Каргополь e cxo^sBeHHb,e
Лг"?;ж Kargopol region
Каргопольская земля расположена на северо-западе СССР. Летописные упоминания о ней встречаются начиная с XII века. В XVI-XVII веках Каргополь - один из основных культурных центров Севера: здесь возникает своеобразная архитектурная школа, развиваются искусства и ремесла. Со временем этот край стал богатым заповедником русской народной культуры. Альбом знакомит с художественными памятниками Каргополья, многие из которых публикуются впервые.
The land of Kargopol, lying around the Lake Lache and the River Onega, is an administrative unit of the Arkhangelsk Region, in the south-west of the Soviet Union. In the 16th and 17th centuries, the town of Kargopol was one of Russia's major cultural and trading centres. In the 17th century the architecture attained to such a high level as to form a distinctive local school; applied arts and folk crafts as well as the calligraphy, emerged and throne in the land; the local school of icon painting was well known all over the country. The heritage of Kargopol began to be studied in the past centuries, and by now many specimens of the folk arts, icons and written records have found their way into different Soviet museums. This volume introduces to the art lovers the relics of Kargopol, many of which are being published for the first time.
Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно „старое". Почему нам нужно отворачиваться от истинно прекрасного, отказываться от него, как от исходного пункта для дальнейшего развития, только на том основании, что оно „старо"?
В. И. Ленин
from the Kargopol region Каргополье
Moscow Sovetskaya Rossia Publishers 1984
Москва „Советская Россия" 1984
Автор-составитель Г. Дурасов
Макет и оформление В. Мельникова
Фотосъемка Б. Грошникова, Г. Дурасова, Ю. Робинова, Н. Розова, В. Савика
Перевод на английский язык А. Ильф
4911020000-315 М 105 (03)84
287-84
© Издательство „Советская Россия", 1984г.
Среди русских культурных центров Севера одним из самых цельных и поэтичных является Каргополь, которому посвящена данная книга. Своеобразной чертой этого края нужно признать органичное соединение профессионального искусства, основывавшегося на художественных традициях Новгорода, Москвы и Ростова Великого, с глубокими традициями народной культуры. Эта веками сложившаяся гармония народного и профессионального творчества наложила особенно яркий отпечаток на облик самого города Каргополя.
Образованное выходцами из Великого Новгорода и более южных районов страны местное население сохранило все богатство древнего русского языка, народной поэзии и фольклора. Оно принесло с собой разнообразные знания и навыки строителей, живописцев, ремесленников разных специальностей. Постепенно сложились свои традиции, на формирование которых оказали большое влияние суровая природа, неторопливый и размеренный уклад жизни.
Северное зодчество отличается редкой слитностью с природой. Многовековой опыт и большое художественное чутье диктовали мастеру меру всему возводимому в архитектуре, будь то рубленая изба на подклете, шатровый храм или крепостная стена с башнями.
Кирпичное строительство XVI—XVIII веков находилось под влиянием архитектуры Новгорода и Москвы. Однако местные мастера существенно изменяли традиционные приемы и формы, со-гласуя здания с окружающей местностью, приспосабливая их к условиям северного быта, изобретая оригинальные элементы узорочья. Все это делало памятники Каргополья непохожими на одновременные им сооружения из других городов.
Отпечаток народности несет в себе северная русская икона, в частности, и иконы каргопольских мастеров. Сохраняя древние навыки новгородской, московской и ростовской иконописи, северные мастера сообщали традиционным образам более близкий им народный тип, несколько изменяли общую палитру, делая ее более пестрой и менее изысканной.
Народность каргопольской иконы сказывалась и в отборе сюжетов, которые чаще всего были связаны с бытом, сельскохозяйственной обрядностью и другими местными обычаями.
Здесь же на севере были созданы лицевые изображения местных исторических лиц. Наряду с этим возникали посвященные им памятники письменности, в которых находили отражение и исторические „житийные11 факты, связанные с деятельностью этих лиц, и многочисленные подробности повседневной жизни. Памятники русской письменности, собранные на Каргополье, входят теперь в золотой фонд наших государственных библиотек.
Каргополье является также одним из заповедных мест народного искусства. Исследователи неоднократно отмечали разнообразие вышивки и ткачества, сохранившихся в народном быту, связь древнерусских традиций орнаментики с орнаментом финно-угорских племен, ранее населявших эти места. Каждый крупный район Севера имел свои особенности в народном искусстве. Это относится и к Каргополью. Из всех мотивов народного орнамента здесь выделялся мотив двуглавой птицы или коня, образовывавший композицию в виде „лодей11, в которую входили также образы матери-земли и древа жизни, охраняемых всадниками и птицами, знаки солнца и огня. Эти изображения донесли до нас древнюю языческую семантику, истоки которой восходят к двуглавым подвескам-амулетам X—XIII веков из русских и финно-угорских могильников.
Иногда в северорусской вышивке изображались своеобразные „месяцесловы11, служившие своего рода календарями, в которых отмечались важнейшие земледельческие приметы.
Своеобразен и костюм каргопольских женщин, любовно сделанный молодыми ткачихами и вышивальщицами, готовившими себе приданое на всю жизнь. Наиболее дорогостоящие элементы костюма, - например, кокошник, укращенный северным речным жемчугом, - часто передавались по наследству или делались вновь по старому образцу. Не случайно в укращении каргопольского кокошника исследователи увидели отражение более древнего головного убора с височными кольцами, который носили женщины различных славянских племен.
В народном искусстве не были забыты и дети. Для них делали глиняную расписную игрушку, в которой сохранялась древняя образная основа: мотивы коня, птицы, народного героя Полкана. Каргопольская игрушка поразительно проста и незамысловата и в то же время содержательна. Альбом о Каргополье в весьма доступной, популярной форме рассказывает обо всех видах профессионального и народного искусства этого края. Подобные богато иллюстрированные издания должны способствовать сохранению народной памяти о том художественном богатстве русской культуры, которое не может быть забыто в наш век больших исторических преобразований. К памятникам Русского Севера всегда будут обращаться как к чистому роднику, сохранившему наиболее ясные формы традиционного искусства славян и их северных соседей.
НИН •?
лС£ hikJ&ittHH
foUcUlk HUhhU*  ((JsklMHUb к?. ЧАШЙ0 . Iliff Лчб ЛРИИШЮ!! flflltUmiX J/r*6 .Hfrtl/UAUVb
U\1	X
U\ . £м цо Cot HnihewHA fcfa
История
Каргопольской земли
Необъятное и таинственное Заволочье широко раскинулось на северо-восток от „Господина Великого Новгорода". По берегам рек Онеги и Двины простирался край, сказочно богатый пушным зверем: куницей, горностаем, соболем. В реках водилась белорыбица и семга, в студеном море, куда несли свои воды северные реки, обитал зверь с драгоценным „рыбьим зубом". Сулила земля эта новгородским торговым людям обилие редких и дорогих товаров.
О Заволочье узнали в Великом Новгороде в самом начале нашего тысячелетия, и на далекий суровый Север потянулись дружины новгородцев. Знатные бояре и богатые купцы снаряжали их в путь, чтобы в глухом Заволочье и на берегу Белого моря основали они новые промыслы, присмотрели становища для морского лова. Чем дальше углублялись на север, тем чаще встречались на их пути непроходимые болота, дремучие леса, извилистые речушки. Лишь изредка попадались на пути немногочисленные поселения чуди. До моря добирались только хорошо снаряженные отряды. Близ берега устраивали удобные становища, на порогах -частоколы поперек реки, „заколы" для ловли рыбы.
Так многими трудами энергичных новгородских людей проложен был путь за волок и к Белому морю. И уже за ними идут переселенцы: ставят жилища, разрабатывают подсеки, сеют хлеб, устанавливают новгородские законы и обычаи. Избегают они больших скученных поселений, заботясь, чтобы не оскудела рыбой река, чтобы не перевелся лесной зверь.
На реке Онеге с глубокой древности возникли большие округа-погосты, где силен был крестьянский „мир", а воздействие знати не столь велико. В Уставе князя Святослава 1137 года упоминается погост „на Волоке в Моше", близ будущего Каргополя, „погост на море" - в устье реки Онеги, говорится там и о волости Онеге, включающей все земли вдоль этой реки (67, с. 22).
Один за другим появляются в Заволочье и первые города. До наших дней живо в Каргополе предание об основании здесь славянского поселения. Первым на месте будущего города стал жить новгородец Карп. Поставил склад для хранения шкур и жира морского зверя, выстроил сторожку для жилья, близ нее распахал и засеял ячменем поле. Впоследствии называли его Карповым полем, а о самом Карпе помнили как о первом русском земледельце в этих местах1.
Вслед за новгородцами потянулись на Север с волжских берегов „низовские люди". Княжество Белозерское в ту пору тесными
Пожар в каргополь-
ской крепости I мая 1700 г. Фрагмент иконы ..Борис и Глеб с изображением горящего Каргополя".
The Fire in Kargopol
Fortress on 1 May 1700. Detail from an icon showing SS Boris and Gleb against a background of Kargopol on fire
Здесь и дальше ссылки на литературу даны в скобках. Первое число соответствует номеру списка библиографии и источников.
Размеры произведений изобразительного искусства указаны в сантиметрах, рукописей - в долю листа. В случае публикации фрагментов даются общие размеры. Происхождение и школа указываются, когда есть достоверные данные. Местонахождение произведений из частных собраний не уточняется.
* - Первая публикация памятника или архивной фотографии.
При воспроизведении надписей титлы раскрыты, надстрочные и пропущенные буквы введены в строку и заключены в скобки. Старославянские буквы, отсутству ющие в современном алфавите, заменяются сходными по звучанию.
1 Это предание не раз слышал в детстве А. И. Петухов (род. 1919), родом из с. Большая Шалга, что под Каргополем.
узами было связано с ростово-суздальскими землями, а сами князья являлись одной из отраслей ростовского княжеского рода. В связи с этим возникло другое предание о начале Каргополя. Рассказывается, что чудь не раз ходила на Белое озеро, разоряла дворы мирных жителей, предавала огню их дома. Не мог стерпеть белозерский князь Вячеслав поругания родной земли; в 1146 году собрал он дружину и обратил силу своего оружия против чуди. Противники побросали жилища и селения, побежали от княжеской рати. На обратном пути после утомительного похода вступила княжеская дружина на большую плодородную равнину, расположенную на возвышенном и удобном для выращивания хлеба месте. А вокруг щетинился еловый и сосновый лес, годный к домовому и к судовому строительству. Вячеслав назвал это место Карго полем2 и оставил здесь часть своей дружины.
Белозерские ратники поставили первые жилища и острог „для удержания чуди в повиновении, стали заботиться об умножении нового поселения" (16, с. 186)3. Полагают, что возникло оно на Колобовой горе, в южной части города, прежде омываемой со всех сторон водой (2, с. 15), в 1146 году (11, с. 18)4.
Рассказывают и третье предание об основании города, по словам которого один северный князь, имя которого осталось неизвестным, заблудившись на охоте, встретил медведя. Зверь готов уже был растерзать его, но в это самое время явился некий „старец", и медведь упал замертво. В память своего избавления князь приказал заложить город (59, с.З).
Но в выборе места для Каргополя сыграл свою роль, скорее всего, не столько случай, сколько его выгодное местоположение5: через озеро Лача и Онегу с ее притоками шли древние пути из Новгорода на Двину, Печору и в Югорскую землю.
В пору грозного Батыева нашествия новая волна переселенцев пришла в Поонежье. С собой принесли они на Север то, что удалось уберечь от врага: драгоценные памятники древней письменности, живописи, прикладного искусства.
В конце XII - начале XIII века с берегов Лаче-озера Даниил Заточник пишет свое знаменитое „Моление" переславль-северско-му князю Ярославу Всеволодовичу. По-видимому, в ту далекую пору между молодым Каргополем и Ростовскими землями были уже налажены тесные связи6.
Пристально наблюдает за Севером и собирательница Руси -Москва. Уже Иван Калита мечтает присоединить Заволочье к своим владениям. В духовной грамоте Дмитрия Донского (1389) Каргополь назван „куплею Деда", то есть его, Ивана Калиты, приобретением, „а преж того было Белозерское великое княжение" (55, IV, с. 79).
„Сказание о Мамаевом побоище" повествует, как охваченные общенародным патриотическим порывом каргопольцы под предводительством Глеба, названного князем Каргопольским, вместе со своими соседями-белозерцами встают под знамена Москвы.
В другой раз упомянут город в летописях лишь в 1447 году, когда бегут туда соперники Василия Темного, - Дмитрий Шемяка и Иван Можайский. Ссобой возьмутони заложницей мать Василия-великую княгиню Софию да прихватят еще и все великокняжеское имущество: казну, грамоты, ханские ярлыки. По-видимому, уже тогда в Каргополе была надежная крепость или острог, за стенами которого беглецы надеялись отсидеться7.
2 Существует несколько предположений о значении названия города Каргополя. Г. Р. Державин пишет, что. по словам рукописи, хранившейся в Спасо-Каргопольском монастыре, на обратном пути, после преследования чуди, белозерский князь Вячеслав нашел поле, удобное для отдыха и торжества победы над неприятелем. Было оно покрыто воронами, „и как птица сия и поныне у простолюдинов именуется каргою, то и назвал князь оное карги-ным полем"(16. с. 186). Другой автор, пересказывая содержание предания, пишет, что ратники „усмотрели тут великое множество ворон, которые и доныне в просторечии каргами называются, то и наименовали свой стан „Каргино поле", то есть воронье поле (77, с. 333). Найденная П.Н. Рыбниковым рукопись конца XVIII века передает все тот же рассказ, но, по ее словам, множество ворон вилось над полем, „от чего селение получило прозвание Каргина поля", а после - Каргополя (29. с.475). Но автор книги о Каргополе, вышедшей в середине прошлого века, скептически замечает: „. . . Предание говорит, что на месте, где стоит город, было чистое поле .. на которое будто бы слетелось мно-'жество ворон каркать, и потому город назвали Каргополем. Предание это однако ж не подтверждается особенным изобилием ворон около города" (36, с. 25). Да и в объемистые дореволюционные словари олонецкого и архангельского наречий слово в значении карга -ворона не вошло. Нет его и в современном местном говоре. Карга на Архангельщине -сырая, густо поросшая ивняком или ольхою местность.
М.Н. Тихомиров считал, что название города происходит от природных условий - большой поляны в лесу, удобной для поселения. „Каргополе", по его мнению,-„лесная поляна" или „лесное поле" (68, с. 481).
В XIX веке название города объясняли финским происхождением от „какрун пуоли" (овсяная сторона) или „каркун пуоли“(медвежья сторона) (10, с.90). Высказывалось и предположение. что слово это греческого происхождения: „карг-о-полис"- корабельная пристань.
Напрашивается и еще одна версия, объясняющая значение названия города. Заметим, что расположен он на большой плодородной равнине (5, с. 40), в то время как почва „под городом и вокруг оного верст на пять глинистая, тонким слоем лежащая" (77, с. 337). На что могли в первую очередь обратить внимание ратники белозерские - это на хорошую плодородную землю, которой так мало на Севере. Близ этого поля, по всей вероятности, и был основан острог. Белозерцы учли, верно, не только стратегическое значение местности, но еще и то немаловажное обстоятельство, что здесь можно растить хороший хлеб, который был в ту пору основным продуктом питания на Руси. (Об этом повествует и предание о новгородце Карпе.)
Вплоть до XVII века название города писалось в два слова - Карго поле. Первое из них, возможно, - суффиксальное образование от тюркского „кара" - черный, второе - общеславянское - поле (открытое безлюдное место). Думается, что название Каргополя не без основания можно связывать с плодородием его земли.
3 В рукописи об истории Каргополя, содержание которой передает Г.Р.Державин, говорится :...назвал князь оное Каргиным по-
лем и учредил на оном свой стол" (16. с. 186). Из этого можно предположить, что в начальный период своей истории город на Онеге мог быть престольным удельного княжества Каргопольского. Но среди княжеств Северной Руси. начиная с 1288 года, он уже не значится (78, с. 154-172).
В 1471 году каргопольцы участвуют на стороне Новгорода в битве с Москвой при реке Шелони. Но Иван III в 1478 году окончательно сломил сопротивление вольнолюбивой боярской республики и взял во владение все северные земли. Ширится, растет, крепнет Москва; в 1497 году Иван III повелел нанести на первую русскую карту подвластные ему Псков и Новгород, Вологду и Владимир, Москву и Рязань, Казань и Черемису, Вятку, Устюг, Двину и Каргополье. Земля Каргопольская на карте этой обширна: от истоков Свиди, вдоль озера Лаче и реки Онеги до самого Белого моря тянется она широкой полосой (60, с. 39-45).
По завещанию Ивана III „Онего и Каргополье и все Поонежье" переходит к старшему из его сыновей, Василию, отцу Грозного. В 1536 году от имени малолетнего Ивана IV людям Онежской земли дается Уставная грамота, определившая взаимоотношения населения и властей. Отныне приезжим купцам запрещалось покупать соль на варницах уезда, но лишь в городе у торговавших ею каргопольцев. Соль же была тогда в большой цене, и развозили ее отсюда в разные концы Московского государства. С той поры Каргополь становится крупнейшим на Руси центром соляной торговли, доходы от которой были основой благосостояния города.
Три года спустя дается Каргопольскому уезду Губная грамота, предоставившая широкие права на местное самоуправление. В ней приказано в каждой волости учредить отряды человек по десять, ловить „разбойников" и их сообщников, дознаваться о совершенных злых делах и „казнить смертью", а дворы и имущество раздавать пострадавшим. Грамота предостерегает: не мстить невиновному, не покрывать и виновного дружбы ради (23, с. 32-33).
Учитывая экономическое значение Каргополя, Иван Грозный записывает его в 1565 году в число „опричных", то есть царских, городов. В ту пору город на Онеге становится административным, торговым и культурным центром края.
Побывав здесь во второй половине XVI столетия, немец-опричник Штаден поразился размерам его посада, на котором было десять площадей с девятнадцатью церквами, колокольнями, монастырями, гостиный двор, дворы торговых людей и ремесленников, склады и лавки. Неполностью сохранившаяся сотная перепись 1561-1562 годов ярко рисует жизнь города того времени, где одних только тяглых дворов около полутысячи (46, с. 291-299). А жило в них, по подсчетам ученых, около двух с половиной тысяч человек (1, с. 46). По сравнению с другими значился он среди наиболее населенных городов той поры: в Коломне было тогда три тысячи двести, в Можайске-пять тысяч семьсот, в Серпухове -две с половиной тысячи жителей.
Центр города - его деревянная крепость, построенная, гю-види-мому, вновь в конце XVI века в восточной его части на земляных валах. Западнее от нее раскинулся жилой посад, плавно изогнутые улицы которого выходили к реке. Среди его деревянных строений высоко поднимались стены белокаменного Христо-рождественского собора, построенного в 1562 году. Он словно бы выступил из массы городских строений ближе к берегу Онеги, чтобы за многие версты первым встречать путешествующих.
В расселении городских жителей отразился их вольнолюбивый дух: рядом с домом царского наместника они строили свои дома, по соседству с приставами и подьячими жили мастеровые люди.
Возможно и то, что со времени основания и до „купли11 Иваном Калитой Каргополь входил в Белозерское удельное княжество, но находился в сфере влияния Новгорода. И впоследствии, в XVIII столетии, он относился к Белозерской провинции Новгородской губернии (31, с. 98).
4	Каргополь был основан на месте, заселенном издревле. Появление первых следов жизни человека на его земле ученые относят к IV-первой половине III тысячелетия до н.э. Во второй половине III тысячелетия люди вновь заселяют каргопольские стоянки. В середине III тысячелетия резко меняется климат, в озерах и реках значительно повышается уровень воды, и она затопляет немногочисленные стоянки. Большинство поселений было тогда оставлено на время или покинуто навсегда (50, с. 160-161). В начале н.э. на Каргопольской земле были отдельные разбросанные поселения финских племен.
5	В литературе и исторических материалах встречается ряд упоминаний о существовавшей некогда „Истории города Каргополя11. В 1785 году Г.Р.Державин, став правителем Олонецкого наместничества, совершает поездку по уездным городам, а в пути ведет „Поденные записки11. Посетив Каргополь, он упоминает о найденной в монастырских бумагах рукописи, включающей повествование о походе князя Вячеслава против чуди и об основании самого города (16, с. 185).
Составители „Словаря географического Российского государства11 А. А. Щекатов и Л. М. Максимович рассказывают о рукописной тетради, „не означенной точно временем11, которая содержала повествование о походе Вячеслава на чудь. Они более подробно передают содержание рукописи, которую, по всей вероятности, читали сами (77, с. 330).
На вклейке в „Житии Кирилла Челмогорско-го“ из одноименного монастыря есть любопытное сообщение о некоем „Описании города Каргополя11. В 1842 году монах Серафим отыскал его у крестьянина из Пойги, деревни близ города, и с той поры оно хранилось в Спасо-Преображенском монастыре. (По всей вероятности, это тот самый экземпляр, о котором и упоминал Г. Р.Державин.) Два года спустя город посетил архиепископ Олонецкий Игнатий, и ему был преподнесен список „Описания11 (28. л. 1).
В одну из своих поездок, в 1863 году, известный фольклорист и этншраф П. Н. Рыбников нашел „рукописную тетрадку11 конца XVIII столетия под названием „Описание Каргополя и Вытегры11. Краткий рассказ о начале города на Оиеге в общих чертах совпадает с державинским и щекатовским (29, с.475).
Обширная и довольно обстоятельная рукописная „История Каргополя11 хранилась и у жителей города и по наследству передавалась из рода в род. Последний известный ее владелец -купец М. Урываев. Человек образованный, он имел большую библиотеку, книгами из которой пользовались многие горожане, брали читать и „Историю11. Книгу возили даже в Петрозаводск, чтобы с ней мог ознакомиться Олонецкий епископ Палладий. Купец умер, и все его книжные сокровища были распроданы с аукциона. Тогда же бесследно исчезла и „История Каргополя11 (22, с.З).
6	В собрании рукописей Каргопольского краеведческого музея хранится сииодик, писанный полууставом второй половины XVII века.
1. Кенозеро. Золотая осень. >
1. Golden autumn on
Lake Kenozero

В ту пору город на Онеге - главное место торговых сношений Поморья с Заонежьем. Скрещиваются здесь и многие важные пути, ведущие с севера России в центральные ее районы. Через Каргополь в Москву идут английские и скандинавские товары, а из столицы за рубеж-отечественные. Предполагают, что именно здесь пролегал торговый путь из Западной Европы на Волгу и далее в Среднюю Азию, Индию и Китай. Каргополь! и сами ходили на стругах вниз по Онеге и морем - до Норвегии и Финмаркена (75, с. 71).
В XVI веке в Каргополе сосредоточивается вся торговля поморской солью, и в год продается ее до полумиллиона пудов. Торгуют здесь рыбой, салом, шкурами морского зверя, мехами и карельским железом. Из южных районов привозят для Севера хлеб, немало и своего, местного зерна и муки увозят отсюда в Поморье и Карелию.
„Каргопольский уезд велик... - пишет Штаден, — на восток... простирается до Вологодского; на юг-до Белозерского; на запад— до Карелии; на север - вниз по всему течению реки Онеги“ (75, с.71)8.
На его обширной территории возникают тысячи деревенек с одним-двумя дворами, и несколько подобных поселений образуют небольшие волостки. Чем ниже по Онеге, тем чаще встречались малодворные деревни, где были шире развиты промыслы и было больше непашенных дворов. Близ моря предприимчивые люди заводили большие многоотраслевые хозяйства: дворы со скотиной, житницы с хлебом, солеварни, кузницы, большие угодья с сенными покосами, заколы для ловли семги, нерпяные ловища. . .
Рыболовство по-прежнему играло в жизни края значительную роль. Кроме речной ловили и благородную морскую рыбу: семужные переметы, до десятка, один за другим стояли в Подпорожье и Усть-Онеге, в Талице и Варзогорах.
Охотились на дичь, на лесного зверя и бобров, на юге вели лебяжий промысел, в реках добывали жемчуг.
В верхнем и среднем течении Онеги большинство крестьян возделывало землю - не случайно именно отсюда в 1583 году Борис Годунов пошлет в Сибирь лучших земледельцев (52, с. 12). Земли в уезде не везде были одинаковы: в среднем течении Онеги - в Турчасовском стане и Усть-Мошском, южнее от города, - хорошие, в каргопольской же половине - девять десятых „худой". Основной доход давали местным жителям промыслы, ремесло, а главное - торговля.
В XVI-XVII столетиях, в пору хозяйственного освоения Севера, быстро растут монастыри, игравшие значительную роль в экономике края. На месте Строкиной пустыни, основанной в XIII веке на берегу Онеги, напротив Каргополя, возникает Спасо-Преображенский, в полусотне верст от Каргополя строится Успенский, впоследствии названный по имени основателя Александро-Ошевенским монастырем. Для Севера долгие годы он играл ту же роль, что в средней Руси - Троице-Сергиева лавра (45, с. 29-30). Ведется строительство в старейшем на Каргопольской земле Кирилло-Челмогорском, в Кенском и Сырьинском монастырях. В 1557 году в низовьях Онеги, на озере Коже, основан широко известный Кожеозерский, а в 1656 году в самом устье Онеги - Крестный монастыри.
XVI и начало XVII столетия - период расцвета Каргопольской
Наряду с именами умерших посадских людей и крестьян есть в нем и поминальная запись о великих князьях, восходящая к XI - началу XII века. Последним из новгородских записан Всеволод-Гавриил Мстиславич, умерший в 1137 году. После него, начиная с Юрия Долгорукого, вписаны лишь владимиро-суздальские и московские князья. По мнению М.Н. Тихомирова, это связано с подчинением края прежде Новгороду, затем Владимиру и уже после Москве (68, с.485-486).
7 Имя великого князя Василия Темного в синодик (см. предыдущее примечание) не внесено, зато вписан его дядя Юрий Дмитриевич, отец Дмитрия Шемяки. Исходя из этого, М.Н. Тихомиров предположил, что в XV столетии Каргополь мог принадлежать галицкому князю Юрию Дмитриевичу и его сыновьям (68, с. 486).
8 Площадь Каргопольской земли к середине XVI века составляла около семидесяти тысяч квадратных километров. Здесь было тысяча семьсот девяносто одно поселение примерно с четырьмя с половиной тысячами дворов да двадцатью шестью погостами, где в общей сложности жило двадцать шесть тысяч человек. Из них посадских (городских) жителей -около двенадцати процентов, остальные - черносошные крестьяне (1, с. 40-58).
земли. Последующие же события Смутного времени принесли на нее многие бедствия. В 1612 году шведы нападают на поморские волости: „. . .Пойдем воевать и жечь домов ваших... пойдем к Белу-озеру и к Каргополю", - грозят они мирным жителям в грамоте. Но каргополы отвечают врагу полным достоинства посланием: „А буде вы, господа, забыв свои души, учнете с нами рознь чинить, и кровь крестьянскую проливати, ина Каргопольские места войною приходить, или какой задор чинити: и мы против вас стоять рады, сколько милосердный Бог помочи даст" (46, с. 51). Узнав о военной опасности, крестьяне по своему почину строят укрепления; острожки и осадные избы, „клети" и „чуланы" возводят в Надпорожской волости, в Сырьинском монастыре, в Усть-Моше (1, с. 40). Но беда пришла неожиданно с юга. В конце сентября 1612 года разгромленные, но недобитые войска самозванца идут грабить северные земли. Они с ходу взяли Вологду, и им открылся свободный путь в Каргополье. „. . .Декабря в 12 день с пятницы против субботы, с ночи за два часа до свету польские и литовские люди и русские воры пришли в Каргополь на посад. . .“. „Панам" приказано было „приступати под острог накрепко, и взяв острог людей посечи, и весь Каргопольский уезд до конца разорите". Драться с врагом горожане решили насмерть. Они отразили все приступы неприятеля и прогнали его с позором. Видя, что город на Онеге не взять, „воры" запалили посад, а сами пошли опустошать Каргопольскую землю (23, с. 300-302).
Неспокойными для мирных жителей были и последующие годы: август 1614-го, ноябрь 1615-го, когда крепость вновь стойко выдерживает осаду неприятеля, а „воровские люди" опять идут грабить уезд. Крестьяне покидали свои дома и скрывались по лесам (56, с. 8). В это бедственное для Каргополья время Богдан Прохорович Малыгин возглавил отряд ополченцев и с ним истребил в уезде вражеские шайки (10, с. 4).
После разорений „смутной поры" придавил людей тяжелый налоговый гнет, были разорены многие крестьянские хозяйства. Торговые связи приморских волостей с югом уезда слабнут, промысловое население вынуждено заниматься также земледелием. К тому же с основанием в 1584 году в устье Северной Двины Архангельска падает значение торгового пути по Онеге.
До середины XVII века каргопольская крепость - важное порубежное укрепление Московского государства. В 1630 году встает вопрос о замене обветшавшего „острога" более надежным деревянным „городом", и в Каргополь прибывает посланный царем князь Дмитрий Сентов, которому поручено с помощью населения уезда поставить здесь надежное укрепление. Каждой волости досталось рубить свою часть крепостной стены. Семиметровая по высоте, укрепленная надолбами, общей протяженностью была она почти в километр. Троицкую и Воскресенскую башни срубили „осьмериком", а остальные семь - четырехстенные; высота башен достигала двадцати четырех метров; окружал крепость глубокий ров, соединенный с рекой. (Она изображена на иконе начала XVIII века „Борис и Глеб у стен горящего Каргополя".) К 1714 году, когда по указанию Петра! были описаны укрепления города, крепость совсем обветшала: „А тот город (читай - крепость. - Г. Д.)- строение давних годов;... во многих местах стены и кровля и лестницы. . .сгнили и обвалились", - писал комендант Каргополя П.В.Коробьин (14, с.5).
XVII век - время большого каменного строительства в Каргопо
2. Никольская церковь Александро-Ошевенского монастыря, построенная во второй половине XVI в. Фрагмент иконы „Александр Ошевенский с монастырем"
2. Church of StNi-cholas in the Monastery of St Alexander Oshe-vensky. Detail from an icon showing St Alexander Oshevensky in the monastery
ле. Вслед за Христорождественским собором, один за другим на месте деревянных вырастают белокаменные церкви. Строят их на деньги прихожан, в основном на богатые пожертвования местного купечества. Бурному расцвету каменного строительства способствовало и залегание вблизи города превосходного известняка. Свойства его замечательны: он прочен и благодаря своему строению стойко переносит дожди и северные морозы (9, с. 86). Вероятнее всего, зодчие и строители тоже были людьми местными. Известно, что Каргополь славился своими каменотесами и искусными кирпичными мастерами (14, с. 145).
Реформы патриарха Никона вызвали в народе широкую волну возмущений. Всколыхнувший всю Россию раскол стал еще и протестом против все усиливающегося царского гнета.
Лесное Каргополье становится прибежищем для „ревнителей старины“. Число их так умножилось, что в 1684 году московское правительство вынуждено было направить сюда значительный отряд стрельцов. В конце концов преследователи обнаружили в дремучих лесах на реке Порме поселение раскольников. Окруженные врасплох, те заперлись в часовне и зажгли ее, - немногих удалось тогда спасти из огня.
В конце XVII столетия старообрядцы основывают Выговский раскольнический монастырь, в глухом месте, на берегу реки Выг, впадающей в Белое море. Отсюда они идут в города, в том числе в Каргополь, проникают в книгохранилища, скупают или переписывают древние рукописи, покупают старинные иконы, шитье, церковную утварь. Выговский монастырь становится культурным центром, где с начала XVIII века пишут в старой традиции иконы и переписывают книги, льют образки и кресты.
В 1710 году выговчанин Иван Филиппов в каргопольской глуши, на реке Чаженьге, основывает скит. Вскоре здесь составились обширные земляные наделы, где получали хорошие урожаи, а на лесных „поскотинах“ держали большие стада. Часть скота вместе с хлебом переправляют на Выг, откуда получают взамен местного письма иконы и книги. Чаженьгский скит растет, по берегам Пормы строятся другие. Здесь в 1734 году снова произошло массовое самосожжение: сгорели двести человек, которых преследовали за незапись в „двойной оклад“ - налог, учрежденный Петром I для борьбы со старообрядчеством (47, IV, с. 22-23). Со времен Даниила Заточника Каргополь становится местом ссылки, куда удаляют попавших в немилость царских жен, опальных князей и бояр, именитых пленников, их родственников и государственных преступников. В 1607 году здесь расправляются с вождями народного восстания Иваном Болотниковым и атаманом Федором Нагибой: „. . .А Болотникова сослали в Каргополь, и там в воду посадили”, - сообщает летопись (55, II, с. 212). (Сегодня одна из улиц города носит его имя.) В 1689 году отправляют сюда фаворита царевны Софьи - князя Василия Голицына вместе с сыном и их семьями.
В пору петровских преобразований, в 1703 году, уезд включен в Ингерманландскую губернию и приписан к Олонецкой верфи, а в 1712-м - к Санктпитербургской губернии. Теперь все чаще требуют людей в Олонец, в Адмиралтейство, для строительства кораблей, на железорудные заводы и на петербургские работы. Строить новую столицу посылают плотников и кирпичников, кузнецов и фонарщиков. С женами и детьми вынуждены они навсегда уезжать из родных мест9.
9 По переписной книге начала XVIII века в Каргополе пустует почти половина дворов: в городе посадских людей жилых тяглых 80, малотяглых 147 дворов, нищецких 99 дворов, вдовьих нищецких же 56 дворов, подьяческих 13 дворов, монастырских 4 подворья, церков-нечьих поповских и дьячковских и пономарских и просвирницыных 43 двора, .. . солдац-ких 23 двора, пустых посацких 217 дворов да 36 изб да 13 мест . ..“ (66. с. 167).
Обезлюдела в те годы Каргопольская земля: „Двор пуст Григорея Анисимова, а он Григо-рей на Олонецкой верфи на работе.. . умер, а жена его бродит в мире. Двор пуст Мирона Петрова, а он Мирон в Санктпитербуршском адмиралтействе. . . у.мре, а жена его вдова Евдокия Еремиева дочь сошла в мир... Двор пуст Григорья Архипова, а он Григорий в Санктпи-тербурхе на работе, а жена... Катерина Ивановна да сын Владимир померли.. .“ (33, л. 255 об. - 266 об ). Деревня Гарь, как и многие в те годы, совсем разорена. Прежде в ней было двадцать четыре двора, теперь же пустовало восемнадцать. И так по всем волостям: в Усть-Волошской - шестьдесят один двор пустой, в Волосовской - сто четыре, в Архангельской -восемьдесят шесть, „да 10 дворищ, да 27 мест дворовых, да 1 печище" (33, л. 225-228, 448 об., 517).
КЦрта-схема Каргополья. Majp of the Kargopol Region
Основанный Петром город на Неве становится главным портом страны, более коротким путем связавшим Россию с Западной Европой. Об Архангельской и Каргопольской землях, оставшихся в стороне от новых торговых путей, с той поры словно бы забывают. Стороной обходят Север и капиталистические преобразования, затронувшие центр страны. Веяния нового времени доходят сюда с опозданием, да и приживаются с трудом - велика была здесь сила традиций, глубоки их корни.
Минуло северорусского крестьянина и унизительное для человека крепостное право. Эта свобода побуждала его к поэтическому и художественному творчеству, которое озарял духовный и нравственный опыт народной жизни.
Природа не наделила каргопольские недра ни редкими минералами, ни ценными рудами, главным богатством была для крестьян земля, и возделывали они ее с большой любовью и трудолюбием. Часто на каменистых, малоплодородных почвах, заботливо расчищенных и удобренных, на отвоеванных у леса и распаханных деревянной сохой новинах растили они свой трудный хлеб. Недаром Г. Р. Державин отметил, что каргопольские „пашни.. . могут почесться лучшими всех других уездов” (16, с. 186). Впоследствии земледелие стало главным занятием жителей края, который в XIX веке имел славу хлебной житницы Севера (14, с. 145).
В 1765 году случился в Каргополе страшный пожар, испепелив
ший большую часть жилых и хозяйственных строений. Сгорело десять церквей, сильно пострадал Христорождественский собор. Пять лет стоял он без кровли и глав, зловеще напоминая о постигшем город бедствии. Горел Каргополь и раньше: в 1515, 1552, 1612, 1615, 1619, 1679, 1737 годах-и каждый раз возрождался вновь. После пожара 1765 года центр города перепланирован заново, а улицы спрямлены. С той поры жилая застройка теряет прежний принцип расселения. Место, занимаемое в обществе, определяло отныне и место жительства горожанина (2, с. 32). Городские строения уже не обступают теперь вплотную церкви, которые располагаются в центре больших площадей. Жилые дома словно попятились назад, давая им свободу и простор.
Прежде Каргополь был замкнут в себе, и на реку выходили лишь посадские задворки. Теперь же всей своей красой он раскрывался с Онеги. Отныне главная, Новая торговая площадь - в центре города. На ней в 1767 году возводят колокольню, ставшую самым высоким строением, главной вертикалью города. Справа и слева на равных от нее расстояниях - осанистый Христорождественский собор и построенная в 1740-1751 годах церковь Рождества Иоанна Предтечи. Дальше от центра - ансамбли Старой торговой площади с церковью Благовещения и с другой стороны - Воскресенской площади с одноименной церковью. Замыкали городскую панораму церкви Зосимы и Савватия на Колобовой горке (1819) и стоявшая в противоположной части города, у Красного посада, Троицкая (1790-1802).
У Каргополя Онега словно замедляет свое течение, чтобы город получше огляделся в зеркале ее вод, полюбовался своей суровой, надолго западающей в душу красотой. От реки параллельными одна другой улицами город идет вглубь, где также были площади и церкви10. И откуда ни подходил бы к Каргополю путник, со стороны Петербургского или Архангельского трактов, со старой Вытегорской дороги, перед его взором открывался неповторяемый ансамбль. Маленький по современным масштабам городок, площадью всего в двадцать шесть гектаров, за последние полтысячи лет так и не вырос и до наших дней остался в границах XVI столетия (2, с. 29).
В 1777 году Каргополь переходит в ведение Новгородского наместничества. В 1781 году обратно причисляется к Санктпитер-бургской губернии. При учреждении в конце 1784 года Олонецкого наместничества его включают в число уездных, а Каргопольскую землю делят между Олонецкой и Архангельской губерниями (51, с. 23, 45, 48).
В XVIII столетии торговая жизнь Каргополя замирает. Местные купцы ездят торговать в дальние города, на Макарьевскую ярмарку, в основном пушниной. Зимой торгуют в Заонежье, по весне плавают в город Онегу и заодно берут попутчиков - богомольцев, направляющихся на Соловецкие острова.
В середине прошлого столетия город на Онеге, по словам этнографа того времени, более других в губернии походит на русский. По будням его улицы с дощатыми тротуарами тихи и безлюдны, но в праздники здесь тесно и шумно. На проводах зимы, которые отмечали на масленой неделе, разряженные санные возки запружали его улицы. У перекрестков стояли, любуясь зрелищем, толпы горожан в ярких нарядах, среди них - степенные купцы в лучших своих шубах, высоких бобровых, собольих, куньих шапках (36, с. 54).
3. И. Я. Билибин.
Замужняя женщина Олонецкой губернии Каргопольского уезда. Открытка. 1905.
3. Postcard by Ivan Bilibin, representing a married woman of Kargopol District. Olonetsk Province. 1905
10 Количество церквей в Каргополе постоянно менялось: одни строили, другие „за ветхостью" разбирали. По переписной книге начала XVIII века, в городе ..на посаде 21 церковь, в том числе 4 церкви каменных, церковь в недостройке каменная ж“ (66, с. 167). В 1785-м - „двадцать шесть храмов, из них двенадцать каменных, да пять строящихся, да девять деревянных“( 16,с. 185), в 1800-м-четырнадцать каменных, шесть деревянных и два монастыря (77, с. 333). В 1838-1844 годах-семнадцать церквей и два монабтыря (5, с. 40). К началу XX века число их не изменилось и вместе с монастырскими составляло двадцать (21.С.З).
Городскому веселью не уступало сельское, когда в одну из деревень на праздник съезжались из окрестных волостей гости: разряженные женщины в „золотых платах", в жемчужных кокошниках и перевязках, в парчовых и штофных сарафанах, парни в суконных чуйках, лакированных сапогах, мужчины в длиннополых кафтанах с красными кушаками. Все это толпилось, шумело, пело. .. (57, с. 28).
В конце XIX - начале XX столетия в Каргополье еще можно было наблюдать архаичный уклад жизни.со многими обычаями глубокой старины . Хранила эта земля и замечательные памятники крестьянского искусства, и произведения, созданные каргопольскими посадскими мастерами. Еще в прошлом веке протоптали сюда дорогу владимирские коробейники; скупали и выменивали исторические и художественные древности (76, с. 17), которые продавали затем в музеи и частные собрания.
Со второй половины XIX века все чаще приезжают на каргопольскую землю исследователи. Памятники архитектуры обмеряют, рисуют, фотографируют Ф.Ф.Горностаев и В. В.Суслов, И. Я. Билибин и И. Э. Грабарь. Сказителей и песенников записывают П. Н. Рыбников, А.Д. Григорьев, В. Ф. Миллер, Н.С. Тихонравов и А.Ф.Гильфердинг.
Собирание произведений народного искусства и фольклора ведут и местные энтузиасты. Богатую коллекцию, заложившую основу краеведческого музея, собрал К. Г. Колпаков. Многие тысячи сказок, пословиц, заговоров, песен, частушек сохранили для потомков Е. А. Орлова и М.В.Хвалынская.
Изучение каргопольской культуры продолжается в наши дни. По древней северной земле прошли маршруты многих экспедиций и отдельных исследователей. Отсюда были вывезены и в настоящее время хранятся в собраниях музеев и в книгохранилищах страны произведения древнерусской живописи и скульптуры, памятники литературы, письменности и книжного искусства, творения старых и современных народных мастеров. С ними знакомит читателя и зрителя наш альбом.
11 В XIX - начале XX века Каргопольский уезд населяли преимущественно крестьяне (96,5%) великорусского происхождения (99,8%) (47, с. 29, 31), так что Каргополье можно назвать северорусским крестьянским краем. Внешний вид и черты характера местного населения описывали в прошлом столетии следующим образом: „Жители сложения крепкого, роста невысокого, большею частью белокуры... Выражение лица... приятное, особенно у женщин. Отличительная черта характера поселян: сметливость, твердость в своем слове, гостеприимство и честность*' (10, с. 42).

Древнерусское зодчество
Облик Каргополя складывался на протяжении долгих столетий. В памятниках его зодчества ярко проявились местные вкусы, сплавленные из строгой новгородской сдержанности и щедрой узорчатости Москвы. На этой почве сложилась неповторимая по художественному впечатлению старая каргопольская архитектура.
Древнейший из памятников - Христорождественский собор, построенный в эпоху Ивана Грозного. Заложен он в 1552 году, а десять лет спустя уже высился на берегу Онеги, среди бескрайних лесов.
Его объем прост: прямоугольный в плане, двухэтажный, стоит он на подклете. Гладь стен членится с запада и востока тремя лопатками, с юга и севера - четырьмя. Скупые фасады оживляет лишь скромный, идущий по карнизу орнаментальный поясок, да узкие, лишенные всякого убранства арочные окна. Массивные алтарные выступы - апсиды украшены сдержанной, словно вырезанной в толще стены аркатурой с килевидными завершениями. Главы утверждены на высоких, широко расставленных по углам барабанах, пятая стоит не в центре, а сдвинута в сторону алтарей. Существует предположение, что первоначально собор был покрыт тесом с большими свесами крыш, а в верхнюю, летнюю, церковь вели устроенные с трех сторон деревянные лестницы с нарядными крыльцами (2, с.41-42).
Но таким до наших дней памятник не сохранился. В 1652 году с северной стороны к нему был пристроен небольшой придел. Позднее к южной стене пристраивают другой, а к западной - галерею и крытое крыльцо, и в духе XVII столетия их щедро украшают белокаменной резьбой. После пожара 1765 года стены собора, давшие трещины, укрепляют мощными контрфорсами. За четыре столетия здание осело, как бы вросло в землю. Но и сейчас оно красиво, особенно зимой, когда заиндевеют потемневшая дощатая обшивка контрфорсов, кровли, купола, а вокруг взгромоздятся снежные сугробы.
Почти все городские каменные церкви, построенные вслед за собором, в общих чертах походят на него. Он стал родоначальником местной архитектурной школы и на протяжении трех столетий - образцом для зодчих. В основе большинства каменных церквей города каждый раз по-своему переосмыслен тип соборного, трехапсидного, квадратного или прямоугольного в плане, с несущими своды столбами храма, увенчанного пятиглавием.
Конец XVII столетия был порой расцвета белокаменного строительства: одну за другой отстраивают в городе три церкви. В северной части, неподалеку от крепости, вырастает
Кубоватый „верх" Вознесенской церкви Кушерецкого погоста. Domes of the Church of the Ascension. Kushereka parish
. 4. Каргополь. Новая торговая площадь. Вид с Онеги. >
4. New market-place
in Kargopol as seen from the Onega

5. Христорождест-венский собор. 1562. Пристройки середины XVII и XVIII вв. Вид с северо-востока.
5. North-eastern view of the Cathedral of the Nativity built in 1562, with its annexes dating back to the mid- 17th and 18th centuries

6. Воскресенская церковь. XVII в. Вид с востока.
6. Eastern view of the Church of the Resurrection built in the 17th century

одноэтажная летняя Воскресенская церковь. Неизвестный нам талантливый зодчий, очевидно, не раз обращал взор и на Успенский собор Московского Кремля, и на каргопольский Христо-рожд ественский.
Лучше всего архитектура Воскресенской церкви раскрывается с восточного фасада, наиболее монументального. Его торжественность еще больше подчеркивают низкие апсиды - с востока и приземистый притвор - с запада. Несмотря на свою, казалось бы, суровость, по силуэту она, пожалуй, живописнее других городских церквей. Ее кровля, идя по закомарам мягкой волнистой линией, повторяет цилиндрические своды. Плотно друг к другу встали на ней барабаны - такой слитной группировки куполов на церквах города больше не повторится.
Если объемно-пространственное решение Воскресенской церкви роднит ее со строениями XV-XVI веков, то богатый белокаменный декор выполнен в духе конца XVII столетия. Прост и ясен облик западного фасада, с двумя стройными рядами окон, каждый из наличников южной стены красив по-своему, и двух одинаковых не найти.
7.* Благовещенская церковь. Восточный фасад. Обмер 1941 г. Бумага, акварель. 60x47.5
7. Drawing: Eastern front of the Church of the Annunciation, according to the 1941 measuring. Water-colours. 60x
47.5 cm
8* Благовещенская церковь. Южный фасад. Обмер 1941 г. Бумага, акварель. 59.5 х 47.5.
8. Drawing: Southern front of the Church of the Annunciation, according to the 1941 measuring. Water-colours.
59.5x47.5cm
В 1692 году на Старой торговой площади возводят Благовещенскую церковь. Построил ее зодчий Шаханов (сто рублей вложил в постройку Петр I (2, с.67).
Памятник этот по праву считается одним из высоких образцов русского зодчества XVII столетия. Стены кубического по объему здания прорезаны в стройном ритме расположенными оконными и дверными проемами. Белокаменная гладь стен - как бы фон, по которому идут резные наличники. Их „.. .тонко выработанные детали, прихотливо разбросанные пятна окон, классически строгая декорация алтарных апсид с изумительной бисерной „резь-бою“ - все это выделяет каргопольский храм из массы строек XVII в. и заставляет признать в нем наиболее совершенный образец, - писал Ф. Ф. Горностаев. -... „Узорочье“здесь к месту, оно дает изящность, прекрасно оттеняя и вместе смягчая суровую новгородскую гладь стен“ (30, II, с. 139-142). Южная стена храма „по изысканности пропорций и вкусу, с которым разбросаны по ней узорчатые пятна окон“, по мнению И. Э. Грабаря, может со-
9. Благовещенская церковь. 1692. Зодчий Шаханов. Вид с северо-востока.
9. North-eastern view of the Church of the Annunciation built in 1692. Architect. Shakhanov



перничать с дворцами раннего флорентийского Возрождения. Но наибольшее впечатление производит убранство удивительно точно найденных по размерам и форме апсид. Оно „является шедевром стенной обработки вообще, - писал Грабарь. - Нельзя не удивляться, с какими ничтожными, почти нищенскими средствами ее счастливому зодчему удалось достигнуть впечатления ошеломляющей нарядности“ (26,1, с. 14).
Благовещенская церковь стала главным сооружением площади. Вместе с церковью Рождества Богородицы, построенной в 1678-1682 годы, они составляют нерасторжимый ансамбль.
Крещатая в плане, бесстолпная церковь Рождества Богородицы вытянута с востока на запад. Высокий четверик завершен маковками на узорных тонких барабанах. Со всех
10. Центральная апсида Благовещенской церкви.
10. Central apse of the
Church of the Annunciation
11-12. Наличники Благовещенской церкви.
11—12. Platbands of the windows of the Church of the Annunciation
13. Церковь Рождества Богородицы. 1680. Вид с юго-востока.
13. South-eastern view of the Church of the Nativity of the Virgin built in 1680
14. Ансамбль Новой торговой площади. Вид с востока. На переднем плане - церковь Рождества Иоанна Предтечи. 1740-1751. На заднем плане - Христо-рождественский собор. 1562: колокольня. 1767; Введенская церковь. 1802.
14 Eastern view of the New Market-place: in the foreground. Church of the Nativity of St John the Precursor, between 1740 and 1751; in the background. Cathedral of the Nativity 1562; bell-tower. 1767; Church of the Introduction in the Temple. 1802

I
сторон примкнули к ней разновеликие пристройки - приделы, апсиды, трапезная и выстроенная в 1844 году колокольня.
Специалисты полагают, что прообразом для этой церкви послужили уютные посадские церкви Москвы (2, с.59). Однако местный зодчий по-своему переработал столичные образцы. Выразилось это и в вытянутости главного объема, и в свободном расположении оконных и дверных проемов, и в законченности каждой детали, будь то портал, оконный наличник или узорный поясок. Окна размещены не рядами, а словно взбегают наискось от нижнего к верхнему углу - с северной стороны и спускаются сверху вниз-с южной. Каждый из белокаменных, причудливо вырезанных наличников неповторим. Но несмотря на эту, казалось бы, разноликость, тут достигнуто удивительное художественное единство архитектурных объемов и щедрого белокаменного декора.
В период, когда создавались эти памятники, зодчество Центральной Руси блещет нарядностью и многоцветием изразцов, роскошной, почти сплошь покрывающей стены церквей лепниной. Каргопольские же храмы, белоснежные, как долгие северные зимы, всегда с большим чувством меры украшены.
Восемнадцатое столетие также оставило нам прекрасные памятники. Один из них - огромная летняя одноэтажная церковь Рождества Иоанна Предтечи. Построена она в 1740-1752 годах на месте деревянной приходской церкви на площади слева от Христорождественского собора. Высоко над землей поднялись ее стены с тремя ярусами окон. Нижние - со скругленными полуциркульными сводами, верхние - восьмиугольные. На четырехскатной крыше-большие, широко расставленные каменные барабаны с барочным пятиглавием: над приземистыми нижними куполами - еще по малой маковке, отчего создается впечатление нарядного, как в деревянном зодчестве, мно-гоглавия.
Есть в ее архитектуре и прямые аналогии деревянным строениям Севера: большая алтарная пристройка затейливо крыта тремя килевидными кровельками, и над каждой - по маковке. С запада примыкает к церкви невысокая паперть с двускатной кровлей, с северной стороны - крытое крыльцо. Пристройки эти смягчают ее строгий облик и композиционно объединяют со стоящим поблизости собором.
Строя свое поселение, крестьяне заранее определяли, где будет его центр, и этим композиционным центром становилась в деревне часовня, в селе, объединявшем несколько деревень, - погост. Погосты на Севере служили одновременно административными и религиозными, культурными, торговыми и ремесленными центрами, часто - больших округов. Одни погосты ставили на перекрестках дорог, и к ним, словно лучи, сходились улицы-деревни. Высившийся же в центре классический для Каргополья тройник: расставленные треугольником или по диагонали, чтобы отовсюду хорошо были видны, просторная летняя и поменьше - зимняя церкви, с колокольней между ними, - пространственно объединял все постройки селения. Его размерами подчеркивалось еще и важное общественное значение погоста. Каждое из каргопольских селений имело единственный в своем роде облик, в создании которого главную роль играли строения погоста, чей силуэт виднелся издалека. Чтобы не нарушалась зрительная связь между окрестными селениями и их погостом,
крестьяне подрубали молодняк или специально прорубали в лесу просеки (72, с. 153).
Тонкое художественное чутье северных зодчих проявлялось и при выборе места для постройки. Любили ставить церкви и на высоких берегах озер и рек, и на местах равнинных, где их вертикали противостояли однообразному пейзажу, и в стороне от селений, в рощах, в плотном окружении елей и сосен.
Но порой возводили их и на случайном месте. Так, в Кушерецкой волости крестьяне поспорили, где лучше ставить церковь. Не придя к общему решению, спустили первое бревно вниз по порожистой реке Куше и решили срубить ее, где бревно остановится. Течением вынесло бревно на противоположный от села берег, там и начали строительство. Так же в середине XVI столе-
75. Деревня Малый Халуй. Ильинская часовня XIX в. и центральный порядок домов. Фото 1940 г.
15. Photo: Chapel of the Prophet Elijah and the central line of houses in the Village of Maly Khalui. 1940
16* Пияльский погост. Вид с юго-запада. Колокольня. XI II в. Климентовская церковь. 1685. Вознесенская церковь. 1651. Фото 1953 г. [>
16. Photo: South-
western view of Piyala parish. Bell-tower, 17th century; Church of St Clement, 1685; Church of the Ascension, 1651. 1953


тия определили место для Прилуцкого погоста (37, с.22, 72-73). Деревянное строительство в крае находилось в руках самого народа, и в нем особенно ярко проявились его архитектурные вкусы и традиции. Крестьяне сообща решали, какое строение им возводить, кому это дело доверить. Плотницкие артели состояли тогда из нескольких мастеров, выполнявших самые ответственные работы, и помогавших им работников.
Лес подбирали стройный, сосновый - „кондовый", с мелкослойной, смолистой древесиной. Рубили его в пору, когда дерево „спит“. Работали топором, пилы до конца XVIII - середины XIX века не употребляли, - пиленый лес легко впитывает влагу и скоро загнивает, а у рубленого дерева смолистые поры словно запечатаны на века. Заготовляли одно к одному бревна, расчищали
17.	Георгиевская
церковь в се ie Поржинское. XVII в. Обшивка конца XIX в. Вид с запада.
17. Western view of the Church of St George built in the 17th century, boarding of the late 19th century. Village of Por-zhinskoye
место и лишь тогда приступали к складыванию первого венца будущей постройки.
Самые длинные бревна шли на трапезную, обычно примыкающую к церкви с запада и напоминающую просторные боярские хоромы. Была она местом для „мирского" совета и сбора податей, здесь вершили суд, заключали сделки и хранили волостные документы.
После первого венца для крестьян-заказчиков уже был ясен план будущего строения, и они могли представить его в натуральную величину. Затем венец за венцом все выше и выше росли стены. На нижние ряды бревна подбирали потолще, следили, чтоб ложились они по углам друг к другу то комлем, то вершиной. Поднимать наверх лес помогали сами заказчики.
18.* Трапезная Покровской церкви Лядинского погоста. Фото 1938г.
18. Photo: Refectory of the Church of the Intercession of the Virgin, Lyadiny parish. 1938
По тесовой кровле прокладывали слой бересты, чтобы уберечь ее от гниения, сверху крыли чешуйчатым осиновым лемехом. На высоком срубе ставили крыльцо и заканчивали внутреннюю отделку. Строительство больших храмов продолжалось до двух лет, малые рубили за сезон и быстрее.
Каргопольская земля - редкий заповедник древнерусского деревянного зодчества, где встречаются все основные типы северорусских церковных строений и множество их вариантов. Простейшие из них - клетские часовни и церкви, ко-
торые можно бы спутать с жилой или хозяйственной постройкой, если б не стройная, словно еловая шишка, маковка на щипце кровли. Их объем состоит из трех поставленных по продольной оси прямоугольных срубов-клетей, разновеликих по высоте и размерам.
Похожая на терем, стоит на горе в селе Поржинском окруженная елями Ильинская церковь XVII века. Центральная клеть крыта крутой и высокой кровлей, опирающейся на пологие плечи-поли-цы, и увенчана покоящейся на щипце главкой. С востока прирублен небольшой алтарь, с запада - низкий притвор.
79 Троицкая церковь Елгомского погоста. 1714. Вид с северо-запада. Старое фото.
7 9.	Old photo:
North-western view of the Church of the Trinity built in 1714, Yelgoma parish
Всего из одной клети состоит маленькая часовенка XIX века из деревни Мамонов Остров, стоявшая прежде на высоком взгорке над Кенозером. Несмотря на малые размеры, она должна была четко восприниматься издалека - это обусловило укрупненный масштаб членений.
Клетские строения, подобные Троицкой церкви Елгомского погоста XVII века, напоминают затейливо крытые хоромы. Несколько верхних венцов их срубов сделаны один шире другого, и сверху возведена „бочка“, наподобие перевернутой вверх килем лодки с отпиленными носом и кормой.
20. Часовня из деревни Мамонов Остров. XVIII в. Вид с запада.
20. Western view of а
18th century chape! from the Village of Mamonov Ostrov
Стремление возводить более вместительные церкви породило типичную форму „круглого" храма. В его основе лежит шести-, восьми- или десятиугольный сруб по типу угловых башен древнерусских крепостей. Такой построили в 1655 году в селе Красная Ляга Сретенскую церковь. Внушительность ее стен оттеняется и гладким шатром, и ювелирной отделкой серебристых глав.
В 1778 году на месте сгоревшего в Ошевенской слободе погоста срубили самую позднюю из „круглых" Богоявленскую церковь. Стоит она немного в стороне от протяженного порядка деревенских домов. Длинная ее трапезная вторит избам, она и сама под стать высоким крестьянским домам. Рядом, повыше церкви, встала колокольня.
Ошевенский погост стоит в центре большой группы селений и виден отсюда за многие километры. Место это было, пожалуй, са-
21* Сретенская
церковь в селе Красная Ляга. 1655. Вид с севера. Фото до 1884 г.
21. Photo: Northern view of the Church of the Presentation in the Temple built in 1655. Village of Krasnaya Liaga. Not later than 1884
22. Ошевенский погост. Вид с севера. Богоявленская церковь. 1787: переделки - 1906. Колокольня. XVIII в.
22. Northern view of Oshevensky parish: Church of the Apparition of Christ built in 1787, rebuilt in 1906, and a 18th century bell-tower

мым оживленным в слободе. Здесь в течение года проводились три многолюдные и многодневные ярмарки, во время которых высокая бревенчатая ограда погоста превращалась в торговые ряды. Торговцы располагались внутри ограды, а свои товары выкладывали на откидные ставни-прилавки.
Чаще же на Каргопольской земле возводили шатровые церкви несколько иного вида, - „кораблем“. В этих строениях соединялись архитектурные мотивы клетских и башенных церквей. Их заканчивающийся шатром восьмерик приподнят над землей и расположен на квадратом срубе, к которому пристроена трапезная.
Такой была срублена в 1665 году в селе Саунино церковь Иоанна Златоуста. Тридцатипятиметровая, высотой с одиннадцатиэтажный дом, стоит она посреди поля, поодаль от деревень.
Зодчие во время строительства присматривались к местному пейзажу, искали гармоническое сочетание основных объемов с природным окружением. На пологом холме, огибаемом Онегой, в центре большой группы селений, словно город, встал Турчасов-ский погост. Его шатровая Благовещенская церковь 1795 года имела два высоких придела и отличалась самой длинной в русском деревянном зодчестве трапезной. В 1964 году она сгорела от молнии.
Интересно и архитектурное решение Покровской церкви Лядинского погоста, построенной в 1743 году. Она - центр погоста: давая ей простор, как бы отступили в сторону шатровая колокольня XVIII века и многоглавая (единственная в крае) приземистая Георгиевская церковь 1793 года.
23. Лядинский погост. Вид с запада. Богоявленская церковь. 1793; переделки - 1892-1901. Колокольня. XVIII в. Покровская церковь. 1743; переделки-1896.
23. Western view of Liadiny parish: Church of the Apparition of Christ built in 1793. rebuilt between 1892and 1901; 18th century bell-tower; Church of the Intercession of the Virgin built in 1743. rebuilt in 1896
24. Благовещенская церковь Турчасовсково погоста. 1795; перестроена в 1896 г. Вид с юго-востока. Старое фото.
24. Old photo: southeastern view of the Church of the Annunciation built in 1795. rebuilt in 1896, Turchasovo parish
' I
Несколько иной облик имеет построенная в 1651 году в селе Пияла, на равнинном онежском берегу, Вознесенская церковь. В ее основе все та же высокая „стопа", но уже крещатая в плане. Взглянешь на эту церковь, и шапка упадет с головы -ведь высотой она с пятнадцатиэтажный дом.
На том же правом берегу Онеги, но ниже по течению, стоит на взгорке в селе Вазенцы Ильинская церковь 1786 года. Построена она уже в духе нового времени. При всей затейливости форм она по-своему стройна, а алтарные прирубы причудливо крыты сразу тремя „бочками". На углах четверика пристроились небольшие теремки с кокошниками.
Окруженные деревьями шатровые церкви походят на высокие ели. Кажется, сама природа подсказала строителям эту форму.
Со временем возникают иные архитектурные формы. Со второй половины XVII столетия один за другим возводят на Каргополыцине кубоватые храмы. Их кровли напоминают то ли „бочку", то ли невысокий, причудливой формы шатер с криволинейным профилем, венчающий все ту же „стопу". Наиболее простые строения этого типа украшала всего одна поставленная в центре главка, иные - пятиглавие, характерное для каменной архитектуры.
В таких строениях, как Вознесенская церковь 1668 года из Куше-рецкого погоста, Никольская 1678 года в селе Бережная Дубрава, Преображенская 1687 года в Чекуеве, фантазия зодчих проявилась в полной мере. Сравнивая эти памятники, отдаленные друг от друга каким-нибудь десятком лет, мы видим, как быстро в рамках такого архитектурного решения нарастали нарядность, замысловатость, отвечающие художественным вкусам конца XVII столетия.
В 1745 году в низовьях Онеги на высоком двадцатидвухметровом мысу возводят церковь Владимирской Богоматери. Своим планом и архитектурным решением она напоминает Преоб-
25. Вознесенская церковь Пияльского погоста. 1651. Вид с юго-востока.
25. South-eastern
view of the Church of the Ascension built in 1651, Piyala parish
26. Ильинская церковь в селе Вазенцы. 1786. Вид с юго-запада. Фото 1950 г.
26. Photo: Southwestern view of the Church of the Prophet Elijah built in 1786, Village of Vazentsy. 1950


раженскую, но боковые ее маковицы расположены уже не на „бочках“ пристроек, а на высоких легких шатрах, и вместе с центральными сливаются в девятцглавие. И так - в каждом из этих памятников деревянного зодчества Каргополья: при повторяемости конструктивных элементов они не похожи друг на друга.
Размах деревянного строительства в уезде был велик. По писцовым книгам 1561-1562 годов здесь насчитывалось семьдесят семь волостей, по переписи XVII века - восемьдесят три (1, с. 38). В каждой из них были свои погосты, реже с одной, чаще с двумя, а порой и с тремя церквами и колокольней (34,
лл. 1-1017). До наших дней сохранились далеко не все памятники. Деревянное зодчество - самое недолговечное. Грозны для него и нередкие пожары, немилосердно и само время. Строение в лучшем случае живет три - три с половиной столетия, когда своевременно перекрывают кровли, заменяют сгнившие бревна, а то и вовсе перебирают его до основания. Оттого на каргопольских погостах за долгие века сменилось их два-три „поколения".
Большинство сохранившихся построек возникло сравнительно недавно. Но они и их предшественники связаны между собой звеньями непрерывной преемственности, берущей свое начало в седой старине. Хранителями этих высоких традиций были народные зодчие Каргопольской земли, передававшие из поколения в поколение богатейший строительный и художественный опыт.
27. Церковь Владимирской Богоматери в селе Подпорожье. 1757. Вид с юго-востока. Фото 1950 г.
27. Photo: south-
eastern view of the Church of the Virgin of Vladimir built in 1757, Village of Podporozhye. 1950
28. Чекуевский погост. Вид с северо-запада. Преображенская церковь. 1687. Успенская церковь. 1675. Сретенская церковь. 1893. Колокольня. 1740.
Фото 1907 г.
28. Photo: Northwestern view of Chekuyevo parish. Church of the Transfiguration, 1687; Church of the Assumption, 1675; Church of the Purification of the Virgin, 1893; bell-tower, 1740. 1907

Древнерусская живопись
Сколь ни значителен бывает внешний вид деревянной церкви, внутри она покажется тесноватой и темной. В трапезной царит полумрак. В свете, проникающем сквозь узенькие оконца, угадываются намытые добела широкие половицы, стены и резные лавки. Тяжелые расписные двери ведут из трапезной в церковь. Потолок здесь повыше и окна побольше, но во всю ширь и высь размахнуться зодчему нельзя - не позволяют северная стужа и пронзительные сырые ветры. Суровую простоту помещения оживляют лишь ряды икон, играющих киноварью и зеленью, охрой и лазурью. Стоят они на покрытых травным узором брусовых полках - тяблах, плотно друг к другу, от низа до самого верха.
Среди икон, написанных местными мастерами, иногда встречались новгородские и ростовские. Каргополье подчинялось новгородскому митрополиту; из Новгорода привозили сюда книги и утварь, облачения и иконы12. Однако для украшения вновь отстроенной церкви необходимо множество икон, и проще было призвать самого мастера.
Иконописцу в Новгороде развернуться не просто: было их там значительно больше, чем писцов и каменщиков, медников и горшечников. Иное дело - на Севере, где возникали все новые погосты, часовни и церкви. Остаться в Каргополье могли и однажды приглашенные мастера, и те, что приходили сюда в поисках работы. Здесь они быстро обрастали талантливыми учениками, продолжавшими новгородскую иконописную школу.
Искусство Великого Новгорода XV столетия заметно отличается от других школ древнерусской живописи. Оно поражает своей неуемной энергией и мужественной суровостью общего образного строя. Здесь словно бы находил отражение героически-дея-тельный характер новгородцев. Композиции икон предельно лаконичны, формы укрупнены и одна другой противопоставлены. С большой силой проявляются в новгородской живописи особая ее фольклорность, вкус к звучным тонам и контрастным цветовым соотношениям (65, с. 243).
Такова икона Богоматери с младенцем конца XV века. Лица написаны плотной, сильно разбеленной охрой, на щеках - легкие румяна. Зеленые с резкими высветлениями чепец и хитон Марии, лилово-коричневый мафорий, обведенный золотистой каймой, розовая изнанка с киноварно-красными „тенями“ в сочетании дают праздничную гамму. Ее завершает покрытый красным узором белый хитон младенца-мотив, в котором как бы выразилось народное понимание красоты. „ .. . Нигде в мире нет такого радостного и веселого религиозного сознания, такого веселого цер-Никола. Фрагмент
кузова-складня „Никола Можайский с Борисом и Глевом на створках".
St Nicholas. Detail from a triptych painted with St Nicholas of Mozhaisk, with SS Boris and Gleb on the wings
12 При образовании епархий Каргополь с Холмогорами, Двиной и Турчасовом был причислен сначала к Новгородской, а в 1571 году отделен к Вологодской. В 1593 году здесь было учреждено епископство Карельское и Ладожское, просуществовавшее до 1614 года. После его упразднения Каргопольский уезд вновь был в ведении новгородского митрополита (10, с. 3).
29. Икона „Богоматерь с младенцем типа Грузинской и с Василием Великим". Конец XV в. Новгородская школа. Липовая доска, паволока, левкас, темпера. 64 х 49. Из Входоиерусалимской церкви в Каргополе.
29. A Georgian-type Virgin and Child with St Basil the Great. Late 15th century icon of Novgorod School. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 64x49 cm. From the Church of the Entry into Jerusalem, Kargopol
30. Икона „Богоматерь с младенцем типа Грузинской и с Василием Великим". Конец XV в. Фрагмент.
30. Detail o f late 15th century icon showing a Georgian-type Virgin and Child with St Basil the Great

ковного искусства", - словно об этом образе писал академик Д. С. Лихачев (42, с. 14). Эта икона исполнена, скорее всего, в самом Новгороде.
Жизнь провинции значительно отличалась от той, что кипела в Новгороде, и это накладывало заметный отпечаток на образы икон, создававшихся в Каргополе в XV-XVI веках.
Икона „Параскева Пятница“ XV века, по всей вероятности, написана уже на Каргопольской земле.
Параскеву в народе чтили особо: верили, что приносит она благополучие дому, урожай полю, приплод скоту, покровительствует путникам и торговым людям.
В иконе нет ничего натуралистически случайного: контур фигу-
31. Икона „Параскева Пятница". ХУ в. Новгородская школа, северная провинция. Сосновая доска, паволока. левкас, темпера. 60 х 39 х 2. Из Георгиевской церкви в селе Хотеново.
31. St Parasceve Piat-nitsa. 15th century icon of Novgorod School. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 60x39 cm. From the Church of St George, Village of Khotenovo
32. Икона „Параскева Пятница". XV в. Фрагмент.
32. Detail of 15th century icon showing StPardsceve Piatnitsa

ры, облаченной в красное, монументален, спрямлены складки одежды, лицо отрешенное, не тронутое мимолетными душевными переживаниями. Голова написана объемно, плотной охрой с мягкими высветлениями. Все это говорит о пока что сильных новгородских традициях.
Икона „Никола“ (XVI в.) принадлежит, видимо, кисти новгородского мастера, жившего в Каргополье. Контрастно и резко проложены по коричнево-красной фелони светло-голубые пробелы, их смелый и точный рисунок выдает искусную работу. Лицо моделировано мягче, сильными пробелами тронуты волосы и борода.
Церкви Лядинского погоста были настоящей сокровищницей древнерусской живописи. Здесь сохранились замечательные памятники иконописи XVI столетия, принадлежавшие кисти каргопольских мастеров. В лядинских „Николе“ и „Флоре и Лавре" запечатлелся оттенок наивного простодушия и искрен-
33. Христорож-дественская церковь в селе Большая Шалга. 1745. Вид с востока. Старое фото.
33. Old photo: East-
ern view of the Church of the Nativity built in 1745, Village of Bolshaya Shalga
34. Икона „Никола". Начало XVI в. Новгородская школа, северная провинция. Дерево, паволока, левкас, темпера. 68 х 52. Из Христорождественской церкви в селе Большая Шалга.
34. St Nicholas. Early 16th century icon of Novgorod School. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 68x52 cm. From the Church of the Nativity, Village of Bolshaya Shalga

ности, так характерный для провинциальных произведений. Изображенные на них святые - приземистые и коренастые, с грубоватыми чертами лица. Рисунок фигур обобщен, а то и предельно прост, чистые краски положены большими плоскостями.
Простотой композиции, величавой тяжеловесностью форм, четким и ясным силуэтом отмечен рисунок царских врат. Изображенные на них апостолы и евангелисты - величавые, с простонародными лицами люди, напоминающие самих северян. Цветовой строй врат созвучен неяркой и суровой природе Каргопольского края. Он построен на сочетании тускловатых и глухих охристого, красного и зеленого тонов с холодноватобелыми оживками.
35. Покровская церковь Лядинского погоста. 1743. Вид с восто-
ка.
35. Eastern view of the Church of the Intercession of the Virgin built in
1743. Liadiny parish
36. Икона „Никола". Начало XVI в. Северные письма. Липовая доска, паволока, левкас, темпера. 72,5 х 51,5x3. Из Покровской церкви Лядинского погоста.
36. St Nicholas. Early 16th century icon. Northern painting. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 72.5 X51.5 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin, Liadiny parish

37. Царские врата с изображением Б 'аговещения, причащения апостолов и четырех евангелистов. Первая половина XVI в. Новгородская школа, северная провинция. Липовые доски, паволока, левкас. темпера. 153 х 39 х 3; 154,5 х 39,5 х 3. Из Покровской церкви Лядинского погоста.
37. Royal Doors painted with an Annunciation on the arched top. two scenes showing Christ giving the Holy Communion to the Apostles, and the four Evangelists. First half of the 16th century. Novgorod School. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 153 x39 cm. 154.5x39.5 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin, Liadiny parish
38. Икона „Спас на престоле". Начало XVI в. Новгородская школа. северная провинция. Липовая доска, паволока, левкас, темпера. 80x61 х 3. Из Покровской церкви Лядинского погоста.
38.	The Pantocrator. Early 16th century icon of Novgorod School. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 80x61 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin. Liadiny parish


39.	Икона „Страшный суд". Середина XVIв. Новгородская школа. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 177x120x4. Из Покровской церкви Лядинского погоста.
39.	The Last Judgement. Mid-I6th century icon of Novgorod School. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 177x120 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin, Liadiny parish
40-41. Икона „Страшный суд". Середина XVI в. Фрагменты.
40,	41. Details from mid-16th century icon with the Last Judgement
42.	Икона „Фюр и Лавр". Напало XVI в. Северные письма. Липовая доска, паволока (?), левкас, темпера. 48 х 36 х 2.5. Из Покровской церкви Лядин-ского погоста.
42.	SS Florus and Laurus. Early 16th century icon. Northern painting. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 48x36 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin. Liadiny parish
43.	Богоявленская церковь Лядинского погоста. 1793. Вид с северо-запада.
43. North-western view of the Church of the Apparition of Christ built in 1793, Liadiny parish
44.	Икона „ Чудо Гe-оргия о змие". Первая по ’овина XVle. Северные письма. Липовая доска, паволока, левкас, темпера. 71x57x3,5. Из Богоявленской церкви Лябинского погоста
44.	St George slaying the Dragon. Icon dating from the first half of the 16th century. Northern painting. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 71x57 cm. From the Church of the Apparition of Christ, Liadiny parish


Новгородские земли граничили с ростовскими, которые частично отошли к Каргополью. Этим можно объяснить появление здесь замечательных ростовских икон XV - начала XVI столетия.
Живопись Ростова Великого непохожа на новгородскую. По своему строю она светлая, лиричная, без ярких пробелов, вся словно залита летним солнцем.
Икона „Богоматерь Умиление" (Игоревская) начала XVI века проникнута глубоким интересом к душевному миру человека. Писавший этот образ мастер следовал, по-види-мому, ростовской традиции, тогда как полуфигуры святых в клеймах несут черты новгородской живописи. Находилась икона в церкви Флора и Лавра Хотеновской волости, как и Астафьево, входившей в состав Ростовской земли.
45. Икона „Богоматерь Умиление (Игоревская) с деисусом и избранными святыми". Начало XVI в. Фрагмент.
45. Detail from early 16th century icon showing the Virgin Eleusa (Igo-revskaya) with the Deesis and the Selected Saints
46. Икона „Богоматерь Умиление (Игоревская) с деисусом и избранными святыми". Начало XVI в. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 69х48х 2,5. Из церкви Флора и Лавра в селе Хотеново.
46. The Virgin Eleusa (Igorevskaya) with the Deesis and the Selected Saints. Early 16th century icon. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 69x48 cm. From the Church of SS Florus and Laurus, Village of Khotenovo
47. Икона „Воскресение Христово". Первая половина XVI в. Новгородская школа, северная провинция. Дерево, паволока, левкас, темпера. 125x71 хЗ. Из Георгиевской церкви в селе Хотеново.
47. The Resurrection.
Icon dating from the first half of the 16th century of Novgorod School. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 125x71 cm. From the Church of St George. Village of Khotenovo
48. Икона „Воскресение Христово". Первая половина XVI в. Фрагмент.
48. Detail from icon with the Resurrection, dating from the first half of the 16th century


Икона XV столетия „Рождество Богоматери" исполнена рукой опытного мастера. Ее отличает графичность рисунка, легкость и прозрачность красок.
Одним из самых замечательных памятников древней ростовской живописи, сохранившихся на Каргопольской земле, является деисусный чин начала XVI века из села Астафьева. Этот деисус памятен своими красками, с золотящейся охрой фона, спокойными желтыми и красными, зелеными и вишневыми тонами, но особенно много здесь сияющего небесно-голубого цвета.
Он придает всему чину особый смысл и значимость, наполняя иконописные изображения еще большей содержательностью и покоем. В его цветовом строе словно бы запечатлелся образ тихой среднерусской природы.
Царские врата, датированные концом XV -началом XVI столетия, принадлежали церкви в селе Саунино. Заказ исполнил иконописец, хорошо знакомый с образцами ростовской школы. Палитра его немногоцветна, краски спокойны и сдержанны, фигуры святителей - плоскостные, в рисунке преобладает орнаментальное начало.
Из двух древнерусских живописных школ - новгородской и ростовской - для дальнейшего формирования „северных писем" решающее значение имела первая. Традиции Новгорода стали основой, на которой выросла иконопись Карго-полья.
Самое раннее упоминание о местных иконописцах встречается
51. Царские врата с изображением Благовещения, Василия Великого и Иоанна Златоуста. Конец XV-начало XVI в. Ростовская школа, северная провинция. Сосновые доски, паволока, левкас, темпера. 146~* 60. Из церкви Иоанна Златоуста Саунинского погоста.
51. Royal Doors painted with the Annunciation on the arched top and full-length figures of St Basil the Great and St John Chrysostom on the folds. Late 15 th or early 16th century; Rostov School. Egg tempera on pineboard surfaced with gesso; 146~k60 cm (each fold). From the Church of St John Chrysostom, Saunino parish
49. Икона „Воскресение Христово". Первая половина XVI в. Фрагмент.
49. Detail from icon with the Resurrection, dating from the first half of the 16th centurv
50. Саунинский погост. Вид с юга. Колокольня. XVIII в. Церковь Иоанна Златоуста. 1665; перестроена в 1903. Фото 1969 г.
50. Photo: Southern view of Saunino parish. 18th century bell-tower and the Church of St John Chrysostom built in 1665, rebuilt in 1903. 1969

52* Икона „Рождество Богоматери". Конец XV в. Ростовская школа. Дерево, паволока, левкас, темпера. 68,3 х 44,5 х 3.2. Из Никольской церкви Астафьевского погоста.
52. The Nativity of the Virgin. Late 15th century icon of Rostov School. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 68.3x44.5 cm. From the Church of StNicholas, Astafyevo parish
53-54. Икона
„Рождество Богоматери". Конец XV в. Фрагменты.
53. 54. Details from late 15th century icon with the Nativity of the Virgin
55. Деисусный чин. Начало XVI в. Ростовская школа. „Святитель Никола".* 112x43,7x3,3. „Апостол Петр". 112x43x3,7. „Архангел Михаил".* 112x43x3. „Богоматерь".* 122 x 43. „Спас на престоле".* 122 х 86,5 х 3,8. „Иоанн Предтеча". 111x40. „Архангел Гавриил". 112x43x3. „Апостол Павел".* 112х 43.Ли
повые доски, паволока, левкас, темпера. Из Никольской церкви Астафьевского погоста.
55.	Icons of the Dee-sis Range: in the middle. The Pantocrator, 122x86.5 cm; to the left from the centre. The Virgin, 122x43 cm; The Archangel Michael,
112x43 cm; The Apostle Peter, 112x43 cm; StNicholas, 112x43.7 cm; to the right from the centre, St John the Precursor, 111x40 cm; The Archangel Gabriel, 112x43 cm; The Apostle Paul, 112x43 cm. Early 16th century, Rostov School. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso. From the Church of StNicholas, Astafyeva parish
56.	Никольская церковь Астафьевского погоста. XVII в. Вид с юго-востока.
56. South-eastern
view of the Church of StNicholas built in the 17th century, Astafyeva parish
57.	Икона „Апостол Петр" из деисусного чина. Начало XVI в.
57.	The Apostle Pe-
ter. Icon from early 16th century Deesis Range
58.	Икона „Архангел Михаил" из деисусного чина. Начало X VIв.
58. The Archangel Michael. Icon from early 16th century Deesis Range
59. Икона „Апостол Петр" из деисусного чина. Начало XVIв. Фрагмент.
59. Detail of icon showing the Apostle Peter, from early 16th century Deesis Range
60. Икона „Спас на престоле" из деисусного чина. Начало XVI в. Фрагмент.
60. Detail of icon showing the Pantocrator, from early 16th century Deesis Range



в „Житии Александра Ошевенского“. Оно рассказывает, как в конце 1530-х годов каргопольцы Симеон Сокол, его сын Иоанн украшали иконами Никольскую монастырскую церковь близ реки Чюрьеги. Тогда же Симеон написал первый образ Александра Ошевенского (73,1, л. 132). С той поры исторические документы не раз упомянут живших в городе иконописцев. Перепись 1648 года донесла имена Проньки и Якуньки Федоровых. Каргопольские живописцы работают не только в уезде, но и за сотни верст от родного города. В 1674 году Иван Ермолаев с сыновьями Федором и Саввой подряжаются на Важском погосте. Там пишут они более 20 икон (69, с. 250).
Изучение древней живописи Каргополья, как и всего искусства края, по-настоящему еще только начинается. Но уже первым исследователям рисуется он как один из крупнейших северных центров XVI столетия (40, с. 173; 62, с. 275).
Найденные здесь иконы несколько отличны от памятников иных районов Севера и стилистически неоднородны. И все же при сопоставлении выявляются особенности, пусть не совсем яркие, но присущие именно каргопольской живописи.
Из села Бережная Дубрава в верхнем течении Онеги происходит икона Богоматери с младенцем и Василием на фоне, написанная в 1527 году, которая по праву считается одним из лучших образцов той поры. По иконографии она совпадает с
61. Никольская церковь в селе Бережная Дубрава. 1678. Вид с юго-востока.
61. South-eastern
view of the Church of StNicholas built in 1678, Village of Berezhnaya Dubrava
62. Икона „Богоматерь с младенцем типа Грузинской и Василием Великим". 1527. Северные письма. Дерево, паволока, левкас, темпера. 95,5x65. Из Никольской церкви в селе Бережная Дубрава.
62. A Georgian-type
Virgin and Child with St Basil the Great. Icon painted in 1527, Northern painting. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 95.5x65 cm. From the Church of StNicholas, Village of Berezhnaya Dubrava
--;3?



подобной ей новгородской XV века (см. с. 51), однако сильно отличается по характеру письма, хотя время создания икон разделяет всего несколько десятилетий. Цветовой строй бережноду-бравской приглушен, краски сдержаннее и холоднее. Силуэты фигур по-новгородски монументальны, но сами фигуры потеряли прежнюю объемность, графическое начало теперь главенствует в образе, в самом же рисунке чувствуется уверенность и мастерство. Иная здесь и система живописи: без подрумян, сложных высветлений, пробелов, параллельных черточек-движков. Техника значительно упрощена: тонкой темной линией прорисованы черты лица, по подмалевку-санкирю положено плотное вохрение. По вохрению, намечая форму, то легкими ударами тонкой кисти, то в виде плавно изогнутых линий идут оживки. И все же объемным изображение они сделать не могут, и оно восприни-
мается в плоскости.
63-64. Икона „Богоматерь с младенцем типа Грузинской и с Василием Великим". 1527. Фрагменты.
63, 64. Details from icon showing a Georgian-type Virgin and Child with St Basil the Great, 1527
Несколькими десятилетиями позже для Никольской церкви в Волосове, поблизости от Бережной Дубравы, был создан кузов-складень с фигурой Николы Можайского. На его створках изобразил иконописец широко почитавшихся на Руси киевских князей Бориса и Глеба. Живопись эту, как и в бере-жнодубравской иконе, отличает подчеркнутая графичность, богатство орнаментики, некоторая упрощенность техники, близок также и характер оживок.
Интересна и другая икона XVI века из Волосова - „Илья Пророк в пустыне“. Иконописец мастерски вписывает фигуру святого в почти квадратную плоскость иконы. Тонкослойная и прозрачная живопись построена на контрасте охристых тонов средника и зеленой рамы. Эту икону специалисты считают одним из самых тонких поэтических произведений „северных писем“ (64, с. 15). По-видимому, к XVI веку уже устоялась каргопольская иконописная манера, точнее, основное ее направление. Местные мастера ценят чистоту плоскости, лишь редкие участки живописи покрыты тонкими пробелами-оживками, робко намекающими на форму. Такой живописный язык понятен и близок каргополу, воспитанному преимущественно на орнаментально-плоскостных вышивке и ткачестве, резьбе и росписи.
Каргопольская земля, со своими богатыми народными художественными традициями, стала благодатной почвой для развития иконописания. В крестьянском искусстве и иконописи было немало общего как в основе построения образа, так и в его цветовом решении.
Там и здесь канон давал не только схему изображения, но и отработанные его элементы, сообщающие самому изображению тот
65. Кузов-складень „Никола Можайский с Борисом и Глебом на створках". XVI в. Северные мастера. Дерево, паволока, левкас, темпера, позолота. 200 x 216 x 26. Из Никольской церкви в селе Волосово.
65. St Nicholas of Mozhaisk, with SS Boris and Gleb on the wings. 16th century triptych. Northern painting. Egg tempera and gold paint on panel surfaced with gesso; 200x216 cm. From the Church of StNicholas, Village of Volosova
66. Глеб. Фрагмент росписи кузова-складня „Никола Можайский с Борисом и Гнебом на створках".
66. St Gleb. Detail from 16th century triptych showing StNicholas of Mozhaisk, with SS Boris and Gleb on the wings
V,
* м
V и
или иной смысл. В их основе прежде всего заложено математически точное отношение всех частей изображения и орнамента к целому, которое создает впечатление согласованности и покоя. Монументальное построение большими цветовыми плоскостями и насыщенными красками подчеркивает значительность образов древнерусской живописи.
В иконописи, как и в народном искусстве, орнаменту отводится далеко не последняя роль. В этом смысле показательны, например, нарядно изукрашенный хитон Христа на иконе 1527 года, одежды Бориса и Глеба на створках кузова-складня, праздничная по убранству рама девятифигурного чина, подобная узорам тябл.
67. Чин девятифигурный. Вторая половина XVle. Северные письма. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 22х55х 1.7. Из Никольской церкви в селе Волосово.
67. Icon with a nine-figure Deesis. Second half of the 16th century. Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 22x55 cm. From the Church of St Nicholas, Village of Volosova
68. Никольская церковь в селе Волосово. 1670. Вид с запада.
68. Western view of
the Church of St Nicholas built in 1670, Village of Volosovo
69. Икона ..Илья Пророк в пустыне". XVII в. Северные письма. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 73 х 62. Из Никольской церкви в селе Волосово.
69. The Prophet Elijah in the Wilderness. 17th century icon. Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 73x62 cm. From the Church of St Nicholas, Village of Volosovo
На иконах местного происхождения начиная с XVI века преобладает уже отличающийся от новгородского и ростовского тип лица. Нет в нем новгородской решимости, нет и особой среднерусской мягкости и созерцательности. Это совсем иной характер человека. Святые на местных иконах - большеголовые, круглолицые, с заметно выступающим округлым подбородком, вдумчивым и сосредоточенным взглядом.
Цвет в местных иконах, как и вообще в „северных письмах", сдержанный и благородный: любили здесь глуховатые темно-зеленые тона, охры, светло-розовый и коричнево-красный цвета. Сусальное золото встречается совсем редко. Краски положены тонко большими цветовыми плоскостями, почти не разбитыми пробелами и высветлениями. Покрытые олифой, они становятся насыщеннее и по цвету отдаленно напоминают местные вышивки разноцветными шелками.
Одна из особенно нарядных - икона „Рождество Христово" из Христорождественского собора создана в середине XVI столетия. Она подробно передает евангельское предание о рождении Христа, стараясь не выпустить даже второстепенные детали. Здесь нет единого композиционного центра, и одна сцена свободно перетекает в другую, что так характерно для народного восприятия. Написанная хорошим мастером своего времени, возможно, лучшим в Каргополе той поры (ведь только такому могли доверить писать главную икону в городской собор), она отличается особой непосредственностью истолкования, присущей фольклору.
70. Икона „Положение ризы Богоматери с избранными святыми на полях". Середина XV] в. Новгородская школа, северная провинция. Доска, паволока, левкас, темпера. 46 х 38. Из Христорождественского собора в Каргополе.
70. The Laying of the Virgin’s Veil, with the Selected Saints on the borders. Mid-16th century icon of Novgorod School. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 46x38 cm. From the Cathedral of the Nativity, Kargopol
71. Христорож-дественский собор. 1562. Вид с юго-востока.
71. South-eastern
view of the Cathedral of the Nativity built in 1562
72. Икона „Рождество Христово". Вторая половина XVI в. Северные письма. Сосновая доска, паволока, 1?вкас, темпера. 180 х 155. Из Христорож-дественского собора в Каргополе.
72. The Nativity. Icon dating from the second half of the 16th century. Northern painting. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 180* 155 cm. From the Cathedral of the Nativity, Kargopol

73-74. Икона
„Рождество Христово". Вторая половина XVI в. Фрагменты. 73, 74. Details from
icon showing a Nativity, second half of the 16th century
75. Икона-двухряд-ница „Избранные святые". Вторая половина XVI - начало XVII в. Сосновая доска, левкас, темпера. 48,5 х 40,5. Из Входоиерусалимской церкви в Каргополе.
75. The Selected
Saints. Two-tiered icon painted in the 16th or early 17th century. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 48.5 x.40.5 cm. From the Church of the Entry into Jerusalem, Kargopol
76. Икона-двухряд-ница „Избранные святые". Вторая половина XVI - начало XVII в. Фрагмент.
76. Detail from icon showing the Selected Saints, painted in the 16th or early 17th century

От XVII столетия икон в Каргополе сохранилось гораздо больше. В эту пору все чаще, наряду с мастерами-иконописцами, образа для церквей и часовен писали клирики и некоторые крестьяне, еще более упрощавшие технику темперной живописи.
Обычно вырубали толстую сосновую доску, лицевую ее сторону заклеивали холстом - паволокой, а то и сразу покрывали сероватым грунтом - левкасом. Остро заточенной металлической палочкой наносили предварительный рисунок, обводили его темной краской, уточняя композицию. Фигуры под рукой неискусного иконника получались простодушными, земными, похожими на окружающих его крестьян: крепкие и коренастые, с большими руками. А ткань одежд, словно домотканое сукно или холстина, спадает тяжелыми, негибкими складками. В плошках-самодельные, плохо растертые красители, и больше всего среди них -земляных. Обмакнув в них кисть, тонким, жидким слоем, так, что заметен каждый мазок, раскрашивали рисунок, прокладывали кое-где легкие „тени", блеклые движки и пробелы. Нет ни нежных плавей, ни энергичной красочной лепки - простонародная каргопольская икона напоминает скорее рисунок, наподобие лубочного. Теплые, неяркие, чуть мутноватые тона переливаются тихими охрами, синевато-зеленоватыми и темно-красными цветами. Под слоем золотистой олифы краски „заговорят" громче, но остается общий глуховатый оттенок, а сам образ наделен простодушной теплотой и свежестью чувств.
77.* Икона „Спас Вседержитель". Конец XVII в. Северные письма. Сосновая доска, паволока (?), левкас, темпера. 89,2 х 76,5 х 3,5. Из Покровской церкви Лядинского погоста.
77. The Pantocrator. Late 17th century icon. Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 89.2x76.5 cm. From the Church of the Intercession of the Virgin, Liadiny parish
78. Икона „Явление Богоматери и Николы пономарю Юрышу". Конец XVII в. Северные письма. Сосновая доска, левкас, темпера. 89x55. Из церкви Астафьевского погоста.
78. The Virgin and St Nicholas Appearing to Sexton Yurysh. Late 17th century icon. Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 89x 55 cm. From the church in Astafyeva parish

Из многих эпизодов древнего „Сказания о чудесах иконы Тихвинской Богоматери", тесно связанного с Новгородской землей, каргопольскому иконописцу особенно пришелся по душе рассказ о пономаре Юрыше. „Сказание" повествует, как в конце XVI века в Тихвине была срублена церковь, и Юрыша послали в окрестные селения оповестить об этом народ. На обратном пути в лесной чаще на поваленной сосне он увидел Богоматерь, рядом с которой стоял Никола.
В центре иконы - цветущее диковинными цветами дерево, заменившее поваленную сосну. Ветви дерева склоняются над Николой, над головой Богоматери, огромные колокольчики то здесь, то там загораются красными и синими красками. Подобные декоративные элементы нередко определяют образный смысл икон, написанных каргопольскими мастерами в XVII-XVIII веках.
Сельский иконописец Феоктист Климентов написал апостолов Петра и Павла на фоне „райского сада" и три невиданных растения изобразил у их ног. Сделал он это, скорее всего, по желанию заказчиков, чьи имена сохранила чернильная запись скорописью на обороте иконы: ,,1708г(о) году марта въ ден(ь) наняли сию икону писать мудюжанина иконописца Феоктиста Климентова ... мондинец Богдан Прокопиев Дятлевъ да мудюжанин Лазарь Иродионов.. .“
В Каргополье, как и повсюду на Севере, икона была широко распространена. В доме, часовне, церкви крестьянина окружали „заступники", „скорые помощники" и „небесные
79. Феоктист Климентов. Икона „Апостолы Петр и Павел" 1708. Северные письма. Еловая доска, паволока. левкас, темпера. 85 х 82,5 х 2.5. Из Троицкой церкви в селе Мондино.
79. The Apostles Peter and Paul. Icon painted by Feoktist Klimentov in 1708. Northern painting. Egg tempera on canvas on fir-board surfaced with gesso; 85 x 82.5 cm. From the Church of the Trinity. Village of Mon-dino
80* Икона „Зосима и Савватий Соловецкие". Начало XVII в. Северные письма. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 30,5 х 25 х 1,8. Из деревни Калитинская.
80. SS Zosima and Savvaty of Solovki. Early 17th century icon. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso;
30.5x25 cm. From the Village of Kalitinskaya

81* Икона „Никола". Начало X VIII в. Северные письма. Липовая доска (?), паволока, левкас, темпера.
24х20х 1,5. Из Каргополя.
81. St Nicholas. Early 18th century icon. Northern painting. Egg tempera on lime-board surfaced with gesso; 24x20 cm.
From Kargopol
покровители". Пророка Илью просил он напоить землю дождем, Егория - охранить от лесного зверя скотину, Зосиму и Савватия -умножить пчелиные семьи. Никола оберегал от потопления на воде, Никита Новгородский - от пожара, Мина исцелял болезни глаз, Федор Тирон помогал вернуть украденные вещи. Медост-патриарх считался охранителем от падежа.
На иконе из Малой Шалги у ног Медоста пасется на берегу реки стадо разношерстных буренок и пеструнюшек. Они лежат на траве, лениво отгоняя назойливую мошку, неторопливо пощипывают траву - перед нами одна из обыденных картин жизни каргопольской деревни. Любовь к узорочью проявилась здесь в полной мере. Одежда патриарха расписана подобно богатой российской парче XVIII столетия, а отделка повторяет жемчужное шитье той поры.
Непосредственная близость с природой Севера чувствуется в иконе „Флор и Лавр" XVII века. Рассказ о возвращении пропавшего стада занимает большую часть иконы, да это и понятно: лошадь для каргопола, как и вообще для крестьянина, была верным помощником в труде. Недаром в день Флора и Лавра - покровителей конских стад устраивали массовые праздники с верховыми соревнованиями. Кони мирно пьют струящуюся воду, бегут в резвом галопе, погоняемые конюхами.
В каргопольской иконе часто встречается свободный пересказ житий святых понятным для окружающих языком. Из глубокой древности события переносятся в привычную обстановку, персонажей облачают в местный костюм. Так, на иконе „Символ веры" из городской Благовещенской церкви действующие лица клейма „Проповедь апостолов" изображены в одеждах XVIII столетия (66, с. 6).
Рождается и иконография местных подвижников: Александра Ошевенского, Никодима Кожеозерского, Пахомия Кенского, Диодора Юрьегорского и Кирилла Челмогорского (4, с. 23, 145, 309, 398, 429). Судя по источникам, в подобных случаях реша-
82. Икона „Чудо о Флоре и Лавре". Конец XVIIe. Северныепись-ма. Дерево, паволока (?), левкас, темпера. 109.5 х 77.5 х 4.5. Из церкви в селе Малая Шалга.
82. The Miracle of SS Florus and Laurus. Late I7th century icon. Northern painting. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 109.5x77.5 cm. From the Church in the Village of Malaya Shalga
tL>CHflS
пщ
> <*ГГЛ4ГН1.- , *
' '	----- Ь НАД. /><М
4	”

• VW К )H VJlYMlV* lUlWBU 
• VJUJJMJjVH VWM *JVU1J >а<’рУн JbK^VjOM мн muimVoZhJiuh i>iwv>iy£ > uwhimo mwjMiwH iu'vn>nn»Juj) • ’iiwotvJ^n ’’iwioju ’uwhwjttihJii < viwunrow Я1Д13 н • HHvichwho v»w5 м « mijJmjo? »Y|<n«j »/Yvr»uij jrmVjTnvw jbuojiHVH • tiwhmjvd4'viY цш-рч »> 'му^уд^н tjwoVw TiwrreiiwS рмнык t> Ш > w ' ЧХ VJ X '• I HU10M1 SW0U1 M « %lh Sfvv M VU1JSO 'JOHW KHHHVYVkWYVJSJ^J jrWOJnw&M’pH X^KW 63
ющую роль играли сохранившиеся письменные либо устные прижизненные свидетельства о внешности этих церковных деятелей, к указаниям которых полагалось относиться ответственно (28, л. 33 об. - 37 об.; 73,1, л. 86). Достоинством же работы художника называется всякий раз достоверность изображения.
В XVII столетии складывается иконография Александра Оше-венского, по которой основатель монастыря изображается на фоне его строений. Авторы подобных икон порой не копировали с „образцов**, а передавали архитектурный облик монастыря, как он открывается с той или иной точки. На одних иконах его строе-
84. Икона „Ме-дост-патриарх“. XVIII в. Северные письма. Сосновая доска, паволока (?), левкас, темпера. 90 х 70. Из церкви в селе Малая Шалга.
84. Patriarch Medost.
18th century icon. Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 90x70 cm. From the Church in the Village of Malaya Shalga
83. Икона „Ме-дост-патриарх". XV111 в. Фрагмент.
83. Detail from 18th century icon showing Patriarch Medost
85. Икона „ Александр Ошевенский с монастырем". Вторая половина X VII в. Сосновая доска, левкас, темпера. 34 х 29,5. Из Каргополя.
85. StAlexander
Oshevensky in the Monastery. Icon dating from the second half of the 17th century. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 34x29.5 cm.
From Kargopol
86. Ошевенская слобода на реке Чюрьеге. Слева - деревня Кукуй, справа-деревня Погост. Фото 1940 г.
86. Photo: Oshevens-kaya Quarter on the Churyega. To the left, the Village of Kukui; to the right, the Village of Pogost.
1940
ния показаны co стороны каргопольской дороги, на других - от деревни Погост, из-за реки, на третьих - вид из Большого и Малого Халуя. Эти варианты могли возникнуть под непосредственным впечатлением от монастырского ансамбля (44, с. 89-91).
Первого мая 1700 года около полудня загорелась в Каргополе Приказная палата. Сильный ветер разносил искры, метал головни через крепостную стену на Воскресенскую церковь и на крыши посадских домов. Жители города уберегли от огня свои дворы, но не смогли отстоять угловую Троицкую
87. Икона „Александр Ошевенский с монастырей". Начало XVIII в. Фрагмент. Из Каргополя.
87. Detail from early 18th century icon showing StAlexander Oshevensky in the Monastery
чмдп тьере
rjpTjRH, if I- AAfytffb ОШЕ itfif KI
: / »п^'
2'^>-

башню и часть крепостной стены. Пламя, раздуваемое ветром, не позволяло людям подойти ближе к башне, и каргопольцы уже готовы были отчаяться, как вдруг, если верить надписи, которая идет по нижнему полю иконы, на кровле башни „явились, идут по пламени от востока к западу благоверные князи Борис и (Г)леб; и в том часе на той прогорелой башне стена городовая гореть перестала и пламень погасе; а святых идучи видели начальник лантрат Иван Ивановичь Ляпунов и посацкои житель..Этот сюжет и положен в основу иконы петровского времени „Борис и Глеб у стен горящего Каргополя". Написал ее местный изограф Тихомиров (имя неизвестно) (66, с. 7) „на воспоминанье", и долгие годы она находилась в церкви Спаса на Валушках, близ которой это происходило.
Наибольший интерес представляет изображенная в центре иконы деревянная крепость, построенная в 1630 году, которая предстает в том самом виде, как описана в Переписной книге начала XVIII столетия (14, с. 3-14): здесь островерхие деревянные башни, высокие стены, церкви и избы на высоких подклетах, горожане в будничных одеждах. По сторонам от изображения горящего Каргополя стоят князья Борис и Глеб. Особенно тщательно выписаны их узорчатые, отороченные мехами, низанные жемчугом одежды.
Тихомиров хоть и пытается сделать икону похожей на модные в то время парсуны, но свое, природное берет верх. Лики святых прорисованы объемно, а живописная манера - плоскостная, руки же и по рисунку, и по живописи - иконописные. Плоскостно решен орнамент одежд, сапожки князей, шапки, да и сами они стоят по-
88-89. Тихомиров.
Икона „Борис и Глеб с изображением горящего Каргополя". Начало XVIII в. Фрагменты.
88, 89. Details from icon showing SS Boris and Gleb against a background of Kargopol on fire, painted by Tikhomirov in die early 18th century
90. Церковь Спаса на Валушках в Каргополе. 1662. Вид с востока. Старое фото.
90. Old photo: Eastern view of the Church of the Saviour-on- Valush-ki, built in 1662
ИМ*#»»**’
I >цЛ»>№ - «jk*4HL ri jtn -M .. HMifMai lift» iiT <'№«!( «* s JtP«4« d кР-1ги#мл £Л< • ни •
91. Тихомиров.
Икона „Борис и Глеб с изображением горящего Каргополя". Начало XV1I1 в. Дерево, паволока, левкас, темпера. 107x91 х 3,5. Из церкви Спаса на Валушках.
91. SS Boris and Gleb against a background of Kargopol on Fire. Early 18th century icon painted by Tikhomirov. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 107x91 cm. From the Church of the Saviour-on- Valushki
иконному. Традиционно, как писали в XVII столетии, изображен Каргополь. По-своему интересны, но уже отмечены новым пониманием движения, клейма, повествующие об убиении братьев.
В эту пору в Каргополе трудятся еще несколько профессиональных иконописцев13.
Поиски на Западе прообразов христианства в языческом мире привели к появлению, а затем к распространению в российских церквах изображений пророчиц-сивилл. Правда, спустя годы по распоряжению духовного начальства в большинстве своем они были уничтожены, но в каргопольской Благовещенской и в церкви Спаса на Валушках остались. Написаны они приблизительно по одному образцу, похоже, что под влиянием европейских гравюр. Но и здесь лицо каргопольской живописи с ее особым складом сохранялось.
До нас мало дошло памятников каргопольской скульптуры, которые можно было бы поставить в один ряд с достижениями иконописи’ однако известно, что до начала XX века в городских и сельских церквах стояли резные распятия, фигуры Христа „в темничке“, Параскевы и Николы. Изображения Николы помещали часто в киот, напоминавший часовенку, с резными и расписными досками - причелинами. Объемная резьба сочеталась с иконописью, кистевой росписью и позолотой.
В начале XVIII столетия по правительственным постановлениям традиционная иконопись подлежит искоренению, а иконы надлежит писать „на западный манер“. В церквах запрещается иметь „иконы резные и истесанные, издолбленные, изваянные“ или вышедшие из рук „неискусных или злокозненных иконников“. Но новые образцы плохо приживаются в Каргополье.
92. Икона „Пророчество сивиллы Тибуртины". 1763. Северные письма. Сосновая доска, паволока, левкас, темпера. 85 х 65. Из церкви Спаса на Валушках в Каргополе.
92. The Tiburtina and Emperor Augustus. Icon painted in 1763, Northern painting. Egg tempera on pine-board surfaced with gesso; 85x65 cm. From the Church of the Saviour-on- Valushki
13 Из переписной книги 1710 года видно, что в Каргополе проживают два семейства иконописцев, состоящие из тринадцати мужчин и десяти женщин. Перепись 1712-1713 годов сообщает о братьях-иконописцах - шестидесятилетием Иване, пятидесятилетием Григории и его двадцатилетием сыне Иване, которые „для своего промыслу ходят по иным уездом" в поисках заработков. Там же упоминается сорокалетний Иван Семенов (33, л. 19 об.).
В 1725 году ..питаются от иконного письма" Иван Семенов с сыновьями Иваном и Семеном, иконник Василий с детьми Иваном, Андреем, Василием и братом Андреем. Тогда же трудятся Иван Федоров и одинокий посадча-нин Матфей Попов (35, л. 11, 19 об., 41).
Иконописание в Каргополе было потомственным занятием, и династии местных мастеров насчитывали не одно поколение.
93. Икона „Пророчество сивиллы Тибуртины". 1763. Фрагмент.
93. Detail from icon painted in 1763 and showing the Tiburtina and Emperor Augustus

94. Икона „Царевич Димитрий Углический". XVUIe. Северные письма. Дерево, паволока, левкас, темпера.
38 х 30.5 х 2,1. Из деревни Стряпково.
94. Tsarevich Dmitry of Uglich. 18th century icon, Northern painting. Egg tempera on panel surfaced with gesso; 38x30.5 cm. From the Village of Striapkovo
Большой знаток культуры Русского Севера, сам северянин, писатель Б.В.Шергин так говорит об этом: „Северный крестьянин и мещанин ежели и не гонится за древностью иконы, то все же требует, чтобы написана она была письмом „горним и пренебес-ным“, считая, что все святое и поклоняемое может быть передано исключительно формами, линиями и красками греческих и древнерусских живописных пошибов. .. .Приобретая или заказывая новую икону, требовали, чтоб пошиб был „священный", канонический. „Живописную" (некогда заимствованную с Запада) манеру иконописания северный народ считал профанацией, снижением, недомыслием" (74, с. 118).
Наряду с городскими мастерами XVIII-XIX веков, традиционную манеру иконописания продолжают и старообрядцы. Из рук одного из них вышла икона „Царевич Димитрий Углический" середины XVIII столетия, долгое время хранившаяся в деревне Стряпково14.
С житийной повествовательностью рассказывает икона о легендарной судьбе младшего сына Ивана Грозного - царевича Димитрия. Мы видим, как посланный от Годунова „вор" уводит восьмилетнего Димитрия от домочадцев и убивает его. Один из пономарей случайно становится свидетелем злодеяния, и, взбежав на колокольню, звонит „на сполох". Убийцы бревнами пытаются высадить дверь колокольни, но, отчаявшись, садятся на коней и бегут из Углича. Кормилица, найдя царевича, припадает к нему, прибегает царица, собираются „князие и сродницы". Заблудившиеся убийцы возвращаются в город, здесь их ловят и побивают камнями. Тело царевича хоронят в городском соборе. А царь Василий Шуйский и патриарх Ермоген приказывают перенести гроб Димитрия в Москву, в Архангельский собор.
При всей традиционности исполнения и внешней нарядности в сценах этой иконы чувствуется уже не традиционно иконописное, а идущее от жизни, от натуры движение. Так каргопольская живопись откликалась на веяния времени и бережно хранила свою основу.
95. Вид на Каргополь от Колобовой горки.
95. View of Kargopol from the Kolobova Hill
14 В Стряпкове эта икона появилась не случайно. Деревня расположена вблизи от бывшего Печниковского погоста, на котором стояла церковь Кирилла Новоезерского с единственным на все Каргополье приделом царевича Димитрия Московского. В стоявшей рядом Спасской церкви был тоже единственный в крае придел Донской Богоматери, особо чтимой в Москве (34, л. 42).

Прикладное искусство
и лицевое шитье
В „Описании Российской империи", увидевшем свет в прошлом столетии, говорится, что в Каргополе „в каждой церкви есть парчовые ризы и стихари с богатыми жемчужными ожерельями. Кроме того, находится по нескольку местных образцов, с серебряными вызолоченными ризами, великолепно убранными драгоценными камнями" (10, с.91). В одной лишь городской Владимирской церкви только священнических облачений было тридцать, и у лучших из них оплечья „жемчугом сажены" (21, с. 14).
Центром композиции оплечий обычно был крест. Вокруг него заплетались гибкие жемчуговые побеги, завязывались бутоны, распускались цветы из россыпей жемчужин и разноцветных каменьев. Камни изредка были вкраплены в шитье и создавали легкую игру цвета в дымчатом жемчужном узоре, либо вставлялись в запоны и гнезда.
Издавна существовал в крае обычай украшать жемчуговым шитьем и иконы15. Жемчуг использовали местный, добывали который сами крестьяне. Чаще попадался овальный, мелкий, словно просо, реже - правильной формы со средней величины горошину и совсем редко - с большую клюквину. Встречались и драгоценные, правильной формы скатные зерна чистой воды. При солнечном свете северный жемчуг блестит, сверкает, играя розовым или золотым, голубым, сероватым или сиреневым. Начиная с XVIII столетия, его все чаще заменяют стеклярусом. Вместе с яркими разноцветными стеклами, бусинами, подкрашенной фольгой украшал он оклады, в которых чувствуется сильное влияние народного искусства.
Распространению лицевого шитья более всего содействовали женские монастыри. Шитье вели по тонкой шелковой ткани, укрепленной на прочном холсте. Как и на иконной доске, прежде прорисовывали композицию, а сделать рисунок - „знамя" - мог только иконописец. Затем ткань натягивали на квадратные пяла, и мастерица бралась за иглу.
Все изображение разделяла она на отдельные участки, которые расшивала то шелками, то серебряной либо золотной нитью. Гладевым атласным швом, мелкими, плотно прилегающими друг к другу стежками - открытые части тела, кое-где „трогала" тихо звучащими разноцветными нитками, а уж в золотном шитье показывала все свое мастерство. Скрученные на льняную или шелковую основу тончайшие металлические нити вышивальщица накладывала на ткань ровными рядами, а стежками шелка прикрепляла их к основе. На каждом из участков шитья стежки эти идут по-своему, создавая богатый геометрический, словно прочеканенный по металлу, узор.
Свечной столик.
X VIIIв. Фрагмент росписи. Detail of painted decoration of 18 th century table for candles
15 Шитые „клобучек", наподобие шапочки, и подвеска - „цата" были на образе Богоматери Владимирской в одноименной церкви (21, с. 14). В храме Спаса на Валушках икону „Богоматерь всех скорбящих радосте" поверх серебряного оклада украшала риза жемчужная (19, с. 10). В Успенской монастырской церкви на местных иконах „Богоматерь Знамение" и „Успение Богоматери" поверх серебряных с позолотой окладов на фигурах Христа и Марии также были ризы жемчужные (18, с. 150-151). Подобное убранство украшало и богатые сельские храмы; в турчасовской Богоявленской церкви в XIX веке многие образа - в ризах, низанных жемчугом (70, с. 12).
В центре плащаницы из собрания Каргопольского краеведческого музея в подробностях изображен традиционный иконографический извод „Положения во гроб". На покровах-воздухах вышиты одинаковые по смыслу сюжеты с ангелами перед жертвенной чашей. Все три образца шитья, составлявшие некогда один комплект, близки по материалу и технике исполнения. Рисунок приземистых, круглолицых, с большими сильными руками фигур сродни каргопольским иконным письмам, а сочетание щедрого золотного шитья и жемчугового убранства и их тонкие цветовые отношения - черты, присущие отчасти местной народной вышивке. На одном из воздухов текст надписи заканчивается „летописью", из которой видно, что созданы они в 1704 году, но где и кем - не сообщается16. По всей вероятности, они вышли из стен каргопольского Успенского монастыря, где были свои золо-тошвеи (41, с. 137), и предназначались в одну из построенных незадолго до этого белокаменных городских церквей, скорее всего в Благовещенскую.
Большинство икон в каргопольских церквах было лишено украшений и открыто для глаза. Лишь у немногих сначала поля, а после и фон стали складывать тонкими серебряными пластинками - басмой с тисненым растительным или геометрическим орнаментом, как на „Спасе Нерукотворном" конца
96.* Оплечье фелони. XVIIIв. Бархат, жемчуг, полудрагоценные камни и цветные стекла в гнездах и запо-нах, металлические блестки, перламутр. Саженье по шнуру, шитье в прикреп. 37 x 60.
96. Velvet shoulderpiece of a 18th century phelonion, worked in pearls, semiprecious stones and colour glass, and decorated with spangles and mother-of-pearl grains. Height 37 cm, length 60 cm
16	. .Построены с(вя)тыя сия покровы лъта
от Р(о)ж(де)ства 1704 го индикта 12“.
97.	* Оклад иконы „Никола с Козьмой и Дамианом на полях". XIX в. Холст, стеклярус, искусственный жемчуг, цветные стекла, фольга, бить. Шитье в прикреп. 34 х 34. Из Каргополя.
97.	Trimming of а 19th century icon showing St Nicholas with SS Cosmos and Damian on the borders, worked in artificial jets and pearls, colour glass, foil and couched gold thread on linen. 34x34 cm. From Kargopol
98* Воздух „Поклонение Жертве" с летописью. 1704. Шелковая ткань, золотные, серебряные и шелковые нити, жемчуг, полудрагоценные камни. Зо-лотное шитье гладью в раскол, саженье.
98.	Silk chalice cover with a chronicle on the borders, embroidered in 1704 with the Adoration of the Lamb, with its background couchworked in gold and silver, and with figures worked in a satin split-stitch with silks; decorated with pearls and semiprecious stones
99* Плащаница „Положение во гроб". 1704. Шелковая ткань, золотные, серебряные и шелковые нити, жемчуг. Золотное шитье и шитье гладью в раскол, саженье. 70 х 35.
99.	Silk shroud embroidered in 1704 with the Entombment, with its background couchworked in gold and silver, and with figures worked in a fine satin split-stitch with silks; decorated with pearls. 70x35 cm
XVI века. Начиная с XVIII столетия, иконные доски даже на селе все чаще закрывают тяжелыми металлическими, подчас хорошей работы, „ризами", а в турчасовской Благовещенской церкви многие из местных икон были покрыты серебряными окладами (70, с. 12).
Первые сведения о живших на Каргопольском посаде серебряниках Иванко Малафееве и Даниле Пропине сообщает Платежница 1561-1564 годов. Фамилии Серебрянин, Серебряников известны в Каргополе также с XVI века. Но чаще упоминания о „серебря-
100* Воздух ..Поклонение Жертве". Средник. 1704. Шелковая ткань, золотные. серебряные и шелковые нити. жемчуг, полудрагоценные камни в запо-нах. Золотное шитье и шитье гладью в раскол, саженье. 55 х 56.
100. Central portion of a silk chalice cover embroidered in 1704 with the Adoration of the Lamb, with its background couchworked in gold and silver, and with figures worked in a satin split-stitch with silks; decorated with pearls and semiprecious stones. 55x56 cm
101 * Икона „Спас Нерукотворный" в басмяном окладе. XVI-XVII вв. Северные мастера. Серебро. Чеканка. Дерево, паволока, левкас, темпера. 74.5 х 57,5 к 4. Из церкви Спаса на Валушках в Каргополе.
ных дел мастерах" встречаются в документах XVIII столетия17. Серебро - литое, чеканное и резное - шло также на украшение Евангелий в городских церквах. Наиболее богатый оклад имело Евангелие царевны Софьи, почти двести лет хранившееся в Спасо-Каргопольском монастыре. Но большею частью подобные книги были убраны скромнее: у Четвероевангелия XVI столетия из Христорождественского собора на переплете - медное распятие и такие же изображения евангелистов (66, с.4), Евангелие из Красной Ляги обтянуто в бархат, на переплете - всего лишь медный средник и наугольники (68, с.483).
Церковная посуда была в основном оловянная. Из олова делали и обеденную посуду, производство которой наладили на Каргопольском Севере, в Поморье. В самом же Каргополе лили из него
101. The Vernicle.
16th or 17th century icon in a chased silver setting. Tempera on panel surfaced with gesso; 74.5x57.5 cm. From the Church of the Saviour-on- Valushki
102.* Оклад иконы „Зосима и Савватий Соловецкие". Начало XIX в. Латунь. Чеканка, серебрение. 31,5х
26,5 х 3,5. Из деревни Калитинская.
102. Silvered tin trimming of an early 19th century icon, chased with figures of SS Zosima and Savvaty of Solovki. 31.5x26.5 cm. From the Village of Kalitinskaya
17 По переписи 1712 года, в городе жило три семьи мастеров: Василия, Демида Федорова и Дмитрия с сыновьями Клементием и Евсевием. В 1725-м здесь трудятся мастера „большой статьи" Алексей и Йван и делающие „мелочную серебряную работу" Иван Демидов, его брат Степан и Дмитрий Ильин, что жили на одном дворе, да Василий Серебряников (35, л. 12, 24 об.). Перепись 1744 года упоминает лишь Ивана Демидова.
Перепись 1788 года насчитывает „кормящихся от серебряной работы" двадцать четыре человека (ОГВ, 1866, №7). В начале XIX века на посаде проживает девять мастеров (46, с. 56).
> ,'У>
нательные кресты и образки, узорные полосы и ажурные накладки. Словно басмой, украшали ими поля икон, использовали для царских врат и сеней. „Оловянные на слюде“врата, с изящным вызолоченным и посеребренным растительным узором были в каргопольской Благовещенской и турчасовской Преображенской церквах.
Во время крестных ходов впереди шествия несли красивые слюдяные фонари, обычно восьмигранные, украшенные миниатюрными шатрами и маковками. Мутноватая подкрашенная слюда от теплящейся внутри свечи играла всевозможными цветами. Ее грани наподобие кружевной рамы окаймляли литые позолоченные накладки.
ЮЗ.* Распятие.
XIXв. Медь, эмаль Литье. 41 х.20,5. Из деревни Гринево.
103.	I9th century brass crucifix in castwork, with enamel decoration. Height 41 cm. From the Village of Grinevo
104.	„Оловянныена слюде" царские врата Преображенской церкви. XVII в. Село Турчасово. Старое фото.
104.	Old photo: 17th century Ro , al Doors and canopy worked in tin on mica ground, in the Church of the Transfiguration.
Village of Turchasovo
105* Фонарь выносной. XVIIв. Дерево, железо, олово, слюда, фо 1ыа. Литье, резьба, позолота, раскраска. 107 х 37 (с рукоятью). Из Христорождест-венской церкви в селе Большая Шалга.
105.	17th century processional lantern worked in carved wood, iron in castwork, gilt tin, foil and mica, with painted decoration. Height 107 cm (with a handle). From the Church of the Nativity, Village of Bolshaya Shalga

106* Крест напрестольный. XVIII в. Дерево, медь. Резьба, чеканка, скань. 35 х 18.
107. Неизвестный мистер XV в. и мастер Иван Т. Посох архиепископа Геронтия. XVв.; 1703. Моржовая кость, дерево, серебро, хрусталь. Резьба, гравировка, чернение, позолота. Дл. 152, III. рукояти - 22, Д. стержня - 3.
108. Мастер Иван Т. Навершие посоха архиепископа Ггронтия.
1703.
106.	18th century altar cross in carved wood, with brass decoration in repousse and filigree. Height 35 cm
107.	15th century crozier of Archbishop Gerontius, decorated with nielloed and engraved silvergilt, carved walrus bone and crystal in 1703 by Russian master craftsman Ivan T. Length 152 cm, width handle 22 cm
108.	Decorated finial of Archbishop Gerontius' crozier, made by Russian master-craftsman IvanT. in 1703
К началу XVIII столетия промысел этот в Каргополе угасает, а перепись 1725 года упоминает лишь Григория Серебряникова пятидесяти лет, который „питается от мелочного оловянного литья“, да четырнадцатилетнего Никиту Бобровникова, который „питается от литья оловянных пуговиц" (35, л.24, 27 об.). Лили в Каргополе многочисленные медные иконки, которые в большом количестве были в каждом доме. Мастера-литейщики пользовались старыми формами XVI-XVII веков или старообрядческими, и совсем недавние их отливки несут черты мелкой пластики Древней Руси. Перепись 1725 года сообщает, что на Камен-


ной улице, на подворье у инконописца Ивана Семенова, жил двадцатилетний Никита Колокольников, исполнявший „медное литье мелочной работы44. Шире ремесло это было развито у местных старообрядцев. О торговавших на каргопольском базаре еще в 1913 году складнями, крестами и образками крестьянах сообщает краевед К. А. Докучаев-Басков (22, с. 17). С XVII века все чаще украшают царские врата, а после и иконостасы деревянной резьбой. Резать по дереву учились с детства. Делали резчики деревянные иконки, кресты, сплошь покрытые замысловатой вязью текстов. Во многих церквах края были деревянные резные напрестольные кресты, обложенные медью или серебром со сканью.
С Каргопольской землей связано одно из замечательных произведений русского прикладного искусства - полутораметровый посох архиепископа Геронтия, выполненный из дерева, кости, хрусталя и серебра, украшенный резьбой, гравировкой, чеканкой и позолотой. Нижние его пять колен сделаны были еще в XV веке, а навершие - в начале XV111 столетия талантливым мастером-каргополом.
Навершие посоха необычайно художественно, его отличает особая мягкость и плавность линий. Каждое из колен начинается и заканчивается надписями, где, наряду с богословскими текстами, содержатся сведения о самом посохе18.
Местные живописцы не только писали иконы, но и покрывали щедрой декоративной росписью двери, мебель, тябла для икон, деревянные подсвечники. Из Каргополя происходит искусно расписанный свечной столик (66, с.6), на котором во время церковных служб раскладывали книги. С каждой из четырех сторон стола на оранжевом фоне изображено бурно произросшее дерево. Причудливо завились его гибкие ветви, завязались тугие бутоны, расцвели большие невиданные цветы. Роспись отличает свободный мастерский, по-барочному прихотливый рисунок, согласованный цветовой строй: золотистые, светло-коричневые, коричнево-красные, бурые тона то отмечены сильными белильными оживками, то обведены пожухлым темным контуром. Кажется, что этот мотив подсказали живописцу краски северной осени.
109.	Свечной столик. XVIII в. Фрагмент росписи.
109.	Detail of painted decoration of 18th century table for candles
ПО. Свечной столик. Роспись передней стенки. XVIII в. Северный мастер. Дерево, левкас, темпера. 100 x 76 x 79. Из Благовещенской церкви в Каргополе.
110.	Painted decoration on a front panel of a 18th century wooden table for candles made by Northern master-craftsman. Tempera on wood surfaced with gesso; lOOx 76x 79 cm. From the Church of the Annunciation, Kargopol
18 „Лета 7211 (1703) от р(о)ж(де)ст(ва) б(о)га слова 703 (1703) году постройся жезл по благословению великаго г(о)с(по)д(и)на преос-(вя)щенного Иова митрополита Великого Но-ваграда и Великих Лук а прежде строен был в лето 6909 (1401) при Терентии вл(а)д(ы)ки а н(ы)не 211 (1703) года строен в Каргополе радением каргопольца Иоанна Андреева с(ы)на Попова труды мастера Ивана Т“.
Перепись 1725 года упоминает двух людей с именем заказчика. Скорее всего, заказчиком был пятидесятидевятилетний „винный ставших", живший на Каменной улице, где селилась основная масса ремесленного люда, в том числе иконописцы, литейщики, серебряники. В 1703 году, тридцатисемилетним, именно он мог получить в Новгороде требующий серьезного ремонта посох.
До сих пор дату „703“ читвли как „710“ (1710), что противоречит другим датам, указанным в надписи. Начертания букв „Г‘, означающей число 10, и „Г“ - 3 близки: скорее всего, у буквы ,,F‘ скололась верхняя часть (да и само навершие было расколото).
Следует также отметить, что дата „1401“ в связи с именем Геронтия указана ошибочно. Митрополит Геронтий жил при Иване III, в конце XV века. Посох, по мнению Т. В. Николаевой, мог попасть в Новгород из Москвы с архиепископом Сергием, которого Геронтий и Иван Ш.назначают новгородским митрополитом.
Но кто же такой Иван Т„ автор навершия посоха? Перепись 1725 года среди нескольких серебряников называет шестидесятилетнего мастера „большой статьи" Ивана, жившего в Ощерином переулке, по соседству с Иваном Андреевичем Поповым. Не исключено, что, почти ровесники, они могли быть еще и друзьями. Тогда становится понятно, почему посох новгородского митрополита был починен и заново украшен именно в Каргополе.

Литература
Развившееся в Каргополье книгописание19 приобретает со временем характер ремесла. Среди многих происходящих из Каргополя книг выделяется большое Евангелие первой половины XVII столетия. Необычен его переплет: иконописное изображение Рождества и четырех евангелистов. Перед началом каждого из текстов изображены евангелист, заставка и нарядная буквица. Образцом для писца послужило одно из так называемых „безвыходных Евангелий" XVI века. В конце книги, написанной четким полууставом, - запись, из которой видно, что переписал книгу некий поп Василий20.
В Спасо-Преображенском монастыре была похожая книга. На ее переплете - живописное распятие с Богоматерью, Иоанном Богословом и евангелистами по углам. Перед каждым из четырех текстов - изображение евангелиста, чернофонные заставки, вязь заглавий, узорные буквицы. Из приписки в конце выясняется, что над этой книгой трудился все тот же „Василий Иванов сын Попов", священник Троицкой церкви (66, с. 15-16). А образцом для него, видимо, были высокохудожественные первопечатные издания времени Ивана Федорова.
Переписывают книги и сельские священники: Ларион Семенов из Лядин в 1630 году переписал полууставом „Минею общую" в триста двадцать семь листов, „а трудился он с 26 апреля по 31 августа" (68, с. 482). О „списании" книг каргопольцами сохранились и другие записи XVI-XVII веков21.
Писцы XVII столетия нередко пользовались древними образцами XIV-XV веков, а то и более ранними. Так, буквица с изображением человеческого лица из Пролога начала XVII столетия имеет много общего с инициалом „В" из Остромирова Евангелия, переписанного в Новгороде еще в 1056-1057 годах.
Большинство местных рукописных книг украшено скромно: нет в них лицевых изображений с фигурами людей, городскими и церковными строениями, не часто встречаются нарядные заставки. По шероховатой бумаге ряд за рядом идут строки полуустава, и лишь названия и заглавные буквы выделены киноварью или суриком.
Наиболее ценные по оформлению - книги дарственные. В монастыри и церкви вкладывало их духовенство22, богатые торговые и именитые люди и даже члены царской семьи. Их оклады украшает серебряная чеканка и литье, листы расцвечены ми-
„Евангелист Иоанн с Прохором на острове Патмос". Рисунок из Евангелия, переписанного попом Василием.
1627.
St John the Evangelist with Prochorus on Patmos. Miniature from illuminated manuscript copied by Priest Basil in 1627
III* Буквица из пролога „Март-май". Начало XVII в. 2°, 334 л., полуустав. Бумага, чернила, темпера. Из деревни Гарь.
111. Zoomorphic initial letter in early 17th century Prologue including the Church Feasts from March to May, in folio, I. 334, the minuscule cursive; ink and tempera on paper. From the Village of Gar
19	В средневековом Каргополе составлялись и велись книги писцовые (описание города и волости) и дозорные (исправления и дополнения к ним), таможенные (записи сборов) и вкладные (описание вкладов), городовые (сведения о должностных лицах), записные (с текстами грамот, судных и других дел), сторожевые (описание пограничных пунктов). Документы писались в каргопольской приказной избе, где и хранились. Были они в монастырях и церквах уезда. Так, архив Строкиной пустыни одних только грамот насчитывал около четырехсот (66, с. 2, 15). Некоторые памятники местной деловой письменности дошли до наших дней. Документы эти представляют не только исторический интерес, но и являют образцы писцового дела средневекового Каргополья.
20	„ ... Книгу сию написати и сподобльшему совершити ю в художестве и трудах непотреб-наго и многограшнаго раба священноиерея и служителя святыя и живоначальныя Троицы попа Василья Иванова сына Попова карго-польца ...“ (68, с. 484).
21	Приведем наиболее интересную из них. В одной из рукописных книг-Требнике XVII века, найденном в городе, сохранилась запись писца-ремесленника. Обращаясь к своему заказчику, он просит его прислать чистой бумаги: „(С)вещеноиерею Ивану Феоктистовичю убогии раб Родька Федотов благословения прошу и челом бью; велел ты мне написати причастие дати волю в борзе (скорее) и то тебе написал; и зачал писати ос(вя)щению маслу, и стол(ь)ко у меня бумаги не будет; и казал ты у себя две дести бумаги, и ты, г(о)сударь мои матюшко пришли всю бумагу две дести и что останетци, я тое тебе бумагу в цену заведу и пришли всее бумагу, и поставлю тебе к нико-
Л1ЛА . AafAAASbfWftH КЛАКА . [СААКЬ [АКОВЛ . [AUUjafKtfW. [бу^ЪНбуА, i'tofro . [Oy^A'-KffW^AfftA HXAqA ^AAiAfbl^ |л^Сг4|1шу| ftfUJAtA . CMAltKf^uJ AfAAiA , AfAAtOKffUJ^H IHA^AOA • AAilHA^AOSKffW HA A tWHA • HAMtWHfklfdHAAAtW HA .
AJ‘ <7 ' f,r
tAAAiUvHfKtfW aAuj^A LS fA^A Ob| . g*a
‘ ООйН^'6 fAVHffffA • HftlfHCKf^lM^nA .
t<3A0A\WHXZf^4J ДОВОДАХ A • ^ШвОАЛ\Ь МАША . AatAfKffUJ AKA • AKAfKt [иклфдтА . iuxA^AHAmmffM^ l'ujflAA\A . [WfAAVKfflVfiHUJsYoy .
ГА A ‘Л
112.* Оклад Евангелия, переписанного попом Василием. 1627. Дерево, левкас, темпера.
112. Cover of Book of the Gospels copied by Priest Basil in 1627, worked in tempera on wood surfaced with gesso
ИЗ* Миниатюра „Евангелист Марк" и начало Евангелия от Марка. Евангелие, переписанное попом Василием* 1°, 427 л., полуустав. Бумага, чернила. Из Спасо-Преображенского монастыря в Каргополе.
ниатюрами и заставками, киноварной вязью заглавий и нарядными буквицами. В Спасо-Преображенском монастыре было Евангелие, подаренное в 1628 году матерью царя Михаила Федоровича, там же хранилось и удивительное по совершенству художественного исполнения Четвероевангелие, переписанное царевной Софьей. Провожая князя Василия Голицына в дальнюю ссылку, подарила она ему эту книгу, приписав в конце: „София трудишася царевна“. Миниатюры и орнамент выполнили лучшие мастера Оружейной палаты. Поразительным разнообразием растительного орнамента отличаются заставки и буквицы Четвероевангелия. В холодноватой гамме сильно разбеленных красок с бликующим то здесь, то там сусальным золотом исполнены миниатюры. Евангелисты Лука и Марк в отливающих золотом одеждах пишут, склонившись над листом бумаги, Матфей чинит перо. За ними - причудливые, со многими оконцами и золотыми решетками, башенками и куполами, лепниной и резьбой строения.
113. Miniature showing St Mark the Evangelist and the beginning of the Gospel according to St Mark. Double-page in Book of the Gospels copied by Priest Basil in 1627, in folio, I. 427, the minuscule cursive; ink and tempera on paper. From the Church of the Transfiguration. Kargopol
лин(у) дни; и что у тебя какая нужда есть, и от-писши обо всемъ и я тебе сработаю; по сен благословения прошу и челом б(ью)“ (66, с. 151).
22 На псалтыри из Кирилло-Челмогорского монастыря была следующая вкладная надпись; „Лета 7167 го (1659) положил сию книгу псалтырь в дом св. Богояаления господня в Челменской монастырь иеродиакон Филофей по брате своем иеромонахе Сергии и по своей душе в вечное поминание ученик Св. Никона Патриарха; Аз Филофей был в сей обители строитель и всего житья двадцать лет, а 15 лет наездом при моем недостоиистве церкви построены и св. иконы живописные и св. книги и ризы и по нась живущие помните нас убогих, при нас поля распаханы и пожни разчищены". Там же собственноручная надпись Никоиа „вразмет1*: „Положенасия книга была св. патриархом в новый общежитной Иерусалим в церковь зъ заклятием 7167 (1659) года" (13, с. 77).
Хоть и трудятся на Каргопольском посаде, в погостах и монастырях „книжные списатели“, но им одним не справиться с работой - книг требуется много, и привозят их чаще из Москвы. Не только городские, но и сельские церкви имели богатые книгохранилища с превосходными рукописями, порой с искусными заставками из цветов и побегов, из жгутов и хитроумного переплетения кругов и ромбов. Крестьяне и посадские люди покупают их „миром" на общие деньги23, были и семейные вклады.
В конце XVII столетия рукописные книги запрещают употреблять в богослужении и передают в епархиальные книгохранилища. Остаются они лишь в далеких северных монастырях и церквах и у старообрядцев. Не приняв исправленные Никоном книги, они ревностно сохраняют и собирают старые. Старообрядческие книгописные мастерские существовали здесь вплоть до 20-х годов нашего столетия.
Прежде чем приступить к „книжному списанию", заготавливали бумагу, натирая ее гладкой костью, чтобы листы стали будто лощеные. На доску, размером в будущую книгу, наклеивали рядами толстые нитки, доску прижимали к каждому из листов, и на них оттискивались линейки, по которым вели письмо. Писали
114* Евангелие.
Первая половина X VI в. 2°. 267л., полуустав. Чернила, бумага, темпера. Из Каргополя.
114. Page with an ornamental initial letter in Book of the Gospels dating from the first half of the 16th century, in quarto. I. 267, the minuscule cursive; ink and tempera on paper. From Kargopol
23 На замечательном по письму Октоихе конца XV века есть интересная вкладная запись XVII столетия: „146 (1638) октября в 8 день положили сию книгу Охтай Шалги Большие все крестьяне на Поржалу в дом великомученице Прасковге по своих родителях при чорном священнике Никите Луговском. А не отнимать сее книги от церкви и не продавати, а вкладную подписал Шалги Большие церковный дьячек Оксеико по их мирскому велению"(8, с. 202).
К9
115* Мастер
Оружейной палаты. Оклад Евангелия, переписанного царевной Софьей. Конец XVII в.
Серебро. Литье, позолота. 33,5 х 21.
115. Silvergilt cover in castwork of late 17th century Book of the Gospels copied by Tsarevna Sophia. Metalwork by a master from die Armoury in the Moscow Kremlin.
33.5x21 cm
116. Миниатюра „Евангелист Лука" и начало Евангелия от Луки. Евангелие, переписанное царевной Софьей. Конец XVII в. Оформлено мастерами Оружейной палаты. 1°, 487л., полуустав. Бумага, чернила, сусальное и твореное золото, темпера. Из Спасо-Преображенского монастыря в Каргополе.
116. Miniature showing a full-length figure of St Luke the Evangelist and the beginning of the Gospel according to St Luke. Double-page in late 17th century Book of the Gospels copied by Tsarevna Sophia, in folio, I. 487, the minuscule cursive; ink, tempera, gilding and goldleaf. Illuminated by painters from the Armoury in the Moscow Kremlin
кистью, положив бумагу на колено, а ноги поставив на поднож-ник, точно так, как изображено на миниатюрах Евангелия Софьи. Письмо было доведено до такого совершенства, что порой трудно отличить рукопись от печатной книги. Миниатюры, заставку и нарядные инициалы-буквицы чаще делали по прописям, книгу „одевали44 в кожаный переплет с тисненым узором, закрывали на медные застежки.
Одна из последних (уже в нашем столетии) мастерских была в скиту старообрядцев-скрытников в Волосове, на реке Онеге. Лучшая из ее „писиц44 - Анастасия Дмитриевна - всю жизнь переписывала старинные книги. Ее уставное письмо отличалось особой стройностью, а украшения - изяществом растительного орнамента (3, с. 265).
Зарождается на Каргопольской земле своя житийная литература, сыгравшая немаловажную роль в формиро
вании литературы северной Руси в целом. Из пятидесяти пяти основателей каргопольских монастырей и пустынь, большинство которых просуществовало недолго, до нас дошли жития лишь нескольких: Александра Ошевенского, Кирилла Челмогорско-го, Серапиона и Никодима Кожеозерских, Диодора Юрьегорско-го. Не исключено, что когда-то существовали и другие, но они не сохранились. Создаются в Каргополе „Сказание о новоявленной иконе Казанской Богоматери44 и другие произведения.
В 1567 году увидело свет написанное иеромонахом Феодосием „Житие Александра Ошевенского44. „Превосходным по содержанию44 назвал его историк В. О. Ключевский за сведения, которые всесторонне и ярко характеризуют жизнь Русского Севера XV-XVI столетий. Восемьдесят восемь лет отделяют это произведение от времени кончины Александра. Феодосий не был профессиональным агиографом, и за основу он взял уже известное житие Александра Свирского. Подобный прием был не нов для древнерусской литературы, но и не оригинальное по форме житие Александра Ошевенского служит уникальным источником по истории края (73,1, II).
Первые списки жизнеописания Александра Ошевенского переписывались в самом монастыре. Один из них - конца XVI века -принадлежал Порфирию Ошевенскому24. Написан он крепкой
117. „Евангелист Матфей". Миниатюра Евангелия, переписанного царевной Софьей. Конец XVII в.
117. St Matthew the Evangelist. Miniature in late 17th century Book of the Gospels copied by Tsarevna Sophia
24 Эта рукопись последней четверти XVI столетия на последнем листе имеет вкладную запись скорописью начала XVII века: „Книга Кирилловские книгохранители домовая положение старца Порфирия Ошевенскаво да-никтоже не имат дерзости одержим без-страшием или безумием вынести из б(о)жия обители сея и их освоити ту сию книгу а хто по-хочет почести житие с(вя)того Александра Ошевенскаго или на список и вы бы есте с(вя)тии отцы молящася Г(о)сп(о)деви сию книгу давали на прочитаиие и на список хто произволит“.
рукой, красивым письмом. Соразмерены и строги пропорции листа, во всем видна высокая книжная культура, отменный вкус и большое мастерство.
С Каргопольем связано и не менее интересное по содержанию и чрезвычайно редкое, по словам Ключевского, житие Кирилла Челмогорского, основавшего в 1315 году наЧелмогоре, в сорока двух верстах от Каргополя, старейший из монастырей этого края. „Чудеса11 Кириллова жизнеописания ярко рисуют нравственность и быт той далекой поры. С его страниц мы слышим живую народную речь, а простота и безыскусность повествования напоминают полные непосредственности устные рассказы очевидцев (28).
Еще один замечательный литературный памятник возникает на Каргопольском Севере - в Кожеозерском монастыре. „Житие Никодима Кожеозерского“ также рисует достоверную картину народного быта и обычаев XVII столетия.
В кратких „чудесах41 этого жития рассказывается об охотнике на морского зверя, унесенном на льдине, и мореплавателях-ла-дейщиках, затертых торосами. О каргопольцах Киприане Пега-нове и Дометиане Волынских, о юноше Иоанне из Турчасова и
118. Гравюрная доска „Александр Ошевенский с монастырем". Вторая половина XVII в. Дерево. Резьба. 29,5 х 25,5.
118. Woodblock dating from the second half of the 17th century, with a cut relief design showing St Alexander Oshevensky in the Monastery. 29.5x25.5 cm
119. Ирмологий йотированный.* Начало XX в. 4°, 219 л., поздний устав. Бумага, чернила, темпера. Авантитул.
119. Half-title page with elaborated decoration in early 20th century hirmologion singing book in quarto, 1.219; uncial of a later origin; ink and tempera on paper
120. Ирмологий цо-тированний. Начало XX в. Титул.
120. Title-page with an ornamental design and music symbols in early 20th century singing-book
Иоанне Никифорове и его дочери с реки Онеги. Для нас это еще и надежный исторический материал, богатый событиями и разнообразный по содержанию. Переписные книги той далекой поры подтверждают названия селений и имена людей, о которых рассказано в этом жизнеописании (27,1, II).
Наряду с письменной в Каргополье существовала богатая устная литература. Достояние Великого Новгорода - былина была принесена на эту землю еще первыми переселенцами и жила от верховьев Онеги до берегов студеного Белого моря. А.Ф.Гильфер-динг, записавший здесь превосходные художественные тексты, открыл в ряде мест живую творческую традицию, услышал замечательных мастеров былинного сказительства. Пораженный этим, он писал, что „эпическая поэзия и теперь там бьет
ключом4 4, а на Кенозере даже „воздух пропитан духом эпической поэзии44. Земля эта - живой очаг поэтической традиции древней Руси, хранителями и продолжателями которой были исключительно крестьяне. Путешественники и собиратели фольклора не раз писали, как слышали от „калик перехожих44, основных исполнителей и хранителей древнерусской народной поэзии, былины о Владимире Красном Солнышке, о Голубиной книге. Называли имя особо известного в середине прошлого века певца-крестьянина Семиона (36, с. 22).
Народная память сохранила здесь большой цикл былин конца X века про Илью Муромца, Добрыню, Алешу Поповича и Василия Буслаевича, про Дуная, Дюка Степановича. Преобладали героические былины и былины-новеллы. Пели сложенные после смутного лихолетья „Королевича из Крякова44 и „Наезд литовцев44 (17, с.48-71).
Жила и изустная форма исторических преданий. „Как некую святыню хранит старик семейные предания и рассказывает их в назидание потомству, - писал местный краевед, - и связаны
121.* Обиходник всенощного бдения, переписанный и украшенный К. А. Голыбиной. 1911-1912. 2°, 390 л. Бумага, чернила, темпера, сусальное золото. Из деревни Чертовицы.
121. Highly decorated page in evening-service reading book copied and illuminated by K.Golybina in 1911-12; in quarto, 1.390; ink, tempera and goldleaf on paper. From the Village of Chertovitsy
они ... с общегосударственными историческими событиями" (57, с. 34). Помнили и переписывали из книжки в книжку на все случаи жизни заговоры, берегли рукописные травники с рецептами лекарств из растений. Пели духовные стихи, календарные и семейные обрядовые песни, лирические и социально-бытовые, а на молодежных деревенских беседах под балалайку или гармонь звучали задорные, на все вкусы частушки. В конце XIX - начале XX века девушки записывали их в свои тетради, украшенные нехитрыми узорами. Бабушки и дедушки, матери и отцы баюкали младенцев колыбельными, рассказывали сказки, по словам Шер-гина, „шедро сыпали своим внукам и детям старинное словесное золото".

Народное искусство
День первого выгона скота - „сгон“ - в Оше-венской слободе запоминался надолго. Молодухи - женщины, жившие в замужестве первый год, надевали на „сгон“ свои лучшие одежды25: по три-пять одна на другую рубах, две-три расцвеченные яркой шерстью юбки-подола и поверх - сарафан. Ступали важно, гоня впереди семейства корову, затем вставали одна подле другой на мосту через реку Чурьегу и красовались нарядами. Женщины пожилые придирчиво их осматривали, загибали подолы рубах и юбок, разглядывали рукоделие молодух, обсуждая, у кого оно искуснее.
Наряды эти припасали они, когда жили в отчем доме: долгими зимними вечерами пряли лен, по весне ткали холсты и браные украсы для одежд, вышивали. Запасти приданого надо было немало: в 70-е годы прошлого - начале нашего столетия у девушек среднего достатка одних только рубах было десять-пятнадцать, у богатых же тридцать, а то и пятьдесят. Да по обычаю надо иметь сорок полотенец, постельное белье, верхнюю одежду - всего набиралось столько, что приданое везли в дом жениха на двух подводах26.
После свадьбы деревенские жители приходили к новобрачным посмотреть это приданое. Показывала его сама молодуха, бережно вынимая вещи из сундуков. На полотенцах и подолах рассматривали односельчане вышитые фигуры людей, чудо-птиц с разноцветным пышным оперением, сказочных быстроногих коней. Женская фигура на них часто величава, стоит в центре узора и главенствует над окружающими ее животными и растениями. В представлении крестьян издавна олицетворяла она Мать-Землю, которая для людей - словно Живое существо: пьет воду и родит урожай, засыпает на зиму и просыпается по весне. С воздетыми руками она молит небо согреть ее после долгого зимнего сна жаркими лучами вешнего солнца, - без этого не зародить ей доброго плода. „Весна - утро года для Земли-Матери, - писал Б.В.Шер-гин. - Благослови отче, - говорит земля. И, незримо благословляемая, учнет наряжаться на пир брачный, в благоуханную прозрачность первой зелени" (74, с. 35).
Иногда величавая женская фигура в центре и всадницы по бокам окружены узорчатой рамкой, а сверху и снизу вышиты ряды строк. В них академик Б. А. Рыбаков прочел изображения цветущих и проросших растений и голов животных, по его мнению, это заговор на урожай и приплод скота, запечатленный в орнаменте и тесно связанный с обрядовым циклом народного календаря (61, с.519-520).
На конце полотенца сидит в тереме дивная жар-птица. Верили в народе, что стоит ей прилететь, расправить крылья, распустить
Подол праздничной женской рубахи. Конец XIX в. Фрагмент вышивки.
Detail of embroidered decoration on the hem of a late 19th century festive woman’s smock
25 Каргопольская народная одежда была будничной и праздничной. По будням носили скромную, преимущественно синего цвета, по праздникам - красную.
Женская рубаха, служившая как исподней, так и самостоятельной одеждой, состояла из верха - „рукавов" и низа - „стана". Рубахи XVIII -первой половины XIX века - полностью холщовые. Их рукава кроились вместе с плечевой частью; широкие вверху и узкие к кисти, они были до того длинные, что собирались у запястья складками. Бытовали также рубахи с широкими рукавами по длине ниже локтя или до кистей. По будням надевали рубахи со скромными украсами, в праздники - узорчатые. Девушке показаться перед людьми в невышитой рубахе считалось постыдным (76, с. 24, 27). Отметим, что в описи имущества 1755 года „десять рубах женских" оценено в „пять рублев" (20, с. 20).
В XVIII - начале XIX века в праздники поверх рубах надевали красный суконный сарафан -„сукман", или, как его еще называли, „матур-ник", на широких проймах и с длинными до земли рукавами. Одежду обязательно подпоясывали, ходить без пояса считалось большим неряшеством. Зимой и летом, в праздники, носили длинные шерстяные чулки, перетянутые подвязками и спускавшиеся по ноге сборами. При таком наряде девушки „накладывали" на голову перевязку, женщины - кокошник.
Состоятельные горожанки шили в ту пору красные, алые или палевые сарафаны - „шубки" - из штофиых и шелковых материй. Спереди по подолу они были обложены позументом, а от ворота до подола шли серебряные пуговицы, причем на груди - самые большие. Зимой поверх сарафана надевали короткие иа сборах и с узкими проймами епанечки из той же материи, опушенные соболями, на голову и плечи накидывали большой шелковый плат (29, с. 476).
Женщина из купеческого рода до середины XIX века должна была иметь „парчовую пару" (юбку, душегрею и епанечку), сшитую из чисто золотой парчи. Душегрея была безрука-вой и сзади со сборами, а ее края обшивались золотым позументом - „гасом"; так же украшался подол юбки. Подниз поддевали „рукава", для пущего щегольства делали их из травчатой кисеи - легкой прозрачной ткани или холщового полотна с тканым узором (в песнях их называли „шитыми-браными").
В таком наряде ходили „в комнатах", выходя же на улицу, поверх надевали епанечку с соболями зимой, летом - с бархатным воротником. Молодые на голову повязывали шелковый, шитый жемчугом платок - „моду". Женщины постарше - низанные жемчугом кокошники. У тех и других иа шее было еще и по нескольку ниток жемчуга. Одевались так в самые большие праздники, всего лишь несколько раз в году (36, с. 55-57).
Рукопись XVIII века отмечает, что вместо ожерелья носили тогда „бархотку" или „набо-рошник", а сверх него повязывали лежащую по плечам шириной около девяти сантиметров „грибатку", и все это было шито золотом и низано жемчугом (25, с. 475), а у менее состоятельных - перламутром и бисером. Опись имущества 1755 года перечисляет „наборошники жемчужные” оба ценой восемь рублей и „зо-
пышный хвост, как таяли снега, зеленели травы и листва на деревьях, зацветали полевые цветы. Сложили про нее загадку:
Большая светлица, Горит жар-птица, Всяк ее знает И обожает.
Большая светлица в поэтическом представлении народа - образ мира, горящая жар-птица - вешнее солнце. Сказочная птица распускала перья-лучики, освещала все вокруг, согревала землю, и тянулось к ней „всякое зелье“, что произрастает на земле:
Прилетела пава, Села на лаву, Распустила перья Для всякого зелья.
На другой вышивке птицы-павы стоят по сторонам от Матери-Земли, и она бережно берет их на руки: Солнце своими внешними лучами согрело Землю, и теперь она зародит свой урожай27. Иногда женская фигура стоит подбоченясь, с достоинством: природа полна животворящих сил и готова принести людям свои плоды.
На иных вышивках с двух сторон от женской фигуры в охранительной позе стоят не то львы, не то сказочные барсы. В свое время они заменили собой мифологического крылатого пса Симар-гла, которого почитали покровителем растений, семян, корней и всходов. Могучие звери оберегают Землю-Мать от сил мрака и зла.
Вдоль длинного подвеса-подзора один за другим скачут фантастические кони с лучистыми гривами и пышными хвостами. Конь этот - верный слуга Солнца и его олицетворение. Старики в каргопольской деревне уверяют, что каждый день по утрам выезжает дневное светило в возке, запряженном двумя резвыми конями, а на золотых платах так и вышивали: две конские головы и под ними круг - солнце. На такой же упряжке восседает женская фигура, она едет как будто прямо на вас, а то величаво сидит на спинах двух птиц, привольно распустив по свету свои „ращения“. Есть на полотенцах и подолах рубах такой узор: широко раскинула крылья фантастическая двуглавая птица - не то орел или сокол, не то петух. Хвост ее словно уходит в землю, и из него произрастают побеги „ращений". Внутри - как бы объятая птицей Мать-Земля, то подбоченившаяся, то с воздетыми руками. Маленькие птахи окружили ее со всех сторон, словно птенцы ку-рышку: сидят на головах, спине, крыльях28.
Образ орла в древности связывали со стихией огня. „Летит орел -дышит огнем", - говорит один из заговоров. В другом: „Летел орел из-за Хвалынского моря ... кинул Громову стрелу во сыру землю".
В поэтических представлениях народа с огнем связаны также образы сокола и петуха. „Бег" огня по дереву сравнивали с сокольим полетом, прилет сокола - с началом дня. Петух своим криком вызывает на небо вешнее утреннее солнце, пробуждающее от сна природу. Само же солнышко, как толковали северяне, - это круг, наполненный огнем. Петух олицетворял собой и огонь земной: „красный петушок по улице бежит" - пожар; посадить красного петуха на крышу - значило поджечь дом. Итак, в разное время и в
лотой наборошник" стоимостью в один рубль (20, с. 20). Отметим, что „грибатка" была здесь именно девичьим шейным украшением. Во второй половине XIX века женский костюм каргополок несколько видоизменяется. Рубахи шьют с широкими, теперь уже кумачовыми или коленкоровыми рукавами, к ним пришивают тяжелую пестрорядную или холщовую станушку с подолом, украшенным браным ткачеством. В моду входит кумачовый на узких проймах „московский" сарафан, с тамбурной вышивкой по подолу.
Мужская одежда всегда была значительно скромнее. Будничные холщовые рубахи красили корой ольхи в желтый цвет, шили их и из клетчатой „пестряди". Ворот, рукава и подол праздничной, обязательно белой рубахи богато украшались вышивкой. Под холщовыми или суконными штанами мужчины носили короткие подштанники с вышивкой на концах штанин (76, с. 27). Сверх всего-длинный кафтан, повязанный узорным кушаком.
26	В приданое девушек шли и вещи, припасенные еще матерями и бабушками. Иногда справлять приданое нанимали специальных рукодельниц. К 1902 году в уезде осталось всего восемь профессиональных вышивальщиц. Работали они в основном по заказу, но частично и на вольную продажу. Для десяти полотенец покупали они холст, белые и красные бумажные нитки на два рубля пятьдесят копеек и выручали за проданные полотенца пять рублей (39, с. 27).
27	В русской деревне был схожий обряд: девушки ходили за околицу своей деревни и там, подняв к небу руки, звали на родную землю „птиц-ластушек". чтобы те прилетали скорее и на своих крыльях приносили весну.
28	Сюжет с двуглавой птицей в вышивке сложился, по всей вероятности, на основе возникших в разное время и продолжавших жить в народном текстиле мотивов: 1 - древа, окруженного птицами; 2 - женской фигуры с воздетыми руками и окруженной птицами и растущими из нее побегами: 3 - женского божества, „едущего" верхом на двух птицах, с произрастающими из этой композиции „ращениями". В более сложном изводе произошло наслоение двух мотивов: всадницы, едушей на паре оленей (олень тоже олицетворял собой солнце), и изображения того же женского божества, держащего под уздцы коней со всадницами. Снизу из женского божества все так же произрастают „ращения".
К этим узорам примыкает редкое изображение с двумя большими петушиными головами, повернутыми друг к другу, между клювами которых - стилизованное древо. Подобный мотив встречается на терракотовых плитах в поясе Духовской церкви 1476 года Троице-Сергиевой лавры. Есть там и мотивы, родственные узорам „золотых" каргопольских платов. Близкие каргопольским вышивкам мотивы с женской фигурой-древом и „ращениями" присутствуют в красных и поливных изразцах XVI-XVII веков (в декоре ярославской церкви Иоанна Златоуста в Коровниках 1649-1654 годов их особенно много). В росписях южной и северной плоскостей северо-западного столба смоленского храма на Протоке ХП-ХШ века, опубликованных Н. И. Ворониным, встречаются те же мотивы, что и на вышитых цветной перевитью полотенцах с большим косым, во весь конец, радужным крестом.
разных местностях России три эти птицы олицетворяли собой огонь.
А к нему отношение было особое: связывали с ним представления о свете, тепле и благе, а также и саму идею жизни. В заговорах называли его не иначе, как царем: „Батюшка ты Царь-Огонь, всемя ты царями царь ...“, „Чего на свете нет сильнее?“,-спрашивает загадка. - Огня! Многоглавые фантастические существа, как верили в народе, обладали необычайной силой. Две головы птицы-огня символизируют ее могущество.
Двуглавая птица изображена в окружении малых птах и величавых, с пышными хвостами и крыльями пав. Узор раскрывает древнее народное представление, по которому над всем миром царит небесная птица-огонь, порождающая птиц-пав, которые несут земле свет и тепло.
По-видимому, в Каргополье существовала прямая связь между широким бытованием подобных узоров и старой подсечно-переложной системой земледелия. Именно здесь образное народное представление об огне, дающем плодородие крестьянским нивам, подкреплялось практикой, и еще в середине XIX века на отдельных „огневых“ пашнях урожай достигал „сам-30“ и более, тогда как на обычных полях составлял „сам-6“, а на особо плодородных почвах доходил до „сам-20“.
Вышивка, как и процесс вышивания, имела обрядовое значение, была близка к аграрным обрядовым действам. Вышивали преимущественно девушки и лишь весной, до начала полевых работ, словно бы творя заклинание на урожай. Большинство узоров, что вышила молодуха на приданом, образно повествует, как небо дает плодородящую силу земле, а она родит на благо людей свои плоды. „Пусть так будет всегда44, - словно говорят вышивки, которые были своего рода молитвой о будущем урожае, просьбой, чтобы вечно светило солнце, родила земля и никогда не пресекся род человеческий (26, с. 91-98).
Известно, что в древности славяне, тоже земледельцы, поклонялись полотенцам-убрусам, - вернее, священным изображениям, вышитым на холсте. На протяжении многих веков узоры эти бережно передавались из поколения в поколение, из рода в род, от матери к дочери и сопутствовали человеку во все дни его жизни. Само слово „узор44 происходит от древнеславянского „узрети44 (увидеть).
В древней Руси понимали смысл этого слова еще и как „красота44, „благо44. В славянских языках, в частности, в русском, „узор44 имеет много однокоренных слов: заря, зарница, зарево. Все они по своему смыслу связаны со значениями „свет44 и „тепло44. Восходя к перноначальному древнему культу неба и солнца, узоры являли собой „знамения неба44, „божественные знаки44. Когда-то были они не столько украшением в нашем понимании, сколько знаками и образами божества у наших древних предков. Украшенное ими полотенце всегда висело в „красном углу44, иным отирали новорожденного ребенка, а разузоренный плат-ширинка необходим был в свадебной обрядности. Молодых и всех остальных участников свадьбы соединяли друг с другом только через этот плат, ведь голая рука, по народным представлениям, сулила бедность. Обернув ширинкой свою руку, отец брал за руку дочь и передавал ее жениху - и так на всех этапах свадьбы.
На общие неделившиеся покосы, по древнему обычаю, собиралась вся деревенская молодежь. Женщины и девушки наряжались
122. Собирательница северорусского фольклора М. В. Хва-лыискап. Фото 1975 г.
122. Photo: М. Khva-lynskaya. a Russian North folklore collector. 1975
в разузоренные вышивкой и ткачеством рубахи-покосницы, в красные сарафаны. Подолы у них расшиты большими „ромаш-ками“, вокруг которых свернулось по,,гусенице", а их „шерстка“ завилась петельками и колечками. Это не просто причудливый узор, а настоящий календарь родной каргополу природы. При наложении устного земледельческого каргопольского месяцеслова на эти вышивки увидим множество точек соприкосновения. Так, шесть лепестков и столько же ростков между ними - двенадцать месяцев года, верхний из них - январь (счет идет „по солнышку"). Петельки указывают на дни посева и уборки озимых хлебов, сердцевидные значки отмечают наиболее ответственные периоды их развития. Кружки с крестами - солнечные дни, связанные с годичным циклом полевых работ, некоторые из них - главные праздники земледельческого календаря, по которым запоминали приметы на будущий год (25, с. 139-145).
Большинство мотивов в каргопольской народной вышивке — изобразительные, с фигурами людей, животных, птиц и растений. Область их бытования совпадает с исторически сложившимися к ХП-ХШ векам границами Новгородской земли, а также с теми местами, где пели былины. Начальный период заселения Заво-лочья имел, по-видимому, решающее значение для распространения в Каргополье и мифологических образов народной вышивки, и былинного эпоса. Сюжетная архаическая вышивка восходит к культуре Новгорода и имеет родственные корни с местным „звериным стилем", в то время как более южные по области распространения геометрические мотивы связывают с ростовским влиянием (43, с. 178, 185, 188).
Сюжетов в каргопольской вышивке не так уж много, но один и тот же образ, будто песню, распевают мастерицы на разные лады: то на один голос-цвет, то звонкоголосым многоцветием.
Наиболее древний в вышивке - двусторонний шов-роспись, или, как его называли, „досюльный". В нем сочетаются всего два цвета: серебристая льняная холстина и жарко-красная нить узора. Красный символизирует производительные силы природы, и земное плодородие, и стихию небесного огня и солнца: „Не земля родит хлеб, а небо“, „Лето родит, а не поле", - говорят пословицы. На архаичных двухцветных вышивках сама Мать-Земля, преображенная, оплодотворенная небесным огнем, изображена красным цветом.
Стежок за стежком по ячейкам ткани, словно по канве, создавала вышивальщица силуэт рисунка. Чаще пользовалась она старыми образцами, сохраняя тем самым основу древних узоров. Внутри обводка заполнялась клетками, и в них в шахматном порядке ставили прямые кресты - символы огня и солнца. Позднее стали вышивать „набором", в котором квадратики, прямоугольники, треугольники образуют длинные орнаментальные цепочки.
Каргопольские рукодельницы владели почти всеми известными швами: на одной разузоренной вещи, особенно на ширинках, можно насчитать по нескольку приемов вышивки. Широкое распространение получили счетные „глухие" швы, чей узор ведется по целой ткани: росписью, набором, крестом, счетной гладью. Менее распространены были строчевые - „бель по выдерганному", белая строчка и цветная перевить, где вышивка идет по материи с предварительно выдернутыми нитями. Свободные стебельчатый и петельчатый тамбурный швы стали употреблять здесь сравнительно поздно.
123. Исполнительницы старинных песен А. Н. Назарова, А. М. Мащалгина, Е. В. Попова. Фото 1973 г. Деревня Калитинская.
123. Photo: A. Nazarova, A. Mashchalgina and Ye. Popova, old Russian songs singers from the Village of Kalitins-kaya. 1973
124. Деревня Большой Халуй - родина каргопольской вышивки.
124. Village of Bolshoi Khalui, centre of Kargopol needlework

125. Стан праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Фрагмент передней части. Холст, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь, кружевоплетение. 85 х 142.
125. Detail from embroidered waist insertion of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in double-sided, geometric and satin stitches with flax thread and silks, and decorated with bobbin lace. 85x142 cm
126. Деталь подола праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б. и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь.
126. Embroidered decoration on the hem of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in doublesided. geometric and satin stitches with cotton thread and silks
127. Праздничная женская рубаха. Первая половина XIX в. Холст, золотные, шелковые и льняные нити. Двусторонний шов, набор, гладь, узорное ткачество. Дл. 109.
127.	Embroidered
woman’s smock of the first half of the 19 th century, worked in double-sided, geometric and satin stitches with gold and flax threads and silks on
linen. Length 109 cm
I lllllllllI»**
!Se«4
128.* Рукава праздничной женской рубахи. XIX в. Холст, кумач, льняные, шелковые, серебряные нити, металлические блестки. Двусторонний шов, набор, гладь. 35 х 123.
•’Fr»
128.	Embroidered sleeves of a 19th century linen woman’s smock, worked in double-sided, geometric and satin stitches with flax and silver threads and silks, and decorated with snnnples 35X 123 cm
129.	* Оплечье праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Холст, льняные, шерстяные, золот-ные нити. Набор, гладь, косой шов. 20 х 26,5.
Из деревни Гарь.
129.	Embroidered shoulder-piece of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in geometric, satin and slanting stitches with flax, woollen and gold threads. 20x26.5 cm. From the Village of
Gar
130.	Стан праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Фрагмент задней части. Холст, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь, кружевоплетение. 85 х 142.
130.	Detail from embroidered waist insertion of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in double-sided, geometric and satin stitches with flax thread and silks, and decorated with bobbin lace. 85x142 cm
131.* Оплечье праздничной женской рубахи. XIX в. Холст, х.-б., шерстяные, золотные нити. Набор, гладь. 19,5 х 25,5. Из деревни Гары
131.	Embroidered shoulder-piece of a 19th century linen woman’s smock, worked in geometric and satin stitches with cotton woollen and gold threads. 19.5x25.5 cm.
From the Village of Gar
132.	* Стан праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, шелковые, шерстяные, х.-б. нити. Двусторонний шов, набор. 80 х 60.
132.	Detail from embroidered waist insertion of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with woollen and cotton threads and silks. 80x60 cm
133.* Рукава праздничной женской рубахи. XIX в. Холст, кумач, шелковые и шерстяные нити. Двусторонний шов, набор, гладь.
133.	Embroidered sleeves of a 19th century linen woman’s smock, worked in double-sided, geometric and satin stitches with woollen thread and silks
134.	Подол праздничной женской рубахи. Первая половина XIX в. Фрагмент. Холст, шелковые и х.-б. нити. Двусторонний шов, косой крест. 26 х 146.
134.	Embroidered decoration on the hem of a linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in doublesided and slanting cross stitches with cotton thread and silks. 26x 146 cm
135.	Стан праздничной женской рубахи. Начало XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б. и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь. 78x190.
135.	Detail from embroidered waist insertion of a linen woman’s smock of the early 19th century, worked in doublesided, geometric and satin stitches with cotton thread and silks. 78x190 cm
136.	Праздничная женская рубаха. Первая половина XIX в. Холст, кумач, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь.
136.	Linen woman’s smock of the first half of the 19th century, worked in double-sided, geometric and satin stitches with flax thread and silks

137.	Подол праздничной женской рубахи. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний шов, набор. Из деревни Погост.
137.	Embroidereddec-oration on the hem of a linen woman’s smock of the second half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with woollen and cotton threads. From the Village of Pogost
138.* Подол праздничной женской рубахи. Конец XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, шерстяные их.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 42 х 165.
Из села Поздышево.
138.	Embroidereddec-oration on the hem of a late 19th century woman’s smock, worked on double-sided, geometric and slanting stitches with woollen and cotton threads on linen. 42x165 cm. From the Village of Pozdyshevo
139.	Праздничная женская рубаха. Вторая половина XIX в. Фрагмент передней части подола. Холст, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний шов, набор. 133 х 80. Из деревни Погост.
139. Embroidereddec-oration on the hem of a linen woman’s smock of the second half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with woollen and cotton threads. 133x80 cm. From the Village of Pogost

140. Полотенце.
Начало XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б., шелковые нити. Двусторонний и косой швы, кружевоплетение.
140.	Embroidereddec-oration of an early 19th century towel, worked in double-sided and slanting stitches with cotton thread and silks on linen, and decorated with bobbin lace
141* Ширинка свадебная. Начало XIX в. Холст, льняные и шелковые нити. Ажурное ткачество, двусторонний шов, гладь. 71 х 40.
141.	Early 19th century woven wedding towel embroidered in doublesided and satin stitches with flax thread and silks on large mesh linen. 71x40 cm
142* Полотенце.
Первая половина XIX в. Холст, х.-б. и шерстяные нити. Узорное ткачество, двусторонний шов. 201 х 36. Из села Хотеново.
142.	Woven towel of the first half of the 19th century, embroidered in double-sided stitch with cotton and woollen threads. 201x36 cm. From the Village of Khote-
novo


143.	Полотенце.
Напало XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б. и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь. 240 х 34.
143.	Embroidereddec-oration of an early 19th century towel, worked in double-sided, geometric and satin stitches with cotton thread and silks. 240x34 cm
144* Ширинка свадебная. Начало XIX в. Холст, льняные и шелковые нити. Ажурное ткачество, двусторонний шов, гладь. 69 х 34.
144.	Early 19th century woven wedding towel embroidered in doublesided and satin stitches with flax threads and silks on large mesh linen. 69x34 cm
145.	Полотенце.
Начало XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б. и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь.
145. Embroidereddec-
oration of an early 19th century linen towel, worked in double-sided, geometric and satin stitches with cotton thread and silks

146* Полотенце.
Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, мерное кружево, шелковые и х.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 206x31.
146. Embroidered
edging of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with cotton thread and silks; decorated with bobbin lace. 206x31 cm
147* Конец полотенца. Вторая половина XIX в. Холст, льняные, шерстяные и шелковые нити. Двусторонний шов. 34x50. Из деревни Кирилловская.
147.	Embroidered edging of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided stitch with flax and woollen threads and silks. 34x50 cm. From the Village of Kirillovskaya
148* Полотенце. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 170x36. Из деревни Гарь.
148.	Embroidered decoration of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with woollen and cotton threads.
170x36 cm. From the Village of Gar
149* Конец полотенца. Вторая половина XIX в. Холст, кумач, льняные и шерстяные нити. Двусторонний и косой швы, набор. 47x33. Из Каргополя.
149.	Embroidered edging of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with flax and woollen threads. 47x33 cm. From Kargopol

мчмм
ММММ»ЧМ1
*/•**
IIIRIIMMWWWWWWW»
4ШИМИМ
№мп
ftMiWNWMMMMMMHMMM
wvK^v
ЯМММАММИПМ
150* Конец полотенца. Вторая половина XIX в. Холст, х.-б. ткань, льняные, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 34 x 32. Из деревни Калитинская.
150.	Embroidered edging of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with flax, woollen and cotton threads. 34x32 cm. From the Village of Kalitins-kaya
151* Концы полотенца. Вторая половина XIX в. Холст, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 45 х 71. Из-под Каргополя.
151.	Embroidered
edgings of a linen towel of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with woollen and cotton threads. 45x71 cm. From the environs of Kargopol
152* Утиральник свадебный. Конец XIX в. Фрагмент. Холст, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний шов, набор. 270x35. Из деревни Погост.
152.	Embroidereddec-oration of a late 19th century wedding towel, worked in double-sided and geometric stitches with woollen and cotton threads on linen. 270x35 cm. From the Village of Pogost

153.* Подвес праздничный. XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, х.-б. и шелковые нити. Двусторонний и косой швы, набор, косой крест. 50 х 200. Из деревни
Гарь.
153.	Embroidereddec-oration of a 19th century bed valance, worked in double-sided, slanting, geometric and slanting cross stitches with cotton thread and silks on linen.
50x200 cm. From the Village of Gar
154* Подвес. XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, х.-б. и золотные нити. Двусторонний и косой швы, набор.
44 х 200. Из деревни Погост Наволочный.
154.	Embroidereddec-oration of a 19th century bed valance, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with cotton and gold threads on linen. 44x200 cm. From the Village of Pogost Navolochny
155.	Край насти-лальника. XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь, кружевоплетение.
40x188.
155.	Embroidereddec-oration of a 19th century bed valance, worked in double-sided, geometric and satin stitches with flax threads and silks on linen, and decorated with bone-lace. 40x 188 cm

159
156.* Край насти-лальника. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, х.-б. ткань, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор.
48 х 204. Из деревни Большой Холуй.
156.	Embroidereddec-oration of a bed valance of the second half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with flax thread and silks on linen. 48 к 204 cm. From the Village of Bolshoi Khalui
157* Край насти-лальника. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, шерстяные и х.-б. нити. Двусторонний и косой швы, набор. 33 х 167. Из деревни Погост.
157.	Embroidereddec-oration of a bed valance of the second half of the 19th century, worked in double-sided, slanting and geometric stitches with woollen and cotton threads on linen. ЗЗу.167 cm. From the Village ofPogost
On the title-page: Embroidered decoration of a bed valance of the first half of the 19th century, worked in doublesided. geometric and satin stitches with flax thread and silks. 45x163 cm. From the Village of Pogost
На титуле: Край настилальника. Первая половина XIX в. Фрагмент. Холст, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь. 45 х 163. Из деревни Погост.

158.	Край насти-лальника. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, х.-б. и шерстяные нити. Двусторонний шов, набор. 36 х 170.
158.	Embroidereddec-oration of a bed valance of the second half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with cotton and woollen threads on linen. 36x 170 cm
159* Подвес. Конец XIX - начало XX в. Фрагмент. Холст, кумач, х.-б. нити. Тамбур, набор, косой крест, косой шов, вязание крючком. 54 х 200. Из деревни Погост Наволочный.
159.	Embroidereddec-oration of a linen bed valance of the late 19th or early 20th century, worked in chain, geometric, slanting cross and slanting stitches with cotton thread; decorated with a knitted edging in cotton thread. 54x200 cm. From the Village of Pogost Navolochny
160* Подвес. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, шерстяная ткань, х.-б. и шерстяные нити. Двусторонний шов, набор, вязание крючком.
53 х 151. Из деревни Калитинская.
160.	Embroidereddec-oration of a bed valance of the second half of the 19th century, worked in double-sided and geometric stitches with cotton and woollen threads on linen; decorated with a knitted edging in cotton thread. 53x151 cm. From the Village of Kalitinskaya

I
163
161.* Конец полотенца. Первая половина XIX в. Холст, льняные нити. Двусторонний шов. 27 х 29. Из низовьев Онеги.
161.	Embroidered
edging of a linen towel of the first half of the 19th century, worked in double-sided stitch with flax thread. 27x29 cm. From the Lower Onega area
162.* Полотенце. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Холст, кумач, х.-б., шелковые нити. Тамбур, набор, гладь. 276 х 36. Из-под Каргополя.
162.	Embroidereddec-oration of a towel of the second half of the 19th century, worked in chain, geometric and satin stitches with cotton and gold threads and silks. 276x36 cm. From the environs of Kargopol
163* Край насти-лальника. Конец XIX в. Фрагмент. Кумач, х.-б. нити. Тамбур. 28 х 206. Из деревни Кроминс-кая.
163.	EmbYoidereddec-oration of a late 19th century bed valance, chain-stitched in cotton thread on red calico. 28x206 cm. From the Village of Krominskaya
164* Конец полотенца. Начало XX в. Фрагмент. Холст, х.-б. нити. Белая строчка. 35x36. Из города Няндома.
164.	Embroidered edging of an early 20th century linen towel, worked in one-sided satin stitch with a white cotton thread. 35x36 cm. From the town of Niandoma
165* Конец полотенца. Начало XX в. Холст, шерстяные нити. Цветная перевить. 34 x 47. Из деревни Гарь.
165.	Embroidered edging of an early 20th century linen towel, worked in transparent stitch with coloured woollen thread. 34x47 cm. From the Village of Gar
766. Ф. А. Новожилова. Конец полотенца с кругом-„месяцем“. 1911. Кумач, полушерстяная ткань, х.-б. и шерстяные нити, мерное кружево. Тамбур.
44 х 32. Из деревни Нифонтовская.
166.	Edging of а towel with a solar rosette, decorated in crewelwork and chain-stitched in cotton thread; trimmed with bobbin lace. 44'* 32 cm. Made by F. Novozhilova from the Village of Nifontovskaya in 1911
167.	Передник. Конец XIX в. Фрагмент. Кумач, шелковые и х.-б. нити. Тамбур. Дл. 70. Из Ошевенска.
167. Embroidereddec-oration on a late 19th century apron, chain-stitched in cotton thread and silks on red calico. Length 70 cm. From Oshevenskaya Quarter
Неповторимы по своей красоте и жизнерадостности гладевые каргопольские вышивки, появившиеся не позднее XVI-XVII веков. Скорее всего, именно они оказали сильное влияние на цветовой строй местных икон. На полотенцах и одежде шелка сверкают, как драгоценные каменья. В XVIII - начале XIX столетия преобладает гамма светло-желтых, голубых, зеленоватых тонов, словно навеянная образами только что наступившей весны. Во второй половине XIX века яркость цвета возрастает, вышивки почти полностью исполняются цветной шерстью и напоминают то о праздничной красоте цветущих разнотравьем лугов, то о щемящем очаровании ранней каргопольской осени. По своим пропорциям детали вышитых вещей удивительно гармоничны: многие из них близки к золотому сечению.
С постепенным разрушением сельскохозяйственной обрядности содержание древних образов вышивки забывается, и на первое место выступает ее декоративное начало, а в изображение включаются орнаментальные, подчас многоцветные надписи, шили которые чаще всего по кумачу на сарафанах, полотенцах, подзорах или краях настилальников. „Сей кумачникъ принадлежит Александры Семеновны Колпаковой шила и Бога молила носить в любви и в радости до самой старости", - вышила одна подружка другой на сарафане.
Приход в каргопольскую вышивку чуждого ей свободного тамбурного шва, не связанного со структурой ткани, окончательно разрушает древние образы, и прежняя ее слава в первые годы нашего столетия угасает.
Начало золотошвейного промысла, где рождались чарующей красоты творения местных мастериц, относят к XVIII столетию. Переписи имущества XVIII века не раз упоминают женские наряды каргополок, украшенные золотным шитьем. Так, одна из них, марта 1755 года, среди других вещей перечисляет и „треушек женский куней, с нарядом, с пухом бобровым, верх золотой" стоимостью в 5 рублей и „золотой наборошник" -в 1 рубль (20, с. 20). Полагают, что первые золотошвеи были из семей духовенства, от них это удивительное ремесло пошло по деревням уезда29. В ту пору этот промысел был широко известен в России: купцы приезжали сюда скупать украшенные золотом и жемчугом девичьи повязки, „бабьи" кокошники и сороки и продавали их затем на новгородских ярмарках (71, с. 47).
В прошлом веке зажиточные каргополки щеголяли в шитых золотом сарафанах, подпоясывались низаными поясами, покрывали голову шелковыми „фатами", переливающимися золотыми цветами. Тогда же по белой ткани шьют и „баское" - красивое узорочье „золотых платов". Во второй половине XIX века они были в большой моде, и от той поры сохранились самые замечательные образцы. Вышивали их в основном деревенские ремесленницы, которые селились в шести волостях, расположенных по Архангельскому тракту, по дороге на Ошевенск и в окрестностях этой слободы.
В конце XIX века мастерицы работали исключительно по заказам, с которыми приходили к ним в конце зимы или по весне. Трудились в праздничные и дождливые дни, когда нельзя было выходить в поле. Ткань заправляли в квадратные пяла, на желтую бумагу сводили мотивы рисунка (чаще со старинного платка), эти шаблоны раскладывали по материи и поверх вели шитье. А все необходимое для работы покупали в Каргополе30.
29 Собирательница северорусского фольклора Е. И. Орлова из Архангельской волости рассказывала, что ее мать училась шить „золотые платы" у монахинь Успенского монастыря в Каргополе (41, с. 137).
30 Стоимость плата зависела от количества затраченного материала и времени, проведенного за работой. На самые дешевые, семнадцатирублевые платы шло: золота двенадцать золотников по пятьдесят копеек каждый, бити -узенькой плоской золоченой металлической ленточки - четыре золотника по шестьдесят копеек, коленкору или полотна - полтора аршина по сорок копеек и желтого шелку - три золотника по десять копеек. За работу мастерица получала семь рублей семьдесят копеек. За три месяца (с 1 апреля по 1 июля) могла она вышить до десяти таких платов (6, с. 101).
168* Плат „золотой". Вторая половина XIX в. Фрагмент. Миткаль, бить, золотные и х.-б. нити. Шитье в прикреп, по карте и тамбуром. Из деревни Ивкино.
168. Detail of a gold-embroidered shawl of the second half of the 19th century, couchworked in gold and chain-stitched in cotton thread on coarse calico. From the Village of Ivkino


169* Плат „золотой". Конец XIX в. Фрагмент. Миткаль, бить, золотные и х.-б. нити. Шитье в прикреп, по карте и тамбуром. 115 х 108.
169. Detail from а late 19th century gold-embroidered shawl, couch-worked in gold and chain-stitched in cotton thread on coarse calico. 115x108 cm
170* Плат „золотой". Вторая половина XIX в. Фрагмент. Миткаль, бить, золотные и х.-б. нити. Шитье в прикреп, по карте и тамбуром. 100x95.
Из деревни Погост.
170. Embroidereddec-oration of a gold-embroidered shawl of the second half of the 19th century, couchworked in gold and chain-stitched in cotton thread on coarse calico. 100x95 cm. From the Village of Pogost
171-172* Плат
„золотой". Вторая половина XIX в. Миткаль, бить, золотные и х.-б. нити. Шитье в прикреп, по карте и тамбуром. 107 х 100.
171—172. Gold-embroidered shawl of the second half of the 19th century, couchworked in gold and chain-stitched in cotton thread on coarse calico. 107x 100 cm

170
173* Плат „золотой". 1878. Миткаль, бить, золотные и х.-б. нити. Шитье в прикреп, по карте и тамбуром. 100 У 100. Из деревни Слобода.
173. Gold-embroidered shawl made in 1878, couchworked in gold and chain-stitched in cotton thread on coarse calico.
100 У100 cm. From the Village of Sloboda

У платов, что подешевле, разузорен лишь небольшой уголок, у богатых весь угол густо зашит словно прочеканенным по металлу „кованым швом“. Украсы „золотых платов" схожи между собой: на одних - большое „солнышко", вокруг которого рассыпаны сверкающие „искорки" и „листочки". На других - „солнышко" кони в упряжке влекут по дивному райскому саду. Вокруг завиваются гибкими побегами „ращения", расцветают сказочные цветы. На третьих - из „солнышка" произрастает невиданное древо, раскинувшее свои ветви на „весь вольный свет".
Золотное каргопольское шитье доведено до совершенства, оно поражает своей ослепительной красотой и торжественностью. Одни мотивы узора шиты в прикреп, и кажется, что они подернуты рябью, другие, с высоким рельефом, ярко блестят, тонкий петельчатый шов заплетается вокруг них нежной паутинкой, а рядом золотым сиянием горит бить обводки.
На некоторых „золотых платах" вышиты год создания, имена владелиц, дарственные надписи: „Се платок девицы Марьи Андреевне носить щастливо 1863 года июня 21 дня" (43, с.23), или: „Сей плат желаю носить всеусердно и благоприятно в любе и в радости 1879"31.
Одной из причин упадка в конце XIX столетия золотошвейного промысла было обеднение крестьян. Вместо „золотых" теперь покупали более дешевые, шелковые. К 1902 году промысел этот исчез почти без следа, с большим трудом в Волосовской волости удалось найти лишь одну золотошвею (6, с. 101; 39, с. 26).
Саженье жемчугом жило в крае издавна. Ма-стерицы-кокошницы создавали удивительные по красоте, словно тронутые морозным инеем женские головные уборы32, шейные украшения - „наборошники", „грибатки", расшивали жемчугом полотенца - „набожники". Далеко не каждая каргополка могла иметь кокошник с узорно высаженной жемчугом и спадающей на лоб сеткой - „подницей". В XVIII веке встречались здесь кокошники ценой в тысячу и более рублей, тогда как хорошая лошадь стоила всего лишь десять.
31 В технике золотного шитья, помимо женских одежд и головных уборов, выполняли и ..заветное шитье". Так, на клочке темной материи золотными и серебряными нитями вышита загадочная женская фигура, коренастая, большеголовая, в длинной одежде, со сложенными под грудью руками. Лицо ее напряженное и сосредоточенное, скорбный изгиб бровей, плотные сжатые губы, косо поставлены большие глаза. Шитье это незамысловато по исполнению, но отличается цельностью формы, а сам образ подчеркнуто значителен и строг.
Жил в крае давний обычай, по которому занедужившая женщина вышивала „по завету" то ли свое изображение, то ли больной член - руку, ногу, голову и несла в часовню или в церковь. где вешала к иконе. Таким образом, шитье это было изображенной, подчас с надписью, „молитвой" об исцелении (24, с. 110-113).
У девушек волосы открыты и заплетены в одну косу, у женщин расплетены на две косы и всегда должны быть покрыты (покровенье было символом брака, в то время как открытая девичья коса означала девичью красоту и гордость). Поэтому и их головные уборы имели отличия.
В XVIII веке девушки носили широкие повязки с золотным и жемчужным шитьем, сзади был парчовый лоскут - „трепело", длиной в пол.метра, с обшитым золотой сеткой нижним концом (29, с. 475). В некоторых местностях, в частности в селе Река, подобные головные повязки дожили до начала XX века. Разновидностью повязки был подчелок или челышко, надеваемое спереди на открытую голову (на чело), а три ленты, пришитые сзади, распускали по косе. Такой же убор в Воезерском приходе иосили и женщины, надевая его поверх кокошника. Рукопись XVIII века сообщает, что девушки носили тогда „некоторый род венка, канурою называемого" (29, с. 475). По-видимому, это был один из вариантов все той же перевязки.
В XIX веке перевязки делали в виде широкого, пальца в четыре, берестяного обруча, обтянутого бархатом, с золотным шитьем или блестящим, словно парча, галуном. Спереди у них свисает жемчужная или бисерная поднизь, низанная косой сеткой. В центре - сверху и по бокам под сеткой - три розетки-..солнышка“. Женщины прежде надевали на голову „сдери-ху". Над самым лбом имеет она форму копытца -туда убирали косы. Поверх нее „накладывали" праздничный головной убор. Наиболее древний из них - „сорока". Спереди у нее вшит шелковый или парчовый треугольник, украшенный золотным и Жемчуговым шитьем с „солнышком" в центре. Он приходится как раз над самым лбом. От треугольника, словно тушка птицы, идет широкая полоса материи, покрывающая темя, по бокам ее пришиты лоскуты-„крылья" с завязками. „Сороку" по-
174* Кокошник.
XIX в. Галун, х.-б. ткань, перламутр, золот-ные нити, металлические блестки. Золотное шитье, саженье. 13,5*21 х 14,5. Из села Хо-теново.
174. I9th century kokoshnik headdress couchworked in gold and decorated with mother-of-pearl grains and spangles on gold lace and cotton ground. 13.5*21* 14.5 cm. From the Village of Khotenovo
175. В этих местах жили мастерицы, вышивавшие жемчугом.
175. Here lived needlewomen embroidering in pearls

176.* Сорока. Вторая половина XIX в. Фрагмент. Парча, х.-б. ткань, искусственный жемчуг, золотные и серебряные нити. Золотное шитье, саженье.
Из деревни Кривцы.
176. Detail of a wedding headdress of the second half of the 19th century, couchworked in gold and silver and decorated with false pearls on brocade and linen. From the Village of Krivtsy
177* Перевязка. Вторая половина XIX в. Галун, х.-б. ткань, перламутр. бисер, бить, золотные нити. Золотное шитье, саженье. В. 8,5; Д. 18. Из деревни Соболева.
177. Cylindrical headdress of the second half of the 19th century, couchworked in gold and decorated with mother-of-pearl grains and beadwork on gold lace and linen. Height 8.5 cm. diam. 18 cm. From the Village of Sobolevo
178-179* Кокош-
ник жемчужный. XIX в. Галун, речной и искусственный жемчуг, перламутр, бисер, золотные нити. Золотное шитье и низание. 12x21 х 14.
178-179. 19th century pearl-embroidered kokoshnik headdress couchworked in gold and decorated with seed and false pearls, mother-of-pearl grains and beadwork on gold lace. Height 12 cm, length 21 cm

В XIX веке кокошник - необходимая часть костюма каргопольской женщины. В начале нашего столетия средний из них, украшенный жемчугом, стоил пятьдесят-семьдесят рублей, то есть в цену рабочей лошади или двух быков, и был в семье запасным капиталом. Под старость хозяйка передавала его в наследство жене старшего сына, а если были одни дочери, то старшей по выходе ее замуж. Небогатым приходилось заказывать кокошник бисерный, но появиться в таком, скажем, в день свадьбы считалось зазорным и приходилось на время торжества занимать у соседей „жемчужный".
Название его, по-видимому, происходит от древнерусского „ко-кошь“ - курица-наседка, да и сам кокошник похож на распушенную с опущенными крыльями курышку. Все праздничные головные уборы Каргополья несут на себе символы неба. Верх у кокошника расшит золотыми звездочками, а на челе красуется „солнышко", по бокам в виде трезубца - знаки небесного огня или шестилучевые „громовые знаки". (В конце XIX-начале XX века на их местах стали вышивать начальные буквы имен владелиц головного убора. Справа „КА" и слева „АС" означали: кокошник Александры Александровны Савиной.) Чело и уши усыпаны мелкими, матово мерцающими жемчужинками, среди которых прихотливо разбросаны большие зерна. Были кокошники и „бусовые" - бисерные, с крупными перламутровыми плашками, и унизанные одним перламутром, сверкающим и переливающимся многоцветием нежных тонов. С такими уборами на голове женщины держали себя чинно, ступали плавно и величаво.
К началу нашего века сажение жемчугом доживало уже последние дни .
По весне подолгу просиживали каргополки за ткацким станом. На сарафаны-„пестрядники“ и мужские рубахи-„пеструхи" ткали они двух-трехцветную холщовую клетчатую пестрядь. Простую холстину - на будничную одежду и постельное белье, узорчатую с рельефным рисунком - на нарядные полотенца. В бесхитростной красоте этих серебристо-белых тканей проявляется все очарование северного льна с его богатой игрой светотени в рисунке. Для праздничных скатертей-столешников ткали нарядное жарко-красное узорочье строгого выпуклого рисунка, привольно раскинувшееся по льняному серебру.
Особое распространение получила в крае техника браного ткачества. На концах полотенец, подолах рубах „браньем" можно исполнить даже самое замысловатое узорочье: стилизованные изображения женщин, оленей, птиц. Но больше всего здесь фигур геометрических, богатых и разнообразных по рисунку. По бликующей серебром холстине рдеет браный орнамент, в основе которого - кресты и ромбы, - символы огня и солнца. Если сама холстина имеет прямое переплетение нитей, то узор покрывает ее косой сеткой и по отношению к их мерному ритму создает впечатление движения.
Горизонтальное течение орнамента, мотивы которого выстроились бесконечной чередой, говорит о вечном круговороте жизни в природе. Истинная красота народных тканей - в гармоничном устроении самого мира. Все узоры каргопольских тканей подчинены закону симметрии. В орнаменте с древнейших времен символизировала она порядок и свидетельствовала о гармонии мироздания, единый порядок, господствующий в мире, сопрягался со светлым началом. В то же время асимметрия понималась
крывали холщовым платом с вышивкой красной нитью.
Полагают, что на основе „сороки" в городской среде сложился кокошник. Шили его из дорогой покупной материи, украшали золот-ным, Жемчуговым и бисерным шитьем, каменьями и цветными стеклами. В холодную пору богатые горожанки поверх кокошника надевали опушенные соболем шапки, прозванные за их форму „корабликом" (29, с. 475-476).
33 В 1902 году кокошницы - „наметчицы", по одной на деревню, жили на Архангельском тракте, на Пудожской и Ошевенской дорогах. Работу выполняли они на дому заказчика, из его материала, жили на хозяйских „кормах" и за высадку десяти золотников жемчуга брали три рубля. Четыре „иаметчицы" высадили так двадцать четыре перевязки, двадцать девять кокошников и две ризы (39, с. 27).
180. Деревня Низ.
Здесь жили каргопольские ткачихи.
180. Village of Niz:
Here lived Kargopol weavers

181. Пояс „со словами". Конец XIX в. Шелковые, золотные и серебряные нити. Узорное ткачество. 197 х 2. Из деревни Бор.
181.	Late 19th century girdle woven in gold, silver and silk threads. Length 197 cm, width 2 cm. From the Village of Bor
182.* Юбка-подол.
Начало XX в. Фрагмент. Льняные, шерстяные и х.-б. нити. Браное ткачество. Дл. 79. Из деревни Бор.
182.	Detail from an early 20th century skirfs hem woven in flax, woollen and cotton threads. Length 79 cm. From the Village of Bor
183.	* E. А. Босых.
Юбка-подол. Начало XX в. Льняные и х.-б. нити. Двухремизное и браное ткачество. Дл. 94. Из деревни Гарь.
183.	Early 20th century skirt woven in flax and cotton threads. Length 94 cm. Made by Ye. Bosykh from the Village of
Gar
йййжйж
184.	* Полотенце.
Конец XIX в. Фрагмент. Кумач, льняные и х.-б. нити, кружево. Браное ткачество. 252 X 36. Из деревни Пресниха.
184.	Detail from а late 19th century towel, woven in flax and cotton threads and trimmed with bobbin lace. 252-x
36 cm. From the Village of Presnikha
185* Тканое узорочье от юбки-подола. Начало XX в. Фрагмент. Шерстяные и х.-б. нити. Браное ткачество, верхошов. 43 х 165. Из деревни Гарь.
185.	Detail from а patterned insertion in an early 20th century skirt, woven in cotton thread and embroidered in onesided satin stitch with woollen thread. 43x165 cm.
From the Village of Gar
186* Юбка-подоль-ница. Начало XXв. Льняные, шерстяные и х.-б. нити. Браное ткачество. Дл. 96. Из деревни Погост.
186.	Early 20th century skirt woven in flax, woollen and cotton threads. Length 96 cm. From the Village of Pogost

как хаос и связывалась в народном представлении с проявлением сил тьмы.
С конца XIX - начала XX века все чаще стало появляться в крае многоцветное узорочье, тканное желтой и зеленой, нежно-голубой, бирюзовой и оранжевой шерстью - гарусом. У праздничных полотенец длина многоцветных радужных концов достигала полуметра, а юбки-„подольницы“ нередко были полностью покрыты нарядным ковровым узором.
Особо же усердные рукодельницы-раскольницы ткали из шелка, золота и серебра пояски, по всей длине которых шли долгие надписи - „слова“: „Сей поясок почетной девицы Марии Ивановны идет ныне время златое текут дни драгие сияет спокойствие совершенно44 или: „Сей поясок почетной девице Анне Андреевне от всей верности моей дарю честности своей44.
В 1895 году в Каргопольском уезде было четыреста пятьдесят ткачих, работавших на продажу, и четыреста из них проживали в Ошевенской волости (6, с. 110)34. В основном ткали они нарядные, из крашеной шерсти кушаки для Петербурга и Архангельска, Вологодской и Новгородской губерний (39, с. 27).
С октября месяца и до конца зимы, до широкой масленицы, собирались деревенские девушки на беседу, вместе пряли лен, пели песни, веселились. Прялки брали с собой самые нарядные, так как были они предметом гордости каждой из девушек, по улице несли узором напоказ, чтобы все видели их красу. Прялка в каргопольской избе - одно из самых древних орудий женского труда. Ее резное убранство составлено из трехгранно-выемчатых углублений: в центре загорается полуденное солнце, а от него светят по всему „белу свету44 треугольнички-лучики. На более вычурных поверху идут лесенкой узорные маковки - „теремки44, внизу, по бокам доски-лопаски свисают „сережки44 - так изображал мастер круговой бег Солнца вокруг Матери-Земли, бывшей, по народным представлениям, центром мира (61, с. 240-245).
Резьба одних прялок отличается глубоким рельефом и красивой игрой светотени в рисунке, других - мелкой, словно бисерной, резьбой. С первой половины - середины прошлого столетия отдельные детали резного орнамента оживляют краской, а „солнышко44 покрывают порой сусальным золотом. Резные с раскраской прялки начинают украшать и кистевой росписью, а вскоре она уже полностью вытесняет резьбу и покрывает всю поверхность лопасок вазонами или пышными букетами цветов и листьев. Они то причудливо мерцают на темной зелени фона, лишь светлые оживки намечают их неясный контур. То на светло-зеленом, оранжевом, светло-желтом или белом фоне под широкой кистью живописца расцветают крупные красные, во всю ширину прялочной доски соцветия роз с нежными разбеленными лепестками. Красочные пятна составляют основу композиции, а белые оживки подчеркивают форму и строение цветов, написанных в условной манере.
34 В 1902 году в свободное от полевых работ время ткалн в Ошевенской волости на продажу в деревнях: Большой Халуй - сорок женщин; Малый Халуй - двадцать шесть. Гарь -двадцать семь, Ннз - шестнадцать (38, с. 154).
187.	Изба Пуховых из деревни Погост. Вторая половина XIX в. Вознесенская церковь Кушерецкого погоста.
Вид с юго-востока.
187.	Pukhovs' House from the Village of Pogost, dating from the second half of the 19th century. South-eastern view of the Church of the Ascension, Kushereka parish


Значительное влияние на крестьянские росписи Каргополья оказали выговскис живописцы. В середине прошлого столетия, после закрытия скита, ходили они по деревням в одиночку и по нескольку человек, нанимаясь писать иконы, украшать росписями снаружи и внутри избы. Были и свои деревенские живописцы35. Старинные каргопольские избы строили на высоком подклете, просторными, с четырьмя окнами на лицо. Чтобы заглянуть в окошко, а в доме бывало их более двух десятков, рослому парню надо встать на плечи другого. Рубили здесь дома и двухэтажные, с зимним жильем внизу и просторным летним вверху, длина их достигала порой тридцати и более метров. На ставнях изб наводили большое „солнышко“, кругами и вазонами расписывали тесовые подшивки, что закрывают выступающие слеги кровли.
Обстановка в домах простая: в почетном „красном углу“ стоял стол с точеными ножками, над ним - расписная божница. У дальней от окон стены - большая беленая печь, сбоку от нее - разрисованный букетиками длинный филенчатый шкаф, разгоражи-
188* Часть интерьера избы Третьяковых. Деревня Гарь.
188.	Portion of the
Tretyakovs’ house interior, Village of Gar
35 По переписи, опубликованной в 1902 году.-их семь человек (38, с. 14). Так, в деревне Оле-ховской жил П. И. Черепанов, который расписывал ставни, прялки, шкафы. В Ошевенской слободе трудились Новожилов и Ф. С. Боровский (последний писал также и иконы).
189.* Прялка. 1895. Фрагмент. Дерево. Геометрическая резьба. В.
106,5. Из деревни Калитинская.
189.	Detail from carved wooden distaff with a geometrical pattern, made in 1895. Height 106.5 cm. From the Village of Kalitinskaya
190.	Прялка. XIX в.
Фрагмент. Дерево, масло. Геометрическая резьба, раскраска. В. 98.
190.	Detail from 19th century carved wooden distaff with painted and relief geometrical decoration. Height 98 cm
191.	Ф. С. Боров-
ский. Прялка. Начало XX в. Фрагмент. Дерево, темпера. Кистевая роспись. 90 х 63. Из Ошевенской слободы.
191. Detail from painted decoration in tempera of 20th century wooden distaff made by F. Borovskii. Height 90 cm. From Oshevenskaya Quarter
192* Чаша. XIX в. Дерево. Контурная резьба.
192. 19th century wooden bowl carved in outline
193.* Ендова. „ Чашка доброго человека". Рукомойник. XIX -начало XX в. Медь, железная проволока. Медницкие работы, гравировка. 10,5 х27х 22,5; 5.3 х 20.4 х 19:25x21 х 20,5. Из деревни Гри-нево; из Каргополя; из деревни Гарь.
193. Yendova drinking vessel. “Сир of a kind man”, and ewer in brass, with engraved decoration. Height 10.5 cm. 5.3 cm. 25 cm; diam. 27cm, 20.4 cm. 21 cm. From die Village of Grinevo. Kargopol, Village of Gar
194* Прялки. Конец XIX-начало XXв. Дерево, темпера. Резьба, роспись. В. 92: 96; 92.
194. Carved wooden distaffs with painted decoration in tempera, dating from the late 19th and early 20th centuries. Height 92 cm, 96 cm, 92 cm

вающий избу. Размашистой кистевой росписью с широкими звонкими мазками украшены буфет и сундук. Они и по сей день являются лучшим убранством дома и гордостью их владельцев.
За печью во многих избах и поныне висят красно-медные рукомойники с плоским донцем, сделанные руками городских и деревенских ремесленников. Медницкий промысел имеет здесь давнюю традицию: перепись начала XVIII столетия отмечает в Каргополе просто медников, мастеров „большой статьи" и „мелочной потребной работы". В начале XX века трудились они как
195.	А. А. Савина
свивает „тетерки". Фото 1977 г.
195. Photo: A. Savina making "tetiorka" twisted buns. 1977
196. A. A. Савина. Весеннее обрядовое печенье-„тетерки“. Фото 1977 г. Ржаное тесто. Д. 13,5-18,5. Деревня Гарь.
196. Photo: A. Savina making "tetiorka" ritual spring twisted buns. 1977 Photo: Samples of "tetiorka" twisted buns. Diam.
13.5 cm to 18.5 cm
в самом городе, так и в четырех пригородных волостях (38, с. 31). Из их изделий особенно красивы и разнообразны по форме братины и чаши. Они то строгие, гладкостенные, конической формы и на маленьких ножках, то пузатые, с крутыми боками, то стройные, с мягкими ребрами, формами своими восходят к XVII столетию. В них подавали на стол квас или пиво, а в большие праздники нарядно одетые хозяйки с начищенными до блеска и налитыми до краев ендовами стояли у своих изб и угощали каждого проходившего самодельным пивом.
Весной, в пору солнечного равноденствия, когда день меряется с ночью, завивают на Каргопольской земле необычное кружево из теста.
197. С мороза „тетерку" сажают в печь. Е. И. Тюхтина. Фото 1977г.
197. Photo: Ye. Tiu-khtina putting frozen "tetiorka" twisted buns into the oven. 1977
Густо замешанное тесто прежде раскатывают тонким жгутом и из него выкладывают на дощечках особые узоры.
- Прежде солнышко-высоколнышко сделаю, - пояснит стряпуха, - кудерочки навью, чтобы кудревато было, а вокруг него конеч-ков-бегуночков пущу и уж потом три окола-обвода завью по солнышку.
В „тетерочный день", 22 марта, все, кто был осенью с невестиной стороны на свадьбе, идут к молодым с гостинцами. И каждый несет с собой десять ли, двадцать размером с тарелку кружевных
„тетерок" своей стряпни, чтобы каждый съел „тетерочку" и тем получил от солнышка силу и здоровье.
Гостиничную корзину с пирогами да „тетерками" разбирают при всех, „тетерки" выкладывают на стол, считают, сколько узоров завито. В первую очередь оделят ими ребятишек - те бегут с ними на улицу и там похваляются друг перед другом. Степенно съедят по одной „тетерочке" и взрослые.
В обрядах „тетерочного дня", а ведется он издавна и живет в ряде деревень поныне, усматривается древняя связь с почитанием солнца. Мотивы „златокудрого солнышка" присутствуют во всех „тетерках", идущие же по кругу „коники" символизируют его вечное движение.
198. „Тетерочный день" в деревне Гарь. Фото 1977 г.
198. Photo: Ritual spring festival when everybody eats a “tetiorka" twisted bun, in the Village of Car. 1977
Широко расправив золотистые с переливами крылья, стая сказочных птиц от легкого дуновенья начинала плавно кружиться. Не верилось, что сделаны они чуть ли не из единого куска дерева. В старое время висели такие птицы в каждой избе, охраняя покой в доме. Теперь встретишь их не часто, но в доме Александра Ивановича Петухова они давно уже парят под потолком веселой стайкой.
Кажется, мастер не вырезывает птицу, а высвобождает ее из-под слоя коры и стружек. На глазах распускает она свой пышный хвост, тонкое волнистое оперенье крыльев. И у каждой - свое имя: „Птица-Солнце”, „Добрая”, „Птица-Весна”.
Изделий из дерева и бересты изготовляли на Каргополыцине великое множество. Из узких берестяных полос плели солоницы, корзины - „бураки” и „забеньки”, заплечные кошели, наподобие рюкзаков, сапоги и даже куртки. Для хлеба делали блюда-плетенки и украшали их росписью: точками, разноцветными квадратами, цветками. Из сосновой дранки мастерили корзины, короба,
199. А. И. Петухов с сыном Ярославом делают туеса. Фото 1975 г.
199. Photo: A. Petukhov and his son Yaroslav making birchbark boxes. 1975
200. А. И. Петухов.
Птица щепная. Начало 1970-х.гг. Сосна-Резьба по дереву.
200. Figurine of а chipped wooden bird carved by A. Petukhov in the early 1970s
201. Так рождается туесок.
201. Birchbark boxes making
36 К 1902 году корзиночно-коробочный промысел был распространен в одиннадцати волостях, но особенно развит в двух: в Нифон-товской, где трудились девяносто человек, и в Лодыгинской - двадцать четыре (39. с.20).
лукошки36. Из бересты шили еще и туеса, в них хранили молоко, сметану, квас, и служили они часто до четверти века. Занимались этой работой исключительно мужчины.
Любит мастерить туеса и Александр Иванович Петухов с сыновьями Валерием и Ярославом. Сначала долго выискивает дерево, стройное, без разрывов и трещин в коре. Большая сноровка нужна, чтобы снять бересту в целости, - она будет основой туеса. Под верхним, шероховатым, открываются слои нежные: дымчато-белые, розовые, всего знатоки насчитывают до сотни оттенков. Из другого куска бересты, чуть пошире, подбирают „рубашку”, сквозным узором режут на ней полевые цветы, затейливо вьющуюся по позему траву-мураву, „красное солнышко”. „Рубашку” надевают поверх колбы, закрывают на замки-вырезы,
202* А. И. и В. А.
Петуховы. Туеса. 1970-егг. Дерево, береста. Просечка, тиснение, плетение. В. 20,5, Д. 12;
В. 19, Д. 13; В. 22, Д. 15. Поселок Волошка.
202. Birchbark
covered boxes with stamped and openwork decoration. Height 20.5 cm, 19cm, 22cm; diam. 12 cm, 13cm, 15cm. MadebyA. and V. Petukhovs in the 1970s. Settlement of Voloshka

прилаживают донце и крышку, и после лей в эту посудину воду или квас - ни одна капля не убежит.
На одной из всероссийских выставок подолгу останавливались зрители перед веткой розы с гибким стволом, нежными листьями и тонкими лепестками цветов. Не верилось, что потомственный каргопольский кузнец37 Григорий Зуев выковал ее из грубого куска железа. Неподатливый металл под его молотом становится то стволом приземистого растения-подсвечника, то стройным светцом, из которого вырастают упругие ветки, завитые в тугие кольца, меж которыми распускаются соцветия гнезд для свечей.
37 Перепись 1561-1562 годов упоминает пять кузнецов, и все они селились на Ивановской улице (53, с. 291-299). Документы XVII столетия не раз говорят о государственных заказах, выполняемых каргопольскими кузнецами. Перепись 1712-1713 годов называет несколько семей, которые жили иа трех улицах (33, л.35-45). Перепись 1725 года отмечает как просто кузнецов, так и ремесленников „поштучной" и „мелочной работы" (35, л. 33-41). В сельской местности кузнецы жили в каждом большом селении, но главным центром промысла в 1902 году были волости Нифонтов-ская, где трудились сорок четыре человека, и Ошевенская - двенадцать (39, с. 20).
203.* Г. Г. Зуев. Подсвечник. 1978. Железо. Ковка. зОх 36x36. Деревня Нифонтовская.
203. Candlestick for five candles in hammered iron. 50x36x36 cm. Made by C. Zuyev in 1978, Village of Nifontovs-kaya
204* Г. Г. Зуев. Подсвечник. 1978. Железо. Ковка. 43x29x18. Деревня Нифонтовская.
204. Candlestick for five candles in hammered iron. 43x29x18 cm. Made by C. Zuyev in 1978, Village of Nifontovs-kaya

205. Деревня Грине-во-родина каргопольских игрушечников.
205. Village of Grine-vo. centre of Kargopol earthenware toys making
Незабываемыми для гостей замечательной каргопольской мастерицы Ульяны Ивановны Бабкиной были минуты, когда выставляла она на стол свою глиняную сказку. Лихие гармонисты в шляпах набекрень весело растянули меха, закружились в кадрили пары: статные бородатые мужики, бабы в кокошниках, безусые парни и круглолицые девушки. В стороне -кормилица с младенцем на руках, крестьянка в старинном наряде с блюдом калачей - хлебосольная, приветливая.
А то возьмет Ульяна Ивановна маслянистый комок глины, помнет его в руках и начнет лепить ей одной ведомого Полкана. Грудь ему сделает высокую, лицо круглое, широкую, лопатой, бороду и туловище, словно у коня. Щеки нарумянит, а на груди лучистое солнышко нарисует.
- Полкан-богатырь помогал мужикам хлеб растить да землю русскую от врагов оберегал, - поясняет она.
У каждой игрушки - свое настроение: то разрисует их печальней, то смешливей. У летних цвета яркие, звонкие, у осенних же мягкие, золотятся теплыми охрами. Зимой цвет росписи глубокий и торжественный: белый и черный, светло-синий и темнокрасный.
В игрушках рассказывала Ульяна Ивановна о веселых праздниках и трудовых буднях села, о своих земляках, и тема эта с каждым годом звучала в ее творчестве все сильнее. Сама была человеком добрым и в людях старалась видеть только хорошее.
В деревне Гринево, где жила мастерица, трудились и другие игрушечники: муж и жена И. В. и Е. А. Дружинины, ученица Бабкиной А. В. Завьялова и другие. В их работах, наряду с бытовой темой, сохранялись архаические отголоски, созвучные мотивам местной вышивки38.
Главным в ее произведениях была нравственная основа образа. Через внешнюю стать своих игрушек мастерица говорит о внутреннем мире своих земляков - людей труда. Так У. И. Бабкина впервые в игрушке ярко выразила единый народный образ.
206. Ульяна Ивановна Бабкина. Фото 1972 г.
206. Photo: Ulyana
Babkina, the oldest earthenware toys maker. 1972
38 Гончарный промысел на 1902 год был известен в семи волостях, но преимущественно занимались им в Панфиловской, где была пятьдесят одна обжигальня и работали пятьдесят восемь человек (деревня Гринево входила в эту волость) (39. с.35).
207. У. И. Бабкина. Композиция „Кадриль". „Гармонист".* 1969; „Кадриль". 1972; „Гармонист". 1972; „Дерево с тетеревами".* 1972. Красная глина, темпера. Лепка, роспись. В. 10,7; 11,5;
11,4; 12,7. Деревня Гринево.
207.	Composition in moulded red clay painted in tempera: figurine of an accordion-player, 1969; quadrille, 1972; figurine of an accordion-player, 1972; tree with perched black-cocks, 1972. Height 10.7 cm. 11.5 cm, 11.4 cm, 12.7 cm. Made by U. Babkina,
Village of Grinevo

208.* У. И. Бабкина. Игрушка „Медведь и корова". 1469. Красная глина, темпера. Лепка, роспись. В. 10. Деревня Гринево.
208.	Bear and cow. moulded red clay toy with painted decoration in tempera. Height 10 cm. Made by U. Babkina in 1969, Village of Grinevo
209* И. В. Дружинин. Игрушка „Олень и собака". 1936. Красная глина, темпера. Лепка, роспись. В. 12,5.
Деревня Гринево.
209.	Reindeer and dog, toy in moulded red clay with painted decoration in tempera. Height 12.5 cm. Made by I. Druzhinin in 1936, Village of Grinevo
210.	У. И. Бабкина.
Игрушка „Полкан". 1979. Красная глина, темпера. Лепка, роспись. В. 14. Деревня Гринево.
210.	Dog, toy in moulded red clay with painted decoration in tempera. Height 14 cm. Made by U. Babkina in 1979, Village of Grinevo
211* И. В. Дружинин. Игрушка „Баба". 1936. Красная глина, темпера. Лепка, роспись. В. 17. Деревня Гринево.
211.	Figurine of а peasant woman in moulded clay with painted decoration in tempera. Height 17 cm. Made by 1. Druzhinin in 1936, Village of Grinevo
В сельском доме поныне не найти достойной замены простым домотканым половикам. Застилают ими не только жилую часть дома, но и просторные сени, - заказы у ткачих не переводятся. Одни мастерицы любят тона нежные, другие - строгие и напряженные. Цветовой строй незамысловатого рукоделия словно рассказывает о долгих северных снегах, морозных восходах и закатах, о светлой глади рек и нежной зелени лесов. Пелагея Тимофеевна Семянникова, ткачиха из Каргополя, составила свой рисунок с нежными переливами цветов в узорной поло
2/2. П.Т. Семянникова за работой. Фото 1974 г.
212. Photo: Weaver P.Semiannikova working. 1974
се дорожки и назвала ее „зарей“. Начинается „заря“ с белых полосок, краски набирают силу, теплеют, в центре идут самые яркие тона, но затем блекнут, стихают, и „заря“ гаснет.
- А здесь радугу выткала, - рассказывает она. - После дождя на небо все глядела, чтобы запомнить, какая она бывает, радуга-то. Пришла однажды, за стан села, и в тот же день первая радуга заиграла на дорожке. Начинается ягодная пора - Пелагея Тимофеевна соберется на болото за клюквой, а после сядет ткать, и разбегаются по половикам широкие буро-красные да зеленые полосы -„дороги“. Осень с дождем и ветрами на дворе - пожухнут ее половики, „дороги“ темно-коричневыми, рыхлыми станут, а над ними жемчужно-серые „зори“ засветятся. Укроет землю снег -сразу и половички станут светло-серебристыми с легкими переливами нежных цветов.
Родная народному мастеру природа по-прежнему основа его творчества. Все его мысли и чаяния связаны с землей и солнцем, с временами года, с нелегким крестьянским трудом. Он живет с ней одним дыханием, и родная земля питает его творчество живительными соками. В этом - подлинность народного искусства.
213* П. T. Семянникова. Дорожка „с зарей". 1972. Фрагмент. Х.-б. нити, цветной лоскут. Узорное двухремизное ткачество. 226 х 50. Каргополь.
213. Detail from а runner with patterned decoration in cotton thread. 226x50cm. Woven by P.Semiannikova in 1972, Kargopol
214. Заря над Онегой.
214. Sunrise on the Onega


*tiV>.-«iiuuMuwiiftrt*^*'к1 ’1

тммм
„..r;........
.11.? , I""
' ..... .iii.
, ..."' ..... in..........11,11.....
lllll “ ’\llll lllll . lllll.	11
..............
....«fe (".r Pi'i
lllll HUI пнГ'^пи*
lllll M»n llltl'' ' IIHfiltH*-
ни}!
-Mi? "•’< '-ч
,п Г,и"."Ч" "Ч
н...11 '<.... ""1...."“!
_--шлДйп.чгдагда»^^^
7-"v'™ "•	«•••'	••„„• ••" ,, ,  ,..'•••• (lit' "' "", 1 '"ihiP" I	inu""’"	,„?


ад
ЭД^ЙЙИЙН
mu
i«*’
T;:..." "Ill	....1,,,\.!..""s.h."u\...."'!!......

Ilin.
HIM
Vm.
•in,,,,, uni inn’
""Sail"'’’ ’’’“ти
11 Hl
Hill M'4|
Hill*”* Hill

... ir-- - - - ' > >*7'
ЗГ ”C


,, III ,
» 41	। Hilt । || |' ’,’ ,(| ,
1.11 t’-l ’ I

П,М1МИ-”,,’>Ч 1*“^
•'hiiic."",,,:,1,,,1,1!"
","	""•	нт""' »ч(' ">""	....
Г '"•( "4	,””...i.,,"\ii..*,,,<...r’""
>‘.11 ,*,Н1Н11^',11И1 JJJ JI»1» иГДнН '-’Лшг 1Ш»	I.»""'
...
•W|HH..|U )•'”
,’*,r.,...lll ’ lllll . J"»

На карте нашей Родины Каргополье, входящее сегодня в состав Архангельской области, не велико. Но в сокровищницу национальной культуры внесло оно свой ценный вклад. Из безбрежного моря художественных памятников, происходящих отсюда, в альбом включена лишь совсем незначительная часть. Но уже по ним рисуется Каргополь одним из крупных художественных центров России XVI-XVII веков, а Каргопольская земля - редчайшим заповедником нашего культурного прошлого. Неиссякаемая национальная память и тесная связь с землей и природой родного края питали и питают поныне народное искусство, давая замечательные образцы живой фольклорной традиции наших дней.
Д.С. Лихачев писал: „Отношение к прошлому формирует собственный национальный облик. Ибо каждый человек - носитель прошлого и носитель национального характера. Человек - часть общества и часть его истории. Не сохраняя в себе самом прошлого, он губит часть своей личности. Отрывая себя от национальных, семейных и личных корней, он обрекает себя на преждевременное увядание“ (42, с. 46).
Сокровища Каргополья - это еще и глубокая мудрость традиций, отражающих поэтические и художественные воззрения народа, его духовный опыт, высокий смысл которого не утратил своего значения и в наше время.
The land of Kargopol, lying around the Lake Lache and the River Onega, is today an administrative unit of Arkhangelsk Region, Russian North.
The name of the land of Kargopol first occurred in the annals in the twelfth century — the time when the first Russian settlers from the lands of Novgorod and Rostov came to stay in those parts. Tradition and historical records seem to confirm that Kargopol itself was founded in the twelfth century.
In the sixteenth century this town was one of Russia’s major trading centres - a link between Western Europe and the Moscow State. For centuries the local population engaged in farming, hunting and fishing, and also in the extraction of salt, which Kargopol supplied to many towns of Muscovy.
In the sixteenth and seventeenth centuries a large number of churches and monasteries, both in stone and in wood, was constructed in and around Kargopol. In the latter century the architecture attained to such a high level as to form a distinctive local school.
Applied arts and folk crafts, as well as the art of writing, emerged and throve in the land. Censuses carried out in the sixteenth-eighteenth centuries incorporate the names of many icon painters, silver, copper and metal-smiths, founders, and other craftsmen. The local school of icon painting took shape under the influence of the Rostov and Novgorod masters; it was the Novgorod school of Old Russian painting (late fifteenth and early sixteenth centuries) that had the decisive influence on Kargopol icons.
In 1612—15 the land of Kargopol fell prey to the devastating raids of Polish and Lithuanian invaders. But the town fortress, which was never ceized, remained an important fortified outpost of the Moscow State until the mid-seventeenth century.
In the second half of the seventeenth century, after the reforms of Patriarch Nicon aimed at revising the liturgical books and ceremonials, the woods around Kargopol became an asylum for the Old Believers; the latter were a strong cultural influence in the region.
With the rise of St. Petersburg the Northern trade routes lost most of their importance for the economy of Russia, and the land of Kargopol was not subject to the radical capitalist changes that swept Russia. From that time on the region became something like a preserve for old-time folk culture, which its people safeguarded and carried on. It is still a realm of heroic Russian bylinas, religious verses, historical songs and ancient legends.
The land of Kargopol harbours one of Russia’s finest schools of embroidery (including embroidery in gold thread and pearls), which has preserved the old techniques and the archaic images of Slav mythology.
In our own time the folk craftsmen of Kargopol are contributing interesting traditional articles - fabrics and carved wooden pieces, metalwork and pottery. These articles have on many occasions been displayed at exhibitions both in the Soviet Union and abroad.
The heritage of Kargopol began to be studied in the past century, and by now many specimens of the folk arts, many icons and written records which originated in the region have found their way into different Soviet museums. Some of these pieces were authored by local masters, others by those from the major culture centres of medieval Russia.
The volume introduces to the readers the relics of Kargopol, many of which are being published for the first time.
Библиография и источники
1.	Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Л., 1978.
2.	Алферова Г. В. Каргополь и Каргополье. М., 1973.
3.	А м о с о в А. А., Б у б и с в Н. Ю. Археографические экспедиции Библиотеки АН СССР в Каргопольский и Плесецкий районы Архангельской области (1975-1976 гг.). - Материалы и сообщения по фондам отдела рукописной и редкой книги Библиотеки АН СССР. Л., 1978.
4.	Барсуков Н.П. Источники русской агиографии. Спб., 1882.
5.	Бергштрессер К. Опыт описания Олонецкой губернии. Спб., 1838.
6.	Благовещенский Н.И., Г а р я з и н А.Л. Кустарная промышленность в Олонецкой губернии. Петрозаводск, 1895.
7.	Богословский М. М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. Т. I-П. М„ 1909-1912.
8.	Бубнов Н.Ю., Копанев А.И. Отчет об археографической экспедиции Библиотеки АН СССР 1965 года. - Материалы и сообщения по фондам отдела рукописной и редкой книги Библиотеки АН СССР. Л_, 1966.
9.	Викторов А.М.,Звягинцев Л.И. Белый камень. М., 1981.
10.	Гедеонов И., Пушкарев И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях, т. I, кн. 3. Олонецкая губерния. Спб., 1845.
11.	Г е м п К. П. Каргополь. Архангельск, 1968.
12.	Голубинский Е. История канонизации святых в русской церкви. М., 1903.
13.	Г у р ь е в Ф. Историческое описание Челмогорской пустыни, что в Каргопольском уезде, от разных древностей той пустыни. -Житие Кирилла Челмогорского. 1844. - РО ГИМ, собр. Барсова, № 795.
14.	Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. Спб., 1842.
15.	Денисов Семион. Виноград Российский. Список конца XVIII в. - РО ГИМ. Синод, собр.. № 1168.
16.	Державин Г.Р. Поденная записка, учиненная во время обозрения губернии правителем Олонецкого наместничества Державиным. - В кн.: Пименов В. В., Эпштейн Е. М. Русские исследователи Карелии (XVIII в.). Петрозаводск, 1958.
17.	Дмитриева С. И. Географическое распространение русских былин. М., 1975.
18.	Докучаев-Басков К. А. Пустынь Ивана Волосатого (Каргопольский Успенский женский третьего класса монастырь). -Христианские чтения, 1889.
19.	Докучаев-Басков К.А. Святыня города Каргополя. Петрозаводск, 1899.
20.	Докучаев-Басков К.А. Наглимозерская-Артова пустыня. - Подвижники и монастыри Крайнего Севера. Б. г.
21.	Докучаев-Басков К. А. Церковно-приходская жизнь в городе Каргополе в XVI-XIX веках. М., 1900.
22.	Докучаев-Басков К.А. Каргополь. Архангельск, 1913.
23.	Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией, т.1. Спб., 1846.
24.	Д у р а с о в Г. П. Каргопольское „заветное шитье". - СЭ, 1977, № 1.
25.	Д у р а с о в Г. П. Каргопольские народные вышивки - месяцесловы. - СЭ. 1978, №3.
26.	Д у р а с о в Г. П. Попытка интерпретации значения некоторых образов русской народной вышивки архаического типа. - СЭ. 1980, №6.
27.	Житие Никодима Кожеозерского. Списки: I - 1662 - РО ГИМ, собр. Уварова, № 8; II - второй половины XVIII в.
28.	Ж и т и е Кирилла Челмогорского. Список второй половины XVIII в. - РО ГИМ, собр. Барсова, № 794.
29.	Известия императорского археологического общества. Вып. 5. Т. IV. Спб., 1863
30.	История русского искусства (под ред. И.Грабаря). T.I. Спб.. 1909; Т.П. Спб., 1910.
31.	Кириллов И. К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М., 1977.
32.	К и и г а переписная г. Каргополя. 1648. -ЦГАДА, ф. 1209. д.168.
33.	Книга переписная посадских людей, мастеровых, подьячих, церковнослужителей г. Каргополя, дворцовых и монастырских крестьян, церковнослужителей и монахов дворцовых волостей. 1712-1713. - ЦГАДА. ф.350, on. 1, д. 167.
34.	Книга переписная Каргопольского уезда. 1719. - ЦГАДА. ф. 350. on. 1. д. 169.
35.	К н и г а переписная г. Каргополя. 1725. -ЦГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 1267.
36.	К о р а б л е в С. П. Этнографический и географический очерк г. Каргополя с словарем особенностей тамошнего наречия. М., 1851.
37.	Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. 3. Архангельск, 1869.
38.	Крестьянские промыслы Каргопольского уезда Олонецкой губернии. Вып. 1. Петрозаводск, 1902.
39.	К у з н е ц о в В. К. Кустарные промыслы крестьян Каргопольского уезда Олонецкой губернии. Петрозаводск, 1902.
40.	Л а у р и и а В. К. Об одной группе новгородских провинциальных царских врат. -Древнерусское искусство. Художественная культура Новгорода. М., 1968.
41.	Левинсон Н.Р.,Маясова Н.А. Материальная культура русского Севера в конце XIX - начале XX века. (Каргопольская экспедиция 1950 года). - Историко-бытовые экспедиции 1949-1950 гг. Труды ГИМ, вып. XXIII. М„ 1953.
42.	Л и х а ч е в Д.С. Заметки о русском. М., 1981.
43.	М а с л о в а Г. С. Орнамент русской народной вышивки как историкоэтнографический источник. М„ 1978.
44.	Мильчик М. И., Ушаков Ю. Г. Деревянная архитектура русского Севера. Л., 1981.
45.	Никодим, архимандрит. Олонецкий патерик. Петрозаводск, 1910.
46.	Овсянников О. В. Люди и города средневекового Севера. Архангельск. 1971.
47.	Олонецкая губерния. Стат, справ. Петрозаводск, 1913.
48.	Олонецкий сборник. Материалы для истории, статистики и этнографии края. Вып. I-IV. Петрозаводск. 1894-1902.
49.	О л с у ф ь е в Ю. А. Дневник-отчет командировки в Каргополь для учета памятников искусства, подлежащих Госохране (1932). - РО ГТГ, ф. 67, д. 485.
50.	О ш и б к и н а С. В. Неолит Восточного Прионежья. М., 1978.
51.	Памятная книжка Олонецкой губернии на 1867 год. Петрозаводск, 1867.
52.	Петров К. Указатель к историческим актам Олонецкой губернии. Петрозаводск. 1869.
53.	Платежная книга Каргопольского уезда, составленная около 1560 года по книгам письма Якова Сабурова и Ивана Кутузова 1555-1556 годов. - Материалы по истории Европейского Севера СССР. Северный археографический сборник. Вып. 2. Вологда, 1972.
54.	П л а т о н о в С.Ф. Прошлое русского Севера. Очерки по истории колонизации Поморья. Пг., 1923.
55.	П о л н о е собрание русских летописей. I-Т. П.М.. 1965;П-Т.ЗЗ. М„ 1977;Ш-Т.34. М., 1978; IV-T.37. М.. 1982.
56.	II р а в д и и М. Из олонецкой старины (материалы А.П.Воронова). Петрозаводск. 1916.
57.	Пятутин П. Каргополыцина в прошлом и настоящем. Каргополь, 1924.
58.	Реформатская М.А. Северные письма. М., 1967.
59.	Рудометов И.И. Каргопольский край. Каргополь, 1919.
60.	Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV - начала XVI в. М., 1974.
61.	Р ы б а к о в Б. А. Язычество древних славян. М., 1980.
62.	Сапунов Б. В. Икона „Страшный суд” XVI в. села Лядины. - Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1980. Л.. 1981.
63.	Сказки посадских людей г. Каргополя. 1744. - ЦГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 1270.
64.	Смирнова Э.С. Живопись древней Руси. Л., 1970.
65.	С м и р н о в а Э. С., Л а у р и н а В. К., Гордиенко Э.А. Живопись Великого Новгорода. XV век. М., 1982.
66.	Срезневский В.И. Отчет отделению русского языка и словесности Императорской Академии наук о поездке в Олонецкую, Вологодскую и Пермскую губернии в 1902 году. Спб.. 1904.
67.	Тихомиров М.Н., Шепкина М.В. Два памятника новгородской письменности. Труды ГИМ, вып. 8, 1952.
68.	Т и х о м и р о в М.Н. Каргопольские рукописи.-ТОДРЛ, т. XI, 1955.
69.	Т и х о м и р о в М.Н. Русское летописание. М., 1979.
70.	Токмаков И.Ф. Историко-статистическое и археологическое описание села Тур-часово и его храмов с приходом. М.. 1899.
71.	Ухаиова И.Н. Новые данные об одном из северных промыслов. - Доклады отделения этнографии Географического общества СССР, вып. 2, 1966.
72.	Ушаков Ю.С. Ансамбль в народном зодчестве русского Севера. Л., 1982.
73.	Феодосий, иеромонах. Житие Александра Ошевенского Каргопольского. Списки: I - конца XVI в. - РО ГИМ, собр. Барсова, № 783; II - начала XVIII в. - РО ГИМ, синод, собр., № 413.
74.	Ш е р г и и Б. В. Поэтическая память. М.. 1978.
75.	Ш т а д е н Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. Пер. и вступ. ст. И. И. Полосина. М., 1925.
76.	Шустиков А. А. По деревням Олонецкого края (Поездка в Каргопольский уезд). Вологда, 1915.
77.	Щекатов А.А.,Максимович Л. М. Словарь географический Российского государства. Ч. III. М., 1804.
78.	Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси и татарский период 1288-1505 гг. Т. II. Спб., 1891.
Словарь терминов
Аркатура - рельеф на фасадах или внутренних стенах здания, состоящий из ряда декоративных арочек.
Аршин - старинная русская мера длины, равная 71,12см
Атласный шов (гладь) - в котором параллельные стежки плотно прилегают друг к другу и образуют ровную. ..атласную", поверхность.
Басма - тонкие листы металла с тисненым растительным или геометрическим орнаментом.
Бить - длинные узкие полоски золоченой металлической ленточки.
„Бочка" - перекрытие зданий или их частей, напоминающее в поперечном разрезе очертание церковных глав.
Браное ткачество - в котором нить (чаще красная) образует слегка рельефный узор, как бы негативный с изнанки.
Братина - сосуд, в котором подавались по праздникам пиво или квас.
Верхошов - шов цветной гладью, в котором нити покрывают лицевую сторону ткани, а с изнанки закрепляются мелкими стежками по краю узора.
Воздух - квадратное покрывало для богослужебных сосудов с дарами - хлебом и вином.
Волость - единица территориального деления в России, включавшая несколько сел и деревень.
Вохрёнье - прием моделировки лика н открытых частей тела последовательным высветлением охрой.
„Вразмёт" - подписи на нижней части книжных листов: на каждом листе писалось только одно слово или даже слог.
Движки - живописные мазки чистыми белилами на открытых частях тела.
Двусторонний шов - состоит из мелких стежков вперед иглой; ведется по счету нитей ткани.
„Геометрический стиль" - орнамент.
составленный из геометрических фигур. Закомары - полукруглые или килевидные завершения наружных стен храмов, перекрывающие цилиндрические своды и повторяющие их очертания.
„Звериный стиль" - орнамент, составленный из стилизованных изображений животных.
Золотная нить - шелковая или льняная нить, плотно обвитая тонкой позолоченной проволочкой.
Золотник - мера веса, равная 4.266 г. Иконография - строго канонические правила изображения в иконописи.
Клеть - деревянная прямоугольная в плане постройка или сруб.
Коленкор - тонкая белая хлопчатобумажная материя.
Кумачник - сарафан из красной хлопчатобумажной материи.
Лантрат. искаженное ландрат (нем.) -главный правительственный чиновник округа. Левкас - грунт, по которому пишется икона; состоит из мела (иногда алебастра или гипса) и животного клея.
Лопаска - широкая часть прялки, к которой привязывают кудель. Часто украшена резьбой или росписью.
Лопатка - вертикальное членение фасада в виде плоской колонны, выступающей из стены.
Минёи (греч.) - книги, содержащие годовой цикл церковных служб; обычно состоят из двенадцати томов, каждый на свой месяц. Праздничная или цветная Минея содержит только богослужебные тексты больших праздников на весь год.
Новина - здесь: пашня, впервые приготовленная к засеву.
Оживки - см.: движки.
Октоих (греч.) - книга, содержащая тексты недельного цикла песнопений на восемь мотивов-„гласов“.
Оплёчье - верхняя часть рукава с узором; верхняя часть облачения священнослужителей.
„Осьмерйк" - восьмиугольный сруб.
Паволока - ткань, наклеиваемая на иконную доску; поверх паволоки наносится левкас. Плащаница - полотнище с изображением Христа во гробе.
Погост - центр сельской общины на северо-западе Древней Руси, в дальнейшем -административный округ; церковь с прилегающими постройками.
Подклёт - нижний ярус в церковном строении; нередко использовался под теплую зимнюю церковь или для хранения имущества прихожан. В жилом доме - нежилой нижний этаж, служивший для хозяйственных нужд.
Поддльница или юбка-подол -самостоятельная часть богато украшенной одежды, которую носилн поверх рубахи, но под сарафаном. При этом нижний край сарафана подтыкали спереди за пояс, чтобы был виден узор на подоле. В ряде случаев еще в начале XX века использовалась как обрядовая одежда.
Подсёка - вырубленный и выжженный участок леса, подготовленный для посевов.
Полуустав - письмо более скорописное, чем устав. Буквы прямые, строгих геометрических очертаний, ряды строк медленные и торжественные. В полууставе начиная с середины XIV века допускается кривизна, вместо прямых углов-острые, буквы пишутся с наклоном.
Посох - символ власти архиерея или игумена.
Причёлина- доска, закрывающая концы слег. Пробела - световые разделки одежд в иконе. „Риза"-накладное, чаще металлическое, а реже шитое украшение лицевой поверхности иконы.
Рубахи женские - были цельными, сшитыми из полотнищ домотканой холстины, идущих от ворота до подола. В XIX веке они большей частью обрядовые: свадебные, смертные, праздничные, покосные и жнивные. У составных рубах, более поздних по происхождению, верхняя часть сшита из тонкой, часто покупной материи, нижняя - из домотканой холстины.
Рукава - верхняя часть женской составной рубахи.
„Рыбий зуб" - верхние клыки моржа.
Стан - нижняя часть женской составной рубахи.
Санкйрь (греч.) - темная краска, которой выполняется подмалевок открытых частей тела в иконописи.
Скань - ювелирная техника, получившая название от древнерусского „скать” - свивать. Узоры из тонкой проволоки, напаянные на металлический фон.
Скит - старообрядческий монастырь в глухой пустынной местности.
Складень - икона, состоящая из нескольких одинаковых по форме складывающихся частей или средника и двух створок по бокам. Скоропись - появившийся в XV веке вид письма, возникший из полуустава. Отличается размашистостью, крючковатостью, свободой нажимов и взмахов, большим количеством вариантов отдельных букв.
Слёги - толстые и длинные поперечные жерди, на которые настилаются доски кровли деревянного строения.
Тамбурный шов - представляет собой ряд петель цепочкой, выходящих одна за другой. Выполняется иглой или крючком.
Фелонь (греч.) - верхняя одежда православного священника, круглая в покрое, без рукавов и с отверстием для головы, короткая спереди и длинная сзади.
Чулан" - небольшое подсобное помещение, устроенное в ограде погоста.
Чудь - в русских летописях название эстонских племен.
Чуйка - верхняя мужская одежда.
Шов „в раскол" - при котором игла протыкается в середину предыдущих стежков, как бы расщепляя их.
Шипёц - в деревянном строении с крутой двускатной крышей - верхняя часть торцовой стены, ограниченная скатами кровли.
Список сокращений
РО ГТГ- Рукописный отдел Государственной Третьяковской галереи.
РО ГИМ - Рукописный отдел Государственного Исторического музея. СЭ - „Советская этнография".
ТОДРЛ - Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом). ЦГАДА - Центральный государственный архив древних актов.
В - высота. Дл. - длина. Д - диаметр. Ш - ширина. Тамбур - тамбурный шов. Х.-б. - хлопчатобумажный. Синод. - синодальное ГИМ - Государственный Исторический музей
Местонахождение памятников и архивных фотографий
Архангельский музей деревянного зодчества: ил. 20; ил. 187.
Архангельский областной краеведческий музей: ил. 139 (инв. 1267); ил. 147 (инв. 14928); ил. 152 (инв. 1268); ил. 161 (инв. 1313); ил. 169 (инв. 10396/6-334Т); ил. 170 (инв. 184(2) КП-60Т 333); ил. 171, 172 (инв. 1183-Т331); ил. 178, 179 (инв. 10366/4); ил. 182 (иив. 1265); ил. 194 (инв. 19864, 23540, 14517); ил.210 (иив. 2394).
Архангельский областной музей изобразительных искусств: ил.88, 89, 91 (инв.0120-ВХ); ил.65, 66 (инв.43-ДРС); ил.52-54 (инв.0119-ВХ) ил. 55, 57-60 (инв. 866-, 860-, 861-, 863-, 868-, 862-, 867-, 864-ДРЖ); ил.62-64 (инв.545-ДРЖ); ил.82 (инв.821-ДРЖ); ил. 101 (иив. 1615-ДРЖ); ил. 184 (инв.бЗТ); ил. 186 (инв. 1437-Т); ил. 189 (инв. 189-Д).
Библиотека Академии наук СССР, Каргопольское собрание: ил. 114 (инв.З); ил. 119, 120 (инв.288); ил. 121 (иив.59).
Вологодский областной краеведческий музей: ил.29, 30 (инв.7813); ил.31, 32 (инв.5168); ил.50 (инв. 10251); ил.70 (инв.7804); ил.75, 76 (инв.7801); ил.92, 93 (инв.7862).
Государственный Исторический музей: ил. 118 (инв. 1580-ИЗО); ил. 126; ил. 127 (инв.42343-Б974); ил. 132 (инв. 54020-В2029); ил. 191 (инв.83206/К-4694А).
Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А. В. Щусева: ил. 7 (инв.V-1754/5); ил.8 (инв. V-1754/3); ил. 15 (инв. V-15885); ил. 16 (инв. V-47952); ил. 18 (инв.ГУОП-3247); ил. 19 (инв. VIII-28791); ил. 21 (инв. V-6393); ил. 24 (инв. VII-41); ил. 25 (инв.V-10634); ил.26 (инв. V-48112); ил.27 (инв.V-47942); ил.28 (инв. V-12138); ил.ЗЗ (инв. 1-5505); ил.35 (инв. V-1590); ил.43 (иив. V-1590); ил.51 (инв. V-43952); ил.86 (hhb.V-15872); ил. 105 (инв.Р-9-114); ил. 188 (инв.
V-44936); ил.56 (hhb.V-15938)
Государственный Русский музей: ил.34 (инв.ДРЖ-2981); ил.38 (инв.ДРЖ-2975); ил.45, 46 (инв.ДРЖ-2783); ил.47-49 (инв.ДРЖ-2747); ил.67 (инв.ДРЖ-3068); ил.69 (инв.ДРЖ-2979); ил.72-74 (инв.ДРЖ-2923); ил.78 (инв.ДРЖ-2977); ил.77 (инв.ДРЖ-2974); ил.83,-84 (инв.ДРЖ-2976); ил. 134 (инв. В-729).
Государственный Эрмитаж: ил.36 (инв.ЭРИ-236); ил. 37 (инв. ЭРИ-233 аб); ил. 42 (инв.ЭРИ-231); ил.44 (инв.ЭРИ-244); ил. 39-41 (инв. ЭРИ-230); ил. 84 (инв. ЭРИ-451).
Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом): ил.115-117 (Древлехранилище, Карельское собрание, инв. 241).
Каргопольский краеведческий музей: ил. 109. ПО (инв. 1855); ил.96 (инв.388); ил.98 (инв. 1148/1); ил.99 (инв.391); ил. 100 (инв. 1148/2): ил. 106 (инв. 1752); ил. 112, 113 (инв. 126); ил. 141 (инв.456/2); ил. 144 (инв.456/1); ил. 168 (инв. 1861): ил. 190 (инв.62); ил.192; ил.52-54; ил.88, 89, 91; ил.211 (инв. 839).
Ленинградское отделение Института археологии Академии наук СССР: ил.90; ил. 104.
Музей народного искусства: ил. 128
(инв. 11864); ил. 125, 130 (инв. 11861); ил. 133 (инв.11865); ил. 135 (инв. 15704); ил. 136 (инв. 11874); ил. 140; ил. 143 (инв. 11849);
ил. 145 (инв. 11852); ил. 155 (инв. 11872);
ил. 156 (инв. КП-4386); ил. 158 (инв. 11855).
Музей художественных тканей: ил. 167 (инв. 6853).
Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник: ил. 107, 108 (инв. 1612).
Музей „Покровский собор": ил.2, 85 (инв. 103794/277); ил.87 (инв. 103794/278).
Moscow, USSR Academy of Sciences Library: Kargopol Collection Nos 114 Inv.3; 119, 120 Inv.288; 121 Inv.59
Moscow, USSR Academy of Sciences Institute of Russian Literature: Nos 115-117 Carelian
Collection Inv.241
Moscow, Museum of Textiles: No 167 Inv.6853
Novgorod, Museum of History and Architecture: Nos 107, 108 Inv. 1612
Vologda, Museum of Local Lore: Nos 29, 30
Inv.7813; 31, 32 Inv.5I68; 50 Inv. 10251; 70
Inv.7804; 75, 76 Inv.7801; 92, 93 Inv.7862
The whereabouts of the works and archival photographs reproduced
Numbers in roman refer to illustrations in the album
Arkhangelsk, Museum of Fine Arts: Nos 1, 88, 89, 91 Inv.OI20-BX; 65, 66 Inv-43-ДРС; 52, 54 Inv.01I9-BX; 55,57-60 Inv.866, 860,861, 863, 868, 862, 867. 864 ДРЖ; 62-64 lnv-545-ДРЖ;
82 Inv-821-ДРЖ; 101 1т>.1615-ДРЖ; 184 Inv.63-T; 186 Inv.I437-T; 189 Inv-189-Д
Arkhangelsk, Museum of Local Lore: Nos 139 Inv./267; 147 Inv. 14928; 152 Inv. 1268; 161 Inv.1313; 169 Inv. 10396/6-334T; 170 Inv.l84(2) КП-60Т 333; 171, 172 Inv.1183-ТЗЗГ, 178, 179 Inv. 10366/4; 182 Inv.I265; 194
Inv.19864, 23540. 14517; 210 Inv.2394
Arkhangelsk, Museum of Wooden Architecture: Nos 20; 187
Kargopol, Museum of Local Lore: Nos 109, 110 Inv.1855; 96 Inv.388; 98 Inv.I148/l; 99
Inv.39I; 100 Inv. 1148/2; 106Inv.l752; 112,113
Inv.126; 141 Inv.456/2; 144 Inv.456/1; 168 Inv.1861; 190 lnv.62; 192; 52-54; 88, 89, 91;
211 (Inv.839)
Leningrad, USSR Academy of Sciences Institute of Archeology: Nos 90, 104
Leningrad, the Hermitage: Nos 36 Inv.3PM-236;
42 Inv.3PH-231; 44 Inv.3PH-244; 39-41 Inv.3PM-230; 37 Inv.3PH-233°6; 84 Inv-ЭРИ-451
Leningrad, the Russian Museum: Nos 34 Inv. ДРЖ-2981; 381т.ДРЖ-2975; 45,46 Inv-ДРЖ-2783; 47-491т>.ДРЖ-2747; 67 1т.ДРЖ- 3068;
69 1пу.ДРЖ-2979; 72-74 1т>.ДРЖ-2923;
78 1т.ДРЖ-2977; 77 1т.ДРЖ-2974; 83, 84 1т>.ДРЖ-2976; 134 Inv.B-729
Moscow, Shchusev Museum of Architecture: Nos 7 Inv. V-I754/5; 8 Inv. V-1754/3; 15 Inv. V-15885; 16 Inv. V-47952; 181т.ГУОП-3247; 19 Inv. Vlll-28791; 21 Inv. V-6393; 24 Inv. VII-41;
25, Inv. V-10634; 26 Inv. V-48II2; 27 Inv. V-47942; 28 Inv. V-12138; 33 Inv.1-5505; 35 Inv. V-1590; 43 Inv. V-1590; 51 Inv. V-43952; 86 Inv. V-15872; 105 Inv.P-9-114; 188 Inv. V-44936; 56 Inv. V-I5938
Moscow, Museum Cathedral of the Intercession of the Virgin: Nos 2, 85 Inv.103794/277; 87 lnv.103794/278
Moscow, Museum of Folk Art: Nos 128
Inv.11864; 130, 125 Inv.11861; 133 Inv.11865;
135 lnv.15704; 136 Inv.11874; 140; 143 Inv.II849; 145 Inv.I1852; 155 Inv.11872; 156 Inv.KPI-4386; 158 Inv.11855
Moscow, the Historical Museum: Nos 118 Inv-1580-ИЗО; 126, 127 Inv.42343-E-974; 132 lnv.54020-B2029; 191 Inv.83206-K-4694A
On the title-page: Embroidered decoration of a bed valance of the first half of the 19th century, worked in doublesided. geometric and satin stitches with flax thread and silks. 45~xl63 cm. From the Village of Pogost
На титуле: Край настилальника. Первая половина XIX в. Фрагмент. Холст, льняные и шелковые нити. Двусторонний шов, набор, гладь. 45 х 163. Из деревни Погост.
Содержание
Введение
5
История
Каргопольской земли 7
Древнерусское зодчество 19
Древнерусская живопись 51
Прикладное искусство и лицевое шитье	109
Литература	123
Народное искусство 133
Приложения	204
Contents
Introductory article	5
The History of the Land of Kargopol	7
Old Russian Architecture	19
Old Russian Painting and Wooden Sculpture	51
Applied Art and Embroidery
109
Illuminated Manuscripts	123
The Folk Arts	133
Appendices	204
ГЕННАДИЙ ПЕТРОВИЧ ДУРАСОВ
Художественные
Каргополье сокровища
Альбом
Рецензенты:
старший научный сотрудник Института этнографии АН СССР кандидат исторических наук
И. В. ВЛАСОВА
кандидат исторических наук заслуженный работник культуры РСФСР
С. К. ЖЕГ АЛОВ А
Предисловие доктор исторических наук
I Т В. НИКОЛАЕВА |
Редактор в. А. юматов
Художественный редактор в. д. ДЕМИДОВ
Технический редактор Т.Ю.ПЛАХТИЙ
Корректор Л. М. ЛОГУНОВА
Корректор английского текста Л.Т.ЗИНЬКО
Сдано в наб. 19.08.1983 г.
Подписано в печ. 27.07.1984 г. А059/6
Формат 60x90/8
Усл. печ. л. 26,0
Уч.-изд. л. 33,03
Гарнитура тайме
Тираж 30000 экз.
Печать офсет.
Бумага мелов. офсетная
Заказ №005 442
Цена 12 р. 90 к.
ИЗО-491
Ордена „Знак Почета" издательство „Советская Россия" Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, пр. Сапунова, 13/15.
Типография Фортшритт Эрфурт - ГДР