Текст
                    
НАРОДНЫЕ ПРОМЫСЛЫ FOLK ARTS АND CRAFTS Alexander Milovsky, Russian journalist, photographer, art critic and traveller who synthesizes prose and photography. Known for his striking ethnographic studies and exciting photographs of Siberia’s aborigines. His professional interests range from ethnic art, traditions, beliefs, customs, rites and rituals and folk crafts, to ancient Russian art and architecture. He has contributed prolifically to leading journals in the United States, Germany, Russia and other countries. Ten of his illustrated books and photo albums appeared in six languages in nearly a million copies. Milovsky’s new book—Folk Arts and Crafts (Visits to Extraordinary Craftsmen)—is the outcome of numerous expedi¬ tions to remote, hard-to-reach corners of Eurasia where ancient forms of decorative and applied arts and crafts have survived to show that divine beauty is created by human hands. This stirring collection of nearly six handred color photographs among which even an oldtimer will find novel and exotic turns and topics, is complemented with an emotional and captivating narrative about the history and present-day custodians of the surviving seats of folk culture. Look for a summary in English of FOLK ARTS AND CRAFTS at the end of the book. Photos by Alexander Milovsky
Не перевелись ещё мастера-искусники на нашей земле Хохломской художник С. П. Веселов со своей супругой А. И. Веселовой
Александр Миловский НАРОДНЫЕ ПРОМЫСЛЫ Встречи с самобытными мастерами Москва "Мысль" 1994
ББК 85.12 М 60 РЕДАКЦИИ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ФОТОГРАФИИ АВТОРА ISBN 5-244-00602-9 © А. С. Миловский. Текст, иллюстрации. 1994 © Е. М. Омельяновская. Оформление. 1994
Предисловие Наблюдать умиранье ремесел 5 — Все равно что себя хоронить. Арсений Тарковский ПРЕДИСЛОВИЕ «Ремесло за плечами не виснет» —много лет назад я услышал на русском Севере эту пословицу от человека, в руках которого и топор, и стамеска творили чудеса. Для таких каждый народ имеет особое, уважительное имя: в России мастер, в Узбекистане усто, в Армении —варпет. У мастера были могучие руки, голубые глаза и душа мечтателя. Он был признан искусствоведами, — — боготворим ценителями народного искусства, и его не любило и притесняло местное начальство, нутром чуя чужака. И в самом деле, человек, независимо живущий своим ремеслом, трудно он тут вписывается в определенный нашей земле порядок — бельмо на глазу. Колхозный начальник ему не указ, социальное единоличник, что в общественном сознании до сих пор осуждаемо, а в правовом —полупреступно. его положение — Ну — согнали всех в колхоз, полвека все уж только пашут да сеют, а страна все ненакормленная,—вздыхал работящие перевелись: мастер.—И люди-то во всем селе сани некому справить, за вязанкой хвороста трактор гоняют. А ведь какие раньше у нас сани соседней деревне корзины плели и бондарничали, печник. На все мастера были, другой кузнец жил, в третьей и на работу их поглядеть было любо-дорого: простая вещь плетеная корзина или туес берестяной,—а ведь какая красота в них заложена! Или тот же крестьянский дом,— он любовно делать умели, в в — — погладил почерневшие ладно он скроен — Прав был мастер: в бревна,—до чего все продумано и как лесина к лесине, сто лет простоял, и ничего... ненарушенной народной традиции произведени¬ ем искусства становилось практически все, что окружает человека: мебель, посуда, хозяйственная утварь, даже пища. Весь созданный предметный мир был отмечен красотой и гармонией. И в русской избе, и в юрте киргиза, и в чукотской яранге. И то, что мы сегодня называем народным искусством, еще его дом, одежда, сравнительно недавно было естественной, неотъемлемой стороной жизни, такой же, как уборка хлеба, выпас скота или охота на морского зверя. И, как во всяком деле, были тут свои искусники. Образы народного искусства живут в простодушном мире мифов и сказок, где небесные девы прядут из и наивном облачной
Предисловие 6 золотые нити молний, а Заря ткет из них чудесную розовую Солнце предстает и прекрасной златокудрой царевной, жар-птицей, и красным конем, и колесом, и золотым щитом, кудели ткань. и а облака —небесными стадами. С незапамятных времен человек стал символическими знаками переносить эти поэтические из своего сознания на окружающие его предметы образы — прялки, обрядовые полотенца, глиняные фигурки, стены дома. И жилище древнего охотника, скотовода или землепашца представляло в миниатюре весь окружавший хозяина мир. Почти не меняясь, эти образы дошли в народном искусстве до наших дней. Кто знает, может быть, тогда человек был ближе к понима¬ нию природы вещей и сути явлений, законов жизненного порядка, чем мы сейчас? Мно¬ гие годы,зачарованный миром народного искусства, я задаю себе этот вопрос и каждый раз пытаюсь найти на него ответ, отправляясь в далекую дерев¬ ню, хутор, аул, кишлак или улус, где по сей день народные ремесла и искусство продолжа¬ ют жить волшебными цветами на вымершем лугу. Александр Миловский
ЗНАКОМО КАЖДОМУ Хохломская роспись, палехские шкатулки, гжельская керамика, жостовские подносы, вологодское кружево, оренбургские пуховые платки, серебряная чеканка кубачинских мастеров—обо всем этом рассказывается в первой главе. И хотя едва ли найдется человек, не слышавший об этих знаменитых художественных промыслах, автор надеется и здесь открыть что-то новое и интересное любознательному читателю
Знакомо каждому 8 В краю золотых «Петух петушков из них на жердке дозорит бе¬ из клюевской едва — под петушком да ку¬ рочкой—я и сфотографировал мастера с супругой его Агафьей са...»— почему-то вспомнилось «Погорелыцины», избу Веселова Ивановной. я вошел в круглого золоченого блюда на стене пронзительно глянул на меня остроклювый красный и с — А за что вы петуха так жалуете?—спрашиваю Весело¬ ва и получаю в ответ стишок: сказочный петух. Он и вправду был весь —как пожарная тре¬ За то, что весело живет И каждый день с зарей поет. вога: оперенье взвихрилось языками киноварного пламени. Наверняка где-нибудь Мастерская рука вписала жар- санной картонке уже приюти¬ птицу сферическое донце, в обрамив ее травным узором. на распи¬ лись среди трав эти строчки. Да все: даже обычные пустые Очень уж сродни они виденным и сам петух-то, стоило к нему бутылки были расписаны под мной на присмотреться, оказался выпи¬ сан травами-муравами. самое горлышко лок, чашек надписям: и до¬ повсюду ло¬ жится травка одна к одной удалой вольной «Кудриной». завороженный, до непривычной, не похожей А вот и вовсе диковина —рыби¬ на с хохломской чешуей. Даже стол». А уж почтовый адрес свой выписал травкой на торце бревна! роспись Веселова,— конечно, посвятил он задушевные строки. Силен Степан Павлович на Ведь это он почти про себя написал, что весело живет: через слово с шутками и прибаутка¬ Я огляделся по сторонам лго стоял того на сувенирную была в доме Степана Павловича хохлома. Хоть и не видеть его раз приходилось работы на выставках, то были вещицы, самобыт¬ — выдумку в свои восемьдесят четыре года. Впрочем, о причу¬ ендовы, а здесь был расписан дах его был наслышан. Расска¬ зали мне на фабрике «Хохломс¬ кой художник», будто повез он чуть ли как-то но расписанные, но традицион¬ ные—ложки, миски, утицы- не весь дом: дверь, расписные в столицу, клеенки бортиках кушать да мисок, таре¬ «Прошу хозяев слушать», «Хлеба на стол —и стол пре¬ любимому петуху без него обходится — редкая ми— под стать фамилии своей. К Степану Павловичу приехал я без предупреждения, да и как предупредишь, если телефона жеств, и разложил свой товар прямо на крыльце смотрите, в Мокушино нет, а дороги по осени так развезло, что «газик», который дал мне директор Неуемная фантазия мастера мол, любуйтесь, люди добрые. Клеенки эти и в самом деле не «Хохломского художника» Але¬ ксандр Васильевич Веселов, включала в дело абсолютно стыдно показать. Возле одной чтобы добраться до веселовс¬ табуретки, клеенка на столе, старый поднос, сани, дуги, большая шкатулка—тоже с красным петухом на крышке. в Академию худо¬ —
В краю золотых петушков кой деревни, едва не сел на кардан, беспомощно взбивая колесами глиняную муть в без¬ донных колеях. Письма или телеграммы слать? мысла из уст старейшего потом¬ мастера, и отец, ственного и дед которого вместе с други¬ ми художниками создавали 9 Бросились искать его скит, и тогда исчез художник, пере¬ дав свое искусство товарищам. История от легенды недалеко лежит. Рождением хохломской росписи отечественное искус¬ Впрочем, Веселову не привы¬ кать встречать художников, российскую славу расписной хохломской посуде. Как нередко бывает, история искусствоведов да фотогра¬ фов—личность он в народном искусстве известная. А с его промысла тесно переплетается с легендой. По легенде, начало ему положил искусный мо¬ нравом, веселым и общитель¬ ным,— гость не в обузу, а в ра¬ дость: ибо сказы сказывать сковский богомаз, укрывшийся в заволжских лесах вместе с другими староверами после Грунтовали дерево жидко раз¬ веденной на воде глиной, затем Веселов великий умелец и охот¬ ник. Вот и мне после чая раскола православной церкви в XVII веке при патриархе высушивали, натирали льняным маслом и покрывали серебря¬ с вареньями довелось услы¬ шать историю знаменитого про¬ Никоне. Подивились в стольном граде появившейся вдруг от- ным, а позже оловянным по¬ рошком (ныне его заменил Веселовская «Кудрина» — ство обязано в самом деле иконописцам-старообрядцам, перенесшим на токарную посу¬ ду известные им приемы об¬ работки дерева и живописи. куда-то из нижегородских ле¬ сов прекрасной золоченой по¬ суде и сразу признали в рисун¬ алюминиевый). Покрывали сва¬ «ларенным из олифы лаком ках руку опального мастера. в печи. От жары лак желтел, — чили» и закаливали изделие
Знакомо каждому С. Веселов. Панно «Кукушка хвалит петуха*» 10 и посуда становилась медово¬ золотистой. ды По золотому фону Тогда и писали. Поначалу расписывали у посу¬ только венцы, а всю поверх¬ ность начали лишь* в XIX веке. же в основном сложились приемы и «каноны» росписи —
В краю золотых петушков то есть узора, наносимого крас¬ за она совсем не родит. И рай¬ оны наши —Семеновский, Ко- кой поверх золотистого фона, либо письма «фонового», когда узором, наоборот, выступает вернинский, Варнавинский само умел, «травного верхового письма», оконтуренное золотое копейку доставали Если кто — из лесов. красить, точить не брали мужики —человек покрытие, а остальная поверх¬ пять—делянку ность глухо закрашивается чер¬ рубили, в город отправляли. Уголь томили—для самоваров, опять же в город продавали. красной краской. Рас¬ цвета промысел достиг к семи¬ ной или годам прошлого века. Нынешние адреса хохломы те леса, дрова же, что и в старину: это прежде всего ее родина—древний куст особое дело: там для токарного станка при¬ вод нужен. В Гордеево точила вся деревня от реки привод сел делали. А кому реки не хватало, десятым в Ковернинском районе бывшей Нижегородской губер¬ нии: Семино (там расположена и фабрика «Хохломской худож¬ ник»), Новопокровское, Кулигино, Хрящи, Мокушино, а также расположенный в сотне кило¬ Посуду точить — приводом у себя на дворе. Точился товар из осины, березы, липы. Елка, сосна не годятся, потому что в печь поставишь чашу выкипает. сера А уж в Хохломе богатые скуп¬ щики товар брали —в Мокуши¬ но, в Клещи, в Грибенево. У них даже в Городце каменные лав¬ ки, склады большие были. Куп¬ цы наезжали за готовой хох¬ ломой из далеких мест, даже из Сибири. По Волге баржами и работали. В Мо¬ кушино— на Николая Алексан¬ дровича Мартынова. Красили солонки, поставцы, чашки, кан- дейки. Писали травкой. Мои родители тоже красили. А мне смотреть интересно. Отец вылудит серебром и красной кисточкой травку пишет. Кудринку завьет—я сижу и смот¬ века и где сейчас работает фабрика «Хохломская рос¬ пись». А название свое промы¬ сел получил от села, где посуду не делали ни прежде, ни те¬ рю, больно уж мне хотелось как самому писать. ее тут называют, была ярмарка, посудой. Помню, летом он ушел купаться в жару—я В Хохломе по средам был базар,—рассказывает Весе¬ сел — на стул, лов,—туда возили белые лож¬ ки, солонки, поставцы, другой «щепной» товар. Крашеным не торговали—только «бельем», то есть чистым точеным дере¬ вом. Уже тогда разделение труда было, сейчас бы сказали «специализация»: одни дерево точили, другие красили, тре¬ тьи— продавали. — Отчего все это пошло: леса вокруг много,— поясняет ху¬ дожник,—а земля бедная. Хлеба своего не хватало—до Рождества только, до Николы. Если на навозе, тридцать пудов с десятины, ну, тридцать пять: по-теперешнему, шесть-семь центнеров с гектара. Без наво¬ — оптовиков мы зительно с середины прошлого где торговали ветром то¬ и конским красивая, воды не боится, жар держит. На этих торговцев- город Семенов, где промысел существует прибли¬ Хохломе, Хохломе, — крылья сделают чат. А то сплавляли. Посуда ведь наша и вправду хоть куда—легкая, метров перь. В — 11 ...И «травное верховое письмо» Письмо «фоновое взял кисточку
Знакомо каждому и написал мел. — наляпал, как су¬ Отец пришел, уж он меня был хозяин, у него был сын Гриша моих годов. Вот дядя ругал, а ремешок у нас назы¬ Иван в красильню идет и гово¬ вался «училка», похлестывали рит: нас, бывало. Я заплакал. «Тебе Степашка, чего, писать охо¬ «Ну, парнишки, вытирайте руки, пошли в дом». А мы там нагие были: жарко у печки — та?»—спрашивает. «Хочется,— говорю,— очень хочется». Он товар сохнет. Приходим —свеч¬ ка поставлена, лампадка горит. мне тут же кисть сделал —из «Вставайте Богу молиться,— зовет хозяин,— царя свергли с престола, три дня только беличьего хвоста. И стал я пи¬ сать, но не киноварью, а са¬ жей— киноварь очень ценная была, дорогая. Писал что в брак пошли. желание были. на тех, Старание, Помню, в воск¬ ресенье, мне бы гулять идти, а я —в красильню. А брату-то — проживем светопреставле¬ ние будет». Я тоже, конечно, в это верил. Помолился. «Ну, теперь, Степашка, иди домой»... Иду домой, как велели, солнце светит, а все: «Светопреставле- была, Приходит старичок дядя Макар: «Ну, Степановна, слышала, ца¬ ря с престола свергли? Говорят, три дня проживем, светопреста¬ вление будет». День проходит, другой, третий, мы меж собой судачим: «Где же светопреставление-то?» Светопреставления не было, а была гражданская война. Еще в империалистичес¬ кую на фронт забрали токарей да красильщиков, а тут и вовсе встало дело. А потом указ вышел—тресты разные, това¬ рищества да артели организо¬ вывать. Вот и в Нижнем Нов¬ городе союз организовали «Нижкумдревпромсоюз». А у нас: Федору—он меня на шесть лет старше был—тому неохота, убежит. В красильне печь боль¬ шая 12 пришел с фронта Карпов Васи¬ лий Федорович и организовал колосники. Так все в работали —отец, братиша Федор и я. Ладно Шебошах, по соседству в де¬ четверо мы и ревне, мать, третьем году. И артель. В двадцать в нашей де¬ жили. У меня потом тоже дочь ревне вернулись кое-кто Шура стали писала —хорошо писала. ложки делать, домой, чашки Городце замужем. Сын старший, Павлом его звать, точить. и телось. В артель эту я вступил Она теперь в он писал травку Потом, Тут НЭП хорошо. Фабричная тарелка к нам прибегают: «Выкраси ты нам тысчонку, Степан, чашек». мастеров там много. Но уж мы роспись не путаем. Там птица вороной. А у черная, конь нас птица из травки должна быть. Так вот, говорю, жили, да тут год — ладно мы четырнадцатый война. Об нее и спотк¬ нулось наше счастье. взяли на десяток войну было, одиннадца¬ лет тый. Потом и Отца убили. Мне и братишу в шестна¬ дцатом проводили. Убили его позже, уже в гражданскую. В Камышине похоронен — рот¬ ный прислал письмо. Тут, зна¬ чит, царя свергли с престола. Мы за царя-то молились в церк¬ ви, и отец мой молился. А когда царя свергли, в я тут в километре работниках жил—дядя Иван Шебо- цы тоже зашевелились—торго¬ вать свободно можно было. Они — Наших — шевская промартель имени Калинина называлась. Торгов¬ вительную, на кой ГЭС ушел, так там и остался жить в Городце. Теперь пишет роспись. колесо опять завер¬ в двадцать пятом году дейст¬ стройку Горьковс¬ как отслужил городецкую — ние, светопреставление!» При¬ хожу домой — не в субботу, как положено, а середь недели. Мать спрашивает: пашка, ты «Что, Сте¬ середь недели?» Я отвечаю: «Матушка, царя с престола свергли, дядя Иван домой—три дня, говорит, работать не будем, светопреставление случится». Мать отвечает: «Ему, сукину сыну, давно башку бы отвер¬ нуть, кровопивцу, ему бы толь¬ ко людей убивать». Я на нее послал меня — смотрю что с матерью? А у нее-то мужа, отца моего, убили и сына взяли на войну. Я им говорю: «Цена такая».— «Да уж больно дорого».— «Нет,— говорю,— Кузьма Алек¬ сандрович, меньше не буду». Стали мы тут зарабатывать хорошо. Стала жизнь. Ну а потом коллективизация. Колхоз ор¬ ганизовался в Новопокровском — в двадцать девятом промколхоз имени Сталина. Потом у нас в Мокушино тоже колхоз об¬ — разовался— в тридцать третьем. Семнадцать хозяйств было. Как-то с неохотой шли. Нам разъяснили... Я тогда в Се¬ мино в артель перешел—там организовалась.
В краю золотых петушков ...Рассказал мне Степан Пав¬ Утица, по-древнему— ендова лович, что посчастливилось ему в юности работать с лучшими мастерами старшего поколе¬ 13 ния: Я. О. Красильниковым, А. М. Серовым, братьями Распориными. Полученные тогда навыки он пронес через все
Знакомо каждому 14 трудности, с которыми встре¬ тился хохломской промысел. слов, делавших честь нацио¬ доставлена нальной культуре, находятся ческого поиска. В основном их Рассказал о том, что артель долгие годы после Великой Отечественной войны еле сво¬ в подчинении Министерства местной промышленности России наравне с производите¬ работы мы и видим на выстав¬ ках, их братины дила концы с концами —не до хохломы стране было, прекра¬ тился экспорт и лишь с шести¬ лями скобяных десятых годов положение стало наращивают план, правительст¬ рые вам покажут в фабричном венные циркуляры заставляют музее, и все же самое ин¬ тересное— это наблюдать за таинством рождения хохломс¬ выправляться. трудно Мучительно шло становление хоро¬ реток. Им не изделий и табу¬ так же из года в год, считаясь их разводить с реальностью, свиней, а «род¬ шо знакомого нам теперь со¬ ное» министерство устанавли¬ временного облика хохломской вает росписи: избавлялся он то от решек и полированных увлечения натуралистичностью, и то от излишней декоративности и помпезности орнамента. общие ГОСТы для возможность твор¬ и утицы ездят международные выставки, откуда неизменно привозят на высокие награды. Прекрасны работы этих мастеров, кото¬ мат¬ кой росписи. шкафов уравнивает зарплату выда¬ ...Отдав должное беседе, Весе¬ лов с той же доброй улыбкой ющихся художников и рабочих, делающих конторскую мебель. вытащил откуда-то из шкафа подготовленную к росписи ути- Редчайший для хох¬ ломы сюжет А с сегодняшними проблемами промысла меня еще раньше познакомили на фабрике «Хох¬ ломской художник». Беды эти те же, что испытывают почти все народные российские худо¬ И все же хохлома живет и раз¬ вивается вопреки всему. Коне¬ чно, промысел теперь выгля¬ дит совсем иначе, чем в нача¬ ле века, когда постигал его премудрости Степашка Весе¬ цу: «Специально зу точили, сорок по моему зака¬ рублев на дал»,—расставил краски. Утицу взял за от¬ столе клюв в левую руку и, покрутив ее на колене, придал нужное поло¬ лов. Работают теперь не по избам, а в больших фабричных Правой рукой обмакнул тончайшую кисть в красную краску и, строго вертикально экономику как обычные произ¬ цехах, причем почти все ху¬ дожники—женщины. Боль¬ шинство делает «массовку» водственные единицы и потому то есть тиражируют по жества, да ские. и не только россий¬ Старинные художествен¬ ные промыслы страны механи¬ чески включены в плановую жение. поставив ее к поверхности, — едва уловимым движением абсурда образ¬ цу, утвержденному художест¬ том вспыхнул хохломичи венным советом, изделия луч¬ ный вместе с мастерами ростовской финифти, городецкой росписи ших мастеров. Есть и экс¬ дозорит беса...» периментальная группа—луч¬ почему-то снова всплыла в памяти клю- и многих, многих ших из лучших, которым пре- евская строка. находятся во власти общей системы. Так, других промы- коснулся матового золота. На завиток. яркий киновар¬ «Петух на жердке —
Гнездо жар-птицы Гнездо 15 жар-птицы В грациозном сказочном косаре с палехской лаковой тарелки безошибочно угадывалась дре¬ Октябрьская революция вняя благородная порода, про¬ ступало сквозь века родство со иконы никто покупать не стал, и мы, художники, оказались и гра¬ по¬ война... сильно жданская влияли на наше ремесло. Наши святыми ликами. В нем были в пиковом положении. Многие величавость и торжественность новгородских и изящество, ком¬ занялись сельским хозяйством, другие за кило картошки рисо¬ позиционная изощренность и детальная проработка строга¬ новских писем. Николай Ивано¬ окрестных деревень... Попал я раз в Москву. вали крестьянскую молодежь вич Голиков придирчиво огля¬ дывал, как мне казалось, со¬ Увидел в кустарном музее расписанные коробки из папье-маше. Заце¬ пилась у меня мысль за эти вершенно готовую работу, по¬ сле чего прикасался к ней кончиком кисти, оставляя едва ду в заметный штрих или точку: лехе, исчисляется столетиями. подправил травинку, где-то посадил на цветущем Наши отцы, деды и прадеды такие штучки откалывать...» И создал в 1924 году вместе всю жизнь писали иконы и про¬ с шестью другими художниками лугу золотую блестку. изводили живописную отделку Когда видишь дивные творения Николая Голикова и других храмов. художников-палешан, их знаме¬ нитые шкатулки и коробочки, ления к поколению. не укладывается в голове, что в этой форме, будто специально Николая Ивановича стоит дере¬ для в где-то них придуманной, палех¬ ское искусство живет лишь во районной газете «Трибуна Палеха»: «Искусство, зародившееся в Па¬ Кисти и краску по наследству передавали от поко¬ что и возле вянный (Замечу, рабочего стола отцовский сундучок, котором сложены старые кисти, вырезки из газет, ре¬ работ Голикова-стар¬ втором поколении мастеров, продукции ведь зачинателем ее был отец шего, а в красках, которыми написаны одежда косаря, мне видится любимая его отцом Николая Ивановича легендар¬ ный Иван Иванович оставивший тысячи Голиков, после себя более работ. Как это произош¬ ло, мастер сам описал в 1935 го- киноварь, которой тот писал своих знаменитых взвихренных коней.—А. М.) коробки крепко. Думаю: «Вот бы нашим палешанам суметь «Артель древней живописи»». Жили очень трудно. цы, Американ¬ понимавшие цену их талан¬ ту, предлагали перевезти вме¬ сте с семьями, ми, сараями и избами, корова¬ пожарной калан¬ чой все село за океан, но никто Родину не покинул. А вот шесть¬ десят лет спустя, когда попал сюда каталог изделий палешан нью-йоркскими с их нынешними ценами, так зачесали в затыл¬ ках изографы и подались из Мастерских Союза художников РСФСР в кооператив вместе с секретарем партбюро.
Знакомо каждому А ведь по сравнению с другими книгу, где больше нескольких российскими художниками страниц великому нашему рос¬ была, жизнь у палешан сказать, что Божья Чуть среди ли не можно благодать. единственными всех художественных сийскому сокровищу не отве¬ скороговоркой. Много ли добавлю к уже из¬ вестному и сказанному? Не дешь, да и те промыслов России палехские будь мастерские находились в ве¬ нее время этих знаменательных дении творческого союза, а не других хозяев. А угадать, попробуйте к какому ведомству относится, скажем, старинный филигранный промысел Красное в селе на Волге? К худо¬ фонду респуб¬ лики? К Министерству куль¬ туры? Не угадали —к Мини¬ стерству приборостроения, средств автоматизации и систем управления! Не надо думать, жественному что потомственных виртуозов срочно призвали вить серебря¬ скань, чтобы улучшить системы управления. Отнюдь ную нет, секрет этого странного симбиоза кроется в том, что названное министерство рас¬ поряжается фондами драгоцен¬ ных металлов, которые приме¬ няются Следуя в ювелирном деле. в Палехе в самое послед¬ перемен, может быть, и не стал 16 в леса жители разоренных татарами Владимира и Суздаля, где они выжигали площади под селения и пашни. звание Палех — Отсюда и на¬ от слова «па¬ лить». С бежавших вместе с ни¬ ми монахов-иконописцев бы будто искусство пале¬ шан. Так это было или иначе и началось — бы. А теперь, раз уж столько лет бился я с газетных и жур¬ история и былина, реальность и сказка стали главной темой их нальных страниц, пытаясь если не сорвать, так хоть ослабить современных произведений. Иконописная традиция Палеха прослеживается с XVI—XVII ве¬ ведомственную удавку народ¬ ных промыслов, помочь им вернуться из фабричных цехов в дом мастера, то, конечно, с надеждой смотрю нынешние я и на перемены. Еще бы землю людям вернули, тогда и овощ, и художества расцвели бы, глядишь, пуще прежнего. Точными сведениями, откуда есть-пошел Палех, мы не рас¬ полагаем. Карамзин считал, что свою историю село отсчитывает со времен князя Андрея Боголюбского, то есть с XII века. Сохранилось и предание о том, что основали его бежавшие ков. Здешних изографов отлича¬ ют виртуозная техника, компози¬ ционное совершенство, особая пластика образов, тщательней¬ шее выписывание мельчайших деталей. Все эти достоинства развились и в современной росписи лаковых коробочек. Эти коробочки заслуживают, чтобы о них рассказать особо. Само по себе приготовление необычного «полотна» для художников большое искусство. — До того, как коробочка попадет к художнику, проходит целых два месяца. Картонные листы той же логике, целым рядом художественных промы¬ слов распоряжаются люди, от¬ ветственные за лесоповал. Так что, повторяю, палешанам с «хозяином» просто повезло. Недаром же так высок их пре¬ стиж во всем мире. А все же время хозяев как будто уходит, мастера подняли головы, не боятся вь1йти из кабалы. Не берусь предсказывать резуль¬ таты, ведь не известно еще, как обретенная свобода скажется на художественном уровне из¬ делий. Впрочем, за истинных Рождение лаковой шкатулки мастеров волноваться не прихо¬ дится—их талант не подведет. Столько о Палехе писано-переписано—специально посвяще¬ ны ему книги, альбомы, что, признаюсь, раздумывал, а стоит ли включать его и мне в свою И. Вакуров. Икона «Иоанн Предтеча». 1920 гг.
Гнездо жар-птицы 17
Знакомо каждому 18 наворачиваются на деревянные формы слой за слоем — иногда до десяти слоев, полученные заготовки просушиваются и пропитываются льняным мас¬ лом, от чего становятся легче, плотнее и крепче дерева. Их можно резать, строгать, пилить. Затем поверхность грунтуется и покрывается сажей с льня¬ ным маслом, а внутри коробоч¬ ки—красным лаком. После росписи она вновь возвращает¬ ся в цех, где изделия собирают, лакируют и часами полируют голой рукой — именно тепло женской ладони придает вол¬ шебным шкатулкам удивитель¬ ную яркость красок и ную глубину черного бездон¬ лака. Но как тяжело смотреть на эти ладони! Палешане пишут темперой, натруженные чистыми насыщенными цвета¬ ми, создавая золотыми лини¬ ями, штрихами и точками ска¬ зочную игру солнечного света. Те, кому случится побывать в Палехе, увидят по дороге из Шуи тот чарующий равнинный русский пейзаж с полоской синего леса на горизонте, кото¬ рый запечатлел в своих ак¬ варелях один из известнейших выходцев из этого гнезда ху¬ дожников— Павел Корин. А са¬ И. Вакуров. Икона «Архангел Михаил». 1920 гг. мо село —ухоженные избы да красивая пятиглавая церковь XVII белая века с высокой стройной шатровой колоколь¬ ней. Интерьер церкви расписан фресками в самом начале XIX века это первый опыт — настенной живописи палешан, в дальнейшем она заняла зна¬ чительное место в их творчест¬ ве. Почти все композиции в Крестовоздвиженской церкви пред¬ ставляют собой переработку гравюр из Библии. В нижнем, местном ряде иконостаса лконы и колы. XVII века — палехской Палехская церковь
Гнездо жар-птицы 19 И. Голиков. Брошь «Олень». 1926 г. И. Баканов. Тарелка «Рожечник». 1932 г. Есть в селе и музей, где со¬ браны современные работы, где вся история промысла. Центральное место отдано его зачинателям: Ивану Голикову, Ивану Баканову, Ивану Вакуро¬ ву, Ивану Маркичеву, Ивану Зубкову, Александру Катухину, Николаю Зиновьеву, Аристарху Дыдыкину, Дмитрию Буторину, Алексею Ватагину. В самом центре села—дом, в котором жил Иван Голиков, теперь его мемориальный музей. Мне странно видеть наш старый дом неживым,— скажет мне его сын Николай Иванович, — когда я приду в его избу в ниж¬ ней части села и он расскажет мне, как непросто складыва¬ лась его творческая судьба. Николаю едва исполнилось двенадцать лет, когда отец умер, оставив жену с семью Н. И. Голиков кой дуге, командовал самоход¬ кой, дважды за войну был тяжело ранен. Так что учиться профессии потомственному ма¬ стеру, сыну зачинателя палехс¬ кого искусства, довелось лишь в тридцать лет. Но с 1954 года, как окончил художественное училище, больше ни одного дня не потерял —все работе отдал. народный художник России, как тут говорят, мастер первой руки, а каково ему было себя утверждать при отцовской славе! Отец любил говорить, что Теперь — — детьми. Вот и пришлось утром в школу, а потом колодцы жизнь—это копать, плотничать, лес пи¬ лить—за любую работу брался, чтобы семью поддержать. В се¬ лай Иванович. мнадцать лет воевал на Курс¬ командировка в мечту,— рассказывает Нико¬ крестьянский негра¬ мотный художник сделал себя Творцом этой мечты. Великий
Знакомо каждому 20 Синим белому? по Синим кобальтом по белому фарфору —синие розы и синие Гжели, принявших участие в но¬ вогоднем аукционе 18 декабря 1987 года, организованном Со¬ простейшей плошке чудо-рыбине, на сырной дощечке и на сложнейшем все барочном подсвечнике травы на и на ветским фондом культуры это одинаково безошибочно Центральном Доме ху¬ дожника. Впервые за многие десятилетия узнаваемая среди любых по¬ произведения художественного делок знаменитая гжель. промысла продавались не по — «Сто рублей, сто взятой пятьдесят, — в истории потолка, а стоимости, десят. Кто больше? первом с рыночной и увеличенной двести, триста, триста пять¬ Триста пять¬ десят рублей раз, триста пять¬ десят рублей два, триста пять¬ десят рублей три. Продано!» популярный артист Александр Ширвиндт, выступающий в не¬ привычной роли ведущего на аукционе произведений мастеров произ¬ водственного объединения «Гжель», опускает молоток. Удар его разносится по притих¬ в Мо¬ скве, в по пусть ажиотажем пер¬ вого аукциона. Все верно мятный фарфоровый круглый знак на ленточке. Но, — взлетают с головокружитель¬ ной быстротой: ние» Бидак Натальи со ста «Свида¬ и Владимира рублей— до квасник шестисот пятидесяти, канделябр — зо¬ лотым рукам и цена соответст¬ венная. А между тем генераль¬ беда Первоначальные цены как говорится, лиха начало. их их же высотой 62 сантиме¬ директор объединения В. Логинов вынужден бить в на¬ ный бат с газетных страниц: уникаль¬ ный, древнейший народный промысел в критическом финан¬ совом положении. Выхода на внешний рынок не дают, «Рос- шему после азартного торга тра— с двухсот внешторг» буквально грабит, внутри страны заставляют про¬ и чи трехсот, а давать высокохудожественные, несколько ошарашенному ценой небольшого кувшинчика залу. Кувшинчик, однако, не простой. Это авторская работа ведущей художницы промысла, лауреата Государственной пре¬ мии им. И. Репина Людмилы Азаровой, проработавшей тридцати лет. К тому же первый покупатель в Гжели более получает в награду еще и па- рублей до тыся¬ десертный набор из четырнадцати предметов —с двухсот двадцати тысячи шестисот. рублей до Да что там — невероятно популярные изде¬ лия по цене стройматериалов, а лучшим художникам со звани¬ небольшая масленка «Лужок» с назначенной ценой в сорок ями установлен «потолок» зар¬ платы в 210 рублей. Это к воп¬ пять рублей «ушла» за триста восемьдесят! С ошеломляющим успехом были распроданы по¬ росу о том, как в чти все произведения тридцати российских художест¬ венных промыслах действует декларированный принцип «мо¬ двух художников современной стройки разгар пере¬ в жно все, что не запрещено».
Синим по белому ...Я поднял свой номер, когда был объявлен лот номер сто — семнадцать питьевой «Русалка», состоящий шого кумгана и трех набор из боль¬ чашек работы Николая Туркина 1987 года. Пресыщенный безум¬ ным пиром привычной кобальто¬ вой гжели, зал со сдержанным любопытством изучал странного вида майоликовый сосуд расписанный в... зеленовато-коричне¬ вых тонах! Никто не вступил в торг, и я получил вожделенный лот за его начальную стоимость в сто семьдесят Между тем рублей. внимательный Н. Туркин. Цветной фаянс: чашка Масленка Кумган «Русалка» 21 участник аукциона мог прочи¬ ло. И данная выставка об этом тать в каталоге, составленном свидетельствует. Художники объеди¬ нения «Гжель» Нелли Александ¬ ровной Якимчук, следующее: «Искусство мастеров Гжели это не только фарфор с подгла¬ зурной росписью кобальтом. С каждым годом набирает силу майолика, то есть изделия из промысла В.Петров, Н.Туркин, Ю.Петлина, И.Григоренко и дру¬ главным художником — красной глины с полихромной росписью по сырой эмали. Гжель всегда была яркой, мно¬ гоцветной, поэтому возрожде¬ ние традиций майоликового важнейшая задача промысла. Сделано уже нема¬ письма — гие, формируя облик современ¬ ной гжельской керамики, не только следуют традициям ста¬ рых мастеров, но и по-своему, образно, решают задачи воз¬ рождения забытого искусства. Современная гжельская майо¬ лика— жизнерадостная, яркая, многоцветная. На квасниках, блюдах, сырных досках легко и свободно размещены цветы, птицы, гжельские пейзажи, надписи и даты».
Знакомо каждому Возрождаемая майолика в силу малого знакомства с ней еще не успела стать предметом ажи¬ отажного спроса и вкладыва¬ ния обесценивающихся денег. Ее почти не знают, а ведь в пришедшей к нам из глубины веков гжельской сказке майо¬ едва ли не интереснее более позднего фарфора. «Гжельская майолика... пред¬ лика ставляет собой одно из самых интересных явлений в истории вообще»—так оцени¬ крупнейший знаток и ис¬ керамики вал ее здесь стали выпускать на рубе¬ XIX веков, а прежде славилась гжельская майоли¬ же XVIII — ка. И сегодня сохранили со¬ чность красок кумганы, квас¬ ники, братины, расписанные четырьмя основными цветами: желтым, зеленым, коричнева¬ то-фиолетовым, синим. Много¬ цветная майолика ближе к кор¬ ням гжели. Само название «гжель» выво¬ дят из глагола «жечь», об¬ жигать глину. Идет оно из следователь А.Б.Салтыков. Фа¬ глубокой старины, встречается в ранних летописях. Начиная фарфоровую посуду с князя Ивана Калиты, отписа¬ янсовую и 22 Никифор Семенов. Кружка. 1786 г. Н. Туркин. Тарелка
Синим по белому вшего Гжель в 1328 году, перед тяжким походом в земля самая чистая и без при¬ Золотую Орду, своему старшему сыну Семену, эти богатые глинами химики девственною называют, земли неизменно значатся в ве¬ фарфора употребляемыми, ликокняжеских и царских духо¬ кова у нас гжельская...» вных грамотах. В завещании По-гречески Ивана Грозного куст глухоман¬ ных подмосковных деревень назван уже цовой «государевой двор¬ волостью». В XVII веке царь Алексей Михайлович ука¬ зывает: «Во Гжельской волости для аптекарских и алхимичес¬ ких сосудов приискать глины...» А вот свидетельство Михайлы Ломоносова: Кумган. Конец XVIII «Едва ли есть мешивания где на свете, кою разве между глинами, для ка¬ глина —«кера- мос», в России синонимом кера¬ мики стала гжель, ибо глинозе¬ мы и каолины донных образо¬ ваний древнего праокеана за¬ ложили тут природную кладо¬ вую с таким разнообразием глин, что хоть кирпичи обжигай, хоть тончайший фарфор. Три десятка гжельских деревень веками кормились поставкой Туркин. Кружка Н. в. 23 Н. Туркин. Сырная доска
Знакомо каждому глины, изготовлением глиняной Всего несколько посуды, игрушек, свистулек. второй На открытом в 1724 году первом в России керамическом заводе московского купца Афанасия длился век Гребенщикова принятые на рабо¬ ту гжельские мастера познако¬ пропорции с известью, получили светло-серый керамический материал, названный полуфая¬ нсом, который покрывали бес¬ мились с технологией производ¬ ства майолики, известной тогда В десятилетий половины XVIII столетия чудесной майолики. начале XIX века смешав глину в цветной стали серьезными конкурентами сью. столичному купцу, завод которо¬ го вынужденно закрылся новый технологический и худо¬ в 1773 году. ли—очевидно, не без влияния Изделия из цветной и человека —искусствовед Алек¬ сандр Борисович Салтыков художница Наталия Ивановна Бессарабова принялись за и — мастера, определенной Европе как фаянс. И вскоре наладили собственное кустар¬ ное ее производство. Да так, что в 24 прозрачной глазурью расписывали как подглазур¬ ной, так и надглазурной роспи¬ и Производство перешло на жественный путь. Росписи ста¬ возрождение гжели. Сегодняш¬ нее производство объединяет шесть заводов и целый ряд поселков и деревень, а сине¬ белая гжель пользуется все¬ мирной славой. Многоцветную же майолику начали возрождать всего неско¬ лько лет назад. Среди немногих мастеров, проявивших к ней интерес, особо заметен Николай Туркин, пришедший в Гжель голубого голландского дельф- в 1982 году после окончания черепком покрывались непроз¬ та —бело-синими. В них все рачной белой, быстро впитывав¬ которой «по Абрамцевского художественно¬ го училища. Стараясь по возмо¬ товый глины с толстым пористым большее место занимал кобаль¬ красками. Изготовляли от про¬ растительный и геометри¬ ческий орнамент, выполненный живописным мазком в сочета¬ стых кружек до целых столовых нии со штриховым рисунком. сервизов. Фантазии мастеров Гжельский было где разгуляться. Особенно конца XIX шейся эмалью, по сырому» писали эмалевыми же фаянс дожил до хороши были знаменитые гжель¬ века, уступив дорогу массовому высококачествен¬ ские кумганы— плоские, обыч¬ ному но дисковидные сосуды и квас¬ ники с отверстием посередине, как у бублика. Это были замыс¬ ловатые произведения искус¬ ства, расписанные в четыре фабричному фарфору, производство которого было монополизировано Кузнецовы¬ ми, скупившими едва ли не половину всех гончарных про¬ изводств страны. цвета, в сказочной, лубочной манере, порой со скульптурными Только в середине сороковых годов нашего века два влюб¬ украшениями, надписями. ленных в народное искусство жности сохранить и старую технологию, Николай расписы¬ вает по сырой эмали мелкую пластику, а на крупных вещах вынужден применять подгла¬ зурные пигменты и соли метал¬ лов по белому ангобному по¬ крытию, только имитируя тради¬ ционную технику старых масте¬ ров. Впрочем, такие профессио¬ нальные тонкости покупателю непосвященному не известны и не заметны, а вот художест¬ венная преемственность, пости¬ жение глубинной народной сути и духа гжели куда важнее. На моем увенчанном русалкой кумгане по древней традиции надпись: «Путешествие по морю житейскому», а над ней по синим завиткам волн выплыва¬ ет скульптурная желто-корич¬ невая лодка с людьми и собач¬ кой. Так и искусство гжели — во бурных перипетиях моря житейского твердо держит курс в главном русле народной тра¬ диции. всех Н. Туркин. Фрагмент кумгана «Русалка»
Жостовский букет Жостовский 25 букет Прежде чем положить первый мазок, Дмитрий Дмитриевич ская роспись лаковых метал¬ вначале оглядел придирчивым лических кусства— знаменитая жостов¬ подносов! ...Впервые раскрашенные под¬ оценивающим взглядом круг¬ лую заготовку, по носы появились в России в кон¬ старинке погладил ладонью поверхность черного лака, словно ясь, что она идеально убежда¬ отшлифо¬ це XVIII века в ге и на Урале, Санкт-Петербур¬ а в 1825 году в сорока километрах от Москвы вана и на ней нет ни пылинки, в деревне Жостово возникает обратной стороной кисти прики¬ нул на лицевой стороне подно¬ промысел са условную осевую линию со своей особой манерой живописи. Традиции древней технологии приготов¬ — чтобы лучше чувствовать поле ления грунта, лака, которым неброские краски среднерус¬ покрывается когда-то кован¬ чьей кисточки посадил вблизи ской природы. Ничто, кажется, не выбивается из этой умирот¬ штампованный металлический центра розовый кружок соцве¬ тия. После чего прирастил к не¬ воряющей спокойной гаммы. Но и стоит пройтись по деревне сохраняются и поныне. рисунка, и затем только уверен¬ ным вращением мягкой бели¬ му пяток лепестков, и вот — вот уже полыхнул среди зелени уже на металлическом листе рас¬ пустилась роза, которая станет садов костер рябиновых гроз¬ дей, в палисаднике заалели центром, основой букета. Не¬ вдалеке от нее мастер той же георгины, солнечным диском засветился под окнами куст краской нарисовал другую розу, поменьше, затем еще одну, а подальше, к краю,—два не¬ золотых шаров. Яркие огнен¬ ные мазки на сдержанном фоне, резкий контраст огнен¬ жных ных красок, упавших на па¬ бутона. Мои любимые цветы бе¬ лые и розовые,— говорит он. стельную палитру природы. Как точно схвачен он народными Жостово... Зелень дворов, дере¬ вянные избы с резными налич¬ деревушки, — — никами окон, поросший травой пологий спуск к реке, бледноголубое с размытыми облаками небо, синеватый лес вдали — мастерами этой подмосковной в которой уже бо¬ лее полутора веков живет, не прерываясь, один из самых жизнерадостных видов русско¬ го народного прикладного ис¬ ный, а теперь, как правило, поднос, живописной манеры Начинается все с раскройки железного листа на заготовки нужного размера, из которых вырезаются различные формы: овальные, круглые, «крыла¬ тые»— с волнистыми, фестон¬ чатыми краями, «сибирские» — по типу прямоугольных уральс¬ ких, «готические» — остроуголь¬ ные и другие. Форма попадает под пресс, где на ней вы¬ давливается рабочая плос¬ кость, или поле подноса,— ра¬ ньше его выбивали молоточ¬ ками. Затем будущий поднос «бортуется»— края его за¬ гибаются в валик —и в таком
Знакомо каждому виде попадает к грунтовщикам. Сначала они в два слоя про¬ мазывают полуфабрикат с обе¬ Вишняковых, Кледовых, Лёзновых, Леонтьевых, Кур- 26 Зоя Алек¬ ям: Кледов зиных. сандровна, а также Зинаида Платонова, Лидия Восарева, Раиса Кледова и многие-многие и его жена каолином в смеси с голландс¬ Дмитрий Дмитриевич Кледов, знакомящий меня с жостовским искусством,— патриарх фами¬ лии, прослеживающейся от кой сажей и маслом. Сле¬ самых истоков промысла. На «...Отцу дующие слои «пирога» стене его дома висит старин¬ гать с двенадцати лет,— их сторон замазкой из мела олифой, просушивая фуя каждый слой, а с тлевка того же и шли¬ затем — состава, шпа¬ но более жидкая. Каждый слой тщательно просушивается ный, рабо¬ Дмитрия Степановича, начала века, поднос ты отца, с чудесным, радостным пей- представители славной дина¬ стии. Все они— ученики Дмит¬ рия Дмитриевича. в работе я начал помо¬ рас¬ сказывает Кледов,— поначалу в работал няковых, мастерской Виш¬ Андрея Вол- потом на Жостовский букет Д. С. Кледов. Поднос. 1910 гг. шлифуется пемзой. После загрунтованный поднос красится в цвет фона—обычно черный, красный, синий или теперь не увидишь—тематикой росписи стали почти исключите¬ желтый —и покрывается двумя слоями масляного лака. К жи¬ льно букеты цветов. Работы дяди, Никиты Степановича, бы¬ вописцу он попадает идеально ровным и гладким. ли отмечены на Парижской международной выставке Почти двести мастеров работа¬ ют ныне в Жостово, и большин¬ ство их принадлежит к вырос¬ 1937 года, много наград имеет и сам Дмитрий Дмитриевич. Опытными мастерами стали Теперь шим здесь известным династи- племянник Виктор Васильевич ма— годы уже сказываются». и этого зажем: горы, солнце, река, стая птиц, охотники в лодке. Такой гина, а в пятнадцать—самосто¬ ятельным мастером стал. С тех пор больше полувека не от¬ рываюсь от промысла, только война четыре года вырвала — воевал. Работал поначалу на дому, а в в Жостово 1929 году, когда фабрику заклады¬ вали, сам и кирпич для нее возил—лошаденка своя была. вот снова работаю до¬
Жостовский букет Повертев поднос на колене — а именно так, как и в старину, держит он свой металлический «холст», проверяя уравнове¬ шенность рисунка со всех сто¬ обзора,— Кледов начинает подбирать к розам цветы, кото¬ рые составят букет. Уверен¬ рон мастера исключительного чутья и точности рисунка. Не каждый цветовод с таким тактом и столь изысканно составит букет. Наконец нанесена на поверх¬ ность последняя скромная ро¬ машка, и в дело вступает яркозеленая краска: черные пусто¬ ты между цветами заполняются 27 мазками тончайшей кистью делает теневую моделировку лепестков, листочков, стебель¬ ков. Цветы оживают на глазах. От плотно расписанного центра к периферии букет приобретает легкость, пространство фона постепенно увеличивается и на¬ жидко разведенная льняным маслом со скипидаром листьями, стеблями, травкой. Чем меньше остается пустого конец заполняет всю поверх¬ ность подноса. Букет словно повисает в центре однотонной краска словно сама стекает пространства, тем чаще замира- сферы подобно плафону. с кисти ет рука мастера: может ны, маки, затем быть, пора остановиться, черный фон незабудки тоже должен кое-где прогляды¬ ными мазками красноватого тона — тины глазки. вать сквозь переплетения стеб¬ В этом и есть чародейство жостовской росписи: удивитель¬ ное единение ее с формой «полотна», найденное поколе¬ Букет не должен быть утяже¬ лен, раздроблен деталями, он лей и травы. ниями художников. В тридцатых — он и добавляет георги¬ нежно-голубые фиолетовые аню¬ должен восприниматься глазом как единое целое. броскими Отдельными пятнами не должен ритмический строй рисунка на центральной части подноса. Все это требует от нарушаться букет собран: добавить и травинки, И вот к нему не но он еще еще только обозна¬ чен, цветы нарисованы, но они еще не ожили. Чудесное пробу¬ ждение происходит после того, как мастер резкими точными не готов, он годах известные живописцы, и среди них Петр Кончаловский, пытались писать эскизы для подносов. Переносил их ком¬ позиции на лаковую поверх¬ ность лучший жостовский ма¬ Андрей Гогин стер того времени
Знакомо каждому с товарищами. И что же? Чародей¬ и листьев,— высветил сердце¬ соцветий, ство куда-то пропало, потерялась винки эта неуловимая связь росписи лень листьев, уравновесил хо¬ и предмета, их родство, идущее от лодные и теплые тона. древней народной традиции украшать стены дома, крестьянс¬ кую утварь свободной кистевой росписью-импровизацией. Поднос как будто готов, но, оказывается, это еще только первый этап работы—так назы¬ ваемый подмалевок. На ночь он отправляется в сушильный шкаф. освежил зе¬ второй стадии, называе¬ прокладкой, мастер стре¬ В этой мой мится придать рисунку со¬ чность, объем, ощущение осяза¬ емости цветов, обретших плоть. Завершают работу над подно¬ сом еще два традиционных приема жостовской росписи — бликовка и чертежка. На ле¬ 28 вновь возникает блестящий черный диск, на котором пред¬ стоит распуститься уже другим цветам из неисчерпаемого са¬ да, цветущего в воображении художника. Так происходит изо дня в день, всю жизнь... Расписанный поднос осталось только покрыть лаком, а там ему предстоит долгая служба людям. «Дело по видимости простое. Нарисуют кому что-либо на железном подносе и покроют лаком. А лак такой, что через него все до капельки видно, и станет та рисовка либо картин¬ ка как влитая в железо. Глядишь и не поймешь, как она туда попала. И держится крепко. Ни жаром, ни морозом ее не берет. Паяльную кислоту, коей железо к железу крепят, и ту, сказывают, доброго мастерства подносы выдерживали»—так описывает подносный промысел в сказе «Хрустальный лак» Павел Бажов. Зародившись более полутора веков назад в кустарных мастерс¬ ких, жостовское искусство ныне успешно развивается на совре¬ менной фабрике декоративной росписи, объединившей живопис¬ цев, которые продолжают славу промысла, имеющего многочис¬ ленных почитателей не только в нашей страны, но и далеко за ее пределами. Зарубежный триумф жостовских подносов начался еще в прошлом веке, на Парижской всемирной выставке. Утром Дмитрий Дмитриевич вновь взял свое детище и оки¬ нул его свежим взглядом: крас¬ ки, впитавшиеся в тон, оказа¬ лись слегка притушенными. Протерев масляной тряпицей поднос, он заставил их вновь заиграть с прежней силой, а затем прошелся широкими мазками полупрозрачных крас¬ ной, синей, зеленой красок всему букету, захватывая как бы края по небрежно лепестков пестки кладутся просветленные белилами блики, придающие цветам полусказочный харак¬ тер, а затем тончайшей кистью наносятся прожилки листьев, чашечек цветов, дорисовывают¬ В тридцатых годах они большими партиями закупались Францией, Англией, США. Но больше всего любят жо¬ стовские подносы в России. Пышущий жаром самовар с за¬ ся мельчайшие, словно куд¬ варным чайником на венчике, рявая вязь, травинки. Нанеся последний штрих, ма¬ «конфетки-бараночки, аромат стер расстается с подносом, как уже с чем-то дорогим, вобра¬ вшим в себя часть его души как нельзя лучше смотрится и таланта. А на его колене пирогов» — все это и сегодня вкупе с нарядным подносом. Не увядает жостовский букет.
Взяв узоры у снежной зимы 29 Взяв узоры у снежной зимы Светлая, до самой старости ясная—так звучит название древнего русского города Вологды в В переводе когда-то угрофинского племени. Светел и снег, кая летопись под 1252 годом так описывает одежду князя вид русского народного искусства, судьба которого тесно перепле¬ тается с этим городом, ставшим Грозном на фактической столицей государства,—воло¬ годское кружево. В наши дни при царе Иване какое-то время его узор стал символом горо¬ кулек бумаги наколю на подуш¬ ку, крючка у меня не было да—льняная снежинка. так я его из ...Вьется тонкий ажур, издают и сижу, плету. По этому в руках Анны Васильевны не¬ все исплету, коклюшки остригу, а нитки к овцам в овин спрячу, мелодичный перестук деревянные палочки-коклюш¬ ки. Уследить за ними и уловить жный — чтобы В булавки сделаю бабушка августе кулечку не ругалась. исполнилось мне сентябре девчонки, какую-то систему в мелькании шесть лет, в пальцев потомственной воло¬ мои подруги, в школу пошли, годской кружевницы я, как Да это и веков уходят народного ремесла. Ипатьевс¬ северный замечательный глубокую даль истоки этого замечательного с языка жившего здесь и ясен, как чистый и плела, пока видеть не перестала. ни а не¬ парням, стараюсь, не могу. бабушка меня не отдала: Даниила Галицкого: «...круживы златыми ошит». Еще одно сви¬ детельство древности: «Опуше¬ на атласом с серебром, круг ее кружево шелк черный с сереб¬ ром, пуговицы корольковые...» Это уже рассказ о шубе, кото¬ рую подарил в конце XVI века царь московский супруге си¬ бирского хана Кучума. Высоко ценились в древности кружева, коль носили их цари да князья. Вплоть до XVIII века они были признаком роскоши и богатства, поскольку плелись из драгоценных золотых и сере¬ бряных нитей или тонкого золо¬ того шнурка и Вот и вышло, что подруги учить¬ употреблялись поэтому главным образом для украшения царской, боярской и церковной одежды, часто ся стали, а мне отец кружева в сочетании с золотым шитьем. своих семидесяти восьми лет заплел Царский дом, бояре, богатей¬ плетет их семьдесят два. отдали. и сам-то с шести шие купцы имели собственные Мама летом не плела, а подушка-кутуз стояла в сенни¬ до восемнадцати лет плел, он мастерские с множеством кру¬ меня всем премудростям и об¬ жевниц. Известны ке,— вспоминает она детство,— я и возьму четыре коклюшки, учил. И мама плела с шими кружевницами мастерс¬ удивительно, ведь плетение кружев —наука не простая, ей обучаться надо не один год. Анна Васильевна Груздева из — говорит, письма не напишешь, а коклюшек сорок пар и без грамоты отсчитаешь. — в школу так меня и не Отец детства. Померла она девяноста лет, так кие царицы искусней¬ Марии Ильиничны
Знакомо каждому в середине XVII века, боярина Голицына, сольвычегодских ку¬ пцов Строгановых. На русских портретах XVIII века мы видим накидки и мантии из золотой и серебряной нитей. Узор их обычно построен на ритмичном повторении кружков, чередова¬ веерооб¬ разных мотивов. Более демократический харак¬ тер кружево приобрело в XVIII нии растительных или веке — с использованием для распространенный промысел, кружево входит не только в дворянский обиход, но и в городской, а затем и в кре¬ стьянский быт, украшает сва¬ дебные простыни, полотенца, подзоры, одежду. Во многих русских землях крупереходит в жевничали, особенно на Севе¬ по ре, Волге, там, где лен 30 ника тут одна, всем известная, а способность к искусству, талант создания своего рисун¬ ка, узора... Труднейшее это дело. Недаром же вплела на¬ родная мудрость слово «круже¬ во» в пословицы да поговорки: «кружевничка-невеличка», «на обухе рожь молотит, из мякины кружево плетет», «языком кру¬ родится. В XIX веке в России жева плести». насчитывалось двенадцать цен¬ Судьба у этого вида народного искусства сложилась счаст¬ тров кружевоплетения, и каж¬ хлопчатобумажной нити. Бело¬ пенное кружево плели крепост¬ вотчиной этого ремесла, при¬ ливая: не сгинуло, выстояло оно перед натиском хитрых несшей ему мировую славу, машин, научившихся заплетать ные девушки в помещичьих усадьбах, а в конце XVIII стала вологодская земля. ли была раньше в самой Волог¬ начале XIX века появляются де или селах вокруг плетения обычной льняной или — и целые крепостные мануфак¬ туры по их производству. Кружевоплетение постепенно дый на свой лад. Истинной же Едва изба, где не стучали бы долгими зимами коклюшки. Промысел этот был большим подспорьем в кре¬ кружева, доказав еще раз, что мудрым и талантливым рукам никакой механизм не конкурент. Объединения кру¬ жевниц работают в Вологде, Ельце, на Вятке —в в Михайловке под Как и прежде, в Кирове, Рязанью. каждой об¬ ласти свой стиль, своя манера: елецкие кружева самые легкие и тонкие; михайловские—яр¬ кие, из цветных нитей. Вятские кружевницы предпочитают рас¬ тительный орнамент; вологодс¬ кие любят, чтобы насыщенный основной рисунок резко кон¬ трастировал с легким ажур¬ ным фоном. Как, например, легендарной ска¬ в ставшей «Снежинка», сплетенной старейшей вологодской ма¬ стерицей В. Ельфиной и при¬ терти ей Государственную премию РСФСР имени несшей И. Е. Репина, а самому объ¬ единению— его нынешнее на¬ звание. Опыт и здесь берегут тщательно мастерство старших и на¬ дежно: восемьдесят—девяно¬ сто девушек ежегодно выпуска¬ ет училище при объединении, проводятся конкурсы новых стьянском хозяйстве. Из рода в род, от матери к дочери рисунков, создаются творчес¬ кие группы, рождающие на А. Груздева. Фрагмент кружевного передавались секреты, да, со¬ кружевах воротника бственно, смические мотивы. и не секреты—тех¬ и птиц-небылиц, и ко¬
Взяв узоры у снежной зимы Вологодская «Снежинка» объ¬ единила шесть с лишним тысяч мастериц-надомниц из сотен деревень, да еще в цехах боль¬ Четыреста разных видов изделий выходит здесь из-под коклюшек едва ше ста трудится. — 31 лыми стали, правнуки растут, да и глаза хуже видят, а руки без коклюшек, без привычного де¬ ки, уголочки с узорами: птич¬ ла жить не могут. Так уж здесь испокон веку заведено. До последнего вздоха не расстает¬ плели, из шелка, ся человек с ремеслом, ста¬ вшим для него жизнью. Стоят ками, петушками, карманчика¬ ми. Бывало, раньше и из атласа теперь им на смену лавсан пришел. Раньше-то плели на базар,— рассказывает она.—Сами пле¬ — в комнатке Анны Васильевны ли, из деревни в город на базар возили, сами и торговали. снежинок до огромных выста¬ на козлах три подушки А вочных занавесей и покрывал, за, одна другой больше, а на шкафу тугим рулоном сколки ли на какой ярмарке был рань¬ выбор. От салфеток- ше такой панно. Случаются и необычные, — куту- последние двадцать лет в «Снежинку» сдаю и довольна: сплела, отвезла и никаких за- гие годы не выбросила, все бот-хлопот. И сестра моя, почи¬ тай, всю жизнь «Снежинке» отдала. Хорошее это дело, храню». И жилетки там, и кофточки, и шарфы, и салфетки, и ворот¬ молодежь ремесло наше пере¬ нимает. Глубокое мое убежде¬ ние: лучше этого дела нет. кали по музеям и архивам. нички, и накидушки Каждый год лько не делали Трудное оно, долгое, это верно, так без раденья везде плохо. Сергея Бондарчука, например,— на¬ уникальные ткать заказы. От кружев для костюмов необходимых для съемок фильма «Борис [одунов». Образцы узоров ис¬ XVI—XVII веков, свернуты: рисунки кружев с на¬ колками— «ни одного за мно¬ — чего то¬ ки и в стране, и за кружевницы! Анна Васильевна помнит, как отправляют на ее веку еще саки на разные выстав¬ из менее тридцати рубежом Вологды не работ. И ежего¬ — одежда А лучше этой работы нет. Вещь такую выплету—сколько годов дно с двадцати международных ярмарок и выставок премии и призы приходят. В музее объединения покажут и «Гранпри» Всемирной выставки 1937 года, и большую золотую медаль Брюссельской всемир¬ ной выставки 1957 года. Рас¬ скажут о гигантском кружевном панно «Россия» площадью три¬ ста квадратных метров, откры¬ Всероссийскую выстав¬ изделий народных художественных промыслов, над которым более полугода трудились сорок пять лучших мастериц. Одной из них была вавшем ку-смотр и потомственная кружевница Груздева. Дом Анны Васильевны Анна я без труда — новый, нашел пятиэтаж¬ ный, типовой. Думал, увижу затейливую резьбу на оконце, какую еще сохранили многие вологодские избы. Но нет, не¬ сколько лет, как дали новую квартиру со всеми Здесь удобствами. и комнатка у мастерицы своя, отдельная. И хотя давно уже пенсия идет, внуки взрос¬ вроде пальто — плели из самой толстой льняной нитки а из тончайшей — — биль, сотого номе¬ ра хлопковой нити —квадрати- В. Ельфина. Скатерть
Знакомо каждому 32 нет, тут смекалка нужна. С де¬ тства его лучше всего по¬ стигать. Я когда девчонкой была придешь на базар, смотришь, какой рисунок больше нра¬ — вится, какая у него насновка, считаешь, сколько отвычков сделано. А плетешок—он че¬ тырьмя коклюшками делает¬ ся—тоже разный бывает: «крестик», «новичка», «мысочки», «впереверт». Узоров же старинных и не перечесть: «березка», «звездочка», «ме¬ сяца», «денежки», «колесико». Сколько я свою этих кружев за и жизнь сплела не — Сейчас кажется, что какой бы ни хитрый узор, а гла¬ знаю. за закрою и знаю, куда булавку ставить. Вот и плету весь день... Анна Васильевна рассказыва¬ ет, а руки ее мелькают будто сами по себе. От булавок на подушке свешиваются парами на белых нитях легкие деревян¬ ные коклюшки на этом скол¬ — ке их сорок пар, которые неуло¬ вимыми движениями, быстро¬ быстро перебирает пальцами и перебрасывает мастерица, закрепляя льняную нить на изгибах рисунка булавками. И из этого мелодичного трепе¬ тания нитей и перестука кок¬ люшек рождается вилюшка — заплетенная нить, которая бе¬ жит по сколку от булавки к бу¬ лавке и как на паутинке прира¬ щивает рядок за рядком новые квадратики, треугольники, угол¬ ки—льняные снежинки, на которых застыли столь знако¬ мые и милые образы русской народной фантазии. Это что, это простой сколок, — Коронационное платье Елизаветы Петровны. XVIII в. В. Ельфина. Скатерть «Снежинка» служит, а ничего ей не де¬ лается. Дело, конечно, это знать надо — которые пары коклюшек увертывать, которые а вот когда делаем выставоч¬ ную вещь, так тридцать чело¬ век, бывает, у каждой — — садимся пар восемьдесят и по коклюшек плетем целый
Взяв узоры у снежной зимы месяц покрывало три на три работу любодорого посмотреть. Я вот своей метра. На такую правнучке на кроватку коклюш¬ 33 ки на счастье повесила, может, пригодятся... Мерно постукивают коклюшки, вьется, вьется тонкий узор... Вологодская снегурочка
Знакомо каждому 34 Оренбургская «паутинка» «Жила-была в одном селе Богунчиха, вязала платки один у казачек больше двухсот лет назад, скрестив в себе два краше другого. Стали ее под¬ руги просить, покажи и нам, как ты свою красу-паутинку других, еще более древних промысла. Одним из прароди¬ телей пуховой «паутинки» стал дымчато-серый калмыцкий, или вяжешь. Не захотела поделить¬ ся секретом Богунчиха. И от казахский, платок, связанный вязкой из плотной «глухой» того, верно, стали у нее ее платки выходить все хуже — и хуже. А скоро и вовсе забыли в народе про Богунчиху». Такую сказку ли, быль сказыва¬ ют мастерицы в оренбургских селах тому, кто приезжает к ним познакомиться с древним ремеслом. Ни у кого из лучших вязальщиц края нет друг от друга и от заезжих гостей никаких секретов. Все искус¬ ство на виду, таиться тут нече¬ — ные шали уральских казачек. От первого оренбургский пла¬ ток унаследовал тепло, от вто¬ но много сел, славных искус¬ рой ными пуховязальщицами. ту: — Да уж какие там секреты пущей наглядности мастерицы пропустят у вас на глазах «паутинку» через об¬ мне, напоив сначала пришед¬ ручальное кольцо. шего с мороза гостя традицион¬ Возник ставший столь популяр¬ ным здесь чаем со сливками,— ным промысел не сам техника вязки известна всем, как это обычно она одна, руки сноровисты—тогда все получится как нельзя лучше. один: Если только, конечно, вязать начнешь, когда под стол не ная тропка», «корольки»—ды¬ и всю жизнь взял воздушность и красо¬ для в ремесле нашем,— говорит она го, были б глаза зорки да приметливы, память цепка да нагибаясь ходишь, — мягчайшего козьего подшерст¬ ка. Другим ажурные кружев¬ набор узоров платка общем-то или пелерины тоже в «пшенки» — мелкие ды¬ рочки, рядом из них —«мыши¬ рочки покрупнее, ой да много — их, узоров «глухотинки», «со¬ собой, бывает, а стара¬ ниями видного историка и этно¬ графа, первого члена-коррес¬ пондента Петербургской Акаде¬ мии наук Петра Ивановича Рычкова, изучавшего в середи¬ не XVIII века Оренбуржье, быт обитателей степи и опубликова¬ вшего более двух веков назад своему ремеслу отдашь. Именно так, всю жизнь вяжет ты», «угольнички», «косорядки», «снежинки». А какой как провя¬ трактат «Опыт о козьей шерсти» платки Фардана Шарафеевна Шафикова из древнего, осно¬ зывать—так этому с малолет¬ ства учатся, от матери к дочке «Топография Орен¬ бургской губернии» в журнале ванного в 1825 году казачьего передается. В нынешнем виде оренбургский «Ежемесячные села Желтое. поселка пуховый промысел зародился щие». Сочинения Рычкова опре¬ и Здесь, вокруг Саракташ, расположе- и статью сочинения, к пользе и увеселению служа¬
Оренбургская «паутинка» деленно послужили «к пользе». Денисовна связала и первую оренбургскую «паутинку», за которую Всерос¬ сийское вольное экономичес¬ кое общество наградило ее А его жена Алена Шафиковой или еще кого-то из лучших оренбургских мастериц, как сразу он тускне¬ ботой ет, а от того глаз не оторвать — 35 Что ж, хотите с самого начала посмотреть, как платок из пуха рождается, может, — и приметите что? — предлагает золотой медалью —по тем вре¬ дунуть посильнее, улетит бе¬ Фардана. И в руках у нее появляется сверток. Когда она развернула тряпицу, в ней ока¬ менам награда женщине удиви¬ лым облаком? За что же тогда, зался вычесанный тельная. С тех пор и пошел, если у всех платки одинаковые, бургской быстро набирая силу и заво¬ евывая всеобщее признание, промысел. Как будто и правда секретов дали живой, а легкий, невесо¬ такой, что кажется, чуть словно мый Фардане звание «Ма¬ стер— золотые руки», а из Академии художеств СССР при¬ слали ей диплом «за сохране¬ особых в нем нет, но почему же тогда у одних хоть и добротный, ажурной красивый утинка» и создание новых высо¬ платок выходит, но стоит положить его рядом с ра¬ ние и развитие традиционной вязки платков «па¬ кохудожественных образцов»? из орен¬ козы желтоватый пух, напоминавший пока скорее паклю. — Первым делом из пуха волос сор всякий выбираем,— сооб¬ щает мастерица и, вытянув из большого кома клок пуха, при¬ и нимается за дело. Как всегда, ей помогает в этом дочь Римма. Маленькая Рита тоже уже помощница матери, но сегодня она больно ушибла руку и, вытирая слезы, молча наблюда¬ ет за старшими. Довольно кро¬ потливое и, прямо скажем, нудное занятие —вытаскивать забившиеся в пух колючки, семена, травинки. Но его ни избежать, ни механизировать невозможно. Теперь пух надо перепустить гребенке,— говорит Фар¬ дана, когда из клочка вынуты — на все заметные глазу соринки. Зажав коленями треугольное деревянное основание двухряд¬ ной гребенки с острыми и длин¬ ными, как спицы, плотно поста¬ вленными стальными зубьями, блестящими от постоянного соприкосновения с пухом, она несколько раз прочесывает его, отделяя при этом короткие волокна. Прочесанный пух вя¬ зальщица промыла в мыльной пене, а когда тот высох, вновь несколько раз «перепустила» на гребне. Теперь он уже замет¬ но отличался от своего перво¬ начального состояния: побелел, стал шелковистым на ощупь, у него появился блеск. Следующая операция очень ответственная —прядение. Ну¬ жно вытянуть бесформенный
Знакомо каждому пучок в нить — очень тонкую, но достаточно прочную, чтобы она была, конечно, строго равномерной толщины. Чтобы достичь этого, нужен долгий опыт. Фардана не рвалась ну и чтобы одной рукой вращает веретено, а другой мягкими движениями пальцев направляет тонкую, как струйка в песочных часах, которой оренбургской единственный кон¬ 36 оренбургского про¬ Во всем мире у ские. Слава козы есть мысла прельщает кое-кого и те¬ курент— ее же родная кровь, Тибета, перь. Уже появились в нашей стране трикотажные фабрики, слух о дивного качества пухе которой дошел до Европы уже установившие у себя высоко¬ в XVII ные станки-автоматы с готовы¬ дикая кашмирская коза веке. И сегодня в самом производительные пуховязаль¬ дорогом магазине мира —уни¬ ми жаккардовыми картами- Маркуса в США—сре¬ ди прочих диковинок покупа¬ тельницам с гордостью пред¬ трафаретами, вермаге на которых за¬ программированы лучшие, вы¬ лагают платье из драгоценного рабатывавшиеся поколениями вязальщиц оренбургские узоры, из нее, правда, пока еще рано: материала, сотканного из пуха с успехом для большей прочности и долго¬ тибетской козы, клочки которо¬ с чужого молока». вечности платка пуховую нить го с веретена мастерица и ее дочь животных на горных кручах воронку пуха, из течет тончайшая нить пряжи. Вязать соединяют с блестящей шел¬ собраны во время линьки Гиндукуша. снимают «сливки Козоводческих совхозов в Оре¬ нбуржье пять, самый круп¬ ный— племенной совхоз «Губе- ковой нитью, скручивая их при этом между большим и указа¬ Крученый жгутик сматывается в клубок. Теперь пряжа готова. Руки мастерицы значат, конечно, тельным пальцами. много, но не менее в знаменитом на важно весь мир промысле и качество пуха. Человек над ним почти не властен. Ледяной ветер, вольно гуляющий зимой в оренбургских степях, да сухой воздух резко континентального климата рав¬ нины— вот что выгоняет под шубой мягкий и густой подшерсток. Закладывается пух в сентябре—ноябре, а вычесы¬ вают его в феврале—марте. Каждая овца дает от трехсот до козьей И ни Новгороде, ни пятисот граммов пуха. в в Твери, Крыму этот ни в не мог бы зародиться промысел. Ни в каком другом месте, как оказалось, Так только здесь. А попыток пересе¬ специалистов, не столь экзоти¬ ческий пух оренбургской козы так заметает снегом, что не превосходит по качеству пух ее тибетской родни, и спрос на доберешься усадьбы, не сотканные в далеких степях «паутинки» во всем мире не отарах на отдаленных участках. лить строптивую козу предпри¬ нималось немало. Где только не пытались ее пасти —и на цузских лугах, и в Новом и на Свете, английских, а только через несколько сезонов чудо-козы, фран¬ оренбургские как заколдованное вот, по мнению многих спадает поэтому уже два столе¬ тия. В начале XIX века английс¬ золото в глину, превращались кая грубошерстных, без¬ надежно теряя свои качества. скала в большом количестве в обычных фирма «Липнер»даже выпу¬ платки, имитирующие оренбург¬ рлинский», расположенный в Губерлинских горах. Зимой здесь и до центральной говоря Труд козоводов уже об нелегок. Чабан должен и выпасти, и накормить животных, строго следя за их рационом, чтобы пух заложился добрый, и от волков уберечь, и приплоду не дать осенью
Оренбургская «паутинка» погибнуть, и не пропустить момент, когда козы на исходе зимы начнут тереться шубами пора выче¬ сывать пух, и надо успеть, пока пух не перезрел, а ведь больше о камни, изгородь — чем с десятью—двенадцатью неподатливыми бодливыми подо¬ печными за день ему не спра¬ виться. Еще Рычков, описывая местных коз, кои «около Яика, а особенно на Заяицкой степи табунами случаются», отмечал, что они «так резвы, что никакой 37 велика, растет и с годами, вероятно, полностью вытеснит своих пе¬ зная про чудесный подшерсток, и не догадаешься. Испокон веку старинному промыслу. ...Тем временем клубок пряжи была у пуховщиц мечта, чтобы была коза белой. Как уж суме¬ ли, да только совсем недавно в Коза и коза—собой не очень рожки загнуты, шерсть коричневато-сероватая. Не вывели губерлинцы под руко¬ водством кандидата сельскохо¬ зяйственных наук М. Малинович белую козу. Пух с нее и отбеливать не надо, отпала гих собратьев, прибавляя славы руках Фарданы вырос до размеров крупного апельсина, и пуховщица взяла в руки две тонкие вязальные спицы с чер¬ ными резиновыми заглушками на концах—чтобы не соскаки¬ вали петли. Зная уже от масте¬ рицы, что для полуторамет¬ собаке угнаться невозможно». На вид оренбургская коза ни¬ необходимость в самом трудо¬ емком и утомительном процес¬ се, а «паутинки» выходят—за¬ рового платка нужно набирать четыреста петель, я очень уди¬ чем особым не примечательна. гляденье! Белошерстное стадо тиметров двадцать пять—три¬ вился длине спиц — всего сан¬ дцать. На то он и пух,—смеется Фардана,—чтобы места не за¬ нимать, на эту спицу можно — и пятьсот петель набрать. Узор на этом платке будет пятикруговый: в каждом круге пять ромбов. Всю поверхность, что¬ бы легче было помнить узор, я мысленно делю на четыре одинаковых квадрата. А когда весь центральный узор связан, отдельно довязываю к нему решетку и кайму, они пришива¬ ются отдельно. На одну «па¬ утинку» уходит не меньше неде¬ ли. Но и это еще не все. Ее нужно тщательно, с отбелива¬ нием выстирать и высушить на специальной растяжке. Вот тогда она станет такой, как эта,— мастерица достала из тумбочки небольшой сверток, из которого выпорхнул бело¬ снежным облаком знаменитый оренбургский пуховый платок.
Знакомо каждому 38 В оправе гор изваяниями аксакалов, даже летом не снимающих свои кара¬ кулевые папахи. Если посидеть Рассвет еще едва обозначился над горным дагестанским ау¬ лом Кубами, а на крутых темных склонах горы, на которой он с ними здесь, на гудекане, за мирной беседой, не торопя расположен, то здесь, то там задвигались белые пятна: потя¬ расспросами, то услышишь в награду историю и легенды Кубачей, узнаешь о древних нулись за водой к родникам хозяйки домов или их дочери в традиционных спускающихся до колен белых шалях У каждой большой, за спиной — но но вдвое меньший кувшин-кут- Здесь веками используются уникальные и формой, и ор¬ наментом чеканные изделия. Уникальны и белоснежные, шитые золотом шали кубачи- нок, как уникален и удивителен сам этот знаменитый кавказс¬ кий аул рассказчика будет выводить на песке острием посоха вошед¬ ший в кровь орнамент. высокий, изящный, с тонкой талией десятилитровый медный сосуд-мучал, а спереди, в связ¬ ке с ним, такой же блестящий, ка. обычаях и старых мастерах, пока темная морщинистая рука казах. оружейников и златоку- знецов, полностью сохранив¬ шийся и живущий самобытной яркой жизнью экзотический средневековый город с бес¬ конечным лабиринтом темных даже в яркий день проходов, вырубленных в камне узких и лестниц, тупиков со домов вмазаны древнейшие резные камни с чудищами из разрушенных старых построек, ...Солнце наконец перевалива¬ ет через гребень горы, воздух постепенно очищается от рас¬ стережет покой козлиный че¬ реп. Могучая круглая каменная светной дымки, открывая взору все более отдаленные панора¬ боевая башня венчает пирами¬ ду домов с открытыми взору крышами, на которых проходит мы горной страны, серебристый зигзаг текущей далеко внизу речки, снежные вершины хреб¬ половина жизни кубачинцев, легко переговаривающихся от¬ туда благодаря особой акусти¬ тов. Альпийские луга внизу еще не вошли в полную силу, на ке с соседями без всяких те¬ свежей траве лениво пасутся несколько овец, стада придут лефонов. Девчушек, молодых женщин и старушек не встре¬ тишь здесь без рукоделья сюда немного позже. На южных склонах гонят упрямый стебель желтоголовые примулы. На они вяжут из цветной шерсти великолепные джурабы, а на самом горизонте узкой голубовато-серой полоской в сизой каменной площадке в центре аула, средоточии его дали блеснуло море, очень далекое Каспийское море, до которого по прямой, вероятно, — — гудекане снующими по ним детьми, цокающими по отшлифованному камню копы¬ общественной жизни,— непре¬ менно увидишь застывших тами осликами. В седые стены в вечных позах каменными километров сорок, но дорога до него —череда серпантинов по
В оправе гор 39
Знакомо каждому 40 каменистой дороге —занимает часа два, а то и три. Хороший знак—увидел море. Весной и летом море можно увидеть крайне редко—это привилегия ясных прохладных осенних дней. Глядя отсюда, из поднебесья, на далекую каспийскую синь, пони¬ с гудекана маешь, почему тысячу лет назад арабский путешественник АльМасуди писал, что сказочная страна Урбуг недоступна для набегов соседних племен. А между тем совсем рядом, под Кубачами, орлиным гнездом укрепившимися на остроконеч¬ ной скале, веками не прекраща¬ лись войны, столкновения. Уз¬ кая равнинная полоска между Каспийским морем и восточны¬ ми отрогами Кавказских гор, Ногайскую степь Персией на юге, связывавшая на севере с служила путем полчищам кочев¬ ников, персов, Докатывались арабов, турок. волны захватчи¬ Среди множества здесь легенд есть, бытующих например, такая. Когда селение ков и до аула. осадили турецкие войска, жите¬ ли выставили на крыши медные шив, что дымятся пушечные мучалы, набив их негашеной фитили, известью, а на рассвете стали На протяжении веков ремесло поливать ее водой. Турки, ре¬ в спешке отступили. жителей давало название аулу. Старинные изделия кубачинских мастеров
В оправе гор 41 в XVI веке турки. Две тысячи лет назад территория нынешних Кубачей входила в состав давно исчезнувшей Кавказской Алба¬ нии, следы которой остались в виде «албанских» медных котлов да в орнаментах камен¬ надгробий, которые ных мест¬ ные златокузнецы считают аз¬ букой своего искусства. В те далекие времена здешние народы, по свидетельству Стра¬ бона, «почитали Солнце, Зевса и Луну». Сменяли друг друга завоеватели, менялись рели¬ гии—язычество, христианство, ислам. Не менялось в течение веков лишь ремесло жителей. Еще торик писал: ся арабский ис¬ Абу Хамид Андалузи «Зирехгераны занимают¬ в XII веке приготовлением всякого орудия, кольчуг, шлемов, ме¬ чей, луков, ножен, и кинжалов разной медной посуды... У них нет ни пашен, ни садов, но они народ зажиточный, разных мест и к ним из привозят всевоз¬ можные предметы». Иноземных вождей, князей, шахов, эмиров и султанов влек¬ В центре— кинжал XIX в., Этот край звали страной зирехгеранов, то есть кольчужников и латников. Кубами—то есть ли сюда, конечно, не земли, где на каменных осыпях миндаль только зацветает, когда на кольчужники—так его назвали побережье уже зреют орехи. по бокам— работы Р. Алиханова
Знакомо каждому 42 Влекла слава богатейшего го¬ рода искусных ювелиров, ору¬ жейников, Кавказ снабжающих ратными весь доспехами в течение двух тысячелетий. «Наши откупились деды от Надир-шаха одной саблей,— вспоминают старики,— сам Ша¬ миль присылал своих мюридов другой великий горец, Хаджи-Мурат, за дорогим оружием, а лично приезжал заказывать Далеко расходи¬ себе кинжал». лось изготовленное здесь ору¬ Оружейной палате Мо¬ Кремля хранится, например, сабля князя Мстис¬ лавского работы кубачинских мастеров XVI века. Здесь ко¬ вали двойные тончайшие коль¬ жие: в сковского чуги, надежно закрывавшие все тело от ударов или стрелы. сабли, Здесь кинжала ковали дра¬ гоценные латы великим заво¬ евателям, а в соседнем ауле Амузги варили настоящую «да¬ масскую» сталь, которую кубачинцы оправляли в серебро, золото и слоновую кость руко¬ ятей, эфесов, ножен. ...Солнце поднимается все вы¬ на эти один из самых ува¬ жаемых здесь потомственных кубаРасул мастеров. Народный художник РСФСР, лауреат Государствен- ше над аулом, согревая камни гудекана. Собираются истертые веками камни чинцы. Среди них и Алиханов — Расул Алиханов с сыном Ибрагимом
В оправе гор 43 бряный кумган, блюдо, кинжал, чтобы немного отдохнуть после многодневной работы, погово¬ рить с другими мастерами об их пробле¬ целебный и пропитанный духом творчест¬ ва воздух Кубачей. Несмотря на общем искусстве, о его мах, вдохнуть вместе шестьдесят с лишним прожитых лет, из которых более пятидеся¬ ти отдано искусству, по-юношески бодр Расул и подвижен, у него живое лицо деятельного человека, которому многое предстоит впереди. В том, что кубачинцы свято сохраняют былые традиции лучших ювелиров Кавказа, ему принадлежит немалая личная заслуга: много лет он руково¬ дил обучением юных кубачинцев мастерству отцов, а своих восьмерых сыновей воспитал художниками. Сам Расул уже с восьми лет помогал в кузнеч¬ ном деле своему деду Ахмеду и впитывал уверенность в могу¬ щество мастера над металлом. Учился он ювелирному делу у своего отца Алихана Ахмедо¬ ной премии имени И. Е. Репина. Кубами обращены к ущелью многоярус¬ ным амфитеатром Он любит из-под прийти сюда, когда выйдет оче¬ его резца редная готовая вещица—сере¬ ва, знатока и виртуоза мельчай¬ шего орнамента, гравирова¬ вшего и чеканившего ножны для сабель и кинжалов, пояса, пряжки, портсигары, а тот
Знакомо каждому 44 в свою очередь—у дяди Ишима Усаева, который еще в конце прошлого века считался в ауле. Отец рассказывал Расулу, как строгий учитель, придирчиво глядя по¬ лучшим мастером верх очков на изделия учеников и заметив малейшую неточность, безжалостно расплющивал мо¬ лотком готовую работу и давал новое задание. Зато если работа ему нравилась, скупой на похва¬ лы Ишим мог проронить: «Живой орнамент», что было ученику высшей наградой. В многоярусном амфитеатре, которым Кубани обращены к ущелью, каждая сакля кажет¬ ся вырастающей из крыши нижестоящей. Плоские крыши, как единственные горизонталь¬ ные поверхности, служат лю¬ дям и маленьким открытым двориком, на котором проходит значительная часть жизни оби¬ Сюда и привел меня Расул, чтобы продолжить наш разговор о кубачинском искусстве и его кудесниках. тателей дома. Разговор не мешал ему рабо¬ тать, и, обложившись инстру¬ ментом, он вместе с сыном Ибрагимом продолжал трудить¬ ся, каждый над своим издели¬ ем: отец над большим блю¬ над браслетом. дом, сын — — Полвека, отданные ювелирному делу, были для Расула и годами постоянного изучения творчес¬ кого наследия предыдущих поколений мастеров, напря¬ женного раздумья об истории, сегодняшнем дне и дальнейшей судьбе промысла. Он скопиро¬ вал на бумагу узоры практичес¬ ки всех старинных кубачинских изделий, орнаменты каменных стен, сюжетных композиций, высеченных на вмурованных в стены домов камнях из раз¬ рушенных зданий XIV—XVI веков. Весь собранный им мате¬ риал и свой собственный опыт он обобщил в фундаменталь¬ ном исследовании «Искусство Кубани», выпущенном году в Москве. в 1971 Чем древнее украшение— тем скульптурнее его форма
В оправе гор 45 нения древних традиций чей, самобытности Куба- их искус¬ ства, он в то же время и нова¬ Применяя древний тип ювелирной тех¬ ники, настоящий одаренный мастер своего дела непременно тор. орнамента или внесет в него что-то свое, свою творческую индивидуальность. Расул. Именно он внес кубачинской чеканки Так и в вязь мотив цветка, недаром на его рабочем шей, столе среди каранда¬ стамесок и резцов можно увидеть полевые цветы, засу¬ шенные стебли. листья, Он первым дерзнул вновь, спустя многие века, ввести в привыч¬ ную орнаментику зверей—барса, изображения волка, оленя, коня, которые не допускались Кораном. Он смело отказывает¬ ся от привычных типов узоров «мархарай» та» — — «заросли», «тут- «ветка» в пользу более свободного, раскованного узо¬ ра, уделяя больше внимания звучанию самого материала и формы изделия, что было кубапроизведений, особен¬ характерно для ранних чинских но женских ювелирных украше¬ ний XVII—XVIII веков. Чем древнее эти украшения, тем ярче выступают в них массивность, скульптурность формы, обильное применение цвета. Большую роль играли ковка и литье, цветные камни выступали в высоко поднятых выпуклых массивных кастах, а заполнявшая фон крупная и мелкая зернь, скань также усилению скульптур¬ ной выразительности браслета, броши, перстня, подвески. В бо¬ служили лее поздних изделиях конца XVIII—XIX века на первый Чернение по серебру, скань, зернь— основные техники Расула Алиха¬ нова и в развитии кубачинского искусства: самый горячий при¬ ювелиров верженец тщательного сохра¬ Велика заслуга план все больше выступает декоративная обработка по¬ верхности, все большую роль играют скань, чернь, мелкая гравировка и чеканка, насечка,
Знакомо каждому 46 усложненный узор, в которых кубачинские ювелиры достигли высочайшего мастерства. Разницу между древними и бо¬ лее поздними украшениями можно легко увидеть, когда кубачинки выходят в мае на традиционный весенний празд¬ ник «Сорок дней весны», ко¬ торый уже многие столетия служит здесь своеобразными смотринами. На этот праздник надевают в большом количе¬ каждой семье Подвесок, се¬ рег, ожерелий, кулонов, бра¬ слетов, колец хватило бы на большой музей. Все мыслимые стве хранимые в драгоценности. виды техники обработки художественной металла предста¬ влены здесь множеством ню¬ ансов и манер: ковка, литье, гравировка, чеканка, чернение, (светлый фон по¬ чернения), монтировка по серебру, насечка золотом и се¬ ребром, скань. Массивные се¬ ребряные изделия (как от таких браслетов руки не устают?) богато украшены сердоликами, кораллами, альмандинами, би¬ рюзой, гранатами, яшмой, ла¬ дражировка сле зуритом, цветным стеклом. На некоторых можно изделиях змей, коней—древнюю символику, восходящую к языческим ве¬ различить на узорах птиц, рованиям, когда такие изделия служили оберегами и амуле¬ тами. Возрождение старых традиций при изготовлении ювелирных, художественно-декоративных изделий, занимавших в жизни дагестанских горцев чрезвы¬ чайно значительную, а в Кубачах, где практически каждый мужчина был златокузнецом, совершенно особую роль,— главная мечта и забота Али¬ он,— ведь ханова. столетий вся наша жизнь. И се¬ — Мы, кубачинцы, любим ним свое и це¬ искусство,—говорит в нем уже много годня наши мужчины колдуют над серебром и медью, а наши Из фамильной кол¬ лекции Алихановых
В оправе гор 47 городе. И как все художники, мы постоянно ищем, копаемся в собственной памяти, загля¬ дываем к другим. Период конца XIX —начала века был особым XX временем Одни мастера, гонимые нуждой, раз¬ брелись по городам Северного Кавказа и Закавказья, другие в истории нашего селения. в поисках признания и славы подались в Москву, Петербург, европейские столицы, даже Америку. Наше искусство получило широкую известность, в но одновременно отошло от своих истоков. Мы предстали перед миром в первую очередь как мастера-виртуозы, одина¬ ково хорошо владеющие все¬ ми видами ювелирной техники. работ пыш¬ ных, богатых, перенасыщенных мелким филигранным орнамен¬ От нас стали ждать том. И мы создавали такие сознавая, однако, что наше настоящее, исконное ис¬ работы, кусство было более строгим, глубоким и благородным. Это противоречие всегда беспоко¬ ило нас. Сам я в своих наибо¬ лее важных работах старался стараюсь вернуть те или иные забытые традиции. С этой це¬ лью я изучил особенности на¬ и шего орнамента, проследил их не только в ювелирных издели¬ ях, но и в резьбе по камню, дереву, кости, в вышивке. Ре¬ зультатом этой работы стало то, что орнамент многих наших мастеров стал чище, выразите¬ льнее, ближе к первоистокам. Гаджи-Бахмудом Магомедовым и другими масте¬ Затем мы с рами стали разрабатывать в де¬ коре своих изделий традиции старой местной сюжетной ка¬ менной резьбы и рельефов Усложнение форм серег, подвесок, брошей характерно для XIX в. женщины ткут, вяжут, выши¬ вают. Столько художников, сколько у нас в ауле, едва ли сыщешь в ином большом бронзовых котлов. В на¬ работы вошли образы ска¬ зочных зверей из этих релье¬ фов, мы стали использовать литых ши
Знакомо каждому для работ традиционные формы неповторимых кубачинских латунных и медно-че¬ канных изделий мучала, кунне, кутка. А что касается юве¬ ями местных кузнецов прошед¬ ших веков. Показал мне свою замечатель¬ — лирных украшений, то думаю, что они вновь должны стать важной областью кубачинского искусства. Надо признать, что именно в этой области мы, как ни странно, еще очень робко обращаемся к собственным традициям. Может быть, боим¬ ся, что необычные, нигде боль¬ ше не встречающиеся формы наших браслетов, колец, цепей не придутся по вкусу покупа¬ телю, а может, просто забыли кое-какие из разработанных нашими предками приемов. И все же я уверен, что нам следует возродить эти тради¬ ции, столь важные для художе¬ ственного метода кубачинского искусства, ибо именно в со¬ хранении самобытности —сто¬ лбовая дорога нашего творчест¬ ва. Опыт наших отцов и дедов, которых мы любим и ценим, ную, собранную многими поко¬ 48 родился с кинжалом в одной руке и штихелем ювелира в дру¬ гой. Сколько разных клинков и старинных, и современных лениями мастеров коллекцию оправил я в ножны Расул Алиханов. Особенно много в ней бронзовой, медной, латунной утвари с традиционным не сосчитать, а сделав еще и и чеканным орнаментом, и теперь задумал все свое в изготовлении кинжал, клинок для него я за¬ внизу—тяжелые и более скром¬ но декорированные котлы, укра¬ рельефным орнаментом у ножек, над которыми целая полка уставлена конусообраз¬ ными водоносными сосудами «мучалами» с и один, думаю о следующем. Вот мастерство вложить в новый строго заведенному принципу: крышкой — рукояти гравированным которой кубачинские мастера достигли подлинного совершен¬ ства, поставив предметы горско¬ го хозяйственного обихода на уровень произведений искус¬ ства. Коллекция построена по шенные и — — цилиндрической широким поддоном, украшенными традиционным чеканным фестончатым орна¬ казал последнему амузгинс- Курбану Рабатову, владеющему секретом да¬ масской стали. ...Амузги—старый, полузабро¬ шенный аул километрах в трех от Кубачей. Дорога к нему идет по петляющей горной тропе. Немало впечатлений дарит эта кому кузнецу тропа очарованному путнику, образом соеди¬ неправдоподобную красоту кавказских предгорий с воплощенной в осязаемую реальность средневековой сказкой. Вот с правой стороны поразительным нив в себе склонились над древним рез¬ ментом и фигурными заклепка¬ ми, соединяющими отдельные части сосуда. Следующий ряд ным детям, как чистый живительный воздух Кубачей—лучшего ме¬ занимают чеканные латунные сосуды «нукнусы», напомина¬ ченные десятками выгоревших ста на всей земле! ющие ведро с широким дном. Затем идут сосуды «кутка», тов и необходим и нам, и нашим Конечно же прав Расул: тради¬ ции необходимо беречь, осо¬ бенно в таком уникальном ауле, как Кубани, где очень кувшины, кумганы, блюда и про¬ чая утварь. Традиционно являясь обязательной частью приданого тонко чувствуют подлинную красоту вещи, ее узор, орна¬ мент, где царит настоящий горянок, медная посуда всегда начищалась до блеска, ибо, по горским поверьям, этот блеск культ художественной старины. Почти в каждом доме кунац¬ отгоняет от дома злых духов. Соседняя стена сплошь увешана кая—парадная гостиная—уве¬ шана и уставлена сотнями са¬ мых разных произведений древ¬ и фарфоровыми тарелками фаянсовыми всех времен и наро¬ дов, а рядом — великолепные него искусства: коврами, ору¬ жием, фарфором, украшениями женские украшения XVIII—XIX Китая, Индии, Персии, Егип¬ та, Турции, завезенными в аул ки, подвески, серьги. И конечно, из мастерами, уходившими в от¬ хожие промыслы на юг Ближний Восток, Азию, в России, Среднюю но больше всего издели¬ веков, ажурные пояса, застеж¬ кинжалы. каменным надгробием жившего в далекие времена шейха ветви акации, перехва¬ на солнце разноцветных лоску¬ бумажек,—древний обы¬ чай украшать таким образом особо чтимые места. Впереди показались и развали¬ ны аула Амузги, где когда-то до полусотни кузниц ковали луч¬ шую на Кавказе знаменитую «дамасскую» сталь. под руинами царит Сегодня покой и веч¬ ность. Но вот над старой саклей курится дымок. Карабкаюсь по кривым узюхоньким улочкам разрушенной цитадели и заме¬ признаки жизни: бродячий ослик, горшки, каст¬ рюли. Чудесам, кажется, не суждено кончиться сегодня, чаю явные Кинжалы —моя непреходя¬ щая с годами страсть,—призна¬ ется Расул,—ведь, по старой я не удивлюсь, если из-за груды легенде, первый кубачинец валин — выйдет Алладин. Из раз¬ действительно возникают желтоватого песчаника Али-Баба или
В оправе гор селения. И ведут меня в куз¬ Седобородый старец в овечьей папахе кует изящный, с узким жалом клинок. Последний из ницу... с пылающим горном. прославленных две маленькие фигуры —юные жители почти всеми покинутого амузгинских 49 В кунацкой дома Алихановых
Знакомо каждому 50 оружейников, Курбан Рабатов, оказывается, делает свои по¬ следние кинжалы для празднич¬ ного наряда артистов. «Нет, не те клинки сварочного что ковались разной из трех это булата, полос стали: мягкой и вязкой «дугалала» для сплошной части, крепкой «антушки» для лезвия и крепчайшей «альхана» для подложки,—сетует старик,— ну да для сувенирных кинжалов та и не нужна». В глазах последне¬ го хранителя секретов стали, шашка из гвозди, которой легко рубила не оставляя следов на лезвии, и при этом сгибалась принесшей когда-то амузгинцам широкую колесом,—стали, известность, почудились печаль и некоторая неловкость из-за того, что из его, Курбана Раба- това, морщинистых, потемне¬ вших от горячего металла рук выходит ненастоящее оружие, недостойное его мастерства. Последний свой «дамас¬ ский» клинок я откую для Расу¬ — Алиханова,—глаза старого мастера загораются живым ла блеском,—пусть он останется памятью моему другу об амузгинских мастерах. обратном пути из Амузги Кубани возникли за поворотом На каменистой тропы в новом ракурсе. Я вспомнил одну из чеканных тарелок Алиханова с видом аула. Он изображен был там именно с этой точки: пира¬ мидкой тесно прижавшихся друг к другу домов гордый и за¬ мкнутый мир кубачинцев. «Кубачинцы женятся только на куба— Да, таков этот удивительный аул, каменистая, бесплодная почва которого заставила его пространстве возник совер¬ шенно особый уклад, по-своему стали развиваться язык, об¬ ряды, привычки, одежда. В него том чинках, а девушки наши выходят замуж исключительно за сво¬ трудолюбивых жителей стать искуснейшими мастерами. Обо¬ собленный на протяжении ты¬ их,—сказал мне сячелетий мир укрывшегося от нельзя было допускать чужих, отдавать невест в другой аул. На протяжении веков руки воинственных и грозных сосе¬ кубачинца держали кинжал дей и штихель. Расул—Поче¬ му? Да очень просто: во-первых, лучшей и работящей на свете жены не бывает, а во-вторых, на скалистой вершине селе¬ ния условием сохранения жиз¬ пала Сегодня, когда от¬ необходимость в первом, наш язык не понимают даже ни жители соседних сел одного ретов еще большей уверен¬ ностью держат инструмент ху¬ с нами народа—даргинцы». нечного дела. И в его замкну¬ дожника. требовал сохранения сек¬ оружейного и златокуз¬ они с
РОДНИКИ ДУШИ Литовские кованые навершия придорожных столбов, армянские резные памятные камни-хачкары и родники, расписные гуцульские яйца, ритуальная кумысная посуда якутов, русское рождественское обрядовое печенье, таджикская вышивка с небесной символикой —все эти реликты народной духовной культуры и древнего миропонимания живы и в сегодняшних обычаях
Родники души 52 Подарить людям солнце «Пылающее солнце, дружески протянутое на ладони бли¬ лики. жнему своему, солнце, похожее Вареной, где прошла юность на человеческое сердце»—так художника, и Соединила времена «Дорога Чюрлёниса» между — и Друскининкаем, ' увидел картину «Дружба», на¬ где открыт ныне его мемори- альный музей: в 1975 году, к столетию художника, по древ¬ нему обычаю, поставили вдоль писанную великим литовским художником и музыкантом Микалоюсом Чюрлёнисом, поэт Эдуардас Межелайтис. Небес¬ нее столбы-памятники. Возрож¬ ный огонь и земное тепло, дать народную деревянную дерзкий полет взволнованной мечты и поэтическое восп¬ монументальную скульптуру съехались тогда в летний ла¬ герь, в местечко Перлое, масте¬ риятие мира —не за эти ли качества Ромен Роллан назвал еще очень далека и старость настигнет тебя, то разглядишь скамейку, для гонцов предназ¬ наченную, и там никогда не ра со всей Литвы. От зари до зари стучали топоры, высекая из могучих дубов столбы-памят¬ ники, грохотал металл в кузне, будет недостатка в молодых». Чюрлёнис оказался пророком. Дорога жизни проходит по где Йонас Пранинскас ковал для них традиционные «сол¬ нышки»— ажурные навершия обычным земным дорогам, и на них в первую очередь человек столбов, которые так любил изображать на своих полотнах оставляет свой след. В Литве с ее древними придорожными художник. Замечательным му¬ зеем стала дорога его памяти, ритуальными столбами (родил¬ ся человек поставь резной ее философский венец точником вдохновения в этом великом столб-символ, умер Чюрлёниса Колумбом нового духовного континента? В своем наполненном музыкальными ритмами светлом мире грез, фантазий и вселенской га¬ откровений Дружбы, Любви, Жертвы, Мы¬ сли, Истины. И в симфони¬ рмонии искал он ческих поэмах, и в поэмах «Сонате весны», ис¬ «Жемайтийских столбах» на холсте — — поиске выступают у творчество, неизменно него образы народное и символы — человек снова поставь у дороги это понимаешь, как — столб) нигде. — заве¬ ршающий триптих при въезде в Друскининкай: столб-коло¬ кольня олицетворяет музыку, другой столб —палитру, тре¬ тий—с фигурами старца, юно¬ литовского искусства. Дороги Сам первоискатель единяют и время, не давая ему ши и обрывки. Фило¬ софское откровение гения ника о сущности лишь жение в его напутствии, слова ник в мире и провод¬ прекрасного, он напутствовал тех, кого влечет тернистый путь: «Иди, иди без отдыха, и если цель будет этот связывают людей, со¬ распадаться на продолжает изначальной мудрость народной симво¬ ребенка—мысли худож¬ бытия, которые нашли столь ограненное выра¬ которого и вырезаны на постав¬
Подарить людям солнце ленной здесь под соснами ска¬ мье. В закатный час пылающее небо зажигает над триптихом кованые солнышки Йонаса Пра- нинскаса. Строить, притом совершенно бескорыстно, дорогу творчест¬ ва, дорогу-мечту, дорогу-наде¬ жду, дарить людям свои сол¬ нышки мог только человек из плеяды Гонцов. Во время войны он освобождал родную землю от фашистских захватчиков, а потом многие годы украшал ее, работая садоводом и агро¬ номом. И лишь много позже, когда другие уже думают о по¬ кое после трудов, Йонаса, в ду¬ ше всегда художника, вдруг потянуло к металлу: в в прошедшем детстве, Кедайнском рай¬ оне, ему приходилось помогать в кузнице — ковать подковы, оси для телег, сельский инвен¬ тарь. Спустя сорок с лишним лет понял, что должен заста¬ образы, вить железо принять рождавшиеся теперь сознании. В в его старом гараже устроил примитивную кузню, и через десять лет упорного труда металл полностью подчи¬ нился кузнецу: он мог выковать лепесток розы, которую когдато выращивал. Мастер подоспел вовремя: рож¬ далась Чюрлёнис-дорога. И с наковальни Пранинскаса стали выходить «солнышки». Главный мотив этих любовно названных ший — в народе навервсегда дневное светило. Часто ему сопутствуют луна, звезды, геометрический и рас¬ тительный орнамент и даже... змейки. Символика «солнышек» непременно связана с древ¬ ними верованиями и Придорожные часовенки «кеплички» обрядами. 53
Родники души В Европе литовцы позднее были обращены всех в христианст¬ громоносец Перкун меч и рассек выхватил Месяца лик 54 кие в своей кузне среди грозо¬ вых туч. во—лишь в XIV веке, древняя пополам. атрибутика здесь необычайно живуча, а так как память об ушедших чрезвычай¬ Другое Один из образов Перкуна, разби¬ вающего огненными стрелами повелел заключить его в специ¬ демонов туч,— это змей. Еще не так давно в Литве наносить языческая но сильна и почитаема в Литве, гласит, что царь—де¬ мон туч, гневаясь на Солнце, ально построенную башню, жествлявшееся светило, с кото¬ Солнце перестало светить. Тогда двенадцать планет, ли¬ связано шенные его света, заказали знаком этой памяти стало обо¬ рым здесь преданий. По одному немало и огромный молот и, из них, Солнце — молотом-молнией пробив этим отверстие «божья дочка» представляет¬ ся женою Месяца, а звезды тяжкого заключения их детьми. Когда неверный супруг начал ухаживать за Венерой, румяной Денницею кун, кующий судьбы человечес¬ — — — освободили Солнце из ледяной башни-зимы. А вещим кузнецом был сам бог-громовержец Пер¬ в стене, какой-либо вред змеям было строго воспрещено, а убить змею считалось величайшим грехом, священным ужам позволяли селиться в доме под печкой, чтили их, как пенатов, и приноси¬ ли в дар молоко, сыр, яйца и кур. Если те вкушали предложенные яства, это принималось за до¬ брый знак, нетронутая пища указывала на грозящие бедствия.
Подарить людям солнце Неудивительно поэтому, мотив Солнца что очень популярен и ужи —гимн жизни, природе, плодоношению. Так поразитель¬ образом христианские языческие образы сплавились в литовском народном искус¬ ным стве. Он встречается и в старин¬ и ных песнях, и в археологичес¬ в этом уникальном виде народ¬ ких находках, в украшениях ного искусства. сбруи, в орнаментах народной керамики, прялок, настолько любимы народом, писанок. Любимое народом, что Солнце утверж¬ дается и в солярных изображе¬ ниях, хотя угадывающийся в форме «солнышка» крест местных конской дающее жизнь говорит о том, что это символ прощания, раздваивающиеся лепестки его перекладин, не¬ бесные светила, святые рощи 55 Кованые эти украсили «солнышки» были фантазии гефестов-виртуозов ажурные в XVIII—XIX веках также костелы, часовни, сто¬ лбы с часовенками-кеплицами, кладбищенские ворота, над¬ гробные памятники, где тру¬ бящие ангелы мирно ужива¬ ются с извивающимися ужами. Старинные нышки» «сол¬
Родники души жена не к ушедшим, а к гряду¬ щим. Й. Пранинскас. Кованые навершия в Аблинге Небесная Выковав первое свое Пранинскас принял эстафету Гонцов. И тогда в его жизнь вошло обжигающее слово Аблинга. Название этой стоящей «солнышко», символика и прежде присутствовала в похоронном на живописных холмах деревни обряде. Когда-то, знает в далекие здесь существовал обычай ставить надгробные времена, столбы и доски с изображения¬ Солнца, звезд, животных Куршской косе, на дюнах Неринги, где Река Вре¬ ми и птиц. На мени течет медленнее и не каждый в Литве: она была словно обугленные фигуры поставлены на лишенном расти¬ тельности склоне холма, и толь¬ ко полевые ромашки склоняют головы к подножию Владаса Балтуониса, Пятре Срюбалюте, семей Жебраускас, Луожиса и их односельчан. Ни один ваятель не расстреляна и дотла сожжена имел эскиза, ни фашистами в первый день вой¬ ны. Сорок две крестьянские жизни оборвались тогда утром на берегу текущей под холмом ре одной скульпту¬ не было заранее определено место. Они встали словно сами речки. Это была первая массо¬ собой, чтобы, встречая и прово¬ жая день длинными тенями, делающими их исполинами, вая расправа с мирными жителя¬ беречь страшной войне. А спу¬ смывает на своем пути этногра¬ ми в той фические реликты, до сих пор подобные доски: дубовые—для мужчин, липовые—для женщин. Культ памяти —это вера в буду¬ щее. Дорога Чюрлёниса проло¬ стя три с лишним десятилетия ставят на могилах 56 в Аблингу съехались скульпто¬ ры, художники, народные резчи¬ ки по дереву, кузнецы — и все расстрелянные жители деревни восстали из пепла: черные, и охранять мирную жизнь своих соотечественников. Нимбами скорби взошли над их головами «солнышки» Пранинскаса. И символами неугасаемой жизни. Шли годы, и немолодой мастер стал подумывать о скамейке на
Подарить людям солнце Йонас Пранинскас Дороге Гонцов. Тогда своих друзей явил им, что он собрал по ремеслу и объ¬ решил построить Какое из них кует сегодня Пранинскас? Может быть, вот это—с тонкими, как стилет, наковальню. Молот он перехва¬ тил правой рукой примерно посередине рукояти и с размаху лучами, исходящими из боль¬ шого овала вперемежку со бросил его на прут. Наковаль¬ ня, инструменты вокруг отозва¬ змейками лись железным лязгом. Кузнец поднимал и опускал свое ору¬ и со сложным ажур¬ ным переплетением, которое могло бы стать геральдическим хорошую, просторную мастерс¬ кую для всех кузнецов, где они знаком Рыцаря Вечного Со¬ лнца? А может быть, руки работать, учить других. Вольготно стучат теперь молотами Перкуновы внуки. А мастерская становится посте¬ пенно музеем их работ. Вот и сейчас, когда я пришел к Йо¬ мастера неподвластны сейчас линиям заготовленных эскизов смогут вместе насу, на полу разложены боль¬ шие листы ватмана с эскизами люстр, ных бра, подсвечников, двер¬ скоб, решеток и целыми галактиками разнообразных «солнышек». 57 и творят что-то лишь возника¬ ющее в эту минуту в его вооб¬ ражении? Я спрашиваю об этом стоящего возле огня кузнеца. Железный прут толщиной в па¬ лец калится там, наливаясь малиновым цветом окружаю¬ щих его углей. Полуметровыми черными щипцами Йонас вынул его из пекла и опустил на дие, поворачивая прут левой рукой, и вскоре расплющенный конец металлического стержня обрел форму листа. Ты угадал, я еще не знаю, каким его сделаю, но хочу, чтобы от моего «солнышка» — исходило много света А и тепла. еще добра,—добавляет он, поразмыслив. — Тогда входом поставьте его перед в свой дом, Йонас, и пусть оно светит маяком всем, кто выходит на путь духовных исканий.
Родники души Вода Асфальтовая 58 и камень ти на них пшеницу и лента шоссе стре¬ мительно рассекала собой ка¬ И грозные менную твердь холма, по обе несут свою бессменную службу. Некоторые родники, считавшие¬ стороны от дороги время от времени громоздились больших белых камней: дозер, виноград?! каменные духи воды ся священными в языческие кучи буль¬ времена, по традиции продол¬ жали почитаться и после приня¬ пытаясь сделать пригод¬ обработки склон хол¬ сгребал с тонкого слоя ным для тия в 303 году христианства, ма, как, например, источник в од¬ вырубленного Гехардского монастыря, которому придали в XIII веке архитектурный облик христи¬ ной из пещер земли известняковые глыбы. Невольно вспомнилась часто рассказываемая гостям в в скале Арме¬ Бог, распределяя землю, армян на¬ синее зеркало Севана и делил последними, когда все силуэт нии о притча плодородные как том, участки были черный оставшихся от древнего зданий, стоящих над озером тысячу с лишним лет. Жемчужину Армении —Се¬ монастыря анского храма. Каким мужеством и верой могучей в неисчерпаемость чело¬ камень»),— гласит Наверное, поэтому армяне говорят: муж¬ ную оправу, и человек, вторя веческого трудолюбия должен был обладать неведомый каме¬ нотес, сделавший первую щер¬ бину на поверхности скалы, ей, чтобы вслед за этим начать чина должен посадить дерево, влял камень служить воде. вырастить сына и сих пор в глухих, труднодоступ¬ бать в Гехардского нагорья охраняют родники как высшую лиметр за миллиметром огром¬ драгоценность могучие камен¬ Наверное, у ные красивые, тонкие, жилистые розданы, и дал им горсть голых скал. «Айастан («Армения — карастан» — народная поговорка. поставить ван— природа взяла в камен¬ с глубокой древности заста¬ До ных местах родник. Из камня мы получаем хлеб,—сказал мой попутчик и собеседник, один из самых — республике резчик Грачья Степанян, исполины, называемые известных в вишапами,—тотемы с бычьими по или и камню, его слова не нусом возвышался ко¬ впереди Арарат—каменный страж ка¬ менной страны. А мне вспом¬ нилось обрученное ликами изваянные с камнем крепчайшем камне мил¬ ные залы... него были такие же руки, затянутые узлами вен, такие же умные, много знавшие брон¬ Родникам издревле придавали здесь чудодействен¬ твердые глаза, как у Степаня¬ ные пыли. Больших мастеров в тысячелетия назад, в прозвучали преувеличением. Сахарным рыбьими вгрызаться в базальт и выру¬ зовом веке. свойства. А разве это на, глаза, всегда воспаленные от напряжения и каменной в самом деле не чудо—давать мении зовут варпетами. жизнь камням, заставлять рас¬ петов, строивших Ар¬ Вар- родники,
Вода и камень 59 в древности почитали как свя¬ тых. Я смотрю в глубокие бле¬ стящие глаза и вижу в них варпета, навсегда победившую усталость тяжело¬ го труда и многих прожитых гордость лет, от которой не убереглись поседевшие волосы, смуглое, в разводах морщин, тонко очер¬ ченное лицо. Мастер везет меня в Эчмиадзин, где каменная летопись армян хранит страницы семнад¬ цати веков и где многие древ¬ ние и новые камни испытали удары молотка Степаняна. Пер¬ вый родник на пути бьет из скромной каменной тумбы близ арки ворот, ведущих к раз¬ знамени¬ валинам Звартноца — того храма VII века, один из тысяч родников Армении —ах- пюров, как их здесь называют. Вскоре взору открывается ве¬ личественная громада устоя¬ вшего до наших дней храма Рипсимэ, тоже VII века, от¬ деланного красным туфом. Это уже Эчмиадзин. (оды труда отдал Степанян вместе с другими камнерезами, восстанавливая, реставрируя древние святыни армянской символ проросшего зерна или солнца. Сам крест при этом Грачья Степанян земли, утверждая на ней па¬ мять об истории дальней и со¬ близкой дню сегодняш¬ нему. Два десятка шагов раз¬ настолько украшен каменной резьбой, всем деляют здание с богатейшей каменной резьбой, построенное в раннем средневековье, и па¬ мятник, вырубленный Грачьей Ростомовичем из серого грани¬ та к пятидесятилетию трагичес¬ ких для армянского народа событий 1915 года—учиненной турками массовой резни. Этот что под ее ажурным покрывалом нередко теряет монумента Мать-Родина, воз¬ свои очертания. вышающегося над Ереваном. Не может варпет, вырезая Если на первых порах чужие узоры из камня, и сам не быть художником. Большинство работ Степаняна украшает его собственный орнамент. Источ¬ ники, питающие его творчест¬ — появи¬ вшись более тысячи лет на¬ зад—хачкары несли в себе абстрактную идею христианства и его заповедей, то со време¬ нем эти носители веры, подобно древнейшим клинописным сте¬ во-старинные армянские книжные миниатюры и хач- лам, включили в себя множест¬ резные крест-камни, восходящие к памятным и ме¬ рованным определено, что хачкары уста¬ тельного и горячо любимого в Армении скульптора и архите¬ жевым камням времен Урарту навливались по самым разным ктора Рафаэля Исраэляна. По его же рисункам резал каре —небольшом или огром¬ деревни, окончания строитель¬ ном, до трех метров в высоту ства моста, в честь в 1949 году и декор портала каменном монолите памятник Степанян делал по проекту своего друга, замеча¬ кары— и языческой Армении. В — хач- читается во других значений: по расшиф¬ на их боках надписям поводам: по случаю заложения врагами, в победы над благодарность за
Родники души 60
Вода Озеро Севан. Севанский мона¬ стырь. IX в. и камень 61 получение земельного надела, как межевые, пограничные камни, как памятники умершим. Эчмиадзин—своеобразный му¬ зей хачкаров. Лучшие, древ¬ Гехард. Хачкары, вырубленные в скале нейшие камни привезены и установлены здесь вдоль стен, по центральной аллее.Вот стоит хачкар XIII века знамени¬ того ваятеля Павгоса из Гоша- Руины Звартноца. VII в. ванка, признанный лучшим из крест-камней за всю историю страны. На глубокую рельефную резьбу белого камня словно наброше¬ Хачкары близ Севан¬ ского монастыря на паутинка тончайшего круже¬ ва. Среди георгинов на центра¬ льной аллее стоит строгий изыс¬ канный хачкар красного туфа. Хачкары в Гехарде Грачья Ростомович замедляет шаг —это его, Степаняна, рабо¬ ты хачкар удостоился чести
Родники души 62 ли хачкары, родники, памят¬ ники. Здесь, в Эчмиадзине, и ры—серые красные ливом, — хачка¬ белые, и с сиреневым от¬ черные цвета почти и табачного словно отразили все кладовой Армении: мрамор, гранит, ба¬ зальт, туф, фильзит. Я спраши¬ ваю Степаняна, какой камень богатство каменной его самый любимый и, еще не успев услышать ответ, догадал¬ конечно, туф, самый «армянский» из всех камней. Да, ты прав—туф, и Исра- ся сам — — элян всегда хотел, чтобы я ре- уже в зрелом возрасте, будучи виртуозным... чеканщиком-юве¬ лиром! Этот поворот в творчес¬ кой судьбе вызван важнейшей Эчмиадзин. Хачкар. 1279 г. переменой в жизни Грачьи Ро- занять место среди националь¬ стомовича —в Один среди десят¬ ков древнейших. Глядя на филигранный рельеф, в числе многих других репатри¬ ных святынь. я вспоминаю резную тарелку толщиной серого в три миллиметра из гехардского фильзита, 1946 году от воды в руки именно этот варпета — материал что что камень. Дело в том, камнерезом Степанян стал в детст¬ ве родителями. Пробуя новый материал, прико¬ снулся впервые стамеской вме¬ сто привычных серебра попал особого, наци¬ мягкий, но онального камня. Он только крепче. Ты видел, Эчми- та радуюсь тому, зал из нашего, Ирана, куда был увезен в и он антов вернулся на родину из которая хранится в Москве, Музее искусств народов Во¬ стока, другие ранние работы Степаняна, которые мне с гор¬ достью показывали в Музее народного искусства Армении, Эчмиадзин. Хачкар. 1543 г. к камню и изменяет ему. здания с тех и золо¬ пор не Украшал резьбой вокзала, Совета Минист¬ ров, рынка в Ереване, дома Джермуке, Дилижане, Сева¬ не. Потом пришла дружба с Ра¬ фаэлем Исраэляном, варпет потянулся к традиционным на¬ в циональным формам, захвати¬ и ветра становится адзинская церковь стоит тысячу Когда я ударяю по туфу, то слышу эхо. зубилом Камень отзывается мне, как триста лет... живой. Свои любимые хачкары я вырезал из красного туфа. Сколько хачкаров вышло изпод его рук? Мастер не может назвать цифру. Считай сам: в среднем хач¬ — кар я делаю два-три месяца. Хачкары—любовь и страсть Степаняна. Эту любовь он пере-
Вода и камень родник. Об этом гла¬ сит и выбитая на камне надпись. — дорогое Г. Степанян. Резьба портала монумента Армения-Мать Как и хачкар, родник —часто память о событии: базальтовый родник на Пушкинском перева¬ нес и на свои родники. Самый большой в Эчмиадзине род¬ ник— Грачья Ростомович поста¬ вил его в пятидесятые годы увенчан хачкаром XVIII века: — так делали и в старину. Продол¬ жает этот родник и еще одну старую, идущую веков традицию из — средних он построен на средства человека, пожела¬ вшего таким образом оставить ле, например, увековечил скорб¬ ную встречу великого поэта с телом Александра Грибоедова, которое везли на арбе в Тифлис. В Армении что ни родник—то Грачья Ростомович посвящение на бе¬ ломраморном роднике-памятни¬ ке великому ашугу — народному и музыканту композитору XVIII века Саят Нове, установ¬ ленном в самом центре Еревана. «Пусть никогда больше не будет войны» начертано на многих родниках в армянских — селениях, поставленных в па¬ мять невернувшимся солдатам. В Кировакане вам покажут роднику» —одна из самых ран¬ них известных на большом дом мастера Меграба, поста¬ вившего четыре родника в роднике, стоящем на окраине память надпись. «Христос Бог, помилуй — Санаина, в ущелье Севордяпд- Судьба распорядилась так, что подобно многим зор, она сделана в 1255 году. этот человек, «Не всякий армянам, оказался вдали от воду —моя родной каждый рил ей и ее людям самое бое»—так перевел мне священника Мхитара, пожерт¬ вовавшего сто серебреников свой след на земле,— ктитора. земли и, любя ее, пода¬ 63 письмо может вода пить эту особая, не может прочитать мое — мое письмо осо¬ — погибшим, защищая Родину, четверым своим сы¬ новьям. Александру Матросову, Олегу Кошевому, Александру Чекалину и другим героям Великой Отечественной войны посвящены стоящие в ряд
Родники души 64 родники у детского парка Ере¬ вана—над ними трудился Сте¬ панян. Память не стареет в род¬ как нике, не застаивается чистая и прозрачная вода в его струе. Эти родники—строгой формы: арочка ческой класси¬ с дву¬ скатным перекрытием, пришед¬ шей в ахпюров архитектуру многие века назад. Похожие фасады можно увидеть у род¬ ников на миниатюрах средневе¬ ковых рукописей в Матенадара- не. В те времена родники игра¬ ли исключительно важную роль в жизни людей. Для многих из них вода подводилась по зако¬ панным в грунт глиняным тру¬ бам на большие расстояния —в древнюю столицу Армении Ани или крепость Бджни, напри¬ мер,— свыше десяти километ¬ ров! В скалах высекались за¬ пасные водохранилища на слу¬ чай засухи или осады, а сами рассчитанные иногда на большое число людей, были очень крупными. Так, родник родники, монастыря Ахпат, построенный настоятелем Иоанном в 1258 го¬ Родник этот, стоящий на пере¬ сечении двух людных дорожек, укрыт от солнца могучими кро¬ ду, имел площадь помещения тридцать квадратных метров. Как и прежде, родник в селе Г. Степанян. — это не только вода, это еще и место встречи И еще, обсудить дела. Тради¬ ция, через которую идет связь времен и поколений. Поэтому родник—это традиция. вы нигде не увидите трубу здесь с водопровод¬ ным краном. Великое благо — вода—достойно иметь подоба¬ ющую оправу! В разных концах Армении слу¬ жат людям родники, поставлен¬ ные народным мастером чьей Степаняном. Один Гра¬ Дома печати. жаркий день Мы сидим с мастером в сквере фасад решен в форме виног¬ радной лозы со свисающими гроздями, а к воде на скамейке и смотрим, как возле родника то и дело остана¬ припали напиться два каменных бараш¬ ка. Это единственное произ¬ ведение ное им Степаняна, выполнен¬ в двух экземплярах: двойник родника отправлен в итальянский город Каррару побратим Еревана и родину Его вливаются прохожие, утолить жажду чистой водой. Если бы сидящий в тени — усталыми непременно словами: великие скульпторы античности. на скамейке При¬ сланная итальянцами в ответ рука с раскрытой ладонью—установлена непо¬ скульптура далеку от родника Степаняна. добрыми мастер, что поставил его, то из ваяли вкусной глазами и есть тот знаменитого белого мрамора, которого чтобы они знали, что пожилой человек с — из них украшает сквер напротив ере¬ ванского в возле него всегда прохладно. может быть это главное, железную нами платанов, и людей, где можно узнать новости, погово¬ рить с соседями, Родник у детского парка в Ереване подошли бы со «Да будет долгой жизнь твоя, как не иссякаем родник!»—самое теплое здесь пожелание. Завидная судьба— знать, что люди всегда будут пить из твоих родников!
Дорого Дорого яичко... 65 яичко... Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось; Из белка, из верхней части, Ясный месяц появился... Пролетела над горами пре¬ красная птица с золотыми пе¬ рьями, махнула крылом, и за¬ звенели ручьи, разбуженные ее теплым дыханием... Пер¬ Это чудесное яйцо колыбель Вселенной—снесла утка, в об¬ — выми сквозь скорлупу зимней оболочки, сковавшей много¬ лике цветье карпатской природы, ри проклюнулись подснежники. Вытянули свои светлые голов¬ по свидетельству финского эпоса «Калевалы», сам всевыш¬ ки над пожухлой прошлогод¬ ней травой, но, увидев, что все о еще кругом спит, что поспеши¬ ли со своим летним нарядом, которой деве неба и мате¬ воды Илматар-Каве явился, ний бог Унко. яйце Представления как источнике жизни и самой Вселенной восходят следние дни из-под своих луч¬ ших несушек самые белые к глубокой древности: они от¬ поскорее стряхнули его с себя. Но уже был услышан вокруг этот беззвучный весенний бу¬ и крупные яйца, наколола и по¬ ложила в железную баночку дильник на пробуждающемся лугу. Забродили соки земли, «кулешник» куски черного пчелиного воска, выбранного и вот уже обнажила свои бе¬ лые пушистые кисточки верба, а на южном склоне, укрытом осенью из ульев, привела от ветра буковой рощей, потя¬ нулись к солнцу одуванчики, изогнула шею и запахнулась крошечные, ска¬ росписи яиц танные из медной фольги во¬ ронки с деревянной ручкой. Все ление об желтым готово в доме Анны для того, чтобы все вспыхнувшие краски весны перенести на сферичес¬ Сферический небесный свод шарфом заповидь, пробудились медуница, нарцис¬ сы, левкои... Из окон хаты Анны Бобяк в какую сторону ни глянь— весенние яркие краски раз¬ бросаны щедрыми мазками. Надо торопиться, пока лето не успело притушить этот пожар. Исподволь отбирала она в по- — — в по¬ рядок «кыстки»—специальные писальца, или писачки, для — разились в индоиранских леген¬ дах, Геродотом записано преда¬ ние о том, что мир создан из яйца, положенного в святилище птицей Феникс, проис¬ хождение Вселенной от яйца было принято у греческих и римских философов. Из виза¬ [елиоса нтийских источников представ¬ уподоблении мира огромному яйцу перешло и в древнеславянские рукописи. составлял верхнюю половину кую поверхность яйца. В глубо¬ чайшую даль веков уводит этот его обычай... земный мир. скорлупы, а Космогонические Из яйца, из нижней части, нижняя ее половина замыкала собой под¬ мифы — ска¬ зания о весеннем обновлении Вышла мать-земля сырая; яйца, из верхней части, Стал высокий свод небесный; Из природы—так считает замеча¬ тельный знаток и собиратель
Родники души русского фольклора А. Н. Афа¬ Яйцо, насьев. как метафора ка, пошел туда мужик, увидел великий свет и, думая, что него возрождения природы, за сарай горит, закричал во всю глотку: «Пожар! Пожар! Жена, хватай ведро, беги заливать!» источник ее творческих сил. Отворили сарай Когда холодное дыхание пламени, только светится золо¬ солнца и молнии, принимается в мифологии за символ весен¬ — ни дыму, ни 66 ным медным узором,—и до¬ стала оттуда вышитую белую блузу и подобающую торжест¬ венному случаю юбку. Облачившись в выходную оде¬ жду, Анна села за столик, тое яичко... печать смерти и разрушения, Снесеное курочкой Рябой золотое яичко донесло перед собой поставила тарелку с яйцами, а ее муж Дмитрий принес из кухни чугунок с тле¬ в этом яйце таится зародыш будущей жизни, и с приходом сквозь тысячелетия мир древ¬ нейших представлений в самой ющими внутри углями—чтобы баночка с воском была во весны из него создается новый совершенной мир. По древнему поэтическому из созданных время работы горячей. В баноч¬ ке лежало пять или шесть на налагает землю и зимы небо темных недр ночи, а солнце хрупкой природой форм. Раскрашенные пасхальные яй¬ ца-писанки из Космача, живо¬ писного уголка гуцульских Кар¬ весеннее пат,— настоящие произведения представлению, восходящее поутру солнце рождалось из — из недр грозовых туч. Золотое же солнечное яйцо несла черная птица-ночь, или и самой Анна взяла в левую руку яйцо, а правой—деревянную руч¬ ку— писальце, легонько пово¬ дила им по ладони, и на ней остался тонкий темно-коричне¬ вый след. Художница несколько (миф, по преимуще¬ соединяемый с петухом), в образе которой равно олицет¬ ворялись утренний рассвет птица-туча ству и пламя «кысток», наполненных жидким от тепла воском. мгновений обдумывала буду¬ щий рисунок, затем уверенно повела по белому полотну скор¬ грозы. Древние народные обряды и обычаи, связанные с символи¬ кой яйца, сохранились и с при¬ лупы прямую линию, поворачи¬ вая яйцо, довела ее по другой стороне, замкнув тем самым христианства. Пасха со¬ впадает по времени с язычес¬ ким праздником возрождения окружность. По закругленной ходом поверхности прочертила вторую линию параллельно первой, на весенних сил природы, вот и красят яйца по весне. «Крашенку» зарывали в кадку с семенным пшеничным зер¬ ном—к богатому урожаю, им гладили по спине скот перед выгоном в поле, приговаривая: «Как яичко гладко и кругло, так моя лошадушка будь гладка Яйцо вмуровывали в фундамент дома как оберег. Простой люд обменивался яй¬ цами, катал яйца и «бился» ими и сыта». вплоть до XX века наперекор некотором отдалении —еще одну пару линий, как бы пере¬ поясав яйцо по «экватору». Анна меняет «кыстку» с загусте¬ Анна Бобяк искусства. От матери к дочери, из поколения в поколение пе¬ редается навык росписи. Анна Бобяк тоже переняла его вшим воском на горячую, и под ее рукой возникают ромбики, треугольники, верхнюю часть сферы мастерица украшает у своей матери. спиралевидными завитками, а на вершине среди звездочек поселяет двух оленей —излюб¬ и ее ленный сюжет в Космаче. Придет черед дочерей. Расписывание яиц—это ритуал, причем риту¬ ал праздничный, а потому Анна На другом яйце линии наносят волнистые. На не¬ уже иные — яйца не¬ гуцульс¬ фантазия монастырским указам. Яйца крошили на могилах в память зашла с утра в комнату, красиво большой поверхности убранную нарядными рушника¬ истощимая предков. ми и расшитыми занавесками, ких Золотое яйцо сносит курица или открыла стоящий у стены фа¬ она снесла золотое яичко, пове¬ мильный сундук, в котором хранятся семейные реликвии тут и расшитые бисером каф¬ таны, и великолепный гуцульс¬ ствует, например, русская сказ¬ кий топорик XIX века с чекан¬ утка в многих уточку сказках и сказаниях народов. Запер хозяин в темный сарай, ночью хранительниц древнего искусства рождает такое коли¬ — чество вариаций рисунка, ор¬ намента и росписи, что среди тысяч писанок практически невозможно найти две одина¬ ковые.
Дорого яичко... 67 Очень своеобразна и техника ся с опусканием в ванночки со в пыль, а разукрашенная писанкарства, напоминающая известную в росписи тканей технику батика. Узор, который нанесла расплавленным вос¬ краской: красной, малиновой, коричне¬ вой, черной. И вот Анна держит черное яйцо над углями, а затем мягкой тряпицей стирает с него оплы¬ вший воск. Захватывающий дыхание восторг—яйцо загора¬ ется десятком радуг! Теперь открылась вся ювелирная рабо¬ та художницы, безупречная геометрия орнамента, цветовая гармония. Чтобы рисунок заблестел глян¬ лочка может храниться десяти¬ летиями, не теряя привлекате¬ вляя за собой след из растоп¬ цем, а краски лучше сохрани¬ Следующая оранжевой краской. А вторично нанесенные воско¬ лись, го века, и и поныне. ком хозяйка дома,—это еще только самое начало работы, это лишь контуры рисунка, который сохранится благодаря восковым линиям в первоздан¬ белизне, когда яйцо опустят в ванночку с желтой краской. Когда яйца стали желтыми, тонкий конус из медной фольги ной вновь плавно задвигался, оста¬ ленного воска. ван¬ ночка—с все более темной яйцо натирают жиром или покрывают тонким слоем бес¬ цветного лака. Желток с годами сухой комочек будет постукивать, как в по¬ вые линии сохранят уже жел¬ превратится в тый цвет. И так далее: нанесе¬ и ние восковых узоров чередует¬ гремушке, белок распадется льности обо¬ донося потомкам художницы всю прелесть укра¬ инской миниатюрной живописи. и Некоторые проделывают иглой маленькое отверстие в скор¬ лупе еще свежего раскрашен¬ ного яйца и шприцем вытягива¬ ют содержимое. В музеях в эту дырочку закачивают воск, что¬ бы ценный экспонат не был таким хрупким. В коллекциях сохранились писанки с прошло¬ краски их ярки Сейчас писанкарки пользуются анилиновыми красителями, а раньше их брали в природе. Нежный желтый цвет давали лепестки заповиди, или, как ее
Родники души 68 еще называют, косицы. Похо¬ жий цвет дает и неспелая рожь. Золотистый—шелуха лукови¬ кора ольхи, ко¬ цы, красный — — ричневатые цвета гречневая полова. Использовали для при¬ готовления красок кору дикой яблони, бобы, полевой хвощ и другие растения. Чтобы раскрасить яйцо, требуется от пятнадцати минут — до нескольких часов — в зави¬ симости от сложности рисун¬ ка,— говорит Анна,— а рисун¬ ков в народе создано великое множество: «клинцы», «сорокаклинцы», «вазонковая», «воло¬ вье очко», «вуставковая», «ду¬ бовый лист», «кучери», «бара¬ ньи рога», «смеричковая», «кон«колосок» валия», и многие другие, есть даже целые ком¬ позиции: «месяцы», «солнце греет», «лунные улочки». Все эти рисунки, и простые и сложные, и даже отдельные линии и черточки, были когдато наделены определенным символическим значением или магическим смыслом. Сама писанка, по народному по¬ верью,—символ весны, солнца, возрождения природы, жизни. Поэтому для очень писанок характерен мотив «древа жизни» в виде веточек, цветов, пышных кустов, листьев, ело¬ чек, колосьев. А изображение колоса к тому же символи¬ зирует обильный урожай, на¬ И. Сколоздра. «Веснянки», картина на стекле поминая о том,что с древних времен Украина была житницей Европы. Богато представлен ках и животный мир Здесь на писан¬ Карпат. и стилизованные лошад¬ бараны, козлики, голуби, петушки, курочки, ку¬ кушки, мотыльки, раки, рыбы. ки, и олени, Животные на языке символов означают процветание. А что, если попробовать не только расшифровать отдель- писанки, но и предположить, что вся эта чудесная мозаика донесла до нас сложную целостную ком¬ ные элементы позицию, отражающую древнее представление о яйце как о микрокосме? Тогда его ром¬ бовидный «экватор» должен символизировать землю, иду¬ щая над ним сферическая пове¬ рхность— обозначать небес¬ ный свод, а нанесенный здесь спиралевидный узор как раз и есть путь восходящего и захо¬ дящего солнца. Но как в таком случае на вершине мира, в бо¬ жьей обители, среди звезд, оказались олени с ветвистыми рогами? Ни в местных легендах, ни в славянском фольклоре пря¬ мого ответа на этот вопрос не найти. Но ведь Карпаты гор¬ ный район, сохранивший — в своем искусстве отголоски древнего быта, когда охота на оленей составляла основу су¬ ществования. Ответ следует ' искать в данных археологии или
Дорого яичко... 69 поверий и преданий. Древняя гуцульская легенда гласит, что этнографии народов, сохрани¬ вших мировосприятие охотни¬ чьей стадии хозяйства. Акаде¬ Борис Александрович Ры¬ баков сумел подобрать ключ если обычай расписывать яйца мик забудется, к загадке и уничтожит жизнь на нашей небесных оленей бевают, Анна и по раняется Земле распрост¬ зло. Когда же их много, чудовище неподвижно, ибо любовь побеждает зло. ...Работа Анны Бобяк подходит Оленьем острове в Онежском что ны¬ делается мало, его оковы осла¬ тысячелетия до нашей эры на Оказалось, прикованное планете. В год, когда писанок мифах югорско-самодийских охотничьих племен, изображе¬ ниях на бронзовых югорскопермских шаманских бляшках и в погребении шамана на мезолитическом кладбище 5-го в озере. то не чудовище порвет свои узы к концу. С последних яиц стира¬ почерневшей тряпочкой Некоторые писанки вы¬ ет она В красном углу воск. Бобяк и другие гуцулки, рисуя сегодня оленей на звездном глядят чуть менее ярко, чем небосводе пасхального яйца, передают нам возникшие семь тысяч лет назад у первобытных остальные. охотников мезолита представ¬ Треугольник превратился в знак Троицы. Волны и «повязки» вокруг яйца без конца и нача¬ ления о двух небесных олени¬ ла-символы вечности. хах-владычицах мира, рожда¬ ющих приплод их объектов Знаки весеннего возрождения жизни соединились в писанках охоты. Вот куда, в какую вре¬ с символами человеческого менную даль, может протянуть¬ добра ся безмолвная нить памяти от принято образов искусства! Но сегодняшние писанки жбы. Девушки дарят свои луч¬ шие писанки понравившимся на¬ художественных родного памятник — это миропонимания и всех последующих эпох, вло¬ живших свое понимание в древ¬ образы. Так, если узор обещает хороший улов, то рыба—это уже не тотем, это дань не древнейшим ние в виде сетки языческим поверьям, а пришед¬ шему им тысячу лет назад на смену христианству: акростих одной религиозной фразы погречески «рыба». Новая рели¬ гия «похитила» значения и для нового восьмиконечную звезду, служившую когда-то символом бога лением Христа Солнца. С появ¬ она стала его символом, а сами писанки — к Пасхе. Точки, изображавшие давным-давно звезды на небе, стали еще приуроченными Марии, пролитыми перед неумолимым Пилатом. и слезами ким в и согласия. Весной их дарить родным, близ¬ знак расположения и дру¬ парубкам, и это можно по¬ нимать как предварительное согласие на случай сватовства. Яйца с изображениями курицы и петуха подносят бездетным замужним женщинам. А один петух означает благополучие Это магазинные яйца,— по¬ ясняет она.—У них скорлупа слишком ровная и гладкая, — менее пористая, и краска на нее ложится хуже. Растет горка изысканных про¬ изведений неувядающего на¬ родного искусства, достигшего своей вершины в Космаче, где из-за каменистой, малоплодо¬ родной почвы писанкарство стало когда-то профессией для женщин, поставлявших свои изделия на весенние ярмарки. Завтра утром Анна и Дмитрий пойдут по селу дарить соседям писанки, дарить и получать ответные подарки. А их дочь, немного смущаясь, просит оста¬ вить ей самую красивую писан¬ процветание. Пожилые гу¬ цулы, поссорившись, обмени¬ вались писанками в знак при¬ мирения. Развешанные яркими ку. Можно позавидовать тому, кто получит ее завтра. Добрая нынче весна. Во многих пятнами хатах плавится на печах по и по стенам комнаты вперемежку с початками ку¬ курузы, они служили прекрас¬ ным украшением и... защитой от молний и пожара. С при¬ же деланными крыльями, бумажными хвостом и восковой головкой превращались в па¬ рящих под потолком пестрых голубков. С писанками за их многовеко¬ вую историю связано немало старинке пчелиный воск, гото¬ вят нехитрый инструмент. Злу не будет дороги в Космач.
Родники души Кумыс из пьют чоронов По якутской легенде, конь был первым живым существом на земле, от него произошел время которого шаманы кропи¬ ли огонь кумысом, ритуальные кумысные полуконь-получеловек, а у него родился человек. Поклонялись якуты особому божеству Дьесегею, считавшемуся жащие для жены у якутов особым по¬ Читающий на Ысыахе ритуаль¬ ное обращение к богам (посвя¬ со¬ тительный алгыс), стоя перед костром, держал в руках самый ней и представлявшемуся в об¬ разе этого животного. Тесно большой чорон с кумысом. Прочитав первую часть обраще¬ связан с культом коня и за¬ в глубокой дре¬ вности праздник Ысыах, ния, красочно и детально опи¬ ос¬ новоположником которого счи¬ легендарный прароди¬ якутов—Эллэй. «Далеко-далеко на севере ты найдешь прекрасную страну, где люди выращивают скот. в загадочных наскальных зна¬ тается ках тель Лены, В той стране ты умножишь свое Эл- потомство»,— напутствовал лэя перед смертью его отец, не выдержавший тягот долгого и трудного пути. Сын выполнил его завещание и привел свой народ в среднее течение где и живут теперь якуты тюркоязычный народ Лены, — конево¬ дов, далекие предки которых многие века назад кубки чороны, слу¬ этого обряда, окру¬ читанием. — здателем и покровителем ко¬ родившийся 70 действитель¬ но пришли на северо-восток При¬ байкалья, Алтая, степей Цент¬ ральной Азии, оставив следы Азиатского материка из своего таинственного прошлого и рисунках по берегам в строках героического народного эпоса «Олонхо», в сказаниях, песнях, танцах, обрядах, принеся и культ коня, с собой оставшегося у якутов среди ленских озер и лесов главным животным, как и в далекие времена на бес¬ сывавшую все сделанные в честь божеств айыы приготов¬ ления, он трижды кропил огонь кумысом, а затем обращался с просьбами к небожителям. После исполнения обрядовой части организаторы Ысыаха рассаживали собравшихся на траву и угощали их кумысом. Первые большие чороны подно¬ крайних равнинах юга. Лошадей в прошлом приносили в жертву главному божеству, создателю Вселенной Юрунг сили наиболее уважаемым го¬ стям. Гости, отпив кумыса, пе¬ айыы тойону, живущему, по После угощения устраивались древним сказаниям, на девятом небе в прекрасной стране, где не бывает зимы, где растет народные спортивные игры, совершенно белая трава, подо¬ бная крыльям белого лебедя. Понятно поэтому, что и конево¬ дческий праздник Ысыах, во редавали его сидящему слева по кругу. выступали поддерживаемые одобрительными возгласами певцы, олонхосуты сказывали богатырский эпос якутов «Оло¬ нхо». Поздно вечером или свет¬ лой ночью устраивались скачки.
Кумыс пьют из чоронов 71 Ысыах проходил шумно и ве¬ село. ...И вот, пролетев от Москвы семь тысяч километров, я в ста¬ ринном якутском селе Сунтар, в верхнем течении Вилюя, непо¬ далеку от знаменитого своими алмазами Мирного. Район этот славится лучшим Ысыахом во всей Якутии, сохранностью тра¬ диций народного искусства. Дада, древний праздник жив, живы его легенды и обряды, песни и хороводы! Живо и ис¬ кусство изготовления чоронов и другой резной деревянной посуды. Ритуальное возлияние кумыса демонстрируют на современном празднике одетые в националь¬ на поверхности воды ему при¬ конные виделись загоны, признается мне мастер,—лет пятнадцать назад попал в боль¬ жеребят и разнооб¬ разная кумысная посуда чо¬ ницу и от скуки стал вырезать по дереву, да так увлекся, что роны, симиир, сириист,— кото¬ рую он и сделал позже по этим с тех пор не мыслю дня без своих стамесок и резцов. Захва¬ образцам. Орнамент тили меня чороны, и чем глуб¬ же я познавал их, чем больше ные костюмы танцующие маль¬ чики и девочки—у всех в руке по маленькому чорону. Я уже стойла для знаю, что эти чороны — работа сунтарского районного архитек¬ тора Григория Николаевича Саввина, отдающего все сво¬ бодное время увлечению резь¬ бой по дереву. Он стал одним из лучших мастеров Якутии, его работы есть в Москве, в Музее народного искусства Российс¬ кой Федерации, в Музее этно¬ графии в Санкт-Петербур¬ положен горизонтальными по¬ открывалось мне искусство их изготовления, тем с большим ясами восхищением я думал о старых ге. Я был у него дома кому предназначен преподно¬ работой. Григорий Николаевич расположился с це¬ лым набором стамесочек, но¬ симый чорон. Самого старшего жичков по случаю теплого дня на улице у своей мастерской ного кубка. Испокон веку за изготовление и вырезал узор на очередном чорона могли браться чороне—любимый настоящие мастера. У посредст¬ От соотношения их объемов диционных якутских ритуаль¬ венного ремесленника по пред¬ ных деревянных сосудов. ставлению якутов начали бы и зависит гармония изделия. В традиционных резных узорах — и застал за его тип тра¬ Чороны бывают двух видов большие высокие — с сужива¬ ющейся наподобие шейки коно¬ вязи ножкой и широкие призе¬ мистые, поменьше, на трех фигурных ножках в форме лошадиных копытец. По преда¬ нию, когда легендарный Эллэй плыл по реке на новые места, на этих сосудах стро¬ го регламентирован. Он рас¬ по всей поверхности сосуда. Поясов обычно бывает три, семь или девять—священ¬ ные числа у якутов, в данном случае обозначающие степень уважения или почитания того, и знатного гостя на Ысыахе угощали всегда из девятиярус¬ болеть и сохнуть руки. работы Саввина, спокойным здравие за только Глядя на можно быть его доброе — изяществом формы, изысканностью узора и доброт¬ ностью отделки они под стать лучшим старинным кубкам. А ведь я стал чоронщиком, — можно сказать, случайно,— мастерах, достигавших простей¬ шими инструментами плавно¬ сти, музыкальности контуров и такой ясности пропорций в любимом якутском сосуде, что он выдерживает сравнение с античными вазами. Причем каждый чорон уникален не только своим рисунком, но и сочетанием четырех конструк¬ тивных частей —горна с венчи¬ ком, плеча, тулова и поддона. можно увидеть аналогии с ор¬ наментикой других тюркских народов, но форма якутского чорона не знает подобных. Если искать ее истоки, то можно заметить, что некоторые чоро¬ ны напоминают очертаниями скифский котел, что служит лишним подтверждением связи
В праздничных Кто—кого? нарядах Почетный чорон для старейшин Тесно связан с культом коня зародившийся в глубокой древности кумысный праздник Ысыах, легендарный прародитель якутов Эллэй. Это торжест¬ основоположником которого считается венные и одновременно веселые празднества с танцами, пением, конскими скачками, стрельбой из лука, борьбой Т. Догойдонова одна из лучших хомусисток —
Сунтарская коновязь— самая красивая в Якутии Ритуальный танец «осоухай» Герой якутского эпоса Нюргун Боотур Стремительный Кумыс пьют и стар и млад

Родники души поражаться Чороны. XIX в. Г. Н. Саввин глубокому рому постижению ная гибкость, которую якут умеет придать клинку своего и муд¬ мастерами древности законов гармонии красоты, свойств материалов, той же Приземис¬ культур в древности. ножа, в состоянии заменить ему разнообразных ин¬ Надо¬ бно, например, сделать чаш¬ множество столь хорошо, казалось бы, знакомой 76 мне по архан¬ струментов,— писал он.— тые чороны на трех ножках гельским промыслам пластич¬ ку—якут тотчас же сгибает с конскими копытцами на кон¬ цах передавали пьющему из ной, стойкой, быстро сохнущей березы. Оказывается, чорон- дуги, них кумыс силу священного щики заготовку животного. чороны на Стройные высокие одной ножке напо¬ минают силуэт танцующего сте¬ Следуя рха. на север за белым журавлем, любимой и почита¬ емой ки птицей якутов, пришли в эту изобильную страну наши пред¬ красивую — иной и не дерева» из «барыни- ножик о ствол дерева в виде и с руки, кипятят вначале в мо¬ ет чашку из дерева... Что бы он локе, чтобы древесина стала ни мягче, просушивают ее и затем особый шик». уже приступают к резьбе. Инст¬ румент раньше был самый примитивный—топор да ост¬ вырезал, во всем Готовый чорон никогда не окра¬ пятили в сливках или масле. в Впитавшийся стенки делал сосуд тверже, нож с загнутым концом. птицы. намент вырезали простым но¬ придавал ему темный Слушая Григория Николаевича жом с узким острым лезвием. ный оттенок. и узнавая Высоким мастерством якутских и необычайной красоты прочности и долговечности служащих де¬ сятки и даже сотни лет чоронов, я вновь и вновь не переставал ремесленников Ор¬ восхищался один из крупнейших исследова¬ телей Сибири, академик А.Ф.Миддендорф: «Чрезвычай- жир менее — могла быть родина царственной секреты у него шивали и не полировали, а ки¬ рый круглый скребок, а для внутренней обработки сосуда прежде чем успеешь оглянуться, вытачива¬ чувствительным к влажности, — благород¬ Круговой орнамент чоро¬ нов,— продолжает свой рассказ мастер,—построен по принципу непрерывности и бесконечно¬ сти, а способы резьбы зависят
Кумыс от назначения сосуда: обычный, повседневного пользования, украсит плоская резьба, празд¬ бой в луга витамином пьют из чоронов косари. С, Богатый он надежно пред¬ охраняет от цинги. 77 заправленный сахаром, не сдо¬ бренный ни маслом, ни слив¬ ками. Наиболее приятный и пи¬ тательный кумыс получается, если при приготовлении его ничный чорон должен иметь глубокую резьбу, а самые почи¬ Любовь к кумысу якуты, несом¬ таемые, девятиярусные кубки украшаются выпуклой, объем¬ с ной резьбой. Орнамент мастер волен выбрать по своему вкусу. чевники Азии и Восточной Ев¬ Их множество: сережковые, ромбовидные, арочные, тре¬ крайней мере два тысячелетия назад. Геродот сообщал в III рода священнодействие. Поме¬ щение должно быть чистым угольные, силуэтные, сетевид¬ ные, сердечковые. Каждый из них служит символом, усло¬ веке о приготовлении кумыса скифами, а двумя веками рань¬ ше Страбон писал, что «ски¬ и теплым. В него запрещается вносить чеснок, птичий пух и перья, ибо, если они попадают вным знаком лошади, коровы, в кумыс или закваску, прекра¬ щается брожение. Основной сота чорона—это искусство фы—достойные удивления доители кобыл, питающиеся ку¬ мысом». Древние китайские и мудрость веков. источники, средневековые Чоронщик, арабские географы, русские летописи сообщают о приготов¬ лении из кобыльего молока оленя и других животных. на минуту задумав¬ шись, помолчав, в руку Кра¬ вновь взял трехгранный резец и мяг¬ ко прикоснулся им к светлой податливой древесине—заго¬ товке большого девятиярусного чорона для будущего сунтарс- кого Ысыаха. ...А нынешний праздник идет полным ходом на светлой, окру¬ женной березами зеленой по¬ ляне. Ребята, очень красиво исполняющие танец, до национальный конечно, еще не доросли такого ненно, принесли с собой еще древней родины. Известно, лошадей ко¬ что разводившие ропы питались кумысом по состав закваски: кобылье моло¬ ко, сыворотка сметаны, сухожи¬ лие лошади и кисломолочный творог из кобыльего молока. Заквашенное и на четверть опьяняющего напитка орхонскими тюрками, монголами, по¬ разбавленное водой кобылье молоко постоянно и сильно ловцами. В якутском эпосе «Олонхо» взбалтывается сказано о том, что любимым напитком якутов был кумыс специальной мутовкой, пока кумыс не нагре¬ ется и на его поверхности не появится густая шипучая пена, с маслом, особенно много ку¬ мыса пили на Ысыахе и свадеб¬ сопровождаемая острым запа¬ хом молочной кислоты. После ных пирах. «Молодым теплым, только что снятым кумысом свои печали развеяли, крепким, этого напиток бродит в наглухо перебродившим кумысом свою жажду утолили»,— читаем кубка-патриарха, у них небольшие чорончики с тремя обводами. Из них они к свежему кобыльему молоку добавить цельного коровьего молока и сыворотки сметаны. Приготовление кумыса своего закрытом сосуде — — кумыс в зависимости от нуж¬ пенящийся в сказании о богатырях. Кумыс, как видим, бывает раз¬ ным. В зависимости от длитель¬ понятно, более вянных бочках. ности и степени брожения, а также от состава закваски различают три основных сорта этого напитка: крепкий, пере¬ бродивший, с более высоким лакомство людей пьют с видимым удовольствием напиток, привезен¬ ный на поляну в больших дере¬ Кисловатый, терпкий и шипу¬ чий, кумыс прекрасно утоляет жажду и бодрит. С непривычки много его не выпьешь, да это и не рекомендуется — неизвест¬ но еще, как отнесется к нему желудок. Понятно, конечно, что якуты пьют свой любимый напи¬ без опаски. До середины прошлого века он был одним ток из главных здесь продуктов пита¬ ния, особенно летом,—человек выпивал в день по ведру кумы¬ са, обязательно брали его с со¬ содержанием спирта и углекис¬ лоты, вызывающий легкое опьянение (благодаря пристра¬ стию половцев именно к такому крепкому кумысу, как сообща¬ ют летописи, русским плен¬ никам нередко удавалось бе¬ жать из неволи); теплый, све¬ жий, только что приготовлен¬ ный, слабый кумыс и, наконец, хара кумыс—черный кумыс, не кожаном бурдюке-симире, закрываемом деревянным зажимом. Готов ной крепости—через двенад¬ цать—двадцать четыре часа. Здесь, ный и на празднике, кумыс, легкий, прият¬ полезный—любимое и богов.
Родники души 78 Небесные стада пасутся в Крешнево образнее, чем его предста¬ вляют. Горница у Анны Ан¬ Вдоль шоссе, ведущего в севе¬ ро-восточный угол старинного Тверского края, тянутся могу¬ дреевны, да и во многих других избах—на зависть музею: на столе—тончайшая ажурная чие замшелые леса, полные ягод и грибов, в которых можно встретить и глухаря, и рысь, скатерть, на кроватях и медведя, в красивых чистых крывала, подзоры с затейли¬ — по¬ северных речках тут еще не вым узором, вытканы и рас¬ рыба, а болота в сентябре красны от клюквы... Старинная деревня Крешнево шиты наволочки, полотенца, стоит километрах в десяти от ляши, а надела Анна перевелась на полу—чудесные домотка¬ ные дорожки, коврики-круг¬ Весьегонска. Почвы тут песча¬ ные, и обступают дорогу веко¬ вые сосны. Окна в избах подня¬ ты высоко, чтоб не замели февральские вьюги, на некото¬ рых старая резьба. На обнов¬ ленных наличниках рука масте¬ ра вывела, как и прежде, при¬ недавно выписали—хорового общества, говорят, «без биле¬ тов на тот свет не пустят»,— с серьезным видом хвастается Анна Андреевна, а в глазах так и сверкают искорки смеха. Приехал я к Анне Андреевне, Андреевна старинную праздничную юб¬ ку—та сплошь вышита дре¬ вними символами. Но это еще не все: среди прочих украшений и безделушек я вдруг увидел в застекленном шкафчике блюдце чудливые резные завитки узо¬ ров. Красота рукотворная тоже как не спешит расставаться с этими и бо¬ местами. Внутри избы ного коллектива. Слава о креш- лее того. Дом у Анны Андреев¬ Москвы: донесли они до наших небольшой, чис¬ тый, опрятный и светлый, под дней древний вид русского народного хорового пения просвира с стать самой хозяйке: малень¬ унисонное пение, заворажива¬ рогатой головой кой, шустрой, милой бабусе, самой пожилой среди своих ющее своеобразной, перво¬ ниткой во рту. — ны Сазановой деревенских подруг и в то же заводной, озорной. время самой ной и отчаян¬ Всем нам грамоты благодар¬ ственные дали, вот билеты — в к запевале известного Тверской области фольклор¬ невских певуньях долетела и до — зданной красотой звучания. Приехал послушать удивитель¬ ное пение, посмотреть на ста¬ ринные обряды, а увидел, что крешневский клад народной культуры много богаче и разно¬ с презабав¬ нейшими лепными фигурками, изображающими разных зверу¬ шек, а рядом, отдельно, лежала и вовсе непонятная, цвета сло¬ новой кости, чуть растрескав¬ шаяся то ли лепешка, то ли торчащей среди множества каких-то загогулин... — Да с зеленой это ж коровушки прошло¬ годние, потому и растреска¬ лись, завтра к Рождеству аккурат новых напечем,— сообщила хозяйка как о чем-то в совершенно обыденном.
Небесные стада пасутся в Крешнево Неужели 79 никто из-за стола не выходит. коровушку, стоящее святочное печенье, Это вроде примета такая была: и дают ведь оно же только кое-где чтобы скотина вся шла — в в самом деле на¬ Архангельской области, на Севере, сохранилось, в Центральной России про собиралась, а с домой, гулянья не вон всем по пойду». Вот коровушке. Веселая была коляда... Коляда Ехала самом заходила на ночь куда ноче¬ В а вать. И сейчас пекут, нынче-то Заехала к Василию во двор. маленьком возочку, Василь! Василь! него давным-давно даже этно¬ уж конечно не колядуют, а ра¬ графы Про этнографов ньше, не слышали? бывало, с поста на раз¬ Коляда, о Подари Коляду! которой поется в за¬ собира¬ говенье стряпают, не успевают писанной известным огонь загасить, уж маленьки телем русских сказок, песен, делала, чтоб во дворе велось ребятишки бегут. В избу придут и кричат: «Тетушка, дядюшка, лаевичем скотины больше. А как надела¬ маленька девочка—славить не — ничего та¬ кого не знаю, а у нас в Креш- неве испокон веку вся деревня ют коровушек, тогда собирают на стол все, что настряпано, и вся семья — ужинать сразу садится пока не отужинают, дайте коровушку и вон пойду». А ей: «Спой еще разок!» Она снова: «Маленька девоч¬ умею, ка—славить не умею, дайте Александром Нико¬ Афанасьевым об¬ рядовой песне-колядке, не что поговорок иное, как само солнце —зим¬ ний поворот его празднуется на коляду. Если не очень понятное и многозначимое ведет род календ, и еще то обычаев, это от корни слово римских обрядов связанных с этим праздником, по мнению уче¬ ного, уводят еще дальше человеческой истории. По сказаниям «Вед», толпы в глубь мрачных вредоносных демоновасуров, или ракшасов, проти¬ востоящих благодетельным сти¬ хийным божествам, посыла¬ ющим на землю дождь и со¬ лнечный свет, похищают в зной¬ ные летние дни небесные стада дожденосных облаков, вызы¬ вая губительную засуху. Во Вала, или Врит- главе их стоит то есть облачитель, скрыва¬ ющий благодатное семя дождя и золото солнечных лучей ра, в темных пещерах туч. С осо¬ бенною силой его могущество проявляется зимой, когда он строит крепкие ледяные горо¬ да, заключая в них небесных коров (дождевые облака) и пря¬ ча золотое сокровище (солнеч¬ ные лучи). Весной могучий Индра поражает Вритру и раз¬ гоняет тучи, за что его зовут «рассеивающим стадо коров». У славян день коляды — зим¬ него солнцеворота—также оз¬ начал грядущую победу верхов¬ ного божества неба Святовита над нечистой силой, скорое
Родники души торжество разливаемого им по благодатного плодоро¬ дия. Поэтому и время это полу¬ земле чило название святок — весе¬ лого и разгульного народного праздника со всевозможными дозволенными шалостями заря, пробуждавшая природу зимнего сна и от 80 как на Новый домам ватаги приносившая облака,— пригоняла похищенных демо¬ ном холодной зимы коров, год ходят парней, по испо¬ обряд «плугушо- с собой дождевые лняющие ставших и символом «плужок», во время ко¬ торого они, поздравляя хозяев и желая им благополучия и хо¬ дневного света. самого «Белый вол людей поднял»—так рул» — рошего урожая, имитируют па¬ хоту с «быком» престранней¬ и «глумами», ряжением, мас¬ всех ками, гаданием, обычаями и об¬ гадке замышлен день. Весен¬ шим музыкальным инструмен¬ ние и летние облака превраща¬ том рядами. Позднее этот в основе в за¬ — «бухаем»: пустым бочонком без крышки, сквозь днище языческий праздник был вклю¬ лись в солнечных быков и ко¬ чен христианством в свой об¬ ров, а само солнце —в белого которого продет конец бычьего рядовый цикл или хвоста, и ревущий звук ро¬ ждается за вместе с днем рыжего быка. По масти идущей впереди зимнего поворота солнца на коровы, лето, который когда-то связы¬ вался с рождением Митры, вращавшегося в деревню стада, при натягивании пальцами во¬ предвещали погоду грядущего лосков. высокочтимого божества днев¬ дня: светлая или рыжая ного света и истины, а стал, ла ясный солнечный день, чер¬ вернее, был вытеснен днем воз¬ обеща¬ ная—ненастье. С древнесла¬ счет резонанса Руси святочные обряды получили еще одно любопытное проявление, о котором сообща¬ На Рождества Христова. От Рож¬ дества до Крещения и длились вянским святки. плодотворящий бык—ярый тур, Для древних пастухов и пахарей дающий одежду и пропитание воспоминания о котором со¬ суеверий царская грамота 1648 года: «И дару божию хлебу ругаются всяко хранились у русского народа. животно скотское и звериное скот, земля-кормилица и небо божеством роднится и В первом на Руси учебнике с его солнечными лучами и ве¬ сенними дождями были во истории славян, многом схожи своими плодотво¬ рящими силами, потому и полу¬ чали тождественные названия. ся, что на праздник Так, сохранившееся в русском «говядо» санскритское «го» обозначает быка, корову, а так¬ же небо, солнце, лучи, глаз изданном Ярилой светлый, весенний по «Синопсисе», в 1647 году, говорит¬ Коляды простолюдины «на своих зако¬ нопротивных соборищах неко¬ его Тура-сатану и прочие бого¬ мерзкие скареды измышляюще вспоминают». и землю. Мы и сегодня говорим белых кудрявых облаках: «Бегут по небу барашки», пле¬ священного быка с пожелани¬ ями счастья и изобилия, кото¬ мя же ариев простодушно пере¬ носило в царство бессмертных рый видоизменился позднее в обряд ряжения в шкуры быка, козы, барана—священных жи¬ вотных, в образе которых чти¬ богов житейские черты соб¬ ственного, привычного пасту¬ шеского быта, олицетворяя грозовые тучи быками, корова¬ ми, овцами, козами и представ¬ ляя громовержца Индру пасты¬ лись животворные силы весен¬ них гроз. Несмотря народных — Широко известен древний обы¬ чай водить на святки по домам о ет нам направленная против на суровые и птичье пекут». Читая еще более древние пи¬ сьменные памятники, невольно представляешь вшие и выпекавшие из теста козуль, поедали их в XII веке целыми «стадами» на риту¬ трапезах-братчинах альных и при этом «рикале аки волове». О широком распространении на Руси этого обычая сообщения больших говорят знатоков отечественной старины — Снегирева, П. С. Ефимен¬ ко, В. И. Чичерова и других. Интересно сообщение из села Внуково: в первый день Рож¬ И. М. гонения и церковные запреты, дества обряд коровок, одну этот был очень живуч живописную картину, когда русичи, лепи¬ там пекли ряд мелких большую фигуру рем небесных стад, которые в виде дождя орошали землю своим животворным семенем и просуществовал до недавнего этого животного и две большие времени, утратив, правда, свой фигуры овец. В Крещенье, магический смысл и став празд¬ после водосвятия, их размачи¬ и молоком. ничной забавой. вали в святой воде и раздавали Образом занимающейся зари, рассвета поэтам «Вед» служили «возвращающиеся светлые ко¬ Отголоски его сохранились по-видимому, прав Д. И. Зеленин, считая, что свя¬ точное печенье магический ровы». Весна —утро года, та же кое-где и поныне: в селах Северной Молдовы и Буковины довелось мне наблюдать, — скоту — прообраз будущего приплода.
Небесные стада пасутся в Крешнево «Это имитация действитель¬ ности, которая должна вызвать изображаемую действитель¬ ность этом к жизни»,—пишет удивительном об реликте первобытной магии исследова¬ русской аграрной обряд¬ ности В. Я. Пропп. Репродуцирующий характер обряда виден и из того, что тель всякого рода козули пеклись вия, когда, по народной приме¬ те, прилетают из жарких стран жаворонки, поселянки пекли из теста изображения этих птиц, обмазывали их медом, золотили крылья и головы сусальным золотом и ходили с ними закли¬ нать Весну: Благослови, мати, Весну закликати, Зиму провожати! — Егорьев день (в Европе известный как день св. Геор¬ В Каргополье же до сих пор к дню весеннего равноденствия гия)—к первому выгону пекут из теста витых узорных тетерок, в которых угадывается и на скота, явно чтобы сохранить и приум¬ ножить его. А в день весеннего равноденст¬ символ солнца, чтобы каждый съел хотя бы одну, вобрав 81 в себя плодоносную силу свети¬ ла. Но пекут их гораздо больше для гостинцев, особенно если собираются в «тетерочный день» в гости к молодым. Новогоднее ритуальное пече¬ нье в форме фигурок разных животных, долетевшее к нам из седой магической древности и известное многим славянским и другим европейским народам, вероятно, послужило прооб¬ современным елочным украшениям. Вот какая история разом и у крешневских коровушек! ...День прошел — не успел толком и посветить в дом: побрезжил
Родники души серой хмурой просинью, погрузилось Крешнево и вновь в непрог¬ лядную темь, лишь тусклые огни в замороженных окнах слабым пунктиром невидимую улицу. Утопая по колено в снегу, добрел я до обозначают дома Сазановой. Бабуся уже хлопотала у стола. Тесто-то липко заворошила: всего ложку воды влила, ой, — гляжу, уж порядочно —поразошлось! Ну ничего, надо еще подтереть, чтобы твердое было. Тесто пресное, если жидко гораздо будет, они ведь опустят головушки, падут. Раньше-то 82 как коровушек делали? Ну, конечно, если богатый, так возьмет побольше муки бе¬ ложку взять, а вы две заворо¬ шили!» Вот и у меня теперь все лой—ведь из белой муки както коровушки интересней, а как победнее, дак он возьмет толь¬ правнучки да внуки. Сделаешь комочек, две ложки воды во¬ льешь, натрешь тесто и дела¬ ко фунт—по-старому четыре¬ ста грамм, ну вот и делят. Тятя у меня любил делать. Вот они ешь коровушек. А потом в печ¬ ку посадишь, да не так, чтобы с мамой сядут, да нас шесте¬ ро—четыре девочки, два пар¬ нишки— и лепим, а на другой день глядишь —и нет ни одной уже коровушки. Надо бы еще сделать, а муки нету. Тятя говорит: «Я ведь вам фунт купил, куда девали? Надо было ребята растаскивают—две уж гораздо горяча, а то рожкиушки опалятся. Как упекутся, сразу увидишь. Твердые сдела¬ ются, как баранки. Они потом, ой-ой, не один год стоят. У меня где-то давнишние валяются — все околотились,—Анна Андре¬ евна рассказывает, знают свое дело. а руки Раскатала
Небесные стада пасутся тесто на длинные валики, наре¬ столбики, столбик, чуть примя¬ зала на маленькие взяла один ла пальцами, пощипала, потя¬ нула в разные стороны, ножич¬ ком а подправила, ведь и смотришь, вправду коровка, смешная, крохотная, в пальца размером, фалангу но на четы¬ рех ногах, с рогами —все как положено. — А теперь мы в Крешнево А парни с ярманки придут—в Крещенье у нас в Весьегонске было большая ярманка была—се¬ мечками да конфетами нас Анна оделят, а мы им —коровушек. А которые заказывали большие указательным пальцами тон¬ кие жгутики с головками мень¬ ше спичечной. Когда их набра¬ коровушки: «Сделай мне коро¬ вушку—я тебе куплю конфети¬ ну с барыней»—такая была конфетина, как топеря шоколакак ва¬ дина, только вкусом — ей глазки раскроем—Бабуся смочила в блюдечке с водой конец спички, зацепила ею с другого 83 реный постный сахар, а на ней нарисована барыня красивая. Такую коровушку вечер весь делать—только по заказу уж, украшать, так Андреевна принялась скручивать между большим и лось с полсотни, она стала обкладывать ими коровушку под самые рога. Молодчики лепились к морде, лезли на загривок, и вскоре коровушка оказалась в плотном тройном ряду молодчиков, чьи головки образовали вокруг нее крупную блюдечка маковую росинку и прикоснулась к коровьей а всем всяких сортов—даже коровуш¬ зернь. Теперь хозяйка лепила следу¬ мордахе, еще раз —и вот уже два черных глаза буравят меня с тарелки. У следующей коро¬ ку «сорок голубочков»: сделают сорок голубков и кругом ее ющий ряд украшений—тоню¬ сенькие ножки с плоским вер¬ вушки тулово и вовсе вышло, как бочонок, с короткими нож¬ ками, а физиономия от удивле¬ ния, видно, сильно вытянулась. Да это ж хрюшка! Как я сразу не признал! Вслед за ней потя¬ нулись новые коровушки, толс¬ не делаешь. Лепили чем-то и прозвали. усадят. хом. «Ах, батюшки, наделали Анна Андреевна, так прими¬ те заказ на самую большую ладошечек, а надо овесец, ну ничего, отлепим». Отлепляться и прекрасную коровушку, а за баской конфетиной дело не станет. те не желали, растягивались, теряли форму. «Да куда же я их — — Ой, милый, да ее ж полдня лепить, ну да Бог с вами, раз тый заяц с морковкой и... таким же, как у коровушки, телом. Так вот в чем дело: различие этих терпенье есть! —Анна коровушек лишь в характерных для каждого животного дета¬ бы еще положить, мальчишки лях-ушах, рогах, но подмече¬ ны они очень точно, а испол¬ баранки. Дак ведь нены мастерски. А вот голубки на тонкой жердочке из теста вышли поизящнее, правда, ока¬ завшись на тарелке вместе с другими коровушками, они стали медленно клониться, по¬ ка не клюнули носом зеленое эмалированное дно.— Говорю же, поразошлось тесто. Надь, отнеси-ка ты их в сени, пусть-ка на морозе пока постынут, а то до печки-то все поникнут,— об¬ ращается она к дочери. Ведь я тоже когда-то в этой — деревне девчонкой за коровуш¬ ками бегала,—вспоминает Ан¬ на Андреевна.—А побольше стала, дак с подругами на беседы ходила, пряли там. Андреев¬ на принялась мять тесто.—Вот стало повольнее, дак сахарку и девчонки ведь ели их, как вам не исть, токо напоказ. От комка теста величиной с ку¬ лак мастерица отщипнула не¬ большой кусочек и принялась обычную маленькую лепить... коровку с крохотными рож¬ ками. Анна Андреевна, да какая ж она большая—двух сан¬ — тиметров в ней и то не будет! Так надо, коровушка об¬ кладывается молодчиками, по¬ — том идет овесец, а потом уж лопаточки, колечки, гребешки, грибочки куда — же их большую слепишь, тогда посадить? Это что же за молодчики такие, травки, что ли? — — Да кто его знает, молодчики они молодчики и есть —надо теперь дену?» —причитала ба¬ буся, пытаясь уложить крохот¬ ные липнущие к пальцам ладо¬ шечки. Управившись с этим, она налепила несметное количест¬ во загогулинок, обозначавших, видимо, овес, и поле вокруг тонущей в травах буренки заме¬ тно расширилось. А почему все же она вся по — шейку в этих молодчиках? А как же иначе, куда же их тогда посадить? Тогда тут — голо все будет, а так понажористее —как большущая-то гораздо. Вылепить разных форм сотни ювелирных лопаточек, колечек, грибочков и прочих разностей, расположить их ровными, кра¬ сивыми рядами оказалось дей¬ ствительно делом трудоемким и долгим. Но вот наконец по¬ следний ряд то ли гребешков, то ли лопаточек окружил мле¬ ющую от сказочно обильного разнотравья коровушку, и Анна Андреевна обвила круглое поле витым жгутиком.
Родники души — Жаль, бисера нет, глазки бы ей покрупнее надо—сокруша¬ цах,— вспоминает Анна Андре¬ евна.—Вот, чтобы матка не видала, из кистей ниток повыта¬ 84 под золото, который под сереб¬ скаешь этих красивых. Ой, который дак весь ободран, все ро, который голубой, который зеленый. Коровушку из печи вынешь, она горяча, конечно, упечется, этот листок намочишь кисти повытаскают, зато и попа¬ дало, что пояс испортила. Те¬ водой в чайном блюдечке и за¬ кроешь им всю коровушку. И он конфетной серебряной фольги, блестящей елочной канители перь уж, которые давнишние, износили, которые не хранят, весь туда как-то проваливается, как резиновый сделается, куда- и всем этим украсила тут и там а у кого еще хорошие есть и сейчас. Теперь уж стали то между каждого, что на коровушке есть —молодчики, кидать всю эту нашу старину, дак теперь многим и не хочется. Да, вот уж мне восемьдесят четыре, а было годов девятнад¬ овесец, кольчики, грибочки,— бумажка так туды и уйдет. ется Анна Андреевна, прилеп¬ ляя по три маковых зернышка. Затем она взяла ножницы и на¬ резала нитей, свое зеленых тоненьких пастбище, и красных полосочек а под нос коро¬ вушке вложила пучок зеленых нитей. Сейчас вот коровушку баскую делаешь, то нитки зеленые, то фольгу найдешь, а тогда негде взять это было, если токо — сами покрасят лен, дак ведь разве это нитки, а вот были широки пояса шерстяные мода была к поясам,— а у них — большие кисти на обоих кон¬ цать—в девках еще ходила, помню, делали мы когда самых красивых коровушек, так брали листок особой бумаги —она в магазинах тогда продавалась: листок тонкой-тонкой, цвета у него разные были, который А как коровушка остыла, она так от ей не отымается. Как облитая. И вот которая золотая, которая—серебряная. Такие вот были эти коровушки.
Какой же праздник без сузани? 85 Какой же праздник без сузани? В долинах весна уже вступила в свои права—днем солнце печет почти по-летнему, оста¬ узора, швов, цвета ниток. ну и, конечно, Крупные плоско¬ сти лучше заполнять, например, вляя уходящей зиме возмож¬ ность напоминать о себе лишь односторонней гладью, которая дает ровную, слегка рельефную фактуру, или мелким швом прохладой ночей. Но с первыми лучами солнца заждавшаяся сеятеля земля теплеет, быстро нагревается воздух, и как-то юрма, создающим игру оттен¬ разом, незаметно для глаза пышно расцвели сады, напол¬ нив воздух благоуханьем мин¬ применяется и для окантовки абрикосов, яблонь, ви¬ шен. Вокруг царит радостно возбужденное чувство обновле¬ с искусством сузани, вам нужно подобно игре граней драго¬ ценных камней. Этот же шов ков, и выделения контуров узора. И все же, чтобы познакомиться даля, ния, которое от цветов и дере¬ вьев передается людям. Недаром весна исстари счита¬ лась утром года. выводящей Подобно заре, ясное солнце из тесных затворов ночи, она вы¬ водит его из-за зимних туманов. хлопковым полям Московского района. Одна из лучших масте¬ риц заповедного края, Шарифа с собой гораздо ближе с кишлак паны горных долин. от ...И вот я на родине в родины старинную, новый перешедшую бабушки прялку и не менее древний деревянный ткацкий станок. Вместе с до¬ матери и черью ноденствия 21 марта, буквально означает «новый день». прямоугольное панно на хлоп¬ и в таджикский Сафедоб Кулябской области. «Чистая вода»—так переводится его название, пе¬ кишлак Зеби по традиции к празднику ткет, а затем выши¬ вает редкостной красоты суза¬ ни— большое, во всю стену, Шарифы прекрасного древнего ис¬ кусства. Зимний наряд гор уменьшается как шагреневая и кожа. Едва освободившись от снега, памирские предгорья зеленеют свежей травкой, под¬ жимая снизу белоснежные основе, традиция украшать ко¬ торым дом уходит в тысячелет¬ ковром тюльпанов, маков, ре¬ ние дали. мерий. Горчит — Когда или шелковой вышиваешь сузани,— рассказывает мастерица,— с альпийских лугов отрогов очень важно верно Памира технику будущим в горах, и тюль¬ шапки вершин. На северных склонах еще цветут подснеж¬ ники, а южные уже заалели чатобумажной ревезен в пятидесятые годы в низину, к — Сафарова, привезла Вот и новогодний праздник народов Средней Азии и Ира¬ на—Навруз байрам, отмеча¬ ющийся в день весеннего рав¬ Пришла весна ведь именно оттуда идет оно, а рисунки на сузани —это солнце, которое поехать в горы выбрать вышивки для каждого и вяжет во рту перезимовавшая на деревьях фисташка. Заволновался та¬ нцующий на покрытой нежной листвой ветке кеклик —горным
Родники души куропаткам в кишлаке становится жарко Иол, стоящем на берегу стремительного и бур¬ ного Пянджа, и их взоры все чаще направляются где в холодной вверх, туда, чистоте све¬ самолетике из областного цент¬ ра Куляба, да повезет: и то если очень маршрут проложен 86 кан долины. Он предвещает скорое открытие перевала, дорогу в мир, связь с родными, сложным зигзагом по горным друзьями. ущельям впритирку к скалам, Горы гораздо ревностней, чем равнина, хранят архаичный быт, нравы, обычаи, обряды, народ¬ и нужно, чтобы на всей трассе освободилось ркают меж облаков ледники. небо Кишлак Иол на шесть месяцев подолгу висящих здесь, зацепи¬ ное искусство. Вот и в в году отгорожен от остального вшись за вершины, плотных, известном своими древними мира непроходимым заснежен¬ набухших облаков. Нетрудно традициями, к понять, почему для жителей кишлака, занятых выращивани- ся с особым тщанием, стараясь ным перевалом. Добраться сю¬ да можно лишь на маленьком от обычно фисташковых рощ, скотоводством, наступа¬ ющий Навруз байрам означает ем миндальных и Кишлак Иол. Шамигулл Тагорова с дочерью и невесткой нечто большее, чем для дех- не упустить ни Наврузу одной Иоле, готовят¬ мелочи сложном, многообразном праздничном действе. Пока он еще ничем себя не в выдает, еще не заметен, пока
Какой же праздник без сузани? 87 над кишлаком стоит будничная тишина, нарушаемая лишь да¬ леким гулом речного потока, джикистане и Узбекистане, это слово обладает каким-то дома, как со стены на тебя уставятся два огромных та¬ неуловимым очарованием. Ра¬ инственных глаза-солнца блеяньем достное, легкое, воздушное, словно тополиный пух, оно пременного узора сузани —и засияют почти так же ярко, кажется придуманным поэтами как дневное светило. Засияют овец да отрывистыми ками изредка утробными кри¬ ишака. Но невидимая глазу подготовка к скорому и торжеству идет полным ходом, что-то ибо какой же праздник без нового, красивого «Сузани», сузани? «сюзане» — звучащее с небольшими нюансами в Та¬ Кишлак Сафедоб. Шарифа Сафарова мечтателями. В нем есть недоговоренное, в нем живет тайна. Она каждый в — не¬ обрамлении десятка белых, багряных солнышек золотых, поменьше—далекая тень древ¬ нейших космогонических пред¬ раз завладевает воображе¬ нием, когда заходишь в сель¬ ское жилище таджика, потому ставлений обитателей гор. За¬ что знаешь: стоит только сту¬ триваешь узор, столь беско¬ пить с раскаленного, залитого нечно нестерпимым светом дворика ктически неизменном сюжете. под сень полумрака и прохлады У местных мастериц издавна вороженный, долго рассма- разнообразный при пра¬
Родники души бытует обычай вышивать к но¬ — вогоднему празднику сузани краше? Их выве¬ всеобщее обозре¬ мигул Тагоровой,— подсказыва¬ скающуюся ют высоком месте у всех на виду жители. в доме шивают на рисунок мое лучшее из них удостоится чести украсить праздничную поляну, вернее, зеленый гор¬ ный склон, где будет устроен дастархан —праздничный стол, где будут пир, музыка, танцы, На праздничной поляне песни. Его повесят на двух высоких шестах, и, даже если день окажется пасмурным, два огромных языческих солнца воссияют над праздничным кишлаком. Если хочешь увидеть самое красивое сузани, ступай к Ша¬ — В самом Шамигул чье окажется ние, и тогда глиняные дувалы расцветают веером радуг. А са¬ 88 на деле, висят сузани, которых вышит, кажется, самими солнечными лучами. Хозяйка вместе с до¬ черью Бегимой и невесткой Сайрамби сидит во дворике на большой узорчатой кошме за рукоделием. Мастерицы закан¬ чивают долгую работу, осталось лишь подшить края. Сузани с гор. На самом висит самое красивое сузани — конечно, то, что я видел у Ша¬ мигул. В его тени расположи¬ лись музыканты. Над долиной льются звуки рубобов, дутаров, сурная, тауляка. Звучат песни. Медленно в небо¬ льшой круг перед оркестром входят танцоры, движения их плавны, пластичны, но вот музыканты убыстряют темп — и достойно Навруза, которого с нетерпением ожидает весь замелькали, слились в одно кишлак. яркое пятно полосатые халаты, Вот и настал долгожданный день, воспетый многими вели¬ пестрые платья, косынки... кими поэтами древности,—НаНовый год. Пер¬ вруз байрам — вой на праздник спешит шуст¬ рая и смышленая ребятня. К полудню весь кишлак затопил яркими нарядами большую зе¬ леную поляну, террасами спу-
ТЕПЛО ОЧАГА Что роднит киргизскую войлочную юрту, каменную башню кавказских горцев и парадную комнату молдаван флюгеры «каса маре», тюменские дымники и эстонские на мастера, частичка которой отдана крышах? Душа постройке и украшению жилища, родного очага— первейшей заботе нравственно здорового народа
Тепло очага На зов кочевий Эти строки киргизского эпоса «Манас» повествуют о том, как Время берет свое и в горной Киргизии: люди обстраиваются кирпичными и глиняными дома¬ ми, и в сегодняшнем быту киргизов юрте уже почти не мастерицы сбивали войлок для нужд легендарного героя и его богатырей. Сложный, трудоем¬ кий процесс оставался без осталось места, кроме как на летних горных изменений на протяжении ве¬ ков: немало дней проходило, пастбищах, где вполне достаточно самой прими¬ прежде чем овечья шерсть превращалась в прочный мате¬ тивной юрты из темно-коричне¬ Между тем за многие века службы кочевни¬ кам-скотоводам Киргизии, Каза¬ хстана жилище это, подобно всякой другой принадлежности 90 вого войлока. риал-основу многих бытовых вещей и предметов народного искусства. Из него делали юрты, Так неужели этот венец человека, совершенствовалось, пока не обрело той идеальной художе¬ ственного таланта целого наро¬ да, а вместе с ним и многочис¬ формы походного переносного ленные ремесла стали теперь жилья, того соответствия соста¬ лишь музейным достоянием? К счастью, этого не случилось: с созданием объединения на¬ луг в пору цветения тюльпанов. Есть два вида войлочных ков¬ родных художественных про¬ Украшение первого происходит непосредственно во время изго¬ товления войлока: цветной узор вляющих его конструкций, тако¬ го удобства, изящества, строгого порядка и красоты внутреннего убранства, что иным его теперь и представить невозможно. Юрта —не только конструктив¬ ный шедевр, она еще и высо¬ чайшее художественное произ¬ ведение. Она декоративна, на¬ чиная от ажурных решетчатых стен, сделанных из соединен¬ мыслов «Кыял» сотни мастеров, живущих в самых отдаленных уголках республики, получили возможность полностью посвя¬ сумки для хранения посуды, ковры. О киргизских войлочных коврах говорят, что они простор¬ ны, как степь, и ярки, как горный ров— ала кийиз и шырдак. вкатывается в однотонную ос¬ нову. Рисунок при этом теряет тить себя четкость очертаний, становится и киргизская юрта, развиваются мягким, расплывчатым. Шырдак более ярок, его цвето¬ вой и орнаментальный строй любимому делу—тка¬ честву, вышиванию, плетению, резьбе, чеканке, так что жива ных вогнутых планок и краше¬ древние традиции. жердей, несущих свод, резных деревянных дверей до тисненой кожаной посуды для кумыса и циновок из местного упорядочен и симметричен. Этот тип ковра встречается, Состригши с овец руно... Девушки его стали катать, Ворсинки таскали они, пожалуй, чаще ала кийиза. Делают его в наши дни методом аппликации. Войлок разных тростника чия. Войлок сбивали они. ных Волокна ссучали они, расцветок укладывают в два
На зов кочевий слоя. На верхний слой наносят узор, затем по линиям рисунка разрезают этот «слоеный пи¬ Трафаретами не пользуются, и каждый раз фантазия рождает новое сочетание цветов и узоров. вают затем с таким расчетом, Теперь отпала необходимость самим валять войлок его чтобы орнамент составился из делают на рог» на кусочки, которые сши¬ верхнего слоя, а фон — из ниж¬ него. Шов маскируется цветным шнурком. Для прочности и теп¬ ла готовый ковер простегивают еще с одним слоем войлока. Классическим вариантом двух¬ — фабрике, причем 91 дак. Он уже весь готов, оста¬ лось только нашить по краям цветной шнурок. Асыл снорови¬ сто работает толстой иглой. Глядя на миловидную моложа¬ ринное мастерство ковроде¬ вую хозяйку, трудно поверить, что она мать одиннадцати де¬ тей. Шить ковры Асыл научи¬ лия—один из самых замечатель¬ лась у матери, та ных видов киргизского народного редь переняла самых разных расцветок. А в ста¬ в свою оче¬ мастерство у ба¬ искусства вдохнуло новую жизнь объединение «Кыял». бушки Асыл. Орнаменты шырдаков подсказаны самой приро- Асыл Ибраимова из колхоза имени Чкалова в Таласской дой, в них звучат древние мотивы. Например, кайкалак долине, на западе республики, одна из лучших мастериц «Кыяла». Все комнаты в ее про¬ бараний рог—узор — Асыл Ибраимова за изготовлением шырдака цветного шырдака считается ковер, у которого рисунок од¬ ной половины является зер¬ кальным отражением узора другой его половины—с той только разницей, что орнамент и фон меняются цветами. Но наиболее красивы многоцвет¬ ные шырдаки. Такой ковер требует от мастерицы безукори¬ зненной точности, виртуозности и развитого чувства цвета. сторном доме устланы велико¬ лепными многоцветными шырдаками. Вот и сейчас хозяйка вместе с дочерью Нурипой, приехавшей в родной дом на студенческие каникулы, закан¬ чивает большой нарядный шыр- — в виде за¬ витка или спирали или карга тырмак — когти вороны,— на котором от одного основа¬ ния отходят три выступа — своеобразный трилистник. К сожалению, названия, да и смысл многих старин¬ ных орнаментов теперь утра¬ чены. А в былые времена
Тепло очага 92 они помогали раскрыть замысел сидит на скамеечке в дальнем лепихи, автора, его представления о ми¬ от входа углу комнаты, и из-под и выскочит на шоссе шальной ре. В них отражались и мечты ее рук веером уходит радуга фазан. Наконец заросли о тучных отарах овец, о натянутых, как струна, шерстя¬ ются, и взором завладевают быстро¬ Поначалу за мелька¬ ногих гривастых конях, в них ных нитей. дымный аромат кочевий нием рук трудно уследить, и за¬ и свист охотничьей стрелы. Асыл рада, поминается только последнее, что древнее искусство вновь заключительное в замыслова¬ нужно людям. Но старые мастера уходят, а молодежь той стало теперь учится в школах, институ¬ тах, разъезжается, как и ее комбинации движение: ког¬ клинообразным клычем она прибавляет очеред¬ ной слой к плотной прочной да деревянным из которых нет-нет да конча¬ Длинной километ¬ цепочкой спускаются ровой шагом с верхних пастбищ, сту¬ пая след в след, сотни лошадей. Чуть в стороне чеканной посту¬ только горы. пью вышагивает под табунщи¬ ком красавец гнедой. В высо¬ ченной, расширяющейся кверху Внутреннее убранство юрты дети. Но она верит, что малень¬ кая Гюльсара продолжит фа¬ мильное ремесло. тканой дорожке со строгим Всего через несколько домов от Асыл, на соседней улице, живет Гюльшаир Алыбаева, замечательная мастерица ткац¬ чинаешь различать кого дела. Она ткет на своем домашнем самодельном стан¬ ке—ормоке—узорные полосы боо, которыми покрывают пол, стены, юрты, постель. Гюльшаир геометрическим орнаментом тайтака. Потом постепенно на¬ — движения кюде и отдельные расширителя пряжи, адыргэ, разделяющего нити разного цвета, кюсюка — инструмента для поднятия верх¬ него ряда нитей, спицы, которой подбирается орнамент. Долина сужается, сжимает до¬ рогу густыми зарослями об- каракулевой шапке аксакал проплывает с неподвижным взором и ликом, изрезанным глубокими морщинами. Если проследить за его взглядом, то упрешься глазами в каменную твердь горы и ни за что не отгадаешь, куда сейчас улетели мысли старого киргиза. А мо¬ жет быть, они витают где-то недалеко от ведомого им табу¬ на, ведь зачарованный взгляд
На зов кочевий его не мешает руке мерно поводить камчой! И какой камчой! видно, что над Даже издали плетью этой трудились искусные руки—ту¬ гая тонкая коса из тончайших Лука седла тускло блестит черненой сереб¬ ряной насечкой. кожаных полос. Узнаю работу Рузбая,— го¬ ворит мне мой спутник Турусбек — Алымбеков—бригадир «Кыя- ром стамесок, штампов, мастер украшает орнаментом металли¬ ческие пластинки, крупную бля¬ ху нагрудника, стремена. Ром¬ бики, солярные знаки, завитки, крестики, звездочки впечатыва¬ ются его молоточком в блестя¬ щую поверхность металла. Я спрашиваю мастера про уви¬ денную нами камчу. Да, это его, 93 У Нурганеш Асановой, живущей в городской квартире, обста¬ новка городская: сервант, стол, диван, стулья. А на стене висит прекрасная циновка с изыскан¬ ным традиционным орнамен¬ том—такие увидишь только в музее. — Да, это и есть чий,—улыба¬ Нурганеш,—трава, или ется Рузбая, работа. Я плету ее из восьми полос, тростник. Растет он в степи, а мой отец, когда я был еще совсем маленьким, умудрялся сплести еще более красивую Стебли толщиной — и заготавливают его в сентябре. Рузбай Анышев— лучший мастер по конской сбруе ла» по Таласскому району. ...Во дворе дома Рузбая Анышева развешаны по забору, раз¬ ложены на столе и досках уздечки, подхвостники, подпру¬ ги, нагрудники, стремена, кам¬ — словно чешую змеи двух! Как — всего из он это делал, не знаю, так и не могу я раскрыть его чи, подвески, кисти. Венчает весь этот сложный комплекс из секрет. глянцевой, лоснящейся кожи и серебрящегося металла но¬ тонких, узких желтых кожаных венькое седло. Вооружившись маленьким молоточком и набо- Рузбай с соломину бывают до полутора метров длиной. Сначала надо очистить стебель, отшелушить сухие ли¬ стья, а потом уже из ровного, гладкого, жесткого стебля мож¬ но делать что хочешь: ашкана взял со стола восемь чий — циновку, отгоражива¬ шнурков и, зажав перекрестье ющую кухню от помещений, где хранятся запасы пищи, эшик их двумя пальцами, начал вя¬ чий зать первый узел... — навесные двери, циновку чыгдан, устанавливаемую во¬
Тепло очага круг юрты, а можно сумки, это только начало, самое труд¬ шкатулки. Нурганеш берет тонкую булавку и легкими уко¬ лами намечает на каждой тро¬ стинке будущий узор. За едва различимыми точками я не могу ное впереди. Мои родители были чабаны, жили мы в юрте у Иссык-Куля, там, кстати, и самые большие заросли чия. Моя мама делала из него множество вещей, а я помогала и научилась всем уловить орнамента, но знаю, что он уже живет, существует это теперь очень ведь мало кто перебрасыванием гирьки на другую сторону. — Нить можно наматывать шерстяную, а можно шелковую. Раньше, помню, красили мы разбира- дает, например, корень горной дожницы, Мне и станет плотно укладывать тростинки, прикрепляя каждую нитки из овечьей шерсти нату¬ ральными красками из расте¬ не только в еще когда была совсем малень¬ пригодилось, стальными гирьками на концах, но и на циновке в ее премудростям этого ремесла, кой. 94 воображении ху¬ ний: оранжевый и желтый цвет руках. Теперь циновка снова Н. Асанова. Циновка из чия Нурганеш Асанова за работой сейчас помнит полузабытое ремесло, а оно, оказывается, ется на отдельные соломины, и на каждую от точки до точки нужно людям. Я твердо убеж¬ дена, что и в современном городском жилище изделия из виток за витком наматывается соединившись между собой, чия очень украсят быт. Мастерица садится за стол, тростинки образовали строгий орнамент. Когда все чиинки берет пучок золотистых трости¬ нок и укладывает их ровным рядком плотно одна к другой, будут оплетены, Нурганеш возьмет деревянный брусок затем, переплетая края ниткой, скрепляет их в одну циновку. Но нить с таким расчетом, чтобы, примитивный станок, — к которо¬ му привязаны несколько пар шерстяных нитей с блестящими
На зов кочевий 95 смородины. Сейчас—химичес¬ что горы в самом деле должны так, как он говорил. К половине кими красителями. были быть на том месте одиннадцатого ветер притих, а вскоре и вовсе прекратился, Циновку можно сделать любого раз¬ мера— нужно только сращи¬ Нур- вать чиинки,— поясняет ганеш—На изготовление ци¬ — далеко-далеко, над бирюзовым треугольником Иссык-Куля. По прямой до озера было отсюда километров восемь. Казалось, глубокой воронки, которую скла¬ дывали собой склоны ущелья, и приливы, утром ветер дует с Тянь-Шаня, вечером озеро возвращает воздух горам. Ак- Я назвала ее «тумарга», что и только на самом ее донышке задержалось немного воды. Терек стоит как раз на полпути этого гигантского воздушного значит «талисман». Чий —мате- Утро было ясное и холодное. маятника. Дующий с хребта сильный ветер гнал впереди себя клубы улич¬ ной пыли, и нечего было и ду¬ Именно здесь, в новки среднего размера ется приблизительно требу¬ полмеся¬ ца, но эта небольшая и будет готова значительно раньше. что оно почти все вытекло из накапливая силы для вечернего штурма гор. Так уж здесь заве¬ дено природой: словно отливы Старинная циновка из чия риал, известный в искусстве народов Востока, пусть талисман, который я сейчас плету, поможет изделиям из многих него украшать жизнь еще мно¬ гих поколений киргизов. ...Если бы белые бугристые холмы не меняли своих очерта¬ ний, не уплывали, медленно перестраиваясь новым поряд¬ ком, то я бы принял их за снежные вершины, тем более кулье, Прииссыкработает бригада из двенадцати мастеров во главе мать о том, чтобы поставить юрту. Но Джумамедин еще с с вечера предупредил меня об этом ветре и сказал, что часам тей. к одиннадцати он прекратится. Срок этот еще не наступил, и я с нетерпением ждал, сбу¬ кой дется ли предсказание бригади¬ ра. Все оказалось в точности и Джумамедином Сукаевым, кстати, отцом двенадцати де¬ Мастера владеют искус¬ ством изготовления классичес¬ киргизской юрты во всей ее красоте, с отдельными элемен¬ тами которой мы познакоми¬ лись на почти тысячекиломет¬ ровом пути сюда через всю
Тепло очага 96 республику. Готовые детали складывают в одну из комнат его с горячей венозной кровью, а затем добавить в раствор Для прочности поверху большого беленого дома, где их красную глину «джашоо». К стене дома прислонена боль¬ ный, ручного шая охапка готовых ярко-крас¬ ных жердей каркас крыши Наступает для очередной юрты. Мы взвали¬ ваем их на плечи и идем назад. ши. В массивное деревянное Около дома Сукаева почти вся бригада в сборе. Спасибо за рстия вставляются жерди «уук», подгоняют, а затем во дворике собирают для проверки. Я знаю, что в доме имеется полный комплект только что закончен¬ ной юрты, но машина за ней придет из города не раньше, чем через неделю. Собирать ее же, в присутствии придирчивых заказчиков из будут тогда нарядные белые юрты покупают теперь богатые «Кыяла» — колхозы, дома отдыха. Вечером, за пятой, а может быть, шестой пиалой зеленого чая бригадир сдался на мои просьбы поговорить с членами — помощь жене Джумамедина Джузюнкан — позвала своих Джюнушеву, Бюя Калыкову, Бювай Садыко¬ ву, Канымбабю Караваеву, Сайракюль Аширову. То, что вскоре окажется легкой изящной юртой, сейчас являло подруг: Юпюкан собой огромные тюки, связки ткачества поясок «тизгич» в три пальца ный момент—установка кры¬ кольцо, в специальные отве¬ которые держат движно замирает над центром юрты, и жесткость конструкции почти целиком заполнившие жить комнату. и дымоходом. ее по всем правилам, не один час дюжине кошмы, расторопных и умелых рук. Мы вынесли все это из дома ...Когда ветер утих, мы отправи¬ лись с Джумамедином за плот¬ ником Токтосуном Исмаиловым, живущим в части аила, рас¬ круглой площадкой для установки юрт. Собрав вначале дверную раму «босого», женщины привычно развязали тесьму, которой скреплены складывающиеся решетки стен «кереге», и нача¬ положенной по другую сторону быстрого шумного потока, бегу¬ щего по камням к Иссык-Кулю. Токтосун встречает нас во дво¬ ре своего дома, у станка «тезь», на котором он загибает концы длинных, более трех метров, ивовых жердей «уук». Рядом с ним из горки перемешанного с рубленной соломой помета торчат концы От огромного рядом с жности шесть. диаметром В метров раздвинутом виде я им придам на «жыгач уста».— Побудут в зажиме не¬ сколько дней, и можно красить. Токтосун рассказывает, как приготовляется по старинному рецепту красная краска: суше¬ ную кобылью печень нужно перетереть в порошок, смешать ли, циновка из чия в то же время не препятствует вен¬ тиляции. С этим Ивовые жерди «уук» — будущий каркас юрты рицы скрепили их между собой роста была готова. окном Следующий этап—длинной ци¬ новкой «чыгдан» нужно огоро¬ дить с внутренней стороны стену. Защищая от ветра и пы¬ красные деревянные решетки той чуть ниже человеческого Они так недели две должны попариться, чтобы легко гну¬ лись и оставались в том поло¬ одновременно слегка выгнуты наружу. Масте¬ жердей. чий пар. Круглое отверстие наверху будет слу¬ теперь обеспечена. ли устанавливать их по окру¬ шнурками, и вскоре стена высо¬ — жении, которое сложили овечьего «ежа» идет горя¬ станке,— поясняет и концы Могучий Джумамедин одной жердью вздымает эту конструк¬ цию высоко вверх, а его помощ¬ ницы быстро привязывают кон¬ цы к верхней части стены. Наконец обруч «тундук» непо¬ вить требуется массивные за женщины. трубкой — жердей, свернутые шириной. весьма ответствен¬ бригады насчет неурочной уста¬ новки юрты а чтобы поста¬ планок и плотно укрепляется орнаментирован¬ Установка юрты— дело для сноро¬ вистых рук бригада справ-
На зов кочевий 97 и Иссык-Куль исчез, зато обла¬ ка над ним набухли, поднялись причудливой белой шапкой. разворачиваются плотно свер¬ он натужно поднимает ее над головой и с третьей попытки нутые рулоны, и циновки при¬ перебрасывает край слоняются к решеткам стены. кольцо дымохода. Свесившую¬ ся с противоположной стороны Линии ее изгибались, пока не приняли вдруг очертаний ог¬ веревку дружно ловят несколь¬ ко рук, и общими усилиями плотный белый войлок натяги¬ ромного всадника, конь под которым словно вырастал из ляется за несколько минут: Занимает свое место резная, расписанная красками двуство¬ рчатая дверь «эшик». Теперь самое трудоемкое — взгромоздить тяжеленный вой¬ лок на крышу. Это под силу только Джумамедину. Поддев край кошмы длинной жердью, через вается на каркас —половина сферической крыши готова. гор. Уж не сам ли легендарный Манас скачет сюда, завидев нашу чудесную юрту, чтобы Операция в точности повторяет¬ ся с другой половиной. Войлок отдохнуть в ней после очеред¬ ного богатырского похода? Бригада Джумамедина Сукаева Юрта почти готова привязывают, перебрасывают через него несколько поясков, укрепляют их крест-накрест, и никакой ветер не шелохнет теперь построенное жилище. Передо мной стояла белая красавица юрта, извечный для кочевника символ счастья, меч¬ та киргиза. Но ветра не было. Он спрятался в горах от полуденного зноя. Ущелье внизу застлало марево,
Каса маре Если дословно перевести это молдавское название, то по¬ тенца с кружевными концами, ковер, обычно не один, на узких лучится «большой дом» или даже «великий дом». Между лавках вдоль стен аккуратными стопками сложены тканые до¬ тем это вовсе не дом, а лишь одна комната в нем, притом рожки, половики, холсты, ков¬ рики. Если в комнате стоит нежилая. Это и не гостиная, диван или кровать, то они заставлены вышитыми подуш¬ ками. В углу висят сложенные а сугубо парадное помещение, в котором семья собирается вчетверо шали, платки. Иногда ярко и цветисто расписаны сами стены. Часто увидишь в каса маре фотографии членов лишь в праздники. Эта не¬ отъемлемая часть каждого сельского жилища в Молдове, полагают, не что иное, как далекий отголосок просторного и торжественного интерьера времен Древнего Рима, с куль¬ турой которого многие мол¬ идее декорирования комнаты огромное количество самых разнообразных предметов бы¬ давские традиции благодаря та—от вышитой подушки до выходного женского платья. исключительному историчес¬ кому и географическому по¬ И все же при всем разнооб¬ разии и импровизации в устрой¬ ложению страны на перекрест¬ ке южноевропейских дорог стве каса маре нетрудно заме¬ тить и некие каноны. Так, центр состоят в кровном родстве. Но если бы традиция сооруже¬ праздничной комнаты пуст—в обычные дни его занимает ния этой комнаты и не до¬ сталась молдаванам по наслед¬ большой ткацкий станок, за которым трудится хозяйка до¬ ству от римлян, то им все равно пришлось бы ее придумать. ма, а вся обстановка и украше¬ ния сосредоточены вдоль стен. Здесь по традиции собрано все Ведь именно в ней смогло проявиться в полной мере уди¬ вительное, ни с чем не срав¬ лучшее, что есть в доме,—то, что у других народов может нимое стремление этого народа к декоративности жилища. Это храниться в большом кованом сундуке, здесь развешано по даже скорее не склонность, а особый талант, подчиняющий стенам. Непременно висят са¬ мые красивые вышитые поло¬ семьи в узорчатых рамках, вазы с фруктами, печеньем, кон¬ фетами. Все, что имеет плоскую поверхность, застлано, и не в один ряд, дорожками, полоса¬ тыми ковриками и полотнища¬ ми. В некоторых домах со¬ хранились еще великолепные старинные деревянные крова¬ ти, лавки с точеными спинками, открытые посудные полки, рас¬ писные сундуки. Стены, потолок в каса маре не терпят пустоты —всюду бор¬ дюры, рисованные рамки, вен¬ чики. Каждый молдаванин в ду¬ его ше художник, и каса маре — полотно. Если для украшения не хватает декоративного мате¬ риала, то хозяйка все равно найдет что-нибудь—хоть чок овечьей шерсти, кло¬ чтобы
Каса маре приколоть к пустому месту. Весь этот конгломерат случай¬ ных, казалось бы, вещей благо¬ даря безукоризненному худо¬ жественному чутью хозяйки составит вкупе тот неповтори¬ мый ансамбль, который являет собой каса маре. Самое главное украшение каса маре большой настен¬ ный ковер «рэзбой», то есть «война»,— рассказывает мне — — одна из лучших мастериц села Хилиуцы Фалештского района на севере Молдовы, Надежда Арсеньевна Рошка. Она объяс¬ няет это странное название тем, что когда ткется такой ковер на почти вертикально было, их добавила уже я сама, когда стала взрослой. А вот установленной деревянной ра¬ ме, то каждая горизонтальная нить вбивается с большой си¬ этот ковер лой—идет своего рода борьба мастера с материалом. начало ее приданого. Почти все «Рэзбой» в каса маре Надежды Арсеньевны занимает всю стену. Главный его рисунок необычен — к большим каса маре бордовым георгинам на черном фоне добавлены светлые колосья пшеницы. Сим¬ — на диване—я выткала тринадцать лет назад, когда у меня родилась в этой комнате Рая, он — ковры, подуш¬ ки, дорожки—тоже пойдет ей. Она уже помогает мне, прядет, но самостоятельно станет рабо¬ тать, только когда сама станет хозяйкой. волика очень точная: неустан¬ ный труд на земле и восхищение А вот это свадебное полотенце тоже выткано для дочери, дож¬ дется и оно своего часа, я по¬ красотой, которую земля может старалась его сделать еще подарить людям. красивее того, которое когда-то — В 99 Этот ковер достался мне в приданое от мамы,— говорит Надежда Арсеньевна,— прав¬ да, колосьев на нем тогда не приготовила мне моя мать. Свадебные полотенца у нас надеваются только для этих торжеств, и по ним можно
По традиции— угощение колядникам Таинственные персо¬ нажи праздника моши, Главное действие спектакля которым все в каса маре — дозволено действия, а точнее, представлений «Маланка». Тесно связанные с Каса маре —это еще и главное место сцена для традиционных молдавских новогодних культом плодородия, эти народные спектакли ведут историю с древнегреческих празднеств в честь бога Диониса

Тепло очага определить степень близости и родства людей, сидящих кусство многовековое, древнее. наряднее полотенце, тем ближе Молдавии ис¬ Алеппский, со¬ провождавший в середине гость хозяевам. XVII А эта ковровая дорожка «канд- России своего отца, антиохийс¬ рена», ее еще называют также кого патриарха «макатуль», мне особенно памя¬ минает о нем в своей книге. за праздничным столом: чем ярче, тна, так как это моя первая работа Побывавший в торик Павел в века путешествии по Макария, упо¬ По технике изготовления ковры станке. У нас так заведено: когда безворсовые, гладкие. Ткались они почти живешь с матерью, в родительс¬ в каждом доме, а также в женс¬ ком доме, то только помогаешь ких монастырях. Повсеместное ей, распространение это искусство самостоятельная на а самостоятельно, с начала эти в основном до конца, ткешь, только когда получило в силу традиции, по уходишь в дом мужа. И я помога¬ которой бабушке, самой же на станке работать гораздо слож¬ нее, но почему ж не попробо¬ иметь ковры в своем прида¬ любия и мастерства вать— вот и выткала. Ткали ла маме, У молдаван принято, нужно спрясти быстро в один ном— как свидетельство трудо¬ фамилии. их и продолжают ткать на ком были изящные тонкие вытя¬ нутые стебли растений с круты¬ деревянных ткацких ми линейными изломами, а так¬ много станках незаменимых кре¬ же чисто свадьбе, собираться и Женский наряд ярок, как каса маре Приданое дочери домашних в клаку десяти—двенадцати мастерицам невеста должна была когда шерсти, скажем для большого ковра к 102 вечер — стьянских инструментах, на них мастерицы могут выткать и по¬ который не искуснейшей вы¬ лотенце с узором, отличишь от геометрический орна¬ мент, то с XIX века на централь¬ ном поле ковра появляются более натуралистичные цветы. Любовь молдаван к декору не спрясть всю шерсть. Моих стар¬ шивки. В зев между разведен¬ ших сестер всегда приглашали ными парными нитями основы могла, конечно, не проявиться и в национальной одежде. Как в клаку, а меня по малолетст¬ нужно провести цветные уточ¬ и каса маре, тип и даже обидно, я ведь умею, убегала без приглашения. каждой ву— нет, ные нити, которые после вот и смены зева переплетаются с ос¬ Бывает у нас и мужская клака,— вступает в разговор муж Надежды Арсеньевны Але¬ — ксей Георгиевич,— когда прихо¬ новными и уплотняются С каждой бердом. нитью растет ковер, Продольные нитки основы сти, далеких предков молда¬ ван— гето-даков, вырисовывается его узор. — покрой возвращают нас в Древний Рим, к рельефам Троянской колон¬ ны, изображающим, в частно¬ — в одежде которых ясно угадываются ос¬ дит время строить дом. Мы, магазинные, катушечные, а по¬ новные элементы когда поженились, два года жили в материнском доме, а потом я поставил этот большой перечные—домашняя краше¬ ная шерсть,— поясняет Надеж¬ одеяний молдаван: у мужчин конусообразные шапки, узкие да Арсеньевна. Молдавские ковровщицы стре¬ штаны и длинные, подпоясан¬ ные туникообразные рубахи, мятся к контрастным сочетани¬ у женщин дом рядом, вот клака и помога¬ ла. Сделали мы его из глины с соломой, этот материал на солнце высохнет и хорошо тепло держит, а кирпичные, что сейчас строят, много холоднее, особен¬ но каса маре, ведь эта комната у нас никогда не отапливается. Действительно, в январе в каса маре долго не просидишь, и мы нынешних — ям. Например, мотивы рисунков центрального поля и каймы сорочки со сборенным воротом и укрепленная на поясе — набедренная ткань. всегда различны, контрастиру¬ И мужская и женская особенно ют цветовые сочетания узоров сорочки богато вышиты. Необы¬ фона, поля и каймы. Это вообще черта, характерная для чайно всего молдавского искусства. полоске в Что ва, вышивка украшает ворот, и же касается ковровых красочен и насыщен поперечной верхней части рука¬ вышитый узор на продолжили нашу беседу в теп¬ лой комнате за стеной, тоже, узоров, то они претерпели со подол, выделяет основные швы временем известные перемены. впрочем, украшенной коврами. Если в дошедших до нас коврах по линиям покроя. Некоторые сорочки на севере Молдовы и на Буковине сплошь покрыты Молдавское ковроделие — ис¬ XVIII века излюбленным рисун-
Каса маре вышивкой, узором. Богаты узо¬ ром и вытканные набедренные катринцы, окаймленные в праз¬ варианте яркой широ¬ кой полоской. Как уже было сказано, эти яркие женские дничном наряды могут вместе с коврами, стенными ковриками «пэрэтаре», наволочками «фацэ де пернэ», накидными салфетками «модицэ» и великим множест¬ К храму дом обновляется, красится, особо нарядной должна выглядеть и каса ма¬ ре— гостей принимают в этот день только в ней. Поэтому 103 ществования человека —его Ритуал похорон поэтому необычайно красив и полон мудрой символики. Весь ухода из жизни. двор от двери дома до ворот к празднику обязательно что- устилается в этот день коврами, нибудь прибавится подушками, на каждом пере¬ в ее и без богатом убранстве. В молдавской семье принято того кладбища крестке от дома до траурная процессия останавли¬ все делать без спешки, загодя: дочка только еще родилась, через поперечную улицу или вается и стелет коврик — мост а ей уже начинают готовить проулок. Если дорога недлин¬ еще и украшением каса маре. В каждом селе Молдовы глав¬ приданое, которое понадобится через двадцать лет. Эта особая обычно бывает двадцать четы¬ праздником года был «храм», в Хилиуцах он отме¬ чался 21 сентября. Это празд- заботливость вом других предметов служить ным с и серьезность, которой традиционно связаны все важные события в челове¬ ная, то стелют по два—всего их ре. Каждый раз при этом объяв¬ ляется воля покойного: кому из родственников или друзей он который завещал этот коврик, станет мостиком не только через дороги, но и от покойного к оставшимся на земле. Выйдя замуж, молдаванка начи¬ нает исподволь ткать для себя и для мужа похоронные принад¬ лежности— мостики, которые при жизни украшают каса маре наряду с приданым. У Арсеньевны Надежды и ее мужа, хотя они молоды и полны сил, все готово к тому моменту в жизни, кото¬ рый рано никого — или поздно не минует никто не знает, когда оборвется его путь на земле и нужно будет мостить дорогу в иные миры и оставить память о себе близким и друзьям. Поэтому ткут женщины и своим в детям на свадьбу, и себе хочет¬ последний путь: каждому ся оставить о себе добрую память и красивый след. С рукодельем у молдаван связан и более радостный обычай: взяв у соседки для — работы ткацкий есть не у всех, станок — принято он на счастье связывать оставшиеся в нем нити. Может быть, и не все поверья очень надежны, ник гостей. Все село ходит в гости. Все навещают друг друга, приезжают из других сел родственники, друзья. жизни—свадьба, рож¬ дение детей, особенно проявля¬ ческой ется во всем, что последнего акта касается бренного су¬ но это сбывается обязатель¬ но-трудолюбивой мастерице каса маре непременно при¬ несет счастье.
Тепло очага «У 104 меня есть своя башня» Я потерял счет этажам, пока протискивался сквозь узкие Взять хотя бы загадку ее ба¬ шен. Как и когда возникло это лазы в межъярусных перекры¬ тиях башни. Наконец закончи¬ стройное лись почти вертикальные дере¬ вянные лестницы, и я увидел в полтора метра над собой потолок этого древне¬ го боевого сооружения, сложен¬ ться от ного из массивных каменных вражеского войска? глыб. Было холодно от камня и ветра, со свистом продував¬ нейшие пяти-шестиэтажное жилище с бутовыми стенами толщиной, за которыми можно было укры¬ кровной мести и даже выдержать длительную осаду из Древ¬ сохранившихся сванских башен построены, как шего верхнюю площадку через узкие окна-бойницы. В их проре¬ зях с черными неровными края¬ и свидетельствуют, что башенное ми, как в раме, белели на склоне горы такие же высотные персы, и турки. Военное искусство сванов и их стойкость были известны и римским ях полководцам. Я перевесился через бойницу, пытаясь взглянуть с двадцати¬ тысячелетий. дома-крепости. Они тянулись к небу, словно соревнуясь с вер¬ шинами-пятитысячниками, воз¬ несшими свои белоснежные шапки на заднем плане этого экзотического полотна. Дом многое скажет о том, кто его строил. Передо мной стояли жилища воинов, в иерархии ценностей которых верхнюю ступень занимали Свобода и До¬ стоинство. Здесь было сердце Верхней Сванетии, самого труд¬ нодоступного, прилепившегося с юга к Большому Кавказскому хребту района Грузии, который никогда не удавалось покорить неприятелю, хотя сделать это пытались и Орда, и Тимур, считают специалисты, в XIV ве¬ ке, пятиметровой высоты на подно¬ жие башни. Земля качнулась но старинные источники жилище существует в этих кра¬ более двух с половиной Ученые заметили и определен¬ ную закономерность: по всему миру районы сооружения вы¬ сотных крестьянских жилищ навстречу теплом желтеющих крон мирабели, еще зеленого удивительно точно совпадают кустарника барбариса. Порос¬ шие лесом предгорья в ожида¬ нии скорого снега поражали хождения культурных неистовством красок — от гу¬ яркой кинова¬ беспорядке перемешанных стого изумруда до ри, в на крутых склонах. Такой сказо¬ с мировыми центрами проис¬ Одним ся и Кавказ с его каменными башнями высокогорий Грузии, Дагестана, Северной Осетии, Чечни, Ингушетии. В эпохи бесконечных войн и набегов неприступные башни красивой, суровой, полуре¬ альной предстала передо мной легендарная страна сванов, не только спешащая с «приходом» дорог за землю открывать свою историю... в чно растений. из таких центров являет¬ в неприступных горах давали людям возможность зацепиться и не быть сметенными бурлящем горниле времен...
«У меня есть своя башня» Вид сквозь бойницу 105 Местиа. Сванские башни
Тепло очага 106 «У меня есть своя башня» 107
Тепло очага Ныне в башнях хранят сельский инвентарь 108 хранились запасы воды, Башня была идеально приспо¬ них— соблена к суровому продовольствия зяйству горцев: быту и хо¬ на нижних эта¬ жах содержался скот, на сред¬ том и оружия. По¬ шли жилые помещения, верхний же этаж был боевым.
«У меня есть своя башня» 109 Жилая крепость для большой останавливает движение, так в X веке сванский умелец рас¬ семьи сооружалась на площади и полагал всего в двадцать пять квадрат¬ века ных метров. Еще в начале нашего века сванские башни время в горах—дни, годы, подчинено, кажется, иному, нежели внизу, порядку. Оно не торопится здесь списы¬ — служили своим хозяевам, и, хотя в наши дни они потеряли вать со счетов прошлое, кото¬ рое продолжает жить в сегод¬ свое значение, без них трудно представить Сванетию: слиш¬ няшних обычаях и традициях. Старинные башни и крохотные церкви лишь видимая сверху ком долго весь мир горцев, вся их жизнь были «заключены» Поэтому Местиа в этих башнях. другие горные селения объяв¬ лены ныне историко-архитек¬ и турным заповедником. На жиз¬ ни горцев это никак не отража¬ ется: они выращивают карто¬ фель, пасут скот, а из молока делают традиционный сыр. Впрочем, сваны сами давно заповедали свою жизнь, ее уклад и с ним вместе, как неразрывную его часть, башни. Долгие века, еще со времен монголо-татарского нашествия, отрезанные от остального мира и вынужденные жить изоляции, сваны в полной держались за не только топором, пилой и тесалом, но и долотом, стамеской, резцом, сверлом даже инструментом со слож¬ ным фигурным профилем для нанесения узоров. Отлично и он, разбирался и в древесине, конечно, предпочитая вершина народной памяти. Глу¬ бины ее за большими, редко орех, умел отобрать материал без крошащихся при резьбе сучков, выдерживал его по и нескольку лет. — неохотно отпирающимися скрипучими замками, в тай¬ никах домов. В селении Латали Пробитая вдоль Ингури трасса мне показали—что случается крайне редко —массивный се¬ принесла горцам надежную связь с внешним миром и, естественно, множество про¬ ребряный крест с наводкой стых, удобных, доступных по золотом, чернением цене предметов домашнего обихода. Поэтому былое резное богатство увидишь теперь в до¬ ме редко, разве что в музее. нами и медальо¬ перегородчатой эмали. В этой семье его хранят как родовую реликвию с... VIII Перед смертью века! Неужели прервалась тысячеле¬ тняя нить ремесла и искусства? глава семьи показывает тайник старшему сыну. Цепь времени за мкнулась «Нет»,— ответили не разо¬ лет тысячу ни еведческом мне в кра¬ музее Местиа Александра Григорьевича Джапаридзе. Александр Григорьевич оказал¬ и проводили в дом в одном из звеньев. А недалеко отсюда, в церкви культурные традиции эпохи царицы Тамар, когда были по¬ Тарингзел я увидел деревянную резную ся высоким, красивым, немоло¬ строены и расписаны фресками сванские церкви, когда они дверь начала XI века. Шесть святых—объемные рельефные дым уже человеком. наполнились прекрасными ико¬ нами серебряной чеканки. Бе¬ фигуры, мельчайшая детализа¬ ция даже складок одежды, не в мастерскую, где все выдает башни, неукоснительно поддерживая говоря уже о ликах, сложный, сочный растительный орнамент. Работа большого мастера. регли и свои могучие их боевые порядки. катурка Даже шту¬ тех далеких времен до сих пор таинственным противостоит не в пример осыпавшейся образом векам и непогоде поздней, уже и обнажившей скрепленные известью метро¬ вые валуны. И в страшную для Сванетии зиму 1987 года, зиму небывалого снега и гибельных лавин, разрушивших десятки домов, ни одна из двухсот тридцати башен не пострадала от стихии. Как облако, споткнувшись на своем пути о царящую над Местиа двурогую Ушбу, при¬ селения Пхотрери, Именно в то время искусство резьбы по дереву, которым всегда славились сваны, до¬ стигло своей вершины. — комнаты Задняя выходит давнее увлечение хозяина: то¬ карный станок, всевозможные резцы, стамески, чурки древесины красной тиса, ореховые до¬ лбик— ножка будущего сванс¬ кого кресла. «Из этого кругля¬ от ложки до мебели, шкафы, скамьи, и вся посуда, его ски более холодного оттенка. Сплошь покрытый резьбой сто¬ В замкнутом мире каждого дома все приходилось делать самим дверь выйдет ритуальный бокал катх, из которого пили в тор¬ жественных случаях старей¬ ша шины рода. Из той плоской сундуки для одежды и лари для зерна и муки, круглые столы заготовки пички и похожее на трон кресло большой двуручный ковш кванчх для араки»,— знакомит — старшего долгими в семье зимними — все это вечерами вырезалось из хорошо просу¬ шенного дерева, украшалось орнаментом и рисунками. Уже выточу миску для супа или мацони, а из этой — меня со своей мастерской Але¬ ксандр Григорьевич. Четверть века назад, когда он взял в руки резец, живых
Тепло очага 110 мастеров уже не осталось и учи¬ мыслов, стал народным масте¬ теля у ром. было, оставались живущие века их Древнее искусство горцев продолжает жить в надежных изделия. По ним и изучал он руках. Джапаридзе не зато тайны ремесла, сам узнавал «И у меня есть своя свойства дерева, сам отыскал сказал мне в семидесяти километрах от села тисовую рощу. Поначалу делал вещи простые, потом сложнее, теперь может вырезать полный мебели, крестьянской комплект посуды сванского дома. «Заказывают многие, только себе вот все никак не сделаю: утвари и башня,— Александр Григо¬ рьевич,— правда, в ней уже никто не живет, но она нужна мне, как была нужна моим предкам,—она придает мне сил. Я захожу в нее, когда душе нужен покой, а мыслям—ост¬ рота. Башни—это память на¬ шего народа. Многое ушло, как увидят готовое кресло или стол, так выпрашивают, а отка¬ а они остались стоять, и мы зать неудобно как-то»,— улыба¬ ется мастер. Мне В доме Джапаридзе действите¬ льно мебель фабричная, зато посуда и какая!—своя. — вительно красива Уди¬ структура бережем не их». хотелось отвлекать рабо¬ наблюдал, как Александр Григорьевич, сидя во разговорами мастера от ты, и я молча дворике своего дома под воз¬ вышающейся башней, сосредо¬ красного тиса в его полирован¬ точенно бокалах-великанах, вазах, салатницах, мисках, рюмках, тисовой плошке. стаканчиках. винулся туман, серые облака Призвание, которое обрел школьный учитель Александр Джапаридзе, захватывало его цеплялись рваными краями за ных все больше, и однажды он пришел в школу не в привыч¬ ный ему кабинет физики и мате¬ орудует резцом Снизу, на со сто¬ роны долины, на горы над¬ крыши башен и проплывали дальше вдоль улицы, чтобы запутаться в цепких колючих ветвях терновника у крутого склона. Стояли последние часы Вероятно, матики, а в мастерскую и стал осени и тепла. преподавать своим ученикам труд. Учит он премудростям черу тяжелые облака просып¬ ремесла и молодежь в местном «Солани»—грузинс¬ кого объединения предприятий народных художественных про¬ отделении к ве¬ лются на землю горцев первым снегом, и тогда гордые силуэты башен на полгода растворятся в белизне гор.
Большая семья Старого Тоомаса 111 Большая семья Старого Тоомаса В Таллинне был городской праздник. Кажется, все его жители слились с толпами тури¬ стов на улицах в этот ласковый ртами, скрипят, поворачиваясь на ветру, железные драконы и единороги. Что солнечный день. И лишь Старо¬ му Тоомасу нельзя было поки¬ ж, войдем старинных в сказок этот и мир легенд благодарными слушателями нуть свой пост на шпиле рату¬ ши. Кто же будет тогда охра¬ нять покой и благополучие вожить сказку, не нарушить жизнь ее героев. Вход в него горожан? Но что это? По строй¬ ному трехъярусному киверу, по уса. С помощью пожелтевших и зрителями, стараясь не потре¬ — с крыльца городского архивари¬ восьмигранной башне, а затем по черепичной крыше и древ¬ документов мы сразу «попада¬ ем» в атмосферу средневеково¬ ним серым камням стены ловко щику, выкованному лучшими спускается знакомая закован¬ здешними кузнецами. площадей, деловой суетой Впрочем, если бы на брусчатку Ратушной площади спустился не бутафорский, а настоящий Старый Тоомас и гордо проше¬ стерских ремесленников, грохо¬ ная в латы фигурка ландскнех¬ та с мечом на поясе! С изумле¬ нием вскидываю голову и смот¬ рю на острие шпиля—да нет дозорный на месте. Так, значит, это его карнавальный двойник из праз¬ дничного сценария тешит пуб¬ лику. До сегодняшнего дня Старый Тоомас Вана Тоомас, древ¬ же, все в порядке: — нейший таллиннский флюгер, спускался на землю за четыре ствовал со своим штандартом по узким старинным улочкам, го города с шумом торговых ма¬ том наковален в кузнях. А вот и известная кузница Иохима в городе Геззелля, рому доверено выковать кото¬ флю¬ гер для здания Большой гиль¬ морской пунд 2 лейзика 10 фунтов желе¬ едва ли кто-нибудь удивился: настолько любим и привычен дии на улице Пикк. «1 здесь этот персонаж, ставший символом древнего Таллинна. за»—то есть около двух цент¬ Да, кажется, и нет ничего невозможного в этом сказоч¬ неров металла пошло, читаем флюгер. Как он выглядел? В бухгалтерском мы, на этот будто нарисованном воображением Христиана Андерсена: как на отчете об этом, средневековом турнире, взмет¬ ние кузнечного искусства. Сказ¬ ных временем медных доспехах нулись ввысь рыцарские пики ка не исчезла с улицы Пикк: он занял почетное место в вит¬ и алебарды над островерхими крышами, плывут по небу ог¬ ромные рыбины с открытыми ныне на фасаде дома Большой гильдии, над датой его построй¬ ки— «1410», вознесся изящный с половиной века бессрочной сторожевой службы всего один раз — в 1952 году. В изъеден¬ уступив дозорную вышку своему смен¬ рине городского музея, ном готическом городе, конечно, ни слова, но, надо думать, было это впечатляющее произведе¬
Тепло очага 112 Большая семья Старого Тоомаса устроил на закате жизни в ста¬ жить свое умение ринном монастырском подвале. нениях народных художествен¬ старого Энке, которого в народе называли Старым Тоомасом, а детище его продолжает жить; в тяжелых ных промыслов старые масте¬ ра, пришли новые. Сказка про¬ должается, передаваясь из поколения кованых сундуках, расставлен¬ вать ных, как в ница— еще одна живая иллюст¬ прежнего владельца ее герои. Она живет десятках кованых фонарей, осветивших всю улицу рация таллиннской сказки, где зяйски и с должным тактом не и соседние дворики, флюгерках работы. А главное, в моло¬ дых руках друзей и учеников, есть место и добрым гномам, трубочистам, и бородатым могучим кузнецам в черных выброшена его и та которые он успел передать свое мастерство. кожаных передниках, вновь возвращающим нас в старые тут не принято вырывать листы. времена, когда еще Таллинн назывался Ревелем и входил мраке помещения, освещенного лишь тусклой лампочкой да флюгер с гербом за спиной симпатичного крылатого драко¬ на с чеканным Ушли профилем. в историю в поколение. Указы¬ ветер и отводить молнии продолжают новые железные в малень¬ дворике на из самых узких улочек одной города—Мюйривахе. Сюда, за кованые ворота, поселил ее ком ухоженном в наши дни мастер Адольф Энке, раздувший огонь в горне в своей мастерской, которую он уже И уже нет больше нишах, старину, в каменных в в Мастеров в Таллинне немало, и им есть ныне где прило¬ — в «Уку» объеди¬ и «Коду», в Ганзейский торговый союз балтийских городов-гаваней. Как и положено, над входом кованая вывеска ставрационных мастерских. А на улице Оливемяги, 13, полностью сохранилась и рабо¬ стер». тает настоящая старинная куз¬ — «Sepikoda». Кстати. «Sepp»—по-эстонски в городских архитектурно-ре¬ не только «кузнец», но и «ма¬ Старая вывеска кра¬ шеная. жестяная, с именем — внутри на к — свалку, стене и по-хо¬ а приби¬ очень украшает интерьер: из сказок Двое молодых кузнецов в полу¬ 113
Тепло очага огнем горна, вершат свое дело Гефестов: один из них, Ант Линнард, огромными щипцами держит деталь будущего флю¬ гера, раскаляя ее в пламени, другой, Райво Паю, уже готовит 114 Большая семья Старого Тоомаса 115 необычайно красивым релье¬ фом, почти не встречающимся в Центральной и Восточной Европе: Вышгород каменным утесом вознесся над остальным городом, стекая в него узень¬ молот, и вскоре кузница огла¬ кими крутыми улочками и при¬ шается звоном металла. давая особенно разложены, развешаны Вокруг на сте¬ ся силуэт. Во запоминающий¬ многом своей нах целыми связками уже гото¬ неповторимостью силуэт этот вые черные железные завитки, обязан спирали, кружева орнаментов непременной архитектурной принадлежно¬ для восстанавливаемых рестав¬ флюгерам, в XVI—XVII флюге¬ ров, оград, фонарей, фигурных водостоков. У Линнарда за плечами боль¬ шой опыт: работал в респуб¬ стью города. ликанском реставрационном шло существенное раторами таллиннских был управлении, ювелиром, В наши ставшим уже веках это дни кузнечное искусство переживает подлин¬ ный ренессанс, благодаря чему на черепичных крышах произо¬ прибавление семейства Старого Тоомаса: на научным сотрудником в музее, них поселились новые принося¬ подновлял кованый декор в Та¬ щие счастье аисты, символизи¬ рту. Теперь лет здесь вот уже несколько старой кузне. Работой доволен и менять ее не собирается. Сегодня профессия кузнеца в Таллинне—среди самых нуж¬ — в ных и почетных, недаром ведь эстонская столица удостоена Золотой Европы за рующие бдительность и власть львы, отгоняющие злых духов приход нового и возвещающие дня петухи, мудрые филины и прочие как реальные, так и фантастические существа. На многих теперь выбиты даты рождения, литерные символы сохранение архитектурного на¬ главных румбов розы ветров. На некоторых у основания следия. медные шары Эстонской столице, конечно, Например, в форме алебарды по эскизу художницы Аллы Бульдас флюгере работы кузнецов Лаабо и Лааля для отреставриро¬ ванной орудийной башни Кикин-де-Кёк XVI века. ...Полусонно поводят клювами, медали повезло, в ней есть что со¬ лет она почти не пострадала от войн, не под¬ вергалась значительной пере¬ стройке, а после пожаров вос¬ станавливалась в прежнем ар¬ хитектурном облике. Тысячи патриотов Таллинна принимают участие в его реста¬ врации и благоустройстве. По¬ сле серии передач Эстонского телевидения возникло целое движение «Родной город», — как в старину. выкованном — хранять: за последние триста разрушительных на в ко¬ — словно прислушиваясь к пере¬ менчивому ветру, сказочные железные птицы. Поглядывают искоса на царящего над горо¬ Старого Тоомаса, который первым узнает о приближении грозовых порывов, ежеминутно дом торое включились студенты, готовые встрепенуться, вырав¬ отдающие работе на архитектурных памятниках жу древнего Таллинна. школьники, свои каникулы. Природа наградила Таллинн нивая строй по главному стра¬
Тепло очага Всадники на 116 крышах века, с постепенной заменой пожароопасных соломенных Безликие серые кирпичные здания отгородили, оттеснили от главного проспекта Тюме¬ и тесовых крыш железным ни— улицы Республики—тихие зеленые улочки с крепкими материалом на смену пропиль¬ ладными бревенчатыми дома¬ ми, принадлежность которых к электронному веку выдают ной деревянной резьбе пришли сделанные из кровельного же¬ леза «гребни», венчающие кры¬ лишь прутья антенн на крышах. Дома же эти стоят того, чтобы приглядеться к ним попристаль¬ ши, ажурные балконные огра¬ ды, вазы с цветами, резной декор печных труб. нее. Они на первый и непрос¬ вещенный взгляд мало чем Увы, недолог отличаются от миллионов таких же изб, срубленных в сибирс¬ ких городах, на Владимирщине покрытием. в лучшем Залесском, Судиславле, Суз¬ дале, но такого количества дымников и подобной фантазии Вместе с новым век дымников, случае несколько десятков лет —прогорает ме¬ талл. Самым старым, дожи¬ вшим до наших дней тюменским или под Москвой. И все же их не спутаешь с другими, на их их авторов, как в встречать не приходилось. лет, а зародилось это искусство печных трубах примостились, словно игрушечные домики, случайно: Урал был главной русской кузницей. Знамениты были в затейливые сооружения в форме беседки с восьмискат¬ ной кровлей, которую венчает либо фигурка лихого всадника, Тюмени, мне И это, конечно, не на всю страну каслинское дымникам примерно пятьдесят середине прошлого века. Изготовлением дымников зани¬ мались обычно экипажники, кровельщики, иногда печники. литье, другие художественные До революции либо сказочная птица, либо сложный орнаментальный узор. Впрочем, железо для архитектурных украшений применялось на Руси очень мастерские Заостровского и Подрезова, в которых изготов¬ Это знаменитые тюменские давно, еще в XII дымники, защищающие трубу от дождя и снега, крышу—от летящих искр и славящиеся рковном зодчестве. В XVI—XVII своей красотой и разнообрази¬ ем. Есть подобные декоратив¬ ные украшения дымовых труб в кое-где и в других городах — Вологде, Галиче, Переславле- производства. веке, в це¬ веках ажурный металлический декор был широко распро¬ странен в дворцовой и кре¬ постной архитектуре. А вот в крестьянское, народное жи¬ лище он попал сравнительно недавно, с середины прошлого в Тюмени суще¬ ствовали кровельно-малярные «фасонные» водосточные трубы—близкие «родственни¬ ляли ки» дымников, имеющие харак¬ терные украшения в виде боль¬ накладных цветов на длин¬ ном, с листьями, стебле. Эти четырехгранные водостоки бо¬ ших лее долговечны, чем дымники, и их можно увидеть сейчас на
Всадники на крышах 117 старых домах в исторической части города. Стараниями научного сотруд¬ ника областной картинной га¬ лереи Нелли Шайхтдиновой в запаснике галереи оказалось несколько интересных дым¬ ников со снесенных домов — будущей коллекции. Реконструкция старого города идет полным ходом, а дым¬ начало ников, достойных стать му¬ зейными экспонатами, здесь не одна сотня. Правильнее было бы сохранить хотя бы несколько наиболее приме¬ чательных улиц стройки старинной за¬ как заповедник на¬ родного зодчества и оставить дымники на положенных им местах. Всего несколько кварталов от центра города, и мы в Тюмени. Обшитые старой тесом, акку¬ ратно покрашенные нарядные по обочинам дороги постелены деревянные мостки. Зима уже сдалась, и если избы, ступить чуть в сторону, то под тонким слоем снега хлю¬ пает вода. Светит низкое со¬ лнце, и дымники смотрятся не трехмерными, а черным чеканным силуэтом. Какое же тут разнообразие тем! И потребность души, познавшей радость созидания красоты. Сегодня «рабочее место» ма¬ Н. Долгополов. Дымник во¬ стера на крыльце: дома сохнут сточный орнамент, и пряничные всадники, шпили и петухи, даже — ракета и просто космическая форма дымников от¬ выкрашенные годаря которому и сегодня продолжает жить железопро¬ сечное искусство, в чьих руках ражает вкусы хозяев. кусок Печи еще держат тепло утрен¬ дивный теремок,— Николай Григорьевич Долгополов, по профессии жестянщик. Духом романтики и в то же время уюта овеяны благодаря ему все дома на этой улице. Во время отпуска или в выходной день руки тянутся к молотку, ней топки, и в небе ни единого дымка. Но вот солнце опускает¬ ся все ниже, и над железным голубем появилось белое об¬ лачко первого, молочного цве¬ та, плохой тяги дыма. А через минуту в трубе загудело, и пти¬ ца растаяла в дыму. Новый город с двух сторон вплотную подступил к улице Зеленой, на которой живет лучший тюменский мастер, бла- жести превращается в и вот уже зазвенел перестук среди крыш, на которых посе¬ лились персонажи его сказки. Его руки помнят от шееся мастерство отца достав¬ и творят эту полы. Вокруг него лежат металлические «вы¬ кройки»—части будущего дым¬ ника, огромные ножницы по металлу. На крыльце, нисколь¬ ко не смущаясь сильным сту¬ ком, спит свернувшись пушис¬ тый кот. Мне повезло — на моих глазах рождается дымник. Как возникает рисунок дым¬ ника?—спрашиваю я Николая Григорьевича, наблюдая, как он — выстукивает на деревянной колоде жестяной лист. Можно взять трафарет с ри¬ сунком, который есть уже на многих дымниках их в Тюме¬ — — ни, считай, не меньше полсотни
Тепло очага С тех пор и повелось, только сделаю Н. Г. Долгополов как беседочку четы¬ рехскатную—основание, так фантазия и взыграет: а что же дальше —какую ей оградку только основных типов, а мож¬ поставить, но и самому придумать,— гово¬ будет? Сколько я жизнь дымников сделал? Да мастер.—Я в первые годы самостоятельной работы масте¬ рил дымники по рисункам, еще десят, от отца перешедшим: тут сейчас рит дники были, и вса¬ и птицы, и узоры разные. А когда умер он, захо¬ телось сделать в память о нем свой, непохожий на другие дымник. Вот и придумал. Те, что на нашей улице, от него идут. разве в кто на ней жить за свою я считал, может, пять¬ а может, и сто. Вот мастерю для друга, Тобольск. Да только мало кто нынче просит, а жаль, ведь избам деревянным стоять еще по Сибири не один десяток лет, и крыше защита, а дымник — и людям радость. 118 Весь день сегодня будет сту¬ чать молоток на улице Зеленой, обернет¬ птицей-сказкой, чтобы утром встретить солнце на новой крыше и блеснуть и простой ся в лист железа к вечеру ответ звонким зайчиком. солнечным
испокон ВЕКУ Плотники и гончары, ткачи и вышивальщицы, кузнецы златокузнецы, бондари и кожевники—у всех народов по профессии фамилию человеку давали: Кузнецови Коваль—Смит—русский, украинский, британский В одном только Ростове Великом в начале XVII трудились ремесленники девяноста восьми коллеги. века профессий! И каждое ремесло—большое искусство, за которым стоят века и тысячелетия, коллективный опыт поколений. Многие из этих ремесел живы и поныне: на русском Севере ладят берестяные туеса, вырезают и расписывают ложки, вяжут красивые чулки и варежки, на Гуцульщине ткут ковры-килимы, режут пряничные доски в Городце на Волге, обжигают глину на Западной Украине и в Лат¬ галии, вышивают древним тамбуром в Азербайджане, валяют из овечьей шерсти бурки одежду шьют из оленьего меха в Западной Сибири в горном Дагестане, и обувь ханты и манси
Испокон веку 120 В страну березового ситца Фатьяновых в Селище была удивительно свежа и вку¬ — через дом: еще встречаются в север¬ ных русских деревнях крестьян¬ ские династии, бывает, что сна. — почти вся деревня из двух-трех ный год без сахара и не киснет! — по возрасту, и Береста—она пользительная, она всех лучше из посуды. Я вот в туесе с малины или другой по мастеровому таланту, которым фамилия эта наделена щедро, какой ягоды соки поставлю, сколько хошь в погребе стоит, не воспаряется, а из дерева и по знаменитости. Едва я вошел из сеней в горни¬ цу, дверным скрипом разбудив тишину избы, дед Мартын вски¬ нулся на печи, нашел глазами гостя, и лицо его расплылось детской радостной улыбке. Торчащие в разные стороны в седые вихры, такая же седая, всклокоченная редкая боро¬ денка, единственный обнажив¬ шийся в широкой улыбке зуб делали его похожим на доброго домового. Фатьянов свесил ноги в толстых домашней вязки шерстяных носках, и они сами собой скользнули в стоявшие у печи низкие, обрезанные по щиколотку валенки. — Бабка, крывай ставь самовар, на¬ на стол,— распорядился он,— видишь, гость пришел, и эту достань. Чего «эту»? невозмутимым голосом отозвалась Лукерья — — — востор¬ гался Фатьянов, радуясь, что угодил.—А все почему? Потому что в бересте хранилась, цель¬ фамилий и состоит. Патриарх Фатьяновых Мартын Филип¬ пович— и А-а-а, нра-вит-ся! Тимофеевна, не отрываясь от прялки. По маленькой,— озорно све¬ — ркнув глазами, хихикнул хозя¬ ин,— а я в погреб схожу, мо¬ рошки принесу.— Фатьянов за¬ воспаряется. Из дерева сок уходит, а береста ничего не пропускает. В ней хоть рыбы засоли — песком вымыл, запаху никакого нет, опять хоть вина налей полный. Березка и в самом не спешил, засуетился, радостно подмигивая мне, как заговор¬ только лесная щик, довольный от сознания, что не забывают старика в сто¬ людям. В крестьянском север¬ лице, едут к нему в такую даль в архангельскую тайгу, помнят, значит. Появился он с большим туесом из лоснящейся от долгой службы бересты, похожей на деле красавица, с не¬ запамятных времен служит она ном хозяйстве береста совсем недавно была еще после дере¬ ва главным материалом. Даже слоновую кость, старую и бла¬ лапти, даже галоши на валенки из нее плести умудрялись. А уж про посуду и говорить не прихо¬ городную. Ешь! Как вчера собранная. дится. На сенокос идти— носи¬ ли в туесе квас, воду. В дере¬ — Желтая, сочная, растворявшая¬ ся во рту ягода, похожая по вянном ведре не понесешь — виду на малину или ежевику, тяжело, в туеске и не рас¬ плещется, и долго не нагрева¬ сохранившая холод погреба, ется, солнце бересту не пропе-
В страну березового ситца кает, она как древний термос. Дома держали в нем молоко, творог. Стаканы, чаши, солонки, ковши, корзины дела¬ ли, на стропила под крышу сметану, бересту для тепла и от гнили клали. Туесок, порочка... До чего лад¬ ные, ласковые для слуха слова умеет подобрать народ для доброй вещи! Назовет так, и словно частичка души челове¬ ческой уже живет в ней. Да так к лесу, к природе не сделаешь. Вот и Мартын Филиппович кива¬ 121 холод из костей выгоняет. шлый год Про¬ почти ослеп, да спа¬ ет согласно с серьезным видом. сибо архангельским врачам А уж кому, как не ему—самому операцию сделали: мир, хоть и в тумане, снова открылся в былые времена охотнику и рыболову, самому лучшему из Мезени, а может, добычливому и на всем Севере мастеру на берестяные поделки, не знать деду Мартыну. Узнал я обо всем — этом в доме, где остановился, тут же рядом, этого. Селище, от брата Фатьянова Василия Филипповича и его Посылал дед Мартын их в Ар¬ хангельск, в Москву, а в этом А то бы про хворости году почти не делал. С трудом и не в жены Анны Константиновны. догадался. Хоть Мартына и слышал оно в сущности и есть, потому от зимней ся, да и в лес за никак не мог предположить, что баклажку из бересты —без души, без чуткости к дереву, хворобы оправляет¬ берестой ходить теперь трудно. Зябнуть про его веселый нрав, а все же что тот же туес, или порочку,— стал: жаркая печка все дольше чишеского веселого, бесшабашного маль¬ задора и азарта
Испокон веку может быть отпущено человеку столько, что жизнь не смогла и избыть его на девяносто говори». Немного пятом году. Расскажите, пожалуйста, Мартын Филиппович, как вы — бересту снимаете, как туес делаете... — Погоди, про то успеем, я те¬ бе расскажу, как меня рас¬ Отечественную меня уже не брали, а в первую мировую послужил. Три года служил. Мне увольнительную хотел дать ротный командир. «Завтра,— говорит,— пойдешь, документы готовы», а тут мани¬ фест получили Николая Второ¬ князя польского, конфузясь от жениного неодобрения, Мартын Филиппович обиженно повесил пиджак на место, взбодрил себя граненым лафитничком, и в гла¬ зах его опять блеснул веселый лукавый огонек. Про бересту, про туеса тебе рассказать? Это можно. Туеса у нас во всех домах делали. Дядя у меня был богатырь ядреный, бывало, для дома передок рубит—один семивершковое бревно несет, вон его работы двухпудовый туес стоит. Отец мой — стреливали. На го, человек не затем приехал, чтобы басни твои слушать. Ты дело князя туеса делал, меня научил. С бе¬ рестой—с ей трудностей много. Уметь надо березу выбрать. Иной снимет, а она дырявая, зашивать финляндского, князя петер¬ бургского,—на фронт, в Вар¬ шаву. Контузия у меня была, два раза ранили да дважды под ее нельзя, лучше не берись. Приезжали прошлый год мои в октяб¬ Николай с Гришкой, дупле снима¬ ли—дуплем у нас называют девятнадцатого. Каратель¬ ная рота пришла—в белую армию набирали, а я отказался. сколотень, или чулок—рубашку что с березы снимают,—девять дупел сняли, да все негоже. газами лежал, а расстреливали меня в гражданскую — ре 122 пуля ушла на метр. Приклад ровно, мушку взял—тут уж замри. Как взял, так и пали. В войну-то я зверя-птицу для колхоза заготовлял. Морских зайцев бил, куропатки одной как-то пять возов привез. Мне пять мешков муки да вина десять литров выдали в на¬ граду. Рассказы об охотничьей и ры¬ боловной своей доблести были, похоже, еще одной страстью деда Мартына, и здесь остано¬ вить его уже не могло ничто. Благо, свою страсть эту он перенес на украшение туесов: рисунки на бересте у него все из лесной жизни взяты. Сейчас я тебе свой струмент покажу,— вспомнил Фатьянов. Нащупал на шкафу картонную — коробку из-под ботинок, рой среди мотков в кото¬ суровой нитки вещей, в хозяйстве необходимых, отыскал горсть деревянных креней—самодель¬ и прочих ных штампов, которыми мастер у них вышла: командир ихний Я потом сам поснимал, надо было послать в Москву, в Ленинград. Георгиевский крест мой увидел, стрелять не велел, а приказал Я их много понаделал: ружейко-то большая была винто¬ выпороть. Я тебе сейчас кое- летит. Полет гусей набьешь что покажу. вка-пятизарядка—лет десять назад отобрали. Что делать? Мартын Филиппович вскочил табуретки и полез в шкаф, сияющий, достал оттуда свой Как на пензию перешел, так только туеса делаю. А то бы¬ ло— по семьдесят глухарей ли— из нарядный выходной пиджак, на добывал. сидит на дереве образом соседствовали солдатский Геор¬ гий, медаль «За храбрость «кыч-кыч», В последний момент осечка с котором удивительным в боях», медаль ВДНХ, получен¬ ная Фатьяновым за свое искус¬ ство, значок стрелок» «Ворошиловский и награды с художест¬ венных выставок. Лукерья Тимофеевна, видимо, хорошо знала эту маленькую слабость своего супруга, она укоризненно поглядывала на блюдца, же не выдержала: а потом все «Да будет а Прилетят, сидят: я с весла целюсь, чухари далеко сидят. Пуля-то дробовка кругла, шишнадцатый калибр, я пулей-то и угадал, пал чухарь далеко, полкилометра будет, Помилуй бог, Мартын Фи¬ еле нашел. — липпович, да разве ж из глад¬ коствольного ружья за пол¬ километра птицу убьешь? В слона-то не попадешь! А это как стрелять! Если ружье поднимай, то¬ далеко лько вбок не сваливай. Если на — старика, молча потягивая креп¬ кий чай из — те, — миллиметр свалил—у тебя выдавливает узор на туесе. Вот птица, а это полет гусей, это сосны, это елка, хошь ельник сделаешь, ишь тут гусь — — вот рядом летят, все полете¬ Заполярья они летают на юг. Вот домики, целую улицу сделать можно. Вон тетерка с косачом, а это пеструха на току глухаря ждет. А скоко я растерял их! Были в коробке и медведи, был охотник, думаю, самого себя Мартын Филиппович изобразил, были лоси, зайцы и прочие лесные обитатели. — Туес, прежде чем сошить, дак надо сходить в лес и найти березу хорошу, чтобы игол не было и дупле чтоб толсто. Если иглы продольны есть—так будет текучо: у жара будет стоять щель сделается. Бере¬ сту снимать надо в самый —
В страну березового ситца 123 канун снимаешь, она снутри белая, а как сок отцвел, она оттиснул, спихнешь его, чтобы свободно было, и опять все до¬ низу снимаешь. Вместе с лубом сталкиваю. Луб, он сам от¬ ку и дно-то елово делаешь, чтоб запаху в туесе не оставалось. Дно крепко просушить надо на красная делается: луб у березы парной, он соком красится скочит— падет береста. Не падет, дак уж надо снимать сыхалось, не протекало. Берес¬ той, в кипятке размоченной, бересту окрашивает. Да не каждый год береста падет. Клин шоч по-нашему—дела¬ аккуратно. Не отходит, дак отколупываешь. А зимой если снимать, железный шоч нужен, оправишь, а когда она высох¬ нет, его обожмет— пятьдесят рябины, березу им тягают под луб, он по соку отходит. Березу ищешь чистую, высо¬ а потом кипятком лить. Летом лет служить будет. Березу хорошую можно и вбли¬ шоч руками запихиваешь, а зи¬ мой не ходит, так колотишь. зи найти, если поискать, но я рощу одну нашел на Тебеге кую. С вершины до комля всю Домой дупел двадцать—три¬ это приток бересту дцать принесешь, подгото¬ вишь— очистишь все ножич¬ не ком, на обручки дупле выре¬ жешь, на них узор набьешь на лодке съездим.— От такой жаркий день, когда морошка доходит. Когда бересту в самый и — ют из снимешь: по десять — двенадцать дупел с одной. Туеса от двух килограммов до из комля трех пудов выдер¬ жат! Из-за трех-четырех дупел ее не валишь. Как березу — — — хорошу—спилю ее в груди, чтоб на земле не лежала. Она паде вниз верши¬ Теперь мерить точно надо. Кругом обогнешь* веревочкой, чтобы не дале не боле, шить так в аккурат дупле на дупле. Снизу и сверху в ки¬ ной, и с вершины снимаешь: где тако дупле, где тако. гнешь, на шивно нашел Сперва таку полоску сделаешь, чтобы шочить-то можно. Дупле ты видел чем. пятке размочишь, края за¬ обручки натя¬ гиваю. Шьешь его так: можно в штоки брать — со всех сторон отшочу, потом ремень оберну и поверну его прорези делать в замок, как на сумке, а можно сшивной. Тогда сарга нужна или вокруг дерева, чтобы дупле не разорвать. С вершины дупле корень. Сарга —прутик черему¬ хи чистый, несуковатый. Крыш¬ ровном жару, чтоб не рас¬ Мезени, — никто там был—дупле у берез толсто. Вот что, мыс тобой туда завтра Мартын даже поперх¬ нулся. В его глазах метнулся озорной огонек, и он затарато¬ идеи дед рил, словно опасаясь, что хо¬ зяйка снова осадит его и осра¬ мит перед гостем.— Из Америки заказ на пятьсот туесов давеча еще пришел, все никак не выполню. Да ведь мы, Фатьяно¬ вы, первая фамилия на Сели¬ ще. Из Ярославля идет она. Когда первые-то сюда приеха¬ ли, и не знаю—до фараона али после...
Испокон веку У 124 Марфы Печорской Не то чтобы Усть-Цильма зате¬ рялась в глухомани лесов се¬ Некрашеный, за век службы приобрел тот благородный бу¬ верных—место, конечно, не близкое, дорога туда только по Печоре да по воздуху, но из ро-черный цвет, дальше которо¬ го бревна уже не темнеют с годами, а белые наличники Москвы с пересадкой в Сыктыв¬ каре за день добраться можно. мирили его облик с днем сегод¬ няшним, не лишая достоинства. Такое жилье простор душе И про село не скажешь, что глухая старина, не отшельни¬ — и строгость мысли. Почему судьба так бьет самых ком смотрится—старые, сто¬ летние двухэтажные избы об¬ шивают тесом, красят веселой краской. И все же село это средь всех русских сел особое совершенно, а глубина памяти народной тут от постороннего глаза во многом сокрытая, незаметная. Заложили его в се¬ редине XVI века новгородцы, осваивавшие новые охотничьи угодья и земли. Потом бежал сюда в поисках воли крепост¬ ной люд, уходили от гонений лучших и сильных, потому что знает, что выдержат? Ни на одном другом доме в селе, протянув¬ многие музеи украсили здеш¬ нее старинное шитье, деревян¬ шемся вдоль реки на добрых пять километров, не видел я под ная резьба, предметы крестьян¬ ской утвари, вышивки, вязанье. Лишь в Усть-Цильме дожил до красной звездочкой четыре имени сразу. Одно, два, три наших дней народный праздник горка с его хороводами и древ¬ ними сарафанами. К Тирановой вам нужно, к Тирановой,— советовали сель¬ — — этих печальных отголосков при¬ несенного войной горя тут почти через дом, но чтобы вот так: Егор Иванович Носов Федор Иванович Носов Сергей Иванович Носов Михаил Иванович... Носов таежными тропами староверы, несли с собой древние книги. чане, узнав, что интересуюсь народными мастерами,— она Рыбу ловили белую и красную, зверя били, хозяйство заводи¬ у нас и мастерица лучшая, и признанная заводила и запе¬ месяцев всего и успели прожить: ли. Шли века, внося в жизнь свои приметы, а душа жила вала— «всеобщая кума», как говорили в старину. Марфа Николаевна.— А недавно и сын помер, в два крепкими устоями изначалья. Великое множество песен, ска¬ Дом Марфы Николаевны был под стать и молве о ней креп¬ кий, крутой и гордый. Двухэтаж¬ рак. А потом сестра преставилась, за ней подруга моя любимая. Так что ной глыбой в четырнадцать окон по фасаду вознесся он над пологим печорским берегом. я уж пятый год на горку не хожу. зок, былин было записано уче¬ ными в этих местах, более тысячи древних рукописей вы¬ везено в Москву и Петербург, — — Старший, Егор,— мой, война восемь разлучила,—тяжело вздыхает — месяца сгорел Ой, солнышко на ели, А мы еще все не ели! —
У Марфы Печорской Марфа Ни¬ перебив улыбкой грустный настрой, живо убрала спохватилась вдруг колаевна, в сторону шерсти и прялку с мотком скрылась за печкой. Вскоре оттуда вкусно потянуло картошкой с жареным луком, и на столе мигом очутились сковородка с духмяным карто¬ фелем, вареная рыба, самовар, варенье. Да вы кушайте, кушайте.— Марфа Николаевна подклады¬ — вает вкусной картошки.— У меня, правда, «попросту, без на крестьянску руку». стуку весь Вчера день в сенях в ката- гаре* — пролежала жарко уж очень, ничего не варила. Моло¬ да была, омуля распорю либо сига, икру без соли всю съем и спать ложусь. Родные уж знали меня, дак говорят: «Иди 125 пилили-рубили—топить тут много надо. Сейчас сходишь, выпишешь—домой привезут на машине. Медсестрам, учителям государство дает. Я уж четыре года в совхоз за реку езжу — там, бери каку рыбку поболь¬ ше, да отдохни, работы много будет». У нас семья ведь бы¬ есть ла—стирать, мыть. Раньше мужчины ездили ниже по реке рыбачить. Потом здесь сдавали на рыбозавод. Трудить¬ страдаю, из совхоза дали четы¬ ся много приходилось: зерно сами жерновами мололи, дрова — * Катагар—марлевый полог от мух и комаров. там механизированное звено, тринадцать человек—я им варю и сена для себя на- реста килограммов. Работа, она ведь не стоит — весной на полях навоз раз¬ гребают, потом пашут, сеют, картошку садят, потом сенокос. Потом ячмень надо жать. Осе¬ нью вымолотят, закончат ра-
Испокон веку У каждой вязальщицы свой любимый узор боту, и все. Мужики в дорогу ездят, а женщины вяжут, пря¬ дут. Я и сейчас когда минута зимой или свободна—тоже пряду, вяжу: Как неделя, так и куделя, Как денек, так и простенек. Три простеня напряла— Все добро пряла. 126 Рисунки у нас всяко называют¬ ся—то костыльки, это большие чтоб не линяло. околинки,—Марфа Николаевна показывает необычайной красо¬ льные из них делаю Краски —крас¬ ная, зеленая, желтая, оста¬ С Нарьян-Мара — ты плотные длинные чулки, связанные еще матерью,—это для двух ребятишек малые, это зубчики, это мушки. Мушками —из двух жиц, ко¬ стыльками тоже из двух жиц. Раньше-то все вязали Костыльки навроде птички. У меня они все с детства в голове. Молодцы сплошь писаные носи¬ ли, а у нас только верх, и не узор, а полоски просто, чтобы непачковиты были, а сами чул¬ ки-черные или темно-синие. мешаю. заказ есть — — все ни¬ как руки не доходят. — а что делать? Вязанье возили продавать на Вашку сначала, потом на Пинегу, в Ар¬ хангельск. До колхозов еще еще зимой — отец покойный вязанье в Архангельск по сан¬ лошади были — ному пути возил, продавал. Туда еще куропатку, мясо везли. Оттуда мануфактуры, всякой Прошлый год рукавиц тридцать две пары связала, ни одной не осталось. В Москву ездила, так Приезжал тут из Москвы, кино снимал —мы ему черные чулки женские дали горелок-то всячины привозили взад-впе¬ ред шесть недель. А началь¬ последние с рук прямо сняли, я хангельску обратно дорогой — немножко подсинила, он — ников возили быстро — мы к Ар¬ относились тогда — от мороза их говорит, подошвы подошью, сам носить буду. А я теплые тоже меня вязали чулки терпеть не могу—лучше на тонкие обую, а вот нынче Повозку сделают шерсти напряду, буду вязать себе долгие с резинками на едут—коней уж вые и чулки писаные со ступ¬ пяти спицах вяжутся—старше нями— ступни из кожи делали стану, ноги замерзать Да вы что ж мало поели-то! Кладите еще картошки-то, эта ее еще ложка самая удобная я прятала. Мама и бабушка у и рукавицы и чулки писаны. У нас лапти не носили. Сапоги носили в старое время хромо¬ каблуком, под каблук гвозди еще подбивали, чтобы топали, когда танцуешь. Брюки внутрь чулок заправляли, а чулки не с под самые колени надевали, а со спуском, чтобы были—так красивее. сборы — будут. зелеШерсть раньше красили ницу на бору собирали, березо¬ — вый лист молодой нарвут, высу¬ шат, зальют горячей водой, она немножко простынет, туда мо¬ точек засунут и квасят его. Сама крашу, уксусу наливаю, на санях без всякого груза, только пищу возьмут. с паруса, шкуры оленьи постелют и тепло на овсе, да на жите, да на ячмене. — Семен Саввич делал —как ло¬ дочка, ложки-то у нас на Пижме в Загривочной, Замежной, Степановской, Скитской. На горку не пойду, дак хоть — делали куклу на праздник наряжу —
У Марфы Печорской сестра просила: сама усть-цилемский наряд не любит носить, целлулоидного голыша дак куклу попросила одеть. Раньше куклу тоже наряжали всем величии сарафан — роскошного из тряпочек, из старых лоскуточков. Куклы-то настоя¬ щие раньше не у всех были ную усть-цилемскую — все больше игрушки самодель¬ Отец покойный поедет на озеро рыбачить, сеновать-то ные. в стат¬ девицу во и великолепии убранства. На вечорки да на горки ведь ходили смотреть —кто невеста — хорошая, кто парень хоро¬ ший—у кого какой наряд. — Марфа Николаевна, если на горке вас не увидим, так хоть приезжает—всяких деревян¬ здесь, дома, покажитесь тоже ных шаркунков да коничков в праздничном наряде навезет—шаркунок камушка¬ ми шертит. А кукол мало было. будет, каку царевны,— сарафан штоф¬ ный, фартук матерчатый, рукава матерчатые, тканева, коротен- У нашей все настоящее — о нем ведь легенды ходят. Ну что с вами поделаешь... Сыграл пружинным голосом — положенную мелодию старин¬ ный замок в сундуке, поднялась крышка, и выпорхнули из него * на плечах ка, ластовицы — их раньше вышивали, да кто выши¬ вал, те уж повойник померли,—борок, на голову, кокошник. Раньше только девицы да мо¬ чудо-бабочки. Сияющая чисто¬ той горница озарилась золотом червонным, лиловым, темно¬ голубым, напол¬ парчой, атласом, рас¬ зеленым и нилась лодки-первогодки повойники писными платами, шалями, за¬ разбирают, щас старухи рядятся, потому что тейливыми носили, а сейчас не молодки не носят. Поясок ей сплести надо бердышко будет—у меня маленькое деревян¬ ное есть—в двадцать две нитки. Слово за слово — большая кур¬ носая кукла с длинными рес¬ ницами дивно преобразилась из серебряными цепя¬ ми. Сарафаны, сарафаны, сара¬ фаны—каждый к своему слу¬ чаю («слуцаю» на Печоре на «ц» говорят): один в гости, другой тоже в гости, но по — торжественному случаю, этот столетний, канафатный, — тери, еще наряднее бу или крестины, этот попро¬ * Ластовицы—вшивное плечо от рукава до шеи. от ма¬ на свадь¬ ще— на каждый день, этот 127 красивый — на праздник, а этот—что ни на есть луч¬ ший—этот на горку. Сарафаны я в Усть-Цильме уже повидал: пожилые женщины их носят и в будни, а несколько поддетых «станов» —нижних накрахмаленных юбок — прида¬ ют их величавым фигурам еще больше сановитости. Но вот таких праздничных нарядов еще не видел. Пытаться ли описать их? Уповаю на фотографии. А когда из-за ширмы царственно выплыла в бордовом шелковом сарафане, высоко перехвачен¬ ном золотым поясом, и синем репсовом, с оранжевыми цвета¬ ми плате разрумянившаяся Марфа Николаевна, я так и обо¬ млел. Одеяние диктовало свои законы, и ее красивое доброе лицо обрело строгий властный взгляд печорской Марфы По¬ садницы. Воистину прав был собиратель былин Н. Е. Ончуков, писавший в начале века об этом удивительном реликте древнерусской культуры, что «даже в костюмах Печора со¬ хранила парчовые боярские наряды, в центре России храня¬ щиеся только в музеях». Не только сохранила, не только донесла, не расплескав до
...«столбы» ...«круг», хоровод, по-древнему —«коло» — задние ряды сменяют на ходу передние
На Печоре, в заповедной Усть-Цильме и окрестных селах, живет этот прекрасный праздник Горка: пора брачных союзов и время игрищ, пик веселья и вершина года. Плывут павами сударыни-боярыни в парчовых сарафанах, звучат глядя на них, сказка это или явь песни о любви и урожае, и думаешь,
Испокон веку 132 маленькая, но статная, широ¬ сегодняшнего дня моду времен местные мастерицы. Ивана От шелков и парчи, от золотого кая в кости, сверкнет испод¬ и чуланах, но и, как оказалось, блеска волнующе и торжест¬ лобья взглядом, что-то продолжает ее жизнь! Многие венно повеяло близившейся быстро горкой. Видно, нахлынули и на Тиранову образы былых дорас¬ рушкам: те Грозного в сундуках наряды уже не от мам и бабу¬ шек— совсем недавно сшиты, быстро¬ скажет подругам-ста¬ поймут с полуслова, и все сладится, как сказано. светных горочных хороводов Без нее завтра отпоет, отхоро- примут заказ—только достань¬ и водит, отпляшет горка, а наутро те парчи и шелка! водила в своей жизни, какую а в усть-цилемском — ателье на насто¬ ящий допетровский сарафан со всеми причиндалами, сошьют его на дому по всем правилам песен. Сколько горок она власть держит и сейчас над горкой, над людьми, над собой! Невысокая, можно сказать, Марфа Тиранова выйдет Усть-Цильмой «страдать со всей се¬ но»— над печорскими лугами в разгаре июль-сенозорник.
Ложкарь 133 Ложкарь Ложкой по столу, слово за слово вот и сладился раз¬ года по доносу одного из мест¬ говор, позади томительное мол¬ с Мезени по санному пути отряд чание, односложные реплики, солдат во главе с ных — цо, а на самом деле вниматель¬ изучающий, загореся храмина, и бысть шум пламенный, не потеплеет, глаза не посмот¬ рят прямо поймешь, и открыто и охвати всю храмину»,—доносит что принят гостем до нас описание этого самосож¬ в этот дом. а здесь, на Пижме, далеком в Печоры старинных селах Замежной, и вов¬ Скитской, Загривочной се замкнутый, человека при¬ таежном притоке — — яко гром, и пла¬ мень огненный в мгновенье ока ты Народ на русском Севере вообще серьезный, прибыл сюда офицером. Староверы с наставником Ива¬ ном Анкиндиновичем заперлись с малыми детьми в деревянной церкви и подожгли ее. «И строгий, из-под насупленных бровей взгляд, вроде бы уткнувшийся в крыль¬ ожидание, пока но исподволь тебя жителей веевич Чупров из Замежной. По жения, унесшего восемьдесят жизней, местным понятиям это по сосе¬ шесть дству— полчаса лететь на са¬ рукописной времена и молете. А совсем недавно еще—до самолетов и мото¬ в найденной Суровые повести. изолированность этих мест не могли не отложить рных лодок—добираться сюда надо было два дня вверх по отпечаток на характер и нравы шлого и незнакомого на близ¬ кую дистанцию сразу не подпу¬ реке людей. Но Пижма Документы не спросят, но держаться будут насторожен¬ которых за дурную славу полу¬ стят. но, пока не увидят, что приехал человек с открытым сердцем и интересом к их житью-бытью через пороги, один из чил название «Разбойник». Благодаря этой удаленности, глуши искали здесь приют и го¬ нимые. Хранит под своим поло¬ не праздным, а дельным. гом пижемская тайга мрачные Непременно попасть шил в Усть-Цильме, страницы истории, связанные сюда я ре¬ стоило с происшедшим в XVII веке русской церкви. На¬ оказалась и бо¬ кладовой народного таланта, ценнейшие материалы тут собрали археографы, фо¬ льклористы, искусствоведы. Деревня Авраамовская, напри¬ мер, славилась своими ска¬ зителями былин, Замежная гатейшей — песнями, здесь же был центр ложечного производства, до только увидеть чудесные рас¬ расколом писные деревянные пижемские звание деревни Скитской напо¬ ложки во время угощения у Ма¬ одной из разыграв¬ шихся здесь трагедий. Старооб¬ рядческий скит возник тут в на¬ тистые ложки, просвечивающие на свету, словно опал, сохра¬ чале XVIII нившие самую древнюю рфы Тирановой и узнать, что теперь во всей округе их один человек — делает Григорий Мат- минает об века, а зимой 1743 недавнего времени снабжа¬ вший всю округу. Эти золо¬ на
Испокон веку Руси форму роспись, и традиционную легкие и изящные, здесь всегда предпочтут алю¬ миниевой или из нержавеющей стали. Но стало их очень мало, а потому берегут в селах ред¬ в момент зелень меняет оттенок: Деревня среди темной хвои проступает когда идешь по дрожащему салатное пятно луга. Самолет быстрое течение хрустальной воды, при¬ жимающее к дну водоросли, длинные, бахилы стремится закружить тебе голо¬ Дементьевичу помогал посуду из бересты делать, скоблил ныряет в этот просвет, мелька¬ ет золотистая песчаная отмель, крылом стреляет солнечными жишься за зыбкие деревянные мотор, высадить пассажиров ному ковру Пижма, красивей¬ ший приток Печоры. В какой-то да к празднику. тайгой, под Ложкарь зайчиками петляющая по зеле¬ кие ложки, подают лишь гостям ...Самолет летит над 134 и скоро траве, он уже прыгает по чтобы, едва заглушив переливчатый звон цикад и стрекоз. лежит за рекой, и, вантовому мостику, ву, и невольно крепче дер¬ поручни. Григорий Матвеевич и в молодо¬ сти мастером был на все руки: обутки шил отменные бродни — с оборами — мужские подольше, женские покороче, отцу своему Матвею материал, узор выписывал красным по зеленому. А ложки с 1946 года режет—несчастье заставило: три операции сдела¬ ли, но ногу спасти не удалось, и вернулся Григорий с войны на костылях. — Это теперь ложкарей, я один остался из а раньше-то многие в деревне писали: отцы-деды 135 жили небогато, а зимой отчего топором не постучать, лишнюю копейку не заработать? Григорий Матвеевич Чупров пригладил пышную седую боро¬ ду, провел рукой по таким же седым волосам, словно убеж¬ даясь, что и они убраны и не топорщатся, застегнул ворот выходной рубашки, надетой по
Испокон веку 136 случаю прекрасного теплого белыми и еще пахнущими солнечного дня, когда можно зовым соком заготовками при¬ просвет перо блаженно посидеть на завалин¬ мется расписывать. Раньше, бывало, тетерку собьешь, перья вынешь, ими случай про¬ тер для верности тряпицей, обмакнул его в тушь и, прику¬ сьбам, направился, опершись и сив от сознания ответствен¬ на мое плечо, к сараю. обычными, ученическими В его влажной прохладе остро шу.— Мы стружкой, смолой и просыхающими дровами. Чуп¬ ров выбрал метровый березо¬ вый кругляш и попросил меня кого важного и ответственного ке и погреть старые ноющие раны, и, уступая моим про¬ пахло свежей Затем положить его на козлы. большой, хорошо разведенной двуручной пилой мы отпилили от него чурбан длиной сан¬ тиметров двадцать —по длине ложки, и Чупров бере¬ — не прилип ли волосок, на всякий — расписываешь, теперь пузырек с тушью, посмотрел на — пи¬ перебрались для та¬ ности момента кончик языка, вывел, едва прикасаясь пером дела в первый, чуть расплыв¬ шийся ромбик. Затем, успока¬ иваясь, разделил его, вписав ложил на клеенке перед собой дой вершине добавил ложки и нехитрый художествен¬ ный инвентарь, развел на смоле ке, над ними нарисовал то ли галочки, то ли короны, как на в баночке красную и зеленую шахматном школьные акварели, открыл гулять перо по избу, и Чупров, сев за стол поудобнее и подвернув под себя пустую брючину, раз¬ к дереву, крест, на четыре части, к каж¬ по баран¬ ферзе, и пошло гладкой поверх¬ ловко рас¬ колол его топором на четыре Затем, пристроив равные доли. чурку на колоде, он стал об¬ тесывать ее топором, вначале сильными точными ударами отсекая наискось два нижних края, пока не стал вырисовы¬ ваться черенок, а затем, пере¬ вернув плашку, закруглил края убрал с другого торца, лишнее с тыльной стороны, и не прошло пяти минут, как быстро таявшее в руках у него полено приняло грубые очертания ложки. Ма¬ стер вонзил топор в колоду следующий и взял в руки инст¬ румент— обычный нож. — Сначала надо обтесать топо¬ ром, потом округлить ножом, потом резцом копать резца у меня два: один плоский, — другой покруче, а прежде чем окончательно отделывать, лож¬ — ку подсушишь ночь на печи полежит—сырое-то оно все поплывет,— рассказывает ма¬ стер, а из-под резца, того, что покруче, с хрустом бежит бело¬ желтая стружка. Форма ложки уже полностью выявилась, ров немного углубляет большей вместимости. Чуп¬ ее для Когда она подсохнет, он выскоблит ее шероховатую поверхность и вместе с другими такими же ности: кресты, Г. М. Чупров ры, ромбики, меанд¬ петельки, завитки, овалы, точки—древние символы забы¬ того культа, которые ученые
Ложкарь расшифровывают как знаки птиц, их гнезд, высиживаемых школьника Матвей Григорьевич заполнил узоры красной охрой яиц, птенцов —знаки весеннего и зеленью, обвел композицию пробуждения природы, плодо¬ родия, добра, счастья, благо¬ получия. Тот же набор появился вскоре и на оборотной стороне ободком, и суховатый, строго симметричный графи¬ ческий орнамент приветливо расцвел на белой ложке. Нигде больше нет подобной росписи, ложки, но орнамент вышел все же другим—он никогда не алым 137 — Григорич, нет ли готовых? — доносится через сени женский голос.— Мне бы десяточек: ребята на каникулы приехали, а старые совсем уж истер¬ лись,— просит соседка по селу. Мастер неохотно отрывается от и все-таки что-то очень знако¬ дела и кличет сестру, которая пошла кормить кур: «Агафья, повторяется на обеих сторонах. мое угадывается в этих зна¬ погляди-ка Да ках— ну конечно же они очень в буфете». Агафья Матвеевна заворачивает в газе¬ бывает у мастера ни по напоминают заставки и укра¬ ту несколько новеньких золо¬ ни по рисунку, а шенные инициалы тистых красавиц, рукописей, богат здешний край! Живет довольная, в изделиях старого ложкаря древний пласт высочайшей на- боток к инвалидной пенсии —за полный день Чупров их может и двух одинаковых ложек не здесь никогда форме, трафаретами не пользовались, — потому каждая оригинальное произведение. С усердием добросовестного старинных которыми столь и соседка, уходит. Рубль шту¬ ка—скромный, а все же прира¬ сделать до пяти штук. Я поднес ко рту расписанную ложку, примериваясь, насколь¬ ко удобна она в еде. Ложка невесомой, изящ¬ ной, благородной овальной была почти формы, восходящей к древне¬ русским плоская «лжицам», сверху и чуть выпуклая с ниж¬ ней стороны ручка легко и удо¬ бно легла между пальцами, а удлиненная лодочка прият¬ ным Такая теплом коснулась губ. не обожжет супом. Рано еще, сядешь с такой обедать краску с ухой и съешь,— улыбается мастер,— — — ее еще проолифить надо. Раньше-то олифа конопляная была, отменная, нынче похуже, но тоже ничего. Матвеевич окунул глухариное перо в темную гус¬ тую жидкость и провел им по Григорий ложке. Это было волшебное прикосновение Мидаса — бере¬ зовая золушка оделась золо¬ тым нарядом, на котором зави¬ стливо вспыхнул заглянувший в окно солнечный луч. Пижемские ложки родной художественной куль¬ туры русского Севера. Живет не музейной красотой, а полно¬ кровной жизнью.
Испокон веку 138 Пряники медовые, пряники — печатные сделал,— начал рассказывать он мне, когда мы пришли к нему Самый большой у нас в пряник городе —на нем две стерляди и кольцо —килограм¬ домой. Живет мастер с семьей, как ма на три. Вот раньше были именинные, так в дверь и большинство горожан, в акку¬ не приходилось сни¬ проходили мать. «Дарю тому, кто дорог сердцу моему»,— писали на ратном деревянном одноэтаж¬ ном доме, обшитом крашеным тесом, с небольшим участком таких. Правда, доски от них не сохранились, теперь о них толь для овощей. По стенам дома развешаны его работы, в кото¬ — ко в книгах можно прочитать. А то бы впору на стену, как картину, вешать. Доски эти для нашей пекарни сам хозяин ее делал — Бахарев. Сам и пря¬ ники выпекал, а вот по этому съезду к Волге был базар—тут и нижний продавали. Ско¬ лько сортов разных и видов — Ведь до революции Городце промысел этот был семейный—до тридцати семей им кормились. Мужчины формы резали, жены пряники выпека¬ ли. У каждой свои рисунки, свои не счесть. в кулинарные секреты. По всей Руси зазывали коробейники: на ярмарках Пряники городецкие! С пылу, с жару, Копейка за пару! ...Валерий Георгиевич Зеленин про пряники и пряничные доски может рассказать немало — рых сразу видна уверенная мастеровитая рука. Потом предложил одну на комбинат «Пряничник», где — профессия. Один профессиональ¬ ный резчик пряничных досок во всем Городце, прославленном некогда центре пряничного искусства. Искусства в прямом, они его он теперь и есть переносном смысле, по¬ скольку резные доски стали такой же неотъемлемой частью а не народной художественной тра¬ диции, как прялки, рубели и другие предметы недавнего быта, занявшие теперь место у нас в Городце пряники пе¬ кут,— продолжал Зеленин свой рассказ.—Брат женился —я решил сделать ему подарок: пряник «С днем свадьбы». До¬ ску эту вырезал, стали другие заказывать «С праздником», — с эмблемой города. Сработал штук пятнадцать. Начали и из Откуда прознали? Сделал в Пензу— «Лесную сказку», «По памят¬ других городов просить. в музейных витринах. Сын куз¬ неца, сам искусный резчик по никам города», в Павлов —к дереву, он прежде инкрустиро¬ больше вал мореным дубом городецкие донца на фабрике «Городецкая роспись»—до того, как их комбината стараюсь. своими художествами, мастер начали там расписывать. достал сумку с инструментом — Первую пряничную доску я в начале семидесятых годов юбилею города, в Москву. Но все-таки для нашего Познакомив меня со всеми — двумя десятками резцов и ста¬ месок разного профиля и кали¬
Пряники медовые, пряники печатные ленную доску и принялся за резьбы —обычно трехгранновыемчатую. Создаваемые с ее бра, вынул из чулана подготов¬ работу. Со стороны казалось, помощью геометрические узо¬ что лезвие легко входит в по¬ ры—одни из самых архаичных. датливое дерево. глубокую древность проис¬ хождения пряника указывают На Теперь пряничника или резчика не найдешь в официальном перечне профессий, а раньше говорили не «резать» доску, а «знаменовать». Мастеров же звали знаменщиками. И неда¬ Прав ведь Зеленин: хоро¬ и другие ее приметы: тесная связь с языческими обрядами 139 русских сказок можно прочи¬ тать: «Учали богатыри есть пряники печатные, запивать их винами заморскими». Голышеву мы обязаны и состав¬ лением замечательного «Ат¬ ласа рисунков со старых пря¬ ничных досок», собранных им и поверьями, например. В X—XII веках известен был в прошлом веке в Вязниковском уезде Владимирской губер¬ обычай выпекать из теста «ко¬ нии. Судя по нему, пряничный расцвет пришелся на XVII шая пряничная доска сама по зуль», «коровушек» и другие фигурки домашних животных себе настолько декоративна, для ритуальных пиршеств и же¬ что может служить украшени¬ ртвоприношений. Пряникам приписывали магические и це¬ пряник, обретший привычный нам вид еще в XVI веке, совер¬ шил победное шествие по пека¬ лебные свойства. Знаток и со- рням и ярмаркам множества ром. ем. нее. Искусство это весьма древ¬ Взять хотя В. Г. Зеленин бы технику биратель древностей И. Голы¬ шев считал, что пряник вос¬ ходит к временам былинным. В самом деле, в одной из — XVIII века. К этому времени русских городов, полюбившись и простолюдинам, и царям. ...Голштинский посланник Адам Олеарий, посетивший Русское
Испокон веку 140 государство в 1633 году, запи¬ сал после устроенной царем охоты: «...угощал нас... пря¬ никами, астраханским виног¬ радом и вишневым вареньем». А вот другая запись —за год: царица государыня Троицы историческая 1639 в село «Как шла от Задвиженское и ее, государыню, встречала села Клементьева крестьянка- пряничница Катеринка и подне¬ ей, государыне, деланные пряничные рыбы и государыня сла велела за те рубля рыбы дать два с полтиною». обходились рождественские праздники Без пряников не и масленичные гулянья, их подносили именинникам, ими величали молодоженов, а зака¬ нчивалось свадебное торжест¬ во тем, что гостям давали по кусочку пряника, и они знали, расходиться по домам. такой пряник называл¬ Поэтому ся «разгонным» или «разгоней». что пора «Лакомство хлебенное на ме¬ ду,—такое определение пря¬ нику находим у Владимира Даля.— Наши пряники бывают одномедные, медовые, сусля¬ ные, сахарные, битые (до пуда весом, Городец), коврыжки, жемки, жемочки, орехи, фигур¬ ные, писаные, печатные и пр.». В каждой местности на Руси пекли свои «фирменные» пря¬ и парочка целые Фигурная пряничная доска из пекарни Бахарева. XIX и мства в промышленных масш¬ ные, наборные, почетные и го¬ табах— на одних только ниже¬ родские. городских ярмарках они прода¬ Печатными их называли пото¬ те, что дарились в торжествен¬ кие, городецкие, московские, му, что их и в самом деле печатали, как книги,— с вочных досок. Доски формо¬ эти стали предметом специального искус¬ ствоведческого исследования. Знаток русского народного тво¬ Воронов — ных случаях и, по словам Зеле¬ нина, в дверь не проходили. Наборные доски вызвало к жиз¬ ни фабричное производство пряников в XVIII веке. На одной такой доске-матрице умеща¬ в своей лось больше ста разных шашек- «О крестьянском искус¬ стве» насчитывает пять основ¬ сюжетов. Кого и чего тут только рчества В. С. книге ных их типов: фигурные, штуч- самоваром позволяли тиражировать лако¬ новгородские, архангельские. и ценились тульские, вяземс¬ с снедью! Наборные доски в. Фигурные птички, зверуш¬ ки—по форме древнего об¬ рядового печенья, наиболее архаичный тип. Почетные —это ники. Больше всех славились влюбленных, даже столы не было: львы и петухи, дома и корабли, корзины с цветами Тверс¬ кой пряничный король Баранов держал в XIX веке специальные пряничные магазины в Париже, Лондоне и Берлине! Конечно, былого разнообразия сегодня в Городце не увидишь. вались тысячами пудов. И все же до двух десятков янтарных от масла досок насчи¬ тал я на «Пряничнике», в кон¬ дитерском цехе городского пищекомбината. Большинство из них работы Валерия Зелени¬ на. Тут и «С днем рождения», «С днем свадьбы», другими благо-
Пряники медовые, пряники Наборная пряничная доска. XIX в. печатные 141 пожеланиями, тут и «Городец» с главками снесенных в тридца¬ тые годы его церквей. По тради¬ сопровождаются надписями. как и в старину, непременно ции все городецкие пряники, вручную. «Пробовали машиной,— Делают пряники по-прежнему
Испокон веку 142 ка—с роскошным петухом на корочке. Чеканные перья не Мне захотелось вынести короб с горячими пряниками на волж¬ ский берег, туда, где был когдато шумный, обильный базар, говорит мастерица Меланья смог залить даже сладкий си¬ роп. Состав прослойки был, округу: Терентьевна Плеханова,—да не вышло: рисунок нечеткий, похоже, производственным се¬ кретом, я видел только, как расплывчатый. Пряник руки любит». машина измельчала для него изюм. Не знаю, каким был На мою удачу, в цехе оказалась целая стопка старинных пря¬ ничных досок оставшихся на вкус его предок, но и ны¬ нешний городецкий петух ока¬ зался на славу и статью, и вку¬ Бахарева. «Из музея попросили пробные пря¬ ники по старым формам вы¬ сом. «Городецкий пряник» —бы¬ ло выведено на нем разма¬ шистой вязью, и от одного названия как будто повеяло С пылу, По моей просьбе выпекли де¬ вчата пряник из прошлого ве¬ с жару — еще от пекаря печь,—объяснили пряничницы.—Да мелка резьба оказа¬ пряным духом корицы, гво¬ лась для нынешней технологии. Для медовых ведь делалась, а теперь сиропом покрываем порезки и заливаются». — здики, имбиря, душистого пер¬ ца, которые везли в старину на Русь, чтобы пряник стал пряником. и озорно крикнуть Пряники городецкие! С пылу, с жару, Копейка за пару! на всю
Долгий век «седой» глины 143 Долгий век «седой» глины — Четыреста лет Сигизмунд король уже, как Керкало изви¬ робу, вступил единоборство с глиняной моего приезда, велел Шпи- нился и, надев колосы гончарным селом сде¬ в лать. Так с тех пор этим ремес¬ глыбой. Он мял ее, и движения лом все и кормимся,— расска¬ рук его были похожи зывали мне в удивительном которыми стирают селе западноукраинских ках- пластывал глину на доске и рас¬ на те, белье, рас¬ скалкой, как ляров, как называют тут себя катывал большой одной из древнейших профессий. Хоть и сто мастеров живет тесто для великаньего пирога. представители этой Затем с полки был снят ком Мастер. Вот и — много другой меньше размером и иного цвета— в селе, а есть всегда среди всех мастеров глины бело-голубой. Мастер в Шпико- зажал немолодые уже кахляры уважительно кивают в сторону белым —стены, потолок, печка. его между коленями и желез¬ Под ным стругом стал срезать уз¬ дома Павло Ивановича Керкало. Беленая его хата стоит внизу, «голая» лампочка, лосах у дороги, а участок карабкается вверх, к вершине холма, на склоне которого уместилась низким потолком висела добавля¬ вшая немного света к тому, что проходил сквозь небольшое Перед Керкало лежал широкой доске большой ком оконце. на дольки. Когда стружек набиралось изрядное кие, плоские количество, мастер замешивал их в глиняное тело. — Это для мягкости и гибко¬ ведь от половина села. В двух десятках метров от дома—дощатое стро¬ желтой маслянистой от воды сти,— пояснил глины, и это обстоятельство качества глины ение, которое предопределяло весь ход даль¬ многом зависит. Бывает глина я принял было за сарай. И только потом, когда Павло Иванович, знакомя меня со своим хозяйством, поддел внутренний крючок и отворил увидел, что никакой это не сарай, а святая святых гончарного дела—ог¬ широкую дверь, я нейших действий хозяина: его он,— и посуда жирная, так та ну сказка: во посу¬ материал не мог дожидаться, ду из нее чтобы Павло Иванович начал на солнце высуши, и хорош. Сделаешь тонкую, як бумага, а звенит, як звонок! А наша, местная, обязательно для пла¬ заниматься свалившимся на голову гостем и рассказывать мне все по порядку касательно хитростей гончарного дела. Нет, и обжигать-то не надо, стичности добавки требует. Павло Иванович мнет глину, ромная, выложенная из огнеу¬ порных кирпичей печь. этого, она диктовала в этой Но это было потом, а сначала низкой комнатке, и поэтому, время от времени брызгая на нее воду из банки. Она блестит, я нашел хозяина в его неболь¬ едва поздоровавшись со мной лоснится и толком не поняв сразу цели его сильными шой мастерской, где все было глина не позволяла ничего и снова сминается под руками. Наконец,
Испокон веку видимо, мастер остался дово¬ лен качеством глины. Он раска¬ тывает ее длинными валиками, которые делит на равные — величиной в два кулака —цили¬ ндрики. Таких заготовок получи¬ лось около пятидесяти. Все их гончар поставил один к одному на доски, а сам перебрался на лавку к печке —к самодельно¬ му гончарному кругу. В центр круга, смочив водой, прилепил первый глиняный кулич и правой рукой с силой крутанул круг, а затем обеими ладонями стал вращать под ним, словно трут, деревянный столбик. Кулич завертелся волчком, и в этот момент Павло Иванович обжал его пальцами так, что на шее у него вздулись жилы, а на покрасневшем от напряжения лице проступила сеть блестящих капелек. Глиняный ком, утончаясь, по¬ полз вверх, а наверху у него, под большими пальцами масте¬ ра, образовался валик. Сосуд разбухал на глазах, как надува¬ емая волейбольная камера. На остановившемся наконец круге застыла то ли огромная чаша с пологими стенками, то ли глубокая миска—макитра, са¬ мый распространенный вид посуды в этих краях. Но оказа¬ лось, что работа еще не окон¬ чена. Керкало взял тонкую 144 заточенную палочку, легонько крутанул свой станок и затем прикоснулся острием к враща¬ ющейся чаше, ближе к верх¬ нему краю —в одной точке, затем в другой Теперь — пониже. осталась весьма де¬ ликатная операция сти, не — перене¬ помяв, мягчайшую, тонкостенную посудину на ме¬ сто сушки. Гончар обогнул основные макитры тонкой жил¬ кой с деревянными ручками на концах и отрезал ею чашу от гончарного круга. Обеими ладонями, широко расставив пальцы, бережно обхватил свое изделие и перенес на широкие нары. Стенки чуть сошлись,
Долгий мастер поправил их легким шлепком ладоней и вытер рука¬ вом со лба капли пота. Чаша родилась на гончарном круге минуты за три, не больше, ровная, почти идеально гладкая. Я к гончару зашел: Клал глину влажную круглый свой «седой» по истории человеческого глины обще¬ станок... 145 и вместе сотнями других покроют глазурью ства, где сказано о значении с изобретения гончарного круга, кринок, горшков, макитр, збан- но нужно собственными глазами ков поставят в печь для полутора обжига, вающая этот простейший, прими¬ тивный инструмент с рожденным выйдут кирпично¬ рыжими. А когда готовая посу¬ да заполнит сарай, Павло Ива¬ нович договорится с шофером какого-нибудь грузовика, пере¬ увидеть его в крестьянском жилище, увидеть, как разрыва¬ ется глиняная пуповина, связы¬ он за комком комок на век откуда они на нем изящным сосудом, чтобы ложит посуду в кузове соломой осознать, почему с появлением и повезет на гончарного круга в жизни чело¬ ...Вместе ликим Хайямом строки матери¬ вечества началась новая эпоха. солнца, покинувшим мастерс¬ ализовались у меня на глазах А мастер уже пришлепывал кую, опустела полка глиняных в к кругу новую порцию глины. заготовок перед первый этап ного ремесла. Теперь ко дней вылепленная гончар¬ тяжело распрямил спину, и то¬ несколь¬ лько теперь я решился попро¬ посуда сить о том, ради чего, собствен¬ Поразительным образом тыся¬ челетие назад написанные ве¬ сегодняшнем украинском древнейший инструмент продолжает кор¬ мить сотни людей. Можно про¬ читать, наверное, все учебники селе, где этот Это был посохнет в доме, прежде чем ее базар. с последним лучом Керкало. Он но, и ехал сюда издалека. Дело
Испокон веку в том, что в Львовском музее нии и по затяжной паузе, по этнографии выражению его лица чувствую, и народных промы¬ слов, где я увидел великолеп¬ что мой вопрос не вызывает образцы чернолощеной задымленной посуды, мне под¬ у него большого желания гово¬ сказали поехать в Шпиколосы: Гончар долго ные рить на эту тему. молчит, словно 146 ной, а черновато-серой, цвета старого железного ножа. Тут хороша черная глина,— — говорит мастер,—да вот с нейто и загвоздка. Лет тридцать уж не делают у нас задымленной искусство черного лощения, так го, чтобы доверить свои мысли, посуды: на том месте, где испокон веку ту глину брали, это там». и, наконец, мотнув головой и словно сряхнув с себя тем ство, и теперь там «Уж если где и помнят еще Керкало. Теперь, когда мастер завершил свой ежедневный труд, когда За этим я и пришел к влажная матово-желтая глина обрела приданную его руками форму, которую ей предстоит сохранить на многие годы, пока чья-нибудь неосторожность не превратит ее в черепки, я спра¬ шиваю Керкало о черном лоще¬ взвешивая, заслуживаю ли я то¬ образовалось лесное хозяй¬ молодой лес корней самым какие-то сомнения, рас¬ сказывает, что большой муд¬ гудит, а кто же из-под рости этот способ обжига глины не требует. Разница лишь в том, лся, правда, пустырек километ¬ что при нем печь наглухо за¬ глины там слой всего в ладонь, крывается и посуда обжигается а лежит он на окутанной дымом. Правда, если брать обычную, желтую глину, то выйдет она не угольно-чер¬ ческого роста. Вот из той глины позволит глину копать? Оста¬ рах в трех от села, да черной глубине челове¬ я бы тебе такой збанок слепил, что и дети твои из него молоко бы пили. Да разве же стоит он того, чтобы за него в землю по горло зарываться? Стоит, Павло Иванович, — очень даже стоит. Покажите мне завтра этот пустырек. ...Лопата в моих руках дер¬ жалась уже с трудом, когда ее блестящий широкий штык вру¬ бился наконец на дне траншеи в плотную черноватую массу. И сразу же прошел ее насквозь, обнажив снизу такую же жел¬ тую глину, что спластовалась в полутораметровых откосах Совком я наковырял вед¬ ро желанного материала. А ког¬ ямы. мы да принесли его домой корыто, жена Керкало, Стефания Михайлов¬ на, плеснула туда кипятка. Павло Иванович, должно быть, и вывалили в сильно устал, но его еще хвати¬ ло на то, чтобы засесть за свой гончарный круг и, упрямо вы¬ жимая из глины нужную форму, вылепить десятка два посудин: и непритязательную по макитру, и Печь для обжига посуды форме изящную, словно
Долгий древнегреческая амфора, горщику, и сложнейший «калач», и даже — верх гончарного ис¬ кусства— «близнецов». Детиш¬ ки с удивлением смотрели на предметы, выходившие из-под рук отца: на их коротком веку такого в селе никто не делал. Мне не терпится скорее увидеть посуду после обжига, но торо¬ питься не следует—непросох¬ шая глина может от высокой температуры рассыпаться или потрескаться. У нас есть время подготовить все необходимое для обжига—тут и дрова нужны особые и тоже особым образом просушенные. Мы отбираем из заготовленного Павло Иванови¬ чем леса нетолстые, очищенные от коры слеги из граба, ясеня, бука и несем полные охапки к сараю в верхнем конце участ¬ ка. Мастер на корточках проби¬ рается в огромный черный зев печи, я подаю ему туда дрова, которые он раскладывает в чре¬ ве кирпичного исполина. Выбра¬ вшись наружу, он обходит печь и с обратной стороны, где имеется еще один створ, запали¬ вает дрова. Могучая тяга едва успевает раздуть языки пламе¬ ни, как гончар задвигает дыру, через которую он проходил в печь, железным щитом, и мы вместе заваливаем его землей. Через оставшийся открытым створ видно, как сбился, задох¬ нувшись, огонь, теперь дрова будут томиться здесь, отдавая влагу, целые сутки. ...Они были легкими, теплыми и чуть местами обуглившимися, когда на другой вечер мы, разобрав земляной завал, про¬ брались в печь. И в их сухой, плотной невесомости затаилась Чернолощеная маслобойка «салабай» век «седой» глины отныне скрытая мощь адского жара. Но посуда из черной глины сегодня еще не готова была принять этот жар, и мы ждали. А когда Павло постучал согну¬ тым пальцем по посветлевшей стенке макитры и она отозва¬ лась ему глухим эхом, он нако¬ нец изрек: «Пора». Но оказа¬ лось, что посуду еще требуется «загладить» кварцевой галь¬ кой— это и есть собственно 147 нюдь не для украшения, а для лучшей влагонепроницаемости сосудов. Смысл его состоит в том, чтобы закрыть жирной копотью поры в глине. Известен он с глубокой древности. На территории Украины археологи находят задымленную кера¬ мику в слоях, относящихся к Черняховской и Пшеворской культурам, отстоящих от нас во времени соответственно лощение. После обжига «загла¬ женные» места приобретут блеск, а главное, глина от этой на полтора и два с половиной тысячелетия. Известна была операции слегка уплотнится и изделие из нее станет прочнее. Ведь копчение прием, воз¬ Руси. Особый же цвет посуда при¬ обретает благодаря особен¬ никший в гончарном деле от¬ ностям химического процесса — черная посуда и в Киевской
Испокон веку при обжиге без доступа кис¬ рамика ныне стала по существу лорода, обычно придающего при окислении входящего в со¬ декоративной, уступив рынок красноглиняным изделиям. И не став глины железа краснова¬ тый оттенок. Углекислый же только на Западной Украине. газ восстанавливает окись же¬ Единичные мастера поддержи¬ вают древнее ремесло: в России леза до чистого вещества, окра¬ шивая керамику в тона от это Иван Никитин в селе Болдино Нижегородской области, глубокого черного до серо¬ серебристого—чем выше те¬ Антон Токаревский в Пружанах в Белоруссии, некоторые гонча¬ мпература обжига, тем светлее и нежнее тона, и зовут ее в народе за это уважительно: ры Молдовы и Грузии. самый ответственный Обжиг «седой». Не так давно, еще в конце прошлого века, самая широко известны¬ будничная — ми центрами ее изготовления Львовщине Дрогобыч, [пинское, Николаев, Сокаль, (ологоры, Гавареччина и другие были на городки и села — «седая» Ке¬ 148 с тревожным ревом испепелить изделия мастера, мы заткнули огнедышащую пасть дракона железным кляпом и засыпали его для верности землей. Тон¬ чайшие стенки посуды противо¬ стояли теперь тысячеградусно¬ му жару, которому некуда было вырваться из каменной пещеры. Победило мастерство Керкало. Правда, мы узнали об этом — сутки спустя, доставая черные, этап производства. Целое ис¬ кусство—только заложить по¬ лоснящиеся, как антрацит, ма¬ суду в печь. Керкало выклады¬ вал сначала слой дров, а на него слой посуды, сверху снова не подвели мастера. Он долго китры и глечики. Память и руки на глядел труда и результат своего наконец проронил, дрова и опять посуду. Получил¬ ся слоеный пирог ростом почти видимо, только какую-то часть своих невысказанных мыслей: под своды печи. И вновь, когда пламя, кажется, готово было «Хорош гурток вышел, жаль, богато побьется в кузове».
Чертик Чертик на на кувшине 149 кувшине Этих чертей лучше не фото¬ графируйте—Адам Станисла- — поделки никогда никому здесь и в голову не приходило, как, ции в сработанную местным табуретку. Обычная крестьянская утварь, не более. ник Резекненского краеведчес¬ осенней ярмарки оставалось, дич их любит, почему-то не очень скажем, мы их даже из экспози¬ столяром фонды убрали— предуп¬ реждает меня научный сотруд¬ кого музея Сильвия Вот и отдавали то, что после всем, кто ни попросит: и рижско¬ Даниловна Рыбакова, заметив, что я при¬ глядываюсь к парочке рогатых. ственного салона, и в школьный За что же он их не жалует? Народец это, конечно, хоть если за сезон гончар может му искусствоведу, и для художе¬ музей. Да — и каверзный, Зеленоватые глиняные чертенята ехидно подмигивают друг дружке на полке музейного запасника: — чего, мол, там, нравимся не нравимся, каких вылепил, такие и есть, не сами себя выдумали. беречь, вылепить не одну сотню посудин. но выглядит очень забавно. и что особенно на свою посуду, если бы все¬ рьез имел что-то против них. В печку-то по шестьсот штук кладу: вниз покрупнее, выше — — В Резекненский музей мы при¬ ехали вместе с Капостынем. фигуркичертей, зверят разных —по Вот уж воистину «сапожник без сапог»: старейший, один из самых известных в Латгалии четыре, а то и шесть обжигов — — помельче, а уж краям. В год, бывало, по три- сделаешь,— поясняет Капо- восточной культурно-историчес¬ кой области Латвии— народный стынь,—а в этом году печь еще мной приключилась: в апреле сидите тут, в кладовке, и хихи¬ керамист не смог отыскать у себя в доме ни единой со¬ кайте на здоровье, а я лучше бственной Что поделаешь, хоть вы мне и симпатичны, но желание мастера надо уважать, а потому возьму знаменитые Латвию кувшины на всю Адама Капо- стыня с шутливыми надписями и бородатыми ликами. Ба, да работы, чтобы пока¬ зать мне. Ничего нет и у живу¬ щей по соседству дочери Мо¬ ники, а сын Антон, колхозный шофер, на никак один из нечистой бывшие у и свадебного застолья. Вот и лю¬ буемся теперь на музейные полки. Впрочем, ничего удиви¬ на кувшин и есть, ручки братии забрался? Так пристроился у самой и норовит заглянуть внутрь. Нет, тут что-то не так: не стал бы гончар сажать чертей днях него отдал две кружки для с зимы стылая стоит—беда в озеро упал. Захотелось со рыбки половить, я в резиновых сапо¬ гах— «щуках»—далеко в воду зашел да как-то неловко повер¬ нулся и бултыхнулся видать, — чертяки, которых я за свою жизнь налепил, удумали к себе под воду утащить. Посередке озера еще и лед не трогался — тельного в этом нет, так как обожгло, как иголками. Мне бы, как из воды вылез, сапоги считать искусством глиняные сдернуть и бежать к дому
Испокон веку 150 босиком метров триста всего, а я так пошел, ноги в сапогах прямо горели. До того за восемь¬ — десят лет ни разу к врачам не обращался, а тут скрутило — недавно только из больницы выписали, а сил нет. У меня дома под кроватью два ящика фигурок налеплено— полторы сотни, да без посуды их обжигать не станешь, и не знаю, смогу ли еще. Ничего, Адам Станиславич, отдохните как следует дома, — земля силы и вернет: еще не одну печку истопите. Быстро промелькнули тридцать пять километров от Резекне — центра этого холмистого и озер¬ ного края, и справа от дороги открылась среди перелесков просторная водная гладь озера Пуши, давшего название и дере¬ вне на его берегу, в которой живет Капостынь. Скатившись с крутого зеленого холма к гу озера, дорога, прежде бере¬ чем исчезнуть в траве, указывает путь к трем большим ухоженным — домам Капостыня в центре, сына и дочери Скрывающая — по бокам. их от остальной деревни лощина густыми зарос¬ лями тростника и лопухов спу¬ скается к ке, узкой и уютной бухточ¬ берегу которой во на самом влажной тенистой прохладе нависших крон, в царстве черных перевитых корней, прелых ли¬ стьев и комариного гула пристро¬ илась избушкой на курьих нож¬ ках мастерская гончара. Все из-за озера несколько лет назад перевез: и инстру¬ — мент, и мастерскую, и дом,— рассказывает Адам Станисла¬ вович, отпирая почерневшую замшелую дверь,— мы с женой После трудной болезни старый мастер впервые заходит в ма¬ одна десятина, сыт не будешь, вот тебе зато у дома копнешь стерскую, и мне кажется, что и глина. Молотком ее вид гончарного круга, привыч¬ ного приспособления для под¬ помесишь —и лепи! Это ведь — побьешь, теперь мы умные, все вокруг готовки глины с налипшими на есть: и стенах кусками засохшего ма¬ териала оказывает на Капо¬ суда эмалированная, а рань¬ ше— одна глина. Вся кре¬ стьянская посуда —кринки, стыня более целительное дей¬ ствие, чем больничная палата. Рядом с его кругом стоит еще пониже и поменьше. один Это внучки, Нины, она в Резекненском художественном — — фарфор, и стекло, и по¬ миски, кувшины, да и игрушки, свистульки —все из нее. Было нас по деревням человек два¬ дцать гончаров с нашей вся округа — посуды и ела. Это училище на керамическом от¬ делении учится,— с гордостью теперь все гончары вдруг ху¬ сообщает мастер,— по мужской линии в нашем роду ремесло подсвечники лепят, вот и меня триста лет передавалось, а те¬ перь вот Нина. Эх, не вовремя я свалился: так мало успел ей дожниками стали — вазы да записали, только я как раньше про художества не знал, так и теперь леплю по старинке. И что ты думаешь —прошлой последними с хутора в деревню перебрались: трудно стало по передать семь километров в один конец за хлебом в магазин ходить, да трудно будет ся. Сам-то я уже в двенадцать никами пришел, с ними и оста¬ и стары уже, если б я там в озеро упал, то замерз бы. лет лись, а у меня отбоя не было: — кто ж думал, что надо торопиться. А одной ей с глиной управить¬ вазончики — отцу помогал. Земли у нас была делал осенью ярмарка в Резекне под дождем шла, было, покупателей мало так те, кто с подсвеч¬ и кувшины и свистульки — все
Чертик нарасхват, почти на полторы тыщи наторговал! Что правда, то правда: богатей¬ на кувшине в народную керамику масштаб¬ ность помещений больших об¬ 151 ной функцией. Поэтому я и при¬ ехал не в прославленные ныне очаги латышской керамики, шие традиции латгальской на¬ щественных зданий привели к появлению монументальных родной керамики вдохновляют множество современных ху¬ сосудов, декоративных блюд, массивных подсвечников. дожников, как работающих индивидуально, так и объеди¬ Отдавая должное фантазии во которого осталось не затрону¬ тым влиянием города и поиском художников, выразительности и изысканности форм их изде¬ новых выразительных средств. Здесь, в солнечном открытом лий— некоторые вазы и под¬ свечники, например, стилизова¬ пространстве, вернувшиеся до¬ мой из музейного запасника ны под солнечное древо жизни с расходящимися из центра лучами,—богатству тонов, ис¬ кувшины и кружки засверкали нефритом и янтарем. Никогда ненных в целые студии, и слава о них идет громкая. На прошед¬ шей в 1982 году с большим успехом в Москве, в Централь¬ ном Доме художника, выставке латгальской керамики я насчи¬ тал работы семидесяти двух участников. Лицо выставки в ог¬ ромной степени определяли произведения более молодых поколений, ищущих в традици¬ онных формах и орнаментах крестьянской посуды возмож¬ ности для большей декоратив¬ ности, создания новых типов изделий, более близких горо¬ дскому интерьеру,— ваз, на¬ стенных тарелок, кашпо, под¬ свечников. Попытки внести пользованию древнейших ор¬ наментов, я все же должен признаться, что чуть наивные, пронизанные поэзией родной а в Пушу, к единственному и последнему гончару, творчест¬ не перестану поражаться этому чуду—а как иначе назвать метаморфозу, которая проис¬ ходит в печи с невзрачной земли и крестьянской целесо¬ образностью кувшины Капосты- глазурью? В отличие от обливной керами¬ ки, где глазурь наносится на ня, оказавшиеся скромным островком на этом празднике глиняной пластики, трогают глиняную поверхность в жид¬ ком виде, в Латгалии применя¬ ется сухая глазурь. Изготовить меня теплотой и сердечностью гораздо больше, чем работы, ее—дело нехитрое. Берется белый кварцевый песок, сме¬ уже оторванные от своей есте¬ ственной природы декоратив¬ шивается с растертым в поро¬ шок свинцом и красителем —
Испокон веку 152 окисью железа, а попросту ски отсырели, а во время об¬ здоровье не жалуюсь, хочешь, толченой ржавчиной,—дающим золотисто-коричневый цвет, или жига к ней близко не по¬ в магазинный дойдешь, бидон окисью меди—для чего годит¬ дров подкинешь и едва от¬ так пышет. В очаг эмалированный и в мой кувшин молока очень медленно, иначе горшки посмотрим, где быст¬ рей скиснет? Налили, постави¬ ли. В бидоне-то уже к вечеру свернулось, а у меня еще и ут¬ тем как через сито обсыпать потрескаются, поэтому отвер¬ ром как парное полученным порошком изде¬ стие кирпичами закладываешь. ся любой дающий бросовый самовар, скочить восхитительно пере¬ ливчатый зеленый цвет. лие, гончар часто покрывает — что — специальной белой глиной. Чтобы расплавить глазурь и нальем и не Адам Станиславич, в посуде свинец, а ничего, ведь считают, что древние римляне за¬ ставить ее разлиться тонким равномерным слоем, чтоб опалиться. А остывать ей даешь Перед его для красоты ангобом успеваешь, в печи целые сутки поддерживается температура свыше тысячи градусов. Мы подходим с гон¬ чаром к дощатому строению долго не жили, потому что у них водопровод свинцовый был? Пейте смело, не беспокой¬ тесь: при обжиге свинец в гла¬ зури совершенно безопасным — делается —как стекло. У нас в сотне метров от его мастерс¬ тут, между прочим, долгожи¬ телей хватает. А продукцию кой, мою из-за таких же вот опасе¬ и он показывает мне свою огромную, длиной в несколько метров, выложенную из красно¬ го кирпича печь — еще не топ¬ ленную в этом году. — Соскучилась вздыхает по топке,— Капостынь,— вон до¬ ний один раз на ярмарке санин¬ — спекция даже «арестовала» проверка, мол, нужна. А я инс¬ пектору этому говорю, какая проверка, я вот уже восемьде¬ сят лет из этой глазури пью и на было. Пришлось моих «арестантов» отпустить. А что написано на ваших — кувшинах? Разное... На этом вот песня: — Взял я красного коня, Поеду к милой свататься. Далеко живет моя милая — Не проехал и полдороги, Как заржал мой жеребец И стал спотыкаться... Что ж так подвел хозяина красный конь? — — Ой, запамятовал, сейчас очки надену. Нацепив на нос видавшие виды Адам Станиславович всматривается в процарапан¬ ную на глиняной бликующей поверхности надпись. очки,
Чертик — Нет, не разберу—стар стал, а вот на этом помню: А вот эту песню, на зеленом кувшине, я в пятнадцатом году — солдаты у нас пели: Скрип уключин, уткнувшейся в берег плоскодонки и поплыл по озеру, на берегах которого три столетия живет фамильное ремесло Капостыней. С ка¬ ждым гребком Пуша открывала взору новые картины. С воды нет эту тишину и это очарова¬ ние, я плеснул воды ладонью в их сухие скважины и выплыл, аккуратно погружая весла, на середину, чтобы найти в бере¬ гах любимые здешними керами¬ стами теплые желто-золотис¬ Ну конечно, вот они! тые тона. дела более открыто и при¬ На одном из дальних холмов снятый бульдозером дерн об¬ На ее темно-сером фоне серебряными блестками сверкали, выскакивая из легкой ряби, плотвички. Пронизанные Напольона сапога! казалось, спуг¬ гончарная мастерская выгля¬ ветливо. Волга-Волга, мать родная, Волга, русская река, Не видала ты подарка— 153 отдохнуть. А я взял два длин¬ ных весла от его Если б знала, милый мой, Где ляжешь спать, постелила бы Там тебе мягкую постель, Подушку бы принесла. слыхал на кувшине солнечным светом заросли нажил рыжевато-глиняное те¬ ло. Это и были первородные цвета латгальской земли и ре¬ месла ее жителей. Память у Адама Станиславови¬ ча не так плоха, как он жалует¬ ся, и, хотя в школу довелось тростника сами, казалось, из¬ Триста лучали дымчатое сияние, от не которого вела отсчет цветовая и у известных гончарных родов в жизни ходить всего несколько шкала зелени, насыщаясь крас¬ раз, чтобы нацарапать понрави¬ кой в салатной нежности при¬ вшиеся народные песни, пого¬ брежной династий Паулана, Чернявс¬ Бацкана, Шмуланов, Ушпелей, Вогулов, Вылцанов. А когда зародилось в здешних местах древнее ремесло? По ворки, озорные прибаутки на свои глиняные детища, грамоты осоки, оливковых отливах древесных крон, густом лет живут им меньше, кого, изумруде уходящего луга. В этой чистой гамме нельзя Долгие разговоры утомили еще было не узнать натеки пе¬ керамики Яна не оправившегося после бо¬ реливчатой глазури на кув¬ шинах Капостыня. восходят к культуре гончара, и он прилег стаж и ему вполне хватает. лезни Капостыни, наверное, мнению знатока латгальской Пуята, ее истоки шнуровой керамики позднего неолита,
Испокон веку этнически связанной с приходом на территорию Латвии балтийс¬ ких племен, в первой развивавшейся половине 2-го тысяче¬ летия до нашей эры и родствен¬ ной фатьяновской керамике того же ненной Уже времени, распростра¬ в бассейнах Волги и Оки. тогда сформировались и некоторые характерные про¬ тотипы латгальской посуды, и особенно элементы орнамен¬ тов «елочка», «зигзаг», «солны¬ шко», «кровелька», которые украшают незамысло¬ ватым узором местную керами¬ ку. Земля и вода изображаются и сегодня горизонтальными линиями и зиг¬ загами, а на «кровельке» небес¬ ной сферы светят солнце и звез¬ дочки. С появлением в X веке нашей эры в этих местах гончар¬ рижский искусствовед, формы различ¬ ного круга, считает бым интересом взглянуть на кувшины Капостыня с изоб¬ ражениями мужских бородатых ликов, весьма напоминающие погребальные урны, известные в Балтийском Поморье еще в середине 1-го тысячелетия до нашей эры. Академик Борис Александрович Рыбаков пишет: «В «восточнопоморской» куль¬ туре... (VI—II вв. до нашей эры) хорошо представлены знамени¬ тые лицевые урны с прахом сожженных покойников... Лице¬ вые урны не только снабжены схематическими личинами жен¬ щин с серьгами и бородатых мужчин, но вся урна в целом воспроизводит схематично фи¬ гуру человека». Как считает ученый, этим огненным обря¬ дом с лицевой урной люди стремились закрепить за усоп¬ шим его человеческую сущ¬ ность и индивидуальный облик. ных сосудов стабилизирова¬ лись, оставшись практически неизменными вплоть до наших Можно ли предположить, что традиция изображения на глиня¬ дней, (лазури же стали приме¬ нять уже в XV веке. ных сосудах бородатых мужчин могла, не прерываясь, прожить Столь глубокая древность про¬ исхождения искусства местных два с половиной тысячелетия? И отец такие делал, и до него лепили,— оставляет загад¬ керамистов заставляет с осо¬ — 154 ку открытой отдохнувший ма¬ стер. Летнее солнце и домаш¬ ние стены, кажется, приобод¬ рили его. Капостынь попросил меня вынести ящик с вылеплен¬ ными еще зимой фигурками на берег, к теплу и свету, уселся на днище старой перевернутой лодки и принялся разминать комок глины. С изумлением замечаю, что под пальцами его появляется еще один... чер¬ тенок. Значит, пересилил ста¬ рый гончар нечистую силу, не боится больше, что утащит в озеро! Выходит, топиться еще его остывшей печи и завидо¬ вать конкурентам на осенней ярмарке! Прикосновение к гли¬ не, кажется, успокаивает взво¬ лнованного недавней болезнью и мрачными больничными мыс¬ лями Капостыня, на лбу его разглаживаются морщины, гла¬ за оживают. Без глины я бы жизнь про¬ жить не смог,— признается мне мастер,— натура у меня всегда — была какая-то беспокойная, дерганая, только глиной и спа¬ все сался: возьмешь в руки — беспокойство в нее и уходит...
Вместе с речной быстриной 155 Вместе с речной быстриной Если бы я не знал, что нахо¬ жусь в жилом доме, то по¬ чный», «граничник», в котором фигуры обрамлены цветным контуром, и другие. Рисунок каждого типа точно думал бы, что это музей ко¬ вроделия: стены комнат, при¬ хожая, лестница и веранда рассчитан, но вариации цвето¬ были сплошь увешаны гу¬ вой гаммы дают практически цульскими коврами. Здесь были низима ковры, выши¬ для творчества. неограниченные возможности — тые гладью, безворсовые ки¬ лимы, пушистые джерга из Выбирая из традиционных светло-корич¬ невых, желтых, красных и зе¬ светлой шерсти. Больше всего было килимов разных цветов леных тонов те или иные цвета и размеров ца может — во всю стену, до совсем ма¬ леньких, величиной с сал¬ фетку и того же назначения. Хозяйка дома, она же автор и исполнитель всех этих ше¬ девров, для от огромных, Гафия Петровна Ви- фона и рисунка, мастери¬ создать на основе широких поперечных полос с узкими, узор на которых попроще. Основной же мотив одного узора —крупные ромбы и ше¬ очень яркие, с стиугольники, покрытые зуб¬ чиками, прямыми или крюко¬ «утопленным» и того же типа совер¬ шенно разные ковры: спокой¬ ные, сдержанные по цвету или приглушенным в фоне рисун¬ ком или резко ему контрасти¬ зичканич водила меня от ко¬ вра к ковру. У каждого из образными штришками. Раз¬ ноцветные полосы и особая ли них было свое название, то по рисунку орнамента: четкость геометрического узо¬ ра и придают килиму то свое¬ «Желуди», «Ромашки», «Алые тюльпаны», то ли по настро¬ образие, благодаря которому его не спутаешь ни с каким тона ению, которое он, по мнению мастерицы, вызывает: «Грезы», другим ковром. Но это только главные, общие черты, а вообще-то у нас ный, насыщенный коричневый. Белые ромбики, елочки, зиг¬ «Весна». — Гуцульский килим узнаешь Гафия Петровна,—от ковров других сразу,— рассказывала сколько сел, столько и вариан¬ тов килима. В каждом свой ткут, любимый, рисунок по областей Украины он заметно отличается. Непременная чер¬ тери к дочери, например «ста¬ та его рый гуцул» — чередование укра¬ шенных сложным рисунком наследству передают — от ма¬ или «новый гуцул», «виноград», «чечер»—«цвето¬ рующим. Здесь уж все зависит от вкуса. Судя по «экспонатам» домаш¬ Гафия Петровна выбирает чистые, сочные: темно-бордовый, густой зеле¬ него музея, заги традиционного гуцульс¬ кого орнамента, в котором, как и во всем гуцульском народном искусстве, дожила дней удивительно архаичная символика, выделя¬ ются на них с пронзительной до наших четкостью и контрастом.
Испокон веку Вместе с речной быстриной 156 И в гамме, и в композиции, и в самих рисунках художест¬ ли сразу, так выделялся он венный вкус и техника испол¬ нения чувствуются безукориз¬ в ненные. тливую девушку и пан За- ...Свой первый ковер Гафия соткала четырнадцати лет от Ганычи, где она девятой дочкой в се¬ роду. В селе родилась мье и где живет поныне, ткали всё: одежда, рушники, скатер¬ ти, одеяла, дорожки, коврики в домах были собственного изготовления. А красивым ковром здесь никого не уди¬ вишь. Но ковер Гафии замети- свежестью красок, так играла нем красота карпатской природы. Приметил талан¬ града, организовавший тогда в селе ковровое произво¬ дство. И тонкорунная шерсть до¬ машнего крестьянского про¬ рабочие руки, обходились гроши, а в Европе изводства, и и талант мастериц ему за в гуцульские домотканые ковры-радуги платили боль¬ шие деньги. В его мастерской Гуцульская Типичный узор килима Г. П. Визичканич 157 вышивка Г. Визичканич. Фрагмент килима
Испокон веку 158 Вместе с речной быстриной первый свой ковер Гафия. Было это более и соткала тот полувека назад. работницу Способную брать хозяин стал с собой за границу на вы¬ ставки, где сидела Гафия целый день за ткацким станком, нков. Гуцульский килим по¬ лучал вторую жизнь. Конечно же цех возглавила Визичканич, она же стала и его тво¬ рческим руководителем. Все ...Ковровую мастерскую ковры во время со¬ оккупации немцы. После войны из от¬ дельных брать и деталей удалось со¬ всего четыре станка, Гафия поехала со бедой к районному руко¬ водству. Вскоре в Ганычах тогда своей Трембиты зовут в горы развернулась большая строй¬ ка, и в центре села вырос новый цех с десятками ста¬ показывая свое искусство. жгли 159 в ее доме зданные ею в торым — это со¬ образцы, цехе ткут по ко¬ другие Народная тради¬ ция дает богатое поле для фантазии, а ее Гафие Петровне мастерицы. не занимать. Всю жизнь она ищет и находит в природе Карпатские предгорья Ярок и красочен наряд гуцула
Испокон веку новые краски, узоры, штрихи и переносит их на килимы. сти Мы идем с лиц, по селу к Гафией Петровной Как цеху. легко дышится в Ганычах! Село уто¬ пает в зелени. Лежит оно широкой долине Тересвы между пологими, покрытыми деревьями холмами, а сразу в выше села горы сжимают реку с двух сторон, образуя живо¬ писный и каньон. прозрачна Вода так, что чиста ясно каждый камень на дне, сверкающий солнечными зай¬ чиками. В густой тени, под кронами деревьев в жаркий день недвижный воздух, на¬ виден стоянный на сочной высокой траве и полевых цветах, зве¬ нит пением цикад. И всюду — раздолье цветам. Неудивите¬ льно, что в гуцульских кили¬ мах столько жизни, столько у и настроение по выражению ремесла, них, судя улыбкам большой килим делаем. А вот и веселым — воспитанницы Визичканич. Свет свободно льется в по¬ мещение сквозь большие ок¬ заставленные джергой, или, как ее еще называют, лижником,—с той с шут¬ кам, приподнятое. Почти все молодые мастерицы в цехе на, 160 цветами. посложнее. Ткется этот ковер из толстых, слабо спряденных нитей овечьей шерсти, потом треба вычесать, а после его этого —в воду на сутки, да не просто в воду, а в речку, Станки стоят тремя рядами с широкими проходами между ними. Визичканич садится за в водоворот, чтоб вода вокруг него крутилась, кипела, ворс один из них, мгновенно схва¬ тывает взором хорошо зна¬ комый узор, ведь многие ко¬ мельницы под струю опуска¬ ли, теперь —в быстрину у бе¬ вры здесь ткутся по ее эски¬ в два с половиной метра, а когда на другой день его мокрый, тяжелый вынимаешь, зам, несколько неуловимых движений в этом челноком разноцветье нитей и с де¬ ревянным стуком бердо в ос¬ нову вплетается новая строч¬ — ка утка. Каждый год три, а то и пять беру,—рассказывает Гафия Петровна,—а время обучения от их смышлености — учениц вымывала. Раньше у водяной рега. Опустишь ковер длиной он полметра длины потеряет, зато уплотнится, потолстеет. Тогда его дома, и постелью, и одеялом красок! Светлое одноэтажное здание коврового производства стоит да сноровки зависит, укутанное этим зеленым по¬ меньше трех месяцев, конеч¬ сивое но. А так, чтобы дивчина все больше гармонии ющим и ароматом. На улице, ну не треба три прямо на травке у крыльца, хитрости гуцулки, сидя на деревянных года поробить. С скамьях, сматывают в мотки попроще: я маленький килим- шерсть. В цехе так же по- чик домашнему уютно, он не ли¬ рассчитаю, сколько шил девушек привычной радо¬ поняла, килимом зроблю, основу на станок ромбиков, сколько чего, тогда уже с него и начесываем, чтоб пушистый, ворсистый стал. Джерга может и украшением горцу служить. Когда Гафия Петровна рас¬ сказывает о коврах, ее кра¬ и доброе лицо еще улыбке, светлеет в и я понимаю, почему у ху¬ дожницы и мастерицы, которой уже пришла осень, рождаются килимы «Девичья коса», «Грезы», «Ве¬ в жизнь сна»...
В чьих руках запоет соловей? В чьих запоет 161 руках соловей? У каждого человека есть на небе своя звезда. Звезда, которая принадлежит только отмечается и многими другими поэтами, историками, иностран¬ ными путешественниками. Так, англичане, описывая обстанов¬ ку, в которой жили ширванские ему,—так думали многие в Шеки, так считал и старый Рза. ханы, Шеки лежит высоко в Кав¬ в богатом казских горах. Воздух здесь прозрачен, и небосвод, усы¬ и золотом». панный блестками звезд, совсем близко. Кажется, ние если взойти ночью на самую высокую гору, то можно разные вытканные пестрым сообщают: «Король сидел шатре, шитом шелком «Главное занятие их: прядение, тканье шелком В сводчатых и и вышива¬ бумагой... нишах лежали шелком и золотом платки»,— достать одну из них, и, кто знает, может быть, это и будет та самая, еди¬ это слово вышивальщики продолжатели почетнейшего «Одна звезда» — переводили — писал в XVII веке гольштинский Адам Олеарий после азербайджанских городов. Из других источников дипломат посещения нственная... Но Рза Таги среди шекинских мужчин Заде прожил долгую жизнь, и еще ни разу не приходилось ему слышать, чтобы кому- ремесла. Давно зародилось оно. Высоко¬ качественный азербайджанс¬ нибудь это удалось. Зато он верил, что нашел свою кий шелк уже в XVI—XVII веках был главным экспортным звезду и что каждый раз, когда по¬ брал в руки пяльцы товаром, отправлявшимся в Россию, Иран, Турцию, Индию, тамбурный текелдуз, гюлябетин (золотошвейное), мунджуклу (вышивка бисером) местному сахна, натягивал на Италию и другие страны. И уже тогда вышивка была одним из популярнейших и наиболее и гурама (аппликация). При¬ знанным центром текелдуза стал Шеки. — них бархат стальной и его тонкий крючок —гармаг — начинал выводить шелковой нитью новый узор, заветная распространенных видов народного творчества. В поэме звезда озаряла Физули «Лейли комнату. Текелдуз—так называли издревле в Азербайджане искусство тамбурной вышивки шелковыми нитями по бархату или тонкому шерстяному сукну. и Меджнун» мать Лейли советует дочери благородным видом искусства—вышивани¬ ем. Широкое развитие разных заняться самым типов вышивки в XVI веке мы узнаем о существовании тогда и специальных вышиваль¬ ных мастерских. Наиболее популярными видами шитья были Кажется, совсем недавно еще хранили здесь древнее искус¬ ство мастера Абае Ага-Агаев, Мамед Али, Али-Абас-Тагиев, Салман Навруг-оглы. Но время течет так же быстро, как горная речка в Шеки, пришел и незаметно день, когда в Шеки, да
Испокон веку и во всем 162 Азербайджане, только на пяльцах усто Рзы — так называют здесь признанных мастеров—оживали яркие павлины, только с его вышивок пели соловьи — бюль-бюли, только им украшенные подушки благоухали розами сами. Но настал Перед смертью и нарцис¬ и его черед. он передал свой гармаг дочери, которую научил вышивать еще в детстве, и жившее в Шеки четыре столетия искусство оказалось в руках Мохтарам. Со смертью отца упала с неба яркая звезда, потухла за горами, и Мохтарам стала искать свою звезду... Быстро-быстро ходит крючок: вверх —вниз, вверх —вниз, и за ним на черном сукне остается коротенький белый стежок. Вот стежки вырастают в линию, линия эта мягко закругляется, и я улавливаю очертание будущего лепестка. Когда белый контур покроет орнамен¬ том все поле, останется заполнить его ярким разноцвет¬ ным шелком в той же техни¬ ке—стежок за стежком плотно уложить один к другому ряды нитей. Обруч у Мохтарам на коленях, она придерживает его левой рукой, а правой вышива¬ лицевой стороны не ет. Нити с видно: крючок захватывает ее сзади и продевает сквозь полотно. ровный Безукоризненно шов бежит без всякого предварительного рисунка. Цветочный орнамент по краям уже готов, сейчас мастерица вышивает центральный узор. До чего просто все это выглядит, но требуются годы упорного труда, прежде чем побежит так легко и уверенно строчка, а удивительная симметрия рисунка, поразительное худо¬ жественное чутье в подборе красок—это уже удел самых талантливых. только Настоящий мастер Мохтарам Агагусин-Заде за работой не бывает без учеников. Есть они и у Мох¬ Пятиклассницы Шахла, Арзу, Севиль и две Мохабат тарам.
В чьих руках запоет соловей? 163 мастерские вышивальщиков, слава о них далеко шла. Можно и сейчас их создать, ведь Шеки, раньше,— центр шел¬ кового производства. Мои как и девчушки рады были бы там работать. ...На сегодня занятия кружка окончены. Ученицы скла¬ дывают в мешочки свое рукоделье. Пусть найдут они свою звезду в радостном искусстве текелдуз. Пусть бежит тамбурная строч¬ ка, как будто самая простая и непритязательная среди других приемов вышивки — скромный шов-плетешок, но какие возможности таятся в этой кажущейся простоте! Недаром же тамбурная вышив¬ ка плодотворно живет на Дальнем Востоке, Севере и в Средней Азии, украшая жизнь самых Кавказе и на на русском разных народов. В Карелии и на Вологодчине тамбурный шов испокон веку бежит по свадеб¬ сидят за столом рядом с ней в том, что хранительница и выводят свои неуверенные древнего азербайджанского искусства, рассказывая о нем работает школьный кружок тамбурной вышивки. Обручи в руках девочек втрое стежки — меньше, чем у их учительницы. Долгое и кропотливое это русскому журналисту, тщатель¬ но выговаривает при этом... английские слова. — Я очень люблю вышивать искусство —вышить красивые чехлы на подушки, покрывала, и с удовольствием занималась бы только этим. Но текелдуз банные коврики и множество других бытовых вещей. Мохтарам занимается вышиванием теперь стал явлением музей¬ ным. Мои вышивки тоже идут в свободные от работы часы. Работает она в школе учитель¬ ницей английского языка, благодаря чему я и был посвящен в святая святых текелдуз, так как на русском языке беседа у нас никак не складывалась. Выглядело это, правда, судя по смешливым ным полотенцам и подзорам, как, впрочем, на Тверской и многих других землях, в Узбекистане и Таджикистане он выводит узоры сузани. Тамбур способен дополнить собой ажурный шов, красиво обрамив нарядную гладь или квадраты мережки, вывести замысловатый узор сам или, ложась вплотную строчка или в музей, или на выставки. Конечно, я очень рада тому, что мои работы находятся рядом к строчке на сукно или с работами отца и старых мастеров, но еще приятнее на шали и платки, покрывала было бы делать их, чтобы люди могли ими пользоваться. Восстановить же былую традицию вполне можно. Мои глазам юных вышивальщиц, весьма забавно. Вероятно, девочки, например, очень увлечены вышиванием, ведь это же прекрасно: украшать и в самом деле можно усмотреть некий парадокс жизнь людей! В прошлом веке в Шеки были специальные бархат, на льняное крестьянское полотно или тончайший батист, и одеяла, фактурно заполнить любую поверхность. Стежок за стежком.
Испокон веку 164 Путешествие в Анди Скажи, Хизри, а давно ли ты, обремененный своими науч¬ этого минерала в округе нет, ными успехами и городским основных материалов, служи¬ бытом, посещал вших орудиями нашим далеким — а в последний раз родной аул, помнится, ты как-то убеждал меня, что кра¬ ше твоего Анди нет ничего на свете? Вот кубачинцы, я знаю, ездят домой каждый год хоть с края и света везучий народ—что ни начнут друга архе¬ олога Хизри Амирханова, когда, вернувшись с раскопок в домик делать, экспедиции на окраине чистая и поставили греться чайник. Амирханова. Начал было раскапывать давно из¬ подумал, что мы заслужили выходной, и хотел предложить отправиться завтра утром в Анди. Заодно показать тебе красоты горного Дагеста¬ на—ведь путь пройдет почти все у них выходит замечательно. И это, похоже, правда. Взять, к приме¬ ру, того же вестный памятник близ горного аула Чох и установил, что это уникальное древнейшее посе¬ ление, дающее основание ут¬ верждать, что здесь, в Закав¬ казье, был один из основных через всю республику,—невоз¬ мутимо ответил мне Хизри. тров Признаться, я не ожидал столь немедленного действия ма¬ началось? С того, что к костру ленькой уловки, так просто открывшей мне дорогу в Анди, самостоятельных мировых цен¬ ранней земледельческой культуры! А с чего все когда-то археологов, копавших поблизо¬ сти, подсел местный мельник Дагестане говорят: нашел камень, Например, есть у аварцев ста¬ ринный обычай: когда рож¬ дается сын, отец палит из ружья, оповещая о радостном событии всю округу. Так вот, рассказывают, что однажды, когда андиец гостил в доме своего знакомого в соседнем районе и у того родился сын, то неожиданно для всех гость поднял стрельбу. «Почему ты стреляешь, ведь сын родился не у тебя?» резонно спросили его изумленные сельчане. «Я — радуюсь рождению нового ра¬ ботника»,— ответил тот с улыб¬ кой. Андийцы славятся своими овцами, но не любят, как считается, сами косить для них сено, предпочитая нани¬ ных—естественных выходов в с помощью кремня, этого села в он мать косарей из других мест. А еще, говорят, был «случай» и принялся раскуривать слышан. или выходцев из где трубку который крайне заинтересовал уче¬ о котором был столько на¬ Про жителей из ликими шутниками и остряками. иначе?—спросил —А я как раз один пробный шурф, кото¬ рый сразу же показал глубокий нетронутый культурный слой. Слывут андийцы также ве¬ я с самым невинным выражени¬ аула Чох, мы устало сели на диван как заложили считают это ем лица у своего известен предкам. Мельник показал ме¬ сто, святым делом. А что, у аварцев принято он на заре вхождения джинсов каждодневный и выходной —
Путешествие в Анди 165
Испокон веку костюм горцев юный джигит попросил своего деда дать ему двести пятьдесят покупку. «Деньги рублей я тебе, на их конеч¬ но, дам,—ответил тот внуку,— только закажи еще и мне: я уже сто лет живу в не слышал штанах. дом со Анди, но никогда о таких дорогих Должно быть, они как всеми удобствами». Может, и не было всего этого, а просто болтают языки, но в том, что понятие «андиец» значительно шире чисто геогра¬ фического его значения, мне случилось убедиться, едва мы отъехали на следующее утро от Чоха, спустившись к другому аулу, расположенному поблизо¬ сти от знаменитого Гуниба, орлиным гнездом нависшего слова «драка». Гордость не¬ померная, вот и горячат кровь по пустяку, считают соседи. Недавно один здешний кавалер пронзил себя —к счастью, не насмерть — кинжалом: не вы¬ 166 жестких рессор вездехода. «На¬ до догружаться»,—рассудил Хизри, глядя на пустое сиденье. Сделать это заднее было совсем не трудно, поскольку путники «голосовали» почти лезгинки ни одна из девушек «Приняв на борт» трех дородных матрон не удостоила его вниманием. и нес позора, когда во время А уж без драки тут, говорят, обходится. Впрочем, наутро уж и поза¬ будут, кто с кем дрался и по¬ чему,—добродушно подтруни¬ ни один вечер не вал над своими соотечествен¬ никами мой друг. Между тем не успели мы прой¬ ти и полсотни шагов по этому аулу гордецов к нам и забияк, как какой-то прицепился местный сорвиголова с насто¬ в каждом ауле. высокого парня, машина в самом деле пошла чуть плав¬ нее. Хизри не без лукавства улыбался в ответ на благодар¬ ность пассажиров, не веда¬ ющих, чем они обязаны такому комфорту. Минуту спустя он уже с широкой радушной улыб¬ кой делился с попутчиками хлебом и сыром, взятыми нами в путешествие. Глубокие зеленые долины с оа¬ зисами аулов сменялись суро¬ пить по стаканчику. Чем закан¬ выми ландшафтами плато, до¬ рога спускалась с гор, вновь здесь подобные «междусобойчики», Хизри от¬ карабкалась по кручам, упрямо пробираясь в глубь горной своими мюридами. лично знал, а потому в очень С этих исторических мест и ре¬ деликатной форме, страны. Многократно смени¬ лись наши пассажиры, потом их Хизри начать для меня наглядный курс по истории и географии горного Дагестана. Но едва наш зеленый «уазик» начал вновь карабкаться в го¬ чно твердо преградили какието люди —оказалось, что впе¬ реди по ходу над дорогой на¬ подошел приятель и по-друже¬ ты разве не знаешь, что Хизри отправился висла огромная каменная глы¬ ханов— андиец и ножом ты его ба не продуктами, но вернулся лишь с пакетом карамели, сразу напомнив в этом заоблачном над пропастью ступной — ятельными приглашениями вы¬ в его непри¬ вышине нашел когда-то прибежище кавказс¬ освободитель Шамиль со последнее кий шил ру, путь нам и взрывники готовились чиваются от но достато¬ приглашения ну дня и съев наши припасы. Воспользовавшись небольшой в раж, и дело явно двигалось к конфликту, но тут к ски предупредил: нему «Послушай, Амир¬ удивишь?» Задира как-то аулу. тебе Конечно, Гуниб с его легендами, не Кубани со златокузнецами и оружейника¬ ми, не Балхар с его гончарами, не Унцукуль с мастерами насеч¬ это тебе не ки по дереву и уж, конечно, не мы ехали, ку. Обиженный хозяин входил мигом сник и куда-то исчез. Вот — и давно перевалив через середи¬ поединку с ней. В ожидании взрыва мы, чтобы скоротать время, решили побродить по к вовсе не стало, отказался, сославшись на спеш¬ по-новому оглядел плечистую и высокую фигуру археолога, шутники, если одно название села служит визитной карточкой, достаточной, чтобы оградить от любых драчунов! В Нагорном Дагестане нет пря¬ мых дорог, и предстоявший нам почти целый день пути по узким вынужденной остановкой — из-за мелкой неполадки в дви¬ гателе—в из одном аулов, в магазин за крае о продовольственном ас¬ сортименте на дорогах родной мне среднерусской полосы. Попробовав конфету, я сказал: «Вам, археологам, снова везет: пойди узнай, откуда привезли карамель, не и ты найдешь моложе твоего место чохского неолита».За последним перева¬ Анди—объяснял мой провожа¬ тый,— но есть и у этого «горо¬ серпантинам на тряском «уази¬ лом дорога влилась в зеленую ке» грозил оказаться весьма долину, и вскоре слева вдоль да» свой норов, да еще какой утомительным. Вместе с по¬ нее зашумела Хизри шофером нас дийское Койсу — ого-го! Отчаянными забияками и драчунами слывут в округе, даже название аула выводят из мощниками ции и по экспеди¬ ехало пятеро—слишком мало для быстринами Ан¬ одна из четы¬ рех главных рек Дагестана. Наш путь близился к концу. —
Путешествие в Анди 167 и в тече¬ преподавал историю ние полутора лет, и все, кто встретились нам сегодня,—его бывшие ученики. По словам местных жителей, промысел существует здесь сколько и сам тысячу лет — Кванхидатль (от «кванх» лопата), для этого промысла и основанный. Аул этот и в са¬ мом деле очень древний. Ме¬ четь, например, датируется XIV веком. — аул За многие добычи столетия способ не претерпел ни малей¬ ших изменений. Летом, а в слу¬ чае нужды и зимой женщины переходят с ишаками вброд идут на место выхода множества минеральных источ¬ реку и ников на том берегу. Там они разравнивают слой песка (в случае дождя его собирают в кучи, чтобы вода не вымыла соль) и многократно поливают соленой водой из источников. Песок сохнет два-три дня, после чего его сгребают лопатами в те самые виденные нами дощатые ящики серого цвета, под которыми вырыты ямы. трировал большой, в два обхвата, выдолбленный ствол В ящики вновь льют соленую воду, та впитывает еще и соль дерева, служащий, судя по всему, емкостью для солевого из песка, после чего стекает, вернее, капает насыщенным раствора. Вскоре нас опекали взрослые представители села во главе раствором в яму, откуда ее наливают в бурдюки. Бурдюки ставят на специальные козлы голдыберы, резко вздымались скалы. с Шахбаном Гаирбековым, про¬ являвшие столько радушия Так здесь с древних времен добывают соль,— пояснил Хиз¬ и желания удовлетворить мою любознательность, будто все аул, где содержимое бурдюков выливается в выдол¬ ри,—скоро мы будем проез¬ жать аул, все жители которого занимаются этим старинным тут только и ждали, когда мы завернем в аул, чтобы узнать бленные колоды. Неожиданно мое внимание при¬ влекли странные, мышиного цвета, точно такого же, кстати, как и земля вокруг них, дере¬ вянные ящики, подобно пасеке расположившиеся на пологом участке противоположного бе¬ рега. Дальше за ними сразу же — промыслом.—Через несколько минут показалось селение, и мы еще, кажется, не успели затормозить, как машина уже стояла в кругу самого млад¬ шего поколения соледобытчиков, а самый отважный из них в наполеоновской позе демонс¬ секреты добычи соли. Уже потом, когда мы уехали, Хизри объяснил мне причину госте¬ — доставляют рикат а затем ишаки ценный полуфаб¬ в Выпаривают соль, черпая рас¬ твор кувшинами из сушеных тыкв, в специальной каменной печи. Полкубометра дров за два приимства. Оказалось, что по окончании университета он попросил распределить его часа превращают содержимое в какое-либо окраинное село в родных краях, и его направи¬ килограммов. За день в печи ли именно в этот аул, где он мерок —около огромного деревянного корыта в мерку соли—шестнадцать можно выпарить четыре-пять мешка соли,
Испокон веку благодаря которой аул 168 не знал нужды даже в самые тяжелые времена. Теперь солеварением занимаются в основном люди пожилые, а молодежь — в сво¬ бодное от основной работы время. Мы застали заключительный процесс производства —Шахбан счищал с огромного желез¬ ного противня слой соли пальца толщиной, оставшийся в два после выпарки. Узнав, что очень торопимся, нам насыпали в подарок кулек мельчайшего сероватого порошка, взяв слово завернуть в аул на пути. Я лизнул обратном обнару¬ соль и жил, что она... не очень соле¬ ная. Ай да андийцы! Магазин¬ ные полки заставлены «Экст¬ рой» по гривеннику за кило¬ грамм, а к ним терпеливо стоят в очереди за малосольной — двухрублевой солью. У андийской соли есть сек¬ рет,— пояснил мой добрый гид в этой стране чудес,—она очень быстро впитывается, а потому совершенно незамени¬ ма осенью при сушке мяса и засолке провианта. При малой концентрации мягкой соли про¬ дукты отлично сохраняются, не теряя великолепных вкусовых качеств. Миновав районный центр Ботлих, мы продолжили наш путь по андийской земле, поднима¬ ясь левым берегом к верхо¬ вьям быстрой реки. Теперь нашей целью был аул Рахата, где, как я знал, сохранился другой традиционный промы¬ сел-изготовление войлочных бурок. Из всей экипировки горца до недавнего времени самыми — незаменимыми были кинжал и бурка. Наплечная буркаодежда удобная: никакой ветер не проберет, от дождя надеж¬ ная защита, и походный дом с постелью путнику или чаба¬ ну—ложись в ней в любую погоду на мокрую землю, на¬ искуснее других, но и потому еще, что здесь вывели особую породу овец —андийскую, с вы¬ кройся полами сококачественной — и ты в без¬ опасном укрытии. А свернешь ее тугим, легким ком— и цепляй цилиндри¬ к поясу или шерстью. Разведением их занималась практически каждая семья в Анди. В начале века аул отарой в сто двадцать седлу. И мороз, и дождь, са¬ владел бельный удар выдержит,—про¬ тысяч голов. Сейчас, конечно, во много раз меньше. свещал меня — Хизри. Если последнюю тысячу лет лучшими на Кавказе оружей¬ никами считались кубачинские А ведь если черкеску с кинжа¬ лом увидишь лишь в праздник или на артисте, то бурке и поны¬ кудесники, то лучшие бурки делали тоже в Дагестане, и ты не осталось место в повседнев¬ уже, конечно, догадался, где именно. Совершенно верно, Анди в Анди. Андийские бурки пользовались огромным спро¬ ной жизни. Правда, в самом их делают теперь совсем немного—только для собствен¬ ных нужд да для близких род¬ друзей, зато по Рахата, с 1924 действует небольшой ком¬ ственников или сом в Грузии, Армении, Азербай¬ джане, на Дону не только соседству, в ауле потому, что местные мастера бинат, производящий бурки года
Путешествие древней в Анди 169 когда он прополоскал оставши¬ и небольшое количество до¬ технологии. еся изделия и взвалил их мок¬ рогих штучных белых Путь рыми, стекающими тюками на для река: в косу ее светлых тугих двух ишаков, мы живописной подарков. струй компанией направились к ком¬ После покраски бинату, который вают с полным сохранением к нему нам вновь указала в одном месте вдруг вплелась черная прядь. Этот чужеродный реке поток и при¬ вел нас к мосту, под которым в небольшой, отгороженной большим, где оказался не¬ все по-домаш¬ нему, производством в сотне бурок знатных заказчиков или бурки расчесы¬ специальной гребенкой, затем взбивают шерсть, после чего следует самая ответствен¬ убрав из шерсти метров от моста. ная операция: камнями заводи топтал в воде На специальном коврике неско¬ соринки, веничками из высу¬ черные полупогруженные кош¬ лько мастериц распластали по шенных мы человек в высоких резино¬ форме бурки слой шерсти тол¬ щиной несколько сантиметров, лей проводят по вых сапогах. Выплывавший из заводи шлейф зловещий темный вселял определенные сомнения относительно эколо¬ гической чистоты способа промывки подобного войлока. Но корней льняных стеб¬ войлоку до тех пор, пока отдельные ворсинки затем все это скатали в валик не слипнутся в крохотные ко¬ и принялись... колотить по нему сички, которые и делают локтями. Бить так нужно до¬ вольно долго и равномерно, чтобы шерсть свалялась в плот¬ однородный слой одина¬ ковой толщины. Затем валик мы, деликатно об этом умолчав, познакомились с мойщиком ный бурок Магомедом Абдулгаджиевым. Спустя несколько минут, развернут и заготовку покрасят в черный цвет. Изготавливается бурку непромокаемой. Только теперь следует мойка, свидетелями которой мы были у реки. Взяв за края одну из высушен¬ бурок, несколько работниц растянули ее в воздухе и стали ных аккуратно обмакивать нижней
Испокон веку 170 стороной в клейкий раствор, налитый в большой железный ящик. Косички склеются и будут долгие годы служить надежной защитой от непогоды. Теперь осталось только прошить бурку крепкими нитками, придав ей неповторимый силуэт остро¬ плечного балахона. Мне непременно захотелось сфотографировать андийца коне в бурке именно здесь, на на родине этого прекрасного наря¬ да. Я стал озираться по сторо¬ нам в надежде увидеть всад¬ ника. Он не заставил себя долго ждать. Прекрасной осанки, с гордо посаженной головой, джигит медленно, с четким цоканьем копыт гнедого жереб¬ ца ехал мимо ворот, небрежно поводя плетью. На мою просьбу
Путешествие сфотографировать его андиец снисходительно гордый согла¬ сился, и ему принесли только что изготовленную, без пылин¬ ки красавицу бурку цвета воро¬ нова крыла. Джигит накинул ее и стал похож на орла, летящего на фоне гор. Солнце уже скрыва¬ гребнем, у меня остава¬ лось за в Анди 171 был прекрасен и в меру тер¬ пелив, но, когда я стал менять андийцы делают бурки, в кото¬ рых продувает в теплый ав¬ отснятую пленку на новую, он изрек: «Я тут стою на ветру уже десять минут и весь продрог, густовский вечер. Джигит блеснул золотым зубом в невольной улыбке. Солнце скрывалось за его спиной за тебе пора идти в магазин». Ты дело говоришь, джигит,— — ответил я,— в самом деле, ты славно потрудился и можешь лись для съемки считанные минуты. Джигит с каменным простыть, только, видишь ли, я снимаю тебя не для семей¬ ного альбома, а для книги, лицом и чеканным профилем и мне придется написать, что гребень горной гряды, и я по¬ нял, что до Анди нам в этот день так и не доехать...
Испокон веку Свидание 172 Миснэ с Звенят по весеннему насту полозья легких нарт, что мчат уже потом, в Петербурге, а может быть, только что, в этих мчащихся местах юности или нас берегом Ляпина—самого навстречу ветру и мечте нартах? рыбообильного притока Север¬ ной Сосьвы. Быстро бегут Словно горная тропинка, Словно быстрая река... Мягкий мех расшит, как спинка олени, поводя ноздрями в сторону синих зубцов Урала на горизонте, откуда дует свежий ветер каслания *. Мы летим, зарывшись в меховые доспехи, спеша к доброй Теперь я, кажется, знаю, где искать нам Миснэ —не таежной хозяйке —мансийской под пологом снежного леса, волшебнице Миснэ. Богиня ожидания, она приютит в своих владениях уставшего охотника, продрогшего путника и, наде¬ емся, нас, стремящихся к ней уже не один год. Мой спутник и друг, поэт Юван Шесталов, едет к ней извечной дорогой предков, я —как Юркого бурундука. не в скрипе кедров, а в тепле быть, она скрывается в образе летящей в соседних нартах домашнего очага, в песнях мансийки, ведь в такой роскош¬ ной малице расшитой мехо¬ это тепло, чтобы — выми узорами оленьей шубе — не зазорно выезжать и самой лесной богине? Словно ловя на лету мои мысли мансиек, поддерживающих обогреть ушедших на охоту или рыбалку мужей и сыновей, и хранящих секреты таежных узоров в памяти своих рук. Мы спешим с Юваном не на охоту и рыбную ловлю —мы едем на главный охотничий добрую фею, как найти ее дом Юван, заворожен¬ ный скоростью, мельканием стволов, синей чередой гор в этой лесной сказке с крохот¬ и узорчатым переливом меха, Медвежьи игры: представление с масками, пением и танцами, которое Шесталов видел в этих вольный странник, ведомый мечтой. Как узнать нашу храмами на курьих ножках, со священными деревьями с зарубками и выре¬ ными таежными занными на коре таинствен¬ ными масками? Как услышать ее зов, может быть, он в этом весеннем скрипе полозьев или свисте ветра в лицо? А может * Каслание—перегон на летние пастбища. оленьих стад и мой взгляд, начинает, борясь с ветром, декламировать свои стихи: праздник хантов и манси, на местах почти тридцать лет А еще, как эти горы, Я прошу любить узоры, назад. Мы с ним давно мечтали Те рогатые разводы, Те крылатые мечты... провести их на его родной земле в восстановленном виде Нет красивей этой моды, Этой древней красоты! как замечательное явление Давно ли родились у него эти — строки в прошедшей в этих народного искусства, пригласив всех знатоков и лучших исполнителей охотничьих
Свидание песен, плясок, пантомим. Как нуждаемся мы для этого в покровительстве Миснэ! И вот теперь наша мечта близка к осуществлению все ближе — поселок Сосьва, где уже собираются по красный где уже не один час заседает Шилась «совет старейшин» —прибы¬ вшие из разных хантыйских ные в округе охотники, музыканты, ных песен и танцев. берестяные короба, резная деревянная посуда, ложки, Молча, варятся в котлах на кострах оленина и рыба, шьются чится с достоинством попыхи¬ трубками старики, горя¬ вают лов. рыбаки, исполнители народ¬ домам старинные узорчатые эмоциональный ШестаСкоро в небольшом натопленом помещении стало нарядные одеяния. Давно не «игрался» по-насто¬ жарко, как в бане. Расстегива¬ ящему Медвежий праздник, обсудить сценарий ются темные пиджаки, от¬ чтобы и, 173 представления, распределить роли, мы спешим в сельсовет, и мансийских селений извест¬ полным ходом идут приготовле¬ ния к празднику: с Миснэ крывая ярко-желтый или шелк перетянутых витым шнурком вышитых рубах. в селе праздничная Ювана. Когда все основные вопросы, связанные с проведением торжества, были одежда и для наконец решены, мы от¬ правились с ним в дом старой мастерицы Татьяны Романовны Садоминой, которая вместе с бывшей учительницей, а ныне хранительницей школьного музея народного творчества Анфисой Михайловной Хромо¬ вой с радостью взялась за изготовление праздничного наряда для дорогого гостя. Дом этот, как и многие другие в селе, где что ни житель, то родственник Шесталова, старый друг или герой одной из его многочисленных книг, хорошо ему знаком. И с Сильвестром Семеновичем Садоминым, ветераном войны, кавалером множества боевых наград, и с А. М. Хромовой можно также встретиться на страницах произведений Ювана — поэта языческой древности своего народа и летописца его сегодняшних дел. Хозяин встречает нас при полном параде —на груди
Испокон веку 174 в несколько рядов орденские ные перебирает ручками внучонок. У женщин той кокеткой и аппликациями из тщательной обработки. Ремесло это непростое, требу¬ мелких треугольничков, на ющее изрядной сноровки, планки, которые хлопот по дому гораздо больше, и Татьяна Романовна не может позволить себе дожидаться нас цветной тесьмой, груди прямой разрез, с узорча¬ а у отлож¬ ного ворота множество Повертев сборок. гостя в обновке перед и и учатся ему с детства. Благодаря стараниям Хромовой в Сосьве детей обучают ему в выходном платье. Зато когда зеркалом и дав ему вволю в школьном кружке рукоделия. она вышла к нам переодевшись, налюбоваться нарядом, руко¬ Вот и сегодня наставница юных быстро подогнали рубахи по фигуре, где-то что-то подшили, и скоро довольный Юван выглядел как живая мастериц, очень много сдела¬ то будто десяток прожитых оставила в кухне лет вместе фартуком —помолодела, похорошела пожилая стесни¬ с Потом, дельницы вшая для сохранения традици¬ онных художественных промы¬ слов и ремесел, воспользовав¬ иллюстрация старинных народ¬ шись случаем, привела с собой примерки, когда она запоет по ных сказок про охотников- лучших своих учениц просьбе Шесталова народную богатырей. Пусть говорят, песню, морщины и вовсе разгладятся на ее добром сменивший тельная мансийка. после не одежда красит человека, но лице. Когда-то полотно в этих местах ткали из прочного и теплого волокна крапивы, теперь, конечно, материя покупная, но покрой остался традиционным — на мастерице длинное, прямое, цветное, со рубахой сборками у кокетки, рукава с манжетами тоже присборены, платье что — по подолу вышита кайма. Но самое красивое —расшитые разноцветным бисером нагруд¬ ные украшения—турлопсы. Такого же, старинного типа сшили мансийки и рубахи для Ювана —розовую и алую, длинные, навыпуск, подпоясан- серый пиджак — Вален¬ тину Чупрову, Оксану Таратову, Олю Оманову, Дусю Кугину, чтобы показали свое умение яркий родной национальный наряд озарил лицо его облада¬ поэту, воспевшему древнее искусство народа: теля такой радостью, такой гордостью своей принадлеж¬ Кто не держал в руках Думает, что одежда, ности этому миру таежной красоты, что ему можно было только позавидовать. Замечательна и верхняя одежда манси, а также обувь, особенно меховая,— шубы, торбаса, кисы —высокие мягкие чулки-сапожки из иглу, Как трава, сама растет. Одежду шьют Так же, как пекут Разжигают хлеб, огонь в очаге. Хорошая дочь Разжигает свой очаг. Хорошая женщина Шьет свой узор. Мне почудилось, что в звуках оленьей шкуры, отделанные меха орнаментом из камуса этой песни, как и в свисте Шкура требует особой выделки, после которой Миснэ, манящий — с ног оленя. она становится очень мягкой, ветра, я вновь слышу зов дебри нас в таежные и в далекие времена лесных легенд, манящий на
Медвежий праздник, в котором ся с явью, далекое прошлое Ритуальная медвежья морда Таежный лабаз — мифы соединяют¬ с настоящим. Петр Юхлымов— охотник и хранитель древних обычаев
Этот праздник нельзя предсказать или вычислить по календарю, ведь чтобы он состоялся, дол¬ жен быть убит медведь. «Убит медведь»—манси долгие годы бывший под запретом. К или хант никогда так не сказал бы: зачем поминать и причуды всуе имя хозяина тайги, своего счастью, живы еще старики, знающие весь сложный сценарий представления, его обряды, песни, танцы великого обидится. предка, услышит «в лесу живущий». Лучше сказать «вортолнут» Немало лет прошло с тех пор, как видели в этих местах настоящий Медвежий праздник, — — ...Семь седых веков суровых За ночь мимо проплывет... Видишь: Жизнь таежных манси, Жизнь охотников таежных В плясках огненных встает. Маски медвежьего карнавала Давно здесь не видели медвежьих игр Охотничий танец Имитация сцены охоты Праздник обходится без шамана не
Может быть, именно там, на празднике, на Медвежьих игрищах ждет нас желанная встреча с Миснэ? Но это уже особый сказ... Встреча медведя Обрядовая трапеза Священное место
ЧТОБ СВЕЧА НЕ УГАСЛА... «Без опоры на умную сущность традиций всегда бы голый человек на голой земле» оставался — десятилетий мы силимся опровергнуть эту очевидную истину, высказанную историком Дмитрием Благим, и, как никогда и никто еще в челове¬ ческой истории, наше одичавшее общество близко к наглядному ее доказательству. Есть у народа посло¬ вица: «Что имеем—не храним, потерявши —плачем». Увы, мы, даже потеряв, не способны плакать семь с лишним по расстрелянной и задушенной народной культуре, будь то русская старообрядческая художественная традиция, наследие древних согдийцев или цивилизации оленеводов и охотников на морского зверя далекой Чукотки
Чтоб свеча не угасла... 180 Хождение в страну рукописей «Чтоб не перестала память «за великие на царский дом наших и наша чтоб родителей свеча не угасла» — хулы», картины покорения Ер¬ маком Сибири невольно воз¬ это из заве¬ никали в воображении, когда передо мной открывались вы¬ щания московского князя Си¬ Гордого—древнейшей русской рукописи, написанной на бумаге в XIV веке. Рукопис¬ меона сокие шкафы с древними фо¬ лиантами в этом красивом, ная традиция играла огромную классических линий желтом роль в культуре и искусстве здании на стрелке Васильевс¬ кого острова. В них можно страны. Не только и летописцы великие найти почти все виды литера¬ брали князья турных и иных произведений, бытовавших в прошлом. Это тот в руки отточенное перо. Мы все более с изумлением узнаем, что «во тьме веков» была ной, Россия книжной, грамотной стра¬ а русский Север лишь недавно раскрыл нам неиз¬ была целая цивилизация, не более знакомая нам, чем Ат¬ лантида, и она существовала рядом с нами совсем недавно, могучий фундамент письмен¬ ного народного творчества древней и средневековой Руси, на котором выросла великая русская литература. Многие памятники старорусской пись¬ вестную, неведомую цивилиза¬ каких-то несколько десятиле¬ цию с практически поголовно тий назад грамотным и начитанным насе¬ них стариков! Вот почему интерес к традици¬ онной русской народной куль¬ менности, стоящие на полках этих шкафов, уникальны в бук¬ вальном смысле этого слова туре не мог однажды не при¬ вести меня в Хранилище древ¬ них рукописей Института рус¬ то есть известны по единствен¬ ской литературы Академии наук, или, как его называют, XII—XX Пушкинского дома в Санкт- тий. Петербурге. Былинные подвиги русских подвиг одного человека лением, с системой сельских библиотек, насчитывавших со¬ тни и тысячи томов! На Север¬ ной Двине выявились большие скриптории — центры переписи книг с целыми династиями писцов, художников, переплет¬ чиков, каждая со своими хара¬ ктерными приемами и отличительными и манерами. Эта традиция была тесно связана с прикладным народным искус¬ ством, нередко одни и те же люди украшали книги, рас¬ писывали дома и прялки. Это — при жизни нынеш¬ — ному списку. рукописей собрано уче¬ Более восьми тысяч веков ными за несколько десятиле¬ Удивительна история этого собрания. По существу это — Вла¬ богатырей, дым пожарищ вре¬ мен татарского нашествия, жгучий глас неистового Ав¬ димира Ивановича Малышева, открывшего на русском Севере вакума, сожженного в Пустозерске в 1682 году на костре старинной русской литератур¬ ной и рукописной традиции, на почти нетронутый заповедник
Хождение два века пережившей допет¬ ровскую Русь,— особой книж¬ ной культуры, где в прошлые века не только в большом количестве переписывались старые тексты, но и творили собственные поэты и прозаики, замечательные художники книги. в страну рукописей вший доктор исторических наук В. И. Малышев, рассказал мне о судьбе рукописи. В 1921 году «Летописец» был увезен из России в Прагу, где следы его затерялись, и вот, представляе¬ была радость, в 1968 когда конце года в Пуш¬ кинский дом приехал профес¬ те, какая для нас 181 Журнал изобиловал заказами. Вернемся, однако, в Древлех¬ ранилище Пушкинского дома. Об интереснейших его рарите¬ тах можно рассказывать и рас¬ сказывать. Как не упомянуть, например, сборник XVII века с неизвестными ранее стихами Сильвестра Медведева или рвые тридцать две древние рукописи, привезенные Ма¬ сор Пражского университета А. В. Фиоровский и подарил его нам. «Летописец» памятен со¬ лышевым из Усть-Пальмы с Пе¬ трудникам чоры. в 1949 году. А потом появились и многие другие. С волнением листаю знаме¬ и тем, продолжает Владимир Иванович, что это первая книга в первую очередь определяет¬ ся величайшая историческая, собрания, отреставрированная в специальной лаборатории и художественная ценность собрания. А опреде¬ ляется она целыми крестьянс¬ В основу собрания легли пе¬ нитый Пустозерский сборник протопопа Аввакума и инока хранилища еще консервации и реставрации Епифания, стихотворную по¬ весть о богатыре Сухане, «Зла¬ тое иго супружества» —пе¬ документов Академии наук. Новый тисненый кожаный реводной памятник петровско¬ го времени, донесения си¬ как на старинных книгах, и тех¬ переплет, застежки — все уникальный сборник пословиц и поговорок того же века? Таких уникумов здесь множест¬ во. Но не ими, точнее, не ими научная кими библиотеками. Вот, ска¬ жем, «Пинежский летописец» XVII века из крестьянской родовой библиотеки Поповых. бирского землепроходца Але¬ ксея Толбузина 1680 года вручную. Признаться, не скажи мне Владимир Иванович, что пере¬ Вполне возможно, что и напи¬ сан он кем-то из представи¬ телей этой династии книж¬ о беспорядках в Ирбитском уезде, лицевую, то есть ил¬ люстрированную, книгу, пе¬ плет сделан в наши дни, мне бы это и в голову не пришло, настолько достоверной стари¬ ников: ведь их библиотека включает около ста рукопис¬ ных книг и более пятидесяти реписанную рукой царевны Софьи и украшенную изогра¬ фами Оружейной палаты пре¬ ной веяло от этой добротной тисненой кожи, обтягивающей деревянные пластинки, от мед¬ документов из родового архива начиная с XVII века. красными миниатюрами, книги, расписанные знаменитым вы- ных застежек. говским — — орна¬ ментом, продлившим жизнь русского барокко более чем на сто лет поморским — вплоть до конца XIX века, рукописи с зага¬ порой драматичес¬ судьбами, уже открывшие дочными, кими свои тайны ученым и еще хранящие загадки, как, на¬ пример, певческий крюковых сборник нот XV века. Ис¬ следователи уже постигли нология та же — Потом, когда я побывал в лабо¬ ратории, расположенной в со¬ седнем доме на Биржевой линии, мне показали в журнале поступлений «диагноз» этой книги: «Устюжский летописный свод (Архангелогородский ле¬ тописец) XVII в., без переплета. Порядок листов частично пере¬ путан. Реставрировать, устано¬ вить порядок листов. Рукопись уникальная. Просьба изгото¬ вить переплет с застежками средневековый русский мелос XVI века, а дальше, в глубь истории, еще предстоит не¬ и покрыть его кожей». Рядом похожая запись: «Сбор¬ ник сочинений протопопа Ав¬ легкий путь познания. вакума XVIII в. Переплет—до¬ ски, покрытые тисненой кожей, застежки не сохранились. Ре¬ Видя, что я заинтересовался летописцем XVII века, хранитель собрания, тог¬ да еще живой и здравствова¬ Устюжским ставрировать, переплет сохра¬ нить, сделать застежки». В книгохранилище Пушкинс¬ кого дома сосредоточено свы¬ ше десяти таких крестьянских библиотек, многие из которых ведут свою историю более четырех столетий. Таковы биб¬ лиотеки пинежан Рудаковых, Мерзлых, печорцев Мяндиных. Ни одно другое собрание стра¬ ны, ни один архив не рас¬ полагают подобным материа¬ лом для изучения литератур¬ ных интересов крестьян рус¬ ского Севера. Существует мно¬ жество обстоятельных трудов по описанию и исследованию княжеских, боярских, мона¬ стырских библиотек, а теперь и богатейшие «золотые рос¬ сыпи», открытые В. И. Малыше¬ вым и его сподвижниками,— целый неведомый доселе пласт демократической по
Чтоб свеча не угасла... Колокольня Кулига Дракованово. XVI села в. Удел деревянных церквей—музеи под открытым небом своему духу, крестьянской на¬ родной книжной культуры говый люд, здесь скрывались истовые верующие от религи¬ ждут углубленного исследова¬ ния. Открытие родовых кре¬ озных гонений. — 182 азбуковники и месяцесловы, повести и сказания, травники и лечебники, сборники стихов и нравоучений свято переда¬ вались из рода в род. стьянских библиотек русского Севера стало настоящей науч¬ Рукописной стариной, книгописанием края эти были известны и прежде, а в XVII веке здесь ной сенсацией. Ведь оказа¬ лось, что совсем не темной проявился особо повышенный интерес к книгам, вызванный и унылой была жизнь крестьян, охотников, рыбаков в глухих кризисом русской церкви и по¬ следующим ее расколом. Часть лей-книжников, ревнителей населения, не принявшая цер¬ ковных нововведений и извест¬ старой веры, старых, допет¬ ровских обычаев. На этой по¬ ная впоследствии под именем чве возникли такие крупней¬ шие фигуры отечественной далеких местах. Это были грамотные, начитанные, любо¬ знательные люди, хранившие в своих библиотеках, читавшие сами и дававшие читать одно¬ сельчанам исторические, лите¬ ратурные, поэтические, музы¬ кальные произведения. Как же образовалась здесь, на северной окраине Руси, по берегам Печоры, Цильмы, Се¬ верной Двины, Пинеги, Пижмы, эта культурная сокровищница, как сложились удивительные родовые крестьянские библио¬ теки, подобных которым не знает мировая история? В ме¬ стах этих издавна витал свое¬ вольный, мятежный дух, ведь из кого составлялось населе¬ старообрядцев, не признавала новых, «никонианских» (по имени патриарха Никона, гони¬ теля старообрядцев) книг, а по¬ тому вынуждена была сохра¬ нять и переписывать старые служебные книги, а также четьи, то есть книги для чтения, содержащие и интереснейшие памятники древнерусской свет¬ ской литературы: повести, ис¬ тории, сказания. С этого времени начинается здесь самый настоящий мас¬ совый культ книги, особое почитание рукописей, создают¬ ся места переписки книг — ние русского Севера —сюда бежали крестьяне от крепост¬ скриптории, вырабатываются свои, местные литературные ного гнета, сюда же везли ссыльных, сюда добирался традиции, само изготовление книги считается чуть ли не лихой, предприимчивый тор¬ священным. Летописи и жития, На этой почве здоровой народ¬ ной сметки, вольного труда и бунтарского духа складывал¬ ся и особый характер жите¬ культуры, как Аввакум, Епифаний, Лазарь, Авраамий, Михай¬ ло Ломоносов и многие другие. Традиция бережного отноше¬ ния к древним книгам, их сохранения была столь сильна, что старые рукописи переписы¬ вали здесь еще в двадцатые годы нашего века и многие островки некогда огромного книжного континента уцелели и до наших дней. Их-то и разыс¬ кивают теперь археографы. Большая часть собрания Пуш¬ кинского дома получена в ре¬ зультате экспедиций на Север. И с каждой новой находкой сквозь причудливый почерк рукописей все ярче и отчетли¬ вей проступает мудрый и одухо¬ творенный лик наших предков.
Хождение в страну рукописей 183 Так создавали книги в древних скрип¬ В лесных часовнях Северодвинская Старинный возок. археографы находят прялка ториях рукописи Красоту теперь не ценят — Наверное, не просто это: БудаГумницким неделю этому я встретился с рагиным спустя после и отыскать древнюю руко¬ пись?—спросил я у научного Древлехранилища Владимира Бударагина. Да как сказать, раз на раз того, как они неудачей. Исследование района позволя¬ не склонны считать ет с большой степенью уверен¬ не приходится: ведь в одних работе на Се¬ верной Двине. Руководствуясь предполагаемым маршрутом поисков, я догнал археографов случаях старинные книги так в живописной деревушке Усть- в другие деревни. На археог¬ Выя, затерявшейся среди рафической карте Архангельс¬ сотрудника — же чтимы крестьянами, как приступили к и прежде, и тогда мы стараем¬ обозримых даже ся объяснить их хозяевам, что глухих пинежских лесов. рукописи эти очень ценны для чем, слово не¬ с самолета науки, в других—крестьяне Впро¬ «затерявшейся» здесь теперь применимо лишь и рады бы отдать, да уже не условно, так как от непри¬ найти заброшенные за ненадо¬ работяг Ан-2 хотливых в наши ности считать, что здесь руко¬ писная традиция прервалась уже давно, а сами рукописи или погибли, или перекочевали кой области, где остается все меньше «белых пятен», прояс¬ нилось еще одно место. Кроме того, отсутствие древних книг на этой отдаленной и, каза¬ лось, идеальной для них тер¬ бностью старые книги, в тре¬ дни «не затерялось» прак¬ ритории тьих—приходится отыскивать тически ни одно село Арха¬ нгельщины. И мой путь в Усть- определенные закономерности распространения книжной Выю отмечен похожими друг культуры на русском Севере их в баньках, на общем дело ин¬ чуланах, чердаках. В тересное, а какая радость на друга, словно родные бра¬ поможет уточнить в целом. тебя, когда открываешь найденную книгу и видишь тья, земляными аэродромчиками Верхней Тоймы, Согры, Создание, переписывание древний полуустав Осяткино, Окуловской. Как оказалось, насыщенная иллюстрированием ее красоч¬ неделя поисков никаких ре¬ зультатов не дала: ни одной миниатюрами, выполняемыми ждет и другие характерные черты XVI века! Впрочем, если это вас заин¬ тересовало, то можете принять одной из наших экспедиций—я, например, этим летом снова еду на Север¬ ную Двину с Игорем Гумницким. Приглашение не выходило из участие в головы, но возможности по¬ ехать на Север не было, а ког¬ рукописи не найдено, хотя по предположениям ученых этот еще не обследованный уголок многообещающим. Со¬ седние районы по Пинеге и Се¬ казался верной Двине дали большое число интереснейших рукопис¬ да она неожиданно возникла, ных книг. экспедиция уже началась, ло¬ находок Однако отсутствие мои товарищи вовсе кни¬ ги нередко сопровождалось ными заставками, инициалами, на очень высоком художест¬ венном уровне. Художественная сторона куль¬ туры книгописания тесно пере¬ плеталась с народной традици¬ ей расписывания домов, пря¬ лок, саней, туесов и других многочисленных крестьянского тую предметов обихода. Зачас¬ это делали одни и те же
Строительство Никольской церкви в Новгороде в 1438 г. Летописный свод Летописный свод XVI в. Русские всадники XIII Лицевые, или иллюстрированные, книги ценились на в. очень высоко и потому чаще попадали в княжеские, и монастырские собрания, нежели в крестьянские библиотеки XVI в. Наказание еретиков на церковном соборе 1490 г. Летописный свод XVI в. Изгнание кресть¬ янами монахов. «Житие Антония Сийского». 1648 г. Руси боярские Рукописный букварь Кариона Истомина. Конец XVII в.
Книжная миниатюра — это не только высокое искусство, но и бесценный ских событий, жизни, быта, нравов Шитье кафтана. Летописный свод XVI в. источник познания нашего прошлого: историче¬ Провозглашение наследником престола. Рукопи¬ сный свод XVI в. Жатва. Летописный свод XVI в. Принятие Уложения. Летописный свод XVI в. Пир посадских людей с гуслями. Синодик XVIII в.
Чтоб свеча художники. В замечательном музее, созданном в Нижней Тойме большим энтузиастомкраеведом и другом Пушкинс¬ не угасла... 186 чика книг Василия Ивановича сатирические стихи духовного Третьякова, содержания, а также «Повесть писавшего с конца и прошлого века до двадцатых о годов нашего века,— послед¬ о царевне кого дома Р. Сенчуковой, мы видели великолепные прялки него представителя династии светские литературные про¬ книжников. изведения. с цветистой северодвинской росписью, выполненной Ва¬ известно сотрудникам кинского дома за два года до ное повествование о злой ма¬ силием Третьяковым, Егором Меньшиковым и другими ху¬ нашей экспедиции, и сейчас чехе в распоряжении исследова¬ дожниками, известными ар¬ хеографам по украшенным телей имеется несколько книг, неминуемой наказуемости зла—было популярно в наро¬ переписанных его де в петровское время. У него ими книгам. В одной из де¬ ревень нашли и старинный же очень интересная возок с очень красивой рас¬ писной спинкой. Особое по¬ дневников, в которые Василий читание книги предъявляло высокие требования к ее дол¬ голетию, что обусловило и вы¬ сочайшее качество ее испо¬ Имя это стало Пуш¬ рукой, а так¬ чрезвычайно любопытные записные книжки, нечто вроде Иванович заносил самые раз¬ «Двина вскры¬ «Приезжал человек из Суздаля, учил писать по хол¬ ные сведения: лась», царе Второе и Аггее» «Повесть Персике» —вполне из них — заниматель¬ гонимой падчерице и о судьба, из¬ учением которой занимался, в частности, Малышев. До нашей находки было известно двенадцать списков повести (почти все они находятся в шкинском доме), Пу¬ что не так сту», состав красок, техноло¬ много для сравнительно по¬ лнения, прочность благодаря массивному, с деревянными гию их разведения, цены на те зднего произведения. или внего времени среди ученых не створками и застежками ко¬ полученный жаному переплету. Вот почему поиски рукопи¬ сей— не самоцель, а часть ние работы по изучению истории книжной культуры. И здесь, гое. Вот эта склонность к запи¬ гласящая, сям, достаточно редкая среди с латыни. в местах бытования древне¬ русской книги, в стране рукопи¬ художников, и помогла устано¬ сей, нашей экспедиции они интересны не только сами по льно, и книги, им писанные. себе, нас интересуют также центры их переписки, имена Анна рукописей давним корреспондентом и другом археографов нижнетоймским краеведом Сергеем Григорьевичем Третьяковым. В конце рукописи, подаренной писцов и художников, пути и судьбы старых книг. Владимир Бударагин бывал на Двине уже много раз. Однажды они привезли с Игорем с ее иные товары, книги, имена гонорар, им за изготовле¬ роспись заказчиков, целебных трав прялки, рецепты и многое дру¬ вить его почерк, а следовате¬ Листки, которые подарила лось нам Григорьевна (а их оказа¬ более пятидесяти),— но¬ вое пополнение архива худож¬ ника. На них —эскизы миниатюр, росписей, с шутливым художника. будущих письмо автопортретом По лицам моих До неда¬ было единого мнения по пово¬ ду происхождения повести. Решить спор помогли два спис¬ ка, на которых имелась запись, что это Один из перевод них был передан хранилищу им, имеется пояснение: «С латинского на славянский диа¬ лект переведеся в Москве, в школах монахом Ерофием. 1720 год». «Школами» в то время назы¬ вали Славяно-греко-латинскую академию, в которой с января среднего течения около ста спутников чувствую, что пода¬ рукописей, из них одну XV века! Первая находка нашей экспеди¬ ции была не рукопись, а неско¬ ограничивается щедрость ми¬ лой пожилой женщины. В ее 1731 года учился М. В. Ломоно¬ лько десятков отдельных рису¬ руках появилась небольшая сов. В списке нков. Мы получили их от Анны толстая книжица в тисненом Григорьевны и Ивана Андрееви¬ Третьяковых в деревне Жер- кожаном переплете, как опре¬ преподавателей академии действительно зна¬ чится иеромонах Иерофей Ио¬ ча делил сразу наметанный глаз сифович, заведовавший лыгинская, близ Нижней Тоймы. специалистов рукописный сборник XIX века (для моего году классом «синтаксимы». эту находку, заслуживают того, чтобы рассказать о них. неопытного взгляда рукопис¬ кий язык и переводы с него. ные и В. И. Малышев приходит к вы¬ Иван пока еще почти Обстоятельства, окружающие Андреевич — племянник местного художника и перепис¬ рок замечательный. Но им не — В старопечатные книги неразличимы). книге оказались занятные в 1727 В этом классе изучали латинс¬ воду, что переводчик повести монах Ерофей и Иерофей Ио-
Хождение сифович — несомненно одно лицо. Но почему все двена¬ дцать, а теперь уже тринадцать списков повести найдены Севере, причем, за исклю¬ на чением одного, на территории Архангельской области? Здесь возможны различные версии. Не привез ли перевод повести Север Михайло Ломоносов, наверняка встречавшийся с Иерофеем в академии? А может на в страну рукописей того, чтобы отдать книгу нам. Она достала ее потому, что 187 Русский Север ныне— Владимир Бударагин приходит к ней уже третий год, и потому, что держит он книги так же, полувымерший край как и она сама,— с трепетом. Два года не показывала, вооб¬ ще не говорила о ней ни слова, очень простой, но обладающей удивительной внутренней культурой женщины оказался теперь показала. тот, что ее — Видно, неглупые были в ста¬ книга, писанная кислыми, то есть химически рину книги, коли едете за ними активными чернилами, разъ¬ верст? Как объяснить доброй трога¬ едающими тельной старушке, знавшей и худые времена, что теперь ренного вмешательства реста¬ этого. Возможно, будет еще найден латинский оригинал старая мудрая книга в почете, что она необходима ученым Подарила резанный повести. Так или иначе, не¬ сомненно то, что двести лет и что если она так дорожит инструмент с видами накатки сборником, и быть, в одном из здешних монастырей оказался сам пе¬ реводчик? Пока мы не знаем за столько то самое правиль¬ ро бумагу, может ско¬ погибнуть и требует экст¬ враторов. нам из Третьякова оленьего и вы¬ рога басм, которым Василий Ива¬ назад крестьяне «глухого и те¬ много» русского Севера с удо¬ вольствием читали переводы ное— это отдать его на хране¬ нович тиснил переплеты книг. ние в Институт русской литера¬ туры. Как сказать ей все это, с латыни. если Следующую нашу рукопись мы получили в деревне Березник. Моим спутникам переплет зна¬ увлекся рассказом о судь¬ бе «Царевны Персики», оставив к хозяйку книги, трепетно дер¬ жащую ее в руках. Именно ный за годы Но я трепетно, потому что только так держат здесь книги люди, с детства приученные отно¬ ситься к ним как к самой она приходит особый прижимает как груди, книгу ребенка? Тут на помощь накоплен¬ такт экспедиций и опыт, понимание чувств, которые испытывает сейчас Анна Григорьевна. — Ну что, дедушка, отдать или погодить еще? —после дли¬ большой из существующих цен¬ ностей. Она достала ее вовсе тельных наших уговоров воп¬ не для того, чтобы расстаться со своим богатством, не для держки. Книгу рошает она, ища мужской под¬ она отдала. И решающим аргументом для ком. По аналогии с другими книгами, хранящимися в Пуш¬ кинском доме, они уверены, работа Ивана Семено¬ (Влади¬ миру, как я убедился, вообще что это вича Точилова из Топсы многое знакомо. Он помнит на глаз манеру художников, по¬ черк писцов, особенности пе¬ д.). Вновь большая удача. Среди прочих произведений этой реплетов и т.
Чтоб свеча не угасла... сборной рукописи XVIII—XIX Расшифровке крюковых веков имеется и неизвестный их на переводу нот принятую торжественный канон двинской красногорской иконе богоматери Одигитрии с крайне интересным предисловием, ко¬ торое, в частности, сообщает, что служба сия «сочинися тру¬ пятилинейную нотацию мы обя¬ крупнейшему специали¬ сту по музыке русского средне¬ вековья Максиму Викторовичу Бражникову, уверенному в том, дом царственный московския ков, гениально доселе типографии смотрителя и елли- ногреческия школы учителя Феодора Поликарпова и испра¬ вленная заны что высокий дух наших пред¬ отразившийся 188 Я ему по одной носила. А он которые в сторонку отклады¬ вал, а потом в мешок сложил. Я просила, говорю, самой чи¬ тать хоть надо, оставь. Друг Евангелие его тоже говорит, ладно, видишь, бабка плачет, оставь. Все взял. Я потом два дня проплакала. в архитектуре, живописи и ли¬ Это была история тературе, не мог не найти столь кого-то из московских коллекци¬ же выразительного языка в му¬ Нужно было зыке. только ус¬ онеров. лей Следы о таких набеге собирате¬ нам встречались потом не лучшим грамматичес¬ ким исправлениям елико воз¬ лышать ее сквозь вязь крюков. раз. Но есть коллекционеры можно тщанием Шесть и иного и вседушевным усердием архиепископа Холмогорскаго и Федор Поликарпов — извест¬ ный просветитель, создатель очень популярного и распрост¬ раненного в период петровских реформ букваря, а Афанасий Холмогорский, внесший три правки в его сочинение,— один из просвещеннейших людей плана—бескорыстно помогающие ученым в их благо¬ капеллы под родном деле, дарящие хранили¬ распевов в исполнении хора ческой русской Важескаго». Интереснейший документ! Ведь Академи¬ старинных управлением покойного ныне щу отдельные экземпляры и цен¬ Юрлова были записаны на пластинку «Русская хоровая музыка XVI —XVIII веков» фир¬ мой «Мелодия». И если сейчас имя русского нейшие коллекции, как, напри¬ Ал. композитора, а по-старинному Федора Крестья¬ (рукописный сборник со распевщика нина своего времени, личный друг стихирами которого был най¬ Петра I. Он библиотеку, ден, кстати, В. И. Малышевым имел огромную основал в Хол¬ могорах книгописную мастерс¬ в печорском селе в 1955 году) Усть-Цильма скажет любителю мер, большой знаток и ценитель старинной книги рижанин Иван Никифорович Заволоко, переда¬ вший около двухсот древне¬ русских рукописных книг, в том пустозерский сборник с автографами Авваку¬ ма и Епифания. Очень интересная находка ждала нас в деревне Аввакучисле знаменитый мовская на Нижней Тойме Эта же рукопись интересна Чайковского, Глин¬ ки, Рахманинова, то это пото¬ Матрены Ивановны Пластовой —племянницы и по¬ следней из рода Егора Иг¬ и тем, что несколько страниц ее му, что о богатстве древне¬ натьевича заполнены яркими киноварны¬ русской музыки вестного кую, выработавшую свой, бый, стиль письма. ми значками — осо¬ певческими музыки несравненно меньше, чем имена не вспоминали в доме Меньшикова, и уважаемого из¬ на долгие десятилетия: ее напев¬ Двине мастера прялок, иконописца, книгопис- крюковыми нотами XVIII века. ность, пластичность, размах Для непосвященного эти значки будут сплошной загадкой. Впро¬ были чем, совсем недавно они были Один загадкой и для лучших специа¬ листов по средневековой рус¬ ской музыкальной культуре. деревню зашифрованы непонят¬ ными крюками. из ца, реставратора и переплет¬ чика маршрутов привел по росписям рукописей, сгинувшего в 1930-м году. «Он простодуш¬ доверчивый, нашу экспедицию в дальнюю ный был очень, в поезде ехал, разговорился Сейчас трудно даже поверить, что совсем недавно мощная Прилук, огромные старые дома которой, словно серые двухпалубные корабли, вздыбили свои коньки-форш¬ и торжественная, тевни над крутым двинским прекрасная скорбно-взволнованная музы¬ ка была недоступна нам точно угором. так же, как сто лет назад были скрыты слоями потемневшей скают неохотно. олифы и поздних записей высо¬ кий, гордый дух древнерусской и гармония живописи. Настороженный взгляд. Впу¬ — Нет, ничего нет. Были тут до вас двое. Тоже про Один книги из Москвы. старинные спрашивал, просил показать. о художествах с коммунистом, поспорили. После этого уже домой не вернулся»,—тяжело вспоминает Матрена Ивановна. Она отдала нам единственную фотографию этого крупного деятеля северорусской куль¬ туры, причем в рамке, им же расписанной: цветочный ор¬ намент окаймляет красивое выразительное лицо. Снимок
Хождение На рисунках кресть¬ Дар А. Г. и А. А. Третьяковых Пушкинскому дому янских книг— жизнь простых людей в страну рукописей брошенными домами, которые глядят в мир забитыми глаз¬ ницами окон, а символизирова¬ вшие солнце коньки на их крышах кажутся памятниками сделан еще шкинском доме с сделают Пу¬ фотографии уничтоженной цивилизации. Печальная миссия археогра¬ пришлют фов— не дать ей исчезнуть бесследно из памяти народ¬ в 1906 году. В копию и ее Пластовой. Матрены Ивановны мы очередной раз сталкиваемся с трагедией, постигшей рус¬ скую культуру после револю¬ В доме ной— «чтоб не погасла све¬ в ча»... Шли дни. Рукописи стали посте¬ пенно заполнять наши рюкза¬ одной деревни ции, когда воинствующие ико¬ ки. Мы ходим из ноборцы крушили топорами в другую, святые лики, жгли храмы и ру¬ В одних кописи, расстреливали и ссы¬ добрых друзей, лали художников вместе с так нам предстоят долгие называемыми «кулаками». По чтобы скорбным теперешним подсче¬ там, за годы этой длящейся по сей день «культурной револю¬ ции» погибло четыре пятых время от нас дома к дому. встречают как в иных... в тех беседы, стать друзьями. За это я немного осваиваю особый язык, которым говорят мои товарищи с жителями, понятней становятся скоропись рукописей, чатый дом-исполин. Молодые лица. Здесь проще. Если, коне¬ чно, что-нибудь осталось от стариков и не успели побывать коллекционеры. Коллекционе¬ ры были, но уроки, полученные во время экспедиции, дают свой результат: минут через пятнадцать мне откапывают где-то на чердаке почерневший фолиант. То, что это не руко¬ пись, мне ясно сразу, но старо¬ печатная книга XVIII века тоже интересная находка. Это попу¬ лярный в свое время сборник поучений Ефрема Сирина и Аввы Дорофея 1780 года. ...В один из дней, после оче¬ редного похода, мы увидели, что кипа темных старых книг, собранных нами, стала доволь¬ но внушительной. Тогда мы положили их в объемистый фанерный ящик, написали на нем: «Пушкинский дом, Древ¬ лехранилище»— и отнесли на тысячелетнего исторического, и полуустав архитектурного и художествен¬ мыми— водяные знаки на ста¬ ного наследия России. ла измученная, выродившаяся ринной бумаге, клейма бумаж¬ ных фабрик —основные фак¬ торы, позволяющие опреде¬ лить возраст рукописи. В одной и вымирающая земля с до¬ из деревень живающими свой век стари¬ се—руководитель экспедиции старообрядцами, диким, бессмысленным и пьяным су¬ Владимир Бударагин даже доверяет мне самостоятельный и их судьбами. Ибо, как мудро считали наши предки, «словеса книжные суть же реки, напо- ществованием немногих оста¬ вшихся жителей помоложе, поиск. яющие Вселенную...». Захожу в двухэтажный бревен¬ На последствия воистину боль¬ но смотреть: перед нами лежа¬ ками — знако¬ 189 Каменном Но¬ почту. А наша экспедиция продолжается. Предстоят но¬ вые маршруты за старыми мудрыми книгами. За книгами
Чтоб свеча не угасла... 190 Последние из шестнадцатой сатрапии Золотое сияние разгоралось в каменных ладонях ущелья. Спустившись навстречу стаду и обойдя пустой кишлак снизу, Восход невидимого из-за гор светила будил души предков я застал его женское населе¬ извечным огненным зовом Черными Заратуштры. Мириадами звезд зажглись, отвечая небесному серпов, огню, блестящие от росы камни на выбитых овечьими копытцами женщины, подростки, девочки, ние занятым уборкой урожая. клепаными полосками железа, загнутыми наподобие или просто голыми руками пожилые и молодые склонах. Нестерпимо для глаз включая совсем крохотных, засверкала под далекими туманами змейка бурного ломали возле земли стебли Ягноба. Перекрывая мычанием их в хилые снопики. Все это коротких колосков и приглушенный расстоянием рокот реки, пространством. Маленькие возникло откуда-то снизу возникают и блеянием кишлака и, нестройно разделяясь на группы, двинулось на верхние пастбища стадо. Уже в сумерках издали фигурки горцев на то несколько мгновений в темных провалах, то постройками. Не бьют барабаны, как когда-то при сливаются с пастух пригонит его в облаке восходе солнца, и никто не пыли от высохшей за день земли. пускается в пляс. Идет тихая, собирали могло бы показаться почти игрой, если не знать, что от этого урожая во многом зависит Зерно низкорослой горной пшеницы перемелют потом на водяной мельнице километрах в четы¬ здесь сама жизнь. рех ниже по течению Ягноба. До ближайшего я спустился умыться, кишлак размеренная, привычная жизнь, с устоявшимся за века бытом. смотрелся в рассветных лучах Женщины с внешним миром, села профилем на черном фоне укрытых тенью скал. Когда солнце поднимется, на высокогорном солнце халатах с лепешками сушеного навоза, сложенные из дикого серого чтобы растопить очаг. камня сакли сольются с такой в старых, потертых халатахчапанах перетаскивают на спинах огромные копны сена, От родника, к которому чеканным серой стеной гор, а ультра¬ фиолет на трехтысячеметровой же высоте над уровнем моря голубоватым светом выхолодит мои снимки. Пока же теплые золотистые тона повелевают в пестрых, выцветших привычно носят на голове тазы Мужчины пункта, населенного имеющего связь Айни, суточный переход по трудной горной тропе. Здесь нет электричества, и керосин для ламп везут снизу в канистрах на ишаках. Здесь нет школы и нет врача, даже медсестры или знахаря, отсутствуют какие- складывают его в скирды на крышах амбаров. Дети носят от либо средства связи, и, случись источника ведра с водой, тащат упрямых ишаков попастись. зависеть от воли Аллаха. аппендицит, исход будет В кишлак нельзя послать
Последние шестнадцатой сатрапии из письмо или отправить телеграм¬ Сведения об му потому, что здесь нет почты, ном заповеднике, где жили и потому, что он просто не потомки древних административной Таджикистана. На этом своеобраз¬ согдийцев, 191 молоко, масло, сыр, а также шерсть, кожу. Из этих матери¬ алов каждая семья делала существует в крайне скупы системе Попасть сюда можно лишь сы— гилем, шерстяные войло¬ горными тропами четыре-пять ки— намат, домотканые скате¬ месяцев в году, в летнее время. рти и мешки, теплые, водонеп¬ Из-за сурового высокогорного роницаемые мужские халаты самой крупномасштабной карте республики на всем своем протяжении Ягноб сиротливо течет по безжизненной ной пустыне. Что о Ягнобе, бумаж¬ я знал прежде этом давно влекшем меня уникальном регионе горного Таджикистана, архаичных черт в полном языке который затерялся там, где горы Гиссара смыкают¬ ся с Зеравшанским хребтом? и культуре, и отрывочны. шерстяные полосатые пала¬ — джурабы, различные Женщины климата жизнь на каменистых чакман, склонах гор была по существу кожаные сумки. борьбой за существование. Скудный урожай давали ячмень и мулк—бобовые, пшеница вызревала с трудом и не каждый год. Никаких фруктов и овощей. Поэтому основную лепили без гончарного круга часть продуктов давал скот— ных архаичные сосуды из глины с налепами в виде извилистых линий. Жилища были очень примитивными: сложены из неотесанных камней, скреплен¬ раствором из глины
Чтоб свеча не угасла... с навозом. Плоские крыши, иранская народность. земляные полы, топили по- предков современных та¬ черному. Так жили последние джиков и века наследники ветском энциклопедическом словаре сказано об этой одной из величайших античных цивили¬ Один узбеков». Так в из Со¬ заций Средней Азии. «Согд (Согдиана) историчес¬ кая область в Средней Азии, в бассейнах рек Зеравшан и Кашкадарья, один из древних территории и населявшем ее народе. Расположенный на центров цивилизации. В середи¬ циями раннего средневековья. «...Это прелестнейшая страна на Божьей земле, богатая — не 1-го тысячелетия до нашей эры—территория одноимен¬ ного государства, (лавный —Мараканда (нынешний Самарканд.—А. М.). Согдийцы (согды)—древняя восточно¬ город тянувшемся от Китая до Египта Великом шелковом пути, Согд был связан со всеми цивилиза¬ деревьями, изобилующая реками, оглашаемая пением птиц... Весь Согд, словно плащ из зеленой парчи, с вышитыми 192 голубыми лентами проточной воды и украшенный белыми замками и домами»—так Согдиану средневе¬ арабский географ Ал-Макдиси. описывает ковый Встречая солнце всякий раз, Согдийцы в барабаны били На площади Навруза, где ходили Стихи по кругу, где пускались в пляс Те, кто с надеждой неразлучны были. Сливался струнный перезвон, И у подножья небосвода [уляло множество народа, И смех звучал со всех сторон, И пробуждалася природа.
Последние из шестнадцатой сатрапии Такой представляет жизнь Мне трудно осознать, что этот далеких предков-зороастрий- кишлак с сизыми дымами над цев современный таджикский поэт Лоик Шерали. долина де-юре просто не очагами, вся эта древняя Нужно ли объяснять, как манил меня этот загадочный край древних ремесел и живой существуют, они не более чем плод моего воображения, а эти фигурки, снующие деловито между домами, вовсе не архаики. А когда наконец собрался искать пути в затерян¬ гордые наследники древних 193 другому, воспринимается иначе. Обреченность жизни, тоскливая ненужность ее хоть и замаскирована отчасти громыхающими куда-то по бездорожью машинами, суетно¬ бесплодным лязгом тракторов, пьяным матом трактористов, а все же видима, ясна понят¬ ный мир Ягноба, вдруг читаю в статье нашего интересней¬ согдийцев, а некие фантомы Гиссарских гор. Может быть, шего, нестандартно мыслящего историка и географа Льва именно поэтому и говорят они [умилева, опубликованной в газете «Советская культура» ком языке, одном из диалектов времени, просели, выжимая из стен камни и обнажая глиняный согдийского, раствор, крыши и зияют бреши на своем уникальном ягнобс- 15 сентября 1988 года: «Страш¬ ную вещь сотворили с потом¬ ками древних согдийцев, жившими в отрогах Гиссара... их волевым решением переселили на равнину сеять хлопчатник. Народ вымер». И вот, привыкший все же больше полагаться на со¬ бственные впечатления и ощу¬ в котором таджики мало что понимают. в стенах, нет А впрочем, чему удивляться . ливому взгляду. Здесь же, в горах, хотя половина домов в кишлаке уже поддалась — привычного мало, что ли, видел я во время ощущения безнадежности и запустения. странствий Карабкаются сакля на саклю по землям, куда серый что ни есть корням ее каменная осыпь вокруг. А весь — деревни-призраки с двумятремя стариками или юродивы¬ ми камень на сером камне, то ли выросшие из скалы, то ли в вросшие нее. И серая крохотная точка, булавочная головка среди горных громад, что белеют кишлак — щения, я добрался в по¬ лулегендарный Ягноб, где узнал, что народ этот в самом счетов жизни и из областных деле произволом здешних «неперспективных» деревенек- смог все жилища кишлака властей в 1970 году был неудачниц, откуда выселили сказали, что было больше варварски вычеркнут из числа существующих. Все его кишла¬ ки, стоящие по течению народ, а из иных люди и сами сорока. сбежали от непосильного Но Ягноба—притока Зеравшана, исчезли из реального мира и с географических карт, фантастично а жители, как ни и дико это прозвучит в наши дни, по сути угнаны в на хлопковые Голодной рабство плантации степи. Лишенные обездоленные, об¬ реченные на вымирание. родины, И все же хоронить потомков великого народа, как оказа¬ лось, к счастью, еще рано. Несколько семей сумели скрытно пробраться из низины в свое заоблачное жилище, и жизнь тонюсеньким ростком вернулась в Ягноб. Задымили очаги в пяти саклях, заблеяли овцы... — Архан¬ гельщине, Вологодчине, по Центральной России, по самым менее далеким,— по в них, тоже списанные со карт! Сколько видел колхозного житья. я таких Видел покосившиеся слепые избы и унылые пустоты между ними. Видел, как на месте брошен¬ ного человеческого жилья быстро залечивает раны. Бугор, оставшийся после того, ледниками недоступных вер¬ шин. Я и сосчитать толком не Теперь даже — жилых—пять. руины кажутся причудливым изваянием гор. Неужели иной масштаб про¬ странства и времени дает такую аберрацию зрения и чувства? Взрослые жители отнеслись земля к присутствию русского челове¬ как сельчане раскатают на с внешним бревна, зазеленеет на второй-третий год. Потом он обмякнет, сгладится, и под дрова фотокамерой на груди безразличием, но с определенной внутренней напряженностью. Дети—с испугом и плачем убегают ка с густым кустом бурьяна, лопухов и крапивы не сразу и увидишь и прячутся при моем появлении, обломки битого кирпича, стекла, ржавые железки, пока они не заскрипят под ногами, на себе их изучающий взгляд. Я вышел из дому ранним утром, чтобы не пропустить восход а иной раз скорбно и пронзите¬ льно глянет на тебя из крапивы солнца, растоптанная богородица. Но там, в русской деревне, все это выглядит как-то по- но я все время издали чувствую и знаю, что меня давно- ждут к завтраку: кое-где над крышами вьется дымок, редкий сизый а значит, пекутся вкусные лепешки и пресные,
Чтоб свеча не угасла... бездрожжевые блины-чаппоти, ваю свои открытых очагах закипает в почерневших от сажи поджав по-турецки ноги, сажусь за стол. Он накрыт в айване передней части в фотодоспехи и, 194 наливает новую порцию —по традиции почти на донышке —и с улыбкой протягивает гостю. кувшинах вода для чая, на расстеленную на полу тряпицу поставлены тарелки с домаш¬ дома, которая на равнине знаком, поэтому без малейших представляет собой открытую сомнений и колебаний ним маслом и каймаком веранду, а здесь, в горах, ливаю — густыми сливками наподобие сметаны. Сушеный изюм — Этот ритуал мне уже хорошо чай, макаю пригуб¬ хлеб отгорожена от холодного ветра в сливки и в этот момент ощущаю, что в самом деле деликатесы, привезенные с «большой земли». протертой во многих местах матерчатой занавеской. Потрескавшиеся, натруженные руки хозяина ломают на Уставший, с пересохшим несколько кусков огромную ностью лепешку, один из них он кладет лишь уловив (кишмиш) и карамельки горлом—дает — о себе знать высота—подхожу наконец Хидоятулло, давшему приют. Разуваюсь, скиды¬ передо мной. Затем, допив из чай, выплески¬ проголодался. привыкший С детства запивать еду, едва не нарушаю своей беспеч¬ чайную церемонию: выжидательный взгляд соседа, соображаю, что к дому пиалы зеленый пиал на восемь человек всего мне вает остатки через плечо, две, поэтому торопливо,
Последние Кишлак Пскон У родника из шестнадцатой сатрапии Древний способ Обсуждают дела житейские 195 Дом «переселенца» Атовуллоева землетрясение и кишлак остались все чаинки, смущенно русский. По-таджикски лучше понимают те, кто больше общался спешу исправить бестактность с местным населением на и передаю пиалу дальше. Не хлопковых плантациях. прилетели работники райкома и милиционеры, велели идти задерживаясь больше ни говорят и не понимают вовсе. минуты, она ходит по кругу во После завтрака хозяин а оттого неловко опорожнив свою—так что на стенках все время трапезы. Разговор весьма затруднен, поскольку, чтобы понять друг друга, нам двойной перевод: ягнобского на таджикский, нужен с а с него уже на Дети не обещал мне рассказать об обсто¬ ятельствах их переселения, и я с нетерпением жду Нам сказали, что скоро ожидается сильное этого момента. — будет разрушен,—начал он свой рассказ—А потом в вертолеты. Забрали весь кишлак до последнего че¬ ловека. Кто не хотел, ловили и сажали силой. Некоторые от потрясения и ужаса умерли еще в воздухе. У моего соседа не выдержало сердце
Чтоб свеча не угасла... уже в автобусе, когда везли нас с аэродрома. Нас привезли, чтобы мы освоили под хлопок гиблые места в Зафарабадском районе. Там мы увидели ягнобцев и из других ки¬ шлаков— Кирьонте, Кансе, Дехбаланда, Такоба, Гармена, Кула, Тагичинора, Петипа —и поняли, что выселили всю долину, до весь наш народ 196 годовалый Садулло и Исматулло двух лет. Таджикистана». Сертификат этот, выданный в разгар По лицу Хидоятулло вижу, как нелегко даются ему тягостные воспоминания, несмотря на то торжеств по случаю столетия Ленина, и сегодня удостоверяет личность его носителя. А здесь, что от тех страшных событий у себя дома, он чуть ли не беглый раб с хлопковой сегодняшний день отделяет много лет. 13 марта 1970 года—эта дата стоит на уникальном документе конца XX века. «Переселенческий билет плантации. «...Дарий разделил персидскую державу на 20 провинций (округов), которые у персов называются сатрапиями... последнего человека. № 9940, выданный гражданину условий Атовуллоеву Хидоятулло, год рождения 1934, в том, что он с семьей действительно являет¬ талантов. Это —шестнадцатый ся переселенцем в Зафарабадский район, совхоз «40 лет округ» (Геродот. История. Книга третья). От плохих воды один и дурной за другим погибали наши родные, друзья, соседи. Моей семье еще повезло — умерли только самые младшие: Парфяне же, хорезмии, согдийцы и арии платили по 300
Последние За тысячи лет здесь прошли греки и и персы, арабы, тюрки китайцы и монголы. Жестокий мир загнал жителей в недоступные горные ущелья, где благодаря этому со¬ хранились древние языки и диалекты, архаичная куль¬ и быт. Даже Александр Македонский в свое время застрял тут со своим непобеди¬ тура мым войском. У него были в из шестнадцатой сатрапии Зафарабаде, здесь. Когда но сердце мое я вернулся сюда и увидел развалины своего дома, заплакал»,— поведал мне о своей судьбе другой коренной ягнобец, ныне бригадир хлопкоробов Джурабой Раджабов, стоя у развалин своего бывшего жилища. Дом, даже сложенный из камней, разрушается, когда сиротеет. Джурабой пришел в родной свадьбу, которая 197 козлодранием. И нё все еще ее участники спусти¬ лись в долину. А живет бузкаши — Джурабой в совхозе «Айни» на улице Пскон, которой — в названии память о родном кишлаке. «Пскон» по-согдий¬ Согд был ски— «клад науки». знаменит учеными, худож¬ никами и грамотностью жи¬ Скульптура, фрески, Афрасиабе, Пенджикенте, Варахше и дру¬ телей. вазы из раскопок в боевые колесницы, но не было кишлак на вертолетов, как у хлопковой состоялась тут, как оказалось, гих мафии «брежневской всего три дня назад, настоящая коллекции Эрмитажа. Сами раскопки Пенджикента эпохи»... «Меня увели в семь лет, сейчас свадьба мне двадцать пять. Я живу джикистане конной с любимой в Та¬ игрой центрах Согда украшают представляют собой внушитель-
Чтоб свеча не угасла... на гробнице, отрубили ему сначала руку, а затем голову Раскопки Пенджикента для отправки ее, по обычаю, халифат. Пенджикент был Древняя культура Согда спряталась на берегах Ягноба. Когда нас выселяли, в сожжен. ное зрелище, когда открывает¬ ся панорама этого древнего города с его знаменитыми дворцами и жилищами. Впечат¬ ляют и остатки расположенной высоко в горах крепости последнего пенджикентского правителя царя Деваштича, где последний бой он в 722 году дал арабским завоевателям. Те обманом взяли крепость, убили всех мужчин, царя же распяли — найденные в кишлаке арабском языке отобрали, завязали в мешок и бросили в Ягноб,—со¬ крушается Хидоятулло,—там было много ценных старинных рукописей. Мне удалось все книги на спрятать только одну, вот она.—Он извлек откуда-то 198 из полутьмы жилища ма¬ нускрипт в самодельном красном матерчатом пере¬ «Чор китоб» «Четыре книги», сочинение шейха Аттора XIII века, плете. Это была — своего рода моральный кодекс ислама. Шесть долгих изнурительных лет провели ягнобцы на чужбине, теряя близких и дру¬ зей, пока самые отчаянные, и среди них Атовуллоев, не решились бежать на родину. Вновь зазеленели всходами пшеницы крохотные участки земли за кишлаком, зацвел
Последние Ягнобская пшеница Единственная спасенная книга из шестнадцатой сатрапии На водяной мельнице 199 Для беглецов «воплощение свободы и счастья» обернулось новой бедой, (орцы рассказыва¬ ют, как кто-то в отчаянии картофель, заблеяли овцы. Брошенный кишлак возвращал¬ ся к жизни. Их близкие по-прежнему надрывались и умирали на хлопковых полях—в живых, по словам ягнобцев, оставалось уже менее половины переселе¬ нцев, когда Председатель Президиума Верховного Совета Таджикской ССР Махмадулло Холов вещал с союзной трибуны по случаю шестидеся¬ Октябрьской револю¬ ции: «Таджикистан в историчес¬ ки короткий срок прошел путь от феодальной окраины к высшим формам экономичес¬ кой, политической и культурной организации общества. Сегодня это живое Таджикская ССР тилетия — воплощение вековых чаяний таджикского народа о и счастье». свободе стрелял в прилетевшие за ними вертолеты из ружей, но от судьбы не уйдешь. Было это уже в 1980 году. Жить в низине мы все равно не могли,— продолжают свою исповедь ягнобцы,— и в 1984 — году несколько уцелевших семей все же рискнули про¬ браться в Пскон и соседние кишлаки, и теперь при звуке пролетающего над горами вертолета они каждый раз
Чтоб свеча не угасла... 200 It 4 все его обитатели в этот час Омовение Псконская мечеть перед молитвой заняты по дому. Наружу жизнь выплескивается несколько раз в день в строго определенное время: для мытья посуды после тревожно вглядываются в небо: «Не дай, Аллах, им прилететь за нами снова». Солнце поднималось над горами, убирая тени со скал и оставляя пейзажу серобежеватые тона, лишь на окраинах кишлака их кое-где оживляют зеленые полосы картофельных посадок или желто-золотистая пшеница. Селение казалось опустевшим: завтрака или обеда, для намаза. Но и тогда из тридцати или сорока жителей Пскона, как правило, не увидишь одновременно больше пяти¬ шести человек. Чтобы заснять простую уличную сценку, приходится подолгу ее «подка¬ разбегаются, едва меня завидят. Попытки же объясниться знаками и жестами ни к чему не приводят. Лишь на третий день, когда кишлак стал понемногу свы¬ каться с непривычной фигурой, увешанной аппаратурой, дев¬ чушка лет восьми-девяти, под опекой которой постоянно были младшие брат с сестрой, уже не убегала, не пряталась и даже не отворачивала лицо, когда я заставал рауливать». Что, впрочем, не всегда приносит результат, так трогательную троицу за стиркой белья или другими хлопотами. как люди смущенно и пугливо уходят, а дети по-прежнему От не по годам взрослого, порой даже тяжелого взгляда
Последние из шестнадцатой сатрапии к балке ее айвана ее широченных глаз почему-то прибитый становилось не по себе. Он крутой бараний рог, будил чувство нишей, компасом, указывающим на Мекку,— неловкости и стыда, словно и я каким-то образом был повинен в убогости и нищете ее жилища с порван¬ ной, из выцветших, вытертых лоскутов сшитой в застарелых занавеской, цыпках на киблой — подношение Аллаху в виде внутренностей только что зарезанного барана. Однако согбенный старик с гармошкой морщин вместо дымящихся лба, который совершил у ножках на глазах положенное омове¬ меня резиновыми галошами... ние Псконскую и принялся надсадно голосить мечеть я бы сам ни за что не признал среди других из медного кумгана в одиночестве под бараньим сомнений, жилых и хозяйственных постро¬ рогом, ек: интересно, что бы подумал что в отсутствие муэдзина он пророк Магомет, увидев не оставлял призывает сограждан на молитву. Так оно и оказалось. Из-за руин показались еще а под грязных, огрубевших детских с болтающимися на них 201 несколько фигур в синих, опрятного вида чапанах и бе¬ чалмах—бородачи «бобо», старейшины, как их зовут почтительно. Пригибаясь, лых то есть они один за другим исчезли в черноте низкого проема, ведущего внутрь мечети. Вскоре оттуда донеслась приглушенная молитва. От¬ бивая поклоны в сторону священной Каабы и аравийской родины своего бога, они кланялись одновременно окровавленным бараньим
«5/VII.1962» Рисунки в доме плотника - дата росписи. До выселения еще восемь лет Вернется ли сюда хозяин? «Голова воина». Фреска из Афрасиаба. Люльку делал и расписывал сгинувший плотник VII в. Тринадцать столетий разделяют великолепную согдийскую фреску и непритязательные произведения современного народного искусства ягнобцев. Многим народам великое прошлое помогало выстоять в критические для его судьбы периоды и возродиться в новом качестве. Очень хочется верить, что и гордым наследникам далекой цивилизации удастся, пережив трагедию, не исчезнуть с карты культур и народов и продолжить традиции своих знаменитых предков
Чтоб свеча не угасла... 204 За занавеской айвана под кишкам, немыслимым образом соединяя древние верования постройки, своих предков с незыблемым лях кессонов. Боковая стена догматом ислама. сквозит огромным проломом, которых Как в русских деревнях спустя а под потолком золотится а почти тысячу лет после принятия нестареющее дерево с роспися¬ христианства сжигали соломен¬ как значится на гладкотесаных дощатых пане¬ качающейся тусклой керосино¬ вой лампой сидят старцы, я видел днем у мечети, восьмидесятипятилетнего Давлата Боева еще и у священ¬ ных камней мазара ми хозяина. Здесь цветут дикие цветы, изображена нехитрая домашняя утварь и еще... еще на берегу реки, где похоронены предки ягнобцев и где старик просил здесь синим карандашом Аллаха, чтобы плотник оставил нам свои умереть и быть похороненным плодотворящего быка мысли, точнее, суждения, с ними вместе, а не на так и в горном достойные мудреца: «Я Масленицы, гадали на венках, а на Рождество Христово рядились в козла ное чучело и пекли в честь печенье двенадцать Ярилы, Таджикистане веков мусульманс¬ принесенной на арабских завоевателей, — тот позволил ему стене, извел весь карандаш, но чужбине. Горячая шурпа наваристый бараний бульон с кусками писал на — если меня не станет, то пусть мяса—обжигает рот. не останется память обо мне». «Нет смогли вытеснить из народного ничего лучше в мире, чем видеть сознания и быта архаичные лицо друга». Разгоревшийся очаг делает ночь в проеме несуществующей двери еще чернее. Заметно кой религии, мечах представления и Традиции в Ягнобе, обряды. «Одно плохое слово —и друг перестает быть Где сейчас, и архаика живут другом». не задетые даже ягнобский художник и недавними трагическими переселениями на равнину. он наследник согдийских этот философ, масте¬ ров, жив ли еще или сгинул, как Сейчас здесь человек способен уборке хлопчатника? «Искус¬ ство Средней Азии эпохи Авиценны», выпущенный в Душанбе издательством «Ирфон» при содействии Академии наук Таджикской ССР. Едва ли не половина из сотен отличных иллюстраций прокормить тяжким трудом этого альбома воспроизводит только себя и своих близких. Ни бесценные творения мастеров Согдианы: скульптуру, фрески, керамику. Дата на титуле В сущности иначе и быть не могло, ибо без этих выверенных веками традиций им вряд ли выжить здесь, в вышине. Конечно, горной о нынешнем, после возвращения, быте ягнобцев нельзя говорить как о чем-то налаженном. о каком прибавочном продукте нет и речи, более того, часть выгребают красные угли и, приподняв свисающее с железной печки очага совком многие, на в центре комнаты ватное одеяло, кидают их на землю. Вновь вспоминаю альбом издания —1980 приходится доставлять снизу, самый, когда довершили геноцид по отношению к согдийцам. Найдется ли когда- нарушено это хрупкое равнове¬ сие человека и природы, до во внутреннее помещение дома. Из Я муки и другого провианта а ведь раньше, до того, как было холодает. Пора перебираться нибудь год—тот в новом альбоме по плотно укутывают эту шую прямоугольную простей¬ металли¬ ческую конструкцию, служащую одновременно и столом, и мы располагаемся полулежа на одеялах и подушках подле уютной грелки. От внесенных углей идет небольшой угар, но вскоре его вытягивает наружу. Зашедший на огонек пастух берет в руки рубоб и тихонько перебирает струны. За стенкой, на женской половине, невестка Хидоятулло укачивает в люльке- гахваре четырехмесячную дочку Малахат—первую в истории ягнобку, в которой искусству Согда место для росписей дома плотника из течет привитая извне кровь: только горцев, но и долину. Был кишлака Пскон? молодой Рахматулло нарушил в кишлаке свой кузнец, жил В моросящих дождем сумерках я с трудом переставляю ноги по неписаное правило жителей снабжавший своими изделиями всю округу. Теперь каждый сам крутой тропе, ведущей к дому Хидоятулло, который стоит на своих и привел в дом себе и швец и жнец. в верхней точке селения. В своих странствиях я пропу¬ выселения, здешние кормили отборным и пастбища мясом не профессиональный плотник, урожденную горной долины жениться только Необычный, незаурядный был, видно, человек. Остался стил обед, чем, вероятно, обидел хозяев. Никто, понятно, узбечку Мухаббат. Пока только пятью семьями возрождающийся народ смот¬ рит в будущее. Завтра всем миром будут помогать перене¬ в Псконе его дом 1962 года и виду не подаст, если это так. сти О плотнике рассказ особый. из нижнего кишлака
Последние из шестнадцатой сатрапии 205 немудреный скарб своему земляку Хамро Муллоеву, единственному из ягнобцев, сумевшему выучиться в Душан¬ бе и возвращающемуся в род¬ ной край, чтобы стать учителеммуэллимом. Многие еще вернулись бы в горы,—сказал мне прибывший сюда в отпуск Саидмурад,—но — у кого-то уже дети учатся в школах, кто-то породнился с живущими на равнине, а другим — особенно молоде¬ жи—трудно будет вернуться оттуда, где ходят машины и люди смотрят телевизор, в дикие горы. Вот если бы сделали дорогу... — — И провели электричество? Да нет, хотя бы только дорогу,— поразмыслив, отвеча¬ ет Саидмурад. Дорога в заоблачный кишлак, рейсовый райцентра хотя бы раз в неделю и рация, с которой умеет обращаться будущий учитель и по которой можно понятно, утопия, а вот вертолет было из бы вызвать врача, приблизили бы затерянный мир Ягноба к миру значительно цивилизованному. Если, конеч¬ поймать музыку по транзистор¬ но, можно назвать его таковым ному приемнику, но тот издает после всего, что произошло лишь усталые хрипы с древним народом. Ведь людям, на которых лежит ответствен¬ ность за содеянное, нет дела до того, что вековые чаяния о свободе и счастье начинаются с самого простого и самого главного, без чего, как многокра¬ тно доказала история, не может быть ни свободы, ни счастья,—с права владеть клочком земли, который обрабатывали твои предки, который кормит тебя и твоих детей, и домом, в котором родились и умерли твои родители и который ты хочешь оставить — протек¬ ли севшие батарейки. Других нет. В этот миг я со всей пронзительной отчетливостью понимаю, как близко связан судьбой с этими людьми, живущими в совсем ином, казалось бы, мире, немыслимо далеком от столицы. Ведь если рассудить строго, то чем, собственно, мой паспорт со штампом прописки особо — ...Еще одна ночь опускается на уснувший кишлак. Высвобож¬ денный из хора дневных звуков, мощно доносится откуда-то может, кощунственности срав¬ нения наших судеб мы почти во сне бывший «переселенец» Хидоятулло Атовуллоев. За стенкой надрывно плачет его Вечер настраивает мысли. Саидмурад Не исключено даже, что для него они воплотятся в реалии пытается при суровом, но мудром царе Дарии они приносили казне 300 талантов. ми снизу, из-под горы, рокот Ягноба. Беспокойно ворочается равны с Хидоятулло по части воплощения «вековых чаяний». на грустные увозили с земли предков, а просто взимали с них налог, как это уже бывало с согдийца- отличается от их переселенчес¬ ких билетов? И при всей, быть век—лишь пыль на ветру. своим детям. Без этого чело¬ много раньше. Ведь в Псконе живут единой надеждой на то, чтобы горстку оставшихся ягнобцев никуда больше не четырехмесячная внучка. Согдийская страница «Истории» Геродота еще не закрыта.
Чтоб свеча не угасла... 206 Байдарам не Когда нужен причал боев сохранилось множество уникальных ремесел, связан¬ ных с добычей и обработкой после месячного отсут¬ Москву с Чукотского побережья, мой ласковый спаниель вдруг взды¬ ствия я вернулся в моржа, сооружением легких байдар, шитьем одежды, от¬ нюдь не менее интересных, чем резьба по кости, и практически бил загривок и грозно зарычал на меня. Обувь, одежда ис¬ точали дух неведомого и страш¬ неизвестных за пределами это¬ го маленького сообщества. Нет, я вовсе не охладел к прекрас¬ ного зверя, которым я, кажется, насквозь пропитался у морских зверобоев в эскимосских по¬ селках. ным произведениям косторе¬ Побывать на Чукотке у знаме¬ нитых мастеров резьбы и грави¬ ровки по моржовой кости было зов, скорее, наоборот, проникся к ним особым уважением и сим¬ льхыном—стальным когот¬ моей давней мечтой. Уэлен оставался единственным из ком— на моржовом клыке. Узким клином, как моржовый известных центров художест¬ венных промыслов нашей стра¬ ны, с которым мне все не странство Берингова пролива этот самый северный, самый удавалось познакомиться. Да¬ же в век авиации путешествие на край света с несколькими пересадками отнюдь не так просто. Как мне рассказали бухте Провидения, здешний аэропорт держит абсолютный рекорд по продолжительности в клык, выдается в ледяное про¬ крайний оплот российских худо¬ жеств, отгороженный от мира пургой и туманами. В последние годы искусство резьбы по моржовой кости перестало быть монополией Уэлена: появились мастера в поселках Провидения, Лав¬ патией. Просто они перешли для меня в какое-то другое измерение, в иную плоскость, перестали быть самоцелью, как это нередко случалось и при других моих встречах с народ¬ ным искусством. Лучше всего эскимосские тра¬ диции сохранились в наши дни в поселке Сиреники на берегу Берингова моря. Его лирично звучащее по-русски название вроде московских Черему¬ — шек—никак не вязалось с го¬ шесть дней! И вот наконец я вижу в гравировальном цехе рентия, Сиреники. Я побывал во многих поселениях и, чем боль¬ лыми холодными холмами чу¬ котской тундры и еще менее ше знакомился с жизнью эски¬ с уэленской косторезной мастер¬ ской, как молчаливые худож¬ мосов, тем яснее понимал, что мало рассказать лишь о том, свежеснятых моржовых шкур, ницы— в лучшем случае от¬ ветят «да» или «нет» рисуют как моржовый клык превраща¬ ется в руках художников в из¬ деревянных рамах и каркасах моржовую охоту острым вагы- ящную поделку. В быту зверо¬ ками китовых и моржовых туш, нелетной погоды — пятьдесят — — резким запахом ворвани, растянутых для просушки на байдар, с окровавленными кус¬
Байдарам не нужен причал раскиданных по всему темному, липкому от крови животных висела от добычи морского зве¬ ря. И сегодня их благополучие, берегу, с неубранными гниющи¬ ми остатками, притягивающими сохранение самобытности и са¬ приторным запахом, как рои мух, стаи чаек. Зрелище не для слабонервных и впечатлительных, могущее вызвать протест и даже от¬ вращение, если воспринимать увиденное без поправки на местные традиции, уходящие корнями в тысячелетия. Жизнь эскимосов—самого северного мосознания, национальной культуры, ремесел в огромной степени связаны с охотой на кита, моржа и тюленя. «Оленьего мяса поешь—через пять минут опять есть хочется, а от моржового супа сыт надол¬ го, и силы будут»,—сказал мне Дмитрий Исаков, моторист с байдары, где старшим его брат Олег и на борт которой 207 Любимейшее лакомство эски¬ розоватый китовый подкожный жир вместе с по¬ лоской черной лоснящейся мосов— кожи — мантак. В день моего Сиреники китобойная шхуна отбуксировала к берегу две туши серых китов, и весь приезда в поселок, исключая разве что детей, высыпал на берег рой— ведрами, сумками, по¬ грудных с острыми ножами и та¬ лиэтиленовыми пакетами—за мантаком. Похожими на але¬ народа, одного из древ¬ нейших на территории России,— я был вписан в судовую роль, то есть в бортовой журнал, да¬ барды испокон веку полностью за¬ ющий право забравшись в мире на выход в море. тесаками на полуто¬ раметровых древках охотники, на двадцатитонную
Чтоб свеча не угасла... 208 тушу, сноровисто надрезали кожу вокруг огромной головы, края ее подцепили стальным тросом к бульдозеру, тот по¬ тянул— и широкая полоса кожи со слоем жира толщиной в ла¬ донь с громким треском рву¬ сухожилий поползла, щихся слезая валиком, как толстый поролон, и обнажая под собой красное мясо великана. От этой полосы и краев оста¬ вшейся на туше кожи люди отрезали большие куски и скла¬ дывали в сумки: совхоз, которо¬ му кит обошелся в несколько тысяч телям рублей, разрешает жи¬ брать мантак для со¬ бственных Жир нужд бесплатно. потом вытопят в специаль¬ ном цехе, где работают только — «жиротопщицы», а мясо пойдет на фарш для женщины совхозной песцовой фермы в семьсот зверьков. Не знаю, как согласуется такое его упот¬ ребление, как, впрочем, и мор¬ жового мяса, с международ¬ ными конвенциями об охране редких морских млекопитаю¬ щих, разрешающими забой лишь для нужд коренных жи¬ телей, но и эскимосский берег спустя, на моржовой охоте, меня угостили тем же блюдом, только мелко-мелко нарезан¬ ным и приправленным... гру¬ зинской аджикой, и оно показа¬ лось мне недурным. Впрочем, и тогда, на берегу, рядом с кровавой тушей, де¬ густация, к моему удивлению, не потребовала от меня какихлибо особых усилий. Эта не¬ мыслимая месте в любом другом первобытность здесь, среди эскимосов, выглядела естественно. Как, впрочем, вая среди льдов на небольших остойчивых и маневренных судах, которые легко вытащить при надобности на берег или ледовый припай. На Чукотском полуострове и в районе Берин¬ гова пролива предки нынешних эскимосов появились несколь¬ ко тысячелетий назад. Ныне здесь живет одна из двух основ¬ ных общностей этого народа, называющая себя «юпик», или сибирская общность. Между чукотскими и аляскинс¬ азиатская, кими эскимосами всегда суще¬ без разделки туши кита во многом потерял бы и обеднил жизнь его обитателей. Вместе вполне уживались с новейшими моторами «Ямаха». «Судзуки», ствовали самые тесные род¬ «Джонсон», «Эвинруд» (оте¬ говые связи, прерванные уста¬ с запахом китовой туши и кусоч¬ ком мантака, облизанным мате¬ рью, чтобы очистить его от чественные не выдерживают новлением и нескольких недель власти и песка и мелких камней, эски¬ мосские дети впитывают древ¬ нюю культуру своего народа и его промысловые традиции. Небольшой кусочек мантака, следуя общему примеру, от¬ резал и я. Жир жевался легко, а кожа казалась резиновой, эксплуатации) дары, здешней кожаные бай¬ дошедшие до наших дней из глубочайшей дали времен и на века пережившие суда викингов и исландские кочи. На карте Арктики исторические родственные им и нынешние эскимосские посе¬ ления тянутся тысячекиломет¬ ственные, хозяйственные, тор¬ здесь Советской строжайшего погра¬ ничного режима. В наши дни этот искусственный барьер, похоже, начинает постепенно разрушаться: в августе 1989 го¬ да в Вашингтоне заключено межправительственное согла¬ шение о взаимных поездках жителей Чукотки и Аляски, которое существенно облегчит контакты. Но, не дожидаясь ровой цепочкой от Чукотки до Гренландии. Этот народ, созда¬ этого соглашения, здесь устра¬ подберезовика. Вкус передать трудно. Навер¬ вший удивительную культуру морских кочевников и зверобо¬ лыжные экспедиции, методами ное, таким было бы несоленое ев, осваивал Арктическое побе¬ режье и острова, отважно пла¬ народной дипломатии наводя разрушенные мосты. Одна из хотя трубчатой структурой месте разреза походила на на споры старого свиное сало. Несколько дней ивали поездки на байдарах,
Байдарам байдарах, доброго божества Пелихена, при мне вернулась в Сиреники с гостями таких экспедиций на названная по имени с Аляски и острова Св. Ла¬ врентия. Уверен, что нашлось бы дело и для археологов, изучающих связи континентов. Не раскопано до сих пор ни одно эскимосское поселение Чукотки. Между тем десятиметровый обрыв, на кото¬ ром находится в Сирениках рабочее помещение бригады зверобоев, где хранятся моторы, роба, оружие, состоит практичес¬ ки целиком из китовых костей. Скелет у огромной самого головы лежит подножия холма, вылезая на дорогу. Тысячи лет этому нетронутому культурному слою, наверняка хранящему редчайшие Когда эскимосские древно¬ сти. я с изумлением обнаружил по соседству со столовой изъеденные временем и посеревшие челюсти грен¬ ландского кита, на которых было развешано для просушки детское белье, и поинтересовался, давно ли они тут врыты, то получил вполне серьезный ответ: «Навер¬ ное, пару тысяч лет назад». Расположено селение на про¬ дуваемом всеми ветрами бере¬ не нужен причал гу с постоянным свежим морс¬ ким накатом, в который не каждый рискнет выводить бай¬ дару в море. На вопрос: «Пой¬ дете завтра в море?» —вам 209 через низкий борт, чтобы вес¬ лами толкаться дальше, и уже на открытой воде, опустив в ко¬ лодец семидесятикилограммо¬ вый мотор, завести его, удер¬ неизменно ответят: «Если будет рабочий берег». «Рабочий бе¬ живая рег»— это когда волна позво¬ ляет выйти в море хотя бы на сил, задрав лодке нос, выйти пределе возможного. Тяжелые деревянные вельботы в хоро¬ ствию в ший накат непригодны: их не удержать и двум командам лодку против волны, и мощью сорока лошадиных благодаря отсут¬ Сирениках закрытой в океан. Лишь бухты или дожить до причала наших сумело дней это — реликтовое судно. Бывает, разобьет о камни. И только байдару можно вытолк¬ нуть в пену прибоя и на ходу, по сок дальних штормов или волна колено в воде, запрыгнуть в нее может быть и не сильна, но легкую гонит что океан неделями большую волну—отголо¬
Чтоб свеча не угасла... 210 слишком часта: тогда раненого моржа легко потерять в этой ряби. В непогоду народ тоже не сидит тут сложа руки. Пока океан катил огромные волны байдары были предусмот¬ рительно вытащены на высокий бугор, бульдозер собирал по берегу остатки мяса, валяющи¬ и еся моржовые шкуры, крюками подцеплял и отвозил в конец бухты, на «кладбище». Зверо¬ бои латали байдары, обтяги¬ вали каркасы новыми шкурами. Сделать байдару — это целая особая наука или, если хотите, искусство, которое сохранилось Сирениках. Деревянный каркас с килем из цельного бруса стягивается лишь в ремнями из китовой кожи, а натянутые на него моржовые жилами, шкуры сшиваются (одятся только шкуры крупных «шишкарей» — взрос¬ лых самцов—она слишком груба и раньше шла на шли¬ моржих, у фовальные доски. Снятую шку¬ ру «раскалывают», то есть острым ножом расслаивают надвое, оставляя шов. Этим искусством владеют в поселке только пятеро. Я видел, как это делал Иосиф Инмугье. Отделив предварительно легко отходящий волосяной слой и надрезав расстеленную шкуру у самого края закругленным резаком, он сантиметр за сан¬ тиметром маленькими надре¬ зами «колол» влажную бе¬ ловато-розовую шкуру, похо¬ жую на раскатанное тесто. Каждая из сторон была то¬ лщиной миллиметра три-че¬ тыре, и ничтожная ошибка в движении грозила прорезом. За рабочий день Инмугье «рас¬ колол» две шкуры именно — столько идет на байдару. Одну из них натянули на нос бай¬ дары, вторую —на раму, про¬ сыхать. Байдара сшивается из двух «расколотых» шкур, причем Разделка моржа— на нос идет мокрая, а на зрелище не для слабонервных — корму шенная для предварительно просу¬ и затем уже смоченная эластичности. стояла дождливая здешним понятиям Все лето даже по погода, и шкуры не сохли. Только с при- Байдары теперь делают только в Сирениках
Байдарам не нужен причал 211
Чтоб свеча не угасла... ходом сентября 212 вышло солнце, дней бара¬ и шкуры спустя несколько звенели при ударе, как бан. Кстати, именно так прове¬ ряется и готовность байдары выходу в море—ударом вес¬ ла. Звенит—значит, высохла, к и можно отправляться. Словом, дел на берегу охотнику хватает. Да и добытых живо¬ тных нужно переработать. На берегу в Сирениках недостроенный цех по переработке китов и моржей, самом стоит но никто не знает, когда он будет готов. А пока продукты охоты используются не более чем наполовину. Если учесть еще треть потерь животных при охоте, то в дело идет в лучшем случае один морж из трех убитых. Другое древнее ремес¬ ло охотников на морского зве¬ ря— искусство выделки высу¬ шенных моржовых кишок, из которых раньше они шили себе легчайшие и непромокаемые непродуваемые плащи-накид¬ ки. На мое счастье, пожилая Анкана, бабушка Олега Исако¬ ва, как раз «справляла» такой плащ с капюшоном для своего любимого внука. Работа эта очень трудоемкая, с выделкой тут приличный накат, вынужден был встать на якорь в трехстах метрах от берега. А ночью Бабушка Анкана шьет плащ из моржовых кишок с океана волна, бои, чтобы сэкономить время и горючее, обычно не выходят дозорный на берегу, высматривающий мор¬ жей в бинокль, не даст знак. Тогда вслед животным устре¬ мляется сирениковская флоти¬ в море, пока лия. Несколькими лодками охо¬ титься значительно проще и ра¬ циональнее, поскольку в один¬ очку настигнуть моржа не так она занимает около месяца. легко: нырнув, он может нахо¬ Крепкими черными нитками бабушка Анкана сшивала ян¬ диться под тарного цвета полосы этого редкостного ныне материала. ...Легкая остойчивая байдара, которую четверо вытаскивают на берег, при спокойном море может взять на борт человек двадцать или две тонны груза. Обычный же экипаж на охоте: капитан, он же рулевой, мото¬ рист, гарпунер и стрелок или два. С начала июля и до конца сентября моржи, снявшись с ле¬ жбища на косе Руддера, миг¬ рируют с юга на север, проходя районе Сиреников вдоль самого берега. Поэтому зверов минут водой до двенадцати и вынырнуть на расстоя¬ нии километра в самом неожи¬ данном направлении. Наконец «рабочий берег» по¬ зволил зверобоям выйти на охоту. В последнюю минуту команду Исаковых руководство совхоза по каким-то срочным делам решило отправить на вельботе в районный центр — Провидения. Я успел переоформить документы на байдару опытного зверобоя Андрея Анкалина, и, как потом поселок выяснилось, хорошо сделал. Олег Исаков, вернувшись в Си¬ реники лишь вечером и застав и пошла с штормовая берега помочь товарищу уже никто не мог. Андрей Анкалин предпринял отчаянную попытку вывести байдару, но ее тут же выбросило ревущей волной. Лишь днем был вызван катер, который и отбуксировал ве¬ льбот обратно в бухту Про¬ видения. Отправляться в море с открыто¬ го берега совсем не то, что от причала в закрытой бухте или гавани. Нужно спустить лодку На рассвете к кромке прибоя, принести мотор, канистры с бензином, весла, снасти, оружие и множе¬ ство другого снаряжения. Обы¬ чно это занимало не менее часа. Сейчас охотники торопи¬ лись: высматривавший моржей Андрей Тальпугье, сам в про¬ шлом опытный зверобой, насчи¬ тал в воде четырех моржей, и нужно было спешить, чтобы не отпустить их далеко: вдоль берега здесь проходит доволь¬ но сильное течение. Общими усилиями четырех команд вы¬ катили байдары на «пых-пыхах» — надутых нерпичьих шку¬
Байдарам рах-поплавках, которые подка¬ тывают под днище, чтобы не пропороть шкуру о камни. Поки¬ дав в них амуницию, вытолкнули лодки взревев зверобои в море, и те, моторами, устремились в погоню. Мощный «Ямаха» задирает нос байдаре, из-за бортов легкой и из моторного колодца на меня летяг ледяные брызги. Мокро и под ногами, там плещется вода, поступающая через не¬ большую течь в шкуре, которую не успели, а может быть, и по¬ заделать перед выхо¬ дом. Позади меня, на руле,— Андрей Анкалин. Он учит сту¬ ленились пать не по днищу, а только по шпангоутам. Это понятно и без пояснений. Впереди, спиной ко мне, управляет мотором его Владимир Алексеев. На следующей лавке, по-морскому—банке, брат капитана Ни¬ колай Гальгаугье, на носу племянник Сергей Схаугье зять — — стрелок. Как и в старину, се¬ мейный экипаж. Карабин есть и у Андрея, он лежит вдоль борта под рукой, и, когда нуж¬ но, рулевой тоже пускает его в дело. По правому борту у Сер¬ гея и Николая приготовлены металлические гарпуны длинных древках. свернутыми на Крепкими, в кольца линями соединены с большими яркими пластиковыми шарамиони поплавками и «пых-пыхами». Древнейшее изобретение эски¬ мосов—поворотный гарпун, якорем раскрывающийся под кожей животного. Умело бро¬ шенный, он служит гарантией успешной охоты. Байдары стремительно уходили веером от берега, ища удачи. Все всматривались в море, в направлении возможного моржей. Но вот одна заложив крутой ви¬ появления из лодок, раж, резко ушла мористее. В ту не нужен причал 213
Чтоб свеча не угасла... же секунду оттуда грохнул выстрел, за ним из обоих другой, а вслед стволов бабахнули и соседи. Строго говоря, по неписаным правилам моржовой охоты зве¬ ря следует догнать, загарпунить и лишь после этого стрелять в него, так как, убитый, он камнем идет ко дну. В реаль¬ ности же происходит, как ока¬ залось, все наоборот. В зверя палят все, как только он выны¬ ривает на поверхность, стара¬ ясь ранить, а затем уже устре¬ мляются к нему, чтобы добить. Понятно, что прицельная стре¬ льба со скачущей по волнам лодки сильно затруднена, поэтому-то при такой охоте и то¬ каждый третий морж. А ведь еще недавно отношение нет к промыслу было совсем иным. Чтобы не отпугивать моржа, старались не появляться берегу на яркой одежде, кидать в море камни, сорить на берегу. Считалось, что добытый зверь—это гость охотника, который затем снова уходит в море. Верили, что удачливому зверобою помогает Морская Старуха, а ветрами управляет Старуха Небесная. По случаю в добычи кита устраивали риту¬ альный праздник его встречи и проводов. Китовые праздники стали в последние годы вос¬ станавливать, но теперь это скорее представления художе¬ ственной самодеятельности. Ни о каком благоговении перед китом и природой, пославшей охотникам такой щедрый дар, нет и речи. Во время разделки китовой туши дети весело пина¬ ли ногами неродившегося ки¬ тенка, которого охотники по их просьбе вырезали из капсулы материнской плаценты. Я далек от мысли упрекать их в бесчув¬ ственности—души детей на¬ правляют взрослые. 214
Байдарам не нужен причал 215 был на уроках в Сирениковской школе. Окончив ее, ребята головой, байдара с ходу налете¬ ла на израненного зверя, и мы пошли на малых смогут, наверное, что-то ска¬ зать о Пушкине и Шолохове, но и в упор пущенный гарпун поразил моржа. Древко тут же и моржам. никто не расскажет эскимос¬ всплыло, а линь стремительно и Я ский миф про Ворона народное предание или о помога¬ ушел под воду, потянув байдары два собой из за поплав¬ мы Видимо, убитого береговой гальке моржа с вырублен¬ мертвого рем. Но теперь ему было не и потерянного кем-то из охотников зверя вы¬ они всплы¬ бросило на берег уйти. Как вают примерно через сутки,— и надолго нырнул только морж снова — всплыл, близкий выстрел в го¬ нашедший лову положил конец охоте. ценной мор¬ жовой костью. Едва мы впятером вытянули байдару на берег, чтобы оттуда вести наблюдение, наш капитан закричал: «Морж! Здоровый!» Я оглянулся на крик и в сотне метров от берега увидел боль¬ где за какие-то два десятка лет на месте полян цветущих рома¬ шек, зарослей голубики и чи¬ стейших озерков выросли ог¬ якоре, лодки вновь груды ржаво¬ огромный каменный перст, ными, как оказалось, клыками. литров Точнее, и Сиреников обогнув выступающий в море мыс, а за ним указующий в небо Миновав траверз ста ка. с родными Сирениками —поэскимосски Долиной Солнца,— ромные свалки го железа. оборотах течению поплавок емкостью не менее в воду вслед за раненым зве¬ и ее неродившимся китенком, который при¬ вез на их берег чужой корабль на корм песцам. Или даже навстречу заметили на соединится в их сознании с ма¬ терью-китихой юг, Попался, видно, матерый шишкарь, так как красный добрым охотникам Морс¬ кой Старухе. И потому образ Родины со школьных плакатов и из зазубренных песен едва ли вшей на Оставив в охота только началась. добычу погоню. Все на плавучем бросались повторялось, включая и невезение нашей Ведь убитый морж идет в зачет той байдаре, с ко¬ торой брошен решающий гар¬ пун. Помощь остальных—лишь команды. не упустил возмож¬ ности разжиться дело охотничьей солидарности. шую усатую морду, выпуска¬ вшую фонтан брызг. В спешке побросали вещи в лодку, сдви¬ Семейная байдара Тыпыхкаков, угадав его путь под водой, За каких-то полчаса все четыре нули ее оказалась в нужный момент в нужном месте. Едва тот пока¬ ливые команды поплыли соби¬ зался над водой, охотники за¬ хлопали по воде резиновыми ее ...Первого моржа добыли после пяти или шести его ныряний. пластинами, имитируя звуки грозы морей —косатки, морж вскинулся над волнами усатой моржа были добыты, три удач¬ добычу, чтобы доставить на берег и освежевать. рать В море осталась одна наша байдара. В киломере от берега Андрей Анкалин поставил руль параллельно береговой линии, в воду и помчались вдогонку. В этот момент пока¬ залась выплывавшая из-за ска¬ байдара, вернувшаяся из Сиреников. Это было просто несправедливо: наш кровный, лы можно сказать, морж навер¬ няка удирал сейчас под в их водой сторону. Действительно,
Чтоб свеча не угасла... всплыл он далеко от нас в от¬ крытом море, и тут же ухнули выстрелы. Им не хватило какихто мгновений, чтобы загарпу¬ нить уходящее под воду тело огромного шишкаря. Слой воды ослабил силу удара, гарпун лишь скользнул по твердой шкуре, и морж утонул, увеличив собой число напрасно погуб¬ ленных животных. Моржи больше не появлялись, охотники развели примус, вски¬ пятили чай, и мы перекусили мантаком с хлебом. Море уба¬ юкивало, охотничья лихорадка постепенно проходила, и вна¬ чале наш моторист, а за ним и гарпунер размотали леску, 216 Когда Алексей в очередной раз закинул удочку, мы с капитаном «Да, конечно, нехорошо, не надо бы, особенно беременных почему-то одновременно взгля¬ нули за корму и увидели в деся¬ ти метрах от лодки всплывшего самок—они моржа. Судорожно смотав лес¬ ку и забыв про ершей, кинулись заводить мотор. Анкалин успел сделаем,—ответил капитан.— выстрелить пару раз, и я видел, как пуля дважды ударила в во¬ ду. Морж нырнул, а на выстрелы к нам устремилась вторая бай¬ Два стрелка в характерно¬ го профиля аляскинских фураж¬ ках, стоящие на носу с караби¬ дара. нами, чеканно выделялись на фоне неба, угрожая сегодня последней закатного лишить нас возможности добыть зверя. Обстре¬ идут. как раз сейчас Да ведь моржа-то мы стало, с ними мало план не А с судов их вон бьют прямо на лежках. Больше потопят, да сами моржи своих с испугу передавят. А кроме того, зверь берегом идти боится, берега—ухо¬ дит далеко в море, а там нам его не добыть». Мне трудно было ему возразить. теперь отогнали его от В самом деле, над моржовым стадом, численность которого в Беринговом море давно не внушала, казалось бы, опасе¬ Так куску блесны, по свинцовой трубы на гру¬ ляв еще дважды показавшего¬ ний, вновь нависла серьезная опасность. Такое уже бывало. зила и Хищническое прицепили к ней оно и получилось. по ся моржа, мы потеряли его из разным виду, как и предыдущего. Тем¬ лег на бортам. Когда груз грунт—глубина была нело, и закинули удочки около двадцати пяти метров,— рыболовы леску, и начали подергивать вскоре у Алексея клюнуло. Он вытянул огромного и страшного тихоокеанского ерша с головой уродливой костяной и острыми ядовитыми шипами. Через полчаса на дне лодки уже плавал пяток ершей, что вполне для хорошей ухи. достаточно Андрей направил бай¬ дару сторону поселка. «Небольшой был моржонок»,— в обронил он, как бы оправдывая неудачу. «А стоит ли вообще таких убивать?»—спросил я, пользуясь, как мне показалось, прозвучавшей в его словах ноткой, пожалуй, впервые промелькнувшим человеческой зверобоя сочувствием объекту охоты. в устах к истребление морскими зверобойными суда¬ ми в пятидесятых годах привело к катастрофическому сокраще¬ нию поголовья. В 1964 году сирениковские охотники сумели добыть за год всего двадцать особей. Только полный запрет на промышленную добычу мор¬ жа мог восстановить его стадо, и в первой половине восьмиде¬ добывал уже более четырехсот зверей в год. сятых годов совхоз Однако в самые последние годы
Байдарам ситуация вновь резко ухудши¬ лась. Добыча, а вместе с ней и заработки зверобоев сократи¬ лись в два с половиной раза. Плавная причина этого, как считают и сами охотники, и охо¬ товеды,—это начатый с 1980 года так называемый опытно¬ экспериментальный судовой промысел моржа в Беринговом море судами Магаданрыбпрома и Сахалинрыбпрома. Министер¬ ство рыбного хозяйства СССР, которому подчинены обе эти не нужен причал раннюю проводку судов в ме¬ размножения животных, то нетрудно предсказать, к чему было добыто с анкалинской байдары. Самого Андрея дирек¬ тор отпустил в тундру с приеха¬ это очень скоро приведет. По подсчетам начальника Чукотс¬ вшим погостить родственником с Аляски, и за капитана был его брат Николай. На обратном пути у самого берега, против птичье¬ и стах кой контрольно-наблюдатель¬ ной службы Николая Мымрина, моржовое стадо на лежбищах Анадырского залива за какието год-два сократилось с пяти¬ десяти тысяч до одиннадцати. Очевидны и социальные после¬ дствия такого «эксперимента», поставленного союзными ведо¬ организации, извратив смысл мствами над природой принятого тогда постановления, дами Чукотского побережья: разрешавшего промысел або¬ потеря работы, разочарование, пьянство. С этим и сегодня уже ригенным народам, вновь нача¬ ло истребление моржа, подры¬ вая саму основу существования эскимосов и береговых чукчей. Если в 1982 году судами Минрыбпрома был добыт 671 морж, то в 1986 году уже 1943, а в 1987 году—почти две с половиной тысячи зверей, или более ше¬ стидесяти процентов их добычи общей в регионе. И это при небо птиц, пов моржей. В этот вечер первый снег. в сопках выпал Горячим чаем купленный накануне прекрас¬ ной работы гравированный мор¬ жовый клык со сценой моржо¬ вой охоты. Он теперь вызвал и китовой крови. Следующего «рабочего берега» пришлось ждать долго. Морская Старуха не благоволила мне. Кто-то сильно прогневил ее. Мы вы¬ шли в море только на восьмой ленького моржонка. этому регу¬ лярное беспокойство моржей низко летящими самолетами в добро мне улыбнулся. Мне было не по себе от кровавого бульканья и предсмертных хри¬ и меня к запахам моржовых шкур девять к наро¬ чи поднявшихся я отогревался после целого дня, и потери особенно велики! прибавить и го базара, он зачем-то по-маль¬ чишески, из озорства пальнул дробью в безобидную плыву¬ щую птаху, переполошив тыся¬ дело обстоит весьма серьезно. ...В сумерках наша байдара причалила к берегу, возвращая варварском способе отстрела на ледовых лежбищах, когда фактор беспокойства животных Если 217 день и вместе охотившимся с моржей, с Исаковым, вельбота, взяли не считая ма¬ Четыре проведенного в холодном океа¬ не. На столе передо мной лежал у меня смешанные чувства...
Чтоб свеча не угасла... 218 Какого цвета яранга? «Покрой зимней одежды чукчей удивительно приспособлен для тамошней суровой зимы. Поэто¬ му он распространен Где по дощатым настилам, где взбираясь на деревянные коро¬ ба, в которые укрыты идущие по поверхности вечной мерз¬ среди Северо-Восточ¬ ной Азии»— писал около ста лет назад лучший знаток Чукот¬ ки, российский этнограф Влади¬ мир Германович Богораз. То же лоты самое можно сказать и о поход¬ с мощным электрическим при¬ ном жилище оленеводов—яра¬ водом—обычной нге. И одежду, и дом, не говоря ру не прошьешь. В уже о пище, дает им олень, нате, где начинался технологи¬ трубы, я добрался до мастерской. Она оказалась многих племен и народное искусство выделки меха и кожи здесь не красивое дополнение к обыденной жиз¬ ни, а суровая жизненная необ¬ ходимость. Ведь телогрейке в какой-нибудь по зимней тундре долго не проходишь. большой, с несколькими поме¬ щениями, оснащенной специ¬ альными швейными машинами в разгар весны. Приход мая ее не украшает северные посел¬ ки. На улицах разливаются непроходимые лужи с развода¬ — ми мазута. Обнажаются горы пустых консервных банок, бито¬ го бутылочного стекла и проче¬ оленью шку¬ одной ком¬ ческий цикл, металлическими скребками, закрепленными по центру двуручной деревянной рукояти, чукчанки счищали со шкур остатки мяса и жира. Их движения очень напоминали Как же, есть у нас своя совхозная мастерская, и шкуры выделываем, и меховую одеж¬ го мусора, накопившегося ду наши женщины там шьют, зации, жители привычно кидают работу прачки на стиральной доске. В другой комнате кроили уже выделанные шкуры. При матерях тут же были и дети. Подоспело время перерыва, все это за окно, чтобы летом, на меня пригласили к столу, напо¬ субботниках, провести уборку территории. Вместе с отживши¬ очень раскованно рассказывая — загляните, рады будем,—сказа¬ ли мне в поселке Канчалан, расположенном километрах в восьмидесяти, если считать по прямой, через тундру, от чу¬ котской столицы Анадыря. Сюда, на центральную усадьбу совхоза «Канчаланский», где, как посоветовали этнографы, можно еще увидеть чукотские традиции, я попал в конце в сне¬ гу за долгую полярную зиму. Не имея иных возможностей утили¬ ми лозунгами про свое производство. Работа¬ облупленных ет мастерская только на своих, выцветшими и призывами на домах все это выглядело на редкость уныло и но в пасмурные или чаем, весело, с шутками, убого, особен¬ дни, когда совхозных, обеспечивая теплой одеждой, людей за которую потом из зарплаты вычитается низкие тяжелые облака соеди¬ себестоимость. Шьют полный нялись с просевшим снегом, набор чукотской национальной одежды: кухлянку почти до покрытым копотью котельных.
Какого цвета яранга? 219 до работников Канчаланского Дома культуры—считают своей первейшей заботой и правом колен, с широким воротом без В поселке никого в меховой капюшона, штаны ворсом книзу, одежде чтобы не приставал снег, на вым вкладышем, на голову— уже не сезон, хотя тундра еще в снегу, но скорее всего пред¬ назначалась она для стойбищ. малахай. На складе готовой Здесь продукции мне показали ворох по-городскому, поцивильнее, ющему их собственным пред¬ ставлениям об оной. готовых комплектов. Все «покультурнее». Молодой но, но немного «Культура» ноги — мягкие сапожки с мехо¬ доброт¬ грубовато, жест¬ я не видел — возможно, же старались выглядеть — пожалуй, одно ковато, без изящества, с кото¬ из самых любимых здесь слов, рым шили себе раньше сами. когда речь заходит об або¬ Все, Ведь меховую одежду надевают ригенах. на голое тело, и она не должна велось встречаться,—от пар¬ просторной кухлянке, втянув внутрь голову тийных и советских руково¬ и руки, чукча может спокойно ного округа, огромного края раздражать кожу. В спать в любой мороз и пургу. с кем мне до¬ дителей Чукотского в полторы автоном¬ Франции величиной, подтягивать «отсталых» чукчей к уровню культуры, отвеча¬ энергичный ди¬ Владимир Ви¬ ректор кторович Малов, заядлый ры¬ болов и охотник, угощал меня и совхоза дома только что выловленными деликатесными хариусами, его жена Нина Георгиевна, пред¬ седатель сельского Совета Канчалана, то есть глава местной власти здесь,
Чтоб свеча не угасла... и при этом радушная хозяйка и 220 Стремление это отнюдь не ново. Оно базируется еще на оленей совершали извечный концепциях двадцатых—три¬ ном пространстве вплоть до годовой кочевой цикл на огром¬ прекрасный кулинар, ставила на стол все новые блюда из рыбы, оленины и копченой дцатых годов, согласно кото¬ берегов Ледовитого свинины. За столом оказался рым предписывалось за счет Лишь в начале один гость из Москвы, конструктор облегченной яранги быстрого роста культуры народов обеспечить их скачок тивизация. из синтетической ткани, которую в социализм. свидетелей Малов решил внедрить в тундре История и уже успел заказать два экспе¬ кой тундры в советское время ный оленевод Александр Сер¬ геевич Гырголькау, еще и се¬ еще малых основания канчаланс- годов здесь началась коллек¬ Один и из ее активных участников, почет¬ риментальных образца по пять рублей каждый. По его глубокому убеждению, в таких восстановима сегодня еще по годня не стар тысяч рассказам старожилов. В тече¬ Живет он с женой и современных ярангах чукчам оставался в силу своей удален¬ будет и житься намного культурнее, чем удобнее в традицион¬ ных— из оленьих шкур. ние долгого времени этот ности кочевым: семьи район чукчей океана. пятидесятых и полон сил. взрослым сыном в чистой трехкомнатной квартире одного из лучших домов Канчалана. Есть телеви¬ стереомагнитофон. На вместе со своими стадами в ты¬ зор и сячу, две, а то и пять тысяч лето отправляется в тундру
Какого цвета яранга? -помогать молодым пастухам. На его парадном пиджаке висят медали и другие знаки отличия, в сарае стоят четыре собствен¬ «Буран» ных снегохода сто¬ имостью по две с половиной тысячи рублей каждый, а в от¬ Москву и другие пуск он ездит в города, чтобы части достать запасные к ним. Из-за их отсутствия парнем его в 1951 году вызвали в райком партии, выдали ви¬ нтовку и, как понимающего по- 221 и велел всем в идти село и гнать туда же оленей. Мне было неловко входить в ярангу русски, определили толмачом в состоявший из партийцев с оружием,— вспоминает Алек¬ и милиционеров военизиро¬ ванный отряд, проводивший оставил винтовку у входа. На¬ коллективизацию. Тогда же заложили и село Канчалан, винтовку в руки, поднял дулом куда сгоняли кочевников и где сандр Сергеевич,— и я как-то чальник выругал меня и, взяв полог. Многие крепкие хозяева бежали вместе со стадами обычно лишь одна машина, остальные он разбира¬ ет на детали. «Некоторые в по¬ они должны были жить скопом вместе с огромным колхозным многих посадили стадом реквизированных у еди¬ Самые неподатливые селке держат до семи «Бура¬ нов»,—чтобы ездил хоть один». Рассказ Гырголькау прост и бе¬ ноличников животных. умерли от чего-то, и их старшие «Приезжали сыновья—тоже. В колхозном зыскусен. Девятнадцатилетним маузером, заходил на ходу мы на стойбище, начальник отряда, поигрывая в яранги поймали, в горы, но всех их в тюрьму. тогда стаде начался падеж, и полови¬ ну его угнали на колбасную
Чтоб свеча не угасла... фабрику, остальных разбили на отдельные стада. Оленей тогда было много час. Да ведь больше, чем сей¬ и отношение к оле¬ ню было совсем другим. Олене¬ нельзя никак и появилась — погибнут. Тогда существующая ныне форма оленеводческих бригад в среднем по десять- одиннадцать человек. Сейчас их водство— наука очень тонкая. в совхозе тринадцать. В Один неверный водопой, и все стадо может погибнуть. А ночью оленям нельзя давать от — лежать, значит, пастуху спи, гоняй их до утра. не Теперь опытом, едва не потеряв всех оленей, коллективизаторы поняли, что если чукчей и можно заставить жить коммуной, то оленей до четырех каждой яранг. бригады шесть, подменой —восемь пастухов. составе С высокого берега реки Кан- чалан тундра открывалась бе¬ манящей бесконечностью. До ближайшего стойбища лой — сотня километров. Выручала санитарная авиация, и вот вертолет уже почти час летит над бесконечным про¬ Простран¬ образом каждой минутой странством тундры. Эти полтораста человек и есть ством, поразительным основа пирамиды, кормящая меняющимся всех многие спят». Наученные горьким В а с двух 222 остальных. В поселке насчитывается тысяча жителей, чукчей примерно одна треть, включая детей оленеводов в детском саду из которых и интернате. с полета, отнюдь не монохром¬ ным, а с богатой, изменчивой гаммой красок: лентами синего или коричневого льда змеились речки, янтарно блестели ные болотца, торфя¬ великаньими сле¬
Какого цвета яранга? дами на нестерпимо ярком снегу темнели пятна прошло¬ годней бурой травы. Наконец внизу показались первые при¬ знаки обитания человека — следы от нарт и три конуса яранг. Пилот заложил глубокий вираж, и минуту спустя я стоял под еще вращающимися лопа¬ стями вертолета, замерев от лись 223 и оттуда вышли дети. Проявив к пришельцам немного ин¬ над белыми шатрами яранг, будто вписанными сюда искусным пейзажистом, четкие тереса, они принялись играть геометрические порядки гусей и уток. Природа и человеческое старыми рогами, валяющимися в большом количестве на жилье предстали в редком единении и первозданности. земле, гоняться друг за другом, пытаясь накинуть на рога Яранги стояли на высоком восхищения открывшейся взору бугре, уже освободившемся от снега и похрустывавшем под ногами сухим бурым про¬ панорамой. Вокруг до горизон¬ та расстилалась ослепительно шлогодним мхом. Внутри их уже шла, видимо, какая-то белая тундра. На севере ее обрамляли голубоватые зубцы горной цепи. Туда, к побережью жизнь, охраняемая сонливыми собаками у входа, но наружу она пока не выбилась. Наконец Ледовитого океана, проноси¬ один из пологов приоткрылся, аркан. За ними возникли две молодые чукчанки и одна пожилая. Опятьтаки никак не прореагировав на пришельцев, они принялись разбирать ярангу. Оказалось, что бригада готовилась откоче¬ вать на летнюю стоянку. Прежде всего они сняли с нее огромные полотнища из множества сшитых
Чтоб свеча не угасла... 224 вместе оленьих шкур, соста¬ служившем жилищем всю до¬ вляющих гамму от цвета то¬ пленого молока до рыже-ко¬ лгую сиротливо лежали остатки не¬ чале установят центральную ричневого, затем принялись убранного скарба. Уже завтра ярангу вновь установят на летней стоянке. Прямо как в чукотской легенде, пове¬ ствующей о появлении первой треногу из длинных шестов яранги,—жившая сухого жилищу горизонтальные жерди на дугообразных распорках. Вся эта деревянная основа за на помощь. Тяжелые полотнища «Завтра яранга будет». Так и здесь, пусть не магичес¬ годы использования основате¬ льно прокоптилась в дыму яранги, а потому не гниет и слу¬ скатывали в рулоны, упако¬ ким словом, а точными движе¬ разбирать каркас из длинных деревянных жердей. Мужчиныпастухи были где-то далеко вместе со стадом, поэтому сопровождавший меня в по¬ ездке работник Канчаланского Дома культуры Аркадий Гиулькут, сам в прошлом опытный тундровик, пришел женщинам вывали их на нартах. какие-то полчаса на полярную зиму, лишь вместе с му¬ жем чукчанка Миты набрала мха, развела огонек, прикрыла его дерном и сказала: Через ниями месте, глазах поднимается гениальная сноровистых рук, на конструкция, отшлифованная опытом сотен поколений. Вна¬ — теврит. Затем восемь треног поменьше, в рост человека, поставят по периметру яранги. Сферическую форму придадут жит не одному поколению. Сжигают ее лишь в случае прерывания рода.
Какого цвета яранга? 225
Чтоб свеча не угасла... 226
Какого цвета яранга? 227 На каркас натянуты полотнища из а когда та износится, шкуры Все это я знал из книг, прочи¬ обработанных вновь возвращаются служить танных перед конечно, мне оленьих шкур — ретемы. Два на лето, четыре на зиму: два мехом внутрь, два засыпаемый снегом. наружу. Ретем состоит обметывается — из трех в ярангу — в самый нижний ряд, Край веревками сухожилий его из поездкой сюда, и, не терпелось заглянуть внутрь этого совер¬ шеннейшего творения прежде, чем напористый директор десятков шкур, сшитых несколь¬ оленьих кими ся камнями. хоза внедрит тут свое нейлоно¬ строгая закономерность и целе¬ Северные вое новшество с примусом. Во сообразность. Выделанная шкура первоначально вшивается во второй от земли ярус, на следу¬ ющий год ее переставляют в третий ряд, поближе к дымово¬ носились к кочевому жилищу ярусами. Во всем тут и закрепляет¬ жители всегда от¬ с почтением, почти боготворили обрядами, имитировавшими забой оленя, Чукотские боги услышали мою просьбу, и нас пригласили в ярангу на чай. Когда после ждалась особыми мокаемыми шкур шьют одежду, да из костного мозга оленей. Еще через год из брезентовых палатках. прокоптившихся и ставших непро¬ продымилась. многих местах оленеводы уже давно страдают в его: установка яранги сопрово¬ заклинаниями, освящением ме¬ ста семейными амулетами, при¬ готовлением ритуального блю¬ му отверстию, чтобы как следует сов¬ яркого света тундры глаза привыкли к полумраку и я про¬ тер запотевшие от тепла и дыма
Чтоб свеча не угасла... 228 очки, взору предстала пожилая зисторный приемник супружеская чета, которая, высунувшись по грудь из-под черкивали эту первозданность. нец,—и, наверное, это глав¬ Но какой контраст открылся ное—в полога ниспадающих шкур, возлежала на меховом ложе в этом затерянном в просторах природы тундры уюте и тепле яранги сутствия. Хозяин закурил после и попивала и вьющемся над костром дым¬ чая,блаженно затянулся, нащу¬ большого термоса. ке, в этих спокойных утренний чаек из Над костром грелся почерневший от копоти чайник, а довольно едкий сизый дым, уходивший наверх, к от¬ лишь под¬ благород¬ ных лицах,—контраст по срав¬ нению с жеством дикой серостью поселковой и убо¬ жизни. голышом спать вся семья, нако¬ чарующей гармонии и человеческого при¬ пал где-то в меховых складках бубен, и вот уже кажется, ритмичный шаманский зов да-то уносит меня вдаль верстию в конусе, по дороге коптил подвешенное к жердям Здесь была своя эстетика: и в изяще¬ реалий... ...Впереди был длинный багровое, уже порядком подвя¬ ленное оленье мясо. стве конструкции кий Вид жилища и его обитателей был абсолютно первобытным, и китайский термос или тран¬ во всем, несомненно, походного дома, и в его теплом меховом чреве, где, ний тел, обогревая внутрен¬ полог теплом собственных может в лютый мороз день. Ближе к что ку¬ от июньс¬ вечеру стойбищу оленей, чтобы ночью бригада пастухи пригонят к откочевала на летнюю стоянку, а пока Аркадий Гиулькут выпол-
Какого цвета яранга? 229
Чтоб свеча не угасла... 230
Какого цвета яранга? 231 нял свою культурную миссию, возложенную попутно на нашу горизонте темными движущи¬ совхоза приедет специальная мися точками на ярком снегу экспедицию: установил в появилось стадо. Вначале оле¬ бригада заготовителей. А пока по моей просьбе показали, как это делается. Пригнавшие ста¬ одной одной шеренгой, ступая из яранг привезенную кинопе¬ ни шли собрав¬ шимся членам бригады старые, царапанные ленты. Получилась «Красная яранга», как любят называть такую работу среди след местных жителей агитаторы здесь было около двух с поло¬ и культпросветчики. виной тысяч редвижку и показывал в след, затем стадо начало до пастухи вместе с мальчиш¬ выбранного расширяться и через какое-то ками отогнали время обтекло с двух сторон ца, с стойбище ему на рога аркан, повалили и заполнило, затопи¬ третьей сам¬ попытки накинули оленей были обломаны рога, бок, прижимая голову к земле. В несколько движений острой ножовкой старший пастух отпилил один рог—темно-коричневый, об¬ росший пушком и похожий на сом нам нажарили на сковород¬ и на их месте розовели зараста¬ камыш. ке в растительном масле целую вшие шишки. На днях наступит глаз вот-вот, казалось, выско¬ тарелку хрустящих лепешек, на сезон После обеда, к которому кроме чая, вкусного хлеба и полупроваренных оленьих ребер с мя¬ ло все пространство вокруг— голов. Вожаки несли на мохнатых шеях мед¬ ные колокольчики, у многих обрезки пантов, и из животное на чит из Обезумевший олений орбит. Кровоточившую
Чтоб свеча не угасла... 232 дезинфициру¬ ющим раствором, и отпущенный олень, вскочив на ноги, дикими лозьях, соединенных перекла¬ прыжками скрылся в стаде. ся Оленеводы ремешками из оленьих шкур. ные вместе, они служат защи¬ При быстрой езде той от непогоды. рану прижгли готовились к кочев¬ ке: паковали вещи, укладывали вставляются в углубления в по¬ динами. Все детали стягивают¬ в соединениях тонкими по жесткому пяти до семидесяти килограм¬ Двое нарт имели крытый кузов —в них перевозят маленьких детей, а составлен¬ мов груза. стойбище их на нарты. Часть нарт остава¬ неровному насту нарты могут Вечером лась на зимней стоянке. Своими скрипеть, стонать, но заложен¬ той задранными носами они чекан¬ ный в конструкцию небольшой размяк, и кочевка стала невоз¬ но выделялись на фоне темне¬ Наряду с кухлянкой и ярангой нарты—еще один конструктивный шедевр, со¬ зданный народным опытом мно¬ люфт вшего неба. ранит разных видов—легкие и быст¬ в тундру, к другим гих поколений. Выточенные из рые ездовые, потяжелее и по¬ к другим оленьих рогов или изогнутых грубее—грузовые: чукотский говорится в легенде, «завтра корней дугообразные олень может везти от сорока яранги копылья в сочленениях предох¬ их от поломки при стойбище были нарты самых лег гус¬ потеплело, снег можной. Уже затемно мы пере¬ ложили вещи в вездеход, Ударах. На на туман, подъехавший и он, тараня туман своим ревом, понес нас дальше бригадам, стойбищам. Вновь, как будут».
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ Потерянное и возрожденное: деревянные драночные птицы на Архангельщине и искусство азербайджанских вит¬ ражей, ростовская финифть и древнерусская глазу¬ рованная архитектурная керамика, расписные наборные потолки в все это Таджикистане надолго ушло в воспоминаниях, владимирский пастуший рожок— музейных экспозициях старинных зданий. А няшнюю жизнь. и из нашей жизни, оставшись лишь потом Вернулось вернулось и отделке вновь в сегод¬ великими трудами подвижников
Второе рождение 234 Птицы-небылицы Приехать в Волошку Я с раннего детства полюбил стоило уже красоту. Не мог мимо красивого для того лишь, чтобы увидеть Петухова. На русском Севе¬ ре красивая изба с резными дом дома пройти, увидеть его если приходилось какой-нибудь в наличниками, коньком над кры¬ деревне, шей— не редкость, но то все В детстве, которое пришлось на старина, дома от службы и не¬ конец и не полюбоваться. двадцатых —начало три¬ почернели, а тут сосна светится звонкой, солнечной дцатых годов, игрушек олифой, резной узор щедро пущен по крыльцу, окнам, баля¬ глиняные свистульки на погод же отсюда километров будет,—начал с полста он свой рассказ, шесть было деревень. Все муж¬ ся за его впечатляющим обли¬ чины в летнее время занима¬ в поселке строительный судьба хозяина в прода¬ было—только базаре, делали кому отец, кому дед. Я, сколько себя помню, делал себе игрушки лесорубов, не строят,—настоящей крестьянс¬ кой архитектуры. Словом, за¬ глядение, а не дом. Угадывает¬ тут, не и детям их синам—по всему тесу от фун¬ дамента до чердачного оконца. И дом-то сам, длинный, с хозяй¬ ственной половиной, каких уж почти поставив самовар и украшать—ромбиками, тре¬ усадив меня на диван погреться с до¬ роги.—У нас в Малой Шалге ком не только лись сельским талант, но и мой, да хозяйством, и летом сам. И тогда уже начал дере¬ вянные игрушки свои резьбой а зи¬ перед ярмар¬ угольниками. В восемь лет резал по дереву уже неплохо: где от отца, где от соседей научился, где-то уви¬ дишь, придешь домой, сдела¬ ешь так же, чтобы не забыть, а память у меня зрительная была особая: стоило один раз ками-ремеслами. Поделки — незаурядная. Угомонив рвущегося и яростно корзины, бондарные товары — лающего большого рыжего пса, взглядом, в усталом лице кото¬ продавали в Каргополе на базаре и возили на ярмарки в Архангельск, Шенкурск, Выте¬ гру, Ошевенск, Онегу, даже в Петербург. Поэтому с ремес¬ рого идущая от земли тяжелая лом знакомы, а вот художест¬ ся: а этому ты где научился? У меня все получалось, задор был такой он если сумел, а вышел мне навстречу немоло¬ дой, высокий, крутой человек с силы пронзительным увидеть, до сих пор перед глазами весь рисунок, каждый завиток. Отец иногда удивлял¬ — получится? мощь смешалась с давно не вами высказанной болью простодуш¬ и раньше занимался ного мечтателя. льше для себя. очень пригодилось. Колхозам Родом я с Малой Шалги, из-под Каргополя, по прямой украсят нужны были сани, дровни. — мало кто на продажу — все бо¬ Дом, конечно, резьбой —ведь в кра¬ сивом доме и жить приятнее. ну-ка, Потом у меня это детское уменье мне Отец по ночам их делал, я помогал.
Птицы-небылицы 235 вил его на венчик самовара и накрыл ватным колпаком. Самому хозяйничать прихо¬ дится: жена в две смены на молочной ферме работает, а ту¬ — да шесть километров в один конец пешком. недоеными Ну да коров не оставишь,— словно оправдывается Петухов. Мы ждем, пока чай настоится, и Александр Иванович, во¬ спользовавшись этим, повто¬ ряет свой коварный вопрос. Но теперь я чувствую, что отвечать не обязательно, ско¬ рее даже не нужно, ибо вопрос этот задать потребовалось лишь для того, чтобы поведать ходил, и спиной, Дом А. Петухова на бой за пошел, в пестере, петух си¬ дел—по каким петухам подни¬ мать велено было, по тем и поднимал. С этим петухом он Художеств уже не приходилось вернулся в деревню из похода: касаться, да и больше бы никог¬ прозвище и прилипло. А когда да, может, и не пришлось, если на налогообложение записы¬ бы не этот вот дом. Мне негде вать стали, так и записали было жить я купил по —изба, которую приезде сюда, в Во- Петухов из деревни — Даниловка с Малой Шалги. Это мне все шился строить новый дом. А как Михайло—старший деду¬ шкин брат—рассказывал, начал строить, мне и захоте¬ а железное острие той рогати¬ и я ре¬ лошку, разваливалась, лось по-русски, по-нашему, дядя ны—древко-то давно сгоре¬ сделать его на¬ стоящим домом, а не тем, что строят сейчас на Севере, укра¬ ло—я еще у отца своего видел: сить его, как в старину. Был у меня рубанок, топор да охот¬ ная вся произошла, знаете?— по-северному хранилось. А откуда Земля наша и Вселен¬ резко завернул вдруг тему Петухов. Усталый, ничий нож. Уже по ходу дела разговора стал сам с поезда, к этому неожидан¬ и инструмент вытачи¬ гостю собственные соображе¬ ния на сей счет и что, видимо, такой возможности Петухов не упускает никогда. Слышал я, что учиться ему долго не пришлось, но ученость уважает, а потому любит порассуждать о земных причудах и проис¬ хождении Вселенной. Не знал, правда, что свои космогони¬ ческие теории он готов излагать под молчаливый укоризненный взор супруги часами, даже когда все в доме уснут и только разомлевший от тепла пушис¬ тый Амур будет нервно по¬ водить хвостом в местах эмо¬ циональных всплесков обычно размеренной, бесстрастно-мо¬ нотонной и приглушенной, а от¬ того еще более таинственной речи своего хозяина. хотелось и птиц деревянных но, к счастью, меня выручило Петухов увлекся, развивая, раскручивая с видимым удо¬ в нем, как в старину, завести. пыхтенье закипевшего в кухне вольствием свою гипотезу, ре¬ Петухов,— фамилия считай, с XIV века идет, с Кули¬ ковской битвы. Предок мой далекий у воеводы вроде ден¬ щика по-нынешнему был, самовара, и вать. Потом А — на счастье—за¬ моя — и в обязанности его будить входило в походе по утрам во¬ инов. Часов-то тогда не было, так вот у него кроме рогатины, с которой он и на медведя ному вопросу я не был готов, Александр Петро¬ вниво наблюдая по моим гла¬ вич отправился за ним, чтобы зам, насколько увлекает меня принести в горницу, поставил беседа. Его пронзительные голубые глаза смотрят на меня с подносом на стол и дунул в угли. Потом насыпал в фар¬ форовый чайник полную горсть заварки, открыл краник, и от¬ слабляя внимание, и туда с шипением брызнула тонкая струя кипятка. Петухов закрыл чайник крышкой, поста¬ ческим построениям, полусо¬ в упор, гипнотизируя и рас¬ уставший размягченный мозг сопротивляется фантасти¬ за день, не знательно фиксируя неувязки
Второе рождение нии Солнце на небосвод, чтобы нагляднее посвятить в тайны мироздания. потолке Встряхнув головой и подняв глаза, я понял причину видения: висящая под потолком большая 236 с выточенным из тонкослойной сосны туловищем, которое стремительно несут волнистые вееры крыльев из тончайших, заломленных одна на другую пластинок-дранок, с грациозной в манипуляциях с доистори¬ ческими геологическими эпо¬ деревянная птица мерно плыла хами и ранними периодами человеческой цивилизации. руг своей оси и паря в вос¬ головкой, украшенной царст¬ венным хохолком, с пышным в воздухе, поворачиваясь вок¬ Висели ходящих потоках теплого воз¬ стрельчатым хвостом. А когда Петухов придвинулся ко мне еще ближе и, перейдя духа, поднимающихся над само¬ не так уж давно такие птицы почти в каждом доме на на срывающийся шепот, начал, как фокусник, жонглировать Птица вернула астероидами и космической пылью, мне вдруг показалось, что стены и потолок поплыли Север, в поселок Волошку Архангельской области, к этим ные крылья, не могла не птицам под потолком, целую ческие племена. И в славянс¬ у меня перед глазами: по ним стаю которых выпустил из своих кой, да задвигались причудливые чер¬ ные тени, и в первый момент рук подумалось, что рассказчик образом вы¬ слабеющем созна¬ варом. меня к реаль¬ ности бытия. Я ехал сюда, на Севере. ...Птица, которой даны волшеб¬ поразить этим даром младен¬ Александр Иванович Петухов. Деревянные птицы индоевропейской мифологии ей принадлежит совершенно особое место. По в его доме единогласному свидетельству повсюду: подвешены сумел каким-то к потолку, лежат на столике, звать в моем комоде. Золотисто-янтарные, и в преданий, сбереженных у всех народов арийского происхож-
Птицы-небылицы Птицы А. в доме Петухова дения, писал в середине прошлого века замечательный русский фольклорист А. Н. Афанасьев, птица прини¬ малась некогда за общепонят¬ ный поэтический образ, под явлений природы. Птицы олицетворяли небесные грозы и бури. Любимыми и главнейшими 237 источников. По русским пове¬ рьям, ворон—самая мудрая из всех пернатых, обладающая воплощениями бога-громо¬ вержца были орел и сокол. даром слова вещая птица, в своем гнезде он хранит золото, серебро и драгоценные Греки и римляне считали орла посланником Зевса, носителем камни, он приносит живую и мертвую воду и золотые его молний. яблоки—то есть, гнездясь в темных тучах, закрывающих «Калевала» изображал мифического орла с огненным клювом. Индусы верили, что искры небесного пламени принесены на землю блестящие светила, эта громо¬ носная птица проливает из них потоки всеоживляющего дож¬ златокрылым соколом. Немец¬ кие и славянские племена дя. По свидетельству Геродота, скифы считали северные приписывают низведение небесного пламени аисту страны неудобными для странствий, потому что они полета и силою удара, и, наоборот, с птицами были и дятлу. По греческим сказани¬ ям, ворон был вестником Аполлона и приносил ему покрыты перьями, а в Англии простой народ думал, что соединены мифические пред¬ ставления, заимствованные от свежую ключевую воду—то есть дождь из облачных которым представлялись ветры, облака, молнии и солнечный свет. Стихиям этим были приписаны свойства птиц, по преимуществу тех, которые поражали наблюдающий ум человека быстротой своего метель поднимается оттого, что в это время на небе щиплют гусей. По польским преданиям,
Второе рождение злой дух, превращаясь в сову, сторожит клады. Норманны верили, что на небе сидят великаны (тучи) в виде громад¬ ных орлов и взмахами своих крыльев производят ветры и бури. Кроме орла и все быстрые хищные птицы коршун, ястреб, кобчик другие — — принимались за символические обозначения буйных вихрей. В украинских песнях кукушка прилетает к матери с вестью о судьбе ее сына, а через соловья посылает девица поклон на далекую родину и узнает про своего милого. В старинной русской былине о Добрыне весть ему несут голубкою. Крик галок, чириканье воробьев, карканье ворон, грай воронов, крики летящих гагар, прячущихся под кровлей сорок, вьющихся около человека голубей и ласточек, голубь с чтобы покой охраняли, от ненастий берегли. Последним пристанищем для них стал ния — русский Север —настоящий заповедник архаичных обыча¬ ев, обрядов, народного искус¬ ства. Но и там упорхнули из крестьянской избы деревянные птицы, следа не оставив. Люди пожилые помнят еще, конечно, как они выглядели, а вот как их делали? На счастье, Александр Иванович Петухов, человек отменно мастеровитый, с чу¬ тьем к дереву и зрительной памятью редкостными, помнил и это. Из его дома и вылетела вновь на свет—спустя десяти¬ летия—деревянная Жар-птица, восстала, как Феникс, возродив собой старинное художество. — По-нашему, по-мастеровому, это драночные птицы, потому тематикой, поясняет как родилось в народе понятие об этой птице, как первая птица была сделана, и потому оживляется он рассказать?— надеждой крылатые его обитатели, от воробья до птицы Гаруды из углубиться русской Жар-птицы, олицетворяющие солнечный свет, небесное в гласит так: с давнишних времен пламя и утреннюю зарю,— все стороне обрели в людей вещий представлении сельским хозяйством знак, а стихийные делием, животноводством, индийской мифологии они и в конце зимы, и отец его сидел и делал дранки для корзины, когда ребенок спросил: «Татку, а скоро лето?» —он устал лежать в душной избе. «Скоро, скоро, сынок, еще немножко, и будет лето»,—ответил отец, и ему пришла в голову мысль подвесить под потолок птицу, чтобы сыну казалось, будто они уже прилетели. «А я тебе сейчас сделаю лето»,—сказал он и сделал птицу: головка, крылышки, хвост—все при ней —как настоящая, подвесил ее к потолку у камелька, в вещую силу. богов, укрытый звериными шкурами, дело было неохотно расставаясь с кос¬ счетная стая несет в себе все оказались и птица вдруг ожила: закружи¬ мической Небо—обитель которой знахари бессильны. Лежал он лась, крылья ее Александр Иванович.— А вся эта бес¬ одной семье, живущей в такой таежной избушке, ребенок заболел тяжелой болезнью, против расщепляются на драночки,— непогоду. Сыч, филин, желна, — из камней. В что хвост и крылья у них летающих низко над водою, полет пеликана—предвещают дятел, лебедь 238 в историю и вос¬ парить вновь в своих теориях небесную высь.—Легенда в лесной нашей северной жители занимались — земле¬ задвигались струях горячего воздуха. Ребенок заулыбался и стал быстро поправляться. Зашла мать, и он попросил кушать — впервые за много дней. Заходили соседи, спрашивали, чем же вылечили ребенка. Узнав про птицу, стали просить хозяина, чтобы он вырезал такую же и им. Так приписали деревянной птице чудодейст¬ венную силу, и стала она «святым духом», духом—хра¬ нителем детей, символом семейного счастья. силы природы всегда удержи¬ вали за собой мифическое поделками из дерева, прутьев ивы. Появление железного Эту легенду я слышал еще в детстве. Тогда птиц этих уже родство с птицами. В образе белого лебедя само солнце топора и ножа позволило почти нигде не делали, только расщеплять древесину на в купается в водах облачного дранки моря, воспоминание о птице- никто ее не достанет—ни царь, корзины, лукошки. Жилище было тогда полуземлянкаполусруб, обмазанный глиной снаружи и изнутри, покрытый односкатной крышей из коло¬ ни царица». тых плах, одно оконце, затяну¬ солнце доселе сохраняется дуб-стародуб, дубе птица-вертиница; в загадке: «Стоит на том Поклонялись люди птицам и держали в доме их изображе¬ — появились драночные тое на зиму бычьим пузырем, дымный камелек, сложенный дальних глухих районах Мезени, где старый уклад жизни, быт, традиции, верова¬ ния держались без изменений дольше, чем в других местах. А ведь от птиц этих и сейчас добро идет к людям. Воистину прав Петухов. Идет к людям добро от его птиц, недаром они в таком почете
Птицы-небылицы у ценителей народного искус¬ ства, да и красивая легенда эта старые спрятанные и спу¬ токам Теперь расскажу, почему долбленая солоница-уточка признаком семейного достатка по большой воде. С от¬ — считалась. Соль из Сольвыче- Двине сплавляли, в Каргополь дорог не было. каждой весной в половодье, священная роща. В ней росла скались по речушкам и при¬ могла родиться лишь у народа с доброй и чуткой душой. Северной Двины, 239 а за¬ купив соль, спешили вернуться огромной толщины стараястарая сосна, которая счита¬ лась прародительницей этой рощи. У этой сосны было правлением в такое пу¬ устроено в давние времена тешествие нельзя было про¬ языческое капище, но еще на медлить ни одного сигналом же к отплытию а служил прилет уток. моей памяти люди суеверные дня, годска по тайком ходили к этому дере¬ ву—кто от Вот линяющей лошади солоницу и делали похожей несколько волосков за коринку когда реки вскрываются, по на утку. заткнет, кто от коровы —от¬ протокам, по рекам до водораз¬ В древних поверьях птица И дела из каждой человеку семьи по уходили люди, переходили водораздел, дела¬ ли лодки-долбленки, доставали ставилась ближе к богам, гоняли от них напасти. Выткет чем крестьянка холст—кусочек любое другое живое существо: отрежет и в сосне той спрячет, она ближе всех к небесам. заклинания шепчет. У нас в Малой Шалге была к сосне так, чтобы никто не Ходили
Второе рождение видел, в строго определенное — время момент восхода солнца, когда оно еще не взошло, а только первые лучи касались верхушек деревьев и озаряли летящих в небе птиц. Даже собаку нельзя было брать с собой. Только птице доверяли тайну заклинания. Вот почему посуда из дерева—квасные чаши, в ковши—делалась форме птицы. Держали в руках зависит дерево от «пищи». После расщепления срезаются скосы, хвост разламывается, перья закладываются одно за другое, выкладываешь хвост, так же крылья, потом птицу просушиваешь. Чтобы крылья и хвост после сушки не выгибались, я их закрепляю. С плоскими крыльями птица парит от малейшего движения воздуха. 240 Я очень любил природу,— начал он издалека,— хотел разобраться, что к чему — природе, отец помогал мне понять. Когда я рос, очень сильно были развиты суеверия: верили во всех чертей, леших, в водяных, нечистую силу. Отец мой хоть и был неграмотный, но ничего сверхъестественного в природе не признавал —был материалист, как теперь Птицы Петухова немного отличаются от тех, что были в старину, признается сам сказали бы. Считал, что если меня это мастер, они у него тщательнее и дань уважения к предкам, их Я с раннего детства ходил далеко через лес на рыбалку, на охоту—сначала любительс¬ такие посудины—словно перед едой читали. Почему я делаю птицу сейчас молитву и что вижу в ней? Для верованиям, и просто вещь, отделаны. Те были попроще, понеказистее. Петухов некази¬ украшающая жилище, дела¬ стости не признает. Он любит ющая его уютнее. плавность, округлость линий, В каждом деле, конечно, свои завершенность формы, глад¬ кость поверхности отменную. премудрости. Почва у нас в окрестностях сернистая, деревья, впитывая минераль¬ ные соли и серу, имеют древесину жесткую, расщеплять грубую, ее на дранки очень трудно, поэтому заготовку— нужна сосна или ель—я И птицы в его доме висят гладкие, одни с крупным округлым телом, словно вот-вот снесут яйцо, другие с вытяну¬ тым, удлиненным и более изящным корпусом и хохолком на голове. Совер¬ легким, хорошенько присмотреться, вдуматься, то все можно понять. кую, а с двенадцати лет, после четвертого класса,—и на промысловую. Вот для того, чтобы в лесу мне чем-нибудь не — ведь приходилось целыми месяцами жить очень далеко от дома,—отец и втолко¬ напугаться вывал мне, что ничего сверхъе¬ стественного в природе нет, учил, как ночевать, чтобы не простудиться,— наука очень шенно белые, когда только что сделаны, они приобретают со временем цвет спелой пшеницы, полезная. Я рос, таким образом, опять развариваю, прежде чем и четко проявившаяся структура расщеплять хвост птицы. Пока дерева рисует на их полирован¬ ном брюшке перья. Словом, птицы эти —загляденье! в деревне. Только бабушка своими рас¬ сказами про леших нагоняла на сначала вывариваю, а потом медленно сушу —провяли¬ ваю—год, а то и два, потом расщепляешь, дерево снова захолонет, опять его несколько минут кипятишь. На моей родине в Малой Шалге, деревней Ляшутино,—огром¬ ное болото. Вода там очень за пресная, почти без минераль¬ ных солей. Сосну или елку, выросшую в этих местах, можно разодрать без всякой пред¬ варительной подготовки на папиросную бумагу. Если дерево мерзлое, так только подождать, пока растает, а летом—сразу. Можно сделать тончайшие пластины шириной в полторы ладони, а длиной в три метра, настолько оно мягкое, гнучее. Вот как Почему в старину делали их попроще, не так тщательно отделывали? На это у мастера свое объяснение, которое, как и другие свои тайны, он выдавать не любит, а если зайдет про это разговор, сразу замыкается, уходит в дела свои, начинает торопиться, и гостю его становится неуютно, так как он сразу чувствует себя помехой в работе и обузой в хозяйстве. Мне все свои сокровенные тайны Петухов, видимо в награду за внимание к его астрономическим гипоте¬ зам, на другой день рассказал. неподвластным суеверным рассказам, бытовавшим у нас меня страху. Потом я познако¬ подружился с одним старым и очень суеверным охотником, Василием Савелье¬ мился и вичем Бизюковым. Любил хо¬ дить к нему послушать евонные россказни, как с ним что-то в лесу приключилось через нечистую силу. Как его леший пугал в лесной избушке при ночлеге, как выстрелил он в рябка, а оказался не рябок, а знаешь кто? Я слышал много заклинаний, легенд всевозмож¬ ных. Все это меня очень заин¬ тересовало, и я стал прислуши¬ ваться к разговорам стариков, когда они об этом говорили.
Птицы-небылицы Тогда я и услышал немало сказок, поговорок, легенд, ко¬ торые мне и сейчас, пожалуй, пригодились, так как я знаю многое, откуда что пошло,— корни того или иного образа народного искусства. Думали люди в старину, можно сказать. Жил у нас сосед, старый бобыль Федор Дмитриевич Никитин. Уже и ого¬ немощ¬ рода своего не садил ный. Помню, бабушка мне нака¬ зывала: «Отнеси Федору Дмит¬ — риевичу кринку молока—мне что основателем каждого рода, дворища был домовой, и, со¬ годов двенадцать было—да кусок хлеба, а он тебе из 241 ушел, хлопнул для виду дверью, а сам ухом приник и слушаю. Тут он стал вслух вспоминать, какой счет у него был,—сбил¬ ся. Понял я, что он домового делал. Я когда об этом бабушке рассказал, ох уж она рас¬ серчала: «Шальной шаляк, да разве можно об этом говорить!» А я дотошный был. Все вы¬ гласно поверью, для того, что¬ бы его задобрить, нужно выре¬ бересты мячик сплетет». Иногда я забегал к нему просто так, однажды заглянул в око¬ из дерева его фигуру, причем вырезать пятьюдесятью двумя прикосновениями к дере¬ шко-избушка у него ниже баньки была—смотрю, выре¬ зает из дерева человечка. ву ножа или топора, ни больше, ни меньше,— по числу недель в году. Вот и выходило не очень Я подумал, что он игрушку мне делает, и минуты две смотрел. Он на лавке сидит скалось триста шестьдесят пять обляписто даже у самого уда¬ лого мастера, а что уж говорить про не слишком сноровистого? в холщовой рубахе до колен, работает, медленно шевеля пробуй бревно обтесать так, чтобы фигура аккуратная вы¬ шла. В захолустных деревнях зать Поэтому искусствоведы и реши¬ ли, что такая вот нетщательная обработка, почти неряшли¬ вость, и есть характерная черта при этом губами, словно что-то говоря про себя. Когда я две¬ рью хлопнул, он человечка под рубаху спрятал, а сам испуганно на меня смотрит. пытал. Ставили во времена далекие столб высотой метра четырепять—скульптуру духа—хра¬ нителя деревни, на него отпу¬ — прикосновений инструмента дней в году. Вот и по¬ сколько еще в начале нынешнего века стояли такие идолы, а секреты эти никому не рассказывали. За каждым ударом по дереву слово стояло —заклинание. Если сде¬ русской народной скульптуры. А это неверно, это просто незнание истинных ее истоков. Я к нему пристал: «Какую игрушку ты делал?» А он при¬ знаться не мог, это я только лать идола за триста шестьдесят ударов, то на пять дней в году Я ведь сам обо всем этом узнал потом уже понял, а тогда ничего от него не добился, деревня останется беззащитной от моров, пожаров, наводнений. случайно совершенно, чудом,
Второе рождение Если 242 хоть один лишний удар топором сделать по ошибке — заклинания теряли силу, и де¬ ревня на весь год была под¬ вержена всем напастям. Ве¬ ликим грехом считалось рас¬ крыть тайну заговора, ческих или слов маги¬ посвятить в таинства несовершенноле¬ тнего. Хозяин ведет хозяйство, ли¬ шнюю поляночку под сенокос нашел. «Ну, батюшка,— а сам на печку смотрит—я в этом году телку корову домовому леса не И не зарежу, на буду растить». Это А сказывает. рассердится вот крестьянин из пней на краю он дух на покос? на одном вырубки—со стороны леса вырезает се¬ мью (по числу дней в неделе) ударами топора примитивное человеческое лицо грубей¬ шую, понятно, скульптуру— — — пень пнем. И заклинание, об¬ ращенное к духу леса, тоже всего из семи слов. В старину считали, что у каж¬ дого дерева есть свой дух, а в лесу—дух леса. Пень, из которого идола делали, должен был быть лицом в лес обращен: А. И. Петухов «Вот, мол, смотри, весь лес стоит целехонек, я ему ничего дурного не сделал». Из поколе¬ ния в поколение передавались эти верования, ведь суеверие долго живет в крови. Они до¬ жили до моего детства. Люди знали травы, определяли, какая будет погода. Но многие явле¬ ния природы были им непо¬ двластны и непонятны, отсюда и пошли суеверия. А с этими суевериями, заклинаниями са¬ образом оказались образы народного искусства. Были, конечно, за¬ клинания и на птицу, обраща¬ вшие ее в добрый дух. Семь мым тесным связаны и неизвестных нам ныне слов, семь прикосновений к дереву. бан, выдернул из балки топор и сильным, точным, сразу вид¬ но— профессиональным уда¬ ром отсек наискось угол, вто¬ Я сейчас свободен в своей работе от всех этих ограниче¬ ний, потому и птица у меня другая. Уверен, что и в старину, не будь этих верований, птицы тоже куда наряднее были бы. А я люблю красоту, как люблю простых, добрых, работящих людей, как люблю молнии, зарницы, пение птиц. Делая из дерева птиц, мне кажется, что я могу передать через них свои мысли, чувства. Петухов выбрал из десятка поленьев в углу мастерской заготовку для птицы, поставил ее на широкий сосновый чур¬ рым виртуозно выбрал дерево с обратной стороны, и у полена наметился плоский хвост. Тре¬ тий и четвертый удары обрисо¬ вали вздернутую голову. шесть, семь Пять, прикосновений к дереву. Остановитесь, Александр Иванович, на минутку, постойте! — В его руках была птица. Грубая, без крыльев, но уже летящая, летящая к нам из глубины веков.
Огненное письмо Огненное ...Трехстворчатый письмо фовалось до более удобозвучного «финифть», обретя тем самым мягкость и окатанность металличес¬ кий складень был настолько мал, его что со Александр поддел стола и сохранив таинственную непо¬ нятность чужих звукосочетаний. медицинским пинцетом и осторожно положил на крохотную щечку, Татаро-монгольское нашествие надолго—до XV века—пре¬ асбестовую до¬ затем поднес газовую рвало жизнь финифти, подобно изразцу и многим другим видам горелку. Синий луч с ора¬ нжевым язычком ударившись о на конце, блестящую искусства. И уже гораздо по¬ по¬ зже, в XVII веке, расцвели знаменитые промыслы в се¬ верхность, расплющился, по¬ светлел и вмиг поглотил се¬ ребристое изделие. Мастер убавил напор, пламя успоко¬ 243 илось, стало жиже, и сквозь вает почти священный трепет. Но впрочем, все по порядку... верных городах Сольвычегодске и Великом Устюге, где перегородчатой эмалью укра¬ него проглянул складень. «Великий князь Андрей Суж- шали церковную утварь, ларцы, дальский... створи церковь... и украся ю иконами многоцен¬ кубки, чаши, блюдца. Позднее, в XVIII веке, эмаль засверкала ными... златом и финиптом и всякой добродетелью»—эта благородным переливом пре¬ лестных портретных миниатюр в петербургских великосветс¬ В искусстве финифти огонь — неизменный и постоянный по¬ мощник художника, потому и зовут это древнее искусство огненным письмом. Немало веков служит оно людям, а лю¬ запись в Ипатьевской летописи от 1175 года —одно из первых известных письменных упоми¬ наний древнейшего вида рус¬ тем: легкая беличья или ко¬ ского декоративного искус¬ лонковая кисточка позволяла К счастью, качество это неист¬ ребимо. Давно я знаю Алексан¬ ства-финифти, ювелирной эмали. А при археологических дра Геннадиевича Алексеева, много лет уже, но всякий раз, раскопках в Киеве в остатках ювелирных мастерских была передавать тончайшие оттенки и светотени, при Академии художеств был даже открыт когда оказываюсь в его ма¬ стерской, слышу его рассказы о своей работе, о проникнове¬ найдена даже перегородчатая эмаль XI века. Греческое слово «финипт», означающее «свет¬ нии в тайны финифти, вижу, как колдует он с разными порош¬ ками и эмалями, меня охваты¬ лый, блестящий камень», на местной почве, как это часто ди—ему. Я всегда благоговел перед великим трудолюбием мастера. случается, постепенно отшли¬ ких салонах— здесь промысел пошел иным, живописным пу¬ специальный класс финифти, а над составлением эмалей трудился сам Михайло Ломо¬ носов. А вскоре, в том же XVIII веке, центр росписи по эмали пере¬ местился из новой столицы
Второе рождение 244 в древний Ростов Великий, и в этом есть своя симво¬ лическая закономерность: воз¬ рожденное древнейшее де¬ коративное искусство, побро¬ див по северным русским зе¬ млям, нашло приют в крае, знаменитом своей тягой к узо¬ рочью, декоративности в ар¬ хитектуре, живописи и при¬ кладном искусстве, и идет первое откуда документальное упоминание о финифти. В 1788 году ростовские мастера объединились Колты. Золото, перегородчатая в свой цех— «финифтяную управу». История сохранила имя лучшего масте¬ ра того времени—Алексея Всесвятского, а в ростовском эмаль. XII в. музее хранятся его прекрасные миниатюры. Основной продук¬ цией «финифтяной управы» были маленькие иконки, образ¬ ки, декоративные вставки для окладов Евангелия, литургичес¬ кой утвари, чаш, крестов, митр, а также предметы дворянского быта—знаки отличий, табакер¬ ки, медальоны. Яркие декора¬ тивные сюжетные вставки на серебряном фоне окладов, венцов икон смот¬ золотом или релись очень нарядно и богато. Писали по белой эмали глав¬ образом малиновой, крас¬ новато-сиреневой или корич¬ неватой краской. Многоцветные миниатюры, требовавшие мно¬ ным гократного выше, обжига, ценились были, конечно, но все же значительно дешевле применя¬ вшихся ранее для украшения церковной утвари драгоценных камней. Миниатюрки тысячами раскупались богомольцами, приезжавшими в Ростов с его многочисленными церквами монастырями, вывозились изделия здешних художников и и Крест напрестольный с эмалью из Алек- сандро-Свирского монастыря. 1576 г. в Троице-Сергиеву лавру, Киев, Нижний Новгород, Во¬ ронеж и другие города. В пери¬ в од высшего расцвета промысел
Огненное письмо вырабатывал до двух с полови¬ ной миллионов изделий в год. С середины XIX века прочные, не тускневшие от времени ро¬ стовские эмали завоевывают городского, а вслед за вначале ним и крестьянского покупа¬ теля пудреницами, ручными зеркальцами, брошами, серь¬ гами и другими изделиями светского характера. Среди работ этого времени немало высокохудожественных произ¬ ведений, главным образом ста¬ вших модными портретов-бро¬ шей в серой или коричневой гамме. В массовой же росписи преобладали, потакая мещанс¬ ким вкусам, цветочки, букетики, гирлянды. Искусство финифти связано со сложной технологией народ¬ Ларец. Перего¬ родчатая эмаль. Сольвычегодск. XVII в. — ное искусство становится тут фактически профессиональ¬ ным, поэтому работали обычно целыми семьями. Обжигали пластинки топили в печах, которые березовыми дровами. В каждой избе вырабатывались свои производственные сек¬ реты, которые передавались из поколения в поколение. А пото¬ мственный мастер Константин Фуртов вопреки принятой тра¬ диции сохранения производст¬ венных тайн написал первое и единственное пособие по финифти — «Финифтяное про¬ изводство», в котором детально изложил весь многоэтапный технологический процесс и дал множество ценных советов. Тетрадь с выписками из него я и увидел однажды на столе Александра Алексеева—было это давно, еще при первой встрече с ним, уже тогда одним из интереснейших мастеров Ростова. Известность продол¬ жателей древнего промысла связана ныне с фабрикой «Ро¬ стовская финифть», пятнадцать лет работе на которой отдал А. Всесвятский. «Воскресение. Сошествие во ад». Дробница с запре¬ стольного креста. Конец XVIII в. 245
Второе рождение Александр Геннадиевич. Сре¬ ди множества призов и наград, которыми отмечены произведе¬ переоборудованной ее обита¬ «фабричным алхими¬ ком» Александром Алексее¬ ния сегодняшних поколений вым, в и финифти мастеров и которые телем, лабораторию. Увидел его доброе, красивое, одухотворен¬ хранятся в фабричном музее, есть и золотая медаль Брюс¬ сельской всемирной выставки ясь со временем, над своими 1958 года. На фабрике работало ступами, пузырьками, весами, и работает немало замечатель¬ ное лицо, посмотрел, как само¬ забвенно ворожит он, не счита¬ приборчиками, изобретенным инст¬ самодельными ных художников и ювелиров— им самим Куландин, Александр Хаунов, Лидия Матакова, Иван и Валентина Солдатовы, Борис Михайленко, Владимир Груди¬ рументом, например специаль¬ Николай нин и другие. Каждый ным пульверизатором для нане¬ сения жидким способом эмали, а затем и стекла поверх рос¬ писи для ее защиты ведь толщина росписи всего неско¬ лько микрон. Увидел его уни¬ кальное по габаритам монумен¬ — из них внес свой вклад развитие финифти, ее тех¬ ники, материалов, живописных приемов и с полным правом мог в 246 еще более крохотной мастерс¬ кой, которую он устроил уже у себя дома, расставшись с фа¬ брикой, для которой план, увы, дороже искусства. Мы ездили с Александром на пе¬ пелище его сгоревшей в грозу родной деревни, бродили по ее утопавшим в золоте сен¬ тябрьских листьев окрестно¬ стям, собирали подберезовики, нашедшие приют в ту засуш¬ ливую осень лишь на кочках небольшой болотины под хол¬ мами, а Александру, впитыва¬ вшему в себя лесные краски, запахи, шорохи, не терпелось скорее раскрыть этюдник и пе¬ тальное эмалевое панно «Лето» ренести на холст эту благодать природы. Мы бродили с ним по в вестибюле фабрики, услышал его рассказ-исповедь о долгих и трудных творческих поисках Ростовскому кремлю, под бе¬ лыми куполами соборов, плыву¬ щими вместе с облаками над и понял, что он, наверное, и есть тот человек, который озером Неро, и мастер с его открытым, бородатым иконо¬ олицетворяет сегодняшний главного художника «Ростовс¬ день ростовской финифти. Потом были и другие поездки писным лицом казался мне среди этих белых куполов оча¬ рованным странником из дале¬ финифти» Анатолия Зай¬ цева в каморке под крышей, в Ростов, новые встречи с Але¬ ксандром, новые беседы в его кого прошлого, одним из уче¬ ников Алексея Всесвятского, стать героем этого очерка. И все же из всех я выбрал для Александра Алексеева. Выбрал, побывав на фабрике, в фабричном музее, побродив по ее цехам и оказав¬ своего рассказа шись кой по совету тогдашнего
Огненное письмо изумленным красотой окрест и потому не заметившим чере¬ ды прошедших веков. Зачаро¬ ванный вместе с ним этой красотой, я слушал рассказ Александра Алексеева о себе, о своих мечтах и о финифти. — То, что моя жизнь связана финифтью, наверное, случайно,— начал он.—Го¬ теперь с не род у нас небольшой, с детства мальчишками мы любили хо¬ дить в кремль—до урагана 1953 года он был иным, сейчас он отреставрирован, как кар¬ тинка, а тогда стоял без побел¬ ки, таинственный, обросший, с трещинами. Я очень любил музей. Экспозиция строилась не как сейчас—все свободно. Тогда экспонаты ста¬ ходить в лнечным лучам. И в этих эмалях облака, лучи, манившую голубизну. Я часто думаю сейчас, почему я как раз видел эти рвался в передовики, а до¬ бросовестно делал свою рабо¬ ту, был очень требователен тым. Пытаясь ответить себе на к себе и честен, он не фабри¬ этот вопрос, я объясняю это отчасти, вероятно, тем, что в те годы музейная финифть с ее богатством красок, тонкостью рисунка и то, что делали на фабрике,—зеркальца с плос¬ кой росписью, жесткой графи¬ кой—значительно различа¬ лись. Меня очень притягивала природа, и хотелось быть пей¬ зажистом. Четыре раза пытался я поступить в Ярославское гому, но и умещалось их гораз¬ цу поехал до больше. Была богатая ис¬ сковское художественное про¬ мышленное училище имени финифти. Она мне — поступать в Мо¬ М. И. Калинина. нравилась особенно. Я очень Поступать мне было трудно: любил путешествовать по окре¬ ведь школу стностям, с ночевками, тяга девятого класса пошел в уче¬ к простору была, к небу, к со¬ Прекрасный слесарь, спокой¬ ный, милый человек, никогда не мой путь к финифти был столь долгим и извилис¬ художественное училище, а на пятый год, в 1962 году, в столи¬ очень много Алексеевич стал мне первым настоящим учителем в жизни. ку, почему я сразу не потянулся на вили тесно, близко один к дру¬ торическая экспозиция, и было 247 ники я не кончил, после слесаря. Рулев Александр терпел никакой небрежности, а я, откровенно говоря, был неря¬ хой, и доставалось мне от него невероятно. Дал он мне азы ремесла, воспитал, года, и четыре проработанные ми своей жизни. В нашем роду тяга к механике, конструирова¬ Дед по отцу, настоящий мастер был—спицы для мельничных колес и зубцы для шестерен нию идет давно. мельник, топором! Отец мой и два брата влюблены были в ме¬ тесал его ханику, и мне это, по-видимому, передалось. Вот на работе и увлекся я изобретательством, конструированием. Искусство тоже влекло сильно. Рожок пытался сделать, увле¬ кался игрой на домре, на Митра. Финифть, жемчуг, золотое шитье. 2-я пол. XVIII в. «Встреча Авраамия с Иоанном Богословом на р. Ишне». XIX в. с ним, я считаю счастливейшими дня¬ Борисоглебский монастырь. Конец XVIII в.
Второе рождение 248 балалайке, на баяне. И все же к краскам тянуло сильнее. Сначала рисовал в своих пу¬ тешествиях по лесам—я любил, до того их что хотел одно время даже в лесной техникум поступать, потом краски себе купил и их носил в походы в жестяной банке из-под халвы. Помню, в на просеке зимой, сидя сугробе, рисовал. Как банку свою открою, краски меня приковывали, со мной начинало твориться что-то невероятное. Дома, надо сказать, к моей затее относились неодобри¬ Художник почему-то представлялся отцу непремен¬ но пьяницей, погибшим че¬ тельно. ловеком. Но я без красок и холста жить уже не мог. Не поступил бы в училище в пятый раз, поступал бы в шестой, до тех пор, пока бы не попал. И все же подготовиться к эк¬ заменам мне как следует не удалось, и сдал я их слабо. На живописное отделение, куда я стремился, одного балла не хватило. домой, Собрался уже ехать а мне говорят, что ты расстраиваешься, иди на ков¬ ровое отделение, там с твоими отметками возьмут, а потом переведешься на живописное. Ковры мне казались делом женским, но все же поступил. А когда начались занятия, то оказалось, что там преподают и живопись, и композицию, и рисунок,так что переводиться я уже потом и не захотел. Правда, едва не увело меня с пути художника давнее увле¬ чение музыкой: увидел как-то в училище висящие на ткацких станках домры, «Иоанн Богослов». Дробница с царских врат. 1861 г. балалайки, И. Виноградов. Икона-складень «Ростовские чудо¬ творцы». XIX в.
Огненное письмо взял невольно балалайку, рал на ней, да вскоре приобщил заиг¬ так увлекся, что Тогда же и начались мои — нашел ступу, стал стекло растирать, к игре еще нескольких студентов, органи¬ зовал оркестр народных инст¬ рументов, делал для него об¬ вскоре мы играли русские народные песни на концертах в училище. Стал работки, ности. химические изыскания и пробовал разные добавки к го¬ товой эмали. Все свободное время этим занимался. Тайна материала, мастеров секреты старых разжигали меня, и с тех давних пор мечта раз¬ литературой музыкальной все¬ рьез заниматься, оркестр у ме¬ день. ня до двенадцати человек вы¬ и жизнь освещает. Понял я, что, рос, и я плении прежде чем над живописью уже подумывал о в Гнесинское посту¬ училище. Понятно, что такая раздвоен¬ ность не шла впрок при заняти¬ гадать их не отпускает ни на Она, можно сказать, и композицией работать, надо в сам материал вживаться, 249 ся слой эмали, чтобы пластина держала форму при нагревании «Холст» готов, теперь нужно положить на него «грунт», то есть эмаль. и охлаждении. Что такое эмаль? По составу то же стекло, родственное обык¬ новенному оконному: в нее также входят кварцевый песок, щелочь, но есть и различия. В эмаль добавляются селитра, свинцовый сурик, поташ и дру¬ гие компоненты, прозрачность заглушается трехокисью мы¬ шьяка. В старину, понятно, все работать над композицией. Ведь старые ма¬ составные части мастер неопределенность чрезвычайно стера все делали сами от нача¬ алов-дробил речную гальку угнетала. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но как-то я сижу ла до конца. Это правильно. и Мастер должен широко распространенное до революции богемское ях и живописью, меня эта а затем уже знать, чувство¬ вать свой материал. Когда сам добы¬ вал сам из природных матери¬ т. д. В XVIII веке толкли пластинку откуешь, вырежешь, калийное стекло—по на¬ зная, что делать, и вдруг ус¬ покроешь эмалью, на ней и пи¬ званию леса в Чехии. Его лышал прелюды Листа. Сейчас сать приятно. Делают ее так: берут тонкую медную фольгу, растирали в каменной ступе для нее искали плоский камень, который ставили под крышу расстроенный в общежитии, не меня больше волнует русская хоровая музыка, а тогда моей выколачивают молоточком на страстью были романтики: Ваг¬ в моей пне, чтобы придать для жесткости слегка выгнутую перевернулось, от сомне¬ ний, нерешительности и колеба¬ сферическую форму, а с внут¬ ренней стороны также наносит¬ нер, Лист, Шопен. Что-то душе ний не осталось и следа. Наутро я отнес музыкальные нты березовом инструме¬ и полностью переключился на занятия в училище. Так музыка вернула меня к живопи¬ си. А когда перед распределе¬ нием приехал домой, узнал, что на фабрике «Ростовская фи¬ нифть» требуется художник в экспериментальную группу. Было это в 1967 году. С первых дней работы с финиф¬ тью понял, что она требует глубоких технологических зна¬ ний. Пошел в музей, решил покопировать старые ры. миниатю¬ Скопировал фигуру Еван¬ гелиста и вижу — не то: в ста¬ ринной работе глубину, объем¬ ность чувствуешь, а у меня бумаге. Желание продолжать сразу пропало: плоско, как на эмали не хватает стекловид¬ В Ростовском кремле — в месте, где стекала дождевая вода, со временем делавшая в камне углубление, к которому притирался булыжник-пестик.
Второе рождение 250 Стекло растирали с водой в ка¬ шицу, потом наносили получив¬ наподобие шуюся сметаны се¬ роватую массу на медную пла¬ лицевой и обратной стороны, затем обжигали на стину с углях в печи. После первого обжига покрасневшая медная пластинка просвечивала сквозь Поэтому наносил¬ непрозрачной глухой поливы, а затем и третий слой—из тертого молочнобелого бисера, который прида¬ вал ей молочный глубинный цвет. Еще несколько раз пла¬ слой стекла. ся слой еще стинка обжигается уже с поло¬ краской, и это, пожалуй, самый ответственный обжиг нужно следить за тем¬ женной на нее — пературой, чтобы краска плотно спеклась с эмалью и в то же А. Г. Алексеев время не успела вступить с ней в химическую реакцию. «Ростовская финифть»—совре¬ менное производство, здесь применяются и эмали фабричные, а не готовятся дедовским спо¬ собом. Но любит, не финифть прощает спешки не ее. Вот особую прелесть былой глубинности, прозрач¬ ности изображения. Поэтому и потеряли мы стал я сам колдовать над со¬ ставом эмали. Кварцевые голы¬ муфеле при ши прокаливаю в восьмистах градусах, кидаю Огонь—непременный раскаленные в воду, они дро¬ помощник мастера бятся. В ступке этот чистый кварц растираю до состояния добавляю свин¬ цовый сурик, поташ, буру, сели¬ муки, затем тру, соду —все, как в старину, и сплавляю по своему рецепту. То же и с красками. Дулевские краски, которыми пользуются у нас на фабрике, выпускаются не для финифти, а для фар¬ фора и, как все современные Пробные обжиги заводские краски, имеют для нас существенный недостаток: живопись выходит суховатой. Раньше чистых элементов было
Огненное письмо мало, и краски делались из окислов с незначительными Поэтому у старых мастеров краски были чуть приглушенные, сложные по цвету—менее яркие и броские, примесями. нежели современные, и при этом звучали и между собой уживались. Не зря современ¬ ные художники-реставраторы икон и фресок, восстанавливая утраты, применяют те же пиг¬ работали Руб¬ Дионисий. Если попробовать сделать то же нашими красками, то будет резко, жестко. Механически же менты, которыми лев и приглушить их нельзя полу¬ чаются загрязненные цвета. Особенно трудно соединить — теплые и холодные тона: жел¬ тые и коричневые—с синими. Мой друг и коллега Николай Куландин задумал как-то напи¬ сать девушек в старинных сара¬ фанах, собирающих васильки в поле ржи. Написанные синей заводской краской цветы выпа¬ дали из миниатюры. Тогда он А. Алексеев. Панно «Лето» написал их самодельной, менее броской, составленной по ста¬ ринке, с черноватым оттенком, и эта роспись смотрелась более цельной. Но дело тут не только в самих красках. Дело еще в силе тра¬ диции, вернее, привычки: со¬ временные мастера идут к фи¬ нифти от станковой живописи с ее принципиально иным под¬ ходом к цвету, где лаконичные цвета вообще почти не приме¬ няются, а смешиваются в самых сложных сочетаниях и бесчис¬ ленных оттенках. В эмали ма¬ лый размер диктует иные зако¬ ны: чем мельче изображение, контрастнее и звучнее должны быть краски. Чтобы миниатюра радовала и звучала, тем цвет нужно класть во всю силу. Старым мастерам делать так было легче и естественнее, А. Алексеев. «Ростовский финифтя¬ ной мастер XVIII в. А. И. Всесвятский» 251
Второе рождение 252 потому что к финифти они шли от иконописи с ее приподня¬ А. Алексеев. Плашка «А. С. Пушкин» тыми цветами и могли позво¬ лить себе применить их на эмали. Поэтому пока у старых масте¬ ров, я считаю, преимущество перед нами, и В. Грудинин. Складень «Древне¬ русские мотивы» В. Грудинин. Коробочка «Илья Муромец и Соловей-Разбойник» шая работа требуется боль¬ по преодолению и себя и материала. Никто у нас пока, кроме унова Александра ХаКуландина, и Николая не отваживается на лаконичный чистый цвет. Чем больше я над всем этим размышлял, тем увереннее приходил к выводу, что для искусства финифти нужны как специальные эмали, так и осо¬ бые краски. Когда я изучал старую финифть в фондах ро¬ стовского музея, мне попалась на глаза пластина, на которой было видно, как, наложив на желтую краску синюю, получа¬ ли насыщенный глубокий зеле¬ ный цвет. Конечно же захоте¬ лось восстановить краски ста¬ рых мастеров. Пробовал я для начала сделать пурпур—так, как его готовили ростовские финифтянщики. Брал хрустальный стаканчик и стеклянным пестиком рас¬ тирал в нем сусальное золото два-три листочка в течение — дня, до тех пор пока золото не превратится в черновато¬ фиолетовую пыльцу —мельчай¬ шие частицы коллоидного золо¬ та, которые не видны даже Отдельно на стек¬ (стеклянной проб¬ кой)—растирал с водой два грамма прозрачной бесцветной в микроскоп. ле курантом эмали в мельчайший порошок, который лопаточкой собирается и вновь растирается уже в хру¬ стальном стаканчике в смеси с золотом. Смесь постепенно начинает приобретать слабый фиолетовый оттенок. Чем до¬ льше трешь, тем лучше. Я тер
Огненное письмо по три дня. Она становится все темнее, темнее, пока не пере¬ станет внешне изменяться. Но в микроскопе видны отдельные золотые песчинки. Поэтому еще трешь, пока не кончится терпе¬ обычно дня два. Затем порошок высыпаешь горкой на ние,— кусочек слюды. И на лопаточ¬ ке—в печь. Щепотка начинает спекаться, пузыриться, потом успокаивается, чуть-чуть садит¬ ся, и когда она прогреется, примет цвет вытаскивать. муфеля —пора Получается лег¬ кая, те же два грамма, порис¬ Отделишь от чешуйки слюды, а затем тая масса. нее надав¬ ливаешь на горку пестиком, она с хрустом рассыпается на чи¬ стом стекле, и вновь начинаешь ее растирать в красивый пурпур с теплым коричневым оттенком, после обжига он становится изумительно фиолетовым. Вот так, на два грамма краски — Куландин. «Полководец А. Суворов» Н. неделя тяжелого труда. Не легче было получить и другие цвета. Зато теперь все пигмен¬ ты, как и эмали, тоже делаю сам. Хочу теперь довести свою — сорока палитру до тридцати цветов, и всеми можно будет писать в чистом виде, как это делали старые мастера. Технология привела меня к тех¬ мастеров. Зна¬ менитые лиможские эмали во нике лиможских Франции расписывались по эмали не красками, а в неско¬ лько слоев цветными же эмаля¬ ми. Это очень трудный метод, и лиможские мастера не только расписывали, но и сами изгото¬ вляли эмали —абсолютно все делали сами, ведь только та¬ кому мастеру, который тонко чувствует вещество, материал, доступна такая технология. Материал он должен знать от начала, чтобы мог им управ¬ лять. Применение для росписи эмалей может дать и массу ин- А. Хаунов, ювелир А. Топоров. Коробочка «Ростов. Конюшенный двор XVII в.» 253
Второе рождение Америку, заново открывать Вивальди посмотреть на миниатюру, то кажется просто: где-то — пунк¬ тир, тончайшая разработка применен штрих, где-то — найдена мера, во всем и она палехской, холуйской, федоскинской живо¬ звучит, как камея. В все взято из приро¬ Это форме. есть и у ростовских масте¬ ров XVIII века. Они нашли ту и сделала их форму художест¬ нашли форму, нашли, как плоский холст, и не использо¬ глубинный звучащий слой? Буду окрашивать пигментами эмаль и писать уже цветной прозрачной эмалью. А за счет вать наложения одного цветового слоя на другой можно палитру Хочу передать это радостное восприятие природы на своих миниатюрах, хочу вернуться работе над большим панно «Лето», вспомнить в нем весь своего детства—я его Поречье. Чистое провел в село, чистая река, чистый лес, дере¬ травки, как решать одежду, складки на одежде, все подчи¬ нено свойствам и возможно¬ вом поле оставили — все это теснится в воспоминаниях и воображении просится на эмаль. А иногда хочется и трактор, и колхоз¬ и ника, ние— чувствовать, знать мате¬ как росы, вушки, церковки вокруг, лодоч¬ нам свое творческое завеща¬ пластину, и тра¬ ки, жаркое лето, ребята купа¬ ются, ночевки в лесу, в грозо¬ Мастера прошлого расписывать капелькой класть цвет активными лако¬ ничными пятнами, как решать стям материала. нее время пытаюсь этот способ освоить и уверен, что до¬ бьюсь— почему, в самом деле, и и чистотой воды. мир работы произведе¬ ниями большого искусства. Они я в послед¬ гроза, птицы носятся, пробива¬ ются солнечные лучи сквозь к венного выражения, которая эффектов, человека с природой, ее восто¬ рженное восприятие, в них винкой, единственную тересных кре¬ стьянской пасторалью, боль¬ шими деревянными избами, мельницами. В них единение тучи. Человек любуется декоративный разработке травок, нительно к материалу и Плашка «Жена декаб¬ риста Волконского» Боттичелли, писи очень силен ды, но переосмыслено приме¬ А. Хаунов, ювелир Л. Матакова. Панно «Алеша Попович» и и рожечниками, элемент— в деревца— Б. Михайленко. Милле зыкой: а просто учиться у них. Если все 254 чистый, и как птица, изобразить. Я уже делал зарисовки в род¬ белый самолет риал, быть великолепными ри¬ ных местах, теперь задача— совальщиками и живописцами. переосмыслить все это приме¬ В живописи контраста они ярких цветов, изящной требовали нительно к эмали. светлого и темного, точной, тонкой, На линии. исторические сюжеты—тяж¬ кие времена вражеских наше¬ эмали очень трудно рисовать: по¬ верхность гладкая, твердая. Рисуешь не карандашом, а ки¬ сточкой, кисть нужно Очень люблю и легендарные, вести ствий, тревожные облака, на¬ бат, тревога матери, а кругом прекрасный мир—травы, дере¬ вья. Хочу сделать и портреты строго перпендикулярно: чуть современников с наклон —волос выпрямляется, Особая тема, конечно, архитек¬ тура, прежде всего ростовская. линия сбивается. финифти, расширить невероятно и полу¬ Много лет отдано чить массу богатейших сочета¬ чем ний. У меня уже есть несколько сильнее захватывает она, силь¬ глубже и, Плывущий пейзажем. в облаках белоснеж¬ нее манит огромными для ху¬ церквей, звонниц, панорама Ростова. ...Я слушал Александра Але¬ но удалось осуществить заду¬ дожника возможностями. Осво¬ ксеева и все больше понимал, манное. ил уже и ювелирную Сила старых мастеров в том, скань и другие старинные при¬ жизни огненное письмо, а что они поняли природу этого емы. А голова полнится новыми нифть— композиций, в которых частич¬ постигаешь ее, тем обработку: материала—эмали, нашли пра¬ идеями. Хочется сделать сюже¬ вильный ход. И нам не нужно ты, навеянные природой и му¬ ный ансамбль кремля, почему он выбрал его. в этой фи¬
Сказ про поливной изразец 255 Сказ про поливной изразец Желтый, с коричневой гривой красавец лев на голубом фоне, Царь-печка обдала мастерскую жарким дыханием, выпуская из своего чрева новых, только добродушнейшей физиономи¬ ей и игриво задранным длин¬ с что испеченных львов и едино¬ ным хвостом, оканчивающимся рогов. листиком вместо кисточки, от¬ При виде диковинных зверей вспомнилась история этого об¬ керамическим глян¬ цем. На другом таком же мас¬ сивном квадратном изразце свечивает раза в русском народном искус¬ стве, вновь и вновь уводящая в седую магическую древность. скачет могучий единорог; золо¬ тые копыта по изумруду травы, и лукавый взгляд Вот что можно прочесть об этом неведомом на Руси звере, звав¬ высунутый язык никак не вязались с гроз¬ «оружием» на лбу. От изразцов невозможно оторвать ным глаз, настолько они хороши. Расцвет этого искусства на Руси был в XVII веке. Время почти не оставило следа на этом вечном шемся Индриком или Индрой, в Стихе о Голубиной книге трехсотлетние близнецы,—ма¬ стер достает из тумбочки два изразца, которые в самом древнерусской литературы, деле совершенно неотли¬ в чимы от лежащих на столе. среди прочих вопросы космого¬ нии, происхождения жизни: Даже едва заметные на¬ — замечательном произведении котором рассматриваются материале—лишь паутинку тонких трещинок. Высказываю теки поливы переданы свое восхищение ярославскому керамисту Алексею Егорову, тенках. Боясь вновь попасть впросак, Не стало добрым людям пищи, показавшему мне чудесные плитки. нерешительно смотрю на ма¬ Ни пищи не стало, ни питья; — Наверное, вряд ли бы из музея, иначе они так хорошо сохранились за три столетия? — За три столетия? почему-то бается, — Егоров таинственно улы¬ почти так же, как и его единорог.— Этим зверям от роду, чтобы быть точным,— он поглядывает на часы,—пол¬ часа! А вот и их действительно идеально точно во всех от¬ У нас Индра-зверь всем зверям отец: стера. Нечего конфузиться, не вы первый, и специалисты ошиба¬ Была на всем свете засуха, И он копал рогом сыру мать-землю, Выкопал ключи все глубокие, — ются,— подбадривает доволь¬ ный произведенным эффектом Егоров. А чтобы окончательно рассеять мои сомнения, он надел плотные рукавицы и под¬ ставил табурет к высоченной, огромной печи, чтобы дотянуть¬ ся до ее чугунной дверцы. Достал воды все кипучие, И он пускал по быстрым рекам И по маленьким реченькам, По глубоким по большим озерам, И он давал людям пищи, Давал пищи он и питья. Имя «отца зверей» явно не местного происхождения, и дея¬ ния на земле невольно заставля¬ ют вспомнить его божественного
Второе рождение и молнии тезку—бога грома о древних индусов, поется в гимне котором «Ригведы»: Индры деяния хочу провозгласить ныне: Первые, что совершил владетель палицы. Он убил дракона, он просверлил устья рекам, Он рассек мощные чресла гор. Поразительно схожим образом и в божьей ипо¬ оба Индры стаси, и в облике фантастичес¬ кого зверя—огненной ли пали¬ цей, молнией, рогом ли разры¬ — вают облачные горы и подземе¬ лья, ные высвобождая для земли живитель¬ дождевые меня дичи, а добрые, с усмешкой во взоре. В глубочайшую древность ухо¬ дит, подобно своим образам, и само богатое загадками ис¬ кусство изразца. Истоки возник¬ я понимаю, что в облике смущало единорога с его- ровского изразца —при весьма боевой позе морда у фантасти¬ ческого зверя слишком добро¬ душная. Это ты верно подметил,— соглашается Егоров,— мне эта — загадка тоже покоя долго не давала. Ведь не только на Победоносец» в Успенском соборе Дмитрова. XVI в. Терракотовый декор палат царевича Дмитрия в Угличе. 1480 гг. тельное искусство, а скорее как «дублер» белокаменной резь¬ бы, повторяя на начальном этапе декор камнерезов. Цвет вернулся в русскую архи¬ тектурную керамику уже в XVI веке, заявив об огромных своих возможностях на главном купо¬ ле храма Василия Блаженного, на других московских соборах, башня, согласно преданиям, лучает зеленый сверкала радугой глазурован¬ ного кирпича. Начало русского ряд одеваются дома изразцового искусства— в древнем Киеве X—XI веков, XII и Владимире века. И слово само «изразец»—тоже из старины: от слова «обра- зить», то есть украсить. Это не просто плоская плитка, ее архи¬ тектурную принадлежность вы¬ дает специальный глиняный — румпа для крепления на стене. Татаро-монгольское иго почти оборвало нить этого выступ искусства на Рельеф «Георгий XVI века. Изразец возрождает¬ ся робко, еще не как самостоя¬ новения поливной архитектур¬ ной керамики проглядываются уже в ранних цивилизациях Древнего Востока. Вавилонская старой Рязани потоки. Теперь изразцах—на лубочных кар¬ тинках, на пряничных досках львы, орлы, единороги не злые вовсе, как их иноземные соро¬ 256 рождение с Руси. И второе оно получает вместе поднимающимися из руин городами в конце XV —начале в Дмитрове, Старице. Широкое распространение по¬ зданиях —«муравле¬ ный»— изразец. В богатый на¬ и печи Москвы, богатого купеческого Ярославля, Вологды, Великого Устюга, многие монастырские ансамбли. Время сохранило нам имена лучших мастеров того времени — Игнатий Мак¬ симов и Степан Иванов по прозвищу Полубес. «А глину отыскали в селе Богородицыне добра, а в той глине делает месщанин Колоса города Игнат Максимов изразци пешные и на израцовое дело избу ему с сен- ми поставили»,—узнаем мы из грамоты Валдайского мона¬ стырского архива от мая 1655 года об устройстве одного из
Сказ про поливной изразец 257 ландских кафлей, выписав для этого заграничных мастеров. ни. Он не заметил за работой, как она пришла, не дает ей в котором и трудился зна¬ менитый мастер. В окраинных городках, ремес¬ ленных слободках —вдали от царева ока еще изготовляли и теперь мешать делу. Судьба избавила Егорова от На этой плодородной почве и расцвел в столице, на берегу традиционные изразцы, но это был уже закат самобытного Москвы-реки, искусства. Правда, даже в из¬ разцах, сработанных по ино¬ человеческой жизни не хватило странному подобию, русские на Первомайском фарфоровом заводе, принадлежавшем до революции известному фаб¬ риканту Кузнецову, познание всех тонкостей фарфора и фа¬ янса, учеба в художественно¬ многочисленных изразцовых производств, создававшихся тогда по стране, митрополитов ских, в резиденции Сарских небывалый сплошь и Подон— цветок изразцовый Крутицкий венец этого радост¬ ного искусства на Руси. Века пощадили это дошедшее до нас теремок — чудо: прочная, погодоустойчивая керамическая плитка и накоп¬ — мастера сумели-таки отразить свое видение мира, окружа¬ ющих вещей, природы, но тех¬ ника ремесла, его секреты стали уже иными. бремени выбора своего места и вела путем прямым, кратчай¬ шим и единственным иначе — бы на то, что он успел. Работа Крепкую загадку загадал изра¬ ремесленном училище, истори¬ зец художникам, решившим воскресить забытое искусство. ческая, Многое должно было сойтись воедино в человеке, чтобы боратории керамики Академии архитектуры у крупных мо¬ покорился ему изразец: талант художника, трудолюбие неимо¬ верное и фанатичное горение сковских специалистов, само¬ жно лишь в интерьере дворца или храма. Сплошной изразцо¬ вый фасад теремка и в самом деле напоминает резной иконо¬ стас, в котором образуемые души. Ничто не выдает в Егоро¬ ве этих черт, разве что упрямые складки на лбу, но и те почти колоннами и карнизами киоты обрамляют не иконы, а окна. скрыты русым чубом. Невысо¬ ксей Петр Первый переиначил рус¬ ский изразец на манер гол¬ кий, крепкий, простое открытое лицо, глаза, не уставшие за много лет загораться, едва речь ком кремле, там уже колдовал Иван Полубес. Фигуры евангелистов заходит про изразцы. Слава лучшего в стране мастера не коснулась его облика, простого ленный многими поколениями мастеров опыт позволили зод¬ чим вынести наружу, на сол¬ нечный свет, богатство убранст¬ ва, которое раньше было возмо¬ на церкви Успения. Москва. 1702 г. Изразцовые пояса на соборе Вяжищского монастыря под Нов¬ городом. XVII в. рабочего костюма, образа жиз¬ искусствоведческая и техническая подготовка в ла¬ стоятельная работа в Ярославс¬ ких специальных научно-реста¬ врационных производственных мастерских. Когда тридцать лет назад Але¬ Егоров впервые пересту¬ пил порог мастерской, рас¬ положенной тогда в Ярославс¬ пробами полив¬ Александр Богатов. Керамическое отде¬ над первыми ного изразца мастер ление только-только возникло
Второе рождение городе, где решено было начать реставрацию многоцвет¬ ного узорочья ярославских зда¬ обжег ний XVII века собственными чем стали приходить маленькие силами. Наверное, символично, что именно в этом красивом успехи. И вот уже он может волжском городе, где в рамический декор ярославских церквей. А как поведут себя в конце XVII века последней яркой вспышкой расцветилось искус¬ щечек, пробных глиняных до¬ приближаясь к сокро¬ венной тайне изразца, прежде неотличимо воспроизвести ке¬ плитки в непогоду? Мастер ство русского изразца перед тем, как уступить место за¬ целую падным художественным при¬ емам, привнесенным в русскую ду— ведро у печки, а уходя вечером, прячет их в сугроб. культуру Петром, ему суждено было возродиться триста лет Весной он в них уверен спустя. Покуда вокруг шли ученые споры о степени восточного или западного влияния на изразец, русский о том, почему в ис¬ тории его развития обнаружи¬ зиму, приходя на работу, кладет изразцы в горячую во¬ Государственного Историчес¬ кого музея на изготовление печных изразцов для боярского дома на Варварке в Москве Софьиных и десятилетий, откуда при¬ шел в Москву «муравленый» изразец, Егоров несколько лет не отходил от муфельной печи. чьего монастыря, Сейчас уже не сосчитать, ско¬ лько тысяч и тысяч сочетаний веществ им за перепробовано было эти годы, сколько он — прочность отменная, служить будут века. Решающим для него стал заказ ваются вдруг провалы в неско¬ лько 258 Новодеви¬ полученный палат в 1961 году. — Московские печи стали для меня боевым крещением Алексей Алексеевич — открывает шкаф, на полках которого громоздятся пачки общих тетрадей двойного фор- А. А. Егоров Придел церкви Тихвинской Богоматери в Ярославле. 1686 г. Церковь Тихвинской Богоматери. Фрагмент декора. Ярославль.
Сказ про поливной изразец мата.—Вот, Богоявленская церковь. Ярославль. 1684-1693 гг. в них рецепты тех 259 тысячи формул, по которым пробы, чтобы в ре¬ изразцов. обжигались Я листаю тетради, испещренные един¬ зультате осталась одна ственно правильная. Свинец, записями мелкого почерка- —
Второе рождение олово, сурик, полевой шпат, кварцевый песок, мел, каолин, соль, сода, поташ, бура —все в миллиграммах. И таких тет¬ радок исписано чтобы найти множество, состав одного только поливы цвета! А цветов веку мастер подбирал матери¬ алы, которые между собой дружат, что ли. Вот и восточные керамисты приметили, что на лёссовых, богатых кальцием 260 боюсь, не на один месяц тебе тут задержаться придется. А для начала почи¬ тай-ка вот эту книжицу... только, глинах, которые На титуле значилось: «Открытие сокровенных художеств и про¬ в чее. преобладают Средней Азии, хорошо, про¬ Москва, 1768 год». С любо¬ основных в русском изразце чно держатся щелочные эмали пять—белый, желтый, синий, зеленый, коричневый. И не и глазури. А на их основе окиси фунта свинцу да два фунта меди и кобальта как раз и дают олова счесть оттенков! очень яркие Раз уж разговор у нас про цвета зашел,—говорит ма¬ тона. Наши же, русские, глины 8 мерок, 4 мерки жженного большей частью красные, бога¬ голышу да 4 мерки соли. Потом стер,—то хочу один вопрос прояснить, а то нередко прихо¬ дится слышать и читать умные тые железом. На них лучше все оные вещи стопи вместе, то богатые свинцом и оловом, на поливу». Возьми... сожги... по¬ рассуждения о том, почему изразцы на Руси не столь ярки, основе которых те же самые лучишь... голубые, фолиант как, скажем, в Средней Азии. Природу, мол, у нас глаз худож¬ ника видит скромную—лес, а зеленые тона, синий же цвет нением. выходит более блеклым. Вот а только что слышал и от самого — травка, потому и краски у него приглушенные, все больше коричневато-зеленоватые. А на Востоке—там солнце ярче, небо синее, потому и бирюза на плитках глаза обожжешь. — это, совсем неверно. Дело тут не в солнце, а в свойст¬ ве материалов. Ведь испокон Неверно держатся голубые глазури и окиси меди дают не и синие эмали, пытством читаю: «Возьми три и сожги оные вещи в пепел, которого после возьми получишь весьма изрядную Я листаю древний с возрастающим вол¬ Как, столько я читал, и вся недолга. мастера об утраченных секре¬ Алексей Алексеевич, до¬ велось мне как-то прочитать тах, о тайне русского поливного в одной статье, будто секреты мастерства своего про себя луйста, черным по белому: возьми 3 фунта свинцу! В недо¬ умении смотрю на обладателя редкостной книги, а вместе — храните... Знать, терпеливый Давай бери карандаш, бумагу, записывай, фотографируй. Все расскажу, — человек не очень писал. Собор Покрова в Измайлове. Москва. 1679 г. изразца, а здесь — вот, пожа¬ с ней сотен забытых рецептов. — Возьми все и сделай так, как здесь сказано,— усмехается Новоиерусалим¬ ский собор. Изразцовый фриз. 1658-1685 гг.
Сказ про поливной изразец Егоров,—и «изрядной поливы», то есть состава, которым по¬ крывается изразец... не полу¬ чишь! Как не получишь ее и воспользовавшись другими рецептами из этой книги, да разве она одна, я их перевидал множество, и книг и рукописей старинных. Нет, не выйдет, знаю, все перепробовал. Это ведь непосвященному тут все ясно. Взять хотя бы меры—тут — Или вот про голыши в рецепте 261 В большом, сколоченном из — камушки прозрач¬ ные, гальку. Их толкли раньше, чтобы кварцит получить для досок глазури. Так голыши эти чуть не в каждой деревне состав разный имеют—разный и оттенок израз¬ ного. говорится цу дадут. А самое-то главное про это книжки и вовсе молчат— — Тут ведь каждый градус, каждая минута решают: один и тот же состав поливы при техника обжига. ящике лежала глина переливчатая, комьями —слои от желтого до темно-кирпич¬ Рядом похожий на стоял механизм, мясорубку, увели¬ ченную в размерах раз в два¬ дцать. Алексей Алексеевич нажал кнопку, раздался скре¬ жет работающих шестерен, и из «мясорубки» толстой колбасой полезла однотонная жерла коричневая масса. ясного— переводи в граммы да разном режиме обжига может дать цвет от белого до темно¬ серого. Дак и гляди теперь, рецепты это или шифр без отвешивай. Ан нет! Фунт-то он разный бывает—русский, анг¬ ключа, уравнение с сотней неизвестных. В компьютер его не какое-то мгновение он забыл лийский, немецкий, а есть еще особый аптекарский, и все приладишь—дело это такое, что с математикой чистой знаться не фунтах, ведь речь идет о ло¬ тах,золотниках, гранах, по ста¬ ринке. бы, ясней Казалось — они по весу разные. узнай, какой Попробуй имел в виду ав¬ тор—это тебе не фунт изюма. Речь у Алексея Алексеевича быстрая, Егоров отломил кусочек и стал разминать его сильными паль¬ цами. Мне показалось, что на и о нашем разговоре, и о моем присутствии. остались Они вдвоем, один на один — мастер хочет, чутья, любви к себе просит. И если сердце себе не материал: первородный для человеческого быта и ис¬ опалишь вместе с изразцами, кусства, простой секрета «образца ценинного» — и его грубый и прекрасный, безмерно изящный и — так в древности называли изра¬ глина. зец— не откроешь, души его не почувствуешь. А теперь покажу Егоров мял ее, и по его рабочим рукам чувствовалось, что комок до чего сам доходил в муках тебе все стадии керамического глины размяк, стал податлив, и счастье нескончаемого по¬ нашего производства. Вот с этого разогревшись до температуры иска. ящика все начинается. его торопливая, словно боится он, что не успеет до¬ говорить что-то важное, то, ладоней. А мастер мял Крутицкий терем в Москве. 1694 г.
Второе рождение и мял ее с зачарованным взо¬ ром. Лицо сошли с его разгладилось, него все чуб и забот, — свесился косым парусом, Егоров но жиге и усадку меньше давал. приметы житейских неурядиц и не встряхивал привыч¬ головой, чтобы закинуть его наверх. Наверно, точно так же стоял мастер триста лет назад, пробуя на ощупь глину, и был похож на Егорова. Я попытался пред¬ руках другой материал —мрамор —и не ставить в ный мир мастерской,— чтобы не трескался изразец при об¬ его Усадку? Именно. Ведь глина после обжига—что сарафан после первой стирки: на пятнадцать — ну уменьшаем. Поэтому когда копию изразца сделать надо, то сначала двойника лепим, толь¬ ко на эти семь процентов круп¬ комца— рельефного могучего единорога, в которого пре¬ вратился ком невзрачной бурой глины. Мария Васильевна кла¬ человеческое тепло, он ный оттиск. тратит обретенный жар. Я взял его из рук мастера, и глина еще долго возвращала мне тепло тем, постукивая по гипсу, осто¬ слепок, и я вижу своего зна¬ нее, делаем с него гипсовый глиня¬ слепок, а с того уже нельзя. Мне стало жаль, что комок материала в руках Егоро¬ ва из-за меня впустую рас¬ образовались пустоты. Наконец форма заполнена. Дощечкой снимается лишний материал, Мария Васильевна накрывает форму листом фа¬ неры, переворачивает ее, за¬ чтобы не процентов съежиться может. Мы же усадку, считай, вполови¬ смог: тот не принимает в себя прекра¬ сен и сам по себе, а глине без частицы человеческой души 262 — Тут у нас распреде¬ рожно освобождает от него дет его на полку. — Пусть две, посохнет тут недели пока окончательно не ление труда —одному со всем затвердеет, как вот этот.— Она не управиться. берет Пришло время познакомиться с полки точно такую же заготовку, как вышла сейчас с помощниками Алексея Алек¬ из-под ее рук, но только высох¬ Марией Страховой, отдавшей мастерской более тридцати лет, и Александром Монаховым, работающим здесь шую и от этого заметно посвет¬ сеевича— левшую. Теперь за дело принимается Александр Константинович Мо¬ нахов. Перед ним на столе его ладоней... Мы в глину добавляем круп¬ нокварцевый песок и шамот дратную гипсовую ками, а рядом с единорогом- гранулированную обожженную глину,— поясняет Алексей Але¬ Мария Васильевна берет ква¬ форму раз¬ мером примерно двадцать пять на двадцать пять сантиметров гинал XVII и начинает наполнять ее мяг¬ ния кистью, и изразец начинает — — ксеевич, возвращаясь в реаль¬ немногим меньше. расставлены баночки с крас¬ «полуфабрикатом» лежит ори¬ века. Мягкие движе¬ расцветать, правда, краски кажутся очень вялыми, размы¬ тыми. На оригинале они гораздо сочнее. Это придет с обжигом,—по¬ ясняет Александр Константино¬ вич и влечет меня в святая — святых мастерской—лаборато¬ рию, где составляется полива. Всюду —на столах, подоконнике ящичков, — полках, сотни склянок, коробок с разноцвет¬ ными порошками, разведен¬ ными красками. Вот здесь все мои секре¬ ты,—смеется мастер,—а зна¬ ешь, в чем состоит главный? — Печь Теремном дворце Московского кремля. Конец XVII в. в кой, вязкой В том, что состав поливы я ищу не тем путем, что шел к нему художник XVII века, а, наобо¬ нает рот, обратным, что ли. Ведь он тогда чистых веществ не имел, а добывал их из окрестных после «мясорубки» глиной. Большим пальцем пра¬ вой руки она тщательно вми¬ ее во все неровности,
Сказ про поливной изразец природных материалов, обраба¬ тывая которые стремился к чи¬ Так что же, нет больше для вас секретов в ценинном деле? — 263 исполнителя. Так что мы, кера¬ мисты, свое слово в возрожде¬ ее не достигал. В этом и есть в нем секретов не осталось? нии искусства русского изразца сказали, теперь дело за архи¬ вся прелесть изразца. В этом-то Там, где текторами. весь и фокус, ведь сумей тогда керамист получить чисто-белую эмаль, у него бы кафельная и интерес теряю. Новое ищу: плитка для ванной вышла. А ты каждый изразец—это непременно и новый секрет. Выходит, воскрешенное ис¬ стоте компонентов, но до конца глянь на единорога — вроде белый, а не белый, с сероватой патиной, а вон и красно-бурые прожилки! У меня же все вещества хими¬ чески чистые, и моя задача... загрязнить их! Чтобы точь-вточь вышло. Так я в белую эмаль, чтобы сероватый оттенок полу¬ и добавляю одну сотую процента хромистого железня¬ чить, ка. Вот ты и не смог отличить старый изразец от новодела. По правде сказать, я сам не так давно в Москве был, зашел на — Да что же это за дело, если он мне открылся, я уже ведь — кусство изразца русского пока еще теснится в рамках только — одной реставрации? Нет, почему же. Рестав¬ рация помогла мне подобрать мордами по бескрайним про¬ сторам русской равнины. Да вот же она, разгадка, раз¬ непривычно гадка не сочетающегося с их душия! Придя я и поверья, в наше народное не только реставратор, но и художник, работающий в ста¬ заказ остались. зверей, мчащихся Костромы, Астрахани, Новгорода. Но ведь ка, Волоколамска, нуть,—смотрел, трогал изразцы, боярина И я уже вижу вереницу этих с удивленными санаториев. Вот сейчас лежит а какие от вечает мастер. изразцовый декор ВерхнеСпасскому собору и церкви Двенадцати Апостолов в Мо¬ сковском Кремле, старинным зданиям Ярославля, Смоленс¬ них через двадцать лет взгля¬ да так и не нашел, какие мои, Куда они теперь поскачут? Возрождать изразцовое убранство Вяжищского мона¬ стыря под Новгородом,— от¬ — диковинных печки в музее стоят—пришел на мои первые фриз. — к нему ключи, вернуть к жизни ринной технике ца. Делали мы Варварку, где Егоров собрал «выпеченных» единорогов в ряд, в единый из Сочи русского израз¬ камины для — просят два камина, обязательно в русском стиле, рисунок на усмотрение Печь в Боярских палатах в Москве. «Муравленый» изразец. XVII в. воинственным обликом искусство, львы, нороги добро¬ в наши сказания грифоны, еди¬ существа, столь коварные в чуже¬ и другие жестокие и геральдике, испили неспешных соков земли Рус¬ земной и добрых, и стали широтой и улыбкой. ской, могучих жить ее Фрагмент печи в Иерарших палатах в Суздале. XVIII в.
Второе рождение Радуга Выплавившись 264 в окне великий ширваншах... защита религии Халил Улла I приказал из жаркихтурке- станских песков и чуть остудив прохладой каспийских вод, солнце освещает ими древ¬ ние здания стоящего на берегу моря Баку. Высокую стену дворца Ширваншахов оно одолевает, уже набрав сил, поздним утром. свои лучи выстроить эту светлую усыпаль¬ ницу для своей матери и сына в восемьсот тридцать девятом году» (1435—1436),— выбито над И на сотнях каменных плит, входным проемом. Вершину портала венчает надпись из Корана, прославляющая Алла¬ выставленных на внутреннем ха. И по всей плоскости дворе, проступают загадочные узоры-письмена. В бороздках тончайшая вязь каменного орна¬ мента, выполненная великим залегают глубокие черные тени, а выпуклые поверхности твердого в Баку из родного Шеки, светлого апшеронского известня¬ ка, преградив путь солнечным лгу всматривается в таинствен¬ лучам, становятся такими яркими, что глазам больно смотреть. Эти страницы каменной книги—так Рельефные буквы называемые Баиловские камни, каждая весом в центнер,— извле¬ чены археологами со дна Бакинс¬ кой бухты, и ученые пытаются разгадать их смысл. Туристы не задерживаются воз¬ ле белых плит, спешат дальше, в Диван-хане, Мавзолей дерви¬ ша, в мечеть. Пестрая толпа обтекает невысокого плотного черноволосого человека, непо¬ движно стоящего у одной из и подо¬ ные узоры. — манят его к себе, дразнят отточенной четкостью и изяществом линий, будят строителя-архитектора прошлого — желание разгадать их прочитать тайну, мысли древнего ма¬ стера, выбитые в камне. нейший декор проступило имя Али. Оно ширваншаха—дерзость неслы¬ ханная—и чуть ниже имени Аллаха: Али рисковал жизнью, но получил Азербайд¬ жане людей, достигших вершин мастерства,—умели спрятать Солнце тельно называют в от непосвященного смысл своих узоров. Человек поднимает глаза от Баиловских камней, усыпальницы ширваншахов «Тюрбе». «Величайший султан, ному кружеву богатого портала ме’мара высечено над словами Он знает, что уста —как почти¬ собеседниками..Он всегда при¬ ходит сюда, когда приезжает году—при реставрации зда¬ ния— к одному из медальонов, украшающих портал, приставили зеркало, и в нем сквозь слож¬ и его взгляд скользит по камен¬ и он остается художником. Кто был он? Этого не знали долгие годы. А в 1945 пришель¬ цы из далекого неведомого один, нет, наедине со своими немыми плит, — бессмертие. печет все сильнее, от жары уже не спасает и дующий с Каспия ветер, но человек не уходит, словно надеясь, что тайна книги вот-вот откроется ему, Ашрафу Расулову из горо¬ да Шеки... — Салам алейкум, уста Аш¬ раф!— говорю я.— Оставьте прочтение этих узоров кому-
Радуга Портал дворца Ширваншахов в Баку в окне нибудь еще, разве мало того, что вы сделали? Ведь заново вернуть людям шебеке было не намного легче... 265 — Алейкум салам! —отклика¬ ется мастер.— ришь? Но Шебеке, гово¬ ведь именно эта каменная книга пробудила во
Второе рождение 266 Радуга в окне 267 Город Шеки Мастер с учениками Ашраф Расулов мне желание испытать свои обнесенных силы. Нас было семеро, когда мы взялись за дело, после того как ром,— выглядит в 1959 году в Баку умер мастер караб¬ каешься по мощенной булыж¬ ником зигзагообразной улочке длиной всего метров тридцать, а шириной в метр и каменные Абдули Бабаев, последний хра¬ нитель секретов старинного искусства. Шестеро отстали в пути, и лишь мне выпала радость познать эти секреты. И на всем долгом пути Баиловс- высоким забо¬ миниатюрной крепостью. Ощущение древ¬ ности усиливается, когда карнизы почти смыкаются над твоей головой. Из мне, что том чая и кисловатым запахом лись выше туркменских, что нигде в мире нет таких красивых шебеке, как в Азербайджане. Но о шебеке мы поговорим не здесь, для этого нужно быть в Шеки. ...Четыреста километров —ночь автобусе —разделяют Баку и маленький старинный Шеки, забравшийся в горы езды на Западного Азербайджана и со¬ хранивший древний свой облик колорит. Городок показался мне двухцветным: густая зе¬ и лень деревьев, травяных скло¬ нов и темно-красный черепич¬ ный ковер крыш. Двухэтажные дома сложены из местного серого камня и сплетенного в узоры кирпича. Каждое хозяйство жилых и — несколько подсобных построек, открытой двери тянет арома¬ черека—только что выпечен¬ ного хлеба. У входа — огром¬ ный самовар со сложной систе¬ мой подвешенных на проволоке конструкций, сулова. Он встречает широкой улыбкой и крепким рукопожа¬ тием. В руках у него длинные деревянные рейки и маленькие стальные инструменты, отполи¬ рованные до блеска годами службы. Разве уста не имеет права на отдых в субботу? всеми цветами, как калейдо¬ скоп. из Она состоит сотен разноцветных стекол, вставлен¬ ных в узорчатую решетку из деревянных завитков. Видишь эту дверь — из дворца шекинских ханов? Восстановил я ее недавно —восемь месяцев выполняющей Суббота, говоришь? Ай ба¬ лам! Нет у меня суббот, воск¬ ресений, понедельников, втор¬ ников: кончились двадцать лет назад. Есть только день, когда можно работать, и ночь, от¬ нимающая время для работы. Да вот еще решил своему ремеслу сына Тофика и его нутой талией друзей-старшеклассников об¬ учить: шебеке дает мне счастье, но разве может оно быть пол¬ стеклянные ста¬ канчики— армуды: обязатель¬ ная принадлежность всех азер¬ чайных. За столи¬ ками неторопливо потягивают из блюдец текучий янтарь чая, прикусывая мелко наколотые кусочки сахара. Вымытые ноч¬ ным дождем и напоенные све¬ жим горным воздухом улочки источают покой и беззаботную радость. Последний крутой подъем ным, если владеешь один? За длинным деревянным сто¬ лом сидят Расуловы кружков¬ цы. В руках у них лобзики, им фанерки, дощечки, рисунки будущих узоров. Мастер дает каждому задание, а сам ведет ке крепостных ворот, и я попа¬ даю в средневековую азербайд¬ До последнего момен¬ та не знал, все ли правильно сделал, все ли рассчитал, пред¬ усмотрел. Вроде бы а ней в и невелика на одном искал, а сколько шебеке, сто¬ лько и узоров. В одном только ханском из дворце их шестнадцать видов. Сейчас даже вспомнить страш¬ но, сколько терпения ушло: ведь в шебеке все приходится делать самому—я тут и конст¬ руктор, и столяр, и чертежник, и художник, и стекольщик. Сначала придумываешь узор меня как-то научить моему ремеслу лучшего столяра Дербента, чтобы он шебеке во дворце города реставрировать Приехал он, посмотрел на и работу, махнул рукой Это, домой. говорит, дело адское, немыслимое. Пришлось мне самому шебеке в Дербенте делать, да и не только там: еще в Хачмасе, в Баку для Музея азербайджанской литературы имени Низами и Музея азербайд¬ смог. мою — жанского ковра и народного консерватории, а потом для лей, и все вырезаны вручную! окружения, ракурса, размер и сочетание цветов стекла. Между детальками цветные стекла, и все это держаться Затем рисуешь макет в натура¬ льную величину, вычисляешь Государственного музея этно¬ графии в Санкт-Петербурге и Британского музея. А вот должно само собой: ни гвоздей, ни клея я не применяю как все детали, потом эти дереву. в дились отцовские уроки, полу¬ увидишь. Всего их ченные в юности,— он у меня дцать, а на каждое месяц уходит. был резчиком по дереву. Готов¬ Много рассказывал мне еще квадратном метре четырнад¬ цать тысяч деревянных дета¬ — старину. стеклышко знаешь, Пока не будет последнее вставишь, не ли жить шебеке. На миллиметр где-то ошибся все рассыплется. — А должно Здесь — работа лю каркас, вырезаю элементы конструкции, вот, посмотри: ящик стоит с полукружиями один век. Много сортов дерева алатами испробовал — подошли только мастерской. Здесь царит полумрак, но сноп света время не крошится, как дуб, при тонкой резьбе. от высокого окна выхватывает Пять лет изучал Расулов искус¬ ство шебеке, прежде чем пер¬ по мне очень приго¬ быть сделано крепко —не на два: бук и чинара. Древесина у них твердая, вязкая и в то же из темноты невысокую резную Попросили будущего орнамента, подбира¬ ешь масштаб в зависимости от дверца, меня внутрь старинного зда¬ ния— своей к ар¬ возился. вую работу сделал. К каждому новому узору новый подход — — роль трубы. Вокруг на столике с десяток белых фарфоровых чайников и изящные, с перетя¬ байджанских дверцу, которая переливается — кие камни словно напоминали Тадж-Махал строили азербайджанские рабы, что азербайджанские ковры цени¬ жанскую цитадель. Здесь нахо¬ дится мастерская Ашрафа Ра¬ Их — в мизинец шебеке искусства, я для Москвы для «Баку» их будет восемна¬ готовлю. В ресторане Ашраф о шебеке. Никакой литературы об искусстве этом — толщиной. тысячи нужны, да не про¬ стых—двойных, прикладного с пазами для нет, поэтому, откуда идет оно, когда началось, сказать трудно. Самые ранние шебеке —ка¬ менные— найдены в Азербайд¬ стекла. Пока все это вырезаю, жане археологами: они датиру¬ неспокойно очень на душе, и, ются XII—XIII веками. чем дальше, волнение растет. каменные и деревянные решет¬ Когда сборку начинаю, работа много легче, почти отдых. Ажурные ки были и во дворцах, и в про¬ стых жилых средневековых
Второе рождение домах, Шебеке. Дворец текинских ханов. Конец XVIII в. банях, мечетях — их 268 в XVIII веке, превратившись можно увидеть на персидских в ювелирного исполнения дере¬ Виртуозной своей вершины достигло шебеке вянное кружево прекрасных миниатюрах. цветных витражей. И как Кру-
Радуга в окне 269 привел меня мастер, я постигаю всю силу этого удивительного искусства: несмотря на пасмур¬ ный день, сюда, в комнаты, с улицы струится сквозь шебеке волшебная радуга, будто успокаивающая мелодия. Я вспоминаю слова «Устал жу. и и кажется, в ней заключена тихая, Ашрафа: если —к шебеке прихо¬ Они успокаивают снимают усталость». меня Мне кажется, что я попал в сказку одной ночи» щебетание сказочных «Тысячи и и слышу птиц, шелест шелков, чей-то усып¬ ляющий шепот. Зачарованный этой картиной, слышу Расулова: Красиво? Я уже двадцать — лет не могу привыкнуть к этой красоте, захвачен ею, как вижу впервые, потому тил ей жизнь. можно Но, сделать будто и посвя¬ ты знаешь, еще лучше, нужно только раскрыть секрет старого стекла. До всего оста¬ льного я дошел сам: и какое дерево брать, обрабатывать, а вот лучше и как его всего со стеклом гораздо сложнее, здесь нужны свои специалисты. Я сейчас стекла с Если бы получаю цветные Брянского завода. не видел старинных стекол, что оставались кое-где во дворце, то о лучших бы и не беседкой, цветочной клумбой, большой черной пуш¬ кой и гигантской, в несколько вый двор с В шебеке не бывает одинаковых узоров тицкий теремок в Москве стал венцом искусства русского из¬ разца, так для шебеке апофе¬ озом стал дворец шекинских ханов, построенный Мамед расписанный искус¬ 1804 годах Гасане и в 1784— при хане ными художниками уста Гам- баром Карабаги, Али-Кули и Ку¬ рбаном Али из Шамахи. От мастерской Ашрафа до дворца—сотня шагов. Через открытое окно виден дворцо¬ обхватов, чинарой, посаженной одновременно с закладкой дворца. Двухэтажный дворец, словно ларец с драгоценностя¬ ми, весь изукрашен резьбой цветной по ганчу, в дверных проемах искусно уложены по¬ лусферой кусочки зеркал и по всему фасаду —окна с наве¬ шенными на них шебеке. Они очень красивы и отсюда, снару¬ жи, когда любуешься дворцом из розария, разбитого в саду. Но только внутри дворца, куда мечтал, но ты сам посмотри...— Мастер протягивает мне ла¬ которой лежат малень¬ донь, на кие осколки стекла, насыщен¬ ного цветом кобальта. Я прошу тебя,— говорит Аш¬ раф,—отвези их в Москву, в лабораторию, пусть их там изучат и помогут найти секрет — варки старого стекла —послед¬ ний секрет шебеке.
Второе рождение 270 Тюльпаны над головой Мое знакомство с Абдурауфом Аминджановым началось со сложения человеком с круп¬ ными чертами лица и большими старой, тридцатилетней давности, фотографии, висящей на самом рабочими руками. В тени видном и почетном месте во виноградных лоз, укрывающих от зноя небольшой квадрат его Дворце культуры таджикского колхоза имени Саидходжи сада, Абдурауф рассказывал мне о своей жизни, о своем Урунходжаева под Ленинабадом. Дворец этот знаменит тем, что здесь в пятидесятые годы замыслом и трудами местных ремесле. Семь лет работы под руководством Максуда Солиева мастеров возродилось древнее и красочное искусство росписи потолков—традиционное та¬ джикское национальное искус¬ ство. Колхозные мастера сами строили здание, а когда уже подвели его под крышу, пришли самые уважаемые из них к председателю. «Хотим,— сказали они,—отделать дворец по древней традиции, вернуть красоту, подарить людям свое искусство». Пять лиц смотрят с фото, четверо из них— почтенного возраста мастера: художник, по-местному «наккош», Максуд Солиев, резчики по дереву—кандакоры Рахмишех Раджабов и Очил Фаязов, ганчкор Зокир Нодиров и пятый—совсем юный еще тогда Абдурауф Аминджанов ученик Солиева. — Из всех пятерых жив ныне только Абдурауф. Он и продолжил дело в колхозном дворце навсегда определили дальнейшую судьбу бывшего подмастерья. Прекрас¬ ной школой ему стала затем учителей, взяв одно из самых почитаемых здесь во все времена и большая работа по копирова¬ нию старинных узоров прак¬ ремесел. Теперь мне предстоит встреча с этим человеком, в молодом, тически всех известных в рес¬ приятном лице которого уже тогда, три десятилетия назад, угадывались серьезность и устремленность. Абдурауф по-прежнему работает в родном колхозе и должен был вот-вот публике памятников, сохрани¬ вших росписи, которая велась по инициативе патриота этого искусства, архитектора, акаде¬ мика X. Юлдашева, выпусти¬ вшего в 1957 году цветной альбом образцов архитектур¬ ного орнамента Таджикистана. вернуться с уборки хлопка, затянувшейся из-за холодной погоды недели на три по Много месяцев ездил тогда Абдурауф по республике: сравнению с более благоприят¬ ными годами,—труд в этих Исфара, Заравшан, отдаленные кишлаки Северного Таджикиста¬ на—это настоящие заповед¬ местах в сезон, абсолютно обязательный для всех, незави¬ симо от профессиональной принадлежности и возраста. Художник оказался нетороп¬ ливым, высоким, плотного Ура-Тюбе, старый Ходжент, ники жизнерадостного искус¬ ства наккошей. Археологические раскопки в древнем Пенджикенте и дру¬ гих местах говорят о том, что
Тюльпаны над головой 271 история этого искусства, как и самого края, где оставили свои коридорчик Кир Великий и Александр Македонский, китайцы и арабы, хону. От одного взгляда на монголы и многие другие настолько неожиданна в этом завоеватели, где рождались и умирали Согд, Бактрия, Кушанское государство, где простом, казалось бы, жилище дивная, завораживающая роспись потолка. Цветочным много позже проходил Великий узором украшена Европу, меряется тысячелетиями. Возраст города Ура-Тюбе, например, резная ганчевая ниша в стене для посуды. В первый момент я вошел в парадную комнату для гостей следы — мехмон- потолок захватывает дух, шелковый путь из Китая в также токча — кажется, что все это не реалии, Архитектура тад¬ жикских предгорий Ура-Тюбе. Мазар Мавлоно Эшана. XIX в. расположенного зеленых в мягких, предгорьях Туркестанс¬ кого хребта, отделяющего плодороднейшую Ферганскую долину от Голодной степи, составляет около двух с полови¬ ной тысяч лет. Именно в этом городе и произо¬ шло мое знакомство с росписью потолков. В лабиринте кривых улочек с прилепленными друг к другу серыми, словно запы¬ ленными, домами из необож¬ женной лёссовой глины я нашел на улице Энгельса дом 54, построенный в XIX веке а декорации к «Шахнаме», навеянные средневековыми таджикскими миниатюрами. Во всем великолепии здесь и принадлежавший когда-то сохранилась система декора купцу Масбуту. Серая невзрач¬ ная стена—дувал—скрывала постройки с каркасно-балочной структурой, выработавшейся уютный зеленый дворик, в него выходит открытая веранда — айван, конструкции которой хранят следы былой росписи. Из айвана через небольшой в активной сейсмической зоне. Фантастична многоступенчатая архитектура плафона, разбитого по вертикали не менее чем на семь ярусов; непередаваемы
Второе рождение мазаре (мавзолее) Мавлоно Эшана прошлого века очаг не игра красок, волшебство орнаментов. Ложные балочки делят потолок на три десятка разноугольных кессонов хона. Некоторые 272 устраивали, и краски сохранили здесь всю свою первозданную — яркость и прелесть. из них имеют в свою очередь геометрически Глядя двойные углубления. Центральная хона увенчана восьмиконечным звездообразным понять юного, восприимчивого сложные на эти росписи, легко поверхности покрыты извилистым к красоте, способного Абдурауфа, мечтой которого стало не дать прерваться прекрасной нити, протянувшейся к нам из арабесковым орнаментом древности, растаять в отрогах сталактитовым конусом. Все ислими, Абдурауф Аминджанов Мазар Мавлоно Эшана дополненным растительными древнейшее искусство узорами. шей, восходящее При кажущемся нагромождении деталей бесспорно композици¬ типами орнамента к временам онное и художественное единство этого декоративного шедевра, благодаря которому комната в два десятка квадрат¬ священной Авесты! книги накко- главными зороастрийцев Краски прошлого века, в рых преобладают темно¬ Памирских хребтов чудесному эху былых цивилизаций, храня¬ щему загадочные магические знаки домусульманских культов. Перед кото¬ наккошем тогда во всей полноте раскрылся богатейший мир образов народной живопи¬ красные тона, немного приглу¬ си, населенный розами, тюль¬ ных метров шены из-за того, что в двадца¬ панами, ирисами, хризантемами, тальность тые годы посреди этой комнаты гранатами, смоковницами, обрела монумен¬ дворцовой залы. открытый очаг. находящемся в Ура-Тюбе рыбами, птицами, Какого же изощренного совер¬ был устроен ивами, даже шенства достигло в XIX веке В львами, обезьянами, конями,
Тюльпаны над головой хотя Коран и осуждает изоб¬ ражение живых существ. А затем у Абдурауфа Аминджанова были годы самосто¬ ятельной работы. Вместе с бригадой своих учеников он украшал театры, чайханы, жилые дома. Вот и сейчас показывает мне эскизы росписи чайханы в одном из кишлаков. Я прошу рассказать он будущей Абдурауфа о технике ремесла. Перед нанесением узоров поверхность дерева шпаклюет¬ 273 затем расправляет гармошку, и узор оказывается повторен¬ ся мелом, смешанным с рас¬ ным столько раз, сколько была тительным клеем, высохшая согнута шлифуется, после чего наносится прозрачный либо цветной грунт. Затем следует свиток—ахта самая ответственная операция, никам: определение масштаба мешочком с угольной пылью, если грунт светлый, или с толченым мелом, если темный. По линиям оставшихся на выбранного орнамента поверхности черных или белых шпаклевка которую главный наккош никогда не передоверит помощ¬ на бумага. Затем — этот прикладывает¬ ся к подготовленной поверх¬ ности, и по нему постукивают Ура-Тюбе. Потолок в доме Масбута. XIX в. Мы всегда работаем брига¬ дой, в которую входят мастера разных специальностей: плот¬ — ники, резчики по дереву, ганчкоры. Сначала бригада плотников подготавливает деревянные конструкции и дета¬ ли перекрытия, связывает их без гвоздей, подгоняет по размеру помещения, затем разбирает и и передает резчикам художникам. купца плоскости в зависимости от точек карандашом проводится помещения, угла наклона, положения среди других элементов конструкции и нане¬ уголь или мел легко сдувается. контур рисунка, после чего Красится в первую очередь фон, стебли, лепестки, очертаний рисунка при помощи припороха. Делается это так: основной узоры. элемент орнамента—рап¬ называют сие калам, что значит трафа¬ рет—сложенный гармошкой лист бумаги. Мастер прокалыва¬ «черный карандаш» обводит ет иглой нарисованные линии, большей четкости рисунка. сение порт— переносится на а затем уже цветы или геометрические Окончательную отделку — все контуры опытный наккош темными линиями для
Второе рождение А. Аминджанов. Потолок во Дворце школьников в Худжанде Капители колонн в Худжандском краеведческом музее Во дворце культуры колхоза им. С. Урунходжаева 274
Тюльпаны над головой 275 жановым по Ленинабаду, и, хотя мы заходили в здания, это была удивительная экскурсия по прекрасному цветущему Музыкально-драматичес¬ кий театр, чайхана «Пандшамбе»... Во Дворце пионеров саду. потолки покрыты орнаментом, тип которого мне уже известен Дворца культуры колхоза имени С. Урунходжаева,— это гирех, по залам и галереям что в переводе означает «узел». Основу его составляет бес¬ конечное разнообразие геомет¬ Гирех позволя¬ рических узоров. ет украсить и камерное помещение и огромные залы. Именно такие огромные залы с высоким шестиметровым потолком в областном краевед¬ оформ¬ Абдурауфом. Здесь мастер применил прием, характерный при украшении плафонов: проемы между балками заполнены перпен¬ дикулярно им брусками полу¬ круглого сечения—васса, ческом музее, также ленном которые в каждом ряду имеют свой цвет и узор. Богато украшены и резные деревян¬ ные капители колонн, поддер¬ живающих свод. Здесь оба главных типа орнамента гирех — Очень ответственным,— говорит Абдурауф,—является также выбор тонов, ведь плафону впечатление воздуш¬ подбирается образом, чтобы от края ности, спектр таким к центру потолка цвета станови¬ необходимо уравновесить зрительное восприятие всех лись легче, светлее. деталей, преодолеть их дроб¬ ность. Мои излюбленные цвета чистые, насыщенных тонов. Краски применяются только Если в древности они были для фона—ультрамарин, изумрудная зелень, реже белый и желтый, иногда—для с конца прошлого века их очень высоких потолков вытеснили сухие химические — красный. Для — основного растительными, то начиная красители, которые разводятся добавлением рисунка орнамента люблю с брать желтые, оранжевые. Дополняющие орнамент рас¬ и клеистого сока тительные узоры могут быть урючного, дерева. ...А потом мы пошли с любых цветов. Чтобы придать яичного желтка абрикосового, или, как его здесь называют, Аминд¬ и — ислими—дополняют друг друга, свидетельствуя о высочайшей квалификации наккоша, взаимно проникают один в другой, расцветают дивным садом над головой.
Второе рождение 276 Песнь рожка Разбудила Кончили песню, обтерли языком высохшие губы, начали другую —«Уж ты сад, ты мой меня песнь рожка: «Раскухарочстаринной русской выгон¬ нехитрая мелодия ки» — сад». Затем сыграли «По диким степям Забайкалья», «Сама ной песни—звучала за окном, где уже занимался, новый день. Было белея, садик я садила», кончили любимой своей «Канарейкой». Еще посидели немного, погово¬ часа четы¬ ре— по городским понятиям еще ночь. Здесь же, в деревне, день начинается выгоном скота, и пастух сейчас оповещал всех рили о вещах незначительных, условились, что завтра к обеду, о том, что час этот наступил. С пастухом Владимиром когда Руденков подгонит стадо к деревне, мы встретим его на Кирилловичем Руденковым я уже был знаком: вчера, косогоре а поближе к левому уголку рта, губы, пригнав в деревню стадо, он напряг заходил к нам вечером и, необычный звук. Его товарищ с секунду прислуши¬ достав из-за пояса рожок, играл на нем дуэтом с хозяином и сени наполнил сильный дома. вался, улавливая мелодию, и вот уже ее подхватил его и пастух, чтобы не запачкать рожок, не повторяя, а допол¬ няя, оттеняя запевалу: Днем прошел сильный дождь, дорогу развезло, пол, в комнату не заходил. Тщательно обтер сапоги В низенькой светелке огонек горит, у крыльца, прошел в темные сени, несколько минут покурил Молодая пряха у Пряха, моя пряха, окна сидит. папироску, и она освещала его открытое доброе лицо в корот¬ кие моменты затяжек. А потом хозяин дома, Василий вич Шиленков, Борисо¬ молча достал из корзины точно такой же, с раструбом рожок, ласково погладил пальцами его полиро¬ думы без конца, По плечам развита русая коса. домой в соседнюю деревню. Его фигуру уже скрыла тьма, а шаги по раскисшей земле долго еще были слышны. И вот это завтра наступило с песней рожка. Сон больше не шел, и впереди был длинный день. Василий Борисович отправился на хозяйственный пелена дождя, Шиленков выбрал древко, сделал на уровне пояса—чтобы косцу не и песня, словно натолкнувшись на эту влажную поудобнее струей переливчатого звука. не в центре, В открытом поле звучание совсем иное,— сказал мне, прощаясь, пастух и пошел — двор налаживать косу, прине¬ воздушную стену, возвраща¬ лась в уютное тепло дома тугой губам: Василием Песне было тесно в сенях, она заполняла их, стремясь на улицу, но там висела плотная ванную поверхность, приладил к и там они с Борисовичем потешат душу без помех. сенную вечером соседкой, и я пошел за ним. нагибаться—отметину, выдол¬ бил стамеской отверстие и плотно пригнал в него рукоять. Нижний,
Песнь рожка 277 утолщенный конец древка стесал наискось топором и стал Высверлил коловоротом дырочку под штырь, прилаживать жало. вогнал его в дерево одним обуха и намертво железным обручем. прихватил Теперь осталось отбить косу. ударом Мастер вставил в деревянную колоду маленькую увесистую железную бабку-наковальню и, придерживая левой рукой косу, стал отбивать металл молот¬ ком— «оттягивать жало». Подернутое ржавой патиной железо засеребрилось, засверка¬ ло. Шиленков вышел в сад, примериваясь, взмахнул косой несколько раз по воздуху, затем с маху рубанул мокрый крапивный куст у малинника. Крапива легла ровным рядком, показав нижнюю сторону и бархатистую. Хозяйка уже дожидалась возле листьев, светлую Тимофеевич Шахов, Захар Афанасьевич Шиленков и в 1896 году: Инструмент этот, сработанный из крепкого дерева—яблони, груши, клена, вяза, а то и из «— ворот. — Любопытно воспоминание Максима Горького о встрече с Кондратьевским ансамблем на Всероссийской промы¬ шленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде Славно, что рано управились, сумеет теперь по росе накосить. Не могу никому отказать, ежели попросят,— будто извиняется передо мной Василий Борисо¬ Песни вы ете?— говорю — Еще бы наши они, хорошо зна¬ я. не знать! Чай, ведь крестьянские! — восклицает первый рожечник. Мы их до двух сот знаем, — а то сын его Иван Захарович, Сергей Егорович Евсеев—давно ушли те мастера. Правда, рожок с их смертью еще не смолк. заморской пальмы, при акку¬ ратном обращении живет долго. И еще пел кое-где пастуший рожок щине, нет-нет да на Владимир¬ вич, зная, что приехал я к нему посмотреть не крестьянские больше,—заявляет его товарищ.—Только вот играем дела повседневные, а редкост¬ ное теперь ремесло его мы на память, а не по нотам, забываем часто. А ежели бы зеленая листва на утраченное было искусство мы ноты знали, мы бы всякую владимирских рожечников. Века жило на Руси это музыку могли играть. дереве. Сколько Ребята в желтых азямах сколько ни пытались сделать — искусство. В каждой деревне на Владимирщине были свои и (долгополых кафтанах) и в вы¬ соких выходил районного рожечник на сцену клуба, но было это уже как ни срубленном брались умельцы, рожок, ничего не получалось них. Вернее, рожок-то поярковых (тонких войлочных) шляпах собираются на эстраде. И вот льется унылая, у переливчатая, грустно вздыха¬ ющая русская песня. Кажется, что это поет хор теноров,— поет сравнения со старым, а может красотой задушевностью звуки. В прошлом веке рожеч¬ ник Николай Кондратьев где-то далеко только одну мелодию без слов. Звуки как прежде. плачут, вздыхают, стонут...» почве и через десятилетия собрал таких музыкантов из клязьминских сел в артель, Деревня Пречистая Гора под Юрьевом-Польским славилась старые мастера-рожечники когда-то умельцами, владе¬ в двадцатые годы, вшими непростым Василий Шиленков в подпасках трубачи-виртуозы, которые не только услаждали коровий слух, но и могли извлечь из незамысловатого народного инструмента чарующие своей и слава о которой быстро покатилась от ярмарки к ярмар¬ ке, от Москвы до Петербурга. мастерством изготовления рожка. Дмитрий вытачивали, да только голосом он не выходил никакого — быть, просто время тогда еще не пришло ему снова зазвучать, Благо, доброе семя в взойдет. Заронили ходил. хорошей семя когда Днем скотину пас,
Второе на рожке играл, вечером — рождение Где найду прут железный, где в мастерской у деда Захара сидел, помогал рожки резать, старую ось,— рассказывает мастер,— а руки у меня к железу секреты ремесла постигал. чуткие, привычные, я прут накалю, он мягкий становится, Поселилась в душе мечта самому рожки делать, чтобы краше были, чтобы звонче голосом, чем у Ивана война, и чем у деда Захара, Захаровича. Но пришла Василий Шиленков податливый. Молотком его направляю, а потом и закалку даю, умеренную, конечно, чтобы хрупким не сделать. Весь инструмент развешен под сражался с врагом в Волховс¬ ких болотах. Потом восстанав¬ станка, отдельно ливал, как и все, порушенное хозяйство страны, и снова было ящик с хитрыми гнутыми стамесочками, ножами для тогда не до рожков. В колхозе умелым рукам дело всегда найдется. Был маляром, плотником, краснодеревщиком, колесником. Но возвращается все на круги своя. Настало время вспомнить, что земля Владимирская славна не только тракторами и ситцем, пришел час взойти и семени, лет назад оброненному сорок на Пречистой [оре. Близился у Василия Борисовича пенсионный возраст, мечта его жила, пронесенная сквозь всю жизнь, сила в руках, искусных теперь во всех ремеслах, была. рукой — на стене у токарного — 278 торец. Сверло медленно погружается в дерево. Стрях¬ нув мелкую, как опилки, стружку, Шиленков снова вводит его в брусок. Когда перка углубляется на несколь¬ ко сантиметров, мастер берет со стены другую чуть больше диаметром и пускает в ход ее. — Теперь уже на педаль нажимаю я, а он занят только расточкой. Нога быстро устает—усилие как при езде на полный такое, велосипеде в крутую гору. Меняю ногу, но скоро опять окончательной обработки, доводки рожка. Маленькое оконце прямо против станка дает неожиданно сильный сноп света, вполне достаточный для работы. Мастер достает из корзины заготовку —брусок светлого дерева четырехугольной формы с одной стороны и цилиндрической—с другой. Бревно подходящего дерева я распиливаю на чурбаки по длине рожка, чурбак раскалы¬ устаю. Продолжаю нажимать через силу, думая о том, как маленький сухонький мастер, которому пошел шестьдесят седьмой, жмет на эту педаль часами. Ведь каждый брусок нужно пройти насквозь, одной, и не а пятью перками все увеличивающегося диаметра. А потом несколькими лопатками — последовательно растачивать ваю на четыре части строго раструб. Это простой рожок, в рожок-бас вдвое длиннее нем чуть ли не метр! Немалых через сердцевину,— поясняет сил а — И в середине шестидесятых годов стал он, не торопясь, по обтачиваю поленья по тор¬ требует помимо умения этот немудреный вроде бы народный инструмент. Не потому ли не цам—четырехугольным кон¬ может никак мастер найти себе памяти, мастерить инструмент, каким старики рожки делали. цом заготовка вставляется В токарный станок внес Василий Борисович,— а затем учеников, чему он очень огорчается. Приходили, правда, специальный держатель. Левой рукой Василий Борисо¬ вич берет со стены самую двое ребят из твердое дерево из горловины рожка. Маховое колесо соору¬ тонкую, вдвое тоньше каранда¬ лу, да не остались, ведь оно всей ша, перку—остро заточенный жизни дил поэтому мощное, тяжелое, на шести больших подшип¬ особым образом прут с полиро¬ ванной деревянной ручкой, а правой тянет вниз приводной ремень маховика. Шатун проходит мертвую точку, надо, выступать. улучшения, памятуя, как трудно было вручную выбирать никах, станину крепкую — не шелохнется. Начал оснастку обдумывать—зажимы, держа¬ в центр маховика, круглым — в ансамбля владимирских рожечников, очень хотели научиться ремес¬ требует, а им ездить За все утро тяжелой работы мы успеваем расточить всего один рожок, но и это еще только полуфабрикат. Мастер кладет резцы, перки, лопатки. И тут дальше учителей своих пошел Шилен¬ мастер с силой нажимает ногой на педаль. Я сразу вспоминаю свою бабушку, шившую когда-то по вечерам на ков сметкой. Для всех операций подготовил он собственноручно старом ножном «Зингере». Заготовка быстро вращается, дырочку напильником, до полусотни разного специаль¬ ного инструмента. и мастер строго под прямым углом направляет перку в ее сжимается, снова всю стволин- тели, захваты, подставки, затем самое деликатное — и его под крышу, к десятку точно таких же изделий — сушиться, а сам рассказывает: — Посушится, затем снова перкой раззинковываешь: дерево ведь ку проходишь, раструбец
Песнь рожка токарно 279 обработаешь. Потом наружный слой только резцом снимаешь. Затем циркулем будущие дырки для воздуха намечаешь, проделываешь их маленькой ложечкой неболь¬ — шой стамеской, а потом вострячок самый —кромочку ножичком растачиваешь, шкуркой протрешь. Потом шлифую инструмент, насечку для красоты на нем делаю ведь какой же рожок без — красоты! Но самое главное — Каждый рожок должен звучать чисто, это, конечно, звук. сильно, в одной тональности. Есть у меня один готовый рожок, сейчас мы его настроим. Шиленков идет в угол мастерс¬ кой, где к стене прикреплен мех от. маленькой гармони со шкалой. — Это я себе камертон изготовил.—Мастер ставит стрелку в положение «соль», нажимает на мех и следом дует в рожок. Различия в тональ¬ ности звучания я не ощущаю, но он уже колдует тонюсенькой перкой в чреве рожка. После третьей или четвертой настрой¬ ки удовлетворенно ставит инструмент на место. Дельный рожок вышел, пошлю, его во Владивосток. Почему так далеко? ходимся по улицам, и каждый порознь играет. Много песен В. Б. Шиленков знали, — Письмо недавно оттуда получил от слепого музыканта. Прослышал он про рожки, — просит изготовить Ведь и для него. на моих инструментах сейчас больше не пастухи играют, с луга они теперь на сцену перекочевали. конечно, Жаль, но в то же время и хорошо это. Ведь и раньше рожечник не только пастухом, но и музыкантом был насто¬ играли слаженно. Сейчас бы нас с такой — музыкой в любой город пригласили, тогда называли, появились. Собирались пастухи на ярмар¬ а может, и за границу. ках на конкурсы. Вот и пастухи Пречистой Горы славились в далеко своим умением. Летом уходили они на заработки На моих рожках более двадца¬ ти ансамблей уже играют— в другие губернии. Иной раз как пастухов нанимали? Кто лучше владимирский «Русь», оркестр на рожке играет, того и брали. Нашим конкурентов не было. Я сам в двадцатые годы пастушил на Метере. Стадо большое было—семьсот коров. И пастухов нас была бригада, ящим. Виртуозы игры на рожке известны были на Владимир¬ щине уже в XVIII веке, затем семь парней. Пасли когда играли все вместе, а как целые ансамбли, «хоры», как их пригоним скот в село, рас¬ — Ведь в старину русским рожечникам Париже аплодировали. Появились энтузиасты и сейчас. народных инструментов хора имени Пятницкого, ансамбли Московского института имени Гнесиных, Родниковской детс¬ кой музыкальной школы и Дома народного творчества Ивановс¬ кой области, коллективы Ярославля, Новосибирска. Обычный состав такой груп¬ пы—бас, два полубаса,
Второе рождение 280 рожечников. Играют сосредото¬ ченно, серьезно, и звук вольно летит над клеверным полем, перелесками, скатывается вниз, к пойме Колокши, взявшей деревню в излучину. Места тут дивной красоты. Играют долго, без устали. Потом Руденков рассказывает мне, что искусству игры на рожке обучил его отец, а сам он пастушит с 1927 года и с рож¬ ком никогда не расставался. Когда вышел из строя старый инструмент, отцовский еще, счастливая судьба свела с Шиленковым. С тех пор и играют на досуге вместе. Был в Юрьеве-Польском районный смотр художественной самоде¬ ятельности, готовились высту¬ пить там дуэтом, да сельчане замены пастуха не отпустили — Ездил Шиленков один, диплом привез. Диплома¬ не нашлось. ми и грамотами он не обижен: есть из Владимира, есть и из Москвы. Понимают везде цену ремеслу его, да, похоже, не старой пастушьей привычке прячет свой рожокприму за пояс под рубаху, и мы вич Выступает ансамбль «Русь» рожок-прима и обыкновенный рожок. Из них только последний по стараниями проглянуло солнце, трава блестит росой, земля обветри¬ а ведь вся эта зеленая крона вытачиваю, а затем его на клей сажаю к стволу. Сейчас вот душа покоя не дает, затеял к этому склонилась напиться старая ветла. Как и вчера, обходится набору еще один старинный русский инструмент добавить брелку. У нее раструб поуже, без лишних слов. Чувствуется, что совместная игра на рожках куска точится, к остальным раструбец отдельно чем у рожка, и еще отличие — — в медный стволик вставляет¬ ся, а в него фисташка. Выточил нее вот уже два варианта: цельную и разъемную. А потом думаю еще свирель освоить. За разговором время быстро бежит—пора идти на свидание с Руденковым. Василий Борисо¬ в тридцатые годы. Во многих отправляемся через деревню на луг. С утра распогодилось, лась. Стадо уже на подходе к деревне. Пастуха встречаем у маленького пруда, к которому из одного представляют величины потери, если вновь прервется оно, как у друзей нечто вроде ритуала и церемонии этой чужда суета требуются. Владимир Кириллович достает свой рожок, быстрыми шагами спускается к пруду, черпает раструбом воду, и она тонкой струйкой фонтани¬ рует с обратной стороны. Коров увел в деревню подпасок, и слова не и полилась с косогора песня краях и областях запел его владимирский рожок, даже пластинка вышла, одним тоненьким корешком питается, семена не засеяны, будет нечему. Василий Борисович все порывал¬ и взойти ся проводить меня, но путь предстоял неблизкий — по прямой через лес от Пречистой Горы до шоссе километров двенадцать, и я настоял на том, чтобы он этого не делал. Простившись с рожечниками, я уже пересек луг и шел краем горохового поля, а позади все пел, провожая меня, рожок. обернулся, чтобы помахать рукой, но глаза ослепило солнце, Я закрывшее от меня косогор.
ЗНАЕМОЕНЕЗНАЕМОЕ В народном искусстве всегда есть место тайне. Где корни загадочной мезенской росписи, правда ли, что лиелвардские пояса—это космические талисманы, помогут ли архаичные ремесла народа сету раз¬ гадать его прошлое, какую тайну хранят хакасские бисерные нагрудники пого и личины на приамурских плащей из рыбьей кожи? орнаментах
Знаемое-незнаемое 282 Откуда скачешь, конь-огонь? ...Прялка была старая, босиком шлепали по вымытому полу. Затем снова села на потемне¬ вшая, рисунок на лопаске чи¬ тался с трудом, а местами крашеную коричневую лавку подсунув под себя и вовсе стерся. Но разве спута¬ у окна, ешь ее с другими, разве можно подгузок высокой прялки, и ее загрубевшие от крестьянских работ пальцы проворно потя¬ не признать в ней с первого взгляда знаменитую мезенскую прялку, о ринной которой нули из кудели тонкий пучок овечьей шерсти. Жгутик этот поется в ста¬ песне: скручивался одним движением между большим и указатель¬ базарна прялочка, Очень долги типуши, На ней кони и олени Прялку с Вашки привезли. У меня ным пальцами, а родившаяся тонкая нить наматывалась на — Во многих деревнях русского Севера могли петь эту шутку- было представить себе кре¬ стьянскую жизнь всего неско¬ веретено: будут детишкам и носки, шестеро в доме! прибаутку— и на Двине, и на Онеге, и на Пинеге, и на дале¬ кой Печоре. А вот привезти туда лько десятилетий назад. А тут, в Селище, неподалеку от Пала- и варежки теплые. Лето было и в самом такую прялку могли только из одного места—села Палащелье на реке Мезени, а «Вашка», о которой поется в песне,— это родины угасшей было мезенской росписи, вот, пожа¬ щелья — луйста: прядут—обычное дело, и не прерывалось оно ни на один день в здешних местах. Усть-Вашская ярмарка, что «гу¬ ляла» неподалеку, при впаде¬ нии Вашки в Мезень. Только прялки эти, что остались Сколько я перевидел этих пря¬ лок в музеях—те же кони, те же олени, столь же «долги назад. Иван с фермы в четыре часа придет,— певучим, на северный высокий «городок», типуши» главки на верхушке, и всегда мне становилось грустно от — того, что висят они на гвозде без дела, для которого со¬ зданы, как отживший предмет, без которого вряд ли можно еще,—последние и сделаны никак не позже, чем полвека — манер голосом сообщила мне хозяйка,— раздевайтесь, обо¬ — — деле даже по здешним понятиям холод¬ ное— шел мокрый снег, а суг¬ роб под северной стеной дома хоть и съежился с зимы, почер¬ нел, но таять до конца упорно не хотел. Когда я летел в Лешуконье из Архангельска на само¬ лете— а только так сюда жно добраться,—то час полета тайгой над снега не в и мо¬ первый пинежской видел. Как спички стояли ели на желтова¬ том ковре непроходимых болот, грейтесь с дороги. Вы откуда приехали-то? С самой Моск¬ и, вы?—Она усадила меня возле печи, хотя в доме и так было ги, между деревьями начали жарко натоплено и ребятишки их стало только когда пролетали над водоразделом Мезени и Пине- попадаться белые пятна, затем больше, а вскоре снег
Откуда скачешь, конь-огонь? 283 общего строя улицы «Зарницей». Теплоход уткнулся из Дом плоским носом в красную гли¬ отдельно. Ивана Фатьянова ну, и я ступил на узкую, в пол¬ обшитый был он нарядным по чердаку ярко-зеленым те¬ шага, полоску скользкого бере¬ И не и стоял что потому, — га, отделявшую воду от почти сом, с фасада мог сойти за лежал сплошным покровом. вертикально уходящего вверх Стояла середина июня... высоченного увала, поднялся по вымытому ручьем оврагу, подмосковную дачную построй¬ ку, хотя сбоку было сразу видно, что дом этот только райцентра Лешуконского до Селища рукой подать: по пря¬ От мой верст сорок. Только прямых путей на Севере нет, есть пойдет вилять а она как и над Потом открылись и сами дома: наберет. Спадет вода гу—заболоченную тайгу и шагу не ступишь. Прялки когда— отсюда зимой — вывозили воз¬ река, летом, и вовсе отрезана от мира мезенская земля: через табол- то берег. Село никло с крыш, показавшихся от переката к перекату, так все сто прорезавшему только на санях. добраться до Селища большой воде быстроходной верхним темно-серые, срезом почти увала. черные срубы, молчаливые, серьезные, но не сумрачные, а скорее спереди своим тесовым фа¬ ртуком сбивает с толку, на самом же деле это класси¬ ческого типа мезенская изба: длинная, с разделением на жилую половины. в сенях хозяйственную Еще издали я при¬ и величественные в своей веко¬ метил какие-то нарисованные вой незыблемости. фигуры Над некото¬ на доске под чердач¬ рыми вздернул голову охлу- ным окном, а шагах в пят¬ пень-конек. надцати различил и рисунок Дом Ивана Фатьянова я узнал Я успел сразу. И не потому, что вы¬ по двинулся он как-то вперед кони, олени—те самые, — ни на что не похожие, загадочные персонажи мезенской росписи:
Знаемое-незнаемое красные, с черными, тонюсень¬ кими, как у гигантского комара, разбросанными роны ножками, рогов в разные сто¬ черные штрихи и гривы. Так мог вы¬ коробья,сундучки, прялки де¬ лало. Выбирали в лесу елку или березу с загибом, чтоб из одно¬ учал— по всем домам в Селище го дерева можно было и ло¬ пасть и копыло вырезать, выру¬ Да чего тут рассказывать, дело обычное: дерево заготавливаю глядеть только дом Ивана Фа¬ тьянова. бали, обтесывали. Осенью же, зимой, а перед ярмаркой—так С середины шестидесятых го¬ дов, когда мезенская роспись давно уже считалась явлением и летом, расписывали. Всего два цвета в мезенской росписи: красный и черный. Краснова¬ тую охру добывали из берего¬ сугубо музейным, нет-нет да и стали появляться на выстав¬ ках народного искусства лукош¬ ки и коробья с волшебными красными конями. Три мезенс¬ ких мастера восстановили про¬ мысел, нет, не промысел, коне¬ чно, искусство древнее воз¬ родили. Федотов Федор Михайлович — из потомственных палащельских, да отец с сыном из Селища—Степан Филип¬ пович и Иван Степанович Фа¬ тьяновы. Расписывал в Селище, правда, только Иван, а Фатья¬ нов-старший из сосновой дран¬ ки лукошки мастерил. Из всех 284 вой глины. Ее сначала рас¬ тирали на камне, а затем раз¬ водили в растворе лиственнич¬ ной смолы. Черную краску делали из сажи: смешивали ее с тем же раствором смолы, а чтобы краска потом долго не тускнела и не выгорала, ее как следует парили. Прялку расписывали, по словам Фатьянова, измочаленной на старые прялки, сундучки рас¬ сматривал. зимой, потому весна прихо¬ дит—сосна смолой, по-нашему серой, заплывает. Выбираю сосну на сурапке — в болотис¬ бора, дерево чтоб прямое было, слоя годич¬ том месте около ные— ровные, тонкие, это по коре видно. Срублю чурки распилю — его, на каждая по длине с окружность лукошка, наколю их топором или клином на четвертушки. В избу их принесешь, дерево в тепле распарится, мягко сделается, а то дак и кипятком распаришь. Топором или ножом по слоям древесным на тонкие пласти¬ конце деревянной палочкой, а потом тетеревиным пером обводили черной краской. По¬ ны —дранки расщепляешь. Дранку кругом согнешь, а края сле всего покрывали олифой, меж двух которая придавала росписи красивый золотисто-желтый сок — в жомы возьмешь — — в зажимы дощечек вроде ти- и так сушить оставишь. Как высохнет—прутиком че¬ ремховым прошиваешь или в троих здравствует ныне один Иван. К нему я и приехал в Селище, увидев на одной из отлив. Стоила такая прялка в начале века от двадцати до выставок туесок его росписи. Пришедший с работы Иван пятидесяти копеек. Мы знаем об этом, потому что художник мок из сплетенных пальцев. оказался человеком моложа¬ нередко прямо на прялке писал ее цену, имя заказчика и свое делать —из доски сосновой или вым, улыбчивым и стеснитель¬ ным. Туеса расписывает не для заработка—он рабочий на мо¬ лочной ферме, а кроме того, добычливый рыбак и охотник, собственное, например: «1900 года цена 35 коп., писал что немаловажно в его много¬ прялку Егор Михайлович Ак¬ сенов. Кого люблю, тому дарю прялку». Это и позволило те¬ детном хозяйстве. Летом еще ягоды, грибы всей семьей соби¬ перь выявить наиболее плодо¬ витых и талантливых пала- рают, чтобы на зиму витамины заготовить, так что на художе¬ ства времени остается немного, щельских мастеров. Я еще раньше, мальчишкой, ложки, птиц вырезал,— вспоми¬ и рисует Иван скорее для души, чем для надобности. Деревянную утварь в Сели¬ — чоки вырежешь—это как за¬ Потом начинаешь крышку и дно Размеришь, чтоб все аккуратно, шкуркой почистишь, еловой. чтоб задиринок не было, глад¬ ко. После этого начинаешь рисовать гуашью красной, за¬ тем черной. Обычной кисточ¬ кой, а когда особая тонкость требуется, то и глухариным оли¬ пером. Сутки посохнет фой покрываешь. Пробовал — — нает Иван,—так что к дереву приученный, а лукошки уже лет как-то из глины по старинке краску сделать, да не так, наверное: разрисовал, а стал олифой покрывать—она у ме¬ ще испокон веку ладили,— начал рассказывать он мне, двадцать расписываю. Отец у меня горазд был до ремесла, вот и стали делать. Двоюрод¬ доме под чердаком, я поначалу отдохнув немного после рабо¬ ты,— но не красили краше¬ ный брат мой помог, Федор Михайлович Фатьянов—худож¬ а они ную в Палащелье по соседству покупали. Там все село лубяные ник из Архангельска. А потом рисунки старинные я сам из¬ Тогда покрыл доску цинковыми белилами, гуашью написал, — ня и слиняла. Те кони, что на краской расписывал, облупились и выгорели. масляной
Откуда скачешь, конь-огонь? Красные глины Мезени уже два года под олифой стоит, не блекнет. и вот А когда и как зародилась здесь, в Лешуконье (одно название-то чего стоит: то ли леший на коне, то ли лешачий угол!), мезенская роспись? На этот вопрос Иван 285 об этом стариков. Те качали головами, говорили только, что возник промысел в незапамят¬ шек, коробеек, сундучков, пря¬ лок, конечно, есть предметы значительно более ранние, ные времена, считали, перечис¬ ляли, загибая негнущиеся за¬ скорузлые пальцы, своих пред¬ и ков, которые известны были художествами, но дальше не¬ скольких поколений, то есть середины прошлого века, за¬ глянуть не могли. возникновение промысла принято относить к середине XIX века. Но достаточно ли оснований для такого утверждения? Нет более древних прялок? Но ведь прялка —не икона, висящая в красном углу и бережно хранимая ответить не мог. Заехал потом Попытки ученых проследить «биографию» мезенской рос¬ в Палащелье, на родину промы¬ сла, где и сегодня живут пря¬ писи далее этого рубежа так¬ же, увы, успеха не имели. мые потомки знаменитых ма¬ Первое письменное упомина¬ ние о Палащелье как о центре рабочий инструмент, которому свойственно стареть, приходить в негодность, подобно всем стеров пяти художественных династий: Аксеновых, Новико¬ хозяевами, это актив¬ но используемый деревянный другим орудиям труда, и просто трудно предположить, что он вых, Федотовых, Кузьминых и Шишовых. Сыновья, внуки, росписи относится к 1904 году. Но среди множества разнооб¬ разных предметов, до сих пор правнуки промысел этот был чисто мужской, я расспрашивал используемых в крестьянских хозяйствах этого края,—луко¬ ходила — мог прожить более полутораста лет. Конечно, нет! Прялка при¬ в негодность, ломалась, и ей покупали замену, а старая
Знаемое-незнаемое 286 так или иначе никакого отноше¬ ми с теми самыми черными в печь. ния и красными завитками, которые Где они не имели. попадала за ненадобностью же в таком случае найти следы, хотя бы косвенные, существования промысла в бо¬ лее ранний период, если не к палащельской росписи разбросаны Приблизительно всегда бывают рукописей передо мной катастрофически таяла, когда, открыв очередной сборник Стопка — сохранилось ни вещественных тоненький, без переплета, доказательств, ни свиде¬ же я да¬ прялках. 1820 год. Итак, мезенская в мезенской росписи, всегда в пе¬ в заставке на прялочных птиц. переписчики рвую очередь принято отмечать Сомнений никаких быть приглянувшийся ее о характере графичность. А что, если могло. (Очень не похожих птиц первой четверти прошлого века. И если предположить, что я увидел потом и на лукошках рукописях, которые, как извест¬ но, на Мезени создавались, рить в удачу, спрашиваю ка. А может рагина о возрасте Увы, его опытный книжная Фатьянова.) Боясь пове¬ Бударукописей. книг переняли им узор с прял¬ ки, то выходит, что роспись по поискать аналогии этой худо¬ жественной традиции в древних Ивана роспись в кни- гописании существовала уже вздрогнул: столь разительно похожи были красные лебеди Говоря тельств? на дереву существовала еще рань¬ ше, вероятно, в конце XVIII ве¬ быть, наоборот, графика дала рожде¬ росписи? Вряд ли, так как хотя и не было тут, судя по всему, такого мощного центра тверждает мои опасения: книга трудно допустить, что при том книгописания, как, скажем, на не старше XIX века, что и запи¬ количестве деревянных пред¬ Северной Двине или Печоре. Задав себе этот вопрос, я от¬ правился в Петербург, в хоро¬ сано в журнале поступлений 1966 года, когда рукопись была привезена с Мезени. Ни коней, ни оленей, ни даже метов с чуть ли не до сантиметра ряда¬ лище Пушкинского дома, где мой товарищ по экспедиции Владимир Бударагин любезно птиц я больше не нашел, но, ми когда непросмотренным оста¬ и оленями открыл высокий шкаф с рукопи¬ сями Мезенского собрания, попались две, которые я с та¬ шо знакомое мне Древлехрани¬ в котором, судя по описи, нахо¬ дилась сто шестьдесят одна единица хранения. Все их мне просматривать не понадобилось, так как в описи были помечены лицевые, то вался взгляд под¬ всего пяток книг, мне большим, замиранием сердца отложил в сторонку. В одной меж двух ким же, если не с параллельных линий были за¬ ключены красно-черные тре¬ угольники. Орнамент есть иллюстрированные, руко¬ писи—таких оказалось очень той, немного скажет специалист. — и имеющие орна¬ мент, заставки, украшенные инициалы. Таковых набралось очень близок тому, что на прялках. Книга выглядела явно старше с птицами, но важно, что Середина XIX орнамента, с конями до нас не дошло бы ни одной рукописи с аналогич¬ ным рисунком, который мог фигур и послужить примером для древоделов. Гораздо логичнее, ко¬ нечно, предположить, что пере¬ писчики использовали отдель¬ ные черты уже распространен¬ ной деревянной росписи. Впрочем, поиск можно продол¬ жить— в гораздо более обшир¬ ном Печорском собрании руко¬ писей Пушкинского дома. Поче¬ прялки же листов они и помпез¬ выверенными рафы Так оказались заставки, близкие по витиеватому ностью строя, му именно в Печорском? Пото¬ му что мезенские расписные века. ошибаются: не хуже кримина¬ к развитой палащельской росписью, с ее упорядочен¬ записано и в журнале, а археог¬ около тридцати. Я тщательно перелистал их. В нескольких манере ние и в таких вопросах почти не тах бумаги, разбираются и в и в сор¬ водяных знаках, бумажных фабрик, в большом количестве Печору. И если какой-нибудь рукописи XVIII века можно прочитать, попадали на в орнаменту, продлившему жизнь русского барокко на Севере на целое и в марках столетие. В других встречались лях, по которым в совокупности и временную границу пала- миниатюры, характерные для можно весьма точно опреде¬ щельского промысла. северодвинских рукописей. Вполне возможно, что эти книги были завезены на Мезень из лить возраст рукописи. ному поморскому тех мест, возможно, что сюда переехал сам переписчик, но и в ния почерке, и в манере тисне¬ переплета няя рукопись, — во всех дета¬ Послед¬ последняя в бук¬ вальном смысле —под номе¬ ром 161—украшена не геомет¬ рическими заставками, а узора¬ что с Мезени уже в то время привозили крашеное дерево, то тем самым удастся отодвинуть Ведь по своему характеру эта графическая роспись самая архаичная среди всех извест¬ ных в русском народном искус¬ стве. И стоит от них особняком.
Откуда скачешь, конь-огонь? ными собратьями с прялок, 287 не открытым и ждущим своего Мезенская которые делали рукопись районах Архангельщины. В то же время при всей этой исследователя петроглифам тянутся корни загадочной ме¬ зенской росписи? Тем более В ней полностью отсутствуют кажущейся неумелости, прими¬ тивной технике рисунка какая что, по мнению крупного знато¬ ка крестьянского искусства обычные и очень распрост¬ удивительная цельность, изыс¬ А. В. северной росписи, бытовавшей на Двине, Онеге и в других районах, элементы канность, как точно передан мезенских прялок «отражают красочного, нарядного цвето¬ ной простоте средств передача представлений. Они пережитки первобытно-родово¬ чного и растительного орнамен¬ характерных черт коня, оленя, го уклада жизни». борецких, тоемских прялках радостный праздник цвета, буйство красок природы, лебедя! Та раненные в та. Если на — то здесь — предельная скупость изобразительных средств, лако¬ ничность рисунка. Условные, нарисованные словно неумелой детской рукой, кони ничего общего и птицы не имеют с их полнокровными, вполне телес¬ в соседних Бакушинского, росписи ритм вихревого бега животных, круг очень ранних земледель¬ какая отменная при предель¬ ческих самая, что поражает нас в наскальных изображени¬ Некоторые ученые склонны считать, что наличие в орна¬ первобытного искусства, прекрасные образцы которого, менте этой росписи таких эле¬ кстати, были найдены срав¬ нительно недавно на каменис¬ мбы, квадраты, розетки, ях тых берегах Онежского озера и Белого моря. Может быть, сюда за два тысячелетия до нашей эры или к каким-то еще ментов, как треугольники, ро¬ кже а та¬ графичность рисунка сви¬ детельствует о том, что она имеет в своей основе геоме¬ резьбу по дереву, которой так характерны трическую для
Знаемое-незнаемое все эти элементы. Действи¬ него времени: указанный узор 288 тазии: тут и сцены охоты, ной рыб¬ тельно, на некоторых покрытых можно решительно сопостав¬ резьбой городецких прялочных донцах с Волги фигуры коней так называемого стиля колесный пароход. имеют отдаленное лон». Речь идет о геометричес¬ С ком стиле великолепной ор¬ путать этот которой были покрыты керамические сосуды, найденные на Дипилонском кладбище в Афинах с главного—с красных коней. и рив глаза, спуститься под мрач¬ сходство с красными конями Мезени. А может быть, архаичная — щельская роспись пала- это отголо¬ сок древнего искусства чуди, угро-финского племени, жи¬ вшего в этих местах? Ведь на найденные греческой орнаментикой Дипи¬ наментальной росписи, относящиеся нашей эры! узорах, украшающих медные нагрудники, лять с во вре¬ мя раскопок их могильников, к VIII веку до ловли, катание на санях и даже... плывущий чего начать, пытаясь рас¬ бы приблизились, вероятно, бы удалось ребус? Наверное, Чтобы найти истоки этого об¬ раза в искусстве, нам придется, набравшись ные своды Трудно сегодня сказать, кото¬ рая из гипотез ближе к истине. по реке смелости и зажму¬ палеолитических первобытного художника начертала той же красной охрой фигуры мамон¬ пещер, где рука и относящихся к азелинской Мы культуре III—V веков, те же к разгадке, если тов, бизонов и других живо¬ понять целостный смысл кар¬ тины, которую являют собой тных. коней! ряды Тем более что , Чучепала, расположен¬ рядом с Палащельем, с селом ным связано интересное предание. Сказывают старики, будто изображения на прялке. А в том, что такой смысл был в нее вложен, сомневаться на высоком холме около дерев¬ почти не приходится, хотя бы чудский городок. Новгородцы, пришед¬ шие сюда на поселение (а новгородская колонизация Се¬ потому, что роспись всегда имела строгий порядок. По ни стоял давным-давно вера началась примерно небольшой, стройной, срезан¬ ной по нижним углам лопаске, украшенной наверху маков¬ Случайно ли первым по образов среди них стал конь? Едва ли, потому что для жителей Евразии он с глубочай¬ шей древности символизировал небесный огонь, дава¬ солнце частоте — вший людям тепло и свет, то Вероятно, подчиня¬ ясь уже не подкрепленной мифами древнейшей неосоз¬ есть жизнь. нанной традиции, красные кони ками—словно главками север¬ ной деревянной церкви,— рас¬ язычников, для которых они полагаются пояса рисунков также были и а бег этих животных символизи¬ и погибли почти все чудские орнамента. Поверху загадоч¬ ной клинописью идут «бердо»: Отсюда и название Чучепала, а сенокос около сети или решетки в окружении «курочек». Под ними ряды небосводу. Значит, века), однажды с XII зимой внезапно напали на городок и погнали его жителей к реке. Здесь, в мезенской полынье, — люди. того места до сих пор в народе зовут Кровавым плесом Однако далеко не или Крово. везде от¬ ношение новгородцев к мест¬ ным племенам было столь жестоким. Они обычно ужива¬ лись, вели торговлю, обмен предметами быта, на которых, конечно, мог быть и орнамент. Пожалуй, наиболее кое суждение одному из чудский экзотичес¬ принадлежит исследователей рус¬ ского народного творчества, — коней и оленей, затем снова геометрический орнамент, за¬ ключенный меж двух горизон¬ тальных широких красных по¬ образом солнца, ровал движение светила по и на мезенс¬ кой прялке бег коней передает, вероятно, солнечный путь или движение времени, тому подобно как на древних резных прялках солнечный путь по лос с черной волнистой чертой через все поле прялки, а в са¬ небосводу обозначался дугой солярных знаков вписанных мом низу лопаски, в сужении у «шейки», вновь появляются в круг крестов или розеток фигурки коней. И везде как бы невзначай разбросанные спи¬ Трипольской культуры. А что означают летящие в стре¬ мительном беге олени и лоси? ральки, черточки, кружочки, звездочки — словно вихрь от быстрой езды вскружил все вокруг. Живут на прялках лебе¬ В. С. Воронову. Он пишет: «Чре¬ звычайно любопытно отметить, ди, написанные одним точным что орнаментация мезенских прялок сохраняет в себе форм¬ стороны, там, где привязыва¬ лась куделя, мастер мог позво¬ лить разгуляться своей фан¬ альные отражения очень древ¬ появились на амулетах славян- мазком. И лишь с обратной — — прием, идущий еще от древней Далекий таежный Мезенский край был той крайней северной границей славянской земли, где она смыкалась с первобытным миром охотников и рыболовов, протянувшимся на огромном пространстве от Кольского по¬ луострова до Тихого океана
Откуда скачешь, конь-огонь? 289 Трипольс¬ кой культурой древних земле¬ дельцев Юго-Восточной Евро¬ пы, и расшифрованы как симво¬ связанным с той же лы пашни, засеянного поля. Две черные волнистые линии в красных берегах, аналогич¬ ные тем, что непременно при¬ сутствуют на прялках с резьбой, являющиеся символами воды, могут оказаться «двумя реками и Вселенной» из мифов угрофинских охотничьих племен, также свидетельствуя о кос¬ могоническом характере общей композиции прялки. Но почему тогда ниже уровня земли, у самой ножки прялки, снова возникают фигуры небес¬ ных коней? Здесь нам на по¬ мощь приходят те прялки, где расположенные точно так же внизу солярные розетки сосед¬ ствуют с... ящером, обитателем подземного мира. По мнению ученых, кони означают ночное, подземное солнце, а вся компо¬ зиция, таким образом, переда¬ ет его суточный цикл, отражая уходящую в глубь веков, устой¬ в чивую сознании народном геоцентрическую модель. Жан¬ ровые же бытовые сценки, вошедшие рафию в прялочную иконог¬ в прошлом веке, по сути не искажают этой схемы, по¬ и объединенным в своем об¬ ют над всей композицией, а два скольку передают новыми сред¬ разе жизни, верованиях, мифах главным объектом охоты, ис¬ оленя, стоящие по бокам «дре¬ ва жизни»,—широко распрост¬ Итак, прялка передает точником жизни раненный в Европе сюжет. Если на древней наскальной писанице сделанные с разры¬ один и божеством оленем Золотые рога. — Почему же не предположить, что имен¬ но здесь житель древнего пан¬ вом теона мог занять место под отражают разные ступени чело¬ рядом огненных тому коней, подобно как он поселился на гу¬ цульской писанке? Тем более что изображения небесных оленей и лосей чрезвычайно распространены в древней рус¬ ской вышивке, особенно север¬ ной, где они фигура) (или женская с их рогами главенству¬ в тысячелетия рисунки ствами идею «земли». день жизни состоящей из дней? А лишь человека, многих тысяч что, если попро¬ бовать взглянуть на ее сим¬ таких веческого развития, то, может волику исходя не только из собственно изобразительного быть, ряда, и на прялке, как матрице, отпечатались на пред¬ ставления разных его стадиаль¬ ных пластов? Ведь заштрихо¬ ванные треугольники, квадраты и ромбы с точками, нанесенные а шире, из того значения, которое имело это орудие труда не только в и в хозяйственной, духовной жизни но человека? Прядение было одним из древ¬ нейших занятий человека: уже на мезенскую прялку, известны в неолите он по археологическим находкам, изготовления прял нити для рыболовных сетей,
Знаемое-незнаемое 290 И. С. Фатьянов И. Фатьянов. Коробушки Конь-охлупень— не редкость в Селище одежды. находят ях Примитивные прялки в археологических сло¬ ранних эпох. С глубокой древности возник тельный нити — смысл и иносказа¬ спряденной как нити жизни, нити матерью, он вылетает через восточное окно в свое дневное повитух, начинали вить нить жизни человека. с С глубокой древности суще¬ ствовало представление о бо¬ странствие. Особенно поэтично литовское жестве Судьбы и у славян. В сербской мифологии Срече, предание, по которому стоит родиться младенцу, как вос¬ красивой девушке, прядущей золотую нить и заботящейся о благе человека, его нив и стад, противостоит Несреча седающая на небесном своде пряха Верпея начинает прясть нить его жизни, конец которой она прикрепляет к новой звез¬ — судьбы, процесс прядения священным действом, а сама прялка обрела сакральный злая смысл. Нить жизни Солнца выступает вещей пря¬ хой, прядущей на золотой прял¬ ке золотую кудель и дающей странствующим героям мудрые советы. Юный герой чешской ловек. пряла нить человеческой жизни, Лахезис проводила человека сказки отправляется за раз¬ богинях, решением загадочных вопросов через все жизненные препятст¬ вия, а старуха Атропа обрывала нить. Родившийся младенец к (Верпея) прядет человеку из кудели, данной верховным бо¬ жеством, нить жизни, вторая вступает в жизненную среду, когда будет повит, и облачные ивает на своих коленях мать стал — выраже¬ ние, существующее почти у всех индоевропейских народов. В ан¬ тичной мифологии три дочери Судьбы были пряхами: Клото девы судьбы, выполняя роль судьба, старающаяся уто¬ оборвать де, непременно являющейся ньшить нить жизни и в миг рождения человека. Ког¬ ее. да наступает его Во многих сказках мать Солнцу —златовласому деду Всеведу, которого вечером принимает на западе и успока¬ — пряха-судица. Поутру, пробуди¬ вшись от сна и простившись последний час, Верпея обрывает нитку: звезда падает и гаснет —умирает и че¬ В другом варианте этой леген¬ ды рассказывается из которых о семи первая сматывает выпряденную нить и делает из нее основу, третья ткет холст, четвертая старается песнями и рассказами обворо-
Откуда скачешь, конь-огонь? навлекая тем самым на смерт¬ светозарный огненный совершающий свой ежед¬ невный бег по нему, чтобы на ного неудачи, ссоры, болезни ночь спрятаться в подземелье, беды, пятая ей проти¬ водействует, не дает портить то пропитание и одежду, при¬ холст—когда ей это удается, шедшие им на смену золотис¬ человек живет спокойно и ра¬ тые нивы, а много веков спустя жить трех сестер, а когда они заслушаются, портит их работу, и прочие достно. Шестая холст—и Наконец, седьмая моет умирает. из сестер изготовленную ткань и вручает ее верховному конь, стада оленей, дававших когда- богу. силился вспомнить что-то очень не всю ли его веры, надежд, мечтаний — Из этой ткани и делается ру¬ башка—погребальный саван, который должен носить усоп¬ передает эта поразительная летопись человечества, в кото¬ рую каждое новое поколение ший на.том свете, чтобы посто¬ детей Вселенной, может быть неосознанно, добавляет свою янно иметь перед собой полную историю своей жизни, всех ее радостей и печалей. История всей жизни... реки Вечные Вселенной, небо над голо¬ солнечный диск, языком пламе¬ ни над первобытным костром вспыхнул конь-огонь и на за сущест¬ борьбы вование, его синеющими мезенскими лесами стал подниматься огромный, нестерпимо сияющий золотой быта, хозяйства, — историю жизни человека: его рождения, ное перо, черную тушь и крас¬ ную гуашь, а утром, когда над крышке лукошка. Иван на мину¬ ту задумался, его простодушное лицо напряглось, словно он и пароход на реке отрезает человек вой и 291 строку? ...С вечера Иван Фатьянов до¬ стал из чулана готовое лукошко из дранки, приготовил глухари¬ важное, что неизменно усколь¬ зало от его внимания, но, так и не вспомнив, принялся увле¬ ченно выводить по дереву все новых красных коней. Я с зата¬ енным вниманием слежу за его рукой — каким знаком в зага¬ дочной мезенской пиктограмме ее последний хранитель обо¬ значит мир сегодняшний?
Знаемое-незнаемое 292 Юоста— дорога к сердцу Небольшие квадратные дере¬ вянные дощечки сновали в ру¬ из самых сложных в мире орнаментальных геометричес¬ ках Арвида Павловича Паэгле, как челноки, и отходившие от дощечек красные и белые нити ких систем, В Древнем Египте ткачество считали символическим постро¬ сплетались в красивый, шири¬ ной в ладонь, богато орнамен¬ ением мира. Основываясь на тированный пояс. Сам же он скорее походил на кукольника, на принципе составления ор¬ дергающего за нити целый ансамбль своих марионеток, чем на ткача. Между тем плос¬ стве лиелвардских узоров со кие дощечки с дырочками по углам были настоящим ткацким софские инструментом, которым с древ¬ нейших времен изготовляли пояса, ленты, подвязки—лю¬ бую узкую полоску ткани. В Прибалтике рукоделие от¬ нюдь не сугубо женский удел, количестве элементов знаков, намента, Винт говорит о род¬ знаками-символами, выража¬ вшими определенные ный фильм «Лиелвардский по¬ яс». В основу его положена гипотеза Винта о том, что вы¬ тканные в местечке Лиелварв шестидесяти километрах де от Риги орнаментированные — — пояса несут в своих узорах и мужчина за ткацким станком здесь никого не удивит, а имя Арвида Паэгле знатокам народ¬ ного искусства хорошо знакомо. закодированные представления далеких предков о возникнове¬ Ныне это единственный мастер, способный выткать настоящие начал, об истории человека. Ритм солнечной активности лиелвардские пояса, которые в последние годы приковали к себе пристальное внимание и состояние космической гар¬ монии усмотрел в произведени¬ искусствоведов. Начало этому интересу поло¬ жил таллиннский исследова¬ тель Тынис Винт, снявший вме¬ сте с рижским режиссером Ансисом Эпнерсом увлекатель- нии и развитии зарождении Вселенной, жизни и борьбе фило¬ Японии, Китае, у американских индей¬ цев, и на их основе пытается понятия в расшифровать фрагменты и об¬ щий смысл информации. По-разному относятся специ¬ алисты к гипотезе Винта. Одни с оговорками ее принимают, другие считают, что его увлече¬ ние ориенталистикой помешало сделать такой же сравнитель¬ ный анализ на материале индо¬ европейской культуры, а при сопоставлении столь далеких графических структур можно ях народного творчества уче¬ ный, насчитавший в составля¬ говорить лишь о случайном внешнем сходстве отдельных элементов и неверной расшиф¬ ющих орнамент и последовате¬ льно усложняющихся компози¬ льно, один циях до двухсот тысяч точек. тышской Лиелвардский пояс в самом деле представляет собой одну ровке их значений. Действите¬ и тот же знак в ла¬ народной эпиграфике означает «дуб» или «год», а в знаковых системах эстонцев
Юоста—дорога к сердцу 293
Знаемое-незнаемое и некоторых азиатских наро¬ дов— «колодец». Но тут есть возможное объяснение: в XII вентарь, — а когда рождался ребенок, перевязывали и его. Словом, пояс с давних пор 294 теперь их ткут не сами, а зака¬ зывают в объединениях народ¬ ных промыслов. Едва ли это XIII веках в этих местах рядом с латышами жили ливы, эт¬ Прибалтике служил символом счастья и благополучия, при¬ новшество смогло бы родиться, нически родственные эстонцам, и если лиелвардские пояса знания и расположения. Очень и унаследовали ливскую орнаме¬ нтальную «азбуку», то тогда их Винтом вполне прочтение корректно. Нет и в ничего невероятного философской более рисунка, в точно говорится об этом в на¬ родной пословице: «Пояс про¬ кладывает дорогу к сердцу». Согласно древней легенде, из пояса одной крестьянской девушки возникла радуга. Ста- сложности Ведь декоративное ис¬ самые глубинные к их разгадке давно потерян, засыпан песками времени. По¬ знания и представления на¬ пытаться раскопать его—зама¬ нчивая, но чрезвычайно труд¬ родов об окружающем мире. Особенно это касается пред¬ метов сакрального свойства ная задача. Археолог А. Зариня, например, считает, что пред¬ ставления о явлениях окружа¬ — достаточно вспомнить вышивку обрядовых полотенец, рисунки на крашеных яйцах-писанках, резьбу прялок. А ведь прибалтийские поясаюосты имели ярко выраженный ритуальный характер: их да¬ роспись ющей или рили в знак почтения и ува¬ Так ткут свадьбе не менее юосты магических ритуалах, возмож¬ но, были еще живы в XIII объединении народных промыслов в рики до сих пор уверяют, обладают сотни, а то и двух сотен юост, что юосты чтобы одарить гостей. В день силой, способной направить человеческую судьбу. Уже в XX веке на поясах стали торжества поясом покрывали хлебный каравай, который магичес¬ кой оставался нетронутым: чтобы появляться дарственные над¬ сытой была жизнь молодо¬ писи, поздравления и женов, в достатке—дом. В пер¬ пожелания. Особенно распрост¬ ранилась эта форма в наши вое совместное утро, идя по благо- коромысло, украшали яркими дни, когда искусство плетения поздравительных поясов рас¬ лентами хлев, сельский ин¬ цвело с новой силой, правда, воду, перевязывали юостой природы, абстрагированные мастерами в виде символов в орнаменте поясов, о связанных с ними жения, невеста должна была подготовить к ем самого ритуала. Форма же всегда очень живуча, она может на века и тысячеле¬ танцам, вышивкам, рисункам самых разных народов. Ключ кусство на всех континентах отражает наменте был заложен какой-то смысл, выветрившийся из памя¬ ти людей вместе с исчезновени¬ тия бы странно, если бы это было иначе. забытую теперь вновь восстановлен¬ ную традицию. Конечно, в ор¬ пережить содержание. Мы знаем это по обрядам, песням, было того, не опираясь на давно столетии или даже позже, но в XIX веке они были определен¬ но потеряны. Этнографические экспедиции начала нашего века показали, что мастера не по¬ мнят даже названия узоров, не говоря уже об их символичес¬ ком значении. О поисках Винта я еще ничего не знал, когда впервые увидел лиелвардский пояс на Илге Рейзниеце, участнице самого популярного в Латвии фольк-
Юоста—дорога горного ансамбля «Скандиниеки» при Рижском этнографичес¬ ком музее под окрытым небом. Все девушки были в националь¬ ной одежде с разноцветными поясами, и лишь ее двухцвет¬ ный красно-белый выде¬ лялся из них каким-то особым — — благородством цвета и рисунка. По моей просьбе Илга сняла его. Он, оказалось, обернутый вок¬ руг талии несколько раз, был разницу в но возрасте, к сердцу 295 при творческого соревнования луч¬ ших, самых одаренных масте¬ более внимательном рассмот¬ рении стали раскрывать неисто¬ щимое богатство художествен¬ ного мышления их авторов. На трех-четырех метрах ленты умещается до нескольких деся¬ тков неповторяющихся, но както удивительно органично выхо¬ дящих, вытекающих один из другого, последовательно раз¬ вивающихся от простого к бо¬ почти четырех метров в длину и шириной в ладонь. Лицевую лее сложному, от мелких сторону определить я не смог: красные ветвистые крестики, орнамента. Ничего с повторяющимся и ромбики на одной стороны зигзаги, зведочки белом фоне с оказались белыми на красном фоне — что-то Тогда с другой. Было в юосте древнее, чистой породы. я и услышал имя Паэгле, Арвида соткавшего этот декора¬ тивный шедевр, и решил непре¬ менно побывать в Лиелварде. Но прежде отправился на набе¬ режную Даугавы, в Историчес¬ кий музей Латвии. Научный сотрудник Велта Розенберг любезно показала мне все форм к более крупным элементов привычно общего раппортом множества виден¬ ных мной ранее пестрых поясов из других целые щие мест. Здесь были вытканные поэмы, звуча¬ крещендо симфонии с главной темой и вариациями. Здесь были развитие и движе¬ ние. Здесь было начало и была законченность. Красота и стройность безупречной логи¬ ки и формы. И, я уверен, была тайна. — Думали ли создатели поясов только о красоте или хотели риц, придумывающих все новые и новые варианты, нюансы узоров, ведь и в других рай¬ онах— Крустспилсском, в Лат¬ галии— в XVIII—XIX веках количество композиций доходи¬ ло на поясах до двадцати, а то и до сорока? Исторический обзор лиелвардских поясов довольно скуп,— продолжает Велта.—В шести¬ десятых годах прошлого столе¬ тия художник Хуго Хунс рисо¬ вал лиелвардских девушек в народных костюмах. Там по¬ яса—часть праздничного наря¬ да. В музее их собирали с конца XIX века. Большинство же экс¬ понатов получено в экспедици¬ ях двадцатых—тридцатых го¬ дов. Самый древний из них соткан, вероятно, в XVIII веке, самый поздний датируется третьей четвертью прошлого века. Однако история лиелвардского орнамента просле¬ живается в гораздо более ран¬ нем периоде: мотивы ветвисто¬ семьдесят пять лиелвардских поясов, хранящихся в фондах что-то музея. Свободно свисающие в высоких шкафах, собранные рассуждает Велта в таком количестве вместе, они казались при беглом обзоре и забытая символика, но, может быть, такое количество мотивов ноградом и окруженном цве¬ очень похожими, несмотря на на одном поясе —это результат тами сообщить людям? вно ловя Не мои мысли, — сло¬ вслух Розенберг.— исключено, что там есть го креста на найдены, например, медных украшениях при раскопках латгальского мо¬ гильника XII века. И вот я в увитом диким ви¬ доме Арвида Паэгле
Знаемое-незнаемое 296 в Лиелварде последнем при¬ станище орнаментов, ставшем знаменитым. Наблюдаю, как В следующей композиции «со¬ лнышки» увеличиваются, а «ужи» располагаются вокруг них. А это прекрасным символом, к сожале¬ пальцы семидесятипятилетнего мастера ловко перебрасывают уже «юмис»—сдвоенный колос, начинающий еще одну важней¬ центральный деревянные дощечки с крас¬ ными и белыми нитями. Две недели требуется на один шую линию—урожайности и пло¬ дородия. Затем вновь «солнце» Это вновь знак человека, его еще крупнее предыдущих. Оно апогей заключенной в символах пояс, если не дадут себя знать старые хвори. Именно давнее тяжелое заболевание, здесь восходит над домашним очагом. А вот появляется главный энергии, дальше она идет на убыль. Уменьшаются знак —человека «солнышки», знаки человека надолго приковавшее Арвида Павловича к постели, когда-то и послужило причиной его указывает увлечения домашним ткаче¬ ством. Последние двадцать ческой — лет оно является главным делом семьи: помогает и су¬ пруга, Вера Яновна. Основами ремесла Паэгле овладел го¬ раздо раньше — мама научила. Не предполагал, как это при¬ годится спустя В детстве получил образование, ный многие годы. археолог, искусствовед хорошее а его дед, страст¬ собиратель, и полиглот, от¬ крыл перед внуком мир на¬ родной культуры, привил ин¬ терес к древним орнаментам. — и Говорите, забыт даже названия? и смысл, — усмехается в ответ на мои и новыми «солнышками» следует Здесь силы. и его силы,— Арвид Павлович высшая точка, в размере располагаются как-то асимметри¬ чно, словно сила его пошатну¬ лась, над очагом уже светит не на хорошо знакомый мне по разным эпохам и культурам знак челове¬ фигуры с воздетыми небу руками. Затем он усложня¬ ется, приобретая четвертую вертикаль и напоминая уже солнце, а мерцают звезды надеж¬ ды. И завершают сюжеты ряды китайский символ проводит к волнистых линий по словам «шоу». угадываю смысл прежде, чем последует объяс¬ нение. Вновь появляется папо¬ путь, я Дальше по этой реке, человека в последний но пусть это случится через желает языком древней В расшифровке Паэгле орна¬ символики юоста. мент лиелвардского пояса ото¬ бражает считали земным воплощением двух сыновей верховного бога небес Диевса, безответно влюб- — Паэгле, богиня Мара тысячу лет, ротник, за ним —крупный, в полную силу, юмис. Сдвоен¬ ный пшеничный колос латыши всю человеческую жизнь с ее взлетами любви и зрелости, с ее закатом и кон¬ . цом. Но рисует он не просто утренней зари Аустру, которая предпочла Перкуна. Отец превратил их в дву¬ жизнь, а счастливо прожитую, звездное божество. В аналогичном греческом мифе желает такой жизни. Объясне¬ их вующее назначению дарствен¬ ленных в богиню единое Зевса—Диоскуры, он раскладывает на коленях сих пор почитаются их близне¬ место занимают сыновья а в Индии до недавно законченную работу,— цы—Ашвины. Невидимые узор «папоротник», который всегда был символом таинст¬ тянутся к нити поясу из самых глубин полную лет жизнь, и не только обозначает ее, но определенно ние, очень точно соответст¬ ных юост. Но одновременно талисмана-оберега. Здесь те же космические и вы, что Винта, и моти¬ в гипотезе Тыниса но все гораздо призем- мировых культур. А вот еще один древнейший знак, леннее, понятнее и ближе к че¬ Впрочем, одни и те же судьбы мы все видим в десятках вариантов встречаю¬ ловеку. льшими квадратиками с точкой в центре начинается проходя¬ щийся у знаки щая через весь пояс тема солнца. Затем идут зигзаги территории Латвии. «ужи». Уж живет около дома и считается хранителем очага. трактует его в латышской орнаме¬ — знак пояса, выткан¬ ный крупно, во всю его ширину. — мастер вопросы о лиелвардских загадках.— Ну почему же, вот начало пояса,— венности, колдовства и поисков любви. Дальше этими вот небо¬ нию запятнанным нацистами, самых разных народов мира, в том числе и в раскопках на и на музейных нтике как знак Видел я его поясах. Паэгле борьбы с собой. За по-разному, а в сущности разве не есть человек — борьба на¬ чал и что, как не космическая гармония, есть счастливо про¬ житая жизнь?
Сколько тайн у сету? 297 Сколько тайн у сету? формальных признаках. Действительно, при¬ близительно с XIII до конца XVIII века здесь, на крайнем западе Руси, на землях ПсковоПечорской лавры, оседали Лучшую рукодельницу найдешь среди певуний, а народная основано на чисто песня, мелодия всегда живут ближе к прялке, к женскому ремеслу —эту истину я уже усвоил за многие годы экс¬ педиций по разным к разным народам. и землям Закономер¬ принимали православие эстонские крестьяне, бежавшие лифляндский рубеж от феодалов. Сету же на ность эта везде безошибочно через помогала в поиске мастеров немецких — хранителей ремесла. Когда протяжении веков оставались в печорском музее мне сказали, изолированной этнической группой со своим языком, куль¬ турой, бытом. Поэтому проис¬ хождение их до сих пор не что у народности сету все в таком обилии в мой блокнот сарафаны «сукманы», перехваченные ор¬ наментированными поясами, рубахи с широкими белыми посыпались имена и названия рукавами, на которых контраст¬ была чудь, расселенная к во¬ деревень. А удивляться особен¬ но нечему, ведь, впервые уви¬ дев сету на проводимом в Тал¬ но выделялись вишневые поло¬ стоку от женщины прекрасно поют и все они замечательные мастерицы, я поначалу даже растерялся: ком, расклешенные сы, необычайно богатые на¬ грудные металлические укра¬ линне раз в пять лет грандиоз¬ шения на кованых цепочках празднике песни, я сразу понял, что народ этот чре¬ звычайно ревностно относится самого разного рисунка. А глав¬ ном к сохранению национальной одежды, а следовательно, и ху¬ дожественных ремесел. В пестром, красочном шествии участников праздника по тал¬ линнским улицам сету выделя¬ лись необычностью и красотой ное— огромная, с большое блюдце, чеканная серебряная брошь-фибула, конусом воз¬ вышающаяся на груди наподо¬ бие рыцарских доспехов. броши-со¬ лнце угадывалась одна из тайн, В этой необычной которыми полнится история этой очень небольшой народ¬ наряда: расшитые полотняные головные уборы «линики», по¬ чии «псковскими эстонцами». вязанные сверху цветным плат- Название это, как оказалось, ности, называемой в просторе¬ вполне ясно, хотя и считается, что далекими предками сету Эстонии. По другой гипотезе, сету происходят от кривичей. А не так давно науч¬ ный сотрудник печорского му¬ зея Марэ Пихо, изучая в запас¬ никах орнаменты вышитых по¬ лотенец, обнаружила в них, как она полагает, некоторые парал¬ лели с искусством живущих на Кольском полуострове саами. Так что тайна этого очень инте¬ ресного народа пока остается неразгаданной. Стойкая приверженность ма¬ ленького народа к древним традициям и обычаям обещала в награду за поиск неожиданные
Знаемое-незнаемое Ткацкий инструмент деревню Кошельки, располо¬ женную на полпути между Печорами и другим древнейшим 298 Старинный, говорите, инст¬ румент? Имеется, и не один — — целых семь, и все разные,— русским городом —Изборском. Яблоневый сад, много цветов улыбается мастерица.—Такого и вправду нигде больше не этнографические находки. Вот почему я продолжал расспраши¬ в ухоженном палисаднике, лад¬ но обшитая коричневым тесом увидите, он у меня от бабушки моей еще память сто шесть вать Марэ Эльмаровну, хотя имен в блокноте у меня уже было с избытком, в надежде рубленая изба, выводок чинно вышагивающих по подворью лет прожила. Она меня ремеслу услышать какой-то штрих, знак, который выведет меня на вер¬ ную дорогу поисков. рило о том, что в доме одиноко Один правда, в музее в Таллинне, но как на нем ткать, там не знали, Известная мастерица и Ма¬ рия Семеновна Пяхнапуу, запе¬ живущей пожилой женщины строго поддерживаются при¬ вычный для сету крестьянский порядок, чистота и что рукоде¬ вала нашего Смольникского лие ансамбля. Кстати, она плетет пояса очень архаичным инст¬ естественная, обычная часть — рументом—такого нет даже в музее.— После этих слов уже точно знал, куда мне следует ехать —в сетускую я молодых петушков здесь — все гово¬ сохранилось как — учила: в шесть лет я и рукави¬ цы, и носки, и пояски вязала. из всех я ездила — — «грабли» — есть, показала. С нетерпением ждал я, пока морщинистые пальцы развязы¬ вали узелок, извлеченный из этого ненарушенного порядка. плетеной корзинки,— уж очень Радостный, солнечный был дво¬ рик у Марии Семеновны, и сама она оказалась доброй, улыб¬ чивой и аккуратной. невелик семь узелок-то, ткацких как там инструментов умещаются? Но вот белая крах¬ мальная салфетка открыла
Сколько тайн у сету? взору свое содержимое, и я с изумлением увидел самые соблениями неожиданные предметы, кото¬ рые только могло представить пояски, воображение: выточенная из гребенка, деревянная рогатка, которая скорее могла привязанные к шпилькам нити? дерева бы принадлежать приехавшему Тарту внуку-шестикласснику. Правда, прикрепленные к рогатке раз¬ на каникулы погостить из ноцветные нити служили этому орудию школьного озорства надежным «алиби». Не менее странно выглядели и остальные ткацкие «станки»—деревянные палочки, плоские квадратные дощечки, шпильки и даже... можно выткать красивые орнаментированные шнурки, непонятным в которые образом Мария Семеновна свивались извлекла из набора палочку со связкой нитей «варб» и, зацепив один конец их за гвоздик, другой—у себя этого удивительного — на 299 Наши пояски действительно вместо письма в старину посы¬ — лали,—поясняет мастерицасама уже не застала, но одна женщина мне рассказывала, как ее еще девочкой послали с пояском известием о смер¬ — ти родственника — в соседнюю деревню. Там только глянули на — узоры и в слезы. А вы свои узоры прочитать можете? — поясе, расправила ряды Затем, чуть отступив назад, натянула их веером нитей. струн, быстрым движением пропустила между ними палоч¬ челноком ку, оказавшуюся с нитью, уплотнила поперечную основе нить деревянным гре¬ Да нет, едва ли кто их помнит, давно это было, да и не — — грамотные. Еще одна тайна сету выплыла из маленького белого узелка и, нужно теперь поманив, упорхнула. такого нет, это точно, но неуже¬ рождаться орнамент пояска—«письмо», как звучит на языке сету это Каждый инструмент имеет, по¬ нятно, свои особенности. «Варбом», например, можно ткать ли столь примитивными приспо¬ понятие. широкие пояса, дощечками небольшая стеклянная со спицей внутри. Да, бутылка в музеях бешком, и начал —
Знаемое-незнаемое поуже, вала, узкие пояски, разбрасывать на свадьбе родне и гостям сотню поясков, на второй день после свадьбы в полном пра¬ совсем «граблями» рогатиной плетут косички, деревянной шпиль¬ кой—двухцветные косички, спицей в бутылке шнур. Толс¬ — — тый красивый шнур можно одной- сплести, оказывается, и единственной иглой. В ловких руках все эти операции показа¬ ей половички. И хотя сегодня не нужно здничном костюме выйдет мо¬ лодая на гулянье, поедет в Пе¬ чоры. Любят нарядиться и люди пожилые. дывая дощечки с дырочками по Мы всегда, когда собираем¬ ся в хоре попеть, лучшее наде¬ ваем,— сообщает мне Мария углам, в которые протянута нить, Семеновна. лись не такими уж и сложны¬ ми— мелькали пальцы, переки¬ а под ними рос яркий поясок. Раньше весь наряд шился из домотканых полотен, некото¬ рые пожилые мастерицы и се¬ — — Так, Дак мы мяги и Александре Васильевне Лутт. Не пришлось долго угова¬ ривать и подруг вскоре все — трое помогали друг дружке укреплять сложную систему серебряных украшений, сетуя на то, что трио не передаст всей палитры сетуского хорового пения, его богатого многоголо¬ сия. Но вот наконец надеты и огромные броши «сыльг» — самое ценное украшение, кото¬ рое по традиции невеста полу¬ может быть, и собере¬ тесь сегодня, споете? — 300 ж все в чала в дар от жениха, а затем оно переходило по наследству разных от матери к дочери. Певуньи чинно вышли из избы на зеле¬ деревнях... годня еще сами ткут полотно, Взяв с собой узел с нарядами, ный лужок, обменялись взгля¬ жива мы поехали вместе с внуком дами, и поплыла в душистое приданого: девушка сама при¬ в деревню Забелино к другим луготравье старинная песнь. белье, скатерти, полотенца, покры¬ участницам народного ансамб¬ и традиция заготовки готовит ткань и вышьет ля— Анне Васильевне Пецер- Быть может, в ней разгадки тайн народа сету?
Без пого не бывает свадьбы Без пого не бывает 301 свадьбы Пусть перед вашим очагом будут дрова, А за ним—люльки с детьми. Пусть подол твоего платья ковых просто не существует— всегда топчут спереди дети, пого своей формой и орнамен¬ том строго каноничны. Поэтому если сложить несколько пого А сзади вместе, — скот. Пусть годы ваши будут долгими, Живите в здравии, пока ваши головы не будут общей то они почти не выдаваться краями из стопки. В пого очень много побелеют,— человеческой символики. говорит ли, напевает Центральный узор либо решен ли сваха сердца, либо может быть молодым, покачиваясь в такт в виде первый день длится долгая свадебная церемония в Хакасии —краси¬ вой стране, раскинувшей свои холмы по берегам Енисея условно всем телом. Уже не в предгорьях Саян. А я не перестаю, как завороженный, любоваться... нет, не невестой, хотя она очень хороша, а пожилой морщинистой свахой Тайрой Падановной Абдиной из улуса Сапогово. Причина тому—пого, прекрасное и зага¬ дочное пого, которое по ритуалу может надевать только сваха Оно надевается поверх се- ламутровые кружки или пуговицы легко читаются как гедека —расшитого жилета, а тот в зависимости от глаза, нос, рот и уши антропо¬ морфной личины. Иногда на лбу времени года—либо на халат—секиен, либо на шубу. На свахе должны быть также специальная бывает третий глаз. Узоры пого выкладываются плотными меховая шапка «тюльгюперек», а также свешивающиеся на плечи серебряные серьги золотыми из крупных кораллов. Серьги эти столь велики и увесисты, ламутровых пуговиц, вниз рядами спирально закрученных ниток бисера, блестящими время свадьбы. У пого свои законы: свахой не может быть женщина что носятся незамужняя или бездетная, она не будет иметь право надеть Ярка пого, а без пого не бывает свадьбы в Хакасии. расшитый бисером, кораллами и Пого—самый главный, но не единственный обязательный непревзойденный венец деко¬ ративности. При бесконечном элемент ритуального одеяния. их и только на в него вписан. Об¬ разующие его крупные пер¬ в ушах, а крепятся на голове про¬ волочкой и тесьмой. и не красочна — пропущен ряд мелких пер¬ свешивается бахрома из Настоящее пого всегда было драгоценностью, его давали в приданое, годами копили деньги на покупку сплошь перламутром нагрудник серебряными по краю его всегда стекляруса. в Хакасии вышивка, пого же и бляшками, — кораллов, самоцветов, пер¬ это разнообразии—двух одина¬ ламутра. Вероятно, в пого столько от существа потому, что, по преданию, его личины живого изображают древнюю богиню
Знаемое-незнаемое Каменная бабушка— «инэй тас» Т. Абдина. Погс рода, охранительницу детских душ матушку Умай. К ней тов материи по форме нагруд¬ ника, затем все они поочередно проклеиваются между собой в заоблачное жилище отправ¬ лялся с заклинаниями шаман, чтобы испросить зародыш сваренным из муки клейстером. Когда он высохнет, то получит¬ ся плотная, но гибкая основа семьям, не имевшим детей. Как пишет исследовавший этот для вышивки. Вышивается пого без пред¬ варительного рисунка. Масте¬ плодородия, продолжения древнетюркский образ в мифо¬ логии хакасов абаканский историк В. Бутанаев, «по представлениям хакасов, богиня Умай—это «духовная» мать всех детей, живущих земле, на хранительница детских душ и покровительница бере¬ менных и рожениц». Согласно местным верованиям, это «хранилище душ» находилось в горе Ымайтасхыл в Саянах. — 302 Изготовить пого—дело не простое и долгое,—рассказы¬ вала мне накануне сваха.— Сначала нужно выкроить несколько одинаковых лоску¬ для них по традиции летней юрты — шалаша и начинает ходить вокруг него, кланяясь на восход солнца. Держась за ее халат, ходит по кругу и невеста, повторяя поклоны свахи, которая в хакасском обряде свадебном по существу выполняет роль матери, поскольку роди¬ рица сама придумывает узор и держит его в голове. Вначале тели невесты в нем не участву¬ строго симметрично пришива¬ ются крупные перламутровые в юрту и кланяются огню. Обет кружки, затем украшения помельче, а затем поле между А затем жениху предстоит ними заполняется бисерным узором, превращающим работу в единое художественное ют. Потом молодые входят верности дан. испытание: нужно перерубить топором толстенное бревно. Пока он в поте лица доказывает свою силу и ловкость перед целое. В конце пришиваются немигающим взором пого, подвески. Тайра Падановна рассказывает мне, что у нее есть три кра¬ ...Свадебная церемония сивое дополнение к официаль¬ ной регистрации —идет между сделанных ею самой пого, которые она вышила, чтобы тем своим порядком. Сваха выводит молодых из сделанной отдать со временем двум дочерям и невестке —в каждом —
Без пого не бывает свадьбы 303 В наряде свахи доме должно быть свое пого: когда-нибудь и оно понадобится. Богиня плодородия благословит с гру¬ ди свахи еще один брачный союз и станет добрым спутни¬ ком и хранителем благополучия еще одной хакасской семьи. В глубокую древность уходит этот обычай. В столь глубокую, настанет час, что корни его давно стерлись в людской памяти. Может быть, туканов с острова Пасхи и гораздо богаче тех пластикой кусков жертвенного мяса и, кланяясь ей, просили: и символикой, в народе, да и в научной литературе, Наша принято связывать с той же Мы пришли к тебе в гости! чадолюбивой богиней. В. Бутанаев пишет: «Иногда бездетные женщины обраща¬ Ты нам плохого не лись за помощью к женским каменным изваяниям «иней тас», составлявшим ранее колорит хакасских степей. мать хыргыс иней тас! делай, Помоги женщинам родить детей! Пусть они не мучаются при родах! Пусть будет счастье нам в воспитании детей! Пусть будет крепкой жизнь нашего черноголового народа! Помоги нам быть многодетными, иметь скот и быть здоровыми! Возможно, эти каменные бабы изображением богини плодородия, которая, на наш Есть взгляд, соответствует Умай. той немыслимой дали лет ки»? Ведь у многих из этих «бабушек», возраст которых Самая почитаемая «иней тас» и находилась в долине реки Ниня нынешних хакасских составляет несколько тысяч около аала тайну пого хранят стоящие в хакасской степи не менее загадочные каменные изваяния «иней тас»—«каменные бабуш¬ Окуневс¬ являлись Хыргыстар. ли прямая преемст¬ венность между дивными Или, быть пого из украшениями может, свадеб? эстафета века,—древний скульптор выбил на груди... тоже пого! Каждый год в июне женщины собирались к ней на жертво¬ приношение. Умащивали, украшали каменную «бабушку», А эти статуи, которые во много раз старше знаменитых ис¬ клали перед ней семь головок и причудливым путем? Эту тайну, наверное, навсегда сохранят непроницаемые сыра, семь хариусов, семь лики богини Умай. лет—они относятся к кой культуре бронзового веков передавалась каким-то гораздо более замысловатым
Знаемое-незнаемое На 304 рыбьем меху Писала пятнадцать лет назад, а тут меняется все очень быстро. Никто уже с таким Накануне сын Зои Александ¬ ровны Пластиной выловил в Амуре с десяток крупных щук. — В ином месте —рыбацкое счастье, о котором вспоминали бы потом годами. Здесь же, в низовьях полпути и Амура, примерно кожи, ровдуги—оленьей замши ручной выделки, самого исконного материала не на между Комсомольском Николаевском, селе сложным материалом давно не работает. Не то что рыбьей Булава, где — не успели еще рицы на дерматине. На нем объединение народных промыслов теперь работает. На рыбьей коже план наше краевое кеты, поимка щук прошла для окружающих совершенно — масте¬ увидите. улечься страсти вокруг хода незаметно Узоры покажут в ульмском как самое зауряд¬ материалом для редчайшей Неужели нигде не осталось одной мастерицы? Попробуйте съездить в Була¬ ным, кто радовался щукам, словно сам изловчился выло¬ одежды из рыбьей кожи. Познакомиться поближе с вить их на зависть изумленным этнографическим чудом рыболовам где-нибудь на Москве-реке. Впрочем, приехав в Булаву, самих рыбин я уже не застал ревался давно. И вот, оказав¬ шись в Хабаровске, собрался может, кого и уже ниже по И вот—семьсот километров вниз по Амуру к позолоченной сел осенью сопке, под которой остался лишь сверток ссохших¬ наши дни и в самом деле не выполнишь. и — в удивительной ное дело. И я был единствен¬ — ни этим я наме¬ ехать в одно из лежащих — Амуру нанайских Сикачи-Алян, или Синду, ны, как раз столько, чтобы, прибавив ремесло. хранимый из-за малоприятного запаха в сенях. По подсчетам Зои Александров¬ его к полутора десяткам уже имевшихся сазаньих шкурок, справить теплейшую шубу. Предмет насмешек русской поговорки «на рыбьем меху» здесь, у народов Приамурья, к холодам... с давних времен служит ву, — найти последних хранителей древнего искусства. из лучших знатоков национального го Дальне¬ Востока,— зря проездите. Как же, ведь вы сами писали... — Нет, ни одного халата в селе не осталось,— разочаровала — прикладного искусства найдете,— посо¬ Клавдия Павловна. приютилось село, целые сутки в надежде на «Метеоре» — Опоздали,— огорошила меня Клавдия Павловна, один там традиции еще живут, ветовала где, как пишет автор альбома «Приамурские узоры» искус¬ ствовед К. Белобородова, еще сохранилось это уходящее ся щучьих кож, — Очу Лукьяновна Росугбу, добрым смуглым лицом, выйдя из бревенчатой, на русский манер, избы, сменившей фанзу уже на меня махонькая старушка с памяти ее поколения,— в
На рыбьем меху последний во Владивосток увезли: в кино прошлом году снимать. — А может кто-нибудь сделать еще один? — Почему не может? Пластина уговаривать, тем более что и кожа, и инструмент были под рукой, и вскоре, собрав все необходимое, вручив мне тяжелый тупой топор и мет¬ ровую чурку с прорезью и выделанная есть, только на посередине, Пластина повела меня к своему рабочему месту. Идти пришлось всего два халат едва ли хватит. десятка шагов может. Она одна осталась, кто кожу-то — рыбью делает. У нее А еще выделать можно? Почему нельзя? С крепнущими надеждами отправился я к Зое Александ¬ — ровне и от нее узнал про так кстати пойманных щук. Масте¬ рицу не нужно было долго — выйдя за калитку, пожилая женщина 305 дая из-под грязно-серой оболочки чистую белизну кожи. Дело шло довольно споро, и, дочистив одну заготовку, Зоя Александровна приступила к следующей. — Сперва надо рыбу вычистить и повесить часа на три-четыре повялиться — кожа после легко сойдет,— раскрывает она свои секреты—снимешь ее костя¬ кинула подстилку на жухлую ным ножом, а потом снова осеннюю траву и села лицом сушить, теперь уже несколько к дней вдали земляной проплешине, усыпанной высохшей и побеле¬ вшей рыбьей чешуей. Вытянув из свертка одну из заскорузлых от огня — пока совсем не высохнет, тогда только чешую снимать можно. Растет горка счищенной чешуи. Чтобы ускорить работу, Зое Александровне помогает Очу Лукьяновна, и наконец все десять шкурок сияют белизной. Пластина смочила две или три из них в бульоне рыбьих из голов, скрутила в жгут, снова распра¬ вила, потом опять смяла в руках и положила влажный комок в прорезь принесенного мной деревянного станка. Затем взяла топор и принялась бить тупым лезвием по комку кож. Левой рукой рыбьих она поворачи¬ вала его в прорези станка, не дававшей коже распрямиться. Когда описанную операцию прошли все шкурки, Зоя Александровна тяжело распря¬ мила спину и с трудом подня¬ лась—годы дают себя знать. следующий день кожу раскроили специальными ножами с дугообразными На лезвиями, используя их от¬ полированные костяные руко¬ ятки как утюжки, и мастерицы принялись сшивать крой нитками из той же рыбьей кожи. Чтобы приготовить такие нитки, кожу режут острым ножом 3. А. Пластина кож, она поудобнее устроила ее на колене и принялась ножом со скошенным лезвием соскребать чешую, высвобож¬ «гирсу» на узкие полоски, вытягивают их и скру¬ Над огнем они быстро затвердевают и приобретают прочность жил. чивают.
Знаемое-незнаемое Только теперь, трогая пальцами нежную, словно перчаточная здничных замша, щучью кожу, прошитую прочными швами, я понимаю, как раньше шили из нее паруса для лодок, обтягивали этим крепким на разрыв материалом халатов —белую шамане из рода ольчи. Многих во много раз больше времени, вылечил он от чем сам пошив. окраске сазанью кожу. немало «Рано утром, когда запоет первая птица, они поднимались подарили они ему тончайшей резьбы деревянный посох, обтянутый змеиной кожей, рыбьей кожи носили обычно самые бедные, надевали их на рыбалку и другие работы. и хорошо с теплого поддающуюся кана* и шли ловить рыбу —сазана, калугу, амура, рассказывают в се¬ шалаши, вставляли в окна вместо стекол, шили обувь, ле Булава старинную ульчскую рукавицы, охотничьи фартуки, сумочки для рукоделия. Ульчи, легенду «Две сестры пудин», что значит «красавицы». Само как и другие село это тоже старинное, а название его связывают уже с другой легендой —о жившем народы Приаму¬ рья, отлично знали свойства кожи каждого вида рыб, которых они столь искусно ловили с легких и быстрых берестяных лодок-оморочек. На рыбьем меху 306 ленка...» — некогда в этих краях великом * Кан—плоский дымоход, проложенный по полу для обогрева жилища. болезней, бед отвел от людей, и по-местному «булау». А уже в конце прошлого века назва¬ ние рыбацкого стойбища зазвучало на русский лад Булава. ...К вечеру — халат был сшит, Простые халаты из В богато орнаментированных рыбьих халатах щеголяли по праздникам, они считались не уступающими по красоте сшитым из китайского шелка. Именно такой нарядный халат «арми» и собирались сделать по но вида, признаться, особого моей просьбе ульчские масте¬ производил, казался даже грубоватым. Впрочем, основная рицы. В отделке халата главная работа была еще впереди: отделка халата занимает роль Очу Лукьяновне Росугбу, произведения которой не — неизменно украшают экспозиции музейные и выставки, страницы одежды —сома, для пра- образие народных приемов мастерица. альбомов по народному искусству. Из уже потрепанной, Красивые трафареты крепят к коже-основе рыбьим же но еще сохранившей красоту сумки с рукодельем из рыбьей клеем книг и кожи она достала узорно вырезанные сине-голубые трафареты, понятно, из рыбьей же кожи. Еще летом она натерла их лепестками лазорника, — клейкой густой жи¬ капающей над костром с намотанной на палку кожи. Узоры эти за¬ дкостью, служивают отдельного раз¬ говора. Собственно, история их—это целое увлекатель¬ намертво. Можно для приготовления красителя дать настояться нейшее исследование, полное самых разных догадок лепесткам несколько дней, пока они не выделят сок, им симметричные композиции: и красить,— раскрывает много¬ мастерица складывает и краска впиталась — Так, для обуви и рукавиц они предпочитали кожу ленка, кеты, муксуна, для рабочей 307 и гипотез. Орнамент камни Сикачи-Аляна Амур в Сикачи-Аляне и его узоры строго материал для аппликаций зает сложенным Священные — в и проре- несколько слоев, получая таким образом множество зеркальных ва¬ риантов.
Знаемое-незнаемое 308 Булавинские мастерицы В этих сложных овалах и завитках можно усмотреть некие загадочные личины: великий образ донесли до Может, это Змея, образ, подсказанный великим ульчских халатах? тигриную морду, маску шамана или сказочного дракона, столь лик самого Солнечного характерного для дальневосточ¬ ного искусства. Найденные Амуром, извивающимся академиком А. П. Окладниковым петроглифы близ нанайского села Сикачи-Алян поразитель¬ ным образом схожи с этими личинами, что свидетельствует об их глубокой древности. Ученый был убежден, что самостоятель¬ ный и оригинальный центр древнего искусства существовал здесь уже пять тысячелетий нас амурские скалы и узоры на по землям многих народов на протяжении четырех с лишним километров? Вопросы, на которые тысяч могут пока не дать ответа ученые, не прояснят и народные мастерицы. В расположении узоров есть своя закономерность — иногда выраженная достаточно четко и ясно, иногда с трудом угадываемая в стилизованном назад и что они, скорее всего, орнаменте. играли какую-то важную роль спине халата должна отражать, в духовной жизни далеких предков народов Еще больше Приамурья. таинственности Композиция как это свойственно ному искусству на декоратив¬ многих народов мифологическую систему мироздания идею мирового мира, — придает загадочным узорам и то, что спиралевидные маскиличины с огромными глазами дерева, пронизывающего три мира: нижний подземный встречаются, как оказалось, и и на многих островах Тихого с океана в искусстве айнов, нивхов, даже новозеландских маори, распространяясь по гигантской дуге с северовостока Азиатского материка через экватор к Южным морям. Где начало этого пути, где его конец? Чей общепочитаемый — подводный, который связан памятью о предках, средний — мир живых и верхний небесный. Эти ярусы и населены — умершей и показывали сосе¬ дям, сколько халатов сшила она за свою жизнь. Их должно было быть никак не меньше пятнадцати, иначе женщину сочли бы недостаточ¬ но трудолюбивой. десяти — Халат Росугбу украсили выши¬ тые матерчатые полосы, широкий тканый пояс с от¬ ороченными мехом концами, на которых плотной гладью вышиты замысловатые карту¬ ши. Добавьте к этому подвески разноцветного окатанного стекла, бахрому из крохотных фигурок старинного медного литья, споротую с выношенного халата,— и вы получите некото¬ рое представление о замеча¬ тельной красоте получившегося «арми». Не пропускающий ветер, он надежно защитит и от зимней стужи. далекий ...Отправляясь в обратный путь, я прощался с ульчскими мастерицами у самой соответственно рыбами, цвету¬ кромки воды. Амур неторопливо, с величавым достоинством нес свои воды навстречу океану. щими растениями и птицами. Изготовление красивых халатов Недалеко от берега тяжело плеснулась, сверкнув на солнце всегда было делом престижа: после смерти мастерицы ее чешуей, серебристая рыбина. Наверное, это посылал мне свой родные открывали сундуки привет добрый Солнечный Змей.
СЕРЬЕЗНЫЕ ПОТЕХИ В этой главе вы узнаете, как игрушке древнегреческий в каргопольской глиняной человекоконь с русским языческим божеством ским свистом породнился Полеханом, как магиче¬ фигурок-свистулек дехкане вызывали дождь на свои поля и как сегодня в Узбекистане и Таджи¬ кистане гончары-кулоли игрушки-свистульки, продолжают будто лепить эти архаичные только что извлеченные Узнаете, обыкновенная драгоценный сосуд археологами из культурного слоя XII века. как превращается в тыква.
Серьезные потехи 310 Каргопольские кентавры На столе — Руси, смотрящийся в широкую полноводную Онегу белыми хоровод нарядных, подбоченившихся барышень в кокошниках с черными бу¬ синками глаз, им лихо играет на гармони косолапый, на соборами северный городок не потерял и сегодня. Основан¬ ный, вероятно, в XI—XII веках балалайке бренчит в такт ему проникшими сюда на своих ладьях-ушкуях по озерам и во¬ локам с Белозерских земель молодой деревенский франт. Рядом— целый зоопарк: зайцы с морковками, козлы, олени, новгородцами, а может быть, первоначально возникший как коровы, свистульки-утушки, столь любимая среди карго¬ чудское поселение, Каргополь уводит исследователей во вре¬ польских народных гончаров, делающих знаменитую глиня¬ ную игрушку, мифическая птица счастья Сирин с женской го¬ ловкой—отдаленнейший по¬ томок, к тому же изменивший некогда коварный нрав, слад¬ коголосых сирен, заманива¬ волы: овалы, кресты, ромбики сточками внутри. Мастер — Семен Иванович Рябов —объ¬ яснить их значение не может. Как в старину у нас фигурки расписывали, так и мы рису¬ — вших своим пением в пучины мореходов и по¬ ем,—словно оправдывается один из немногих живущих павших когда-то из восточных легенд на Киевскую Русь. Не менее любим здесь и другой ныне гончаров заповедного фантастический персонаж важно стоящий на четырех конских ногах бородатый кре¬ пыш в широкополой шляпе, сказочный получеловек-полу¬ конь, таинственный русский Пол¬ кентавр, а по-местному радостное художество в глухих северных лесах? — — кан. И у всех этих симпатичней¬ ших существ на груди, на боках, на широких сарафанах—стран¬ ные, загадочные знаки-сим¬ края русской старины. Когда и как зародилось это «Это маленький, но цельный образчик древней Руси... живая страница истории»,— очень точ¬ но сказал в начале века мест¬ ный краевед Федор ДокучаевБасков о Каргополе. Своего очарования, в котором дейст¬ вительно ощущаются веяние и своеобразная мощь древней мена гораздо более ранние уже при попытке расшифровать его название, в котором чудится античный полис. По одной из многочисленных версий, назва¬ нию действительно приписыва¬ ется греческое происхождение, поскольку язык Эллады был знаком Руси через Византию. В таком случае оно должно переводиться как «корабельная пристань». Однако если древнегреческий домысел остается весьма спор¬ ным, то другая нить памяти имеет вполне материальную богатые археологи¬ основу ческие находки —и ведет в еще более раннюю эпоху: почти — к ста неолитическим стоянкам, следы которых обнаружены в окрестностях Каргополя. При¬ дя сюда с Волги, Оки и Камы,
Каргопольские кентавры люди обосновались на возвы¬ До чего же заманчиво положить 311 копаем свой культурный слой, берегам рек уже четыре тысячелетия назад. Сре¬ ди находок дошли до нас и мно¬ гочисленные образцы зарожда¬ рядом с этим описанием книгу тем больше нитей тянется от¬ «Каргополь» Ф. ДокучаеваБаскова, выпущенную в 1913 году, в которой говорится: «...ле¬ туда, из вшегося в те далекие времена пятся различного рода игрушки, разрывом ученые не решались. шенностях по бывающие в в глубин истории, к нам сегодняшний день, связать узел концы нити с таким керамического искусства, при¬ неизменно на база¬ Это сделал за них писатель чем орнамент их столь своеоб¬ ре: лошадки на воле, в упряжи Юрий Арбат. Его стараниями разен, что привел к введению и с верховым; солдатики, куры, в конце пятидесятых фигуры баб (эти последние скорее напоминают изделия людей каменного века), «утуш- шестидесятых годов пошла сла¬ в научный оборот понятия Кар¬ гопольская культура. Вот что крупный специалист по древней культуре Северной Руси М. Фосс: «Наряду с круг¬ лыми и ромбическими ямками встречаются овальные (часто с острыми концами), приближа¬ ющиеся к квадратной или пря¬ моугольной форме, а также прямоугольные и неправильной формы, в виде овала, как бы обрезанного с одной стороны... Присутствие их в орнаменте пишет ки» для свистания и наигрыва¬ ния (эта детская свистулька имеет за собой порядочную давность, черепки ее находятся более, что помимо архаичной формы, упомянутой краеведом, глубокой древно¬ искусством лепки игрушки, осталась только Бабкина. Судь¬ стью отмечен и орнамент игру¬ Ивановне, еще манчиво тем в 1949 году, и после него из всех мастеров, владевших ба не была милостива к Ульяне в первую миро¬ войну отобрав у нее жени¬ шек современных мастеров, вую к которому в известной мере ха, но долголетьем не можно отнести все слова, ска¬ ла—Бабкина прожила занные применительно к череп¬ девяносто лет, успев передать четырехтысячелетней дав¬ ности! Хотя год от года становится все яснее, что, чем глубже мы нтов... в виде зигзага, треуголь¬ ников, пересекающихся полос, образующих узор в виде сети, У. Бабкина. Игрушки. 1970 и т. д.». как считалось, каргопольской глиняной игруш¬ ке. Открылись тогда по сущест¬ ву заново работы Ивана Васи¬ льевича Дружинина, Ульяны Ивановны Бабкиной. Дружинин умер керамикой, в ор¬ которой господствуют ямки, есть керамика с преоб¬ ладанием гребенчатых орнамес наментах начале разработке давнымдавно нетронутой почвы)». За¬ даже при придает такой своеобразный облик каргопольской керамике, что ее без труда можно узнать. ...Наряду заглохшей, ва о — кам г. обиде¬ почти ремесло в несколько рук. Одним из самых способных ее учеников стал племянник Семен Иванович Рябов. К нему —
потехи Серьезные 312 и приехал в село Погост, километрах в двадцати от Кар¬ гополя. Вместе с женой Таисией дощечкой ее месили. Делали ручной круг деревянный. На игрушка каргопольская скамью гвоздь Ананьино давно уже снесли,— Григорьевной —оба уже на пен¬ сии—лепят они долгими зим¬ вертишь его. Посуда дня два сохла на полатях, потом еще ними вечерами любимых своих «барышень» и других персона¬ дня три на печи. жей каргопольской глиняной сказки. полам с я — Глину на него круг, Деготь слоем. Каждую посудину Иванович,—и гончарством из тех мастеров никто теперь не по¬ занимается, только вот дво¬ и на¬ юродный брат мой Алексей он на три Петрович Рябов — водой разводили мен поло¬ — винщиком его называли продолжает свой рассказ Се¬ носили на поверхность тонким беру километрах я — этим — года меня старше, ему семь¬ родом, из деревни Ананьино. Она там дегтем обмазывали—лапкой десят— в или крылышком наводили лепит. очень вязкая, чистая, нет каме¬ вненько, чтобы облив был. А сверху еще мучкой свинцовой в трех отсюда, я оттуда нья, выносит большую жару. Из нее хоть посуду, хоть игрушки делать можно.— Семен Ивано¬ обсыпали—для блеску крылышком опахивали. вич рассказывает, а пальцы его Обжигали — — ро¬ и А Каргополе посуду игрушки—я Отец мой игрушки один. почти делал—только что нам, не ребя¬ там, к празднику. Он от своей Прасковьи Ивановны научился, а она из одной семьи матери специальной печи, в потом возродилась. разминают комок темно-корич¬ называли ее «красильня», она с Ульяной Бабкиной происхо¬ невой глины.— Заготавливаю ее была одна на двух-трех гон¬ дит, там все умели. летом: зимой замерзнет—ло¬ чаров, а то и на всю деревню. Я вместе с отцом крестьянским В «красильне» посуду уклады¬ делом до немного надо, на зиму ведер пять вали а гончарное дело нам большой хватает. Леплю ведь для своего дном мом пробьешь. Мне не интереса, когда скучно. ее Сдела¬ одну — на другую вверх за один раз их триста Дрова штук влезало. готовили ешь игрушку и чувствуешь, что сосновые, сушили их заранее и ты можешь что-то сделать. Не и поначалу чурочки жгли, чтоб люблю сидеть и смотреть в окно, глина чем-нибудь закалилась, занимаюсь по хозяй¬ рыбалку грибами. А зимой ству. Летом дак и на сходишь и за леплю. Набью кусочков глины — она у меня в сенях лежит, в ведро положу и ставлю его в комнату Когда к печи. оттает, кипятком в а потом уже отщипнет ня Отец мой, Иван Яковлевич, знатный гончар был и меня хозяйство после войны. Что же выучил, мог я еще мальчонкой глаза, лучами отчего разбегаются от взять было форму, готовую скульптурку, фигурок прибавляется. выравнивает, а группа тем временем Раньше глину клали в специ¬ альное корыто и деревянной — негде, а налоги по глиняной части: надо пойду игрушки лепить—дак что людито скажут? Курам на смех. А после работы уставал так, что я, комбайн поставлю, а не до игрушек было. Это сей¬ час, когда мы окрепли, начали возрождать искусство. Да разве платить нужно или купить что. тогда Гончарное дело пондент ко мне бы сюда, в де¬ в нашу деревню моему отцу двоюродной — где уберет лишнее, где вотрет еще кусочек глины, пальцы смочит водой и гладит мокрыми почти по от моей мелкие а потом неделю, сродственницы Ульяны Бабкиной перенялось. Баба Уля них морщинки, как-то сразу паль¬ цами придает вылепить. Мы в раз род на продажу: денег-то ведь кусочек, мнет его, мнет, потом, сузив отцом понедельникам, возили ее в го¬ от глиняного теста цать лет водил комбайн, так что большой перерыв вышел у ме¬ было восстанавливать сельское с Кажется, медленно, не торо¬ пясь, лепит Семен Иванович, подмогой было. Войну прошел от Старой Руссы через Сталинград —в Польшу, Венгрию, Чехословакию. Вер¬ нулся в свой колхоз, шестнад¬ связистом часа три остывала. любую посуду мягкой, вязкой. занимался, закрывали наглухо, и посуда Руками сделается приба¬ вляли жару. После обжига печь заливаю, глина вся распухнет. ее разминаешь, пока не пообвыклась, жаре войны сест¬ из Москвы какой коррес¬ ревню, поехал? Разве интерес¬ но было кому-то, что какой-то там Семен раньше игрушки из рой приходилась. Жила она в деревне Гринево. У них да глины в Создано было Печникове многие посуду лепили, а потом уж и у нас, в Ананьино. Но баба Уля только, почитай, одна и не перестала игрушки делать, она это искус¬ ство пронесла: и форму, и узо¬ ры старинные. Благодаря ей делал? А сейчас, оказы¬ вается, нужно. у нас в 1967 году отделение архангельских «Бе¬ ломорских узоров», старый ма¬ стер Александр Петрович Шеве¬ лев стал учить молодежь этому искусству. Очень хорошо, помоему, только вот что мне не
Каргопольские кентавры Семена Ивановича очень по душе—там игрушки Рассказ делают одну, как другую. Ма¬ дополняет Таисия Григорьевна Рябова: а по ней уже стер сделает, лепят и так же точно рас¬ — Я до пенсии три года в объ¬ 313 вич,—то ловко же она и с ними управлялась! Ее спрашивают: «Почему ты, бабка Уля, мед¬ ведя синего сделала?», единении «Архангельские узо¬ действительно двух одинаковых барышень или «уту- ры» ведь нике повстречала». шек» не увидишь. красила, а кабы не хозяйство, научилась бы их перь какие хочешь У Рябова — Игрушку дый раз делаю,—рассказывает он,—на свой вкус, и крашу тоже по-разному. Когда барыш¬ ню делаю, хочу, чтобы пред¬ ставляли, какими они раньше были. Я знаю, что барышни ходили в кокошниках, в пере¬ вязках, надевали старинные платья длинные, сарафаны. Современную одежду мы и так старину-то, не как одевались. видим, а вот в все знают, И у каждой игрушки свое чтото. Мишку с гармошкой делаю так, чтобы видно было, что веселый он, не загорюнился. Игрушками стал я всерьез зани¬ маться лет десять назад. Сам только лепил поначалу, первые три года, а раскрашивала жена моя Таисия Григорьевна. Сама она тоже в голодные что—только делать. Часа два вот игрушки не лепила. Зато ла— в аккурат такого в малин¬ Краски бери те¬ — темпера да гуашь. Коня де¬ покрасишь, скотину поить надо. Учил меня красить Шевелев Александр лаешь—охру красную, зайца— белила цинковые, для кофты Петрович, он тут не один день пробыл. Потом рисунки сама охру золотистую или кобальт. Гуашь—дак вот пачкается, придумывала. А вообще-то я с гончарным делом давно знакома: свекор иной раз и темпера тоже па¬ не чкает, а если свежая делал посуду. У него думываешь, на вышивки ста¬ и научи¬ лась — кадмий оранжевый, а хочешь — — Узоры пачкает. из головы вы¬ кринки да горшки делать. Горшки мы не одни делали, много кто, а игрушки одна Да Ульяна. Она сегодня слеплены, раскраши¬ — их мелом да тушью мазала—линяли они на рынке. Рядом стояли, она тогда еще не очень старая была. Выручала немного, а иной раз и обратно уносила. Их тогда мало брали. Теперь побрали бы—да нету. А когда краски появились,— подхватывает Семен Ивано¬ — годы гончарному делу научилась, но разукрашивать умела. работала—красила игруиь Так я готовые по-своему каж¬ я ки. а она говорит: «Я за ягодами ходи¬ писывают. С. И. Рябов, игрушки его работы ринные посмотришь. вы сейчас все в натуре увидите, только те игрушки, что вать рано, их еще высушить, а потом обжечь нужно. Они посохнут на пока печи, забелеют, досыхают в печи, а уж на не боку накалятся там горячи, дак и не лопнут. Дрова сгорят, да угли все потом скласть на игрушки — они сами
Серьезные дойдут. Красные будут, а не догорят—дак черные будут. Тогда снова класть надо. Мы покрасим вот эти.— Рябов фанер¬ потехи 314 грудь Полкана. Что означает похожий на солярный символ? Немигающий взор бле¬ стящих, еще не просохших стаси верховного этот древнеиндий¬ ского бога до славянского чудо- Можно, конечно, пред¬ положить, что имя Полкан об¬ зверя. черных точек-глаз не выдает разовано от «полу-конь», но не из-под тряпок возникают барышни, Полкан, тайны. А как попал в любимые образы заяц, козел, свистульки-утушки. На столе перед художником каргопольской игрушки этот могло ли произойти в этом образе слияния доблестного брата библейского царя, кото¬ разложены тюбики с темперой, баночки для разведения крас¬ ки. Иван Семенович очень рад ченный достает из-под кровати ный ящичек, и полуконь-получеловек, наре¬ Принято Полканом? считать, что это античный Кен¬ тавр, или тонким колонковым кисточкам, Китоврас, с которым впервые познакомились на Ру¬ которые я привез ему из Моск¬ си вы—«пригодятся, когда оче¬ о мудром царе Соломоне и ко¬ редь дойдет до узоров». И вот уверенно проведена торый вая линия юбки — одной по пер¬ окружности «барышень» чуть из из библейского рассказа. затем перекочевал в ста¬ популярной в XVI веке и быстро обрусевшую западно¬ европейскую повесть о Бовевшую рому он сопутствовал во всех деяниях, с каким-то героем мифологии, близ¬ Полкану как именем, так славянской ким чертами? У того же Макарова читаем: «В Александровском уезде (Владимирская губерния) на левом берегу Дубны, в смеж¬ ных ниже талии. Затем еще две королевиче, где сказочный бо¬ дачах деревень Дубны, Потапихи и других, есть одна вертикальные линии очерчива¬ гатырь выступает уже под име¬ лужайка, ют передник, возникают линии нем блузки. Мастер закрашивает передник светлой, песочного цвета крас¬ ли местные мастера на старин¬ которой в июне собирается крестьянский Торжок. Этот ной лубочной картинке. Однако не так все просто суздальскому кой, сзади юбку—терракотой, блузку—светло-коричневой, глиняным красавцем. Вот что Чер¬ Полкана, которого и увиде¬ на месяце ежегодно остаток пированья древнему с этим «Рус¬ Макарова, хану, или божеству ПлиПолехану, и потому читаем, например, в книге Торжок этот все еще назы¬ ские предания» М. вается Плихановою не запина¬ ярманкой. В версте отсюда есть и роща Плишиха, или Плиханиха. По ня». Невольно сравниваю ее ясь, назовет вам рослого и здо¬ рассказам помнят, что тут не¬ работами Дружинина, Бабки¬ ной. Различия есть. Игрушка Рябова более пластична, изящ¬ на, но ценой частичной потери архаичности, «грубоватости» формы, непосредственности, присущей работам ушедших мастеров. И все же преемствен¬ ность традиций несомненна. богатырем Полканом; древний Полкан весьма короткий знакомец вся¬ кокошник —малиновой. ные бусины — пуговки —вот глаза. Ротик, и готова «барыш¬ с выпущенной в 1838 году: «У нас каждый крестьянин, рового человека кому из наших простолюдинов, и всякий из них вам расскажет, что богатырь Полкан век и не конь, но и, очевидно, какими-то другими не чело¬ какая-то когда бывали какие-то игрища, борьба, кулачный бой, вер¬ ховой оскок... Время празд¬ нования Плихана и Ярилы в один и тот же месяц и день». Стало быть, Плихан хан— это и Поле- русское, по-видимо¬ Это настоящая каргопольская другого!.. Помнят Полкана, как своих сивок-бу¬ рок, вещих каурок, в которых му, местное суздальское бо¬ жество, названное так, воз¬ можно, от слова «полыхать» игрушка—спутать ее ни с ка¬ Полкан, будучи другой невозможно. Теперь он берет тонкую кисть, конем, не имел никаких нужд». близкое Яриле-солнцу, если не одно с ним лицо. Вспомним тут, что изображением солнца у славян издавна служил конь. кой и —вот они, на переднике, смесь и того и и сам почти чужеродный мифический герой сумел настолько войти Если крестьянское сознание, что и знаменитые «усеченные овалы, в ромбики». Непременный магический стал в ряд с любимыми пер¬ В таком случае Плихан вполне мог представляться в конском сонажами народных сказок, то обличье, а отсюда уже совсем кресты, появляется знак на боках козла, Полкана, почему тогда столь разительно недалеко оленя, «утушек», и, наконец, изменилось его имя, ведь, вспо¬ торого бордовый крест, вписанный в другой крест, с овальными сторонами, украсил белую хранил его на протяжении тыся¬ Рябов,— коренастого широкогрудого богатыря с язы¬ челетий на своем пути от ипо¬ ческим солнцем на груди. мним, Индра полностью со¬ и до лепит сейчас ко¬ Семен Иванович
Биби Хамро Биби 315 Хамро Кишлак Уба зеленым островком плывет по колышущемуся морю глиной, она отщипывает от общей массы нужное коли¬ созревшего хлопка. Трудно пред¬ ставить, что всего в нескольких чество, сворачивает ладонями толстый валик с утолщениями километрах с севера желтыми барханами подступают выжжен¬ на концах, затем из одного утолщенного конца вытягивает ные, безжизненные Каракумы, разделяющие Бухару и древний передние ноги и голову какогото неведомого пока зверя, а из другого —задние ноги Хорезм. Здесь, у границы плодо¬ и хвост. Уверенные движения смоченных водой пальцев не¬ родия, три цвета определяют осенний пейзаж: лазурь неба, зелень садов и белизна раскрыв¬ шихся хлопковых коробочек. Весной гамма вместо белого включит в себя алый цвет тюльпанов. Все эти цвета собра¬ ла Хамро Рахимова, или биби Хамро—бабушка Хамро, как ласково зовут ее все в округе,— для раскраски своих глиняных игрушек-свистулек «учпулак». Правда, в последнее время роспись ее стала строже, и на фигурках остались теперь три цвета—белый, красный и синий. Я приехал в кишлак, располо¬ женный километрах в двадцати на северо-восток от Бухары, утром и застал биби Хамро за работой. Во дворике ее дома, уставленном танурами —серы¬ ми глиняными полыми конуса¬ ми, служащими для выпечки лепешек, безраздельно вла¬ ствовало, отсвечивая от светло- уклюжее создание быстро пре¬ вращают в очень симпатичного го пыльного грунта, ослепи¬ тельное солнце. Поэтому Рахи¬ мова лепила свои фигурки внутри дома, в мастерскойчулане, где было почти так же жарко и душно, как на улице, но где яркий свет хоть не резал глаза. Старой мастерице уже минуло восемь десятков, ее красивое лицо покрыли морщины, дви¬ жения замедлены—дает себя то ли барана, то ли козла, может быть, и коня. Деревян¬ ной палочкой Рахимова делает углубления —глаза. Фигурки у биби Хамро довольно усло¬ вны, она не стремится к де¬ тальному сходству. И разо¬ брать, кто есть кто в пестрой компании фигурок из лёссовой глины, стоящих вокруг масте¬ рицы, удается не сразу. Правда, присмотревшись повниматель¬ нее, их можно отличить по знать не прошедшая еще хворь. Но глаза одной из лучших мастериц глиняной игрушки характерным деталям: рога, курдюк, хвост, грива. Масте¬ Узбекистана не желают сда¬ ваться старости и недугам: баран рица приходит на помощь: это «кочкар», это ло¬ — добрые и живые, они приди¬ рчиво следят за тем, как в паль¬ шадь— «от», цах рождается будущая скульптурка. Рядом с биби Хамро фи¬ гурок на спине всадницаобезьянка, у многих —сосуд, стоит таз с влажной бурой а это слон «филь». Рахимова — лепит только животных. У некоторых
Серьезные напоминающий кувшин, назна¬ чения которого мастерица объ¬ яснить не может: «Так лепили раньше, так леплю и теперь». потехи пов игрушек, ни одна из них никогда полностью не повторя¬ ет другую. Все лошадки в ее «табуне» легко отличимы: од¬ ноним жизни, с ней связаны ной на спину залетела... курица, у другой —особенная сбруя, на многие третьей —всадник. На этой земле, где вода—си¬ сюжеты и символы в народном искусстве: в дре¬ Все они товали и зооморфные сосудыводолеи. Но более вероятно, разнятся высотой, комплекци¬ ей, деталями раскраски. После обжига биби Хамро рас¬ крашивает фигурки. По моей что это светильник, в котором возжигали огонь, чтобы до¬ просьбе она и сегодня рас¬ красила несколько своих произ¬ полнить силу фигурки-оберега действием святого огня. ведений. Пользуется она при этом разведенными на яичном белке красками и кисточкой из вности в Средней Азии бы¬ Еще одна дань древнейшей магической символике —сви- 316 чем узбекском солнце, а биби Хамро рассказывает мне о себе и своем ремесле. Искусством лепки «учпулак» она овладела с ранней молодости его пе¬ — редала ей старая Шамси. Здесь, Убе, куда Хамро переехала, выйдя замуж, издавна был центр гончарного промысла. Лепить игрушки умели почти в все жители кишлака—свои работы сами же продавали на базаре. В двадцать четыре года Хамро получила фатиха, то есть признание мастерства и право на самостоятельную работу. конского волоса. Сначала она С стулька, провела по бокам коня широ¬ всех кую красную линию, замкнув ее ка Хамро Рахимова не расстает¬ ся с любимым делом. Работа на сегодня окончена непременный атрибут фигурок Рахимовой, кроме слона. По преданию, свистом по окружности. Затем также вызывали весенний дождь «оби сплошной линией нарисовала «воду милости». сбрую История игрушек-свистулек «уч¬ пулак» ведет в глубокую древ¬ и раскрасила морду животного, а затем по всей верхней части тела разбросала ность—достоверно известно, что она насчитывает более красные и синие горошины, оставив нетронутыми ноги и жи¬ тысячелетия. Причем поразите¬ льно то, что игрушки Рахимовой же принципу и других живо¬ она раскрасила тных, всех, кроме слона. Слону горошин не досталось, и по — рахмат» почти не отличаются от своих древних собратьев — вылеплен¬ вот. По тому тех пор вот уже более полуве- — мастерица стала быстро уста¬ вать. Мы выносим раскрашен¬ ные игрушки из полумрака мастерской в солнечный дво¬ рик, и с игрушками происходит чудо: казавшиеся блеклыми в доме краски, ярко впитав солнечный свет, загораются и преображаются. Потом, скве, я выставлял их на в Мо¬ балкон, ных в XII веке и найденных археологами. Хотя Хамро Рахимова лепит сравнению с другими животны¬ ми его украшения выглядят чтобы увидеть довольно скупо. такими, как под родным паля¬ всего несколько основных ти- Краски быстро сохнут на жгу- щим во всей красе, но, увы, они уже не становились бухарским солнцем.
Волшебный свист Волшебный свист От обрядовых свистулек в фор¬ ме животных, птиц и драконов, имитировавших завывание гро¬ зового ветра и шум гостю. Во дворике дома усто выделяют¬ ся его многочисленные игрушки. падающих Радушный, гостеприимный, при¬ выкший уже к многочисленным фигурки замечательного гончара Средней Азии—таджи¬ ка Гафура Халилова из древне¬ го города Ура-Тюбе. Здесь все меряется веками и тысячелетиями. Копнув у себя и в огороде посетителям: художникам, ис¬ кусствоведам, просто люби¬ телям какой-нибудь борода¬ тый старик кулоль с темным, прорезанным морщинами ли¬ цом может неторопливо лепить во дворе точь-в-точь такие же горшки, будто века пронеслись границы между городом и киш¬ лаком ощутить невозможно: те же узкие улочки с серыми о себе. Родился он домами, кажущимися тусклыми на фоне жгучей лазури над головой, та же неторопливая в ученики усто Хыдыром. До революции в Ура-Тюбе было двадцать пять гончарных ма¬ жизнь многочисленного семей¬ стерских, снабжавших своими изделиями всю округу, ведь обращенная внутрь мимо, не заметив его закрытого ства, от глаз глухим дувалом двори¬ дворика, отгороженного от ули¬ ка. Несмотря ни на какие не¬ взгоды, лишения, духовное тво¬ рчество таджиков и их предков не прерывалось на протяжении тихого одной стороны глухой стеной дома, с трех других— глиняным забором. Гамма красок в этом дворике цы с четырех тысячелетий: филосо¬ фы, поэты, зодчие, скульпторы, уже много оживленнее, чем ганчкоры, кандакоры, наккоши, кулоли стоят у тех могучих лоз, корней, которые питают сегод¬ няшнее народное искусство. Живет усто Гафур в небольшом тейка хозяина, пестро-полоса¬ тое платье хозяйки, фрукты, которыми столь богат край Буфой на окраине Ура-Тюбе. Собственно, никакой которые неизменно появляют¬ ся на виду, стоит появиться кишлаке самых даль¬ них концов страны,— мастер, добрый, маленький, улыбчивый старичок, охотно рассказывает ко находят черепки тысячелет¬ кишлаке искусства, народного приезжающим из мотыгой, люди неред¬ него возраста, а в соседнем в этой палитре яркими Гафура языческими пятнами капель, ведут свою родослов¬ ную 317 снаружи: зелень виноградных дающих дворику тень, яркие коврики и и халат, тюбе¬ в 1906 году в этих самых местах, десяти лет сиротой остался и был взят глина—не камень, не дерево, фигурки из нее недолговечны, особенно в детских руках: уро¬ и разбилась. нил на землю — Поэтому на будущий год весной, к празднику Навруза, игрушки делались заново. Маленькие примитивные конь¬ ки и птички лицами с человечьими работы Халилова ше¬ стидесятых годов продавались тогда на базарах Ура-Тюбе, Ленинабада и других городов. Затем его создания стали
Серьезные усложняться, вби¬ постепенно в себя рая черты разных животных: обезьяны, осла, лошади, барана. Впрочем, это отнюдь не значило, что весь этот «зоопарк» узнаваем. был легко Мистический дух в мини-монстрах всегда возо¬ бладал над реальностью. Те¬ перь простые фигурки Халилов уже не лепит: научил делать их сына Гадойбоя инжене¬ — ра, сноху внука. А потехи Муаззам, племянника, пробирается нехо¬ сам жеными тропами в таинствен¬ ных дебрях, населенных неви¬ 318 же, вероятно, тесно связанного с доисламскими верованиями. «По берегам горных речек, в мрачных ущельях гор, где сегодня сказочные чудовища, рожден¬ ные неистощимой, неистовой зарождаются шумные потоки, обитают драконы (аждахоры), фантазией кулоля, своей арха¬ ичной формой и пластикой без ног, с данными зверями. И близки, видимо, древнему ура-тюбинскому об¬ разу дракона—духа воды, так более всего чудовища в виде больших змей длинной гривой, громадной головой и страшной пастью, которая усажена острыми и крепкими зубами» — в этом живописном Орнамент фигурок Г. Халилова восходит к палеолиту портрете,
Волшебный свист приведенном исследователем мифов этно¬ графом М. Андреевым, я легко среднеазиатских узнаю халиловских фантасти¬ ческих чудищ, мирно зевающих в ожидании обжига на высокой глиняной печи, сложенной в углу дворика. Среди целого из них одного, Халилов поста¬ вил его на ладонь и любовно погладил высохшую глину. В зубастой пасти дракона сидела лягушка, на его голове с бараньими рогами пристро¬ илось создание, проказливой физиономией смахивающее на сонма их нет и двух одина¬ ковых, но у всех сбоку обезьяну, а со спины смот¬ рела... верблюжья голова. свистулька—дань древней магической символике. Выбрав Мне тоже не терпелось подержать в руках Змея Среди сотен чудо-коней не найти и двух одинаковых 319 Горыныча, и я, стараясь не причинить вреда находящейся на нем живности, осторожно поднял его за шею. И—о ужас! Верхняя часть туловища тяжелой гирькой осталась в моей сжатой ладони, отделив¬ шись от нижней. В месте разлома из глины торчали какие-то ворсинки. Халилов добродушно успока¬ ивает меня: не беда, мол,
Серьезные потехи 320 вылепим Ворсинки еще и не такого. оказались козьей шерстью, которая в соответствии со старинным рецептом замеши¬ вается в глиняную массу для большей прочности игрушки. А сама глина,— рассказыва¬ ет мастер,—требуется двух — видов. Обычной, лёссовой, берется две части, к ним добавляется одна часть специ¬ альной вязкой глины гулибуты. Многих своих зверей я взял из старинных книг, таджикских народных сказок, есть здесь и черт, а еще леплю утром то, что приснилось ночью. Мне часто снятся драконы самые разные—доверительно сооб¬ щает усто Халилов. Украшает он свои скульптуры предельно архаичным, вос¬ ходящим едва ли не к палеоли¬ ту приемом: красными, синими, зелеными точками, отдельными мазками по белому фону. Гафур Халилов с внуком Иргашбоем Чтобы показать мне, как рождаются обитатели его «зверинца», Халилов снял с подготовленной к работе глины мокрую тряпку, отщипнул кусочек материала и очень быстро вылепил существо, похожее на лошадь и барана одновременно. Тем временем его внук Иргашбой уже слепил свистульку. Когда старый мастер пришлепнул ее к туловищу животного и дунул в дырочку, раздался тонкий свист. В этот миг он казался пастухом, пасущим во дворе фантастичес¬ кое стадо из своих сказочных снов. «Все драконы и змеи гор подчиняются живущему в недо¬ стижимых для людей горах (Шахи-Моро), который обитает в своей столице—Змеином городе»,— Змеиному царю вспоминается невольно одна из Г. Халилов. здешних легенд, а над только что Драконы солнечным Ура-Тюбе неожидан¬ но начинают сгущаться тучи.
В Вертлове—птичий переполох 321 В Вертлове— птичий переполох В своих странствиях по Север¬ ной и Центральной России ному туловищу толстой прово¬ локой. я повидал немало расположен¬ ных в красивейших местах Я пошел смотреть выставку дальше, но мысли упорно возвращались к нахальному деревенек-неудачниц, попа¬ вших под «укрупнение». Видел, как распахивали под лен одну моряку, он явно мешал сосредоточиться на чем-либо другом. Я вернулся к фигурке из них. И когда Федор Алексан¬ дрович Жильцов сказал мне и вдруг понял, что был к вечером среди прочего, что из нему несправедлив. Просто он был сорока восьми вертловских ни на что не похож ни на этой вообще. И хотя дворов жилых нынче осталось выставке, ни двенадцать, припомнились голова его непропорционально произведений народ¬ Манеже, куда жильцовские поделки, каза- болтались, словно стоявшая на голом месте выставке велика, руки автобусная ного творчества в мельничные крылья, он теперь ходу, и лось, непонятно каким образом и попали. Прислонившись остановка, пустоты между домами. Значит, жизнь вертловская клонилась к ис¬ обреченность ее . торцу стенки, стоял на замаскирована лишь детьми, к которых привозят на лето подставке вырубленный из осинового кругляша матрос к старикам. Неожиданно открывшаяся сторона эта с румяными щеками и подве¬ и бровя¬ здешнего бытия разрушила денными углем усами приподнятый настрой, овладе¬ вший мной в гостях у Федора ми. Глаза из-под вскинутых бровей тоже удивленно смот¬ Александровича и его супруги Таисии Михайловны, как если бы приходилось расставаться рели на меня, словно разделяя с соседствующими ставшим чем-то, очень что в мной, над он просто с ним изящ¬ Это дурацкой бескозыркой —из консервной банки, пуговицами из серебря¬ ной фольги конфетной обертки, руками —стругаными дощеч¬ Вертлове на ками, приделанными к несклад¬ живет необычный человек, я понял задолго до приезда сюда и Да насмехался надо ными вещицами своей дорогим. То, мое недоумение. знакомства с случилось в ним. Москве, показался мне ладно скроен¬ ным' и даже симпатичным. Было что-то очень лихое в том, как мастер вырубил этого занят¬ ного человечка. Под скульптурой была надпись: «Ветряк. Автор —Жильцов Федор Александрович, Ярос¬ область, Борисоглебс¬ кий район, п/о Осипово, деревня Вертлово». Я написал лавская Федору Александровичу пись¬ мо, в котором просил рас¬ сказать поподробнее,что за ветряки он делает и для чего, где, когда и от кого научился, как найти деревню, если сумею приехать. Вскоре пришел писал, что ему ответ. Жильцов стукнуло
Серьезные восемьдесят два, что ветряки примерно с 1960 он стал делать года, после всех трудов, на пенсии. Ставил их на колья в огород отпугивать птиц и потехи Федя, обманул. Дневник-то чужой показал. Сам я больше тройки не получу, а ветряк так грядки: ветер подует —ветряки вертятся, руками машут, шумят. Первое время кротов отгоняли, потом те изучили, что это обман. Правда, птицы остерега¬ ются, ягоды не клюют. «Снача¬ кой армии четыре года воевал хочется!» Ну, говорю, хорошо, что признался. Мальчишки Карпатах тогда видел разных вояк: и французов, и чехов, форма у них разная была, друг от они дружки отличная. Потом три — кротов, перерывших все 322 мои помощники: кто с австрияками. В конфетную обертку блестящую принесет—для пуговиц, пор¬ тупеи, орденов, кто банку для фуражки, ведь мои ветряки, форми¬ Каргополе, а воевали мы на Мурмане. Отечественную я ветеринаром почти все—люди военные. Я их прослужил: за лошадьми смотрел. Ордена и медали по памяти делаю, еще в царс¬ года в гражданскую ровали — нас в ла,—писал Жильцов,—я только для пользы делал, а потом и для красы стал. Нам, старикам, для повады, ребя¬ тишкам—для интереса...» Письмо оставляло многие вопросы без ответа, за ними «в первую и я поехал деревню, по Угличскому тракту». Федор Александрович оказался человеком подвижным, бойким на слово, и рассказ его как бы продолжил письмо. Поселивши¬ еся в его огороде фигурки приглянулись мальчишкам, да и взрослые поглядывали на невиданные пугала с ин¬ тересом. Стали просить выре¬ зать и им. Вскоре в деревне не было двора, где бы не махали руками с шестов разноцветные фигурки. Проезжали шофе¬ ры—останавливались в изум¬ лении: что за невидаль, пугала на Руси известно какие —кол с лохмотьями, руки — палки, голова—худое ведро, а тут— на тебе, игрушки! Выйдут из машины, подойдут поближе к плетню, голову задерут и смотрят. Потом выпросят для себя. Ребятишки—те тоже все просят дядю Федю рукодель¬ ного: дай ветряк. — Сделаю, говорю, если пятерку в школе получишь. получай ветряк. Приносит дневник, Покажешь дневник — возьмет подарок, а после Чего, спрашиваю, смеешься? «Да я вас, дядя смеется. Ф. А. Жильцов имею. Вот и вырезаю теперь солдат, хоть давно это было, а помню все лучше, чем вчерашний день.
В Вертлове—птичий переполох Сам я родом с этих мест, из деревни Чухолда. Здесь зать, мужичков и жил до одиннадцати лет. Отец мой —крестьянин. Нас было у матери восемь человек, я старший. Приходилось братьев и сестер нянчить. Любил я День клонился к вечеру, солнце светило вполсилы из-под края лошади, матрешек. Бывало, уйдет она на работу, а я фигур лиловой тучи, нависшей с запа¬ нарежу да, чувствовалось и все окно ими заклею. Мать придет, головой покачает. В одиннадцать лет отправили меня батрачить в Кронш¬ рисовать, завлекатель¬ ных делал бумажных кукол верхом на 323 тадт— к купцу. Восемь лет приближение дождя. Ветер еще только подбирался вместе с грозой к деревне, но отдельные его порывы уже достигали ее, и, у него прослужил. Там в 1910 когда мы вышли к огороду, от матери научился, она у нас году и увидел у одного чухонца десятка три ветряков дружно большая мастерица была из перед домом ветряк рас¬ приветствовали нас взмахами бумаги фигуры разные выре¬ крашенный—вроде — тех, что рук-крыльев, сопровожда¬ емыми сильным жужжанием трущейся о дерево проволоки. Взвод солдат-ветряков возглав¬ лял голубоглазый крепыш на самом углу забора, машущий синими крыльями и смело смотрящий в напряженное небо. Солдата ладно облегал отлично «сшитый» мундир защитного цвета—чуть потем¬ невшая кора ольхи. Пяток бравых ребят в таких же мундирах поддерживали коман¬ дира с тыла. А на задах, в глубине огорода, ручищами полоскали ветераны—за десять, пятнадцать лет кругло¬ годичной службы под открытым небом они лишились своего нарядного обмундирования, с лиц сошла краска, не было у них лихо закрученных усов, а осталось только одно старое, серое, растрескавшееся дере¬ седой гвардии мелькнуло серебристо-голубое во. И вдруг среди платье. — Это я свою жену, Таисию Михайловну, сделал. Пожени¬ лись мы, когда мне двадцать девять лет было,—уже пять¬ десят три года вместе. Золотой свадьбы не справляли, любим друг друга, живем по-хоро¬ шему. У нас с ней три сына, одна дочь, девять внуков, правнук. я сейчас делаю. Да что мы Вертловские с тобой про ветряки ветряки разговор ведем, пойдем в со всеми познакомлю. горнице я тебя Когда недавно заболела Таисия я ее сильно Михайловна, изобразил. Люди мы старые, всякое может статься. Этой зимой я тоже крепко
С тех пор, как окрестивший Русь великий киевский князь в Днепр «златоукрашенных» деревянных Владимир сбросил богов, блюстители новой религии славянских языческих не жаловали скульптурные изображения святых, видя в них крамолу. народная традиция Однако и любовь к деревянной скульптуре были столь сильны, что Свя¬ Синоду пришлось принимать специальные указы щенному о выносе ее из Вот почему, церквей. в отличие от икон, старинная русская скульптура дней лишь образцами. В изданной в 1910 г. «Истории русского искусства» говорится даже об иностранном происхождении скульптуры дошла до наших редкими в России до середины XVIII в. Сегодня, когда любуешься Спа¬ сами, Георгиями. Параскевами Пятницами, этот искусствовед¬ ческий казус воспринимается с улыбкой Георгий Победоносец. XV в. Параскева Пятница. XVII в. Архангел Михаил. XVII в.
Никита Мученик. XV в. Екатерина Великомученица. 1640 г. Архиепископ Иоанн. 1559 г. Иоанн Богослов. XVII в.
Серьезные болел, думал, не встану. Но весна пришла, потеплело, понемногу в себя пришел. А как покрепче стал, вырезал и себя из ольхи — вон, видишь, зеле¬ ный солдат стоит. Тоже на всякий случай. А вообще умирать мне рано, табак бросил потехи сердце схватит, пою во весь голос—дряхлость прогоняю. Правда, ветряков нынче меньше делаю: силы не те уже. Дело хоть и немудреное—у меня всего три инструмента и есть: пила, топор да нож, а пока одного вырежешь, так в шестидесятом году—я еще жить хочу до девяноста лет. наломаешься, будто поленницу дров наколол. Когда за Лохоть в лес иду ольху для ветряков срубить, если Ветряки, словно понимая, что разговор о них идет, заполоши- 326 лись, загудели —сизая туча наползла клином на деревню, качнула воздух коротким шквалом, и на землю упали крупные капли. Мы пошли в дом, где хозяйка уже грела самовар. С крыльца я обернулся на ветряки. Молодой бравый солдат в зеленой гимнастерке Федор Жильцов и его юная жена в голубом платье махали друг другу руками, отгоняя напасти от дома, где живут пятьдесят четвертый год вместе в мире, согласии и заботе друг о друге Федор Александрович и Таисия Михайловна Жильцовы. Вряд ли они знают, что вертловские ветряки, особенно те, серые и морщинистые, удивительным образом напоми¬ нают деревянные столбы «панки», найденные в Воло¬ годской области на Чарозере, которые, по древнему обычаю, изображали хозяев дома и устанавливались точно так же на усадьбе. Едва ли знают они и о том, что деревянные изображения общинных и се¬ мейных богов были в глубочай¬ шей древности в обычаях восточных славян и что рассказе 983 года варяг-христианин сообщает, что в летописном «идолы в деланы древе секирою и ножом». Только к чему я об этом заговорил? Или вообще я всерьез начинаю верить, будто в самом деле первородная славянская муза могла, пройдя сквозь немыслимую даль веков от языческого капища через «панки» Чарозера к деревян¬ ным фигурам старого чухонца, а затем ветрякам дяди Феди рукодельного, спугнуть ворон с вертловских берез?
На Ярилином лугу На Ярилином лугу Тот же самый соломенный «...Делают соломенную куклу, убирают ее в кумачовый сарафан, на голову надевают и всегда со злопо¬ персонаж лучной судьбой, ведущей либо в воду, либо в костер,—появля¬ — кокошник с цветами, на шею подвязывают ожерелье. куклу ется под разными именами Эту бросают реку... Устраивали на лугу особенный шалаш, убирали его ных календарных праздниках аграрного цикла, всякий раз донося до нас далекое эхо в цветами и венками, в середину ставили соломенное чучело... В шалаше перед ним ставили приносимое кушанье, вино и другие лакомства. Вокруг шалаша одни поселяне разыг¬ рывали хороводы, молодые плясали, иные в кружках пели песни, другие вели борьбу... После всего начиналось пирование. В заключение всего раздевали чучело и бросали его со смехом в озеро». Так замечательный знаток отечественной старины Иван Петрович Сахаров описывал почти полтора века назад в своей книге «Сказания — Костромы, Масленицы, Кострубонько —и на других народ¬ носят по селу с песнями и потом раздетую 327 древних мистерий, связанных с культом плодородия. Впро¬ чем, магический смысл, кото¬ ной куклой? Одетое в женский наряд соломенное чучело представляло на Ярилином лугу, по мнению другого исследовате¬ ля русской мифологии фольк¬ лора, Александра Михайловича Афанасьева, облачных нимф и — русалок, посылавших на землю благотворные для посевов весенние дожди. Но всему свое время —летом хлеба должны наливаться солнечным теплом, потому, чтобы отвести от них рый несла в себе соломенная кукла, не мешал ей быть в то же время любимой игрушкой деревенской ребятни. Помню я эти куклы, как не — помнить, все детство с ними прошло, а вот как делали-то их — невдомек было поин¬ тересоваться. Потому, когда в Доме народного творчества попросили: «Сделайте, Екатери¬ на Константиновна, куклу соломенную, как в старину», я думаю, как же быть: ведь русского народа», ставшей злые ливни, во многих местах на Руси наряду с поклонением энциклопедией русских архаи¬ ческих ритуалов, обряд прово¬ русалкам бытовал и обычай их проводов или изгнания руса- дов весны, ведущий историю с буйного языческого праздне¬ лье заговенье, оканчивающийся тем, что соломенную куклу ства в честь Ярилы-солнца. Почему же столь жестоко топят делали?» «Делать,— говорит,— делали, а как, тоже не знаю». Тут и вспомнила про снопы. Они обходятся крестьяне с наряд- воздуху. мне первые мысли и дали, как кукол делать: сноп полевой — в воде либо разрывают на части и разбрасывают солому по головы-то нет, ног-то нет, рук-то нет! Что же это за кукла? Я к бабушке одной: как раньше —
Серьезные 328 ственными транспортными зимой, подпоясанный, распушив колосья,— натурально человек. средствами, соединяющими жителей с внешним миром Неделю У нас раньше яровой хлеб вязали поясками, а пояски эти после снегопада. Мне повезло: тут светило, отражаясь он же ведь раскидистый, стоит потехи плели из ржаной соломы. Вот и я пучок соломы скрутила, пополам его перегнула, ниткой суровой повыше перетянула, и вышла голова. По нескольку соломин в стороны от туловища руки. Такой в Пензу развела и послала, а сама со смеху — помирала. И вдруг письмо получаю, что кукла, мол, в голубых снежных застругах, редкое декабре солнце и глубокая колея-траншея оставляла в надежду на колесный транс¬ порт. Надежда обрела реаль¬ народное искусство. ...От железнодорожной станции до Михайловки шестнадцать километров, вымеренных в зимнюю пору гусеничными тракторами да лыжами —един¬ не верная смерть. Я почему говорю, мне не жалко, живите на здоровье, но ведь у вас, городских, всегда спешные — дела. Ну да ладно, приехали, и хорошо, и ладно, главное, что в избе тепло. Грейтесь, сейчас пчелы у меня свои. подминавшего колесами широкими белую кашу. В его кабине я и доехал до дома уже начения и не стала вновь нос буран идти чай пить будем с медом Медянцева, было давно,, а сейчас ее работы украшают выставки народного искусства детской забавой. Зато заворо¬ жила всех, кому дорого русское дома В новенького самосвала, натужно Медянцевой. Быстротечен зимний день: едва Михайловка под Пензой, соломенная кукла лишилась своего ритуального предназ¬ из высунешь. ные очертания в виде мощного хорошая, делайте еще. То, о чем рассказала мне Екатерина Константиновна и крупнейшие музеи страны. Заново родившись в селе а ну как заметет? миновал полдень, а на деревню наползают сумерки. С крыльца я обернулся на заходящее солнце и, успока¬ ивая себя, отметил, что садится оно не в дымке, а в чистом, прозрачном, морозном воздухе, обещая назавтра такой же ясный день, дававший шанс добраться до станции. Завидев гостя, Екатерина Константиновна кинулась по моим понятиям ставить самовар. — Именно такой я себе и представлял живую, никог¬ — ее да не унывавшую заводилу и запевалу Михайловского народного хора, автора многих песен и частушек, замечатель¬ мастерицу. Маленькой, милой, не лишен¬ ной жизнерадостности и до¬ ную русскую броты ни невзгодами, ни болезнью, ни семьюдесятью с лишним прожитыми годами. И серьезное, и в улыбке, лицо ее хранит ту красоту, над которой не властны тяготы жизни и время. Только такой и могла быть Екатерина Константиновна, трудившаяся всю жизнь не Ведь наказывала всем: приезжайте летом, благодать тут —зелень, красота, по щадя сил, много лет живущая дороге машины ходят. А вы сердца песни: — в своем доме одиноко и способ¬ ная после вырвавшейся из
На Ярилином лугу Эх, да мил уехал, только мне оставил Одни ласковы да мне слова, Одни ласковы да мне слова... пучок соломы начинает под¬ прыгивать, а мне и радость. написать вскоре: Мы накосим, намолотим хлеба вволюшку, эх, Песней радости прославим счастье-долюшку. тумбочке—телеви¬ зор. В книжном шкафу ряды «Библиотеки всемирной литера¬ туры», на столе керосиновая на случай, если ветер лампа — перехлестнет провода, квадрат¬ ный обеденный стол, большая печь и кровать за занавеской. Гостя не ждали, но все идеально чисто, уютно, так, как может быть только в деревенс¬ кой избе, в которую входишь, спелости, до покоса дня за три, и с таким снопиком по горнице только ровную, не мятую танцую. Это нынче у ребенка два угла игрушек, а он не знает, (поэтому что с ними делать. Дай ему домой — всю распотрошит. А если дашь скалку —сам начнет себе игрушку делать, одевать ее, баюкать. Вот и я тогда соломенную сарафан наряжала. Надо нам, пока мы тут бабку в чаи распиваем, соломы для работы подготовить, пусть пока раз¬ мокает. Я вам в Москву куклу сделать хочу.— Екатерина Константиновна принесла из чулана большой сноп, постави¬ растирая щеки, с крепкого мороза. Может ли быть ла на пол у печки корыто, что-нибудь приятнее для беседы, чем дымящийся самовар? в него солому налила в него воды и положила собирали,— рассказывает Екатерина Константиновна Еще, бывало, мать сделает такой жгутик, обрежет — его и поставит на стол. Потом рукой по доскам «она помок¬ нуть должна, чтобы помягче Соломенные жгутики рань¬ ше на подоконники клали, чтобы они влагу с окон постучит — стать, не ломаться». — — из пшеничной соломы. Запасаю я ее, когда зерно восковой Когда побольше стала, сама соломы соберу, перевяжу ее машину ...В углу на 329 Заготовка соломы для меня самое трудное. Да и солома годится не всякая. Ячменная, например,—твердая, ломкая. — Лучше всего ржаная: мягче она всякой другой и обработке поддается лучше. Но ржи теперь стали сеять не густо, и мне приходится делать кукол за четыре. Жну под корень, после комбайна она мне уже не годится), приношу кладу на солнце просушиться. На солнце она и золотого блеска набирается. А потом складываю в сарай до зимы—летом-то я кукол не делаю, времени нет: огород, пчелы, дров надо заготовить. Зато зимой —за окном метет, вьюжит, а тут сидишь себе, в соломе пошавыриваешься... Перед работой мочу ее в коры¬ те. С моченой соломы обираю листочки, задиринки до самого коленца, но так, чтобы не сломать стебелек. Занятие это долгое. Помню, в позапрошлом году приезжал ко мне племян¬ ник на машине, привез снопов двадцать. То лето солнечное выдалось, солома хорошо прокалилась, на многие годы ее золотого сияния хватит. Я эту солому берегу. Другая беда для меня—когда химией поле кормлено. Полег¬ лые хлеба плохо косить, зерно на них пропадает, вот и придумы¬ вают особые удобрения, чтобы тверже стебель становился. Так после этих удобрений солома как деревянная — не согнешь, еле иглой протыкаю. На ней не то что колос — заяц удержится. Когда начинаю куклу делать,— продолжает Екатерина Кон¬ стантиновна,—беру очищенной соломы щепоть, соломин шестьдесят —семьдесят, на глаз, я их никогда не считаю, выравниваю Е. Медянцева. Соломенные куклы и смотрю, чтобы, где перегиб будет, коленца не оказалось, а потом скручиваю в жгут... Да что я все рассказы¬ ваю, сами увидите. Пока солома чуток намокнет, посмотрим... мы передачу
Серьезные потехи 330 Екатерина Константиновна включила телевизор. Шла Музея изоб¬ разительных искусств имени А. С. Пушкина. В затемненной избе мокла в корыте, ожидая своего часа, солома, а Медянцева, народная художница, работы которой хранятся в Русском музее, не отрываясь, следила за экраном, где быстро передача из сменяли друг друга знаменитые полотна. Екатерина Констан¬ Москву тиновна приезжала в с хором односельчан на фольклорный праздник, но в Пушкинском музее побывать не пришлось. Она одобрительно кивала головой, глядя танцовщиц шаре» Дега Пикассо, Фернана Леже и на «Девочку на а вот керамика ее не тронула. Я понимаю: не всегда то искусство настоящее, в котором — все с жизни скопировано. Я тоже одно время кукол своих красила, лица им тряпичные делала. Потом как-то прочитала в одном журнале статью про своих кукол, а там сказано, что натуралистично это. Очень я огорчилась и поняла, что солома—материал, которому украшений не нужно, тут все дело в размере, в пропорции. Материал сам себя выявить должен, сам себя выразить. Искусство тогда хорошо, когда который складывает * пополам. Сильным движением — так что перебору нет. Но пора за работу. Екатерина Константиновна усаживается поудобнее к печи, хрустит солома —перетягивает кладет под руки инструмент: солома «козу»—дощечку, на которой укреплены «рога» из толстой проволоки («на такой дощечке резали раньше солому для скотины»), большие садовые ножницы, нож, иглу и моток суровой нити. Затем достает из корыта горсть соломин, подрав¬ нивает их и почти неуловимым движением скручивает в жгут, нитью чуть ниже места сгиба и готова голова. — Заготовка кладется на «козу», и лишняя перепиливается ножом. Угадывается рост куклы — зывает у концов и вставляет пониже шеи будущей куклы. Затем прижимает руки к туло¬ вищу и обвязывает веревоч¬ кой— «это на время, пусть так привыкнут». Женскую фигурку я в сара¬ фан старинного фасона наря¬ — сантиметров тридцать. Сейчас все на глазок жаю: на нем понизу ленты делаю,—говорит мастерица,— а скольких трудов это стоило! так я их плетеночками замени¬ Руки у меня долго настоящими не получались: то жиденькие и слишком, то пыром торчат.— тонехонькие. Я их в три или Медянцева берет пучочек поменьше и потоньше, перевя¬ четыре пряди плету. Мать мне — в несколько рядов нашивали, ла. Сейчас мы эти плетеночки будем делать, нужно для них искать соломки тонехонькие- заплетала косу из восьми
На Ярилином лугу прядей — длинные ведь волосы у 331 меня были, хорошие. Дак она сзади меня стояла, рук я ее не видела, вот и не умею теперь, как она. Когда узенькая плетенка готова, Екатерина Константиновна сворачивает ее кольцом, сшивает концы и надевает сверху на куклу. Обруч спадает на сарафан и удерживается в самом низу. Теперь нужен ей кушачок. красный или — Какой лучше — зеленый? Красный? Хорошо! Она перепоясывает куклу красной ниткой, завязывает ее — бантиком-узелком. А под кушак вставляет еще одну плетенку, прямую—спереди сарафан вертикальная лента украшала. Кукла готова. Медянцева ставит ее на стол, подравнивает ножницами отдельные соломи¬ ны, и та стоит ровно, осанисто, подбоченившись. А теперь будем делать мужичка. С этим гражданином — возни больше будет. Ему еще шапку справить нужно, лапо¬ точки сплести... Мужичок был готов поздно вечером, и Екатерина Констан¬ тиновна поставила его с деви¬ цей на шкаф —рядом с замеча¬ тельной соломенной лошадкой, резво несущей сани с возницей. — Когда делала—столько печек ими истопила: и кривоно¬ гие, и кособокие выходили, а теперь вон стоит, и шея и голова у нее — все честь честью. У меня еще одна мечта есть: помню, к Пасхе раньше в красный угол голубочка наружную дверь: снега намело по пояс, и он все продолжал сыпать. Света не было, и мы зажгли — Ну керосиновую лампу. вот и накликала, вот и наворожила, теперь никуда вам хода нет. И не До думайте! этого момента я продолжал обещание моментами захлебываясь и вновь набирая силу. Я набро¬ сил пальто и вышел на крыльцо. Прямо напротив бульдо¬ зер, пробивая дорогу к дому. Кукол-то, кукол не забудь¬ те,— разволновалась Екатери¬ — соломенного вешали, так вот верить в хочется мне эту птицу сделать. начальства доставить меня на достала со ...Ночь разбудила колхозного на снежном поле волчком крутился на Константиновна. шкафа Она соломенных станцию, но теперь стало кукол и, заворачивая молодца и скрежетом стропил: бес¬ закрадываться сомнение. Были в новалась метель, и сквозь готовы наваристые щи, и день «Ступай стекла, залепленные снегом, уже вступал в свои права, когда отправляют». Я спрятал их от ничего нельзя было рассмот¬ в завывании ветра послышался непогоды в сумку и, простив¬ посторонний звук. Механичес¬ кий перестук приближался, шись с реть. А когда рассвет, я с визгом ветра забрезжил трудом отворил в газету, в приговаривала: Москву, вот тебя куда Медянцевой, шагнул сугроб.
Серьезные потехи 332 Тыквааристократка бесконечного разнообразия форм и способов декорирова¬ Ярок, колоритен и притягателен теплым октябрьским воскрес¬ ным утром огромный Сиабский ния. Известны, например, техника «калями-накш», при которой наскавак расписывают базар Самарканда. Горы дынь арбузов, бесконечные ряды винограда, инжира, хурмы, орехов, помидоров, пряностей, разносолов... Цокают копытами и кистью красными и зелеными красками, техника отваривания тыквы в красителях или масле, везущие свою поклажу ишачки, накладывания вырезанных с трудом пробираясь сквозь калейдоскоп пестрых халатов, узоров, создания рельефных узоров заключением еще шелковых платьев, косынок. растущего на ветке плода в форму-матрицу. Природное Течение вынесло меня к знаме¬ В Ташкенте, в Музее искусств, выставлены несколько наска- разнообразие формы—от почти идеального шара до вак, выполненных в разной технике и манере: коричнева¬ тые табакерки со светло- эллиптической, конической, Здесь продают нюхательный табак наса темно-зеленый порошок слож¬ ного состава и приготовления. желтым рисунком, вырезанным на кожице тыквы,—«пуст- Сам табак, небольшими холми¬ ками насыпанный на сделанных накш», гравированные наскавак с четким графическим и придавая ей особо причуд¬ ливые очертания. Размер наскавак варьирует от из деревянных ящиков столи¬ ках, наверное, и не привлек бы узором, выполненным на гладкой желтой или красной сантиметровой вытянутой моего внимания, а вот табакер¬ ки, которыми торговали тут же и которые охотно раскупали поверхности очищенной тыквы и заполненным черным порош¬ ком,— «чизма-накш». Есть сферы. Чрезвычайно разнооб¬ разен и наносимый художником рисунок. Это могут быть туристы в качестве сувениров, надолго задержали меня здесь старинная табакерка, взятая в чеканную серебряную рассыпанный по полю горох, в табачном ряду. Эти изящные и декоративные вещицы из оправу с цепочкой от крышечки к пояску,— это уже дорогое тыквы, называемые «наскавак», можно по праву отнести заказное изделие. магический смысл, это могут быть цветы, деревья, кумганы, Маленькая, скромная на вид тыковка неожиданно предо¬ ставила мастеру возможность ножи, люди, петухи, голуби, аисты, собаки, верблюды, даже самолеты и другие самые нитой во всем исламском мире мечети Биби-Ханым, где под самыми ее стенами возник табачный ряд. — к произведениям народного искусства. цилиндрической —мастер еще более усиливает, перевязывая зреющую тыкву крепкой ниткой голубиного яйца до пятнадцати¬ традиционные национальные узоры, имевшие в древности
Тыква-аристократка Зайнаб Салиева 333 быть почти неотличимой от поверхностью карельской березы цветом плоды гораздо больше или мрамо¬ и желтоватым ра. Ныне основной применя¬ напоминали именно этот емый Однако способ украшения это были фрукт. самые наскавак —резервирование настоящие тыквы, правда узора срезанием кожицы. особого вида—древесного, ства, соседствующие на стенках Чтобы увидеть, как рождается называются они горлянками. табакерки совершенно непости¬ жимым образом. Благодаря наивно-условному характеру изображений, тонкому чувству из тыквы В начале мая Зайнаб посеяла с у себя в саду тыквенные неожиданные предметы и суще¬ у мастеров композиционной гармонии смысловая согласован¬ с табакерка, я прямо базара отправился вместе одной из лучших самар¬ кандских потомственных мастериц, Зайнаб к ней домой Салиевой, на окраину семечки, а осенью с толстых ветвей свисают целые грозди необычных тыкв. В руках одной Зайнаб, из немногих оставшихся скавак передается в ее Средней Азии мастериц, владеющих древним ремеслом, художественное единство роду из поколения в поколение. они должны теперь превратиться изделия, зрительная целостность. Зайнаб научила ее мать, в произведения искусства. Даже просто полированная, без а сейчас ей помогают ее дети. Перед всякого узора поверхность ...Если бы я уже не знал, что на она растапливает сложенную ветке растут тыквы, то принял во дворе дома глиняную печь: бы их скорее за груши в ней потом ность изображения уходит второй план, и достигается на тыквы удивительно красива. Она может быть желтой, янтарной, коричневой, может города. Умение делать на¬ — размером, формой, матовой в тем как сесть за работу, будут обжигаться горлянки. Мастерица срывает
Серьезные Так растут тыквы горлянки 3. Салиева. Наскавак с ветки несколько зеленоватых тыкв — пожелтевшие нужно на потехи 334 следующий день. ющей операции: проделав в верхней точке горлянки отверстие, она выскребает ее содержимое скребком, сделан¬ ся только на ным из толстой проволоки и окрасит кожицу в с расплющенным и загнутым цвет, концом. Удалив семечки Через несколько минут масло внутри тыкв закипит, постепен¬ но пропитает стенки сосуда коричневый а вырезанные узоры — в светло-желтый. Вынув табакер¬ ки из печи, Зайнаб потрет их несколько часов класть в воду, и начисто выскоблив внутрен¬ чтобы размягчить высохшую нюю поверхность, она уклады¬ песком, отполирует, кожу,— и, вооружившись острым вает несколько горлянок засияют ножом, начинает острием в ведро, на дне которого благородным блеском. Можно, как в старину, выбрать из будущего узора, прорезая кожицу примерно на миллиметр. Затем насыпан песок, а в стенках них самую красивую и изящную толстым гвоздем проделаны и заказать ювелиру для нее дырки. оправу. соскабливает кожу с поверхно¬ К этому времени дрова в печи не из сти между линиями, и на зеленом прогорели, она прокалилась, стали. В металл вкрапляются фоне а красные угли дышат жаром. самоцветы, цветные стекла, наносить контуры тыквы оживает светло- каждой желтый узор: завитки националь¬ В полость ного орнамента, звездочки, Зайнаб вливает столовую треугольники, спирали, Разукрасив ромбики. несколько тыковок, Зайнаб приступает к следу¬ тыквы ложку хлопкового масла, и ведро ставится в печь. наглухо закрывается Дверца и откроет¬ и те Правда, теперь ее делают серебра, а из нержавеющей и получается музейная вещица— изысканнейший флакончик, в котором чрезвычайно трудно угадать его скромное огородное происхождение.
Что затеял дед Зотей? Что 335 затеял дед Зотей? На всем тракте между двумя знаменитыми столицами хох¬ ломской росписи—селом здесь исстари, двумя всего инструментами—топором да ножом. Ковернино и городом Семено¬ вом на нижегородской земле Еще на моей памяти, в пятиде¬ сятых годах, такие игрушки можно было увидеть и в Моск¬ — деревни стоят ныне без указателей названий, словно безымянные, вот и пришлось мне останавливаться едва ли не ве— на рынках, в центре, у станций метро. В детстве мне покупали их в праздники на у каждой, высматривая в без¬ людье жителя, и справляться, не Федосеево ли. «Нет,— от¬ Арбатской площади. А теперь вот хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать оставшихся вечали,— не Федосеево, езжай¬ те дальше». И вот на самом исходе дня, уже боясь, не скромностью среди обшитых тесом и нарядно покрашенных пропустил ли нужную деревень¬ ку, наконец слышу в ответ: домов соседей, возле которых мотоцикл, а то и машина «Оно, Федосеево, вам кого надо-то? Деда Зотея? Так его выдавали достаток и наличие сильных хозяйских рук. На стук в дверь отозвались дом по левой стороне стоит, увидите—темный, маленький». Я уж и сам давно приметил: старики живут в деревнях в самых невидных избах, словно съежились те вместе с хозяевами от долгой жизни. Дом у Зотея Родионовича во всей России мастеров нескоро, наконец на крыльцо вышел, вздыхая и прихрамы¬ вая, хозяин высохший, какой-то Потом — маленький, доброй, но вымученной улыбкой. с из разговора и вправду оказалось — «топорщины». Слово это, да и сам промысел родились в Заволжье, где древоделы жили еще с XVII века. Но щепная, или топорная, игрушка появилась много позже, уже в середине прошло¬ го века, когда плотники, мебельщики, ложечники, веретенщики, саночники, сундучники и прочие деревян¬ ных дел мастера стали испыты¬ вать конкуренцию со стороны более дешевой фабричной продукции. «Топорщина» и при¬ оказался и впрямь небольшой, но ладный, аккуратный, хотя одолели старые хвори и недуги. Зачем гость из Москвы пожаловал, Зотею почерневшие бревна и выда¬ вали возраст под стать самому Родионовичу гадать особо не надо—ясно зачем: на «топор- шла им на выручку. Чего только не делали смека¬ листые городецкие мужики Кокурину—восемь десятков с гаком. Оживляли его светлые щину» его посмотреть, иными словами, на деревянные с фантазией из простых вытесанных дощечек—от резные наличники, и потому не бросался он в глаза своей игрушки, которые делает старый мастер, как и заведено «запряжек» — запряженных лошадок, пар, троек—до
Серьезные потехи 336 игрушечной балалайки и слож¬ ных композиций, какие приду¬ мывал работавший еще в 1980 гг. знаменитый Т. Ф. Красно¬ яров. Зотей Родионович, когда стал перечислять свой ассор¬ тимент, припомнил не менее тридцати игрушек: диван, кресло, стол —словом, целый мебельный набор из десяти предметов, мельница с доми¬ ком, пароход, самолет, тройка, двойка, одна лошадь, вагон, карусель, кузнецы, тарантас, саночки, бочка, простая катал¬ ка, каталка-петух, каталкафонарь— всего и не пере¬ чтешь. Это сегодня, когда Т. Краснояров. Тройка старый мастер на исходе сил, а в былые времена разновид¬ ностей до семидесяти было. У федосеевских древорезов топорная игрушка прижилась 3. Кокурин. Пароход
Что затеял дед Зотей? позднее, чем под Городцом, в конце прошлого века, но и до того времени деревня знамени¬ та была ложкарным производ¬ ством, так что топором тут владели, понятно, виртуозно. Я игрушки с тринадцати лет делать начал,— вспоминает — Кокурин, перебирая руками деревянные заготовки, дощеч¬ ки, струганые палочки, когда мы зашли в его мастерскую, по субботам служащую заодно и банькой—Их тогда полдерев¬ ни делало, а потом сдавали купцам, приезжавшим из Городца за товаром. Раньше-то каждый поодиночке, а после — революции артельно работа¬ ли. В тридцать восьмом году поставили меня мастером, войну отвоевал—снова в ар¬ тель вернулся. Но только два 3. Кокурин. Водовоз. Мельница Т. Краснояров. «Запряжка» 337
Серьезные потехи 338 месяца отработал, как меня в другую артель, гончарную, что теперь делает игрушки от случая к случаю, так что лишь дах! Может быть, и дети оттого стали жестокосерднее, что не горшки делала, председателем выбрали. А когда ее ликвидиро¬ в руки самых заядлых собира¬ телей могут попасть они, а не передается им теперь с игруш¬ ками эта теплота рук и души вали, опять в свою, ложкарно¬ игрушечную, воротился. В 1953 на базар, не на ярмарку. Как жаль, что уходят эти чудесные вещицы из мира окружающих самого мастера, а с ней и частичка народной души? Ведь народ любил федосеевс¬ председателя. Ну, а потом уж на пенсию вышел и с тех пор нас вещей! Одну за другой достает Зотей Родионович из большого ящика кие «балясы», то есть «шутки», забавы, все эти вроде бы угловатые, неказистые формой, ложки делаю, в колхоз сдаю и немного игрушки. Только и ставит передо мной свои поделки: нехитрый возок но в то же время очень выразительные и красивые в музеи, на выставки, если попросят, да по заказам с деревянными кругляшами колес на осях-гвоздиках, игрушки. По бортикам возков, по бортам и надстройкам парохода, выкупанным в одной, году пошел в колхоз бригади¬ ром, а скоро стал заместителем — коллекционеров — есть в Моск¬ ве человек шесть их. Много не могу. До двадцать пятого числа каждого месяца ложки делаю, а в оставшиеся дни — игрушки. Из всех федосеевских мастеров остался ныне один Зотей Родионович Кокурин, да и он выразительный двухпалубный волжский колесный пароход, детскую карусельку с заводной ручкой, приводящей в движе¬ ние круглую площадку с лошад¬ ками на ней, шкафчик-поста¬ вец. Сколько в них теплоты и человечности, искренности канареечного цвета краске, по всем плоским поверхностям пущены гирлянды красных цветов, зеленые завитки, черные мазки свободного, кистевого письма. И все к месту, все ладно. А это уж не моя заслуга, «балясы»-то супруга, Феодосья — Михайловна, красит, она тоже здешняя, федосеевская. Красить-то у нас испокон веку женским занятием было. А некоторые женщины и игруш¬ ки сами делали,—кивает Зотей Родионович в сторону жены, когда мы уже пьем в доме чай и я не устаю восторгаться выстроенными на диване работами Кокурина. Фотографироваться дед Зотей вышел на крыльцо в парадном пиджаке при всех своих боевых наградах. В руки он взял желтый аэроплан с красным пропеллером, а рядом, на лавке, расположились оста¬ льные «балясы». — И чего все теперь так на них дивятся!—в который раз уже, наверное, изумляется дед Зотей.—«Топорщина» она «топорщина» и есть. 3. Р. Кокурин и непосредственности, которых нет и в самых дорогих, сверкающих краской заводских автомобильчиках или лунохо¬
НОВОЕ ВЕЧНОЕ Деревянное кружево томских теремов и ганчевый узор узбекских мечетей и дворцов в современных зданиях, русское художественное ткачество и золотое шитье в сегодняшних Весьегонске и Торжке, рождение чуда Полх-Майданской расписной токарной игрушки и сшитый Камчатке эвенский костюм—самый красивый среди одежды сибирских народов, новая жизнь народной украин¬ на ской иконы на стекле и Городецкой росписи прялок— традиция, которой нашлось место рядом с нами,— это и есть Новое Вечное
Новое вечное 340 Чистодеревцы Воскресенская гора для Томс¬ ка—что Кремлевский холм для города черты, напоминающие греческую столицу. Однако, не Москвы: с нее начинался город, находя их, неожиданно понял, что Томск гораздо более напо¬ рубили первые поселенцы крепостные стены и башни будущей сибирской а столицы. От того времени на ее кручах минает мне при всей их вне¬ наш род¬ шней непохожести — — Суздаль. Вот и судьба у них в чем-то схожая: Суздаль, когда-то фак¬ тическая столица Руси, оттес¬ нен был с этой роли Владими¬ ром, вставшим на более важ¬ ной — минуло с тех пор почти четыре века—немногое осталось, да и то все в земле, во владениях археологов, и жизнь вокруг изменилась, конечно, неузнава¬ горой Ушайка ушла под асфальт, ном торговом пути емо: даже текущая под смолы, взгляд уловил вырос¬ обрывом частокол бревен, вставший памятником сибирским перво¬ проходцам, центром целой за¬ поведной исторической зоны «Старый Томск». То, что нарисо¬ вало воображение, уже живет и лишь полноводная по весне ший Томь так же мерно и раскатисто заостренных несет свои воды на встречу с Обью. далекое прошлое оста¬ лось здесь жить лишь остатка¬ И хотя фундамента старого остро¬ над — на Клязь¬ Волжской; Томск, главный сибирский город, уступил пер¬ ме венство новорожденному Ново¬ сибирску из-за того, что ин¬ ГаринМихайловский, служивший на¬ женер и писатель Н. Г. чальником изыскательской га, хотя древнюю крепость, да и то не самую первую —1604 в реальных планах здешних Транс¬ сибирской железной дороги, архитекторов и реставраторов. нашел более экономичный ва¬ а возведенную после пожара почти на полвека по¬ Один из первых городов Сиби¬ был ее культур¬ ри—Томск риант трассы, Томск в стороне зже— в 1648 году, можно уви¬ деть теперь лишь в «Чертежной ным центром, его даже назы¬ вали «сибирскими Афинами». артерии Сибири. Сибири», созданной архи¬ тектором и художником Семе¬ Гуляя по старым улицам Бакуни¬ на, Шишкова, Красноармейс¬ плакали тогда, надо думать, от ном Ремезовым, стоя здесь, на вершине горы, на месте старой кой, Белинского, Татарской и все более очаровываясь зна¬ комыми раньше лишь по аль¬ зависти бомным фотографиям знамени¬ тыми резными теремами, я не¬ упадка. В чем-то уступив, отой¬ вольно пытался найти в облике бовой дороги истории, оба ми года, книге цитадели, я вдруг на какой-то миг явственно услышал стук плотницких топоров, ветер до¬ нес запах свежей сосновой — партии на строительстве Как оставлявший от и суздальские главной бояре, томс¬ кие промышленники и купцы и обиды. Но только сквозь призму времени дано нашему взору отличить взлет от дя в тень, в сторонку от стол¬
Чистодеревцы города и сохранили в чем-то больше других, сохранили свое наличникам, по балясинкам, выписать свой узор. И вот уже кровища. стоит не изба, а терем из сказки. Так что хотя и отрази¬ И здесь невольное лись лицо, свои архитектурные со¬ с Суздалем, хотя сравнение и эпоха, и хара¬ зданий, и строительный материал совершенно разные: ктер там XV—XVIII — века, здесь — нец прошлого ко¬ начало нынеш¬ в томских памятниках, особенно в композиционных решениях, ности приемы русского и особен¬ классицизма барокко, но не строгие линии греческой классики вдохнов¬ и него; там архитектура культо¬ ляли в первую очередь здешних вая, здесь —чисто гражданс¬ плотников да столяров, а свои, кая: жилые дома; там белый родные образы и черты. И пре¬ камень, кирпич, здесь —кедр, жде всего—северное деревян¬ лиственница, сосна. А вот дух ное зодчество с его шатрами зодчества один, чисто народ¬ и резными ный— «как покажет». в мера и красота крыльцами, многие века влиявшее на развитие 341 «Купцы купцами, на их деньги, но не их талантом и фантазией построены томские терема. С пилой да топором, с рубанком и набором долот и стамесок приступали пришлые и местные умельцы, чалдоны, к возведе¬ нию деревянных шатров, крепо¬ стец, хоромных залов и свете¬ лок. Перво-наперво отбирали они подходящие бревна —что¬ бы длиной и обхватом одина¬ ковы были. Раскладывали: те на стену пойдут, а эти на пере¬ борки, венцы, потолочные пере¬ крытия. И начинали постройку. Там бревна «в лапу» сведут Мера строительная Сибири своя: длина обтесанно¬ бревна, а красота—та самая, го «суздальская». Она утвердилась даже у строгих на терминологию искусствоведов ненаучным сло¬ вом «узорочье», так ясно и тепло народный вкус. «Резьба наряду с зодчеством,— писал русский художник, искус¬ ствовед и реставратор Игорь передающим Грабарь,—была любимой об¬ ластью народного творчества, и идеалы его выразились здесь с такой же яркостью той, в и полно¬ как и в былинном эпосе, народной песне. Диву даешь¬ ся, откуда эта вдохновенная узорная песня запала в душу немудреного резчика. ошеломляет богатство Прямо узорной фантазии». Да, дерево на Руси —материал особый. Русский человек рож¬ дался в рубленой бревенчатой избе, в ней жил всю жизнь, в ней и кончал свой век земле. Испокон веку лес на давал ему кров, кормил, обувал, оде¬ вал. А поскольку не хлебом единым жив человек, так уж повелось на Руси, что срубит крестьянин себе избу с гор¬ ницей, светелкой —живи да радуйся, ан нет, зудит в руках топор, просится пройтись по всего русского искусства. В мо¬ тивах декора можно увидеть ных (ровный угол) или в «обло» (с остатком), здесь наложат «в охряпку» (в обхват), при нужде поведут «в погон», «в крюк», «в сочно и зримо, со знанием дела охлуп», рисует картину рождения си¬ разнообразно сшиваться смолистый дворец. Заиграют желтыми переборами стены, прорежут их не по-сибирски и воздействие искусства мест¬ сибирских народов. Очень бирского архитектурного чуда томский писатель Сергей Заплавный: расти, «в иглу»... И начнет
Новое вечное высокие, сдвоенные или даже строенные оконные проемы. Высоко выдвинутся над ними карнизы под башенками, ку¬ полами, фигурной кровлей, декоративными фонарями. Под¬ нимутся балконы, веранды, образовав своими выносами бахрому покрыш, на балясины (подпор¬ ки под поручни)... Деревянная резьба может быть выпуклой и второго этажа, на и плоской, усложненной хитростной, одинарной ложной, рисунчатой Важно, чтобы не и и бес¬ и на¬ узорной. затеняла замысловатые переходы и га¬ она, а, напротив, подчеркивала лереи. ритм Теперь можно и узоры, надобно, положить —на где окна бревен, его светотени, 342 знаки—солнечные розетки, целый «гербарий» цветов полевых, декоративных, фан¬ тастических. Тут все таежные и — дары и обитатели— кедровые шишки, ягоды, птицы, звери. небесные девы Тут и сказочные драконы. «Деревянные украсы,— пишет Сергей Заплавный,— повеству¬ или «кирпичную кладку», те¬ ют о том, как жили, чем занима¬ совой «ошалевки» с горизо¬ лись наши родичи, об их харак¬ тере и нравах. Лук изображенные на и стрелы, обрамлениях окон, на угловых и лобовых досках, символизируют охоту; скрещенные копья и древки знамен — ратный труд; удила, повозки, вожжи, колокольчики, плетеные канаты—ямской, пе¬ бархатные портьеры—состоятельность; «царские кудри», венчающие большинство узоров,— красоту, ревозный промысел; стать; игральные карты —при¬ страстие к азартным увлечени¬ ям; фронтоны кровли, богат¬ ством и очертаниями повторя¬ ющие спинки царских тронов,— власть; геометрические узоры, порой довольно услож¬ ненные,—склонность к точным наукам; массивные ворота-арки с щедрым декором —хозяй¬ ственность; белые полотнища, обрамляли иконы,—благопочитание, набо¬ какими в ту пору жность...» Такая вот деревянная летопись природы края, жизни, нравов, обычаев жителей досталась нам вместе с узором томских теремов в наследство от масте¬ ров прошлого. прежде всего, на пилястры (пристенные колонны), на архи¬ (брус над пилястрами), на арочные обрамления куполов, на гребни карнизов и дворовых трав террас, и на слуховые люки ажурные подборки кровель¬ ных скатов, на вставки между оконными порядками первого нтальными выемками-рустами. Еще важнее, чтобы она ро¬ ждала радость, повествовала о родной земле, ее истории, символах, богатствах, красо¬ те...» Повествует Мастера нынеш¬ ние восстанавливают поэтому на заповедных исторических музей деревянной резьбы, не только декор зданий, но и колорит эпохи булыжное покрытие, рекламу, характерные фонари, улицах, где что ни дом, то — томская резьба в самом деле, кажется, обо всем на свете. Тут и солярные малые архитектурные формы. О мастерах-резчиках, работа¬
Чистодеревцы в Томске ющих в наши дни, нибудь мог предположить, что разговор, понятно, особый. Коковихин, надев синий халат, Рано или поздно в поисках тайны встанет к верстаку в рестав¬ очарования томских теремов рационных мастерских. Увлече¬ с журавлями на ках,—тайны фронтончи- этого настоящего ние увлечением, а жизнь шла своим порядком — Политехни¬ 343 немало, и все же каждый раз, Шишкова, Красноармейской, где уже, кажется, каждый завиток дере¬ проходя по улицам вянного узора знал наизусть, открывал для себя вдруг что-то даешь туда, где пахнет свеже¬ ческий институт, работа механи¬ ком, а затем и главным механи¬ тягу к этому струганым деревом, где под ком завода, в котором прикосновение резца архитектурного феномена, попа¬ уверенно движимым резцом струится белый с прожилками чтобы, свернувшись дрожащей спиралькой, обна¬ завиток, жить взгляду узор,— к увлекся обществен¬ ной работой, понравилась, а вскоре получил заметный в городе пост. Правда, с увлече- новое, чувствовал неодолимую волшебному миру, обычную доску превращает в дивный наличник. Затеял на — досуге делать миниатюрные рождающийся чистодеревцам, как называли в старину особо силь¬ ных на ремесло плотников и столяров. Масштабы сегодняш¬ ней реставрации вернули к жиз¬ ни ушедшее было искусство. Хотел бы написать обо всех, о каждом, кто восстанавливает архитектурную славу города, но, не имея такой возможности, судьба которого удивительным обра¬ расскажу о мастере, зом оказалась связана с томс¬ ким узорочьем,—о Викторе Алексеевиче Коковихине, рез¬ чике, которому по силам самая тонкая и сложная работа. Для того чтобы стать лучшим сегодня продолжателем дере¬ художественной тради¬ ции Томска, у Виктора Алексе¬ вянной евича были, кажется, нования и задатки: одной руководил резчиков, из все ос¬ его дед бригад что в начале века оставила свои расписные авто¬ графы на десятках здешних зданий, в том числе, по семей¬ ным преданиям, на самом доме Шишкова. отец, в войны, Семидесятилетний герой прошлом летчик, нием тоже через всю жизнь и там удивлял коллег, допоздна пронес любовь к столярному делу и стал мастером высочай¬ обучил Виктора Алексеевича шего класса. Он-то и с детства всем тонкостям и премудростям ремесла. И всё же всего неско¬ лько лет назад едва ли кто- своим не расставался службе, чтобы принять участие в художествен¬ ном оформлении помещений. Работу свою я любил,—го¬ задерживаясь на — ворит Виктор Алексеевич,— все время в общении с людьми, мне это по душе, да и лет ей отдал в одну пятую натуральной вели¬ чины— копии самых интерес¬ ных в городе окон —случись пожар, можно будет восстано¬ Ездил в отпуск вить в точности. по разным городам, резьбы, изучал школы, манеры мастеров. Особенно много дал мне деревянный Останкинский виды
Новое вечное 344 дворец в Москве—там кре¬ мающего в этом толк, сокровище: постные мастера даже люстры полный новенький из дерева вырезали тоньше сок и резцов—сто один инстру¬ зать свою жизнь с народным фарфоровых. Литературы со¬ брал по всем видам резьбы уже мент!— знаменитой английский искусством фирмы «Шеффилд». Такими щедротами Саввы Мамонтова каждый одаренный подросток: в про¬ фессионально-техническом училище № 20 открыто художе¬ папок сорок, так в конце концов и оказался здесь — сначала не понимали меня, конечно, те¬ Неужели же не было какого- то толчка, импульса, который подтолкнул вас принять непрос¬ решение? спрашиваю я Коковихина. Поразмыслив, мастер соглашается—да, по¬ жалуй, был такой толчок. Отцу его, сибирскому богатырю, тя¬ тое стаме¬ в конце прошлого века награж¬ — судьбы, и не разгадать механизм этого таинства. А свя¬ кие в Томске теперь имеет возможность Абрамцевс¬ кой художественной студии. Как набор сохранился неразрознен¬ ственное отделение на двести ным целое столетие —загадка, пись по едва ли существует где-то еще выбирай по душе. Любуясь деревянным кружевом и вникая в проблемы его со¬ дали выпускников перь привыкли. — набор в полном составе, но тут в руках было реальное чудо, и старый понимал, что к нему оно попало уже слишком поздно. Так мастер и перешел набор сыну. резьба, человек: здесь и дереву, и и рос¬ керамика — хранения, я все чаще задавался вопросом: неужели даже в го¬ роде с такими богатейшими традициями деревянного зод¬ чества, как Томск, говорить о нем можно лишь примените¬ льно к прошлому и выпуск¬ никам училища, будущим ху¬ дожникам, уготована лишь роль хранителей наследия этого про¬ шлого? Неужели дерево как строительный материал полно¬ стью потеряло право на сущест¬ вование и ему не осталось даже небольшой градостро¬ ительной «ниши»? Увы, в крупном городе дело обстоит почти именно так, ибо строить малоэтажные деревян¬ ные дома считается нераци¬ ональным, кроме того, значите¬ льно выросли противопожар¬ ные требования. Так что «ниша» деревянного строительства в Томске крайне узка —отдель¬ ные сувенирные лавки, павиль¬ ончики, отделка интерьеров вот, пожалуй, и все. Зато в не¬ — больших городах, поселках — там дерево послужить может жело стало стоять у не из-за давших верстака себя — знать семидесяти прожитых лет, а изза семнадцати ранений ног, — Когда принес мастерскую стружку, то и его в свою снял первую понял, что этим инструментом смогу сделать еще долго. В поселок Зоркальцево я при¬ ехал с главным архитектором Томского района Верой Василь¬ полученных в воздушном бою. А тут вдруг старому мастеру— все,—вот вам и толчок,—улы¬ евной Листовой. По дороге бается мастер. узнал от нее, что словно золотая Да, притягивает рыбка на хвосте к себе томская собой, принесла—достается необык¬ «изюминка», связывает с новенное для человека, пони¬ как в бажовских сказах, людс¬ в сельской местности доля деревянного строительства достигает пяти¬ десяти процентов, правда, архи¬
Чистодеревцы качества этих стро¬ тектурные головой не оставят. Вот теперь Искус¬ Виктора пришлось в сов¬ ений пока весьма ограниченны. здесь и столярничает. Узнал, ство что сельскому жителю купить или заказать себе в госу¬ хозе дарственной организации дом для частного строительства дома. негде и полагаться он может лишь на свои руки или шабаш¬ ников. Правда, крепко стоящие и как кстати, он предложил украсить безликие день и час, когда я, уже почти надежду отыскать окрестностях Томска совре¬ потеряв работников неплохие дома, и совхоз «Октябрь», рас¬ положенный в Зоркальцеве, в резное обрамление большими двумя и окно, а вместе к стене гвоздями, с ним вся стена, да и дом сразу как-то ожили, засветились, заиграли, Ведь и томское чудо архитектурной фантазией —обычные срубы,— потеплели. Конечно, это случайнейшее совпадение, но именно в тот на ногах совхозы строят для своих нельзя 345 в основном не а наружным узором держится. — Проолифим оконце, еще так не засветится,—радуется менное деревянное здание, председатель сельсовета,— в декоре весь со поселок которого ощущалась бы перекличка со здешними богатейшими зодческими тра¬ десят Зоркальцево, столяр Виктор Васильев зато радость-то какая, словно и дом уже другой! работу над полным набором декора для одного окна —по собственному эскизу, навеянному образами томских Порадуемся за жителей Зор¬ кальцева: появилось желание, к нему нашлись добрые руки, утраченный деревянный декор знаменитых памятников, теремов. Мы погрузили сколо¬ родная, настоящая. Пророс уснувший было корешок, протя¬ но, не дождавшись квартиры, вик и повезли ее к тому безли¬ в этом смысле показательный. И вот мы в Зоркальцеве. Вдоль шоссе стоят двухэтажные ка¬ менные особняки с деревянной отделкой. При каждом —под¬ собное хозяйство, двор. Живут тут заслуженные люди совхоза, механизаторы. Не каждый сов¬ дициями, приехал в временем украсим: совхозу окно в пять¬ рублей станет, осилим, хоз может строить жилые дома, где квадратный метр обходится шестьсот рублей. в пятьсот — Вот и сравнение в пользу дере¬ вянного дома—там цена того же метра в два-три раза ниже. Севший с нами седатель в машину пред¬ Зоркальцевского сельсовета А. Игловский при¬ вез нас на улицу, застроенную такими типовыми деревянны¬ ми— из бруса—домами. До¬ бротные, теплые, но глаз не радуют—очень уж неуютные с виду. «Сами это отлично видим,— понимающе говорит Анатолий Петрович— вот и за¬ облагоро¬ думали хоть как-то дить эти дома, украсить рез¬ ными наличниками. Поедемте в нашу столярку». В совхозной мастерской меня познакомили со столяром Вик¬ тором Васильевым, который, как выяснилось, прошел в свое время отличную выучку в «Томскреставрации», восстанавли¬ вая подался в село, где го человека без работающе¬ крыши над закончил ченную конструкцию на грузо¬ кому типовому дому на безли¬ кой улочке. Виктор прибил и пришла в село красота, своя, нулась нить в прошлое станет жить в будущем. — краше
Новое вечное 346 Завещание усто Ширина Когда увидишь Скульптурные композиции из ганча на сказочно-мифологи¬ что-то неожи¬ данное и поразившее, память, чатлениям, пытается отыскать ческие сюжеты украшали дво¬ рец Варахша под Бухарой V— в предыдущих что-то сравни¬ VII веков. мое, хотя бы отдаленно по¬ В IX—X веках получила распространение плоскостная рельефная резьба. Мы видим словно не доверяя новым впе¬ хожее. Вот и здесь, в Белом зале загородного дворца бу¬ харских эмиров Ситораи Ма- это по декору мавзолеев Саманидов X века в Бухаре хосса, в огромном помещении, словно сотканном из тончай¬ и Хакима ат-Термизи X века в Термезе, дворца термез¬ шего воздушного белого кру¬ жева, отраженного зеркалами, единственно, что отыскалось в закоулках памяти,— выто¬ ченные из слоновой кости китайские шары с их юве¬ лирным резным декором. Тому, кто не бывал в Средней Азии, едва ли что скажет назва¬ ние напоминающего благород¬ ную кость материала, из кото¬ рого было в начале века со¬ ткано это кружево,—ганч. Это и не камень, и не глина, а нечто среднее—вяжущий состав вро¬ де алебастра, получаемый об¬ жигом содержащей гипс и гли¬ ну и растертой в порошок кам¬ невидной породы, которая за¬ мешивается затем водой с до¬ бавлением растительного клея, а при Между высыхании твердеет. тем знаменитый узбекс¬ кий мастер ганча, покойный усто Ширин Мурадов из Бухары, оставивший после себя целую школу резчиков, многих уче¬ ников и последователей, гово¬ рил, что на языке ганча можно передать все оттенки челове¬ ских шахов XII века. Наряду с изображением львов, грифонов в художественный арсенал ганчкоров входят геометрические и раститель¬ ные арабески. Именно они, постоянно совершенствуясь, ческих чувств: радость, счастье, надежду, грусть, боль. Он был и определяют стиль всего последующего тысячелетия. поэтом ганча, и это его поэмы За многие века своего развития искусство резьбы по ганчу остались потомкам в декоре Белого зала шедевре еще — обогатилось множеством молодого Ширина, созданном в 1912—1914 годах, в украшени¬ различных приемов резьбы, или, как их называют сами ях ташкентских театров, десят¬ ков других зданий. ганчкоры, «пардозов», бесконечным разнообразием орнаментов. Например, в Белом Если мы заглянем в далекую историю этого искусства, то узнаем, что уже в III веке в хорезмском дворце Топраккала были целый ганчевый зал, крупные статуи, лепные укра¬ шения из этого материала. зале мы видим одновременно резьбу с ко¬ рельефа, «лула-пардоз» резьбу с ок¬ руглением форм, наконец, усовершенствованный усто «пах-пардоз» — сым срезом внутрь —
Завещание усто Ширина 347 М. Усманов. Ганчевый узор в узбекской гостинице в Москве Ширином старинный «табака-пардоз» мелкую лерею залов: «Ташкентский», плоскую резьбу. Множество приемов насчитывает и техника «Самаркандский», «Термезс¬ кий» и главный, зрительный. полихромного ганча. Так, любимым и очень эффектным Театр стал как бы приемом Ширина Мурадо¬ ва было нанесение тончайше¬ выдающегося мастера. А для моего собеседника, усто Махмуда Усманова, совместная — го резного кружева на зеркала, множившие узоры, делавшие их «Ферганский», «Хивинский», художественным завещанием работа в этом театре с Ширином еще красивее. В этой технике декорирован им и Бухарский зал Театра имени Алишера и другими старыми мастерами стала университе¬ том—все предварительные Навои, где под руко¬ стадии учебы он прошел под руководством своего отца, усто водством мастера создана художественная энциклопедия всех существующих в Узбеки¬ стане стилевых разновидно¬ стей резьбы по ганчу. Приехавшие из всех обла¬ стей лучшие мастера респуб¬ лики оформили целую га¬ Мурадовым Усмана Икрамова. Яс ним вместе работал уже с двенадцати лет,— вспоминает — Усманов,—сначала подготовку ганча делал, потом помогал резать по отцовским узорам, потом и сам стал рисовать. В древности ганчем украшали только мечети, медресе, дома баев, беков, в простое жилище это искусство пришло лишь в XVIII—XIX веках. Однако работы у мастеров было немного, да и платили за нее гроши. Мой отец был известен, но жили мы очень бедно, не хватало на одежду, на еду, мне с трудом удалось окончить шесть классов. В двадцатые—тридцатые годы мы с отцом жили тем, что реставрировали старую резьбу. В 1933 году его пригласили в республиканский Музей искусств, и примерно полгода я помогал ему снимать ганч из старых домов для экспозиции. В сороковом году мы вели реставрацию в Ташкентском
Новое вечное 348 Ганчевая ниша в доме князя Половцева в Ташкенте. XIX в. ганчу для ташкентских просто вернулся в жизнь мальчиков, а позже препода¬ людей. Последние годы Республиканском художественном училище ознаменовались настоящим суждено было пережить свое второе рождение. имени П. Бенькова. музее прикладного искусства, а в 1943 году, в разгар войны, древнему искусству ганча вал в В это время,— говорит усто Когда Махмуд,—со собрали лучших мастеров ганча, чтобы оформить интерьер Музыкального театра имени Мукими в Ташкенте, с «архитектурными вращаться в архитектуру, ренессансом древнейшего декоративного искусства, расцветшего пышным букетом национальных узоров. Махмуд Усманов оформил интерьеры многих общественных зданий. Искусство ганчкоров получило признание —пришло оно и нам с отцом довелось причем дорогим, желан¬ и к мастерам. Большой труд работать рядом с Ширином Мурадовым. А затем помогали ему и в оформлении залов Академического Большого театра имени Навои. Настоящий усто немыслим без ным гостем, когда все сно¬ Махмуда Усманова ва увидели его огромные оценен: ему присуждены декоративные возможности, звания заслуженного деятеля всего Узбекистана несколько лет учеников, и, став мастером, Махмуд не нарушил этой непреложной заповеди: с 1948 года он вел кружки резьбы по после периода борьбы второй излишествами» во половине шестидесятых годов ганч снова стал воз¬ Махмуд был высоко расцвете своих творческих сил искусств и народного худож¬ дерзаний. Долгие годы подспудно копившиеся знания, стоен государственных усто в и опыт, достигшее виртуозности ника Узбекской ССР. Он удо¬ премий. Усманов —кавалер правительственных орденов, владение материалом получили но, если его спросить, что он возможность выхода. Ганч не считает высшей наградой,
Завещание усто Ширина 349 мастер, не задумываясь, ответит: возможность работать, украшать жизнь людей. сыном, Мирвахидом Усма¬ новым, ставшим уже опытным, точками. Острым резцом по ганчевой штукатурке самостоятельным мастером, Я очень счастлив,— часто повторял он, когда мы гуляли продолжившим традицион¬ ное фамильное ремесло. Особенность ганча в том,что он прорезается контур рисунка, после чего узор режется на всю — с ним по залитому солнцем Ташкенту и мастер показывал мне свои работы. И везде, куда бы мы ни приходили,— в музе¬ ях, Доме дружбы с народами зарубежных стран, в учреж¬ дениях— по тому, с каким почтением, с какой особой теплотой и сердечностью нас встречали, я понял, быстро высыхает, и поэтому мастер не может работать один, как, скажем, резчик по дереву или камню, он всегда работает с бригадой учеников, чтобы о секретах ганча Усманов. тринадцать —не зря он обу¬ чал двадцать лет назад красоту. А потом мы пришли в новый большой выставочный зал пионеров! приняты в Союз художников. Одна работу по отделке зала, и Усманов хотел посмотреть на готовое панно. От еще не окончательно высохшей стены веяло влагой и холодом, еще не были убраны заляпанные упавшими кусочками ганча подмостки, был вымазан штукатуркой пол, но велико¬ лепию огромного панно это уже не могло помешать: сто тридцать квадратных метров были покрыты белоснежным резным узором, мягко оттененным кремовым фоном. Вооружившись резцом, усто Махмуд принялся придирчиво проверять работу ганчкоров, но исправлять, доделывать было нечего, и он остался доволен работой. Это легко читалось на его умном, добром лице, в лучащихся за стеклом очков глазах. У семидесятилетнего мастера были все основания для чувства удовлетворения: рисунок декора выполнен его по четырнадцать часов в сутки без выходных. Долго насколько велики людское поздно вечером бригада усто Махмуда закончила здесь подкрашенный фон. Эту стену бригада из сорока двух человек делала около месяца, работая влажному материалу. У Махмуда Усманова таких уважение и признательность мастеру за созданную им центре города. Накануне в промежутках проступил успеть выполнить всю работу по бригад несколько, а из ста двадцати его учеников Союза художников Узбе¬ кистана, построенный в глубину слоя, так, чтобы может рассказывать Искусство это сложное и тре¬ бует от мастера многих лет учебы. Сам усто Ширин учился и работал под руководством своего дяди, известного — мастера усто лет, прежде Хаета, пятнадцать чем состоялось его бригада сейчас отдыхает, выполнив большую работу посвящение в в Ташкенте, другая работает в Кишиневе, еще две —в Кар¬ усто —присуждалось после долгих лет учебы советом ши. Заказы поступают со всей страны. Их ганчевые панно украсили здания в Москве, старейшин цеха. Теперь такого официального звания не Пензе, Донецке, Киеве, Ивано¬ во, Сочи и других городах. время, когда худож¬ ника люди сами называют — раньше На бетонных плитах делается насечка, чтобы слои ганча крепче держались,— объясняет мне Махмуд тех¬ нику ремесла.—Затем нано¬ сится первый слой чисто¬ — Когда он высохнет—второй слой, цветной —с добавлением на пять ведер алебастра одного ведра сухого пигмента, этот слой станет фоном. Потом наносится третий слой, опять белый, толщиной от полутора белого ганча. до двух с половиной санти¬ метров— в зависимости от характера будущего узора, его расположения. Этот слой мы называем «хаванда». Рисунок мастера! Ведь почетное звание — существует, а просто приходит «усто». Усто Ширин оставил нам в Театре имени Алишера Навои эталоны всех областных стилей — резьбы по ганчу,— говорит мне Усманов.—Если помнишь, хивинский орнамент состоит из кругов, ташкентский отличается крупной, глубокой, заметной издалека резьбой, кокандский близок к ташкентскому, рисунок там всегда обрамлен орнаментом, бухарская резьба—тонкая, мелкая, с игрой светотени. В разных своих работах я применял все стили и приемы.— При этих словах художника перед глазами у меня невольно встает в натуральную величину с бумаги переводится на тончайшая, словно лепестки розы, заплетенная в сложный кальку, калька прикладывается к стене, и узор иглой намечается на «хаванде» узор резьба, геометрически правильные узоры на потолке в Доме дружбы, здесь,
Новое вечное 350 Ганчевое панно. Ташкент. XIX в. Ганчевая ниша для посуды. XIX в.
Завещание усто Ширина Как правило, ганчевая резь¬ Махмуд Усманов ба применялась во внутрен¬ М. Усманов. Ганчевое панно них помещениях и крытых террасах-айванах парадных Так, традиционная каркасная архитектура определяла наличие карнизов, декор которых удивительной фантазией ганчкоров комнат. крупный четкий «ташкентский» рисунок виньеток на стенах—Теперь,— продолжает мастер,—я выра¬ батываю общенациональный, узбекский стиль. в комнате, Мы сидим за столом в изукра¬ шенной резьбой комнате в до¬ ме Усманова на тихой окраине Ташкента и потягиваем из пиал зеленый чай —разве может иначе проходить Востоке? — беседа на и я спрашиваю патриарха ганча, в чем он видит свою главную нынешнего задачу в поиске дальнейших путей развития этого искус¬ ства. — Проблема тут существует, и немалая,— отвечает, поразмыслив, мастер—Дело в том, что раньше создатели ганчевого декора не мыслили его вне общего архитектоничес¬ кого строя здания, ганч всег¬ конструктивной функциональной составной да был его и частью, органично строение целое. объединял в художественное и развился в сложнейшие, 351 себе, ганч тем не менее лишился исконного слияния с архитектурой, и перед художниками встала задача разрешить эту проблему совместимости. В одних случа¬ ях помещение и вкус ганч¬ коров позволяют это сделать в большей степени, в других — в меньшей. Мастера ведут многоступенчатые «шарафа», служившие переходом от стены поиск, идут на эксперимент. Ганч развивался тысячелетия, к плоскому потолку в светских зданиях или куполообразному своду в мечетях и мавзолеях. и думаю, что новые Обычно вертикально ориентированные настенные ганчевые композиции, ниши, медальоны, обрамления также строго вписывались в систему конструктивного членения стен. Нередко резьба дополнялась росписью, стилистически ей со¬ формы найдутся. Огромные размеры нынешних общественных залов требуют укрупненного, более глубокого и рельефного узора, вероятно, его упрощения, боль¬ шей ритмичности. Что касается самих рисунков, то думаю, что традиционный националь¬ ный орнамент дает неограни¬ ченные возможности и для но¬ звучной. ваторства. Сегодня же ганчевый узор не всегда является естественным Вот в том, чтобы прекрасный ганч, без которого на продолжением форм, линий того здания, помещения, кото¬ рое он призван украсить, протяжении тысячелетий была архитектура, продолжал то есть у жемчужины может не оказаться достойной оправы. я и вижу свою главную задачу. Придя в дома совершенно иных строительно-планировочных приемов, новых пропорций и оставшись прекрасным сам по немыслима среднеазиатская и сегодня служить людям,
Новое вечное 352 «Я уставила кросна...» «Эка снегу накурилось за день —по колено»—сообщает мне Анна Андреевна Шароно¬ ва. Да я и сам вижу: за окном дорожки, а привыкшие к труду руки тянутся к кроснам, да и старым тряпочкам не пропадать же попусту: надо валят такие хлопья, что за их плотной завесой едва раз¬ пустить их в дело. личима стоящая напротив изба. Всю дорогу сюда, в бывший Этот станок у меня мамин. У Шароновых, куда я замуж вышла, тоже станок есть, но медвежий угол Тверского края, меня преследовала вьюжная этот вроде поменьше, поак¬ куратнее, дак я его люблю,— снеговерть. Под тяжелыми шапками пригнулись ели на удовлетворяет мое любопытст¬ во хозяйка, видя, с каким подъездах к Весьегонску, под непомерной ношей приникли к земле их широкие разлапис¬ тые ветви, а деревенские избы в Крешнево, словно плывущие под теплыми дымами корабли в безбрежном снежном море, зарылись носом в пенящуюся волну сугробов. Раскаленная печь, в которой потрескивают березовые поленья, непривычный для горожанина домашний жар, от — стенах—трогательные ре¬ ликвии былого счастья и упо¬ рядоченности бытия, при¬ вилегия здоровой крестьянс¬ кой философии, не боящейся восхищением я разглядываю этот удивительный, из старого лоснящегося дерева инструмент, с помощью которого совсем недавно еще — наглядных свидетельств не неумолимо приносимых годами перемен. Такая отрада и ус¬ стью покоение душе. ' и двух поколений прошло — почти полно¬ обеспечивала тканями и себя одеждой крестьянс¬ кая Россия. Уж ему и не знаю сколь¬ ко: он маминой бабушки, а маме восемьдесят три года, — Я уставила кросна, Им девятая весна, Им девятая весна, Десятая масленая,— напевает Анна Андреевна под да и той бабушки мать на этих кроснах ткала. Раньше-то они ние бревна стен, проложенные в пазах красноватым сухим усыпляющий перестук старин¬ ного ткацкого станка, на у нас в деревне в каждом доме стояли, а уж теперь молодежь- мхом с соседнего болота и отгородившие этот малень¬ котором она ткет пеструю то чего... Что старое со¬ хранилось, только и есть. которого сразу краснеет и горит лицо, толстые столет¬ кий мирок тепла и уюта от нескончаемую дорожку. Везде в доме на полу, на стенах — — колючей, хлещущей вьюги, непременные в деревенских шкафу уложены домах фотографии юности на свертками тридцатиметровые висят домашние коврики, на плотными У кого нет, дак приходят, просят. Теперь-то, конечно, готового не переносить. Платья шьют, дак
«Я уставила кросна...» ситец есть—ткать не надо. Молодежь одевается, все сама боялась: с мамой уж уснуем, на колоду навьем, все 353 вить кросна» — значит за¬ править в станок нити основы. нарядны, а раньше этого не сделаем, тогда начинаю ткать. За день на таком инструменте было, «Кросна, уток, навой, нитенки, ткачиха успевала изготовить и в я дак холщовое платье праздники носила — мало ситцу-то было еще. Раньше все у нас в Крешнево ткали, и мама ткала —полотенца в приданое, — матрасы постельники по- деревенскому. Уставит она кросна, уйдет, а я тут как тут, сяду и ткать начинаю. Ткали галева, бердо» — мелькают за еще полвека назад знала Сейчас уж полотенца редко делаю, а вот дорожки на пол стелим. Их ткать тоже дело — наизусть любая деревенская девчушка, а ныне одну «стену» простого по¬ лотна— около семи метров. разговором слова, которые требуют пояснения. Разве что с коле¬ сом да гончарным кругом сравнится по значимости кропотливое, просидишь долго,— продолжает свой неторопливый рассказ Анна Андреевна.—Основу-то из ниток готовлю покупных — раньше, конечно, сами пряли изо льна. Лен на своих усадьбах сеяли — соток пять- заудобрена, лен хороший был, ой какой долгий, а теперь уж не семь насеют. Земля сеют, теперь у нас лен здесь не растет. В колхозе посеяли, да не вышел он: чего-то маленький, да морненький такой — так и не стали сеять. Нитки на катушках в магазине покупаем. А в уток-то—тряпочки, пла¬ тьишки старые порвешь на ленты, да которые покрасишь, а которые эдаки красивые, дак и не красишь. Раньше проще изобретение человека—ткацкий станок, делали: что было —подряд так практически не изменившийся за тысячелетия. Процесс вроде виду-то такого нету. Это уж теперь бабам нечего распутывать». Подойдет, распутает все, а как уйдет, мне опять невтерпеж—я опять ткачества ведь все тот же: делать, натянутые горизонтально дружкой сяду, ткать начну. Потихоньку стало получше получаться, подножки не теряла. А как с поперечными нитями в три подножки — в три цепа, так я напутаю, она приходит и начинает ругать: «Села за кросна, напутала, дак надо полотенца начала, каемочки выбирать —снова напутала. Мама опять ругаться, а я ей: «Так ведь, мама, надо мне учиться!» — годов четырнад¬ цать тогда было. Потом уж стала она мне доверять, стало получаться. Бывает там, зевенки наделаю, но маленько-то ничего. И пер¬ вое полотенце в приданое себе наконец выткала. А уставлять гениальное нити основы переплетаются — уточными. Для этого они и ткали, ткешь без все друг разбору, так перед — у одной красивее, ну-ка, может, я еще лучше: подбираешь, чтобы если поярчее, так потемнее дела¬ ешь бороздку—вразнобивку. прикрепляются через одну к двум планкам-ремизкам, в просторечье —нитенкам, и, когда при нажатии на Конечно, коврики да дорож¬ ки— отнюдь не венец ткацкого ремесла. По висящим в крас¬ подножку те раздвигаются, между четными и нечетными ном углу узорным полотен¬ цам—не сразу и поверишь, что нитями продевается с по¬ мощью челнока и вложенной они вытканы на станке, а не вышиты на пяльцах искусной в него шпульки нить утка. Остается прибить ее к готовому вышивальщицей,—я вижу, что руки мастерицы способны и на полотну широким гребнем — бердом. Кроены —это и есть ручной ткацкий станок, а «уста¬ гораздо более высокое искус¬ ство. Ведь наряду с простым ткачеством на Руси испокон
Новое вечное 354 ках», «посиделках», «беседах» пряли девицы в кругу подруг когда практически повсемест¬ но вышел из употребления свою пряжу, а по весне начинали ткать. Простой народный костюм. И с основ¬ ной массы сохранившихся на браное —с рельеф¬ ной фактурой, многоцветные выборное и переборное. льняной холст и нарядные селе бабушкиных или маминых В курганах Средней России находят такие ткани, относящи¬ еся к X веку. В XV веке русские льняные ткани вывозились рубахи в Индию и Самарканд. Сложи- ками да крестиками пояса веку известно ткачество — художественное узорное, да еще самых разных видов: закладное — с двусторонним рисунком, — сарафаны, свадебные ца и нарядные полотен¬ юбки-поневы, с узорными подолами и простыни с затейливыми подзорами, с богатой скатерти все это и затканные и в Крешнево, которых смело и мастерства. Особый разговор —об «обы¬ можно говорить как о ярком явлении декоративного искусства, — требовало недюжин¬ трудолюбия как именно цветис¬ тые коврики и половики, о отделкой ромби¬ ного девичьего А. Шаронова. Тканая дорожка кросен сходят теперь, продолжающем в новом качестве жизнь многовековой народной тра¬ диции. ...Под рукой у Анны Андреевны полотняный мешок с обрез¬ богатейшей лись целые хамовнические, денных» тканях и полотенцах, которые изготовлялись за один или ткацкие, слободы, откуда выходила высочайшего качест¬ день и одну ночь и служили защитой от болезней и несча¬ которого она вытягивает ва материя, в том числе и для вает их, царского двора. стий, так как считалось, что они обладают очистительной Ткачество было не только силой. В полном молчании узелками. Мелькает среди ремеслом, не только искус¬ собирались еще затемно нитей челнок, постукивает, ством, это была неотъемлемая избу девушки часть жизни русской женщины в одну со всего села ками ткани, мотками ниток, из разноцветные полоски, связы¬ подбирая гамму, в единую ленту аккуратными пригоняя очередной добавок с горстками льна, пряли, и перекликаясь с настенной сновали и ткали, а когда холст «кукушкой», бердо, поворачи¬ гробо¬ вой доски. Можно сказать, что был готов, обносили им, держа вается на толстом валике ткачество и весь связанный после чего сжигали с ним процесс были круглого¬ и болезни. на всем ее протяжении — от раннего отрочества до дичным ритуалом. Сеяли и растили лен, обрабатывали его, на долгих зимних «вечер- над головой, всю деревню, В крестьянском — а с ним растущая дорожка. — Эка снегу-то накурилось,— повторяет мастерица, глянув быту узорное в заиндевевшее окно и воз¬ ткачество прожило до середи¬ вращая нашу ны нынешнего века —времени, началу. беседу к ее
Золотая нить Золотая «Спешу, поясы. холмах. А сколько кругом архи¬ видите, что мне тектурных и исторических па¬ прекрасный представляется случай нить княгиня, послать вам Вы 355 написать вам мадригал мятников, свидетелей давно минувших печальных и радост¬ Венеры...» писал в ноябре 1826 года Пуш¬ кин из Торжка в Москву Вязем¬ ской, сопровождая свой щед¬ знаменитые торжок¬ рый дар Александра Николаевича Остро¬ ские златотканые шелковые и о сегодняшнем по поводу пояса ных событий». — Этими строками из дневника вского с полным основанием можно было бы начать рассказ — пояса. Упрекая поэта в чрез¬ Торжке, во многом сохранившем как свои мерных тратах, княгиня не раскинутые по холмам чарующие могла в то же время не оце¬ ампирные нить редкую красоту подарка. «Вот статная красивая девушка Этот подарок послужил пово¬ из дом и для известного пушкин¬ цом... искусно заплетенная коса, ского каламбура: «Скажите как наденет мои поясы». Ровесник Москвы, древний Тверской торговый город земле, Новый Торг, позднее Торжок, прославившийся как на с блестя¬ щим бантом и лентой из золотой времена нередко устраивались бити, едва выставки-продажи товаров древ¬ с жемчужным вен¬ русской девы, не касается до земли. него золотошвейного промысла. плечи свой парчовый полушу¬ бок... Богатая ферязь ее, как Еще вопрос, жар, горит. Легко ступает она город или этот промысел. По летописям, отсчет крепости в цветных сафьянных черевич¬ ках, шитых золотом». Так описы¬ Руси, воспет не только Пушкиным, останавливавшимся вает девушку из здесь более двадцати раз на пути из Петербурга в Москву но, в Михайловское или Летописцы и обрат¬ Берново. и историки, писатели и художники, да и сам народ «Привези сафьянных мне из — Торжка два сапожка» — посвяти¬ ли ему восторженные строки. тья. Ловко накинула девушка на центр златошвейного искусства на так и уни¬ Сохранилась и знаменитая благодаря Пушкину гостиница Пожарских, в которой в те Торжка, роскошь княгине, что она всю прелесть московскую за пояс заткнет, богатства, кальное ремесло золотого ши¬ Торжка в рома¬ «Ледяной дом» Лажечников. «Торжок, бесспорно, один из красивейших городов Тверской губернии. Прекрасны и разно¬ образны берега «знатной» реки Тверцы. Восхитительной пано¬ не рамой развертываются улицы и площади древнего города, разместившегося на восьми кто старше — ведется с 1149 года, а вот что пишет в своем романе-эссе «Память» Владимир Чивилихин: «Когда в Ростове «бысть уби¬ ен» сын Владимира Борис, что стал святым вместе со своим невинно же убиенным братом Глебом, в историю вошли два Георгий и Ефрем... Ефрем... спасся в тот трагичес¬ кий день 1015 года, ушел в ле¬ са... Близ торгового пункта на брата...
Новое вечное Тверце он... основал обитель, что стала со временем Борисо¬ глебским монастырем, а место вокруг постепенно заселилось и огородилось — так начинался Торжок». Туда же, в ранние времена русской государственности, уходит и история золотошвей¬ ного дела: в Торжке, на месте Еф¬ росиньей евангельский сю¬ жет— оплакивание Христа в музее. Излюбленный — наполнен в этом выдающемся произведении древнерусского декоративно-прикладного ис¬ кусства необычайным драмати¬ змом и И экспрессией. 356 Золотая нить золотыми лилиями, которое изготовила для Екатерины II це XVIII века специально для шие сословия, благо прочное императрицы. и долговечное выходное пла¬ здешняя мастерица, вывезен¬ ная императрицей в Петербург. Екатерина и в самом деле А вот уже не легенда, а до¬ тье можно было носить всю стоверный факт: для вышива¬ ния порфиры, в которой до¬ жизнь и еще оставить наслед¬ посещала Торжок, что вовсе не удивительно, так как до по¬ лжен был короноваться Алек¬ ржок отовсюду и помещики, из и купцы, и крестьяне пососто¬ тыми золотом белыми кисей¬ в 1851 году Николаевс¬ сандр II, в Петербург вывезли никам. Словом, наезжали в То¬ не одну, а тридцать лучших ятельнее покупать дочерям кой железной дороги, соедини¬ торжокских мастериц. Так что приданое и дорогие стройки все же «законодателями мод» 357 свадебные А уж сами новоторжцы щеголя¬ ли в расшитых золотом шубках, шапках, сафьянных сапожках. Традиционный праздничный костюм состоял, по описаниям, сарафана, рубахи ными рукавами Злато-серебром и с расши¬ фартука. и речным пе¬ в золотошвейном деле всегда вшей своей необычайной известно¬ одеяния. реливчатым оставались новоторжцы, как и оставившей город в стороне стью небольшой провинциаль¬ От золота-то венка голова болит— украшен головной раскопок нашли расшитые^зо- продолжали называть себя по от ный городок был из причитания невесты. лотом кожаные лоскуты старинке жители столбовой дороги истории, он был восьмой станцией на главном ямском пути импе¬ рии—кстати, извозом на Пете¬ чно, непревзойденному искус¬ ству золотошвей. При всей своей дороговизне ник, сверх которого надевался еще и платок с богатой вышив¬ бывшего как кремля, считают, денежные во время — своеобразные знаки, бывшие в об¬ ращении тоже едва ли тысячелетие назад. не Торжка в па¬ древнем Новом Торге. Одна из легенд повествует о великолепном платье голубо¬ мять о го атласа с вытканными на нем две русские столицы рбургском тракте кормился каждый четвертый его житель. обязан, коне¬ золотое шитье не осталось на Руси явлением элитарным, да Сватенки шубочка атласная, Кушак-то красной, Фата-то шелкова, На голове кокошник, Ha-голь золотой...— кой золотом. жемчугом Ну убор и, конечно, Можно представить, как бли¬ стали на солнце улицы во время праздничных нообразных видов золотой вы¬ бояре, цер¬ ковнослужители. Летописи до¬ том шелковые или Нарасхват Торжка гуляний! шли и шитые золо¬ бархатные скатерти, подушки, салфетки, накидки, легкие платья. Расцвет этого золотого велико¬ шивки были цари, носят до нас сведения о том, Владимире сбор¬ с золотым же узором сапожки. Главными потребителями раз¬ что во был — по престоль¬ ным праздникам драгоценные лепия пришелся на XVIII одежды вывешивали по городу для XIX века. В шестидесятых годах прошлого века в Торжке было триста профессиональ¬ свои мастерские, состязавшие¬ ных золотошвей, к концу же века их осталось втрое мень¬ ше, наступал закат промысла. обозрения между храмами «в две верви». При царском дворе, у многих боярынь были ся в тонком искусстве. Выши¬ вали и сами царицы и Один из самых Вместе с другими старыми традициями ломавшегося укла¬ да уходила и мода: город, да боярыни. известных и древних памятников этого и деревня переодевались в фа¬ бричное, оставив уникальному промыслу лишь галуны да искусства —хранящаяся в Ис¬ торическом музее Москвы «Пе¬ лена Марии Тверской» — — была изготовлена в 1389 году и по¬ дарена храму великой княги¬ погоны, дававшие небольшие случайные заработки. Вовсе не угас промысел благо¬ ней Марией Семеновной. Высочайшим художественным уровнем поражают плащани¬ цы-пелены, вышедшие из даря стараниям здешнего патри¬ ота Дмитрия Романова, объеди¬ нившего бросавших было уже мастерской честолюбивой кня¬ гини Ефросиньи Старицкой, соперничавшей с молодой ца¬ пяльцы золотошвей и кружевниц в мастерскую при земской управе, где он поощрял творчес¬ рицей и пытавшейся богатей¬ шими вкладами в монастырс¬ кие ризницы снискать под¬ кий подход к делу, стремился возродить былое высокое искус¬ держку духовенства. Особенно знаменита плащаница, пода¬ ренная Старицкими в 1561 году Троице-Сергиеву монасты¬ рю и экспонируемая там же Город Торжок Сохранился в окружении могу¬ чих лип и Путевой дворец иначе и как можно было бы с колоннами и белокаменным ным? карнизом, построенный в кон¬ назвать это искусство народ¬ наряд Блестящий праздничный заказывали себе и низ¬ так воспевали в песнях одежду свахи, а также дружки. ство. Усилия его не пропали даром: в начале нашего века работы местных искусниц были отмечены множеством наград на Дружки шляпа со пером, Позументы серебром... международных выставках в Па¬ риже, Лондоне, Турине. Из книги
Новое вечное Седло. Московские мастера. XVI в. «Голубая плащаница». Начало XV в. 358 Покров изображением Сергия Радонежского. Фрагмент. XV в. с близкой помощницы Романова, а затем и его преемницы Клав¬ дии Хилевской «Золотой узор» мы знаем имена лучших масте¬ риц этого времени: Ульяна Букарева, Клавдия Титова, Ма¬ рия Поповцева, Любовь Ширяе¬ ва, Анна Князькова.
Золотая Увы, вскоре Фрагмент клобука. XVII в. после нить смерти Романова в 1915 году ма¬ стерская и созданная при ней школа лишились поддерж¬ 359 ки земства и вынуждены были прекратить существование. Уже в советское время уси¬ лиями Хилевской на их базе
Новое вечное была создана золотошвейная профтехшкола. Школа эта работает и сегодня. Три года длится обучение пре¬ мудростям золотого шва, кото¬ рых известно более ста раз¬ новидностей! Конечно, за три года всем не научишься, толь¬ ко наиболее употребимым. Совершенствовать мастерство выпускницы могут уже на золо¬ тошвейной фабрике имени 8 Марта, созданной в 1927 году после реорганизации мастерс¬ ких профтехшколы. ...И вотя сижу «за партой» рядом с пятнадцатилетней курносой прикрепа. Иголка выводит ее сквозь прокол на лицевую сторону, но теперь дрожащий кончик сбегающей с катушки «мишуры» никак не хочет попа¬ 360 плотную бумагу наподобие картона, переводить на него через каль¬ склеивать в лист ку готовый рисунок, вырезать элементы будущего узора из дать в петельку. Наконец это удается сделать, следует лег¬ бумаги, кое движение иглой вниз, под пяльцы, и прихваченная «ми¬ объемность. А от первого вы¬ шура»... ныряет в прокол вслед за нитью, чего допускать никак стоятельной наклеивать их на мате¬ риал, чтобы придать вышивке шитого шва до готовой само¬ работы проходили годы. Искусство это, да и сам нельзя. Девушка от обиды готова разрыдаться: так ста¬ раться на глазах у гостя из тили загадочности Москвы —и все насмарку. Но упрекать ее, конечно, не мастерица накануне лекарст¬ во, придет на работу, а вышив¬ в чем. Недаром же ка от ее дыхания вдруг тускне- в старину материал —золото —не утра¬ и в век науки: вот, скажем, примет девчушкой, которая держит в руках пяльцы, шильце и иголку с ниткой. В пяльцах заготовка — темно-синее сукно с меловым рисунком, на котором угадыва¬ одной из сверкающий Для непосвященного ются розы. По контуру них уже прикипел шов. сплошная загадка, как держит¬ ся он на ткани: ведь в отличие от обычной вышивки, где нить прошивает материю, здесь при¬ нцип совсем другой — соедине¬ ние «вприкреп», то есть золотая нить накладывается по рисунку с лицевой стороны, а крепящая ее к ткани обычная нитка должна оставаться невидимой для глаза. В знаменитом «литом кованом» шве золотые нити кладутся так плотно одна гой, к дру¬ что создается полное впеча¬ тление сплошной драгоценной пластины. наблюдать за работой опытной мастерицы, то и не Если поймешь, как это происходит. Ученицы же все операции выполняют гораздо медленнее, благодаря чему я и пытаюсь проникнуть в тайну рождения чуда. Моя соседка уверенно прокалывает шильцем сукно рядом с золотой тропкой, и его острие встречает с оборотной стороны конец иглы с нитью первые полгода, а то ученице иглу и в и больше руки не давали: приучали сперва к ма¬ териалу, к пяльцам, учили Современное торжокское золотое шитье В. А. Гашкова с панно «Урожай»
Золотая нить ет. Да что там лекарство, от настроения, уверяют, и то сеевну Гашкову я рабочим столом застал за ее есть еще руки, которым полно¬ светлой, глубинных секретов, подчинена эта сложнейшая техника, что не вывелись в Тор¬ в стью, до блеск золота зависит! с большими окнами комнате, Конечно, далеко золотые занавеси на которых не все вы¬ пускницы станут художницами, работа¬ фабрике женщин перекликались с ведь из четырехсот нитью ющих на и всего несколько настоящих мастериц высшего класса, вла¬ деющих искусством золотого шитья. Трудятся они в экс¬ на 361 блестящей толстых жке народные таланты. прекрасной вышивкой одной За руками бобинах на еще из лучших мастериц современного про¬ не законченном панно. мысла уследить и не пытаюсь, Чудесные лишь умозрительно понимая, золотые плоды и не¬ виданные цветы на древе, стройном что происходит с маленькими чем-то отдаленно напо¬ фигуры периментальном цехе над уни¬ минающем женские кальными заказами, выставоч¬ старинных вышивках, свиде¬ ными вещами, созданием об¬ тельствовали о твердом следо¬ разцов для массового выпуска. вании Старейшую мастерицу и худож¬ ницу фабрики Валентину Алек¬ не только в технике шитья, но на древнерусской традиции и в орнаментике. И о том, что ножницами, шильцем, игол¬ ками, катушками разных чтобы так нитей, безукоризненно ров¬ но ложилась на темно-зеленый бархат — золотая нить. Я, конечно, могу попытаться объяснить,—предлагает Валентина Алексеевна,—но вряд ли легко будет запомнить: все у меня тут не один десяток разных швов и техник той», и — «корзиночкой», и «ли¬ и «гу¬ Этот вот, например, вити¬ еватый—«шнурок», а тот очень сложный —«по веревоч¬ сем». ке»—легкий и воздушный от¬ того, что шнурок обшивается нитью, а затем выдергивается. А еще есть «бабий» шов—как кирпичная кладка, а еще... Спасибо, Валентина Алек¬ сеевна, достаточно, в самом — деле, все не запомнить. А ведь и нити золотые, смотрю, у вас разные... — Конечно, вот две основ¬ ные—«мишура» и «канитель», есть еще «канитель» махровая, а граненая, расплющенная проволочка называется «бить». Все как в старину, только золото на них наплавляют по современной технологии льваническим способом. получаем мы золотую — га¬ Да вот нить, к сожалению, в ограниченном количестве и ассортименте. Так что все сто старинных швов сегодня не получатся. А будь любая нить в достат¬ ке, сумели бы? — — Пожалуй,—с раздумьем, но уверенно отвечает мастерица.—
Новое вечное Ведь все, 362 что можно при имею¬ щемся материале, я сделала в этом панно, которое назвала «Плодородие», но, конечно, имей мы все виды нити, что были в монастырских мастерских или у торжокских мастериц прошло¬ го, можно было бы сделать и лучше, и — интереснее с тончайшими переливами и рель¬ ефами,— мечтает Гашкова. А сколько же времени уй¬ дет на такую работу? — На это панно требуется примерно полгода, а на то ушло бы, конечно, побольше. Кто же сможет купить та¬ — — кую драгоценность, да и как вообще, простите за сугубо материальный вопрос, оцени¬ ваются такие уникальные про¬ изведения? — Похожее панно, вышитое несколько лет назад мной и приобретенное музеем, было оценено в две тысячи рублей, а желающих владеть им ока¬ залось немало. Конечно, зо¬ шитье недешево, и в этом одна из проблем лотое развития промысла. Скажем, авторский бархатный с золотом чехол на подушку требует двух месяцев работы и стоит шестьсот рублей. Согласитесь, не каждый купит. Но жела¬ ющие есть! Мы на фабрике с семидесятых годов пытаемся найти применение золотому шитью в нашем современном быту — делаем декоративные скатерти, пояса, редикюли, но решение вопроса пока не найдено, во всяком случае такое, как хотелось бы. Да и качество массовой проду¬ кции, признаться, далеко от желаемого. Вот и получается, что творческой работой заняты единицы, а остальные делают лишь знаки воинских отличий да тюбетейки и лишь изредка выполняют заказы для кино. Н. Курганова в ста¬ ринном наряде. Чернуха Арза¬ района Нижегородской области Но я уверена, что свое слово торжокское золотое шитье еще скажет. Ведь главное —не Село масского оборвалась нить! в веках золотая
Игрушки-«тарарушки» 363 Игрушки«тарарушки» Асфальт и уже на краю его непреодоли¬ кончился при въезде как я знал, на восемьсот, и тя¬ преградой встал тот же ручей. Я вылез из машины и побрел, с трудом переставляя нулось вдаль на пару кило¬ ноги по скользкой земле. в село. Оно было как на ладони передо мной: мой большое, дворов, метров. Это был знаменитый Мои самоотверженные прово¬ Полхов, жатые указали ориентиры нуж¬ или просто Полх-Май- расписной деревянной игрушкой-«тарарушкой» рынки страны от Петер¬ бурга до Дальнего Востока. С тоской посмотрел я на ог¬ ромный трехосный вездеход, по самые ступицы безнадежно севший в чудовищной глинистой хляби, и понял, что в село не пробраться даже пешком, тем более с тяжелой фото¬ аппаратурой. Стоило специаль¬ дан, заполнивший но ехать сюда из Москвы пятьсот километров, чтобы не суметь теперь пройти к нужному дому! Мои невеселые размышления ного мне дома Бузденковых, и я шел по сельской улице, едва освещенной мутным в тумане фонарей. В доме было светом шой дождь—и меня не вытянет оттуда даже трактор, но другого выхода не было. Чудом пере¬ ехав в полутьме еле держав¬ шийся дощатый мостик через темно, и я постучал в соседний дом, где, несмотря на поздний час, горел в окнах свет. Мария Александровна и Федор Васи¬ льевич Полины с участием от¬ неслись к нежданному гостю, выслушали мой рассказ о до¬ ручей и с трудом взобравшись на противоположный откос ов¬ чаем и постелили мне в ком¬ рага, я, к ужасу своему, вместо нате. А сами пошли заканчивать дороги увидел перед радиато¬ ром полные воды глубокие работу, колеи в разбитой пашне. О том, рожных злоключениях, напоили за которой я застал супругов. В сенях стояли огромные плетеные кор¬ пожилых прервал мотоциклетный треск, и к машине подкатили два парня на «Явах». Едва ли кто лучше чтобы развернуться или даже зины, в которые хозяева укла¬ остановиться, не могло быть них мог подсказать мне реше¬ ние. После недолгих раздумий мотоциклисты вызвались пока¬ бедные надрывавшиеся «Жигу¬ дывали рядами крашеные дере¬ вянные игрушки, перекладывая их соломой. Почему этим нужно зать дорогу, идущую краем поля в объезд села. Съезжать с ас¬ фальта по крутому склону в гли¬ нистый овраг было, конечно, чистейшей авантюрой: неболь- и речи. Оставалось лишь гнать ли», лавируя между ямами с во¬ дой, пока они безнадежно не завязли в овраге. Окончательно ребята уехали за подмогой. До полуночи потом стемнело, и мы впятером тащили облеплен¬ ную грязью машину к селу, заниматься непременно среди ночи, было непонятно. Но оказа¬ лось, что Полины договорились с шофером большого грузовикавездехода, который должен был забрать корзины в Москву, на три часа утра. Уверенности, что ...
Новое вечное проберется он дома, не по селу до их шофер был, Федора Васильевича, было, по словам опытный, и его но темы начался наутро разговор и в доме Анны Андреевны ные лавки всего мира. Буздёнковой, букву «ё», как в семье свою фами¬ произносят лию.—Хотели наши игрушки созданной художником Малюти¬ ным и токарем Звездочкиным первой матрешки послужила привезенная из Японии кукланеваляшка, изображающая ос¬ нователя дзэн-буддизма, ин¬ дийского проповедника VI века Бузденковой — с ударением на ждали. Оказалось, что Полх-Майдан по приказу местных властей нахо¬ блокаде, приказано не выпускать из села ни одной игрушки на продажу. Лишь в предрассветные часы бдитель¬ ность стражей ослабевает, лиция машины и удается проскочить. Железно¬ дорожным станциям области соседним помогаем: у нас-то народу полное село, а там запрещено принимать к отправ¬ ке грузы из этого села, вот с земли бегут, хлеб убирать в дится и приходится по-воровски возить продукты своего труда в Моск¬ ву, а оттуда уже отправлять по стране любимые в народе игрушки. Хотя каждый работает всей на строго законном основании, платя налоги, по официальной лицензии, которую выдают лишь 364 и вовсе запретить, да не могут, вот принимать запретили, а ми¬ обратно в село заворачивает. А ведь мы у себя в колхозе работаем и еще При этом мало кто знает, что прототипом Бодхидхарму, известного в Япо¬ Дарума. Японский талисман сослужил полх-майданским мастерам до¬ брую службу. В начале XX века нии под именем Полин в село некому. Такое вот странное это село, Полх-Майдан, до сих пор толком Павел не объясненный феномен, где народное ремесло не хиреет, чего светлое дерево липы и оси¬ работавший привез на газе аппарат для выжигания по дереву, после ны стали украшать темными загнанное заботливыми курато¬ рами в казенные артели, не бражениями, дышит на ладан годов и расписывать их разно¬ в выжженными штриховыми изо¬ а с двадцатых немощных старческих руках, а вольготно себя чувствует, развивается, яркая, радостная роспись по само ищет себе покупателя и ценителя, словно вольное тушью контуру сложилась к ше¬ радость для детворы всей стра¬ цыганское племя, непонятно как стидесятым годам. ны делается в сверхурочное обрел жителями одного села! разбившее шумный пестрый бивуак на режимной прописоч¬ ной территории на глазах у Тяжелый, оторопевших охранников. Разве дожественных приемов, которое что попытаться объяснить это знаменует рождение искусства. явление идущим от названия Семью по предъявлении справки из отработке положен¬ трудодней. То есть эта колхоза об ных время трудовым сверхусилием — но осмысленный труд, приносящий к тому же некую прибыль. У многих тут мотоцик¬ лы, автомашины, добротные новые дома. И жизнь меняется в корне: люди не бегут от земли в город, после армии возвраща¬ ются, и женятся, всей работают. Словом, семьей село «нети¬ пичное», другим укор, а вла¬ стям—бельмо на глазу. Вот и завидуют, пакостят, как могут, мстят бездорожьем, села авантюрным духом. А ведь майданным цветными красками. Нынешняя предварительно наведенному свое лицо, неповторимое и едва ли улови¬ мое сочетание технических и ху¬ Буздёнковых примечательная — ничем не глубинка в глу¬ где в каждой деревне жители сами с давних пор токарили для себя посуду. хомани лесов, Разве что люди тут попредпри¬ имчивее, понаблюдательнее мосты в селе не восстанавлива¬ других, быстрее перенимающие новинки. И когда в конце про¬ ют с шлого я выбрал, готовясь к поездке сюда, потому что видел не раз в прошлом Промысел найдя то Андреевны работы Анны на выставках народ¬ ного искусства, которые даже полх-майданизделий выделяются какойвольной радостью, свобод¬ среди ярких ских то ным и уверенным мазком кисти, безупречным токарным испол¬ нением. Знал, что традиция местной росписи представлена это до смерти надоело, Абрамцевских мастерских Саввы Мамонтова форме—то хотят теперь кооператив органи¬ под Москвой родилась первая мужчины точат чашки, плошки, зовать, чтобы не поодиночке, матрешка, расторопные мастера матрешки, женщины послевоенных Мужикам времен. века в запретили корзины с игрушками быстро наладили производство этой разборной «барышни», которой суждено было впослед¬ раньше в Арзама¬ принимать се сдавали,—с той же больной ствии стать одним из символов России, заполнившим сувенир¬ бороться Да, годов уж восемь, а всем миром — — с ними. как в этой семье в классической есть работают все: — расписы¬ вают. Муж Анны Андреевны и глава фамилии Василий Мак¬ симович, слывший одним из лучших в селе токарей, умер в 1979 году, всего пятидесяти
Игрушки-«тарарушки» 365 вывожу лес, дома распиливаю Работы семьи сына, который скоро дол¬ жен вернуться с работы в Бузденковых хозе—сутки на лет, успев передать мастерство дома. Иван действительно скоро при¬ шел, поел материнского борща долго нужно, а то ложки тре¬ скаются. Точу фигурок с деся¬ трем сыновьям, из которых ныне и пошел показывать мне свою ток: в родительском доме живет мастерскую. У парня доброе, открытое лицо и речь бывалого младший отслуживший в армии с матерью — Иван, и привед¬ ший недавно в дом жену Вален¬ тину, понятно приобщенную работе, двое мастерового. Весной отработаю — ничестве на кол¬ — и точу. Липа легко посадке деревьев, работу выделяют Деревья я сам их пилю, лубок оставляю бревна грибы, шкатулки трех раньше точили, берут—хоть и мне за эту дети лес—липу Выточил рассказывает мне Анна Григо¬ рьевна в отсутствие снимаю творчеству. помечают, в лесу, и на корню. чтоб подсохли. Потом и таки стреляет, Иван начал точить с двена¬ дцати лет, с шестого класса,— к — ви¬ матрешек, копилки, графи¬ ны, кувшины, птичек. Пистоле¬ дов, ты в лес¬ обрабатыва¬ ется, не крошится. Можно из осины, но ее сушить очень но их не пробкой, а все- боятся, чтобы в глаз себе не попали. — и женщинам отдаю белую продукцию под наводку. Через просторные сени Иван вывел меня на рабочий двор,
Новое вечное ца отрезал готовую форму от чурки. Иван вытачивал чашку И. В. Бузденков за чашкой, движения его были плавны, уверенны и безошибоч¬ ны. Через час на столе выросла где под навесом лежит связка горка посуды. длинных сухих липовых чурок, вернулись в дом. и провел в мастерскую. Боль¬ шой токарный станок с электро¬ приводом стоит в углу, против маленького квадратного окон¬ ца, на стене—яркая перенос¬ ная лампа на длинном проводе. Иван закрепил одну из чурок Собрав ее, мы Со станка я его продукцию на ночь еще кладу на печку на теплую, чтобы она прогрелась — хорошо,— поясняет мне техно¬ логические премудрости Анна Григорьевна—Ну а потом, наут¬ ро,варю крахмал —как кашу 366 покажу, как роспись без крах¬ мала не идет, никакую краску не положишь,— обращается она к сыну.— После второго крахма¬ ла сохнет два часа. Тогда навод¬ ку делаем —наводим перыш¬ ком с черной тушью. А уж цветы сами из своей головы выдумы¬ ваем: какие на ум приходят, и рисуем. В старину-то больше домики рисовали. Я то¬ такие же их сейчас рисую, а вот на рынке их мало берут, только манную, картофельный клей¬ стер, и ее раз окрахмалим, затем художники. Иван вернулся с чугунком и по¬ ставил его перед матерью. руилась белая стружка, в тече¬ дадим высохнуть хорошо, тогда Анна Григорьевна достала не¬ буквально секунд деревяш¬ приняла форму стаканчика, еще раз окрахмалим. Дерево светлое делается, поверх¬ ность— гладкая и ничего в себя большую светлую заготовку под солонку, обмакнула в тушь перо в держателе, нажал и поднес резец. кнопку Кудрясь, заст¬ ние ка Иван мастерски выбрал дерево изнутри посудины, а затем одним плавным нажатием рез¬ не питает. Вань, принеси чугу¬ ученической ручки и нарисо¬ вала на гладкой поверхности нок, кружочек. я испорчу одну солонку:
Игрушки-«тарарушки» 367 рисунков по посветлевшему от ливая. А. А. Бузденкова крахмала дереву.— Краску двадцать—тридцать штук выто¬ с невесткой дешь, чтобы было Валентиной но, чтоб А Вот так мы по старинке без разживки, кру¬ наводили — — жочки без разживки, а уж вот годов пятнадцать, как с разживкой делаем пестики, тычинки, — прожилки у лепестков. Перыш¬ то кла¬ разнообраз¬ получался яркий цвет. если положишь синей будет некрасиво, будет: все темное. Сначала мы берем желтой краской, вторая—блед¬ но-розовая, потом алая, потом красная, голубая, зеленая, фи¬ с зеленой — никакого вида не Красим анилиновой Мужчина может за день чить, а я столько не покрашу. Мне надо два раза окрахмалить, потом навести, а потом сколькими красками Ну покрасить! а как наделаем порядочно, в Питер, торгуем на Некрасовском рынке —от Мо¬ везем сковского вокзала недалече. Там и чай разносят. не берет—чай Когда никто пьем и семечки ком наведешь по некрахмаль- олетовая. ному-то, а ее тяжело наво¬ краской на спирту, потом ее три раза лачишь. Мне годов двена¬ щелкаем. Любителей много, дцать было, когда начала кра¬ сить— мать научила. Отец теперь велят их возить в дить—задеёт по дереву без крахмалу-то... Линии под пером художницы «Берез¬ фабричное на краску, а я ему покрашу за ке» всякого накупили. А у нас, было. А вот та же наводка после на валюту покупали. Другой раз на рынок сами попадут: «Ай, матрошки, ай, матрошки!», а уж в «Берез¬ в на промокашке. крахмала.—Анна Григорьевна достает из ящика матрешек с четкими черными контурами ку»—чтоб соседа-токаря не было красилки. Он мне наточит войну погиб, расплывались, как написанные — раньше и иностранцев возили, точку. и токаря у нас не А у Красить—она работа полегче, но долгая, кропот¬ конечно, дешевле — пяти. На то и рынок: рубля до торгуйся! от
Новое вечное 368 «Как цветы на каменных склонах» «Вся одежда ламутов сверкала красными дничные наряды жителей род¬ села Средние Пахачи Олюторском районе Камчатс¬ кой области, живших по сосед¬ голубыми узорами и ного вышивок, как цветы на камен¬ ных склонах... Кожаные и мехо¬ в вые кафтаны, обшитые черным, сафьяном... четырехугольник передника, вышитый бисером, крашеной лосиной шерстью, похожей на цветной шелк... везде и всюду ству эвенов, коряков. А ведь зеленым и красным в самом деле, красивее эвенс¬ сверкали кого передника из золотисто¬ рыжеватой оленьей — бисера, разноцветной кожаной плетенкой по опувану—подо¬ затейливые узоры украшений». Как попала сюда, на стойбище чукчей-оленеводов, родителей маленькой Омьены, книга одно¬ го из первых исследователей народов Севера, В. Г. БогоразТана, она уже и сама теперь, замши ровдуги, украшенной каймой из голубого, белого и черного ламутских яранге, рассуждают о красоте одежды и вкусе эвенок: «Уж если жениться, то, конечно, девушке-эвенке!» только на Обидно стало тогда Омьене за лу, она одежды не видела. И загорелась Омьена мечтой: стать лучшей в округе мастери¬ цей, чтобы сшить самый краси¬ вый наряд ник и к — расшитый перед¬ нему замши белой кафтан из народных сказок. Долог путь у детской мечты. много лет спустя, не помнит, родных чукчанок: неужели она а вот его живые, красочные и ее подруги описания замечательной одеж¬ ные ды эвенов, или ламутов, как их малых лет помогают они мате¬ ют ее годы, сотрется в памяти тогда называли, запомнила на рям выделывать шкуры, шить день, когда она возникла. Но не всю жизнь: «У котла хлопотала отороченные нерпичьим мехом так девушка... в таком же красивом торбаса, красивые много трудилась, — не такие искус¬ рукодельницы? С самых капюшоны наряде, испещренном всевоз¬ и можными вышивками, и, кроме умеют украсить одежду и свет¬ того, обвешанная с головы до лым ног бусами, серебряными и медными чиками, бляхами, бубен¬ железными побрякуш¬ ками на тонких цепочках...» Это рассказ этнографа о том, кухлянки ня, из меха подшейным и сложной оленя, волосом оле¬ мозаикой из Как часто случается, что разве¬ было у премудрости Омьены Эвгур: осваивала обработки матери¬ ала, кроя, отделки. Работала на Камчатской сувенирной фабри¬ ке— шила народную одежду, работы кожи и меха, и продернутыми посылала свои белыми кожаными ремешками. ставки, так и пришла извест¬ Но чем больше задумывалась ность. А сегодня ее произведе¬ Омьена над прочитанным, тем ния представлены в брови: как мужчины-чукчи, нашедшие ближе сдвигались ее приют от непогоды в эвенской вставали перед ее взором праз¬ на вы¬ Москве, во Всероссийском музее декорати¬ вно-прикладного и народного
«Как цветы на каменных склонах» искусства. Настало время ис¬ полниться давней мечте. ние холода. И оленям времен¬ ...Мы ный покой: хоть и таится в их сидим с Омьеной на отцветшем осеннем лугу среди прохладе не пришли еще ран¬ огромных влажных глазах не¬ пригнутых свежим океанским прошедший испуг перед ветром сухих высоких трав оводом, принес¬ шая облегчение осень вскоре — благодатное летним — мучителем в этих краях, где Корякский хребет каменистыми склонами спускается к берегам зажжет их взгляд вечным ин¬ стинктом, и трубно огласятся Берингова моря, тогда предгорья призывным солнечное время: воздух уже очистился от ревом. комариных полчищ, а на смену Красивая Омьена в своем див¬ 369 ном наряде была частью род¬ ной природы. Изяществом, изысканной сдер¬ жанностью гаммы при доволь¬ но пестрой отделке костюм ее, состоявший из белого одно¬ бортного замшевого кафтана «наймика», золотисто-коричне¬ ватого передника «нэп» и мехо¬ вых унт, дополненный яркой бисерной бахромой налобника и орнаментированной в тон —
Новое вечное 370 вышивка нитками и волосом. разноцветье и «авсы», убедительно подтверждал во¬ сторженные отзывы о декора¬ Белый волос на темном фоне дает возможность рельефно материалов той гамме, из разделить кайму на несколько ваются и свисающие на кожа¬ тивном искусстве эвенов, вы¬ сказанные многими знамени¬ узких—в палец шириной лосок, разграничить элементы тыми путешественниками XVIII—XIX веков, в частности академиком А. Ф. Миддендор- орнамента по вертикали, по¬ фом. При виде свадебных наря¬ золотистой ровдуге белый во¬ контрастирует лишь бисерный узор, причем строго ограничен¬ дов, равных по стоимости стаду оленей, он писал: «Что значат лос ных цветовых сочетаний «наймику» кой для — замшевой сумоч¬ рукоделья — по¬ строить «шахматную доску» из кусочков меха. служит не Сверкающий только красоты, но еще и на для оберегом для в разнообразие единой золотис¬ которой не выби¬ ных шнурах ярко-рыжие кисточ¬ ки из подкрашенной заячьей шерсти. С этой теплой гаммой красиво правило, — как черно-бело-голубой. в сравнении с их костюмами произведения наших наемных изготовителей нарядов или па¬ радные мундиры наших самых щеголеватых гвардейцев?..» Сколько же времени пришлось Омьене мять вручную жесткие шкуры в жидких отрубях, скре¬ сти неподатливые камусы, что¬ бы выделать такую тонкую и нежную замшу, дымить их над тлеющими гнилушками в чуме, укрытом шкурами, чтобы стали золотисто-коричневыми и не боялись влаги, прежде чем раскроить на специальной до¬ ске «тиневын» свой солнечный наряд! Работают тут мастерицы, всегда сидя на полу яранги или на меховом коврике, постеленном в пригожие дни на траву, как делала это Омьена. Сейчас она вышивает белым подшей¬ ным оленьим волосом кайму — «опувана». Широкая горизонтальная вышитая по¬ подола лоса на переднике —насто¬ ящий декоративный шедевр, главное украшение наряда. По нему прежде всего и судят Именно такой пропустила по «опувану» и Омьена. Бисер тут очень ценят и берегут, снимают «Опуван»— декоративный центр эвенского костюма его со старых, выношенных мастериц или охотников — на от разных мужской одежде бед, от дикого зверя или врага. Уверяют, что при крайне огра¬ ниченном, казалось бы, наборе — элементов мозаики—треуголь¬ ромбики, объединенных в более нички, квадратики, о таланте швеи. полоски, Подобная декоративная кайма, но поуже и попроще, есть и на груди. В нижней же собраны, одинаковых или даже близко похожих «опуванов». А главное, кажется, все многочисленные приемы шитья и украшения врожденный художественный такт, выработавшийся во мно¬ одежды: меховая и замшевая мозаика, аппликация, плетенка из кожаных ремешков, замше¬ гих поколениях, позволяет ма¬ вая бахрома, разнообразная крупные композиции, нет двух стерицам добиваться удиви¬ тельной гармонии, целостности наряда, выдерживать все его передников, кухлянок, поэтому совершенно не исключено, что старинный бисер на новом ее наряде вполне мог быть приве¬ зен в XVIII веке откуда-нибудь из Индии. ...Костюм почти готов, осталось доделать мелочи. Детская меч¬ та о легендарной белой кухлян¬ ке и золотом переднике «нэл» скоро станет для Омьены Эвгур явью. Я смотрю на чудесный наряд, ладно облегающий ее тонкую, стройную фигурку, и невольно вспоминаю слова очарованного этнографа про¬ шлого: «как цветы на каменных склонах».
Автопортрет «портацкой» работы 371 Автопортрет «портацкой» работы Надо чался в том, что из-за недостат¬ ка места, а точнее, из-за обилия же было так случиться, что моему приезду к художнику работ картины висели плотно сдвинутыми одна к другой, цве¬ одним сплошным ковром товым пятном на стенах от Ивану Сколоздре сопутствовало трагикомическое происшест¬ вие, которое едва не стало — сильнейшим потрясением в его жизни. А виной — пола до потолка? Да нет, взгляд легко вырывал в этом огромном панно отдельные мазки, и те всему была кошка, которую Иван по недо¬ мастерской, где смотру запер в хранил все созданное свое завораживали ничуть не мень¬ ше, а даже больше, чем целое. богатство, за многие годы твор¬ Да, картина чества. Все было бы ничего, он все на холсте. Но Иван Ско- — лоздра свои как пиши картины, далеко не как все, и творит он их... на стекле. По причине проживания в доме пяти кошек исчезновение одной из них прошло для хозяина человека глубоких — и дальних совершенно незаме¬ ченным, так как мяуканья и ме¬ лькания пушистых хвостов в ха¬ мыслей — переступить порог, подготав¬ ливая себя к страшной правде. Наконец Сколоздра отчаянным жестом включил свет, и голая лампочка под потолком высве¬ тила порванные занавески, следы кошачьих лап на потол¬ ке, картины висели вкривь и вкось, некоторые валялись на те почти не убавилось. Когда же он на четвертый день, не цементном полу, но ни одна каким-то чудом не разбилась. Потерявший было дар речи ведая о случившемся, отпер скрипучий замок, чтобы пока¬ художник причитал что-то, то¬ ропливо благодаря Всевышнего зать мне свои работы, и приот¬ ворил дверь, из темного проема в нас пулей вылетело обезуме¬ и не смея еще поверить в про¬ вшее животное. Я боялся за побледневшего Сколоздру, воображение рисо¬ вало груды разноцветного бито¬ го стекла, и мы не решались на стекле—это совсем не то, что холст, уло¬ женный под стекло: цвета чис¬ брызжущие. Ком¬ позиция у Сколоздры свобод¬ тые, сочные, ная, смелая, даже с вызовом. Иван Николаевич, а как это девушки в хороводе у вас — на картине все лицом вперед оказались? — А это треба быть наивному дуже,—не без лукавства улы¬ бается Иван Николаевич.—Я не люблю, когда человек от меня отворачивается, и я не фотогра¬ фирую, я свои фантазии рисую. Так зачем же мне нужно, чтобы гарны дивчины мне спины каза¬ видение, трясущимися руками очищал свои картины, приводил в порядок занавески, ли? Хоровод девичий—это ж веснянки. Девушки по весне а я в изумлении смотрел на живопись, вспыхнувшую от од¬ танцуют, весна у нас с песней связана, с цветением яблони. ной тусклой лампочки. Может быть, особый эффект заклю¬ Вот мне такая фантазия и при¬ шла, чтоб все это передать
Новое вечное 372 никакими искусствами не зани¬ мался. А потом пробовал себя скульптуре, но понял, что выразить душу через нее не в могу, вот и взялся тогда рисо¬ вать под стеклом. — — По стеклу? нет же, это так го¬ Да ворится— по самом деле стеклом: с а стеклу, на рисуешь-то под оборотной стороны, а через стекло картина про¬ свечивает. Какая жизнь пре¬ красная, может показать то¬ стекло. лько Здесь краски не размешанные, цвета почти чисты, ну и стекло, конечно, уплотняет их, делает яркими. Такое ощущение душе Только дает! писать, конечно, много труднее, чем по холсту. — Потому что поправить не¬ льзя? — Да, исправить ничего невоз¬ Художник на холст можно. положил мазок, отошел, посмо¬ трел, не понравилось — поло¬ жил сверху еще мазок, еще, другой оттенок, а здесь Здесь так: по стеклу сде¬ — еще, нет. «Колядники» одноразово: и расцвет дере¬ вьев, и девчат, и радость их молодости. И чего-то не подоби- Что тут возразишь, если и сто¬ искусствоведы не могут пока найти четкого водора¬ личные лось, чтоб они спинами стояли: здела между самодеятельным пусть светло личико кажут. творчеством, «примитивом», Да что там, я намалевал, а расска¬ зывать не сбираюсь — не умию. А все-таки, вспомните, по¬ жалуйста, как первую свою картину писали... — Обыкновенно: зробил ну точь-в-точь Модильяни... Это у нас в доме народного твор¬ и народной, или «портацкой», он первый и по¬ следний, второго быть не мо¬ жет— виден-то будет сквозь стекло первый. Можно, конеч¬ но, бритвой подтереть, но будет лал мазок — все равно заметно—я до этого живописью, как ее тут на¬ зывали. никогда не доходил. С глиной я давно зна¬ ком,— говорит Сколоздра, за¬ метив, что я рассматриваю но в зеркальном — Ну а глав¬ ная трудность —писать-то нуж¬ изображении, как гравюру резать. заставлена целая комната в его бы, конечно, лучше потолще, качественное, ну да обычное берешь то, что есть Сурикова рисовать, а нешто это мастерской,— и плитку облицовочную делал. Детство мое проходило в воен¬ оконное. Вперед наводишь кон¬ туры тушью. На бумаге не рисую ведь тогда желание народное искусство? ные годы, понятно, никто тогда открыть себя уже пройдет: оно — — чества самодеятельных худож¬ ников учат под Репина да под глиняные скульптуры — ими и печи ставил, Стекло — —
Автопортрет «портацкой» работы 373 ходили с шопкой—деревянным ящиком, где изображены сцены Рождества Христова,— по ха¬ там и колядовали... — Потому картины все и ра¬ достные такие? Если посмотреть на них, можно подумать, что я прожил — веселую и хорошую жизнь, верно? Да, похоже, счастливую. Вон и на автопортрете вы стоите с мольбертом в цветущем — саду... — Тут история такая: вы ведь видели, что через мой двор — железную дорогу, и выселяют теперь (дом Сколоздры и впрямь время от рельсы проложили времени опасно сотрясают с грохотом проносящиеся ря¬ дом поезда). Вызвали меня во Львов и сказали, что до Нового года закончат дом в Стрые, где мне дадут площадь. И вот ехал я в поезде со Львова, пред¬ ставил себя в этом железобе¬ тонном склепе, и у меня заро¬ дился такой задум: сделать автопортрет в родном селе:тут «Кукольный вертеп» а копию уже бумаге отдано, с нее на стекле делать для меня уже никакого интереса нет. Несколько раз пробовал: вторая картина —на стекле то всегда была хуже эски¬ за. Работаю до полудня —мне нужно много света. есть — Краски какие? Самые луч¬ шие—детские, по три семь¬ десят: только масло, темперу даже никогда не видел, какая она. Темпера, она и смоется, и отойти может от стекла. Развожу олифой домашнего производства. Раньше глины местные брали, растирали и на яичном желтке разводили. Ки¬ сточку с домашних тваринок раньше так красиво было, вер¬ бы росли. Это потом колхоз все выстригаю. Кисточки у нас не вырубил, мелиорацию сделал, и теперь нет ни урожая, ни красоты, да еще в Днестр все продаются. А если без эскиза, так, значит, вы картину свою сразу целиком в цвете, во всех дета¬ — лях видите или она вам посте¬ пенно открывается? Это просто: как песню какую услышу или думка какая в голо¬ — ве заведется, я зажмурю глаза и вижу картину полностью. Большинство картин у меня из песни, из детской жизни. Вот «Колядники», к примеру: когдато у нас на Рождество дети отходы выпускают, а когда я маленький был, так воду из него прямо так пили. Ну а у ме¬ ня на дворе и теперь с начала весны до осени цветет все. Вот я и представил себе, как хоро¬ шо быть народным мастером — среди такой красоты, конечно. Пошел я в автопортрете за писанкой украинской и вышив¬ кой: ведь если дерево рисовать, какое оно есть, так зачем его
Новое вечное 374 колядок теперь знатных доярок поздравляют. А это тоже, Иван Никола¬ евич, ангелочки летают? Та ни, то ж дивчатки с дуда- — — риками маленькими. Есть у нас песня такая «Диду ми дудареку», вот и на картине диду играет на дуде, вокруг веснян¬ ки, цветет все. А в фантазии народного мастера все летают. Если б дивоньки стояли, а не летали, они бы ухо старому дударю не ласкали своими тоненькими голосками. — А какая ваша самая люби¬ мая картина? Самые любимые еще не — нарисованы. Задумано много, но последний год был очень трудный — мать умерла, и я по¬ чти ничего не сделал. бывало, одна еще чена, а другая уже Одну еще Раньше, не закон¬ робилась. не кончал, а другую починал—так хотелось рисо¬ вать. Тогда меня еще никто не знал, а когда искусствоведы ездить стали, один говорит: «не так», другой говорит: «не так» — Автопортрет И. Сколоздры — рисовать вышел на изобразить кусок человеческой жизни. Вот—казаки в Стамбуле в тю¬ рьме сидят, и их освобождают. Эта картина народилась в очень трудный момент. Я получил Я всегда стараюсь температуру, а по телевизору очень хорошо пел колхозникам Гнатюк. В этот температурный момент я и представил себе эту картину—точно, как Это у гуцулов есть такая легенда, будто кто-то бачил, — двор и смотри. она когда шли на вечирню,—я ее знал на память, забыл все на свете скачут кони, ангел пра¬ вит, а в санях матерь с дети¬ — — ною. Вот мне и захотелось показать прекрасные Карпаты и чудну нашу архитектуру. При¬ знаюсь, писал ее в саму горячу пору лета. А веснянку—зимой. Почему —не знаю, наверное, коли дюже горячо, хочется тут и задумаешься, только ди¬ вишься на них. Вот у друга моего и крестника, можно ска¬ зать, ремесла моего у искус¬ ствоведа Василя Отковича— — есть думка организовать вы¬ ставку всего стекла, что оста¬ лось во Львовской области. Там можно будет посмотреть, как оно сравнить все этапы — развивалось... И то дело говорит Сколоздра: очень даже интересно было бы есть,— и в два часа ее сделал. холода, коли дюже холодно А это тоже кусок из жизни, где по карпатским снегам кони хочется тепла. хочется того, чего нету. Вот и иконы на стекле видел —куда Богоматерь везут? у нас тут на Новый год вместо там — — Человеку всегда взглянуть: во Львове я такие частные коллекции до них народной музейным! Ведь
Автопортрет «портацкой» работы 375 свинцовыми ретшее добавками, приоб¬ со временем мистичес¬ кий молочный отсвет. Искусство это чисто народное: в конце XVII века вышел указ, что все «портацкой» работы из церквей вынести и не прини¬ иконы мать. Зато в темные хаты с низ¬ кими окнами принесли иконы на стекле праздник. По технике ранние из них очень близки к иконе хатной Продавались на дереве. они на храмовых праздниках, ярмарках. Хрупкий материал, подаривший иконе такую яркость и звон¬ кость красок, сделал ее, увы, недолговечной—одно неосторожное движение и... и очень Вот икон почему на стекле дошло до нас не так уж много и почему, наверное, нет ныне охотников работать в этой тех¬ нике. Только никогда не уныва¬ ющий Сколоздра, которому, к счастью, ни один другой материал не поможет излить людям душу. — Должно быть, ваши, Иван земляки-то Николаевич, на вас «Богородица в Карпатах» ныне единственный мастер, возродивший и продол¬ жающий традиционный и широ¬ Сколоздра ко распространенный в про¬ шлом на Украине вид народного творчества. Да и не только на XIX веках, расцветшие в Боге¬ молятся мии, Баварии, Верхней Австрии, своими такое искусство со¬ Силезии, Моравии, Словакии, Галиции, возникали по соседст¬ в лесис¬ ву со стекловарнями — тых местностях, где было топли¬ Украине. Живопись на стекле известна в Индии, Древнем Риме, Византии, странах Цент¬ ральной и Западной Европы. Из ремесленных мастерских Аугс¬ бурга через итальянские и гол¬ во для варки калия, плавления ландские порты она отправ¬ на ощупь. Писали всегда на лялась огромными партиями «вогнутой» стороне, в Америку, Скандинавию, Рос¬ и калийных солей — основных — то, что трудами хранили? Куда там, держава не — цикавилась, в селе меня не разумиют, вот если я робил что-то на корзины плел или в хату полезное что или хоть ту же картину, но чтоб похоже все — корысть компонентов гутного стекла. было в точности, как на фотогра¬ Раскатывалось оно из шариков, фии,—тогда другое дело. Атак нет, не понимают. Привы¬ края были всегда толще даже заключали Было, например, стекло — кли, конечно, что теперь ко мне из Львова, Киева, из Москвы ездят, а прежде и вовсе косились. икону в деревянную раму. От материала много зависело. сию. Почти все центры кре¬ стьянской живописи в XVIII кварцевого песка, известняка за со Ну и огорошил меня Иван Ско¬ лоздра, вот тебе и народное
Новое вечное 376 искусство, которое народ-то теперь, оказывается, за ник¬ чемную блажь держит! На иных нынешних «академиков», у ко¬ торых и правда все, «как на фотографии», валом валят, часами стоять готовы, чтоб на выставку попасть, а тут под боком такой талантище, такая самобытная народная сказка течет, и чтоб хоть кто взглянуть зашел! При чем тут «корысть», добрые, вгля¬ «портацкой» них фантазии опомнитесь, люди дитесь в портреты работы! Ведь о в прекрасном времени и счаст¬ доброго человека из села Розвадив Николаевс¬ кого района Львовской области, фантазии—то самое, чего все¬ ливой жизни гда не хватало нашим мечтам. ...Прощаясь утром с художни¬ случай пере¬ ком, я на всякий считал кошек. «Дударь» И. Н. Сколоздра
Городецкое донце 377 Городецкое донце Так вышло, что мое знакомство с современной городецкой росписью и ее мастерами знать, что цией — некогда красы волжского берега, что испытывает городское хозяй¬ городецких храмов началось не в самом Городце, а в областном центре — Нижнем Новгороде. На заседа¬ ние художественного совета ство нужды великие, не ломятся, как когда-то, от снеди и товаров амбары и лавки на волжских спусках, не отчалива¬ управления художественных промыслов, где утверждались образцы для их последующего ют барки на Макарьевскую тиражирования, молодая Городецкая художница Валенти¬ на Черткова привезла с десяток новых изделий своих коллег. Очень хорошо приняли ее собственную тарелку «Семено¬ вна» с двумя гармонистами, завлекавшими игрой нарядных барышень. С улыбками утвер¬ дили несколько панно, посвя¬ культурной револю¬ снесено восемь из девяти ярмарку. Мимо неминуемых груд метал¬ лолома въехали мы на унылый Так это не «Хлеб —народу», а «Хлеб—у народа»,— неволь¬ но вырвалось у меня на весь — зал. Комиссия замешкалась, посовещалась, и решили ввиду неясности на сегодняшний день фабричный двор, где мощное рычание грузовиков заставляло скорее думать о крупном производстве, но никак не о художественной фабрике. Так оно и есть, вы не — щенных... Дню милиции, на политической оценки изоб¬ раженных событий от утверж¬ ошиблись,—сказал, а скорее посетовал ее директор Влади¬ которых бравые стражи поряд¬ ка, стилизованные на манер дения сюжета воздержаться. К счастью, Валентина Анатоль¬ мир Николаевич Ефремов.— Ведь наша фабрика создана провинциальных молодцов из евна на меня не обиделась и, в 1965 году на базе мебельного мещан прошлого века, выгляде¬ ли в самом деле забавно. следующий день приехал в Городец, охотно познакомила с фабрикой «Городецкая роспись». Мы производства столы и сегодня составляют Последним представлялось панно «Хлеб народу», на когда я на Министерства местной промышленности. Полированные конторские выпускаемой котором «уполномоченные» по-разбойничьи выносили из ехали с ней по тихим уютным почти половину улочкам среди крашеных крестьянской —очевидно, деревянных домиков с резными продукции. Понятно было, следовало понимать «кулац¬ кой»— избы мешки с зерном наличниками, в палисадниках союзе живется художникам не среди кленового золота алела сладко. Но и укладывали их под угрюмые взоры хозяев на телегу. рябина, и исходила бы от этого мира тихая благость, если не что в таком городецкий корень народного творчества оказался силен. Видно, выбродил
Новое вечное в Фрагмент городецкого донца. XIX в. Заволжье какой-то особый заквас — из гонимого и оттого 378 в этот лесной край иконного и книгописного искусства, из еще более твердого старовер¬ волжской воли и ческого духа, из принесенного удали. Лучше торговой всех это почув-
Городецкое донце 379 ствовал и передал, конечно, Мельников-Печерский. Городец известен с XII века — он всего на пять лет моложе Москвы. Лес и лен —вот два главных богатства края и мате¬ риала для мастеров. Но пряли здесь не с прялок, как на Севере, а зубьями с с гребня. Гребень же на тонкой рукояти в отличие от прялки особо не распишешь, поэтому стали украшать его донце, то есть длинную плоскую доску наподо¬ бие широкого весла, на которую садилась пряха. Целые семьи в окрестных —Курцеве, Коскове, Оклебаихе занимались их изготовлением. На одной из своих ранних работ художник Иван Мазин изобразил весь деревнях — процесс изготовления донца, состоящий из семи операций, которые были строго распреде¬ лены между членами семьи. Поначалу—в XVIII веке — донца украшали резьбой, затем инкрустировали мореным дубом, в изобилии имевшимся в реке Узоле, а затем уже начали расписывать. Как и на прялке предмете не только обиходном, но и обрядо¬ — вом, тесно связанном со славянской мифологией, узор на донце отразил древние верова¬ Так, верхней части, ближе ния и представления. в к копылу—месту крепления гребня, обычно изображали двух всадников, зеркально располо¬ женных по бокам высокого растения с птицей на вершине. Это мотив древа жизни и еще более древней Великой Богини, перенятой, очевидно, с вышивок где он очень распространен. Любопытно и примечательно, что крестьянские художники изображали почти исключите¬ льно... городскую жизнь. Причем жизнь красивую, Л. Беспалова. Донце «Гулянье» праздничную, скорее даже праздную. Даже если художник рисовал людей своего со¬ словия, то это всегда были
Новое вечное 380 В. Черткова. Тарелка «Семеновна» В. А. Черткова Л. Кубаткина. Ларец
Городецкое донце прифрантившиеся кавалеры и разодетые барышни на году мастера Иван Мазин, Федор Краснояров и Иван гуляньях или посиделках, Лебедев организовали артель, причем непременно в горо¬ в дском мещанском интерьере. сти городецкую роспись на Шляпы-цилиндры, кареты, токарные изделия—те давно пышные платья и зонтики — которой попробовали перене¬ уже служили «холстом» их 381 Как и на других художественных производствах, для самых способных и талантливых устроена экспериментальная мастерская, где не требуется «гнать» стульчики и коней, получая по нескольку копеек за именно такая жизнь была тут ближайшим соседям, хохломи- их роспись. А можно полностью желанной мечтой для крестьян, чам. Появились также распис¬ отдаться творчеству, развивая революционной видевших, как из их среды ные панно выходят удачливые купцы- и колхозной тематики. И лишь «тысячники», покупавшие с пятидесятых годов большие каменные дома окнами на Волгу, фабрики, торговые суда. И были эти картинки на дереве, покрытые лаком, чрезвычайно красочны и живописны. Уход из повседневного быта гребня едва не лишил нас этого яркого и самобытного явления народного искусства. Но в 1936 городецкие художники постепенно находят свой новый ассортимент. В него древнее искусство, находя ему новые созвучия с жизнью. Сюда и привела меня после экскурсии по фабрике Валентина Чертко¬ включается детская мебель ва. Здесь рабочее место ее самой и ее коллег, трудами и которых держится слава игрушки — полочки, сундучки, конь-качалка. Стульчики, сундучки, возочки и сегодня сходят с «конвейера» в цехе массовой продукции коробочки, фабрики, радуя не только детей, но и взрослых. [ородца,—Александры Василье¬ Соколовой, Лилии Федоров¬ Беспаловой, Лидии Алексан¬ дровны Кубаткиной, Фаины Никифоровны Касатовой, Тамары Михайловны Рукиной. вны ны
Новое вечное 382 ративным изделием. И той самой мечтой о красивой, светлой текстуре, и меня вновь ке»,—тарелки, сундучки, панно, но до чего же они тут хороши нарядной жизни, которой новения с великим таинством и недостает сегодня Те же изделия, что и в «массов¬ красивы! До чего изоб¬ ретателен сюжет и совершенна композиция, сочны А краски! это что, никак настоящее донце? Ну конечно, и оно вернулось на круги своя,теперь уже не хозяйственным, а деко¬ быть Городцу, может, куда больше, чем в старину. Я наблюдаю охватывает трепет от соприкос¬ искусства. Я благодарю судьбу за это нескончаемое странствие по земле мастеров и за руками масте¬ традиций, по земле чудес, где по сей день край чудо-кони птицы-небылицы. Как риц, за неуловимыми движени¬ скачут из края в ями тонкой кисти, за яркими и летят мазками, остающимися на в сказке...
383 Summary Captions Familiar to All—7 In the Land of Golden Cockerels—8 Archaically shaped painted wooden Khokhloma spoons, duck¬ shaped scoops, and winebowls are known far outside Russia. They are made in old villages clustered in the Nizhny Novgorod forests across the Volga where skilled hereditary artists hand-paint and lacquer machined wooden billets. The objects are named after the village of Khokhloma, where they were sold at annual fairs. One of the eldest and most gifted Khokhloma artists, Stepan Veselov, does not have to be asked twice to share the secrets of his popular craft. A Khokhloma pattern A factory-made plate The Cuckoo and the Rooster, a panel by Duck-shaped pitcher Veselov A rare subject Painting with a background ... and topside painting Nest of the Firebird—-15 lacquered Palekh box is like a gem among various other objects. It comes from Palekh, a village in Ivanovo oblast, where local icon-painters, converted from their divine art by the Bolshevik revolution in the early 1920s, adopted Fedoskino (a village near Moscow) papier-mache techniques, and organized a cooperative. Their centuries of icon-painting experience transplanted on to the lids of little boxes found an outlet in subjects from tales and fables. The renowned Nikolai Golikov, spurred by his father Ivan Golikov, is today the moving spirit of the Palekh cooperative where descendants of Russia’s leading icon-painters are plying their trade. The folk art Birth of a lacquered casket The Deer, a brooch by I. Golikov, 1926 John the Baptist, an icon by I. Vakurov, 1920 Horn-player, a plate by I.Bakanov, 1932 Archangel Michael, an icon by I. Vakurov, 1920 N. I. Golikov A church as conceived by a Palekh artist Polychrome Gzhel Majolica—20 Cobalt porcelain, commonly known as gzhel, matches Palekh boxes and Khokhloma spoons in fame and popularity. Specimens of Gzhel pottery are available in every Russian home both as decorations and functional crockery. But the art of Gzhel craftsmen extends farther than plain porcelain with cobalt ornaments beneath the glazing. Less known is Gzhel polychromatic majolica, which the village of Gzhel, a neighbor of Moscow, began making in the 18th century. Ewers, plates and winebowls decorated in yellow, green, violet-brown and blue are prized exhibits at leading museums. The story here is about the men and women reviving the polychromatic majolica tradition. Dishes, cheese platters, and sculptures are lightly and freely adorned with flowers, birds, and rural landscapes. Zhostovo Flower A cup, colored faience by N. Turkin Cheese platter by N. Turkin Butterdish Mermaid, fragment of an ewer Mermaid, an ewer A bowl by Nikifor Semenov, 1786 A plate by N. Turkin An ewer, end of 18th century A bowl by N. Turkin Designs—25 The first Russian hand-painted metal trays Petersburg and the Urals at the end of the were made in St 18th century. The village of Zhostovo in the environs of Moscow started making them in 1825, and still does. The basic techniques of priming and lacquering the once hammered and now stamped metal trays are the same. A bright bouquet of flowers is the favorite design splashed exuberantly upon the middle of the tray. Dmitry Kledov, a hereditary decorator of Zhostovo trays, ranks among the finest craftsmen hereabouts. A tray by D.S. Kledov, 1910 A Zhostov bouquet
Patterns off a Snowy Winter—29 Of old, lace was made of gold and silver thread and was used to trim royal and church garments. In the 18th century, use of linen and cotton thread made lace more democratic. In the 19th, twelve lace-making centers functioned across Russia, and some still exist. Each has its own style, its own technique: the lightest, for example, is lace from Yelets, and the brightest, made of colored thread, comes from Mikhailovsk (near Riazan). Viatka lacemakers prefer vegetative ornaments, those of Vologda place a densely saturated main ornament upon a dainty openwork background. Anna Gruzdeva of Vologda has been making lace for 72 out of her 78 years. 384 Lace collar, fragment by A. Gruzdeva Tablecloth by V.EIfina Coronation dress of Empress Elizabeth, 18th centrury Snowdrop, tablecloth by V.EIfina Vologda Show Maiden The Orenburg Cobweb Shawl—34 Among other exotic marvels at the world’s most expensive Niemann Marcus store in the United States, a dress is on display made of the precious fluff of Tibetan wild goats. Yet the fluff of the Orenburg goat that lives in the southern foothills of the Ural Mountains in Russia is of still better quality. The demand for “cobweb” shawls made in the remote steppelands is still as high across the world as it has been for the past two hundred years. Local Cossack women began knitting shawls of Orenburg fluff in the 18th century, blending two other, still older, crafts. One prototype is the downy smoke-grey Kalmyk or Kazakh goat’s fluff shawl, and the other is the openwork lace shawl knitted by Cossack women in the Urals. The “cobweb” variety has inherited the warmth of the former and the airy lightness of the latter. In a Frame off Mountains—38 Where the mountains of the Eastern Caucasus drop to the shore of the Caspian Sea is the Republic of Dagestan, a constituent of the Russian Federation. Hereabouts, every village, locally called aul, has its own rare art or craft. Kubachi, the most famous of them, supplied the entire Caucasus with arms and adornments for all of two thousand years. Kubachi art lives on today. Rasul Alikhanov, who has raised seven sons, jewelers like himself, is one of its best-known practitioners today. Antiques made by Kubachi craftsmen the more sculptured its shape Antique dagger between daggers by Rasul Alikhanov Silver niello, engraving, chasing... Rasul Alikhanov and his son Ibrahim Kubachi village faces the canyon like an amphitheater The older an ornament, Fountains of the Soul—51 Give Away the Sun—52 It is an old Lithuanian custom to put up a symbolic carved wooden pole by the roadside at the birth of a child, and another when someone dies. The pole is crowned with traditional hammered metal sun-shaped tops. The main design is of the sun, often accompanied by the moon and stars, and geometrical or vegetative ornaments, even little snakes. The openwork hammered suns became so popular in the 18th and 19th centuries that they were made by local ironsmiths to adorn churches and chapels, roadside shrines and gravestones, lonas Praninskas of Vilnius is one of Lithuania’s virtuoso ironsmiths today. From the Alikhanovs’ family collection Roadside shrines Depiction of “suns” Metallic sculpture in Ablinga lonas Praninskas Ear-rings, pendants and brooches, 19th century At the Alikhanov’s
385 Water and Rock—58 An Armenian parable says when God shared out land, he left Armenia to the last, and since nothing else remained the Armenians got bare rock. That was probably why in ancient times those who put up stone totems to guard fountainheads, known as varpets in Armenian, were venerated as saints. Grachy Stepanyan of Yerevan, a contemporary varpet, makes springside totems and khachkars, roadside stone crosses, which he adorns with ornaments all his own. Grachya Stepanian Lake Sevan Monastery, Armenia, 9th century Khachkars in Gehard Monastery, Armenia Ruins of Zvartnols, 7th century, Armenia Khachkars Monastery near Sevan Khachkars in Gehard, Armenia Khachkar in Echmiadzin, 1279, Armenia Khachkar in Echmiadzin, 1543, Armenia Portal of Mother Armenia monument carved by Grachya Stepanian Fountainhead beside Children’s Park in Yerevan The Precious Easter Egg—65 The handpainted Easter egg has a history that goes back to remote times. A metaphor of the sun and lightning, it is treated in mythology as a symbol of nature’s vernal rebirth. Easter coincides with the pagan holiday of springtime reawakening. Hence, people have been painting eggs in spring since time immemorial. The hand-painted Easter eggs made in Kosmach, a picturesque spot in the Ukraine’s Carpathian Mountains, are true works of art. Anna Bobiak Springtime, on a painting glass by LSkolozdra Corner decorations Mare’s Milk Is Drunk From Chorons—70 A Yakut legend says the horse was the first living creature on earth, the ancestor of the half-horse-half-human who eventually begot human beings. The horse cult permeates the life of Yakuts, a people living on the banks of the Lena in northeast Siberia. Yakuts revere the choron, a ritual mare’s milk bowl, a wooden richly adorned with carvings. Mare’s milk is sprinkled from it on fire during the ritual horsebreeders’ Ysyakh festival, celebrated when horses are driven to summer pastures. The Dressed in holiday garb Osouhai ritual dance Honorary choron for senior citizens Niurgun Bootyr the Precipitous, hero of a Yakut epic Trial of Strength vessel festival photographs are from Suntar, the ethnographically most interesting place in Yakutia. T.Dogoldonova is one of the best khomus Young and old love mare’s milk players G.N. Savvin A tethering-post in Suntar, Yakutia Chorons, 19th century Shamigul Tagorova and Meadow decked out for the holiday Celestial Herds Graze in Kreshnevo—78 period between Christmas Day and Epiphany is, in effect, Yuletide, a holiday time of masquerading, fortunetelling and other customs and rites. One such custom is baking Yuletide animal¬ shaped cookies known as “goats” and “cows”. The ritual New Year’s buns known among Slavic and other European nations, may, indeed, have been the prototypes of latterday Christmas-tree decorations. The ancient custom lives on, as the author witnessed, in the Tver village of Kreshnevo. The What’s A Holiday Without Suzani—85 Suzani or suzaneh, a word heard with slight variations in Tadjikistan and Uzbekistan, has an intangible charm and a suggestion of mystery. It captures the imagination when you enter a rural Tadjik home and see two huge sun-eyes staring at you mysteriously from the wall amidst smaller white, gold and crimson a reflection of the mountain people’s ancient notions suns — her daughter and daughter-in-law Sharifa Safarova in Safedob kishlak
about the structure of the Universe. It is the custom in every house to embroider a new suzani for the day of the vernal equinox, 386 the Navruz bairam, the Moslem New Year’s. And the most attractive is used to adorn the holiday meadow on the green side of a mountain where a feast is held, with by horse races and folk wrestling as part of the entertainment. The Hearth and Its Warmth—89 Call off the Nomad’s Yurt—90 The yurt is much more than a constructive masterpiece. It is also a work of art. Take the latticed carcass which carries a woolen dome, carved wooden doors, chyi cane mats and leather founding of the folk arts and crafts association, hundreds of craftsmen in Kirghizia are devoting themselves entirely to their favorite crafts weaving, embroidery, basketmaking, carving, and embossing. In the Ak-Terek community near the mountain lake of Issyk-Kul, teams of craftsmen assemble classic white-felt yurts out of this decorative magnificence. Asyi Ibraimova making a shyrdak The Interior of a yurt mare’s milk vessels. Since the Ruzbai Anyshev, expert outfitter of horses — Osanova, maker of chyi cane mats Nurganesh Asanova at work Antique matting made of chyi cane Uuk willow poles are used for yurt carcasses Putting up a yurt is a job for skilled hands Djumamedin Sukayev’s team The yurt is almost ready The Casa Mare—98 Moldavian, house. Yet it is not a house Translated from big or even great all, but rather a room, one that is a gala chamber guest-room casa mare means a at not lived in. It is more than a — where the family gathers exclusively on festive occasions. All the good things in the house are generally kept in the case mare—the big embroidered towels with lace edges, the handwoven rugs and carpets, the linen, and the runners neatly stacked on benches along the walls. In the corner on the couch are embroidered cushions, and shawls, and head are sometimes In a casa mare In Moldavia scarves. The walls The main action is in the casa mare Refreshments for singers of carols The moshe characters who can do what they want colorfully painted. My Home Is My Castle—104 Two hundred and thirty tall towers survive in Upper Svanetia, a mountain area in Georgia. No enemy has ever conquered the proud Svans living in these unapproachable fortresshomes. In the secluded world of these towers everything was home-made—from spoon to furniture. All cups and plates cupboards, benches, chests for clothes and flasks for grain and flour, the round tables and the throne-like armchair of the family elder—all these things were carved of choice dry wood, and ornamented. The ancient art survives today. Old Toomas’s Big Family—111 Toomas is the old weather-vane atop the spire of the Tallinn town hall. It has overseen the Estonian capital for four and a half centuries and has become its symbol. In the fabulous Gothic town, as though begot by the imagination of Hans Christian Andersen, pikes, lances and halberds rise above the peaked A view through the gun*slol Svanian towers in Mestia, Georgia Nowadays, farm implements are stored in the towers Dowry for the daughter A dress as colorful as the casa mare
roofs as at a medieval tournament, and huge openmouthed fish float in the sky, along with iron dragons and unicorns, creaking in the wind. Master ironsmiths grow old and pass away. Others come to replace them. The fable continues from generation to generation. Horsemen 387 on the Roof—116 help fixing his eyes on the roofs of houses in quarter: on the chimneys are little smoke-catching pots resembling toy houses with octagonal tops crowned with the figure of a horseman or a fabulous bird or some other complicated ornament. These famous Tiumen chimney covers protect the chimney from rain and snow, and the roof from flying sparks. They are known for their peculiar beauty and diversity. A visitor cannot Tiumen’s older A chimney pot by N. Dolgopolov N.G. Dolgopolov The oldest of the surviving Tiumen smoke pots is about fifty. The art dates to the middle of the 19th century. Nikolai Dolgopolov is a renowned Tiumen craftsman in whose hands a piece of tinplate turns into a fascinating toy house. Since Time Immemorial —119 The Birchbark Land—120 The Russian birch, that forest beauty, has served people well since time immemorial. In a northern peasant household birchbark has only recently been an essential material second only to wood. galoshes worn over felt boots were made of it, and a diversity of bowls, boxes and baskets. The movers took drinking water along in a birchbark vessel in which water did not splash or get warm, because the sun did not penetrate Shoes and birchbark. It was, indeed, something next to a thermos flask. At home, people stored milk, cream, cottage cheese, forest berries and fish in it. Cups and bowls, salt cellars, pitchers and baskets were made of birchbark, and birchbark was laid on rafters under the roof to safeguard them from rot and to keep in warmth. Great birchbark craftsmen still reside in villages around Archangel, and the most popular of them is Martyn Fatyanov, a cheerful man full of fun. Marfa’s on the Pechora —124 Ust-Tsilma, a Pechora, a northern river, century by Novgorodians looking for village on the was founded hunting grounds and farm land. Later, bondsmen and serfs fled there in search of freedom, and Old Believers arrived along overgrown forest paths through the virgin taiga, carrying holy books and icons. Centuries passed, bringing innovations, but the soul clung to the unshakeable pillars of the olden times. That was how back in the 16th new this reservation of ancient Russian culture and folk art has survived sarafans, the tunic-like dresses dating to the days of Tsar Ivan the Terrible. All women hereabouts are expert at dressmaking, weaving, and knitting in all manner of oldfashioned ways, and Marfa Tiranova, whom everybody in Ust-Tsilma knows, is the most expert of all. where women still wear Each knitter has her favorite pattern The “long bridle” figure of the Ust-Tsilma Gorka The round dance known as kolo The “pillars” figure
The Man Who Makes Spoons —133 Pechora land is a land of Old Believers’ villages. Zameshnaya, on the Pizhma, a remote taiga tributary of the Pechora, is known for its handmade wooden spoons. Goldish wooden spoons, translucent if held up to the light, spoons which have preserved their old light and graceful Russian shape and traditional handpainted ornaments, are preferred hereabouts to metal ones. Now, however, old man Grigory Chuprov is the sole surviving spoon-maker in 388 G. M. Chuprov Spoons made in Pizhma Zamezhnaya. Honey-Cake Prints—-138 Vladimir Dahl, eminent lexicographer and compiler of the dictionary of the 19th-century Russian language, defined prianik, the Russian honey-cake, as a “bread delicacy made with honey”. Every region of Russia had its own variety of honey-cake. Honey¬ cakes made in Tula, Viazma, Gorodets, Moscow, Novgorod and Archangel were best known and most highly prized. Some honey-cakes were called printed, because ever since the 18th century they were in fact printed like books once were, with the aid of woodcut blocks. Up to a hundred different designs would cover a block. In the 19th century, Russian honey-cake kings had their own shops in Paris, London, and Berlin. The art of making honey-cakes is coming back. A cutter of honey-cake blocks, Valery Zelenin, is making traditional woodcuts in ancient Gorodets on the Volga, and the local bakery uses his blocks and old recipes to make honey-cakes of wondrous shapes. V.G. Zelenin The wooden honey¬ cake “printing” block, 19th century A composite honey¬ cake “printing” block Hot out of the fire The Long Life of Silvery Clay—-143 In Western Ukraine, around Lvov, local clays and potter’s wheels are still a source of livelihood for many a village. Yet amid the thousands of potters hereabouts the art of black glazing, the making of black-glazed smoked pots, is remembered by a very few, and among them Pavlo Kerkalo of the village of Spikolosy. A special black clay is used. The kiln is hermetically sealed so that smoke envelops the pots as they bake. The method goes back to remote antiquity and aside from achieving a specific decorative effect, it make the pottery more securely watertight. Little Devil on a Jug —149 Unlike the liquid glazing elsewhere, potters in Latgalia (Eastern Latvia) use dry glazing. White quartz sand is mixed with powdered lead and a colorant—ferric oxide or simply powdered rust that yields a golden-brown hue, or copper oxide, with any copper object rightly treated yielding a delightfully iridescent green. Before powdering the object through a sieve, the potter will often cover it for beauty with a special white clay. It takes a tempera¬ ture of more than a thousand degrees to melt the glazing and produce a smooth thin film. Out of the kiln come sparkling bowls, pitchers, and funny figurines. Old man Adam Kapostyn of the village of Pusha, a folk artist, makes especially attractive ones. Crockery baking kiln Black-polished salabai churn
389 Soaked in the Rapids —155 In the Carpathians, people have their very own methods of carpetweaving. Here they make their own cloth, hand towels, tablecloths, blankets, runners, and kilim rugs. A newly-woven Guzul djerga, also called lizhnik, made of thick, loosely-spun sheep’s wool, is soaked in river rapids for a day and night to make it thicker. Woven rugs, serviettes and runners adorn the walls and floors of houses, as in the home of Gafia Vizichkanich in the village of Ganicht. Typical kill ornament Carpathian foothills G.R. Vizichkanich A Guzul’s picturesque garb Guzul embroidery A kilim, fragment by G. P. Vizichkanich Call of the mountains Who Makes a Nightingale Sing? —161 In Azerbaijan the art of tambour embroidery on velvet or fine woolen cloth in silk thread is called tekelduz. It has been a popular folk art since the 16th century. Until recently it was also widespread among the menfolk. Old Rza, of the town of Sheki, known for four centuries as the center of tekelduz, was the last of the male embroiderers. Now the ancient art is practised by his daughter Mokhtaram. Mohtaram Agagusinzade at work A Trip to Dagestan —164 Take a trip to mountainous Dagestan, the home of numerous arts and crafts. For at least a thousand years, the people of the aul (village) of Kvankhidatl have been obtaining salt from mineral springs. The aul Rakhata is known for raising finefleeced sheep. Techniques of bygone days are used to make the traditional men’s sharp-shouldered Caucasian cloaks or burkas. A Date With Misneh —172 Misneh is the forest fay of the Finno-Ugric people of Khanty-Mansy inhabiting an autonomous territory in Western Siberia. The life of these taiga hunters and deer-breeders abounds in legends and superstitions, shaman rites, and ritual holidays. The national garb made of deer’s fur is warm, colorful and of unusual beauty. The village of Sosva on the bank of an Ob tributary of the same name is a taiga world of ethnographic marvels. A ritual bear’s snout Taiga store Hunters dance Imitation of a hunting scene Petr Yukhlymov, hunter and keeper of old customs A The masks of a Welcoming the bear bear holiday must have a shaman carnival A ritual feast long time since they had bear games A sacred place A 16th-century belltower in Kuliga Drakovanovo village Archeographers find old manuscripts in forest chapels Log churches retire to open-air museums A North Dvina distaff A The Candle Must Bum On —179 Pilgrimage to the Land of Manuscripts —180 Simeon the Proud, a 14th-century Muscovite grand prince who wanted the national culture to thrive, said in his testament: “May the memory of our Forefathers and Our Own Candle burn on”. In remote antiquity, too, Russia was a land of books and book readers. Only recently did the Russian European North reveal a heretofore unknown civilization where practically everyone could read and write, and where the system of village libraries numbered thousands of handwritten volumes. Large scriptoria, places where generations of scribes, artists, and An oldtime cart copied in old scriptoria Books were Construction of a church in Novgorod in 1438
each with his own style and specific manner—have been discovered on the banks of the Northern Dvina. The tradition was intimately associated with applied art, and bookbinders were active — often enough the same people adorned books and painted houses and ornamented distaffs. Russian 13th-century horsemen Peasants banish monks, 1648 Harvesting. A 16thcentury chronicle Punishment of heretics at 1490 church Handwritten primer by Karion Istomin, end of 17th century Psaltery players feasting. 18th-century synodicon assembly The Last off the Sixteenth 390 A kaftan is made. 16thcentury chronicle report Announcing the successor to the throne. 16th-century chronicle Adoption of Statutes. From a 16th-century chronicle Gift of the Tretyakov brothers to Pushkin House Pskon, a mountain aerie A Pskon mosque spring Drawings in the carpenter’s house Beside a An ancient method Discussing daily affairs The house of “resettler” Atovulloev The life of the Eskimo, the world’s northernmost people and one of the most ancient in Russian territory, has always and entirely of the hunt for sea animals. In extreme North-East, dressing of unique craft of making Eskimo walrus skin cloaks of dried walrus intestines. witnesses the walrus hunt, the a the Chukotka, visitor huge whale, the waterproof canoes and Yaranga—218 The Chukchi, who gave their name to the huge Chukotka Peninsula, live in its very center. Theirs is the world of the Arctic tundra, herds of reindeer, and a nomad’s life in yarangas, portable dwellings made of deer’s fur. The deer herdsmen’s encampments have an aesthetics of their own: it is in the graceful construction of their movable homes, and in the fur inside their home where the heat of their bodies keeps a family warm in the severest of winters. What you see is a sublime harmony of Nature and the human presence. Will the houseowner return? “Head of a Warrior”, 7th-century fresco from Afrasiab Digs at Pendjikent Yagnoba wheat The only saved book A water-mill Ablution before prayer Canoes Need No Moorage—206 What Color Is the Depictions of ordinary people in peasant books Satrapy—190 Yagnob is an extraordinary place in mountainous Tadjikistan abounding in archaisms of language and culture, lost where the mountains of Gissara merge with the Zeravshan range. Cattle gives the people there milk, butter, cheese, wool and leather. Families make striped woolen rugs called gilem, woolen felt called namat, homespun tablecloths, warm waterproof men’s gowns called chakman, and leather pouches. The homes are of uncut rocks held together by a mixture of clay and dung. Such is the life of the descendants of Sogdiana, an ancient center of human civilization. In 1970, the people of Sogdiana were by a stroke of the pen barbarously expunged from among the living and driven out of their homes to the cotton plantations in the plain. Only a few families managed to secretly return to their aerie amid the clouds. The photographs were taken in the revived Sogdianan aul of Pskon. depended on the fortunes a peninsula in Russia’s The population of the Russian North is now half-extinct No sight for the squeamish They make canoes in Sireniki Grandma Ankana makes cloaks out of walrus intestines “Painted 1962” on 5th July, The cradle was made and painted by the lost carpenter
391 Second Birth—233 Birds That Never Fly—234 Heaven is the home of the gods and its feathered denizens—from the sparrow to the Garuda, half-man-half-bird of Indian mythology, and the Firebird, embodying sunlight, celestial flame and the morning dawn —have a prophetic significance for humans. People Alexander Petukhov's house worshipped birds and kept their depictions for protection against evil. The last asylum of carved wooden birds protectors of the Birds In Petukhov’s house The sun on the ceiling — home and bearers of the “holy spirit”—is the Russian North, a reservation of archaic rites and customs, and folk art. Alexander Petukhov Alexander Petukhov of the village of Voloshka in Archangel Region is a connoisseur of folk art. He makes flocks of these birds. Working With Fire—243 Making enamelware, fire is the jeweller’s indispensable assistant. That is why the ancient art, first mentioned in the Ipatiev Chronicle of 1175, is called working with fire. The Greek word finift stands for “light, shining stone.” The art reached Russia via Byzantium. After many ups and downs (at the time of the Tartar yoke), the art of finift, a slight corruption of the Greek word, wandered about in Russia’s northern regions and finally found a haven in Rostov the Great. A manufactory of enamelware thrives in that old Russian city to this day. Artist Alexander Alekseev is a conspicuous figure in the world of enamelware. Cloisonne on gold. Twelfth century Altar cross with enamel, 1576 Cloisonne casket, Solvychegodsk, 17th century The A. I. Vsesviatsky, “Resurrection”, end ol 18th century Abraham and John the Divine meet on the Ishna river, 19th century Miter, enamel, pearls, gold embroidery, 18th century Borisoglebsk Monastery. End of 18th Century St John the Divine, 1861 “Rostov miracle makers”, by L. Vinogradov, 19th century The Rostov kremlin A. G. Alekseev Fire is an indispensable helper Test bakings “Summer”, a panel by A. Alekseev A. I. Vsesviatsky, 18thcentury maker of enamelware, by A. Alekseev “Ancient Russian Motifs”, by V. Grudinin “Strong Man Ilya Muromets”, a box by V. Grudinin “General A. Suvorov”, by N. Kulandin “Stables in Rostov”, by A. Khaunov and jeweller A. Toporov “Wife of Decembrist Volkonsky”, a panel by B. Mikhailenko “Alesha Popovich, Strong Man”, panel by A. Khaunov, jeweller L. Matakov “A. S. Pushkin”, a panel by A. Alekseev Story off Ornamental Tiles—255 The art of Russian glazed architectural ceramics hails from remote antiquity. It had its beginnings in ancient 10th-century Kiev and 12th-century Riazan and Vladimir. The 17th century was a time when glazed polychromatic architectural ceramics was extensively used in the decor of churches and the ornamentation of brick stoves in Moscow, Yaroslavl, Kostroma and other merchant cities. Tsar Peter the Great brought craftsmen from Holland to make the Russian tile resemble the Dutch. In out-of-the-way townships and artisan settlements, however (far from the Tsar’s eyes), old Russian ceramic tiles were still being made, but the local art was in decline. Later, the secrets of how they were made were lost, and it was not until our time that a Yaroslav ceramics maker, one Aleksei Egorov, rediscovered the art of Russian glazed ceramics. “SL George the Victorious” in the Dmitrov Cathedral, 16th century Terracotta ornamentation in Uglich, 1480 Figures of the Evangelists in Moscow, 1702, by Ivan Polubes Belts of tiles, Novgorod, 17th century Krutitsky A. A. Egorov Brick stove in Moscow Kremlin, 17th century Side-altar in the Tikhvin Church in Yaroslavl, 1686 The Tikhvin Church, fragment of the decor, Yaroslavl Church of the Epiphany, Yaroslavl, 1684-1693 Cathedral of the Protecting Veil in Izmallovo, Moscow, 1679 The New Jerusalem Monastery, tile frieze, 1658-1685 tower, Moscow, 1694 Brick stove in Boyar Chambers, Moscow, 17th century Fragment of a brick Suzdal, 18th century stove in
392 Rainbow in the Window—264 The old town of Sheki in the mountains of Western Azerbaijan has retained its ancient color and picturesque look. It is famous for its 18th-century palace of the Sheki khans, whose front is virtually covered with shebekeh stained glass designs. Nearby is the workshop of Azerbaijan’s most skilled shebekeh craftsmen. Up to fourteen thousand wooden elements of different shapes, all cut by hand, are crowded into every square meter of space, and between the designs is stained glass. The entire construction holds itself together without paste or nails. Portal of the Shirvanshahs in Baku Shebekeh ornaments never repeat themselves The master and his pupils The town of Sheki Ashraf Rasulov Shebekeh. Palace of the Sheki khans, end of 18th century Tulips Overhead—270 Colorfully painted ceilings are the Tadjiks’ national contribution to traditional art. Archaeological digs in ancient Pendjikent and elsewhere show that the history of the art, and of the region as such, measures millennia. A magnificent decor has survived in the ancient local mausoleums (mazars) with their carcass structure—the colored manytiered plafonds, niches, and capitals designed for endurance in this active seismological zone. Teams of nakkosha artists still Architecture of the Tadjik foothills Ura-Tiube, Mavlono Eshan Mausoleum, 19th century patterns to adorn houses. Palace of Culture at In the olden days, every Russian village had shepherds who produced enchanting sounds and melodies playing small horns, a simple folk instrument. Especially gifted were those of the Vladimir Region. But to make a good musical horn, though seemingly simple, is, in effect, an extremely difficult job. Only one professional, Vasily Shilenkov, of the village of Prechistaya Gora, survives in Vladimir Region. Known — Unknown — Mavlono Eshan Mausoleum Ura-Tiube, ceiling in the house of Masbut, 19th century Playing the Horn—276 V. B. Shilenkov Rus Ensemble performing 281 Where Are You From, Fiery Horse?—282 For people in Eurasia, the horse has always symbolized the sun, the heavenly fire. Pagan Slavs, too, had red-painted galloping horses on their amulets, representing the sun’s race across the sky. Horses also appeared on the distaffs made village of Palashchelye on the North Russian river in the Ivan Fatyanov’s house Red clay of Mezen A Mezen manuscript of pattern is the most archaic of those known to us, and its nature, like the ornamentation of the distaffs, is an Mezen. The Mezen object of special interest for historians and art experts. hypothesis, based on a longtime study of Mezen designs. Ivan Fatyanov is the last exponent of the ancient style of painting. Your author has his own Decorative horses are no rarity in Selishche Boxes by Ivan Fatyanov Ivan Fatyanov Yuosta—the Road to the Heart—292 weaving yuosta gift belts has been known in Latvia for centuries. The most beautiful belts are made in the The tradition of Pillar capitals in Khudjand Local Lore Museum Abdurauf Amindjanov — use oldtime Ceiiing in Children’s Palace, Khudjand, by A. Amindjanov That is how yostas are made Urunkhodzhayev Collective Farm
township of Lielvarde. A Lielvarde belt is one of the world’s most intricate decorative geometrical systems and attracts the attention of researchers. Estonian scholar Tynis Vint surmises that the ornamented belts carry coded messages from distant ancestors about the origin and development of the Universe and the history of humankind. At Lielvarde, visiting with Arvid Paegle, a belt maker, your author looked for answers to the riddle of the 393 yuosta. A Secret of the Setu —297 Weaving is one of the main folk arts of another Baltic the Setu. Formerly, the garb of Setu hand-woven linen, and A loom people, women was made of some of the older ladies still make their a dowry has survived: the prospective bride weaves the bedlinen, tablecloths, towels, counterpanes and runners by herself, and makes her own. The tradition of collecting own bridal dress. At the home of one of the weavers, Maria Piahnapuu, the author came upon an archaic spinning instrument still serving its purpose in skilful hands though not to be found in any museum. No Pogo, No Wedding—-301 plastic expressiveness of the huge mengiras, the stone figures scattered in the Khakassian steppes of Southern Siberia, astonished Russian travellers as far back as the 8th century. The That is the only place in the world where these sculptures dated to the end of the Stone and beginning of the Bronze ages are concentrated in such numbers. On the chest of anthropomorphous figures which Khakassians call inei tas and which are associated with Grandmother (Mother) A stone grannie, “Inei las” A pogo by T. Abdlna A match-maker’s dress the Umai, the mythical keeper of the hearth, patron of motherhood, and guardian of children, is an anthropomorphous carving or mask. A curious fact: similar depictions are embroidered in beads, corals and mother-of-pearl on the ritual weddings. Is there a connection between the mengiras and pogos? Milovsky looked for the answer among the present-day pogo makers. bibs or pogos that match-makers wear at Khakassian Made off Fishskin—304 primeval Stone Age art and today among the Nanais and Ulches on the Amur River in Russia’s Far East. Masks with a spiralling design suggesting tiger’s heads, dragons and shaman garb have been found on rocks beside the river’s bank and on old Scholars suspect a link between folk art patterns of patterns underlie the ornamentation of rugs, garments and mittens made by people living on the banks of the Amur these days. Of special interest are the once traditional but now rare garments made of fishskin —light, windproof, with the same mysterious mask ornaments encountered among peoples of the Pacific along a vast arc stretching from Chukotka to Australia. Z. A. Plastina Sacred rocks in SikachiAlyan Sikachi-Alyan stretch ol the Amur River ceramics. The same The women of Bulavino
394 Serious Entertainment—309 Kargopol Centaurs—310 The cultural link with remote antiquity is also traceable in Kargopol, the North Russian town in the region of Archangel. No less than four millennia ago people from the banks of the Volga, Oka and Kama had settled here along the local rivers. More than a hundred Neolithic encampments have been found in the environs of Kargopol. Digs have brought to light specimens of the then incipient art of ceramics with Toys by U. Babkina, 1970 Toys made by S. I. Riabov peculiar comblike ornament that prompted scholars to speak Kargopol culture. The ornaments of Kargopol craftsmen of today bear a resemblance to the ancient designs. a of a Bibi Khamro—315 Near Bukhara, the old Uzbek town renowned for its magnificent specimens of Mohammedan architecture, in the kishlak (village) of Uba, on the very edge of the Kara Kum desert, lives Khamro Rakhimova, whom everybody calls Bibi or Grandmother Khamro. She makes the traditional clay Uzbek uchpulaks or toy whistles in the shape of sheep, horses, and other animals with a monkey or a pitcher on their backs. Legend has it that whistles, whose history goes back thousands of years, served to summon spring rain, “obi rakhmat,” the waters of grace, to keep the crops alive. As in the Russian town of Kargopol, Bibi Khamro’s figures do not, in effect, differ from their counterparts dating to the 12th century. Magic Whistling—317 The figures made by one of Central Asia’s leading potters, the Tadjik Gafur Halilov from the two-and-a-half-thousand-years-old town of Ura-Tiube have their genealogical roots in ritual whistles shaped as animals, birds or dragons that imitate the howling of the wind and the noise of gushing rain. Hereabouts most things are measured in centuries and millennia. Digging about in their vegetable patches, locals find crocks that are a thousand years old. In the neighboring kishlak, meanwhile, a bearded old potter unhurriedly makes pottery of exactly the same kind. The fabulous monsters that spring from the master potter’s inexhaustible imagination are in form and style evidently closest to the ancient Ura-Tiube dragon, the water spirit. Gafur Halilov’s figurines Among the hundred miracle horses no two are alike Cafur Khalilov and his grandson Irgashboy Dragons by Gafur Khalilov Agitated Birds in Vertlovo—321 Amusing scarecrows —wooden soldiers with arms waving in the wind—first appeared in Fedor Zhiltsov’s vegetable patch the village of Vertlovo near Rostov the Great back in 1960. Zhiltsov’s primitive figures designed to scare away birds soon won the attention of collectors of folk art. Nowadays, Zhiltsov’s scarecrows are seen not only in truck gardens but also in museums among other objects of present-day Russian folk art. F. A. Zhiltsov in The scarecrows of the village of Vertlovo St George the Victorious, 15th century Paraskeva Piatnitsa, 17th century Archangel Michael, 17th century Nikita the Martyr, 15th century Ekaterina the Great, Martyr, 1640 Archbishop Ioann, 1559 John the Divine, 17th century
395 Yarilo’s Meadow—327 Yarilo is an ancient Slav pagan deity. Many, indeed, are the rites and objects of folk art that have their roots in the pagan past. Take the straw dolls made by Ekaterina Mediantseva in Russia’s Penza Region. Ivan Sakharov, an expert in Russian antiquity, described the rite of seeing out the spring a century and a half ago in his book, Tales of the Russian People, where he portrays the uproarious pagan feast for Yarilo the Sun. He writes that a singing procession carried dressed-up straw dolls about the village, then stripped them of clothes, and threw them into the water. Straw dolls by E. Mediantseva Pumpkins in Folk Art—332 Behind the mountains of musk melons and water melons and other gifts of the generous Uzbek land in the vast Siab market in Samarkand, are the tobacco stalls selling snuff and chewing tobacco, a dark-green intricately compounded powder with narcotic properties. Consumers usually carry the concoction in elaborate snuff-boxes made of small pear-shaped pumpkins. The boxes, known as naskavaks, are remarkable objects of folk art widespread in Samarkand. The many techniques and manners of finish and trimming make them delightfully attractive objects of art. Zainab Salieva Thus grow pearshaped pumpkins Naskavak snuff-box by Zainab Salieva What Is Old Zotei Up To?—335 In the land across the Volga around Nizhny Novgorod with its dense forests and infertile soil, villagers used to earn their living making wooden spoons, bowls, toys, sleighs, spindles, pieces of furniture, and coffers, which they painted and sold affairs. Since the mid-19th century, the craftsmen contended with the competition of the cheaper factory-made article. So the craftsmen concentrated on small wooden toys shaped with an axe out of ordinary chips of wood: harnessed horse teams, sawing bears, and toy balalaikas. One of the few men who still makes these wooden toys is Zotei Kokurin. When he was younger, the range of toys he made numbered something like 75, of which he still makes at least thirty, including ships, aircraft, merry-go-rounds, and horses... New and Everlasting—339 Wood Carving —340 Russians have always been virtuoso woodcarvers. Today, ornamented window casings, jambs and lintels, roofs, cornices and little balconies of old houses are still landmarks of many an old town. Tomsk, whose central part abounds in 19th-century homes decorated with wooden embroidery, is an example. Present-day carvers have inherited their predecessors’ skill. Victor Kokovikhin, of Tomsk, has renovated most of the ornamentation of local log houses. Others try decorating new houses. The tradition lives on. Troika by T. Krasnoyarov Steamer by Z. Kokurin A Team by T. Krasnoyarov Water carrier and a mill, by Z. Kokurin Z. R. Kokurin
396 Usto Is Master Craftsman—346 In the East, the finest master craftsmen are called usto. One of them, Mahmoud Usmanov of Tashkent, the capital of Uzbekistan, is the country’s finest maker of ganch, decorative carving on alabaster. In the 3rd century, a ganch-decorated hall, large statues, and stucco mouldings made of alabaster adorned the palace of Toprak-kala in Khorezm. Sculptured compositions of ganch based on mythological subjects dating to the 5th—7th centuries adorned Varakhsha Palace near Bukhara. High relief carving spread in the 9th and 10th centuries. It is still to be seen in the 10th-century Samanide mausoleums in Bukhara and in the Khakim at-Termizi in Termez. The stock-in-trade of the ganch carvers includes geometrical and vegetative arabesques. In fact, they predominated all down the centuries. Mahmoud Usmanov and his colleague are promoting old traditions and decorating new buildings with ganch. M. Usmanov. A ganch pattern in an Uzbek hotel in Moscow ganch niche in Tashkent, 19th century A A ganch panel in Tashkent, 19th century A ganch niche for crockery, 19th century Mahmud Usmanov A ganch panel by Mahmud Usmanov A Krosno Is a Loom—352 The wooden loom of bygone days, only recently found in almost every Russian home, was called krosno. Peasants grew flax, processed it, and spun yarn. In spring they wove cloth. They made ordinary linen and cloth for attractive sarafan dresses, wedding towels and patterned skirts, shirts with ornamented edges and prettilly-trimmed bed-sheets, tablecloths and woven belts—weaving was developed into an art. Decorative weaving survived in peasant houses until the middle of the present century, until folk garments went out of use almost everywhere. To this day, peasant women make colorful runners and rugs on oldtime krosnos. They have, indeed, become a striking object of applied decorative folk art. A runner by A. Sharonova The Golden Thread—355 In the town of Torzhok, Tver region, gold-embroidered leather shreds were found in digs on the site of the former kremlin. They are thought to have been coins circulated nearly a thousand years ago. The history of gold-thread embroidery goes back to the early time of Russian statehood. Torzhok has to this day retained its fame of a leading center of gold embroidery. Local embroiderers produced the most attractive shrouds and precious coronation and holiday mantles for tsaritsas and hierarchs of the Orthodox Church. Ornamented holiday garb was also ordered by lower social estates: gold-embroidered coats, hats, kid-leather boots, shirts, sarafans, and belts. Gold embroidery flourished in the 18th and 19th centuries. Nor has it entirely gone out of fashion today. The town of Torzhok A saddle by Moscow craftsmen, 16th century A mantle with a portrayal of St Sergius of Radonezh, 15th century “A Blue Shroud”, early 15th century Fragment of a priest’s headdress, 17th century Wooden Toys From Polkh-Maidan —363 The village of Polkh-Maidan was an inconspicuous place in the backwoods of Nizhny Novgorod region whose people had since times immemorial, like all other villagers hereabouts, made wooden bowls, cups and jugs for themselves and for sale. But the Polkh-Maidaners were more enterprising and more observant than others, and quicker to adopt new ways. At the end of the 19th century, when they first saw matrioshkas, that Objects made by the Buzdenkov family I. V. Buzdenkov A. A. Buzdenkova and daughter-in-law Valentina Latter-day Torzhok gold embroidery “The Harvest”, a panel by V. A. Gashkoa N. Kurganova wearing Nizhny Novgorod dress a
is, wooden dolls with successively smaller ones fitting into them, made at Savva Mamontov’s Abramtsevo workshops, the Polkh-Maidan craftsmen wasted no time to start making these handpainted wooden peasant girls which later were destined to become one of the symbols of Russia on sale at souvenir stalls all over the world. Few people know, however, that an ordinary Japanese tilting doll of the god Daruma, was the matryoshka’s prototype. Polkh-Maidan is still the main center of the Russian handpainted wooden toy offered at fairs from St Petersburg to the shores of the Pacific Ocean. Like Flowers on 397 Rocky Slopes —368 “The embroidery on the clothes of the Lamuts sparkled red and light blue like flowers on rocky slopes.... The intricate Lamut ornamentation sparkled wherever you looked”. So wrote Vladimir Bogomaz-Tan, one of the earliest of Siberia’s northern students, Decorative “opuvan”, centerpiece of an Evenk costume referring to the attractive and refined costumes of the Evenks, formerly called Lamuts. Take, say, the women’s apron made of golden-brown deerskin suede, the rovduga, edged with blue, white and black beads, and a many-colored wicker-work leather strip running along the bottom. The white deer’s hair on the goldish apron is more than an adornment; it is also a talisman of the women who made it and, on a male, protection against wild beasts and enemies. The things craftsmen make these days are a match for those that delighted the first Europeans to see them. Paintings on Glass —371 Ivan Skolozdra, of the village of Rozvadov in Western Ukraine, is the only artist who still practises the once widespread painting on glass, a variety of folk art known in India, ancient Rome, Byzantium, and Central and Western Europe. Almost all centers of painting which thrived in the 18th and 19th centuries in Bohemia, Bavaria, Upper Austria, Silesia, Moravia and Slovakia, were in the neighborhood of glassworks. A painting on glass is not at all like a painting on canvas framed under glass: the colors are purer, richer, and more exuberant, as they are on ancient glass icons and on artist Skolozdra’s peasant Carol-singers A doll den Self-portrait by I. Skolozdra Mother of God in the Carpathians Horn-Player I. N. Skolozdra contemporary paintings. The Spinner’s Seat—377 One of the oldest centers of wood painting in the region of Nizhny Novgorod is the little town of Gorodets on the Volga. It is first mentioned in the 12th century. Wood and linen were the two main products in the area and material for its craftsmen. They used combs rather than distaffs to spin yarn. Yet a comb has teeth and a thin handle and cannot de decorated like a distaff. So people painted the seat, that is, the long flat plank much like the end of an oar which the spinner sat on. The remarkable peasant artist almost exclusively depicted scenes from town life attractive, festive, even idle. Top hats, carriages, holiday dresses and sunshades—this was the paraphernalia that peasants fancied to be tokens of urban sophistication. The handpainted pictures on wood covered with a film of lacquer were colorful and picturesque. So are they now, painted by present-day Gorodets artists on plates, coffers and panels. thing was that the The seat of a Gorodetz spinning comb, 19th century “Holiday-Making”, a spinning comb seat by L. Bespalova V. A. Chertkova “Semenovna”, a plate by V. Chertkova — A small chest by L. Kubatkina
СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ—5 ЗНАКОМО КАЖДОМУ—7 В краю золотых петушков—8 Гнездо жар-птицы—15 Синим по белому?—20 Жостовский букет—25 Взяв узоры у снежной зимы—29 Оренбургская «паутинка»—34 В оправе гор—38 У Марфы Печорской—124 Ложкарь—133 Пряники медовые, пряники печатные—138 Долгий век «седой» глины —143 Чертик на кувшине —149 Вместе с речной быстриной —155 В чьих руках запоет соловей?—161 Путешествие в Анди—164 Свидание с Миснэ—172 РОДНИКИ ДУШИ—51 ЧТОБ СВЕЧА НЕ УГАСЛА...— Подарить людям солнце—52 Вода и камень—58 Дорого яичко...—65 Кумыс пьют из чоронов—70 Небесные стада пасутся в Крешнево—78 Какой же праздник без сузани?—85 ТЕПЛО ОЧАГА—89 На зов кочевий—90 Каса «У маре—98 меня есть своя башня»—104 Большая семья 179 Хождение в страну рукописей —180 Последние из шестнадцатой сатрапии —190 Байдарам не нужен причал—206 Какого цвета яранга?—218 ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ—233 Юоста—дорога к сердцу—292 Сколько тайн у сету?—297 Без пого не бывает свадьбы—301 На рыбьем меху—304 СЕРЬЕЗНЫЕ ПОТЕХИ—309 Каргопольские кентавры—310 Биби Хамро—315 Волшебный свист—317 В Вертлове — птичий переполох—321 На Ярил ином лугу—327 Тыква-аристократка —332 Что затеял дед Зотей?—335 НОВОЕ ВЕЧНОЕ—339 Чистодеревцы—340 Завещание усто Ширина—346 «Я уставила кросна —352 Золотая нить—355 Игрушки-«тарарушки»—363 «Как цветы на каменных склонах»—368 Автопортрет Птицы-небылицы—234 Огненное письмо—243 Сказ про поливной изразец—255 Радуга в окне—264 Старого Тоомаса—111 Всадники на крышах—116 Тюльпаны над головой—270 ИСПОКОН ВЕКУ —119 ЗНАЕМОЕ-НЕЗНАЕМОЕ—281 В страну березового ситца—120 Откуда скачешь, конь-огонь?—282 Песнь рожка—276 «портацкой» работы—371 Городецкое донце—377 SUMMARY —383
Миловский А. С. М60 Народные промыслы: Встречи с самобытными мастерами —М.: Мысль. 1994—398, [1] с.: ил. ISBN 5-244-00602-9 Ростовская финифть и кубачинские серебряные украшения, гуцульские ворсовые ковры и берестяные туеса русского Севера, таджикская игрушка и армянские резные камни-хачкары, обрядовые бисерные хакасские нагрудники и одежда из рыбьей кожи амурских народов—обо всех этих и множестве других видов народного искусства и ремесел рассказывается в книге. В очерках описываются старинные обряды, древние образы, сюжеты, мотивы, символы, тайны орнамента. Книга богато иллюстрирована. ББК 85.12
Художественная Александр Миловский НАРОДНЫЕ ПРОМЫСЛЫ Редактор Т. И. Кондрашова Оформление художника Е. М. Омельяновской Технический редактор Ж. М. Голубева Корректор И. В. Шаховцева ЛР№ 010150 от 25.12.91. Сдано в набор 06.03.91. Подписано в печать 20.03.92. Формат 70 х 100 1/16. Бумага офсетная, ГОЗНАК. Гарнитура «Гельветика». Офсетная печать. Усл. печатных листов 32,24. Усл. кр.-отт. 161,73. Учетно-издательских листов 38,29. Тираж 15 000 экз. Заказ № 128. Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15 Государственное ордена Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени Московское предприятие «Первая Образцовая типография» Комитета Российской Федерации по печати. 113054, Москва, Валовая, 28.