А.3) уже давно не царствует, поскольку его прогнал какой-то Динос (= «горшок»). Античная литературная традиция сообщает, что злословие Диагора по поводу Мистерий приводило к тому, что многие из тех, кто намеревался стать адептом этого культа, отказывались проходить обряд посвящения и что поэтому афиняне обнародовали на бронзовой стеле прокламацию, пообещав в ней один талант серебра любому, кто умертвит Диагора, и два — любому, кто приведет его в Афины живым168. Согласно одному из вариантов той же традиции (Диодор. ХШ.6.7), это объявление было опубликовано после того, как Диагор бежал из Афин, чтобы не предстать перед судом по клеветническому обвинению в безбожии; само постановление о награде отнесено здесь к 415/414 г. до н. э., и эта дата, видимо, подтверждается недвусмысленной пародией на прокламацию против Диагора в арисгофановских «Птицах» (1072—1078), впервые поставленных в 414 г. до н. э. Какими бы ни были публичные заявления Диагора, они оскорбляли особенно сильно потому, что звучали из уст чужеземца ([Лисий.] VI. 17—18), и при этом в тот самый момент, когда молодые афинские интеллектуалы из высших слоев общества оказались замешаны в противозаконную игру в Мистерии — а значит, в нечестивую их профанацию169. Это было то время, когда афиняне, накануне своего похода на Сицилию, нервничали по поводу любых нарушений равновесия в государстве гораздо сильней, чем когда-либо прежде, и когда опошление Мистерий и осквернение герм многими было воспринято как прелюдия к государственному перевороту, направленному на свержение демократии. Какими бы гостеприимными и открытыми для иностранцев ни были афиняне в предыдущее десятилетие, теперь они не могли позволить никому, ни гражданину, ни иностранцу, подвергать опасности государство и подрывать основы его религии.
167 Диоген Лаэртский. IX.52, 54, 55; ср.: Цицерон. О природе богов. 1.23.63; Схолии к Платту. Государство. 606с; Плутарх. Никий. 23.4; Филострат. Жизнеописание софистов. 1.103. В отношении этих свидетельств К. Доувер также выражает скепсис: Dover 1976 (J 33): 34—37.
168 Схолии к Аристофану. Птицы. 1073 и Лягушки. 320; Мелантий. FGrH 326 F 3; а также: Кратер. FGrH 342 F 16.
169 См.: Jacoby 1959 (J 56); Woodbmy 1965 (J 114): 178-211.


Глава 9
Д.-М. Льюис
АРХИДАМОВА ВОЙНА
I. Причины войны
Не может быть двух мнений о том, почему при изучении Пелопоннесской войны мы столь часто интересуемся тем, что именно Фукидид думал о ней: в мировой истории найдется немного эпизодов, столь тесно связанных со своим хроникером. Данная глава не ставит целью сделать чтение его «Истории» необязательным и не является попыткой дать ей замену. В лучшем случае она представляет собой изложение, которое проясняет некоторые мысли Фукидида и обращает внимание на моменты, которые им были затенены1.
Прямые боевые столкновения между Афинами и Пелопоннесским союзом начались в 431 г. до н. э. Фукидид колеблется в вопросе о том, что считать началом войны — фиванскую атаку на Платеи весной этого года (П. 1—7.1) или же спартанское вторжение в Аттику, случившееся спустя восемь дней (1.125.2; П.12.3, 19.1). Оба события очевидным образом связываются друг с другом в VII. 18.2, а в V.20.1 Фукидид, как кажется, принимает дату первого события за дату второго. Согласно одному важному пассажу (VII. 18.2), спартанцы прекрасно понимали, что фиванцы не должны были атаковать Платеи в мирное время и что самим им не следовало браться за оружие, когда афиняне предлагали решить спор третейским судом в соответствии с условиями Тридцатилетнего мира; афинские послы предостерегали лакедемонян (1.78.4) от оскорбления богов, хранителей священных клятв, которыми был скреплен данный мирный договор. На этом основании некоторыми исследователями был сделан вывод, что именно Спарта формально и неправомерно начала длительную войну, однако проблема гораздо сложнее такого простого подхода;2 как говорит Полибий (Ш.6.6), хотя и не приводя этого конк-
1 Получить сведения по отдельным моментам в целом можно из комментария НСТ или из работ Дональда Кэгана: Kagan 1969, 1974 (G 17—18). В данной главе все ссылки на de Ste Croix имеют в виду монографию Джеффри де Сент-Круа об истоках Пелопоннесской войны, размещенную в библиографии под индексом G 36.
2 Такая простая трактовка представлена у де Сенг-Круа, см.: de Ste Croix: 65, хотя на с. 290—292 той же монографии дана более осторожная формулировка.


Архидамова война
463
ретного примера, не следует путать начало войны (αρχή) с ее причинами (αίτίαι).
Причины же уходят вглубь истории, причем разные народы могли смотреть на них по-разному. В других имеющихся у нас источниках акцент сделан на афинских отношениях с Мегарами (Аристофан. Ахарняне. 515—539; Мир. 606—609; Андокид. Ш.8; Диодор. ХП.39.4—5; Плутарх. Перикл. 29.4—31.1) и с Эгиной (Андокид. Ш.6; ср.: Фукидид. П.27.1). Фукидид придерживается другой линии3. Когда он говорит об amat (для него это «причины жалоб») и о διαφοραί (разногласия), «дабы никому не надо было доискиваться, отчего возникла столь великая война» (1.23.5), он твердо придерживается такого плана изложения, в котором на первое место выдвигаются афинские отношения с Коринфом (1.24 слл., ср. 118.1). Его рассказ начинается, как это ни удивительно, с внутриполитического раздора в отдаленном Эпидамне, что на Адриатическом побережье, с распри, которая разгорелась примерно за пять лет до начала войны, причем в кн. I именно коринфяне оказываются самыми активными действующими лицами, и на словах (более десятой части текста первой книги состоит из речей, произносимых коринфянами), и в поступках. Фукидид определенно знал, что говорил, и у нас нет оснований думать, что он ошибался. Эгине и Мегарам, конечно, также уделено внимание. Когда мы обращаемся к другим свидетельствам, то обнаруживаем в них убежденность в том, что Мегары были глубоко связаны с началом войны, но что при этом мегарские поводы были в некотором смысле несоразмерны размаху той войны, которую они вызвали; поскольку Фукидид говорит, что отмена постановления о мегарцах (так называемой Мегарской псефиз- мы) было принципиальным требованием лакедемонян (1.139.1, 140.4), и вкладывает в уста Перикла заявление о том, что данное требование само по себе — мелочь и по сути является проверкой афинской решимости (1.140.4—5), его, Фукидида, нельзя заподозрить в том, что он не разделял той же убежденности. Можно лишь пожалеть о том, что он, решительно определив для самого себя, какие именно обстоятельства были самыми важными, не посчитал нужным предоставить нам факты для подтверждения своей правоты; никакие наши хитроумные уловки не позволяют, к примеру, хронологически привязать Мегарскую псефизму (см. с. 470— 471) к основному повествованию4.
Фукидид, впрочем, не ограничивается одним Коринфом. Каким бы задиристым этот город ни был, всё же ключевой была позиция Спарты, и именно она должна была приниматься в расчет. В трех пассажах Фукидид копает глубже. В 1.23.6, сразу после заявления об amat и о διαφοραί (см. выше), эти причины и разногласия соединены, я бы даже сказал «соподчинены», в следующем предложении:
ГСр.: Dover. HCTV: 422-423.
4 	Упоминание в 1.42.2 взаимного недоверия между коринфянами и афинянами по поводу Мегар может, конечно, указывать на Мегарскую псефизму, но оно в равной степени может служить напоминанием о включении Афинами мегарцев в состав своего Союза в 460 г. до н. э., которое положило начало коринфской ненависти к Афинам (1.103.4).


464
Глава 9
Самая истинная πρόφασις5 (причина), хотя и самая тайная, я полагаю, состояла в том, что рост афинского могущества вызывал у лакедемонян страх и подталкивал их (άναγκάσαι) к войне.
В 1.88 мы читаем следующее:
Лакедемоняне решили нарушить мир и начать войну отнюдь не потому, что были убеждены в этом доводами своих союзников, а потому, что они опасались, что афиняне могут стать еще могущественнее, поскольку видели, что те уже подчинили себе значительную часть Эллады.
В 1.118.2 говорится, что Пентеконтаэтия (пятидесятилетие, прошедшее от времени ухода Ксеркса из Греции до начала Пелопоннесской войны) была теми годами,
в которые афиняне усилили свою державу и сами вошли в великую силу, лакедемоняне же, хотя и понимали это, почти никогда не мешали им и большую часть этого времени сохраняли спокойствие, поскольку они и прежде никогда не спешили отправляться на войну, если только их к этому не вынуждали обстоятельства, да к тому же их удерживала их внутренняя война; продолжалось это, доколе афиняне не усилились явным образом и не начали поднимать руки даже на их [спартанских] союзников. Более этого они (лакедемоняне. — A3) выносить уже не могли, но решили взяться за дело со всем усердием и по возможности сокрушить это могущество, обратившись на врага войной.
Самые известные историографические проблемы, связанные с Фукидидом, можно затронуть здесь лишь бегло. Некоторые исследователи6 полагают, что первоначальный план кн. I хотя и концентрировался на вопросе об αίτίαι и о διαφοραί, но в нем не было трех приведенных выше пассажей; их, а также рассказ о Пентеконтаэтии Фукидид вставил в текст лишь после того, как дошел до того момента, когда Спарта возобновила войну в 413 г. до н. э., в период коринфского ослабления, поскольку почувствовал необходимость в более широких причинах для всей войны. Другие7 не видят необходимости в такой гипотезе и считают, что «самая истинная πρόφασις» присутствует в кн. I повсеместно. Однако, если мысль о росте афинской мощи действительно разлита здесь повсюду, то мысль о спартанских страхах — нет (только в 1.33.3); это обстоятельство в совокупности с несоразмерностью рассказа о Пентеконтаэтии и отсутствием
5 Было приложено немало усилий, чтобы объяснить этимологию и подтексты слова πρόφασις, которое в V в. до и. э. еще не имело значения «предлог», «повод», «отговорка», «увертка» (часто «притворный, -ая», «благовидный, -ая»), каковой смысл вкладывал в него Полибий, когда пытался классифицировать терминологию, связанную с причинами войн (Ш.6); см.: Kirkwood 1952 (С 60); Pearson 1952 (С 76); Rawlings 1975 (А 103). Впрочем, данное слово стоит здесь у Фукидида не изолированно, а соединено с прилагательным «άληθεστάτη» (‘самая истинная’). Это же словосочетание встречается у Фукидида еще в VI.6.1, при этом в ΙΠ.86.4 использование слова «πρόφασις» (без прилагательного «αληθέστατη». — A3) приводит к полной инверсии смысла (т. е. речь идет о благовидном предлоге, а не о подлинной причине. — A3).
6 Schwartz 1929 (С 91): 92-167; Andrewes 1959 (G 4).
7 De Romilly 1951 (С 85): 21-37; de Ste Croix: 56-63.


Архидамова война
465
связи последнего с основным повествованием являются сильными доводами в пользу предположения о том, что кн. I всё же подверглась вторичной обработке.
Как бы мы ни смотрели на композицию кн. I, окончательный приговор Фукидида состоит в том, чгго спартанцы действовали в силу неизбежности (ανάγκη); у них не было иного выбора8. Сомнительно, что он думал, будто афиняне располагали большей свободой действий. Принимая во внимание общие взгляды на природу их могущества, в особенности же некоторые черты афинского национального характера, вряд ли Фукидид полагал, что они повернут назад. В ключевой момент (1.49.7) афиняне также были вовлечены в водоворот неотвратимости (ανάγκη), и последние слова Перикла перед войной заключались в том, что неизбежность нужно принимать охотно (1.144.3). Но это не самые последние его слова; последние состояли в том, что афиняне не имеют права преуменьшать достижения своих предков (1.144.4), причем Перикл говорил всё это почти в тех же самых выражениях, в которых коринфяне перед тем призывали к тому же лакедемонян (1.71.7). Фукидид видел войну неизбежной. Если в Спарте, согласно ему, Архидам, по крайней мере, призывал к отсрочке, то в Афинах противники войны у Фукидида едва ли имеют хоть какие-то шансы (1.139.4).
Насколько широко было осознание неминуемости войны и как давно оно сформировалось? По Фукидиду получается, что в июне 433 г. до н. э. афиняне были вполне согласны с мнением жителей Керкиры, что воевать с пелопоннесцами придется в любом случае (1.44.2; ср.: 33.3). Между прочим, мы можем это подтвердить эпиграфическими свидетельствами. Постановления афинского Народного собрания, принятые в 434/433-м ар- хонтском году (М—L 58 = IG I3 52), в конце основной фазы финансирования строительной программы (см. с. 168) вводили строгие ограничения на дальнейшие публичные траты, определяли порядок расходования некоторых денежных излишков на верфи и крепостные стены и вообще переводили афинские финансы в боевую готовность. Формально невозможно доказать9, что эти декреты предшествовали углублению кризиса, связанного с принятием предложенного Керкирой союза (см. ниже, с. 467— 468), но, вероятно, так оно и было. Фукидид не объясняет, почему афиняне придерживались такого мнения. Отчасти мы можем заполнить этот пробел, вызванный его умолчанием, вспомнив о съезде Пелопоннесского
8 О более подробном исследовании понятия «ανάγκη» в этом контексте см.: Ostwald 1988 (С 74). Поскольку никто тогда не сделал конкретных предложений по поводу того, как именно третейский суд, о котором спартанцы говорили с такой легкостью, мог быть организован, становится понятным, что настоящее значение имела лишь фиксация того, какая именно сторона несет ответственность за нарушение Тридцатилетнего мира; даже Архидам (1.85.2) настаивал только на отсрочке, предупреждая спартанцев о том, что нельзя начинать войну, не выслушав того, кто согласен на третейский суд.
9 Р. Мейгз по этому поводу слишком оптимистичен: Meiggs 1972 (Е 53): 201; см. также: Thompson 1970 (D 96): 57—58. Л. Каллет-Маркс сомневается в общепринятой датировке Каллиевых декретов: Kallet-Marx 1989 (G 21).


466
Глава 9
союза в 440 г. до н. э. (с. 193) и обратив внимание на то, что в речи, произнесенной, согласно Фукидиду, Периклом в 432 г. до н. э., говорилось о том, что спартанцы уже давно строят козни (1.140.2; ср.: Плутарх. Перикл. 8.7 — здесь Перикл говорит, что он уже видит войну, приближающуюся с Пелопоннеса). Для 433 г. до н. э. Фукидид не называет по имени ни одного оратора, который бы произносил подобные речи, однако историк подтверждает неизменное противостояние Перикла спартанцам, его нежелание уступать и его боевую напористость10.
Некоторые аспекты, касающиеся усиления Афинской державы в тридцатые годы, были отмечены уже выше (с. 194—195). Податные списки, которые в этот период содержат очень много лакун, позволяют увидеть и некоторые другие аспекты, хотя и более смутно. Начиная с 438 г. до н. э. на некоторые государства были наложены дополнительные выплаты (έπιφοραι), возможно штрафы, за просрочки прежних податных сумм, а начиная с 434 г. до н. э. фиксируются добровольные поступления от государств, которые не были обложены данью, осуществлявшиеся либо от имени государства, либо от имени частных лиц; в этом усматривают желание войти в афинскую экономическую систему, однако более вероятно, что мотив здесь был, скорее, политический11. С 446 г. до н. э. отмечается некоторая тенденция к новому росту податных сумм, которые перед тем сократились (с. 185); более сложная ситуация со сбором дани на фракийском побережье, к востоку от Стримона, что было связано, вероятно, с усилением Одрисского царства12. Здесь, несомненно, сложилась очень беспокойная обстановка: Мигилена, несмотря на свою лояльность, проявленную в 440 г. до н. э. (с. 192), перед самой войной готова была поднять восстание (Фукидид. Ш.2). В 435 и 434 гг. до н. э. афинские эскадры были куда-то отправлены [IG I3 464.105-107,465.128—129), на какой театр — мы не знаем; один из этих флотов мог дойти даже до Неаполя (Тимей. FGrH 566 F 98). Незадолго до 433 г. до н. э. Афины поссорились с Пердиккой, царем Македонии13, поддержав его старшего брата Филиппа и еще одного князя (из Верхней Македонии. — А3).
Подход к повествованию о войне Фукидид начинает с описания событий в Эпидамне, где незадолго до 435 г. до н. э. произошел демократический переворот. Здешнее новое правительство запросило помощь у метрополии — Керкиры (см.: КИДМ Ш.З: 159—160). Получив отказ, они обратились к метрополии самой Керкиры — к Коринфу, из которого некогда прибыл основатель их колонии. Отношения между Коринфом и Керкирой уже давно были испорчены (ср.: Плутарх. Фелтстокл. 24.1), и
10 de Ste Croix: 65 — автор говорит, что это Периклова напористость имела отношение к войне, которую спартанцы ужё объявили, но данное мнение вряд ли может объяснить три глагола, стоящие в прошедшем несовершенном времени.
11 Аргументацию против ошибочной интерпретации, предложенной в АТЫ: 455-^56, см.: Lepper 1962 (Е 40) (экономика); Schuller 1981 (Е 80) (политика).
12 ATL Ш: 309—313.
13 Дата его вступления на престол неясна; см.: Hammond et al. 1972—1988 (F 29) Π: 103-104.


Архидамова война
467
Коринф, обрадовавшись возможности укрепить свои позиции в регионе, отправил помощь. Керкира возмутилась таким вмешательством и напала на Эпидамн. Коринф поднял ставки и объявил об отправке новых колонистов в Эпидамн; отнюдь не одни только Афины были способны внедрять новые города в варварское окружение14. Задействовав все свои ресурсы и пригласив всех желающих принять участие в экспедиции, коринфяне вместе с друзьями собрали флот из семидесяти пяти кораблей и приготовились к походу на Эпидамн. (1.24—27)
До этого момента Керкира формально не была связана союзническими отношениями ни с одним из крупных государств. Она, по общему признанию, считалась богатым полисом, а ее отличительной чертой являлся второй по численности флот в Греции, номинально состоявший из 120 кораблей. Зачем он ей был нужен, помимо, конечно, претензии кер- кирян на происхождение от мореходного народа феакийцев «Одиссеи», не совсем понятно, хотя у Керкиры могли быть проблемы с адриатическими пиратами. Как бы то ни было, ее первой реакцией была попытка договориться с Коринфом. Во время дипломатических переговоров они одновременно искали помощи у Спарты и Сикиона, которые в данном конфликте, очевидно, не особенно охотно поддерживали Коринф. Однако этот последний отклонил все предложения о мирном урегулировании спора, предпринял морской поход и потерпел полное поражение в битве при Левкимме (435 г. до н. э.). Керкира уладила дела в Эпидамне с полной выгодой для себя, при этом на какое-то время ее флот стал господствовать в Ионийском море, разорив Левкаду и торговую гавань элейцев, помогавших Коринфу. (1.28—30)
Коринф приступил к подготовке новой, более масштабной, экспедиции. Керкира нуждалась в подкреплении, поэтому она обратилась к Афинам с предложением о союзе (весна 433 г. до н. э.). Ее послы исходили из того, что война уже на пороге, а Керкира занимает стратегическую позицию на морском пути в Италию и Сицилию, к тому же ее флот мог сыграть решающую роль в вопросе равновесия сил на море. Коринфские послы преуменьшали вероятность войны и довольно неубедительно ссылались на прежние услуги, оказанные коринфянами Афинам, а также на права Коринфа в отношении Керкиры, но при этом указывали на реальную опасность для сохранения Тридцатилетнего мира, если Афины сделают Керкиру своим союзником в тот момент, когда она находится в состоянии войны с Коринфом. Народное собрание продолжалось два дня и в конечном итоге пришло к компромиссу: альянс не будет носить характера полноценной сгшмахищ которая заставила бы Афины иметь с Кер- кирой одних и тех же друзей и врагов, но примет новую, вероятно еще не имевшую прецедентов, форму эпимахищ при которой партнеры связываются друг с другом взаимопомощью лишь в случае реальной вражеской атаки на керкирскую либо на афинскую территорию. Таким образом, Афины, с точки зрения своих внешнеполитических обязательств, заняли
Об отражении этих событий в нумизматике см.: Кгаау 1976 (С 190): 84.
14


468
Глава 9
внешне благовидную позицию, но при этом вполне подходящую, чтобы поддержать обороноспособность Керкиры. Этого, конечно, было далеко не достаточно, чтобы утихомирить Коринф, но Фукидид и не приписывает таких мотивов Афинам; на первой стадии войны, с неизбежностью которой афиняне вполне соглашались, предполагалось использовать Кер- киру для ослабления военно-морской мощи Коринфа и его соратников. (L31-44)
Афинская эскадра, которая теперь была отправлена к Керкире (М—L 61 =IGl3 364), получила четкие инструкции, вытекавшие из достигнутого соглашения: использовать силу только в том случае, если коринфяне попытаются высадиться на самой Керкире или на зависимых от нее территориях. Было отправлено всего десять кораблей, которые никого не могли сдержать, и коринфян они, конечно, не сдержали. Последние нарастили свой флот до 150 триер, против которых керкиряне выставили 110. Эскадры сошлись у Сиботских островов (август 433 г. до н. э.). С афинской точки зрения, это была грубая схватка в старомодном духе, без применения настоящей военно-морской тактики, больше походившая на сухопутное столкновение больших вооруженных масс, только на палубах, как правило, неподвижных кораблей. Фукидид отмечает, что поначалу афинские стратеги не хотели вмешиваться в битву, но в конечном итоге, когда коринфяне стали наседать, «все без разбора ринулись в бой, и с неизбежностью коринфяне и афиняне сошлись в рукопашной схватке» (1.49.7). Афинские стратеги превысили полномочия, регламентированные инструкциями; вероятно, исполнить их было не так-то легко. (1.45—49)
Коринфяне уже собирались высадиться на земле керкирян, когда появились еще 20 афинских кораблей, которые были посланы вслед за прежними, — афиняне верно расценили, что первая эскадра из 10 кораблей вряд ли сможет спасти Керкиру. Коринфские командиры решили, что повторить успех в этот день они вряд ли смогут. После недолгих переговоров, во время которых коринфяне упрекали афинян в нарушении условий Тридцатилетнего мира, а те отвечали, что они имеют о дно-единственное поручение — защищать керкирскую территорию, а это не является нарушением мирного договора, коринфяне отступили без новых стычек. Афины спасли Керкиру, до некоторой степени поступившись аккуратностью своих дипломатических маневров по сохранению мира. То, что путь на запад воспринимался афинянами гораздо серьезней, чем это получается по Фукидиду, видно по тем подробностям, которые обнаруживаются в договорах с Леонтинами и Регием, возобновленных в течение 433/432 архонтского года по просьбам последних (М—L 63, 64 = IG I3 53, 54; cp.: SEG XXVI.12). (1.50-55)
Коринфская реакция была конечно же предсказуема. Очевидным слабым местом Афин была Потидея — важный город на полуострове Паллена. Потидея находилась, так сказать, на переднем крае афинских отношений с Пердиккой Македонским (с. 466) и при этом сохраняла прочные связи с Коринфом, своей метрополией; судя по всему, Потидея к тому времени уже создавала проблемы для Афин (с. 184). Те потребовали от


Архидамова война
469
нее отослать присылаемых в Потидею из Коринфа должностных лиц и срыть городские стены. Потидейцы затягивали время, целую зиму ведя переговоры с Афинами, в то же самое время отправив, с молчаливого одобрения Пердикки, агентов в Коринф и в Лакедемон, где те добились обещания представителей высших спартанских кругов15 вторгнуться в Аттику, если афиняне начнут военные действия против Потидеи. Пердик- ка также подстрекал ее соседей по Халкидике к восстанию против афинян. Эти последние, очевидно, считали вероятность восстания не очень большой (затягивая время, потидейцы исправно уплатили подать на Дионисии 432 г. до н. э.). Однако, когда афинская эскадра из тридцати кораблей прибыла к Потидее, чтобы добиться от нее исполнения требований, оказалось, что не только сам этот город, но и его соседи, которые вместе уплачивали 71/? процентов дани всей империи, уже охвачены ан- тиафинским восстанием. Имея в распоряжении только тысячу гоплитов, афинские командиры сочли необходимым приступить к исполнению той основной задачи, ради которой их сюда и направили, — поддержать македонских врагов Пердикки, поднявших против него мятеж. (1.56—59)
Опасаясь за Потидею, коринфяне собрали из коринфских добровольцев и пелопоннесских наемников войско в 2 тыс. чел. и отправили его на север во главе с Аристеем, сыном Адиманта, того самого, который в 480 г. до н. э. был одним из полководцев (Геродот. УШ.5.1 и далее)16. Афины ответили отправкой дополнительных 40 кораблей и 2 тыс. гоплитов. Эти подкрепления сначала присоединились к тем, кто был отправлен прежде, и теперь осаждали Пидну, исходя, очевидно, из того, что главным врагом является Пердикка17, но, заключив с ним соглашение (которое он нарушил почти сразу же), афиняне отправились к Потидее по суше. В результате сражения на севере перешейка были разорваны линии связи между Потидеей и ее соседями, а подоспевшая из Афин новая эскадра позволила замкнуть кольцо осады города с юга. Данное событие в развитии предвоенной ситуации, когда шаткий мир еще сохранялся, отмечает собой второй мотив в цепи взаимных претензий, о которых сообщает Фукидид (1.66). Коринфяне упрекали афинян в том, (1) что те действуют против их колонии и (2) что они осаждают пелопоннесцев; афиняне упрекали пелопоннесцев в том, что те побуждают к мятежу подвластный Афинам город и открыто с ними сражаются. (1.60—66)
До сих пор спартанцы не обнаруживали особого желания выполнять обещания, данные Потидее, а коринфяне требовали от них активных действий и настаивали на вынесении официального решения о том, что афиняне нарушили мир. Лакедемоняне пригласили всех желающих вы¬
15 См., однако, мнение Э. Эндрюса (Andrewes. HCT IV: 135), который полагает, что здесь у Фукидида содержится ссылка на апеллу (спартанское Народное собрание).
16 Это, несомненно, была официальная коринфская акция. Противоположная точка зрения: Gomme. НСТ\\ 224—225; de Ste Croix: 82—85.
17 Еще во вторую пританию 432/431 г. до н. э. дань по-прежнему уплачивалась «за Македонию», без всякого упоминания о Потидее (IG I3 365.5). Но см. в конце наст, тома «Хронологические дополнения», с. 625.


470
Глава 9
сказать жалобы и недовольство афинянами на Народном собрании в Спарте. В этом пункте Фукидид упоминает о двух второстепенных вопросах. Эгина втайне снарядила послов в Лакедемон — они пожаловались на потерю своей независимости, гарантированную мирным договором. У нас нет никаких идей относительно того, о чем здесь могла идти речь18. Ме- гарцы также высказывали серьезные претензии, особенно в связи с тем, что вопреки условиям мира они были лишены доступа в гавани Афинской державы и на «аттический рынок» (της ’Αττικής αγορας). (1.67)
Выше уже было отмечено отсутствие какого-либо ключа к хронологии мегарского дела. Фукидид далее рассказывает (1.139.1—2) о запрете на «использование» мегарцами гаваней и агоры, который был введен особым афинским постановлением, и о том, что принятие этого декрета афиняне оправдывали недостойным поведением мегарцев — те запахивали неразмежеванную (спорную. — А.3.) священную землю и укрывали беглых рабов. В исследовательской литературе приводились доводы в пользу того19, что никаких иных причин, кроме двух указанных, для данного постановления не существовало, что мегарцы подверглись проклятию из- за распашки священного участка и что именно поэтому были лишены доступа на афинскую агору в самом узком смысле этого слова, то есть в ту зону в центре Афин, куда не могла ступать нога убийц и других нежелательных лиц20. Если это действительно так, тогда трудно понять, почему в двух уже рассмотренных нами случаях сначала речь идет о гаванях державы, а в третьей ссылке на это постановление (1.144.2), сформулированной более риторически, слово «агора» хотя и упоминается до «гаваней», однако при нем нет определенного артикля. Два других места в источниках подтверждают то мнение, что здесь всё же имелся в виду какой-то запрет на торговлю. Во-первых, это «Ахарняне» Аристофана (535), где говорится, что мегарцы совсем оголодали из-за данного постановления; попытка доказать21, что указанное место никак не опровергает якобы узкого смысла намерений декрета (не пускать мегарцев не вообще на аттические рынки, а только на Агору в центре Афин. — А.З.), несостоятельна. Второе место привлекло к себе меньше внимания22. У Фукидида в 1.120.2 коринфяне, подвигая пелопоннесцев на войну, говорят так:
И те из нас, кто уже имел дело с афинянами, не нуждаются в наставлениях, что с ними нужно быть настороже. Но те, кто живет в глубине страны, далеко от моря,
18 Обычно высказывается догадка, что в 432 г. до н. э. Эгина внесла чересчур маленькую подать, и допускается, что Афины ответили репрессиями, однако мы не можем исключать вероятности того, что после 440 г. до н. э. сумма дани для Эгины была сокращена — для этого года у нас есть последнее сохранившееся свидетельство о суммах ее платежей; на данный момент ясно (Кгаау 1976 (С 190): 47), что Эгине было позволено продолжать чеканить собственную монету.
19 De Ste Croix: повсюду.
20 De Ste Croix: Приложение LXHL
21 De Ste Croix: 241—244.
22 См., однако: Legon 1973 (G 23, по поводу этой статьи см.: Meiggs 1982 (L 99): 492— 493), а также: Legon 1981 (F 45): 217—221.


Архидамова война
471
должны знать, что вывоз их собственных продуктов, а также ввоз товаров морем на материк будет значительно затруднен, если они теперь же не защитят приморские города [Пер. ГА. Стратановского).
Вряд ли можно интерпретировать данный отрывок иначе как свидетельство того, что некоторые союзники уже испытывали в этот момент экономические проблемы определенного рода. Здесь нет никакой параллели для фразы «ή ’Αττική αγορά», однако нет ничего, что противоречило бы мнению, что «агора» означает здесь что-то вроде «рынка» в абстрактном смысле23.
В древних источниках (помимо Фукидида) единственными причинами принятия афинского постановления называются личные мотивы Перикла: либо вполне конкретное желание угодить своей возлюбленной Аспасии, либо попытка отвлечь внимание народа от политических обвинений против него и его друзей (напр.: Диодор. ХП.38—39; Плутарх. Перикл. 30—32)24. Современные исследователи выдвигают разные предположения. В наше время мало кто относится к сторонникам теории о торговом соперничестве, дошедшем до крайних проявлений;25 в этом смысле более обоснованным представляется мнение, что Афины пытались заблокировать доступ пелопоннесцев к товарам, которые были тем необходимы для развития собственных военно-морских сил26. Еще один возможный взгляд27 состоит в том, что давление на Мегары стало, в сущности, не столько поводом к войне, сколько первым нанесенным в ней ударом, рассчитанным на то, чтобы принудить Мегары вернуться в состав Афинской державы; к этой проблеме мы еще вернемся позднее, в контексте Перик- ловой стратегии.
Суть дебатов в спартанском Народном собрании передана Фукидидом с помощью четырех речей. Здесь он не видит необходимости повторять жалобы спартанских союзников, смысл которых он изложил раньше, а речь коринфян, как это ни удивительно, сводится к общему обзору роста афинского могущества и их преступлениям, совершаемым на фоне спартанской медлительности. Завершается речь очень остро — коринфяне угрожают обратиться за помощью к кому-нибудь еще, возможно, к Аргосу, если Спарта не сделает то, что должно. Затем произносят речь афинские послы, непостижимым образом оказавшиеся здесь «по другим делам» (περί άλλων); в ней они, воздержавшись от подробного ответа на пре¬
23 Позиция де Сенг-Круа критикуется в следующих изд.: Gauthier 1975 (G 14); Sealey 1975 (G 37): 103—105; Legon 1981 (F 45): 210—227; но защищается здесь: MacDonald 1983 (G 28). См. также ссылки, собранные в изд.: Legon 1981 (F 45): 214, примеч. 51; MacDonald 1983 (G 28): 385, примеч. 1.
24 По большей части эти соображения возникли из мнения, что стихи 515—539 в арис- тофановских «Ахарнянах» и 605—624 в «Мире» нужно воспринимать всерьез.
25 Данная точка зрения, которая в первую очередь связывается с именем Ф. Корнфор- да (Comford 1907 (С 24)), подвергнута основательной критике в изд.: de Ste Croix: 214— 220.
26 Legon 1981 (F 45): 219-222.
27 Wade-Gery 1970 (С 105): 1069; Sealey 1975 (G 37): 105.


472
Глава 9
тензии союзников, вспоминают о прежних афинских заслугах перед всей Элладой, оправдывают создание державы и то, как Афины ею руководят, а также предостерегают Спарту от опрометчивого нарушения Тридцатилетнего мира. Было бы легче поверить в историчность данного посольства и данной речи, если бы здесь было сказано, какие именно «другие дела» подразумеваются, к тому же крайне трудно отделаться от мысли, что Фукидид ставит перед собой более широкие задачи, нежели простой отчет о событии28. Трудности только увеличиваются в связи с речью царя Архидама, которая следует затем (второй спартанский царь, Павса- ний, был еще несовершеннолетним). Возможно, он и в самом деле побуждал к осмотрительности, более тщательной подготовке и к тому, чтобы не отвергать с ходу афинских предложений о третейском суде, но его взвешенный анализ сильных сторон афинского стратегического положения, с избытком подтвержденный последующими событиями, не совсем согласуется с его собственным командованием в 431 г. до н. э., как и с теми целями, которые Фукидид приписывает ему во время этой кампании. То, что эфор Сфенелаид произнес решительную, короткую речь, в которой побуждал лакедемонян без всякого промедления выполнить долг перед союзниками, практически не вызывает сомнений. Спартанцы значительным большинством признали, что афиняне нарушили мир, и в связи с этим было принято решение созвать всех союзников, дабы официально, на общем съезде, проголосовать за войну. Снарядили посольство в Дельфы, и свою поддержку посулил Аполлон. (1.67—88, 118.3)
В рассказе о союзном совещании акцент опять сделан на Коринфе. Его послы всячески старались склонить на свою сторону других союзников, при этом Фукидид вставляет здесь еще одну коринфскую речь, в которой присутствуют не только доводы в пользу войны, но и содержатся практические предложения о том, как ее следует вести29. Большинство опять проголосовало за войну, и к ней начались приготовления, хотя и от дипломатии лакедемоняне полностью не отказались. (1.119—126.1)
Создается впечатление, что первое спартанское посольство в Афины было ограничено сугубо пропагандистскими задачами. Спартанцы потребовали очистить город от тех, на ком лежала Килонова скверна [КИДМ Ш.З: 441^144), надеясь подорвать положение Перикла, поскольку считали его главным сторонником войны в Афинах (Фукидид с такой оценкой согласен). Афиняне парировали это похожим требованием, направленным против убийц Павсания (с. 135); кто эти убийцы — непонятно, однако
28 Таково мнение Е. Шварца (Schwartz 1929 (С 91): 105—106; ср.: Schwartz 1926 (С 90): 79—80), которое резко отвергает А. Гомм (Gomme 1937 (А 49): 158). Следует признать, что, если отказать в историчности факту отбытия этого посольства, о чем говорится в 1.87.5, тогда у нас крайне мало рациональных оснований для принятия всего того, что говорит Фукидид. По поводу этой афинской речи см. также: Raubitschek 1973 (С 81).
29 В этой речи нет явных намеков на сомнения Архидама относительно способа ведения войны; все перекрестные ссылки имеют отношение к соответствующему разделу речи Перикла в 1.140—144, которая, несмотря на разницу в месте и во времени, образует пару с этой коринфской речью.


Архидамова война
473
данное требование дает Фукидиду возможность закончить рассказы о Павсании и Фемистокле, продолжив их с того момента, на котором их оставил Геродот (см. с. 18). (1.126.2—139)
На второй фазе дипломатической игры, фазе, включавшей, возможно, не одно посольство, была предпринята более серьезная попытка договориться. Поднимался вопрос о Потидее и Эгине, однако наибольшее внимание было уделено Мегарскому постановлению. Афиняне отказались его аннулировать или хотя бы приостановить его действие30. Последнее посольство, более бескомпромиссное, просто объявило, что лакедемоняне желают мира, и, если афиняне предоставят своим союзникам независимость, мир не будет нарушен. Затем последовали дебаты в Народном собрании на том, очевидно, основании, что прежние предложения остаются в силе. Фукидид не стал тратить время на тех, кто доказывал, что Мегарское постановление не должно препятствовать миру и его нужно отменять, а сконцентрировался на выдвинутых Периклом аргументах в пользу войны и на его доводах о том, как эту войну следует вести. Аргументация последнего сводилась к ненадежности лакедемонян. Любые уступки приведут лишь к их дальнейшим требованиям, так что Афины должны держаться твердо. Он предлагал встречать любые спартанские требования с решительностью и резкостью; Мегарское постановление может быть отменено, если спартанцы откажутся от своей обычной практики недопущения иностранцев на свою территорию;31 союзникам можно было бы предоставить автономию, если бы они были независимы уже в 446 г. до н. э. и если бы сами спартанцы перестали вмешиваться в дела собственных союзников; афиняне подтвердили свою готовность передать спор третейскому суду в согласии с условиями Тридцатилетнего мира, и никаким иным способом, кроме как по решению такого третейского суда, они не уступят ни по одному пункту — этого требовала их национальная гордость. Спартанское посольство расценило такую позицию как отказ, и больше никаких посольств уже не было. (1.139—146)
Афины неколебимо исполняли Мегарское постановление; ссылка на возможность предоставления автономии тем союзникам, которые были независимы в 446 г. до н. э., предположительно могла иметь какой-то смысл для Эгины, а также, возможно, для Потидеи, не сопровождайся она ремаркой о спартанских союзниках. С другой стороны, спартанцы как бы намекали, что, если афиняне отменят Мегарскую псефизму, то Потидея и всё остальное могут стать предметом переговоров; если какое-
30 Анекдот (Плутарх. Перикл. 30.1), в котором спартанец Полиалк предложил не уничтожать саму доску с декретом, а повернуть ее к стене, по всей видимости, аутентичен. См.: Lewis 1977 (А 76): 49, примеч. 157 по поводу Аристофана: Ахарняне. 537; де Сент-Круа (de Ste Croix: 322) доказывает, что на этой стадии спартанцы вели переговоры всерьез.
31 Ср.: П.39.1, однако нет никаких подтверждений тому, что такая практика была частой или создававшей какие-то непреодолимые проблемы. (Подробный анализ вопроса об отношении в Спарте к иностранцам см. в изд.: Зайков А.А. Спартанские ксенеласии // Античная древность и средние века. Екатеринбург, 1999. Вып. 30: 6—25 (электронная версия: http ^elar.urfii.Tu/bitstream/l0995/3513/l/adsv-30-02.pdf). — A3)


474
Глава 9
то недвусмысленное предложение и было сделано, например проследить за отводом войск от Потидеи, то нам оно неизвестно. Трудно поверить, что та или другая сторона действительно желала мира. Истинную причину Фукидид усматривает в страхе лакедемонян перед возраставшей афинской мощью. Ничего не было предложено, чтобы эти опасения снять, — по крайней мере, в том, что говорит Фукидид, подобных предложений заметить нельзя. Не стоит этому удивляться. Начиная войну, Афины не стали бы говорить, что спартанцы боятся их; удобней было сказать, что спартанцы строят против них козни. Лакедемоняне, идя на открытое военное противостояние, не стали бы заявлять, что пугают Афины; для них удобней было сослаться на свои обязанности перед пелопоннесскими союзниками.
II. Война
Наш взгляд на ход войны Фукидид определяет даже в большей степени, чем на историю подготовки к ней. Оспаривать или поправлять его анализ — дело не только дерзкое, но чрезвычайно трудное. Иногда он приводит факты, которые подсказывают иной, отличный от его собственного, взгляд на события, однако в таких случаях мы обоснованно можем задаться вопросом, а все ли факты нам известны. Обстоятельства вторжений в Мегариду и экспедиций по сбору дани были уже рассмотрены (выше, с. 17), и уже тогда была обнаружена вероятность того, что изложение у Фукидида не такое всеобъемлющее, как может показаться. Поскольку сохранилось эпиграфическое свидетельство (IG Р 75; 424/423 г. до н. э.?) о договоре с Галиями (город в Арголиде, недалеко от Гермионы. — А.Г.), о котором наш историк вообще не упоминает, мы не можем с уверенностью отрицать историчность евбейской экспедиции 424 г. до н. э., о которой сообщает Филохор (FGrH 328 F 130). Лишь добравшись при чтении Фукидида до описания событий конца 429 г. до н. э., мы узнаём, что на северном побережье Саламина была крепость и там находилась эскадра из трех кораблей для блокады Мегар (П.93.4); разумно предположить, что они появились здесь в самом начале войны, а возможно, и ранее. Более существенные проблемы возникают в связи с нежеланием Фукидида касаться того, чему не суждено было случиться. Он рассказывает (П.56.4), что во время похода Перикла 430 г. до н. э. афиняне хотели захватить Эпидавр, но наше любопытство относительно того, что они собирались сделать с ним, окажись город в их руках, остается неудовлетворенным, и довольно трудно найти ответ, который бы соответствовал стратегии Перикла, как ее описывает Фукидид. Некоторые исследователи подозревают, что Фукидид преуменьшал значение или вообще опускал те факты и замыслы, которые не вписывались в его стратегический анализ или нарушали его драматическую картину32.
32 См., напр.: Hunter 1973 (С 53).


Архидамова война
475
1. Афинская стратегия и связанные с ней проблемы
Фукидид дает ясное представление о стратегии Перикла, приписывает ее лично ему и безоговорочно ее поддерживает, особенно в П.65, каковое место было написано уже по окончании всей войны. После смерти Перикла Фукидид уже не делает никаких явных попыток охарактеризовать менявшиеся афинские стратегические линии, помимо общих намеков на то, что, по его мнению, гораздо чаще стали предприниматься совершенно бесполезные операции (П.65.7); кроме того, из повествования историка не вполне ясно, как в Афинах выносились решения по стратегическим вопросам и какую роль в этом играла коллегия стратегов. Мы располагаем эпиграфическим свидетельством (М—L 69 = IG I3 71.46-48) насчет того, что данная коллегия привлекалась к работе по финансовому планированию, однако мы не осведомлены о том, до какой степени она могла это делать без обращения к Народному собранию. На мысль о том, что решения об отправке военно-морских экспедиций принимались на Народном собрании, наводят наши источники. Это порождало проблемы, связанные с безопасностью (поскольку такие решения сразу же становились известны противнику. — A3) (cp.: IV.42.3), однако могли предприниматься и некоторые попытки скрыть отдельные операции, давая поручение стратегам действовать так, как они сочтут наилучшим для города (cp.: VL8.2, где Сиракузы даже не упомянуты). С другой стороны, маловероятно, что локальные операции нуждались в подобном санкционировании со стороны Народного собрания, а в 424 г. до н. э., когда имела место большая мобилизация для нападения на Мегары, решение о ней вряд ли было отложено до Народного собрания (IV.68.5; cp.: IV.90.1). Существуют различные указания на участие стратегов в дипломатической и секретной подготовке операций (П.79.2; IV.54.3, 66.3, 76.2), а иногда мы можем заподозрить, что они разрабатывали планы, которые вообще не разглашались на Народном собрании33. Кажется благоразумным предположить, что большинство операций разрабатывались коллегией стратегов, но это не означает, что Народное собрание соглашалось с ними без всяких изменений; известно, по крайней мере, о двух экспедициях (П.85.5; IV.2.4), предложения о проведении которых, судя по всему, были внесены прямо в Народное собрание отдельными лицами. Идеи по поводу тех или иных походов Фукидид часто приписывает конкретным стратегам (Ш.51—52; IV.66.3, 89), однако предположения о том, что борьба между кандидатами на ежегодных выборах велась по поводу стратегических вопросов34, совершенно неправдоподобны (см. выше, с. 116), хотя на результат выборов могли, конечно, влиять известные всем взгляды того или иного кандидата.
33 Обратите внимание на Ш.91 с комментариями: Andrewes. HCT TV: 156, примеч. 1.
4 Принятый без возражений постулат К Белоха: Beloch 1884 (D 5): 19—92. См. также: Whibley 1889 (D 107): 121-131; West 1924 (D 106).


476
Глава 9
В представленной Фукидидом картине того, как Перикл собирался вести войну, роли коллег не уделяется никакого внимания и очень мало — роли Народного собрания35. Эту картину Фукидид последовательно представляет в разных местах (1.141.2—144.1; П.13.2, 65.7). Изображена оборонительная стратегия: эвакуация населения Аттики без всякой попытки встретить вторгшихся пелопоннесцев на суше; тщательная забота о флоте, поскольку контроль над морем — важнейший фактор для поддержания альтернативного снабжения города продуктами питания и для сохранения власти над союзниками; а сама власть над союзниками — важнейший фактор для сохранения афинских финансовых ресурсов, которые уже были накоплены в таких объемах, какие для пелопоннесских публичных финансов были просто недостижимы; уклонение от ненужных операций, в частности от приобретения дополнительных территорий в ходе войны. Наступательные операции должны предприниматься только в качестве средства возмездия — на опустошение Аттики следует отвечать рейдами на Пелопоннес, которые более грозны для пелопоннесцев, поскольку они не имеют альтернативных источников продовольственного снабжения; на устройство крепости в Аттике можно ответить параллельной операцией с моря. Создается впечатление, что цель Перикла состояла в том, чтобы заставить пелопоннесцев осознать, что они не смогут ослабить афинскую позицию и что у них нет никаких альтернатив, кроме как согласиться на такие условия, которые предполагают признание некоего равновесия сил. Однако эта цель нигде прямо не выражена. Можно лишь сказать, что всё это, похоже, соответствует точке зрения самого Фукидида на то, какой итог войны был бы удовлетворительным; он, несомненно, считал, что отказ в 425 г. до н. э. принять спартанское предложение о status quo был ошибкой36.
Данная картина требует некоторой проверки и расширения. Политика эвакуации, хотя она подразумевалась уже в изначальном решении о строительстве Длинных стен (с. 151), носила революционный характер; была отвергнута вековая традиция, в соответствии с которой государство, на чьи поля вторгалось вражеское гоплитское войско, должно было выдвинуть ему навстречу собственных гоплитов. Нужно отметить, что, согласно изложению Фукидида, земля не была просто оставлена; активное применение конницы (П.19.2,22.2; Ш.1.2; ср.: УП.27.5) ограничивало, по крайней мере, операции вражеских легковооруженных фуражиров37. Наш историк почти ничего не говорит о пограничных крепостях38, хотя они появились для вполне определенной цели: крепость в Эное вызвала серьезную задержку войск Архидама в 431 г. до н. э. (П. 18—19.1), хотя единственный засвидетельствованный военный успех гарнизона Энои относится к 411 г. до н. э. (УШ.98.2); другая крепость, в Панакте, не играла заметной
35 Об этой картине см., напр.: Cawkwell 1975 (G 12); Holladay 1978 (G 16).
36 Обратите внимание на нюансы в: IV.21.2, 22.3, 41.4, 65.4; V.14.2.
37 Busolt 1893-1904 (А 12) Ш: 930; Hanson 1983 (А 58): 77-78, 105-106; Ober 1985 (° 31).
38 О них см.: Ober 1985 (G 32).


Архидамова война
477
роли вплоть до ее захвата беотийцами в 422 г. до н. э. (V.3—5), но из этого вовсе не следует, что она вообще не имела никакого значения.
Акцент на сохранении боеспособности флота образует важную сюжетную линию в повествовании Фукидида. Коринфяне у него говорят перед войной о том, что навыки в военно-морском деле можно быстро приобрести (1.121.3—4) — тезис, в истинности которого сомневается Перикл (1.142.6—9), упирающий на то, что для овладения навыками искусных мореходов требуется длительное время (ср.: [Ксенофонт]. Афинская политая. 1.19—20 — о большом количестве опытных в морском деле людей в Афинах). По контрасту с морским сражением при Сиботах, имевшем вид старомодной сухопутной схватки (с. 468), Фукидид в конечном итоге показывает нам две победы, одержанные Формионом при Навпакте в 429 г. до н. э., где исключительная маневренность не оставляет сомнений в блестящих возможностях афинского флота. Между рассказами об этих битвах Фукидид сообщает:
Лакедемоняне послали на корабли к Кнему советниками Тимократа, Брасида и Ли- кофрона с приказанием в следующий раз лучше подготовиться к морской битве и не допускать, чтобы несколько кораблей могли отрезать ему выход в море. Эта неудача действительно принесла лакедемонянам большое разочарование, особенно потому, что впервые за время войны они пытались дать морскую битву и не могли себе представить, что их корабли настолько уступают противнику: они подозревали в нерешительности своих воинов и командиров, упуская из виду, что афиняне — старые, опытные мореходы, а сами — лишь новички в морском деле. Потому-то, раздраженные неудачей, лакедемоняне и послали к Кнему этих советников (П.85.1—2; пер. ГА Стра- тановского).
В том, что касается моря, Пелопоннесская война в любом случае не была историей появления новых приемов и методов ведения боя, за исключением того, что в 413 г. до н. э. коринфяне и спартанцы предприняли шаги к тому, чтобы противостоять афинскому мастерству (с. 572—573). По сути, это история о том, как афиняне утратили свое превосходство в военно-морском деле.
Ударение, которое Перикл делал на необходимости удержания контроля над союзниками, требует гораздо более расширенного комментария. Как мы уже видели, в самом начале войны руки афинян были связаны серьезным восстанием. Не все халкидские города были легко доступны для афинской морской силы, и это верно даже в отношении Потидеи, которая создавала очень значительное и требовавшее больших затрат напряжение (П.13.3, 70.2; Ш.17) вплоть до своей капитуляции зимой 430/ 429 г. до н. э. Предотвращение и подавление восстаний было ключевым пунктом афинской политики. Прошло много времени с момента, как Афины заявили о желании руководить Союзом ради взаимной гарантии против персов, причем нарисованная Фукидидом картина отнюдь не допускает двоякого толкования. В отношении союзников он всегда использует терминологию подчинения, даже порабощения, а некоторым афинянам (Периклу: П.63.2; Клеону: Ш.37.2) приписываются слова о державе о тирании. В рассказе о начале войны Фукидид (П.8.4—5) утверждает,


478
Глава 9
что в большинстве городов общественное мнение склонялось на сторону спартанцев, в особенности потому, что они объявили себя освободителями Греции, а также потому, что очень многие были настроены против афинян, одни — желая освободиться от их господства, другие — из страха, что сами попадут под их власть.
Было высказано мнение39, что эта картина ошибочна, что существеннейшей особенностью данного периода была классовая борьба между верхами и низами и что Фукидид обычно смотрел на вещи глазами представителей своего класса. Согласно этой точке зрения, против Афин были настроены только верхи империи, тогда как низы ценили афинское господство, поскольку оно гарантировало им защиту от своих собственных олигархов40. Прямое заявление о том, что в V в. до н. э. держава систематически благоволила низшим классам и демократии, мы находим только у Исократа в его «Панегирике», написанном в 380 г. до н. э. (IV. 105—106, ср.: Аристотель. Политика. 1307Б22—24), но всё же один афинский оратор (по имени Диодот. — А.З.) утверждает у Фукидида (Ш.47.2), что демос во всех городах поддерживает Афины и либо не присоединяется к олигархам во время мятежей, либо, если демократов вынудят примкнуть к восстанию силой, они выступят против мятежников на стороне Афин. Особый случай, который обсуждает этот оратор, связан с Ми- тиленой (с. 503), и его мнение об отношении демоса к восстанию далеко не во всем совпадает с тем, что говорит Фукидид при изложении событий41. В других случаях возражение против Фукидида в значительной степени зависит от собственного фукидидовского повествования. Когда организаторы восстания могут быть отождествлены, они оказываются, как правило, олигархами, и, кроме того, выясняется, что в городах оппозиция мятежникам и сопротивление врагам афинян были гораздо более сильными, чем можно было бы ожидать из общей позиции, которую занимает Фукидид.
У Фукидида, конечно, нет недостатка в сообщениях о гражданской смуте (ιстасисе). Непроизвольные упоминания о δήμος (простом народе, демосе), о δυνατοί (сильных) и об ολίγοι (немногих) встречаются с самого начала основного повествования (1.24.5) и никогда не заканчиваются. Важнейший полноценный анализ (Ш.82—83) касается волнений на Керкире в 427 г. до н. э., о которых говорится как о раннем примере той междоусобной борьбы, что затем потрясла практически весь эллинский мир, когда «вожди демократий (οΐ των δήμων προστάται) старались обращаться за помощью к афинянам, а главари олигархов — к спартанцам». При изложении событий встречаются редкие намеки на экономические мотивы, ле¬
39 de Ste Croix 1954/1955 (E 75).
40 Настроения, приписанные в VIII.48.6 Фриниху, несколько иные. Он здесь заявляет не о поддержке со сгоронь! низших классов в союзных городах афинского господства, а о том, что афинский демос умерив ал ненасытность афинских верхов в отношении городов и их высших классов.
41 Ш.47.3 в сравнении с Ш.27—28; см.: Bradeen 1960 (Е 12): 263—265; Westlake 1976 (Е 93); ср., однако: de Ste Croix 1981 (А 109): 603—604.


Архидамова война
479
жавшие в основе волнений (убийство кредиторов. — Ш.81.4; передел земли. — VHL21), но в фукидидовском анализе (сосредоточенном на дефор мадии политического языка, ценностей и поведения в среде малых групп) ничего такого нет; историк не говорит, что стасис существовал между ολίγοι и демосом в целом. Ощущение о малых группах как о главной движущей силе внутренних волнений иногда подтверждается фукидидовским повествованием о событиях. Вожди демоса, вступившие в заговор, чтобы передать Мегары в руки афинян в 424 г. до н. э., представляли собой, несомненно, очень малую группу; о другой группировке, которая существовала на Самосе и которая сначала совершила «демократический» переворот (УШ.21), а потом перешла на сторону олигархической партии (УШ.
73.2), говорится, что она насчитывала триста человек42.
Возможна и альтернативная модель. До 404 г. до н. э. даже в Афинах не так легко найти что-либо похожее на классовую борьбу, и — даже в Афинах — вожди демократии обычно обладали крупным состоянием или знатным происхождением либо тем и другим одновременно. Отнюдь не во многих городах Афинской державы условия благоприятствовали потенциальному расколу между владеющими землей гражданами и гражданами безземельными. Кажется, не лишено оснований предположение, что во многих городах настоящий политический класс был крайне малочисленным и что большинство граждан политикой вообще не интересовалось. Если это так, тогда вполне возможно, что основной характерной чертой сложившейся ситуации была не классовая борьба, а поляризация между двумя главными внешнеполитическими силами — Афинами и Спартой, и что любое внутреннее соперничество между представителями политического класса формировалось под влиянием этой биполярности двух держав таким образом, что тем, кто рассчитывал на афинскую поддержку, следовало представлять себя в качестве демократов, а тем, кто желал заручиться спартанской помощью, — в качестве олигархов. Самый простой способ понять вызывающую полемику строку 642 «Ахарнян», где Аристофан заявляет, что он, дескать, показал афинянам, «что демократия означает для народа в союзных городах»42а, состоит в предположении, что здесь мы имеем дело с каким-то скепсисом относительно сути тех режимов, которые объявляют себя демократиями.
42 	Однако в Ш.27.2—3 демос — это отнюдь не малая группа.
42а Строка 642 «Ахарнян» имеет такой вид: «καί τούς δήμους έν ταις πόλεσιν δειξας ώς δημοκρατοΰνται». Переводчиками она передается по-разному; в английском тексте САН приведен весьма вольный вариант А.-Х. Зоммерпггайна: «what democracy meant for the people of the allied cities», русский аналог которого мы и даем в основном тексте. Для сравнения приведем два классических русских перевода данной строки: перевод С. Апта — «Он еще показал, как народная власть в городах управляет союзных»; перевод Адр. Пиотровского: «Вам и то показал он, как дурно народ управляется в странах союзных». Однако н° всех этих вариантах исчезает комизм и непосредственная острота фразы, над которой публика, несомненно, должна была хохотать; учитывая это, более правильным был бы и более непосредственный перевод, напр., такой: «И показал, как народами в городах наро- Доправсгвуют», или даже такой: «И показал, как демосы в городах демократии подвергает*». -A3.


480
Глава 9
Мы уже видели (с. 176—177), что многие меры имперского характера Афины принимали специально для защиты лиц, которые их поддерживали. С расширением державы такие лица все чаще будут идентифицироваться с правителями городов. Когда дни империи были уже сочтены, некоторые из этих деятелей подверглись казни за «атпщизм» (т. е. за сочувствие афинянам. —А.З.) (УШ.38.3; ср.: Оксиринхская греческая история.
17.1) 	. Если Платон пишет [Письма. УП, 322Ь), что «афиняне сохраняли свою державу в течение семидесяти лет, поскольку имели друзей в каждом городе», то из этого можно сделать и обратный вывод: друзья в городах сохранялись благодаря Афинской державе. Мы не можем исключать вероятности того, что в тех случаях, когда союзные города сопротивлялись «освобождению», проводившемуся спартанцами, бразды правления находились в руках людей, которым было что терять (ср.: Ксенофонт. Греческая история. 1.6.13). Действительно, совсем не очевидно, что Фукидид ошибается, считая обычным коллективным желанием городов обретение независимости, и что такие настроения усиливались всякий раз, когда Афинская держава не могла — или когда городам только казалось, что не могла — подавить мятеж (IV. 108.3-6; VIIL2.2,24.5)43. Но за исключением таких ситуаций, а также за исключением тех городов, которые находились под давлением своих материковых районов, афиняне чувствовали, что общая мощь их позиции и преданность их сторонников на местах вполне достаточны, чтобы подавить восстания; в некоторых союзных городах были размещены афинские гарнизоны. Союзническая лояльность была напрямую связана — посредством уплаты подати — с финансами, и вот тут нарисованная Фукидидом картина на удивление неполна. Проходящий красной нитью по всей первой речи Перикла (1.141.3—5, 142.1,
143.1) акцент на афинских резервах капитала, выглядящих впечатляюще на фоне возможных финансовых импровизаций пелопоннесцев, дополняется выразительной подробностью в П. 13.3—5. Имперский годовой доход составлял 600 талантов44, кроме того, на Акрополе хранилось 6 тыс. талантов чеканной монеты45, даже без учета того, что существовала воз-
43 De Romilly 1966 (E 72).
44 Вычисления на основе списка податных квот для весны 432 г. до н. э. дают только около 390 талантов реальных даннических поступлений, однако было бы разумно сделать поправку, по крайней мере, на доходы от заморских владений; см.: ATL III: 333—336; Gomme. HCT Π: 17—19. Ксенофонт (Анабасис. УП. 1.27) говорит о тысяче талантов как об общей сумме афинского дохода в начале войны. Вряд ли к этому тексту следует относиться как к документальному источнику, однако цифра в 400 талантов, которая предполагает внутренние доходы, вполне согласуется с другими свидетельствами.
45 Рукописный текст говорит, что одно время эти резервы доходили до 9,7 тыс. талантов, но что траты на строительную программу и на Потидею сократили их. Чрезвычайно трудно найти какой-либо способ вычисления, с помощью которого эта цифра может быть получена (лучшей попыткой до сих пор остается работа: Kolbe 1929 (D 43)), и потому авторы ATL предпочитают альтернативный текст, согласно которому баланс сохранялся устойчивым на протяжении некоторого времени, составляя 6 тыс. талантов, и временно сократился до 5,7 тыс.; см.: ATL Ш: 118—131, 338; Gomme 1953/1954 (G 15) и HCTTL· 26—33; Meritt 1954 (С 71); Wade-Geiy, Meritt 1957 (D 103). Раньше обычно считалось, что Фукидид мог просто суммировать расходы с резервами, имевшимися в 431 г. до н. э., и предполо-


Архидамова война
481
можность прибегнуть к храмовым сокровищницам и к золотым листам, которыми была покрыта Фидиева хрисоэлефантинная статуя Афины. В греческих городах-государствах годовые доходы и годовые расходы обычно подгонялись друг к другу, и у нас очень мало оснований думать, что до «перикловского» возрождения, случившегося при Ликурге в 336— 324 гг. до н. э., где-либо ставилась задача накопления подобных крупных резервов. Приведенные цифры впечатляют, но даже П.13.3 указывает, что Потидея оказалась дорогостоящей проверкой на прочность. Две дальнейшие ссылки (П.70.2; Ш.19; что касается Ш.17, то это место производит впечатление вольного наброска на ту же самую тему) свидетельствуют о нарастании в Афинах тревоги по поводу состояния их финансов. Фукидид затем оставляет эту тему, предпочитая не подводить никаких итогов в свете своего восхищения перед дальновидностью Перикла, и даже не упоминает о новой раскладке союзной подати, произведенной в 425 г. до н. э. и резко увеличившей общую сумму дани (с. 523—524); эта тема не появляется вплоть до VI.12.146. Эпиграфическое свидетельство (М—L: р. 217) подтверждает нарисованную Фукидидом картину значительного истощения резервов в начальные годы войны: за три финансовых года (432—429 гг. до н. э.) было израсходовано почти 4 тыс. талантов (заимствованных полисом из казны Афины Полиады и других богов. — А.З), не считая сумм, потраченных из регулярных годовых доходов47. В дальнейшем сокращение государственных ресурсов было приостановлено, по всей видимости, не без определенного испытания афинских богачей на раздражительность, а союзников — на терпеливость.
Отказ от неуместных операций, в частности от приобретения новых территорий во время войны, — это то намерение Перикла, с которым связаны более сложные проблемы. Конечно, формальное расширение Афинской державы имело место даже и в 431 г. до н. э., и в первую очередь это присоединение к союзу Кефаллении (П.30; ср. также: П.26.2, 32). Фукидид явно пропускает приобретение дорийской Феры, в 431 г. находившейся вне Афинской державы (П.9 4), но вошедшей в ее состав не позднее 426 г. до н. э. (М—L 68.21 = IG I3 68.22). Достаточно сильный, хотя и не вполне определенный довод можно привести в пользу того, что это присоединение было осуществлено еще при жизни Перикла48. Что бы ни имел в виду Перикл, Фукидид определенно понимал это как предостережение против авантюр в Сицилии и, возможно, в Беоти. В дальнейшем нам предстоит рассмотреть некоторые возможные указания на то, что в пределах этих ограничений Перикл мог иметь более агрессивные идеи, нежели признавал Фукидид в его отношении.
Жить, что некоторое время данная сумма не менялась (Beloch 1912—1927 (А 2) IP.2: 338— 342; Meyer 1899 (А 87): 119); в дальнейшем эта идея снискала сторонников (cp.: Ассате 1935 (С 111): 491 и 1952 (С 114): 244-245).
4(5 Речь об этом пойдет в VÜ.28.4, ΥΙΠ.1.2 (фраза об отсутствии денег в казне опровергается: УШ.15.1) и в других местах.
47 Некоторые из этих трат были произведены до того времени, к которому относится отчет о состоянии афинских финансов в П.13.3.
48 См. ниже, сноска 110.


482
Глава 9
Афинская стратегия как до, так и после смерти Перикла определялась до некоторой степени, несомненно, простой необходимостью реагировать на восстания в державе и на движения пелопоннесцев. Новые элементы, появившиеся после смерти Перикла, грубо можно охарактеризовать как методы, направленные скорее на то, чтобы причинить врагу серьезные неприятности, нежели на то, чтобы просто его вымотать. Самой успешной оказалась попытка оказать более сильное давление на территории, подвластные самой Спарте, путем устройства крепости в Пилосе в 425 г. до н. э. и захвата острова Киферы в 424-м. Первая акция привела попутно к пленению 120 спартиатов, вторая, если судить по описанию Фукидидом спартанского морального духа в течение почти недельного опустошения самой Лаконии (IV.55—56), — чуть ли не к победе в войне тем способом, который шел гораздо дальше любых представлений Перикла и Фукидида о стратегии простого выживания. Чего мы не слышим в связи с этим образом действий, так это о каких-либо попытках спровоцировать на восстание мессенцев и илотов;49 причины этого остаются для нас непонятными. Наиболее очевидная причина, имеющая отношение к войне против Пелопоннеса с учетом Сицилийской экспедиции 427^424 гг. до н. э., состояла в сильном желании прервать зерновое снабжение Пелопоннеса путем вторжения в самый источник этого снабжения, то есть стремление максимально расширить опустошительные набеги на пелопоннесские поля, однако достаточно ясно и то, что здесь сыграли свою роль и неуместные амбиции.
Другие попытки изменить положение дел имели более глубокие исторические корни. Какой бы эффективной ни была оборонительная стратегия Перикла, она предполагала, что нужно терпеть практически ежегодные вторжения пелопоннесцев в Аттику, а также делала возможной активные действия беотийцев, с пелопоннесским участием или без такового. Контраст с 450-ми годами разителен. В тот период Афины контролировали Беотию, альянс с Аргосом обеспечивал гоплитский противовес Спарте в Пелопоннесе, и, самое главное, афинский контроль над Мегари- дой делал переброску пелопоннесских войск к северу от Исгма практически невозможной — обстоятельство, имевшее значение и для господства над Беотией. Во время Архидамовой войны благодаря аргосско-спартанскому Тридцатилетнему миру от 451/450 г. до н. э. (с. 161) Аргос удалось практически полностью устранить с этой сцены. Однако Алкивиад (с. 542) был не первым, кто оценил возможные преимущества аргосской политики; имеется ясное свидетельство (Аристофан. Всадники. 465-^469) о том, что зимой 425/424 г. до н. э. Клеон вел переговоры в Аргосе50.
Афинские идеи по поводу Беотии были более прямолинейны, но и ситуация здесь была сложней. Кажется, есть все основания говорить о том, что Перикл не видел никакой возможности сделать что-нибудь год¬
49 Lewis 1977 (А 76): 28.
50 О сомнительной значимости эпидаврской кампании Перикла 430 г. до н. э. см. с. 496.


Архидамова война
483
ное на этом направлении, и даже Платеи рассматривал как безвозвратно потерянный город, хотя Фукидид и не делает явным этот постыдный момент. В первые годы войны Фивы использовали афинскую угрозу, чтобы привести многие более мелкие полисы под свой прямой контроль; по крайней мере, шесть таких полисов, по сути дела, прекратили существование (Оксиринхская греческая история. 17.3) еще до падения Платей в 427 г. до н. э. Доминирование фиванцев в Беотии теперь было гарантировано, и они начали строить планы в отношении Феспий, как минимум до 423 г. до н. э. (IV. 133.1). Вполне можно предположить, что здесь, в Фес- пиях, для афинской дипломатии существовали определенные возможности, и к 424 г. до н. э. афинские стратеги Гиппократ и Демосфен были, очевидно, убеждены, что в этом городе движение за демократию и (что подразумевается) против Фив могло встретить широкую поддержку (IV.76). В 426 г. до н. э. Демосфен попытался совершить нападение на Беотию (Ш.95), и через два года эта идея воплотилась в продуманный, но, как оказалось, крайне неудачный план, закончившийся битвой при Делии. Перед этим сражением афинский стратег обратился к своим войскам с речью, в которой прямо заявил, что победа оставит пелопоннесцев без поддержки беотийской конницы, так что они уже никогда более не вторгнутся в Аттику (IV.95.2), однако честолюбивые цели этой кампании по установлению власти над Беотией шли, несомненно, гораздо дальше этих сугубо военных проблем.
Стратегически важным пунктом оставались Мегары. Этот город был необычайно важен для нормального сообщения между Пелопоннесом и Беотией (IV.72.1) (как и пункты, расположенные севернее), а события 446 г. до н. э. (с. 179—180) продемонстрировали, насколько значимо было обладание Мегаридой для безопасности Аттики. Из надежных источников видно, какое большое значение придавалось этому в Афинах. В одном месте у Фукидида, где ясно излагаются выдвинутые в 425 г. до н. э. афинянами условия заключения мира, Клеон требует от лакедемонян возвращения Нисеи, Пег, Ахеи и Трезена (IV.21.3). Это требование было увязано со ссылкой на условия Тридцатилетнего мира (с. 183) и являлось очень хитрым. Дело в том, что, когда (в 446 г. до н. э. — А .3.) Мегары отпали от афинян, два их порта (Нисея и Пеги. — А.З) остались под контролем Афин, и это создало крайне нестабильную ситуацию, которая была решена как раз Тридцатилетним миром (путем возвращения портов Мегарам. — А.З.); поэтому когда в качестве элемента долговременного соглашения Клеон требует возврата Нисеи и Пег, это на самом деле означает претензию на Мегары в целом. В 424 г. до н. э. Гиппократ и Демосфен имели план по новому захвату Мегар, претерпевших немало бед за семь лет афинских вторжений и внутреннего раздора, но преуспели они только в захвате Нисеи. Фукидид намекает (IV.73.4), что это был удовлетворительный результат и что стратегов нельзя было бы оправдать, если бы, попытавшись захватить сами Мегары, они стали рисковать своими отборными гоплитами. На данный момент дело, судя по всему, обстояло именно так, поскольку наличие у афинян плененных спартиатов само по себе


484
Глава 9
должно было препятствовать пелопоннесским вторжениям в Аттику, однако сохраняется устойчивое ощущение, что Мегары вообще мало интересовали Фукидида и что в этом вопросе он не является надежным консультантом. Остается вероятность того, что и сам Перикл рассматривал приобретение Мегар как желанную военную цель и что Мегарское постановление, вторжения в Мегариду и блокада Нисеи — всё это было придумано для слома сопротивления Мегар, и данный замысел чуть было не увенчался успехом в 424 г. до н. э.51.
Легко недооценить эффективность блокады и еще легче недооценить то, на что можно было надеяться в случае ее успеха, и не вызывает сомнений, что мореходные возможности греческой триеры отнюдь не могли обеспечить тех результатов, которые в позднейшие времена достигались при использовании более современных методов морской блокады. Как мы уже видели, Перикл у Фукидида говорит о заморских рейдах скорее как о возмездии, чем как о наступательных операциях в собственном смысле слова. Однако один современник, перечисляя выгоды от морского господства, заметил, что «у каждой суши есть либо выступающий вперед мыс, либо прибрежный остров, либо узкий пролив, и те, кто гбспод- ствуюг на море, могут блокировать флотом эти места и вредить тем, кто живет на материке» ([Ксенофонт]. Афинская политая. 2.13). Здесь есть определенное преувеличение, и некоторые части пелопоннесского побережья не так уж беззащитны перед морской осадой, как следует из этого заявления. Тем не менее, с Саламина и Эгины закрылась значительная часть Саронического залива, причем здесь можно было найти и более болезненные для врага точки базирования (Ш.51). В этот контекст хорошо вписывается нападение Перикла на Эпидавр в 430 г. до н. э. (см. с. 496—497), а благодаря появившимся позднее укрепленным пунктам в Мефанах (IV.45) и в Галиях (IG I3 75, 424/423 г. до н. э.?; у Фукидида не упомянуты) восточное побережье Пелопоннеса оказалось в еще более плотных афинских «тисках». Начиная с осени 430 г. до н. э. афинская эскадра в Навпакте выполняла задачу по пресечению коринфской торговли в Крисейском заливе. Археологические раскопки дают нам некоторые свидетельства о последствиях этой блокады. Один оптовый рыботорговец, до этого долгое время импортировавший в Коринф большие партии соленой рыбы как из восточного, так и из западного Средиземноморья, в 420-х годах до н. э., похоже, вынужден был достаточно внезапно свернуть здесь свое дело52.
51 См. сноску 27, а также: Wick 1979 (G 43).
52 О чем свидетельствуют археологические отчеты о раскопках в Коринфе: Williams 1978—1980 (F 72); итоги этих раскопок подведены в: Salmon 1984 (F 61): 128. Обратите внимание также на свидетельства о дефиците серебра в Коринфе: Кгаау в указанной выше работе Salmon: 172. См., однако: MacDonald 1982 (G 27). Можно было бы даже сделать следующую догадку: если бы Пелопоннес не был по-настоящему отрезан от связей с востоком и югом, он мог бы быть охвачен эпидемией чумы, чего не случилось (П.54.5).


Архидамова война
485
2. 	Пелопоннесская стратегия и связанные с ней проблемы
Обратимся теперь к пелопоннесцам53. Как мы уже видели, в кн. I имеется несколько речей, которые призваны показать читателю, что некоторые из этого лагеря прекрасно осознавали — война вряд ли станет легкой прогулкой. Архидамов анализ афинских сильных сторон (I.80-8254) мало отличается от анализа, представленного Периклом; и Архидам предупреждает, что не следует самоуверенно полагать, будто путем опустошения Аттики можно гарантировать себе легкую победу; может статься, что война останется в наследство нашим детям, к тому же будет совершенно необходимо привлекать новых союзников, как эллинов, так и варваров, дабы получать от них помощь кораблями и деньгами. Коринфяне (1.121—122.1) также надеются не на опустошительные набеги на Аттку, а на то, что они смогут собрать достаточно денег и построить военный флот, а также на возможности провоцирования восстаний в Афинской державе, как и на устройство укрепленных пунктов в самой Аттике. У нас нет оснований сомневаться в том, что подобные мысли высказывались в 432 г. до н. э., однако не похоже, чтобы они соответствовали основным ожиданиям греков. Фукидид делает совершенно ясным: спартанцы верили, что прямое вторжение в Аттику сможет привести к быстрому окончанию войны (IV.85.2; V.14.3) и что эта уверенность имела широкое распространение: «<...> в начале войны одни думали, что афиняне продержатся год, другие — что два года, и никто — что более трех лет, если пелопоннесцы вторгнутся в Аттику» (VIL28.3). Несмотря на настроения, приписываемые Архидаму в кн. I, при характеристике его нападения на Аттику в 431 г. до н. э. он представлен полным надежд на то, что афиняне выйдут, чтобы драться за Аттику или даже, может быть, пойдут на уступки, пока их земля еще не разорена (П.11.6—8,12.1, 18.5, 2055).
Афиняне так и не вышли на битву, и эффект от разорения Аттики оказался ограниченным. В течение Архидамовой войны было осуществлено пять вторжений, во время которых сопротивление оказывала только афинская конница, отгонявшая легковооруженных от самого города (пелопоннесцы испытывали недостаток во всадниках и в этом роде войск сильно зависели от беотийской помощи); гоплиггское войско не предприняло ни одной попытки испытать на прочность Длинные стены. Самое продолжительное вторжение пришлось на 430 г. до н. э. и длилось сорок дней (П.57), самое короткое — на 425 г. до н. э. и длилось пятнадцать дней (IV.6). Это последнее оказалось наиболее бесполезным, поскольку началось слишком рано, когда хлеб на полях еще не созрел. О нападениях 430 и 427 гг. до н. э. сообщается как о нанесших самый значительный
53 Brunt 1965 (G 10) — это фундаментальная работа; см. также: Cawkwell 1975 (G 12); КеИу 1982 (G 22).
54 Замечания по поводу данной речи см. на с. 472.
55 de Ste Croix: 207.


486
Глава 9
ущерб (Ш.26.3), но всё же и их общий эффект был не особенно впечатляющим. Едва пелопоннесцы возвращались домой, как земля опять подвергалась обработке (VII.27.4), «ущерб от более ранних вторжений был очень небольшой» [Оксиринхская греческая история. 17.5)56. Результаты не компенсировали тех весьма значительных усилий, которые были затрачены на Аттику. Мы не имеем исчерпывающих цифр (Плутарх. Перикл. 33.5 — здесь говорится о 60 тыс. воинов для 431 г. до н. э.; Андротион. FGrH 324 F 39 — этот текст испорчен), но экспедиционное войско обычно составляло две трети наличных боевых сил Пелопоннесского союза (П.10.2,47.2; Ш.15). Спартанцам угрожало полное разочарование, причем не только им самим, но и их союзникам (Ш.15.2). Афины испытывали огромное напряжение, но извне его трудно было заметить.
Альтернативные взгляды, приписываемые коринфянам и Архидаму, на то, как следует вести войну, отнюдь не были напрочь отброшены. Коринфяне уже значительно нарастили свой флот для войны с Керкирой, да и сами спартанцы уже обладали какими-то кораблями, ядром их будущего флота, хотя о них мы знаем совсем немного; можно было рассчитывать, что еще шесть союзных государств (П.9.3) внесут свой вклад в усиление пелопоннесской военно-морской мощи. По этому поводу вынашивались грандиозные идеи. У сторонников в Сицилии и Италии было запрошено двести кораблей, с намерением довести весь флот до пятисот57. Здесь сверхсложной была финансовая проблема. Мы, в сущности, не имеем свидетельств о пелопоннесских военных финансах этого времени58, и, хотя коринфяне, возможно, предполагали взять займы в Олимпии и Дельфах, чтобы нанять гребцов (1.121.3), у нас нет никакой информации о том, что это было сделано. Неполноценность пелопоннесских военно-морских сил в Архидамовой войне прекрасно осознавали обе стороны. Действия этих сил неоднократно оказывались неудачными или нерешительными (напр.: Ш.33.1,79.3), а после того как во время перемирия 425 г. до н. э. Афины обманом захватили шесть кораблей (с. 518—519), морская активность пелопоннесцев вообще сошла на нет.
Надежды на западную помощь в Архидамову войну окончились ничем, хотя надежды эти, похоже, базировались на местных страхах сира- кузян, по крайней мере в 433 г. до н. э., а также на признании Афинами того, что из положения Керкиры на морском пути на запад и обратно они могут извлечь для себя большую пользу (с. 468). Точно так же ничего не было получено от Персии, несмотря на намек Архидама на помощь варваров. Хотя одно посольство к Царю в 430 г. до н. э. так и не состоялось (П.67), другие, очевидно, до него добрались (IV.50). Зимой 425/424 г. до н. э. афиняне захватили одного персидского посланника, направлявшего¬
56 Но оба этих отрывка не соответствуют той ситуации, которая сложилась в 413 г. до н. э. после создания укрепления в Декелее.
57 Место П.7.2 должно быть исправлено на основе Диодора: ХП.42.1; Brunt 1965 (G 10): 262 — автор здесь заблуждается.
58 М—L 67 может не иметь к ним отношения; см.: Jeffery 1988 (F 36), однако новый фрагмент усложняет вопрос.


Архидамова война
48 7
ся в Спарту с письмом, содержание которого сводилось в основном к тому, что Царь не понимает, чего же все-таки хотят лакедемоняне, поскольку разные спартанские послы говорили разное. Это не вызывает особого удивления. Если Спарта сражалась как поборник эллинской свободы, она не могла слишком многое предложить Царю, чье основное желание здесь заключалось в возвращении азиатских греков под свою власть59.
У Фукидида коринфяне намереваются возвести в 432 г. до н. э. укрепление в Аттике (1.122.1), а Перикл говорит о том, что врагам сделать это будет не так-то легко и что сами афиняне смогут в ответ сделать то же самое (1.142.2—4), хотя при изложении событий вопрос о такой крепости нигде не поднимается вплоть до момента, когда спартанцы в 421 г. до н. э. стали угрожать строительством таких фортификационных сооружений (V.17.2). Возможным объяснением этого60 является то, что любая постоянная база в Аттике могла нуждаться в активном и эффективном взаимодействии с Беотией, но при этом спартанцы не были уверены в способностях беотийцев вплоть до успеха последних при Делии в 424 г. до н. э. Напротив, в 426 г. до н. э. лакедемоняне приступили к осуществлению оригинальной и рискованной затеи — основанию колонии в Герак- лее Трахинской, непосредственно к северу от Фермопил (Ш.92—93; Диодор. ХП.59.3—5), надеясь создать здесь военно-морскую базу, которая сможет угрожать Евбее и контролировать путь на север. Данное предприятие не имело никаких важных последствий; местные племена были настроены враждебно, а спартанские военачальники показали себя здесь негодными правителями (cp.: V.51—52.1).
Упоминание пути на север позволяет допустить, что в это время начали вынашиваться идеи о том, как развить и воплотить коринфское предложение о провоцировании восстаний в Афинской державе. Осуществление этих идей продвигалось медленно. Когда в 428 г. до н. э. взбунтовалась Митилена, флот был отправлен, но только для помощи митиленцам. Прибыв к месту событий слишком поздно, его командующий отклонил предложения местных жителей, советовавших использовать флот для поднятия восстания по всей Ионии, и поспешно отплыл восвояси (Ш.31); подобные проекты, очевидно, значительно выходили за рамки полученных флотом инструкций и поставленных перед ним задач. Реальное воплощение соответствующей политики в жизнь началось только после того, как в 424 г. до н. э. Брасид добился впечатляющего успеха во Фракии. Здесь афинская империя не защищалась ее флотом и при этом оказалась уязвимой перед дальним и активным сухопутным маршем, возможность которого недооценили в Афинах ([Ксенофонт]. Афинская полития. 2.5). Проведение операций Брасидом, впрочем, осложнялось тем, что в этом отношении влиятельные круги Спарты были настроены скептически, испытывали к Брасиду зависть и были озабочены главным образом прекращением войны.
59 Brunt 1965 (G 10): 262; Lewis 1977 (А 76): 63-66.
60 Brunt 1965 (G 10): 267-270.


488
Глава 9
Одна из целей введения в повествование коринфской речи, 1.68—71, состоит в том, чтобы проиллюстрировать тему афинской предприимчивости и спартанской бездеятельности, и, нужно сказать, Фукидид совсем не впечатлен способностями спартанцев вести войну (1.118.2, IV.55.2 и, прежде всего, VHL 96.5, где спартанцы противопоставляются не только афинянам, но и сиракузянам, «которые лучше всего воевали против» Афин; cp.: VTL5 5.2). Система, предназначенная для удержания союзников в смирении и послушании, крайне редко отваживалась на смелые предприятия;61 существовали и другие причины, сковывавшие спартанскую инициативу. Внутренние конфликты в правящих кругах были здесь нередки и даже институциализированы62. Спартанские людские ресурсы составляли сравнительно небольшую часть вооруженных сил Пелопоннесского союза, а сохранение Лакедемоном своих союзников в повиновении зависело от его военного престижа и успеха. Более того, спартанская система зависела от способности Лакедемона удерживать в повиновении собственное многочисленное зависимое население. Когда что-то угрожало этому повиновению, как случилось в 425 г. до н. э. и позднее, никакие другие соображения не могли здесь рассматриваться как приоритетные63.
3. 	Размышления общего характера
Большая открытость афинского общества способствовала, конечно, большей предприимчивости, но она имела и слабые стороны. Фукидид обращает внимание на непостоянство и переменчивое настроение толпы (например, Афины: П.65.4; Сиракузы: VI.63.2), а значительная часть заключительного рассказа о Перикле (П.65.7—10) посвящена умению последнего держать под контролем Народное собрание — и тогда, когда оно было настроено оптимистически и когда пессимистически. Перикл мог бы воспрепятствовать принятию некоторых ошибочных решений, главным образом по поводу грандиозного похода в Сицилию; вряд ли мы ошибемся, если предположим, что Фукидид также думал, что Перикл смог бы воспользоваться некоторыми удобными случаями для заключения мира, особенно в 425 г. до н. э. Народное собрание было чрезвычайно склонно к восприятию тех идей, которые выглядели яркими и внешне убедительными (Ш.38.5; VI.9.3), и, похоже, оно вообще не было способно отвергнуть никакого предложения о военном союзе, даже если это предложение не сулило реальных выгод64. Обстоятельства, при которых вырабатывались решения, далеко не всегда способствовали тому, чтобы эти последние оказывались рациональными и опирались на достоверную ин¬
61 Finley 1975 (А 39): 161-177; Lewis 1977 (А 76): 29; Hodkinson 1983 (F 30).
62 Lewis 1977 (А 76): ЗФ-49.
63 Lewis 1977 (А 76): 27-29, 144.
64 VI. 13.2 — содержащееся здесь заявление справедливо, кажется, для любого периода афинской истории.


Архидамова война
489
формацию. Отдельные сведения требовалось проверять. Следовало иметь хотя бы общее представление о том, какими силами располагал враг, однако даже Фукидид не мог указать точную численность спартанского войска (V.68.2); ситуация, конечно, отличалась от кампании 480 г. до н. э., когда все мнения о персидских вооруженных силах с неизбежностью сводились к одним лишь догадкам. Даже в случае с Сицилийской экспедицией 415 г. до н. э. можно было попытаться оценить размер вооруженных сил, с которыми предстояло столкнуться, однако таких попыток сделано не было65. Получение других секретных сведений представляло гораздо более трудную проблему. По таким, например, вопросам, как общественное мнение в Мегарах, Беотии или Сицилии, Народное собрание полагалось на рассказы отдельных представителей тех мест, не имея особых возможностей оценить достоверность их сообщений.
На процесс выработки военной стратегии в разных полисах влияли особенности национального характера и национальных учреждений. Не следует думать, будто бы та или иная война велась каким-то строго рациональным способом, и было бы ошибкой смотреть на греческое общество V в. до н. э. как на общество в высокой степени рациональное66. Из Фукидида (П.21.3, 54.2-4; V.26.3-4) и из «Всадников» Аристофана, как и из многих иных источников, становится понятно, что оракулы, как официальные, так и неофициальные, неизменно пользовались в течение войны спросом, а также и то, что огромное влияние на людей имели всякого рода знамения и суеверия67. Несмотря на скептицизм к подобным вещам, Фукидид придает им определенное значение как факторам, способным сказываться на реальных действиях и социальных установках (1.118.3; П.8.2—4; Ш. 104.1; VI.27.3; УП.50.4)68. Сам он гораздо большее значение отводит фактору случайности69. Те, кто у Фукидида произносят речи, вполне осознают, что события обычно принимают совершенно неожиданный оборот (1.78.1—2, 122.1; IV.18.3—5, 62.3—4; УП.61.3; однако в 1.140.1 и П.64.1 Перикл полагает, что большинство вещей, которым предстоит случиться, можно предвидеть). Фукидид был хорошо осведомлен и о состоянии замешательства и неразберихи, столь характерном для любого сражения; в его изложении участники битвы никогда не знают, что происходит с ними самими и вокруг них70.
65 VI. 1.1. Однако Никий (VI.20) обладал информацией, по всей видимости, не только от официальных наблюдателей, посланных перед тем на Сицилию Народным собранием (и которые потом представили завлекательные и не соответствовавшие истине доклады, введя народ в заблуждение. — А.3) (VI.6.3, 8.1—2).
66 О некоторых общих моментах применительно к Афинам см.: Dodds 1951 (J 26): 188—195, однако таблички с проклятиями относятся всё же к более раннему времени, чем полагает Э. Доддс.
67 Очень полезный материал собран в изд.: Powell 1979 (К 75).
68 Об отношении Фукидида к оракулам см.: Dover 1988 (А 27): 65—73.
69 Об использовании Фукидидом понятия «тюхе» (τύχη, ‘судьба’, ‘участь’) см.: Edmunds 1975 (С 29): 174—204.
70 1.51.1-2; П.3.1, 4.2, 81.7, 94.1; Ш.22.5, 24.3, 110.1, 112.3; IV.68.2, 96.3, 96.5, 115.3,130.5.


490
Глава 9
При более формализованных способах ведения боя сохранялись некоторые старые греческие военные традиции (ср.: КИДМ Ш.З: 406—407). Сама возможность решать какой-либо территориальный спор между двумя полисами путем вызова противника на организованную по определенным правилам битву-состязание (ср.: Там же: 425-^26) теперь даже спартанцам казалась «нелепостью» (V.41.2—3), однако отдельные боевые действия по-прежнему заканчивались тогда, когда проигравшая сторона отправляла глашатая просить о перемирии, чтобы похоронить павших воинов71, а победители устанавливали трофей72. Однако площадь греческих земель, подвергавшихся опустошению, и масштаб тягот, ложившихся на население в целом, резко возросли в связи с переходом Афин к десантной тактике ведения войны и расширившейся практикой использования постоянных баз для совершения внезапных рейдов. В целом создается ощущение, что война стала более «тотальной»; можно высказать догадку, что общее количество потерь, даже если исключить из них умерших от чумы в Афинах, было намного больше числа погибших в ходе сражений. Степенью ожесточения и наносимым ущербом внутренняя борьба, возможно, превосходила все остальные факторы, но и в случае взятия города к его населению относились с жестокостью, которую усиливала длительность сопротивления и мнение победившей стороны о том, что оборонявшиеся дурно себя вели. Греческая теория (Ксенофонт. КиропеЬия. VII.5.72, ср.: Воспоминания о Сократе. IV.2.15; Двойственные обороты (Δισσοί λόγοι). 90 F 3.5 D—К), видимо, всегда признавала полную свободу действий захватчика в городе; в Пелопоннесской войне истребление части или даже всего мужского населения взятого города, а также порабощение всех остальных его жителей становятся вполне приемлемыми вариантами поведения победителей73. Необходимо отметить и другие формы жестокости. С самого начала войны спартанцы предавали смерти всех, кого они захватывали на море, даже представителей нейтральных государств (П.67.4), а афиняне оправдывали этим совершенные ими казни некоторых лиц, попадавших к ним в руки. Такого не происходило с захваченными в ходе регулярных действий военнопленными, за которых можно было получить выкуп и которых можно было использовать для дальнейшего торга; не всем из них, конечно, предоставлялись самые комфортабельные условия содержания74. Призывы к гуманности раздавались всегда, и даже в конце войны Калликратид, например, заявлял (с. 610), что не допустит порабощения кого-либо из эллинов (Ксенофонт. Греческая история. 1.6.14—1575), но в целом реальность была суровой.
71 Lateiner 1977 (А 74); Pritchett 1971-1985 (А 101) IV: 246-249.
72 Pritchett 1971-1985 (А 101) П: 246-275.
73 de Ste Croix 1954/1955 (E 75): 14—16; Kiechle 1958 (A 72). Отнесение в первой из указанных работ к 5-му столетию случая с порабощением аргосцами жителей Микен (с. 109) вызывает сомнения, поскольку утверждение Диодора в XI.65.5 находится в противоречии со словами Павсания в УП.25.6.
74 Об обращении с пленными см.: Panagopoulos 1978 (G 33).
75 Но афинский гарнизон в этом случае он всё же продал в рабство.


Архидамова война
491
4. 	431 год до н. э.
Первое вооруженное столкновение произошло весной 431 г. до н. э. в Платеже, расположенных всего в двенадцати милях от Фив (в 70 стадиях, около 13 км. — A3.) по ту сторону реки Асоп и при этом являвшихся давнишними союзниками Афин (КИДМ IV: 361). По договоренности с некоторыми платейцами, настроенными профивански, два беотарха во главе немногим более 300 фиванцев (у Геродота — 400: VÜ.233.2) вторглись в Платеи еще до явного начала войны. Охрана отсутствовала (помимо всего прочего, это был еще в некотором смысле священный месяц: Ш.56.2), платейцы ничего не успели сделать, чтобы вызвать своих людей с полей, и враги легко проникли в город в начале ночи. Несмотря на призыв изменников действовать самым жестким образом, фиванцы просто предложили платейцам присоединиться к Беотийскому союзу. Поначалу те согласились на переговоры, но вскоре выяснилось, что фиванцев не очень много, к тому же большинство жителей города были настроены в пользу Афин. Перегруппировав свои силы в течение ночи, платейцы, которым помогали их женщины и рабы, под проливным дождем и перед самым рассветом стремительно атаковали врага и пленили 180 фиванцев (остальные были убиты). Основное фиванское войско, опоздавшее из-за ливня, воздержалось от нападения на город под страхом умерщвления пленников и отступило. После этого платейцы всё же их убили, хотя перед тем, согласно фиванцам, клятвенно обещали этого не делать; афинское предложение не причинять пленникам вреда, пока сами афиняне не примут у себя по этому поводу решение, пришло слишком поздно. Афиняне захватили всех беотийцев, находившихся в Аттике, обеспечили Платеи зерном, разместили там свой отряд и эвакуировали из города всех неспособных носить оружие. Война имела кровожадное начало. Опасности, которыми чреват стасис в городе, были явлены самым наглядным образом; клятвы, как оказалось, можно безнаказанно нарушать; в один день Фивы потеряли до 15% своих лучших воинов. (П.1—6)
Затем начались основные события. Пелопоннесские силы были стянуты на Истме, командующим назначили Архидама. Последний глашатай был послан в Афины. Не допущенный даже в город, он сказал, покидая Аттку: «Этот день положит начало великим несчастьям эллинов». Меж тем план Перикла начал воплощаться в жизнь. Стада и прочие животные были отправлены из усадеб на Евбею и другие острова, женщины, дети и домашний скарб перевезены из сельской местности в город. Здесь пустыри, храмы и святилища были временно заселены людьми, которые в конечном итоге заняли Длинные стены вплоть до Пирея. Население Афин оставалось в значительной степени сельским и было очень недовольно сложившейся ситуацией. Впрочем, времени для обустройства было достаточно, поскольку Архидам медлил; перед тем как окончательно двинуться в Аттику через Элевсин и закрепиться в Ахарнах, расположенных в восьми милях от Афин, он предпринял безуспешную попытку подчинить себе крепость в Эное. Несмотря на приписываемые Фукидидом


492
Глава 9
Архидаму в кн. I прогнозы (о том, что афиняне при их господстве на море могут воевать долго, не ввязываясь в большое сухопутное сражение. — А.3.), последний, по мнению историка, надеялся, что афиняне выйдут из города на решительную битву. Некоторые определенно желали такого открытого сражения: помимо самого Архидама, можно указать на Клеона, который впервые появляется на сцене именно тут и который связывается в источниках с этой точкой зрения (Гермипп. F 47 К—А — фрагмент, сохранившийся у Плутарха: Перикл. 33.8). Периклу каким-то образом76 удалось не допустить созыва ни собрания, ни иного совещания, которые могли бы отказаться от предыдущего плана, и, чтобы как-то ограничить масштаб разграбления страны, он сделал ставку на афинских всадников (для усиления которых прибыла фессалийская конница; ср.: IG I3 55), каковая установка в целом оказалось успешной, за исключением одного эпизода, когда многообещающая поначалу атака на беотийскую кавалерию натолкнулась на противостояние гоплитского войска. Центральную равнину Архидам так и не подвергнул в этом году набегам, в конце концов он переместился через северную Аттку к Оропу и ушел в Беотию, закончив эту весьма ограниченную по своим результатам кампанию (ср.: Геродот. IX.73.3). (П.10—23)
Между тем, еще когда пелопоннесцы находились в Аттике, афинская эскадра в сто кораблей была отправлена в поход вокруг Пелопоннеса. Экспедиция, видимо, началась с налета на южное побережье Саронического залива77. В какой-то момент к этому флоту присоединились пять кораблей с Керкиры. Атака на мессенскую Мефону была отбита Браси- дом — спартанским командиром сторожевого отряда, «первым человеком, который в этой войне получил почести в Спарте». Возможности десантной стратегии были наглядно продемонстрированы в Элиде. Страна опустошалась два дня, прежде чем подошло основное элейское войско, и, несмотря на непогоду, которая заставила флот уйти в море, часть десантного отряда быстро подошла к Феям по суше и захватила этот порт, после чего также погрузилась на корабли. Впрочем, основные афинские цели, как кажется, находились в устье Коринфского залива. Коринфский порт Соллий был взят и передан дружественным акарнанцам. Тиран города Асгак бежал, а сам город был включен в состав Союза. Самым важным итогом стало то, что остров Кефалления с его четырьмя городами перешел на сторону афинян без всякого сопротивления; этот остров Фукидид (П.7.3) ранее упоминал вместе с Керкирой, акарнанцами и Закин- фом, уже состоявшими в союзе с афинянами, как то место, куда было отправлено посольство с целью заручиться их дружбой и поддержкой, которая позволила бы Афинам нападать на Пелопоннес с любого места. То, что эти достижения афинян вызвали мрачные предчувствия у коринфян и задели их за живое, ясно из их попытки обесценить эти вражеские
76 См.: Hansen, Christensen 1983 (D 36).
77 Диодор. ХП.43.1; Стефан Византийский, под словом «Άκτη» — эти два места указывают на вероятную лакуну в дошедшем до нас тексте Фукидида.


Архидамова война
493
успехи, предпринятой позднее в том же году, в сезон, который у Фукидида называется зимой. Тиран Асгака был водворен назад, но вот в Акарнании коринфяне ничего добиться не смогли, а на Кефаллении жители Краний, поначалу, казалось бы, перешедшие на сторону коринфян и давшие им клятвы, затем снова их нарушили. (П.23.2, 25, 30, 33)
Меньшие афинские силы были направлены к узкому проливу между Аттикой и Евбеей и в Саронический залив. Евбейская протока была уязвима для локрских пиратов; тридцать афинских кораблей захватили заложников из одного такого разбойничьего гнезда, одержали небольшую победу над войском локров и приступили к строительству укрепления на Аталанте, безлюдном прибрежном острове (П.26, 32). Более драматическим событием в этой главе данной истории стало изгнание некогда горделивых эгинетов с их родной Эгины и размещение здесь афинской колонии. В Афинах считалось, что эгинеты — главные виновники войны, к тому же они жили слишком близко к Пелопоннесу, поэтому решили, что безопасней будет заселить их остров своими поселенцами (П.27); возникшая на Эгине база должна была стать вспомогательным средством для сил, действовавших на северном побережье Саламина. (с. 474)
На севере в результате великолепного дипломатического маневра афиняне заключили союз с Одрисским царством, а с помощью некоего Ним- фодора Абдерского, пользовавшегося большим влиянием при царе одри- сов, смогли примириться с Пердиккой. Хотя осада Потидеи тянулась без особых успехов уже целый год, возникло ощущение, что Халкидское восстание вот-вот будет подавлено. (П.29)
Этот год не был в Афинах спокойным, даже и после того, как пелопоннесцы ушли домой. К неизбежным в таких случаях оракулам, некоторые из которых пророчествовали о том, что война затянется на двадцать семь лет (V.26.4), хотя были и более оптимистичные предсказания78, добавился ужас, вызванный солнечным затмением, случившимся 4 августа; Перикл продемонстрировал преимущества софистики, преподав народу урок по астрономии (Цицерон. О государстве. 1.16.25; Плутарх. Перикл.
35.2, 	с ошибочной датировкой). Конец эгинетской независимости доставил определенное удовлетворение, а те, кто в течение всего лета оставались дома, в конечном итоге были вознаграждены грандиозной «загородной прогулкой» (П.31). Все боевые силы Аттики, насчитывавшие тогда 10 тыс. гоплитов из числа граждан и около 3 тыс. гоплитов из метеков (очевидно, заменивших собой тех граждан, что были заняты осадой Потидеи), а также большое число легковооруженных отправились под командованием Перикла грабить Мегариду, где к ним присоединился вер¬
78 	Я помню, как в 1939 г. меня, тогда маленького мальчика, смутно утешала мысль о том, что первый президент Германии имел в своей фамилии пять букв и в должности президента оставался пять лет (Фридрих Эберт был первым рейхспрезидентом Веймарской республики, с сентября 1919 г. по февраль 1925 г., полных пять лет с небольшим. — А.З.), также и Гинденбург, в точном соответствии с количеством букв своей фамилии, президентом пробыл десять лет; получалось, что Гитлеру оставалось править недолго — лишь до 1940-го.


494
Глава 9
нувшийся из Кефаллении флот; Фукидид говорит об этой акции как о самой крупной афинской экспедиции, предпринятой в то время, когда город еще находился на пике своего могущества и не был поражен страшной болезнью; эту картину Афин до чумы историк подкрепляет рассказом о Погребальной речи, произнесенной Периклом в честь павших в первый год той войны. Афинское общество, изображенное в речи, неизбежно представляет собой идеал, которого афиняне на практике не достигали; здесь, среди прочего, говорится о некоторых аспектах патриотизма, которые были бы более убедительны для людей эпохи Эдуарда УП (время правления 1901—1910 гг. — A3), чем для нас, однако попытка Фукидида воспроизвести страсть и воодушевление Перикла в отношении Афин представляет собой и литературное, и политическое достижение, которое поднимает и сам сюжет, и автора на очень высокий человеческий уровень. (П.34—46)
5. 	430 год до н. э.
Согласно одному высказыванию Фукидида по поводу пелопоннесского вторжения 430 г. до н. э., получается, что в том году сезон боевых действий уже шел полным ходом, когда появились первые признаки заразной болезни, изменившей ход афинской истории. Принимая во внимание хорошо установленную способность различных болезней к мутациям, нет особого смысла в попытках дать точное научное название той эпидемии, которая ударила по Афинам с таким неистовством79  80 (ее условное название — «чума». —A3). Это бедствие внушало такой ужас, что, если бы не Фукидид и не литературные отголоски Фукидида, мы вряд ли бы знали, что же там произошло; классическая афинская литература почти ничего об этом не сообщает^0. В течение четырех или даже более того лет ни один афинянин не мог чувствовать себя в безопасности; эпидемия вспыхнула в 430-м и продолжалась в 429-м, а затем вернулась в 426 г. до н. э. (Ш.87.1—3 дополняет основной рассказ в П.47—54). Что значит «вспыхнула», становится понятным из П.58.3; Гагнон (афинский стратег, действовавший в Халкидике. — A3) за сорок дней потерял от чумы 1050 гоплитов из имевшихся у него 4 тыс. Условия военного лагеря — это, конечно, особый случай, однако те цифры, которые Фукидид смог извлечь из официальных списков гоплитов и всадников (4,4 тыс. погибших от болезни гоплитов и 300 всадников (данные по одному году. —A3)) наводят на мысль, что в течение всего периода показатель смертности находился примерно на таком уровне, и подтверждают мысль историка о том, что ничего не ударило по Афинам сильней, чем это бедствие. Выдвигались разные причины возникновения повального мора, от самых простейших (пелопоннесцы отравили колодцы) до теологических (Аполлон исполнил свое обещание (с. 472) пелопоннесцам). Воздействие эпидемии на афин¬
79 Poole, Holladay 1979 и 1984 (D 72 и 73).
80 Платон. Пир. 201 d — редкое исключение.


Архидамова война
495
скую социальную и экономическую структуру, несомненно, было значительным81. На более обобщенном уровне Фукидид приписывает чуме мощнейший удар по нравственным ценностям; если даже это так, крайне сложно отделить эффект чумы от иных факторов, действовавших в том же направлении82.
Пелопоннесское вторжение в Аттику в 430 г. до н. э. было самым длительным из всех таких вторжений. За сорок дней войска Архидама прошли через центральную равнину, спустились к южному побережью до района Лаврионских рудников и затем направились на север, в сторону восточного побережья, опустошая «всю землю»; ни о каких попытках противостоять этому не сообщается. Перикл по-прежнему придерживался той стратегической линии, которую применил в прошлом году, и был вполне уверен относительно ее одобрения со стороны большинства афинян, чтобы самому выйти в море во главе флота (П.56). Афинская часть этих сил вновь составила сю кораблей, но, поскольку никакие операции на западном побережье Пелопоннеса не предусматривались, подмога в пятьдесят кораблей пришла в этом году с Хиоса и Лесбоса, а не с Керки- ры. Впрочем, теперь на борт были взяты гораздо более крупные силы, что, без сомнения, стало результатом прошлогоднего опыта в Элиде. Эскадра 431 г. до н. э. обошлась тысячью моряками в качестве сухопутных сил, предназначенных для десантирования83, но на сей раз гоплит- ское войско было увеличено до четырех тысяч, и, кроме того, еще 300 всадников были взяты на старые триеры, переоборудованные под транспортные суда; те, против кого была направлена экспедиция, не должны были иметь никаких шансов оказать сопротивление в открытом поле. Как позднее замечает Фукидид (VI.31.2), по количеству задействованных сил эта экспедиция была не меньше, чем поход на Сицилию в 415 г. до н. э., хотя она была не столь дальней и ее гораздо проще было обеспечить провиантом.
За время этого похода Перикл трижды испытал возможности своего войска. Сначала он напал на Эпидавр. Перевес был настолько значительным, что жители города даже не пытались встретиться с врагом в открытом бою. Их сельскохозяйственные угодья были разграблены, после чего афиняне предприняли безуспешную попытку взять город; Фукидид ничего не говорит о мотивах этого нападения (ср. с. 474). Побережье других пелопоннесских городов, расположенных южнее, а именно области Трезена, Гермионы и Галий, подверглось простому опустошению. Наконец, Перикл прошел расстояние примерно в двадцать миль по Арголид-
81 Я не разделяю точку зрения Дж. Файна (Fine 1951 (L 35): 167—208), согласно которой афинская система землевладения стала совершенно иной, однако нарисованная Фукидидом картина внезапных изменений в человеческих судьбах дает кое-какие основания Для этого взгляда.
82 Учитывая обобщающий характер рассуждений в П.53, можно было бы ожидать найти отголоски этой фразеологии и этих мыслей в других местах «Истории» Фукидида; они там странным образом отсутствуют.
83 Точка зрения Гомма (HCTYL 80), согласно которой Фукидид нигде не берет в расчет воинов морской пехоты, неприемлема.


496
Глава 9
скому заливу к Лаконскому побережью и разграбил периэкский город Прасии (современный Леонидион), который со стороны суши был, по сути, изолирован от собственно Лаконии; это, несомненно, доставило афинянам определенное моральное удовлетворение84. После этого флот вернулся в Афины и был сразу же передан коллегам Перикла по стратегии, Гагнону и Клеопомпу, для похода в Халкидику; цель этой экспедиции совершенно понятна — захватить наконец Потидею и полностью подавить восстание, однако вспышка чумы, поразившая войско во время этого похода (с. 494), смешала планы. (П.56, 58)
Создается определенное впечатление, что решение вопроса с Потидеей было частью изначального плана на этот год и что Перикл, предварительно задействовав войска на пелопоннесском побережье, должен был соблюсти здесь своего рода временной регламент. Вопрос заключается в том, было ли у него в мыслях что-нибудь более замысловатое, нежели простой грабеж угодий противника. Мы не видим никаких попыток закрепиться на месте позднейших баз в Мефанах и в Галиях, но, поскольку говорится о стремлении захватить Эпидавр, Перикл, по всей видимости, всё же намеревался сделать здесь что-то подобное; Эпидавр — это совсем не то, что Прасии, которые можно было разграбить и просто оттуда уйти. В V.53 Фукидид высказывает замечания о стратегическом значении Эпи- давра: в ситуации, когда Аргос и Афины уже состояли в союзе, контроль над этим городом намного облегчил бы сообщение между ними, к тому же это помогло бы успокоить Коринф. Совсем необязательно предполагать, что Перикл уже в 430 г. до н. э. думал о возобновлении альянса с Аргосом (хотя см. с. 482). Дополнить цепь афинских укрепленных пунктов поперек Саронического залива и подходов к Коринфу с востока, каковая цепь уже в 431 г. до н. э. была усилена за счет Эгины, — это был серьезный мотив для захвата Эпидавра; замыслы Перикла не следует втискивать в чересчур узкое понимание его установки на отказ от присоединения к империи новых территорий.
Если бы Периклу удалось взять Эпидавр, ситуация для него по возвращении в Афины могла быть другой. Согласно Фукидиду, второе пелопоннесское вторжение и моровое поветрие настроили афинян против войны и против Перикла лично. В Спарту были отправлены послы, но они вернулись оттуда без всякого результата; мы не имеем никакого представления ни о том, что они предлагали, ни о том, чего потребовали от них. Положение Перикла пошатнулось, и против него началось формальное преследование. Фукидид вкладывает в его уста длинную оправдательную речь и поясняет, что с ее помощью Перикл смог отвлечь сограждан от помыслов о мире, но не смог остановить судебного процесса, который закончился штрафом и отстранением от должности85. Непонятно, сколько времени прошло между этим событием и очередным избранием Пе¬
84 Ср.: Аристофан. Мир. 242—243; а также: CarÜedge 1979 (F 14): 238.
85 У Плутарха [Перикл. 35.4—5) приводятся найденные им в источниках сведения о том, кто были обвинителями и к какому штрафу был приговорен Перикл, но ни одна из этих подробностей не соответствует тому, что дает одна из «Аттид»; существует со¬


Архидамова война
497
рикла в стратеги. (П.59—65.4) Фукидид не связывает с ним уже никаких новых акций, и при этом о его смерти, наступившей осенью 429 г. до н. э., сообщает не в том месте, где о ней уместно было бы сообщить (П.65.6).
В том году пелопоннесцы не ограничились одними только сухопутными операциями. Они смогли собрать сотню кораблей и осуществили попытку — безуспешную — отделить Закинф от Афинского союза (П.66), амбракийцы же попробовали напасть на амфилохийский Аргос, но данная операция имела, скорее, местное значение (П.68); в следующем году эти попытки будут объединены. Затем Афины узнали о долгосрочных планах врага, когда царь одрисов захватил пелопонесских послов на их пути в Персию, главной цели этой миссии, когда те, оказавшись во Фракии, попытались склонить его на свою сторону. Нрав афинского Народного собрания наглядно себя проявил, когда эти послы были преданы смерти даже без судебного разбирательства (П.67; ср. с. 489). То, что, по крайней мере, Писсуфн, сатрап Сард, считал возможным извлечь для Персии выгоду из войны, стало ясно из того, что в Колофоне власть захватила группировка, за спиной которой стояли персы (Ш.34.1).
Позднее в том же году афиняне решили блокировать Коринфский залив флотом в двадцать кораблей под предводительством Формиона. Тогда же случилась хотя и небольшая, но всё же неприятная неудача в далекой Ликии, когда экспедиция, посланная туда для сбора дани (см. с. 17), попытавшись воспрепятствовать пелопоннесским морским разбойникам орудовать на морских путях, шедших с юга Малой Азии и из Финикии, была частично уничтожена и потеряла своего командира. Определенной компенсацией стало то, что Потидея наконец сдалась. Ее гарнизону и жителям было позволено беспрепятственно уйти, но афинское общественное мнение сочло эти условия чересчур мягкими — первый пример того, как даже успех не мог защитить стратегов от жесткой критики. Тысяча афинян поселилась в городе (Фукидид. П.70.4; Диодор. ХП.46.7; М—L 66, с комментариями), однако Халкидское восстание было далеко от своего завершения. (П.69—70)
6. 	429 год до н. э.
В 429 г. до н. э. основное пелопонесское войско выступило против Платей, несомненно, под давлением Фив (Ш.68.4). Само имя Платей многое значило для лакедемонян, и Архидам предпринял попытку договориться, предложив жителям города вернуться к позиции нейтралитета; попытка эта, однако, потерпела неудачу, после того как афиняне пообещали, что
блазн использовать очевидно более приемлемую деталь, приводимую Плутархом в 32.3—5, но судебная процедура описывается здесь явно не полностью, к тому же это событие Плутарх относит к 432 г. до н. э. Та же глава содержит материал о декрете Диопифа о нечестии, о каковом постановлении сказано, что направлено оно было против Анаксагора, а также о судебном преследовании Аспасии. В отличие от Эдкока (CAHV1: 577—580) и Гом- ма (НСТ П: 184—189), я не вижу особых оснований рассматривать этот материал именно в связи с обвинением против самого Перикла; о датах, связанных с Анаксагором, см. с. 427.


498
Глава 9
не оставят платейцев. Затянувшиеся осадные операции не дали никакого результата, и Архидам в конечном итоге решил взять город измором, возведя вокруг него блокадную стену; 400 платейских граждан, 80 афинян и 110 женщин были отрезаны от внешнего мира. (П.71—78)
Тем временем афиняне сразу после взятия Потидеи попытались окончательно подавить восстание на Халкидике. В этом году они смогли отправить сюда только 2 тыс. гоплитов; завершилась эта попытка поражением при Спартоле с потерей 430 воинов убитыми в битве, которая интересна тем, что в связи с ней мы впервые слышим о том, как гоплиты были разбиты легковооруженными пельтастами (имели небольшие фракийские щиты) во взаимодействии с конницей. (П.79)
Если при нападении на Платеи пелопоннесцы не обнаружили особого стратегического воображения, при реализации другого важного плана того же года они всё же проявили изобретательность. Инициатива на этот раз, судя по всему, исходила от амбракийцев, которые по-прежнему остро переживали поражение, нанесенное им перед самой войной (прим. 110 на с. 193). В этом году их мишенью стал не один только амфилохий- ский Аргос, но вся Акарнания. Поддержанные Коринфом, своей метрополией, они убедили спартанцев в том, что при одновременном нападении и с суши, и с моря можно завладеть Акарнанией, Закинфом и Кефалле- нией; тогда афинские плавания вокруг Пелопоннеса станут невозможными (ср. П.80.1, в конце, с 7.3), Керкира окажется в изоляции86 и даже Нав- пакт можно будет захватить. К местным греческим союзникам Спарты добавились значительные силы самых разных варварских племен; тысяча пелопоннесских воинов-пехотинцев, о которых просили амбракийцы, прибыла под начальством Кнема, спартанского наварха (командующего флотом; он переправил сухопутное войско на нескольких кораблях, пройдя мимо Формиона незамеченным. — А.3.), но основной флот (пелопоннесцев, и прежде всего коринфян и сикионцев. — А.3) задерживался. Ожидая атаки со всех сторон, акарнанцы не смогли сконцентрировать свои силы. Однако вся эта кампания завершилась, не успев начаться, всего лишь одной сухопутной стычкой. Союзники решили начать с города Страта. Тысячный отряд хаонов стремительно продвигался вперед и, значительно оторвавшись от основного войска, был наголову разбит; остальные варвары обратились в бегство, а пращники сгратиев беспокоили греков, издали метая в них камни. Это была вовсе не та разновидность битвы, к которой привык Кнем, и он отступил. Так закончился этот поход. (П.80-82)
В 430 г. до н. э. Кнем смог без особого труда собрать флот в сто кораблей против Закинфа, однако в этом году морское наступление на акарнан- ское побережье не получило развития. Корабли местных союзников дожидались у Левкады основной эскадры из Коринфа и Сикиона, которой нужно было еще преодолеть флот Формиона, поджидавший ее у Нав-
86 	Этот очевидный пункт можно уверенно добавить к тому, что перечислено у Фукидида.


Архидамова война
499
пакта. Коринфские командиры не считали это серьезной помехой, поскольку у них было сорок семь кораблей против двадцати у Формиона, а потому не подготовились к сражению. Формион тем не менее атаковал. Пелопоннесцы учли до некоторой степени возможности противника и великолепное афинское умение маневрировать в морском бою. Пелопоннесский флот образовал круг, внутри которого были размещены малые вспомогательные суда и резерв из пяти быстроходных триер; таким образом, не было линии, которую афиняне могли бы прорвать. Формион не стал предпринимать попыток прорваться сквозь окружение, но выстроил свои триеры в колонну и начал плавать вокруг кораблей неприятеля, заставляя их всё теснее прижиматься друг к другу. Когда на рассвете подул ветер, которого ожидал Формион, корабли пелопоннесцев совсем сбились в кучу; в этот момент он атаковал, потопив несколько судов и захватив двенадцать; остальные бежали к ахейскому берегу. Затем пелопоннесцы вернулись в гавань Киллену в Элиде, где к ним присоединился Кнем с кораблями из Левкады, и начали готовиться к новому походу под строгим надзором Брасида и двух других спартанских «советников», прибывших сюда с посланием, в котором лакедемонские власти выражали недоверие и гнев (с. 477). Формион послал в Афины донесение о победе и запросил подкрепление. Народное собрание постановило отправить к нему дополнительно двадцать кораблей, но попутно дало этой эскадре еще одно небольшое и второстепенное поручение сделать кое-что на Крите87. (П.83—85)
В результате под командой Формиона оставались всё те же двадцать кораблей, с которыми нужно было встречать пелопоннесские силы, увеличившиеся теперь до пятидесяти семи кораблей88. Предварительные маневры и движения пелопоннесцев происходили к западу от узкого пролива у мыса Рион, что имело смысл в том случае, если мишенью пелопоннесцев по-прежнему оставалась Акарнания, и это давало афинянам больше возможностей для использования своих превосходных навыков в морском деле. Но первой пелопоннесской задачей теперь был разгром Формиона, а он, видя опасность для Навпакта, вошел в узкую часть пролива. Девять кораблей были потеряны Формионом сразу же, а оставшиеся спаслись, успев подойти к Навпакту; противники преследовали их горячо, но несогласованно. Впрочем, последний, и самый медленный, афинский корабль имел хладнокровного командира. Обогнув стоявший на якоре купеческий корабль, он протаранил первую преследовавшую его триеру, нанеся ей удар прямо в середину корпуса. Это привело врагов в замешательство, а товарищей ободрило. На этот раз шесть пелопоннесских кораблей было захвачено, а прежние афинские потери отбиты, за
87 См. с. 475. Уже угасающий Перикл, будь он здоров, мог бы кое-что объяснить Народному собранию по поводу географии.
88 Большинство текстологов предпочитают чтение «семьдесят семь», каковое дает одна из семей рукописей, но эта цифра выглядит чрезмерно завышенной как с точки зрения мобилизационных возможностей, так и с точки зрения хода последовавшей затем битвы.


500
Глава 9
исключением одного корабля, который пелопоннесцы установили в виде трофея в знак своего успеха в первой фазе сражения. Они не стали дожидаться подхода афинских подкреплений; левкадийцы отправились домой, а все остальные отступили к Коринфу. Даже при значительном численном преимуществе пелопоннесцы не смогли одолеть афинское военно-морское искусство. Преимущество, которое давало господство на море, было доказано с очевидностью, когда Формион предпринял поход в Акарнанию, чтобы еще крепче привязать к Афинам их тамошних друзей; лишь Эниады, расположенные в илистой дельте, оказались защищены осенним разливом Ахелоя89. (П.86—92, 102—103)
Кнем и Брасид пока не испытали горечь поражения, и они согласились воплотить в жизнь замысел, предложенный мегарцами. В Нисее, мегарской гавани на Сароническом заливе, к спуску на воду были готовы сорок кораблей. Теперь они были укомплектованы экипажами с потерпевшего поражение флота, которые пешком пересекли Истм; планировалось совершить неожиданный налет на Пирей, для защиты которого афиняне пока что не предпринимали никаких мер. Фукидид считает, что это был отлично задуманный план, и наш историк с пренебрежением сообщает о разговорах, будто бы ветер заставил пелопоннесцев изменить первоначальное намерение и совершить набег на Саламин. Если абстрагироваться от того, какова была исходная цель, эту операцию можно назвать удачной. Три афинских корабля, базировавшиеся у северной оконечности острова (с. 474), были захвачены, самому же Саламину был нанесен большой ущерб, пока прибытие основных афинских сил и беспокойство за состояние собственных кораблей, которые, как оказалось, не совсем годились для плавания после долгого пребывания в бездействии (они дали течь. —А.З.), не принудили пелопоннесцев отступить. Однако в сравнении с упущенным шансом этот результат не был особенно значительным, к тому же афиняне быстро предприняли необходимые меры, чтобы быть во всеоружии, если вдруг кому-то снова придет в голову подобная идея. (П.93—94)
Последнее событие 429 г. до н. э. обещало нечто большее, чем получилось в результате. С 431 г. до н. э. лелеялись надежды на то, что Сигалк, царь одрисов, задействует свое войско на афинской стороне (с. 493), будучи побуждаем к этому таким известным во Фракии афинянином, как Гагнон; эти чаяния начали наконец претворяться в жизнь, хотя господствовавший среди афинян скептицизм в отношении этого царя удержал их от отправки обещанной ему помощи в виде флота. Сигалк двинулся во главе громадного войска, но усердие его в большей степени было направлено на то, чтобы принудить Пердикку выполнить какое-то обещание, нежели на усмирение восстания на Халкидике ради афинян; в реализации ни одной из этих целей он не продвинулся слишком далеко. (П.95— 101)
89 	А также и окружностью крепких городских стен, которые хорошо сохранились до нашего времени (см.: Lawrence 1979 (196): 475).


Архидамова война
501
7. 	428 год до н. э.
События 428 г. поначалу развивались, казалось бы, по образцу 430 г. до н. э. Платеи по-прежнему находились в осаде, Архидам вновь вторгся в Аттику, результаты чего опять были весьма ограниченны (Ш.1), а афиняне обдумывали морской поход на Пелопоннес, пропущенный в 429 г. до н. э., несомненно, из-за чумы, а также по причине того, что тогда в их распоряжении было только сорок кораблей^. После недавней страшной эпидемии афинские возможности были сужены, а слухи, поначалу пришедшие в Афины из Тенедоса, Мефимны и от некоторых лояльных ми- тиленцев (ср.: Аристотель. Политика. 1304а), о том, что Митилена синой- кизирует (т. е. сселяет в одно место. — A3.) население трех небольших городов острова с намерением отложиться от афинян, были подтверждены отправленным в Митилену посольством. Когда попытки послов убедить митиленцев отказаться от таких намерений не возымели успеха, необходимость в решительных действиях стала очевидной. Флот, который планировалось послать в Пелопоннес, был направлен к Митилене с поручением застать, если получится, митиленцев врасплох вне города во время большого праздника, а если не получится — потребовать срыть стены и выдать флот, десять кораблей из состава которого были уже захвачены в Афинах, а их экипажи взяты под стражу. Известие о приближении афинского флота достигло Митилены на третий день, и это заставило жителей города преждевременно раскрыть свои намерения, когда еще не были закончены все приготовления и еще только ожидалось прибытие партии зерна и отряда лучников из Причерноморья. После небольшой морской стычки митиленцы предложили начальникам афинского флота, которые и сами были не уверены в достаточности своих сил для выполнения поставленной перед ними задачи, заключить перемирие; номинально о перемирии митиленцы попросили для отправки послов в Афины, в реальности же — чтобы оттянуть время, пока они тайно будут просить помощи в Спарте. После возвращения посольства из Афин они объявили о прекращении перемирия, но никаких решительных действий предпринимать не стали. Возможно, в этом был свой смысл: подождать, чем сможет помочь Спарта, однако в результате такого бездействия даже те афинские союзники, что прежде колебались (хиосцы?), явились афинянам на помощь. Теперь последние смогли блокировать обе мити- ленские гавани, хотя на суше они при этом не контролировали ничего, кроме территории вблизи двух своих лагерей. (Ш.2—6)
Митиленское посольство к лакедемонянам было перенаправлено теми в Олимпию, где в этот год проходили игры, а потому именно там было  9090 	Десять кораблей прибыли из Митилены (Ш.3.4); также, по-видимому, должны были иметься еще и хиосские корабли, как в 430 г. до н. э. Следует отметить, что Фукидид вообще ничего не говорит о Хиосе в контексте восстания в Митилене, несмотря на то, что ситуация в обоих местах была идентичная (Ш.10.5). В этом проявилось благоразумие хиосцев (УШ.24.4—5; Quinn 1981 (Е 64): 40-41), но могли ли афиняне полагаться на это их благоразумие?


502
Глава 9
удобно провести совещание членов Пелопоннесского союза. Послы попросили о прямой помощи и о вторичном вторжении в Аттику: Афины- де и чумой изнурены, и финансово истощены, и вести войну более чем в одном месте не смогут. Митиленцы были приняты в Союз, и с ними договорились немедля повторить вторжение в Аттику, поддержав его нападением с моря, для чего нужно было перетащить корабли через Истм (по волоку, из Коринфского залива в Саронический. — А.3.). Поскольку это было время сбора урожая, пелопоннесцы медлили с посылкой войск (кроме лакедемонян. — A3) и план с вторжением реализовывался медленно, афиняне же в ответ на эти известия снарядили сто кораблей и приказали им пройти вдоль Истма (для демонстрации спартанцам своей силы. —A3); команды этих кораблей были укомплектованы гоплитами, и они даже высаживались на берег в разных местах; в то же самое время поступали вести о том, что сын Формиона, Асопий, во время нового похода в Акарнанию предпринимал активные действия на лаконском побережье. Стало совершенно очевидно: что бы там ни говорили митилен- ские послы, Афины отнюдь не намерены прекращать борьбу. Спарта начала собирать эскадру из сорока кораблей для отправки ее на помощь Лесбосу; во главе этого флота был поставлен новый наварх — Алкид. (Ш.7—16)
Тем временем митиленцы использовали превосходство на суше, чтобы усилить свое положение на всем острове, хотя их попытка подчинить Мефимну провалилась. Афиняне понимали недостаточность собственных сухопутных сил, поэтому отправили тысячу гоплитов под командой стратега Пахета; теперь афиняне смогли окружить Митилену не только с моря, но и с суши. Несмотря на показное плавание вдоль Истма, напряжение, испытываемое государством, было очевидным. Впервые за время войны прибегли к налогу с имуществ91 (БЫ 8—19) (это был чрезвычайный, а не регулярный налог. —A3). Были и дополнительные провалы. Асопию не удалось взять Эниады, и во время своего нападения на Левкаду он погиб (Ш.7); Лисикл, ставший, возможно, новым покровителем Аспасии, во время возглавляемой им экспедиции по сбору дани, был убит в Карии. (Ш.19) То, что более 200 человек из платейского гарнизона смогли осуществить рискованную затею — прорваться через блокаду и спастись бегством, — не было слишком большим утешением; платейцам даровали афинское гражданство (Демосфен. ЫХ.104—106) — и это вместо обещанной им реальной помощи. (Ш.20—24)
91 	Посредством этого налога было собрано 200 талантов. Была ли одновременно осуществлена экстраординарная переоценка союзнической подати, как утверждается в ATL Ш: 70, остается неясным. См.: Mattingly 1961 (Е 44): 166—168; 1961 (Е 46): 155—160; 1966 (Е 48): 179—183; 1970 (С 143): 133-142; Meiggs 1972 (Е 53): 531-537; Bradeen, McGregor 1973 (С 121): 20-23; Rerart 1984 (E 62): 172-176.


Архидамова война
503
8. 	427 год до н. э.
Зима в Митилене оказалась мучительной, поскольку запасы хлеба подходили к концу; в городе начали уже формироваться пораженческие настроения, но тут прибыл спартанец Салеф, объявивший о скором появлении здесь эскадры под командой Алкида и о грядущем вторжении в Аттику. Это последнее было осуществлено под предводительством Клео- мена, бывшего регентом при малолетнем Павсании, царе из рода Агиа- дов92, и, как говорит Фукидид, для афинян оно оказалось очень тягостным; между тем Алкид со своим флотом продвигался медленно, а когда достиг наконец побережья Азии, слухи, которые доходили до него, еще когда он пересекал Эгейское море, подтвердились — Митилена, оказывается, уже семь дней как пала. (Ш.25—29)
Заверения Салефа о прибытии Алкида не оправдались, и даже он сам уже не надеялся на это, полагая, что лучший способ разорвать блокаду — усилить гоплитское войско оборонявшихся; он посоветовал раздать гоплитское вооружение простому народу. Когда это было сделано, новоявленные гоплиты потребовали справедливого распределения оставшегося зерна и объявили, что если зерно они не получат, то сдадут город. Из рассказа Фукидида (Ш.27—28) не следует, что они всегда были настроены в пользу афинян, хотя это и утверждалось позднее в Афинах (Ш.47.1—3). Возможно, у высших классов просто не было зерна для раздачи; к тому же они ясно видели, что город обречен в любом случае, а потому приняли участие в сдаче93. Афиняне согласились на то, что окончательные условия будут такими, которых послы смогут добиться от афинского Народного собрания; а пока эти решения не будут приняты, Пахет не должен никого ни казнить, ни лишать свободы, ни продавать в рабство94. Главные зачинщики восстания прибегли к алтарям как молящие о защите, но их убедили, что никакого вреда им причинено не будет, и отправили под охраной на Тенедос; не совсем понятно, от кого их охраняли — от афинских войск или же от собственного народа.
Алкид примирился со своим провалом. Ему было предписано снять осаду с Митилены, и он оказался глух как к тому мнению, что неожиданным нападением можно было бы здесь еще исправить ошибку, так и к совету захватить какой-нибудь город на побережье Малой Азии, откуда он мог бы спровоцировать восстание в Ионии и лишить афинян главнейшего источника их доходов; но Алкид хотел лишь вернуться домой. Во время похода он захватил нескольких пленников и не придумал ничего лучше, как предать их смерти; посольство, прибывшее к нему из Анеев, поселения самосских изгнанников (с. 192), всё же смогло убедить его, что
92 Архидам в этом году умер, но, когда именно, мы не знаем.
93 По поводу интерпретаций этого эпизода см. сноску 41.
94 Согласно одной жуткой истории [Палатинская антология. VH.614), передававшейся в течение девяти столетий, он изнасиловал двух женщин, чьих мужей казнил; кроме того, Пахет, по всей видимости, прямо при сдаче отчета о своем походе совершил самоубийство (Плутарх. Никий. 6.1).


504
Глава 9
это не тот метод, которым можно освободить Элладу, — так он лишь оттолкнет потенциальных союзников назад в руки афинян (тех, кого еще не успели казнить, Алкид отпустил. —А.З.); впрочем, никакого реального развертывания пелопоннесской операции здесь не воспоследовало. Когда наварх понял, что его заметили с афинских курьерских судов, он направился прямиком в Пелопоннес. Пахет был встревожен новостями о прибытии сюда Алкид а, думая, что если даже тот и не закрепится в Ионии, всё же может нанести определенный вред неукрепленным ионийским городам95, а потому отправился за ним вдогонку; ему не удалось настичь спартанского наварха, но в некотором смысле это облегчало положение Пахета, поскольку для находившихся под его командой сил было бы чересчур тяжело блокировать пелопоннесский флот, если бы тот где-нибудь высадился. Достигнув в ходе преследования Патмоса, Пахет воспользовался возможностью исправить ситуацию в Нотии, которая ухудшилась после потери Колофона в 430 г. до н. э.; Афины усилили это поселение, собрав в него новых колонистов. Затем Пахет вернулся на Лесбос, подчинил два еще бунтовавших города и отослал в Афины Салефа, прятавшегося в Мишлене, вместе с главными мятежниками, включая тех митиленцев, которых перед тем отправил на Тенедос; количество всех переправленных в Афины было чуть более тысячи96 (Ш.50.1). (Ш.29—35)
Афинское Народное собрание еще при жизни Перикла показало, что оно способно на принятие безжалостных решений (с. 497), хотя, возможно, это — всего лишь признак начала заката Перикла как политика, а в данном случае афиняне были к тому же очень напуганы митиленскими событиями; Салефа без особенно веских оснований предали смерти, а по поводу дальнейшей судьбы митиленских пленников в экклесии разгорелся спор. (Ш.36)
Когда после войны Фукидид, оглядываясь назад (П.65.10), думал о преемниках Перикла, он был убежден, что среди них, страстно оспаривавших друг у друга первенство, не было ни одного выдающегося государственного мужа, а потому все они готовы были во всем потакать народу, дабы таким способом стать влиятельнее своих соперников. Это обвинение не кажется направленным против первого политика, о котором у нас есть ясное представление. Сообщается, что в 427 г. до н. э. Клеон был самым неистовым из граждан, и при этом на тот момент самым убедительным для народа (Ш.36.6); при вторичном появлении Клеона в повествовании в IV.21.3 Фукидид ничего не говорит о неистовстве и вводит слово «демагог» (‘вождь народа’). В дальнейшем историк часто играет с этим словом. У Фукидида оно не всегда носит уничижительный смысл и может применяться к лицам, которые обычно не считались крайними демократами, но всё же подтексты, которые данное слово несет в себе, в общем и целом имеют негативный характер. В демократических Афинах
95 Wade-Geiy 1958 (А 121): 219—220 — об отсутствии стен в городах Ионии; см., однако: Meiggs 1972 (Е 53): 149-151; Brunt 1966 (Е 13): 92, примеч. 54.
96 Цифра вызывает сомнения, но следует допустить возможность того, что среди них были также пленники из Эреса, Антиссы и Пирры.


Архидамова война
505
это определенно была особого рода функция, и Фукидид мог использовать второй элемент слова — αγωγός (но не всё слово целиком) в связи с Периклом (1.127.3; П.бб.в)96*. Вообще говоря, чтобы считаться самым влиятельным политиком, необязательно было занимать какую-то конкретную должность или иметь непрерывный успех в деле убеждения народа, однако более чем вероятно, что Народное собрание могло иметь привычку регулярно слушать того, кто создавал впечатление человека, хорошо знающего, о чем он говорит, даже если это был не Перикл97. Клеон не принадлежал к древнему роду, хотя его отец, по всей видимости, выполнял литургии как минимум с 459 г. до н. э.; нет ни одного свидетельства о землевладельческом статусе этой семьи; если отвлечься от предположительных политических дивидендов, единственным засвидетельствованным источником дохода Клеона была ремесленная мастерская, в которой трудились рабы, что было отличной темой для авторов комедий98. Иногда высказывается мнение99, что несомненной новизной Клеона было отнюдь не отсутствие знатных предков или земельных владений, а, скорее, его открытая готовность ставить интересы города как целого выше традиционных уз дружбы, но дело в том, что в данной связи нет ничего такого, что можно было бы сказать о Клеоне и нельзя было бы сказать о Перикле; кроме того, не вызывает сомнений, что закрепившаяся за Клеоном репутация отчасти объясняется его снобизмом и неприятием его стиля100. Оба наших главных источника по Клеону, Фукидид и Аристофан, испытывают к нему откровенную неприязнь, что затрудняет возможность верно оценить политические достоинства этого человека, частью которых, он, несомненно, обладал, а из того, что говорит о нем Аристофан, портрет которого содержит ряд отсутствующих у Фукидида элементов, можно сделать вывод не только о жестокости Клеона и о целой веренице связанных с ним оракулов, но и о его неподдельном интересе к финансовым и управленческим вопросам101.
О 	том, в каких предыдущих дебатах на Народном собрании проявилась его жестокость, мы можем только гадать. В данном же деле он выступал за смертную казнь, причем не только в отношении лесбосцев, присланных Пахетом, но и вообще всех взрослых митиленцев мужского пола, и за продажу в рабство женщин и детей — ибо для союзника, пользующегося автономией, особенно непростительно поднимать мятеж, причем у митиленцев, несомненно, был хитроумно составленный план, в со¬
9ба Слово «демагог» является составным: δήμος («народ») + άγωγός («предводитель»). В указанных местах Фукидид называет Перикла не «демагогом», а «вождем», «руководителем». — A3.
9/ Обсуждение проблемы демагогии: Finley 1962 = 1974 (D 26); Andrewes 1962 (С 5): 82-84; Connor 1971 (D 16): 109-110.
98 Об обстоятельствах жизни Клеона и связях его семьи см.: Davies 1971 (L 27): 318— 320; Bouniot 1982 (D 9).
99 Connor 1971 (D 16): повсюду.
100 Lewis 1975 (D 52).
101 Woodhead 1960 (D 109); Andrewes 1962 (С 5): 79-85.


506
Глава 9
ответствии с которым пелопоннесские корабли появились в Ионии. К Па- хету была послана триера, чтобы доставить ему соответствующие распоряжения, вытекавшие из решения Народного собрания; это свирепое и зловещее решение должно было уничтожить целый город, причем как виновных, так и невиновных. На следующий день, как выясняется, настроение в массах каким-то образом резко переменилось. Для пересмотра прежнего постановления на удивление легко было созвано еще одно собрание, и после дебатов, переросших в потасовку, принятое решение было отменено — вопреки тому, что можно было бы ожидать при чтении П.65.10. Клеон не мог противостоять поднявшейся волне общественного мнения102. Экипаж второй триеры, отправившейся вслед за первой триерой по прошествии дня и ночи после ее отбытия, приложил невероятные усилия и прибыл на место как раз в тот самый момент, когда Пахет читал предыдущую депешу. Но отобранная последним и переправленная в Афины первая группа виновных в мятеже была всё же там казнена — вся поголовно. Митилена же заплатила обычную плату за мятеж, утратив собственный флот и срыв городские укрепления. Более того, она потеряла свои обширные колониальные владения на материке, ставшие отныне отдельными частями державы, самостоятельно уплачивавшими союзную дань103. (Ш.36—50)
В фукидидовском рассказе о событиях 427 г. до н. э. на афинской политической сцене впервые появляется еще одно крупное действующее лицо: Никий — такой же новый человек, как и Клеон104, вплоть до того, что мы, в сущности, ничего не знаем о его отце, если не считать имени и дема; известно, впрочем, что семья Никия была намного богаче семьи Клеона, а источники ее благосостояния еще менее для нас понятны; почти определенно им сопутствовала удача в деле разработки серебряных
102 Нет сомнения, что в смене общего умонастроения большую роль сыграли сильное отвращение к принятому решению и жалость; Фукидид выбирает две речи: одну — Клеона, другую — какого-то неизвестного Диодота, который трактует жестокие меры в отношении всех митиленцев как нецелесообразные и призывает народ принимать решение исходя не из понимания справедливости/несправедливости, жалости/непреклонности, а задумавшись о том, что действительно пойдет во благо Афинам. Разбор митиленских дебатов у Фукидида: Andrewes 1962 (С 5): 71—79; Macleod 1983 (А 82): 88—102.
103 Об этих так называемых «Прибрежных полисах» («ΆκταΤαι πόλεις»), уже давно основанных Мигиленой, см.: САН П3.2: 781—782; Cook 1973 (F 19): повсюду, особенно с. 197, 383. Фукидид сообщает также о комплексных мерах, в результате которых весь Лесбос, за исключением Мефимны, был разделен на 3 тыс. наделов. Из них 300 участков были посвящены богам, а остальные достались афинским клерухам, хотя сами лесбосцы продолжали обрабатывать землю, уплачивая по 200 драхм в год с каждого надела. Каковы были детали этого урегулирования, прибыли ли афинские клерухи лично на Лесбос (и остались ли там жить на постоянной основе, если действительно прибыли), а также как долго данная система просуществовала — всё это представляет собой клубок неразрешимых вопросов. См.: Gomme, HCT Π: 328-331; Jones 1957 (D 40): 175-176; Brunt 1966 (E 13): 81-84; Meiggs 1972 (E 53): 261—262; Quinn 1981 (E 64): 36—37, с примеч. 63.
Ни один древний писатель не обращает на это внимания, однако когда Плутарх составлял жизнеописание Никия, он не смог наши ничего о его предыдущей карьере, и в этом деле нам не могут помочь ни надписи, ни осграконы.


Архидамова война
507
копей начиная с 480-х годов до н. э.105. Сравнение нескольких свидетельств (Аристофан. Птицы. 363; Фриних F 22 Edm.; ср.: Платон. Лахет. 181е—182d) заставляет думать, что Никий имел репутацию человека, уделявшего большое внимание технике военного дела; возможно, компетентность в этих вопросах не считалась чем-то резко отличным от свойственной Клеону компетенции в финансовых предприятиях. В это время Никию было уже за сорок, и именно в данном году мы впервые обнаруживаем его на посту стратега (заявление Плутарха [Никий. 2.2) о том, что Никий был коллегой Перикла, никакими иными свидетельствами не подтверждается), и такой поздний выход на политическую сцену мог дать ему время для того, чтобы состояться путем реализации хорошо продуманной программы демонстративного расходования личных средств на выполнение разных литургий. Но то, что нам известно о его конкретных действиях, выдает в нем одновременно и стратегический взгляд на необходимость организации более тесной блокады Мегар (вопрос поднимался не только о перекрытии доступа товаров, но и о недопущении пиратских кораблей, которые иногда посылались пелопоннесцами, а также в 429 г. до н. э. об исключении самой возможности повторения налета на Пирей), и поистине профессиональный, технический подход к тому, как это должно было быть сделано106. (Ш.51)
Тем временем покинутый союзниками гарнизон Платей, теперь сократившийся примерно до 225 человек, наконец сдался. После судебного разбирательства, организованного для видимости, они были казнены, причем жизней лишились даже афиняне, против которых невозможно было выдвинуть никаких обвинений; женщин и детей продали в рабство. На короткое время город был отдан для поселения мегарским изгнанникам, а затем разрушен, исчезнув с лица земли вплоть до момента, когда после заключения Царского мира в 386 г. до н. э. Спарта стала меньше заботиться о фиванских интересах, и город восстановился. Это событие не оказало особого влияния на ход войны, а семнадцать глав, которые Фукидид посвящает Платеям, отчасти нужны для того, чтобы продемонстрировать контраст между Митиленой, которая смогла избегнуть разрушения в узком смысле слова, и Платеями, которые не смогли107. Всё это произошло на девяносто третий год платейско-афинского альянса. (Ш.52—68)
Здесь Фукидиду, видимо, интересен не столько ход военных действий, сколько их жестокие последствия, и следующий эпизод вызывает еще большее омерзение. Ничего не сообщается о какой-либо активности кер- кирян после 431 г. до н. э.; выясняется, что здесь был стасис (внутренняя распря). Коринфяне отпустили, будто бы под огромный залог, 250 керки- рян (многие из которых принадлежали к знати), плененных в сражении
105 См.: Davies 1971 (L 27): 402-407.
106 О подробностях см.: Gomme. HCT Π: 332—336; ВеаШе 1960 (G 8): 20—43; Legon 1981 (F 45): 29—32.
10' См. о дискуссии по этой теме: Macleod 1983 (А 82): 103—122.


508
Глава 9
при Сиботах (1.55.1); последние согласились устроить так, чтобы Керкира отложилась от Афин. После серии шагов, предпринятых противоборствующими сторонами (т. е. теми, кто был «за» и кто был «против» Афин. — A3) друг против друга, начавшейся судебным преследованием Пифия, вождя проафинской группировки, и закончившейся убийством его и его сторонников прямо в здании совета, заговорщики смогли убедить Народное собрание в необходимости избавления от афинского порабощения и провозглашения нейтралитета. За всеми этими событиями внимательно следили в Коринфе и в Спарте. По возвращении из Ионии Алкид получил в качестве советника Брасида и был отправлен на Керки- ру для поддержки заговорщиков; к его флоту присоединились корабли морских союзников с северо-запада. Новые власти острова вежливо информировали Афины о том, что ситуация изменилась. Посланники, однако, были схвачены, и Афины направили на Керкиру шестьдесят кораблей под начальством Евримедонта, поскольку находившийся поблизости, а именно в Навпакте, афинский стратег Никострат имел только двенадцать кораблей. (Ш.69—72.1, 80.2)
Развернувшаяся теперь гражданская война была до некоторой степени обусловлена ожиданиями вмешательства великих держав. Начали ее олигархи, имея на своей стороне только одну коринфскую триеру. С самого начала им удалось овладеть агорой и одной из гаваней, однако демократы сохранили контроль над акрополем и над второй гаванью. Восемьсот наемников с материка усилили позиции олигархов, но демос обеспечил себе значительную поддержку за счет рабов с окрестных полей, и, хотя центр города был охвачен огнем, демократы одержали верх; в это время прибыл Никострат с пятьюстами мессенцами из Навпакта. Он предпринял попытку прекратить распрю путем переговоров. Противники согласились отдать под суд лишь по десять человек с каждой стороны, которые, впрочем, тут же сбежали; остальные должны были жить в мире и согласии, но заключив при этом новый, на этот раз полный, оборонительный и наступательный союз с Афинами (ср. с. 467). Вожди демократии были удовлетворены не вполне. Никострат теперь мог вернуться в Навпакт, как он того и хотел, но на всякий случай ему пришлось оставить на Керкире пять своих кораблей, взамен которых демократы предложили дать ему пять керкирских, в экипажи которых они назначили лишь своих политических противников. Те отказались отправляться с Никостратом (опасаясь, что их переправят в Афины. — A3), а демократические лидеры восприняли это как свидетельство их лицемерия и злого умысла, так что Никострату пришлось вмешаться, чтобы защитить от избиения и этих людей, назначенных на корабли, и других членов их группировки. (Ш.72.2—75)
Вскоре после этого прибыли Алкид и Брасид с пятьюдесятью тремя кораблями. Керкиряне попытались отправить против них шестьдесят кораблей, но последние вышли в море без всякого порядка, так что тринадцать из них было захвачено противником; более значительными эти потери не оказались только благодаря Никострату, который умело обо¬


Архидамова война
509
ронялся против превосходящих сил пелопоннесцев. Хотя Брасид предлагал повторить прямую атаку на следующий день, Алкид отверг его совет и утром следующего дня приказал лишь разорить окрестные поля. Ночью сигнальные огни известили о приближении Евримедонта с флотом из Афин; Алкид даже не рассматривал возможность дождаться противника и направился домой, перетащив корабли по волоку через перешеек, соединявший Левкаду с материком, дабы избежать встречи с Еври- медонтом. Еще до прибытия Евримедонта демократические вожди начали кровавую чистку в городе. Ни один алтарь не остался неоскверненным; в одном случае часть людей, укрывшихся в святилище, убедили выйти и предстать перед судом, но затем всех их казнили, так что остальные предпочитали самоубийство такому неотвратимому концу. Начавшись подобным образом, массовые убийства совершались затем отнюдь не только по политическим мотивам (ср. с. 478—479). В отличие от Никос- трата, Евримедонт не предпринял ничего, чтобы остановить бойню, и его флот оставался на острове семь дней, пока продолжалась резня. Если ему было поручено гарантированно сохранить Керкиру на стороне Афин, то он вряд ли преуспел даже в этом деле. Пятьсот керкирских олигархов смогли спастись и, захватив сначала землю на материке напротив, а затем возведя крепость на самом острове, своими постоянными набегами сделали невозможным обрабатывать поля на Керкире, так что в городе начался повальный голод. (Ш.76—85)
С самого начала одним из основных факторов, которыми Керкира привлекала Афины (с. 467), было ее стратегическое положение на пути в Италию и Сицилию. Осенью этого года давно вынашиваемые афинянами планы начали наконец осуществляться. Поводом стало честолюбивое стремление Сиракуз не допустить расширения зоны халкидского влияния на северо-восточную Сицилию (с. 217). Имея поддержку всей дорийской Сицилии, за исключением Камарины, которая встала в этом конфликте на другую сторону, Сиракузы выступили против Леонтин, поддержанных своими халкидскими соседями и Регием, расположенным по ту сторону Мессинского пролива; Леонтины были взяты в осаду. С ними, а также, как минимум, с Регием Афины были связаны договором (с. 191, 468), и вот леонтинцы отправляют сюда самого выдающегося из живущих ораторов, Горгия, чтобы пожаловаться на своих обидчиков (Диодор. ХП.53 — это сообщение, несмотря на молчание Фукидида, заслуживает полного доверия). Афины отправляют двадцать кораблей под начальством Лахета и Хареада, дабы защитить своих ионийских родственников; действительной причиной, согласно Фукидиду, было желание отрезать Пелопоннес от сицилийского хлеба и намерение оценить свои перспективы и возможности по установлению контроля над Сицилией. Заявив это, Фукидид в общем-то оставляет всякие попытки раскрыть ход операций на этом театре военных действий, не давая нам никаких ключей к пониманию того, почему самая первая описанная им акция в ходе этой экспедиции была проведена — с помощью Регия — против маловажных сиракузских союзников на Эолийских островах. По сути, это единствен¬


510
Глава 9
ный случай в ходе Архидамовой войны, относительно которого мы располагаем текстом исторического содержания для заполнения лакун в Фукидидовом повествовании. Речь идет о папирусном тексте, принадлежащем, возможно, Филисту (FGrH 577 F 2 = PSIХП 1283). Здесь говорится о том, что афинский флот был разделен на две части: во главе одной из них встал Хареад, который действовал около Камарины, где и был убит, во главе другой — Лахет, расположившийся около Мессаны; затем, ради нападения на Эолийские острова, обе эскадры соединились; надо полагать, сицилийцы изначально проявляли гораздо больше внимания к основному театру военных действий, нежели то получается у Фукидида, при этом весьма вероятно, что некоторые позднейшие операции были осуществлены в угоду намерениям и желаниям Регия108. (Ш.86, 88)
Зимой вернулась чума, и в том же году случилось множество зловещих землетрясений, сопровождавшихся мощными приливными волнами (Ш.87). Землетрясения принесли немало пользы для Афин: первое вторжение в Аттику под командой Агиса, сына Архидама, было отменено, как только войско дошло до Истма — спартанцы, очевидно, увидели в землетрясениях божественное предостережение против вторжения (Ш.89.1). Фукидид показывает нам далеко не всё, что происходило в Спарте в эго время. В какой-то момент во второй половине 427-го или в начале 426 г. до н. э. (у нас нет никакой возможности соотнести это со смертью Архидама) настойчивое давление со стороны Дельф и какая-то поддержка в самой Спарте привели к возвращению из ссылки царя Плистоа- накта (с. 184). Он вернулся на родину под танцы и жертвоприношения, которые, как здесь верили, были установлены для первых царей Лакедемона (V.16.3). Не все в Спарте, однако, были этому рады, и пройдет еще немало времени, пока Плистоанакту доверят командовать войском на поле боя.
9. 	426 год до н. э.
Помимо Сицилии, о событиях на которой для этого времени у нас нет никакого связного отчета, афиняне выбрали два театра для проведения своих операций в 426 г. до н. э.109. Демосфен и Прокл — стратеги, о которых прежде мы ничего не слышим, — получили в распоряжение тридцать кораблей для взаимодействия с акарнанцами на тех направлениях, на которых еще в 428 г. до н. э. пытался действовать Асопий (с. 502). Никий вышел в море с шестьюдесятью кораблями и двумя тысячами гоп¬
108 См. также: Ampolo 1987 (G 1) — автор дает новую датировку IG F 291, относя данную надпись к этому периоду. Из того, что произошло дальше, видно, что расходы на эту экспедицию в значительной степени легли на местных сицилийских союзников Афин.
109 Несмотря на то, что, взятые вместе, эти два театра военных действий как бы предвосхищают некоторые особенности плана на 424 г. до н. э. (с. 529—530), Фукидид не делает никаких намеков на то, что они были как-то связаны друг с другом; в целом уровень стратегического анализа этого автора очень высок, так что к его молчанию в данном случае следует относиться серьезно.


Архидамова война
511
литов, намереваясь силой включить дорийский остров Мелос в состав державы110. Дела у него пошли здесь неважно, пока он не соединил свои силы на территории Танагры с основным афинским войском, вышедшим из города. Это первое афинское вторжение в Беотию во время войны, о котором мы слышим (но ср.: Оксиринхская греческая история. 17.3), и единственное удовлетворительное объяснение резкой перемены в намерениях Никия состоит в том, что это был отложенный ответ за Платеи. Удалось одержать хотя и малую, но доставившую определенное удовлетворение победу над танагрским и фиванским отрядами, после чего Ни- кий отправился разорять побережье Локриды, о каковом регионе нет никаких упоминаний с 431 г. до н. э., за исключением, видимо, событий на острове Аталангга (см. с. 493 и Ш.89.3). (Ш.91)
Первоначальной задачей, поставленной перед силами Демосфена и Прокла, было новое нападение на Левкаду; все афинские союзники в данном регионе могли желать этого, но особенно пылко — акарнанцы. Впрочем, мессенцы из Навпакта говорили, что полезней было бы атаковать этолийские племена, в которых они видели главную для себя угрозу. Увлеченный этой сумасбродной идеей, Демосфен мечтал о создании мощного союзного блока, в который вошли бы озольские локры и Фокида и который открыл бы новый путь в Беотию. Акарнанцам и керкирцам эта идея совсем не понравилась, и они разошлись по домам. Многое тут зависело от готовности озольских локров предоставить своих метателей дротиков, однако Демосфен не стал их дожидаться и, по совету мессен- цев, начал нападать на этолийские селения. Незнакомые с эллинской тактикой ведения боя, этолийцы заняли холмы и периодически нападали то в том, то в другом месте, метая издали дротики. Когда отряд лучников, бывший у афинян, рассеялся, последние лишились всякой защиты, и войско развалилось, потеряв убитыми 120 из 300 афинских гоплитов и стратега Прокла; союзники также понесли тяжелый урон. Демосфен отступил в Навпакт и отослал флот домой, но сам, «страшась гнева афинян за свои действия», остался где-то в окрестностях города. (Ш.94—98)
Этолийцы были возбуждены и приобрели уверенность в собственных силах. Их вестники, отправленные в Спарту и Коринф111, указали на возможности атаки на Навпакт. Они смогли убедить лакедемонян, и те, хотя и с задержкой почти в год, отправили сюда под начальством Еврило-
110 Фукидид не предлагает никакого объяснения этому нападению, кроме нежелания Мелоса присоединяться к Афинскому морскому союзу. Интересной кажется точка зрения, согласно которой экспедиция Алкида в 427 г. до н. э. заставила афинян задуматься над необходимостью усилил» контроль над южными Кикладами: Pierart 1984 (Е 62). Проблему представляет остров Фера: в 431 г. до н. э., согласно Фукидиду, Фера вместе с Мелосом сохраняла нейтралитет, но в дальнейшем она ни разу не упоминается историком. К 426/ 425 г. до н. э. Фера определенно попала под афинский контроль (М—L 68 = IG Р 68.21—25); ответ на вопрос о том, за какое время до этого Феру включили в состав Афинской держаны, зависит от чтения и датировки списка 27 в ATL = IG Р 283; см. сноску 91.
111 Договор между Спартой и Этолией должен быть отнесен к этому времени — он был заключен в течение года или около того после данных событий: SEG XXVI 461, ср.: XXVni 408; более раннюю датировку рассматривать не следует. См.: Jeffery 1988 (F 36).


512
Глава 9
ха 3 тыс. гоплитов из числа союзников, причем 500 пришли из только что основанной спартанской колонии в Гераклее Трахинской (с. 487). Собрав войско в Дельфах, Еврилох поколебал и без того чисто формальную преданность озольских локров Афинам и соединился с этолийцами на территории Навпакта. Здесь они начали разорять неукрепленные предместья этого города и овладели отдаленным селением Моликрей; даже и сам Навпакт был в опасности, поскольку имелись сомнения, хватит ли сил удержать городские стены на всем их протяжении. Впрочем, Демосфен приложил немало усилий, чтобы убедить акарнанцев отправить помощь. Несмотря на имевшиеся с ним разногласия по поводу этолийской кампании, акарнанцы понимали, что нельзя допустить падения Навпакта, а потому переправили сюда тысячу гоплитов; теперь город был спасен. (Ш.100—102.5)
В отличие от того, как действовал Алкид во время похода к Митилене, Еврилох, не выполнив задачи, ради которой был послан, смог достаточно гибко переключиться на другие цели. Амбракийцы убедили его в том, что есть все возможности для ликвидации афинского влияния в Амфило- хии и Акарнании; он поменял фронт, зеркально повторив то, что ранее, в том же году, делал Демосфен. Хотя сезон боевых действий уже заканчивался, амбракийцы отправили 3 тыс. гоплитов, чтобы захватить городок Ольпы, расположенный на возвышенности, в трех милях от амфило- хийского Аргоса. Акарнанцы не смогли собрать силы против этого нападения, поскольку ожидали приближения Еврилоха и дорожили каждым человеком. Теперь пришла их очередь обращаться за помощью к Демосфену в Навпакт и к новой афинской эскадре из двадцати кораблей, отправленной, очевидно, сразу по получении известий о начале кампании Еврилоха. Все отдельные отряды в этом регионе теперь были сконцентрированы у юго-западного угла Амбракийского залива. Еврилох соединился с амбракийцами у Ольп; акарнанцы собрались у Аргоса, где объединились с афинской эскадрой и Демосфеном, пришедшим из Навпакта с двумя сотнями мессенских гоплитов и шестьюдесятью афинскими лучниками. Демосфен принял командование и направился к Ольпам. Когда через пять дней бездействия оба войска наконец выстроились для сражения, линия более многочисленных сил Еврилоха оказалась длиннее правого фланга Демосфена. Но когда она начала огибать этот фланг, четыреста акарнанцев, специально для этой цели размещенные в засаде, ударили в тыл Еврилоху. Спартанец погиб, и пелопоннесская линия была прорвана; амбракийцы, имевшие успех на своем фланге, оказались в беде и понесли тяжелые потери; лишь мантинейский отряд Еврилоха отступил к Ольпам, сохранив хотя бы видимость порядка. (Ш.102.5—7, 105—108)
Единственный уцелевший спартиат, Менедай, не знал, что предпринять. Ольпы были уже окружены с суши, а афиняне теперь блокировали их с моря. Во время перемирия, заключенного для погребения павших, он попытался договориться о беспрепятственном отступлении своих войск; хотя Демосфен и акарнанцы предложили уйти только ему и пелопоннесцам, он, тем не менее, согласился на это. Не сказав ничего амбра-


Архидамова война
513
кийцам, пелопоннесцы начали небольшими группами покидать город, притворившись поначалу, будто вышли для сбора продовольствия, а затем ускорили шаг; амбракийцы попытались догнать их, но в результате потеряли еще двести человек убитыми. Демосфен и акарнанцы имели все основания надеяться, что отныне в тех местах уже долго никто не будет полагаться ни на спартанцев, ни на пелопоннесцев. (Ш.109— 111)
Подкрепления, шедшие из Амбракии, ничего не знали о последних событиях и в результате попали в засаду, потеряв, в свою очередь, более тысячи человек. Ни один город в этой войне, замечает Фукидид, не претерпел такого великого несчастья за такое короткое время, при этом историк отказывается называть точную цифру потерь, поскольку в сравнении с величиной города эта цифра может показаться неправдоподобно большой. Амбракия была истреблена не полностью, и позднее, во время этой войны, посылала небольшое количество кораблей, но для своей защиты она нуждалась в коринфском гарнизоне. Акарнанцы были вполне удовлетворены уже тем, что амбиции амбракийцев обузданы, и заключили с ними соглашение на мягких условиях. (Ш. 112—114) Освободившись от угрозы со стороны Амбракии, акарнанцы захватили Анакторий в 425 г. до н. э. (IV.49), а в 424-м к афинскому альянсу присоединились наконец Эниады (IV.77.2).
Не сразу можно понять, что данный театр военных действий наконец- то компенсировал Афинам те усилия, которые они на него потратили; в самом деле, многое в кампании этого года оставляет ощущение простейших действий и противодействий, однако даже та часть трофеев, которую удалось сохранить при перевозке на родину, не оставляет никаких сомнений в том, что это был крупный успех, первая за три года явная победа над врагом112. Карьера Демосфена, которая, казалось, была сломана, теперь возродилась в связи с его реабилитацией; он определенно очень многому научился, причем довольно быстро, в деле ведения войны в суровой стране.
Чума в этом году усилилась, и это, несомненно, способствовало принятию афинянами оракула, который побуждал их осуществить ритуальное очищение Делоса, одного из родных мест для Аполлона — бога, ответственного за эпидемии113. В свое время Делос очищал еще Писистрат [КИДМ Ш.3:488), но, очевидно, недостаточно тщательно; в течение зимы все поддававшиеся обнаружению захоронения были вскрыты и перевезены на соседний остров Ренею (cp.: 1.8.1). Отныне на Делосе было запрещено рожать и умирать. Следующей весной Делии, древний праздник в честь Аполлона, были возрождены с гораздо большим размахом; бог, как надеялись, теперь, возможно, будет доволен, а сплоченность тех членов державы, которые смотрели на Делос как на некий культовый центр,
112 О победных посвящениях афинян и мессенцев см.: М—L 74, с комментарием, а также: SEG XIX 392.
113 Об афинской заботе о культах Аполлона в это время cp.: IG I3 130, 131, 137, 138; датировки всех этих надписей неопределенны, но их широкое распространение поразительно.


514
Глава 9
теперь, возможно, возрастет. (Ш.104) Дальнейшие события, однако, наводят на мысль, что бог не был удовлетворен, и в 422 г. до н. э. сами делосцы были изгнаны со своего острова как нечистые и недостойные проживать рядом со святыней (V. 1); тут афиняне зашли слишком далеко, и Аполлон провещал им об этом (V.32.1).
10. 	425 год до н. э.
Еще один священный праздник, проводившийся в том месяце, который предшествовал Делиям, в силу ряда обстоятельств очень важен для нас и для нашего восприятия Афин. На Ленеях 425 г. до н. э. в комедийных состязаниях победил Аристофан со своими «Ахарнянами» — самой ранней из его одиннадцати сохранившихся пьес, девять из которых приходятся на время Пелопоннесской войны. С этого момента мы располагаем точно датируемыми свидетельствами по целому ряду тем и личностей, которые в Афинах считались потешными или просто вызывали интерес и обсуждались. Впрочем, выводы из таких свидетельств нужно делать с осторожностью, к тому же следует избегать слишком поспешного допущения, что то или иное отдельное сходство с комедийным жанром в его более поздних формах, с журналистикой или же с политической карикатурой может вполне объяснить нам методы и задачи древней аттической комедии. То, что существовала базовая склонность подвергать нападкам знаменитостей, вещь вполне очевидная (ср.: [Ксенофонт]. Афинская поли- тия. 2.18), однако степень серьезности таких целей поэта оценить сложно. Сами «Ахарняне» оказываются пьесой, по поводу которой трудней всего составить однозначное мнение. Практически единственное суждение, которое не вызывает никаких возражений, состоит, пожалуй, в том, что образ ахарнских углежогов113а должен всё же отождествляться с крайней воинственностью (ср. с. 491—492), и мнение исследователей по- прежнему резко разнится по вопросу о том, следует ли понимать успех героя комедии, земледельца Дикеополя, в деле заключения сепаратного мира для самого себя, помимо всего остального города, в качестве фантазии об удачливом себялюбце или всё же в качестве серьезной рекомендации по проведению реальных переговоров о мире и по завершению войны;114 а потому вряд ли можно с уверенностью говорить о том, что именно сообщает нам эта пьеса об атмосфере, царившей тогда в Афинах.
Сицилия в «Ахарнянах» упоминается только как место, куда отправляются дорогостоящие и ничего не добивающиеся послы (строка 606), и
113а Речь идет о сгариках-ахарнянах, чьи имена Аристофан производит от разных сортов дерева, идущих на уголь, и связанных с этим трудовых процессов: Марилад — «угольщик», Принид — «дубовый», Евфорид — «хороший носильщик»; Антракилл — «угольщик»; эти грубые и непреклонные старики ненавидят лакедемонян, которые разорили их виноградники, и не желают ничего слышать о мире. — A3.
114 	О первой из названных трактовок см.: Forrest 1963 (J 37); Dover 1972 (J 32): 84г-88. О второй: de Ste Croix: 355—371; MacDowell 1983 Q 73).


Архидамова война
515
маловероятно, что среднестатистический афинянин лучше нас понимал суть происходившего в этом регионе в 426 г. до н. э. Если судить по освещению событий этого года в упомянутом выше (с. 510) папирусе с текстом исторического содержания, то сообщаемые Фукидидом детали выглядят рассеянными, а предложенный им порядок изложения представляется сомнительным. Афинянам определенно удалось склонить на свою сторону Мессану, значительное содействие оказывали также и туземные сикелы, обиженные на Сиракузы115, но мы вряд ли можем сказать, из каких именно соображений афиняне ввязывались в военные столкновения, происходившие в разных частях Сицилии, а на западе острова доходили даже до Гимеры. Периодически повторявшиеся устрашающие визиты к локр ам-италиотам были, по-видимому, обусловлены необходимостью поддерживать находившийся по соседству с Локрами город Регий, терзаемый внутренними раздорами. Одним из результатов этого стало перевооружение сиракузских военно-морских сил, и новое халкидское посольство .(имеются в виду халкидяне Сицилии. —А.З) убедило афинян в том, что им необходима помощь более крупного флота; вероятно, халкидяне попросили и о назначении нового командующего. Зимой Лахет был заменен на Пифодора116, прибывшего сюда с вестью о том, что весной Афины планируют прислать флот из сорока кораблей. Еще до того, как данная эскадра могла выйти в море, ситуация начала ухудшаться. Сиракузские и локрские корабли овладели Мессаной, и Регий не смог этому противодействовать, поскольку в то же самое время на его землю вторглось сухопутное войско локров; возникла даже угроза захвата Регия еще до прибытия афинских сил. (Ш.90, 99,115—116, IV. 1)
Ставшее уже обычным весеннее вторжение в Аттику, осуществленное под предводительством Агиса, случилось еще до того, как флот во главе с Евримедонтом и Софоклом вышел в море117. Перед ними были поставлены дополнительные задачи. Пелопоннесцы наконец-то вняли призывам керкирских олигархов, засевших в возведенной ими на самом острове крепости (с. 509), и отправили шестьдесят кораблей, чтобы помочь им против находившихся в городе и страдавших от голода демократов; Евримедонт был специалистом по Керкире, и никто не сомневался, что сорок афинских кораблей справятся с шестьюдесятью пелопоннесскими. Потом, видимо, афинское Народное собрание приняло дополнитель- ное решение (с. 475), сообразно которому Демосфен, в этот момент не занимавший никакой должности, но, по всей видимости, уже избранный на следующий архонтский год, получал определенные полномочия по ис¬
115 Подтверждается надписью IG Р 291 (см. также выше, сноска 108 к наст, главе).
116 Теперь мало кто вериг в то, что пародийное обвинение, предъявляемое Лахепу Клеоном в «Осах» (поставлены на Ленеях в 422 г. до н. э.), обязательно отражает реальный судебный процесс; см. макдауэллское издание этой комедии (MacDowell D.M. (ed.) Aristophanes: Wasps. Oxford, 1971): 164-165, 251.
117 Речь идет не о поэте Софокле, а о его тезке, хотя сам поэт, по крайней мере однажды» избирался в этот период на должность стратега.


516
Глава 9
пользованию кораблей из состава этой эскадры для осуществления операций в пелопоннесских водах. (IV.2)
В голове Демосфена созрел четкий план: тесное взаимодействие с мессенцами из Навпакта, продолжавшееся целый год, навело его на мысль о возможности создания для них на их старой родине — в Мессе- нии, а конкретно — на мысе недалеко от Пилоса, на северной оконечности современной Наваринской бухты, базы для неожиданных набегов на вражескую территорию. Евримедонт и Софокл отнеслись к этому без особого энтузиазма. Пелопоннесский флот, как оказалось, ушел уже далеко, и потеря Керкиры представлялась им, несомненно, более серьезной угрозой, нежели упущение какого-то не вполне понятного шанса на мес- сенском побережье. Однако разыгравшийся по случаю шторм прибил флот к Пилосу. Но и здесь коллеги не желали прислушиваться к стратегическим доводам Демосфена, пока самих воинов из-за вынужденного безделья не охватило желание укрепить это место. Начав воплощать эту идею, используя подручные средства, афиняне за шесть дней значительно усилили местность, которая уже и сама представляла собой природную крепость; теперь Евримедонт и Софокл, очевидно, прониклись идеей Демосфена, поэтому они оставили ему пять кораблей, а сами поспешили на Керкиру и в Сицилию118. (IV. 3—5)
Известие об этой высадке пришло в Спарту как раз тогда, когда здесь справлялся какой-то праздник; поначалу новость не особенно встревожила лакедемонян, и они не стали предпринимать срочных мер. Агис и бывшие при нем во время похода в Аттику имели на сей счет совершенно иное мнение, поэтому они поспешили домой; это вторжение, продлившееся каких-то пятнадцать дней, в любом случае началось слишком рано, дождливой весной, когда хлеб на полях еще не созрел, так что воины страдали от недостатка еды и испытывали неудобства от суровых погодных условий. Спартиаты из самой Спарты (вместе с периэками. — А.З) отправились прямиком к Пилосу, мобилизовав себе в помощь силы со всего Пелопоннеса и призвав флот с Керкиры; корабли, которые и на этот раз перетащили по волоку через перешеек на Левкаде (ср. с. 509), ушли, не замеченные афинским флотом, который в это время приблизился к Закинфу. Их заметили два корабля, отправленные Демосфеном к основному флоту с донесением о концентрации пелопоннесских сил и об угрозе, нависшей над новой крепостью. Поскольку ситуация вокруг Керкиры теперь уже не была столь опасной, Евримедонт и Софокл верно рассудили, что на данный момент их главная забота — пелопоннесский
118 	Курсивом я отметил те места, которые, как мне кажется, определенно несут у Фукидида особую нагрузку, эти шрифтовые выделения означают некоторые сомнения в том, вполне ли точно представил он первоначальную позицию стратегов. То, что Фукидид приписывал успех под Пилосом и на Сфактерии делу случая, доказывал Ф. Корнфорд (Comford 1907 (С 24): 82—109). В своей несколько чрезмерной реакции на эту позицию А. Гомм заходит слишком далеко (НСТ Ш: 488—489); см., напр.: Edmunds 1975 (С 29): 178-179,197.


Архидамова война
517
Рис. 38. План Пилоса и Сфактерии. (Публ. по: Wilson 1979 (G 44): 143,
карта 8.)
флот, какой бы ни была их первоначальная точка зрения на роль новой крепости. (IV.6—8.4)
Чтобы не позволить афинским кораблям войти в бухту и беспрепятственно захватить укрепление, спартанцы попытались блокировать оба входа в залив и разместили отряд гоплитов на острове Сфактерия, который протянулся вдоль побережья (рис. 38)119. Демосфен упрочил свою позицию и чем мог вооружил имевшихся в его распоряжении людей, а также получил помощь в виде отряда, прибывшего на двух судах из Навпакта, очевидно, в силу прежней договоренности. Демосфен правильно определил то место на побережье, где спартанцы могли попытаться произвести высадку, и выставил там вооруженный заслон. Для причаливания сорока трех пелопоннесских кораблей место было слишком узким, поэтому они
119 	Фукидид, очевидно, никогда не посещал этот район лично. Обычно он говорит о бухте как о гавани и весьма занижает как протяженность Сфактерии, так и ширину южного пролива. То, что он не упоминает о существующей сейчас лагуне на восточной стороне Пилосского мыса, отделенной от бухты песчаной отмелью, объясняется скорее происшедшими с тех пор изменениями ландшафта, нежели ошибкой историка. В целом см: Pritchett 1965-1985 (А 100) I: 6-29; Wilson 1979 (G 44); Strassler 1988 (G 38).


518
Глава 9
атаковали поочередно, отдельными отрядами. Особенно отличился Бра- сид, действовавший активней других и зычным голосом побуждавший кормчих смелей приставать к скалистому берегу; получив многочисленные раны, он упал без сознания, при этом его щит — нехарактерная для спартанца деталь — соскользнул за борт. Целый день и часть следующего прошел в безрезультатных попытках высадиться на берег; спартанцы начали было думать о сооружении осадных машин, когда подошли афиняне с Закинфа. На следующий день, оценив ситуацию, последние выстроились для сражения. Видя, что пелопоннесцы не собираются выходить в открытое море для битвы, афиняне вошли в бухту, не встретив, по сути дела, никакого противодействия; схватка большей частью проходила за корабли, уже вытащенные на берег. По окончании битвы афиняне направили корабли вокруг Сфактерии, чтобы вести постоянное наблюдение за находившимся там отрядом. Четыреста двадцать лакедемонян, из которых около двух пятых были спартиаты, в том числе знатнейшие лица (V.15.1), со своими илотами, оказались на острове как в ловушке. (IV.8.5—14)
С этого момента изменился весь ход войны. Мы не имеем возможности подробно рассмотреть здесь процесс сокращения численности спартиа- тов, имевший место в V в. до н. э.120, но, как бы то ни было, совершенно очевидно, что судьба оказавшихся на Сфактерии спартиатов была для Спарты вопросом первостепеннейшей важности. Отправленная на место комиссия, состоявшая из первых лиц государства, пришла к выводу, что снять осаду с острова невозможно и что гарнизон либо умрет с голоду, либо будет уничтожен врагом; сразу же было заключено местное перемирие на самых невыгодных условиях. Оно позволяло снабжать гарнизон продовольствием, а афиняне не могли ничего предпринимать против него, но при этом во всем остальном сохранили полную свободу действий; спартанское посольство должно было прибыть в Афины — на афинском корабле — для переговоров об общем мире, а поручительством спартанской искренности должна была стать переправка пелопоннесского флота, включая все имевшиеся в Лаконике триеры (всего шестьдесят кораблей), к Пилосу, где в течение всего того времени, пока будет действовать перемирие, то есть до возвращения лакедемонских послов из Афин, суда должны были оставаться в руках афинян. (IV. 15—16)
Возникает ощущение, что в Спарте, вообще говоря, уже была утрачена вера в возможность победы в этой войне;121 вторжения в Аттику не давали никакого видимого результата, а морские операции в Эгеиде и на северо-западе неизменно заканчивались провалами. Всё говорит за то, что к этому времени Спарта забыла о своих обязательствах перед союз¬
120 См. с. 145 и сноску 43.
121 Ср.: Ш.52.2 — из этого места явствует, что уже в 427 г. до н. э. спартанцы серьезно рассматривали возможность заключения мира на основе переговоров (а не на основе полного разгрома врага и его капитуляции. — А.З.), и Аристофан в «Ахарнянах» (652—653) предполагает, что спартанские агенты готовы были пойти на мир в обмен на независимость Эгины.


Архидамова война
519
никами и, похоже, не собиралась с ними советоваться по поводу мира. Посольство, прибывшее в Афины, надеялось на легкие переговоры (афиняне, в конце концов, просили о мире еще в 430 г. до н. э.), и, как кажется, оно просто предложило мир на условиях status quo и сотрудничества в будущем; Фукидид не сообщает никаких иных выдвинутых спартанцами доводов, кроме аргумента об изменчивости военного счастья и желательности для афинян закрепить успех, которого они теперь добились. Здесь можно заподозрить, что Фукидид просто ввел эти аргументы в речь лакедемонских послов задним числом, исходя из своего знания последующих событий, и вся оставшаяся часть его повествования об Архидамовой войне выглядит как доказательство правоты спартанского совета. Не вызывает, однако, никакого удивления, что афиняне попытались добиться гораздо лучших для себя условий. Клеон потребовал сдачи в плен всего отряда на Сфактерии в качестве гарантии спартанской готовности выполнить некоторые особые условия, главное — вернуть Мегары под афинский контроль (см. с. 482); Клеон, однако, передавил. Спартанские послы выразили готовность продолжать переговоры, но не публично, перед всем народом, а спокойно, со специальными уполномоченными, Клеон же стал изображать это как знак неискренности послов — Народное собрание, дескать, имеет право всё слышать. Впрочем, общественное мнение в значительной степени склонялось к тому, что предложенные условия достаточно хороши122, а потому требовалось ставить вопрос на голосование трижды, чтобы они были отклонены (Филохор. FGrH 328 F 128). (IV. 17—22)
Спартанское посольство вернулось на родину, перемирие закончилось. Спартанцы потребовали вернуть им флот, однако афиняне, чтобы обосновать свой отказ, выискали некие формальные нарушения условий перемирия; в результате этого вплоть до окончания Архидамовой войны прекратилась всякая пелопоннесская военно-морская активность. Еще двадцать афинских кораблей присоединились к блокаде, чтобы довести их общее количество до семидесяти и обеспечить возможность изоляции Сфактерии по ночам; днем два корабля постоянно плавали вокруг острова навстречу друг другу. Но ситуация и для афинян была мучительной: продовольствия не хватало; источник пресной воды в Пилосе был только один; пространство, на котором столь значительный отряд мог расположиться для приема пищи, было совсем маленьким; места на берегу, куда можно было вытащить корабли, не было совсем. Пелопоннесское войско совершало нападения на Пилос и только ждало удобного момента, чтобы его захватить; при этом спартанцам удавалось снабжать свой отряд на Сфактерии провизией: они предложили большое вознаграждение любому, кто сможет преодолеть блокаду на лодке либо вплавь, буксируя за собой кожаные мехи с маком и толченым льняным семенем в меду.
122 	То, что Никий выступал в пользу мира, заявляет Плутарх [Никий. 7.2); непонятно, На основании каких свидетельств он это считает. Об этом эпизоде см. также: Gomme 1962
(А 51): 104-107.


520
Глава 9
Прошел месяц, и ничего не изменилось. Демосфен рассматривал возможность десантных операций, но эта идея ему не понравилась. Если исключить гребцов, он мог располагать только семью или восемью сотнями воинов, но при этом Пилос нужно было всё равно удерживать. Остров был покрыт густыми зарослями, и это заставляло афинского командира вспоминать о своем неудачном этолийском опыте. (IV.23, 26)
В Афинах настроение переменилось; упования на то, что Сфактерию удастся с легкостью взять, оказались чересчур самонадеянными. Заканчивался июль, и хорошая погода не могла продолжаться вечно. Даже летом существовали сложности с доставкой продовольствия флоту, а если невозможно будет поддерживать полную блокаду острова, то спартанский гарнизон, пожалуй, выскользнет, используя те лодки, на которых ему доставляют еду. Когда Народное собрание приступило к обсуждению сложившейся ситуации, Клеон почувствовал, что общее мнение начало формироваться против него. У Фукидида есть несколько мест, которые, как и отчет об этом Народном собрании, наталкивают на мысли о предвзятости и нелюбви автора к Клеону, и совсем нетрудно понять, в каких значительных поправках всё это нуждается. В конце концов, обстоятельства повернулись так, что Клеон из демагога превратился в командующего и одержал крупную победу, причем такую победу, о которой еще и в IV в. до н. э. могли вспоминать в одной судебной речи (Демосфен. XL.25); Фукидид почти убеждает нас в том, что Клеон попался на своей собственной дерзости и самонадеянности и был вынужден принять командование, которого не желал и которое каким-то образом принесло ему успех. Его первым порывом было отказаться от предложения лично оценить ситуацию в Пилосе. Решение проблемы, говорил он, состоит не в том, чтобы тратить время на бессмысленные инспекции, а в том, чтобы без промедления напасть на остров, поскольку такой штурм не будет слишком сложным делом; если бы стратеги были настоящими мужами, они бы уже это сделали, и, будь он на их месте, точно поступил бы так. Мишенью его речи был Никий, выразитель мнения всей коллегии стратегов. Никий принял вызов и сказал, что, насколько это зависит от него самого и от остальных стратегов, то они могут предоставить Клеону столько кораблей, сколько тому нужно, и дать возможность .лично попытать счастья под Пилосом. Нельзя исключать полностью того, что Клеон и сам желал этого, но если Фукидид прав, и всё обстояло как раз наоборот, то наиболее приемлемая трактовка ситуации будет заключаться в следующем: каким бы ни был военный опыт Клеона, у него прежде просто не было ни единого шанса добиться должности стратега, каковую до сих пор исполняли лишь люди знатные и богатые (Евполид. F 384 К—А; [Ксенофонт]. Афинская полития. 1.3); Клеон мог просто не поверить, что Никий говорит серьезно. Никий начал настаивать, и Народное собрание принялось это обсуждать, криками побуждая Клеона принять командование. В итоге он согласился. Даже если это и не входило в его планы, он прекрасно знал о том, что те, кто разбирался в военном командования больше него, просили дать им клерухов с Лемноса и Имброса, еще неко¬


Архидамова война
521
торое количество пельтастов из Эна, находившихся в Афинах, а также обеспечить их отрядом из четырехсот лучников из других мест. Клеон заявил, что с этими силами и с тем войском, которое уже находится в Пилосе, он в течение двадцати дней или уничтожит гарнизон Сфактерии, или привезет их живыми. Это легкомысленное бахвальство показалось афинянам несколько смешным — ни об одной военной операции нельзя говорить как об уже решенном деле. (IV.27—28)
Клеону кое-что было известно о взглядах Демосфена, и операцией они командовали совместно. Прибыв на место, Клеон нашел войско настроенным на решительный штурм, поскольку именно так оно могло наконец избавиться от всех нынешних лишений, от которых осаждавшие страдали чуть ли не меньше осажденных на острове; кроме того, операцию должен был облегчить случившийся недавно пожар, спаливший почти все заросли на Сфактерии. Предложив спартанцам еще раз сдать гарнизон в качестве предварительного условия общего мира и потратив следующий день на подготовку, афиняне непосредственно перед восходом солнца высадили на остров восемьсот гоплитов, как с моря, так и со стороны бухты. Лакедемоняне совершенно не ожидали этого. Как только взошло солнце, остальные афинские силы также переправились на Сфактерию, причем не только обученные войска, восемьсот лучников и примерно такое же количество пельтастов, но и 7 или 8 тыс. гребцов, которые, за исключением тех, что сидели в нижнем ряду и обладали особыми навыками, использовались просто для забрасывания противника камнями. Задача Демосфена состояла в том, чтобы наполнить остров небольшими группами своих людей, которые должны были захватить все наиболее высокие точки на Сфактерии; в результате спартанцы должны были оказаться как бы в кольце, имея отряды нападавших либо у себя в тылу, либо с фланга. (IV.29—32)
Единственная подходящая тактика, которую мог применить спартанский командир Эпитад при имевшихся у него силах, заключалась в том, чтобы попытаться войти в ближний бой с афинскими гоплитами и разбить их, но это было невозможно. Метательные снаряды, которыми легковооруженные обстреливали фланги лакедемонян, не давали Эпитаду свободы маневра, а преследовать или как-то иначе поймать их в условиях труднопроходимой местности спартанские тяжеловооруженные не имели никакой возможности. Постепенно атакующие, которые ранее привыкли думать о лакедемонянах как о непобедимых воинах, осознали, что это не так, и приобрели уверенность в собственных силах. Под напором противника, который издавал всё более громкие воинственные крики, в облаке дыма и пыли, под градом летящих камней, со все возрастающим количеством убитых и раненых, спартанцы отступили на укрепленный холм на северной оконечности острова, где они выдерживали атаки врага в течение большей части оставшегося дня, страдая при этом от жаж- ДЫ, голода и палящего солнца. В конечном итоге отряд мессенцев нашел дружной путь и оказался на одной высоте со спартанцами; дело шло к новым Фермопилам. (IV.33—36)


522
Глава 9
Рис. 39. Бронзовый щит, захваченный афинянами у спартанцев под Пилосом и посвященный в Расписной портик в Афинах. (Публ. по: Hesperia 6 (1937): 346, рис. 11.)
Такой результат, однако, не входил в планы Клеона и Демосфена, которые мечтали привезти спартанцев в Афины живыми. Они приказали прекратить сражение и предложили неприятелю сдаться на милость победителя; большая часть лакедемонян выразила готовность принять это предложение. Эпитад пал в битве, а его заместитель лежал едва живой среди трупов; их преемник попросил дать возможность посоветоваться со спартанцами на той стороне бухты. Последнее доставленное оттуда решение, которое, с точки зрения традиционной спартанской морали, вряд ли могло быть названо похвальным, состояло в следующем: уцелевшие должны сами решить свою участь, позаботившись при этом, чтобы не совершить ничего постыдного (αισχρόν), после чего те сдались. Всего погибло 128 гоплитов; в Афины были доставлены 292, из которых около 120 были спартиатами123. С момента отбытия Клеона не прошло и двадцати дней — данное им обещание было выполнено. То, что лакедемоняне сдались, вместо того чтобы доблестно погибнуть в бою, сильно ударило по спартанскому престижу в греческом мире. Пострадал и их собственный моральный дух, когда Пилос стал использоваться так, как и планировал Демосфен. Отныне мессенский гарнизон опустошал оттуда территории, на которые прежде никто даже не посягал, и илоты начали убегать с этих полей. В Афинах побывало несколько спартанских посольств, которые безуспешно пытались договориться о возвращении Пилоса и пленников; афиняне «требовали всё больше и больше» и отсы¬
123 	Изображение захваченного тогда щита см. на рис. 39.


Архидамова война
523
лали посланников ни с чем. Вызывает настоящую досаду то, что Фукидид не сообщает никаких подробностей; он слишком озабочен демонстрацией отсутствия у афинян всякой умеренности, за что в будущем им пришлось заплатить слишком большую цену. (IV.37—41)
Никий и остальные члены коллегии стратегов не остановили реализацию этого плана и вскоре показали, что и они могут добиваться успеха. Очень крупные по меркам полиса, только что пережившего страшную эпидемию, силы, а именно восемьдесят кораблей, две тысячи афинских гоплитов и двести всадников, усиленные союзными сухопутными войсками из Милета, Андроса и Кариста, высадились на побережье Коринфии (о подобном усилении союзными войсками мы слышим впервые). Коринфяне были предупреждены об этом походе (ср. с. 475), однако, не зная точно, где произойдет высадка, вынуждены были разделить свои силы. В горячей схватке дело решила афинская конница; коринфяне потеряли убитыми более двух сотен, тогда как афинские потери составили пятьдесят человек. Коринфская земля подверглась разорению, но более долговременным результатом, ради которого, возможно, и предпринималась эта экспедиция, стало устройство на перешейке, соединяющем Мефаны с материком, еще одного укрепленного пункта для осуществления постоянных набегов. Трезен, Галии и Эпидавр — все они были уязвимы для неожиданных нападений из этого места; жизнь для спартанских союзников становилась всё более трудной. (JVA2—45) Еще до весны 423 г. до н. э. трезенцы заключили перемирие (IV.118.4), а Галии пошли еще дальше в соглашениях с Афинами, если судить по надписи IG I3 75 (424/423?)124.
Примерно к тому же времени125 мы должны отнести событие, проигнорированное Фукидидом (но упомянутое у Плутарха в жизнеописании Аристида: 24.5), а именно крупную ревизию податных сумм [ATL I и П, А9 = М—L 69 = IG Р 71). Как мы уже видели (с. 481), после 428 г. до н. э. Фукидид оставляет тему финансовой перегрузки, которую испытывали Афины, и есть все основания говорить о том, что в течение года или двух лет после этого процесс угрожающего истощения афинской казны более или менее был прекращен (М—L: 217), хотя мы не можем зафиксировать со всей точностью, насколько были увеличены суммы союзной дани и как часто теперь прибегали к сбору налога на доходы с богатых граждан126. Для 426/425 г. до н. э. отмечается некоторое увеличение заимствований из казны Афины (М—L: 217), а из словоупотребления (но никоим образом не из конкретных данных) декрета о суммах обложения от 425 г. до н. э. можно сделать вывод, что на Великих Панафинеях 426 г. до н. э. не было произведено никакого пересмотра дани, каковая ревизия явля¬
124 О чувстве удовлетворения, которое в Афинах испытывали по поводу этой экспедиции, можно судить по счастливому хору в арисгофановских «Всадниках» (595—610), поставленных следующей весной; некоторые топографические комментарии см. в изд.: Stroud
1971(0 40).
125 См. в конце наст, тома «Хронологические дополнения», с. 625—626.
126 Аристофан. Всадники. 923—936 — данное место наводит на мысль, что в 424 г. до и* э. такая практика входила в число привычных фискальных средств.


524
Глава 9
лась делом обьгчным, и что такой пропуск вызвал полемику. Переоценка была проведена к концу лета 425 г. до н. э. Фудипп, предложивший это постановление, сформулировал его в исключительно резких выражениях, причем резкость эта была направлена не столько против союзников (для них самое неприятное в декрете — это то, что дань ни для кого сокращаться не будет, за исключением случаев очевидной неспособности конкретного города платить), сколько против любого афинянина, который так или иначе будет мешать быстрому проведению оценки в ходе предложенной сложной процедуры. Есть некоторые основания думать127, что Фудипп был зятем Клеона, и в связи с этим видеть за данным постановлением руку последнего, образ которого тесно связывается с фискальными проблемами во «Всадниках», поставленных следующей весной; в результате своего военного триумфа Клеон вполне мог продавить давно вынашивавшийся им план. Податной список, который в итоге появился, в основной части может быть реконструирован. Несомненно, общая сумма составляла от 1460 до 1500 талантов, а отчисления некоторых отдельных союзников оказались гораздо выше тех сумм, которые они платили в тридцатые годы128. Более сложный вопрос — насколько реалистичны были эти списки. Складывается впечатление, что все государства, находившиеся в постоянном союзе с Афинами, а также и те, на которые Афины притязали, были включены в эти новые списки, и не следует, например, думать, будто бы появление в них Мелоса с податью в 15 талантов может что-то доказать относительно характера его отношений с державой. Кажется вполне логичным, что города, ранее подчинявшиеся Ми- тилене, указаны здесь как самостоятельные плательщики (с. 506), но могли ли Афины надеяться на реальный сбор дани почти с сорока государств на Черном море? Как бы то ни было, для некоторых государств, афинский контроль над которыми был прочным, указаны очень крупные податные суммы, и более чем странно, что это обложение данью вообще не появляется среди тех факторов, которые Фукидид рассматривает при обсуждении отношений союзников к Афинам в следующем году. В предании, которое было известно Плутарху, утверждалось, что причина этой переоценки заключалась не столько в длительности и дороговизне войны, сколько в дороговизне публичных трат, шедших на выплаты демосу и на сооружение статуй и храмов. Можно высказать несколько правдоподобных догадок относительно того, о каких именно проектах идет речь, но одной из самых очевидных мер было увеличение платы присяжным судьям. Мы не можем зафиксировать с точностью, когда она выросла с двух до трех оболов в день, но на три обола указывается во «Всадниках», поставленных следующей весной, в каковой комедии образ Клеона определенно связывается с присяжными судьями. Независимо от того, что мог думать об этом богатый человек, три обола, насколько мы знаем, не выглядят какой-то непомерной суммой, к тому же предсгав-
127 См., однако: Bouniot 1982 (D 9): 411—418.
128 Более детализированное обсуждение: Meiggs 1972 (Е 53): 324—332.


Архидамова война
525
ляется само собой разумеющимся, что обстановка военного времени подталкивала прожиточный минимум вверх.
Во втором своем декрете, принятом несколько позднее, Фудипп предложил, чтобы все города-данники также были обязаны присылать на Панафинеи корову и полный комплект тяжелого вооружения129 и принимать участие в Панафинейской процессии в качестве афинских колонистов. Обе части этого предложения имели один и тот же смысл — Афины должны были рассматриваться всеми союзниками в качестве своей метрополии. Не вызывает сомнения, что некоторым союзникам всё это отнюдь не льстило, но если мы вспомним реорганизацию Делий, проведенную весной, то можем заметить во всем этом систематические попытки смягчить образ города-тирана.
Те элементы в нашей картине Афин, которые никак не зависят от Фукидида, не особенно привлекательны. Фукидид заставляет Клеона говорить в 427 г. до н. э., что для афинского образа жизни не характерна подозрительность и разного рода происки (Ш.37.2), однако декрет Фудиппа (строки 36—38) рассматривает бездеятельность должностных лиц как вредительство. Это добавляет доверия часто встречающимся во «Всадниках» обвинениям в заговоре, обвинениям, которые, похоже, всё более связывались с предполагаемыми олигархическими или тираническими симпатиями130. Метрополия отличалась вспыльчивым и неуравновешенным характером, и в конце зимы 425/424 г. до н. э. Хиосу, главному из союзников, сохранивших автономию, чья лояльность оставалась непоколебимой даже во время Лесбосского восстания, было велено сровнять с землей новые стены и дать дополнительные поручительства своего хорошего поведения (IV.51).
Еще одно событие этой зимы проливает свет на давнишнюю тему возвращения Персии к участию в греческих делах. Не вызывает особых сомнений, что как Афины, так и Спарта с начала войны засылали посольства к Артаксерксу (Фукидид. П.7.1, 67; Аристофан. Ахарняне. 61—125, 646—651), и вот теперь афинская эскадра перехватила в устье Стримона одного перса, Артаферна, на его пути в Спарту. При нем они нашли письма от Царя, который выражал недовольство неясностью спартанских просьб и выражал надежду, что более результативными переговоры будут в том случае, если вместе с Артаферном спартанцы отправят к нему послов с ясными и конкретными поручениями. Афиняне решили, что они сами могут извлечь определенную пользу с помощью этого Артаферна, но отправленные вместе с ним послы успели добраться лишь до Эфеса, когда пришло известие о смерти Артаксеркса; так что они повернули
129 Было ли в присылке коровы и паноплии что-то новое, помимо ее принудительного характера, является вопросом в высшей степени дискуссионным; см.: Meriti, Wade-Gery 1962 (С 152): 69-71.
130 В продолжение темы см.: Аристофан. Осы. 478—507, а также ср. с этим: Фукидид. VI.60.1 (ссылка на 415 г. до н. э.), а также: Евполид. F 195 К—А, что вызывает близкие ассоциации с американскими карикатурами эпохи маккартизма.


526
Глава 9
назад (IV.50). После этого Персидская империя погрузилась в серьезнейший кризис престолонаследия и на некоторое время исчезла с международной арены как отдельный дипломатический фактор131. Тем не менее, Афины на какой-то стадии заключили соглашение с Дарием П — претендентом, вышедшим победителем в споре за трон (Андокид. Ш.29132).
Одним из побочных эффектов Пилосской кампании стала отсрочка запланированного расширения рискованного начинания в Сицилии. Когда у Евримедонта и Софокла руки оказались наконец развязаны, они исполнили до конца то, что им поручили сделать на Керкире: добились сдачи крепости, в которой засели олигархи, пообещав, что судьба последних будет решена в Афинах. Однако попытки военачальников защитить этих пленников от расправы были, в лучшем случае, лишены особого энтузиазма. Фукидид почти не сомневается, что стратеги сознательно допустили расправу (это одна из самых отталкивающих историй в его сочинении) потому, что с ними было бы слишком много хлопот, а также потому, что в случае отправки пленников в Афины вся честь досталась бы другим, ибо Евримедонту с Софоклом нужно было плыть дальше. Флот, который ждал их в Сицилии, летом 425 г. до н. э. испытывал большие трудности, пытаясь предотвратить переход союзников на сторону врага. Флот смог защитить свою жизненно важную базу в Регии, одержав малую победу над новым сиракузским флотом, и умудрился сплотить своих халкидских друзей для противостояния экспансии Мессаны, их прежнего союзника, но дорийская Камарина проявляла колебания. Однако прибытие Евримедонта и Софокла, похоже, привело в итоге к противоположному результату. Такая большая эскадра позволила Сиракузам возбудить подозрения относительно афинских замыслов, и на совещании в Геле летом 424 г. до н. э. сиракузянин Гермократ смог убедить сицилийцев в том, что они сами должны решать свои дела, и склонил их к заключению общего мира на условиях status quo. После этого афинский флот отправился восвояси. Его стратегов обвинили в том, что они, имея все возможности покорить Сицилию, отступили в результате подкупа; Пифодор и Софокл были изгнаны, а Евримедонт — оштрафован. Это — поворотная веха в повествовании Фукидида; он подчеркивает чрезмер¬
131 Обсуждение этого эпизода: Lewis 1977 (А 76): 2—3, 69—80. Однако следует иметь в виду, что предпринятая нами в этой работе попытка отодвинуть на пять или шесть месяцев назад самое раннее вавилонское свидетельство о признании Дария П царем является ошибочной; см.: Stolper 1983 (В 14).
132 Дополнительное подтверждающее свидетельство: М—L 70 = IG Р 227. Новый фрагмент данной надписи (SEG ХХХП 10; Walbank 1983 (С 173); ср.: 1982 (С 172)) прояснил теперь, что это — постановление в честь Гераклида из Клазомен, который оказал услуги афинским послам при заключении ими договора (σπονδαί) с басилевсом. Речь, несомненно, о том Гераклиде, который позднее стал афинским стратегом и политиком и приобрел известность под прозвищем Василеве. Дата этого соглашения (σπονδαί) остается неясной; см. обсуждение данной проблемы в изд.: Lewis 1977 (А 76) 76—77, хотя М. Столпер (Stolper 1983 (В 14)) показывает, что отнесение договора к 424/423 г. до н. э. (каковая дата обосновывается в изд.: Wade-Gery 1958 (А 121) 207—211) оставляет очень малый промежуток времени.


Архидамова война
527
ную самоуверенность афинян, которые не делали никакого различия между возможными и невозможными начинаниями, полагая, что могут достичь даже невозможного, стоит лишь потратить на это больше средств. (IV.24—25, 46-48,58-65)
11. 	424 год до н. э.
Впрочем, прежде чем обратиться к этому поворотному пункту в своем изложении, Фукидид сообщает о том, как Афины с большим или меньшим успехом смогли воспользоваться триумфом Клеона и Демосфена. Первым новшеством было то, что в 424 г. до н. э. не случилось никакого вторжения в Аттику; афиняне предупредили спартанцев (IV.41.1), что в случае такого вторжения они просто казнят пленников. Ситуация изменилась в целом; воцарилась общая уверенность в своих силах, что подтверждается комедией «Всадники»; ссылки Аристофана на мир в том году очень поверхностны133. Все военные операции этого года определенно отмечены новым духом предприимчивости. Первая из операций объясняется, видимо, возникшим теперь пониманием, что даже спартанцы могут быть разбиты в открытом сражении, а возможной она стала благодаря ликвидации пелопоннесского флота. О важности для Спарты Киферы — острова, расположенного неподалеку от незащищенного южного побережья Лаконики, было известно давно (ср.: Геродот. VIL235). После предварительных переговоров с некоторыми периэками, жившими на острове, Никий внезапно напал на него с шестьюдесятью кораблями и большим гоплитским войском (в состав которого опять входили милетя- не) и завоевал Киферу без особых усилий. Некоторых недовольных пе- риэков, которых афиняне считали небезопасным оставлять на острове, удалили отсюда; на жителей острова была наложена дань, и здесь была устроена афинская база. (IV.53—54)
Лаконское побережье оказалось теперь совершенно беззащитно от нападений афинского флота, и в течение семи дней он тут делал до известной степени то, что хотел, не встречая никакого сопротивления со стороны небольших спартанских сил, рассеянных по сельской местности, видимо, в большей степени для недопущения возможного восстания илотов, нежели для отражения вражеских десантов. Один из таких отрядов вступил в бой, потерял несколько человек, из чьих доспехов афиняне установили трофей — в знак победы над лакедемонянами на территории Лаконики. У Фукидида, который, как мы случайно узнаём, находился за 300 миль отсюда, сложилось представление об ужасающем моральном состоянии спартанцев в данный период. Если это правда (а мы можем назвать как минимум одного спартанца, который был достаточно энерги¬
133 	Как комедийные, так и иные свидетельства заставляют думать, что Клеон остался в коллегии стратегов и эксплуатировал свой пилосский триумф; но, несмотря на то, что Фукидид и сам был стратегом в этом году, у него нет ни одного намека на то, что Клеон стоял хотя бы за одной из проведенных тогда операций.


528
Глава 9
чен, чтобы в то самое время вопреки всему планировать контрудар), Афины в течение недели были ближе всего к тому, чтобы одержать победу во всей войне. Однако дело не было доведено до конца. Флот отправился назад в Афины, совершил налет на лаконский городок Эпидавр- Лимеру и затем спалил Фирею, находившуюся в кинурийской пограничной области между Лаконикой и Аргосом. Здесь спартанцы перед тем поселили эгинетов, изгнанных со своей родины афинянами, но при приближении флота спартанский гарнизон этого городка, опасаясь оказаться в осаде, покинул их. Те эгинеты, которых не убили прямо на месте, были переправлены в Афины и по решению Народного собрания — по причине древней вражды эгинетов к афинянам — казнены. (ΙΫ.55^57) Между тем давление на Мегары наконец-то начало приносить свои плоды. Мегарские демократы, страдавшие одновременно и от регулярных афинских вторжений, и от разбойничьих налетов собственных изгнанников из Пег (были изгнаны демократами), поначалу задумались не о возвращении под демократическое иго Афин, которое они сбросили в 446 г. до н. э., а о том, чтобы договориться с изгнанниками об условиях их возвращения. Но вскоре предводители (ίпростаты) демоса, оценив сложившуюся ситуацию, поняли, что после восстановления национального единства демократия вряд ли сможет удержаться и что гарантией их личного выживания может быть только передача города в руки афинян. Демократы договорились с Демосфеном и Гиппократом, Перикловым племянником134, о том, что афинянам сначала следует захватить Длинные стены, связывавшие город с Нисеей (с. 149), где находился пелопоннесский гарнизон, а затем двинуться на сам город. Заговорщикам удалось впустить афинский передовой отряд внутрь Длинных стен, но их попытка открыть городские ворота не увенчалась успехом. К тому времени, совершив ночной переход из Элевсина, подошли 4 тыс. афинских гоплитов и 600 всадников. Стратеги, поняв, что план по захвату города дал какой-то сбой, приказали войску обнести осадной стеной Нисею, куда в замешательстве бежал пелопоннесский гарнизон, решивший было, что это сами Мегары предали их и перешли на сторону врага. После двух дней непрерывного строительства стена была почт готова. (Жители Нисеи в итоге сдались. — А.З.) Пелопоннесские союзники спартанцев должны были заплатить выкуп за свое освобождение, а что касается самих лакедемонян, то они, по условиям сдачи Нисеи, должны были капитулировать на милость афинян, которые были вправе сделать с любым из них что пожелают; спартанцы могли вынести из всего этого следующий важный урок: преданность и верность между союзниками — это дорога с двусторонним движением. Взяв Нисею, афиняне стали готовиться к захвату Мегар. (IV.66—69) До сих пор афиняне и не помышляли об изменении своего решения 425 г. до н. э., когда они отвергли все предложения о мире; с этого момента начался практически непрерывный спуск вниз (для афинян; а для спар¬
134 	Он был стратегом уже в 426/425 г. до н. э. (М—L 72 = IG I3 369.3), но у Фукидида он впервые появляется только здесь.


Архидамова война
529
танцев дорога наконец-то пошла вверх. —А.З.). У Фукидида эту перемену отмечает одно неожиданное событие. Случилось так, что в это самое время Брасид находился в районе Сикиона и Коринфа, готовя поход во Фракию, о котором мы до сих пор ничего не слышали. Узнав о захвате мегарских Длинных стен, он собрал примерно 4 тыс. гоплитов (из них около двух третей были из Коринфа), отправил гонцов к беотийцам, которым не нужно было объяснять важность сохранения Мегар, и направился к Мегарам, надеясь спасти Нисею. Спасти Нисею он не успел, как не смог убедить мегарцев объединить усилия, чтобы отбить ее. Они были парализованы взаимными подозрениями своих внутренних политических группировок, которые могли согласиться лишь на то, чтобы выжидать время, ничего не предпринимая. Беотийцы прибыли, и их конница вступила в дело. Афинские легковооруженные были отброшены к морю, после чего произошло сугубо кавалерийское сражение, которое не имело решающего результата. После этого Брасид выстроил своих гоплитов, показывая афинянам, что готов принять битву. Войско у него было очень разношёрстным, но по численности его люди, вероятно, превосходили афинян (соотношение было примерно семь к пяти). Очевидным преимуществом Брасида было то, что он мог достичь желаемого даже в том случае, если афиняне откажутся от сражения, поскольку в этом случае Мегары упадут прямо в его подол. Так и вышло — афиняне отказались от битвы; стратеги полагали, что они в основном уже добились той цели, ради которой пришли (см. с. 482), а Мегары в общем-то не стоят того, чтобы ради них рисковать жизнями своих отборных гоплитов; афиняне отступили. Теперь ворота Мегар открылись перед Брасидом, после чего он вернулся (в Коринф. — А.З) для подготовки фракийского похода. Те жители Мегар, которые глубже всего оказались втянуты в заговор с Афинами, бежали; оставшиеся призвали назад изгнанников из Пег. После того как город был очищен еще от сотни человек, которых олигархи считали главными сторонниками афинян (эту сотню казнили. —А.З.), государственный строй Мегар приобрел черты крайней олигархии135. (IV.70—74)
Уход от Мегар объяснялся отчасти тем, что в голове у Гиппократа и Демосфена136 были даже более широкие планы, в которые мог входить демократический переворот в Беотии и перевод ее на афинскую сторону; они уже прежде установили контакты с некоторыми беотийскими изгнанниками и другими имевшимися там симпатизировавшими элементами. После отступления из-под Мегар Демосфен незамедлительно отправился к Коринфскому заливу, где с помощью акарнанцев наконец-то удалось
135 В этом месте, т. е. в IV.75, Фукидид, по существу, напоминает нам о множественности театров, на которых афиняне вели военные действия. Одна часть их военно-морских сил очищала в это время от митиленских изгнанников Антандр, откуда те угрожали всей Троаде (IV.52); другая, под командой Ламаха, собиравшая дань на Черном море, потеряла десять кораблей из-за наводнения, а находившиеся в составе этой экспедиции люди смогли вернуться в Халкедон, преодолев пешком расстояние в 150 миль.
136 Из того, что Фукидид говорит в IV.77.1, можно сделать вывод, что Гиппократа он рассматривает как старшего коллегу, — и это неожиданно для нас.


530
Глава 9
заставить Эниады перейти на сторону Афин. Идея заключалась в том, что он с западными союзниками должен был захватить Сифы, что на территории Феспий, и в то же самое время при содействии орхоменцев, уже давно враждовавших с Фивами, а также соседних фокидян устроить мятеж в Херонее. Пока эти передвижения будут отвлекать внимание беотийцев, Гиппократ должен был выступить с основным афинским войском и укрепить святилище Аполлона в Делии, что на территории Танагры. С усилением давления на Беотию с двух сторон можно было надеяться поднять широкое демократическое и антифиванское движение. (IV. 76-77)
Реализация такого проекта зависела от тщательной синхронизации всех действий и секретности, а его успех никоим образом не был гарантирован. Демосфен прибыл к Сифам слишком рано, но, несмотря на это, оказалось, что всё беотийское войско готово защищать Сифы и Херонею; дело в том, что один фокидянин раскрыл заговор. По этой причине беотийские заговорщики отказались от реализации своих планов. Гиппократ подошел к Делию, и ему потребовалось два дня, чтобы построить здесь укрепление; но, едва он начал отвод войска домой, как ему пришлось вступить в бой с беотийцами, которые имели достаточно времени, чтобы передислоцироваться и вновь собраться у Танагры. Афинское правое крыло совершило успешный фланговый маневр, охватив левое беотийское крыло и изрубив множество феспийцев137, при этом по ошибке афиняне убили и несколько своих людей. После этого беотийские всадники, внезапно атаковавшие из-за холма, обратили афинское правое крыло в паническое бегство. К тому моменту афинский левый фланг уже был оттеснен фиванцами, стоявшими справа; здесь глубина фиванской фаланги составляла двадцать пять рядов против обычных восьми у афинян и, соответственно, ее напор был гораздо более мощным. Как только наступила ночь, афинское войско разбежалось. Святилище в Делии удерживалось афинянами еще семнадцать дней, пока не подверглось штурму, во время которого противник использовал примитивные, но при этом вселявшие ужас огнеметные машины. Беотийцы, которые вплоть до этого момента настаивали на нечестивости афинян, захвативших святилище, наконец-то выдали тела погибших афинских воинов, общим счетом почти тысячу гоплитов, включая Гиппократа, а сверх того и множество легковооруженных воинов и обозных людей; беотийские потери составили менее пятисот человек, из которых лишь немногие могли быть фиванцами. Эта победа, в отличие от сражения при Коронее (с. 178), была одержана над афинским войском полного набора и многое значила для фиванской самооценки, так сильно подорванной во время Персидских войн138. (IV.89—101)
137 Видимо, целых три сотни; по поводу надписи IG VII1888, неизвестной Гомму, см.: Clairmont 1983 (К 17): 232—234; надпись из Танагры IG УП 585 (Clairmont Там же: 230— 231), сообщающая о погибших шестидесяти одном гражданине и двух эретрийцах, также может иметь в виду эту битву.
138 В довершение ко всем другим бедам этой кампании Демосфен, высадившийся у Сикиона с целью проведения какой-то операции с теми силами, с которыми он намеревал¬


Архидамова война
531
Всё это было довольно скверно, но в другом месте события развивались еще хуже. Теперь мы должны вернуться к Брасиду. Инициатива его похода на север исходила с самого севера, от бунтовавших против Афин халкидских городов, которые полагали, что волна афинского успеха вскоре может докатиться и до них, а также от Пердикки, который подозревал, что афиняне чтото замышляют против него139, и к тому же испытывал затруднения с царем линкестов Аррабеем; Пердикка выразил готовность оплатить половину всех затрат на такой поход140. Экспедиция на север давала Спарте надежду на ослабление афинского давления на Пелопоннес, к тому же она была удобным поводом удалить из страны какое-то количество особо активных илотов. Тем из них, которые выразят готовность нести воинскую службу за границей, была обещана свобода. В результате Брасид набрал семьсот таких воинов;141 еще тысяча гоплитов была нанята в Пелопоннесе. Брасид, который до сих пор еще ни разу не был независимым командующим значительного войска, с головой отдался этой идее; дальнейшие события, по всей видимости, показывают, что он смог реализовать ее лучше, чем о том мечтали или могли надеяться в Спарте. (IV.74.1, 79—80)
Никто в Афинах не верил в то, что враг может совершить столь дальний марш-бросок по суше. Снабжение такого похода провиантом представлялось делом трудным, к тому же путь лежал через враждебные или, по крайней мере, не испытывавшие особого доверия к спартанцам земли. Брасид, однако, располагал симпатизировавшими ему фессалийскими проводниками и, стремительно передвигаясь (в первый же день, учитывая привал для совещания, он оставил позади более 32 км) и совершив обманный маневр, смог добраться от Гераклеи до территории, находившейся под контролем Пердикки, за четыре дня. Первое, что последний желал сделать при помощи Брасид а, это подчинить Аррабея, и македонянину не понравилось, когда Брасид, вместо того чтобы напасть на Аррабея, предпочел вступить с тем в переговоры — раз уж Пердикка брал на себя половину всех расходов, то он хотел бы сам указывать, с какими врагами следовало разобраться в первую очередь. (IV.78,82—83) Брасид вместе с халкидянами двинулся на Аканф, находившийся у самого основания Афонского «пальца» на Халкидике, и прибыл туда непосредственно перед началом сбора винограда. Прохалкидская партия в Аканфе была готова впустить его, однако демос не желал этого. Лишь из
ся перед тем взять Сифы, был атакован сикионским войском, потеряв при этом еще какое-то количество людей.
139 	Подозревал правильно; см.: Гермипп. F 63.8 К—А и М—L 65 = IG Р 61.46—51; предыдущий декрет, находящийся на том же камне (430/429?), придерживается весьма покрови- Тельственной линии по отношению к нему.
По всей видимости, вторую половину должны были оплатить халкидяне, но об этом ничего не говорится.
Сообщается, что первые две тысячи добровольцев исчезли загадочным образом. Неясно, существовала ли какая-то связь этого набора с новым гоплитским войском, состоявшим из бывших илотов, переходивших в разряд неодамодов, появление которого датируется приблизительно тем же самым временем (см. с. 540).


532
Глава 9
страха за еще не собранный урожай они позволили войти в город одному только Брасиду, чтобы выслушать его. Фукидид по этому поводу вкладывает в уста спартанского командира полноценную речь142. В ней Брасид реанимировал тезис о том, что Спарта ведет войну за греческую свободу, и пригласил аканфян присоединиться к священной борьбе. Полководец отмел всякие подозрения по поводу своего желания вмешиваться в их внутренние дела, как и опасения, что Спарта будет здесь копировать афинскую империалистическую политику; он также высказался с явным пренебрежением к возможностям афинян применить какие-то меры воздействия. Брасид производил впечатление человека и честного, и приятного одновременно, к тому же жители Аканфа очень уж переживали за свой виноград. Тайным голосованием было принято решение отложиться от Афин, но только при условии повторения Брасидом торжественных клятв, перед тем произнесенных спартиатом у себя на родине, согласно которым все приобретенные им союзники останутся независимыми. После этого ему позволили ввести войско в город; находившаяся по соседству Стагира, еще одна колония Андроса (как и Аканф. —А.З.), присоединилась к восстанию. (IV.84—88)
Теперь, после такой бескровной победы, Брасид и халкидяне поставили перед собой самую труднодостижимую задачу — Амфиполь (с. 194). Афинский элемент в населении этого города был совсем незначительным, и здесь имелись сторонники как Пердикки, так и халкидян; особенно помогали заговорщикам поселенцы из Аргила (другой андросской колонии на фракийском побережье. — А.3,). В Амфиполе находился афинский гарнизон под командой стратега Евкла143, но подход противника оказался совершенно неожиданным: Брасид совершил марш-бросок ночью, когда разыгралась снежная буря, на рассвете захватил мост через Стримон и появился в окрестностях города, при этом многие амфиполь- цы были захвачены в плен. Евкл отправил донесение Фукидиду, командовавшему эскадрой из семи кораблей и в это время находившемуся у Фасоса, на расстоянии примерно полдневного плавания. Это — единственный известный нам случай, когда Фукидид командовал каким-то войском. Нам дают понять, что в этом регионе он был человеком известным. Брасиду сообщили, что Фукидид владеет здесь золотыми рудниками и потому обладает большим влиянием во Фракии (см. с. 12), и убедили, что действовать нужно очень быстро. Брасид предложил мягкие условия сдачи всему населению: кто желает, может остаться в городе, кто не желает, свободен уйти. Афиняне посчитали, что для них безопаснее — второе, но из остальных никто не претерпел никакого значительного ущерба. Слу¬
142 Это единственная речь у Фукидида, которая явно не носит характер свободной композиции, в ней содержится ремарка (IV.85.5), на которую Фукидид позднее сошлется (IV. 108.5) как на элемент Брасидовой пропаганды; оказалось, как говорит Фукидид, это была ложь.
143 Не вполне ясно, находился ли он здесь на постоянной основе или же был послан сюда в связи с известиями о появлении Брасида в этом регионе; в IV.82 информация об афинских мерах противодействия крайне неопределенна.


Архидамова война
533
шать Евкла уже никто не желал, и город сдался. Вскоре прибыл Фукидид, но спасти успел лишь гавань Эйон; провалы (афинян. — А.З.) начали шириться. Теперь были получены известия из-под Делия, и всё, что Брасид говорил об афинской беспомощности, стало внушать большее доверие. Этот человек всячески ободрял халкидян собственными рассказами, и сама идея отложения от Афин стала очень популярной. (IV. 102—
108.6)
В следующие несколько месяцев самоуверенность сменилась страхом. Амфиполь был когда-то предметом гордости, источником драгоценных металлов и строевого леса, к тому же он обладал жизненно важным стратегическим положением. Дерзкий марш Брасида показал афинянам, что спартанцы могут добраться до любого из их союзников вплоть до Стримона, но теперь, когда переправа через эту реку была утрачена, вообще ничего невозможно было исключать. Согласно донесениям, настроения союзников отличались переменчивостью, так что зимой в города, насколько это было возможно, стали рассылаться гарнизоны144. Брасид, безусловно, имел далекоидущие планы. Он запросил из Спарты дополнительные силы и начал строить триеры на Стримоне. Ожидая подмогу, он продолжал зимнюю кампанию. На Афоне на его сторону перешло несколько мелких городков, но в двух случаях он поначалу столкнулся с сопротивлением. Эти два города не представлялись слишком большой ценностью; более заманчивые возможности открывались в связи с Торо- ной, что на полуострове Сифония, среднем «пальце» Халкидики. Брасид захватил этот город благодаря измене, но столкнулся с упорным сопротивлением афинского гарнизона и местных приверженцев Афин, которые день или около того удерживали находившуюся в гавани крепость, пока случайно возникшая паника не заставила их бежать к кораблям. В оставшуюся часть зимы Брасид уже не предпринимал военных действий, а занимался укреплением занятых им мест и разрабатывал планы по приобретению новых. (IV. 108.1, 7; 109—116)
12. 	423 год до н. э.
Честолюбивые планы Брасида не всем были по душе в Спарте. «Первые люди» завидовали ему, к тому же, пока он демонстрировал успехи, они заботились не о великих свершениях, а о возвращении пленников и об окончании войны; в случае если ему будет позволено добиться еще больших побед, достижение этой главной цели окажется под угрозой145. Мы
144 Куда-то мы должны приспособить загадочную экспедицию на Евбею (с. 474), о конторой сообщает Филохор (FGrH 328 F 130). Поражение при Делии, несомненно, повлияло на настроения среди евбейцев; ср. информацию о двух эретрийцах, которые могли быть среди павших воинов, сражавшихся на беотийской стороне при Делии (сноска 137).
145 Попытка объединить IV. 108.7 и 117.2 осложняется тем, что точный смысл последнего пассажа установить не так-то просто (текст в рукописях испорчен. —А.З).


534
Глава 9
не знаем, от кого исходило первое предложение о перемирии146, но, так или иначе, оно было установлено сроком на год — для обсуждения условий постоянного мира. Афиняне полагали, что, если даже какое-то общее соглашение и не будет достигнуто, они, по крайней мере, остановят Брасида на время, за которое сами смогут лучше подготовиться к борьбе с ним; спартанцы же рассуждали так: вкусив однажды прелестей мира, афиняне окажутся более покладистыми в вопросе о выдаче пленников, как и в деле переговоров об условиях долгосрочной договоренности. (IV. 117-119)
Пока заключалось перемирие, Брасид продолжал действовать. Его зимние планы были связаны с Палленой, западным «пальцем» Халкидики, где многие относились к нему очень благосклонно, несмотря на присутствие афинян в Потидее; эти последние блокировали узкий перешеек, превратив тем самым — в стратегическом смысле — полуостров Паллену в остров, уязвимый для афинского флота. Но тут вдруг восстала Склона, причем случилось это примерно в то же время, когда было установлено перемирие, так что трудно определить, какое именно событие произошло раньше; жители Скионы оказали Брасиду небывало радушный прием. Когда до него дошли известия о перемирии, он начал доказывать, что переход Скионы на его сторону произошел раньше, и отказался отдавать добытый таким образом столь ценный приз. Афиняне были взбешены, отвергли предложение спартанцев о передаче спора на третейский суд, возможность чего предусматривалась соглашением о перемирии, и приняли предложение Клеона захватить Скиону, а всё ее население казнить. Их ярость усилилась еще больше, когда соседняя со Скионой Менда также отложилась от них, а Брасид решил, что у него есть все основания принять и ее в союзники, отправив в эти два города столько войск, сколько он мог на это выделить, а также одного спартанца в качестве командира. Сам же он наконец-то уделил внимание своему казначею, Пердикке, и принял участие в новом походе против Аррабея. Эта кампания оказалась непростой, к тому же Брасиду всё время приходилось оглядываться на ситуацию в Менде; к этому времени Пердикка начал уже сожалеть о своем переходе на сторону Спарты. (IV.120—128)
К тому моменту, когда Брасид прекратил свое участие в этой кампании, Менда уже была захвачена афинской карательной экспедицией под командой Никия и Никострата. Располагая вполне достаточными воен-  * (б)146 	Мы располагаем: (а) документом с подробным изложением условий, составленным со спартанской точки зрения, который был одобрен собранием Пелопоннесского союза;
(б) афинским декретом, внесенным Лахетом, где эти условия одобрялись; (в) одним замечанием, которое хотя и содержит спартанскую датировку, но прямо ссылается на принесение клятв в Афинах. Клятвы были принесены афинскими стратегами Никнем, Нико- стратом и Автоклом, тремя спартанскими послами, а также представителями Коринфа, Сикиона, Мегар и Эпидавра; спартанские союзники, располагавшиеся за пределами Пелопоннеса, не упоминаются (по поводу вопроса о том, были ли они членами Пелопоннесского союза, см.: de Ste Croix 335—338 — автор приходит к выводу, что были, но в рассматриваемом случае отказались подчиняться общему решению).


Архидамова война
535
номорсними силами и используя Потидею в качестве базы, они могли оказывать давление на оба города (Менду и Скиону. — А.З.). Демократическая группировка в Менде быстро пересмотрела отношение к восстанию и повернулась против своих новых союзников. В возникшей сумятице афиняне ворвались в город и приняли благоразумные решения по его дальнейшему устройству: измена Менды будет забыта, и жители сами могут решить, что им делать с теми, кто повинен в мятеже147. Склона оказалась более крепким орешком, и всё, что удалось сделать тем летом до возвращения войска домой, свелось к сжатию кольца блокады. Впрочем, возможно, изменившаяся позиция Пердикки помогла сделать общую ситуацию во Фракии более приемлемой148 (для афинян. — А.З.). (IV.129—131)
Перемирие не было выдающимся успехом, хотя оно, похоже, удерживало стороны от прямых столкновений и на других театрах военных действий149. Спарта всё же попыталась усилить Брасида, но Пердикка иполь- зовал свое влияние в Фессалии, чтобы блокировать дорогу на север; лишь несколько спартиатов добрались до Брасида, который остро нуждался в командирах (IV.I32). Если и проводились какие-то дополнительные переговоры, то мы о них ничего не знаем, и перемирию позволили просто закончиться150.
13. 	422 год до н. э.
Основным театром военных действий оставался фракийский регион. В других местах — помимо дипломатической инициативы в Великой Греции, о чем речь пойдет в следующей главе (с. 557), — единственным событием, имевшим важные последствия, была утрата афинянами в пользу беотийцев пограничной крепости Панакта, что произошло в результате предательства. Клеон принял командование во Фракии151 и отплыл на север с тридцатью кораблями; он имел 1,2 тыс. афинских гоплитов и
147 Обратите внимание на то, что стратеги с трудом смогли удержать своих воинов от избиения жителей города; не так часто мы имеем возможность бросить взгляд на то, как рядовые афиняне относились к отложившимся союзникам.
148 Детализированный договор Афин с Пердиккой и Аррабеем, IG I3 89, часто относят к этому году, хотя его датируют также и временем ок. 435 г. до н. э. Представляется более правильным относить его ближе к концу правления Пердикки. С другой стороны, недатированный договор, IG Р 76, согласно которому Афины вернули себе определенный контроль над Боттиэей, должен был принадлежать примерно тому же времени.
149 Зафиксирован даже экстремальный случай возвращения к борьбе за местные интересы на Пелопоннесе, где зимой 423/422 г. до н. э. (IV. 134) Мантинея и Тегея, обе являвшиеся союзниками Спарты, вступили в битву друг с другом (не имевшую, впрочем, решающего результата), — оба города стремились расширить свое влияние в западной Аркадии (с. 139).
150 Впрочем, складывается впечатление, что после окончания установленного года военные действия не возобновлялись в течение нескольких месяцев; имеются трудности с пониманием V.1 (возможно, в рукописном тексте пропало несколько слов. — A3).
151 Рассмотрение Фукидидова отчета о последней кампании Клеона: Gomme 1962 (А 51): 112-121.


536
Глава 9
300 всадников, а также какое-то точно не известное количество союзников. Осада Скионы не была делом неотложным, и он снял оттуда часть занимавшихся блокадой войск. Входило ли это в его первоначальный план или не входило, но он двинулся к Тороне, узнав, что там нет Браси- да, и, сэкономив силы, умело взял ее с помощью двойной атаки — с суши и с моря. Женщины и дети были проданы в рабство, мужчины, как граждане, так и их союзники, отправлены в Афины. (V.2—3)
Теперь Клеон направился к устью Стримона. Афины всё еще удерживали Эйон как удобную базу (за это ему следовало благодарить Фукидида); отсюда Клеон отвоевал Галепс, находившийся восточней, но так и не смог взять Стагиру, расположенную западней. Что до самого Амфиполя, то Клеон определенно считал, что для данной задачи ему нужны более многочисленное и разнообразное войско. За помощью он обратился к Пердикке, а также попытался нанять воинов во Фракии; всё это время он оставался в Эйоне. Брасид повсюду следовал за ним, внимательно наблюдая за его движениями, и также нанял большое количество фракийцев. Оба войска располагали примерно одинаковым числом греческих воинов, хотя у Клеона они были, возможно, лучшего качества. Афинский полководец провел разведку боем под Амфиполем, будучи, по всей видимости, еще не готовым к сражению, однако его маневры были неуклюжи и выдавали неопытность152, а внезапная атака из города застала его врасплох. Он погиб в схватке153, а его войско было полностью разбито, потеряв около 600 афинян убитыми. С другой стороны погибло только семеро, но один из них — сам Брасид, который получил смертельную рану, так и не будучи узнанным афинянами; граждане Амфиполя устроили ему роскошные похороны и оказали героические почести как основателю новой колонии154. (V.6—11)
Из Пелопоннеса к Брасиду двигались подкрепления, но, получив известия о его гибели и верно рассудив, что теперь мирный настрой непременно возьмет верх, они повернули назад. Согласно фукидидовской оценке сложившейся тогда ситуации, в Спарте еще со времен катастрофы на Сфактерии преобладало стремление к миру. Лакедемоняне расстались с иллюзиями по поводу возможности чего-то добиться с помощью вторжений в Аттику; они хотели лишь вернуть своих плененных людей, к тому же набеги из Пилоса и с Киферы создавали повсеместно риск нового плотского восстания155. Нависла еще одна угроза: Тридцатилетний
152 См.: Anderson 1965 (G 2).
153 Вряд ли кому-то из исследователей когда-либо удастся отделить факты, связанные со смертью Клеона, от того, во что хотели бы верить сами исследователи; Фукидид представляет его смерть в наихудшем виде, однако см.: Диодор. ХШ.74.2.
154 О его вероятной могиле см.: Archaeological Reports for 1984—Ί985: 47. Настоящим ойкистом (основателем колонии) был Гагнон, который на тот момент еще проживал в Афинах.
155 Здесь мы полагаемся отнюдь не на личное мнение Фукидида, поскольку союз с Афинами от 421 г. до н. э. содержал особый пункт (V.23.3), по которому Афины должны были помогать спартанцам в случае, если илоты поднимут мятеж.


Архидамова война
537
мир с Аргосом (с. 161) близился к завершению, а его возобновление представлялось делом совсем не простым; опасности, исходившие от афиноаргосского альянса, как и от перехода любого из пелопоннесских союзников на сторону Аргоса, были, как казалось, огромными. Следовательно, дело было за Афинами — требовалось, чтобы они осознали преимущества мира, и вот начиная с 425 г. до н. э. в результате неудач под Делием и Амфиполем и в Афинах произошли крупные перемены; некоторые в народе начали выражать сожаление, что не приняли предложений, выдвинутых спартанскими послами. В исследовательской литературе проводились тщательные подсчеты с целью установления степени истощения афинских финансов, но две самые последние такие попытки156 исходят из того, что тысяча талантов неприкосновенного запаса, о создании которого говорится у Фукидида в П.24.1, были потрачены, что на самом деле не так. В самом худшем случае от резерва, появившегося весной 431 г. до н. э., нетронутой оставалась четверть. Для понимания афинских возможностей и общего морального состояния большее значение могла бы иметь оценка численного состава сухопутного войска, которая, видимо, показала бы очень крупные потери, если судить по всё возраставшему использованию союзных сухопутных войск и по малости афинских сил, с которыми Клеон прибыл к Амфиполю. (V.13—14)
Трудно поверить, что в Афинах или в Спарте сохранилась хоть какая-то политическая группировка, выступавшая за войну, причем одновременная смерть Клеона и Брасида повсюду воспринималась как нечто символическое (ср.: Фукидид. V.16.1; Аристофан. Мир. 261—286). Фукидид здесь отбрасывает всякую беспристрастность, которая в данном случае была бы как нельзя кстати, когда он противопоставляет этих двух погибших мужей афинянину Никию, всячески стремившемуся уберечь сограждан от тягот войны и сохранить собственную репутацию успешного политика (Менда, вне всякого сомнения, перевесила Скиону), а также спартанскому царю Плистоанакту, чья позиция в самой Спарте была не особенно прочной и который страстно желал добиться дипломатического успеха. И Никий, и Плистоанакт были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы переговоры достигли цели, но мы почти ничего не слышим о подробностях;157 эти переговоры заняли всю зиму. По всей видимости, по поводу афинян существовали опасения, что ближе к концу они выдвинут некоторые дополнительные условия, и спартанцы решили оказать на них давление, объявив о подготовке экспедиции для возведения укрепления в Аттке. Спартанцы, однако, имели проблемы со своими союзниками: с окончательными условиями не согласились Беотия, Коринф, Элида и Мегары; все они отказались голосовать за эти условия, как и халкидяне, так что разумно сделать вывод о том, что Спарта, невзирая на позицию союзников, твердо решила добиваться мира. (V.15—17)
156 ALT Ш: 341-345; Gomme. HCT Ш: 687-689.
157 К переговорному процессу с афинской стороны был привлечен также Лахет (V.43.2); см.: Andrewes, Lewis 1957 (G 7).


538
Глава 9
Главное условие состояло в том, что каждая сторона должна была возвратить другой все территориальные приобретения, добытые в ходе войны (Ш.52.2 показывает, что подобная формулировка была в головах у спартанцев уже давно). Самыми явными исключениями стали Платеи и Нисея. Фиванцы заявили, что Платеи сдались сами, а не были захвачены силой, афиняне в свой черед заявили о том же по поводу Нисеи. Тот факт, что Потидея и Эгина, события в которых прочно ассоциировались с поводами к этой войне, теперь являлись афинскими колониями, было как будто забыто, и точно так же умалчивалось о переменах, случившихся в Акарнании. Спарта, в сущности, отказалась от всяких своих интересов на севере. Амфиполь должен был быть возвращен, и афиняне могли делать что угодно с любым городом, находившимся под их контролем, включая Скиону, которая к тому моменту так и не перешла под афинский контроль; позднее, летом этого года, она всё же пала, и беспощадное предложение Клеона (с. 534) было приведено в исполнение (V.32.1 — здесь Фукидид лишь констатирует факт, не давая каких-либо пояснений). Что касается основных халкидских городов, участвовавших в восстании, одна необычная формулировка провозглашала их нейтральными и независимыми, при условии, что они будут платить подать, «установленную при Аристиде»; до тех пор пока они будут это делать, Афины не могут ополчиться против них; если же афиняне смогут их убедить вступить с ними в союз, тогда Спарта не должна иметь никаких возражений. Панакт также должен быть возвращен. Ни один из этих городов ничего не стоил Спарте. В свою очередь, Афины должны вернуть Спарте Пилос и Киферу, удовлетворить требования спартанских союзников в восточной Арго- лиде, выведя свои гарнизоны из Мефан, а также требования опунтских локров, уйдя с острова Аталанты. Должен быть проведен общий обмен военнопленными; понятно, кто извлекал главную выгоду из этого условия. Через десять лет войны Спарта отказалась не только от попыток развалить Афинскую державу, но и от защиты заветных интересов своих основных союзников, сдав свободу Греции ради сохранения своей собственной системы. Войну выиграли Афины. (V.18—19)


Глава 10
Э. Эндрюс
НИКИЕВ МИР
И СИЦИЛИЙСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
I. 	Отказ от мирных соглашений
Войну выиграли Афины, но вскоре оказалось, что победа эта — пустая. Спарта, конечно, отказалась от своих планов по освобождению городов, находившихся в подчинении у Афин, да и ее собственный союз переживал нелучшие времена, однако Спарту никак нельзя было назвать разгромленной; и, хотя условия Никиева мира были, бесспорно, благоприятны для Афин, эти последние были просто не в состоянии провести их в жизнь. Наступил период спорадических переговоров и безрезультатных совещаний, при рассказе о которых Фукидиду не вполне удается выдерживать тот порядок изложения, которому он, по всей видимости, старался следовать в целом в своем сочинении1.
Трудности, связанные с исполнением мирных условий, дали о себе знать немедленно. Жребий обязывал Спарту сделать первый шаг, и она освободила всех имевшихся у нее пленников; однако Клеарид заявил, что он не может передать контроль над Амфиполем, поскольку этого не желают жители города; тогда спартанские власти позволили ему просто увести свои войска. Примерно в то же время на состоявшемся в Спарте съезде всех пелопоннесских союзников некоторые из них вторично подтвердили свой отказ признавать заключенный мир2. Для противодействия этому, а также для того, чтобы обезопасить себя от враждебных действий со стороны Аргоса (см. ниже), спартанцы вошли в переговоры об оборо-
1 Изложение данной главы неизбежно основано на кн. V—УП «Истории» Фукидида; все ссылки, если иное прямо не оговорено, относятся к этим книгам. Для комментариев и библиографии, появившихся до 1970 г., см.: HCT ГУ. Изложение в V.21—83 отличается меньшей последовательностью, нежели рассказ об Архидамовой и Сицилийской войнах, и это не просто субъективное мнение; по этому поводу см.: HCTV: 375—378, а также по поводу IV. 101—V. 13 ср.: Там же: 364—367. Следует помнить, что после 424 г. до н. э. Фукидид находился в изгнании.
2 См.: HCT TV: 21—22; Гомм (Gomme (HCT Ш: 690—692)) и некоторые другие полага- кэт, что это был не какой-то отдельный съезд, а продолжение основного совещания о мире. Путаный рассказ Фукидида (V.21—27.1), возможно, является результатом соединения Двух версий, написанных им в разное время (HCT V: 428—431).


540
Глава ΊΟ
нительном союзе с Афинами, что обеспечило возвращение захваченных в Пилосе пленников, но ничего более, а главным результатом стало рождение подозрений, что Спарта и Афины вступили в сговор против всей остальной Эллады. На пути из Спарты коринфские послы посетили Аргос с предложением создать собственный оборонительный союз для спасения Пелопоннеса.
Во время Архидамовой войны Аргос честно соблюдал нейтралитет (V.28.2; ср.: Аристофан. Мир. 475—477), и его виды на лидерство в новом альянсе усиливались широко распространенными представлениями о героическом прошлом этого города. Кроме того, Тридцатилетний мир Аргоса со Спартой вскоре истекал; точная дата неизвестна (см. выше, с. 161), но Фукидид упоминает об этом при изложении событий зимы 422/421 г. до н. э. (V. 14.4). Слабым местом Аргоса были его внутренние разногласия: демократические симпатии к Афинам в конечном итоге возобладали над олигархическими предпочтениями некоторых представителей аристократии и их дружественным отношением к дорийской Спарте, правда, не прежде, чем Аргос претерпел много бед (см. далее. — А.З.). Первой о готовности вступить в новый союз объявила Мантинея, опасавшаяся, что Спарта разрушит созданную ею миниатюрную «державу» в западной Аркадии: действительно, позднее, летом того же года, спартанцы предприняли поход на Паррасию и вывели этот город из-под манти- нейского контроля. Демократия, которая, возможно, установилась в Ман- тинее совсем недавно3, являлась дополнительным фактором, связывавшим этот город с Аргосом. Затем к альянсу присоединилась Элида (здесь также существовал демократический режим), враждовавшая со Спартой из-за Лепрея в Трифилии, прежде подчинявшегося Элиде, который незадолго перед тем Спарта провозгласила независимым городом; чуть позже спартанцы поселили здесь илотов, которые служили у Брасида во Фракии, и неодамодов — недавно образованный класс, состоявший из бывших илотов, которые получили свободу за службу в качестве гоплитов (см. выше, с. 531, сноска 141), впервые в источниках, упомянутых именно у Фукидида при рассказе об этом событии (V.34.1). Затем к союзу официально присоединились коринфяне, а также города Халкидики; последних Спарта, заключив Никиев мир, фактически бросила в беде, в то же время в результате этого мира Коринф не только потерял Соллий и Анакторий, но и вообще пострадал от войны больше, нежели государства, лучше защищенные от афинской военно-морской мощи. Попытка привлечь к альянсу Тегею не удалась; ее непреклонная верность Спарте в данном конкретном случае может быть в какой-то степени объяснена ее врожденным противостоянием с Мантинеей. Поначалу коринфяне были этим обескуражены и ослабили усилия по созданию нового альянса, но затем обратились к беотийцам с предложением присоединиться к
3 	Так: Bölte 1930 (F 10): 1319—1321, хотя установление демократии в Мантинее другие исследователи относили к гораздо более раннему времени; см. с. 138—139. (О демократии в Мантинее см. также: Robinson E.W. The First Democraces: Early Popular Government Outside Athens. (Stuttgart, 1997): 113—114. —A.3).


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
541
союзу, однако те также извлекли выгоду из прошедшей войны, а победа при Делии подняла их моральный дух; беотийцы не доверяли аргосской демократии и были вполне довольны существовавшим у них перемирием с Афинами. Еще одним отвергшим мир государством были Мегары; они не получили назад свою гавань Нисею, но всё же не торопились присоединяться к новому альянсу и решили подождать дальнейшего развития событий (V.28—34).
Подводя итог этой фазе, Фукидид говорит, что лето (421 гг. до н. э.) прошло спокойно, Спарта и Афины свободно общались друг с другом, но их взаимное недоверие постепенно росло. Афины не смогли получить назад Амфиполь, а Спарта ничего не сделала для исполнения своих словесных обещаний принудить собственных сопротивляющихся союзников принять условия мира, а также возвратить Афинам удерживавшихся беотийцами пленников и пограничную крепость Панакт, захваченный в 422 г. до н. э. Лакедемоняне заявляли, что они сделали всё, что могли, и требовали вернуть им Пилос, на что афиняне, естественно, отвечали отказом, хотя в итоге мессенский гарнизон был выведен оттуда и поселен на Кефаллении. Вряд ли можно было ожидать, что Лакедемон пошлет войска для принуждения Коринфа или Беотии к миру, а в связи с тем, что его репутация среди греков тогда пала очень низко (cp.: V.28.3), он просто не имел никаких способов настоять на своем, что и было продемонстрировано, когда летом спартанское посольство прибыло в Коринф (V.30). Лакедемоняне не привыкли к подобному с собой обращению, поэтому не вызывает удивления, что некоторые эфоры, вступившие в должность той осенью, были, как замечает Фукидид, настроены враждебно по отношению к миру с Афинами (V.35).
Зимой, после очередных безрезультатных переговоров, двое из этих эфоров, Клеобул и Ксенар, попытались договориться частным образом с коринфскими и беотийскими послами; их предложения сводились к следующему: пусть Беотия вступит в союз с Аргосом, а затем перетянет этот альянс на сторону Спарты. Трудно понять, как такой необычный заговор можно было реализовать, но предложение понравилось беотархам; впрочем, вторую часть плана следовало держать в секрете, поэтому ее нельзя было открыть членам четырех советов Беотийского союза4, и в результате те отвергли идею объединения в один альянс с Коринфом, на тот момент демонстративно противостоявшим Спарте. Предложенный Клеобу- лом и Ксенаром план предполагал, кроме прочего, передачу беотийцами Спарте Панакта с последующим возвращением его Афинам в обмен на Пилос, и спартанцы продолжали настаивать на этом, но в ответ беотийцы требовали заключения отдельного союза со Спартой, параллельного тому, что был установлен между лакедемонянами и афинянами. Это вошло бы в явное противоречие с обязательствами, которые Спарта дала Афинам, и гарантированно удержало бы Беотию от принятия условий мира, так что на заключение такого союза спартанцы всё же пошли лишь
4 	О системе управления в Беотийском союзе см.: САН VI2: гл. 9.


542
Глава ΊΟ
к концу зимы. Вообразив, что Спарта, Афины и Беотия сговорились друг с другом, аргивяне были сильно напуганы перспективой полной изоляции, а потому начали мирные переговоры со Спартой. Между тем спартанские послы, отправленные для приема Панакта (чтобы потом вернуть его Афинам и получить взамен Пилос), обнаружили укрепления последнего разрушенными до основания. Такое явное унижение значительно усилило в Афинах позицию противников мира; Алкивиад частным образом отправил письмо в Аргос, в котором побуждал немедленно прислать в Афины послов вместе с уполномоченными от Элиды и Мантинеи, дабы предложить союз афинянам. Аргивяне сразу же прекратили переговоры с лакедемонянами, уже начатые в Спарте. (V.36-44)
Это первое упоминание Фукидидом Алкивиада. Как замечает историк, Алкивиада, родившегося ок. 452 г. до н. э., в любом другом городе посчитали бы человеком еще слишком молодым, но в Афинах его рождение и богатство позволяли ему рано начать политическую карьеру; уже раньше он пытался возродить узы взаимного гостеприимства своей семьи со Спартой (от которых в свое время добровольно отказался его дед) путем оказания услуг пленникам со Сфактерии, но мирные переговоры лакедемоняне предпочли вести с Никием и Лахетом, и Алкивиад был этим уязвлен. Здесь, как и в дальнейшем, Фукидид придает очень большое значение личным мотивам данного политика, но историк всё же признаёт, что Алкивиад искренне верил в то, что союз с Аргосом будет для Афин весьма выгоден. Аргосское посольство прибыло без промедления, а вслед за ним в Афины поспешили и спартанские послы. Сообщается, как Алкивиад хитростью устроил так, чтобы эти последние, придя на Народное собрание, заявили об отсутствии у них неограниченных полномочий на ведение переговоров, каковые полномочия у них на самом деле были, о чем послы непосредственно перед тем и сказали на Совете пятисот; на основании этого Алкивиад обвинил спартанцев в вероломстве. Вся эта история освящена авторитетом Фукидида, но она содержит целый ряд противоречий;5 историк, находившийся в это время в изгнании, мог слишком легко принять отретушированную версию об интриге, организованной Алкивиадом для дискредитации спартанского посольства. Никий, настаивавший на том, что сохранение заключенного им мира выгодно для Афин, добился принятия решения об отправке еще одного посольства в Спарту, но требования, выдвинутые этим посольством, которые неизбежно включали и требование об отказе от союза с Беотией, были конечно же отвергнуты, так что добиться не удалось ничего, кроме повторного принесения Спартой клятв по поводу мира. Сразу после этого Афины заключили оборонительный союз с Аргосом, Элидой и Манти- неей (так называемый Четырехсторонний альянс)6. (V.43—47)
Таким образом, ситуация стала гораздо более ясной. В Афинах усталость от войны, подталкивавшая к миру, уступила место гневу и чувству
5 Hatzfeld 1951 (D 37): 89 сл.; HCTW: 51-53.
6 О связи надписи IG Р 83 и сообщения Фукидида в V.47 см.: HCTW: 54—61; V: 457.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
543
неудовлетворенности, так что город был готов к любой враждебной акции, не доходящей пока лишь до открытой войны. Лакедемоняне, униженные и самим миром, и утратой своего общего влияния, испытывали те же самые чувства; уже не было речи о союзе с Афинами, смысл которого терялся, когда сам мир оказался под угрозой. Аргосский альянс превращался в откровенно антиспартанскую коалицию, но Коринф отказался присоединяться к этому союзу; коринфяне были заинтересованы лишь в таком альянсе, который был бы направлен против объединения Афин и Спарты, но, поскольку такая угроза теперь исчезла, коренные интересы заставили Коринф снова перейти на сторону лакедемонян. Беотийцы поддержали бы Спарту, дойди дело до открытого военного противостояния, но в то же время они почувствовали, что теперь могут действовать свободно, ни на кого не оглядываясь, — в скором времени они это и продемонстрировали. (V.48)
В результате угроза распада Пелопоннесского союза стала далеко не такой горящей. Вся эта структура могла быть ослаблена из-за пренебрежения спартанцев продекларированными интересами своих союзников, как заявляют у Фукидида коринфяне в 432 г. до н. э. (1.68), или из-за упорства, проявленного Спартой в деле поддержки приемлемых для нее режимов, в чем ее обвинял Перикл (1.144.2; ср. 1.19); однако, если говорить о ситуации за пределами Пелопоннеса, Аргос никогда ни сил не имел достаточно, ни должной степенью сплоченности не отличался, чтобы успешно оспаривать первенство у Спарты. Что же касается ситуации внутри самого союза, то здесь, похоже, решающее значение имела позиция Коринфа, а также способность тамошних вождей олигархии контролировать внешнюю политику города. В 432 г. до н. э. Коринф оказался во главе того движения, которое теоретически могло привести к полномасштабному развалу альянса, но всё это прекратилось, стоило Спарте, осознав угрозу, пойти на уступки союзникам (см. выше, с. 471-472). В 421/ 420 г. до н. э. Коринф вновь проявил инициативу, но на сей раз ситуация оказалась более серьезной, поскольку фактически дело дошло до создания под эгидой Аргоса нового альянса, к которому присоединился затем Коринф, причем изначальной целью этого союза была защита именно Пелопоннеса; но как только отношения между Спартой и Афинами испортились, вхождение в новую лигу потеряло смысл для Коринфа, вожди которого могли с легкостью и кардинально менять внешнеполитический курс. К 395 г. до н. э., когда Коринф в течение уже нескольких лет отказывался поддерживать лакедемонские военные кампании, он был готов присоединиться к откровенно антиспартанской коалиции, которая включала его всегдашнего заклятого врага — Афины; но эта перемена политического курса всё же повлияла на внутренний баланс сил (см.: САНЛГР: гл. 4). Основные контуры политической картины вполне ясны.
Олимпийские игры 420 г. до н. э. продемонстрировали воцарившуюся тревожную атмосферу. Элейцы не допустили Спарту к участию в празднике, обвинив ее в отправке войска в Лепрей во время олимпийского перемирия и в неуплате наложенного на нее по этому случаю крупного


544
Глава ΊΟ
штрафа. Спарта отвергла обвинение, и из-за страха, что лакедемоняне могут силой ворваться в святилище, элейцы вызвали на помощь вооруженные отряды своих новых союзников; опасения усилились, когда богатому спартанцу Лиху, который выставил колесницу от имени Беотийского союза, помешали собственноручно увенчать венком своего возничего, победившего в скачках; впрочем, никаких беспорядков не последовало. Зимой колонисты Гераклеи Трахинской понесли поражение от своих соседей, потеряв при этом командира, который погиб в этой схватке; весной 419 г. до н. э. беотийцы взяли Гераклею под контроль, выпроводив оттуда нового командира, присланного из Спарты, объяснив свое решение его некомпетентностью и опасениями, что афиняне могут захватить Гераклею. Всё это сильно разозлило лакедемонян; однако в 418 г. до н. э. беотийцы сражались как их союзники, и к 412 г. до н. э. Гераклея вернулась под спартанский контроль (Фукидид. УШ.3.1). (V.49—52.1)
Той же весной Алкивиад, являвшийся теперь стратегом, отправился во главе союзного войска и с небольшим афинским контингентом «через Пелопоннес» прибыл в Патры, жителей которых он убедил построить стены до моря; данный марш был по меньшей мере смелым жестом. После этого военные операции проводились в основном в связи со ссорой Аргоса и Эпидавра, формально возникшей из-за того, что эпидаврийцы не прислали должных жертв Аполлону Пифаесскому, культ которого опекал Аргос;7 контроль над Эпидавром открывал гораздо более короткий путь между Афинами и Аргосом, и это очень сильно ударило бы по Коринфу. Летом 419 г. до н. э. проводились лишь не связанные друг с другом операции, но зимой спартанцы отправили в Эпидавр морем 300 человек. Аргивяне обвинили афинян в том, что те не воспрепятствовали данной переброске, и в качестве компенсации потребовали, чтобы те вновь отправили мессенский гарнизон в Пилос; афиняне выполнили это, добавив к стеле с условиями Никиева мира приписку о том, что лакедемоняне не сдержали клятв. Предложение о такой приписке сделал Алкивиад, чья политическая линия получила теперь явное преобладание в Афинах. (V.52.2—56)
II. Битва при Мантинее
И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
К 418 г. до н. э. спартанцы пришли к выводу, что для восстановления своего авторитета им необходимы какие-то более широкие инициативы, однако их войско под предводительством царя Агиса выступило против Аргоса лишь в середине лета. Аргивяне попытались остановить его у Мефидрия, когда к лакедемонянам успели присоединиться только их ар- кадийские союзники, но Агис ночью с помощью скрытного маневра укло-
7 Bairett 1954 (J 3); HCT IV: 71-72.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
545
нился от встречи и прибыл во Флиуит, где собрались огромные союзные силы. Аргивяне приготовились встретить Агиса на обычной дороге под Немеей, однако он со своими спартанцами и некоторыми союзниками спустился на Аргосскую равнину по более западной крутой горной дороге. Поспешив назад, аргивяне посчитали, что они поймали его в ловушку, поскольку он оказался между их войском и городом; спартанцы также были чересчур уверены в себе, ожидая, что беотийцы и другие союзники, двигаясь по немейской дороге, зайдут в тыл аргивянам, да и Фукидид, похоже, полагал, что спартанские ожидания были более обоснованны, чем расчеты аргивян. Но, когда войска уже готовились сойтись в битве, к Агису прибыли два аргосских предводителя, одним из которых был стратег, с предложением перемирия для проведения в последующем переговоров о прочном мире. Агис, который был, очевидно, настроен на такие переговоры, согласился на четырехмесячное перемирие и увел войско домой. Аргосский стратег по возвращении чуть было не погиб, поскольку аргивяне начали закидывать его камнями, а его имущество было конфисковано; впрочем, от перемирия они не отказались. Войско Агиса, хотя и выказывало недовольство своим предводителем, который не посоветовался ни с кем из союзников и сообщил о перемирии лишь одному высокопоставленному спартанскому командиру, всё же подчинилось приказу царя и последовало за ним; в этом месте Фукидид замечает, что это было самое превосходное войско, когда-либо собранное в Элладе, и оно могло бы разбить силу, вдвое превосходившую тогдашнюю аргосскую коалицию. В Спарте негодовали из-за упущенной великой победы, и вскоре после этого дело чуть было не дошло до принятия официального решения о разрушении дома Агиса и наложения на него огромного штрафа; царь с большим трудом смог уговорить спартанцев не делать этого; к нему, однако, приставили десять человек в качестве советников8. (V.57— 60, 63)
Тем временем афинские гоплиты и всадники прибыли в Аргос и после некоторых споров относительно обоснованности перемирия отправились к Орхомену, который вскоре капитулировал. Все остальные союзники, кроме элейцев, задумали напасть на Тегею, элейцы же настаивали на том, чтобы следующей целью стал Лепрей, а когда это предложение было отклонено, увели свои 3 тыс. чел. домой. Угроза, нависшая над Тегеей, заставила лакедемонян со всею поспешностью вновь выступить в поход, к которому на этот раз присоединились лишь некоторые аркадийцы; отдаленные союзники также были вызваны, но они не успели прибыть вовремя. Агис вступил в Мантинейскую область и разбил лагерь близ святилища Геракла на восточной стороне равнины, недалеко от города;9 противник занял труднодоступный холм Алесий, расположенный непо-
8 У Фукидида они не дают никаких военных советов, а вероятное исправление текста в V.63.4 (см.: HCTYJ: 90—91) сводит их функцию к совещанию по вопросу об отступлении войска с вражеской территории; другими словами, претензии у спартанцев были не к тому, как Агис командовал войском, а к его политике в отношении Аргоса.
9 Pritchett 1965-1985 (А 100) П: гл. 5.


546
Глава ΊΟ
Рис. 39а. Мантинея и Тегея, план местности. (Публ. по: HCTTV: 97.) «Г?» — предполагаемое место расположения святилища Геракла.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
547
далеку. Агис попытался было начать атаку, совершенно безнадежную, поведя людей вверх на врага по крутому склону, но затем неожиданно отказался от этой затеи и отошел с войском в Тегеатскую область, где отвел в Мантинейскую землю русло реки, из-за которой два города постоянно ссорились, поскольку ее воды наносили вред той земле, по которой протекали10. Союзные войска, негодовавшие на своих полководцев за то, что те опять позволили Агису беспрепятственно ускользнуть, спустились с холма на равнинную местность, в чем, очевидно, и состоял замысел Агиса. (V.60—62, 63-65)
На следующий день царь вернулся к святилищу Геракла, где неподалеку от себя и увидел всё союзное войско, которое спускалось с холма. Фукидид говорит, что эта картина произвела у спартанцев необычайное смятение11, но у Агиса, надо сказать, оказалось достаточно времени не только на то, чтобы построить войско обычным образом, но и на то, чтобы в самую последнюю минуту попытаться произвести маневр и изменить боевой порядок. Оба войска растянули свои правые крылья, что вообще было свойственно для греческой фаланги, поскольку из страха за не защищенный щитом правый бок каждый воин прижимался к стоящему справа товарищу, так что спартанцы и тегеаты, находившиеся у Агиса на правом крыле, глубоко охватили с фланга линию афинян, которые у союзников стояли слева, тогда как мантинейцы, стоявшие у союзников справа, зашли за левый фланг Агиса настолько далеко, что тот почувствовал опасность. По этой причине царь, чтобы выровнять линию с ман- тинейцами, приказал отрядам, располагавшимся от него слева, а именно скиритам, Брасидовым воинам и неодамодам, переместиться еще дальше влево, оставив таким образом брешь между собой и спартанскими отрядами, выстроившимися далее в линии, при этом двум другим отрядам было велено перейти со своего места на правом фланге и заполнить пустое пространство. Этот приказ был отдан в тот самый момент, когда войска начали сближаться для схватки; два полемарха с правого фланга не выполнили этого приказа (за что потом подверглись изгнанию из Спарты), так что разрыв остался незаполненным. (V.66—72.1)
В результате левый фланг Агиса мантинейцы обратили в бегство, после чего вместе с тысячей отборных аргосских воинов, находившихся рядом с ними, устремились в брешь и начали крушить встречавшихся им на пути лакедемонян. Однако в центре главным силам спартанцев удалось
10 За прошедшие столетия гидрография этого региона претерпела, несомненно, серьезные изменения, так что современные попытки прояснить этот хитроумный план оказываются не особенно успешными: см.: HCTV: 457—458 — здесь, в свете исследования Притчетта (см. предыдущую сноску), вносятся поправки к IV: 97—98.
11 Эго место в отчете Фукидида, в остальных отношениях довольно ясном, вызывает серьезное затруднение; непросто понял», как Агис мог не знать, по крайней мере в общих чертах, о дислокации врага: см.: HCTTV: 100—101 и V: 458—460. Еще одно не вполне ясное обстоятельство — это лес, упомянутый у Павсания (УШЛ 1.1), но не упомянутый у Фукидида, как и у Ксенофонта и Полибия, которые рассказывают о битвах, состоявшихся в этой местности в 362 и 207 гг. до н. э.


548
Глава ΊΟ
разбить основные силы аргивян и часть афинского контингента, а остальных афинян спартанцы и тегеаты окружили на своем правом крыле. Этим афинянам в итоге вообще грозило полное истребление, если бы ради спасения своего левого крыла Агис не остановился здесь, на правом фланге, что позволило афинянам отступить, потеряв при этом стратегов Лахета и Никострата и 200 человек убитыми; аргивяне поредели на 700 бойцов. Правый фланг союзников не имел никакой возможности противостоять основным силам Агиса, дрогнул и пустился в бегство; у манти- нейцев погибли 200 человек, но отборный аргосский отряд в основном вышел сухим из воды. Спартанские потери, как потом думали, составили около 300 человек (точная цифра неизвестна). (V.72.3—74)
Спартанцы установили трофей и отравились домой праздновать Кар- неи12. Основным результатом битвы стало восстановление спартанского престижа, значительно подорванного капитуляцией на Сфактерии, игнорированием союзнических интересов при заключении мира, а также общей нерешительностью лакедемонян; сражение при Мантинее показало, что мнение о спартанском упадке было преждевременным, и после стольких лет колебаний политика лакедемонян приобрела вдруг угрожающе уверенный характер. Аргосскому альянсу стало ясно, что он не обладает силой, достаточной для того, чтобы доминировать на Пелопоннесе, однако сам альянс сломлен еще не был. Попытка окружить Эпидавр (в котором находился афинский гарнизон. —A3) осадной стеной привела лишь к устройству афинского укрепления недалеко от города; на зимний период все боевые операции были приостановлены. (V.75)
Полная картина последствий поражения Аргоса прояснилась не сразу. В начале следующей зимы спартанцы вновь выступили в поход и, дойдя до Тегеи, направили в Аргос предложения о соглашении, которые и были приняты после долгих дебатов. Очевидно, чаша весов в аргосской политике склонилась в пользу тех, кто еще летом вел переговоры о перемирии; историк Эфор (у Диодора: ХП.80.2—3, ср.: 75.7) отводит значительную роль в этом деле тем, кто входил в состав специально натренированного отряда аргосского войска, упомянутого выше, и аристотелевское утверждение [Политика. 1304а25—27) о том, что аргосская знать пыталась свергнуть демократию и в связи с битвой при Мантинее заслужила добрую славу, вероятно, относится к тем же событиям, при этом оно вполне совместимо с версией Фукидида. Вскоре после этого предварительная договоренность переросла в полноценный альянс, воплотившийся в очень интересном документе (V.79; см.: HCTJV: 134—145), формально учреждавшем союз, в котором города Пелопоннеса оказывались под совместной гегемонией Спарты и Аргоса, — соглашение, с которым Спарта не смирилась бы даже «на бумаге», не будь она уверена, что сможет контролировать аргосскую политику (так называемый Пятидесятилетий союз между Спартой и Аргосом. — A3). От афинян потребовали покинуть их
12 	Месяц карней у Плутарха (Никий. 28.2) приравнивается к аттическому месяцу мета- гигниону (авгусг/сенгябрь). Таким образом, битва состоялась еще в разгар лета.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
549
укрепленные пункты на Пелопоннесе; было отправлено посольство в города Халкидики, о которых в последний раз мы слышали в связи с 421 г. до н. э., когда, преследуя совершенно разные цели, они присоединились к аргосскому альянсу; от тогдашней дружбы с Афинами отказался и Пер дикка. Не видя альтернативы, Афины отправили Демосфена для вывода гарнизона из Эпидавра. Мантинейцы покорились Спарте и отказались от господства над теми аркадийскими городами, которые до того оставались под их контролем. Спартанцы установили крайнюю олигархию в Сикионе; и, наконец, приблизительно в марте 417 г. до н. э. два войска, спартанское и аргосское, свергли демократию в Аргосе, установив там олигархию. (V.76—81)
Сделав этот последний шаг, новые союзники зашли чересчур далеко. Весной аргосский демос вновь осмелел и организовал заговор против олигархов; к середине лета демократы были уже готовы к выступлению, выбрав момент, когда спартанцы праздновали Гимнопедии. В самом городе дело дошло до рукопашной, и аргосское восстание увенчалось победой. Перед тем как перейти к событиям конца лета 417 г. до н. э., Фукидид замечает, что аргосцы думали о возобновлении союза с Афинами. Возможно, именно в это время они сделали первые попытки в этом направлении; сохранившиеся фрагменты одного афинского декрета [IG I3 86) показывают, что посольство прибыло в ту же пританию, в которую были сделаны первые выплаты на экспедицию против Мелоса, то есть лишь весной 416 г. до н. э. Фукидид не делает никаких намеков ни о самом факте этой задержки, ни о ее возможных причинах. Тем временем аргосцы с помощью присланных из Афин мастеров (плотников и каменщиков) начали строить перпендикулярно побережью Длинные стены от города до моря (расстояние составляло около пяти миль). (V.82)
III. 	Афинская политика
И АФИНСКИЕ ПОЛИТИКИ
Многие историки порицают Афины за то, что в 418 г. до н. э. они не поддержали своих пелопоннесских союзников более крупными силами, объясняя это колебанием между двумя политическими линиями, предлагавшимися, соответственно, Никнем и Алкивиадом. Результаты выборов в стратеги 418 г. до н. э. во многом предопределили успех «партии мира»13, однако афинские выборы не были такими, которые давали явную или прочную победу какой-то одной политической группировке, к тому же из имеющихся письменных свидетельств нельзя вывести, что Никий смог всерьез восстановить свое влияние после 420 г. до н. э. Фукидидова оценка численности войска, собранного Спартой для первой кампании 418 г. До н. э. (когда Агис привел свое войско в Аргосскую долину, но так и не
13 	Напр.: Beloch 1912-1927 (А 2) Π.Ι: 348; Busolt 1893-1904 (А 12) Ш.П: 1237.


550
Глава ΊΟ
дал сражение. —А.З), вызывает большие сомнения; если же говорить о второй кампании того года, то трудно поверить, что, собери афиняне более крупный, чем у противника, контингент, он, этот контингент, смог бы подарить победу меньшему числом, хотя и по-прежнему грозному вражескому войску, развернутому под Мантинеей14. В двусмысленной похвальбе, которую Фукидид (VIЛ 6.6) приписывает Алкивиаду в 415 г. до н. э., тот заявляет, что он объединил самые могущественные города Пелопоннеса, дабы вынудить спартанцев поставить всё на одну-единственную битву при Мантинее; Фукидид заставляет Алкивиада сказать, что тот осуществил это «без особого риска и больших расходов для Афин»; и он вполне мог сделать такое заявление.
Обсуждение проблемы избавления Афин от финансового перенапряжения Архидамовой войны концентрируется на вопросе о количестве собиравшейся теперь в державе союзной подати. Тезис о том, что к концу мирного периода произошло значительное уменьшение собираемых сумм, ныне уже отвергнут, что в значительной степени стало результатом более тщательного изучения и новых датировок податных списков;15 дань, судя по всему, была снижена не для всех, а лишь для некоторых островных государств, при этом в других местах податные нормы, установленные в 425 г. до н. э., были в общих чертах сохранены, и в Афинах эта политика вряд ли оспаривалась. Андокид (Ш.9) сообщает, что благодаря миру Афины стали собирать союзной дани более 1,2 тыс. талантов ежегодно; эта сумма, как и 600 талантов, о которых говорит Фукидид применительно к 431 г. до н. э. (см. с. 480), не могла представлять собой одну лишь дань, но, возможно, примерно соответствовала общим доходам державы. Это могло бы позволить до некоторой степени восстановить резервы, но добавочное утверждение Андокида, согласно которому на Акрополь были внесены на сохранение 7 тыс. талантов, не может указывать на фактически сбереженную сумму, хотя оно, возможно, отражает стремление, выраженное в декрете. Счета за 418/417 г. до н. э. отнюдь не наводят на мысль об острой нехватке средств (это лишь благодаря Сицилийской экспедиции всё, перед тем накопленное, было промотано подчистую), но всё же, когда Алкивиад в 420 г. до н. э. впервые предложил на обсуждение политику активной поддержки противостоявших Спарте пелопоннесцев, ему, вероятно, показалось благоразумным заверить Народное собрание в том, что этот курс не введет полис в излишне большие издержки.
14 Фукидид (V.68.1, 71.3) говорит, что спартанцы имели численный перевес над врагом. О гипотезе, согласно которой цифры Фукидида относительно собственно спартанского контингента должны быть скорректированы (а именно — увеличены вдвое. — А.З), см.: HCTIV: 110—117; аргументы против такой корректировки (в защиту подсчетов Фукидида): Cawkwell 1983 (F 16): 385-390.
15 West 1925 (С 175); АП Ш: 347 сл.; Meritt, McGregor 1967 (С 151): 85 сл.; М—L: с. 226- 227; Meiggs 1972 (Е 53): 340—343. Главным изменением является отнесение списка 33 из ATL к 418/417 г. до н. э., а не к 422/421-му; по поводу нового фрагмента этого списка см.: Meritt 1972 (С 150А): 418-420; IG Р 287.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
551
Поражение в битве и потеря Аргоса привели к внезапному прекращению этой политики, и были предприняты некоторые усилия для осуществления поддерживавшегося Никием альтернативного курса, имевшего целью восстановление афинских позиций на севере. Фукидид свидетельствует о приготовлениях к экспедиции, которую должен был возглавить Никий, но от которой затем отказались главным образом из-за измены Пердикки; заявление историка о том, что той же зимой афиняне «блокировали» (κατέκλησαν) Македонию, не так легко объяснить, но оно подразумевает какую-то дальнейшую афинскую активность на севере, а счета 418/ 417 г. до н. э. (М—L 77.4—10) включают оплату, по крайней мере одной (более ранней), экспедиции во Фракию. Контрпереворот в Аргосе открыл иные перспективы. Отправка плотников и каменщиков (см. выше) никому ничем, казалось бы, не угрожала, и всё же зимой 417/416 г. до н. э. сюда прибыло спартанское войско и разрушило новые стены; затем лакедемоняне захватили аргосское селение Гисии и перебили всех захваченных здесь свободных мужчин — жестокость, которую Фукидид никак не комментирует. Но вот планы по возобновлению союза создавали более значительные риски: при следующем нападении Спарты на Аргос Афины должны были бы оказать военную помощь, и, даже если бы они остереглись вступать в новую большую битву, трудно было избежать какого-нибудь столкновения наподобие того, которое случилось летом 414 г. до н. э. и которое привело к возобновлению полномасштабной войны. Такие перспективы могли устрашить не только Никия, и это объясняет, почему произошла задержка в деле заключения нового соглашения. (V.83)
По всей вероятности, именно в этой атмосфере состоялся последний остракизм, во время которого сторонники Никия и Алкивиада неожиданно объединились, чтобы направить голосование против Гипербола, человека, который перед этим и предложил провести суд черепков. Один древний схолиаст, ссылаясь на Феопомпа [FGrH 115 F 96), говорит, что указанный политик находился в изгнании шесть лет, и обычно это понимается как указание на промежуток времени между остракизмом 417 г. до н. э. и смертью Гипербола в 411 г. до н. э. Однако есть некоторые основания думать, что Гипербол оставался в Афинах и после весны 417 г. до н. э., а небольшое исправление текста схолиаста превращает шесть лет в период, когда Гипербол доминировал в качестве демагога — от смерти Клеона в 422 г. до н. э. до своего остракизма16. Согласно главным источникам Плутарха, основное соперничество развернулось между Никием и Алкивиадом, между старыми приверженцами мира и молодыми подстрекателями войны, и, если это так17, тогда весна 416 г. до н. э. в качесг-
16 Raubitschek 1955 (D 74); Connor 1968 (D 21): 160, примем. 36. О присутствии Гипербо- ла в Афинах летом 417 г. до н. э. см.: Woodhead 1949 (С 180); McGregor 1965 (D 56): 31—32, 43-46 — по поводу: IG Р 85.
17 Плутарх (Никий. 11.10) приписывает Феофрасгу мнение, будто бы главным противником Алкивиада был не Никий, а Феак, причем сохранилось четыре осгракона с именем эт°го последнего; однако нам ничего не известно ни о каком спорном вопросе, который иуэкдался бы в договоренности между ними.


552
Глава ΊΟ
ве даты проведения Гиперболова остракизма наполняется смыслом: зимой 418/417 г. до н. э. не могло быть даже и мысли о возобновлении Алкивиадовой пелопоннесской политики, а вот к зиме 417/416 г. до н. э. этот вопрос вновь возник на повестке дня, и нужно было решать, возобновлять ли союз с Аргосом, и если да, то на каких условиях.
Благодаря сговору между Никием и Алкивиадом данная проблема отпала, так что оба политика оставались в должности стратегов, когда в 415 г. до н. э. было принято решение, чреватое более серьезными последствиями; оно также означало конец остракизма как способа сделать выбор между двумя политическими курсами, которые имели почти равную и угрожающе горячую поддержку. Очевидно, что решение о союзе с Аргосом поддерживалось Алкивиадом. В новом соглашении в качестве casus foederis («договорный случай», обстоятельства, при которых вступают в силу обязательства по договору. — А.3) называлась спартанская агрессия, и даже вводилось прямое положение на тот случай, если Спарта пожелает заключить мир; хотя детали соглашения утрачены, складывается ощущение, что военные обязательства Афин были гораздо более конкретными, нежели в соглашении 420 г. до н. э.; поразительней всего то, что здесь оказалась названа определенная сумма денег18, которая должна была быть выделена из собранной дани. Спартанцы вторглись в Арголиду зимой 416/415 г. до н. э. и угрожали ей летом 414 г. до н. э., и вызывает удивление, что вплоть до 413 г. до н. э. не началась открытая война Спарты с Афинами: по поводу этого факта Фукидид высказывается в том смысле, что лакедемоняне не стали трактовать афинский рейд из Пилоса летом 416 г. до н. э., который принес большую добычу, как обстоятельство, освобождающее их от условий Никиева мира.
По всей видимости, Алкивиад вполне мог уверенно победить, рискни он пойти на открытое противостояние с Никием в деле с остракизмом, а их сговор против Гипербола не только оставил важный вопрос нерешенным, но отрицательно сказался на последующей карьере Алкивиада. Гипербол, «торговец лампами», — совершенно бледная для нас фигура:19 тогдашние комические поэты уделяют ему довольно много внимания, но в его карьере нет ничего, сравнимого, например, с поднятием Клеоном платы присяжным судьям, и в памяти афинян Гипербол отнюдь не остался великим поборником народа. Сначала ему не удалось занять видного положения, потому что на него, возможно, падала тень Клеоновой неудачи под Амфиполем, а в течение следующих пяти лет внимание было сосредоточено сначала на Никии и переговорах о мире, получившем имя
18 Цифра, обозначавшая количество талантов, утрачена; IGI3 86.11 реконструируется как «не менее сорока». Соглашение обсуждается здесь: HCT V: 261—263.
19 Об известных нам фактах его карьеры см.: Connor 1971 (D 16): 81—82. В этой работе Гипербол отнесен к категории «новых политиков» в духе Клеона; надо сказать, что, хотя та скудная информация, которая доступна нам об этом человеке, не противоречит такому предположению, она отнюдь не дает достаточно ясных оснований для ее подтверждения.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
553
последнего, потом — на Алкивиаде и его энергичных попытках этот мир разорвать. Роль Гипербола во всем этом никак не зафиксирована. Весьма вероятно, что он выступал против Никиева мира, но, даже если это ставило его в один ряд с Алкивиадом, такой союз отнюдь не мог быть стабильным, а злая шутка, которую Алкивиад и Никий сыграли с Гиперболом (см. выше), положила конец любым надеждам на то, что Алкивиад сможет стать вождем всего народа в духе Перикла. В связи с событиями 415 г. до н. э., когда Андрокл, тогдашний главный предводитель радикалов, разжигал страсти вокруг дела об осквернении Мистерий, Фукидид замечает (VL28.2), что враги Алкивиада рассматривали последнего как препятствие, мешавшее им упрочить свое влияние в народе, препятствие, которое нужно было устранить.
Попытки дать некую обобщенную оценку Алкивиаду всегда вызывали и вызывают затруднения. Его внешний блеск изумлял современников, но множество подробностей, собранных по поводу его жизни и его характера, представляют собой преимущественно, так сказать, колонку светской хроники, не особенно помогающую составить по его поводу серьезное мнение. Сегодня историки неизбежно зависят от собственных интерпретаций тех событий, в которых он принимал участие, а также от мнений его более ответственных современников. Большой вес должен иметь вердикт Фукидида о том, что у этого политика всегда на первом плане были его личные мотивы20, хотя дважды, при описании событий 420 (V.
43.2) 	и 411 (УШ.47.1) гг. до н. э., историк признаёт, что Алкивиад искренне верил в тот политический курс, который защищал; две речи, которые приписаны ему в кн. VI и которые произносятся в Афинах и в Спарте, по-разному дискредитируют его; еще в одном пассаже, VI. 15.3—4, который вставлен, чтобы представить пересмотренный в связи с военными успехами 411-408 гг. до н. э. взгляд, историк опять говорит о подозрениях, которые Алкивиад пробуждал, и заявляет, что отказ предоставить ему командование с неограниченными полномочиями был совершенно закономерен. Более интимный портрет, нарисованный Платоном, не вступает в сильное противоречие с фукидидовским описанием; мнения Ксенофонта и других авторов о принятии Алкивиада в Афинах в 407 г. до н. э. (см. ниже, с. 606), а также короткое замечание Аристофана в «Лягушках» насчет общественного мнения о нем в 405 г. до н. э. оценивают его намерения очень по-разному, но при этом все суждения подтверждают непростой характер взаимоотношений Алкивиада с родным городом. Вред, который он нанес себе своим сговором с Никием весной 416 г. до н. э., давал о себе знать еще очень долго.
139.
20 	О состязательном характере афинской политики в это время см.: Davies 1978 (А 23):


554
Глава ΊΟ
IV. Мелос
Всё той же весной 416 г. до н. э. Алкивиад отплыл в Аргос и принял меры против приблизительно трехсот человек, по-прежнему подозревавшихся в симпатиях к Спарте; другая экспедиция, которую возглавили Клеомед и Тисий, была послана против Мелоса. Когда мелосцы отказались подчиняться, их город был окружен стеной и здесь был оставлен гарнизон для проведения осады, которая тянулась — с некоторыми несущественными афинскими неудачами — до тех пор, пока следующей зимой сюда не были посланы дополнительные силы, после чего Мелос сдался. Взрослое мужское население подверглось истреблению, женщины и дети проданы в рабство. Случайное упоминание о «мелосском голоде» в арисгофановских «Птицах» (186) показывает, что весной 414 г. до н. э. случившееся тяготило совесть афинян, однако позднее данное обстоятельство возглавило список зверств, которые вменялись в вину Афинской империи. Сегодняшнее более сложное отношение к этому событию в значительной степени обусловлено тем, как оно трактуется у Фукидида. Данный им очерк того фона, на котором этот голод случился, беден содержанием: Мелос был колонией Спарты; в начале войны он занимал нейтральную позицию, но стал открытым врагом Афин после того, как те разорили его землю, а именно после того, как в 426 г. до н. э. Никий напал на остров (с. 511). Здесь Фукидид сразу перепрыгивает к экспедиции 416 г. до н. э., так что у нас есть только факт пребывания Мелоса в состоянии войны, но нет никаких указаний на то, почему атака была произведена именно в этот конкретный год или как всё это дело было преподнесено союзникам, вызванным для участия в данной экспедиции21. (V.84)
Когда объединенные силы достигли Мелоса, афинские стратеги отправили в город посланников, которые, однако, не получили возможности говорить непосредственно перед народом — им было дозволено обратиться лишь к представителям власти и к «немногим». Переговоры Фукидид выстраивает не в виде парных антитетических речей, а в уникальной для себя форме диалога. 3hra форма позволяет ему представить ситуацию более живо, но основной целью автора остается содержание прений. Формально в диалоге речь идет не о моральном аспекте возможной массовой казни, а об ответе мелосцев на первое афинское требование подчиниться. К тому времени, когда диалог был написан, казнь уже состоялась, и, без сомнения, автору это было известно, поэтому, когда мы читаем то, что вложено в уста мелосцев по поводу их грядущей судьбы, мы неизбежно думаем об их смерти. С другой стороны, афинская экспедиция на Сицилию уж наверняка отправилась и пришла к своему катастрофическому завершению, вероятно, прежде, чем «Мелосский диалог» был закончен историком, и критики с большой готовностью усматривают связь, которую Фукидид проводил для себя между этой катастрофой и массовым избиением мелосцев. Всё это возможно и даже вероятно,
21 См.: Andrewes 1960 (С 4): 1-2; HCTW: 156-158.


Никиев жир и Сицилийская экспедиция
555
однако историк не дает никаких ясных указаний на то, какого рода была эта, по его мнению, связь22. Следует также учитывать тот факт, что Фукидид предпочел не рассказывать нам, как дебаты по поводу этой массовой казни проходили в самих Афинах23, но прежде всего мы должны различать два вопроса: один — атака на автономию мелосцев, другой — их наказание.
В самом факте принудительного включения какого-то города в состав Афинского морского союза не было ничего нового, что бы мы ни думали об обстоятельствах, оправдывающих такие действия в каком-то конкретном случае; нет никаких причин считать, что Фера, также сохранявшая нейтралитет в 431 г. до н. э., сильно пострадала от того, что вскоре была вынуждена присоединиться к Союзу24. Заявление афинян об «умеренности» их требований к Мелосу вполне обоснованно, хотя доводы, которые приписывает им Фукидид, носят слишком теоретический и чрезмерно суровый характер; когда они утверждают, что державному положению Афин может быть нанесен серьезный вред при сохранении Мелосом независимости, не многие современные читатели будут готовы с этим согласиться. Фукидид с его большой симпатией к могуществу Афин и к их славе мог видеть это в ином свете, считая героическое поведение мелосцев глупым и нереалистичным; а тот факт, что последним была предложена относительно безболезненная альтернатива, мог повлиять и на его точку зрения относительно последовавшей в конечном итоге резни. В тексте Фукидида мало что указывает на его думы по этому поводу: он, во всяком случае, специально отмечает внезапное изменение афинянами своего первоначального решения о казни всего взрослого населения Мити- лены (Ш.36.4), а также сокрушается по поводу бойни, устроенной в Мика- лессе в 413 г. до н. э. (см. ниже, с. 571; хотя прямой параллели в данном случае нет), однако у него нет ни слова прямого осуждения убийства пла- тейцев, казненных по судебному решению; без комментариев он оставляет и то, что произошло в Гисиях и Склоне. Равным образом и его сообщение о казни мелосцев — голая констатация факта. (V. 116.4)
Хотя сделать это было и непросто, но Фукидиду всё же удалось собрать богатую коллекцию подлинных сведений о том, что говорили по этому поводу; многие темы Фукидид по вполне естественным причинам просто не мог обойти стороной, как, например, вопрос о вероятности спартанского вторжения (104—105). Как и в случае с речами, вызывающими меньше дискуссий, следует предположить, что и здесь историк про¬
22 Местом, которое более всего претендует в «Диалоге» на то, чтобы рассматриваться в качестве указания на будущую сицилийскую авантюру, является обсуждение в V. 103.1 природы надежды. Об опасности такой трактовки, в которой сопоставление событий на Мелосе и в Сицилии рассматривается как изобретение Фукидида, см.: Dover
1973 (С 27): 41.
23 То, что эти дебаты, вероятно, частично совпадали с дебатами по поводу Митилены в кн. Ш, вряд ли могло повлиять на решение Фукидида не рассказывать о том, как проходило обсуждение вопроса о Мелосе.
24 См. выше, с. 511, сноска 110.


556
Глава ΊΟ
пускает то, что не считает важным для теоретических проблем, которые его интересовали прежде всего25, и делает более выразительным то, что считает существенным. Но, когда афиняне в самом начале требуют, чтобы всё обсуждение основывалось не на красивых словах, а на реальных соображениях каждой из сторон, и далее прямо исходят из того всем известного, по их мнению, факта, что справедливость в отношениях весьма разных по силе государств невозможна (89), мы оказываемся далеко в стороне от обычного языка греческой дипломатии, выраженного в более поздних речах. Необычный тон «Мелосского диалога» дает основной аргумент тем критикам, которые полагают, что речи Фукидида составлены им в свободной композиции, а те, кто придерживаются противоположного взгляда, всё же могут заподозрить, что здесь он в большей степени, чем в других случаях, приспосабливает спор к собственным целям; и, поскольку мы можем принять этот, последний, взгляд, зададимся вопросом: так в чем же состояла его цель в данном случае? Многие полагают26, что он намеревался проиллюстрировать здесь падение нравов в Афинах, случившееся под гнетом войны, однако сравнение с той линией, какой придерживаются афиняне в 1.73—78, отнюдь не предполагает, что Фукидид усматривал в этом отношении какое-то линейное развитие ситуации с 432 по 416 г. до н. э. Тот факт, что Мелос занимает столь видное место в суждениях об Афинской державе, в большой степени обязано, несомненно, вниманию, которое в фукидидовском «Диалоге» сфокусировано на державном аспекте, однако сочувствие к империи, повсюду выказываемое историком, заставляет усомниться в том, что он намеревался вызвать к ней то отвращение, какое в итоге испытывает большинство читателей «Мелосского диалога». Вместе с тем необходимо принимать в расчет и альтернативную возможность, а именно то, что Фукидид всерьез, а не формально, интересовался исходным вопросом о принуждении Мелоса и что базовой теоретической проблемой «Диалога» является вопрос о том, какие соображения, если таковые вообще существовали, могли поставить предел применению державной силы. «Диалог» вряд ли был написан в защиту Афин, но и в оправдание Мелоса он написан не был. Эта интерпретация делает Фукидида на удивление безразличным к воздействию, которое мог оказывать его «Диалог» на читателей27, однако эта интерпретация, возможно, является верной.
Но вернемся к ходу самих событий. Мы не слышим ничего об иных причинах казни, помимо тех, которые изначально привели к нападению на Мелос. Фукидид не называет по имени человека, предложившего принять соответствующее постановление, как он назвал Клеона в случае со Скионой, и это обстоятельство говорит не в пользу Плутархова суждения насчет того, что автором декрета был Алкивиад. Решения о применении
25 Cp.: HCTV: 397-398.
26 Напр.: Finley 1942 (С 30): 208-212.
27 И не только на современных ему читателей; ср.: Дионисий Галикарнасский. О Фукидиде. 37—41.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
557
массовых казней теперь стали приниматься легче, и происходило это, вероятно, из-за разлагающего воздействия войны, хотя и воздействия не того рода, на которое обращает внимание Фукидид в своем знаменитом отступлении; основной причиной данного явления могло быть простое озлобление, вызванное всякого рода трудностями и крупными издержками, неизбежно связанными с покорением даже одного острова, жителям которого следовало бы понимать всю безнадежность сопротивления. Если такие массовые избиения должны были убедить других в тщетности противостояния Афинам, то эффект от них был сведен к нулю сицилийской катастрофой.
V. Сицилия: стадия первая
В ту же зиму Сегеста (= Эгеста) отправила послов в Афины, запросив союзника28 о помощи против соседнего Селинунта, который поддерживал Сиракузы. Проблемы, хорошо знакомые по 420-м годам до н. э.29, были озвучены опять, и из Афин в Сегесту отправились специальные уполномоченные для сбора информации на месте. Весной они вернулись с 60 талантами серебра и заверениями, что там можно получить и боль- шие средства. Фукидид кратко сообщает о принятии решения отправить шестьдесят кораблей под командой Алкивиада, Никия и Ламаха для оказания помощи Сегесге против Селинунта и для восстановления Леонтин, во всем остальном было велено поступать так, как они сочтут наилучшим для Афин. Фрагменты соответствующего постановления (М—L 78 = IG I3 93) показывают, что первым делом Народное собрание должно было вынести решение по вопросу о том, одного или трех стратегов назначить, при этом цель экспедиции фиксировалась менее определенно; Сиракузы не назывались, при этом дебаты, во время которых, по всей видимости, были затронуты многие конкретные детали, могут подтвердить предположение Фукидида о том, что настоящим намерением было покорение всей Сицилии. (VI.6, 8)
Обсуждение, имевшее место на втором собрании и представленное у Фукидида в форме речей, состоялось четырьмя днями позже; на нем рассматривались подготовительные мероприятия. Никий вновь поднял вопрос о целесообразности экспедиции как таковой, обратив внимание на трудности, с ней связанные, и подчеркнув, что всё это начинание может закончиться тем, что враги окажутся у порога самих Афин; было бы лучше вновь завоевать Фракийский регион, который и позднее будет легче Удерживать в своих руках; кроме того, не называя Алкивиада по имени, Никий подверг осуждению поспешность и тщеславие защитников похода. Ответ Алкивиада отмечен заносчивостью и напором, причем в нем обнаруживаются отголоски более экспансионистских формулировок, при¬
28 Об этом союзе см. выше, с. 75.
29 См. выше, с. 509.


558
Глава ΊΟ
писываемых Периклу в предыдущих книгах; свою речь Алкивиад завершил уверением, что успех предприятия гарантирован разобщенностью сицилийцев. Затем Никий, осознавая, что его первое возражение не возымело никакого действия, попытался охладить пыл афинян предложением собрать более крупные силы, доведя их, по крайней мере, до 100 триер, 5 тыс. гоплитов, лучников и пращников и заготовив всё остальное, необходимое в таком походе. Народное собрание, более распаленное, чем когда- либо, предоставило стратегам неограниченные полномочия в деле набора войска и дальнейшего им командования. Дебаты носили открытый характер, и нет причин сомневаться в том, что Фукидид в целом верно передал и их ход, и суть выдвинутых каждой из сторон аргументов. (VL8—26)
Интерес Афин к Западу не был какой-то новостью. Фукидид не питал никаких сомнений насчет того, что экспедиция 427 г. до н. э. (а он тогда находился еще в Афинах) была организована с целью выяснения возможностей установления контроля над всей Сицилией (Ш.86.4), стратеги же, позволившие сицилийцам заключить мир в Геле, понесли наказание за то, что не проявили должной твердости при достижении этой цели (IV.65.3). Сообщения о той не отличавшейся регулярным характером30 войне, с характерными для нее переходами на сторону противника и внутренними распрями в городах, подтверждали, казалось, уверения Алкивиада о неустойчивости сицилийцев и об их неспособности к решительным совместным действиям; а после 424 г. до н. э. еще один переворот привел Мессану30* на время под контроль Локров, союзника Сиракуз (V.5.1). Демос Леонтин был просто изгнан, а аристократия переселилась в Сиракузы; это привело в 422 г. до н. э. к отправке на Запад миссии Феа- ка, который ободрил тех немногих леонтинцев, которые остались в своем городе, внушив им надежду на то, что в будущем против Сиракуз будет сколочена коалиция. Миссия эта ничего не достигла, но в 415 г. до н. э. леонтинские представители вместе с посланниками из Сегесты прибыли в Афины, и их призыв был услышан.
Леонтины, будучи халкидской колонией, могли, конечно, просить о помощи как ионийцы, притесняемые своими дорийскими соседями, однако враждебность к Сиракузам основывалась отнюдь не только на этой традиционной антитезе31. Феак был очень хорошо принят в двух дорийских городах: в Камарине, которая в 427 г. до н. э. состояла в союзе с халкидскими городами, но в 424 г. начался тот процесс, который привел к заключению мира в Геле; и в Акраганте, который спорил за лидерство в Сицилии вплоть до момента, когда в 446/445 г. он был побежден Сира¬
30 См., однако, выше, с. 509—510, о возможности того, что представление Фукидидом тех событий является искаженным.
ш Мессана — дорийский и латинский (Μεσσάνα и Messana соответственно) вариант названия этой крупной греческой колонии на Сицилии; прежнее название — Занкла, современное итальянское название — Мессина. Чаще и в древнегреческих, и в современных текстах именуется Мессеной (Μεσσηνα). Мы здесь используем дорийский вариант во избежание путаницы с Мессеной, Мессенией и мессенцами из материковой Греции. — A3.
31 Об этом см.: Alty 1982 (А 1).


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
559
кузами, после чего сохранял на удивление полный нейтралитет, который Феаку так и не удалось прервать на деле. Получив решительный отказ в Геле, этот последний заключил, что остальные города также не присоединятся к предлагаемой коалиции, и отправился домой. Возмущение Сиракузами со стороны других сицилийских греков, несмотря на фразы, вложенные в уста Гермократа в VI.78.2—3, не помогли Афинам и в 415 г. до н. э., когда лишь Наксос заключил с ними союз добровольно; уже сам по себе размер прибывшего войска является, возможно, тем обстоятельством, которое вызвало подозрения по поводу истинных афинских намерений32. В Италии страх перед Локрами поначалу надежно удерживал Регий в старом альянсе с Афинами в течение предыдущей войны, но в 415 г. до н. э., хотя он единственный из италиотских городов согласился снабжать прибывший флот, Регий отказался принять афинян в городе, заявив, что хотел бы поступать во всем так, как совместно решили другие города; это похоже на увиливание, поскольку нет ни иных свидетельств о каких-то согласованных действиях италиотов, ни даже вероятности такой согласованности.
В равной степени никто не проявлял особого желания поддержать Сиракузы; мощь афинского флота здесь также могла сыграть свою роль, а полный провал сиракузской конницы во время ее первого столкновения с афинянами должен был лишить союзников мужества. На этой стадии Сиракузам была оказана лишь минимальная поддержка, а после победы Никия в конце 415 г. до н. э. готовность поддержать Афины могла усилиться. Всё меняется с прибытием Гилиппа (с. 568), сразу же получившего более тысячи воинов, присланных Гимерой, которая до той поры не вставала ни на одну сторону за исключением отказа впустить афинский флот, когда тот проходил мимо. Последовавшие затем вербовочные поездки Гилиппа позволили ему набрать дополнительные подкрепления, благодаря чему Фукидид в VÜ.33.2 мог сказать, что почти вся Сицилия, помимо Акраганта, присоединилась к Сиракузам против афинян. Сицилийские города не были склонны к спонтанному объединению, для достижения такого результата потребовались энергичные дипломатические усилия.
Фукидид использует сильный термин «ερως» (‘горячее желание, страсть’. —А.З.) для обозначения чувства, охватившего Афины по поводу экспедиции, и особо говорит о надежде народа на то, что в случае победы источники государственных выплат станут неисчерпаемыми; к этому он добавляет ту же самую нотку осуждения, которая обнаруживается в конце его рассказа об афинской реакции на заключение мира 424 г. до н. э. (VI.24.3—4). В самом начале своего повествования об этой экспедиции (VI. 1.1) Фукидид подчеркнул полную неосведомленность народа о размерах Сицилии и ее населении, при этом нигде не сообщается о том, чтобы кто-то дал ответ на поставленный Никием вопрос: как удержать Сицилию, если она всё же будет завоевана? Непостоянство сицилийцев,
32 	О том, что и в 425/424 г. до н. э. реакция явно была той же самой, см. выше, с. 526.


560
Глава ΊΟ
которое, как считал Алкивиад, было на руку Афинам, могло усложнить задачу удержания в покорности однажды подчиненные города. Никий был также прав, утверждая (VI.20.2), что в данном случае Афины не могут предложить освобождение или смену существующего режима на более привлекательный (как в 424 г. до н. э., когда думали, что беотийцы возрадуются пришедшей демократии. — IV.76.2). Естественно, на этой стадии никто не предполагал возможности того, что флот может потерять господство на море и оказаться в ситуации, когда пути отхода будут отрезаны. Позднее, правда, Фукидид скорректировал свое мнение, заявив, что Сицилийский поход обернулся провалом «не столько33 из-за ошибочной оценки врага, против которого они выступили» (П.65.11); однако к этой операции историк продолжал относиться как к самой грубой из всех ошибок, совершенных после смерти Перикла. Данное решение Народного собрания мы вряд ли можем расценивать иначе как решение крайне неудачное. Даже если признать, что у экспедиции был шанс благополучного возвращения домой по достижении определенных результатов, и даже если согласиться с мнением, согласно которому Фукидид намекает здесь34 на то, что худшего удалось бы избежать, не будь Алкивиад отозван из похода, всё же это был колоссальный риск, настоящая авантюра — отправлять такое огромное количество кораблей и столько людей так далеко в то время, когда ситуация в самой Греции по-прежнему оставалась чрезвычайно напряженной.
Приготовления шли полным ходом, когда однажды в одну ночь на улицах Афин были изуродованы почти все гермы35. В этом увидели не только зловещее предзнаменование, но и явное свидетельство широкого антигосударственного заговора, так что афинян охватила очень сильная тревога. Назначение большой награды за доносы по поводу порчи герм не дало никаких надежных результатов, но в итоге появились обвинения по поводу кощунственных пародий на мистерии, причем в данном случае врагам Алкивиада оказалось очень легко инкриминировать это преступление именно ему. Краткое сообщение Фукидида дополняет, причем с богатством деталей, речь Андокида «О мистериях», произнесенную тем в свое оправдание пятнадцать лет спустя: этот свидетель, учитывая и его личность, и его вовлеченность в события, не заслуживает особого доверия, но, поскольку всё случившееся многие присяжные должны были очень хорошо помнить, сообщаемые здесь подробности публичного характера особых сомнений не вызывают, как, например, тот факт, что первый донос о мистериях был сделан на том Народном собрании, на ко¬
33 Греческая фраза «ού τοσουτον» (‘не столь’, ‘не настолько’. — А.З.) не отменяет, но подчиняет предшествующее предложение. См.: Westlake 1958 (С 109).
34 См.: HCTV: 428^28.
35 О последовательности событий см. макдауэллское издание (MacDowell, 1962) речи Андокида «О мистериях», а также: HCTTV: 264—288. (Гермы — дорожные и пограничные указатели в виде четырехугольных мраморных или бронзовых столбиков, украшенные бюстом Гермеса и этому же богу посвященные; часто указывали расстояния и содержали популярные сентенции. — А.З.)


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
561
тором, вероятно, выступали стратеги, когда флот уже готовился к отплытию (см.: Андокид. 1.11. —А.З.) Алкивиад настоятельно просил организовать судебное разбирательство немедленно, однако его враги, опасаясь оправдательного приговора, смогли обеспечить принятие решения о том, что начало экспедиции задерживать не следует, в результате флот вышел в море во главе с военачальниками, над одним из которых висела угроза отзыва на родину для суда по чрезвычайно тяжелому обвинению. (VL27—29)
Последовала серия новых доносов; многие были арестованы, другие бежали за границу. Самое серьезное обвинение всплыло позднее, и сделано оно было неким Диоклидом (Андокид. 1.37 слл.), который сообщил, что, поднявшись очень рано, поскольку ему нужно было отправляться по делу в Суний (в речи Андокида — в Лаврий. — А.З), при свете полной луны он увидел в городе около 300 человек; поняв позднее, что это были злоумышленники, он назвал 42 имени, включая Андокида; последовали новые аресты и новые бегства. Один человек, арестованный вместе с Ан- докидом, убедил того сознаться в порче герм в надежде на прекращение следствия. Фукидид (VL60.2) не уверен, являлось это признание истинным или ложным, и говорит, что настоящую правду так и не выяснили ни тогда, ни впоследствии; при этом историк не дает никаких указаний относительно возможных мотивов данного возмутительного поступка. Заявление Андокида (1.61; ср.: 67) о том, что совершить преступное дело предложил Евфилет во время пирушки с членами своего «клуба» (гетерии), мало проясняет ситуацию; из-за масштаба святотатства и организованного характера последнего народ заподозрил здесь то, что Фукидид (VI.60.1) называет «олигархическим и тираническим заговором», однако для нас очевидно, что какой-то политический подтекст в этой акции усматривать невозможно. Алкивиад просто не мог желать появления столь зловещего предзнаменования перед своим походом; однако в таких выходках представителей аристократии — демонстративном глумлении над законом и традициями — простой человек склонен был усматривать именно политическую угрозу, в силу чего в общественном сознании с уродованием герм связалась и пародия на мистерии. Так в это дело был впутан Алкивиад. Подозрения на его счет никуда не делись, однако в признание Андокида о порче герм народ поверил. После этого Диоклид сознался, что его донос был ложным. В результате большинство подозреваемых были освобождены, и на этой стадии суматоха улеглась.
Хронологически расследование и выход флота в море тесно связаны друг с другом, и один из главных вопросов здесь состоит в том, были ли гермы изувечены в полнолуние или всё же в новолуние. Плутарх и Диодор рассказывают (их сообщения не идентичны) о каком-то доносчике, который заявил, что опознал подозреваемых при свете луны и тем скомпрометировал себя, поскольку в ту ночь, о которой шла речь, было новолуние; всегда существовал соблазн отождествлять этого информатора с Диоклидом, заявившим, что всё произошло при полной луне; но дело в том, чш Андокид, который стремился опровергнуть показания Диоклид а,


562
Глава ΊΟ
упоминает о луне без всяких дополнительных замечаний (1.38). Поэтому луна, вероятно, была полной, и, принимая во внимание другие подробности сообщения36, порча герм произошла, скорей всего, около 25 мая 415 г. до н. э., а флот вышел в море в начале июня.
Начало похода,, случившееся при таких драматических обстоятельствах, сопровождалось богослужениями и тщательно соблюденными ритуалами; это был самый крупный и самым великолепным образом оснащенный флот, когда-либо отправлявшийся из какой-либо греческой гавани. На Керкире он пополнился союзниками, здесь же был произведен смотр всех сил: 134 триеры, 5,1 тыс. гоплитов, некоторое количество лучников и других легковооруженных; 100 кораблей и более 2 тыс. гоплитов были афинскими, остальных поставили союзники. Транспортные суда, а также корабли добровольцев, надеявшиеся на наживу, количественно более, чем вдвое, превышали основной флот. Во время морского перехода, дабы избежать перегрузки италийских гаваней, экспедиция была разделена на три части, но на южном побережье флот ждал обескураживающий прием; отказали в воде и якорной стоянке фактически лишь Та- рент и Локры, однако ни один город не желал обеспечивать суда продовольствием, пока все эскадры не соединились снова у Регия, а его жители не объявили о нейтралитете (с. 559). Там флот дождался возвращения трех кораблей, высланных вперед к Сегесте, которые принесли тягостную новость о том, что Сегеста вопреки предыдущим заверениям не может предоставить никаких новых денежных сумм. (VI.30—32.2, 42-^16)
На проведенном затем совете Никий предложил отплыть к Селинунту и попытаться уладить их спор с Сегестой, после чего вернуться на родину, продемонстрировав афинскую мощь городам, которые будут встречаться им по пути. Алкивиад высказался за то, чтобы перед нападением на Сиракузы и Селинунт договориться с другими городами и с сикелами; особенно он подчеркивал удобство Мессаны как военно-морской базы. Ламах хотел немедленно напасть на Сиракузы — неожиданная атака могла принести здесь победу, которая, в свою очередь, должна была внушить благоговейный страх остальным городам, тогда как промедление в действиях афинского флота могло позволить им вновь обрести уверенность в собственных силах. Одно сделанное в последующем замечание Фукидида (VII.42.3) показывает, что, подобно большинству позднейших историков, именно позицию Ламаха он считал правильной. Однако тот в итоге отдал свой голос за предложение Алкивиад а, но и этот дипломатический план провалился. Мессана согласилась предоставить афинянам продовольствие, но пустить их в город отказалась — настоящая неудача для Алкивиад а, а верность, выказанная Наксосом, стала лишь незначительной компенсацией этого провала. Катана поначалу отказалась принять войско, но, когда афинские стратеги выступали здесь на Народном собрании, некоторые из их воинов незаметно просочились в город, и катанцы от страха согласились на союз, предоставив афинянам базу, в которой те
См.: HCTTV: 274-276.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
563
так нуждались. Пришли также известия, что Камарина, может быть, встанет на сторону Афин, однако попытки договориться с этим городом и войти в него закончились ничем; по возвращении в Катану флот застал здесь «Саламинию» (государственный корабль, выполнявший особые поручения), которая должна была доставить в Афины Алкивиада и других обвиняемых в пародиях на мистерии. Признание Андокида не успокоило панику в народе, и страхи, которые в связи со всем случившимся испытывали афиняне, даже вынудили их однажды провести целую ночь вооруженными в храме Тесея. Фессал, сын Кимона, внес официальное обвинение (против Алкивиада в организации тайных священнодействий, пародирующих мистерии; см.: Плутарх. Алкивиад. 19.3 и 22.4. — А.З.), и «Са- ламиния» отправилась в путь; люди, попавшие под подозрение (в том числе Алкивиад), проследовали в сопровождении «Саламинии» до Фурий, но здесь они сошли на берег и сбежали. Позднее Алкивиад объявился в Пелопоннесе, а в Афинах его и других обвиняемых заочно приговорили к смертной казни. (VI.47—53.1, 60—61)
После этого два оставшихся стратега со всем флотом отправились с разведывательными целями в западном направлении (вдоль северного побережья Сицилии. — А.З.). Гимера, единственный греческий город на северном побережье, наотрез отказалась принимать их у себя, и афиняне проследовали дальше. По пути они захватили Гиккары, небольшой городок сиканов, а его жителей обратили в рабство. Отсюда афиняне отправились назад, причем сухопутное войско пошло через сикельскую территорию, предприняв попутно неудачную попытку захватить Гелейскую Гиб- лу, тогда как корабли возвращались с захваченными сиканскими пленниками на борту, которых затем продали за 120 талантов. Тем временем Никий получил 30 талантов с Сегесты; нам не сообщается, как он оценивал ситуацию в западной Сицилии, но последующие события показывают, что он, как и Ламах, теперь убедился в необходимости прямых действий против Сиракуз. Воспрянувшие духом сиракузяне начали думать о нападении на афинский лагерь у Катаны, а афиняне умело подстрекали их к этому с помощью верного человека; и вот в самом начале зимы всё сиракузское войско было выманено из города. В это самое время афиняне под покровом ночи вышли в море и высадились в сиракузской Большой гавани, вблизи храма Зевса Олимпийского. На следующий день сиракузяне вернулись и выразили готовность к сражению, от которого афиняне отказались; однако еще через день, когда сиракузяне несколько потеряли бдительность, Никий предпринял атаку, и после длительной борьбы сиракузяне были обращены в бегство. Затем, похоронив павших, афиняне вернулись в Катану, чтобы там дожидаться весны. (VI.62—71) Фукидид сообщает, что, по его мнению, послужило причинами этого °тхода: была зима, к тому же афиняне нуждались в коннице и в деньгах. Историк никак не комментирует отступление, однако позднее (VH.42.3) критикует его, последующие же историки выносят суровый приговор на- ^ет данного решения. Зима не стала бы серьезной помехой, не тяни афиняне так долго с нападением на Сиракузы. Сиракузская конница, кото¬


564
Глава ΊΟ
рая однажды уже помешала афинянам довести свою победу до полного триумфа, представляла реальную опасность, которой имевшиеся у афинян лучники и пращники противостоять не могли. Силы, собранные на афинской стороне, следующей весной действовали лучше, однако впоследствии сиракузская конница опять доминировала. Что касается денег, то, как говорит Фукидид, нужно было не только добиваться их присылки из Афин, но и собирать на Западе37.
В Сиракузах Гермократ призвал к более строгой дисциплине и убедил выбрать вместо пятнадцати стратегов только трех, среди которых оказался и он сам. Были отправлены посольства в Коринф и Спарту; кроме того, к северу от Сиракуз стали строить новую стену, чтобы в случае повторного поражения в открытом бою не позволить неприятелю возвести осадный вал в непосредственной близости от города38. Афинский флот снова прибыл из Катаны к Мессане в надежде на предательство, но афиняне вторично потерпели здесь неудачу: дело в том, что Алкивиад еще до своего отъезда сообщил сторонникам сиракузян в Мессане о наличии в городе заговора. Флот вернулся в Наксос, и, пока он находился там, сиракузяне вышли из города значительными силами и сожгли вражеский лагерь у Катаны. Позднее афиняне предприняли еще одну попытку склонить на свою сторону Камарину, которая хотя и предоставила Сиракузам символическую помощь, но после Никиевой победы могла оказаться более сговорчивой. Рассказывая об очередных дипломатических дебатах, Фукидид приводит речи, произнесенные в Камарине послами Сиракуз и Афин: Гермократ взывает к чувству дорийской общности, чего он не мог бы сделать в условиях 424 г. до н. э., причем здесь он открыто признаёт тот факт, что некоторые города были бы рады увидеть Сиракузы посрамленными; афинский посол Евфем, неизвестный по другим источникам, особенно подчеркивает, как опасно (для самих Афин. — А.З.) сиракузское господство на Сицилии, и доказывает, что афинская политика направлена не на порабощение Сицилии, а на то, чтобы усилить своих свободных союзников против своих врагов. Эти речи не произвели на камаринцев никакого впечатления, и они заявили: поскольку обе враждующие стороны находятся с ними в союзе, то им самим лучше оставаться вне конфликта. (VI.72—88.2)
37 Фрагментарная надпись из Афин [IG Р 291) содержит перечень денежных взносов из Наксоса, Катаны, сикелов и Регия, причем некоторые суммы довольно значительные. См.: Meritt 1957 (С 153): 200 — этот автор, за которым следует и HCTW: 316, относит данную надпись к 415 г. до н. э. В таком случае в ней следует видеть результат первой победы Никия, а также подтверждение доводов Ламаха (см. выше) о том, чего можно было бы достичь стремительной атакой на Сиракузы в самом начале. См., однако: Ampolo 1987 (Gl), — главным образом, из-за недоброжелательной позиции Регия, проявленной при первом появлении афинян (выше), автор воскрешает точку зрения некоторых более ранних исследователей, согласно которой эти взносы были сделаны еще во время войны 427-424 гг. до н. э., и данный взгляд, вполне возможно, правильный. В таком случае у нас нет никакого ориентира для оценки того, какие суммы могли быть собраны зимой 415/ 414 г. до н. э.
38 О местоположении этой стены см.: HCTTV: 472.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
565
Сиракузский призыв о помощи Спарте был поддержан Коринфом, однако спартанские власти не имели особого желания ввязываться в эту войну. То, что указанный призыв всё же дал результат, Фукидид объясняет тем, что на данной стадии в дело вмешался Алкивиад, которому Спарта предоставила гарантии безопасности. Ему, как человеку, переметнувшемуся на другую сторону и потому, как водится, вызывавшему подозрения, Фукидид вкладывает в уста необычные рассуждения о природе патриотического долга; говорил ли Алкивиад в таких выражениях или не говорил, историк таким образом еще более подчеркивает, как сильно отличались представления этого политика от представлений обычного человека. Алкивиад сделал тревожащее заявление о том, что после подчинения Сицилии Афины планируют использовать ресурсы Запада39 против Пелопоннеса, дал полезный совет отправить какого-нибудь спартанского командира для руководства операциями на Сицилии, а также рекомендовал захватить Декелею, превратив ее в то место, откуда можно будет постоянно угрожать Афинам. Несмотря на свои обычные сомнения, спартанцы были воодушевлены таким экспертным заключением. То, что более чем через год после этого они отправили войско к Декелее, приводит некоторых исследователей к допущению, что в действительности Алкивиад дал этот совет позднее40, а других заставляет отрицать впечатление, какое, согласно Фукидиду, данный совет оказал на спартанцев;41 эти допущения, однако, неизбежно недооценивают те сомнения, которые Спарта продолжала проявлять относительно своего выхода из Никиев а мира. Что касается отправки командующего на Сицилию, то здесь всё было сделано без промедления — на эту должность был назначен Гилипп, сын того Клеандрида, который, будучи изгнан в 446 г. до н. э., смог устроить свою жизнь на Западе (VI. 104.2). Гилипп потребовал от коринфян прислать к нему в мессенскую Асину две триеры и снарядить другие корабли, приготовив их к отправке на Сицилию. (VI.88.3—93.3)
VI. Сицилия:
Гилипп и поворотный момент войны
Весну 414 г. до н. э. афиняне начали несколькими незначительными рей- дами, предпринятыми до прибытия из Афин 250 всадников, лошадей для которых нужно было найти на Сицилии, 30 конных лучников и 300 талантов серебра. Приготовления сиракузян были сконцентрированы на Эпиполах — возвышенности, которая отлого поднимается к западу от го-
39 В VI.90.2 частью этих планов является покорение Карфагена (ср.: 15.2). Той же зимой афинские стратеги, находившиеся на Сицилии, отправили триеру в Карфаген с предложением дружбы (88.6). В 34.2 Гермократу приписывается внесение в 415 г. до н. э. предложения об обращении в Карфаген за помощью Сиракузам.
40 Wilamowitz 1925 (С 110).
41 Bloedow 1973 (D 7): 19-20.


566
Глава ΊΟ
Рис. 40. План Сиракуз. (Публ. по: Gomme et al. 1945—1981 (С 37) IV (1970): карта 2, напротив с. 469.)
AN — афинская северная стена; АР — укрепление афинских передовых сил; AS1... AS2 — афинские южные стены; С — афинский «круг» (круговая стена); G ... G — третья сиракузская поперечная стена; Е — Еврикл; SP — укрепления сиракузских передовых сил; Те — Теменит (участок в южной части Сиракуз); Тг — Тротил (порт Сиракуз); W ... W — сиракузская стена, возведенная зимой 415/414 г. до н. э.
Лабдал и поперечная стена между афинскими южными стенами не обозначены.
рода; здесь они намеревались разместить 600 отборных воинов. Афиняне вновь перехитрили противника, высадив все свои силы к северу от Сиракуз и поспешив захватить высоты до того, как отряд из 600 человек мог добраться до них из поймы реки Анапа, где проходил смотр сиракузского войска. Сиракузяне отказались вступить в бой на следующий день, так что афиняне стали строить укрепление у Лабдала — места где-то на северной кромке возвышенности, которое они собирались использовать в качестве склада всего необходимого для осады. Затем на некотором расстоянии к югу они устроили еще одну базу, упоминаемую как «круг», где с северной стороны начали возводить осадную круговую стену со скоростью, которая серьезно встревожила сиракузян. (VI.94, 96—98)
Попытки сиракузской конницы помешать строительству успеха не принесли, поскольку афиняне теперь и сами располагали большим количеством всадников, и своих собственных, и присланных Сегесгой и сике- лами. Гермократ и его коллеги по стратегии решили не вступать в еще


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
567
одно полномасштабное сражение, а вместо этого начать строительство контрстены поперек линии, которую афиняне, доведи они свою стену до равнинной местности к югу от Эпипол, могли бы взять под полный контроль. Афиняне не вмешивались вплоть до момента, когда работа была закончена, после чего они взяли это укрепление, неожиданно атаковав его силами главным образом трех сотен отборных воинов. На следующий день афиняне приступили к строительству стены в южном направлении от своего «круга» к гавани, сиракузяне же вновь попытались воспрепятствовать этому с помощью частокола и рва, проведенных через топи, к югу от их первой поперечной стены. Затем афинское сухопутное войско спустилось с Эпипол и легко захватило этот забор, что привело к более масштабной схватке, в которой сиракузское правое крыло было отброшено к городу, тогда как левое бежало вдоль Анапа. Триста афинян бросились к мосту, но сиракузяне успели стянуть сюда свои силы и отразить это нападение, атаковав затем афинское правое крыло. Ламах, поспешивший на помощь с левого фланга, перебрался через ров в сопровождении всего нескольких воинов, был здесь отрезан от остального войска и убит. Тем временем сиракузяне, бежавшие поначалу в город, выслали отряд на Эпиполы для нападения на афинское круговое укрепление, надеясь, что там нет охраны; однако Никий, который оставался здесь по болезни, приказал слугам поджечь бревна, сложенные перед круговой стеной, что и удержало нападавших, пока афиняне, уже спустившиеся с плато вниз, не вернулись и не пришли на выручку. В то же самое время афинский флот, до сих пор дислоцировавшийся у мыса Фапса, между Ме- гарами и Сиракузами, вошел в Большую гавань. (VI.99—102)
Теперь сиракузяне убедились, что они не могут помешать афинянам продолжить возведение осадных укреплений, так что те начали быстро строить двойную стену от Эпипол до моря. Снабжение афиняне получали из многих частей Италии; также из Этрурии прибыли три пентеконте- ры. Лишенные мужества сиракузяне — вполне в духе обычной греческой реакции на неудачу — низложили своих стратегов и на их место избрали трех других; кроме того, было сделано несколько безрезультатных попыток установить контакты с Никнем. Тем временем Гилипп и коринфские корабли достигли Левкады, где до них дошли слухи, будто бы Сиракузы уже полностью блокированы осадной стеной. Чтобы попытаться спасти хотя бы Италию, Гилипп в сопровождении коринфянина Пифена отправился на четырех кораблях в Тарент, откуда предпринял (через послов. — Л.З.) безуспешную попытку склонить на свою сторону Фурии, чье войско когда-то возглавлял его отец. После этого, совершая плавание вдоль берега, он был отнесен в море сильным штормом, так что ему пришлось вернуться в Тарент для починки кораблей. Никий посчитал, что столь незначительные силы вообще не заслуживают внимания. (VI.103—104)
События в самой Греции предвещали Афинам новые проблемы. Между Спартой и Аргосом спорадически возобновлялись военные действия, И летом 414 г. до н. э. тридцать афинских кораблей, которые пришли на помощь своему союзнику, поддались на уговоры аргивян и, объединив¬


568
Глава ΊΟ
шись с ними, совершили высадку в нескольких местах Лаконики для опустошения страны. Раньше афиняне отклоняли все подобные предложения, теперь же их нападение на Эпидавр-Лимеру (вариант написания: Эпидавр Лимерский) и Прасии явилось открытым нарушением буквы Никиева мира. Это событие успокоило совесть спартанцев, которых до сих пор смущала мысль о том, что в 432 г. до н. э. они, отказавшись от третейского суда, нарушили Тридцатилетний мир (см. с. 462); теперь же формально ничего не мешало уже следующей весной захватить Декелею. (VI. 105)
Гилипп и Пифен, отправившись дальше вдоль побережья, прибыли в Локры, где узнали, что афиняне, оказывается, еще не закончили строительство осадной стены. На этот раз Никий, чтобы перехватать спартанца, выслал четыре корабля, но они опоздали — Гилипп уже отправился в Гимеру, которая согласилась присоединиться к нему и, помимо прочего, снабдить гоплитским оружием экипажи прибывших кораблей, всего 700 человек, до сих пор не вооруженных. Помощь поступила также от Селинунта, Гелы и некоторых из сикелов; теперь, после смерти Архонида, могущественного правителя Гербиты и надежного друга афинян (ср. с. 216, со сноской 18 там же), сикелы выказывали большую готовность присоединиться к сиракузянам. Таким образом, собрав почта трехтысячное войско, Гилипп пошел к Сиракузам. Коринфяне из Левкады теперь также отправились в путь, а корабль с Гонгилом, одним из коринфских военачальников, оторвался от других и прибыл в Сиракузы незадолго до Гилиппа. Узнав, что спартанский полководец уже поблизости, сиракузя- не моментально воспрянули духом; они покинули собрание, на котором должен был обсуждаться вопрос о переговорах с противником, и со всем войском вышли навстречу Гилиппу. Афиняне не помешали этим двум силам соединиться на Эпиполах; вскоре после этого, когда обе стороны готовились вступить в битву, нерешительность сиракузян и беспорядок в их рядах заставили Гилиппа отойти на более открытую местность; Никий, однако, не стал нападать. (УП. 1—3.3)
Центром событий теперь оказались Эпиполы. Какая-то часть афинских стен к северу от «круга» была уже готова, какая-то только начата, а для остальной части еще только были доставлены камни на место строительства. Сначала Гилипп, оставив основные силы напротив вражеских укреплений, отправил небольшой отряд с целью захватать Лабдал, невидимый с афинских позиций. Затем сиракузяне начали возводить третью поперечную стену, начав ее от города и протянув с северной стороны от «круга». Афиняне окончили тот небольшой участок своих стен внизу у гавани, который еще не был достроен, и перевели свое войско вверх на Эпиполы, за чем последовали некоторые действия с обеих сторон, не приведшие к серьезному столкновению. Однако Никий теперь решил укрепить Племмирий, мыс, который суживал с южной стороны вход в Большую гавань, обеспечив тем самым лучшее наблюдение за сиракузским флотом в Малой гавани и сократив расстояние, которое афинянам пришлось бы преодолеть в случае приближения врага. Здесь были построены три укрепления, а также складирована большая часть корабельных снас¬


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
569
тей; но местность эта испытывала недостаток в пресных источниках, а партиям, отправлявшимся за водой или за дровами, мешала сиракузская конница, треть которой расположилась близ Олимпия. Этим моментом Фукидид датирует начало серьезных бедствий, которые предстояло испытать экипажам афинского флота. (VÜ.3.4—4.6)
Гилипп продолжал возводить поперечную стену, при этом обе стороны регулярно выстраивали войска перед своими укреплениями. Приняв наконец решение атаковать, свою первую попытку спартанец предпринял в месте, слишком узком для действий конницы, и потерпел неудачу. Публично признав перед войском собственную ошибку, на следующий день он выдвинул своих гоплитов дальше за укрепления; афиняне были вынуждены принять бой, поскольку новая сиракузская стена уже почти пересекла линию, по которой они строили собственную стену, и в результате на более широком пространстве сиракузская конница наголову разбила левое афинское крыло, а остальное войско должно было отойти к стенам, и это стало первым поражением, которое афиняне понесли при Сиракузах. Уже следующей ночью строительство поперечной стены достигло критической точки. Вскоре подоспели двенадцать кораблей коринфян и других союзников, ускользнув от двадцати триер, посланных Никнем им навстречу, и прибывшие команды стали помогать сиракузя- нам достраивать стену, пока Гилипп отправился собирать сухопутные и морские силы по всей Сицилии. Сиракузяне же начали упражняться в искусстве ведения морского боя. (VÜ.5—7)
Столкнувшись с этими проблемами, Никий отправил на родину письмо, суть которого должна была быть приблизительно такой, как ее передает Фукидид, хотя историк и обработал это послание в присущей ему манере. Обрисовав сложившуюся ситуацию, Никий объясняет, что после столь долгого использования, из-за необходимости следить за действиями врага, его корабли насквозь пропитались водой и не было возможности их просушить, судовые же команды и поредели вследствие дезертирства, и угнетены из-за тяжких жизненных условий; афиняне прекрасно знают, что ни один корабельный экипаж не в состоянии сохранять сноровистость в полной мере в течение долгого времени, поэтому им не стоит удивляться, что Никий боится и за флот, и за сухопутное войско. Либо экспедиция должна быть отозвана, либо нужно дополнительно прислать такую же по численности силу; он же просит заменить его в должности командующего из-за проблем с почками. Непонятно, усилил ли Фукидид в своем пересказе безнадежный тон послания, однако данная тональность вполне согласуется с фукидидовским портретом Никия, к тому же историк уже отметил в повествовательной части, что Никий пал духом, когда в Сиракузы прибыл Гилипп (VTL4.5). Афинские действия на этой стадии совсем уже не выказывают той энергии, какая была проявлена при взятии сиракузского частокола, проведенного через болота, и возникает искушение объяснять эту перемену потерей Ламаха, в той схватке как раз и погибшего; но по отношению к Никию это, быть может, несправедливо. Фукидид не возлагает ни на кого индивидуальной ответственности за те


570
Глава ΊΟ
стратегемы, которые привели афинские силы к Сиракузам в 415 или в 414 г. до н. э., как и за решение вернуться на зимовку в Катану; но победу на исходе 415 г. до н. э. он приписывает конкретно Никию — находчивость и компетентность этого полководца обнаруживаются в рассказе о заключительном ужасном отступлении. Если основываться на тех достижениях Никия, о которых упоминает Фукидид в V.16.1, и на двух комедиях, поставленных весной 414 г. до н. э., которые мимоходом ссылаются на полководческое мастерство Никия, доверие к нему афинян было совершенно явным42. И всё же именно боязнь брать на себя дополнительные риски побудила его в 422 г. до н. э. настоятельно требовать мира, и та же самая его позиция проявилась во время дебатов в афинском Народном собрании в 415 г. до н. э. Похоже, он не смог раскачаться и предпринять безотлагательных шагов, которые могли помешать Гилиппу добраться до Сиракуз или, по крайней мере, обеспечить его разгром на Эпиполах еще до того, как сиракузяне полностью воспрянули духом; кроме того, трудно поверить, что не было никакой возможности вовремя завершить строительство осадной стены. (VH.8, 10—15)
Афиняне предсказуемо отвергли вариант с отзывом экспедиции. Они даже не могли освободить Никия от должности, однако из числа участников похода назначили ему двух помощников, Менандра и Евтидема, пока здесь, в Афинах, будут подготовлены свежие силы во главе с Демосфеном — полководцем с неуемной энергией, но без стабильного успеха, и с Евримедонтом, который уже имел опыт действий на Сицилии. Ев- римедонт отправился в Сиракузы незамедлительно, примерно во время зимнего солнцестояния, с десятью кораблями и 120 талантами, и еще двадцать кораблей поплыли вокруг Пелопоннеса, чтобы блокировать вражеские подкрепления, готовившиеся в Коринфе. Коринфяне также укомплектовали людьми двадцать пять кораблей для действий в Заливе; спартанцы, в свою очередь, освободившись от своих колебаний благодаря летнему афинскому рейду (с. 568), провели зиму в подготовке к захвату Декелей. Весной союзное войско выступило под командой Агиса и занялось строительством укрепления вокруг Декелей, разделив работы между городами. (VII. 16—19.2)
Отряд из 600 илотов и неодамодов, а также 300 беотийцев вышел в море из Тарента и направился прямиком в Сицилию, коринфяне снарядили 500 воинов, а сикионцы — 200; в это время двадцать пять коринфских кораблей стояли у Навпакта, держась поодаль от афинской эскадры и отвлекая ее внимание на себя (чтобы дать возможность гоплитам на грузовых судах спокойно добраться до места назначения. — А.З.). В Сицилии Гилипп вернулся в Сиракузы с войском, которое он смог собрать, и вместе с Гермократом побуждал сиракузян бросить вызов афинянам на море. Начали с комбинированной операции: Гилипп ночью вывел сухопутное войско, чтобы на утренней заре напасть на Племмирий, авто же самое время сорок пять кораблей из Малой гавани должны были про¬
42 	Аристофан. Птицы. 363; Фриних (комедиограф). Одинокий. Фр. 22.


Никиев жир и Сицилийская экспедиция
571
биться в Большую гавань и соединиться там с другими тридцатью пятью сиракузскими кораблями. У входа в гавань завязалась упорная и долгая битва с тридцатью пятью кораблями, отправленными сюда афинянами, но внезапная атака Гилиппа на укрепления увенчалась немедленным успехом. В Большой гавани сиракузяне поначалу держались хорошо, но потом не смогли сохранить боевой порядок и потеряли одиннадцать кораблей на три афинских. И всё же схватка показала — в принципе, с афинянами можно сражаться и на море; на Племмирии было захвачено большое количество складов и снаряжения; афиняне теперь теснились на гораздо более узком пространстве на берегу, и доставлять сюда продовольствие без боя уже было невозможно. (VII. 19.3—5, 21—24)
На родине Демосфен был готов отправиться в путь во главе шестидесяти афинских и пяти хиосских кораблей, собираясь получить дополнительные подкрепления по дороге. Харикл и некоторые аргивяне высадились напротив Киферы, чтобы заложить здесь крепость, которая должна была служить убежищем для беглых илотов и базой для нападений на Лаконику. Тем временем 1,3 тыс. фракийских пельтастов с опозданием прибыли в Афины: поскольку эскадра Демосфена уже отплыла, они были отправлены домой, ибо применять их против Декелей казалось слишком расточительной затеей; этот случай Фукидид (VII.27—28) использует для описания (несколько загодя) тех последствий, к которым привела оккупация Декелей43. Отныне бремя, ложившееся на сельскую местность, стало непрерывным, более 20 тыс. рабов перебежали к врагу; продовольствие с Евбеи приходилось теперь доставлять кружным путем по морю вместо прежнего сухопутного пути через Ороп; все военнообязанные были измотаны, поскольку им непрерывно приходилось нести караульную службу на городских стенах. Материальные расходы, связанные со всеми этими обстоятельствами, добавленные к издержкам на Сицилийскую экспедицию, в сочетании с потерей многих внешних статей дохода, привели к установлению для союзников пятипроцентной пошлины на все доставляемые по морю товары вместо прежней союзной дани (фороса), каковая замена произошла, вероятно, осенью 413 г. до н. э. Надеялись, что это приведет к увеличению денежных поступлений; о том, как работала новая система, прямых свидетельств нет, однако сбор такой пошлины мог представлять значительные проблемы, поэтому неудивительно, нто летом 410 г. до н. э. союзники вновь были обложены данью44. Диитре- фу, который сопровождал фракийцев на их пути домой, было поручено совершать по дороге нападения на врагов, и дикая бойня, устроенная во исполнение данного приказа в небольшом беотийском городе Микалессе, заставляет Фукидида заметить, что случившееся здесь бедствие было «самым прискорбным из всех, испытанных кем-либо за всю эту войну». (VII. 20, 26-30)
43 По поводу этих трудных для интерпретации глав см.: HCTYJ: 400-409.
44 Meritt 1936 (С 148): 386-389; ATL Ш: 91-92; Meiggs 1972 (Е 53): 438-^39. Однако см.: Mattingly 1967 (С 142): 13-14 - у этого автора иная точка зрения.


572
Глава ΊΟ
Вторая экспедиция собралась наконец на Керкире, после того как Демосфен набрал людей на северо-западе, а Евримедонт вернулся из Сиракуз с известием о потере Племмирия; эти военачальники предоставили Конону, командовавшему афинским флотом у Навпакта, десять кораблей в помощь против пелопоннесской эскадры, находившейся в Коринфском заливе. После отбытия Демосфена данная афинская флотилия начала готовиться к битве и расположилась в серповидной бухте у Эринея, к востоку от самой узкой части Коринфского залива, имея на берегу поддержку в лице сухопутного отряда. Тридцать три афинских корабля, теперь уже под командой Дифила, атаковали здесь пелопоннесскую эскадру; в результате упорного боя три коринфских корабля затонули, тогда как семь афинских получили серьезнейшие пробоины; коринфяне смогли добиться такого результата за счет того, что усилили выступающие якорные брусья в носовой части своих кораблей45 настолько, чтобы сбивать выносные балки на кораблях противников, — изобретение, вскоре получившее дальнейшее развитие в Сиракузах. Тем временем Демосфен прибыл в Япигию; проследовав в Метапонт, он был хорошо там принят; также он узнал, что из Фурий недавно были изгнаны противники афинян и город готов встать на его сторону. (VÜ.31, 34—35)
В Сицилии сиракузские посланники, отправленные по западным городам, набрали гоплитов, которым пришлось идти через внутренние районы, поскольку Акрагант отказался их пропустить по своей территории; Никий, со своей стороны, убедил сикелов устроить гоплитам засаду, в результате 800 человек из попавших в нее погибли, но 1,5 тыс. всё же прошли дальше. Эти потери, хотя их частично компенсировало прибытие отрядов из Камарины и Гелы, вызвали паузу в операциях сиракузцев, но, узнав о приближении Демосфена, они немедля возобновили попытки покончить с Никием еще до прихода вспомогательной вражеской эскадры. В усовершенствование коринфской затеи носы кораблей были укорочены, а якорные балки укреплены тяжелыми распорками, достигавшими шести локтей в длину. Делавшие ставку на свои скорость и сноровку, афиняне имели корабли с длинными и легкими носами; они избегали лобовых таранных ударов и предпочитали прорываться через боевую линию противника или огибать ее, с тем чтобы атаковать с тыла и ломать вражеские корабельные весла; впрочем, такая изощренная тактика требовала пространства для маневра, какого внутри гавани было недостаточно. Гилипп начал с того, что ради отвлечения внимания противника от последовавшей затем неожиданной атаки на воде вывел свои сухопутные силы из города и из Олимпия; но, несмотря на этот обманный маневр, афиняне сумели вывести свои семьдесят пять кораблей против восьмидесяти сиракузских, и противостояние так и не перешло в решительную схватку. На
45 	Имеются в виду выступающие по обе стороны корабля концы балки, укладывавшейся поперек носа, так называемые эпотиды (έπωτίδες, дословно «торчащие как уши»; эти брусья по обе стороны носовой части корабля использовались для подвешивания якорей, для защиты от ударов вражеского корабля, а также для нанесения собственных таранных ударов. —А.З.). См.: Morrison and Williams 1968 (А 91): 198, 281—282, с рис. 9 на с. 282.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
57 3
третий день, ранним утром, проба сил возобновилась: в полдень сираку- зяне внезапно отступили, и афиняне решили, что на сегодня те собрались закончить дело; однако данный маневр оказался обманкой, предложенной коринфянином Аристоном, — то был перерыв на обед, для чего прямо на берег были вынесены съестные припасы, дабы корабельные экипажи могли быстро перекусить и затем снова выйти против голодных афинян. Последние садились на корабли в большой спешке и беспорядке и после нескольких стычек решили, что нужно приступить к решительной атаке. На этот раз усиленные носы сиракузских кораблей нанесли врагу серьезный урон, как и сиракузские копейщики, расположившиеся на бортах, так что афиняне были разбиты наголову, причем семь их кораблей было потоплено и гораздо большее число получили значительные повреждения. Отрезав, по существу, афинян от моря, сиракузяне надеялись, что теперь они смогут одолеть врага и на суше. (VH.32—33, 36-41)
В то самое время, когда они готовились к сражению на земле, в дело решительно вмешались прибывшие Демосфен и Евримедонт. Их соединение теперь насчитывало семьдесят три корабля, около 5 тыс. гоплитов и большое количество легковооруженных. Демосфен настаивал на нанесении немедленного удара, с тем чтобы не дать врагу времени оправиться от испуга. Афиняне снова взяли под контроль долину Анапа, но первый штурм Гилипповой поперечной стены был отбит, а Демосфеновы осадные машины — сожжены. Другим решением было взять стену с тыла, а это подразумевало подъем на возвышенность большого войска, что днем незаметно сделать было невозможно, поэтому подготовили ночное нападение, которое должны были провести Демосфен и два его коллеги по должности, тогда как Никий оставался в афинском укреплении. Восхождение на Эпиполы осталось для противника незамеченным, и крепость была взята; афиняне торопились разбить сиракузский отборный отряд шестисот и даже начали разваливать стену. Но, продвинувшись вперед, они утратили согласованность в действиях, и сначала беотийцы отбросили их назад, а затем дело дошло и до общего беспорядочного бегства последних. Фукидид подчеркивает неразбериху в этой единственной крупной ночной битве всей войны: яркого лунного света оказалось недостаточно, чтобы отличать своих от неприятелей, в результате чего сиракузяне узнали афинский пароль. Помимо утрат, понесенных в самом бою, было потеряно много щитов и еще больше брошено, поскольку спуск со скалистого Еврикла был узким и крутым и воинам приходилось спрыгивать с этого утеса. Сиракузские надежды возродились, и Гилипп снова приступил к собиранию свежих сил. (ΥΠ.42-46)
VII. Сицилия: окончательный разгром
Мало того, что рухнули надежды афинян, они страдали еще и от неудачного расположения их лагеря — в нездоровой болотистой местности. Демосфен настаивал на немедленном отплытии домой или, по крайней ме¬


574
Глава 10
ре, на отступлении в Фапс или Катану, где условия должны быть более сносными, и Евримедонт с этим согласился. Никий утверждал, что из-за невыносимых финансовых тягот, связанных с войной, крах Сиракуз совсем близок (констатируя это как факт, Фукидид добавляет, что в городе имелась группировка, по-прежнему желавшая переговоров); но, самое главное, афиняне на родине не согласятся с тем, что отступление было неизбежным, и обязательно обвинят полководцев в продажности. Затем Гилипп вернулся со свежими сицилийскими подкреплениями и с теми пелопоннесцами, которые отправились еще весной, но были отнесены штормом к Ливии, где жители Кирены помогли им добраться до Селинун- та. Никий перестал наконец сопротивляться, и был отдан секретный приказ об отступлении; в это самое время случилось лунное затмение (27 августа), вызвавшее панику среди афинян, которые потребовали отсрочить отплытие, и Никий заявил, что нельзя и думать об уходе, пока не минуют «трижды девять дней», указанных прорицателями. (УП.47—50)
Узнав вскоре об этом, сиракузяне еще более воодушевились и, потратив несколько дней на учебное маневрирование, вышли с семьюдесятью шестью кораблями против восьмидесяти шести афинских. На афинском правом крыле Евримедонт слишком широко растянул линию в попытке обойти врага с фланга и в результате был отрезан от афинского центра, так что и он сам, и бывшие с ним корабли попались в ловушку в глубине гавани и были уничтожены. Затем сиракузяне загнали основной флот противника назад на сушу; несколько кораблей, вытащенных на берег за пределами афинского частокола, были атакованы Гилиппом, однако этруски, прикрывавшие позиции союзников, оказали сопротивление, и подоспевшие афиняне отбили часть кораблей. Но всё же восемнадцать единиц было потеряно, и превосходство, которое Демосфен обеспечил своим прибытием, теперь опять сошло на нет. После неудачной затеи с поджогом остальных афинских кораблей с помощью старого грузового судна, нагруженного хворостом и запаленного, сиракузяне, которые теперь могли свободно перемещаться по гавани, заперли выход, имевший ширину немногим более километра, поставив поперек него на якорь триеры и другие судна. Афиняне, не имея никаких иных надежд получить провизию, вынуждены были попробовать пробить эту блокаду силой46. Поэтому они покинули Эпиполы, передислоцировали все свои силы вниз, на побережье, и спустили на воду каждый хоть сколько-нибудь пригодный для боя корабль общим числом 110, посадив на них всех хоть сколько-нибудь годных для участия в морской схватке. Вес уже не имел значения, поскольку предстоящее сражение должно было стать не состязанием в искусстве маневрирования, а сухопутной битвой на воде. Никий максимально растянул боевую линию сухопутного войска по берегу, в то время как другие стратеги направились прямиком к выходу из гавани, чтобы опро¬
46 	Перед тем как приступить к рассказу о заключительной битве, Фукидид дает перечень сил, участвовавших в этой Сицилийской войне; анализ этого перечня: HCT IV:
452-^40.


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
575
кинуть стоявшие там корабли противника. Однако сиракузяне, имевшие приблизительно такое же количество кораблей, как и в предыдущей битве (тогда у них было семьдесят шесть), расположились в гавани по кругу, и на этот раз атаковали афинян со всех сторон, стараясь не позволить разблокировать выход. Началась долгая беспорядочная борьба, ход которой Фукидид даже не пытается распутать в подробностях; вместо этого он описывает типы происходивших тогда стычек, а также чувства, которые переполняли воинов — и тех, которые наблюдали за схваткой со стороны, и ее непосредственных участников. В конечном итоге афиняне дрогнули и устремились назад к берегу. (VH.51—71)
Они были настолько подавлены постигшей их катастрофой, что даже не обратились с обычной в таких случаях просьбой о выдаче погибших для погребения. Демосфен заострил внимание коллег на том, что у них на плаву по-прежнему больше кораблей, чем у врага — у афинян осталось около шестидесяти единиц, у сиракузян менее пятидесяти, — и предложил на заре предпринять еще одну попытку вырваться из гавани; Ни- кий согласился, но экипажи наотрез отказались грузиться на корабли. Сиракузяне бездействовали по прямо противоположной причине: Гер- мократ предложил выступить немедленно, чтобы блокировать все сухопутные пути, ведущие из города, но это предложение показалось властям невыполнимым, поскольку воины сильно напились, празднуя не только свою победу, но еще и праздник Геракла; тогда Гермократ как бы от имени сиракузских друзей Никия передал сообщение для афинских стратегов, что все дороги из города уже заграждены. Поверив этому сообщению, афинские полководцы предоставили своим воинам еще и весь следующий день для отдыха и подготовки к отходу; сиракузские же сухопутные силы затем все-таки выступили и блокировали дороги, в то время как флот беспрепятственно подплыл к уцелевшим афинским кораблям и начал их оттаскивать от берега. (VÜ.72—74)
На следующий день около 40 тыс. человек приступили к жалкому отступлению, бросив не только погибших, но и больных, и раненых, которых не могли нести. Афиняне вышли двумя отрядами, с Никнем впереди и Демосфеном позади, в «четырехугольнике» с гоплитами по внешней его стороне и легковооруженными и обозом — в середине; они перешли через Анап, отбросив находившуюся там охрану моста, затем повернули на запад в направлении современной деревушки Флоридия; топографические указания Фукидида неточны47, но дело в том, что в речи, которую он приписывает Никию, выражается надежда на безопасное убежище у си- келов, по-видимому, где-то недалеко от Акр. В этот день они преодолели примерно 6—7 км, на следующий — половину этого расстояния, оказав- пшсь тем самым в плодородной местности, где могли бы найти пищу и в°ду, однако сиракузяне блокировали проход к долине, заняв возвышенность под названием Акрейская скала. Два дня было потрачено на попытки пробиться через укрепленный холм, после чего афиняне отступили в
47
См.: HCTIV: 455-457.


576
Глава ΊΟ
более открытую область, не позволив блокировать отступление на равнину у них с тыла. На следующий день продвинулись немного, пытаясь, по всей видимости, найти дорогу в обход препятствия, но ночью стратеги решили изменить направление и пойти к морю. (VII.75—79)
Оставив много костров, чтобы обмануть врага, на заре они достигли побережья, при этом отряд Никия, шедший сомкнутым строем, продвинулся далеко вперед и оторвался от остального войска; план заключался в том, чтобы дойти до реки Какипариса (совр. Кассибиле) и двинуться далее вглубь страны, но затем проводники повели их к другой реке — Эринею (совр. Кава Маммаледи, ныне высохшая). Обнаружив утром уход афинян, сиракузяне бросились вдогонку. Отряд Демосфена, уже продвигавшийся с большим трудом и в меньшем порядке, был окружен и в течение всего оставшегося дня подвергался изматывающему обстрелу; призыв к островитянам покинуть афинян (на условиях сохранения свободы. —А.З.) не дал особых результатов, но в конечном итоге Демосфен сдался, получив обещание, позднее не исполненное, что ни один человек не будет умерщвлен ни насильно, ни путем лишения пищи. Сложивших оружие оказалось только 6 тыс.; если прежние цифры Фукидида верны, потери, понесенные во время отступления, должны были быть огромными. Когда Демосфен остановился, Никий уже оторвался от него примерно на 7—9 км и поспешил переправиться через Эриней. На следующий день, узнав от противников о капитуляции Демосфена и получив разрешение отправить всадника, чтобы проверить эту новость, он предложил оплатить сиракузянам все издержки, понесенные ими на войну, если те позволят его людям уйти; это предложение было отвергнуто, и афиняне провели следующую ночь без еды. На рассвете они снова попытались двинуться в путь, но у реки Ассинаре (Фьюмара-ди-Ното?) воины, нарушив всякий строй, в беспорядке бросились в нее, отчасти из-за жажды, отчасти потому, что торопились переправиться на другой берег. Прямо в русле реки началась ужасная бойня, прекратившаяся только после того, как Никий сдался лично Гилиппу, после чего тот приказал своим бойцам не убивать врагов, а брать их в плен; многие, однако, стали частной добычей сиракузян, которые уводили их тайно, так что в этой суматохе государство получило всего лишь тысячу военнопленных. Значительная часть, впрочем, бежала, рассеявшись по острову, с тем чтобы в конечном итоге найти убежище в Катане. (VII.80—85)
Военнопленных отправили в грандиозные каменоломни, которые до сих пор можно видеть к востоку от театра в Сиракузах, а Никий и Демосфен, вопреки желанию Гилиппа, были казнены. Узники жестоко страдали от удушающей дневной жары и сменявшего ее холода осенних ночей; они были скучены на узком пространстве, не имели никакого медицинского ухода и должны были довольствоваться чрезвычайно скудным рационом. Через семьдесят дней некоторые из них были проданы в рабство, однако афинян и присоединившихся к ним западных греков продолжали держать на голодном пайке в течение целых восьми месяцев;


Никиев мир и Сицилийская экспедиция
577
Фукидид не сообщает ни сколько из них выжило48, ни что затем с ними случилось. (Vn.86—87)
Таким жалким образом завершилась эта амбициозная и дорогостоящая авантюра. Ответственность за нее должна быть возложена в значительной степени на предводителей: отвод войска в конце 415 г. до н. э., бездействие Никия во время прибытия Гилиппа, его же отказ отплыть на кораблях, когда это еще было возможно; провал флота, усиленного за счет прибывшего подкрепления, в последних битвах может быть объяснен плохим состоянием кораблей и экипажей, прибывших на Сицилию первыми, и упадком боевого духа после неудачи смелого предприятия Демосфена. Фукидидово замечание в УШ.96.5 (cp.: VÜ.55.2) о том, что сиракузяне, по своему характеру более всего напоминавшие афинян, также и сражались против них лучше всего, игнорирует ту безысходность, которая одно время полностью завладела ими, однако явленный ими боевой дух, когда Гилипп смог снова их воодушевить, извиняет это заявление историка.
48 100 мин, переданные Эпикердом Киренским (Демосфен. ХХ.41—42; IG I3 125), спасли некоторых из них от голодной смерти, но нам неизвестно, как эти люди смогли выбраться из каменоломен.


Глава 11
Э. Эндрюс
СПАРТАНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
I. Война в Ионии
И ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПЕРСИИ
В Афинах долго не желали верить известиям, приходившим из Сицилии, но, когда они подтвердились, народный гнев обрушился на тех витий и предсказателей, которые в свое время поддержали идею этого похода. Афиняне назначили комиссию из десяти старейшин, которые должны были совместно обсуждать текущие дела и предохранять государство от скороспелых решений, однако эта комиссия, как оказалось, не сыграла особой роли в следующие восемнадцать месяцев, при этом не вполне ясно, как она делила ответственность с демократическим Советом пятисот, который в этот период также продолжал собираться; олигархическому отзвуку, присутствующему в названии этой комиссии — пробулы (Аристотель. Политика. 1299Ь31, 1323а7), возможно, не стоит придавать большого значения1. Видя недостаток кораблей, денег и людей, афиняне боялись немедленного нападения со стороны Сиракуз и восстаний среди своих союзников; были предприняты решительные подготовительные меры и сокращены государственные расходы. Вся Греция ожидала неотвратимого падения Афин. Спартанцы разработали программу по строительству кораблей как у самих себя, так и у союзников, и также полагали, что Сиракузы вскоре могут вмешаться со своим флотом в события в самой Элладе, однако ни один корабль с запада не появился здесь вплоть до конца 412 г. до н. э. (УШ.26.1)2. Зимой 413/412 г. до н. э. Агис отправился на север, чтобы собрать деньги и взять заложников в районе Малийско го залива, из чего следует, что к этому моменту Спарта уже восстановила
1 Согласно Хигнетту (Hignett 1952 (D 38): 269), это был «первый шаг <...> на пути к конституционным переменам», и революционеры 411 г. до н. э. действительно как-то использовали пробулов, однако в пьесах Аристофана, поставленных до этого, 411-го, года, пробулы просто высмеиваются [Лисистрата. 387—613; Женщины на празднике Фесмофорий. 808-809).
2 Ссылки подобного типа относятся к Фукидиду, который по всему периоду, вплоть до осени 411 г. до н. э., остается нашим основным источником. Об особых проблемах, связанных с кн. УШ, см.: HCTV: 1—4 и с. 584 насг. тома.


Спартанское возрождение
579
контроль над Гераклеей Трахинской (ср. с. 544). Кроме того, когда Агис находился в Декелее, некоторые из афинских союзников предприняли первые попытки завязать с ним дружественные отношения: сначала Ев- бея, а затем — Лесбос. (УШ.1—3, 5.1—2)
В самой Спарте посланники из Хиоса и Эрифр были поддержаны послом от Тиссаферна, сатрапа Сард. Этот последний получил сатрапию после того, как помог подавить мятеж прежнего сатрапа, Писсуфна (Кте- сий. 53), дата которого неясна. Фукидид, ничего не говорящий о Персии после смерти Артаксеркса (IV.50.3), молчит и об этом событии, но из нескольких мест кн. УШ (19.2, 28.2, 54.3) становится совершенно очевидным, что в 412 г. до н. э. Афины оказывали помощь Аморгу, внебрачному сыну Писсуфна, который продолжил или поднял вновь восстание в Карии. Это подтверждает заявление Андокида (Ш.29), что Афины разорвали договор с Дарием П: опрометчивость такого шага позволяет отнести его к тому времени, когда афинская самонадеянность была очень высокой; стратег, получавший форос в Эфесе весной 414 г. до н. э. (М—L 77.78—79), вполне мог оказаться там ради помощи Аморгу, и это дает нам подходящую датировку. Зимой 413/412 г. до н. э. Дарий потребовал от Тиссаферна, а также от Фарнабаза, сатрапа Даскилея, собрать наконец дань с греческих городов Азии, чему так долго мешали Афины; кроме того, Тиссаферну было велено доставить Царю Аморга, живого или мертвого. (V1II.5.4-5)
Тиссаферн пообещал оплатить расходы на строительство флота, при этом послы от Фарнабаза привезли в Спарту 25 талантов серебром; мишень для удара, которую они предложили, а именно Геллеспонт, давала надежды на более скорую победу, но хиосцы (имевшие общие интересы с Тиссаферном. — А.3) готовы были предоставить немедленно шестьдесят кораблей, к тому же Алкивиад настойчиво поддерживал именно их, так что Хиос и Эрифры были приняты в альянс. Спартанцы не собирались торопиться и действовать быстрее, чем обычно, и лишь в июне союзное собрание в Коринфе повелело сконцентрировать все корабли около Истма в Сароническом заливе, перетащив их туда из Коринфского залива, чтобы поначалу пойти на Хиос, затем на Лесбос, после чего направиться в Геллеспонт; поначалу перетащили только двадцать один корабль, при этом коринфяне не желали выходить в море до окончания справлявшихся тогда Истмийских игр. Тем временем в Афинах начали догадываться о замыслах хиосцев, поэтому от них потребовали участия в формировании афинского флота, и семь кораблей действительно было прислано. Когда пелопоннесский флот наконец выступил, афиняне настигли его и заперли в Пирее (Πειραιάς, не путать с афинским Пиреем, который пишется по-гречески иначе: Πειραιεύς. — А.З.)3 — заброшенной гавани близ границы между Коринфом и Эпидавром. В первоначальный план входила отправка десяти кораблей из Лаконики, но после случив-
3 	Начиная с КО. Мюллера (1797—1840) это название обычно исправляется на Спирей, однако см.: Bölte 1929 (F 9); HCTV: 24-25.


Карта 4. Западная Малая Азия и Геллеспонт


Спартанское возрождение
581
шегося там землетрясения наварх (командующий флотом) Меланхрид был заменен, а спартанская эскадра сокращена до пяти кораблей. Приостановка наступления основного флота удручила спартанские власти еще больше, но Алкивиад настаивал на том, что корабли должны быть посланы прежде, чем хиосцы услышат об отступлении, а эфора Эндия, с которым его связывали семейные узы гостеприимства, он убеждал в том, что тот таким образом может переиграть Агиса и получить политическое преимущество перед ним. В результате все пять кораблей все-таки вышли в море под командой Халкидея и в сопровождении Алкивиада. У хиосских олигархов всё было готово заранее, и восстание против Афин началось. Вскоре после этого Халкидей, усилившись двадцатью хиосскими кораблями, прибыл в Милет, первые люди которого находились под влиянием Алкивиада, что помогло склонить к восстанию и этот важный город, который теперь стал выполнять для пелопоннесцев роль главной морской базы. (УШ.б—12,14,16—17)
Афиняне отреагировали на всё это незамедлительно — снятием запрета на использование тысячи талантов, находившихся с начала войны в неприкасаемом резерве, и отправкой дополнительных девятнадцати кораблей, которые практически осадили Халкидея в Милете, встав на якорь у расположенного неподалеку острова Лада. Таким образом, данная стадия войны, занявшая около двенадцати месяцев, представляла собой серию изолированных столкновений4, когда пелопоннесцы пытались расширить восстание, а афиняне — подавить его. Фукидид относит к этой стадии (УШ.1б) «первый договор» между Спартой и Персией — краткое соглашение о сотрудничестве, многие вопросы которого остались неурегулированными. Затем (VIII.21) рассказывается о народном бунте на Самосе против существовавшего там недемократического режима, характер которого не до конца понятен;5 независимо от того, был ли этот режим установлен незадолго перед тем или нет, Афины вполне ему доверяли, чтобы в самом начале кампании использовать Самос в качестве своей базы, но и к восстанию присутствовавшие там афиняне отнеслись более чем благожелательно. Создается ощущение, что Фукидид не знает декрета IG Р 966, который, хотя и не имеет точной датировки, но всё же явно принадлежит к этому контексту — в нем упоминаются самосцы, которые пригласили пелопоннесцев; однако историк сообщает нам, что афинский народ даровал Самосу независимость, будучи теперь уверен в его надежности. Тем временем пелопоннесцы вырвались из Пирея (га¬
4 Нелогичность самого предмета изучения объясняет, конечно, очевидную бессвязность кн. VIE у Фукидида, однако связанные с ней исследовательские проблемы гораздо глубже; см.: HCTV: 369—375 и с. 584 наст, тома
5 Е. Уилл (Will 1969 (Е 94)) и некоторые другие исследователи (см. сноску 107 на с. 192) полагают, что олигархия существовала здесь с 439 по 412 г. до н. э.; однако те авторы, которые, подобно Дж. Баррону (Barron 1966 (С 181): 100), считают, что в 439 г. до н. э. здесь была восстановлена демократия, вынуждены допускать кратковременное, незадолго до этого мятежа, возвращение к олигархии. См. также: HCT V: 44—47.
6 См.: Lewis 1954 (С 138): 29-31.


582
Глава 7 7
вань на восточном берегу Саронического залива; см. выше. — А.З.), а четыре корабля под командованием нового спартанского наварха Асгиоха прибыли на Хиос, после чего соединились с хиосской эскадрой из тринадцати кораблей на Лесбосе, которая к тому времени уже подняла восстание в Мефимне и в Митилене. Контрудар был быстрым и результативным: двадцать пять кораблей под командованием Леонта и Диомедонта без особых усилий вернули Митилену, и восстание повсюду на Лесбосе вскоре было подавлено. Небольшое сухопутное войско пелопоннесцев, выступившее к Геллеспонту, возвратилось назад, сумев, возможно, склонить к отпадению от афинян Киму и Фокею, поскольку те вскоре оказываются на стороне пелопоннесцев. Афиняне совершили высадку у Панор- ма, южнее Милета, и Халкидей, выступивший им навстречу с небольшим отрядом, погиб в схватке. Леонт и Диомедонт обратили теперь внимание на Хиос, высадив сюда несколько десантов; трижды потерпев поражение, хиосцы перестали сопротивляться разграблению их богатых земельных угодий. (УШ.15,18—24)
Это было только начало. В конце лета на Самос под командой Фри- ниха и двух его коллег прибыли главные афинские силы в составе сорока восьми кораблей с 1 тыс. афинских гоплитов, 1,5 тыс. аргивян и 1 тыс. островитян. Переправившись к материку, они нанесли поражение миле- тянам с союзниками и уже приблизились к стенам города, когда вечером того же дня услышали о приближении спартанца Феримена с пятьюдесятью пятью кораблями, двадцать из которых прибыли из Сиракуз под началом Гермократа, и о том, что этот флот вошел в Иасский залив и находится у Тихиуссы. Афинские стратеги были готовы дать бой, но Фриних отговорил их, убедив, что нельзя подвергать такому серьезному риску единственные оставшиеся у Афин вооруженные силы; следовало отступить на Самос, собрать там все корабли, а затем уже подумать, что можно предпринять. Фукидид горячо хвалит Фриниха за это, имея в виду, судя по всему, благоразумие Перикла, однако суждение историка не столь уж очевидно. Пелопоннесцы, не чувствовавшие в себе еще той уверенности, какую уже приобрели сиракузяне, на этой стадии неизменно отказывались принимать открытый бой, даже когда имели определенное преимущество в численности; но они владели инициативой и могли выбирать, где поднимать следующее восстание против Афин, как было в случае с Родосом зимой 412/411 г. до н. э. или когда Деркилид совершил сухопутный марш к Геллеспонту следующей весной, а афинские силы пришли слишком поздно. Поэтому афинянам требовалось принудить пелопоннесцев к битве, и вопрос состоял в том, как этого достичь. В данном случае Феримен не имел бы возможности выбора; результатом мог стать разгром, которого Фриних боялся, но, принимая во внимание численность двух флотов и их текущие тактико-технические данные, шансы афинской победы определенно представлялись высокими, а победа на этом этапе, когда большая часть державы еще не была затронута восстанием, дала бы Афинам гораздо больше, нежели победа, одержанная при Кизике восемнадцатью месяцами позже. При таких обстоятельствах


Спартанское возрождение
583
аргивяне, которые в предыдущей сухопутной схватке под стенами Милета потеряли 300 человек убитыми, в раздражении отправились домой, а пелопоннесцы взяли приступом Иас, где захватили живым Аморга и богатую добычу; наемников Аморга, которые по большей части были пелопоннесцами, они присоединили к своему войску и отправили во главе с Педаригом на Хиос. (УШ.25—28)
В начале зимы 412/411 г. до н. э. прибыло еще одно значительное афинское подкрепление, тридцать пять кораблей во главе со Стромбихи- дом и двумя другими военачальниками, и весь флот теперь был собран у Самоса. Тридцать кораблей и какое-то количество гоплитов были отправлены к Хиосу под началом Стромбихида; те, что остались на Самосе, уступали числом пелопоннесцам в Милете, но последние не боролись за то, чтобы контролировать эти воды. Тем временем Астиох отплыл с Хиоса, но, после того как он предпринял неудачную попытку захватить Кла- зомены, его корабли были разбросаны сильным штормом и с трудом возвратились на Хиос. Педарит прибыл в Эрифры и был с войском переправлен на Хиос, однако вскоре после этого разгорелась ссора между ним и Астиохом, приказу которого он отказался подчиниться. Еще двенадцать кораблей, включая десять из Фурий под началом Дориея, прибыли в Книд, но половина из них вскоре была захвачена афинянами. Когда Астиох прибыл затем в Милет и принял командование флотом, этот последний был обеспечен всем необходимым как благодаря персидским субсидиям, так и благодаря богатой добыче, захваченной при взятии Паса, однако прежний договор с Тиссаферном пелопоннесцы посчитали недостаточно удовлетворительным для себя, поэтому было заключено новое соглашение (с. 585). (УШ.30—36)
В битве при Милете Алкивиад сражался против афинян, а после нее отправился верхом в Тихиуссу, чтобы потребовать от Феримена спасти Милет. После этого7 Алкивиад попал под серьезные подозрения у пелопоннесцев, и Фукидид говорит, что Астиох получил из Спарты приказ умертвить его; упоминается враждебность к Алкивиаду царя Агиса, но ничего не сообщается об истории, обнаруживаемой в позднейших источниках, — о том, что Алкивиад будто бы совратил жену царя. Это убийство было бы радикальной акцией против человека, который только что оказал важные услуги, так что факт выдачи такого приказа некоторые исследователи ставят под сомнение;8 как бы то ни было, Алкивиад избавился от пелопоннесцев и оказался при дворе Тиссаферна, где начал интриговать против них, убеждая сатрапа в том, что спартанцы, которые повсюду считаются освободителями Эллады, являются опасными союзниками и что для Персии самая лучшая политика должна состоять в поддержании баланса сил между воюющими сторонами. Оружием сатра¬
7 Lewis 1977 (А 76): 96, примеч. 2 — упомянутую здесь битву автор принимает за небольшой бой у Панорма (см. выше; Фукидид. V1II.24.1); однако в данном контексте (45.1) «битва» при Милете должна быть крупным сражением, которое действительно произошло здесь.
8 См.: HCTV: 95; Lewis. Указ, место.


584
Глава 77
па были его деньги, и в данном случае (45.2) Фукидид утверждает, что Алкивиад убедил перса уполовинить плату матросам — с драхмы до трех оболов в день, причем выдавать ее нерегулярно. (УШ.26.5, 45)
Вызывает вопросы, как это может соотноситься с одним более ранним утверждением Фукидида (29), что в начале зимы, после взятия Паса, Тиссаферн заплатил месячную субсидию исходя из драхмы в день, но затем предложил сократить ставку до трех оболов; в результате возражений Гермократа пришли к компромиссу, по которому сатрап должен был платить несколько больше трех оболов на человека. С этого места Фукидид переходит к последовательному повествованию (30—44), главным образом касающемуся пелопоннесцев, вплоть до их переброски на Родос (с. 586); затем историк перескакивает назад, ко времени разрыва Алкивиада с пелопоннесцами (45.1), начав с нового рассказа о серии событий, содержание которого в значительной степени совпадает с предыдущими главами. Степень бессвязности изложения здесь выше, чем в любой другой части сочинения, а отсутствие даже попытки соотнести друг с другом эти два варианта последовательности событий вызывает недоумение. Всё это — главные основания для гипотезы, согласно которой кн. УШ не была завершена автором не только в том смысле, что она так резко обрывается, но и в том отношении, что Фукидид даже не объединил различные добытые им сообщения в единое повествовательное целое, подобно тому как он это сделал в предыдущих книгах, хотя ближе к концу того текста, которым мы сейчас располагаем, он обработал-таки эти сообщения в своем собственном индивидуальном стиле9. По поводу целого ряда вопросов сохраняются сомнения: многие комментаторы10 приходят к выводу, что информация в 45.2 о сокращении субсидии является просто другой версией сведений, содержащихся в гл. 29; альтернативный подход заключается в том, чтобы рассматривать 45.2 в качестве отдельного и более позднего соглашения, и, хотя обе гипотезы сталкиваются со своими собственными трудностями, последняя всё же дает более приемлемую хронологию.
Тиссаферн, который до сих пор выплачивал субсидию из собственных средств, сберег свои деньги, когда Алкивиад в качестве выразителя его интересов воспротивился просьбам о финансовой помощи, поступавшим из Хиоса и из других греческих городов. Позднее Царь мог сам выплатить субсидию, и финикийский флот, о котором мы слышим в связи с событиями следующего года, определенно был царским флотом, формировавшимся за пределами сатрапии Тиссаферна. Впервые мы узнаём о планах по введению в игру этого флота совершенно случайно, мимоходом, в рассказе об интригах Алкивиада, но во второй последовательности событий эти планы не упоминаются, и мы ничего не слышим о том,
9 Это не единственное основание, и данная теория имеет много вариантов. Уже в античности было понятно, что характер кн. УШ требует какого-то особого объяснения; ср.: Марцеллин. Жизнь Фукидида. 43-^4.
10 Holzapfel 1893 (С 50): 436—437, за которым следуют многие другие исследователи; против: Steup (С 17): к указ, месту.


Спартанское возрождение
585
когда данный проект оформился или когда о нем сообщили пелопоннесцам. Проблемы с выплатой субсидии не только сохранились, но еще и усугубились, когда флот пребывал в зоне ответственности Тиссаферна.
Новый договор между Спартой и Персией11, с точки зрения правил составления и официального характера, оказался ненамного лучше своего предшественника. В этом, втором, соглашении содержались прямые пункты о совместном ведении войны; спартанцам категорически запрещалось взимать дань с греческих городов, но Царь обязывался оплачивать содержание всех «тех войск, которые находятся в стране Царя по его просьбе», хотя конкретные суммы таких выплат указаны не были. Следующий пункт предполагал, видимо, наличие сепаратных соглашений между отдельными городами и Царем;12 хотя о подобной возможности ни в каком другом месте мы не найдем и намеков, подобные соглашения могли бы объяснить тот факт, что города, как кажется, не возмущались тем, что их передавали в руки персов. Тем временем афиняне укрепили опорный пункт в Дельфинин на Хиосе, примерно в 15 км к северу от города и с удобной гаванью13. На Хиосе происходил какой-то внутренний разлад, отчасти и по причине крайне жестокого поведения Педарига. Последний также обратился к Астиоху за помощью, а когда тот отказал, написал в Спарту донос на него. Похоже, в Спарте Педарит занимал высокое положение, и следующая пелопоннесская эскадра прибыла вместе с комиссией из одиннадцати спартиатов в качестве советников для Астиоха, причем они имели полномочия сместить последнего, если сочтут это необходимым. В результате они всё же оставили его командующим, признав, по всей видимости, невиновным, хотя Фукидид говорит, что Астиох продолжал упорно отказывать в помощи хиосцам и Педариту. (УШ.37—39.2)
Новая эскадра из двадцати семи кораблей под командой Антисфена была собрана по настоянию доверенных людей Фарнабаза; при ней находился Клеарх, который должен был возглавить все корабли, дошедшие до Геллеспонта. Выступив в период зимнего солнцестояния, она встретила близ Мелоса десять афинских кораблей и захватила три из них; однако, опасаясь, что другие сообщат об их появлении, пелопоннесцы отправились затем долгим окольным путем на юг и в итоге оказались в карийском Кавне, послав известие об этом в Милет. Астиох выступил немедленно и уже к ночи прибыл в Кавн. Афинский дозор из двадцати кораблей под командой Хармина находился где-то южнее, подстерегая пелопоннесскую эскадру, подошедшую к Кавну, а книдяне убедили Астиоха плыть прямо на афинян и застать их врасплох. Ночной шторм рассеял корабли Астиоха, но, когда утром противники случайно столкнулись, Хармин был обращен в бегство и потерял шесть кораблей, спасшись с
11 Фукидид (37) относит его ко времени после прибытия Астиоха, но позднее ссылается на него как на договор Феримена; последний вел, по всей видимости, предварительные переговоры.
12 Такой вывод зависит от интерпретации сложного словоупотребления в 37.5, по по воду которого исследователи далеки от единодушия. См.: HCTV: к указ, месту.
13 Подробное описание и отчет о здешних раскопках см. в изд.: Boardman 1956 (G 9).


586
Глава 77
оставшимися в Галикарнассе. Объединенный пелопоннесский флот собрался у Книда; афиняне из Самоса дошли до Симы и Лоримы, но ни одна из сторон не рискнула атаковать первой. (УШ.39—43.1)
В это время в Книде состоялись переговоры с Тиссаферном, во время которых влиятельный спартанец Лих высказал резкое неодобрение обоим предыдущим соглашениям, поскольку они отдавали в руки Царя все территории, которые когда-либо имел он сам или его предшественники. При буквальном толковании эти договоры восстанавливали персидское господство в Элладе вплоть до Беотии; на самом деле вряд ли что-то подобное здесь всерьез подразумевалось, и не составляло особого труда согласиться на формальное ограничение требований Царя одной лишь Азией, что и было сделано в третьем соглашении несколькими месяцами позже, однако вместо принятия этого формального ограничения Тис- саферн уехал в гневе — по-видимому, напускном. Пелопоннесцы получили своевременное приглашение с Родоса, прибыли туда, высадившись у Камира, и убедили весь остров поднять восстание и внести 32 таланта на содержание своего войска. Афиняне, прибывшие слишком поздно, чтобы не допустить отпадения Родоса, обосновались северней — на Халке и на Косе; пелопоннесцы вытащили свои корабли на берег и оставались там в течение восьми дней. Хронология этих событий спорна: если отсчитывать от времени отправления Антисфена из Пелопоннеса, эти восемь дней не могли закончиться до начала апреля. (VTH. 43.2—44)
II. Начало переворота в Афинах
Еще прежде всех этих событий в афинском лагере созрел заговор. Алки- виад пытался не только сократить персидскую помощь пелопоннесцам, но и обеспечить поддержку Афинам, что могло способствовать его возвращению на родину. Хотя Фукидид и высказывает сомнения относительно истинных намерений Тиссаферна, историк, судя по всему, верил, что Алкивиад в самом деле имел на того какое-то влияние, однако последующие события показывают, что этого было недостаточно, чтобы склонить сатрапа на афинскую сторону. В ноябре, вероятно, начались неформальные переговоры между Алкивиадом и влиятельными людьми во флоте на Самосе на предмет необходимости изменения конституции Афин ради того, чтобы убедить Царя перейти на их сторону. Богачи из числа заговорщиков возмущались возросшим финансовым бременем, связанным с войной, и желали взять контроль в государстве в свои руки, пока еще имея в виду прекращение войны, но в надежде на привлечение персидских денег. Предложения Алкивиада были доведены до сведения простых воинов во флоте, которые, хотя и не были в восторге от перспектив установления олигархии, всё же не стали бунтовать. (УШ.47—48.3) Препятствие возникло в лице Фриниха, который доказывал лидерам заговора, что Алкивиада интересовала не олигархия как таковая (и Фукидид с этим соглашается), а только возвращение в Афины, и что у Царя


Спартанское возрождение
587
нет достаточных оснований для того, чтобы предпочесть Афины Спарте. В одном пассаже, единственном в своем роде, Фукидид выводит Фриниха как противящегося планам по установлению олигархии в союзных городах; от этого их лояльность к Афинам не увеличилась бы, поскольку более всего угнетали их именно представители высших афинских классов, к тому же всё, чего они желали — быть свободными. Данный аргумент не нашел никакой поддержки, и Писандр, однажды высмеянный в комедии как демагог, был послан с Самоса в Афины, чтобы представить там доводы Алкивиада. Если бы последний снова приобрел влияние в Афинах, это представляло бы большую опасность для Фриниха, который и попытался избежать такого развития событий, написав письмо Астиоху и посвятив того в интриги Алкивиада. Когда сей странный ход неожиданно привел к противоположному результату, Фриних ловко выкрутился из затруднительной ситуации, и конечным итогом данного запутанного дела было, скорее, уменьшение доверия к Алкивиаду на Самосе и усиление доверия к нему самому. Всё это имело место до того, как Астиох отправился из Милета в Книд, а отсюда следует, что Писандр уехал в Афины не позднее второй половины декабря. Алкивиад продолжил склонять Тиссаферна к поддержке Афин, да и ссора сатрапа с Лихом (с. 586) предоставила ему такой рычаг, о котором в другое время невозможно было и мечтать. (УШ.48.4—52)
Писандр вряд ли прибыл в Афины позднее начала января 411 г. до н. э., и рассказ Фукидида оставляет ощущение, что тот сразу предложил свой план реформы Народному собранию и покинул город, когда та же самая экклесия уполномочила его вести переговоры с Тиссаферном. События не могли развиваться именно так, ибо, по Фукидиду, встреча с сатрапом имела место в самом конце зимы; вероятно, Писандр всё же потратил какое-то время после своего прибытия в Афинах и до обнародования здесь своих планов на консультации со сторонниками. Аристофан в «Лисисграте» (490-491)14, поставленной приблизительно в начале февраля, представляет его опять занимающимся прежними уловками, пытающимся делать деньги на войне, при этом в каждой нет и намека на предложения по изменению государственного строя; это наводит на мысль, что была известна какая-то информация о планах получения денег от персов, но заседания собрания, о котором говорит Фукидид, пока еще не было. Когда же эта экклесия состоялась, Писандр сделал акцент на силе врагов и слабости афинян, а также попытался доказать, что у них одна надежда — добиться через Алкивиада персидской помощи. Согласно информатору Фукидида, это успокоило всех противников и народ уступил. Писандр, возможно, чересчур драматизировал ситуацию — было бы удивительно, если бы ни один демократ не ответил ему, что положение Афин в будущем, скорее всего, улучшится, — но, как бы то ни было, Писандр добился своего и вместе с десятью товарищами был включен в состав посольства для ведения переговоров с Тиссаферном; народу не нра¬
14 	Свидетельства двух арисгофановских пьес 411 г. до н. э. анализируются в: HCTV: 184-193.


588
Глава Π
вилось предложение по поводу олигархии, но он позволил установить ее временно, в убеждении, что позднее сможет ее опрокинуть. Писандр также добился отрешения Фриниха от должности — на том основании, что отказ этого стратега от сражения при Милете стал причиной потери Иаса и Аморга. (УШ.53—54.3)
Перед отъездом Писандр обошел все аристократические тайные сообщества (гетерии), которые, помимо социального аспекта собственной деятельности, занимались защитой интересов своих членов в судах и оказывали поддержку на выборах, но до сих пор еще ни разу не объединяли усилий ради какой-нибудь более масштабной цели. Теперь их подстрекали к действию, а их делом стала кампания запугивания, развязанная летом. Но аристофановская комедия «Женщины на празднике Фесмофо- рий», поставленная в середине апреля, когда реформаторская программа получила широкую известность, служит признаком того, что к этому времени террор пока еще не был начат. В пьесе имеются, конечно, намеки на предстоящие беды (особенно 352—371), однако хор придерживается обычной демократической линии, осуждая несоблюдение клятв и нарушение закона и приписывая тем, кто предлагает реформу, продажные мотивы; кроме того, дальше в тексте (808—809) имеется насмешка над членами Совета 413/412 г. до н. э., которые уступили власть пробулам. Гетерии приступили к делу отнюдь не так быстро, как получается по Фукидиду, но всё же в какой-то момент после Дионисий начались убийства, при этом одной из жертв стал тогдашний демократический лидер, Андрокл, который в свое время сыграл важную роль в деле изгнания Алкивиада (см. выше, с. 553); убийц не разыскивали и ни один подозреваемый не был привлечен к суду. Фукидид ярко живописует воцарившуюся атмосферу всеобщего недоверия: некоторые из демократов совершенно неожиданно примкнули к олигархам, никто не мог довериться собственному соседу, и в силу своей неосведомленности афиняне сильно преувеличивали размах заговора. (УШ.54.4, 65—66)
Между тем война шла своим чередом. Леонт и Диомедонт, посланные заменить Фриниха и других низложенных стратегов, совершили нападение на Родос; на Хиосе Педарит погиб во время атаки на вытащенные на берег афинские корабли, а среди хиосцев из-за усилившейся теперь блокады начался голод. Ближе к концу зимы состоялись афинские переговоры с Тиссаферном, во время которых Писандр и его коллеги сначала согласились отказаться от всей Ионии, затем от прибрежных островов, но в конце концов, на третьей встрече, они всё же воспротивились признавать притязания Царя на то, что он может строить какое угодно количество кораблей и свободно плавать в своих водах вдоль Эгейского побережья15. Из несколько двусмысленного словоупотребле¬
15 	Его право на это кажется самоочевидным, и простое объяснение афинской позиции заключается в том, что присутствие в Эгеиде персидских кораблей формально было исключено Каллиевым миром (см. выше, с. 163); афинянам казалось неприемлемым позволить персидскому флоту сюда вернуться.


Спартанское возрождение
589
ния Фукидида остается непонятно, насколько Алкивиад был ответствен за срыв переговоров, однако в действительности Царь вряд ли стал бы выдвигать меньшие условия за предоставление поддержки своему давнишнему врагу. Но афиняне не сомневались, что это именно Алкивиад умышленно потопил переговоры, которые имел возможность привести к удачному завершению, а потому легенда о его влиянии на Тиссаферна благополучно пережила данное событие, чтобы позднее послужить на пользу этому афинскому политику. (УШ.55—56)
Тиссаферн сразу отправился в Кавн и начал обсуждать условия третьего договора с пелопоннесцами, выплатив им очередное содержание. Тер риториальные требования Царя теперь ограничивались Азией, но не было оставлено никаких сомнений относительно его общей власти здесь; греческие города не упоминаются вообще, при этом позднее оказывается, что они включаются в царскую территорию; имеющиеся в наличии корабли лакедемонян будут оплачиваться Тиссаферном «согласно достигнутым договоренностям» (здесь не сформулированным) вплоть до момента, когда прибудут царские корабли, после чего пелопоннесцам придется содержать свои корабли самостоятельно либо, если пожелают, могут получать деньги от Тиссаферна, но в этом случае после окончания войны эти суммы они будут обязаны возвратить. В своем заглавии договор содержит спартанскую и персидскую датировочные формулы, а также фразу о том, что заключен он в долине Меандра. Поскольку сами переговоры состоялись в Кавне, перед ратификацией был какой-то промежуток времени, в течение которого условия могли быть переданы на рассмотрение в Спарту; позднее, как выясняется, Лих не возражал против них. Ясно, что Царь лично приложил руку к делу заключения этого соглашения, и всё выглядит так, как если бы он теперь твердо решил вести войну собственным флотом и как можно меньше зависеть от Спарты; озабоченные рассуждения Фукидида о возможных мотивах Тиссаферна здесь, может быть, и неуместны (в том смысле, что решение о заключении этого третьего договора с персидской стороны принималось на более высоком уровне. —А.З.), но, как бы то ни было, операции царского флота были вверены заботам этого сатрапа, к тому же и его контроль за выплатами содержания флоту по-прежнему оставался немаловажным фактором. (УШ.57—58)
Пелопоннесский флот вернулся в Милет с намерением помочь Хиосу, но в то же самое время афиняне возвратились на Самос, чтобы блокировать корабли противника. Перед тем спартанец Леонт, назначенный на смену Педариту, прибыл на Хиос из Милета с двенадцатью кораблями, и хиосцы в отчаянии вышли в море и вступили в битву с афинянами; сражались они настолько успешно, что к моменту, когда сражение из-за спустившейся вечерней темноты должно было закончиться, разбиты не были. Деркилид с небольшим войском двигался по суше вдоль побережья Геллеспонта, и Абидос, а затем и Лампсак перешли на его с Фарнабазом сторону. Эту угрозу афиняне просто не могли проигнорировать, поэтому Стромбихид с двадцатью четырьмя кораблями спешно покинул Хиос,


590
Глава 77
легко отбил Лампсак, но потерпел неудачу с Абидосом, после чего пересек пролив, чтобы превратить Сеет в главную афинскую базу в этом регионе. Всё это ослабило давление на Хиос, и Астиох отправился туда, чтобы забрать корабли, отосланные с Леонтом. Объединив таким образом силы, он вышел в море, чтобы предложить сражение афинянам, но в силу внутренних разногласий те отказались его принять. (VTIL60.2—63.2) После переговоров с Тиссаферном Писандр и другие послы отправились на Самос и, очевидно, какое-то время провели там, занимаясь, помимо прочего, подготовкой олигархического переворота среди самосцев. Хотя заговорщики порвали с Алкивиадом и потеряли надежду на персидские деньги, они зашли слишком далеко, чтобы отступать, при этом они намеревались продолжить войну со Спартой. Половина послов, прибывших с Писандром, были отправлены в разные части Афинской державы с поручением организовывать повсюду олигархические правления, а Дии- треф, назначенный командующим на Фракийском побережье, по пути к месту своего назначения сверг демократию на Фасосе; но менее чем через два месяца после этого Фасос перешел на сторону пелопоннесцев, доказав правильность предупреждений Фриниха (с. 586). Сам Писандр со второй половиной послов должен был устраивать олигархические перевороты на своем пути в Афины, куда они прибыли в конце мая или в начале июня. (УШ.63.3—65.1)
III. Олигархия Четырехсот
Для главных эпизодов переворота мы располагаем двумя противоречащими друг другу источниками. Фукидид, современник событий, находился в то время в изгнании, так что его изложение зависит от информации, которую он получал из Афин, к тому же в этом случае, как и в более ранних частях кн. УНТ, передаваемые им сведения, возможно, не всегда полны; однако его критический ум и здесь проявляет себя; кроме того, очень большим преимуществом Фукидида является то, что он был знаком лично со многими участниками этих событий. «Афинская полития», принадлежит ли она непосредственно Аристотелю или нет, была написана почти век спустя, когда для ее составителя были доступны более разнообразные источники. Данный трактат частично базируется на документах, что многие исследователи восприняли с энтузиазмом, когда в 1891 г. он был вновь открыт, но оценивались эти документы весьма по-разному как тогда, так и позднее. Описание последовательности событий здесь, в 29 и 32.2—3, в целом не сильно отличается от версии Фукидида, но автор «Афинской политии» стремится оправдать преобразователей, основываясь, вполне возможно, на «Аттиде» Андротиона16, чей отец, Андрон, входил в комис¬
16 	Данный текст был известным источником, отвечавшим всем требованиям того времени, когда писалась «Афинская полития». О свидетельствах «Афинской политии» см.: Rhodes 1981 (С 83); НОТУ: 212—251; о дате ее составления: Rhodes: 51—58.


Спартанское возрождение
591
сию Четырехсот, но принадлежал к умеренной группировке, которая в конечном итоге последовала за Фераменом. О двух конституциях, описанных в гл. 30 и 31, речь пойдет ниже.
Перед возвращением Писандра олигархи опубликовали программу, предполагавшую отмену государственного жалованья и сокращение гражданского корпуса, обладающего политическими правами, до 5 тыс. человек; однако, согласно Фукидиду, это было хитростью, скрывавшей истинные намерения той группировки, которая в реальности захватила власть. После прибытия Писандра была выбрана комиссия (из десяти человек. — A3), которой было поручено представить к установленному дню конституционные предложения: согласно «Афинской политии» (29.2), в которой цитируется официальный текст законопроекта, к существовавшим про- булам предлагалось добавить двадцать человек. Когда наступил назначенный день, экклесия была созвана не в обычном месте — на Пниксе, а вне города — на холме Колон, расположенном невдалеке от городских стен; причины этого не совсем понятны17. Члены комиссии десяти поставили на голосование один-единственный пункт, предполагавший отмену мер конституционной защиты, особенно процедуру графэ параномон, с помощью которой можно было предъявить любому человеку, вносившему предложение в Народное собрание, обвинение в том, что данным предложением он попирает действующие законы18. Фукидид специально отмечает тот факт, что члены комиссии содержательного предложения не внесли, но никак это не объясняет; здесь, как и в своем комментарии, о котором мы говорили выше, он, по всей видимости, неявным образом отвергает существование группы более умеренных реформаторов, противостоявших экстремистам, при этом он даже не рассматривает той, казалось бы, очевидной возможности, что члены комиссии просто не могли договориться друг с другом (а потому и не выработали никакой положительной программы. —A3). (УШ.65.3—67.2)
В этом пункте наши два основные источника кардинально расходятся. Фукидид (УШ.67.3) сразу переходит к тому, что он считал сутью всего дела — учреждению Совета четырехсот, который был назначен незамедлительно с помощью легко подтасовываемой процедуры непрямых выборов; Фукидид добавляет, что Четыреста должны были собрать 5 тыс. граждан, когда они сочтут это подходящим, так что законопроект, предложенный Писандром, предусматривал создание некоего корпуса Пяти тысяч; а до того момента Четыреста получали абсолютную власть. Создание новой конституции «Афинская политая» (29.5—30.1) приписывает комиссии десяти; здесь пять тысяч — это минимальное, а не максимальное, как у Фукидида, количество тех граждан, которые теперь наделялись правом голоса, список же эгах граждан предстояло составить сотне специально избранных каталогизаторов. До сих пор это приблизительно со¬
17 Это было так близко от города, что вряд ли можно всерьез принимать предлагавшееся иногда объяснение, согласно которому лишь вооруженные люди могли отважиться выйти за стены и добраться до Колона. Само это местоположение должно было иметь какое-то особое значение, ускользающее от нас.
18 См.: Hignett 1952 (D 38): 360, 373.


592
Глава 7 7
впадает с рассказом Фукидида, а речь XX Лисия, произнесенная чуть больше года спустя в защиту какого-то Полистрата, подтверждает, что Народное собрание официально проголосовало за передачу власти Пяти тысячам и что для этой цели были назначены каталогизаторы. Но затем, вместо незамедлительного создания нового Совета, «Афинская полития» рассказывает нам о неспешном реформаторском процессе, о назначении Пятью тысячами из своей среды собственной конституционной комиссии (из ста лиц. — А.З.), о выработанных ею двух конституциях (30.2—6 — «на будущее»; 31 — «на текущий момент») и об утверждении этого законопроекта Народным собранием, при этом из текста «Афинской политии» будто бы следует маловероятный вывод о том, что лишь после всего этого был учрежден Совет четырехсот, причем на основе не очень ясных положений, упомянутых в 31.1.
Где-то здесь должен быть значительный элемент вымысла. Фукидид представляет нам революцию, совершенную путем неожиданного государственного переворота, и, даже находясь в изгнании, он вряд ли мог серьезно заблуждаться относительно сути произошедшего; а он и не сомневался, что вплоть до падения Четырехсот никакого корпуса Пяти тысяч не появилось. Одна старая и широко распространенная теория19 исходит из того, что потребовался, несомненно, определенный период для завершения процесса, который «Афинская полития» фактически сводит к законопроекту, поспешно протащенному через собрание на Колоне, когда все детали были разработаны наперед; однако у этой теории есть слабое место — она «примиряет» «Афинскую политик» с Фукидидом путем обвинения обоих источников в ошибке. Почти столь же устоявшимся является взгляд, согласно которому конституция «на будущее» — это та, которая была установлена после падения Четырехсот20, но некоторые из ее положений настолько непрактичны, что с трудом можно представить, как они реально могли быть законодательно приняты, не говоря об их проведении в жизнь. Более простой ответ является и более правдоподобным, а именно, что обе конституции — фикция, придуманная самими Четырьмястами вскоре после своего переворота21 в качестве результата работы Пяти тысяч, какового корпуса просто не существовало22. Однако не вызывает сомнений, что другие варианты решения этой проблемы будут продолжать появляться.
В данном пункте Фукидид поименно называет и характеризует вождей переворота, вводя при этом две новые фигуры. Антифонт, самый
19 Библиографию по этой и другим теориям см.: Rhodes 1981 (С 83): 385 слл.; HCTV: 254-256.
20 Ferguson 1926 (D 23); САН V1: 338—340; с этим взглядом не согласны: Hignett 1952 Р 38): 376-378: de Ste Croix 1956 (D 83): 14-20.
21 Meyer 1899 (A 87): 433-435; Hignett 1952 (D 38): 360, 373.
22 Во время контрреволюции, согласно Фукидиду (VIIL92.il), Четыреста не желали, чтобы Пять тысяч были выбраны, но и не хотели, чтобы это нежелание стало всем очевидным, поэтому неопределенность сохранялась.


Спартанское возрождение
593
ранний в каноне десяти аттических ораторов, прежде не играл никакой роли в публичной политике, но помогал своим друзьям на судебных процессах; здесь сказано, что именно он был «вдохновителем всего этого дела» и с давних пор обдумывал этот переворот; по всей видимости, он был ответствен за радикальный поворот, который теперь приобрела революция. Хотя историк здесь хвалит его способности, последующие события показывают, что Фукидид отнюдь не симпатизировал его политике. Ферамен, которого Фукидид хвалит более скупо, — фигура более двусмысленная. Его отец Гагнон, коллега Перикла и основатель Амфиполя, будучи уже в возрасте, оказывается среди пробулов 413 г. до н. э., однако о какой-то его активной роли в тех событиях не сообщается. Хотя это — первое упоминание Ферамена, карьера его, по-видимому, началась раньше; его последующие переходы на другую сторону, часто осуждавшиеся современниками, лучше всего объясняются, возможно, с помощью предположения о его искренней вере в некую разновидность умеренной олигархии, отнюдь не того рода, который Афины могли терпеть в течение долгого времени. (УШ.68)
Архонт Каллий и некоторые другие должностные лица не были смещены, и Четыреста, быть может, намеревались позволить старому Совету пятисот выполнять функции до конца своего срока, но если это так, то выходит, что они передумали и распустили его, использовав вооруженную силу и выплатив членам Совета жалованье за оставшиеся от их должностного года месяцы. Следующим шагом была отправка глашатая в Декелею с предложением Агису — налицо радикальная перемена в политике с самого зарождения заговора на Самосе. Полагая, что из-за переворота город охвачен внутренними смутами, а потому не сможет сопротивляться, Агис послал за дополнительными войсками и вскоре вывел из Декелей все свои силы; однако обороняющиеся отнюдь не пали духом, и после отступления Агиса предложения Четырехсот были выслушаны с большей готовностью. (\ЧП.69—71)
Послы Четырехсот были отправлены также к флоту на Самос. Там олигархический заговор, организованный Писандром, увенчался убийством изгнанного в результате остракизма Гипербола, но когда 300 заговорщиков (см. с. 479) попытались свергнуть демократию в самом городе, самосцы, пользуясь поддержкой афинских моряков, дали им отпор. Из присутствовавших во флоте стратегов Хармин был сторонником олигархии, Леонт и Домедонт — демократии, а кризис породил двух новых демократических лидеров — Фрасибула, сына Лика, бывшего триерархом, и Фрасилла, служившего гоплитом. Важную роль сыграл экипаж «Пара- ла» — государственной триеры, и, одержав триумф, демократы срочно отправили этот корабль (вместе с Хереем из основного флота) в Афины, чтобы сообщить о победе над олигархическим заговором. Четыреста заковали в цепи двух или трех из числа паралов (паралы — здесь члены команды «Парала». — А.З.), но Херей смог каким-то образом скрыться, вернулся на Самос и сообщил воинам (согласно Фукидиду — лживо) о бес¬


594
Глава 77
человечных притеснениях и угрозах, которые будто бы испытывали в Афинах семьи моряков. Фрасибул и Фрасилл успокоили воинов и взяли с них клятву в том, что они будут поддерживать демократию и упорно продолжать войну, после чего были избраны новые стратеги. Послы Четырехсот узнали об этом, когда были еще у Делоса, поэтому там они и остановились. (УШ.72—77)
Астиох, столкнувшийся с очень сильным ропотом и недовольством против своей бездеятельности, снялся с якоря и со всем флотом направился к Микале, а милетскому войску приказал идти туда же сухим путем. Афиняне (дислоцировавшиеся около Микале. — A3) отступили к Самосу, поскольку они уступали противнику в числе и ожидали возвращения Огромбихида из Геллеспонта; на следующий день тот прибыл, и теперь битву предложили уже сами афиняне, а пелопоннесцы отказались. Вскоре после этого из Пелопоннеса был отправлен Клеарх (в Геллеспонт, к Фарнабазу. — A3) с сорока кораблями; эту эскадру рассеял шторм, и Клеарх вернулся в Милет, но десять кораблей смогли пройти дальше и осуществили переворот в Византии, что заставило афинян отправить туда эскадру для отпора спартанцам. Волнения в пелопоннесском флоте продолжались и даже усилились, когда Фрасибул убедил афинский флот пригласить Алкивиада присоединиться к нему. После этого Алкивиад был избран стратегом и сразу же отправился назад ради совещания с Тиссаферном, усилив подозрения пелопоннесцев, что последний ведет с ними двойную игру. Против Астиоха вспыхнул было мятеж, но тот бежал к алтарю, и воины разошлись; милетяне при подстрекательстве прочих союзников захватили крепость, построенную в их городе Тиссаферном; Лих, однако, не одобрил этого поступка, доказывая, что милетяне должны терпеть действия Тиссаферна, пока война благополучно не закончится. Тогда же из Лакедемона прибыл Миндар, чтобы сменить Астиоха на посту командующего. Астиох отправился домой в сопровождении послов от Тиссаферна и милетян, которые собирались жаловаться в Спарте друг на друга, и Гермократа. Очевидно, каждая сторона думала, что у нее есть законные основания для недовольства, но неясно, каким по самому последнему договору предполагался статус греческих городов Азии23. Также мы не знаем определенно, как спартанская апелла (Народное собрание) относилась ко всему этому, хотя при упоминании о Гермократе Ксенофонт (Греческая история. 1.1.31) делает относящееся к этому вопросу мимолетное замечание: прибыв в Спарту, Гермо- крат при поддержке Астиоха обвинил Тиссаферна24, и ему поверили. Более того, последующие события наводят на мысль, что Миндар прибыл из Спарты с поручением порвать с Тиссаферном, если тот не исполнит взятых на себя обязательств. Тем временем внутренние неурядицы в
23 Неодобрение Лихом действий милетян (см. выше) проблему решить не помогает, см.: Lewis 1977 (А 76): 110-114.
24 Это, возможно, подразумевает более положительное отношение Ксенофонта к Астиоху, нежели мы находим у Фукидида в кн. УШ.


Спартанское возрождение
595
Сиракузах привели к изгнанию Гермократа и к присылке трех новых стратегов на его место25 (УШ.78—85).
Тиссаферн отправился в Аспенд, расположенный на реке Евримедон- те, недалеко от ее впадения в море, куда прибыл царский флот в составе 147 финикийских кораблей. Фукидид говорит об этом с уверенностью, но неясно, почему корабли не двинулись дальше, сам же историк смотрел на все эти обстоятельства почти исключительно как на вопрос о мотивах Тиссаферна. К нашему разочарованию, текст обрывается на середине предложения (VIEL 109), при рассказе о том, как немного времени спустя Тиссаферн отравился в Геллеспонт, чтобы объясниться с пелопоннесцами; Ксенофонт [Греческая история. 1.1.9) здесь не помогает, зато Диодор (ХШ.46.6) приписывает Тиссаферну слова о том, что тот уже отослал корабли, узнав, что вожди арабов и царь Египта что-то замышляют против Финикии; в Египте в 411 г. до н. э., по-видимому, произошло какое-то восстание26, которое и могло стать фактической базой для не очень внятного утверждения Диодора. Задержки с выплатой содержания или полное прекращение оных Тиссаферном могли стать результатом его стремления ослабить свои связи со Спартой, как заставляют думать условия третьего соглашения; но это так рассердило лакедемонян, что еще до конца лета Миндар принял приглашение Фарнабаза и благодаря стремительному походу весь его флот оказался на севере, в Геллеспонте, так что, когда финикийские корабли ушли, Тиссаферн остался вообще без всякого флота. На следующие три года сатрапия Фарнабаза становится основным театром военных действий. (УШ.87, 99)
Алкивиад укрепил свои позиции на Самосе, где его предполагаемое влияние на Тиссаферна по-прежнему засчитывалось ему в актив, а когда послы Четырехсот наконец прибыли, он уже мог сдержать гнев моряков и отговорил их от немедленного похода на Пирей. Фукидид расценивает это как выдающуюся услугу, впервые оказанную Алкивиадом родному городу. Последний сформулировал также ответ послам из Афин в том духе, что не возражает против правления Пяти тысяч, но что власть должна быть отобрана у Четырехсот и возвращена старому Совету пятисот; меры по экономии государственных средств он одобрил, но война должна быть продолжена. Здесь на сцене опять появляется экипаж «Па- рала»: Четыреста опрометчиво пересадили его на транспортный корабль, который должен был переправить в Спарту трех послов, но вместо этого бывшие паралы передали этих посланников аргосцам и доставили на Самос аргосское посольство с предложением помощи; к этим предложениям Алкивиад отнесся с благодарностью, но попросил повременить, поскольку на текущей стадии сухопутные операции пока не планировались. (VQI.86)
25 Ксенофонт (Греческая история. 1.1.27—31) относит это событие к лету 410 г. до н. э.; о доводах против этой датировки см.: HCTV: 281—285.
26 Lewis 1958 (G 24); см.: КИДМ1У: 343.


596
Глава Π
IV. Замещение Четырехсот
ПРАВЛЕНИЕМ Пяти ТЫСЯЧ
Ответ Алкивиада, когда о нем стало известно в Афинах, стал поворотным пунктом в судьбе олигархии. К этому времени среди рядовых участников переворота уже произошло крушение некоторых иллюзий, и группа вождей во главе с Фераменом и Аристократом призвала к учреждению режима с более широкой социальной базой. Экстремисты в страхе отправили в последний раз нескольких послов в Спарту, которых возглавили Фриних и Антифонт, с задачей добиться какого-нибудь приемлемого соглашения, насколько это будет возможно, а также энергично продолжали возводить стену в Ээтионее — коротком выступе, огораживавшем Пирейскую гавань с запада; смысл этого строительства состоял, видимо, в том, чтобы защитить «немногих людей», которых они разместят у входа в гавань, от нападения из всё менее лояльного города27. Вернувшееся из Спарты посольство не привезло никакого удовлетворительного ответа; лакедемоняне, скорее всего, полагали, что им выгодней будет подождать развития событий, нежели идти на какие-то соглашения с правлением Четырехсот, положение которых уже не казалось особенно прочным. В то же самое время стало известно о флоте из сорока двух кораблей, бросивших якорь у Ласа в Лаконие; эта эскадра должна была отбыть на Евбею в ответ на призыв оттуда; Ферамен утверждал, что истинным пунктом назначения данного флота был Пирей и что стена Ээтионеи строилась олигархами для обеспечения беспрепятственного прохода в гавань вражеских судов. (VHL89—91)
Когда сразу по возвращении из Спарты был убит Фриних, кризис достиг апогея. Убийца бежал, но какой-то его сообщник дал показания о том, что ему было известно о тайных встречах в доме начальника перипо- лов (пограничной стражи)28. Четыреста никак на это не отреагировали — еще одно свидетельство их ослабшей хватки. Корабли, вышедшие из Ласа под командой Агесандрида, достигли Эпидавра и по пути совершили набег на Эгину, усилив подозрения Ферамена. В конце концов гоплиты, строившие стену на Ээтионее, взбунтовались и схватили Алексикла, одного из стратегов олигархического режима. Четыреста стали угрожать Ферамену; тогда тот начал оправдываться и предложил вместе идти на выручку Алексиклу; свалка и тревога, поднявшиеся было в городе и в Пирее, успокоились, в том числе и благодаря посредничеству некоего Фукидида из Фарсала; встретившись лицом к лицу с гоплитами, Ферамен согласился, что стену следует снести, и это было сделано. Гоплиты на словах выступали не за немедленное восстановление демократии, а за учреж¬
27 Имеющийся в нашем распоряжении текст Фукидида (VHL90.4) говорит о новой стене, строившейся по внутренней стороне мыса вдоль края гавани, но нелегко понять, как это могло помочь, и здесь требуется исправление рукописного текста; см.: НСТУ: 303— 308.
28 Это — версия Фукидида (УШ.90.2); о ее расхождении с другими версиями см.: НСТ V: 509-511.


Спартанское возрождение
597
дение правления Пяти тысяч; каждый из них опасался явно говорить о демократии, поскольку боялся, что Пять тысяч действительно будут избраны, и это может плохо кончиться для того, кто призывал к демократии открыто. (УШ.92)
На следующий день гоплиты освободили Алексикла и направились в город. Эмоции на этот раз владели людьми не так сильно, и было принято солидарное решение созвать в установленный день в театре Диониса собрание «для выработки соглашения»; однако в тот самый день на горизонте показался флот Агесандрида, шедший от Мегар мимо Саламина. Толпа афинян бросилась в Пирей, чтобы погрузиться на корабли, которые там были в наличии, но Агесандрид обогнул Суний и в конечном итоге прибыл в Ороп, занятый беотийцами еще прошлой зимой. Афиняне под командой Тимохара проследовали в Эретрию, но теперь у них было всего тридцать шесть кораблей против сорока двух вражеских, а благодаря хитрости эретрийцев афинские экипажи были вынуждены разойтись, чтобы покупать еду не на рынке, а в отдельных домах, и произошло это, когда Агесандрид атаковал из Оропа. В скоротечной битве, случившейся вне гавани, афиняне потеряли двадцать два корабля, и вся Евбея восстала, если не считать Орея, которым владели афинские клерухи. Захватить Пирей можно было без всякого труда, и Фукидид замечает по этому поводу, что Афины спасла тогда лишь безынициативность противника, не воспользовавшегося такой прекрасной возможностью. Однако удар оказался очень мощным, каких раньше еще не было, ибо оккупация Декелей поставила Афины в более сильную зависимость от Евбеи, чем прежде. (УШ.93—95)
Афиняне в спешке начали приводить свои дела в порядок; правление Четырехсот было официально упразднено и власть передана корпусу Пяти тысяч, в число которых были зачислены только те, кто мог обеспечить себя тяжелым вооружением, каковых даже после потерь на Сицилии в реальности могло быть больше, чем 5 тыс. Неизвестно ни одной детали ни относительно установленной теперь конституции, ни даже относительно Совета, решение которого зафиксировано в одном дошедшем до нас декрете ([Плутарх]. Десять ораторов. 833D); однако, хотя некоторые исследователи доказывают обратное29, те, кто не попал в число Пяти тысяч, определенно не получили права голоса. Подчеркнутое восхваление Фукидидом этого режима (УШ.97.2) не следует относить к его конституционным достоинствам, ибо историк вообще выказывает мало интереса к таким вещам, концентрируя внимание, скорее, на чертах политического руководства; здесь для него имеет значение прежде всего то, как велись дела, а его похвала касается лишь первых месяцев существования режима, при этом переломным оказывается, видимо, тот момент, когда Клеофонт обеспечил непринятие спартанского предложения после Кизика30. Экстремистские главари олигархии, Писандр и некоторые другие, бежали в Декелею, однако Антифонт, как это ни странно,
29 de Ste Croix 1956 (D 83); противоположная точка зрения: Rhodes 1972 (D 76).
30 Об этом трудном для интерпретации пассаже см.: HCTV: к указ, месту.


598
Глава 7 7
остался в Афинах, при том что в тот момент, видимо, еще не было понятно, какой будет позиция нового режима, поскольку многие его лидеры были членами Четырехсот. В итоге Антифонт с двумя своими сотоварищами был обвинен в измене — в связи с последним посольством в Спарту — и казнен; предложение об этом было внесено Андроном, отцом Андротиона (с. 590—591), а главным обвинителем выступил Ферамен31. (УШ.9б—98)
V. 	Военные кампании в Геллеспонте
И ВОЗВРАЩЕНИЕ АЛКИВИАДА
Примерно в то же самое время спартанец Миндар двинулся на север с семьюдесятью тремя кораблями (с. 594). Будучи задержан штормом у Икарии (остров у побережья Малой Азии, к западу от Самоса. —А.З.), он дошел до Хиоса, а узнавший об этом Фрасилл с пятьюдесятью пятью кораблями соединился с Фрасибулом, который со своими пятью кораблями столкнулся с проблемами на западе Лесбоса; Миндар, однако, смело двинулся между Лесбосом и материком, избежав встречи с афинянами, и прибыл в Геллеспонт. Большая часть афинских кораблей, находившихся у Сеста, бежала в открытое море, и весь флот собрался у Элеунта, что на самой оконечности Херсонеса; через пять дней, ушедших на подготовку, семьдесят шесть кораблей вновь вошли в Геллеспонт, держась ближе к европейскому берегу. Часть эскадры уже обогнула мыс Киноссему, когда восемьдесят шесть пелопоннесских кораблей атаковали от противоположного берега, поначалу удачно. Затем, как часто бывало с греческим флотом после первого успеха, боевой порядок пелопоннесцев расстроился, афиняне быстро собрались и обратили врага в беспорядочное бегство, однако узость пролива позволила неприятелю сохранить большую часть кораблей. Пелопоннесские потери оказались не катастрофическими: двадцать один корабль против пятнадцати афинских, но превосходство афинян на море было вновь подтверждено; известие о победе возродило боевой дух, сильно пострадавший из-за евбейской неудачи. Кроме того, афиняне вновь овладели Кизиком, войдя в Пропонтиду и захватив там небольшую эскадру, вышедшую из Византия; после этого пелопоннесцы послали сюда недавно одержавший победу флот с Евбеи, но, попав в сильнейший шторм у Афона, он почти весь погиб. (УШ.99—107)
Алкивиад вернулся (на Самос. — А.З.) из Аспенда осенью, заявив, что смог предотвратить вмешательство в ситуацию финикийского флота. Фукидид (УШ.108) добавляет обрывочные сведения еще о двух событиях: об изгнании персидских гарнизонов из Антандра и Книда, а также приводит Тиссаферна — на его пути в Геллеспонт — в Эфес, перед тем как са¬
31 	См., помимо [Плутарха] (Указ, место (см. выше)), Женевский папирус, частично содержащий текст речи Ангифонга в свою защиту, переизданный в тойбнеровском издании Антифонта (Thalheim 1914) и обсуждаемый в: HCTV: 198—200.


Спартанское возрождение
599
трап окончательно порвал с пелопоннесцами, еще до того, как закончилось лето 411 г. до н. э. Авторитетный отчет Фукидида, который хранит молчание о своих информаторах и редко упоминает о каких-либо вариантах, теперь уступает место двум несовпадающим версиям, что в принципе можно было бы признать гораздо более приемлемой ситуацией, дойди обе эти версии до нас целиком. В мире, где историки оценивались по их стилю, очарование Ксенофонта гарантировало сохранение его сочинений: допускающий живое и яркое представление информации о том, чем он всерьез интересовался, до странности безразличный к осгальт ному, упорно безголосый о том, что он находил неприятным, этот автор был начисто лишен фукидидовской неугомонной решимости разыскивать факты и исследовать реальную картину, лежащую за ними. Единственным другим связным рассказом об этих событиях является ленивая и невежественная эпитома из сочинения Эфора, составленная Диодором Сицилийским во времена императора Августа; этот конспект постоянно обнаруживает расхождение с Ксенофонтом как в мелочах, так и по существу. Универсальная история Эфора Кимского32, написанная в середине IV в. до н. э., хотя и стала в античности стандартным трудом для ссылок, однако оценивалась не очень высоко; а у исследователей Нового времени предпочтением, как правило, пользовался Ксенофонт, современник событий, пока в 1908 г. не были опубликованы фрагменты «Окси- ринхской греческой истории», из которых стало видно, что исходным источником Диодорова повествования о 396 г. до н. э. был какой-то неизвестный нам историк, почти ровесник событий, которого Эфор очевидным образом предпочитал Ксенофонту. Найденные позднее небольшие новые фрагменты, касающиеся Ионийской войны, подтверждают догадку о том, что этот аноним был современником Фукидида. Автор (в дальнейшем будем обозначать его литерой «Р»)33 был серьезным историком, стилистически непритязательным, хорошо информированным о том, что происходило как у афинян, так и у спартанцев, а также, несомненно, и в других краях. Подобно Фукидиду, он использовал систему нумерации годов, и внутри одного года часто выделял сезоны боевых действий. Для него абсолютно несвойственно фукидидовское стремление к обобщениям — политика для Р разлагается на серию конкретных шагов конкретных личностей, применительно же к Коринфской войне ни о какой «самой истинной причине» («αληθέστατη πρόφασή») ничего не говорится вообще — однако в том, что связано с фактами, папирусные фрагменты позволяют сделать несколько убедительных поправок к Ксенофонту, и, если бы сочинение Р сохранилось целиком, перед нами предстала бы в значительной степени иная картина этого периода. Сейчас же мы можем составить лишь мимолетное впечатление об этом труде, главным образом благодаря тем местам, где Диодорова эпитома оказывается полнее, чем
32 FGrH 70; а также выше, с. 19 наст. тома.
33 Подробней см. с. 20 наст. тома. (Р — от «papyrus, папирус», имеется в виду «автор греческой истории на Оксиринхском папирусе». — A3.)


600
Глава 77
обычно; чаще же мы просто видим, что версия Эфора отличалась от версии Ксенофонта, но не понимаем, в чем именно34.
Вскоре после битвы у Киноссемы Дорией Фурийский, подавив по заданию Миндара мятеж на Родосе, прибыл в Геллеспонт, был замечен афинскими дозорными и поспешил, спасаясь от афинского флота, вытащить свои корабли на берег либо у мыса Ретея, либо у Дардана. (Здесь, т. е. на месте, куда были вытащены корабли, произошел бой. — A3.) Наши два источника сильно разнятся: главная проблема, связанная с текстом Ксенофонта, а именно как Миндар, находясь в Илионе, мог видеть, что происходит, возможно, имеет решение;35 утверждение Диодора (ХШ.45.2) о том, что афиняне будто бы бросили весь свой флот против Дориея, вряд ли является правильным, но всегда остается возможность того, что сам Диодор вносит путаницу во вполне разумный в других отношениях рассказ (см., напр., с. 609 — о Нотии). Основная схватка была долгой и тяжелой, и продолжалась она до тех пор, пока не появился Ал- кивиад с двадцатью кораблями, из-за чего пелопоннесцы бежали на берег, где Фарнабаз помог им спасти большую часть кораблей. Затем весь афинский флот, за исключением сорока триер, покинул Геллеспонт ради сбора денег; Фрасилл отправился домой, чтобы оповестить граждан о победе и попросить еще кораблей и воинов; из Афин был отправлен Фе- рамен с тридцатью триерами с целью помешать строительству дамбы через пролив Еврип, но, не справившись с этой задачей, он в конечном итоге отправился на помощь Архелаю Македонскому, который осаждал Пидну. Тиссаферн прибыл в Геллеспонт, но Ксенофонт ничего не говорит о его отношениях с пелопоннесцами (см. с. 594), а только то, что Царь повелел ему воевать с афинянами, поэтому Тиссаферн осадил Ал- кивиада и взял его в плен в Сардах, но через месяц позволил тому, раздобыв лошадей, бежать на побережье. (X 1.1.2—10; D 45—47, 49.1)
К исходу зимы Миндар собрал все свои силы, в первую очередь для атаки на Кизик, а афиняне, находившиеся в Сесге, в смятении отплыли к Кардии, что на северном побережье Херсонеса. В полном драматизма рассказе Ксенофонта о последовавших затем операциях всё определяется стремительностью действий Алкивиада; однако здесь имеется несколько неясных моментов, а в двух ключевых местах ход событий объясняется какими-то невероятными случайностями. Конспект Диодора (49—51) носит более объемный характер, чем обычно, и в данном случае предлагает нам более вразумительную версию36. Из Кардии стратеги, не названные по именам, послали за Фрасибулом, находившимся во Фракии, и за Фераменом, который к тому времени уже соединился с ним; призвали стратеги и Алкивиада с Лесбоса (чем он там занимался — не уточняется).
34 В дальнейшем будут использоваться следующие сокращения: X = Ксенофонт. Греческая история (Xenophon. Hellenica); D = Диодор. Кн. ХШ (Diodorus).
35 См.: Tuplin 1986 (С 101): 54—55. Этот случай не является примером того, что сказано в конце предыдущего параграфа: Диодор достаточно полон, однако никакие четкие кошуры происходившего всё же не вырисовываются.
36 См.: Andrewes 1982 (G 6): 19—25.


Спартанское возрождение
601
Флот двинулся в Элеунт, а затем ночью проследовал мимо Абидоса, чтобы скрыть не столько факт своего прохождения, сколько возросшее количество своих кораблей, и таким образом достиг Проконнеса — большого острова к северо-западу от Кизика, где вновь были предприняты меры предосторожности, чтобы Миндар не узнал об усилении афинян. На следующий день под проливным дождем они отплыли в Кизик, разделив флот на три части; впереди шел Алкивиад специально с таким количеством кораблей, которое могло выманить весь вражеский флот из гавани, тогда как Фрасибул и Ферамен прятались за мысом к югу от Артаки (Артака — портовый город в Пропонтиде на Кизикском полуострове; так же называется залив; совр. турецкое название — Эрдек. — А,3.), из-за которого они неожиданно появились, чтобы отрезать Миндару пути отхода, в результате чего тот вынужден был высадиться там, где уже находились наемники Фарнабаза. Началась долгая и запутанная схватка, в результате которой Миндар погиб, а его войско разбито. Сиракузяне сожгли часть своих кораблей, остальные были захвачены афинянами. (X 1.1.11-18; D 49-51)
На какое-то время эта блестящая победа поменяла характер войны. Передислокация Миндара на север была сопряжена не только с поисками более надежного, нежели Тиссаферн, казначея, но и со значительным изменением стратегии; вместо довольно вялой, но зато, возможно, более осмотрительной манеры избегать открытой битвы и отрывать от афинян их союзников поодиночке теперь появилась возможность быстрее закончить войну, перекрыв Афинам зерновое снабжение. Для пелопоннесцев это увеличивало риск быть вовлеченными в полномасштабное сражение, хотя конечно же совсем необязательно Миндар должен был попасть в этот расставленный ему капкан. Однако теперь зерновой маршрут из Черного моря был свободен, и у входа в Боспор, в Хрисополе, был создан укрепленный пункт для сбора пошлины за прохождение судов; впрочем, из городов на Геллеспонте теперь только Перинф перешел на сторону Афин, дальнейшее же улучшение ситуации в этом регионе откладывалось до 408 г. до н. э. (X 1.1.21—22)
В самих Афинах возвращение уверенности в собственных силах привело к падению режима Пяти тысяч. У этого режима не было уже никакой поддержки, когда спартанцы после Кизика обратились с предложениями о мире, против чего выступил Клеофонт (D 52—53), «изготовитель лир», демагог, впервые упомянутый в литературных источниках у Аристофана в «Женщинах на празднике Фесмофорий», но чье имя уже встречается в одном осграконе, который датируется не позднее 416 г. до н. э.; будучи сыном стратега периода Архидамовой войны37, Клеофонт, вероятно, принадлежал к Пяти тысячам, но давление со стороны его непривилегированных сторонников сыграло решающую роль в его разрыве с этим режимом. Восстановление демократического Совета пятисот, по всей видимости, случилось незадолго до окончания архонтского 411/410 го¬
37 Vanderpool 1952 (D 99); 1968 (D 100): 120.


602
Глава 77
да; эта реставрация воспринимается как своего рода эра в декрете Демо- фанта (Андокид. 1.96—98), обязавшем всех афинян принести клятву убивать безнаказанно любого, кто попытается ниспровергнуть демократию, но архонт и другие должностные лица исполняли свои обязанности до конца положенного им срока. Атмосфера подозрительности в народе сохранялась: Андокид (1.75—76) дает любопытный перечень тех групп, чьи гражданские права были частично ограничены, а лицо, от имени которого составлена речь XXV Лисия (что само по себе делает это свидетельство не вполне убедительным), жалуется на волну злонамеренных судебных преследований.
Режим Пяти тысяч никогда не имел прочной основы. Предварительное принятие в Афинах первых Писандровых предложений было обусловлено надеждами на персидские деньги, тщетность которых стала очевидной еще до самого переворота, а попытки олигархов установить контакты со Спартой вообще могли восприниматься как открытая измена; обращение Алкивиада и действия гоплитов в Ээтионее обнаружили фатальный раскол среди самих олигархов. Фукидид (VTH.89.3) намекает на внутренние разногласия другого рода, отмечая, что любая олигархия, установившаяся в результате переворота, особенно уязвима, поскольку каждый отдельный участник такого правления желает безусловно первенствовать среди подобных себе. Пять тысяч не являлись узкой олигархией, если в их число зачислялись те, кто «мог обеспечить себя гоплитским вооружением» (Фукидид. УШ.97.1), и доступ к государственному управлению был вновь открыт широкому кругу лиц, но гоплиты как таковые не обладали никаким esprit de corps («корпоративным духом». —А.3) и не оказали никакого сопротивления восстановлению демократии. Некоторые из них конечно же не питали особых симпатий к демократии, как, например, те, кто на следующий день после противостояния в Ээтионее выказали готовность иметь дело с правительством Четырехсот, и весьма примечательно, что, согласно списку Андокида (см. выше), воинам, остававшимся в городе во времена Четырехсот, было запрещено выступать в Народном собрании или служить членами Совета, хотя прочие права за ними были сохранены; однако остальные лица, принадлежавшие к классу гоплитов, — по всей видимости, их основная часть, — являлись заурядными демократами, не отличавшимися особым стремлением играть ту политическую роль, какая отводилась (конституцией Пяти тысяч. — А.З) этому классу.
От прежнего режима новый унаследовал один важный институт — комиссию, учрежденную для ревизии афинских законов. Заметными примерами деятельности этой комиссии являются переиздание законов Драконта об убийстве (IG Р 104), записанных в 409/408 г. до н. э., и принятие законов, определявших порядок работы Совета (IG Р 105) и относящихся приблизительно к той же дате. К концу войны задача, поставленная перед этой комиссией, решена еще не была, но после падения Тридцати ее работа была возобновлена и наконец окончена. Более прямым и более огорчающим наследием была пустая казна; счета за 410/409 г. до


Спартанское возрождение
603
н. э. (М—L 84; IG I3 375) фиксируют лишь расходы из текущих доходов. Теперь была осуществлена реформа, в общих чертах намеченная в «Афинской политии» в 30.2 («конституция на будущее»), с помощью конторой количество эллинотамиев было удвоено и доведено до двадцати, и отныне они приняли на себя служебные обязанности старой коллегии ко- лакретов, теперь упраздненной. Восстановление союзной подати, возможно, улучшило ситуацию с государственными финансами: фрагментированный декрет [IG Р 99) предполагает возмещение сумм, которые полис задолжал Афине, и, кроме того, в 409/408 г. до н. э. фактически возобновились работы по возведению Эрехтейона (IG Р 474). Во вторую прита- нию 410/409 г. до н. э. впервые была произведена выплата диоболии (διω- βολία = διωβελια), введенной по предложению Клеофонта и представлявшей собой, по-видимому, выдачу двух оболов тем беднейшим гражданам, чьи страдания должны были особенно усилиться в связи с оккупацией Декелей и потерей Евбеи.
Примерно в то же время, летом 410 г. до н. э., Агис совершил рейд в непосредственной близости от стен Афин для сбора продовольствия, но отступил, когда Фрасилл вывел имевшиеся в наличии войска и выстроил их около Ликея в боевом порядке. После этого афиняне с большим воодушевлением проголосовали за предоставление Фрасиллу войска, за которым он прибыл на родину после битвы у Киноссемы, и весной 409 г. до н. э. тот отплыл с тысячей гоплитов, сотней всадников и тридцатью кораблями38 с 5 тыс. матросов, вооруженных как пельтасты. Одержав незначительную победу при Пигелах, он направился в Нотий и затем вернул Колофон, после чего вторгся в Лидию, где собрал богатую добычу, перед тем как обратиться к главной цели своего похода — Эфесу. Тем временем для обороны Эфеса Тиссаферн собрал значительные силы, причем к нему на помощь пришли люди с прежнего сиракузского флота. Фрасилл высадился в двух разных пунктах близ города, но в обоих местах атака была отбита, при этом афиняне потеряли убитыми 400 человек39. Захват четырех из двадцати пяти сиракузских кораблей, державших курс на север в Геллеспонт, был слабым утешением за поражение. Когда Фрасилл отплыл к Сесту, соединился там с Алкивиадом и затем они вместе направились на зимовку в Лампсак, между двумя войсками возникли трения, которые Ксенофонт объясняет презрением, выказываемом победителями при Кизике людям Фрасилла, испытавшим поражение, однако здесь могли быть и сугубо политические причины. Из предводителей, находившихся в Геллеспонте, Ферамен был одним из учредителей режима Пяти тысяч, также и Алкивиад одобрил этот режим в один из моментов в 411 г.
38 Так у D 64.1; согласно Ксенофонту (X 1.1.34), выделено было пятьдесят триер, и речь идет о предыдущей зиме.
39 Фрагменты Р, опубликованные в 1976 г. (Коепеп 1976 (С 62); McKechnie, Кеш 1988 (С 69) (теперь см. также: Hellenica Oxyrhynchia / Edidit М. Chambers. Stutgardiae et Iipsiae: Teubneri, 1993. — A.3.)), сохранились от какого-то детализированного рассказа об этой схватке; сильно изорванный папирус не обнаруживает серьезных отличий от более коротких версий X и D, которые в общем и целом согласуются друг с другом.


604
Глава 11
до н. э.; в то же время на этой стадии его точку зрения мог разделять и Фрасибул, враг позднейшей олигархии Тридцати. Так что существовала если и не открытая враждебность, то, по крайней мере, некоторая холодность между демократией в Афинах и войском в Геллеспонте, которое строило собственные планы и старалось иметь свои независимые источники поступления денежных средств;40 отправляя Фрасилла в Ионию, а не в Геллеспонт, демократы на родине могли надеяться на то, что успех там, в Ионии, сможет уравновесить великолепие успеха при Кизике. Победа, одержанная совместно над Фарнабазом при Абидосе, положила конец этому противостоянию. (X 1.1.33—2; D 64.1—4)
Той же зимой41 мессенский гарнизон Пилоса сдался осаждавшим его спартанцам; спешившие ему на помощь тридцать кораблей под предводительством Анита попали в шторм и не смогли обогнуть мыс Малею; из-за потери Пилоса был возбужден судебный процесс против Анита (позднее прославился как обвинитель Сократа), и, как утверждается, тот добился оправдательного приговора путем подкупа судей [Афинская полития.
27.5) 	— крупная афера, учитывая количество присяжных в афинском суде. Колонисты Гераклеи Трахинской в битве со своими соседями этейца- ми потеряли 700 человек и своего спартанского начальника (гармосга. — А.З.). Мегарцы отвоевали свой порт Нисею у афинян, которые затем послали 1 тыс. гоплитов и 400 всадников и в приграничном сражении нанесли поражение крупному войску мегарян и спартанскому отряду; судя по всему, это была та самая «битва при Мегарах», в которой отличились братья Платона, Адамант и Главкон (Платон. Государство. 368а). Небольшой фрагмент Р описывает окончание этого боя и добавляет, что афиняне сначала гневались на своих стратегов за риск, который те взяли на себя, а затем чрезмерно радовались тому, что одолели спартанцев42.
Весной 408 г. до н. э. афиняне возобновили нападения на геллеспон- тийские города, начав с Халкедона. После того как Алкивиад принудил вифинцев выдать ему крупный рогатый скот, который при приближении афинян калхедонцы поручили заботам вифинцев, город был обнесен стеной от моря до моря. Спартанский гармост Гиппократ вывел своих воинов и вступил в отчаянную битву с гоплитами Фрасилла, но, когда подошел Алкивиад, у которого, кроме гоплитов, были еще и всадники, спартанский командир погиб, а его люди бежали в город; Фарнабазу, находившемуся за укрепленной линией, не удалось прорваться через нее43, так что ему оставалось лишь возвратиться в свой лагерь. После этого Алкивиад отправился собирать деньги, а другие стратеги заключили с Фарнабазом соглашение на следующих условиях: он обязался дать им 20 талантов выкупа за Халкедон и сопроводить их посольство к Царю. Халкедон должен был возобновить выплату регулярной дани Афинам, с возмеще¬
40 См.: Andrewes 1953 (G 3): 2—5.
41 См. в конце наст, тома «Хронологические дополнения», Nq 13
42 Этот фрагмент (так называемый «Флорентийский фрагмент А». — А.З.) подтверждает рассказ D 65.1—2; X вообще не упоминает об этом сражении.
^ Tuplin 1986 (С 101): 44 — здесь обсуждается проблема топографии X 1.3.2.


Спартанское возрождение
605
нием всех недоимок, а афиняне обязались не нападать на город до тех пор, пока не вернется посольство от Царя. Фарнабаз настаивал на том, чтобы и Алкивиад также присягнул под теми же условиями; когда тот вернулся из Селимбрии, они обменялись взаимными клятвами, и посольство отправилось в путь. (X 1.3.2—12; D 66.1—4)
В 410 г. до н. э. Селимбрия дала деньги, но к союзу не присоединилась. Относительно 408 г. до н. э. Ксенофонт (1.3.10) говорит только, что город был взят, а Диодор (66.4) добавляет — вероломным способом; лишь Плутарх [Алкивиад. 30.3—10) сообщает подробности этой истории44. Заговорщики из числа горожан, боясь предателей среди самих себя, подали условленный сигнал слишком рано, когда войско Алкивиада еще не было готово; тот, однако, поспешил и смог войти в город лишь с небольшим отрядом; попав в ситуацию смертельной опасности, он через глашатая призвал селембрийцев к тому, чтобы они не противостояли афинянам; среди горожан возникло замешательство, благодаря чему успело подойти и остальное войско. Алкивиад не позволил своим фракийцам разграбить город и вообще обошелся с ним хорошо. Это последнее обстоятельство удостоверяется декретом (М—L 87), предложенным в Афинах Алки- виадом в 407 г. до н. э. и направленным на утверждение соглашения: заложники подлежат возврату и других не должно браться, независимость города подтверждена, претензии афинян и союзников о потерянной во время войны собственности аннулированы за исключением требований, касающихся земли и домов. Не время было для беспощадного наказания; следовало попытаться соблазнить другие города перейти опять на афинскую сторону.
Затем стеной был обнесен Византии, где спартанский гармост Клеарх имел в своем распоряжении мегарцев и беотийцев, а также некоторое количество собственных воинов. Осада развивалась без особых успехов, пока Клеарх не отправился за деньгами к Фарнабазу и набором кораблей, и в его отсутствие недовольство, вызванное главным образом тем, что гармост распределял съестные припасы только среди воинов, а не среди всего населения, привело к тому, что некоторые граждане Византия предложили Алкивиаду сдачу их города. Чтобы облегчить эту операцию, афинские флот и войско будто бы сняли осаду, а ночью корабли вернулись, устроив для отвлечения внимания шумную атаку в гавани, пока изменники впускали сухопутный отряд Алкивиада через ворота, обращенные к материку. Схватка закончилась тем, что мегарцы и беотийцы сдались и были отосланы в Афины, тогда как византийцы вновь присоединились к державе на прежних мягких условиях. Фарнабаз и афинские послы узнали о случившемся во фригийском Гордии, где они остановились на зиму. (X L3.14—4.1, D 66.4—67)
44 	Некоторые сомнения возникают в связи со сходством этого Плутархова рассказа и отдельных элементов Диодорова сообщения о взятии обратно Византия; см.: Hatzfeld 1951 (D 37): 288, примеч. 1.


606
Глава 77
Победоносная кампания, оставившая в пелопоннесских руках только Абидос, открыла возможность возвращения в Афины не только для Алкивиада, но и для многих из его людей, которые уже несколько лет находились вдали от родины. Часть кораблей была оставлена в Геллеспонте, а остальная эскадра отчалила к Самосу; оттуда Фрасибул с тридцатью кораблями повернул назад, чтобы довершить осаду Фасоса, Фрасилл с основным флотом пошел в Афины, а Алкивиад с двадцатью триерами — в Карию, где собрал 100 талантов. И даже после этого последний не направился прямиком на родину, а остановился на Паросе, после чего проследовал до Гифия, чтобы проверить сообщение о том, что там готовится спартанский флот; затем, узнав о своем назначении в стратеги, он наконец отплыл на родину, прибыв туда на праздник Плинтерий (в начале июня 407 г. до н. э.) — недобрый день, когда никому из афинян не следовало начинать никакого серьезного дела (во время Плинтерий подвергались стирке одежды Афины Паллады; обряд связан с представлениями о сакральной нечистоте. — А.3.). Алкивиад сомневался до тех пор, пока не увидел на пристани Евриптолема и других своих родственников и друзей; только после этого он сошел на берег, был окружен восторженными сторонниками, выступил с оправдательными речами в Совете и Народном собрании и получил неограниченные полномочия для ведения войны, при этом ни один человек не отважился противиться этому предложению45. Фрасибул также заочно был назначен стратегом, как и Конон, который был тогда на родине46. Решение об изгнании Алкивиада было отменено, стела с его осуждением выброшена в море, элевсинско- му жречеству велели снять наложенные на Алкивиада проклятья, а отобранная у него собственность была ему возвращена. В довершение всего Алкивиад вывел из Афин всё наличное в городе войско для того, чтобы ежегодная Элевсинская процессия, не опасаясь нападения врага, могла пройти по суше, а не по морю, как делалось последнее время из-за угрозы, исходившей от Декелей. Агис не помешал этой процессии. (X 1.4.8— 20; D 68-69.3)
Зарисовка Ксенофонта о том, какая атмосфера воцарилась в Афинах (1.4.13—17), содержит длинное и хитроумное оправдание Алкивиадова прошлого и всего о дно-единственное суждение оппонентов, которые считали именно его ответственным за все несчастья города. Согласно Диодо¬
45 Ксенофонт (1.4.20) говорит, что Алкивиад «άναρρηθείς Απάντων ήγεμών αύτοκράτωρ» («был публично провозглашен гегемоном-автократором всего». — А.З.), что может означать, а может и не означать, что он официально был наделен должностью «стратега-авто- кратора» («στρατηγός αύτοκράτωρ») — титул, который приписывают ему Диодор (69.3) и Плутарх (Алкивиад. 33.2).
46 О Кононе мы слышим в последний раз в связи с вмешательством во вновь вспыхнувшую междоусобицу на Керкире (D 48). Эта глава прерывает рассказ о плавании Фера- мена в конце 411 г. до н. э. (см. выше, с. 600—601), и акцию Конона также следует датировать 411-м, а не 410/409 г. до н. э., к которому Диодор относит операции обоих полководцев. Кроме того, создается впечатление, что в 411 г. до н. э. Конон находился в Навпакте и потому не был замешан в перевороте. По поводу сообщения Фукидида в IV.48.5 А. Гомм высказывается чересчур скептически.


Спартанское возрождение
607
ру (68.4), представители высших классов полагали, что они нашли человека, способного открыто и твердо противостоять демосу, тогда как бедняки ждали, что он перевернет город вверх дном и избавит их от бедности; вполне возможно, это — полученное из третьих рук грубое сокращение сделанного Р анализа тех несовместимых ожиданий, которые возбуждал Алкивиад, — того противоречия, которое в данную минуту скрывалось за бурным восторгом по поводу успехов его военного командования. Плутарх (Алкивиад. 34.7—35.1) утверждает, что простой народ страстно желал, чтобы Алкивиад сделался тираном, отбросив законы и действуя, не страшась сикофантов (профессиональных доносчиков, осведомителей. — А.З). Плутарх добавляет, что неясно, как сам Алкивиад смотрел на это; но, видимо, можно предположить, что на тот момент он был весьма доволен тем, что с общего согласия получил такой руководящий статус, какой, согласно Фукидиду, Перикл приобрел только в конце своей жизни, и надеялся укрепить это положение последующими победами. Что касается его стратегии, мы можем лишь догадываться, что он полагался на свою негласную договоренность с Фарнабазом, заключенную на срок своего отдыха на родине, и думал, что операции в Ионии могут подождать до возвращения афинских послов от Царя. Тем временем Фраси- бул покорил Фасос47 и Абдеру, и у его войска теперь были развязаны руки для проведения кампании на востоке.
В какой-то момент в течение последнего десятилетия V в. до н. э. случился эпизод, не зафиксированный ни в одном сохранившемся античном источнике, — жестокое разрушение храма Зевса в Немее. В ходе раскопок48 обнаружен значительный слой пожара, содержащий такое количество железных наконечников копий и бронзовых наконечников стрел, которого вполне достаточно для вывода о том, что это был отнюдь не случайный пожар, а результат спланированной атаки. Данный случай показывает, как многого мы не знаем даже о таком сравнительно хорошо документированном периоде, как конец V в. до н. э.
VI. Лисандр и крах Афин
Весной 407 г. до н. э. афинская дипломатическая миссия, направлявшаяся вглубь страны, встретилась с возвращавшимися спартанскими посланниками во главе с неким Беотием, который заявил, что они добились от Царя всего, чего желали; с ними же шел Кир, младший сын Царя, который был назначен сатрапом Лидии, Великой Фригии и Каппадокии, а также командующим всех персидских войск на западе. Киру было пору¬
47 IG П2 8827—8828 — в данных надгробных надписях два человека называются фасос- скими заложниками, захваченными, по-видимому, Фрасибулом как раз при падении Фасо- са и умершими в Аттке.
48 См. годовые отчеты: Miller (1115), особенно в т. 46 (1977): 9 слл., 21 сл.; о датировке разрушения храма: т. 49 (1980): 179.


608
Глава Π
чено оказывать всяческую поддержку Спарте и выплачивать по 30 мин в месяц из расчета на один корабль, причем сколько бы спартанцы ни пожелали иметь этих кораблей, что серьезно отличалось от скупых предложений 411 г. до н. э. О других уступках Ксенофонт не упоминает, но сама форма позднейших переговоров наводит на мысль, что неопределенный статус греческих городов (см. выше, с. 594) теперь был урегулирован: они должны были сохранить автономию при условии уплаты дани в Персию. (X 1.4.1—4; D 70.3)
Спарта медленно оправлялась после неудачи при Кизике. В Антандре с помощью Фарнабаза строились корабли, и Клеарх надеялся набрать, помимо этих, еще и другие. О Кратесиппиде, навархе 408 г. до н. э.49, мы знаем только то, что он помог одной из враждующих группировок на Хиосе изгнать 600 своих противников, поселившихся в Атарнее, на материке (D 65.3—4)50. Летом 408 г. до н. э. (Андротион. FGrH 324 F 44, первая запись для этого архонтского года) спартанские послы прибыли в Афины и договорились об обмене пленными; если они и прощупывали почву на предмет компромиссного мира, то их предложения были отвергнуты. В начале 407 г. до н. э. новый наварх, Лисандр, прибыл на Родос, где три древних города слились в единое государство, и, располагая семьюдесятью кораблями (часть из них он получил здесь, часть — привел с собой), он, в ожидании прибытия Кира в Сарды, обосновался в Эфесе. (X 1.5.1; D 70.1-2, 75.1)
О 	предыдущей карьере Лисандра известно лишь, что он проявил себя не только как способный военачальник, но и как безжалостный политик, старавшийся создавать группы своих личных сторонников во всех городах, где он мог это сделать. Дипломатическое мастерство он продемонстрировал на первой же встрече с юным Киром51, когда тот пообещал, что его поддержка не ограничится привезенными им 500 талантами, а в конечном итоге согласился повысить ежедневное жалованье с трех оболов до четырех. Афинские послы пытались противостоять этому при посредстве Тиссаферна52 (который, видимо, желал вернуться к своей политике уравновешивания двух греческих держав), однако эти попытки получили решительный отпор; в это время собственные послы афинян к Царю были задержаны Фарнабазом по приказу Кира. Лисандр свои корабли, коих теперь было уже девяносто, вытащил на берег у Эфеса, от-
49 	Р. Сили, возможно, прав, доказывая, что навархия лишь незадолго перед тем была ограничена годичным сроком, при том что вступление в должность происходило весной: Sealey 1976 (F 63); но такой вывод отнюдь не является неоспоримым.
59 	Часто высказывают предположение, что это были демократы, каким-то образом вернувшие себе власть, но раскол среди олигархов, по крайней мере, также вероятен. Упоминание Педарита (Р. Фр. 2; Феопомп. FGrH 115 F 8), возможно, говорит о том, что эти два спартанца поддержали соперничавшие группировки.
51 Плутарх (Артаксеркс. 2.4) сообщает, что он родился после вступления Дария на престол; если это так, Киру в то время было не более шестнадцати.
52 О головоломном фрагментированном декрете в честь Ев агора (IG I3 113), в котором, как оказывается, упоминается Тиссаферн, а Царь рассматривается в качестве союзника Афин, см.: Lewis 1977 (А 76): 129—131.


Спартанское возрождение
609
ремонтировал и просушил, но в оставшуюся часть лета так и не предпринял никаких военных действий. (X 1.5.2—10; D 70.3)
Еще до окончания августа Алкивиад двинулся из Афин с 1,5 тыс. гоплитов, 150 всадниками и сотней кораблей. Chi потерпел фиаско при попытке взять Андрос53, находившийся на пути из Геллеспонта в Афины, и оставил там Конона, сам же пошел на Самос и совершил оттуда несколько рейдов. Потом он переместился в Нотий, ближе к врагу, базировавшемуся в Эфесе, и в начале весны 406 г. до н. э. отправился в Фокею, на соединение с Фрасибулом, оставив ответственным за основной флот своего кормчего Антиоха со строгими указаниями не вступать в битву. Ксенофонт дает весьма туманный отчет о том, что за этим последовало, но Р (Фр. 4) предоставляет нам определенную возможность скорректировать и дополнить альтернативную версию Диодора54. Неясно, каковы были первые шаги, но Р, возможно, говорит, что Лисандр имел привычку для чего-то отправлять вперед группу из трех или четырех кораблей, и Антиох решил их захватить. Поэтому он взял десять своих лучших триер, оставил большую их часть в засаде, а сам выдвинулся вперед, чтобы выманить вражеский отряд из гавани. Лисандр, однако, оказался слишком проворным для него: его три корабля потопили Антиоха, после чего на- варх вывел весь свой флот в погоню за теми, кто был в засаде. Афиняне в Нотии, поняв грозившую им опасность, со всею поспешностью погрузились на корабли и вышли из гавани, но в силу воцарившегося у них беспорядка потеряли двадцать две триеры. Если Антиох в самом деле планировал небольшую операцию, а не генеральное сражение, он не справился с организацией засады и не осознавал, что такие его действия могут вовлечь в бой основной флот. Алкивиад поспешил назад и попытался вновь вызвать Лисандра на битву, но тот был вполне доволен уже достигнутым результатом. (X 1.5.11—15; D 71)
Для Алкивиада это было не просто сокрушительное поражение — оно оказалась для него роковым. Еще и до этой схватки к нему имелись претензии, поскольку он не смог обеспечить успешный старт своей Ионийской кампании, и во флоте возник настрой против него; Фрасибул из Коллита, имевший* долгую демократическую карьеру в политике, прибыл на родину, чтобы возглавить хор обвинителей против Алкивиада. Плутарх (Алкивиад. 35.2—4), несомненно, прав в том, что чрезмерные надежды, возникшие предыдущим летом, сыграли главную роль в падении Алкивиада; отмечаемые Фукидидом подозрения относительно Алкивиа- довых намерений возродились в полной мере. Состав коллегии стратегов, вступивших теперь в должность, по существу, идентичен коллегии 406/405 г. до н. э.; битва, вероятно, имела место приблизительно во время их выборов, и им было приказано досрочно принять командование. Сам Алкивиад удалился во Фракию, в те опорные пункты, которые укреплял
53 Прямых свидетельств об отложении Андроса нет, но после восстания на Евбее это вполне могло случиться.
54 См.: Andrewes 1982 (G 6): 15-19.


610
Глава 7 7
во время своего пребывания на Геллеспонте. С Андроса пришел Конон с двадцатью триерами, при этом он улучшил качество флота на Самосе, сократив его численность с сотни до семидесяти кораблей, оставив лучших из имевшихся в наличии гребцов55. Диодор (72.3—73.2) рассказывает запутанную историю о ночном подходе Агиса к стенам Афин и о столкновениях на следующий день: по Диодору, получается, что случилось это после Нотия и до смещения Алкивиада, что предполагает начало 406 г. до н. э.56, однако историк помещает целый ряд событий под 408/407 г. до н. э. и вставляет после Нотия сжатый рассказ об операциях Фрасибула на севере в 410 г. до н. э. (X 1.5.16—20; D 74.1—2)
Весной 406 г. до н. э. к Лисандру прибыл его преемник — Калликратид, считавший, согласно нашим источникам, ниже своего достоинства ожидать денег от варваров и склонявшийся к примирению Спарты с Афинами. Лисандр был сильно ущемлен своим отзывом — о внутренней политической ситуации в Спарте нам известно слишком мало, но если правда (см. выше, с. 608, сноска 49), что запрет на повторное отправление должности наварха был здесь введен лишь недавно, его позиция становится более понятной, — и вернул Киру оставшуюся часть полученных от него денег; Кир отказал Калликратиду в личной встрече, друзья Лисандра строили последнему всяческие козни и повсюду выражали недовольство неосмотрительностью спартанцев, пославших неопытного человека на смену тому, кто отлично знал свое дело. Впрочем, Калликратид сумел укрепить свой авторитет в Милете, собрал какое-то количество денег и сто сорок кораблей, с которыми отправился на Лесбос. По дороге туда он предпринял стремительную атаку на Дельфиний, афинскую базу на Хиосе, что обеспечило ее сдачу, а также взял Теос (город на ионийском побережье Малой Азии. —А.З.), сразу после чего направился в Мефимну; этот город имел афинский гарнизон и выказывал поддержку Афинам, но, когда приступ увенчался успехом, Калликратид отпустил на волю всех свободных граждан Мефимны; после этого он пошел к Митилене. Конон поспешил на помощь Мефимне, но, услышав о ее падении, разбил лагерь на одном из Гекатоннесских островов (Гекатоннесы, «Сто островов», — группа мелких островов между Лесбосом и Эолийским берегом. —А.З), к югу от Адрамиттийского залива; действия Конона позволя¬
55 Плутарх [Лисандр. 4.6—7) в рассказе о чуть более раннем времени, при изложении событий непосредственно перед битвой при Нотии, вставляет риторический пассаж о матросах, перебегавших с афинского флота к врагу из-за более высокого жалованья, которое они могли там получить.
56 Только это давало возможность Софоклу в «Эдипе в Колоне», 92—93 (см. также 616-628, 1518—1525. — А.З.) сослаться на этот эпизод (у D 72.4.8 упоминается беотийская конница). К Белох (Beloch 1912—1927 (А 2) IP.1: 418, примеч. 2), скорее всего, прав, отвергая взгляд, согласно которому здесь мы имеем дело с повторным рассказом об атаке Агиса в 410 г. до н. э. (Автор наст, главы, Э. Эндрюс, имеет в виду следующее: когда в конце 407 г. до н. э. в районе Колона была отбита попытка Агиса начать наступление против Афин, то его конница на три четверга состояла из беотийцев, и всё это можно было объяснить чудесным вмешательством древнего героя Эдипа, который обещал охранять принявшую его аттическую землю. — А.З.)


Спартанское возрождение
611
ли Калликратиду без труда отрезать афинянам возможность отхода на Самос. Флот Конона находился в отличной боевой готовности, однако он не мог принять бой с Калликратидом, располагавшим ста семьюдесятью кораблями, поэтому бросился к Митилене, но во время вынужденной схватки за пределами гавани потерял тридцать кораблей. Калликратид взял силой вход в более широкую северную гавань, а Конон оказался блокирован в меньшей гавани и в городе, имея слишком много ртов, которые нужно было кормить. (X 1.6.1—19; D 76—79.7)
Задача извещения Афин о случившемся была решена следующим образом: однажды в полдень были отправлены две быстроходные триеры, одна из которых поплыла в открытое море и была поймана, а другая смогла добраться до Геллеспонта. Афины каким-то образом снарядили сто десять кораблей, причем погрузили на них граждан из всех имущественных классов, метеков и даже рабов, которым было предоставлено «платейское» гражданство (Аристофан. Лягушки. 694; Гелланик. FGrH 323а F 25); кроме того, из золотой Ники и других посвящений отчеканили деньги [Лягушки. 720; Гелланик. F 26; Филохор. FGrH 328 F 141)57. На Самосе было собрано дополнительно тридцать кораблей (от разных союзников. — А .5.), самосцы же предоставили еще десять, так что всего кораблей оказалось более ста пятидесяти. Тем временем Кир смягчил свою позицию и прислал Калликратиду деньги, а Диомедонт, который был отправлен на подмогу Конону (еще до выхода большой эскадры. — А.З.), вошел в Митиленский пролив между островной частью города и сушей, но был внезапно атакован врагом и потерял десять из имевшихся у него двенадцати триер. Новый афинский флот вышел в море и взял курс на север, к Аргинусским островам, расположенным вблизи азиатского берега, напротив юго-восточного мыса Лесбоса; Калликратид оставил пятьдесят кораблей Этеонику для продолжения осады Митилены, а сам двинулся против афинян со ста двадцатью кораблями. (X 1.6.18—26; D 97.1—3) Ксенофонт начинает с боевого порядка сторон. Поскольку у спартанцев теперь были более опытные моряки, афиняне разместили на каждом из своих флангов по две эскадры, каждая из пятнадцати кораблей, при этом во второй линии находились такие же точно эскадры, которые должны были заполнить промежуток и не позволить врагу прорвать передовую линию;58 самосцы и другие союзники в центре образовали единую линию. На противоположной стороне Калликратид занимал правое крыло, беотийцы под командой Фрасонда — левое. Ход битвы понять не так-то просто: Ксенофонт говорит лишь о том, что длилась она очень долго, причем сначала сражались сплоченной массой, а потом бой распался на одиночные схватки; более пространная версия Диодора представляет собой по большей части перечисление знамений и набор общих
57 Гелланик датирует обе меры 407/406 архонтским годом, и, если этот автор прав, они Должны быть отнесены к концу этого архонтского года, т. е. приблизительно к началу июля 406 г. до н. э., а битва — к 406/405 г. до н. э., предположительно к августу.
58 См.: Morrison, Coates 1986 (А 90): 88—91.


612
Глава 7 7
фраз, и в данном случае ничего по существу не проясняет, к тому же содержит ряд явных ошибок59. Оба автора сходятся в том, что поворотным пунктом стала гибель Калликратида, после которой сначала правое крыло пелопоннесцев, а затем и левое обратились в беспорядочное бегство, найдя спасение на Хиосе и в Фокее. Эгеоник, узнав о случившемся, ради того чтобы не допустить паники среди воинов, сделал вид, что получил сообщение о победе, и отправил свои корабли на Хиос, а сам с сухопутным войском вернулся в Мефимну. (X 1.6.28—33, 36—38; D 97.4—99,100.5) Спартанцы потеряли более семидесяти кораблей, афиняне — двадцать пять, но из этих последних многие еще оставались на плаву, и за них цеплялись выжившие; неудача в деле спасения этих людей стала для победивших стратегов роковой. Существует общее мнение, что собрать выживших, как и двинуться вперед, чтобы начать осаду Митилены, помешал поднявшийся шторм, и что в первой депеше, отправленной стратегами в Афины, говорилось только об этом; однако стремление Ксенофонта показать стратегов непременно как невинных жертв заставило его вставить сюда сбивчивый и кое в чем нелогичный рассказ о реакции в Афинах, насчет которой Диодор (или, по крайней мере, D ХШ.101) является, возможно, более надежным информатором60. Несмотря на ликование по поводу победы, народ был сильно возбужден из-за больших потерь; Ферамен и Фрасибул (они были триерархами. — A3) вернулись домой раньше остальных, так что стратеги заподозрили их в агитации против себя; поэтому стратеги отправили второе письмо, заявив, что этим двоим было поручено подобрать пострадавших в морском бою61. Это повернуло народный гнев против Ферамена и Фрасибула, однако приведенные теми возражения и ответные обвинения были приняты, в результате стратеги оказались смещены, за исключением Конона, которого освободили от ответственности; на родине восемь выживших стратегов были вызваны в суд, шестеро из них подчинились. Бегство двух других вполне объяснимо в свете того, что известно о сложившемся тогда общественном мнении и о репутации афинян в связи с тем, как они обращались со своими стратегами, однако поступок этот должен был значительно навредить тем, кто вернулся домой и лично предстал перед судом. (X 1.6.34-35, 7.1-2; D 100.1-4, 101.1-5)
59 D 98.3 помещает Перикла Младшего на правом крыле, но изложение в 99.4 предполагает, что он находился на левом, где располагает его Ксенофонт. Повествование в D 97.1 вряд ли можно признать правильным, так как в Афинах снарядили лишь шестьдесят кораблей, и восемьдесят были собраны на Самосе; цифра в сто сорок кораблей, которые приписываются Калликратиду в D 97.3, может оказаться еще одним искажением.
60 См.: Andrewes 1974 (D 2). Однако Диодор говорит везде не о спасении выживших,* а о том, иго стратеги не смогли собрать тела погибших, и это удивительным образом подтверждено в XV.35.1.
61 Ксенофонт говорит об этом и в основном повествовании о битве (1.6.35), и когда возвращается к этому сюжету в 7.17, 29 слл.; однако в П.3.35 Ферамен в своей последней речи заявил, что не он первым выступил с обвинением, но сначала именно стратеги обвинили его.


Спартанское возрождение
613
На первом собрании, в котором слушалось это дело, их выступления, казалось, народ встретил благосклонно, однако принятие окончательного решения было отложено до следующей экклесии, а на этот промежуток времени как раз пришлись Апатурии — семейный праздник, отмечавшийся в октябре, когда сам вид большого количества людей в траурных одеждах снова разжег прежние чувства. В Народное собрание и в Совет было внесено следующее предложение некоего Калликсена:62 поскольку и обвинительные, и оправдательные речи были уже заслушаны на прежнем собрании, нужно сразу приступить к голосованию, поставив вопрос о том, заслуживают ли стратеги в качестве наказания смертного приговора. Попытка объявить это предложение противозаконным была заглушена криком, и когда некоторые из пританов хотели снять данное предложение с голосования, они также были запуганы, все, кроме Сократа. За альтернативное предложение Еврипголема о том, чтобы, в соответствии с «постановлением Каннона»63, рассматривать дело каждого обвиняемого порознь, поначалу поднялось большинство рук, но, после того как это решение было опротестовано и после повторного голосования, оно было окончательно отвергнуто, так что в результате шестерых стратегов приговорили к смертной казни, и среди них Фрасилла, Аристократа и Диоме- донта (все трое — опытные полководцы), а также Перикла, сына Перикла. (X 1.7.2-34; D 101.6-7)
Жертвы входили в состав той коллегии, которая исполняла должность во время падения Алкивиада, при том что Ферамен и Фрасибул были его сторонниками; однако вопрос о политических симпатиях связан с этим гнетущим делом только в том смысле, что они могли повлиять на формирование первичных подозрений стратегов в отношении своих прежних противников. Казнь, на которую демократия осудила лояльных демократов, причем после одержанной в самый критический момент этими людьми победы, нельзя назвать иначе как массовой истерией, объясняющейся долгим переутомлением от войны, которая теперь шла очень скверно. Раскаяние в народе наступило быстро, и для Калликсена оно стало роковым (рассказы о его судьбе разнятся); Ферамен, согласно его врагу Лисию (ХШ.10), следующей весной был избран стратегом, но не смог занять эту должность, поскольку не прошел докимасию как человек, враждебный народу6351. Об участии в этом деле Клеофонта ничего не со¬
62 Иначе неизвестен; Ксенофонт делает его подручным Ферамена, которого обвиняет в организации массового поддельного траура во время Апатурий. Диодор ничего об этом не сообщает, но и не снимает с Ферамена ответственности за последующий смертный приговор (101.7); ни тот, ни другой автор никак не намекают на сколько-нибудь активную роль Фрасибула в этом деле.
63 Упоминаемое только в связи с этим случаем (X 1.7.20 (см. также: Аристофан. Женщины в Народном собрании. 1089. — A3.)), данное постановление являлось неким устрашающим, но законным средством против тех, кто оскорбил величие афинского народа.
6351 Докимасия — особая проверка перед вступлением в должность уже избранного кандидата, во время которой выяснялись, в частности, следующие обстоятельства: гражданское полноправие, сообразный возраст, отсутствие долгов перед государством, исполнение военных обязанностей и обязанностей в отношении собственных родителей. — A3.


614
Глава Π
общается, но «Афинская полития» (34.1) возлагает на него ответственность за отказ в этот самый момент от мирных спартанских предложений; эта информация вполне обоснованно считается ошибочной версией отказа от подобных предложений 410 г. до н. э. (X 1.7.35; D 103.2)
Зимой греческие города и Кир отправили послов в Спарту с настоятельной просьбой восстановить Лисандра в должности наварха, и спартанцы обошли правило о запрете вторичного назначения, номинально сделав его заместителем командующего (эпистолеем) Арака. По прибытии в Эфес Лисандр призвал к себе из Хиоса Этеоника, находившееся под командой которого войско с наступлением зимы попало в чрезвычайно стесненное положение, и начал собирать более крупный флот; Кир обратил его внимание на то, что все суммы, полученные от Царя, и даже гораздо большие, уже потрачены, но всё же дал Лисандру деньги. К тому времени афиняне уже вернулись на Самос и снарядили там сто семьдесят три корабля; Адимант и Филокл делили командование с Кононом. Кир, будучи в это время призван к постели больного отца, вызвал Лисандра в Сарды и сказал ему, чтобы он не вступал в битву до тех пор, пока у него не будет гораздо больше кораблей, чем у афинян, и передал ему ту часть дани с городов, которая поступала в его, Кирово, собственное распоряжение64. Именно к этому моменту Диодор и Плутарх относят пресловутый пример Лисандрова вероломства, проявленного им во время олигархического переворота в Милете, а после экспедиции в Карию65 эти два автора отправляют его в короткую поездку в Аттику и к Агису, из которой он вернулся, успев ускользнуть от афинян, которые могли его поймать. (X П.1.1—7, 10—15; D 100.7—8, 104)
В течение большей части лета не предпринималось, очевидно, никаких серьезных действий, поскольку, когда Лисандр отправился наконец на север, согласно Ксенофонту (П.1.17), «ради подплывающих грузовых судов», то есть ради транспортов, доставлявших зерно с Черного моря, произойти это должно было в конце августа или в начале сентября; нам также известно, что решающее сражение пришлось на 405/404 архонт- ский год. Сначала Лисандр направился в Абидос, затем захватил богатый город Лампсак; афиняне под начальством трех новых стратегов, Менандра, Тидея и Кефисодота, последовали за ним по пятам и на сто восьмидесяти кораблях подошли к Элеунту, оттуда — к Сесту, а затем причалили к Эгоспотамам — пустынному взморью напротив Лампсака, где пролив Геллеспонта еще очень узок, на некотором расстоянии от ближайшей афинской базы снабжения в Сеете. В течение следующих четырех дней каждое утро они предлагали сражение, но Лисандр, держа свои корабли готовыми к бою, навстречу не выходил; при этом он сумел отследить, как афинские экипажи рассеивались ради отдыха или приема пищи, в какое время возвращались на свой берег. Алкивиад, прибывший из своей фракийской базы, предупреждал афинян об опасности и совето¬
64 О праве Кира на этот доход см.: Lewis 1977 (А 76): 119.
65 Об этом походе говорится еще только у Ксенофонта, правда, с другими подробно¬
стями.


Спартанское возрождение
615
вал им выбрать для стоянки более надежную позицию, однако стратеги не желали его слушать. В «Лягушках» Аристофана, с их необычайно серьезной и откровенно политизированной парабазой65а, призывавшей вернуть хороших людей из изгнания, в самом конце пьесы (1422—1432) ставится вопрос о том, что следует делать с Алкивиадом, которого город «желает, ненавидит, хочет всё ж иметь» [пер. Адр. Пиотровского); очевидно, возможность его возвращения обсуждалась, хотя бы и неофициальг но, а подозрения на его счет упорно сохранялись. Также и стратеги могли опасаться неблагоприятных для себя последствий при Эгоспотамах, если бы Алкивиад участвовал в сражении. (X П.1.17—26; D 105)
На пятый день Лисандр напал. Когда его разведчики подали с середины фарватера сигнал о том, что афиняне уже разбрелись ради отдыха и для приема пищи, его флот помчался через пролив, не дав противнику времени на то, чтобы погрузиться на корабли66. Конон с восемью или девятью триерами бежал на Кипр, «Парал» смог уйти в Афины, но остальные корабли попали в руки Лисандра, как и около трех тысяч пленников, включая стратегов Адаманта и Филокла. Этот последний вместе с другими афинянами, угодившими в плен, были казнены в наказание за злодеяния, которые Афинам ставили в вину: Афины и раньше уже проявляли жестокость по отношению к захваченным, а теперь еще и постановили на Народном собрании отрубать всем пленникам правую руку; спартанцы пощадили только Адаманта. После этого Лисандр очистил весь Геллеспонт, а также Лесбос, отпустив всех афинян на родину, рассчитывая тем увеличить в городе количество людей, которых нужно кормить. Войско Пелопоннесского союза вторглось в Аттику под предводительством Пав- сания, Агис вышел из Декелей, а Лисандр прибыл на Эгину, а затем со ста пятьюдесятью кораблями встал на якорь около Пирея и стал ждать. (X П.1.27-2.2, 2.5-9; D 106.1-8,107.1-2)
Афиняне блокировали вход в гавань, укрепили стены, а также, осознанно подражая амнистии 480 г. до н. э., вернули гражданские права всем ранее их лишенным (Андокид. 1.77—79); кроме того, они предоставили афинское гражданство самосцам (М—L 94). Когда запас продовольствия практически иссяк, афиняне направили Агису послов, предлагая стать спартанскими союзниками при условии сохранения городских стен и Пирея; тот перенаправил их в Спарту; спартанские власти выслушали послов на лаконской границе и отправили восвояси, посоветовав еще раз хорошенько подумать о сложившемся положении. Тем не менее афиняне упорствовали: они заключили в темницу Архестрата, который предложил принять требование лакедемонян о срытии Длинных стен на рассшя-
653 Парабаза —в сгароатшческой комедии обращение хора к зрителям, не связанное прямо с сюжетом пьесы. — A3.
“ Так по Ксенофонту. Диодор (106.1) говорит, что Филокл, который в этот день осуществлял у афинян командование, вышел вперед с тридцатью триерами, приказав остальным сесть на корабли и следовать за ним, но ничего не сообщается о том, каков был его нлан. Остальная часть флота еще не погрузилась на корабли, когда Лисандр атаковал, так что неожиданность нападения и последовавшая за ним катастрофа оказываются у Диодора столь же полными, как и у Ксенофонта; cp.: Ehrhardt 1970 (G 13).


616
Глава 77
нии десяти стадий, а также приняли постановление, вообще запрещавшее ставить на обсуждение подобные вопросы. В конце концов Ферамен вызвался отравиться к Лисандру, чтобы разузнать намерения Спарты в отношении Афин: желает ли она полностью поработить город? Ферамен отсутствовал три месяца, удерживаемый (как он сам потом утверждал) Лисандром. К тому моменту, когда он вернулся, сообщив, что Лисандр порекомендовал ему обратиться к эфорам в Спарте, Афины сопротивляться уже не могли; примерно тогда же главное препятствие для сдачи города в лице Клеофонта (самого решительного противника заключения мира со Спартой. — A3) было устранено67. Ферамен был назначен главой посольства из десяти человек68, и, когда они, будучи выслушаны на границе Лаконии, заявили, что обладают всеми необходимыми полномочиями по вопросу заключения мира, им позволили проследовать в город. Многие спартанские союзники, особенно коринфяне и фиванцы, возражали против переговоров и требовали полного уничтожения Афин, однако Спарта отказалась порабощать город, который так много сделал для Эллады, когда над ней нависла страшная угроза; у нас есть все основания полагать, что лакедемоняне были также озабочены и вопросом о том, как мог быть заполнен вакуум, который образовался бы в этом случае в Аттике. Окончательные условия предполагали снос Длинных стен и укреплений Пирея, сдачу всего флота за исключением двенадцати кораблей, возвращение изгнанников и стандартное обязательство войти в состав Пелопоннесского союза, имея тех же друзей и тех же врагов, что и спартанцы, и следовать туда, куда бы те ни повели — и по суше, и по морю. Народная масса, с нетерпением дожидавшаяся возвращения Фера- мена, боялась лишь одного — как бы он не вернулся с пустыми руками, вообще без всякого соглашения, так что итоговые условия почти не встретили никаких возражений. Затем Лисандр приплыл в Пирей, и здесь под звуки флейт начали сносить стены. Ксенофонт замечает, что «этот день считали началом свободы для эллинов»; какого бы взгляда в этот момент он ни придерживался, в конечном итоге поклонники Спарты вынуждены были совершенно расстаться с прежними иллюзиями относительно свободы, гарантом которой она себя выставляла. (X П.2.6—23; D 107.3—4)
VIL Эпилог
Окончить историю, как и начать, можно Фукидидом. Он не сомневался: Афины могли «одолеть» пелопоннесцев, соблюдай правила, заложенные
67 Ксенофонт (1.7.35) и Лисий (ХШ.12) говорят различно о его судьбе.
68 Лисий (ХП.68—69) придает большое значение тому факту, что Ферамен отказался открыл» заранее те условия, которые он готовил Афинам для принятая. В «Папирусе Фе- рамена» (Merkelbach, Youtie 1968 (С 72); Henrichs 1968 (С 47)) сначала Ферамену предъявляется обвинение, в котором почта дословно повторены формулировки Лисия, а затем в уста самого Ферамена вкладывается энергичный и изощренный ответ (см.: Andrewes 1970 (С 6)).


Спартанское возрождение
617
Периклом, а самое бескомпромиссное заявление историка об оборонительном характере Перикловой стратегии находится в той же самой поздно написанной главе (П.65), в которой он восхищается даром предвидения политика. Это отнюдь не какое-то наивное суждение. Проницательность Перикла подсказывала Фукидиду, что противостоять одним только пелопоннесцам не так уж и трудно, однако общепризнанно, что шансы сторон резко поменялись, едва в дело вмешались сицилийцы, за чем последовали многочисленные мятежи союзников, и в конечном итоге Кир оказал безоговорочную поддержку Спарте. Фукидид продолжает настаивать на успешном сопротивлении афинян этому возросшему со всех сторон давлению и заявляет, что они пали жертвой лишь собственных внутренних неурядиц.
Однажды историк уже отметил (П.65.11) пагубный эффект тех ожесточенных раздоров, которые возникли у него на родине по поводу Сицилийской экспедиции, и там же, как кажется, отражено его мнение об изгнании Алкивиада (с. 560). Здесь у Фукидида (65.12) вряд ли можно найти указание на какое-то особое событие, случившееся между прибытием Кира и окончательным разгромом при Эгоспотамах; перелом, случившийся после суда по Аргинусскому делу, возможно, лишил Афины услуг Ферамена в качестве стратега, но это не было решающим обстоятельством; важнее другое, а именно общее чувство подозрительности и тревоги, которое последовало за свержением режима Четырехсот (с. 597), придя на смену той твердости духа, с которой афиняне встретили сицилийскую катастрофу (Фукидид. УШ.1). Следует также принимать во внимание суждение Фукидида о правлении Пяти тысяч (УШ.97.2), где, по моему мнению, основанием для описания этой конституции как «умеренного смешения» («μέτρια ξυγκρασις») между «многими» и «немногими» служит то, что данный режим оказался способен использовать одновременно людей весьма разных политических направлений, например, и Фрасилла и Ферамена; парабаза в «Лягушках» Аристофана выражает похожую точку зрения. Однако еще один написанный задним числом пассаж возвращает нас к Алкивиаду: в VI. 15.4 Фукидид резко и без обиняков говорит о том, что Афины погибли потому, что граждане не смогли отрешиться от своих подозрений в отношении Алкивиада и отняли у него командование. Действия Алкивиада в период между его призванием флотом в 411 г. до н. э. и возвращением в Афины в 407-м дают некоторые основания для такого вывода, но из этого не следует, что Алкивиад мог бы с тем же успехом справиться с союзом Кира и Лисандра или что он возмужал настолько, что уже не зависел от особенностей своего вычурного характера6*1. Конечно, Фукидиду было бы проще довольствоваться заявлением о том, что установившаяся атмосфера подозрительности в целом не способствовала правильному планированию. Но историк, по всей видимости, относился к тем, кто считал: финальной катастрофы
6821 Из относительно недавних биографий Алкивиада см.: Ellis W. Alcibiades (L; N.Y., 1989); о заключительном этапе его карьеры — с. 69—98. — A3.


618
Глава 77
можно было бы избежать, послушайся стратеги Алкивиада при Эгоспо- тамах.
Если Перикл намеревался лишь показать спартанцам, что они не способны разгромить Афины, тогда можно допустить, что в 425 г. до н. э. он непременно добивался бы принятия спартанских мирных предложений (если бы не умер несколькими годами ранее. —А.З.), которым сам Фукидид очевидно симпатизировал (с. 476). Нелегко понять, как такой великий государственный муж мог прийти к мысли, что имеет смысл отдать земли Аттики на несколько лет на разграбление спартанцам ради весьма призрачной цели, или как он мог думать, что какое-то соглашение, достигнутое в этом контексте, может сохраняться в течение сколько-нибудь длительного времени; оскорбление, нанесенное спартанским союзникам, более остро чувствовалось в 425 г. до н. э., когда афинский триумф еще не вызывал никаких сомнений, нежели в 421-м. Но Фукидид полагал, что оборонительная стратегия имеет смысл, и той же точки зрения придерживаются многие современные критики.
На деле оказалось невозможным завершить войну без решительной победы одной из сторон. В ходе Архидамовой войны, особенно после взятия Пилоса и до битвы при Делии, Афины имели шанс одержать полную победу (с. 482), которым так и не воспользовались. После сицилийской катастрофы, а также после того, как Афины опрометчиво восстановили против себя персидского Царя, этот шанс фактически испарился, а надежд на заключение какого-то компромиссного мира, хотя по его поводу и могли вестись переговоры в 410 г. до н. э., было не больше, чем прежде. С точки зрения Фукидида, вина лежала на преемниках Перикла, чья борьба за первенство заставляла их вносить такие предложения, которые по сути являлись способом привлечения голосов избирателей; именно тут коренятся те ошибки, которые стали гибельными для города. Нелегко понять, что здесь имеется в виду, за исключением самого главного приведенного Фукидидом примера — Сицилийской экспедиции, на которую, как утверждает историк, народ смотрел как на возможность открытия огромных фондов для публичных выплат и которая явным образом выявила разногласия в среде афинских вождей. Были допущены конечно же и другие ошибки, но немногие из них включены в Фукидидов анализ, да и сам этот анализ, несомненно, не является полным: в частности, помимо прямых ошибок заслуживали бы упоминания и некоторые упущенные возможности. Тезис Фукидида обусловлен его сосредоточенностью на обороне; многозначительным указанием в этом отношении является его суждение, безусловно неверное, о действиях Фриниха в Милете в 412 г. до н. э. (с. 582).
Затяжной характер войны усугубил ее разрушительную силу. Материальный ущерб, оказавшийся наиболее тяжелым для Аттики, был возмещен быстрее, чем можно было бы ожидать, и уже через относительно короткий промежуток времени Афины вновь возникли в качестве одной из главных политических сил Греции; однако какими бы впечатляющими ни были в следующем, 4-м, столетии достижения города и его отделы


Спартанское возрождение
619
ных граждан, импульс V в. до н. э. восстановить уже не удалось. Спартанское лидерство не смогло гарантировать обещанных перспектив для будущего Эллады, а спартанское господство оказалось еще более тяжелым, чем «тирания» Афин; надежды на то, что Фивы смогут исправить ситуацию, умерли вместе с Эпаминондом. Конечно, можно было бы поразмышлять о том, что было бы в случае афинской победы, однако едва ли результат оказался бы более благоприятным; для сохранения расширенной державы, как и для достижения единства Греции, в Афинах должно было бы случиться коренное изменение самого отношения к этим вопросам, а итоговый результат очень сильно отличался бы от той Эллады, которую мы знаем и на которую смотрим с восхищением.


Д-М. Льюис *
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ДОПОЛНЕНИЯ
(1) 	Вопрос о датировке операций Леотихида в Фессалии прочно связан с одной неразрешимой проблемой. Хронологический источник Диодора, как кажется, дает для V в. до н. э. правильные продолжительности правления царей из дома Еврипонтидов. Диодор привязывает их к архонт- ским датировкам, которые приводятся с ошибкой в семь лет. Он сообщает о смерти Леотихида в 476/475 г. до н. э. после правления в 22 года (XI.48.2), хотя в качестве времени его вступления на престол, согласно сообщению Геродота, лучше всего подходит 491 г. до н. э. (VI.65—72; КИДМТМ: 597—598), а затем Диодор отводит Архидаму 42 года, с 476/475 по 434/433 г. до н. э. (ХП.35.4), а Агису — 27 лет, с 434/43 по 407/406 г. до н. э. (ХП.35.4). Но Архидам почти определенно умер в 427 (см. с. 503), а Агис — в 400 г. до н. э. (см.: Andrewes 1971 (F 3): 216, примеч. 18). Многие исследователи склонны думать, что причиной этого сдвига является простое недоразумение — смешение изгнания Леотихида, случившегося в 476 г. до н. э., со смертью этого царя, имевшей место в 469 г. до н. э.; но дело в том, что такое объяснение вряд ли может разрешить путаницу с Архидамом и Агисом. Возможно, ошибка носит, скорее, механический характер, и вызвана она смешением Федона, афинского архонта 476/475 г. до н. э., и архонта 469/468 г. до н. э., которого в действительности звали Апсефионом и который появляется в рукописях Диодора как «Феон» или «Федон». Первое из указанных решений могло бы помочь с определением времени изгнания Леотихида и, соответственно, его фессалийского похода, второе решение — нет; по крайней мере, оно совершенно точно не поможет с этой датировкой, если годы изгнания Леотихида Диодор включает в годы его царствования, как он это явно делает в случае с Плистоанактом (Диодор. ХШ.75.1), хотя в случае с царем Павсанием такого не происходит (ХШ.75.1, XIV.89.1). К.-Ю. Белох (Beloch 1912—1927 (А 2) 1.2: 186—187) откладывает изгнание Леотихида до 469 г. до н. э.,
* Дополнение No 13 составил Э. Эндрюс.


Хронологические дополнения
621
дабы оправдать длительность его царствования, но неясно, как в таком случае Белох мог бы примирить приводимую им дату рождения Леоти- хида, 545 г. до н. э. (Там же: 182; дата, возможно, несколько завышенная), с утверждением Геродота (VL72.1) о смерти Леотихида в Спарте, так и не достигшего старости. В целом об этой проблеме и том ее решении, сообразно которому между 476 и 469 гг. до н. э. вообще не было царя из дома Еврипонтидов, см.: Connor 1985 (L 25): 99—102.
(2) Некоторые дополнительные аспекты поддерживают мнение о долгом пребывании Павсания в Византии. Такое долгое пребывание, расширенное на период нахождения Фемистокла в Аргосе, подразумевается в так называемых «Письмах Фемистокла» — фиктивной коллекции П в. н. э., содержащей отдельные добротные сведения (Doenges 1981 (С 26)), к тому же на этот период приходится по меньшей мере одна история о поведении Павсания в Византии (Плутарх. Кимон. 6.4—7) и предполагает длинную по времени последовательность событий1.
(3) То, что в Олимпии в 468 г. до н. э. некий юноша, кулачный боец, был провозглашен «тиринфянином» (Оксиринхская греческая история 222 = FGrH 405 F 1: строка 42), в действительности не доказывает, что к тому моменту жители разрушенного Тиринфа еще не переселились в Галии; впрочем, слова Павсания в П.17.5 могут означать, что во время взятия Тиринфа Аргос уже вернул себе контроль над Герейоном (храмом Геры. — А.З.) и что случилось это после падения Микен. Ни один другой текст не связьюает данную последовательность событий в аргосско- тиринфском конфликте с участием какого-либо союзника или врага с той или другой стороны, если только мы не включим сюда недатированный эпизод (Геродот. УП. 137.2), в котором некий спартанец захватил Галии, но это случилось, вероятно, слишком поздно, чтобы иметь отношение к указанному конфликту. Некоторые относят захват аргосцами Тиринфа ко времени до захвата ими же Микен; согласно Форресту (Forrest 1960 (F 24): 230—232), эти кампании частично перекрывают друг друга по времени и случились они в 465 г. до н. э.
(4) Античные источники единодушны в том, что Плотское восстание длилось десять лет, и это, по всей видимости, справедливо как в отношении прямых указаний, так и в отношении тех дат, которые, как кажется, вычислены исходя из этой посылки. Фукидид, наш основной источник, говорит о начале восстания в увязке с антиафинским мятежом на Фасосе. Этот мятеж связан с попыткой выведения колонии в Драбеск, которую
1 	Обратите внимание на путешествие к оракулу в Гераклею Понтийскую, хотя существует иной вариант истории с попыткой его сакрального очищения (Павсаний. Ш. 17.8—9). Обе версии связывают эту историю с действиями Павсания в 478 г. до н. э., но такая датировка оказывается ошибочной, поскольку Плутарх делает данный случай основанием для изгнания Кимоном Павсания из Византия.


622
Хронологические дополнения
историк, похоже, датирует 465/464 г. до н. э. (см. с. 27). Окончание Плотского восстания он относит к десятому году от его начала (1.103.1—4) — утверждение, к которому следует отнестись серьезно, хотя весь этот пассаж вставлен в последовательность событий, имевших место в 461-м или 460 г. до н. э. Излишняя вера в строгий порядок Фукидидова повествования в Новое время часто приводила (напр.: Gomme. НСТ\: 410—411; ATL Ш: 162—168; Klaffenbach 1950 (В 6); Lewis 1953/1954 (В 8)) к исправлению этой цифры, хотя такая эмендация, в свою очередь, должна была бы подразумевать допущение о необыкновенно раннем насильственном проникновении Афин в Коринфский залив (1.103.4). Ни один античный автор, как кажется, не идет по линии такого исправления, однако имеются данные о том, что цифра в десять лет использовалась иным образом, когда она отсчитывалась назад от того момента, в который Фукидид, на первый взгляд, помещает окончание восстания, поэтому получалось, что восстание началось в 469/468 г. до н. э. или около того. Диодор (XI.63) относит начало именно к этому году (а окончание — к 456/455, XI.84.8, хотя в XI.64.4 говорит о продолжительности восстания в десять лет). Учитывая, что мы не знаем, насколько Диодор опирается здесь на свой хронологический источник (а насколько делает собственные спекулятивные вычисления. — A3.), особенно важным оказывается то, что, по крайней мере, одна «Атгида» датирует начало восстания таким же точно образом; схолии к аристофановской «Аисистрате» (1144), где архонтский год и промежуток времени, истекший после Платейской битвы, взаимно подтверждают друг друга, относят афинскую экспедицию в помощь Спарте против восставших мессенцев к 468/467 г. до н. э. Это мнение имеет своих современных сторонников (Scharf 1954/1955 (В 12); Hammond 1955 (В 5): 371—381. Вариация: Sealey 1957 (В 13); Badian 1988 (В 1): 304—310), но оно не подходит для интерпретации Фукидида, и такая датировка не дает никаких надежд на сколько-нибудь удовлетворительное согласование с одной несомненно самостоятельной датировкой начала Плотского восстания четвертым годом царствования Архидама (Плутарх. Кимон. 16.4)2. Самое очевидное решение может, конечно, оказаться ошибочным, но отнесение начала восстания к зиме 465/464, а его окончания — к какой- то части 456/455 г. до н. э. производит наименьшее насилие над текстом Фукидида и предлагает правдоподобную последовательность событий.
(5) 	События в Афинах (с. 95—96) предполагают, что возвращение Кимона со своим отрядом из-под Ифомы и заключение союзов с Аргосом и Фессалией относятся к 462/461 архонтскому году. Самым ценным источником здесь является список павших М—L 33: «Эти мужи из филы Эрех- теиды погибли на войне: на Кипре, в Египте, в Финикии, в Галиях, на Эгине, в Мегарах». Самое естественное объяснение (см., однако: Gomme. HCTI: 311) состоит в том, что первый год Египетской экспедиции был
2 	У Павсания (IV.24.5) датировка 79-й Олимпиадой и 464/463-м архонтским годом очевидным образом основана на спекулятивных подсчетах.


Хронологические дополнения
623
одновременно первым годом вооруженной борьбы в материковой Греции. Египетская экспедиция длилась шесть лет и окончилась летом (Фукидид. 1.109.4-110.1; Мегабиз вряд ли мог отвести Нил в другое русло в период половодья). Единственный способ зафиксировать время окончания экспедиции — допустить, что именно катастрофа, постигшая афинян в Египте, послужила причиной переноса союзной казны с Делоса в Афины, каковой перенос был осуществлен весной 453 г. до н. э. [IG I3 259.3). Однако, если Египетская экспедиция завершилась в 454 г. до н. э., мы всё же не можем с уверенностью сказать, следует ли считать те шесть лет, которые она длилась, в соответствии с обычной фукидидовской практикой, шестью летами и шестью зимами, и в таком случае она началась в 460 г. до н. э. (как доказывает А. Гомм: НСТ1: 410), или же это шесть боевых кампаний, и в таком случае она началась в 459 г. до н. э. (как доказывается в изд.: Kolbe 1937 (С 63): 266—267; см. также с. 27 данного тома). Первая точка зрения кажется несовместимой с тем свидетельством (Диодор. XI.78.4), согласно которому осада Эгины, начавшаяся в первый год этой войны (М—L 33; Фукидид. 1.105.2) и завершившаяся после сражений у Танагры и Энофит (Фукидид. 1.108.5), длилась только девять месяцев. Основной текст нашего тома исходит из вывода, что 459 г. до н. э. был первым годом войны и что столкновения при Танагре и Энофигах относятся к 458 г. до н. э.3.
(6) 	У Фукидида за капитуляцией Эгины, без всякого указания на временной интервал, следует плавание Толмида вокруг Пелопоннеса. «Аттида» датирует этот поход 456/455 архонтским годом [Схолии к Эсхину. П.75)4. Этой дате многие не придают особого значения, причем по разным соображениям. Порядок изложения событий Фукидидом не следует рассматривать в качестве основания для такого пренебрежения, как это имеет место, напр., в: ATL Ш: 168—172. Использование глаголов в имперфекте в начале 1.109 должно предупредить нас о том, что эта глава о Египетской
3 Свидетельством Диодора о продолжительности осады Эгины, хотя оно и сделано весьма недвусмысленно, обычно пренебрегают; Г. Бузольт (Busolt 1893—1904 (А 12) Ш: 322, примеч. 3) приводит длинный список авторитетов, которые находят данное свидетельство несовместимым с хронологией Фукидида. На самом деле это не так, что и показал А. Гомм: HCTI: 412, примеч. 2 (с другими годами по сравнению с теми, которые даю я), а сам Гомм отвергает свидетельство Диодора просто потому, что он убежден: слова Фукидида в 1.108.3 не оставляют сомнений в факте завершения строительства Длинных стен еще до того, как Эпша сдалась. Я склонен думать, что последнее предложение 1.108.3 является откликом на 1.107.4 и что невозможно сказать с определенностью, к какой именно части всей последовательности событий относятся слова «μετ& ταΰτα» (‘после этого’) в 108.4. Н. Хэммонд (Hammond 1955 (В 5): 404, примеч. 1) готов был бы принять свидетельство о девяти месяцах (опять же в другие годы), не будь он так серьезно настроен по отношению к Диодоровой датировке сражения при Танагре 458/457-м архонтским годом, а при Энофигах — 457/456-м.
4 Исходя из общих принципов, нам не следует расценивать тот факт, что Диодор (XI.84) датирует это плавание тем же самым годом, как подтверждающее свидетельство, поскольку нет очевидных причин думать, что он пользуется каким-то своим особым хронологическим источником.


624
Хронологические дополнения
экспедиции начинается с обобщающего материала; как оказывается, вернуться к Египетской экспедиции в этом пункте Фукидида заставило прибытие Мегабиза с большим войском, обычно — и правильно — относимое к 456 г. до н. э. Я вынужден отвергнуть дату «Аттиды» для плавания Толмида. Принимая во внимание взгляды, изложенные в дополнении No 5, следует сделать вывод, что Фукидид ничего нам не сообщает о 457 г. до н. э.
(7) Аналогичным образом нельзя исключать того, что в заключительной части рассказ Фукидида о Египетской экспедиции также частично совпадает по времени с материалом, к которому историк обращается позднее — в 1.111. Временные указания в этой главе делают весьма вероятным, что все излагаемые в ней события относятся к одной военной кампании; мы не можем сказать, была ли это кампания 455-го или 454 г. до н. э.
(8) То, что Кипрская экспедиция Кимона имела место в 451 г. до н. э., доказывал Р. Мейггз (Meiggs 1972 (Е 53): 124—126), на выводы которого сильное влияние оказало прямое свидетельство папирусного комментария к Демосфену (см. примеч. 26 на с. 126 указ, работы) о том, что финансовые меры, подразумевающие достижение мира с Персией, были осуществлены в Афинах до окончания 450/449 архонтского года. Эту кампанию Диодор (ХП.3-4) распространяет на два своих года, 450/449-й и 449/448-й, и в толкованиях до Мештза (напр.: Gomme. HCTI: 396 (с сомнением); ATL Ш: 178,298—299 (со сжатым и скрупулезным расписанием времени)) предпочитает 450 г. до н. э. Данные проблемы являются комплексными и включают несколько разных вопросов: вернулся ли Кимон из изгнания после остракизма раньше срока? каков истинный смысл того, что говорит Фукидид в 1.112.1 ? нарушили ли спартанцы то самое перемирие, о котором в указанном месте говорит историк, вторгшись в Аттику в 446 г. до н. э.? Самым ранним по времени полезным свидетельством является появление некоторых карийских имен в конце 4-го списка A TL, относящегося приблизительно к началу лета 450 г. до н. э.; эти имена Г. Нессельхауф связал с экспедицией Кимона (Nesselhauf 1933 (Е 57): 25— 26), и их положение в этом списке, видимо, лучше всего подходит именно к 450 г. до н. э. Ничто у Фукидида не исключает точку зрения Диодора о том, что данная кампания растянулась на два года, и эта информация, быть может, была заимствована Диодором у Эфора, а не выведена путем вычислений.  9 * *(9) Коронейская кампания обычно датируется концом 447 г. до н. э. Принимая рукописное чтение текста Филохора: FGrH 328 F 34, и доказывая, что язык Фукидида предполагает начало Евбейского восстания вскоре после потери афинянами Беотии, ATL Ш: 178, предпочитает весну
446 г. до н. э. Если перечень погибших М—L 48 принадлежит 447 г. до
н. э., что, как кажется, вытекает из хронологии податного списка, которой этот перечень следует, и если список павших, обсуждаемый у нас в


Хронологические дополнения
625
сноске 60 на с. 178, имеет отношение к Коронее (Bradeen 1964 (С 119): 21—29; 1969 (С 120): 154), тогда события при Коронее должны всё же датироваться сезоном боевых действий 446 г. до н. э.
(10) О хронологии Самосского восстания см. работу Ч. Форнары (Fomara 1979 (Е 26)), выводы которого я принимаю лишь отчасти. На мой взгляд, все три платежа, зафиксированные в М—L 55, относятся к Самосу: первый, 128 талантов, был внесен в 441/440-м; второй, 368 талантов, — в 440/439-м, но до Панафиней; третий, 908 талантов, — в 440/439-м, но уже после Панафиней. Форнара, возможно, прав, отдавая первый платеж флоту, который учредил демократию; но я сомневаюсь, что это случилось в 442/441 г. до н. э., как он думает. Неясно, от какого момента нужно отсчитывать девять месяцев, о которых говорится у Плутарха в биографии Перикла (28.7).
(11) Фукидид (П.2.1) дает подробнейшую хронологическую привязку фиванской атаки на Платою, датируя ее по Тридцатилетнему миру, по жрице Геры в Аргосе, по спартанскому эфору, по афинскому архонту и по битве при Потидее. Невероятно трудно принять все его утверждения так, как они переданы в рукописях, хотя У. Томсону (Thomson 1968 (G 41)) это удается. Основная трудность состоит в следующем: если, как утверждается в рукописях, нападение на Платою имело место на шестой месяц после сражения при Потидее, то что имеет в виду Фукидид, говоря в 1.125.1 об отсрочке почти на год спартанского вторжения в Аттику (исследователи расходятся в точной интерпретации этих слов) после открытого объявления войны на съезде Пелопоннесского союза? Отталкиваясь не только от этого пассажа, но и от Фукидидова повествования о потидей- ском деле, А. Гомм [HCT1:222—224,421—425) датировал начало Потидей- ского восстания апрелем 432 г. до н. э., битву при Потидее — июнем, а два собрания в Спарте — июлем и августом того же года; такой подход требует не только исправления сообщаемого Фукидидом интервала между сражением при Потидее и атакой на Платою, но и, как кажется, наталкивается на надпись, о которой я упоминаю в сноске 17 на с. 469. Библиография по этому вопросу обширна; полезное введение в проблему дает де Сент-Круа (de Ste Croix 1972 (G 36): 317—328). Путеводная нить отсутствует, поскольку Фукидид не делает никаких ссылок на Олимпийские игры 432 г. до н. э.  12(12) Постановление об оценке сумм обложения 425 года до н. э. (М—L 69) говорит в строке 34 о какой-то дальней экспедиции, которая стартовала тогда, когда этот декрет проходил через Совет пятисот и Народное собрание. Т. Уэйд-Гири и Б. Меритт (Wade-Gery, Meritt 1936 (G 42)) настаивают, что здесь имеется в виду поход Клеона против Сфактерии. Эта трактовка сталкивается с трудностями в деталях, и, кроме того, возникает более общий вопрос: насколько убедительно приурочивать к этому моменту начало такой далекоидущей и внушавшей оптимизм операции.


626
Хронологические дополнения
Возможно, в последовательности событий этот декрет лучше относить к более позднему времени и исходить из того, что на его принятие повлиял блеск одержанной победы; в этом случае экспедицией, о которой здесь упоминается, будет поход Никия в Коринфскую область; так в: М—L: 194-196.
(13) 	Между рассказами о битвах при Кизике в начале 410 г. до н. э. и при Аргинусских островах летом 406-го Ксенофонт только в трех местах «Греческой истории», в 1.2.1, 3.1 и 4.2 (а не в четырех, как, казалось бы, он должен был сделать. —А.З.), упоминает о начале следующего года или об открытии нового сезона боевых действий, пропуская одну смену года и не давая прямых указаний на нее там, где их следовало бы ожидать. Где- то в эти четыре года мы должны поместить лакуну в боевых действиях продолжительностью примерно в год. Г. Бузольт (1893—1904 (А 12) Ш.и: 1529, примеч. 1), за которым последовали Э. Мейер и другие, относит начало затишья к концу этого неопределенного периода: Фрасилл отплыл в Ионию летом 410 г. до н. э., за этим следует афинская кампания в Геллеспонте в 409-м, Алкивиад вернулся в Афины в 408-м, битва при Нотии относится к весне 407-го («ранняя» хронология). Напротив, К. Бе- лох (1912—1927 (А 2) П: ii, 243—254) доказывает, что затишье имело место в начале этого периода, так что все перечисленные выше события должны были выпасть на один год; эта «поздняя» хронология была усвоена У.-С. Фергюсоном (CAHV1:463-465; а также: 1932 (D 24): 38-45) и Д. Лот- це (Lotze 1964 (G 26)). Отличается от других точка зрения Н. Робертсона (Robertson 1980 (G 35)), который следует «ранней» хронологии вплоть до кампании в Геллеспонте, а затем растягивает пассаж «Греческой истории» 1.4.8—9 так, чтобы он охватывал почти весь 408 г. до н. э., после чего следует «поздней» хронологии для приезда Алкивиада в Афины и сражения при Нотии.
«Ранняя» схема имеет некоторые преимущества. Диодор в ХШ.64.7 говорит, что афиняне удерживали Пилос в своих руках в течение 15 лет, и если спартанцы вернули его зимой 410/409 г. до н. э., то эта цифра — правильная, тогда как по «поздней» схеме афинская оккупация должна была бы длиться 16 лет. С другой стороны, афинские послы к Царю, которые отправились в путь с Фарнабазом зимой, после Геллеспонтийской кампании, были задержаны по приказу Кира, и, согласно Ксенофонту (1.4.7), истекло три года, прежде чем им разрешили вернуться в афинский лагерь; в «раннюю» схему это укладывается с большим трудом, причем в данном случае арест послов должен был случиться в самом начале 407 г. до н. э., чтобы по истечении трех полных лет еще стоял тот лагерь, куда они могли бы вернуться. Но если столкновение при Нотии имело место весной 407 г. до н. э., а при Аргинусах — примерно в августе 406-го, то просто нет того момента, куда можно было бы вставить полный год приостановки боевых действий, когда на сцене появились две такие деятельные натуры, как Кир и Лисандр. Еще хуже то, что коллегия афинских стратегов, назначенных вскоре после Нотия, — это та же самая кол¬


Хронологические дополнения
627
легия, которая командовала при Аргинусах; совершенно невероятно, что они были переизбраны в полном составе на второй год. Удивительно, что «ранняя» хронология находит столь много сочувствия в поколении Бузоль- та и Мейера.
Промежуточное решение, предложенное Робертсоном, привлекает тем, что позволяет сохранить 15 лет оккупации Пилоса и три года удержания афинских послов, давая при этом приемлемые даты для Нотия и Аргинус. Проблема возникает с центральным положением этой гипотезы. Ксенофонт недвусмысленно изображает в 1.4.8 Алкивиада действующим в большой спешке; Робертсон считает, что собрать сумму в 100 талантов с Карии в короткое время было невероятно трудно, но дело даже несколько в ином: нельзя было бы назвать разумной политику, при которой целый год был потрачен на то, чтобы выжимать деньги с этих небольших общин. Кроме того, по теории Робертсона, Кир должен был продвинуться уже далеко на запад, чтобы лично увидеть афинских послов (Ксенофонт. 1.4.4) в начале 408 г. до н. э., но уверенно говорить о его прибытии в Сарды можно лишь применительно к лету 407 г. до н. э.; недостаточно просто сказать, что в Персидской державе все дела делались крайне неторопливо.
Для начального этапа «поздняя» хронология имеет то преимущество, что дает сиракузянам время на восстановление своего флота. После Кизи- ка Фарнабаз предоставил деньги и корабельный лес для флота, строившегося в Антандре (Ксенофонт. 1.1.25—26), и, когда приблизительно в середине июня Фрасилл прибыл в Эфес, сиракузяне были уже там с двадцатью старыми триерами и пятью новыми, поступившими с их родины совсем недавно; если это имело место в 410 г. до н. э., восстановление сиракузского флота было осуществлено с ошеломительной быстротой, если же всё это относится к 409 г. до н. э., то никаких проблем нет. Бу- зольт и Белох вместе с их последователями принимают заявление Ксенофонта, что Гермократ был отрешен от должности после Кизика и что новые сиракузские военачальники приняли флот в Милете (1.1.31), тогда как здесь (в данном томе, с. 594—595) я следую альтернативной точке зрения, согласно которой Ксенофонт неверно датирует смещение Гермократа и передачу власти новым стратегам, и произошло это в действительности летом 411 г. до н. э. (Фукидид. УШ.85.3; см.: НСТ: к указ, месту).
Относительно постройки кораблей отличий мало, хотя Белох основывается на том, что следует у Ксенофонта дальше — в 1.1.32—36. «В это же время» случилось событие, которое привело — неясно, через какой промежуток времени — к изгнанию Пасиппида из Спарты, при этом к флоту, который тот собрал у союзников, был теперь направлен начальником Кратесиппид. Критики спорят относительно точного значения слов «в это же время»; Кратесиппид был непосредственным предшественником Ли- сандра [Греческая история. 1.5.1), который принял командование в 407 г. До н. э., однако он (Кратесиппид) мог быть послан к флоту еще до своего официального вступления в должность наварха. Далее (1.1.33), «приблизительно в то же самое время», Фрасилл вывел все афинские войска к


628
Хронологические дополнения
Ликейкому гимнасию (теперь мы должны вернуться в 410 г. до н. э.) навстречу демонстративной атаке Агиса, который вслед за этим отступил в Декелею. Отсюда Агис видел, что в Пирей прибывает большое количество кораблей с зерном, и понял, что нет никакой пользы в простом блокировании доступа в Афины по суше; поэтому он решил послать Клеарха, сына Рамфия, в Византии (откуда шли корабли с хлебом. — А.3.), и сделал это.
Клеарх, однако, прибыл на Геллеспонт еще летом 411 г. до н. э. (Фукидид. УШ.80.3), при этом ничего не сообщается о том, что в данный же промежуток времени он возвращался домой; Ксенофонт не дает никаких намеков, что он знает о более раннем прибытии этого человека на Геллеспонт, и естественным образом рождается предположение, будто бы Ксенофонт по ошибке сдвигает отправку Клеарха на один год позднее (так у Робертсона, в примеч. 4 на с. 283). И всё же этот случай менее ясный, нежели отрешение от должности Гермократа: у двух авторов обстоятельства отправки Клеарха совершенно разные, как и подробности его прибытия, к тому же Ксенофонт здесь не вступает в противоречия с самим собой, как в случае с рассказом о Гермократе. Поэтому нельзя исключать того, что Клеарх вернулся назад в Грецию и поступил в распоряжение Агиса. Если это так, мы должны заметить, что фраза о «многих» кораблях предполагает регулярную осеннюю навигацию, совершавшуюся, несомненно, после того, как победа при Кизике расчистила морской путь, а это означает, что осенью 410 г. до н. э. Фрасилл еще находился в Афинах.
Стандартным доводом против «поздней» хронологии всегда было то, что она оставляет афинских стратегов в Геллеспонте совершенно инертными в течение целого года после Кизика, и это особенно странно в отношении такого энергичного лидера, как Алкивиад. В 1953 году (см.: (G 3): 2—5) я доказывал, что в это время демократические вожди в Афинах не горели желанием сотрудничать с геллеспонтийскими стратегами, и это объясняет, почему необходимые подкрепления, о которых последние просили, так и не были отправлены в 410 г. до н. э. (с. 600). Данная аргументация была принята Д. Лотце, но не Н. Робертсоном (1980 (G 35): 285, примеч. 13), посчитавшим это бездействие нетипичным и для демократии, и для Алкивиада. 15 лет для оккупации Пилоса (см. выше) должны тогда восприниматься как ошибка, лежащая, возможно, на совести самого Диодора (а не его источника. — А.З.). Кир задержал послов для того, чтобы афиняне не узнали о происходящем (Ксенофонт. Греческая история. 1.4.5—6), и продление ареста до трех лет не имело никакого смысла; у меня нет особого средства, которое можно было бы предложить для прояснения ситуации.


ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Персия, Египет Греция и Эгеида: и др. восточные политическая
страны история
Южная Италия, Сицилия и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
485 Смерть Дария.
Восшествие на
престол
Ксеркса
ок. 484 Персия возвращает себе Египет
480 Вторжение Ксеркса в Грецию
490 Битва при Марафоне
480 Сражения при Артеми- сии, Фермопилах, Саламине
485 Гелон становится тираном Гелы, а затем и Сиракуз
480 Победа сицилийцев при Гимере
ок. 499/498 Рождение Анаксагора
497/496
Рождение
Софокла
490-480 Самый поздний фронтон храма Афайи на Эгине; Афинская сокровищница в Дельфах
485 К Городским Дионисиям добавлена комедия
ок. 480
Рождение
Еврипида


630
Продолжение табл.
Персия, Египет и др. восточные страны
Греция и Эгеида: политическая история
Южная Италия, Сицилия и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
479 Восстание в Ионии. Персия теряет Сеет и Геллеспонт
479 Битвы при Платее и Микале, взятие Сеста (зима)
478 Персия
478(-476?)
478 Смерть Гелона;
теряет
Леотихид
Гиерон
Византий
в Фессалии
наследует ему
и Боспор. Греческие города на Кипре освобождаются от Персии
478 (зима)
Отзыв
Павсания;
формирование
Делосского
союза
в Сиракузах
478-477 Полизал отправлен в Италию, возвращается победителем и становится правителем Гелы. Сиракузы и Акрагант в состоянии войны
476-475
Поход Кимона во Фракию; захват Эиона и Скироса
476 Основание Этны. Перезаселе- ние («новое основание») Гимеры. Олимпийские победы Гиерона и Ферона. Смерть Анаксилая, тирана Регия— Мессаны; регентом здесь становится Микиф
476 Бронзовая композиция «Тираноубийцы» Крития и Несиота. Пиндар, I—Ш «Олимпийские оды»,
«П пифийская ода», «I немей- ская ода»; Вакхилид,
«V ода». Первый визит Эсхила в Сицилию;


Продолжение табл.
631
Персия, Египет
и др. восточные
страны
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
его «Этнеянки» поставлены в Этне
475-469 475 Извержение
Подчинение Этны
Кариста.
Восстание на Наксосе и его подавление
474 Битва
при Кумах. Победа Гиерона на Пифийских играх
474-473 Пиндар, «Ш пифий- ская ода»
ок.? 473-470 Битва при Тегее
ок.? 473-469 Битва при Дипее
472 Смерть Ферона; 472 Эсхил, его преемником «Персы» в Акраганте становится Фрасидей 472-471
Война между Сиракузами и Акрагантом.
Изгнание Фрасидея; конец тирании Эмменидов в Акраганте,
Геле и Гимере
471 и позднее
Война с наемниками на территории Гелы и Акраганта
ок. 471
Остракизм
Фемистокла
471-470
Синойкизм
Элиды


632
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
ок. 470 Персия возвращает себе Кипр
460—466
Битва при Евримедонте
469-466
Битва при Евримедонте
470 Победа Гиерона на Пифийских играх
ок. 470
Рождение
Сократа.
ок. 470-460 Расцвет художника Полигнота. Расписная стоя в Афинах
470-469
Пиндар,
«I пифий- ская ода», «ХП истмий- ская ода»; Вакхилид, «IV ода»
468 Победа 468 Первая
Гиерона постановка
в Олимпии Софокла
468-467
Пиндар,
«VI олимпийская ода»; Вакхилид, «Ш ода»
467—466 467 Эсхил,
Смерть Гиерона; «Семеро
его преемником против Фив»
в Сиракузах становится Фрасибул.
Микиф
освобожден
от обязанностей
регента;
тиранами
Регия—Мессаны
становятся
сыновья
Анаксилая


Продолжение табл.
633
Персия, Египет
и др. восточные
страны
465 (август) Убийство Ксеркса. Артаксеркс I становится Царем
ок. 462 Восстание Инара в Египте
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
ок. 466 Смерть Павсания; бегство Фемистокла
466 Восстание в Сиракузах; Фрасибул удаляется в Локры Эпизефирские 466-461
Гражданская
война
в Сиракузах. Восстание в подчиненных городах и принятие «Общего решения» в конце гражданской войны
465 Попытка основать колонию у Девяти Путей. Восстание на Фасосе
465—464 Плотское восстание.
? Аргос захватывает Микены
463 Капитуляция Фасоса
462 Спарта обращается к Афинам за помощью.
? Эфиальт реформирует Ареопаг. Спартанцы отсылают Кимона из Мессении. Союз Афин с Мегарами, Аргосом и Фессалией
Греческая
литература,
философия,
искусство


634
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
461 Остракизм Кимона; убийство Эфиальта
461 Восстановление Катаны,
Наксоса и Камарины. Первое появление на сцене Дукетия. Изгнание сыновей Анаксилая и восстановление республики в Регии и Мессане
ок. 460
Рождение
Гиппократа
ок. 460—440 Расцвет Мирона
459? Афинский
459? Афинская
флот на
экспедиция
Кипре берет
на Кипр
курс
и в Египет.
на Египет
Поражение
и плывет
афинян
по Нилу
при Галиях. Битвы при Кекрифалии и в Мегариде. Начало строительства Длинных стен в Афинах
458? Спартанский
поход в Дориду. Битвы при Танагре и Энофитах. Капитуляция Эгины
459-458
Подъем сикель-
ского движения;
основание
Менайнона
и завоевание
Моргантины
Дукетием
458-457? 458 Эсхил,
Афинское «Оресгея»
соглашение с Сегесгой
457 Зевгиты получают доступ к архонтату


Продолжение табл.
635
Персия, Египет
и др. восточные
с граны
456 Персидское войско под командой Мегабиза прибывает в Египет
454 Афинская экспедиция в Египет заканчивается катастрофой
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
? Должность присяжных судей становится оплачиваемой
456 Капитуляция мессенцев на Ифоме. Плавание Толмида вокруг Пелопоннеса
455-454
Фессалийский
поход.
Перикл в
Коринфском
заливе
454 Казна
Делосского союза переносится в Афины
451 Пятилетнее перемирие между
454-453 Попытка Тиндаридов установить тиранию в Сиракузах; введение здесь петализма. Война между Сегестой и (?) Лилибеем
453-452
Основание Палики; усиление сикельской синтелии. Сиракузский поход против этрусков
451-150
Осада Мотия;
Греческая
литература,
философия,
искусство
ок. 456
Анаксагор прибывает в Афины. Храм Зевса в Олимпии украшен грандиозной скульптурой этого бога 456 Смерть Эсхила
455 Первая постановка Еврипида ок. 455
Рождение
Фукидида


636
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
Афинами и Спартой. Тридцатилетний мир между Аргосом и Спартой. Закон Перикла о гражданстве. Возвращение Кимона в Афины
Дукетий наносит поражение сиракузянам и акрагантцам
ок. 450 Мятеж Мегабиза в Сирии 450? Кипрская экспедиция Кимона. Волнения в Египте продолжаются
450? Кипрская экспедиция Кимона и его смерть
450-449
Дукетий разбит при Номах и бежит в Коринф
ок. 450
Начало строительства храма Гефеста ок. 450-430 Расцвет Фидия и Поликлета
449? Каллиев мир 449? Каллиев мир
448-447
Союзническая дань поступает неравномерно 448 Спартанское вторжение в Аттику.
? Перикл в Херсонесе
447 Начало строительства Парфенона
ок. 446
Рождение Аристофана. Последняя сохранившаяся ода Пиндара («УШ пифий- ская»)
в Аттику
446 Разгром афинян при Коронее и потеря Беотии. Восстание на Евбее. Спартанское вторжение
446 Дукетий
возвращается на Сицилию; основание Кале-Акге. Сиракузы наносят поражение Акраганту


Продолжение табл.
637
Персия, Египет
и др. восточные
страны
445 Ί4.4
Псамметих
дарит
Афинам партию зерна
440 Писсунф входит в контакт с самосскими организаторами восстания
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
446-445
Тридцатилетний мир
444—443
Основание
Фурий
443? Остракизм ок. 443
Фукидида, Афинское
сына Мелесия соглашение
с Леонтинами и Регием. Афинский флот в Неаполе
441^440 (зима) Самосское восстание
440 Смерть Дуке- тия; Сиракузы аннексируют сикельский регион
439 (весна)
Капитуляция
Самоса
ок. 438
Формион в Акарнании
Греческая
литература,
философия,
искусство
ок. 445
Рождение
Лисия
ок. 442 Начало работ над метопами и фризом Парфенона 442 На Ленеях добавлены состязания комедий
438 Еврипид, «Алкеста»


638
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
ок. 437
Понтийская
экспедиция
Перикла
437-436
Основание
Амфиполя
435 Ссора между Коринфом и Керкирой из-за
Эпидамна.
Битва при Левкимме
433-432
Возобновление афинского соглашения с Регием и Леонтинами
432 Восстание в Потидее.
? Мегарское постановление
433 Афинский союз
с Керкирой. Декреты Каллия. Сражение при Сиботах
Греческая
литература,
философия,
искусство
Частичное
окончание
строительства
Парфенона;
посвящение
статуи
Афины
работы
Фидия
438-432
Работы над
фронтонами
Парфенона
437 Начало
строительства
Пропилеев
ок. 436 Смерть Эмпедокла. Судебное преследование Анаксагора
ок. 435 Фидий в Олимпии (культовая статуя Зевса)
ок. 433
Протагор в Афинах


Продолжение табл.
639
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
430 Писсунф вмешивается в политическую борьбу в Колофоне
Съезд
пелопоннесских союзников в Спарте
431 Фиванское нападение на Платею. Начало войны. Пелопоннесское вторжение в Аттику. Афинский флот плывет вокруг Пелопоннеса
430 Пелопоннесское вторжение в Аттку. Вспышка «чумы» в Афинах.
Поход Перикла в Пелопоннес. Перикл смещен и оштрафован. Формион отправлен в Навпакт. Падение Потидеи.
429 Начало осады Платеи.
Смерть Перикла. Поражение Кнема и успехи Формиона
428 Пелопоннесское вторжение в Аттику. Восстание в Митилене
Греческая
литература,
философия,
искусство
431 Еврипид, «Медея»
ок. 430 Начало серии аттических классических надгробных рельефов
428 Еврипид, «Ипполит»


640
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
Введение поимущественного налога в Афинах
427 Посольство Горгия
Леонтинского в Афины 427-424
Афинские войска на Сицилии
426 Демосфен на северо-западе. Никий на Мелосе
425 Пелопоннесское вторжение в Аттику. Укрепление Пилоса.
Афины отвергают спартанские мирные предложения. Переоценка союзной дани. Афиняне захватывают Сфактерию
427 Пелопоннесское вторжение в Аттику. Падение Митилены. Падение Платеи.
Смута на Керкире. Афинский поход в Сицилию
427 Аристофан, «Пирующие» (первая поставленная им комедия). Горгий в Афинах. Рождение Платона
426 Аристофан, «Вавилоняне»
425 Аристофан, «Ахарняне»
424—423 (зима) 424 Афиняне 424 Съезд в Геле
Смерть захватывают
Артаксеркса I Нисею.
Афиняне захватывают Киферу и совершают налет
на Лаконию.
Сражение при Делии
424 Аристофан, «Всадники». Изгнание Фукидида, сына Олора


Продолжение табл.
641
Персия, Египет
и др. восточные
страны
423 (февраль?)
Ох становится Царем под именем Дария П ? Возобновление мира между Персией и Афинами
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
Брасид прибывает на север, захватывает Аканф, Амфиполь, Торону
423 (апрель) Короткое перемирие на один год между Афинами и Спартой
422 Клеон берет 422 Афинские назад Торону. послы в южной
Битва при Италии и на
Амфиполе; Сицилии
гибель Клеона и Брасида.
Мирные переговоры
421 Никиев мир (апрель)
Пятидесятилетний союз между Афинами и Спартой.
Истребление
Скионы
420 Союз между Спартой и Беотией.
Союз четырех держав
Греческая
литература,
философия,
искусство
423 Аристофан, «Облака»
422 Аристофан, «Осы»
421 Аристофан, «Мир»
ок. 420
Статуя Геры Поликлета в Аргосе ок. 420-Т00
Расцвет вазо- писцев Зевксида и Паррасия 420-410
Парапет храма Афины Ники


642
Продолжение табл.
Персия, Египет Греция и Эгеида: Южная Италия,
и др. восточные политическая Сицилия
страны история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
419 Никий
и Алкивиад — стратеги. Действия Алкивиада в Пелопоннесе
418 Спартанская победа
при Мантинее 418-417
Пятидесятилетний союз между Спартой и Аргосом. Установление
416
олигархии в Аргосе
417 Свержение олигархии в Аргосе; возобновление союза с Афинами
416 (весна)
Мятеж
Остракизм
Писсуфна.
Гипербола?
Тиссаферн —
Афиняне
сатрап
нападают
в Сардах.
на Мелос
Афиняне под¬
и покоряют
держивают
его
Аморга
415 Сегесга жалу¬
415 Афинская
ется Афинам
экспедиция
на Селинунт.
прибывает
Осквернение
на Сицилию
герм.
Афинский флот отплывает на Сицилию. Отзыв и бегство Алкивиада
415 Еврипид, «Троянки»


Продолжение табл.
643
Персия, Египет
и др. восточные
страны
413 (осень)
Дарий
требует
от Тиссаферна
и Фарнабаза
активных
действий
412-411
Соглашения между Спартой и Персией
411 Волнения в Египте?
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
414 Аргосское вторжение в Фирею. Спартанцы опустошают аргосскую сельскую местность. Афиняне высаживаются в Лаконие
413 Спартанцы возобновляют войну
и захватывают Декелею.
Дань заменена пятипроцентной пошлиной
412 Восстание афинских подневольных союзников. Соглашения между Спартой и Персией
411 Переворот Четырехсот. Правление Пяти тысяч. Войско и флот на Самосе остаются верными демократии; Алкивиад получает командование. Афинские победы
при Киноссеме и Абидосе
410 Афинская победа при Кизике
414 Осада Сиракуз. Смерть Ламаха. Прибытие Гилиппа
414—413 Евримедонт плывет на Сицилию
413 Вторая афинская экспедиция прибывает на Сицилию. Афинская катастрофа на Сицилии
Греческая
литература,
философия,
искусство
414 Аристофан, «Птицы»
412 Еврипид, «Елена» и «Андромеда»
411 Аристофан, «Лисистрата» и «Женщины на празднике Фесмофорий»


644
Продолжение табл.
Персия, Египет
и др. восточные
страны
408 Волнения в Мидии 408-407
Миссия спартанца Беотия; Кир отправлен на запад
405—404 (зима) Смерть Дария П; Арсак становится Царем под именем Артаксеркс П
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
Восстановление полной демократии в Афинах. Афины отвергают спартанские мирные предложения
408 Афиняне возвращают себе Византий. Основание города Родоса
407 Алкивиад возвращается в Афины. Лисандр во главе спартанского флота
406 Афинское поражение при Нотии; удаление Алкивиада. Афинская победа
при Аргинусах.
Суд
над стратегами
405 Битва при Эгоспотамах 405-404
Осада Афин
409 Экспедиция Ганнибала на Сицилию; разрушение Селинунта и Гимеры
406 Вторая
карфагенская экспедиция на Сицилию; падение Акраганта
405 Возвышение Дионисия. Мир между Сиракузами и Карфагеном
409-406
Завершение Эрехтейона 409 Софокл, «Филоктет»
408 Еврипид, «Орест»
406 Смерть Еврипида в Македонии; смерть Софокла
405 Аристофан, «Лягушки»


Продолжение табл.
645
Персия, Египет и др. восточные страны
Греция и Эгеида: Южная Италия,
политическая Сицилия
история и Карфаген
Греческая
литература,
философия,
искусство
Мир между Спартой и Афинами; снос
Длинных стен
401 Постановка «Эдипа в Колоне» Софокла


БИБЛИОГРАФИЯ
вди
КИДМ Ш.З
КИДМIV
сл.
СЛЛ.
Список СОКРАЩЕНИЙ
Вестник древней истории
Расширение греческого мира. УШ—VI вв. до н. э. / Под. ред. Дж. Бордмэна и Н.-Дж.-Л. Хэммонда: Пер. с англ. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2007. (Кембриджская история древнего мира. Т. ПТ, часть 3)
Персия, Греция и западное Средиземноморье. Ок. 525—479 гг. до н. э./Под ред. Дж. Бордмэна, Н.-Дж.-Л. Хэммонда, Д.-М. Льюиса и М. Оствальда: Пер. с англ. А.В. Зайкова. М.: Ладомир, 2011. (Кембриджская история древнего мира. Т. IV) следующая [страница] следующие [страницы]
ААА Athens Annals of Archaeology
Abh. Sachs. Ak. Wiss. %u Leipzig
Abhandlungen der sächsischen Akademie der Wissenschaften Leipzig
AfP Archiv für Papyrusforschung
AHR American Historical Review
AHN Annali: Istituto Italiano di Numismatica
AJA American Journal of Archaeology
AJAH American Journal of Ancient History
A JP American Journal of Philology
AMI Archäologische Mitteilungen aus Iran
Annales E.S.C.
Annales, Economies, Societes, Civilisations Ann. Fac. di Lett, di Perugia
Annali della facoltä di lettere di Perugia Ant. Class. Antiquite classique Arch. An%. Archäologischer Anzeiger
Arch. Delt. Αρχαιολογικόν AeXriov
AS A A Annuario della scuola archeologia di Atene
ASNP Annali della Scuola Normale Superiore di Pisa, Classe di Lettere e Filosofia
ASS Archivio storico siciliam
ASSO Archivio storico per la Sicilia orientale
Ath. Mitt. Athenische Mitteilungen. Mitteilungen des deutschen archäologischen Instituts, Athenische Abteilung
ATL B. D. Meritt, et al. The Athenian Tribute Lists i-iv. Cambridge,
Mass. - Princeton, 1939-5 3
BAR British Archaeological Reports
BCH Bulletin de correspondance hellenique
Bibi. Ec. fr. Ath. et Rome
Bibliotheque des Ecoles fran^aises d’Athenes et de Rome BICS Bulletin of the Institute of Classical Studies of the University of London
Boll. d'Arte Bollettino d?Arte
Boll. 1st. Na%. Dramma Ant.
Bollettino del Istituto nationale dello studio della dramma antica


Список сокращений
64 7
BSA
СА
САН
CAG
CEG
C1D
С]
Class, et Med. Cl. Phil.
Cl. Rh.
CPG
CQ
CR
CRAI
Cron. di Arch.
CSCA
CW
DGE DHA Ditt. Syll.
D-K
Dox. Graec.
EMC/CV
FGrH
FHG
G&R
GGM
GRBS
HCT
Hesp.
Hill, Sources2
HN
HSCP
HThR
Annual of the British School at Athens
Classical Antiquity (formerly California Studies in Classical Antiquity)
The Cambridge Ancient History
Commentaria in Aristotelem Graeca. Berolini, 1882—19О9.
P. A. Hansen, Carmina Epigraphica Graeca. Berlin, 1983-9
Corpus des Inscriptions de Delphes
Classical Journal
Classica et Mediaevalia
Classical Philology
Clara Rhodos
Corpus paroemiographorum Graecorum. Ediderunt E.L. a Leutsch et F.G. Schneidewin. Hildesheim, 1965.
Classical Quarterly
Classical Review
Comptes-rendus de Г Academie des inscriptions et belles lettres Cronache di Archeologia California Studies in Classical Antiquity Classical Weekly
Dialectorum Graecarum Exempla Epigraphica Dialogues d’histoire ancienne
W. Dittenberger (ed.) Sylloge Inscriptionum Graecarum. 3rd edn. Leipzig, 1915-21
H. Diels and W. Kranz, Die Fragmente der Vorsokratiker. 6th edn. Berlin, 1951-4
Diels, Doxographi Graeci. Berlin, 1879 Echos du Monde Classique / Classical Views
F. Jacoby, Die Fragmente der griechischen Historiker. Berlin and Leiden, 1923-58
C. Müller, Fragmenta Historicorum Graecorum. Paris, 1841-70 Greece and Rome
C. Müller, Geographi Graeci Minores ι-ш. Paris, 1855-82 Greek, Roman and Byzantine Studies
A. W. Gomme, A. Andrewes and K. J. Dover, A Historical Commentary on Thucydides 1—v. Oxford, 1945—81
Hesperia
G. F. Hill, rev. R. Meiggs and A. Andrewes, Sources for Greek History between the Persian and Peloponnesian Wars. Oxford, 1951
B. V. Head, Historia Numorum. Oxford, 1911 Harvard Studies in Classical Philology Harvard Theological Review


648
Список сокращений
IEG
M. L. West (ed.) Iambi et Elegi Graeci ante Alexandrum cantati и. Oxford, 1972
IEK
Oie Inschriften von Erythrai und Kla^omenai (c 130)
IG Inscriptiones Graecae. Berlin, 1873-
I. J. Nant Arch.
International Journal of Nautical Archaeology
Ist Mitt.
Istanbuler Mitteilungen. Mitteilungen des deutschen archäologischen Instituts, Abteilung Istanbul
JHS
JNG
JÖAI
JRS
Journal of Hellenic Studies
Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschichte
Jahreshefte des Österreichischen archäologischen Instituts, Wien
Journal of Roman Studies
K-A
R. Kassel and C. Austin, Poetae Comici Graeci. Berlin and New York, 1983-
LCM
L1MC
Liverpool Classical Monthly
Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae. Zurich-Munich,
LSAM
LSCG
LSS
1981-
F. Sokolowski, Lots sacrees de Г Asia Mineure. Paris, 1955 F. Sokolowski, Lots sacrees des cites grecques. Paris, 1969 F. Sokolowski, Lots sacrees des cites grecques, Supplement. Paris, 1962
MBNG MEFRA Mem. Torino Milet M-L
Mitteilungen der Bayerischen Numismatischen Gesellschaft
Melanges de Г Ecole franqaise de Rome, Antiquite
Memorie de II Accademia de Ile Science di Torino
A. Rehm (ed.) Das Delphinion in Milet. Berlin, 1914
R. Meiggs and D. M. Lewis, Greek Historical Inscriptions. Oxford,
1969
Mus. Helv.
Museum Helveticum
NNM
Numismatic Notes and Monographs
Not. Scav. Notitie degli scavi di antichitä
Num. Chron. Numismatic Chronicle
OCD
OIP
Oxford Classical Dictionary Oriental Institute Publications
PA
PCPhS
PMG
J. Kirchner, Prosopographia Attica. Berlin, 1901-3 Proceedings of the Cambridge Philological Society D. L. Page, Poetae Melici Graeci. Oxford, 1962
PP Parola del Passato
Proc. Amer. Philos. Soc.
Proceedings of the American Philosophical Society


Список сокращений
649
Proc. Br. Acad.
Proceedings of the British Academy Proc. Royal Irish Academy
Proceedings of the Royal Irish Academy
PSI
P-W
Papiri della societä italiana
Pauly-Wissowa-Kroll-Mittelhaus, Real-Encyclopädie der klassischen Altertumswissenschaft. Stuttgart, 1893-
RBPh REA REG REH Rend. Line. Reu. Phil. RGW Rh. Mus. RIDA Riv. di Eilol. Rom. Mitt.
Revue beige de Philologie
Revue des etudes anciennes
Revue des etudes grecques
Revue des etudes historiques
Rendiconti della Accademia nationale dei Lincei
Revue de philologie, de litterature et dhistoire anciennes
Religionsgeschichtliche Versuche und Vorarbeiten
Rheinisches Museum
Revue internationale des droits de l*antiquite Rivista di filologia e distrusfone classica
Römische Mitteilungen. Mitteilungen des deutschen archäologischen Institutsу Römische Abteilung
RSA
Rivista di storia antica
SBAk. Berlin Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften zu Berlin SB Heidelberg
Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften
SBAk. Wien Sitzungsberichte der Österreichischen Akademie der Wissen-
SEG
SGDI
schäften
Supplementum Epigraphicum Graecum. Leiden, 1923- H. Collitz and F. Bechtel, Sammlung der Griechischen Dialekt- Inschriften i-iv. Göttingen, 1885—1910
SIG
W. Dittenberger (ed.) Sylloge Inscriptionum Graecarum. 3rd edn, Leipzig, 1915-24
SO
Symbolae Osloenses
ТАРА
TAPS
TGrF
Transactions and Proceedings of the American Philological Association
Transactions of the American Philosophical Society
B. Snell and S. Radt (eds.) Tragicorum Graecorum Fragmenta.
Tod, GHI
Göttingen, 1971-
M. N. Tod, Greek Historical Inscriptions. Oxford, 1946-8
VDI
Vestnik Drevnei Istorii
Wien. Stud.
YCS
ZfN
ZPE
Wiener Studien
Yale Classical Studies
Zeitschrift für Numismatik Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik


650
А. Общие вопросы
А. Общие вопросы
1. Alty, J. ‘Dorians and Ionians’, JHS 102 (1982) 1-14
2. Beloch, K. J. Griechische Geschichte. 2nd edn. 4 vols. in 8. Strassburg- Berlin/Leipzig, 1912-27
3. Bengtson, H. Die Verträge der griechisch-römischen Welt von /00 bis jßS v. Chr. (Die Staatsverträge des Altertums 11). Munich-Berlin, 1962. (2nd edn 1975)
4. Bengtson, H. Griechische Geschichte. 5 th edn. Munich, 1977
5. Berve, H. Die Tyrannis bei den Griechen. i-η. Munich, 1967
6. Boardman, J. The Greeks Overseas. 2nd edn. London, 1980
7. Boardman, J., Griffin, J. and Murray, O. (eds.) The Oxford History of the Classical World. Oxford, 1986
8. Bonner, R. J. and Smith, G. The Administration of Justice from Homer to Aristotle i—и. Chicago, 1930-8
9. Bradeen, D. W. and McGregor, M. F. (eds.) Φόρος: Tribute to benjamin Dean Meritt. Locust Valley, 1974
10. Brunt, P. A. ‘The Hellenic league against Persia’, Historia 2 (1953-4) 135-63
11. Bum, A. R. Persia and the Greeks. London, 1962. (2nd edn with a Postscript by D. M. Lewis. London, 1984)
12. Busolt, G. Griechische Geschichte bis %ur Schlacht bei Chaeroneia. i2,112, in. i, in. ii (to 404). Gotha, 1893—1904
13. Cameron, A. and Kuhrt, A. (eds.) Images of Women in Antiquity. London- Canberra, 1983
14. Cameron, G. G. Persepolis Treasury Tablets (OIP 65). Chicago, 1948
15. Carpenter, R. Beyond the Pillars of Hercules. The Classical World seen through the Eyes of its Discoverers. New York, 1966
16. Carradice, I. A. (ed.) Coinage and Administration in the Athenian and Persian Empires (BAR International Series 343). Oxford, 1987
17. Cartledge, P. and Harvey, F. D. (eds.) Crux. Essays presented to G. E. M. de Ste Croix on his ?jth birthday. Exeter, 1985
18. Cary, M. and Warmington, E. H. The Ancient Explorers. 2nd edn. Harmondsworth, 1963
19. Casson, L. The Ancient Mariners. Seafarers and Sea Fighters of the Mediterranean in Ancient Times. London, 1959
20. Casson, L. Ships and Seamanship in the Ancient World. Princeton, 1971
21. Cowley, A. E. Aramaic Papyri of the Fifth Century b.c. Oxford, 1923
22. Daux, G. ‘Remarques sur la composition du conseil amphictionique’, BCH 81 (1957) 95—120
23. Davies, J. K. Democracy and Classical Greece. Hassocks, 1978
24. Diller, H. ‘Die Hellenen-Barbaren—Antithese im Zeitalter der Perserkriege’, in Grecs et barbares (Entretiens... Fondation Hardt 8), 37-
82. 	Vandoeuvres—Geneva, 1962
25. Dodds, E. R. The Ancient Concept of Progress and Other Essays on Greek Eiterature and Belief. Oxford, 1973


А. Общие вопросы
651
26. Dover, К. J. Greek and the Greeks: Collected Papers 1: Language, Poetry, Drama. Oxford, 1987
27. Dover, K. J. The Greeks and their Legacy: Collected Papers 11: Prose Literature, History, Society, Transmission, Influence. Oxford, 1988
28. Dow, S. ‘Greek numerals’, A]A 56 (1952) 21-3
29. Dunbabin, T. J. The Western Greeks, Oxford, 1948
30. Duncan-Jones, R. P. ‘Metic numbers in Periclean Athens’, Chiron 10 (1980) 101-9
31. Eadie, J. W. and Ober, J. (eds.) The Craft of the Ancient Historian: Essays in Honor of Chester G. Starr. Canham, MD, 198$
32. Ehrenberg, V. Polis und Imperium. Zurich-Stuttgart, 1965
33. Ehrenberg, V. L. The Greek State. 2nd edn. London, 1969
34. [Ehrenberg] Studies in Ancient Societies and Institutions presented to Victor Ehrenberg on his у jth Birthday. Oxford, 1966
35. Evans, J. A. S. ‘The Settlement of Artaphernes’, Cl. Phil. 71 (1976) 344-8
36. Finley, M. I. The World of Odysseus. 3rd edn. Harmondsworth, 1962
37. Finley, M. I. ‘The problem of the unity of Greek law’, in Atti del T Congresso internationale della societä italiana di storia del diritto, 129—42. Florence, 1966
3 8. Finley, M. I. Democracy, Ancient and Modern (M. W. Gross Lectures). New York, 1973
39. Finley, M. I. The Use and Abuse of History. London, 1975
40. Finley, M. I. ‘The ancient city from Fustel de Coulanges to Max Weber and beyond’, Comparative Studies in Society and History 19 (1977) 305-27 ( = L4i, 3-23)
41. Finley, M. I. ‘Classical Greece’, in Second International Conference of Economic History 1: Trade and Politics in the Ancient World, 11—35. Paris, 1965
42. Finley, M. I. Ancient Slavery and Modem Ideology. London, 1980
43. Freeman, K. Greek City-States. London, 1959
44. Garlan, Y. ‘Etudes d’histoire militaire et diplomatique’, BCH 89 (1965) 332-48
45. Gernet, L. Anthropologie de la Grece antique. Paris, 1968
46. Gillis, D. Collaboration with the Persians (Historia Einzelschr. 34). Wiesbaden, 1979
47. Glotz, G. with Cohen, R. Histoiregrecque 11. Paris, 1938
48. Gomme, A. W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries
B.c. (Glasgow University Publications 28). Oxford, 1933
49. Gomme, A. W. Essays in Greek History and Literature. Oxford, 1937
50. Gomme, A. W. ‘The population of Athens again’, JHS 79 C19 5 9) 61-8
51. Gomme, A. W. More Essays in Greek History and Literature. Oxford, 1962
5 2. Graham, A. J. Colony and Mother City in Ancient Greece. Manchester, 1964
53. Gschnitzer, F. Abhängige Orte im griechischen Altertum (Zetemata 17). Munich, 1958
54. Hammond, N. G. L. Studies in Greek History. Oxford, 1973
5 5. Hansen, M. H. ‘The number of Athenian hoplites in 431 вс’, SO 56


652
А. Общие вопросы
(1981) 19-32
5 6. Hansen, М. Н. Demography and Democracy: the Number of Athenian Citizens
in the Fourth Century b.c. Heming, 1986 5 7. Hansen, Μ. H. ‘The origin of the term demokratia\ LCM11 (1986) 3 5-6
58. Hanson, V. D. Warfare and Agriculture in Classical Greece (Biblioteca di studi antichi 40). Pisa, 1983
59. Harrison, A. R. W. The haw of Athens i-η. Oxford, 1968-71
60. Hasebroek, J. Staat und Handel im alten Griechenland. Untersuchungen %ur antiken Wirtschaftsgeschichte. Tübingen, 1928
61. Hasebroek, J. Griechische Wirtschafts- und Gesellschaftsgeschichte bis %ur Per serviit. Tübingen, 1931
62. Hasebroek, J. Trade and Politics in Ancient Greece (transi, of a 60 by L. M. Fraser and D. C. MacGregor). London, 1933
63. Hill, G. F., rev. Meiggs, R. and Andrewes, A. Sources for Greek History between the Persian and Peloponnesian Wars. Oxford, 1951
64. Homblower, S. Mausolus. Oxford, 1982
65. Hornblower, S. The Greek World479-52$ b.c. London-New York, 1983. (Reprinted with corrections 1985)
66. Humphreys, S. C. Anthropology and the Greeks. London-Henley-Boston, 1978
67. Humphreys, S. C. The Family, Women and Death: Comparative Studies. London—Boston-Melbourne-Henley, 1983
68. Huss, W. Geschichte der Karthager (Handbuch der Altertumswissenschaft, Abt. 3, Teil 8). Munich, 1985
69. Jeffery, L. H. Archaic Greece. London, 1976
70. Jüthner, J. Hellenen und Barbaren. Aus Geschichte des Nationalbewusstseins. Leipzig, 1923
71. Karavites, P. ‘ ’ЕХеоверса and αυτονομία in fifth-century interstate relations’, RIDA ser. 3, 29 (1982) 145-62
72. Kiechle, F. ‘Zur Humanität in der Kriegführung der griechischen Staaten’, Historia 7 (1958) 129-56
73. Kirsten, E. Die griechische Polis als historisch-geographisches Problem des Mittelmeeresraumes. Bonn, 1956
74. Lateiner, D. ‘Heralds and corpses in Thucydides’, CW 71 (1977-8) 97—106
75. Latte, K. Kleine Schriften %u Religion, Recht, Fiteratur und Sprache der Griechen und Römer, eds. O. Gigon, ,W. Buchwald and W. Kunkel. Munich, 1968
76. Lewis, D. M. Sparta and Persia (Cincinnati Classical Lectures 1). Leiden,
1977
77. Lewis, D. M. ‘Democratic institutions and their diffusion’, in Πρακτικά τού Η 8ΐ€θνοΰς avveSpiovζΕλληνικής και Λατινικής ’Επιγραφικής, τόμος Ä, 5 5~61· Athens, 1984
77Α. Lewis, D. Μ. ‘Public property in the city’, in a 93a, 243-62
78. Lipsius, J. H. Das Attische Recht und Rechtsverfahren. 1, 11. i, 11. ii, in. Leipzig, 1905-15
79. Lloyd, C. ‘Greek urbanity and the polis’, in Marchese, R. R. (ed.) Aspects


А. Общие вопросы
653
of Graeco-Roman Urbanism. Essays on the Classical City. (BAR International Series 188), 11-41. Oxford, 1983 [1984]
80. McDonald, W. A. The Political Meeting Places of the Greeks. Baltimore,
1943
81. MacDowell, D. M. The Law in Classical Athens. London, 1978
82. Macleod, C. W. Collected Essays. Oxford, 1983
83. [Manni]. Φιλίας χάριν. Miscellanea in onore di Eugenio Manni. Rome, 1979
84. Marrou, Η. I. Histoire de P education dans Pantiquite. 3rd edn. Paris, 1956
85. Martin, R. Uurbanisme dans la Grece antique. Paris, 1956. 2nd edn. 1974
86. Meiggs, R.6 A note on the population of Attica’, CR n.s. 14 (1964) 2-3
87. Meyer, E. Forschungen %ur alten Geschichte π. Halle, 1899
88. Momigliano, A. Alien Wisdom. The Limits of Helleni^ation. Cambridge,
1975
89. Momigliano, A. Quinto contributo alia storia degit studi classici e del mondo antico i—и. (Edizioni di storia e letteratura). Rome, 1975
90. Morrison, J. S. and Coates, J. F. The Athenian Trireme. Cambridge, 1986
91. Morrison, J. S. and Williams, R. T. Greek Oared Ships, 900-322 в.с. Cambridge, 1968
91 a. Mosse, C. La tyrannie dans la Grece antique. Paris, 1969
92. Mosse, C. ‘Citoyens actifs et citoyens passifs dans les cites grecques’, REA 81 (1979) 241-9
93. Murray, O. “O 9ΑΡΧΑΙΟΣ ΔΑΣΜΟΣ’, Historia 15 (1966) 142-56 93A. Murray, О. and Price, S. The Greek City: From Homer to Alexander.
Oxford, 1990
94. Ormerod, H. A. Piracy in the Ancient World: an Essay on Mediterranean History. Liverpool, 1924
9 5. Ostwald, M. Autonomia: its Genesis and Early History (American Classical Studies 11) [U.S.A.], 1982
96. Ostwald, M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Berkeley- Los Angeles, 1986
97. Peacock, D. P. S. Pottery in the Roman World: an Ethnoarchaeological Approach. London-New York, 1982
98. Pistorius, T. Hegemoniestreben und Autonomiesicherung in der griechischen Vertragspolitik klassischer und hellenistischer Zeit. Frankfurt, 1985
99. Pomeroy, S. B. Goddesses, Whores, Wives and Slaves: Women in Classical Antiquity. London, 1976
99A. Powell, A. Athens and Sparta. Constructing Greek Social and Political History from 478 в.с. London—New York, 1988
100. Pritchett, W. K. Studies in Ancient Greek Topography i-v (University of California Publications in Classical Studies 1, 4, 22, 28, 31). Berkeley- Los Angeles, 1965—85
101. Pritchett, W. K. The Greek State at War i-rv. (The first volume was originally published as Ancient Greek Military Practices.) Berkeley-Los Angeles, 1971-85
102. Raubitschek, A. E. ‘The Covenant of Plataea’, ТАРА 91 (i960) 178-83
103. Rawlings, H. R. A Semantic Study of ‘Prophasis* to 400 в.с. (Hermes Einzelschr. 33). Wiesbaden, 1975


654
В. Хронология
104. Rawson, Е. The Spartan Tradition in European Thought. Oxford, 1969
105. Rhodes, P. J. ‘Ephebi, bouleutae and the population of Athens’, ZPE 3 8 (1980) 191—201
106. Roberts, J. W. City of Sokrates. An Introduction to Classical Athens. London, 1984
107. Roy, J. ‘The mercenaries of Cyrus’, Historia 16 (1967) 287-323
108. de Ste Croix, G. E. M. ‘Political pay outside Athens’, Cj2 n.s. 25 (1975) 48-52
109. de Ste Croix, G. E. M. The Class Struggle in the Ancient Greek World. London, 1981
no. Schwabl, H. ‘Das Bild der fremden Welt bei den frühen Griechen’, in Grecs et Barbares (Enttcticns... Fondation Hardt 8), 1-36. Vandoeuvres- Geneva, 1962
in. Sealey, B. R. I. Essays in Greek Politics. New York (1967) η 2. Snodgrass, A. M. Archaic Greece: the Age of Experiment. London-
Melboume-Toronto, 1980
113. Starr, C. G. The Economic and Social Growth of Early Greece. New York,
1977
114. Thomas, R. Oral Tradition and Written Record in Classical Athens. Cambridge, 1989
115. Toynbee, A. J. Some Problems of Greek History. Oxford, 1969
116. Ucko, P. J., Tringham, R. and Dimbleby, G. W. (eds.) Man, Settlement, and Urbanism. London, 1972
117. Vernant, J .-P. ‘Remarques sur la lutte de classe dans la Grece ancienne’, Eirene 4 (1965) 5-19 ( = A 118, n-29; Eng. transl. A 119, 1-18)
118. Vernant, J.-P. Mythe et societe en Grece ancienne. Paris, 1974
119. Vernant, J.-P. Myth and Society in ancient Greece (transl. of a 118 by J. Lloyd). Hassocks, 1980
120. Veyne, P. Le pain et le cirque: sociologie historique (Pun pluralisme politique. Paris, 1976
121. Wade-Gery, Η. T. Essays in Greek History. Oxford, 1958
122. Welskopf, E. C. (ed.) Hellenische Poleis, Krise-Wandlung-Wirkung. Berlin,
1974
123. Westlake, H. D. Essays on the Greek Historians and Greek History. Manchester, 1969
124. Whittaker, C. R. ‘The Western Phoenicians: colonization and assimilation’, PCPhS n.s. 20 (1974) 58-79
125. Wilamowitz-Moellendorff, U. von. Aristoteles und Athen ι-ii. Berlin, 1893
126. Will, E. Ее monde grec et Portent. 1. Le Ve siede (jio-joj). Paris, 1972
127. Wolff, H. J. ‘Normenkontrolle* und Geset^esbegrijf in der attischen Demokratie. SB Heidelberg 1970, no. 2
В. Хронология
(См. также: F 71; G 29, 30, 35, 41)
i. Badian, E. ‘Towards a chronology of the Pentekontaetia down to the renewal of the Peace of Callias’, EMCjCV n.s. 7 (1988) 289-320


I. Историография
655
2. Bayer, E. and Heideking, J. Die Chronologie des Perikleischen Zeitalters (Erträge der Forschung 36). Darmstadt, 1975
3. den Boer, W. ‘Political propaganda in Greek chronology’, Historia 5 (1956) 163-77
4. Deane, P. Thucydides’ Dates 46;—431 b.c. Don Mills, Ontario, 1972
5. Hammond, N. G. L. ‘Studies in Greek chronology of the sixth and fifth centuries b.c.’, Historia 4 (195 5) 371-411
6. Klaffenbach, G. ‘Das Jahr der Kapitulation von Ithome und der Ansiedlung der Messenier in Naupaktos’, Historia 1 (1950) 231—5
7. Lenardon, R. J. ‘The chronology of Themistokles’ ostracism and exile’, Historia 8 (1959) 23-48
8. Lewis, D. M. ‘Ithome again’, Historia 2 (1953/4) 412—18
9. Milton, M. P. ‘The date of Thucydides’ synchronism of the siege of Naxos with Themistokles’ flight’, Historia 28 (1979) 257-75
10. Parker, R. A. and Dubberstein, W. H. Babylonian Chronology y 626 b.c. — A.D.yj (Brown University Studies 19). Providence, 1956
11. Samuel, A. E. Greek and Roman Chronology: Calendars and Years in Classical Antiquity {Handbuch der Altertumswissenschaft Abt. 1, Teil 7). Munich, 1972
12. Scharf, J. ‘Noch einmal Ithome’, Historia 3 (1954/5) 15 3-62
13. Sealey, R. ‘The Great Earthquake in Lacedaemon’, Historia 6 (1957) 368-71
14. Stolper, M. W. ‘The death of Artaxerxes I’, AMI 16 (1983) 223—36
15. Stolper, M. W. ‘Some ghost facts from Achaemenid Babylonian texts’, JHS 108 (1988) 196—8
16. Unz, R. K. ‘The chronology of the Pentakontaetia’, CQ n.s. 36 (1986) 68-85
17. van der Waerden, B. L. and Pritchett, W. K. ‘Thucydidean timereckoning and Euctemon’s seasonal calendar’, BCH 85 (1961) 17—52
С. Источники
I. 	Историография
1. Aly, F. and Sbordone, F. ‘Zumneuen StrabonText’, PP 5(1950) 228-63
2. Ameling, W. ‘Plutarch, Perikles 12-14’, Historia 24 (1985) 47-63
3. Anderson, J. K. Xenophon. London. 1974
4. Andrewes, A. ‘The Melian Dialogue and Perikles’ last speech’, PCPhS 186 (i960) 1-10
5. Andrewes, A. ‘The Mytilene Debate: Thucydides 3.36-49’, Phoenix 16 (1962) 64-85
6. Andrewes, A. ‘Lysias and the Theramenes Papyrus’, ZPE 6 (1970) 3 5-8
7. Andrewes, A. ‘Diodoros and Ephoros: one source of
misunderstanding’, in A 31, 189-97
8. Baladie, R. Strabon. Tome V {Livre VIII) (Bude). Paris, 1978
9. Barber, G. L. The Historian Ephorus. Cambridge, 1935
10. Bartoletti, L. Hellenica Oxyrhynchia (Teubner). Leipzig, 1959
11. Bloch, H. ‘Studies in the historical literature of the fourth century b.c. i:


65 6
С. Источники
The Hellenica of Oxyrhynchus and its authorship’, HSCP Suppi, i, 303-41. (Cambridge, MA, 1940)
12. Breitenbach, H. R. Historiographische Anschauungsformen Xenophons. Freiburg, 1950
13. Breitenbach, H. R. ‘Xenophon’, P-W ixa2 (1967) 1569-1928
14. Bruce, I. A. F. An Historical Commentary on the ‘Hellenica Oxyrhynchia\ Cambridge, 1967
15. Casevitz, M. Diodore de Sidle, Bibliotheque Historique, xn (Bude). Paris,
1972
16. Cawkwell, G. L. Xenophon: History of My Times. Harmondsworth, 1979
17. Classen, J. and Steup, J. Thukydides. Various dates and editions, reprinted Berlin, 1963
18. Cobet, J. Herodots Exkurse und die Frage der Einheit seines Werkes (Historia Einzelschr. 17). Wiesbaden, 1971
i8a. Cobet, J. Review of с 29A in Gnomon 46 (1974) 737-46
19. Cochrane, C. N. Thucydides and the Science of History. London, 1929
20. Connor, W. R. ‘History without heroes: Theopompus’ treatment of Philip of Macedon’, GRBS 8 (1967) 133-54
21. Connor, W. R. Theopompus and Fifth-Century Athens. Washington, 1968
22. Connor, W. R. Thucydides. Princeton, 1984
23. Connor, W. R. ‘Narrative discourse in Thucydides’, in The Greek Historians: Literature and History, 1-17. Stanford, 1985
24. Cornford, F. M. Thucydides Mythistoricus. London, 1907
25. Delebecque, E. Essai sur la vie de Xenophon. Paris, 1957
26. Doenges, N. J. The Letters of Themistocles. New York, 1981
27. Dover, K. J. Thucydides (G&R, New Surveys in the Classics 7). Oxford,
1973
28. Drews, R. D. ‘Diodorus and his sources’, AJP 83 (1962) 383-92
29. Edmunds, L. Chance and Intelligence in Thucydides. Cambridge, MA, 1975 29A. Fehling, D. Die Quellenangaben bei Herodot. Berlin-New York, 1971
(transl. into English as Herodotus and his ‘Sources’ by J. G. Howie. Leeds, 1989)
30. Finley, J. H. Thucydides. Cambridge, MA, 1942
31. Finley, J. H. Three Essays on Thucydides. Cambridge, MA, 1967
32. Fornara, C. W. Herodotus: an Interpretative Essay. Oxford, 1971
32A. Fornara, C. W. ‘Evidence for the date of Herodotus’ publication’, JHS 91 (I97I) 25-34
32B. Fornara, C. W. ‘Herodotus’ knowledge of the Archidamian War’, Hermes 109 (1981) 149-56
33. von Fritz, K. ‘The historian Theopompus’, AHR 46 (1941) 765-87
34. von Fritz, К. ‘Die griechische iXcv&epia bei Herodot’, Wien. Stud. 78
О965) 5-31
3 5. Frost, F. J. ‘Some documents in Plutarch’s Lives’, Class. etMed. 22 (1961) 182—94
36. Frost, F. J. Plutarch's Themistocles. A Historical Commentary. Princeton, 1980
3 7. Gomme, A. W., Andrewes, A. and Dover, K. J. A Historical Commentary
on Thucydides i-v. Oxford, 1945-81


I. Историография
657
38. Griffith, G. T. ‘The Greek historians’, in Platnauer, M. (ed.) Fifty Years of Classical Scholarships 150-92. Oxford, 1954. (Revised with Addenda as Fifty Years (and Twelve) of Classical Scholarship. Oxford, 1968)
39. Grundy, G. B. Thucydides and the History of his Age. London, 1911. (2nd edn with an additional volume. Oxford, 1948)
40. Habicht, C. ‘Falsche Urkunden zur Geschichte Athens im Zeitalter der Perserkriege’, Hermes 89 (1961) 1-35
41. Hamilton, J. R. Plutarch: Alexander. A Commentary. Oxford, 1969
42. Hampl, F. ‘Herodot. Ein kritischer Forschungsbericht nach historischen Gesichtspunkten’, Gramer Beiträge 4 (1975) 97--136
43. Harding, P. E. ‘Androtion’s view of Solon’s Seisachtheia\ Phoenix 28 (1974) 282-9
44. Harding, P. ‘Atthis and Politeia’, Historia 26 (1977) 148-60
45. Harvey, F. D. ‘The political sympathies of Herodotus’, Historia 15 (1966) 254~5
46. Hatzfeld, J. ‘Notes sur la composition des Helleniques’, Rev. Phil. ser. 3, 4(1930) 115-27, 209-26
47. Henrichs, A. ‘Zur Interpretation des Michigan-Papyrus über Theramenes’, ZPE 3 (1968) 101-8
48. Herter, H. (ed.) Thukydides (Wege der Forschung 98). Darmstadt, 1968
49. Holzapfel, L. Untersuchungen über die Darstellung der griechischen Geschichte von 489 bis 413 vor Chr. bei Ephoros, Theopomp u.a. Autoren. Leipzig, 1879
50. Holzapfel, L. ‘Doppelte Relationen im vin. Buche des Thukydides’, Hermes 28 (1893) 435-64
51. Homblower, J. Hieronymus of Cardia. Oxford, 1981
52. Homblower, S. Thucydides, London, 1987
5 3. Hunter, V. Thucydides, the Artful Reporter, Toronto, 1973
54. Jacoby, F. ‘Hellanikos’, P-W 8 (1913) 104-53 ( = с 59» 262-87)
55. Jacoby, F. ‘Herodotos’, P-W Suppi. 2 (1913) 205-520 ( = c 59, 7-164)
5 6. Jacoby, F. ‘Some remarks on Ion of Chios’, CQ 41 (1947) 1-17 ( = 058,
144-68)
57. Jacoby, F. Atthis: the Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949
58. Jacoby, F. Abhandlungen %urgriechischen Geschichtschreibung. Leiden, 1956
59. Jacoby, F. Griechische Historiker. Stuttgart, 1956
60. Kirkwood, G. M. ‘Thucydides’ words for “cause”’, AJP 73 (1952) 37-61
61. Kleinknecht, H. ‘Herodot und Athen’, Hermes 75 (1940) 241-64
62. Koenen, L. ‘Fieldwork of the International Photographic Archive in Cairo. 2. A new fragment of the Oxyrhynchite Historian’, Studia Papyrologica 15 (1976) 55-76
6 3. Kolbe, W. ‘Diodors Wert für die Geschichte der Pentekontaetie’, Hermes
72 (1937) 241-69
64. Lane Fox, R. ‘Theopompus of Chios and the Greek world, 411-322 B.c.’, in f 7, 105-20
6 5. Laqueur, R. ‘Diodorea’, Hermes 86(195 8) 25 7—90
66. Lewis, D. M. ‘A Loeb Constitution of the Athenians\ CR n.s. 19 (1969) 45-7
67. Lotze, D. ‘War Xenophon selbst der Interpolator seiner Hellenika 1-11?’,


658
С. Источники
.Philologus 118 (1974) 215-17
68. Luschnat, О. ‘Thukydides der Historiker’, P-W Suppi. 12 (1971) 1085- 354, 14 (1974) 759~86
69. McKechnie, P. R. and Kern, S. J. Hellenica Oxyrbynchia. Warminster, 1988
70. Maclaren, M. Jr. On the composition of Xenophon’s Hellenica’, AJP 5 5 (1934)121-39, 249-62
71. Meritt,B.D. ‘Indirect tradition in Thucydides’, Hesp. 23 (1954) 185-231
72. Merkelbach, R. and Youtie, H. C. ‘Ein Michigan-Papyrus über Theramenes’, ZPE 2 (1968) 161-9
73. Montgomery, H. Gedanke und Tat: %ur Er^ählungstechnik bei Herodot, Thukydides, Xenophon und Arrian. Lund, 1965
74. Ostwald, Μ. ΑΝΑΓΚΗ in Thucydides. Adanta, 1988
75. Pearson, L. The Local Historians of Attica (American Philological Association Monograph 11). Philadelphia, 1942
76. Pearson, L. ‘Prophasis and Aitia\ ТАРА 83 (1952) 205-23
77. Pearson, L. ‘The pseudo-history of Messenia and its authors’, Historia 11 (1962) 397-426
78. Pelling, С. B. R. ‘Plutarch’s adaptation of his source-material’, JHS 100 (1980) 127-40
78A. Pomeroy, S. B. Xenophon: Oeconomicus: a Social and Historical Commentary. London, 1990
79. Pouilloux, J. and Salviat, F. ‘Lichas, lacedemonien, archonte ä Thasos, et le livre viii de Thucydide’, CRAI (1983) 376-403
80. Raubitschek, A. E. ‘Die sogenannten Interpolationen in den ersten beiden Büchern von Xenophons’ Griechischer Geschichte’, in Akten des vi. Internationalen Kongresses für Griechische und Lateinische Epigraphik München 1972y 315-25. Munich, 1973
81. Raubitschek, А. E. ‘The speech of the Athenians at Sparta’, in c 95, 32-48
82. Rhodes, P. J. ‘Thucydides on Pausanias and Themistocles’, Historia 19 (1970) 387-400
83. Rhodes, P. J. A Commentary on the Aristotelian ‘Athenaion Politeia Oxford, 1981
84. Rhodes, P. J. Thucydides, History 11. Warminster, 1988
85. de Romilly, J. Thucydide et F imperialisme athenienne. 2nd edn. Paris, 1951. (Eng. transl. by P. Thody, Thucydides and Athenian Imperialism. Oxford, 1963)
86. Russell, D. A. F. M. ‘Plutarch’s Life of Coriolanus’, JRS 5 3 (1963) 21-8
87. Schachermeyr, F. Stesimbrotus und seine Schrift über die Staatsmänner (SBAk. Wien, Phil.-Hist. Kl. 247.5).Vienna, 1965
88. Schwartz, E. ‘Diodoros’, P-W v. 1 (1903) 663-701 ( = c 92, 35-97)
89. Schwartz, E. ‘Ephoros’, P-W vi. 1 (1907) 1-16 ( = c 92, 3-26)
90. Schwartz, E. Review of F. Taeger, ThukydideSy in Gnomon 2 (1926) 65-82
9^. Schwartz, E. Das Geschichtswerk des Thukydides. 2nd edn. Bonn, 1929
92. Schwartz, E. Griechische Geschichtsschreiber. Leipzig, 1957
93. Sordi, M. T caratteri dell’opera storiografica di Senofonte nelle


И. Надписи
659
Elleniche’, Athenaeum n.s. 28 (1950) 1—53, 29 (1951) 273—348
94. Städter, P. A. Plutarch* s Historical Methods: an Analysis of the ‘ Mulierum Virtutes*. Cambridge, MA, 1965
95. Städter, P. A. (ed.) The Speeches in Thucydides. Chapel Hill, 1973
9 5 a. Städter, P. A. A Commentary on Plutarch*s 'Pericles*. Chapel Hill—London, 1989
96. Stahl, H.-P. Thukydides: die Stellung des Menschen im geschichtlichen Prozess (Zetemata 40). Munich, 1966
97. Strasburger, H. ‘Herodot und das perikleische Athen’, Historia 4 (195 5) 1-25 ( = Marg, W. (ed.) Herodot, 574-608. Munich, 1962)
98. Strasburger, H. ‘Thukydides und die politische Selbstdarstellung der Athener’, Hermes 86 (1958) 17-40 ( = c 48, 498-530)
99. Theander, C. Plutarch und die Geschichte (Bull. soc. des lettres de Lund 1950-1951, 1). Lund, 1951
100. 	Thompson, W. E. ‘Andocides and Hellanicus’, ТАРА 98 (1967) 483- 9°
ιοί. Tuplin, C. J. ‘Military engagements in Xenophon’s Hellenica’, in Moxon I., Smart, J. D. and Woodman, A. J. (eds.) Past Perspectives: Studies in Greek and Koman Historical Writing, 37-66. Cambridge, 1986
102. Verdin, H. ‘Herodote historien? Quelques interpretations recentes’, Ant. Class. 44 (1975) 668-85
103. Volquardsen, C. A. Untersuchungen über die Quellen der griechischen und sicilischen Geschichten bei Diodor, Buch xi bis xvi. Kiel, 1868
104. Wade-Gery, H. T. ‘Two notes on Theopompos, Philippica, χ’, AJP 59
(1938) 129-34 ( = Α 121, 233-8)
105. Wade-Gery, Η. Τ. ‘Thucydides’, in OCD, 1067-9· 2η^ edn. Oxford, 1970
106. Walker, P. К. ‘The purpose and method of “The Pentekontaetia” in Thucydides, Book 1’, CQ n.s. 7 (1957) 27—38
107. Waters, К. H. ‘Herodotos and politics’, G&R n.s. 19 (1972) 136-50
108. Westlake, H. D. ‘Thucydides on Pausanias and Themistocles - a written source’, CQ n.s. 27 (1977) 95—110
109. Westlake, H. D. ‘Thucydides 2.65.11’, Cj2n.s. 8 (1958) 102—10( = a 123,
161-73)
no. Wilamowitz, U. von. ‘Lesefrüchte cxcv’, Hermes 60 (1925) 297—300
H. Надписи
in. Accame, S. Tl decreto di Callia nella storia della finanza ateniese’, Riv. di Filol. 63 (1935) 468-96
112. Accame, S. ‘Un nuovo decreto di Lindo del v sec. a.C.’, Cl. Rh. 9 (1938) 211—29
113. Accame, S. Review of B. D. Meritt, Documents on Athenian Tribute, in Riv. di Filol. 66 (1938) 409—16
114. Accame, S. ‘Note storiche su epigrafi attiche del v secolo’, Riv. di Filol. 80 (1952) 111-36, 223-45
115. Baumbach, L. Studies in Mycenaean Inscriptions and Dialect 1913-1964


660
С. Источники
(Incunabula Graeca 20). Rome, 1968
116. Bingen, J. ‘Le decret seg x 64 (Le Piree, 413/2?)’, RBPh 37 (1959) 31-44
117. Blinkenberg, C. Lindos: Foutlies et recherches, 1902-1914, 11: Inscriptions, i- ii. Copenhagen, 1941
118. Bousquet, J. ‘Inscriptions de Delphes’, BCH 109 (1985) 221-5 3
119. Bradeen, D. W. ‘Athenian casualty lists’, Hesp. 33 (1964) 16-62
120. Bradeen, D. W. ‘The Athenian casualty lists’, CQ n.s. 19 (1969) 145-59
121. Bradeen, D. W. and McGregor, M. F. Studies in Fifth-Century Attic Epigraphy. Norman, 1973
122. Bravo, B. ‘Une lettre sur plomb de Berezan: colonisation et modes de contact dans le Pont’, DHA 1 (1974) 111-87
123. Bridges, A. P. ‘The Athenian treaty with Samos, ML 56’, JHS 100 (1980) 185-8
124. Camp, J. McK., II. ‘Greek inscriptions’, Hesp. 43 (1974) 314-24
125. Capps, E. ‘Greek inscriptions. A new fragment of the list of victors at the City Dionysia’, Hesp. 12 (1943) 1-11
126. Clairmont, C. ‘New light on some public Athenian documents of the 5 th and 4th century’, ZPE 36 (1979) 123-6
127. Crosby, M. ‘The leases of the Laureion mines’, Hesp. 19 (1950) 189-312
128. Crosby, M. ‘More fragments of mining leases from the Athenian Agora’, Hesp. 26 (1957) 1-12
129. Dunst, G. ‘Archaische Inschriften und Dokumente der Pentekontaetie aus Samos’, Ath. Mitt. 87 (1972) 99-163
129A. Dunst, G. ‘Der Opferkalender des attischen Demos Thorikos’, ZPE 25
(1977) 243-64
130. Engelmann, H. and Merkelbach, R. Die Inschriften von Erythrai und Klat(pmenai, 1. Bonn, 1972
131. Etienne, R. and Pierart, M. ‘Un decret du Koinon des Hellenes a Platees en l’honneur de Glaucon, fils d’Eteocles d’Athenes’. BCH 99 (1975)
51-75
132. Guarducci, M. ‘Nuove note di epigrafia siceliota arcaica’, AS A A n.s. 21-2 (1959-60) 249-87
133. Hansen, P. A. Carmina Epigraphica Graecay ι-ii. Berlin, 1983—9
134. Henry, A. S. ‘The dating of fifth-century Attic inscriptions’, CSC A 11
(1978) 75-108
135. Jeffery, L. H. ‘Comments on some archaic Greek inscriptions’, JHS 69 (1949) 25-38
136. Jeffery, L. H. ‘Further comments on archaic Greek inscriptions’, BSA 5 0 (1955) 67-84
137. Jeffery, L. H. The Local Scripts of Archaic Greece. Oxford, 1961. 2nd edn ed. A. W. Johnston. Oxford, 1989
138. Lewis, D. M. ‘Notes on Attic inscriptions’, BSA 49 (1954) 17-50
139. Lewis, D. M. ‘The treaties with Leontini and Rhegion’, ZPE 22 (1976) 223-5
140. McGregor, M. F. ‘The ninth prescript of the Attic Quota-Lists’, Phoenix 16 (1962) 267—75
141. McGregor, M. F. ‘Athens and Hestiaia’, Hesp. Suppl. 19 (1982) 101-11


II. Надписи
661
142. Mattingly, Η. В. ‘Two notes on Athenian financial documents’, BSA 62 (i$>67) 13-17
143. Mattingly, Η. B. ‘ “Epigraphically the Twenties are too late” ’, BSA 65 (1970) 129-49
144. Mattingly, Η. B. ‘The Athenian decree for Miletos (IG i2 22+ — ATL и.d 11): a postscript’, Historia (1981) 113—17
145. Meiggs, R. ‘The dating of fifth-century Attic inscriptions’, JHS 86 (1966) 86-97
146. Meritt, B. D. The Athenian Calendar in the Fifth Century. Cambridge, MA, 1928
147. Meritt, B. D. Athenian Financial Documents of the Fifth Century. Ann Arbor, 1932
148. Meritt, B. D. ‘Greek Inscriptions’, Hesp. 5 (1936) 355-430
149. Meritt, B. D. The Athenian Year. Berkeley-Los Angeles, 1961
150. Meritt, B. D. ‘The tribute quota list of 454/3 b.c.’, Hesp. 41 (1972)403-17
150A. Meritt, B. D. ‘Two new fragments of the tribute lists’, Hesp. 41 (1972)
418-21
151. Meritt, B. D. and McGregor, M. F. ‘The Athenian quota-list of 421/0 b.c.’, Phoenix 21 (1967) 85-91
152. Meritt, B. D. and Wade-Gery, Η. T. ‘The dating of documents to the mid-fifth century’, JHS 82 (1962) 67-74, 83 (1963) 100-17
153. Meritt, B. D., Woodhead, A. G. and Stamires, G. A. ‘Greek inscriptions’, Hesp. 26 (1957) 198-270
154. Moretti, L. Iscrisfoni agonistichegreche. Rome, 1953
155. Pecirka, J. The Formula for the Grant of Enktesis in Attic Inscriptions (Acta Universitatis Carolinae Philosophica et Historica, Monographia 15). 1966
156. Pritchett, W. K. ‘The Attic Stelai, Part 11’, Hesp. 25 (1956) 178-317
157. Pritchett, W. K. ‘Calendars of Athens again’, BCH 81 (1957) 269-301
158. Pritchett, W. K. ‘The height of the Tapis Primus’, Historia 13 (1964) 129-34
159. Pritchett, W. K. ‘The top of the Tapis Primus\ CRBS 7 (1966) 123-9
160. Pritchett, W. K. ‘The location of the Tapis Primus’, GRBS 8 (1967) 113-19
161. Raubitschek, A. E. ‘Athens and Halikyai’, ТАРА 75 (1944) 10-14
162. Raubitschek, A. E. Dedications from the Athenian Akropolis. Cambridge, MA, 1949
163. Raubitschek, A. E. ‘Die Inschrift als geschichtliches Denkmal’, Gymnasium 72 (1965) 511-22
164. Sokolowski, F. Tois sacrees de Г Asia Mineure. Paris, 1955
165. Sokolowski, F. Tois sacrees des citesgrecques: Supplement. Paris, 1962
166. Sokolowski, F. Tois sacrees des cites grecques. Paris, 1969
167. Stroud, R. S. ‘An Athenian law on silver coinage’, Hesp. 43 (1974) 157-88
168. Stroud, R. S. ‘The gravestone of Socrates’ friend, Lysis’, Hesp. 5 3 (1984) 35 5-6°
169. Tracy, S. V. ‘Hands in fifth-century b.c. Attic inscriptions’, in Studies


662
С. Источники
Presented to Sterling Dow on his Eightieth Birthday, 277-82. Durham, N.C., 1984
170. Walbank, Μ. B. ‘Criteria for the dating of fifth-century Attic inscriptions’, in a 9, 161-9
171. Walbank, Μ. B. Athenian Proxenies of the Fifth Century b.c. Toronto- Sarasota, 1978
172. Walbank, Μ. B. ‘A correction to IG 112 65’, ZPE 48 (1982) 261-3
173. Walbank, Μ. B. ‘Herakleides of Klazomenai: a new join at the Epigraphical Museum’, ZPE 51 (1983) 183-4
174. Walbank, Μ. B. ‘Leases of sacred properties in Attica’, ι-ii, Hesp. 52 (1983) 100-35 and 177-99
175. West, A. B. ‘Aristidean tribute in the assessment of 421 b.c.’, A]A 29 (x92 5) 135-51
176. Wick, T. E. ‘A note on the date of the Athenian-Egestan alliance’, JHS 95 (1975) 186-90
177. Wick, T. E. ‘The date of the Athenian-Egestan alliance’, Cl. Phil. 76 (1981) 118-21
178. Wilhelm, A . ‘Der älteste griechische Brief’, JÖAI 7 (1904) 94“Ι05 (= id., Abhandlungen und Beiträge %ur griechischen Inschriftenkunde 1,186-97. Leipzig, 1984)
179. Wilhelm, A. ‘Attische Urkunden, xxxi. IG i2 70, 16, 166’, SBAk. Wieny Phil.-Hist. Kl. 217. 5 (1939) 52-72 (= id. Akademieschriften v^urgriechischen Inschriftenkunde 1, 572-92. Leipzig, 1974)
180. Woodhead, A. G. CIG i2 95 and the ostracism of Hyperbolus’, Hesp. 18 (1949) 78-83
HI. Монеты
(По монетам Сицилии см. также Η (VI))
181. Barron, J. Р. The Silver Coins of Samos. London, 1966
182. Caltabiano, M. ‘Documenti numismatici e storia del Koinon arcade dalle origini al sec. v a.C’, Helikon 9-10 (1969/70) 423-59
183. Cook, R. M. ‘Speculations on the origins of coinage’, Historia 7 (1958) 257-62
184. Fowler, В. H. ‘Thucydides 1.107-8 and the Tanagran Federal Issues’, Phoenix 11 (1957) 164-70
185. Grierson, P. The Origins of Money (Creighton Lecture in History, 1970). London, 1977
186. Herrmann, F. ‘Die thessalische Münzunion im 5. Jahrhundert’, ZfN 33 (1922) 33-43
187. Herrmann, F. ‘Die Silbermünzen von Larissa in Thessalien’, ZfN 35 0924-5) 1-69
188. Kraay, С. M. ‘Hoards, small change, and the origin of coinage’, JHS 84 (1964) 76-91
189. Kraay, С. M. Greek Coins and History. London, 1969
190. Kraay, С. M. Archaic and Classical Greek Coins. London, 1976
191. Kraay, С. M. ‘The Asyut Hoard: some comments on chronology’, Num. Chron. (1977) 188-98


D. Афины: Внутренние дела
663
192. Kraay, С. М. and Hirmer, М. Greek Coins. London, 1966
193. Lacroix, L. Monnaies et colonisation dans Г occident grec. Brussels, 1965
194. Martin, T. R. Sovereignty and Coinage in Classical Greece. Princeton, 1985
195. Price, M. J. ‘Early Greek bronze coinage’, in Kraay, С. M. and Jenkins, G. K. (eds.) Essays in Greek Coinage presented to Stanley Robinson, 90-104. Oxford, 1968
196. Price, M. J. and Waggoner, N. Archaic Greek Coinage; the Asyut Hoard. London, 1975
197. Starr, C. G. Athenian Coinage 480-449 b.c. Oxford, 1970
198. Vickers, M. ‘Early Greek coinage: a reassessment’, Num. Chron. (1985)
1-44
199. Williams, R. T. The Confederate Coinage of the Arcadians in the Fifth Century b.c. (NNM 155). New York, 1965
D. 	Афины: внутренние дела
1. Andrewes, A. ‘Philochoros on phratries’, JHS 81 (1961) 1—15
2. Andrewes, A. ‘The Arginusae trial’, Phoenix 28 (1974) 112—22
3. Andrewes, A. ‘The opposition to Perikles’, JHS 98 (1978) 1-8
4. Aurenche, O. Les groupes d’ Alcibiade, de Leogoras et de Teucros. Remarques sur la vie politique athenienne en 41j avant J. C. Paris, 1974
5. Beloch, K. J. Die attische Politik seit Perikles. Leipzig, 1884
6. Bicknell, P. J. Studies in Athenian Politics and Genealogy (Historia Einzelschr. 19). Wiesbaden, 1972
7. Bloedow, E. Alcibiades Re-examined (Historia Einzelschr. 21). Wiesbaden, 1973
8. Boegehold, A. L. ‘The establishment of a central archive at Athens’, AJA 76 (1972) 23-30
9. Bourriot, F. ‘La famille et le milieu social de Cleon’, Historia 31 (1982)
404-35
10. Calhoun, G. M. Athenian Clubs in Politics and Litigation (Bulletin of the University of Texas 262). Austin, 1913
11. Carawan, E. M. ‘Eisangelia and Euthyna\ the trials of Miltiades, Themistocles and Cimon’, GRBS 28 (1987) 167-208
12. Cavaignac, E. ‘Eschyle et Themistocle’, Rev. Phil. ser. 2,45 (1921) 102-6
13. Cavaignac, E. ‘Miltiade et Thucydide’, Rev. Phil. ser. 3, 3 (1929) 281—5
14. Cawkwell, G. L. ‘νομοφυλακία and the Areopagus’, JHS 108 (1988) 1—12 14A. Chandler, L. ‘The north-western frontier of Attica’, JHS 46 (1926) 1—21
15. Cole, J. R. ‘Cimon’s dismissal, Ephialtes’ revolution and the Peloponnesian Wars’, GRBS 15 (1974) 369-85
16. Connor, W. R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971
17. Davies, J. K. ‘Demosthenes on liturgies: a note’, JHS 87 (1967) 33—40
18. Davies, J. K. Wealth and the Power of Wealth in Classical Athens. New York, 1981
19. Derenne, E. Les proces d*impiete intentes aux philosophes ä Athenes. Liege, 1930
20. Develin, R. Athenian Officials 684-921 b.c. Cambridge, 1989


664
D. Афины: Внутренние дела
21. Dover, К. J. ‘δέκατος αυτός’, JHS 8о (i960) 61-77 ( = А 27> 159~^°)
22. Dow, S. ‘The Athenian Calendar of Sacrifices: the chronology of Nikomakhos’ second term’, Historia 9 (i960) 270-93
23. Ferguson, W. S. ‘The constitution of Theramenes’, Cl. Phil. 21 (1926) 72“5
24. Ferguson, W. S. The Treasurers of Athena. Cambridge, MA, 1932
25. Ferguson, W. S. ‘The Attic Orgeones’, HThR 37 (1944) 96-104
26. Finley, Μ. I. ‘The Athenian demagogues’, Past and Present 21(1962) 3-24 (= id. (ed.) Studies in Ancient Society, 1—25. London, 1974)
27. Flaceliere, R. ‘Sur quelques points obscurs de la vie de Themistocle’, REA 55 (1953) 5-28
28. Fornara, C. W. ‘The hoplite achievement at Psyttaleia’, JHS 86 (1966)
51-4
29. Fornara, C. W. The Athenian Board of Generals from joi to 404 (Historia Einzelschr. 16). Wiesbaden, 1971
30. Hansen, M. H. ‘ Eisangelia*: the Sovereignty of the People’s Court in Athens in the Fourth Century b.c. and the Impeachment of Generals and Politicians (Odense University Classical Studies 6). Odense, 1975
30A. Hansen, M. H. ‘ Apagoge’, ‘Endeixis’ and ‘Ephegesis’ against (Kakourgoi’, ‘Atimoi’ and ‘Pheugontes’ (Odense University Classical Studies 8). Odense, 1976
31. Hansen, M. H. ‘How did the Athenian Ecclesia vote?, GRBS 18 (1977) 123-37. (Reprinted with addenda in d 34, 103-21)
3 2. Hansen, M. H. ‘Misthos for magistrates in classical Athens’, SO 54 (1979)
5—22
33. Hansen, M. H. ‘Eisangelia in Athens: a reply’, JHS 100 (1980) 89-95
34. Hansen, M. H. The Athenian Ecclesia: a Collection of Articles iyj6-8y. Copenhagen, 1983
3 5. Hansen, M. H. ‘The Athenian Board of Generals’, in Studies in Ancient History and Numismatics presented to Rudi Thomsen, 69—70. Aarhus, 1988
36. Hansen, M. H. and Christensen, J. ‘What is syllogos at Thucydides 2.22.1?’, Class, et Med. 34 (1983) 15—29
37. Hatzfeld, J. Alcibiade. Paris, 1951
38. Hignett, C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century b.c. Oxford, 1952 (Reprinted with corrections 1958)
3 9. Humphreys, S. C. ‘Public and private interests in classical Athens’, CJ 73 (1977-8) 97-104 ( = A 67, 22-32)
40. Jones, A. H. M. Athenian Democracy. Oxford, 1957
41. Jordan, B. The Athenian Navy in the Classical Period. A Study of Athenian Naval Administration and Military Organisation in the Fifth and Fourth Centuries b.c. (University of California Publications: Classical Studies 13). Berkeley-Los Angeles-London, 1975
42. Koemer, R. ‘Die Entwicklung der attischen Demokratie nach dem Peloponnesischen Krieg in Verfassung, Verwaltung und Recht’, in a 122, i 132-46
43. Kolbe, W. ‘Studien über das Kalliasdekret: Bausteine zu einer Geschichte des Schatzes der Athena’, SBAk. Berlin 1929, 273-89 = /*/.,


D. Афины: Внутренние дела
6 65
Thukydides im Lichte der Urkunden, 50-91. Stuttgart, 1930
44. Krentz, P. ‘Foreigners against the Thirty: IG η2 ίο again’, Phoenix 34 (1980) 298—306
44Α. Krentz, P. The Thirty at Athens. Ithaca—London, 1982
45. Krön, U. ‘Demos, Pnyx und NymphenhügeP, Ath. Mitt. 94 (1979) 49-75
46. Leake, W. M. The Topography of Athens and the Demi of Attica. London, 1841
47. Lenardon, R. J. The Saga of Themistocles. London, 1978
48. Levy, E. Athenes devant la defaite de 404: histoire d’une crise ideologique. (Bibl. Ec. fr. Ath. et Rome 225). Paris, 1976
49. Lewis, D. M. ‘Double representation in the strategia\ JHS 81 (1961) 118-23
50. Lewis, D. M. ‘Cleisthenes and Attica’, Historia 12 (1963) 22-40
51. Lewis, D. M. ‘After the profanation of the Mysteries’, in a 34, 177-91
5 2. Lewis, D. M. ‘Athenian politics’, review of d 16, CR n.s. 25 (1975) 87-90 5 3. Lewis, D. M. Review of V. Gabrielsen, Remuneration of State Officials in Fourth-Century b.c. Athens, JHS 102 (1982) 269
54. 	Loraux, N. Lyinvention d*Athenes, histoire de l’oraison funebre dans la ‘cite classique\ Paris, 1981. (English transl. by A. Sheridan, The Invention of Athens. Cambridge, MA, 1986)
5 5. MacDowell, D. M. The Athenian Homicide Law in the Age of the Orators. Manchester, 1963
56. McGregor, M. F. ‘The genius of Alkibiades’, Phoenix 19 (1965) 27-46
57. Martin, J. ‘Von Kleisthenes zu Ephialtes: Zur Entstehung der athenischen Demokratie’, Chiron 4 (1974) 5-42
5 8. Meiggs, R. ‘The political implications of the Parthenon’, in 1121, 3 6-45
59. Mikalson, J. D. The Sacred and Civil Calendar of the Athenian Year. Princeton, 1975
60. Mosse, C. La fin de la democratie athenienne. Paris, 1962
61. Ober, J. Mass and Elite in Democratic Athens. Rhetoric, Ideology and the Power of the People. Princeton, 1989
62. Oliver, J. H. The Athenian Expounders of the Sacred and Ancestral Law. Baltimore, 1950
63. Osborne, M. J. Naturalisation in Athens (Verhandelingen van de Koninklijke Academie voor Wetenschapen, Letteren en Schone Künsten van Belgiä). 43, no. 98, Brussels, 1981; 44, no. 101, Brussels, 1982; 45, no. 109, Brussels, 1983
64. Ostwald, M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford, 1969
65. Patterson, C. Pericles9 Citizenship Law of 4JI—4JO b.c. New York, 1981
66. Pecorella Longo, C. ‘Eterie’ e gruppi politici ne IP A tene del iv sec. a. C. Florence, 1971
67. Pierart, M. ‘A propos de l’election des strateges atheniens’, BCH 98 (1974) 125-46
68. Plassart, A. ‘Les archers d’Athenes’, REG 26 (1913) 151-213
69. Podlecki, A. J. ‘The political significance of the Athenian


666
D. Афины: Внутренние дела
“Tyrannicide”-cult’, Historia 15 (1966) 129-41
70. Podlecki, A. J. ‘Cimon, Skyros and “Theseus’ bones’”, JHS 91 (1971) 141-3
71. Podlecki, A. J. The Life of Themistocles: a Critical Survey of the Literary and Archaeological Evidence. Montreal, 1975
72. Poole, J. C. F. and Holladay, A. J. ‘Thucydides and the Plague of Athens’, CQ n.s. 29 (1979) 282-300
73. Poole, J. C. F. and Holladay, A. J. ‘Thucydides and the Plague: a further footnote’, CQ n.s. 34 (1984) 483-5
74. Raubitschek, A. E. ‘Theopompos on Hyperbolos’, Phoenix 9 (1955) 122—6
75. Rhodes, P. J. The Athenian Boule. Oxford, 1972. (Reprinted with additions and corrections 1985)
76. Rhodes, P. J. ‘The Five Thousand in the Athenian revolutions of 411 B.c.’, JHS 92 (1972) 115-27
77. Rhodes, P. J. ‘ctaayycAia in Athens’, JHS 99 (1979) 103—14
78. Rhodes, P. J. ‘Athenian democracy after 403 b.c.’, CJ 75 (1979/80) 305-23
79. Rhodes, P. J. ‘Notes on voting in Athens’, GRBvS* 22 (1981) 125-32
80. Rudhardt, J. ‘La definition du debt d’impiete d’apres la legislation attique’, Mus. Helv. 17 (i960) 87—105
81. Ruschenbusch, E. ‘Ephialtes’, Historia 15 (1966) 369-76
82. Ruschenbusch, E. Athenische Innenpolitik im j. Jahrhundert v. Chr. Bamberg, 1979
83. de Ste Croix, G. E. M. ‘The Constitution of the Five Thousand’, Historia 5 (1956) 1-25
84. Sartori, F. Le eterie nella vita politica ateniese del vi e vsecolo a. C. Rome, 1957
8 5. Schachermeyr, F. Religionspolitik und Religiosität bei Perikies (SBAk. Wien
Phil.-Hist. Kl. 25 8, 3). Vienna, 1968
86. Seager, R. ‘Lysias against the corn-dealers’, Historia 15 (1966) 172-84
87. Sealey, В. R. I. ‘Ephialtes’, Cl. Phil. 59 (1964) 11-22 ( = a hi, 42-58)
88. Sealey, B. R. I. ‘Ephialtes, eisangelia and the council’, in Shrimpton, G. S. and McCargar, D. J. (eds.) Classical Contributions: Studies in Honour of Malcolm Francis McGregor, 125-34. Locust Valley, 1981
89. Sinclair, R. K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1988
90. Solders, S. Die ausserstädtischen Kulte und die Einigung Attikas, Lund, 1931
91. Stevenson, G. H. ‘The financial administration of Pericles’, JHS 44 (1924) 1-9
92. Stockton, D. ‘The death of Ephialtes’, CQ n.s. 32 (1982) 227-8
93. Strauss, В. S. Athens after the Peloponnesian War: Class, Faction, and Policy 403—386 b.c. London-Sydney, 1987
94. Stroud, R. S. ‘Theozotides and the Athenian orphans’, Hesp. 40 (1971) 280-301
95. Thompson, H. A. ‘Athens faces adversity’, Hesp. 50 (1981) 343-55
96. Thompson, W. E. ‘Notes on the Treasurers of Athena’, Hesp. 39 (1970)
54-63
Toepffer, J. Attische Genealogie. Berlin, 1889
97·


Е. Афинская держава
667
98. Tolbert Roberts, J. Accountability in Athenian Government (Wisconsin Studies in Classics). Madison-London, 1982
98A. Traill, J. S. Demos and Trittys. Toronto, 1986
99. Vanderpool, E. ‘Kleophon’, Hesp. 21 (1952) 114-15
100. Vanderpool, E. ‘New ostraka from the Athenian Agora’, Hesp. 37 (1968) 117-20
101. Wade-Gery, H. T. ‘Studies in the structure of Attic society, 11. The laws of Kleisthenes’, CQ 27 (1933) 17-29 ( = a 121, 135-54)
102. Wade-Gery, H. T. ‘Themistokles’ archonship’, BSA 37 (1936/7) 263-70 ' ( = a 121, 171-9)
103. Wade-Gery, H. T. and Meritt, B. D. ‘Athenian resources in 449 and 431 B.c.’, Hesp. 26 (1957) 163-97
104. Wallace, R. W. ‘Ephialtes and the Areopagos’, GRBS 15 (1974) 259-69
105. Wallace, R. W. The Areopagos Councily to $ογ b.c. Baltimore, 1989
106. West, A. B. ‘Pericles’ political heirs’. Cl. Phil. 19 (1924) 124—46, 201-28
107. Whibley, L. Political Parties in Athens during the Peloponnesian War. Cambridge, 1889
108. Whitehead, D. The Demes of Attica joSf7 - ca. 2 jo в. c. A Political and Social Study. Princeton, 1986
109. Woodhead, A. G. ‘Thucydides’ portrait of Cleon’, Mnemosyne ser. 4, 13 (i960) 289-317. (German transl. in c 48, 557-93)
E. 	Афинская держава
i 	. Andrewes, A. ‘Could there have been a battle at Oinoe?’, in Levick, В. M.
(ed.) The Ancient Historian and his Materials: Essays in Honour of С. E. Stevens on his Seventieth Birthday, 9—16. Farnborough, 1973
2. Asheri, D. ‘The site of Brea’, AJP 90 (1969) 337-40
3. Badian, E. ‘The Peace of Callias’, JHS 107 (1987) 1—39
4. Balcer, J. M. The Athenian Regulations for Chalkis: Studies in Athenian Imperial Eaw (Historia Einzelschr. 33). Wiesbaden, 1978
5. Bams, J. ‘Cimon and the first Athenian expedition to Cyprus’, Historia 2 (1953-4) 165-76
6. Barron, J. P. ‘Milesian politics and Athenian propaganda c. 460-440 b.c.’, JHS 82 (1962) 1-6
7. Barron, J. P. ‘Religious propaganda of the Delian League’, JHS 84 (1964) 35-48
8. Barron, J. P. ‘The fifth-century horoi of Aigina’, JHS 103 (1983) 1—12
9. Barron, J. P. ‘Chios in the Athenian Empire’, in f 7, 89-108
i 	o. Blackman, D. J. ‘The Athenian navy and allied naval contributions in the Pentecontaetia’, GRBS 10 (1969) 179—216
11. Bosworth, A. B. ‘The Congress Decree: another hypothesis’, Historia 20 (1971) 600-16
12. Bradeen, D. W. ‘The popularity of the Athenian Empire’, Historia 9 (i960) 257—69
13. Brunt, P. A. ‘Athenian settlements abroad in the fifth century b.c.’, in a 34, 71-92


668
Е. Афинская держава
14. Cawkwell, G. L. ‘The foundation of the Second Athenian Confederacy’, Cjg n.s. 23 (1973) 47-60
15. Chambers, M. H. ‘Four hundred sixty talents’, CL Phil. 5 3 (195 8) 26-32
16. Culham, P. ‘The Delian League: bicameral or unicameral’, AJAH 3
(1978) 27-31
17. Earp, A. J. ‘Athens and Miletos ca. 450 b.c.\ Phoenix 8 (1954) 142-7
18. Eddy, S. K. ‘Four hundred sixty talents once more’, CL PhiL 63 (1968) 184-95
19. Eddy, S. K. ‘Some irregular amounts of Athenian tribute’, AJP 94
(1973) 	47-70
20. Ehrenberg, V. ‘The foundation of Thurii’, AJP 69 (1948) 149-70 (=a 32,298-315)
21. Ehrenberg, V. ‘Thucydides on Athenian colonisation’, CL PhiL 47 (1952) 143-9 (= A 32, 245-53)
22. Erxleben, E. ‘Das Münzgesetz des delisch-attischen Seebundes’, AJP 19
(1969) 	91-139, 20 (1970) 66-132, 21 (1971) 145-62
2 3. Erxleben, E. ‘Die Kleruchien auf Euböa und Lesbos und die Methoden
der attischen Herrschaft im 5. Jh.’, Klio 57 (1975) 83-100
24. Fehr, B. ‘Zur religionspolitischen Funktion der Athena Parthenos im Rahmen des delisch-attischen Seebundes’, Hephaistos 1 (1979) 71-91, 2
(1980) 	113-25,3 (1981) 55-93
25. Finley, M. I. ‘The Athenian Empire: a balance sheet’, in Garnsey, P. D. A. and Whittaker, C. R. (eds.) Imperialism in the Ancient Worlds 103-26. Cambridge, 1978 ( = l 41, 41—61)
26. Fomara, C. W. On the chronology of the Samian War’, JHS 99 (1979) 7- l9
27. Francis, E. D. and Vickers, M. ‘Argive Oenoe’, Ant. Class. 54 (1985) 105-15
28. French, A. ‘The tribute of the allies’, Historia 21 (1972) 1—20
29. French, A. ‘Athenian ambitions and the Delian Alliance’, Phoenix 33
(1979) 134-41
30. Gauthier, P. ‘A propos des clerouquies atheniennes du Ve siede’, in l 40, 163-78
31. Gehrke, H.-J. ‘Zur Geschichte Milets in der Mitte des 5. Jahrhunderts v. Chr.’, Historia 29 (1980) 17-31
3 2. Giovannini, A. and Gottlieb, G. Thukydides und die Anfänge der athenischen
Arche. SB Heidelberg, 1980, no. 7
3 3. Hammond, N. G. L. ‘The origins and nature of the Athenian alliance of 478/7 B.c.’, JHS 87 (1967) 41-61 (=a 54, 311-45)
34. 	Herrmann, P. ‘Zu den Beziehungen zwischen Athen und Milet im 5. Jahrhundert’, Klio 52 (1970) 163-73
3 5. Highby, L. I. The Erythrae Decree: Contributions to the Early History of the Delian League and the Peloponnesian Confederacy (Klio Beiheft 36). Leipzig, Ϊ936
36. Holladay, A. J. ‘The detente of Kallias?’, Historia 35 (1986) 503-7
37. Jackson, A. H. ‘The original purpose of the Delian League’, Historia 18 (1969) 12-16


Е. Афинская держава
669
38. J ones, A. Η. M. ‘T wo synods of the Delian and Peloponnesian Leagues’, PCPhS n.s. 2 (1952—3) 43—6
39. Larsen, J. A. O. ‘The constitution and original purpose of the Delian League’, HSCP 51 (1940) 175--213
40. Lepper, F. A. ‘Some rubrics in the Athenian quota-lists’, JHS 82 (1962) *5-55
41. Lewis, D. M. ‘The origins of the First Peloponnesian War’, in Shrimpton, G. S. and McCargar, D. J. (eds.) Classical Contributions: Studies in Honour of Malcolm Francis McGregor, 71-8. Locust Valley, 1981
42. Lewis, D. M. ‘The Athenian Coinage Decree’, in a 16, 5 3-63
43. Libourel, J. M. ‘The Athenian disaster in Egypt’, AJP 92 (1971) 605-15
44. Mattingly, Η. B. ‘The Athenian Coinage Decree’, Historia 10 (1961) 148-88
45. Mattingly, H. B. ‘Athens and Euboea’, JHS 81 (1961) 124-32
46. Mattingly, H. B. ‘The Methone Decrees’, CQ n.s. 11 (1961) 154-65
47. Mattingly, H. B. ‘The growth of Athenian imperialism’, Historia 12
О963) 257-73
48. Mattingly, H. B. ‘Athenian imperialism and the foundation of Brea’, CQ n.s. 16 (1966) 172-92
49. Mattingly, H. B. ‘Periclean imperialism’, in a 34, 193-233
50. Mattingly, H. B. ‘The Athenian Coinage Decree and the assertion of empire’, in a 16, 65-71
51. Meiggs, R. ‘The growth of Athenian imperialism’, JHS 63 (1943) 21-34 51 a. Meiggs, R. ‘A note on Athenian imperialism’, CR 63 (1949) 9-12
5 2. Meiggs, R. ‘The crisis of Athenian imperialism’, HSCP 67 (1963) 1-36 5 3. Meiggs, R. The Athenian Empire. Oxford, 1972
54. Meister, К. Die Ungeschichtlichkeit des Kalliasfriedens und deren historische Folgen (Palingenesia xviii). Wiesbaden, 1982
55. Meritt, B. D., Wade-Gery, H. T. and McGregor, M. F. The Athenian Tribute-Lists i-iv. Cambridge, MA, and Princeton, 1939-53
56. Meyer, H. D. ‘Vorgeschichte und Gründung des delisch-attischen Seebundes’, Historia 12 (1963) 405—46
5 7. Nesselhauf, H. Untersuchungen vytr Geschichte der delisch-attischen Symmacbie {Klio Beiheft 30). Leipzig, 1933
5 8. Oliver, J. H. ‘The Peace of Callias and the Pontic expedition of Pericles’,
Historia 6 (1957) 254—5
59. Pierart, M. ‘Les ΕΠΙΜΗΝΙΟΙ de Milet’, Ant. Class. 38 (1969) 365-88
60. Pierart, M. ‘Milet dans la premiere liste de tribute’, ZPE15 (1974)
61. Pierart, M. ‘Athenes et Milet’, Mus. Helv. 40 (1983) 1-18, 42 (1985) 276-99
62. Pierart, M. ‘Deux notes sur la politique d’Athenes en mer Egee’, BCH 108 (1984) 161-76
6 3. Pritchett, W. K. ‘The transfer of the Delian Treasury’, Historia 18(1969)
17-21
64. Quinn, T. J. Athens and Samos, Lesbos and Chios, 4jS~404 в. c. Manchester, 1981
65. Raaflaub, K. ‘Beute, Vergeltung, Freiheit? Zur Zielsetzung des delisch-


670
Е. Афинская держава
attischen Seehundes’, Chiron 9 (1979) 1—22
66. Rawlings, H. R. III. ‘Thucydides on the purpose of the Delian League’, Phoenix 31 (1977) 1—8
67. Reece, D. W. ‘The Battle of Tanagra’, JHS 70 (1950) 75-6
68. Rhodes, P. J. The Athenian Empire. (GdrR New Surveys in the Classics 17). Oxford, 1985
69. Robertson, N. D. ‘The true nature of the “Delian League”, 478-461 B.c.’, A]AH 5 (1980) 64—96, 110-33
70. Robertson, N. D. ‘Government and society at Miletus, 525—442 b.c.’, Phoenix 41 (1987) 356-98
71. Robinson, E. S. G. ‘The Athenian Currency Decree and the coinages of the allies’, Hesp. Suppl. 8 (1949) 324-40
72. de Romilly, J. ‘Thucydides and the cities of the Athenian Empire’, B1CS 13 (1966)1-12
73. Ruschenbusch, E. ‘Das Machtpotential der Bündner im ersten attischen Seebund’, ZPE 53 (1983) 144-8
74. Ruschenbusch, E. ‘Tribut und Bürgerzahl im ersten attischen Seebund’, ZPE 53 (1983) 125-43
75. de Ste Croix, G. E. M. ‘The character of the Athenian Empire’, Historia 3
(1954/5) 1-41
76. de Ste Croix, G. E. M. ‘Notes on jurisdiction in the Athenian Empire’, CQn.s. ii (1961) 94-112, 268—80
77. Salmon, P. Eapolitique egyptienne d'Athenes: vf et Vе siecles. Brussels, 1965
78. Schuller, W. Die Herrschaft der Athener im ersten attischen Seehund. Berlin,
1974
79. Schuller, W. ‘Die Einführung der Demokratie auf Samos im 5. Jahrhundert v. Chr.’, Klio 63 (1981) 281-8
80. Schuller, W. ‘Über die töicor<u-rubric in den attischen Tributlisten’, ZPE 42 (1981) 141-51
81. Seager, R. ‘The Congress Decree: some doubts and a hypothesis’, Historia 18 (1969) 129—41
82. Sealey, B. R. I. ‘The^origin of the Delian League’, in a 34, 233-5 5
83. Smart, J. D. ‘Athens and Egesta’, JHS 92 (1972) 128-46
84. Smart, J. D. ‘Kimon’s capture of Eion’, JHS 87 (1967) 136-8
8 5. Thompson, W. E. ‘The Peace of Callias in the fourth century’, Historia 3о
(1981) 	164-77
86. Unz, R. K. ‘The surplus of the Athenian phoros\ GRBS 26 (1985) 21-42
87. Wade-Gery, H. T. ‘The question of tribute in 449/8 b.c.’, Hesp. 14 (1945) 212—29
88. Walsh, J. ‘The authenticity and the dates of the Peace of Callias and the Congress Decree’, Chiron 11 (1981) 31-63
89. Walters, K. R. ‘Diodorus 11.82-4 and the second battle of Tanagra’, AJAH 3 (1978) 188-91
90. Welwei, K.-W. ‘ “Demos” and “Plethos” in athenischen
Volksbeschlüssen um 450 v. Chr.’, Historia 35 (1986) 177—91
91. West, A. B. ‘The tribute lists and the non-tributary members of the Delian League’, AHR 35 (1929/30) 267—75


F. Греческие государства [помимо Афин)
671
92. Westlake, Н. D. ‘Thucydides and the Athenian disaster in Egypt’, Cl. Phil. 45 (1950) 209—16 ( = a 123, 61-73)
93. Westlake, H. D. ‘The commons at Mytilene’, Historia 25 (1976) 429-40
94. Will, E. ‘Notes sur les regimes politiques de Samos’, REA 71 (1969) 305-19
95. Woodhead, A. G. ‘The institution of the Hellenotamiae\ JHS 79 (1959) 149-52
96. Woodhead, A. G. ‘West’s panel of ship payers’, in a 9, 170-8
F. 	Греческие государства (помимо Афин)
1. Adshead, К. The Politics of the Archaic Peloponnese. Aldershot, 1986
i a. Anderson, J. K. ‘A topographical and historical study of Achaea’, BSA 49 0954) 72-92
2. Andrewes, A. ‘Sparta and Arcadia in the early fifth century’, Phoenix 6 (1952) 1-5
3. Andrewes, A. ‘Two notes on Lysander’, Phoenix 25 (1971) 206-26
4. Andrewes, A. ‘Argive Perioikoi’, in Craik, E. M. (ed.) 'Owls to Athens*: Essays on Classical Culture presented to Sir Kenneth Dover, 171—8. Oxford, 1990
5. Berard, V. ‘Tegee et la Tegeatide’, BCH ι6 (1892) 528-49
6. Blamire, A. ‘Pausanias and Persia’, GRBS 11 (1970) 295-305
7. Boardman, J. and Vaphopoulou-Richardson, С. E. (eds.) Chios. A Conference at the Homereion in Chios 1984. Oxford, 1986
8. Bölte, F. ‘Kleonai’, P-W 11 (1922) 721-8
9. Bölte, F. ‘Speiraion’ P-W iiia (1929) 1592-9
10. Bölte, F. ‘Mantinea’, P-W xiv (1930), 1290-344
11. Buck, R. J. A History of Boeotia. Edmonton, 1979
12. Callmer, C. Studien %ur Geschichte Arkadiens. Lund, 1943
13. Cartledge, P. ‘A new 5th-century Spartan treaty’, LCM 1 (1976) 87-92
14. Cartledge, P. Sparta and Lakonia. London-Boston-Henley, 1979
15. Cartledge, P. A. ‘A new lease of life for Lichas Son of Arkesilas?’, LCM 9 (1984) 98-102
16. Cawkwell, G. L. ‘The decline of Sparta’, CQ n.s. 33 (1983) 385-400
17. Chamoux, F. Cyrene sous la monarchie des Battiades. (Bibi. Ec. fr. Ath. et Rome 177). Paris, 1953
18. Cook, J. M. ‘The problem of Classical Ionia’, PCPhS n.s. 7 (1961) 9-18
19. Cook, J. M. The Troad. Oxford, 1973
20. Demand, N. H. Thebes in the Fifth Century: Heracles Resurgent. London- Boston—Melboume-Henley, 1982
21. Edgerton, H. and Scoufopoulos, N. C. ‘Sonar search at Gythion harbor’, AAA 5 (1972) 202-6
22. Effenterre, H. van. ‘La fondation de Paestum’, PP fase. 192 (1980) 161- 75
23. Fomara, C. W. ‘Some aspects of the career of Pausanias of Sparta’, Historia 15 (1966) 257-71
Forrest, W. G. ‘Themistokles and Argos’, CQ n.s. 10 (i960) 221—41
24.


672
F. Греческие государства [помимо Афин)
25. Forrest, W. G. ‘Legislation in Sparta’, Phoenix 21 (1967) 11-19
26. Franke, P. R. ‘Phethaloi-Phetaloi-Petthaloi-Thessaloi. Zur Geschichte Thessaliens im 5. Jahrhundert v.Chr.’, Arch. An%. (1970) 85-93
27. Graham, A. J. Review of f 5 3 in CQ n.s. 28 (1978) 105-6
28. Guhl, E. Ephesiaca. Berlin, 1843
29. Hammond, N. G. L., Griffith, G. T. and Walbank, F. W. A History of Macedonia ι-ш. Oxford, 1972—88
30. Hodkinson, S. ‘ Social order and the conflict of values in classical Sparta’, Chiron 13 (1983) 239—81
31. Hodkinson, S. ‘Land tenure and inheritance in classical Sparta’, CQ n.s. 36 (1986) 378-406
32. Holladay, A. J. ‘Sparta’s role in the First Peloponnesian War’, JHS 97 (1977) 54-6?
33. Holladay, A. J. ‘Sparta and the First Peloponnesian War’, JHS 105 (1985) 161-2
34. Hönle, A. Olympia in der Politik der griechischen Staatenwelt (Diss. Tübingen, 1968)
3 5. Huxley, G. L. Early Sparta. London, 1962
36. Jeffery, L. H. ‘The development of Lakonian lettering: a
reconsideration’, BSA 83 (1988) 179-81
37. Jones, A. Η. M. Sparta. Oxford, 1966
38. Kahrstedt, U, ‘Synoikismos’, P-W iva 2 (1932) 1435-45
39. Kahrstedt, U. Beiträge %ur Geschichte der thrakischen Chersones (Deutsche Beiträge zur Altertumswissenschaft 6). Baden-Baden, 1954
40. Kuhn, E, Ueber die Entstehung der Staedte der Alten. Komenverfassung und Synoikismos. Leipzig, 1878
41. Lang, M. L. ‘Scapegoat Pausanias’, CJ 63 (1967/8) 79-85
42. Larsen, J. A. О. ‘The constitution of the Peloponnesian League 1’, Cl. Phil. 28 (1933) 257-76
42A. Larsen, J. A. O. Orchomenus and the formation of the Boeotian Confederacy’, Cl. Phil. 55 (i960) 9-18
43. Larsen, J. A. O. ‘A new interpretation of the Thessalian Confederacy’, Cl. Phil. 55 (i960) 229-48
44. Lazenby, J. F. ‘Pausanias, son of Kleombrotos’, Hermes 103 (1975)
235-51
45. Legon, R. P. Megara: the Political History of a Greeek City-State to 556 b.c. Ithaca-London, 1981
46. Lippold, A. ‘Pausanias von Sparta und die Perser’, Rh. Mus. 108 (1965) 322—6
47. Lotze, D. ‘Selbstbewusstsein und Machtpolitik: Bemerkungen zur machtpolitischen Interpretation spartanischen Verhaltens in den Jahren 479-477 V. Chr.’, Klio 52 (1970) 25 5-75
48. Lotze, D. ‘Zur Verfassung von Argos nach der Schlacht bei Sepeia’, Chiron i (1971) 95-109
49. Maier, F. G. ‘Factoids in ancient history: the case of fifth-century Cyprus’, JHS 105 (1985) 32-9
50. Mastrokostas, E. ’Αρχαιότητες και μνημεία Αιτωλίας και ’Ακαρνανίας,


G. Пелопоннесская война
673
Arch. Delt. 19В (1964) 294-300
51. Mitchell, В. M. ‘Cyrene and Persia’, JHS 86 (1966) 99-113
52. Moggi, Μ. (Συνοικίζ€ΐν in Tucidide’, ASNP set. 3, 5 (1975) 915-24
5 3. Moggi, Μ. I sinecismi interstat alt greet, 1: Dalle origini al 338 a.c. Pisa. 1976
54. Morrison, J. S. ‘Meno of Pharsalus, Polycrates and Ismenias’, СО г 6 (1942) 57-78
5 5. Ollier, F. Le mirage Spartiate. Etude sur Г idealisation de Sparte dans Pantiquite grecque de Porigine jusqu*aux Cyniques 1. Paris, 1933
56. 	O’Neil, J. L. ‘The exile of Themistokles and democracy in the Peloponnese’, Cgn.s. 31 (1981) 335-46
5 7. Peek, W. Ein neuer spartanischer Staatsvertrag. {Abh. Sachs. Ak. Wiss. %u Leipzig 65.3). 1974
58. Pouilloux, J. Recherches sur Phistoire et les cultes de Thasos 1 (Etudes thasiennes 3). Paris, 1954
5 9. Pouilloux, J. and Salviat, F. ‘Les archontes de Thasos’, Πρακτικά τον Η'
δι €θνονς avvehpiov ‘ Ελληνικής και Λατινικής * Επιγραφικής, Proceedings of the Eighth Epigraphic Congress 1382 1 233-58. Athens, 1984
60. Roux, G. L* Amphictionie, Delphes et le Temple cP Apollon au IVе siede. Lyons, 1979
61. Salmon, J. B. Wealthy Corinth. Oxford, 1984
62. Salviat, F. ‘Les colonnes initiales du catalogue des theores ...’, Thasiaca (BCH Supp. 5), 107-27. Paris, 1979
63. Sealey, R. ‘Die spartanische Nauarchie’, Klio 58 (1976) 335-58
64. Shipley, G. ]. A History of Samos, 800-188 b.c. Oxford, 1987
65. Siewert, P. Der Eid von Plataiai (Vestigia 16). Munich, 1972
66. Sordi, M. ‘La posizione di Delfi e dell’Anfizionia nel decennio tra Tanagra e Coronea’, Riv. di Filol. n.s. 36 (1958) 48-65
67. Swoboda, H. ‘Elis’, P-W 5 (1905) 2368-432
68. Tigerstedt, E. N. The Legend of Sparta in Classical Antiquity 1. Stockholm- Göteborg-Uppsala, 1965
69. Vinogradov, Yu. G. ‘Sinopa i Olbiya v V v. do n. e. Problema politicheskogo ustroistva’, VDI1981, 2, 65-90
69A. Wallace, P. W. Straho*s Description of Boiotia (Bibliothek der klassischen Altertumswissenschaften nf 2. Reihe, 65). Heidelberg, 1979
70. Wallace, W. P. ‘Kleomenes, Marathon, the Helots, and Arkadia’, JHS 74 (1954) }2-5
71. White, Μ. E. ‘Some Agiad dates: Pausanias and his sons’, JHS 84 (1964) 140-52
72. Williams, C. K. Corinth excavation reports in Hesp. 47 (1978) 1-39, 48 (1979) 105-44, 49 (1980) 107-34
73. Zeilhofer, G. Sparta, Delphoi und die Amphiktyonen im j. Jahrhundert vor Christus. Diss. Erlangen, 1959
G. 	Пелопоннесская война
i . Ampolo, С. ‘I contributi alia prima spedizione ateniese in Sicilia’, PP 42
(1987) 5-11


674
G. Пелопоннесская война
2. Anderson, J. К. ‘Cleon’s orders at Amphipolis’, JHS 85 (1965) 1-4
3. Andrewes, A. ‘The generals in the Hellespont’, JHS 73 (1953) 2-9
4. Andrewes, A. ‘Thucydides on the causes of the War’, CQ n.s. 9 (1959) 223-39
5. Andrewes, A. ‘Thucydides and the Persians’, Historia 10 (1961) 1-18
6. Andrewes, A. ‘Notion and Kyzikos: the sources compared’, JHS 102
(1982) 	15-25
7. Andrewes, A. and Lewis, D. M. ‘Note on the Peace of Nikias’, JHS 77 (1957) 177-80
8. Beattie, A. J. ‘Nisaea and Minoa’, Rh. Mus. 103 (i960) 20-43
9. Boardman, J. ‘Delphinion in Chios’, BSA 51 (1956) 41-54
10. Brunt, P. A. ‘Spartan policy and strategy in the Archidamian War’, Phoenix 19 (1965) 255-80
11. Cavaignac, E. ‘Les Dekarchies de Lysandre’, REH 90 (1924) 285-316
12. Cawkwell, G. L. ‘Thucydides’ judgement of Periclean strategy’, YCS 24
(1975) 53-70
13. Ehrhardt, C. ‘Xenophon and Diodorus on Aegospotami’, Phoenix 24
(1970) 	225-8
14. Gauthier, P. ‘Les ports de l’Empire et VAgora Athenienne: a propos du “Decret Megarien’”, Historia 24 (1975) 498-503
15. Gomme, A. W. ‘Thucydides ii 13, 3’, Historia 2 (1953/4) 1-21
16. Holladay, A. J. ‘Athenian strategy in the Archidamian war’, Historia 27
О978) 399-427
17. Kagan, D. The Outbreak of the Peloponnesian War. Ithaca, 1969
18. Kagan, D. The Archidamian War. Ithaca, 1974
19. Kagan, D. The Peace of Nicias and the Sicilian Expedition. Ithaca, 1981
20. Kagan, D. The Fall of the Athenian Empire. Ithaca, 1987
21. Kallet-Marx, L. ‘The Kallias Decree, Thucydides, and the outbreak of the Peloponnesian War’, CQ n.s. 39 (1989) 94-113
22. Kelly, T. ‘Thucydides and Spartan strategy in the Archidamian War’, AHR 87 (1982) 25-54
23. Legon, R. P. ‘The Megarian Decree and the balance of Greek naval power’, Cl. Phil. 68 (1973) 161-71
24. Lewis, D. M. ‘The Phoenician fleet in 411’, Historia 7 (1958) 392-7
25. Littman, R. J. ‘The strategy of the Battle of Cyzicus’, ТАРА 99 (1968) 265—72
26. Lotze, D. Lysander und der peloponnesische Krieg (Abb. Sachs. Ak. Wiss. %u Leipzig, Phil.-Hist. Kl. 57.1). 1964
27. MacDonald, B. R. ‘The import of Attic pottery to Corinth and the question of trade during the Peloponnesian War’,/Hi 102 (1982) 113-23
28. MacDonald, B. R. ‘The Megarian Decree’, Historia 32 (1983) 385-410
29. Meritt, B. D. ‘The end of winter in Thucydides’, Hesp. 3 3 (1964) 228-30
30. Meritt, B. D. ‘The chronology of the Peloponnesian War’, Proceedings of the American Philosophical Society 115 (1971) 97-124 (cf. 122 (1978)
287-93)
31. Ober, J. ‘Thucydides, Pericles and the strategy of defense’, in a 31,171- 88


L Общие вопросы
675
3 2. Ober, J. Fortress A ttica: Defense of the A thenian Fand Frontier 404—322 в. c. Leiden, 1985
33. Panagopoulos, A. Captives and Hostages in the Peloponnesian War. Athens, 1978
34. Rhodes, P. J. ‘Thucydides on the causes of the Peloponnesian War’, Hermes 115 (1987) 154-65
35. Robertson, N. ‘The sequence of events in the Aegean in 408 and 407 b.c.’, Historia 29 (1980) 282-301
36. de Ste Croix, G. E. M. The Origins of the Peloponnesian War. London, 1972
37. Sealey, R. ‘The causes of the Peloponnesian War\ ! Cl. Phil. 70 (1975) 89-109
38. Strassler, R. B. ‘The harbor at Pylos, 425 в.c.\JHS 108 (1988) 198-203
39. Strauss, B. S. ‘Aegospotami reexamined’, AJP 104 (1983) 24-35
40. Stroud, R. S. ‘Thucydides and the Battle of Solygeia’, CSC A 4 (1971)
227-47
41. Thompson, W. E. ‘The chronology of 432/1’, Hermes 96 (1968) 216-32
42. Wade-Gery, H. T. and Meritt, B. D. ‘Pylos and the assessment of tribute’, AJP 57(193 6) 252-60
43. Wick, T. E. ‘Megara, Athens and the West in the Archidamian War: a study in Thucydides’, Historia 28 (1979) 1-14
44. Wilson, J. B. Pylos 42j B.c.: a Historical and Topographical Study of Thucydides' Account of the Campaign. Warminster, 1979
H. Сицилия
I. 	Общие вопросы
1. Arrighetti, G. ‘Civiltä letteraria della Sicilia antica fmo al V sec. a. C.’, in η 6, и. i 129-5 3
2. Bidez, J. Empedocle d’Agrigente. Paris, 1969
3. Burelli, L., Culasso Castaldi, E. and Vanotti, G. I tragici greci e Г Occidente (Introduction by L. Braccesi). Bologna, 1979
4. Calder, W. M., Ill The Inscription from Temple G at Selinus (Greek, Roman and Byzantine Monographs 4). Duke University, 1963
5. De Waele, J. A. ‘La popolazione di Acragas antica’, in a 83, 747-60
6. Gabba, E. and Vallet, G. (eds.) Fa Sicilia antica. 2 vols. Naples, 1980
7. Gallavotti, G. Empedocle. Verona, 1975
8. La Geniere, J. de. ‘Segeste et l’hellenisme’, MEFRA 90 (1978) 33-49
9. Hackforth, R. Chapter vi, ‘Sicily’, in CAH vi1 (1927) 145-64
10. Maddoli, G. ‘И VI e V secolo’, in н 6, ii.i 1-102
11. Manni, E. Geografia fisica e politica della Sicilia antica. Rome, 1981
12. Panagitou, S. ‘Empedocles on his own divinity’, Mnemosyne 36 (1983) 276-85
13. Treu, M. ‘Sizilische Mythologie bei Simonides’, KOKALOS 14—15 (1968—9) 428—38
14. Van Compernolle, R. ‘Segeste et l’hellenisme’, Phoibos 5 (1950-1) 183-228
15. Voza, G. ‘Cultura artistica fino al V secolo a. C.’, in н 6, ii.i 103—28


676
Н. Сицилия
Π. Гиерон и Ферон
16. Battaglia, R. ‘Eschilo e il teatro greco di Gela’, ASSO ser. 4, 10 (1957) 168-72
17. Bury, J. B. ‘The constitutional position of Gelon and Hiero’, CR 13 (1899) 98-9
18. Cataudella, Q. ‘Eschilo in Sicilia’, Dioniso 37 (1963) 5-24
19. Daux, G. ‘Chronique des fouilles 1959’, BCH 84 (i960) 721
20. De Waele, J. A. Acragas graeca. Die historische Topographie des griechischen Akragas auf Sizilien, 1: Historischer Teil. Rome, 1971
21. Gentili, В. T tripodi di Delfi e il carme ni di Bacchilide’, PP 8 (1953)
199—208
22. Guardi, T. ‘L’attivita teatrale nella Siracusa di Gerone I’, Dioniso 51 (1980) 25-47
23. Guarducci, M. ‘Arcadi in Sicilia’, PP 8 (195 3) 209-11
24. La Rosa, V. ‘Le Etnee di Eschilo e 1’identificazione di Xouthia’, ASSO 70
(1974) 	151-64
25. Lavagnini, B. ‘I Persiani d’Eschilo al teatro di Siracusa’, Boll. Ist. Na%. Dramma Ant. (1930) 36-44
26. Piccirilli, L. ‘La controversia fra Ierone I e Polizelo’, ASNP ser. 3,11
(1971) 	69-79
27. Podlecki, A. A. ‘Simonides in Sicily’, PP 34 (1979) 5-16
28. Stanford, W. B. ‘Traces of Sicilian influences in Aeschylus’, Proc. Royal Irish Acad. 44 c (1937-8) 225—59
29. Vallet, G. ‘Note sur la “maison” des Deinomenides’, in a 83, 2141-56
30. Wilamowitz-Moellendorff, U. von. ‘Hiero und Pindar’, SBAk. Berlin (1901) 1273-1318 ( = л/. Kleine Schriften vi (1972) 234-85)
III. 	Падение тиранических режимов, конституционная история
31. 	Asheri, D. ‘Rimpatrio di esuli e ridistribuzione di terre nelle citta siciliote, ca. 466-461 a.C.’, in a 83, 145--58 3 2. Barrett, W. S. ‘Pindar’s twelfth Pythian and the fall of the Deinomenidai’, JHS 93 (1973) 23-35
33. Bonacasa, N. Tl problema urbanistico di Himera’, Quademo Imerese, 1- 16. Rome, 1972
34. Consolo Langher, S. ‘Problemi di storia costituzionale siceliota’, Helikon 9—10 (1969-70) 107-43
35. Consolo Langher, S. N. ‘Naxos di Sicilia. Profilo storico’, in a 83, ii 537-62
36. Coppola, G. ‘Una pagina dei π€ρι Σικ€Χίας di Filisto in un papiro fiorentino’, Rio. di Filol. 58 (1930) 449-66
37. De Sanctis, G. ‘Una nuova pagina di storia siciliana’, Riv. di Filol. 33 (1905) 66-73 ( = *ά> Scritti minari 1, 113-20. Rome, 1966)
38. Hiittl, W. Verfassungsgeschichte von Syrakus. Prague, 1929


IV. Сикелъское движение
677
39. La Geniere, J. de. ‘Reflexions sur Selinonte et FOuest sicilien’, CR AI
1977, *51-64
40. La Geniere, J. de. ‘Nuove ricerche sulla topografia di Selinunte’, Rend. Line. ser. 8, 36 (1981) 211-17
41. La Geniere, J. de. ‘Selinonte. Recherches sur la topographie urbaine (1975-1981)’, ASNP ser. 3,12 (1982) 469-79
42. Manganaro, G. ‘La caduta dei Dinomenidi e ilpolitikon nomisma in Sicilia nella prima metä del V sec. a.C.’, AHN 21-2 (1974-5) 9-39
43. Meier-Welcker, H. Himera und die Geschicke des griechischen Sizilien. Boppard am Rhein, 1980
44. Pais, E. ‘II papiro di Oxyrhynchos nr. 665 relativo alia storia antica della Sicilia’, Rend. Line. ser. 5, 17 (1908) 329-43
45. Rizza, G. ‘Scoperta di una citta antica suile rive del Simeto: Etna- Inessa?’, PP 14 (1959) 465-74
46. Vallet, G. Rhegion et Zankle. Histoire, commerce et civilisation des cites chalcidiennes du detroit de Messine. Paris, 1958
47. Wentker, H. Sizilien und Athen. Oie Begegnung der attischen Macht mit den Westgriechen. Heidelberg, 1956
IV. 	Сикельское движение
48. Adamasteanu, D. ‘L’ellenizzazione della Sicilia e il momento di Ducezio’, KOKALOS 8 (1962) 167-98
49. Bello, L. ‘Ricerche sui Palici’, KOKALOS 6 (i960) 71-97
50. Boehringer, C. ‘Die barbarisierten Münzen von Akragas, Gela, Leontinoi und Syrakus im 5. Jahrhundert v.Chr.’, AHN, Suppl. 20
(1975) 	157-90
51. Childs, W. A. P. ‘Morgantina, past and future’, AJA 83 (1979) 377”9
52. Croon, J. H. ‘Ducetius, dux Siculorum’, Tijdschrift v. Geschiedenis 65 (1952) 301-17
53. Croon, J. H. ‘The Palici - an autochthonous cult in ancient Sicily’, Mnemosyne ιν, 5 (1952) 116-29
54. Erim, K. ‘Morgantina’, A]A 62 (1958) 79-90
5 5. Maddoli, G. ‘Ducezio e la fondazione di Calatte’, Ann. Рас. di Lett, di
Perugia 15 (1977-8), n.s. 1 (Studi Classici)
56. Manni, E. ‘“Indigeni” e colonizzatori nella Sicilia pre-romana’, in Assimilation et resistance ä la culture greco-romaine dans le monde ancien. Travaux du VIе Congres Internationale d* Etudes Classiques (Madrid, 2-6 septembre 1976), 181-211. Bucarest-Paris, 1976
57. Manni, E. ‘Quattro note filologico-topografiche’, ASS ser. 4, 2 (1976)
5-17
58. Meister, К. Review of н 67, in Gnomon 47 (1975) 772-7
59. Messina, A. ‘Menai-Menainon ed Eryke-Palike’, Cron, di Arch. 6 (1967) 87-91
60. Morgantina Studies. 1: M. Bell, The Terracottas. Princeton, 1981; и: T. V. Buttrey, The Coins. Princeton, 1989


678
Н. Сицилия
6ι. Mussinano, L. ‘Montagna di Marzo: relazione preliminare’, Chron. di Arch. 5 (1966) 55—66
62. Mussinano, L. ‘Iscrizioni da Montagna di Marzo’, KOKALOS 16 (1970) 166-83
63. Orlandini, P. Vassallaggi 1 {Not. Scav., Suppl. 25). 1971
64. Pais, E. ‘Piacus’, in Ancient Italy, 123-9. Chicago, 1908
65. Piraino, Μ. T. ‘Morgantina e Murgentia nella topografia dell’antica Sicilia orientale’, KOKALOS 5 (1959) 174—89
66. 'Preliminary Reports i—xi on ‘Excavations at Serra Orlando’ or ‘at Morgantina (Serra Orlando)’, by R. Stillwell and/or E. Sjöqvist, and by
H. 	L. Allen, AJA 61 (1957) - 68 (1964); 71 (1967); 74 (.1970); 78 (1974)
67. Rizzo, F. P. La repubblica di Siracusa nelmomento di Ducevfo. Palermo, 1970
68. Rizzo, F. P. ‘Contrasto greco-siculo о crisi di rapporti fra Sicelioti nel periodo 466—451 a.C.?’, KOKALOS 16 (1970) 139-43
69. Sjöqvist, E. ‘Perche Morgantina?’, RAL 15 (i960) 291-300
70. Sjöqvist, E. ‘I Greci a Morgantina’, KOKALOS 8 (1962) 52-68
71. Sjöqvist, E. Sicily and the Greeks. Studies in the Interrelationship between the Indigenous Population and the Greek Colonists. Ann Arbor, 1973
V. 	Сиракузы и борьба за господство в Тирренском море
72. Colonna, G. ‘La Sicilia e il Tirreno nel V e IV secolo’, KOKALOS 26-7 (1980-1) 157—91
7 3. De Sensi Sestito, G. ‘I Dinomenidi nel basso e medio Tirreno tra Imera e Cuma’, MEFRA xiii c 2 (1981)
74. De Waele, J. A. ‘Intorno ad una iscrizione della Malophoros’, KOKALOS 9 (1963) 195-204
75. Giuffrida Ientile, M. La pirateria tirrenica. Momenti e fortuna (Suppi, to KOKALOS 6). Rome, 1983
76. Merante, V. ‘La Sicilia e Cartagine dal V secolo alia conquista romana’, KOKALOS 18—19 (I972—З) 77“io3
77. Torelli, M. ‘Beziehungen zwischen Griechen und Etruskern im 5. und 4. Jahrhundert v.u.Z.’, in a 122,11 823—40
VI. 	Монеты
78. Bernabö Brea, L. In Λ.ΙΙΝ Suppl. 20 (1975) 45—9 (on Piacus)
79. Boehringer, C. ‘Hierons Aitna und das Hieroneion’, JNG 19 (1968) 67- 98
80. Boehringer, E. Die Münzen von Syrakus. Berlin-Leipzig, 1929
81. Cahn, H. A. Die Münzen der sisflischen Stadt Naxos. Basel, 1944
82. Consolo Langher, S. Contributo alia storia della antica moneta bron^ea in Sicilia. Milan, 1964
83. Gabrici, E. La monetasfone del bronco nella Sicilia antica. Palermo, 1927
84. Gutmann, P. and Schwabacher, W. ‘Die Tetradrachmenprägung und Didrachmenprägung von Himera (472-409 v.Chr.)’, MBNG 47 (1929) 101—44
85. Hill, G. F. Coins of Ancient Sicily. London, 1903


I. Искусство и архитектура
679
86. Jenkins, G. К. ‘The coinage of Enna, Galaria, Piakos, Imachara, Kephaloidion and Longano’, AIIN Suppl. 20 (1975) 77—103
87. Jenkins, G. K. The Coinage of Gela. Berlin, 1970
88. Jenkins, G. K. ‘Himera: the coins of Akragantine type’, AIIN Suppl. 15-16 (1971) 21-36
89. Jenkins, G. K. Coins of Greek Sicily. 2nd edn. London, 1976
90. Kraay, С. M. ‘The demareteion reconsidered. A reply’, Num. Chron.
(1972) 	13-24
91. Mazzarino, S. ‘Documentazione numismatica e storia Syrakousana del V secolo a.C.’, in Anthem ony Scritti di Archeologia e di Antichit a Classica in onore di Carlo Anti, 41-65. Florence, 1955
92. Schwabacher, W. ‘Die Tetradrachmenpragung von Selinunt’, MBNG 43 (I925) 1-89
93. Westermark, U. and Jenkins, K. The Coinage of Kamarina. London, 1980
94. Williams, R. T. ‘The damareteion reconsidered’, Num. Chron. (1972) 1-11
I. 	Искусство и архитектура
1. Amandry, P. ‘Themistocle a Melite’, in Charisterion for A. K. Orlandos TV, 265—79. Athens, 1967
ia. Amyx, D. A. ‘The Attic Stelai, Part IIP, Hesp. 27 (1958) 163-310
2. Anti, A. Teatri greet arcaici. Padua, 1947
3. Anti, A. and Polacco, L. Nuove ricerche sui teatri greet arcaici. Padua, 1969
4. Arias, P. E., Hirmer, M. and Shefton, В. B. A History of Greek Vase Painting. London-New York, 1962
5. Ashmole, B. and Yalouris, N. Olympia, the Sculptures of the Temple of Zeus. London, 1967
6. Ashmole, B. Architect and Sculptor in Classical Greece. London-New York, 1972
7. Athens. The Athenian Agora; a Guide to the Excavation and Museum. 3rd edn. Athens, 1976
8. Aupert, P. Fouilles de Delphes, 11: Topographie et Architecture. Ее stade. Paris, 1979
9. Barron, J. P. ‘New light on old walls: the murals of the Theseion’, JHS 92 (1972) 20-45
10. Bell, M. ‘Stylobate and roof in the Olympieion at Akragas’, AJA 84 (1980) 359-72
11. Berger, E. (ed.) Parthenon-Kongress Basel. Mainz, 1984. (With very full bibliography on the building)
12. Bergquist, B. The Archaic Greek Temenos. Lund, 1967
13. Berve, H. and Gruben, G. Greek Temples, Theatres, and Shrines. New York, 1962; London, 1963
14. Beschi, L. T1 monumento di Telemachos, fondatore dell’Asklepieion ateniese’, AS A A n.s. 29—30 (1967-8) 381-436
15. Bieber, M. History of the Greek and Roman Theater. 2nd edn. Princeton, 1961
16. Boardman, J. Athenian Black Figure Vases. London, 1974


680
I. Искусство и архитектура
ιη. Boardman, J. Athenian Red Figure Vases: the Archaic Period. London,
1975
18. Boardman, J. ‘The Parthenon frieze - another view’, in Festschrift für Frank Brommer, 39-49. Mainz, 1977
1 8a. Boardman, J. Greek Sculpture: the Archaic Period. London, 1978
19. Boardman, J. ‘Herakles, Theseus and Amazons’, in Kurtz, D. C. and Sparkes, В. A. (eds.) The Eye of Greece: Studies in the Art of Athens, 1-28. Cambridge, 1982
20. Boardman, J. Greek Sculpture: the Classical Period. London, 1985
21. Boardman, J. Athenian Red Figure Vases: the Classical Period. London,
ϊ989
22. Boardman, J. and Finn, D. The Parthenon and its Sculpture. London, 1985
2 3. Boersma, J. S. Athenian Building Policy from j6ijo to 40 j 14 в. c. Groningen,
1970
24. Boulter, C. (ed.) Greek Art, Archaic into Classical (Cincinnati Symposium 1982). Leiden, 1985
25. Brommer, F. Die Skulpturen der Parthenon-Giebel. Mainz, 1963
26. Brommer, F. Die Metopen des Parthenon. Mainz, 1967
27. Brommer, F. Der Parthenonfries, Katalog und Untersuchung. Mainz, 1977
28. Brommer, F. Hephaistos. Mainz, 1978
29. Brommer, F. The Sculptures of the Parthenon. London, 1979
30. Broneer, O., Isthmia, 1. Temple of Poseidon. Princeton, 1971
31. Broneer, О. Isthmia, π: Topography and Architecture. Princeton, 1973
32. Bruneau, P. and Ducat, J. Guide de Delos. Paris, 1965
3 3. Brunnsäker, S. The Tyrant-Slayers of Kritios and Nesiotes. Stockholm, 1971
34. Bruno, V. Form and Color in Greek Painting. New York, 1977
35. Bundgaard, J. A. Mnesikles, a Greek Architect at Work (on Propylaea). Copenhagen, 1957
36. Bundgaard, J. A. Parthenon. Copenhagen, 1976
37. Burford, A. ‘Temple building at Segesta’, CQ n.s. 11 (1961) 87-93
38. Burford, A. M. ‘The builders of the Parthenon’, in 1 121, 23-35
39. Burford, A. ‘The economics of Greek temple building’, PCPhS n.s. и (1965) 21-34
40. Burford, A. Greek Temple Builders at Epidauros. Liverpool, 1969
41. Burns, R. A. ‘Hippodamus and the planned city’, Historia 25 (1976) 414-28
42. Carpenter, R. The Architects of the Parthenon. Harmondsworth, 1970
43. Castagnoli, F. Ippodamo di Mileto e la Pianta Ortogonale. Rome, 1956. (Engl, transl. by V. Caliandro, Orthogonal Town Planning in Antiquity. Cambridge, MA and London, 1971)
44. Chamoux, F. Fouilles de Delphes, iv, 5. UAurige. Paris, 1955
45. Ea cite des images. Lausanne-Paris, 1984. (Eng. transl. by C. Berard etal. A City of Images. Princeton, 1989)
46. Clarke, M. L. ‘The architects of Greece and Rome’, Architectural Review 1963, 9~12
47. Cook, R. M. Greek Painted Pottery. 2nd edn. London, 1972
48. Coulton, J. J. ‘Towards understanding Doric design: the stylobate and


I. Искусство и архитектура
681
intercolumnations’, BSA 69 (1974) 61-86
49. Coulton, J. J. ‘Towards understanding Greek Temple design: general considerations’, BSA 70 (1975) 59-99
50. Coulton, J. J. The Architectural Development of the Greek Stoa. Oxford, 1976
51. Coulton, J. J. Greek Architects at Work, Problems of Structure and Design. London, 1977
52. Coulton, J. J. ‘Doric capitals: a proportional analysis’, BSA 74 (1979; 81-153
53. Courby, M. F. Fouilles de Delphes, 11.1: JLa terrasse du temple. Paris, 1927
54. Courby, F. Exploration archeologique de Delos, xn: Les temples d*Apollon. Paris, 1931
55. Delorme, J. Gymnasion. Paris, i960
56. Despinis, G. I. Συμβολή στη μ€λ4τη τού 4ργον τού Άγορακρίτου. Athens, 1971
57. De Waele, J. A. ‘Der Entwurf der dorischen Tempel von Akragas’, Arch. An%. (1980) 180—241
58. De Waele, J. A. ‘Der Entwurf der dorischen Tempel von Paestum’, Arch. An%. (1980) 367-400
59. Dinsmoor, W. B. Observations on the Hephaisteion (Hesp. Supp. 5). Princeton, 1941
60. Dinsmoor, W. B. The Architecture of Ancient Greece. 3rd edn. London- New York, 1950
61. Dinsmoor, W. B. Jr. The Propylaia to the Athenian Akropolis, 1: The Predecessors, Princeton, 1980
62. Drerup, H. ‘Parthenon und Vorparthenon; zum Stand der Kontroverse’, Antike Kunst 24 (1981) 21-37
63. Due Bronze da Riace. Rinvenimento, Restauro, Analisi ed Ipotesi di Interpretatione (Boll. d'Arte, Serie Speciale, 3). Rome, 1985
64. Francis, E. D. and Vickers, M. ‘The Oenoe painting in the Stoa Poikile and Herodotus’, BSA 80 (1985) 99—103
65. Frickenhaus, A. ‘Lenäenvasen’, 72. Programm tum Winckelmannsfeste. Berlin, 1912
66. Fuchs, W. Die Skulptur der Griechen, 3rd edn. Munich, 1983
66a. Gardiner E. N. ‘Panathenaic amphorae’, JHS 32 (1912) 179-93, esp. 184-7
67. Gardiner, E. N. Olympia. Its History and Remains. Oxford, 1925
68. Gauer, W. Weihgeschenke aus den Perserkriegen (Ist. Mitt. 2). Tübingen, 1968
69. von Gerkan, A. Griechische Städteanlagen: Untersuchungen tur Entwicklung des Städtebaues im Altertum. Berlin-Leipzig, 1924
70· Graef, B. and Langlotz, E. Die antiken Vasen der Akropolis tu Athen 11. Berlin, 1933
71. Graham, J. W. Origins and interrelations of the Greek house and the Roman house’, Phoenix 20 (1966) 3-31 71A. Graham, J. W. ‘Houses of Classical Athens’, Phoenix 28 (1974) 45-54 1г. Gruben, G. Die Tempel der Griechen. Munich, 1966


682
I. Искусство и архитектура
73. Hammond, N. G. L. ‘Dramatic production to the death of Aeschylus’, GRBS 13 (1972) 387-450
73 A. Harrison, E. B. The Athenian Agora, 11. Archaic and Archaistic Sculpture. Princeton, 1965
74. Harrison, E. B. ‘ Alkamenes’ sculptures for the Hephaisteion’, AJA 81 (1977) 137-78,265-87,411-26
75. Hill, В. H. The Temple of Zeus at Nemea. Princeton, 1966
76. Hill, I. T. The Ancient City of Athens. London, 1953
77. Hoepfner, W. and Schwandner, E.-L. Haus und Stadt im klassischen Griechenland (Wohnen in der klassischen Polis 1). Munich, 1986
78. Hopper, R. J. The Acropolis. London, 1971
79. Immerwahr, H. R. ‘Book-rolls on Attic vases’, in Henderson, C. Jr (ed.) Classical, Medieval and Renaissance Studies in Honor of Berthold Louis Uliman i, 17-48. Rome, 1964
80. Jannoray, J. Fouilles de Delphes, 11: Topographie et Architecture. Legymnase. Paris, 1953
81. Jeffery, L. H. ‘The Battle of Oinoe in the Stoa Poikile: a problem in Greek art and history’, BSA 60 (1965) 41-57
82. Jones, J. E. ‘Town and country houses in Attica in classical times’, in Miscellanea Graeca, 1: Thorikos and Laurion in Archaic and Classical Times. Ghent, 1975
83. Jones, J. E., Graham, A. J. and Sackett, L. H. ‘An Attic country house below the Cave of Pan at Vari’, BSA 68 (1973) 355—452
84. Jones, J. E., Sackett, L. H. and Graham, A. J. ‘The Dema House in Attica’, BSA 57 (1962) 75-114
85. Judeich, W. Topographie von Athen. 2nd edn. (Handbuch der Altertumswissenschaft, Abt 3, Teil 2, bd 2). Munich, 1931
86. Kalligas, P. ‘ Έργασίαι. . . Tepov Διονύσου ’EXevdepecos9, Arch. Delt. 18 (1963) bi, 12-18
87. Keaney, J. J. ‘Heliodorus F 1 and Philochorus F 41’, Historia 17 (1968)
507-9
8 8. Kerameikos, Ergebnisse der Ausgrabungen i-xi . Deutsches Archäologisches
Institut, Berlin, 1939-80
89. Knell, H. ‘Vier attische Tempel klassischer Zeit’, Arch. An%. (1973) 94-113
89A. Knell, H. ‘Die Gruppe von Prokne und Itys’, Antike Plastik 17 (1978) 9-19
90. Knell, H. Perikleische Baukunst. Darmstadt, 1979
91. Knigge, U. Der Kerameikos von Athen. Führung durch Ausgrabungen und Geschichte. Athens, 1988
92. Kolb, F. Agora und Theater, Volks- und Festversammlung (DAI, Archäologische Forschungen 9). Berlin, 1981
93. Kolb, F. Die Stadt im Altertum. Munich, 1984
94. Lawrence, A. W. ‘Archimedes and the design of Euryalus fort’, JUS 66 (1946) 99-107
95. Lawrence, A. W. Greek Architecture (Pelican History of Art). 3rd edn. Harmondsworth, 1973


I. Искусство и архитектура
683
96. Lawrence, A. W. Greek Aims in Fortification. Oxford, 1979
97. Lippold, G. ‘Polygnotos (1)’, P-W 42. Halbb. (1952) 1630-9
98. Lorenz, T. Polyklet. Wiesbaden, 1972
99. McCredie, J. R. ‘Hippodamos of Miletos’, in Mitten, D. G., Pedley, J. G. and Scott, J. A. (eds.) Studies presented to George M. A. Hanfmann, 95-100. Cambridge, MA, 1971
100. McDonald, W. A. Political Meeting-Places of the Greeks. Baltimore, 1943
101. Maier, F. G. Griechische Mauerbauinschriften. Heidelberg. 1959-61
102. Mallwitz, A. Olympia und seine Bauten. Munich, 1972
103. Mallwitz, A. x. Bericht über die Ausgrabungen in Olympia. Berlin, 1981
104. Mallwitz, A. and Herrmann, H.-V. Die Funde aus Olympia. Athens, 1980
105. Martin, R. Kecherches sur Г agora grecque, Etudes d’histoire et d* architecture urbaines (Bibi. Ec. fr. Ath. et Rome 174). Paris, 1951
106. Martin, R. Manuel d*Architecture Grecque, 1: Mate'riaux et Techniques. Paris, 1965
107. Martin, R. UUrbanisme dans la Grece Antique. 2nd edn. Paris, 1974
108. Mattingly, H. B. ‘The Athenian Nike temple reconsidered’, A]A 86 (1982) 381-5
109. Merkt, L. S. ‘The Stoa Poikile’, Hesp. 39 (1970) 233—64
110. Metzger, H. Kecherches sur ITmagerie Athenienne. Paris, 1965
hi. Miles, M. M. ‘The date of the temple on the Ilissos River’, Hesp. 49 (1980)
309-25
112. Miles, M. M. ‘The Theseum architect’, AJA 85 (1981) 207
113. Miller, S. G. The Prytaneion. Los Angeles, 1978
114. Miller, S. G. Review of 1 8, AJA 85 (1981) 504-6
115. Miller, S. G. and Miller, S. G. ‘Excavations at Nemea’ (1973—4 and following years), Hesp. 44 (1975) i43“72> 45 (*97e) I74~202, 46 (1977) 1-26, 47 (1978) 58-88, 48 (1979) 73-103, 49 (1980) 178-205, 50 (1981) 45-67, 51 (1982) 19-40, 52 (1983) 70-95, 5 3 (i984) 171-92
116. Mussche, H. Thorikos, a Guide. Brussels, 1974
117. Mussche, H. and others. Thorikos, Preliminary Reports 1963—
118. Oikonomides, A. N. The Two Agoras in Ancient Athens. Chicago, 1962
119. Orlandos, A. K. 7α υλικά δομής τών αρχαίων Ελλήνων, г vols. Athens, 1955-8. (French transi, by V. Hadjimichali, Les materiaux de construction et la technique architectural des anciens grecs i-η. Paris, 1966-8)
120. Overbeck, J. Die antiken Schrift quellen \ur Geschichte der bildenden Künste bei den Griechen. Leipzig, 1868
121. Parthenos and Parthenon. (G&R Suppl. to 10). Oxford, 1963
122. Paton, J. M., Stevens, G. P., Caskey, L. D. and Fowler, H. N. The Erechtheum. Cambridge, MA 1927
123. Petraeos, В. ‘La base de la Nemesis d’Agoracrite’, BCH 105 (1981) 227“5 3
124. Pickard-Cambridge, A. W. The Theatre of Dionysos in Athens. Oxford, 1946
125. Picon, С. A. ‘The Ilissos Temple reconsidered’, AJA 82 (1978) 47-81
126. Plommer, W. H. Ancient and Classical Architecture. London, 1957. 3rd impr. 1963


684
I. Искусство и архитектура
127. Pollitt, J. J. Art and Experience in Classical Greece. Cambridge, 1972
128. Pollitt, J. J. The Ancient View of Greek Art. London-New Haven, 1974
129. Princeton Encyclopedia of Classical Sites, ed. R. Stillwell, W. L. MacDonald and Μ. H. McAllister. Princeton, 1976
130. Richter, G. M. A. The Archaic Gravestones of Attica (with an epigraphical appendix by M. Guarducci). London, 1961
131. Richter, G. M. A. The Portraits of the Greeks. London, 1965
132. Richter, G. M. A. The Sculpture and Sculptors of the Greeks. London-New Haven, 1970
133. Richter, G. M. A. The Portraits of the Greeks. Condensed edition by R. R. R. Smith. Oxford, 1984
134. Rider, В. C. Ancient Greek Houses. Cambridge, 1916
135. Ridgway, B. S. The Severe Style in Greek Sculpture. Princeton, 1970
136. Ridgway, B. S. Fifth Century Styles in Greek Sculpture. Princeton, 1981
137. Ridgway, B. S. Roman Copies of Greek Sculpture. Ann Arbor, 1984
138. Robertson, D. S. Greek and Roman Architecture. 2nd edn. Cambridge, x959
139. Robertson, [С.] M. Greek Painting. Geneva, 1959; New York, 1979
140. Robertson, С. M. A History of Greek Art ι-ii. Cambridge, 1975
141. Robinson, D. M., Graham, J. W. et al. Excavations at Olynthus. Baltimore, 1929-1946, especially vols. viii, x and xn (on houses)
142. Rolley, C. Greek Bronzes. London-Stevenage, 1986 ( = Les Bronzes Grecs. Fribourg, 1983)
143. Romano, D. G. ‘An early stadium at Nemea’, Hesp. 46 (1977) 27-31
144. Romano, D. G. ‘The stadia of the Peloponnesos’. Diss. Pennsylvania, 1981
145. Rumpf, A. ‘Parrhasius’, AJA 55 (1951) 1-12
146. Schauenberg, К. Εύρυμ48ον ef/u, Ath. Mitt. 90 (1975) 97-121
147. Schefold, К. The Art of Classical Greece. New York, 1966
148. Schläger, H. ‘Beobachtung am Tempel von Segesta’, Rom. Mitt. 75 (1968) 168—9
149. Scranton, R. L. Greek Walls. Cambridge, MA, 1941
150. Scranton, R. L. ‘Greek architectural inscriptions’, Harvard Library Bulletin 14 (i960) 149—82
151. Shear, T. L. Jr. ‘The demolished temple at Eleusis’, Hesp. Suppl. 20 (1982) 128—40
152. Shoe, L. T. Profiles of Greek Mouldings. Cambridge, MA, 1936
153. Shoe, L. T. Profiles of Western Greek Mouldings, Rome, 1952
154. Simon, E., Hirmer, M. and A. Die griechischen Vasen. Munich, 1976
155. Sourvinou-Inwood, C. ‘Theseus lifting the rock and a cup near the Pithos Painter’, JHS 91 (1971) 93-109
156. Sparkes, В. A. ‘Illustrating Aristophanes’, JHS 95 (1975) 122-35
157. Stanier, R. S. ‘The cost of the Parthenon’, JHS 73 (195 3) 68-76
158. von Steuben, H. Der Kanon des Polyklet. Tübingen, 1973
159. Stuart, J. and Revett, N. The Antiquities of Athens 1. London, 1762
160. Stuart Jones, H. Select Passages from Ancient Writers Illustrative of the History of Greek Sculpture. London, 1895


I. Искусство и архитектура
685
161. Stupperich, R. Staatsbegräbnis und Privatgrabmal im klassischen Athen. Diss. Münster, 1977
162. Taplin, O. The Stagecraft of Aeschylus. Oxford, 1977
163. Thompson, H. A. ‘Activities in the Athenian Agora: 1957’, Hesp. 27 (1958) 145-60
164. Thompson, H. A. ‘Activity in the Athenian Agora: 1966-1967’, Hesp. 3 7 (1968) 36-72
165. Thompson, H. A. ‘Athens faces adversity’, Hesp. 50 (1981) 343-5 5
166. Thompson, H. A. and Wycherley, R. E. The Athenian Agora, xiv, The Agora of Athens, the History, Shape and Uses of an Ancient City Center. Princeton, 1972
167. Threpsiades, J. and Vanderpool, E. ΊΊΡΟΣ ΊΌΙΣ ΕΡΜΑΙΣ\ Arch. Delt. 18 (1963) a 99-114
168. Threpsiades, J. and Vanderpool, E. ‘Themistocles’ sanctuary of Artemis Aristoboule’, Arch. Delt. 19 (1965) a 26-36
169. Tomlinson, R. A. Greek Sanctuaries. London, 1976
170. Travlos, J. Πολ€οδομικη Έζέλιζις των Αθηνών. Athens, i960
171. Travlos, J. Pictorial Dictionary of Ancient Athens. London-New York, 1971
172. Vanderpool, E. ‘The date of the pre-Persian city-wall of Athens’, in a 9, 156-60
173. Vos, M. F. Scythian Archers in Archaic Attic Vase-Painting. Groningen, 1963
174. Wachsmuth, G. Die Stadt Athen im Altertum ι-ii. Leipzig, 1874, 1890
175. Walker, S. ‘Women and housing in classical Greece: the archaeological evidence’, in a 13, 81-91
176. Ward-Perkins, J. B. Cities of Ancient Greece and Italy: Planning in Classical Antiquity. New York, 1974
177. Webster, T. B. L. Potter and Patron in Classical Athens. London, 1972
177A. Willers, D. Zu den Anfängen der archaistischen Plastik in Griechenland. (Ath. Mitt. Beiheft 4), 33-47. 1975
178. Williams, D. ‘Women on Athenian vases: problems of interpretation’, in a 13, 92—106
179. Winter, F. E. Greek Fortifications. London, 1971
180. Winter, F. E. ‘Tradition and innovation in Doric design, 1: Western Greek temples’, A]A 80 (1976) 139-45
181. Winter, F. E. ‘Tradition and innovation in Doric design, 11: Archaic and Classical Doric east of the Adriatic’, A]A 82 (1978) 151-61
182. Wycherley, R. E. The Athenian Agora, in: Literary and Epigraphical Testimonia. Princeton, 1957
183. Wycherley, R. E. ‘Neleion’, BSA 55 (i960) 60-6
184. Wycherley, R. E. How the Greeks Built Cities. 2nd edn. London, 1962; New York, 1976
185. Wycherley, R. E. ‘Hippodamus and Rhodes’, Historia 13 (1964) 135-9
186. Wycherley, R. E. ‘Archaia agora\ Phoenix 20 (1966) 285-93
187. Wycherley, R. E. The Stones of Athens. Princeton, 1978


686
J. Литература и философия
J. 	Литература и философия
1. Backhaus, W. ‘Der Hellenen—Barbaren—Gegensatz und die Hippokratische Schrift Перс αέρων ύδάτων τόπων9, Historia 25 (1976) 170-84
2. Bacon, Η. Η. Barbarians in Greek Tragedy. New Haven, 1961
3. Barrett, W. S. ‘Bacchylides, Asine, and Apollo Pythaieus’, Hermes 82 (1954) 421-44
4. Barrett, W. S. ‘The Oligaithidai and their victories’, in Dawe, R. D., Diggle, J. and Easterling, P. E. (eds.) Dionysiaca, 1-20. Cambridge, 1978
5. Bowie, E. L. ‘Early Greek elegy, symposium, and public festival’, JHS 106 (1986) 13-35
6. Bowra, C. M. ‘Xenophanes and the Olympian games’, in Problems in Greek Poetry, 15—37. Oxford, 1953
7. Bowra, C. M. ‘Euripides’ epinician for Alcibiades’, Historia 9 (i960) 68-79 (“ On Greek Margins, 134-48. Oxford, 1970)
8. Bowra, C. M. Greek Lyric Poetry. 2nd edn. Oxford, 1961
9. Bowra, C. M. Pindar. Oxford, 1964
10. Bulmer-Thomas, I. ‘Hippias of Elis’, ‘Hippocrates of Chios’, Dictionary of Scientific Biography vi, 405-10, 410-18. New York, 1972
11. Bulmer-Thomas, I. Oenopides of Chios’, Dictionary of Scientific Biography X, 179—82. New York, 1974
12. Bulmer-Thomas, I. ‘Theodorus of Cyrene’, Dictionary of Scientific Biography xiii, 314-19. New York, 1976
13. Burkert, W. ‘Iranisches bei Anaximandros’, Rh. Mus. 106 (1963) 97-134
14. Burnett, A. P. Catastrophe Survived. Euripides9 Plays of Mixed Reversal. Oxford, 1971
15. Burnett, A. P. The Art of Bacchylides. Cambridge, MA, 1985
16. Classen, C. J. ‘The study of language amongst Socrates’ contemporaries’, Sophistik (Wege der Forschung clxxxvii, ed. C. J. Classen), 215-47. Darmstadt, 1976
17. Conacher, D. J. Euripides: Myth, Theme and Structure. Toronto, 1967
18. Dahrendorf, R. ‘In praise of Thrasymachus’, Essays in the Theory of Society. Stanford, 1968
19. Dale, A. M. ‘The metrical units of Greek lyric verse ι-in’, in Collected Papers. Cambridge, 1969
20. Davison, J. A. From Archilochus to Pindar: Papers on the Eiterature of the Archaic Period. London, 1968
21. de Carli, E. Aristofane e la sofistica (Pubblicazioni della Facoltä di Lettere e Filosofia dell’Universita di Milano lvii). Florence, 1971
22. Derenne, E. Lesproces d’impiete intentes auxphilosophes ä Athenes au Ve et life siecles avant J.-C. (Bibliotheque de la Faculte de Philosophie et Lettres de l’Universite de Liege, fase. 45). Liege-Paris, 1930
23. Dihle, A. ‘Das Satyrspiel “Sisyphos”’, Hermes 105 (1977) 28-42
24. Diller, H. ‘Sophokles: die Tragödien’, in j 95, 51—104
25. Diller, H., Lesky, A. and Schadewaldt, W. Gottheit und Mensch in der Tragödie des Sophokles. Darmstadt, 1963


J. Литература и философия
687
26. Dodds, E. R. The Greeks and the Irrational. Berkeley-Los Angeles, 1951
27. Dodds, E. R. ‘Notes on the Oresteia’, CQ n.s. 3 (195 3) 11—21
28. Dodds, E. R. ‘Morals and politics in the “Oresteia” ’, PCPhS n.s. 6 (i960) 19-31 (=j 29,45-63)
29. Dodds, E. R. The Ancient Concept of Progress. Oxford, 1973
30. Dover, K. J. ‘The political aspect of Aeschylus’s Eumenides’, JHS 77 (1957) 230-7 ( = a 26, 161-75)
31. Dover, K. J. Lysias and the Corpus Lysiacum. Berkeley—Los Angeles, 1968
32. Dover, K. J. Aristophanic Comedy. London, 1972
3 3. Dover, K. J. ‘The freedom of the intellectual in Greek society’, Talanta 7
(1976) 	24-54 ( = a 27, 135-58)
34. Dover, K. J. Ton of Chios: his place in the history of Greek literature’, in F7> 27-37 ( = A 27, I-I2)
35. Elliott, R. T. The Acharnians of Aristophanes. Oxford, 1914
36. Färber, H. Die Lyrik in der Kunsttheorie der Antike. Munich, 1936
37. Forrest, W. G. ‘Aristophanes’ Acharnians*, Phoenix 17 (1963) 1-12
38. Forssman, B. Untersuchungen %ur Sprache Pindars. Wiesbaden, 1966
39. Frankel, H. Early Greek Poetry and Philosophy, transi, by M. Hadas and J. Willis. Oxford, 1975
40. von Fritz, K. Oinopides’, P-W 34. Halbb. (1973) 2258-72
41. Gaspar, C. Essai de Chronologie Pindarique. Brussels, 1900
42. Gellie, G. H. Sophocles. A Reading. Melbourne, 1972
43. Gelzer,T. ‘Aristophanes der Komiker’, P-W Suppi. 12 (1970) 1391-570
44. Geizer, T. ‘Aristophanes’, in j 95, 258-306
45. Gomperz, H. Sophistik und Rhetorik. Leipzig—Berlin, 1912
46. Görgemanns, H. ‘Aischylos: die Tragödien’, in j 95, 13-50
47. Griffith, M. The Authenticity of‘Prometheus Bound*. Cambridge, 1977
48. Grube, G. M. A. The Drama of Euripides. London, 1941
49. Guthrie, W. К. C. A History of Greek Philosophy π-ш. Cambridge, 1965-9
5 o. Heinimann, F. Nomos und Physis: Herkunft und Bedeutung einer Antithese im griechischen Denken des j. Jahrhunderts (Schweizerische Beiträge zur Altertumswissenschaft 1). Basel, 1945
51. Henrichs, A. ‘Two doxographical notes: Democritus and Prodicus on religion’, HSCP 79 (1975) 983-123
52. Henrichs, A. ‘The atheism of Prodicus’, Cronache Erculanese 6 (1976) 15-21
5 3. Hermann, G. ‘Commentatio de metris Pindari’, in Heyne, C. G., Pindari Carmina et Fragmenta in. Oxford, 1809
54. Huxley, G. Pindar*s Vision of the Past. Belfast, 1975
5 5. Irigoin, J. Histoire du texte de Pindare. Paris, 1952
56. Jacoby, F. ‘Diagoras <5 *'Adeos*, Abh. Berlin. Kl. f. Sprachen, Literatur und Kunst. Berlin, 1959
57. Kennedy, G. A. The Art of Persuasion in Greece. London, 1963
58. Kerferd, G. B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1981
59. Kitto, H. D. F. Sophocles, Dramatist and Philosopher. Oxford, 1958
60. Kolb, F. ‘Polis und Theater’, in j 95, 504-43


688
J. Литература и философия
61. Lattimore, R. ‘Aeschylus on the defeat of Xerxes’, in Classical Studies in Honor of W. A. Oldfather, 82-93. Urbana, 1943
62. Lefkowitz, M. R. ‘7D К AI ΕΓΩ: the first person in Pindar’, HSCP 67 (1963) 177-253
63. Lefkowitz, M. R. The Hives of the Greek Poets. London, 1981
64. Lesky, A. ‘Die Datierung der Hiketiden und der Tragiker Mesatos’, Hermes 82 (1954) 1—13
65. Lesky, A. A History of Greek Literature, transi, by J. Willis and C. de Heer. London, 1966
66. Lesky, A. Die tragische Dichtung der Hellenen. 3rd edn. Göttingen, 1972
67. Lesky, A. Greek Tragic Poetry, transi, by M.Dillon. New Haven-London, i$>83
68. Linforth, I. M. ‘Religion and drama in “Oedipus at Colonus” ’, University of California Publications in Classical Philology 14 (1951) 75-191
69. Lloyd-Jones, H. ‘Zeus in Aeschylus’, JHS 76 (1956) 5 5-67
70. Lloyd-Jones, H. The Justice of Zeus. Berkeley—Los Angeles-London, 1971. (2nd edn 1983)
71. Lloyd-Jones, P. H. J. ‘Modern interpretation of Pindar: the Second Pythian and Seventh Nemean Odes’, JHS 93 (1973) 109-37
72. Lloyd-Jones, H. ‘Pindar’, Proc. Brit. Acad. 68 (1982) 139-63
73. MacDowell, D. ‘The nature of Aristophanes’ Akhamians\ G&R n.s. 30
(1983) 	143-62
74. Macleod, C. W. ‘Politics and the Oresteia\ JHS 102 (1982) 124-44 ( = a 82, 20-40)
75. Maehler, H. Die Lieder des Bakchylides. Erster Teil: Die Siegeslieder i-η. Leiden, 1982
76. Mansfeld, J. ‘The chronology of Anaxagoras’ Athenian period and the date of his trial’, Mnemosyne ser. 4, 32 (1979) 39-69; 33 (1980) 17-95
77. Marcovich, M. ‘Xenophanes on drinking parties and Olympic games’, Illinois Classical Studies 3 (1978) 1-26
78. Matthiessen, J. ‘Euripides: die Tragödien’, in j 95, 105-54
79. von der Mühll, P. ‘Der Anlass zur zweiten Pythie Pindars’, Mus. Helv. 15 (1958) 215-21
80. Mullen, W. Choreia: Pindar and Dance. Princeton, 1982
81. Nisetich, F. J. Pindar's Victory Songs. Baltimore-London, 1980
82. Page, D. L. Further Greek Epigrams. Cambridge, 1981
83. Paquet, L. Les cyniquesgrecs. Ottawa, 1975
84. Pickard-Cambridge, A. W. Dithyramb, Tragedy, and Comedy. 2nd edn rev. by T. B. L. Webster. Oxford, 1962
8 5. Pickard-Cambridge, A. W. The Dramatic Festivals of Athens. 2nd edn rev. by J. Gould and D. M. Lewis. Oxford, 1968. (Reprinted with addenda, 1988)
86. Pindare (Fondation Hardt Entretiens sur l’antiquite classique xxxi). Geneva, 1985
87. Podlecki, A. J. The Political Background of Aeschylean Tragedy. Ann Arbor, 1966


К. Религия и праздники
689
88. Rich, А. N. М. ‘The Cynic concept of αύτάρκ€ΐα\ Mnemosyne ser. 4, 9 (1956) 23-9
89. Rivier, A. Essai sur le tragique d’Euripide. 2nd edn. Paris, 1975
90. Rosenmeyer, T. The Art of Aeschylus. Berkeley-Los Angeles, 1982
91. Schadewaldt, W. Der Aufbau des Pindarischen Epinikions. Halle, 1928
92. Schmid, W. and Stählin, О. Geschichte der griechischen Literatur ( = Handbuch der Altertumswissenschaft, 7 Abt.) 1, 2-5. Munich, 1934-48
93. Schofield, M. An Essay on Anaxagoras. Cambridge, 1980
94. Scodel, R. The Trojan Trilogy of Euripides (Hypomnemata 60). Göttingen, 1980
95. Seeck, G. A. (ed.) Das griechische Drama. Darmstadt, 1979
96. Segal, С. P. ‘Gorgias and the psychology of the logos’, HSCP 66 (1962) 99~I5 5
97. Seidensticker, В. ‘Das Satyrspiel’, in j 95, 204—57
98. Severyns, A. Bacchylide: essai biographique. Liege, 1933
99. Solmsen, F. ‘The Erinys in Aeschylus* Septem\ ТАРА 68 (1937) 197-211
ioo. 	Solmsen, F. ‘Strata of Greek religion in Aeschylus’, HThR 40 (1947) 211-26
i о i. Solmsen, F. Intellectual Experiments of the Greek Enlightenment. Princeton,
1975
102. Spira, A. Untersuchungen %um Deus ex machina bei Sophokles und Euripides. Kallmünz/Opf., i960
юз. Sutton, D. The Greek Satyr Play. Meisenheim am Gian, 1980
104. Thummer, E. Pindar: die Isthmischen Gedichte 1—11. Heidelberg, 1969
105. Vickers, B. Towards Greek Tragedy. London, 1973
106. Walton, F. R. ‘A problem in the Ichneutae of Sophocles’. HSCP 46 (1933) 167-89
107. West, M. L. ‘The Prometheus trilogy’, JHS 99 (1979) 130-48
108. West, M. L. Ton of Chios’, BICS 32 (1985) 71-8
109. von Wilamowitz-Moellendorff, U. Timotheos: die Perser. Leipzig, 1903 no. von Wilamowitz-Moellendorff, U. Pindaros. Berlin, 1922
in. Winnington-Ingram, R. P. Euripides and Dionysus. An Interpretation of the Bacchae. Cambridge, 1948
112. Winnington-Ingram, R. P. ‘Zeus in the Persae\ JHS 93 (1973) 210-19
113. Winnington-Ingram, R. P. Sophocles. An Interpretation. Cambridge, 1980
114. Woodbury, L. ‘The date and atheism of Diagoras of Melos’, Phoenix 19 (1965) 178-211
115. Woodbury, L. ‘Anaxagoras and Athens’, Phoenix 35 (1981) 295-315
К. 	Религия и праздники
i . Amandry, P. ‘Sur les concours argiens’, in Etudes Argienms (BCH Suppl. vi), 211-53. 1980
2. 	Athletics in Ancient Greece. Ancient Olympia and the Olympic Games. Athens.
1976 (published under the supervision of N. Yalouris)


690
К. Религия и праздники
3. Bengtson, Н. Die Olympischen Spiele in der Antike. 2nd edn. Zürich- Stuttgart, 1972
4. Bianchi, U. La religione greca, in Tacchi Venturi, P. (ed.) Storia della religione, 81—394· 6th edn. Turin, 1971
5. Bilinski, B. Agoni ginnici: componenti artistiche ed intellettuali nellyantica agonistica greca (Academia Polacca delle Scienze, Biblioteca e Centro di Studi a Roma, Conferenze 75). Wroclaw, 1979
6. Bouche-Leclercq, A. Histoire de la divination dans Гantiquite i-iv. Paris, 1879-82
7. Brelich, A. Guerre, agoni e culti nella Grecia arcaica (Antiquitas 1.7). Bonn, 1961
8. Broneer, O. ‘The Isthmian victory crown’, A]A 66 (1962) 259-63
9. Brumfield, A. C. The Attic Festivals of Demeter and their Relation to the Agricultural Year. New York, 1981
10. Burkett, W. ‘Kekropidensage und Arrhephoria’, Hermes 94 (1966) 1-25
11. Burkett, W. ‘Buzyge und Palladion’, Zeitschrift für Religions- und Geistesgeschichte 22 (1970) 356-68
12. Burkett, W. Homo Necans, Interpretationen altgriechischer Opferriten und Mythen. Berlin, 1972. (Eng. transl. к 15)
13. Burkett, W. Griechische Religion der archaischen und klassischen Epoche. Stuttgart—Berlin-Cologne-Mainz, 1977. (Eng. transl. к 16)
14. Burkett, W. Structure and History in Greek Mythology and Ritual. Berkeley- Los Angeles, 1979
15. Burkett, W. Homo necans. (Eng. transl. of к 12 by P. Bing). Berkeley-Los Angeles, 1983
16. Burkett, W. Greek Religion: Archaic and Classical, (transl. of к 13 by J. Raffan). Oxford, 1985
17. Clairmont, C. Patrios Nomos: Public Burial in Athens during the Fifth and Fourth Centuries b.c. (BAR International Series 161) Oxford, 1983
18. Classen, C. J. ‘The Libyan god Ammon in Greece before 331 b.c.’, Historia 8 (1959) 349-55
19. Clinton, K. The Sacred Officials of the Eleusinian Mysteries (TAPS 64, 3). Philadelphia, 1974
20. Crahay, R. La litterature oraculaire che% Herodote. Paris, 1956
21. Davison, J. A. ‘Notes on the Panathenaea’, JHS 78(1958)23—42 (= j 20, 28—66)
22. Davison, J. A. ‘Addenda to “Notes on the Panathenaea” \JHS 82 (1962) 141—2 ( = j 20, 66—9)
23. Deubner, L. Attische Feste. Berlin, 1932
24. Drees, L. Olympia, Gods, Artists and Athletes (transl. by G. Onn). London, 1968
25. Ebert, J. Griechische Epigramme auf Sieger an gymnischen und hippischen Agonen (Abh. Sachs. Ak. Wiss. Phil.-Hist. Kl. 63.2). Berlin, 1972
26. Fahr. W. Θεούς νομίζειν. Zum Problem der Anfänge des Atheismus bei den Griechen (Spudasmata 26). Hildesheim—New York, 1969
27. Farneil, L. R. The Cults of the Greek States i-v. Oxford, 1896-1909
28. Feaver, D. D. ‘Historical development in the priesthoods of Athens’,


К. Религия и праздники
691
YCS 15 (1957) 121-58
29. Finley, Μ. I. and Pieket, Н. W. The Olympic Games: the First Thousand Years. London, 1976
30. Fontenrose, J. ‘The hero as athlete’, CSC Λ i (1968) 73-104
31. Fontenrose, J. The Delphic Oracle, its Responses and Operations. Berkeley- Los Angeles, 1978
32. Foucart, P. Les mysteres d*Eleusis. Paris, 1914
33. Gardiner, E. N. Greek Athletic Sports and Festivals. London, 1910
34. Gardiner, E. N. Athletics of the Ancient World. Oxford, 1930
3 5. Graf, F. Eleusis und die orphische Dichtung Athens in vorhellenistischer Zeit. Berlin, 1974
36. Harris, H. A. Greek Athletes and Athletics. London, 1964
37. Harris, H. A. Sport in Greece and Rome. London, 1972
38. Harrison, E. Review of к 39, in A]A 61 (1957) 268—9
39. Herington, C. J. Athena Parthenos and Athena Polias. Manchester, 1955
40. Herrmann, H.-V. Olympia. Heiligtum und Wettkampf statte. Munich, 1972
41. Herter, H. ‘Phallos’, P-W 38. Halbb. (1938) 1681-748
42. Humphreys, S. C. ‘Family tombs and tomb cult in ancient Athens: tradition or traditionalism?’ JHS 100 (1980) 96-126 ( = a 67, 79-130)
43. Jacoby, F. ‘Patrios Nomos: state burial in Athens and the public cemetery in the Kerameikos’, JHS 64 (1944) 37-66 ( = c 58, 260-315)
44. Jordan, B. Servants of the Gods (Hypomnemata 55). Göttingen, 1979
45. Jüthner, J. and Brein, F. Die athletischen Leibesübungen der Griechen (SBAk. Wien 249.1—2). Vienna, 1965—8
46. Kadletz, E. ‘The race and procession of the Athenian oscophoroi’, GRBS 21 (1980) 363-71
47. Kahil, L. ‘Autour de Г Artemis Attique’, Antike Kunst 8 (1965) 20-33
48. Kahil, L. ‘L’Artemis de Brauron: rites et mysteres’, Antike Kunst 20
(1977) 	86-98
49. Kearns, E. ‘Change and continuity in religious structures after Cleisthenes’, in a 17, 189—207
5 o. Kett, P. Prosopographie der historischen griechischen Manteis bis auf die Zeit Alexanders des Grossen. Diss. Erlangen, 1966
51. Klee, T. Zur Geschichte der gymnischen Agone an griechischen Festen. Leipzig, 1918
52. Kramer, K. Studien %ur griechischen Agonistik nach den Epinikien Pindars. Diss. Cologne, 1970
53. Krön, U. Die %ehn attischen Phylenheroen (Ath. Mitt. Beiheft 5). Berlin, 1976
54. Kurtz, D. C. and Boardman, J. Greek Burial Customs. London, 1971
5 5. Kutsch, F. Attische Heilgötter und Heilheroen (RG W 12.3). Giessen, 1913
56. Kyle, D. G. Athletics in Ancient Athens. Leiden, 1987
57. Lewis, D. M. ‘Athena’s robe’, Studia Classica Israelitica 5 (1979—80) 28—9
58. Linders, T. Studies in the Treasure Records of Artemis Brauronia found in Athens. Stockholm, 1972
59. McGregor, M. F. ‘Cleisthenes of Sicyon and the panhellenic games’, ТАРА 72 (1941) 266-87


692
К. Религия и праздники
60. Meuli, К. ‘Griechische Opferbräuche’, in Phyllobolia, Festschrift Peter Von der Mühlly 185-288. Basel, 1946 ( = id., Gesammelte Schriften 11, 907- 1021. Basel, 1975)
61. Mikalson, J. D. ‘Religion in the Attic demes’, AJP 98 (1977) 424-35
62. Miller, S. G. ‘The date of the first Pythiad’, CSC A 11 (1978) 127-58
63. Mommsen, A. Feste der Stadt Athen im Altertum. Leipzig, 1898
64. Moretti, L. Olympionihai. I vincitori negli antichi agoni О limpid. Rome, 1957
65. Moretti, L. ‘Supplemento al catalogo degli Olympionikai’, Klio 5 2 (1970) 295-303
66. Mylonas, G. E. Eleusis and the Eleusinian Mysteries. Princeton, 1962
67. Nilsson, M. P. Cults, Myths, Oracles and Politics in Ancient Greece. Lund, 1951
68. Nilsson, M. P. ‘Bendis in Athen’, Opuscula Selecta ш (Skrifter utgivna av Svenska Institutet i Athen 8°, 11:3), 5 5-80. Lund, i960
69. Nilsson, M. P. Geschichte der griechischen Religion, i: Die Religion Griechenlands bis auf die griechische Weltherrschaft. 3rdedn. Munich, 1967
70. Nock, A. D. ‘Religious attitudes of the ancient Greeks’, Proc. Amer. Philos. Soc. 85 (1942) 472-82 { — id., Essays on Religion and the Ancient World, 534-50. Cambridge, MA, 1972)
71. Parke, H. W. Festivals of the Athenians. London, 1977
72. Parke, H. W. and Wormell, D. E. W. The Delphic Oracle. Oxford, 1956
73. Parker, R. ‘Greek states and Greek oracles’, in a 17, 298-326
74. Patrucco, R. Lo sport nella Grecia antiqua. Florence, 1972
75. Powell, C. A. ‘Religion and the Sicilian Expedition’, Historia 28 (1979) 15-31
76. Robinson, R. S. Sourcesfor the History of Greek Athletics. Cincinnati, 1955
77. Rose, H. J. ‘The religion of a Greek household’, Euphrosyne 1 (195 7) 95- 116
78. Rotroff, S. I. ‘An anonymous hero in the Athenian Agora’, Hesp. 47
(1978) 	196—209
79. Rougemont, G. ‘La hieromenie des Pythia et les treves sacrees d’Eleusis, de Delphes et d’Olympie’, BCH 97 (1973) 75-106
80. Roux, G. Delphes. Son oracle et ses dieux. Paris, 1976
81. Rudhardt, J. Notions fondamentales de la pensee religieuse et actes constitutifs du culte dans lagrece classique. Geneva, 1958
8 2. Rumpf, A. ‘Attische Feste - attische V äsen’, Bonner Jahrbücher 161(1961) 208-14
83. Schlaifer, R. ‘Notes on Athenian public cults’, HSCP 51 (1940) 233-60
84. Simon, E. Die Götter der Griechen. 2nd edn. Munich, 1980
85. Simon, E. Festivals of Attica. An Archaeological Commentary. Madison, 1983
86. Sourvinou-Inwood, C. ‘Persephone and Aphrodite at Locri: a model for personality definitions in Greek religion’, JHS 98 (1978) 101-21
87. Trumpf, J. ‘Fluchtafel und Rachepuppe’, Ath. Mitt. 73 (1958) 94-102
88. Van Hoorn, G. Choes and Anthesteria. Leiden, 1951
89. Wachsmuth, D. ‘Aspekte des antiken mediterranen Hauskults’, Numen 27 (1980) 34-75


L. Общество и экономика
693
90. Weiler, I. Der Sport bei den Völkern der alten Welt. Darmstadt, 1981
91. Young, D. C. The Olympic Myth of Greek Amateur Athletics. Chicago, 1984
L. 	Общество и экономика
1. Andreyev, V. N. ‘Some aspects of agrarian conditions in Attica in the fifth to third centuries b.c.’, Eirene 12 (1974) 5-46
2. Asheri, D. Distributioni di terre пе1Гantica Grecia. (Mem. Torino, ser. 4, 10). Turin, 1966
3. Austin, M. M. and Vidal-Naquet, P. Economies et societes engrece ancienne. Paris, 1972
4. Austin, M. M. and Vidal-Naquet, P. Economic and Social History of Ancient Greece: an Introduction. London, 1977
5. Behrend, D. Attische Pachturkunden: ein Beitrag %ur Beschreibung der μίσθωσις nach den griechischen Inschriften (Vestigia xn). Munich, 1970
6. Biscardi, A. ‘Sul regime della comproprieta in diritto Attico’, in Studi in onore di Ugo Enrico Paoli, 105—43. Florence, 1956
7. Blackman, D. J. ‘Ancient harbours in the Mediterranean’, International Journal of Nautical Archaeology 11 (1982) 79—104 and 185-211
8. Böckh, A. Die Staatshaushaltung der Athener. 2nd edn. Berlin, 1840
9. Böckh, A., ed. M. Fränkel, Die Staatshaushaltung der Athener ι-ιι. 3 rd edn. Berlin, 1886
10. Bogaert, R. Les origines antiques de la banque de depot. Une mise au point accompagnee d'une esquisse des operations de banque en Mesopotamie. Preface by F. M. Heichelheim. Leiden, 1966
11. Bogaert, R. Banques et banquiers dans les citesgrecques. Leiden, 1968
12. Bourriot, F. Becherches sur la nature du genos. Etude d’histoire sociale athenienne: periodes archaique et classique. Paris, 1976
13. Bravo, B. ‘Remarques sur les assises sociales, les formes d’organisation et la terminologie du commerce maritime grec a l’epoque archaique’, DHA
3 (1977) 1-59
14. Bravo, B. ‘Sulän. Represailles et justice privee contre des etrangers dans les cites grecques’, ASNP ser. 3, 10 (1980) 675-987
15. Bravo, B. ‘Le commerce des cereales chez les Grecs de l’epoque archaique’, in l 56, 17-29
16. Brelich, A. Paides e Parthenoi. Rome, 1969
17. Brockmeyer, N. Antike Sklaverei (Erträge der Forschung cxvi). Darmstadt, 1979
18. Burford, A. M. Craftsmen in Greek and Roman Society. London, 1972
19. Burford Cooper, A. ‘The family farm in Greece’, CJ 73 (1977-8) 162-75
20. Carter, L. B. The Quiet Athenian. Oxford, 1986
21. Cartledge, P. ‘ “Trade and politics” revisited: Archaic Greece’, in l 55, i—15
22. Cassola, F. ‘Sull’alienabilitä del suolo nel mondo greco’, Eabeo 11 (1965) 206—19
23. Colloque 1971. Actes du Colloque 1971 sur lyesclavage (Annales Litteraires de


694
L. Общество и экономика
l’Universite de Besan^on cxl). Paris, 1973
24. Colloque 197J. Actes du Colloque sur llesclavage, Nieboro'w 2-6 xn 197/, ed. I. Biezimska-Malowist and J. Kolendo (Prace Instytutu Historycznego Uniwersytetu Warszawskiego X). Warsaw, 1979
25. Connor, W. R. ‘The razing of the house in Greek society’, ΤΑΡΑ 115 (i$>85) 79-102
26. Davies, J. K. ‘Demosthenes on liturgies: a note’, JHS 87 (1967) 33-40
27. Davies, J. K. Athenian Propertied Families. Oxford, 1971
28. Davies, J. K. Review of l 3, in Phoenix 29 (1975) 93-102
29. Davies, J. K. ‘Athenian citizenship: the descent group and the alternatives’, CJ 73 (1977-8) 105-21
30. Davies, J. K. Wealth and the Power of Wealth in Classical Athens. New York, 1981
31. Donlan, W. The Aristocratic Ideal in Ancient Greece. Attitudes of Superiority from Homer to the End of the Fifth Century b.c. Lawrence, KS, 1980
32. Dover, K. J. Greek Homosexuality. London, 1978
33. Duncan-Jones, R. P. ‘Metic numbers in Periclean Athens’, Chiron 10 (1980) i о 1-9
34. Ehrenberg, V. The People of Aristophanes. 2nd edn. Oxford, 1951
3 5. Fine, J. V. A. Horoi: Studies in Mortgage, Real Security and Hand Tenure in Ancient Athens (Hesp. Suppl. ix) [Princeton], 1951
36. Finley, Μ. I. Studies in hand and Credit in Ancient Athens: j 00-200 в. c. New Brunswick, 1952
37. Finley, Μ. I. ‘Land, debt, and the man of property in classical Athens’, Political Science Quarterly 68 (195 3) 249—68 ( = l 41, 62-76)
38. Finley, Μ. I. (ed.) Slavery in Classical Antiquity. Cambridge, i960
39. Finley, Μ. I. The Ancient Economy. London-Berkeley-Los Angeles, 1973
40. Finley, Μ. I. (ed.) Problemes de la terre en Grece ancienne. Paris-The Hague,
1973
41. Finley, M. I. Economy and Society of Ancient Greece, ed. with an introduction by R. P. Sailer and B. D. Shaw. London, 1981
42. Finley, M. I. ‘Problems of slave society: some reflections on the debate’, Opus i (1982) 201-11
43. Fisher, N. R. E. Social Values in Classical Athens. London-Toronto, 1976
44. Forbes, H. A. ‘Strategies and soils: technology, production and environment in the peninsula of Methana, Greece’. Ph.D. thesis, University of Pennsylvania, 1982
45. Foxhall, L. ‘Household, gender, and property in classical Athens’, CQ n.s. 39 (1989) 22-44
46. Foxhall, L. and Forbes, H. A. ‘Sitometreia: the role of grain as a staple food in classical antiquity’, Chiron 12 (1982) 41-90
47. Frederiksen, M. W. ‘Theory, evidence and the ancient economy’. Review of l 39 in JRS 65 (1975) 164—71
48. French, A. The Growth of the Athenian Economy. London, 1964
49. Fuks, A. ‘Social revolution in Greece in the Hellenistic Age’, PP 21 (1966) 437-48 ( — id., Social Conflict in Ancient Greece, 40—51. Jerusalem and Leiden, 1984)


L. Общество и экономика
695
50. Garlan, Y. Slavery in Ancient Greece, rev. edn, transl. by J. Lloyd. Ithaca- London, 1988
51. Garland, R. The Piraeus from the Fifth to the First Century b.c. London, i$>87
52. Garnsey, P. D. A. (ed.) Non-slave Tabour in the Greco-Roman World (PCPhS Suppl. 6). Cambridge, 1980
53. Garnsey, P. D. A. ‘Grain for Athens’, in a 17, 62-75
54. Garnsey, P. D. A. Famine and Food Supply in the Graeco Roman World. Responses to Risks and Crisis. Cambridge, 1988
55. Garnsey, P. D. A., Hopkins, Μ. K. and Whittaker, C. R. (eds.) Trade in the Ancient Economy. London, 1983
5 6. Garnsey, P. D. A. and Whittaker, C. R. (eds.) Trade and Famine in Classical Antiquity. (PCPhS Suppl. 8). Cambridge, 1983
5 7. Gauthier, P. Symbola: les etrangers et lajustice dans les citesgrecques (Annales de Test 42). Nancy, 1972
58. Gernet, L. ‘Comment caracteriser l’economie de la Grece antique?’ Annales d'histoire economique et sociale (1933) 561-6
59. Giroux, H. ‘Trois images de l’education grecque’, in Caron, J.-B., Fortin, M. and Maloney, G. (eds.) Me'langes d’etudes anciennes offerts a Maurice Lebel. Quebec, 1980
60. Golden, M. ‘Slavery and homosexuality at Athens’, Phoenix 38 (1984) 308—24
61. Gould, J. P. ‘Law, custom, and myth: aspects of the social position of women in classical Athens’, JHS 100 (1980) 38-59
62. Grierson, P. ‘Commerce in the Dark Ages: a critique of the evidence’, Trans. Royal Hist. Soc. ser. 5, 9 (1959) 123-40
63. Gschnitzer, F. Griechische So^ialgeschichte von der mykenischen bis %um Ausgang der klassischen Zeit. Wiesbaden, 1981
64. Halstead, P. ‘Traditional and ancient rural economy in Mediterranean Europe: plus £a change?’ JHS 107 (1987) 77-87
65. Harvey, F. D. ‘Literacy in the Athenian democracy’, REG 79 (1966) 585—635
66. Harvey, F. D. ‘The maritime loan in Eupolis’ “Marikas” (P. Oxy. 2741)’, ZPE 23 (1976) 231-3
67. Hind, J. G. F. ‘Pyrene and the date of the “Massaliot Sailing Manual” ’, RSA 2 (1972) 39-52
68. Hodkinson, S. J. ‘Animal husbandry in the Greek polis’, in l 142,3 5-74
69. Hopper, R. J. ‘The Attic silver mines in the fourth century b.c.’, BSA 48 (1953) 200-54
70. Hopper, R. J. ‘The Laurion mines: a reconsideration’, BSA 63 (1968) 293-326
71. Humphreys, S. C. ‘Economy and society in classical Athens’, ASNP ser. 2> 39 (1970) 1-26 ( = a 66, 136-58)
72. Humphreys, S. C. ‘Town and country in ancient Greece’, in a 116, 763-8 (= a 66, 130-5)
73. Humphreys, S. C. ‘The Nothoi of Kynosarges’, JHS 94 (1974) 88-95
74. Humphreys, S. C. ‘Oikos e polis’, RSI 91 (1979) 545-63. Eng. transl. as


696
L Общество и экономика
‘Oikos and polis* in a 67, 1—23
75. Humphreys, S. C. ‘Law as discourse’, History and Anthropology 1 (1985) 241-64
76. Humphreys, S. C. ‘Social relations on stage: witnesses in classical Athens’, History and Anthropology 1 (1985) 313-69
77. Humphreys, S. C. ‘Kinship patterns in the Athenian courts’, GRBS 27 (1986) 57-91
78. Isager, S. ‘The marriage pattern in classical Athens: men and women in Isaios’, Class, et Med. 33 (1981) 81-96
79. Ito, S. ‘The enrolment of Athenian phratries’, Legal History Review 31 (1981) 35-60 (in Japanese, Eng. summary pp. 7-8)
79A. Ito, S. ‘Phrateres as Athenian citizens’, Journal of Classical Studies 30 (1983) 1-18 (in Japanese, Eng. summary pp. 149-50)
79B. Ito, S. ‘An interpretation of the so-called Demotionid Inscription’, Journal of History 71 (1988) 677-713 (in Japanese, Eng. summary p. 828)
80. Jameson, M. H. ‘Agriculture and slavery in classical Athens’, CJ 73 О 977-Ю 122-41
81. Jameson, M. H. ‘Famine in the Greek world’, in l 56, 6—16
82. Jeanmaire, H. Couroi et Couretes. Lille, 1939
83. Johnston, A. W. ‘The rehabilitation of Sostratos’, PP 27 (1972) 416-23
84. Johnston, A. W. ‘Trademarks on Greek vases’, G&R n.s. 21 (1974) 138-52
85. Johnston, A. W. Trademarks on Greek Vases. Warminster, 1979
86. Just, R. ‘Freedom, slavery, and the female psyche’, in a 17, 169-88
87. Just, R. Women in Athenian Law and Life. London, 1990
88. Kent, J. K. ‘The temple estates of Delos, Rheneia, and Mykonos’, Hesp. 17 (1948) 243-338
89. Knorringa, H. Emporos. Data on Trade and Trader in Greek Literature from Homer to Aristotle. Amsterdam, 1926
90. Lacey, W. K. The Family in Classical Greece. London, 1968
91. Lane Fox, R. J. ‘Aspects of inheritance in the Greek world’, in a 17, 208—32
92. Latte, K. ‘Phratrie’, P-W xx, 1 (1941) 746-58 ( = a 75, 423-34)
93. Lauffer, S. Die Bergwerkssklaven von Laureion. 2nd edn. Wiesbaden, 1979 93a. Levy, E. ‘Meteques et droit de residence’, LY/ranger dans le monde grec:
actes du colloque organise par ITnstitut d’Etudes Anciennes, 47—67. Nancy, 1987
94. Lewis, D. M. ‘The Athenian Rationes Centesimarum’, in l 40, 187-212 9 5. Lotze, D. Μεταξύ ελευθέρων καί δούλων. Studien %ur Rechtstellung unfreier
Bevölkerungen in Griechenland bis %um 4. Jahrhundert v. Chr. Berlin, 1959
96. Lotze, D. ‘Zwischen Politen und Metöken: Passivbürger im klassischen Athen?’ Klio 63 (1981) 159-78
97. MacDowell, D. M. ‘Bastards as Athenian citizens’, CQ n.s. 26 (1976) 88—91
98. MacDowell, D. M. ‘The oikosin Athenian Law’, CQ n.s. 39 (1989) 10-21
99. Meiggs, R. Trees and Timber in the Ancient Mediterranean World. Oxford, 1982


L. Общество и экономика
697
юо. Mele, А. 11 commercio greco arcaico. Prexis ed Empörte (Cahiers du Centre Jean Berard iv). Naples, 1979
ιοί. Michell, H. The Economics of Ancient Greece. Cambridge, 1940. 2nd edn
1957
10ia. Millett, P. ‘Patronage and its avoidance in classical Athens’, in Wallace- Hadrill, A. (ed.), Patronage in Ancient Society, 15-47. London, 1989
102. Momigliano, A. D. ‘SulFamministrazione delle miniere del Laurio’, Athenaeum 10 (1932) 247-58 ( = a 89, 531—43)
103. Musti, D. Ueconomia in Grecia. Rome-Bari, 1981
104. Noonan, T. S. ‘The grain trade of the Northern Black Sea in antiquity’, AJP 94(i973) 231-42
105. Oertel, F. Anhang, in l 116, 511—8 5
106. Osborne, R. G. Demos: the Discovery of Classical Attika. Cambridge, 198 5
107. Osborne, R. G. ‘Law in action in classical Athens’, JHS 105 (1985) 40-5 8
108. Osborne, R. G. Classical Eandscape with Figures: the Ancient Greek City and its Countryside. London, 1987
109. Osborne, R. G. ‘Social and economic implications of the leasing of land and property in classical and Hellenistic Greece’, Chiron 18 (1988) 279- 3*3
110. Owens, E. J. ‘The koprologoi at Athens in the fifth and fourth centuries B.c.’, CQ n.s. 33 (1983) 44-50
in. Panagos, C. T. Ее Piree, Etude economique et historique depuis les temps lesplus anciens jusqu’a la fin de Г empire romain. French transl. by P. Gerardat. Athens, 1968
112. Parry, J. J. ‘The harbours of ancient Greece, with special reference to those of the Aegean in the classical period’, ι-ii. M. Phil, thesis, University of Liverpool, 1987
113. Patterson, C. Pericles’ Citizenship Law of 4JI-J0. New York, 1981
114. Pearson, H. W. ‘The secular debate on economic primitivism’, in l 117, 3-11
115. Pecirka, J. ‘Homestead farms in classical and Hellenistic Hellas’, in l 40,
14-47
115 a. Pesando, F. Oikos e Ktisis. Ea casagreca in eta classica. Perugia, 1987
116. von Pöhlmann, R. Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt. 3rd edn. Munich, 1925
и7. Polanyi, K., Arensberg, C. M. and Pearson, H. W. (eds.) Trade and Market in the Early Empires. Glencoe, IL, 1957
118. Randall, R. H., Jr. ‘The Erechtheum workmen’, AJA 57(1953) 199-210
119. Reed, C. M. ‘Maritime traders in the Greek world of the Archaic and Classical periods’. D. Phil, thesis, University of Oxford, 1981
120. Rhodes, P. J. ‘Bastards as Athenian citizens’, CQ n.s. 28 (1978) 88-92
121. Ste Croix, G. E. M. de ‘Some observations on the property rights of Athenian women’, CQ n.s. 20 (1970) 273-8
122. Ste Croix, G. E. M. de ‘Ancient Greek and Roman maritime loans’, in Edey, H. and Yamey, B. S. (eds.) Debts, Credits, Finance and Profits. Essays in Honour of W. T. Baxter, 41-59. London, 1974
123. Saliares, R. The Ecology of the Ancient Greek World. London, 1991


698
L Общество и экономика
124. Salviat, F. and Vatin, C. ‘Le cadastre de Larissa’, BCH 98 (1974) 247-62
125. Sartre, M. ‘Aspects economiques et aspects religieux de la frontiere dans les cites grecques’, Ktema 4 (1979) 213—24
126. Schaps,D. M. ‘Women in Greek inheritance law’, Cgn.s/25 (1975) 53-7
127. Schaps, D. M. ‘The woman least mentioned’, CQ n.s. 27 (1977) 323-30
128. Schaps, D. M. Economic Rights of Women in Ancient Greece. Edinburgh, *979
129. Snodgrass, A. M. ‘Heavy freight in archaic Greece’, in l 55, 16-26
130. Sundwall, J. Epigraphische Beiträge %ur sozial-politischen Geschichte Athens im Zeitalter des Demosthenes. Klio Beiheft 4 (1906)
131. Thomson, W. E. ‘An interpretation of the “Demotionid” decrees’, JO 62 (1968) 51-68
132. Thompson, W. E. ‘Athenian marriage patterns: remarriage’, CSC A 5 (1972) 211-25
133. Thompson, W. E. ‘The Athenian entrepreneur’, Ant. Class. 51 (1982)
53-85
134. Tod, M. N. ‘The economic background of the fifth century’, CAH v1
0927) 1-3*
135. Van Effenterre, H. ‘Reflexions sur la fiscalite dans les cites grecques archaiques’ in Van Effenterre (ed.) Points de vue sur la fiscalite, 19-30. Paris, l919
136. Van Effenterre, H. ‘Le Statut compare des travailleurs etrangers en Chypre, Crete et autres lieux a la fin de l’archai'sme’, in Acts of the International Archaeological Symposium, ‘The Relations between Cyprus and Crete c 2000—j00 B.cf 279-93. Nicosia, 1979
137. Velissaropoulos, J. Les naucleres grecs. Geneva-Paris, 1980
138. Wade-Gery, Η. T. ‘Studies in the structure of Attic society, 1: Demotionidai’, CQ 25 (1931) 129—43 ( = a 121, 116-34)
139. Walters, K. R. ‘Pericles’ citizenship law’, CA 2 = CSC A 14 (1983) 314-
36
140. Webster, T. B. L. Athenian Culture and Society. London, 1973
141. Whitehead, D. The Ideology of the Athenian Metic (PCPhS Suppl. 4). Cambridge, 1977
142. Whittaker, C. R. (ed.) Pastoral Economies in Classical Antiquity (PCPhS Suppl. 14). Cambridge, 1988
143. Wiedemann, T. Greek and Roman Slavery. London—Canberra, 1981
144. Will, E. ‘Trois quarts de siede de recherches sur l’economie grecque antique’, Annales E.S.C. 9 (1954) 7-22
145. Wolff, H. J. ‘Marriage law and family organisation in ancient Athens’, Traditio 2 (1944) 43—95
146. Wood, E. M. ‘Agricultural slavery in classical Athens’, AJAH 8 (1983) [1986] 1-47
147. Wood, E. M. Peasant-citizen and Slave: the Foundations of Athenian Democracy. London, 1988


СПИСОК КАРТ  1 2 3 41. Греция и западная Малая Азия 14
2. Центральная Греция и Пелопоннес с 479 по 461 г. до н. э 133
3. Сицилия 198
4. Западная Малая Азия и Геллеспонт 580


СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИИ
1. Фрагмент афинского декрета [IG Р 68 = М—L 68), касающего¬
ся подати, с рельефом, показывающим мешки с данью и сосуды 77
2. Серебряная монета Аркадского союза, ок. 465 г. до н. э 142
3. Схема расположения афинских податных списков на стеле I 166
4. Серебряные монеты Сибариса и Фурий 190
5. Серебряная монета города Амиса, переименованного в Пирей .... 195
6. Бронзовый шлем этрусского типа, посвященный Гиероном
в святилище Олимпии 202
7. Серебряные монеты (я, Ь) Гимеры, дидрахма и тетрадрахма,
около 465 г. до н. э.; серебряная монета (с) Этны, тетрадрахма, около 475-470 гг. до н. э 207
8. Золотая литра Камарины, после 460 г. до н. э 210
9. Серебряные тетрадрахмы: (а) Мессана, ок. 460 г. до н. э.;
(Ь) Занкла, ок. 460 г. до н. э.; (с) Селинунг, ок. 450 г. до н. э.... 211
10. Серебряная декадрахма Сиракуз, ок. 465 г. до н. э 221
11. Серебряная тетрадрахма Акраганта, ок. 460-420 гг. до н. э 223
11а. Реконструкция храма Ники с парапетом 235
12. План святилища Афайи на Эгине, V в. до н. э 246
13. Храм Зевса в Олимпии, восточный фасад [а) и план [Ь) 248
14. Храм Зевса Олимпийского в Акраганте, западный фасад (а)
и план (Ь) 249
15. Храм Аполлона Эпикурия в Бассах, план (а) и внутренний
вид целлы (i) 250
16. Реставрированная коринфская капитель из храма Аполлона
Эпикурия в Бассах 251
17. План святилища Зевса в Олимпии, V в. до н. э 253
18. План святилища Аполлона в Дельфах, нач. V в. до н. э 253
19. Афины, театр Диониса и Одеон, кон. V в. до н. э 256
20. Дома в Олинфе, IV в. до н. э 260


Список иллюстраций
701
21. Аттические сельские усадьбы 262
22. Дома к западу от Ареопага в Афинах 263
23. План Родоса классического времени 265
24. Афины в конце V в. до н. э 268
25. Афины, Пирей и Длинные стены 270
26. Свяшлище Артемиды Арисгобулы, Афины 272
27. План афинской Агоры в конце V в. до н. э 274
28. «Тюрьма Сократа», к юго-западу от Агоры, Афины 276
29. Реконструкция фасада Стой Зевса, Афины 277
30. План Акрополя, Афины 279
31.  ХрамИлиссав Афинах, вид сбоку и план 283
31а. Горизонтальная проекция (план — на нулевой отметке)
Эрехтейона 286
32. Праздник у колоннообразного идола Диониса на аттическом
краснофигурном стамносе; вазописец диносов, ок. 420 г.
до н. э 323
33. Аттический краснофигурный хой, кон. V в. до н. э 324
34. Кратериск (малый кратер) из Браврона 329
35. Свинцовая кукла в коробке, из некрополя в Керамике,
Афины 340
36. Актер в роли сатира; рисунок на аттической краснофигурной
чаше; вазописец Макрон, ок. 490 г. до н. э 346
37. Глиняная фшурка комического актера 359
38. План Пилоса и Сфактерии 517
39. Бронзовый щит, захваченный афинянами у спартанцев под Пи¬
лотом и посвященный в Расписной портик в Афинах 522
39а. Мангинея и Тегея, план местности 546
40. План Сиракуз 566


УКАЗАТЕЛЬ*
Абдера 7 Db, 173, 607
Абидос 7 Eb, 4 Ва, 589, 590, 601, 604, 606, 614
Авиен, «Морское побережье» 43
автаркия (самодостаточность) 35—36, 37, 38, 44, 364
Автокл (афинский стратег) 534 примеч. 146
Агатарх Самосский 234, 238, 239, 403, 440
Агелай (тиран, возможно, в Фарсале) 131
Агесандрид (спартанский полководец) 596, 597
Агесий из Сгимфала 200 примеч. 1
Агис П, сьш Архидама, царь Спарты:
~ продолжительность правления 620 ~ вторжение в Аттику остановлено землетрясением 510 ~ поход на Аргос 544—545, 549—550 ~ Мантинейская кампания 545—548 ~ вторжение в Элиду 294 ~ захват Декелей 570, 606, 614, 628
~ собирает деньги и берет заложников вокруг Малийского залива 578
~ принимает послов с Евбеи и Лесбоса, планирующих отложиться от Афин 579 ~ и Алкивиад 581 ~ и Четыреста 593 ~ рейд в Аттику 515, 516, 603, 610, 628
~ и осада Афин 615 Агис IV, царь Спарты 134 Аглаофон (вазописец) 403, 440 Агоракрит Паросский 287, 407, 408, 440
агорономы (смотрители за рынками) 384 агоры:
~ развитие и архитектурное убранство 241, 254
~ функции 41, 42, 175, 384, 400 ~ Милет 264 ~ Пирей 264, 384
* Курсивом даны ссылки на карты (на номер карты) и на рисунки (на номер страницы).
Внутри статей материал упорядочен преимущественно по хронологическому принципу, однако материал тематического свойства расположен в алфавитном порядке. (Некоторые объемные статьи имеют одновременно два раздела: в первом материал расположен в хронологическом порядке, во втором — в алфавитном; в таком случае эти два раздела визуально отделены знаком асгериска (*). — A3.)
Ссылки на постраничные примечания даются только в тех случаях, когда на соответствующей странице основного текста предмет не упомянут.


Указатель
703
~ Родос 266
см. также под словом Афины Агры, Малые мистерии 326 адейя (судебная неприкосновенность) 107
Адимант, брат Главкона и Платона 392, 437, 604
Адимант, сын Кепида 431 Адимант, сын Левколофида (командир афинского флота) 431, 455, 614, 615
Адимант, сын Окита (коринфский военачальник в 480 г. до н. э.) 469 Адмет, царь молоссов 90 Адонис, его культ 339, 398 Адраст Аргосский 290—291 Адриан, римский император 271, 277, 330
аканф (растение) 251 Аканф / а, 165, 531-532 Акарнания 7 Вс, 2 АЬ
~ захват Эниад мессенцами 159 при- меч. 85
~ поход Перикла 160 ~ ссора с Амбракией 193 примеч. 110
~ приобретение порта Соллия 492— 493
~ пелопоннесская кампания против нее 498-^199
~ афинская военно-морская экспедиция 500, 502
~ кампания на северо-западе 510, 511-512
~ потеря и отвоевание Ольп 512— 513
~ захват Анактория 513 ~ акарнанцы и Демосфен склоняют Эниады на свою сторону 529— 530
~ молчание Никиева мира о ней 538 ~ укрепление Навпакта перед лицом спартанской/этолийской угрозы 511-512
Акрагант, Сицилия 3 ВЬ
~ под властью Эмменидов 196, (вновь основьшает Гимеру) 200— 201, (и Сиракузы) 196, 199 ~ падение тирании 168, 203, 205—207 ~ война против Сиракуз 205
~ помогает сиракузскому восстанию 208
~ и Селинунт 211—212 ~ и сикельское движение 213, 215— 217
~ побежден Сиракузами (446 г. до н. э.) 217
~ усваивает политику нейтралитета 558-559, 572
~ дружественный прием афинских послов (422 г. до н. э.) 559 ~ разграбление города карфагенянами (406 г. до н. э.) 222 * ~ градостроительство 222
~ искусства и науки 223—224, 406 ~ монетная чеканка 223 ~ храмы 222, 244, (Олимпий) 222, 243, 248, 249
Акрейская скала, Сицилия 575 Акрон (врач) 223 акротерии 254, 277 Акры, Сицилия 3 СЬ, 209 актеры 346, 347, 359, 359 Акумен (врач) 440
Алевады (фессалийский род) 131, 149, 160 примеч., 305
Алексикл (стратег при Четырехсот) 596, 597
Алкамен (скульптор) 49, 281, 282, 285, 406, 407^08, 440 Алкивиад:
~ его отец 174, 178 ~ происхождение и путь к власти 542
~ как устроитель альянса с Аргосом 482, 542-543
~ неудачная попытка восстановить семейную спартанскую проксению 542
~ поддержка пелопоннесцев, противостоявших Спарте 542—543, 550 ~ марш «через Пелопоннес» (419 г. до н. э.) 544
~ о нарушении Спартой Никиева мира 544
~ и битва при Мантинее 549 ~ политическое соперничество с Никнем 549, 550—553 ~ сговор с Никнем по поводу остракизма Гипербола 551—552, 553


704
Указатель
~ имеет дело с аргосцами, заподозренными в симпатиях к Спарте 554
~ Мелосское дело 556 ~ как предводитель Сицилийской экспедиции 457—458, 557, 558, 560, 562
~ осквернение герм и пародии на мистерии 340, 560, 561, 563 ~ отзыв в Афины 456, 560, 563, 617, 626
~ бегство в Пелопоннес 563, 564 ~ советы спартанцам 565, 579, 581 ~ и восстание на Хиосе и в Милете 579, 581
~ враждебность Агиса 583 ~ и Тиссаферн 583—585, 586, 587, 589, 594, 595, 600, 607 ~ интриги с заговорщиками из флота на Самосе 587, 590 ~ переговоры с персами в пользу Афин 586, 587, 589 ~ принимает командование афинским флотом на Самосе, находящимся в оппозиции к режиму Четырехсот 594, 595, 603 ~ возвращается из Аспенда 598 ~ битва при Абидосе 601 ~ захват Тиссаферном и бегство 600
~ и битва при Кизике 603 ~ в Халкедоне 604 ~ взятие Селимбрии 605 ~ собирание дани в Карии 606, 627 ~ возвращение в Афины 26,28, 606— 607,628
~ стратег-автократор (получил все полномочия для ведения войны) 606-607
~ экспедиция в Ионию и отступление после Нотия во Фракию 455, 609-610
~ совет афинскому флоту в Эгоспо- тамах проигнорирован 614—615, 617-618
* ~ его биография у Плутарха как исторический источник 22—23 ~ влияние софистов 431, 433, 456, 457
~ и искусства: (Агатарх Самосский)
238, 403, 440, (Аглаофон) 440, (Гегемон Фасосский) 412, 440 ~ недоверие к нему афинян 609, 615, 617
~ олимпийская победа 300, 302, 313, 403, 457-458
~ характер 300, 302, 456, 457—458, 553
~ как хорег 347, 458 Алкид (спартанский наварх):
~ и Митиленское восстание 502, 503, 504, 511 примеч., 512 ~ и гражданская война на Керкире (427 г. до н. э.) 508—509 Алкмеон (герой), Пиндар о нем 312 Алкмеониды (афинский род):
~ строительство храма Аполлона в Дельфах 299
- и Геродот 417, 418, 419—420 ~ при Марафоне; подозрения в измене 417, 419
~ пифийская победа Мегакла 389 ~ и свержение Гиппия 87, 88, 335 ~ и политическая борьба в Афинах в V в. до н. э. 100
~ и судебное преследование Фемис- токла 88 Алопеконнес 171
алтари 31, 32, 244, 249, 252, 257, 271, 322
~ в Афинах: (богини Афины Гигейи) 281, (богини Афины) 322, (Двенадцати богов) 271, 274, (Зевса) 330, (в Расписном портике) 273, (в Эрехтейоне) 236, 284 ~ их изображение на монетах 206 ~ в Олимпии, Зевса 290, 294, 296 ~ в Мессении (Зевса Ифомского) 48 ~ в Дельфах (Аполлона) 254 амазонки 167, 273, 333, 402 Амбракийский залив 512 Амбракия, амбракийцы 1Вс, 193 примеч., 426, 497, 498, 512-513 Амесинад (атлет) 300 Амин, герой-целитель, и Софокл как его жрец 398
Амиртей (египетский «царь в болотах») 76
Амис 195
Амон (египетский бог) 32


Указатель
705
Аморг, сын Писсуфна 579, 583, 588 амфидромия (ритуал) 327 амфиктионы (Дельфийская амфиктио- ния) 152 примем. 62, 155 примем. 72
~ после Персидских войн 132, 134 ~ и Пифийские игры 290, 298 ~ и Полигнот Фасосский 237, 403 примем. 45
амфиктионы (Делосская амфиктиония) 177 примем. 55 Амфиполь 7 СЪ
~ Арисгагор Милетский, попытка колонизации 27, 66
~ безуспешная попытка Афин основать колонию у Девяти путей 27-28, 62-63, 593
~ успешная колонизация 9, 66, 68, 173 примем. 41, 194, 335 ~ захват Брасидом 12, 532 ~ битва при нем (422 г. до н. э.) 536, 537, 552
~ и Никиев мир 538, 539, 541 ~ диалект его жителей 194 амфипростилъ 283
анаболы (αναβολαι) (лирические соло) 414
Анаксагор Клазоменский 316, 427—428, 438
~ и Архелай 441 ~ и Еврипид 427, 441, 445 ~ обвинения в неместивосги 316, 336, 394, 427, 460, 497 примем. 85 ~ и Перикл 233, 238, 393—394, 427, 440, 454, 460 ~ о перспективе 403 ~ рациональное объяснение физического мироздания 336—4, 437, 444 ~ и Фукидид 427, 449—450 - и Эмпедокл 223
Анаксагор, известный по письму с Бере- зани 38 примем. 28
Анаксилай из Регия—Мессаны 201, 203 ~ династия Анаксиладов 196 Анаксимен 101 примем. 41 Анакторий 7 Вс, 513, 540 Андокид (дед оратора) 180, 182 Андокид (оратор) 25, 425
~ о нарушении Афинами договора с ДариемП 579
~ и осквернение герм 456, 560—561, 563
~ о восстановлении демократии (410 г. до н. э.) 602 ~ о дани после Никиева мира 550 Андрокл (афинский политик) 553, 588 Андрон (афинский олигарх) 364, 590— 591, 598 Андрос 7 Dd
~ в Делосском союзе 79 ~ афинская клерухия 84, 85, 171, 172
~ андросцы в составе афинского сухопутного войска (425 г. до н. э.) 523
~ восстание (407 г. до н. э.) 532, 609— 610
Андротион, «Аттда» 24, 116, 590, 598 Аней 4 Вс, 192, 503
Анит (афинский политик) 415, 459, 604 Антандр 7 Ес, 4 ВЬ, 529 примем. 135, 598, 608, 627 Антейи (праздник) 322 Антиген (архонт, 407/406 г. до н. э.) 26 Антилл 449 примем. 145 антологии принцип 430-431, 444, 450 Антиох (афинский эпонимный герой) 331
Антиох (кормчий Алкивиада) 609 Антиох IV Эпифан 271 Антиох Сиракузский 221 Анггисфен (командующий спартанским флотом) 585, 586 Антисфен (философ) 36 Антифонт (оратор) 425
~ и антитеза «н<шос — фюсио 445 ~ и Еврипид 447
~ Женевский папирус 598 примем. 31
~ казнь 598
~ и олигархический переворот Четырехсот 401, 455, 592—593, 596, 597-598
~ как софист и учитель риторики 431, 445
~ об убийстве Эфиальта 102, 393 примем. 16
~ и Фукидид 449-450 Анфестерии (праздник) 315, 318, 319, 320, 324-326, 338


706
Указатель
апагогэ (судебная процедура) 47 при- меч. 58
апархай (первины урожая, начатки) 333, 336, 397
Апатурии (праздник) 315, 328, 338, 613 апелла (Народное собрание в Спарте) 18, 122,125, 193, 469, 470, 471, 594 Апеллес (сиракузский командующий флотом) 220 апобаты, церемония 322 аподекты (сборщики податей) 109 апойкия (колония) 172 Аполлодор (художник, мастер светотени) 234
Аполлодор Мегарский 393 Аполлон Странгфорда (Странгфорд- скийкурос) 228 Аполлон:
~ и афинские эпонимные герои 331, 335
~ афинский полисный культ 327, 338
~ и Вакхилид 313
~ и годовой цикл праздников 320, 326
~ делосский культ 56, 58, 177 при- меч. 55, 293, 333, 513, (и казна Де- лосского союза) 391, 396 ~ дельфийский храм, культ и оракул 253, 298-299, 331, 335, 347, 349, 421, 472, 494, 514
~ Дельфиний (его храм в Афинах)
330
~ и Еврипид 354, 355 ~ его изображения на вазах 230 ~ и остров Ренея 34 примеч. 14 ~ Отчий (Афины) 271, 327, 328 ~ и Пелопоннесская война 336, 472, 494
~ и Пиндар 292, 311, 312 ~ Пифаесский (Пифаей) 544 ~ и Пифийские игры 290, 292, 294 ~ и победа над персами 335 ~ Птойский (Беотия) 228 ~ святилище в дели (Танагра) 530 ~ и Софокл 353
~ храм в Бассах 234, 250, 251, 401 ~ и «чума» в Афинах 513 ~ и Эсхил 347, 348, 350 аполлоний, месяц 296
апотимемата, залог земли, (άποτιμήμα- τα) 365
апотропеические ритуалы на Анфесте- риях 325
Апсефион (архонт, 469/468 г. до н. э.) 65, 66, 620
Арак (командующий спартанским флотом) 614
Аргил 7 СЬ; 174 примеч. 45
~ колонисты отсюда в Амфиполе 194, 532
Арпшусы (Арпшусские острова) 4 ВЬ ~ сражение 106—107, 392, 455, 611— 612, 617, 626-627
Аргос, амфилохийский 497, 498, 512
Аргос 7 Cd, 2 Вс
~ влияние в Аркадии (VT—V вв. до н. э.) 138
~ нейтралитет в Персидских войнах 142, 148
~ поражение от Спарты при Сепее 136-137
~ переговоры о соглашении со Спартой (481 г. до н. э.) 183 ~ и синойкизм Мантинеи 138—139, 141
~ экспансия в Арголиде, (аргосский Герейон) 143, 146 примеч. 46, 621, (Гисии) 143, (Микены) 143, 146, 490 примеч. 73, (Тиринф) 137, 142, 143, 144, 146, 621 ~ союз с Тегеей 140, 144, 146 ~ в битве при Тегее со спартанцами 140, 142, 144-145
~ Фемистокл здесь в изгнании 90, 91, 92, 135, 136,144, 621 ~ отсутствие информации об участии в Третьей Мессенской войне 146 ~ и Коринф 147, 149 ~ союз с Афинами, (462 г. до н. э.)
71, 94,148-150,153, 482, 622 ~ война против спартанцев 153, 157 примеч. 77
- Тридцатилетний мир со Спартой (451/450 г. до н. э.) 161, 183, 482 ~ и Крит 161
~ миссия к Артаксерксу 163, 164 ~ вероятные попытки сближения со стороны Коринфа 471 ~ в Архидамовой войне 482, 498, 540


Указатель
707
~ Клеон ведет переговоры 23, 482 ~ окончание Тридцатилетнего мира со Спартой 536—537, 530—540 ~ вступление в альянс с Мантинеей, Элидой, Коринфом и Халкиди- кой 298, 539-540, 548, 549 ~ попытки договориться со Спартой и выход из этих переговоров 542 ~ Четырехсторонний альянс с Афинами, Элидой и Мантинеей 298, 540, 542-543
~ ссора с Эпидавром 544 ~ спартанское вторжение и битва при Мантинее 544—545, 547—548, 549
~ Пятидесятилетний союз со Спартой 548—549
~ установление олигархии и восстановление демократии 549, 551 ~ возобновление альянса с Афинами 549, 551-552, 554 ~ Длинные стены 549, 551 ~ война со Спартой 551, 552, 567, 571
~ аргивяне покидают афинские силы в Ионии (412 г. до н. э.) 582—583 ~ предлагает помощь в деле низвержения Четырехсот в Афинах 595
* ~ Гелланик здесь 424
~ жрицы Геры; датировка по их годам 13, 435, 453, 625 ~ искусства 236, 406 ~ и Немейские игры 290—291 ~ остракизм 126 примеч. 106 ~ в «Просительницах» Эсхила 93,
349
~ состязания в беге 300 Ареопаг:
~ религиозные истоки 330 ~ усиление влияния после Персидских войн 86, 87, 89—90 ~ и соперничество Фемистокла с Ки- моном 121, 123
~ Эфиальтова реформа 86, 90, 93— 105, 121,123, 350
~ как судебный орган 96—97, 98, 99, (в «Евменидах») 101,123, 318, 330,
350
~ и Перикл 86, 87, 96, 350
Арес (бог):
~ и Ареопаг 330
~ храм в Ахарнах 285, 401 примеч. 41
~ храм на афинской Агоре 271 примеч. 4, 285
арете (доблесть, превосходство) 31, 432 Арион из Мефимны 413 Аристагор Милетский 27, 66, 419 Аристарх Тегейский 410 Аристей, сын Адиманта, из Коринфа 469
Аристид (афинский политик) 86, 87, 88-89, 92, 94, 96, 130 ~ и Делосский союз 57, 74 примеч.
59, 86, 89, 134, 183, 538 ~ его жизнеописание у Плутарха 22, 523
Аристий, сын Пратина Флиунтского 410
Аристипп Киренский 426 Аристогитон (тираноубийца) 87—88, 231, 272, 331
Аристодем (историк) 22 примеч. 28, 162
Арисюдик из Танагры 102, 393 Аристократ (афинянин) 596, 613 аристократия:
~ в Аргосе 143 примеч. 35 ~ Аристид как ее сторонник 89 ~ аристократы как вожди афинской демократии 117 ~ и благотворительность 48 ~ древняя («темные века» и архаическая эпоха) 51—52, 118—120, 122, 300
~ жены-иностранки 104 ~ и игры 300, 303
~ Кимон как представитель 86, 95, 117, 121
~ лирика и хоровая поэзия, с ней связанная 342 ~ ее размьшание 52 см. также знать
Арисгомед (тиран, вероятно, в Ферах) 131
Аристон (коринфский полководец) 573
Аристотель (ученик Зенона, афинский стратег) 454—455


708
Указатель
Аристотель (философ):
~ об Ареопаге 90 примеч. 8 ~ о демократии 104 примеч. 46, 113, 121, 124-125
~ о законодательстве 368 ~ Ликей 426 ~ модель полиса 366—367 ~ об обществе и его природе 365 ~ о получении прибыли 385 ~ о рабстве 50
см. также «Афинская полития» Аристофан Византийский 303 Аристофан:
~ об Алкивиаде 553, 615 ~ об Аспасии 394
~ о богах 339, 340, 461, (пародии на религиозные ритуалы) 316, 317, 318, 325, 344, (о пророчествах) 354, 489, (святилище Асклепия) 598 примеч.
~ о восстановлении олигархов в гражданских правах 363 ~ о Геродоте 422
~ о дани союзников 394 примеч. 21 ~ о демократии 100, 479 ~ диалекты у него 30 ~ драматическая схема в его пьесах 360
~ о женском распутстве 339 ~ о Кимоновом отряде под Ифомой 94, 146, 147
~ о Клеоне 23, 361, 482, 505 ~ о Клеофонте 601
- о Мегарском деле 179, 463, 470,
473 примеч. 30 ~ о Мелосе 554 ~ о Никие 507 ~ о намосе 443, 445 ~ о Писандре 587
~ и другие поэты: (высмеивание Кар- кина) 223, (о Еврипиде) 354, 355, 360, (об Ионе) 411, (превосходство над другими комедиографами) 360—361, 409, (о Филоксене) 415
- о сикофантах 112 примеч. 75 ~ и софисты 433, 445
~ сохранность пьес 360 ~ социальные и экономические сдвиги у него 383, 384, 445
~ о фаллосе в комедии 359 ~ о философии 428, 444, 445, 452 ~ об Эгине 362 примеч. 4, 518 примеч. 121 * Сочинения:
~ «Ахарняне» 343, 360, 361—362, 422, 514
~ «Богатство» 415
~ «Всадники» 354, 361, 362—363, 400, 489, 523 примеч. 124, 523, 524, 525, 527
~ «Леней» 514
~ «Лисистрата» 147, 359—360, 587 ~ «Лягушки» 355, 360, 361, 363, 553, 615, 617
~ «Мир» 361, 410, 471 примеч. 24 ~ «Облака» 340, 361, 415, 428, 444, 445, 452, 461
~ «Птицы» 170, 354, 361, 461, 554 Аристофон, брат Полигнота 403 примеч. 47
Аркада, фила в Фуриях 189 Аркадия / Bd-Cd, 2 Вс
~ аргосское влияние, VI—V вв. до н. э. 137-138 ~ архитектура 251, 255 ~ и Гелланик Лесбосский 424 ~ городские стены 138—139 ~ и Клеомен 137
~ колонисты в Сицилии 200 примеч. 1, 210 примеч. 8 ~ как место изгнания Плистоанакта 180
~ монета, ΑΡΚΑΔΙΚΟΝ 141, 142 ~ наемники 396 ~ синойкизм 46, 138, 141, 145 ~ соперничество Мантинеи и Тегеи за нее 139, 535 примеч. 149, 540, 549
~ и Спарта, после Персидских войн 137, 139—140, 144-145 ~ союзники Спарты в кампании 418 г. до н. э. 544г-545 см. также отдельные города Аркесилай, царь Кирены 294, 306 Аркесилей (Аркесилай) Фасосский 65 примеч. 36
Аррабей, царь линкестов 531, 534, 535 примеч. 48
Аррефории (праздник) 320—321


Указатель
709
аррефоры (жрицы) 320—321 ~ их жилище 279,284 Арриан 26, 408
Артабаз (персидский военачальник) 74 Артака, город в Пропонтиде (совр. Эр- дек) 601
Артаксеркс I, царь Персии:
~ дата восшествия на престол 26 примеч. 47, 28, 91, 163 примеч. 4 ~ и Фемиспжл 66, 90—91 ~ и Каллиев мир 163—164 ~ греческие посольства к нему 525 ~ смерть 579
Артаксеркс П 169 примеч. 27 Артаферн, межевание угодий в Ионии 57
Артаферн, персидский посол в Спарту от Артаксеркса 525 Артемида 355, 357
~ в Афинах: (Агротера) 283, 326, (Аристобула) 88—89 примеч. 6, 271, 272, 332, (Браврония) 279, 281, 326, 328, 406, (Евклейя) 282 примеч. 14, (праздники в ее честь) 320, (в Толосе) 274, (Элафебола) 326
~ в Бравроне 281 ~ в Мунихии 326, 328 ~ Тавропола 355 ~ на Этне 247 ~ в Эфесе 242, 333 Аргемисий, мыс 7 Сс ~ битва 122
~ бронзовая скульптура шагающего бога 231
Аргемисий, храм в Эфесе 333 Артмий из Зелен 73 примеч. 55, 157 примеч. 76
архаический период, архаика 9 ~ аристократия 51, 52 ~ архитектура 214, 220, 242, 245, 254, (Герейон в Олимпии) 252—254, 253, 269, 284, 286
~ атлетические состязания 289, 294, 295, 322
~ Афины, уровень их развития в то время 121
~ героический культ 352 ~ города 241, 263
~ иноземные этниконы и имена 405
~ Кипр в то время 64 ~ конные захоронения 303 ~ передел земли 35 ~ позднеархаическое искусство 225— 228
~ поэты 344, 413 ~ религия, ее особенности 32, 46 ~ ремесло и торговля 38-42 ~ скульптура 52, 389 ~ симпосии 374 ~ сиракузское письмо 201—202 ~ тиранические режимы 204, 342 ~ ценностные представления 48, 353
Архедем, учреждает культ нимф в Вари 399
Архедемид (архонт, 464/463 г. до н. э.) 93
Архелай (философ) 394, 411, 427, 441— 442,446
Архелай Македонский 600
Архепголем (олигарх) 400-401, 455
Архестрат (афинянин, предложивший в конце Пелопоннесской войны принять спартанские требования) 615-616
Архестрат (инициатор некоего закона, упоминаемый в «Афинской поли- тии») 96
Архидам, царь Спарты:
~ восшествие на престол 135 ~ поведение во время землетрясения 145—146, 152 примеч. 59 ~ и поход в Аттику в 446 г. до н. э. 180
~ речь о перспективах войны 465, 472, 485, 492
~ вторгается в Аттику (431 г. до н. э.)
491-492, (430 г. до н. э.) 495 ~ и осада Платеи 497—498 ~ вторгается в Аттику (428 г. до н. э.) 501
~ смерть 503 примеч. 92 ~ датировка правления 19, 622
Архидамова война 19, 118, 397, 446, 462-539
~ причины 61, 462-474 ~ стратегии, (афинская) 474-488, (пелопоннесская) 485-488 ~ процедуры принятия решений 488— 489


710
Указатель
~ и традиционные приемы ведения войны 490
~ обращение с захваченными городами 490
~ события 17, (431 г. до н. э.) 462, 491—494, (430 г. до н. э.) 494-497, (429 г. до н. э.) 497—501, (428 г. до н. э.) 501—502, (427 г. до н. э.) 503-510, (426 г. до н. э.) 510-514, (425 г. до н. э.) 514—527, (424 г. до н. э.) 527—533, (423 г. до н. э.) 453-535, (422 г. до н. э.) 535-538 ~ Никиев мир 183, 536—538, 539, 540, 542,544
см. также отдельные города Архин 459 архитекторы 255, 263
~ афинского Гефесгейона 258, 285, 401 примем. 41 ~ их безвестность 401 ~ и городские стены Афин 258 ~ Зевсовой стой 277 ~ и Родос, основание города 265 ~ Парфенона 238, 251, 281, 278, 316 ~ роль в проектировании публичных зданий 244—245 ~ Эрехтейона 284
см. также Витрувий; Гипподам; Иктин; Калликрат; Мнесикл архитектура 241—266
~ архаического периода 241, 245,254, (Герейон в Олимпии) 252—253, 253
~ большие колонные залы 255—256,
256
~ города 241—266 ~ кирпичи 243—244, 259, 260, 269 ~ колонны 229,230,241,242,246,247, 248,249, 250-252, 254, 255-256 ~ крыши 243, 254
~ металлические крепежные детали 243
~ ордеры: (дорический) 212, 241, 246—247, (ионический) 241, 246, 247, 280, (комбинирование дорического с ионическим) 246—247, 251, 254, 277, (коринфский) 246— 247, 257, 250
~ парадигмы (παραδείγματα, опытные образцы, модели) 244
~ перестройка после Персидских войн 267—288, 399-401 ~ победные монументы 244 ~ сицилийская греческая 221 ~ строительные инструменты 242 ~ погребальная (у сикелов) 214 ~ «тонкости» 232, 245, 280 ~ укрепленные городские ворота 258, 269
~ фонтанные павильоны 263, 275 см. также архитекторы; строительство; дома; мрамор; скульптура (архитектурная); стой; камень; храмы; театры; сокровищницы; стены города; Длинные стены Архонид, правитель Гербиты 216, 568 архонтат в Афинах:
~ и Ареопаг 90, 99, 121 ~ датировка по архонтам 13, 19, 24— 27, 65,66, 75-76, 80,82,93, 96,170, 189, 194, 424, 453, 455, 468, 515, 601—602, 608, 611 примем. 57, 614, 620, 622, 623, 624, 625 ~ и Народное собрание 107 ~ при олигархиях Четырехсот, Пяти тысяч и Тридцати 431 примем. 104, 455, 593, 602
~ религиозные функции 115, 315, 320, 346, 347
~ способ выборов на должность 90, 99,103,120, 315, 327 ~ и судебная процедура 103, 115, 369
~ судебные процессы против архонтов 96
~ и трагедийные состязания 92 - упадок 115,121 ~ Фемистокл, архонт 400 ~ ценз: (в архаическую эпоху) 118, 424, (возможность зевгитов из- браться на должность) 86, 102— 103, (Плутарх об избрании из всех граждан) 89, (докимасия) 97 примем. 29а
см. также басилевс архонты Пирея 379 примем. 46 архонты у афинских союзников 174— 175
асебия (нечестие) 316, 336 Асклепий, культ и святилища:


Указатель
711
- Афины 285, 334, 339, 397-398 ~ Зея 398 ~ Пирей 334, 398 ~ Эгана 398 примеч. 32 ~ Эпидавр 334, 398 Асоп, река 491
Асопий, сьш Формиона (командующий афинской эскадрой) 502, 510 Аспасия (любовница Перикла):
~ Лисшсл как ее покровитель 502 ~ и Мегарская псефизма 361, 471 ~ и Перикл 361, 393, 394, 460, 471 ~ скульптура типа «Аспасия» 230 ~ судебное преследование по обвинению в нечестии 460, 497 примеч. 85
Астак 1 Вс, 492—493 Асгаох (спартанский наварх) 582, 583, 585, 587, 590, 594
Астипалея, один из Спорадских островов 52
астрономия 429, 435, 438, 439, 444, 493 ата 31, 421
Аталанта 2 СЬ, 493, 511, 538
Атарней 608
атлеты:
~ и военное дело 294 ~ Еврипид об их переоценке 448 ~ окружение и карьера 300—305 ~ политическое использование атлетического успеха 302—303 ~ почести, предоставляемые родными городами 301—302 ~ почитание как героев 295, 301 ~ скульптурные изображения 406 ~ тренеры 304, 429 Аттиды 24, 26, 317
~ о культах и праздниках 318 ~ хронология 26
см. также Андротион; Кладем; Гел- ланик; Филохор Аттика 2 СЪ-с
~ повьппение роли Афин Писистра- том 120
~ синойкизм 121
~ эвакуация в период Персидских войн 122
~ перестройка после Каллиева мира 399
~ в Архадамовой войне, (пелопон¬
несские вторжения) 180—181, 462, 469, 482, 485-486, 493, 495, 501, 502, 503, 510, 515, 516, 518, 527, 536, (укрепленные пункты) 476— 477, 485, 487, (эвакуационная политика) 383, 476, 491 ~ спартанская оккупация Декелей 487 примеч. 56, 565, 568, 570, 571, 579, 593, 597-598, 603, 606, 616, 628
~ рейды Атаса 606 ~ перестройка после Пелопоннесской войны 618—619 Афайя, ее храм на Эгане 231, 246 Афенагор Сиракузский, о демократии 124
Афина:
~ Алея, тегейский культ 137 ~ афинский культ 320, 327, 328—329, (Афина Ника, Парфенон) 396, 623, (заимствования из нее) 523, (Полиада) 159, 284, 315, 329, 481, (Эргана) 328; см. также Афины ~ Гигея: афинское святилище 281, 339
~ Камарина, ее храм здесь 210 ~ культ, установленный в городах афинских городов 81 ~ Меднодомная, спартанское святилище 135
~ Скирада, святилище в Фалере 323 ~ ее сокровищница в Афинах (казначеи) 168, (надзор со стороны Совета) 110, (слияние с казной Делос- ского союза) 58, 61, 73, 78, 168— 169, 171, 176, 333, 348, 390, 391 ~ статуи на афинском Акрополе, (из оливкового дерева) 186, 236, 328, 332, (Промахос) 168,270, 329,405, (хрисоэлефантинная) 168, 186, 195, 238, 278, 333, 481, (церемония надевания пеплоса) 186, 320, 322, 329, 332
~ храм на мысе Суний 285, 287 ~ этимология имени 320 примеч. 15 Афиней (афинский проксен в Феспиях) 156 примеч. 74 «Афинская полития» 24, 86
~ об Ареопаге 86, 90 примеч. 8, 96— 97, 100


712
Указатель
~ об Аристиде 86, 89, 96 ~ о Делосском союзе 56, 70 ~ о законах 450-х годов до н. э. 102- ЮЗ
~ о заморских афинских должностных лицах по
~ об олигархии 411 г. до н. э. 590— 592, 603, 613
~ об остракизме 99 примеч. 36, 122, 177 примеч. 58 ~ о Перикле 86, 121, 380 ~ о Солоне 119,121 ~ об убийстве Эфиальта 102 «Афинская политая» (Псевдо-Ксенофонт, «Старый олигарх») 23 примеч. 32, 51 примеч. 69а, 187, 392, 394 примеч. 21, 395 ~ о демократии 100, 113, 123 ~ о чужеземном влиянии в Афинах 425, 459
Афинский морской союз, Второй (378 г.
до н. э.) 59—60, 177 Афины 7 Cd, 2 Сс
~ при Писисграте 120, 204—205, 227, (культы) 324, 329, (очищение Делоса) 56, 513
~ реформы Клисфена, см. под отдельным словом
~ в Персидских войнах, (персидская оккупация) 26, 389, (самоуверенность, возникшая после них) 122, (союз со Спартой) 94, (умение брать укрепленные пункты) 147, (установление гегемонии на море) 55, 134
~ и Ионийское восстание 55 ~ образование Делосского союза 53— 60
~ лидерство в ранних кампаниях Союза 61—71, (продвижение собственных интересов в Союзе) 62, 65, 68, 70
~ внешняя политика после Персидских войн 86—91
~ колонизация во Фракии 62—63, 64-65, 67
~ и Ш Мессенская война: (отправка отряда на помощь спартанцам) 65, 71, 87, 94, 146, 147, 411, (спартанцы отсылают отряд домой,
конец альянса) 71, 94—95, 102, 147, 148, 622
- реформы Эфиальта, см. на демократия
~ спартанская реакция на реформы Эфиальта 94, 100, 147—148, 153 ~ альянс с Аргосом, Мегарами и Фессалией 71, 94—95, 148, 149, 153, 622
~ I Пелопоннесская война 71, 148— 161
~ и кризис середины века в Делосском союзе 69, 76—85, 100—101 ~ Каллиев мир 21, 77, 162—170, 188, 399-400, 588 примеч. 15 ~ установление имперского контроля над союзниками (449—446 гг. до н. э.) 171—178, 390 ~ перемещение сюда союзной казны 78, 168, 169, 171, 333, 390, 396 ~ становятся религиозным центром Союза 333
~ события 446 г. до н. э.: (восстание в Мегарах) 179, (восстание на Ев- бее) 179—180, 181—182, (потеря Беотии после Коронеи) 178—179, 184, (спартанское вторжение в Аттику) 180—181
~ Тридцатилетний мир со Спартой, см. на отдельное слово ~ события 446—436 гг. до н. э. 185— 195
~ колонизация Фурий 189—191 ~ и Самосское восстание 61,192,193, 194, 195, 394
~ Понтийская экспедиция Перикла 194-195
~ отношения с Эгиной 463, 470, 473 ~ и Мегары 463, 470—471, 473—474, 475
~ и восстание в Потидее 469, 473— 474, 477, 480-481, 493, 496, 497, 498, 538, 625
~ спартанские страхи перед усилением их могущества как причина войны 463-464, 474 ~ афинская стратегия в Архидамо- вой войне 475-484, 616—617, 618, (контроль над союзниками) 476, 477—478, (стратегия после Перик-


Указатель
713
ла) 475, 482, 489, (финансы) 475, 476, 480-481, 502, 507, 524, 537, 550, (уклонение от неуместных операций) 476, 481—482, 492, 495—496, (эвакуация Аттики) 383, 476; см. также под словом Аттика ~ процесс принятия решений в период этой войны 488—489 ~ манера ведения боевых действий: (десантные операции) 490, 492, (конница) 476, 486, 492, (военно- морская блокада) 159, 475, 477, 484,497
~ военно-морские походы вокруг Пелопоннеса (431 г. до н. э.) 492 ~ альянс с Одрисским царством, переговоры с Македонией 493 ~ экспедиция в Мегариду 493—494 ~ экспедиция Перикла на Пелопоннес 482 примеч. 50, 484, 495— 496
~ смещение Перикла 496—497 ~ капитуляция Потидеи 497 ~ экспедиция в Халкидику (429 г. до н. э.) 498
~ морские победы при Навпакте 499-500
~ и Митиленское восстание 501—502, 503-506, 507
~ мешают пелопоннесскому вторжению в Аттку (428 г. до н. э.) 502 ~ морская экспедиция против Пелопоннеса 501
~ морская экспедиция в Акарнанию (428-427 гг. до н. э.) 500, 502 ~ колонизация Нотия (427 г. до н. э.) 504
~ блокада Мегар усиливается 507 ~ экспедиция на Сицилию 509—510, 514-515
~ «чума» 510, 513, (430 г. до н. э.) 494-496
~ кампания на северо-западе (426 г.
дон. э.) 510,511-513 ~ Беотийская кампания 511 ~ морская экспедиция на Керкиру 515, 516, 526
~ укрепление Пилоса и осада Сфак- терии (425 г. до н. э.) 516—522, 577
~ отклонение пелопоннесских мирных предложений 476, 488, 519, 528, 618
~ экспедиция против Коринфа 523 ~ союзная подать и увеличение платы присяжным судьям 524 ~ договор с Персией 526 ~ итоги сицилийской кампании 514— 515, 526
~ захват Киферы (424 г. до н. э.) 527 ~ налеты на Лаконию 527—528 ~ ликвидация эгинетского поселения в Фиреях 528
~ атака на Мегары 455, 528—529 ~ захват Нисеи 528 ~ успехи в войне сменяются неудачами 528—529
~ кампания в Беотии и сражение при Делии 529—530, 533, 537, 541, 560
~ потеря Амфиполя 532 ~ экспедиция на Евбею 533 примеч. 144
~ перемирие со Спартой (423 г. до н.э.) 534,535
~ дипломатия: (Македония) 535 примеч. 148, (Персия) 162—163, (западные греки) 535 ~ кампания во Фракии, битва при Амфиполе 536
~ Никиев мир 183, 458, 539—540, 544, 552, 553, 565, 568
~ Леонтины просят о помощи против Сиракуз 509, 558
~ оборонительный союз со Спартой сроком на 50 лет (421 г. до н. э.)
539—540
~ Четырехсторонний альянс с Аргосом, Элидой и Мантинеей (420 г. до н. э.) 542—543
~ марш через Пелопоннес (419 г. до н. э.) 544
~ Мантинейская кампания 544-549, 546
- политика и политики (418—416 г. до н. э.) 549—553
~ союз с Аргосом (417 г. до н. э.) 549, 552
~ напряженные отношения с Пер- диккой 551


714
Указатель
~ остракизм Гипербола (416 г. до н. э.) 551-553,593 ~ рейд из Пилоса (лето 416 г. до н. э.) 552
~ покорение Мелоса 554—557 ~ решение о подготовке Сицилийской экспедиции (415 г. до н. э.) 557-560
~ порча герм и осквернение мистерий 393, 455-456, 553, 560-562, 563, 606
~ кампании на Сицилии, см. Сицилийская экспедиция ~ рейды в Лаконию (414 г. до н. э.) 567-568, 570
~ спартанская оккупация Декелей 570, 571
~ морская битва у Эринея 572 ~ провал Сицилийской экспедиции 573—576, (реакция в Афинах) 412, 578, 617
~ назначение десяти пробулов 578, 588, 591
~ отложение ионийских союзников (412 г. до н. э.) 578—586, 587 ~ начало олигархического переворота 586—590
~ переговоры с Персией 586,587,588, 604
~ олигархические режимы (411 г. до н. э.): (и Народное собрание) 106, 125, 591, 592, 602, (мотивы) 110 примеч. 73, (положение бедных при них) 125, (восстановление демократии после них) 317, 363; см. также Пять тысяч; Четыреста
~ Евбейское восстание 597, 598, 603, 609 примеч. 53
~ морская битва при Киноссеме 598, 600, 603
~ кампания в Геллеспонте 598—607 ~ попытки сближения с Персией встречают отпор (407 г. до н. э.) 607-608, 618
~ осада Афин пелопоннесцами (405 г.
до н. э.) 615—616 ~ капитуляция Афин 616 ~ условия мира (404 г. до н. э.) 455, 616
~ правление Тридцати, см. на отдельное слово
~ восстановление после Пелопоннесской войны 618—619 * Постройки:
- Агора 108, 268, 271-273, 274, 275, 276*, (алтарь Двенадцати богов) 271, 276\ (аксоны) 101, (буле- втерий) 108, 256, 273, 274, (запрет входить на нее убийцам) 470, (культ Гармодия и Аристогитона) 272, 331, (округлая яма в ее центре) 271, (помещения для судебных заседаний) 274, 274—275, (прита- ней (Толос)) 101 примеч. 41, 108, 261, 267, 274, 274, (перестройка после Персидских войн) 271, 276, 2 79, (работы Кимона здесь) 272, 288, (ремесленный квартал поблизости) 261, (руины храма Афины на мысе Суний) 285,287, (темница Сократа) 276—277, 279, (товарные рынки, IV в. до н. э.) 41, (фонтанные павильоны, бюветы) 274,275, (храмы) 285, 287, 331; см. также отдельные стой ниже
~ Академия 270, 288, 322, 426
~ Акрополь 268, 279, (алтарь Афины) 322, (алтарь Зевса) 330, (Афина Полиада, ее культ) 284, 315, 329, 481, (вотивные приношения) 338—339, (культ Посейдона) 315, 320, 328, 329, (оборонительные функции меняются на религиозные) 316, (постройки Перикла) 278, 279, 279—281, (предписания для «заведующих священным участком», так называемая «Надпись Гекатомпедона») 318, (Пропилеи) 168,279,280-281,284—285, 239, 401 примеч. 41, 406, 409, (пропилон, «предвратие», начало V в. до н. э.) 280, (реконструкция после Персидских войн) 269—270, 389, (священная олива) 279, 284, 286, 328—8, (скульпторы) 283, 406—407 (см. также на Афина и отдельные храмы ниже), (стены) 88, 269, 278, 279; см. также отдельные храмы ниже


Указатель
715
~ Анакей 402
~ Аполлон Отчий, его храм 271, 328 -Ареопаг 268 ~ Арес, его храм 285 ~ аррефоры, их жилище 2 79, 284
- Артемида Агротера, ее храм 283
- Артемида Аристобула (Податель-
ница добрых советов), ее святилище 88-89 примеч. 6,271, 272, 332
- Артемида Браврония, ее святили¬
ще 2Z9, 281, 326, 328, 406
- Асклепий, его святилище 285, 334,
339, 397-398
- Афина Гигейя, ее святилище 281,
339
- Афина Ника, ее храм 167 примеч.
17, 	168 примеч. 21, 234, 235, 235- 236, 279, 281, 283, 329, 333, 401
- Афина Прмахос (Воительница), ее
статуя 168, 270, 279, 329, 405
- Афродита Пандемос, ее святилище
281
- булевтерий, Новый 256, 273, 274 ~ булевтерий, Старый 273, 274
~ ворота города 269
- Гефестейон 247, 282, 285, 316, 332,
401 примеч. 41, 407
- Деметра и Кора, их храм 287
- Дионис, его храм 257 ~ дома 260, 263, 267, 269
- Евклейя, ее храм 282 примеч. 14
- Илисс, его храм 283
~ Керамик, свинцовая кукла отсюда
340
~ Кимон и его постройки 88, 272, 273, 278, 288
~ Кодр, Нелей и Басила, их святилище 252
- Ликурговы архитектурные работы
257
~ Мать богов, ее святилище 271, 273, 283, 328, 398, 408
~ мрамор, его запасы 243, 277, 278 ~ Одеон 89 примеч. 6, 255, 256, 275, 288
~ оливковое дерево, священное 279, 284
~ Олимпий 247, 270, 277, 330 ~ Парфенон 9, 274, 278, 279, 279— 285, 319, (архитекторы) 239—240,
278, 401, (начало его строительства) 26,167, (культ) 329, (политическая роль) 167, 348, (как памятник победы) 167, (скульптуры)
167- 	168, 232-233, 234, 238, 278,
279, 280, 281, 319, (финансирование) 24,26,167,168-169
- Парфенон, Старый 269-270, 278,
329,389
- перестройка после Персидских войн 267, 269-270, 389
- Периклова строительная программа
232, 264, (иностранные мастера) 391, (и Каллиев мир) 167—168, (и культы) 315—316, (лидерство в Союзе позволяет ее осуществить)
168— 	169, 186, 333, (как победное посвящение) 167, 168, (широкий размах проекта) 195, 244, (ее экономические аспекты) 185—186
- планирование города 264, 268—269 ~ Пникс 108, 275, 359
- посг-Периклово строительство 267,
269, 276, 275-276, 283, 284, 285
- правительственные здания 108, 273-275, 274, 276, 2 77
~ Пропилеи 168, 279, 280—281, 284, 401 примеч. 41, 406, 409 ~ ремесленный квартал 261 ~ Римский период 285, 287, 330 ~ стадион 257
~ стены, см. на стены, городские; Длинные стены
~ стой, портики: (Герм) 272, 384 примеч. 56, (Зевса) 254, 274,277,277, (Пойкиле, т. е. Расписная) 88 примеч. 6, 232, 237, 267, 272-273, 274, 275, 278, 384 примеч. 56, 402, 522, (Царская) 101, 273, 274, 278, 317, 384 примеч. 56 (Южная) 274, 276, 384 примеч. 56, (для ячменной муки) 404
~ Театр Диониса 256, 275, 288, 477, 597
~ Тесейон 87 примеч. 6, 402, 563 ~ Толос 108,267,274,273-274
- тюрьма 274, 276—277, 276,
~ улицы 261, 269, (Треножников) 347
~ урбанизация 375—376, 377—378


716
Указатель
~ Фемисгокл и 87—88 ~ Элевсиний 282, 318, 337 ~ Эрехтейон 236, 240, 247, 279, 284, 286, 286-287, 329, 391, 392, 407, 603, (возобновление строительных работ, 409/8 г. до н. э.) 603, (иностранные мастера) 391, (фриз) 240, (скулыпура) 240, 247, 407 см. также отдельные аспекты по всему Указателю; о деталях отношений с другими государствами см. на эти государства Афродита 349, 354, 356, 357 ~ и Адонис 340
~ в Афинах 404, (Пандемос, святилище) 281, (в Садах) 321, 408, храм на Родосе 266 ~ Киренская 294 Ахарны 491
~ храм Ареса 285, 401 примеч. 41 Ахей Эретрийский (автор трагедий и сатировских драм) 410 Ахемен(ид)ы, в Египте 74г-75 Ахея (иначе Ахайя) 7 Вс-Сс, 2 Ab-Bb, 158 примеч. 83, 160, 183, 483 Ахилла вазописец 234 Ахрадина, Сиракузы 208, 218, 220 Аякс как афинский эпонимный герой 331
банковское дело 40, 365, 385 бартер, меновая торговля 38 Басила, ее святилище в Афинах 252 басилевс (афинский архонт) 118, 273, 315, 320, 325
Бассы, храм Аполлона здесь 250, 257, 401 примеч. 41
~ коринфский ордер 247, 251 ~ фриз 234
Баттиадов монархия в Кирене 45 бег гиппий («конный») 299 бедность в Афинах 36, 113—114, 117, 118
Бендида, ее культ 334, 336, 378 примеч. 42, 397, 398
Беотия, беотийцы 7 Сс, 2 Bb—Cb ~ после Персидских войн 130 ~ гоплитские демократии 130 ~ афинские интересы здесь (450-е годы до н. э.) 149
~ в I Пелопоннесской войне 152, 153, 154, 155, 156, 159-160 ~ войска в составе афинской экспедиции в Фессалию 159—160 ~ операция Толмида и уход афинян оттуда (446 г. до н. э.) 178—179, 184,624
~ федеративная конституция, и фиванская гегемония 125, 127, 178— 179
~ отряд Андокида здесь 180 ~ поселенцы при основании Фурий 189, 191
~ в Архидамовой войне 481,482-483, 485, 487, 489, 491, 492, 511, 448, (битва при Делии) 487, 529—530, 533 примеч. 144, (захват Панакта) 476-477, 535, 541
~ отклонение условий Никиева мира 537, 539, 541
~ отказ от альянса с Аргосом 541 ~ союз со Спартой 541—544, 545, (беотийская конница в войске Агиса в Декелее) 610 примеч. 56, (бойня в Микалессе) 571, (взятие под контроль Гераклеи) 544, (и кампания в Геллеспонте и на севере) 586, 605, 611, (сицилийская кампания) 570, 573
* ~ Аполлон Птойский (его святилище) 228
~ Беотий (спартанский посланник) 607
~ беотийская вазовая живопись 236 ~ беотийский говор 425 ~ Лих, спартанец, выставляет в Олимпии колесницу от Беотии (420 г. до н. э.) 544
~ Мирон (скульптор) 406 ~ сокровищница беотийцев в Дельфах 253 ~ и Пиндар 306
~ Элевферы (городок на границе с Аттикой) 406
Березань, письмо Анаксагора оттуда 38 примеч. 28
бисалты (фракийское племя) 7 СЬ, 171, 173 примеч. 41
благочестие 338—341
~ щепетильное (деисидаймония) 271


Указатель
717
«бог из машины» (deus ex machina) 355 богатство: предметы роскоши, торговля ими 38, 389, 396
~ бедные и богатые в Афинах 114, 117,127-128
см. также демонстрация, социальная
Бойи 2 Cd, 158 примеч. 80 Болкон (сиракузский стратег) 215 Большая ретра 101 примеч. 40, 122 Борей, его культ 332 борьба 258, 295, 296, 303 Боттиея 535 примеч. 148 Браврон 2 De
~ керамика (кратериск) 329 ~ стоя 281
см. также под словам Артемида Бравронии (праздник) 328 брак 366—367
~ браки между представителями аристократических родов 51 ~ моногамия 32 ~ приданое 247, 368, 375, 385 ~ смешанные браки и вопрос о гражданстве 104 ~ церемонии 328, 339 Брасид (спартанский полководец):
~ отбивает афинскую атаку у Мефо- ны 492
~ и экспедиция Кнема 477, 499 ~ налет на Саламин 500 ~ и гражданская война на Керкире 508-509
~ в битве за Сфактерию 518 ~ защищает Мегары от афинян 529 ~ экспедиция во Фракию 175 примеч. 47, 487, 531-537, 540 ~ гибель 536, 537
Брея, постановление об основании здесь колонии 172—173, 174 примеч. 45, 396-397
Бриг (горшечник) 407 бронза:
~ монеты 41, 217, 224 ~ обработка в Афинах 261 Бузиги (афинский род) 330 буле, см. Совет пятисот булевтерий, см. Афины; Олимпия Булис (спартанец) 419
Бусел, раздел его имения между сонаследниками 369
Бутады (аттический дем) 315, 379 Буфия 1 Ес, 80, 82
Буфония (религиозная церемония) 314, 316, 321
вазовая живопись:
~ аттическая краснофигурная 226, 227, 323, 324, 343, 370, 390 ~ афинская чернофигурная 226, 227, 405
~ беотийская 236 ~ выражение лица 227 ~ гермы в ней 339 ~ демократизация сюжетов 227 ~ затенение и перспектива 234 ~ иноземное влияние на афинскую 405—406
~ коринфская 236 ~ культы и праздники в ней 319, (дионисийский культ) 319, 323, 343 ~ лекифы, белофонные 234, 235— 236
~ ленейские вазы 319, 323 ~ ремесленные мастерские 370 ~ Полиглот, его влияние на нее 402, 403,405
~ ритмы (£υθμοι, такты) 231 ~ хой 324
~ этос и пафос 230-231 см. также вазописцы вазописцы:
~ Аглаофон 403, 440 -Ахилла 234
- диносов 323 ~ Евтимид 226
- Евфроний 226, 227
- Кимон из Клеон 226—227
- Клеофонт 234
- Клеофрада 231
- Лид 405
- Макрон 346
- Мидий 234
~ Пентесилеи 230
- Скиф 405
- Сосия 227, 231
~ Триптолема 68 примеч. 44
- Финтий 226


718
Указатель
~ Эретрии 234 Вакхилид (поэт) 49, 300 ~ о зависти 302 ~ о загробной жизни 313 ~ дифирамбы 413 ~ миф и история у него 295, 299 ~ поэтический стиль 308—309, 311 ~ и Сицилия 197, 200, 202, 204, 293, 306
~ эпиникии 289, 306, 308, 311 варвары, их обозначение у греков SOSI, 56, 167-168, 202 Вари, Аттика:
~ культ нимф 339 ~ жилой сельский дом 261, 262 Великая Мать 32 верфи:
~ афинская 465
~ спартанская 157, 158 примеч. 80, 608
Византии 4 Са
~ Кимон здесь 67, 411, 621 ~ Павсаний здесь 26, 54, 64, 67, 131, 135, 145, 621
~ союз с Афинами 49, 56 ~ возможная афинская кампания (447 г. до н. э.) 171, 173, 177 ~ и восстание на Самосе 193 ~ отложение от Афин 594, 598, 628 ~ Алкивиад возвращает его 605 ~ Гиппократ-геометр здесь 439 вино 34,222,319,434,411 виноградарство, виноделие и связанные с ними праздники 320, 322—325 Витрувий, «Об архитектуре» 239 вифинцы 604
водоснабжение, в Афинах 275 война и приемы ее ведения:
~ афинское народное собрание и ее объявление 105
~ десантные операции 490, 492, 530— 531 примеч. 138, 567—568, 570, 571
~ добыча идет на финансирование строительства 244, 292, 297 ~ мемориалы 132, 143, 244 ~ Никий и военное искусство 507 ~ огнеметные установки 530 ~ религиозные ритуалы 331, 335 ~ традиции 490
~ экономические мотивы 37 см. также конница; гоплиты; пленные; стены, осадные войско, его организация в Афинах 120, 373, 377
волны, мощные приливные (427 г. до н. э.) 510
выборы должностных лиц 116, 120— 121, 373, 591; см. также жребий
Гагнон (афинский стратег):
~ и основание Амфиполя 27, 194, 536 примеч. 154
~ потеря людей из-за «чумы» 494 ~ в Халкидике 494, 496 ~ и Одрисское царство 500 ~ как пробул 593 Галепс 536 Галии 2 Сс
~ список павших здесь афинян 27, 74, 622
~ тиринфские изгнанники здесь 144, 150, 621
~ в Архидамовой войне 474,484, 495, 496, 523 Галикарнасе:
~ рождение здесь Геродота 415, 423 ~ в Ионийской войне 585 Галимунт, афинский дем 12 Ганнон Младший (карфагенянин) 42— 43
Ганнон Старший (карфагенянин) 42 Гармодий и Аристогитон (тираноубийцы) 87—88 ~ культ 331
~ скульптурная группа 88, 228, 272 Гегемон из Фасоса 412, 440 Гегесистрат (элейский прорицатель) 137
Геката Эпипиргидия, ее афинское святилище 281
Гекатей, «Описание земли» 43 Гекатомпедон 284, 286 ~ его надпись 318
гектеморы (имущественный класс) 118 Гела, Сицилия 3 СЬ
~ под властью Сиракуз 197 ~ под властью Акраганта 196, 199, и Этна, ее колонизация 200 примеч. 1


Указатель
719
- война с Акрагантом и установле¬
ние республики 203, 205 примеч. 4,206
~ поддерживает восстание в Сиракузах 206
~ мирный конгресс сицилийских городов здесь 526, 558 ~ решительный отказ афинским послам (422 г. до н. э.) 559 ~ противодействует Сицилийской экспедиции 568, 572 ~ культура 224 ~ монеты 206 ~ Эсхил умирает здесь 204 гелиэя 99,103,105, 110, 111, 119, 330 Гелланик Лесбосский 18, 24, 25 примеч. 41, 317 примеч. 6, 424—425 ~ организация материала в его труде 13
~ и Фукидид 13, 425, 453—454 ~ хронология 26, 435, 453-454 гелланодики (устроители панэллинских игр) 296-297,299 Геллеспонт 4 В-Са
~ ввоз товаров оттуда в Афины 63, 396
~ как граница между эллинами и варварами 421
~ кампании здесь в ходе Пелопоннесской войны 455,579,582, 584,589, 594, 595, 598-607, 609-611, 614, 615, 626, 628 ~ Кимон, его походы 67 ~ Ксеркс, его мост 348
- и форос 171, 173, 174
Гелон, тиран Сиракуз 201, 203, 204 ~ массовые депортации при нем 199, 206, 209
~ посвящения в Дельфы 202 ~ смерть 197 ~ экспансионизм 9, 46 геометрия 233, 429, 435, 438, 439, 444 Гера, годы ее жрицы в Аргосе 13, 436, 453-454, 625 Геракл, его культ:
~ дорийское происхождение 331 ~ и игры 292, 294, 295, 299 ~ в литературе 309, 351—354, 356— 357, 360, 433
~ местные сообщества 339
~ и незаконнорожденность 328 ~ святилище близ Мантинеи 545— 547
~ на Сицилии 212, 575 ~ в скульптуре (на метопах) 229, 282
~ в Фивах 295, 407-408 Гераклея Луканская 224, 234, 403 Гераклея Поншйская 621 примеч. 1 Гераклея Трахинская 2 ВЬ; 487, 512, 531, 544, 579, 604
Гераклид из Клазомен 526 примеч. 132
Гераклит 30, 51, 126 примеч. 106, 344, 446
Геракловы Столпы 43 Герания 150, 152, 154 Гербита, Сицилия 3 Са, 216, 568 Герейон, святилище Геры:
~ Аргосский 2 Вс, 143, 146 примеч. 46,621
~ в Олимпии 253—255, 253 Гермес:
~ в живописи и скульптуре 404, 407 ~ его культ 257, 339, 560 примеч. 35 ~ Предвратный (Пропилей) 281, 407
~ Хтоний 325
Гермиона 7 Cd, 2 Сс, 143, 156, 413, 474, 495
Гермипп (комический поэт) 396, 460 Гермократ (сиракузский стратег):
~ и заключение мира в Геле 526 ~ учреждает коллегию трех стратегов 564
~ и дебаты в Камарине 191, 559, 564
~ обращение в Карфаген за помощью 565 примеч. 39 ~ и осада Сиракуз 219, 564, 566—567, 570
~ и окончательный разгром афинян на Сицилии 575 ~ в войне в Ионии 582, 584, 594 ~ изгнание из Сиракуз 595, 627 гермы 339, 370 примеч. 19
~ их осквернение 375, 393, 456, 461, 560-562
~ Стоя герм 272, 384 примеч. 56 Герод Аттик 257


720
Указатель
Геродик (врач) 224 Геродот Галикарнасский 415-^423 ~ в Афинах 409, 415-420, 440 ~ его афинские информаторы 417— 418, 420
~ и варвары 31—32 ~ Диодор использует его труд 19 ~ идея истории 416-417 ~ лекции и декламации 292, 415— 416
~ о намосе 443
~ организация его сочинения 13 ~ панэллинизм 29, 423 ~ и Перикл 418, 423 ~ и религия 421 ~ и Софокл 420-422, 440 ~ о спартанском обществе 418 ~ трагический взгляд на жизнь 420— 422
~ и устная традиция 25 ~ Фукидид и 454 ~ в Фуриях 189, 401, 415, 422, 423 ~ и Херил Самосский 412 ~ хронология 13, 26 герои:
~ афинские эпонимные 314, 331, 335 ~ атлеты почитаются как 295—296, 302
~ культы 352 ~ и игры 293, 294
герусия, геронты (спартанский орган власти) 65, 70, 125, 134 Гесиод 38, 51, 344
Гесшея (Орей) 7 Сс, 165, 179, 181, 597 гестия (домашний очаг) 327, 328 Гестия, ее культ 261, 338 «Гестия Джусгиниани», тип скульптуры 230
гетайры, друзья отдельных личностей 374
гетерии (сообщества) 561, 588 Гетоймарид (спартанский геронт) 70, 134
Гефест, его культ 247, 332; см. также Афины (Гефесгейон)
Гефесгии (праздник) 332 Гефесгия, Лемнос 172 Гефиреи (афинский генос) 417 Гея Куротрофа, ее афинское святилище 281
Гиакинфиды, их культ в Аттике 355 Гибла Гелейская, Сицилия 215, 563 Гиерокл, его оракулы 181, 182 Гиерон, тиран Сиракуз 197—205 ~ болезнь 203—204 ~ выбор титула 199 ~ господство в Тирренском море 201-203
~ кости перенесены в Инессу 209 ~ литературное окружение 203, 305, 306
~ массовые депортации 199, 200 ~ панэллинская пропаганда 202— 203
~ победы на играх 306 ~ смерть 203, 204, 207 Гиккары, Сицилия 3 Ва\ 563 Гилипп (спартанский полководец):
~ отправлен на Сицилию 559, 565, 567
~ на юге Италии 567—568 ~ операции в Сиракузах 568—569 ~ собирает войска повсюду на Сицилии 569, 570, 573, 574 ~ нападение на афинский лагерь в Племмирии 570—571 ~ обманный маневр 572 ~ решающее сражение в бухте 574 ~ Никий сдается ему 576 ~ и обращение с пленными 576 ~ влияние на ход кампании 577 Гимера, Сицилия 3 ВЬ
~ под властью Акраганта 196, 199, 200, 217
~ карфагеняне разбиты в битве при ней 201-202,222
~ добивается независимости 203, 205-206
~ поддерживает восстание в Сиракузах 206, 208
~ афиняне доходят до нее 515 ~ решительно отказывает афинянам 563
~ противодействует афинской экспедиции 559, 568 * ~ культура 224 ~ монеты 206, 207 ~ олимпийские победители 206, 224 ~ план города 206 гимнасии 257—258


Указатель
721
~ в Киносарге 328 ~ на Родосе 266 ~ в Элиде 138
Гимнопедии (спартанский праздник) 549
Гипербол, его остракизм 17, 551—553, 593
Гиподик из Халкиды 413 Гиппарх, брат Гиппия 87—88, 305 Гиппий (афинский тиран) 87, 335, 351 Гиппий Элейский 426, 431, 434-^136 ~ и Андрон 455
~ вероятные визиты в Афины 395, 431, 435, 440 ~ лекции 435 ~ и науки 435, 438, 444 ~ и Олимпийские игры 435 ~ память 435 ~ как посол 395, 434-^35 ~ о самодостаточности 36 ~ «Список олимпийских победителей» 435-436
гиппий («конный»), вид бега 299 Гиппиос Колонос (Конный холм), его культ 318
гиппоботы (халкидская аристократия) 179, 181, 182
Гипподам Милетский 242, 263—264 ~ и Афины 400-401 ~ и Пирей 264, 269, 379, 400 ~ и Родос 264, 265—266 ~ и Фурии 189-190,264,401 Гиппократ (афинский стратег, племянник Перикла) 483, 528—530 Гиппократ (спартанский гармосг) 604 Гиппократ (Эмменид), поднимает мятеж против Ферона Акрагантского 201 примем. 3
Гиппократ Косский 439—440, 442 примем. 128
Гиппократ Хиосский 438-439 Гиппократовы трактаты 425, 431, 439, 442
Гиппон (философ) 444 Гиппонакт 42
Гиппофоонт (афинский эпонимный герой) 331
Гисии, Аргос 2 Вс; 143, 551, 555 Гифий 2 Bd; 157-158, 606 Главк из Кариста 300, 302, 305
Главков долина (под Сиракузами) 219 примем. 20
Главкон, брат Платона 392, 437, 604 глашатаи (вестники) 490 Гомер 138, 342, 344, 357, 412, 423 Гомеровские гимны:
~ к Аполлону 293 ~ к Деметре 337 гомосексуализм 366 Гонгил (коринфский морской командир) 568 гоплиты:
~ уверенность в них после Марафона 122-123
~ метеки как 377, 493 ~ плата им 387
~ Перикл рвет традицию гоплигской стратегии 476
Горгий из Леонтин 224, 427, 431, 433 ~ влияние на афинских политиков 440,456
~ влияние на Фукидида 449 ~ его жизнь 432—433 ~ посольство в Афины 395, 432, 435, 509
~ призыв к объединению против Персии в Олимпии 292 ~ риторика 221, 235, 395, 413 Гордий 606 горное дело:
~ металлические руды (торговля ими в период поздней архаики) 37
~ рабочая сила 50, 376, 378 примем. 42,383
~ во Фракии 12, 63, 64, 194 см. также Аттика города 9
~ и автаркия 36 ~ Архаический период 241, 263 ~ архитектура 241—266 ~ «изысканная» атмосфера 52 ~ места (на которых возникали города) 241,258
~ планирование 209, 241, 263—266, (Афины) 260, 261, 264, (западные греческие города) 189—190, 205— 206, 208-212, 401, (Пирей) 264, 379, 400, (Родос) 264-266, 265, 400


722
Указатель
~ рост Афин и Пирея 370, 375—376, 378-379, 383, 400 ~ строительные материалы 243 см. также агоры', стены, городские Гортинский свод законов 35, 42 при- меч. 41
государственная служба, см. литургии;
государственные должности государственные должности (магистратуры), афинские 276 ~ и контроль над союзниками 174— 175, 178
~ оплата 110, 118, 127 ~ преимущество за богатыми 113 ~ проверка избранных на них 97— 98, 613
~ способ назначения 99, 103, 107, 108, 116-117, 120, 327, 373; см. также выборы; жребий ~ условия, избрания на должность 117,118
см. также архонтат; басилевс государственные рабы (δημόσιοι) 109 гражданство, афинское:
~ амнистии (480, 405/404 гг. до н. э.) 615
~ доля людей, им обладающих, в составе населения 113, 391 ~ закон Перикла (451/450 г. до н. э.) 86, 103, 104-105, 112, 370, 380- 381, 391, 459, (восстановление его действия, 403/402) 104 ~ для иностранцев 112, 392, 393, 400, 403, 406, 459, (для самосцев) 615 ~ незаконнорожденность 104, 105 примеч. 51, 380
~ неправомерное пользование гражданскими правами 380 ~ «платейское» 502, 611 ~ списки граждан, их проверка (445/ 444 г. до н. э.) 105
~ Формисий предлагает ограничить гражданство землевладельцами 459
~ его ценность 380, 386 см. также негражданское население грамотность 318, 342 графэ (судебная процедура) 47 примеч. 58
графэ параномон (отмена постановления Народного собрания) 97, 98, 107, 591
гребцы 49, 95, 387, 486, 520, 521, 610 Греция, идеи, с ней связанные:
~ о варварах, которые ей противопоставляются 30, 55—56, 167—168, 202
~ о ней как культурном организме 29-33
~ об экономической системе 33—44 ~ о публичной, интеллектуальной и социальной жизни 44—52 см. также панэллинизм
Дамарета (дочь Ферона Акрагантско- го) 197-50
дамаретейон (сиракузская декадрахма) 221-222
дань афинских союзников (форос), см.
Делосский союз Дардан 4 Ва, 600 Дарий I, Царь Персии 31, 41, 421 Дарий П, Царь Персии 163, 164, 526, 579, 608 примеч. 51
Девять Путей (позднее Амфиполис), Фракия 27, 62—63, 65, 621-622 деисидаймония (богобоязненность, щепетильное благочестие) 271 Дейнолох (комический поэт) 223 Дейномен (сын Гиерона Сиракузского) 199, 202, 204, 215
Дейноменидов династия в Сиракузах 45, 196, 197, 199, 202, 205, 208, 209, 210 примеч. 8, 217, 221; см. также отдельных представителей этой династии Декелея 2 СЬ
~ Алкивиад рекомендует спартанцам захватить ее 565 ~ спартанская оккупация 378, 486 примеч. 56, 565, 568, 570, 571, 579, 597, 603, 606, 615, 628 ~ поддержка режиму Четырехсот 593, 597
декламация, публичная 292, 342, 412, 415-416
Делии (делосский праздник) 293, 513, 514, 525


Указатель
723
Делий, битва при нем 483, 487, 530—533, 537, 541, 618 Делос 7 Dd
~ Писисграт очищает его 56, 513 ~ союз с Афинами 49 ~ религиозный центр и казна Делос- ского союза 56, 58—59, 513 ~ союзные функции переходят от него к Афинам 58—59, 78, 168, 333, 390, 391
~ Афины его очищают 513 * ~ посвящения Никия 338 ~ праздники 293, 513, 525 ~ статуя Аполлона 333 ~ стоя Побразной формы 254 ~ храм Аполлона 58 Делосский союз:
~ основание 10, 18, 49, 55—60, 86, 87 ~ первая оценка сумм обложения 57-58
~ ранняя история 61—71, 86-87, 123 ~ кампания Кимона во Фракии 62— 63,86-87
~ захват Кариста 62-63, 67 ~ военные кампании преследуют афинские интересы 62—63, 68—69 ~ операции против Персии 63—64, 67-68, 70, 72
~ восстания его членов 63, 64, 69; см.
также Наксос, Фасос ~ поставщики кораблей заменяются на плательщиков дани 69, 72 ~ и афинская демократия (464—450-е гг. до н. э.) 71—76
~ Эгина включена в его состав 71, 74 ~ возможность включения в его состав афинских завоеваний на материке 72
~ кампании против Персии (460— 450-е годы до н. э.) 72—76, 85 ~ Египетская экспедиция в поддержку Инара 59, 72—73, 74 ~ и Первая Пелопоннесская война 152, 154, 156
~ экспедиция на Кипр и в Египет в поддержку Амиртея 76, 85, 149, 150, 160, 162
~ прекращает войны против Персии 85, 162
~ кризис середины столетия 61, 76— 85
~ восстание на Евбее 77 ~ в договоре о Тридцатилетием мире 77
~ перенос казны в Афины 8, 58, 61, 73, 74, 78, 168, 169, 348, 390, 391, 396
~ афинские культы учреждаются в его городах 81
~ восстание (ия) в Милете 81—83, 173 примеч. 42, 185
~ измены и нелояльность ведут к усилению афинского контроля 69, 84,85
~ и Каллиев мир 165, 166, 167 ~ и Тридцатилетний мир со Спартой 183-184
~ поступление дани начинает фиксироваться более четко, организация податных списков формализована 188-189
~ беспокойная обстановка в союзе (430-е гг. до н. э.) 466 ~ афинский контроль над ним в Архи- дамовой войне 176, 477-480, 487 ~ Кефалления и Фера присоединены к нему 481
~ гибель стратегов во время похода по сбору дани 497, 502 ~ сбор дани во время войны 480— 481, 502 примеч. 91, 523, 625 ~ сбор дани после Архидамовой войны 550, (ее замена портовым сбором) 571, (ее восстановление) 571, 603
~ восстание ионийских союзников 578-586, 617
* ~ и афинское культурное возрождение 389—390
~ афинское лидерство 57, 58—59 ~ Афины извлекают выгоды 85, 110, 126
~ военная повинность 57 ~ дань 67, (в Архидамовой войне) 480, 502 примеч. 91, 523, 625, (декрет Клиния) 174, 178, 396, (демонстрация на Дионисиях) 333, 345, 394, 396, (доля, передаваемая


724
Указатель
Афине) 58, 61, 78, 80; (определение сумм) 57, (платежи полевым командирам) 174,579, (постановления афинского Народного собрания и Совета о ней) 78, 110, 173, 175—176, 396, (финансирование строительной программы Перикла) 26, 110, 187-188, 333, (сбои в поступлении в середине века) 61— 62, 78—84, (и экономика Афин) 386,391
~ Делос как культовый центр 56, 58, 513—514
~ демократические режимы, их насаждение 101, 126 ~ единое союзное гражданство, его отсутствие 10
~ казна (на Делосе) 56, (перенесена в Афины) 58, 61, 73, 74 примеч. 59, 78, 168, 169, 348, 390, 391, 396 ~ казначеи (эллинотамии) 57, 110, 168,189, 333, 603
~ культы, афинские в союзных государствах 81, 333, 396 ~ меры и весы, монеты (афинский стандарт) 78,175—176,178, (элект- рум) 175 примеч. 47, 176 ~ организация 56, 57—58 ~ податные списки как источник 24, 26, 57—58, 61, 62, 193, (по истории клерухий) 171, (по Каллиеву миру) 165, 166,167, (по кризису середины века) 61, 78—79, 80—85, (по событиям 447/446 г. до н. э.) 172 ~ поставщики кораблей 57, (замена на выплату дани) 48-^19, 69 ~ правосудие; афиняне оставляют за собой право судить по важным делам 176—177, 394—395 ~ праздники; участие союзников в афинских 79—80, 333, 396 ~ союзный Совет 70, 78 ~ спартанское отношение к Союзу 70
~ членство 56—57, 71—72 ~ Элевсинские мистерии; правила о первинах урожая 333, 336, 397 Дельфийский оракул:
~ и свержение тирании в Афинах 335
~ и Клисфеновы реформы 331, 335 ~ и Персидские войны 88, 335 ~ и кости Тесея 62, 63, 88, 331, 335 ~ и Третья Мессенская война 148 ~ в Пелопоннесской войне 335, 336, 494
~ и подношения первин урожая в Элевсин 336, 397 ~ и Плистоанакт 510
* ~ и культовые обряды 334, 335
~ политика и религия, их переплетение 292, 273 ~ престиж 334, 336 ~ третейский суд в международных спорах 347—348
Дельфиний (святилище Аполлона в Афинах) 330
Дельфиний, Хиос 4 ВЬ, 585, 610
Дельфы 7 Сс, 2 ВЬ ~ и Крез 313
~ список городов, принимавших участие в Персидских войнах 140 ~ после Персидских войн 132—133 ~ спартанская экспедиция 170 ~ фокидяне, Афины возвращают им контроль над святилищем 170, 178
~ и Пелопоннесская война 335, 472, 486, 511
~ валютные курсы, IV в. до н. э. 175 прим. 49
~ перестройка дельфийского храма в IV в. до н. э. 175 прим. 49
* ~ архитектура святилища 243, 253,
254, (Лесха книдян) 403 прим. 45, (сокровищницы) 253, 300, 335, (храм Аполлона) 253, 298—299, 355
~ и Горгий 432
~ колесничий, его статуя 199, 230 ~ Пикий, его посвящения 338 ~ и панэллинизм 292 ~ победные посвящения 201, 217, 292, 335, 338, (сицилийские) 197, 201, 202, 205 прим. 4, 217 ~ Полигнот, его картины 237 ~ стадион 298
~ Фокида и 152, 170, 178, 182 см. также Дельфийский оракул; Пи- фийские игры


Указатель
725
демагог, употребление термина у Фукидида 504-505
Демарат, царь Спарты 31, 128, 302—303, 419 Деметра:
~ и Кора, их храмы: (Афины) 287, (Форик) 287
~ мистериальные культы 312; см.
также Элевсинские мистерии ~ Хамина, ее культ в Олимпии 304 ~ Хлоя, ее святилище в Афинах 281 демография:
~ Афины 110,112-113, 366, 369, 376- 383
~ Спарта 145, 518 демократия:
~ афинская 117, (вожди) 114-117, 119, (ее влияние) 118-128, (Геродот о ней) 417, 418-419, (и драма) 342—343, (и культы) 331—332, 346—347, (Периклова) 105—117, 125, (реформы Клисфена и) 98, 120,121, 227, 273, (реформы Эфи- альта, см. под словом Эфиальт), (широкое привлечение граждан к делу управления государством) 109—111,119-120,124-125 ~ беотийская 130
~ и изобразительные искусства 227 ~ милетская 81, 83 ~ общие представления о ней 113 ~ и олигархия 124—125, (в городах афинских союзников) 478—479 ~ официальные здания для ее нужд 273-274
~ создание слова 101 Демокрит Абдерский:
~ Афины, их вероятное посещение 428, 437
~ и Еврипид 447 - о номосе 444 ~ о перспективе 403 ~ о праве сильного властвовать 453 ~ о самодостаточности 36 Демонакт (мантинейский законодатель) 138
демонстрация, социальная:
~ литургии и 114, 315, 386, 505 ~ в погребальных обрядах 36—37, 370-371
~ престижные траты 114, 315, 366, (Кимон) 36 примеч. 24, 87, 88 Демос, его культ 332 демос, использование термина 105, 112 Демосфен (афинский стратег):
~ кампания на северо-западе 510, 511-513
~ укрепляет Пилос 515—516 ~ осаждает Сфактерию 517—522, 527
~ беотийская и мегарская кампании 483, 528, 529, 530, 530 примеч. 138 ~ выводит гарнизон из Эпидавра 449
~ на Сицилии 570—577 ~ казнен на Сицилии 576 ~ как хорег 347 Демосфен (оратор) 169, 170 Демофант, его декрет 602 Демофил (живописец) 224 демы, афинские 371—373 ~ законы о них 380 ~ Клисфен их учреждает 113, 120 ~ культы 318, 320 ~ политическая жизнь 110, 122, 371 ~ судьи по демам 86, 103, 111 примеч. 74
~ указание на дем проживания в имени человека 380
Деркилид. (спартанский военачальник) 582, 589
десятина богам 35, 335 Десять, коллегия должностных лиц, управлявшая Пиреем 456 дети и религия 324—325, 326 Диагор Родосский (атлет) 303 Диагор, «атеист» 337, 461 диайтатеры (третейские судьи) 296 диалекты 30, 218, 221, 308, 425 ~ Амфиполь 194 ~ Гимера 201
~ литературные 30, 218, 221, 308, 425 ~ Монетарный декрет, косский фрагмент 175
Диасии (праздник) 326 Диекополь (персонаж комедии «Ахарня- не») 343, 362, 384 диета, учения о ней 304 Диитреф (афинский стратег) 409, 571, 590


726
Указатель
дикастерия, см. суд Дикеарх 363
Дикей, видение на Фриасийской равнине 417
Динарх (оратор) 99 династический строй (δυναστεία, узкая олигархия) 45 диносов вазописец 323 диоболия (выплаты беднякам) 603 Диоген из Аполлонии 428, 437, 444, 446
Диоген Киник 255 Диоген Лаэртский 430 Диодор Сицилийский 12, 19, 20, 22, 599
~ его источники 22, 27 ~ хронология 19, 25 примеч. 43, 26, 27
Диоклид и осквернение герм 561 Диомедонт (афинский командующий флотом) 582, 588, 611, 613 Дионис, его культ 343, 344
~ вазовая живопись 319, 233, 343 ~ вакхические фиасы (местные объединения) и 339 ~ женщины и 339, 343 ~ в комедии 360 ~ праздники 319, 323—325 ~ святилище на Болотах 324, 325 Дионисии древние (= Анфесгерии) 324 Дионисии, Великие (афинский праздник) 326, 262, 343 ~ во время Персидских войн 389 ~ во время Пелопоннесской войны 343,346
~ драматические представления 92, 343, 344, (дифирамб) 315, 345, 410, 411, (комедия) 324, 360, 389 ~ известность и слава 315 ~ иноземные посетители 333, 394, 410
~ канефоры 343
~ Кимон и его коллеги заменяют на них судей (468 г. до н. э.) 65, 92— 93
~ месяц их проведения 320 ~ планирование 345 ~ праздник в честь Асклепия интегрируется с ними 334
~ процессия (пампа) 326,344; см. также фаллофория
~ участие союзников 333, 396, (демонстрация собранной дани) 173, 179, 333, 345, 394, 396 Дионисии, сельские 320, 322, 326, 343, 372
Дионисий Галикарнасский 20 примеч. 21, 25 примеч. 43
Дионисий Сиракузский 41 примеч. 38, 259
Дионисодор (софист) 431, 437 Диопиф (предсказатель) 336, 460, 497 примеч. 85
Диоскуры 295, 305, 402 Дипея 2 Вс; битва при ней 140, 141— 142, 145
Диполии (праздник) 321, 330 Дифил (афинский командующий морскими силами) 572
дифирамб 52, 306—307, 309, 315, 326, 342, 345-347, 410, 411, 413-415, 425, 435, 461 Длинные стены:
~ Аргос 549, 551
- Афины 151,153,154,185-186, 269,
270, 383, 401 примеч. 41, 476, 485, 491, 615—616, 623 примеч. 3; см. также Аттика (эвакуация)
- Мегары 148, 149,151, 528, 529 ~ Патры 544
добыча (военные трофеи):
~ и афинская экономика 386 ~ Гиерон и битва при Кумах 201— 202
~ Дукетий 215 примеч. 15, 217 ~ Кимон и 88, 411 ~ и победные мемориалы 244, 335 ~ и храм Зевса в Олимпии 292 договоры между государствами (σπον- δαί) 183
~ оглашение их в Олимпии 291 Додона, оракул Зевса 336 докимасия (проверка только что избранных должностных лиц) 97—98, 613
долги как социальная проблема 119, 127, 479
дома:


Указатель
727
~ архитеюура 241, 243, 259—260, 260, 261, 262-263
~ аттическая сельская усадьба 261, 262
~ в Афинах 261, 263, 267 ~ жилище и усадьба 376 ~ многоквартирные дома (синойкии)
375
~ в Олинфе 259—260, 260 ~ ремесленные 261 ~ строительные материалы 243, 260 ~ Фемисгоклов городской дом 271,
376 примеч. 36
~ эллинистические, на Делосе 260 домовладение, см. ойкос Дорида 1 Сс, 2 ВЬ, 152,189 Дорией Фуриец, сын Диагора Родосского, кулачный боец, политик и полководец 303—304, 583, 600 дорийцы:
~ наемники в Мессане 206, 210—211 ~ на Сицилии 199—201, 203, 206, 209, 214, 215
Доркис 54, 134 досократики 233, 316 Драбеск 7 СЬ; битва при нем 27,64, 66, 621-622
Драконт, его законы 119
~ аксоны перенесены в Царский портик 101
~ Ареопаг в них 97 ~ о клятвах 330 ~ об убийствах 42, 602 драма:
~ происхождение 342—345 ~ в Сиракузах 221 см. также дифирамб; комедия; сати- ровские драмы; трагедия древесина:
~ в строительстве 260 ~ корабельный лес 63, 191, 194, 533, 627
дренаж (осушение болот) и канализация
212, 261, 264, 280 Дрерос, Крит, свод законов 122 Дукетий (вождь сикелов):
~ восстановление Катаны 209 ~ сотрудничество с Сиракузами 209,
213, 216-218
~ основание Менайнона 213
~ основание столицы в Палике 214— 215
~ осада Мотия 215 ~ ссылка в Коринф 216 ~ возвращение и основание Кале-Ак- ты 216 ~ смерть 217
Евагор Саламинский, постановление в его честь 608 примеч. 52 Еватл, ученик Протагора 431 примеч. 104
Евбея 7 Cc—Dc\ 62, 493
~ восстание против Афин 77, 178— 182, 185, 624
~ афинские клерухи 84—85, 122,179, 182
~ перевоз туда домашнего скота из Аттики во время Архидамовой войны 491
~ афинская экспедиция 533 примеч. 144
~ связи со спартанцами 579, 596 ~ восстание (411 г. до н. э.) 597, 598, 603, 609 примеч. 53 ~ импортируемые оттуда в Афины товары 396, 571, 603 Евбея, Сицилия 210, 218 Евен Паросский 437 Евенор (художник) 404 Евкл (афинский стратег) 532—533 Евклея, ее афинский храм 282 примеч. 14
Евклид из Мегар 426 Евмолп из Элевсина, миф о нем 321 Евмолпиды, род 335, 337, 380 евпатриды 118
Еврикл, сражение при нем 566, 573 Еврилох (спартанский полководец) 511— 512
Евримедонт (афинский морской коман- дир):
~ и гражданская война на Керкире 508-509
~ и Сицилийская экспедиция 570, 572, 573-574
~ и укрепление Пилоса 516 ~ экспедиция на Керкиру и в Сицилию (425 г. до н. э.) 515, 516, 526


728
Указатель
Евримедонт, битва при нем 63, 64, 67, 68, 72, 88, 150, 164, 333 ~ датировка 28, 65, 66, 67 примеч. 40, 164-165
Евримедонт, его ваза 68—69 примеч. 44
Еврип, дамба через него 600 Еврипид 256, 338, 410
~ арисгофановские пародии на него 355, 360, 361
~ о победах на играх 301, 304, 313 ~ проигрыш Ксеноклу 223 ~ о пророчествах 354 ~ и религия 236, 318, 327, 343, 354- 358, 398, 446-447 ~ сатировская драма 358, 447 ~ о скверне 352—353 ~ социальные взгляды 447—448 ~ и Тимофей 414
~ и философия 351, 355, 427, 428, 441, 445-446, (антитеза «фюсис—полос» 441, 448 ~ хоровые гимны 235 * Сочинения:
~ «Автолик» 301 ~ «Алкеста» 355
~ «Вакханки» 236, 323, 343, 354, 356, 398, 446-447 ~ «Гекуба» 356, 446 ~ «Геракл» 352—353, 354 ~ «Ион» 354, 448 ~ «Ипполит» 354—357, 410 ~ «Киклоп» 358, 448 ~ «Орест» 414 - «Сизиф» 357—358, 447 ~ «Троянки» 354—356, 446-447 ~ «Филоктет» 446 ~ «Электра» 355, 448-449 ~ «Эрехтей» 318, 355 Евриптолем (афинский политик) 606, 613
Евтидем (помощник Никия во время Сицилийской экспедиции) 570 Евтидем (софист) 431, 437 Евтимен Массалийский 43 Евтимид (вазописец) 226 Евфем (афинский посол в Камарину) 564
Евфилет; и осквернение герм 561 евфины (отчеты должностных лиц, да¬
вавшиеся по окончании должностного года) 97, 98, 100 Евфранор (художник) 277 Евфроний (вазописец) 226, 227 Египет:
~ экспедиции Делосского союза 27, 59, 72-74, 76, 85,149,150,157,160, 623
~ Псамметих поставляет Афинам зерно в дар 77, 105, 380 ~ восстание (411 г. до н. э.) 595 * ~ религия 31, 32
~ торговля с греками 72, 382, 395— 396
женщины:
~ и демографические проблемы Спарты (после землетрясения 464 г. до н. э.) 145 ~ игры 304—305
~ культы и праздники 320, 322, 323— 324, 325, 328, 339, 343 ~ отсутствие политических прав 128 ~ и Периклов закон о гражданстве 370, 380
~ экономическая роль 368 жеребьевка, при назначении на должность 79, 103, 107, 108, 110, 115, 120-121,125,126, 219, 347, 373; см. также выборы жертвоприношения:
~ животные, палеолитическое происхождение 314, 321 ~ умилостивительные за военные походы 331
~ их календари 315, 317, 318 ~ как часть личного благочестия 338-339 живопись:
~ иноземные художники в Афинах 401—402
~ македонская погребальная 234 ~ в портиках 232, 237, 255, 272, 278 ~ ракурс 226—227, 231, 234 ~ в честь побед на играх 403 ~ светотень 234 ~ этос и пафос 229—231 ~ этрусская пргребальная 234 см. также перспектива; вазовая живопись, а также живописцы


Указатель
729
живописцы:
~ Аполлодор, мастер светотени 234 ~ Демофил 224 ~ Евенор 404 ~ Евфранор 277
~ Зевксид из Гераклеи 224, 234, 238, 239, 240, 403-404, 440 ~ Микон 232, 273, 402, 440 ~ Панэн 232, 273
~ Паррасий 235, 238—239, 240, 332, 404-^05
~ Полигнот Фасосский 402—404, (влияние на вазовую живопись) 403, 405, (и Кимон 237) 402, 440, (мобильность) 49, (росписи в стое Пойкиле) 237, 273, 402; (этос и пафос) 229—230 жречества 320, 344
~ семейные связи 315, 328, 330, 335, 337, 370
жрицы, см. аррефоры; Гера
зависть (φθόνος) 302, 412 загробная жизнь, вера в нее 312—313, 322, 337-338, 340 займы 40, 365, 385 Закинф 7 Bd
~ в Пелопоннесской войне 492, 497, 498, 516, 518
~ в Первой Пелопоннесской войне 157, 158
закон:
~ быстрая смена в V в. до н. э. 368 ~ и вмешательство государства в дела его граждан 380—381 ~ намос (закон/обычай) 32, 314, 316, 330, 419, 430, 436, 441-449, 452- 453, 457-458
~ Перикла о гражданстве 104, 105, 112, 380-381, 391, 459 ~ и обычаи как объединяющие греков 32
~ писанные тексты, ранние 122 ~ Протагор о нем 189, 430 ~ публикация 317
~ рекодификация в Афинах с 411/ 410 г. до н. э. 317-318, 368, 602 ~ спартанская свобода ограничена им 419
~ об убийствах 42, 602
~ об усыновлении 369 ~ фурийский свод 189 см. также Драконт; судебные процедуры; судоустройство; присяжные судьи; Солон
залог земли, апотпмемата (άποτιμήματα) 365
залог судна или судна с грузом 40, 385 Занкла, Сицилия 3 Da\ 210, 558 при- меч. 30а, 216 ~ монеты 277 см. также Мессана заработная плата, ремесленников 301 затмения:
~ 431 г. до н. э., солнечное 493 ~ 413 г. до н. э., лунное 574 ~ датировки по ним 26 здоровье, теории о нем 304 зевгиты (афинский имущественный класс) 86, 102—103, 173 Зевксид из Гераклеи (художник) 224, 234, 238, 239, 240, 403-^04, 440
Зевс:
~ и Аммон 32
~ афинский полисный культ 321, 330, 338
~ Геркей (Оградный) 284, 327 ~ Горкиос (Скрепляющий клятву) 33 ~ Градохранитель 321, 330 ~ Додонский (его оракул) 336 ~ Ифомский 148, 159 ~ Мейлихий, и Диасии 326 ~ и немейские игры 290 ~ его непостижимый промысел 344, 349, 350-351, 355-356, 447 ~ в Олимпии, культ 202, 254, 289— 290, 294, 296
~ Освободитель 206, 219, 277 ~ и оракулы 336, 347, 350, 354 ~ Сотер (Спаситель) 277 ~ статуи 238, 277, 292, 297, 333 - Этаийский 199
~ храмы, алтари и стой, см. алтари; Акраганг; Афины; Немея; Олимпия; Сиракузы
земельная собственность 34, 35 ~ Аттика 365—366, 372, 375 ~ заморская собственность 377 ~ керкирские проблемы 479 ~ фрагментация владений 35, 369


730
Указатель
~ храмовая 34, 35, 47 ~ «чума» и афинское землевладение 495 примеч. 81 землепользование 376, 382 землетрясения:
~ 464 г. до н. э. 64, 71, 94, 145 ~ 427 г. до н. э. 510 ~ 412 г. до н. э. 580—581 Зенон Элейский 428, 440, 454 зерно 34, 38
~ афинский импорт 44, 72, 195, 378, 382, 571, 597, 601, 628 ~ поставки в Пелопоннес с запада 482,509
~ Псамметих, его дар Афинам 105, 380
~ и Фесмофории 322 ~ и Элевсинские мистерии 322, 337— 338
Зея, и культ Асклепия 398 знамения 489, 611; см. также предсказания; затмения
золотые рудники, во Фракии 12, 63, 64, 194
Зопир (раб Перикла) 456
Иада (т. е. «Ионическая»), фила в Фуриях 189
Иас 4 Вс; 165, 582, 588 Игры освобождения (Элевтерии) 53 примеч. 1а
игры:
~ Аргос, бег на длинную дистанцию
300
~ герои, связанные с ними 291—295 ~ женщины и 304—305 ~ картины, прославляющие победителей 403 ~ Кирена 305
- награды 300-301, 322 ~ Панафинеи 322, 326
- панэллинские 51, 30, 289—313, 322 ~ порядок проведения 296—300
~ поэзия и 305—314, 342; см. также Вакхилид; Пиндар ~ религиозный характер 254, 289— 290, 293-295. 297
~ сицилийские победители 197, 306
~ Фгия, Фессалия 300
см. также атлеты; колесничные бега;
Истмийские, Немейские, Олимпийские и Пифийские игры Идоменей (историк) 22, 102 изобразительное искусство 7, 10, 225— 240
~ аристократические формы 52 ~ афинское превосходство 236 ~ идеализм 225, 232 ~ иностранное влияние на афинское искусство 399-409 ~ исторические темы 231—232 ~ пафос и этос 229—230, 231 ~ покровительство 237—238 ~ Пелопоннесская война и 233—234 ~ Персидские войны и 151, 228—229 ~ симметрия 225, 232, 239 ~ стиль и иконография 225—234 ~ философия и 233, 239
- художники 237—240 ~ «чума» и 233—234
~ этапы: (высокой классики) 232— 233, (конец V в. до н. э.) 233—236, (поздней архаики) 225—228, (ранней классики) 228-231 см. также архитектура; живопись; перспектива; скульптура Икарий (легендарный первый возделыватель виноградной лозы) 325, 326
Икария, остров 598 Иктин (архитектор) 245 ~ и Парфенон 239, 278
- и храм Аполлона в Бассах 251, 401
примеч. 41
~ и Элевсинский Телестерий 336— 337
илоты 34 примеч. 13, 52, 113
~ бегут с полей под защиту афинян 522, 571
~ восстание 28, 65, 135, 140, 141, 145-146, 622 ~ и Павсаний 135, 136 ~ поведение во время Пелопоннесской войны 482, 488, 527, 536 ~ предполагаемые волнения в 490-х годах до н. э. 137
~ в спартанском войске 518,531, 540, 57 0
см. также неодамоды Имброс 382,520-521


Указатель
731
имена, личные 68 примеч. 44, 370, 372 имущественные классы, в Афинах 47, 86, 102-103, 301, 386 Инар, царь Ливии 72—74 Инесса, Сицилия 209, 215 инженерное искусство:
~ краны 242
~ дренаж 212, 261, 264, 280 ~ ирригация 382
иностранные влияния, афинская открытость им 278; см. также отдельные направления искусства Иолай (племянник и спутник Геракла) 295
Ион и его сыновья, их культ 81, 354, 355,396
Ион Хиосский 22, 94, 195, 309, 410—411, 440
~ дифирамбическая поэзия 410—411, 413
~ «Эпидэмии» («Посещения чужих стран») 411,423 Иония:
~ Ионийское восстание 55, 56, 57, 64, 123, 228, 419
~ призыв к грекам о помощи против персов (479 г. до н. э.) 54 ~ предложение о переселении ионийцев в Грецию после Микале 54 ~ и Делосский союз 56—57, 333 ~ Каллиев мир и 169—170 ~ Алкид упускает шанс поднять восстание (427 г. до н. э.) 487, 503— 504, 506, 508
~ война в Ионии 578—619 * ~ искусство 405
~ монетная чеканка 41 ~ поэзия и историография 201, 221 ~ праздники 323, 324 ~ философия 394, 426—427, 437 Иосиф Флавий 26 Ипполит, его культ в Трезене 355 ирригация 382
Исагор (афинский политик) 102 исангелия (чрезвычайное заявление по особо важным государственным делам) 98, 100, 111, 460 исегория 122 примеч. 101, 418-^19 Исида, ее культ 378 примеч. 42 Искья (Питекуссы) 39, 201
Исократ (оратор) 240 ~ о демократии 478 ~ о демонстрации собранного фороса 394
~ о Каллиевом мире 163, 164, 169 ~ образование 433, 434 ~ о приношении первин в Элевсин 397
~ речи в Олимпии 292 ~ о Царском мире 163 истомил 45, 315, 418 Исгм, сражение при нем 140, 146 Истмийские игры:
~ Ион Хиосский встречается на них с Эсхилом 411 ~ конные бега 299 ~ коринфяне откладывают выступление в поход до их окончания (412 г. до н. э.) 579 ~ награды 289, 301 ~ порядок проведения 299 ~ происхождение и организация 289, 290-291, 294
~ приоритет над Немейскими играми 291
~ ранний стадион 294—295 ~ религиозные аспекты 294—295, 299
Исгмия, храм Посейдона 299 историография:
~ Антиох Сиракузский 221 ~ Гиппий Элейский, «Список олимпийских победителей» 435—436 ~ ионийский диалект 425 ~ о культах и праздниках 317—318 ~ Сгесимброт Фасосский 22, 94,423— 424
~ эпическая поэзия 411, 412 см. также «Атгиды»; Гелланик; Геродот; источники; Фукидид история и миф у Пиндара и Вакхилида 295
источники (исторические) 12—28
~ о первых годах Делосского союза 61-62
~ о внутренних делах Афин 86—87 ~ о событиях после окончания повествования Фукидида 599—600 см. также отдельных авторов и над- писи\ продолжатель Фукидида


732
Указатель
Исхомах, его городской дом 376 примем. 36 Италия:
~ афинские контакты 71, 395 ~ Сиракузская экспедиция (478/477 г. до н. э.) 199
~ и Сицилийская экспедиция 567 ~ монеты малого достоинства 41 см. также отдельные города Иулида, Кеос 306, 433 Ифома, гора 2 Аа, 140—141, 146—148, 152,157-159, 411, 622
Кавн, Кария 4 Сс\ 585, 589 Какирий, Сицилия 206 какодаймонисты (группировка) 374 Каламид (скульптор) 216 примем. 17, 271
Каламийи («Праздник стебельков») 322 Кале-Акте, Сицилия 3 Са, 216 календарь:
~ аттических праздников 318—327, 320, 322, 327 примем. 23а, 343, 360, 438
~ жертвоприношений 315, 317 ~ месяцы 27, 28 примем. 52, 30, 314— 315, 319-320
~ религиозные варианты 30 ~ солнечный год используется Советом пятисот 25
~ солоновская кодификация 315 Каллиад (архонт, 480/479 г. до н. э.) 26 Каллиев мир 21 примем. 27, 77, 162— 170, 188, 399-400, 588 примем. 15 Каллий (I), сын Гиппоника, ведет переговоры о Тридцатилетием мире 182
слл также Каллиев мир Каллий (П), сын Гиппоника 431 ~ городские дома 376 примем. 36 ~ и софисты 440 Каллий (Ш) (архонт, 412/411) 593 Калликл, и софисты 431 примем. 105, 432—433, 440, 445
Калликрат (архитектор) 239, 278, 401 Калликратид (спартанский наварх) 490, 610, 611—613
Калликсен (афинянин) 613 Каллимах (скульптор) 247
Каллингерии (праздник) 320 Каллисфен, о Каллиевом мире 41 примем. 38, 164 колос кагатхос 52 Калхедон 4 Са, 604 Камарина, Сицилия 3 Сс ~ под властью Сиракуз 196 ~ восстановление независимой республики 208, 209—210, 210 ~ в войнах с Сиракузами 213 примем. 12, 509, 526, 558 ~ и афинская экспедиция на Сицилию 509, 510,526, 563, 564, 572 ~ и Олимпийские игры 224, 302 каменный век, ритуалы уходят туда своими корнями 314 каменоломни:
~ Аттика 277, 376; см. также мрамор
~ Коринф 243 ~ Сиракузы 220, 576 ~ транспортировка камня оттуда 242, 243, 267
камень, строительный 242—243 ~ порос (туф) 243, 389 ~ элевсинский, использованный при строительстве Эрехтейона 284 см. также мрамор Камик, Сицилия 201 примем. 3 Камир, Родос 4 Вс, 586 канефоры (на городских Дионисиях) 343
Каннон, его декрет 613 Капис (Эмменид) 201 примем. 3 капитал 40, 41, 364—365, 376, 383, 384, 385,480
карбан/карбанос (не грек) 30 Кардия, Херсонес 1 ЕЬ, 600 Карисг, Евбея 1 De
~ его включение в Делосский союз 62, 63, 66-67, 68 ~ афинская клерухия 84 ~ возможная нелояльность (447 г. до н. э.) 173
~ войска в составе афинских сухопутных сил (425 г. до н. э.) 523 Кария 1 Ed
~ и восстание на Самосе 192 ~ смерть Лисикла здесь 502


Указатель
733
~ восстание против Персии 579 ~ Кави в Ионийской войне (412/411 г. до н. э.) 584
~ Алкивиад собирает здесь дань 606, 627
~ экспедиция Лисандра 614 * ~ атлет Главк 300, 302, 305 см. также отдельные города Каркин (трагический поэт) 223 Карнеи (спартанский праздник) 548 Карпион (архитектор) 239, 278 Карфаген:
~ афинский импорт отсюда 396 ~ агрессия, и политическая организация греков 49
~ в Сицилии 196, 201, 201 примеч. 7, 215, 220, 222, 293, 565 примеч. 39, (и Селинунт) 196,211 ~ военные корабли и пираты 37, 43 ~ в Западной Африке 37, 42 ~ продовольственное снабжение 44 ~ торговля с Афинами 396 Касмены, Сицилия 209 Катана, Сицилия 3 Db
~ под властью Сиракуз 199 ~ переименована в Этну, перезаселе- на дорийскими колонистами 199, 200, 210
~ восстановление независимой республики 208
~ и сикельское движение 209, 213 ~ как база для афинской экспедиции 562-563, 564, 574, 576 ~ монеты 208 Кекроп:
~ как афинский эпонимный герой 331
~ его могила, в Эрехтейоне 284 ~ миф о его дочерях 284, 321 ~ его двенадцатиградье 371 Кенейский мыс, Евбея 185 Кеос 79, 83, 173, 177 примеч. 55, 306, 395, 431, 433
Керамии (аттический дем) 379 Керамик, Афины, фшурка из некрополя 340 керамика:
~ амфоры, «панафинейские» 390 примеч. 3
~ аттическая расписная; торговля ею в период поздней архаики 38, 39, 390
~ Евримедонта ваза 68—69 примеч. 44
~ изысканная 52
~ коринфская расписная позднеархаическая 39
~ кратериск из Браврона 329 ~ свидетельство о существовании типа корабля, приводимого в движение только с помощью парусов 44 примеч. 45
~ фабричные клейма на коринфской и аттической расписной керамике 39
см. также вазовая живопись Керики (афинский род) 380 ~ Геродот и 417 ~ жречество 321 ~ и культ Асклепия 398 ~ и Элевсинские мистерии 337, 398 Керкира 7 Ас
~ Фемистокл здесь 90 ~ война с Коринфом за Эпидамн (435 г. до н. э.) 466—467 ~ союз с Афинами 107,450,465, 467— 468
~ война с Коринфом (433 г. до н. э.) 107, 467-468, 486
~ ее военно-морские силы соединяются с афинским флотом 492, 495 ~ афинское посольство заручается ее дружбой 492
~ пелопоннесские планы по ее изоляции 498
~ сгасис и гражданская война 478— 479,507-509,515,516,526,606 примеч. 46
~ и операции Демосфена 511 ~ и Сицилийская экспедиция 562, 572
Кефал (метек) 392, 425, 437 Кефалления 7 Вс
~ захват афинянами под командой Толмида 157, 158
~ союз с Афинами (431 г. до н. э.) 481, 492, 493, 494
~ пелопоннесская кампания против нее 498


734
Указатель
~ поселение здесь мессенцев из Пи- лоса 541
Кефисодот (афинский морской командир) 614
Кидафины (аттический дем) 379 Кизик 4 Ва
~ сражение при нем 582, 597, 600— 601, 603-604, 608, 626—628 ~ афиняне берут его назад (411 г. до н. э.) 598 ~ монеты 176 киликийцы 77 Киллена, Элида 2 Аа, 499 Килон 118—119, 417, 45 примеч. 150 ~ скверна 472
Кима Эолийская 4 ВЬ, 91, 582 Кимон (афинский стратег):
~ в Сеете и Византии 67, 411, 621 примеч. 1
~ захват Эиона 62, 66—67, 132, 272 ~ приводит Фаселиду в состав Делос- ского союза 63, 115 ~ побеждает персов при Евримедонте 63, 68, 87-88, 150
~ переносит кости Тесея в Афины со Скироса 62, 65, 66, 88 прим. 6, 272, 331, 402
~ судья на Дионисиях 66, 92—93, 94 ~ экспедиция в Херсонес 67 ~ судебное обвинение по возвращении с Фасоса 87, 94, 95, 100, 111, 121, 123, 150
~ поддержка Спарты в Ш Мессен- ской войне 71, 87, 94, 95, 146, 147, 411, 622
~ остракизм 87, 95, 101, 102 ~ попытка присоединиться к афинскому войску при Танагре 87, 102, 154
~ возвращение из изгнания 76, 102, 104 прим. 49, 154, 156, 161 ~ экспедиция на Кипр 72, 76, 87, 104, 162, 624
~ смерть 76, 87, 162, 403 * ~ и архитектурный облик Афин 272, 278, 288, 399, 402 ~ вождь аристократов 86, 89 ~ родственные и иные связи 12, 88, 104, 117, 187, 195, 237, 272, 380, 402, 417
~ Спарта, дружба с ней 71, 87, 88, 95,150,161, 184
~ Фемистокл, соперничество с ним 90, 92, 121 ~ характер 424
~ щедрость 36 прим. 24, 86, 87, 103 Кимон из Клеон (вазописец) 226—227 Кимон, сын Сгесагора (олимпийский победитель) 303
Кинесий, его дифирамб 414 киники 36
Киносарг, гимнасий Геракла 328 Киноскефалы 306
Киноссема 4 Ва; битва при ней 598,600, 603
Кинурия 528 Кипр:
~ в Ионийском восстании 64 ~ экспедиция Павсания 26, 54, 64 ~ остается персидским после битвы при Евримедонте 54, 150 ~ смерть Кимона 104 примеч. 49 ~ экспедиции Делосского союза 27, 59, 72, 74, 76-77, 85, 87, 149, 162, 170, 624
~ посольство Каллия 163 ~ в Каллиевом мире 169 ~ Канон бежит сюда, после битвы при Эгоспотамах 615 ~ монархия 45
Кипселидов династия в Коринфе 290, 291
Кир Младший 626-628
~ поддерживает Спарту 607—608, 610, 611, 614,617 Кир, царь Персии 41 Кирена:
~ Аркесилай 294, 306 ~ Афины импортируют товары отсюда 396
~ Баттиады низвергнуты 45 ~ бегство сюда афинян после египетской катастрофы 73 ~ игры 304—305
~ пелопоннесцы на своем пути в Сицилию получают здесь помощь 574
~ Платон здесь 439
киренаики (философы) 358, 426, 438, 439


Указатель
73 5
Китий, Кипр 76—77 кифара 298,307,311,414 Кифера Ί Cd, 2 Bd—Cd
~ Толмид и 158 примеч. 80 ~ в Пелопоннесской войне 482, 527, 536, 538, 571
~ Филоксен, поэт отсюда 415 Кифнос 7 Dd, 79, 165, 173 Клазомены 4 ВЬ, 393, 427, 526, 583 Клеандрид (спартанский стратег) 142 примеч. 34, 180, 184, 185, 565 Клеарид (спартанский полководец) 539 Клеарх (спартанский полководец) 585, 594, 605, 608, 628
Клеиппид (афинский стратег) 188 Клеобул (спартанский эфор) 541 Клеомед (афинский стратег) 554 Клеомен (регент в Спарте при малолетнем Павсании) 503
Клеомен (царь Спарты) 136, 137, 141, 419
Клеон (афинский демагог):
~ выступает против эвакуации Аттики 492
~ ведет переговоры с Аргосом 23, 482
~ и мирные переговоры со Спартой (425 г. до н. э.) 483, 519 ~ и обращение с плененными мити- ленцами 504, 505, 506, 555 ~ захват Сфактерии 519—522, 527, 625
~ вероятно, остался в составе коллегии стратегов (424 г. до н. э.) 527 примеч. 133
~ командование во Фракии 534—537, 538, 552
~ смерть 536 прим. 153, 537, 551, 556
* ~ Аристофан о нем 23, 361, 505, 515 примеч. 116, 524 ~ о демократии 10, 525 ~ о ноллосе 443
~ поднятие платы присяжным судьям 552
~ происхождение 117, 505 ~ способности 428—429, 504—505, 507, 522
Клеоны 2 Вс; 143, 147, 291 Клеопомп (афинский стратег) 496
Клеофонт (афинский государственный деятель):
~ и диоболия 603
~ добивается отклонения спартанских мирных предложений после Кизика 597, 601, 613-614 ~ и изгнание Крития 457 ~ смерть 616
Клеофонт (вазописец) 234 Клеофрада вазописец 231 клер (земельный участок) 34, 35, 368 клерухии, афинские 84—85, 171, 172, 178
~ на Евбее 84-85, 122, 179, 182 ~ Лемнос и Имброс, клерухи отсюда в составе афинских сил на Сфактерии 520—521
~ на Лесбосе 506 примеч. 103 ~ и ойкос 371 ~ в Орее 597 ~ Перикл и 171—172 ~ и пищевые ресурсы 382 ~ стабилизирующее влияние в Союзе 171,178
~ их устройство 172—173 ~ во Фракии 171, 172 примеч. 41 ~ экономический эффект 371, 377, 382,386
Кладем, о Фемисгокле 89—90 Клиний (отец Алкивиада) 174, 178 Клиния декрет 174, 178, 396 Клисфен Афинский, его реформы 99, 120
~ и Ареопаг 98 примеч. 31, 99, 379 ~ десять фил 107, 120, 122, 330, 331, 373
~ и искусства 227 ~ и ойкос 370
~ и развитие демократии 99, 120, 121, 227, 417, 443
~ и религиозные культы 315, 330 ~ и строительство публичных сооружений 108, 273 Клисфен Сикионский 291 Клитор, Аркадия 2 Вс, 141 примеч. 33 Клитофонт (афинский олигарх) 392, 437, 455 клубы:
~ гетерии 561, 588 ~ «одержимые» 374


736
Указатель
клятвы:
~ договоры скрепляются ими 338— 339
~ законы Драконта о них 330 ~ на Олимпийских играх 296 ~ перед Платейской битвой 53, 267, 399
Кнем (спартанский наварх) 477, 498— 499,500 Книд 4 Вс
~ лесха книдян в Дельфах 403 при- меч. 45
~ морская битва 583, 585—586 ~ совещание между Тиссаферном и спартанцами 586—587 ~ изгнание персидского гарнизона 598
книжная торговля 342, 440 Кодр, его афинское святилище 252 козел отпущения, церемония его изгнания на Фаргелиях 326 Кокал (легендарный царь Сицилии) 201 примеч. 3
колакреты (афинские казначеи) 109, 168,603
Колей Самосский 38 примеч. 28 колесничные бега 294, 296, 299, 300, 301, 302, 303, 306
~ победы Алкивиада 300, 302, 303, 403, 457-458
Коалит (аттический дем) 379, 609 колодцы 263
Колон, место проведения афинского Народного собрания (411 г. до н. э.) 591, 592 примеч. 17 колонизация:
~ андросская 532 ~ апойкия и клерухия 84, 172—173 ~ афинская 396—397, (Амис) 195, (Девять Путей) 62, 64, (Драбеск) 27, 66, (Евбея) 181, (после Каллие- ва мира) 169—170, (Нотий) 504, (Потидея) 538, (и Панафинеи) 174 примеч. 45а, 525, (Скирос) 62, (Эгина) 493, 538, (Эион) 62, 66— 68; см. также Амфиполь; Брея; Фурии
~ в Сицилии 212, 293, 426, (дорийская) 199, 200, 201, 208-210, 558, (панионийская) 216, (сикельская)
214, 216, 217, (халкидская) 199— 200, 201, 208, 209, 509, 558 ~ дельфийский оракул и основание колоний 335
~ карфагенская, в Африке 42 ~ коринфская 147, 157, 158 примеч. 82, 173, 193 примеч. 110, 466, 467, 469
~ митиленская 506 ~ и «равенство и одинаковость» 52 ~ синойкизм как совместная колония 45
~ спартанская: (Гераклея Трахинская) 487, 512, 544, 579, 604, (Мелос) 554 ~ теосская 171 примеч. 36а ~ экономический эффект 37, 38, 44, 371, 382
см. также клерухии Колоны, Троада 1 Ес, 4 ВЬ; 67, 135 Колофон 4 ВЬ
~ возможная афинская колония здесь 170 примеч. 30
~ возможная нелояльность Делосско- му союзу (447 г. до н. э.) 173 примеч. 42
~ восстание, за которым стоял Писсу- фн 497, 504
~ Афины усмиряют 603 ~ культ Афины 396 комедия 359—363, 409, 514 ~ актеры 359
~ на Великих Дионисиях 325, 342, 346, 360, 389 ~ вольность 362 ~ о гадателях 336 ~ Дейнолох 223 ~ и демократия 342 ~ диалекты 30, 425 ~ и идеологические установки 367 ~ Ион Хиосский 411 ~ истоки 52, 343, 360 ~ как исторический источник 22, 23, 181, 367
~ и Клеон 505, 527 примеч. 133 ~ на Ленеях 324, 343, 360, 514 ~ Менандр 354 ~ и Никий 570
~ отсутствие поэтов-комедиографов неафинского происхождения 409 ~ парабаса 362, 615


Указатель
737
~ о Писандре 587
~ о поэтических нововведениях 414 ~ и религия 318, 325, 359—360 ~ о рьшочной торговле 384, 396 ~ и сатировская драма 358 ~ на Сицилии: (в Сиракузах) 221, (вАкраганге) 223 ~ социальная критика 363 ~ и философия 426, 428; см. также Аристофан
~ и хорегия 315, 392, 394 ~ чужеземные боги, о пристрастии к ним 378 ~ Эпихарм 221 -юмор 359—360 см. также Аристофан; Гермипп конница:
- в Архидамовой войне 476,485,492,
523, 529, (используется против гоплитов при Спартоле) 498
- и Сицилийская экспедиция 559,
563-564, 566, 569
- в войске Агиса в Декелее 610 при-
меч. 56
«конный» бег (гиппии) 299 Конный холм (Гиппиос Колонос), его культ 318 Конон (архонт) 96
Конон (афинский командующий флотом):
- битва при Эринее 572
- вероятное нахождение в Навпакте
(411 г. до н. э.) 606 примеч. 46 ~ на Андросе 609
- отбывает с Андроса на Самос, ре¬
организует флот 610 ~ блокирован в Мигилене 610—611
- в Ионии после битвы при Аргину-
сах 612, 614
- бежит после битвы при Эгоспота-
мах 615
- его статуя в сгое Зевса 277 контракты (деловые соглашения) 243,
268, 332, 338-339 кораблекрушения 39 кораблестроение:
- военные корабли и торговые суда,
различие между ними 43-^14 ~ корабельный лес, из Фракии 63, 194, 533
- модифицируется для перевозки
большего количества гоплитов к Евримедонту 63
- парусная движущая сила 44
- самена 44
~ спартанское 157, 158, 578, 598, 606, 608,627
- усиление якорных блоков для бое¬
вых целей 572 корабли-повозки 319, 322 Коракс (ритор) 221 Коресия, Кеос 1 Dd, 83 Кориб (архитектор) 401 примеч. 41 Коринф 7 Cd, 2 Вс
- при тирании 122, 290, 413
- коринфяне покидают спартанцев
при Элевсине (506 г. до н. э.) 59
- военно-морской флот в Персидских
войнах 122
- и восстановление афинских стен
130
- неучастие в Ш Мессенской войне
147
- враждебность к Мегарам 147
- соперничество с Аргосом 147, 148
- союз с Сикионом и Эпидавром
147, 150
- противник Афин в I Пелопоннес¬
ской войне 148, 149—151, 156— 161
- афинский контроль над подходами
к нему с запада путем закрепления в Навпакте 159
- поддерживает восстание в Мегарах
179
- и Потидея 184
- и Самосское восстание 193
- и Амбракия 193 прим. 110
- Дукетий в изгнании поселяется
здесь 216
- отношения с Афинами как причи¬
на Пелопоннесской войны 463
- войны с Керкирой за Эпидамн
(435 г. до н. э.) 107,466-467, 467- 468,486
- и восстание в Потидее 469
- возможный альянс с Аргосом 471
- речь на собрании в Спарте с призы¬
вом о поддержке против Афин 470—471, 485, 543


738
Указатель
~ в Архидамовой войне 484, 486, 540, (афинские кампании против него, 431 г. до н. э.) 492-^193, 496, (Афины закладывают крепость на Мефанах против него) 523, (важность военно-морского флота) 485, 486, (и короткое перемирие, 424 г. до н. э.) 534 прим. 146, (поддерживает план амбракиотов по атаке на Акарнанию) 498, (и ста- сис на Керкире) 507—508 ~ отказывается признать Никиев мир 537, 541
~ и аргосский альянс (420 г. до н. э.) 540-541, 543
~ и Спарта 540—541,543, (демонстративное противостояние ей) 541 ~ и Сицилийская кампания 564, 565, 567-570, 573
~ морское сражение с Афинами в Коринфском заливе 572, (усиление кораблей) 477, 572 ~ и экспедиция на Хиос 579 ~ призыв к разрушению Афин 616 * ~ Арион из Мефимны при дворе Пе- риандра 413 - вазовая живопись 236 ~ каменоломни 243 ~ меняльные лавки 41 ~ организация Исгмийских игр 290 ~ торговая активность в годы Архидамовой войны 484 Коронея 2 ВЬ
~ битва при ней 84,167, 174, 178, 180 примеч. 66, 530, 624—625 Корсика 220 Кос 7 Ed, 4 Вс
~ в Делосском союзе 79, 396 ~ надпись с декретом об использовании союзными городами афинских монет 175
~ в Ионийской войне (412 г. до н. э.) 586
Котитто, ее культ 399 кощунство (асебейя):
~ декрет Диопифа 336, 460, 497 примеч. 85
~ обвинения в нем 316, 460—461 см. также Анаксагор; Аспасия; Про- дик; Протагор
Крании (город на Кефаллении) 493 Красг, Сицилия 205 примеч. 4 Кратер 90, 100, 164
Кратесиппид (спартанский наварх) 608, 627
Кратипп, и «Оксиринхская греческая история» 20
Кресилай из Кидонии (скульптор) 409 Крит:
~ и Аргос 161 ~ и Афины 396, 499 ~ законодательство 122 Критий (афинский олигарх) 22, 94, 456— 457
~ «Сизиф» (сатировская драма, приписываемая ему) 357—358,447 примеч. 141
~ и софисты 431, 433, 456 Критий (скульптор) 228 примеч. 4, 231, 272
~ скульптура «мальчик Крития» 228 Кронии (праздник) 321 Кротон 189, 201, 404 примеч. 51 Крым, династия Спартокидов 125 Ксантипп (афинский морской командир) 87,88
Ксантипп, сын Перикла 431 Ксенар (спартанский эфор) 541 Ксенокл (трагический поэт) 223 Ксенокл из Холарга (архитектор) 401 Ксенократ из Акраганта 204 Ксенокрит, и основание Фурий 190 Ксенофан Колофонский 51, 204, 223, 301,344
ксенофобия 378, 459 Ксенофонт (историк) 12, 20—22, 51 примеч. 69а, 187, 332, 338, 378, 423, 599-600
~ об Алкивиаде 606 ~ взгляды на природу общества 365 ~ «Геракл на распутье», аллегория Продика, сохранена им 434 ~ о Гиероне Сиракузском 204 ~ о Гиппии 395, 435, 436 ~ об иноземных философах в Афинах 426
Ксенофонт, атлет из семьи Олигетидов из Коринфа 304
Ксеркс, царь Персии 26, 28, 31, 50, 64,


Указатель
739
66, 89, 90, 91, 92, 94, 122, 128, 131, 223, 348, 419, 421, 464 Ктесий, эпитома его сочинения 74—75 кукла магическая (defixio) 340 кулачный бой 293, 295, 296, 300, 303, 305, 621
культы, афинские 314—340 ~ Дельфийский оракул и 335 ~ в демах 320 ~ демократия и 331—332 ~ дивинадия (искусство прорицания) 335-336
~ женские 322, 323, 328—329, 339, 343
~ иностранные 378, 397 ~ и индивидуальное благочестие 338-341
~ источники для их изучения 317— 319
~ и медицина 340—341 ~ мистерии 312, 326, 336—338; см.
также Элевсинские мистерии ~ Персидские войны и 331, 332—333 ~ преемственность и изменения 314— 317, 331-334
~ распространение на союзников
333
~ и сельское хозяйство 322, 337 ~ и семейные отношения 327—328, 329-330, 338-339, 370-371 ~ социальная функция 327—328 ~ социальные группы, основанные на них 33, 372—373 ~ филы и 323, 373 ~ и финансы 110, 315 сж также жертвоприношения, а также на отдельные детали культы, панэллинские 289—313 культы, полисные 327—334 Кумы, морская битва при них 201—202 купальня, при гимнасиях 257—258
Лабдал, близ Сиракуз 566, 568 Лаврион 2 Сс; 375, 385, 495 Лада 581
Лакония 2 Вс; 139, 140 ~ илоты 34 примеч. 13 ~ афинские рейды (424 г. до н. э.) 496
~ Плотское восстание 146
~ в I Пелопоннесской войне 157, 158
Ламах (афинский стратег):
~ и экспедиция Перикла в Понт 194 прим. 113, 195
~ экспедиция по сбору дани (424 г.
до н. э.) 529 прим. 135 ~ Сицилийская экспедиция 557,562— 564
~ смерть 567, 569 ~ у Аристофана 361 Лампон (прорицатель) 190, 336 Лампсак 1 ЕЬ, 4 Ва ~ Анаксагор здесь 427 ~ восстание 589—590 ~ в Ионийской войне 603, 614 ~ монеты 176 Лаос 189
Ларисса, Троада 4 ВЬ Ларисса, Фессалия, Алевады 131, 132, 160 примеч. 87 Лас из Гермионы 413 Лас, Лакония 2 Bd, 583, 596 Ласточкины (Хелидонские) острова 7 Gd; 68, 72
Лахет (афинский стратег):
~ поход на Сицилию 509—510, 515 ~ и временное перемирие (424 г. до н. э.) 534 примеч. 146 ~ в мирных переговорах (422—421 гг.
до н. э.) 537 примеч. 157, 542 ~ гибель при Мантинее 548 ~ о софистах 459
Лахон Кеосский (покровитель Вакхили- да) 305
Лебедос 4 ВЬ; 79 Левкада 7 Вс
~ активность коринфян зедесь (460-е годы до н. э.) 147 примеч. 47 ~ поддерживает Коринф в споре за Эпидамн 467
~ в Архидамовой войне 498—500, 502, 509, 511, 516
~ пелопоннесский флот здесь, на своем пути в Сицилию 467-468 ~ перетаскивание кораблей через перешеек 509, 516 Левкимма, битва при ней 467 лекции 415—416, 423, 427-428, 435, 438 Лемнос 7 De


740
Указатель
~ дань Делосскому союзу 172 ~ и Самосское восстание 192 ~ клерухи 172, 407, 520 ~ торговля с Афинами 382 Леней (афинский праздник) 319, 320, 323-324, 343
~ зрители на них — афиняне 345 ~ комедия 324, 343, 360, 514, 515 ~ ленейские вазы 319, 323 ~ метеки как хореги 346, 381 ~ общие для ионийцев и афинян 315
Леократ (афинский стратег) 415, 150 Леокрит Самосский 73 примем. 58 Леонт (афинский морской командир) 582, 588-^590, 593 Леонтины, Сицилия 3 Db ~ под властью Сиракуз 196 ~ население Наксоса и Катаны переселяется сюда 199, 201 ~ установление независимой республики 208
~ катанцы возвращаются домой 208 ~ наксосцы возвращаются домой
209
~ период процветания 209 ~ возобновление договора с Афинами (433/432 г. до н. э.) 191 прим. 100, 468
~ война с Сиракузами 509, 558 ~ посольство Горгия в Афины 395, 432,509
~ афинская поддержка 557, 558 ~ монеты 208 ~ культура 224, 427
Леонтиск (олимпийский победитель)
210
Леотихид, царь Спарты 146
~ наказывает тех в северной Греции, кто поддерживал персов 54, 129, 131-132, 134, 620-621 ~ изгнание 131, 132, 135—136 Леофрон (сын Анаксилая Регийского) 204
Лепрей, Трифилия 2 Аа ~ под властью Элиды 139 ~ спартанско-элейский спор из-за него 298, 540, 543, 545 Лерое 1 Ed, 4 Вс, 82 Лесбос 1 Dc—Ec, 4 Ab—Bb
~ присоединяется к греческому альянсу после Микале 54 ~ член-учредитель Делосского союза 56
~ поставляет корабли 58 прим. 15 ~ и Самосское восстание (440 г. до н. э.) 192, 193
~ и поход Перикла (430 г. до н. э.) 495
~ мятеж и его последствия (428— 427 гг. до н. э.) 35 прим. 15, 501— 502, 504-506, 525 ~ контакты со спартанцами 579 ~ восстание (412 г. до н. э.) 582, 598 ~ Алкивиад здесь 600 ~ Калликратид здесь 610-611 ~ Лисандр очищает остров от афинян 615
см. также Мефимна; Митилена яесхи 255, 273
~ книдян, Дельфы 403 примем. 45 Ливия:
~ и афинская катастрофа в Египте 73
~ ввоз товаров в Афины оттуда 396 ~ Гилипп здесь 574 Лигдамид, тиран Галикарнасса 415 Лид (вазописец) 405 Ликей 426, 603, 628 Ликий, сьш Мирона (скульптор) 406 Ликия 7 Fd—Ed, 163, 185, 497; см. также отдельные города Ликург, его правление в Афинах:
~ строительные проекты 257, 275, 288
~ финансы 481 Лилибей 212 примем. 10 лимнашы 171
Линд, Родос, демократия здесь 126 примем. 106
Линкестида 531, 534 Лисандр (спартанский наварх) 22, 335 ~ мирные переговоры 455 ~ и Аристотель, один из Тридцати 455
~ и Херил Самосский 412 -икрахАфин 607—616
- его квалификация 608 Лисий (оратор):
- и аттический диалект 425


Указатель
741
~ и гражданство 392—393, 459 ~ иноземное происхождение 189, 392-393, 409, 425-426, 437 ~ как источник информации по социальным и экономическим вопросам 367, 374, 384 примеч. 59 ~ карьера 392—393 ~ о крупных мастерских 370 ~ об олигархических режимах 411 г. до н. э. 592, 602, 613, 616 примеч. 68
~ речи в Олимпии 292 ~ речь против Никомаха 327 примеч. 23а
Лисикл (афинский стратег) 502 Лисикрат (архонт 453/452 г. до н. э.) 66 Лисикрат, его хорегический монумент 347
Лисисграта, персонаж одноименной комедии Аристофана 362 Лисифей (архонт 465/464 г. до н. э.) 66 литература:
~ афинская 9, (иноземные влияния) 409-426
~ диалекты 30, 221, 308, 425 ~ общественная реакция 291—292, 342, 412
~ Олимпия как литературный центр 291-292
~ пародии 360, 412 ~ персонификация отвлеченных понятий 411
~ праздники и выработка ее различных форм 9
~ и религиозное единообразие 32, 342-363
~ на Сицилии 203—204, 221, 223 ом. также отдельные жанры и отдельных авторов
литургии 37, 48, 114, 127, 128 примеч. 110, 346, 272
~ банки и займы как инструмент возмещения издержек на них 365 ~ Никий добивается власти через их выполнение 507 ~ престиж 315, 386, 505 ели также хорегия; триерархия Аих (богатый спартанец) 65 примеч. 35
~ и игры 298, 544
~ и персы 586-587,589, 594 Лих, сын Аркесилея (архонт 398/397 г.
до н. э. на Фасосе) 65 примеч. 35 Локрида (Озольская) 1 Вс—Сс, 2 Ab—Bb ~ Афины отбирают у нее Навпакт 155
~ и афинская кампания против это- лийцев (426 г. до н. э.) 511—512 Локрида (Опунгская) 1 Сс, 2 Bb „
~ Афины наносят локрам поражение (458 г. до н. э.) 154 ~ нелояльность Афинам (446 г. до н.э.) 178 ~ пиратство 493
~ Афины наносят локрам поражение (431 г. до н. э.) и закладывают крепость против них в Аталанте 493
~ Афины грабят побережье (426 г.
до н. э.) 511 ~ и Никиев мир 538 Локры Эпизефирские: и Сиракузы 201, 208
~ афинские операции против них (425 г. до н. э.) 515 ~ контроль над Мессаной 558 ~ и Регий 559
~ и Сицилийская экспедиция 562, 568
Лонгин, «О возвышенном» 309 примеч.
51а, 411 лошади:
~ конные бега 204, 207, 296, 298, 300, 301, 303, 313
~ их могильные памятники 222, 303 людские ресурсы:
~ афинские 130, 494, 537 ~ спартанские 135, 145, 488, 518
магия:
~ исцеление с ее помощью 340 ~ и трофей 151 примеч. 56а ~ и Фесмофории 322, 328 ~ defixio (кукла для наведения порчи) 340
Македония:
~ Архелай осаждает Пидну 600 ~ жители Гесгиеи изгнаны сюда 181 ~ и Кимон 94 ~ монархия 9—10, 45


742
Указатель
~ монеты 40
~ погребальные росписи 234 ~ и союзническая дань 469 примеч. 17
~ урбанизация 9 см. также Пердикка Макрон (вазописец) 346 Малые мистерии, Агры 326 Мангинея 2 Вс
~ ее воруженные силы при Фермопилах и Платее 138, 139—140 ~ отношения со Спартой после Персидских войн 139, 140—142, 146 ~ синойкизм, под аргосским влиянием 46, 138-139, 141 ~ соперничество с Тегеей за западную Аркадию 139, 535 примеч. 149, 540
~ присоединяется к аргосскому альянсу (420 г. до н. э.) 540, 542 ~ битва при ней (418 г. до н. э.) 16, 277, 298, 545-548, 546, 550 ~ подчинение Спарте 549 * ~ монеты 141
~ констшуция 138—139 ~ стены 138
Марафесий 4 Вс, 191 примеч. 101 Марафон 2 СЬ, 114, битва при нем:
~ Алкмеониды обвиняются в измене 417, 419
~ афинские гоплиты обретают уверенность благодаря ей 99 примеч. 36, 122,123
~ афинский рассказ и афинские споры о ее значении 21 примеч. 27, 88
~ афинский памятник в Дельфах 335
~ и Древний Парфенон 389 ~ картина в Расписном портике 232, 273, 402
~ позднее прибытие спартанцев 137 ~ праздник в ее честь 332 ~ Эсхил принимает в ней участие 351
Мардоний 123, 130 Марион, город на Кипре 77 математика 233, 400, 436 примеч. ИЗ, 438, 439
Мать Богов, ее культ 312
~ святилище в Афинах 271, 273, 283, 328, 398, 408
Мегабаз (персидский посланник) 73 примеч. 55, 157
Мегабиз (один из семи знатных персов, свергших мага) 419
Мегабиз (персидский военачальник) 73, 74-75, 623-624
Мегакл (Алкмеонид, победитель на играх) 389, 413
Мегалополис, Аркадия, Ферсилий (здание) 255
Мегары 7 Cd, 2 Сс
Фрасидей бежит сюда из Акраганта 205
~ пограничная война с Коринфом 147
~ союз с Афинами 148—149, 155 примеч. 71
~ Длинные стены 148, 149, 151, 529 ~ Афины отражают коринфскую атаку на них 27, 74, 150—151, 622
~ и спартанское войско Никомеда 152,154,157
~ и морская экспедиция Перикла (455 или 454 г. до н. э.) 160 ~ и Пятилетнее перемирие 161, 180 ~ восстание против Афин 179—180, 183, 184,193
~ отношения с Афинами как причина Пелопоннесской войны 361, 463 ~ Мегарская псефизма 463,470—471, 473
~ в Архидамовой войне 17, 482, 483— 484, 489, 493-494, 500, 507, 519, (афинское нападение в 424 г. до н. э.) 474-475, 479, 528-529 ~ превращаются в крайнюю олигархию 529
~ и временное перемирие 424 г. до н.
э. 534 примеч. 146 ~ и Никиев мир 537, 541 ~ отказываются присоединиться к аргосскому альянсу (420 г. до н. э.) 541
~ и флот Агесандрида (411 г. до н. э.) 597
~ забирают назад у Афин Нисею 604


Указатель
743
~ их вооруженные силы в Геллеспонте (408 г. до н. э.) 605 * ~ у Аристофана 30 ~ гавани 183 ~ диалект 425 ~ Лисий здесь 393, 426 ~ оргада, священный заповедник Аполлона 34 примеч. 14 ~ остракизм здесь 126 примеч. 106 ~ пантеон 212 ~ философия 426
Мегары Гиблейские, Сицилия 3 Db, 200, 210, 218, 567 медизм:
~ в Аргосе (предположительный) 142
~ в греческих материковых городах и на островах 60, 129—132, 134, 145 примеч. 41, 148 ~ Кимон обвиняется в нем 101 ~ Павсаний обвиняется в нем 54, 67,
90, 91,135
~ Фемистокл обвиняется в нем 90,
91, 100, 135 медицина:
~ Акрагантская школа 223 ~ Геродик 224
~ Гиппократ Косский 439 140, 442 ~ Гиппократовский корпус 425, 431 примеч. 105, 442
~ иностранцы и афинская 438, 439— 440
~ и магия 340, 440 ~ религиозные культы 339 ~ Фукидид, влияние ее на его труд 452
- Эмпедокл 223
международные соглашения (σπονδαι) 183
~ оглашение их в Олимпии 291 межевые камни 40, 252 Меланиппид Мелосский 418 Меланхрид (спартанский наварх) 581 Меликерт (или Палемон), сын Ино 294 Мелита (афинский дем) 271, 376 примеч. 36, 379 Мелос 7 Dd
~ поход Никия (426 г. до н. э.) 511, 554
~ определение размера фороса (425 г. до н. э.) 524
~ Афины покоряют его (416 г. до н.э.) 549,554-557
Мелосский диалог (в «Истории» Фукидида) 13, 452, 453, 554-556 Мемактерии (праздник) 320 Мемфис, Египет 72—73 Менайнон, Сицилия 213 Менандр (афинский морской командир) 570, 614
Менандр (комедиограф) 354 Менда 1 Сс, 173, 534-535, 537 Мендолито, Сицилия 217 Менедай (спартанский военачальник) 512
Менон (из Фарсала) 132 меры и весы 78, 175—176, 274 Мессана 3 Da
~ при Анаксилае 196, 201, 203 ~ под сиракузским контролем 203, 210
~ наемники из Гимеры поселены здесь 206,208,210-211 ~ республика восстановлена как Занк- ла 210
~ и афинский поход (425 г. до н. э.) 510, 515, 526
~ под контролем Локров 558 ~ и афинская Сицилийская экспедиция 562, 564
* ~ искусства и культура 406 ~ монеты 277
~ олимпийские победители 210, 224 ~ этнический состав населения 201 Мессения:
~ предполагаемое восстание против Спарты (490 г. до н. э.) 137 ~ битва против спартанцев при Ист- ме 140, 146
~ война против Спарты, сж Мессен- ская война, Ш
- в Пелопоннесской войне 482, 488 сж. также мессенцы Мессенская война, III 73 примеч. 56, 94-95, 146-148
~ Афины посылают отряд под командой Кимона на помощь Спарте 60, 71, 87, 94-95,102, 146


744
Указатель
~ спартанцы отсылают афинский отряд домой 71, 94, 100, 147—148 см. также илоты (восстание) мессенцы:
~ им позволено покинуть Ифому после Ш Мессенской войны 148 ~ афиняне поселяют их в Навпакте 157-159
~ и гражданская война на Керкире 508
~ и кампания против этолийцев (426 г. до н. э.) 511—513 ~ пилосский гарнизон 516, 521—522 ~ поселены в Кефаллении 541 ~ повторное размещение гарнизона в Пилосе 544 ~ сдаются Спарте 604 месяцы:
~ у каждого свой праздник 319—327 ~ их названия 30, 314—315, 319 Метаген из Ксипеты (архитектор) 401 Метапонт 572 метеки:
~ антипатия к ним 459 ~ браки с афинянами 104 ~ занятия 391
~ и земля 384 примеч. 59, 390—392 ~ обозначение по дему постоянного проживания 381 ~ и осквернение герм 393 ~ их патриотизм по отношению к Афинам 393
~ в период правления Тридцати 392, 426, 459
~ потребность в простатах во время судебных разбирательств 390, 393
~ религиозные культы 397, 399 ~ ремесленники 391—392 - статус 112, 128, 379-381, 390-391, (воинские обязанности) 112, 377, 381, 391, 493, 611, (и гражданские права) 391—392, 400, 403, 406, 459, (налогообложение) 112, 381, 390 ~ термин, его использование 381 ~ и урбанизация 375 ~ как хореги на Ленеях 346—347, 381, 392 примеч. 13 ~ численность 104, 113, 377—378, 381, 391, 394
~ Эсхил о них 381, 390 Метел (музыкант) 223 Метон (астроном) 438, 444 Мефаны 157 примеч. 79, 484, 496, 523, 538
Мефидрий 2 Вс, 544 Мефимна, Лесбос:
~ и Митиленское восстание 501, 502, 507 примеч. 103
~ в Ионийской войне 582, 610, 612 Мефона, Мессения 2 Ad, 157, 492 Мид ас (музыкант) 223 Мидий, вазописец 234 Микале, мыс:
~ битва при нем (479 г. до н. э.) 26, 54, 131, 147, 390, 417 ~ флот Астиоха здесь 594 Микалесс 555, 571 Микены 2 Вс
~ в Персидских войнах 137,142 ~ Аргос устанавливает контроль над ними 143, 144, 146, 490 примеч. 73, 621
~ Коринф помогает им против Аргоса 147
~ и Немейские игры 291 Микиф, регент Регия и Мессаны 203 Микон (живописец) 232, 273, 402, 440 Милет 7 Ed, 4 Вс
~ персидская оккупация 136 примеч. 16
~ восстание (-ия), середины столетия 82—83,173 примеч. 42,185 ~ война с Самосом за Приену 191— 192, 394
~ его гоплиты сражаются в составе афинского войска (425/424 г. до н.э.) 523,527
~ восстание (412 г. до н. э.) 581—583, 588,618
~ пелопоннесский флот здесь 585, 587, 589, 594, 627 ~ и Тиссаферн 594 ~ Калликратид собирает деньги и корабли 610
~ олигархический заговор (405 г. до н. э.) 614 * ~ атлеты 300
~ афинский декрет по поводу Милета 81-82,175


Указатель
745
~ демократия 81, 83, 126 примеч. 106
~ искусство городского планирования 263-264 ~ форос 82
Мильтиад (афинский стратег) 37, 47, 88, 231-232, 407, 417 мим Софрона 221
Миндар (спартанский наварх) 594—595, 598, 600-601
Миноя, Сицилия 3 ВЬ, 205, 212 Мирина, Лемнос 172 Мирон (скульптор) 231, 406 Миронид (афинский стратег) 115, 150, 154,157,159 Мис (гравер) 405
мистериальные культы 312; см. также Элевсинские мистерии Митилена 1 Ес> 4 ВЬ
- обдумывает восстание (430-е годы
до н. э.) 466
- восстание (428 г. до н. э.) 298, 478,
487, 501-504, 512
- митиленские дебаты в Афинах 59,
70, 450, 452, 458, 505-506 ~ афинское обращение с пленными после подавления восстания 505— 506, 507, 555
~ ее обширные колониальные владения на материке отобрали Афины 506,524
~ Антандр очищен от митиленских изгнанников 529 примеч. 135
- восстание (412 г. до н. э.) 582, 610—
612
миф 50—51, 295
Микенский период 47 примеч. 60, 64, 137, 271 примеч. 4, 303, 314, 315 примеч. 2, 371
Мнесикл (архитектор) 280, 401 примеч. 41
могилы:
~ Акрагантские монументальные 222
~ детские 325
~ конные погребения 222, 303
- в Фермопилах 332
см. также надгробные камни Моликрей, близ Навпакта 2 Ab^ 158 примеч. 82, 512
Молоссия:
~ монархия там 45 ~ и Фемисгокл 90
монархия 45; см. также Македония; Спарта
монетная чеканка 40-44 ~ Акрагант 222, 223 ~ Амис 195
~ Аркадия 137 примеч. 20, 141, /42, (монета ΑΡΚΑΔΙΚΟΝ) 141, 142 ~ Афины: (геральдические монеты) 41, (монетный двор) 277 примеч. 10, (монеты малого достоинства) 40, 41, 384, (резерв в 6 тыс. талантов) 480
~ Беотия 130, 155, 178 ~ бронзовые монеты 41, 217, 224 ~ Гела 206
- Гимера 206, 207
- Делосский союз: (афинский стан¬
дарт) 78,175-176,178, (электрум) 175-176
~ железные монеты 41 ~ Занкла 2/7 ~ Иония 41 ~ Камарина 208, 210 -Катана 208 -Кизик 176
- клады 40, 385
- Коринф 41
- крупные денежные единицы 40 -Лампсак 176
- Леонтины 208
- Македония 40
- Мантинея 141
- мелкие денежные единицы 40, 41,
224,384
- Мессана 211
~ монетизация 38, 40, 41, 224, 384
- Наксос 208
~ олимпионики, их изображения 301
- Ольвия 41 -Регий 211
- самена, ее изображения на монетах
43 примеч. 44а ~ Селинунг 211
- Сибарис, новые монеты 189, 190
- сикелы 215, 217 -Сиракузы 199, 208, 227


746
Указатель
~ сицилийские серебряные и бронзовые монеты 224
~ скульптуры, их изображения 402 ~ Фессалия 132 ~ Фракия 40 ~ Фурии 189, Ί90 ~ Хиос 175 примеч. 47 ~ Эгина 470 ~ Этна 199, 207, 209 Морганпша, Сицилия 213—214 мореходство 37,42—44; см. также военно-морской флот, афинский; кораблестроение Мотий, Сицилия 215—216 Магия, Сицилия 3 Ab, 196, 215, 216 примеч. 17 мрамор:
~ афинские запасы 243 ~ афинские мастерские по его обработке 261 ~ гиметтский 277
~ имитация с помощью штукатурки 243
~ паросский 282, 408 ~ пентеликонский [иначе пентелий- ский или пентельский) 242, 277, 278, 279, 282, 284, 285, 287 ~ торговля им в период поздней архаики 38 музыка:
~ в Акраганте 223 ~ у Аристофана 383 ~ в вазовой живописи 227 ~ на городских Дионисиях (дифирамбы) 326, 345, 346, 347 ~ Одеон как зал для музыкальных состязаний 275 ~ на Панафинеях 322 ~ на Пифийских играх 290, 298 - в системе традиционного воспитания 51, 313 ~ у софистов 429, 444 ~ Тимофей Милетский 235 ~ у Ферекрата в «Хироне» 414 ~эпиникии 307 Мунихия:
~ культ Артемиды 326, 328 ~ храм Бендиды 397 Мусей (предсказатель) 335
Навкратис 39 Навпакт 2 Ab, 157
~ Афины захватывают его (458 г. до н. э.) 155
~ мессенцы поселены здесь 157—159 ~ стены 159
~ афинская эскадра базируется здесь, во время Архидамовой войны 159, 484, 498, (победы Формиона) 477, 499
~ и гражданская война на Керкире 508
~ и кампания против этолийцев 511— 512
~ мессенцы отправлены в Пилос в качестве гарнизона 516—517, 521, 522
~ пелопоннесский и афинский флоты здесь (414 г. до н. э.) 570, 572 ~ Конон здесь (411 г. до н. э.) 606 примеч. 46 надгробные камни:
~ вставленные в афинские городские стены 269
~ Пифиона 180; скульптурные стелы 236 надписи:
~ об атлетических победах 301 - законы: (Драконта и Солона) 101, (священные) 318
~ дань в Делосском союзе: (декреты о ней) 174, (податные списки) 62, 77, 81-82
~ декреты афинского Народного собрания 61, 75 примеч. 63, 78, 108, 608 примеч. 52
~ декреты из Милета 126 примеч. 106
~ в Дельфах и Олимпии, об участниках Персидских войн 137, 140 ~ диалекты 30
~ ионийские буквы, впервые использованные 164
~ как исторический источник 24 ~ о колонизации Бреи 172, 173 примеч. 41, 396—397
~ о монетной чеканке Делосского союза 175
~ «Паросский мрамор» 200 примеч.
2


Указатель
747
~ о религиозном ритуале 318 ~ Сицилия 197
~ список павших воинов филы Эрех- теиды (459 г. до н. э.) 27, 74, 151 примеч. 57, 622 ~ и хронология 28 ~ Эфиальтовы реформы привели к росту государственных документов 61, 108 наемники:
~ аркадские 396
~ дорийские, поселены в Мессане 205-206, 208, 211 ~ во Фракии 334, 536 Наксос 7 Dd, 4 Ас
~ раннее влияние на Делос 56 ~ Фемисгокл здесь 90, 91—92 ~ отложение от Делосского союза 28, 62-63, 65-69, 71, 90, 91 ~ платежи фороса 79, 84, 165, 172 ~ афинская клерухия 84—85, 171, 172
~ триерархия 48 Наксос, Сицилия 3 Db
~ под властью Сиракуз 196, 199 ~ население депортировано в Леон- тины 199
~ независимая республика 208 ~ население возвращается из Леонтин 209
~ оказывает поддержку афинской экспедиции 559, 562, 564 ~ монеты 208 ~ городской план 209 налоги, афинские:
~ быстрое увеличение 387 ~ для культовых фондов 315 ~ метеки 381, 397
~ Народное собрание контролирует их взимание 105 ~ налоговые откупщики 109, 387 ~ портовая пошлина 395, 571 ~ ремесленники освобождены 390 ~ эй с фор а (налог на собственность) 114, (во время Архидамовой войны) 502, 523
Народное собрание в Афинах (эккле- сия) 104-109
~ адейя (предоставление судебной неприкосновенности) 107
~ аннулирование мер, не допускающих принятия скорых решений 106-107
~ аристократия, эпоха ее господства 118
~ гелиэя как его судебная сессия 99 ~ «главные экклесии» 107 ~ избрание стратегов 115—117 ~ исангелия 98,100,111, 460 ~ использование здесь риторических приемов 428-^г29
~ комиссии для составления проекта изменений к законам (синграфеи) 106
~ места собраний (Колон) 591, 592, (Пникс) 108, 275, 359 ~ олигархия и (411 г. до н. э.) 106, 125, 591, 592, 602 ~ параллели к нему 122 ~ Периклов контроль 488 ~ плата за посещение 110—111 ~ постановление [псефизма): (публикация в виде надписи) 61, 75 примеч. 63, 77, 108, 608 примеч. 52, (и графэ паранамон) 97, 98,107, 591 ~ право стратегов его созыва 115 ~ предварительная подготовка повестки в Совете 106
~ процедура принятия решений 107— 108, 475
~ религия и 330—331 ~ санкционирует переговоры с Тисса- ферном 587
~ состав 113—114, 125, 388 ~ строительные проекты 244, 245, 267
~ суверенная власть 126 Народное собрание в Спарте [апелла) 18, 122, 125, 193, 469, 470, 471, 594 народные собрания у греков 122, 125— 126
~ постройки для них 255 см. также Народное собрание в Афинах; Народное собрание в Спарте население Афин, его численность 112, 369—370,377—384; см. также гражданство; негражданское население Афин
наука 426—440, 444 Неаполь 201, 466


748
Указатель
негражданское население Афин:
~ отсутствие политических прав 112 ~ политическое положение 49—50,
381
~ в районе серебряных рудников 377, 378 примеч. 42, 383 ~ численность, ее рост 377—378,381—
382
сж также метеки; рабы незаконнорожденность:
~ Геракл как образец 328 ~ и гражданство 104,105 примеч. 51, 380
~ Еврипид о нем 448 Нелей, афинский алтарь ему 252 Немейские игры:
~ гелланодики (или эллинодики) 299 ~ Истмийские игры котируются выше 291
~ Клеоны и 143, 147 примеч. 48 ~ порядок проведения 299—300 ~ происхождение и организация 289 ~ религиозные аспекты 290 ~ учреждение 294
Немесида, ее храм и скульптурный образ в Рамнунте 285, 287, 401 примеч. 41, 408 Немея 2 Вс
~ битва (сомнительная) при ней во время экспедиции Перикла 160 примеч. 89
~ контроль над ней 143 ~ сокровипщицы 299—300 ~ стадион 295
~ храм Зевса 143, 295, 299, 607 неодамоды (бывшие илоты) 531 примеч.
141, 540, 547, 570 Непот, Корнелий 86, 91 Несиот (скульптор) 228 примеч. 4, 231, 272
нечестие 31, 177, 316, 336, 338, 344, 348, 394, 399, 427, 446, 460, 461, 497, 530
Никерат, сын Никия 423 Никиев мир 183, 536—537
~ и Алкивиад и Гипербол 458, 553 ~ его несостоятельность 539—544 ~ нарушение его афинянами 552, 565, 568, 570
Никий (афинский стратег):
~ происхождение и способности 506-507
~ поход на Мелос 510—511, 554 ~ поход в Беотию (426 г. до н. э.) ‘ 511
~ и командование Клеона на Сфак- терии 519—520
~ экспедиция в Коринфию 523 ~ экспедиция на Киферу 527 ~ совершает набеги на Лаконию 527-528
~ и временное перемирие (424 г. до н. э.) 534 прим. 146 ~ экспедиция на Халкидику 534— 535
~ мирные переговоры 537—538, 542,
552
~ новые переговоры со Спартой (420 г. до н. э.) 542 ~ фракийская политика 551, 557 ~ и Алкивиад: (политическое соперничество) 549, 552, (сговор по поводу остракизма Гипербола) 551—
553
~ во главе Сицилийской экспедиции 557
~ дурные предчувствия по поводу экспедиции 557, 559—560 ~ предложение отплыть к Селинунту
562
~ нападает на Сиракузы 563 ~ одерживает победу над сиракузя- нами 559, 563—564, 570 ~ уводит войско в Катану на зимовку
563
~ и осада Сиракуз 567—569 ~ переносит лагерь на Племмирий 568
~ ставит вопрос об отзыве или присылке подкреплений 569—570 ~ убеждает сикелов устроить засаду для сиракузских подкреплений 572
- во время финальной катастрофы 573-576 ~ казнен 576 * ~ болезнь 567, 569
^ нерешительность 562, 570, 577 ~ образ у Фукидида 537, 569 ~ щедрые подношения богам 338


Указатель
749
Никий (сиракузский учитель риторики) 425
Никомах; календарь священнодействий 317, 318
Никомед (спартанский регент) 152 Никострат (афинский стратег):
~ и гражданская война на Керкире 508,509
~ и временное перемирие (424 г. до н. э.) 534 примеч. 146 ~ экспедиция на Халкидику 534— 535
~ смерть 548
Нимфодор из Абдеры 493 нимфы, их культ 339 Нисея:
~ Афины ее оккупируют и строят Длинные стены до Мегар 148, 149, 151, 529
~ Афины сохраняют ее за собой во время восстания в Мегарах 179 ~ Афины теряют ее по условиям Тридцатилетнего мира (446 г. до н. э.) 183,483
~ в Архидамовой войне 484, 500, (Афины захватывают) 528—529 ~ во время Никиева мира 538 ~ Афины удерживают ее после заключения мира 541 ~ Мегары отвоевьшают ее 604 Новый год, его празднование 320—321 номос (закон/обычай) 32, 314, 316, 330, 419, 430
~ и фюсис 436,441-449,452-453,457- 458
номофилаки 99
номы (хоровые лирические стихотворения) 414
Номы, Сицилия 3 СЬ, 216 Нонакрия, Аркадия 137 Нотий 4 Вс; 504, 600, 603
~ сражение при нем 609—610, 626— 627
обмен дарами 36, 37 обмен, экономический 36-44 образование:
~ в Дельфах 299
~ палестры как места встреч с учениками 258
~ развитие памяти как метод обучения 435, 437
~ софисты 258, 395, 428, 432—433, 443
~ традиционное образование, его упадок 313
~ формализованные школы 51—52 общество, афинское 364—388
~ государство неотделимо от него 385-386
~ крупные социальные единицы 370-375
- новшества 387—388 -ойкос 364, 366-371, 375, 383 ~ открытость 378, 387—388 ~ отъединение человека от конкретной местности 375—376 ~ «чума» и 494-495 обычай [номос) 314, 316 Одрисское царство:
~ подъем 466 ~ союз с Афинами 493 ~ передает в руки афинян пелопонесское посольство к персам 497 ~ кампания Ситалка в Халкидике 500
ойкос (домовладение) 364, 366—371, 375, 383
«Оксиринхская греческая история» 19— 20, 179, 599 оливки:
~ акрагантская торговля ими 222 ~ венок из ветвей оливы как награда в Олимпии 289
~ древняя статуя Афины из оливкового дерева 186
~ масло 34, (как награда на Панафи- неях) 300—301, 322 ~ священное афинское дерево на Акрополе 279, 284, 286, 328 ~ священные оливы, их выращивание и охрана 99, 252 олигархия 124—126 ~ в Акраганте 222 ~ в Аргосе (417 г. до н. э.) 549 ~ в Делосском союзе 479 ~ софисты и 454 ~ Спарта 100, 126, 543 сж также Афины Олигетиды из Коринфа 304


750
Указатель
Олимпийские игры:
~ Алкивиадова победа 300, 302, 313, 403, 457
~ гелланодики (или элланодики) 296— 297
~ Геракл и 292, 294 ~ Гиерон Сиракузский как победитель 306
~ Гиппий Элейский, «Список олимпийских победителей» 437 ~ Демарат как победитель 302—303 ~ колесничные бега 300, 302—303, 304, 307, 313
~ национальный престиж 296 ~ происхождение 289—290 ~ папирусный фрагмент регистра побед 306
~ в Пелопоннесской войне 298 ~ Пифагор о них 302 ~ порядок проведения 296—298 ~ религиозные аспекты 290, 291, 292, 294
~ сицилийские победители 209—210, 224, 306, (лошади) 222 ~ скульптуры победивших атлетов 406
~ спартанцы, их изгнание (420 г. до н.э.) 298,543-544 ~ стадион 290 ~ учреждение 294 ~ элейский контроль 141 примеч. 31, 296-297, 298 Олимпия 7 Bd, 2 Аа
~ алтарь Зевса 290, 294, 296 ~ арбитраж между городами 291 ~ архитектура святилища 252—253, 253
~ булевтерий 252, 253 ~ Деметра Хамина, ее жрицы 304 ~ и коринфско-элейское соперничество 291
~ надписи участников Персидских войн 137, 140
~ как панэллинское святилище 291— 292
~ Пелоп, его священный участок 294 ~ Пелопоннесский союз и 486, 501— 502
~ посвящения победителей 291, (си¬
цилийские) 197, 202, 204, 215 примеч. 15
~ пританей 252, 253 ~ публичные чтения литературных произведений и ораторское искусство 291—292
~ скульптура 236, (Ника Пеония) 234, (скульптурное убранство храма Зевса) 229—230, (хрисоэлефан- тинная статуя Зевса работы Фидия) 238,292,297,333 ~ сокровищницы 253 ~ состязания в беге девушек на празднике Геры 304 ~ стадион 253, 257, 290, 297 ~ храмы: (Геры) 252, 253, 294, (Зевса) 9, 248, 294, 297, 253, (Геродот публично читает «Историю» в опистодоме храма Зевса) 292; (строительство их) 141 примеч. 31, 242, 297
~ Фемистокл здесь 91 ~ Фидий, его мастерская 253, 297 см. также Олимпийские игры Олинф 7 СЬ, 9, 259, 260, 264 Ольвия:
~ монеты малых достоинств 41 ~ «синойкизм» 46 примеч. 53 ~ тиран Темисилей здесь 195 примеч. 114 Ольпы 512
Омфака, Сицилия 3 СЬ; 206 Ономакл, суд над ним 455 оплачиваемость государственной службы 47, 386, 524
~ большое количество получающих плату в Афинах 125 ~ в других государствах помимо Афин 127
~ за исполнение государственной должности (магистратуры) 110, 118, 374
~ за гоплитскую службу 387 ~ олигархи предполагают отменить ее 591
~ и покровительство 374 ~ за работу присяжным судьей 86, 87, 103, 104, 110, 114, 386, 524, 552 оракулы 334—336 ~ Гиерокла 181, 182


Указатель
751
~ в Пелопоннесской войне 489 слл. также хресмологщ Дельфийский оракул; Додона ораторское искусство:
~ аттический диалект 425 ~ как исторический источник 23, 318, 367
~ Олимпия как центр 291—292 ~ развитие профессионализма в Афинах 388
~ судебное красноречие 219, 354, 367 см. также погребальные речи; риторика; и отдельные ораторы Оргада, священный заповедник между Аттикой и Мегаридой 34 примеч. 14
Орей 1 Сс; слл. Гестиея Орест (мифологический персонаж) 325, 330, 349, 350, 352-353, 449 Орест, сын Эхекратида 159—160 Орнеи 2 Вс; 143 Ороп 2 СЬ, 178, 492,571, 597 Ортигия, Сиракузы 208, 218, 220 Орфей, его культ 340 орфический культ 340 Орхомен, в Аркадии 2 Вс, 138, 139, 141 примеч. 33
Орхомен, в Беотии 7 Сс, 2 ВЬ
~ возможное участие в Делосском союзе 72, 155 примеч. 72 ~ фиванские изгнанники отбирают его у Афин 156, 178 ~ и афинская кампания в Беотии (424 г. до н. э.) 530 ~ Афины захватывают его (419 г. до н. э.) 545
остракизм, афинский 47
~ влечет за собой десятилетнее изгнание 92
~ первое использование 99 примеч. 36,122
~ имитации и эквиваленты в других местах 47, 126 примеч. 106, 219 ~ последнее использование, слл. на Гипербол
~ социальные и экономические последствия 370
см. также Кимон; Гипербол; Фемис- токл; Фукидид, сын Мелесия
Осхофории (праздник сбора урожая) 322
Офельт (мифологический персонаж) 294,300
Павсаний (географ) 197 Павсаний (спартанский полководец):
- на Кипре и в Византии 26, 54, 64, 65 примеч. 36, 131
~ отозван в Спарту, оправдан от обвинения в медизме 54, 67, 134 ~ возвращается в Византий 67, 70, 134,145, 620-621
~ изгнан афинянами, перебирается в Колоны 67, 135, 145 ~ соглашение с Фивами 129 ~ отозван в Спарту и подвергнут суду 61, 67,134-135 ~ смерть 28, 61, 91, 135, 144 ~ обвинения в медизме после смерти 90, 135
~ афиняне требуют изгнания из Спарты виновников его гибели 472— 473
~ Фукидид о нем 18, 61 ~ и настороженность спартанцев по отношению к царской власти 136 Павсаний из Гелы (врач) 224 Павсаний, царь Спарты 472, 615 павшие, список боевых потерь филы Эрехеиды 27, 74, 151 примеч. 57, 622
Пагасы 7 Сс; 131, 396 палестра (площадка для борьбы) 51, 258,299
Палика, Сицилия 3 СЬ, 214, 217 Палладий, процессия в Фалер 320 примеч. 16, 330
Палладиум, суд в нем 330 Памфилия 63 Пан, его культ 312, 332 Панакт:
~ закладка крепости 476—477 ~ афиняне теряют его из-за измены 535
~ Никиев мир о нем 538, 541—542 Панафинеи:
~ всенощная церемония 322, 327 ~ декламация эпоса 412 ~ известность 315, 326


752
Указатель
~ иноземные зрители 389—390, 394, 428
~ месяц их проведения 319—320 ~ общая сводка 319, 320—322 ~ Парфенос 195
~ пеплос для Афины 186, 320, 328, 332
~ призы 300, 322, 390 ~ публичный пир 338 ~ социальный эффект 387 ~ участие метеков 381 ~ участие союзников 79—80, 81, 174 примеч. 45а, 333, 396, 523—524 ~ фриз Парфенона с изображением панафинейской процессии 186 примеч. 92, 319
~ Фринид Митиленский побеждает в состязании кифаредов 414 ~ и эллинотамии 333 ~ и Эрехтей 330 панкратион 295, 296, 299, 303 Панорм, Кария 4 Вс; 582, 583 примеч. 7 Панорм, Сицилия 3 Ва, 196 панэллинизм:
~ Геродот и 423 ~ Дельфы как его фокус 292 ~ западные греки и 202—203, 293 ~ культы и поэты 289-313 ~ Олимпия как главное общегреческое святилище 291—292 ~ праздники 289—293, 296—300 ~ религия 291
~ съезд для обсуждения вопроса о восстановлении храмов после Персидской войны 167 примеч. 19 ~ упадок в период Пелопоннесской войны 313
~ и Элевсинские мистерии 397 Панэн (художник) 232, 273 Парал (афинский государственный корабль) 593, 595, 615 Парал, сын Перикла 413 Парменид Элейский 223, 427, 428, 440 пародия, литературная 360, 412 Парос 1 Dd
~ экспедиция Мильтиада 37 ~ в Делосском союзе 79, 165 ~ Алкивиад здесь 606 ~ культура и искусства 407, 408, 437 ~ мрамор отсюда 243, 282, 408
«Паросский мрамор» [Marmor Parium) (= Паросская хроника) 200 примеч. 2
Паррасий (художник) 235, 238-239, 240, 332, 404-405 Паррасия 2 Вс, 540
Пасиппид (спартанский полководец) 267
патриотизм 63, 92 примеч. 17, 159 примеч. 85, 237, 331, 332-333, 363, 393, 494, 565
Патрокл 227, 293—294, 303 Патры 2 Ab; 544 Пафлагония 361, 396 пафос в искусстве 229—231 Пахет (афинский стратег) 502, 503—504, 505-506
пеан (священная песнь) 316 Пеания (аттический дем) 318 Пеги 2 СЬ
~ Афины оккупируют их во время I Пелопоннесской войны 148,149— 150, 155
~ афинская военно-морская экспедиция отплывает оттуда 160
~ Афины удерживают их во время восстания в Мегарах 179—180
~ Афины теряют их в перид Тридцатилетнего мира 183
~ Клеон требует от спартанцев вер- нутъих 483
~ мегарские изгнанники здесь 528, 529
Педарит (спартанский военачальник) 583, 585, 588, 589, 608 педерастия (особые отношения с мальчиками и юношами) 366 Пейсионакт и Расписной портик его имени 272-273, 402
Пелоп, его олимпийский культ 294 Пелопоннес:
~ колонизация Сицилии 200, 211, 218
~ синойкизм 139
см. также отдельные государства и Пелопоннесский союз Пелопоннесская война 616—619
~ влияние на систему воспитания 313
~ и искусство 233


Указатель
753
~ ее неизбежность 463-^65 ~ панэллинизм, его крушение 313 ~ хронология 26, 28 см. также Архидамова война; Ионийская война; Сицилийская экспедиция; см. также отдельные государства
Пелопоннесская война, I 71, 148—161 Пелопоннесский союз:
~ спартанская гегемония 55, 126 ~ олигархические режимы 126, 543 ~ вероятное участие Эгины (450-е годы до н. э.) 149 ~ I Пелопоннесская война 148—161 ~ Пятилетнее перемирие с Афинами (451 г. до н. э.) 73, 160 прим. 92, 180-181
~ вторжение в Атшку (446 г. до н. э.) 180
~ совещание по поводу Самосского восстания 193, 365—366 ~ совещание перед Архидамовой войной 453, 469-471, 543 ~ более низкое качество флота в Архидамовой войне по сравнению с флотом противника 477, 499, 518, 527
~ финансы в Пелопоннесской войне 486
~ совещание по поводу Митиленского восстания 501—502 ~ и временное перемирие (423 г. до н. э.) 534 прим. 146 ~ Спарта пренебрегает интересами союзников при заключении Ни- киева мира 537—538,539—540,543, 618
см. также отдельные государства пельтасты 498, 521, 571 пентакосиамедимны 301 пентатлон 296, 303, 304 пентеликонский мрамор 242, 277—279, 282, 284, 285, 287 Пентесилей, вазописец 230 Пеоний (скульптор), его Ника 234 пеплос (священный покров Афины) 186, 320-321, 322, 329, 332 первины урожая (άπαρχαί, начатки), их подношение 333, 336, 397 Пердикка П, царь Македонии:
~ Афины отказываются от союза с ним 466
~ оказывает поддержку Халкидско- му восстанию 468—469 ~ афинские переговоры с ним (431 г.
до н. э.) 493 ~ война с Ситалком 500 - и северный поход Брасида 531,532, 534
~ восстановление дружбы с Афинами 534, 535, 536 ~ разрыв с Афинами 549, 551 ~ Меланнипид при его дворе 414 перемирия:
~ ради погребения павших 490, 512 ~ священное, в период проведения панэллинских игр 183, 291, 296, 298, (спартано-элейский конфликт) 544
Перикл Младший 613 Перикл:
~ и судебное преследование Кимона после Фасоса 87, 94 ~ плавание за Хелидонские острова (440 г. до н. э.?) 68 ~ в Коринфском заливе (455/454 г. до н. э.) 160
~ выводит клерухии 84, 171, 382 примеч. 53
~ и поход в Беотию (446 г. до н. э.) 178
~ евбейский и мегарский мятежи 179-181
~ предполагаемый подкуп вождей пелопоннесского вторжения в Аттику (446 г. до н. э.) 181 ~ строит внутреннюю часть Длинных стен 185—186
~ и Самосское восстание 191 примеч. 103,192
~ экспедиция в Черное море 194— 195
~ и Мегарская псефизма 463, 471 ~ предвидит войну (432 г. до н. э.) 465,466
~ спартанская дипломатия против него 472
~ стратегия в Архидамовой войне 383, 473, 474, 475-484, 495, 616— 617


754
Указатель
~ эпидаврская кампания 474, 482 примеч. 50, 484, 495—496 ~ объясняет афинянам причину затмения 493
~ Погребальная речь 100, 113, 118, 124,186, 332, 377, 389, 494 ~ обвинение и смерть 496-497 * ~ аристократическое происхождение 117, 418,419 ~ Аристофан о нем 361 ~ Аспасия, ее влияние 17, 393, 394 ~ о беотийцах 155 ~ и Геродот 401, 419-420, 423 ~ Гигейя, учреждение культа 339 ~ и демократические реформы 86, 96,121, (Ареопага) 86,96,121 примеч. 95, 350
~ закон о гражданстве 86, 103, 104— 105, 112, 370, 380, 391, 459 ~ и казна Делосского союза 73—74 примеч. 59, 186—187 ~ и Кефал 392, 425 ~ контроль над Народным собранием 488
~ личное политическое господство в Афинах («власть первого мужа») 114—115
~ и морское могущество 86 ~ ораторский талант 428, 488
- плата присяжным судьям, вводит¬
ся им 86, 87,103
~ о равных возможностях для граждан 10
~ о религиозных обрядах 316
- и рыночная экономика 384
~ и статуя раба, упавшего с Парфенона 408-409
~ Стесимброт Фасосский о нем 423 ~ строительная программа, см. на Афины
~ строительство зерновой стой в Пирее 384
- и Фидий 237-238, 278
~ и философы 233, 238, 393,427,440, 454,460
~ Фукидид, сын Мелесия, соперничество с ним 187, 336 ~ хорег у Эсхила (472 г. до н. э.) 88, 92,94
~ «чума» 340
Перинф 4 Ва, 601 периполы (пограничная стража) 596 перистии (очистительные жертвы по случаю Народного собрания), пе- рисгиархи 331
перисхэнизма (огороженное место) 274— 275
периэки, в Аргосе 136—137 периэки, спартанские 34 примеч. 13, 113, 146, 152, 496, 516, 527 Персеполь, установление пробы серебра в монетах 175 примеч. 49 Персефона (Кора), ее мистериальный культ 287, 312 см. также Деметра Персидские войны:
~ афинская самоуверенность после них 122
~ варвары и эллины, развитие представлений о их отличии 56 ~ Дельфийский оракул и 335 ~ западные греки, их неучасге в них 203, 302
~ и искусство 228—229 ~ наказание государств, проявивших медизм 129—134
~ памятники в честь греческой победы 132, 137, 140
~ перестройка после них 267, 389, 399-400
~ религиозные культы в их период 315-316, 331, 332-333 ~ хюбрис персидской агрессии 228 ~ эвакуация Аттики 122 Персия:
~ и Ионийское восстание 55 ~ кампании Делосского союза против нее 56, 59, 62-64, 66-69, 71, 72- 77, 150, 272, (их окончание) 85, 162, 267; см. также Кипр; Египет ~ бегство Фемистокла туда 28, 65, 86,90-92
~ предполагаемая просьба к Спарте об оказании помощи в связи с кампанией в Египте 73, 156—157 ~ спартанцам не удается заручиться ее поддержкой в Архидамовой войне 486, 497, 525 ~ афиняне и посольство Артаферна 525


Указатель
755
~ смерть Артаксеркса 525—526 ~ Дарий П возобновляет мир с Афинами 163
~ восстание Писсуфна 579 ~ восстание Аморга 579, 583, 588 ~ отношения со Спартой в Ионйй- ской войне 579—590, 594—595, 607-608
~ и Афины 586—587, 590, 598, 602, 607, 608-609, 618
~ Царский мир со Спартой (387/386 г. до н. э.) 163
перспектива, в изобразительном искусстве 234, 238, 239, 403 Песлум, его храмы 247 петализм (сиракузская форма остракизма) 126 примеч. 106, 219 Петрон из Гимеры, пифагореец 224 Пигелы 4 Вс; битва при них 603 Пидна:
~ Фемисгокл здесь 90, 91 ~ ее осада 469, 600 Пилос 2 Ad
~ афинское укрепление и осада Сфак- терии 361, 482, 516, 517, 518-522, 541, 627, 628
~ мессенский гарнизон 159, 521—522 ~ налеты на Спарту отсюда 536 ~ Никиев мир о нем 538 ~ возвращение Спарте плененных там 540
~ мессенцы уходят оттуда в Кефал- лению 541
- мессенцы вновь отправлены туда 544
~ налет на Спарту оттуда 552 ~ спартанцы забирают его обратно 604, 618, 626 Пиндар:
~ и Аполлон 292, 311—312 ~ Аристофан Византийский расставил его оды в определенном порядке 303
~ в Афинах 389, 409 ~ вводные призьшы 311 ~ гесиодовское мировоззрение 51 ~ дифирамб 413 ~ и женские состязания 304—305 ~ о зависти 302 ~ и иноземные боги 32
~ каталоги побед атлетов 289, 291 ~ о корыстном отношении к поэзии 305
~ миф и история у него неразделимы 295
~ о наследственности атлетических способностей 303—304 ~ о панкратионе 303 ~ и Пифийские игры 292 ~ покровители 300, 302, 305—308 ~ поэтический стиль 308-313 ~ размеры (в стихосложении) 308— 309
~ и религия 292, 294, 311—313 ~ и Сицилия 197, 202, 204, 206, 209, 220, 222, 223, 293, 306, (и Гиерон Сиракузский) 199—200, 306 ~ о типах правления 123—124 ~ философия 311 ~ и Эпша 182 ~ эпиникии 306, 308, 413 пиратство 37, 43, 63, 159, 438, 467, 493, 507
Пирей, Арголида (часто исправляется на Спирей) 579, 581—582 Пирей, Аттика 2 Сс
~ укрепление его Фемистоклом 151, 269, 270, 279, 390
~ отказ пелопоннесцев от реализации плана по нападению на него (429 г. до н. э.) 500, 507
~ Четыреста здесь 393,455,595, 596— 597, 602
~ и осада Афин 628 ~ Лисандр здесь 615—616 * ~ агоры 42, 264, 384
~ Асклепий, его культ 334, 398 ~ демарх Пирея 379 примеч. 46 ~ Дионисии 323 ~ зерновая стоя 384 ~ иноземные культы: (Бендиды) 397, 398, (прочие) 399 ~ Кефал, его дом здесь 392, 437 ~ коллегия десяти, правление 379 примеч. 46, 456 ~ Лисий здесь 459 ~ Мунихии (праздник Артемиды) 326
~ планировка: (города) 264, 268—269, 379, 400, (гавани) 40


756
Указатель
~ пошлины, взимаемые здесь 395 ~ представительство в Совете пятисот 379
~ рост в V в. до н. э. 370, 275—376, 278-379, 383,400
~ стены: (собственно пирейские и Длинные) 149, 185—186, 269, 270, 401 примеч. 41, 491, 615—616, (Ээтионея) 455, 596 ~ храмы 285
~ Эгина как его «бельмо» 156 Пирей, переименованный Амис Ί95 Пирейские ворота в Афинах 271 Писандр (афинский олигарх):
~ представляет доводы Алкивиада в Афинах 587—588
~ совещание с Тиссаферном 588, 590
~ и переворот Четырехсот 590, 591, 593, 598, 602
Писистрат, тиран Афин 120, 227, 417 ~ и Артемида Бравронская 326 ~ Делос, его очищение 56, 333, 513 ~ древний храм Афины на Акрополе 329,389
~ и Олимпейон (храм Зевса в Афинах, его закладка) 330 ~ его олимпийская победа 303 ~ Плутарх о нем 204—204 ~ и трагедия и комедия 343 ~ и Филаиды 331, 417 Писсуфн, сатрап Сард 192, 497, 579 Пистоксен (гончар) 405 письменность:
~ ионийские буквы 164 ~ числительные 30 Питекуссы (Искья) 39, 201 Пифагор (философ) 223, 302, 304 Пифагор Регийский (скульптор) 224 пифагореизм 51, 233
~ и «Канон» Поликлета 239 ~ и науки 438, 439 ~ Петрон из Гимеры 224 Пифен Коринфский 567 Пифий (вождь проафинской группировки на Керкире) 508 Пифийские игры:
~ Амфиктиония, контроль над ними 298
~ бег в полном вооружении 298
~ Гиеронова победа 306 ~ и Клисфен Сикионский 291 ~ колесничные бега 298, 306 ~ культ Аполлона и 290 ~ Мегаклова победа 389, 413 ~ музыка 298 ~ Пиндар и 182, 292, 413 ~ порядок проведения 298 ~ происхождение и организация 289, 290
~ учреждение 294
Пифион (мегарец, проводник Перикло- ва войска), его надгробный памятник 180
Пифодор, сын Исолоха (афинский стратег):
~ командование на Сицилии 428, 515
~ изгнание 428, 526 ~ и философы 431 примеч. 104, 440, 454, 455
Пифон, змей 294 пищевые ресурсы:
~ афинские 380, 382—383, 387, (из Причерноморья) 601, (из Евбеи) 571, 597
см. также сельское хозяйство; зерно платейское гражданство (в Афинах) 502, 611
Платейская битва:
~ афиняне демонстрируют в ней умение брать укрепления 147 ~ Геродот о ней 418 ~ датировка 26
~ пелопоннесские силы 137,138, 140 ~ «Платейская клятва» 21 примеч.
27, 53,129, 267, 332, 399 ~ праздник в ее честь 53, 332 ~ спартанское командование 131 Платея 2 СЪ
~ в Персидских войнах 122; см. также Платейская битва ~ как святыня эллинской свободы 53, 130
~ помогает Спарте во время Плотского восстания 146 ~ остается под афинским контролем после Коронеи 178 ~ фиванская атака 416 примеч. 83, 462, 483, 491, 625


Указатель
757
~ осада, 497-^98, 501, 502 ~ капитуляция перед пелопоннесцами 450,507,511,555 ~ условия Никиева мира по ее поводу 538
~ афинское гражданство предоставлено беженцам оттуда 502 Платон:
~ об Алкивиаде 553 ~ Афины превращены им в центр философии 426 ~ о «боге из машины» 355 ~ о демократии 124 ~ об иноземных философах 426— 439
~ о Калликле 433 ~ о Кефале 392 ~ образование 223,439 ~ о нововведениях в хоровой лирической поэзии 414 * Сочинения:
~«Гиппий» 395 ~ «Горгий» 395 ~ «Государство» 392, 397,437 ~ «Протагор» 395
Племмирий, Сиракузы 3 Db, 568, 570— 572
пленные и арестованные, обращение с ними 490
~ афинская Сицилийская экспедиция 576
~ Беотия удерживает афинских пленников 541 ~ Гисии 551, 555 ~ Керкира 509, 526 ~ Мелос 554—557 ~ Микалесс 555, 571 ~ Митилена 503—506, 555 ~ Никиев мир о них 538 ~ отпуск арестованных под залог на Великие Дионисии 344 ~ Пилос; возвращение захваченных здесь спартанцев 540 ~ платейцы 507, 555 ~ Селимбрия 605
~ Спарта возвращает пленников 539 Плшггерии (праздник) 320, 606 Плистарх, царь Спарты 135 Плисгоанакт, сьш Павсания, царь Спарты:
~ Никомед как регент при нем 152 ~ возглавил вторжение в Аттику (446 г. до н. э.) 180 ~ изгнание 184, 185, 620 ~ возвращение 510 ~ и Никиев мир 537 плодородие, обряды, связанные с ним 322, 343
Плутарх 22—23
~ об Алкивиаде 607 ~ об афинских внутренних делах 86-89,92
~ о Делосском союзе и его ранней истории 61, 64-67
~ хронология Ш Мессенской войны 94-95
победные посвящения в святилища:
~ Дельфы 197, 201, 205 примеч. 4, 217, 292, 335
~ Олимпия 197, 201, 202, 215 примеч. 15, 216 примеч. 17, 292 ~ Периклова строительная программа как 167—168
~ персы привозят мрамор для победного памятника 408 см. также трофей пограничная стража (перипалы) 596 погребения 31
~ государственные, датировка по ним 27
~ закон Солона о запрете расточительных похорон 37, 370—371 ~ речи 29; см. также Перикл подать афинских союзников (форос), см. на Делосский союз
покровительство (патронаж) 233, 237— 238, 293, 300, 302, 305-307, 374, 390,502
полеты (афинские должностные лица, отвечавшие за взыскание недоимок) 109, 375
Полиалк (спартанец) 474 примеч. 30 Полигнот Фасосский (художник) 402—
404
~ влияние на вазовую живопись 403,
405
~ и Кимон 237, 402, 440 ~ мобильность 49
~ росписи в стое Пойкиле 237, 273, 402


758
Указатель
~ этос и пафос 229—230 Полизал (правитель Гелы) 197, 199, 207
Поликлет Аргосский (скульптор) 236— 237, 239
Поликрат Самосский, и тип самосского корабля (самена) 43, 233 Полиместор Милетский (атлет) 300 полис:
~ кризис V в. до и. э. 44—52 ~ «общий очаг» 327 ~ Софокл о нем 351—352 полицейская служба, в Афинах 46 помпа, процессия на Дионисиях 326, 344
Помпей Трог 22 примеч. 28 Помпейи (праздник) 323 порос (туф), его применение в строительстве 243, 389 порт (эмпории) 39-40 портики (или стой) 241, 251, 252 ~ акротерии 254, 277 ~ архаический период 254 ~ в Бравроне 281 ~ в гимнасиях 257 ~ на Делосе, Ьобразный 254 ~ живопись выставляется в них 232, 237, 255, 272-273, 277-278 ~ лесхи 255, 273, 403 примеч. 45 ~ Пирей; Периклова зерновая стоя 384
~ политическое использование 384 примеч. 56
~ скульптура в них 254—255, 272, 277 ~ суд проходит в них 273, 275 см. также на Афины Порфирий Тирский 22—23 Посейдон:
~ Акрополь, культ здесь 236, 315, 320, 328, 329
~ у драматургов 330, 354, 356, 360 ~ у живописцев 402 ~ Истмийские игры в его честь 290, 29^-295, 299
~ его исгмийский храм 299 ~ и клятвы в Афинах 330 ~ «халкидский», на монетах 210 примеч. 9
~ храм на мысе Суний 285, 287, 316, 401 примеч. 41
поселенческие модели 376 ~ Аттика 366, 371, 383 Посидония 189
потагогиды (женщины-шпионки) 203 Потидея 7 СЬ
~ Тридцатилетний мир и 184 ~ и проблемы в Делосском союзе 173, 184
~ Коринф посылает сюда должностных лиц 184, 468-469 ~ восстание 469, 473—474, 477, 480— 481, 493, 496, 625 ~ капитуляция 497, 498 ~ и экспедиция Брасида 534—535 ~ молчание о ней в Никиевом мире 538
~ сокровищница в Олимпии 253 поэзия:
~ аристократические формы 52 ~ дифирамб 414 ~ дорический диалект 308, 425 ~ иноземцы, их вклад в афинскую 409-415
~ лирика 52, 342, 409, (хоровая) 307, 308, 342, 413-415 ~ номы 414
~ политическое положение поэтов 49, 51
~ и теология 344—345 ~ хоровые гимны 235 ~ эпиникии 305—313, 342; см. также Вакхилид; Пиндар - эпос 342, 411-412 см. также на отдельных поэтов и комедия; трагедия праздники:
~ афинские 314—340, (женские) 314, 320, 322—324, (календарь) 319— 327, 438, (и литературные формы) 9, (Микенский период) 314, (не- греки и) 33, (Нового года) 320— 322, (организация драматических праздников) 345—346, (преемственность и перемены) 314—317, 387—388, (связи с сельскохозяйственной деятельностью) 320, 322, (участие метеков) 346—347, 381, 392 примеч. 13, (участие союзников) 79, 80, 333, 345, 396, (филы и) 322,346-347,373


Указатель
759
~ ионийские 314—315, 319, 323 ~ панэллинские 289—293, 296—300 ~ сицилийские, в честь Геракла 575 ~ спартанские: (Карнеи) 548, (Гимно педии) 549
~ фиванские, в честь Иолая и Геракла 295
см. также на отдельные праздники Пракситель из Мантинеи 200 примеч. 1, 210 примеч. 8
Праксиэргиды (афинский род) 96 примеч. 27, 335—336, 380 практоры (сборщики податей) 109 Прасии 2 Вс, 496, 568 Пратин из Флиунта (драматург) 358, 410
предпринимательство 365 предсказания (дивинадия) 334—336, 510 предсказатели 49, 334—336, 446, 578 престиж 51; см. также демонстрация, социальная приданое, см. брак Приена 1 Ed, 4 Вс, 191 присяжные судьи, в Афинах:
~ общее количество 103, 105, 111 ~ оплачиваемость 86, 87, 103, 104, 110, 114, 386, 524-525, 552 ~ риторика как способ их убеждения 428
~ состав 111, 118, 125 ~ и социальные нормы 367—368 ~ участие в государственной жизни 388
см. также гелиэя пританей:
~ Афины 101—102 примеч. 41, 261, 267, 274, 274 ~ Олимпия 252, 253 притании:
~ Афины 107—108, 109 ~ Линд 126 примеч. 106 пританы 106—107, 108, 274 причина войны, самая истинная (πρό- φασις) 464 пробулевсис 106
пробулы, десять человек 578, 588, 591, 593
Продик Кеосский (софист) 431, 433— 435
~ Адимант, сьш Левколофида, и 455
~ Афины, визит сюда 395, 433, 435, 440
~ и Еврипид 445, 446 ~ и науки 444
~ нечестие, возможное обвинение в нем 434, 460
~ о происхождении и развитии человеческой цивилизации 434 ~ у Платона в «Протагоре» 433 ~ о религии 434, 446 ~ как софист и учитель риторики 395, 431
~ и Ферамен 434, 455 ~ Фукидид испытал влияние с его стороны 449
продолжатель Фукидида (сокр. «Р») 599; см. также «Греческая оксиринх- ская история» производство:
~ метеки-предприниматели 392 ~ постройки 261, 370 Прокл 510, 511 проклятия:
~ Алкивиадово 606 ~ Килоново 472
~ магические куклы и таблички для проклятий [defixiones) 340—341, 340, 489 примеч. 66 ~ мегарцев (из-за распаханной священной земли) 470 ~ Павсаниево 472—473 ~ в трагедиях (у Эсхила и Софокла) 348-349, 352 Проконнес 601 проксения 177, 542 пророчества 354 Просопитида, Египет 73 простаты (законные представители для метеков) 390
Протагор Абдерский (софист) 233, 427, 429-432
~ антилогии (аргументы за и против) 430,450
~ антитеза «номос—фюсис» 444 ~ и Еврипид 445
~ изгнан из Афин за нечестие 316, 461
~ Каллий и 440 ~ и Кригий и Алкивиад 456


760
Указатель
~ как лидер софистического движения 316
~ Перикл и 233, 238 ~ и Пифодор 455
~ о происхождении и развитии человеческой цивилизации 434, 447, 451 ~ «Прометей прикованный» обнаруживает влияние с его стороны 351 ~ религия 446, 447, 460 ~ социальная мысль 430 ~ Фукидид усваивает его идеи 450— 451
~ и Фурии 189, 401 Проэросии (праздник) 322 Псамметих, египетский царь 77, 105, 380
Псевдо-Ксенофонт, см. «Афинская политая» (Псевдо-Ксенофонт)
Пять тысяч (политический режим в Афинах) 591-592, 595, 597, 601— 603, 617
рабочая сила:
~ иноземцы в ее составе 391 ~ неграждане освобождают граждан для политической жизни 113 см. также ремесленники; труд; рабы рабы и рабство:
~ вольности на празднике Кроний 322
~ государственные (δημόσιοι) 109 ~ дают возможность афинским гражданам принимать участие в управлении государством 113 ~ запрет на порабощение за долги 119
~ крепостничество 34, 52 ~ сельскохозяйственные 34 ~ из Пагас 396 ~ покупные 32, 50
~ перебежчики в Аттике (413 г. до н.э.) 571
~ порабощение населения захваченных городов 62, 63, 490, 505, 616 ~ в промышленных предприятиях 370, 378,505
~ в серебряных рудниках 378 ~ на Сицилии 214, 220 ~ статус в Афинах 112—113,128 ~ фригийские 396
~ численность 377—378 см. также илоты
равенство и равноправие 52, 347, 381 разведка:
~ афинская, в Архидамовой войне 489
~ у Гиерона Сиракузского 203 Рамнунт 285, 287, 385 примеч. 60, 400 примеч. 41, 408
распределительная справедливость 47 рациональность 30, 50—51, 340 ~ Анаксагорова 336, 437-438 ~ Гиппократова 440 ~ Продикова 434, 447 Регий 3 Da
~ при Анаксиладах 196, 201 ~ под сиракузским контролем, при регенте Микифе 203 ~ объединение с Мессаной 203, 210— 211
~ восстановление республики 210 ~ соглашение с Афинами 191, (возобновлено) 468, 559
~ в войне против Сиракуз (427-424 гг.
до н. э.) 509—510,526, 559 ~ стасис (425 г. до н. э.) 515 ~ и афинская Сицилийская экспедиция 559, 562,564
~ Пифагор-скульптор, его школа здесь 224 религия:
~ архонты, их функции 315, 320, 327, 346,347
~ атлеты почитаются как герои 295, 301
~ и война 332 ~ Геродот о ней 31, 421 ~ и государство 46 ~ и греческое единство 33—34, 289 ~ держава и афинская религия 396— 399
~ Еврипид о ней 446 ~ египетская 32, 35 ~ шры и 252, 289—295, 297 ~ комедия и 359—363 ~ и литература 342—363 ~ персидская 31 ~ Пиндар и 312
~ политика интегрирована с ней 347— 348


Указатель
761
~ Продик, ее рационализация 434, 446
~ прорицание 334—336 ~ социальная функция 327 ~ и суд 330
~ трагедия как ее интерпретация 344-345
~ и философия 337, 340, 434, 437, 446, 459-460 ~ Фукидид и 354, 451 ~ «хтонический» принцип 329 ~ человек как жертва богов 348 см. также загробная жизнь; культы; благочестие; жречества; святыни; суеверие ремесленники:
~ заработная плата 301
- и культ Гефеста 332 -мастерские 113, 261, 370, 505
- метеки 391
- мобильность строителей 245
- освобождение от налогов 390 Ренея 34 примеч. 14, 513
Ретей 600
речи, см. ораторское искусство; риторика, а также Фукидид (историк) Риаче, бронзовые скульптуры воинов 230 риторика:
- Горгий 221, 235, 432
- иноземное влияние 426—Ф40
- политическое использование 115,
430, 391
- в Сиракузах 221
- софисты как ее учителя 430 ~ как часть философии 426
- Эмпедокл и 223
см. также ораторское искусство Родос 1 Ed—Fd, 4 Bc—Cc
~ Тридцатилетний мир и форос 184
- в Пелопоннесской войне 304
- восстание 582, 584, 586, 588, 600 ~ закладка города 9, 608
* - атлеты 303
~ афинский импорт оттуда 396
- градостроительство 264—266, 265,
400
~ оплачиваемое^ государственных должностей 127
- Сицилия, влияние на нее 215 при¬
меч. 14 ~ стена 266
см. также Камир; Линд родство, социальные группы, на нем основанные 374 рыба, соленая:
- из Геллеспонта 396
- коринфский импорт 484 Сабазий, его культ 339—340, 399 Саламин, Кипр 77
Саламин, остров 7 Cd, 2 Сс; 484, 500 ~ битва при нем 26, 87—89, 90, 122, 302, (и афинский престиж) 123, 390, («Персы» о нем) 92, (празднование победы) 332, 335 «Саламиния» (афинский государственный корабль) 563
саламинцы, их соглашение (жертвенный календарь) 318 Салеф (спартанец) 503, 504 Саллюстий 7
самена («самиянка»), тип корабля 43 самена («самосский корабль», «самиянка») 43
самиянка, тип корабля, см. под словом сажена
самодостаточность [автаркия) 35—36, 37, 38, 44, 364 Самос 7 Ed, 4 Вс
~ принятие в Эллинский союз после Микале 49, 54
~ и Египетская экспедиция 73
- война с Милетом за Приену 191,
394
- восстание 18, 61, 77, 192—193, 625
- группировки во время Пелопоннес¬
ской войны 479
~ народный бунт (412 г. до н. э.) 581
- становится базой для афинского
флота в Ионийской войне 581, 582-583
~ переговоры Алкивиада с лидерами флота 586
~ олигархический заговор для переворота Четырехсот 586—590, 593
- афинский флот остается верен де¬
мократии 593—595


762
Указатель
~ военно-морские операции вокруг него 606, 612, 614
* ~ афинские культы 396
~ афинское гражданство 615 ~ Геродот в изгнании там 415 ~ поставляет триеры в союзный флот 58 прим. 15,191 ~ триерархия 48 санитария, в Афинах 261 Сарды 7 Fc, 4 Cb; 192,497,579,600, 608, 614, 627
сатировские драмы 326, 345—346, 357— 359, 410
~ актеры 346, 359 ~ Еврипид, «Киклопы» 358 ~ «Сизиф» 357—358, 447 ~ Софокл, «Следопыты» 358 ~ Эсхил 358
святыни, малые, без храма 251—252 Сегеста (или Эгесга), Сицилия 3 Ab ~ союз с Афинами 75 - в карфагенской эпикратии 196 ~ и Селинунт 212
~ возможная война с Лилибеем 212 примем. 10
~ и афинская Сицилийская экспедиция 557, 558, 562, 563, 566 ~ храм 249 Селимбрия 605
Селинунт, Сицилия 3 Ab; 210—212 ~ карфагенское влияние 196, 211, 212
~ поддерживает восстание в Сиракузах 208, 211
~ как независимое государство 210 ~ и экспансионистская политика Сиракуз (450-е годы до н. э.) 220 примем. 21
~ афинская Сицилийская экспедиция 557, 562, 568, 574
* ~ городское планирование 212 ~ городские стены 259
~ искусство 212 ~ монеты 277
~ храмы 247, (В) 212, (G) 212 примем. 10, (GT) 242 сельское хозяйство 34—36, 39 ~ издольщина 34
~ повышение производительности 382
~ рабы 34, 50
~ и религия 320, 322, 323, 339, (Элев- синские мистерии) 337,338, (участки земли, закрепленные за святилищами) 34, 252
~ самообеспеченность (автаркия) 35-36, 37, 38, 44, 364 ~ средиземноморская триада 34 Семеро против Фив, миф о них 290 Семны (Почтенные богини), их культ 318, 330 семья:
- атлетические традиции 303—304 ~ единобрачие 17 ~ имена 370
~ и культы и ритуалы 315, 327—328, 338, 371
~ наследование 32, 34, 369—370 ~ происхождение, патрилинейное и патрилокальное 32 см. также брак Сепея, сражение при ней 136 серебро:
~ Коринф, его дефицит во время Пелопоннесской войны 484 примем. 52
~ столовая посуда 52 ~ фракийские запасы 63 см. также Аттика Серифос 7 Dd, 79 Сесг 7 ЕЪ, 4 Ва; 171 примем. 36а
~ кампания эллинов здесь (479 г. до н. э.) 55,411
~ в Пелопоннесской войне 590, 598, 600, 603, 614 Сибарис 84, 189, 201 ~ монеты 189, Ί90
Сиботские острова, битва при них 468, 477,508
Сигей 7 Ес, 4 ВЬ; 83, 382 «Сизиф» (сатировская драма) 357—358 сиканы 196, 201, 205, 222, 224, 563 сикелы (или сикулы):
~ в центральной части острова 196, 197, 200
~ эллинизированные 197, 199, 206, 213
~ помощь Сиракузскому восстанию 208


Указатель
763
~ восстанавливают Катану, во главе с Дукетием 209
~ сикельское движение 212—218 ~ и Сиракузы 209, 215—216 ~ поражение от Сиракуз 217, 220 ~ сотрудничество с афинянами 515, 562, 564 примеч. 37, 566, 572, 575 ~ поддержка Гилиппу 568 ~ монеты 215 Сикион 7 Cd, 2 Вс
~ тирания Клисфена 291 ~ союз с Коринфом 147, 150 ~ в I Пелопоннесской войне 150,157, 158, 159, 160 примеч. 89 ~ поддерживает восстание в Мегарах 179
~ Керкира пытается заручиться его помощью в вопросе об Эпидамне 467
~ и спартанская экспедиция в Акар- нанию (429 г. до н. э.) 498 ~ Брасид здесь 529 ~ разгром афинского десанта (424 г.
до н. э.) 530—531 примеч. 138 ~ и временное перемирие (424 г. до н. э.) 534 примеч. 146 ~ установление узкой олигархии 549 ~ сикионцы в составе спартанского войска, направленного на Сицилию 570
сикофанты 112, 203, 220, 607 силовой захват имущества (συλή) 37 Симмах (олимпийский победитель) 210 симмахии (военно-политические союзы) 467
симметрия в искусстве 225, 232, 239 Симонид Кеосский:
~ в Акраганте 223 ~ в Афинах 389, 409 ~ о Гармодии и Аристогетоне 88 ~ и Гиерон Сиракузский 199, 202, 204,305
~ дифирамб 413
~ как исторический источник по Сицилии 197
~ предотвращает войну между Сиракузами и Акрагантом 199 ~ скупость 305
~ о Тегее и ее спасении 142 примеч. 34
~ и Фемисгокл 305 ~ о Фермопилах 332 ~ об «эллинах» 29 ~ эпиникии 300, 305—306, 307 симпосии 51, 227, 374 синграфеи (редакционные комиссии при Народном собрании) 106 синойкизм 9, 45-46, 138—139 ~ Аттика 121
~ Мантинея 46, 138—139, 141, 145 ~ Менайнон, Сицилия 213 ~ Митилена 501 ~ Пелопоннес 138—139, 144 ~ Тегея 46, 138, 139 ~ Тринакия, Сицилия 217 примеч. 19
- Элида 46, 138, 145, 297 синойкии (дома с наемными квартирами) 375 Синопа 195
синтелия (союз сикельских племен) 214— 215
Сиракузы 3 Db
~ при Дейноменидах 196, 197—198 ~ Гелон и Большие Сиракузы 9, 46, 49
~ нейтралитет в Персидских войнах 203
~ брачный союз с Акрагантом 197— 198
~ при Гиероне 197—205 ~ экспедиция Полизала в Италию (478/477 г. до н. э.) 199 ~ основание Этны 200—201 ~ тирренская политика 201—203 ~ битва при Кумах против этрусков 201-202
~ падение тирании 205, 206, 207—208 ~ гражданская война между «бывшими» и «новыми» гражданами
208, 218-219
~ война с Акрагантом 205 ~ распад эпикратии 208—210 ~ и сикельское движение 209, 213, 215-218
~ радикализация республики 215 ~ неудавшаяся попытка Тиндаридов установить тиранию 219—220 ~ возрождение эпикратии 214, 220 ~ осада Леонтин 395, 432, 509


764
Указатель
~ афинская экспедиция против них (425 г. до н. э.) 509-510, 515, 526 ~ поддерживает Селинунт против Се- гесты 557
~ поддержка их сицилийцами против афинской Сицилийской экспедиции 559, 654, 572
- афинская победа (конец 415 г. до
н. э.) 559, 564 прим. 37, 57О ~ осада 565—573, 566, (морские операции) 570—571, 572—573, (стены) 566-571, 566, 573
~ обращение с афинскими военнопленными 576—577 ~ Афины боятся нападения с их стороны 578
~ военно-морской флот в Ионийской войне 582, 584, 595, 601, 603 ~ внутренние неурядицы (411 г. до н.э.) 594—595
* ~ афинский импорт отсюда 396 ~ драма 221
~ институты республиканского правления 219
~ историография 221 ~ каменоломни 220, 576
- Кефал, родом отсюда 392, 425 ~ конница 564, 566, 569
~ литература 201—202, 204, 221 ~ монеты 199, 208, 217, 221—222 ~ оборонительные сооружения 259 ~ Олимпий (храм Зевса Олимпийского) 563,569,572
~ петализм (эквивалент остракизма) 126 прим. 106, 219—220 ~ посвящения в Дельфы 201—202, 217
~ риторика 220, 221 ~ Симонид Кеосский здесь 202, 305 Сирия, афинский импорт отсюда 396 сисситии (спартанские общие трапезы) 35
Ситалк Одрисский 397, 500 Сифнос 7 Dd; 79, 165 Сифония (полуостров) 533 Сифы 2 СЬ, 530 Сицилийская экспедиция:
- ее причины 481, 557 ~ стоимость 550, 571
~ связь с Мелосским диалогом 555— 556
~ решение о ее снаряжении 457-458, 488, 489, 557-558
~ поддержка, оказываемая Сиракузам другими сицилийцами 559 ~ афинский флот отправляется в плавание 316, 561—562 ~ смотр флота на Керкире 562 ~ поддержка Афинам по прибытии на Сицилию 559, 562—563 ~ дипломатические заигрывания с сицилийскими городами 563 ~ отзьш Алкивиада 456, 560, 563, 617 ~ афинская атака на Сиракузы 563— 564
~ победа Никия (конец 415 г. до н. э.) 559, 563, 570
~ афинское отступление к Катане 563-564,570
~ Сиракузы заручаются помощью Коринфа и Спарты 564, 565 ~ Алкивиад предотвращает захват афинянами Мессаны 564 ~ прибытие Гилипппа 558, 565, 567 ~ осада Сиракуз 565—573, 566 ~ афинские подкрепления 570, 571— 572
~ финальная катастрофа 554, 557, 573-577
~ афинская реакция на известие о катастрофе 412, 577, 617 ~ обращение с афинскими военнопленными 576—577 ~ Фукидид о последствиях внутреннего раздора 617
~ смятение после катастрофы 437, 578
Сицилия 196—224
~ афинские контакты в середине столетия 71, 75
~ четыре политических блока после битвы при Гимере 196 ~ падение тираний 45, 197, 205—212 ~ афинская экспедиция (427—424 гг. до н. э.) 509-510, 514-515, 516, 526,558
~ Гелльский мир 526, 558 ~ посольство Феака в Афины (422 г. до н. э.) 558—559


Указатель
765
~ афинская экспедиция (415 г. до н. э.), см. Сицилийская экспедиция
* ~ монеты 41, 208, 224; см. также на отдельные города ~ непостоянство 558, 559 - панэллинские игры, победы на них 197, 209-210,222,224, 306 ~ сикельское движение 212—218 ~ и снабжение Афин продовольствием 382
~ халкидские города 199—201, 203, 206 примем. 7, 209, 210, 217, 509 ~языки 218
см. также отдельные города, сикелы; Сицилийская экспедиция; и на Вакхилид; Карфаген; Пиндар; этруски
Скамбониды (аттический дем) 318, 379 скверна 32,297, 325, 326, 348—349, 352— 353
Скилак (мореплаватель) 43 Скиона 7 Сс
~ вероятная нелояльность Делосско- му союзу (447 г. до н. э.) 173 ~ восстание 534—537, 555, 556 ~ Никиев мир о ней 538 Скирос 7 De
~ афинская торговля с ним 382 ~ Делосский союз завладевает им 62-63, 66-67, 68
~ кости Тесея перенесены в Афины 62, 65, 88, 272, 331, 335, 402 Скиры (религиозная церемония) 321 Скиф (вазописец) 405 Скифия 416
скифские лучники, как полицейские в Афинах 46
Скопады (фессалийский род) 305 скульпторы:
~ Алкамен 49,281,282,285,406,407— 408,440
~ Каламид 216 примем. 17, 271 ~ Каллимах 247 ~ Кресилай 409
~ Критий 228 примем. 4, 228, 231, 272
~ Ликий 406 ~ Мирон 406
~ Несиот 228 примем. 4, 231, 272
~ Пеоний 234 ~ Пифагор Регийский 224 ~ Поликлет 236—237, 239 ~ Стиппакс 408
- Фидий 168, 186, 195, 233, 236-238,
240, 253, 270-271, 278-279, 287, 292,297,329,333,405,407^08,440, 481
скульптура:
~ Акрагант: (работы Каламида) 216 примем. 17, (эфеб и воин) 222, (Те- ламоны в Олимпейоне) 248 ~ акротерии 254, 277 ~ архитектурная: (кариатиды, Эрех- тейон) 284, 286-287, 407, (метопы) 212,229,232,246,277,279-280, 282, (теламоны, в Акрагантском Олимпейоне) 248, (фризы) 186 примем. 92, 232, 234, 240, 246, 251, 277, 280, 282, 283, 284, 319 ~ Артемисий, бронзовый шагающий бог 231
~ «Аспасия», тип скульптуры 230 ~ Афины: (Акрополь) 389, 406—407, (Гармодий и Аристогитон) 228, 231,272, (в Гефесгейоне) 282, (пьедестал атлетов) 227, (в Парфеноне) 167,232-233,234,236,278-280, 281, 319, (в Писисгратовом храме Афины) 329, (в Пропилеях) 281; см. также Афина, (в храме Афины Ники) 234, 283, (в Эрехтейо- не) 240,284,407 ~ изваяния атлетов 301, 406 ~ Бассы, фриз храма 234, 251 ~ «Гесгия Джустиниани», тип скульптуры 230
~ Делос, золотой Аполлон 333 ~ дельфийский возничий 199, 230 ~ «Дискобол» Мирона 230, 231 ~ иноземные скульпторы в Афинах 402,406-409 ~ коры 389
~ куросы 52, 225, 227—228, 389 ~ «Мальчик Крития» 228
- надгробные стелы 236
~ позднеархаическая 227—228 ~ в портиках 254, 272, 277 ^ престиж ведущих скульпторов 236-238, 245


766
Указатель
- Рамнунт, культовый образ Немези¬
ды 285, 287, 401 примеч. 41, 408
- рельефы, позднеархаические 227 ~ Риаче, бронзовые воины 230
~ритмы 230—231
~ селинунтский Храм В, его метопы 212
- симметрия 239
~ статуэтки, влияние на более крупную скульптуру 52
- стиль «струящихся одежд» 234 ~ Странгфордский курос 228
- «строгий стиль» 229—231
- «Тираноубийцы», скульптурная группа 88, 228, 272
~ этос и пафос 229—231 см. также Афина; Олимпия; скульпторы
собственность:
- в Афинах V в. до н. э. нет требова¬
ний о переделе земли 127
- землевладение 375—376 -налог 114, 502, 523
Совет пятисот, в Афинах [буле) 106 ~ и Ареопаг 90, 96, 98
- булевтерий 102 примеч. 41, 106,
108, 252, 274
- восстановление (410 г. до н. э.) 595,
601-602
- выборы и состав 110, 112, 118, 125,
388,390
- и Геродот 415
- и дань союзников (форос) 110
- и дипломатия 542
- и исангелия 98, 111 -календарь 25
- клятвы от имени города 115, 181
- переиздание законов, регулирую¬
щих его работу 602
- и перестройка Афин 268
~ представители Пирея в его составе 379
- подготовка повестки дня для эккле-
сии 106, 109 ~ припиши 107
- пробулевма 106
- при Пяти тысячах 597, 602
- риторика в нем 395, 428
- и пробулы (413/412 г. до н. э.) 578,
588
- Солон, буле при нем 95 примеч.
23а
- и стратеги 102, 154
- судебные функции 111 -Толос 108 -учреждение 119
- и финансы 109—110
- Четыреста ликвидируют его 593 Совет четырехсот, учреждение 591; ели
также Четыреста Сократ:
- и Анаксагор 427
- аристофановская пародия на него
340, 428, 445
- и Архелай 441
- Афины, почти никогда их не поки¬
дал 426
- и Гиппий 395, 435, 436
- о демократии 124
- и Еврипид 338, 445
- и Зевксид 403
- Ион Хиосский о нем 411 -иКефал 392
- и Криггий и Алкивиад 456
- обвинения против него и смерть
316, 338, 434, 439, 444, 460, 604
- и Парменид 428
- и Паррасий 404
- как притан 613
- и Продик 433, 434, 460
- и Протагор 431 примеч. 104
- как скульптор 407
- как софист (?) 431 примеч. 105
- «темница Сократа» 2 74, 276—277,
276
- и Феодор Киренский 439
- и Хармид 456
сокровищницы, в панэллинских святилищах 251, 252, 253, 254, 269,280, 293, 300, 315, 335, 481; см. также Афина; Делосский союз Соллий 7 Вс, 492, 540 Солон:
- его законы и конституция (в целом)
119,120, 121, 124, 330, 368, 381
- аксоны с законами перемещены с
Акрополя в Царский портик 101
- об Ареопаге 97, 98
- буле при нем 95 примеч. 23а
- гелиэя 99, 105, 111


Указатель
767
~ имущественные классы 47, 95 при- меч. 23а, 173, 386 ~ об исангелии 98 ~ календарь 315 ~ о наградах для атлетов 301 ~ о наследствах 369 ~ о похоронах 37, 370 ~ и религия 344 ~ и ремесленники 405 Солунт, Сицилия 196 Сосикрат (хорег) 392 примеч. 13 Сосия вазописец 227, 231 Сострат Эгинский 38 примеч. 28 Софан Декелейский 417 софисты 12, 429-435
~ Аристофан и 444-445, 452 ~ влияние на политическую элиту 454-457
~ и Еврипид 351, 355—356, 445-449 ~ иноземные, их воздействие на Афины 440
~ настрой против них 459 ~ и науки 438, 444 ~ и «намос—фюсио 442—445, 452 ~ «Прометей прикованный» и 351 ~ публичные выступления 395 ~ и религия 316, 459-460 ~ и риторика 429-430 ~ и Софокл 351
~ о субъективном впечатлении 233 ~ термин «софисты», его использование 429
~ как учителя 258, 395, 429, 431-435, 443
~ Фукидид и 450-452 слл также на отдельных софистов Софокл (афинский стратег) 515, 516, 526
Софокл (трагический поэт) 51, 256, 410 ~ архаическое мировоззрение 352— 353
~ и Асклепий 334, 398 ~ о величии человека и его падении 351
~ выразительность его слога 309 примеч. 51а, 411
~ и Геродот 420-422, 440 ~ гражданская и военная служба 189, 351, 411
~ на Дионисиях 92, 93—94, 351
~ жрец героя-целителя Амина 398 - таинственные окончания пьес 355 ~ любовь к мальчикам 411 ~ о ноллосе 443 ~ о полисе 351 ~ и пророчества 352 ~ и религия 351, 352—353, 256, 398 ~ о скверне 352—353 ~ и софистическое движение 351 ~ трагический взгляд на жизнь 420— 421, 422 * Сочинения:
~ «Антигона» 233, 351—352, 356, 420, 443
~ «Аякс» 351—352, 356 ~ «Следопыты» 358 ~ «Филоктет» 351, 352, 356 ~ «Эдип в Колоне» 318, 352,353, 356, 420 примеч. 89, 610 примеч. 56 ~ «Эдип-Царь» 352, 353, 356 Софонид (отец Эфиальта) 95 Софрон (составитель мимов) 221 софросюне (дух умеренности) 232 союзы:
~ афинское Народное собрание заключает их 105 ~ эпгшахия и силлмахия 467 Спарта 7 Cd, 2 Вс
~ и изгнание Гиппия из Афин 87 ~ поддерживает Исагора против Клисфена в Афинах 120 ~ Коринф покидает ее (506 г. до н. э.) 59
~ альянс с Афинами против персов 94
~ Леотихид, суд над ним и изгнание 131, 132
~ наказание тех в северной Греции, кто обвинен в медизме 129, 131, 132
~ гегемония в Пелопоннесском союзе 55, 126
~ отношение к образованию Делос- ского союза 70—71,134 ~ отзыв Павсания 54, 67 ~ падение Павсания 14, 61, 67, 135 ~ обвиняет Павсания и Фемисгокла в медизме 71, 90, 144 ~ и восстановление афинских стен 86, 130-131


768
Указатель
~ не поддерживает восстание на Фа- сосе 64-65, 71, 94, 149 ~ землетрясение 64—65, 94, 145 ~ Илотское восстание 28, 65, 145— 146, 621
~ Ш Мессенская война 94—95, 146— 148, 151—152, (Афины посылают отряд под командой Кимона) 60, 71, 87, 94, 147, (спартанцы отсылают отряд назад) 71, 94—95, 102, 148
~ реакция на реформы Эфиальта 71, 95,147-148, 153 ~ разрыв с Афинами 71, 94, 100, 148 ~ отношения с другими пелопоннесскими государствами до 460-х годов до н. э. 136-137, 139-147 180 ~ в I Пелопоннесской войне 152—156, 160 прим. 89, 161
~ вероятные попытки персов найти ее поддержку против Афин 73, 156—157
~ Тридцатилетний мир с Аргосом 161, 183, 482
~ Дельфы, экспедиция туда 170 ~ игнорирует призывы о помощи из нового Сибариса 189 ~ вторжение в Аттику (446 г. до н. э.) 180-181
~ Тридцатилетний мир с Афинами (446 г. до н. э.), см. отдельную статью
~ страх перед ростом афинского могущества как причина Пелопоннесской войны 61, 464, 474 ~ Керкира пытается заручиться ее поддержкой в вопросе об Эпидам- не (435 г. до н. э.) 467 ~ поддержка Потидейского восстания (432 г. до н. э.) 469 ~ дебаты о том, вступать ли в войну 18, 450, 470, 471—472, 543 ~ стратегия в Архидамовой войне 478, 485-488, 503, 512 ~ вторжения в Аттку в Архидамовой войне 462, 482, 485, 494, 495, 496, 501, 502, 503, 510, 515, 516, 518, 527
~ посольства в Персию 486—487, 497, 525
~ Акарнанская кампания (429 г. до н. э.) 498-499
~ возвращение Плистоанакта (427 г. до н. э.) 510
~ Этолийская кампания (426 г. до н. э.) 511-513
~ помощь керкирским олигархам (425 г. до н. э.) 515 ~ отряд, попавший в ловушку на Сфактерии 517, 518-521 ~ Афины отклоняют предложение о мире 476, 488, 519, 527, 618 ~ Брасидова экспедиция на север (424—422 гг. до н. э.) 531—536 ~ перемирие с Афинами (423 г. до н.э.) 534-535
~ и Никиев мир 536, 537, (пренебрегает интересами союзников) 537, 538, 540, 543, 618
~ Пятидесятилетний союз с Афинами (421 г. до н. э.) 539—540 ~ и Аргосский альянс 540—541, 541—
542
~ и отложение Коринфа 540, 541,
543
~ Беотия, альянс с ней 541—542, 544,
545
~ и Алкивиад 542
~ изгнана с Олимпийских игр (420 г.
до н. э.) 298, 543-544 ~ вторгается в Арголиду (Эпидавр- ская кампания, 419 г. до н. э.) 544 ~ Мантинейская кампания 544—549,
546
~ и Аргос (418/414 г. до н. э.) 545,549, 551, 552, 567
~ посылает помощь Сиракузам 565; см. также Сицилийская экспедиция
~ и Алкивиад 565, 468—9, 594 ~ афинские и аргосские десанты в Лаконию (414 г. до н. э.) 567—568,
570, 571
~ оккупирует Декелею 565, 568, 570,
571, 579, 597, 603, 606
~ и война в Ионии 412, 578—586, 589 ~ отношения с Персией 579, 581, 583-584, 585-586, 586-587, 589, 594-595, 607-608, 617 - и правление Четырехсот 595, 596


Указатель
769
~ захватывает Эгину и провоцирует Евбею на восстание 596, 597 ~ мирные предложения после Кизика отклонены 597, 601 ~ кампании в Геллеспонте 598-607 ~ посольство в Афины по поводу обмена пленниками (408 г. до н. э.) 608
~ осада Афин 615 ~ Афины капитулируют 616 ~ мирные переговоры 455, 616 ~ грубость ее правления после войны 619
~ Царский мир с Персией (387/386 г. до н. э.) 163 * ~ агоге 46
~ апелла (Народное собрание) 125, (дебаты перед войной) 18, 470, 471-472, 485
~ Большая ретра 101 примеч. 40,
122
~ военное командование ~ запрет повторного занятия должности 610, 614
~ Геродот о том, что там закон выше свободы 419
~ илоты, см. отдельную статью ~ колонизация Гераклеи Трахинской 487, 512, 544, 579, 604 ~ конституция 45, 46-47, 125—126 ~ контраст с Афинами 8, 70, 125, 302-303, 378
~ людские ресурсы 145, 518 ~ монархия 45, 47, 136 ~ общие трапезы (сисситии) 35 ~ и олигархия 102, 125—126, 179 примеч. 64, 543
~ периэки 113, 146, 152, 496, 516, 527 ~ праздники 516, 548, 549 ~ сельское хозяйство 35—36 ~ эфоры 125, 135, 180 прим. 69, 472, 541,581,616 (датировка по их списку) 453,625
Спартокиды, династия в Крыму 195 Спартол 1 СЬ; битва при нем 498 Спартой, командует войском против Афин при Коронее 178 Сперхий (спартанец) 419 Спирей 579 примеч. 3 Спирей, см. Пирей, Арголида
список боевых потерь филы Эрехтеиды 27, 74,151 примеч. 57, 622 Сгагира 426, 532, 536 стадий (изначальный бег на Олимпийских играх) 257, 290, 294, 296 стадион 252, 254, 257, 266, 287, 290, 294, 295,297, 298,299
Старый олигарх, см. «Афинская политая» (Псевдо-Ксенофонт) статус, см. демонстрация; богатство Огениклер, Мессения 146 стены, городские 241, 243, 258—259
- Аркадия 138
- Афины 258, 267, 268, 269, 270,
279,465, 571,591, (Фемисгокл восстанавливает их) 61, 86—88, 130, 269, 270, 379 ~ Мантанея 138 ~ Милет 583 ~ Митилена 506 ~ Навпакт 159, 512 ~ Палика, Сицилия 214 ~ Пирей 269, 270 -Родос 266
- Самос 582
- Селинунг 259
- Сиракузы 259, 564 ~ Хиос 525
- Эниады 500 примеч. 89, 501
см. также Длинные стены; ворота стены, осадные:
- Сиракузы 564, 566, 566—570, 573
- Ээтионея 596
Стесимброт Фасосский 22, 94, 423-424 Спитаке Кипрский (скульптор) 408 стой, см. портики
Странгфордский курос, см. Аполлон Сгрангфорда
Сграт, Акарнания 2 Ab, 498 стратеги, афинские:
- назначение на должность 115, 120,
373
- и Народное собрание 115,116—117
- как политические лидеры 115—117 Сгримон, река 7 СЬ; 12, 62 строительство:
~ мастера, их мобильность 245 ~ материалы 242—244, 259, 260, 269, 277, (их транспортировка) 242, 243, 269


770
Указатель
~ инструменты 242 см, также архитектура Стромбихид (афинский морской командир) 583,589,594 суд, в Афинах:
~ Ареопаг как суд 96, 97, 98, 99—100,
101
~ дикастерищ их развитие 99, 103, 105, 111-112 ~ и исангелия 98
~ места судебных заседаний 255, 256, 273, 274,274-275
~ противостояние богатых и бедных здесь 114
~ религиозная подоплека 330 ~ союзники судятся здесь 176—177, 392-393
см. также присяжные судебные процедуры:
~ апагогэ 47 примеч. 58 ~ дела, связанные с Мистериями 337 ~ в Делосском союзе; серьезные случаи рассматриваются в Афинах 176, 394-395 ~ графэ 47 примеч. 58 ~ метеки, их интересы представляют простаты 390—391 ~ религиозная подоплека 330—331 - скверна и 353—354 ~ эндексис 47 примеч. 58 судоустройство, афинское 96, 98—99, 101,105,107,110,111-112,114,118 ~ реформы Эфиальта и 103—104 ~ солоновское 119 ~ судьи по демам 86, 103—104, 111 примеч. 74
судьи по демам (δικασταί κατά δήμιους) 86, 103, 111 примеч. 74 суеверие 331, 334, 489 Сулла 404 Суний 2 Сг, 416
~ храмы: (Афины) 285—286,287, (Посейдона) 285—286, 316, 401 примеч. 41
Сфактерия 516 примеч. 118, 577,517— 521, 536, 542,548, 625 Сфенелаид (спартанский эфор) 472
такты (оценщиков податей, асессоры в Делосском союзе) 110
Танагра 2 СЬ
~ возможная претензия на господство в Беотии после Персидских войн 130, 155
~ битва при ней 57 примеч. 13, 140, 152 примеч. 59, 153—154, 159—160, 161, 623, (Кимон в этой битве) 87, 102, 154
~ Афины сносят ее стены после битвы при Энофигах 154,155 ~ афинская победа над ней 511 ~ и битва при Делии 530 Тарент 562, 567, 570 театр 252, 254, 255
~ Агатарх Самосский расписывает декорации 403
~ Афины, театр Диониса 255, 257, 275,285, 342, 347, 358, 407,597 ~ Родос 266 Тегея 1 Cd, 2 Вс
~ отношения со Спартой (480-е годы до н. э.) 137
~ синойкизм 46,137—138, 142 ~ ее вооруженные силы при Фермопилах и при Платеях 138, 139— 140
~ отношения со Спартой после Персидских войн 131, 140, 141—142, 143,146
~ сражение при ней (465 г. до н. э.)
140,141,142,144,145 ~ союз с Аргосом 140, 142, 143, 146 ~ соперничество с Мантинеей за западную Аркадию 139,535 примеч. 149,540
~ отказывается присоединиться к Аргосскому альянсу (420 г. до н. э.) 540
~ Афины и Аргос планируют нападение на нее 545
~ в битве при Мантинее 545, 547— 548
* ~ Афина Алея, ее культ 137 ~ Микиф удаляется сюда 203 ~ монеты, Аркадикон 141 ~ расположение 138, 546 Телемах (перенес культ Асклепия в Афины) 398
телос (имущественный ценз) 47, 386 Теменит, Сиракузы 220, 555


Указатель
771
Тенедос 4 ВЪ\ 173, 501, 503, 504 Тенос 7 Dd\ 79, 165
Теос 7 Ес, 4 ВЬ; 44, 79, 171 примеч. 36а, 610 Тесей:
~ и амазонки 273, 333, 402 ~ его афинский миф и культ 272, 331, 563
~ в живописи и скульптуре 273, 277, 282, 402, 404-405
~ его кости 62, 63, 65, 88, 272, 331, 335,402
~ в литературе 353, 413 Тесейи (праздник) 331 Тидей (афинский морской командир) 614
Тидей, сын Иона Хиосского 411-412 тилле (честь) 31, 48
Тимей (историк) 197, 200, 204, 218, 222 Тимесилей, тиран Синопы 195 Тимодем (победитель на Немейских играх) 413
Тимофей (стратег) 278 Тимофей Милетский 235, 414-415 Тимохар (афинский флотский командир) 597
Тиндариды, неудачная попытка установить тиранию в Сиракузах 219— 220
тирания 9, 45, 47, 98, 118-119, 120, 122, 123, 124,187, 204,244, 290,415 ~ антитираническая установка в Афинах 331
~ Афины как город-тиран 477, 525, 619
~ закон (ноллос) как бастион против нее (у Еврипида) 443 ~ закон как тиран над людьми (у Гиппия и Протагора) 436, 447 ~ Зевс как тиран 350 ~ и игры 291, 300
~ лирическая и хоровая поэзия, с ней связанная 342 ~ нечестивые тираны 446 ~ падение 45, 87—88, 90, 335, 370, 419
~ подозрения в тираническом заговоре в Афинах (в конце V в. до н. э.) 302, 525, 561, 607 ~ спартанцы свергают тиранические
режимы в Греции 131, 134 примеч. 10
сж также Афины (при Писисграте), а также Агелай; Аристомед; Ас- так; Гиппарх; Гиппий; Лигдамид; Поликрат; Сицилия; Тимесилей «Тираноубийцы», скульптурная группа 88, 228, 272 Тиринф 2 Вс
~ Аргос изгоняет «рабов» сюда 136— 137,143,144, 621 ~ в Персидских войнах 142 ~ Аргос захватывает его 143, 144, 146, 621
~ Афины атакуют тиринфян, поселившихся в Галиях 150 Тирренское море, сиракузское господство на нем 197, 201, 203, 216— 217, 220
Тисамен Элидский (спартанский предсказатель) 49—50, 140 Тисий (сиракузский ритор) 221, 425 Тисий (спартанский полководец) 554 Тиссаферн, сатрап Сард:
~ поддерживает пелопоннесцев в Ионийской войне 579, 583, 584— 585
~ и Алкивиад 583—584, 586—587, 589, 594, 595, 598, 600
~ ссора со спартанцами в Книде 586, 587
~ переговоры с Афинами 587, 588, 590
~ соглашение со Спартой 589 ~ и Милет 594
~ трудные отношения со Спартой 594-595, 599, 601 ~ в Аспенде 595
~ в Геллеспонте (411 г. до н. э.) 595, 598,600
~ захватьшает Алкивиад а, который бежит 600
~ обороняет Эфес против Фрасилла 603
~ и афинские послы; резко отказывает афинянам 608 Тиха, Сиракузы 220 Тихиусса 7 Ed, 4 Вс, 82, 582—583 Толмид (афинский морской командир):


772
Указатель
~ и колонисты на Евбее и Наксосе 84, 179
~ плавание вокруг Пелопоннеса 157— 158, 160, 623-624 ~ убит при Коронее 178 ~ как имя нарицательное 115 торговля, афинская:
- импорт продовольствия 378, 382, 389, 395-396
~ иноземные торговцы 50, 395—396 ~ мелкая розничная 41—42 ~ морское могущество и 390 ~ предметы роскоши 389, 395—396 ~ рынки, (эмпории) 38, (надзиратели, агораномы) 384
~ рыночная экономика 364—365, 383-384
~ и самодостаточность 44 ~ Черное море 44 см. также бартер; обмен дарами Торона 1 Сс, 533, 536 трагедия:
~ «бог из машины» 355 ~ на Великих Дионисиях 65, 66, 326, 345, 389, 410 ~ и демократия 343 ~ дорийское происхождение и использование дорийского диалекта 410, 425
~ иноземные авторы 223, 410 ~ исторические темы 412 ~ подъем 52
~ и политика 347—348, 361 ~ и религия 318, 344—345, 361 ~ социальные проблемы 347—348, 361, 367
~ и философия 426 см. также Эсхил; Еврипид; Софокл транспортировка строительных материалов 242,243,245,267 Трезен 7 Cd, 2 Сс
~ в Персидских войнах 142—143 ~ Афины захватывают его в I Пелопоннесской войне 156 ~ Афины теряют его по условиям Тридцатилетнего мира 183 ~ афинские нападения 495, 523 ~ Клеон требует его возвращения под афинский контроль 483 ~ перемирие с Афинами 419
~ культ Ипполита 355 треножники 202, 347 третейский суд, между городами 183, 184, 191, 462, 465 примеч. 8, 472, 473, 534, 568
~ Дельфы как место проведения 347 ~ Олимпия как место проведения 291
Тридцатилетний мир между Спартой и Аргосом (451/450 г. до н. э.) 161, 183, 482, 536-537
Тридцатилетний мир между Спартой и Афинами (446/445 г. до н. э.) 18, 26, 40, 72, 73, 129, 180 примеч. 66, 183-184,191,193, 462, 465 примеч. 8, 467, 468, 472, 473, 483, 568, 625 ~ и Делосский союз 77, 184 Тридцать (афинский режим, т. н. Тридцать тиранов):
~ Аристотель как один из них 455 ~ и законодательная комиссия 602 ~ законы Эфиальта отменены 96 ~ Критий как их лидер 357, 456 ~ Ксенофонт о них 21 ~ и метеки 392—393, 426, 459 ~ Пифодор, архонт при них 431 примеч. 104, 455
~ и управление Пиреем 379 примеч. 46,456
~ Ферамен и 455
~ Фрасибул противостоит им 392, 408, 604
триерархи (морские командиры) 395, 594, 612
триерархия 48, 114 Тринакия, Сицилия 217 Триптолема вазописец 68 примеч. 44 тритии, афинские 110, 120, 122, 373 Трифилия 1 Bd, 2 Аа, 139, 540 трофей (шест с доспехами врагов как победный акт на поле боя) 151, 490, 500,527,548
см. также победные посвящения в святилища
труд:
~ в рамках ойкоса 366—367 ~ эксплуатация любых доступных видов труда 382 см. также рабочая сила


Указатель
773
тюрьма (десмотерий), афинская 274, 276, 277
убежище, предоставление его молящим о нем 32
убийство 42, 325, 330, 602 устные предания 25 усыновление 369
Фаилл (сиракузский стратег) 220 Фаилл Кротонский (атлет) 302 Фалер:
~ Длинная стена 151, 185, 186, 269, 270
~ процессия с палладием 320 при- меч. 16, 330
~ святилище Афины Скирады 322— 323
~ Фемистокл делает основным портом вместо него Пирей 400 ~ храм Геры по дороге сюда 407 Фалет (один из богов плодородия, спутник Диониса) 343
фаллос (часть костюма хора сатиров в сатировской драме и некоторых актеров в комедии) 345, 358, 359, 360
фаллофории 51, 319, 323, 326, 333, 343- 344,397
Фапс, Сицилия 3 Db, 567, 574 Фаргелии (праздник) 326 Фарнабаз (сатрап Даскилея):
~ финансирует пелопоннесскую экспедицию в Геллеспонт 579, 585, 589
~ спартанцы переводят флот от Тис- сафернакнему 594—595 ~ спасает пелопоннесский флот после Абидоса 600
~ его наемники в битве при Кизике 601
~ помогает пелопоннесцам построить новые корабли после Кизика 608, 627
~ афиняне одерживают победу над ним при Абидосе 604 ~ в Халкедоне 604—605 ~ и борьба за Византий 605 ~ договоренность между ним и Алки- виадом 607
~ задерживает афинских послов 608, 626
Фарсал 2 Ва, 131, 132, 154 примеч. 70, 159-160, 393,596 Фаселида 1 Gd, 63 Фасос 7 Db
~ восстание против Делосского союза 63, 64-66, 67, 68, 70, 71, 87, 91, 94, 150, (дата) 27—28, 66, 91, 621, (просьба о помощи к спартанцам) 64— 65, 71, 73,94,149
~ дань, скорректированная в свете Тридцатилетнего мира 184—185 ~ в Архидамовой войне 532 ~ демократия ликвидирована, переход на сторону пелопоннесцев (411 г. до н. э.) 590 ~ Фрасибул возвращает его Афинам 606,607
~ Гегемон о своих очернителях отсюда 412
~ Полигнот здесь 403 примеч. 45 Феак (афинянин) 551 примеч. 17, 558— 559
Федон (архонт 476/475 г. до н. э.) 66, 620
Феи, Элида 2 Ас; 492
Фема («Молва»), ее культ 332—333
Фемистокл:
~ и Саламинское сражение 87—90 ~ и антиперсидский союз (481 г. до н. э.) 60 ~ в Пагасах 131
~ возможные планы по освобождению восточных греков 54 ~ и проперсидски настроенные государства Амфиктионии 132 ~ и восстановление афинских стен 61, 86-88, 130, 269, 270, 379 ~ сталкивается со Спартой 60, 71, 86, 87
~ и демократические реформы 86, 89,96
~ соперничество с Кимоном 87, 88,
90, 92, 121
~ остракизм 86, 90, 92 ~ суд по обвинению в медизме 90,
91, 100
~ бегство в Аргос 90, 135, 136


774
Указатель
~ спартанская акция против него 144
~ бегство в Персию 28, 65—66, 86, 87, 90-92, 93
* ~ и Артемида Арисгобула 88—89 примем. 6, 271, 272, 332 ~ военно-морской флот создан им 390
~ Геродот о нем 417 ~ его городской дом 271, 376 примем. 36
~ мать-иноземка 104 ~ и метеки, их освобождение от налогов 381
~ ораторские способности 428 ~ и Пирей, его развитие 151, 268, 269, 379, 390, 400 ~ его «Письма» 621 ~ его портреты 231 ~ и Симонид Кеосский 305 ~ Стесимброт Фасосский и 423—424 ~ об успехе в войне как даре богов 332
~ Фукидид о нем 18, 61, 86, 473 ~ хорег (476 г. до н. э.) 91 Феоген Фасосский 300 Феогнид (поэт) 344 Феодор Киренский 438, 439 Феозотид, и поддержка сирот 459 Феопомп Хиосский 21—23, 53, 102 примем. 43, 164, 169, 399 примем. 35 Фера 7 Dd; 386, 511 примем. 110, 555 Ферамен (афинский олигарх):
~ и Четыреста 455, 591, 593 ~ и Пять тысяч 455, 596 ~ и казнь Антифонта 598 ~ в Геллеспонте 600—601, 603, 606 примем. 46, 612
~ и суд по аргинусскому делу 612— 613
~ избран стратегом (405 г. до н. э.), но не прошел докимасию 613, 617 - мирные переговоры со Спартой 392, 455, 616 ~ и Продик 434, 455 Ферекрат, «Хирон» 414 Феримен (спартанский наварх) 582,583, 585 примем. 11 Фермопилы 7 Сс, 487
~ битва при них 122, 138, 139, 418, 521
~ надгробный памятник павшим 332 Ферон Акрагангский 197,199—201,203— 206,306
Феры 7 Ссу 2 Ва, 131 Фесмофории (праздник) 314, 318, 322, 328
Феспии 2 СЬу 130, 156 примем. 74, 483, 530
феспроты 45
Фессал, переосновывает Сибарис 189 Фессал, сьш Кимона 563 Фессалия 7 Вс—Сс, 2 Аа—Ва
~ медизм в период Персидских войн 45, 148, (Леотихид наказьшает за это) 54, 131, 134, 620 ~ союз с Афинами 71, 94, 148—149, 622
~ первое упоминание данного названия 132
~ в битве при Танагре 153, 159 ~ поход Миронида 159—160 ~ в Архидамовой войне 492 ~ и северная экспедиция Брасида 531, 535
~ Критий изгнан сюда 457 * ~ агоры (две) 42 примем. 42 ~ атлетические состязания 300 ~ Гелланик здесь 424 ~ Горгий здесь (?) 432 ~ крепостничество 34 примем. 13 - монеты 132
~ и продовольственное снабжение Афин 382
~ сепаратизм внутри 48 ~ Симонид здесь 305 феты 95,111,123,173, 377 фиасы (культовые братства) 339, 340, 373
Фивы 7 Се, 2 СЪ
~ Павсаний заключает с ними соглашение после Платейской битвы 129-130
~ и I Пелопоннесская война 153, (спартанская поддержка) 152—153, 155
~ в Архидамовой войне: (афинские кампании против них) 511, 530, (нападение на Платею) 450, 462,


Указатель
775
483, 491, 538, 625, (распространение своего господства в Беотии) 483
~ призывают разрушить Афины (405 г. до н. э.) 616 ~ гегемония при Эпаминонде 619 * ~ медизм 45 ~ праздники 228
~ Семеро против Фив, и Немейские игры 290—291 ~ скульптура Алкамена 407 Фигалия, Аркадия 2 Аа., 144 Фидий (скульптор):
~ и Агоракрит Паросский 287, 408, 440
~ и Алкамен 407, 440 ~ блюститель Перикловой строительной программы 237—238, 278 ~ влияние за пределами Афин 236, 237
~ мастерская в Олимпии 253, 297 ~ Перикл как его покровитель 237 ~ скульптуры: (Афина, для Парфенона) 168, 186, 195, 278, 333, 481, (Афина Промахос) 168, 270, 279, 329, 405, (Зевс, в Олимпии) 238, 292, 297, 333, (Мать Богов) 271, 408
~ слава 240 ~ и философия 233 Фила, Телесгерий 88 примеч. 6 Филаиды (афинский род) 417 Филипп, брат Пердикки 466 Филиппид, видение им Пана 332 Филист (историк) 510 филобасилевсы 315, 373 Филокл (афинский морской командир) 614, 615
Филоксен Киферский 415 философия:
~ в Акраганте 223 ~ Афины как ее центр 394, 426—427 ~ досократики 301, 316 ~ иноземное влияние 426—440 ~ ионийцы 426—427, 429, 437, 441, 446
~ и искусство 233, 239 ~ места встреч 255, 258, 273 ~ «номос—фюсио 436, 441—449, 452— 453, 457-458
~ Олимпия как ее центр 291 -Пиндар 311
- пифагореизм 233
- и религия 340, 344, 355, 363
- и скульптура 239
см. также софисты, на отдельные философы, а также Еврипид; Перикл
Филосграт (поэт) 303
Филохор, «Атгиды» 24, 99, 170 примеч.
35, 	474, 533 примеч. 144, 624 филы 23 примеч. 33, 27, 33, 107, 109, 110, 116-117, 120, 122, 126 примеч. 106, 136 примеч. 17, 151, 180, 189, 315, 323, 326, 330-331, 335, 345-347, 370, 373, 383, 396, 622
филы, аргосские 136 примеч. 17 филы, афинские 373
- десять клисфеновских 107, 109,
120, 122, 126 примеч. 106, 180, 330, 331, 373, 383 ~ должностные лица 110, 373
- и культы 331, 373
~ как избирательные округа 116— 117, 373
- в именовании граждан (указание
на филу) 370 ~ и литургии 346—347
- состязаются на праздниках 323,
326, 345-346, 373
- четыре «ионийские» 315, 373, 396 ~ эпонимные герои 315, 331, 335 см. также Эрехтеида
филы, в Милете 126 примеч. 106 филы, в Фуриях 189 финансы, государственные 40—41, 47— 48
- афинские: (и Союз) 81, (управле¬
ние) 97, 109—110, 244, (и литургии) 114, (в Архидамовой войне) 475, 476, 480, 481, 486, 502, 523, 537, 550, (Клеон и) 505, 507, 524, (резерв) 480, 581; см. также Де- лосский союз (дань)
- культы, их финансовое обеспече¬
ние 315
- монета, введение чеканки 40
- Пелопоннесского союза 486


776
Указатель
~ их рост ставит полис выше ойкоса 370
~ сиракузские 574 Финикия:
~ в Архидамовой войне 497 ~ Делосский союз, его операции здесь 27, 74, 75, 77, 622
~ в Ионийской войне 584—585, 595, 598
~ культ Адониса 339 ~ культ Мелькарта-Геракла 212 ~ купцы на Сицилии 220 ~ как метафорическое обозначение Карфагена и карфагенян 202 ~ и Самосское восстание 192 ~ торговля с Афинами 396 Финтий (вазописец) 226 Фирея 2 Вс, 528 Флиунт 2 Ес, 410, 545 флот, военно-морской, афинский:
~ его гегемония упрочилась в ходе Персидских войн 122, 130, 390, 418
~ его командиры после Персидских войн 87—88
~ преимущество возрастает в рамках Делосского союза 49, 69 ~ Перикл заботится о нем 86 ~ и демократические реформы 123 ~ в I Пелопоннесской войне 150, 153-155, 156, 157-159 ~ усилия по укреплению морской державы (446 г. до н. э.) 178 ~ увеличение трат на верфи перед Архидамовой войной 465 ~ стратегия в Архидамовой войне 468, 476, 477, (блокада Пелопоннеса) 159, 476, 484, 496, (ликвидация пелопоннесского флота) 519, 527
~ потеря кораблей на Черном море (424 г. до н. э.) 529 примеч. 135 - и правление Четырехсот 593—594 ~ приемы ведения боя 468, 477, 572— 573
~ десять фил как мобилизационный механизм 373
см. также на отдельные кампании и битвы Фокея 7 Ес
~ эмпорий на Энусских островах (ок.
540 г. до н. э.) 40 ~ тип их кораблей 43 ~ в Делосском союзе 83 ~ восстание против Афин 582 ~ Фрасибул здесь 609 ~ пелопоннесцы бегут сюда, после Аргинусского сражения 612 Фокида 7 Сс, 2 ЕЬ
~ изгнание спартанцами тирана Авлида 134 примеч. 10 ~ нападение на Дориду 152 ~ под афинским контролем 154, 156, 159
~ контроль над Дельфами 152, 170, 178, 182
~ и афинская кампания в Беотии (424 г. до н. э.) 511, 530 Форше (аттический дем) 261
~ календарь отсюда 320 примеч. 16 ~ храм Деметры и Коры 287 Формий из Менала 200 примеч. 1, 204 Формион (афинский морской командир) 193 примеч. 110, 477, 497, 498-500, 502
Формисий, предлагает ограничить численность гражданского корпуса 459
форос, см. на Делосский союз Фракия, Фракийский регион 7 СЬ—ЕЪ, 4 Ва
~ Арисгагор здесь 66 ~ и поход Кимона 67, 272 ~ Фасосское восстание 64 ~ афинские клерухии 84—85, 171, 172 прим. 40а, 173 прим. 41 ~ проблемы с уплатой фороса 174 ~ подъем Одрисского царства 397, 466,500
~ спартанские послы к персам захвачены здесь 497
~ экспедиция Брасида (424 г. до н. э.)
487, 529, 531-536, 540 ~ фракийская политика Никия 551, 557
~ пельтасгы отправлены на соединение с Сицилийской экспедицией 571
~ и олигархический переворот в Афинах (411 г. до н. э.) 590


Указатель
111
~ Фрасибул с флотом здесь (411 г. до н. э.) 600
~ и Алкивиад: (его фракийские наемники) 605, (здесь в изгнании, 407 г. до н. э.) 609—610, 614 * ~ горные работы 12, 63, 64, 194, 532, 533
~ Зопир, фракийский раб, учитель Алкивиада 456
~ колонии андросцев здесь 532 ~ корабельный лес 63, 194, 533 ~ культы 334, 397, 399 ~ монеты 40 ~ наемники 334, 536, 605 ~ Фукидид и 12, 532 ~ фракийские щиты 498 см. также Амфиполь Фрасибул из Калидонии 393 Фрасибул из Коллита 609 Фрасибул из Сиракуз, брат Гиерона 207-208, 218 Фрасибул, сын Лика:
- и правление Четырехсот 593—594 ~ и режим Пяти тысяч 604 ~ кампании в Ионии и Геллеспонте 598, 600-601, 606-607, 609, 610 ~ и последствия битвы при Аргину- сах 612—613
~ борьба с режимом Тридцати 408, (обещает гражданские права метекам в награду за помощь в этой борьбе) 392, 459 Фрасидей из Акраганга 200, 205 Фрасилл (афинский стратег):
~ и правление Четырехсот 593—594 ~ и режим Пяти тысяч 617 ~ кампании в Ионии 598, 600, 603, 604, 626, 627 ~ в Халкедоне 604 ~ возвращается в Афины 606 ~ выводит всё войско к Ликею против Агиса 603, 627—628 ~ казнен после битвы при Аргинусах 613
Фрасимах Халкедонский 392,431, 436— 437, 455 Фрасонд 611
фратрии 320, 327-328, 372-373, 380 Фригия 396, 399, 405, 605, 607 Фринид Митиленский 414
Фриних (афинский морской коман- дир):
~ и восстание ионийских союзников (412 г. до н. э.) 582 ~ в Милете 583, 618 ~ оппозиция Алкивиаду 586—587, 590
~ смещение с должности 588 ~ посольство в Спарту 596 ~ убийство 393, 596 ~ его кости вырыты и выброшены за пределы Аттики 456 ~ о демосе 478 примеч. 40 Фриних (трагический поэт), «Взятие Милета» 336, 412 Фгия, Фессалия, игры 300 Фудипп, его декреты 396—397, 524, 525 Фукидид из Фарсала 393, 596 Фукидид, сын Мелесия 12, 23, 187—188, 374, 424
~ остракизм 23,188 ~ и Перикл 187—188, 336 Фукидид, сын Олора, историк 8,12—13, 16-18
~ и Анаксагор 427, 449 ~ об афинских олигархических режимах (411 г. до н. э.) 590—593 ~ Диодор использует его труд 20 ~ и Гелланик Лесбосский 424—425, 453-454
~ и Геродот 415, 454 ~ изгнание 12, 542
~ иноземные влияния на него 449— 354
~ об историческом методе 16—18 ~ книга I; компоновка труда 13, 25 ~ книга \ΊΠ 584, 599 ~ композиция 464 ~ и медицина 452
~ Мелосский диалог 13,451,452—453, 554-557
~ митиленские дебаты 70, 450, 452, 458
~ и «номос—фюсио 442, 452 ~ о Пелопоннесской войне в целом 616-619, (причины) 462—464, 474 ~ Пентеконтаэтия 18, 61, 65, 86, 91, 144, 162, 193, 464, (о ранних годах Делосского союза) 55, 60, 64, 65— 66,68


778
Указатель
~ Периклова «Погребальная речь» 100, 113, 118, 124, 186, 233, 377, 389,494
~ Плутарх пользуется его трудом 23 ~ происхождение 12 ~ Протагор, его влияние на него 433,
450- 	451
~ и религия 354, 451-452 ~ речи 16,450, 554—556 ~ и софисты 12, 433, 449-453 ~ стратегия (пребьшание в должности) 12,532-533, 536 ~ условия существования человека
451- 	452
~ и устная традиция 25 ~ его фракийские интересы 12, 532 ~ хронология 13, 25, 26—28 ~ о «чуме» 452 ~ об «эллинах» 29 см. также продолжатель Фукидида Фурии, Мессения 146 Фурии, южная Италия:
~ основание 9, 84, 85, 171, 189—191, 335
~ Алкивиад бежит сюда 563 ~ Гилиппу не удается склонить их на свою сторону (414 г. до н. э.) 567
~ союз с Афинами (413 г. до н. э.)
572
~ союз со Спартой в Ионийской войне 304,583,600
* ~ городское планирование 190, 264 ~ законы 189
~ знаменитые колонисты 189—190, 336, 401, 425, 437, (Геродот) 401, 415, 422-423
~ монеты 41 примеч. 38, 189, 190 «фюсис—номоо, антитеза 436, 441-449,
452- 	453, 457-458
Хабрий (афинский стратег) 116 примеч. 84
Халка 4 Вс; 586 Халкейи (праздник) 332 Халкида, Евбея 1 Сс, 2 СЬ ~ в Персидских войнах 122 ~ в Делосском союзе 79, 165, 176— 177
~ и Евбейское восстание 179, 181— 182
~ афинские клерухии 122, 182 ~ культ Афины, покровительницы Афин 396
Халкида, Этолия (коринфская колония к западу от Навпакта) 2 Ab, 157, 158
Халкидей (спартанский наварх) 581, 582
Халкидика:
~ восстание против Афин 175 примеч. 47,469,477,493,494,496,497, 498, 500, 625
~ Брасид, его кампания здесь 531, 532-534
~ и Никиев мир 537—538, 540 ~ спартанско-аргосское посольство сюда 549
халкидские колонисты в Сицилии 199— 200, 201, 203, 206 примеч. 7, 209, 210, 213, 214, 217, 509, 515, 526, 558
халкидяне в Амфиполе 194 Халой (праздник) 323 хаоны 45, 498
Хареад (афинский стратег) 509—510 Харет (афинский стратег) 116 примеч. 84, 182
Харикл закладывает крепость против Киферы 571
харис (обязательство) 31, 48 Харитимид (афинский морской командир) 74
Хармид (афинский олигарх) 431, 456 Хармин (афинский морской командир) 585,593
Харон из Лампсака 28 Хелидонские (Ласточкины) острова 1 Gd; 68, 72
Херей (посланник от флота в Афины) 593-594
Херил Афинский (трагик) 410 Херил Самосский (эпический поэт) 412
Херонея 2 ВЬ
~ нелояльность к Афинам (440-е годы до н. э.) 156, 178 ~ и афинская кампания в Беотии (424 г. до н. э.) 530


Указатель
779
Херсонес 1 Eb
~ экспедиция Кимона 67 ~ Перикл и афинские клерухи 84— 85, 171
~ податные взносы в казну Делосско- го союза 171
~ во время Ионийской войны 598, 600
Хиос 7 Dc—Ec, 4 Ab—Bb ~ основание полиса 411 ~ принятие в общегреческий союз после Микале 54, 58 примеч. 15 ~ и восстание на Самосе 192, 193, 411
~ корабли в походе Перикла (430 г. до н. э.) 495
~ и усмирение Митилены (428 г. до н.э.) 501,525
~ афинские подозрения (425/424 г. до н. э.) 525
~ корабли в составе афинских сил на Сицилии 571
~ посланники в Спарту 579 ~ мятеж 579, 581—585, 588—590
- спартанская оккупация 412, 598,
608, 610, 612, 614 * -вино 410,411
- монеты 175 примеч. 47
- риторы и философы 437, 438 хлеб, см. зерно
Хлоайи (праздник ростков) 322 Хои (праздник кувшинов) 319, 324, 324-325
хорегия (лшургия) 48, 114, 315, 346—347
- Алкивиад как хорег 347, 458
- метеки-хореги 346, 381, 392 при¬
меч. 13
- Перикл как хорег 88, 92, 94
- Фемисгокл как хорег 91 храмы 244—251
- архаический период 241, 252, 253
- военная добыча как источник фи¬
нансирования их строительства 244, 292,297
- земля в их собственности [темен)
34-35,47
- панэллинские святилища 32
- перестройка тех, что были разру¬
шены персами 53,167 примеч. 19, 267, 399—400
- постройка от краев к центру 250,
279
- руководство строительством 244—
245
- строительные материалы 242—243
- уникальные линии развития вели¬
ких святилищ 9
~ экземпляры од хранятся в них 307
- экономика храмового строитель¬
ства 244
см. также на отдельные государства и отдельных богов хресмологи 49, 336
Хрисополь (укрепленный пункт для сбора пошлины на Геллеспонте) 601 Хромий (эпитроп Этны) 199—200 хронология:
- архоигские годы 13, 19, 24—27, 65,
66, 75-76, 80, 82, 93, 96, 170, 189, 194, 400, 424, 453, 455, 465, 468, 601, 608, 611 примеч. 57, 614, 620, 622, 623, 624, 625
- «Атгиды» 26, 434
- Гелланик 26, 434, 453, 454
- Гиппий Элидский, «Список олим¬
пийских победителей» 435
- Диодор Сицилийский 19, 25 при¬
меч. 43,26,27, 66,67,138,620,622, 623 примеч. 4
- жрицы Геры в Аргосе, летосчисле¬
ние по их годам 13, 435, 453, 625 ~ Ксенофонт 21
- Платон 436
~ Фукидид 13, 26—27, 28, 73, 74, 94, 154, 454, 625
хюбрис, нечестивое безрассудство 31, 228, 348, 419
цистерны, резервуары для воды 263, 286-287
черепица, архитектурная 243—244, 260, 279
Черное море:
- зерновые поставки оттуда 44, 176,
382
- и Каллиев мир 163 примеч. 2
- экспедиция Перикла 194—195


780
Указатель
~ и макрокефалы 442 примеч. 128 ~ экспедиция по сбору дани (424 г. до н. э.) 524, 529 примеч. 135 Четыреста, афинский олигархический режим 590—595, 602 ~ олигархический заговор на Самосе подготавливает его 586—588, 590, 593
~ флот на Самосе не признаёт его 593, 595
~ умеренная группировка Ферамена 591
~ укрепление Ээтионеи 393, 455, 596, 602
~ падение 401, 455, 596—598 ~ предчувствие беды, возникшее после их свержения 617 ~ его члены с софистическим образованием 454, 455 числительные 30
«чума» 235, 452, 490, 494—496, 501—502, 510, 513
~ амулеты против нее 340 ~ и искусство 233 ~ и культ Асклепия 334, 398 ~ Пелопоннес изолирован от нее 484 примеч. 52
~ Перикл заразился 340 шаманы 49
шлем, этрусский бронзовый 202 шпионы, Гиерона Сиракузского 203 штукатурка 243, 244, 260
щиты:
~ мастерская Кефала по их изготовлению 392
~ спартанский щит 522 Эгесга, см. Сегеста Эгина 1 Cd, 2 Сс
~ ее флот в Персидских войнах 123 ~ остается вне Делосского союза 54— 55
~ протестует против постройки афинских стен 130
~ помощь Спарте во время Плотского восстания 146 ~ и Пелопоннесский союз 149 ~ Афины покоряют ее во время I Пелопоннесской войны 27, 70, 71—
72, 74, 76, 149, 150, 153, 156, 622- 623
- возможная нелояльность Афинам 173 прим. 42, 174, 182 ~ и Тридцатилетний мир 183—184 ~ отношения с Афинами и начало Архидамовой войны 463, 470, 473 ~ как афинская база для блокады Пелопоннеса 484
~ Афины изгоняют эгинетов, высылают на их место своих колонистов 416 примеч. 83, 493 ~ афинская победа над эгинскими поселенцами в Фирее 528 ~ по Никиеву миру, остается афинской 538
~ захвачена спартанцами 596 ~ Лисандр прибьшает сюда 615 * ~ Аристофан и Эгина 362 примеч. 4, 398 примеч. 32, 518 примеч. 121
~ Асклепий, его святилище 398 примеч. 32
~ Афайя, ее храм 231, 246, 247 ~ борцы-эгинеты 187 ~ известняк эгинский 277 ~ купец Сострат Эгинский 38 примеч. 28
~ Мирон-скульптор на Эгине 406 ~ монетный стандарт (эгинский) 132, 141, 210
~ оды Пиндара в честь победителей- эгинетов 182, 306 ~ Платон об Эгине 426 ~ хорегия на Эгине 48 примеч. 63 Эгоспотамы, сражение при них 335, 455, 614г-615, 617, 618 эдоны 194 Эион 1 СЬ
~ Кимон отбирает его у персов 62, 63, 65-68, 132, 272
~ афиняне получают здесь союзническую дань 173
~ Фукидид предотвращает захват его Брасидом 533, 536 эйсфора (поимущественный налог) 114, 502, 523
эклессия, сж Народное собрание в Афинах
экономика, афинская 33—44, 364—388


Указатель
781
~ накопление капитала 383, 384— 385
~ обмен 36—44
~ заграничные контакты и 389—396 ~ нововведения, афинские 384-388 ~ рьшок 364, 383—384 ~ «чума» и 494-495 ~ государственная, афинская 385— 388
см. также самодостаточность Элевсин 2 СЬ
~ зерно как дар Деметры ему 322, 337
~ камень для Эрехтейона 284 ~ Телесгерий 88 примеч. 6, 255, 336— 338,401
см. также Элевсинские мистерии Элевсинские мистерии 336—338 ~ Аристофан их пародирует 318 ~ Асклепий, его праздник интегрируется с ними 334 ~ басилевс заведует ими 315 ~ и вера в загробную жизнь 338 ~ городское святилище 282, 318, 337, 398
~ и Диагор 461 ~ Евмолпиды и 335 ~ известность 315 ~ Малые мистерии 337 ~ опошление (415 г. до н. э.) 393, 455—456, 560—561, (Алкивиад и) 340, 553, 560, 561, 563, 609 ~ связь с сельским хозяйством 322, 337, 338
~ и панэллинизм 397 ~ подношения первин урожая союзниками 333, 336, 397 ~ процессия 337, 606 ~ Телесгерий 88 примеч. 6, 255 Элевтерии (Игры Освобождения) 53 примеч. 1а
Элевферы 2 СЬ, 178, 326, 406 Элеунг 7 ЕЬ, 4 Ва,, 171, 598, 601, 614 Элея 4 ВЪ Элида 1 Bd, 2 Аа
~ синойкизм 46, 138, 141, 297 ~ покоряет малые общины вокруг 139
~ в Персидских войнах 139—140, 297 ~ политическая безвестность после
Персидских войн 141 примеч. 31, 146
~ перестраивает храм Зевса в Олимпии 141 прим. 31
~ помощь Коринфу в событиях вокруг Эпидамна 467 ~ афинские рейды (431 г. до н. э.) 492
~ отказ принимать условия Никиева мира 537, 540
~ союз с Аргосом, Афинами и Ман- тинеей 298, 540, 542, 545 * ~ гимнасии 138
~ и Олимпийские игры 141 примеч. 31, 296, 297, 298
элимы, Сицилия 75, 196, 212, 224, 249 элита, афинская:
~ демократические лидеры 114—117 ~ иноземное влияние на нее 440 ~ новые люди 51—52 ~ ее открытость 388 ~ социальные установки 365 ~ софисты и 454-4:58 ~ и урбанизация 375—376 см. также аристократия эллинотамии или гелленотамии (казначеи Делосского союза) 57,110,168, 189, 333, 603 Эльба 220
Эльпиника (сестра Кимона) 94, 195 ~ и Полигнот 237, 402-403 Эммениды, династия в Акраганте 196, 199, 201, 205-206, 211-212, 223, 306
Эмпедокл 212, 222, 223—224, 443 эмпории 38, 39-40, 42, 400 Эн 7 ЕЬ, 4 Ва, 520-521 эндексис (юридическая процедура) 47 примеч. 58
Эндий (спартанский эфор) 581 Эниады 2 Ab
~ возможный захват мессенцами 159 примеч. 85
~ неудачная осада Периклом 160 ~ в Архидамовой войне 500,502,513, 530
Эннеа Ходой, Фракия, см. Девять Путей
Энопид с Хиоса 438


782
Указатель
Энофиты, битва при них 153 примем.
67, 154-156, 623 Эноя 2 СЪ, 476, 491
~ битва при ней 157 примем. 77, (картина в Расписном портике) 273
Энтелла, Сицилия 3 ВЬ, 196 Энусские острова 40 Эолийские острова, нападение афинского флота (427 г. до н. э.) 509—510 см. также отдельные острова эолийский диалект 29—30, 308 Эпаминонд (фиванский военачальник) 619
эпигамия (право заключать брак между представителями разных родственных групп) 212 Эпидавр 7 Cd, 2 Сс
~ в Персидских войнах 142 ~ союз с Коринфом 147 ~ в I Пелопоннесской войне 150 ~ поддерживает восстание в Мегарах 179
~ в Архидамовой войне 474, 482 примем. 50,484,495-496,523,534 примем. 146
~ ссора с Аргосом 544 ~ афинское укрепление 548, 549 ~ в Ионической войне 579, 596 ~ культ Асклепия 334, 397—398 Эпидавр-Лимера 2 Cd, 528, 568 Эпидамн 1 Ab, 463, 466-467 Эпикерд Киренский 577 примем. 48 эпимахии (союзы) 467 Эпиполы, Сиракузы 565, 566, 567—568, 570,573, 574 Эпир 45, 90 эпиррема 362
Эпитад (спартанский полководец) 521— 522
Эшггелей (афинский стратег) 171 Эпихарм (комический поэт) 203, 204, 205 примем. 4, 221 эпическая поэзия 342, 412 эранос (обмен дарами, беспроцентные займы) 36, 365, 385
Эратосфен, речь Лисия против него 392 примем. 14, 393
Эрготел (олимпийский победитель) 206-207
Эрдек 601
Эретрии вазописец 234 Эретрия 1 Сс, 2 СЬ
~ в Делосском союзе 79, 165 ~ соглашения после восстания 181— 182
~ эретрийцы в битве при Делии 530 примем. 137, 533 примем. 144 Эрехтеида, фила, список павших 27, 74, 151 примем. 57, 622 Эрехтей:
~ Акрополь, культ здесь 284, 315, 318, 320—321, 329, 330; сж также Афины (Эрехтейон)
~ апобатов церемония и 322 ~ миф о нем 321, 332 ~ статуя на Акрополе 406 Эригона (легендарная дочь Икария) 326 Эрике, Сицилия 3 Аа, 196 Эриксимах (врач) 431, 440 Эриней 3 De, битва при нем 572, 576 Эрифры 1 Ес, 4 ВЬ
~ афинский декрет о них, принятый после восстания 79—81,165, 396 ~ вероятная афинская колония 170 примем. 30
~ навязанная демократия 101, 126 примем. 107, 127
~ отправляют послов в Спарту (412 г.
до н. э.) 579 ~ Педарит здесь 583 Эрихтоний, см Эрехтей Эрхия, ее календарь 318 Эсхил:
~ о варварах 30—31 ~ декорации 403 ~ и демократия 92—93,101,123 ~ Ион Хиосский о нем 411 ~ карбан/карбанос («чужеземеп/чуже- земный») у него 30 ~ неудачи на Дионисиях 92, 94, 410 ~ Перикл как хорег для него 88, 92, 94
~ религия в его пьесах 318, 330, 347— 351
~ Сатаровы драмы 358 ~ и Сицилия 197 примем., 200, 204, 214
~ слово «обменивающий на золото» у него 41 примем. 36


Указатель
783
~ слово «Палики» у него 214 примеч. 13
~ слово «метек» у него 381, 390 ~ смерть 204 ~ и форма трилогии 349 * Сочинения:
~ «Этеянки» 200
~ «Евмениды»: (об Ареопаге) 101, 318, 330, 350, (вера в будущность Афин) 350, 351, (об осквернении) 352—353, (страх перед гражданской смутой) 101,153, (справедливость и религия) 330, 349—350 ~ «Персы» 29, 88 примеч., 92, 204, 228, 347-348, 412
~ «Прометей прикованный» 350—351 ~ «Просительницы», тетралогия 93— 94, 101, 123, 349 ~ «Семеро против Фив» 349 Эсхин, схолии к нему 62, 65, 66, 158 примеч. 80, 457 этейцы 604
Этеоник (спартанский полководец), в Геллеспонте 611—612, 614 Этна, вулкан 200, 209, 213, 214 Этна, город на Сицилии:
~ монеты 199, 207, 209 ~ основание 199, 200, 201 ~ захоронение здесь Гиерона 204, 158
~ восстановление Катаны 209 ~ и сиракузское восстание 208 ~ и сикельское движение 209, 215 Этолия, этолийцы 7 Вс, 2 Ab, 511—512, 520
этос в искусстве 229—230, 231 Этруски:
~ войны с греками на Сицилии 43, 201-203, 202, 220, 293 ~ импорт афинских ваз 390 ~ погребальные росписи 234 ~ поддержка афинской экспедиции в Сицилию 567, 574 ~ пиратство 43 ~ упадок 197, 201, 220 эфебы и Элевсинские мистерии 337
Эфес 1 Ed, 4 Вс
~ Фемистокл здесь 90, 91 ~ афинское посольство к Артаксерксу 525
~ афинский стратег здесь (414 г. до н. э.) 579
~ Фрасилл здесь 603, 627 ~ Лисандр здесь 608, 609 ~ возможное использование процедуры остракизма 126 примеч. 106 ~ храмы Артемиды 242, 333 Эфея (периэкская община) 146 Эфиальт 95—96
~ запльшает за Хелидонские острова, после Евримедонта 67—68, 72, 70 ~ и Делосский союз 71—76, 85, 149— 150
~ антиспартанская политика 71, 87, 94, 100, 101, 150, 153 ~ возможная спартанская реакция на его политический успех 71, 94, 147-148, 153 ~ убийство 87, 102, 393 * ~ реформы 24,89,107,118,123, (Ареопага) 86, 90, 92—105,121, 350, (повышают значимость гражданства) 380, (рост числа официальных надписей после него) 24—25, 61, 108
~ Толос, его строительство 108 Эфор из Кимы 19—20, 22 примеч. 28, 23, 67, 91, 134, 162-163, 164, 180 примеч. 66, 599—600, 624 эфоры, их список в Спарте 453 Ээтионея 393, 455, 596, 602
Юстин, эшггома из сочинения Помпея Трога 22 примеч. 28, 67
язык:
~ иноземное влияние 378, 425 ~ греки объединены им 29—30 ~ литературный 29, 221, 308, 425 ~ Продик о нем 444 ~ в Сицилии 218 см. также диалекты


СОДЕРЖАНИЕ
От переводчика 5
Предисловие 7
Глава 1. Источники, хронология, метод
Д.-М Льюис 12
Глава 2. Греция после Персидских войн
Дж.-К. Дэвис 29
Глава 3. Делосский союз до 449 год до н. э.
П.-Дж. Родс 53
I. Основание Делосского союза 53
П. Ранняя история Делосского союза 61
Ш. Честолюбивые замыслы афинских демократов 71
IV. Кризис середины столетия 76
Глава 4. Афинская революция
П.-Дж. Родс 86
I. Афины после Персидских войн 86
П. Реформа Ареопага 93
Ш. Периклова демократия 105
IV. Историческое значение афинской демократии 118
Глава 5. Материковая Греция, 479—451 годы до н. э.
Д.-М. Льюис 129
I. 479—461 годы до н. э 129
Π. I Пелопоннесская война 148


Содержание
785
Глава 6. Тридцатилетий мир
Д.-М. Льюис 162
I. Каллиев мир 162
П. Упрочившаяся держава 170
Ш. 446 год до н. э 178
IV. После заключения Тридцатилетнего мира 185
Глава 7. Сицилия, 478-431 годы до н. э.
Д. Ашери 196
I. Сицилия в эпоху Гиерона 197
П. Падение тиранических режимов 205
Ш. Сикельское движение 212
IV. Демократия и культура в Сиракузах и Акраганте 218
Греческая культура, религия и общество
В ПЯТОМ ВЕКЕ ДО Н. Э.
Глава 8 а. Искусство: от архаики к классике
Дж.-Дж. Поллитт 225
I. Стиль и символизм 225
П. Художники и их покровители 237
Глава 8 Ь. Классические города и святилища
Р.-Э. Уичерли 241
Глава 8 с. Перестройка в Афинах и в Аттике
Р.-Э. Уичерли 267
Глава 8d. Общеэллинские культы и общеэллинские поэты
H. 	-Дж. Ричардсон 289
I. Общеэллинские празднества в V веке до н. э 289
П. Религиозный характер игр 293
Ш. Порядок проведения состязаний и ход празднеств 296
I. Олимпийские игры 296
2. Пифийские игры 298
3. Истмийские игры 299
4. Немейские игры 299
IV. Атлеты: окружение и карьера 300
V. Поэты и их покровители 305
VI. Поэмы 308
VO. Последствия 313


786
Содержание
Глава 8 е. Афинские культы и праздники
В. Буркертп 314
I. Преемственность и перемены 314
П. Об источниках 317
Ш. Годовой цикл 319
IV. Полисная религия: культы, задающие идентичность .... 327
V. Дивинация (предсказание будущего) 334
VI. Мистерии 336
УП. Личное благочестие 338
Глава 8 f. Афинская религия и литература
Б.-М.-У. Нокс 342
I. Введение 342
П. Трагедия 347
Ш. Комедия 359
Глава 8 g. Общество и экономика
Дж.-К. Дэвис 364
Глава 8h. Афины как культурный центр
М. 	Оствальд 389
I. Экономические и социальные предпосылки 389
П. Религия и держава 396
Ш. Изобразительные искусства 399
IV. Литература 409
V. Философия, риторика и наука 426
VI. Внешнее влияние на Афины 440
Глава 9. Архидамовавойна
Д.-М. Льюис 462
I. Причины войны 462
П. Война 474
1. Афинская стратегия и связанные с ней проблемы 475
2. Пелопоннесская стратегия и связанные с ней проблемы 485
3. Размышления общего характера 488
4. 431 год до н. э 491
5. 430 год до н. э. 494
6. 429 год до н. э 497
7. 428 год до н. э 501
8. 427 год до н. э 503


Содержание 787
9. 	426 год до н. э 510
10. 425 год до н. э 514
11. 424 год до н. э 527
12. 423 год до н. э 533
13. 422 год до н. э 535
Глава 10. Никиев мир и Сицилийская экспедиция
Э. Эндрюс 539
I. Отказ от мирных соглашений 539
П. Битва при Мантинее и ее последствия 544
Ш. Афинская политика и афинские политики 549
IV. Мелос 554
V. Сицилия: стадия первая 557
VI. Сицилия: Гилипп и поворотный момент войны 565
VE. Сицилия: окончательный разгром 573
Глава 11. Спартанское возрождение
Э Эндрюс 578
I. Война в Ионии и вмешательство Персии 578
П. Начало переворота в Афинах 586
Ш. Олигархия Четырехсот 590
IV. Замещение Четырехсот правлением Пяти тысяч 596
V. Военные кампании в Геллеспонте и возвращение
Алкивиада 598
VI. Лисандр и крах Афин 607
VE. Эпилог 616
Хронологические дополнения
Д.-М. Льюис 620
Хронологическая таблица 629
Библиография 646
Список сокращений 646
A. Общие вопросы 650
B. Хронология 654
C. Источники 655
I. Историография 655
П. Надписи 659
Ш. Монеты 662
D. Афины: внутренние дела 663
E. Афинская держава 667
F. Греческие государства (помимо Афин) 671


788
Содержание
G. Пелопоннесская война 673
H. Сицилия 675
I. 	Общие вопросы 675
П. ГиерониФерон 676
Ш. Падение тиранических режимов, конституционная
история 676
IV. Сикельское движение 677
V. Сиракузы и борьба за господство в Тирренском
море 678
VI. Монеты 678
I. Искусство и архитектура 679
J. Литература и философия 686
K. Религия и праздники 689
L. Общество и экономика 693
Список карт 699
Список иллюстраций 700
Указатель 702


Пятый век до нашей эры / Под ред. Д.-М. Льюиса, Дж. Бордмэна, Дж.-К. Дэвиса, М. Оствальда: Пер. с англ., подготов, текста, предисловие, примечания А.В. Зайкова. — М.: Ладомир, 2014. — 789 с. (Кембриджская история древнего мира. Т. V).
ISBN 978-5-86218-519-5
Пятое столетие до нашей эры было не только первым «классическим веком» европейской цивилизации — оно предстало первой и единственной, вплоть до римлян, эпохой, когда политическое и военное могущество оказалось сосредоточено в том месте, которое одновременно обладало еще и самым большим культурным значением. По этой причине данный том «Кембриджской истории древнего мира» не имеет такого широкого географического охвата, как это было в случае с предыдущими томами; материал здесь сконцентрирован в основном на самой Греции и лишь в немногих случаях выходит за ее пределы. Хотя в центре всей картины находятся Афины, как в политическом, так и культурном отношении, однако события и достижения в иных частях эллинского мира рассматриваются и оцениваются в книге настолько тщательно, насколько это позволяют характер и состояние доступных современным ученым источников.
Два цикла повествовательных глав, один из которых посвящен возникновению и росту Афинской державы и развитию афинской демократии, а второй — Пелопоннесской войне, положившей конец и той, и другой, разделены серией очерков, описывающих художественные и литературные достижения 5-го столетия до нашей эры.
Пятый том второго издания «Кембриджской истории древнего мра» отличается от аналогичного тома первого издания (увидевшего свет за шестьдесят лет до того) полностью переработанным планом и совершенно новыми текстами, которые отражают как исследовательские успехи в изучении рассматриваемой эпохи, так и изменившиеся взгляды на нее, оформившиеся за те десятилетия, которые разделяют первое и второе издания.


Научное издание
ПЯТЫЙ ВЕК ДО НАШЕЙ ЭРЫ
Редактор ЮЛ. Михайлов Корректор О. Г. Наренкова Компьютерная верстка и препресс О. Л. Кудрявцевой
ИД № 02944 от 03.10.2000 г. Подписано в печать 25.04.2014 г. Формат 60 X 90у1б. Гарнитура «Баскервиль» Печать офсетная. Печ. л. 49.5. Тираж 1500 экз. Зак. № 3434.
Научно-издательский центр «Ладомир» 124681, Москва, ул. Заводская, д. 4 Тел. склада: 8-499-729-96-70 E-mail: ladomirbook@gmail.com
Отпечатано с оригинал-макета в ОАО «Первая Образцовая типография» филиал «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
ISBN 978-5-86218-519-5



НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЛАДОМИР» ВЫПУСТИЛ
Серия «Литературные памятники»
РАМАЯНА
Книга третья
Араньяканда [Книга о лесе)
«Рамаяна» — великий древнеиндийский эпос, великая поэма на санскрите, созданная в конце первого тысячелетия до н. э. — начале первого тысячелетия н. э. и мощно повлиявшая на культуру и литературу Индии и сопредельных стран Азии. Автором поэмы индийская традиция называет легендарного мудреца по имени Вальмики. «Рамаяна» повествует о жизни и подвигах царевича Рамы, воплощения бога Вишну, который родился на земле, чтобы уничтожить ракшасу (демона) Равану, врага богов и людей. Рама женится на прекрасной царевне Сите, превзойдя в силе и ловкости всех других соискателей ее руки. Из-за происков Кайкейи, младшей жены своего отца Дашаратхи, Рама вместе с Ситой и братом Лакш- маной уходит на четырнадцать лет в лесное изгнание. В лесу Ситу похищает Равана и уносит ее по воздуху в свое царство на остров Ланку. Отправившись на поиски Ситы, Рама вступает в союз с царем обезьян Сугривой, и советник Сугривы, обезьяна по имени Хануман, разузнает, где находится Сита. Рама переправляется через океан на Ланку со своим войском, вступает в битву с ракшасами, убивает Равану и воссоединяется с Ситой.
В «Рамаяне» отражены мифологические, религиозные, нравственные и социальные представления древних (а во многом и современных) индийцев. В самой Индии «Рамаяна» Вальмики почитается как «первопоэ- ма», положившая начало многовековой традиции санскритской поэзии.
Перевод первых двух книг поэмы (Кн. I. Балаканда (Книга о детстве); Кн. П. Айодхьяканда (Книга об Айодхье). М.: «Ладомир»; «Наука», 2006), сделанный П.А. Гринцером (1928—2009), выдающимся отечественным филологом, специалистом по древнеиндийской литературе и культуре, стал ярким событием и в отечественной науке, и в истории русской словесности.
В настоящем издании читателям предлагается третья из семи книг «Рамаяны» Вальмики, — также в переводе ПА. Гринцера. Им же составлены обширные комментарии и написана сопроводительная статья, которая объясняет место «Книги о лесе» в общей структуре поэмы, а также специфику образов и мотивов этой книги.


Научно-издательский центр «Ладомир» приглашает профессиональных антиковедов
• для подготовки томов серии «Литературные памятники» Российской академии наук (издается с 1948 г.);
• для перевода томов серии «Cambridge Ancient History».
Требования к переводчику
• глубокое знание материала переводимого тома САН;
• умение прокомментировать и разъяснить сложные места английского оригинала, осветить изменения, произошедшие в мировой науке (по затронутым вопросам) с момента написания данного тома;
• владение русским литературным языком.
Многие тома САН в перевод уже отданы. Поэтому желающим подключиться к этой работе надо обратиться в издательство письмом, в котором рассказать о себе и о своем переводческом опыте, а также сообщить, какой том хотелось бы перевести. Если данный том окажется на тот момент свободен, необходимо будет представить пробный перевод одной из сложных для перевода глав (в объеме до 0,5 авт. листа). В случае одобрения пробного перевода с переводчиком будет заключен договор, подразумевающий гонорарную оплату труда. Допускается формирование творческого коллектива для подготовки русского издания одного тома.
Пишите по адресу:
124365, Москва, ул. Заводская, д. 4, НИЦ «Ладомир» e-mail: ladomirbook@gmail.com Тел.: 8-499-729-96-70
Любые книги «Ладомира»
можно заказать наложенным платежом в издательстве
по адресу 124365, Москва, ул. Заводская, д. 4, НИЦ «Ладомир». Тел.: 8-499-729-96-70, тел./факс: 8499-717-98-33.
E-mail: ladomirbook@gmail.com (в реквизитах электронного письма, в разделе «Тема», укажите: «Ладомир»)