Робеспьер М. Избранные произведения. Т.III - 1965
ЯКОБИНСКАЯ ДИКТАТУРА
Против мер, предложенных Комитетом общественного спасения. Речь 8 июня 1793 г.
О проекте конституции. Речь 10 июня 1793 г.
О чистке главных штабов армии и о мерах общественного спасения. Речь 12 июня 1793 г.
О воззвании, одобряющем восстание в Париже 31 мая. Речь 13 июня 1793 г.
О назначении Богарне военным министром. Речь 14 июня 1793 г.
О конституции. Против прямых выборов народом Исполнительного совета. Выступление 15 июня 1793 г.
Вклейка. Максимилиан Робеспьер. Гравюра
О конституции. Выступления 16 июня 1793 г.
2-е выступление: Об обсуждении договоров
3-е выступление: О смещении агентов исполнительной власти
4-е выступление: Об учреждении большого национального жюри
5-е выступление: О характере представительства
6-е выступление: По поводу просьбы о помощи для департамента Крез
7-е выступление: Об адресе по поводу опасностей, грозящих отечеству, и против журналистов-предателей
1-е выступление: Об учреждении арбитража
2-е выступление: Об обязательстве принимать участие в государственных налогах
Выступления в Конвенте 18 июня 1793 г.
2-е выступление: Против отсрочки смертной казни двум заговорщикам в Бретани
3-е выступление: О Национальных конвентах
4-е выступление: Против Мерсье
5-е выступление: О праве на образование и о свободе религиозных культов
Против принудительного займа. Речь 21 июня 1793 г.
Выступления в Конвенте 23 июня 1793 г.
2-е выступление: Против представления Жаком Ру петиции
Поставить в порядок дня меры общественного спасения. Речь 23 июня 1793 г.
Выступления в Конвенте 25 июня 1793 г.
2-е выступление: Задачи, стоящие перед Конвентом
Против Жака Ру и о мерах общественного спасения. Речь 28 июня 1793 г.
Против администраторов департамента Жиронды. Речь 29 июня 1793 г.
О контрреволюционных интригах. Речь 7 июля 1793 г.
О Комитете общественного спасения. Речь 8 июля 1793 г.
Против необоснованных обвинений патриотов. Речь 10 июля 1793 г
О похоронах Марата и о мерах общественного спасения. Речь 14 июля 1793 г.
Выступления в Конвенте 24 июля 1793 г.
2-е выступление: Против смещения генерала Лавалетта
По поводу декрета о смещении военного министра Бушотта. Речь 26 июля 1793 г.
По поводу адреса Руайе. Речь 7 августа 1793 г.
О положении в республике-. Речь 11 августа 1793 г.
О медлительности Революционного трибунала. Речь 25 августа 1793 г.
О продовольственном положении и других вопросах. Речь 4 сентября 1793 г.
О непрерывности заседаний секций. Речь 17 сентября 1793 г.
Об оппозиции Комитету общественного спасения в Конвенте. Речь 25 сентября 1793 г.
Против клеветнических наветов, имеющих целью разъединить якобинцев. Речь 9 ноября 1793 г.
О политическом положении республики. Доклад 17 ноября 1793 г.
Об атеизме и политике в вопросах религии. Речь 21 ноября 1793 г.
О враждебных Франции партиях. Речь 28 ноября 1793 г.
Против манифестов европейских монархов. Доклад 5 декабря 1793 г.
В защиту свободы религиозных культов. Речь 5 декабря 1793 г.
О принципах революционного правительства. Доклад 25 декабря 1793 г.
Вклейка. Пьер-Гаспар Шометт. Гравюра Леваше.
Вклейка. Колло д'Э рбуа. Гравюра Боссельмана
О происках иностранцев. Речь 26 декабря 1793 г.
О Камилле Демулене, обвиненном в модерантизме. Речь 7 января 1794 г.
Об английском правительстве. Речь 28 января 1794 г.
О принципах политической морали. Доклад 5 февраля 1794 г.
Вклейка. Бертран Барер де Въезак. Гравюра Боз
Вклейка. Жорж Кутон. Гравюра Готье
Речь в Конвенте против клики Фабра д'Эглантина
О деле Шабо. Речь 16 марта 1794 г.
Против клеветнических нападок на Комитет общественного спасения. Речь 20 марта 1794 г.
О кликах. Речь 21 марта 1794 г.
Заметки против дантонистов
О Дантоне и его сообщниках. Речь 31 марта 1794 г.
О моральной и политической чистоте членов Конвента. Речь 15 апреля 1794 г.
О контрреволюционных происках Дюфурни. Речь 15 апреля 1794 г.
Вклейка. Принятие республиканской конституции 10 августа 1793 г. Гравюра Берт о
Вклейка. Братские ужины в парижских секциях. Гравюра Дюплесси-Берто
Об отношении религиозных и моральных идей к республиканским принципам и о национальных праздниках. Речь 7 мая 1794 г.
Вклейка. Праздник «верховного существа» 8 июня 1794 г. Гравюра Дюплесси-Берто
Вклейка. Победа при Флерюсе 26 июня 1794 г. Гравюра Берто
По поводу попыток покушения Амираля и Сесиль Рено. Речь 26 мая 1794 г.
Речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1794 г.
Вторая речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1794 г.
О законе 22 прериаля. Речь 10 июня 1794 г.
О законе 22 прериаля. Речь 11 июня 1794 г.
О тайных происках против революционного правительства. Речь 1 июля 1794 г.
О преследованиях патриотов со стороны аристократов. Речь 5 июля 1794 г.
Речь 8 термидора — 26 июля 1794 г.
Мишель Лвпелетъе. План национального воспитания
ПРИЛОЖЕНИЯ
Революционный календарь
Комментарии. А.Е. Рогинская
Указатель имен. С.В. Станкова
Список иллюстраций
СОДЕРЖАНИЕ
Обложка
Текст
                    АКАДЕМИЯ НАУК СССР
«Литературные памятники


MAXIMILIEN ROBESPIERRE OEUVRES CHOISIES en trois volumes
МАКСИМИЛИАН РОБЕСПЬЕР ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ в трех томах том ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛИ А.З.МАНФРЕ Д , А.Е РОГИНСКАЯ Ф.Б.ШУВАЕВА ИЗДАТЕЛЬСТВО • НАУКА • Москва • ip6$
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ» Академики: \В. П. В о л гип,\Н. И. Конрад (председатель), М. П. Алексеев, В. В. Виноградов, С. Д. С к а з к и н, M. Н. Тихомиров; члены-корреспонденты АН СССР: И. И. А ни с им о в, Д. Д. Благой, В. М. Жирмунский, Д. С. Лихачев, А. М. Самсонов, член-корреспондент АН Таджикской ССР И. С. Брагинский; доктора филологических наук: А. А. Елистратова, Ю. Г. О к с м ан: доктор исторических наук С. Л. У т ч е н к о; кандидат филологических наук-Я. И. Балашов; кандидат исторических наук Д. В. Ознобишин (ученый секретарь) Ответственный редактор академик \В. П. В о л гин
ЯКОБИНСКАЯ ДИКТАТУРА
О НАКАЗАНИИ ВОЖДЕЙ ЖИРОНДИСТОВ. Выступление в Обществе друзей свободы и равенства * 3 июня П93 г.1 попросил слова для того, чтобы напомнить Обществу, что в нем есть изменники, которых следует покарать. Множество патриотов погибло в колониях, и это еще одно из преступлений Брис- со2. Мы имеем немало писем депутатов, призывавших к восстанию в департаментах. ПРОТИВ МЕР, ПРЕДЛОЖЕННЫХ КОМИТЕТОМ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 8 июня 1793 г.3 Проект, о котором идет речь, произвел сильное впечатление на Собрание. Известная партия проявила к нему чрезмерный интерес, заседание намеренно затягивалось — все это, граждане, предупреждает вас о том, что проект такого рода грозит нарушить спокойствие, а оно отныне должно царить в этом Собрании и во всей республике. Достаточно одного лишь этого мотива, чтобы побудить всех честных граждан отказаться от мер, способных лишь вызвать смуту и беспорядки. Нам надо в согласии идти к миру и свободе общества. Не заблуждайтесь, отечество не может дольше терпеть царящий у нас беспорядок. Нашу страну окружают неприятельские армии; нам еще следует опасаться предателей на наших границах; пламя восстаний не потухло внутри республики, и мы должны бояться, как бы оно не вспыхнуло с большей силой. В самом деле, посмотрите, что творится у нас: в Марселе контрреволюция; то же происходит в Бордо; в Лионе аристократия расстреливает лучших граждан. Мы видим, что теперь выступает та же коалиция, о которой мы так часто предупреждали и которая давно уже нарушает спокойствие народа и способствует контрреволюционерам — надо прекратить все раздоры. То, что происходит * Речь идет о Якобинском клубе.— Ред.
8 Максимилиан Робеспьер в крупных городах, о которых я говорил, произошло бы в Париже: эти города залили кровью; и если бы не единодушное восстание широких народных масс, аристократия залила бы кровью и Париж (многие голоса: Да, это был заговор предателей, и народ требовал покарать их... Переписка Барбару свидетельствует об этом). Сам Конвент признал необходимым это восстание: все честные граждане горячо на него откликнулись. У республики не оставалось другого средства, кроме усилий народа — просвещенного друга свободы,— который своим восстанием сумел подавить все заговоры аристократии. Так надо ли теперь напоминать о неприятных впечатлениях, которые эти события могли бы породить? Надо ли снова приводить в волнение Париж и давать аристократии возможность использовать смуту для того, чтобы она поднялась после недавно испытанного поражения? В Париже царит спокойствие. Если вы дадите аристократии возможность, какой-либо предлог укрепить ее силы, если вы, способствуя ее замыслам, бросите в нашу среду новые семена раздора, тогда она дерзко поднимет голову, и вы можете попасть в то положение, которое вам угрожало перед 31 мая. Оставьте же все, как есть. То, что было совершено в последнюю революцию, не произвело пагубного действия, кровь не была пролита. Вы все признали принципы и патриотический характер народного восстания; вы видели, что оно было неизбежно, иначе свобода в Париже была бы похоронена, а следовательно навсегда потеряна в остальной части республики, мы бы увидели здесь повторение кровавых сцен, происшедших в Лионе и Марселе. После того, что произошло, и с тех пор, как в Париже царит порядок, вы не должны больше беспокоиться. Установленные народом власти сумеют поддерживать общественное спокойствие и охранять права и свободу народа. Наоборот, если вы хотите заменить эти власти, вы покажете аристократии, что не одобряете того, что свершил народ, того, что вы сами свершили; вы воскресите надежды недоброжелателей, вы вторично возбудите аристократические секции против народных масс; вы предоставите злонамеренным лицам возможность клеветать на патриотов, подавлять их и снова нарушать общественное спокойствие. Разве в то .время, когда у вас не хватает мужества, мудрости и энергии для подавления внешних и внутренних врагов свободы, вы должны пытаться подавлять рвение и даже возбуждение патриотов? Разве в то время, когда повсюду пришли в движение предатели, вы должны упразднить наблюдательные комитеты, революционные комитеты, которые народ, уставший от измен, избрал с целью раскрыть заговоры и противопоставить действенную силу проискам аристократии? Итак, не допускайте, чтобы враги торжествовали победу, а революционное движение народа испытало бы последствия этой победы.
Выступления и речи 1793 г. 9 Рассматривайте врагов только в связи с их отношениями с задержанными депутатами, расследуйте их дело, откройте дискуссию, примите против них меры, которые ваша мудрость подскажет вам. Затем издайте закон против иностранцев; не странное ли это дело, что в то время как иностранные державы изгнали всех французов, ограбили их имущество, мы открыли свои объятия всем агентам наших врагов. Создайте же закон об изгнании из нашей страны всех иностранцев, которые могут принести нам вред; пусть этот закон будет более жестоким, чем тот, какой вам предлагает ваш Комитет, ибо этот закон коснется только части иностранцев. Вот единственные меры из проекта Комитета, которые вы могли бы использовать. Этот проект имеет два других пункта: один касается положения в Париже; я высказал о нем то, что истина и разум диктовали мне, и я не думаю, что вы хотели бы снова начать в Париже гражданскую войну, так счастливо окончившуюся. Другой пункт касается так называемых заложников4. Я не думаю, что этот вопрос заслуживает дискуссии. Если, как я того желаю, вы не примете этой меры, остается другой путь, которого следует держаться в указанном мною деле. Нужно, чтобы Комитет общественного спасения был уполномочен энергично идти по этому пути, преследовать тех из ваших членов, которые подверглись обвинению, разъяснять их поведение. Он должен также быть уполномочен принимать меры, способствующие в наибольшей степени торжеству свободы и упрочению общественного спокойствия. Я кончаю и вношу следующие предложения: 1. Издать закон об изгнании иностранцев. 2. Вернуть обратно проект в Комитет общественного спасения для того, чтобы он представил меры, какие надо будет принять по поводу последствий декрета об аресте части ваших членов. 3. По остальной части проекта вашего Комитета перейти к порядку дня. (Аплодисменты большой части Собрания.) О ПРОЕКТЕ КОНСТИТУЦИИ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 10 июня 1793 г.5 В то время, когда судьба французского народа еще не была решена, интриганы пытались захватить управление страной и призывали деспотов на помощь в осуществлении их преступных замыслов. Все честные граждане требовали конституции и опасались, что их желание не сбудется. Наконец, сегодня она декретирована и тем удовлетворены чаяния народа. (Аплодисменты.) Мы можем представить миру конституционный кодекс,
10 Максимилиан Робеспьер бесконечно более высокий, чем все прежние моральные и политические институты; этот труд несомненно мог бы быть доведен до совершенства, tro он и теперь уже представляет необходимые основы народного счастья, имеет прекрасную, величественную цель возрождения Франции. А теперь пусть клеветники мечут свои ядовитые стрелы. Конституция — вот ответ депутатов-патриотов, ибо она труд Горы. (Аплодисменты.) Таков наш ответ всем клеветникам, всем заговорщикам, обвинявшим нас в том, что мы хотим лишь анархии; мы в свою очередь обвиняем их, ведь интриганы не хотели нашей конституции, но мы ее поддержим, и все друзья свободы сплотятся вокруг этого призыва. (Аплодисменты.) Нашлись в Конвенте незапятнанные люди, доказавшие, что хорошие установления создаются не изворотливыми умами интриганов, а народной мудростью; эта конституция родилась среди бурь в течение восьми дней, и она становится центром, вокруг которого народ может сплотиться, не создавая себе новых цепей 6. Напрасно друзья интриганов или лица, одураченные ими, требовали, чтобы конституция не была декретирована, чтобы арестованные лица не были возвращены в Конвент. Напрасно они протестовали против этой конституции и даже против всего того, что было сделано во время отсутствия государственных людей — вождей мятежной партии; патриоты шли к своей цели, не обращая внимания на их вопли. Аристократы пришли в замешательство: интриганы не осмелятся продолжать свои вероломные действия, не объявив себя врагами свободы, не доказав, что они хотели бы иметь тирана. В настоящее время нам надо предпринять серьезные меры для общественного спасения, противопоставить непобедимую силу вооруженным врагам, которыми мы окружены. Надо подавить внутренних врагов, особенно опасных своими связями с иностранными деспотами. Утверждают, будто депутаты, удаленные из Конвента, рассеялись по департаментам, где они раздувают пламя гражданской войны. Утверждают, будто батальоны движутся к Парижу. Не разбирая, обоснованы ли эти слухи или нет, я предлагаю разоблачить эти заговоры, объяснив таким образом общественному мнению истинное положение. Для прекращения деятельности интриганов я укажу лишь одну меру: мы должны беспрестанно стараться разъяснять департаментам то, что произошло; и, несомненно, мы имели бы столько друзей, сколько там есть патриотов, а врагов только среди фельянов7, умеренных и администраторов: ведь это та же интрига, которую мы подавили и уничтожили 10 августа. Чтобы разъяснить департаментам то, что произошло, я прошу Общество составить адрес по поводу только что декретированной конституции; пусть в этом адресе оно разовьет свои принципы; пусть затем наши заседания всегда будут посвящены важным вопросам и пусть широкое обсуждение мер общественного спасения и вопросов конституции станет главным в работе Общества.
Выступления и речи 1793 г. 11 Я прошу, чтобы между муниципалитетами и народными обществами существовал тесный союз. И пусть теперь же будет составлено обращение к департаментам по поводу счастливого события, которое должно получить одобрение народа и всех друзей свободы. (Дюфурни* и Шабо прерывают Робеспьера.) Я заявляю, что хотел бы обсудить эту конституцию и что не смотрю на нее, как на законченный труд. Я сам добавил бы желательные для народа и недостающие ей статьи. Я прошу лишь составить обращение, которое соответствовало бы обстоятельствам и было бы способно возродить упавший дух общества и ответить на клевету наших врагов. О ЧИСТКЕ ГЛАВНЫХ ШТАБОВ АРМИИ И О МЕРАХ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 12 июня 1793 г. 9 Я получил подробные сведения о несчастиях в Вандее 10. Я замечаю, что каждый раз, когда нам сообщают о событиях подобного рода, мы принимаем только одну меру, мы посылаем новые батальоны на бойню... Я замечаю, что никому не приходит в голову сместить генерала, измена которого очевидна11. Храбрыми и глупыми — вот какими показали себя до сих пор французы. Притворство и ловкость — вот средства наших врагов. Что должны предпринять люди, уполномоченные спасти республику? Не должны ли они добраться до источника зла и уничтожить заговорщиков? Народу постоянно твердят: отправляйтесь, отправляйтесь; вы не знаете планов ваших врагов, это планы об уничтожении республики путем внешней и гражданской войны. Они рассчитывали, что через некоторое время не будет в живых ни одного санкюлота и поле боя останется аристократам, мошенникам, врагам свободы. Они рассчитывали, что путем нескольких измен и нескольких прорывов на фронте все патриоты погибнут. Париж находится между двумя армиями — австрийской и прусской. Новый Дюмурье пытается взбунтовать нашу армию против Конвента и якобинцев 12. Нашим войскам дают продвинуться между фронтами, чтобы отрезать им коммуникации. Не подлежит сомнению, что подготовляют прорыв, чтобы войти в Париж. Париж — это цитадель свободы; враги атакуют Париж, они стремятся убрать войска из Парижа, чтобы оставить его без защиты. Я спрашиваю, не надо ли добраться до источника зла; не надо ли восстановить правительство, не надо ли очистить главные штабы армии от всех мошенников Пале Рояля, не надо ли, чтобы в Париже была армия, способная внушить страх всем деспотам. Этой армией должен быть весь народ Парижа.
\2 Максимилиан Робеспьер Если хотят пожертвовать одним за другим всеми защитниками республики, я ничему не буду противиться. Пусть отправляются, если хотят; но я заявляю, что пока Конвент не объединится с народом для спасения народа и пока не развернут все моральные и физические силы, чтобы сокрушить лигу тиранов, замышляющих против нашей свободы, не пройдет и месяца, как вы станете свидетелями возникающих повсюду новых измен. Вы их увидите на севере, в Пиренеях и может быть в Вандее; и тогда напрасны будут ваши усилия противостоять возникающим со всех сторон опасностям; вы будете побеждены, вы взойдете на эшафот, и это будет достойной ценой вашей непредусмотрительности и вашей трусости. (Дюфурни и Лежандр прерывают Робеспьера.) Заявляю, что я никогда не имел намерения подняться против установленных властей. Я совершенно не сомневаюсь в их рвении и преданности народному делу. Что касается присутствия в Конвенте Горы — это средство хорошее, но недостаточное: напрасно мы ежедневно появляемся на Горе, не имея определенного плана. Если бы мы были объединены, если бы наши принципы были согласованы, каждый патррют имел бы доверие к нам, обладал бы энергией, которой у него сейчас нет. Что же касается меня, то я признаю свою неспособность, у меня нет больше необходимых сил для борьбы с интриганами аристократии. Истощенный четырьмя годами мучительного и бесплодного труда, я чувствую, что мои физические и моральные способности не находятся на уровне великой революции, и я заявляю, что подам в отставку... (Многие голоса: «Нет, нет».) Я предлагаю, чтобы все депутаты-патриоты сплотились в этом Обществе и договорились о средствах общественного спасения. Необходимо сплотиться с твердым намерением противопоставить грозную фалангу объединенным усилиям наших врагов, ибо таковы опасные обстоятельства, в которых мы находимся. Необходимо, чтобы народ развернул все силы, на которые он способен, и чтобы ему содействовали все наиболее чистые и наиболее неподкупные лица для сопротивления его внутренним и внешним врагам. Таковы мои последние соображения. (Аплодисменты.) О ВОЗЗВАНИИ, ОДОБРЯЮЩЕМ ВОССТАНИЕ В ПАРИЖЕ 31 МАЯ. Речь в Конвенте 13 июня 1793 г. 13 Предложение Кутона по своему смыслу уже декретировано всем тем, что вы сделали на этом заседании и на предыдущих и, но клеветнические россказни, распространяемые в департаментах, извращают события, происшедшие в Париже. Для разоблачения этого нового заговора надо под-
Выступления и речи 1793 г. 13 твердить предыдущие заявления о том, что Конвент санкционировал названные события. Те, кто противятся этой мере, хотели бы, чтобы он, наоборот, объединился с лицами, клевещущими на Париж. Если вы хотите, и было бы преступно в этом усомниться, сохранить свободу, единство и целостность республики, вы не колеблясь должны сейчас же принять предложение Кутона. Начать дискуссию по этому вопросу — значило бы разрешить заговорщикам делать с этой трибуны новые заявления против Парижа с присущим им коварством; это значило бы разрешить им подстрекать к граждапской войне, которую они затеяли. Я предлагаю перейти к голосованию. О НАЗНАЧЕНИИ БОГАРНЕ ВОЕННЫМ МИНИСТРОМ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 14 июня 1793 г.15 Дурные похождения Бриссо примечательны для эпохи борьбы за свободу не потому, что бывший полицейский агент, случайно попавший в представители народа, сам по себе является важным лицом, а потому, что таковы заблуждения и слабость народа, терпевшего много поколений интриганов, прежде чем прийти к идеям, которые должны обеспечить его политическое благополучие. Власть Людовика XVI была ничтожной в сравнении с властью, которую узурпировала лицемерная партия, связавшаяся с аристократией,— партия умеренных и фельянов. Ее нет более; и из того, что она уничтожена, я делаю вывод, что народ восторжествует, надо приблизить к нам царство свободы и равенства; надо, чтобы просвещение и опыт революции преодолели все препятствия и соединились с энергией французского народа. Нам угрожают с двух сторон подводные камни: упадок духа и самонадеянность, крайнее недоверие и еще более опасная умеренность. Между этими двумя опасностями патриоты должны идти к всеобщему счастью. Рассмотрим наше истинное положение; мы пришли к нему постепенно, так как пороки человечества, которым так долго благоприятствовал деспотизм, не дали нам совершить революцию сразу. Мы уже победили фанатизм; приближается царство народа; настало время, когда честолюбцу надо быть справедливым, когда счастье одного связано со счастьем всех. Интриганы делают последнее усилие. Мы переживаем большой кризис; пылкость и негодование одни не могут обеспечить нам успех; мудрость должна управлять последствиями этого негодования. Посмотрите на то, что происходит вокруг нас. С одной стороны, вы видш е усилия умирающей партии, с другой — подъем патриотизма, дви-
14 Максимилиан Робеспьер гающегося гигантскими шагами к великой цели — политическому возрождению. Генералы совершили большие преступления, причинили большие бедствия; но я вижу мощь просыпающегося народа, возвещающего миру о своей непобедимости. Вот великие мотивы для надежды. Подъем и мощь парода таковы, что все, ничем не запятнанные, люди в Конвенте обрели присущую им энергию. Две недели тому назад мы были порабощенными, аристократия господствовала, казалось, что Конвент управляется духом Лондона и Берлина. Патриоты были под мечом тирании, так было с патриотами Марселя и Лиона. А ныне в их руках меч правосудия, и они поразят им всех врагов свободы. В то время, когда незапятнанной партии Конвента предстоит преодолеть препятствия, народ должен встать на ее защиту. Ему не следует слушать тех, кто старается внушить ему недоверие ко всем. Необходимо объединиться, необходимо понять, что ни слабости, ни несовершенства человечества не могут служить мотивом для клеветы без разбора на всех представителей нации. В целом народ прекрасен, отдельные же люди слабы; между тем во время политической грозы, во время революционной бури необходимо объединиться. Народ в массе не может сам управлять страной. Местом объединения должен быть Париж; сюда и надо привести контрреволюционеров, чтобы уничтожить их мечом закона. Тут должен быть центр революции; все, что народ мог требовать,— это, чтобы Конвент действовал в духе революции; он так и поступает теперь. Можно ли ждать лучших доказательств патриотизма и силы, чем восстание 31 мая, которое уничтожило большую интригу? В этот момент Кон- венч показал себя, он доказал, что он свободен, и принял парижский народ под свою защиту против тех, кто был введен тиранией в заблуждение. Я спрашиваю, надо ли в этот момент подняться против патриотического Конвента, дело которого связано с делом народа и который нуждается в народе до тех пор, пока на него нападают деспоты? Я возвращаюсь к тому, о чем мы спорили. Я первый проявил недоверие в отношении знати. Могу заверить, что являюсь одним из самых недоверчивых и меланхолически настроенных патриотов, появившихся после революции. И что же! Заявляю вам, что я с большой печалью смотрю на то, что Бушотт 16 не является больше военным министром. Я никогда не разговаривал с Бушоттом, я никогда не видел его, и все же заявляю, что считаю его человеком в высшей степени талантливым и большим патриотом. Возможно, что Бушотт обладает в большей мере талантом, чем активностью, что он больше способен обсуждать в совете какой-нибудь вопрос,
Выступления и речи 1793 г. 15 чем руководить нашими военными операциями, но, несомненно, он является светочем патриотизма в наиболее чистом виде. Что касается Богарие, то я ничего не скажу о его нравственных качествах. Я согласен даже, что в Учредительном собрании он не играл роли контрреволюционера, но он дворянин, он происходит из семьи, которая занимала видное место при дворе, и этого достаточно, чтобы помешать мне оказать ему полное доверие.. Но я знаю, что Комитет общественного спасения предложил его кандидатуру с полным доверием. Были моменты, когда я очень сурово судил этот Комитет; но, рассмотрев серьезно его деятельность, я пришел к убеждению, что он искренне желал спасения республики, и невозможно, чтобы люди, занятые выполнением срочных и в то же время многочисленных задач, не подвергались бы неожиданностям. Их надо судить по их трудам в целом, а не за отдельные их действия. Не подумайте, что я проповедую модерантизм, наоборот, я проповедую строжайшую бдительность. Я нахожу ваше беспокойство по поводу избрания нового министра вполне обоснованным, и не по причине действий этого лица, о которых я не высказываюсь, а по причине его звания; и на его месте я бы на время отказался принять знаки уважения, которые Конвент оказал ему. Но вопрос не в том, что должен делать этот человек, а в том, как надо вести себя, выступая от имени благородного народа. Это поведение отмечено здравой политикой и разумом. Здесь предлагают послать петицию от парижских секций 17; я заявляю, что эта мера неполитичная и бесполезная, так как после благородного дела, совершенного парижским народом, петиция умалит его достоинство. Сегодня общественное мнение стоит за нас, и эта победа обеспечивает торжество свободы. В то время, когда злодеи возбуждают департаменты, добиваясь пагубного раскола, вы хотите направить петицию. Нет сомнения, что этот демарш хороший, невинный и чистосердечный. Но он даст нашим врагам предлог сказать: вы видите, что Конвент не волен назвать того или другого министра, что народ диктует законы. Это было бы новым зародышем раздоров, и правая часть Конвента, которая притворяется бездействующей, тотчас же ухватилась бы за этот предлог. Я сейчас сказал вам, каким путем можно ослабить ваше беспокойство; вот средство, которое ваше благоразумие и ваши принципы должны указать вам. Обратитесь к общественному мнению, к патриотам Конвента, к членам Комитета общественного спасения. Если существуют факты, говорящие против Богарне, ваши желания будут исполнены. Если вы пойдете этим путем, общественное мнение, несомненно, восторжествует над всеми партиями. Нам остается лишь присоединиться к патриотам Конвента, не воздвигать им новых препятствий, и я повторяю,
16 Максимилиан Робеспьер судьба Конвента связана с судьбой народа, его дело полностью отличается от дела тиранов. Надо меньше обращать внимания на некоторые ошибки, являющиеся результатом человеческой слабости, чем на необходимость для нас объединить в одном центре силы и средства для победы над нашими врагами. Таково мое последнее слово. Обращаться надо только к общественному мнению; если хотите, напишите народным обществам, но не занимайтесь отдельными лицами, не приводите их в отчаяние. Отклоните петицию, которая, возможно, приведет к пагубным последствиям, оживит, быть может, не вполне упраздненные партии. Не будем нарушать царящую среди патриотов счастливую гармонию. Дадим им закончить их работу, создать счастье общества на непоколебимых основах, и я не сомневаюсь в успехе их трудов. Свобода, разум восторжествуют и возможно, что менее чем через полгода все тираны будут уничтожены. (Аплодисменты.) О КОНСТИТУЦИИ. ПРОТИВ ПРЯМЫХ ВЫБОРОВ НАРОДОМ ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО СОВЕТА. Выступление в Конвепте 15 июня 1793 г.18 Если с первого взгляда система Шабо кажется соответствующей демократическим принципам 19, эта иллюзия тотчас исчезает, когда рассматриваешь, каковы должны быть ее результаты — будут ли они в пользу свободы или против нее. Система.Комитета рассчитана так, чтобы наилучшим образом сохранить за народом все его права, не утомляя его слишком частым их использованием. Какова обычно опасность, угрожающая свободе во всех странах? Это слишком большое влияние, которое с течением времени оказывается у Исполнительного совета по одному тому, что в его руках находятся все силы государства, и, беспрерывно действуя, он вскоре начинает господствовать над всеми другими властями. Отсюда постоянная необходимость включать в конституцию средства, противодействующие узурпации влияния со стороны Исполнительного совета. Отсюда необходимость помешать тому, чтобы он с самого начала не имел того значения, какое имеет национальное представительство. Отсюда необходимость, чтобы Исполнительный совет не был сразу назначен народом. Если вы не признаете эту систему, вы вскоре увидите,
Максимилиан Робеспьер Гравюра Боссельмана по рисунку Р а ф ф е Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва
Jyu-Лнтуан Сен-Жюст (1767—1794) Портрет работы Давида
Выступления и речи 1793 г. 17 как под новой формой возрождается деспотизм и как отдельные власти, черпая в своем назначении характер представительства, объединятся для борьбы против нарождающегося великого национального представительства. Я предлагаю декретировать избирательные собрания. О КОНСТИТУЦИИ. Выступления в Конвенте 16 июня 1793 г. 20 1-е выступление: О наименовании общественных актов Я предлагаю, чтобы вместо слов Французская республика были поставлены слова французский народ. Слово республика характеризует правительство; народ характеризует верховную власть. 2-е выступление: Об обсуждении договоров Я считаю, что временный договор вскоре становится действительным п окончательным. Предлагаю, чтобы Исполнительный сов>ет только обсуждал договоры. 3-е выступление: О смещении агентов исполнительной власти Если вы примете этот пункт21, то слишком преданные уполномоченные народа могут оказаться жертвами Совета; не следует пугать их обвинениями, которые часто были бы наградой за их слишком пылкий патриотизм, за их слишком активную бдительность. Наоборот, надо найти средство обуздать носителей власти, нарушающих свой долг; и в этом не следует полагаться на законодательный корпус. Он может не только не доносить на Совет, но объединиться с ним и, путем злоупотреблений, узурпировать народный суверенитет. Я предлагаю следовать в отношении этих агентов обычным правилам, применяющимся при преследовании преступников. (Камбасерес, Эро де Сешелъ и Тюрио прерывают Робеспьера.) Это право разоблачать принадлежит всем гражданам, бесполезно предоставлять его исключительно Совету. 4-е выступление: Об учреждении большого национального жюри Приняв постановление об отказе от внесенного предложения в отношении главы XV, не следует поражать самый принцип 22; должна существовать какая-то узда. Законодательные органы не должны иметь власть безнаказанно угнетать кого-либо. Если это не будет трибунал, подобный тому, 2 Зак. № 1992
18 Максимилиан Робеспьер какой вам предложили, то сам народ расследует поведение уполномоченных. Я считаю, что мы должны объединить все наши знания, чтобы представить свои мнения на этот счет. 5-е выступление: О характере представительства 23 Эта статья представляется мне совершенно бесполезной; ведь истинный характер депутатов определяется природой их функций. Затем, я хочу отметить, что слово представитель не может быть применено к кому-либо из депутатов потому, что воля не может быть представлена. Члены законодательных органов — это уполномоченные, которым народ впервые предоставил власть, но в истинном смысле слова нельзя сказать, что они представляют народ. Законодательные органы создают законы и декреты; законы принимают характер законов только тогда, когда они формально приняты народом. До этого момента они являются лишь проектами, а затем они уже становятся выражением воли народа. Декреты не выполняются до тех пор, пока они не подвергаются ратификации народа, пока не считается, что он их одобрил: если он не протестует, его молчание принимается за одобрение. Правительству невозможно следовать другому принципу. Это одобрение, выраженное или молчаливое, ни в коем случае не является верховной волей народа, и не может быть им представленной, оно только предполагается. Уполномоченный не может быть представителем, это злоупотребление словом, и во Франции начинают, освобождаться oi этого заблуждения. (Дюко прерывает Робеспьера,) В конце этой статьи запрещается администраторам вмешиваться в судебные, военные и другие функции...; но это указание бесполезное или недостаточное, ибо не только департаментским администраторам, но и всем другим властям следует запретить вмешиваться в то, что не является их областью. Я предлагаю исключить из статьи этот пункт. б-е выступление: По поводу просьбы о помощи для департамента Крез Из только что зачитанного отчета следует, что можно положиться на рвение министра внутренних дел24, который по крайней мере стоит на правильном пути в этом вопросе. Кажется странным, что вместо согласования с ним вопроса отвлекают Конвент от важных трудов, которыми он занят. Я предлагаю вернуть вопрос министру. 7-е выступление: Об адресе по поводу опасностей, грозящих отечеству, и против журналистов-предателей Этой революции предстоит показать всему миру могущество клеветы. До сих пор клеветники ограничивались подлыми маневрами против
Выступления и речи 1793 г. 19 отдельных лиц, теперь они задевают все власти. Отсюда заговор стольких пасквилянтов, многие из которых раскрыты в самом Конвенте. Из всех заговоров, подвергающих опасности свободу, это самый страшный. Вы должны обратить на него все ваше внимание. Клевете подвергаются уже не только пылкие патриоты, вынужденные слишком долго вести жестокую борьбу, но и патриоты, отличающиеся спокойствием и справедливостью. До тех пор, пока эта вражеская клика не будет раздавлена, уничтожена, ни один человек не сможет безнаказанно оставаться добродетельным. Проснитесь от летаргии, в которой вы пребываете. Разобьем всех своих врагов. Скоро мы будем вынуждены поднять всю Францию, чтобы уничтожить мятежников Вандеи. Я предлагаю вам составить обращение к народу, где были бы вскрыты все факты заговора, и другое обращение об опасностях, угрожающих родине. Пусть Комитет общественного спасения примет строгие меры, чтобы задержать этих вероломных журналистов, являющихся самыми опасными врагами свободы. О КОНСТИТУЦИИ (продолжение). Выступления в Конвенте 17 июня 1793 г.25 1-е выступление: Об учреждении арбитража Граждане, введение арбитража — прекрасное дело, но он нужен народу, нравы и учреждения которого просты. Мы же, наоборот, создаем законы для народа, нравы которого далеки от простоты, приближающей человека к природе, его гражданский кодекс очень сложный; ввиду этого введение принудительного арбитража не подходит ему. Заметьте, к тому же, что все его преимущества сохраняются для граждан, которые захотят подчиниться ему. Но нужно, чтобы пользование им было свободным, иначе он обернется на пользу богачу против бедняка. На самом деле, малоимущий гражданин вынужден будет избрать арбитром человека незаинтересованного, который бы захотел заняться его делом; он, следовательно, будет обязан просить правосудия как милостыню у благодетельных людей, а они будут еще слишком редки, ибо большая часть людей, привыкшая продавать свое время, несомненно откажется отдавать его бесплатно; а если они это и будут делать, то богач использует свое золото не только для того, чтобы оплатить своего арбитра, но и на то, чтобы подкупить арбитра бедняка. Пусть не говорят мне, что те же неудобства есть и в существующем порядке вещей; ведь теперь бедняк получает правосудие, не оплачивая судью, который избран народом; а если бедняк опасается, что судья ока- 2*
20 Максимилиан Робеспьер жется недобросовестным, то ведь против этого существует публичность суда. Говорят, что можно и арбитра окружить общественным оком. Арбитраж, по природе своей, кабинетное дело; а если вы заставите арбитров высказываться публично, кто пойдет на эти заседания? Я предлагаю исправить ошибки существующего судебного порядка, но не декретировать принудительный арбитраж. (Пенъер, Шабо, Марат, Рамелъ 26 прерывают Робеспьера.) Никто не оспаривал главный пункт вопроса. Не в том дело, каковы будут суды, а в том, какого рода будут судьи. Мы предлагаем, чтобы они были избраны народом, и тогда они будут называться судьями; другие хотят, чтобы они были избраны партиями, и тогда они будут называться арбитрами. Речь идет, следовательно, не о том, чтобы спорить о преимуществах или неудобствах того или иного рода выборов. Мой вывод таков: ввиду важности нашего спора, уполномочьте Комитет общественного спасения обсудить эти идеи и завтра представить вам результат своего обсуждения. 2-е выступление: Об обязательстве принимать участие в государственных налогах Я как-то разделял ошибку Дюко, мне думается даже, что я об этом где-то писал 27; но я обращаюсь к принципам, меня просветил здравый смысл народа, понимающего, что милость, которую ему предоставляют, оскорбительна. Действительно, если вы декретируете, особенно если вы внесете в конституцию пункт о том, что бедность исключает почетную обязанность принимать участие в удовлетворении нужд отечества, то вы декретируете унижение наиболее чистой части нации, вы этим декретируете аристократию богатства. Эти новые аристократы вскоре будут господствовать в законодательных органах и с отвратительным макиавеллизмом придут к выводу, что люди, не платящие налогов, не должны пользоваться благодеяниями правительства. Так будет создан класс пролетариев, класс илотов, а равенство и свобода погибнут навсегда. Не отнимайте у граждан того, что им наиболее дорого, а именно — удовлетворения, что и они вносят республике хотя бы лепту вдовицы28. Не только не следует вписывать в конституцию ненавистное различие, наоборот, надо подтвердить почетную для каждого гражданина обязанность платить налоги. Народным и справедливым является принцип, подтвержденный Декларацией прав, по которому общество должно предоставить все необходимое тем из своих членов, которые не могут добыть его своим трудом. Я требую, чтобы этот пункт был включен в конституцию, чтобы бедняк, который должен внести один грош налога, получал его от отечества для внесения обратно в общественную казну.
Выступления и речи 1793 г. 21 (Эро де Сешелъ, Кутон и Тюрио прерывают Робеспьера.) Там нет ее в том смысле, какой я придаю ей. Кроме того, я предлагаю, чтобы Комитет был уполномочен пересмотреть Декларацию прав, многие статьи которой не совпадают с конституцией и даже извращают ее. ВЫСТУПЛЕНИЯ В КОНВЕНТЕ 18 ИЮНЯ 1793 г.29 1-е выступление: О санкциях против лиц, ответственных за бедствия в Вандее Я поддерживаю отозвание комиссаров, обвиненных, вернее уличенных в благоприятствовании мятежникам. Что касается мер против генералов, об этом решать надо не с трибуны Конвента, а предоставить какому-нибудь Комитету расследовать это дело. 2-е выступление: Против отсрочки смертной казни двум заговорщикам в Бретани 30 Мотивы, высказанные Базиром, весьма слабые. Это та слабость, которая губит свободу и всегда была причиной наших несчастий. Беспорядок происходит не от того, что мы не знаем заговорщиков, а от небрежности, с какой мы их караем. Все знают коалицию держав; все знают вождей, узы, цель заговорщиков в Бретани; все знают, что их сообщники существуют в Конвенте. Что мы сделали, чтобы остановить зло? Ничего или почти ничего. С некоторого времени мы проявляем гражданскую доблесть, но она должна быть столь же энергичной, как сильна злоба наших врагов. Дал бы бог, чтобы нашими армиями так хорошо руководили, как руководят армиями мятежников! Пусть небу угодно будет, чтобы наши замыслы были так же едины, имели бы ту же ясность, что и их замыслы. Возвращаюсь к вопросу, нам не нужны признания преступника. Если вы хотите сохранить свободу, будьте беспощадны к заговорщикам. Предлагаю перейти к порядку дня. 3-е выступление: О Национальных конвентах Когда царит свобода, самой большой опасностью для нее являются политические потрясения, между тем невозможно спокойное существование Конвента одновременно с законодательным корпусом. Народ, у которого есть два рода представителей, перестает быть единым. Двойное представительство — это зародыш федерализма и гражданской войны. Пусть не говорят мне, что у них будут различные функции; это возражение лишено
22 Максимилиан Робеспьер силы; одно представительство вооружится существующей конституцией, а другое — тем живым интересом, который народ проявляет к новым представителям; возникнет борьба, соперничество вызовет ненависть, и враги свободы воспользуются этими раздорами, чтобы привести в расстройство республику, создать из нее федерацию или восстановить тиранию. Кроме того, Национальные конвенты не будут продолжительными, и я не вижу, почему находят неудобным возлагать на них заботу издавать какие-нибудь декреты в такой короткий срок. Разве не было у нас двух Национальных конвентов, объединивших свои полномочия? Это они совершили революцию; это они сохранили общественную свободу. И не их полномочия создали неудобства, а способ, каким они были составлены. Итак, чтобы уничтожить вечный зародыш раскола, и во избежание федерализма и гражданской войны, я предлагаю отвергнуть эту статью. (Албуи, Эро, Билло-Варенн, Гиомар 31, Барер, fJIeeaccep прерывают Робеспьера.) Закрепить в конституции срок существования национального представительства, которое создало конституцию, это значит забыть принципы народного суверенитета; к тому же Конвент созывается только в бурные времена, и, если вы закрепите за ним определенный срок существования, враги свободы сумеют сделать все, чтобы этот срок оказался пагубным. Если же, однако, Конвент продлит свою власть дольше, чем это предписывается интересами народа, то уставшая от него нация заставит его прекратить свои функции. Я предлагаю отвергнуть предложение об ограничении срока действия Национальных конвентов. 4-е выступление: Против Мерсье 32 Я бы никогда не поверил, что представитель французского народа осмелится проповедывать здесь принцип рабства и трусости. Я бы никогда не поверил, что он осмелится оспаривать республиканскую добродетель народа, которого он представляет. В чем видел этот человек, что мы ниже римлян? В чем видел этот человек, что конституция, которую мы заканчиваем, ниже деспотического Сената, никогда не знавшего Декларации прав человека? В чем увидел он, что народ, проливающий свою кровь за всеобщую свободу, ниже римлян, которые не только не были героями во имя свободы, но были угнетателями других народов. Такому человеку ничего нельзя ответить. Мы декретируем статью, которую мы достойны поддержать вопреки ему и ему подобным. Пусть они знают, все те, которым неизвестна энергия свободного народа, пусть они знают, что эта статья выражает его волю. Народ, договаривающийся с врагами, на-
Выступления и речи 1793 г. 23 ходящимися на его территории, это побежденный народ, отрекшийся от своей независимости. Никогда французский народ не покроет себя позором подобно человеку, который при деспотизме как будто сделал несколько шагов к будущему, а теперь отступает назад. Что во Франции царит свобода, это легко понять; но пусть знает этот человек, что мы не только декретируем статью, против которой он выступает, но мы и поддержим ее. 5-е выступление: О праве на образование и о свободе религиозных культов Я предлагаю внести в конституцию статью о всеобщем образовании; коллежи были рассадниками республиканцев, они создали дух нации, и он стал достоин свободы. (Фонфред, Левассер 33, Барер прерывают Робеспьера.) Я предлагаю Собранию рассмотреть не самый принцип свободы религиозных культов, а то, каким образом его подтвердить. Еще Учредительное собрание внесло эту статью в Декларацию прав, так как оно боялось возродить фанатизм; но теперь, при новых обстоятельствах, мы должны рассмотреть ближайшие последствия, могущие произойти из этой статьи. Я опасаюсь, как бы заговорщики не извлекли из конституционной статьи о свободе культов средство уничтожить общественную свободу; я опасаюсь, как бы люди, пожелавшие образовать контрреволюционные ассоциации, не скрыли их под религиозной формой. И тогда, если вы им скажете: вы собираетесь под предлогом выполнения вашего религиозного культа, но в действительности вы заговорщики, они ответят Еам: за пас конституция и законы, вам не принадлежит право толковать наши намерения и нарушать наши религиозные обряды. Вот под какой лицемерной маской заговорщики могут нанести удар свободе. Страх, как бы порочный законодательный корпус не воспользовался этим средством для узурпации верховной власти, это необоснованный страх. Заметьте, что общественное мнение встало на путь против суеверий. Правда, Вандея как будто противоречит этому утверждению; но посмотрите на Францию, посмотрите на народные массы — они составляют общественное мнение. К тому же известно, что религиозное рвение вождей вандейских мятежников свидетельствует о лицемерии аристократов, стремящихся с помощью религии восстановить свою власть. Я предлагаю перейти к порядку дня, мотивируя это тем, что принцип свободы убеждений включен в Декларацию прав.
24 Максимилиан Робеспьер ПРОТИВ ПРИНУДИТЕЛЬНОГО ЗАЙМА. Речь в Конвенте 21 июня 1793 г.34 Я прошу слова для предложения к порядку дня. Так как спокойствие республики зависит от того, как Собрание оценит основы представленного проекта, надо избежать всего, что может вызвать тревогу у людей. Мы еще не дошли до того, что нам надо беспокоиться за народное богатство, за национальные ресурсы, речь идет сейчас о том, чтобы заставить богачей помочь государству в его чрезвычайных нуждах 35. Основы представленного плана весьма опасны; первое это то, что он устанавливает жестокий сыск, близкий по духу к старой фискальной системе. Второе, что он не щадит средние состояния. Представленный план слишком низко спускается по лестнице градации состояний. Как будто мы стараемся пощадить богатых за счет мелких пролетариев. Если вы поразмыслите над ним, вы увидите, что план совершенно не удался. Очень опасно было бы заставить народ поверить, что он может быть принят. Исходя из состояния наших финансов п для общественного спокойствия, я предлагаю вернуть проект в Комитет с тем, чтобы он представил более разумный. Принимая такое осторожное решение, вы вырвете из рук врагов общественного дела и пособников анархии могучее оружие и одновременно покажете вашу энергию, благоразумие и вашу преданность свободе. ВЫСТУПЛЕНИЯ В КОНВЕНТЕ 23 ИЮНЯ 1793 г.36 1-е выступление: О Декларации прав Я вспоминаю, что в Учредительном собрании в то время, когда оно еще было достойно народа, в теченне трех дней шла борьба с духовенством против включения в Декларацию слова обязанности. Вам надлежит просто установить общие принципы прав народа, откуда естественно проистекают и его обязанности; но вы не должны включать в вашу Декларацию слово обязанности. (Билло-Варенн прерывает Робеспьера.) Для того, чтобы Декларация прав была принята народом, достаточно содержащихся в ней принципов и почти единогласного одобрения Национального конвента. Меня удивляет, что обращают внимание на некоторых граждан, неподвижно сидящих там (направо) и совершенно не разделяющих наш энтузиазм. Действия этих лиц показались мне столь необыкновенными, что я не могу поверить, будто они признают противоположные нам принципы, и я готов убедить себя в том, что не поднявшись вместе с нами, они оказались бездеятельными и дурными гражданами.
Выступления и речи 179S г. 25 2-е выступление: Против представления Жаком Ру петиции 37 Прошу выслушать меня раньше этого гражданина. Сегодня, граждане, в том числе заседающие в Национальном конвенте, должны были бы сосредоточить свое внимание на трогательных и величественных мыслях, высказанных установленными властями от имени парижских граждан. Отдадимся утешительным чувствам, которые эти идеи внушают, давайте закончим конституцию и пусть этот великий труд не будет прерван каким-либо частным делом. Этот день является национальным праздником, и в то время, когда народ клянется во всемирном братстве, давайте трудиться здесь для его счастья. Я прошу поэтому, чтобы петиция была отложена на другой день. Мотивы, вдохновляющие меня, достойны народа. Прошу поставить мое предложение на голосование. (Аплодируют,) ПОСТАВИТЬ В ПОРЯДОК ДНЯ МЕРЫ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 23 июня 1793 г. 38 Нет ничего более губительного для отечества, чем говорить ему о бесполезных и незначительных вещах; нет ничего более смешного, чем говорить ему о каких-то колоколах, заниматься каким-то священником, какой-то мессой и мелкими делами в тот момент, когда на республику нападают со всех сторон. Надо глубже рассмотреть первопричины наших зол и отыскать способы исправления их, надо принять разумный методический план и следовать ему; не следует распространяться о незначительных и бесцельных вещах. Надо принять серьезные революционные меры. Я вношу предложение, чтобы эта цель постоянно стояла в порядке дня, чтобы все мелкие дела отсылались в какой-нибудь комитет. Займемся защитой Парижа, этой цитаделью свободы, а также уничтожением врагов в Вандее. Пока мы заняты бесполезными вещами, пустопорожними и даже опасными спорами, наши враги, расставляющие нам западню, достигнут своей цели, так как эти споры смущают общество и не дают ему возможности остановить свое внимание на задачах общественной безопасности. Я предлагаю, чтобы исключительно эти цели стояли в порядке дня. Я вношу это предложение от имени всех защитников свободы и прошу председателя поставить его на голосование. (Аплодисменты.)
26 Максимилиан Робеспьер ВЫСТУПЛЕНИЯ В КОНВЕНТЕ 25 июня 1793 г. 1-е выступление: Против Жака Ру39 Вы легко могли отметить вероломное намерение оратора: он хочет придать взглядам патриотов оттенок модерантизма и тем лишить их доверия народа. Мне известно, что этот адрес40 не является выражением воли секции Гравилье. Я с удовольствием увидел, что он был отвергнут перед решеткой Конвента 41. 2-е выступление: Задачи, стоящие перед Конвентом42 Мне думается, что мы слишком много занимаемся этими жалкими людьми43. Я хорошо знаю, что они хотели бы, чтобы республика думала только о них, но республика занята делом свободы. Я полагаю, что в ожидании доказательств их преступлений, нужных не для того, чтобы убедить нас в их измене, а для того, чтобы оставить материалы для истории,— лучше всего принять меры для спасения республики и увести ее с края бездны, куда они завлекли ее. Не заблуждайтесь, язвы государства глубоки, нищета народа большая; берегитесь, как бы злоумышленники не воспользовались несчастиями, сопровождающими революции, для того, чтобы сбить с толку народ. Создайте законы для народа, заложите основы народного образования, возродите общественный дух, очистите нравы, если вы не хотите сохранить навеки революционный кризис. Наши враги стремятся снова разжечь гражданскую войну в этом Собрании; они бы хотели, чтобы Конвент являл зрелище раскола, раздирающего Францию. Такова причина притворства, с каким они требуют, чтобы вы занялись этими жалкими людьми. Несмотря на то, что закон покарал их, они подымают знамя мятежа. Они хотели бы занять ваше внимание судебным процессом, проходящим в национальном трибунале в то время, когда вы заняты собиранием фактов об истинных причинах наших зол, о длительной системе клеветы, придуманной с целью лишить революцию уважения Франции и Европы. Такова задача, которую себе поставил докладчик. Это большая задача, гак как он должен дать нам представление о крупном заговоре. Заговорщики хотят поторопить его с докладом для того, чтобы можно было показать только отдельные факты, несомненно достаточные для обвинения их в преступлении, но не способные доказать значение заговора, который замышлялся в продолжение нескольких лет. Вас хотят занять разговором о нескольких злодеях, тогда как только задачи, большие задачи республики должны привлечь наше внимание. Я требую, чтобы вы, не считаясь с декретом, хитростью вырванным людьми, которым следовало бы хранить молчание, приняли бы меры для
Выступления и речи 1793 г. 27 уничтожения их сообщников в Вандее. Разве не является оскорблением Конвента выступление в пользу этих Верньо, Бриссо в то время, когда им подготовляют побег. Пусть совесть этих жалких людей преследует их. Пусть Конвент не забывает, что он должен бороться со всеми врагами свободы вплоть до их уничтожения, что он остается народным, что он революционный Конвент. Я прошу, чтобы был подготовлен декрет, требующий завтра отчета о задержанных лицах, а затем пусть Конвент займется обсуждением больших национальных задач. ПРОТИВ ЖАКА РУ И О МЕРАХ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 июня 1793 г. 44 Шенье вовсе не был направлен в Тулузу45; действительно он был намечен для этой миссии, но сегодня утром вместо него были предложены трое других лип. Было выражено желание декретировать арест Дузье46, этому воспротивились, но тем не менее такой декрет будет издан. Я предложил Якобинскому обществу заняться мерами общественного спасения. Бесконечные предложения, спорные размышления занимают его время, и оно теряет то, что можно бы спасти. Я могу предложить обществу самые простые соображения о нашем теперешнем положении. Для тех, кто следит за нашей революцией, ясно, что Париж дает тон всей республике. Все просвещенные граждане знают, что единственное средство поддержать республику, это поддержать единство, связи и братство между гражданами этого большого города. Париж — цитадель свободы. Не надо увозить из него пушки, а, наоборот, надо создать ружейные мануфактуры, о которых так часто говорили. Мне совсем не нравится то, что все секции предлагают людей, пушки и т. д., ибо это резервные силы свободы, их и надо прежде всего поддеря^ать и сохранить. Нельзя больше обезоруживать Париж, не следует обезоруживать Ва- лансьенн. Потеряв Валансьенн, мы потеряем границу, потеряв Париж, мы лишимся свободы. Если Париж сохранит характерные черты, проявленные им до сих пор, черты, внушившие ему уважение всех недоброжелателей, он будет достоин завершить столь славно начатую им революцию. Вам недавно была предложена пользующаяся народным расположением конституция, какой никогда раньше не существовало. Этот большой труд совершило Собрание, бывшее в течение некоторого времени контрреволюционным. Но до этого Собрание претерпело большие изменения. Величайшим чудом своего обновления, своей чисткой оно полностью обязано народу и средоточию честности в самом Национальном конвенте.
28 Максимилиан Робеспьер Якобинцы, монтаньяры, члены Клуба кордельеров — эти старые борцы за свободу — оклеветаны. Человек, укрывшийся плащом патриотизма 47, намерения которого по крайней мере подозрительны, оскорбляет его величество Национальный конвент. Под предлогом того, что конституция будто бы не содержит законов против барышников, он заставляет делать вывод, что конституция не подходит тому народу, для которого она создана. Люди, без слов любящие народ, те, кто без отдыха работает для его блага не кичась этим, будут крайне удивлены, услышав, что их труд антинароден и что они представляют собой скрытую аристократию. Не было бы больше речи об этом, если бы интриган удовольствовался выраженным ему презрением и замолчал бы от стыда, но уверяют, что этот человек на следующий же день явился в Клуб кордельеров, в это священное место, которое молодые патриоты рассматривают с почтением, смешанным со страхом. И этот человек осмеливается повторять лжепатриотические оскорбления, которые он изрыгал раньше против конституции. Он не один из вас, заседающих здесь, и вы не были объявлены заклятыми врагами народа, которому вы посвящаете все свое существование. Наконец, он заставил принять решение, чтобы этот адрес был представлен Конвенту; более того, чтобы он был повторен в Епископстве — в другом месте, известном своими великими принципами, которые там проповедовались и поддерживались. (Некоторые голоса: «Он был изгнан».) Если верно то, что этому человеку была по достоинству оказана справедливость, мои надежды исполнились; но я не могу хорошо думать о тех, кто под видимостью тесной связи с народными интересами, готов продолжить бредовую брань этого бешеного священника. Меры, которые надо принять для спасения народа, не всегда одни и те же. Как и на войне мы иногда с мечом в руке бросаемся на неприятеля, а иногда изматываем его силы, заставляя его искать боя, точно так же, если использование сил в борьбе с врагами бесполезно, мы должны употребить хитрость, тонкость и лукавство — оружие, которое все они использовали против нас и которое принесло им большие успехи. Если бы и мы употребляли его, вместо того, чтобы исчерпать в течение четырех лет наши военные силы против них, мы победили бы. Какие перемены произошли в умах с тех злосчастных и памятных, времен, какая счастливая революция! Не будь этого чуда, что стало бы со свободой! Кто бы мог поверить, что это Собрание, состоявшее из злодеев, продавшихся банде контрреволюционеров, станет в течение пятнадцати дней са-
Выступления и речи 1793 г. 29 мым народным, самым демократическим из всех собраний! Что оно сумеет в такое короткое время освободиться от цепей, протянутых вокруг него людьми, которых нельзя было тронуть, хотя они были опозорены в общественном мнении. Смелее, граждане; нет, не могут патриоты иметь такие же взгляды, как герцог Кобургский, Бриссо, администраторы Кальвадоса или юга48. Итак, я утверждаю, что единственными врагами народа являются те, которые выступают против Горы Конвента. Когда мы станем бриссотин- цами, мы станем жертвами нашего отступничества, но до тех пор остерегайтесь этих интриганов, стремящихся под маской патриотизма снова свергнуть вас в бездну, из которой вы едва только начинаете выбираться. Неужели вы верите, что какой-то священник49 в согласии с австрийцами доносящий на лучших патриотов, может иметь честные и справедливые намерения? Не думаете ли вы, что если бы ему пришлось просидеть четыре года на Горе и выдержать все нападки, он был бы более твердым? Не верьте этому и по крайней мере подвергните его столь же длительному испытанию. Неужели вы верите, что можно одним ударом преодолеть Австрию, Испанию, Питта, бриссотинцев и Жака Ру? Нет, граждане, но предоставьте нам бороться с ними и не добавляйте своих усилий к слишком многочисленным усилиям аристократов и Ролана. Более того, честные патриоты убедятся в том, что интриган, который хочет возвыситься над обломками разбитых нами сил, над бриссотинцами, над Людовиком XVI, над Дюмурье, не добьется прав дерзостью и что такие люди, как он, не только невежественны, но плохие подданные и лжепатриоты. Несчастия отечества еще не кончились, и я осмелюсь даже сказать, что предвижу новое преступление в будущем. Но хотя я не всегда все вижу в светлых красках, я тем не менее уверяю моих сограждан в том, что наши ресурсы никогда не были столь велики и никогда наши враги не были вынуждены в такой степени считаться со свободой. Достаточно держаться верных принципов, не принимать ложных мер; а главное не лишать Париж его естественных защитников, являющихся защитниками всей республики. , Сохраните ваше оружие, ваши пушки, вся Франция должна подняться, но мы останемся здесь для того, чтобы раздавить врагов народа и обеспечить его независимость. Комитет общественного спасения — не контрреволюционный комитет, как вам об этом говорят. Он совершал ошибки, за которые его можно и должно упрекать, но прежде всего надо воздержаться поносить его с большим ожесточением, чем поносили бриссотинцев или этих Гаде. Этот Комитет дает вам возможность пресечь дерзость людей, старающихся навлечь подозрение на тех, кто до сегодняш-
30 Максимилиан Робеспьер него дня был опорой для народа, кто создал конституцию, вызывающую отчаяние у аристократов. Цель наших врагов — постепенно подорвать конституцию. ПРОТИВ АДМИНИСТРАТОРОВ ДЕПАРТАМЕНТА ЖИРОНДЫ. Речь в Конвенте 29 июня 1793 г.50 Наибольшим позором республики является не преступное поведение администраторов Жиронды и тех, кто объединился с ними, а терпимость, с которой вы допускали распространение ими пламени гражданской войны и стремление к федерализму. Никогда еще преступление не было установлено такими многочисленными доказательствами; никогда преступление не могло иметь столь опасных последствий; никогда ваш долг не был так ясно намечен. Вы должны мечом закона покарать этих чудовищ. Обратите внимание на поведение администраторов Жиронды, на их коалицию с Марселем; взгляните на их постановления, губящие свободу, ведущие к восстановлению кровавого трибунала, который вы так часто упраздняли; на их приказы о наборе вооруженной силы, к которой присоединялись попадающиеся на ее пути злодеи, силы, готовой перерезать в Лионе 1800 заключенных патриотов и провозгласить здесь контрреволюцию. Присмотритесь к движению в Кольвадосе, там народ вооружается для того, чтобы присоединиться к контрреволюционерам. Подумайте, дозволено ли вам действовать и далее с такой трусливой снисходительностью? Ударьте, народ ждет сигнала. Когда он видит, что администраторы вооружают его против Конвента, а Конвент хранит молчание, не имеет ли он права сомневаться в том, на чьей стороне справедливость? Я требую, чтобы все администраторы Жиронды и все те, кто присоединился к их постановлениям, были бы привлечены к суду, а если они не подчинятся, то должны быть поставлены вне закона. О КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫХ ИНТРИГАХ. Речь в Конвенте 7 июля 1793 г.51 Граждане, хотя нельзя сомневаться в том, что план похитить сына тирана 52 не вполне соответствует воле аристократии, если бы даже она была в состоянии выполнить его, ясно, что слух, о котором вам сообщили, был распространен лицемерными врагами свободы, которых вы уже
Выступления и речи 1793 г. 31 покарали. Они будто бы утверждают, что Гора, что парижский народ, генеральный совет Коммуны, что это вы, создатели республиканской и народной конституции, предложенной Франции, хотите восстановить трон в пользу сына тирана, которого вы казнили. Конечно, такая нелепость не стоила бы вашего внимания, и я сожалею, что Комитет общественной безопасности, в силу обстоятельств, вызвал вновь воспоминание о прежнем деспоте, для того, чтобы опровергнуть эту нелепость, а также сожалею, что столь презренные имена были произнесены в этом месте и в тот момент, когда в нем только что раздавались громкие клики одобрения великого народа, рвущегося к царству свободы и равенства. Но поскольку они оскорбили наш слух, я хочу привлечь внимание французского народа и ваше внимание к новым интригам этих подлых заговорщиков, в продолжение многих месяцев пытающихся убить свободу кинжалом клеветы. Чудовища! Они хотели спасти тирана; объединившись со всеми врагами народа с целью воскресить тиранию, они еще осмеливаются приписывать вам свои преступления. И это в то время, когда вы навеки зарыли тиранию в могилу своей республиканской конституцией, введению которой они так долго препятствовали. Они оклеветали благородный народ, уничтоживший всех предателей, победивший всех тиранов, стремящийся ввести новый кодекс, показывая всей Франции прекраснейший пример, а всему миру величественное зрелище. В судорогах отчаяния все враги свободы повсюду сеют ложь и раздоры, стремясь помешать, если возможно, французам собраться по этому радостному сигналу и вместо того, чтобы разделить наши святые чувства ликования и взаимной привязанности, наши братья в департаментах вносят в собрание Общества 10 августа только недоверие и мрачное предубеждение. Эта интрига связана также с коварными комбинациями роялистских спекулянтов; они хотят снизить стоимость ассигнатов, имеющих печать республики и поднять цену ассигнатов с изображением тирана. Партия врагов свободы пыталась выполнить этот план в Бордо, как об этом свидетельствует доклад ваших комиссаров из Жиронды. Я бы хотел об этом рассказать всей Франции; предлагаю вам подумать об этом, и вы поймете, что французский народ не будет иметь ни минуты покоя до тех пор, пока меч закона не покарает коварных и упорных заговорщиков. В этом отношении нелепая новость, дошедшая до вас, заслуживает некоторого внимания и я прошу, чтобы мои размышления были напечатаны в Бюллетене Конвента. В то же время я требую, чтобы журналисты, сообщающие в печати о ваших дебатах, но не те журналисты, которые куплены Питтом и враждебной свободе партией, поднявшей знамя мятежа, не обошли молчанием мои высказывания. (Аплодисменты.)
32 Максимилиан Робеспьер О КОМИТЕТЕ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 8 июля 1793 г.53 Два месяца тому назад подобная просьба едва ли имела бы успех. Теперь же достаточно показаться этим гражданкам, чтобы они могли прочесть на всех лицах интерес к ним и желание Конвента выполнить их требования54. Вернусь к Шабо. Каждая фраза, каждое слово его речи дышит самым истинным патриотизмом; но из этой речи я вижу также, что Шабо слишком пылкий патриот, негодующий на то, что дела не оборачиваются так, как он бы того хотел. Его раздражает то, что действия Комитета общественного спасения не достигают такого совершенства, которого Шабо нигде и не найдет. Я тоже, как и он, считаю, что этот Комитет не состоит из людей одинаково просвещенных, одинаково добродетельных; но где он найдет такой состав людей? Может ли он помешать людям ошибаться? Разве не видел он, что с тех пор как Конвент изгнал из своей среды позорящих его изменников, он вновь обрел энергию, занял высокое положение, которого у него не было до сих пор, его представительство обрело более величественный характер? Разве не достаточно этого примера для доказательства того, что не всегда необходимо уничтожать учреждение, и что иногда более благоразумно преобразовать его? Нет сомнения в том, что в Комитете общественного спасения есть люди, способные поднять государственную машину и придать ей силу, надо их только поощрять к этому. Кто может забыть услуги, оказанные этим Комитетом народному делу,— многочисленные заговоры, раскрытые им, удачно составленные обзоры, которыми мы обязаны ему, его разумные и глубокие взгляды, развернутые перед нами? Нет, Собрание создало Комитет общественного спасения не для того, чтобы он оказывал влияние на Собрание или направлял его декреты. Он был полезен Собранию умением отличить, что было хорошего в мерах, предлагавшихся со всех сторон для спасения отечества, от того, что представлялось под соблазнительной формой, но могло привести к опаснейшим последствиям. Комитет давал первый импульс многим важным и всегда полезным постановлениям; быть может эти-то постановления спасли отечество, но Комитет избавил (sic) Конвент от тягостного, часто бесплодного труда тем, что представлял ему удачно полученные результаты малознакомой и непривычной Конвенту работы. Я полагаю, что это все достаточно доказывает Обществу, что Комитет общественного спасения, который теперь стремятся принизить, был не столь малой помощью, как, по-видимому, хотели бы это представить.
Выступления и речи 1793 г. 33 Несомненно, Комитет совершил ошибки. Мне ли их скрывать? Разве я склонен к снисходительности? Я считаю, что если для отечества не все сделано, значит сделано недостаточно; кто убежден, что свобода с лихвой вознаграждает человека за его жертвы, когда ему уже нечем больше жертвовать? Да, Комитет совершил ошибки и я вместе с вами упрекаю его за них. Но от ошибок, в которых можно упрекнуть некоторых членов его, весьма далеко до изгнания всего его состава в целом. В его среде есть чистые, безупречные люди... сегодня даже один из них сделал нам доклад, хотя и оставляющий желать еще многого, тем не менее на нем лежит печать большого таланта и видна воистину республиканская душа его автора. Одним словом, я утверждаю, что было бы неполитично в данный момент вызвать недоверие народа к этому Комитету, который нуждается в его полном доверрш; на него возложено выполнение больших задач и отечество ждет от него небольшой помощи. Хотя республиканки и революционерки не одобряют Комитет, я тем не менее считаю его способным на значительные действия. Если он не может получить их одобрения, надо ему постараться обойтись без него. ПРОТИВ НЕОБОСНОВАННЫХ ОБВИНЕНИИ ПАТРИОТОВ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 10 июля 1793 г. 55 Я требую прекратить фарс и открыть заседание 56. Ро с синь оль57. Да, это изменники, и я обещаю... Робеспьер. Я знаю Д'Албарада, как и все,по тому,каким он показал себя с того времени, как стал министром. До сих пор я не вижу, в чем можно его обвинить; я вижу в нем человека, который был проведен в министерство общественным мнением, доверием всех его сограждан; обманул он это доверие? Обманул нас? Это надо расследовать, но спокойно, вдумчиво, мы не должные легкостью принять неопределенные наветы, которые так хорошо служат нашим врагам. Повторяю, я совсем не знаю Д'Албарада, но я замечаю, что план лишить самых твердых, самых добродетельных патриотов расположения народа проводится слишком настойчиво. Ясно, это высшая степень злобы наших врагов и они могут надеяться на все, если им удастся с такой легкостью лишить нас доверия народа. Надо было сообщить либо о более достоверных, либо о более невыгодных для общественного дела фактах. Что вам говорят? Что Д'Албарад ошибся, когда, поверив словам человека, ко- 3 Зак. № 1992
34 Максимилиан Робеспьер торого он считал весьма просвещенным, предоставил важный пост лицу, способному занимать его. Но с каких это пор люди перестали ошибаться? Бушотт и Паш также, к сожалению, сделали несколько раз выбор, не оправдавший их ожидания, и однако это два настоящих республиканца — стойкая опора нашей свободы, два верных сына отечества; и никто не сомневается в том, что в их положении они зачастую сокрушались, если им случалось совершать подобные ошибки. Я вовсе не хочу порицать двух выступивших граждан, но я отмечаю, что когда клевещут на признанных патриотов, нуждающихся в доверии народа, надо быть более осмотрительным. Я обратил внимание на то, что, помимо обвинения министра, обвинению подвергся и Дантон. Хотят и его сделать подозрительным. Значит верно то, что клевета не перестает преследовать должностное лицо за то только, что оно должностное, и напрасно вы жертвуете всю свою жизнь свободе, если любой недоброжелатель может в какие-нибудь четверть часа разрушить доверие, по праву заслуженное вами, и отнять у вас плоды ваших трудов. Вам, конечно, говорят о флоте, говорят, что он должен быть предметом заботы, но могут ли нам сказать, у кого больше всего талантов? Кто более способен теперь занять столь трудный пост? Известен ли тот, кто достоин заменить Д'Албарада? Пусть назовут мне того человека, которого хотят поставить на его место, и пусть в то же время скажут мне: он будет свободен от ошибок, недосягаем для заблуждений, ему удастся избежать все препятствия, у него будут только блестящие идеи, удачные планы, успех которых уже обеспечен. Обвиняют Бушотта, а где же тот серьезный республиканец, который работал для своей страны больше Бушотта? Достаточно, следовательно, назвать такого-то человека виновным, сказать — «я обвиняю», чтобы он был обвинен. Станем ли мы освобождать человека, делающего донос, от представления доказательств возводимых им обвинений. Я бы хотел, чтобы Якобинское общество поняло, наконец, как смехотворно и насколько смертоносно для общественного дела постоянно переходить от одного предмета к другому. Я бы очень хотел, чтобы Общество ограничило вопросы, подлежащие обсуждению на его заседаниях, и чтобы оно приняло порядок дня, единственно способный придать ему величественный характер, отличающий это Общество.
Выступления и речи 1793 г. 35 О ПОХОРОНАХ МАРАТА И О МЕРАХ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 14 июля 1793 г. 58 У меня мало что есть сказать Обществу. Я бы даже не просил слова, если бы в этот момент на мою долю не выпало право побеседовать с вами; если бы я не предвидел, что честь погибнуть от кинжала не была бы также уготована и мне, что первенство это было предрешено лишь случайно и что гибель моя приближается быстрыми шагами. Когда человек, глубоко чувствующий и проникнутый любовью к общественному благу, видит, как его враги безнаказанно подымают голову и уже делят между собой добро государства, а его друзья, наоборот, напуганные гнетом, бегут от смертоносной земли и покоряются судьбе, он становится ко всему бесчувственным и видит в своей могиле лишь верное убежище, которое провидение сохранило для добродетели. Я надеялся, что заседание, происходящее после убийства одного из наиболее ревностных защитников отечества, будет полностью занято вопросом о средствах отомстить за него, послужить ему лучше, чем служили раньше. Об этом ни слова не говорили; так о чем же говорили в это драгоценное время, за каждое мгновение которого мы отвечаем? Занимаются чрезмерными гиперболами, смешными и бессмысленными фразами, отнюдь не помогающими делу и лишь препятствующими ему. Например, вас просят и просят серьезно обсудить вопрос о состоянии Марата. Какое значение имеет для республики состояние одного из ее основателей? С нами хотят сейчас говорить об увековечении его памяти, тогда как за это еще надо бороться. Требуют оказать ему честь, похоронить его в Пантеоне. А что это за честь? Кто покоится там? Кроме Лепелетье, я не вижу там ни одного добродетельного человека. Не положат ли его рядом с Мирабо? С этим интриганом, методы действий которого всегда были преступными; с этим человеком, заслужившим репутацию разве только путем большого коварства. Таковы почести, которых добиваются для Друга народа. Бентаболь. Да, и которые он получит, вопреки завистникам, Робеспьер. Займемся, наконец, мерами, которые могут еще спасти наше отечество, уничтожим влияние денег Питта. Заставим Кобургов и Брауншвейгов вернуться на свои территории. Сейчас не время показывать народу зрелище торжественных похорон; когда же, наконец, победоносная республика упрочится, она разрешит нам заняться ее защитниками. Тогда вся Франция этого потребует и вы, конечно, окажете Марату почести, которые заслужила его добродетель, которых требует память о нем. 3*
36 Максимилиан Робеспьер Знаете ли вы, какое впечатление производит на человеческое сердце зрелище похоронной церемонии? Глядя на нее, народ думает, что друзья свободы таким образом как бы возмещают понесенную потерю и что отныне они не обязаны отомстить за нее; они удовлетворяются отданными добродетельному человеку почестями, желание отомстить за него потухает в их сердцах, равнодушие следует за энтузиазмом и память о нем рискует быть забытой. Давайте же и дальше искать то, что еще может нас спасти. Надо, чтобы убийцы Марата илЛелетье искупили на площади Революции свое ужасное преступление. Надо, чтобы пособники тирании, вероломные депутаты, развернувшие знамя мятежа, те, кто постоянно точат нож над головой народа, кто погубил родину и, в частности, некоторых сынов ее, надо, говорю я, чтобы эти чудовища ответили нам своей кровью, чтобы мы отомстили им за кровь наших братьев, погибших во имя свободы, и которую они с такой жестокостью пролили. Надо разделить между собой наиболее трудные государственные заботы; пусть один повсюду просвещает народ и понемногу приводит его к пониманию его обязанностей; пусть другой правильно ведет правосудие; пусть один обеспечит всюду поступление продуктов; пусть другой занимается исключительно сельским хозяйством и средствами умножить его доходы; пусть один создает разумные законы, а другой поднимает революционную армию, обучает ее, закаляет ее и пусть он сумеет вести ее в бой. Надо, чтобы каждый из нас, забывая себя, хотя бы на время отдался республике и посвятил бы себя без остатка ее интересам. Надо, чтобы муниципалитет отложил сейчас похоронное торжество, которое сначала хотя и казалось дорого нашим сердцам, но последствия которого, как я уже показал, могут стать гибельными. ВЫСТУПЛЕНИЯ В КОНВЕНТЕ 24 ИЮЛЯ 1793 г.59 1-е выступление: Об изгнании неприсягнувших священников Достойно удивления, что при существующих обстоятельствах поднят столь щекотливый вопрос. Национальный конвент издал благоразумный декрет об удалении с французской земли фанатичных священников — этот губительный бич; а вот сегодня предлагают ему вернуть их к нам! Забывают, что если они останутся во Франции, они всегда могут сплотить вокруг себя заговорщиков и что во время любого контрреволюционного мятежа они могут быть освобождены и тогда эти хищные животные будут брошены на нас. Забывают, что они еще могут из тюрьмы отравлять народ своими кощунственными писаниями. Декрету об удалении их
Выступления и речи 1793 г. 37 противятся из-за трудностей транспорта. Я не знаю, в чем тут трудности, надо доказать мне, что эти трудности могут превысить столь важные соображения. Я требую выполнения декрета. 2-е выступление: Против смещения генерала Лавалетта60 Общественное спасение требует выяснения этого дела. Все знают, что Ламарльер 61 является другом Кюстина и что они оба плели заговор, который также был разоблачен. Ваши комиссары впали в большое заблуждение. Я знаю все, что произошло в Лилле 62. У меня в руках доказательство всех фактов. Я отвечаю головой перед всей Францией, что нет таких мер, которых не принял бы Ламарльер для того, чтобы сдать Лилль австрийцам, и нет таких мер, которых не принял бы Лавалетт, чтобы противостоять этому. Вспомните об измене Дюмурье, этот предатель послал Мяжинского в Лилль, чтобы сдать город вашим врагам. Благодаря Ла- валетту этот заговор потерпел неудачу. После этого он, насколько это было в его силах, разоблачал маневры Ламарльера, упорно желавшего остаться в Лилле, вопреки приказам Исполнительного совета, назначившего его в другое место. Удивительно, граждане, что тот, кто употребил столько усилий для торжества народного дела, попал под суд ваших комиссаров. За Лавалетта стоят солдаты, народное общество, все патриоты и его же отдают под суд! Я надеюсь, что дух свободы еще раз охранит патриотов и даст им возможность восторжествовать в этой борьбе. Когда Лавалетт приедет в Париж, Комитет общественного спасения и Исполнительный совет, будучи более осведомленными, отдадут должное его республиканизму и возвратят его на его пост. Измена Ламарльера и его покровителя Кюстина раскроется; беру на себя обязательство разоблачить их планы. Таковы факты, которые я хотел сообщить Конвенту; здесь присутствуют солдаты, истинные республиканцы, которые могут рассказать о важных фактах; я требую, чтобы их выслушали и чтобы завтра Комитет общественного спасения сделал нам доклад по этому вопросу с тем, чтобы мы, не теряя времени, приняли меры для сохранения в Лилле весьма полезного для защиты этого города человека, преследуемого вероломными генералами. (Бентаболъ прерывает Робеспьера.) Их преемники назначены; я требую, чтобы Дегем, который не постыдился защищать Кюстина и который совершил антигражданский акт, был бы немедлено отозван.
38 Максимилиан Робеспьер ПО ПОВОДУ ДЕКРЕТА О СМЕЩЕНИИ ВОЕННОГО МИНИСТРА БУШОТТА. Речь в Конвенте 26 июля 1793 г. 63 Я прошу Собрание отложить на завтра доклад Комиссии по народному образованию. Сейчас есть другой вопрос, по которому я должен высказаться и который касается общественного спасения. Речь идет о том, чтобы не допустить дезорганизации наших армий, что могло бы явиться последствием декрета, составленного вчера в конце заседания и о котором большинство членов еще не знает, ибо Собрание, как говорят, было весьма малолюдным. Смысл этого декрета сводится к тому, что военный министр должен быть заменен другим лицом, тот министр, суровая честность которого является большим препятствием для выполнения преступных маневров, замышляемых новыми Дюмурье. Вы должны понять, какие неудобства влекут за собой частые смены министра, производимые без необходимости. Если вы хотите придать какое-то устойчивое положение правительству, последовательность и твердость военным операциям, не пытайтесь так поспешно смещать министров, которым патриоты доверяют и которых аристократы и вероломные генералы ненавидят, ведь они ненавидят и патриотов. Я бы легко мог объяснить, какова причина предубеждения некоторых патриотов, слепо приписывающих министру ошибки его агентов, его врагов. Они обмануты людьми, которые хотели бы видеть в министерстве свою креатуру, найти нового Бернонвиля, а этот не преминул бы найти новых Дюмурье. Мне незачем больше говорить об этом Национальному конвенту для мотивировки доклада о декрете, смысл которого сводится к отстранению министра-патриота, поскольку будет составлен список кандидатов на пост министра. ПО ПОВОДУ АДРЕСА РУАЙЕ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 7 августа 1793 г.64 Посланцы французской республики спасли родину. То, что они совершили, является порукой бессмертия свободы, это является ответом на клевету, посредством которой в течение четырех лет пытались навсегда погубить республику; но этого не удалось достигнуть. В четвертый раз они не оправдывают преступные надежды преступных врагов народа. В первый раз это было в 89 году, когда, несмотря на интриги привилегированных сословий и упорное сопротивление деспота, они объединились под знаменем рождающейся свободы.
Речи 1793 г. 39 Во второй раз это было 10 августа, когда, вопреки усилиям изменников, которым казалось, что им удалось совратить большую часть санкюлотов, они сумели расстроить коварные замыслы предателей своим массовым походом, имевшим целью свергнуть тирана. В третий раз они не оправдали надежд изменников, когда по зову законодателей сумели отказаться от идеи федерализма, которую им искусно внушали коварные и подлые люди. В четвертый раз это происходит теперь, когда они присоединяют свои чаяния о благе родины к нашим и свои усилия к нашим усилиям, которые мы постоянно употребляем для сохранения республики и уничтожения заговорщиков. Я приветствую адрес, представленный Руайе; я приглашаю посланцев республики прийти в Конвент, воздать ему должное и обещаю, что Конвент прикажет напечатать этот адрес в своем Бюллетене и разослать его во все департаменты республики. (В это время один из посланцев департаментов потребовал, чтобы слово давали только посланцам республики и не давали его парижанам. После долгих пререканий потребовали слова для Робеспьера.) К сожалению, я вынужден сегодня взять слово, я бы должш был молчать и дать говорить гражданам, менее привычным к выступлениям, но пришедшим с намерением и со средствами спасти общественное дело. Я удостоверяю граждан, знающих меня, что только необходимость говорить с вами о спасении общества заставила меня сейчас выступить. Никогда враги народа не использовали более искусной меры для того, чтобы погубить родину. Они приписывают пламенным друзьям свободы свои собственные преступления. Сен-Джемский кабинет65, имеющий своих агентов в республике и специально во всех морских портах, принимает самое большое участие во всех этих заговорах. Я сообщаю вам о новых бедствиях, которые не должны страшить республиканцев, потому что их ничего не должно страшить; еще одно несчастье является лишь новым подтверждением постоянного успеха. В Гюнингене и в нескольких других городах подожгли арсеналы, и еще никто не знает, а может быть не хотят знать, является ли это несчастье случайным или злонамеренным делом66. Были употреблены все средства, чтобы создать искусственный голод и этим вызвать возмущение народа. В течение пятнадцати дней из Парижа было вывезено одного лишь продовольствия столько, что им можно было бы прокормить по меньшей мере сто тысяч человек; подстрекают народ к беспорядкам, имея при этом троякую цель: ограбить магазины руками народа или, вернее, руками подлецов, переодетых в одежду, которую носит народ, в почетную одежду бедности;
40 Максимилиан Робеспьер вторая цель — это повести народ к тюрьмам и возобновить сентябрьские ужасы; третья цель — это направиться к арсеналу и захватить там всякого рода боеприпасы. Я предлагаю нашим братьям из департаментов призвать народ к мужеству, к твердости ради счастья, которое ему принесет подчинение законам, доверие к законодателям, единение и преданность делу сохранения республики. Эти заговоры будут обречены так же, как и все другие, если все граждане будут способствовать рвению мэра и главнокомандующего парижской национальной гвардией, принявших в этих обстоятельствах все меры, которые должны принять два истинных друга народа, для защиты его от нападения врагов. О ПОЛОЖЕНИИ В РЕСПУБЛИКЕ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 11 августа 1793 г. 67 Друзья свободы, я оповестил вас, что настало время узнать всю правду, надо спасать родину всеми оставшимися у нас средствами. Особые обстоятельства привели к тому, что я узнал ужасную истину, о которой те, кто не находится в таком же положении, как я, не могут догадаться. Какую бы меру вы ни приняли, если только она частичная, она будет только опасным паллиативом. Ваши армии потерпели новые неудачи; ваши враги предприняли новую дерзость; причиной всего этого является подлость и предательство, с одной стороны, слабость и легковерие, с другой. Предательство, подлость у ваших врагов; а у вас, патриотов, слишком много слабости и легковерия, которые погубят вас. Внешние враги никогда бы не проникли на вашу территорию, скажу более, они никогда бы не подумали вступить на нее с оружием в руках, если бы они не рассчитывали на изменников, которых вы кормите. Нас должно ободрять то, что ни один из них не имел успеха, заслужив его своей храбростью или своими талантами; они добились успеха только изменой, это она дала им возможность занять наши города. Все наши крепости, все были сданы (слышен сильный ропот). Мне кажется, что меня не поняли, я не хотел сказать, что все они были во власти неприятеля, но что все те, которые были взяты, начиная с Лон- гви, перешли под его власть только из-за черной и самой невероятной измены. Мы были преданы со всех сторон, преданы теми, кто завоевал наше доверие. Нас должно удивлять то, что после стольких неудач, имея столько врагов, замышлявших з1аговоры против республики, она еще существует, и,
Речи 1793 г. 41 поскольку республика существует, я делаю вывод, что она бессмертна. (Аплодисменты.) Республика находится в очень тяжелых обстоятельствах, надо, чтобы вы это знали. Зло стало очень серьезным; оно усиливается с каждым днем и вскоре станет, быть может, неизлечимым; и, однако, обратим наше внимание на средства борьбы с ним. Эти средства существуют, но, прежде чем использовать их, надо знать, каково наше истинное положение: оно может страшить только трусов, а их надо отправить к аристократам. (Аплодисменты.) Общество должно знать, что после ухода изменников у нас остался дух измены. Дюмурье до сегодняшнего дня командовал нашими армиями и всегда его планы и проекты выполнялись буквально; остерегались изменить даже движение армии, ведь это могло сбить с пути австрийцев. Он сдал миллионные суммы, оружие и людей — самых ревностных защитников республики. Все стало добычей неприятеля. Дюмурье исчез; легковерные люди поверили, что предательство окончилось. Нет, у него остались преемники. Посмотрим, воспользовались ли они его примером. Кюстин нагромоздил в Майнце пушки, всякого рода боеприпасы, и все это было отдано австрийцам. Его измена такая же, она отличается только названиями городов, которые были взяты и разграблены. Дюмурье, Кюстин — оба они агенты английской клики, но есть у них сообщники и среди нас. Лагерь Сезара так же укрепленный, как и лагерь Фамара, находясь в самом угрожающем положении, мог бы защищаться целые годы, но сдался почти без борьбы. Он был сдан генералом Кильменом, и уже Камб- рэ под угрозой, или вернее окружен 68. Вы знаете все наши беды, они не должны страшить вас; вы должны знать средства борьбы с ними, они находятся в нас самих: да, они в вас, республиканцы, и указать на них — значит обеспечить нам успех. Английская партия, которая до сих пор господствовала над нашей революцией, которая с такой расточительностью раздавала деньги на подкуп республиканцев, которая в некоторых случаях руководила нашими операциями, имела целью дать нам в короли герцога Брауншвейгского или герцога Йоркского69, и это было бы итогом четырехлетней борьбы, неудач, несчастий и нескольких побед. Но этого не будет. Посмотрим, однако, как они намеревались вести нас к этой цели; их меры были хорошо подготовлены. Бежавший Дюмурье продолжает командовать вашими армиями. Кюстин, такой же представитель английской клики, как и Дюмурье, следует его планам, его советам, всему, что он о них знает и считает своим святым долгом ни в чем не уклоняться от них; отсюда майнцская измена.
42 Максимилиан Робеспьер Другой представитель английской партии Кильмен сделал то же самое в Пайанкуре 70 и вскоре сделает то же самое в Камбрэ, которому во многих отношениях угрожают большие опасности. Кильмен теперь заменен генералом, которого я считаю чистым (Ушар) 71. Однако у нас столько причин никому не доверять, что я откладываю свое суждение до тех пор, пока события не подтвердят это. Но обратим наши взоры на средства, какими мы можем спасти родину, я собираюсь говорить с вами только о ней. Очень долго причиной наших несчастий была безнаказанность. Если бы Людовик XVI был наказан после первого преступления, которое он осмелился совершить против нации, революция продвинулась бы вперед и республика была бы объявлена значительно раньше. Кто не содрогается при мысли о том, что убийца стольких наших братьев, стольких тысяч патриотов, стольких женщин, детей, стариков, все еще жив 72? Какой злодей, оставаясь безнаказанным, не станет домогаться чести служить королевской власти против бедных санкюлотов, у которых нет оплачиваемых убийц, нет разбойников, которых надо поддерживать? И разве не следует нам страшиться при виде того, 4то Трибунал, пользующийся доверием народа и имеющий множество доказательств виновности Кюстина, остается бездейственным и не судит этого большого преступника? Кюстин все еще жив и его голова крепче сидит на плечах, чем моя, чем головы всех патриотов! Едва лишь собраны необходимые сведения для его процесса, как уже спешат показать нашим братьям правосудие и справедливость нации, которая так же наказывает, как и награждает. В течение одного месяца было получено определение суда; согласно ему в Камбрэ надо было найти корреспонденцию, в которой, как говорили, приведены необходимые доказательства для спасения Кюстина. Итак, в том городе, который он собирается сдать врагу, ищут доказательства его невиновности. Революционный трибунал действует теперь с той же медлительностью, что и прежние парламенты, это те же коварные и крючкотворные формы, отличающие всегда наше сословие адвокатов. И все же даже .парламент в течение четырех дней осуждал человека за убийство. А этот человек, за четыре года убивший триста тысяч французов, не боится доказательств своей виновности. Он оправдан, убийца наших братьев! Он уничтожит всю расу людей и вскоре останутся одни лишь тираны и рабы! («Нет! Нет!» — закричали со всех сторон.) Знаете ли вы, какие средства употребляют наши враги, чтобы уберечь его от справедливой мести народов? Злоупотребляя состраданием народа, они хотят, чтобы народ сохранил ему жизнь. Они не могли устоять перед слезами красивой женщины73; женщины
Речи 1793 г. 43 бросаются к ногам первого встречного с мольбой пощадить его. Мы же, санкюлоты, не имели женщин, которые вырывали бы нас у смерти, когда лионские заговорщики сотнями бросали нас под нож убийцы. Вот человек, которого ваш Революционный трибунал пощадит! Все вожаки заговорщиков, Стенгель, Миранда, многие другие, за исключением Мяжинского, наименее виновного из всех, и возможно того, кого следовало бы простить, ускользнули от мести правосудия... (Частые реплики утомили оратора и возмутили Собрание. Наконец, они стали столь сильными, что председательствующий гражданин Эбер, будучи не в состоянии установить тиигину, возвысил голос и сказал: Эбер: Робеспьер, вспомни, когда здесь впервые разоблачили Дюмурье, из ножен вытащили кинжалы и, может быть, у него еще и теперь есть друзья среди нас. Теми же средствами они поддержат достойного его соперника; но они не запугают патриотов.) Робеспьер. Надо, чтобы народ, вспомнив Лакедемон и Афины74, обрел свою энергию и поклялся похоронить себя под развалинами республики, если она подвергнется опасности быть уничтоженной. Если весь народ не соберется с силами при виде наших несчастий, если кто- нибудь из нас не подымется, не выйдет из рядов, чтобы пожертвовать собой ради спасения родины и уничтожения ее угнетателей, со свободой будет покончено, она погибнет, несмотря на наше мужество. Надо также, чтобы журналисты, очевидно являющиеся сообщниками Лондона и Берлина, люди, находящиеся на содержании наших врагов, умеющие под видом ревностной заботы об интересах народа вызывать у него страх, люди, находящие средство ложными истинами внести в «его среду недоверие, ужас и растерянность, надо, говорю я, чтобы эти люди были наказаны, надо обуздать их. Так же надо поступить с этими заговорщиками, которые с громадным удовлетворением видят, что наступает время, когда народ будет вынужден рассеяться по огромной территории, а это позволит им объединиться и открыто составлять заговоры! Пусть же ни один из них не ускользнет, и даже если патриотам придется всем уходить, так пусть аристократы будут закованы в цепи. Существуют люди, тем более опасные, что они домогаются жалости. Надо запереть эту толпу людей, бегающих по улицам города. Они изображают себя голодными, нищими, аристократами; эти люди подкуплены для того, чтобы совратить народ и сделать его жертвой обмана из-за его доверчивости и его сочувствия. Самая важная из моих мыслей чуть было не ускользнула от меня. Но я не боюсь высказать ее: если бы Национальный конвент остался таким, каким он был несколько месяцев тому назад, республика погибла бы. Призванный, против моего желания, в Комитет общественного спасе-
44 Максимилиан Робеспьер ния, я увидел вещи, существование которых я бы никогда не осмелился подозревать. Я увидел в Комитете, с одной стороны, патриотов, прилагающих все свои усилия, иногда напрасно, для спасения страны, и, с другой стороны, предателей, заговорщиков, действующих с тем большей наглостью, что они остаются безнаказанными. С тех пор как я увидел правительство вблизи, я смог увидеть преступления, совершаемые ежедневно. Народ сам спасет, себя. Конвенту надо собрать вокруг себя весь французский народ, ему надо объединить всех наших братьев в департаментах; надо зажечь огонь и бросить его на наших внешних вратов и раздавить наших врагов внутренних. Я услышал предложение, внесенное сегодня в Конвент, и уверяю васг что даже теперь мне трудно в это поверить. Я бы не оставался в качестве бесполезного члена какого-либо комитета или собрания, которое должно исчезнуть. Я бы сумел пожертвовать ообой для блага моей страны. Если произойдет то, что я предвижу, я заявляю, что ухожу из Комитета и что никакая человеческая сила не сможет помешать мне сказать Конвенту всю правду, указать ему, какие опасности угрожают народу, предложить ему меры, которые одни могут предупредить их или воспрепятствовать их последствиям. Я заявляю, что ничто не может спасти республику, если будет принято внесенное сегодня предложение о том, чтобы Конвент был распущен и чтобы вместо него было создано Законодательное собрание 75. («Нет! Нет!» — вскричали все члены общества. Посланец департаментов. Мы поклялись не расходиться до* тех пор, пока Конвент не декретирует меры общественного спасения. Другой посланец. Я требую, чтоб члены Конвента не расходились до конца войны.) Робеспьер. У меня нет никакой причины увековечить настоящее- Собрание; все, кто знает меня, знают, что я горячо желаю снять с себя бремя управления, которое в течение пяти лет лежит на моих плечах; я откровенно скажу, что это бремя выше человеческих сил. Но, согласно коварному предложению, против которого я борюсь, пытаются заменить изгнанных из Конвента членов посланцами Питта и герцога Кобургского. О МЕДЛИТЕЛЬНОСТИ РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 25 августа 1793 г.76 Необходимо объявить вечную борьбу агентам Питта и герцога Кобургского, разлагающих наши города и департаменты. С вершины Горы я бы дал народу сигнал и сказал бы ему: Вот твои враги, бей!
Речи 1793 г. 15 Я проследил за адвокатскими формами ведения дел, в которых запутался Революционный трибунал. Ему требуются целые месяцы, чтобы судить какого-нибудь Кюстина, убийцу французского народа! Противники тирании были бы уничтожены в двадцать четыре часа, если бы она могла возродиться хотя бы на это время. Свобода должна теперь употреблять те же средства; в ее руках меч мести, который должен, наконец, освободить народ от его самых ярых врагов; виновными будут те, кто даст народу успокоиться. Недопустимо, чтобы Трибунал, учрежденный для движения революции вперед, своей преступной медлительностью заставлял ее двигаться назад. Трибунал должен быть столь же активным, как и само преступление, он должен действовать так же быстро, как быстро совершается преступление. Этот Трибунал должен состоять из десяти лиц, занятых только раскрытием преступления и применением наказания. Бесполезно собирать присяжных и судей, поскольку этому Трибуналу подсудно преступление одного лишь рода — государственная измена — и что за нее есть одно наказание — смерть. Смешно, когда люди заняты изысканием наказания, которое надо применить к такому преступлению, поскольку есть только одно наказание, применяемое ipso facto *. Комитет общественной безопасности во многом неправ, ему есть в чем упрекнуть себя; но и парижской полиции также есть в чем упрекнуть себя и ее так же следует реформировать, как и Комитет. Комитет общественной безопасности, как и Революционный трибунал, имеет пороки по своей форме и по организации своей работы. Прежде всего он слишком многочислен, и одно это должно тормозить его операции. Помимо того, это обстоятельство мешает нам быть уверенными в патриотизме входящих в его состав членов. Есть и другое неудобство, которое часто затрудняет движение дел. Комитет общественного спасения, уполномоченный разоблачать заговоры, какого бы характера они ни были, зачастую арестовывает лицо, которого Комитет общественной безопасности, имеющий приблизительно такие же функции, тоже разыскивает77; в результате возникнет юридический конфликт, вредный для блага государства. Комитет общественной безопасности освобождает или оправдывает того, кого Комитет общественного спасения заключил в тюрьму и осудил, и это происходит потому, что оба Комитета судят не по одним и тем же документам и что один отменяет то, что является основой приговора для другого, а это оставляет дверь открытой для интриги. Я резюмирую. Нужны: реформа Революционного трибунала и быстрая его реорганизация в новой форме. Он будет произносить приговор в оп- * Ipso facto (лат.) — в силу самого факта, тем самым.
46 Максимилиан Робеспьер ределенный и всегда близкий срок виновным или освобождать невинных; создание нескольких революционных комитетов, которые будут одновременно судить за многие преступления, ежегодно совершаемые против свободы; общий надзор полиции; обновление Комитета общественной безопасности, в состав которого будет входить только десять человек с определенными функциями; проведение демаркационной линии между его функциями и функциями Комитета общественного спасения. О ПРОДОВОЛЬСТВЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ И ДРУГИХ ВОПРОСАХ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 4 сентября 1793 г. 78 (Робеспьер начинает указанием на необходимость быстрого обновления управления почтой, затем добавляет:) В Конвенте захотели помешать увольнению роландистских служащих и для этого воспользовались тем, что в список лиц для замены их был включен подозрительный человек (Дюплен) 79. Я согласен, из-за своего участия в деле Кюстина, Дюплен потерял уважение патриотов и они болезненно отнесутся к тому, что, до тех пор, пока он не исправит свою вину, он вообще займет какое-либо место. Но его хотели смешать с Дюп- леном, автором «Эхо», Он внесен в список верных людей, которые поднимут государственную машину действительно республиканскими мерами. Необходимо во что бы то ни стало обновить эту прогнившую администрацию, и если в нее проскользнет какой-нибудь слабый человек, это не приведет к столь большим бедам, как если оставить в ней заговорщиков и людей крайне подозрительных; следовательно, любая просрочка опасна. (Робеспьер обращает внимание Общества на заговор, имеющий целью уморить Париж голодом и утопить его в крови, на заговор, доказательства существования которого есть у Комитета общественного спасения. Оратор рассказывает о предательских мерах, употребляемых врагами народа, чтобы довести Париж до голода, и указывает какими средствами надо с ним бороться.) Возможно,— добавляет он,— что Тулон взят; слух об этом уже распространился. Однако я должен сказать, что новость эта не совсем достоверна и что можно еще усомниться в ней, но предположим, что это так. Конечно, это было бы большим несчастьем для республики, но следует ли приходить в отчаяние из-за этого? Мы победим и без Тулона, и наши победы в других местах являются верной тому гарантией. Марсель уже во власти патриотов, Бордо раскаялся, Лион рухнет под ударами республиканских солдат. Северная, Рейнская и Мозельская армии находятся в блестящем положении, а гарнизон Дюнкерка поклялся защищаться до самой смерти.
Речи 1793 г. 47 У народа одно общее желание — спасти родину. Будем же верить, что успехи наших врагов эфемерны и свобода восторжествует. Что касается продовольствия, то мы издадим разумные и в то же время грозные законы, обеспечивающие народу средства к существованию. Они навсегда уничтожат скупщиков, предусмотрят все потребности народа, предотвратят все заговоры, предательские козни, которые строят враги народа, чтобы из-за голода поднять его на восстание, ослабить его раздорами, истребить его нищетой. Если богатые фермеры хотят быть пиявками народа, мы их выдадим самому народу. Если мы встретим слишком много препятствий для того, чтобы расправиться с изменниками, скупщиками, заговорщиками, мы скажем народу, чтобы он сам расправился с ними. Объединимся же и образуем грозный кулак, о который до сих пор разбивались все усилия врагов общественного блага. Не надо упускать из виду, что они ничего другого не хотят, как вызвать среди нас подозрение у одних против других, и, в частности, заставить нас ненавидеть и не признавать установленных властей. Недоброжелатели, подлецы присоединяются к группам, стоящим у дверей булочных и возбуждают их вероломными разговорами. Они вызывают тревогу у народа, убеждая его, что продовольствия не будет хватать. Они хотели вооружить народ против него самого, послать его в тюрьмы, чтоб он там устроил резню заключенных, уверенные в том, что найдут средство заставить злодеев, заключенных в тюрьме, бежать и дать погибнуть невинному, патриоту, который по ошибке туда попал. Эти злодеи хотели погубить Национальный конвент, якобийцев, патриотов. Они старались отвратить от них народ, приписывая им все несчастья, жертвой которых они сами сделали его. Уверяют, что Паш в данный момент окружен не народом, а несколькими интриганами, которые поносят его, оскорбляют, угрожают ему... («Надо всем нам идти туда!» — вскрикнули многие члены,) О НЕПРЕРЫВНОСТИ ЗАСЕДАНИЙ СЕКЦИЙ. Речь в Конвенте 17 сентября 1793 г. 80 Не народ продиктовал петицию, которую только что вам представили81. Наоборот, он хотел, чтобы был издан декрет, против которого теперь возражают, и когда декрет был издан, то народ выразил свою благодарность бурными аплодисментами. Вы знаете, граждане, вы уже имели печальный опыт того, что для уничтожения прав народа несколько интриганов делают вид, будто требуют безгранично расширить эти права. Разве не верно, что, применяя принцип непрерывности заседаний секций, народ ве будет обсуждать на них свои интересы? (Аплодисменты.) На самом
48 Максимилиан Робеспьер деле, кто мог жертвовать свое время для посещения собраний? Был ли это трудолюбивый и уважаемый класс ремесленников? Были ли это граждане, живущие своим трудом? Нет, это были богатые, интриганы, щеголи. Народ едва урывал два дня в неделю, которые он мог бы употребить для облегчения своей жизни, а он употреблял их для исполнения своих гражданских прав и для укрепления свободы; когда народ появлялся в политических собраниях, щеголи молчали, а аристократия была бессильна... Я полагаю, 4fro в отношении морали и принципов я не менее высо'к, чем оратор, выступавший от имени петиционеров, и я открыто заявляю, что по поводу вознаграждения труда депутата имею противоположное мнение. Только аристократия может заставить народ думать, что он унижен тем, что родина идет навстречу его нуждам и пытается приблизить бедность к наглому богатству. Почему же считают униженным человека, получающего от нации заслуженное вознаграждение? Разве мы, представители народа, унижены вознаграждением, которым он поддерживает наше существование? (Горячие аплодисменты.) Конечно, нет; я горжусь вознаграждением, которое я получаю, потому что оно необходимо мне, и заявляю, что в тот день, когда по предложению аристократии я буду лишен этого вознаграждения, мне невозможно будет остаться на посту, на который я призван доверием народа для сохранения его прав и что с этого момента Национальное собрание потеряет свободу. (Аплодисменты.) Граждане, вспомните, что первым средством, какое употребила аристократия, чтобы разогнать Учредительное собрание, была попытка унизить тех, кто получал это вознаграждение, так как она знала, что большая часть членов не могла бы существовать без него; но мы, неподкупные представители народа, мы боролись за сохранение этого вознаграждения, которое постоянно напоминало нам о нашем долге и наших обязательствах. Я требую во имя уважаемой бедности, во имя добродетели трудящихся и священных прав человека перейти к вопросу о только что представленной вам петиции, в соответствии с которой народ, быть может, сделает большее. (Аплодисменты.) ОБ ОППОЗИЦИИ КОМИТЕТУ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ В КОНВЕНТЕ. Речь в Конвенте 25 сентября 1793 г. 82 Если мне, в качестве члена Комитета общественного спасения, нельзя с полной независимостью высказаться о том, что здесь произошло, я должен сейчас же отречься от Комитета и, расставшись со своими коллегами, которых я уважаю и почитаю (известно, что я не расточаю эти чувства),
Речи 1793 г. 49 сказать моей стране необходимую правду. Правда — это единственное оружие, оставшееся в руках смелых защитников свободы для уничтожения коварных агентов аристократии. Тот, кто пытается унизить, разъединить, парализовать работу Конвента, сидит ли он в нем, или нет, является врагом отечества {аплодисменты) ; действует ли он по глупости или по испорченности, он относится к партии тиранов, которая ведет против нас борьбу. Итак, существует план унижения Конвента в тех местах, где должен бы был господствовать патриотизм, в тех клубах, члены которого претендуют быть лучшими патриотами. Объявляют войну Конвенту в лице всех защитников свободы. Но печальнее всего то, что эта подлая система находит себе сторонников. Уже с давних пор Комитет общественного спасения ведет войну с некоторыми членами, настроенными против него, п действующими скорее из зависти, чем из чувства справедливости. В то время, когда Комитет дни и ночи занят решением важнейших дел родины, вам вероломно преподносят доносы. Разве граждане, которых вы обрекли на выполнение самых тягостных функций, потеряли звание невозмутимых защитников свободы только потому, что они согласились нести это бремя? Разве те, кто нападает на них, лучшие патриоты потому, что они не получили этого знака доверия? Считаете ли вы, что к тем, кто с опасностью для своей жиз- ри среди направленных против них кинжалов защищали здесь свободу и права народа, нужно относиться как к подлым покровителям аристократии? Мы не боимся клеветы и интриг. Но Конвент связан с Комитетом общественного спасения; ваша слава связана с успехом трудов тех, кого вы облекли доверием нации. Нас обвиняют в том, что мы ничего не делаем; но подумали ли вы о нашем положении? Нам приходится управлять одиннадцатью армиями, нести на себе бремя наступлений всей Европы, разоблачать повсюду предателей, эмиссаров, подкупленных золотом иностранных держав, следить за непокорными администраторами и карать их, повсюду устранять препятствия и помехи к выполнению наиболее разумных мер; бороться со всеми тиранами, устрашать всех заговорщиков, всех тех, кто представляет некогда могущественную своим богатством и своими интригами касту. Таковы наши функции. Думаете ли вы, что без единства, без секретных действий, без уверенности найти поддержку в Конвенте, правительство может восторжествовать над столькими препятствиями и столькими врагами? Нет, только по крайнему невежеству или по глубокой развращенности можно предполагать, что в подобных обстоятельствах те, кто превращает в жестокую игру унижение людей, управляющих государством, кто мешает их действиям, клевещет на их поведение, не являются 4 Зак № 1992
50 Максимилиан Робеспьер врагами родины. Если вы лишите силы правильное мнение, это не пройдет для вас безнаказанно. Мне не надо иного доказательства для этого, кроме дискуссий, которые только что имели место. Комитет общественного 'спасения в момент победы видит измену; он смещает генерала 83, которому еще оказывается доверие и приписывается слава этого показного триумфа. В самой его смелости Комитет видит преступление! Он изгоняет предателей, и его внимание привлекают офицеры, проявляющие гражданские доблести84; он выбирает их по совету представителей народа, имеющих особые сведения о характере каждого из них; для полного успеха эти действия требуют секретности, этото требует спасение отечества; были приняты все необходимые для этого меры. К что же! В то время, когда мы с нетерпением ждем результатов этих мер, на нас доносят Конвенту, критикуют нашу работу, не зная ее мотивов. Хотят, чтобы мы разгласили секреты республики, чтобы мы дали предателям время улизнуть, стремятся навлечь опалу на вновь избранных для того, несомненно, чтобы лишить нас доверия народа. Без конца выступают с речами против дворян, говорят, что их надо смещать с должностей; и по какому-то странному противоречию, когда мы выполняем эту важнейшую меру революции и даже принимаем при этом всевозможные предосторожности, на нас доносят. Мы теперь сместили двух дворян, а именно: одного из касты изгнанных людей, наиболее подозрительных из-за своих давних отношений с двором, и другого — известного своими связями и близостью к иностранным дворам 85. И тот и другой, несомненно, относятся к аристократии. И что же! Нас обвиняют в том, что мы все дезорганизовали. Нам говорили, что хотели бы видеть во главе армий только истинных санкюлотов. Мы выбрали тех, чьи новые подвиги в деле Берга и Дюнкерка заслужили благодарность нации, кто одержал победу вопреки Ушару, кто проявил большой талант, ибо наступление при Гондсхооте могло погубить французскую армию 86. Поразительным успехом, прославившим эту армию, она обязана главным образом Журдану, который ускорил снятие осады Дюнкерка. Этот офицер, в момент, когда армия неожиданно встретилась с 18 000 хорошо окопавшихся солдат и попала под залп страшной артиллерии, бросился во главе одного батальона на лагерь неприятеля, вдохновил своей храбростью оставшуюся часть армии, и взятие Гондсхоота явилось результатом его искусных маневров и рвения, которое он сумел внушить армии! Начальника штаба87, бывшего по справедливости на подозрении, мы заменили человеком, талант и патриотизм которого были засвидетельствованы всеми нашими комиссарами, человеком, известным своими подвигами, которыми он обратил на себя внимание еще в ту пору, когда армия приносилась в жертву гнусным изменам. Его зовут Эрну88, он отличился в последнем сражении и даже был ранен. И на него нам доносят!
Речи 1793 г. 51 Такие же изменения мы провели в Мозельской и Рейнской армиях, выбор пал на людей такого же рода, как тот, которого я сейчас обрисовал вам. И снова нас обвиняют! Если существуют предположения морального порядка, «которые могут направлять правительство и служить правилами для законодателей, то Это как раз те, которым мы следовали в этих действиях. Какова же причина этих доносов? Ах! Этот день принес Питту, осмелюсь сказать, больше чем три победы. На самом деле, на какой успех он может рассчитывать? Ему нужно уничтожить национальное правительство, учрежденное Конвентом, разъединить нас, растерзать нас нашими же руками. И если Европа сочтет нас глупцами или предателями, то вы думаете, что она станет больше уважать Конвент, избравший нас, что она будет больше уважать те власти, которые вы установите после этого? Важно, чтобы правительство упрочилось и чтобы вы заменили Комитет, на который только что здесь с успехом донесли. («Нет! Нет!» — единодушно закричали в Собрании.) Речь идет не об отдельных лицах, речь идет о родине, о принципах. Я заявляю, что при таком положении вещей Комитету невозможно спасти общественное дело. И если мое положение оспаривают, я напомню, насколько вероломна и насколько распространена система, имеющая целью унизить нас, уничтожить нас, сколько иностранцев -и внутренних врагов имеют для этого оплачиваемых агентов; я напомню, что враждебная нам партия не мертва, что, даже находясь в тюремных камерах, она составляет заговоры, что змеи болота еще не раздавлены. (Аплодируют.) Те, кто постоянно протестует здесь или вне этих стен, против лиц, возглавляющих правительство, сами показали, что у них нет гражданских добродетелей, и проявили свою низость. Почему же хотят нас унизить? Какое из наших действий заслужило этот позор? Я знаю, что мы не можем льстить себе тем, что мы добились совершенства; но когда надо поддержать республику, окруженную врагами, вооружить разум в пользу свободы, уничтожить предрассудки, свести на нет усилия отдельных лиц, направленные против интересов общества, для этого нужны моральные и физические силы, в которых природа, быть может, отказала тем, кто доносит на нас и с кем мы боремся. Комитет имеет право на ненависть королей и мошенников; если вы не верите в его усердие, в услуги, оказанные им общественному делу, разбейте этот инструмент, но предварительно посмотрите, в каких условиях вы сами находитесь. В Комитет поступают доносы на самих доносчиков; из обвинителей, какими они являются в настоящее время, они вскоре станут обвиняемыми. 4*
52 Максимилиан Робеспьер (Аплодируют.) Но кто эти люди, которые подымаются против действий Комитета и которые в этом заседании преувеличили ваши неудачи для того, чтобы усилить свои доносы? Первый заявил себя 'сторонником Кюстина и Ламарльера; он преследовал патриотов в одной из больших крепостей и недавно еще он осмелился высказать мнение, что надо покинуть территорию, присоединенную к республике. Жители этой территории, на которых он доносил, с энергией защищаются теперь против фанатиков и против англичан. Второй еще не смыл позор, которым он покрыл себя, сдав австрийцам местность, порученную его защите. Нет сомнения, что если таким людям удастся доказать, что Комитет 'состоит из нечестных граждан, свобода погибнет. Нет сомнения, что народное мнение не им окажет доверие и не им передаст бразды правления государством. Пусть не думают, что я намерен здесь ответить обвинением на обвинение. Я обязуюсь никогда не разъединять патриотов, но я не понимаю тех патриотов, которые носят маску, и я разоблачу поведение двух или трех предателей, которые являются здесь зачинщиками раздора и разногласий. (Аплодируют.) Я думаю, следовательно, что если правительство не пользуется безграничным доверием и не состоит из лиц, достойных этого доверия, родина погибла. Я требую, чтобы Комитет общественного спасения был обновлен. («Нет! Нет!» — раздались снова крики во всем Собрании.) ПРОТИВ КЛЕВЕТНИЧЕСКИХ НАВЕТОВ, ИМЕЮЩИХ ЦЕЛЬЮ РАЗЪЕДИНИТЬ ЯКОБИНЦЕВ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 9 ноября 1793 г.— 19 брюмера II года республики89 Пользуюсь разъяснениями, которые вам только что были даны для того, чтобы предложить вам рассмотреть важные вопросы. Наконец, мы очистили республиканские армии от изменников, компрометировавших их успехи. Наконец, мы нашли небольшое число республиканских воинов, которым мы можем доверить судьбу государства. Мы сочли возможным положиться на санкюлотов, передать им заботу — уничтожение приспешников тиранов. Наши враги, следовательно, хотели заставить нас относиться к республиканским генералам, как мы относились бы к изменникам, которые продали бы республику; для этого, как вы видели, была пущена клевета против республиканских генералов. Два рода людей особенно стараются служить нашим врагам и погубить республику. Это, с одной стороны, слабые, заблуждающиеся патриоты, являющиеся лишь эхом мошенников.
Речи 1793 г. 53 С другой стороны, это эмиссары наших врагов, скрывающиеся среди нас. Можно ли сомневаться, что среди них есть такие, содержание которых обходится дорого нашим врагам; их цель — открыть наши секреты д свести на нет действие наших самых удачных решений. Прежде всего я вам скажу, что нам удалось привлечь в армии Севера трех республиканцев, каких, может быть, весьма трудно было бы встретить в другом месте. Это Борегар90, генерал-санкюлот, таланты которого вам известны; это Рену, начальник главного штаба, друг Журдана; это Дюкенуа, также друг Журдана. Все трое прекрасно ладят друг с другом, и дружба этих трех человек может спасти общественное дело. Человек, которого я считаю плохо осведомленным или обманутым, говорил вам, что Дюкенуа-депутат и Дюкенуа-генерал — честолюбцы и (хотят погубить Журдана. Этот человек сказал мне, что он слышал это от самого Рену, так что Рену должен был считать Дюкенуа-генерала мерзавцем; между тем у меня было письмо Рену, в котором он расхваливает Дюкенуа, отдает должное его талантливости. Я отмечаю, что этот человек, говоривший со мной, пораженный моим сообщением, поспешил покинуть меня и продолжал вам лгать о том же. Дюкенуа упрекали в суровости; прежде всего он суров не с солдатами, а с генералами, а это редко встречается. Я видел в его поведении только проявление пылкого патриотизма, который мог иногда увести его дальше, чем нужно. Я сказал ему, что не следует относиться с неприязнью к хорошим ге- дералам, но с ним этого никогда и не случалось. Его упрекали в том, что он добивался для своего брата звания генерала. Этот упрек он отверг. Он бы мог еще добавить, что его брат сам отказался от предложенного ему звания91. Военный министр писал депутату: «Вы недостаточно знаете своего брата, он более талантлив, чем вы думаете» 92. Если у депутата есть брат, способный спасти родину, почему мы должны быть против его услуг? Надо было, наоборот, открыто его привлечь как человека, от которого народ мог ожидать больших услуг, надо было, чтоб депутат сделал все возможное для предоставления своему брату поста, на котором он был необходим. Я не видел ничего более чудесного во всей революции, чем эта любовь двух братьев, стоящих во главе армии; один ведет армию к победе, а другой борется в ее рядах, внушая солдатам любовь, энтузиазм и преданность родине. (Аплодируют.) Величайшая правда, которую можно вам сказать с этой трибуны, это та, что вас хотят погубить с вашей же помощью. Это было целью и средством федералистов, аристократов, иностранных
54 Максимилиан Робеспьер держав... Разъедините якобинцев, говорили они, найдите среди них людей, которые вводили бы их в заблуждение и распространяли бы подозрение на людей, являющихся самой твердой опорой революции. Я бы хотел видеть этих людей, клевещущих на нас и претендующих на то, что они лучшие патриоты, чем мы. Они хотят занять наши места... Что же — пусть онж их занимают... («Нет! Нет!» — закричали все,— вы останетесь на своем посту».) Я бы хотел видеть, как они стали бы дни и ночи изучать бедствия государства, беспрестанно заниматься делами народа, жертвовать всем сво- дм существованием для его спасения. Не хотят ли они клеветой на защитников свободы, уничтожить ее? Пусть не надеются, что им это удастся; нас поддерживает не только патриотизм, но врожденная любовь к свободе, энтузиазм; разум должен увековечить республику, посредством его власти дарод будет господствовать, царство разума вечно. {Аплодируют.) О ПОЛИТИЧЕСКОМ ПОЛОЖЕНИИ РЕСПУБЛИКИ. Доклад в Конвенте от имени Комитета общественного спасения 17 ноября 1793 г.— 27 брюмера II года республики93 Граждане, представители народа, мы призываем сегодня внимание Национального конвента к важнейшим интересам отечества. Мы недавно изложили перед вами положение республики и ее отношение к различным державам и в особенности к народам, природа и разум которых связывают их с нашим делом, но которых интриганы и предатели стараются причислить к нашим врагам. Уничтожив хаос, в который измены преступного двора и господство заговорщических клик повергли правительство, законодателям французского народа необходимо установить принципы своей политики в отношении друзей и врагов республики; им надо показать миру истинный характер нации, которую они имеют честь представлять. Настало время сообщить глупцам, которые этого не знают, или извращенным людям, которые притворяются, что они не уверены в том, что французская республика существует, что в мире непрочны только торжество преступления и длительный деспотизм! Настало время, когда паши союзники должны довериться нашей мудрости и нашей судьбе, так же как вооруженные против нас тираны должны бояться нашей храбрости и -нашей мощи! Французская революция дала толчок всему миру. Порывы великого народа к свободе должны были вызвать враждебность к нему окружающих его королей, но от этого скрываемого положения далеко до опасного решения объявить французскому народу войну, в особенности до чудовищного
Доклады и речи 1793 г. 55 союза стольких держав по существу глубоко различных по своим интересам. Для их объединения нужны были усилия двух дворов, влиянию которых подчинялись все другие; чтобы ободрить их, требовался союз с самим королем французов и измена всех клик, то льстивших, то угрожавших ему для того, чтобы господствовать под его именем, или для того, чтобы возвести другого тирана на развалины его державы. Время, которое доляшо было породить величайшее чудо разума, было также осквернено крайней коррупцией людей: преступления тирании ускоряют прогресс свободы, а прогресс свободы умножает преступления тирании, усиливает ее тревогу и ее ярость. Между народом и его врагами происходит бесконечная реакция, сила которой, все увеличиваясь, проделала в немногие годы работу нескольких столетий. Все знают теперь, что политика лондонского кабинета значительно способствовала тому, что наша революция впервые поколебалась. У него были широкие планы: он хотел во время политических бурь довести обессиленную и расчлененную Францию до перемены династии и посадить герцога Йоркского 94 на трон Людовика XVI. Этому проекту благоприятствовали интриги и могущество Орлеанского дома, глава которого, будучи врагом французского двора, издавна был тесно связан с английским двором. Довольствуясь почестями, местью и титулом родича короля, беспечный Филипп легко согласился бы окончить свою карьеру, почив в покое и в наслаждении. Выполнение этого плана должно было обеспечить Англии достижение трех больших целей, лелеемых ее честолюбием и завистью: приобрести Тулон, Дюнкерк и наши колонии. Став сразу господином этих значительных владений, господином моря и Франции, английское правительство вскоре заставило бы Америку подчиниться игу Георга95. Следует заметить, что этот кабинет провел одновременно во Франции и в Соединенных Штатах две параллельные интриги, имевшие одну и ту же цель: в то время как он стремился отделить юг Франции от севера, он замышлял отделить северные провинции Америки от южных96, и подобно тому как и теперь еще стараются федерализировать нашу республику, в Филадельфии трудятся над тем, чтобы разорвать связи конфедерации, объединяющей разные части американской республики. Это был смелый план; но для составления смелого плана надо меньше таланта, чем для того, чтобы предусмотреть средства для его выполнения. Человек, менее всего способный определить характер и ресурсы великого народа, быть может, больше всего обладает искусством развратить парламент. Кто менее всего может понять, какие чудеса порождает любовь к свободе, как не подлый человек, мастер использовать все пороки рабов? Подобно ребенку, который имел неосторожность коснуться своей слабой
56 Максимилиан Робеспьер рукой ужасного оружия и поранил ее, Питт захотел поиграть с французским народом и был сражен. Питт грубейшим образом ошибся б нашей революции, так же как Людовик XVI и французская аристократия заблуждались в своем презрении к народу, презрении, основанном исключительно на сознании их собственной низости. Слишком безнравственный, чтобы поверить в республиканские добродетели, слишком незначительный философ, чтобы сделать шаг в будущее, министр Георга стоял ниже своего века; этот век рвался к свободе, а Питт хотел повернуть его назад к варварству и деспотизму. Но до сих пор обстоятельства в своей совокупности обманули его честолюбивые мечты; он видел, как силой народа разбиваются один за другим разные инструменты, которыми он пользовался; он видел, как исчезли Неккер, герцог Орлеанский, Лафайет, Ламет, Дюмурье, Кюстин, Бриссо и все жирондистские пигмеи. Французский народ до сих пор выбирался из нитей его интриг, как Геркулес выбирался бы из паутины. Посмотрите, как каждый кризис нашей революции всегда уводит Питта дальше того пункта, где он хотел ее остановить; посмотрите, с какими большими усилиями он стремится заставить разум общества отступить и воспрепятствовать движению 'свободы; посмотрите затем, какие преступления совершаются для того, чтобы уничтожить ее! В конце 1792 года Питт думал незаметно подготовить падение Капета, сохранив трон для сына своего господина, но 10 августа Капет был свергнут и установлена республика. Чтобы задушить ее в колыбели, жирондистская клика и все подлые эмиссары иностранных тиранов напрасно призывали со всех сторон змей-клеветников, демона гражданской войны, гидру федерализма, чудовище аристократии, но вот 31 мая народ пробудился и предатели исчезли! Конвент показал себя столь же справедливым, как и народ, столь же великим, как велика его миссия. Провозглашен был новый общественный пакт, скрепленный единодушной волей французов; быстрокрылый дух свободы витает в этой стране, он сближает все партии, готовые было распасться, и укрепляет ее на широких основаниях. Но до какой степени главный министр Георга III лишен таланта, хотя мы оказали ему внимание, доказывает вся система его управления. Он постоянно хотел соединить две, очевидно, противоречивые вещи: безграничное расширение королевских прерогатив, т. е. деспотизм, с ростом коммерческого процветания Англии, как будто бы деспотизм не был бичом коммерции! Как будто бы народ, имевший какое-то представление о свободе, мог опуститься до рабства, не потеряв энергию, которая одна может быть источником успехов! Питт не в меньшей степени виновен по отношению к Англии, конституцию которой он тысячу раз нарушал, чем по отношению к Франции. План Питта посадить английского принца на трон Бурбонов был покушением на свободу его же страны, поскольку семья
Доклады и речи 1793 г 57 короля Англии, которая царствовала бы во Франции и в Ганновере, держала бы в своих руках все средства, чтобы поработить Англию. Как может нация, побоявшаяся передать армию в руки своего короля, рассматривавшая часто вопрос — должен ли английский народ терпеть, чтобы король присоединил к своему титулу титул и мощь герцога ганноверского; как может эта нация пресмыкаться под гнетом раба, разрушающего свою родину для того, чтобы дать корону своему господину? Впрочем, мне нет нужды отмечать, что непредвиденный ход событий нашей революции неизбежно должен был заставить английского министра сделать, в зависимости от обстоятельств, много изменений в его первоначальных планах, умножить его затруднения, а следовательно и его мерзкие поступки. Ничего удивительного не будет даже, если тот, кто хотел дать Франции короля, будет вынужден теперь исчерпать свои последние ресурсы, чтобы сохранить своего короля или чтобы сохранить самого себя. Начиная с 1791 года английская клика и все враги свободы увидели, что во Франции существует республиканская партия, которая не станет договариваться с тиранией, и что этой партией является народ. Частичные убийства на Марсовом поле, в Нанси показались им недостаточными для уничтожения народа; они решили объявить ему войну: отсюда чудовищный союз Англии с Пруссией, а затем и союз всех вооруженных держав против нас. Было бы глупо принципиально приписывать это явление влиянию эмигрантов, долго докучавших всем иностранным дворам своими бессильными воплями, или значению Франции; оно было делом политики иностранных держав, поддержанной властью мятежников, управлявших Францией. Чтобы втянуть в это безрассудное предприятие монархов, недостаточно было пытаться убедить их в том, что, за исключением небольшого числа республиканцев, вся нация тайно ненавидит новый режим и ожидает их как освободителей; недостаточно было гарантировать им измену всех вождей нашего правительства и наших армий; для того, чтобы оправдать это гнусное предприятие в глазах их истощенных подданных, нужно было избавить монархов даже от заботы объявлять нам войну: когда они были готовы к ней, господствовавшая у нас клика сама объявила им войну. Вы помните, с каким коварством она сумела заинтересовать в успехе этих предательских планов храбрых от природы французов и народные общества с их гражданским энтузиазмом; вы знаете, с каким макиавеллистским •цинизмом те, кто оставил наших национальных гвардейцев без оружия, наши укрепленные места без военных припасов, наши армии в руках изменников, подстрекали нас отправиться на край света водрузить там трехцветное знамя. Коварные краснобаи, они оскорбляли тиранов служа им, одним росчерком пера они опрокинули все троны и присоединили всю Европу к французской империи. Это было верным средством ускорить ус-
58 Максимилиан Робеспьер пех интриг наших врагов в тот момент, когда они торопили все государства выступить против нас! Искренние сторонники республики иначе думали: прежде чем разбить цепи во всем мире, они хотели обеспечить свободу в своей стране; прежде чем нести войну иностранным деспотам, они хотели воевать с тираном, изменившим им; они были убеждены в том, что монарх не может вести народ к всемирной победе свободы и что принципы нашей славной революции надо распространять силой разума, а не силой оружия. Во все времена друзья свободы искали наиболее верные средства для ее торжества; агенты же наших врагов принимают свободу для того лишь, чтобы убить ее, это крайние и умеренные, проповедующие поочередно то слабость и сонливость тогда, когда нужны бодрость и храбрость, то смелость и сумасбродства там, где нужны осторожность и осмотрительность. Те самые люди, которые в конце 1791 г. хотели разбить все скипетры мира, в августе 1792 г. пытались отразить удар, которым был свергнут тиран. Колесница революции катится по неровной местности; они хотели затормозить ее движение, когда дорога была легкая, и насильно завлечь ее на опасную дорогу; они стремились разбить ее у самой цели. Таковы лжепатриоты; такова миссия подкупленных иностранными дворами эмиссаров. Народ, ты сможешь отличить их по этим чертам! Вот люди, которые еще недавно регулировали отношения Франции с другими нациями! Вернемся снова к их махинациям. Настал момент, когда британское правительство, создав нам столько врагов, решило само открыто вступить с ними в союз; но воля нашей нации и партия оппозиции воспротивились плану министерства. Бриссо заставил его объявить войну: объявили войну Голландии, объявили войну Испании, потому что мы совершенно не были подготовлены воевать с этими новыми врагами и потому, что испанский флот был готов присоединиться к английскому. С каким подлым лицемерием предатели хвастались перед нашими посланцами мнимыми оскорблениями иностранных держав, которые они заранее согласовали с ними. С какой наглостью взывали они к достоинству нации, дерзко насмехаясь над ним! Подлецы! Они спасли прусского деспота и его армию; они запятнали Бельгию чистой кровью французов; еще недавно они говорили о муниципализации Европы, а толкнули несчастных бельгийцев в руки их тиранов! Они отдали нашим врагам наши сокровища, наши армии, наших защитников. Уверенный в их поддержке и гордый столькими преступлениями, презренный Дюмурье посмел угрожать свободе даже в самом ее святилище!.. О родина! Какая богиня-хранительница сумела вырвать тебя из огромной пропасти, готовой поглотить тебя в эти дни преступлений и бедствий, когда в союзе с твоими бесчисленными врагами твои неблаго-
Доклады и речи 1793 г. 59 дарные сыны вонзали в твою грудь свои руки отцеубийц и, казалось, оспаривали друг у друга окровавленные члены твоего тела, чтобы отдать их свирепым тиранам, составлявшим заговоры против тебя! В эти ужасные дни, когда добродетель была упразднена, предательство увенчанно, клевета торжествовала, когда твои порты, твои флоты, твои армии, твои крепости, твои администраторы, твои уполномоченные — все было продано твоим врагам! Мало того, что вооружили тиранов против нас, они хотели обречь вас на ненависть народов и сделать революцию отвратительной в глазах всего мира. Наши журналисты, как и наши министры и часть наших законодателей, были на содержании иностранных дворов. Деспоты и интриганы представляли французский народ перед другими народами как эфемерную и презренную фракцию, колыбель республики как притон преступников, величественную свободу — переодетой в презренную проститутку. Пределом предательства было стремление изменников толкнуть самих патриотов на необдуманные выступления, подготовляя клевету на них. Виновные во всяких преступлениях, они обвиняли в них добродетельных людей, бросали их в тюрьму и приписывали свои собственные сумасбродства друзьям отечества, которые становились его мстителями или его жертвами. По милости союза всех могущественных и развращенных людей, которые передали в предательские руки сразу все ресурсы государства, все богатства, все каналы, через которые шло общественное мнение, французская республика не имела в Европе ни одного защитника, а истина, находясь в плену, не могла найти выхода через границу Франции или через стены Парижа! Они старались, в частности, поставить общественное мнение Парижа в оппозицию к мнению всей остальной части республики и мнение всей республики в целом — в оппозицию к предубеждению иностранных народов. Существуют два средства, которыми можно все погубить: одно — это делать вещи дурные по природе своей, другое — причинить зло или делать некстати вещи, которые хороши сами по себе; они употребляли поочередно и то и другое средство. Они по-новому, искусно пользовались кинжалами фанатизма так, что можно было иногда подумать, что они хотят уничтожить его, они же хотели лишь вооружить фанатизм и оттолкнуть от нашей революции, используя религиозные предрассудки, тех, кого она привлекла своими моральными принципами и стремлением к счастью народа. В Бельгии Дюмурье подстрекал наших национальных добровольцев грабить церкви, а он, предатель, в то же время публиковал религиозные послания, достойные римского папы, в которых он обрекал французов на ненависть бельгийцев и всего человеческого рода. Бриссо тоже гремел против священников и в то же время покровительствовал их бунту на юге и на западе.
60 Максимилиан Робеспьер Сколько дел, которых здравый разум французов обратил в пользу свободы, были придуманы коварными эмиссарами наших врагов для ее гибели! Между тем французский народ — единственный во вселенной — борется во имя общего дела. Народы, союзники Франции, чем вы стали? Разве вы были союзниками только короля, а не союзниками нации? Американцы, разве этот венценосный автомат, по имени Людовик XVI, помог вам сбросить иго ваших угнетателей, а не наши руки и не наши армии? Разве поместье презренного двора кормило вас, а не налоги французского народа, а не продукты нашей земли, которой покровительствуют небеса? Нет, граждане, наши союзники вовсе не отреклись от чувств, которыми они нам обязаны; но если они не отказались от нашего дела, если они не включились даже в число наших врагов, это не вина клики, которая терзала нас. По странной судьбе республика представлена в странах наших союзников агентами изменников, которых она покарала: зять Бриссо является генеральным консулом Франции в Соединенных Штатах; другой человек, по имени Жене, посланный Лебреном97 и Бриссо в Филадельфию, в качестве полномочного агента, точно выполнил намерения и инструкции клики, избравшей его. Он использовал чрезвычайные меры, чтобы возбудить американское правительство против нас; говорил с ним, без всякого к тому предлога, тоном угроз и делал ему предложения, противоречащие интересам обеих наций; он постарался представить наши принципы подозрительными и опасными, применяя их в смехотворной форме. По замечательному контрасту, в то время, когда в Париже те, кто его послал, преследовали народные общества, объявляли анархистами республиканцев, смело борющихся против тирании, Жене в Филадельфии встал во главе клуба, вносил и заставлял других вносить предложения,, оскорбительные для правительства и вызывающие его беспокойство98. Таким образом та самая клика, которая во Франции стремилась свести всех бедняков до состояния илотов и подчинить народ аристократии богатых, захотела в один миг освободить и вооружить всех негров, чтобы уничтожить наши колонии. Те же маневры были употреблены в Порте Шуазелем-Гуфье" и его преемником. Кто поверил бы, что в Константинополе будут созданы клубы и что там будут проводиться избирательные собрания? 10° Ясно, что это предприятие не может быть полезным ни для нашего дела, ни для наших принципов, но это нужно было для того, чтобы встревожить или раздражить оттоманский двор. Турция, неизбежный враг наших врагов, верный и полезный союзник Франции, пренебрегаемый французским правительством, обманутый британским кабинетом, до сих пор сохраняла нейтралитет, более пагубный для ее собственных интересов, чем для инте-
Доклады и речи 1793 г. 61 ресов французской республики. Тем не менее, она будто готова пробудиться, но если, как говорят, диваном руководит сен-джемский кабинет, Турция не направит свои силы против Австрии, нашего общего врага, которого ей так легко было бы подавить, а против России, нерастраченные силы которой могут еще раз стать опасными для оттоманских армий 101. Есть еще и другой народ, связанный с нашим делом не менее сильными узами, народ, прославленный тем, что он разорвал цепи тиранов, воюющих с нами, народ, союз которого с нашими королями был чем-то странным, но союз которого с республиканской Францией столь же естествен, как и внушителен, наконец, народ, заслуживший уважение свободных французов,— я хочу говорить о швейцарцах. Политика наших врагов до сих лор исчерпала все свои ресурсы, чтобы вооружить их против нас. Опрометчивость, беззаботность, предательство соперничали в помощи им. Небольшие территориальные нарушения, мелкие и бесполезные придирки, беспричинные оскорбления в газетах, весьма активно проводимая интрига, главными очагами которой были Женева, Монтерибль и некоторые темные комитеты, находящиеся в Париже и состоящие из банкиров, иностранцев и интриганов, одетых в маску патриотизма; все было использовано для того, чтобы заставить швейцарцев решиться увеличить собою союз наших врагов 102. Хотите ли вы понять по одному только штриху, какое значение они придают успеху этих махинаций и в то же время всю низость употребляемых ими средств; достаточно сообщить вам, какую хитрость употребили недавно австрийцы. В тот момент, когда я кончал писать этот доклад, Комитет общественного спасения получил следующую ноту, врученную Министерству юстиции в Базеле: «18 октября в Комитете общественного спасения рассматривался вопрос о вторжении в Невшатель 103. Дискуссия была очень оживленной, она продолжалась до двух часов ночи. Один только член меньшинства воспротивился вторжению. Дело это было приостановлено только из-за отъезда в Эльзас Сен-Жюста, бывшего докладчиком по этому вопросу, но теперь из надежного источника известно, что в Комитете вопрос о вторжении в Невшатель решен». Следует вам сказать, что никогда в Комитете общественного спасения не стоял вопрос о Невшателе. Между тем в Невшателе как будто были встревожены этой грубой ложью наших врагов, как это доказывает письмо от 6 ноября (по старому стилю), адресованное нашему послу в Швейцарии от имени цюрихского кантона бургомистром этого города. Это письмо, в котором представителю нашей республики сообщается о беспокойстве невшательских властей, содержит самое горячее выражение дружеских чувств цюрихского кантона к французской нации и его доверие к намерениям правительства.
62 Максимилиан Робеспьер Поверите ли вы, что ваши враги нашли средство продолжать и дальше свое бесстыдство или глупость! Что же! Надо сказать вам, что в тот момент, когда я говорю, немецкие газеты распространили повсюду новость, будто Комитет общественного спасения решил заставить Францию объявить войну Швейцарии и что я уполномочен сделать вам доклад по этому вопросу. Но для того, чтобы еще лучше оценить, какова честность Англии и Австрии, мы сообщим вам, что больше месяца тому назад Комитету общественного спасения было сделано предложение, дающее Франции чрезвычайно ценное преимущество при обстоятельствах, в которых мы находились; чтобы получить его, надо было только согласиться на вторжение в небольшое государство, вклинившееся в нашу территорию и являющееся союзником Швейцарии 104. Но это было несправедливое предложение, противоречащее соблюдению договоров, и мы с негодованием отвергли его. Впрочем, швейцарцы сумели обойти ловушку, которую им ставили наши общие враги; они сразу поняли, какие из предъявленных жалоб являются частично результатом бурных движений, неотделимых от великой революции, частично следствием недоброжелательства, направленного одинаково как против Франции, так и против кантонов. Мудрость гельве- тов воспротивилась домогательствам бежавших французов, предательским ласкам Австрии и интригам всех объединившихся дворов. Некоторые кантоны ограничились тем, что дружески предъявили французскому правительству свои требования. Комитет общественного спасения уже заранее занимался ими. Он решил не только прекратить причины справедливых жалоб, которые могли быть у этого уважаемого народа, но высказать ему всеми средствами, согласующимися с защцтой нашей свободы, чувства благожелательности и братства, которыми воодушевлена французская нация к другим народам и в особенности к тем, характер которых достоин союза с ней. Комитет будет следовать тем же принципам в отношении всех дружеских наций. Он предложит вам основанные на этих принципах меры. Впрочем, одно лишь изложение ваших принципов, сделанное мною, является гарантией разумных правил, которыми руководствуется наше правительство, способное расстроить давно замышляемые ими втайне козни. Таково преимущество могущественной республики: ее дипломатия состоит в добросовестности, и так же как честный человек может без опасения открыть своим согражданам свое сердце и свой дом, свободный народ может раскрыть перед народами основы своей политики. Каковы бы ни были последствия такого образа действий, они могут только благоприятствовать нашему делу, и если случится, что дух, враждебный человечеству, толкнет правительства некоторых нейтральных стран в лагерь наших общих врагов, они предадут народы, которыми они
Доклады и речи 1793 г. 63 управляют, и не принесут пользы тиранам. По крайней мере его собственная низость и наша честность сделают нас сильнее в борьбе против него, ибо справедливость — это большая часть могущества. Но в настоящий момент важно сразу представить себе картину Европы; нам надо представить себе зрелище политического мира, волнующегося вокруг нас и из-за нас. С того момента, как был составлен план лиги против нас, предполагали заинтересовать разные державы разделом нашей прекрасной земли. Существование этого проекта доказано теперь не только происшедшими событиями, но также подлинными документами. В период сформирования Комитета общественного спасения план нападения на Францию и расчленения ее, созданный британским кабинетом, был сообщен членам, составлявшим тогда Комитет. В то время на это обратили мало внимания, потому что план этот казался маловероятным и недоверие к такого рода секретным сообщениям было вполне естественным, но с того времени факты ежедневно подтверждали эти сообщения. Англия не забыла себя при этом дележе. Дюнкерк, Тулон, колонии, не считая шансов на получение короны для герцога Йоркского, от мысли о которой не отказались, но части владений которой были пожертвованы и должны были составить долю других держав. Нетрудно было втянуть в лигу штатгальтера Голландии 105, который, как известно, в меньшей степени является князем батавов, чем подданным своей жены, а следовательно берлинского двора. Что касается политического чуда, которое представляет собой союз самого короля прусского с главой австрийского дома, мы уже объяснили его. Подобно двум разбойникам, дерущимся за раздел вещей убитого ими путешественника и забывающим свою ссору, чтобы вместе погнаться за новой добычей, так венский и берлинский монархи отложили свои старые распри, чтобы напасть на Францию и поглотить рождающуюся республику 106. Однако внешнее согласие этих двух держав в действительности скрывает раскол между ними. Австрия могла остаться обманутой прусским кабинетом и другими союзниками. Австрийский дом, истощенный экстравагантностями Иосифа II и Леопольда, уже давно оставивший политику Карла V, Филиппа II и старых министров Марии-Терезии 107, управляется теперь капризами и невежеством двора, возглавляемого ее детьми, погибает во французском Эно и в Бельгии. Если мы по своей опрометчивости не поможем ей сами, ее последние усилия против Франции можно рассматривать как конвульсии ее агонии. Уже императрица России и король Пруссии без нее разделили Польшу 108 и в компенсацию предоставили Австрии победы, которые она с их помощью одержит во Франции, т. е. Лотарингию, Эльзас, французскую
64 Максимилиан Робеспьер Фландрию. Англия поддерживает безумство Австрии для того, чтобы погубить нас, погубив и ее; она стремится сохранить свои силы за счет издержек своего союзника и движется к своей личной цели, взвалив на Австрию, насколько это возможно, всю тяжесть войны. С другой стороны, Рус- сильон, французская Навара и пограничные с Испанией департаменты были обещаны его католическому величеству. Даже мелкий сардинский король 109 лелеял надежду стать когда-нибудь королем Дофинэ, Прованса и соседних с этими старыми штатами областей. Что можно было предложить итальянским державам, которые не могли бы уцелеть после гибели Франции? Ничего. Они долго сопротивлялись домогательствам лиги, но сдались из-за интриги или скорее по приказам английского министерства, угрожавшего им английским флотом. Территория Генуи стала ареной преступления, пример которому можно найти только в истории Англии. Корабли этой нации, соединившись с французскими кораблями, сданными предателями Тулона, вошли в Генуэзский порт. Тотчас разбойники, плававшие на них, англичане и французские мятежники, захватили все республиканские суда, находившиеся в этом порту под охраной международного права, и все бывшие на них французы были перебиты. Какую низость проявил генуэзский сенат, не предотвратив или не отомстив за это тяжелое оскорбление, сенат, предавший одновременно честь, генуэзский народ и все человечество. Более могущественная и в то же время более политичная Венеция сохранила нейтралитет, полезный для ее интересов. Флоренция, для которой, из всех итальянских государств, торжество наших врагов оказалось бы роковым, была, наконец, подчинена ими помимо своей воли, что привело ее к гибели. Так деспотизм давит даже на своих сообщников, и вооруженные против республики тираны становятся врагами своих собственных союзников. Вообще итальянские государства, быть может, более достойны жалости, чем негодования Франции. Англия рекрутировала их как своих матросов, она зажала в тиски народы Италии. Самым преступным королем этой страны является неаполитанский король по, показавший себя достойным крови Бурбонов, взяв на себя защиту их дела. Мы сможем когда-нибудь прочесть по этому поводу письмо, написанное его рукой своему кузену католику ш, которое послужит для вас доказательством того, что террор совсем не чужд сердцу объединившихся против нас королей. Папа не стоит чести быть названным. Англия осмелилась также угрожать своими эскадрами Дании, чтобы заставить ее присоединиться к лиге, но управляемая умелым министром Дания с достоинством отвергала эти наглые требования. Только безумию можно приписать решение, принятое шведским королем Густавом III,— стать генералиссимусом объединившихся королей. История человеческих глупостей не являет ничего, что могло бы сравнить-
Доклады и речи 1793 г. 65 ся с бредом этого современного Агамемнона 112, опустошившего свое государство, бросившего свою корону на милость своих врагов, чтобы явиться в Париж укрепить корону короля Франции. Более мудрый регент пз посчитался как с интересами своей страны, так и со своими личными; он спасся нейтралитетом. Утверждают, и мы готовы этому поверить, что из всех мошенников, носивших имя короля, императора, министра, политика, самой ловкой плутовкой является Екатерина в России, или, вернее, плутами являются ее министры, и надо остерегаться шарлатанства этих далеких и всесильных в империи лиц, престиж которых создала политика. Истина состоит в том, что при старой императрице, как и при всех женщинах, держащих скипетр, управляют государством мужчины. Впрочем, политика России властно определяется самой природой вещей. Эта страна представляет собой соединение жестокости диких орд и пороков цивилизованных народов. Господствующие в России классы обладают большой властью и большими богатствами. У них есть вкус, понятие и стремление к роскоши, к искусству Европы, а правят они в суровом климате. Они испытывают потребность в том, чтоб им служили и их восхваляли афиняне, а имеют они подданными татар. Этот контраст в их положении заставил их обратиться к торговле, для приобретения предметов роскоши и искусства, и к завоеванию соседних с ними плодородных земель на западе и на юге. Петербургский двор стремится эмигрировать из печальных мест, в которых он обитает, в европейскую Турцию и в Польшу, так же как наши иезуиты и наши аристократы эмигрировали из теплого климата Франции в Россию. Она много способствовала созданию лиги королей, воюющих с нами, и она одна получает от этого пользу. В то время, когда соперничающие державы разбились о скалу французской республики, императрица России приберегает свои силы и .собирает свои средства 114, она с тайной радостью посматривает, с одной стороны, на обширные территории, подвластные оттоманскому господству, и с другой — на Польшу и Германию; и везде она видит легко осуществимые узурпации или быстрые завоевания. Ей кажется близким момент, когда ее воля станет законом для Европы, по крайней мере для Пруссии и Австрии, а при разделе земель, к участию в котором она примет двух компаньонов 115 ее высочайших грабежей, кто помешает ей безнаказанно взять себе львиную долю? Перед вами баланс Европы и ваш баланс, и вы можете уже подвести важный итог — вселенная заинтересована в сохранении нашей страны. Предположим, что Франция уничтожена или расчленена, политический мир тогда развалится. Уберите этого могущественного и необходимого союзника, гарантирующего второстепенным государствам их независимость от великих деспотов, и вся Европа будет порабощена. Мелкие германские князья, германские города, считающие себя свободными, поглотят власто- 5 Зак. № 1992
66 Максимилиан Робеспьер любивые австрийский и бранденбургские дома; Швеция и Дания рано или поздно станут добычей своих могущественных соседей; Турция будет отброшена за Босфор и вычеркнута из списка европейских держав; Венеция потеряет свои богатства, свою торговлю, свое значение, Тоскана перестанет существовать, Генуя будет уничтожена. Италия станет лишь игрушкой в руках окружающих ее деспотов; Швейцария будет обречена на нищету и не возвратит себе энергию, которую ей придала ее прежняя бедность. Потомки Вильгельма Телля падут под ударами тиранов, которые были унижены и побеждены их предками. Как посмеют они взывать к добродетелям своих отцов и к священному имени свободы, если французская республика будет разрушена на их глазах? И что будет, если они сами способствовали бы ее гибели? А вы, храбрые американцы, свобода которых скреплена нашей кровью и обеспечена нашим союзом, какова будет ваша судьба, если нас не будет? Вы снова подпадете под позорное иго ваших старых господ116; поблекнет слава наших совместных подвигов; права свободы, Декларация прав человечества будут уничтожены в обеих частях света! Что я говорю! А чем станет сама Англия? Надолго ли ослепительный блеск ее преступной победы скроет ее бедствия и застарелые язвы? Есть предел престижу, которым держится шаткое существование искусственно созданной державы. Что бы ни говорили, настоящими державами являются те, которые владеют землей. Наступит день, когда они захотят перейти расстояние, отделяющее их от чисто приморского народа, и на следующий день он исчезнет. Напрасно остров, занимающийся торговлей, надеется опереться на морское могущество, когда его побережье не находится под защитой справедливости и интересов народов. Быть может скоро мы сумеем дать миру доказательство этой политической истины, но вместо нас сама Англия докажет ее. Уже и теперь, вызвав отвращение всех народов к себе, возгордившись своими преступными успехами, она вынудит своих соперников наказать ее. Но прежде чем она прекратит свое физическое и торговое существование, она прекратит свое моральное и политическое существование. Как сможет она сохранить остатки своей свободы, когда Франция потеряет свою, когда исчезнет последняя надежда друзей человечества? Как смогут люди, привязанные к своей конституции, такой, какая она есть, или в какую они хотят ее превратить, как смогут они бороться с деспотическим министром117, обнаглевшим от успехов своих интриг и злоупотребляющим процветанием страны для того, чтобы подавить разум, поработить мысль и угнетать нацию? Если страна, которая кажется местом интриги и коррупции, дает политических философов, способных понимать и защищать ее истинные интересы, если верно, что противники развращенного министерства отличают-
Доклады и речи 1793 г. 67 ся от интриганов, соперничающих с ним в умении обманывать народ, следует тогда согласиться, что английским министрам не придется надолго отсрочить заседания парламента, призрак которого, видимо, нарушает их сон 118. Итак, если политика правительств должна опасаться падения французской республики, что же будет с философией и с человечеством? Если свобода во Франции погибнет, вся природа оденется в траур, а человеческий разум отступит назад и погрузится в пропасть невежества и варварства; Европа станет добычей двух или трех разбойников, которые отомстят за человечество войной друг с другом, и самый свирепый из них, поборов своих соперников, приведет нас к господству гуннов или татар. После такого примера и после стольких бесполезно осуществленных чудес, кто когда-либо осмелится объявить войну тирании? Деспотизм, как безбрежное море, зальет поверхность земного шара; оно зальет вершины политического мира, где хранится ковчег с хартиями человечества; земля превратится в достояние преступников, и богохульство, в котором упрекают второго из Брутов 119, оправдываемое тщетностью наших благородных усилий, станет криком всех великодушных сердец. О, добродетель, — смогут они воскликнуть, — ты лишь пустое слово! Кто из нас не чувствует, как возрастают все его силы, кто из нас не подымается даже над самим человечеством, когда думает о том, что мы боремся не за один народ, а за всю вселенную? Не только за людей, живущих теперь, но за всех тех, кто будет жить? Пусть угодно будет небу, чтобы эта истина не была замкнута в узком кругу, пусть она будет услышана в одно и то же время всеми народами! В тот же миг все факелы войны погаснут, исчезнет власть лжи, цепи в мире будут разбиты, источники народных бедствий высохнут, все народы сольются в один братский народ и у вас будет столько друзей, сколько на земле существует людей. Вы можете, по крайней мере, опубликовать этот разумный манифест, торжественно провозгласить ваши принципы, и это будет хорошим ответом на низкие и глупые памфлеты, которые наглые и гнусные тираны осмеливаются публиковать против вас. Впрочем, пусть вся Европа будет против вас, вы сильнее Европы! Французская республика непобедима, как разум; она бессмертна, как истина. Свобода одержала такую победу во Франции, что никакая человеческая сила не сможет изгнать ее оттуда. Тираны, раздавайте ваши сокровища, соберите ваших сателлитов и вы приблизите вашу гибель! Я призываю в свидетели ваши неудачи и в особенности ваши успехи. Один порт и две- три крепости 120 — вот достойная награда усилий стольких королей, которым в течение пяти лет помогали начальники наших армий и даже само правительство наше! Поймите, что народ, которого вы не могли победить такими средствами,— это непобедимый народ. Великодушные 5*
68 Максимилиан Робеспьер деспоты, чувствительные тираны, вы говорите, что не щадили столько людей и расточали столько денег только для того, чтобы принести Франции счастье и мир! Вам так хорошо удалось сделать счастливыми своих подданных, что теперь вашим королевским душам осталось только думать о нашем счастье. Остерегайтесь, в мире все меняется. Короли достаточно долго карали народы, народы в свою очередь смогут покарать королей. Чтобы лучше обеспечить нам счастье, вы, говорят, хотите уморить нас голодом и с помощью сотни кораблей вы установили блокаду Франции. К счастью, природа менее жестока к нам, чем тираны, оскорбляющие ее; блокада Франции могла бы быть не более удачной, чем блокада Мобежа и Дюнкерка 121. Впрочем, великий народ, которому осмеливаются угрожать голодом, становится страшным врагом. Пока у него остается оружие, он отказывается принимать от своих угнетателей хлеб и цепи; он несет им смерть. А вы, представители этого благородного народа, вы, призванные во время этих бурь создать первую в мире республику, подумайте о том, что в течение нескольких месяцев она должна быть спасена и утверждена! Ваши враги прекрасно знают, что отныне они могут погубить вас только с вашей помощью. Делайте все, противоположное тому, что они хотят, чтобы вы делали, следуйте всегда неизменному плану правительства, основанному на принципах мудрой и смелой политики. Ваши враги хотели бы придать величественному делу, которое вы защищаете, вид легкомыслия и безумия, поддерживайте же его со всем достоинством и разумом. Вас хотят разъединить; оставайтесь всегда объединенными. Хотят возбудить среди вас высокомерие, ревность, недоверие — прикажите же всем этим мелким страстям умолкнуть. Самым прекрасным титулом является тот, который вы все носите; мы все будем великими, когда все мы спасем отечество. Хотят уничтожить и принизить республиканское правительство при его рождении, придайте же ему энергию, силу и уважение, в которых оно нуждается. Они хотят, чтобы республиканский корабль плыл по воле волн, без цели и без рулевого, возьмитесь же твердой рукой за руль и ведите его сквозь подводные камни в гавань мира и счастья. Силой можно опрокинуть трон, но основать республику можно только мудростью. Распутывайте постоянные козни наших врагов; будьте революционерами и политиками; будьте жестоки к злым людям и будьте готовы оказать помощь несчастным; избегайте одновременно и жестокого модерантизма и систематических преувеличений лжепатриотов; будьте достойны народа, которого вы представляете. Народ ненавидит всякие крайности, он не хочет быть ни обманутым, ни опекаемым, он хочет, чтобы его защищали, уважая его.
Доклады и речи 1793 г. 69 Осветите логовище этих современных Какусов 122. где делят останки народа, составляя заговор против его свободы; удушите их в их же притоне и накажите их, наконец, за самое отвратительное злодеяние, за то, что они надевают на контрреволюционеров священные эмблемы патриотизма и убивают свободу ее собственным оружием! В период, в котором вы живете, республиканская добродетель предназначена подвергнуться сильному испытанию. В конце этой кампании подлое лондонское министерство убедилось в том, что оно своими безрассудными усилиями почти разрушило лигу, опозорило армии Англии, пошатнуло ее состояние: между тем, благодаря проявленной вами энергии, свобода укрепилась. Внутри страны раздаются крики самих англичан, готовых требовать у министерства отчета о его преступлениях. В своем страхе оно отодвинуло до января открытие заседаний парламента, приближение которых приводит его в ужас; оно собирается употребить это время на совершение последних преступлений, которыми оно замышляет возместить свое бессилие победить вас. Все признаки, все новости, все захваченные с некоторого времени документы, всё относится к следующему плану: подкупить представителей народа, поддающихся подкупу, оклеветать или удушить тех, кого они не смогли подкупить, наконец добиться роспуска национального представительства — к этой цели направлены все маневры, свидетелями которых мы являемся, все лжепатриотические контрреволюционные средства, распространяемые предателями, чтобы вызвать мятеж в Париже и привести в расстройство всю республику. Представители французского народа, вы должны знать свою силу, свое достоинство. Вы можете испытывать законную гордость: вы можете быть довольны не только тем, что вы свергли королевскую власть и покарали королей, повалили преступных идолов, перед которыми мир падал ниц, но главным образом тем, что вы удивили его актом правосудия, пример которого он никогда не видел, опустив меч закона на преступные головы, поднявшиеся среди вас, и, наконец, тем, что вы до сих пор по требованию нации разгромили враждебные ей клики. Какая бы личная судьба ни ждала вас, ваша победа обеспечена; разве сама смерть создателей свободы не является победой? Все умирают, и герои человечества, и тираны, угнетающие его, но умирают при разных условиях. Вплоть до царствования презренных римских императоров общество с почетом венчало священные образы погибших в борьбе с ними героев; их называли последними римлянами. Опозоренный Рим, казалось, говорил каждый день тирану: Ты вовсе не человек; мы сами потеряли это звание, попав к тебе в рабство; единственные люди, единственные римляне — это те, кто имел мужество пожертвовать собой для того, чтобы освободить землю от тебя и тебе подобных.
70 Максимилиан Робеспьер Проникнутые этими идеями, этими принципами, мы будем оказывать содействие вашей энергии со всей нашей властью. Подвергаясь нападкам всякого рода страстей, вынужденные бороться в одно время с враждебными республике державами и с подкупленными людьми, разрывающими ее грудь, находясь между подлым лицемерием и неблагоразумной пылкостью, как могли бы мы возложить на себя такое бремя без священного приказа родины? Как могли бы мы нести его, если бы величие нашей миссии не победило йашу слабость, если бы мы не полагались с доверием на вашу добродетель и на величественный характер народа, которого вы представляете? Нашим святым долгом является заставить уважать вас внутри и вовне нашей страны. Мы хотели сегодня представить вам верную картину вашего политического положения и дать Европе высокое представление о ваших принципах. Эта дискуссия имеет также особую цель — разоблачить интриги ваших врагов, стремившихся вооружить против вас ваших же союзников и в особенности швейцарские кантоны и Соединенные Штаты Америки. Ввиду этого, предлагаем вам следующий декрет. ОБ АТЕИЗМЕ И ПОЛИТИКЕ В ВОПРОСАХ РЕЛИГИИ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 21 ноября 1793 г.— 1 фримера II года республики 123 Я думал, что предшествующий оратор выскажется по важному вопросу, предложенному Эбером вниманию Собрания, но он его и не коснулся, и нам самим остается найти истинные причины бед, все еще поражающих нашу родину. Верно ли, что самыми опасными нашими врагами являются оставшиеся порочные люди из породы наших тиранов, отвратительные пленники, имена которых еще служат предлогом преступной политики некоторых мятежников, а главное политики иностранных держав? От всего сердца я хочу, чтобы раса тиранов исчезла с земли, но могу ли я заблуждаться насчет положения моей страны до того, чтобы думать, будто этого было бы достаточно, чтобы погасить очаг заговоров, раздирающих нас? Кого можно убедить, что наказание презренной сестры Капета может ввести в заблуждение наших врагов в большей степени, чем казнь самого Капета и его преступной компании? И еще, верно ли, что главной причиной наших бед является фанатизм? Фанатизм! Он умирает; могу сказать даже, что он умер. Направив в течение нескольких дней все наше внимание против него, не отвлекаем ли мы внимание от наших настоящих опасностей?
Доклады и речи 1793 г. 71 Вы говорите, что боитесь священников? А священники еще больше боятся успехов просвещения. Вы боитесь священников! А они спешат отказаться от своих званий и заменить их званиями муниципальных служащих, званиями администраторов и даже председателей народных обществ. Они будут очень довольны вами, если вы на основании их внезапного отречения поверите в их любовь к родине. Вы, быть может, не будете довольны ими. Вы боитесь этих епископов, которые недавно еще были очень привязаны к своим бенефициям, приносившим им семьдесят тысяч ливров ренты, и которые пожертвовали их, когда ренту сократили до шести тысяч ливров; епископов, которые теперь домогаются этих бенефиций и, быть может, получили возмещение за понесенный ими ущерб? Да не бойтесь их фанатизма, но бойтесь их честолюбия; не бойтесь одежды, которую они носили, а новой кожи, которой они покрылись. Впрочем, это не относится ко всем священникам; я уважаю исключения, но я упорно считаю, что они редки. Нет, не фанатизм должен быть теперь главным предметом нашего беспокойства. Пять лет революции, которая ударила по духовенству, указывают на его бессилие. Даже последнее его убежище — Вандея не подтверждает его власти. Вандею создали своей политикой, властолюбием, изменами те, в чьих руках раньше были бразды правления. Это были люди без чести и без религии, люди, которые призывали иностранных и французских разбойников грабить алтари, а не склоняться перед ними. Но силы республики и рвение теперешнего правительства, несмотря на препятствия и преступления, насмерть разбили их; они потеряли свой плацдарм, свои арсеналы, большую часть своей силы, у них осталась только банда беженцев, существование которых продлится только за счет недоброжелательности и глупости. Я вижу лишь одно средство пробудить у нас фанатизм, это сделать вид, что мы верим в его могущество. Фанатизм — это свирепое и капризное животное, оно бежит от разума; преследуйте его с криками, и оно возвратится. И может ли привести к иным последствиям внезапно возникающий чрезмерный пыл, преувеличенное и высокопарное рвение, с каким с некоторых пор делают вид, что борются с фанатизмом. Я говорил в Конвенте и повторяю это здесь, что существует множество дел, которые здравый смысл народа обратил на пользу свободе и которые наши враги измышляют только для того, чтобы погубить ее. Сколько граждан, одушевленных искренним рвением, ставят на алтарь родины бесполезные и пышные памятники суеверия для того, чтобы они послужили ее торжеству; родина и разум только улыбаются при виде этих приношений. Сколько граждан, отказывающихся от тех или других церемоний, присоединяются к мнению, которое кажется им наиболее соответ-
72 Максимилиан Робеспьер ствующим истине; разум и философия могут приветствовать их образ действий. Но по какому праву аристократы и лицемеры будут примешивать свое влияние к влиянию гражданской доблести и добродетели? По какому праву до сих пор неизвестные на пути революции люди станут искать во всех этих событиях средства завладеть ложной популярностью, увлечь самих патриотов на использование опрометчивых мер и внести в нашу среду смятение и раздоры? По какому праву они станут во имя свободы нарушать свободу культа и нападать на фанатизм посредством нового вида фанатизма? По какому праву они превращают знаки почитания, торжественно оказываемые чистой правде, в постоянный и смешной фарс? Почему им разрешают так играть достоинством народа и к философии примешивать безрассудство? Предполагали, что, принимая гражданские дары, Конвент отменил культ католицизма. Нет, Конвент не совершил этот безрассудный поступок. Конвент никогда его не совершит. Он намерен сохранить провозглашенную им свободу культов и в то же время подавлять те культы, которые злоупотребят свободой для нарушения общественного порядка; он не допустит преследования мирных служителей культа и будет сурово их наказывать, если они используют свои функции для обмана граждан и вооружат суеверия или роялизм против республики. Доносили на священников, которые служат мессу, но они будут еще дольше служить ее, если им помешают это делать. Тот, кто хочет не допустить служение мессы, более фанатичен, чем тот, кто служит ее. Есть люди, стремящиеся идти еще дальше; под предлогом уничтожения суеверия они хотят превратить самый атеизм в какую-то религию. Каждый философ, каждый индивидуум может иметь по этому вопросу свое мнение. Кто видит в этом преступление, тот безумец; но общественный деятель, но законодатель был бы в сто раз более безумен, если бы он присоединился к подобной системе идей, Национальный конвент презирает ее. Конвент не пишет книги, не является автором метафизических систем; Конвент — это политический и народный орган, уполномоченный заставить уважать не только права, но и характер французского народа. Не напрасно Конвент провозгласил Декларацию прав человека перед лицом «верховного существа». Могут, возможно, сказать, что я человек ограниченный, суеверный, как знать, может фанатик. Я уже сказал, что говорил не как индивидуум, не как последовательный философ, а как представитель народа. Атеизм аристократичен; идея «верховного существа», охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление,— это народная идея. {Горячие аплодисменты,) Народ, все несчастные аплодируют мне, критиковать меня стали
Доклады и речи 1793 г. 73 бы богачи и преступники. Начиная со школьных лет я был довольно плохим католиком, но я никогда не был равнодушным другом, ни вероломным защитником человечества. Еще больше я связан с моральными и политическими идеями, которые я сейчас изложил вам: «Если бы бога не существовало, его надо было бы выдумать». Я говорю с трибуны, с которой бесстыдный Гаде осмелился обвинять меня в том, что я произнес слово провидение. И в какое время! В то время, когда сердце мое оскорблено преступлениями, свидетелями и жертвами которых мы были; когда, проливая горькие и бессильные слезы о нищете народа, вечно обманываемого, вечно угнетенного, я старался подняться над непристойным сбродом заговорщиков, которыми я был окружен, вызывая против них мщение неба вместо народного гнева. Это чувство испытывают чистые и чувствительные сердца, во все времена оно воодушевляет благородных защитников свободы. До тех пор, пока будут существовать тираны, это чувство будет служить сладким утешением сердцу угнетенных; и если когда-нибудь тирания возродится среди нас, если совершится это кощунственное торжество, то добродетельная и сильная душа будет взывать к вечной справедливости, которая в сердце каждого как бы вынесла смертный приговор всем тиранам. Мне кажется, что последнему из мучеников за свободу легче будет умереть с этой утешительной надеждой. Это чувство испытывает Европа, вся вселенная, французский народ. Этот народ не привязан ни к священнослужителям, ни к суеверию, ни к религиозным церемониям; он привязан лишь к самому культу, т. е. к идее о существовании непостижимой силы, которой он любит отдавать почести, являющиеся в то же время проклятиями несправедливости и торжествующему преступлению. Если философ строит свои моральные принципы на других основаниях, тем не менее мы должны остерегаться оскорбить этот святой инстинкт и это чувство, присущее всем народам. Какой гений мог бы в один миг заменить своими измышлениями великую идею, охраняющую социальный порядок и все добродетели отдельных лиц? Не видите ли вы, какую западню расставляют нам враги республики и подлые эмиссары иностранных тиранов? Представляя странности некоторых лиц и их собственное сумасбродство выражением общего мнения, они хотели бы вызвать к нам неприязнь всех народов для того, чтобы укрепить шатающиеся троны разбойников, угнетающих их. И какое время избрали они для этих махинаций? Время, когда объединившиеся армии побеждены или отброшены республиканским гением, когда они хотели бы заглушить ропот народов, уставших от их тирании или возмущенных ею, когда они упорно требуют, чтобы нейтральные страны и союзники Франции выступили против нас. Подлецы хотели бы провести в жизнь грубую клевету, бесстыдство которой признала вся Европа, и оттолкнуть от вас, с помощью
74 Максимилиан Робеспьер предрассудков или религиозных догматов, тех, чьи мораль и общий интерес привлекли к величественному и святому делу, которое мы защищаем. Повторяю, нам нечего бояться иного фанатизма, кроме фанатизма безнравственных людей, подкупленных иностранными государствами с целью возродить фанатизм и придать нашей революции налет безнравственности, характерный для наших презренных и жестоких врагов. Я говорил об иностранных дворах. Вот действительные виновники наших бед и наших внутренних раздоров. Цель их состоит в том, чтобы принизить, если это возможно, французскую нацию, обесчестить избранных ею представителей и убедить народы, что основатели республики ничем не отличаются от слуг тирании. У них два рода армий: одна из них находится на наших границах, обессиленная, почти разрушающаяся по мере того, как республиканское правительство набирает силу и прекращение измен делает небесполезными героические усилия отечественных солдат; другая, более опасная, находится среди нас: это армия подкупленных шпионов, мошенников, которые проникают всюду, даже в народные общества. С тех пор как погибли вожди ненавистной клики, бывшей твердой опорой иностранных тронов, с тех пор как день 31 мая возродил Национальный конвент, который хотели уничтожить, они удваивают активность, чтобы совратить, оклеветать, разъединить всех защитников республики, унизить и распустить Национальный конвент. Скоро эта отвратительная тайна будет полностью раскрыта. Сейчас я ограничусь тем, что пролью свет на некоторые стороны занимающей вас дискуссии. Эбер уже раскрыл перед вами бесстыдную ложь, которую названная мною клика уже два или три раза подсказывала ему. Весьма известный человек, сказал он вам, хотел убедить его в том, что после ареста Монтансье 124 я должен был донести по этому случаю на Паша, Эбера и на всю Коммуну. Я, по-видимому, должен был проявить живой интерес к этой героине республики125, тогда как в действительности я спровоцировал арест всего Французского театра, не оказав почтения высочайшим принцессам, украшающим его, считая этих обольстительных просительниц только лишь любовницами аристократов и обычными королевскими комедиантками. Я должен был донести на Паша, а я защдщал его в тот момент, когда часть народа, обманутая врагами нашей свободы, пришла обвинять его перед решеткой Конвента за то, что народ умирает от голода, который был делом их рук. Я был в то время председателем Конвента и произнес похвальное слово известной мне безупречности и скромности Паша, противопоставив это слово мимолетной буре, вызванной недоброжелателями! Быть может, я проявил тогда твердость, которой лишены подлые клеветники угнетенного народа и которые никогда не ос-
Доклады и речи 1793 г. 75 мелились бы говорить правду победившему народу. Тогда и теперь я доверяюсь характеру народа, чуждого всякого рода злоупотреблениям и стоящего всегда на стороне морали, справедливости и разума. Наконец, я должен был бы для пользы Монтансье донести на муниципалитет и на смелых защитников свободы, тогда как я, будучи защитником патриотов и мучеником того же дела, всегда считал принципиально, что следует быть снисходительным даже к ошибкам патриотизма и суровым к преступлениям аристократии и предательству облеченных доверием мошенников. Эбер сказал вам еще, будто я обвинил его в том, что он подкуплен Питтом и герцогом Кобургским. В последнем заседании вы слушали меня, вы видели, что обвинения, которые могли погубить пять или шесть защитников свободы, я приписал лишь ошибке патриотов и что я нашел источник этих обвинений в плане клеветы, придуманном врагами республики. Вы можете оценить это новое бесстыдство, с каким стремились разъединить патриотов; я вместе с Эбером раскрываю этот план и поскольку он исходит от мнимого патриота, члена того общества, которого Эбер назовет, я прихожу к заключению, что надо снять маску патриотизма, под которой скрываются некоторые лица, и очистить это общество от находящихся в нем изменников. Я вам обещал указать нескольких агентов, подкупленных тиранами для того, чтобы разъединить нас, опорочить дело французского народа, унизив национальное представительство. Я назову сначала человека, которого Эбер назвал, автора первого из двух наветов. Кто этот человек126? Аристократ? Он носил этот титул приблизительно только в течение трех четвертей пути, пройденного революцией. Начиная с этого времени, он патриот, пылкий якобинец. Он член ваших комитетов, он руководит ими. Однажды он неожиданно вышел из своей безвестности. Лебрен послал его комиссаром в Бельгию во время лзмен Дюмурье. Дюмурье уже угрожал Конвенту своими крамольными манифестами. Конвент уже метал громы и молнии против этого изменника. Дюбюиссон (это его имя) вдруг появился на этой трибуне, с сердцем, как бы отягченным важными секретами, которые он должен нам раскрыть, с видом человека, подавленного тяжестью судьбы Франции, которую он несет на себе. Он открыл вам измену Дюмурье, которая была уже открыта; вместо подлинных документов, подтверждающих ее, он привел разговор, имевший место между ним и его двумя компаньонами с Дюмурье, разговор весьма двусмысленный и странный, во время которого щадили интересы Ж.-П. Бриссо. Он заявил вам в то же время, что если он не будет убит ночью, то на другой день сделает доклад в Национальном конвенте и что родина будет спасена. Он не был убит; он выступал в Национальном конвенте, куда явился в сопровождении депутатов якобинского общества:
76 Максимилиан Робеспьер он произвел впечатление и получил почетный отзыв, принятый голосованием жирондистской фракции и правых с поспешностью, весьма назидательной для патриотов. Но есть и другое лицо, еще более важное и действительный вождь клики, сотоварищ Дюбюиссона в знаменитой миссии, о которой я сейчас говорил. Как счастлива наша республика! Если ей изменяли множество ее неблагодарных детей, ей служат с замечательным бескорыстием иностранные сеньоры и даже сыновья немецких князей. В их числе находится сын главного министра австрийского дома, сын знаменитого князя Кауни- ца127. Его зовут Проли. Вы знаете, что, отказавшись от своего отца, от своей родины, он полностью отдался делу всего человечества. Он претендует на руководство якобинцами, но из скромности, не захотел стать членом их клуба. В его руках секретное управление, в котором регулируются дела общества, где читается корреспонденция, где подготовляются предложения, доносы, где под маской патриотизма организуют контрреволюцию, которую сумел разоблачить только гений свободы, озаряющий большинство ваших членов и народные массы, слушающие вас. Этот же сеньор основал полсотни народных клубов для того, чтобы привести в расстройство и погубить якобинцев. Он занимается также секциями и женщинами-революционерками, из среды которых по его воле выбирают председателей. Их вдохновляет невидимый враг, но под его началом находится еще множество других видимых врагов, которые, начиная с 31 мая, восстанавливают против Национального конвента общественное мнение и призывают к резне его членов. Проли разоблачен и все же Проли свободен: он неодолим, как и главные его соучастники, являющиеся переодетыми аристократами под маской санкюлотизма, и в особенности прусские, английские, австрийские и даже французские банкиры. Допустим ли мы, чтобы самые подлые злодеи Европы безнаказанно уничтожали на наших глазах плоды наших славных и тяжелых трудов? Объединимся ли мы с этими сообщниками, с этими слугами тех самых тиранов, сателлиты которых безжалостно истребляют наших жен, детей, братьев и наших представителей? Я требую, чтобы Общество очистилось, наконец, от этой преступной банды; я требую, чтобы Дюбюиссон был изгнан из этого Общества так же, как и два других интригана, из которых один живет под одной крышей с Проли и которых все вы знаете как членов Общества; я имею в виду Дефье и Перейра. Я требую, чтобы было' проведено голосование с этой трибуны для того, чтобы узнать и изгнать всех агентов иностранных держав, которые под их покровительством пробрались в это Общество. Я требую, чтобы тем же путем обновили комитеты Общества, в которые входят несомненно прекрасные патриоты, но в которые, нет сомнения,^ проскользнули также многие сообщники интриганов.
Доклады и речи 1793 г. 77 О ВРАЖДЕБНЫХ ФРАНЦИИ ПАРТИЯХ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 ноября 1793 г.— 8 фримера II года республики 128 Я прошу слова не для того, чтобы произнести речь, но чтобы сообщить факты, способные пролить свет на махинации врагов свободы. Я начну с того, что прочитаю вам письмо, захваченное у эмигранта и пересланное генералом Пишегрю 129 в Комитет общественного спасения и которое Комитет уполномочил меня сообщить вам. Оно адресовано мадам Ларив в Фрибург. Письмо написано разными почерками, одним почерком писали химическим способом. Вот это письмо. «Лион. 16 мая Маратистская клика потеряла всякое доверие, противоположная ей партия преуспевает почти во всей Франции. Это партия завуалированного республиканизма, которым прикрывались все честные люди. Для того, чтобы партия Марата пала, той партии, которая намеревалась истребить всех честных людей, надо было действительно назвать себя республиканцами. Яо мне кажется особенно неприятным то, что надо было громко сказать, будто проклятая клика якобинцев договаривается с иностранными державами и эмигрантами. Этого я никогда не знал. Утверждают, что есть письма, с очевидностью доказывающие этот преступный замысел. Я полагаю, что он может очень неблагоприятно отразиться на эмигрантах. Народ всегда с жадностью относится ко всему новому. И теперь, когда ему открывают глаза на его истинные интересы, все, кто думает так же, как и я, с болью видят, что приходится пользоваться этим предлогом для того, чтобы заслужить доверие народа. Мы думаем поэтому, что было бы очень кстати, если бы все эмигранты направили адрес французам, в котором они бы заявили, что никогда их чувства не принадлежали проклятой и дезорганизаторской партии, что никогда французские рыцари не принимали участия во всех ужасах, которые давно опустошают нашу несчастную страну. Краткое изложение их чувств, а особенно их любви к народу, я считаю абсолютно необходимым при обстоятельствах, в которых мы находимся». Перед вами план заговора: аристократия, руководимая бриссотинской кликой, назвала республиканскую партию маратистской партией. Для борьбы с этой партией приняли решение называть себя республиканцами и даже опубликовать сообщение, что якобинцы объединились с иностранными державами и эмигрантами. Но аристократ, развивающий своему другу эту систему, не скрывает свою печаль по поводу того, что честные люди вынуждены принять такой путь, он опасается, что, употребляя все время слово — республика, укрепляют привязанность народа к свободе.
78 Максимилиан Робеспьер Другой факт может бросить свет на производимые теперь маневры. Вам уже говорили, что системой агентов наших врагов является клевета на наших наиболее ревностных защитников свободы, гибель их и роспуск Национального конвента. Вы сейчас увидите, какие они употребляют средства, чтобы достигнуть этой цели. Вот письмо, адресованное г. Бриссо, на его дом, на улице Гретри; как только это письмо попало на почту, его захватили. «Из Лондона, 9 ноября 1793 г. Дорогой друг и брат, я адресую свое письмо на ваш дом для того, чтобы оно не было перехвачено; я надеюсь, что у вас там есть люди, которым вы доверяете и которые передадут его вам. Сообщаю вам, что я прибыл сюда вчера, что моя поездка в Ирландию и Шотландию была очень удачной для меня лично, много лучше, чем я ожидал. Во время этой поездки меня взволновало только сообщение о вашем аресте, я надеялся, что оно не имело основания, мне казалось невозможным, чтобы ваши друзья покинули вас, имея в виду, что вы были одним из лучших друзей родины, что распространявшиеся слухи забавляли аристократов. Но каково же было мое удивление и моя печаль, когда наши друзья подтвердили, что эта новость была верной? Увы! Такова награда за ваше рвение, которое вы проявляли не только служа своим друзьям, но еще и тем, что дали им средства воспользоваться случаем, который представляли обстоятельства, чтобы они составили себе состояние и сохранили его. Наши друзья и я, мы поражены и оскорблены неблагодарностью людей; мне пришлось испытать неблагодарность, но я никогда не думал, что она может дойти до такой степени. Но, дорогой друг, по крайней мере, если утешением для несчастных служит надежда на отмщение, вы можете заранее насладиться им, ибо если они действительно покинут вас, их успех развеется, как дым, и даже их богатство исчезнет, за исключением разве того, что они имеют в банках. Предупреждаю вас, что я сообщил нашим корреспондентам в Амстердам, Геную и Женеву, наконец, всем членам нашего общества, чтобы они были готовы к общему соглашению и, если с вами что-нибудь случится, чтобы больше не было вопроса об их семнадцати миллионах 130. Все наши здешние друзья решительно стоят за это, так же как и за то, чтобы было нарушено соглашение о финансах эмигрантов; предупредите об этом, если еще, как я надеюсь, есть время, Дантона, Робеспьера и Лекуантра. Я надеюсь, что еще не все чувства в них заглохли и что, поскольку они занимают наиболее видное положение, мы прежде всего нападем на них. Петиона больше бояться нечего, вы уже отомщены за него, и даже за его- состояние, которое сторонники равенства уже захватили. Что касается Ба- зира, Лежандра, Бюзо и Колло д'Эрбуа, пусть они страшатся слишком
Доклады и речи 1793 г. 79 громко брюзжать, они в наших руках; итак, пусть они щадят вас, если не хотят сами погибнуть. Дорогой, несчастный друг, в той беде, которая с вами приключилась, будьте спокойны за ваше состояние, оно в целости; вы даже можете предложить его вашим врагам, вы можете обещать им это на честное слово, и я гарантирую, что оно будет передано им в сохранности; если это может заставить их служить вам, сообщите мне об этом как можно скорее, и я тогда сразу же пошлю нарочного в Геную и вы сможете взять на имя М. К. Ф.131 все, что вам нужно, чтобы доказать им, что у вас добрые намерения; возьмите тотчас же пятьдесят или шестьдесят тысяч ливров. Не беспокойтесь, прошу вас, о будущем; не думайте об этом, думайте о том, как завоевать ваших врагов, будьте уверены, что здесь у вас есть добрые друзья, а главное я, который чувствует себя несчастным потому, что до сих пор сомневался в истине и боюсь не был ли я частично причиной вашего несчастья. Если мое письмо, которое является единственной моей надеждой, придет слишком поздно, я никогда не утешусь. Прощайте, мой несчастный друг, умоляю вас, ответьте мне тотчас же, рассейте мои ужасные страхи или, если вы лишены свободы, заставьте кого-нибудь это сделать. Прощайте, по крайней мере ни на один миг не сомневайтесь в самой искренней дружбе вашего друга навеки. А. К. Д. Наши друзья просили меня уверить вас, „что ваши несчастья еще более, если это возможно, укрепляют дружеские чувства, которые они всегда питали к вам. М. Л. завтра напишет М. К. Ф." Прощайте». Я не сделаю никаких комментариев на это письмо; я сообщу вам другое письмо, не менее любопытное, не менее поучительное. Это письмо адресовано мне, я вчера получил его по почте. На конверте печать известного епископа; карандашом написано Солер 132. Ниже приписано рукой: Очень срочно. С другой стороны: Просят лиц, через руки которых пройдет это письмо, не вскрывать его. Письмо не было вскрыто, хотя оно должно было быть вскрыто, как видно. Оно было передано мне и вот что мы в нем читаем: «День 16 ноября. Я слишком хорошо знаю, гражданин, твою аристократическую манеру мыслить, чтобы оставить тебя в неизвестности о положении наших дел, и это тем более важно, что ты занимаешь видное место. Я знаю, что ты хочешь республики, но ты также стоишь за дворян и за священников, как ты много, много раз заявлял в Париже, когда я там был. Я говорю с тобой с открытым сердцем, потому что я знаю, что патриоты, уверенные в твоих гражданских доблестях, не причинят тебе зла. Патриоты, эти... проклятые мошенники, употребляя твои выражения, побиты со всех сторон. Ты ловко устроил так, что герцог Орлеанский, этот негодяй, умер и в то же время ты захватил власть для того, чтобы передать ее в руки принцев, которые я, как и ты, надеюсь, скоро придут. Ты
80 Максимилиан Робеспьер сообщаешь мне в последнем письме, что находишься в ужасном положении, я легко в этом убеждаюсь, поскольку ты вынужден одобрять все ужасы, совершающиеся на твоих глазах. Я писал графу Артуа о том, что ты хорошо знаешь; он мне сказал, что ты должен спокойно держаться до того времени, когда герцог Кобургский будет недалеко от Парижа. Он принимает предложение о сдаче Парижа этому австрийскому генералу. Я хорошо выполнил твои дела у него. Прощай, дорогой гражданин; я люблю тебя и обнимаю от всего сердца, на всю жизнь твой друг». И на клочке бумаги, вложенном в письмо, было написано: «P. S. Так как письмо мое уже запечатано, я хочу открыть его, чтобы сказать тебе, что после моего последнего письма я не менял своего жилища, я все еще живу там, где ты знаешь, у гражданина N. Неудивительно, что ты огорчен смертью королевы,— это событие стоит того и все почтенные люди огорчены этим. Закажи гравировать печать, которой я запечатал мое письмо; это Пий VI 133, он очень здесь похож. Все, кому ты просил кланяться, благодарят тебя и шлют тебе привет». Эти удары направлены агентами иностранных дворов, поклявшпхся погубить истинных патриотов, единственное средство дать восторжествовать делу тиранов. Я не побоюсь сказать, что это письмо было состряпано в Париже, несмотря на то, что внешний вид его противоречит этому. Смотрите, как к этому применимы мои размышления, которые я в последний раз высказал с этой трибуны. Из того, что я противостоял потоку контрреволюционных экстравагантностей, придуманных нашими врагами для возрождения фанатизма, сделали еывод, что я поддерживаю священнослужителей, поддерживаю фанатизм, и в письме, которое я вам прочитал, высказывается главным образом эта мысль. Если бы шел вопрос только о догадках, то я бы счел возможным утверждать, что я узнал руку, составившую это сплетение мерзостей. Вероятно, они являются работой презренного Проли и его соучастников, этого преступного иностранца, который претендует руководить якобинцами для того, чтобы скомпрометировать их. Подумайте о том, с каким предательством ежедневно нападают на каждого из членов Конвента в отдельности, особенно на тех, кто издавна пользуется репутацией людей, отличающихся своими гражданскими доблестями п энергией; смотрите, как над всей Горой начинают сгущаться мрачные тучи; смотрите, как стараются дискредитировать Комитет общественного спасения, слишком грозный для врагов Франции, ^тобы не стать главной целью нападок их подлых эмиссаров. Недавно с этой трибуны был прочитан пространный памфлет, написанный каким-то гасконцем и присланный, говорят, из Байонны; не думаете ли вы, что этот человек когда-то проявил слабость и что теперь его преследуют; нет, этот человек, обманувшись в некоторых опасных лице-
Доклады и речи 1793 г. 81 мерах, нанес им смертельные удары и с большой пользой служит республике. Нападают не на какую-то личность вообще, нападают на представителя народа, на члена Комитета общественного спасения, и вывод, который из этого хотят сделать, определенно указан самим автором письма: «Народ должен остерегаться ловких людей, составляющих Комитет общественного спасения». Впрочем, я уже говорил вам, тем, кому не нравится наша бдительность, приходите и займите наши места. («Нет! Нет!»)— одновременно и единодушно вскричали все,) Приходите и окажите сопротивление тиранам, приходите и подавите заговоры, разоблачите интриги, накажите изменников, побуждайте трусливых; приходите и одной рукой отгоните клевету, другой — усилия бесчисленных врагов свободы! Мы же тогда будем на трибунах, и если вы совершите ошибки, то не считайте дурным, если мы проявим к вам несколько больше снисходительности, чем вы оказывали нам. Но если вы совершите преступления, если вы станете управлять лишь для того, чтобы предать республику тиранам, с которыми мы ведем борьбу, тогда мы разоблачим вас, и если надо будет, мы погибнем за то, чтобы сохранить величайшее творение, воздвигнутое человеческим разумом. Неужели они думают, что мы оставим родину добычей сумасбродства людей, лишенных гражданской добродетели, и что мы потерпим, чтобы в республике господствовали слуги Георга 134 и Австрии. Неужели они верят, что, обманутые их громовыми философскими речами, мы не потушим в их руках факелы гражданской войны, которые они бросают в нас! Из того внезапного и необычного движения, которое было вызвано, мы возьмем все, что признает народ, и отбросим все крайности, которыми наши враги хотят обесславить наше дело; мы извлечем ресурсы, в которых нуждается родина для того, чтобы разгромить своих врагов; мы извлечем из этого движения признательность добродетели и свободе; но мы не потерпим, чтобы было поднято знамя преследования какого-либо религиозного культа, чтобы пытались заменить религиозными спорами великое дело свободы, которое мы защищаем. Мы не потерпим, чтобы смешивали аристократию с культом и патриотизм с идеей, согласно которой культы должны быть упразднены. В этом случае презренные враги свободы приобрели бы звание людей, обладающих гражданскими доблестями, и народ был бы упразднен самим народом. Какой-нибудь Канизи, фанатичный епископ, который недавно проповедовал гражданскую войну именем Небытия, отказавшись от священнического сана, стал бы героем республики! Национальный конвент поддержит свободу культов, упразднит фанатизм и накажет бунтовщиков; он защитит самих патриотов от их заблуждений; он совершит правосудие над контрреволюционерами, несмотря на маску, которой они покрылись. Он заставит умолкнуть все религиозные 6 Зак. № 1992
82 Максимилиан Робеспьер споры и объединит всех граждан против врагов человечества. Есть священники-философы с чистыми намерениями, они имеют право на уважение своих сограждан и на защиту их республиканским правительством. Что же касается тех, кто лишь под новой формой интригуют и плетут заговоры, то новая комедия не будет приниматься во внимание. Надо различать мирных патриотов, которые приносят на алтарь родины бесполезные дары суеверия, от аристократов, старающихся оскорблять то, что народ почитал, вызывая этим его раздражение. Проповедуя с крайним фанатизмом атеизм, аристократы преследуют при этом единственную цель — обвинить в таком образе действий Национальный конвент и друзей родины. Опозоренные аристократы часто становились во главе некоторых процессий или в других местах, возбуждали народ рассказами о фарсах, которые они сами разыгрывали; видели некоторых из них, старавшихся почтить память того самого Марата, которого они убили, и распространять слух, что Париж обожал Марата и что он не признает другого бога. Видели и таких, которые употребляли силу или власть, чтобы запретить гражданам выполнение их привычного культа, и это в тех местах, где царит суеверие и вблизи которых расположены мятежные войска. Разного рода причины способствовали этим злоупотреблениям. Одни люди которые в революцию чем-то запятнали себя, хотели стереть это с себя, проявлением преувеличенного рвения — в их числе было много священников и дворян; другие действовали под влиянием своего рода философских причуд или честолюбия остряков — подобно Мануэлю, который во время своего пребывания судьей напрягался до кровавого пота, чтобы составлять эпиграммы против духовных лиц. Увлеченные справедливым негодованием, которое лицемерное предательство священников зажгло в сердцах патриотов, они приветствовали эти чрезвычайные меры. Четвертое сословие135 с жестоким хладнокровием рассчитало, какую выгоду из этих событий может извлечь партия врагов свободы, чтобы нарушить спокойствие в государстве и воздвигнуть новый барьер между французским народом и другими нациями, и довело это дело до крайностей. Чтобы достигнуть своей цели, оно пустило в ход разные силы, о которых я говорил. Во главе этого заговора стоят проклятые агенты иностранных дворов, я много раз на них указывал, это они являются истинными творцами наших бед. Эти жалкие люди сеют среди нас семена раздора, лицемерие, клевету, коррупцию, стремятся принести в жертву презренным тиранам, подкупающим их, основателей республики и представителей французского народа. Европейские монархи увидели, что повсюду их армии либо отброшены, либо их движение приостановлено, подданные их устали, а французский
Доклады и речи 1793 г. 83 народ решительно защищает свободу и достаточно силен, чтобы уничтожить всех своих врагов. Убедившись в том, что республика упрочилась, благодаря энергии Национального конвента, они решили испытать последнее усилие, чтобы разъединить нас: они вздумали заставить нас объявить эту странную и неожиданную войну действующему религиозному культу и всем культам вообще. И в то время как их сообщники выполняют этот план во Франции, они поносят нас перед всеми народами как безнравственную и атеистическую нацию. Все народы исповедуют какой-нибудь религиозный культ, и европейские монархи злоупотребляют властью, которую религия или суеверие имеют над людьми, для того, чтобы вербовать свои армии, укреплять свои троны, не допустить восстаний, которых они страшатся, лишить нас расположения наших союзников и умножить число наших врагов. О чем думают те, кто способствует им, то ли по опрометчивости, то ли по недоброжелательности? Откуда берется то, что нас вечно и исключительно занимают священнослужителями и религией? Разве нет у вас больше врагов, которых надо победить, нет изменников, которых надо покарать, нет заговоров, которые надо подавить, нет спасительных законов, которые надо выполнять? Больше вам нечего делать или больше нечего вам придумать для того, чтобы обеспечить изобилие и мир? Слезы несчастных уже высушены? Вдовам наших защитников достаточно быстро оказана помощь? Декреты, обеспечивающие средства существования, соблюдаются? Вы не занимаетесь устранением препятствий, которые равнодушие, которые аристократия часто противопоставляют их справедливым требованиям? Вместо того, чтобы беспрестанно беспокоить нас пустыми речами, почему вы не стараетесь облегчить выполнение законов, желательных народу? Почему вы не следите за интересными мелкими делами, которые мы не можем удовлетворить в бурные времена? Должны ли республиканцы дискредитировать правительство их страны в то время, когда оно храбро борется против всех врагов французского народа, или же они должны помочь ему, насколько они в состоянии, заставить уважать его? Будем ли мы оспаривать друг у друга места в республике еще до того, как она спасена? Разве во время бури может экипаж корабля оспаривать руль у тех, кто ведет его? Впрочем, здесь, перед лицом вселенной, мы заверяем, что никогда ни клевета, ни опасности не заставят нас отклониться на миг в сторону от пути, по которому мы идем под священным покровительством родины, и если начнется борьба между правдой и интригой, между верными защитниками народа и его врагами, мы заявляем, что надеемся на разум народа и на то, что мы одержим победу. 6*
84 Максимилиан Робеспьер ПРОТИВ МАНИФЕСТОВ ЕВРОПЕЙСКИХ МОНАРХОВ. Доклад в Конвенте от имени Комитета общественного спасения 5 декабря 1793 г.— 15 фримера II года республики 136 Объединившиеся против республики монархи воюют с нами своими армиями, интригами и пасквилями. Мы противопоставляем их армиям более храбрые армии, их интригам — бдительность и страх перед национальным правосудием, их пасквилям — правду. По мере того, как патриоты своими руками разрывают нити тайных заговоров, которые плетут эмиссары врагов Франции, они стараются вновь завязать эти нити; они искусно направляют армии свободы против самой свободы, а теперь стараются свергнуть республику средствами республиканизма и снова разжечь гражданскую войну своей ложной философией. С широкой системой разрушения и системой лицемерия прекрасным образом совпадает и предательский план подвергнуть позору Национальный конвент и саму нацию. В то время как по вероломству или по опрометчивости то вызывали раздражение применением революционных мер, требующихся для спасения родины, то их вовсе не применяли, то злостно преувеличивали их, либо придавали им противоположный смысл; в то время как среди всех затруднений эти меры подстрекали агентов иностранных держав пускать в ход все движущие силы, отвращали наше внимание от настоящих опасностей и срочных нужд республики, чтобы обратить его полностью на религиозные идеи; в то время как этими мерами старались политическую революцию подменить новой революцией, заменить ею общественный разум и энергию патриотов; в то время как одни и те же люди открыто нападали на все религиозные культы и тайно поддерживали фанатизм; в то время как без всякой пользы они оглашали всю Францию своими сумасбродными речами и осмеливались злоупотреблять именем Национального конвента для оправдания обдуманных экстравагантностей аристократии, в это время враги Франции торговались за новые порты. Ваши генералы ободряли напуганных федералистов; ваши уполномоченные интриговали среди чужеземных народов, чтобы увеличить число ваших врагов; вооружали против вас предрассудки всех наций; они противопоставляли власть религиозных воззрений естественному влиянию ваших моральных и политических принципов, а манифесты всех правительств объявляли вас перед всей вселенной народом безумцев и атеистов. Национальный конвент должен вмешаться в борьбу между фанатизмом, который возрождают, и патриотизмом, который пытаются ввести в заблуждение, и объединить всех граждан принципами свободы, разума и справедливости; законодатели, любящие родину и обладающие смелостью
Доклады и речи 1793 г. 85 для ее защиты, не должны походить на тростник, без конца колеблемый дуновением иностранных фракций. Долг Комитета общественного спасения разоблачить эти фракции и предложить вам необходимые меры для того, чтобы подавить их. И этот долг он без сомнения выполнит. Пока же Комитет уполномочил меня представить вам проект адреса, целью которого является привести в замешательство подлых и бесстыдных тиранов, объединившихся в лигу против республики, и раскрыть перед глазами вселенной их отвратительное лицемерие. В этой борьбе тирании против свободы у нас столько преимуществ, что было бы безумием с нашей стороны отказаться от них. И поскольку угнетатели человеческого рода имеют дерзость защищать свое дело перед ним, поспешим последовать за ними в этот грозный трибунал, чтобы ускорить неизбежный приговор, который их ждет. Ответ Национального конвента на манифесты лиги монархов против республики Ответит ли Национальный конвент на манифесты лиги тиранов против французской республики? Естественно пренебречь ими, но полезно помешать им и справедливо наказать их. Манифест деспотизма против свободы! Что за странное явление! Как посмели они взять людей в арбитры между ними и нами? Как не побоялись они, что предмет этого спора может возбудить воспоминание об их преступлениях и ускорить их гибель? В чем они обвиняют нас? В своих собственных преступлениях. Они обвиняют нас в мятеже. Рабы, возмутившиеся против суверенитета народов, разве вы не знаете, что это богохульство может быть оправдано только победой. Но посмотрите на эшафот последнего из наших тиранов, посмотрите на французский народ, вооружившийся для того, чтобы покарать ему подобных; вот наш ответ. Короли обвиняют французский народ в безнравственности! Народы, прислушайтесь внимательно к урокам этих почтенных наставников человеческого рода. Мораль королей, о боже праведный! И добродетель курти- занов! Народы, прославляйте чистосердечие Тиберия и простодушие Людовика XVI, любуйтесь здравым смыслом Клодиуса и мудростью Георга; восхваляйте воздержанность и справедливость Вильгельма и Леопольда; превозносите целомудрие Мессалины, супружескую верность Екатерины, скромность Антуанетты137; хвалите непобедимый ужас всех прошлых, настоящих и будущих деспотов к узурпациям и тирании, их нежное внимание к угнетенной невинности, их религиозное почтение к правам человечества.
86 Максимилиан Робеспьер Они обвиняют нас в отсутствии у нас религиозности; они пишут о нас, что мы объявили войну самому божеству. Как подозрительно благочестие тиранов! Как должны быть приятны небу добродетели, блещущие во дворах, и благодеяния, которые они рассыпают на земле! О каком боге говорят они нам? Знают ли они других богов, кроме высокомерия, дебоша и всех пороков? Они говорят о себе, что они созданы по подобию божества! И для этого они заставляют вселенную покинуть его алтари? Они считают, что это бог создал их власть. Нет, бог создал тигров, а короли — это образцы человеческой коррупции. Они обращаются к небу для того, чтобы узурпировать землю; они говорят нам о божестве для того, чтобы занять его место. Они отсылают к нему мольбы бедняка и вздохи несчастных; сами они боги для богатых, притеснители и убийцы для народа. Почитать бога и карать королей — это одно и то же. И какой народ когда- нибудь больше почитал это великое существо, под покровительством которого мы провозгласили непреложные принципы всего человеческого общества, чем наш народ? Законы вечной справедливости были презрительно названы мечтаниями честнейших людей; мы превратили их в реальность. О морали писалось в книгах философов, мы же ввели ее в управление народами. Смертный приговор тиранам почил забытый в подавленных сердцах смиренных смертных; мы же привели его в исполнение. Мир принадлежал двум или трем расам тиранов, как пустыня Африка принадлежала тиграм и змеям; мы возвратили мир человеческому роду. Народы, если у вас нет сил вернуть себе свои права, если вам не дано оценить права, которые мы вернули вам, по крайней мере, остерегайтесь нарушать наши права или клеветать на нашу храбрость. Французы вовсе не одержимы манией сделать счастливой и свободной какую-нибудь нацию против ее воли. Все монархи могли бы прозябать или умирать на своих окровавленных тронах, если бы они умели уважать независимость французского народа. Мы хотим только раскрыть вам их бесстыдные наветы. Ваши повелители говорят вам, что французская нация запретила все религии, что она заменила культ божества культом нескольких людей; они рисуют нас в ваших глазах идолопоклонниками или безумцами. Они врут. Французский народ и его представители уважают все религиозные культы и не запрещают ни один из них. Они почитают без пристрастия и без поклонения добродетель мучеников человечества; они ненавидят нетерпимость и преследование, под каким бы предлогом они ни скрывались, они проклинают экстравагантности ложной философии, так же как преступления фанатизма. Ваши тираны обвиняют нас в некоторых неправильных действиях, неизбежных при бурных движениях великой революции. Они приписывают нам последствия их собственных интриг и посягательства их эмиссаров. Все, что французская революция произвела разумного и величественного, является делом французского народа. Все, что носит про-
Доклады и речи 1793 г. 87 тивоположный характер, принадлежит нашим врагам. Все разумные и благородные люди стоят на стороне республики. Все коварные и развращенные люди принадлежат к фракции ваших тиранов. Кто станет порочить светило, оживляющее природу, за то, что легкие облачка проскользнули по его сверкающему диску? Разве величественная свобода теряет свои божественные чары из-за того, что подлые эмиссары тирании стремятся осквернить ее? Наши и ваши несчастья — это преступления общих врагов человечества. Так надо ли вам из-за них ненавидеть нас? Нет, это значит, что их надо покарать! Подлецы смеют доносить на основателей французской республики. Современные Тарквинии осмелились сказать, что римский сенат был собранием разбойников. Сами слуги Порсенны считали Сцеволу безумцем. Согласно манифестам Ксеркса, Аристид ограбил казну Греции. В то время как их руки были полны награбленного добра и обагрены кровью римлян, Октавиан, Антоний и Лепид приказывали всем римлянам считать их одних справедливыми и их одних добродетельными. Тиберий и Сежан 138 считали Брута и Кассия кровавыми людьми и даже мошенниками. Французы, люди всех стран вас оскорбляют, когда оскорбляют свободу в лице ваших представителей и ваших защитников; многих членов Конвента упрекали в слабости, других в преступлениях. Что общего имеет с этим французский народ! Что общего имеет с этими частными фактами национальное представительство? Оно лишь внушает силу слабым и налагает наказание на виновных. Все армии европейских тиранов отброшены, несмотря на измены, заговоры, внутренние раздоры, продолжавшиеся в течение пяти лет; рядом с эшафотом последнего тирана французов воздвигнуты эшафоты изменивших народу представителей его; среди бурь рукой представителей народа запечатлен на бессмертных скрижалях социальный договор французов; все люди равны перед законом; все крупные преступники боятся правосудия; невинность, не имеющая оплота, восхищена тем, что она, наконец, нашла убежище в трибуналах; несмотря на пороки рабов, несмотря на все коварство наших врагов, любовь к родине победила; энергичный и благоразумный, грозный и справедливый народ объединился по зову разума и научился узнавать своих врагов даже под маской патриотизма; французский народ спешит взяться за оружие для защиты благородного творения его храбрости и его ума; вот чем мы искупаем перед миром и наши ошибки, и преступления наших врагов! Если это нужно, мы можем показать миру и другие наши дела. Наша кровь также лилась за родину. Национальный конвент может показать друзьям и недругам Франции почетные шрамы и раны, прославившие его членов. Два знаменитых противника тирании пали здесь на глазах родины под вероломными ударами преступной клики 139, там достойный их предста-
88 Максимилиан Робеспьер витель народа, соревнующийся с ними в республиканской добродетели, попав в осажденный город, осмелился принять отважное решение — вместе с несколькими товарищами пробраться сквозь ряды врагов; он попал в руки австрийских сателлитов и в долгих мучениях искупил свою беззаветную преданность свободе 140. Другие представители проникали в мятежные районы юга, с трудом избегали ярости изменников, спасали французскую армию, преданную изменившими ей начальниками, и подвергали ужасу и бегству сателлитов тиранов Австрии, Испании и Пьемонта. В этом, мерзком городе, являющемся позором Франции, Бейль 141 и Бове, осыпанные оскорблениями тирании, умерли за родину и ее святые законы. У стен этого ненавистного города Гаспарен 142, направлявший на него в наказание артиллерийский огонь и воодушевлявший республиканскую доблесть наших воинов, пал жертвой своей храбрости и низкого коварства наших врагов. Север и юг, Альпы и Пиренеи, Рона и Шельда, Рейн и Луара, Мозель и Самбра видели, как наши республиканские батальоны вставали по зову представителей народа под знамена свободы и победы: одни из них погибли, другие победили. Весь Конвент шел навстречу смерти и не испугался ярости всех тиранов. Знаменитые защитники ваших королей,— князья, министры, генералы, куртизаны,— назовите нам ваши гражданские добродетели; расскажите нам о важных услугах, оказанных вами отечеству; назовите нам, какими крепостями вы овладели силой ваших гиней; похвалитесь талантами ваших эмиссаров и быстротой, с какой ваши солдаты убегали от защитников республики; хвалитесь своим благородным презрением к правам людей и человечества, нашими пленниками, хладнокровно убитыми, нашими женщинами, изувеченными вашими янычарами, детьми, зарезанными на груди у их матерей, окровавленные члены которых разрывали зубами австрийские тигры; похвалитесь вашими подвигами в Америке, в Генуе, в Тулоне; хвалитесь больше всего вашим искусством отравлений и убийств: тираны, таковы ваши добродетели!.. Знаменитый парламент Великобритании, назовите нам ваших героев. У вас есть партия оппозиции. У вас торжествует деспотизм, следовательно большинство у вас развращено. Наглый и подлый народ, твое мнимое представительство продается на твоих глазах и с твоего согласия; ты сам принимаешь их излюбленные правила: даже таланты твоих депутатов являются предметами индустрии, как шерсть твоих овец, как сталь твоих фабрик; и ты еще смеешь говорить о морали и о свободе! Какую странную привилегию — болтать без меры и стыда вздор — народы с дурацким терпением разрешают тиранам! Как! Эти мелкие люди, главная заслуга которых состоит в зыа-
Доклады и речи 1793 г. 89- нии цены британской совести, старающейся пересадить во Францию пороки и коррупцию их страны, которые ведут войну не с оружием в руках, а путем преступлений, и это они смеют обвинять Национальный конвент в коррупции и оскорблять добродетели французского народа. Великодушный народ, мы клянемся тобой, что ты будешь отомщен; прежде чем нам навяжут войну, мы истребим всех наших врагов, скорее погибнет австрийский дом, чем Франция; Лондон станет свободным прежде, чем Париж снова станет рабом; судьбы республики и всей земли взвешены на весах вечности; тираны оказались самыми легкими. Французы, забудем наши ссоры и пойдем на тиранов; укротите их своим оружием, а не законами. Пусть изменники трепещут, пусть исчезнет последний низкий эмиссар наших врагов, пусть восторжествует патриотизм и пусть успокоится невинный. Французы, боритесь; ваше дело святое, ваша храбрость непобедима; ваши представители умеют умирать, они могут сделать больше того — они умеют побеждать! В ЗАЩИТУ СВОБОДЫ РЕЛИГИОЗНЫХ КУЛЬТОВ. Речь в Конвенте 5 декабря 1793 г.— 15 фримера II года республики 143 Граждане, планы интриганов, стремящихся разрушить свободу, кажется, выполняются. С тех пор как началось необычайное движение против религиозного культа, происходит замечательная вещь — эмиграция с юга в Швейцарию. Существуют коммуны, в которых нет фанатизма, но где, однако, считают дурным, если власти, если вооруженная сила приказывают докинуть церкви и арестовывают служителей культа только по причине их звания. Жалуются также на людей, которые первыми захватили имущество церквей. Я не говорю, что эти коммуны меньше привязаны к свободе, чем к своему религиозному культу, но они все же жалуются. Наши враги, внушая народу это сильное движение против католического культа, ставили себе двоякую цель: первая состояла в том, чтобы завербовать на свою сторону Вандею, отвратить народы от французской нации и, пользуясь философией, уничтожить свободу; вторая цель состояла в нарушении спокойствия внутри страны, что могло бы придать больше сил коалиции наших врагов. Я бы мог с очевидностью доказать вам существование заговора, основы которого я вам только что показал, если бы я хотел обнаружить тех, кто были его первыми агентами. Но я довольствуюсь тем, чтобы сказать вам, что во главе его стоят эмиссары всех держав, воюющих с нами, что среди них есть пасторы (Рабо Сент-Этьен недавно был арестован в Париже)»
$0 Максимилиан Робеспьер Что вам следует делать в подобных обстоятельствах? Философствовать? Нет, выступать в качестве политических законодателей, в качестве людей мудрых и просвещенных. Вы должны защищать патриотов против их врагов, указать им на западни, которые им расставляют, и остерегаться беспокоить тех, кто был бы обманут коварными инсинуациями; наконец, защитить тех, кто хочет выполнять религиозный культ, не нарушающий спокойствия общества. Вы должны еще помешать экстравагантностям, безумствам, которые совпадают с планами заговора: надо исправлять отклонения патриотизма, но делайте это с должной осторожностью ради друзей свободы, которые в какой-то момент заблуждались. Я предлагаю вам запретить частным властям принимать необдуманные меры и тем служить нашим врагам. Пусть никакая военная сила не вмешивается в религиозные воззрения граждан, за исключением случая, когда она потребуется для полицейских мер. Наконец, я предлагаю вам меру, достойную Конвента, я предлагаю вам привлечь внимание всех граждан к общественным интересам, разъяснить им ваши принципы, так же как вы одушевляете их вашим примером, и предложить им отбросить все опасные споры для того, чтобы заниматься только спасением отечества. Проект Комитета общественного спасения имеет те же цели. Поразмыслив над ним, вы почувствуете необходимость принять меры, которые мы вам предлагаем. Если вы этого не сделаете, знайте, что эмиссары иностранных дворов воспользуются вашим молчанием для выполнения своих преступных планов. О ПРИНЦИПАХ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА. Доклад в Конвенте 25 декабря 1793 г.— 5 нивоза II года республики 144 Успех усыпляет слабые души и возбуждает сильные. Оставим Европе и истории восхвалять чудеса Тулона 145 и подготовим свободе новые победы. Защитники республики принимают правило Цезаря: они считают, что ничего не сделано, если остается еще что-то сделать. У нас еще осталось немало опасностей, для борьбы с которыми нужно все наше рвение. Победить англичан и изменников довольно легкая вещь для доблести наших республиканских солдат. Есть дело, не менее важное и более трудное; надо постоянно энергично расстраивать бесконечные интриги врагов нашей свободы и дать восторжествовать принципам, на которых должно покоиться процветание общества.
Доклады и речи 1793 г. 91 Таковы первые обязанности, которые вы возложили на ваш Комитет общественного спасения. Мы сейчас разовьем принципы революционного правительства и необходимость установить его; мы затем покажем истинную причину, почему его стремятся парализовать при его рождении. Теория революционного правления столь же новая, как и революция, приведшая ее. Ее нечего искать в трудах политических писателей, не предвидевших эту революцию, ни в законах тиранов, которые, удовлетворившись возможностью злоупотреблять своей властью, мало занимаются изысканием ее законности. Это слово является для аристократии предметом страха или клеветы, для тиранов только предметом возмущения, для многих людей загадкой; это слово надо объяснить всем для того, чтобы по крайней мере объединить добрых граждан вокруг принципов, имеющих общественный интерес. Функция правительства — направить моральные и физические силы лации к цели, намеченной при его создании. Цель конституционного правительства — сохранить республику; цель революционного правительства — создать ее. Революция это война свободы против ее врагов; конституция это режим победоносной и мирной свободы. Революционному правительству нужно употреблять чрезвычайную активность именно потому, что оно ведет войну. Оно подчиняется менее единообразным и менее строгим правилам потому, что оно действует в бур- яых обстоятельствах, оно в движении и в особенности потому, что оно вынуждено беспрерывно и быстро развертывать новые ресурсы, так как появляются новые опасности, борьба с которыми не терпит отлагательства. Конституционное правительство занимается главным образом гражданской свободой, а революционное правительство — общественной свободой. При конституционном режиме почти достаточно охранять индивидуумов от злоупотреблений общественной власти, при революционном режиме сама общественная власть вынуждена защищать себя от всех клик, нападающих на нее. Революционное правительство обязано оказывать честным гражданам покровительство нации, а врагам народа должно нести только смерть. Эти понятия достаточны, чтобы объяснить происхождение и природу Законов, которые мы называем революционными. Те, кто называют эти законы произвольными или тираническими,— глупые или развращенные •софисты, стремящиеся смешать противоположные вещи: они хотят подчинить одному и тому же режиму мир и войну, здоровье и болезнь, или вер* нее они хотят лишь возродить тиранию и хотят смерти родине. Если они ссылаются на буквальное выполнение конституционных сентенций — это лишь для того, чтобы безнаказанно их нарушать; это подлые убийцы; для
92 Максимилиан Робеспьер того, чтобы без риска задушить республику в колыбели, они стараются связать ее неопределенными правилами, от которых они сами умеют легко отделаться. Конституционный корабль был построен вовсе не для того, чтобы остаться постоянно в верфи; но следует ли бросить его в море во время бури и навстречу противному ветру. Это то, чего хотели тираны и их рабы, которые сопротивлялись строительству этого корабля, но французский народ повелел вам ждать, когда море успокоится; он выразил единодушное желание, чтобы вы, несмотря на вопли аристократии и сторонников федерализма, сначала освободили бы его от врагов. Храмы богов не для того построены, чтобы служить убежищем осквернителям святыни, а конституция не создана для того, чтобы покровительствовать заговорам тиранов, жаждущих уничтожить ее. Если революционное правительство должно быть более активным в своих действиях и более свободным в своих движениях, чем обычное правительство, разве от этого оно менее справедливое и менее законное? Нет, оно зиждется на самом святом из всех законов — на благе народа, на самых неопровержимых правах, на необходимости. У него есть и свои правила, все они черпаются из справедливости и общественного порядка. У него нет ничего общего с анархией и беспорядком; его цель, наоборот, подавить и то и другое, чтобы внести и утвердить господство законов; у него нет ничего общего с произволом. Его должны направлять не страсти частных лиц, а общественный интерес. Принципы революционного правительства должны приближаться к обычным принципам во всех случаях, когда они могут строго применяться^ не мешая общественной свободе. Мерой силы революционного правительства должна служить наглость или коварство заговорщиков; чем оно строже по отношению к злым, тем более благоприятным оно должно быть к добрым; чем больше обстоятельства заставляют его применять необходимые строгости, тем более оно должно воздерживаться от мер, которые напрасно стесняют свободу и задевают частные интересы без всякой пользы для общества. Оно должно плыть между двумя рифами, между слабостью и смелостью, между модерантизмом и крайностями. Модерантизм для умеренности это то же, что бессилие для целомудрия, а крайности столь же похожи на энергию, как водянка на здоровье. Напрасно тираны стремились заставить нас отступить к рабству дорогами модерантизма, а иногда они хотели бросить нас в противоположные крайности. Обе крайности достигали одной и той же точки. Быть ли впереди или позади цели, все равно цель не достигнута. Случайный проповедник единой и неделимой республики весьма похож на апостола федерализма. Друг королей и генеральный прокурор человеческого рода довольно хорошо по-
Доклады и речи 1793 г. 93 нимают друг друга. Фанатик, одетый в монашескую одежду, и фанатик, лроповедывающий атеизм, имеют между собой много общего. Бароны-демократы — это братья кобленцского маркиза, и часто красные колпаки ближе к красным каблукам, чем это можно было бы думать И6. Но тут-то правительству нужна крайняя осмотрительность, ведь враги свободы следят за тем, чтобы обратить против него не только его ошибки, но и самые разумные его меры. Если правительство ударяет по тому, что называют преувеличением, они стремятся поднять модерантизм и аристократию. Если оно преследует оба эти чудовища, они со всей своей властью проповедуют преувеличения. Опасно оставлять им средства вводить в заблуждение рвение добрых граждан, но еще опаснее лишать бодрости и преследовать добрых граждан, которых они обманули. Республика рискует погибнуть в конвульсиях из-за одного из этих злоупотреблений, и она безошибочно погибнет от изнеможения из-за другого... Что же надо делать? Преследовать преступных сочинителей коварных систем, покровительствовать патриотизму, даже в его ошибках; просвещать патриотов и беспрестанно подымать народ до уровня его прав и его судьбы. Если вы не примете этого правила, вы всё потеряете. Если бы пришлось выбирать между патриотическим рвением и отсутствием гражданских доблестей или маразмом модерантизма, нечего было бы колебаться. Крепкое тело, томящееся от избытка сил, представляет больше ресурсов, чем труп. Желая излечить патриотизм, остережемся убить его. Патриотизм по своей природе пылкий: кто может холодно любить родину! Он является в особенности уделом людей простых, малоспособных подсчитывать, каковы будут политические последствия какого-нибудь гражданского демарша по своему мотиву. Какой патриот, даже просвещенный, никогда не ошибался? Эх! Если допускают, что существуют умеренные и трусливые, но в то же время искренние люди, почему же не могут быть искренними патриоты, которых порой похвальное чувство уводит слишком далеко! Если мы будем считать преступниками всех, кто в революционном движении переступил точно намеченную из осторожности линию, мы вместе с дурными гражданами можем уничтожить всех естественных друзей свободы, ваших собственных друзей и всех тех, кто является оплотом республики. Ловкие эмиссары тирании, обманув их, сами станут их обвинителями, а быть может, и их судьями. Кто же отличит все эти нюансы? Кто наметит демаркационную линию между противоположными крайностями в любви к родине и в любви к истине? Монархи, мошенники, честолюбцы всегда будут стремиться сте- .реть эту линию; они не хотят иметь дела ни с разумом, ни с истиной. Указывая на обязанности революционного правительства, мы отметили опасности, грозящие ему. Чем больше его власть, чем более свободны и
94 Максимилиан Робеспьер быстры его действия, тем более ими должна руководить честность. В тот день, когда эта власть попадет в нечистые и предательские руки, свобода будет потеряна; ее имя станет предлогом для оправдания самой контрреволюции: ее энергия станет сильным ядом. Доверие французского народа к Национальному конвенту основано на характере, проявленном им. Передав всю власть в ваши руки, народ ожидал, что ваше правительство будет настолько же благодетельным по отношению к патриотам, как и грозным по отношению к врагам родины. Он возложил на вас обязанность развернуть одновременно смелость и политику, необходимые для того, чтобы подавить их, а главное для того, чтобы поддержать среди нас союз, в котором вы нуждаетесь для осуществления ваших великих судеб. Создание французской республики — это не детская игра; оно не может быть делом каприза или беззаботности, ни случайным результатом претензий частных лиц и революционных элементов. Созданием вселенной руководили и сила и мудрость. Возложив на членов вашей среды страшную задачу постоянно следить за судьбой родины, вы тем самым вменили себе закон, по которому вы должны оказывать им поддержку своей силой и своим доверием. Если бы все представители народа не способствовали революционному правительству энергией, знаниями, патриотизмом и благосклонностью, как могло бы оно- иметь созидательную силу, пропорциональную усилиям Европы, нападающей на него, и усилиям врагов свободы, со всех сторон давящих на него? Горе нам, если мы откроем наши души коварным инсинуациям наших врагов, которые могут победить нас только разъединив нас! Горе намг если мы разорвем наши связи, вместо того, чтобы крепче их стянуть, если частные интересы, если оскорбленное частолюбие будут важнее для нас, чем родина и правда! Возвысим же наши души до высоты республиканских добродетелей и примеров из древности. Фемистокл 147 обладал большим талантом, чем старый генерал, командовавший греческим флотом. Между тем, когда генерал в ответ на предупреждение, которое должно было спасти отечество, поднял на Фемистокла палку, последний довольствовался тем, что ответил ему — Бей, по слушай — и Греция одержала победу над всеми тиранами Азии. Сципион 148 был вполне достоин любого другого римского генерала, но, победив Ганнибала и Карфаген, Сципион хвалился тем, что служил под властью своего врага. О, добродетель великих людей! Что значат перед тобой все волнения и все претензии мелких душ! О, добродетель! Нужна ли ты меньше для того, чтобы создать республику, чем для того, чтобы управлять ею во время мира! О, отечество, разве у тебя меньше прав на представителей французского народа, чем имели Греция и Рим на своих генералов? Что я говорю! Если мы считаем, что функции
Доклады и речи 1793 г. 95 революционного правления не являются более тягостными обязанностями, а являются предметами честолюбия, тогда республика уже погибла. Необходимо, чтобы власть Национального конвента уважали во всей Европе; для того, чтобы унизить Конвент, чтобы уничтожить его, тираны исчерпывают все ресурсы своей политики и расточают свою казну. Необходимо, чтобы Конвент принял твердое решение предпочитать свое собственное правительство лондонскому правительству и европейским дворам; ибо если Конвент не будет править, станут царствовать тираны. Разве не на их стороне будут все преимущества в этой войне, — хитрости и коррупции,— которую они ведут против республики? Все пороки борются за них; за республику борются только ее добродетели. Добродетели бывают простые, скромные, бедные, часто невежественные, иногда грубые; они являются уделом несчастных и естественные наследием народа. Пороки окружены всякого рода сокровищами, украшены чарами сладострастия и всеми приманками коварства, их сопровождают все опасные таланты, их сопровождает преступление. С каким искусством тираны оборачивают против нас не только наши слабости, но даже наш патриотизм! С какой быстротой развивались бы зародыши раздора, которые они бросают среди нас, если бы мы не поспешили задушить их! Следствием измен и тирании, продолжавшихся в течение пяти лет, следствием слишком большой непредусмотрительности и слишком большой доверчивости, следствием малодушного раскаяния, с каким отрекались от некоторых проявлений силы,— явилось то, что Австрия, Англия, Россия, Пруссия, Италия имели время установить во Франции тайное правительство, соперничающее с французским правительством; они также имеют свои комитеты, свои казначейства, своих агентов. Это правительство приобретает силу, которую мы отнимаем у нашего правительства, у него есть единство, которого у нас давно нет, политика, без которой, нам кажется, мы в состоянии обойтись, последовательность и единогласие, в чем мы никогда не чувствовали необходимости. Иностранные дворы уже с давних нор забрасывали во Францию всех ловких злодеев, которых они оплачивают; их агенты все еще тревожат наши армии; даже победа над Тулоном является доказательством этого. Понадобилась вся храбрость солдат, вся верность генералов, весь героизм представителей народа, чтобы восторжествовать над изменой. Они совещаются в наших управлениях, в наших секционных собраниях, они пробираются в наши клубы; они заседали даже в самом святилище национального представительства; они руководят и будут постоянно руководить контрреволюцией по тому же плану. Они бродят вокруг нас, они обманывают наших братьев, они потакают нашим страстям, они стремятся внушить нам даже наши мнения, они обо-
'96 Максимилиан Робеспьер рачивают против нас наши решения. Если вы слабы, они хвалят вашу осторожность. Если вы осторожны, они обвиняют вас в слабости. Они называют вашу храбрость дерзостью, вашу справедливость — жестокостью. Если вы остерегаетесь их, они открыто плетут заговоры, если угрожаете им, они в тиши плетут их; под маской патриотизма они вчера убивали защитников свободы, а сегодня принимают участие в их торжественных похоронах и требуют оказать им божеские почести, подстерегая случай убить им подобных. Если нужно зажечь гражданскую войну, они проповедуют всякого рода безумства суеверий. Как только гражданская война, залитая потоками французской крови, готова потухнуть, они торжественно отрекаются от своей духовной власти и от своего бога, чтобы снова разжечь ее. В деревнях встречали англичан и пруссаков, проповедующих от имени Национального конвента какую-то бессмысленную доктрину, встречали священников, потерявших свой сан, стоявших во главе сборищ мятежников, предлогом и мотивом мятежа которых была религия. Уже были убиты патриоты, которые из ненависти к фанатизму были вовлечены на неблагородные поступки. Во многих местах уже пролилась кровь из-за этих плачевных ссор, как будто у нас есть избыток крови для борьбы с тиранами Европы. О стыд! О слабый человеческий разум! Великая нация стала игрушкой в руках жалких слуг тирании! Иностранцы некоторое время были властителями общественного спокойствия; по их воле деньги были в обращении или исчезали из него. Когда они хотели — народ получал хлеб, когда они хотели — народ был лишен его; по их сигналу толпы народа собирались у дверей булочных или рассеивались. Они окружали нас своими эмиссарами, своими шпионами: мы это знаем, мы это видим, а они еще живы! Они кажутся недосягаемыми для меча законов; и даже теперь труднее наказать заговорщика, чем вырвать друга свободы из рук клеветников. Едва лишь мы разоблачили лжефилософские крайности, спровоцированные врагами Франции, едва лишь патриотизм произнес с этой трибуны слово ультрареволюционер, которым их называли, как тотчас лионские изменники, сторонники тирании поспешили применить его к героям-патриотам, которые искренне совершили какую-нибудь ошибку. С одной стороны, они восстанавливают старую систему преследования против друзей республики, с другой — они взывают к снисходительности по отношению к злодеям, залившим себя кровью сынов отечества. Между тем преступления накапливались; нечестивые когорты иностранных эмиссаров ежедневно пополнялись, Франция наводнена ими; они ждут и будут вечно ждать благоприятного момента для выполнения их зловещих замыслов. Они укрываются среди нас, они окапываются, они воздвигают новые редуты, новые контрреволюционные батареи, а в это яремя тираны, которые подкупают их, собирают новые армии.
Пьер-Гаспар Шометт Гравюра Л е в а ш е Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва
Колло д'Эрбуа Гравюра Боссельмана по рисунку Р а ф ф е Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва
Доклады и речи 1793 г. 97 Да, вероломные эмиссары, которые разговаривают с нами, льстят нам — это братья, это сообщники жестоких сателлитов, опустошающих наши урожаи, захватывающих наши города, наши корабли, купленные их господами, убивавших наших братьев, безжалостно зарезавших наших заключенных, наших жен, наших детей... и представителей французского народа. Что я говорю! Чудовища, совершившие эти преступления, в тысячу раз менее жестоки, чем эти жалкие люди, тайно раздирающие наше нутро; и они дышат, они безнаказанно плетут заговоры! Не следует вселять ужас в сердца патриотов или несчастных, его надо вносить в логовища иностранных разбойников, где делят добычу и где пьют кровь французского народа. Комитет отметил, что закон недостаточно быстро наказывает крупных преступников. Иностранцы, агенты объединенных в лигу монархов, генералы, обагрившиеся кровью французов, бывшие соучастники Дюмурье, Кюстина и Ламарльера давно уже арестованы, но еще не судимы. Заговорщиков много, они как будто еще множатся, а примеры суда над ними редки. Наказание сотни безвестных преступников не столь полезно для свободы, как наказание одного главы заговора. Они только ждут вождей, чтобы объединиться, и они ищут их среди вас. Главная их цель — восстановить вас друг против друга. Эта пагубная борьба возродила бы надежды аристократии, возобновила бы козни федерализма; жирондистская клика была бы отомщена за закон, покаравший ее за совершенные преступления; она наказала бы Гору за ее беззаветную преданность; ибо это на Гору, или, вернее, на Конвент нападали, внося в него раздор и разрушая его работу. Что касается нас, то мы будем воевать только с англичанами, пруссаками, австрийцами и их сообщниками; уничтожением их мы ответим на пасквили, мы не можем ненавидеть друг друга, так как враги родины ненавидят нас. Члены Революционного трибунала, патриотизм и справедливость которых в общем достойны похвалы, сами указывали Комитету общественного спасения на причины, которые иногда мешают им в работе, не придавая им большой уверенности, и просили нас исправить закон, последствия которого еще чувствуются с тех несчастных времен, когда он был внесен. Мы предложим вам уполномочить Комитет представить вам некоторые изменения на этот счет, которые сделали бы действие правосудия более равным, еще более благоприятным к невинности и в то же время неизбежным по отношению к преступлению и к интриге; вы даже сами уже поручили ему позаботиться об этом предыдущим декретом. Мы предлагаем вам с этого времени ускорить суд над иностранцами и генералами, обвиняемыми в заговоре с тиранами, с которыми мы состоим з войне. 7 Зак. № 1992
98 Максимилиан Робеспьер Недостаточно устрашать врагов родины, надо оказывать помощь ее защитникам; мы поэтому просим у вашего правосудия некоторых мероприятий в пользу солдат, которые борются и страдают за свободу. Французская армия не только приводит в ужас тиранов; она является славой нации и человечества. Идя к победе, наши добродетельные воины кричат: Да здравствует республика; падая от неприятельского огня, они кричат: Да здравствует республика! Последние их слова это гимн свободе; до последнего вздоха они думают о родине. Если бы все начальники стоили того, что стоят солдаты, Европа давно была бы побеждена. Всякий благожелательный по отношению к армии акт есть акт национальной благодарности. Помощь, оказываемая защитникам родины и их семьям, кажется нам слишком незначительной. Мы считаем, что ее можно было бы беспрепятственно увеличить на треть. Огромные финансовые ресурсы республики дозволяют провести эту меру, родина требует ее. Нам кажется также, что солдаты, получившие увечья, вдовы и дети тех, кто погиб за родину, желая использовать преимущества, обеспечивав-" мые им законом, встречаются с формальностями этого закона, со многими другими требованиями, а иногда даже с равнодушием или неблагожелательностью некоторых мелких администраторов. Это создает трудности, задерживающие использование названными лицами предоставленных им преимуществ. Мы думаем, что средством исправления этого было бы назначение Конвентом официальных защитников, которые помогли бы им отстоять свои права. Ввиду этого мы предлагаем вам издать следующие декреты — Национальный конвент декретирует следующее: Статья I — Общественный обвинитель Революционного трибунала заставит немедленно судить Дитриха, Кюстина, сына генерала, наказанного законом, Бирона, Дебрули, Бартелеми 149 и всех генералов и офицеров, обвиненных в соучастии с Дюмурье, Кюстином, Ламарльером, Ушаром. Он заставит также судить иностранцев, банкиров и других лиц, обвиненных в измене и единомыслии с монархами, объединенными в лигу против французской республики. II — Комитет общественного спасения в самое ближайшее время сделает доклад о мерах совершенствования организации Революционного трибунала. III —Помощь и вознаграждение, обещанные предыдущими декретами защитникам родины, раненным в борьбе за нее, или их вдовам и их детям,— увеличиваются на одну треть. IV — Будет создана комиссия, уполномоченная облегчить им средства использования преимуществ, обещанных законом. V — Члены этой комиссии будут назначены Национальным конвентом по представлению Комитета общественного спасения.
Доклады и речи 1793 г. 99 О ПРОИСКАХ ИНОСТРАНЦЕВ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 26 декабря 1793 г.— б нивоза II года республики 15° G этой трибуны произнесены истины, которые всегда предохранят вас от яда интриги, вы слышали голос патриотов, энергия которых известна всей Франции; вы услышали адрес от части той коммуны, где родилась свобода, которая всегда была ужасна для интриги и для тирании. Враги свободы старались проскользнуть туда, к санкюлотам Сент-Антуанского предместья, чтобы ввести в заблуждение доверчивых патриотов. Я больше чем кто-либо в состоянии судить и выражать свое мнение об этих лицах; я полагаю, что знаю истинные причины этой политической путаницы. Я знал все интриги и я вижу, что если граждане подозрительны одни к другим, если они боятся быть обманутыми друг другом — это происходит потому, что находятся ловкие политики, которые зарождают между людьми враждебность, тогда как они естественно должны были действовать совместно и дружно. В то время, когда мы должны были бы радоваться нашим победам, все ваше внимание поглощено частными ссорами. В Лондоне, в Вене и в Берлине представляли себе, что Якобинское общество занимается подготовкой к оказанию почестей воинам, победившим у стен Тулона тиранию, а в это время оно занималось пререканиями, происходившими между некоторыми из его членов. Из газет в Европе узнают, что большие успехи, которые должны были возбудить вас, произвели на вас мало впечатления, вы продолжали презренные споры, имевшие место на предыдущих заседаниях. Питт в страхе думал, что уже покончено с мерзкой лигой королей, а торжествующие якобинцы используют свои победы и будут и далее уничтожать всех тиранов, ускользнувших от мести французского народа. Питт должен был радоваться, узнав, что если есть место, где успехи наших армий не произвели никакого впечатления, то это Якобинское общество. Было бы еще хорошо, если бы я был умеренным, фельяном, как об этом говорят в кафе; но вот каковы мои чувства, и поскольку моя душа целиком поглощена крупными событиями, происходящими у нас, я не могу воздержаться, чтобы не сказать — это заседание доставит большое удовольствие господину Питту. Если бы мы опасались, что патриот может быть угнетаемым, если бы я не знал, что Конвент защищает всех патриотов, я бы тогда оставил все эти важные вопросы для того, чтобы побеседовать с вами об угнетенных, так как знаю: дело каждого угнетенного интересует весь народ. На Ронсена донесли. Конвент декретировал, чтобы ему был сделан об этом доклад. Но почему на другой же день после этого декрета была пред- 7*
100 Максимилиан Робеспьер ставлена петиция, требующая выполнения декрета? Разве вы не видите, что этот образ действий продиктован агентами наших врагов. Питт, подлый Питт, с которым мы должны расправиться и с которым мы расправились, имеет наглость насмехаться над нашим патриотизмом! Он может радоваться мелким козням, вовлекающим патриотов, которые должны были бы направлять удары на тиранов. Их сердца, пылающие патриотизмом, это очаги, откуда должны были бы лететь стрелы, предназначенные поражать врагов человечества. Питт, говорю я, может радоваться козням, вовлекающим патриотов и заставляющим их забывать о великих целях общественного блага, о том, чтобы беседовать с нами о принципах, уже запечатленных в наших сердцах. Я убежден, что есть люди, рассматривающие друг друга как заговорщиков и контрреволюционеров, люди, воспринявшие идеи окружающих их мошенников и стремящихся вызвать у пас недоверие друг к другу. Это иностранцы, вовлекающие патриотов в несчастья, происходящие из опрометчивости и толкающие их к противоположным крайностям. Из этого источника исходят поспешные обвинения, непредусмотренные петиции, ссоры, которые принимают угрожающий характер. Этой системой, преследуемой иностранными державами, хотят заставить Европу поверить в то, что национальное представительство не пользуется уважением, что ни один патриот не находится в безопасности, и что все они подвергнуты тем же опасностям, что и контрреволюционеры. Что же надлежит делать нам, патриотам и республиканцам? Достигнуть цели, которую мы себе поставили, подавить клики, иностранцев, умеренных, но не губить патриотов и, больше того, не заблудиться на дорогах, на которые страсти бросили их. Для этого надо, слушая размышления каждого, отбросить горечь и забыть о страстях, и чтобы так же поступали те, кто высказывает свои размышления. Не забудем великие принципы, которые всегда пребывали в наших сердцах: любовь к родине, энтузиазм к великим мерам, уважение к национальному представительству. Если и бывают критические периоды, когда народ вынужден ополчиться против какого-нибудь неверного уполномоченного, национальное представительство не становится от этого менее священным, если оно ступает твердым и уверенным шагом; оно имеет право требовать уважение и любовь всех. Если бы я захотел остановиться на подробностях, я бы доказал вам, что петиция, составленная в интересах Ронсена или кажется составленной для этого, была, наоборот, составлена, чтобы погубить его. Цель наших врагов сделать Ронсена подозрительным, заставляя поверить, будто Сент- Антуанское предместье расположено защищать его и вооружиться для этого. Разве забыли, что когда патриоты были посажены в тюрьму, они не вызвали никакого волнения, чтобы добыть себе свободу? Почему же нам не остаться спокойными? Почему не положиться, как они это сделали, на
Доклады и речи 1794 г. 101 их невинность? Конвент хочет подождать, пока не станет ясна все правда; и она станет ясной, не сомневайтесь в том, и тогда мы различим преступление от добродетели; и тогда патриоты, которые окажутся чистыми, смогут объединиться против общих врагов. (Горячие аплодисменты.) О КАМИЛЛЕ ДЕМУЛЕНЕ, ОБВИНЕННОМ В МОДЕРАНТИЗМЕ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 7 января 1794 г,— 18 нивоза II года республики 151 Нет нужды читать пятый номер Старого кордельера 152, нужно определить мнение о Камилле. В .его трудах вы видите самые революционные принципы рядом с максимами самого опасного модерантизма. Тут он превозносит храбрость патриотизма, там он питает надежду аристократии. То Демулен говорит так, что ему аплодировали бы у якобинцев; то он начинает говорить какую-нибудь политическую ересь; с помощью своей страшной дубинки он наносит ужасный удар нашим врагам; с помощью острого сарказма он поносит лучших патриотов. Демулен — это странное соединение правды и лжи, политики и вздора, здоровых взглядов и химерических проектов частного порядка. В соответствии с этим неважно, прогонят ли якобинцы Демулена или оставят его, ибо речь идет об одном человеке; много важнее, чтобы восторжествовала свобода и чтобы была признана правда. Во всей этой дискуссии вопрос во многом касался личностей и в недостаточной степени общественного дела. Я не принимаю чью-либо сторону в этой ссоре. В моих глазах Камилл и Эбер одинаково неправы. Эбер слишком занимается самим собой, он хочет, чтобы вое смотрели на него, он мало думает о национальных интересах. Не в том дело, чтобы обсудить поведение Камилла Демулена, а в том, чтобы обсудить общественное дело; сам Конвент является мишенью интриг иностранной партии, цричиняющей все зло, жертвой которого мы являемся, партии, диктующей 'большую часть ошибок, преувеличений, происходящих вокруг нас. Это те мелкие честолюбцы, которые занимали какое-то место при старом режиме, и потому они считают себя созданными руководить судьбой великой державы; за ними надо следить, поскольку их страсти оказались столь губительными для нас. Граждане, вы были бы слепыми, если бы во всем этом конфликте, в этих сталкивающихся с такой силой взглядах видели бы только ссору отдельных лиц между собой и их ненависть друг к другу. Взгляд наблюдательного и просвещенного патриота поднимает этот легкий покров,
102 Максимилиан Робеспьер отстраняет все средства и рассматривает вещи в их настоящем виде. Существует новая клика, объединившаяся под изодранными знаменами бриссотизма. Некоторые ловкие вожаки приводят в движение машину, а сами прячутся за кулисами. В основе это все та же клика, клика жирондистов, изменились только роли, это все те же актеры, играющие в разных масках. Остается всегда все та же сцена, то же театральное действие. У Питта и герцога Кобургского, опечаленных тем, что троны падают, а дело разума побеждает, не остается других средств, кроме роспуска Национального конвента. Поэтому все усилия фракционеров направлены к достижению этой одной и единственной цели. Но иностранная партия направляет два рода клик. Вот как они рассуждают. Все средства хороши, только бы мы достигли наших целей; для того чтобы лучше обмануть общество и бдительность патриотизма, они сговариваются, как разбойники в лесу. Те, кто обладают пылким умом и характером, склонным к преувеличениям, предлагают принимать ультрареволюционные меры; те, кто обладают более мягким и сдержанным умом, предлагают принимать citra * революционные меры. Они борются, но им безразлично, какая из партий одержит победу, так как или та, или другая система все равно погубит республику, и они тогда получат верный результат — роспуск Национального конвента. Пока еще не осмеливаются прямо ударить по власти собравшихся представителей народа; но предпринимают ложные атаки, прощупывают, так сказать, своего врага. Они имеют некую фалангу замаскированных контрреволюционеров, которые по временам приходят в Конвент требовать больше того, что диктуется общественным благом. У них состоят на жалованьи лицемеры и разбойники; днем они предлагают какой-нибудь неблагоразумный декрет, а вечером в каких-нибудь кафе, в некоторых группах выступают против Конвента, хотят учредить новую жирондистскую партию, говорят, что Гора не лучше Болота. Они не скажут народу: пойдем против Конвента, но говорят — пойдем против существующей в Конвенте клики, против мошенников, которые проникли в него. Иностранцы думают так: патриоты будут перебиты и власть останется в руках мошенников. Обе партии имеют известное число вожаков и под их знаменами собираются честные граждане, согласно различию их характеров. Какой-нибудь вожак иностранцев, считающий себя благоразумным, разговаривая с патриотами Горы, говорит им: вы видите, что патриотов заключают в тюрьму (а это он сам способствовал тому, чтобы их аресто- * citra (лат.) — менее, чем.
Доклады и речи 1794 г. 103 вали); вы прекрасно видите, что Конвент слишком далеко заходит и вместо того, чтобы развернуть энергию нации против тиранов, он обращает ее против священников и набожных людей. А этот самый иностранец в действительности один из тех, кто направил против набожных людей удар, предназначенный тиранам. Известно, что представители народа встретили в департаментах посланцев Комитета общественного спасения, Исполнительного совета и что эти посланцы по своей неосмотрительности отнеслись непочтительно к представителям народа. Иностранец или фракционер говорит патриотам: вы прекрасно видите, что национальное представительство презирают; вы видите, что посланцы исполнительной власти (ведь пока еще не осмелились выставить на сцену Комитет общественного спасения), вы видите, что посланцы Исполнительного совета — враги национального представительства, следовательно Исполнительный совет — это очаг контрреволюции, следовательно такой-то секретарь Бушотта — глава контрреволюционной партии. Вы видите, что очаг контрреволюции находится в Военном министерстве, его надо осадить (не осмеливаются сказать: идите, осадите Комитет общественного спасения). Я чувствую, что это жестокая правда. Существуют люди, которые не ожидали так рано услышать ее, но заговор уже созрел и я считаю, что настало время объявить об этом. С первого взгляда вы видите всю систему составляющегося заговора; вы различаете в нем иностранцев, стремящихся посредством некоторых мошенников возродить жирондипизм. Им не важно, кто будет главой его, Бриссо или кто-нибудь другой. Кажущиеся ошибки патриотов превращаются в действительные; действительные погрешности превращаются в систему контрреволюции. Мошенники стараются заставить поверить, что у свободы нет иных врагов, кроме тех, на кого иностранные агенты указывают, и таким образом они хотят найти средство избавиться от них. Они разрешают себе предложить Конвенту меры, ведущие к подавлению энергии нации; а с другой стороны, они возбуждают беспокойство, говорят, что Конвент не находится на нужной высоте. Есть и такие, которые по секрету говорят, что его надо сменить. В этот же момент Конвенту делаются умеренные предложения, .на которые патриоты не могут ответить по причине своей занятости, заставляющей их отсутствовать в Конвенте, и тогда начинают распространять по группам опасные предложения и клевету. Я уже говорил вам, что только средства изменились и потому их труд нее было узнать. Каких-нибудь тридцать подлецов развратили всю правую сторону, завладев в департаментах мнением тех, кого народ призвал в Конвент. Позаботились представить им Париж каким-то страшным приз-
104 Максимилиан Робеспьер раком, ежедневно увеличивали их страх крайними предложениями, которые пользующиеся доверием люди вносили в секциях и распространяли путем афиш, составлявшихся контрреволюционными пасквилянтами. Наконец, им удалось убедить множество слабых людей в том, что их враги сидят в Парижской коммуне, в избирательном учреждении, в секциях, одним словом, что это все республиканцы Парижа. Эту вот систему проводят и в настоящее время. (Фабр д'Эглантин встает и спускается со своего места. Робеспьер предлагает обществу просить Фабра остаться на заседании. Фабр подымается на трибуну и хочет говорить.) Если у Фабра д'Эглантина тема выступления готова, то я еще не окончил своего выступления. Прошу его подождать. Существуют два заговора, цель одного из них — устрашить Конвент, цель другого — вызвать у народа беспокойство. Заговорщики, замешанные в этих отвратительных кознях, как будто борются друг с другом и однако они соревнуются в защите дела тиранов. Это единственный источник наших прошлых несчастий, это источник наших будущих несчастий, •если народ не объединится вокруг Конвента и не заставит интриганов всякого рода умолкнуть. Тираны так упорствуют в желании распустить настоящий Конвент, потому что они прекрасно знают, что они тогда станут хозяевами и смогут создать злодейский, предательский Конвент, который продаст им счастье и свободу народа. Они считают вернейшим средством успеха мало- помалу отделить многих патриотов от Горы, обмануть и ввести в заблуждение народ устами коварных людей. Наш долг, долг друзей истины,— открыть глаза народу на все интриги и ясно указать на плутов, которые хотят сбить народ с толку. Я кончаю, напоминаю присутствующим здесь членам Конвента и французскому народу о заговорах, которые я здесь разоблачил. Я заявляю истинным монтаньярам, что победа находится в их руках, что остается лишь раздавить нескольких змей. (Аплодируют; слышны крики со всех сторон зала: Они будут раздавлены!) Не будем заниматься какой-либо одной личностью, а только отечеством. Я приглашаю общество заняться только заговором, не обсуждать далее номера газеты Камилла Демулена и прошу, чтоб этот человек, который всегда держит в руках бинокль и который так хорошо умеет выставлять на арену интриги,— объяснился бы здесь; мы увидим, как он вывернется из этой интриги. Когда я увидел, что он спускается со своего места, я не знал, пойдет ли он к двери или к трибуне, и я просил его остаться для того, чтобы он объяснился.
Доклады и речи 1794 г. 105 ОБ АНГЛИЙСКОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 января 1794 г.— 1 плювиоза 11 года республики 153 Все ораторы, говорившие по этому вопросу, упустили настоящую цель, ради которой они выступали. Эта цель состоит в том, чтобы разъяснить английскому народу истину и запечатлеть в душе французов глубокое негодование против английского правительства. Не следовало обращаться к английскому народу, надо было, чтобы этот народ просто был внимательным свидетелем наших дискуссий, наших республиканских добродетелей и нашей славы. Надо было, чтобы только народ мог черпать из нашей конституции то, что ему подходит; был сделан неправильный ход, когда ему представили нашу конституцию, так сказать, бросили ее ему в лицо. Мы должны, очевидно, отомстить английскому правительству, а не давать ему уроки. Не следовало обращаться к английскому народу, надо было в -его присутствии и перед всей Европой обсуждать преступления Питта и незыблемые права человека. Многие ораторы проявили в отношении англичан то, что последние сделали для части Франции, они сделали губительное для свободы усилие повернуть вспять общественное мнение. У кого есть представление о политическом положении Европы и в особенности Англии, тот должен знать, что тираны воздвигли между народами и нами моральный барьер — клевету и густой туман предрассудков и страстей. Поэтому вы понимаете, что для того, чтобы нравиться народам, надо применяться к их слабостям и приспособляться к их языку. Вы ошибаетесь, если думаете, что английский народ такой же нравственный и просвещенный, как и вы; нет, он на два века отстал от вас. Он ненавидит вас потому, что не знает вас, потому, что политика его государства всегда преграждала проникновение правды в страну, он вас ненавидит, потому что в течение нескольких веков политика министра стремилась вооружать англичан против французов и война всегда служила ему средством сохранить свою силу против партии оппозиции. Отсюда не следует, что английский народ не совершит революции; он совершит ее, потому что он угнетен, потому что он разорен. Ваши корабли совершат эту революцию; она произойдет, потому что министр развращен; Питт будет свергнут, потому что он глупец, что бы ни говорила о нем его сильно раздутая репутация. Это могло бы звучать святотатством в ушах какого-нибудь англичанина, но это звучит правдиво в ушах благоразумных лиц.
106 Максимилиан Робеспьер Доказательством этого служат только наши армии, наш флот, наше великое и величественное положение и громкие протесты против Питта по всей Англии. Министр безумного короля 154 — глупец, потому что только будучи глупцом можно предпочесть должность министра безумного короля почетному званию добродетельного гражданина. Человек, стоящий во главе дел народа, у которого свобода некогда пустила корни, человек, который хочет заставить отступить назад к деспотизму и невежеству нацию, завоевавшую свои права, наверняка глупец. Человек, злоупотребляющий влиянием, полученным им на острове, случайно брошенном в океан, хочет бороться против французского народа; тот, кто не предвидит, какой взрыв свобода должна сделать в его стране; тот, кто рассчитывает долго служить лиге монархов, столь же подлых и столь же глупых, как и он; тот, кто думает, что при помощи кораблей он скоро уморит голодом Францию, что он будет диктовать законы союзникам Франции, этот человек, говорю я, мог придумать такой абсурдйый план только будучи в уединении в Пти-мезоне 155, и удивительно, что в восемнадцатом веке находится человек, настолько лишенный здравого смысла, чтобы думать о подобных безумствах. О ПРИНЦИПАХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МОРАЛИ. Доклад в Конвенте 5 февраля 1794 г.— 17 плювиоза II года республики 156 Граждане, представители народа, мы некоторое время тому назад изложили принципы нашей внешней политики, теперь мы разъясним принципы нашей внутренней политики. После того, как в течение долгого времени представители французского народа действовали по воле случая и как бы были увлечены движением противоположных клик, они, наконец, показали определенный характер и определенное правление. Внезапное изменение судьбы нации объявило Европе о происшедшем возрождении национального представительства. Но надо сознаться, что до этого самого момента нами руководили, в столь бурных обстоятельствах, скорее любовь к добру и понимание нужд отечества, чем какая-нибудь ясная теория и точные правила поведения, которые мы даже не имели времени наметить. Настало время ясно определить цель революции и предел, к которому мы хотим прийти; настало время отдать себе самим отчет и в препятствиях, отдаляющих нас от него, и в средствах, которые мы должны принять, чтобы достигнуть его. Это простая и важная мысль, которая, видимо, никогда не была отмечена. И как осмелилось бы подлое и развращенное
Доклады и речи 1794 г. 107 правительство осуществить ее? Какой-нибудь король какой-нибудь высокомерный сенат, Цезарь, Кромвель прежде всего покрывали свои планы религиозной завесой, входили в сделку со всеми пороками, льстили всем партиям, уничтожали партию честных людей, угнетали или обманывали народ для того, чтобы достигнуть цели их коварного честолюбия. Если бы нам не надо было осуществить великую задачу, если бы речь шла здесь только об интересах какой-нибудь клики или новой аристократии, мы могли бы поверить, подобно тому, как этому верят скорее даже невежественные, чем испорченные писатели, что план французской революции был буквально начертан в книгах Тацита и Макиавелли, и могли бы находить описание обязанностей представителей народа в истории Августа, Тиберия, Веспасиана157 или даже в истории некоторых французских законодателей, ибо некоторыми нюансами в отношении коварства и жестокости все тираны похожи друг на друга. Что касается нас, то мы теперь посвятили вселенную в ваши политические тайны для того, чтобы все друзья родины могли объединиться по зову разума и в интересах общества и для того, чтобы французская нация и ее представители были бы уважаемы во всех странах мира, где могли бы стать известными их истинные принципы; для того, чтобы интриганы, которые стремятся заменить других интриганов, были бы судимы по верным и понятным правилам. Надо задолго принять предосторожности и переложить судьбу свободы в руки правды, которая вечна, а не в руки людей, которые смертны; таким образом, если правительство забывает интересы народа или если они попадают в руки развращенных людей, согласно естественному течению вещей, свет признанных принципов освещает их измены и пусть новая клика падет при одной лишь мысли о преступлении. Счастлив народ, достигший этого состояния! Ибо какие бы новые удары ни уготовили ему, порядок вещей, при котором общественный разум является гарантией свободы, предоставит ему много средств для предотвращения этих ударов! Какова цель, к которой мы стремимся? Это мирное пользование свободой и равенством, господство той вечной справедливости, законы которой высечены не на мраморе и не на камне, а в сердцах всех людей, даже в сердце раба, который забыл о них, и в сердце тирана, который их отрицает. Мы хотим иметь такой порядок вещей, при котором все низкие и жестокие страсти были бы обузданы, а все благодетельные и великодушные страсти были бы пробуждены законами; при котором тщеславие выражалось бы в стремлении послужить родине; при котором различия рождали бы только равенство; при котором гражданин был бы подчинен магистрату, магистрат — народу, народ — справедливости; при кото-
108 Максимилиан Робеспьер ром родина обеспечила бы благоденствие каждой личности, а каждая личность гордо пользовалась бы процветанием и славой родины; при котором все души возвышались бы постоянным общением с республиканскими чувствами и потребностью заслужить уважение великого народа; при котором искусства являются украшением свободы, облагораживающей их, а торговля — источником богатства народа, а не только чудовищной роскошью нескольких семей. Мы хотим заменить в нашей стране эгоизм нравственностью, честь честностью, обычаи принципами, благопристойность обязанностями, тиранию моды господством разума, презрение к несчастью презрением к пороку, наглость гордостью, тщеславие величием души, любовь к деньгам любовью к славе, хорошую компанию хорошими людьми, интригу заслугой, остроумие талантом, блеск правдой, скуку сладострастия очарованием счастья, убожество великих величием человека, любезный, легкомысленный «и несчастный народ, народом великодушным, сильным, счастливым, т. е. все пороки и все нелепости монархии заменить всеми добродетелями и чудесами республики. Одним словом, мы хотим выполнить веления природы и осуществить судьбы человечества, сдержать обещания философии, отпустить грехи провидению за длительное господство преступления и тирании. Пусть Франция, известная когда-то среди рабских стран, затмевавшая славу всех существовавших свободных народов, становится примером для наций, ужасом для угнетателей, утешением для угнетенных, украшением вселенной и пусть, скрепив нашей кровью наше дело, мы смогли бы увидеть сияние зари всеобщего счастья!.. В этом наше честолюбие, в этом наша цель. Какого рода правительство может осуществить эти чудеса? Только демократическое или республиканское — эти два слова синонимы, не смотря на заблуждение вульгарного языка, ибо аристократия это правление, не являющееся в большей степени республикой, чем монархией. Демократия это не государство, где, постоянно собираясь вместе, народ управляет сам всеми общественными делами, еще менее того это государство, где сотни тысяч клик отдельными поспешными и противоречивыми мерами решали бы судьбу всего общества: такого государства никогда не существовало и если бы оно существовало, оно привело бы народ к деспотизму. Демократия это государство, где суверенный народ, руководимый законами, созданными им самим, делает сам то, что он может хорошо сделать, и делает через своих представителей то, что он сам не может сделать. Следовательно, вы должны искать правила для вашего политического образа действий в принципах демократического правительства. Но для того, чтобы основать и укрепить среди нас демократию, для
Доклады и речи 1794 г. 109 того, чтобы прийти к мирному господству конституционных законов, надо окончить войну свободы против тирании и с успехом пережить революционные бури: такова цель революционной системы, которую вы организовали. Вы должны, следовательно, еще сообразоваться в своем поведении с бурными обстоятельствами, в которых находится республика, и в результате план вашего правления должен быть проникнут духом революционного правления в соединении с благородными принципами демократии. Итак, каков основной демократический или народный принцип правления, т. е. какова важнейшая движущая сила, которая поддерживает его? Уто добродетель; я говорю об общественной добродетели, которая произвела столько чудес в Греции и Риме и которая должна произвести еще более удивительные чудеса в республиканской Франции; я говорю о той добродетели, которая является не чем иным, как любовью к родине и ее законам! Но так как сущностью республики или демократии является равенство, из этого следует, что любовь к родине обязательно включает и любовь к равенству. Верно то, что это великое чувство предполагает предпочтение общественному интересу всех частных интересов. Отсюда проистекает то, что любовь к родине или предполагает или производит все добродетели. Ведь что представляют собой добродетели, как не силу души, способную на эти жертвы? И как сможет, например, раб скупости или тщеславия принести своего идола в жертву отечеству? Добродетель это не только душа демократии, но она может существовать только при этом образе правления. В монархии я знаю лишь одну личность, которая может любить отечество и которой для этого нет надобности в добродетели,— это монарх. Смысл этого в том, что из всех жителей его государства один только монарх имеет отечество. Разве он не суверен по крайней мере фактически? Разве не занимает он место народа? И что такое родина, разве это не страна, где ты гражданин и где ты представляешь верховную власть? Одним из следствий этого принципа является то, что в государствах аристократии слово отечество имеет какое-то значение только для патрицианских семей, завладевших суверенной властью. Только в демократии государство действительно является родиной всех лиц, составляющих его, и где оно может насчитывать столько защитников, заинтересованных в его деле, сколько оно включает граждан. Таков источник превосходства свободных народов над другими народами. Если Афины и Спарта одержали победу над тиранами Азии, а Швейцария над тиранами Испании и Австрии, то для этого не надо искать другой причины.
110 Максимилиан Робеспьер Но французы это первый народ в мире, который установил действительную демократию, призвав всех людей к равенству и к использованию полноты прав гражданина. В этом, по моему мнению, истинная причина, почему все тираны, объединенные в лигу против республики, будут» побеждены. Начиная с этого времени мы можем из изложенных принципов извлечь важные последствия. Поскольку душой республики являются добродетель, равенство и ваша цель состоит в том, чтобы основать и укреплять республику, поэтому следует в вашем политическом поведении прежде всего направить ваши действия на сохранение равенства и на развитие добродетели, ибо первой заботой законодателя должно быть укрепление принципа управления. Таким образом все то, что вызывает любовь к родине, очищает нравы, возвышает души, направляет страсти человеческого сердца к общественным интересам,— должно быть принято и установлено вами. Все то, что сосредоточивается в гнусном слове личное, возбуждает пристрастие к мелким делам и презрение к крупным, должно быть отброшено или подавлено вами. В системе французской революции то, что является безнравственным и неблагоразумным, то, что является развращающим,— все это контрреволюционно. Слабость, пороки, предрассудки — это путь королевской власти. Находясь слишком часто под давлением груза наших старых привычек и незаметной склонности к человеческой слабости, увлеченные ложными идеями и трусливыми чувствами, мы должны меньше защищаться от избытка энергии, чем от избытка слабости. Быть может, наибольшая опасность, которой мы должны избегать,— это не пылкое усердие, а скорее отвращение к добру и страх перед нашей собственной смелостью. Непрестанно подымайте выше священное орудие республиканского правления и не дайте ему пасть. Мне нет нужды говорить, что я не хочу здесь оправдать какое-либо злоупотребление; злоупотребляют самыми святыми принципами, и от мудрости правительства зависит, когда надо считаться с обстоятельствами, когда ловить момент, какие выбирать средства. Ведь способ, каким подготовляют свершение больших дел,— это существенная часть таланта, с каким выполняются эти дела, так же как сама мудрость есть часть добродетели. Мы не собираемся придать французской республике форму спартанской республики, мы не хотим придать ей ни монастырскую строгость, ни монастырскую развращенность. Мы представили вам во всей его чистоте моральный и благоразумный принцип народного правления. У вас, следовательно, есть компас, который может направлять вас среди бурь всякого рода страстей и среди вихря интриг, окружающих вас; у вас есть пробный камень, которым вы можете проверить все ваши законы, все сделанные вам предложения. Постоянно сравнивая их с этим прин-
Доклады и речи 1794 г. 111 ципом, вы отныне можете избежать опасности, обычной для больших собраний, опасности, происходящей от неожиданностей и поспешных мер, не связанных между собой и противоречивых. Вы сможете придать вашим действиям единство, мудрость и достоинство, которые должны воз- вестить представители первого в мире народа. Нет нужды подробно описывать, каковы будут последствия принципа демократии; этот простой и плодотворный принцип сам по себе заслуживает быть развитым. Республиканская добродетель может быть рассматриваема в отношении народа и в отношении правительства; она нужна в одном и другом отношениях. Если правительство лишено этой добродетели, она остается как ресурс в народе, но •когда сам народ развращен, свобода уже погибла. К счастью, добродетель, наперекор предрассудкам аристократии, естественна народу. Нация действительно развращена, если она постепенно теряет свой характер и свою свободу, переходит от демократии к аристократии или монархии. Это упадок, который приведет к смерти политического тела. Когда после четырехсот лет славы скупость изгнала, наконец, из Спарты нравственность и законы Ликурга, напрасно погиб Агис, взывая к ним вновь! Демосфен мог сколько угодно громить Филиппа, Филипп находил в пороках вырождающихся Афин более красноречивых адвокатов, чем Демосфен! Есть еще в Афинах население, более многочисленное, чем во времена Мильтиада 158 и Аристида, но нет больше афинян. Какое значение имеет убийство Брутом тирана! Тирания еще живет в сердцах, а Рим существует только в Бруте. Но когда громадными усилиями смелости и разума народ разбивает цепи деспотизма, чтобы превратить их в трофеи свободы; когда силой своего морального характера он освобождается из рук смерти для того, чтобы вернуть себе всю силу юности, когда то гордый, то чувствительный, то смелый, то мягкий, он не останавливается ни перед неприступными крепостными стенами, ни перед бесчисленными армиями тиранов, вооруженных против него, и когда он невольно останавливается перед образом закона, если после этого он не достигнет быстро высоты своей судьбы, это будеть лишь по вине тех, кто управляет им. К тому же, надо сказать, что в известном смысле народу не надо обладать большой добродетелью, чтобы любить справедливость и равенство; ему достаточно любить самого себя. Но высшее должностное лицо обязано принести в жертву свои интере сы интересам народа, в высокомерие власти — равенству. Надо, чтобы закон властно говорил тому, кто является его органом; надо самому правительству действовать так, чтобы все партии были в гармонии с ним. Если существуют представительные органы, первичная власть, установленная народом, она должна непрестанно следить за всеми общественны-
112 Максимилиан Робеспьер ми служащими и обуздывать их. Но кто обуздает ее, если не ее собственная добродетель? Чем выше стоит этот источник общественного порядка, тем он должен быть чище; надо, следовательно, чтобы представительные органы сами начали подчинять все свои частные страсти общей страсти к общественному благу. Счастливы те представители, чья слава и собственные интересы связывают их так же, как и их обязанности, с делом свободы! Извлечем из этого великую истину: народное правительство по своему характеру должно верить в народ и быть строгим к себе. На этом мы ограничили бы развитие нашей теории, если бы вам надо было лишь спокойно управлять республиканским кораблем; но буря бушует и состояние революции, в котором вы находитесь, предписывает вам другую задачу. Большая чистота базы французской революции, сама возвышенная цель ее создают нашу силу и нашу слабость. Нашу силу потому, что это дает нам превосходство правды над ложью и права общественных интересов над частными интересами; нашу слабость потому, что революция объединяет против нас всех порочных людей, всех тех, кто втайне мечтает ограбить народ, всех, кто хочет ограбить безнаказанно, и тех, кто оттолкнул свободу как личное бедствие, и тех, кто воспринял революцию как занятие, а республику как добычу. Отсюда отступничество стольких тщеславных и корыстных людей, покинувших нас на дороге, как только мы вступили на нее. Они и не пошли с нами, чтобы достигнуть одной и той же цели. Можно сказа!ь, что два противоположных духа, спорящие за власть над природой, борются в эту великую эпоху человеческой истории для того, чтобы навсегда определить судьбы мира, а Франция является ареной этой ужасной борьбы. Вне нашей страны все тираны окружают вас; внутри нее друзья тиранов составляют заговоры; они будут составлять заговоры до тех пор, пока у преступления не будет похищена надежда. Необходимо подавить внутренних и внешних врагов республики или погибнуть вместе с нею; итак, в этом положении главным правилом вашей политики должно быть управление народом посредством разума, а врагов народа надо держать в страхе. Если движущей силой народного правительства в период мира должна быть добродетель, то движущей силой народного правительства в революционный период должны быть одновременно добродетель и террор — добродетель, без которой террор пагубен, террор, > без которого добродетель бессильна. Террор — это нечто иное, как быстрая, строгая,- непреклонная справедливость, она, следовательно, является эманацией добродетели; он не столько частный принцип, как следствие общего принципа демократии, используемого при наиболее неотложных нуждах отечества. Говорят, что террор это сила деспотического правительства. Разве
Бертран Барер de Въезак Гравюра Б о з по рисунку Р а ф ф е Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва
Жорж Кутон Гравюра Г о т ь е по рисунку Бонневилля Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва
Доклады и речи 1794 г. 113 ваше правительство похоже на деспотизм? Да, подобно тому, как мйеч, сверкающий в руках героев свободы, похож на меч, которым вооружены сателлиты тирании. То, что деспот управляет своими забитыми подданными террором, он прав как деспот; подавите врагов свободы террором и вы будете правы как основатели республики. Революционное правление — это деспотизм свободы против тирании. Разве сила создана для того, чтобы потворствовать преступлению, а не для того, чтобы нанести удар высокомерию? Природа предписывает каждому живому существу закон самосохранения. Для того, члюбы господствовать, преступление губит невинность, а невинность всеми силами вырывается из сетей преступления. Пусть тирания царствует хотя бы один день —на другой день не останется в живых ни одного патриота. До каких же пор ярость деспотов будет называться справедливостью, а справедливость народа варварством или мятежом? Какую нежность питают к угнетателям и как неумолимы к угнетенным! Совершенно естественно одно: кто не питает ненависти к преступлению, тот не может любить добродетель. Между тем необходимо, чтобы тот или другой погиб. Снисхождение роялистам! — кричат некоторые люди,— пощаду злодеям!.. Нет! Милость невинности, милость слабым, милость несчастным, милость человечеству! Общество обязано покровительствовать только мирным гражданам, а в республике нет граждан, кроме республиканцев. Роялисты, заговорщики — это лишь иностранцы для нее, или вернее — враги. Разве эта ужасная война, которую свобода ведет против тирании, делима? Враги внутри страны не являются разве союзниками внешних врагов? Убийцы, разрывающие родину изнутри, интриганы, покупающие совесть доверенных народа, предатели, которые продают ее, наемные пасквилянты, подкупленные для того, чтобы обесчестить дело народа, чтобы убить общественную добродетель, чтобы разжечь пламя гражданских раздоров и подготовить политическую контрреволюцию посредством моральной контрреволюции,— разве все эти люди менее виновны или менее опасны, чем тираны, которым они служат? Все отцеубийцы, вступающиеся за злодеев против карающего меча национальной справедливости, сродни тем, кто бросался между сателлитами тиранов и штыками наших солдат; все порывы их ложной чувствительности кажутся мне лишь вздохами об Англии и Австрии. Кто же растрогал их? Двести тысяч героев, лучшие люди нации, которых враги свободы скосили своим оружием, или королевские, или федералистские убийцы своими кинжалами? Нет, это были лишь плебеи, патриоты!.. Чтобы заслужить право на их нежность, на их интерес, надо быть, по крайней мере, вдовой генерала, который двадцать раз изменял родине; чтобы снискать их снисхождение, надо доказать, что вы принесли в жертву десять тысяч французов, подобно римскому 8 Зак. № 1992
114 Максимилиан Робеспьер генералу, который для того, чтобы одержать победу, должен был убить десять тысяч врагов. Хладнокровно слушают рассказ об ужасах, совершенных тиранами против защитников свободы, о наших страшно изувеченных женах, о наших детях, убитых на груди матерей, наших пленных, умиравших в ужасных мучениях с трогательным и величественным героизмом; называют ужасной бойней слишком медлительное наказание нескольких чудовищ, напившихся чистейшей крови родины! Терпеливо переносят нищету благородных гражданок, пожертвовавших во (имя самого прекрасного дела своих братьев, детей, своих мужей; и расточают самые великодушные утешения женам заговорщиков; принято, что они могут безнаказанно подкупать правосудие, защищать в суде дело своих близких и их соучастников против свободы; из них сделали почти привилегированную корпорацию, кредиторов и пенсионеров народа. С каким добродушием мы еще даем себя обманывать словами! Как еще управляют нами аристократия и модерантизм своими убийственными максимами! Аристократия лучше защищается своими интригами, чем патриотизм своими услугами. Хотят управлять революцией дворцовыми хитросплетениями; заговорщиков против республики судят так же, как обвиняемых в процессе между частными лицами. Тирания существует, а свобода защищается; и заговорщиков судят на основе кодекса законов, составленного ими самими. Когда дело касается спасения отечества, показания всей вселенной не могут заменить доказательство, основанное на свидетельском показании, так же как сама очевидность не может заменить дословное доказательство. Медлительность судебного разбирательства равносильна безнаказанности; сомнение в возможности наказания ободряет всех преступников и тем не менее жалуются на суровость правосудия, жалуются на лишение свободы врагов республики! Ищут себе примеры в истории тиранов потому, что их не хотят искать в истории народов, ни черпать их из духа свободы, которой угрожает опасность. В Риме, когда консул159 обнаружил заговор и тотчас же подавил его, умертвив сообщников Каталины, он был обвинен в нарушении формальностей... Кем? Честолюбивым Цезарем, который хотел увеличить свою партию бандой заговорщиков, Пизоном, Клодием и всеми дурными гражданами, которые сами боялись добродетели истинного римлянина и строгости законов. Наказать притеснителей человечества — это милосердие; простить их — это варварство. Суровость тиранов имеет принципом только суровость, суровость республиканского правительства благодетельна. Горе тому, кто осмелится направить террор на народ, он должен отно-
Доклады и речи 1794 г. 115 ситься только к его врагам! Горе тому, кто, смешивая неизбежные ошибки гражданской доблести с преднамеренными ошибками предателей или с посягательствами заговорщиков, оставляет опасного интригана и преследует мирного гражданина! Да погибнет злодей, осмеливающийся злоупотреблять священным именем свободы или страшным оружием, которое она доверила ему, и понесет траур или смерть в сердца патриотов! Существовало такое злоупотребление, в этом нечего сомневаться, но оно было, несомненно, преувеличено аристократией. Но если бы во всей республике существовал только один добродетельный человек, преследуемый врагами свободы, долгом правительства было бы с тревогой разыскать его и сильно отомстить за него. Надо ли из этих преследований патриотов, вызванных лицемерным усердием контрреволюционеров, сделать вывод, что следует возвратить свободу контрреволюционерам и отказаться от строгости? 160 Эти новые преступления аристократии лишь доказывают, что она необходима. О чем говорит дерзость наших врагов, если не о слабости, с какой их преследовали! В значительной степени она обязана той доктрине об ослаблении напряжения, которую в последнее время проповедовали для того, чтобы придать бодрости аристократам. Если бы вы прислушались к их советам, ваши враги достигли бы своей цели и из ваших собственных рук они получили бы награду за последнее свое преступление. Как легкомысленно было бы считать некоторые победы, одержанные патриотизмом, концом всех наших опасностей! Взгляните на наше истинное положение и вы увидите, что бдительность и энергия вам более необходимы теперь, чем когда-либо. Глухое недоброжелательство противодействует повсюду мероприятиям правительства, роковое влияние иностранных дворов становится все более скрытым, но не менее активным и не менее губительным; устрашенные преступники все с большей ловкостью скрывают свои дела. Внутренние враги французского народа разделились на две враждебные партии, как на два отряда армии. Они двигаются под знаменами различных цветов и по разным дорогам, но они двигаются к одной и той же цели: эта цель — дезорганизация народного правительства, гибель Конвента, т. е. торжество тирании. Одна из этих двух партий толкает нас к слабости, другая — к крайним мерам; одна хочет превратить свободу в вакханку, другая — в проститутку. Второстепенные интриганы, часто даже честные, но заблуждающиеся граждане, примыкают то к одной, то к другой из этих партий; но вожди их поддерживают дело монархов или аристократии и всегда объединяются против патриотов. Мошенники, даже когда они воюют друг с другом, меньше ненавидят друг друга, чем честных людей. Родина — их добыча; они грызутся за дележ ее, но объединяются против тех, кто ее защищает. 8*
116 Максимилиан Робеспьер Одним из них дали название Смеренных; другим дали название ультрареволюционеров, второе, быть может, более остроумное, чем правильное. Это название, ни в коем случае не применимое к искренним людям, рвение которых или невежество может увести их за пределы здоровой политики революции, не характеризует в точности вероломных людей, подкупаемых тиранией для того, чтобы опорочить священные принципы нашей революции путем ложного -или пагубного применения их. Лжереволюционер, быть может, чаще бывает по эту сторону революции, чем по ту; он умеренный, или он безрассудный патриот, смотря по обстоятельствам. В прусских, английских, австрийских и даже московских комитетах решают то, что он будет думать завтра. Он сопротивляется энергичным мерам и преувеличивает их, когда не может помешать их выполнению. Суровый к невинности, он снисходителен к преступлению; даже осуждая виновных, недостаточно богатых, чтобы купить его молчание, и недостаточно важных, чтобы заслужить его усердие, он остерегается скомпрометировать себя защитой оклеветанной добродетели. Раскрывая иногда уже раскрытые заговоры, срывая маски с уже разоблаченных и даже обезглавленных предателей, он превозносит живых и еще пользующихся доверием предателей, он постоянно стремится подладиться к существующему в данный момент мнению, но не менее старается никогда не объяснить его, а главное никогда не противоречить ему. Он всегда готов принять смелые меры, только бы они имели много неудобств; клевещет на те меры, которые имеют только преимущества, или вносит к ним поправки, могущие сделать эти меры вредными. Он говорит правду сдержанно, ровно на столько, чтобы получить право безнаказанно лгать; он делает добро по каплям и льет зло потоками, он полон огня к ничего не значащим большим решениям и более равнодушен к тем, которые могут оказать честь делу народа и спасти родину. Обращая большое внимание на формальные проявления патриотизма, он подобно ханжам, врагом которых себя заявляет, сильно привержен к внешним действиям, и скорее оденет сотню красных колпаков, чем сделает одно доброе дело. Какое различие находите вы между этими людьми и вашими умеренными? Это слуги одного и того же хозяина, или, если вы хотите, соучастники, которые делают вид, что они ссорятся для того, чтобы лучше скрыть свои преступления. Судите их не по различию их речей, но по одним и тем же результатам. Тот, кто нападает на Национальный конвент в безумных речах, и тот, кто обманывает его, чтобы опорочить его, разве не согласны они между собой? Также, тот, кто несправедливыми строгостями заставляет патриотов дрожать за себя самих, взывает к амнистии аристократов и изменников. Тот, кто призывает Францию к завоеванию мира, не имеет иной цели, как призвать тиранов к завоеванию Франции. Лицемерный иностранец161, который в течение пяти лет провозглашает Париж
Доклады и речи 1794 г. 117 столицей земного шара, произносит на другом жаргоне проклятия подлых федералистов, обрекших Париж на разрушение. Проповедовать атеизм — это лишь способ оправдать суеверия и обвинить философию, а война, объявленная божеству, лишь отвлекает внимание в пользу королевской власти 162. Какой другой метод остается для борьбы со свободой? Станут ли по примеру главных поборников аристократии восхвалять мягкость рабства и благодеяния монархии, необычайные таланты 'и несравненные добродетели королей? Станут ли провозглашать суетность прав человека и принципов вечной справедливости? Станут ли откапывать дворянство и духовенство или требовать незыблемых прав крупной буржуазии для ее наследников? Нет, гораздо удобнее надеть маску патриотизма, исказить наглыми пародиями величественную драму революции, опорочить дело свободы лицемерной сдержанностью или притворными экстравагантностями. Аристократия образует свои народные общества; контрреволюционное высокомерие прячет под лохмотьями свои заговоры и свои кинжалы; фанатизм разрушает свои собственные алтари; роялизм воспевает победы республики; дворянство, подавленное воспоминаниями, нежно обнимает равенство с тем, чтобы удушить его; тирания, обагренная кровью защитников свободы, бросает цветы на их могилы. Если не все сердца изменились, зато сколько лиц надели маски! Сколько изменников вмешиваются в наши дела для того только, чтобы погубить их! Не хотите ли вы испытать их? Попросите у них вместо клятв и громовых речей оказать вам реальные услуги. Если надо действовать, они будут разглагольствовать; если надо обсудить какой-нибудь вопрос, они хотят начать действовать; в мирные времена они сопротивляются любому полезному изменению; в бурные времена они будут говорить, что надо все переделать для того, чтобы все привести в расстройство; если вы хотите обуздать мятежников, они вам напомнят о милосердии Цезаря; если вы хотите вырвать патриотов от преследования, они напомнят вам пример твердости Брута. Они вспоминают о ком-либо, кто проявил себя благородным в служении республике, но не вспоминают о нем, как только он изменил ей. Если мир полезен, они выставляют напоказ пальмы победы; если необходимо вести войну, они восхваляют сладость мира; надо ли защищать страну, они хотят идти покарать тиранов за горами и морями; если надо вернуть наши крепости, они хотят взять приступом церкви и штурмовать небо; они забывают про австрийцев и воюют с набожными людьми. Нужно ли опереться в нашем деле на верность наших союзников, они станут разглагольствовать против правительств всего мира и предложат вам привлечь к суду самого Вели-
118 Максимилиан Робеспьер кого могола 163; если народ отправляется в Капитолий благодарить богов за его победы, они напевают печальные песни о наших прошлых неудачах; если надо получить от них новости, они сеют среди нас ненависть, раздоры, преследования и вызывают упадок духа. Если надо осуществить суверенитет народа и сосредоточить его силы в твердом и уважаемом правительстве, они находят, что принципы правительства оскорбляют суверенитет народа; если надо потребовать прав народа, притесняемого правительством, они только и говорят об уважении к законам и о послушании к установленным властям. Они нашли превосходное средство способствовать усилиям республиканского правительства — это дезорганизовать его, опозорить его, бороться с патриотами, помогавшими нам достигнуть успехов. Если вы стараетесь найти средства для снабжения продовольствием наших армий, если вы урываете его у тех, кто от скупости и страха ограничивает его, они стонут насчет нищеты народа и кричат о голоде. Желание предупредить зло является для них всегда мотивом усилить его. На севере зарезали кур под предлогом, что куры поедают зерно, и нас лишили яиц. На юге стоял вопрос об уничтожении тутовых и апельсиновых деревьев под предлогом, что шелк это предмет роскоши, а апельсины это излишество. Вы никогда не могли бы придумать некоторые злоупотребления, какие совершали лицемерные контрреволюционеры для того, чтобы обесчестить дело революции. Поверите ли вы, что в местностях, где суеверия имеют наибольшую власть, они не только облагали чрезмерными налогами выполнение всех форм религиозного культа, что могло бы вызвать отвращение к ним, но они еще вселили страх среди людей, распространив слух о том, что все дети моложе десяти лет и все старики старше семидесяти лет будут убиты? Поверите ли вы, что этот слух был распространен, в частности, в бывшей Бретани и в департаментах Рейна и Мозеля? Это одно из преступлений, вменяемых бывшему общественному обвинителю Уголовного трибунала Страсбурга 164. Сумасбродства тирании этого человека делают правдоподобными все, что рассказывают о Калигуле и Г-елио- габале 165; но трудно поверить в них даже имея на то доказательства. Он довел свое исступление до того, что привлек принудительным путем женщин и использовал их для себя; уверяют, что он употребил этот метод и для того, чтобы жениться. Откуда вылезла эта толпа иностранцев, священников, дворян, интриганов всякого рода, сразу рассеявшаяся по всей республике и выполняющая под именем философии контрреволюционный план, который можно было остановить только силой общественного разума? Убийственная концепция, достойная иностранных дворов, объединенных в лигу против свободы, и коррупции всех внутренних врагов республики.
Доклады и речи 1794 г. 119 Вот каким образом к беспрерывным чудесам, производимым добродетелью великого народа, интрига всегда примешивает подлость преступных козней, подлость, выполняемую по повелению тиранов и из которой они затем составляют предмет своих нелепых манифестов с целью удержать невежественные народы в грязи позора и в цепях рабства. Какое значение имеют для свободы преступления ее врагов? Если проплывшее облако заволокло солнце, разве от -этого оно перестает быть светилом, оживляющим природу? Грязная пена, которую океан выбрасывает на свои берега, делает его менее внушительным? В руках вероломных людей все лекарства от наших зол становятся ядом; все, что вы можете сделать, все, что вы можете сказать, они обратят против вас, даже истины, которые мы сейчас развили. Так, например, после того как они разбросали семена гражданской войны своими сильными нападками на религиозные предрассудки, они будут стремиться вооружить фанатизм и аристократию теми самыми мерами, которыми здравая политика предписала вам действовать в пользу свободы культов. Если бы вы предоставили свободу заговорщикам, они привели бы рано или поздно к ужасной и всеобщей реакции; если вы их задержите, они постараются извлечь из этого выгоду, убеждая всех, что вы покровительствуете священникам и умеренным. Вам не следует удивляться, если авторами этой системы являются священники, которые особенно смело проповедуют свое шарлатанство. Если патриоты в своем бескорыстном, но необдуманном рвении кое-где оказались обманутыми их интригами, они бросят упрек патриотам; ибо первым пунктом их макиавеллистской доктрины является погубить республику, погубив республиканцев, подобно тому, как покоряют страну, уничтожив армии, защищающие се. Отсюда можно определить их любимый принцип, который сводится к тому, что надо ни во что не ставить людей; это правило роялистского происхождения, означающее, что надо отказаться в их пользу от всех друзей свободы. Следует отметить, что судьба людей, стремящихся только к общественному благу, делает их жертвами тех, кто думает о себе. Это происходит по двум причинам: первая состоит в том, что интриганы в своих нападках используют пороки старого режима, а патриоты защищаются с помощью добродетелей нового режима. Такое внутреннее положение страны должно казаться достойным всего вашего внимания, в особенности если вы подумаете, что вы одновременно должны бороться с тиранами Европы, содержать сто тысяч человек, стоящих под ружьем, и что правительство вынуждено постоянно исправлять при помощи энергии и бдительности вое зло, которое бесчисленное множество наших врагов причинило нам в течение пяти лет.
120 Максимилиан Робеспьер Какие средства могут исцелить это зло? Мы не знаем иного средства, кроме развития общей для всей республики добродетели. Демократия погибает от двух крайностей: от аристократизма правящих лиц или от презрения народа к властям, которые он сам установил, презрения, побуждающего каждую группу, каждую личность использовать в своих интересах общественную власть. Это создает крайний беспорядок и приводит к упадку духа у народа или к единоличной власти. У умеренных и лжереволюционеров двойная задача: заставлять нас постоянно метаться между этими подводными рифами. Но представители народа могут избежать обе эти опасности, так как от правительства зависит быть справедливым и мудрым, а при таком характере его действий оно может быть уверенным в доверии народа. Совершенно верно, что целью всех наших врагов является роспуск Конвента; верно то, что тиран Великобритании и его союзники обещают своим парламентам и своим подданным лишить вас энергии и общественного доверия, которое вы заслужили, и что это главная инструкция, данная ими всем эмиссарам. Но истиной, которая в политике считается избитой, является то, что облеченные доверием великого народа органы сами только могут погубить себя; ваши враги знают это; поэтому не сомневайтесь, что они в особенности стараются возбудить среди вас всякого рода страсти, способствующие их зловещим замыслам. Что они могут сделать национальному представительству, если им не удастся уличить его в неблагоразумных актах, которые смогут дать им предлог для их преступных речей? Они, поэтому, неизбежно должны иметь агентов двух родов: одних, которые будут стремиться опозорить Конвент в своих речах, других в самом Конвенте, которые будут стараться обмануть его, чтобы скомпрометировать его славу и интересы республики. Для того, чтобы с успехом атаковать его, полезно было начать войну против представителей в департаментах, оправдавших ваше доверие, и против Комитета общественного спасения. На них нападали также люди, которые, казалось, боролись друг с другом. Что лучшего могли они сделать, чем парализовать правительство Конвента и уничтожить все его ресурсы в момент, который должен решить судьбу республики и тиранов? Мы далеки от мысли, что среди нас еще существует хотя бы один человек, настолько подлый, что он хочет служить делу тиранов! Но еще дальше от нас мысль о преступлении, которое нам не простили бы, если бы мы обманули Конвент и изменили французскому народу преступным молчанием! Счастье свободного народа в том, что правда, являющаяся бичом деспотов, всегда составляет его силу и его спасение. Действительно,.
Доклады и речи 1794 г. 121 для нашей свободы существует опасность, быть может единственная серьезная опасность, которой она может подвергнуться; этой опасностью является существовавший план объединить всех врагов республики, вызвать дух клики, преследовать патриотов, лишить бодрости духа и погубить верных агентов республиканского правительства, лишить общественное обслуживание наиболее существенных частей его. Захотели обмануть Конвент в отношении людей и их дел; ввести его в заблуждение по поводу причин злоупотреблений, которые преувеличивали, чтобы сделать их непоправимыми; старались вселить в него ложный страх с тем, чтобы сбить его с толку или парализовать его; стремятся разъединить его. В особенности старались разъединить представителей, посланных в департаменты и Комитет общественного спасения; подстрекали первых противодействовать мерам центральной власти, чтобы внести беспорядок и замешательство; хотели, чтобы по возвращении они были озлоблены и без своего ведома стали бы орудием их интриги. Иностранцы используют все страсти, вплоть до чрезмерного патриотизма. Сначала было принято решение идти прямо к цели, оклеветав Комитет общественного спасения, в то время открыто льстили себя надеждой, что он падет под грузом своих тягостных функций; но победа и судьба французского народа защитили его. С этого времени решили восхвалять его, парализуя и уничтожая плоды его трудов. Все туманные речи против необходимых Комитету агентов, все проекты дезорганизации, скрытые под именем реформ, уже отброшенных Конвентом и вновь возобновленных теперь с каким-то странным притворством, готовность превозносить интриганов, которых Комитету общественного спасения пришлось удалить, страх, внушенный добрым гражданам, снисходительность, с которой хвалят заговорщиков,— вся эта система наглости и интриги, главным автором которых является человек, изгнанный из вашей среды, направлена против Национального конвента и стремится осуществить волю всех врагов Франции. Начиная со времени, когда эта система была возвещена в пасквилях и осуществлена в общественных деяниях, аристократия и роялизм нагло поднялр1 голову, в части республики снова стали преследовать патриотов, национальная власть стала встречать сопротивление, от которого интриганы уже стали отвыкать. Впрочем, если бы эти косвенные нападки имели только то неудобство, что они отнимали внимание и энергию тех, кто нес бремя, которым вы его нагрузили, и слишком часто отвлекали их от серьезных мер общественного спасения для того, чтобы заняться разоблачением опасных интриг, их можно было бы еще рассматривать только как полезную для наших врагов диверсию. Но успокоимся; здесь святилище правды; здесь сидят основатели республики, мстители человечества, истребители тиранов.
122 Максимилиан Робеспьер Здесь, для того, чтобы уничтожить злоупотребление, достаточно указать на него. Нам достаточно призвать от имени родины самолюбие или слабости индивидуумов ради чести и славы Национального конвента. Мы требуем торжественной дискуссии по всем вопросам, беспокоящим Конвент, и по тем, которые могут оказать влияние на ход революцией; мы заклинаем его не допустить, чтобы какой-либо частный и скрытый интерес захватил бы здесь власть над общей волей Собрания и над нерушимой мощью разума. Сегодня мы ограничимся предложением вам закрепить с вашего формального одобрения моральные и политические истины, на которых должны базироваться ваше внутреннее правление и стабильность республики, как вы закрепили принципы вашего поведения в отношении чужеземных народов. Этим путем вы объедините всех добрых граждан, вы отнимете надежду у заговорщиков, вы обезопасите свое движение и приведете в замешательство интриганов и клевещущих на вас монархов; вы вызовете у всех народов уважение к своему делу и к своему характеру. Дайте же французскому народу новый залог вашего рвения в защиту патриотизма, вашего непререкаемого правосудия к преступникам и вашей преданности к делу народа. Прикажите, чтобы принципы политической морали, которые мы сейчас развили, были провозглашены от вашего имени внутри и вовне республики. Декрет, принятый Национальным конвентом «Национальный конвент декретирует, что доклад Комитета общественного спасения будет напечатан, разослан всем властям, народным обществам и армиям, и переведен на все языки». РЕЧЬ В КОНВЕНТЕ ПРОТИВ КЛИКИ ФАБРА д ЭГЛАНТИНА 166 С некоторого времени две коалиции позорно соперничают между собой. Одна склоняется к модерантизму, другая — к крайностям контрреволюционного патриотизма. Одна объявляет войну всем активным патриотам, проповедует снисходительность к заговорщикам; другая исподтишка клевещет на защитников свободы, хочет уничтожить в отдельности каждого патриота, который однажды заблуждался, и в то же время закрывает глаза на преступные козни наших опаснейших врагов. Обе коалиции открыто проповедуют самый пылкий патриотизм, когда речь идет о нападении на их противников; обе они проявляют глубокое безразличие, когда встает вопрос о защите интересов родины и правды; обе они стараются принести республику в жертву своим частным интересам. Патриотизм, которым они
Речи 1794 г. 123 похваляются, не абсолютный и не .всеобщий, он вспыхивает только при известных обстоятельствах и замыкается в сферу интересов секты. Этот патриотизм ничего общего не имеет с общественной добродетелью. Он походит на ненависть, месть, на интригу, на честолюбие. Обе коалиции правы, когда поносят друг друга, они неправы, когда стремятся из пороков своих противников извлечь что-нибудь в свою пользу. Обе коалиции приводят всякие доказательства против своих врагов и ничего в их пользу. Одна коалиция стремится злоупотребить оказанным ей доверием или своим присутствием в Национальном конвенте, другая — своим влиянием в народных обществах. Одна хочет вырвать у Конвента опасные декреты или меры, притесняющие ее противников, другая вызывает скорбь участников народных собраний. Одна стремится встревожить Конвент, другая — вызвать беспокойство народа. Результатом этой непристойной борьбы, если не принять мер, будет возникновение оппозиции Национального конвента народу и предоставление врагам республики возможности, которой они ждут, выполнить зловещий замысел; ведь агенты иностранных дворов тут, они раздувают огонь раздоров и для своей пагубной цели заставляют обе партии соперничать в высокомерии, невежестве, предрассудках и держат нити этой двойной интриги, направляя все ее последствия к достижению своей цели. Торжество той или другой партии в равной мере фатально для свободы и национальной власти. Если первая партия раздавит вторую, патриотизм будет упразднен, Национальный конвент потеряет энергию, которая только и может спасти республику, и общественное дело попадет в руки интриганов, аристократии и изменников. Если вторая партия одержит верх, плодами ее победы будет замешательство и анархия, унижение национального представительства, преследование всех мужественных и разумных патриотов. Распустить Национальный конвент, сбросить республиканское правительство, изгнать активных патриотов, передать в руки мошенников и предателей одновременно командование армиями и бразды революционного управления — таковы есть и таковыми будут интересы и цели всех тиранов, объединившихся против республики, до тех пор, пока последний из них не падет под ударами французского народа. Вот какова истинная цель интриги, суть которой я сейчас изложу. С того момента, как Комитет общественного спасения стал проявлять нетерпимый по отношению врагов республики характер, развернулась целая система нападок на него. Вскоре после того как Комитет был обновлен и Лакруа и некоторые другие члены вышли из него, враги республики стали открыто говорить, что Комитет никогда не сможет вынести тяжесть возложенных на него функций. Для того, чтобы cpa3v парализовать Комитет, было предложено
124 Максимилиан Робеспьер Конвенту уничтожить Исполнительный комитет и возложить на один Комитет общественного спасения бремя управления, под именем Правительственного комитета167. Комитет общественного спасения, куда этот вопрос был переслан, легко доказал, что этим настойчиво поддерживаемым предложением стремились разрушить правительство под предлогом усовершенствования его и аннулировать Комитет общественного спасения под предлогом увеличения его власти. Конвент мудро оставил все в том состоянии, в каком оно было. Между тем правительство, какое бы оно ни было, сильно подавляло внутренних врагов и с успехом боролось с внешними врагами. Его продолжали беспокоить другим образом. Им было недостаточно косвенно препятствовать его самым разумным мерам, путем коварных предложений, против него использовали самое сильное и самое привычное для врагов свободы оружие — клевету (надо вспомнить то время). Представитель народа, оставшийся живым после Валансьепна, попавшего под австрийское иго (Бриез 168, заседание 25 сентября 1793 г.) *, осмелился в пасквиле, названном им докладом, обвинить Комитет общественного спасения в измене, тогда как родина в негодовании приписывала эту измену в значительной степени его собственной трусости и эта бесстыдная клевета была с восторгом принята тайными врагами республики, которых недавнее наказание заговорщиков обрекло на молчание. Клевета была даже вознаграждена декретом, по которому автор ее был введен в Комитет общественного спасения, но эта ошибка была сразу признана и исправлена. Тем не менее продолжали незаметно клеветать и интриговать. Главари врагов республики искали опозорившегося борца, чтобы бросить его первым на арену. Нашелся человек (Филиппо), сыгравший в Вандее такую же постыдную роль, как первый доносчик в Валансьенне. Представитель народа, бывший некогда адвокатом тирана, подлый льстец Ролана и брис- сотинской клики, человек, двусмысленное существование которого с трудом было замечено друзьями и врагами свободы, человек, отозвание которого из Вандеи было одним из необходимых средств, положивших конец нашим бедствиям, и ставшее началом наших успехов,— этот человек вдруг стал распространять пасквиль, в котором к наглости была примешана истина и правдоподобие, в котором он становится панегиристом изменников и покрывших себя позором генералов, действовавших вместе с ним в Вандее. Это доносчик 169, клеветавший на верных представителей народа, разоблачивших его, доносчик, клеветавший на патриотов, которых он постоянно преследовал, наконец, доносчик, клеветавший -на Комитет общественного спасения, который мог себя упрекнуть лишь в крайней снисходительности к нему. * Так в тексте.— Прим. переводчика.
Речи 1794 е. 125 Считая, что Комитет 'общественного -спасения вотнвот падет под тяжестью огромных работ, захотели отвлечь его, принудив отвечать на памфлеты. Но Комитет ограничился презрением, внушаемым ему самим автором и его трудом. И Комитет ошибся. Судьба сделала клевету жестокой: даже сами нелепости автора не смогли повредить его успеху. Легковерные люди, интриганы, для которых патриотическое правительство опасно, встали на сторону презираемого Комитетом человека. Оставалось только найти могильщика. Глупые и развращенные люди вовсю одобрительно поощряли клеветника, и он начал выпускать в свет новые памфлеты, печатавшиеся и позорно распространявшиеся в изобилии. Ежедневно с трибуны раздавались его наглые громовые речи. Ему вторили все те, кто, как и он, принесли вред республике в Вандее. Вскоре появились номера газеты Камилла Демулена, введенного в какое-то странное заблуждение и развивавшего по личным мотивам губительную для свободы доктрину новой коалиции. Начиная с какого-то месяца эта коалиция стала столь сильной, что мнение части Национального конвента о Комитете общественного спасения было сильно поколеблено. Уже стали считать, что в принципе он несет ответственность за все пагубные события, которые могут произойти, т. е. за судьбу и даже за преступления врагов Комитета. Торжество клеветы было несомненным, тем более, что существовала уверенность в неизбежном падении Комитета под тяжестью возложенной на него задачи. Во время шквала, обрушившегося на рождающееся правительство, неожиданно потребовали обновления его, мотивируя это яростными памфлетами против его членов; но эта внезапная враждебность слишком сильно возмутила общественное мнение. На другой день, в тот момент, когда списки для выборов в Комитет вожаков коалиции были развешены, декрет, меняющий судьбу Комитета общественного спасения, был отменен. Среди имен, значившихся в списке, были имена Дюбуа-Крансе и нескольких других членов, особенно заинтересованных в гибели Комитета. Интриганы с новой энергией продолжали выполнять свой план. Оклеветанный всеми тиранами и предателями вне страны, Комитет общественного спасения еще более опасным образом был оклеветан своими врагами внутри самого Конвента. Они уже считали, что в принципе Комитет несет ответственность за все несчастья, которые могут произойти, т. е. за судьбу и даже за преступления врагов Комитета. С ним было бы покончено, если бы гений свободы не произвел вдруг поразительные чудеса, спасшие республику. Уже по всему югу распустили слух, что Комитет общественного спасения принял решение сдать Тулон и покинуть все южные территории за рекой Дюранс, тогда как внутри Конвента его тайно обвиняли в том, что он не принимает необходимых мер для усмирения Тулона. Чудесная победа, возвратившая этот город республиканской власти, на время застави-
126 Максимилиан Робеспьер ла клевету умолкнуть 170, но если бы это счастливое событие произошло позднее, республиканское правительство пало бы под тяжестью клеветы. Враги революции по своей воле изгнали бы тогда защитников родины, которых они заперли в Комитет общественного спасения, как в ущелье, с тем, чтобы принести их в жертву. Судьба свободы решалась бы мошенниками и предателями; Национальный конвент потерял бы общественное доверие и дело тирании восторжествовало бы. Когда же Комитет общественного спасения принес в Конвент эту счастливую новость, все честные друзья свободы, сидящие на Горе, в восторге выражали свою радость и наперерыв свидетельствовали нам свое удовлетворение взятием Тулона, принимая во внимание начавшиеся преследования наиболее ревностных защитников родины. «Вы хорошо сделали, что успели,— сказали они нам,—потому что если бы Тулон не был взят так скоро, вы бы погибли»; я полагаю, что они заставили бы вас декретировать обвинение против Комитета. Зато легко было прочесть на лицах заговорщиков, что это счастливое событие является для них личной неудачей и что торжество республики расстраивало их планы. Но ни возвращенный Тулон, ни разрушенная Вандея, ни освобожденный Ландау, ничто не могло остановить потока памфлетов: казалось, враги хотели отомстить за эти успехи, оскорбляя тех, кто им способствовал. Однако не осмеливаясь более нападать непосредственно на Комитет общественного спасения, вернулись к первой системе — старались парализовать его действия, дезорганизуя правительство и подрывая все его устои. До поры до времени этот проект маскировали весьма патриотическим предлогом. Необходимых республиканскому правительству агентов, избранных патриотами и назначенных Конвентом, осыпали упреками, подобно тому, как это делалось в отношении министров двора. Они превзошли бриссотин- скую клику в оскорблениях, которыми она когда-то осыпала патриотов, сочувствовавших взглядам Комитета общественного спасения и облеченных его доверием. Возобновили безрассудное предложение сменить существующее правительство и составить новое. Служащих Военного департамента обвиняли в наглости или в интригах, бурных ссорах, происходящих между ними и некоторыми членами Конвента. Некоторых агентов Исполнительного совета также обвиняли в более или менее значительных проступках, а главное в непочтительных разговорах или поступках некоторых из них в отношении представителей народа. Таковы были мотивы, которыми пользовались для того, чтобы всему мешать, все перевернуть, остановить наши успехи, ободрить врагов республики, прежних сообщников Дюмурье и Кюстина, унижая настоящее министерство и обескураживая патриотов, призванных содействовать спасению родины. Какова была их цель? Вызвать упадок духа у всех патриотов, призванных содействовать спасению родины, и заменить их новыми Дюмурье и
Речи 1794 г. 127 новыми Бернонвилями, остановить наши успехи и ободрить врагов Франции зрелищем наших раздоров и нашего безумия. В самом деле, какое время выбрали, чтобы громить правительство и особенно военное управление? То время, когда наши победоноспые войска заставляют забыть об исторических эпохах, наиболее богатых военными подвигами. Могут ли заговорщики более явно признаться в том, с каким огорчением они наблюдали за успехами наших победоносных армий в Европе? Обманутый этими жалкими краснобаями, Конвент считал своей победой уничтожение какого-нибудь военного служащего или какого-нибудь офицера революционной армии. Не удовлетворяясь тем, что он мстит за оскорбленное человечество, Конвент стал еще мстить за ссоры с Филип- по. С каким вероломством враги народа заставляли Конвент спуститься до этих позорных споров и постыдных раздоров в тот момент, когда он должен был показать себя столь величественным перед всей Европой! И кто эти виновники системы дезорганизации? Это все люди, имеющие особый и преступный интерес в том, чтобы опрокинуть республиканское правительство. Среди врагов Комитета общественного спасения и врагов лиц, сотрудничающих с ним, оказались только разоблаченные мошенники. То, что они обвиняют Комитет, до смешного противоречит преступлениям, в которых глас народа обвиняет их самих. Это какой-нибудь Дюбуа-Крансе, обвиняемый в предательстве интересов республики в Лионе, это Мерлен, известный по капитуляции Майнца, сильно подозреваемый в получении платы за это; это Бурдон, именуемый из У азы; это Филиппо; это оба Гупильо, вандейские граждане, всем им необходимо свалить на патриотов, держащих бразды правления государства, многочисленные злоупотребления по должности, в которых они оказались виновными во время своей миссии в Вандее; это Мирабон, именуемый Монто 171, бывший когда-то креатурой и открытым сторонником герцога Орлеанского, один из всей семьи не эмигрировавший, когда-то столь же кичившийся своим титулом маркиза и близостью к финансовой знати, сколь теперь дерзко их отрицающий; служа, как только мог, своим коб- ленцским друзьям в народных обществах, он недавно обрек там на гильотину пятьсот членов Национального конвента; стремясь отомстить за свою униженную касту, он вечно доносит на Комитет общественного спасения д на всех патриотов. ...Принципы и никаких добродетелей; таланты и никакой души; ловкий в искусстве описывать людей, еще более ловкий в искусстве обманывать их, он быть может наблюдал их только для того, чтобы заставить с успехом выступить на драматической сцене; он хотел для личной выгоды впутывать людей в революционную деятельность. Хорошо зная выделяющихся в каждой партии лиц, потому что он всем им или служил или об-
128 Максимилиан Робеспьер манывал их, он делал вид, что стоит рядом с наиболее ревностными защитниками свободы. Заставляя других, без их ведома, действовать, сам он тщательно старался держаться в стороне, не столько для того, чтобы скрыть свои интриги, сколько для того, чтобы им не повредила его дурная репутация, являющаяся единственным защитным средством против его коварного характера; в то же время он ставил под угрозу свои политические интриги из-за своих постыдных частных интриг и вредил своему честолюбию своей гнусной скаредностью. Находясь среди людей различных мнений и противоположных клик, он действовал с такой ловкостью, что использовал результаты своих интриг в корыстных целях. Разного рода интересы связывались с его планом свергнуть существующее правительство. У Фабра 172 есть брат, достойный его самого, которого он во что бы то ни стало хотел сделать генералом. Для этого он в разные времена льстил Бернонвилю, а затем интриговал с целью назначить генералом Александра и погубить Бушотта. Еще более сильными мотивами вызваны его козни против Комитета общественного спасения и против Военного министерства. Помимо его честолюбивого желания поставить во главе государственных дел своих друзей и самого себя, его мучил страх, что суровая рука патриотов сорвет завесу, покрывающую его преступные интриги и его соучастие в заговоре, раскрытом Шабо и Базиром. Отсюда план, зародившийся в этой, богатой хитросплетениями, голове, план, состоящий в том, чтобы потушить революционную энергию, слишком страшную для заговорщиков и мошенников; передать судьбу свободы в руки модерантистов, изгнать верных друзей свободы, добиться амнистии, заставить самих патриотов желать ее и таким образом сменить правительство, которое, как это было известно, принципиально старалось пресекать крайности ложного патриотизма, не ослабляя притом пружину строгих законов, необходимых для подавления врагов свободы. Таков был главный источник разногласий и тревог, взволновавших вдруг Национальный конвент. Фабр и подобные ему лица, внимательно наблюдая это высокое собрание, решили, что им удастся найти в нем элементы, необходимые для создания соответствующего их предательским видам большинства. Сначала Фабр не сомневался в том, что прежние сторонники жирондистской клики будут готовы воспользоваться случаем присоединиться к любой антигражданской секте и подавить патриотов, которые их вожди изгнали. Он рассчитывал на всех слабых людей, он рассчитывал на тех представителей народа, которые были настолько ограниченными, что смотрели на прекращение своей миссии, как на оскорбление, или на тех, кто не мог простить Комитету общественного спасения ошибок, в которых они сами оказались повинны. Он рассчитывал на честолюбие одних и на тще-
Речи 1794 г. 129 славие других, на личную злобу одних и на зависть других. Он рассчитывал, в частности, на страхи тех, кто разделял с ним его преступления, он даже льстил себе тем, что заинтересует успехом своего плана добродетельных честных граждан, оскорбленных некоторыми злоупотреблениями и интригами, не углубляясь в истинные причины их. Несомненно, момент был благоприятным для проповеди подлой и трусливой доктрины даже людям с честными намерениями, момент, когда все враги свободы изо всех своих сил толкали народ к противоположным крайностям; когда философия, продавшаяся тирании, забывала троны для того, чтобы опрокинуть алтари, противопоставляла религию патриотизму, ставила мораль в противоречие к самой себе, смешивала дело культа с делом деспотизма, католиков с заговорщиками и хотела заставить народ видеть в революции не торжество добродетели, а торжество атеизма, не источник своего счастья, но разрушение всех своих моральных и религиозных идей. В эти дни аристократия надеялась заставить народ разделить ее ненависть к равенству, нападая на предметы его почитания и его привычек; в эти дни посещение мессы превращали в преступный заговор против государства или служить мессу было то же самое, что составлять заговор против республики. Республика тогда разрывалась между двумя кликами, из которых одна, казалось, склоняет народ к наибольшему проявлению энергии, другая — к слабости; клики с виду противоположные, но в действительности объединенные молчаливым пактом, вожди которого владели секретом направлять действия клик под влиянием иностранных тиранов; клики своими преступлениями, которые они прощали друг другу, служили опорой друг для друга и противоположными путями стремились к одной и той же цели — внести раздор в республику и уничтожить свободу. Фабр как будто боролся с кликой, которую легкомысленно называли ультрареволюционной. Хотел ли он разрушить ее? Нет, он хотел только сделать ее предлогом для своих собственных махинаций и опорой своей предательской системы. Видели ли когда-нибудь, чтобы он доносил на крупных заговорщиков, которые один за другим раздирали республику? Какое сопротивление оказал он последнему заговору, в который он был посвящен, и целью которого было столкнуть свободу с религией? Он тайно доносил на выше названного Проли ш и в то же время обедал с ним. Как может преступник, трепещущий из-за своего преступления, преследовать других преступников? Мошенники из всех партий знают друг друга, боятся друг друга и оберегают друг друга; они предоставляют честным людям бороться, а затем стремятся узурпировать плоды их победы. Чего он хотел? Завоевать доверие патриотов, донося им о нескольких действительных злоупотреблениях и о нескольких второстепенных интригах; запутать затем в эти интриги истинных патриотов, от которых он 9 Зак. № 1992
130 Максимилиан Робеспьер хотел отделаться; покрыть густым туманом контрреволюционные козни, одним из главных виновников которых был он сам; обманывать общественное мнение и особенно Национальный конвент о целях заговорщиков и об их главарях; поразить воображение существованием большой опасности и затем вызвать подозрение и суровость Конвента против малозначительных лиц и против патриотов, которых он хотел погубить. Каков результат всех этих загадочных признаний, всех этих тайных доносов? Кто эти страшные враги, которые так давно плетут заговоры против республики? Это заместитель Бушотта; это эскадронный командир революционной армии, это командир революционной армии, назначенный Комитетом общественного спасения по предложению Бушотта, облеченный доверием представителей народа в Вилль-Афранши174. Вот первый и последний донос Фабра д'Эглаятина, вот плоды ценных расследований этого беспокойного защитника свободы и этого гражданского шпионажау которым он так долго занимался среди контрреволюционеров и среди друзей республики. Но в кого действительно метят нападки Фабра и его сторонников, в Ронсена, Мазюеля, в Венсана? Нет, это только ложная атака; все свои силы он направляет против правительства; он хочет поразить Комитет общественного спасения, Военное министерство и всех верных агентов правительства. В то время, когда эта, столь сдержанная особа осмелилась впервые сделать публично донос, она думала, что ей удалось наполнить сердца ужасом; она думала, что ей удалось искусно подобрать обстоятельства, из которых она хотела составить свою систему клеветы. Рассмотрим дебаты, происходившие в Конвенте, начнем с тех пор, когда эта сдержанная особа решилась на вспышку, столь противоречащую ее политическому темпераменту; посмотрите, разве не все направлено к этой цели. Если Фабр доносит на Венсана, то он этим утверждает, что очагом заговора является Военное министерство. С каким искусством он поймал момент сообщить Конвенту о том, что в Комитете общественного спасения есть письмо представителя Изабо 175 Бушотту, в котором последний обвиняется в том, что писал ему в непочтительных выражениях! Такой сдержанный политик не разрешил бы себе сделать публично донос, первый, на который он осмелился в своей жизни, если бы он не рассчитывал на своих союзников, которыми он заранее обеспечил себя, и если бы он не рассматривал свой демарш как решительный удар. Но он поучал Фйлиппо, он инспирировал Демулена, он привлек Бур- дона (из Уазы). Кто же были эти заговорщики, которым Фйлиппо при писывал несчастия республики и даже войну в Вандее? Это были Бирон, Бриссо, Дюмурье, Бернонвиль и все заговорщики, обвиненные француз-
Речи 1794 г. 131 ским народом? Нет; но это были Бушотт, Россиньоль, Ронсен, Комитет общественного спасения. Кто те, кого Демулен обвиняет в настоящем положении вещей, которое кажется ему столь плачевным? Бушотт, Венсан, Ронсен, министры и Комитет общественного спасения. Что нужно Фабру и ему подобным? Снисхождения, амнистии. Чего требует Демулен? Снисхождения, амнистии, приостановки действия революционных законов, безнаказанности для аристократии и усыпления патриотизма. Что говорит Бурдон (из Уазы) Конвенту? Надо уничтожить Бушотта, Исполнительный совет и Комитет общественного спасения. Надо было видеть согласие, которое царило во время знаменитого заседания в фримере * среди некоторых мошенников, с целью обмануть Конвент. Начал Лорен Лекуантр, объявляя с ужасом Конвенту об одном большом покушении, совершенном агентом Исполнительного совета, арестовавшим возвращавшегося из Живе курьера. Бурсо 176, честный Бурсо добавляет, что тот же агент в Сен-Жермене потребовал от него представить свой паспорт и не хотел пропустить его дальше, пока не будет визирован его паспорт. «Был же я прав,— вскричал Бурдон,— когда я вам говорил, что Исполнительный совет является чудовищной и отвратительной властью, он хочет соперничать с Национальным конвентом?» Верно то, что уже в четвертый раз в течение четырех дней Бурдон повторяет эту анафему и что он официально требует смещения министров. Шарлье 177 потребовал, чтобы с ними поступили решительно. Филиппо доносит на другого агента, который, как он говорит, задержал какой-то пакет. Он взывал к Фабру д'Эглантину, который, выступив срезкой критикой Военного министерства, заставил издать декрет, признающий Ронсена, Венсана и Майяра 178 контрреволюционерами, и они как таковые были задержаны. Пресавен хочет погубить Эрона, известного патриота, который взял под защиту Вадье 179. Декретировали также, что члены Исполнительного комитета будут призваны к решетке, чтобы удостовериться в негодовании Собрания. Они появились, они оправдались просто и решительно. Не будучи в состоянии осудить их, Бурдон грубо оскорблял их. Ежедневно эта подлая интрига возобновлялась в такой же смехотвор- йой форме. То заставляли появиться перед решеткой какого-нибудь солдата, жаловавшегося на то, что ему не оказали помощи, то какого-то генерала, жаловавшегося на то, что он был отрешен от должности. Бурдон (из Уазы) доносил одновременно на Коммуну, на революционную армию, на Бушотта, на Военное министерство, которое, по его заявлению, было настоящим очагом контрреволюции. * 27 фримера — 17 декабря 1793 г. 9*
132 Максимилиан Робеспьер То министерству вменяли в преступление непреодолимые препятствия, воздвигнутые другими, когда прибыла помощь, назначенная для майнц- ских военнопленных; и Бурдон снова вменял ему в преступление то, что оно слишком хорошо оправдалось по этому поводу. Бурдон обвиняет министерство то за то, что какой-то служащий министерства донес на него в клубе Кордельеров; то за то, что он, Бурдон, поссорился в таверне с этим служащим, то за то, что он плохо пообедал. Какого-то числа... появилась брошюра, где д'Обиньи 180 вскрывает некоторые проступки, в которых обвиняется Бурдон; и вот на другой день, по предложению Бурдона, д'Обиньи был направлен в Революционный трибунал по декрету, принятому по столь пустому предлогу, что, немедленно после этого, Конвент, выяснив дело, поспешил вернуть д'Обиньи. Фплиппо утверждает, что Венсан не оказал ему почтения во время еды, и хочет, чтобы вся нация в его лице сочла себя за это оскорбленной, он требует объявления осады Военного министерства, подобно тому, как Юнона за такое же оскорбление вызвала когда-то осаду Трои181. Во время всех этих инцидентов и несмотря на все усилия недоброжелателей, Комитет общественного спасения предложил, учредил, организовал самую замечательную в Европе мануфактуру по производству оружия. По доносу Бурдона, Монто 182, Филиппо, под предлогом, что эта мануфактура не действует еще в полную силу, надзор за нею поручили новому комитету. Враги республики постоянно нападали на Комитет общественного спасения, хотя и считали своей обязанностью протестовать против этого. Нападали либо на агентов, которыми он пользовался, либо обожествляли тех, кого он через министра смещал, критиковали все его действия и в особенности беспрерывно противодействовали им. Фабр, Бурдон и им подобные доносили одновременно, как на очаг контрреволюции, на Парижскую коммуну, на революционную армию, на Исполнительный совет, на военного министра, на избирательное собрание и на Комитет общественного спасения. Можно подумать, что воскресли Бриссо и его сообщники, во всяком случае у их преемников мы находим тот же язык, тот же дух, ту же систему; изменились только некоторые термины и некоторые формы. В действительности, в этот период патриотов повсюду преследовали, заключали в тюрьмы; федералисты, бриссотиыцы, аристократы подняли знамя Горы и республики для того, чтобы безнаказанно удушить монтаньяров и друзей республики. Филиппо и Бурдоны были их хозяевами; памфлеты Демулена были их евангелием; Фабр д'Эглантин и его сообщники были их оракулами. Кто не знал об их контрреволюционных замыслах, видя одних и тех же людей, преследующих с такой ожесточенностью прежних защитников
Речи 1794 г. 133 свободы и проявляющих столько снисхождения к заговорщикам, столько расположения и слабости к предателям? Кто были их героями? Какой- нибудь Тунк 183, несчастный прохвост, само имя которого нельзя произнести без стыда, человек, обесславленный среди самих прохвостов, человек, покрытый ранами не от вражеского оружия, а от меча правосудия, достойный компаньон оружия и стола прокурора Бур дона; Вестерман, достойный вестник Дюмурье, который, будучи смещен, принял на себя, вопреки законам, командование бригадой в Вандее, кто недавно, несмотря на приказ Комитета общественного спасения, осмелился раздать жителям Вандеи тридцать тысяч ружей для того, чтобы возродить мятеж. Затем, не получив отпуска, вернулся в Париж для того, чтобы вместе с Бурдона- ми, Фабр д'Эглантинами и Филиппо строить козни против правительства; Вестерман был оправдан в глазах последних за все преступления какими- то частичными успехами в Вандее, с редким бесстыдством преувеличенными им самим, но был смещен Комитетом общественного спасения как опасный и преступный интриган. Таков тот человек, которого эти суровые республиканцы заставили привести к решетке как нового Дюмурье, чтобы увенчать его руками самого Национального конвента. То, чего Конвент, с тех пор как в нем господствуют принципы, не делал для генералов, одержавших победу в Тулоне, на берегах Рейна и Мозеля, для тех, кто командовал армиями, победившими мятежников Вандеи, они не постыдились сделать для этого смехотворного фанфарона, для этого преступного и подлого интригана. Кто-то имел бесстыдство требовать от Национального конвента издания декрета о том, что Вестерман заслужил благодарность отечества; в его пользу заставили умолкнуть закон; заставили декретировать, что, хотя он смещен с должности, правительству запрещается лишать его свободы. Это все те же люди, которые с такой нежностью приняли наглых жен лионских заговорщиков, люди, которые приходили перед решеткой оскорблять патриотов Горы и угрожать им, победителям федерализма и королевской власти; это все те же люди, которые, не довольствуясь изгнанием революционной армии и,ее начальников, посланных в Лион для подавления этого мятежного города, клеветали на бесстрашных представителей народа, выполнявших против него спасительные декреты Национального конвента. Это все те же люди, тайно поощрявшие буржуазную аристократию снова проявить контрреволюционную смелость, которую ей внушала жирондистская клика; это все те же люди, которые, желая повернуть революцию вспять и ослабить все важнейшие мероприятия, благодаря которым республика была вырвана из рук изменников, вызвали жалость Конвента к родственникам заговорщиков, сделали их кредиторами республики, поставив их этой неслыханной привилегией в один ряд со вдовами и детьми генералов — защитников отечества. Что я говорю! они отно-
Ï34 Максимилиан Робеспьер сились к ним с значительно большей благосклонностью и великодушием. Сигнал о преследовании, который изменники донесли вплоть до самой вершины Горы, вскоре был услышан во всей республике; в это самое время повсюду стали преследовать патриотов. Заговорщики думали, что они уже достигли цели. Казалось доказанным, что ни один уважаемый человек не может безнаказанно служить делу свободы и что энергичным патриотам, которые на миг восторжествовали, не остается ничего более, как уступить поле битвы аристократам и мошенникам. Но главной их целью была дезорганизация правительства. Бурдон превзошел самого себя в крайне революционной речи, в которой он доказывал, что правительство в дальнейшем не должно делать никакого расхода без формального на то декрета Конвента. Ничего более патриотического, чем эта речь, еще не было произнесено. Начал он выпадами против королевской власти и против покойного двора и весьма удачно развил в этой речи великие принципы свободы. В ней прославлялись народ, Конвент, революции 10 августа и 31 мая и всеми средствами пытались польстить самолюбию слушателей. Но заканчивалась речь призывом к новой организации правительства и к тому, чтобы оно временно не могло пользоваться каким-нибудь фондом из государственного казначейства без предварительного на то декрета. Эти положения были с энтузиазмом приняты, ибо умы были подготовлены к ним. С этого момента удовлетворение нужд учреждений было приостановлено таким очевидным образом, что сразу же посыпались со всех сторон жалобы, а снабжение армии совсем приостановилось бы, если бы Комитет общественного спасения для сохранения республики не решился бы нарушить декрет. Это был весьма искусный прием и он также был делом Фабра д'Эглантина. Этот великий учитель взял даже на себя труд составить прекрасную речь, которую Бурдон прочел с трибуны, настолько предмет ее казался ему важным; таков уж характер его политики, он больше любит заставлять других действовать, чем действовать самому. Фабр, быть может, является в республике человеком, лучше всех знающим, какую пружину надо нажать, чтобы сообщить нужное движение разным политическим машинам, которыми интрига может располагать. Механик не размещает более искусно колеса машины, которую он хочет построить, чем этот мастер интриг размещает характеры и страсти, способствующие выполнению его интриг. Никто лучше его не умеет заставить способствовать выполнению его плана интриги силу и слабость, активность и лень, апатию и беспокойство, смелость и страх, порок и добродетель. Никто лучше не владел искусством сообщать другим, без их ведома, свои собственные идеи и свои собственные чувства; бросать заранее и как
Речи 1794 г. 135 бы без намерения в умы идеи, применение которых он оставлял для другого времени, и которые, казалось, сами собой связывались с другими обстоятельствами, подготовленными им таким образом, что будто бы не он, а факты, разум убеждали того, кого он хотел обмануть,— слабого п гордого своими талантами патриота. По его вине апатичный и спесивый патриот, любящий одновременно покой и известность, втянулся в какую-то презренную бездеятельность или заблудился в лабиринте ложной и трусливой политики; по его вине пылкого и беспокойного патриота толкали на опрометчивые поступки; по его вине непоследовательный и робкий патриот становится смелым от страха и контрреволюционером по слабости. Надменный глупец стремится к мести или к известности путем измены или безумия. Жулик, снедаемый угрызениями совести, пытается укрыться от своего преступления в руинах республики. Фабр в принципе считал, что страх является одной из главных движущих сил человеческих поступков; он знал, что страх часто диктовал преступные декреты в предшествующих Собраниях; он знал, как успешно жирондистская клика часто взывала к нему; он хотел воздвигнуть страху храм на самой Горе. Он стал убеждать представителей французского народа, победителей королевской власти и федерализма, что им следует бояться могущества какого-то служащего; он хотел устрашить Гору Бушоттом, Анрионом 184, Ронсеном, подобно тому, как Бриссо внушал страх перед Горой остальной части Конвента. Существование нескольких интриганов послужило для него предлогом назвать интриганами всех мучеников свободы. По его вине какие-нибудь неблагоразумные разговоры, мнения, продиктованные невежеством или тщеславием, превращаются в большой заговор; он относит к этой системе не имеющие значения обстоятельства, разрозненные факты. Он постоянно имел вид человека, напуганного призраком, созданным им же самим для того, чтобы приводить в ужас весь Конвент и сделать его слабым из-за его гордости и несправедливым из-за слабости. Каков был результат этих тайных маневров? Раздоры среди защитников республики, деградация национального представительства, моральное разложение Конвента, унижение республиканского правительства, упадок духа у всех патриотов, несущих на .себе тяжесть его, торжество плутовства, интриги и тирании. Так, подобно великолепному с виду плоду, скрыто пожираемому невидимым червем, республика, тайно подрываемая разъедающим ее червем интриги, приходила в упадок, несмотря на блестящие успехи, и гибла, так сказать, среди победы. Нет сомнения, что существуют интриги, существуют клики иностранцев и мошенников — борясь друг с другом, они согласны в существенных пунктах, означающих гибель республики и патриотов. Иногда они
136 Максимилиан Робеспьер идут под знаменами разных цветов и разными путями, но двигаются они к одной цели. Люди, которых видели борющимися на трибунах, как борцов на арене, пришли к соглашению по двум существенным пунктам — о прекращении работы Конвента и о роспуске существующего правительства. Эбер и Демулен, Фабр и Проли, Клоотс и Бурдон, Лакруа и Монто, Филиппо и... поочередно2 то клеветали на Комитет общественного спасения, то пытались обласкать его. Второстепенные интриганы, часто даже обманутые патриоты, становятся под знамена разных вожаков заговора, объединенных общими интересами и жертвующими всеми партиями во имя своего честолюбия или во имя тиранов. Все негодяи, даже когда они воюют друг с другом, меньше ненавидят одни других, чем честных людей, они всегда сплачиваются против общего врага, которым является для них добродетель и истина. Разбойники дерутся из-за дележа кровавой добычи, но они объединяются для того, чтобы перерезать ей горло. Как только они видят новую жертву, они спешат вместе удавить ее. Добычей всех тиранов и всех жуликов является родина. Вы, как будто, находитесь теперь между двумя кликами: одна проповедует ярость, другая — милосердие; одна советует проявить слабость, другая — безумие; одна хочет подорвать храм свободы, другая хочет опрокинуть его одним ударом; одна хочет обратить свободу в вакханку, другая — в проститутку; одна хочет унести нас в зону жаркого пояса, другая — в зону холодного пояса, но обратите внимание на то, что ни одна из них ничего не хочет знать о смелости, о величии души, о разуме и справедливости. Довольно трудно узнать лиц, принадлежащих к той или другой клике, не стоит даже труда различать их. Важно лишь оценить их по их целям и по результатам их действий, а в этом отношении вы убедитесь, что обе клики сближаются и смешиваются. Умеренные и лжереволюционеры — это сообщники, которые притворяются, что они ссорятся, для того, чтобы легче совершить, свое преступление. Название ультрареволюционер, данное этим презренным злодеям, которых тирания подкупает для того, чтобы пародировать нашу благородную революцию и наделить ее гибельными или нелепыми крайностями, это название скорее соответствует их духу, но не отличается точностью. Важно изменить его для того, чтобы исправить ложные представления, которые оно может распространить. Лжереволюционер чаще бывает по эту сторону революции, а не по ту; умеренный или ярый, в зависимости от интересов контрреволюции и приказов тирании, он утрирует революционные меры, если ему не удается помешать проведению их; он наводит ужас на невинных, но...
Речи 1794 г. 137 О ДЕЛЕ ШАБО. Речь в Конвенте 16 марта 1794 г.— 26 вантоза II года республики 185 Как и Билло-Варенн, я должен выразить свое удивление по поводу того, что докладчик плохо уловил дух, в котором он должен был сделать доклад; я удивлен тому, что он забыл самый важный вопрос — разоблачить перед всей вселенной систему диффамации, принятой тиранией против свободы и являющейся преступлением против добродетели. Да, надо открыто сказать здесь: преступления некоторых наших коллег — это дело иностранцев; но главный плод, который они собирались сорвать,—- это не гибель этих лиц, а гибель французской республики; она произошла бы, если бы у народа отняли доверие к своим представителям. На все то, что сейчас произошло, можно сделать одно, не допускающее возражений, замечание, и я вам изложу его. Я призываю тиранов всей земли сравнить себя с представителями французского народа; я призываю к этому человека, имя которого слишком часто оскверняло эти стены и которого я воздержусь назвать; я призываю к этому парламент Англии, причастный к преступлениям против свободы, министра 186, на которого я вам указывал и который в этот момент вместе со всеми нашими врагами пристально смотрит на Францию, чтобы увидеть, каковы будут результаты ужасной системы, направленной против нас. Знаете ли вы, какое различие существует между всеми ними и представителями французского народа? То, что этот знаменитый парламент полностью развращен, а мы насчитываем в Национальном конвенте только несколько лиц, задетых коррупцией; то, что перед лицом британской нации члены парламента похваляются торговлей своим мнением и отдают его тому, кто больше предлагает, а мы, когда раскрываем среди нас изменника или подкупленного человека, мы посылаем его на эшафот. {Горячие аплодисменты,) Я утверждаю и каждый разумный и справедливый человек будет утверждать то же самое, в какой бы стране он ни жил, даже если он имеет несчастье жить под гнетом объединившихся в коалицию против нас тиранов, что эта коалиция дает право Национальному конвенту на славу. Да, она подтверждает, что с нашим существованием связана судьба народов, поскольку тираны объединяют все свои усилия для того, чтобы подавить нас; поскольку мы поддерживаем народы с достоинством, приличествующим уполномоченным великого народа; поскольку, наконец, наше существование является наградой героической смелости, с какой мы отбрасываем тиранов. Коррупция нескольких лиц по контрасту подчеркивает общественную доблесть этого высочайшего Собрания. (Горячие аплодисменты.)
138 Максимилиан Робеспьер В какой еще стране можно видеть, чтобы народ, облеченный суверенной властью, обратил против себя меч закона? В какой еще стране видели могущественный сенат, который искал бы в своей среде тех, кто предал общее дело и послал бы их под меч закона? Кто еще показал миру такое зрелище? Вы, граждане! (В зале раздался гром аплодисментов.) Вот, граждане, ответ, который я даю от вашего имени всем тиранам на земле; вот ответ, который вы дадите на манифест ваших врагов, этпх людей, покрытых преступлениями, которые посмели бы на основании того факта, что в Конвенте оказалось несколько развращенных людей, видеть возможность уничтожения всего Национального конвента. Я вынужден с гог/ечью сказать, что доклад, который вам сделали, должен был включить соображения, представленные мною сейчас, и тогда, быть может, его лучше бы поняли. Так как мы должны при всех обстоятельствах жертвовать всем личным общественному делу, я поддерживаю дополнение Билло-Варенна о том, чтобы доклад Амара не был сдан в печать до тех пор, пока он не будет пересмотрен. (Аплодируют.) ПРОТИВ КЛЕВЕТНИЧЕСКИХ НАПАДОК НА КОМИТЕТ ОБЩЕСТВЕННОГО СПАСЕНИЯ. Речь в Конвенте 20 марта 1794 г.— 30 вантоза II года республики 187 Я не буду говорить вам об Эроне. Вы видели, что все, что приводилось против него, было опровергнуто серьезными показаниями и достоверными фактами. Я удовольствуюсь добавлением к сказанному, что Комитеты общественного спасения и общественной безопасности осведомлялись у общественного обвинителя о том, есть ли какие-либо сведения, говорящие против Эрона. Он ответил, что до него такие сведения не дошли. Вы видите, следовательно, в том, что произошло, печальный пример усилий, которые недоброжелательство беспрерывно употребляет, чтобы ввести Конвент в заблуждение. На это-то главным образом я и хочу обратить ваше внимание. Когда Комитеты, опираясь на вашу власть, раскрыли, разоблачили и привели в замешательство клику, угрожавшую свободе, они ясно увидели, что, укрывшись под маской, эта клика подвергала свободу большим опасностям. Они предвидели, что аристократия и другие клики, ибо глупо было бы думать, что в период революции в республике существовала бы толька одна клика, они предвидели, говорю я, что клики предотвратят удары, которые мы нанесем одной из них, стремящейся истребить патриотов, отказывающихся стать на их сторону и желающих следовать дальше под знаменем республики и Конвента. Комитеты от вашего имени обеща-
Речи 1794 г. 139 ли народу подавить всех заговорщиков; они не допустят, чтобы меч тирании коснулся хотя бы одного патриота. (Горячие аплодисменты.) Они обещали сохранить друзей свободы, они обещали, что никто не будет встревожен, за исключением тех, чьи преступные замыслы послужат кликам, каким бы нп было их название, под какой бы формой они ни скрывались. (Новые аплодисменты.) Усердию Комитетов ставили тысячу препятствий; хотели направить правосудие по ложному пути и заставить его быстро принимать решения; посмели создать преступный проект втянуть в судебную процедуру патриотов, чистота и энергия которых страшат клику, известную теперь народу и всем нам. Для того, чтобы совершить это преступление, надо было постепенно лишить Комитеты и Революционный трибунал сведений о заговоре. Для этого надо было распространить в Национальном конвенте предательские инсинуации и ложные идеи, чтобы обмануть его по поводу природы и авторов заговора. Хотели установить власти двух родов и следовать плану, успех которого зависел от единства действий. Для этого надеялись оклеветать самых чистых людей, сделать их подозрительными, лишить их общественного доверия, вырвать у Конвента декреты. Не зная фактов, Конвент тут же примет их по предложению какого-нибудь члена, который встревожит его угрозой химерических опасностей. Поэтому судебная процедура не будет иметь того достоверного и единообразного характера, который она должна иметь. Так как заговорщики скрылись под маской патриотизма, они сочли легким делом погубить искренних защитников свободы, включив их в группу этих лжепатриотов. Только вчера еще один член Конвента ворвался в Комитет и с яростью, которую трудно передать, потребовал смерти трех человек. (Чувство негодования охватило Собрание.) Эта система клеветы проводится страшным способом и доходит до жестокости; правда, что, как говорят, мы зажаты между двумя преступлениями; верно то, что одна клика, которая хотела разрушить отечество, почти издыхает, но другая еще не побита, она хочет найти в падении первой своего рода победу и при всем этом республика совершенно не принимается в расчет. Может казаться, что народная кровь проливается только для нескольких заговорщиков, что чудеса добродетели народа сверкают только для торжества нескольких мошенников. Нет, мы обрекли себя на ярость самых опасных клик, мы преодолели все представлявшиеся нам опасности не для того, чтобы обеспечить безнаказанность виновным; не для того, чтобы служить проектам нескольких честолюбцев, подкупленных иностранцами; не для того, чтобы оставить преступлению наследие добродетели. Борясь с безрассудством, вооруженным мечом патриотизма, мы согласились умереть за родину, если это надо, только бы мы сумели поднять край завесы, покрывающей бездну, в которую хотели ее увлечь.
140 Максимилиан Робеспьер И что же! Мы проявили это мужество против всех клик республики и мы не дадим себе отдыха до тех пор, пока она не будет укреплена. (Горячие аплодисменты.) Если влияние любви к родине, если права французского народа в этот момент не восторжествуют над всеми кликами, вы упустите прекрасный случай, какой проведение представило вам для укрепления свободы. Клика, пережившая другую, объединит ее членов, которым удалось уйти от меча законов. Зажатые, как и вы, между двумя преступлениями, я не знаю, не будем ли мы задушены; но если это случится, если доблесть Конвента не настолько сильна, чтобы восторжествовать над его врагами, для нас большим счастьем будет умереть, освободиться от слишком длительного и слишком печального зрелища низости и преступления, которые в течение трех лет происходили на сцене революции и которыми старались стереть блеск республиканских добродетелей. Но если Конвент будет завтра и послезавтра тем, чем он есть в течение нескольких месяцев; если он решил, что народ, справедливость, разум одержат победу... {«Да, да!» — вскричали со всех сторон.— Горячие аплодисменты) ; если таково постоянное намерение Конвента; если он хочет получить пальму славы, которая ему предложена; если мы хотим все, выполнив свою миссию, испытать счастье чувствительных душ, состоящее в использовании добытых нами благ, увидеть великий народ поднявшимся до своих высоких судеб и наслаждающимся счастьем, которое мы ему подготовили, я говорю, что, если Конвент, освободившись от предубеждения и от слабости, хочет опрокинуть сильной рукой одну клику за другой, отечество спасено! (Новые аплодисменты.) Результатом того, о чем я сейчас говорил, является доклад о декрете, которого незаконно добились в Конвенте. О КЛИКАХ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 21 марта 1794 г.— 1 жерминаля II года республики 188 Республика поставлена между щеголями, аристократами и кликой, представление о которой могут дать Эбер и его соучастники. Щеголи не хотят, чтоб изменники были наказаны; те, кто являются патриотами на манер Проли, нападают на аристократов; но вместе с ними они хотят погубить патриотов, чтобы господствовать после полной их гибели; а патриоты скоро станут их жертвами, если мы не разовьем энергию, способную устрашить и свалить наших врагов.
Речи 1794 г. 141 В Коммюн-Афранши друзья Шалье 189 и Гайяра, этого несчастного патриота, с отчаяния заколовшего себя, потому что в момент, когда, казалось, все было спокойно, он предвидел несчастья, которые должны были обрушиться на родину, друзья этих двух друзей свободы в данный момент высланы. Я видел письма некоторых из тех, кому удалось избегнуть тюрьмы и прийти умолять Конвент о помощи. Они выражают такое же отчаяние, как и Гайяр, и если им в самое ближайшее время не будет оказана помощь в их беде, они найдут успокоение тем же способом, что Катон 190 и Гайяр. Иностранные государства подкупают среди нас клику умеренных и клику изменников, которые под маской чрезмерного патриотизма хотели истребить патриотов. Иностранным государствам безразлично, какая из этих двух клик победит. Если это будет клика Эбера, Конвент будет низвергнут, патриоты будут перебиты, Франция снова впадет в хаос, тирания будет удовлетворена. Если это будут умеренные, Конвент потеряет свою энергию, преступления аристократов не будут наказаны и тираны восторжествуют. Иностранные государства покровительствуют всем кликам, не связывая себя ни с одной. Что им, если Эбер искупит свою измену на эшафоте, когда после него найдутся другие злодеи, которые хотят погубить республику и убить всех, кто постоянно боролся против предателей и тиранов! Все эти злодеи, объединившиеся с иностранными государствами, ни во что не ставят республику; она для них только предмет грабежа. Народ в их глазах — презренное стадо, которое, как они считают, должно быть привязано к их колеснице и вести их к изобилию и богатству. В каждой революции народ побеждает, потому что он не сдается, а они прячутся. Но как только народ возвращается к своим очагам, мятежники вновь появляются и тотчас народ снова попадает в то же бедственное состояние, из которого он вышел. Вы видели, как Лафайеты, Петионы, Дюмурье придумывали ужасный план уморить народ голодом и поработить его. Эти чудовища пали. После них возникла новая мятежная группа, которая хотела осуществить тот же заговор. И после этой клики появится другая, которая поставит себе ту же цель, если Конвент будет медлить с разгромом всех клик. Надо, наконец, направить все на пользу народу и общим интересам. Пусть те, кто объединяются для того, чтобы остановить ход революции, падут от меча закона. Если все те, кто строит планы против республики, если преемники Бриссо не подвергнутся той же судьбе, что и он, приготовьтесь к самым большим несчастьям. Вы увидите, как мошенники проникнут в армии, как некоторые государственные служащие объединятся с ними так, как когда-то они объединялись с другими: мир с сегодняшнего дня станет только мимолетным, армии будут побиты, женщины и дети зарезаны. (Ужас охватил собрание.) Держу пари с кем угод-
142 Максимилиан Робеспьер но, кто докажет неправильность этих ужасных истин. Если последняя клика не погибнет завтра, не погибнет сегодня, армии будут побиты, ваши жены и ваши дети будут зарезаны, республика будет растерзана в куски, Париж будет уморен голодом, вы сами падете под ударами ваших врагов и после вас потомство останется под игом тирании. Но я заявляю, что Конвент полон решимости спасти народ, уничтожив одновременно все клики, угрожающие свободе. ЗАМЕТКИ ПРОТИВ ДАНТОНИСТОВ 191 1. В течение нескольких лет 2. Выбросить 3. Исправить 4. Убавить 5. Рассмотреть 6. Неверно 7. Объяснить 8. Объяснить 9. Они опасны 10. Дантон хорошо себя показал. Посольство Фабра у Дюмурье. В своих письмах Дюмурье хвалит брата Фабра. 11. Поездка Шометта в Ньевр, где началась религиозная интрига. Общество в Мулене в наглом адресе критикует декрет Конвента о свободе культов и превозносит принципы Эбера и Шометта. Фабр тоже проявил себя в религиозной 'интриге; он спровоцировал предложение о почтении к первым актам по этому вопросу и выступал против этой системы в разговоре с патриотами. 12. Все оказались виновными во всех этих преступлениях сразу. План Фабра и его сообщников состоял в захвате власти и подавлении аристократией свободы для того, чтобы дать Франции тирана. Была одна клика, которую Фабр прекрасно знал. Это была клика Эбера, Проли, Ронсена. Эта клика была опорой, которую Фабр хотел дать Придерживаясь принципа публикации всех включенных в данное издание произведений Робеспьера полностью, без купюр. Редакция печатает и эти «Зметки против дантонистов» в той виде, как они были опубликованы в свое время Альбером Матьезом (см.: A. Mathiez. Etudes sur Robespierre. Paris, 1958, p. 121—156; первое издание —1918 г.). Читателям следует иметь в виду, что эти «Заметки» представляют собой черновые записи, не предназначенные для печати; этим объясняется и их фрагментарность. Однако, ввиду их важности для понимания взглядов Робеспьера весной 1794 г. и для истории революции в целом, Редакция сочла необходимым включить и эти черновые документы в состав «Избранных произведений» М. Робеспьера.— Редакция.
Заметки против дантонистов 1794 г. 143 своей клике; поднимая знамя самого пылкого патриотизма, она в то же время нападала на него. Таким образом Фабр надеялся подорвать доверие к патриотизму, приостановить революционные меры и толкнуть деятельность Конвента в противоположном направлении, вплоть до модеран- тизма и аристократии. Так как главари этой клики смешивались с пылкими патриотами, нанося им в то же время удары, он поставил себе целью подавить одним ударом патриотов, в особенности тех, которых подозревали в сношениях с этими главарями, и тех, кто выполнял общественные функции, имеющие значение для успеха революции. Между тем Фабр не разоблачал заговор энергично, он слегка нападал на нескольких лиц; не раскрывая всю клику, он не нападал на них первый и не наносил им сильных ударов; он больше любил выдвигать вперед несколько человек, которых и заставлял действовать. Заговорщик не может раскрыть глубину заговора, не разоблачив самого себя. Его репутация была столь гнусной и его преступления столь известны, что он подвергся бы сокрушительным возражениям со стороны его противников, если бы он стал беспощадно бороться с ними и если бы он не пытался присоединить их сторонников к своей собственной клике. Надо думать, что он был с ними не в таких плохих отношениях, как он хотел показать; ведь он нападал на них так, чтоб поднять доверие к ним. Против заговорщиков он приводил только лишь неопределенные и мелкие факты, в то время как мог обвинить их в преступлениях. Они пользовались репутацией патриотов, а он неожиданно добился их ареста слабо мотивированным декретом, который, казалось, был продиктован страстью и дискредитирован репутацией тех, кто потребовал его издания. Казалось, что заключенные были пылкими патриотами, притесняемыми интриганами, подымавшими флаг модерантизма. Можно ли было лучше служить заговорщикам накануне совершения их покушений? Было обещано представить против них факты. Комитет общественной безопасности около двух месяцев напрасно ждал их. Когда же Комитет сделал свой доклад, Фабр, казалось, отрекся от своего доноса. Дантон оправдывал заговорщиков, сохранив за собою право проявить ту же снисходительность к их противникам, т. е. к Шабо и его сообщникам и, в частности, к его другу Фабру. В действительности Фабр имел непосредственно в виду не заговорщиков, вместе со своими сторонниками он хотел захватить истинных патриотов и Комитет общественного спасения. Они не переставали клеветать на Паша и Анрио 192; они интриговали, произносили громовые речи главным- образом против Комитета общест-
144 Максимилиан Робеспьер венного спасения. Писания Демулена, писания Филиппо были направлены к этой цели; начиная с месяца 193..., по-видимому, подготовляли уничтожение Комитета; было предложено и было принято декретировать его обновление 194. Имена главарей клики вошли в список, который должен был изменить его состав. Конвент отменил свой декрет — продолжали препятствовать действиям Комитета, клеветать на него. Его заранее обвиняли во всех несчастливых обстоятельствах, каких ожидали. Все враги свободы распустили слух о том, что Комитет хотел сдать Тулон и покинуть департаменты, расположенные за рекой Дюранс; и эта клевета распространялась во всем Конвенте. Только лишь победы в Тулоне, Вандее и на Рейне защитили Комитет; но клика продолжала подготовлять в тиши свою систему интриг и наветов и роспуск правительства. Остервенение, с каким стремились распустить правительство в момент его успехов, поспешность, с какой хотели захватить власть, имели целью победу аристократии и возрождение тирании. В то самое время, в которое нападали на Комитет, распространяли эти писания против свободы, в которых требовали оправдания контрреволюционеров, проповедовали доктрину самого предательского фельянтизма, Фабр стоял во главе этой системы контрреволюции; он инспирировал Демулена; само название этой брошюры было предназначено для примирения общественного мнения с главарями этой когорты, скрывавшей свои планы под названием Старый кордельер, под именами ветеранов революции. Дантон, в качестве председателя Старого кордельера, редактировал корректуру его номеров, с его согласия вносили в них исправления. Его влияние и его руку узнавали в писаниях Филиппо и даже Бурдона. Обеды, тайные сборища, где они председательствовали, были посвящены распространению принципов контрреволюции и подготовке торжества интриги. В это же время принимали перед решеткой вдов лионских заговорщиков, заставляли декретировать пенсии для вдов контрреволюционеров, казненных мечом правосудия, добивались декретов, освобождавших заговорщиков от несения наказания за их преступления, и стремились сплотить вокруг себя богатых и аристократию. Что еще могли сделать заговорщики при этих обстоятельствах? Те, кто делали такие попытки в это время, в более благоприятных развитию их системы обстоятельствах, действовали бы и говорили бы открыто, подобно Лафайету. Они виновны в стремлении путем интриг разрушить республиканское правительство и приостановить революционные меры. Камилл Демулен, по причине изменчивости его воображения и по причине его тщеславия, был способен стать слепо преданным приверженцем Фабра и Дантона. Таким путем они толкнули его к преступлению; но они привязали его к себе только ложным патриотизмом, который они напу-
Заметки против дантонистов 1794 г. 145 стили на себя. Демулен проявил прямоту и республиканизм, пылко порицая в своей газете Мирабо, Лафайета, Барнава и Ламета в то время, когда они были могущественными и известными, и после того, как он раньше искренне хвалил их. Дантон и Фабр были тесно связаны с Лафайетом и с Ламетами; Дантон был весьма обязан Мирабо: тот оплатил за Дантона его пост адвоката при совете; уверяют даже, что этот пост был дважды оплачен. Факт внесения платежа легко доказать. Друзья Мирабо открыто похвалялись, что они закрыли рот Дантону; и пока Мирабо жил, Дантон оставался нем. Я вспоминаю случай, которому я в то время не придавал значения. В первые месяцы революции, как-то во время обеда с Дантоном, он упрек- пул меня в том, что я порчу доброе дело, устраняясь от линии, которой держатся Барнав и Ламеты, которые уже тогда начали отклоняться от принципов народного дела. В то время, когда появились номера Старого кордельера, отец Демуле- на выразил ему свое удовлетворение и нежно обнял его. Присутствовавший при этой сцене Фабр заплакал, и удивленный Демулен не сомневался более в том, что у Фабра чудесное сердце, а следовательно, он патриот. Дантон пытался подражать таланту Фабра, но безуспешно, как это доказывают беспомощные и смешные усилия, которые он употребил для того, чтобы заплакать сперва на трибуне в Якобинском клубе и затем у меня. Одна черта Дантона показывает его неблагодарную и черную душу: он открыто превозносил последние произведения Демулена. Он посмел потребовать в Якобинском клубе свободы печати для них, в то время, когда я предложил для них честь быть сожженными. Во время последнего визита, о котором я говорю, он с презрением говорил со мной о Демулене. Он приписывал отклонения Демулена частному и постыдному пороку, но совершенно чуждому революции. Леньело был свидетелем этого разговора. Сдержанность Леньело показалась мне подозрительной; он упорно хранил молчание. Этот человек195 в принципе сам разбивал орудия, которыми пользовался. Они дискредитированы. Он никогда не защищал ни одного патриота, никогда не нападал ни на одного заговорщика, но в последнем избирательном собрании произнес панегирик Фабру; он утверждал, что связи Фабра с аристократами и его длительные исчезновения с революционного горизонта были согласованы между ними и являлись шпионажем с целью узнать секреты аристократии. 10 Зак J* 1992
146 Максимилиан Робеспьер В течение своего кратковременного министерства Дантон подарил Фабру, которого избрал своим хранителем печати и своим личным секретарем, крупные суммы из государственного казначейства. Он выдал ему самому 10 000 франков. Я слышал его признания о жульничествах и кражах Фабра, как, например, кражу обуви, принадлежавшей армии, склады которой были в ведении Фабра. Он не дал Адриену Дюпору убежища, как сказано в докладе, но Адриен Дюпор, который 10 августа согласовал с двором резню народа, будучи арестован и заключен довольно долго в тюрьмах Мелена, был освобожден по приказу министра юстиции Дантона. Шарль Ламет, заключенный в тюрьму в Гавре, также был освобожден, не знаю каким образом. Дантон открыто отклонял все предложения, которые я ему делал об уничтожении заговора и о том, чтобы помешать Бриссо снова возобновить козни, под предлогом, что следует заниматься только войной. В сентябре он послал Фабра послом к Дюмурье. Он утверждал, что целью его миссии было примирить Дюмурье и Келлермана 196, которые, по его предположению, поссорились. А Дюмурье и Келлерман в своих письмах Национальному конвенту всегда говорили о своей тесной дружбе. Когда Дюмурье появился перед решеткой, он назвал Келлермана своим близким другом, а результатом этого союза было спасение короля прусского и его армии. И как мог быть Фабр посредником для двух надменных генералов, считавших себя творцами судеб Франции! Напрасно с тех пор жаловались Дантону и Фабру на жирондистскую фракцию: они утверждали, что никакой фракции не было и что все эти жалобы были результатом тщеславия и личной злобы. В то же время у Петиона, когда я объяснял планы Бриссо, Фабр и Дантон присоединились к Петиону, уверяя в невинности своих намерений. Когда я представил Дантону систему клеветы Ролана *и бриссотинцев, распространяемую всеми общественными газетами, Дантон мне ответил: «Что за важность! Общественное мнение это шлюха, потомство это глупость!» Слово добродетель вызывало смех Дантона; нет более прочной добродетели, говорил он шутя, чем добродетель, которую он проявлял каждую ночь со своей женой. Как мог человек, которому всякая моральная идея чужда, быть защитником свободы? Другим правилом Дантона было то, что надо пользоваться мошенниками. И действительно он был окружен самыми гнусными интриганами. Он проповедовал такую терпимость к пороку, что она должна была при-
Заметки против дантонистов 1794 г. 147 влечь к нему столько сторонников, сколько существует развращенных людей на свете. Он сам раскрыл секрет своей политики замечательными словами: «То, что делает наше дело слабым,— говорил он истинному патриоту, чувства которого он будто бы разделял,— это суровость наших принципов, пугающая многих людей». Не следует забывать чаепития у Робера, на которых Орлеан 197 сам приготовлял пунш, на которых присутствовали Дантон и Вимпфен 198. Туда стремились привлечь возможно большее число депутатов Горы для того, чтобы совратить их или скомпрометировать. Во время избирательного собрания я изо всех своих сил противился выставлять имя д'Орлеана, я напрасно хотел внушить свое мнение Дантону; он отвечал мне, что имя какого-нибудь принца крови сделает Национальный конвент более внушительным в глазах королей Европы, в особенности если оно будет названо последним депутатом. Я ответил, что гораздо важнее будет, если его назовут лишь последним заместителем. Я его не убедил; доктрина Фабра д'Эглантина это была та же доктрина его хозяина или ученика, не знаю хорошо, чья именно. Шабо голосовал за д'Орлеана. Я тихонько выразил ему свое удивление и огорчение, но он громко воскликнул, что его мнение свободно. Можно было заметить растерянность Фабра д'Эглантина и многих других, когда я серьезно внес предложение изгнать Бурбонов, которых вожаки правых с таким искусством выдвинули вперед, и то согласие, с которым бриссотинцы и интриганы Горы отвергли это предложение. Это противоречие легко объяснимо. Предложение, внесенное правыми, популяризовало д'Орлеана и потерпело неудачу из-за сопротивления Горы,, обманутой этой вероломной игрой; внесенное монтаньяром, это предложение разоблачало д'Орлеана и погубило бы его, если бы правые самк не'воспротивились ему. Я внес предложение незадолго до того времени, когда заговор д'Орлеана и Дюмурье должен был разразиться и действительно разразился 199. В то время бриссотинцы продолжали обманывать Конвент, и общественное негодование прекратилось после того, как взяли под охрану жандарма д'Орлеана и Силлери, которые сами смеялись над этой комедией, давшей им предлог говорить с трибуны языком Брута. Тогда-то Дантон и Фабр не только не разоблачили эти преступные маневры, но соглашались со всеми намерениями своих вождей. Прибавьте к этому раскрытие измены в Бельгии. Рассмотрите все политическое поведение Дантона, и вы увидите, что- репутация гражданской доблести, которую ему приписывали, была делом: 10*
148 Максимилиан Робеспьер интриги и что не было ни одной преступной против свободы меры, которую он не принял бы. В первые дни революции он угрожал Двору и произносил пылкие речи в Клубе кордельеров, но вскоре он связался с Ламетами и договаривался с ними. Он дал Мирабо возможность совратить его и показал себя перед наблюдателями врагом суровых принципов. Вплоть до резни на Марсовом поле, о Дантоне более ничего не было слышно; в Якобинском клубе он поддержал предложение Лакло200, которое явилось предлогом этого бедствия и которому я противился. Его называли вместе с Бриссо составителем петиции. Две тысячи безоружных патриотов были убиты сателлитами Лафайета. Другие были брошены в тюрьму. Дантон удалился на родину в Арси-сюр-Об, где жил спокойно в течение нескольких месяцев. Признаком соучастия Бриссо в резне на Марсовом поле считали то, что после этого дня он продолжал мирно разгуливать по Парижу; но разве менее удивительным было спокойствие, которым наслаждался Дантон в Арси-сюр-Об? Разве там труднее было бы добраться до него, чем в Париже, если бы он в то время был объектом ненависти и ужаса для тиранов? Патриоты долго вспоминали об этом трусливом удалении от общественного дела и затем отмечали, что во все критические моменты он удалялся от дел. Во все время существования Законодательного собрания он хранил молчание. В период тяжелой борьбы якобинцев против Бриссо и жирондистской партии он оставался нейтральным. Сначала он склонялся к их предложению — объявление войны. А затем под давлением упреков со стороны патриотов, доверие которых он узурпировал и не хотел терять, он как будто вымолвил слово в мою защиту, заявив, что внимательно следит за обеими партиями, и погрузился в молчание. В то время, когда он видел, что я остался один, подвергаясь клевете и преследованиям этой всемогущей клики, он сказал своим друзьям: «Если он хочет погубить себя, пусть погибает, а нам вовсе незачем разделять его судьбу». Лежандр сам передал мне эти слова, которые он слышал. Когда Двор замышлял заговор против народа, а патриоты против Двора, в то время, когда продолжались движения, подготовившие день 10 августа, Дантон находился в Арси-сюр-Об; патриоты отчаялись увидеть его вновь. Однако под давлением их упреков, он был вынужден показаться и прибыл накануне 10 августа; и в эту роковую ночь он хотел было лечь спать, но окружавшие его лица заставили его отправиться в свою секцию, где собрался Марсельский батальон. Там Дантон энергично выступал: вое-
Заметки против дантонистов 1794 г. 149 стание уже было решенным и неизбежным. В это время Фабр вел переговоры с Двором. Дантон и Фабр утверждали, что последний оставался там только для того, чтобы обмануть Двор. Я отметил несколько фактов из его недолгого министерства. Каково было его поведение в период Конвента? Марат был обвинен вождями клики правых. Дантон начал с заявления, что не любит Марата, и протестовал против того, что он изолировался и будто отдалялся от своих коллег, которых преследует клевета; он восхвалял себя или оправдывался. Робеспьер был обвинен; он не произнес ни одного слова, разве только для того, чтобы отстраниться от него. Ежедневно оскорбляли Гору; Дантон хранил молчание. На него самого нападали, он прощал, он беспрестанно представлял себя перед заговорщиками терпимым примирителем; он открыто объявлял своей заслугой то, что никогда не доносил ни на Бриссо, ни на Кондорсе, ни на какого- нибудь врага свободы! Он всегда протягивал им оливковую ветвь и залог союза против суровых республиканцев. Единственный раз, когда он выступил с энергией, его к этому принудила Гора, и говорил он только о себе. Когда Дюко обвинял его в том, что он не дал отчета, он угрожал правым гневом народа, как будто это было орудием, которым он мог располагать. Он окончил свою речь предложением мира. В период бурных дебатов свободы и тирании патриоты Горы возмущались отсутствием Дантона или его молчанием; -его друзья и он сам искали в том оправдания в его лени, в -его полноте, в его темпераменте. Он прекрасно умел выходить из своего оцепенения, когда речь шла о защите Дюмурье и его соучастников генералов, восхвалять Бернонвиля, которого интриги Фабра привели в министерство. Когда какая-нибудь новая измена в армии давала патриотам предлог вызвать строгие меры против заговорщиков внутри армии и против изменников в Конвенте, он заботился о том, чтобы о них забыли или изменили эти меры, беспрестанно обращая внимание Собрания на новые наборы людей. Он не желал смерти тирана; он хотел, чтобы удовлетворились его изгнанием, как и Дюмурье, прибывший в Париж с Вестерманом, послан- цем Дюмурье к Жансонне и всем генералам, его соучастникам, с тем, чтобы погубить патриотов и спасти Людовика XVI. Сила общественного мнения определила его мнение, и он голосовал против своего первоначального взгляда, так же как и Лакруа, этот позорный заговорщик, с которым он смог объединиться в Бельгии только путем преступления. Доказательством тому служит странный мотив, который Дантон привел в объяснение этого союза. Таким мотивом было то, что, по заявлению Дантона, он
150 Максимилиан Робеспьер склонил Лакруа к голосованию за смерть тирана. Как мог он выполнить роль посланца перед таким закоренелым грешником с целью привлечь его к доктрине, которую сам отвергал? Он с ужасом встретил революцию 31 мая; он пытался добиться ее поражения или обратить ее против свободы, требуя головы генерала Анрио под предлогом, что последний нарушил свободу членов Конвента, отдав приказ окружить Конвент. А это было необходимо для достижения цели восстания — ареста заговорщиков. Затем, во время недостойного шествия в Тюильри, Эро, Лакруа и он хотели арестовать Анрио, а потом обвинили его в том движении, благодаря которому ему удалось ускользнуть от насильственного акта, который должен был обеспечить торжество тирании. Тут-то Дантон проявил все •свое коварство. Не сумев совершить это преступление, он, смеясь, посмотрел на Анрио и сказал ему: «Не бойся, иди всегда своей дорогой!», желая дать ему понять, что он будто бы порицал его из приличия и из политических соображений, но что в душе он был с ним сггласен. Вскоре после этого он встретил генерала в буфете и ласково предложил ему стакан вина, говоря ему: «Чокнемся и никакой злобы!». Между тем, на другой же день, несомненно раздраженный благополучным исходом восстания, Дантон осмелился с трибуны клеветать на Анрио самым ужасным образом и сказал между прочим, что его и некоторых из его коллег хотели убить. Эро и Лакруа беспрестанно распространяли ту же клевету против генерала, которого собирались убить. Я слыхал, как Лакруа и Дантон говорили: «Ввиду того, что у Бриссо фальшивый паспорт, ему следовало бы быть некоторое время на виду». Лакруа говорил: «Если вы убьете их, следующее законодательное собрание сделает с вами то же самое». Дантон употребил все свои усилия для спасения Бриссо и его соумышленников. Он воспротивился их наказанию: он хотел, чтобы в Бордо были посланы заложники. Он послал в Кальвадос к Вимпфену посла. Дантон и Лакруа стремились распустить Национальный конвент и ввести в действие конституцию 201. Однажды Дантон мне сказал: «Досадно, что мы не можем внести предложение об уступке американцам наших колоний; это было бы средством заключить союз с ними». После этого Дантон и Лакруа провели декрет, вероятным результатом которого была бы потеря наших колоний. Во все времена их взгляды были такими же, как взгляды бриссотин- цев. 8 марта они хотели вызвать ложное восстание для того, чтобы предоставить Дюмурье предлог, которого он искал, пойти на Париж, и не с неблаговидной ролью роялистского мятежника, а с видом мстителя за Конвент. Дефье сигнализировал об этом якобинцам: толпа народа напра-
Заметки против дантонистов 1794 е. 151 вилась к Клубу кордельеров и оттуда к Коммуне. Одновременно Фабр немало потрудился для того, чтобы вызвать движение, из которого бриссо- тинцы извлекли столь большую выгоду. Меня уверяли, что Дантон посетил Паша, уговаривая его поднять восстание, говоря, что если для этого нужны деньги, то он может добыть их в Бельгии. Дантон хотел амнистии для всех преступников; он открыто говорил об этом; он, следовательно, хотел контрреволюции. Он хотел роспуска Конвента, а затем уничтожения правительства: он, следовательно, хотел контрреволюции. В своих заметках Фабр указывает как на доказательство заговора Эбе- ра его наветы на Диллона и Кастелана 202, а Демулен, инспирированный Фабром, превозносил Диллона. Вестерман — герой клики; она поставила его вне закона, заставив издать декрет о том, что он не подлежит аресту. В момент заговора Вестерман был вызван ими в Париж. Вестерман — лицемер, изменник, участник мятежной партии Дюмурье, ее грязный последыш! Какое сопоставление! 8 марта Дантон добивался, чтобы Париж был покинут, а Дюмурье оставлен во главе армии, что являлось верным средством сдать Париж клике Дюмурье, не задержав неприятеля, с которым он договорился, и, главное, не подавив измену; эта мера была охотно принята бриссотин- цами. В тот же день Дантон в мэрии предложил поднять восстание, что было верным средством предоставить Дюмурье предлог, которого он добивался, чтобы пойти на Париж в качестве защитника Конвента против тех, кого он называл анархистами и разбойниками. Восстание такого рода действительно произошло 10 марта, оно было на руку клике Дюмурье. Дефье подал сигнал восстания якобинцам, стараясь поторопить их принять необдуманное решение. Подготовленная заранее толпа влилась в клуб этого общества, отправилась в Клуб кордельеров, оттуда в Совет Коммуны просить его встать во главе восстания. Мэр и члены Совета с твердостью воспротивились этому. В тот же день Фабр волновался, бегал повсюду, стараясь вызвать это движение. Когда один депутат в коридоре Конвента спросил его, каково положение в Париже, Фабр ответил: «Движение приостановили, а оно зашло так далеко, как это было нужно». В действительности цель клики Дюмурье была достигнута. Предлогом, которого он добивался, для оправдания его мятежа были происходившие в Париже волнения. Он на них основывал свои мятежные манифесты, которые спустя некоторое время опубликовал против Горы, и наглые адреса, которые он посылал Конвенту. Таким образом, Дефье безусловно был в согласии с жирондистской фракцией, а с трибуны Якобинского клуба он притворно вел с ней ужас-
152 Максимилиан Робеспьер иую войну. Это был тот самый Дефье, который, произнося зажигательные речи против Бриссо, получил от Лебрена, друга и соучастника Бриссо, сумму в 3000 ливров для посылки курьеров, уполномоченных распространить на юге пламенные адреса, в которых грубо отзывались о жирондистских депутатах, но стиль которых был таков, что клевета и задуманный федералистами мятеж оправдывались; Дефье, который заставил арестовать этих курьеров именно в Бордо, откуда они были посланы в Национальный конвент и там послужили предлогом для преступных речей Жансонне и Верньо против Парижа, против Горы и против якобинцев. Это был тот самый Дефье, который после того как в течение долгого времени с трибун народных обществ оглашал преступления жирондистской фракции, давал в Революционном трибунале показания в их пользу. В этот же день, 8 марта, Фабр действовал так же, как Дефье, и однако он заявлял себя врагом Дефье. Он заявлял себя врагом Жиронды, он доносил на Дефье и жирондистов; он разоблачил Проли; уже был дан приказ об аресте Проли, а он завтракал и обедал с Проли. А для того чтобы нельзя было сделать из этого какого-нибудь заключения против него, он из предосторожности явился в Комитет общественной безопасности и сделал заявление, так же как в то время, когда он узнал об аресте Шабо. Он заявил в том же Комитете о 100 000 ливрах, которые Шабо получил для него. Вот таким образом раскрывается вероломная игра мятежников, которые делают вид, что они борются между собой, в то время, когда они договорились держать честных патриотов между двумя армиями. Клика Дюмурье и д'Орлеанов была предназначена служить наиболее ярким примером этой притворной политики. Фабр сказал, что Франция должна быть расчленена на четыре части. Это было также системой жирондистов. Он был согласен с жирондистами, и согласен с Эбером о результатах этой системы: о роспуске Конвента, уничтожении республиканского правительства, о безнаказанности предателей, о гибели патриотов, о гибели свободы. Все клики, неизбежно стремящиеся к этой последней цели, должны действительно согласовать результаты ее, и действуют ли их вожди согласованно или они разъединены — все равно, они должны пасть под мечом закона, который должен видеть только последствия их деятельности и интересы родины. Проли, австриец, незаконнорожденный сын принца Кауница, является главным агентом иностранной клики. Эро полностью связан с Проли. Эро совещается с заговорщиками, являясь другом Эбера и других.
Речи 1794 г. 153 Эро окружен всеми злодеями Европы, многих из них устроил вместе с Ламуреттом203, как об этом было установлено в Комитете общественного спасения; он писал в фамильярном тоне канонику из Труа, неприсяг- нувшему священнику, недавно гильотинированному, косвенным образом издеваясь над революцией, обещая ему свои услуги, предлагая ему в дальнейшем место в учреждении общественного воспитания. Это письмо находится в наших руках. Эро — шпион иностранных дворов в Комитете общественного спасения, о действиях которого он сообщал в Вену через Проли и послал письмо де Форгу через одного из наших посланцев. Один из мошенников, которыми Эро окружил себя, преследуемый как эмигрант и как заговорщик, был арестован Комитетом секции Лепелетье в квартире Эро. Когда Комитет общественного спасения одобрил этот арест, Эро горячо хлопотал за этого эмигранта и готов был злоупотребить своим званием депутата для того, чтобы заставить Комитет освободить его. Не сумев добиться этого, он тайно разыскал этого арестованного и был застигнут, когда совещался с ним. Симон был с ним и разделял его преступление. Симон — товарищ, друг, соучастник Эро, что заставило Комитет принять решение подвергнуть его аресту. О ДАНТОНЕ И ЕГО СООБЩНИКАХ. Речь в Конвенте 31 марта 1794 г.— 11 жерминаля II года республики204 Уже давно неизведанное беспокойство царит в этом Собрании; по тому возбуждению, которое вызвали первые слова предпоследнего оратора, действительно легко заметить, что здесь речь шла о чем-то представляющем большой интерес; о том, что важно знать — одержат ли несколько человек верх над интересами родины. Какая же перемена произошла в принципах членов этого Собрания, а главное тех, кто сидит на стороне, почитающей себя бывшим убежищем наиболее смелых защитников свободы? Почему доктрина, которая казалась когда-то преступной и презренной, вновь приводится теперь? Почему предложение, отвергнутое, когда его внес Дантон в отношении Базира, Шабо и Фабра д'Эглантина, было только что принято частью этого Собрания? Почему? Потому что сегодня дело касается того, чтобы удостовериться — одержит ли верх интерес некоторых честолюбивых лицемеров над интересами французского народа. [Аплодисменты.) Что же! Мы, значит, принесли столько героических жертв, в числе которых надо с прискорбием считать наши суровые действия, мы при-
154 Максимилиан Робеспьер несли их лишь для того, чтобы возвратиться под иго нескольких интриганов, стремящихся господствовать? Какое значение имеют для меня прекрасные речи, восхваления себя и своих друзей! Слишком длительный и мучительный опыт научил нас тому, какое значение мы должны придавать подобным ораторским выражениям. Мы больше не спрашиваем человека и его друзей, что они сделали в такое-то время, в таких-то отдельных обстоятельствах революции, чем они похваляются; мы спрашиваем их, что они сделали в течение всей своей политической карьеры. {Аплодируют.) Лежандр, как будто не знает имен тех, кто арестован, а весь Конвент их знает. Его друг Лакруа входит в число задержанных. Почему он притворяется, что не знает этого? Потому что он знает, что бесстыдно защищать Лакруа. Он говорил о Дантоне потому, что он несомненно думает, что это имя связано с привилегией. Нет, мы не хотим привилегий; нет мы не хотим идолов! (Аплодируют несколько раз.) Мы увидим сегодня, сумеет ли Конвент разбить мнимый, давно уже сгнивший идол, или же своим падением он уничтожит Конвент и французский народ. Разве то, что было сказано о Дантоне, не применимо к Бриссо, Петиону, Шабо, самому Эберу и стольким другим, заполнившим Францию шумом своего притворного патриотизма? Какую же привилегию он имеет? Чем Дантон выше своих коллег, выше Шабо, Фабра д'Эглан- тина, своего друга и своего доверенного лица, горячим защитником которого он был? Чем он выше своих сограждан? Не потому ли, что несколько обманутых личностей и другие, которые не были обмануты, сгруппировались вокруг него, чтобы добиться вслед за ним богатства и власти? Чем больше он обманывал патриотов, доверявших ему, тем больше он должен испытать суровость друзей свободы. Граждане, настал момент сказать правду. Во всем том, что было сказано, я вижу зловещее предзнаменование гибели свободы и упадка принципов. Кто, на самом деле, эти люди, жертвующие интересами отечества ради своих личных связей, и быть может из-за страха? Кто во время торжества равенства осмеливается делать попытки уничтожить его в этих стенах? Вас хотят заставить бояться злоупотребления властью/той национальной властью, которой вы пользовались и которая находится в руках не только нескольких лиц. Что такое вы сделали, что вы не сделали свободно, что не спасло республику, что не испытала вся Франция? Нас хотят заставить бояться, что народ станет жертвой Комитетов, полу чивших общественное доверие, вышедших из Национального конвента, и которых хотят разъединить с ним. Ведь все те, кто защищает свое достоинство, обречены на клевету. Боятся, как бы задержанные лица не оказались под гнетом властей; не доверяют, следовательно, национальному правосудию, людям, получившим доверие Национального конвента;
Речи 1794 г. 15'5 не доверяют Конвенту, который оказал им это доверие, общественному мнению, санкционировавшему его. Я говорю, что тот, кто содрогается в данный момент, тот — преступник; никогда невинность не страшится общественной бдительности. (Аплодируют.) Я должен прибавить здесь, что долг частного порядка предписывает мне защищать чистоту принципов против интриги. Мне тоже хотели внушить страх, меня хотели заставить думать, что угрожающая Дантону опасность может коснуться и меня; мне представляли его человеком, к которому я должен прикрепиться как к щиту, который сможет меня защитить, как к оплоту, который, будучи снесен, подставит меня под стрелы моих врагов. Друзья Дантона писали мне письма, надоели мне своими речами. Они думали, что воспоминание о старой связи, о старой вере в ложные добродетели заставит меня решиться уменьшить мое рвение и мою страсть к свободе. Так вот! Я заявляю, что ни один из этих мотивов не коснулся моей души даже слегка. Я заявляю, что если бы действительно опасности, угрожающие Дантону, должны были стать опасностями и для меня, если бы они заставили аристократию сделать еще один шаг, чтобы поразить меня, я не считал бы это обстоятельство общественным бедствием. Какое значение имеют для меня опасности. Моя жизнь это отечество; в моем сердце нет страха; и если мне придется умереть, я умру без упрека и без позора. (Многократные аплодисменты.) В ласках, в похвалах, которыми меня осыпали лица, окружавшие Дантона, я видел лишь признаки овладевшего ими страха, еще до того даже, как им угрожали опасности. Я тоже был другом Петиона, но как только он снял с себя маску, я его покинул: я был связан также с Роланом, он стал изменником, и я разоблачил его. Дантон хочет занять их место, а он в моих глазах только враг отечества. (Аплодисменты.) Нам несомненно нужно теперь какое-то мужество, какое-то величие души. Обыкновенные или преступные души всегда боятся быть свидетелями падения им подобных, потому что, не имея перед собой барьера 13 преступников, они остаются больше на виду у правды; но если существуют обыкновенные души, то есть и героические души в этом Собрании, поскольку оно направляет судьбы земли и поскольку оно уничтожает все клики. Число виновных не так велико; патриоты, Национальный конвент сумели отличить заблуждение от преступления, слабость от заговоров. Ясно видно, что общественное мнение, что Национальный конвент направлены прямо против вождей партий и что они различают, кого надо покарать. Не так велико число виновных; я удостоверяю единодушие, почти полное единодушие, с каким вы голосовали несколько месяцев тому назад эа
156 Максимилиан Робеспьер принципы. Тех, кого больше всего презирают, не являются наиболее виновными, ими являются те, кого больше всего превозносят, те, кого делают идолами, для того, чтобы сделать их властителями. Мы знаем, что некоторые члены этого Собрания получили от заключенных инструкции # том, что надо запросить Конвент, когда же окончится тирания Комитетов общественного спасения и общественной безопасности; что следует спросить у этих Комитетов, не намерены ли они последовательно уничтожить национальное представительство. Комитеты получили от отечества свои полномочия, являющиеся огромным бременем, которое другие, быть может, не хотели возложить на себя. Да, требуйте от нас отчета о нашем управлении, мы ответим фактами: мы покажем вам, какие клики мы разгромили, мы докажем вам, что мы не хвалили ни одну из них, что мы их раздавили все для того, чтобы на их развалинах установить национальное представительство. Как! хотели бы заставить вас поверить, что мы стремимся раздавить национальное представительство, мы, кто создали ему оплот из наших тел! Мы, кто подавили самых опасных его врагов! Хотели бы, чтобы мы оставили существовать клику, столь же опасную, как та, которая была недавно уничтожена и которая имеет ту же цель — унизить национальное представительство и распустить его. Впрочем, начавшаяся дискуссия опасна для отечества, она уже является преступным покушением на свободу; ибо свобода оскорблена тем, что поставлен вопрос об оказании одному лицу больше благосклонности, чем другому; попытка нарушить здесь равенство — это косвенным образом критиковать спасительные декреты, которые вы издавали при многих обстоятельствах, суждения, которые вы имели против заговорщиков, это означает также косвенно защищать тех заговорщиков, которых хотят спасти от меча правосудия, потому что имеют общий с ними интерес: все это означает нарушение равенства. Следовательно, достоинство национального представительства требует отстаивать принципы. Я требую снять предложение Лежандра без обсуждения его. О МОРАЛЬНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЧИСТОТЕ ЧЛЕНОВ КОНВЕНТА. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 15 апреля 1794 г.— 16 жерминаля II года республики 205 Поскольку согласились с тем, что произошло важное для дела свободы событие, что величественные действия Конвента снова спасли отечество, что, если он настойчиво будет проводить эти действия, если он и дальше будет отличать невинных людей от аристократии, если, наконец, он так же заботливо будет покровительствовать первым и подавлять вторых, то,
Речи 1794 г. 157 поскольку согласились со всеми этими фактами, я требую, чтобы вопрос о заговоре был поставлен в порядок дня. Если какой-нибудь добрый гражданин может рассказать об ужасных обстоятельствах, вытекающих из этого заговора, если он может сообщить вам о важных деталях, которые не были до сих пор известны, пусть он поднимется на трибуну и пусть он поставит вас в известность о всем злодействе заговорщиков, стремившихся увлечь нас в бездну, в которую упали они одни. Таким образом мы нанесем ужасные удары; так, а не частичными и опрометчивыми мерами мы разобьем врагов свободы; наступая прямо на них, атакуя их с ожесточением и в упор, вонзая в их сердце кинжал правосудия, мы сумеем избавить свободу от всех злодеев, которые хотят ее разрушить Этот порядок дня, бесспорно, должен быть предпочтен тому, который <был предложен Шалем206. Какое значение имеет то, что Конвент обяжет каждого своего члена дать отчет о своем состоянии! Не очевидно ли, что одни лишь мошенники сумеют ускользнуть от строгости этой меры? Мошенники имеют свое состояние либо в государственных бумагах, либо за границей. Бряссо называл себя бедняком, а известно, что у него в Лондоне есть дома. Шабо говорил, что он не тронул приданого сваей жены,— все виновные, погибшие от руки правосудия, говорили, что они бедные. Злодеи всегда будут говорить народу: мы бедны и неподкупны, вы не можете доказать, что мы богаты. Граждане, давайте считать неизменным принципом никогда не предоставлять возможность дурным гражданам примкнуть к патриотам; потребуем от них доказательства, отличающие исключительно патриотов, и отбросим все то, что есть общего у патриотов и аристократов. Патриоты чисты; если же судьба наделила их дарами, которые добродетель презирает, а жадность уважает, они и не думают скрывать их, они имеют сильное желание использовать их благородным образом. И только заговорщики заинтересованы в том, чтобы утаить их от глаз народа. Мы должны требовать от человека доказательств его жизнью, все моменты которой отмечены добродетельными делами, жизнью, заполненною жертвами отечеству. Какое значение имеет для меня то, что человек нес караул и регулярно платил свои налоги! Какое значение имеет, если мне говорят: ты не сможешь доказать, что мое состояние увеличилось в революцию! Такого рода средства употреблялись только друзьями и сторонниками Лафайета. Имея эти доказательства, они считали себя одних патриотами, они одни владели высшей степенью патриотизма, потому что они одни могли выполнять формальности, которые они сами требовали от патриотов. Следовательно, не по количеству караулов, которые они несли, или которые они заставляли других нести за себя, надо судргть о людях, а по тому, как они постоянно жертвовали делу родины своим честолюбием
J 58 Максимилиан Робеспьер и своей гордостью. Отсюда следует, что предложение, сделанное Конвенту,— обязать всех членов дать отчет об их состоянии, не столь важное, каким оно кажется с первого взгляда. Я знаю, что оно исходит от честной и справедливой души, но оно не представит удачных результатов. Расстроив заговоры, мы еще не достигли цели, к которой стремимся; до тех пор, пока существует лига тиранов, составляющая заговоры против Франции, свобода всегда будет подвергнута большим опасностям. Это соображение должно поддерживать ваше правосудие и нашу бдительность и обязывает нас не оставлять великие меры, которые мы должны принять. Ударить по аристократии, как только она захочет проявить свою наглость, сорвать с нее маску, которой она покрылась,— таков порядок дня. Устрашим аристократию так, чтобы она не только не смогла больше нападать на нас, но чтобы она не осмелилась даже пытаться обмануть нас. С другой стороны, защитим невинность и лишим тиранию ужасной надежды уничтожить патриотов. {Раздались горячие аплодисменты). (Предложение Робеспьера было принято.) О КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫХ ПРОИСКАХ ДЮФУРНИ. Речь в Обществе.друзей свободы и равенства 15 апреля 1794 г.— 16 жерминаля II года республики207 Я далек от желания считать преступным мнение, какое может иметь один человек о другом. Я не хочу усомниться в честности человека, когда она удостоверена так — как удостоверена самим Дюфурни его честность. Оставляю все это в стороне и буду говорить вам только о поведении Дюфурни в целом. Не так давно он часто посещал Комитет общественной безопасности, бывший когда-то Комитетом общественного спасения. Он присутствовал на всех совещаниях. Он не мог пропустить ни одного из них: это доказательство его крайнего рвения к общественному благу! Предлогом ему служило его звание председателя Парижского департамента. Его постоянное присутствие на совещаниях Комитета было настолько неестественным, что я ему сказал: вы слишком регулярно присутствуете на наших совещаниях; мне кажется, что вашей первой обязанностью является арестовывать всех аристократов, окружающих нас. В то время, кроме Парижского департамента, не было другой власти, которая могла бы их арестовывать. Они всегда были спокойны; всегда Париж был окружен ими; они стекались во все соседние с этой коммуной места. Председатель департамента, несмотря на свой патриотизм и свою честность, забывал главную свою обязанность -*- разгонять эти сборища.
Речи 1794 г. 159 Фабр д'Эглантин играл комедию перед Комитетами; ремеслом этого ловкого плута было делать мелкие доносы на мелких заговорщиков, с которыми он ладил, но на которых доносил для того, чтобы скрыть свои мнения. Затем своим плутовством он находил средство так перепутать факты, что донос сводился к нулю. Мне досадно, что такой честный человек как Дюфурни был помощником подобного интригана. В тот день, когда я разоблачал Фабра д'Эглантина и набросал здесь черты его отвратительного характера, Дюфурни не сумел сдержать себя, чтобы не сказать, что какой-то интриган побудил меня сделать этот донос; между тем с тех пор стало известно, что Фард д'Эглантин мошенник. Мотивы, которые заставили Дюфурни отразить первые попытки бросить свет на поведение Фабра д'Эглантина, продиктовали также его поведение в момент, когда этот интриган был предан трибуналу; я не сказал бы, что они же заставили Дюфурни выпрашивать возможность давать показания в этом деле; я не скажу, что эти же мотивы заставляли его так усердно сидеть на заседаниях трибунала и вызывали с его стороны выражения чувств в пользу обвиняемых; я не стану напоминать, что в избирательном клубе он направлял косвенным образом клевету на якобинцев и на самый Конвент. Думает ли он обмануть нас, говоря, что Конвент не хочет, чтобы те, кого он посылает в трибунал, сумели признать себя невиновными? Разве недостаточно сказать среди народа, говоря о подсудимых: нужны доказательства. Это значит, что Конвент посылает в Революционный трибунал людей, не имея на то доказательств! (Дюфурни, прерывая Робеспьера, произносит несколько слов.) Робеспьер. Вспомни, что Шабо, что Ронсен были такими же бесстыдными, как и ты, и что бесстыдство имеет мерзкий характер, оно запечатлено на лбу преступника. Дюфурни. Мой характер — это спокойствие... Робеспьер. Ах! В твоей душе нет спокойствия; я вспомню все твои слова, чтобы разоблачить тебя в глазах народа; я покажу ему, что каждое из этих слов было сказано в противоположном смысле и следовательно они не могут идти от чистой души. Спокойствие! Заговорщики только этого хотят: они хотели бы наполнить наши сердца глубоким спокойствием и дремотой, но они не получат того спокойствия, которого они хотят, им не удастся также нарушить мир в наших душах. Как! в то время, когда народ требует правосудия над своими врагами и убийцами, когда представители народа утешаются спасением его от гибели, какой-то человек осмеливается взять их под защиту! В то время как преступления заговорщиков написаны кровью народа; когда дымя-
160 Максимилиан Робеспьер щаяся от резни Бельгия свидетельствует об измене; когда возмущенные сердца уверились в совершенных злодействах, в которых сомневаться могут только глупцы, находится человек, осмеливающийся спросить: где доказательства? Т. е., что республиканцы не умеют оказывать справедливость, что Конвент и Революционный трибунал убивают невинных! Ты думаешь обмануть нас, говоря общими фразами. Предатель! Ты смеешь указывать нам, что Конвент обвиняет только для того, чтобы запретить обвиняемому оправдаться. Все враги свободы сделали такие замечания; я считаю, что все уверены в твоих намерениях, когда ты делаешь эти замечания. Ты ,был другом Фабра д'Эглантина, ты беспокоился о том, чтобы спасти его, чтобы ввести в заблуждение граждан, которые должны были судить его, чтобы расколоть общественное мнение насчет этого интригана. Ты часто вносил злобные предложения; ты домогался всех постов и тебя невозможно было снять с любого места; и когда тебя сняли с поста председателя, ты объявил себя врагом Комитетов. Ты непристойно защищал свое мнение и ты думаешь, что тебя можно извинить из-за одного твоего упрямства. Ты придумал себе болезнь для того, чтобы тебе простили твои ночные демарши. Фабр д'Эглантин и Дантон делали то же самое; они оба хотели закрыть нам глаза, говоря нам о своем плохом нраве. Нет такого неблагонамеренного человека, который не приписал бы себе какой-нибудь физический или моральный недостаток, могущий послужить ему извинением за его вину; таков твой портрет. И что это за корреспонденция, о которой ты сообщил Обществу? Надо вспомнить, что ты хотел заставить Общество принять контрреволюционную мысль, согласно которой надо было исключить из Общества государственных служащих и членов примыкающих к нему обществ. Было очевидно, что, если эти. общества будут изолированы, они потеряют силу, а наше Общество будет парализовано. Не было бы тогда преград против федерализма. Из этой мысли следовало, что государственные служащие теряли наиболее дорогое для граждан право — содействовать своими знаниями спасению родины — и что патриот со слабым характером никогда не захочет получить общественную должность, из страха потерять права гражданина — таковы твои принципы. Насколько ты был снисходителен к врагам свободы, настолько ты активно клеветал на ее друзей. День 31 мая бесспорно спас отечество, вот почему Дантон хотел отомстить Анрио, который отвел от Конвента окружавшие его опасности; вот почему Дантон, Эро, Лакруа хотели заставить арестовать его, чтобы обратить восстание против народа; ты делал то же самое. На собрании 10 августа, в тот критический период, когда мы были окружены врагами, стоял вопрос об объединении всех департаментов вокруг Конвента.
<^э Oi IN. >ч S 5Si « pi Бч о Se 45 О Й О S Se ^ <© 5ss *i ©- «S « S s _p, о H я о *& <D fc^£ X cd и & H ft 03 Se! О о H О, Ф W 03 ft m cd ft £- ^ 1=3 о § _; •£ S a d < s 2D b О >-- О S 3 5 S со 2 о о s го >-. § ci о
и о *< S H î$ s ST « *5 g s SX « К Ф « QJ X H о о _, И cq s S с? Он
Речи 1794 г. 161 Комендант Парижа давал тогда братские обеды нашим братьям, прибывшим со всех сторон республики, чтобы сильнее завязать узы дружбы, соединяющие добрых французов; в доме, предоставленном Анрио для этих обедов, оказалось несколько бутылок вина, принадлежавших эмигрантам, и федераты их выпили. Дюфурни хотел опозорить этот период революции и сделать из этого поступка главный пункт обвинения против коменданта, с тем, чтобы сказать аристократам, что Анрио был вором. 31 мая Дюфурни был введен в Повстанческий комитет. Когда он увидел, что народное движение одерживает успехи, он удалился из Комитета и стал искать средства обессилить его. Дюфурни был распространителем и адвокатом клеветы наших врагов; он осаждал Революционный трибунал и просил выслушать его, чтобы дать заговору благоприятный оборот. Я требую, чтобы Общество приняло меры по отношению к этому человеку. (Раздались бурные аплодисменты.) (Один из членов вносит предложение изгнать Дюфурни из Общества и передать вопрос о нем в Комитет общественной безопасности. Это предложение было принято.) ОБ ОТНОШЕНИИ РЕЛИГИОЗНЫХ И МОРАЛЬНЫХ ИДЕЙ К РЕСПУБЛИКАНСКИМ ПРИНЦИПАМ И О НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРАЗДНИКАХ. Речь в Конвенте 7 мая 1794 г.— 18 флореаля II года республики 208 Граждане, в период процветания страны, когда умолкают страсти, народы, а также отдельные лица должны, так сказать, сосредоточиться и прислушаться к голосу мудрости. Момент, когда во вселенной раздается шум наших побед, является моментом, когда законодатели французской республики должны по-новому внимательно следить за собой и за родиной и укрепить принципы, на которых должны покоиться устойчивость и довольство республики. Мы сегодня предлагаем на ваше обсуждение глубокие истины, имеющие значение для счастья людей, и меры, естественно из них вытекающие. Духовный мир, еще значительно больше, чем мир физический, кажется полным контрастов и загадок. Природа говорит нам, что человек рожден для свободы, а опыт веков показывает нам, что человек раб; его права запечатлены в его сердце, а его унижение записано в истории; род человеческий почитает Катона и сгибается под игом Цезаря; потомство чтит добродетель Брута, но оно допускает, что она возможна только в истории древнего мира; в течение веков земля является уделом преступления и тирании; свобода и добродетель едва лишь на миг покоились на некоторых точках земного шара, и Спарта блеснула как молния во тьме. 11 Зак/ № 1992
162 Максимилиан Робеспьер Однако, не говори, о, Брут, что добродетель это призрак! И вы, основатели французской республики, остерегайтесь терять надежду на человечество или усомниться хотя на миг в успехе вашего великого начинания! Мир изменился, он должен измениться еще больше. Что общего между тем, что есть, и тем, что было? За дикими, бродящими в пустынях племенами последовали цивилизованные нации; на месте прежних лесов, покрывавших земной шар, мы снимаем плодоносные урожаи; за пределами мира появился новый мир; жители земли включили моря в свое огромное владение; человек победил молнию. Сравните несовершенный язык иероглифов с чудесами печатания; сравните путешествие аргонавтов с путешествием Лаперуза209; измерьте расстояние между астрономическими наблюдениями азиатских магов и открытиями Ньютона, или между набросками Дибютада и полотнами Давида210. Все изменилось в физическом порядке вещей, все должно измениться в моральном и политическом порядке. Половина мировой революции уже свершилась, другая половина должна свершиться. Разум человека сходен еще с земным шаром, на котором он живет: половина его погружена во тьму, в то время, когда другая половина освещена. Народы Европы сделали удивительные успехи в том, что называют искусствами и науками, и, кажется, они остаются невежественными в отношении элементарных понятий общественной морали; они всё знают, кроме своих прав и своих обязанностей. Откуда происходит это смешение гения и глупости? Оно происходит от того, что в стремлении добиться мастерства в искусствах надо следовать своим страстям, тогда как для защиты своих прав и почитания прав другого надо победить свои страсти. Есть в этом и другая причина. Короли, от которых зависит судьба земли, не боятся ни великих геометров, ни великих художников, ни великих поэтов, а страшатся непреклонных философов и защитников человечества. Между тем, человеческий род находится в жестоком положении, которое не может дольше продолжаться. Человеческий разум уже давно, медленно и окольными, но верными путями, стремится к свержению тронов. Дух человечества угрожает деспотизму даже тогда, когда кажется, что он льстит ему; деспотизм защищает только привычка и страх, а главное поддержка, которую ему оказывают лига богатых и все подчиненные им угнетатели, которых приводит в ужас внушительный характер французской революции. Французский народ как будто опередил на две тысячи лет остальной род человеческий; есть искушение считать, что это совсем другой род. Европа стоит на коленях перед тенями тиранов, которых мы караем. В Европе земледелец, ремесленник — это животные, выдрессированные
Речи 1794 г. 1ба для удовольствия какого-нибудь дворянина. Во Франции дворяне стремятся превратиться в земледельцев и ремесленников и не могут даже добиться этой чести. Европа не понимает, как можно жить без королей, без дворян, а мы не понимаем, как можно жить с ними. Европа отдает свою кровь для того, чтобы сковать цепи человечества, а мы для того, чтобы разбить их. Наши величественные соседи с серьезностью сообщают вселенной о здоровье короля, о его развлечениях, о его путешествиях, они во что бы то ни стало хотят осведомить потомков, в котором часу король обедал, когда он вернулся с охоты, какова та счастливая земля, которая в каждый момент дня имела честь быть потоптанной его высочайшими ногами, каковы имена его привилегированных рабов, появлявшихся перед ним при восходе и при заходе солнца. Мы же сообщим вселенной имена и доблести героев, погибших в борьбе за свободу; мы сообщим ей на какой земле были убиты последние сателлиты тиранов; мы сообщим ей, когда прозвучал час кончины притеснителей мира. Да, эта чудесная земля, на которой мы живем и которую природа ласкает больше других, создана для того, чтобы быть владением свободы и счастья. Этот чувствительный и гордый народ действительно рожден для славы и доблести. О, родина моя! если бы я судьбой рожден был в чужой и далекой стране, я бы обращал к небу бесконечные мольбы о твоем благоденствии; я проливал бы слезы умиления, слушая рассказ о твоих битвах pi о твоих доблестях; моя душа с вниманием, беспокойством и пылкостью следила бы за всеми движениями твоей славной революции; я бы завидовал судьбе твоих граждан; я завидовал бы судьбе твоих представителей! Я француз, я один из твоих представителей!.. О, величественный народ! прими в жертву все мое существо; счастлив тот, кто родился в твоей среде! Еще более счастлив тот, кто может умереть за твое счастье! О, вы! кому народ доверил свои интересы и свою мощь, чего только не можете вы достигнуть вместе с ним и для него! Да, вы можете показать миру новое зрелище демократии, упроченной в обширной стране. Те, кто во младенческом периоде общественного права и в пору рабства бормотали противоречивые правила, могли ли они предвидеть чудеса, какие произошли в один год? Разве то, что вам осталось сделать, труднее того, что вы уже сделали? Кто эти политики, которые могут быть вашими учителями и образцами для вас? Не надо ли вам сделать именно все противоположное тому, что было сделано до вас? Искусство управлять до наших дней было искусством обманывать и развращать людей, а оно должно быть только искусством просвещать их и делать их лучшими. 11*
*64 Максимилиан Робеспьер Есть два рода эгоизмов: один — низкий, жестокий, изолирующий человека от ему подобных, он стремится к исключительному благополучию, купленному ценой нищеты другого; другой род эгоизма — великодушный, благодетельный, который смешивает наше счастье со счастьем всех, который связывает нашу славу со славой родины. Эгоизм первого ^рода создает притеснителей и тиранов, второй род создает защитников человечества. Последуем за его здоровым побуждением, будем оберегать наш отдых, добытый славными трудами, не будем бояться смерти, венчающей их, и мы упрочим счастье нашей родины и даже наше счастье. Порок п добродетель составляют судьбу земли: это два противоположных духа, оспаривающих ее друг у друга. Источником того и другого являются человеческие страсти; в зависимости от направления своих страстей человек поднимается до небес или погружается в топкую пропасть. Поэтому цель всех общественных институтов — вести человека к справедливости, являющейся одновременно счастьем всего общества и счастьем отдельного лица. Единственная основа гражданского общества — это мораль. Все ассоциации, воюющие с нами, основаны на преступлении; перед лицом правды — это лишь банды цивилизованных дикарей и дисциплинированных разбойников. К чему же сводится эта загадочная наука политики и законодательства? Она сводится к тому, чтобы внести в законы и в управление моральные истины, которые водворяют в книги философы, а в поведении народов — применять тривиальные понятия, которые каждый вынужден принять для своего личного поведения, т. е. употреблять столько Ловкости, чтобы заставить справедливость господствовать, сколько правительства до сих пор употребляли, чтобы быть несправедливыми безнаказанно или с благопристойностью. Итак, вы видите, сколько искусства приложили короли и их соучастники для того, чтобы избежать применения этих принципов и затмить все понятия справедливого и несправедливого! Какой чудесный здравый смысл у этого пирата, кторый ответил Александру211: «Меня называют разбойником, потому что у меня только одно судно, а тебя называют завоевателем, потому что у тебя целый флот». С каким бесстыдством они создают законы против кражи, в то время как сами захватывают общественное состояние! От их имени осуждают убийц, а они убивают миллионы людей войнами и нищетой! При монархии семейные- добродетели лишь смешны, а добродетели общественные преступны; единственная добродетель — это быть послушным орудием преступлений короля; единственная честь — это быть таким же злым, как он. При монархии дозволено любить свою семью, но не родину; почетно защищать своих друзей, но не угнетенных. Честность монархии уважает всякую собственность,
Речи 1794 г. 165 за исключением собственности бедняка; она защищает все нрава, за исключением прав народа. Вот статья из кодекса монархии: «Ты не украдешь, если ты не являешься королем или не обладаешь его привилегиями. Ты не убьешь, если ты не можешь одним ударом погубить много тысяч людей». Вам известны откровенные слова кардинала Ришелье212, в его политическом завещании: короли должны всячески стараться уклоняться от услуг честных людей, потому что они не могут изг влечь из них выгоду. Более двух тысяч лет тому назад на берегах Понта Эвксинского жил маленький король, который проповедовал ту же доктрину еще более энергичным образом 213. Его фавориты ложными обвинег ниями умертвили некоторых из его друзей. Он это запомнил и однажды, когда один из его фаворитов представил ему новый донос, он сказал ему: «Я бы приказал убить тебя, если бы такие злодеи, как ты, не были бы необходимы деспотам». Уверяют, что этот король был одним из лучших, какие когда-либо существовали. Но в Англии макиавеллизм довел эту королевскую доктрину до высшей степени совершенства. Я не сомневаюсь в том, что в Лондоне есть много торговцев, которые хвастаются тем, что они добросовестно ведут дела в (своей торговле; но можно поручиться, что эти честные люди находят совершенно естествен* ным, если члены британского парламента публично продают королю Георгу свою совесть и права народа так же, как они сами продают про1- дукцию своих мануфактур. Питт развертывает перед глазами этого парламента перечень своих низостей и своих преступлений: «столько-то на измену, столько-то на убийства представителей народа и патриотов, столько-то на клевету, столько-то на голод, столько-то на подкуп, столько-то на изготовление фальшивых монет». Сенат с замечательным хладнокровием выслушивает и покорно все одобряет. Тщетно гневный голос одного человека, вдохновленный его добродетелью, поднялся против стольких низостей — министр простодушно признается, что он ничего не понимает в новых для него правилах, и сенат отвергает внесенное предложение. Стенхоп214, не требуй у твоих недостойных коллег, чтобы они воздали должное за твое сопротивление их преступлениям; потомство воздаст его тебе, а их порицание является для тебя самым прекрасным правом на уважение, даже твоего века. Что можно заключить из всего, что я сейчас сказал? Что безнравственность это основа деспотизма, а добродетель это сущность республики. Революция, которая стремится установить добродетель,— это лишь переход от царства преступления к царству справедливости; отсюда
166 Максимилиан Робеспьер беспрерывные усилия объединившихся против нас монархов и всех заговорщиков к тому, чтобы увековечить среди нас предрассудки и пороки монархии. Все, кто сожалел о старом режиме, все, кто бросился на путь революции, для того лишь, чтобы сменить династию, с самого начала старались остановить развитие политической морали; какая же разница существует между друзьями д'Орлеанов или Иорка и друзьями Людовика XVI, если не считать, что первые проявляют, быть может, большую степень подлости и лицемерия? Главари клик, которые входили в первые два законодательных собрания, слишком подлые, чтобы верить в республику, слишком развращенные, чтобы желать ее, не переставали строить заговоры, с целью вычеркнуть из сердца людей вечные принципы, которые их собственная политика заставила провозгласить в начале революции. Заговор укрылся тогда под предательским модерантизмом и, убив добродетель, покровительствуя преступлению, привел нас окольными, но верными путями, к тирании. Когда республиканская энергия расстроила эту подлую систему и основала демократию, аристократия и иностранные государства создали план все преувеличить, все развратить; они прячутся за формами демократии для того, чтобы опозорить ее превратными действиями, столь же гибельными, сколь и нелепыми, и чтобы задушить ее в колыбели. Свободу атакуют одновременно путем модерантизма и неистовства. В этом столкновении двух противоположных по виду клик, главари которых связаны тайными узами, общественное мнение разложено, народное представительство унижено, народ превращен в ничто, а революция начинает представляться смешной борьбой, призванной решить, каким же мошенникам достанется власть, чтобы расчленять и продавать родину. Действия партийных вождей, казавшихся столь противоположными, всегда были почти одними и теми же. Главной их чертой было крайнее лицемерие. Лафайет взывал к конституции для того, чтобы поднять королевскую мощь; Дюмурье взывал к конституции для того, чтобы защитить жирондистскую клику против Национального конвента; в августе 1792 г. Брис- со и жирондисты хотели сделать из конституции щит, чтобы отразить удар, грозивший трону. В январе следующего года те же заговорщики требовали суверенитета народа для того, чтобы спасти королевскую власть от позора эшафота и разжечь гражданскую войну в собраниях секций. Эбер и его соучастники требовали суверенитета народа для того, чтобы задушить Национальный конвент и уничтожить республиканское правительство. Бриссо и жирондисты хотели вооружить богатых против народа; клика Эбера, покровительствуя аристократии, расколола народ для того, чтобы он сам себя угнетал.
Речи J794 г. 167 Дантон, самый опасный из врагов родины, если не самый подлый, осторожно использует всякого рода преступления, он связан со всеми заговорами, обещает злодеям свое покровительство, патриотам свою верность, умеет ловко объяснять свои измены заботой об общественном благе, оправдывать свои пороки мнимыми недостатками, обвинять с равнодушным или благодушным видом заговорщиков, готовых разрушить республику, с тем, чтобы иметь случай самому защитить их. Дантон договаривается с Бриссо, переписывается с Ронсеном, ободряет Эбера и пристраивается к каждому событию для того, чтобы использовать удачу или проигрыш, чтобы объединить всех врагов свободы против республиканского правительства. В последнее время мы видим, как развивается замышляемая нашими врагами во всей широте ужасная система развращения политической морали; чтобы достигнуть большего успеха, они сами сделали себя учителями ее, они все клеймят, все путают, создавая какую-то отвратительную смесь из чистоты наших принципов и развращенности их сердец. Все мошенники узурпировали своего рода политическое священство и зачислили в профаны верных представителей народа и всех патриотов. Боялись предложить какую-нибудь справедливую мысль; они запретили патриотизму использование здравого смысла; был момент, когда запрещалось сопротивляться разрушению родины под страхом считаться дурным гражданином; патриотизм стал лишь нелепым извращением, или он проявлял себя в отваге произносить громовые речи против Конвента. Из-за ниспровержения революционных идей, аристократия, оправданная во всех ее преступлениях, замышляла весьма патриотически резню всех представителей народа и возрождение королевской власти. Осыпанные сокровищами тирании, заговорщики проповедовали бедность; изголодавшиеся по золоту и господству они с наглостью проповедовали равенство, чтобы заставить ненавидеть его. Свобода была для них независимостью преступления, революция торговлей, народ—орудием, родина—добычей. То небольшое благо, которое они пытались сделать, было уловкой, чтобы легче причинить нам непоправимое зло; если они иногда показывали себя суровыми, то для того, чтобы приобрести право благоприятствовать врагам свободы и преследовать ее друзей; покрытые всякими преступлениями, они требовали от патриотов не только непогрешимости, но гарантию от всех капризов судьбы с тем, чтобы никто не смел служить отечеству. Заговорщики громили спекуляцию и делили со спекулянтами общественное достояние. Они выступали против тирании с тем, чтобы лучше служить тиранам. Их устами европейские тираны обвиняли Конвент в тирании. Нельзя было предложить народу восстановить королевскую власть, они хотели толкнуть его на уничтожение своего собственного правительства; нельзя было сказать ему, чтобы он призвал своих врагов, ему го-
168 Максимилиан Робеспьер ворили, что он должен прогнать своих защитников; нельзя было сказать, чтобы он сложил оружие, его приводили в уныние сообщением ложных новостей; ни во что не ставили его успехи, и с преступной злобностью преувеличивали его неудачи. Нельзя было сказать народу: сын тирана215, или другой Бурбон, или сын короля Георга сделает тебя счастливым, но ему говорили: ты несчастен].. Ему рисовали картину голода, который они сами старались создать, ему говорили, что не хватает яиц, сахара. Ему не говорили, что его свобода чего-то стоит, что унижение его угнетателей и все другие последствия революции являются ничтожным благом, за которое он еще борется, что только гибель его врагов одна может обеспечить ему счастье... Но он все это чувствовал. Они не могли поработить французский народ силой, или с его собственного согласия; они стремились поработить его при помощи подрывной деятельности, при помощи мятежа, при помощи развращения нравов. Заговорщики не только возвели безнравственность в систему, но они ввели ее и в религию; они стремились потушить все благородные чувства природы своим примером и своими наставлениями. В своем сердце злой человек хотел бы, чтобы на земле не оставалось ни одного порядочного человека, чтобы нельзя было встретить ни одного обвинителя и свободно и мирно дышать на земле. Все эти люди пытались найти в умах и в сердцах все, что служит опорой морали, вырвать это и уничтожить в них того незримого обвинителя, которого природа спрятала в них. Тираны, удовлетворенные дерзостью своих эмиссаров, спешили выставить в глазах своих подданных сумасбродства, за которые они заплатили, и, притворяясь будто они считают, что это дело французского народа, они, казалось, говорили им: что вы выиграете, сбросив наше иго? Вы же видите, республиканцы не стоят большего, чем мы. Тираны, враги Франции, задумали план, который, если бы все их надежды оправдались, воспламенил бы вдруг нашу республику и воздвиг бы непреодолимый барьер между нею и всеми другими народами. Заговорщики выполнили этот план: те же плуты, которые взывали к суверенитету народа для того, чтобы удушить Национальный конвент, ссылались на ненависть к суеверию, чтобы вызвать у нас гражданскую войну и ввести атеизм. Чего хотели те, кто среди окружавших нас заговоров, среди затруднений, вызванных войной, в тот момент, когда еще дымились факелы гражданских раздоров, со свирепостью атаковали вдруг все культы и объявили себя пылкими апостолами небытия и фанатическими миссионерами атеизма? Каков был мотив этого большого предприятия, замышлявшегося в ночной тьме, без ведома Национального конвента, священниками, иностранцами и заговорщиками? Было ли это любовью к родине? Было ли это отвращением к фанатизму? Это было единственным средством снаб-
Речи 1794 г. 169 дить его оружием. Было ли это желанием ускорить торжество разума? Но разум не переставали оскорблять глупым насилием, заранее согласованными сумасбродствами, чтобы сделать его внушающим отвращение; казалось его водворили в храмы только для того, чтобы изгнать из республики. Служили делу монархов, объединившихся в лигу против нас, монархов, которые сами возвестили эти события и которые успешно одержали верх, возбудили против нас фанатизм народов с помощью манифестов и публичных молений. Надо видеть с каким священным гневом г. Питт противопоставляет нам эти факты и с какой заботливостью небольшое число неподкупных людей английского парламента приписывает их нескольким презренным людям, дезавуированным и наказанным вами. Между тем, как все эти люди выполняли свою миссию, английский народ постился, чтобы искупить грехи, оплаченные г. Питтом, а лондонские буржуа носили траур согласно католическому культу, как они носили его по королю Капету и по королеве Антуанетте 216. {Смех и аплодисменты.) Политика министра Георга замечательна. Через своих эмиссаров он оскорблял «верховное существо» и хотел отомстить за него английскими и австрийскими штыками! Мне очень нравится благочестие королей, и я твердо верю в религиозность г. Питта. Во всяком случае ясно, что он нашел во Франции добрых друзей, так как, согласно всем расчетам человеческого благоразумия, интрига, о которой я говорю, должна была быстро зажечь пожар по всей республике и создать ей новых врагов во вне. К счастью, гений французского народа, его неизменная страсть к свободе, ваша мудрость, насторожила честных патриотов, которых мог увлечь опасный пример лицемерных изобретателей этой махинации; наконец, сами священники, позаботившиеся открыть глаза народу на самих себя; все эти причины предупредили большую часть неприятностей, которых заговорщики от этого ожидали. От вас зависит теперь прекратить остальное и даже использовать, если возможно, саму развращенность наших врагов для обеспечения торжества принципов и свободы. Считайтесь только с благом отечества и интересами человечества. Приветствовать надо всякое учреждение, всякую доктрину, которые утешают и возвышают души, отвергайте все те, которые стремятся опозорить ваши души, развратить их. Поощряйте, восхваляйте все благородные чувства «и все великие моральные идеи, которые хотели заглушить; приближайте к себе чарами дружбы и узами добродетели людей, с которыми вас хотели разъединить. Кто вверил тебе миссию оповещать народ о том, что божества нет, о, ты, кто проникся страстью к этой бесплодной доктрине и кто никогда не проникается страстью к родине? Какую пользу ты находишь в том, чтобы убеждать человека, что над его судьбой вла-
170 Максимилиан Робеспьер ствует слепая сила и что она случайно поражает то преступление, то добродетель; что его душа это лишь слабое дуновение, угасающее у входа в могилу? Разве идея его небытия внушит человеку более чистые и более возвышенные чувства, чем идея бессмертия? Разве она внушит ему больше уважения к себе подобным и к себе -самому, больше преданности к родине, больше отваги не бояться тирании, больше презрения к смерти или к наслаждению? Оплакивая смерть доблестного друга, можете ли вы думать, что самая прекрасная часть его исчезла вместе с нею? Плача над гробом сына или жены, может ли вас утешить тот, кто вам скажет, что от них осталась только пыль? Несчастные, умирающие под ударами убийцы, ваш последний вздох — это призыв к вечному правосудию! Невинность на эшафоте заставляет бледнеть тирана в его колеснице победы; имела ли бы она такое превосходство, если бы могила сравняла угнетателя и угнетаемого? Несчастный софист! По какому праву ты вырываешь у невинности скипетр разума, чтобы вложить его в руки преступления, накидываешь мрачное покрывало на природу, приводишь в отчаяние несчастье, радуешь порок, печалишь добродетель, унижаешь человечество? Чем больше человек наделен чувствительностью и одаренностью, тем больше он предан идеям, возвышающим его существо, возносящим его сердце, и доктрина людей этого склада становится доктриной вселенной. Как могут эти идеи не стать истиной? Я, по крайней мере, не могу постигнуть, как могла бы природа внушить человеку вымысел более полезный, чем реальность, и если бы существование бога, если бы бессмертие души были только сном, они все же были бы самой прекрасной концепцией человеческого разума. Мне нет нужды отметить, что здесь не идет речь об обвинении какого-либо философского взгляда, в частности, ни о том, чтобы оспаривать, будто такой-то философ может быть добродетельным, каковы бы ни были его (взгляды, и даже вопреки им, силой счастливой натуры и высокого разума; речь идет только о том, чтобы рассмотреть атеизм как национальное явление, связанное с заговором против республики. Какое значение имеют для вас, законодатели, различные гипотезы, которыми некоторые философы объясняют явления природы? Вы^ можете оставить все эти вопросы их вечным спорам; вы не должны смотреть на них ни как на метафизиков, ни как на теологов; в глазах законодателя все то, что полезно людям, и все то, что хорошо на практике,— это и есть правда. Идея «верховного существа» и бессмертие души это беспрерывный призыв к справедливости, следовательно, она социальная и республиканская. {Аплодируют.) Природа наделила человека чувством'удовольствия и чувством боли, которая заставляет его бежать от вредных для него физических веществ и стремиться к тем, которые ему подходят. Общество было бы совершенным, если бы оно сумело создать в себе быстро действу-
Речи 1794 г. 171 дощий инстинкт в отношении морали, не ожидая запоздалой помощи суждения, которое заставит его делать добро и избегать зла; ведь разум каждого человека, в частности введенный в заблуждение своими страстями:, часто выступает как софист в их защиту и власть человека может всегда подвергнуться нападкам его самолюбия. Таким образом то, что создает этот драгоценный инстинкт, или то, что заменяет его, то, что восполняет недостаток власти человека,— это религиозное чувство, запечатлевшее в душах идею санкции, данной предписаниям морали силой, стоящей выше человека; поэтому я не думаю, чтобы какой-либо законодатель решился когда-нибудь сделать атеизм национальным воззрением. Мне известно, что даже среди них самые мудрые разрешили себе примешивать к истине некоторый вымысел для того ли, чтобы поразить воображение невежественных народов, или для того, чтобы сильнее привязать их к своим учреждениям. Ликург и Солон прибегали к власти оракулов и даже сам Сократ, чтобы вызвать у своих сограждан доверие к истине, почел себя обязанным убедить их в том, что она была внушена ему близким ему духом. Вы несомненно не сделаете из этого вывод, что для просвещения людей их следует обманывать, но только то, что вы счастливы жить в век и в стране, где просвещение не оставляет вам других задач для выполнения, кроме задачи призвать людей к природе и к правде. Вы, конечно, не разорвете священное звено, соединяющее людей с их создателем. Если эта идея господствует в народе, то было бы опасно разрушить ее. Мотивы обязанностей человека к его создателю и основы человеческой морали неизбежно связаны с этой идеей и зачеркнуть ее это значит деморализовать народ. Из этого же принципа вытекает и то, что нападать на установившийся культ следует всегда лишь с осторожностью и известной деликатностью из страха, что внезапное и сильное изменение его может показаться покушением на нравственность и даже отказом от честности. Впрочем, тот, кто может заменить божество в системе социальной жизни, в моих глазах является чудом гения; тот, кто, не заменяя божество, думает лишь о том, чтобы изгнать его из ума людей, кажется мне чудом глупости или развращенности. Что дали заговорщики вместо того, что они разрушили? Ничего, разве только хаос, пустоту и насилие. Они слишком презирали народ, чтобы взять на себя труд убедить его; вместо того, чтобы просветить его, они хотели лишь раздражить его, устрашить или развратить. Если развитые мною до сих пор принципы ошибочны, то я, по крайней мере, вместе с тем ошибаюсь в том, что все люди почитают. Обратимся к урокам истории. Заметьте, прошу вас, как люди, влиявшие на судьбы государств, решались принять ту или другую из двух противоположных систем, согласно своему личному характеру или согласно природе
172 Максимилиан Робеспьер своих политических взглядов. Посмотрите, как Цезарь, защищая с большим искусством в римском сенате соучастников Катилины, заблуждался, отклоняясь от догмы бессмертия души. Ему казалось, что его идеи настолько способны заглушить в сердцах судей силу добродетели, что причина преступления казалась ему связанной с идеей атеизма! Цицерон, наоборот, призывал против изменников меч закона и гнев богов; умирающий Сократ беседует со своими друзьями о бессмертии души; Леонид у Фермопил, ужиная со своими товарищами по оружию в момент совершения самого героического замысла, который человеческая добродетель когда-либо породила, приглашает их на другой день на другой банкет, уже в новой жизни. От Сократа до Шометта и от Леонида до Пер Дюшена217 далеко. (Аплодируют.) Великий человек, истинный герой слишком уважает самого себя, чтобы ему нравилась идея своего уничтожения; злодей, презренный в своих собственных глазах, отвратительный в глазах другого, чувствует, что природа не может сделать ему лучшего подарка,, чем ввергнуть его в небытие. (Аплодируют.) Катон не колебался между Эпикуром и Зеноном 2]S. Брут и знаменитые участники его заговора, разделявшие его опасности и его славу, также принадлежали к той возвышенной секте стоиков, которые так высоко подняли энтузиазм добродетели и которые преувеличивали только героизм. Стоицизм породил соперников Брута и Катона вплоть до ужасных веков, последовавших за потерей римлянами свободы; стоицизм спас честь человеческой природы, опозоренной пороками преемников Цезаря и в особенности терпением народов. Эпикурейская же сетка несомненно отстаивала всех злодеев, притеснявших родину, и всех подлецов, которые допускали, чтобы ее притесняли; и хотя сам философ, чье имя носила эта секта, не был презираемым человеком, принципы его системы, истолкованные коррупцией, привели к таким пагубным последствиям, что уже в самой античности эту секту заклеймили названием стадо Эпикура. И поскольку во все времена сердце человека по существу своему одно и то же и тот же инстинкт или та же самая политическая система указывала людям одян и тот же ход, легко применить сделанные мною замечания к настояюа;ему моменту и даже ко времени, непосредственно предшествующему нашей революции. Стоит бросить взгляд на это время, пусть даже только для того, чтобы быть в состоянии объяснить часть явлений, происшедших с тех пор. Уже давно просвещенные наблюдатели могли отметить некоторые симптомы нынешней революции; все важные события указывали на нее. Дела частных лиц, имеющих некоторую известность, были связаны с какой-нибудь политической интригой; известные литераторы, в силу своего влияния на общественное мнение, начинали влиять также и на дела страны; наиболее честолюбивые из них образовали своего рода коалицию, уси-
Речи 1794 г. 173 лившую их значение. Они как будто разделились на две секты, из которых одна глупо защищала духовенство и деспотизм, наиболее же могущественной и наиболее знаменитой была секта, известная под именем энциклопедистов 219. В нее входило несколько достойных уважения человек и большее число честолюбивых шарлатанов. Многие из ее главарей стали значительными лицами в государстве. Кому неизвестно влияние этой секты, ее политика — тот не может иметь полного представления о периоде, предшествовавшем нашей революции. Эта секта в политических вопросах никогда не ставила высоко права народа; в вопросах морали она шла дальше религиозных предрассудков. Ее корифеи иногда Произносили громовые речи против деспотизма, но получали пенсию от деспотов; они иногда писали книги против двора, а иногда посвящения королям и мадригалы придворным; они были гордыми в своих писаниях и унижались в передних высокопоставленных лиц. Эта секта с большим рвением пропагандировала материалистический взгляд, который сильнее всего был принят среди великих и среди умных людей; ей в значительной части обязан тот род практической философии, который ввел эгоизм в систему, рассматривал человеческое общество как войну хитрости, успех — как правило справедливости и несправедливости, честность — как дело вкуса или благопристойности, мир — как владение ловких мошенников. Я сказал, что корифеи этой секты были честолюбцами; волнения, которые предвещали большое изменение в политическом по- редке вещей, могли расширить их взгляды. Было замечено, что многие из них находились в тесных связях с домом д'Орлеанов, а английская конституция была, по их мнению, образцом политики, максимумом социального счастья. Среди тех, кто в то время, о котором я говорю, выделился на поприще литературы и философии, один человек, благодаря своей возвышенной душе, величию своего характера, показал себя достойным быть наставником человеческого рода220. Он откровенно нападал на тиранию; он с энтузиазмом говорил о божестве; его мужественное и честное красноречие рисовало пламенными чертами чары добродетели и защищало приносящие утешения догмы, которые разум дает как оплот человеческому сердцу. Чистота его доктрины, которую он черпал в природе и в глубокой ненависти к пороку, так же как и его непобедимое презрение к интригующим софистам, узурпировавшим имя философов, навлекло на него ненависть и преследование его соперников и лживых друзей. Ах! если бы он был свидетелем этой революции, предтечей которой он является и которая перенесла его останки в Пантеон, может ли кто-нибудь сомневаться в том, что его благородная душа с восторгом приняла бы дело справедливости и равенства? Но что же сделали для революции его подлые противники? Они боролись против нее с того времени, когда оби устраши-
174 Максимилиан Робеспьер лись, как бы она не подняла народ над суетностью частной жизни; одни использовали свой ум для того, чтобы подделывать республиканские принципы и извращать общественное мнение, они проституировались в заговорщических кликах и в особенности в орлеанской партии; другие укрылись в трусливом нейтралитете. Вообще литераторы опозорились в этой революции, и к вечному стыду ума, разум народа взял на себя все издержки революции. Мелкие и пустые люди, краснейте, если это возможно для вас! Чудеса, обессмертившие эту историческую эпоху человечества, были произведены без вас и помимо вас; здравый смысл без интриги и гений без образования вознесли Францию на такую ступень высоты, которая пугает вашу низость и убивает вашу ничтожность! Какой-нибудь ремесленник показал себя способным понимать права человека, б то время как какой-нибудь сочинитель книг, почти республиканец в 1788 г., глупо защищал дело монархов в 1793 г.; какой-нибудь земледелец распространял философские знания в деревнях, в то время как академик Кондорсе, когда-то бывший, по словам литераторов, великим геометром, а по словам геометров — великим литератором, а с тех пор робкий заговорщик, презираемый всеми партиями, беспрерывно старался очернить революцию в груде своих коварных и продажных рапсодий. Вы, несомненно, были уже поражены тем, с какой нежностью столько людей, изменивших своей родине, принимали зловещие взгляды, с которыми я борюсь. Сколько любопытных сопоставлений могут еще представиться нашим умам! Мы слышали, кто мог бы поверить такому крайнему бесстыдству! Мы слышали, что в одном народном обществе предатель Гаде доносил на одного гражданина за то, что тот произнес слово «провидение»! Несколько позднее мы слышали, как Эбер обвинял другого гражданина за то, что тот писал против атеизма! Не Верньо ли и Жансон- не в вашем присутствии и даже с вашей трибуны с горячностью разглагольствовали о том, что надо извлечь из преамбулы конституции слова «верховное существо», которые вы внесли в нее? Дантон улыбался от жалости при словах добродетель, слава, процветание; Дантон, чьей системой было унизить то, что может возвысить душу; Дантон, остававшийся равнодушным и глухим во время больших опасностей, угрожавших свободе, после говорил с горячностью в пользу той же свободы. Откуда это исключительное согласие в принципах между столькими людьми, кажущимися столь разъединенными? Можно ли это приписать просто старанию дезертиров народного дела скрыть свое отступничество пылким рвением против того, что они называют религиозными предрассудками, как будто они хотели бы компенсировать свою снисходительность к аристократии и тира нии войной, которую они объявили божеству? Нет, поведение этих коварных личностей несомненно исходит из
Речи 1794 г. 175 более глубоких политических взглядов: они чувствовали, что для уничтожения свободы надо было благоприятствовать всеми средствами тому, что оправдывает эгоизм, сушит сердце и стирает представление о прекрасной морали, являющейся единственным правилом, по которому общественный разум судит защитников и врагов человечества. Они с восторгом принимают систему, смешивающую судьбы добрых и злых и оставляющую между ними только различие в неопределенных благодениях судьбы и считающую арбитром между ними право более сильного или более хитрого. Вы стремитесь совсем к другой цели; вы, следовательно, будете проводить противоположную политику. Не боимся ли мы возбудить фанатизм п принести пользу аристократии? Нет, если мы примем то решение, на какое указывает нам мудрость, нам легко будет избегнуть этой опасности. Враги народа, кто бы вы ни были, никогда Национальный конвент не станет благоприятствовать вашей развращенности! Аристократы, под каким бы покровом вы ни скрыли теперь свой внешний вид, напрасно стали бы вы пытаться одержать верх над нашей критикой творцов преступных козней, имеющих целью обвинить искренних патриотов, которых только ненависть к фанатизму могла увлечь на совершение опрометчивых поступков! Вы не имеете права обвинять; среди несчастий, вызванных кликами, национальное правосудие сумеет распознать ошибки заговоров; оно верной рукой схватит всех развращенных интриганов и не поразит ни одного честного человека. Фанатики, не надейтесь на нас! Призвать людей к культу «верховного существа» — это значит нанести смертельный удар фанатизму. Все вымыслы исчезают перед истиной, а все безумства падают перед разумом. Без принуждения, без преследования все секты должны сами по себе смешаться во всемирной религии природы. (Аплодируют.) Мы советуем вам, следовательно, сохранить принципы, которые вы высказывали до сих пор. Пусть для торжества разума соблюдается свобода культов; но пусть она не нарушает общественный порядок и не становится средством для заговора. Если контрреволюционное недоброжелательство будет скрываться под этим предлогом, откажитесь от него и опирайтесь на мощь принципов и на силу вещей. Священники честолюбцы, не ждите же, чтобы мы старались восстановить вашу власть! Такое предприятие было бы даже выше наших сил! (Аплодируют.) Вы сами убили себя, а к духовной жизни можно вернуться только через физическое существование. И к тому же, что общего между священниками и богом? Священники для морали то же, что шарлатаны для медицины. (Новые аплодисменты.) Как отличается бог природы от бога священников! (Продолжительные аплоаисменты.) Я не знаю ничего более схожего с атеизмом, чем религии, которые они создали; по мере искажения «верховного существа», они
176 Максимилиан Робеспьер уничтожили его в самих себя. То они делали его огненным шаром, то быком, то деревом, то человеком, то королем. Священники создали бога по своему образу; они сделали его ревнивым, капризным, алчным, жестоким, беспощадным. Они относились к нему, как когда-то майордомы * относились к потомкам Хлодвига 221, чтобы царствовать под его именем и занимать его место. Священники водворили бога на небо, как во дворец, и призвали его на землю только для того, чтобы просить у него в свою пользу десятину богатства, почести, удовольствия и власть. (Горячие аплодисменты.) Истинным священником «верховного существа» является природа; его храмом — вселенная, его культом — добродетель, его праздниками — радость великого народа, собравшегося перед ним для того, чтобы завязать сладостные узы всемирного братства и выразить ему признательность чувствительных и чистых сердец. Священники, на каком основании вы утверждаете свою миссию? Были вы более справедливы, более скромны, большими друзьями правды, чем другие люди? Любили вы равенство, защищали права народов, ненавидели деспотизм, повергли тиранию? Вы сказали королям: «Вы подобие бога на земле; вата власть дана вам только от бога»; и короли вам ответили: «Да, мы действительно посланцы бога; объединимся для раздела добычи и обожания нас смертными». Скипетр и кадило составили заговор для того, чтобы опорочить небо и захватить землю. {Аплодисменты.) Оставим священников и вернемся к божеству. (Аплодисменты.) Свяжем мораль с вечными и священными основами; внушим человеку то религиозное почтение к человеку, то глубокое чувство своего долга, которое является единственной гарантией социального счастья; взрастим это чувство во всех наших учреждениях. Пусть в особенности народное воспитание будет направлено к этой цели; вы, несомненно, придадите ему характер, подобный природе нашего правительства и возвышенности судеб нашей республики; вы почувствуете необходимость сделать его общим нравным для всех французов. Дело в том, чтобы не создавать больше господ, а — граждан] родина одна имеет право воспитывать своих детей; она не может доверять их ни семейной гордости, ни предрассудкам частных лиц, являющимся постоянной пищей аристократии ж домашнего федерализма, ограничивающего души, изолируя их и уничтожая вместе с равенством все основы социального порядка. Но этот важный предмет не относится к настоящей дискуссии. Однако существует такого рода установление, которое должно рассматриваться как существенная часть общественного воспитания и которое неизбежно относится к предмету этого доклада; я хочу говорить о национальных праздниках. * В оригинале — мэры дворца, по-русски, применительно ко времени меровингов, обычно переводится: майордомы (прим. переводчика).
ев И сэ H X о "=t о <si чя Os >1 и cd ю о m и н «« ЗГ о 5 © * а ^ ° 2 о cd ее
H о t^ ter X cd о о p. л *. & *
Речи 1794 г. 177 Соберите людей; вы сделаете их лучшими, потому что собравшиеся люди будут стремиться нравиться друг другу и они смогут добиться этого только тогда, когда своими действиями вызовут уважение к себе. Пусть они соберутся по важному моральному и политическому поводу и вместе с удовольствием в их сердце возникнет любовь к честным делам, ведь люди встречаются не без удовольствия. Человек — это самый важный объект природы и самым великолепным зрелищем является зрелище собравшегося народа. Мы всегда с энтузиазмом говорим о национальных праздниках в Греции; между тем предметом этих праздников были только игры, где блистала сила тела, ловкость или самое большее — талант поэтов и ораторов. Но это была Греция; это было зрелище большее, чем игры, это были сами зрители, это был народ победитель Азии, республиканские добродетели которого были иногда выше человечества; там видели великих людей, спасших и прославивших родину; отцы показывали своим сыновьям Мильтиада, Аристида, Эпаминон- доса, Тимолеона222, одно лишь присутствие которых было живым уроком благородства, справедливости и патриотизма. (Аплодисменты.) Как легко было бы французскому народу придать нашим собраниям более обширную и более важного характера цель! Система праздников, само собой понятно, служила одновременно созданию самых сладких уз братства и самым могущественным средством возрождения. Пусть у вас будут общие и более торжественные праздники для всей республики; пусть у вас будут отдельные праздники и для каждой местности и пусть они будут днями отдыха и заменили бы собой то, что в силу обстоятельств было уничтожено. Пусть все эти праздники возбудят благородные чувства, составляющие привлекательность и украшение человеческой жизни: энтузиазм к свободе, любовь к родине, уважение к законам. Пусть память о тиранах и изменниках будет там предана проклятию; пусть память о героях свободы, о благодетелях человечества получит там справедливую дань благодарности общества. Пусть эти праздники черпают свой интерес и даже свои названия в бессмертных событиях нашей революции и в самых священных и самых дорогих человеческому сердцу предметах. Пусть они будут украшены и отмечены соответствующими их предмету эмблемами; привлечем к нашим праздникам природу и все добродетели. Пусть они все празднуются под покровительством «верховного существа», пусть они будут ему посвящены, пусть они открываются и заканчиваются выражением почитания его могущества и его доброты! Ты, высочайшая Свобода, дашь свое святое имя одному из самых прекрасных праздников, о, ты дочь природы! Мать счастья и славы! Ты одна законная государыня мира, преступно лишенная трона; ты, кому французский народ отдал свою власть и взамен дает тебе родину и нравствен- 12 Зак. № 1992
178 Максимилиан Робеспьер ность! Ты разделишь наши жертвы с твоим спутником тихим и святым Равенством! (Аплодисменты.) Мы будем чествовать человечество, униженное и попираемое ногами врагов французской республики. Человечество! Прекрасен будет тот день, когда мы будем праздновать праздник человеческого рода. Это будет братский и священный банкет, на который после победы французский народ пригласит огромную семью, честь и незыблемые права которой он защищает. Мы будем также чествовать всех великих людей, какого бы времени и какой бы страны они ни были, тех, кто освободил свою страну от гнета тиранов и мудрыми законами учредил свободу. Вы не будете забыты, знаменитые мученики французской республики! Вы не будете забыты, герои, погибшие в борьбе за нее! Кто может забыть героев моей родины!.. Франция им обязана своей свободой; вселенная им обязана своей свободой; пусть же вселенная, наслаждаясь ее благодеяниями, скорей воспевает ее славу! Сколько героических черт, проявленных в великих деяниях, свобода как бы расточала среди нас! Сколько имен, достойных быть записанными в летопись истории, остаются погребенными в безвестности! Но неизвестные и почитаемые, если вы избежите известности, то не избежите нашей нежной благодарности! Пусть трепещут все вооружившиеся против свободы тираны, если они еще существуют! Пусть они трепещут в тот день, когда французы придут на ваши могилы поклясться следовать вашему примеру! Юные французы, слышите ли вы бессмертного Барра 223, который из Пантеона призывает вас к славе! Приходите положить цветы на его священную могилу! (Юные ученики родины, находившиеся в зале Собрания, воскликнули с большим энтузиазмом: «Да здравствует республика!») Барра, дитя герой, ты кормил свою мать и ты умер за свою родину! Барра, ты уже получил награду за свой героизм: родина устроила твою мать; подавив все преступные клики, торжествующая родина подымется на развалинах пороков и тронов- О Барра! ты не нашел для себя образцов в античности, но ты нашел среди нас соперников твоей доблести! По какой фатальности или же по какой неблагодарности забыли героя еще более юного и достойного, чтобы потомки оказали ему почести? 224 Мятежные марсельцы, собравшись на берегах Дюранс, хотели перейти реку и перебить слабых и безоружных патриотов этих несчастных местностей. Немногочисленная толпа республиканцев, собравшаяся на другом берегу, не видела иного средства как перерезать трос понтонов, находившихся во власти их врагов; но пуститься в такое предприятие в присутствии многочисленных батальонов на другом берегу и находящихся на расстоянии ружейного выстрела, казалось химерическим предприятием даже наиболее смелым. Вдруг ребенок тринадцати лет бросился к топору, схватил его, помчался по берегу реки и со всей силой ударил по тросу. На него обрушилось несколько ружейных залпов, но он продолжал еще силь-
Речи 1794 г. 179 яее рубить, наконец он получил смертельный удар, он вскричал: «Я умираю, мне все равно, это за свободу!» Он падает, он мертв!.. (Продолжительные аплодисменты.) Ребенок, достойный уважения, как гордится родина тем, что она дала тебе жизнь! С какой гордостью Греция и Рим почитали бы твою память, если бы они произвели такого героя, как ты! Граждане, понесем торжественно его пепел в храм Славы; пусть республика в трауре омоет его горькими слезами! Нет, ие будем оплакивать его; будем подражать ему, отомстим за него гибелью всех врагов нашей республики! Все добродетели спорят за право присутствовать на праздниках. Учредим праздники славы, не той, которая опустошает и угнетает мир, но той, которая освобождает его, которая просвещает и утешает его, той, ко< торая после отечества является главным кумиром благородных сердец. Учредим более трогательный праздник, праздник несчастья. Рабы обожают богатство и власть; мы уважаем несчастье, несчастье, которого человечество не может полностью изгнать с земли, но которое оно утешает и облегчает с почетом! Божественная дружба, ты тоже получишь эти знаки уважения, о, ты, некогда объединявшая героев и мудрецов! Ты, умножавшая силы друзей родины, и которую злые люди, связанные между собой преступлением, знали лишь как наглое притворство! Ты снова найдешь у французских республиканцев твою мощь и твои алтари. (Аплодируют.) Почему бы нам не оказать тех же почестей целомудренной и благородной любви, супружеской верности, отцовской нежности, сыновнему почитанию? Наши праздники, нет сомнения, будут интересны и ярки. Вы будете присутствовать на них, храбрые защитники родины, вас будут украшать ваши славные шрамы. Вы будете присутствовать на них, почтенные старцы; счастье, подготовленное вашему потомству, должно утешать вас за вашу долгую жизнь, прошедшую под игом деспотизма! Вы будете на них, юные ученики родины, вы растете для того, чтобы расширить нашу славу и собрать плоды наших трудов! Вы будете на них, юные гражданки, которым победа должна скоро возвратить братьев и возлюбленных, достойных вас! Вы будете там, матери семейств, мужья и сыновья которых передают республике трофеи вместе с обломками тронов! О, французские женщины! бережно храните свободу, купленную ценой их крови. Пользуйтесь своей властью и распространяйте власть республиканской добродетели! О, французские женщины! Вы достойны любви и уважения земли. Зачем вам надо завидовать женщинам Спарты? Как они, вы дали жизнь героям, как они, вы самозабвенно посвятили их родине! (Аплодируют.) Горе тому, кто стремится заглушить этот возвышенный энтузиазм и при помощи приводящих в уныние доктрин подавить моральный инстинкт народа, являющийся основой всех великих деяний! Вы, предста- 12*
180 Максимилиан Робеспьер вители народа, должны дать восторжествовать истинам, которые мы сейчас развили. Не бойтесь безумных воплей надменного невежества или лицемерной развращенности! Какова же была окружавшая нас порочность, если нам нужна была смелость, чтобы заявить о ней? Смогут ли наши потомки поверить, что побежденные клики были до такой степени наглы, что обвиняли нас в модерантизме, а аристократия обвиняла нас в том, что мы вызвали идею божества и морали? Поверят ли они, что осмелились говорить даже в этом Собрании, что этим путем мы отодвинули человеческий разум на несколько столетий назад? Они ссылаются на разум, эти чудовища, святотатственно отточившие против вас свои кинжалы! Все защитники ваших принципов и вашего достоинства безусловно должны также быть предметом их ярости. Не будем удивляться, если все злодеи, объединившиеся против вас, как будто хотят приготовить нам яд, но до того, как мы его выпьем, мы спасем родину. (Аплодируют.) Корабль, несущий судьбу республики, не предназначен терпеть крушение. Он плывет под вашей охраной, и бури будут вынуждены щадить его. (Новые аплодисменты.) Опирайтесь спокойно на незыблемые основы справедливости и возбуждайте политическую нравственность; громите виновных и бейте ваших врагов! Кто тот наглец, который ползал у ног короля, а теперь осмеливается оскорблять его величество французский народ в лице его представителей? Прикажите победить, но главное потопите порок в небытие! Врагами республики являются все развращенные люди. (Аплодируют.) Патриот — это не кто иной, как человек честный и благородный во всем значении этого названия. (Аплодируют.) Мало уничтожить королей; надо заставить все народы уважать характер французского народа. Напрасно мы понесли бы на край света славу нашего оружия, если всякого рода страсти безнаказанно раздирают грудь родины. Остережемся даже от опьянения успехами. Будем ужасны в наших неудачах, скромны в наших победах (аплодируют), и утвердим среди нас с помощью мудрости и морали мир и счастье! Такова истинная цель наших трудов; такова самая героическая и самая трудная задача. Мы рассчитываем способствовать достижению этой цели, предлагая вам следующий декрет (продолжительные и повторяющиеся аплодисменты). Статья 1. Французский народ признает существование «верховного существа» и бессмертие души. 2. Он признает, что культом, достойным «верховного существа», является выполнение обязанностей человека. 3. Он считает одной из первых своих обязанностей ненавидеть недобросовестность и тиранию, карать тиранов и предателей, помогать несчастным, уважать слабых, защищать угнетенных, делать другим какое только можешь добро, не быть несправедливым ни к кому.
Речи 1794 г. 181 4. Будут учреждены праздники, напоминающие человеку о божестве и о достоинстве его существа. 5. Они будут называться по названиям славных событий нашей революции, по названиям самых дорогих и полезных человеку добродетелей, величайших благодеяний природы. 6. Французская республика ежегодно будет праздновать праздники 14 июля 1789 г., 10 августа 1792 г., 21 января 1793 г., 31 мая 1793 г.225 7. Она будет праздновать каждую декаду праздники, перечень которых следует: «Верховному существу» и природе.— Человеческойу роду.— Французскому народу.— Благодетелям человечества.— Мученикам свободы.— Свободе и равенству.— Республике.— Всемирной свободе.— Любви к родине.— Ненависти к тиранам и изменникам.— Истине.— Справедливости.— Воздержанности.— Смелости.— Добросовестности.— Героизму.— Бескорыстию.— Стоицизму,— Любви.— Супружеской верности.— Отцовской любви.— Материнской нежности.— Сыновнему почитанию.— Детству.—" Юности.— Зрелому возрасту.— Старости.— Несчастию.— Сельскому хозяйству.— Индустрии.— Нашим предкам.— Потомкам.— Счастью. 8. Комитетам общественного спасения и народного образования поручается представить план организации этих праздников. 9. Национальный конвент призывает всех талантливых людей, достойных служить делу человечества, к чести оказания помощи в устройстве праздников гимнами и гражданскими песнями и всеми средствами, которые могут сделать их более прекрасными и полезными. 10. Комитет общественного спасения отличит работы, которые он сочтет способными выполнить эти цели, и вознаградит их авторов. 11. Свобода культов сохраняется, соответственно декрету от 18 фри- мера. 12. Всякое собрание аристократии и противоречащее общественному порядку будет пресечено. 13. В случае беспорядков, причиной или мотивом которых будет какой-либо культ, то те, кто вызовут их фанатическими ли проповедями или контрреволюционными инсинуациями, те, кто вызовут их несправедливыми и беспричинными насилиями, также будут наказаны по всей строгости закона. 14. Будет сделан особый доклад о деталях, касающихся настоящего декрета. 15. Следующего 2 прериаля будет праздноваться праздник в честь «верховного существа».
182 Максимилиан Робеспьер ПО ПОВОДУ ПОПЫТОК ПОКУШЕНИЯ АМИРАЛЯ И СЕСИЛЬ РЕНО. Речь в Конвенте 26 мая 1794 г.— 7 прериаля II года республики 226 Интересным сюжетом для беседы с потомством явится то, что мы сейчас наблюдаем, зрелище, достойное земли и неба. Мы видим собрание представителей французского народа, находящегося на вулкане нескончаемых заговоров. Одной рукой оно приносит к ногам вечного творца вещей признательность великого народа, а другой направляет удары против тиранов, строящих против него заговоры, основывает первую в мире республику и призывает среди смертных свободу, справедливость и изгнанные добродетели. (Аплодисменты.) Погибнут все тираны, вооружившиеся против французского народа! Погибнут все клики, опирающиеся на их мощь для уничтожения свободы! Вы не установите мир, но вы его дадите миру и вы отнимете его у преступления. Такова ближайшая перспектива, представшая перед глазами испугавшихся тиранов, и они вместе со своими сообщниками решили, что настало время убить нас, т. е. Национальный конвент; ибо когда они нападают на нас — то в массе, то в отдельности, вы всегда узнаете один и тот же план, одних и тех же врагов. Несомненно, они не настолько глупы, чтобы думать, что смерть нескольких представителей обеспечит им победу; если же они действительно думали, что для уничтожения вашей энергии или для изменения ваших принципов достаточно убить тех, кому вы доверили заботу о спасении республики; если они думали, что после того, как они бросят нас в могилы, появится торжествующий дух Бриссо, Эберов и Дантонов для того, чтобы вторично обречь нас на раздоры, на власть клик и на милость предателей — они ошиблись! Когда мы падем под их ударами, вы захотите окончить наше величественное дело или разделить нашу судьбу, или вернее нет ни одного француза, который не захотел бы тогда над нашими окровавленными телами поклясться сокрушить последнего из врагов народа! (Все Собрание в стихийном движении встает, чтобы засвидетельствовать свое одобрение.) Между тем, их кощунственный бред подтверждает одновременно их надежды и их отчаяние. Когда-то они надеялись, что им удастся уморить голодом французский народ; французский народ еще жив и переживет всех своих врагов, средства к существованию для него были обеспечены, а природа, верная свободе, доставляет ему продукты в изобилии. Что же им остается? Убийство! Они надеялись истребить национальное представительство, путем подготовленного подкупом восстания, и так были уверены в успехе этого покушения, что не постыдились заявить о нем всей Европе и признаться в
Речи 1794 г. 183 нем в парламенте Англии; этот проект не удался. Что им остается? Убийство! Они хотели подавить нас усилиями своей святотатственной лиги и в особенности путем измены. Изменники трепещут или погибают, их артиллерия попадает в наши руки, их сателлиты бегут от нас; но им остается убийство! (Аплодисменты.) Они стремились распустить Национальный конвент, уничтожить его путем коррупции, Конвент наказал их соучастников и победоносный поднялся над развалинами клики и под эгидой французского народа; но им оставалось убийство! Они пытались развратить общественную нравственность и заглушить благородные чувства любви к свободе и родине, изгнав из республики здравый смысл, доблесть и гуманность. Мы провозгласили божество бессмертия души, мы повелели от имени республики господствовать добродетели. Им остается убийство! Наконец, наветы, предательства, пожары, отравления, атеизм, коррупция, голод, убийства — они расточали все преступления. Им остается еще раз убийство, вновь убийство и потом опять убийство! Порадуемся же и поблагодарим небо, мы достаточно хорошо послужили отечеству, чтобы нас сочли достойными кинжалов тирании! Нам остается подвергнуться славным опасностям! Пребывание в городе сулит нам по крайней мере столько же опасностей, сколько поле битвы. Нам нечего завидовать нашим храбрым вооруженным братьям, мы другим способом оплачиваем наш долг родине. О, короли и слуги королей, не мы будем жаловаться на ту войну, которую вы ведете с нами, и мы к тому же признаем, что она достойна вашего высочайшего благоразумия! Действительно легче отнять у нас жизнь, чем восторжествовать над нашими принципами и нашими армиями. Англия, Италия, Германия, сама Франция дадут нам солдат для выполнения этих благородных подвигов. Если державы ©сей земли соединяются для того, чтобы убить одного слабого человека, он, конечно, не должен упорствовать в желании жить; да в наши расчеты и не входило преимущество долгой жизни. Не для того, чтобы жить, объявляют войну всем тиранам и что еще опаснее, войну всем преступлениям. Какой человек когда-либо безнаказанно защищал права человечества? Несколько месяцев тому назад я говорил моим коллегам по Комитету общественного спасения: «Если армии республики победят, если мы разоблачим предателей, если мы подавим клики, они убьют нас» и я не был удивлен, увидев, что мое пророчество осуществляется. Что касается меня, я нахожу даже, что положение, в которое меня поставили враги республики, имеет преимущества, ибо чем жизнь защитников отечества более неопределенна и ненадежна, тем более они независимы от злобы людей.
184 Максимилиан Робеспьер Окруженный их убийцами, я уже сам поставил себя в новый порядок вещей, в какой они хотят меня поставить; я дорожу скоротечной жизнью только из любви к родине и из жажды справедливости. Освободившись, более чем когда-либо, от личных соображений, я чувствую себя более расположенным энергично атаковать злодеев, строющих заговор против моей страны, против человеческого рода! Чем больше спешат окончить мою жизнь, тем больше я хочу поторопиться заполнить ее полезными действиями для счастья мне подобных. Я по крайней мере оставлю им завещание, чтение которого заставит трепетать тиранов и их сообщников; я раскрою, быть может, страшные тайны, которые я решил скрывать из какой-то малодушной осторожности; я расскажу, от чего еще зависит спасение родины и торжество свободы. Если коварные руки, направляющие ярость убийц, еще не всем видны, я оставляю времени позаботиться о том, чтобы снять с них покров, а я ограничусь напоминанием об истинах, которые одни могут спасти нашу республику! Да, что бы ни думало непредусмотрительное легкомыслие, что бы ни говорило контрреволюционное предательство, судьбы республики пока еще не вполне определились и бдительность представителей французского народа более чем когда-либо необходима! Республику составляют не торжественные демонстрации, не победа, не богатство, не преходящий энтузиазм; ее составляют мудрые законы и главное добрые нравы, чистота и постоянство правил управления. За- коны надо создать, правила управления обеспечить, нравы возродить, Если одной из этих вещей не хватает, в государстве происходят лишь ошибки, появляется надменность, страсти, заговорщические клики, честолюбие, жадность — и республика тогда не только не подавляет пороки, но лишь дает им размах, а пороки, естественно, приводят к тирании. Тот, кто не является господином самого себя, становится рабом других. Вы хотите знать каковы честолюбцы? Рассмотрите каковы те, кто покровительствует мошенникам, кто ободряет контрреволюционеров, кто оправдывает все покушения, кто презирает доблесть, кто развращает общественную нравственность — таковы действия заговорщиков, погибших под мечом закона. Объявить войну преступлению — это путь к могиле и бессмертию; благоприятствовать преступлению — это путь к трону и к эшафоту. (Аплодисменты.) Развращенные существа сумели бросить республику и человеческий разум в хаос; дело в том, чтобы вытащить их из него и создать гармонию морального и политического мира. У французского народа есть две гарантии возможности выполнить это героическое предприятие: принципы существующего представительства и его собственные добродетели. Настоящий момент благоприятствует этому, но это, быть может, единственный момент. В том состоянии, в котором мы находимся, легко упрочить
Речи 1794 г. 185 свободу, но и легко ее потерять. Если бы Франция управлялась в течение нескольких месяцев развращенным законодательным органом, свобода погибла бы, победа осталась бы кликам и безнравственности. Ваше согласие и ваша энергия удивила Европу и победила ее. Если вы это так же хорошо знаете, как ваши враги, вы легко восторжествуете над ними. Я говорил о доблести народа, и этой доблести, подтвержденной всей революцией, не было бы достаточно, чтобы успокоить нас насчет клик, беспрерывно развращающих и раздирающих республику. Почему это происходит? Потому что во Франции существуют два народа. Один народ — это масса граждан, чистых, простых, жаждущих справедливости, это друзья свободы, это доблестный народ, проливающий кровь за создание республики, внушающий уважение врагам внутри страны, народ, свергающий троны тиранов. Другой народ — это сброд честолюбцев и интриганов, это болтуны, шарлатаны, плуты, которые везде появляются, преследуют патриотизм, захватывают трибуны, а часто и общественные должности, злоупотребляют образованием, которое им дали преимущества старого режима, для того, чтобы обмануть общественное мнение. Это .народ, состоящий из мошенников, иностранцев, контрреволюционеров, лицемеров, ставших между французским народом и его представителями с тем, чтобы обмануть одного и оклеветать других, помешать их действиям, обратить против общественного блага самые полезные законы и самые спасительные истины. До тех пор, пока будет существовать эта бесстыдная раса, республика будет несчастной и шаткой. От вас зависит освободить от нее республику, проявив большую энергию и неизменное согласие. Те, кто пытаются разъединить нас, кто останавливают движение правительства, кто каждый день вам клевещут на него вероломными инсинуациями, те, кто стараются создать против него опасную коалицию из всех пагубных страстей, из всех уязвленных самолюбий, из всех интересов, противоположных общественному интересу,— все они ваши враги и враги родины, это агенты иностранных государств, это преемники Бриссо, Эберов, Дантонов. Пусть они царят один лишь день и республика погибнет! Говоря эти слова, я оттачиваю против себя кинжалы, но я для этого их и говорю. Вы будете и дальше настойчиво проводить свои принципы и продолжать свое победоносное шествие; вы подавите преступления и вы спасете отечество... Я достаточно пожил... я видел, как французский народ из состояния униженности и рабства устремился к празднику славы и свободы; я увидел его цепи разбитыми и преступные троны, которые давят на землю, почти свергнутыми его победоносными руками. Я увидел еще более поразительное чудо, чудо, которое коррупция монархии и опыт первых времен нашей революции позволяют считать едва ли возможным,— Собрание, облеченное властью француз-
186 Максимилиан Робеспьер ♦ской нации, идущее быстрым и твердым шагом к счастью общества, преданное делу народа и торжеству равенства, достойное дать миру сигнал свободы и пример всех доблестей! Завершайте, граждане, завершайте ваши величественные судьбы! Вы нас поставили в авангарде, чтобы мы выдержали первые удары врагов человечества; мы заслужили эту честь и своей кровью; мы начертаем вам путь к бессмертию. Развивайте постоянно неизменную энергию, которая необходима вам для подавления всех чудовищ вселенной, состоящих в заговоре против вас, и наслаждайтесь затем в мире благословлениями народа и плодами ваших доблестей! (Декрет, принятый единогласно:) «Национальный конвент декретирует, что речь гражданина Робеспьера будет напечатана в Бюллетене; она будет также напечатана обычным путем и переведена на все языки. Каждому члену Конвента будет выдало шесть экземпляров речи». РЕЧЬ НА ПРАЗДНЕСТВЕ «ВЕРХОВНОГО СУЩЕСТВА». 8 июня 1794 г.— 20 прериаля II года республики227 Французы-республиканцы, наступил, наконец, навсегда счастливый день, который французский народ посвящает «верховному существу»! Никогда еще созданный им мир не являл зрелища, столь достойного его взору. Он видел, что на земле царили тирания, преступления, бесстыдство, юн видит теперь, что вся нация борется со всеми угнетателями человеческого рода, что она отложила свои героические дела для того, чтобы возвысить мысль и вознести свои чаяния к «великому существу», которое вручило ей миссию предпринять эти дела и дало ей силы осуществить их! Не оно ли своей бессмертной рукой, запечатлев в сердце человека кодекс справедливости и равенства, начертало в нем смертный приговор тиранам? Не оно ли изначала времен декретировало республику и поставило в порядок дня на все века и для всех народов свободу, добросовестность и справедливость? Оно не создало королей для того, чтобы они истребили род человеческий; оно не создало священников для того, чтобы они запрягли нас, как диких животных, в колесницу королей и дали миру образец низости, высокомерия, вероломства, скупости, распутства и лжи. Но оно создало вселенную для того, чтобы показать свою мощь; оно создало людей для взаимопомощи, для любви друг к другу и для достижения счастья путем доблести. Оно вложило в угнетателя, одержавшего победу, угрызение совести и страх, а в сердце невинно угнетенного спокойствие и гордость; оно застав-
Речи 1794 г. 187 <ляет справедливого человека ненавидеть злого, а злого уважать справедливого; оно украсило чистотой лоб красивого человека, чтобы сделать его еще прекраснее; оно заставляет матерей 1репетать от нежности и радости; юно наполняет отрадными слезами глаза сына, прильнувшего к своей матери. Оно заставляет умолкнуть самые властные и самые нежные страсти перед возвышенной любовью к отечеству; оно покрыло природу чарами, юогатством и величием. Все хорошее это дело его рук или это оно само; -зло исходит от развращенного человека, который притесняет или позволяет притеснять себе подобных. Творец природы связал всех смертных огромной цепью любви и блаженства; да погибнут тираны, осмелившиеся разбить ее! Французы республиканцы, вам надо очистить землю, которую загряз- лили тираны, и призвать вновь справедливость, которую они изгнали! Свобода и доблесть вместе вышли из лона божества, одна не может остаться среди людей без другой. Великодушный народ, хочешь ли ты победить всех твоих врагов? Применяй справедливость и воздай божеству единственный, достойный его культ. Народ, отдадим себя сегодня его покровительству и восторгам чистого веселья! Завтра мы снова будем бороться -с пороками и тиранами; мы покажем миру пример республиканских добродетелей и этим мы окажем почести и божеству! ВТОРАЯ РЕЧЬ НА ПРАЗДНЕСТВЕ «ВЕРХОВНОГО СУЩЕСТВА» 228. 8 июня 1794 г.— 20 прериаля II года республики Уничтожено чудовище, которое монархи забросили во Францию! Да ^исчезнут вместе с ним все преступления и все несчастья мира! Вооруженные, то кинжалами фанатизма, то ядом атеизма, монархи составляют за- товоры с целью убить человечество. Если им не удается с помощью суеверия исказить божество, чтобы привлечь его к их преступлениям, они стараются изгнать его с земли и самим царить вместе с преступлением. Народ, не страшись больше их кощунственных заговоров; они не могут больше оторвать мир от творца его, как убить угрызение совести в своих сердцах! Несчастные, подымите свои удрученные головы, вы еще можете безнаказанно поднять глаза к небу! Герои отечества, ваша благородная .•преданность, это не блестящее безрассудство; если сателлиты тирании могут убить вас, они не в состоянии уничтожить вас полностью! Человек, кто бы ты ни был, ты можешь иметь высокое представление о самом себе, ты можешь связать свою мимолетную жизнь с самим богом и с бессмертием! Да пусть же природа воспрянет во всем своем блеске, а мудрость во ©сей своей власти! «Верховное существо» не исчезло.
188 Максимилиан Робеспьер Наши преступные враги больше всего хотели бы изгнать из республики мудрость; только от мудрости зависит утвердить процветание государств; она должна обеспечить нам плоды нашей смелости. Приобщим же ее ко всем нашим делам! Будем серьезны и скромны в наших суждениях как люди, которые договариваются об интересах мира; будем пылки и упорны в нашем гневе против тиранов заговорщиков; будем непоколебимы в опасностях, терпеливы в труде, ужасны в неудачах, скромны и бдительны в успехах. Будем великодушны к добрым, сочувствующими к несчастным, безжалостны к злым, справедливыми ко всем; не будем надеяться на полное процветание и на победы без препятствий, ни на все то, что зависит от судьбы или от развращенности другого. Положимся только на нашу стойкость и нашу доблесть, единственные, но верные гарантии нашей независимости; истребим нечестивую лигу монархов скорее величием наше^ го характера, чем силой нашего оружия. Французы, вы боретесь с монархами; вы, следовательно, достойны чтить божество! Существо существ, творец природы, взывая к тебе, тебя оскорбляют и отупевший раб, низкий приспешник деспотизма, и вероломный, жестокий аристократ, но защитники свободы могут доверчиво отдаться твоему отцовскому сердцу! Существо существ, нам не надо обращать к тебе несправедливые мольбы: ты знаешь создания, вышедшие из рук твоих; их нужды не ускользают от твоих взоров, так же как и их тайные мысли. Ненависть к недобросовестности и к тирании горит в наших сердцах вместе с любовью к справедливости и к родине; наша кровь льется за дело человечества: вот наша молитва, вот наши жертвы, вот культ, который мы тебе предлагаем! О ЗАКОНЕ 22 ПРЕРИАЛЯ. Речь в Конвенте 10 июня 1794 г.— 22 прериаля II года республики 229 Нет более щекотливого обстоятельства, более затруднительного положения, в которые хотят поставить защитников свободы, чем заставлять их скрывать истину. Я хочу сказать, следовательно, что, хотя бесспорно каждый свободен требовать отсрочки, даже если эта просьба прикрывается особыми мотивами, однако очевидно, что отсрочка закона помешает спасению родины. В республике решительно высказываются два мнения, граждане: одно* мнение склоняется к суровому и неизбежному наказанию преступлений, совершенных против свободы, это мнение тех, кто устрашен преступным упорством, с каким стремятся оживить старые заговоры и изобрести новые, вследствие того, что представители народа прилагают усилия подавить их.
Речи 1794 г. 189 Другое мнение — это подлое и преступное мнение аристократии, которая с самого начала революции не переставала требовать прямо или косвенно амнистию для заговорщиков и врагов родины, Два месяца тому назад вы требовали от Комитета общественного спасения более детального закона, чем тот, который он вам представил сегодня. Два месяца Национальный конвент находится под мечом убийц и в тот момент, когда свобода добивается, по-видимому, блестящего триумфа, враги отечества составляют еще более дерзкие заговоры. В течение двух месяцев Революционный трибунал заявляет вам о помехах, которые останавливают движение национального правосудия. Вся республика заявляет вам о новых заговорах и о бесчисленном множестве иностранных агентов, наводняющих страну. В этих обстоятельствах Комитет общественного спасения представляет вам проект закона, чтение которого вы заслушали. Изучите этот закон и с первого взгляда вы увидите, что он не содержит какого-либо постановления, которое заранее не было бы принято всеми друзьями свободы, что в нем нет ни одной статьи, которая не была бы основана на справедливости и разуме и что каждая из его частей составлена на благо патриотов и на страх аристократии, составляющей заговоры против свободы. Кроме того, все знают, что в каждом своем заседании Революционный трибунал теряет несколько часов, не имея возможности выполнить свои функции, потому что в нем отсутствует нужное число присяжных. Мы предлагаем вам увеличить число их; мы предлагаем вам исправить две- три ошибки, допущенные при учреждении этого Трибунала, о которых заявляют со всех сторон; а нас останавливают отсрочкой закона! Я считаю, что здесь нет никого, кто не был бы в состоянии высказаться по этому закону, как и по всем другим важнейшим законам, с энтузиазмом принятым Национальным конвентом. Почему я привожу эти размышления? Для того ли, чтобы помешать отсрочке закона? Нет. Я хотел только сказать чистую правду, предупредить Конвент об угрожающих ему опасностях. Будьте уверены, граждане, что там, где устанавливается демаркационная линия, где проявляется раскол, там есть что-то, имеющее отношение к борьбе за спасение родины. Было бы неестественно, если бы люди, одинаково испытывающие любовь к общественному благу, были разъединены между собой. (Аплодируют,) Было бы неестественно, чтобы против правительства, преданного спасению родины, поднялась какая-то коалиция. Граждане, вас хотят разъединить. («Нет! Нет! — вскричали со всех сторон,—нас не разъединят».) Граждане, вас хотят устрашить. И что же! Пусть вспомнят, что это мы защитили часть этого Собрания от кинжалов, которые точили против вас злодеи и притворно усердствующие люди. Мы отдаем себя в руки отдельных убийц для того, чтобы преследовать убийц всего общества. Мы хотели бы лучше умереть, лишь бы Конвент
190 Максимилиан Робеспьер и родина были спасены. (Горячие аплодисменты.) Мы презираем предательские инсинуации, которыми хотели бы обвинить крайнюю суровость мер, предписываемых общественными интересами. Эта суровость страшна? только заговорщикам, только врагам свободы и человечества. (Аплодисменты.) Бур дон (из Уазы). В происходящей дискуссии есть один пункт, который объединит всех. В своей речи Робеспьер нам сказал, что не хватает присяжных. И что же! Так как никто из нас не хочет замедлить ход национального правосудия, ни подвергнуть опасности общественную свободу, примем только часть сделанных предложений, а именно — список лицг который нам представляет Комитет для пополнения числа судей и присяжных, и отсрочим все остальное. Робеспьер. Я требую, чтобы проект был обсужден по статьям и в> данном заседании. Я мотивирую свое требование одним словом. Прежде* всего этот закон не менее ясный и не более сложный, чем другие законы,, которые Комитет уже представил вам для спасения отечества. Кроме того я хочу отметить, что уже с давних пор Национальный конвент обсуждает законы и сразу же декретирует их, потому что с давних пор большинство его находится в очевидном согласии по поводу того, что касается общественного блага. (Горячие аплодисменты.) Я сказал бы, что требование отсрочки судьбы республики в данный момент неестественно, чтог когда мы глубоко постигаем опасности, угрожающие родине и ее защитникам, где бы они ни находились, какой бы пост они ни занимали, мы более склонны нанести ' быстрые удары своим врагам, чем проявлять медлительность, являющуюся отсрочкой для аристократии, использующей ее для развращения общественного мнения и создания новых заговоров. Ошибочно думать, что у честных патриотов слишком много сил, чтобы противостоять усилиям европейских тиранов и их презренных агентов, ярость которых выражается в клевете и преступлениях, постоянно извергаемых ими на это Собрание. Они не дадут вам покоя, не избавят вас ни от плутовства, ни от кощунственных заговоров до тех пор, пока они не перестанут существовать. Тот, кто пылает любовью к родине, с восторгом примет средства, какими можно добраться до ее врагов и поразить их. Я требую, чтобы, не останавливаясь на предложении об отсрочке закона, Конвент обсуждал до девяти часов вечера, если это надо, проект предложенного ему закона. (Горячие аплодисменты.) (Предложение Робеспьера декретируется.)
Речи 1794 г. 191 О ЗАКОНЕ 22 ПРЕРИАЛЯ. Речь в Конвенте 11 июня 1794 г.— 25 прериаля II года республики230 Речь, которую вы выслушали, доказывает, что необходимо дать более обширные и более ясные объяснения тому, что сказал Кутон. Если мы приобрели право посвятить себя родине не напрасно, то настал момент использовать это право. Эти выступления нельзя оправдать ни беспрестанными и возможно ранее согласованными сокращениями законов, ни речами, которые, под видом согласия и патриотизма, способствуют всегда системе разъединения национального представительства, системе, действие которой то прекращается, то снова возобновляется. Все, что сказал Кутон, полностью остается в силе и прекрасно доказано, что оснований на сделанные жалобы не было. Граждане, разве в этот момент, когда еще сочатся раны, нанесенные морали общества Шабо, Эберами, Дантонами, Лакруа, надо было требовать того, что мы считаем развращением нравов общества? И кто так быстро забыл их преступления? Кто не видит, что их система осталась организованной? Кто не знает, что Конвенту нужна вся его мудрость, вся его энергия для того, чтобы выкорчевать слишком глубокие корни, которые оставила коррупция, для того, чтобы исправить причиненное ею зло, и для того, чтобы распознать и поразить тех, кто его распространяет и кто слишком долго был безнаказанным. Что касается другого предложения, того, которое было внесено вчера, то если рассмотреть его изолированно, оно может показаться лишь абсурдным; но его надо присоединить ко всему тому, что говорится и что делается ежедневно. Целью этого предложения было заставить поверить, что внесенный Комитетом проект закона покушался на права Национального представительства, то, что явно неверно. Предыдущий оратор стремился в дискуссии отделить Комитет от Горы. Конвент, Гора, Комитет — это все одно и то же. (Горячие аплодисменты.} Представитель народа, искренне любящий свободу, представитель народа, полный решимости умереть за родину —- принадлежит к Горе. (Снова раздаются аплодисменты, члены Конвента встают в знак присоединения к сказанному и в знак преданности.) Граждане, когда вожаки кощунственной клики, эти Бриссо, Верньо,. Жансонне, Гаде и другие злодеи, имена которых французский народ всегда произносит с ужасом, встали во главе части этого высочайшего Собрания, когда им удалось интригами обмануть его насчет людей, а следовательно и насчет дел, это несомненно было моментом, когда часть Конвента, осведомленная об этих губительных для свободы маневрах, употребила
192 Максимилиан Робеспьер усилия в борьбе с ними и для разоблачения их. И тогда имя Горы, которое служило им убежищем среди этой бури, стало священным, потому что оно указывало на часть представителей народа, боровшейся с заблуждением. Но с того момента, когда интриги раскрыты, с того момента, когда злодеи, которые плели козни, пали под мечом закона, когда честность, справедливость, нравственность были поставлены в порядок дня, с того момента, когда каждый член этого Собрания хочет посвятить себя родине, в Конвенте могут быть только две партии — добрые и злые, патриоты и лицемерные контрреволюционеры. (Аплодируют.) Я тем более могу провозгласить эту истину, потому что никто не может обвинить меня в пристрастности; ибо кто был первым объектом заблуждения, о котором я говорю? И кто был бы первой жертвой клеветы и преследования, если бы не счастливый случай революции? Осмелюсь сказать, что это был я. Нет, я ошибаюсь, это был не я, это был обмапчивый призрак, который представляли вместо меня заблуждающейся части наших коллег, Франции, вселенной. Если я вообще имею право так говорить Конвенту, я думаю, что имею также право обратиться к знаменитой Горе, для которой я несомнепно не чужой. Я думаю, что это почтение, идущее от моего сердца, стоит того, которое исходит из уст кого-либо другого. Да, монтаньяры, вы всегда будете оплотом свободы общества; но у вас нет ничего общего с интриганами и развращенными людьми, кто бы они ни были. Если они стараются обмануть вас, если они претендуют отождествляться с вами, они все равно остаются чуждыми вашим принципам. Гора это не что иное как высоты патриотизма; монтаньяр это не кто иной как чистый, благоразумный и благородный патриот. Мы оскорбили бы родину, мы убили бы народ, если бы допустили, чтобы несколько интриганов, более презренных чем другие, потому что они более лицемерны, пытались увлечь часть Горы и стали бы главарями какой-нибудь партии. Бур дон (из Уазы). В мои намерения никогда не входило сделаться главой какой-либо партии. Робеспьер. Было бы ужасным позором, если бы некоторые из наших коллег, введенные в заблуждение клеветой на наши намерения и на цель наших трудов... Бур дон (из Уазы). Я требую доказательств того, что высказывают; достаточно ясно сказано, что я был злодеем... Робеспьер. Во имя родины я прошу сохранить за мною слово.Яне называл Бурдона. Горе тому, кто сам себя называет! Б у р д о н (из Уазы). Я вызываю Робеспьера доказать... Робеспьер. Но, если он хочет узнать себя в общем портрете, который долг заставил меня нарисовать, то не в моей власти помешать ему в этом. Да, Гора чиста, она благородна и интриганы не принадлежат к
Речи 1794 г. 193 Горе. (Голос: назовите их.) Когда надо будет, я их назову. В каждую минуту дня, даже в каждую минуту ночи интриганы пытаются ловко внушать умам честных людей, сидящих на Горе, лживые идеи, ужасную клевету. Есть чистые и уважаемые люди, перед которыми ингриганы каждый момент тщетно употребляют те же ухищрения, которыми эти Бриссо, Шабо, Дантоны и все другие ловкие вожаки клики иностранцев хотели связать весь Национальный конвент. Например, когда приходится из общих соображений общественного порядка вызывать из департаментов представителей народа, находящихся там в миссии, в чем не было ничего оскорбительного для них, интриганы начинали большими дозами лить в их сердца яд клеветы, возбуждать их самолюбие. Находились слабые люди, легко воспринимающие любую, пущенную в ход, клевету, и их превращают во врагов правительства, созданного Национальным конвентом. Если есть такие, которые вспоминают о старых мерах, принятых против свободы, кто держится за побежденную партию, этих-то, в особенности, будут стремиться захватить. Как только сформируется партия, вы увидите, как к ней непременно примкнут все интриганы республики, все, какие есть, мошенники и пропащие люди. Надо еще раз сказать вам, что достаточно одному человеку проявить принципы, противоположные принципам Конвента, чтобы все враги свободы присоединились к нему. Впрочем, эти интриганы стремятся скрыть свои планы, они отрекаются от своих слов, если их попытки терпят неудачу, и стремятся скрыть свои поступки лицемерными протестами, выражающими уважение и преданность к Национальному конвенту и Комитету общественного спасения. Вскоре после этого они неуклонно следуют своему плану и все так же стремятся увеличить снежный ком, который они лепят, а если этот ком спускается с вершины Горы, то он будет еще быстрее увеличиваться. Надо добавить здесь еще одну черту, доказывающую, что все сказанное нами не химера и не вымысел. Третьего дня, после того как вы приняли закон, который позаботились сделать подозрительным несколько членов и против которого замышляли те, кто противится всему, что укрепляет свободу, нашлись и такие, кто не смог скрыть своего недовольства. Они захотели устроить скандал, вызвать движение для того, чтобы разбить силы правительства, отняв у него общественное доверие. По выходе из этого помещения они встретили патриотов, среди которых были курьеры правительства; сочли случай благоприятным, их стали оскорблять. «Что вы тут делаете, мерзавцы?— сказали им.— Представитель, я вас не оскорбляю, я патриот.— Ты мошенник, ты шпион Комитета общественного спасения и Комитета общественной безопасности; у них под началом двадцать тысяч шпионов, окружающих нас.— Представитель, я не могу 13 зак. № 1992
194 Максимилиан Робеспьер защищаться против вас, но я такой же патриот, как и вы».— В ответ его начали бить. Триста свидетелей могут подтвердить это. Доказано, следовательно, что еще стремятся унизить Национальный конвент, что хотят какой угодно ценой возмутить его. Если бы патриоты, на которых нападают, стали защищаться, вы чувствуете, что не преминули бы обострить это дело. На следующий день сказали бы, что представители народа были оскорблены людьми, связанными с Комитетом общественного спасения и, быть может, эти обвинения, поддержанные криками, были бы услышаны. Вот что произошло. И вы не должны удивляться этому, если вы вспомните странные речи, произнесенные некоторыми членами, которые, выйдя отсюда, публично заявляли, по примеру Лакруа, о том, что одна лишь мысль о национальном правосудии внушает им страх. Кто сказал тем, на кого я указываю, что Комитет общественного спасения имеет намерение напасть на них? Кто сказал им, что против них есть доказательства? Разве Комитет угрожал им? Разве Комитет при каких-либо обстоятельствах высказывал неуважение к членам Конвента? Если бы вы всё знали, граждане, вы бы знали, что скорее имеют право обвинить нас в слабости. Когда нравы станут чище, любовь к родине более пылкой, общественные обвинители поднимутся против нас и обвинят нас в том, что мы не проявили твердости по отношению к врагам родины. Вам следует вашей энергией поддержать нашу смелость и оживить наше рвение. Те, кто стремятся отвлечь нас от наших трудных работ бесконечными кознями, направленными против самого правительства, производят полезную объединившимся против нас тиранам диверсию. Что касается системы клеветы, направленной против всех честных патриотов, она скоро исчезнет; ибо время имеет неотделимое от него свойство — раскрывать всегда истину. И если несколько чистых членов Конвента, обманутые притворным патриотизмом некоторых людей, указанных мною, могли предаться зловещим мыслям, которые им внушили, они скоро просветятся; с ними произойдет то же, что произошло с чистыми людьми, введецными в заблуждение злодеями, которых национальное правосудие покарало. Родине угрожает лишь одна опасность и вы должны уберечь ее. Не допускайте только, чтобы темные интриги каким-нибудь неожиданным взрывом не нарушали общественное и ваше спокойствие. Если действительно не произошло какого-либо движения, то это не потому, что его не пытались вызвать, а потому, что народ, неизменно привязанный к делу свободы, оставался глух к подстрекательству своих врагов; он умел судить о них. Их отчаяние достигло предела. Казалось, они решились действовать наудачу.
Речи 1794 г. 195 В отношении опасностей, касающихся только нас, предоставьте это нам. Мы их не боимся, но следите за родиной и не допускайте, чтобы покушались на ваши принципы. Когда у вас иссякнет доверие, которым вы нас облекли, не допускайте раздоров в отечестве. Быть может было бы лучше даже, чтобы враги родины, чтобы друзья Орлеанов на короткое время овладели б рулем государственных дел, чем видеть Конвент униженным и разъединенным. Если истины, которые я произнес, были бы услышаны, мы смело продолжали бы нашу работу. Заметьте, однако, что нам нужны поощрения, что сделано все, чтобы наш путь стал мучительным. Достаточно того, что нам пришлось воевать с заговорщиками-монархами и всеми чудовищами земли, чтобы еще иметь около себя врагов. Прий- дите же нам на помощь, не разрешайте разъединить нас с вами, так как мы являемся частью вас самих и что мы ничто без вас. Дайте нам силу нести огромное, и почти выше человеческих усилий, бремя, которое вы возложили на нас. Будем же всегда справедливыми и объединенными, вопреки нашим общим врагам. О ТАЙНЫХ происках ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 1 июля 1794 г.— 15 мессидора II года республики23"1 Настало, быть может, время, чтобы истина заставила нас услышать здесь столь же мужественные и свободные голоса, как и голоса, которые раздавались в этом зале при всех обстоятельствах, когда дело шло о спасении родины. Когда преступление втайне плетет заговоры для разрушения* свободы, существуют ли для свободных людей более сильные средства, чем истина и публичность? Станем ли мы, как заговорщики, сговариваться в мрачных притонах о средствах защиты против усилий предателей? Станем ли мы рассыпать золото и сеять коррупцию? Одним словом, станем ли мы употреблять против наших врагов то же оружие, каким они пользуются для того, чтобы победить нас. Нет. Оружие свободы и тирании столь же различно, как противоположны друг другу свобода и тирания. Против злодейства тиранов и их друзей у нас не остается другого средства, кроме правды и трибунала общественного мнения, и другой поддержки, кроме поддержки честных людей. О процветании государства судят не столько по его внешним успехам, сколько по его счастливому внутреннему положению. Если клики наглы, если невинность трепещет, это значит, что республика не установлена на прочных основах. 13*
196 Максимилиан Робеспьер Я объявляю здесь честным людям об одиозной системе, стремящейся освободить аристократию от национального правосудия и погубить родину, погубив патриотов, так как дело родины и дело патриотов одно и то же. Во все времена враги родины хотели убить патриотов в физическом и моральном смысле. Теперь, как во все времена, пытаются выставить защитников республики в свете несправедливости и жестокости; суровость, проявляемая к заговорщикам, объявляют покушением против гуманности. Тот, кто защищает аристократов и покровительствует им, тем самым борется с патриотами; необходимо, чтобы революция решилась покончить с теми или другими. Гуманный человек предан делу человечества и строго и справедливо преследует того, кто проявляет себя врагом человечества; такой человек всегда протянет руку помощи оскорбленной добродетели и угнетенной невинности. Варвар — это человек, чувствительный к заговорщикам и бессердечный к доблестным патриотам; те самые люди, которые могут растрогаться по отношению к аристократии, беспощадны к патриотам. Клика снисходительных, таким термином стремились охарактеризовать людоедов, гуманность которых состоит в том, чтобы отразить удары, направленные против врагов человечества и дать им возможность направлять новые удары против патриотов. Эта система не должна иметь иного имени кроме имени контрреволюционной, так как она стремится удушить всех защитников родины и выставить их в свете ужасной жестокости. Клика снисходительных смешалась с другими кликами, она является их оплотом, их поддержкой. Первый долг доброго гражданина открыто разоблачать их. Я бы сегодня не выступил против этой клики, если бы она не стала столь могущественной, что пытается ставить помехи действиям правительства. В то время как небольшое число людей с неустанным рвением занимаются делом, возложенным на них народом, множество мошенников и агентов иностранных государств замышляют в тиши заговор клеветы и преследования порядочных людей. Несомненно, стало уже ясно, что какого-нибудь патриота, который хочет отомстить за свободу и укрепить ее, беспрестанно тормозят в его деятельности клеветой, представляющей его в глазах народа страшным и опасным человеком. Она придает добродетели вид преступления, а низости преступления — славу, которую заслужила добродетель. Ежедневно клевета измышляет новые преступления для успеха своих ужасных заговоров; снисходительные не перестают пользоваться ее страшным оружием. Эта клика, увеличившаяся за счет остатков всех других клик, соединяет одним звеном всех, кто составлял заговоры с начала революции; она использовала опыт, чтобы снова строить свои козни с большим коварством; она теперь пускает в ход те же средства, которые
Речи 1794 г. 197 когда-то употребляли Бриссо, Дантоны, Эберы, Шабо и столько других злодеев. Много раз Комитеты общественного спасения и общественной безопасности были атакованы в целом; в настоящее время больше склоняются к нападкам на их членов в отдельности для того, чтобы разъединить их. Когда-то не осмеливались направлять свои удары против национального правосудия; теперь они считают себя настолько сильными, что клевещут на Революционный трибунал и на декрет Конвента, касающийся его организации; доходят даже до того, что вызывают сомнение в законности Трибунала. Чувствуете ли вы все значение этой махинации; уничтожьте доверие к патриотам, и революционное правительство превратится в ноль или станет жертвой врагов общественного блага и тогда аристократия восторжествует. Уничтожьте Революционный трибунал или составьте его из приятных мятежникам людей; как сможете вы тогда надеяться разорвать нити заговоров, если правосудие будут осуществлять сами заговорщики? Деспоты и их сателлиты прекрасно знают, что если какой-нибудь патриот падает, другие патриоты тоже падают и дело патриотизма испытывает ту же судьбу. Они верят, что они смогут довести нас до уничтожения одних другими путем недоверия, которое они хотят посеять среди нас. Они охотно представляют перед гражданами труды Национального конвента как труды какой-нибудь одной личности. Они посмели распространить в Конвенте мысль, что Революционный трибунал был создан для удушения самого Конвента; к несчастью, эта мысль приобрела слишком большую устойчивость. Одним словом, я повторяю, сейчас первые попытки уничтожения свободы возобновлены в более приличных формах. Высшая степень республиканской смелости состоит в том, чтобы подняться над личными соображениями и с опасностью для своей жизни и даже для репутации объявить о предательствах наших врагов. Что касается меня, то как бы ни пытались закрыть мне рот, я считаю себя вправе говорить так же, как во времена Эберов, Дантонов и других. Провидение захотело вырвать меня из рук убийцы для того, чтобы я употребил с пользой оставшееся еще мне время жить. Защитники родины обычно должны бороться с убийцами и клеветниками; но ужасно, когда приходится одновременно отвечать и тем и другим. В настоящее время происходит такое явление — какой-нибудь чело- .век согласовывает в группе людей обвинительный акт против патриотов. Убийцы и клеветники — это одни и те же люди, посланные сюда лондонским тираном. В газетах, купленных Англией, мы читаем то же самое, что ежедневно говорят французы, которых я разоблачаю, как агентов Англии и тирании. Да будет позволено мне говорить о себе по делу, которое не имеет большого значения для меня, с точки зрения личного интереса. В Лондоне
198 Максимилиан Робеспьер меня объявляют в глазах французской армии диктатором; та же клевета повторяется в Париже. Вы содрогнетесь, если я вам скажу в каком месте это происходит. В Лондоне говорили, что во Франции клевета имела успех, что патриоты разъединены; в Лондоне рисуют карикатуры, изображают меня убийцей честных людей; пасквили, напечатанные в прессе, исходящей от самой нации, рисуют меня теми же чертами. В Париже говорят, что это я организовал Революционный трибунал, что этот Трибунал был создан для уничтожения патриотов и членов Национального конвента; я обрисован как тиран и притеснитель национального представительства. В Лондоне говорят, что во Франции измышляют мнимые убийства для того, чтобы окружить меня военной гвардией. Здесь мне сказали, говоря о Рено, что это несомненно любовное дело, и надо думать, что я заставил гильотинировать ее любовника. Вот каким образом оправдывают тиранов, нападая на отдельного патриота, у которого есть только его смелость и его доблесть. {«Робеспьер, за тебя вся Франция!» — вскричал с трибун какой-то гражданин.) Правда — мое единственное убежище против преступления; мне не нужны ни сторонники, HPi восхваления; моя защита в моей совести. Я прошу граждан, слушающих меня, вспомнить, что самые невинные и самые чистые поступки могут быть оклеветаны и что они могут воспрепятствовать тому, чтобы тираны не стремились повернуть их против меня. Как должны вести себя друзья свободы, когда они оказываются при печальном выборе,— изменить ли родине, или считаться со стороны тиранов — угнетателями, несправедливыми и жаждущими крови людьми, если у них хватает смелости выполнить свой долг и труд, возложенный на них Конвентом, и предпочесть угнетенную невинность презренной банде злодеев, составляющих заговоры против свободы? Измените с ловкостью родине и скоро враги народа придут к вам на помощь. Защищайте дело справедливости и вы не сможете сказать слово, чтобы вас не назвали тираном, деспотом; вы не сможете взывать к общественному мнению, чтобы на вас не указали как на диктатора. Те, кто смело защищают родину, рискуют так же, как во времена Бриссо; но с точки зрения моего личного удовлетворения, я предпочел бы настоящему моменту тот, когда на меня доносил Луве; враги патриотов были тогда менее вероломны и менее жестоки, чем теперь. Обвинение Луве возобновлено в акте, найденном среди бумаг секретаря Камилла Демулена, друга заговорщика Дантона; этот акт должен был появиться в печати, когда он был найден Комитетом общественной безопасности и переслан в Комитет общественного спасения. Заговорщики ссылаются в нем на все, что произошло в революцию, в поддержку их доноса против мнимой системы диктатуры. Если мы рассмотрим донос, то убедимся в его абсурдности, в том, что о нем нечего говорить; столь гру-
Речи 1794 г. 199 бая клевета не сделана для того, чтобы совратить граждан, но мы увидим, что он был подготовлен в качестве манифеста, который должен был предшествовать нападению на патриотов. Что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что эти жестокости не кажутся отвратительными людям, носящим святое звание, что среди самих наших коллег нашлись люди, разглашавшие слухи о них! Когда развернутся события, я объяснюсь подробнее, я сказал достаточно для тех, кто чувствует. Никто никогда не сможет помешать мне изложить правду в среде национального представительства и республиканцев. Не во власти тиранов и их слуг лишить меня смелости. Пусть распространяют против меня пасквили, я все равно всегда останусь таким же, я буду защищать свободу и равенство с тем же пылом. Если меня принудят отказаться от части моих функций, выполнение которых мне сейчас поручено, за мной еще останутся мои полномочия представителя народа и я буду бороться насмерть с тиранами и заговорщиками. О ПРЕСЛЕДОВАНИЯХ ПАТРИОТОВ СО СТОРОНЫ АРИСТОКРАТОВ. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 5 июля 1794 г.— 21 мессидора II года республики232 Все несправедливости частного порядка, о которых вам доносили, заслуживают вашего серьезного внимания. Первый долг патриота это оказать помощь угнетенным; кто не выполняет этот долг, тот лишен чувства патриотизма! Из всех добродетелей, послуживших основой революции, самая прекрасная и самая истинная более всего пренебрегаема. Нет ничего столь обычного, как красивые, ничего не значащие речи; нет ничего более редкого, чем благородная защита угнетенных, когда от этого не ждут никакой пользы; нет ничего более обычного, чем бережное отношение к аристократам; нет нргаего более редкого, чем гуманное отношение к добрым гражданам, находящимся в несчастье. Из всех декретов, спасших республику, самым возвышенным, единственным декретом, вырвавшим ее из коррупции и освободившим народы от тирании, был декрет, поставивший в порядок дня честность и доблесть, Если бы этот декрет выполнялся, свобода была бы прекрасным образом установлена и нам не было бы нужды говорить с народных трибун; но люди, которые носят лишь маску доблести, ставят большие помехи выполнению законов самой доблести; они хотят этой маской создать себе средство достигнуть власти. Мало есть благородных людей, которые любят добродетель саму по себе и которые горячо желают счастья народу. Все злодеи злоупотребили
200 Максимилиан Робеспьер законом, спасшим свободу и французский народ. Они притворились будто не знают, что Конвент поставил в порядок дня высшую справедливости т. е. долг пристыдить лицемеров, утешить несчастных и угнетенных и бороться с тиранами. Они оставили в стороне эти великие обязанности и сделали себе из них орудие мучить народ и погубить патриотов. В республике существует Революционный комитет; вы, быть можетг думаете, что он считает необходимым уничтожить аристократию. Ничего подобного, он считает, что надо арестовывать всех граждан, которые в праздничный день оказываются пьяными. Благодаря этому удачному применению закона все контрреволюционеры пребывали спокойными и в полной безопасности, в то время как ремесленники и добрые граждане, которые случайно предались веселью, были безжалостно брошены в тюрьму. Нет сомнения, что мы большие враги всякого рода пороков, чем эти злые и лицемерные инквизиторы; мы знаем, что пьянство это болезнь, от которой надо излечить людей, но мы также умеем различать лжепатриотов, преследующих народ, в то время как они снисходительны к аристократам. Лига всех клик повсюду проводит одну и ту же систему. Если среди них существует какая-то видимость добродетели, это лишь ложная маска; злодеи, которые носят ее, никогда не требуют действительного подчинения законам республики. Они видят в дворянах лишь мирных земледельцев, хороших мужей и не стараются узнать, являются ли они друзьями справедливости и народа. Декрет, который ставит в порядок дня добродетель, сулит большие последствия. Мы предвидели, что им злоупотребят; но в то же время мы думали, что этот декрет, направленный против притеснителей, возложит на государственных служащих долг осуществлять доблесть и никогда не устраняться от обязательств, связывающих их с родиной. Однако эти обязательства вовсе не заставляют их подвергать суровому дознанию действия добрых граждан и отвернуть глаза от преступлений мошенников; между тем именно эти мошенники, которые перестали привлекать их внимание, угнетают человечество и являются настоящими тиранами. Если бы государственные служащие имели правильные суждения, им пришлось бы наказать небольшое число виновных, ибо народ добр, а число злых самое небольшое. Напрасно Ролан расхваливает передо мной свои добродетели и рисует картину своей частной жизни; не исследуя ни эту скучную апологию, ни скандальную историю частной жизни какого-нибудь Барбару, я спрашиваю человека: Что ты сделал для процветания твоей страны? Какие работы ты предпринял, чтобы вырвать французский народ из гнусного ярма рабства? Если он ответит мне на этот вопрос удовлетворительным образом, я сочту его добродетельным.
Речи 1794 г. 201 Неккер был в своей семье настоящим тираном; не удивляйтесь, человек, лишенный общественных добродетелей, не может иметь частных добродетелей. Доблесть Неккера и Ролана, представленная интриганами как результат декрета, о котором я только что говорил, диаметрально противоположна героизму и человечности. Если бы я захотел следовать коварной системе этих людей, совершенно не знающих добродетели, вы бы увидели порядочных людей угнетенными, а интриганы высокомерно подняли бы головы. Наши враги на своих тайных собраниях говорят: «Сделаем так, чтобы остались только мошенники; будем преследовать патриотов и постоянно поддерживать тех, кто, подобно Эберу, хотят втихомолку уничтожить свободу Франции и тех, кто своим модерантизмом хотят привести ее к рабству; будем преследовать всех, кто стремится к свободе человеческого рода». Долг правительства устранить это злоупотребление. Для достижения этой цели оно должно быть единым, очень мудрым и действенным. Тот, кто хочет строить козни против правительства,— предатель и я разоблачаю здесь всех, кто оказались виновными в этом преступлении. Хотят оклеветать революционное правительство для того, чтобы распустить его; хотят опозорить Революционный трибунал для того, чтобы заговорщики могли спокойно дышать; измышляются самые гнусные хитрости для преследования энергичных патриотов и спасения их смертельных врагов. Существует одно средство от стольких зол, и оно состоит в выполнении законов природы, которые требуют, чтобы каждый человек был справедлив, и обладал добродетелью, являющейся основой всякого общества. Уже лучше было бы нам вернуться в леса, чем спорить из-за почестей, репутации, богатств; из этой борьбы выйдут лишь тираны и рабы. После пятидесяти лет волнений, тревог, резни, результатом будет установление новой деспотической власти. После победы естественно усыпление; наши враги, которые это прекрасно знают, употребляют усилия, чтобы отвратить наше внимание от их преступлений. Истинной победой является победа друзей свободы над кликами; эта победа призывает мир, справедливость и счастье народа. Нация не становится знаменитой от того, что она подавила тиранов или заковала в цепи народы; такова была судьба римлян и нескольких других наций. Наша судьба много возвышеннее, мы должны основать на земле« -власть мудрости, справедливости и доблести. Мы можем достигнуть этой цели только путем разумных учреждений,, которые могут быть основаны только после уничтожения неисправимых врагов свободы. Взгляните, что происходит при каждом преступлении против добродетели; клики удваивают свои плутни по мере того, как мы развиваем нашу энергию, и если эта энергия замедляется, они воспользуются этим, чтобы набраться новых сил. Они будут спорить из-за сферы действий
202 Максимилиан Робеспьер и дадут заговорщикам время объединиться; они всегда стремятся разъединить друзей свободы и привлечь к себе сторонников; если не обратить на это внимания, вскоре образуется большое количество клик для борьбы против свободы и для подавления ее друзей. Высказывая вам эти размышления, я раскрываю усилия наших врагов, но не предсказываю их успех; я знаю, что все преступное на земле должно исчезнуть, но не менее верно то, что преступление во все времена и до нас было несчастьем мира. Надо обладать чрезмерным легкомыслием, чтобы усыпить себя в отношении заговоров и чтобы потерять хотя бы на один миг пылкую смелость, заставляющую нас разоблачать заговорщиков. Не для того я взял здесь слово, чтобы вызвать какую-нибудь строгую меру против виновных. Что мне до их жизни или их смерти, только бы народ и Конвент были осведомлены о них! Моя цель предупредить всех граждан против ловушек, которые расставлены им, и потушить новый факел раздора, который стремятся зажечь в Конвенте. То, что мы видим каждый день, то, что нельзя скрыть от себя — это желание унизить и уничтожить Конвент системой террора. Существуют объединения, имеющие целью распространять эти пагубные идеи; стремятся убедить каждого члена их в том, что Комитет общественного спасения уничтожит его. Этот заговор существует; но поскольку он стал известен, все добрые граждане должны объединиться, чтобы подавить его. Здесь во все времена депутаты-патриоты собирались для того, чтобы добродетель торжествовала. Если трибуна якобинцев с некоторого времени умолкла — это не потому, что им ничего не осталось сказать; глубокое молчание, царяшее у них, есть следствие летаргического сна, не позволяющего им открыть глаза на опасности, угрожающие родине. Хотят, следовательно, навести ужас на Конвент; хотят настроить его против Революционного трибунала и восстановить систему Дантонов, Камилла Демуленов; повсюду рассыпали семена раздора. Заменили чистосердечие недоверием, благородные чувства основателей республики — расчетом слабых душ. Необходимо возвратиться к следующим принципам: общественная доблесть и высшая справедливость — это два верховных закона, которым должны повиноваться все, на кого возложена охрана интересов родины. Для народа, который не может сам в каждый момент проникнуть во .все тайны интриги, существует одно средство, оно состоит в сохранении его прав и в том, чтобы его смелость никогда не исчезала перед предательством, чтобы он всегда сличал справедливость с тем, что лишь кажется ею по виду. Все то, что ведет к опасному результату,— диктуется предательством. Есть чувство, запечатленное в сердце каждого патриота, и являющееся
Речи 1794 г. 203 пробным камнем, чтобы распознать его друзей. Если человек умолкает в тот момент, когда надо говорить — он становится подозрительным; если он скрывается в тени или если он в течение нескольких моментов проявляет тотчас исчезающую энергию, если он ограничивается пустыми тирадами против тиранов, не занимается общественной нравственностью и счастьем всех своих сограждан — он подозрителен. Если есть люди, только формально жертвующие аристократами, надо строго расследовать эти личности. Когда мы слышим людей, произносящих общие фразы против Питта и врагов человеческого рода, и когда мы видим, что эти же люди нападают исподтишка на революционное правительство, когда мы видим людей то умеренными, то сверх всякой меры произносящими громовые речи и всегда сопротивляющимися предлагаемым полезным средствам, это значит, что следует остерегаться заговоров. Революция окончилась бы весьма просто и не была бы тревожима мятежниками, если бы все люди в равной мере были бы друзьями родины и законов. Но мы еще очень далеки от этого; я призываю в свидетели всех честных людей, пусть они скажут: правда ли, что если они хотят защитить патриота, покрытого ранами, полученными от аристократов, и если в это же время появится какой-нибудь слащавый аристократ, то вокруг последнего тотчас соберется много людей, старающихся помочь ему? Но разве стоны угнетенного патриота с большим трудом будут услышаны некоторыми душами, чем лицемерные жалобы аристократов? Отсюда сделаем вывод, что республиканское правительство еще недостаточно прочно и что существуют клики, препятствующие его действиям. У революционного правительства есть две цели: покровительство патриотизму и уничтожение аристократии. Оно не достигнет этой цели до тех пор, пока клики будут бороться с ним. Ему невозможно будет утвердить на непоколебимых основах свободу до тех пор, пока каждый индивидуум не сможет сказать: если сегодня аристократия победит, я погиб. Среди народа всегда будет сильна реакция против интриг и следствием этого могут быть сильные раздоры. Но злодеи не восторжествуют, так как не может быть, чтобы люди, воспринявшие глубокую систему справедливости и свободы, согласились бы когда-нибудь оставить презренным врагам победу, которая будет одновременно позором и гибелью всего человечества. Надо, чтобы эти подлые заговорщики либо отказались от своих гнусных заговоров, либо отняли у нас жизнь. Я знаю, что они попытаются это сделать, они каждый день пытаются это сделать, но дух родины бодрствует над патриотами. Я бы хотел лучше упорядочить и уточнить эти размышления, но я следовал движению моей души. Я стремлюсь уничтожить зародыши раскола
204 Максимилиан Робеспьер и помешать образованию в Конвенте двух партий. Я призываю всех членов остерегаться вероломных инсинуаций некоторых личностей, которые из страха за самих себя хотят, чтобы другие разделили его с ними. До тех пор, пока страх будет владеть представителями народа, они не в состоянии будут выполнить свою славную миссию. Пусть они присоединятся к вечной справедливости, пусть они своей бдительностью раскроют заговоры, пусть шумом наших побед будет свобода, мир, счастье и добродетель и пусть наши братья, пролившие свою кровь для обеспечения нам стольких преимуществ, были бы сами уверены, что их семьи используют бессмертное дело, которое их благородное самопожертвование должно им гарантировать! РЕЧЬ 8 ТЕРМИДОРА. Речь в Конвенте 26 июля 1794 г.— 8 термидора II года республики., повторенная в тот же вечер в Обществе друзей свободы и равенства 233 Граждане, пусть другие рисуют вам приятные для вас картины, я же хочу высказать вам полезные истины. Я не имею представления о нелепых страхах, распространяемых предательством, но я хочу погасить, если это возможно, факелы раздоров лишь силой правды. Я буду перед вами защищать вашу оскорбленную власть и попранную свободу. Я также защищу самого себя, вы не будете удивляться этому, вы совершенно не походите на тиранов, с которыми вы боретесь. Крики оскорбленной невинности не кажутся назойливыми для вашего слуха, и вы сознаете, что это дело вовсе не чуждо вам. Революции, которые до нас изменяли лицо государств, имели целью только смену династии или переход власти от одного лица к нескольким лицам. Французская революция первая была основана на теории прав человечества и на принципах справедливости. Другие революции были вызваны лишь честолюбием; наша революция была внушена доблестью. Невежество и сила погружали другие революции в новый вид деспотизма; наша революция, обязанная своим происхождением справедливости, может покоиться только на ней. Республика, незаметно созданная силой вещей и борьбой друзей свободы против постоянно возрождающихся заговоров, проскользнула, так сказать, сквозь все клики; но она оказалась окруженной их организованной силой со всеми средствами влияния- в их руках. С самого рождения республики ее не переставали преследовать в лице всех искренних людей, борющихся за нее. Чтобы сохранить преимущества своего положения, клики и их агенты вынуждены были прикрываться формой республики. Пресси 234 в Лионе и Бриссо в Париже кричали: «Да
Речи 1794 е. 205 здравствует республика!». Все заговорщики приняли с большей готовностью, чем другие, все формулы, все лозунги патриотизма. Австриец235, дело которого состояло в борьбе с революцией; Орлеан, который играл роль патриота, оказались на одной и той же линии,— и того и другого трудно было отличить от республиканца. Они не боролись с нашими принципами, они извращали их; они не проклинали нашу революцию, они пытались опозорить ее под предлогом служения ей. Они произносили громовые речи против тиранов и плели заговоры во имя тиранов; они восхваляли республику и клеветали на республиканцев. Друзья свободы стремились свергнуть власть тиранов силой правды; тираны стремились уничтожить защитников свободы клеветой; они называли тиранией самый авторитет принципов правды. Если бы эта система смогла одержать верх, свобода погибла бы; законно только предательство и преступна только доблесть; ведь по самой природе вещей везде, где существует объединение людей, влиянием пользуется или тирания, или разум. Там, где разум упраздняется как преступление, царит тирания; если добрые граждане обрекли себя на молчание, господствуют злодеи. Теперь я должен излить свое сердце; вы тоже должны выслушать правду. Не думайте, что я пришел сюда, чтобы предъявить какое-либо обвинение; меня занимает более важная забота, и я не беру на себя обязанностей других. Существует столько непосредственно угрожающих опасностей, что этот вопрос имеет лишь второстепенное значение. Я пришел рассеять, если это возможно, жестокие ошибки; я пришел потушить ужасное пламя раздоров, которыми хотят зажечь этот храм свободы и всю республику; я хочу раскрыть злоупотребления, которые могут разрушить родину и которые только ваша честность может пресечь. Если я вам скажу также кое-что о преследованиях, объектом которых я являюсь, вы не сочтете это за преступление; у вас нет ничего общего с тиранами, преследующими меня; крики угнетенной невинности не чужды вашим сердцам; вы не презираете справедливость и гуманность, и вы знаете, что эти козни касаются вашего дела и дела родины. На чем же основана эта гнусная система террора и клеветы? Кому мы должны быть страшны — друзьям или недругам республики? Кому надлежит бояться нас — тиранам и мошенникам или же честным гражданам и патриотам? Мы страшны патриотам! Мы, кто вырвали их из рук всех клик, составлявших против них заговоры! Мы, кто отстаиваем их каждый день, так сказать, у лицемерных интриганов, осмеливающихся еще оскорблять их! Мы, кто преследуем злодеев, стремящихся продлить их несчастья, запутывая нас ложью! Мы страшны Национальному конвенту? А кто мы без него? И кто защищал Национальный конвент с риском для своей жизни? Кто посвятил себя его сохранению тогда, когда мерзкие клики перед лицом Франции строили заговор для уничтожения его?
206 Максимилиан Робеспьер Кто посвятил себя его славе, когда низкие приспешники тирании проповедовали от его имени атеизм и безнравственность, когда другие хранили преступное молчание о преступлениях их сообщников и, казалось, ждали сигнала к резне, чтобы искупаться в крови представителей народа, когда сама добродетель умолкла, ужаснувшись страшного влияния, которое приобрело дерзкое преступление? А кому были предназначены первые удары заговорщиков? Против кого строил козни Симон 236 в Люксембурге? Кто были жертвами, на которые указывали Шометт и Ронсен? Куда, прежде всего, должны были направиться убийцы, раскрывая тюрьмы? Кто были объектами клеветы и покушений вооруженных против республики тиранов? Разве нет ни одного кинжала для нас в грузах, посылаемых Англией своим сообщникам во Франции и в Париже? Нас убивают и нас же рисуют внушающими страх! Каковы же суровые деяния, в которых нас упрекают? Кто их жертвы? Эбер, Ронсен, Шабо, Дантон, Лакруа, Фабр д'Эглантин и несколько других их сообщников. Нас упрекают в наказании этих людей? Никто не осмелится защищать их. Но если мы разоблачили чудовища, смерть которых спасла Национальный конвент и республику, кто может бояться наших принципов, кто заранее может обвинить нас в несправедливости и тирании, если не те, кто похож на них. Нет, мы не были слишком суровы. Я удостоверяю в этом республику, которая свободно вздохнула! Я удостоверяю в том национальное представительство, окруженное уважением, которого заслуживает представительство великого народа! Я удостоверяю в том еще стонущих в тюрьмах патриотов, которых злодеи отправили туда! Об этом свидетельствуют новые преступления врагов нашей свободы и преступное упорство тиранов, объединившихся против нас! Говорят о нашей суровости, а родина упрекает нас в слабости. Разве это мы бросили в тюрьмы патриотов и внесли ужас в сердца людей всех состояний? Это сделали чудовища, которых мы обвинили. Разве это мы, забыв преступления аристократии и покровительствуя изменникам, объявили войну мирным гражданам, возвели в преступление какие-то неисправимые предрассудки, либо не имеющие значения вещи для того, чтобы повсюду находить виновных и устрашать народ революцией? Это сделали чудовища, которых мы обвинили. Мы ли, отыскав высказывавшиеся когда-то мнения, плод навязчивых идей изменников, подняли меч над большей частью Национального конвента; могли ли бы мы требовать в народных обществах шестисот голов представителей народа? Это могли сделать чудовища, которых мы обвинили. Уже забыли, что это мы бросились между ними и их вероломными противниками, в то время когда... {пробел). Вы знаете, что сделали ваши враги. Они атаковали весь Национальный конвент, но этот план провалился. Они атаковали Комитет общественного' спасения, но этот план провалился. С некоторых пор они объявляют вой-
Речи 1794 г. 207 ну известному числу членов Комитета общественного спасения; они как будто намерены подавить только одного человека; они всегда двигаются к одной цели. То, что европейские тираны осмеливаются уничтожить представителя народа, это, несомненно, чрезвычайная наглость; но, чтобы французы, называющие себя республиканцами, старались выполнить смертный приговор, произнесенный тиранами, это чрезвычайный скандал и позор! Верно ли, что распространяли гнусные списки, в которых названы жертвами несколько членов Конвента и которые будто бы были делом рук Комитета общественного спасения, а затем и моих рук? Верно ли, что посмели предположить, будто бы имели место заседания Комитета и приняты суровые постановления, которых никогда не было, будто бы были произведены не менее химерические аресты? Верно ли, что стремились убедить некоторое число безупречных представителей, что их гибель решена? Убедить всех, кто по какой-то ошибке заплатил неизбежную дань роковому стечению обстоятельств и человеческой слабости, будто они обречены на судьбу заговорщиков? Верно ли, что ложь была распространена с таким искусством и такой наглостью, что многие члены Конвента не решались более ночевать у себя дома? Да, факты упорны и доказательства этих двух маневров находятся в Комитете общественного спасения. Вы, депутаты, вернувшиеся из миссии в департаментах, могли бы нам восстановить еще много фактов! Вы, заместители, призванные выполнять функции представителей народа, вы могли бы нам рассказать, что сделала интрига для того, чтобы обмануть вас, раздражить вас и втянуть вас в пагуб^- ную коалицию. Что говорили, что делали в этих подозрительных кружках, на этих ночных сборищах, на этих обедах, на которых предательство подносило гостям яд ненависти и клеветы? Чего они добивались, творцы этих махинаций? Спасения родины, достоинства и единства Национального конвента? Кто они такие? Какие факты подтверждают ужасное представление, какое хотели дать о нас? Какие люди были обвинены Комитетами, кроме Шометтов, Эберов, Дантонов, Шабо, Лакруа? Не хотят ли защитить память заговорщиков? Не хотят ли отомстить за смерть заговорщиков? Если нас обвиняют в том, что мы разоблачили несколько предателей, пусть обвиняют Конвент, который подверг их обвинению; пусть обвиняют правосудие, поразившее их; пусть обвиняют народ, приветствовавший их наказание! Кто покушается на национальное представительство, тот ли, кто преследует его врагов, или тот, кто покровительствует им? И с каких это пор наказание преступления устрашает добродетель? Однако такова основа проектов о диктатуре и покушений на национальное представительство, которые вначале приписывали Комитету общественного спасения в целом. По какому роковому стечению обстоятельств это огромное обвинение было вдруг перенесено на голову одного из его членов? Странным был бы план человека обязать Национальный конвент
208 Максимилиан Робеспьер убить своими руками каждого своего члена в отдельности, для того, чтобы очистить ему дорогу к абсолютной власти! Пусть другие отметят нелепую сторону этих обвинений, я же вижу в них только злодеяние. Чудовища, вы дадите отчет общественному мнению в том, что вы с такой ужасной настойчивостью осуществляете мысль перерезать всех друзей родины, вы стремитесь похитить у меня уважение Национального конвента, самую славную награду трудов смертного, которое я не узурпировал, не получил обманом, но которое я вынужден был завоевать! Казаться предметом ужаса в глазах тех, кого уважаешь и кого любишь,— это, для человека чувствительного и честного, самая ужасная пытка! Заставить его переносить эту пытку — самое большое преступление! Но я призываю все ваше негодование против этих злодейских маневров, употребляемых для поддержки сумасбродных наветов. Повсюду, с целью распространить систему страха и клеветы, повысилось число случаев притеснения граждан, порочные агенты производили множество несправедливых арестов; составлялись финансовые планы, угрожающие разорением скромных состояний, внушалось отчаяние бесчисленному множеству семей, привязанных к революции. Дворян и священников устрашали внесением заранее согласованных предложений, были приостановлены платежи кредиторам государства и государственным служащим; у Комитета общественного спасения вырвали постановление о возобновлении иска к членам коммуны 10 августа под предлогом неправильностей, в представленных ими счетах. В самом Конвенте утверждали, что Горе угрожает опасность, потому что некоторые члены, сидящие в этой части зала, считали себя в опасности; для того, чтобы заинтересовать этим весь Конвент, вдруг возобновили дело семидесяти двух задержанных депутатов и приписали мне все эти события, к которым я совершенно не был причастен. Говорили, что я хотел принести в жертву Гору; говорили, что я хотел погубить другую часть Национального конвента; здесь меня изображали преследователем семидесяти двух задержанных депутатов, там меня обвиняли в том, что я их защищаю; говорили, что я поддерживаю Болото... Это выражение моих клеветников. Следует отметить, что наиболее сильным аргументом, употребляемым эбертистской фракцией для доказательства того, что я умеренный, была моя оппозиция изгнанию из Национального конвента большой части его членов и, в частности, мое мнение относительно предложения о привлечении к суду семидесяти двух заключенных без предварительного доклада. Конечно, когда, рискуя оскорбить общественное мнение, посчитавшись только со священными интересами родины, я один удерживал от поспешного решения тех, мнение которых, если бы они восторжествовали, привело бы меня на эшафот; когда в других случаях, я подверг себя всей ярости лицемерной клики, потребовав строгой справедливости по отношению к
Речи 1794 г. 209 лицам, судившим меня с большей поспешностью, я, несомненно, был далек от мысли, что мне поставят на вид подобное поведение. Я бы слишком плохо думал о стране, где это было бы возможно и где давались бы помпезные названия самым необходимым для честного человека обязанностям. Но я был еще более далек от мысли, что когда-нибудь меня назовут палачом тех, в отношении которых я выполнял эти обязанности, и врагом национального представительства, которому я преданно служил. Я еще меньше ожидал, что меня одновременно обвинят в том, что я хочу защитить его и что я хочу уничтожить его! Что бы там ни было, ничто никогда не сможет изменить ни мои чувства, ни мои принципы. В отношении заключенных, я должен заявить, что я не принимал никакого участия в касающемся их декрете и нахожу его очень необычным в данных обстоятельствах, и что с тех пор, как я сделал для них все, что мне диктовала моя совесть, я ими никоим образом не занимался. В отношении других я чистосердечно высказался о некоторых из них; считаю, что я выполнил мой долг. Остальное — это сплетение ужасной лжи. Что касается Национального конвента, то мой первый долг, как и моя первая склонность,— это безграничное уважение к нему. Не желая оправдывать преступление, не желая доказывать невиновность некоторых лиц в их пагубных ошибках, не желая, чтобы слава энергичных защитников свободы потускнела, не желая ослабить иллюзию священного имени в анналах революции, я говорю, что все представители народа, у кого сердце чистое, должны снова вернуть себе доверие и достоинство, которое им соответствует. Я знаю только две партии — добрых и злых граждан; патриотизм это не дело партии, а дело сердца; он состоит не в дерзости, не в мимолетном порыве, не уважающем ни принципы, ни здравый смысл, ни мораль, в еще меньшей степени он состоит в преданности интересам какой-либо клики. Мое сердце иссушено испытанием стольких измен, что я считаю необходимым призвать на помощь республике главным образом честность и благородные чувства. Я считаю, что повсюду, где мы встречаем честного человека, на каком бы месте он ни сидел, ему надо протянуть руку и прижать его к своему сердцу. Я думаю о роковых обстоятельствах революции, ничего общего не имеющих с преступными замыслами; я думаю о гнусном влиянии интриги и главным образом о зловещей власти клеветы. Я вижу, что мир населен одураченными людьми и мошенниками; но число мошенников самое малое, их-то и надо наказать за преступления и несчастья мира. Я вовсе не вменяю преступления Бриссо и Жиронды людям искренним, которых они когда-то обманули; я вовсе не вменяю тем, кто верил в Дантона, преступления этого заговорщика; я вовсе не вменяю преступления Эбера гражданам, искренний патриотизм которых иногда увлекал их за пределы разума. Заговорщики не были бы заговорщиками, если бы они не обладали искусством достаточно 14 Зак..№ 1992
210 Максимилиан Робеспьер умело скрывать себя для того, чтоб на некоторое время захватить доверие порядочных людей; но существуют явные признаки, по которым можно* различить обманутых людей от сообщников заговора и ошибку от преступления. Кто же сделает это различие? Здравый смысл и справедливость. Как необходимы в человеческих делах здравый смысл и справедливость! Развращенные люди называют нас кровожадными людьми, потому что мы воевали с притеснителями мира. Мы были бы, следовательно, гуманными, если бы присоединились к их кощунственной лиге для того, чтобы перерезать народ и погубить родину. Впрочем, если есть привилегированные заговорщики, если есть неприкосновенные враги республики, я согласен предписать себе вечное молчание на их счет. Я выполнил свою задачу... Я не беру на себя выполнение обязанностей других; в этот момент меня волнует более неотложная забота: речь идет о спасении общественной морали и принципов, охраняющих свободу; речь идет о том, чтобы вырвать из угнетения всех благородных друзей отечества. Это их обвиняют в покушении на национальное представительство! И где им искать другой поддержки? Поборов всех ваших врагов, обрекая себя за защиту вашего существования и вашего достоинства на ярость всех клик — где искали бы они убежища, если бы они не нашли его среди вас? Говорят, что они домогаются высшей власти, но они уже осуществляют ее... Разве Национальный конвент не существует больше! Разве французский народ уничтожен! Глупые клеветники, заметили ли вы, что ваши нелепые речи не являются оскорблением для отдельного лица, но оскорблением непобедимой нации, которая покоряет и наказывает королей? Что касается меня, то я питал бы крайнее отвращение к защите себя перед вами против самой подлой тирании, если бы вы не были убеждены, что являетесь действительными объектами нападок всех врагов республики. Кто я такой, чтобы заслужить их преследования, если они не входят в общую систему заговора против Национального конвента? Не обратили ли вы внимания на то, что для изоляции вас от народа, они заявили перед лицом вселенной, что вы были диктаторами, правящими путем террора, и что по молчаливому желанию французов вы были дезавуированы? Не называли ли наши армии полчищами Конвента, а французскую революцию якобинизмом? И если они притворяются, что придают слабому индивидууму, подвергнувшемуся оскорблениям всех клик, гигантское и нелепое, значение, какой же может быть в этом их цель, если не разъединить вас, уничтожить вас, отрицая само ваше существование, подобно безбожию,, отрицающему существование божества, которого оно страшится? Между тем слово диктатура имеет магические последствия: оно клеймит свободу, принижает правительство, оно разрушает республику, по-
Речи 1794 г. 211 зорит все революционные учреждения, представляя их работой одного» человека, оно делает одиозным национальное правосудие, представляя его» удовлетворением честолюбия одного человека, оно направляет в одну точку всякую ненависть, все кинжалы фанатизма и аристократии. Какое ужасное употребление сделали враги республики из одного лишь названия римской магистратуры! И если их эрудиция является столь роковой для нас, то что же станет с их богатством и их интригамиГ Я уже не говорю об их армиях, но да позволено мне будет отослать герцогу Йоркскому и всем королевским писателям дипломы этого нелепого звания, которые они первые направили мне. У королей, не уверенных в сохранении своих корон, слишком много дерзости, чтобы присвоить себе право раздавать их другим! Я понимаю, что какой-нибудь смешной принц из рода подлых и проклятых животных, которых еще называют королями, что они могут находить удовольствие в своей низости и уважать себя в своем бесчестии; я понимаю, что сын Георга, например, может сожалеть о французском скипетре, к которому, как подозревают, он страстно стремился, и я искренне жалею этого современного Тантала237 Я признаюсь даже, к стыду не моей родины, а к стыду предателей, которых она покарала, что я видел уполномоченных народа, готовых заменить это славное звание на звание лакея Георга или Орлеана... Но чтобы представитель народа, сознающий, какое святое звание он носит, чтобы французский гражданин, достойный этого имени, мог унизиться до такой степени, дойти до такого гражданского падения, чтобы возыметь преступное и даже нелепое желание опуститься до подлостей, свойственных трону,— это было бы правдоподобно только в отношении тех развращенных существ, которые не имеют даже права верить в добродетель. Что я говорю, добродетель! Добродетель — это естественная страсть, но как могут знать ее эти продажные души, открывающиеся всегда только подлым и жестоким страстям, эти жалкие интриганы, никогда не связывающие патриотизм с какой-либо моральной идеей, шествующие в революции за какой-нибудь важной и честолюбивой персоной, за каким-то презренным принцем, как когда-то наши лакеи шли за своими господами. Но она существует, уверяю вас, чувствительные и чистые души! Она существует. Эта нежная, властная, непреодолимая страсть, мучение и наслаждение благородных сердец! Глубокое отвращение к тирании, ревностное сочувствие к угнетенным, эта святая любовь к отечеству, эта самая возвышенная и святая любовь к человечеству, без которой великая революция это явное преступление, разрушающее другое преступление; оно существует это благородное честолюбивое желание основать на земле первую в мире республику! Этот эгоизм не эгоизм опустившихся людей, он находит небесное наслаждение в спокойствии чистой совести и в чарующем зрелище общественного блага! Вы чувствуете его сейчас, он горит в ваших душах, я чувствую его в моей душе. Но как могут ваши низкие клеветники 14*
212 Максимилиан Робеспьер догадаться о нем? Как может слепорожденный иметь представление о свете? Природа лишила их души — они имеют некоторое право сомневаться не только в бессмертии души, но и в ее существовании. Они называют меня тираном... Если бы я был им, они бы ползали у моих ног, я бы осыпал их золотом, я бы обеспечил им право совершать всяческие преступления и они были бы благодарны мне! Если бы я был им, то монархи, которых мы победили, не только не доносили бы на меня (какой нежный интерес проявляют они к нашей свободе!), а предлагали бы мне свою преступную поддержку; я вступил бы с ними в сделку. Чего они ждут в своем бедственном положении, если не помощи от покровительствуемой ими клики, продающей им славу и свободу нашей страны? К тирании приходят с помощью мошенников, к чему приходят те, кто борется с ними? К могиле и к бессмертию. Кто тот тиран, который покровительствует мне? К какой клике я принадлежу? Это вы сами. Какая клика с начала революции сразила клики, уничтожила столько известных предателей? Это вы, это народ, это принципы. Вот та клика, которой я посвятил себя и против которой объединились все преступления. Преследуют вас, родину и всех друзей родины. Я еще защищаюсь, а сколько других были угнетены во тьме! Кто осмелится когда-нибудь служить отечеству, если я еще вынужден здесь отвечать на такие наветы! Они называют доказательством честолюбивого замысла последствия самой естественной гражданской доблести и свободы; моральное влияние старых бойцов революции уподобляется ими теперь тирании. Вы самые подлые из всех тиранов, вы, кто клевещет на мощь истины! Чего вы домогаетесь, вы хотите, чтобы истина в устах представителей французского народа не имела силы? Истина, несомненно, имеет свою силу, свой гнев, свой деспотизм; ее звуки, трогательные и ужасные, с силой раздаются в чистых сердцах и в преступных умах, и лжи более не дано, как Салмонею238, подражать грому неба; но в этом обвиняйте природу, обвиняйте народ, который чувствует и любит истину. На земле существуют две силы — сила разума и сила тирании; везде, где господствует одна, другая изгнана; те, кто объявляют преступлением моральную силу разума, стремятся призвать тиранию. Если вы не хотите, чтобы защитники принципов получили какое-нибудь влияние в этой трудной борьбе свободы против интриги, вы, значит, хотите, чтобы победа осталась за интригой! Если представители народа, защищающие его дело, не могут безнаказанно добиться уважения, то не станут ли последствиями этой системы невозможность более служить народу, уничтожение республики и восстановление тирании? И не самая ли отвратительная тирания та, которая карает народ в лице его.защитников! Ибо разве не дружба является самой свободной вещью в мире, даже при господстве деспотизма? Но гвы кто (вменяет нам в преступление дружбу, вы завидуете нам? Нет, вы цените только золото и тленные блага, которые
Речи 1794 g. 213 тираны расточают тем, кто им служит. Вы служите им, вы, кто развращает общественную мораль и покровительствует всем преступлениям! Гарантия успеха заговорщиков в забвении принципов и в коррупции; гарантия успеха защитников свободы полностью в общественной совести. Вы служите тиранам, вы, кто находится всегда по ту или другую сторону правды, вы проповедуете поочередно то предательскую умеренность аристократии, то ярость лжедемократов! Вы служите им, упорные проповедники атеизма и порока! Вы хотите уничтожить представительство, вы, кто унижает его своим поведением или кто тревожит его своими интригами! Кто более виновен, тот ли, кто покушается силой на его безопасность, или тот, кто покушается путем соблазна и коварства на его справедливость? Обмануть его это значит изменить ему; толкать его на поступки, противоречащие его намерениям и его принципам,— это значит стремиться разрушать его, ибо его сила основана на самой добродетели и на доверии нации. Мы любим национальное представительство, мы боролись за его физическую безопасность, а теперь защищаем его славу и его принципы! Это так идут к деспотизму? Но какая жестокая насмешка выставлять деспотами граждан, которых всегда старались уничтожить! И кем иными являются те, кто постоянно защищал интересы своей страны? Республика торжествовала, а защитники никогда. Кто я такой, кого обвиняют? Раб свободы, живой мученик республики, жертва и враг преступления. Все мошенники оскорбляют меня; самые безразличные, самые законные поступки со стороны других являются преступлением для меня; как только человек знакомится со мной, на него клевещут, а другим прощают их проступки; мне вменяют в преступление мое рвение. Лишите меня моей совести, и я буду самым несчастным из всех людей; я не пользуюсь даже правами гражданина. Что я говорю! Мне даже не позволено выполнять обязанности представителя народа. Здесь я должен высказать правду и раскрыть настоящие язвы республики. Общественные дела принимают коварный и тревожный оборот; система, составленная Эберами и Фабр д'Эглантинами, осуществляется теперь с неслыханной дерзостью; контрреволюционерам покровительствуют, тем, кто бесчестит революцию эбертизмом, покровительствуют открыто, другим более скрытно; патриотизм и честность уничтожаются и теми и другими; хотят уничтожить революционное правительство для того, чтобы принести родину в жертву злодеям, которые разрывают ее и идут к этой гнусной цели двумя разными путями. Здесь открыто клевещут на революционные учреждения, там их стараются сделать одиозными посредством крайностей; терзают людей ничтожных или мирных; ежедневно бросают патриотов в тюрьму и всей своей силой благоприятствуют аристократии — и это называют снисходительностью, гуманностью. И это революционное правительство, которое мы учредили и защитили? Нет, рево-
214 Максимилиан Робеспьер люционное правительство означает быстрое и верное осуществление правосудия; это удар рукой свободы против преступления; это не деспотизм мошенников и аристократии; это не независимость преступления перед лицом всех божеских и человеческих законов. Без революционного пра- витель'ста республика не может утвердиться, клики задушат ее в ее колыбели; но если правительство попадет в предательские руки, оно само станет орудием контрреволюции. Итак, стремятся извратить его для того, чтобы его разрушить; те, кто клевещут на него, и те, кто позорят его притеснениями,— это одни и те же люди. Я не стану раскрывать все причины этих злоупотреблений, но я укажу вам на одну из них и этого будет достаточно, чтобы объяснить все пагубные последствия ее. Эта причина состоит в чрезвычайной развращенности низших агентов уважаемой власти, установленной среди вас. В этом Комитете есть люди, гражданские доблести которых невозможно не любить и не уважать; это еще одна иричина уничтожить злоупотребление, которое было совершено без их ведома и с которым они первые будут бороться. Напрасно пагубная политика рассчитывает окружить агентов, о которых я говорю, каким-то суеверным престижем; я не умею уважать мошенников и еще менее согласен с королевским изречением о том, что их полезно использовать; оружие свободы должно находиться только в чистых руках: очистим национальную бдительность вместо того, чтобы наполнить ее пороками. Истина является опасностью только для развращенных правительств, она поддержоюа для нашего правительства. Что касаемся меня, то я дрожу при мысли, что враги революции, что прежние проповедники роялизма, что бывшие дворяне, быть может эмигранты, вдруг сделались революционерами и превратились в чиновников Комитета общественной безопасности с тем, чтобы отомстить друзьям родины за. рождение республики и за ее успехи. Было бы весьма странно, если бы мы были настолько добры, что оплачивали бы шпионов Лондона и Вены за их помощь в работе республиканской полиции. Итак, я не сомневаюсь в том, что такой случай может повториться. Возможно, что такие люди приписывают себе звание патриотов, арестовывая определенных аристократов. Какое значение имеет для иностранцев, если они пожертвуют несколькими французами, виновными перед своей родиной, только бы им удалось принести в жертву патриотов и разрушить республику. К этим веским мотивам, заставившим меня решиться разоблачить этих людей, хотя и напрасно, я прибавляю еще один мотив, относящийся к козням, которые я начал раскрывать. Нам известно, что они подкуплены Брагами революции с целью обесчестить революционное правительство и оклеветать представителей народа с тем, чтобы по приказу тиранов погубить их. Например, когда жертвы их вероломства жалуются, они извиняются, говоря им: Этого хочет Робеспьер, мы не можем не делать этого.
Речи 1794 г. 215 Подлые последователи Эбера говорили таким же языком в те времена, когда я их разоблачал; они называли себя моими друзьями; затем они объявили меня убежденным модерантистом. Это новый род контрреволюционеров, преследующих патриотизм. До каких же пор честь сограждан и достоинство Национального конвента будут отданы на милость этих людей? Но та черта, которую я только что назвал, является лишь ветвью системы преследования, объектом которого я являюсь. Развивая обвинение в диктатуре, поставленное в порядок дня тиранами, стали взваливать на меня все несправедливости, всякую вину судьбы или всякого рода строгости, требуемые спасением родины. Дворянам говорили: Это только он один изгнал вас; в то же самое время патриотам говорили: Он хочет спасти дворян; священникам говорили: Только он один преследует вас; без него вы жили бы мирно, вы торжествовали бы; фанатикам говорили: Это он разрушает религию; преследуемым патриотам говорили: Это он приказал, или он не хочет помешать этому. Все жалобы, причины которых я не могу приостановить, отсылают ко мне, говоря: Ваша судьба зависит от него одного. Люди, укрывшиеся в общественных местах, распространяли ежедневно эту систему; они бывали на заседаниях Революционного трибунала, в тех местах, где враги родины искупали совершенные ими преступления; они говорили: Вот несчастные осужденные, кто в этом виноват? Робеспьер. В частности, начали доказывать, что Революционный трибунал — это кровавый трибунал, созданный только мною, и что я полностью овладел правом убивать всех порядочных людей и даже всех мошенников, ибо хотели создать мне врагов всякого рода. Этот крик раздавался во всех тюрьмах; этот план проскрипции выполнялся одновременно во всех департаментах эмиссарами тирании. Но это еще не все; в последнее время предложили финансовые планы, которые показались мне рассчитанными на то, чтобы привести в отчаяние малосостоятельных людей и чтобы умножить число недовольных. Я напрасно призывал к этому предмету внимание Комитета общественного спасения; и что же! можно ли поверить, что распустили слух, будто эти планы были моим делом и для поддержания этого слуха придумали говорить, что в Комитете общественного спасения существует финансовая комиссия и что я был ее председателем? Но так как меня хотели погубить в особенности во мнении Национального конвента, то стали утверждать, будто я один осмелился поверить, что в Конвенте находятся несколько недостойных его человек. Каждому депутату, возвращающемуся из миссии в департаментах, говорили, что один я спровоцировал их вызов. Я был обвинен вполне официальными лицами, которым сообщили о всем хорошем и о всем плохом, что было сделано. Моим коллегам точно передавали и то, что я сказал, и, главное, то, чего я не сказал. Старались устранить от себя подозрение в способствовании какому-нибудь действию, которое могло
216 Максимилиан Робеспьер кому-нибудь не понравиться; все делал я, все требовал я, все приказывал я, нельзя ведь забыть мой титул диктатора. Когда подготовили эту бурю ненависти, мести, страха раздраженного самолюбия, решили, что настало время действовать. Те, кто считали, что у них есть причины бояться меня,— открыто похвалялись, что моя несомненная гибель обеспечит им благо и торжество; в то время как английские и немецкие газеты заявляли о моем аресте, распространители газетных слухов кричали о нем в Париже. Мои коллеги, перед которыми я говорю, знают остальное много лучше, чем я. Они знают о всех сделанных перед ними попытках подготовить успех романа, являющегося новым изданием романа Луве239; многие могут рассказать о непредвиденных визитах, нанесенных им для того, чтобы склонить их к уничтожению меня. Наконец, утверждают, что были предупреждены, главным образом в Национальном конвенте, о том, что против меня будет внесен обвинительный акт. Допрашивали по этому вопросу членов Национального конвента, но все доказывает, что его честность заставила клеветников оставить или по крайней мере отсрочить их преступление. Но кто они, эти клеветники? Прежде всего я могу на это ответить, что в одном королевском манифесте, найденном в бумагах известного заговорщика, уже понесшего наказание за свои преступления, приводится текст, который является текстом возобновленной в данный момент клеветы. Мы в нем читаем буквально следующее заключение, адресованное всякого рода врагам общества: Если бы этот коварный демагог прекратил свое существование, если бы он заплатил головой за свои честолюбивые маневры, нация стала бы свободной, каждый мог бы опубликовать свои мысли, Париж никогда бы не видел у себя такого множества убийств, известных обычно под ложным названием приговоров Революционного трибунала. Я могу добавить, что этот отрывок является заключением воззваний, сделанных объединенными государями и иностранными газетами, купленными монархами, которые таким путем каждый день как бы дают лозунг всем заговорщикам внутри страны. Я не стану цитировать ничего другого, кроме этого отрывка, принадлежащего одному из самых известных писателей этого рода. Я могу, следовательно, ответить, что авторами этого плана клеветы являются прежде всего герцог Йоркский, г. Питт и все тираны, вооружившиеся против нас. А затем кто?.. О! Я не смею назвать их в этот момент и в этом месте; я не могу решиться разорвать завесу, покрывающую эту глубокую тайну несправедливости. Но я могу положительно утверждать, что среди 'виновников этих козней есть агенты системы коррупции и сумасбродства, самого сильного средства, придуманного иностранцами, чтобы погубить республику, есть безбожные апостолы атеизма и безнравственности, базой которых является эта система. Весьма примечательным обстоятельством является ваш декрет...
Речи 1794 г. 217 (18 флореаля), который укрепил расшатанные основы общественной морали и был сигналом к крайней ярости щрашв республики; с этого времени начались убийства и новые наветы, более преступные, чем убийства; тираны чувствовали, что им надо исправить свое решительное поражение; торжественное объявление ваших истинных принципов в один день разрушило плоды многих лет интриг. Тираны торжествовали, французский народ оказался между голодом и атеизмом, еще более ужасным, чем голод. Народ мог снести голод, но не преступление, народ умеет всем пожертвовать, за исключением своих добродетелей. Тирания еще не нанесла оскорбление человеческой природе, не превратила мораль в позор и долг в развращенность. Самые подлые заговорщики сохранили за французским народом мораль в его славе и в его мощи. Тирания требовала от людей только их состояния и их жизни; а заговорщики требовали от нас даже нашу совесть; одной рукой они предъявляли нам все беды, а другой — они лишали нас надежды. Атеизм, сопровождаемый всеми преступлениями, одел народ в траур и вселил в него отчаяние, а на национальное представительство бросил подозрение, презрение и позор. Справедливое негодование, подавляемое страхом, волновало все сердца; ужасное, неизбежное извержение клокотало внутри вулкана, тогда как мелкие философы играли с злодеями на его вершине. Положение республики было таково, что если бы народ согласился терпеть тиранию, или если бы он с силой сбросил ее иго, свобода все равно погибла бы, ибо, сопротивляясь, народ смертельно ранил бы республику, а своим терпением он был бы недостоин ее. Из всех чудес нашей революции потомство едва ли сможет сохранить то чудо, благодаря которому нам удалось уберечься от этой опасности. Да будет вам бессмертная слава. Вы спасли отечество; ваш декрет... * сам по себе является революцией; одним ударом вы поразили атеизм и священнический деспотизм, вы опередили на полвека роковой час тиранов; вы привязали к делу революции все чистые и благородные сердца; вы показали его миру во всем блеске его небесной красоты. О, навсегда счастливый день, когда французский народ выразит творцу природы единственную, достойную его признательность! Какое трогательное собрание всех предметов, которые могут восхитить взгляд и сердце людей! О, почтенная старость! О, великодушное рвение детей родины! О, наивная и чистая радость юных граждан! О, слезы радости растроганных матерей! О, божественные чары невинности и красоты! О, величие великого народа, счастливого одним лишь сознанием своей силы, своей славы и своей доблести! Существо из существ! В тот день, когда вселенная вышла из твоих всемогущих рук, сверкала ли она перед твоими глазами более приятным светом, чем в этот день, когда, разбив иго * Имеется в виду декрет 18 флореаля (7 мая 11Ш г.) о введении культа «верховного существа».— Ред.
218 Максимилиан Робеспьер преступления и заблуждения, она явилась перед тобой достойной твоего взора и своей судьбы? Этот день произвел на Францию глубокое впечатление спокойствия, счастья, мудрости и доброты. При виде этого прекрасного собрания первого в мире народа, кто мог бы поверить, что на земле еще существует преступление? Но когда народ, в присутствии которого все пороки исчезают, вернулся к своим домашним очагам, снова появились интриганы, и шарлатаны начали играть свою роль. Начиная с этого времени они стали с новой дерзостью действовать и стремиться наказать тех, кто расстроил самые опасные заговоры. Можно ли поверить, что среди общего ликования на трогательные крики одобрения народа отвечали выражением ярости? Можно Л1и поверить, что, когда председатель Национального конвента говорил с собравшимся народом, он был оскорблен людьми и что ими были представители народа? Одна эта черта объясняет все то, что произошло с тех пор. Первой попыткой недоброжелателей было их стремление унизить великие принципы, провозглашенные вами, и изгладить воспоминание о трогательном национальном празднике — такова была цель характера и торжественности, которую придали тому, что назвали делом Катерины Тео 240. Недоброжелательство сумело извлечь выгоду из политического заговора, укрывшегося под именами нескольких безумных набожных женщин, и вниманию общества представили лишь мистический фарс и неисчерпаемый предмет непристойных или глупых сарказмов. Истинные заговорщики ускользнули, а по всему Парижу и по всей Франции прозвучало имя божьей матери. Тотчас, появилось множество отвратительных памфлетов, достойных «Пер Дюшена», целью которых было унизить Национальный конвент, Революционный трибунал, возобновить религиозные ссоры, начать жестокое и неполитичное преследование слабых или легковерных умов, полных какого-то смутного суеверия. В действительности по этому делу было арестовано множество мирных граждан и даже патриотов; а преступники все еще на свободе плетут заговоры, так как план состоит в том, чтобы их спасти, терзать народ и умножить число недовольных. Чего только не делали для достижения этой цели? Открытое проповедование атеизма, внезапные насилия против культа, вымогательства, совершаемые под самой непристойной формой, преследования народа под предлогом суеверий, система голода, сначала путем скупок продуктов, затем войной против всякой дозволенной законом торговли под предлогом скупки, заключение в тюрьмы патриотов — все шло к этой цели. В то же самое время государственное казначейство отсрочило выплаты; макиавеллистскими планами приводили в отчаяние мелких кредиторов государства; силой и хитростью их заставляли подписывать пагубные для иу интересов обязательства именем того закона, который противится этому маневру. С жадностью хватались за каждую возможность обидеть гражда-
Речи 1794 г. 219 лина и все эти обиды были замаскированы, обычно под предлогом общественного блага. Служили аристократии, но беспокоили ее; ее намеренно устрашали для того, чтобы увеличить число недовольных и толкнуть ее с отчаяния на какой-нибудь шаг против революционного правительства. Писали, что Эро, Дантон, Эбер были жертвами Комитета общественного спасения и что надо отомстить за них гибелью этого Комитета. Хотели пощадить начальников вооруженной силы; преследовали должностных лиц Коммуны и говорили об отозвании Паша от его функций мэра. В то время, когда представители народа открыто вели такие речи, в то время, когда они старались убедить своих коллег, что их спасение только в гибели членов Комитетов, в то время, как присяжные Революционного трибунала позорно плели заговор в пользу обвиненных Конвентом заговорщиков, повсюду говорили, что надо оказать сопротивление угнетению ш что существуют двадцать девять тысяч патриотов, готовых свергнуть нынешнее правительство. Таков язык иностранных газет, которые в каждый критический момент всегда верно извещали о заговорах, готовых совершиться у нас, и которые как будто были связаны с заговорщиками. Преступникам необходим мятеж. В соответствии с этим они теперь собрали в Париж со всех частей республики злодеев, которые приводили ее в отчаяние во времена Шометта и Эбера, тех, кого вы своим декретом отправили в Революционный трибунал. Революционное правительство представляли ненавистным для того, чтобы подготовить его уничтожение. Собрав все его приказы и обвинив в них тех, кого хотели погубить системой тайной и всеобщей клеветы, должны были уничтожить Революционный трибунал или составить его из заговорщиков, призвав аристократию, оставить всех врагов родины безнаказанными и представить народу самых ревностных его защитников виновниками всех его прошлых бед. Если мы будем иметь успех,— говорили заговорщики,— надо будет противопоставить крайнюю снисходительность тому, что происходит при настоящем положении дел. В этих словах содержится весь заговор. В каких преступлениях обвиняли Дантона, Фабра, Демулена? В проповеди милосердия к врагам родины и в заговоре, с целью обеспечить им амнистию, роковую для свободы. Что бы сказали, если бы авторы этого заговора, о котором я говорю, были из числа тех, кто отправил Дантона, Фабра и Демулена на эшафот? Что делали первые заговорщики?— Эбер, Шометт и Ронсен старались сделать революционное правительство непереносимым и смешным. В то время как Камилл Демулен нападал на него в своих сатирических писаниях, Фабр и Дантон интриговали, защищая его. Одни клеветали, другие подготовляли предлог для клеветы. Та же система продолжается теперь открыто. По какому роковому стечению обстоятельств те, что когда-то выступали с громовыми речами против Эбера, за-
220 Максимилиан Робеспьер щищают его сообщников? Как случилось, что те, кто объявляли себя врагами Дантона, стали ему подражать? Как случилось, что те, кто когда-то открыто обвиняли некоторых членов Конвента, теперь объединились с ними против патриотов, которых хотят погубить? Подлецы! Они хотели, следовательно', чтобы я ушел в могилу с позором! И чтобы я оставил о себе на земле лишь память тирана! С каким коварством они злоупотребили моей добросовестностью! Казалось, они принимают принципы всех добрых граждан! Как наивна и приветлива была их притворная дружба! Вдруг их лица покрылись темными тучами; дикая радость засверкала в их глазах. Это был момент, когда им казалось, что им удалось принять все меры для того, чтобы подавить меня. Теперь они опять приветливы icio миой; их (речи более, чем когда-либо, ласковы, а три дня тому назад они готовы были объявить меня Каталиной; сегодня они наделяют меня добродетелями Катоиа. Им нужно время для того, чтобы развязать их преступные козни. Как жестока их цель! Но как презренны их средства! Судите о них по одному факту. Я был уполномочен временно, в отсутствии одного из моих коллег, иметь надзор за бюро' общей полиции, недавно и плохо еще организованным при Комитете общественного спасения. Мое кратковременное управление ограничилось какими-нибудь тридцатью постановлениями, либо освободившими преследуемых патриотов, либо оградившими нас от нескольких врагов революции. И что же! Можно ли поверить, что только лишь мое управление общественной полицией послужило предлогом, чтобы на мою голову взвалили ответственность за все действия Комитета общественной безопасности, за ошибки всех установленных властей, за преступления всех моих врагов? Нет, быть может, ни одного арестованного лица, ни одного обиженного гражданина, которому бы не говорили обо мне: вот виновник твоих несчастий, ты станешь счастливым и свободным, если он перестанет существовать. Как мог бы я рассказать вам, или как мог бы я предвидеть всевозможную клевету, которая тайно проникала то ли в Конвент, то ли в другие места для того, чтобы сделать меня ненавистным или страшным? Я лишь скажу, что уже более шести недель характер и .сила клеветы, бессилие делать добро и остановить зло заставили меня совершенно бросить мои обязанности члена Комитета общественного опасения, и клянусь, что даже в этом я посчитался лишь с разумом и родиной! Я предпочитаю мое звание представителя народа званию члена Комитета общественного спасения и ценю прежде всего мое звание человека и французского гражданина. Что бы там ни было, вот уже не менее шести недель, как окончилась моя диктатура и я не имею никакого влияния на правительство. Патриотизм теперь лучше защищен? Клики стали более робкими? Родина стала счастливее? Я желаю этого. Но мое влияние во все времена ограничивалось
Речи 1794 г. 221 защитой дела родины перед национальным представительством и перед судом общественного разума; мне было разрешено бороться с угрожающими вам кликами, я хотел выкорчевать систему коррупции и беспорядка, которую они установили и которую я рассматриваю как единственное препятствие к укреплению республики; я думал, что она сможет покоиться только на вечных основах морали. Все объединилось против м;еня в против тех, кто имел те же принципы. Победив пренебрежение и противоречия многих, я предложил вам великие принципы, начертанные в ваших сердцах, и которые разгромили заговоры контрреволюционеров-атеистов; вы подтвердили эти принципы; но судьба принципов состоит в том, что их провозглашают честные люди, а применяют их или противятся им люди злые. Накануне праздника «верховного существа» его хотели отложить по какому-то пустому предлогу; после этого не переставали осмеивать все, что касается этих идей, после этого не переставали помогать всему, что могло возродить доктрину заговорщиков, наказанных вами. Совсем недавно уничтожили следы всех памятников, посвященных великим эпохам революции, уничтожили только те памятники, которые напоминали моральную революцию, отомстившую за клевету на вас и основавшую республику. Я не видел у многих никакой склонности следовать определенным принципам, держаться пути справедливости, проходящему между двумя опасностями, которые враги родины поставили перед нами. Если надо, чтобы я скрыл эти истины, пусть мне дадут яд! Мой разум, но не мое сердце, (готюв усомниться в этой доблестной республике, план которой я наметил себе. Мне думается, что я понял истинную цель этого странного обвинения в диктатуре; я вспомнил, что в то время, когда Бриссо и Ролан осуществляли почти безграничную власть, вся Европа говорила о диктатуре. В чьих руках находятся сейчас армии, финансы, внутреннее управление республики? В руках преследующей меня коалиции. Все друзья принципов не имеют влияния, но pim мало того, что неудобный или бдительный человек, отчаявшись в своей пользе, удалился; одно его существование является для них предметом страха и, помимо своих коллег, они задумали во тьме отнять у него вместе с жизнью право защищать народ. О, я без сожаления покину жизнь! У меня есть опыт прошлого, и я вижу будущее! Может ли друг родины желать пережить время, когда ему не дозволено больше служить ей и защищать угнетенную невинность! Зачем оставаться жить при таком порядке вещей, когда интрига постоянно торжествует над правдой, когда справедливость это ложь, когда самые низкие страсти, самые нелепые страхи занимают в сердцах место священных интересов человечества? Как перенести мучения от вида этих ужасных предателей, из которых кто более, а кто менее ловко скрывает свои мерзкие души под покровом доблести или даже дружбы, но все они поставят потомство в за-
222 Максимилиан Робеспьер труднение решить вопрос, кто из врагов моей страны был самым подлым или самым жестоким? Глядя на множество пороков, которые революционный поток перемешал с гражданскими доблестями, признаюсь, я иногда боюсь быть опороченным в глазах потомства соседством с непристойными, развращенными людьми, проскользнувшими в среду искренних друзей человечества, и я рад видеть ярость Верресов и Катилин моей страны, с какой они проводят глубокую демаркационную линию между ними и порядочными людьми. Я видел из истории, что все защдтники свободы были подавлены клеветой; но и угнетатели их тоже погибли! Добрые и злые исчезают с земли, но в разных условиях. Французы, не допустите, чтобы ваши враги посмели унизить ваши души и ослабить ваши добродетели своей приводящей в- уныние доктриной! Нет, Шометт, нет, смерть это не вечный сон!.. Граждане, сотрите с могил это начертанное святотатственными руками изречение, набрасывающее траурный креп на природу, приводящее в уныние угнетенную невинность и оскорбляющее смерть; начертайте на могилах лучше такое изречение: смерть это начало бессмертия! Некоторое время тому назад я обещал оставить притеснителям народа страшное завещание. Теперь я опубликую его с независимостью, соответствующей тому положению, в которое я себя поставил. Я завещаю им ужасную правду и смерть! Представители французского народа, настало время снова выказать подобающее вам благородство и величие характера. Вы не созданы для того, чтобы вами управляли, а для того, чтобы управлять теми, кому вы свидетельствуете ваше доверие. Выражение признательности, которое они обязаны вам оказать, состоит не в пустой угодливости, не в льстивых словах, расточаемых честолюбивыми министрами королям, а в правде и в особенности в глубоком уважении к вашим принципам. Вам сказали, что все хорошо в республике; я это отрицаю. Почему те, кто третьего дня предсказывали вам столько страшных бурь, вчера видели только легкие облака? Почему те, кто еще недавно говорили вам: Я заявляю вам, что мы ходим теперь по вулканам, считают, что сейчас они ступают по розам? Вчера они верили в заговоры, а я заявляю, что я и сейчас верю в них! Те, кто говорят вам, что установление республики это легкое предприятие, обманывают вас, или вернее, они никого обмануть не могут. Где эти мудрые установления, где план возрождения, оправдывающий эти честолюбивые речи? Занимались ли хотя бы этим великим предметом? Что я говорю? Не хотят ли устрашить тех, кто их подготовил? Их сейчас хвалят, потому что считают себя более слабыми, но завтра же их устранят, если они станут сильнее. Говорят, что в четыре дня несправедливости будут исправлены, а почему же их в течение четырех месяцев безнаказанно совершали и как возможно, чтобы в четыре дня все виновники наших бед исправились
Речи 1794 г. 225 бы или были изгнаны? Вам много говорят с легкостью о ваших победах так, что можно подумать, будто они не стоили нашим героям ни крови, ни трудов. Говорите о них с меньшей помпой, и они покажутся более великими. Мы подчиним себе Европу не напыщенными выражениями, не даже военными подвигами, но мудростью наших законов, нашими величественными совещаниями, величием наших характеров. Что было сделано, чтобы обернуть наши военные успехи в пользу наших принципов, чтобы предотвратить опасности, угрожавшие победе, или чтобы обеспечить нам плоды ее? Следите за Бельгией. Я уведомляю вас, что ваш декрет против англичан постоянно нарушался; что Англия, о которой мы дурно швюрим в наших речах, охраняется нашим оружием; я уведомляю вас, что филантропические комедии, разыгрывавшиеся Дюмурье в Бельгии, теперь повторяются, что забавляются посадкой бесплодных деревьев свободы на вражеской земле, вместо того, чтобы собирать плоды победы, и что побежденным рабам покровительствуют за счет победившей республики. Наши враги отступают и оставляют нам наши внутренние раздоры; думайте о конце кампании; бойтесь внутренних клик; бойтесь интриг, которым благоприятствуют, удаляя их в чужеземную страну. Среди генералов посеяли разногласия; военной аристократии покровительствуют; верные генералы преследуются, военная администрация прикрывается какой-то подозрительной властью; были нарушены декреты для того, чтобы поколебать гнет необходимой бдительности. Эти истины вполне стоят насмешки. Наше внутреннее положение еще более критическое. Надо создать разумную финансовую систему; существующая в настоящее время система мелкая, расточительная, придирчивая, пожирающая и фактически совершенно независимая от вашего высшего надзора. Внешними отношениями совершенно пренебрегают; почти все агенты, используемые в иностранных державах, обесславленные отсутствием гражданских доблестей, изменили республике открыто, с наглостью, оставшейся до сих пор безнаказанной. Революционное правительство достойно всего вашего внимания, пусть оно будет уничтожено сегодня, завтра же свобода исчезнет. Не надо клеветать на него, но призвать его к его принципу, упростить его, уменьшить бесчисленную толпу его агентов, а главное очистить их. Необходимо предоставить безопасность народу, но не его врагам. Речь идет не о том, чтобы ставить помехи народному правосудию путем новых форм; уголовный закон, неизбежно должен иметь что-то неопределенное, потому что заговорщики теперь отличаются скрытностью и лицемерием, надо, чтобы правосудие могло захватить их под всякой формой. Если один способ составлять заговор останется безнаказанным — спасение родины станет призрачным и подвергнет ее опасности. Гарантия патриотизма, следовательно, не в медлительности, не в слабости национального правосудия, но в принципах ъ в неподкупности тех, кому оно доверено, в добросовестности правитель-
224 Максимилиан Робеспьер ства; в открытом покровительстве патриотам и в энергии, с какой правительство подавляет аристократию. Эта гарантия в общественном духе, в некоторых моральных и политических установлениях, которые, не препятствуя действиям правосудия, являются защитой добрых граждан, подавляют дурные страсти своим влиянием на общественное мнение и на направление революционного движения, и которые будут предложены вам, когда заговоры позволят друзьям свободы перевести дух. Давайте руководить революционными действиями путем мудрых и постоянно поддерживаемых правил; будем строго наказывать тех, кто злоупотребляет революционными принципами, притесняя граждан. Надо быть вполне уверенными, что все те, кому поручена национальная бдительность, лишенные всякого духа клики, хотят торжества патриотизма и наказания виновных. Тогда все будет в порядке. Но если предположить, что влиятельные люди тайно хотят разрушения революционного правительства, что они скорее склоняются к снисходительности, чем к справедливости, если они используют развращенных агентов, если они сегодня клевещут на единственную власть, которая внушает почтение врагам свободы, и на завтра отрекаются от этого, чтобы снова интриговать; если вместо того, чтобы вернуть свободу патриотам, они возвращают ее без разбора заговорщикам, тогда все интриганы объединяются для клеветы на патриотов и подавляют их. Этим-то причинам надо приписать злоупотребления, а не революционному правительству, ибо нет ни одного злоупотребления, которое в тех же условиях было бы терпимо. Революционное правительство спасло родину; теперь надо его самого спасти от всех опасностей. Было бы плохо прийти к выводу, что его надо уничтожить по одному тому, что враги общественного блага сначала парализовали его, а теперь стараются развратить его. Странная манера защитить патриотов — давать свободу контрреволюционерам и дать торжествовать мошенникам! Страх перед преступлением создает безопасность невинности. Впрочем, я далек от того, чтобы приписывать злоупотребления большинству из тех, кому вы оказали доверие; большинство само парализовано и обмануто; интрига и иностранцы побеждают. Они скрываются, .утаивают, обманывают, а следовательно составляют заговоры. Они были дерзки, замышляли большой акт угнетения, ак,ружалм 'себя силой для того, чтобы, вызвав раздражение общественного мнения, затем подавить его; они стремятся развратить государственных служащих, верность которых пугает их; преследуют друзей свободы,— а следовательно составляют заговоры. Они становятся вдруг гибкими и даже льстивыми; они сеют втихомолку опасные инсинуации против Парижа, стремятся усыпить общественное мнение, клевещут на народ, гражданскую заботливость возводят в преступление. Дезертиров, заключенных в тюрьмы врагов, контрреволюционеров
Речи 1794 г. 225 всякого рода, собравшихся в Париже, не удаляют из него, но удаляют канониров, разоружают граждан, интригуют в армии, стараются все захватить,— а следовательно, составляют заговоры. В последние дни стараются обмануть вас насчет заговора, а сегодня отрицают его существование; преступление даже думать об этом. Вас то пугают, то успокаивают, вот он настоящий заговор! В управлении финансами контрреволюция. Она сказывается полностью в системе контрреволюционных нововведений, скрывающихся под видом патриотизма. Целью этой системы является подстрекать к ажиотажу, поколебать общественное доверие, обесчестив французскую верность, покровительствовать богатым кредиторам, разорить и привести в отчаяние бедных, умножить число недовольных, лишить народ национального благосостояния и незаметно разрушить общественное состояние. Кто является высшими администраторами наших финансов? Бриссо- тинцы, фельяны, аристократы и известные мошенники; это Камбоны, Малларме, Рамели, это компаньоны и преемники Шабо, Фабра и Жюлье- на (из Тулузы) 241. Для того, чтобы прикрыть опасные замыслы, они в последнее время придумали связать себя с Комитетом общественного спасения, так как не сомневались в том, что Комитет, отвлеченный столькими и большими делами, доверчиво примет, как это случалось неоднократно, все планы Кам- бона. Это новая уловка, придуманная для увеличения числа врагов Комитета, гибель которого является главной целью всех заговоров. Национальное казначейство, управляемое лицемерным патриотом по имени Эрмина, прекрасно содействует их видам, приняв план ставить препятствия всем срочным расходам, под предлогом строгого выполнения формальностей, платить только аристократам и притеснять малосостоятельных граждан отказом, отсрочками, а часто одиозными провокациями. Во всех отраслях государственного хозяйства — контрреволюция. Заговорщики помимо нашей воли вовлекли нас в ужасные меры, которые понадобились только их преступлениям, и довели республику до страшного голода, который уморил бы ее, если бы не пришли нам на помощь самые неожиданные события. Эта система была работой иностранных государств, которые предложили ее через посредство продажных Шабо, Люлье242 и Эберов и стольких других злодеев. Надо употребить ©се усилия гения для того, чтобы вернуть республику к естественному и спокойному порядку, который только может дать изобилие, а эта работа еще не начата. Вспоминаются все совершавшиеся преступления для осуществления пакта о голоде, идея которого порождена дьявольским гением Англии. Чтобы вырвать нас из этого бедствия, понадобились два, одинаково неожиданных, чуда. Первое чудо — это возвращение нашего конвоя, проданного Англии перед его отправкой в Америку, на который лондонский 15 зак. No 1992
226 Максимилиан Робеспьер кабинет рассчитывал, а также обильный и ранний урожай, который природа дала нам. Другое чудо — это великое терпение народа, который переносил даже голод, лишь бы сохранить свободу. Нам еще остается преодолеть недостаток рук, повозок, лошадей, являющихся препятствием для сбора урожая и обработки земли, а также победить маневры, которые в прошлом году замышлялись нашими врагами и которые они не преминут возобновить. Сюда сбежались контрреволюционеры для того, чтобы присоединиться к своим сообщникам и защищать своих хозяев путем интриг и преступлений. Они рассчитывают на заключенных контрреволюционеров, на людей Вандеи и на вражеских дезертиров и пленных, которые по всем сообщениям с некоторого времени убегают в Париж, как я об этом уже неоднократно и тщетно объявлял в Комитете общественного спасения; наконец, они рассчитывают на аристократию, которая тайно составляет вокруг нас заговоры. В Национальном конвенте вызовут сильные дискуссии; изменники, до сих пор лицемерно скрывавшиеся, сбросят свои маски; заговорщики обвинят своих обвинителей и употребят уловки, которыми когда-то пользовался Бриссо для того, чтобы заглушить голос правды. Если таким путем им не удастся подчинить себе Конвент, они разделят его на две партии, и тогда откроется широкое поле для клеветы и интриги. Если им удастся на миг подчинить себе Конвент, они обвинят в деспотизме и сопротивлении национальной власти тех, кто с энергией станет бороться с их преступной лигой. Крики притесняемой невинности, мужественные голоса оскорбленной свободы будут объявлены признаками опасного влияния или личного честолюбия, и вам покажется, что вы снова оказались под ножом старых заговорщиков. Народ будет негодовать; его назовут кликой; преступная клика и далее будет приводить его в отчаяние; она будет стремиться разъединить Национальный, конвент с народом; наконец, они надеются при помощи покушений добиться волнений, в которые заговорщики введут аристократию и всех своих сообщников с тем, чтобы перерезать патриотов и восстановить тиранию. Такова часть плана заговора. И кому надо приписать эти беды? Нам самим, нашей трусливой слабости к преступлению и нашему преступному пренебрежению к провозглашенным нами самими принципам. Не станем обманывать себя; учредить огромную республику на основах разума и равенства, связать сильным звеном все части этого огромного государства не является предприятием, которое может осилить легкомыслие; это образец человеческой доблести и разума. Великая революция рождает множество клик; как можно подавить их, если вы не будете беспрестанно подчинять все страсти справедливости? У вас нет другой гарантии для свободы, кроме строгого соблюдения принципов и всеобщей морали, которые вы провозгласили. Если не господствует разум, господ-
Речи 1794 г. 227 ствуют преступление и честолюбие; без разума победа является лишь средством для честолюбия и опасностью для самой свободы, роковым предлогом, которым интрига злоупотребляет для усыпления патриотизма на краю пропасти; без разума, какое значение имеет сама победа! Победа вооружит тщеславие, усыпит патриотизм, возбудит высокомерие и своими руками выроет могилу республике. Какое значение имеет отступление вооруженных сателлитов королей перед нашими армиями, если мы отступаем перед пороками, разрушающими общественную свободу! Какое значение имеет для нас победа над королями, если мы побеждены пороками, которые приведут нас к тирании! А что мы с некоторых пор сделали для борьбы против них? Мы расточали щедрые награды. Чего только не сделали, чтобы благоприятствовать заговорщикам! Что сделали мы с некоторых пор, чтобы их сокрушить? Ничего, ибо они нагло поднимают голову и безнаказанно угрожают добродетели; ничего, ибо правительство отступило перед кликами, а они находят покровителей среди носителей общественной власти; нас ждут всякие несчастья, так как мы предоставили им власть. Остановиться, не дойдя до конца нашего пути, это значит погибнуть, а мы постыдно отступили. Вы приказали наказать нескольких виновников наших бед, они осмеливаются оказать сопротивление национальному правосудию, а им пожертвовали судьбу родины и человечества! Приготовимся же ко всем бедствиям, которые могут навлечь на нас безнаказанно действующие клики. Среди стольких пылких страстей, при такой широкой власти, тираны, армии которых бегут, но не окружены и не уничтожены, отступают, оставив вас добычей ваших внутренних раздоров, которые они сами зародили, и добычей армии преступных агентов, которых вы даже не умеете заметить. Опустите хотя бы на один миг бразды революции и вы увидите, как военный деспотизм их захватит, а вожди клик свергнут униженное национальное представительство. Век гражданской войны и бедствий ввергнет в отчаяние нашу родину, и мы погибнем, потому что не захотели использовать указанный в истории человечества момент для учреждения свободы; мы оставляем нашу родину на век бедствий, и проклятия народа будут тяготеть над нашей памятью, которая должна была быть дорогой человеческому роду! Нам даже не вменят в заслугу то, что мы предприняли по доблестным мотивам великие дела; нас смешают с недостойными уполномоченными народа, обесчестившими национальное представительство, и, оставив их безнаказанными, мы разделим их преступления. Перед нами раскрывалось бессмертие, а мы погибнем с позором. Добрые граждане погибнут, погибнут и злые, оставит ли их оскорбленный и победоносный народ мирно наслаждаться плодами их преступлений? Не разобьют ли сами тираны это презренное орудие? Какое правосудие применили мы к угнетателям народа? Кто эти патриоты, угнетенные 15*
228 Максимилиан Робеспьер самыми гнусными злоупотреблениями национальной власти, которые были бы отомщены? Что я говорю! Кто те, которые безнаказанно заставляли слышать голос угнетенной невинности? Разве не сами преступники установили ужасный принцип, состоящий в том, что разоблачить вероломного представителя это значит составлять заговор против национального представительства? Притеснитель отвечает притесняемым заключением их в тюрьму и новыми оскорблениями. Между тем, разве департаменты, где совершались эти преступления, не знают о них, потому лишь, что мы о них забываем? И разве жалобы, которые мы отвергаем, не звучат с большей силой в подавленных сердцах несчастных граждан? Так легко и так сладостно быть справедливым! Почему мы должны принять на себя позор виновных? Разве их злоупотребления, которые мы терпим, не растут? Преступники, остающиеся безнаказанными, не совершат ли преступление за преступлением? Хотим ли мы разделить столько бесчестий и обречь себя на ужасную судьбу притеснителей народа? Какие права имеют преступники, чтобы противопоставить себя самым презренным тиранам. Одна клика примирится с другою кликой, и вскоре все злодеи перережут друг друга, и если они ускользнут от правосудия людей или от собственной ярости, удастся ли им ускользнуть от вечной справедливости, которую они оскорбили самым ужасным из всех преступлений? Что касается меня, то если мое существование кажется врагам моей родины препятствием для выполнения их отвратительных планов и если их ужасная власть еще продлится, я охотно пожертвую свою жизнь. Кто может желать видеть долее этих ужасных предателей, более или менее ловко скрывающих свою безобразную душу под маской добродетели до того момента, когда их преступление созреет, предателей, которые предоставят потомству решить вопрос, кто из врагов моей родины был самым подлым и самым жестоким! Если бы предложили здесь объявить амнистию вероломным депутатам и поставить преступления каждого представителя под защиту какого- нибудь декрета, краска залила бы лицо каждого из нас; по оставить за верными представителями обязанность разоблачать преступления и, тем не менее, предоставлять их ярости наглой лиги, если они осмеливаются выполнить эти обязанности, не является ли это еще более возмутительным беспорядком? Это более, чем покровительствовать преступлению, это значит принести ему в жертву добродетель! Видя, какое множество пороков революционный поток смешал с гражданскими доблестями, я иногда содрогался при мысли, что я могу быть запятнан в глазах потомства соседством с бесчестными и развращенными людьми, которые пробрались в ряды искренних защитников человечества; но разгром соперничающих клик как бы обнажил все их пороки. Они думали, что их цель только в том, чтобы разделить родину как добы-
Речи 1794 г. 229 чу, вместо того, чтобы сделать ее свободной и процветающей. Я благодарю их за то, что охватившая их ярость против всего, что противостоит их планам, наметила демаркационную линию между ними и всеми порядочными людьми. Но Верресы и Катилины Франции считают себя настолько преуспевающими на пути преступления, что выставляют на ораторскую трибуну своего обвинителя, а я тоже недавно обещал оставить моим согражданам страшное завещание угнетателям народа, и я завещаю им отныне позор и смерть! Я понимаю, что лиге тиранов мира легко подавить одного человека; но я также знаю, каковы обязанности человека, который может умереть, защищая дело человеческого рода. Я видел в истории, что все защитники свободы были сражены судьбой или клеветой, но вскоре после этого их угнетатели и их убийцы тоже умерли. Добрые и злые, тираны и друзья свободы исчезали с земли, но в разных условиях. Французы, не допускайте, чтобы ваши враги стремились унизить ваши души и ослабить ваши доблести пагубной доктриной! Нет, Шометт, нет, Фабр, смерть — это невечный сон! Граждане, сотрите с могил нечестивое изречение, которое набрасывает траурный креп на природу и оскорбляет смерть; начертайте лучше следующее изречение: смерть — это начало бессмертия! Народ, помни, что если в республике справедливость не царит полновластно, если это слово не означает любовь к равенству и к родине — свобода является лишь пустым звуком! Народ, ты, кого боятся, кому льстят и кого презирают, ты, признанный властитель, с которым всегда обращаются как с рабом, помни, что везде, где не господствует справедливость, там господствуют страсти должностных лиц и что народ сменил цепи, а не свою судьбу! Помни, что существует лига мошенников, борющаяся против общественной добродетели, оказывающая на твои собственные дела больше влияния, чем ты сам, лига, которая боится тебя и восхваляет тебя в массе, но устраняет тебя по отдельности, в лице всех добрых граждан! Вспомни, что твои враги не только не хотят пожертвовать ради твоего счастья этой горстью мошенников, они хотят пожертвовать тобой ради этой горсти мошенников, виновников всех твоих бед и являющихся единственным препятствием к процветанию общества! Знай, что каждый человек, который поднимется на защиту общественного дела и морали, будет подавлен публичным унижением и изгнан мошенниками; знай, что каждый друг свободы всегда будет находиться между долгом и клеветой; что те, кого нельзя будет обвинить в измене, будут обвинены в честолюбии; что влияние честности и принципов будут сравнивать с силой тирании и насилием клик. Твое доверие и твое уважение дадут твоим друзьям право на их проскрипцию, крики угнетаемого патриотизма будут названы криками мятежа, и, не осмеливаясь нападать на тебя в массе, тебя упраздняют по отдельности, в лице всех твоих
230 Максимилиан Робеспьер добрых граждан до тех пор, пока честолюбцы организуют свою тиранию! Такова власть вооруженных против нас тиранов, таково влияние их лиги вместе со всеми извращенными людьми, всегда склонными служить им. Таким образом разбойники приписывают нам закон об измене народу, под страхом назвать нас диктаторами! Подпишемся мы под этим законом? Нет! Мы защищаем народ, надеясь быть признанными им; пусть они идут к эшафоту дорогой преступления, а мы пойдем дорогой доблести! Скажем ли мы, что все хорошо? Будем мы продолжать по привычке или по обычаю хвалить то, что плохо? Мы потеряем родину. Вскроем ли мы скрытые злоупотребления? Разоблачим ли мы предателей? Нам скажут, что мы колеблем установленные власти, что мы хотим за их счет достигнуть личного влияния. Что же мы будем делать? Мы выполним наш долг. Что можно возразить тому, кто хочет сказать правду и кто согласен умереть за нее? Скажем, следовательно, что против свободы общества существует заговор; что своей силой он обязан преступной коалиции, интригующей в самом Конвенте; что эта коалиция имеет сообщников в Комитете общественной безопасности и 'во всех бюро этого Комитета, где они господствуют; что враги республики противопоставили этот Комитет Комитету общественного спасения и таким образом установили два правительства; что в этот заговор входят члены Комитета общественного спасения; что созданная таким образом коалиция стремится погубить патриотов и родину. Как исцелить это зло? Наказать изменников, обновить все бюро Комитета общественной безопасности, очистить этот Комитет и подчинить его Комитету общественного спасения; очистить и самый Комитет общественного спасения, установить единство правительства под верховной властью Национального конвента, являющегося центром и судьей, и таким образом под давлением национальной власти сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы: таковы принципы. Если невозможно требовать их, не прослыв честолюбцем, я делаю вывод, что и принципы устранены и что среди нас царит тирания, но что я не должен об этом .молчать; ибо что можно возразить человеку, который прав и который умеет умереть за свою страну? Я создан, чтобы бороться с преступлением, а не руководить им. Еще не наступило время, когда порядочные люди могут безнаказанно служить родине; до тех пор, пока банда мошенников господствует, защитники свободы будут лишь изгнанниками-
o^^ r4^G ПЛАН НАЦИОНАЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ МИШЕЛЯ ЛЕПЕЛЕТЬЕ243 раждане! Комиссия народного образования вскоре сможет представить вам полностью результаты той важной работы, которую вы ей поручили. Но она сочла своим долгом уже теперь предложить нации и вам, в качестве гарантии ее принципов и дани нетерпению общества, труд прославленного человека, нашего бывшего коллеги. Смерть оградила его от зависти и, быть может, от клеветы, если в своей злобе сателлиты тирании способны уважать хотя бы права смерти. Вместе с памятью о своих добродетелях, Лепелетье завещал отечеству план народного воспитания, как бы намеченный гением человечества. Эта великая цель занимала его мысли еще в тот момент, когда преступная рука кощунственно вонзила меч в его тело. Тот, кто сказал: «Я умираю довольный тем, что моя смерть послужит свободе», мог бы быть довольным и другими услугами, оказанными им свободе, но менее печальными для родины. Покидая мир, он подготовил счастье людей трудом, достойным его жизни и его смерти. Граждане, вы услышите Лепелетье, излагающего свои мысли о национальном воспитании; вы вновь увидите его в самом благородном образе. Слушая его, вы еще с большой болью почувствуете значение потери, которую вы понесли, а мир получит новое доказательство того, что беспощадные враги королей (которых тирания изображает свирепыми и кровожадными) являются самыми нежными друзьями человечества. Национальный конвент оставляет истории три памятника: конституцию, кодекс гражданских законов и народное образование, Я ставлю на одну линию как значение, так и трудность создания этих важных трудов. Сможем ли мы довести их до нужного совершенства! Слава, которую приносят завоевания и победы, преходяща, а прекрасные учреждения остаются и приносят нациям бессмертие. Народное образование уже было предметом интересной дискуссии; способ обсуждения этого вопроса делает честь Собранию и многое обещает Франции.
232 Мишель Лепелетъе Признаю, однако, что все то, что до сих пор было сказано, не охватывает полностью того представления о плане воспитания, которое я составил себе. Я взял на себя смелость составить более широкий план. Принимая во внимание деградацию человеческого рода из-за пороков нашей прежней социальной системы, я пришел к убеждению в необходимости произвести полное возрождение народа и, если можно так выразиться, создать новый народ. Формировать людей, распространять человеческие знания, таковы две части проблемы, которую нам предстоит разрешить. Первая часть составляет воспитание, вторая образование, Последняя, хотя и открыта для всех, становится, по самой природе вещей, исключительной собственностью небольшого числа членов общества, по причине различия в профессиях и талантах. Первая же часть должна быть общей и повсюду благотворной. Что касается образования, то Комитет занимался этим вопросом и предложил вам полезные взгляды на него. Частью проблемы о воспитании он полностью пренебрег. Одним словом, его план народного образования вполне удовлетворяет меня, но Комитет совершенно не рассмотрел вопроса о воспитании. Вся система Комитета построена на следующей основе — установление четырех ступеней обучения, а именно: начальные школы, городские школы, институты, лицеи. Я нахожу в этих трех последних ступенях план, который по-моему хорошо задуман для сохранения, распространения и усовершенствования человеческих знаний. Эти три последовательные ступени дают образованию плодотворный и умело подготовленный источник, в котором я вижу одновременно надлежащие и действенные средства, способствующие развитию талантов у граждан, посвятивших себя изучению литературы, наук и искусств. Но до этих высших ступеней, которые могут быть полезны только небольшому числу людей, я хотел бы ввести общее для всех образование, соответствующее нуждам всех и являющееся долгом республики по отношению ко всем; одним словом, я имею в виду воспитание действительно всеобщее и национальное. Признаюсь, что первая ступень, которую Комитет вам предлагает под именем начальных школ, мне кажется, совсем не отвечает этим требованиям. Прежде всего, я с печалью замечаю, что до шести лет ребенок ускользает от наблюдения законодателя и эта важная часть жизни ребенка остается во власти существующих предрассудков и старых заблуждений. В шесть лет закон начинает проявлять свое влияние. Но это влияние лишь частичное, мгновенное, и по самой природе вещей оно может действовать только на небольшое число лиц, составляющих нацию.
План национального воспитания 233 Согласно проекту в стране должно быть учреждено около двадцати — двадцати пяти тысяч начальных школ, т. е. приблизительно по одной школе на одно квадратное лье. В этом начинает чувствоваться первое неравенство, ибо детям, проживающим в городе, небольшом городке, селе, где будет помещаться начальная школа, удобнее посещать ее и в большей степени и более часто использовать школу, чем, наоборот, детям, проживающим в деревнях, деревушках. Они не смогут постоянно посещать школу из-за местных трудностей, по причинам сезонного характера и многим другим обстоятельствам. Это неудобство не коснется только некоторых отдельных семей, большое же число коммун и общин испытают его. Достаточно простого расчета, чтобы в этом убедиться. В республике существует сорок четыре тысячи муниципалитетов, а предлагается учредить двадцать — двадцать пять тысяч начальных школ, ясно, что самое большое придется приблизительно одна школа на два прихода. Конечно, никто не усомнится в том, что приход, в котором будет помещаться школа, будет пользоваться большими преимуществами как по длительности и удобству обучения, так и по продолжительности уроков. Еще большее неравенство установится по причине разного благосостояния родителей, и тут люди более зажиточные, т. е. наименьшее число людей, будут иметь все преимущества. Тот, кто может обойтись без труда своего ребенка, легко сможет ежедневно посылать его в школу и оставлять его там на несколько часов. Но как быть неимущему классу? Вы охотно предлагаете ребенку бедняка образование, но ему прежде всего надо хлеба. Его отец трудится и отрывает от себя кусок хлеба для него, а другой кусок ребенок должен заработать себе сам. Его время связано с работой, ибо с работой связано его существование. Вы хотите, чтобы, проработав в поле трудный день, он для отдыха отправился в школу, находящуюся в полмили от его дома? Напрасно вы бы создали против отца закон, принуждающий «его посылать ребенка в школу, он не смог бы ежедневно обходиться без труда ребенка восьми, девяти и десяти лет, который уже кое-что зарабатывает. Несколько часов в неделю вот все, чем он мог бы пожертвовать. Таким образом учреждение школ в таком виде, как это предлагают, принесет, собственно говоря, пользу только небольшому числу граждан с независимым существованием, не испытывающим нужды. В этих школах их дети в изобилии будут собирать плоды образования, тогда как дети неимущих будут подбирать лишь остатки его. В организации начальных школ меня поражает не столько это неравное распределение благ. Еще хуже обстоит дело с их системой воспитания. Я сожалею, что одна из наиболее важных целей воспитания опущена. В этой системе ничего нет о физическом совершенствовании ребенка. Я
234 Мишель Лепелетъе знаю, что предлагают ввести некоторые гимнастические упражнения. Это хорошо, но этого недостаточно. Один и тот же образ жизни, здоровая, подходящая для детей пища, умеренный и соответствующий возрасту труд, последовательные, но постоянно повторяемые упражнения — вот единственные средства создать навыки, вот действенные средства придать телу все то развитие и все силы, на какие оно способно. Что касается существа духовного, то несколько полезных указаний, несколько моментов учения— таков узкий крут, которым ограничивается предлагаемый план. Он занимает малое число часов, а остальная часть дня оставлена на волю обстоятельств, и ребенок после уроков вскоре отдается либо вялости роскоши, либо честолюбию, либо грубости бедности, либо недисциплинированности безделья. Несчастная жертва пороков, заблуждений, невзгод, беспечности ко всему, что его окружает, он будет несколько менее невежественным, чем он был в прошлом, ввиду того, что у нас будет несколько больше школ и учителя будут несколько лучше, чем в настоящее время, но создадим ли мы действительно людей, граждан, республиканцев, одним словом возродится ли нация? Все затруднения, о которых я сейчас говорил, неразрешимы до тех пор, пока мы не примем решения, важного для будущего республики. Возьмем на себя смелость создать закон, устраняющий все препятствия, облегчающий проведение самых совершенных планов воспитания, предлагающий и осуществляющий создание прекрасных учреждений, закон, который появится не раньше чем через десять лет, если мы лишим себя чести внести его, закон, проводимый целиком в пользу бедняка, поскольку он рассчитан на использование излишков богатства, который сам богатый, пораздумав, должен одобрить, должен полюбить, если он обладает чувствительностью. Этот закон состоит в установлении действительно национального, действительно республиканского воспитания, равного и действительно общего для всех, закон, единственно способный возродить род человеческий как в отношении физическом, так и моральном; одним словом, этот закон состоит в основании общественного института воспитания. Этим мы освятим благотворный принцип; но мы должны суметь внести в него такие изменения, которые могут оказаться необходимыми ввиду состояния умов в настоящее время и в интересах промышленного развития республики. Я предлагаю вам декретировать, что, начиная с пяти до двенадцати лет для мальчиков и до одиннадцати лет для девочек, все дети без различия и без исключения воспитывались бы сообща за счет республики и чтобы все по святому закону равенства получали одинаковую одежду, пищу, одно и то же образование, одинаковые заботы. Способ, каким я предложу вам распределить бремя стоимости этих учреждений, почти целиком падет на богатого; плата будет почти не-
План национального воспитания 235 чувствительной для бедняка. Таким образом вы добьетесь преимуществ прогрессивного налога, который вы хотите ввести, и спокойно по справедливости вы сотрете огромное различие в состояниях, существование которого является общественным бедствием. В нескольких словах я изложу вам преимущества, подробности и средства выполнения плана, который я предлагаю вам. Все дети получат благо общественного воспитания в течение семи лет, от пяти до двенадцати. Эта часть жизни действительно является решающей в формировании как физического, так и морального существа человека. Необходимо поручить ее полностью ежедневному, постоянному наблюдению. До пяти лет дети должны быть предоставлены только заботам матерей; такова воля, такова потребность природы: в этом возрасте ребенку нужно слишком много мелочей, мелочного внимания — все это принадлежит материнству. Тем не менее я полагаю, что закон может оказать некоторое влияние на эти первые моменты существования человека. Но вот в каких границах, я думаю, он может проявить свое действие. Ободрять матерей, оказывать им помощь, давать им указания, заинтересовывать их в кормлении детей грудью, просвящать их слегка о вредных ошибках и небрежности, о полезных заботах и внимании, сделать для них рождение и охрану их детей не тяжелым бременем, а, наоборот, источником радости и предметом возрастающей надежды. Вот все, что мы можем с пользой сделать ради детей в первые пять лет их жизни; такова цель нескольких статей закона, предлагаемого мною. Указанные меры весьма простые, но я уверен, что они приведут к уменьшению в республике на четвертую часть ежегодной потери детей, погибающих жертвами нищеты, предрассудков или небрежности. Следовательно, в пять лет отечество получит ребенка из рук природы, в двенадцать оно вернет его обществу. Этот период по частным мотивам и по политическому состоянию Франции казался мне подходящим сроком действия общественного института воспитания. В десять лет было бы рано возвращать родине ребенка, так как работа по его воспитанию едва подготовлена. В двенадцать лет у него уже созданы навыки и влияние их запечатлелось на длительное время. Возвратить детей несостоятельным родителям в десять лет — это значило бы часто взвалить на них еще одно бремя, и благо, которое оказала им нация, было бы не полным. В двенадцать лет дети могут заработать себе на существование, они принесут новые средства в свою семью.
236 Мишель Лепелетье Двенадцать лет — это возраст, когда можно начать учиться разным ремеслам, это возраст, когда тело уже настолько окрепло, что ребенок может начать привыкать к сельскохозяйственным работам. Это также возраст, когда ум сформировался и может плодотворно начать изучение литературы, наук или приятных искусств. Общество имеет (много занятий, множество профессий призывает к себе граждан. В двенадцать лет настало время начать обучаться каждой из них,, начинать раньше было бы преждевременно, а позднее уже не остается у ребенка той податливости, той гибкости, которые являются счастливыми дарами детства. До двенадцати лет общее воспитание благотворно, ибо до этого возраста речь идет о создании не земледельцев, не ремесленников, не ученых, а людей, годных для всех профессий. До двенадцати лет общее воспитание благотворно, ибо речь идет о том, чтобы развить у детей физические и моральные качества, навыки и знания, полезные для всех. Когда наступает время выбора профессии, общее воспитание должно прекратиться, так как для каждой профессии нужно особое обучение; соединить б одной школе ученичество для всех профессий невозможно. Продлить общее воспитание до конца юношеского периода — это прекрасная мечта; иногда мы об этом мечтали вместе с Платоном, иногда мы с энтузиазмом читали об осуществлении ее в летописях Лакеде- мона244; иногда мы встречали пошлую карикатуру на нее в наших колледжах. Но Платон создавал только философов, Ликург солдат, наши профессора создавали только школьников. Французской республике, величие которой заключается в ее торговле и земледелии, нужно создать людей всех профессий, следовательно их надо содержать не в школах, а в разных мастерских, их надо разбросать по сельским полям; всякая иная идея является химерой, которая под обманчивым видом совершенства парализовала бы необходимые стране руки, уничтожила бы индустрию, изнурила бы общественное тело и вскоре привела бы к его распаду. Я предлагаю, чтобы срок общественного воспитания для девочек был установлен от пяти до одиннадцати лет. Они развиваются быстрее мальчиков, и к тому же они могут раньше начать обучение ремеслам, к которым они способны, потому что эти ремесла требуют меньше сил. В свое время я буду говорить о дополнительном воспитании, предлагаемом всем молодым гражданам без исключения. Я скажу также о занятиях для небольшого числа граждан, которым они придутся по их вкусу, способностям или их таланту. Но все это для юношества, до двенадцати лет никто к ним не будет
План национального воспитания 237 допущен, .все это является продолжением общественного воспитания, но прежде всего надо, чтобы все прошли полный курс этого воспитания. Возвращаюсь теперь к способу организации учреждений национального воспитания. В городах для каждой секции, в деревнях для каждого кантона обычно может быть достаточно одного дома воспитания. Если население потребует, будет создано несколько домов; оз каждом заведении будет содержаться от четырехсот до шестисот учеников. Я предлагаю это распределение, так как оно имеет два преимущества: с одной стороны, содержание одного большого дома стоит меньше, чем содержание многих маленьких домов. Между тем расстояние, отделяющее детей от их семей, не будет слишком большим, не более двух- трех лье. Таким образом, родители смогут часто и легко видеть вверенное ими родине сокровище, а строгие нравы республиканского учреждения не пойдут во вред природе. Здесь возникает важный вопрос. Будет ли общественное воспитание обязательным для родителей или же родители будут лишь иметь право использовать это национальное благодеяние? Согласно принципам, все должны быть обязаны воспользоваться им. В интересах общества, все должны быть обязаны воспользоваться им. Через несколько лет это будет вменено в обязанность всем. Но в настоящее время, быть может, вы сочтете надлежащим незаметно приучить умы к безупречности правил нашей новой конституции. Я вам это предлагаю с сожалением; я предлагаю вашему благоразумию изменение, которое в глубине души я бы хотел, чтобы вы не сочли необходимым. Оно состоит в декретировании вами, что с этого момента в течение четырех лет общественное воспитание детей будет для родителей факультативным. Но как только этот срок окончится, когда мы приобретем, если я могу так выразиться, республиканскую силу и зрелость, я требую, чтобы тогда каждый, кто откажется отдать своих детей на воспитание в общее заведение, лишился пользования гражданскими правами на все время, пока он уклоняется от выполнения этого гражданского долга, и кроме того, чтоб он вносил двойной налог за детей, о котором я скажу далее. Эти заведения вам легко будет поместить в принадлежащих нации зданиях, в религиозных зданиях, в жилищах эмигрантов и в других общественных владениях. Я хотел бы еще, чтобы, за недостатком этих ресурсов, для этого важного назначения были бы раскрыты прежние цитадели феодалов. Со всех сторон слышен ропот, слышен протест против существования этих дворцов и башен, отвратительных памятников угнетения. Вместо уничтожения их, употребим с пользой это множество стариных зданий.
238 Мишель Лепелетъе В кантоне, состоящем обычно из шести-восьми приходов, нация сможет выбирать из множества этих зданий, и, возместив владельцу убыток, она за небольшую плату приобретет просторные помещения дворцов, оскорблявших чувство равенства простых граждан; и эта последняя жертва послужит на пользу, вопреки его воле, жалкому владельцу замка, которого в настоящее время тяготит его колоссальное жилище, так как со времени освобождения деревни источник его богатства истощился. По сделанным мною расчетам, мне кажется, что одного учителя на пятьдесят детей достаточно. Сначала можно подумать, что это слишком большое бремя для одного человека; но я представил себе, что можно так распределить обязанности детей, чтобы старшие, например десяти- и одиннадцатилетние, помогали бы учителю выполнять его обязанности, следили бы за младшими детьми, помогали бы им в приготовлении уроков. Я нахожу, что установление в маленьком детском войске этого рода звания принесет много преимуществ; они способны будут помочь выполнению многих мелочей и поддержанию в нем строгой дисциплины. Каждый учитель будет иметь в своем подчинении равное число детей разного возраста. Он будет независим от других учителей, так же как его авторитет распространится только на детей, порученных ему. Он будет ответствен только перед общественной администрацией и перед специальным учреждением по наблюдению над школами, о чем я сейчас скажу. Я лишь бегло указываю, не вдаваясь в способ создания и организации воспитательных заведений, назначения, распределения учителей и учительниц, на внутренний распорядок в домах. Все эти детали будут предметом особых предписаний. Я спешу приступить к наиболее интересной части моего труда, к системе воспитания, которая будет применена в общественном заведении. Я отметаю тут всякую произвольную теорию; я оставляю без внимания все научные изыскания о природе человека, о его способности к восприятию физического и духовного совершенствования, изыскания о происхождении и причинах его привязанностей, его страстей, его добродетелей и его пороков. Сколько наблюдателей, сколько метафизиков размышляют над этими важными вопросами. Сознаюсь, я люблю только простые и ясные идеи. Я стремлюсь к хорошему, вполне обычному методу, к вполне привычным средствам, к вполне очевидным и хорошим результатам, я хочу, чтобы ничего здесь не было замысловатого, но чтобы все было полезное. Я всегда считал, что в политике, в законодательстве, в общественной экономике слишком хитроумные, слишком проницательные и, если я могу так выразиться, слишком совершенные концеп-
План национального воспитания 239 ции весьма посредственны при использовании их в жизни. Действовать надо в пользу всех, производить надо для масс, и если мне удастся осуществить осязательную сумму преимуществ для общества в целом и для индивидуумов в частности, я буду считать, что я хорошо послужил человечеству и моей стране. Не следует забывать, какова цель этого начального воспитания общего для всех, равного для всех. Мы хотим дать детям физические и духовные навыки, которые каждому важно использовать в течение его жизни, каково бы ни было, в частности, положение каждого. Мы не формируем детей для какого-то определенного назначения, мы должны наделить их преимуществам^ полезность которых общая для людей всех состояний; одним словом, мы подготовляем, так сказать, сырье, которое мы стараемся сделать добротным, элементы которого мы обрабатываем таким образом, чтобы, выйдя из наших рук, оно могло бы претерпеть специальные изменения разных профессий, которые имеются в республике. Такова проблема, которую нам следует разрешить. Вот каким образом, я думаю, мы сможем с пользой добиться этого. Наши первые заботы будут обращены на физическую часть воспитания. Воспитать хороший нрав у детей, поднять их силы, способствовать их росту, развивать в них энергию, ловкость, проворство; закалить их против усталости, против сезонной непогоды, против временного лишения главных потребностей жизни. Такова цель, к которой мы должны стремиться; таковы хорошие навыки, которые мы должны прививать детям, таковы физические преимущества, которые, в общем, являются ценным благом для всех. Средства для достижения этой цели в системе общественного воспитания будут легкими. То, что было бы невыполнимо для детей, которых посылают в школу па два часа в день, а иногда на два часа в неделю, а остальное время их не подчиняют общей дисциплине, здесь осуществляется без усилий. Дети будут находиться под постоянным присмотром и активным наблюдением; будет намечено время для сна, еды, работы, упражнений, для отдыха; в<есь режим жизни будет определен и неизменяем; будут установлены постепенные и последовательные упражнения; будут намечены разного рода физические работы; будет предписан единообразный и полезный для здоровья распорядок всех этих деталей, постоянное и легкое выполнение их обеспечит хорошие результаты. Я хочу, чтобы в обычных потребностях жизни дети были бы лишены всякого рода излишеств, ограничены абсолютно необходимым. Они будут спать на жестком, пища их будет здоровой, но простой, их одежда будет удобной, но грубой.
240 Мишель Лепелетье Имеет важное значение для всех, чтобы навыки, приобретенные в детстве, никому не принесли страдания при переходе от общественного воспитания в разные общественные положения. Ребенок, который возвратится в семью бедняка, всегда найдет то же, что он оставил, он привыкнет довольствоваться малым, он не изменит своего существования; что касается ребенка богача, которого ждут более мягкие привычки, то зато они легче приобретаются. Но и сам богач может в жизни оказаться в таких обстоятельствах, когда он будет благословлять суровую строгость и благотворную грубость воспитания первых лет его жизни. Помимо силы и здоровья существует еще одно благо, которое общественное воспитание должно дать всем, так как оно является неоценимым преимуществом, я хочу сказать о привычке к труду. Я не имею в виду здесь тот или иной род индустрии в частности, но я подразумеваю тут вообще ту смелость, с которой человек берется за трудную задачу, как он ее выполняет, то постоянство, с которым он осуществляет ее, ту настойчивость, которую он проявляет, чтобы довести ее до конца, характеризующую трудолюбивого человека. Создайте таких людей, и республика, состоящая из сильных элементов, удвоит производительность сельского хозяйства и индустрии. Создайте таких людей, и вы увидите, как почти все преступления исчезнут. Создайте таких людей, и отвратительный вид нищеты не опечалит больше ваш взор. Выработайте в ваших юных учениках вкус, потребность, привычку к труду, и их существование будет обеспечено, они будут зависеть только от самих себя. Я считаю эту часть воспитания наиболее важной. В ежедневных занятиях главным будет ручной труд, остальное будет вспомогательным. Только в продолжение нескольких часов дня дети будут отвлечены от труда; все средства, имеющиеся у людей, будут направлены для усиления рвения нашей трудолюбивой молодежи. Отцы семейств, ученики, учителя все по закону, который я вам предлагаю, будут заинтересованы в том, чтобы в мастерских, где будут работать дети, было бы выполнено возможно больше работ, всех к этому будет воодушевлять собственная выгода. Одни увидят, что их трудом уменьшается общая нагрузка, другие в нем увидят надежду получить почет и вознаграждение, накрнец, для детей труд явится источником некоторых удовольствий, в зависимости от работы, которую им придется выполнять. Есть множество занятий, к которым дети способны. Я предлагаю, чтобы все привыкали работать на земле; это первое,
План национального воспитания 241 наиболее необходимое, наиболее общее занятие человека, которое к тому же повсюду дает хлеб. Детей можно заставить найти и собрать разбросанные на дорогах разные материалы; в разных местах и в разное время года (соседствующие мануфактуры представят нужные им материалы. Наконец, быть может, осуществимо и дело более общего характера. Я бы хотел, чтобы в воспитательных домах были введены разного рода работы, на которые способны все дети, и которые, будучи распределены по всем таким домам, значительно увеличат для республики ежегодное количество промышленных товаров. Я призываю к этой важной цели политической экономии внимание и разум всех граждан, понимающих толк в ремеслах. Я предлагаю на этот предмет программу, которую надо выполнить, и прошу, чтобы нация дала обещание уплатить почетное вознаграждение тем, кто укажет род легкой промышленности, способной выполнить назначение, о котором я говорю. Упорядочивать свою жизнь, приучаться к гнету строгой дисциплины — вот две важные привычки, служащие счастью социального существа. Эти привычки приобретаются только в детстве, приобретенные в этом возрасте они становятся второй натурой. Трудно учесть, до какюй степени урегулированная и вполне упорядоченная жизнь удлиняет существование, повышает нравственность человеческих действий, вводит в поведение человека все хорошее и настолько наполняет его полезными поступками, что не остается больше места, если можно так сказать, для всего порочного и беспорядочного. Я не придаю ни малейшей цены привычке к суровой дисциплине. Вспомним, что мы растим людей, предназначенных пользоваться свободой, и что нет свободы без подчинения законам. Приучаясь ежедневно и ежеминутно к власти точных правил, учащиеся страны окажутся вполне подготовленными к священной зависимости от законов и законных властей. Посмотрите на этого молодого солдата до того, как он пошел в армию, и повидайте его после того, как он прослужил некоторое время, это совсем не тот человек. Между тем эта перемена есть результат нескольких месяцев военной дисциплины. Насколько же это средство окажется более действенным, будучи направленным на мягкие и гибкие детские организмы, мудро изменяемые и используемые умело и с умом. Без общего и национального воспитания также невозможно создать те две привычки, имеющие важное значение, о которых я только что говорил. За два часа, проведенных в школе, эту работу можно лишь едва наметить; предоставленная детям самостоятельность на все остальное время дня не оставит и следа от этой работы. Без национального воспитания вам придется также отказаться от создания того, что я называю нравами ребенка, которые вскоре, при 16 Зак. № 1992
242 Мишель Лепелетъе выполнении данного плана, стали бы национальными нравами. Я этим хочу сказать, что у детей развилась бы общительность, их характер, язык не был бы грубым, их поведение, внешний вид соответствовали бы свободным людям, наконец, их открытые манеры равно отличались бы как от учтивости, так и от грубости. Среди равных граждан одной и той же республики все эти преимущества воспитания должны быть распространены на всех, ибо что бы ни говорили, существование этих нюансов создает неисчислимые различия и неравенство среди людей. Не знаю, заблуждаюсь ли я, но мне кажется, что все навыки, которые я сейчас перечислил, являются плодотворным источником преимуществ для ребенка и для государства. Это действительные основы здорового воспитания; без них нет воспитания. Если мы в детстве не привьем эти навыки всем гражданам, нация не сможет глубоко возродиться. В системе Комитета я не вижу ни одного источника этих навыков. Цель создания навыков совершенно чужда его плану, он предлагает всем давать полезные уроки, но для формирования людей одного образования недостаточно. Теперь я перехожу к обучению, к той единственной части воспитания, которую Комитет рассматривал, и тут я согласен с ним. Какие понятия, какие знания должны мы дать ученикам? Те, которые необходимы им как гражданам и которые одинаково полезны для всех профессий. Я полностью принимаю для общественного воспитания наименование предметов, которое Комитет представил вам, для прохождения в начальных школах. Научить детей читать, писать, считать, измерять, дать им основы морали, общие знания по конституции, понятия о домашнем и сельском хозяйстве, развить память, запечатлевая в ней лучшие рассказы из истории свободных народов и из истории французской революции, вот самое необходимое для каждого гражданина, вот обучение, нужное всем. Я удовольствуюсь замечанием о том, что не увеличивая больше количество предметов обучения, я хочу, чтобы они преподавались более широко и глубже, чем это дано в плане Комитета, я хотел бы перенести кое- что из обучения, предназначенного Комитетом для средних школ, в курс обучения в общественном заведении. Что касается морального воспитания в начальных школах, то Комитет предусматривает его только для детей до десятилетнего возраста. Я продлеваю его в общественных заведениях до двенадцати лет, а эти два года предполагают более основательную и более обильную моральную пищу. До сих пор я рассматривал систему различных навыков, которые все вместе образуют дополнение к хорошему курсу воспитания; и однако я еще не произнес названия той моральной привычки, которая оказывает столь сильное влияние на всю жизнь человека, я хочу сказать — религия.
План национального воспитания 243 Об этом щекотливом вопросе легче выразить то, что лучше, чем то, что возможно. Согласно принципу, по которому детство предназначено получать благотворное влияние привычки, я хотел бы, чтобы в этом возрасте не упоминалась религия, именно потому, что мне не нравится в человеке привычная религия, как это было до настоящего времени. Я считаю, что этот выбор, имеющий важное значение, должен быть наиболее обдуманным актом разума. Я хотел бы, чтобы во все время пребывания в общественном заведении ребенок получал бы только наставления в общей морали, а не наставления в каком-либо отдельном веровании. Я бы хотел, чтобы только в двенадцать лет, когда ребенок вступает в общество, он, поразмыслив, принял тот или иной религиозный культ. Мне думается, что он должен сделать выбор только тогда, когда он в состоянии судить. Однако, принимая во внимание настроение умов в настоящее время, в особенности в деревнях, вы быть может станете опасаться недовольства и возмущения простых и безобидных семей, если родители увидят, что их дети до двенадцати лет не выполняют религиозных обрядов какого- либо культа. Я предлагаю вашим мудрым суждениям разрешить эти затруднения, вызванные обстоятельствами, но во всяком случае, я настаиваю, чтобы эта часть воспитания не вошла в курс национального воспитания, не была бы поручена национальным учителям и чтобы было разрешено лишь (если вы считаете это снисхождение необходимым) в известные дни и часы приводить детей в ближайший храм, где они научатся и будут выполнять обряды той религии, к какой их предназначают их семьи. Таковы границы, в которых заключен план общественного воспитания. Я могу резюмировать его в двух словах. Дать всем физические и моральные навыки, наставления и знания, которые, будучи приобретены в детстве, влияют на всю остальную жизнь, которые важно приобрести всем, которые приносят одинаковую для всех пользу, к какой бы профессии человек ни предназначал себя, и которые должны произвести заметное количество выгод для общества, если оно предусмотрит их в равной мере для всех членов, предназначенных войти в его состав. Кроме того, этот план, намеченный в спешке, несомненно нуждается в совершенствовании. Лучшие умы, глубокие философы смогут заменить то, что в нем есть негодного. Время и опыт обогатят его. Но я отмечаю то, что есть полезного в этом плане, то, что его главным преимуществом является способность к постепенному и все увеличивать щемуся совершенствованию; это рамки, в которые всякая полезная цель, всякое учреждение, благотворное для детей, может само собой быть вставлено. 16*
244 Мишель Лепелетъе Обучение в начальных школах несовершенное. Их коренной- порок состоит в том, что в них дети заняты только несколько часов, а остальное время они предоставлены себе. Напрасно придумывать остроумные теории, напрасно будут введены совершенные методы для формирования и обучения детей: всего этого не удастся провести в начальных школах. Таким путем возможно прийти только к ничтожным, или частичным, или полезным для очень малого числа индивидуумов результатам. В общественном заведении, наоборот, все существование ребенка полностью принадлежит нам, материал, если можно так выразиться, не выходит из формы. Никакой внешний предмет не нарушает видоизменение, которое вы придали ему. Предпишите и выполнецие обеспечено; придумайте хороший метод, ему немедленно последуют; создайте полезную концепцию, и она полностью постоянно и легко будет проводиться. Я принял очень действенный, как я думаю, способ придать нашим заведениям общественного воспитания то совершенство, какого они способны достигнуть. Надо опубликовать программы. В моем проекте декрета я даю лишь краткое изложение их. Мне казалось, что легко разделить разные элементы, составляющие дополнение к нашему курсу воспитания. Одни из них касаются формирования организма ребенка, другие имеют отношение к формированию его морального существа. Граждане будут приглашены своей работой содействовать составлению каждой из этих программ. Предоставьте свои финансовые средства для вознаграждения за лучшие труды по каждой части воспитания и своею щедростью вы обогатите республику. Я еще продолжу эту идею, я осмеливаюсь удостоверить, что общество и человечество могут получить серьезные выгоды от установления постоянной ежегодной премии тому, кто выскажет полезную для воспитания мысль и прибавит хорошую статью к системе воспитания. До сих пор я рассматривал обсуждаемый мною предмет только в отношении воспитания, теперь я хочу представить его вам под другим, очень важным, аспектом, а именно под аспектом политической экономии. Уменьшить нужду нищих, уменьшить излишки богатых, к этой цели должны стремиться все наши учреждения, но справедливость и осторожность должны регулировать это наше стремление. Мы должны подвигаться шаг за шагом, судорожные средства неприемлемы; частная собственность священна, и это право получило новую и подлинную гарантию в вашем первом декрете. Самой мягкой и самой действенной мерой, способной сблизить огромное расстояние, существующее между состояниями граждан, и исправить
План национального воспитания 245 странное различие в собственности, которое случай установил между ними, является способ распределения общественных налогов. Помочь тому, у кого мало, возложить тяжесть главным образом на богатого — вот и вся теория, и я нахожу весьма удачным и легким применение ее в новом налоге, который появится в результате введения общественного воспитания. В двух словах — ребенок бедняка будет воспитываться за счет богатого, однако неимущий будет участвовать в справедливом распределении так, чтобы у него не оставалось даже чувства унижения, будто он получает благодеяние. Простой расчет с очевидностью установит результаты этой теории. Я предлагаю, чтобы в каждом кантоне расходы дома общественного воспитания, питание, одежда, содержание детей оплачивались бы всеми гражданами кантона в соответствии с прямыми налогами каждого из них. Чтобы яснее показать это соответствие, я приведу в пример трех граждан. Я предполагаю одного из них имеющим средства, какие требовались раньше, чтобы стать активным гражданином, т. е. уплачивающим стоимость трехдневного заработка, который я оцениваю в три ливра. Я предполагаю, что другой имеет тысячу ливров дохода и уплачивает поэтому двести ливров налога. Наконец, пусть третий получает сто тысяч ливров ренты, за которые он уплачивает налог в двадцать тысяч ливров. Теперь я оцениваю по смете налог за общее воспитание детей — сверх прямого налога еще половина его суммы. Какая часть обложения падет на этих трех граждан? Человек, который вносит налог в сумме трехдневного заработка, будет платить за воспитание своих детей один ливр десять су. Гражданин, имеющий тысячу ливров дохода, будет вносить сто ливров. А богач, получающий сто тысяч ливров ренты, будет вносить свою часть налога в десять тысяч ливров. Как вы видите, образуется общая сумма денег, составляющаяся из многих неравных взносов: бедняк вносит очень мало, богач много, но после того, как собраны деньги, они делятся равно между всеми, все получают одно и то же благо — воспитание их детей. Человек, вносящий налог в размере своего трехдневного заработка, за дополнительный налог в тридцать су освободится от груза часто многочисленной семьи; все его дети будут кормиться за счет государства. Принося небольшую жертву в тридцать су, он может воспитывать за счет государства семерых детей. Я назвал человека, вносящего налог в размере своего трехдневного заработка, и однако этот гражданин принадлежит к бывшему привилегированному классу, он был активным избирателем, а какое же бесчис-
246 Мишель Лепелетьё ленное множество лиц еще более ощутимо воспользуется благодеянием этого закона, ибо весь класс граждан, не бывших активными, посредством налога менее чем в тридцать су, воспользуется теми же благами. Совершенно очевидно, что, начиная с класса граждан, не бывших активными, и до владельца рентой в десять тысяч ливров,— все граждане заинтересованы в этом законе. Даже для владельца рентой в десять тысяч ливров этот закон полезен, ибо нет гражданина, который, имея такой доход, не подписался бы охотно на сто ливров в год на воспитание всех своих детей. Таким образом вся тяжесть увеличенного налога падет исключительно на тех, кто владеет рентой более чем в тысячу ливров. Итак, более девятнадцати из двадцати частей граждан Франции заинтересованы в Зтом законе, так как, конечно, не более одной двадцатой части граждан имеют доход, превышающий сто пистолей *. Во всей этой огромной части граждан ущемленными являются только холостяки или бездетные семьи, ибо они вносят в общую сумму, как и другие, а ничего не получают. Сомневаюсь, чтобы вас трогали их жалобы, бремя их меньше, чем у остальных граждан. По этой системе, как вы видите, только богач будет вносить сумму налога, более крупную, чем ему стоило бы воспитание его детей. Но даже в самом чрезмерном налоге я вижу двойное преимущество; первое, это убавить часть лишнего богатства и второе,— направить это нездоровое изобилие в помощь малосостоятельным гражданам, осмелюсь сказать, на пользу всему обществу, поскольку оно дает богатому возможность основать институт, действительно достойный республики, и открыть наиболее плодотворный источник процветания величия и возрождения. Осмеливаюсь спросить, куда денется теперь нищета? Один благотворный закон заставит ее исчезнуть с французской земли. Посмотрите на деревни, загляните внутрь этих хижин, проникните на окраины городов, где кишит огромное население, едва прикрытое лохмотьями; узнайте подробности жизни этих полезных обществу семей, там даже труд приносит радость, но плодовитость этих семей приносит им нужду. Отец и мать, оба трудолюбивые, могли бы своим промыслом заработать себе на жизнь; но этот хлеб, заработанный с таким трудом, нужен не только им одним, многочисленные их дети отрывают у них часть этого хлеба, и богатство, которое они отдают государству, оборачивается к ним всеми ужасами нищеты. В этих семьях, по причине действительно одиозной несправедливости нашей социальной экономики, все естественные чувства извращаются и уничтожаются. * Пистоль — старинная испанская монета около 7 рублей золотом.
План национального воспитания 247 Рождение ребенка —это несчастный случай. Заботы, которыми мать оделяет ребенка, смешаны с сожалениями и беспокойством из-за стесненного материального положения. Лишь самые необходимые потребности этого несчастного существа удовлетворяются, ибо в бедности приходится делить скупо. Поэтому ребенка плохо кормят, о нем плохо заботятся, с ним плохо обращаются; и TiacTO, терпя лишения, он совсем не развивается или плохо развивается; и из-за отсутствия самого простого ухода это молодое растение чахнет. Как-то я даже видел душераздирающее зрелище. Я увидел опечаленную семью, я приблизился к ней — умер ребенок, он лежал тут же... и сначала природа вырвала у этой несчастной пары несколько слез, но вскоре ужасная нищета дала им еще более горькое, чем слезы, утешение... одной ношей меньше. Полезные и несчастные граждане, быть может, скоро эта ноша не будет для вас бременем; наступит день, когда благодетельная республика облегчит ее; быть может, живя в довольстве, вы, побуждаемые самой природой, сможете без сожаления отдавать отечеству своих детей. Отечество всех их равно примет, равно всех воспитает на средства от излишек богатства, всех одинаково будет кормить, одинаково одевать. А когда вы своих детей возьмете из рук отечества вполне сформировавшимися, они внесут в ваши семьи новый источник изобилия, они принесут силу, здоровье, любовь и привычку к труду. Как ни значителен должен быть налог на воспитание детей, это не является достаточным мотивом, чтобы лишиться выгод такого прекрасного института, поскольку налог этот будет обременять только богатых, в то время как родители, имеющие умеренное благосостояние, будут платить меньше, чем им стоило бы воспитание детей в своей семье. Но этот налог и не будет огромным, если вы примете некоторые другие мероприятия, которые я вам предложу. Прежде всего доход от детского труда облегчит расходы по дому; каждый ребенок старше восьми лет, т. е. более половины учащихся, в состоянии заработать на свое пропитание. Только пяти-, шести- и семилетние дети будут на полном иждивении; они будут все получать и ничего не вносить. Кто видел места, где процветает промышленность, знает, что там умеют хорошо использовать труд детей восьми лет и старше. Все дело в том, чтобы установить разумный порядок и хорошо наладить всю машину. Здесь, в домах национального воспитания, все будет способствовать увеличению числа продуктов труда, соответствующего силам детей. Граждане кантона займутся этим вопросом, будут стремиться использовать возможность предоставить детям работу, так как сумма стоимости произведенных ими продуктов уменьшит налог, который они вносят*
248 Мишель Лепелетье Усердие детей будет поощряться разумным порядком их соревнования. Сами учителя получат вознаграждения, если дети, порученные их заботам, получат премию за свой труд. Я думаю, что есть еще один способ увеличения средств, предназначенных для наших заведений. Некоторые дети будут иметь личные доходы. Поскольку они будут в числе учеников, содержащихся за счет нации, у них нет расходов; нужно ли, чтобы эти доходы сберегались до тех пор, пока дети будут в том возрасте, когда они смогут воспользоваться этими средствами? Не было бы более естественным, чтобы в течение того времени, когда нация берет на себя заботу об этих детях, их доходы были бы употребляемы на общие расходы? Наше право и наш разум указывают на такое употребление их. Отцы и матери младших детей по праву охраны пользуются их доходами, зато содержание их является условием и налогом для родителей. А затем этот налог переходит к отечеству — было бы справедливо поэтому, чтобы оно также пользовалось этими преимуществами. Вот, следовательно, как я предлагаю определить доходы наших заведений национального воспитания: 1. Доход от детского труда. 2. Личные доходы детей, которые они будут получать во все время их воспитания в этих заведениях. 3. Остальное составят налоги, возложенные на всех граждан кантона в соответствии с состоянием каждого. Чтобы закончить этот обзор, я добавлю лишь одно замечание — все заинтересованные лица должны сами администрировать, как я это сейчас поясню, причем должна соблюдаться самая строгая экономия в расходах. Расходы должны ограничиваться самым необходимым. В воспитательных домах не будет никаких слуг: старшие дети будут оказывать помощь младшим, когда это им будет нужно. Каждый в свою очередь будет выполнять общие работы; они научатся обслуживать самих себя и одновременно быть полезными другим. Собственно говоря, будут существовать только три статьи расходов: оплата учителей и учительниц, одежда и питание детей. Я предлагаю установить оплату учителей в четыреста ливров, учительниц — в триста, и предоставить им двойную порцию пищи старших детей. Что касается одежды, то для нее будет употребляться самая простая материя, и вы мюжете понять, что издержки не будут -значительными. Так как все жители кантона будут заинтересованы в экономии средств, каждый внесет что-нибудь свое: один даст материю, другой — свое ре-
План национального воспитания 249 месло, матери семейств — свой труд; все наперерыв разделят нужную работу и таким образом бремя станет легче для всех. В отношении питания будут употребляться предпочтительно, ввиду их обилия, наиболее простые и доступные пищевые продукты. Будет составлен перечень продуктов, полезных для здоровья детей, и из этого числа будут выбирать те, которые в данном климате и сезоне стоят дешевле всего. Я считаю, что вино и мясо должны быть исключены из этого числа, употребление их не является необходимым для детей. Чтобы представить вам предварительный подсчет того, что можно при полезной бережливости внести в расходы на питание юных учеников, я расскажу вам факт, о котором писали все газеты в то время. В течение долгой зимы 1788 г. кюре собора Сент-Маргерит с огромным успехом употреблял рецепт, составленный из смеси разного рода пищевых продуктов, и дал возможность выжить огромному количеству несчастных людей, а порция пищи для взрослого человека стоила не более трех су в день. Теперь мне остается лишь изложить вам, как я представляю себе организацию управления новыми учреждениями общественного воспитания. Кто в кантоне, кроме отцов семейств, мог бы удостоиться этого почетного знака общественного доверия? Кто более непосредственно заинтересован в этом деле? Где мы нашли бы более авторитетное наблюдение? Отцы семейств имеют одновременно право и долг постоянно, не сводя глаз, следить с нежностью и заботливостью за дорогими им сокровищами, их самой сладкой надеждой. Но только отцы семейств заслуживают этой чести... холостяк еще не достоин ее. Я предлагаю, чтобы ежегодно собирающиеся отцы семейств кантона избирали бы из своей среды для каждого дома национального воспитания, учрежденного там, совет из пятидесяти двух отцов. Каждый член совета обязан будет отдавать в течение года семь дней своего времени и жить в воспитательном доме эту неделю, чтобы следить за поведением как детей, так и учителей. Таким образом в каждый день года в доме для наблюдения будет находиться отец семейства и отцовский глаз ни на миг не оставит из виду детей. В функции отца семейства будет входить наблюдение за тем, чтобы пища детей была хорошего качества и чтобы она справедливо распределялась, следить за выполнением занятий в установленное время дня, способствовать занятиям по ручному труду, составлять план работ, которые должен выполнить каждый ребенок, поддерживать чистоту, столь
250 Мишель Лепелетъе необходимую для здоровья учеников, ухаживать за ними, когда они болеют, наконец, постоянно следить за тем, чтобы дети и учителя строго выполняли обязанности, возложенные на тех и других. Один раз в месяц будет собираться совет пятидесяти двух отцов семейств и каждый доложит на нем о своих наблюдениях, о жалобах или о похвалах, которые ему случилось выслушать в неделю своего надзора. Я считаю полезным, чтобы несколько членов из установленных властей присутствовали на этом заседании с тем, чтобы они, не откладывая, исправили злоупотребления, которые стали им известны. Для управления денежными делами, доходами и расходами совет пятидесяти двух отцов семейств сформирует комитет из четырех членов, избранных среди них, функцией которых будет наладить покупку одежды, пищи и содержание дома; предписывать, судя по сезону, род продуктов для детей, определять характер физических работ, для которых они будут использованы, и цену за эти работы, наконец, они должны будут вести запись всех текущих дел. Ежемесячно они будут представлять отчет совету пятидесяти двух отцов семейств и копию его направлять установленным властям. Таково управление, одновременно простое и деятельное, которое я предлагаю для каждого воспитательного заведения. Соблюдая такого рода осторожность, такой надзор, такого рода экономию в интересах каждого, мы можем быть уверены, что налог будет легким для бедняка и для человека среднего достояния и никогда не будет чрезмерным даже для богатого. Кроме того, общественный налог фактически не столько своим размером разоряет и обессиливает государство, сколько неправильным распределением и употреблением его, в то время как здесь соединяются наиболее удачные особенности политической экономии, поскольку предлагаемый налог имеет одно лишь действие: сумма излишков тратится на необходимое. Сумма расходов на питание и содержание детей, тратившаяся раньше, изменилась: если прежде все вносили на это равные суммы и это был налог, возлагавшийся равно на каждого, теперь, по моей системе, он становится налогом, пропорциональным состоянию каждого. Бедняк почти ничего не вносит, люди умеренного состояния вносят приблизительно столько же, сколько и раньше, богатый вносит почти все. В Англии один лишь налог для оказания помощи бедным достигает шестидесяти миллионов, в Англии, территория которой и население составляют лишь третью часть Франции. Там этот огромный налог употребляется для лечения болезни политического строя. Во Франции налог на воспитание детей произведет более общее и более благотворное действие, поскольку он обновит все элементы государства, он усовершенствует, если можно так сказать, вое ростки
План национального воспитания 251 нации и привнесет в республику неувядаемые принципы совершенно новой мощи и здоровья. Эти слова — налог на помощь бедным — вызывают у меня мысль, которой я приписываю моральное значение. Мы считаем долгом общества кормить стариков и калек, которые не в состоянии заработать себе на жизнь, вы признаете этот принцип, вы занимаетесь изысканием средств осуществления его. Зачем же расточительно воздвигать новые здания? Давайте образуем вдвойне полезное объединение. Я бы хотел, чтобы убежищем для стариков, находящихся на иждивении общин кантона, были бы части заведений, предназначенных для общественного воспитания. Там, почти без издержек, они разделили бы простое питание детей; там, почти без издержек, они ежедневно получали бы необходимую им помощь: старшие и наиболее сильные дети по очереди будут нести почетную обязанность служить им. Какое полезное учреждение! Какой наглядный урок общественных обязанностей! Существует, мне кажется, что-то трогательное и религиозное в этом сближении начального и престарелого возраста — немощи стариков и силы детей. Таким образом святое почтение к старости, сочувствие к несчастью, благотворная гуманность проникнут в душу наших учащихся вместе с их первыми чувствами и глубоко там запечатлеются; сами привычки их станут добродетелями. Таково, представители народа, беглое обозрение плана, который я вам предлагаю. До сих пор, как мне думается, все те, кто обсуждал этот вопрос, старались создать систему общественного образования. Я же считал, что прежде чем давать детям образование, надо основать институт общественного воспитания. Одно используют немногие, другое является благом для всех. Та система распространяет полезные знания, эта создает и множит необходимые навыки. Скоро в моем плане общественное образование займет свое указанное место, это явится частичным украшением здания; но институт общественного воспитания — это прочная база, на которой зиждется все здание целиком. Общественное воспитание, как я его понимаю, не наносит вреда ни искусству, ни сельскому хозяйству, наоборот, оно вновь подготовляет их процветание; оно отнимает у детей несколько лет их детства, но с тем, что оно вскоре возвращает им более сильные руки, все еще гибкие, как в раннем возрасте.
252 Мишель Лепелетье Так, население получит большую помощь от детей. Так, матери будут заинтересованы в выполнении наиболее сладостной обязанности — самим кормить своих детей. Так, до пяти лет, дети не будут предоставлены опасной халатности; ободрение и некоторые знания, которыми будут наделены матери, сохранят республике бесчисленное множество этих несчастных существ, которых природа создала для жизни, а небрежность ежегодно обрекает на гибель. Так, от пяти до двенадцати лет, т. е. в части жизни, являющейся решающей для определения физической и моральной сущности человека, перемен впечатлений и полученных навыков, которые сохраняются навсегда, все те, кто в будущем должны составить республику, будут воспитываться по-республикански. Одинаковое обхождение, одно и то же питание, одинаковая одежда, одно и то же обучение приведут к тому, что равенство для юных учащихся явится не какой-то несостоятельной теорией, а постоянно действующей практикой. Так образуется обновленная, сильная, трудолюбивая, благоразумная, дисциплинированная раса, отделенная непроходимым барьером от порочного контакта с предрассудками нашего устаревшего рода. Так, собравшись все вместе, освобожденные щедростью нации от нужды, дети получат одинаковое образование, одни и те же знания; и частные обстоятельства, такие, как удаленность от дома или бедность родителей, ни для кого не превратят в иллюзию благо, предоставляемое ему родиной. Так бедйяки получат помощь в том, чего им не хватает; так богачи будут лишены части своего изобилия; и без кризиса, постепенно, две эти болезни политического тела незаметно уменьшатся. С давних пор люди ждали возможности оказать помощь многочисленной и важной части общества; за три «года революции сделали все для других классов и граждан и почти еще ничего для самой необходимой, может быть, части, для граждан пролетариев, единственной собственностью которых является труд. Феодализм разрушен, но это им ничего не дало, ибо они ничем не владеют в освобожденных деревнях. Налоги распределены более справедливо, но бедность их такова, что она не подлежит обложению, для них уменьшение налогов почти неощутимо. Гражданское равенство восстановлено, но образования и воспитания им не хватает; они несут всю тяжесть звания гражданина, но способны ли они принять все почести, на какие гражданин может претендовать? До сих пор упразднение налога на соль это единственное благо, коснувшееся их, ибо барщины уже не существует более; в настоящее время они
План национального воспитания 253 страдают от дороговизны съестных продуктов, от приостановки работы, от волнений, вызванных политическими бурями. Тут это революция бедняка... но революция тихая, мирная, революция, которая совершается не затрагивая собственность, не нарушая справедливости. Усыновите детей граждан, лишенных собственности, и нищета исчезнет. Усыновите их детей и вы окажете им помощь в самом для них дорогом. Пусть перенесут эти молодые деревца в национальный питом- > ник; пусть они получают питательные соки из одной и той же почвы, пусть одна и та же сильная культура формирует их; пусть они бок о бок одни с другими, как бы оживляемые лучами благотворного светила, растут, развиваются под наблюдением и мягким влиянием отечества и пусть они все взапуски устремляются вперед. Ребенку исполнилось двенадцать лет; в этом возрасте для него кончается общественное воспитание: настало время обучить его разному индустриальному труду. Не допускать его дольше к этому значило бы принести вред обществу. Но до сих пор общество неукоснительно оплачивало ему свой долг, оно сохранило ему все, что он получил от природы, она даже усовершенствовала в нем его дарования. Он ко всему восприимчив, почва как бы удобрена для занятия юношей всякого рода трудом. Юный ученик обладает физическими и моральными навыками, необходимыми во всех положениях, у него есть знания общеполезные для граждан всех профессий. Одним словом, у него общая подготовка, которую ему важно было получить как для благополучия в его частной жизни, так и для того, чтобы быть одной из полезных элементарных частей, предназначенных составить республику. Однако в этом возрасте между детством и юношеством отечество не должно совсем прервать свой надзор за ребенком. Его заботы необходимы ему еще и в отроческом возрасте, и тут перед нами встают вопросы, действительно достойные внимания законодателя. По выходе из общественного воспитательного заведения большая часть учащихся призывается для работы в сельском хозяйстве и в промышленности. Эти два класса рабочих составляют почти всю нацию. Очень небольшая часть, но по выбору, будет предназначена для занятий приятными искусствами и для умственных занятий. Посмотрим, каковы должны быть обязанности общества по отношению к тем и другим. Что касается первых, то обучение их разным ремеслам не входит в круг законодательства. Лучший учитель это личный интерес, самый убедительный урюк это нужда. Поля и мастерские открыты, республике вовсе не надо обучать отдельно каждого земледельца и каждого ремесленника; все, что она может сделать — это следить вообще за усовершенствованием
254 Мишель Лепелетъе агрикультуры и ремесел, в особенности развивать их путем действенных поощрений и разумными экономическими законами. Однако оставим мы без всякого внимания эти два многочисленных класса юных граждан, ставших ремесленниками и земледельцами? Или же, не должно ли общество проявить в отношении их еще какие- то заботы об их моральной культуре? Вот то, что мие показалось полезным и одновременно практичным. Неделя принадлежит труду, отвлечь юношей от него было бы глупо и невозможно; но в дни отдыха, в известное, установленное время, было бы хорошо и уместно, если бы юноши вновь занялись физическими упражнениями. Для этого им нужно несколько уроков, празднества, собрания, привлекающие их внимание, вызывающие их любопытство, возбуждающие у них соревнование. Таким образом прекрасные впечатления детства не исчезнут; не отнимая необходимого для работы времени, отдых перестает быть бездеятельным и само удовольствие принесет образование. Ваши комитеты в поистине философском труде предложили вам средства, какими следует привлечь юношей, окончивших начальные школы, к участию в гражданских торжествах. На этом заканчивается мой план и начинается план ваших комитетов. Я не могу прибавить ничего нового, да и ваше время дорого. Вот мой проект декрета. ОБЩИЕ СТАТЬИ СТАТЬЯ ПЕРВАЯ Все дети будут воспитываться за счет республики, мальчики от пяти до двенадцати лет и девочки от пяти до одиннадцати лет. II Национальное воспитание будет равным для всех; все будут получать одно и то же питание, одну и ту же одежду, одно и то же обучение, одни и те же заботы. III Так как национальное воспитание является долгом республики по отношению ко всем, то все дети имеют право получить его и родители не смогут уклониться от обязательства дать своим детям возможность воспользоваться этим преимуществом.
План национального воспитания 255 IV Целью национального воспитания является укрепить тело детей, развивать его посредством гимнастических упражнений, приучать их к ручному труду, закалить их ко всякого рода усталости, подчинить их гнету благотворной дисциплины, формировать их сердце и ум путем полезных наставлений и дать им знания, полезные каждому гражданину, какова бы ни была его профессия. V По окончании срока национального воспитания дети будут переданы в руки их родителей или опекунов и займутся работой в разных ремеслах и в земледелии, за исключением тех, о которых будет оговорено далее, тех, кто выделяются особыми талантами и особыми склонностями. VI Знания и всякого рода склонности к искусствам некоторых детей будут охраняться и обогащаться заботами республики: дети будут обучаться бесплатно учителями, оплачиваемыми нацией. Курс обучения этих детей будет разделен на три ступени: общественные школы, институты, лицеи. VII Дети будут приниматься в эти заведения только по получении национального воспитания. До двенадцати лет дети не будут приниматься в общественные школы. Курс обучения в этих школах продлится четыре года, в институтах пять лет и в лицеях четыре года. VIII Для изучения литературы, наук и изящных искусств будет выбран один из пятидесяти детей. Избранные дети во время четырехлетнего курса в общественных школах будут содержаться на средства республики. IX Из тех детей, которые окончат эти школы, будет отобрана половина, т. е. те, таланты которых еще более развились; в течение пяти лет второй
256 Мишель Лепелетъе ступени обучения в институтах эти дети также будут содержаться за счет республики. Наконец, половина воспитанников республики, которая с отличием окончила курс образования в институтах, будет избрана в лицеи, где они пройдут курс обучения в течение четырех лет и будут содержаться за счет республики. X Способ этих выборов будет определен далее. XI Не будут допущены на конкурс те, кто по своему состоянию или состоянию своих родителей смогут пройти эти три ступени обучения без помощи республики. XII Число и местонахождение этих общественных школ, институтов и лицеев, число учителей и способ обучения в них будет определен далее. НАЦИОНАЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ СТАТЬЯ ПЕРВАЯ В каждом кантоне будет создано одно или несколько заведений национального воспитания, где будут воспитываться дети того и другого пола, отцы и матери которых, а если дети сироты, то их опекуны, проживают в этом же кантоне. Что касается городов, то здесь дети нескольких секций смогут быть соединены в одном и том же заведении. II Когда ребенок достигнет пятилетнего возраста, отец и мать, или если он сирота, то его опекун, будут обязаны отвезти его в дом национального воспитания кантона и передать его в руки лиц, приставленных для воспитания детей.
План национального воспитания 257 III Отцы и матери или опекуны, которые уклонятся от исполнения этого долга, потеряют права гражданства и будут обложены прямым налогом в двойном размере в течение всего времени, на которое они устранят ребенка от общего воспитания. IV Когда мать приведет пятилетнего ребенка в заведение национального воспитания, она получит от республики за каждого из четырех детей, которых она воспитала до этого возраста, сумму в 100 ливров, вдвое больше за каждого от четырех до восьми детей и, наконец, 300 ливров за каждого ребенка, превышающего последнее число. Ни одна мать не сможет отказаться от чести получить это вознаграждение, но она будет иметь право на него только в том случае, когда представит удостоверение от муниципалитета в том, что сама вскормила своего ребенка. V Будет составлена простая, краткая, ясная инструкция о том, какой режим, какие забот ыи внимание могут способствовать сохранению в добром здоровье детей в период беременности матерей, кормления, отнятия от груди и до того, как дети достигнут пятилетнего возраста. VI Конвент приглашает граждан принять участие в составлении этой инструкции и направить свой труд в его Комитет общественного образования. Автор той инструкции, которая будет признана наилучшей и будет принята Конвентом, получит признание отечества и вознаграждение в размере 24 000 ливров. VII В начале этой инструкции будет напечатана нижеследующая статья. VIII Общественные служащие, которым поручен прием заявлений на браки и рождения, будут обязаны вручить экземпляр этой инструкции каждому лицу, явившемуся к ним с заявлением о своем вступлении в брак. 17 Зак. JVft 1992
258 Мишель Лепелетье IX Все дети одного кантона или одной секции будут по возможности соединены в одном заведении; на пятьдесят мальчиков в нем будет один учитель, и на такое же число девочек — одна учительница. В каждом из этих отделений старшим детям будет поручено следить за младшими детьми и заставлять их повторять пройденное по указанию надзирателя, учителя или учительницы согласно тому, как это объяснено в правилах заведения. X В течение курса национального воспитания время детей будет распределено между обучением, ручным трудом и гимнастическими упражнениями. XI Мальчики научатся читать, писать, считать, и им будут даны первые понятия об измерении и межевании. Память их будут культивировать и развивать; их будут заставлять разучивать наизусть некоторые гражданские песни и рассказы о наиболее ярких достопамятных событиях истории свободных народов и истории французской революции. Они получат также понятия о конституции своей страны, о всеобщей морали и о сельском и домашнем хозяйстве. XII Девочки научатся читать, писать, считать. Их память будут культивировать путем изучения гражданских песен и нескольких достопамятных событий истории, способных развить в них добродетели их пола. Они также получат понятие о морали и домашнем и сельском хозяйстве. XIII Основную часть дня дети обоих полов будут заниматься ручным трудом. Мальчики будут использованы для работ, сообразных их возрасту: для сбора разбросанных материалов по дорогам или в мастерских фабрик,
План национального воспитания 259 находящихся вблизи домов национального воспитания, либо для работ, которые могут выполняться внутри самого воспитательного дома. Все они будут приучаться к обработке земли. Девочки научатся вязать, шить, стирать, их можно будет использовать в мастерских фабрик, находящихся вблизи воспитательного дома, либо для работ, которые могут выполняться внутри него. XIV Эти разнообразные работы будут распределены сдельно между детьми обоих полов. Стоимость каждой работы будет определена администрацией, состоящей из отцов семейств, о которой будет сказано ниже. XV Доход от работы детей будет использован следующим образом: девять десятых дохода будут употреблены на общие расходы дома; одна десятая его в конце каждой недели будет передана ребенку для использования по его усмотрению. XVI Каждый ребенок того или другого пола, старше восьми лет, который в предыдущий день, если это был трудовой день, не выполнил задание, эквивалентное стоимости его питания, получит еду только после того, как все другие дети поедят и ему будет стыдно есть в одиночестве; или же он будет наказан публичным унижением, указанным в правилах дома. XVII Все дни и часы отдыха будут употреблены на гимнастические упражнения, указанные в правилах дома. Мальчики кроме того будут обучаться обращению с оружием. XVIII В домах национального воспитания не будет никаких слуг. Старшие дети, по очереди, по указаниям и под наблюдением учителей и- учительниц, ежедневно будут обслуживать дома так, как это объяснено в правилах дома. XIX Все дети равно и одинаково будут получать в соответствии своему возрасту здоровую, но простую пищу, удобную, но грубую одежду; они 17*
260 Мишель Лепелетье будут спать на жесткой постели; таким образом, какой бы профессией им ни пришлось заняться, в каких бы обстоятельствах они ни оказались в течение своей жизни, они будут приучены обходиться без удобств и излишеств и питать пренебрежение к неестественным потребностям. XX Внутри домов национального воспитания или вблизи них будут по возможности размещены старики или калеки, которые не в состоянии заработать себе на жизнь и которые будут находиться на иждивении коммуны. Дети, сообразно их силам и возрасту, будут по очереди использованы для обслуживания их и оказания им помощи. XXI Заведения национального воспитания будут расположены в общественных зданиях, в церковных зданиях или жилищах эмигрантов, если таковые имеются в кантоне; если таких зданий нет, то администрация кантона уполномочена выбрать подходящее помещение в больших феодальных замках, но уплатив, однако, предварительно владельцам справедливое возмещение. Наконец, за неимением этих возможностей, будет предусмотрено постройка этих заведений наиболее экономным способом (и по смете), ххп Каждый учитель будет получать 400 ливров содержания, а каждая учительница — 300 ливров, кроме того они будут иметь жилище и двойную порцию пищи, какую получают старшие дети. XXIII Расходы заведения национального воспитания будут распределены следующим образом: Установленные выше в статье IV вознаграждения матерям, которые вскормят своих детей и воспитают их до пятилетнего возраста, так же как денежное содержание учителей и учительниц, пойдут за счет республики. Что касается расходов на содержание домов национального воспитания, на питание, одежду детей и на другие расходы дома, они будут оплачиваться, во-первых — от доходов детского труда, за исключением десятой
План национального воспитания 261 доли их, распределенной, как указано выше в статье XV; во-вторых — личными доходами детей, воспитывающихся в указанных домах, которые будут использованы на общие расходы во все время, пока эти дети живут в них; в-третьих — остальные расходы будут оплачены за счет местного налога на всех лиц, проживающих в кантоне или секции, пропорционально их состоянию, определенному суммой их прямых налогов. XXIV Для управления и наблюдения за каждым заведением национального воспитания отцы семейств, проживающие в кантоне или секции, образуют совет пятидесяти двух лиц, избранных из их среды. Каждый член совета обязан будет в течение семи дней в году вести наблюдение, так что ежедневно один из отцов семьи будет нести службу в воспитательном доме. В его обязанности будет входить: наблюдение за приготовлением и распределением продуктов питания для детей, за использованием ими своего времени, распределением его между занятиями ручным трудом и упражнениями, за точным выполнением учителями и учительницами доверенных им обязанностей, за чистотой и хорошим видом детей и распорядком в доме, за поддержанием и выполнением правил; наконец, заботиться о том, чтобы дети во время болезни получали нужную помощь и заботы. Остальное, и подробно, об обязанностях наблюдателя — отца семейства будет изложено в правилах дома. Совет отцов семейств, кроме того, создаст администрацию из четырех членов, избранных из его среды, которая должна будет определять, в зависимости от времени и сезона, какие продукты давать детям, какую одежду, определить род ручного труда, для которого будут использованы дети, и установить цену этого труда. Организация и обязанности как общего совета отцов семейств, так, и, в частности, администрации будут более широко определены особыми правилами. XXV В начале каждого года совет отцов семейств направит в управление департамента список детей, воспитывающихся в доме национального воспитания их кантона или секции, и список детей, умерших в течение прошедшего года.
262 Мишель Лепелетъе Совет также направит список доходов детского труда в течение года. Оба указанные списка должны быть в двух экземплярах — один о мальчиках, другой о девочках. Департамент назначит денежное вознаграждение в 300 ливров каждому учителю дома, в котором число умерших в течение года детей будет наименьшим, сравнительно с другими домами, находящимися в департаменте, принимая соответственно во внимание число воспитываемых в них детей. Такое же вознаграждение будет назначено каждому учителю дома, в котором доход от труда детей будет значительнее, в сравнении с другими домами департамента, и принимая соответственно во внимание число воспитываемых в них детей. Указанные меры относятся в равной мере и к учительницам, воспитывающим девочек. Департамент ежегодно опубликует названия домов, имена учителей и учительниц, которым будет оказана эта честь. Список их будет отправлен в законодательный корпус и вывешен в каждом муниципалитете департамента. XXVI Для наилучшей организации начальных школ будет проведен конкурс на составление элементарных книг, которые будут указаны, и на решение следующих вопросов. Составление элементарных книг: 1. Руководство по обучению детей чтению, письму, счету и наиболее необходимым понятиям по измерению и межеванию. 2. Книга, содержащая общие принципы конституции, морали, сельского и домашнего хозяйства; рассказы о наиболее замечательных событиях истории свободных народов и французской революции: все содержание книги должно быть разделено на уроки, пригодные для упражнения памяти детей и развития в них ростков гражданских добродетелей и республиканских чувств. 3. Общее распоряжение о дисциплине, которая должна соблюдаться во всех домах национального воспитания. 4. Инструкция для учителей и учительниц об их обязанностях, о заботах по физическому воспитанию детей, доверенных* им, о моральных средствах, которые они должны использовать для того, чтобы заглушить в них ростки недостатков и пороков, развивать ростки добродетелей и открывать ростки талантов. Комитет народного образования уточнит в программе предмет этих различных трудов.
План национального воспитания 263 Все граждане приглашаются содействовать составлению этих элементарных книг и направлять свои работы в Комитет народного образования. Автор каждой из этих элементарных книг, которая будет признана лучшей и принята Конвентом, заслужит благодарность отечества и получит вознаграждение в 40 000 ливров. Вопросы, подлежащие решению: 1. Какая форма комплекта одежды для детей того и другого пола наиболее удобна и наиболее дешева? Должны быть представлены две модели, одна для одежды мальчиков, другая для одежды девочек. Автор модели, которая будет принята Конвентом, получит вознаграждение в 3000 ливров. 2. Каковы различные продукты, наиболее подходящие детям от пяти до двенадцати лет и в то же время наиболее дешевые? Предложенные гражданами продукты должны быть насколько возможно разнообразными, они должны быть наиболее распространенными в данном сезоне и в данных климатических условиях республики. В этих предложениях должна быть также указана для каждого климата ежедневная порция ребенка, соответственно его возрасту. 3. Каковы должны быть заботы и какое внимание надо уделять детям, чтобы сохранить и укрепить их физическое здоровье? Какие гимнастические упражнения наиболее способствуют их росту, развитию их мускулов и дают им силу, ловкость и сноровку? 4. Какого рода ручной труд можно использовать наиболее удобно и с наибольшей пользой для детей внутри домов национального воспитания, когда они не заняты работой вне дома? И каков самый простой метод распределения работ среди детей и как легче всего оценить ежедневную работу каждого из них? Граждане, которые представят наиболее удовлетворительные решения предыдущих вопросов и труды которых будут приняты Конвентом, получат за решение каждого из трех вопросов вознаграждение в 24 000 ливров.
ПРИЛОЖЕНИЯ
РОБЕСПЬЕР В ИСТОРИОГРАФИИ Максимилиан Робеспьер вошел в историю как один из самых выдающихся деятелей французской буржуазной революции XVIII в., как руководитель революционного правительства на самом высшем этапе революции — периоде якобинской диктатуры, как великий революционный вождь. Это понимание значения и места Робеспьера в истории революции, в летописях французской национальной славы пришло не сразу. Более того, даже и сегодня это мнение не разделяется всеми. Сравнительно недавно — в 1958 г.— отмеченный юбилей двухсотлетия со дня рождения Робеспьера показал, каким яростным нападкам подвергается его имя и ныне со стороны реакционных сил. Но уже было вполне очевидно, что они составляют явное меньшинство. Передовая наука и все общественно-прогрессивные силы в разных странах мира единодушно признают в Робеспьере великого революционного деятеля восемнадцатого столетия. Потребовалось двести лет непрекращавшихся ожесточенных споров и идейных сражений, чтобы это мнение восторжествовало. Эти споры были продолжением борьбы, начавшейся еще при жизни Робеспьера. В этой борьбе, где исход разногласий решался на плахе гильотины, глава якобинского революционного правительства был побежден. Контрреволюционный переворот 9 термидора (27 июля 1794 г.) не только отправил на эшафот Робеспьера и его друзей, не только свергнул якобинскую диктатуру и уничтожил ее социальные и демократические завоевания. Он положил Начало и буржуазно-контрреволюционной историографии, извращавшей и чернившей все достижения якобинского этапа революции и клеветавшей без зазрения совести на вождя якобинской партии -— Робеспьера, на его ближайших друзей и сподвижников. Со времени термидорианской контрреволюционной литературы, начиная с фальсификаторского доклада Куртуа1 и кончая лживыми измышле- 1 Е. Courtois. Rapport fait au nom de la commission chargé de l'examen de papiers trouvés chez Robespierre et ses complices. Paris, 1794.
268 A. 3. Манфред ниями Монжуа2 и Дюперона3, в историографии был создан искаженный до неузнаваемости образ Максимилиана Робеспьера. Он был представлен как воплощение всех человеческих пороков и низменных страстей, как кровожадный тиран, человек без чести и совести, алчащий власти диктатор. В этом страшном портрете, созданном мстительной злобой убийц Робеспьера, страшившихся своей жертвы даже после совершенного преступления, не было ничего человеческого. Все свои собственные пороки, низкие стремления, неутоленные тайные страсти, преступные побуждения они приписывали убитому ими революционному вождю, перед которым еще вчера трепетали. Последующие годы Директории, буржуазной империи Наполеона I, а затем реставрации Бурбонов, если говорить об официальной или наиболее авторитетной в то время исторической литературе, не внесли никаких поправок в этот искаженный злобной клеветой образ вождя якобинского правительства. Понятно, были различия между литераторами дворянско- клерикальной реакции, вроде Бональда4 или Шатобриана5, и вполне буржуазной госпожей де Сталь6, но при всех этих различиях между ними сохранилось то общее, что все они были яростно непримиримы к якобинцам и их вождю Робеспьеру в особенности. Крупнейшие буржуазные историки периода реставрации: Минье и Тьер, пытавшиеся оправдать в целом революцию XVIII в., проводили эту реабилитацию с существенными исключениями. Она не распространялась на якобинцев, и их отношение к Робеспьеру оставалось сугубо враждебным 7. После революции 1848 г. и июньского восстания пролетариата, положивших конец кратковременному и весьма поверхностному «левению» либеральной буржуазии, ее оценка исторической роли Робеспьера стала еще более непримиримой. Гильотинированный свыше полустолетия тому назад вождь якобинцев стал ее снова путать. Альфонс де Ламартин — поэт, историк и бывший министр,— выступив в 1861 г. с автокритикой 2 Gh. F. L. M о n t j о i е. Histoire de la conjuration de Maximilien Robespierre. Paris* 1796. 3 L. Duperron. Vie secrète, politique et curieuse de Maximilien Robespierre, suivi de plusieures anecdotes sur cette conspiration sans pareille. Paris, an 2 de la Ré^ publique. 4 L. G. В о n a 1 d. Pensées sur divers sujets et discours politiques, t. 1—2. Paris, 1817. 5 F. A. Chateaubriand. Oeuvres complètes, t. 1—2. Paris, 1836—1837. 6 A. L. G. de Staël. Considérations sur les principaux événements - de la Révolution française, t. I—III. Paris, 1818; см. ее злобный портрет Робеспьера в Considérations, t. II, p. 140—142. 7 См.: P. M igné t. Histoire de la Révolution française depuis 1789 jusqu'en 1814, t. 1—2. Paris, 1824; A. Thiers. Histoire de la Révolution française, t. 1—6. Paris, 1823-1827.
Робеспьер в историографии 269 своей «Истории жирондистов»8, написанной до революции, откровенно признавался, что был бы в оценке Робеспьера «сегодня более строг, так как видел его тень на улицах в 1848-ом» 9. Было закономерно, что после Парижской коммуны 1871 г. идеологи контрреволюционной буржуазии, расстреливавшей в лице коммунаров французский народ, дошли в своей неистовой злобе против всех их ближних и дальних предшественников до крайних пределов. Пропитанный ненавистью пасквиль Ипполита Тэна против французской революции, и ее якобинского этапа в особенности 10,— был тому наиболее ярким подтверждением. Впрочем, не только историки, представлявшие крупную буржуазию, полностью перешедшую на позиции открытой реакции, но и некоторые авторы, явно мелкобуржуазные по своим политическим взглядам и общественным идеалам, также писали о Робеспьере в тоне осуждения или с нескрываемым раздражением и злобой. Говоря так, я имею в виду таких историков демократического направления, как Жюль Мишле11, или Эдгар Кинэ 12, или, из нефранцузских авторов, писавшего в более раннее время Томаса Карлейля 13. И для них линия размежевания добра и зла в истории Великой французской революции проходила по границе установленной впервые Минье: мир добра (включающий в себя множество разных оттенков приемлемого) заканчивался на жирондистах и Дантоне. Дальше от Робеспьера начинался темный и страшный мир зла, от которого они с ужасом и отвращением отворачивались. Так сложилось устойчивое, прочное, опиравшееся на определенные и давние традиции, резко отрицательное, воспроизводящее все долголетние наслоения злобных вымыслом и низкой клеветы, враждебное отношение к Робеспьеру в дворянской, буржуазной и части мелкобуржуазной историографии. Могло казаться, что имя Робеспьера стараниями историков всех оттенков будет нав'сегда вычеркнуто из памяти человечества или сохранится лишь как символ, как олицетворение всех самых низменных и преступных пороков. Но в действительности, вопреки (всем усилиям государства, церкви, школы, официальных, официозных, добропорядочных и даже некоторых 8 A. de Lamartine. Histoire de girondins, t. 1—8. Paris, 1848. 9 A. de Lamartine. Critique de l'histoire de girondins par l'auteur des girondins lui-même à quinze ans de distance (octobre 1861). Приложение к «Histoire de girondins», t. IV. Paris, 1884, p. 544. 10 H. T a i n e. Les origines de la France contemporaine. La Révolution, t. 1—3. Paris, 1878—1889. 11 J. Miche le t. Histoire de la Révolution française, t. 1—7. Paris, 1847—1853. 12 E. Q u i n e t La Révolution, t. 1—3. Paris, 1877. 13 T. С a r 1 y 1 e. The French Revolution. London, 1838.
270 Л. 3. Манфред вольнодумствующих историков, имя неустрашимого вождя революции продолжало жить в сознании народа и его лучших представителей. Народ не мог забыть мужественного защитника его интересов, чуждого страху и соблазнам, грозного революционного вождя, получившего прозвище «Неподкупного». Представители угнетенных классов, общественных сил, продолжавших борьбу против несправедливого строя насилия, тирании и эксплуатации, увидели в героическом образе Робеспьера и его товарищей вдохновляющий пример для подвигов, которых от них требовали новые задачи времени. Всего два с лишним года после казни «Неподкупного» организатор и руководитель важнейшего по своему значению революционного движения конца XVIII в.— «заговора равных», знаменитый Гракх Бабеф, рукоплескавший в дни термидора падению якобинских вождей, дал им совершенно иную оценку. В письме к Бодоону от 29 февраля 1796 г. Бабеф писал: «Я должен сегодня признать свою вину в том, что когда-то видел в черном свете и революционное правительство, и Робеспьера, и Сен-Жюста. Я убежден, что эти люди сами по себе стоили больше, чем все революционеры вместе взятые, и что их диктаторское правительство было дьявольски хорошо придумано!» 14 И дальше он добавлял: «Робеспьер — это демократия; эти два слова полностью тождественны» 15. Мнение Бабефа разделяли его товарищи по движению «равных»: Филипп Буонаротти 16, Александр Дарте 17, член бабувистской тайной Директории Дебон (Бедой) 18, участники бабувистского заговора Дидье (Эрид- ди), Жюльен младший, Дюпле отец и др.19 Бабувисты ясно осознавали преемственную связь, соединявшую их с Робеспьером и близкими к нему якобинскими вождями. Они справедливо видели в них своих хотя и не единственных, но весьма близких предшественников. В том же, цитированном ранее, письме к Бодсону 1796 г. Гракх Бабеф писал: «Я не нахожу, как ты, неполитичным и излишним восстановление в памяти образа и принципов Робеспьера и Сен-Жюста для укрепления нашей доктрины. Прежде всего мы этим лишь воздаем 14 А. Е s р i n a s. La philosophie sociale du VIII siècle et la Révolution. Paris, 1898, p. 257—258. 15 Ibidem, p. 258. 16 См.: Ph. Buonarotti. Conspiration pour l'Egalité dite de Babeuf..., t. 1—2. Bruxelles, 1828; русск. изд.: Ф. Буонаротти. Заговор во имя равенства... Под ред. В. П. Волгина, т. 1—2. М., Изд-во АН СССР, 1948; т. 1, стр. 141, 179 и др:; см. также: P. R о b i q u e t. Buonarotti et la secte des Egaux d'après les documents inédits. Paris, 1910, p. 178-203. 17 Ф. Буонаротти. Указ. соч., т. 1, стр. 141. 18 Там же, стр. 87. 19 Там же, стр. 118, 187, 203; т. 2, стр. 32, 70.
Робеспьер в историографии 271 должное великой истине... Эта истина в том, что мы лишь вторые Гракхи французской революции, ...что мы лишь следуем за первыми благородными защитниками народа, которые еще до нас поставили ту же цель справедливости и счастья, воодушевлявшую народ» 20. Но и Бабеф и Дарте, через три года после гибели Робеспьера, должны были также сложить свои головы на гильотине. Бабувистское движение весной 1796 г. было разгромлено Директорией, в которой господствовали те же термидорианцы, ранее погубившие Робеспьера. Долголетнее торжество реакции — сначала буржуазной, затем дворян- ско-клерикальной — на долгие годы приглушило воспоминания о «Неподкупном». Но исторический процесс, начатый французской буржуазной революцией, нельзя было остановить. В. И. Ленин писал: «...французская революция, хотя ее и не разбили, все-таки победила, потому что она всему миру дала такие устои буржуазной демократии, буржуазной свободы, которые были уже неустранимы»21. И всякий раз, когда требования исторического развития заставляли «осуществлять по частям» задачи, выдвинутые Великой французской буржуазной революцией, в памяти народов закономерно оживал образ одного из самых выдающихся ее деятелей — Максимилиана Робеспьера. Во Франции накануне и после июльской революции 1830 г., пробудившей к жизни республиканско-демократические традиции, появились исторические сочинения разного характера и разных оттенков политической мысли, но имевших то общее, что все они были согреты чувством глубокого уважения, любви, восхищения к неустрашимому вождю якобинского правительства. В 1828 г. вышла книга знаменитого Филиппа Буона- ротти о «Заговоре равных», восстановившая правду об истории «равных» и об отношении их руководителей к Робеспьеру и Сен-Жюсту22. Почти одновременно начали выходить воспоминания члена Конвента, якобинца Рене Левассера, воздававшие должное «Неподкупному»23,— воспоминания, привлекшие пристальное внимание молодого Маркса24. С 1834 г. началось издание обширной документальной публикации Бюше и Ру, давшее возможность новому, молодому поколению революционных борцов впервые после почти полувекового молчания услышать голос «Неподкуп- 20 Цит. по А. Е s р i n a s. La philosophie sociale du XVIII siècle..., p. 251. Само собой разумеется, что, указывая на преемственную связь, существовавшую между Бабефом и- Робеспьером, я далек от намерения отожествлять или даже сближать их социально- политические взгляды. Общеизвестно, что тогда как Бабеф был коммунистом, Робеспьер никогда не разделял коммунистических идеалов и оставался эгалитаристом в^духе Руссо. Впрочем, к этому мы вернемся позже. 21 В. И. Л е н и н. Сочинения, т. 29, стр. 342. 22 Ph. Buonarotti. Conspiration pour l'Egalité dite de Babeuf... 23 R. L e v a s s e u r. Mémoires, t. 1—4. Paris, 1829—1831. 24 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. III, стр. 599—611.
272 A. 3. Манфред ного»25. Накануне третьей французской революции 1848 г.— появились первые тома «Истории французской революции» мелкобуржуазного социалиста Луи Блана26, проникнутые таким восхищением Робеспьером, что даже очевидные недостатки и слабости якобинского вождя превращались его восторженным почитателем в сплошную добродетель. Справедливости ради надо отметить, что пробуждение общественного внимания к вождю якобинской диктатуры вызвало в тех же передовых, революционно-демократических кругах «молодой Франции» не только горячие чувства симпатии, но и сдержанно враждебное отношение. Робеспьер был подвергнут критике с левых позиций знаменитым французским революционером XIX столетия — Огюстом Бланки и некоторыми из его учеников27. Впрочем, в этой части голос «вечного узника» — Огюста Бланки — не получил поддержки революционной демократии 28. Напротив, новый подъем революционно-демократического движения во Франции в годы кризиса бонапартистского режима Второй империи вновь усилил общественный интерес к великой революции XVIII в. и ее выдающимся левым вождям. В 1865 г. появилась, заслужившая сочувственную оценку Маркса и Энгельса, двухтомная монография Альфреда Бужара о Марате 29. В том же году вышел первый том монументальной биографии Максимилиана Робеспьера, принадлежавшей перу Эрнеста Амеля 30. Этот труд, значение которого, на мой взгляд, все еще остается недостаточно оцененным, сыграл в свое время большую роль. Амель был первым историком, собравшим обширный документальный материал и на основе его воссоздавшим очищенный от наслоений злобной клеветы, портрет великого революционера XVIII в. Сочинение Амеля проникнуто чувством искренней любви и глубокого уважения, даже восхищения, к герою его исторического повествования. Конечно, позднее, историки, вооруженные более совершенным методом исторического исследования, смогли внести немало поправок в картину, созданную кистью Амеля. И все же за этим историческим произведением останется навсегда та немалая заслуга, что 25 Ph. Bûchez et Р. С. Roux. Histoire parlementaire de la Révolution française, ou journal des Assemblées nationales depuis 1789 jusqu'en 1815, t. 1—35. Paris, 18Э4-1838. 26 L. В1 a n с Histoire de la Revolution française, t. 1—2. Paris, 1847—1862. См. оценку Луи Блана В. И. Лениным в его статьях: «Луиблановщина».— Сочинения т. 24, стр. 15—18; «Ц. Г. Церетели и классовая борьба».— Там же, стр. 292—295 и др. 27'. См.: «Notes inédites de Blanqui sur Robespierre», опубликованные A. Матьезом в «Annales historiques de la Révolution française», 1928, p. 307—318. 28 Подробнее см.: A. 3. Манфред. Споры о Робеспьере.— В кн.: «Очерки истории Франции XVIII—XX вв.» М., 1961, стр. 59—-108. 29 А. В о u g е а г t. Jean Paul Marat, ami du peuple, t. 1—2. Paris, 1865. 30 E. H a m e 1. Histoire de Robespierre d'après de papiers familles, les source;? originales et des documents entièrement inédits, t. I—III. Paris, 1865—1867.
Робеспьер в историографии 273 оио было первым, наиболее правдивым историческим портретом «Неподкупного» и уже одним этим наносило чувствительный удар клеветнической и враждебной историографии реакционных классов. Но XIX век был веком буржуазно-демократических и национально- освободительных революций и революционных движений для всей Европы и даже для всего развитого мира, не только для Франции; он «доделывал», говоря словами В. И. Ленина, исторический процесс, начатый Великой французской буржуазной революцией31. И один из самых замечательных деятелей революции XVIII столетия, казненный и оклеветанный врагами, в своей второй посмертной славе перешагнул далеко за границы своего отечества и достиг признания в таких странах, о которых едва ли когда-либо мог мечтать. В сороковых годах XIX в., в далекой царской России — той самой Российской империи, которая в XVIII в. была одним из центров роялистской эмиграции и прочным оплотом всех врагов французской революции,— нашлись молодые люди с горячим сердцем, объявившие себя почитателями Робеспьера. В кружке Белинского, представлявшем самую передовую общественную мысль России времени Николая I, Максимилиан Робеспьер и якобинцы нашли самых горячих приверженцев 32. Позднее Белинский вступит в острые споры с Т. Н. Грановским, оставаясь, по-прежнему, защитником великого дела Робеспьера и его соратников 33. Молодой Александр Герцен, как и его друг Николай Кетчер, преклонялись перед вождем монтаньяров34. Герцен писал: «Максимилиан — один истинно великий человек революции, все прочие — необходимые блестящие явления ее и только» 36. Не только в России, но и в других странах Европы — всюду, где задачи общественного развития ставили в порядок дня жестокую непримиримую борьбу против тирании, против реакции, против лживого либерализма и трусливого двоедушия,— там везде оживало имя Максимилиана Робеспьера. Слава «Неподкупного» ширилась и росла. Его имя становилось символом смелой, решительной, непоколебимой борьбы за демократию, за свободу, олицетворением революционной неустрашимости и твердости в достижении цели. В странах центральной Европы — в Германии, Италии, в Венгрии, — где жизнь с настойчивой повелительностью требовала революционной ломки отживших феодально-абсолютистских порядков, имя Робеспьера было на 31 См.: В. И. Л е н и н. Сочинения, т. 29, стр. 342. 32 См. И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., 1950, стр. 242—243; «Русская старина», 1901, № 9, стр. 483—484; А. 3. M а н ф р е д. Указ. соч., стр. 89—91. 33 «Литературное наследство», т. 56. М., 1950, стр. 80. 34 А. И. Герцен. Сочинения в девяти томах, т. 5. М., 1956, стр. 203, 228. 35 «Литературное наследство», т. 56, стр. 80. 18 Зак. № 1992
274 A. 3. Манфред устах молодых людей, стремившихся силой меча освободить и преобразовать свою родину. Это имя воодушевляло литераторов и политических деятелей «молодой Германии» 36, драматургию Георга Бюхнера37, передовых бойцов «молодой Италии» 33, великого поэта Венгрии и борца за ее свободу — Шандора Петефи 39. • В Англии 30—40-х годов XIX в. Робеспьер привлек восхищенное внимание передовых борцов чартистского движения. Идейное наследие Робеспьера оказалось столь богатым, в нем сохранилось столько динамической революционной силы, что оно привлекало к себе не только противников феодально-дворянского гнета, но и первых борцов армии рабочего класса, сражавшихся против несправедливого буржуазного строя. Джордж Джулиан Гарни, один из лучших левых деятелей чартистского движения, прославлял Робеспьера как «необыкновенного человека» на публичном международном митинге в Лондоне, положившем начало демократическому обществу «Братские демократы» 40. Другой известный деятель чартистского движения Бронтер О'Брайен стал горячим почитателем Робеспьера и написал биографию вождя якобинцев, изданную в Лондоне как раз в начале подъема первой волны чартистского движения 41. Становление пролетариата как решающей силы общественного развития, создание научной теории коммунизма открыли новые перспективы перед всеми трудящимися классами. История ставила в порядок дня новые грандиозные задачи приближавшейся социалистической революции. «Социалистическая революция... может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого»,—писал Маркс42. Это значило, что попытка применения уроков опыта прошлой эпохи, в частности французской буржуазной революции XVIII в., к новой исторической эпохе с ее совершенно иными задачами была бы грубо ошибочной. В. И. Ленин на это прямо указывал, критикуя в 1916 г. Розу Люксембург за то, что она в период империалистической войны, ставящей в порядок дня задачи социалистической революции, предлагала руководствоваться уроками Великой французской революции43. 36 См. сочинения К. Гуцкова, Г. Лаубе и др. 37 G. В и с h п е г. Werke und Briefe. Wiesbaden, 1958. 38 Например, в 1801 г. в Милане, во время одной из уличных демонстраций итальянцы кричали: «Да здравствует Робеспьер».—«Lettres et documents pour servir à l'histoire de Ioachim Murât», t. I. Paris, 1908, p. 485. 39 Шандор Петефи. Собр. соч., т. I. M., 1952, стр. 194—195; т. IV, стр. 183. 40 См. текст речи Гарни.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 2, стр. 595. 41 J. В. О'В rien. The Life and Character of Maximilien Robespierre. London, 1837; см. также статьи О'Брайена в газете «National reformer», 1837, cit. E. Dolleans. Le chartisme, t. 1. Paris, 1912, p. 78. 42 К. Маркс. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта.—К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т.' 8, стр. 122. 43 См.: В. И. Ленин. О брошюре Юниуса — Сочинения, т. 22, стр. 300, 302
Робеспьер в историографии 275 Но вместе с тем, великие творцы научного коммунизма — Маркс, Энгельс, Ленин — ни в малой мере не отрицали громадного значения исторического опыта французской революции XVIII в. Анализируя ее исторически, рассматривая ее как буржуазную, по своему содержанию, и народную, по своему характеру, по своим движущим силам, они раскрывали обусловленную этим ее противоречивость и известную ограниченность. Но оставаясь на почве строго исторической оценки, Маркс, Энгельс, Ленин в то же время высоко ценили заслуги Великой французской революции в развитии современного общества и значение созданных ею революционных традиций для освободительной борьбы последующих поколений трудящихся классов. Энгельс в 1891 г. писал: «Мы не забыли того грандиозного примера, который дала нам Франция в 1793 г.» 44. Владимир Ильич Ленин высоко ценил французскую буржуазную революцию. «...Все развитие всего цивилизованного человечества во всем XIX веке — все исходит от великой французской революции, все ей обязано»,— говорил он в 1919 г.45 Он подчеркивал и другую ее сторону — ее народный характер. «Французская революция... называется великой именно потому, что она сумела поднять на защиту своих завоеваний широкие народные массы, давшие отпор всему миру; тут и лежит одна из ее больших заслуг» 46. Маркс, Энгельс, Ленин, рассматривая якобинскую диктатуру как высший период французской революции, естественно, высоко ценили якобинских вождей — Робеспьера, Марата, Сен-Жюста и относились к ним с глубоким уважением и симпатией. Однако, признавая огромные истори-* ческие заслуги якобинских вождей, творцы научного социализма оценивали их всегда исторически, не идеализируя их и рассматривая их деятельность в прямой связи с условиями исторической эпохи. Так, например, Маркс и Энгельс, защищавшие в свое время Робеспьера от вульгарных извращений Макса Штирнера 47, вместе с тем не закрывали глаза и на его слабости и недостатки. «Весьма характерно для Робеспьера,— писал Маркс Энгельсу в 1865 г.,— что в то время, когда „конституционность" в духе Собрания 1789 считалась преступлением, достойным гильотины, все законы этого Собрания против рабочих продолжали сохранять свою силу» 48. 44 Ф. Энгельс. Социализм в Германии.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 249. 45 В. И. Л е н и н. Доклад на II Всероссийском съезде профессиональных союзов.— Сочинения, т. 28, стр. 401. 46 В. И. Л е н и н. Успехи и трудности Советской власти.— Сочинения, т. 29, стр. 49. 47 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология.—Сочинения, т. 3, стр. 165—169. 48 К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма.— Сочинения, т. XXIII, стр. 234. 18*
276 A. 3. Манфред В. И. Ленин писал: «Нельзя быть марксистом, не питая глубочайшего уважения к великим буржуазным революционерам..,» 49 Эти слова в полной мере относились и к Робеспьеру. После победы Великой Октябрьской социалистической революции молодая Советская республика, по инициативе В. И. Ленина, воздала должное великому французскому революционеру XVIII в. В постановлении Совета Народных Комиссаров 1918 г. об установлении памятников выдающимся революционным деятелям прошлого, подписанном В. И. Лениным, Робеспьер значился одним из первых. В том же году, в Москве, в Александровском саду возле стен Кремля, в торжественной обстановке был открыт памятник Робеспьеру50. Но великий вождь Советского государства В. И. Ленин, так высоко ценивший якобинскую революционную власть и ее выдающегося руководителя — Робеспьера, не раз указывал на ошибки, которые допускал якобинский Конвент и на противоречивость его политики. Новая, подлинно научная, проникнутая истинным историзмом оценка Великой французской революции и ее героев, данная классиками марксизма-ленинизма оказала громадное влияние на развитие историографии французской революции, в том числе и на историков, не являвшихся марксистами. Первым среди них должен быть назван Жан Жорес. Здесь не место давать общую оценку сложной и противоречивой системы взглядов и деятельности .знаменитого французского трибуна. Напомним лишь, что пламенный борец за мир никогда не был марксистом-диалектиком и, выступая и как философ, и как историк, и как политический деятель, всегда оставался эклектиком 51. Во введении к его известной «Истории Великой французской революции» он возводил этот эклектизм в добродетель. «Рискуя вызвать в читателе недоумение,— писал Жорес,— сопоставлением этих великих имен, мы выражаем надежду, что Маркс, Мишле и Плутарх послужат источниками вдохновения для авторов этого скромного исторического труда...» 52 Четырехтомный труд Жореса составил важный вклад в историографию французской буржуазной революции. Но эклектизм, декларированный автором как кредо во введении к его труду, явственно сказался и на трактовке им того вопроса, о котором идет сейчас речь. 49 В. И. Л е ни н. Крах II Интернационала.— Сочинения, т. 21, стр. 197. 50 См. «Известия» 2 августа 1918 г. Этот памятник до настоящего времени не сохранился. 51 «Материалистическое понимание истории не является препятствием к ее идеалистическому толкованию»,— писал Жорес— М. Жорес и П. Лафарг. Идеализм и материализм в понимании истории. Одесса, 1905, стр. 3. См. также : J. J a u г è s. Oeuvres, t. III. De la réalité du monde sensible. Paris, 1937. 52 Жан Жорес. История Великой французской революции. Пер. с. франц., т. I. М., 1920, стр. 11.
Робеспьер в историографии 211 Жорес был полон горячих симпатий к Робеспьеру; он полностью оправдывал и одобрял его революционную твердость ж смелость, с которой «Неподкупный» прибегал к крайним мерам, чтобы сломить сопротивление врагов Республики. Он заявлял о своей прямой солидарности с Робеспьером. Он утверждал: «Все, что вне Робеспьера,— это только секта» 53. В этих боевых и проницательных оценках сказались пылкость демократических убеждений Жореса. Но в том же сочинении, в тех же главах Жорес, в прямом противоречии с этими полными боевого задора мыслями и чувствами, высказывал сожаление о том, что несогласие разъединяло людей революции, что они не смогли найти общий язык и сплотиться в единых рядах 54. Жорес оказал несомненное идейное влияние на ряд историков леворадикального направления более позднего времени, и в частности на круп- пейших из них — Альбера Матьеза и Жоржа Лефевра. Матьез внес больше чем кто-либо иной из историков в изучение политической биографии и идейного наследия Максимилиана Робеспьера55. В сущности, он отдал всю свою научную жизнь — более четверти века напряженного творческого труда — реабилитации своего любимого героя и периода якобинской диктатуры. В долголетних спорах со своим бывшим учителем Альфонсом Оларом, противопоставлявшим Робеспьеру — Жоржа Дантона как истинного героя революции56, Матьез сумел доказать, что в главном, основном — истина на его стороне 57. Вклад Матьеза и созданной им школы58 в изучение периода якобинской диктатуры — огромен: 53 J. Jaurès. Histoire socialiste, t. IV. La Convention, v. II. Paris, 1904, p. 1620. 54 Ibidem, p. 1769—1772. 55 См.: A. Mathiez. Robespierre terroriste, Paris, 1921; Autour de Robespierre. Paris, 1926, переиздание ряда его статей: «Etudes sur Robespierre». Paris, 1958. 56 См. ряд статей Олара о Дантоне в «Etudes et leçons sur la Révolution française». Séries, 1—9. Paris, 1893—1924. 57 A. M a t h i e z. Autour de Danton. Paris, 1926. Мы говорим — в главном — потому, что в некоторых своих обвинениях Дантона, он пошел дальше доказуемого. 58 Говоря о школе Матьеза, я имею в виду работы его ближайших учеников: Жа- коба (L. Jacob. Joseph le Bon, t. 1—2. Paris, 1934, a также ряд его статей), Кальве (H. С а 1 v e t. L'accaparement à Paris sous la terreur. Paris, 1933), Шнерба (R. S с h n e r b.— ряд статей о вантозских декретах в «Annales historiques de la Révolution française», 1929), норвежского историка Арне Ординга (A. Or ding. Le bureau de police du Comité de Salut public. Oslo, 1930) и др. Влияние Матьеза испытали и некоторые нефранцузские авторы: S. M. Thompson. Robespierre. Oxford, 1939; W. В. Kerr. The Reign of terror 1793—1794. Toronto, 1937; M. Mazuchelli. Robespierre. Milano, 1930 и др. Сюда же, с некоторыми оговорками, должны быть отнесены и вышедшие в самые последние годы: небольшая, но интересная работа М. Bouloiseau. Robespierre. Paris, Gallimard, 1961 и полная, и полезная по фактическому материалу, двухтомная работа Gérard Walter. Robespierre, t. 1, 2. Paris, Gallimard, 1961.
278 A. 3. Манфред по технике исторического письма, по тщательности исследования школа Матьеза подняла изучение этого периода на большую высоту. Но вместе с тем Матьез, сумевший показать и доказать на сотнях фактов, (воспроизведенных с филигранной точностью, историческую правоту Робеспьера, создавший уверенной рукой мастера портрет якобинского вождя во всем его суровом величии, ошибся в ощущении дальности расстояния. Он пытался приблизить его, скрыть расстояние в полтораста и более лет, отдалявших его героя от современности. Говоря иными словами, он пытался представить Робеспьера историческим деятелем вне времени, образцом для подражания не только в прошлом, но и в настоящем. Вольно или невольно, модернизируя своего любимого героя, Матьез старался ему придать также политические черты, которыми тот не обладал, да и не мог обладать. Уже в одной из ранних своих работ, в 1910 г. Матьез писал: «Робеспьер хотел пришествия республики равенства, или, говоря иначе, социализма» 59. Можно было бы согласиться с Матьезом, если бы он ограничился только первой частью этой формулы. Робеспьер действительно мечтал о республике равенства. Но какой же это социализм? Между тем, этот термин вовсе не был случайной оговоркой автора. Несколькими страницами ниже Матьез с полной убежденностью утверждал, что Робеспьер был «более социалистом, чем многие из тех, кто объявляли себя социалистами...» 60 С тех пор этот тезис, и научно, и политически грубо ошибочный, Матьез отстаивал и защищал на протяжении всего своего долголетнего творческого пути. Более того. Эта тенденция к модернизации Робеспьера нашла свое продолжение и в работах ряда историков, формально не принадлежащих к школе Матьеза, но находившихся под несомненным влиянием выдающегося французского ученого. Так, например, английский профессор Томпсон в своей ценной по фактическим данным и по технике исторического письма работе изображал Робеспьера 1793 г. чуть ли не «марксистским революционером», заботящимся об интересах «четвертого сословия», т. е. пролетариата, и уверял, что Ленин подписался бы под его программой61. Элементы той же модернизации, данной, пожалуй, еще более грубо, можно найти и у американского историка Ральфа Корнгольда, видевшего в вантозских декретах попытку создания Робеспьером экономической базы «четвертому сосло- 59 A. M a t h i е z. Etudes Robespierristes. La corruption parlementaire sous la terreur, 2 éd. Paris, 1917, p. 265. 60 Ibidem, p. 293. 61 S. M. Thompson. Robespierre, p. 346.
Робеспьер в историографии 279 вию» и изображавшего самого вождя якооинцев как «первого из современных диктаторов» 62. Нельзя не заметить в этой связи, что ошибки сходного порядка, весьма распространенные в западной исторической литературе, модернизирующие Робеспьера, не только научно не состоятельны, но и имеют, независимо от субъективных намерений их авторов, определенный политический смысл. Рассматривая Робеспьера вне исторических условий его времени, изображая вождя якобинцев высшим образцом революционной демократии всех времен, а значит и сегодняшнего дня, сторонники этой точки зрения не замечают, или не хотят замечать, что тем самым они пытаются как бы повернуть стрелку времени вспять. Ибо нельзя не признать, что уже более ста лет тому назад передовой общественной силой стал рабочий класс и что путь человечеству вперед озаряют уже не идеи Робеспьера и его политических единомышленников 1793 г., а идеи вождей пролетариата Маркса — Энгельса — Ленина. И не случайно именно марксистско-ленинской школе принадлежит заслуга наиболее правильной, проникнутой духом подлинного историзма, трактовки значения и роли Великой французской буржуазной революции и ее героев. Советская историческая наука всегда уделяла и уделяет до сих пор большое внимание изучению французской буржуазной революции XVIII в. Советскими историками была разработана единая и целостная концепция развития французской революции. Но эта большая тема, требующая специального рассмотрения, выходит за рамки данной статьи. Здесь нужно лишь отметить, что внимание советских историков, с первых же дней победы Великой Октябрьской социалистической революции, закономерно привлек сложный и величественный образ Максимилиана Робеспьера. Уже в 1921 г., едва лишь смолкли выстрелы гражданской войны, в Советской стране была опубликована специальная работа о «Неподкупном». Я имею в виду книгу H. М. Лукина о Робеспьере 63. Конечно, сегодня этот труд, отделенный от нас третью века, написанный в стране, отрезанной от всего мира кольцом блокады и интервенции, кое в чем устарел, а может быть, кое в чем вызывает и возражения. И все-таки его научное и политическое значение велико. Это была первая марксистская монография, посвященная великому французскому революционеру XVIII в., основанная на тщательном изучении всех доступных тогда советскому историку источниках, ' содержавшая детальный и в основном правильный 62 R. К о г n g о 1 d. First modern Dictator. New York, 1941, p. 5. 63 H. M. Лукин (Антонов). Максимилиан Робеспьер. Пг., 1921; изд. 2. Л., 1924; переиздано: Н. М. Лукин. Избранные труды, т. I. М., 1960, стр. 15—156.
280 Л. 3. Манфред марксистский анализ его взглядов и его деятельности, его сильных сторон и его слабостей. В двадцатых годах вышел краткий научно-популярный очерк о Робеспьере Я. М. Захера 64. Роли «Неподкупного» было уделено немало выи- мания в этюдах о якобинском клубе G. М. Моносова65. Робеспьер занял, естественно, значительное место и в большом коллективном труде советских историков, вышедшем накануне Отечественной войны 66. В послевоенный период — в последние десять лет>— появилось несколько работ советских авторов, специально посвященных Робеспьеру67. Много ценного в изучение якобинской диктатуры и роли Робеспьера внесли зарубежные прогрессивные историки, и в первую очередь французские марксисты. Здесь должна быть ранее всего названа речь Мориса Тореза «Робеспьер — великий образ французской революции», произнесенная в 1939 г.— в год празднования стопятидесятилетнего юбилея революции на родине «Неподкупного» — в городе Аррасе68. В этой великолепной речи Торез раскрыл образ Робеспьера как великого революционного борца, посвятившего себя всецело защите интересов народа и бесстрашно сражавшегося против всех его врагов. В речи, произнесенной на пороге второй мировой войны, Торез с особой силой подчеркнул те черты политического облика Робеспьера, которые в тот час были особенно близки коммунистам: Робеспьер, по мнению Тореза, был великим революционером и патриотом; в его политике «великий дух интернационализма не противоречил, а, наоборот, совпадал с самым пламенным и мудрым патриотизмом» 69. Та же мысль о преемственной связи, о чувствах глубокого уважения, которые коммунисты середины XX в. питают к Максимилиану Робеспьеру, как одному из своих «предшественников в революционных боях», развивал и Жак Дюкло в своем докладе на заседании группы по изучению истории Франции в Москве 70. ы Я. М. 3 а х е р. Робеспьер. М., 1925. Очерк этот, естественно, во многом устарел и был исправлен самим автором в некоторых из его работ последних лет, например: Я. М. 3 а х е р. Движение «бешеных». М., 1961. 65 С. M. M о н о с о в. Очерки по истории якобинского клуба. Харьков, Изд-во «Пролетарий», б. г. 66 «Французская буржуазная революция. 1789—1794», под ред. акад. В. П. Волгина и акад. Е. В. Тарле. М., Изд-во АН СССР, 1941. 67 A. 3J е в а н д о в с к и й. Робеспьер. М., 1959; В. М. Д а л и н. Робеспьер и Ба- беф.— «Новая и новейшая история», 1958, № 6; А. Манфред. М. Робеспьер. М., 1958; его же. Споры о Робеспьере.— «Вопросы истории», 1958, № 7. 68 «L'Humanité», 10 mars 1939; русский перевод: «Интернациональная литература», 1939, № 5-6, стр. 195—199. 69 «Интернациональная литература» 1939, № 5-6, стр. 197. 70 Жак Дюкло. В. И. Ленин и уроки французской истории. Доклад на заседании группы по изучению истории Франции при Институте истории Академии наук СССР
Робеспьер в историографии 281 Много ценного в изучение нерешенных проблем якобинской диктатуры, а следовательно, и в научную биографию вождя якобинцев — Максимилиана Робеспьера внесли работы французских историков марксистов. Здесь должны быть ранее всего названы интересные исследования Альбера Собуля, посвященные малоизученным аспектам истории якобинской диктатуры71, а также его этюды, специально относящиеся к Робеспьеру72. Должна быть отмечена также биография Робеспьера, принадлежащая перу Жана Массена, хотя в ней есть и ряд спорных положений 73. Ценный сборник этюдов о Робеспьере, под редакцией Вальтера Маркова, был издан в Германской Демократической Республике74. Французские прогрессивные историки подготовили и издали, рассчитанные на широкие слои читателей, избранные произведения Робеспьера в трех томах, выпущенных в серии «Классики народа» 75. Убедительным признанием большой роли Максимилиана Робеспьера в истории французского народа, в истории Франции является полное собрание его сочинений в десяти томах, публикующееся, правда, на протяжении более полустолетия и все еще полностью не завершенное 76. Это издание, выполненное с большой научной тщательностью и строгостью, должно быть признано во многих отношениях образцовым. Конечно, со времени выхода первых томов, подготовленных Е. Депре и Е. Ле- зюером, и до последних, подготовленных М. Булуазо, Ж. Лефевром и А. Собулем77, французская историческая наука прошла немалый путь, и это не могло не сказаться на самом издании. Последние четыре тома — речи Робеспьера в Учредительном собрании, Конвенте, Якобинском клубе, содержащие разночтения записей выступлений и сопровожденные ценным справочным комментарием, в научном отношении выполнены превосходно. Но и все издание в целом заслуживает, бесспорно, самой высокой оценки. 15 ноября 1957, посвященном сорокалетию Великой Октябрьской социалистической революции.— «Французский ежегодник», 1958, М., 1959. 71 A. S о b о и 1. Les sanculottes parisiens et l'an IL Paris, 1958; его же. Glasses et luttes de classes sous la Révolution française.— «Pensée», janvier-février, 1954 и др. 72 A. S о b о u 1. Maximilien Robespierre.— «Cahiers du communisme», 1959, № 5. 73 J. M a s s i n. Robespierre. Paris, 1957. 74 «Maximilien Robespierre. 1758—1794, herausgegeben von Walter Markov». Berlin. 1961. 75 M. Robespierre. Textes choisis, préparés par Jean Poperen, t. I—III. Paris, Editions sociales, 1957—1958. «Les classiques du peuples». 76 «Oeuvres complètes de Robespierre», t. I—IX. Paris, 1912—1962. Первые два тома: «Робеспьер в Аррасе», содержащие литературные и юридические выступления Робеспьера до революции, вышли в 1912—1914 гг. В 1958 г. вышел т. IX, в 1961,— ранее пропущенный, т. V. Последний, X том находится в стадии подготовки. 77 M. Robespierre. Discours publiés sous la direction de M. Bouloiseau, G. Le- febvre et A. Soboul (t. VI, VII, VIII, IX). Paris, 1950—1958.
282 A. 3. Манфред Десять томов научного издания сочинений Робеспьера — это один из лучших памятников великому французскому революционеру. В течение многих лет во Франции работает «Общество по изучению робеспьеризма», созданное покойным Альбером Матьезом. «Общество» издает журнал «Annales historiques de la Révolution française», пользующийся заслуженным признанием специалистов. На протяжении трех десятилетий на страницах журнала было опубликовано множество ценных работ, касающихся тех или иных вопросов, связанных с политической биографией Робеспьера или временем, в котором он жил78. «Робеспьериана» — литература о Робеспьере, насчитывающая многие сотни названий, продолжает расти и шириться, пополняясь работами специалистов — ученых-историков почти всех стран мира. Так, вопреки всем стараниям злобной реакции, знаменитый вождь якобинского революционного правительства, побежденный и умерщвленный врагами, преследуемый посмертно их мстительной клеветой, не только не был вычеркнут из памяти народа, но завоевал внимание, уважение, признательность последующих поколений революционных борцов. Без малого двести лет, прошедших со времени его гибели, стали временем его растущей посмертной славы. Его имя давно уже стало одним из самых славных имен, хранимых в памяти прогрессивного человечества, а его краткий, но яркий жизненный путь предметом тщательного изучения учеными-историками не только на его родине, но и далеко за ее пределами. 78 На страницах «Annales historiques de la Révolution française» в свое время печатались важнейшие работы его первых редакторов: Альбера Матьеза и Жоржа Лефевра. Здесь же было опубликовано множество важных документов и интересных статей: Жакоба, Кальве, Карона, Обера, А. Ришар, А. Собуля, Р. Шнерба, Эрло, Эда и др.
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ КАЛЕНДАРЬ, УСТАНОВЛЕННЫЙ ДЕКРЕТАМИ КОНВЕНТА ОТ 5 И 24 ОКТЯБРЯ 1793 г. (14 ВАНДЕМЬЕРА И 3 БРЮМЕРА II ГОДА РЕСПУБЛИКИ) Вандемьер 22 сентября *— 21 октября Брюмер 22 октября — 20 ноября Фример 21 ноября — 20 декабря Нивоз 21 декабря — 19 января Плювиоз 20 января — 18 февраля Вантоз 19 февраля — 20 марта Жерминаль 21 марта — 19 апреля Флореаль 20 апреля — 19 мая Прериаль 20 мая — 18 июня Мессидор 19 июня — 18 июля Термидор 19 июля — 17 августа Фрюктидор 18 августа — 16 сентября Дополнительные дни . . . 17—21 сентября
"пиши шшишпшншшшншйпшшшншшш КОММЕНТАРИИ* 1 Речь в Обществе друзей 'свободы и равенства 3 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 428, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX. Paris, 1958, p. 543—544. 2 На заседании Общества друзей свободы и равенства 3 июня 1793 г. присутствовали представители колониального батальона, сформированного в соответствии с декретом Учредительного собрания от 27 августа 1792 г. Члены Якобинского клуба поклялись перед ними предоставить цветному населению колоний свободу. Указывая на Бриссо, Робеспьер имеет в виду его отрицательную позицию по отношению к борьбе цветного населения французских колоний и, в частности, произнесенную ранее фразу Бриссо: «Если ради колоний надо принести в жертву хотя бы один принцип,—пусть лучше погибнут колонии!» (См.: «Oeuvres complètes,..», t. VII, 1950, p. 728, note). 3 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 8 июня 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 161, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 544-546. В этой речи Робеспьер выступает против предложения Барера, сделанного им от имени Комитета общественного спасения, направленного на свертывание революции: Барер предлагал уничтожение революционных комитетов, роспуск вооруженных сил и т. д. 4 Барер предложил направить в департаменты, депутаты которых были арестованы, равное число заложников, находящихся в распоряжении Конвента. Это предложение вызвало бурные дебаты — в результате было решено обсуждение проекта отложить. 5 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 10 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 431, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IXr p. 549-551. 6 Конституция Французской республики была выработана в короткий срок и вместе с предшествовавшей ей новой Декларацией прав человека и гражданина утверждена Конвентом 24 июня 1793 г. В конституции провозглашались идея верховенства народа и «естественные права» человека: свобода, равенство, безопасность и собственность, а также основы буржуазной демократии: свобода совести, печати, слова и т. д. Франция объявлялась единой и нераздельной республикой, законода- * Исторические события, отдельные факты и персонажи, уже встречавшиеся в тексте речей Робеспьера и прокомментированные в I и II томах, здесь опущены.
Комментарии 285 тельная власть в которой осуществлялась однопалатным Законодательным собранием, избираемым каждый год всем мужским населением, достигшим 21 года. Исполнительная власть должна была находиться в руках Исполнительного совета, половина состава которого каждый год обновлялась. Конституция 1793 г., несмотря на известную буржуазную ограниченность (узаконение частной собственности и отсутствие реальных гарантий для демократических прав), была для своего времени документом огромного революционного значения и осталась одной из самых демократических буржуазных конституций нового времени. Эта конституция не была проведена в жизнь; ее заменила якобинская революционно-демократическая диктатура. 7 Фелъяны — члены клуба, помещавшегося в монастыре ордена фельяяов и возникшего в результате раскола якобинского клуба в июле 4791 г. Фельяны представляли конституционно-монархическую буржуазию, ставшую по мере рзвития революции консервативной, а затем контрреволюционной силой. 8 Дюфурни de Вилъе — автор брошюры, изданной в апреле 1789 г. под названием «Наказ четвертого сословия сословия бедняков-поденщиков», занимал пост председателя Парижского департамента. 9 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 12 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 207, p. 1, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 552—553. 10 Речь идет о контрреволюционных выступлениях жирондистов и роялистов в Вандее летом 1793 г., в частности, о захвате мятежниками г. Сомюра 10 июня 1793 г. Шабо сообщил о том, что из Бордо в Лондон были отправлены роялистские агенты» 11 Робеспьер имеет в виду барона Мену. Мену Жак-Франсуа (1750—1810) — генерал; монархист; в 1793 г. командовал армией республики в Вандее; позднее — бонапартист, видный сановник империи. 12 Робеспьер имеет в виду Кюстина. 13 Речь в Конвенте 13 июня 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 167, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 554—555. 14 Кутон предложил Конвенту издать воззвание к народу, в котором было бы указано, что во время революционных событий 31 мая — 2 июня 1793 г. Коммуна и народные массы Парижа сделали все для спасения свободы, единства и целостности республики. Несмотря на возражение правых, предложение Кутона было принято. 15 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 14 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 434, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 55S-561. Богарне Александр виконт de ла Фертэ (1760—1794) — член Учредительного собрания; генерал; 13 июня 1793 г. Конвент назначил генерала Богарне военным министром; это вызвало возражения со стороны якобинцев, и Богарне отказался занять предложенный ему пост. Гильотинирован в 1794 г. Его вдова Жозефина стала женой Наполеона. 16 Бушотт Жан-Батист-Ноэль (1754—1840) —якобинец; в 1793—1794 гг. военный министр; решительно выступал за демократизацию армии, упорно вел борьбу с жирондистами, один из организаторов революционной армии. }7 Робеспьер имеет в виду прочтенный на заседании Общества адрес от избирательного корпуса Парижа, в котором объяснялось, почему Коммуна приняла решение отстранять дворянство от исполнения общественных обязанностей. 18 Речь в Конвенте 15 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 271, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 563. 19 При обсуждении вопроса об избирательной системе Шабо выступил с предложением установить прямые, а не косвенные выборы. 20 Выступления в Конвенте 16 июня 1793 г. опубликованы в «Gazette nationale», № 169, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 566—571.
286 A. E, Рогинская 21 Робеспьер имеет в виду проект статьи 9 главы XIII конституции, которая гласила: «Исполнительный совет смещает и замещает главных членов исполнительных органов; в случае необходимости, он обвиняет их перед трибуналом». После дискуссии и голосования статья была принята в следующей редакции: «Исполнительный совет смещает или замещает назначаемые им исполнительные органы; в случае необходимости, он обязан доносить на них в трибунал». См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 567. 22 Речь идет о проекте XV главы конституции, предполагавшей создание Верховного национального суда в качестве гарантии граждан от злоупотреблений со стороны Законодательного корпуса и Исполнительного совета. 23 В результате дискуссии в Конвенте по вопросу о характере представительства после выступления Робеспьера была принята статья 3 главы XVI в следующей редакции: «Администраторы и муниципальные офицеры ни в коей мере не являются представителями нации; они ни в каком случае не могут ни менять акты Законодательного корпуса, ни откладывать их применение». 24 После отставки Ролана 22 января 1793 т. министром внутренних дел был назначен Тара. 25 Выступления в Конвенте 17 июня 1793 г. посвящены обсуждению проекта конституции, опубликованы в «Gazette nationale», № 171, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 574—576. 26 Пенъер-Дельзор Жан-Огюстен (1767—1821) — адвокат, член Законодательного собрания и Конвента, жирондист; член Совета пятисот; служил при Наполеоне. Рамель Ногаре, Жак (1760—1819) — адвокат, член Национального собрания и Конвента, примыкал к «болоту»; при Директории — министр финансов. 27 В упоминаемой речи Робеспьера, опубликованной по постановлению Конвента 24 апреля 1793 г., содержится следующее предложение: «Граждане, доходы которых ниже прожиточного минимума, должны быть освобождены от участия в общественных расходах (т. е. от уплаты налогов.— А. Р.); все остальные должны платить прогрессивный налог в соответствии с размером своего состояния». См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 462. 28 Робеспьер имеет в виду евангельскую притчу, согласно которой Христос, указав на бедную вдову, клавшую пожертвование в церковную сокровищницу, сказал: «...она положила больше всех, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое». 29 Выступления в Конвенте 18 июня 1793 г. опубликованы в «Gazette nationale», № 172, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 577—581. Марат потребовал наказать генералов, виновных за разгром революционных войск в Вандее и, в частности, за потерю Сомюра; арестовать генералов Вестермана и Ли- гонье, уволить в отставку Мену и отозвать комиссаров Конвента. 30 Базир от имени Комитета общественной безопасности предложил отложить на три дня приведение в действие приговора о смертной казни двух лиц, обвиненных в участии в событиях в Вандее. 31 Албуи Бартелеми (1750—1795) —член Конвента, судья в трибунале г. Кагора, позднее — член Комитета народного образования; опубликовал брошюру «Конститут ционные принципы, представленные национальному Конвенту». Париж, 1793. Гиомар Пъер-Мари-Огюстен (1757—1826) — член Конвента, мэр г. Генгана; при обсуждении проекта конституции высказывался за равенство прав мужчин и женщин и за прямые выборы. 32 При обсуждении глайы XXV конституции о взаимоотношениях Французской республики с другими нациями был предложен следующий текст главы: «Французский народ никогда не станет заключать мира с врагом, оккупирующим его территорию». Депутат Мсрсье, услышав это, вскричал: «Вы воображаете, что всегда будете
Комментарии 287 победителями? Быть может, вы заключили договор с победой?» (См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 580, note). Мерсъе Луи-Себастьян (1740—1814) —писатель; призывал уничтожить поэзию и писать только прозой; наиболее известны его «Картины Парижа» и «Новый Париж»; член Конвента; враг якобинцев; был арестован в октябре 1793 г. и освобожден в декабре 1794 г.; член Совета пятисот. 33 Фонфред, точнее Буайе-Фонфред Жан-Батист (1766—1793) — предприниматель; член Конвента; член Комиссии двенадцати; казнен по процессу жирондистов. Левассер Рене (1747—1834)—член Конвента, якобинец, выполнял ответственные миссии в армии; написал ценные мемуары. 34 Речь в Конвенте 21 июня 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 175, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 586. 35 Речь идет о проекте принудительного займа в один миллиард франков, предложенном на рассмотрение Конвента депутатом Маларме. В проекте предусматривался заем, распределяемый среди населения пропорционально доходам. Маларме Франсуа-Рене-Огюст (1755—1831) —адвокат, член Конвента, монтаньяр. 36 Выступления в Конвенте 23 июня 1793 г. опубликованы в «Gazette nationale», № 177, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 587—588. 37 20 июня Жак Ру выступил в Клубе кордельеров, где предложил прибавить к конституции статью следующего содержания: «Народ покровительствует свободе торговли, но наказывает смертью за ажиотаж и ростовщичество». На этом же заседании Жак Ру и другие вожди бешеных (Варле и Леклерк) были избраны редакторами адреса, содержавшего критику проекта конституции. Адрес должен был быть оглашен в Конвенте. 23 июня депутация Клуба кордельеров зачитала этот адрес в Якобинском клубе, а 25 июня — в Конвенте. Робеспьер в Конвенте выступил резко против Жака Ру; борьба с Ру продолжалась и в Якобинском клубе, и в Коммуне, и в Клубе кордельеров. 38 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 23 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 438, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 589—590. 39 "Речь в Конвенте 25 июня 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 179, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 593—594. 40 Робеспьер имеет в виду предложенное Жаком Ру добавление к конституции (см. прим. 37), которое делегация секции Гравилье во главе с Ру представила в Конвент. 41 По предложению Тюрио, поддержанному Билло-Варенном и Лежандром, Жак Ру был удален от решетки, отделяющей членов Конвента от публики, где он находился вместе с депутацией секции Гравилье. 42 Речь в Конвенте 25 июня 1793 г. (вечернее заседание) опубликована в «Gazette nationale», № 179, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 594—595. 43 Речь идет об арестованных жирондистах. 44 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 441, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 600-604. 45 В июне 1793 г. в Тулузе был раскрыт контрреволюционный заговор, подготовленный местной аристократией, рассчитывавшей обратиться за помощью к испанцам. Конвент решил направить в Тулузу своих комиссаров. Шенье Мари-Жозеф (1764—1811) —драматург и поэт; член Конвента. 46 Дузье действительно должен был подвергнуться аресту, как заявил об этом Шабо, однако предложение — издать декрет об его аресте — не было принято.
288 A. E. Рогинская 47 Робеспьер имеет в виду Жака Ру. 48 Кобуре Фредерик, герцог Саксен-Кобургский, австрийский генерал, один из командиров армий интервентов, сражавшихся против Франции. Под администраторами Кальвадоса, или юга, Робеспьер подразумевает контрреволюционеров, стремившихся поднять южные департаменты против якобинского Конвента. 49 Робеспьер говорит о Жаке Ру, который был священником. 50 Речь в Конвенте 29 июня 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 285, в июне 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 604—605. 51 Речь в Конвенте 7 июля 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 293, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 610—611. 52 Робеспьер имеет в виду сына казненного короля Франции Людовика, умершего позднее, в 1795 г Роялисты называли его Людовиком XVII; на этом основании в период реставрации (1814) король Людовик принял наименование Людовик XVIII и вел счет своего царствования с 1795 г.— с года смерти «Людовика XVII». В своей речи Робеспьер выступил против распространившихся слухов об исчезновении сына Людовика XVI. 53 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 8 июля 1793 г. опубликована в «Journal de la Montagne», № 41, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 612-614. Шабо и другие выступили с резкой критикой деятельности Комитета общественного спасения (дантонистского) и с требованием смены состава Комитета. В июле состав Комитета общественного спасения был обновлен; из него были исключены Дантон и близкие ему люди. Ведущая роль перешла к Сен-Жюсту, Кутону, близким к Робеспьеру; 27 июля в состав Комитета вошел М. Робеспьер. Жанбон Сент-Андре (1749—1813) —моряк, затем пастор; член Конвента и Комитета общественного спасения; якобинец; консул при Директории; префект и барон империи при Наполеоне. 54 Робеспьер имеет в виду депутацию женщин, состоявшую из жен и матерей волонтеров, которые явились в Конвент с жалобой на то, что они н£ получают обещанного им Конвентом вспомоществования. Поддержав просьбу депутации, Робеспьер выступил против использования этого инцидента в интересах противников Комитета общественного спасения. 55 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 10 июля 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 448, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 618—619. 56 Заседание 10 июля открылось с обвинения, выдвинутого в адрес морского министра д'Албарада (был назначен на этот пост 10 апреля 1793 г.) в том, что тот доверил ответственный пост инспектора тулонского порта лицу, вызывающему серьезные подозрения. Робеспьер потребовал снять недостаточно обоснованное обвинение, дабы не вносить раскола в ряды патриотов. 57 Россинъолъ Жак-Антуан (1759—1802) — ювелир; участвовал во всех народных движениях в Париже 1789—4792 гг., член Клуба кордельеров, друг Марата; командир дивизии, направленной для борьбы с контрреволюцией в Вандее; генерал и командующий армией; участник движения Бабефа; при Наполеоне был выслан по делу «адской машины» на Коморские острова, где и умер. 58 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 14 июля 1793 г. опубликована в «Journal des débats», № 449, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 623-625. 59 Речь в Конвенте 24 июля 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 206, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 626—629. 60 Второе выступление в Конвенте 24 ^июля 1793 г. опубликовано там же. См.г «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 628—629.
Комментарии 289 Лавалетт Луи (1743—1794) маркиз; генерал, участвовал в победе при Жемаппе, гильотинирован 10 термидора вместе с Робеспьером. 61 Ламарлъер Антуан-Никола (1745—1793), граф; генерал; был назначен Дюмурье командующим Северной армией в августе 1792 г.; в марте 1793 г. был обвинен в измене и гильотинирован. 62 Робеспьер имеет в виду предательскую деятельность генерала Кюстина, для расследования которой Якобинский клуб назначил 21 июля специальную комиссию. 63 Речь в Конвенте 26 июля 1793 г. опубликована в «Gazette nationale», № 209, в июле 1793 г. См.: «Oeuvres complètes...», t. IX, p. 634. 64 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 7 августа 1793 г. См.: «M. Robespierre. Oeuvres... avec une notice historique, des notes et des commentaires par Laponneraye, t. III. Paris, 1840, p. 391—394. (В дальнейшем: «Oeuvres...», t. III.) 65 Сен-Джемский кабинет — так называлось английское правительство; английский кабинет министров заседал в Сен-Джемском дворце в Лондоне. 66 Робеспьер имеет в виду многочисленные акты диверсии, совершавшиеся контрреволюционными агентами, которых поддерживало английское правительство. Сожжение арсенала в г. Гюнингене заставило Конвент объявить Питта врагом рода человеческого. 67 Речь в Обществе друзей свободы и равенства И августа 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 394—402. 68 С конца мая 1793 г. началась новая полоса поражений на фронтах; эти поражения приписывались предательству командования и, в частности, генералу Киль- мену. Северная армия отступала, сдавая города почти без боя. Килъмен Шарль (1751—1799) — генерал, участник войны за независимость США, бригадный генерал в 1793 г., участник сражения при Жемаппе, в дальнейшем — генерал наполеоновских армий. 69 Герцог Йоркский Фредерик (1763—1827) — второй сын английского короля Георга III, которого правительство Питта намеревалось посадить на французский грон после разгрома французской республики. 70 Пайанкур находится в северной Франции. 71 Ушар (1740—1793) —генерал; в 1792 г. служил под командованием Кюстина; позднее — командующий Мозельской, а затем Северной армиями; в 1793 г. казнен по обвинению в измене. 72 Робеспьер имеет в виду Кюстина. 73 Речь идет о жене Кюстина, просившей о помиловании мужа. 74 Робеспьер имеет в виду Пелопонесские войны (431—404 г. до н. э.) между демократической рабовладельческой республикой Афин и аристократическим строем Спарты (Лакедемона), окончившиеся поражением Афин. '5 Это предложение, внесенное жирондистами, имело целью ослабление влияния якобинцев. 76 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 25 августа 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. HI, p. 402—404. 77 Комитет общественного спасения был учрежден в апреле 1793 г.; он избирался Конвентом и осуществлял функции революционного правительства; во главе первого состава, избранного в период преобладания жирондистов, стоял Дантон, во главе второго состава, сформированного в июле 1793 г., стоял Робеспьер. Комитет общественной безопасности был организован 2 октября 1792 г. для борьбы с контрреволюцией, а также для борьбы со спекуляцией, нарушением закона о максимуме и т. д.; работал в тесном взаимодействии с Комитетом общественного спасения. 78 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 4 сентября 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 405—407. 19 Зак № 1992
290 A. E. Рогинская 79 Речь идет о бывших сотрудниках министра внутренних дел Ролана. Дюплен Жан-Пьер — типографщик; член повстанческой Коммуны 10 августа 1792 г., один из руководителей сентябрьских событий 1792 г. 80 Речь в Конвенте 17 сентября 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 407—409. 81 5 сентября /1793 г. Конвент издал декрет об оплате за участие в заседаниях секций. 17 сентября в Конвент была подана петиция, об уничтожении этой оплаты. 82 Речь в Конвенте 25 сентября 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 409—416. 183 Робеспьер имеет в виду генерала Ушара. 84 Здесь Робеспьер говорит о той коренной ломке в организации революционной армии, и в частности в ее командном составе, которая была произведена Якобинской диктатурой. Руководство было доверено людям, проявившим подлинные способности и преданность революции, благодаря чему французскую армию возглавил ряд выдающихся полководцев, вышедших из народа. 85 Робеспьер имеет в виду генералов Кюстина и Ушара. 86 В начале сентября 1793 г. Комитет общественного спасения направил к Дюнкерку, осажденному англичанами, республиканских генералов во главе с Журданом, которые, несмртря на предательство командующего северной армии Ушара, одержали 6—8 сентября блестящую победу при Гондсхооте. Вскоре Ушар был арестован, а пост командующего Северной армией поручен Журдану. Журдан Жан-Батист (1762—1833) начал службу солдатом в войне за независимость США; участвовал в революционной войне 1793 г., получил чин дивизионного генерала; отличился в сражении при Флерюсе (1794); член Совета пятисот; маршал Франции при Наполеоне; граф и пэр при Людовике XVIII; министр иностранных дел после революции 1830 г., пост, от которого он отказался в августе того же года, заняв место директора Дома инвалидов. 87 Начальником штаба до 1793 г. был генерал Рену. 88 Эрну Жан-Огюстен (1755—1827), барон, генерал; начал службу в революционной армии как солдат, быстро получал повышения за боевые заслуги; после битвы при Гондсхооте — бригадный генерал, в конце 1793 г.— дивизионный генерал; в дальнейшем — генерал наполеоновских армий. 89 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 9 ноября 1793 г. см.: «Oeuvres...»r t. Ill, p. 442—445. О дате см. прим. 35 т. II. 90 Борегар Шарль-Виктор (1764-^1820) —генерал революционной армии; участвовал в египетском походе Бонапарта и в войне с Испанией. 91 Дюкенуа Эрнест-Доминик — якобинец, член Конвента, бьгл назначен комиссаром Конвента и неоднократно направлялся в армию в 1792 г. и 1793 г., где следил за политической благонадежностью командного состава. В начале ноября 1793 г. Дюкенуа вернулся в Париж, где был обвинен Эбером в том, что назначил своего брата генералом армии. На заседании Конвента Дюкенуа легко опроверг возведенное на него обвинение и выразил удивление, что его брат получил чин генерала, ибо он, по слозам Дюкенуа, являлся хорошим патриотом, но не обладал талантами военного. 92 Речь идет о письме военного министра, адресованном Эрнесту-Доминику Дюкенуа. 93 Доклад в Конвенте 17 ноября 1793 г. опубликован отдельной брошюрой по постановлению Конвента; привлек к себе внимание ряда европейских стран. См. «Oeuvres...», t. Ill, p. 445—475. 94 См. прим. 69. 95 Речь идет об английском короле, Георге III. 96 Робеспьер имеет в виду борьбу за независимость английских колоний в Северной Америке, окончившуюся провозглашением независимости США. 97 Жене ;(1765—1834) — дипломат; с 1789 г. французский поверенный в делах при
Комментарии 291 русском дворе; 21 января 1791 г. подписал текст присяги на верность новому строю; после высылки из России в 1792 г. (вследствие разрыва дипломатических отношений между Россией и Францией) —французский посланник в США. Лебрен Пьер-Мари (1754—1793) —до революции типографщик и журналист; сотрудник Министерства иностранных дел при Дюмурье, а с 1792 г. по 2 июня 1793 г.— министр иностранных дел. Гильотинирован в 1793 г. 98 Жене в Филадельфии стал действовать вопреки интересам французского правительства: он интриговал против президента США — Вашингтона. По требованию государственного секретаря США Джефферсона, Комитет общественного спасения дезавуировал Жене 9 октября 1793 г. 99 Шуазель-Гуфье (1752—1817)—французский дипломат и антиквар; с 1784 г. посол в Турции, откровенный враг революции, Гуфье отказался вернуться во Францию и поселился в России, где Павел I сделал его директором Академии искусств и царской библиотеки. В 1802 г. вернулся во Францию. При Реставрации был сделан министром и пэром. юо Робеспьер имеет в виду деятельность роялистских дипломатов в Турции, направленную на компрометацию Французской республики. 101 Турция с XVI в. являлась традиционным союзником Франции, прежде всего в борьбе против Австрии, бывшей до середины XVIII в. их общим врагом. Французское революционное правительство стремилось снова вовлечь Турцию в войну против Австрии, но противодействие этим намерениям со стороны Англии, а также опасность для Турции новой войны с Россией (правительство Екатерины II вело две войны с Турцией: 1768—1774 гг. и 1787—1791 гг.) препятствовали осуществлению планов французской дипломатии. юг Робеспьер имеет в виду английское правительство, которое засылало своих эмиссаров во Францию для организации мятежей и диверсий, а также курс внешней политики, инспирируемый дантонистами: так в Швейцарии и других государствах, сохранявших нейтралитет, выгодный Французской республике, французские агенты, посылавшиеся Эро де Сешелем, агитировали за изменение образа правления и за союз с Францией, подрывая таким образом нейтралитет этих государств и толкая их на союз с врагами Республики. 103 Провокационная нота Австрии, согласно которой французские войска будто бы собирались вторгнуться в Швейцарию (Невшатель), имела целью нарушить нейтралитет Швейцарии. 104 Речь идет о Мюлузе, городе на границе с Швейцарией, бывшем «вольным городом». 105 Штатгальтером Голландии в то время был Вильгельм V (1748—1806). 106 Под «старыми распрями» Робеспьер подразумевает Семилетнюю войну (1756— 1763), в которой Англия в союзе с Пруссией выступала против коалиции Австрии, Франции, России, Саксонии, Швеции и Польши. 107 Карл V — император Священной римской империи германской нации (1519—- 1556), провозгласил целью своей политики создание «всемирной христианской монархии», вел ряд войн с Францией, и Италией. Филипп II (1527—1598) —король Испании, сын Карла V. Мария Терезия (1717—1780) —императрица Австрии (1740—1780). Иосиф II (1741—1790) —император Австрии (1780—1790), сын Марии Терезии. Леопольд II, его сын. Наследовал австрийский престол в 1790 г. (правил до 1792 г.). 108 речь идет о втором разделе Польши, произведенном в январе 1793 г. Екатериной II и прусским королем Фридрихом-Вильгельмом II (1744—1797); первый раздел Польши (1772 г.) был совершен Пруссией, Австрией и Россией. 109 Королем Сардинии в то время был Виктор-Амедей III. 19*
292 A. E. Рогинская 110 Неаполитанским королем был Фердинанд I, приходившийся дальним родственником французским Бурбонам. 111 Имеется в виду Людовик XVI. 112 Агамемнон, царь Микен, возглавил поход ахейцев против Трои. По возвращении был убит своей женой Клитемнестрой и ее возлюбленным Эгистом. 113 Робеспьер имеет в виду регента Швеции, который правил страной после смерти короля Густава III, крайне враждебного французской революции; герцог де Сю- дерманланд, став регентом, начал проводить более дружественную в отношении Франции политику. 114 Россия Екатерины II не входила в первую антифранцузскую коалицию 1793 г., так как была занята разделом Польши. Тем не менее Екатерина II деятельно помогала роялистской контрреволюции деньгами. 115 Робеспьер имеет в виду Пруссию и Австрию. 116 Речь идет об Англии. 117 Робеспьер говорит о Питте. 118 Безуспешные попытки английского правительства удушить французскую революцию вызывали недовольство правящих кругов Англии. Опасаясь критики, английское правительство отсрочило созыв парламента до января 1794 г. 119 Робеспьер имеет в виду Марка Юния Брута (85—42 г. до н. э.)- 120 Крепость Лонгви была сдана войскам интервентов 23 августа 1792 г.; Верден был захвачен армией герцога Брауншвейгского 2 сентября 1792 г. 5 октября того же года Лонгви и Верден были освобождены революционными войсками. Тулон был взят англо-испанским флотом 28 августа 1793 г. и освобожден 19 октября 1793 г. 121 Робеспьер говорит о неудачной попытке английских войск захватить Дюнкерк, о стремлении прусских войск взять Мобеж летом и осенью 1793 г. 122 Какус — известный разбойник времен античного Рима. Согласно преданию, его вертеп находился на Авентинском холме, у входа в который всегда висели окровавленные головы; был побежден Геркулесом. 123 речь в Обществе друзей свободы и равенства 21 ноября 1793 г. опубликована в «Moniteur», № 66, в ноябре 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 475—486. 124 Монтансъе Маргерит-Брюне (1730—1820) — актриса и директриса театра, близкая ко двору. В 1793 г. открыла национальный театр; была арестована по обвинению в контрреволюционной деятельности. 125 Робеспьер имеет в виду Монтансье и покровительство, оказываемое ей аристократией. 126 Робеспьер говорит о Дюбюиссоне, литераторе по профессии, тайном агенте контрреволюции. Лебрен, министр иностранных дел, направил Дюбюиссона вместе с Проли и банкиром Перейра с секретной миссией к Дюмурье, который изложил им свой план восстановления монархии. По возвращении, Дюбюиссон разоблачил Дюмурье в Якобинском клубе. 1 апреля Дюбюиссон вместе с Проли и Перейра были арестованы; позднее, все трое были казнены по процессу эбертистов. 127 Кауниц князь (1711—1794) — австрийский канцлер (1753—1794); до революции в своей внешней политике ориентировался на союз с Францией, направленный против Пруссии; после революции Кауниц перешел в стан врагов Франции и в июне 1791 г. подписал антифранцузский договор с Пруссией. 128 речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 ноября 1793 г-, опубликована в «Moniteur», № 71 в ноябре 1793 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 487—498. 129 Генерал Пишегрю (1761—1804)—сын мелкого винодела; во время революции проявил себя талантливым полководцем и получил командование Рейнской армией (1792); в 1804 г. участвовал в заговоре против Наполеона, был арестован и вскоре найден в камере мертвым.
Комментарии 293 130 речь Идет 0 деньгах, отпущенных англичанами для шпионажа и диверсий. 131 Эти и последующие инициалы раскрыть не удалось. 132 Солер — швейцарский кантон. 133 циц yj (1717—1799) — римский папа; не признал гражданского устройства французского духовенства и отлучил от церкви присягнувших священников. 134 Робеспьер имеет в виду английского короля Георга III. 135 Под четвертым сословием Робеспьер в данном случае подразумевает внутреннюю контрреволюцию. 136 Доклад в Конвенте 5 декабря 1793 г. опубликован отдельной брошюрой в декабре il793 г. См.: «Oeuvres ... », t. Ill, p. 499—508. 137 Здесь Робеспьер, иронизируя, называет деятелей, чьи характерные черты прямо противоположны называемым им добродетелям: римских императоров Тибе- рия (42 г. до н. э.— 37 г. н. э.) и Клодия; английского короля Георга III, штатгальтера Голландии Вильгельма, австрийского императора Леопольда И; Мессалину (I в. н. э.) — жену римского императора Клавдия, известную своей развращенностью; Екатерину II и Марию-Антуанетту. 138 Порсена (VI в. до н. э.) — царь этрусков, воевавший с Римом. Муций Сцевола — римский юноша, стремясь спасти Рим, проник в лагерь Пор- сены, чтобы убить его, но был схвачен. Согласно преданию, Сцевола, желая показать презрение к смерти и мучениям, сжег свою руку на жертвенном костре. Пораженный Порсена отпустил юношу и снял осаду с Рима. Keepкс — персидский царь (V в. до н. э.), продолжавший после смерти Дария греко-персидские войны (500—449 г. до н. э.). Дал крупное сражение при Фермопилах (481 г. до н. э.), которое и выиграл, несмотря на самоотверженную отвагу греческих войск под командованием спартанского царя Леонида. При о. Саламине в »480 г. до н. э. греческий флот наголову разбил флот персов, который вынужден был отступить. Аристид (540—467 г. до н. э.) — афинский государственный деятель и полководец, представитель умеренно-демократического течения. В греко-персидских войнах был организатором победы при Платеях (479 г. до н. э.), в результате чего стал главой первого Афинского морского союза. Октавиан, Антоний и Лепид —члены второго триумвирата (43 г. до н. э.). Сежан — префект претория при императоре Тиберии. 139 Робеспьер имеет в виду Марата и Лепелетье. 140 Робеспьер говорит о Жане-Батисте Друэ (1763—1824), почтовом чиновнике;, который узнал бежавшего короля и в местечке Варенн поднял тревогу. В 1792 г. Друэ был избран членом Конвента. В том же году попал в плен к австрийцам и в железной клетке отвезен в крепость; был обменен на дочь Людовика XVI, вернулся при Директории, принимал участие в движении Бабёфа, был арестован, но сумел бежать; при Наполеоне занимал должность супрефекта. 141 Бейлъ М.— комиссар Конвента в Марселе. Город о котором говорит Робеспьер — Оранж. 142 Гаспарен умер в Оранже в ноябре 1793 г. Существовало предположение, чтеь он был отравлен. 143 Речь в Конвенте 5 декабря 1793 г. См.: «Oeuvres ...», t. Ill, p. 508—510. 144 Речь в Конвенте 25 декабря 1793 г. опубликована отдельной брошюрой. См.: «Oeuvres ...», t. Ill, p. 511—525. 145 Робеспьер имеет в виду освобождение Тулона от английской блокады, осуществленное 19 декабря 1793 г. 146 Красные (фригийские) колпаки носили революционеры, красные каблуки — придворная знать. Робеспьер указывает на то, что революционное обличье нередка скрывает врагов революции.
294 A. E. Рогинская 147 Фемистокл (род. ок. 525 г.— ум. в 460 г. до н. э.) — греческий государственный Деятель и полководец; организатор победы над персами на море при о. Саламине и основатель могущественной афинской морской державы, в 471 г. до н. э. по проискам аристократии был изгнан из Афин и умер в изгнании. 148 Публий Корнелий Сципион (ум. в 183 г. до н. э.) — римский полководец и государственный деятель, организатор победы над карфагенским полководцем Ганнибалом в Пунических войнах (264—'146). 149 Бартелеми — французский посол в Швейцарии. 150 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 26 декабря 1793 г. См.: ((Oeuvres...», t. Ill, p. 626—629. 151 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 7 января 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 630—636. 152 «Старый кордельер» — газета, издававшаяся Камиллом Демуленом; вначале она была антиэбертистского направления, а затем стала выступать с нападками на революционное правительство. 153 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 28 января 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 536—539. 154 Робеспьер говорит об английском короле Георге III и его министре — В. Питте. 155 Пти-мезон (Petit maison) — дом для умалишенных в Париже в дореволюционной Франции. 156 Доклад в Конвенте 5 февраля 1794 г. опубликован отдельной брошюрой в феврале 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 539—567. 157 Тацит (55—120 г. н. э.) — римский историк, автор «Истории», «Анналов» и «Германии»; последнее произведение — важнейший источник для изучения общественного строя древних германцев. Макиавелли (1469—1527) —итальянский политический деятель, писатель. В книге «Государь» Макиавелли защищал право объединения Италии путем диктатуры государя, употребляющего любые средства для достижения поставленной цели. Август (63 г. до н. э.— 14 г. н.э.) —римский император, основатель принципата — своеобразной монархической формы правления. Тиберий (14—57) и Тит Флавий Веспасиан (19—79) — римские императоры. 158 Ликурс — легендарный законодатель Спарты. Ему приписывают законы о разделе земли, о политической и военной организации и о воспитании юношества. Агис IV — спартанский царь-реформатор. Стремясь возродить мощь Спарты, пытался провести отмену долгов и осуществить раздачу земель беднейшему свободному населению; был низложен аристократией и казнен. Демосфен (384—322 г. до н. э.) — афинский оратор и политический деятель, вождь демократической партии, выступавший против попыток македонского царя Филиппа II (род. ок. 382 г.—ум. в 336 г. до н. э.) подчинить своему влиянию Грецию («филиппики»). Преследования македонской партии привели к тому, что Демосфен был приговорен к смертной казни. Демосфен предпочел покончить с собой. Милътиад (VI — начало V в. до н. э.) — афинский полководец и государственный деятель, прославившийся победой над персами в Марафонской битве (490 г. до н. э.). 159 Робеспьер имеет в виду Цицерона (106—43 г. до н. э.), который в бытность свою консулом, способствовал раскрытию заговора Катилины против республики. 160 Робеспьер здесь выступает против пропаганды политики терпимости к врагам революции, которую проповедовал Камилл Демулен в своей газете «Старый кордельер». 161 Робеспьер имеет в виду Анахарсиса Клоотса. 162 Здесь Робеспьер выступает против атеистической пропаганды эбертистов. 163 Великий Могол — титул, ошибочно данный европейцами государям тюркской
Комментарии 295 династии, которая ничего общего с монголами не имела. Династия эта, основанная султаном Бабуром, около трех столетий властвовала в Индии. 164 Робеспьер имеет в виду бывшего общественного обвинителя Шнайдера. 165 Каллигула (12—41) и Гелиогабал (правил: 218—222) —римские императоры, известные своим тираническим сумасбродством. 166 Речь против клики Фабра д'Эглантина была подготовлена, но не произнесена Робеспьером; она была использована частично в выступлениях Сен-Жюста весной 1794 г. Речь против Фабра должна быть отнесена к вантозу — первой половине марта 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 416—441. Эта речь опубликована с купюрами. (См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 441, note). 167 Это предложение было внесено Дантоном и поддержано Лакруа на заседании 1 августа 1793 г. 168 Бриез (ум. в 1795 г.) —депутат Конвента; голосовал за смертную казнь Людовика XVI, заявив, что «если до 16 апреля иностранные державы не откажутся от замысла погубить нашу свободу — пусть им пошлют голову короля»; примкнул к якобинцам; воевал в Северной армии, участвовал в осаде Валансьена. 169 Робеспьер имеет в виду Филиппо, который в июне 1793 г. был послан Комитетом общественного спасения для организации борьбы с контрреволюцией в Вандее; план военных действий, предложенный Филиппо, привел к поражению революционных войск; отозванный из Вандеи, Филиппо опубликовал ряд брошюр, содержавших обвинения против военного командования революционных войск. 170 В мае 1793 г. в Тулоне вспыхнуло контрреволюционное восстание; в июле командный состав французского флота встал на путь открытой измены; 28 августа Тулон был захвачен англо-испанским флотом. В конце августа к Тулону была направлена республиканская армия, которая приступила к его осаде; в сентябре артиллерийский офицер Наполеон Бонапарт организовал регулярную бомбардировку тулонских фортов. Окончательное освобождение Тулона произошло 19 декабря 1793 г., когда революционная армия овладела Тулоном, а англичане и испанцы эвакуировались из города. 171 Бурдон Луи-Жан-Жозеф-Леонар (1754—1807)—член Конвента; был близок к эбертистам; участвовал в термидорианском перевороте. При Наполеоне служил главным директором военных госпиталей. Гупилъо де Фонтеней Жан-Франсуа-Мари (1753—1823)—прокурор и натариус; депутат Генеральных Штатов, член Конвента; с августа 1794 г.—член Комитета общественной безопасности, затем член Совета старейшин. Гупилъо де Монтэгю Филипп-Шарлъ-Эме, кузен предыдущего (1749—1823) — адвокат, депутат Законодательного собрания, член Конвента, якобинец, член Совета пятисот; выступил против переворота 16' брюмера и был выслан на о-в Ре, вернулся в 1818 г. Мирибон (Монто) Луи-Мари (1754—1842), маркиз; член Законодательного собрания и Конвента; якобинец; был арестован во время термидорианской реакции. 172 Робеспьер имеет в виду Фабра д'Эглантина. 173 Проли Балътазар (1752—1794) — австриец, побочный сын князя Кауница. Был заподозрен в тайных связях с австрийцами, но обвинение не было доказано. Казнен ио процессу эбертистов. 174 Робеспьер имеет в виду, по-видимому, Ронсена. Билль-Афранши — Лион. Венсан Франсуа-Никола (1767—1794) — член Клуба кордельеров, генеральный секретарь Военного министерства при Бушотте; был близок с Маратом; казнен по процессу эбертистов. Мазюэлъ —депутат Конвента.
296 A. E. Рогинская 175 Изабо — депутат Конвента. 176 Бурсо (1752—1842) — французский актер и писатель. Принимал участие в революции, был недолгое время членом Конвента, затем вернулся к театру. 177 Шарлъе (ум. в 1797 г.) — депутат Законодательного собрания и Конвента; выступал в защиту Марата, против спекуляций и за смертную казнь Людовика XVI; участвовал в термидорианском перевороте. 178 Майяр (1763—1794) — участник штурма Бастилии и народных движений 1789—1793 гг.; сторонник Эбера. 179 Пресавен Жан-Батист (1734 — год смерти неизвестен) — хирург; прокурор Лионской коммуны; член Конвента; монтаньяр; был исключен из Якобинского клуба за то, что освободил из тюрьмы своего племянника, обвинявшегося в контрреволюции; комиссар Директории; член Совета пятисот. Эрон (1748—1795)—морской капитан; участник народных движений 1790— 1793 гг.; был близок к Марату, перед процессом Марата в 1793 г. скрывал его у себя; член Комитета общественной безопасности; был арестован во время термидорианской реакции, затем участвовал в движении Бабефа. Вадъе Mарк-Гилъом-Алексис (1736—1828)—член Национального собрания и Конвента; в 1794 г.— член Комитета общественной безопасности; участвовал в контрреволюционном перевороте 9 термидора. 180 Упоминаемая брошюра появилась 22 сентября 1793 г. дЮбинъи Жан-Луи-Мари-Вилен (ум. в 1801 г.) —участвовал в событиях 10 августа 1792 г., был председателем Чрезвычайного трибунала 17 августа 1792 г.; примкнул к якобинцам; в 1793 г. был прикомандирован к Бушотту в качестве секретаря Военного министерства. После термидора неоднократно подвергался аресту. При Наполеоне был выслан по обвинению в причастности к делу об «адской машине». 181 Робеспьер имеет в виду известный миф о Парисе, присудившем яблоко Афродите и тем вызвавшем гнев Геры (Юноны). 182 речь идет о Луи-Мари Мирибоне (Монто). 183 Тунк — офицер контрреволюционной армии в Вандее. 184 Андрион де Пансе (1742—1829) — французский юрисконсульт. 185 Речь в Конвенте 16 марта 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 5'67—569. Шабо был один из главных обвиняемых по делу «индийской кампании», а затем — в процессе дантонистов, судившихся по обвинению за участие в «иностранном заговоре». 186 Робеспьер имеет в виду Питта. 187 Речь в Конвенте 20 марта 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 586—590. 188 Речь в Обществе друзей свободы и равенства ,21 марта 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, 590—592. 189 Шалье Мари Жозеф (1747—1793) — глава лионских якобинцев, с 1790 г. председатель Комитета полиции, с декабря 1792 г.— председатель трибунала дистрикта; после контрреволюционного мятежа 29 мая 1793 г. арестован и казнен. 190 Катон Утический, побежденный Цезарем, пронзил себя мечом. 191 «Заметки против дантонистов», впервые были опубликованы в 1841 г. парижским издателем Франсом. Настоящий перевод сделан с текста «Заметок», опубликованных Матьезом (A. Mathiez. Etudes sur Robespierre. Paris, 1958, p. 121—156). Текст «Заметок против дантонистов» не имеет даты. По мнению Матьеза (см, указ. соч., стр. 121—127), эти заметки были сделаны Робеспьером в связи с несохра- нившимся вариантом доклада Сен-Жюста, который Робеспьер решил исправить. Тот доклад, который Сен-Жюст сделал 31 марта 1794 г., содержащий требование о том,
Комментарии 297 чтобы Конвент декретировал арест дантонистов, был составлен на основании поправок Робеспьера (12 пунктов). Матьез указывает, что, не ограничившись комментария- ми к тексту Сен-Жюста, Робеспьер высказывает свои мысли по поводу заговора дантонистов. Исходя из сказанного, Матьез относит «Заметки» к концу марта 1794 г. 192 Анрио Франсуа (1761—1794) —член Конвента, якобинец, командующий национальной гвардией после восстания 31 мая —2 июня 1793 г.; арестован во время термидорианского переворота, но освобожден своими сторонниками, затем снова схвачен и казнен вместе с Робеспьером. 193 Вместо указания месяца в тексте стоят отточия. 194 Барер заявил в Конвенте, что срок полномочий членов Комитета общественного спасения истек, а Бурдон потребовал обновить состав Комитета; было принято решение поставить на голосование внесенное предложение на следующий день. Однако назавтра якобинец Же де Сент-Фуа предложил продлить полномочия Комитета; это предложение было принято. 195 Речь идет о Дантоне. 196 Келлерман Франсуа-Кристоф (1736—1820), герцог, генерал, перешедший на сторону восставшего народа; командовал армией под Вальми, а затем — Мозельской, Альпийской и Итальянской армиями; арестован Конвентом; после 9 термидора освобожден и вновь назначен командующим в Итальянскую армию; после 18 брюмера член Сената. 197 Робеспьер имеет в виду Филиппа Орлеанского, ближайшего к трону принца крови. 198 Вимпфен де (1744—1814), барон, генерал, заместитель Кюстина; во время контрреволюционного восстания в Лионе летом и осенью 1793 г. перешел на сторону мятежников. 199 Робеспьер внес предложение в Конвент декретировать изгнание в недельный срок из пределов Франции всех Капетов 27 марта 1793 г., как только в Париж дошли слухи об измене Дюмурье. 200 Лакло Пьер-Амбру аз-Франсу а, Шодерло де — писатель («Опасные связи») и генерал, личный советник Филиппа Орлеанского, монархист, скрывавшийся под маской республиканизма; воевал под командованием Люкнера; при Наполеоне — генеральный инспектор армии. 201 На заседании Конвента И августа 1793 г. Делакруа выступил с заявлением о том, что миссия Конвента окончена, поскольку принята новая конституция, и что Конвент следует распустить. Сен-Жюст добился отсрочки этого предложения. 202 Кастелан — аристократ, член Законодательного собрания. 203 Ламуретт (1742—1794) — епископ, присягнувший конституции; член Законодательного собрания; 7 июля 1792 г. произнес в Собрании речь с призывом к примирению враждующих групп, после чего делегаты стали обниматься друг с другом и направили делегацию к королю, который в ответ явился в Собрание. 204 Речь в Конвенте 31 марта 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 593—598. 205 речь в Обществе друзей свободы и равенства 15 апреля 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 599—602. 206 Шаль Пьер-Жак-Мишель (1754—1826) — депутат Конвента, якобинец; участвовал в сражении при Гондсхооте, где был ранен; принимал участие в подавлении роялистов в Лилле, за что враги привлекли его к суду по обвинению в превышении власти; благодаря защите со стороны Колло д'Эрбуа и Левассера, Шаль был оправдан. После 9 термидора издал шесть номеров «Друга народа»; был привлечен по процессу Бабёфа, но вскоре выпущен; в дальнейшем от политики отошел. 207 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 15 апреля 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 602—607.
29В А. Е. Рогинская 208 Речь в Конвенте 7 мая 1794 г. опубликована отдельной брошюрой в мае 1794 г. См.: «Oeuvres...» t. Ill, p. 607—в42. 209 Аргонавты, согласно греческой мифологии,— герои, отправившиеся на корабле «Арго» под предводительством Язона в Колхиду за золотым руном. Благодаря помощи волшебницы Медеи, золотое руно, охранявшееся драконом, было похищено и доставлено в Грецию. Лаперуз (1741—1788) — известный французский мореплаватель. 210 Дибютад — греческий художник и ваятель. Время жизни не известно. Да&ид Жак-Луи (1748—1825) — знаменитый французский художник, глава классической школы живописи во Франции; член Конвента, член Комитета общественной безопасности, якобинец, сторонник и друг Робеспьера. 211 Речь идет о царе Македонии — Александре (356—323 г. до н. э.). 212 Кардинал Ришелье Арман-Жан Дюплесси (1585—1642) — крупный государственный деятель, фактический правитель Франции в царствование Людовика XIII. 213 Речь идет о царе Митридате VI Евпаторе Понтийском (132—63 г. до н. э.). 214 Чарльз Стенхоп — английский пэр, приверженец идей французской революции. Ему принадлежат работы по математике и механике. 215 Под сыном тирана Робеспьер подразумевает сына Людовика XVI. 216 Робеспьер имеет в виду казнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты. 217 «Пер Дюшен» — газета, издававшаяся Эбером, выходила с 1790 по 1794 г. Спартанский царь Леонид вместе с тремястами товарищами во время греко-пер- *сидских войн (500—449 г. до н. э.) героически защищал Фермопильское ущелье от персов; при этом Леонид и все его соратники погибли. 218 Марк Порций Катон Старший (234—149 г. до н. э.) —консул и цензор в Римской республике; считался образцом гражданских добродетелей. Эпикур (341—270 г. до н. э.) — древнегреческий философ-материалист. Считал, что объяснение всего сущего должно исходить из естественных причин. Разработал учение о договорном происхождении права. Зенон (336—264) —древнегреческий философ-идеалист, основатель стоицизма. Высшей добродетелью считал жизнь, согласную с природой. 219 Энциклопедисты — французские философы-материалисты, сотрудничавшие в «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», организатором и вдохновителем которой был Дени Дидро (1713—1-784). 220 Речь идет о Жан-Жаке Руссо (1712—1788); его произведение «Об общественном договоре, или Принципы политического права» было настольной книгой Робеспьера, высоко чтившего идеи Руссо. 221 Хлодвиг (466—511) — король франков из рода Меровингов, с его именем связано начало франкского государства. 222 Эпаминонд (род. ок. 420 г.— 362 г. до н. э.) — известный полководец и политический деятель древней Греции. Тимолеон (411—336 г. до н. э.) — коринфский политический деятель и полководец, сторонник рабовладельческой демократии; изгнал тирана Дениса из Сиракуз. 223 Барра (1780—1793) —тринадцатилетний мальчик-герой, сын многодетной бедной вдовы; он вступил в революционные войска и сражался в Вандее против роялистов. В одном из сражений он был схвачен и на предложение врагов купить себе жизнь провозгласив: «Да здравствует король!» — ответил возгласом: «Да здравствует Республика!» Был на месте расстрелян. Конвент издал декрет о создании бюста героя и о помещении бюста в Пантеон. 224 «Имя этого героя — Агрикола Виала. Нужно, чтобы республике были известны два совершенно различных факта, связанные с ним. Когда мать юного Виалы узнала о смерти своего сына, ее горе было столь же глубоко, сколь справедливо -,,Но,— сказали ей,—ведь он умер за родину!" — „Да! это правда,—ответила она,—
Комментарии 299 он умер за родину!" И ее слезы иссякли. Другой факт касается мятежных марсель- цев, которые, пройдя Дюранс, имели низость обесчестить останки юного героя и бросили его тело в волны реки» (примечание Робеспьера, см.: «Discours et rapports de Robespierre avec des notes par Ch. Velley». Paris, 1908, p. 372—373). 225 Праздники, предложенные Робеспьером, связаны со следующими событиями: 14 июля 1789 г.—штурм Бастилии; 10 августа 1792 г.—революционное восстание, результатом которого было свержение монархии; 21 января 1793 г.— казнь Людовика XVI; 31 мая 1793 г.— новое революционное восстание, положившее начало третьему, высшему периоду революции — якобинской диктатуре. 226 Речь в Конвенте 26 мая 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 643—660. Амиралъ совершил покушение на Коло д'Эрбуа 23 мая 1794 г. Сесилъ Рено (1774—1794) —дочь бумажного фабриканта. Пыталась проникнуть в дом к Робеспьеру, при обыске при ней было обнаружено два ножа. Рено была арестована и гильотинирована. 227 Речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, 665-659. 228 Вторая речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1,794 г. См.: «Oeuvres...», t. III. p. 660. 229 Речь в Конвенте 10 июня 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 660—663. 230 Речь в Конвенте 11 июня 1794 г. См.: «Oeuvres ...», t. Ill, p. 664—672. 231 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 1 июля 1794 г. См.: «Oeuvres..», t. Ill, 672-679. 232 Речь в Обществе друзей свободы и равенства 5 июля 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. HI, p. 680—688. 233 Речь в Конвенте 8 термидора — 26 июля 1794 г. См.: «Oeuvres...», t. Ill, p. 689—736. Эта последняя речь Робеспьера была произнесена им в Конвенте в обстановке крайней напряженности, порожденной далеко зашедшим заговором, так называемых термидорианцев. Вечером того же дня Робеспьер прочел эту речь в Якобинском клубе, где она была встречена с энтузиазмом; по окончании чтения Робеспьер сказал: «Эта речь, которую вы выслушали,— мое предсмертное завещание; сегодня я видел смерть — заговор злодеев так силен, что я не надеюсь ее избегнуть. Я умру без сожаления; у вас останется память обо мне; она будет вам дорога, и вы ее сумеете защитить» (см. «Discours et rapports de Robespierre avec des notes par Ch. Velley», p. 380). Через три недели после казни Робеспьера Конвент декретировал опубликование его речи. Это было сделано на основании черновых набросков, найденных у Робеспьера. 234 Граф Пресси — роялист, защищал Людовика XVI в Тюильри во время событий 10 августа 1792 г.; с начала контрреволюционного восстания в Лионе командовал военными силами мятежников; в конце сентября 1793 г., когда Лион был окружен революционными войсками, бежал и скрылся за границей. 235 Австрийцем Робеспьер называет Проли. 236 Антуан Симон (1736—1794) —член Клуба кордельеров и член Парижской коммуны до восстания 10 августа 1792 г. С июля 1793 г. по январь 1794 г. был тюремным надзирателем в Тампле, где содержался сын Людовика XVI. Был гильотинирован вместе с Робеспьером 10 термидора. 237 Тантал, согласно греческой мифологии, ' был наказан олимпийскими богами за насмешки над ними тем, что был осужден испытывать вечные муки голода и жажды, глядя на недоступные ему воду и плоды. 238 Салмоней — мифологический герой, сын Эола. Легенда изображает его безумным гордецом, мечтавшим сравняться с Зевсом, за что он и был покаран последним, поразившим его молнией.
300 Л. Е. Рогинская 239 Луве де Кувре Жан-Батист (1760—1797) — французский писатель, автор известного в свое время романа «Похождение кавалера Фоблаза». Член Законодательного собрания и Конвента. Был близок к жирондистам; написал ряд клеветнических памфлетов против Робеспьера; приговоренный к аресту, скрылся; после термидорианского переворота вернулся во Францию и был включен в состав Совета пятисот. 240 Тео Екатерина — религиозная фанатичка, которую в июне 1794 г. Комитет общественной безопасности с целью компрометации Робеспьера предал революционному суду по обвинению в контрреволюционной деятельности. Робеспьер выступил против осуждения старухи. 241 Фабр д'Эглантин Филипп-Франсуа (1750—1794) —провинциальный актер и литератор; принял активное участие в революции вместе с Дантоном; был членом Парижской коммуны и депутатом Конвента; казнен по процессу дантонистов. Жюлъен (из Тулузы) (даты жизни неизвестны) — депутат Конвента; был замешан вместе с Шабо и Фабром в финансовую аферу, связанную с ликвидацией Индийской компании, но бежал от судебного преследования; при Реставрации был изгнан из Франции. 242 Люлъе (1746—1794)—сапожник; член повстанческой Коммуны 10 августа 1792 г., прокурор-синдик Парижа; был арестован как дантонист, в тюрьме покончил с собой. 243 План национального воспитания, составленный Мишелем Лепелетье, после его смерти был представлен Робеспьером Конвенту от имени Комиссии народного образования. Взгляды Лепелетье разделялись Робеспьером. См.: M. Robespierre. Textes choisis, t. IL Paris, 1957, p. 157—198. Лепелетье de Сен Фаржо Луи-Мишель (1760—1793) — член Национального собрания и Конвента, якобинец. В своем предсмертном труде «План национального воспитания» (1793) Лепелетье изложил детально продуманную организацию государственного воспитания и образования детей. Лепелетье, в свое время подавший голос за смертную казнь Людовика XVI, был убит роялистом Пери накануне казни короля, 20 января 1793 г. 244 Согласно системе воспитания греческого философа Платона (427—347 г. до н. э.), предполагалось, что дети должны воспитываться государством: с 3-х до 6 лет — на школьных площадках при храмах, с 7 до 12 лет — в государственной школе, где их следует обучать чтению, письму, счету и музыке; с 12 до 16 лет — в школах физического воспитания; с 16 до 18 лет юноши должны изучать математику и астрономию, а с 18 до 20 лет проходить военную подготовку. Наиболее одаренные до 30—35 лет изучают философию и становятся государственными деятелями. К физическому труду Платон относился с презрением. Под воспитанием, описанным в летописях Лакедемона, Робеспьер подразумевает/ систему государственного воспитания детей древней Спарты.
™и11Ш11тшшш1шт11Ш1И1т11тш1ттттгтт1^ УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН* Август Гай Юлий Цезарь Октавиан (63 г. до н. э. —14 г. н. э.) I 158, 215, 269, 360, 365; III 87, 107, 293, 294 Агис IV— правитель Спарты (245—241 гг. до н. э.) II 124, 374; III 111, 294 Адаме Джон (Adams, 1767—1848) I 318, 373 д'АламберЖан-Лерон(0'А1етЬеИ,1717— 1783) I 10, 233, 366 д'Албарад Жан (D'Albarade, 1741—1819) III 33, 34, 288 Албуи Бартелеми (Albouys) III 22, 286 Александр Македонский (356—323 гг. до н. э.) III 164, 298 Альба Фернандо Альварес де Толедо (Alba, 1507-1582) II 289, 389 Альбит Антуан (Albitte, 1750—1812) I 217, 365; II 36, 393 Амар Жан-Батист-Андре (Атаг, 1750— 1816) III 138 Амело (Amelot) II 27 Амель Луи-Эрнест (Hamel, 1826—1898) — историк 112, 21, 52, 71; III 272 Амираль (Amiral) I 73; III 182, 299 д'Андре Эмери-Антуан-Балтазар-Жозеф (D'André, 1759—1825) I 99, 157, 212, 235, 354; II 64, 193, 201, 369 Анитус, один из обвинителей Сократа II 190, 380 Анрио Франсуа (Henriot, 1761—1794) III 143, 150, 160, 161, 297 Анрион де Пансе Пьер-Поль-Никола (Hen- rion de Pansey, 1742—1829) III 135, 296 д'Ансельм Жак-Бернар-Моде (D'Anselme, 1740—1812) II 34, 367 Антоний Марк (ок. 83—30 гг. до н. э.) I 158, 269, 360; III 87, 293 Аппий Клавдий (IV в. до н. э.) I 262 368 Арена Бартелеми (Arena, 1775—1829) II 34, 366 Аристид, по прозвищу Справедливый (ок. 540—467 гг. до н. э.) I 131, 161, 233, 284, 358, 366; II 320; III 87, 111, 177, 293 Арнольд Бенедикт (Arnold, 1741—1801) I 262, 368 Ароне, сын римского царя Тарквиния I 179, 363 д'Артуа Карл-Филипп, с 1824 г. Карл X, король Франции (д'Агка, 1757— 1836) I 94, 98, 156, 354; II 310; III 80 Бабей Пьер-Атанас-Мари (Babey, 1743— 1815) II 39, 367 Бабеф Гракх, настоящее имя Франсуа Ноэль (Babeuf, 1760—1797) I 15, 75; III 270, 271, 288, 296, 297 Базир Клод (Basire, 1764—1794) I 369; II 22, 319, 379; III 21, 78, 128, 153, 286 Байи Жан-Сильвен (ВаШу, 1736—1793) I 20, 96, 97, 299, 300, 354, 363, 365, 371, 373; II 107 Барантен Шарль-Луи-Франсуа (Barentin, 1736—1819) I 216, 365 Барбару Шарль-Жан-Мари (Barbaroux, 1767—1794) I 45, 368; II 26—29, 34, 73, 125, 163, 336, 357, 366, 370, 377, 386; III 8, 200 Барер де Вьезак Бертран (Barère de Vieuzac, 1755—1841) I 22, 55, 74; II 201,378,383, 386, 390, 391; III 22-24, 284, 297 * Указатель имен составленС. В. Станковой.
302 Указатель имен Барнав Антуан-Пьер-Жозеф-Мари (Bar- nave, 1761—1793) I 34, 147, 148, 235, 313, 362, 373; II 61, 120; III 145 Барра (Barra, 1780—1793) III 178, 298 Баррас Поль-Жан-Франсуа-Никола (Barras, 1755—1829) I 69, 71, 79 Бартелеми Франсуа (Barthélémy, 1747— 1830) III 98, 294 Барту Жан-Луи (Barthou, 1862—1934) I 84 Бейль M. (Bayle, 1755—1815) III 88, 293 Белинский Виссарион Григорьевич (1811 — 1848) III 273 Белланже (Bellanger) — историк I 53 Бельмон (Belmont) I 316, 373 Бендер Блэз-Коломба (Bender, 1713— 1798) I 156, 360 Бентаболь Пьер-Луи (Bentabol, 1756 — 1798), 183; II 351, 394; III 35, 37 Бергас Никола (Bergasse, 1750—1832) I 93, 353 Берназе (Bernaze) II 391 Берни Франсуа-Иоахим, де (Bernis, 1715— 1794) I 8 Бернонвиль Пьер (Beurnonville, 1752— 1821) I 276, 301, 305, 385, 387, 390, 391; III 38, 127, 128, 130, 149 Бернье Этьен-Александр (Bernier, 1762— 1806) II 27, 366 Берто Жюль (Bertaut) — историк I 10 Бертран де Моллевиль Антуан-Франсуа (Bertrand de Molleville, 1744—1818) I 205, 215, 216, 273, 364 Бертье де Совиньи Луи (Bertier de Sau- vigny, 1737—1789) I 316, 373 Билло-Варенн Жан-Никола (Billaud-Va- renn, 1756—1819) I 55, 77, 83, 84; II 22, 154, 242, 365, 366; III 22, 24, 137, 138, 287 * \ Бирон Арман-Луи де Гонто (Biron, 1753— 1794) I 347, 375; III 98, 130 Бирото Жан-Батист (Birotteau, 1758— 1793) II 125, 163, 357, 373, 375 Блан Луи (Blanc, 1811—1882) III 272 Бланки Луи-Огюст (Blanqui, 1805—1881) HI 272 Бове Шарль-Никола (Beauvais, 1745— 1794) II 242, 383; HI 87 Богарне Александр (Beauharnais, 1760— 1794) III 15, 285 Богарне Жозефина (Beauharnais, 1763— 1814) III 285 Бодсон Жозеф (Bodson, род. в 1768 г.) I 75; III 270 Бодуэн (Baudouin) I 855 Боз Жозеф (Boze, 1745—1826) II 197г 354, 381, 395 Бомец Альберт-Бриуа, де (Beaumetzf 1759—1809) I 99 Бональд (Bonald) — историк III 268 Бонн-Каррер Гильом (Bonne-Carrère, 1754—1825) II 296, 306, 389 Борегар Шарль-Виктор (Beauregard, 1764—1820) III 53, 290 О'Брайен Бронтор-Вильям-Смит (O'Brien, 1803-1864) III 274 Браушпвейгский Карл-Вильгельм-Фердинанд, герцог (1735—1806) II 97, 99, 219, 240, 242, 267, 272, 292. 296, 310, 331, 372, 373, 388; III 35, 41, 292 Бреар Жан-Жак (Bréard, 1760—1840) II 386, 391 Бренн (IV в. до н. э.)— вождь галлов II 262, 381 Бретейль Луи-Огюст Ле Тоннелье, д# (Breteuil le Tonnelier, 1733—1807) I 273, 369 Бриез (Briez, ум. в 1795 г.) Ill 124, 296- Бриссо Жак-Пьер (Brissot, 1754—1793) I 36, 37, 48, 49, 76, 77, 176, 178, 229—231, 233, 234, 236, 239, 247, 248, 269, 271, 274, 362—365, 367, 369; II 19, 29, 112—114, 121—123, 125, 151, 157—160, 165, 167, 169, 175, 191, 193, 195, 199, 201, 205, 206, 208, 227, 255, 261, 263, 265, 272, 279—282, 284, 289, 291, 296, 298, 303—307, 356, 357, 365 — 367, 373—375, 378—380, 382, 384, 388, 390; III 7, 13, 27, 29, 56, 58, 59, 60, 75, 78, 103, 130, 132, 135, 141, 146, 148-150, 152, 154, 157, 166, 167, 182, 185, 191, 193, 197, 198, 204, 209, 221, 284 Бройль Виктор-Клод, де (Broglie, 1757—- 1794) I 272, 354, 366, 368 Брут Марк Юний (ок. 85—42 гг. до н. э.) I 80, 151, 158, 179, 197, 223, 241, 266, 318, 359, 360; II 103, 124, 141, 150, 377; III 67, 87, 111, 117, 147, 161, 162, 172, 292 Буагийон Габриэль (Boisguyon, ум. в 1793 г.) II 152, 377 Буало Жак (Boileau, 1752—1793) II 27 32, 366 Бужар Альфред!(Вougear) III 272 Буйе Франсуа-Клод-Амур (Bouille, 1739— 1800) I 156, 195, 215, 295, 301^
Указатель имен 303 315, 333, 360, 364, 374; II 240, 242, 369, 383 Булуазо M. (Bouloiseau) — историк I 5, 21, 22, 26, 41, 44, 48, 75; III277, 281 Буонаротти Филипп-Мишель (Buonarot- ti, 1761—1837) I 80, 81; III 270, 271 Бурден Изабелла (Bourdin) — историк I 53 Бурдон Луи-Жан-Жозеф-Леонар (Bourdon, 1754—1807) III 127, 130—132, 134, 136, 144, 190, 192, 295 Бурсо Жан-Франсуа (Boursault, 1752— 1842) III 131, 296 Буше Филипп (Bûchez) — историк I 35, 71, 372; III 271, 272 Буше Сен-Совер Антуан (Boucher Saint- Sauveur, 1723—1805) II 242, 383 Бушотт Жан-Батист-Ноэль (Bouchotte, 1754—1840) III 14,15, 34, 38,103,128, 130, 131, 135, 286, 295, 296 Бэрк Эдмонд (Burck) I 294 Бюзо Франсуа-Леонар-Никола (Buzot, 1760-1794) II 25, 43, 71, 104, 152, 163, 205, 311, 336,^ 366 — 368, 377, 379, 383, 386; III 78 Бюиссар Антуан-Жозеф (Buissart, 1737— 1820) I 15, 21-24, 41, 80, 89, 93, 117, 154, 353, 354, 356, 359 Бюиссар, госпожа (Buissart) I 99, 118 Бюхнер Георг (Buchner, 1813—1837) III 274 Вадье Марк-Гильом-Алексис (Vadier, 1736—1828) I 77; III 131, 296 Баланс Кир-Марк-Александр де Тимбурн- Тимброн (Valence, 1757—1822) II 303, 304, 306, 310, 390, 391 Вальтер Жерар (Walter) — историк I 71; III 277 Ван Дриваль (Van Drivai) — историк I 15 Вар Публий Квинтилий (ок. 53 г. до н. э.— 9 г. н. э.) I 198 Варвик Ричард Невиль (Warwick, 1428— 1471) II 61, 369 Варле Жан-Франсуа (Varlet, 1764—1830-е годы) II 385; III 287 Варрон Гай (III в. до н. э.) II 390 Вашингтон Джордж (Washington, 1732— 1799) I 179, 197, 293, 296, 304, 318, 373 Велле Шарль (Vellay) — историк I 82, Венсан Франсуа-Никола (Vincent, 1767— 1794) III 130, 131, 132, 295 Верньо Пьер-Виктурьен (Vergniaud, 1753— 1793) I 45, 48, 269, 275, 289, 369, 370; II 19, 23, 32, 165, 169, 191, 193, 194, 199, 201—203, 264, 265г 291, 303, 304, 306, 307, 354, 358, 359, 367, 380, 381, 386, 393, 395, 396; III 27, 152, 174, 191 Веррес Гай (119—43 гг. до н. э.) I 212, 364; III 222, 229 Веспасиан Тит Флавий (19—79) III 107, 294 Вестерман Франсуа-Жозеф (Westermann, 1751—1794) II 15, 16, 364; III 133, 149 151 286 Виала Агрикола (Viala, 1780—1793) III 178, 298 Виктор-Амедей III (1726—1796) — король Сардинии III 64, 291 Вилледейль Лоран, де (Villedeuil) I 94 Вильгельм V (1748—1806) — штатгальтер Голландии II 217, 382; III 63, 291 Вильгельм Оранский (1533—1584) —штатгальтер Голландии II 382 Вимпфен Феликс, де (Wimpfen, 1744— 1814) III 147, 150, 297 Виссери (Vissery) I 14 Витгенштейн (Witgenstein) II 98, 372 Де Витенкок Жорж-Мишель (Witencok); II 301, 390 Воблан Винсен-Мари-Вьено (Vaublanc, 1756—1845) I 348г 375 Волгин Вячеслав Петрович (1879—1962)' I 10, 33; III 270 Вольтер Франсуа-Мари-Аруэ (Voltaire,. 1694—1778) I 10, 224, 365 Вуадель Жан-Жорж-Шарль (Voidel,, 1758—1812) I 120 Габриель (Gabriel, 1740—1801) II 375 Гаде Маргерит-Эли (Guadet, 1758—1794> I 48, 49, 229, 230, 236, 237, 269, 275, 276, 366, 369, 370; II 114, 124,, 153, 157—159, 165, 169, 184, 191, 193—195, 199, 291, 296, 298, 303, 306, 307, 370, 378, 380, 386, 388, 389, 391, 395; III 29, 79, 174, 191 Гайяр (Gaillard) III 141 Гамен Франсуа (Gamain, 1751—1795) II 380 Ганнибал (ок. 247—183 гг. до н. э.) I 318; II 390; III 94
304 Указатель имен Гара Доминик-Жозеф (Garât, 1749—1833) II 386, 394; III 18, 286 Гаран де Кулон Жан-Филипп (Garran de Coulon, 1749—1816) II 368 Гарни Джордж Джулиан (1817—1897) III 274 Гарнье Антуан-Мари-Шарль (Gamier, 1742—1803) II 148, 377 Гаспарен Тома-Огюстен (Gasparin, 1754— 1793) II 380; III 88, 293 ГассенфрацЖан-Анри (Hassenfratz, 1755— 1827) II 377 Гелиогабал — римский император (218— 222), III 118, 295 Гельвеций Клод-Адриан (Helvétius, 1715— 1771) I 8, 10; II 141, 376 Гемпден Джон (Hampden, 1594—1643) II 190 379 Генрих iv'Бурбон (1553—1610) — французский король II 374 Генрих VI Ланкастерский (1421—1471) — английский король II 369 Георг III (1738—1820) — английский король I 179, 363; III 55, 56, 81, 85, 106, 165, 168, 211, 289, 290, 293, 294 Герцен Александр Иванович (1812—1870) III 273 Гийоме (Guillaume) II 65, 370 Гиомар Пьер-Мари-Огюстен (Guyomard, 1757—1826) II 22, 286 Гиппократ (ок. 460—377 гг. до н. э.) Ц 380 Гитон-Морво Луи-Бернар (Guyton-Mor- veau, 1737—1816) II 386, 391 Гомер (между XII и VIII в. до н. э.) II 378' Гонорий Флавий (384v423) II 172, 379 Гораций Флакк, Квинт (65—8 гг. до н. э.) II 192, 380 Горгеро (Gorguereau) I 21 Зч 364 Горса Антуан-Жозеф (Gorsas, 1752—1793) I 240, 241, 366; II ИЗ, 262, 303, 385 Готье де Сионекс (Gauthier) II 262, 385 Гракхи Тиберий (163—132 гг. до н. э.) и Гай (153—121 гг. до н. э.) I 223, 365; II 202, 381; III 271 Грановский Тимофей Николаевич (1813— 1855) III 273 Грегуар Анри (Grégoire, 1750—1831) I 27, 148, 359; II 22, 364 Грессе Жан-Батист-Луи (Gresset, 1709— 1777) I 15 Гримм Фредерик-Мельхиор (Grimm, 1723—1807) I 10 Гудон Жан-Антуан (Houdon, 1741—1828) I 371 Гупильо де Монтегю Филипп-Шарль-Эме (Goupilleau, 1749—1823) III 127, 295 Гупильо де Фонтеней Жан-Франсуа-Мари (Goupilleau, 1753—1823) III 127, 295 Густав III (1746—1792) I 155, 156, 360; HI 64, 292 Гуцков Карл-Фердинанд (Gutzkov, 1811 — 1878) III 274 Давид Жак-Луи (David, 1748—1825) I 72, 84, 224, 365; II 242, 383; III 162, 298 Далин Виктор Моисеевич—историк III 280 Дантон Жорж-Жак (Danton, 1759—1794) I 27, 59, 67, 68, 76—78, 365; II 19, 21, 23, 26, 30, 35, 64, 71, 97, 114, 121, 161, 162, 241, 242, 277, 306, 307, 364, 365, 370—372, 378, 381, 383, 385 — 387, 389—391; III 34, 78, 142—151, 153—155, 160, 167, 174, 182, 185, 191, 193, 197, 198, 202, 206, 207, 209, 219, 220, 269, 277, 288, 289, 295, 297, 300 Дарий I Гистасп (522—486 гг. до н. э.) III 293 Дарте Огюстен-Александр (Darté, 1769— 1797) III 270, 271 Дасье Андре (Dacier, 1651—1722) II 122, 374 Дебон (Debon) III 270 Дебри Жан-Антуан-Жозеф (Debry, 1760— 1834) II 386, 391 Дебрули (Debrullis) III 98 Дезиль Антуан-Жозеф-Мари (Desiiles, ум. в 1790 г.) I 315, 364, 373 Дезортис Анаис (Deshorties) I 16 Делакруа Жан-Франсуа (Delacroix, 1753— 1794) I 78; II 34, 43, 100, 101, 366, 368, 372, 390, 391; III 123, 136, 149, 150, 154, 160, 191, 194, 206, 207, 295, 297 Делатр (Delattre) I 359 Делон (Delon) I 85 Дельмас Жан-Франсуа-Бертран (Delmas, 1754--1800) II 386 Деменье Жан-Никола (Dèmeunier, 1751 — 1814) I 148, 218, 359 Демокрит (ок. 460—370 гг. до н. э.) II 192, 380
Указатель имен 305 Демосфен (384—322 гг. до н. э.) II 268; III 11, 294 Демулен Камилл (Desmoulins, 1760—1794) I 21, 27, 33, 67, 77, 78; II 150, 153, 242, 377, 379; III 101, 104, 125, 130— 132, 136, 144, 145, 151, 198, 202, 219, 294 Денис (431—367 гг. до н. э.) — тиран в Сиракузах III 298 Депре — историк III 281 Депуа-Филипп де Ноайль, герцог (De- poix, ум. в 1793 г.) II 96, 109, 372, 374 Дефье Франсуа (Desfieux, 1755—1794) II 261, 386, 386, 388', III 76, 150— 152 Деэ (Dehay) I 16 Джефферсон Томас (1743—1826) III 291 Дибютад (даты жизни неизвестны) — греческий художник и скульптор III 162, 298 Дидро Дени (Diderot, 1713—1784) I 10, 366; III 298 Дидье Жан-Поль (Didier, 1758—1816) III 270 Диллон Артур (Dillon, 1750—1794) I 253, 367; III 151 Диллон Теобальд (Dillon, 1745—1792) I 367 Дитрих Филипп-Фредерик (Dietrich, 1748—1793) I 240, 272, 366, 368; III 98 Добиньи Жан-Луи-Мари-Вилен (Daubig- пу, ум. в 1801 г.) III 132, 296 Доминик Гусман (Dominique, 1170—1221) I 312, 373 Друэ Жан-Батист (Drouet, 1763—1824) III 88, 293 Дузье (Douziet) III 27, 287 Дюбуа-Крансе Эдмон-Луи-Алексис (Du- bois-Crance, 1747—1814) I 82; II 383, 386; III 125, 127 Дюбюиссон Поль-Ульрих (Dubuisson, 1746—1794) III 75, 76, 292 Дюгем Пьер-Жозеф (Duhem, 1760—1807) I 275, 366, 367, 370; II 379, 385, 386; III 37 Дюкенуа Андриен-Киприен (Duquesnoy, 1759—1808) II 369; III 53 Дюкенуа Эрнест-Доминик-Жозеф (Duquesnoy, 1748—1795) III 53, 290 Дюкло Жак (Duclos, род. в 1896 г.) Ill 280 Дюко Роже (Ducos, 1754—1816) II 39, 199, 367; III 18, 20, 149 Дюма Матье (Dumas, 1753—1837) II 27, 34, 366 Дюмурье Шарль-Франсуа (Dumouriez, 1739—1823) I 47, 48, 306, 369, 372, 373; II 194, 272, 273, 276—280, 282—284, 286, 294—307, 310, 311, 318, 319, 333, 335, 336, 354, 356, 359, 377, 378, 380, 385—392; III И, 29, 37, 38, 41, 43, 56, 58, 59, 75, 97, 98, 126, 130, 133, 141, 142, 146, 149—152, 166, 223, 289, 291, 292, 297 Дюперон (Duperron) —историк III 268 Дюпле Морис (Duplay, род. ок. 1738 г.) I 44, 73, 84 Дюпле Симон (Duplay) I 44 Дюпле Элеонора (Duplay) I 44 Дюплен Жак-Пьер (Duplain, род. в 1742 г.) I 363, 364; III 46, 290 Дюпор Андриен-Жан-Франсуа (Duport, 1759—1798) I 34, 216, 235, 239, 273, 313, 359, 360, 373; II 61, 109, 193, 265, 369; III 146 Дюпортай (Duportail, ум. в 1802 г.) I 157, 176, 177, 183, 205, 207, 214, 274, 362, 363, 364, 369 Дюрантон (Duranton, 1736—1793) I 274, 369 Дюрозуа Барнабе (Durosoy, ум. в 1792 г.) I 120, 357; II 262 , 385 Дюссо Жан-Жозеф (Dussaulx, 1728— 1799) II 22, 365 Дюфурни де Вилье (Dufourny de Villiers, 1739—1796) III И, 12, 158, 159, 285 Дюшатле Ахилл, отец Лафайета (Duchâ- telet) I 247 Екатерина II (1729—1796) III 63, 65, 85, 291, 292, 293 Елизавета Тюдор (1533—1603) II 135 Жакоб Луи (Jacob, ум. в 1959 г.) — историк III 277, 282 Жанбон Сент-Андре (Jeanbon, 1749— 1813) III 288 Жанлис Стефани-Фелисите, де (Genlis, 1746—1830) II 303, 377 Жансонне Арман (Gensonné, 1758—1793) I 48, 269, 369, 370; II 191, 193, 195, 199, 201, 205, 207, 275, 291, 296, 298, 303, 304, 306, 307, 380, 386, 388, 389, 391, 395; III 149, 152, 174, 191 Жарри Этьен-Огюст-Гедеон (Jarry, 1764— 1823)-I 349, 375; II 296 Жевуа (Javois) I 85 20 Зак. № 1992
306 Указатель имен Жене Эдмон-Шарль (Genêt, 1765—1834) III 60, 290, 291 Жербо Фернанд (Gerbaux) — историк I 51 Жиро (Giraud) I 291 Жорес Жан (Jaurès, 1859—1914) III 276, 277 Журдан Жан-Батист (Jourdan, 1762— 1833) II 50, 53, 290 Журдан — Матье Жув (Jourdan) I 316, 373 Жюльен из Тулузы Жан (Julien, de Toulouse, 1750—1828) III 225, 300 Захер Яков Михайлович (1893—1963) — историк I 47; III 280 Зенон (336—264 гг. до н. э.) II 380; III 172, 192, 298 Изабо Клод-Александр (Isabeau, 1754— 1831) III 130, 296 Инар Анри-Максимен (Isnard, 1751 — 1830) II 314, 386 Йоркский Фредерик, герцог (1763—1827) III 41, 55, 63, 166, 216, 289, 290 Иосиф II (1741—1790) —римско-герман- ский император I 310, 373; III 63, 291 д*Исберг ((D'Isberg) I 99, 364 Казалес Жан-Антуан (Cazalès, 1758— 1805) I 239, 268, 272, 358; II 275 Калигула Гай Цезарь (12—41) — римский император I 151, 209, 300, 369, 364; III 118, 295 Кальве Анри (Calvet) — историк III 277, 282 Камбасерес Жан-Жак-Режи (Cambacérès, 1753-1824) II 386; III 17 Камбон Пьер-Жозеф (Cambon, 1756— 1820) I 75; II 27, 39, 366, 376, 389, 391; III 225 Камилл Марк Фурий (ум. в 365 г. до н. э.) I 262, 367, 381 Камюс Арман-Гастон (Camus, 1740—1804) II 19, 115, 364, 386 Канизи (Ganisi) III 81 Карл I (1600—1649) — король английский I 246, 367; II 74, 80, 135, 371, 375, 376, 379 Карл II (1630—1685) — король английский II 375 Карл V (1500—1558) — император Священной римской империи III 63, 291 Карл XII (1682—1718) — король шведский I 209, 300 Карлейль Томас (Carlyle, 1795—1881) III 269 Карно Лазар-Никола-Маргери (Carnot, 1753—1823) I 15, 289, 370; II 391 Карон Пьер (Сагоп)—историк I 51; III 282 Кассий Лонгин Гай (I в. до н. э.) I 158; III 87 Кастелан (Castellane) III 151, 297 Катилина Луций Сергий (108—62 гг. до н. э.) I 312, 366, 373; II 60, 94, 197, 203; III 114, 172, 220, 222, 229, 294 Катон Младший Марк Порций Утиче- ский (95—46 гг. до н. э.) I 170, 197, 266, 275, 313, 318, 362; II 155, 190, 378, 380; III 141, 161, 296 Катон Старший Марк Порций (234— 149 гг. до н. э.) II 93, 124, 223, 372; III 172, 220, 298 Кауниц Венцель Антон (Kaunitz, 1711—■ 1794) III 76, 152, 292, 295 Келлерман Франсуа-Кристоф (Keller- mann, 1735—1820) II 319, 392; III 147, 297 Керр Вильфред (Kerr) — историк III 277 Керсен Арман-Гюи-Симон (Kersaint, 1742—1793) II 21, 25, 365 Кетчер Николай Христофорович (1809— 1886) III 273 Кильмен Шарль-Эдуард (Kilmaine, 1751 — 1799) III 41, 42, 289 Кимон (род. ок. 507 г.— ум. в 449 г. до н. э.) II 201, 381 Кине Эдгар (Quinet, 1803—1875) III 269 Кинетт Никола-Мари (Quinett, 1762— 1821) II 21, 365, 386 Клавдий (род. ок. 365 г.) — латинский поэт II 172, 379 Клавдий-Тиберий Клавдий Нерон Гер- маник (10 г. до н. э.— 54 г. н. э.) I 237, 269, 275, 312, 366; II 94; III 293 Клавьер Этьен (Claviers, 1735—1793) I 274, 369; II 36, 115, 123, 124, 158, 171, 291, 292, 295, 388, 395 Клеопатра (69—30 гг. до н. э.) I 360 Клермон-Тоннер Станислав-Мари-Аделаида (Clermont—Топпеге, 1747—1792) I 272, 368 Клодий Пульхер Публий (ум. в 52 г.
Указатель имен 307 до н. э.) II 155, 190, 378, 380; III 85, 114 Клоотс Жан-Батист (Cloots, 1755—1794) II 22, 121, 122, 366; III 116, 136, 294 Кобургский Фредерик, герцог (1788— 1824) II 310, 318, 331, 333, 336, 392; III 29, 35, 44, 75, 80, 102, 288 Колло д'Эрбуа Жан-Мари (Collo d'Her- bois, 1751—1796) I 77, 84, 230, 366, 367; II 21, 64, 242, 292, 368, 370, 371, 389; III 78, 297, 299 Конде Луи-Жозеф де Бурбон (Condé, 1736—1818) I 156, 239, 360; II 99, 310 Кондорсе Жан-Антуан-Никола-Коришот (Condorcet, 1743—1794) I 233, 234, 247, 248, 269, 271, 275, 362, 366, 367, 370; II 19, 64, 123, 369, 370, 380, 386, 394; III 149 Кондорсе, госпожа (Condorcet) I 275, 370; II 123, 171, 374 Корнвалис Чарльз (Cornwallis, 1738— 1805) I 179, 363 Корнгольд Ральф (Korngold) —историк III 278, 279 Красе Марк Лициний (115—53 гг. до н. э.) I 284, 361, 370; II 320, 392 Крийон Луи, де (Crillon, 1543—1615) II ИЗ, 374 Критий (460—403 гг. до н. э.) II 190, 380 Кромвель Оливер (Cromwell, 1599—1658) I 170, 246, 306, 308, 362; II 58, 74, 135; III 107 Ксеркс (486-465 гг. до н. э.) I 262, 367; II 15, 320; III 87, 293 Куртуа (Courtois, 1756—1816) III 267 Кутон Жорж-Огюст (Couthon, 1755— 1794) I 58, 59, 63, 73, 82, 84, 366, 367; II 21; III 12, 13, 21, 191, 286, 288 Кюстин Адам-Филипп (Custine, 1740— 1793) II 268, 305, 319, 387, 391; III 37, 41, 42, 45, 46, 52, 56, 97, 98, 126, 286, 290, 297 Лавалетт Луи (Lavalett, 1743—1794) III 37, 289 Лавиконтри Луи-Тома (Lavicomterie, 1732—1809) II 89, 242, 371, 372 Лавиллас (Lavillas) I 316 Лаво Жан-Шарль-Тибо (Lavaux, 1749— 1827) I 272, 369 Лаврийер Луи-Фелипо (Lavrilliere, 1705— 1777) II 174, 379 Лазовский Клод (Lazowski, 1757—1793) II 329—331, 380, 386, 393 Лакло Пьер-Амбруаз-Франсуа Шодерло де (Laclos, 1741—1803) II 306, 391; II 148, 297 Ламарльер Антуан-Никола-Колье (Lamar- liere, 1745—1793) III 37, 52, 97, 98,289 Ламартин Альфонс (Lamartine, 1791 — 1869) III 268 Ламбаль Мари-Тереза-Луиза де Савуа- Кариньян (Lamballe, 1749—1792) II 41, 99, 109, 367, 374 Ламет Александр, де (Lameth, 1760—■ 1829) I 34, 298, 301, 313, 371, 373; II 38, 61, 261, 265; III 145, 148 Ламет Шарль, де (Lameth, 1757—1832) I 20, 115, 239, 298, 301, 313, 366, 367, 371; II 38, 61, 168, 261, 265; III 145, 146, 148 Ламетри Жюльен-Оффре (Lamettrie, 1709—1751) I 10 Ламуаньон Кретьен-Франсуа (Lamoignon, 1735—1789) I 232 Ламуретт Адриен (Lamourette, 1742— 1794) III 153 297 Л англе Этьен-Жери (Langlet, 1757—1834) I 99, 364 Ланжюине Жан-Дени (Lanjuinais, 1753—■ 1827) I 114; II 23, 366, 367, 368 Лантена Франсуа-Ксавье (Lanthenas, 1754—1799) II 381 Лану Рене-Жозеф (Lanoue, 1740—1793) II 282, 299, 304, 388 Лаперуз Жан-Франсуа (La Perouse, 1741—1788) III 162, 298 Ла Порт (La Port,) I 364; II 370, 376 Лаппонере Альбер (Lapponeraye, 1808-— 1849) —историк I 5, 61, 72—74,76, 78, 81, 374 Ларив (Larive) III 77 Ларошфуко-Лианкур Франсуа-Александр- Фредерик, де (Larocheïoucauld-Lian- court, 1747—1827) I 99, 364 Ласурс Марк-Давид-Альбе (Lasurce, 1763—1793) I 45; II 19, 25, 36, 366, 367, 386, 386 Латур дю Пен Жан-Фредерик (Latour du Pin, 1727—1794) I 214, 216, 366, 372; II 369 Латур-Мобур Мари-Шарль-Сезар де Фей (Latour-Maubourg, 1757—1831) II120, 374 20*
308 Указатель имен Лаубе Генрих (Laube, 1806—1884) III 274 Лафайет Мари-Жозеф-Поль (Lafayette, 1757—1834) I 20, 22, 41, 93, 185, 197, 200, 228—231, 235, 239, 240, 246—248, 252, 270, 275, 282, 290— 305, 318, 320—322, 331, 333, 339, 346, 347, 349, 353, 360, 362—365, 367, 370—375; II 7, 8, 14, 15, 31, 32, 41, 48, 58, 59, 61-63, 66, 67, 91, 92, 97, 107, 111, 116, 117, 119— 121, 123, 124, 168, 169, 172, 183, 184, 187, 188, 193, 199, 208, 211, 219, 225, 261, 263, 265, 272, 280, 284, 289, 295, 300, 310, 366, 369, 374, 378, 379; III 56, 141, 144, 145, 148, 157, 166 Лафарг Поль (Lafargoue, 1842—1911) III 276 Лафонтен Жан (Lafontene, 1621—1695) II 192, 380 Леба Филипп-Франсуа-Жозеф (Lebas, 1765—1794) I 84, 85 Лебрен-Тондю Пьер-Мари (Lebrun-Tondu, 1754—1793) II 292; III 60, 75, 152, 291, 292 Левандовский Анатолий Петрович—историк III 280 Левассер Рене (Levasseur, 1747—1834) III 22, 23, 271, 287, 297 Лежандр Луи (Legendre, 1756—1797) I 177, 357, 362; II 242; III 12, 78, 148, 154, 156, 287 Лезаж Дени-Туссен (Lesage, 1758—1796) II 43, 368 Лезюэр Эсташ (Lesueur)—историк I 14; III 281 Леклерк Теофиль (Leclerc, род. в 1771 г.) III 287 Лекомбье Жан-Франсуа (Lescombier, ум. в 1793 г.) II 257, 384 Лекуант-Пюйраво Мишель-Матье (Lecoin- te-Puyraveau, 1764—1827) II 39, 367, 373 Y Лекуантр Лорен (Lecointre, 1742—1805) I 276, 370; II 36; III 78, 131 Ленин Владимир Ильич (1870—1924) I 64, 66, 68t III 271, 273—276, 278— 280 Ленуар Жан-Шарль-Пьер (Lenoir, 1732— 1807) II 175, 379, 394 Леньело Жозеф-Франсуа (Laignelot, 1750—1829) II 242, 383; III 145 Леонид — царь Спарты (488—480 гг. до н. э.) II 374; III 172, 293, 298 Леопольд II (1747—1792) — германский император I 36, 155, 156, 184, 185, 187, 188, 201, 240, 305, 316, 317, 360, 363, 364, 373; II 92, 219, 310; III 63, 85, 291, 293 Лепелетье де Сен-Фаржо Луи-Мишель (Lepeletier de Saint-Fargeau, 1760— 1793) I 54; II 217—219, 222, 234, 241, 255, 258, 284, 294, 309, 330, 382; III 35, 36, 87, 153, 231, 293, 300 Лепид Марк Эмилий (89—12 гг. до н. э.) I 158, 269, 360; III 87, 293 Лескье (Lescueyer) I 368, 373, 374 Лессар Клод-Антуан Вальдек, де (Lessart, 1742—1792) I 157, 174, 192, 216, 239, 273, 360, 362, 369; II 287, 293, 388 Лефевр Анна (Lefebvre) II 374 Лефевр Жорж (Lefebvre, род. в 1874"г.) — историк I 5, 65, 70; III 277," 281, 282 Ле Шапелье Исаак-Рене-Гюи (Le Chapelier, 1754—1794) I 35, 66, 90, 145, 353, 357\ 358 Либорел (Liborel) I 13, 14 Лигонье (Ligonier) II 301, 390; III 286 Ликург (IX в. до н. э.) I 313, 373; II 124; III 111, 171, 236, 294 Луве де Кувре Жан-Батист (Louvet de Couvray, 1760—1797) I 45, 197, 364; II 70, 72, 73, 87—92, 96, 98, 99, 101, 116, 119, 150—153, 163, 370, 371, 373, 377, 378; III 198, 216, 300 Лувен (Louvain ) II 191, 380 Лукан Марк Анней (39—65) I 368 Лукин (Антонов) Николай Михайлович III 279 Людовик XII (1462—1515) II 91 Людовик XIII (1601—1643) III m Людовик XIV (1638—1715) I 9, 119, 294, 356, 363, 371 Людовик XV (1710—1774) I 8, 9, 13; II 205, 379 Людовик XVI (1754—1793) I 13, 19, 33, 36, 40, 46, 47, 94, 96, 98, 110, 156, 157, 172, 177, 188—190, 201, 202, 246, 247, 297, 299, 301—303, 305, 310, 318, 320, 321, 335, 336, 354, 355, 364, 365, 369, 371, 372, 374, 375; II 10-12, 17, 18, 22, 26, 29, 37, 58, 59, 61, 62, 74, 76, 77, 79— 84, 90, 102, 103, 109, 111, 116, 120, 121, 123, 126, 133—141, 149, 170,
Указатель имен 309 171, 174, 176—178, 180—188, 190, 191, 194—198, 204, 208, 217, 227, 228, 255, 257, 272, 285, 286, 287, 294, 303, 305, 310, 345, 369— 372, 375—377, 379, 381, 382, 390; III 13, 29, 42, 55, 56, 60, 64, 70, 85, 149, 166, 169, 292, 293, 295, 298— 300 Людовик XVII, принц Луи-Шарль (1785— 1795) II 288; III 30, 168, 288 Людовик XVIII (1755—1824) III 288 Люка Жан-Батист (Lucas) I 142 Люкнер Никола (Luckner, 1722—1794) I 252, 323, 324, 349, 372, 375; II 22, 24, 36, 366; III 297 Люксембург Роза (Luxemburg, 1871 — 1919) III 274 Люлье (L'Huillier, 1746—1794) III 225, 300 Мазучелли Марио (Mazuchelli)—историк III 277 Мазюйе Клод-Луи (Mazuyer, 1760—1794) II 154, 378, 383; III 130 Майяр Станислав-Мари (Maillard, 1763— 1794) III 131, 296 Макиавелли Кикколо ди Бернардо (1469— 1527) III 107, 294 Малларме Франсуа-Рене-Огюст (Mallarme, род. в 1755 г.) III 225, 287 Малле дю Пан Жак (Mallet, 1749—1800) I 273, 369 Малуэ Пьер-Виктор (Malouet, 1740—1814) I 22, 92, 93; II 200, 381 Манда де Грансей (Mandat de Grancey, 1731-1792) II 14, 15, 164, 364, 372, 378 Манфред Альберт Захарович — историк I 33; III 272, 280 Манюэль Луи-Пьер (Manuel, 1751—1793) II 20, 42, 162, 164, 364, 368; III 82 Марат Жан-Поль (Marat, 1743—1793) I 12, 13, 19, 26, 27, 31, 34, 35, 38, 44—49, 52, 54, 57, 59, 120, 357— 359, 374; II 27, 30, 32, 33, 41, 89, 90, 205—207, 242, 288, 306—309, 311, 367, 371, 375, 377—379, 383— 388, 390—392; III 20, 35, 36, 77, 82, 87, 149, 272, 275, 288, 293, 295, 296 Марибон (Монто) Луи-Мари (Maribon, 1754—1842) III 127, 132, 136, 295, 296 Марий Гай (156—86 гг. до н. э.) II 284 Мария-Антуанетта (Marie-Antoinette, 1755—1793) — королева французская I 16, 36, 262, 368, 373; II 10, 41, 141, 271, 272, 306, 364, 379, 386, 387; III 85, 169, 293, 298 Мария Стюарт (1542—1587) — королева шотландская II 135, 376 Мария Терезия (1717—1780) — эрцгерцогиня австрийская, императрица Священной римской империи III 63, 291 Маркандье Рош (Marcandier, 1767—1794) II 373 Марков Вальтер (Markov, род. в 1909 г.) — историк I 47, 55; III 281 Маркс Карл (1818—1883) I 57, 68; III 271, 272, 274—276, 279 Марсе (Магсе) II 301 Маршан (Marchand) I 15 Массен Жан (Massin) — историк III 281 Матье Жан-Батист-Шарль (Mathieu, 1763—1833) II 20, 21, 43, 365, 368 Матьез Альбер (Mathiez, 1874—1932) — историк I 33, 38, 47, 51, 54, 55, 58, 67, 70, 74, 79, 80, 84, 85, 372; II 363, 364, 383; III 142, 277, 278, 282, 296, 297 Мену Жак-Франсуа (Menou, 1750—1810) III И, 285, 286 Мерда Шарль-Андре (Merda, 1775—1812) I 85 Мер лен де Тионвиль Антуан-Кристоф (Merlin de Thionville, 1762—1833) I 72, 117, 230, 369, 370; II 21, 22, 25, 73, 365, 367; III 127 Мерси-Аржанто Флоримен (Mercy-Argen- teau, 1727—1794) I 373 Мерсье Луи-Себастьян (Mercier, 1740— 1814) III 22, 286, 287 Мессалина (I в.) Ill 85, 293 Милон (I в. до н. э.)— народный трибун в древнем Риме II 380 Мильтиад (конец VI в.— начало V в. до н. э.), Ill 111, 177, 294 Минье Франсуа-Огюст-Мари (Mignet, 1796—1884) — историк III 268, 269 Мирабо Оноре-Габриель-Виктор де Ри- кетти (Mirabeau, 1749—1791) I 20— 22, 34, 92, 94, 190, 353, 358; II 141, 329, 376, 393; III 35, 145, 148 Миранда Франциско (Miranda, 1756— 1816) II 273, 282, 296, 298, 299, 304, 387, 388, 390; III 43 Митридат VI Евпатор (132—63 гг. до н. э.) — царь понтийский III 165, 298
310 Указатель имен Мишле Жюль (Michelet, 1798—1874) — историк III 269, 276 Мишон Жорж (Michon) — историк I 21, 32, 41 Мольер (Поклей) Жан-Батист (Molière, 1622—1673) II 170, 374, 379 Моморо Антуан-Франсуа (Momoro, 1756— 1794) I 69 Монжуа Феликс-Кристоф-Луи (Montjoie, 1746—1816) III 268 Монк Джордж (Monk, 1608—1670) I 305, 372; II 58 Монлозье Франсуа-Доминик-Рено (Mont- lauzier, 1755-1838) I 112 Монморен Арман-Марк (Monmorin, 1746 —1792) I 157, 172, 216, 273, 274, 366, 369, 371; II 96, 99, 109, 287, 293, 388 Моносов Сергей Михайлович — историк III 280 Монтансье Маргерит-Брюне (Montancier, 1730—1820) III 74, 75, 292 Монтескье Шарль-Луи (Montesquieu, 1689 —1755) I 10, 12; III 81, 371 Монтескью Анн-Пьер (Montesquiou, 1741 —1798) II 24, 36, 120, 168, 169, 365, 366 Мори Жан-Сифрен (Maury, 1746—1817) I 114, 150, 268, 272, 359; II 64, 66, 67, 200, 203, 275, 369 Морне Даниэль (Mornet) — историк 110 Мунье Жан-Жозеф (Mousnier, 1758—1806) I 22 92 '353 Мюлло (Mullot) I 212, 364 Мюрон (Muron) I 85 Мяжинский Иосиф (Miaczinski, ум. в 1793 г.) III 37, 43 Наполеон I Бонапарт (Napoléon, 1769— 1821) I 72, 365, 370; II 365, 366, 381, 385; III 268, 285, 287, 288, 290, 292, 293, 295—297 Нарбонн-Лара Луи (Narbonne-Lara, 1755 1813) I 176, 192, 200, 201, 205-207, 216, 217, 239, 248, 249, 271, 273, 275, 276, 286—289, 292, 362, 365, 368— 370; II 120, 123, 168, 169, 171, 194, 295 296 374 Неккер'жак (Necker, 1732—1804) I 19, 94, 98, 157, 216, 274, 354; II 126, 284, 375, 381; III 56, 201 Нерон Клавдий Цезарь (37—68) I 368 Нерсье (Nercier)—историк II 381 Николай I (1796—1855) III 273 Ньютон Исаак (1642—1727) III 162 Обер, историк III 282 Обертен Шарль (Aubertin)—историк I 8 Олар Альфонс (Aulard, 1849—1928) — историк I 21, 38, 45, 55, 58, 79, 80, III 277 Оллие (Hollier) I 291 Ординг Арне (О г ding) — историк III 277 Орлеанский Луи-Филипп-Жозеф Эгали- те, герцог (Orléans, 1747—1793) I 93, 354; II 151, 152, 209, 242, 303, 306, 310, 336, 377, 378, 381,390, 391; III 55, 56, 79, 127, 147, 152, 211, 297 Осселен Шарль-Никола (Osselin, 1752— 1794) I 23, 26, 38, 365 Павел I (1754—1801) III 291 Панаев Иван Иванович (1812—1862) III 273 Панис Этьен-Жан (Panis, 1757—1832) II 26, 28, 29, 34, 242, 366 Пари (Paris)—историк I 11, 353, 359 Паризе (Pariset)—историк I 79 Паскаль Блез (Pascal, 1623—1662) II 374 Пасторе Клод-Эммануил-Жозеф-Пьер (Ра- storet, 1756—1840) II 165, 378 Патрис (Patris) II 118, 374 Паш Жан-Никола (Pache, 1746—1823) II 35, 367; III 34, 47, 74, 143, 151, 219 Пелопид (род. ок. 410 г.— ум. в 364 г. до н. э.)— фиванский полководец II 77, 371 Пеньер-Дельзор Жан-Огюстен (Pénie- res-Delzors, 1767—1821) III 20, 286 Перейра (Pereira) III 76, 292 Пери (Pery) II 382; III 300 Перле Шарль-Фредерик (Perlet, 1765— 1828) II 369 Петефи Шандор (1823-1849) III 274 Петион Жером (Pethion, 1753—1794) I 27, 175, 210, 235, 358, 359, 366; II 19, 28, 38, 60, 105—107, 110, 112, 115— 120, 122, 124, 125, 137, 151, 154, 155, 157—163, 167—171, 173, 192, 200, 201, 206, 287, 298, 304, 363, 367, 368, 370, 373, 374, 376, 378, 386, 389; III 78, 141, 146, 154, 155 Петроний Гай (ум. в 66 г.) I 368 Пизистрат (род. ок. 600 г.— ум. в 527 г. до н. э.) II 201, 381 Пизон Калпурний (I в. н. э.) I 269, 368; III 114
Указатель имен 311 Пий VI (1717—1799) III 80, 293 Пирр (319—272 гг. до н. э.) II 392 Питт Вильям младший (Pitt, 1759—1806) I 120, 357; II 217, 227, 234, 251, 255, 282, 289, 294, 298, 310, 352, 382, 389; III 29, 31, 35, 44, 51, 56, 57, 66, 75, 99, 100, 102, 105, 137, 165, 169, 203, 216, 289, 292, 296 Пишегрю Шарль (Pichegru, 1761—1804) II 77 292 Платон (427—347 гг. до н. э.) III 236, 300 Плутарх (ок. 46—126 гг.) I И; III 276 Полиньяк Иоланта-Мартина-Габриэль (Polignac, 1749—1793) I 94, 98, 354 Помпадур Жанна-Антуанетта, де (Pompadour, 1721—1764) I 9 Помпеи Гней (106—48 гг. до н. э.) I 170, 361, 362; II 284, 392 Поперен Жан (Рорегеп)—историк I 55; III 281 Порсенна Ларе (VI в. до н. э.) I 179, 262, 363; III 87, 293 Пресавен Жан-Батист (Preçavain, род. в 1734 г.) III 131, 296 Пресси (Pressy) III 204, 299 Приер Пьер-Луи (Prieur, 1756—1827) II 386 Пристли Жозеф (Priestley, 1733—1804) II 89, 371 Пройяр (Proyart) I И Проли Бальтазар (Proli, 1752—1794) III 76, 80, 129, 136, 140, 142, 152, 153, 205, 292, 295, 299 Прюдом Луи-Мари (Prudhomme, 1752— 1830) II 96, 372 Пушкин Александр Сергеевич (1799— 1837) I 58 Пэн Томас (Paine, 1737—1809) 1'294, 371 Рабо де Сент-Этьен Жан-Поль (Rabaut de Saint-Etienne, 1743—1793) I 90, 91, 353; II 19, 303; III 89 Рамель-Ногаре Жак (Ramel-Nogaret, ' 1760—1819) III 20, 225, 286 Расин Жан (Racine, 1639—1699) II 379 Рафрон дю Труйе (Rafron, 1723—1801) II 165, 242, 378 Ребекки Франсуа-Трофим (Rebecqui, 1760—1794) I 45, 368; II 26', 29, 73 Рёбель Жан-Батист (Reubell, 1747—1807) II 368 Рёдерер Пьер-Луи (Roederer, 1754—1835) I 230, 361; II И, 16, ИЗ Рейнар Марсель (Reinhard)—историк 116 Рено Сесиль (Renault, 1774—1794) I 73; III 182, 198, 299 Рену (Renou) HI 50, 53, 290 Реньо де Сен-Жан д'Анжели Мишель- Луи-Этьен (Regnault de Saint-Jean d'Angely, 1762—1819) II 369 Ривароль (Rivarol) I 44 Ришар A., историк III 282 Ришелье Арман-Жан Дюплесси (Richelieu, 1585—1642) — кардинал III165, 298 Робер, госпожа (Robert) I 275, 370 Робер Пьер-Франсуа-Жозеф (Robert, 1763—1826) II 371; III 147 Робеспьер Максимилиан-Бартелеми-Фран- суа (Robespierre), отец Максимилиана Робеспьера I 11 Робеспьер Огюстен-Бон-Жозеф (Robespierre, 1763—1794) I 8, 31, 84, 85; II 73, 161, 242, 371 Робеспьер Шарлотта (Robespierre, 1760— 1834) I И, 13 Робино Бертран (Robineau, 1746—1823) II 171, 379 Роган Луи-Рено-Эдуард, де (Rohan, 1735— 1803) I 98, 354 Роз (Roze) II 366 Рокен (Roquain)—историк I 17 Ролан Жан-Мари (Roland, 1734—1793) I 369; II 23, 24, 33—36, 43, 64, 70, 100, 112, ИЗ, 115, 118, 123, 124, 158, 171, 174, 194, 197, 199, 209, 222, 227, 258, 261, 262, 272, 274, 291—293, 295, 298, 300, 366, 370, 371, 373, 380—382, 385, 389, 394, 395; III 29, 124, 146, 155, 200, 201, 221, 286, 290 Ролан Жанна-Манон, госпожа (Roland, 1754—1793) I 275, 370 Ронсен Шарль-Филипп (Ronsin, 1752— 1794) II 366; III 99, 100, 130, 131, 135, 142, 159, 167, 206, 219, 295 Россиньоль Жак-Антуан (Rossignol, 1759—1802) III 33, 131, 288 Рошамбо Жан-Батист-Донатьен (Rocham- beau, 1725-1807) I 372 Ру Жак (Roux, 1752—1794) I 63; II 383; III 25—29, 287, 288 Py (Roux)—историк I 35, 71, 372; III 271 Руайе Жан-Паскаль (Royer) II 35, 368; III 38, 39 Руайю Тома-Мари (Royou, 1741—1792) II 262, 385
312 Указатель имен Руссо Жан-Жак (Rousseau, 1712—1778) I 10, 12—14, 19, 52, 57—59, 63, 143, 161, 164, 223, 224, 232, 234, 288, 331, 358, 359, 366; II 54, 124, 141, 346, 369, 394; III 173, 271, 298 Рюамп (Ruamps) I 74 Салль Жан-Батист (Salle, 1759—1794) II 39 187, 367, 379 Саньяк Филипп (Sagnac) — историк I 10, 33, 51 Седерманланд, де III 65, 292 Сежан—префект претория при императоре Тиберии III 87, 293 . Сенека Луций Анней (род. между 6 и 3 г. до н. э., ум. в 65 г. н. э.) I 368 Сен-Жюст Луи-Антуан (Saint-Just, 1767— 1794) I 13, 31, 46, 47, 55, 57—59, 63, 64, 70, 72, 75, 79, 81, 82, 84, 367; II 104, 128, 368, 373, 375, 383; III 61, 270, 271, 275, 288, 296, 297 СерванЖозеф (Servan, 1741—1808) I 369; II 291, 292, 295, 388, 390, 393, 395 Серебрянская Екатерина Зиновьевна—историк I 57 Сержан-Марсо Антуан-Франсуа (Sergent- Marceau, "1751—1847) II 22, 28, 365 Серизье Антуан-Мари (Cerisier, 1745— 1828) II 369 Серютти Джузеппе-Антонио (Cerutti, 1738—1792) I 244 Сидней Ольджернон (Sidney, 1622—1683) II 124, 190, 223, 375 Сиейес Эммануэль-Жозеф (Siéyès, 1748— 1836) I 20, 72, 362, 369, 386 Сикст V (1521—1590) II 121, 374 Силлери де Жанлис Шарль-Алексис-Брю- лар (Sillery-Genlis, 1737—1793) II 151, 303, 306, 310, 377, 391; III 147 Симон Антуан (Simon, 1736—1794) III 153, 206, 299 Симон Филибер (Simond) I 366 Скюдери Жорж (Scudéry, 1601—1667) II 122, 374 Собуль Альбер (Soboul, род. в 1914 г.) I 5, 21, 31, 53, 54, 57, 64; III 281, 282 Совен (Sauvin) II 306, 391 Сократ (469—399 гг. до н. э.) I 224, 313; II 124, 190, 223, 375, 380; III 171, 172 Солон (род. ок. 638 г.— ум. ок. 559 г. дон. э.) II 200, 201, 381; III 171 Сталь-Гольстейн Анна-Луиза-Жермена (Staël-Holstein, 1766—1817) II 123, 171, 374; III 268 Стенгель (Stengel) II 282, 298, 299, 304, 388, 390; III 43 Стенхоп Чарльз (Stanhope) III 165, 298 Стилихон (360—408) II 379 Сулла Луций Корнелий (138—78 гг. до н.э.) I 215, 235, 237, 364; II 284, 392 Сципион Публий Корнелий (ум. в 211 г. до н. э.) I 231, 366 Сципион Публий Корнелий — Сципион Африканский (род. ок. 235 г. до н. э.— ум. в 183 г. до н. э.) III 94, 294 Талейран-Перигор Шарль-Морис (Tal- leyrand-Perigord, 1754—1838) I 358, 365 Тальен Жан-Ламбер (Tallien, 1769—1820) I 69, 71, 78; II 20, 21, 23, 27, 32, 38, 153, 364, 366 Тарже Гюи-Жан-Батист (Target, 1773— 1806) I 22, 92, 353 Тарквиний Луций (VI в. до н. э.) I 179, 246, 363, 367; II 135, 284; III 87 Тарле Евгений Викторович (1875—1955) I 33; III 280 Тацит Публий Корнелий (55—120) III 107 294 Тевено де Моранд Шарль (Theveneau de Morande, 1748—1803) I 275, 369, 370 Тео Екатерина (Théot, 1716—1794) I 73; III 218, 300 Тиберий Клавдий Нерон (42 г. до н. э.— 37 г. н. э.) I 151, 221, 359; III 85, 87, ^107, 293 Тимолеон (411—337 гг. до н. э.) I 197, 199; II 77, 371; III 177, 298 • Томсон (Thomson)—историк III 277, 278 Торез Морис (Thorez, 1900—1964) ИГ 280 Трейяр Жан-Батист (Treilhard, 1742— 1810) II 209, 381, 391 Тронше Франсуа-Деже (Tronchet, 1726— 1806) I 358 Тулл Гостилий (VII в. до н. э.) II 373 Тунк (Tunck) III 133, 296 Туре Жак-Гильом (Thouret, 1746—1794) II 22, 44, 365, 368 Тьер Адольф (Thiers, 1797—1877) II 381; III 268
Указатель имен 313 Тьерри—камердинер Людовика XVI (Thierry) II 354, 395 Тэн Ипполит (Taine, 1828—1893) III 269 Тюрго Анн-Робер-Жак (Turgot, 1727— 1781) I 13; II 126, 375 Тюренн Анри де ла Тур д'Овернь (Tu- renne, 1611—1675) I 318, 373 Тюрио де ла Розьер Жак-Алексис (Thu- riot de la Roziere, 1753—1829) II 42, 368; III 17, 21, 287 Тюро де Линьер Луи (Tureau, 1761—1797) II 154, 378 Ушар Жан-Никола (Houchard, 1740— 1793) III 42, 50, 98, 289, 290 Фабр д'Эглантин Филипп-Франсуа (Fabre d'Eglantine, 1750—1794) II 242, 383, 386; III 104, 122, 128—136, 142— 147, 151—154, 159, 160, 206, 213, 219, 225, 229, 295, 300 Фабриций Кай Люций (III в. до н. э.) — римский консул II 320, 392 Фабриций Квинт Фабий Вибул (V в. до н. э.)— римский консул I 262, 368 Федр (I в.) II 192, 380 Фей (Fey) II 128, 375 Фемистокл (род. ок. 525 г.— ум. в 460 г. до н. э.) III 94, 293 Фердинанд I (1751—1825) — король неаполитанский III 64, 292 Филипп II (1527—1598) — испанский король III 63, 291, 294 Филипп II Македонский (род. ок. 382 г.— ум. в 336 г. до н. э.) II 268, 386, 387; III 111, 294 Филиппо Пьер-Никола (Philippeaux, 1756-1794) I 68; II 365; III 124, 127, 130—133, 136, 144, 295 Флессель Жан (Flesseles, 1721—1789) I 95, II 287, 388 Фокион (род. ок. 402 г.— ум. в 318 г. до н. э.) I 233, 366; II 201 Фонфред Жан-Батист (Fonfrède, 1766 — 1793) III 22, 287 Фоссе Дюбуа де (Fosset) I 15 Фоше Клод (Fauchet, 1744—1793) II 376 Франклин Вениамин (Franklin, 1706 — 1790) I 14, 318, 373 Франсуа (Francois) I 303, 331; II 284 Франциск I (1515—1547) I 355 Фрерон Луи-Мари-Станислав (Fréron, 1754—1802) I 69, 72; II 242, 383 Фрето Мари-Мишель-Филипп (Fréteau, 1745—1794) I 99, 354 Фридрих II Великий (Friedrich, 1712— 1786) I 144, 359 Фридрих-Вильгельм II (1744—1797) I 36, 363; III 63, 291 Фридрих Сальм Кобургский I 262, 368 Фуко де (de Foucauld) I 114 Фуко де Лардимали Луи (Foucauld de Lardimalie, 1755—1805) I 114 Фулон Жозеф-Франсуа (Foulon, 1715— 1789) I 24, 99, 354; II 286, 388 Фуше Жозеф (Fouche, род. ок. 1763 г.— ум. в 1820 г.) I 69, 72, 78, 79, Хлодвиг (466-511) II 338, 371; III 176, 298 Цезарь Кай Юлий (100—44 гг. до н. э.) I 141, 158, 170, 269, 275, 300, 359 — 362; II 116, 155, 173, 190, 197, 203, 284, 378, 380, 392; III 90, 107, 114, 117, 161, 172, 296 Цицерон Марк Туллий (106—43 гг. до н. э.) I 241, 366, 373; II 174, 192, 193, 380; III 114, 172, 294 Шабо Франсуа (Chabot, 1759—1794) I 77, 230, 369; II 20, 32, 35, 106, 115, 358, 366, 374, 377; III И, 16, 20, 32, 128, 137, 143, 147, 152 — 154, 157, 159, 191,193, 197, 206, 207, 225, 285, 287, 288, 296, 300 Шаль Пьер-Жак-Мишель (Chasle, 1754— 1826) III 157, 297 Шалье Мари-Жозеф (Chalier, 1747—1793) I 54; III 141, 296 Шамбон де Монто Никола (Chambon de Montaux, 1748—1826) II 377 Шарлье Луи-Жозеф (Charlier, ум. в 1797 г.) I 83; III 131, 296 Шартский Луи-Филипп, герцог (duc de Chartres, 1773—1850) II 153, 303, 310, 378, 391 Шассе Шарль-Антуан (Chasset, 1745— 1824) II 23, 365 Шатобриан Франсуа-Рене (Chateaubriand, 1768-1848) III 268 Шёнфельд (Schônfeld) I 262, 368 Шенье Мари-Жозеф (Chenier, 1764—1811) III 27, 287 Шепи Пьер-Поль (Chépy) II 300, 390 Шмидт Шарль (Schmidt)—историк I 51 Шнайдер Иоганн-Георг (Schneider, 1756— 1794) III 118, 295
314 Указатель имен Шнерб Роберт (Schnerb) — историк III 277, 282 Шометт Пьер-Гаспар (Chaumette, 1763— 1794) I 69; II 389; III 142, 172, 206, 207 219 222 229 Штирнер Макс (1806—1856) III 275 Шуазель-Гуфье Мари-Габриэль-Флоран- Огюст (Choiseul-Gouffier, 1752—1817) III 60, 291 Шуке Артур (Chuquet)—историк I 38 Эбер Жан-Рене (Hébert, 1757-1794) I 44, 76, 77; II 396; III 43, 70, 74, 75, 101, 136, 140—142, 152, 154, 166, 167, 174, 182, 185, 191, 197, 206, 207, 209, 213, 215, 219, 225, 298 д'Эгийон Арман-Виньеро-Дюплесси Ришелье (AiguilloD, 1750—1800) I 99, 115 364 Эд (Eude)—историк I 69; III 282 Эделе Клод (Heudelet) II 383 Эдуард IV (1442—1483) — король английский II 369 Эзоп (VI—V вв. до н. э.) II 380 Энгельс Фридрих (1820—1895) I 57, 58; III 271, 272, 274, 275, 279 Эпаминонд (род. ок. 420 г.— ум. в 362 г. до н. э.) III 177, 298 Эпикур (341—270 гг. до н. э.) III 172, 298 д'Эпине де Лют (Epinay) I 356 д'Эпремениль Жан-Жак-Дюваль (Espre- menil, 1746—1794) I 93, 99, 114, 354 Эриво (Herivaux) I И Эрло, историк III 282 Эрмижи (Hermigies) II 301, 390 Эрмина (Hermina) III 225 Эрну Жан-Огюстен (Ernouf, 1755—1827) III 50, 290 Эро де Сешель Мари-Жан (Hérault de Séchelles, 1759—1794) I 363; III 17, 21, 22, 150, 152, 153, 160, 219, 291 Эрон Луи (Héron, 1748—1795) III 138, 296 Эскобар Мендоза Антонио (Escobar, 1589—1669) II 121, 374 Эспинас Альфред-Виктор (Espinas, 1844— 1922) — историк I 75; III 270, 271 Юлиан (331—363) — римский император II 193, 380
ru и uni» м mm и СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ Максимилиан Робеспьер. Гравюра Боссельмана по рисунку Р а ф ф е. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 16 Луи-Антуан Сен-Жюст (1767—1794). Портрет работы Давида 17 Пьер-Гаспар Шометт. Гравюра Л е в а ш е. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 97 Колло д'Э р б у а. Гравюра Боссельмана по рисунку Р а ф ф е. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 98 Бертран Барер де Въезак. Гравюра Боз по рисунку Раффе. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 112 Жорж Кутон. Гравюра Г о т ь е по рисунку Бонневилля. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 113 Принятие республиканской конституции 10 августа 1793 г. Гравюра Берт о с картины Свебах-Дефонт ена. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 160 Братские ужины в парижских секциях. Гравюра Дюплесси-Берто и Б е р т о с картины Свебах-Дефонтена. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 161 Праздник «верховного существа» 8 июня 1794 г. Гравюра Дюплесси-Бер- то и Берто с картины Свебах-Дефонтена. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва 176 Победа при Флерюсе 26 июня 1794 г. Гравюра Берто с картины Свебах- Дефонтена. Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва т 177
■»"""" ■■111111111111Ш111Н111М1Ш1Ш11ши111Ш111И1ЦШ111тшшц|1Ш111111111ЦШИШШ1ИШ»пД1 СОДЕРЖАНИЕ ЯКОБИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА О наказании вождей жирондистов. Выступление 3 июня 1793 г 7 Против мер, предложенных Комитетом общественного спасения. Речь 8 июня 1793 г 7 О проекте конституции. Речь 10 июня 1793 г . . . . 9 О чистке главных штабов армии и о мерах общественного спасения. Речь 12 июня 1793 г 11 О воззвании, одобряющем восстание в Париже 31 мая. Речь 13 июня 1793 г. . 12 О назначении Богарне военным министром. Речь 14 июня 1793 г 13 О конституции. Против прямых выборов народом Исполнительного совета. Выступление 15 июня 1793 г 16 О конституции. Выступления 16 июня 1793 г. 1-е выступление: О наименовании общественных актов 17 2-е выступление: Об обсуждении договоров 17 3-е выступление: О смещении агентов исполнительной власти 17 4-е выступление: Об учреждении большого национального жюри ... 17 5-е выступление: О характере представительства 1& 6-е выступление: По поводу просьбы о помощи для департамента Крез 18 7-е выступление: Об адресе по поводу опасностей, грозящих отечеству, и против журналистов-предателей 18 О конституции (продолжение). Выступления 17 июня 1793 г. 1-е выступление: Об учреждении арбитража 19 2-е выступление: Об обязательстве принимать участие в государственных налогах 20 Выступления в Конвенте 18 июня 1793 г. 1-е выступление: О санкциях против лиц, ответственных за бедствия в Вандее 21 2-е выступление: Против отсрочки смертной казни двум заговорщикам в Бретани 21 3-е выступление: О Национальных конвентах 21 4-е выступление: Против Мерсье 22 5-е выступление: О праве на образование и о свободе религиозных культов 23 Против принудительного займа. Речь 21 июня 1793 г 24
Содержание 317 Выступления в Конвенте 23 июня 1793 г. 1-е выступление: О Декларации прав 24 2-е выступление: Против представления Жаком Ру петиции 25 Поставить в порядок дня меры общественного спасения. Речь 23 июня 1793 г. 25 Выступления в Конвенте 25 июня 1793 г. . , 1-е выступление: Против Жака Ру 26 2-е выступление: Задачи, стоящие перед Конвентом 26 Против Жака Ру и о мерах общественного спасения. Речь 28 июня 1793 г. . . 27 Против администраторов департамента Жиронды. Речь 29 июня 1793 г. . . . 30 О контрреволюционных интригах. Речь 7 июля 1793 г 30 О Комитете общественного спасения. Речь 8 июля 1793 г 32 Против необоснованных обвинений патриотов. Речь 10 июля 1793 г е 33 О похоронах Марата и о мерах общественного спасения. Речь 14 июля 1793 г. 35 Выступления в Конвенте 24 июля 1793 г. 1-е выступление: Об изгнании неприсягнувших священников 36 2-е выступление: Против смещения генерала Лавалетта 37 По поводу декрета о смещении военного министра Бушотта. Речь 26 июля 1793 г 38 По поводу адреса Руайе. Речь 7 августа 1793 г. 38 О положении в республике-. Речь 11 августа 1793 г 40 О медлительности Революционного трибунала. Речь 25 августа 1793 г 44 О продовольственном положении и других вопросах. Речь 4 сентября 1793 г. 46 О непрерывности заседаний секций. Речь 17 сентября 1793 г 47 Об оппозиции Комитету общественного спасения в Конвенте. Речь 25 сентября 1793 г 48 Против клеветнических наветов, имеющих целью разъединить якобинцев. Речь 9 ноября 1793 г 52 О политическом положении республики. Доклад 17 ноября 1793 г 54 Об атеизме и политике в вопросах религии. Речь 21 ноября 1793 г 70 О враждебных Франции партиях. Речь 28 ноября 1793 г 77 Против манифестов европейских монархов. Доклад 5 декабря 1793 г 84 В защиту свободы религиозных культов. Речь 5 декабря 1793 г 89 О принципах революционного правительства. Доклад 25 декабря 1793 г. . . . 90 О происках иностранцев. Речь 26 декабря 1793 г. . . , 99 О Камилле Демулене, обвиненном в модерантизме. Речь 7 января 1794 г. . . . 101 Об английском правительстве. Речь 28 января 1794 г 105 О принципах политической морали. Доклад 5 февраля 1794 г 106 Речь в Конвенте против клики Фабра д'Эглантина 122 О деле Шабо. Речь 16 марта 1794 г 137 Против клеветнических нападок на Комитет общественного спасения. Речь 20 марта 1794 г 138 О кликах. Речь 21 марта 1794 г 140 Заметки против дантонистов 142 О Дантоне и его сообщниках. Речь 31 марта 1794 г 153
318 Содержание О моральной и политической чистоте членов Конвента. Речь 15 апреля 1794 г. 156 О контрреволюционных происках Дюфурни. Речь 15 апреля 1794 г 158 Об отношении религиозных и моральных идей к республиканским принципам и о национальных праздниках. Речь 7 мая 1794 г toi. По поводу попыток покушения Амираля и Сесиль Рено. Речь 26 мая 1794 г. 182 Речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1794 г 186 Вторая речь на празднестве «верховного существа» 8 июня 1794 г 187 О законе 22 прериаля. Речь 10 июня 1794 г 188 О законе 22 прериаля. Речь 11 июня 1794 г 191 О тайных происках против революционного правительства. Речь 1 июля 1794 г. 195 О преследованиях патриотов со стороны аристократов. Речь 5 июля 1794 г. . . 199 Речь 8 термидора — 26 июля 1794 г 204 Мишель Лвпелетъе. План национального воспитания 231 ПРИЛОЖЕНИЯ Робеспьер в историографии. А. 3. Манфред 267 Революционный календарь 283 Комментарии. А. Е. Рогинская 284 Указатель имен. С. В. Станкова 301 Список иллюстраций в ь 315
Максимилиан Робеспьер Избранные произведения Том III Утверждено к печати редколлегией серии «Литературные памятники» Редактор издательства Л. А. Натанская Художник Б. И. Астафьев Технический редактор Н. Ф. Егорова Сдано в набор 18/11 1965 г. Подписано к печати 8/V 1965 г. Формат 70x90Vie. Печ. л. 20+5 вкл. Усл. печ. л. 23,4+5 вкл. Уч. изд. л. 21,3(20,8+0,5 вкл.) Тираж 9000 экз. Изд. № 4717/04. Тип. зак. 1992. Цена 4 р. 80 к. за три тома Издательство «Наука». Москва, К-62, Подсосенский пер., 21 2-я типография издательства «Наука», Москва, Г-99, Шубинский пер., 10
ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ Стр. 33 159 305 316 Зак Строка 15 св. 1.0 св. 15 сн. 2 св. . Кя 1992 Напечатано небольшой Фард Сгапсе Якобинская литература Должно быть большой Фабр Сгапсе Якобинская диктатура