h . 5 p 6- UJ K.O S c-K. etj\

•-V.

П І МОИІХ
Вс?СПоминЛний

Pl;>* 1

,^fW ' - щ ^Щ

•

,

.

.

^т:":

'fVtuxOb

bW^'

Редакція <f. Д дова, H. Максимова, С. Нечетнаго и А. Рудина

€. Брешковская- /fa

Изъ МОИХЪ

1С

fWt
.

воспоминаній.
I. Кшутинъ и Каракозовцы.
П. Отецъ Митрофанъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Вл. Распопова.
1906.

Vч

о*

J

Редакція Ф. Д дова, H. Максимова, С. Нечетнаго и А.

G. Брешковская

моихъ

НУ воспоминаний.
I. Ишутинъ і Каракозовцы.
Іі. Сп-ецъ Митрофанъ.
Г_І

^

'

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Вл. Распопова.
1906.

^о,.

2007051458

Тііиографія «С веръ», А. Ы. Лесиана, Спб., Садовая ул., 42.

I. Ишутинъ и Каракозовцы.

Это было на Нижне-Карійскомъ промысл , въ сентябр 1879 года.
Насъ прибыло туда н сколько челов къ. Мужчинъ
должны были сдать въ тюрьму, а меня, за неим ніемъ
еще пом щенія для политическихъ женщинъ, сдали въ
вольную команду *). Н сколько челов къ, холостыхъ и
женатыхъ, жили уже на вольно-командскомъ положеніи,
т. е. вн тюрьмы, въ нанятыхъ квартиркахъ, или собственныхъ домикахъ, съ правомъ ходить по всему по­
селку и даже гулять по окружающимъ его „сопкамъ"—
отрогамъ Яблоновыхъ горъ.
Посл долгой одиночки и очень „строгаго" путешествія съ жандармами отъ Петербурга до Кары, стало
очень весело, когда комендантъ сказалъ: „для васъ у
меня пом щенія н тъ, поживите пока у вашихъ товари­
щей; до свиданія".—Жившіе до насъ вольнокомандцы
пришли встр чать привезенныхъ товарищей, и я тутъ
же была вручена той особ , въ дом которой прожи­
ла зиму, пока бумаги обо мн ходили изъ Кары въ
Питеръ и обратно, р шая вопросъ о дальн йшемъ моемъ
м стожительств .
Братски встр тили насъ товарищи, окружили т снымъ кольцомъ и жадно смотр ли, жадно ловили каж­
дое слово людей, только что прі хавшихъ съ родины.—
Привезенныхъ мужчинъ скоро повели въ тюрьму по­
литическихъ (она пом щалась тогда въ казацкой гауптвахт ), гд уже сид ло н сколько челов къ, прибывшихъ на Кару кто за годъ, кто за два, а кто всего за
*) Такъ какъ Сенатъ засчиталъ судившимся по процессу 193-хъ
четыре года ихъ предварительнаго заключенія въ наказаніе, и такъ
какъ приговоръ мой ограничивался пятью годами каторжныхъ работъ на заводахъ, а восемь м сяцевъ такихъ работъ равняются
одному году, то, по ихъ закону, я уже окончила свою каторгу и
должна была сл довать изъ Питера прямо на поселеніе, но почему
то начальству понадобилось везти меня на Кару.—Когда же я по­
пала сюда во второй разъ, (въ 1882 году) за поб гъ, то застала
уже и пом щеніе для женщинъ, и въ немъ дв надцать политиче­
скихъ каторжанокъ.
1*

-I

н сколько нед ль до насъ. Меня же со двора комен­
данта вольнокомандцы увлекли къ себ въ поселокъ.—
Жандармы, за всю дорогу ни на минуту не спускавшіе
насъ съ глазъ своихъ, стояли поодаль, точно разочаро­
ванные. Видно было, что раздумье взяло ихъ: „стоило
ли такъ усиленно стеречь, скакать два м сяца ни разу
не переод вшись, дрожать каждую секунду за ц лость
арестанта, для того, что бы вид ть, какъ онъ, веселый,
окруженный родными людьми, свободно уходить, куда—
они не знаютъ даже" *).—Мы выходили со двора, когда
позади насъ раздался голосъ: „расковать... они дворяне,
ихъ не им ли права ни брить, ни везти въ кандалахъ".
Вольныя жены, прі хавшія съ мужьями, повесел ли.
Вс заговорили, вс возбуждены, полны новыхъ глубокихъ душевныхъ ощущеній... Новыя м ста, новыя условія, новая борьба.... Но сейчасъ—н тъ. Сейчасъ—воздухъ, просторъ, свободно движущіеся люди, од тые не
по арестантски.
— лСколько же васъ вс хъ?.... Гд кто живетъ?....
Да вы вс зд сь или еще кто есть?..."
— Н тъ не вс , еще есть Ишутинъ, каракозовецъ.
— Ишутинъ... каракозовецъ... Боже мой... Гд же
онъ?"
Не помню, въ тотъ или на другой день я увид лась съ Ишутинымъ. Встр тилась я съ нимъ робко,
конфузливо, не зная какъ быть, чтобы не шокировать
ч мъ нибудь, не быть ч мъ нибудь непріятной челов ку, который, какъ оказалось, давно уже потерялъ
душевное равнов сіе и всякій интересъ къ живымъ и
широкимъ вопросамъ. Онъ жилъ одиноко, б дно, грязно.
Злая чахотка уже истощила его физическія силы, ка­
шель неумолимо билъ слабую грудь, онъ весь сжи­
мался; казалось вотъ-вотъ задохнется тутъ же, сейчасъ.
Онъ былъ еще на ногахъ и даже быстро проходилъ по
поселку, когда хот лъ повидать кого нибудь или спро­
сить чего. Фактическаго надзора за нимъ не было, его
*) Сопрово'ждавшій насъ офицеръ Петровъ, котораго сибирскіе
ямщики прозвали «гагарой» за его необычайную крикливость и
суетливость, въ тотъ же день послалъ доносъ въ третье отд леніе, о «послабленіяхъ^, которыми будто бы встр тили насъ на
Кар .

—

5

—

душевная бол знь и посл дняя степень чахотки были
достаточной порукой въ его безвредности правительству.
Небольшой ростомъ, худой и бл дный, онъ холодно
встр чалъ подходившихъ къ нему людей, считалъ неум стнымъ близость товарищескихъ отношеній и только
къ т мъ немногимъ, кто лично ему нравился, относился
дов рчиво. Моя простая крестьянская одежда непріятно
поразила его, и посл первыхъ же словъ знакомства
онъ произнесъ торжественно: „Гордыня... это все ваша
гордыня... сударыня!... Зач мъ эта одежда!... Зач мъ
униженіе того рода, изъ котораго вы исходите?... Вашъ
отецъ, быть можетъ, почтенный феодалъ... благод тельсвоихъ крестьянъ... в рный своимъ традиціямъ живетъ, ок­
руженный всеобіщшъ почетомъ... а вы... вы попираете
все это!..." и такъ все дальше и дальше. Видно было,
что, продолжая говорить, онъ слушалъ самъ себя и вид лъ
т картины, которыя старался изображать; онъ увле­
кался ими и могъ подолгу бес довать съ воображаемымъ міромъ. Другой разъ,—когда, совс мъ ослаб вшій, онъ уже слегъ въ постель (въ лазаретъ), укоряя
меня за то, что я порвала вс связи съ прошлой жизнью,
онъ въ мрачномъ восторг рисовалъ мн всю прелесть
московскихъ театровъ, ложъ, полныхъ нарядныхъ красавицъ, ув шанныхъ дорогими каменьями, красоту широкихъ л стницъ, устланныхъ коврами, залитыхъ св томъ огней, и снова красавицы, окруженныя всякими
почестями...
Было и жутко и больно слушать такія р чи челов ку, только что вырванному изъ среды отважныхъ
товарищей, и отъ челов ка столько страдавшаго за
правду, столько пережившаго чужихъ страданій. Но возмущеніе утихало, когда вы внимательно вглядывались
въ желтый, изсохшій остовъ, конвульсивно дрожавшій
отъ смертельнаго кашля. Кругомъ мокрота, б лье гряз­
ное, подушки засаленныя, воздухъ жестокій... Больной
Ишутинъ не выносилъ прикосновенія чужихъ рукъ, не
позволялъ м нять веши и б лье, соблюдалъ ему одному
понятную экономію и окружилъ себя въ лазарет , гд
пролежалъ м сяца три одинъ въ огромной палат , скуднымъ, но такимъ сложнымъ хозяйствомъ, въ которомъ никто не могъ угодить ему, кром А. И. бывшей

—

6

—

тогда фельдшерицей при лазарет . Моихъ пос щеній
онъ не любилъ, къ услугамъ моимъ относился холодно,
но я не могла не заходить къ нему, потому что служи­
тель не усп валъ бывать часто въ его палат и раздра­
жался капризами больного, а любимица его была занята
съ утра до вечера. Особенно боялись мы ночей, когда
одинъ, онъ могъ захлебнуться въ своей мокрот
или
въ припадк кашля свалиться съ кровати. Собравшись
съ духомъ, я попросила его позволить мн
ночевать
въ его палат . Боже мой, какой гн въ вызвало это
предложеніе.—„Никогда женщина не должна позволить
себ этого... И какъ могли вы сказать это?... въ одной
палат !..."
Никто изъ товарищей не зналъ нав рное, когда
именно Ишутинъ забол лъ душевно. Одно было несомн нно, что въ Сибирь его привезли уже ненормальнымъ.
Вотъ что мн изв стно объ Ишутин и его кружк ,
со словъ одного изъ нечаевцевъ (теперь умершаго),
жившаго съ нимъ и другими каракозовцами въ Александровскомъ завод , и по разсказамъ двухъ каракозовцевъ, съ которыми мн пришлось сблизиться, уже
возвращаясь изъ Сибири въ Россію. Оба эти товарища
могли бы и сейчасъ пополнить многое изъ забытаго
мною.
За долго до выстр ла Каракозова, въ московскій
университетъ поступила группа юношей изъ Пензенской,
Владимірской и другихъ подмосковныхъ губерній, рано
окончившихъ свои гимназіи, даровитыхъ и р шительныхъ. Многіе изъ нихъ были д тьми богатыхъ пом щиковъ, им ли въ Москв родныхъ и знакомыхъ съ
виднымъ общественнымъ положеніемъ и могли сразу
войти въ широкія сношенія съ либеральными слоями
общества. Въ то же время общество в рило е.ще и въ
провинціи и въ столицахъ даже, что путь благод тельныхъ реформъ желателенъ самому правительству, что
оно охотно возьметъ всю передовую часть общества
себ въ помощники, что стоитъ только выйти на арену
жизни и предложить свои услуги, чтобъ он были при-

—

7

няты и встр тили бы поддержку и покровительство.
Особенно рабова.тсь мелодия силы. Учились, готовились,
строили грандіозные планы: какъ и ч мъ служить ве­
ликому д лу образованія великаго народа, великой
страны. Безконечное поле всесторонней работы влекло
къ себ
вс
безкорыстныя силы: одни готовились
строить и открывать школы и учить въ нихъ, учить
безъ конца; другіе заводили библіотеки, издавали книги,
писали новыя азбуки, народныя брошюры по вс мъ
отраслямъ знанія. Третьи мечтали и пытались обратить
свои земли въ образцовыя хозяйства, гд
вся округа
научится полезн йшимъ изобр теніямъ и способамъ,
гд крестьяне получатъ и сов тъ, и указаніе, и помоідь.
Шли въ волостные и сельскіе писаря толковать мужику
новые законы, вводить его въ земскую жизнь, заіцищать
его отъ пауковъ, окружавшихъ народъ густыми с тями.
Покупали медицинскія книги и л карства и, какъ ум ли,
л чили деревню, учили ее гигіен , спасали отъ заразы
молодыхъ и д тей. Потокъ прорвавшейся энергіи и в ками накопленныхъ лучшихъ силъ и вкусовъ хлынулъ
съ такой быстротой, что на пути своемъ не зам чалъ,
сколько препятствій онъ долженъ былъ обходить, сколько
жертвъ онъ оставлялъ по дорог , какъ чья то злая рука
портила и кромсала его работу; какъ все выше поднима­
лась ст на враждебности со стороны правительства и
постепенно загораживала дорогу развернувшейся об :
щественной сил , чтобы вогнать ее въ старыя т сныя
рамки.
Въ то же время, т. е. въ начал 60-хъ годовъ, русское
общество готовилось праздновать именины своего признанія: „Мы тоже люди. Мы граждане, а не рабы!"
Надо было много благопріятныхъ условій для того,
чтобы молодой, неопытный умъ могъ разобраться въ
т хъ новыхъ, сложныхъ и противор чивыхъ явленіяхъ,
которыми въ т годы была полна жизнь Россіи. Нужна
была ясность ума, знаніе исторіи и близкое знакомство
съ условіями своей страны, чтобы прійти къ уб жденію,
что при всей красивой вн шностилиберальныхъ реформъ,
Россія остается въ томъ же безвыходномъ положенін,
въ какомъ была до начала ихъ. Нужно было много см лости мысли и чувства, чтобы утверждать, что кресть-

—

8

—

янство отпущено на волю нищимъ, и что оставшееся во
всей своей сил самодержавіе могло каждую минуту
отнять „реформы" и зам нить ихъ какими угодно вар­
варскими законами и циркулярами.
Т мъ большаго вниманія заслуживаетъ молодая мо­
сковская группа, со.тавиигл всю недіьйствительность «всл
тхъ реформъ» и р шивщая составить изъ себя также рев
люціонное ядро для постепепнаю образовапія партіи, могу
щей вступить въ борьбу съ царизмомъ и помочь пароду отв
евать себ свободу экономическую и политическую. Точной
опред ленной программы группа эта еще не им ла, она
еще не разработала подробнаго плана дальн йшихъ д йствій, а ближайшей ц лью своей поставила революціонную пропаганду въ той сред , съ которой соприкаса­
лась. Понимая и чувствуя свое духовное одиночество,
молодые революціонеры держали себя конспиративно и
съ болыпимъ разборомъ принимали новыхъ членовъ въ
свой организаторскій кружокъ. Въ обществ они заяв­
ляли себя либералами, желающими служить народу,
вс ми дозволенными культурными способами. Члены
кружка д йствительно работали въ школахъ, мастерскихъ, библіотекахъ; открывали ихъ сами; отстаивали
права женщинъ на трудъ, на образованіе. Этотъ способъ
работы, въ то время, не только много значилъ самъ по
себ , не только прикрывалъ ихъ бол е радикальные
планы, но и давалъ имъ возможность выбирать лучшихъ,
способныхъ людей и готовить ихъ къ бол е ответствен­
ной работ .
Ишутинъ состоялъ въ центральномъ кружк . Хотя
старше другихъ,—ему было около 25 л тъ,—онъ горя­
чился и увлекался, какъ юноша. Работа кип ла въ его
рукахъ. Знакомства пріумножались, завязывались новыя
сношенія, революціонная атмосфера сгущалась, вопросы
ставились р шительн е и остр е. Способные, жадно
учившіеся юноши, страстно и неустанно вырабатывали
свое міросозерцаніе; ихъ квартиры стаяи мало по малу
т ми умственными клубами, куда сп шило лучшее мо­
сковское студенчество, чтобы найти отв ты на массу
грозныхъ вопросовъ, всегда присущихъ здоровой душ
челов ка.
I Среди посещавшей ихъ. молодежи Ишутинъ остано-

—

9.

—

вился на одномъ молодомъ господин и хот лъ ввести
его въ бол е т сный кругъ. Онъ хвалилъ челов ка и
ручался за него, но большая часть кружка отклонила '
этотъ шагъ, и вс р шительно высказались противъ при- |
нятія его въ члены организаціи. Ишутинъ продолжалъ
вести съ нимъ знакомство и видимо все больше сбли
жался съ нимъ. Молодой челов къ (не могу съ ув ренностью сказать его фамилію) всегда поддакивалъ Ишутину, во всемъ соглашался съ нимъ и высказывалъ боль­
шую горячность. Уставъ организаціи былъ точный и су­
ровый; никто изъ членовъ не могъ д литься планами и
нам реніямй общества съ к мъ бы то ни было, стоявщемъ
вн кружка, пополнявшагося при строго соблюдаемыхъ
условіяхъ и вс продолжали смотр ть на молодого челов ка только какъ на адепта, который, можетъ быть,
современемъ будетъ принятъ въ организацію.
Приблизительно въ это же время московская революціонная группа познакомилась съ двоюроднымъ братомъ Ишутина—Дмитріемъ Владимировичемъ Каракозовымъ. Войдя въ кругъ революціонеровъ, онъ охотно
сталъ пос щать ихъ, и, по ц лымъ вечерамъ, молча и
спокойно вслушивался въ ихъ разсужденія, споры, де­
баты. Казалось, что этотъ высокій, сильный челов къ,
съ ясными голубыми глазами, выросшій вблизи народа,
въ одной изъ приволжскихъ губерній—наслаждался новымъ для него міромъ вопросовъ и задачъ и, въ то же
время, разбирался въ собственныхъ своихъ чувствахъ и
мысляхъ, дотол дремавшихъ въ немъ.
Появленіе этого спокойнаго челов ка, ум вшаго вни­
мательно слушать и умно всматриваться въ своихъ собес дниковъ было встр чено хорошо, и много ораторскихъ
талантовъ работало надъ т мъ, чтобы заставить Кара­
козова согласиться въ признаніи того пути, какой нам тили себ
товарищи Ишутина, Каракозовъ почти не
возражал^ но и не принималъ на себя никакихъ обя­
зательству а продолжалъ слушать шумныя р чи, все
съ большей настойчивостью, съ большей задумчивостью.
Наконецъ, Каракозовъ громко заявилъ свое р шеніе
убить Александра П. Въ короткихъ словахъ онъ доказывалъ, что царская власть есть тотъ принципъ, при
наличности- котораго нечего и думать о коренныхъ со-

м * у

-

10

ціальныхъ реформахъ. Онъ говорилъ, что вс усилія и
жертвы революціонеровъ будутъ напрасны, пока тронъ
царскій будетъ ув ренъ въ своей безопасности; что царь
достоинъ казни уже потому, что обманулъ народъ,давъ
ему волю и оставивъ землю пом щикамъ; онъ утверждалъ, что сперва сл дуетъ доказать народу сокрушимость царской власти, и уже тогда обращаться къ нему
съ пропов дыо противъ царскихъ порядковъ.
Говорилъ онъ спокойно, сдержанно-страстно, вс мъ
глядя въ лицо и ни на комъ не останавливаясь, точно
онъ громко отв чалъ себ на т глубокіе запросы своей
души, которые давно томили его, но все ускользали отъ
его пониманія, пока онъ не наткнулся на людей, кото­
рые, сами не зная того, своими горячими и долгими
спорами разр шили ему задачу всей его жизни.
Предложеніе Дмитрія Владимировича поразило вс хъ,
и вс протестовали, кром Ишутина. Вс
утверждали,
что посл убійства царя некому еще будетъ воспользо­
ваться смятеніемъ, могущимъ произойти первое время,
что надо сперва привлечь на свою сторону больше лю­
дей, надо съорганизовать революціонные кадры. Гово­
рили, что народъ будетъ противъ, что въ его глазахъ
царь есть освободитель и ближайшій благод тель на­
рода... Много сраженій было дано Дмитрію Владимиро­
вичу. Онъ терп ливо выслушивалъ ораторовъ, сдержанно
отв чалъ имъ и только, когда, отойдя въ сторону, онъ
закрывалъ лицо руками и подолгу, не шевелясь, сид лъ
въ углу комнаты, полной горячихъ р чей, можно было
зам тить, какая страстная и трудная борьба мучила
этого челов ка.
Наконецъ, молодежи удалось уб дить Ишутина въ
необходимости сберечь организацію и отодвинуть планъ
цареубійства на неопред ленное время. Съ помощью
Ишутина удалось взять слово и съ Каракозова, въ томъ,
что онъ отказывается отъ своей задачи до общаго согласія. Онъ распрощался съ товарищами и у халъ въ свою
казанскую деревню.
Весело работали въ Москв будущіе „каракозовцы".
Воскресныя школы, книги, мастерскія, собранія научныя

—

11 —

и политическая—открывали имъ двери во вс хъ концахъ Москвы, знакомили ихъ съ массами новаго люда.
Энергичные, любимые обществомъ, они всюду встр чали удачу, располагали людьми и средствами и уже
собирались печатно обратиться къ народу съ революціонными воззваніями. Ишутинъ посп валъ везд ,—иниціатива и энергія его не истощались.
Молодой челов къ (съ забытой мною фамиліей) всегда
былъ возл него, хотя и попрежнему не членомъ организаціи. Ишутинъ любилъ его за его всегдашнюю го­
товность и ловкость и (какъ потомъ оказалось) дов рялъ ему значительно больше, ч мъ это полагалось.
А Дмитрій Владимировичъ ц лыхъ полгода лежалъ
на своемъ деревенскомъ диван и думалъ кр пкую ду­
мушку. Сотни разъ опровергалъ онъ себя, сотни разъ
опровергалъ своихъ противниковъ и, въ конц концовъ.
онъ увид лъ, что н тъ для него иного р шенія вопроса,
макъ стать лицомъ къ лицу съ той силой, которая служитъ оправданіемъ вс хъ неправдъ и злод йствъ, совершаемыхъ надъ народомъ. Ранней весной 1866 года
онъ по халъ въ Москву, доложилъ зд сь Ишутину о
своемъ безповоротномъ р шеніи стр лять въ Алек­
сандра II, и исчезъ.
Ишутинъ предупредилъ товарищей....
Изв стно, что посл
своего ареста Каракозовъ не
давалъ никакихъ показаній, но что, предъявляя его кар­
точки всему городу, жандармы дознались, гд онъ оста­
навливался, прибывъ въ Петербургъ. Обыскивая номеръ
гостинницы, гд онъ стоялъ, нашли за кроватью, или
комодомъ, скомканное письмо, обращенное Каракозовымъ къ Ишутину.
Въ Москв Ишутина окружили шпіонами и, просл дивъ вс его знакомства, произвели множество обыс- I
ковъ и арестовъ, при чемъ забрали всюорганизацію.—Ни­
какихъ уликъ въ противуправительственной д ятельности і
не оказалось. Вс , въ одинъ голосъ, говорили о своихъ ,
культурныхъ работахъ и вс отрицали революціонные
замыслы: не было смысла говорить о томъ, что предпо-1
лагалось лишь въ ближайшемъ будущемъ.

—

12

—

Но вс арестованные были удивлены настойчивыми
требованіями правительства сознаться въ „преступныхъ
эамыслахъ", т. е. въ томъ, что группа съорганизовалась съ ц лью ниспровергнуть существующій порядокъ
вещей, приб гнувъ къ народной революціи.—На допросахъ арестованнымъ предъявляли ц лыя р чи, дебаты,
произнесенные ими въ т сномъ кругу товарищей. Го­
ворили имъ о проектахъ и планахъ, изв стныхь только
центральнымъ лицамъ.... Только тутъ Ишутинъ увид лъ, что онъ пригр лъ на своей груди зм ю: его любимецъ оказался предателемъ.
Им я въ рукахъ точныя показанія предателя, но не
им я н и к а к и х ъ вещественныхъ уликъ противъ подсудимыхъ, сл дственная комиссія, понукаемая своимъ руководителемъ, Муравьевымъ-В шателемъ, настаивала, тре­
бовала, угрожала и всячески прит сняла подсудимыхъ,
чтобы заставить говорить о томъ, что было только въ
умахъ и сердцахъ пл нныхъ юношей.—Власти не могли
допустить, чтобы нашелся храбрецъ, взявшій на себя од­
ного и выполненіе, и отв тъ за покушеніе на жизнь царя.
лось быть спасителями династіи
: Имъ всенепрем нно хот
отъ обширнаго заговора, грозившаго гибелью Россіи.
Подсудимыхъ безпрестанно таскали на допросы, стра­
щали ихъ смертной казнью; и содержали ихъ, и допра­
шивали, и судили въ Петропавловской кр пости.
Ишутина обвинили въ заговор съ Каракозовымъ и
приговорили къ смертной казни. Молодой, энергичный,
съ тысячью плановъ въ горячей голов , онъ не хот лъ
умирать, но на эшафотъ онъ взошелъ твердо.... Уже
спустили на глаза саванъ, уже палачъ налаживалъ на
ше веревку, когда спрятанный за угломъ герольдъ
подскакалъ къ эшафоту съ царскимъ помилованіемъ.—
И милость царская сказалась ядомъ.... Н жная душа
Ишутина не вынесла изд вательства: есть много основаній думать, что онъ тогда-же лишился разсудка. Чер­
ная пустая зав са падаетъ за нимъ съ этой минуты.
Каракозова пов сили 4-го октября 1866 г. Челов къ
30 сослали въ Сибирь, изъ нихъ семерыхъ на каторгу:
П. Д. Ермоловъ, 20-ти л тъ, на 10 л тъ каторги; Н. П.
Странденъ, 23-хъ л тъ, на 20 л тъ кат.; Д. А. Юрасовъ,
23-хъ л тъ, на 10 л тъ кат.; М. Н. Загибаловъ, 24 л тъ,

—

13

—

на 6 л тъ кат.; О. А. Мотковъ, 19 л тъ, на 4 г. кат.;
В. Н. Шагановъ, 26-ти л тъ, на 6 л т. кат.; П. . Николаевъ, 22-хъ л тъ, на 8 л тъ кат. Остальные пошли
на поселеніе.
Помилованнаго Ишутина довезли вм ст съ осталь­
ными каторжанами до Нижняго, но оттуда вернули, и
съ т хъ поръ онъ какъ въ воду канулъ.... Замучили?....
Запытали?.... Сгноили?... Ни друзья, ни родные, никто
ничего не зналъ.
Сильные, здоровые, бодрые умомъ и духомъ, каракозовцы, въ томъ-же 1866 г. были привезены въ Алек­
сандровскую каторжную тюрьму, что на юг Забайкаль­
ской Области, въ 300 верстахъ южн е Кары.
Чернышевскій былъ еще тамъ; было челов къ пол­
тораста польскихъ повстанцевъ 63-го года и н сколько
десятковъ русскихъ каторжанъ по разнымъ политическимъ процессамъ. Тюремное начальство, въ виду такого
множества образованныхъ силъ, сочло за лучшее предо­
ставить заключеннымъ самимъ устроиться и со своимъ
хозяйствомъ, и со своими работами и внутренними сношеніями.—Сами стряпали, сами чистили, выметали дворы,
работали въ огородахъ. Оставалось время и на чтеніе,
и даже на устройство спектаклей, изображавшихъ пьесы,
писанныя спеціально для этихъ сценъ самимъ Николаемъ Гавриловичемъ.
Такъ прошло два года.—Разъ ночью, раздался шумъ
въ корридор , загрем ли жел зные засовы, и въ ма­
ленькой камер , лежавшей рядомъ съ большой, гд
пом щались каракозовцы, послышался таинственный
шумъ, шептавшіе голоса. Потомъ дверь снова затвори­
лась, .люди ушли, и снова тишина и безмолвіе. Большую
камеру отъ маленькой отд ляла досчатая ст на, плохо
сколоченная. Молодые силачи стали сверлить дыры, про­
кладывая щели, но, когда они услышали, въ отв тъ на
свой зовъ, знакомый имъ голосъ,—они быстро сообра­
зили, какъ вынуть одну изъ досокъ, и черезъ н сколько
минутъ стояли противъ Ишутина.
Онъ задрожалъ, отскочилъ и закричалъ: „Это не вы,
неправда, это не вы... васъ давно н тъ въ живыхъ...

—

14

—

васъ замучили... неправда, это обманъ, васъ н тъ, васъ
н тъ!..." Бл дный, измученный, съ горящими глазами,
онъ былъ страшенъ собственнымъ ужасомъ своимъ;
ужасомъ челов ка, увид вшаго передъ собой людей съ
того св та.
Мало по малу, ласковыя слова товарищей, ихъ прив тливыя лица, знакомый выраженія, напоминанія о
прошломъ—успокоили Ишутина, привели его въ себя,
заставили понять д йствительность и признать ее.
Тогда онъ самъ сталъ разсказывать, какъ его вернули
съ дороги, повезли въ Шлиссельбургскую кр пость,
пустынную, мрачную, сырую; какъ заковали въ кандалы
и держали безвыходно, при самомъ жестокомъ режим .
Мертвая тишина окружала его каменный гробъ, и толь­
ко вначал къ нему входили чиновники, требовали дальн йшихъ, „откровенныхъ" показаній о заговор противъ
правительства и грозили новыми ужасами за его молчаніе и отрицаніе; какъ, наконецъ, принесли къ нему
изодранную, окровавленную одежду, въ которой онъ
узналъ платье своихъ товарищей по суду и стали го­
ворить ему, что „и съ нимъ будетъ поступлено такъже, какъ поступили съ близкими ему людьми, если онъ
не откроетъ в с е й правды".—Но ничего новаго Ишутинъ
и не могъ-бы сказать своимъ палачамъ, если-бы и хот лъ; жандармамъ все было изв стно изъ показаній
„молодого челов ка", подтвержденныхъ н которыми
изъ участниковъ; пытки они устраивали для очистки
своей сов сти: авось еще осталось недосказанное имя,
м сто, произнесенное слово....
Обращаясь къ товарищамъ своимъ, Ишутинъ говорилъ твердо, логично, видъ им лъ вполн нормальный...
Разсказъ продолжался около двухъ часовъ. Онъ радо­
вался товарищамъ, говорилъ горячо о прошломъ, распрашивалъ объ отсутствующихъ... былъ прежній Ишутинъ.
Зат мъ имъ овлад ла усталость; мысль улетала куда-то,
р чь становилась безсвязной. Слушатели переглянулись,
и страшная догадка мелькнула въ ихъ головахъ. — А
б дный больной, вернувшись въ свой міръ фантазій и
вид ній, быстро говорилъ самъ съ собою, уже не обращая
вниманія на д йствительность.
Съ т хъ поръ прошли годы. Сроки кончались, кара-

—

15

—

-созовцевъ увозили на поселеніе въ Якутскую область;
Чернышевскаго перевели въ Вилюйскую тюрьму; поляки
разс ялись по разнымъ тайгамъ Сибири, а изъ остальныхъ каторжанъ одни были помилованы и вы хали въ
:ибирскіе города, другіе кончили сроки и отправлены
въ разныя м ста на поселеніе.
Александровскую тюрьму, по какимъ-то „администра- |
гивнымъ соображеніямъ", закрыли.—Ишутина, какъ в чнаго каторжника, а вм ст съ нимъ и только что прибывшаго нечаевца, перевели на Кару, еще не видавшую
„государственныхъ преступниковъ".
Больной, совс мъ слабый физически, и съ несомн ннымъ пом шательствомъ, Ищутинъ настолько поражалъ
своею безпомощностью, что даже начальство карійскихъ
промысловъ сочло напрасной жестокостью держать вза­
перти этого челов ка и разр шило ему существовать
вн тюрьмы, тихо блуждая по разбойничьему гн зду—
поселку.
Онъ заходилъ къ товарищамъ, жившимъ въ вольной
команд , давалъ уроки французскаго языка д тямъ
м стныхъ чиновниковъ, охотно выпивалъ рюмку карійской водки, всегда разбавленной табачнымъ настоемъ,
помогавшей ему душить злой кашель, в чно терзавшій
его. Наконецъ, онъ свалился и его снесли въ лазаретъ,
по его личному настоянію. Еще два, три м сяца судорожнаго кашля, безконечные поты, безсонныя ночи, хрипъ
мокротъ, бредъ, безсвязные звуки... порывистые жесты,
метанье по постели, и... полное, полное одиночество.
Ишутинъ умеръ на рождественскихъ праздникахъ
1878 года.—Въ пустой, грязной палат , на деревянной
койк и м шк , набитомъ соломой, лежалъ скелетъ,
обтянутый желтой, влажной кожей; темныя, шелковистыя
пряди волосъ въ безпорядк
слиплись на лбу, глаза
закрылись...
Черезъ корридоръ тянулся рядъ громадныхъ палатъсараевъ, въ которыхъ, къ весн , пом щалось заразъ по
сто цынготныхъ и тифозныхъ. Сейчасъ палаты были
пустыя, и въ одной изъ нихъ была устроена театраль­
ная сцена: подмостки для актеровъ, м сто для военной
музыки и ряды стульевъ и скамеекъ для н сколькихъ
сотъ зрителей.

16

-

Начальство веселило себя и своихъ многочисленныхъ
присныхъ.
Благодаря такой культурности властей, арестанты
могли умирать подъ звуки мазурки и вальса.
Незадолго до смерти Ишутина, я р шилась спросить
его о томъ, какъ онъ жилъ въ Шлиссельбургской кр пости, тогда еще совс мъ незнакомой революціонерамъ
соціалистамъ.—Онъ быстро поднялъ голову, испуганно
огляд лся кругомъ, нахмурился и заговорилъ глухимъ
голосомъ: „Тамъ страшно... но нельзя говорить,., тамъ
зм и обвивались вокругъ моего т ла... впивались въ
ноги, сжимали руки... тамъ вс ужасы... нельзя говорить
объ этомъ... они слушаютъ..." Безсвязно, шипящимъ го­
лосомъ и дико озираясь, онъ сталъ называть страшныя
вещи, облекать ихъ въ таинственную форму, отмахи­
ваясь руками.
Я больше не разспрашивала.
Хоронила Ишутина м стная полиція, товарищей не
пустили на кладбище. На деревянномъ крест
не поз­
волили сд лать надписи.

До суда и во время суда, Каракозовъ и каракозовцы
сид ли въ Петропавловской кр пости, ихъ и судили въ
ея ст нахъ.
Д ло Дмитрія Владимировича велось отд льно отъ
д ла организаціи и судили его отд льно, одного.
Случилось разъ, что, когда н сколько челов къ обвиняемыхъ, въ сопровожденіи своихъ конвойныхъ, сид ли
въ проходномъ корридор , ожидая очереди допроса,—
мимо нихъ провели Каракозова. Онъ замедлилъ шаги
и, спокойный, съ т мъ-же твердымъ взглядомъ, быстро
сказалъ: „Будьте спокойны: никого не выдалъ, ничего
не сказалъ... все вынесъ... даже пытки."
Это были посл днія и единственныя его слова, обращенныя къ товарищамъ посл
ареста. — Но заправскія
пытки, съ выворачиваніемъ суставовъ и пр. — Карако­
зовъ вынесъ посл
суда. Подробности пытокъ неизв стны. Каракозовъ не могъ самъ войти на эшафотъ,
его тащили подъ руки; онъ не могъ сказать слова, не

—

17

—

могъ сд лать жеста.—Весь Петербургъ былъ ув ренъ,
что в шали не челов ка, а его трупъ.
Но знали и то, что ни пытки, ни смерть не вырвали
у него ни одного признанія.
Кром Ишутина, котораго истиранили сверхъ челов ческой силы, вс каракозовцы выдержали и каторгу,
и ссылку въ якутскія тундры, гд они были первыми
политическими ссыльными. Разбросанные на тысячи
верстъ одияъ отъ другого, окруженные враждебно-на­
строенными населеніемъ (натерп вшимся всевозможныхъ
прит сненій отъ русскихъ властей),—они всетаки сум ли
создать возможность жить тамъ, и для себя и для вновь
прибывавшихъ товарищей, поб дивъ предуб жденіе якутовъ свощіъ упорнымъ трудолюбіемъ, своимъ участіемъ
къ нуждамъ населенія и своей просв тительной д ятельностью.—До сихъ поръ помнятъ ихъ м стные жители,
какъ умныхъ, все ум вшихъ „русскихъ"'— Это были
сильные, одаренные люди.
Что д лало, что говорило, что думало русское обще­
ство, когда раздался выстр лъ Каракозова?
Общество справляло свои именины (и съ т хъ поръ
оно ихъ, кажется, не видало). Во первыхъ, оно все еще
радовалось тому, что освобожденіе крестьянъ прошло
для него не только благополучно, но и набило его кар­
маны выкупными свид тельствами; во вторыхъ, оно улы­
балось себ , любуясь своей гуманностью и своей про­
грессивностью; въ третьихъ, оно искренно благодарило
Бога за то, что Александръ II не сдаетъ въ солдаты
ваьхъ лучшихъ писателей и поэтовъ русскихъ, а только
н которыхъ, самыхъ лучшихъ ссылаетъ на каторгу, и
то по суду.—Вс просв тительныя реформы того вре­
мени большое общество приписывало, главнымъ образомъ, иниціатив Александра II, вс -же репрессіи,—
уже тогда поражавшія бол е чувствительныхъ своею
грубостью,—ставились въ вину или „недобрымъ министрамъ", или безтактности „радикаловъ", всегда желавшихъ больше свободы слова, печати и д ятельности.

18
ч мъ сколько отпускалось изъ царской лакейской.—
Однимъ словомъ, въ то время имя Александра II еще
розовыми буквами было написано въ сердцахъ его подданныхъ...
И вдругъ выстр лъ!.. Какой афронтъ! — Именинный
праздникъ былъ нарушенъ. Пошли тревожныя собранія,
адреса, молебны. Одни, задыхаясь, кричали: „Вотъ! вотъ!..
мы говорили... Вотъ она воля!., вотъ они реформы!.."
Другіе били себя въ грудь и громко говорили:—
„Поймите-же, что это вздоръ, нел пость! Мальчишка...
неучъ... Разв можно обобщать?.. Здравый смыслъ на­
рода противъ... Вс негодуютъ... Н тъ, зд сь реформы
не при чемь! А образумить, наказать—конечно, надо!..."
Кричали, спорили, все обсудили, р шили, какъ быть
впередъ, и только одного не досмотр ли: что этотъ выстр лъ отнялъ у отцовъ д тей ихъ; что личность Кара­
козова и его подвигъ раскололи разъ навсегда интел­
лигентную часть Россіи; люди, которые стремились вос­
пользоваться благами прогресса для себя лично, соста­
вили ту аморфную массу, которую принято у насъ на­
зывать „либералами"; а т , которые не могли спокойно
жить, видя вокругъ себя море обидъ, горя и неправды,—
ушли въ школу Рахметова и вынесли оттуда достаточно
мужества, любви и ненависти, чтобы отдать всю жизнь
свою возстановленію попранныхъ правъ челов ка. Эти
посл дніе и были той средой, которая тутъ-же стала
формироваться въ соціально-революціонные кадры.
Не вдругъ, конечно, откололась молодежь отъ общаго
теченія; она, быть можетъ, не сразу уяснила себ вполн ,
откуда взялось ея охлажденіе къ либерализму, ея равнодушіе къ „великимъ реформамъ", но она чувствовала
ясно, что для нея н тъ возврата къ именииамъ, при наличныхъ условіяхъ, и что вотъ-вотъ, она должна взять
посохъ въ руки и отправиться искать новыхъ, еще неизв стныхъ ей путей.
— Конечно, были и тогда отд льныя лица, для к торыхъ выстр лъ Каракозова былъ не только желаниымъ, но и жданнымъ ударомъ, но такихъ было мало,
а въ ц ломъ молодежь еще съ легкимъ сердцемъ смотр ла на возможность работать на легальной почв .
Правда, она уже и тогда вид ла, какъ люди платились

—

19

—

у

тюрьмой и ссылкой, за свое усердіе къ просв щенію
другихъ; -какъ исправники закрывали частныя школы,
попы доносили, предводители изгоняли безкорыстныхъ
учителей, студентамъ запрещали поступать въ волост­
ные писаря и т. д. Все это и много другого сквернаго
молодежь вид ла и вычитывала изъ газетъ, но... кому
легко разстаться съ надеждой послужить общему д лу
открыто, свободно, широко!—это во-первыхъ, а во-вторыхъ, какъ могла молодежь—искренняя, горячая, но не
в дающая жизни своей страны, мало знакомая съ исторіей, идеализирующая челов ка, — заподозрить, усом. ниться въ чистот нам реній царя, уничтожившаго кр постное право!
Выстр лъ Каракозова былъ ударомъ, удивившимъ,
поразившимъ однихъ, смутившимъ, вогнавшимъ въ
раздумье другихъ. Каракозовъ—молодой и отважный,
прекрасный товарищъ прекрасныхъ людей, сум вшій
умереть, какъ закаленный герой. Пусть его ругаютъ,
поносятъ; пусть родные его стыдятся фамиліи своей
и просятъ царя „дозволить имъ см нить „Карако­
зова" на „Александрова" —пусть вся Россія распинается
въ преданности царю, шлетъ ему адресы, иконы,
строить часовни... пусть, пусть! А онъ все-таки щшъ,
наша плоть, наша кровь, наіиъ братъ, /шмбдругъ, нашъ
товарищъ. Мы его любимъ, мы его жал емъ, мы ему
поклоняемся".—Она не см ла сказать все это громко,
не только потому, что боялась, но и потому, что вс
эти чувства и мысли были слишкомъ новы ей самой, она
еще не усп ла въ нихъ разобраться.
„А они, отцы наши! кого они любятъ, кого чествуютъ!..
Комиссарова.—Почему никто изъ нихъ не стоялъ тамъ,
никто не стерегъ своего царя-благод теля, почему среди
нихъ не нашлось никого, чтобы д йствительно, а не
невзначай отвести руку стр лявшаго?.. Случайно ее толкнулъ ст сненный толпой молодой шапошникъ изъ Ко­
стромы, вм ст
съ другими прохожими глаз вшій на
выходившаго изъ Л тняго Сада Александра II. Кто-то
изъ толпы случайно толкнулъ его локоть, такъ-же слу­
чайно его рука толкнула руку Каракозова, державшаго
револьверъ, и выстр лъ, назначенный царю, раздался
вверхъ".
2"

—

20

—

Сл пой толчекъ ничего не подозр вавшаго челов ка
нызвалъ восторгъ всего в рноподданнаго міра. Сконфу­
женное общество обрадовалось возможности перенести
разговоръ отъ щекотливо-грустной темы къ умилительновеселенькому происшествію. Заказали сотни тысячъ Комиссаровыхъ на бумаг и вс , состоящіе на государевой
служб , и вс темные, и вс робкіе—ув сили ими ст ны
своихъ самыхъ пидныхъ угловъ.
Надо было доказать, что „народъ преданъ... народъ
любитъ царя... вотъ ясное доказательство...—Простой,
совс мъ простой,—неграмотный... и вдругъ спасъ!.. Да
спасъ... онъ... всю Россію!.." Ползающіе передъ монархомъ и хихикающіе себ въ бороды, вс требовали чествованія Комиссарова, вс жаждали вид ть его своими
глазами. Царь далъ ему чинъ, мундиръ, денегъ; приста­
вили къ нему офицера и возили по институтамъ, корпусамъ, салонамъ. Его встр чали, дарили, кланялись
ему.—Царица выписала его жену изъ деревни и своими
руками вд ла ей брильянтовыя серьги; нарядили ее въ
кринолинъ и бархатъ и пустили гулять по столиц .
Анекдоты самые дурацкіе, самые пошлые, на тему о
„спасител " и его жен , сыпались со вс хъ сторонъ,
ходили по всей Россіи. Б дные супруги Комиссаровы
стали посм шищемъ всего Петербурга, и „спаситель" не
выдержалъ и запилъ горькую.—Тогда дворъ и общество
озаботилось дальн йшимъ устройствомъ судьбы своего
героя. Объ этомъ трактовали въ газетахъ и пор шилн
такъ: царь даетъ ему дворянское достоинство, а дворяне
вносятъ въ складчину 50 тысячъ на покупку им нія но­
вому собрату своему—Комиссарову — Костромскому.—
Героя отправили въ новое его пом стье и оставили
одного... Сбитый съ толку, очум вшій отъ вс хъ царскихъ
милостей и т хъ комедійныхъ положеній, въ которыя
его ставили съ утра и до вечера—Комиссарову остав­
шись одинъ, сталъ пить не переставая и, какъ было
объявлено въ газетахъ, въ б лой горячк пов сился въ
своемъ дворянскомъ пом стьи.
Какъ кошмаръ, какъ смрадный осадокъ, ложилась
эта гнусная трагикомедія на душу честной молодежи.—
Дв
вис лицы, Каракозова и Комиссарова, явились
символами двухъ направленій, разд лившихъ съ т хъ

—

21

—

поръ Россію на два опред ленныхъ лагеря.—Одинь
лагерь, съ „Московскими В домостями" во глав , пошелъ направо кормиться отъ крохъ, падающихъ съ
престола царей; другой, храня въ душ зав ты Чернышевскаго и не спуская глазъ съ лучезарнаго облика Ка­
ракозова,—все круче и круче поворачивалъ вл во, пока
не научился служить своей родин
такъ-же ум ло и
упорно, какъ каракозовцы, и такъ-же самоотверженно
геройски, какъ самъ Каракозовъ.
П. Отецъ Митрофанъ.
Это было въ август или сентябр 1877 г.— Мы сид ли въ кр пости и намъ только что роздали на руки
обвинительный актъ по д лу 193-хъ. Всл дъ за этимъ
насъ „водили" въ пріемную для чтенія „д ла", т. е. показаній участниковъ и свид телей нашего процесса.—
На длинномъ стол пріемной раскладывали толстыя синія папки, занумерованныя и набитыя бумагами, испи­
санными всевозможными почерками. Такихъ папокъ было
н сколько сотъ, ихъ привозили и увозили ц лыми во­
зами. Тутъ были и показанія въ 2—3 страницы и въ
20 и 40 страницъ, и были отказы отъ всякихъ показаній. Были прекрасные біографическіе очерки, были записанныя р чи набол вшихъ обидъ и мученій, своихъ
и чужихъ; были крики негодованія на варварство сильныхъ по отношенію къ слабымъ, были гордые вызовы
и, рядомъ съ ними, плачъ и жалобы слабой души, испу­
гавшейся необычнаго, неизв стнаго.
Заключенныхъ вводили по одному, и каждый бралъ
себ т фоліанты, которые почему-либо его интересо­
вали, но никто не могъ углубиться въ чтеніе, вс хъ
тянуло посмотр ть другъ на друга, улыбнуться това­
рищу, перекинуться словомъ посл трехл тняго одино­
чества.—Такъ тянулось н сколько дней, пока началь­
ство, видя, что заключенные гораздо больше интересу­
ются возможностью повидаться, ч мъ возиться съ мерт­
вой бумагой, — закрыло „читальню" и занялось тайной
увозкой кр постныхъ заключенныхъ въ Домъ Предвар.
Зак., стягивая туда къ • суду со вс хъ концовъ Россіи

—

22

подсудимыхъ изъ провинціальныхъ тюремъ и съ порукъ.
Со дня полученія обвинительнаго акта перестукиванія и сношенія въ кр пости значительно участились;
почти ц лый день мы вис ли на окнахъ (тогда это еще
возможно было) и переговаривались, стуча въ р шетку,
то негодуя на искаженія и пошлыя выходки, которыми
было переполнено правительственное сочиненіе, то уди­
вляясь тупому нежеланію властей понять причины на­
шего движенія, признать гибельность положенія народныхъ массъ. Многіе изъ арестованныхъ давали подробныя, серьезно изложенныя показанія только для того,
чтобы поставить на видъ критическое состояніе страны,
едва освобожденной отъ кр постничества; а между т мъ,
товарищъ прокурора Желиховскій, составившей обвини­
тельный актъ, ничего другого не усмотр лъ въ хожденіи
въ народъ 74 года бол е тысячи челов къ образованной
молодежи,—какъ только желаніе этой молодежи щеголь- |
путь радикализмомъ и, кстати, провести весело время,
отлынивая отъ.науки, труда и вс хъ обязанностей. Своими
плоскими выходками и гадкими инсинуаціями авторъ
над ялся уронить насъ не только во мн ніи другихъ,
но и въ нашемъ собственномъ, на самомъ же д л , онъ
достигъ совс мъ обратнаго; онъ показалъ намъ, да и
всему обществу, что у правительства н тъ ни в скихъ
возраженій, ни в скихъ оправданій; что кром личныхъ
нападокъ и чисто бабскихъ сплетенъ, оно ничего не можетъ противупоставить тому открытому обвиненію, которымъ послужило движеніе въ народъ лучшей части
русской молодежи,—движеніе, им вшее ц лыо открыть
глаза народу на опасность его положенія.
Мы, сид вшіе въ кр пости (семьдесятъ челов къ),
уже тогда р шили, что откажемся отъ царскаго суда и
не будемъ присутствовать при разбирательств д ла,
зная, что судъ сословныхъ представителей не только
долженъ судить пристрастно, но что онъ напередъ получилъ инструкцію отъ шефа жандармовъ, кого къ чему
приговорить; что вся процедура суда есть гнусная комедія, которая требовалась для успокоенія нашего недальновиднаго общества. Между т мъ, надо было отв тить на клеветы Желиховскаго и показать публик , что
онъ не прокуроръ, а пасквилянтъ, да еще изъ бездарныхъ.

-

23 —

Ипполитъ Мышкинъ заявилъ, что просить, чтобы
товарищи разр шили ему сказать р чь на суд , такъ
какъ, все равно, онъ ни въ какомъ случа не сможетъ
сдержать себя и не сказать суду все то, что накип ло
у него на душ .
„Не защищаться буду, а буду нападать... Я сынъ
народа: мой отецъ солдатъ, моя мать крестьянка,—я
им ю право, я долженъ сказать имъ, что народъ имъ
не в ритъ, что онъ ненавидитъ ихъ, что они его злод и..."
Р шено было, что Мышкинъ скажетъ р чь, хотя вс
знали, что ему не дадутъ договорить всего и что лишь
отрывками можно будетъ обрисовать причины движенія
и его содержаніе.
Начался воровской увозъ изъ кр пости и каждый
день на окнахъ не досчитывались трехъ-четырехь това­
рищей и все трудн е становилось дозваться сос дей,
потому что разстоянія росли и росли.
Мы не знали, радоваться ли тому, что скоро вс
соберемся подъ одну крышу, или печалиться, смотря на
„разореніе родного гн зда", какъ кто-то печально простучалъ по р шетк .
Въ одинъ изъ пасмурныхъ осеннихъ вечеровъ пере­
везли и меня въ предварилку, ввели въ т сный ящикъ
и захлопнули дверь. Я стояла посреди камеры, не усп въ
еще собраться съ мыслями, какъ форточка въ двери
открылась и молодая надзирательница громко сказала;
„Идите въ клубъ, васъ ждутъ".—Я переспросила. — я В ъ
клубъ идите, уже вс собрались... чего же вы..."—Я ни­
чего не понимала, но чувствовала, что есть чему-то радо­
ваться, куда-то сп шить.—„Въ клубъ?.. я хочу въ клубъ...
но гд же онъ?.."—„Такъ идите же скор е...зовутъ в дь...
ждутъ..."—„Куда же я пойду... скажите... поведите..."—
„Да вонъ, вонъ... въ клубъ..." Надзирательница тыкала
рукою въ уголъ, гд стояла раковина ватерклозета.—
Я стояла, раскрывъ глаза и ротъ, и ничего не понимала.—
„Да есть у васъ палка", вдругъ спросила надзиратель­
ница. „Н ту палки", отв тила я виноватымъ голосомъ.
Форточка захлопнулась, а черезъ минуту надзирательнииа просовывала мн палку-^въ аршинъ длиною, съ

—

24

—

тряпкою на конц ... „Вотъ вамъ и палка, идите въ клубъ".
Я чувствэвала себя несчастной: жажда идти въ клубъ
и невозможность попасть туда терзали мое сердце; безпомощная, я стояла и молчала.—«Господи... все-то ничего
не понимаетъ!.." Дверь шумно отворилась, влет ла над­
зирательница, выхватила у меня палку, открыла крышку
клозета, и съ повелительнымъ жестомъ сказала: „Смо­
трите... тряпкой внизъ и выкачивайте воду вл во, въ
трубу... еще напустите воды, всполосните и опять вы­
качивайте... Ну, теперь становитесь... говорите..."—Она
поставила палку въ уголъ, захлопнула дверь и была
такова. Все еще плохо соображая въ чемъ д ло, я на­
гнулась надъ раковиной и закричала: „Господа... меня
привезли..."—„Катю привезли... Катю привезли..." разда­
лись возгласы разныхъ голосовъ, ясно и громко долетавшихъ до моего уха. „Вы гд ?"—„Мы въ камерахъ,
мы тоже въ раковины говоримъ... это клубъ называется...
десять челов къ могутъ говорить вм ст ... ты не кричи
очень, и такъ хорошо слышно..."
Моей радости и моему удивленію конца не было.
Виданное ли д ло—изъ одиночекъ голосами разговари­
вать, да еще десяти челов камъ за разъ... да еще посл
трехъ л тъ молчанія!—Оказалось, что мужчины первые
открыли способъ говорить черезъ трубы клозетовъ и
передали свое открытіе на женское отд леніе. Тюрьма
вдругъ заговорила, и не было возможности заставить
ее замолчать.—Такъ бес довали мы почти ц лый годъ,
м няя составы клубовъ для лучшаго ознакомленія со
вс ми заключенными, пока насъ не развезли во вс
стороны св та. И старшее и младшее начальство было
вынуждено терп ть „клубы" одиночниковъ, которыхъ
поневол пришлось держать въ одной тюрьм , и мы
громко обсуждали и отношеніе наше къ предстоящему
суду и организацію массового противъ него протеста.
Правда, что за это время жандармы еще ближе озна­
комились съ характеристикой каждаго изъ насъ.
Со мной сейчасъ-же заговорили и объ сочиненіи Желиховскаго, которое, какъ оказалось, вызвало въ Дом
Пред. Зак. еще большее негодованіе, ч мъ у насъ въ
кр пости, гд
р шили пренебречь выходками прави­
тельства, зав домо для вс хъ клеветавшаго съ сотворе-

—

25

—

нія міра на вс хъ политическихъ д ятелей, искажавшаго
всякое революціонное движеніе.
— „Н тъ, зд сь иначе отнеслись... уже написано опроверженіе... ц лая книга съ выписками изъ документовъ,
съ заявленіями, со ссылками на показанія... ц лый об­
винительный актъ прокурорамъ и сл дователямъ... на­
зывается: „Безвыходное Положеніе"... книга теперь на
женскомъ отд леніи, завтра можно достать"...—„Кто-же
ее написалъ?"—„Составляли ее многіе, а редактировалъ
и собиралъ матерьялъотецъМитрофанъ"...—„Это кто?"—
„Муравскій, разв не знаешь?"—„Въ первый разъ слыш}^.—„изъ оренбургскаго кружка... о, это особенный
челов къ... его вс зовутъ отцомъ Митрофаномъ, потому
что ужъ очень уважаютъ... а молодежь такъ за нимъ и
ходить... на прогулкахъ у него ц лая школа... В дь онъ
уже былъ на каторг ... ему уже 42 года... умный, об­
разованный..."
Что это?... откуда это? Присутствіе въ нашемъ процесс бывшаго каторжника, этого высшаго существа, по
моему представленію, было для меня такой неожидан­
ностью, такой обаятельной новизной,такой неслыханной
еще честью для молодого движенія, что мысль о Муравскомъ и его книг не оставляла меня всю ночь, и я
едва дождалась утра, чтобы скор е добиться желанной
книги. Мн принесли толстую въ два пальца тетрадь,
хорошо сброшюрованную и четко переписанную. Съ ка­
кой любовью взяла я ее въ свои руки, съ какимъ интересомъ стала читать страницу за страницей!
Въ начал , составитель книги доказательно и спо­
койно указалъ на крайне трудное положеніе прокурора
имперскаго суда, обязаннаго, во что-бы то ни стало, изъ
б лаго д лать черное и изъ чернаго б лое; обязаннаго
ув рить всю Россію въ томъ, что ей живется какъ нельзя
лучше, что вс мъ этимъ лучшимъ она обязана попеченіямъ своего батюшки-царя, который устроилъ-бы еще
того лучше житье, если-бы ему не м шали злостные
молодые люди, мало учившіеся, но много о себ
думающіе; что поведеніе этихъ, хотя, къ счастью, и немногихъ, но крайне вредныхъ юношей, какъ мужчинъ,
такъ и женщинъ, д лаетъ несчастными не только ихъ
родныхъ и знакомыхъ, но и все общество, ихъ... а по-

—

26

тому, по вс мъ законамъ и божескимъ, и челов ческимъ,
вс хъ ихъ, обвинивъ по 250 стать Уложенія о наказаніяхъ, сл дуетъ приговорить къ каторг и сослать кого
на долгій, кого на короткій срокъ, кого на заводы, кого
въ рудники, кого въ кр пости.—Теперешніе обвинитель­
ные акты носятъ н сколько иной характеръ; видно, что
прокуроры уже знаютъ отношеніе публики къ ихъ сочиненіямъ и не вдаются ни въ дидактику, ни въ сантиментализмъ, ни въ мелкія сплетни, а прямо, что назы­
вается, „закатываютъ" подсудимаго по любой стать
закона, не справляясь даже съ т мъ, им ются-ли на
лицо улики... и д ло съ кондомъ. Тогда-же революція
была еще внов и обвинительные акты, кром карательнаго значенія, должны были им ть значеніе посланія,
дискредитирующаго революціонеровъ передъ лицомъ
всего населенія. А такъ какъ достичь этой ц ли воз­
можно только съ помощью зав домой лжи и тенденціозныхъ подтасовокъ фактовъ, фразъ и словъ, выхваченныхъ изъ показаній, то и Желиховскому пришлось
обратиться въ шулера, не останавливающагося ни передъ
ложью, ни передъ передергиваніемъ картъ. Но именно
его откровенная ложь и подтасовка, сшитая б лыми
нитками, и облегчала задачу опроверженія нел постей,
которыми онъ заполнилъ свое сочиненіе.
Муравскій, какъ челов къ умный, опытный и обра­
зованный, скоро сообразилъ, какъ легко, даже сидя въ
одиночк , разбить вс положенія прокурора, поставленнаго въ безвыходное положеніе, и изобразить д ло въ
его настоящемъ вид .—Благодаря доступности сообщеній, въ то время уже вполн
отвоеванныхъ въ Дом
Пред. Зак., гд тогда сид ло бол е двухсотъ челов къ,—
отецъ Митрофанъ изъ своей камеры съорганизовалъ
группу лицъ, которая не только сама выписывала изъ
„д ла" вс нужныя м ста, но и другимъ поручала д лать то-же; кром того, она опрашивала сидящихъ от­
носительно спорныхъ пунктовъ и доставала письменныя
свид тельства и заявленія отъ лицъ, компетентныхъ по
даннымъ вопросамъ. Весь этотъ матерьялъ былъ разсортированъ, разработанъ и послужилъ яснымъ доказательствомъ в рности взглядовъ автора, въ его разбор
содержанія труда Желихопскаго, озаглавлен-

—

27 —

наго: „Д ло о революціонной пропаганд въ 36 губерніяхъ".
„Безвыходное положеніе" вс хъ приводило въ восторгъ. Оно было и доказательно, и очень остроумно
составлено. Его читали вс адвокаты, читали „на вол "
свои, его, наконецъ, отправили за границу для напечатанія.—Впосл дствіи я никогда не слыхала о его появленіи; надо думать, что объемистость произведенія за­
трудняла изданіе его въ нелегальномъ вид , а вскор
посл было столько событій большой важности, что желаніе показать русскому обществу, какимъ способомъ
прокуроры пишутъ обвинительные акты для политическихъ процессовъ,—остыло и забылось *).
Другое д ло тогда, когда каждая строка, каждое
слово возстановляли правду относительно событій и
лицъ дорогихъ, близкихъ, священныхъ уму и сердцу
нашему.—Я читала, не отрываясь, а когда кончила, со­
брала вс лоскутки им вшейся при мн бумаги и с ла
писать челов ку, котораго я уже почитала и любила,
сколько могла, сколько ум ла.
Ч мъ больше мы знаемъ хорошаго челов ка, т мъ
больше мы его любимъ, и ч мъ больше мы его любимъ,
т мъ больше хотимъ знать о немъ. И я просила Муравскаго, чтобы онъ написалъ мн : откуда онъ взялся,
и какъ онъ жилъ, и какъ вошелъ въ нашу среду.—Онъ
отв тилъ охотно, и сказалъ, что уже знаетъ обо мн
отъ товарищей. Мы переписывались часто и много, но
въ первый разъ встр тились на суд , куда первые три
дня ходили вс 193 челов ка, заполняя всю, безъ остатка,
маленькую залу, отведенную для суда, долженствовавшаго сослать насъ на каторгу.
Мы, женщины, ус лись на м ста для свид телей,
вправо отъ насъ вс скамьи для публики были заняты
мужской молодежью, а противъ насъ на „Голгоф " (м сто для подсудимыхъ), стояли: Войнаральскій, Коваликъ,
Мышкинъ, Рогачевъ. еще челов къ 5 -6 и между ними—
*) Эта рукопись им етъ интересъ, какъ содержащая много
фактовъ и свид тельствъ, могущихъ пролить св тъ на значеніе
тогдашняго революціоннаго движенія, а также дающихъ характери­
стику н которыхъ д ятелей той эпохи.

28
высокій, худощавый, съ зеленоватаго цв та лицомъ, точно
отшельникъ, вышедшій изъ своего скита, съ достойной
осанкой и спокойнымъ, яснымъ взглядомъ,—стоялъ Митрофанъ Даниловичъ Муравскій. Ни смущеніе, ни во­
сторги, ни волненія окружавшей его толпы, казалось, не
отражались на немъ. Старый солдатъ, закаленный воинъ,
онъ тихо озиралъ давно знакомое, но такъ сильно изм нившееся поле битвы и, быть можетъ, д лалъ подсчетъ усп хамъ революціоннаго движенія въ Россіи, за
годы своего изгнанія и сид нія по тюрьмамъ. За 4 года
своего заключенія, по д лу 193, Муравскій не только
самъ много читалъ и работалъ надъ р шеніемъ соціальныхъ вопросовъ для Россіи, но вс ми своими мыслями
и выводами онъ д лился съ молодежью и, особенно за
посл дній годъ, находился въ постоянномъ общеніи со
своими учениками, поддерживая ихъ р шимость, про­
водя свое ученіе далеко за пред лы окружавшихъ его
непосредственно. И вс
чтили его, вс
боялись его
осужденія.
Черезъ три дня мы прекратили хожденіе на судъ.
Мы были недовольны т мъ, что „присутствіе", испу­
ганное нашимъ воинственнымъ настроеніемъ, пор шило
разбить насъ на группы и каждую группу судить от­
дельно. Это, во первыхъ, прекращало наше совм стное
пребываніе въ зал суда, а во вторыхъ, давало возмож­
ность судьямъ еще больше искажать веденіе сл дствія.—
Съ прекращеніемъ хожденія на судъ, тюремная пере­
писка возобновилась съ удвоенной силой.
Муравскій былъ сильно озабоченъ усп шнымъ ходомъ протеста, выражавшемся и въ самомъ отказ отъ
участія въ суд , и въ мотивировкахъ этого отказа. По­
нятно, что р зко мотивированный отказъ навлекалъ на .
подсудимаго особый гн въ начальства, и сулилъ значи­
тельно большую степень наказанія. Задача бол е р шительныхъ и заключалась въ томъ, чтобы доказать сомн вающимся, во первыхъ, политическое значеніе пря­
мого отказа отъ участія въ суд ; во вторыхъ, надо было
уб дить ихъ въ томъ, что ч мъ больше будетъ проте-'
стующихъ, т мъ и наказанія будутъ легче и т мъ сильн е д йствіе протеста. На эту гражданскую пропов дь
и уходили въ то время силы и способности Муравскаго,

--

29 —

всегда окруженнаго молодежью, льнувшей къ нему по­
тому, что находила въ немъ ту неподкупную нравствен­
ную силу, которая не обманетъ и не дастъ сд лать ложнаго шага. Кром того ему приходилось много писать
самому и редактировать рукописи другихъ, потому что
отказавшихся отъ суда было около 150 челов къ и многіе изъ нихъ занялись писаніемъ: кто воспоминаній, кто
о практик революціонной работы, кто писалъ обращенія на волю, къ товарищамъ, кто набрасывалъ проекты
программъ, кто стихотворствовалъ... Въ то время вы­
шло въ тюрьм н сколько хорошихъ сборниковъ и въ
каждомъ изъ нихъ отецъ Митрофанъ принималъ живое
участіе. Его камера обратилась въ кабинетъ литератораредактора, всегда озабоченнаго выпускомъ новыхъ сочиненій.
Несмотря на такую д ятельную жизнь, онъ усп валъ
писать длинныя письма, въ которыхъ, отв чая на мои
вопросы, разсказывалъ о себ , хотя всегда коротко и
сжато.—Иэтидорогія письма, какъ и безсчетное число дру­
гихъ подобныхъ, погибли преждевременной смертью.—
Сама я перечитывала ихъ много разъ, читала вслухъ и
своимъ близкимъ товаркамъ, но передать ихъ содержаніе въ порядк
не могу и храню въ своей памяти
только общую картину жизни и настроеній Митрофана
Даниловича, которымъ онъ д лился со мной безъ вся­
кой утайки. Если бы все, разбросанное по отд льнымъ
письмамъ, соединить въ одну р чь, то вотъ что приш­
лось бы намъ услышать:
„Я не былъ ни героемъ, ни бойцомъ, — говорилъ
онъ,—и много сказать о себ мн нечего. Единственное
крупное достоинство, которое я признаю за собой, это
то, что я всегда былъ с.м ль безъ нахальства., и осторожен^
безъ трусости". Мн думается, что моя жизнь, это ти­
пичная жизнь честнаго челов ка, прожившаго свой в къ
въ русскомъ царств . Въ другой европейской стран
моя біографія показалась бы едва-ли правдоподобной,
а у насъ ужъ сотни жизней растрачены также непро­
изводительно, сотни такихъ же честныхъ нам реній
поставлены въ вину ихъ носителямъ и вм ст съ ними
растоптаны и выброшены за бортъ жизни.... Не мино­
вать бы и мн безпросв тнаго конца, сплошного выми-

—

30

ранія еще живыхъ чувствъ, еще яснаго сознанія, да
вотъ, на мое великое счастье, ваше движеніе подхва­
тило и меня, дало мн возможность еще разъ вид ть
себя челов комъ.... обновиться, и уже весело ждать
смерти, гд бы она меня ни захватила.
Въ двухъ словахъ могу вамъ передать мой curiculum
vitae, послужной списокъ русскаго челов ка, им вшаго
заблужденіе считать себя существомъ, могущимъ и ду­
мать, и чувствовать, и разсуждать.—Правда, не вс
такіе люди проходили непременно черезъ каторгу, во
всякомъ случа ихъ ожидало что-либо не лучшее, если
только не худшее; потому что для меня, напр., каторга
была м стомъ, гд я въ первый разъ близко увид лъ
людей, которыхъ зналъ только по ихъ несчастіямъ, или
только въ воображеніи своемъ.—Тамъ я вид лъ Нико­
лая Гавриловича Чернышевскаго, слышалъ его, говорилъ
съ нимъ, разыгрывалъ вм ст съ другими пьесы его
сочиненія и—только глядя на спокойную и ясную твер­
дость его характера, я понялъ до какой большой вы­
соты способна подняться душа челов ка.—Тамъ сбли­
зился я съ каракозовцами и въ лиц этихъ здоровыхъ
натуръ—весело выносившихъ вс неудобства каторжной
жизни, в чно находчивыхъ, в чно изобр тавшихъ себ
работы и для ума, и для рукъ, хорошихъ товарищей,
в рныхъ слугъ своей идеи—я встр тилъ ту русскую
молодежь, которая не дастъ Россіи зачахнуть и задох­
нуться въ той древне-великокняжеской атмосфер , кото­
рую, какъ святыню охраняютъ рад тели своихъ татарскихъ интересовъ, считая своимъ единственнымъ призваніемъ дуванить дуванъ, награбленный съ обнищалаго
народа... Тамъ же я познакомился съ лучшими предста­
вителями полякозъ, вс хъ возрастовъ и положеній, оди­
наково храбро бившихся за свободу родины, одинаково
мужественно выносившихъ жестокую кару одол вшаго
ихъ врага. Еще многихъ и самоотверженныхъ я вид лъ
тамъ, въ далекомъ Забайкальи, и пока жилъ съ ними^—
я былъ бодръ и мои силы ждали приложенія, свободы...
Кончилась каторга. Моя мать, жившая въ Оренбург ,
выхлопотала, чтобы меня перевели туда отбывать поселеніе.—Много хорошихъ чувствъ, много надеждъ везъ
я туда и ждалъ, что вотъ, вотъ понадоблюсь на что

—

31

—

нибудь серьезное, нужное, д йствительно нужное людямъ. Искалъ людей и люди меня находили, хот лъ
жить и люди хот ли... но жизнь съ нашими хот ньями
не справлялась, в рн е сказать, наши желанія им ли
много противъ себя, со стороны все т хъ же блюсти­
телей интересовъ „дувана". Всякое, сколько нибудь
честное д ло, они выхватывали изъ рукъ, съ предложеніемъ расписаться, что: „впредь заниматься этимъ не
будете".
Тянулись годы, тоска грызла душу, а я не былъ
героемъ и не ум лъ найти р шительнаго выхода, оставляющаго позади себя вс препятствія и узы. Напрасно
глаза мои устремлялись впередъ, напрасно сердце би­
лось навстр чу труду, работ , смыслу жизни.... Трубный
гласъ не раздавался. Россія все еще пыталась свершить
свой прогрессивный ходъ безъ потрясеній, безъ борьбы....
Ничто не приходило, кром тоски и раздраженія про! тивъ себя, своей безпомоідности. Духота жизни и, главf ное, безпросв тность будущаго, навалились на меня со
-: всей своей силой и я не- выдержалъ этой тяжести, я
сталъ пить... Я пилъ такъ же много, какъ много страдалъ, и можно легко себ представить, до чего дошелъ
мой образъ божій при такихъ условіяхъ.... Гадко вспо­
минать, но умалчивать было бы того хуже.... Вс мъ
юнымъ товаришдмъ я говорю объ этомъ моемъ паденіи;
пусть знаютъ, что можетъ ждать челов ка, ненаучившагося поб ждать жизнь, брать ее въ свои руки, биться
съ ея заставами до полной поб ды, никогда не подда­
ваться, не уступать.... А сколько людей погибло оттого
только, что не ум ло разсчитать, не ум ло сд лать вы­
бора; такъ и погибло, ничего не дождавшись.—Но меня
судьба не только простила, она заплатила мн за все.
И за смерть огорченной матери, и за потерю образа
челов ческаго, и за все, за все. Я снова прикоснулся
къ той чистой сред , въ которой чувствую себя и бодрымъ, и сильнымъ, снова я у того д ла, которое поднимаетъ челов ка до высокаго философскаго уровня,
снова я могу дать волю всему, что есть во мн
лучшаго, нужиаго людямъ, именно то, чего имъ недостаетъ,
за ихъ повседневными заботами.—Я стою рядомъ со
вс ми вами, товарищи, и вы мн в рите, какъ я вамъ

—

32

—

в рю... Я никогда не боялся смерти, но теперь я бы
не хот лъ ея; я вижу, что любовь моя къ людямъ такъ
же св жа, какъ и въ юные годы, а желаніе служить
ихъ благу укр пилось сознаніемъ, что я способенъ на это.
Но вы хот ли знать, какъ я гюпалъ на первую ка­
торгу, не сд лавъ ничего преступнаго. Такъ слушайте
по порядку: порядокъ же начинается съ моего студен­
чества въ Харьковскомъ университет .—Учился я легко
и любилъ науку, на ряду съ ней я и правду любилъ,
в рн е сказать, я не любилъ неправды, а уваженіе къ
правд считалъ свойствомъ, присущимъ каждому неиз­
вращенному челов ку. Эта моя нелюбовь и вовлекла меня
въ студенческія волненія, вызванныя коварнымъ отношеніемъ начальства къ студенчеству.—Массу студентовъ
тогда исключили и разослали кого куда, меня же выс­
лали на родину въ Оренбургъ.—Нашлись уроки, другія
занятія, но не этимъ жилъ я тогда. Мой умъ еще не
потерялъ пытливости, хот лось многому учиться и
много вопросовъ живыхъ, насущныхъ р шить для себя
и для другихъ. У меня были товарищи, бол е горячіе,
бол е уб жденные, ч мъ я. Разс янные по вс мъ кондамъ Россіи, они переписывались со мной о т хъ ближайшихъ задачахъ, которыя носились тогда въ воздух ,
вс хъ трогали, вс хъ волновали. Всеобщее образованіс,
библиотеки, школы, женскій вопросъ, земство, все это
рисовали мы себ въ широкомъ масштаб и сообщали
другъ другу усп хи нашихъ начинаній въ этомъ отношеніи.—Писали мы много и откровенно, хотя и скры­
вать-то было нечего, все д лалось въ пред лахъ закон­
ности, въ дух либеральныхъ реформъ, все. о чемъ такъ
много писалось тогда въ нашихъ передовыхъ журналахъ.—Писали мы, и не знали, что у насъ тоже цензура
есть, и, какъ оказалось, бол е строгая, ч мъ для „Со­
временника".
Ужъ я разсчитывалъ, что скоро наступить время,
когда я опять поступлю въ университетъ, какъ вдругъ,
нежданно-негаданно—жандармы, обыскъ, отправка въ
Петербургъ. Мать страшно взволновалась, но я ув рилъ ее, что это пустяки, недоразум ніе, которое сейчасъ же выяснится, и меня скоро вернутъ обратно. Я
самымъ серьезнымъ образомъ и самъ такъ думалъ. ,

—

33 —

Случилось иначе. Въ Петербург меня прямо при­
вели въ III отд леніе и показали мн ц лую груду копій изъ моихъ писемъ къ товарищамъ, а н которыя
письма были писаны моей рукой.—„Признаете вы эти
письма за ваши?" задали мн первый вопросъ.—Я призналъ ихъ за свои и удивился, почему они понадобились
III отд ленію.— „Вы какъ же это полагаете, что все такъ
и надо, какъ у васъ тамъ написано?"—Я отв тилъ, что
полагаю, что такъ и надо, и снова удивился всему про­
исходившему.— „Вы еше усп ете это обдумать...." отв тило начальство и приказало отвезти меня.—Я не бывалъ
раньше въ Петербург , не зналъ его расположенія и
не могъ сообразить, куда меня везутъ. Но когда мы
въ хали подъ старинныя ворота и внутри страннаго
двора заблест ли штыки и замелькали кивера—я дога­
дался, что я въ дт нахъ кр пости. Зд сь, въ одномъ
изъ равелиновъ, я просид лъ ровно 2 года. Свиданій у
меня не было, къ допросу меня не вызывали, и я сталъ
думать, что обо мн забыли. Напоминать о себ мн
не хот лось.... За всю свою жизнь я ни съ какой прось­
бой не обращался къ начальству.—Прошло два года,
однообразныхъ, длинныхъ. Съ матерью я переписы­
вался, но ничего не могъ сказать ей о себ , потому
что и самъ не зналъ, что будетъ со мною.—За то
усп лъ я много прочитать и много передумать. Жандармъ былъ правъ: я усп лъ додуматься до т хъ причинъ, которыя и мои невинныя письма привели въ
канцелярію III отд ленія, и меня самого въ петровскій
казематъ. Зд сь же я понялъ, какой огромный проб лъ
въ структур реальнаго міросозерцанія русской моло­
дежи—отсутствіе достаточнаго знакомства съ полити­
ческой стороной жизни вообще и, въ частности, своей
страны, своего народа.
Первые м сяцы своего заключенія, шагая ровнымъ
шагомъ по камер , я разсуждалъ самъ съ собою о томъ,
за что меня взяли, почему держатъ, что нашли вреднаго въ моихъ письмахъ, говорившихъ только о польз ,
о благ , q свобод печати, о всеобщемъ образованіи, о
равноправіи.... Я все объяснялъ ошибкой, недоразум ніемъ.—Посл дніе м сяцы, шагая бол е энергично и
быстро, я не безъ злости повторялъ себ : „и дуракъ
3

—

34

—

же, и простофиля же, чего захот лъ! и равноправія
женщинъ, и просв щенія массъ.... это при самомъ нагломъ, откровенномъ деспотизм , при общемъ безправіи!.... ну и дуракъ же!...."
Наступилъ день, когда меня снова пригласили въ
ІП отд леніе.—Начальство встретило меня в жливо и
отечески ласково сказало: „вы им ли время обдумать .
ваши прошлые взгляды, и мы ув рены, что вы ихъ
изм нили. Скажите только, что вы не разд ляете ихъ
больше, и мы отпустимъ васъ домой". Я спросилъ
листъ бумаги и написалъ вотъ эти слова: „Если, два
года назадъ, я только предполагалъ, что неограниченное
монархическое правленіе неблагопріятно отзывается на
ход жизни Россіи, то теперь, по:л двухл тняго сид нія въ кр пости неизв стно за что, и гд я им лъ до­
статочно времени, чтобы обдумать причины, приведшія
меня въ мою камеру,—я вполн уб дился въ неизб жности вреда самодержавнаго образа правленія".—Бумагу
эту прочли, зат мъ окинули меня взглядомъ Малюты
Скуратова и приказали везти обратно въ кр пость. Все
сл дствіе, вс допросы были покончены этимъ инцидентомь, а черезъ н сколько нед ль меня вызвали „въ
судъ", гд объявили, что я приговоренъ къ 6 годамъ
каторжныхъ работъ.
Все-таки милостиво. Раньше сжигали за высказанное
мн ніе, а у меня только отняли права челов ка, отор­
вали отъ жизни, услали за тысячи верстъ въ дикій уголъ
восточной Азіи и заперли на замокъ.—Правда, и это
было бы достаточно худо, если бы правительство прод лывало такія вещи надъ однимъ, надъ двумя.... но
тогда оно, поневол , ссылало многихъ, потому что многіе уже полагали, что Россія не нуждается въ опек .
И я им лъ счастье очутиться сразу въ такой хорошей
компаніи, о какой могъ только мечтать. Мн было хо­
рошо. Не доставало только в стей „съ воли", говорящихъ о томъ, чго тамъ, далеко, зъ сердц Россіи, люди
не только высказываютъ свое мн ніе, но и пытаются
привести его въ исполненіе. Отсутствіе такихь в стей
заботило вс хъ насъ, и, посл каждой получки почты
или иныхъ посланій, можно было подм тить не одинъ
пытливый взглядъ, не одно напряженное вниманіе....

—

35 —

Н тъ, каторгу.я не проклинаю; тамъ я выросъ, тамь
я проникся ученіемъ соціализма, тамъ я уразум лъ всю
истину афоризма: не кладите новыхъ заплатъ на старую
одежду; и, будь у меня больше самоув ренности и р шительности—мн не пришлось бы красн ть за свое
прошлое.
Но тогда, въ Оренбург , я ужъ совс мъ себя похоронилъ. Мракъ окружилъ, тяжесть давила. Съ обывательскимъ существованіемъ мириться не могъ, оно меня
гнело каждую минуту.... покончить съ собой было стыдно,
и мать еще была жива, а выхода я не сум лъ найти
одинъ, безъ указаній.... иниціативы не было. Мы, сла­
вяне, ум емъ работать только скопомъ.
И вдругъ меня зовутъ, я нуженъ, могу вступить на
знакомую, родную дорогу.—Дошелъ и до нашего Орен­
бурга слухъ о томъ, что поднимается молодая рать на
битву съ народнымъ врагомъ, заявился и къ намь челов къ съ требованіемъ поддержки, залет ли и къ намъ
народные листки и книжки.—И мы—насъ было челов къ 8—10—над ли котомки и разбрелись по деревнямъ.—Въ нашемъ кружк были люди самоотверженные
и толковые, но долго никто не проработалъ, и почти
вс предстанутъ передъ судомъ царя-освободителя, хотя
лишь для того, чтобы опротестовать его.—Да, наше
пребываніе въ народ можно считать м сяцами, а для
кого и нед лями, но не это важно, а важно то, что
путь указанъ, что, наконецъ, революціонная пропаганда
вынесена изъ кабинетовъ на улицу, вь народъ... За
три съ половиной года, что я теперь вращаюсь по
тюрьмамъ, сколькихъ посл дователей я вид лъ, сколько
процессовъ пережилъ,—и все обвиняютъ въ пропаганд
въ народ
соціализма и „ученія о ниспроверженіи существующаго порядка'... Работа не останавливается,
она становится обычнымъ д ломъ, и мы уже не герои,
не одинокіе Радищевы, а только граждане, исполняющіе
свою неотъемлемую обязанность.—Сколько хорошихъ,
своихъ людей я вид лъ за это время. Сколько молодыхъ головъ, которыхъ ждетъ большое будущее. Л—чъ,
О—въ, К—въ—зовутъ меня своимъ учителемъ, а я самъ
готовъ молиться на нихъ и нич мъ такъ не горжусь,
какъ ихъ дов ріемъ. Сколько я встр тилъ людей, дружба

—

36

—

которыхъ съ лихвой покрываетъ вс
прожития нев
згоды.—Не мн жаловаться на судьбу, скор е она можетъ пенять на меня за то, что я такъ поздно сумклъ
воспользоваться т ми встр чами, которыя достаточно
осв тилн мой путь и разс яли мои сомн нія...
Въ Ноябр или Декабр 77 г., когда судъ надъ нами
не былъ еще законченъ, жандармерія приняла м ры для
сокращенія революціонной д ятельности въ Дом Предв.
Закл., откуда велись съ волей постоянныя сношенія и
обширная корреспонденція. Нам тивъ челов къ 20 заключенныхъ изъ наибол е вліятельныхъ, жандармерія
перевезла ихъ неожиданно ночью въ кр пость. Въ
числ увезенныхъ былъ и Муравскій. Вся политическая
тюрьма сильно горевала по любимымъ товарищамъ, но
сноситься съ ними не перестала.—Прекрасно организо­
ванный Красный Крестъ намъ давалъ возможность
им ть свиданія и передавать множество вещей, вм ст
съ т мъ и переписка шла усп шн йшимъ образомъ.
Мышкинъ, Муравскій и др., живущіе еще и сейчасъ
товарищи, присылали намъ обширныя посланія, и мы
отв чали имъ, изводя множество „конспиративной" бу­
маги.
За посл дній, четвертый, годъ нашего сид нья,
больше всего обсуждались въ нашей тюремной сред
два вопроса: вопросъ о террор
и вопросъ о томъ,
і могутъ-ли д йствущіе въ Россіи революдіонные отряды
1 называть себя партіей, или же они все еще составляютъ
' группы, сами себ
довл ющія, а потому неим ющія
общенароднаго значенія. Оба эти вопроса были въ пер­
вый разъ поставлены открыто, не какъ мн ніе, а какъ
принципы, требующіе немедленнаго р шенія для проЬеденія ихъ въ жизнь.
I Второй вопросъ, несмотря на большое разногласіе,
которое онъ вызвалъ во время дебатовъ, р шенъ былъ
въ утвердительномъ смысл фактически: н которые изъ
подсудимыхъ, при отказ своемъ принимать участіе въ
процедур
суда, заявили во всеуслышаніе, кто—въ
мотивировк своего отказа, кто—въ своей р чи, какъ
Мышкинъ, о своей принадлежности къ русской соціально-революціоиной партіи. Эти заявленія не только не
вызвали возраженій, съ чьей бы то ни было стороны,

—

37 —

но и положили начало офиціальному признанію, какъ
въ Россіи, такъ и за границей, названія партія, за рус­
скими революціонерами *), носившими до того времени
названія „обществъ", „кружковъ" и т. д.
Митрофанъ Даниловичъ, какъ челов къ осторожный
предъ р шеніемъ отв тственныхъ вопросовъ, какъ вы­
соконравственный типъ, но не боецъ и не администраторъ, тоже только post factum присоединился къ р шенію объявиться партіей. Что же касается перваго
вопроса, т. е. террора, то онъ и въ принцип былъ
противъ него, и считалъ его еще столь неум стнымъ и
возможнымъ лишь въ отдаленномъ будущемъ, что не
вдавался глубоко ни въ его р шеніе, ни въ обоснованіе своего отрицательнаго къ нему отношенія. Онъ
скор е ужасался этого вопроса, какъ чего-то нарушающаго весь строй его мыслей и уб жденій.—Зная, его
беззав тную преданность д лу соціальной революціи,
его неугасаемое стремленіе служить народу, ч мъ только
можетъ, защитить его попранныя права—я не сомн валась въ томъ, что его опасеніе передъ терроромъ—
не что иное, какъ непривычка направлять свои чувства
и мысли въ его сторону, в рн е сказать—незнакомство
съ нимъ, какъ съ историческимъ и психологическимъ
факторомъ. Я была ув рена, что при первомъ его появленіи, т. е. при первомъ удар , справедливо направленномъ на врага,—чуткая душа отца Митрофана пои­
меть всю необходимость этого удара и благословитъ его.
25 января 1878 г., посл об да, мы уже знали, что
В. И. Засуличъ стр ляла въ Трепова, и черезъ н сколько времени она была уже въ Дом Предварит.
Заключенія.
Насъ, изъ процесса 193-хъ, уже немного оставалось
зд сь: одни сид ли въ кр пости, многихъ оправдали
на суд и выпустили на волю, другимъ зачли четырехл тнее сид нье въ наказаніе и тоже выпустили. Правда
*) Первое время посл нашего процесса, пока правительство
не запретило этого, «Голосъ» и другія газеты, говорили о нашей
д ятельности, какъ о д ятельности «русской соціально-революціонной партіи». А при окончаніи суда надъ нами, было получено 500
франковъ отъ швейцарскихъ рабочихъ. въ пользу «заключенныхъ
членовъ русской соціально-революціонной партіи».

—

38

—

изъ 2-хъ посл днихъ категорій очень многихъ сейчасі^
же подхватили жандармы и развезли по с вернымъ губерніямъ, но, во всякомъ случа , у насъ въ тюрьм ,
на мужскомъ отд леніи, остались, къ тому времени,
немногіе десятки, а на женскомъ только единицы.
Эти оставшіеся, вм ст съ заключенными по другимъ процессамъ, радовались и восторгались поступкомъ молодой героини, врзстановившей поруганную
справедливость, всенародно наказавшей преступнаго ге­
нерала, любимца Александра II, за его изд вательство
надъ политическими пл нными.
Понятно, что намъ хот лось знать мн ніе и отношеніе къ этому акту и другихъ товарищей, старшихъ
и заслужившихъ своей работой признаніе ихъ передо­
выми борцами партіи. Они сид ли въ кр пости, и къ
нимъ я обратилась съ просьбой высказаться по поводу
выстр ла въ Трепова.—Отв тъ получился единогласный;
вс восторгались, вс падали ницъ передъ геройскимъ
поступкомъ, вс благодарили за снятіе позора, за возстановленіе правосудія.—Многіе изъ нихъ живы и сейчасъ помнятъ, конечно, впечатл ніе, произведенное на
нихъ знаменитымъ выстр ломъ.На ряду съ письмами К., Мышкина и др. друзей,
пришло и письмо моего дорогого корреспондента Митрофана Даниловича. Оно начиналось словами:
„Возможно-ли спрашивать, возможно-ли сомн ваться?—Это праздникъ, это торжество правды!..." Потомъ шло длинное описаніе восторга, охватившаго
заключенныхъ при полученіи изв стія, а потомъ объясненіе ц лесообразности поступка и громадности его
всесторонняго значенія.
Не одинъ Муравскій, но и вс почти, ран е отрицавшіе значеніе и ум стность террора, и тогда, и посл ,
одобряли и радовались каждому удару, разившему
врага, поднимавшему новый приливъ силъ и бодрости
въ груди готовяіцихся къ бою революціонеровъ.
Конечно, не страхъ предъ опасностью и не робость
предъ борьбой исключали терроръ изъ программы Муравскаго. Этотъ способъ борьбы былъ психологически
чуждъ его созерцательному уму, его мирной этик , и не
сразу требованія жизни могли одержать верхъ надъ тен-

—

39

—

денціями натуры. Тамъ же, гд ему приходилось подвер­
гать себя ярости правительства, ради торжества истины,
main, какъ онъ самъ считалъ должнымъ,—тамъ ни разу
не изм нило ему ни его мужество, ни его спокойствіе.—
И когда 13 челов къ, изъ сид вшихъ въ кр пости, были
приговорены къ каторг ,—несмотря на то, что осудившіе ихъ сенаторы сами ходатайствовали предъ царемъ
о зам н каторги поселеніемъ, — и въ числ изъятыхъ
изъ помилованія оказался и Муравскій, онъ не только
принялъ приговоръ съ присущей ему твердостью, но и
тотчасъ же занялся составленіемъ проекта заявленія, въ
которомъ вс уходившіе на каторгу объявили себя чле(нами партіи, испов дующей соціалистическій идеалъ и
феволюціонный способъ борьбы, выражали желаніе и
'надежду продолжать эту борьбу при первой возмож­
ности и зав щали остающимся товарищамъ не покидать
поля сраженія до полной поб ды надъ врагомъ. Вс
каторжане нашего процесса подписались подъ этимъ документомъ и передали его на волю. Онъ напечатанъ въ
революціонной газет „Община" и въ „Календар На­
родной Воли".
Образъ д йствій Муравскаго, всегда непримиримый
и непреклонный, вызвалъ злобное отношеніе къ нему
III отд ленія, которое зорко сл дило за поведеніемъ
узниковъ своихъ и отм чало характеристику каждаго.—
По предложенію Мезенцева (тогда шефа жандармовъ),
которому и каторжныя работы казались слишкомъ лег­
кой карой,—6 челов къ каторжанъ были назначены въ
одну изъ харьковскихъ центральныхъ тюремъ—устроенныхъ тогда спеціально для замариванія ожесточенныхъ
уголовныхъ преступниковъ—гд въ 2—3 года челов ка
замучивали или до смерти, или до сумашествія. — Муравскій, приговоренный къ 10 г. каторги, конечно, попалъ въ число „централистовъ", какъ мы ихъ тогда на­
зывали для сокращенія. Ни переписки, ни свиданій, ни
улучшенной пищи, ни чтенія, кром православныхъ сочиненій, тамъ не полагалось. Мы, ушедшіе въ Сибирь,
знали все это и страдали за нихъ вдвойн , не им я
возможности ни облегчить, ни разд лить ихъ мученій.
Но вотъ прошелъ годъ, два, и получилось изв стіе,
что „централистовъ" переведутъ въ Сибирь, въ карій-

40
•

.

)

;

|

-

скую /гдорьму. Мы радовались и ожидали дня выхода
ихъ изъ централокъ, какъ великаго праздника. „Скоро...
скоро.',, вотъ скоро выпустятъ!" сообщали намъ друзья
изъ Россіи, зиавшіе только, что уже вышло распоряжсніе о перевод , но еще не осв домленные о смертяхъ
и забол ваніяхъ, которыя похитили почти половину изъ
узниковъ, заточенныхъ въ дентралкахъ.
Наконецъ, въ начал 1881 г., я получила письмо отъ
К. Онъ говорилъ, что они (изъ процесса 193-хъ) живы
и здоровы и переведены во Мценскую пересыльную
тюрьму, въ ожиданіи отправки въ Сибирь; что имъ те­
перь разр шены и прогулки, и свиданія, и переписка...
но, пока что, они пробудутъ н сколько м сяцевъ во
Мценск , потому что... потому что большая часть то­
варищей (всего ихъ было 30 чел.) обезсил ла и не можетъ продолжать пути, ихъ водятъ подъ руки... Еще...
еще ему очень больно сообщить мн ... онъ знаетъ, какъ
мн тяжело будетъ услышать, что Митрофанъ Даниловичъ не дожилъ до „освобожденія"... онъ умеръ въ
централк отъ истощенія силъ, но въ полномъ сознаніи
и все такой же торжественно-спокойный...
За право оставаться честнымъ челов комъ до посл дняго своего издыханія, Муравскій заплатилъ прави­
тельству: изгнаніемъ изъ университета, ссылкой въ Орен­
бургскую губ,, 2-мя годами кр пости, 6-ью годами ка­
торги, н сколькими годами поселенія, 4-мя годами предварительнаго одиночнаго -заключенія и 10-ю годами
новой каторги, которую онъ не усп лъ отбыть за смертью,
вызванной двухл тней голодной агоніей, въ харьковской
„централк ".

Книги союза издателей.

Книгоиздательство Вл. Распопова.
Ли—скін, С. Семпдесягпикъ. Бглтовыя сцены въ І-ігь д йствіи. Д. 7к.
JHMI, Л. Экономическіе очерки. Ц. 15 к.
Брешковская. Е. Изь мопхъ воспоиинапій. Ц. 8 к.
Ицпдерве.іъде. Идеалиямъ въ марксизм . Съ предисловіемъ Ю. Гар
^ • дени|еа. Ц. 7 к.
Гардеиинъ, 10. (В. Черновъ). Марксъ и Энгельсъ о крестьянств . 25 к
Крестрянскге союзы, въ Сицими. Д. 6 к.
Животоржскт, f. Соціализація земли. Изд. 2-ое (исправленное). 7 к
Полттот,, П. Алекс евекій равелпнъ. Съ портретомъ автора. Д. 20 к.
Р. Р. Соціализачія земли. Ц. 5 к.
Чайковскій, N. Чартивиъ. Д. 20 к.
Черновъ, В. Къ вопросу о выкуп земли. Д. 10 к.
Шишко, Л. Серг й Михайловичъ Кравчинскій и кружокъ чайковцевъ. Оъ портретомъ Н. В. Чайковскаго. Д. 12 к.
Шзфле. Сущность соціализма. Съ прим чаніяии П. Лаврова. Ц. 20 Е.

Книгоиздательство «Колоколъ» («Народная мысль»).
Лрнолъди. (П. Лавровъ). Кому ыринадлежитъ будущее. Ивъ руко­
писей 90 г.г. Д. 30 к.
Бахъ, Л. Экономическіе очерки. Д. 15 к.
Вв. Вольный. За в ру, царя и отечество. Д. 8 к.
лравчиіижін, С. Андрей Кожуховъ. Романъ. Д. 60 к.
Вико.шевъ, П. Личныя воспоминавія о Н. Г. Чернышевскомъ. Ч. 15 к
Рудинъ, А. Что говорятъ сои^іалъ-демократы деревенской б днот . 10 к.
Тапъ. Новое крестьяпстно. Д. 25 к.
Тарасовъ, £. Міровой роотъ и кризисъ соціализма. Д. 10 к
Черновъ, В. Изъ практики соціалистическаго движенія въ Венгріи
и Жталіи. Ц. 10 к.

I
Книгоиздательство «Молодая Россія».
й,. Вшляевъ, П. Аграрный вопросъ съ правовой точки зр нія. Д. 20 к.
Грей, Л. Рабочій вопросъ и земельная реформа. Д. 25 к.
Макеимовъ, Н. Къ критик марксизма. Д. 10 к.
Иодо.мнинъ. Классовая пролетарская борьба въ стран всеторже
ствующаго капитализма. Д. 10 к.
Рафаимвъ, М. О критик и догм , теорін и практик . Д. 7 к.
Тарасовъ, К. Міровой ростъ и кризисъ соціализма. Д. 10 к.
Черновъ, В. Къ теоріи классовой борьбы. Ц. 10 к.
г
Шишко, Л. Къ вопросу объ аграрной программе въ связи с
оріей научнаго соціализма. Ц. 10 к.
Книгоиздательство «Новое Товарищество*.
Закъ, С. Земля в капитализмъ. Д. 25 к.
Черненковъ, И Къ характеристяк крестьянскаго хозяйства Д.
Черновъ, В. Крестьянинънрабочій,какъэшшомическіякатегоріи
»
Монистическая точка зр нія въ психологіи и соціологіи.
»
Марксъ и Энгельсъ о крестьянств . 25 в.

^Й'-'*
'

•

-

*

л.^
:-;.*

#і*э»;

:

••..s*!

' і^

.

.•#.'#
J№

>

• •

,- да,,

.^:, 'Ш

Ь Ь ^ ||1