Текст
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
АКАДЕМИК
ИГНАТИЙ ЮЛИАНОВИЧ
рдчзшксеті
ИЗБРАННЫЕ СОЧИНЕНИЯ
И ЗДАТЕЛЬСТВО
АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА • ЛБН И Н ГРАД
4 9 5 6
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
академик В. А, Гордлевский (председатель),
член-корреспондент АН СССР Г. В. Церетели у член-корреспондент
АН СССР Е. Э. Бертельс, доктор исторических наук
профессор В. А, Крачковская, доктор исторических наук
профессор Б, Н. Заходер, кандидат филологических наук
В. И. Беляеву кандидат исторических наук X. И. Килъбері
Редактор II тома
В. Я. БЕЛЯЕВ
ПРЕДИСЛОВИЕ
До первых десятилетий XX в. истории арабской литературы как
науки не существовало.
К началу XX в. был накоплен уже большой материал в виде
восточных и критических европейских изданий, главным образом
поэтических произведений арабских авторов, преимущественно доисламского
и омейядского периодов. Хуже дело обстояло с исследованием.
Арабская поэзия и художественная проза подвергались изучению почти
исключительно с точки зрения филологической и грамматической или же
рассматривались как материал для истории. Только к XX в. к арабской
литературе некоторые ученые начали подходить с чисто
литературоведческими запросами и приемами, выработанными на материале и
исследовании европейских литератур. Одно из направлений нового подхода
стремится проследить возникновение и эволюцию отдельных жанров
поэтического творчества; его отразил в своих литературоведческих
работах И. Гольдциэр. Другое направление ставило задачей определить
индивидуальные, наиболее характерные черты творчества отдельных
поэтов; представителями этого течения были ученые венской школы
арабистов Р. Гейер, Н. Родоканакис и Б. Гейгер, а также немецкий
арабист П. Шварц.
И. Ю. Крачковский отдавал себе полный отчет в
неудовлетворительности востоковедной науки о литературе. Уже в первой своей
литературоведческой работе об Абу-л-сАтахии (1907) он констатировал
отсутствие истории арабской литературы как науки и сделал попытку
решить некоторые вопросы поэтического творчества выбранного им
поэта в историко-литературном плане. Для него с самого начала было
ясно, что изучение арабской литературы должно строиться на тех же
основание и с применением тех же методов, которые обязательны при
изучении других литератур, что никакая из восточных литератур, при
всей своей специфичности, не может являться исключением. Не
составляет исключения и арабская литература. То, что сейчас является
очевидной истиной, не было еще осознано в востоковедении 45 лет
тому назад. Вещи, и тогда уже очевидные в отношении европейских
литератур, долго еще нуждались в доказательстве для литератур
восточных.
1
4
Предисловие
Такою „доказательною" работой явилась магистерская диссертация
И. Ю. Крачковского „Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский. Материалы
для характеристики поэтического творчества" (1915). В ней, помимо
выполненного со всею филологической строгостью издания дивана этого
поэта с русским переводом, содержалась биография и характеристика
личности поэта и окружавшей его среды, поэтов и литераторов хамда-
нидского круга в Алеппо и Дамаске. Был дан также исчерпывающий
анализ творчества ал-Ва'ва, основанный на детальном рассмотрении
технического стиля и композиции. Значительное место в исследовании
занимали анализ содержания и вопросы подлинности стихотворений ал-
Ва'ва— проблема первостепенной важности для арабской поэзии.
В диссертации И. Ю. отчетливо сформулированы его важные и новые
общие принципиальные установки исследования и отдельные, частные,
выводы. Здесь И. Ю„ Крачковский впервые ясно определил новое
содержание и новый поэтический стиль аббасидской поэзии, качественно
отличавшие ее от древнеарабской и омейядской. Это новое И. Ю.
Крачковский часто сравнивал, mutatis mutandis, с dolce stil nuovo
итальянской литературы.
Формальный анализ ставил важный вопрос истории размеров стиха
и их форм, а также их устойчивости: практически, у отдельных поэтов,
поэтический канон оказывался не таким твердым и устойчивым, каким
он являлся у арабских теоретиков поэтического творчества и критиков
того же времени, которые утверждали свои теории на анализе
произведений предшествующих эпох. Этот вывод создавал надежное
основание для критического подхода ко всем арабским теориям
литературного творчества — поэтике и реторике, которые законно интересовали
И. Ю. Крачковского, наравне с арабскими стандартами эстетической
оценки литературных произведений,
Пересмотрен был также и вопрос о „поэтических вольностях": они
оказывались в большинстве отражением особенностей родного диалекта
поэта, а не свидетельством его беспомощности в технике стиха. Таким
образом, поэзия представлялась „новой" еще и в том аспекте, что была
менее консервативной и ригористичной в отношении литературного
языка, чем была в эту лору проза. В этом выводе И. Ю. Крачковскому
помогло его превосходное научное и практическое знание арабских
живых диалектов, в частности сиро-ливанских.
Важным являлся также и вывод, построенный на анализе рифмы
у ал-Ва'ва, о более раннем, чем считали до И. Ю. Крачковского,
зарождении строфических форм поэзии, более близких к народной, чем
к литературно образованной среде.
Выводы и принципиальные соображения, высказанные в
исследовании И. Ю. Крачковского, были приложимы для всей арабской поэзии.
Этим трудом арабское литературоведение приобретало твердую основу
для развития изучения как общих основных направлений и жанров
Предисловие
5
поэзии, так и для необходимого монографического анализа творчества
отдельных поэтов.
При работе над диссертацией приходилось анализировать громадную
массу аналогичного материала в виде диванов отдельных поэтов абба-
сидского и предшествующих периодов, а также поэтических антологий.
И. Ю. Крачковский формулировал свои мысли о них в рецензиях на
появлявшиеся критические издания, давая в таких случаях очень сжатую и
насыщенную характеристику особенностей творчества того или1иного поэта.
Эта форма была одной из излюбленных И. Ю. К ней он прибегал, когда
время не позволяло посвятить данному вопросу или автору специальной
работы. Историко-литературный характер носили также позднее
многочисленные описания рукописей, когда описание сопровождалось анализом
содержания предлежащего сочинения и тщательно собранными
сведениями об авторе. Таким образом, рецензия или описание значительно
перерастали обычно принятые задачи и размеры, превращаясь в
небольшое, сжатое и тщательно отделанное историко-литературное
исследование. Так, в описании рукописи дивана сирийского поэта 'Омара ал-
Maxxäpa в Александрии (1915), помимо приложенных образцов его
поэзии, была дана не только характеристика творчества поэта и его
значения, но и сжатый обзор истории строфических форм арабской
поэзии, отражавших народное влияние: мувашшаха — на литературном
языке и заджаля — на народном диалекте. К этому вопросу о народных
формах в арабской поэзии И. Ю. Крачковский не раз обращался и
позже, касаясь испано-арабской и египетской литературы.
Требования анализа композиции и формы литературного
произведения, как в поэзии, так и в прозе, И. Ю. Крачковский неизменно
предъявлял к исследованию, начиная с первых своих работ. Специально
к этим вопросам он обратился при работе над произведениями одного
из любимейших писателей, Абу-л-сАла ал-Магаррй (XI в.). Именно в его
прозаических сочинениях И. Ю. Крачковского привлекала нарочито
подчеркнутая стройность и прозрачность их композиции, так же как
тщательно выработанная и изысканная форма и стиль. Оба главных
прозаических произведения великого поэта-пессимиста — „Послание
о прощении" и „Послание об ангелах", важные для характеристики
не только его духовного облика, но и его литературных приемов,
сказывавшихся в оригинальной форме его стихов и прозы, подверглись
изучению И. Ю. Крачковским.
Не менее интересными для стилистического анализа арабской
поэзии и вопроса о реализации поэтического образа у поэта являются
работа об образах вина в поэзии одного из ее корифеев в омейяд-
ский период, ал-Ахталя, две статьи об описании чаши в стихах Абу
Нуваса и работа об андалусском поэте XI—XII вв. Ибн Хафадже,
посвятившем свое творчество почти исключительно родной ему природе
мусульманской Испании.
6
Предисловие
Специальным исследованием осветил И. Ю. Крачковский прием
отрицательного сравнения в древнеарабской поэзии, выяснив и особую
роль его в связи с жанром древнеарабской элегии.
Вопрос о подлинности стихов поэта, поднятый в диссертации об ал-
Ва'ва, был продолжен и углублен в связи с вопросом об историчности
некоторых поэтов, явившихся вместе со своими возлюбленными героями
своеобразных романов о них, как это произошло с полулегендарным
Маджнуном, ставшим знаменитым во всем мусульманском мире
поэтическим образом влюбленного-страдальца. Вопрос об историчности
Маджнуна и подлинности его стихов связан с вопросом об источниках
и их тенденциозности. Решение этих вопросов И. Ю. Крачковским
показало в выводах интересную и сложную картину многовековой жизни
сюжета в народной и ученой среде.
От отдельных монографических работ И. Ю. Крачковский переходил
к работам общего характера, очеркам и обзорам арабской литературы
в целом или ее отдельных жанров и направлений. К ним он подошел
в начале революции, когда возникла идея популяризации восточных
литератур через переводы образцовых произведений. И. Ю. написал
сжатый очерк „Арабская литература" (1919), давший представление
об основных чертах арабской литературы на всем ее протяжении, от VI
до XX в. Другим таким очерком была статья „Арабская поэзия" (1924),
в которой И. Ю. Крачковский наметил основные линии развития
различных жанров арабской средневековой поэзии. Испано-арабской поэзии
И. Ю. Крачковский посвятил большую работу (1940) с детальным
анализом ее жанров и яркими отдельными характеристиками, выделив ее
в особую группу, подчеркнув специфичность ее тематики и
композиционных приемов.
Почти всех больших „мировых памятников" касался И. Ю.
Крачковский в своих исследованиях, обрисовывая их сложную многовековую
жизнь, которую они прожили, удовлетворяя интересы различных кругов
общества у разных народов. Как говорит об одном из них сам И. Ю.,
„На протяжении своей многовековой жизни этот памятник везде
возбуждает интерес: и в народном творчестве, которое отражало и
перерабатывало как весь сюжет, так и отдельные мотивы, и в науке, перед
которой он выдвигал ряд заманчивых, хотя и сложных вопросов, и
в художественной литературе, где он воспламенял творческий гений
искрами, занесенными из далеких стран". Литературная жизнь в
арабских странах „Калйлы и Димны", „Повести о Варлааме и Иоасафе",
„Повести об Ахикаре", „Романа об Александре" показана в
сопровождающих их переводы вводных статьях. „Тысяча и одна ночь" также
нашла свое отражение в работах И. Ю. Не менее интересным был для
него и арабский философский роман о Хаййе ибн Иакзане, вышедший
в первоначальном виде из народного творчества и вернувшийся в народную
среду, но нашедший свое отражение еще и в европейской литературе.
Предисловие
7
Особенно интересовала И. Ю. Крачковского христианско-арабская
литература многими ее чертами. Не связанная литературными канонами
и развитым и унифицированным литературным языком, обязательными
для арабской литературы в мусульманском обществе, эта литература
имела более широкое общение с народной средой, использовала сюжеты
народного словесного творчества, редко проникавшие в „высокую
литературу", и была доступна также изменениям народного языка, диалекта.
В ее жизни видел И. Ю. громадный потенциальный запас обновления
литературы, не использованный и до сего дня из-за резкой грани между
двумя традициями. К ней он обращался, находя в ней, с полным
основанием, материал и для истории литературы и для истории языка:
его издания текстов этой литературы всегда сопровождаются тонким
лингвистическим их анализом.
Средневековая арабская литература создала также и критерии
эстетической оценки и некоторые теории литературного творчества,
возникавшие из анализа приемов древних поэтов или крупнейших писателей.
Эти теории обычно служили нормами только для второстепенных
писателей: наиболее выдающиеся не всегда их держались, вырабатывая
собственные, оригинальные, стандарты, которыми они и
руководствовались. И. Ю. Крачковский в этих теориях видел свидетельство
отношения народа к своей литературе, учет которого он считал очень важным
при оценке арабской литературы. Эти теории, исходившие от самих
поэтов и литераторов в виде кратких и метких афористических оценок
или от филологов, собирателей и комментаторов памятников поэзии и
прозы, играли для своего времени роль литературной критики. В ряде
своих работ И. Ю. суммировал эти оценки, прослеживая их появление
на арабской почве, их дальнейшее развитие и превращение в теории.
Несколько таких памятников он издал в оригинале; из них главный —
„Книга о новом" („Китаб ал-бадйс") поэта и теоретика поэзии Ибн
ал-Мугтазза (X в.), составившего первую арабскую поэтику.
Средневековой поэзией и прозой не ограничивалась арабская
литература в глазах И. Ю. Крачковского, везде видевшего ростки и побеги
живой жизни. Ему принадлежит заслуга открытия для науки новой
арабской литературы, возникшей из разных источников, одним из
которых была средневековая арабская литература. Эта новая литература,
качественно уже отличная от древней и по сюжетам и по методам
литературной их трактовки, впервые подверглась систематическому
изучению в трудах И. Ю. Крачковского. Эти труды проложили дорогу
дальнейшему изучению новоарабской литературы и сыграли для самих
арабских писателей роль литературной критики в тот период, когда
такая критика еще только зарождалась, а литература еще не окрепла.
Охват всей арабской литературы на всем протяжении ее
существования, от VI до XX в., был возможен только благодаря совершенно
исключительному знанию источников и такой же эрудиции. Понимание
8
Предисловие
науки о литературе как области знания со своеобразными задачами и
особой методикой исследования, ясное представление о специфичности
арабской литературы, особенности ее жанров и путей развития
позволили И. Ю. Крачковскому найти место для всех явлений этой
литературы— фактов, форм и жанров, понять ее как единый непрерывный
процесс, начиная от ее древнейшего периода и кончая новейшей
литературой. При этом он не миновал и не отвергал ни народной, ни
полукнижной, самими арабами недооцениваемой, литературы, ни периода
упадка литературы, прозорливо наблюдая ее преренессанс и
возрождение, везде и на всех этапах ее развития открывая строгую
закономерность литературного процесса. Можно смело сказать, что с такою
широтой охвата проблемы и глубиной анализа фактов к арабской
литературе не подходил еще никто из ученых.
Второй том „Избранных сочинений" академика И. Ю. Крачковского
объединяет его работы по арабской поэзии и прозе классического и
позднейших периодов (VI—XVIII вв.). Сюда входят работы как
обобщающего характера — общие очерки, так и работы монографические,
исследующие деятельность отдельных писателей арабского
средневековья или посвященные частным вопросам арабского литературоведения,
К первым относятся прежде всего статья „Общие соображения
о плане истории арабской литературы" (1944), представляющая
обоснование намечавшегося большого общего труда по истории арабской
литературы, и рецензия на два первых дополнительных тома „Истории
арабской литературы" К. Брокельмана (1941), в которой высказан ряд
принципиальных соображений, имеющих значение для дальнейших работ
подобного характера.
Представление об общем ходе развития арабской поэзии, различных
ее жанров и форм дает статья „Арабская поэзия" (1924). Работа
„Арабская поэзия в Испании" (1940) анализирует главные течения* и факты
испано-арабской поэзии на всем протяжении ее существования. В ней
прослеживается как ее связь с восточноарабской поэзией, так и черты
ее самостоятельности и местного своеобразия. Особо отмечается
влияние народной поэзии, обновившее в XII в. испано-арабскую
литературу внесением нового содержания и строфических форм стиха,
несвойственных классической поэзии. Статья богато иллюстрирована переводами
образцов испано-арабской поэзии. К ней примыкает и рецензия на
книгу А. Переса об арабской поэзии Андалусии в XI в. (1945).
Включены в этот том также работы И. Ю. Крачковского об
арабских теориях поэзии и прозы (поэтике и реторике), а также о
средневековых принципах литературной оценки, которые можно определить
как зачатки литературной критики. И. Ю. Крачковского интересовал
вопрос о возникновении этих теорий, и он проследил их развитие с пер-
Предисловие
9
вых наиболее ранних сохранившихся отрывков („Му'тазилитский трактат
VIII века о литературном творчестве", 1919; „Фрагмент индийской
реторики в арабской передаче", 1927) до периода полной зрелости,
когда уже выработались на арабской почве и теоретический подход и
специальная терминология („РеторикаКудамыибн Джа'фара", 1930;
„Арабская поэтика в IX веке", 1930). Отмечая для начального периода факты
чужеземного влияния — именно греческой и индийской поэтики и
реторики, И. Ю. Крачковский считал, вопреки мнению многих ученых, что
эти влияния не имели глубоких корней и быстро угасли без последствий,
а арабские теории литературы развивались несколько позже вполне
самостоятельно на почве тщательного изучения арабскими филологами
фактов и закономерностей арабского литературного творчества.
Следует отметить также, что И. Ю. Крачковский еще в самом начале
своей научной деятельности первый обратился к анализу принципов
литературной оценки у арабских филологов в своей ненапечатанной лекции
„Поэзия по взглядам арабских критиков" (1910).
В не меньшей мере интересовали И. Ю. Крачковского и вопросы
связей арабской средневековой литературы с другими литературами
древности и средневековья. Почти всем главным мировым памятникам
он посвятил ряд работ, из которых в этом томе помещены: вводная
статья к русскому переводу книги „Калила и Димна" (1934) с
характеристикой и очерком литературной истории этого знаменитого
средневекового памятника и пространная рецензия на публикацию испанского
арабиста Э. Гарсйа Гомеса найденного им арабского текста легенды
об Александре, представляющего новый вариант „Романа об
Александре" (1929). Важна рецензия на датский перевод „Тысячи и одной ночи"
И. Эструпа с формулировкой требований, предъявляемых современным
состоянием науки к переводу литературного памятника прошлого.
В статье „Гомер и ал-Бйрунй" (1945) И. Ю. Крачковский касается
вопроса о знакомстве мира арабской культуры в средние века с
Гомером. Греческая художественная литература осталась, как известно,
в стороне от внимания этого мира, за исключением единичных случаев.
В рецензии (1927) на работу Э. Гарсйа Гомеса, удачно решающего на
основании открытых им материалов один вопрос интересной историко-
литературной проблемы влияния арабской литературы на испанскую,
И. Ю. указывает, что эта работа только явилась фактическим
подтверждением точки зрения русских ученых — испаниста и арабиста, —
высказанной уже в 1922 г. вразрез мнению главы филологов-испанистов
Менёндеса и Пелайо, на основании данных историко-литературного
анализа двух разновременных памятников арабской и испанской
литературы.
В этом томе помещены важнейшие работы, посвященные изучению
отдельных поэтов различных периодов, как доисламских, так и более
поздних, мусульманских.
10
Предисловие
Из доисламских и раннемусульманских поэтов И. Ю. Крачковский
касался творчества аш-Шанфары (1924), гАмра ибн Камй'а (1925), Са-
ламы ибн Джандаля (1914), ан-Нусмана ибн Башйра и Бекра (1925).
Из омейядских поэтов им дана работа об ал-Ахтале (1932), две работы
по поводу издания дивана Зу-р-Руммы (1918, 1923), с привлечением
ленинградской рукописи путем параллельной сверки с изданием, о
лирическом поэте Абу Дахбале ал-Джумахй (1911) и энциклопедическая
статья о мекканском поэте-лирике сОмаре ибн абу Рабй'а (1936).
Сюда же относится исследование „Ранняя история повести о Маджнуне
и Лейле в арабской литературе" (1946), важное не только тем, что оно
прослеживает историю значительного литературного сюжета, но также
и критическим анализом источников и установлением некоторых линий
арабской литературной традиции.
Исследования об аббасидских поэтах представлены монографией
о поэте пессимистической рефлексии Абу-л-сАтахии (1908), двумя
статьями о творчестве Абу Нуваса (1928, 1930) и энциклопедической
статьей о третьем крупном поэте этого периода Муслиме ибн ал-Ва-
лйде (1936). Если работа об Абу-л-?Атахии намечает одно из основных
идейных направлений арабской поэзии, то в статьях об Абу Нувасе
главное внимание обращено на вопрос о реализации поэтического образа
в стихах крупнейшего арабского лирического поэта.
Сирийским поэтам хамданидского периода (X в.) посвящен ряд
основных работ И. Ю. Крачковского. Из них в настоящий том вошли
работы о двух важнейших поэтах, ал-Мутанаббй и Абу-л-сАла ал-Ма'аррй
(1910, 1915, 1941). В первой из них поставлен вопрос о связи поэзии
Абу-л-Ала с творчеством ал-Мутанаббй. Помещена также
энциклопедическая статья о дамасском поэте ал-Ва'ва (1938), творчество которого
подверглось тщательному анализу в большой специальной монографии
автора.
Работа об андалусском поэте XII в. Ибн Хафадже (1940) стоит в
связи с упомянутым выше общим очерком испано-арабской поэзии (1936).
Поэту южноарабского происхождения, современнику и политическому
противнику Салах ад-дйна, 'Омаре ал-Йеменй посвящена
энциклопедическая статья (1936).
Антологии разного времени анализированы И. Ю. Крачковским
в ряде статей, вошедших в этот том. Эти антологии представляли для
него интерес как с точки зрения нового поэтического материала, так и
со стороны подбора образцов поэзии, отражавшего интересы читателя
и уровень эстетических требований, предъявляемых к литературе в
каждый данный период, что отражалось иногда в своеобразных критических
оценках. В связи с изданием „ал-Хамасы" ал-Бухтурй И. Ю. коснулся
истории ее изучения, начатого знаменитым немецким филологом,
эллинистом и арабистом XVIII в., Рейске (1913). Также по поводу издания
дана оценка труда ал-Джумахй, применившего классификацию поэтов
Предисловие
11
по хронологическим категориям (1917). Из более поздних сочинений
изучена антология сирийского эмира Усамы (XII в.), сохранившаяся в нашей
уникальной рукописи — автографе автора (1925), две антологии
египетского поэта-чиновника Ибн Мамматй из наших же рукописных
собраний (1928, 1935), одна из которых—редкий список обработки андалус-
ской антологии Ибн Бассама (1935), и антология известного египетского
историка Ибн Тагрйбердй (XV в.), бывшего вместе с тем и поэтом, —
также в нашей рукописи, современной автору (1913). Представляет
интерес еще и редкая анонимная магрибинская антология, анализированная
в статье по рукописи Ленинградского университета (1934).
Уникальный сборник стихов Юмара ал-Маххара (XIII в.), писавшего
стихи на народном сирийском диалекте, в подражание испанскому поэту
Ибн Кузману (XII в.), изучен в особой работе (1915). В исследованиях
И. Ю. Крачковского нашло место и позднее фольклорное произведение
начала XIX в., сохранившееся только в русском переводе (1927).
Работы по арабской средневековой прозе, помещенные в этом томе,
связаны по большей части с именем Абу-л-гАла ал-Масаррй. Сюда
входят статьи о мелких „посланиях" поэта, написанные как критические
этюды к их изданиям, важные оценкой их значения и привлечением не
использованных издателями ленинградских рукописных материалов, —
„К истории и критике «ар-Рисала ал-Фаллахййа» Абу-л-'Ала" (1913) и
рецензия на издание его „Мулка-с-сабйл" (1915). К ним примыкают
более поздние работы о главных прозаических сочинениях поэта — „К
вопросу о возникновении и композиции «Рисалат ал-гуфран» Абу-л-?Ала"
(1925) и „Рисалат ал-мала'ика", открытое, опубликованное и
анализированное И. Ю. Крачковским в специальной монографии (1932). В рецензии
на издание сборника пословиц крупнейшего филолога IX в. ал-Муфа^-
^аля а^-Даббй дана характеристика этого важного филологического
сочинения.
В переводе статей, написанных И. Ю. Крачковским на иностранных
языках и вошедших во второй том, участвовали С. А. Акулянц,
В. И. Беляев, И. Н. Винников, В. А. Крачковская и А. С. Кулишер.
Том подготовлен к печати И. Н. Винниковым. Указатели составлены
П. Г. Булгаковым и С. Н. Соколовым. Принципы транскрипции
арабских текстов даны в предисловии к I тому.
В. Беляев
АРАБСКАЯ СРЕДНЕВЕКОВАЯ
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
:>»7=ЕУ,^^
ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО АБУ-Л-САТАХИИ*
(ок. 750—82S г.)
„Поэтические формы по своей
простоте должны быть доступны всем"
(Абу-л-'Атахийа в „Китаб ал-аганй"
III, 161, 9-10).
В настоящей заметке я хотел бы остановить внимание читателей на
одной страничке из истории арабской поэзии — страничке несколько
стертой и теперь еще не совсем точно разобранной. Это, впрочем,
понятно. Ведь за арабской поэзией до сих пор не признается прав на
самостоятельное изучение, до сих пор она считается помощницей
истории или филологии, но и только. Когда Вельхаузен издавал диван ху-
зейлитов, но, точно боясь обвинения в великой ереси, с первой же
строки введения заявлял: „Интерес, питаемый нами к древней
бедуинской поэзии, вызывается не ее поэтическими, а филологическими и
историческими достоинствами".2 Иногда раздаются даже более строгие
голоса, особенно со стороны неарабистов. Говорится, что арабскую поэзию
и до ислама, и после него не следует изучать ради нее самой: она
только помощница истории и только поэтому заслуживает серьезного
внимания. Оригинальнее всего, что последнее мнение, высказанное
известным ассириологом Шрадером,3 разделяет и бейрутский проф. Лям-
1 Предлагаемый вниманию читателей этюд первоначально представлял один из
экскурсов в студенческой работе автора „Правление халифа ал-Махдй", удостоенной
в феврале 1906 г. по постановлению Факультета восточных языков золотой медали.
В значительно дополненном и расширенном виде он был прочитан на заседании
Восточного отделения Археологического общества 28 сентября 1906 г. и теперь
печатается с небольшими сравнительно изменениями. По первоначальному плану автора
этот этюд должен был служить только введением к специальной работе о зухдийат
Абу-л-'Атахии, общие принципы которой изложены частью в конце очерка. Скоро,
однако, обнаружившаяся сложность намеченной задачи, которая требовала не только
долголетнего труда, но и основательной начитанности во всех родах всех периодов
арабской поэзии, заставила отказаться от этой мысли и отложить работу на
значительный срок, быть может на многие годы. Профессору В. Р. Розену, принимавшему
одинаково живое участие во всех стадиях развития этого скромного труда, я
приношу свою искреннюю и глубокую благодарность.
2 J. Wellhausen. Skizzen und Vorarbeiten, I, Berlin, 1884, стр. 105.
3E. Schrader. Die Keilinschriften und das alte Testament. 3 Aufl., Berlin,
1903, стр. 138.
16 Арабская средневековая художественная литература
мене,1 автор двух полубеллетристических работ об ал-Ахтале.2 Такое
превращение поэзии в ancilla historiae et philologiae, принося, может быть,
известную долю пользы последним, первой сослужило очень плохую
службу. До последнего десятилетия все работы в области истории
арабской поэзии сводились почти исключительно к критическому изданию
диванов и более или менее связному изложению биографий поэтов по
доступным антологиям. В последнее время можно, к счастью, заметить
и здесь стремление воспользоваться методами, выработанными наукой
для изучения других литератур; работы принимают более
самостоятельный, не чисто филологический уже, а литературный характер. Главная
заслуга в этом направлении принадлежит почти всецело австрийской,
точнее венской, школе арабистов. Говоря всецело, я вовсе не имею
в виду умалить значения научной деятельности Альвардта, работы
которого начинают датироваться еще 50-ми годами прошлого столетия. Он
первый поставил на строго научную почву критику текста, придав ей
такую же устойчивость, которой она отличалась применительно к древ-
неклассическим образцам; он первый еще в 70-х годах указал на
необходимость и важность самодовлеющего изучения арабской поэзии, но
работы его, за исключением самой ранней,3 носят преимущественно
филологический, а не литературный характер; выводы же по большей части
отрицательны4 и нередко проникнуты крайним пессимизмом.5 Упомянутое
направление мало-по-малу начинает оттеснять на задний план старую
школу, до сих пор имеющую, однако, усердных защитников, главным
образом в лице французских арабистов (упомянутый уже Лямменс, Зе-
лигсон — издатель дивана Тарафы6 и много других7). Новое течение
идет в двух направлениях: с одной стороны, оно выражается в
стремлении проследить возникновение, и эволюцию отдельных видов поэти-
1 Н. Lammen s. Revue de TOrient Chretien, IX, 1904, стр. 56.
2 Н. Lammens. Le chantre des Omiades. JA, Serie 9, t. IV, 1894, стр. 94—176,
193—241 и 381—459; Un poete royal ä la cour des Omiades de Damas. Revue de
TOrient Chretien, VIII, 1903, стр. 325—355; IX, 1904, стр. 32—64.
3 W. Ahlwardt. Ober Poesie und Poetik der Araber, Gotha, 1856.
4 Cp. W. Ahlwardt. Bemerkungen über die Aechtheit der alten arabischen
Gedichte, Greifswald, 1872.
5 На это указывалось иногда и в литературе; см. например: А. Kremer. Über
die Gedichte des Labid. SBAW, XCVIII, 1881, стр. 555—603.
6 DIwän de Tarafa, aecompagne du commentaire de Youssouf al-A'lam. Publ. et
trad, par M. Seligsohn, Paris, 1901. Особенно рельефно выступает различие между
двумя школами, если сравнить указанное издание с новейшей работой о му'аллаке
Тарафы молодого венского ученого Гейгера: Die Mu'allaqa des Tarafa. Übersetzt und
erklärt von B. Geiger, WZKM, XIX, 1905, стр. 323-370; XX, 1906, стр. 37-80.
7 Например: Cl. Huart (ряд работ в „Journal Asiatique", начиная с 80-х годов),
испанец Gonzalvo у Paris, диссертация которого „Avance para un estudio de las poetisas
musulmanas en Espana" (Madrid, 1905) представляет собой типичную компилятивно-
беллетристическую работу, написанную в стиле многочисленных трудов Лямменса, но
с меньшей долей талантливости, и др.
Поэтическое творчество А6у-л- Атахии
17
ческого творчества, с другой — в определении индивидуальной
поэтической физиономии отдельных поэтов, которые до сих пор во всех
историях арабской литературы сливались в какую-то бесцветную и
довольно однообразную массу. Впервые это течение сказалось у Гольд-
циѳра в обширном введении к изданному им дивану ал-Хутай'и,1 где он
остановился на вопросе о происхождении сатир — хиджа; немного
позже он посвятил этому отдельную большую работу,2 и вопрос впервые
был освещен на основании фактических научных данных, а не арабских
легендарных преданий. Этот же ученый первым обратился к элегиям —
риса у как самостоятельному виду поэзии,3 но шире был затронут
последний вопрос другим представителем австрийской школы, Родоканакисом,
работа которого о поэтессе ал-Ханса' и ее элегиях, появившаяся два года
тому назад,4 представляет выдающийся образец второго направления.
Здесь автор „старался установить поэтическую личность, т. е., с одной
стороны, анализировать технику произведений, а с другой — самую
психологию поэтессы". Такой же характер носит работа Гейера об одном
стихотворении доисламского поэта ал-Агши,5 духовный облик которого
станет вполне ясным, когда будет готово обещанное этим ученым издание
его дивана.
При новой, более научной, точке зрения на предмет в известных
случаях неизбежна переоценка некоторых поэтов, особенно если
характеристика их основалась исключительно на показаниях арабских филологов-
пуристов или на случайном выводе одного из первых европейских
исследователей. На одном из таких случаев я и хотел бы остановить внимание
читателей. Изучаемый поэт вполне этого заслуживает, тем более, что
он представляет интерес с точки зрения обоих упомянутых научных
течений. Характеристика его поэтического творчества до сих пор не
1 I. Goldziher. Der Diwan des Garwal b. Aus al-Hutefa. ZDMG, XLVI,
1892, стр. 1—53, 173—225, 471—527; XLVII, 1893, стр. 43—85, 163—201. Работа
вышла и отдельным изданием.
2 I. Goldziher. Ober die Vorgeschichte der Higä'-Poesie. Abhandlungen zur
arabischen Philologie, I, Leyden. 1896, стр. 1—121. Еще до появления этой работы
основные положения ее Гольдциэр неоднократно высказывал в печати: раз в одной речи на
венгерском языке (А pogany arabok költeszetenek hagyomänya, Budapest, 1893, стр. 9—
20) и другой раз на X съезде ориенталистов (Bemerkungen zur ältesten Geschichte
der arabischen Poesie, Actes du X-me Congrbs des Orientalistes, troisieme partie,
section III, Leide, 1895-1897, стр. 1—5).
3 I. Goldziher. Bemerkungen zur arabischen Trauerpoesie. WZKM, XVI, 1902,
стр. 307—339.
4 N. Rhodokanakis. Al-Hansä' und ihre Trauerlieder. Ein literar-historischer
Essay mit textcritischen Excursen. Wien, 1904 (оттиск из SBAW, CXLVII). Поучительную
параллель к этой работе представляет раннее исследование G. Gabriel i. I tempi, la
vita e il canzionere della poetessa araba al-Hansa'. Firenze, 1899. Ср. прим. 6 на
стр. 16.
5 R. G e у e r. Zwei Gedichte von al-'A'sä, I, Mä bukä'u. Wien, 1905 (оттиск из
SBAW, CXLIX).
2 И. Ю. Крачковский, т. II
18 Арабская средневековая художественная литература
полна и одностороння, почему и нуждается в поправках; помимо этого,
его произведения во втором периоде доставляют значительный материал
для истории развития особого рода поэзии — зухдиййт, стихотворений
аскетического характера. Дальнейшее изложение будет иметь в виду
главным образом первую цель, т. е. общую оценку его творчества
преимущественно в первый период, оставляя пока специальную
характеристику зухдиййт в стороне.
Имя нашего поэта Исма'йл ибн ал-Касим Абу-л-гАтахийа. По
последнему прозвищу он преимущественно и известен в литературе как арабской,
так и европейской.1 Биографические данные сохранены Ибн Кутайбой
в недавно изданной „Книге поэзии и поэтов",2 а главным образом
Абу-л-Фараджем f Алй Исфаханским в „Книге песен";3 особый отдел
посвящает ему и Ибн Халликан.4 Существенную важность приобретает
глава „Китаб ал-аганй" потому, что в ней Алй основывается на более
древних, частью известных и заслуживающих доверия авторах.
Некоторых из них упоминает еще и автор „ал-Фихриста", как специально
занимавшихся диваном Абу-л-'Атахии. Таков, например, Харун ибн сАлй,5 на
которого Абу-л-Фарадж в указываемом отделе ссылается до 17 раз,6
непосредственно цитуя его „книгу" и только раз упоминая самого
автора.7 Имел под руками Абу-л-Фарадж работы и других специалистов по
1 Абу-л-Атахийа есть лакаб поэта, а не его кунйа, как можно было бы заключить
по наружной форме. Его настоящая кунйа была Абу Исхак (см. Аг., III, стр. 126, 14).
Значение этого прозвища установить ^довольно трудно, так как ÄX*l£& (= ^аіХ^)
принадлежит к числу аддад— слов, имеющих противоположное значение. По арабским
лексикографам оно = ^Хаио, которое одновременно прилагается к человеку умному,
с уравновешенным характером (J^äJI <JjJo*..«JI <J^4aJ1— ТА, IX, стр. 397 в конце),
равно как и к безумно увлекающемуся чем-нибудь до забвения всего прочего (ТА,
там же; Л'А, XVII, стр. 407, s. v.). Происхождение прозвища почти единогласно
приписывается халифу ал-Махдй (см. ас-Сулй в Аг., III, стр. 126, 29-30 и почти то же
в ТА, IX, стр. 398) и ставится в связи с романом Абу-л-'Атахии. Поэтому в
приложении к нашему поэту слово имело, повидимому, второе из своих противоположных
значений (— 'человек, утративший рассудок, увлекшийся'. Ас-Сулй в Аг., III, стр. 127, з;
ТА, IX, стр. 398, 15). Нужно, впрочем, отметить, что у самих арабов не было прочно
установившегося мнения об этом и некоторые считали ^.^АІХ* прозвищем одного из
сыновей поэта, от которого оно уже перешло и к отцу (ТА, IX, стр. 398; Л'А, XVII,
стр. 408, 5); ал-'Айнй же („Шарх аш-шавахид" на полях булакского изд. „Хизанат
ал-адаб") признает Абу-л-'Атахию за такую же кунью поэта, как и Абу Исхак
(II, стр. 225 ult.).
2 Ibn Qotaibae liber poesis et poetarum quem ed. M. J. de Goeje. Lugduni Bata-
vorum, 1904, стр. 497—501.
3 Первое булакское изд., Ill, стр. 126—183 и passim в других томах (см.
указатель Guidi).
4 Изд. Wüstenfeld, № 93, стр. 126—135.
5 См.: ал-Фихрист, изд. Flügel, стр. 144.
6 Аг., III, стр. 138, і сн., стр. 140, 2 сн., -стр. 152, б, 159, 5, 19, 161, 4, 163, 19,
164, 25, 170, 12, 171, 22, 173, 2, И, 24, 176, 1, 13, 181, 22, 183, 3.
7 Там же, стр. 183, з.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
19
Абу-л-гАтахии: Ибн 'Аммара,1 которого упоминает больше 10 раз2, и
Ахмеда ибн абу Тахира.3 Кроме этой группы авторов, главнейшим
источником его в рассматриваемом отделе был ас-Сулй, известный и
авторитетный историк литературы аббасидской эпохи.4 В „Китаб ал-аганй"
ссылки на него делаются почти 40 раз.5 Имел ли под руками Абу-л-
Фарадж именно „Аурак ахбар ал сАббас ва аш'арихим" этого автора,
а не другие его сочинения и мог ли он пользоваться антологической
частью указанного произведения в полном виде — вопрос довольно
сложный. Некоторые данные склоняют, повидимому, к отрицательному ответу:
в каирской рукописи ас-Сулй,6 списком с некоторых мест которой я имел
возможность пользоваться благодаря любезности проф. В. В. Бартольда,
попадаются рассказы, аналогичные по содержанию с сообщаемыми
в „Китаб ал-аганй". Иснады у них в большинстве таких случаев
различны.7 К этому же результату приводит рассмотрение „Истории Ибра-
хйма габбасида", представляющей выдержку из того же сочинения ас-
Сулй, если верить рукописи, которая принадлежит В. Р. Розену.8 Трудно
предположить, чтобы Абу-л-Фарадж, имея эти сочинения, не предпочел
включить в свою работу редакцию именно ас-Сулй, материалами
которого он здесь же пользуется в таких значительных размерах.
Как бы то ни было, все данные, приводимые Абу-л-Фараджем Исфа-
ханским, несмотря на свою древность, наполовину анекдотичны и
нуждаются не только во внешней, но и во внутренней критике. Самые же
рамки жизни поэта довольно просты. Родился он около 750 г., юность
1 Ал-Фихрист, стр. 160, 1—5.
2 Аг., III, стр. 128, 130, 131, 141, 164 два раза, 168, 169, 172, 181, 182.
3 Ал-Фихрист, стр. 147, і; Ar., Ill, стр. 132.
4 Общие сведения о нем см.: С. Brockelmann. GAL, 1, стр. 143, № 5.
5 Ar., Ill, стр. 126, 127 два раза, 128, 129 четыре раза, 131 четыре раза, 132,
136, 137 три раза, 138 три раза, 139, 142, 143, 144 два раза, 145, 152, 153 два раза,
155, 160, 163, 174, 177 два раза, 178, 180, 182 два разд.
6 См. о ней: £^.ил*Л Із^кЛаЛ &Sl»uJ&Jb A.J»yL**Jl ÜLo ».äJI и^чХ£Л «JU-to-^i
V, Каир, 1308, стр. 16; J. Horovitz. Aus den Bibliotheken von Kairo, Damaskus.
und Konstantinopel. MSOS, X, Westasiatische Studien, 1907, стр. 35—38.
7 Например рассказ Ar., Ill, стр. 165, 12—18, который передается с таким иена-
дом: ^ХьуХ^. J Is ^іаа ^>1 ^ХіуХ^ ,J IS ^Ui\)l ^L^J\ er? (^^° О"? <J>* е5"Ъ"^^
£J1 ,Jls «ДІ^Л vX^ft ^ ^aajsq, у ас-Сулй (л. 149 a) начинается так: Uj>\x&- Sa уЛ <Jl&
£J1 ііХІ^Л j^s. £j± 0-"^° ^^.^ä. ,Jls ^Jy^- &± ^=*Л £?* A-Ul J^. Рассказ Ar., III,.
стр. 169, 5—13, где действующим лицом является £)1зЧ:*. ^ ^^st^, у ас-Сулй (л. 149 Ь);
относится к Ахмеду ибн Йусуфу, и иснад дается такой: <J IS ^изуо ^ uWä-* Lv\X=w.
(bJl JU* ^a uA £yb ОЗ"**^ {_2-*^^2*-- У 'Алй же он имеет следующий вид: ^i*..^L| ^^-s-
ОЗта О"? ОЗ"*"^0 І-^^*0- <J^S iJast^.^ yX^sc^c ^* ^^w.2.1. Таким образом, в обоих
примерах совпадают только последние звенья.
8 Нужно отметить, что подлинность этого списка на основании той же каирской
рукописи может быть подвержена некоторому сомнению.
2*
20 Арабская средневековая художественная литература
провел в Куфе, а потом переселился в Багдад, где существовал
гончарным ремеслом. Это не мешало ему быть в близких отношениях
ко двору, отчасти благодаря своей несчастной любви к Ютбе,1 фрейлине
Хайзуран, жены халифа ал-Махдй. Его роман и трогательное постоянство,
несмотря на отсутствие взаимности, не остались без влияния на
последующее развитие литературы. Некоторые антологии упоминают Абу-л-
сАтахию с гОтбой в ряду тех пар, бессмертным прообразом которых
являлись Маджнун и Лейла;2 автор „ал-Фихриста" говорит, что
существовала целая поэма, посвященная специально этому сюжету.3
Неудачей в любви арабские литераторы и объясняют переворот в его
жизнерадостном раньше творчестве, — переворот, сделавший его первым
серьезным представителем философско-рефлексивного направления в арабской
поэзии и прямым предшественником Абу-л-сАла из Ма'арры.4 Год его
смерти в источниках колеблется в пределах между 821/205 и 828/213.5
1 Во всех историях литературы и новых (Brockelmann, Huart), и более старых
(Hammer, Гиргас) 'Отбу называют обыкновенно рабыней или невольницей ал-Махдй.
Что это не вполне точно, доказывает, между прочим, рассказ в „Китаб ал-аганй"
(Аг., XIII, 19), где она прямо называется клиенткой (= о^"0) ал-Махдй и из которого
видно, что у нее была собственная большая свита; кроме того, по контексту всех
рассказов она является, по меньшей мере, приближенной камер-юнгферой Хайзуран,
а не простой рабыней.
2 Ал-Вашша, изд. Brünnow, стр. 54, 15—16.
3 Ал-Фихрист, стр. 307, 4.
4 Слепой философ был несомненно знаком с произведениями Абу-л-'Атахии, и
'мысль о влиянии на него нашего поэта высказал еще Кремер (SBAW, СХѴІІ, 1889,
отд. 6, стр. 75, в конце), а вслед за ним повторил Марголиус (The Letters of Abu Ч-'Alä,
Oxford, 1898, стр. XXXV). Не имея непосредственных доказательств, Кремер
высказался довольно гипотетично: „Auch der besonders der didaktischen und religiösen
Poesie ergebene Abu'l-atähijah scheint nicht ohne grossen Einfluss auf ihn
geblieben zu sein" (там же). К счастью, в каирском издании „Лузум ма ла йалзам" (*х*-*,
1891) имеется отрывок (стр. 118, 2—4), который не только подтверждает кремеровскую
гипотезу, но, что особенно важно для цели настоящей заметки, позволяет установить
-знакомство Абу-л-'Ала с обоими периодами в поэтической деятельности Абу-л-'Атахии
и с причинами происшедшего в нем переворота. Говоря в упомянутом произведении,
что Аллах по своей воле меняет положение (рутба) людей, Абу-л-'Ала в
подтверждение своей мысли продолжает: <**-*-Х* S) ^л < >15 & * ISL*aO ^aIXaJI ^^l 'ведь
и Абу-л- Атахийа открыто проявил свое благочестие, раскаявшись в (постоянном)
упоминании ОтбыГ.
5 Ибн Кутайба (стр. 501, і) дает 205-й г., Хасан ибн 'Алй (Аг., III, стр. 182, 9—ю) —
І209-Й, ас-Сулй (там же, стр. 182, 13—15) — 210-й, Ибн Са'д (там же, стр. 182, 12—13),
ал-Мас'удй (изд. Barbier de Meynard, VII, стр. 81), ат-Табарй (лейденское изд., III,
стр. 1098,16) и Ибн Халликан (№ 93, стр. 128) — 211-й, Ибн 'Аммар (Аг., III,
стр. 182, 6—8) и автор Фихриста (стр. 68, 18) — 213-й. Нельдеке без ближайшей ссылки
на источник берет 825 год (Literarisches Centralblatt, 1888, стр. 20), а Брокельман
без особых оснований принимает последнюю дату, хотя она подозрительнее прочих
синхронизмом с годом смерти законоведа *Амра аш-Шайбанй и Ибрахйма Мосуль-
ского, известного композитора и певца, большого приятеля нашего поэта (см. Аг., III,
стр. 182, 6—8)*
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
21
Полностью диван Абу-л-'Атахии до нас не дошел, хотя автор „ал-
Фихриста" упоминает, что в его время существовало целых четыре
редакции.1 Кроме того, был известен особый сборник, специально
посвященный его эпизоду с Ютбой.2 В настоящее время имеется только
более или менее полный извод зухдиййту сделанный известным
традиционалистом Ибн Абд ал-Барром ан-Намарй,3 который и издан
бейрутским профессором Шейхо, назвавшим этот извод не вполне точно
диваном Абу-л-сАтахии.4 Самое издание, по выражению Нельдеке,5 далеко
не представляет идеала, и, к сожалению, не указаны точно даже
использованные рукописи. Насколько осторожно приходится им пользоваться
в научных работах, будет отмечено ниже, когда речь пойдет специально
о зухдийит этого поэта. В Европе единственный манускрипт этого
извода имеется здесь, в Азиатском музее,6 и по своему содержанию,
представляя редакцию того же Ибн сАбд ал-Барра, мало чем отличается
от бейрутского издания.7 Таким образом, произведения Абу-л-сАтахии
из первого периода во всех прочих родах поэзии дошли исключительно
в виде фрагментов и сохранились преимущественно в различных
антологиях. Сравнительно мало его произведений передано ранними писателями,
к числу которых можно отнести ал-Джахиза^ ал-Байхакй, ал-Вашша и ал-
Мубаррада. Довольно много сохранил ал-Мас'удй, бывший, повидимому,
восторженным поклонником поэта, еще больше—Абу-л-Фарадж Исфахан-
ский; отдельные строчки приводят Ибн 'Абд Раббих и Ибн Халликан.*
Несмотря, однако, на такое относительное богатство материала, этого»
поэта у европейских исследователей постигла довольно печальная судьба:
специально им никто не занимался, а ученые, которым приходилось его?
затрагивать, почти исключительно обращали внимание на одну сторону
его поэтического творчества и рассматривали только позднейший период,
его жизни. Выводы, к которым они приходили, были довольно неуте-
шительны; признавался за Абу-л-'Атахией известный, в лучшем случае,,
большой талант, отдавалось ему должное в области зухдйййт% на
1 Харуна ибн 'Алй (ал-Фихрист, стр. 144, 7—8); Ахмеда ибн абу Тахира (стр. 147, і);
Ахмеда ибн 'Аммада сакифита (стр. 148, 2б) и Ибн 'Аммара „переписчика стихов новых
поэтов" (стр. 160, 1—5).
2 Там же, стр. 307, 4.
3 Ум. ок. 1071 г. (о нем см.: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 367, № 4).
ІЛЛѴ 3LX-co. Существует и второе издание, вышедшее в следующем году, равно как
и сокращенное для учебных целей. В дальнейшем диван Абу-л-'Атахии изд. Шейхо
цитуется: диван.
5 Th. N old eke. Literarisches Centralblatt, 1888, стр. 23.
6 V. Rosen. Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique»
St.-Petersbourg, 1881, стр. 213—215.
7 Число вошедших в него стихотворений, впрочем, несколько меньше, что уже a priori-
возбуждает сомнение в подлинности некоторых пьес, включенных Шейхо в его издание^.
8 Список фрагментов помещен в приложении I.
22 Арабская средневековая художественная литература
все же если, не всегда высказывалось, то просвечивало между строк,
что произведения его скучноваты, а что другие поэты, хотя бы той же
эпохи, гораздо интереснее. Так. шло почти с самого начала серьезной
разработки истории арабской поэзии. Отец научного арабизма,
Сильвестр де Саси, ограничился тем, что дал о нем в своей хрестоматии
общие сведения на основании Ибн Халликана и Абу-л-Фиды.1 Хаммер-
Пургшталь посвятил ему около 25 страниц,2 но они, конечно, не могли
оказать влияния на науку. Большая часть главы занята у него
переводом различных стихов этого поэта; правда, стихи выбраны из разных
периодов деятельности Абу-л-'Атахии, но, во-первых, эти, переводы
представляют скорее фантазии на известные темы,3 а во-вторых, выбраны
они без всякой системы, никакой общей характеристики Хаммер и не
пытается делать, а поэтому у него Абу-л-гАтахия и теряется среди тех
многих сотен quasi-поѳтов, которых он втиснул в свою историю. Мог бы,
понятно, внести новое освещение этой личности Альвардт: у него, по
крайней мере, есть уже попытка указать два периода в творчестве
Абу-л-'Атахии,4 но, занявшись специально другими поэтами, он больше
не возвращался к Абу-л-сАтахии, и фигура его попрежнему осталась
однобокой. Немногим лучше обстояло дело во французской школе
арабистов того времени: Барбье де Менар в работе об Ибрахйме, сыне
ал-Махдй,5 коснулся поэта мельком только по поводу его отношений
к Ибрахйму.6 Специальное и довольно содержательное примечание
посвящено ему в посмертной работе Коссен де Персеваля об арабских
музыкантах.7 Здесь немного затронут и первый период его жизни и
творчества.8 Первым из ученых признал за Абу-л-'Атахией выдающийся
1 Silvestre de S а с у. Chrestomathie arabe, IL Paris, 1826, стр. 34, прим. 6.
2 J. Hammer-Purgstall. Literaturgeschichte der Araber. III. Wien, 1852,
стр. 675—699.
3 О переводах Хаммера вообще см.: W. Ah 1 war dt. Chalef el-Ahmar's Qasside
nebst Würdigung J. v. Hammer's als Arabisten. Greifswald, 1859.
4W. Ahlwardt. Diwan des Abu-Nowas, I, Die Weinlieder. Creifswald, 1861,
предисловие.
5 С. Barbier de Meynard. Ibrahim, fils de Mehdi, fragments historiques,
scenes de la vie d'artiste au Hl-e siecle de l'hegire (778—839 J. Ch.), JA, Serie 6,
t. XIII, 1869, стр. 201—342.
6 Там же, стр. 307—308. Имя поэта он не вполне точно передает через Abou-'l-
Atayah, как и в исполненном им переводе ал-Мас'удй. Благодаря последнему
обстоятельству в указателе к „Золотым лугам" (IX, 101) Абу-л-'Атахийа оказался смешанным
с ал-Хутай'ей (IV, 258, 259), сатириком омейядской эпохи.
7 Caussin de Perceval. Notices anecdotiques sur les principaux musiciens
arabes des trois premiers siecles de Tislamisme. JA, serie VII, t. II, 1873, стр. 397
592.
8 Там же, стр. 566—568. Вообще можно отметить довольно оригинальный факт:
в начале первой половины прошлого столетия Абу-л-'Атахию, как поэта, понимали,
повидимому, лучше, чем во все последующее время. Мерен (А. F. Mehren), по
крайней мере в „Die Rhetorik der Araber" (Kopenhagen und Wien, 1853), называет его
„ein berühmter erotischer, ascetischer und panegyrischer Dichter".
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
23
талант и редкую оригинальность Кремер, ограничившись, однако,
рассмотрением только аскетических его произведений.1 Это было вполне
понятно: отыскивая всюду в арабской истории проявление философского
мышления, Кремер был настолько поражен талантом Абу-л-гАтахии, что
более интересная, по его мнению, сторона поэтического творчества
совершенно оттеснила на задний план другую. Самый отзыв о нем
Кремера отличается даже известной долей восторженности, которую
в его произведениях можно встретить нередко. Сравнивая Абу Нуваса
с Гейне, а Абу-л-сАтахию с Рюккертом, он считает, однако, первого
(т. е. Абу Нуваса) менее талантливым.2 О последнем он пишет: „Выше,
благороднее, освещенный блеском истинного поэтического творчества
выступает образ другого человека, который, будучи современником Абу
Нуваса, не только значительно превзошел его своим талантом, но сыграл
видную роль в истории развития нового периода арабской поэзии...
Он был первым поэтом-философом своей нации, первым и, как думается,
последним, который восставал против филологических фокусов и
всякого рода подражания".3 После такого внушительного, хотя и
одностороннего, отзыва Кремера последующие ученые ограничийались
обыкновенно санкционированием его мнения, сбавляя известную долю
восторженности, да прибавляя иногда, как я уже заметил, черточку об
однообразии. Такою сухостью отличается, между прочим, отзыв проф.
Гиргаса в его „Очерке арабской литературы";4 даже сам Гольдциѳр не
прибавил ничего нового к характеристике его как поэта, и Абу-л-'Атахийа
представляется ему одним из многих „ascetische Dichter".5 Заслуга
этого ученого состоит, впрочем, в освещении другой стороны
духовного облика поэта. Он указал, что обвинения его в зиндикизме,
основывавшиеся якобы на неверии в загробную жизнь,6 были несправедливы:
исследуя его зухдйййт, Гольдциэр нашел много мест, которые
указывают, что Абу-л-'Атахийа в этом вопросе существенно не расходился
с учением мусульманской общины. Насколько искренно и так ли он
понимал все эти символы, как официальный ислам, вопрос, конечно, иной.
1 А. Kremer. Culturgeschichte des Orients unter den Chalifen, Wien, II, 1877,
стр. 372—377.
2 Этот отзыв приобретает еще большее значение, если вспомнить, что сам Кремер
одно время до этого специально изучал диван Абу Нуваса, результатом чего была
его работа „Diwan des Abu-Nowas, des grössten lyrischen Dichters der Araber"
(Wien, 1855).
3 В общих чертах эту же характеристику Абу-л-'Атахии Кремер повторил в
позднейшей работе: Ueber die philosophischen Gedichte des Abul 'Alä Ma'arry, стр. 75
и 76 (оттиск из SBAW, CXVII, 1889).
4 СПб., литогр., без года, стр. 69.
5 I. Goldziher. Sälih b. Abd-al-Kuddüs und das Zindlkthum während der
Regierung des Chalifen al-Mahdi, Transactions of the IX Oriental Congress. II, 1893,
стр. 112-113.
6 См., например: Ar., Ill, стр. 126, 25—27.
24
Арабская средневековая художественная литература
Нужно, впрочем, заметить, что здесь Гольдциэр оказался в совершенном
согласии с упомянутым уже Ибн 'Абд ал-Барром, который в
предисловии к редактированным им зухдйййт, ^опровергая мнение Ибн Кутайбы,
проводил ту же самую мысль, точно так же основываясь на диване
поэта.1 Кроме того, Гольдциэр обратил внимание и на то, что в поэзии
его можно найти следы буддийского влияния.2 Появившаяся несколько
раньше статьи Гольдциэра очень содержательная и ценная рецензия
Нельдеке на издание дивана3 не обратила, ик сожалению, внимания
ориенталистов, и окончательно такой односторонний кремеровский взгляд
на великого поэта был закреплен и формулирован Брокельманом,4 а вслед
за ним повторен его компиляторами Хюаром5 и Пицци.6 У последнего
есть, правда, намек на два периода и приведено из первого одно
стихотворение, взятое у ал-Масгудй, но зато первый высказывает общий
взгляд еще более резко: „Вся поэзия Абу-л-сАтахии—это разговоры
в стихах, трактующие о непостоянстве здешнего мира". В новейшем
1 См. рукопись Азиатского музея В 14 („Notices jsommaires" № 264), лл. 3—5.
2 Как положение, эта гипотеза не может, однако, .считаться доказанной, так как
основывается исключительно на следующем, довольно двусмысленном двустишии
(диван, изд. Шейхо, стр. 274, 10—ц):
„Если хочешь (увидать) благороднейшего из всех людей, то посмотри на царя в одежде
бедняка. Это — тот, достоинство которого велико среди людей; это тот, который
одинаково подходит и для здешнего мира и для веры". Гольдциэр здесь хочет видеть
намек на легенду о Будде. Если бы это даже и было так, то все же по совершенно
одиноко стоящему стиху слишком рано заключить о значительном влиянии
буддизма. У Абу-л-'Атахии можно скорее видеть следы зороастризма, влияние которого
вообще на эту эпоху отрицать нельзя (Башшар ибн Бурд, Ибн ал-Мукаффа'), особенно
если обратить внимание на приведенные ниже отзывы а с-Су ли о мировоззрении
нашего поэта. Шаткость этой гипотезы не помешала, однако, Гольдциэру высказать
ту же мысль еще более категорично в речи о влиянии буддизма на ислам,
произнесенной три года тому назад и напечатанной тогда же отдельной брошюрой на
венгерском языке (А buddhismus hatäsa az Iszlamra. Budapest, 1903. Не располагая
этой брошюрой, я пользовался большим рефератом о ней Т. Дуки (Duka) в JRAS, 1904,
стр. 125—141).
3 Th. N01 de к е. Literarisches Centralblatt, 1888, стр. 20—23. В заглавии дивана
маленькая неточность: вместо ^у^ХЛ в бейрутском издании стоит n 1^5^)1.
4 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 78. Нужно, однако, прибавить, что в
популярном издании своей истории арабской литературы (серия Амелянга: Die Litteraturen
des Ostens in Einzeldarstellungen, VI, Leipzig, 1901, стр. 82) Брокельман, быть может
под влиянием некоторых рецензий (между прочим, Гольдциэра), отметил и первый
период.
5 О. Ни art. A History of Arabic Literature. London, 1903, стр. 74. (Во
французском издании та же стр.).
6 I. Pizzi. Letteratura araba. Milano, 1903, стр. 131—132.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
25
популярном обзоре арабской литературы профессора де Гуе г автор
отмечает, правда, что проповедь аскетизма относится только к позднейшему
периоду жизни поэта и что сам поэт только эти стихи свои считал
достойными сохранения в памяти потомства, но читатель неспециалист
из слишком уж сжатой характеристики поэта у де Гуе невольно
вынесет впечатление, что и по мнению знаменитого голландского арабиста
внимания достойны только произведения второго периода творчества
поэта.
Справедлив ли, однако, такой суровый и, повидимому,
окончательный приговор, по которому произведения Абу-л-сАтахии довольно
однообразны, не очень интересны, и, следовательно, критическое издание
их полностью не является в настоящее время существенной
необходимостью, как это высказывают некоторые авторитеты в области истории
арабской литературы? Мне кажется, что нет. Такое недоразумение,
произошло единственно от того, что исследователи не разграничивают
достаточно строго два периода в поэтической деятельности Абу-л-?Ата-
хии и, обращаясь исключительно к пьесам второго, которых до нас
дошло действительно большее количество, совершенно забывают про
первый, строя на этом не прочно заложенном фундаменте общую
характеристику. Что стихотворения второй половины его жизни
талантливы и даже единственны в своем роде, что как философ поэт Абу-л-
Атахийа был достойным и единственным предшественником (хотя все же
не соперником) Абу-л-гАла из Ма'арры, с этим согласны и сами арабы,
и все без исключения европейские ученые.2 Все это так, но быть может
только в этом роде поэзии и отличался Абу-л-сАтахийа, будучи
совершенно неспособен к другим? Ведь такие примеры в истории арабской
поэзии известны: стоит только вспомнить хотя бы Валибу ибн Хубаба.3
Думается, однако, что и на этот вопрос придется ответить отрицательно«
Сами арабы держались противоположного мнения: число хвалебных
1 М. J. de G о е j е. Die arabische Literatur. Berlin und Leipzig-, 1906, 8°, стр. 26
(отдельный оттиск из издания: Die Kultur der Gegenwart, Theil I, Abtheilung 7, Die
orientalischen Literaturen, стр. 138).
2 Относительно философского значения Абу-л-*Атахии, кроме приведенных уже
мнений Кремера и Гольдциэра, можно еще указать на суждение нового историка
исламской философии де Бура (Т. J. de Boer) в его „Geschichte der Philosophie
im Islam" (Stuttgart, 1901, стр. 63—64).
3 Он известен главным образом как первый учитель Абу Нуваса и, по словам
'Алй Исфаханского (Аг., XVI, стр. 148), в своих стихах воспевал исключительно вино
и безбородых мальчиков. Раз он попытался было написать сатиру на своего бывшего
ученика и Абу-л-'Атахию, но это, несмотря на все старание, ему не удалось. Жестоко
осмеянный обоими поэтами, он принужден был, „как беглец", спасаться из Багдада,
и слава его с тех пор померкла. Факт этот характерен, между прочим, и как
показатель того, что поэзия этой эпохи в известных случаях играла роль общественного
мнения и с ней приходилось серьезно считаться (ср. еще Аг., III, стр. 137, 138 и
диван, изд. Шейхо, стр. 324).
26 Арабская средневековая художественная литература
отзывов не так уж незначительно, чтобы их можно было не заметить
или пройти молчанием.
Интересно, между прочим, то, что и современные ему поэты,
которых уж никак нельзя было похвалить за отсутствие jalousie de metier,
признавали пальму первенства за Абу-л-сАтахией, удостоенным гордого
прозвища „первого поэта людей и джиннов".1 Сам Абу Нувас
признавал за ним преимущество перед собой2 и принужден был с горечью
-восклицать: „Каждый раз, видя этого злодея, я чувствую,' что мне
до него — как земле до неба".3 Первым поэтом своего времени считали
его и Башшар ибн Бурд и Салм ал-Хасир, забыв про свою гордость.4
При сопоставлении с Абу Нувасом современники почти всегда ставили
выше него нашего поэта.5 Филологи не отставали от поэтов и тоже
рассыпались в похвалах: очень одобрял его произведения известный
ал-Асма?й;6 ал-Фарра' считал его „первым поэтом своего времени".7
Абу Таммам, составитель знаменитой „ал-Хамасы", говорил, что у Абу-л-
?Атахии есть стихи, в которых с ним никто не может сравниться и
подобных которым не будет написано и позже, как не написано раньше.8
Легко может возникнуть второй вопрос, не относятся ли все эти
отзывы исключительно к зухдййат Абу-л-сАтахии и не они ли одни
создали славу его как поэта? И здесь, однако, придется ответить
отрицательно: уцелели, к счастью, отзывы с непосредственными указаниями
на определенные произведения. Известный филолог Ибн ал-А'рабй
считал его самым талантливым поэтом и в области хвалебных касйд\9 Ибн
ал-Му'тазз, царственный поэт и литератор, выражался еще сильнее:
он говорил, что одна хвалебная ода Абу-л-'Атахии стоит всех 360
собранных им произведений.10 Не меньшее число похвал вызывали и газели
нашего поэта: Ибн Муназир считал его первым из поэтов нового периода
в области любовных стихотворений.11 Харун ар-Рашйд, обладавший не
малой долей поэтического чутья, ими восторгался,12 а ал-Ма'м/н за одно
из них „готов был отдать халифат".13 Ал-Массудй в своих „Золотых
лугах" из 36 страниц, посвященных халифату ал-Махдй,14 уделяет десять
1 Аг.
2 Аг.
3 Аг.
* Аг.
5 Аг.
6 Аг.
7 Аг.
8 Аг.
9 Аг.,
ю Аг.
11 Аг.
12 Аг.,
33 Аг.,
14 Ал
III,
III,
Ш,
III,
III,
III,
Ш,
III,
Ш,
IX,
III,
III,
X,
стр. 130, 131; XXI, 116.
стр. 132.
стр. 162.
стр. 130, 139, 162; XXI, стр. 116
стр. 131, 145, 152 и др.
стр. 130.
стр. 131.
стр. 175.
стр. 131—132, 147.
стр. 104.
стр. 152.
стр. 175; VIII, стр. 24.
стр. 127.
-Масудй, VI, стр. 224—260.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
27
исключительно стихотворениям, относящимся к эпизоду с 'Отбой,1 и почти
после каждого из них прибавляет, что его одного было бы достаточно
для бессмертной славы поэта. Короче говоря, везде и во всех областях
поэтического творчества за ним признавался одинаковый, несомненный
талант. Среди всех этих согласных и, может быть, несколько
преувеличенных отзывов наиболее верным представляется мне лично приговор
ал-Асмагй, произнесенный им раз, правда, под сердитую руку:2 он
выразился, что произведения Абу-л-сАтахии напоминают ему двор халифского
дворца, где много золота, мрамора и бриллиантов, но в то же время
попадается глина и песок с финиковыми косточками. Автор „Книги
песен", благодаря которому главным образом мы и располагаем
приведенным материалом, выражался более восторженно и говорил, что
по творчеству Абу-л-гАтахийа очень приближается к ал-ф^х^л —
знаменитым поэтам классического периода.3 Слава о нем, по словам арабов,
распространилась даже за пределы халифата, что было редкостью
д\я арабского поэта чуть ли не со времен Имру'улкайса: в одном
источнике имеется упоминание4 о том, что румский император отправил
к халифу посольство с просьбой прислать ему Абу-л-?Атахию.
Последний от поездки, однако, отказался и ограничился сочинением стихов,5
которые, по словам источника, были вырезаны на воротах
Константинополя.6
Число приведенных отзывов и фактов можно было бы еще
значительно увеличить, но и указанные служат достаточной характеристикой
взгляда самих арабов на этот предмет.7 Не следует, однако, забывать,
что все эти приговоры произносили главным образом с филологической
точки зрения,8 эстетическая же оценка отсутствует почти совершенно,
и при всей тонкости анализа нигде не дается общей характеристики.
1 Там же, стр. 240—250.
2 Аг., III, стр. 145.
3 Аг., IX, стр. 104.
4 Аг., III, стр. 179.
5 См. діван, стр. 190, 17—18.
6 Историческое значение этого свидетельства, конечно, более чем сомнительно,
но оно характерно как показатель высокого мнения арабских литераторов о музе
Абу-л-'Атахии.
7 Характерно, между прочим, то, что и,очень поздние авторы знали Абу-л-'Атахию
преимущественно по произведениям первого периода: составитель одной антологии
XVII в. (рукопись Учебного отделения, № 100 по каталогу Розена) цитует его
единственный раз, приводя двухстишие, посвященное фиалке (стр. 456—457). По другому
источнику оно издано А. Ф. Мереном в его „Die Rhetorik der Araber" (стр. 24).
Автор „Хилйат ас-еифат фй-л-асма' ва-с-сина'ат" (рукопись № 158 Азиатского музея),
зная про два периода в деятельности Абу-л-'Атахии (см. л. 132 а), для характеристики
цитует только отрывки из его хвалебной оды (л. 132 б = диван, стр. 317, 4—5 ил. 53 б =
диван, стр. 309, 13—14).
8 Ср.: I. G о 1 d z i h е г. Abhandlungen zur arabischen Philologie, I. Halle, 1896t
стр. 137.
28
Арабская средневековая художественная литература
Таким образом, для оценки этой поэзии, если не вполне с европейской
точки зрения, которая далеко не всегда применима к
произведениям арабского гения, то хоть сравнительно с однородными образцами
той же литературы, нужно обратиться к дошедшим до нас
фрагментам.1
В первом периоде своего творчества Абу-л-'Атахийа пробовал силы
в самых разнообразных видах поэзии: сочинял он хвалебные оды и
сатиры, писал элегии и особенно усердно газели. Обращаясь к одам,
приходится прежде всего с сожалением отметить, что полностью до нас
не дошла ни одна из них; 2 две или три можно восстановить из
различных отрывков, большинство же представляет независимые друг от друга
осколки. Все же и на основании их можно судить, что в этой области
Абу-л-сАтахийа мало отступал от классических образцов. Как и в
доисламских касйдах, у него имеется однородный с. ними по содержанию
насйб, неизбежно попадается описание верблюдицы или ужасов пустыни,
по которой приходится проезжать, и все это по установленному типу
заканчивается прославлением восхваляемого лица. Все-таки, несмотря
на такую окаменелость формы, и в одах уже можно заметить некоторые
особенности, выгодно отличающие их от современных произведений:
описания никогда не бывают растянуты, верблюду посвящается много-
много три-четыре строчки, самая похвала никогда не переходит в
безвкусную лесть. Лучше всех частей — насйб, который обрабатывается
с особым интересом и нередко может быть выделен в отдельное
стихотворение.3 Язык произведений и здесь уже обладает теми самыми
свойствами, которые отличают музу Абу-л-'Атахии в позднейшем периоде:
он сравнительно прост и легок, почти совершенно лишен всяких
филологических фокусов, которые были в таком ходу у весьма многих поэтов
всех периодов арабской литературы. Еще интереснее с точки зрения
новизны его сатиры. Этот род поэзии, возникший на арабской почве,
как известно, из заклинаний,4 имел очень мало общего с европейскими
представлениями о сатире. Направлялись они, почти исключительно,
против отдельных лиц, а не типов, и автор, конечно, не имел в виду
подействовать на общество, а просто хотел отвести душу и досадить
врагу. Поэтому и с нашей точки зрения они похожи скорее не на
сатиры, а на эпиграммы или, еще вернее, пасквили, сплошь да рядом
переходящие в простые ругательства. У Абу-л-'Атахии ничего этого
1 Список тех из них, которые послужили основой для настоящего очерка, см. в
приложении I.
2 Приводимая в „Китаб ал-аганй" (Аг., III, стр. 156, 13—157, 4) поражает своим
несоответствием между насйбом (іЗ—29; 17 стихов), с одной стороны, описанием
верблюдицы (156, 30—157, 2; 4 стиха) и прославлением (З—4; 2 стиха) — с другой,
и, по всей вероятности, тоже фрагментарна.
3 Ср., например: Аг., III, стр. 156.
4 См. упомянутые в начале работы Гольдциэра.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
29
нет, и сила его сатир или эпиграмм лежит не в меткости или злобности
ругательства, а в остроумии, не лишенном иногда интереса и с нашей
точки зрения. Владея в совершенстве языком, он очень любил прибегать
ко всяким каламбурам и игре слов, от которых его противникам
частенько приходилось плохо. Недаром один из них говорил: „Стоит только
кому-нибудь на улице посмотреть на меня, когда я иду с мечом, мне
уже чудится, что он вспоминает эпиграмму Абу-л-'Атахии".1 На
остроумной игре слов построена, между прочим, одна его эпиграмма против
Иазйда ибн Ма'на, государственного деятеля того времени:2 „Строил
MafH, а Йазйд это разрушает; так Аллах творит свою волю. Масн был
горем дая завистников, а этот доставляет им радость. Йазйд
увеличивает отказы и скупость, но уменьшает подарки, не увеличивая
их".3 Характернее еще тот факт, что у Абу-л-сАтахии есть эпиграммы,
направленные уже против типов или целого класса людей: против
ученых схоластиков,4 против неправедного судии, и т. д. Последняя
построена опять на каламбуре:5 „Задумался судья о веселом стихе
и сказал, услыхав упрек по своему адресу: «На этом свете ведь все
грешны!». (Судья думает, что) это — его извинение, но переставь точки!".6
Написана эпиграмма несуществовавшим размером, что Абу-л-сАтахийа
к ужасу правоверных грамматиков делал довольно часто,7 гордо
считая себя акбар мин ал-аруд— превыше всяких метрик.8 В данном
размере четыре стопы по два долгих слога, тяжелое движение
которых представляет остроумный контраст с легким, живым
содержанием.
Все же не в этих областях была сила Абу-л-гАтахии в первый период.
Настоящие шедевры он создал в виде газелей (любовных
стихотворений). Ближе всего по характеру они подходят к произведениям Юмара
ибн абу Рабйии, что с тонким чутьем подметил еще и Ибн Кутайба.9
В некоторых из них быть может кроется даже прямое подражание.10
В большинстве случаев это коротенькие стихотвореньица иногда в 5—6
строчек, общий тон которых еще деликатнее, если можно так выра-
1 Диван, стр. 324.
2 Аг., III, стр. 138, 3-5.
3 Непереводимый каламбур основывается на слове «Л^^з йазйд, которое служит
и собственным именем и представляет вид несовершенный глагола >\х 'увеличил'.
Такая же игра слов в корне ^л^ Ман— собственное имя и ?ъ*~л ман 'отказ'.
4 Диван, стр. 11, 3—5.
5 Ал-Масудй, VII, стр. 87, з—4.
6 Соль в том, что тогда из слова \sX* 'извинение' получается \С>£ 'коварство'.
7 Аг., III, стр. 126, 27.
8 Аг., III, стр. 131.
9 Ибн Кутайба, стр. 497.
10 См., например, начало одного стихотворения Абу-л-'Атахии у ал-Мас'удй (VII,
стр. 83, 8—84, з) и у *Омара ибн абу Рабй'и в „Арабской хрестоматии" Гиргаса и
Розена (1876, стр. 501, № 47 = Der Diwan des 'Umar ibn Abi Rebi'a, herausgegeben
von P. Schwarz, II, Leipzig, 1903, стр. 180, № 262).
30
Арабская средневековая художественная литература
зиться, и нежнее, чем у 'Омара ибн абу Рабй'и.1 Последнее
обстоятельство способствовало тому, что они стали любимыми номерами в
репертуаре знаменитостей того времени: певиц Фарйды, сАрйб и Сийат.2
Большинство их было положено на музыку приятелем поэта, известным
композитором Ибрахймом Мосульским. Таким же характером отличались, вероятно,
и хамрйййт — винные касйды нашего поэта, но от них, к сожалению,
дошли только жалкие остатки.3 Для полноты характеристики я позволю
себе привести несколько пьес двух последних родов в посильном переводе.4
Одно большое стихотворение он начинает картиной такого рода:5
„Горько мне (вспоминать) про быстро пролетевшее время, когда были
мы между Хаварнаком и Садйром; сидели мы там в садовых беседках,
купаясь в море веселья, среди компании молодцов, которые поводьями
судьбы правят, словно лихие наездники. Все они были смельчаки, не
скупящиеся своими чувствами. Передавали мы друг другу долголетнее
цвета топаза молоко, (но не выдоенное), а выжатое из лозы-, впервые
принесшей плоды, которую взростили лучи солнца в полуденный зной.
Не приближалось оно к огню, (а поэтому) не осталось в нем и следов
копоти от котла. Юноша в куртке выступал перед сидевшими с видом
наивного газеленка. Обносил он нас хрустальными кубками, которые
обнаруживают тайны, схороненные в душе. Блестят они в руках
виночерпия, словно жемчужные звезды; на место ставит их человек
благородный, переставая уже отличать правую руку от левой. Посетили нас
и красавицы в поясах, появившиеся из-за занавесок. (Шли они),
распространяя вокруг благоухание, (двигаясь) медленно с перевязями вокруг
стана. Лица их сияли, хотя были закрыты покрывалами, черные очи были
скромно потуплены. Выросли они в изнеженности, душились амбрѳ и теперь
кокетливо выступали в роскошных шелковых одеждах, давая рассмотреть
солнцу только серьги, выглядывавшие через отверстия покрывал".6
Таких сцен у Абу-л-сАтахии, однако, немного; обыкновенно он в
кратких выразительных строках рисует свои собственные страдания. „Сказал
мне Ахмед, не зная, что происходит со мною: «Разве ты любишь сОтбу
серьезно?». Я вздохнул и ответил: «Да, эта любовь разлилась у меня
по всем жилам! О если бы я мог умереть и избавиться от своих
мучений; пока я живу, мне придется все время страдать. Впрочем, долго я
1 Из позднейших поэтов очень напоминают в некоторых пьесах Абу-л-'Атахию
первого периода Баха ад-дйн Зухайр (см.: Е. Palmer. The Poetical Works of Beha-ed-
din Zoheir of Egypt, I—II. Cambridge, 1876—1877) и Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский
(пять стихотворений его по рукописи Азиатского музея изданы В. Р. Розеном в его
„Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique", 1881, стр. 234 и 252—253).
2 Ar., Ill, стр. 146, 186.
3 Ar., Ill, стр. 156; Ибн Халликан, № 98, стр. 134, ю—11.
4 Опыт метрической обработки некоторых из этих пьес см. в приложении II.
5 Аг., III, стр. 156, 13—29. Размер: камил.
6 Дальше этот рассказ неожиданно обрывается и переходит в прославление халифа
ал-Хадй (см. выше, стр. 28, прим. 2).
Поэтическое творчество Абу'Л- Атахии
37
не протяну: всякий, кто испытывает такие мучения страсти, как я —
недолговечен! Знай, что скоро быть мне на том свете и помяни меня
словами: 'Пусть Аллах помилует нашего товарища, погибшего от любви.
Он был у сОтбы рабом и не надеялся даже стать отпущенником. Хвала же
Аллаху за все!'»".1 Следующее стихотворение заслужило особую
популярность: на музыку оно было положено тремя композиторами2 и, как
многие другие, производило фурор в исполнении знаменитости того
времени — певицы Фарйды.3 „Друзья мои! У меня страдание, которого
вы не испытываете. Ведь каждый человек не знает о мучениях другого.
Я понял, что любовь — это уголь гадйу но пламя ее, несмотря на весь
жар, все же доставляет сладость груди одержимого ею. Страсть
истомила мое тело, кости и силу; остался только дух, а вся плоть изнурена.
Нет красавицы, которая бы не просияла, внушив влюбленному в нее
такую искреннюю страсть, как моя. Я далек от той, которую люблю,
но без нее ни о чем не могу говорить, ничему не радуюсь. Ей вместо
моих братьев и тех, кого я должен был бы любить, посвящены остатки
моей любви, которой могло бы хватить ей с излишком".4 Тот же автор,
у которого приводится предшествующая пьеса, цитует еще и следующее
стихотворение, не лишенное некоторого остроумия: „Горе. моей душе,
которую жестоко презирают! В каком грехе можно ее упрекнуть?
Благословен Аллах! Скверно сОтба со мной поступила только за любовь
к ней, и дурное преступление она совершила! Я пришел ее навестить,
но она не исполнила своего обещания и не привела никакого оправдания.
Сколько она выдала мне векселей, это один Аллах знает; они не опло-
чены до сих пор, хотя по закону это следовало бы. Она обещает
милость только для того, чтобы потребовать возврата всего раньше
данного. Но какое добро, какая милость может исходить от кокетки,
которая сама опрокидывает надоенный ею доильник? Аллах рассудит
меня с обидчицей! Я хочу с ней повидаться, но она не дает согласия.
К чему ее обязывают все посланцы ко мне, все ее письма? Я хочу
с ней самой повидаться, но она скупится и не согласна на это".5
Очень просто и изящно по форме следующее произведение:
„Аллахом (заклинаю тебя), Услада очей! Навести меня прежде смерти или
позволь придти к тебе. Вот два решения: выбирай же любое! Если
нет — глашатай смерти меня уж зовет. Если хочешь — умру; ты ведь
от вечности царица моей души. Хочешь, чтобы я жил — оживи! сОтба, ты
новое творение, созданное не из праха, хотя прочие люди и сотворены
из него. Я дивлюся своей любви, приближающей меня к тому, кто
отвергает и удаляет от себя. На многое от тебя я не надеюсь, но, если бы
1 А л • М а с у д й, VII, стр. 83, 8—84 з. Размер: хафйф.
2 Аг., III, стр. 146, 14—16.
3 Аг., III, стр. 186.
4 Ал-Мас удй, VII, стр. 84, до—85, 5. Размер: тавйл.
5 Там же, VII, стр. 85, 7—86, 5. Размер: мунсарих.
32
Арабская средневековая художественная литература
ты дала хоть надежду на малое, и это меня бы удовлетворило".1
Несколько очень красивых образов заключает в себе аналогичное по
содержанию стихотворение:2 „Друзья мои! Что со мною? Страдание
мое не проходит: оно из сужденных роком неизбежных несчастий.
В сердце мое попадали всякий раз, как стрела была пущена, мой же
удар возвращался в собственную грудь, а цель оставалась невредимой.
Я терпел, но клянусь Аллахом, нет у меня больше твердости терпеть,
и я терплю против собственной воли. Пусть же в деле Аллаха
пропадет мое тело и моя сила! О если бы кто-нибудь помог мне оплакать
самого себя!. . Довольно с тебя, клянусь Аллахом, тех обид, которые
ты мне нанесла; я теперь ищу защиты от них!".
Число подобных образцов можно было бы еще значительно увеличить,
но мне кажется, что для всякого непредубежденного читателя и этих
будет достаточно, чтобы признать их равными лучшим произведениям
арабской поэзии в этом жанре и, во всяком случае, не худшими, чем
аналогичные стихотворения 'Омара ибн абу Рабй'и, Башшара и Абу Нуваса.
Мало того, в них, помимо простоты и легкости языка, есть еще одно
достоинство, выгодно отличающее их [от прочих произведений такого
рода: в них совершенно нет того, вульгарного подчас, цинизма,
который иногда проскальзывает у 'Омара, довольно часто у Абу Нуваса и
которым наполнены стихотворения Башшара. Кроме того, значительно
симпатичнее является и самая фигура Абу-л-'Атахии, этого несчастного
„однолюба", чем хотя бы того же 'Омара, у которого в одном и том же
стихотворении нередко путаются имена разных женщин.3
Помимо произведений Абу-л-сАтахии, в этом периоде не лишено
интереса и его миросозерцание, отличавшееся значительной для того
времени долей оригинальности и свободомыслия.4 Признавая единого бога,
он считал его создавшим два противоположных принципа, к которым и
должно все возвратиться в конце времен. Достигнуть истинного знания,
по его мнению, возможно путем опыта и размышления без
сверхъестественного откровения. Коран он считал сотворенным,5 а поэтому далеко
не совершенным произведением литературы: некоторые свои собствен-
1 Ал-Мас'удй, VI, стр. 246. Размер: басит.
2 Аг., III, стр. 146, 18—23. Размер: тавйл.
3 См., например, „Арабскую хрестоматию" В. Ф. Гиргаса и В. Р. Розена (1876,
стр. 501, № 47, стихи 1 и з = изд. Schwarz, II, стр. 180, № 262).
4 Данные об этом сообщает главным образом ас-Сулй (Аг., III, стр. 128, 129,
142 и др.).
5 Со свойственным ему остроумием он выражал эту мысль иногда довольно
оригинально. Раз некий Абу Шу'айб спросил у него: „Коран по твоему мнению сотворен
или нет?". „Ты меня спрашиваешь о боге или не о боге?" — в свою очередь спросил
у него Абу-л-'Атахийа. „Не о боге", — ответил тот. Поэт замолчал, и Абу Шу'айб
повторил свой вопрос, на который Абу-л-'Атахийа ответил попрежнему. Это
повторилось несколько раз, и в конце концов выведенный из терпения Абу Шуайб спросил:
„Почему ты не отвечаешь?". „Я тебе отвечал несколько раз, и не моя вина, если
ты — осел", — сказал ему тогда Абу-л-'Атахийа (см. ас-Сулй в Аг., III, стр. 129).
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
33
ные стихи он считал лучше иных сур Корана.1 Большое вольнодумство
некоторые авторы видят в том, что одну свою дочь он назвал Лиллах,
а другую Биллах.2 В своих газелях он никогда не смущался смелостью
поэтических оборотов, и два двустишия навлекли на него даже
обвинение в зиндикизме. В одном из них он писал: „О Аллах! Если бы ты
заставлял меня забыть сОтбу, когда она будет в садах рая, я и тогда
ее не позабуду". Другое звучит еще сильнее: „Сам Аллах решил, что
ты лучшее его творение; он увидел твою красоту и (только) в
подражание ей создал ангелов небесных".3
Вообще все данные в источниках представляют Абу-л-сАтахию этого
периода жизнерадостным поэтом-скептиком, всецело ушедшим в
воспевание любви и ее страданий. Если он и задумывался иногда о „высоких
материях", то все же его скептицизм не переходил в безотрадный
пессимизм и не заставлял его отказываться от жизни или чуждаться
остроумной беседы и пирушки с товарищами. Его стихотворения легко могли
бы сравняться с произведениями 'Омара ибн аб/ Рабйси и количеством
и популярностью, если бы он оставался исключительно на этой почве.
В творчестве его, однако, произошел резкий переворот,
превративший певца здешней жизни в иногда однообразного проповедника ее
непостоянства. Все более мрачные струны начинают звучать в его
произведениях; их проникают мысли о непрочности всего земного,
о необходимости смерти, о неизвестности того, что ожидает нас за
гробом. Для человека, который к1 Корану относился не без скептицизма,
едва ли он мог доставить успокоение; если в своих стихах он и
прибегает к кораническим формулам, то едва ли за ними видит какое-либо
реальное содержание. Такой переход к пессимизму, ближайшим
образом навеянный на этот раз смертью какого-то друга, можно уже
чувствовать в одной элегии:4 „Был друг у меня. Долго я ликовал при
его упоминании — теперь же я тяжко горюю, как только его называют.
Бывало я утром спешил к нему во дворец — теперь же иду к могиле.
Он заменял мне всех людей; о если бы он дольше прожил! Когда
я приходил к нему по делу, оно исполнялось по его приказанию. Герой,
своей щедрости не давал он ни минуты покоя, было ли это легко или
1 Со слов некоего ^Лхо ^ ^л-ч 'Алй Усфаханский передает (Аг., III, стр. 142):
„Я слыхал, как Абу-л-'Атахийа говорил: «Прочел я сегодня ночью суру ^^J^l^Jo 1.**,
а затем сочинил касйду гораздо лучше ее»". Для мусульманской терпимости наших
дней и эпохи Хамданидов характерен тот факт, что *Алй поместил этот рассказ в своей
„Китаб ал-аганй" без всяких комментариев, тогда как нынешние издатели против этого
места на полях сделали выноску^ J^Jl №*■* <J»^<° <Jlä viU^. A.-^aLXaJ\ Ы ^JUl JJIS
L-Цл^ѵЛ — „пусть уничтожит Аллах Абу-л-*Атахию, когда он говорит подобные этому
легкомысленные речи".
2 <ÜJ и dJUb (Ибн К у тай б а, стр. 497; Ar., HIf стр. 170).
3 Оба у Ибн Кутайбы, стр. 501.
* Диван, стр. 124. Размер: мутакариб.
3 И. Ю. Крачковский, т. II
34
Арабская средневековая художественная литература
трудно. Он день проводил весь в добре, и ночь его была свободна от >
зла. Ушел он к богу наверх, хотя и здесь был выше всех. Врасплох
напала судьба на него и тихо, изменою, им овладела. Не помогли и
войска, его окружавшие, не помогли поспешившие на помощь к нему.
Наутро уж шел он к стоянке далекой, к своей могиле. .. Прахом
засыпаны двери к нему до того дня, когда возвестят о суде. Оставил он
опустевшими дворцы, им воздвигнутые, а сам поселился в могильном
рву. Променял он ковры на земляную подстилку, а благовония на запах
сырости. Он теперь путник, которому нет возврата; он чужестранец,
хоть и в своем городе. Не придется мне сопровождать его в поход,
когда он эмиром двигается к границе; не придется и встретить его,
когда он возвращается к себе после боя с врагами. Пусть же
достойную хвалу за его благородство воздадут славные его деяния, если мы
не можем этого сделать. Пусть же не будет мой друг одиноко
погибшим вдали: ведь все мы пойдем вслед за ним".
Перейти к обобщениям от такой картины было не трудно: стоило
только на место данного частного субъекта поставить весь род
человеческий, и получался уже совсем мрачный, но тем не менее
справедливый вывод. Образчиком этого может служить следующее
произведение:х „Ни родитель не будет жить вечно, ни его сын: каждому мощному
изменит его мощь. (А между тем людям кажется), будто обитатели
могил никогда и не жили во дворцах и никто из них не был живым. Точно
всегда были они в таком состоянии: не рождались раньше и не рождали.
О забывший про смерть, которая тебя помнит! Когда она явится к тебе,
найдется ли от нее защита? О обитатель дворца, вокруг которого
ходит стража и отборное войско! Твое жилище это ведь дом, обитатель
которого умрет; его свежесть погубит течение времени. Ты горделиво
хвастаешься одеянием юности: у тебя гордость видна и в локте, и
в плече. Ты плачешь об ушедших, но ведь завтра и тебя самого смерть
отправит к ушедшим! О если бы ты знал, что хочет сделать она
с тобою, тогда бы бессонница истомила твои веки". Еще мрачнее
следующее стихотворение:2 „Долго жизнь моя была сладка и приятна,
долго я горделиво волочил свой подол, долго слушался своей глупости
и безрассудства, долго я предавался питью! Долго я любил игру
в любовь, но вот — судьба пустила стрелу и попала ею в цель!
О строитель высоких дворцов! Куда ты стремишься? Неужели ты
хочешь (дойти) до облаков? Ты ведь только в долине судьбы: если
смерть пустит в тебя стрелу, то наверно попадет. О строящий (здания),
которые будут разрушены временем! Строй, что угодно: все ты
найдешь в развалинах. . . О если бы ты видел здешний мир зорким оком!
Ведь это только мираж и полуденная тень, все время движущаяся.. .
1 Диван, стр. 85—86. Размер: мунсарих.
2 Диван, стр. 28—29. Размер: мадид.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
35
Здешний мир — это страдания и печаль, это горесть, которую погоняет
горе... В последний день мир позволит живущим только уйти: судьба
сметает жизнь, как седина сметает юность... Вот человек жив и
могуч, но позовет его день, назначенный судьбой, и он должен дать
ответ.. . Какое царство какого народа существовало до нас, которого
не уничтожила бы смерть? (Всех когда-нибудь) позовет глашатай
судьбы: «Несите припасы, седлайте животных!». . .".
Читая эти стихи трудно даже поверить, что они принадлежат тому
самому поэту, который не один десяток посвятил 'Отбе. Когда с ним
произошел такой переворот, определить затруднительно, а с полной
точностью едва ли возможно. Нельдеке,1 вслед 'за некоторыми
арабскими литераторами, относит это ко времени Харуна ар-Рашйда. Едва ли,
однако, в этом есть существенная необходимость: имеются
указания, что он еще в юности сочинял произведения аскетического
характера.2 Один источник говорит даже, что он начал свою деятельность
с такого рода произведений и потом только перешел к анакреоническому
жанру.3 С другой стороны, и после Харуна ар-Рашйда Абу-л-сАтахийа,
повидимому, не совсем отказался от мира: приводятся, по крайней мере,
его хвалебные касйды в честь ал-Ма'муна; ко времени того же халифа
относятся его эпиграммы на Ахмеда ибн Иусуфа, сохранившиеся в
упоминавшейся уже каирской рукописи ас-Сулй.4 Таким образом, вероятнее
всего, что оба направления существовали параллельно: в раннем периоде
преобладало первое, но постепенно стало вытесняться вторым, которое
под конец жизни являлось уже господствующим нераздельно.
Также затруднительно определить * причины указанного переворота
в музе нашего поэта. Большинство арабских литераторов видит их
в несчастной любви к Ютбе, но на самом деле это было, вероятно,
только поводом, причины же коренились гораздо глубже. Скорее всего
здесь сказывалось стремление разрешить ту же „загадку жизни", над
которой, по выражению другого поэта (Гейне), с одинаковым усердием
и одинаковой безуспешностью бились головы в шапках, расписанных
иероглифами, равно как в тюрбанах и париках. С достаточной ясностью на вопрос
о причинах переворота должны были бы ответить самые произведения,
но здесь приходится встречаться с таким затруднением, осилить которое
едва ли возможно без специального и долголетнего исследования
зухдиййт Абу-л-'Атахии. Затруднение это — вопрос о подлинности,
тяготеющий над всеми, кто занимается арабской поэзией. Хотя этот
вопрос одинаково мучителен везде, но особенно он обостряется в таких
случаях, когда приходится иметь дело с ѳпонимными, так сказать,
поэтами, которые олицетворяют в литературе известное направление. Такие
1 Th. N öld eke, Literarisches Centralblatt, 1888, стр. 20.
2 Ar., Ill, стр. 149 = диван, стр. 246.
:i Ar., Ill, стр. 126.
* Лл. 149 6—150 а.
3*
36 Арабская средневековая художественная литература
случаи, как в персидской литературе с 'Омаром Хаййамом, происходят
неоднократно и в арабской. Маджнуну здесь приписывают чуть не
большинство любовных стихотворений;г к Абу Нувасу возводят все мало-
мальски вольнодумные стишки. Дело дошло до того, что теперь в Сирии
и даже в Алжире Абу Нувас превратился в народного героя, и там
распространены разнообразные сборнички, в которых он играет такую же
роль, как ходжа Насреддин в Турции.2 Не лучше обстоит дело и
с Абу-л-гАтахией. Благодаря тому, что он считается благочестивым
поэтом (конечно, исключительно за произведения второго периода), его
зухдшшт собирались обыкновенно всякими правоверными мусульманами,
вроде Ибн сАбд ал-Барра, которые заботились не столько о литературной
достоверности произведений, сколько о нравоучительности сборника, не
отказываясь иногда, быть может, и от pia fraus. Критерии для
отделения подлинного от вставного в настоящее время очень слабы, тем
более, что упомянутое выше издание Шейхо не многим дальше ушло
от мусульманских сборников. Главная часть его издания озаглавлена
OLjPpi ^J (= ascetica). Полагаясь на это, здесь можно было бы
рассчитывать встретить только однородные произведения, но, к
сожалению, это не так. Не говоря уж о том, что сюда - включено немало
элегий и сатир,3 здесь попадаются иногда странные курьезы. Под
заголовком „Абу-л-'Атахии принадлежит такой стих о суде божием"
Шейхо приводит следующую строку: „Страх и надежда сменяют друг
друга, когда Муса двинет тростью или задумается".4 При чем тут суд
божий — определить довольно затруднительно, но если вспомнить, что
имя халифа ал-Хадй было Муса, то легко может возникнуть подозрение,
не взят ли этот стих из какой-нибудь касйды в его честь. Оказывается,
что сОмар ибн Шабба5 действительно приводит такую оду, где первым
стихом является приведенный выше.6 Аналогичный случай встречается
на стр. 216, 3—4 дивана, где под однородным заголовком приводится
такое двустишие: „Верблюды жалуются тебе, так как им пришлось
проехать и через пустыни и через пески. Когда они привозят нас, то
бывают налегке, а когда отъезжают, то только нагруженными". Ясно
опять, что это двустишие ничего общего не имеет с зухдом, а взято
из какой-то оды, которую и цитуют на самом деле сАлй Исфаханский
и Ибн Халликан.7 Эти примеры могут показать, насколько осторожно
1 С. Brockelmann. GAL, I, 48, №№ 2 и 3.
2 См., например: Киссат нузхат ал-джуллас (ал-джилас) фй навадир Абй Нувас.
Третье бейрутское изд., без года, 8°, 32 стр.
3 См., например: стр. 11, 3-5, 80, 7-8, 124—125, і, 175, 8-И, 184, 13—15» 291,5-8
и др.
4 Диван, стр. 119, 5.
5 В Аг., III, стр. 156, 5-п; IX, стр. 104.
6 Оригинальнее всего, что указанное место из „Китаб ал-агані" Шейхо цитует дальше
(диван, стр. 311, 11—12) с иной, правда,4 огласовкой стиха.
7 Аг., III, стр. 46, 13—14 и 144 в конце.
Поэтическое творчество А6у-л- Amäxuu
37
приходится обращаться с изданием дивана. Немногим лучше обстоит
дело и с рукописью, хотя здесь вина, вероятно, не ан-Намарй, а
использованных им источников. Одно стихотворение1 ан-Намарй, на основании,
вероятно, ас-Сулй,2 приписывает Абу-л-'Атахии. Между тем ал-Джахиз3
относит его к Абу Нувасу. Это бы еще не беда: поэты одного периода,
и стихотворение можно было бы признать характерным для данной
эпохи, если не для данного лица. Однако и этой возможности лишает
ар-Рагиб Исфаханский: в своей антологии „Муха^арат ал-удаба"4 он
приписывает его автору муаллаки — Лебйду.5 Аналогичных примеров
можно привести массу,6 и все они показывают, насколько иногда
сомнительна принадлежность Аб/-л-сАтахии некоторых приписываемых ему
стихотворений. Отсюда приходится делать второй последовательный
вывод, насколько серьезного изучения требуют его зухдййат. Между
тем такого изучения они вполне заслуживают не только для выяснения
мировоззрения Абу-л-?Атахии в этом периоде, но и вообще для истории
развития арабской поэзии. Они могут доставить материал для решения
того же вопроса относительно происхождения и эволюции зухдййат,
который выяснен теперь Гольдциэром и Родоканакисом относительно
хйджа и риса. Благодаря им можно установить одну из стадий,
которые переживала арабская поэзия, превращаясь из чисто описательной
доисламской в рефлексивную слепого поэта из Ма'арры. Историческое
изучение обещает здесь хорошие результаты: Абу-л-'Атахийа был первым
серьезным представителем указанного направления, посвятившим ему
половину своей жизни, но он далеко не был таким неожиданным
метеором, как это полагали некоторые (например, Кремер) раньше.
Однородные мысли попадаются кое-где еще у ?Адй ибн Зайда; их очень много
у Лебйда, муза которого вообще была родственна Абу-л-?Атахии, что
доказывает частью и приведенный выше пример.7
Кроме внутреннего содержания, заслуживала бы исследования и самая
техника зухдййат.8 Кое-какие соображения возникают здесь даже и
1 Диван, стр. 69, 18—70, 2.
2 Аг., III, стр. 143.
3 Китаб ал-махасин, изд. van Vloten, стр. 183, 9—11.
* Каирское изд. 1287 г. хиджры, I, стр. 47.
5 Оттуда уже оно попало и в издание дивана этого поэта, см.: A. Hub er —
С. Brockelmann, Leiden, 1891, Appendix, № XVIII.
6 Например, стихотворение, стоящее в диване (стр. 236, 12—із), ал-Джахиз
(стр. 175, 8—9) приписывает 'Али ибн Абу Талибу; то, которое ал-Байхакй (изд.
Schwally, стр. 383, 7—8) относит к Абу-л-'Атахии, Ибн 'Абд-Раббих (I, стр. 392, 30—33)
приписывает Мухаммеду ал-Варраку; стихи Абу-л-'Атахии у ал-Вашша (ed. Brünnow,
стр. 7, 18—19) 'Омар ибн Шабба относит к его сыну (Аг., III, стр. 170, 7—8),
и т. д. и т. д.
7 Некоторые данные о развитии рефлексивно-философского направления в поэзии
до Абу-л-'Атахии см. в приложении III.
8 Как это сделано Родоканакисом относительно риса в упомянутой выше работе
его о поэтессе ал-Ханса'.
38
Арабская средневековая художественная литература
при беглом просмотре дивана Абу-л-гАтахии: становится ясно, что они
возникли частью из доисламских еще хикма — мудрых изречений
вроде тех, которыми наполнена последняя часть муаллаки Зухайра,
а частью из элегий, сохраняя характерные черты тех и других. Влияние
ложноклассической теории сказывалось иногда в своеобразном насибе,
содержанием которого служила здесь или своего рода элегия по
ушедшей молодости, или воспоминание о возлюбленной — здешней жизни
с ее утехами. Еще более, чем в других родах поэзии, здесь замечается
стремление к фигурам аллитерации, параллелизма и противоположения.1
На много других интересных выводов могут натолкнуть зухдйййт,
но все они, как и сказано выше, требуют специального и серьезного
исследования, которое выходит уже за рамки настоящей заметки.
Ее задача была скромнее и сводилась лишь к общей характеристике
поэтического творчества Абу-л-сАтахии, главным образом в первый период
его жизни. Пишущему эти строки хотелось бы думать, что после всего
сказанного можно признать Абу-л-гАтахию и в этом периоде все тем
же поэтом „божьей милостью", каким по общему приговору он был во
втором. Если теперь фигура „первого поэта людей и джиннов" станет
хоть несколько яснее — автор этой заметки будет вполне удовлетворен.
ПРИЛОЖЕНИЯ
I
ФРАГМЕНТЫ АБУ-Л- АТАХИИ
В этот список включены только те отрывки из стихотворений поэта,
которые послужили непосредственным основанием для выводов этой
работы. На окончательную полноту список претендовать никоим
образом не может, и цель его — служить лишь материалом для будущего
критического издания фрагментов Абу-л-сАтахии. A priori можно
предположить, что изучение еще некоторых источников, как, например,
поздних антологий и комментариев к диванам отдельных поэтов,
доставило бы еще известный, хотя едва ли значительный материал. Не
внесены в список отрывки характера зухдйййт, хотя некоторые из них
и не имеются в диване, например: ал-Вашша (изд. Brünnow),
7,18—19 = Ar., Ill, стр. 170, 7—8; ал-Байхакй (изд. Schwally), 383, 7—8 =
Ибн'АбдРаббих, изд. булакское 1293 г. — I, 392, 30—33; а л - М у б а р-
1 Иногда даже в мелочах можно заметить точки соприкосновения с древней
поэзией. Столь любимый Абу-л-'Атахией эпитет рока натух 'бодливый' (смм
например: диван, стр. 67, i и др.) встречается еще у 'Адй ибн Зайда (изд. Шейхо, аш-
Шу'ара ан-на?ранййа, стр. 468), фигура ^Х^о ^is^ у Джабали ибн Хурайса (ал-'Икд,
I, стр. 377; Delectus veterum carminum arabicorum, ed. Th. Noeldeke, Berolini, 1890,
стр. 3, 8), противоположение у него же (Delectus, стр. 3, 12. Вообще это
стихотворение целиком очень напоминает Абу-л-'Атахию), повторение одного и того же слова
у 'Амра ибн ал-Ахтама („ал-Хамаса", стр. 722) и т. д.
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии
39
рад (изд. Wright), 328, 10—13; ал-Мас уди (изд. Barbier de Meynard),
VI, 337, 8-9, 338, 1 и т. д.
Ал-мадйх— ал-Байхакй, стр. 570, 10—14; ал-Мубаррад,
стр. 419, 15—420,1, 518,9—11; Ибн Кутайба (изд. de Goeje),
стр. 497, 16-17, 498, 13-14, 498, 19—499, з, 499, 5-6; ал-М ас уд й, II,
стр. 337—338, 350—351; VI, стр. 337, 3—4; ат-Табарй (лейденское
изд.), III, стр. 697, 12—698, 4; Ибн 'Абд Раббих, III, стр. 218; Аг.,
III, стр. 46, 73, 131, 132, 141, 142, 145, 147, 153, 156—160, 165, 176, 178,
179; V, стр. 105, 8-9; VI, стр. "176; IX, стр. 104; XVII, стр. 45, 46,
74, 76; XXI, стр. 17, 18, 111; Ибн Халликан (изд. Wüstenfeld)
№ 93, стр. 127, 128; ал-Вахидй (комм. кал-Мутанаббй, изд. Dieterici),
стр. 26, 6, 100, 4, 165, 1, 214, 23, 445, 17; Хизанат ал-адаб (изд. булакское
1299 г.), II, стр. 395, 23—24 и 413, 13; ал-Амидй, Китаб ал-мувазана
(изд. стамбульское 1287 г.), стр. 40, 1—2.
Ал-хиджа—Ибн Кутайба, стр. 499, 8; ал-Мубаррад,
стр. 429,9—12; ал-Мас'удй, VII, стр. 87; ат-Табарй, III,
стр. 1411, 10—15; Ибн 'Абд Раббих, И, стр. 240, 18—21; III, стр. 133; I,
стр. 28, 241, 257 и 342; Аг., III, стр. 134, 135, 136, 2-8, 137, 138, 3-5,
148, 149, 150, 155, 168, 169, 171, 174; V, стр. ИЗ; XIV, стр. 57, 58;
Ибн Халликан, №252, стр. 61.
Ар-риса —ат-Табарй, III, стр. 687, 14—688, 9; Аг., III, стр. 138,
141, 155, 160; V, стр. 6, 3-7, 9-10; VI, стр. 204; XIV, стр. 59; XXI,
стр. 105, 7—8; Ибн Халликан, № 9, стр. 16; № 472, стр. 54.
Ал-газал — ал-Джахиз (Китаб ал-махасин, изд. van Vloten), 34, 4—7;
ал-Байхакй, стр. 407, 6—9; ал-Вашша, стр. 68, 23—69,1; Ибн
Кутайба, 'стр. 497, 17-19, 498, 4-7, 499, 15; 501, 9; 501,11-12; ал-
Мас удй, VI, стр. 241, 246, 247, 248, 336; VII, стр. 84—85, 86—87;
Аг., III, стр. 126, 137, 139, 140, 146, 9-18, 148, 151, 154, 158, 164,
169, 177, 180, 186; V, стр. 40; IX, стр. 55, 87; X, стр. 127; ХІѴ, стр. 56;
XVII, стр. 124; XVIII, стр. 186; XXI, стр. 111; Ибн сАбд Раббих, II,
стр. 235; III, стр. 180, 269; Ибн Халликан, № 93, стр. 127, 129,
8—9, 11—12, 13—17; ал-Вахидй, стр. 8, 16—17; ал-Амидй, стр. 63, 9—10.
Н
ОПЫТ СТИХОТВОРНОГО ПЕРЕВОДА
НЕКОТОРЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АБУ-Л- АТАХИИ
Предлагаемая метрическая обработка исполнена по приведенным
выше прозаическим переводам моей сестрой Ю[лией] С[нитко], которой
и приношу глубокую благодарность за разрешение воспользоваться
этими материалами для печати. Предназначаются эти образцы главным
образом для широкого круга читателей и уже в зависимости от самой
формы не могут претендовать на особую точность. Присоединенные
мною ссылки на подлинник позволяют, однако, и знатокам арабской
40
Арабская средневековая художественная литература
литературы сопоставить их с оригиналом. Размер арабского подлинника
сохранен только в № 5 (мутакариб).
№ 1 = ал-Мас'удй', VII, стр. 83, 8—84, 3 (см. выше, стр. 30—31).
Вставлены два стиха из другого стихотворения Абу-л-?Атахии, там же,
стр. 84, 7—8.
№ 2 = ал-Мас удй, VII, стр. 84, ю—85, 5 (см. выше, стр. 31).
Выпущен стих 85, 3.
№ З = ал-Мас удй, VI, стр. 246 (см. выше, стр. 31—32).
Выпущен один стих.
№ 4 = Аг., Ill, стр. 146, 18—23 (см. выше, стр. 32). Несколько
изменен порядок стихов.
№ 5 = диван, изд. Шейхо, стр. 124, с незначительными
сокращениями (см. выше стр. 33—34).
№ 6 = диван, изд. Шейхо, стр. 28—29, в сокращенном виде (см.
выше стр. 34—35).
1
„О, скажи мне", спросил меня Ахмед — мой друг:
„Неужели ты любишь так ?Отбу глубоко?"
Он не знал про мученья любви одинокой,
Про таившийся в сердце недуг.
Я, вздохнув, отвечал: „Да, по жилам моим
Разлилася любовь, и не сплю я ночей,
За звездами слежу, не смыкая очей,
Безнадежной тоскою томим.
Я лежу на пылающих углях гадйу
Завернувшись покровом из хаска шипов. ..
Чтоб хоть миг отдохнуть — умереть я готов:
Ведь мученья утихнут тогда!
Кто страдает как я — тот недолго живет,
А умру — ты словами меня помяни:
«Погубила любовь его юные дни,
Пусть Аллах ему милость пошлет!
Был он сОтбы рабом, и в душе не жила
О свободе мечта, как цветок дорогой...
Жизнь — томленье и боль; смерть приносит покой,
И за все здесь Аллаху хвала!»".
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии И
Друзья мои! Страдаю я,
Вам эта боль чужда;
Чужим страданьем не страдал
Никто и никогда.
Теперь я понял, что любовь —
Горючий угль — гада:
Огонь его сжигает грудь,
Но сладостен всегда.
И силы, плоть и кровь мою —
Все это страсть взяла;
Живым остался только дух,
Его лишь не сожгла.
От той, которую люблю, —
Несчастный — я далек;
А без нее — всегда молчу,
Везде — я одинок.
Ей, вместо братьев и семьи,
Любовь посвящена;
С избытком жизнь ее была б
Любовью той полна!..
Богом молю тебя, Сладость очей!
Навести ты меня перед смертью моей
Иль к тебе заглянуть разреши.
Выбирай: все решенья во власти твоей.
А не хочешь... Глашатая смерти моей
Беспощадный мне слышится зов.
Если хочешь — умру; без тебя мне не жить.
Если хочешь — ты можешь меня оживить:
Ты от века царица души!
Пред любовью безумной и нежной моей,
Приближавшей к тебе против воли твоей,
С удивлением склониться готов.
Не надеюсь на многое я от тебя,
Хоть о малой надежде молю я, любя,
И она бы мне счастье дала!..
42 Арабская средневековая художественная литература
4
О, что со мной, мои друзья?
Ужасней все страдаю я;
И на погибель мне оно —
Страданье это — суждено.
Впивалась в сердце мне стрела,
Едва лишь пущена была;
А я — в кого ни посылал —
Ее обратно получал.
Она достигнуть не могла
Того, в чем цель моя была!
Я терпеливо все сносил —
Свидетель бог! но нету сил:
И против воли я терплю,
И против воли я люблю.
Обид довольно мне твоих;
Ищу защиты я от них.
Теперь Аллаху отдаю
И силу я, и кровь свою. ..
О если б кто-нибудь, любя,
Помог оплакать мне себя!..
5
Моим он был другом; и я ликовал
Лишь имя родное, бывало, слыхал;
Теперь же тоскую, услышав о нем,
И тяжкое горе на сердце моем.
К нему во дворец по утрам я спешил,
Теперь же к могиле плетуся без сил;
Людей остальных он собой заменил,
О, если бы, боже, он дольше прожил!
Просил ли о помощи я у него —
Свершалося дело по слову его.
И щедрость его позабыла покой,
Хоть многое сделать и трудно порой.
Весь день его жизни был полон добром,
А ночи его незнакомы со злом.
И к богу ушел он, превысивший всех,
Поэтическое творчество А6у-л- Атахии 43
Средь этого мира, где царствует грех.
Изменою, тихо судьба подошла,
И войска защита его не спасла;
Напрасно спешили на помощь к нему
Покорные слову его одному:
И шел он наутро к стоянке чужой,
К могиле своей торопяся пустой.
До дня воскресенья заветная дверь
Засыпана прахом могильным теперь;
Не нужною стала вся роскошь дворцов —
Ее променял на могильный он ров;
Подстилка земли и гнилья аромат
Ковры и куренья ему заменят.
Он — путник, идущий бессменно вперед;
Чужой — хотя в городе прежнем живет.. .
Но долго вдали он не будет одним:
Ведь все мы пойдем по дороге за ним.
6
О, долго жизнь моя приятной мне казалась!
Я долго с гордостью подол мой волочил,
Был глупости рабом, и кубками напитка
Я сердце веселил!
И долго жизнь моя мне сладкою казалась
Забавою в любовь!.. Но пущена стрела,
Попала в цель она, и целью той — о горе!
Душа моя была.
Куда стремишься ты, творец дворцов высоких,
Ужели — в облака?.. Но ведь в долине ты:
Смерть целится в тебя, и попадет наверно
Стрелою с высоты.
В развалинах найдешь трудов своих созданья,
И — что б ни создал ты — всему конец один:
Здесь все обречено на жертву разрушенью,
Здесь смерть лишь властелин.
О, погляди на мир холодным, зорким взглядом!
Смерть сторожит тебя, ее ль избегнешь ты?
Вся наша жизнь — лишь тень, бегущая все дальше,
Миражи и мечты.
В последний день тот мир живущим всем позволит
Уйти навеки прочь, в неведомую даль. . .
Жизнь — испытанья, скорбь, которые сменяют
Иль горе, иль печаль.
44
Арабская средневековая художественная литература
О человек! Не хочешь ты спасаться
И прочь бежать забав и молодых страстей!
Ведь в доме ты, где смерть царит и превращает
В ничтожество людей:
Ее огонь для всех равно ведь предназначен...
Судьба сметает жизнь, как юность — седина;
Не знаю царства я, которого уделом
Не стала б смерть одна!
Вот человек живет, могуч и беззаботен,
Но лишь настанет день, назначенный судьбой, —
Он слышит зов ее, и должен, покоряясь,
Оставить путь земной.
Придет последний день, и каждый из живущих
Услышит вещий крик глашатая — судьбы:
„Собрав припасы все, седлайте вы животных,
Несчастные рабы!".
ІП
НЕКОТОРЫЕ ДАННЫЕ ПО ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ
РЕФЛЕКСИВНО-ФИЛОСОФСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ В АРАБСКОЙ
ПОЭЗИИ ДО АБУ-Л-'АТАХИИ
В западноевропейской литературе указанный вопрос почти
совершенно не затрагивался, особенно когда дело касалось доисламской
поэзии. Происходило это от несколько априорного мнения об
индифферентизме древних арабов ко всем вопросам духовного бытия. Такое
мнение содействовало иногда образованию довольно оригинального circulus
vitiosus: все произведения, в которых попадались такие мысли,
считались несомненно подложными, а их огульное выбрасывание не давало
возможности установить истинного характера этой эпохи, который
быть может и допустил бы сохранение некоторых образцов.
Насколько значительную роль играли здесь субъективные взгляды, можно
видеть по тому, что одно стихотворение Зухайра,1 которое Альвардт
считает только „wegen seines Sentenzenreichthums demselben beigelegt",2
Вельхаузен без всяких оговорок принимает за подлинное и строит на
основании его известный вывод.3 Такое мнение о полном отсутствии в древне-
арабской поэзии духа рефлексии, а следовательно, подложности всех
произведений, где встречаются на него намеки, более или менее прочно
установилось уже с Альвардта, который систематически проводил эту
мысль в только что упомянутых „Bemerkungen...". Приблизительно
1 W. Ablwardt. The Diwans of the Six Ancient Arabic Poets. London, 1870, № 20.
2 W. Ahlwardt. Bemerkungen über die Aechtheit der alten arabischen Gedichte.
Greifswald, 1872, стр. 33.
3 J. Wellhausen. Reste arabischen Heidentumes. Berlin, 1887, стр. 202.
Поэтическое творчество Абу-л-Атахии
45
тот же взгляд (с некоторой уступкой в пользу манййй) высказал и
Гольдциэр в первом томе „Muhammedanische Studien".1 Его же
придерживается и большинство современных ученых, которых иногда даже
такое, в сущности, безобидное слово, как „дг/«йа", „заставляет
задумываться" о подлинности произведения, где оно встречается.2 Не следует,
однако, забывать, что наряду с этим высказывались и менее
категоричные мнения: Кремер в противовес Альвардту написал статью о Ле-
бйде,3 где он пришел к несколько иным выводам, признавая за
подлинные пьесы Лебйда, иногда и проникнутые даже мыслями о „проклятых
вопросах". Возможность существования таких идей в древней Аравии
неоднократно подчеркивал и Нельдеке.4 Последнее более
оптимистическое мнение обещает, повидимому, утвердиться в науке. Насколько
самостоятельно возникали такие мысли и не появлялись ли они главным
образом под сторонними влияниями — это вопрос, конечно, иной; то или
другое решение его не влияет на самый факт, который приходится
констатировать. При все более выясняющемся за последнее время
христианском влиянии на доисламскую Аравию здесь чаще можно видеть именно
такое внешнее воздействие. Говорить о силе христианского влияния —
это не значит, конечно, соглашаться с Шейхо, который в свою
антологию „христианских" поэтов5 включил 60 представителей древней
Аравии во главе с Имру'улкайсом, 'Антарой, Тарафой, Зухайром и др. С
другой стороны, однако, нужно признать, что почти у каждого из них
можно найти следы этого влияния, которые и побудили Шейхо
превратить их в христиан. Более серьезно обратил внимание на этот факт
впервые Вельхаузен в „Reste arabischen Heidentumes".6 Быть может под
влиянием этой работы и Гольдциэр в „Abhandlungen zur arabischen
Philologie" 7 выразился уже более сдержанно, чем в „Muhammedanische
Studien",8 отметив в свою очередь возможность влияния Йемена на
развитие в поэзии таких мотивов; с некоторыми дополнениями положения
1 Halle, 1888, стр. 2—3.
2 К. Völlers. Die Gedichte des Mutalammis. Beiträge zur Assyriologie und
semitischen Sprachwissenschaft, V, 1903, стр. 164, 16.
ЗА. Kremer. Ober die Gedichte des Labyd. SBAW, XCVIII, 1881, стр. 555—603.
4 Th. Nöldeke. Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten Araber, Hannover,
1864, passim. В „Literarisches Centralblatt" (1888, стр. 21) Нельдеке писал: „Поэты
эпохи язычества неоднократно говорили, как смерть все уничтожает и как судьба рано
«ли поздно разрушит всякое могущество и силу".
5 І^іаШ Äj*Z> ^ J^ll **jL\ JLo^aJLll ^ачІЛ <^Utf. Бейрут, 1890, 8°,
стр. 932. Самого исследования, в котором Шейхо обещал обосновать свои положения,
не появилось и до сих пор. Только в одной полемической статье он старался доказать
христианство Имру'улкайса. (См.: ал-Машрик, 1905, стр. 998—1006).
6 Стр. 197—203 (главным образом стр. 202—203).
7 И, Leiden, 1899, стр. XVI.
8 В последней книге он еще не имел возможности пользоваться работой Вель-
хаузена, хотя она и вышла раньше, в 1889 г. См. предисловие к „Muhammedanische
Studien", I, стр. IX.
46
Арабская средневековая художественная литература
Вельхаузена были повторены Ротштейном в „Die Dynastie der Lahmiden
in al-Hira".1 Помимо этих общих обзоров, теперь уже имеется несколько
небольших сводов по истории отдельных поэтических образов из
рассматриваемой сферы: Гольдциэр в предисловии к изданной им „Китаб
ал-мусаммарйн" 2 проследил развитие в поэзии мотивов седины и старости,
Гейер3 собрал данные о выражении кас ал-маут 'кубок смерти',4 и т. д.
Все эти маленькие монографии облегчат со временем обзор общего хода
развития рефлексивно-философского направления в арабской поэзии.
Изучение зухдййат Абу-л-гАтахии (хотя и очень
непродолжительное) убедило меня в том, что большинство идей, поэтических образов
и даже реторических фигур не является исключительной собственностью
его, а было результатом продолжительной эволюции, начало которой
можно иногда уловить еще в доисламской поэзии. Некоторые из
отмеченных мною параллелей я позволю себе привести.
У царя-поэта Имру'улкайса есть одно произведение,0 которое
приобретает тем большую ценность, что сам строгий Альвардт считает его
подлинным.6 Оно даже целиком очень характерно лая выяснения
намеченной задачи:
„Я вижу, как мы стремимся к неизбежности скрытой гибели; мы
околдованы (погоней) за пищей и питьем. Мы — воробьи, мухи, черви,
но более дерзки, чем прожорливый волк. Оставь же (хоть) часть
порицания, порицательница моя! Для меня довольно опыта и (древнего)
происхождения. Мои корни переплелись с корнем рода земного; смерть
похитит мою юность; похитит она и тело, 'и душу и быстро повергнет
во прах. Разве я не утомлял своего коня, разъезжая по разным
пустыням— обширным, с блестящими миражами? Разве я не разъезжал среди
большого отряда, чтобы приобрести почет за отважное, но и желанное
предприятие? Ко всем благородным поступкам характера устремлялась
моя мысль, и приобретение мое увеличивалось. Я обошел по странам
света и от добычи предпочел вернуться (домой). Неужели после Хариса
ибн ?Амра и благородного Худжра с шатрами я буду рассчитывать
на благосклонность превратной судьбы, если она не пощадила
массивные скалы? Знаю я, что скоро запутаюсь в остриях когтей и зубов
1 Berlin, 1899, стр. 25 и др.
2 Во 2-й части его „Abhandlungen zur arabischen Philologie".
3 R. Geyer. Zwei Gedichte von al-A'sa, стр. 181.
4 Их можно дополнить указанием на 75-й стих му аллаки Тарафы, где некоторые
варианты дают вм. <Jj^*J\ Jpi^s*. L-->*.io — O^Jl ^j*€ S-V^ и Ä-^-Л ^yfe у Му'аза
ибн Джувайна (Nöldeke-Müller, Delectus, стр. 89, f). В поэзии позднейшего
периода параллелей к этому можно найти еще больше. См., например: а л - М у т а-
н а б б й, изд. Dieterici, стр. 260, ст. 4; 286, ст. 12; Абу Фирас, изд. Бейрутское
1873 г., стр. 8, ст. 4 и т. д.
5 W. A h 1 w а г d t. The Diwans of the Six Ancient Arabic Poets, № 5.
G W. Ahlwardt. Bemerkungen über die Aechtheit der alten arabischen Gedichte,
стр. 77.
Поэтическое творчество А6у-л- Атахии
47
смерти. (Встречусь с ней), как встретились мой отец Худжр и дед; не
забыт мною, кроме того^ и убитый у Кулаба".
Особенную рельефность аналогии с Абу-л-гАтахией представляет
ст. 4 (похищение смертью юности), ст. 5 (полное уничтожение
человека) и ст. 12 Ь, где упоминаются столь частые у Абу-л-сАтахии анйаб
ва-азфйр судьбы. Довольно характерен переход от мрачных мыслей
к воспоминаниям о славных подвигах в прошлом (ст. 6—9). Такой
оборот встречается нередко и у других поэтов; * у Абу-л-? Атахии же
обыкновенно бывает наоборот: воспоминание о весело проведенной жизни
влечет за собой мысль о ее ничтожестве и превратностях. У Имру-
'улкайса же в одном произведении2 заслуживает внимания сравнение
судьбы—ад-дахр с гулью (ст. 1а) — образ очень любимый и нашим
поэтом, но это стихотворение Альвардт считает „entschieden unecht".3
У Зухайра, кроме второй половины его несомненно подлинной муаллаки^
которая наполнена сентенциями частью нравоучительного, частью
пессимистического характера, можно указать на стихотворение 20 (изд. Аль-
вардта). Очень напоминает Абу-л-сАтахию самое начало с ,с/**і <JL«J г\,
ст. 4—5 (ночь проходит в увлечениях, а утром быть может человека
понесут к выкопанному рву), ст. 10 (ничто не уцелевает от ударов
судьбы, кроме гор высоких.. .). Погибшие владыки (ст. 12—25)
вспоминаются почти в таком же порядке, как это часто делается и у Абу-л-
'Атахии (Туббаг, 'Ад, Зу-л-карнайн, Фараон, Наджашй и т. д.).
Неизбежность полного уничтожения в отдельных стихах у поэтов фигурирует
очень часто. сАмр ибн Кулсум в начале муаллаки (ст. 8) говорит:
„Ведь всех нас постигнет судьба, назначенная нам свыше"; по Лебйду
(муаллака, 39 b), „стрелы судьбы не промахиваются". Ал-Асша с горечью
замечает (^Uu L>, ст. 98): „В (веселии) этой жизни я участвовал, но
потом она удалилась; ведь у всякой жизни цель одна — уничтожение";
сАмр ибн Ма'дикариб говорит:5 „Мы состоим только из мяса и костей,
цель которых (превращение в) прах". Тарафа6 поэтически изображает
могущество смерти: „Я строю здание, но не знаю, буду ли в нем жить ,
или нет; я только надеюсь и поэтому строю. Кто путешествует — смерть
того сопровождает; кто живет на одном месте, к тому смерть сама
придет. Если идут пятеро — смерть шестая; идет один — смерть его
спутник". В 14-м стихе здесь быть может кроется прототип частого у Абу-л-
/Атахии обращения к „строителю дворцов высоких" с напоминанием
1 См., например: ал-Муталаммис, изд. Völlers, № 17.
2 Изд. Ahlwardt, Appendix, 25.
5 W. Ahlwardt. Bemerkungen über die Aechtheit der alten arabischen Gedichte,
стр. 83.
* См.: Там же, стр. 65; Th. Nöldeke. Fünf Moallaqät. SBAW, CXLIV, 1901,
стр. 1 СЛ.
5 Цитую по: R. Geyer. Zwei Gedichte von al-Asa, стр. 78, l.
6 Изд. Seligsohn, стр. 166, ст. 14—16.
48
Арабская средневековая художественная литература
о смерти. Такие же идеи неоднократно просвечивают и в произведениях
Масна ибн Ауса,1 хотя сами арабы считали его преимущественно поэтом
пирушек.2 Не' следует, однако, предполагать, что эти мысли
проскальзывали у древних поэтов только случайно в отдельных стихах; кроме
указанных выше больших произведений Имру'улкайса и Зухайра,
проникнутых таким духом, можно отметить большой отрывок из одного
доисламского произведения Мутаммима ибн Нувайры,3 которое Нельдеке
считает несомненно подлинным:і „Я знаю, что предан без возврата
в жертву превратностям, но разве ты меня видишь опечаленным? Они
погубили гАд, а затем род Мухаррика; их самих и все собранное
превратили в пустую степь. Им (в жертву) достались оба Хариса, им —
и строивший замки Тубба'. Я пересчитал моих предков до корня земли;
я их зову, но знаю, что они не слышат. Они ушли и мне их не догнать;
их призвала коварная судьба, за которой они пошли, и широкая дорога
(к смерти). Не избежать гибели, которая постигнет; ожидай же, где
ты будешь повергнут — в земле ли своего народа или в чужой. И к тебе
придет когда-нибудь день, когда над тобой будут плакать — а ты,
закрытый, ничего и слышать не будешь". Здесь опять много точек
соприкосновения с поэзией Абу-л-сАтахии: перечисление погибших (ст. 40—42),
название судьбы гулью (ст. 43), неизвестность, где постигнет смерть
(ст. 44). Почти так же передает эту мысль Абу-л-гАтахийа в диване
изд. Шейхо, 99, 3—4 (указанный образ не является исключительной
принадлежностью семитской поэзии: он встречается и в известном
стихотворении Пушкина). Картина плача над умершим тоже часто
фигурирует у Абу-л-сАтахии.
Наибольшее количество таких мыслей сохранил из древних поэтов,
повидимому, Лебйд.5 Его идеи производят на Гольдциэра впечатление
„механического набора фраз";6 с этим спорить, конечно, трудно, так как
никаких критериев для определения искренности или неискренности поэта
здесь нет, но это, к счастью, и не играет существенной роли. Гораздо
важнее здесь вопрос о подлинности, с которым относительно Лебйда,
как и Зухайра, дело обстоит лучше, чем с прочими поэтами, по
согласному на этот раз выводу Альвардта7 и Кремера.8 Число па-
1 См., например, по изд. Schwarz, № III, ст. и; VII, ст. і; XI, ст. 31—33; XIII,
ст. 2; XX, ст. і и із; XXI, ст. 7.
2 Ср.: диван Абу Фираса, стр. 111, ст. и.
3 У Нельдеке в его „Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten Araber" (стр. 141,
ст. 39—45).
4 Там же, стр. 147.
5 Именно Лебйда Шейхо не включил в упомянутую выше антологию „христианских"
поэтов, вероятно, под влиянием известной легенды о принятии им ислама.
6 I. Goldziher. Muhammedanische Studien, I, стр. 3.
7 W. Ah I war dt, Bemerkungen über die Aechtheit der alten arabischen Gedichte,
стр. 65.
8 А. К r e m e г, ук. соч., стр. 565, 578, 583.
Поэтическое творчество Абу'Л- Атахии
49
раллелей у него значительно больше, и часть их я позволю себе
привести.1
III, ст. 9. Жизнь, как нечто данное во временное пользование.
Ст. 10—11: время переживают только горы и звезды.
V, ст. 1. „Смертная участь никого не щадит: ни нежно любящего
отца, ни ребенка".
VI, ст. 1. Не старятся только звезды и горы. Ст. 5—6: человек —
это временный поселок в пустыне; это пламя, которое, вспыхнув,
погасает. Ст. 8: и семья, и имущество это только данное в долг добро,
но ведь всякий долг необходимо вернуть...
VII, ст. 5 — мотив старости — „Надоела мне жизнь, ее продолжитель-
лость и вопросы людей: «Как поживает Лебйд?»".
XIV, ст. 2. Нет прочного благосостояния. Ст. 6: противоположение
между могуществом и необходимостью исчезнуть. Ст. 7—24:
перечисление погибших. Ст. 25—35: вслед за ними необходимо погибнуть и нам.
Ст. 38: душа — дана только во временное пользование.
XV, ст. 5—6. Время погубило всех властелинов.
XXI, ст. 1—3. Все погибают, и мне предстоит та же участь (ст. 2 —
лсартина плакальщиц).
XXXII, ст. 4. Интересен образ глашатая судьбы, крику которого
должен подчиниться всякий. У Абу-л-сАтахии одна из любимых картин.
XL, ст. 60—61. Картина погребения и плача.
XLI, ст. 1—5. Человек находится в заблуждении относительно
здешней жизни, но не спастись ему от гибели. Ст. 6—7: перечисление
погибших. Ст. 10—11: неизбежность смерти. Ст. 51—52: все великие мира
оего погибли.
XLII, ст. 6—23. Исчезновение всех живущих.
Fragm. XVIII = Абу-л-'Атахии (диван, изд. Шейхо), стр. 69—70.
Fragm. XXX. Невозможность узнать решение судьбы.
Fragm. XLIV, ст. 2 — очэнь частый у Абу-л-сАтахии поэтический
образ стрелы судьбы: „Меня подстрелили дочери судьбы из невидимого
места. Как помочь тому, в которого стреляют, в то время как он сам
этого не может сделать? Хорошо было бы, если бы меня поразили
стрелой, которую я мог бы видеть, а то ведь я поражен без стрелы!".
Не меньшее количество подобных параллелей можно было бы
привести из произведений поэтов более позднего времени, более близких
к Абу-л-сАтахии. На этот раз я ограничусь указанием лишь нескольких
аналогичных по характеру мест из стихотворений „певца Омейядов" —
ал-Ахталя,2 которого арабские критики ставили несколько ниже поэтов
джйхилийи только потому, что он родился веком позже.
1 Первые 20 пьес цитуются по изд.: J. al-Chälidl. Der Diwan Lebid. Nach einer
Handschrift zum ersten Male herausgegeben, Wien, 1880, а остальные по: DIwän des
Lebid, aus dem Nachlasse des Dr. A. Huber, herausg. von C. Brockelmann, Leiden, 1891.
2 По изд. Salhani, Beyrouth, 1891—1892.
4 И. Ю. Крачковский. т. И
50
Арабская средневековая художественная литература
Начало одной его сатиры (стр. 27, 2—З) очень напоминает матла
во многих зухдййат Абу-л-сАтахии: „Прошла моя молодость; провел я ее
в компании с красавицами за золотистым вином; частенько я выпивал
и в погребках виноторговца, забавляясь с певицами...". У Абу-л-'Атахии
за таким вступлением обыкновенно следует резкий переход, нередко
с Ь) (вроде „но вот поразила меня судьба...", ср., например, диван, 28),
ал-Ахтал же переходит к другим своим подвигам (стр. 27, 4—28, з) и
заканчивает прославлением своего племени с насмешкой по адресу
врагов (стр. 28, 4—29, 5). Еще более рельефный пример представляет
хвалебная кссида на стр. 52, 3—56, 3; вся она до стр. 55, 7 напоминает по
характеру Абу-л- Атахию: в матла то же воспоминание об утехах
прежней жизни, тот же мотив старости, но особенно ясно однородные
мысли вступают на стр. 55, 4—6. Ал-Ахтал говорит: „...Но ведь душу
человека подстерегает в засаде судьба; она его выслеживает со всех
сторон, пока тот не будет поражен. Решив погубить его, она пустит
в ход свое острейшее оружие: когти и клыки. Я хорошо знаю, что скоро
вы оденете меня в могильные плиты и (засыплете) прахом". Не только
некоторые образы отсюда, но и форма их выражения довольно часто
встречаются у Абу-л-'Атахии, например: J-<>J>-> j'^j ^Ц J^Lu ^уЛ^*
и т. д. В таком роде мысль встречается в конце большой
оды (стр. 64, 9—10): „Если вся'прелесть этого мира исчезает, а прочны
только его горести и превратности, то я и не стану из любви к жизни
убегать от смерти, даже когда пучины ее на меня устремятся". Мысль,
служащая часто вступлением у зухдййат Абу-л-гАтахии,
проскальзывает у ал-Ахталя иногда в средине пьесы (142, б): „Удалилась моя
молодость после наслаждения ею; она была только гостем, остановившимся
на короткое время и потом опять двинувшимся в путь". Еще интереснее
одно место несколько дальше в той же касйде (стр. 143, 1—з): „Много
я видел близких мне пораженными; в ужас приводила меня (их гибель),
но наутро после этого опять у меня появлялись какие-то надежды.
Я вижу, что смерть, как только приходит к тому, кому назначена,
занимает его и избавляет от прочих забот. Вот человек доволен своей
безопасностью,—но изменой похитит его судьба, и он переселяется...".
Тот же мотив чрезмерной привязанности к миру, несмотря на все
поучительные знамения, часто фигурирует у Абу-л-гАтахии, и для его музы
столь же характерна фигура противоположения в последнем стихе
SJ—U^>. Мотив старости фигурирует у ал-Ахталя еще на стр. 158,
7—9. Еще более обычно у Абу-л-гАтахии стоящее здесь же (ст. 10—11)
упоминание про запасы для путешествия в тот мир: „Мысли людей
заняты здешним миром, но я вижу, что долгота жизни только усиливает
страдания. Если ты нуждаешься в припасах, то не найти лучших, чем
добрые дела". Целый ряд „абу-л-сатахиевских" мыслей находится в
прекрасном по форме и содержанию стихотворении ал-Ахталя на стр. 176,4 ел.:
Поэтическое творчество Абу-л- Атахии 51
„Оставьте же меня! Пусть мои руки щедро расточают богатство: ведь
в какое-нибудь утро я не буду в состоянии выказать свою щедрость
или свою скупость (ст. 5). Когда положат на мою гробницу могильные
плиты, когда я покину своих животных и жилище... — не придется
мне вернуться, войдя раз в гробницу, не придется мне встретить
там родичей (ст. 6 и ю). Порицательница моя! Ведь всякая душа
в руке владыки; позовет он ее когда-нибудь, и придется дать
ответ (стр. 177, з). Оставь же меня! Ведь мое богатство не отвратит
судьбы: живой человек не может задержать под замком свою душу!
(ст. 4). Ведь скупящийся своим добром не сделается вечным, а из
щедрых, ты ведь это знаешь, нет умершего от худобы! (ст. 5). Сколько
было таких, которые боялись обид своего народа, но превратность
судьбы предупредила эти деяния! (ст. б). Сколько было шедших в поход
с надеждой вернуться, которым нашлось дело и без возвращения" (ст. 7).
Особенно часто встречается у Абу-л-сАтахии попадающийся здесь (ст. з)
образ призыва со стороны судьбы и ответа на него человека.
-*с|§о-3<-
4*
Ѵ&^ФШ&^
ПОЭЗИЯ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ АРАБСКИХ КРИТИКОВ
Тема настоящего чтения „Поэзия по определению арабских
критиков" в значительной мере вызвана тем разногласием, которое
господствует среди европейских ученых в оценке ее эстетического значения.
В то время как Альвардт и Кремер говорят о ней с большим
увлечением, а последний видит в ней выражение богатой, бьющей через край
юношеской силы, раздаются голоса совсем противоположного
направления. Нельдеке сомневается, способно ли эстетическое наслаждение
от арабской поэзии вознаградить тот большой труд, который приходится
затрачивать хотя бы для приблизительного ее понимания.1 Особенно
характерен в этом отношении отзыв Лагарда, высказанный в рецензии
на одну из работ Альвардта: „Если теперь, — говорит он, — среди
признанных знатоков арабской поэзии можно встретить высокую оценку ее
эстетического достоинства, то на мой взгляд это объясняется лишь тем,
что трудности, преодолеваемые для того, чтобы овладеть ею, слишком
велики, и затрачиваемый на изучение запас времени и сил невольно
принимается за эстетическое удовольствие".2 Нельзя, конечно, отказать
этому отзыву в известном остроумии, но все же приходится отметить,
что он наполовину принадлежит к тем парадоксам, которые так любил
этот великий ум. Достаточно напомнить, что он же не находил никаких
признаков фи^7) ^души' в том жаргоне, который называют литературно-
арабским языком.3 Не нужно добавлять, что эта обмолвка серьезным
лингвистам, как, например, Кениг,4 показалась, выражаясь мягко,
необоснованной.5 Возвращаясь к первому отзыву о поэзии, едва ли будет
большой ошибкой, если сказать, что это разногласие в числе многих
других причин вызывается самим различием научных характеров. Кто
не был лишен эстетической жилки, как Кремер, тот чувствовал и в араб-
1 Th. N old eke. Fünf Mo'allaqät. SBAW, CXL, 1899, № 7.
2 Paul de La garde. Symmicta, I. Göttingen, 1877, стр. 69 ел.
3 Paul de L a g a r d e. Register und Nachträge zu der 1889 erschienenen Uebersicht
über die im aramäischen, arabischen und hebräischen übliche Bildung der Nomina.
Göttingen, 1891, стр. 2—3.
4 Ed. König. Hebräisch und Semitisch. Berlin, 1901, стр. HO.
5 „Тон" Лагарда в его ученых работах вообще пользуется печальной известностью.
См. рецензию Нельдеке: ZDMG, XLIX, 1895, стр. 721.
Поэзия по определению арабских критиков
53
ской поэзии эту сторону; кто оставался сухим историком или
лингвистом, тот этой стороны не видел или не хотел видеть. В
противоположность отзыву Лагарда интересно привести диаметрально разнородное
мнение автора мало известной, к сожалению, истории литератур Востока
недавно умершего Баумгартнера: в арабистике он, конечно, дилетант,
но зато его история литературы едва ли не единственная, где ни на
минуту не упускается общая связующая сравнительная нить,
предохраняющая от узкого взгляда специалистов: „Даже в эстетическом
отношении старая поэзия арабов не лишена своеобразной прелести... она
вводит нас в условия еще грубой, но юношески свежей жизни. Многие
черты напоминают здесь богатых стадами патриархов Ветхого Завета,
кровавые сражения Израиля с маленькими царьками на границах
обетованной земли. Богатые картины, тропы и аллегории дают знать о
свежем чувстве, их быстрая смена, их короткая отрывистая форма, их
чуждая Западу смелость обнаруживают глубокую и сильную, бьющую клю~
чом страстность".1
Число таких самых противоречивых отзывов можно было бы умножить
до бесконечности, но, конечно, не в их подсчете решение вопроса.
Неправильным был бы возможный в других случаях путь „золотой середины"*
Окончательного ответа — фасл ал-хитаб—здесь приходится искать
глубже, может быть слишком глубоко.2
С первого взгляда можно заметить некоторые пробелы в самом
материале суждений, который следовало бы восполнить в будущем.
Все почти приведенные отзывы об арабской поэзии вообще основаны
исключительно на памятниках древнеарабской поэзии; если это было
возможно лет пятьдесят тому назад, когда эти памятники являлись
единственно известными, то едва ли возможно теперь, когда
материал для знакомства с поздним периодом растет с каждым днем. Конечно,
1 А. Baumgartner. Die Literaturen Westasiens und der Nilländer. Freiburg,
1901, стр 337—338. Ср.: I. В. Wenig. Zur allgemeinen Charakteristik der arabischen
Poesie. Innsbruck, 1870, стр. 19, 23, 27.
2 Прежде всего несомненно, что удовлетворительные результаты в решении вопроса
будут достигнуты только тогда, когда поэзия станет предметом специального изучения
сама по себе, независимо от того, насколько она является материалом для историка*
лингвиста или этнографа (ср. Вельхаузен в предисловии к дивану хузейлитов). В
движении науки здесь можно заметить известную последовательность: если еще в 80-х
годах В. Р. Розену приходилось отстаивать необходимость (V. Rosen. Remarques sur
les manuscrits orientaux de la collection Marsigli ä Bologne. Rome, 1885, стр. 3)
изучения восточных литератур самостоятельно, независимо от тех или других эстетических
или философских теорий, то теперь приходится требовать такого же права и для их
отдельных отраслей, даже тех, повторяя его слова, „которые кажутся менее
привлекательными и наиболее трудными". Если в некоторых областях эти слова можно теперь
считать оправдавшимися (достаточно напомнить, к каким богатым результатам в
культурно-исторической и литературной области привело в Европе начатое Тураевым
исследование литературы эфиопских заклинаний и талисманов), то для арабской поэзии это
еще дело будущего.
54 Арабская средневековая художественная литература
при суждении об этом периоде не следует впадать в ту же ошибку,
которая еще так недавно встречалась в работах историков, говоривших
об „арабской" культуре: такой ведь культуры не существовало — была
культура мусульманская, где наряду с арабами, может быть, более
сильными факторами явились коренные обитатели Персии и Сирии.1 Оставаясь
арабской по языку, — по своему содержанию, отчасти и форме она
подчинялась самым разнообразным влияниям, выяснение которых и является
одной из задач при изучении ее эволюции. При всем том, составляя
дальнейшее развитие древней, доисламской, поэзии арабов, эта прежняя
и новая поэзия не может быть отделима при суждении об арабской
поэзии вообще, хотя весьма вероятно, что после ближайшего
исследования окажется немыслимым дать общую характеристику всех ее
периодов,— до того они разнородны, — и тот отзыв об эстетическом значении,
который применим к древней поэзии, окажется неприменимым к новой,
так как каждый период потребует особого определения.
Если, таким образом, общая оценка поэзии требует известного
расширения материала, то, с другой стороны, она требует известного
сужения. У Нельдеке в этом отношении имеется одно очень верное
замечание: в предисловии к своей монографии о муаллаках он говорит, что
в состав арабской поэзии входит многое, не представляющее обычного
репертуара поэзии. Эта совершенно верная мысль заслуживала бы своей
разработки, так как теперь некоторое недоразумение происходит именно
потому, что, беря поэзию в том объеме, как она определяется у арабов,
судят о ней с точки зрения европейской критики, забывая о
необходимости исключить то, что Нельдеке называет не совсем обычным
репертуаром поэзии.
После предварительных замечаний, мне кажется, связь между
настоящей темой и эстетической оценкой арабской поэзии несколько выясняется.
Тема представляет собой частичный ответ на эту задачу, который хотя
и не решает еще целиком, но зато вполне освещает одну сторону, без
внимания к чему невозможно и правильное решение. От знакомства
с эстетическими теориями арабов зависит более глубокое понимание
очень обширной области арабской литературы. Не только поэзия, но и
многие другие отрасли подчинялись влиянию этих теорий и по своей
форме и по своему содержанию; роль их здесь была тем более
значительной, что вся почти деятельность народа в искусстве сводилась
к искусству слова.2 Конечно, не следует слишком увлекаться этими тео-
1 Теперь в свою очередь все более и более выясняется, что установившийся было
термин „мусульманской" культуры не выдерживает критики. При ясно выступающей
роли всего комплекса византийско-сирийско-кавказского мира и его влияния на
мусульманскую культуру здесь приходится искать еще более широкого термина, хотя бы
средневековой культуры Востока. Конечно, в арабской поэзии эта роль сказывалась
не так сильно или может быть не так заметно для нашего глаза.
2 Ср. рецензию Шварца: MSOS, IX, 1906, стр. 206.
Поэзия по определению арабских критиков 55
риями и не следует забывать, что, как и в других областях, — будь то
государственное право или грамматика, — они у арабов не всегда являются
отражением или выводом действительной жизни, а нередко — чисто
спекулятивными построениями, напоминающими алгебраические формулы,
члены которых не представляют фактически существующих величин,
а лишь условные знаки. Дая рельефности я приведу пример из области
грамматических теорий. Одним из пунктов разногласия между двумя
известными грамматиками Сйбавейхи и Иунусом была следующая теория:
если дать рабу имя tj^ — что значит гон видит', то как от этого
имени будет уменьшительное? Йунус доказывал, что опущенная
здесь хамза должна быть восстановлена и имя явится в форме Л
и не будет иметь полной флексии, Сйбавейхи же стоял за слитную
форму ^^j без хамзы, допускающую флексию. Разногласие примирил
третий грамматик ал-Мазинй, избравший употребительный путь „слияние
толков", восстанавливая хамзу согласно Йунусу и допуская флексию
согласно Сйбавейхи. Ясно, что случай, вызвавший эти теории, никогда
не существовал на практике; вся теория возникла лишь из любви
к умственному жонглерству словами, как членами алгебраической
формулы. Еще шире разрастались эти теоретические построения в
юриспруденции, и в этом отношении может служить примером хотя бы все
государственное право ал-Мавардй (ум. в 1058 г.). Понятно, что
теоретики литературы тоже очень часто являлись гробовщиками истинного
искусства в особенности тогда, когда они были узкими специалистами.
В этом отношении характерен тот факт, что более здравые понятия
о поэзии, с которыми мы будем иметь случай встретиться, исходили не
от специалистов-теоретиков, а от тех ученых более широкого кругозора,
которые касались вопроса попутно. Таким образом, ясно, что для
решения задачи об эстетическом значении арабской поэзии недостаточно
ограничиться теориями арабских критиков — проблема распадается на две
части: их теория поэзии и их поэзия сама по себе, иначе говоря,
исследование ее уже современными научными методами по возможности в полном
объеме. Первой части этой проблемы и посвящено настоящее чтение.
Европейская наука данным вопросом сравнительно мало занималась:
если не считать некоторых замечаний Альвардта в его первой работе
и очень интересных соображений Гольдциѳра, касающихся не столько
самых теорий, сколько их исторического развития, то вся литература
ограничивается старой работой Мерена, насчитывающей теперь более
60 лет. Он, однако, подходил к интересующей нас задаче с другой
стороны: основываясь на сочинениях поздних реториков, как ас-Суйутй
или комментаторы „Мифтах ал-сулум", единственно доступных в его
время, Мерен дал свод отдельных деталей их системы, вполне подчинясь
арабской теории. Их критики он не давал, равно как не интересовался
и общими определениями. Теперь накопление материала делает эту тему
56 Арабская средневековая художественная литература
особенно заманчивой: за последний десяток лет изданы главнейшие
памятники древнего периода, как Ибн Рашйк, ал-'Аскарй, переиздан
Ибн ал-Асйр и т. д. Если в 60-х годах Нельдеке мог писать об
интересе сравнения взглядов на поэтику Ибн Кутайбы, писателя IX в.,
и Ибн Халдуна, писателя XV в.,1 так как промежуточные ступени не
были известны, то теперь прогресс науки позволяет к этому отнестись
так же, как, например, к сравнению логики Аристотеля с комментарием
на поздний трактат „аш-Шамсййа", а не с предшествующими
многочисленными обработками той же темы.
Цепь ученых теоретиков в арабской литературе довольно значительна,
хотя, к сожалению, не все звенья ее нам известны. Может быть, больше
всего приходится сожалеть о недоступности первого по времени
трактата в этой области, принадлежащего перу царственного поэта Ибн
ал-Мугтазза.2 Он должен был бы представить несомненный интерес, так
как автор его не только выдающийся поэт, но поэт нового направления,
своими произведениями боровшийся против ложноклассического течения
в поэзии и не останавливавшийся перед новыми путями. Довольно
напомнить, что ему принадлежит едва ли не единственная в арабской
литературе эпическая поэма. Таким образом, как и во времена
Нельдеке, серия открывается Ибн Кутайбой с его предисловием к „Книге
поэзии и поэтов", достаточно известной и в Европе. Прямую
противоположность в этом отношении представляет сочинение другого автора —
Кудамы ибн Джа'фара,3 настолько неизвестное ученым, что даже
точный де Гуе, издавая географическое сочинение того же автора, считал
его единственно дошедшим до нас,4 хотя поэтика давно уже была издана
в Константинополе. Работа эта с первого взгляда производит
впечатление своей оригинальностью. Ученому, привыкшему иметь дело с
бессистемными, чтобы не сказать хаотическими, трактатами ал-Джахиза или
Ибн Кутайбы, здесь сразу бросается в глаза известная планомерность
и в то же время, надо сознаться, ее сухость, которой вообще арабские
реторики не отличаются. Объяснение находится в самой личности
Кудамы: он был христианин и, вспомнив роль христиан в ученом мире
того времени, не трудно видеть, что и в систематичности и в известной
сухости здесь сказывается влияние греческой философии. Трактат
Кудамы по характеру очень напоминает работы Авиценны и Аверроѳса,
посвященные обработке того же сюжета в аристотелевском изложении,
к которым-мы еще будем иметь возможность вернуться. В группу
сочинений по общей теории литературы можно отнести еще сочинение
1 Th. NÖIdeke. Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten Araber. Hannover,
1864, стр. 5, прим. l.
2 См.: Хаджжи Халифа, изд. G. Flügel, II, стр. 32.
3 Ср. Е. Strandmann. De viris illustribus. Helsingforsiae, 1868, стр. 17,
№ XIV.
4 M. J. de Goeje, BGA, VI, 1889, стр. 150.
Поэзия по определению арабских критиков
57
ал-Амидй, представляющее одну из немногих монографий по частному
вопросу — сравнению поэтов ал-Бухтурй и Абу Таммама. С массой
интересных деталей оно, как всегда, соединяет полное отсутствие общего
взгляда, даже возводимое автором своего рода в принцип: он
отказывается давать общую оценку поэзии двух поэтов, ограничивая свою
задачу лишь разбором того, в какой из известных идей тот или другой
нашел более поэтический образ. Первым, давшим в арабской литературе
полную систему реторики и поэтики, был Абу Хилал ал-гАскарй,
который и приписывает себе эту заслугу с большой гордостью почти на
каждом шагу. Вслед за ним последовал африканец Ибн Рашй*, оценка
которого, данная его соотечественником Ибн Халдуном, в значительной
мере разделена и европейской наукой в лице Гольдциэра. Если к этой
серии прибавить брата известного историка Ибн ал-Асйра, не давшего
ничего нового в общем, но интересного своей критикой частных
вопросов, трактованных его предшественниками, то все представители
арабской теории поэзии будут исчерпаны. Уже с XII в. здесь начинается
тот же застой, как и в других областях науки. Все дальнейшее
движение ограничивается лишь комментариями, сокращениями и дополнениями —
шарх, мухтасар, такмила, талхис, яайл и т. д., причем особенной
популярностью пользуется не всегда самый лучший трактат. Если
некоторым исключением является историк XV в. Ибн Халдун, который
благодаря своему всеобъемлющему уму не мог не увидеть всей узости
установившейся теории, то более распространенным является все же
трактат его предшественника, ординарного ритора ас-Саккакй, труд
которого „Мифтах ал-гулум" до сих пор является в различных обработках
закономерным кодексом для всех ал-улум ал-хамса, т. е. сарф, нахв,
маани, баййн и 6ади9 которыми и исчерпывается теперь все словесное
обучение в местных школах. В Египте, например, даже в высших
школах до сих пор экзамен ограничивается анализом какой-нибудь фразы
по всем пяти наукам и только. О каком-нибудь синтезе нет и
представления; характерным фактом служит то обстоятельство, что истории
арабской литературы, существующей на всех европейских языках, до
последнего времени не было на арабском: в тех немногих учебных
заведениях, где о ней заходила речь, пользовались арабским переводом
курса проф. Гиргаса. Теперь, особенно под влиянием открытия
египетского университета в Каире, появляются некоторые работы, в
большинстве случаев представляющие иногда не совсем удачную обработку
европейских источников. (До Брокельмана еще не дошли и обыкновенно
довольствуются Хюаром).
Если в сочинениях очерченной группы теоретиков обратиться к
интересующему нас определению поэзии, то может показаться даже
странным, насколько оно повторяется неизменно у них, не обнаруживая
никакого развития. Собственно говоря, определение сводится к двум, но
второе приходится отбросить, как сейчас будет видно: оно неудовлетво-
58 Арабская средневековая художественная литература
рительно даже с арабской точки зрения. По первому поэзия — это
размерная, рифмованная речь (ал-калам ал-маузун ал-мукаффа), по
второму — речь, намеренно снабженная размером, имеющая идею и
рифму. Здесь второе условие является излишним, так как уже в самом
понятии „речь" —ал-калам — по арабскому определению одним из условий
является идея, мысль: речь — это ведь сложное звукосочетание, дающее
определенный смысл. Таким образом, в нашем распоряжении остается
единственное, первое, определение. В дальнейшем изложении теоретики
развивают его содержание подробнее. Понятие „речь" логически
отграничивает поэзию от бессмысленного набора слов, как, например, приво-
димый теоретиками известный стих (Wy* Ц"У^ ?УЭ ~JÄ О* ***""-* ^^
сЬ ?Мы с окружающей нас водой напоминаем сидящих людей, которых
окружает вода'; понятие размера отграничивает поэзию от прозы, простой
и рифмованной (так называемой садж); требование рифмы исключает
белые стихи, идея которых не существует в арабской поэзии. Не трудно
видеть, что это определение является чисто формальным; им достигается
лишь отграничение поэтической речи от прозаической без выяснения
сущности поэзии: родовым понятием в определении служит речь, по
отношению к которой и проза и поэзия являются видовыми, все
прочие условия постепенно исключают отсутствие размера, рифмы.
Оставаясь последовательным, из этого определения приходится делать такой
вывод: какую бы прозаическую речь ни взять, стоит только придать ей
размер и рифму — получится поэзия. Несмотря на всю абсурдность этого
вывода, только один Ибн Халдун почувствовал неудачность определения
и хотел его исправить, однако тоже не вполне удачно. Определение он
не одобряет уже за его формальность и за то, что оно основано не на
поэтике:г содержанием этой науки не должна являться поэзия с точки
зрения передачи известной мысли, — это дело грамматики, и раба, равно
как вопрос о более удачном выражении мысли, — это дело реторики,
равным образом не внешняя форма, которой занимается метрика. Все
три науки не имеют ничего общего с поэзией, между тем ходячее
определение основано почти исключительно на последней — на метрике. Сам
Ибн Халдун предлагает такое определение:2 „Поэзия — это
красноречивая речь, основанная на метафорах и описаниях, делящаяся на
определенные части, совпадающие по размеру и по рифме; каждая из них не
зависит от предшествующей и последующей по своей теме и цели. Вся
эта речь построена на особых, свойственных арабам в поэзии способах
выражения". Комментируя свое определение, Ибн Халдун продолжает:
„Наше выражение «красноречивая речь» служит в определении родовым
понятием; слова «основанная на метафорах и описаниях» отделяют ее от
1 Ибн Халдун. Ал-Мукаддима. Каирское изд., III, стр. 329 [(=ed. Quatremere,
стр. 327-; пер. de Slane, III, стр. 367—368)].
2 Там же, стр. 335 [(=ed. Quatremere, III, стр. 335; пер. de Slane, III, стр. 374—375)].
Поэзия по определению арбских критиков
59
лишенной этих свойств речи, которая в большинстве случаев не является
поэзией; слова «делящаяся на определенные совпадающие по размеру
и рифме части» отделяют ее от прозаической по форме речи, которая
согласно всем не представляет поэзии; слова «каждая из них не
зависит от предшествующей и последующей по своей теме и цели»
представляют уже существенное, а не формальное определение, так как
стихи обязательно отличаются этим свойством, и данными словами поэзия
ни от чего не отграничивается; упоминанием особых способов выражения
отграничивается она от речи, не подчиняющейся таковым, которая в этом
случае при наличии всех прочих условий будет не поэзией, а только
прозой с стихотворной формой по внешности". Ибн Халдун на основании
последнего справедливо заключает, что некоторые стихотворные
произведения ал-Мутанаббй и ал-Ма?аррй относятся не к поэзии, хотя и писаны
стихами, а к философии, как он выражается, или к морализирующей
дидактике, как сказали бы мы.
Нечего говорить, насколько это определение существеннее
приведенного раньше, но все же и оно не решает вопроса вполне.1 В самом
деле, и здесь родовым понятием опять является речь, объединяющая и
прозу и поэзию; метафоры и описания могут являться и в прозе;
разделение на определенные части и прочие условия опять являются с
общей точки зрения чисто формальными; и в результате определение
сводится к тому же, которое дают и другие реторики, лишь с упоминанием
про свойственный арабам способ выражения, но ведь это касается лишь
стихотворной техники, а не существа поэзии. Как бы то ни было,
определение Ибн Халдуна, если не считать нескольких философских,
заимствованных у греков, о которых еще будет речь ниже, представляет
собой важный пункт, до которого могли подняться арабские теоретики.
При всем том оно не получило популярности, и нередко большей
известностью пользовались заслуживавшие ее гораздо меньше. Как курьез,
например, можно привести определение разницы между прозой и поэзией,
данное известным историком ас-Сабй: „Способ достижения идеала
в прозе противоположен способу поэзии: проза — это то, в чем смысл
ясен и с«первого взгляда можно угадать, что заключают в себе слова;
идеальной же поэзией является непонятная, позволяющая угадать смысл
только после большого напряжения". Второе различие по содержанию,
о котором он говорит дальше, еще несколько оправдывается понятиями
арабов вообще.
Короче говоря, если перебрать и все определения, нигде не
встретится и намека на столь элементарное, кажется для нас, понятие о поэзии
как изящном искусстве, в чувственных образах путем слова
воплощающем естественную, воспринимаемую поэтом красоту; между тем, если
1 Оно же у современных писателей, например: Ахмед Рида в предисловии к „ал
'Ираклйат", I, стр. 2—3.
60 Арабская средневековая ху до же cm венная литература
обратиться к другим данным, скоро обнаружится, что арабам не была
чуждо это определение и иногда они подходили к нему так близко,
что можно только удивляться, как это определение не взяло верха над
искусственным формальным построением теоретиков.
Прежде всего здесь характерен самый термин, который употребляют
арабы для обозначения поэзии: термин этот — аш-шир— первоначально
значит 'знание', об этом говорят и арабские лексикографыг и
употребление языка, где слово встречается и в своем первоначальном
значении, в таком, например, частом восклицании, как лейта шири 'если б я
мог знать!' (Интересно, что самый глагол из всех семитских языков
распространен только в арабском; в древнееврейском, например, он
встречается единственный раз, Второзаконие, 32, 17). Таким образом,
если передавать на европейский язык этот термин, его нужно собственно
переводить не „поэзия", а беря для параллели греческий термин — уѵмсіс,
конечно, не в позднейшем философском значении, а в
общеупотребительном обычном; сопоставляя европейский и арабский термин в
значении уѵсоик; и тссьу)<7ьс, можно было бы, кажется, делать некоторые выводы,
но очевидно, что они не вполне оправдываются практикой. Казалось бы,
европейцы термином tzq'uogis более выдвигают творческую сторону, тогда
как в шир— уѵмаіс заключается лишь указание на потенциальность,
так как само по себе знание еще не обусловливает творчества. Между
тем действительность указывает противное: у европейцев есть понятие
„поэт в душе", тогда как арабам оно совершенно чуждо, может быть
потому, что для того чтобы быть поэтом у них не всегда нужно быть
поэтом в душе... Что касается перехода значений знание — поэзия,
то оно само по себе не представляет сколько-нибудь странного или
единичного факта: аналогичный и достаточно известный случай дает термин
фикху который из первоначального значения prudentia получил
специальное jurisprudentia, в противоположность шир, совершенно
вытеснившему из языкового употребления первичное значение.
Установив, таким образом, коренной смысл термина ширу
позволяющий несколько глубже взглянуть на непосредственное неученое
понимание поэзии, интересно пойти дальше и выяснить, какое именно
„знание" арабы разумеют под поэзией. Гольдциэр несомненно прав в своей
теории происхождения известных видов арабской поэзии, но прав,
насколько это касается именно ее начатков и притом той формы, которая
особенно его интересовала — хиджйу — сатиры. Как известно, по его
мнению, на первой стадии этот шир — уѵ^сть? — значит не столько 'веде-
ние', сколько 'ведовство', шаир — не столько 'сведущий', сколько 'вещий'.
Однако эта сверхъестественная сторона при дальнейшем развитии
отходит на задний план, и яснее выступает опять-таки довольно близкое
к европейскому понятие. Характерно то, что говорят лексикографы и
1 Л*А, VI, стр. 76, 77.
Поэзия по определению арабских критиков
67
один из теоретиков Ибн Рашйк:г „Поэт называется шаиру потому что
он знает или чувствует то, чего не знают прочие смертные". Можно
было бы здесь видеть, конечно, и сверхъестественное знание, но и тут
употребление языка указывает на другой смысл, совершенно разрушая
в то же время общепринятое определение поэзии, как рифмованной
размерной речи. Возьмем такие общепринятые фразы, как столь часто
-встречающиеся в комментариях или критических трактатах: хазй-л-байт
ашар мин зйка сѳтот стих поэтичнее этого' или хаза ашар байт 'это
самый поэтичный стих'. Ясно, что здесь имеется в виду не внешняя
форма, не размер, потому что оба сравниваемых стиха могут быть
абсолютно одинаковой внешней формы, а исключительно внутренние
достоинства с точки зрения поэзии. Пойдем дальше; достаточно известно
определение „ал-Хамасы" — антологии, составленной Абу Таммамом, его
комментатором ат-Табрйзй: Абу Таммйм фй хамасатихй ашар минху
фй ширихй fA6y Таммам в своей Хамасе оказался большим поэтом,
чем в своих собственных стихах'. Здесь уже не стихи сравниваются
со стихами, а поэтический дар, проявленный в своем творчестве, с
поэтическим вкусом, проявленным в составлении антологии из чужих
произведений. Таким образом, и дая последней работы нужно быть поэтом,
но не версификатором, а человеком, чувствующим то, чего не чувствуют
другие, т. е. неосязаемую красоту. В этой конечной точке можно
видеть совпадение европейских и арабских взглядов на поэзию, казавшееся
несколько затемненным благодаря искусственным теориям критиков.
Однако все эти данные языка не нашли своего завершения в
теоретическом определении, и может быть ближе всех к ним подходит формула
известного философа Авиценны; нужно добавить, что в этом заслуга
не его, а комментируемого им Аристотеля. „Поэзия,—по его
определению,— речь, действующая на чувство, составленная из стоп с
повторяющимися ударениями, равных по величине, повторяющихся по
размерам, с рифмой".2 Поясняя слово ал-мухаййил, которое я перевожу
'действующее на чувство', он говорит: „ал-мухаййил — речь, которой
подчиняется душа, испытывая удовольствие или страдание без
созерцания, мысли и опыта; и подчиняется ее влиянию независимо от того,
будет ли считать сказанное истиной или вымыслом".3 Ясно опять, что этот
термин соответствует нашему понятию — воплощающая красоту в
чувственных образах, воспринимаемых душой.
Этим пунктом, где совпадает арабская и греческая теория, я и могу
закончить свою речь. Намеченная вначале проблема доведена до конца:
теории арабских критиков сгруппированы и сопоставлены, приведены
некоторые данные языка, позволяющие видеть не особенную глубину
1 Л'А, VI, стр. 77; ал-Машрик, VII, 1904, стр. 825.
2 Ал-Машрик, VII, 1901, стр. 825.
8 Там же, стр. 825—826.
62
Арабская средневековая художественная литература
этих теорий. Вывод из всего этого исследования не очень утешителен.
С одной стороны, в реторике средневековые арабские филологи не
показали себя способными к синтезу. Разбираясь очень хорошо с мелочной
аккуратностью во всех частностях, стройной системы создать они не
могли, почти все определения общего характера отличаются шаткостью;
некоторые же из них возникли под влиянием греческой философии.
С другой стороны, для самой поэзии их теории несомненно принесли
вред: определяя ее чисто формальным внешним образом, они и поэзию
превратили в форму без содержания — в размерную рифмованную речь;
упадок ее начался именно с того времени, когда непосредственное
чувство, вызвавшее вначале блестящий расцвет, иссякло, а его место
заступила теория. Господство этой теории продолжалось почти десять
веков, и поэтому так трудно было поэзии в лице ее выдающихся
представителей освободиться от пут этой мертвящей рутины.
у^а^у^^У^^^^^у^^^і^^у^^у^^У^
АЛ-МУТАНАББИ И АБУ-Л-АЛА
(Незабвенной памяти моего учителя В. Р. Розена)
I
Работы в области арабской поэзии за два последних десятилетия
посвящаются преимущественно древнему периоду. Некоторое объяснение
такому факту можно находить в том, что именно этот период является
более исследованным; здесь исполнен уже ряд подготовительных работ,
в большинстве случаев имеются критические издания текстов, а поэтому
представляется возможность делать более широкие выводы и обобщения.
Известную роль, быть может, играет здесь пренебрежение ко всему
новому, доставшееся некоторым европейским ученым в наследство от
арабских филологов-пуристов—то самое пренебрежение, с которым
приходилось бороться еще ИбнКутайбе 1 и аз-Сасалибй.2 Как бы то ни было,
эта область является теперь наиболее разработанной, и в некоторых
частях результаты исследований могут быть признаны окончательными
на долгое время.3 Благодаря такой разработанности теперь есть возмож"
ность определить, в каком именно направлении будут идти успешно
дальнейшие исследования. Этим путем является область реально-бытового
комментария, так блестяще представленного в настоящее время работами
Якоба4 и Гейера.5 Здесь работа обещает хорошие результаты, и ее
хватит, верно, не на одно еще поколение арабистов. Едва ли можно
предсказывать такую же будущность исследованиям другого характера,
имеющим целью выяснение особенностей индивидуального творчества и
индивидуальной психологии отдельных представителей древнеарабской по-
1 Liber poesis et poetarum, ed. M. J. de Goeje, Leyden, 1904, стр. 5—6.
2 Йатймат ад-дахр, изд. дамасское 1304 г., I, стр. 7—8. См. еще: I. Goldziher.
Abhandlungen zur arabischen Philologie. I. Leiden, 1896, стр. 122—174.
3 В области муаллак, например, это можно сказать о работе Нельдеке: Th. N о 1-
deke. Fünf Mo'allaqät. SBAW, CXL, 1899, № 7; CXLII, 1900, Ѣ 5; CXLIV, 1901,
№ 1. Мало нового по сравнению с ней могут дать и такие исследования, как
появившаяся позже книга: I. Hausheer. Die Mu'allaka des Zuhair. Berlin, 1905.
4 G. Jacob. Studien in arabischen Dichtern, особенно 3-й том: Altarabisches Be-
duinenleben nach den Quellen geschildert. 2. Aufl., Berlin, 1897.
5 R. Geyer. Zwei Gedichte von al-A'sä, I. (Оттиск из SBAW, CXLIX).
64 Арабская средневековая художественная литература
ѳзии. Превосходное решение одной из таких задач Родоканакисом *
объясняется только удачным выбором объекта и его резко очерченным
типом. Не говоря о том, что таких личностей было немного, здесь
вечным камнем преткновения будет вопрос о подлинности; при
невозможности в большинстве случаев удовлетворительного решения его все
здания такого рода будут строиться на песке.
Сказанное о древнем периоде можно применить и к омейядской поэзии,
разработка которой подвигается довольно быстро вперед.2 Значительно
хуже обстоит дело с эпохой Аббасидов: до сих пор не имеется,
например, критического издания дивана Абу Нуваса, всю необходимость
которого сознавал Альвардт еще в 50-х годах прошлого столетия.3 Такое же
неутешительное зрелище представляет и весь позднейший период:
критические издания диванов попадаются только как исключения;4 отдельных
исчерпывающих монографий, без которых немыслимо и думать о
научной истории арабской поэзии, имеется еще меньше.5 Единственный поэт
нового периода, фигура которого не перестает интересовать
исследователей до последнего времени и литература о котором непрерывно
возрастает,— это ма'арский слепец Абу-л-'Ала.6
1 N. Rhodokanakis, Al-Hansä und ihre Trauerlieder. Ein. literarhistorischer
Essay mit textcritischen Excursen. Wien, 1904. (Оттиск из SBAW, CXLVII).
2 Одному поэту этой эпохи, ал-Ахталю, посвящена теперь, быть может, наиболее
значительная литература. Библиографию у Брокельмана (С. Brockelmann. GAL,
I, стр. 52; II, стр. 690) можно дополнить указанием на следующие еще работы:
A. Salhani. Notices sur le manuscrit d'al Ahtal, JA, Serie IX, t. I, 1893, стр. 527—537;
A. Salhani. Un nouveau manuscrit du diwan d'Akhtal. Ал-Машрик, VI, 1903,
стр. 433—439; A. Salhani. Un nouveau manuscrit d'Akhtal. Ал-Машрик, VII, 1904,
стр. 475—482; H. Lamme n s. Un poate royal ä la cour des Omiades de Damas.
Revue de l'Orient Chretien, VIII, 1903, стр. 325—355; IX, 1904, стр. 32-64; A. S а 1-
hani. Diwan de Ahtal. Reproduction photolithographique du manuscrit de Bagdad.
Beyrouth, 1905, 8°, 12-ЫЛЧ; A. Salhani. Les Nakajed d'Akhtal et de Djarir d'apres
le manuscrit de Constantinople. Ал-Машрик, VIII, 1905, стр. 97—107; E. Griffini.
Le diwän d'Al-Ahtal reproduit d'apres un manuscrit trouve au Jemen. Beyrouth, 1907,
8°, XXXVI-*-116'стр.
3 См. его предисловие к неоконченному изданию: Diwan des Abu Nowas, I, Greifs-
wald, 1861.
4 Таких исключений можно назвать только три: Mutanabbii carmina, ed. Fr. Diete-
rici, Berolini, 1861; The Poetical Works of Behä-ed-dm Zoheir, of Egypt, ed. by E.
Palmer, I—II, Cambridge, 1876—1877; II Canzoniere di 'Abd al Gabbär ibn Hamdis, publ.
da C. Schiaparelli, Roma, 1897.
5 Кроме работ Болена и Дитерици, о которых будет речь ниже, можно отметить
только исследование: R. Dvorak, Abu Firäs, ein arabischer Dichter und Held. Leyden,
1895.
0 Чтобы не повторять впоследствии его характеристики, я позволю себе отослать
интересующихся к исследованиям, которыми теперь одинаково богаты все языки.
Литературу до 1843 г. (появление работы Rieu) можно игнорировать вследствие ее
маловажности; кроме того, она отмечена в позднейших исследованиях. — С. Rieu.
De Abulalae poetae arabici vita et carminibus secundum codices Leidenenses et Parisien-
.sem commentatio. Bonnae, 1843; А. К r e m e r. Ein Freidenker des Islam. ZDMG, XXIX,
Ал-Мутанабби и Абу-л- Ала
Несмотря на богатство литературы о нем, особенно увеличившейся
за последние годы, общепризнанной характеристики Абу-л-сАла, равно
как и его мышления, до сих пор не имеется: в то время как одни (вслед
за Кремером) считают его полнейшим атеистом и скептиком, другие
(например Шейхо и отчасти Зейдан) находят основание доказывать, что
он был человеком верующим. Такое разногласие будет существовать до
тех пор, пока не будет произведено детального исследования, с одной
стороны, собственных произведений Абу-л-сАла, а с другой — внешних
влияний на него. Первое даст возможность правильно понимать мысль
Абу-л-сАла, что, принимая во внимание всю трудность и искусственность
его языка, далеко не так легко;г разбор сторонних влияний поможет
определить, какие мысли в произведениях Абу-л-сАла принадлежат ему
лично и в каких он только развивает идеи, высказанные его
предшественниками. Пока этого нет, Абу-л-сАла ожидает та же судьба, как 'Омара
Хаййама в персидской литературе.2
II
Одним из предшественников Абу-л-сАла, влияние которого в деталях
казалось бы не безынтересным выяснить, является ал-Мутанаббй.
Преклонение пред ним Абу-л-сАла достаточно известно: кроме самого коммен-
1875, стр. 304—312; I. Goldziher. Abül-'Ala al-Ma'arri als Freidenker. ZDMG,
XXIX, 1875, стр. 637—641; А. К r e m e r. Philosophische Gedichte des АЬйГАіа
Ma'arry. ZDMG, XXX, 1876, стр. 40—52; XXXI, 1877, стр. 471—483; XXXVIII, 1884,
стр. 499—529; Alf. К r e m e r. Ueber die philosophischen Gedichte des AbüTAlä
Ma'arry. SBAW, CXVII, 1888; D. S. Margoliouth. The Letters of Abu'1-Alä
of Ma'arrat al-NiTmän with the Life of the Author by al-Dhahabi and with Translation,
Notes, Indices and Biography. Oxford, 1898; R. A. Nicholson. The Risälatu'1-Chuf-
rän by Abü-l-'Alä al-Ma'arry, JRAS, 1900, стр. 637—720; 1902, стр. 75—101, 337—
362, 813—847; S. Chartouni. Le poete Aboul-'Ala al-Ma'arry. Ал-Машрик, IV,
1901, стр. 1066—1068; L. С h e i k h о. Le poke Abou-l-'Ala, fut-il impie? Ал-Машрик,
IV, 1901, стр. 1068—1072; D. Margoliouth. Abu-VAlä al-Maarry's
Correspondence on Vegetarianism, JRAS, 1902, стр. 289—332; Ameen F. Rihani. The
Quatrains of Abu'1-Ala. Selected from his „Lozum ma la yalzam" and „Sact-uz-Zind"
and now first rendered into English. London, 1904; G. S a 1 m о n. Un precurseur d'Omar
Khayyam. Le poete aveugle. Extraits des Poemes et des Lettres d'Abou-1-Alä'
al-Ma'arri (363 A. H.). Paris, 1904; Дж. Зейдан. Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй аш-ша'ир
ал-файласуф, ал-Хилал, XV, 1907, № 4 (январь), стр. 195—216 и № 5, стр. 279—
287. В настоящее время в Египте издано „Рисалат ал-гуфран" с примечаниями
недавно умершего Ибрахйма ал-Йазиджй. Из историков литературы у Брокельмана»
как всегда, важны био- и библиографические данные (С. Brockelmann. GAL,
I, стр. 254—255, 524; II, стр. 695); лучшая общая характеристика со времен
Кремера дана Никольсоном: R.A.Nicholson. A Literary History of the Arabs.
London, 1907, стр. 313-T-324.
1 Для этого было бы очень полезно, например, составить нечто вроде индекса или
конкорданса хотя бы к „Лузум ма ла йалзам".
2 В. Жуковский. Омар Хайям и „странствующие" четверостишия. Сборник
статей учеников проф. В. Р. Розена, 1897, стр. 325—326.
5 И. Ю. Крачковский, т. И
66
Арабская средневековая художественная литература
тария, громкое название которого „Му'джиз Ахмед"—чудо Ахмеда1 —
показывает отношение комментатора к комментируемому, два очень
интересных отзыва сохранены ал-Вахидй: в первом из них2 Ибн Фурджа3
передает, что Абу-л-'Ала сказал ему раз по поводу попытки „исправить"
один стих ал-Мутанаббй: „Не думай, будто ты можешь заменить хотя
одно слово в его стихах лучшим; если сомневаешься, попробуй. Я
пытался сделать это долгое время, но не нашел ни одного выражения,
заменить которое другим оказалось бы возможным. Кто не верит, пусть
пробует и увидит, что дело обстоит так, как я говорю". В другом
месте,4 со слов Йакута, сообщается: „Когда Абу-л-сАла цитовал поэтов,
он обыкновенно выражался так: «Абу Нувас говорит то-то, ал-Бухтурй
говорит так-то, Абу Таммам — так-то»; когда же он цитовал
ал-Мутанаббй, то говорил просто: «Поэт (аш-Шаир) сказал так-то»".
Уже помимо этих отзывов, историко-литературные данные давно
позволяли ученым говорить о влиянии ал-Мутанаббй на Абу-лгАла: намеки
на это есть у Кремера5 и других, равно как есть и в новейшей работе
Зейдана.6 Ближайшим образом, однако, этого вопроса на основании
фактического материала — произведений ал-Мутанаббй — никто не касался,
и поэтому, может быть, будет не лишним отметить те места в диване
ал-Мутанаббй, которые могли оказать влияние на направление мыслей
Абу-л-'Ала в известную сторону.7
В противоположность Абу-л-гАла почти вся важнейшая литература
об ал-Мутанаббй относится к первой половине прошлого столетия.
1 Существовало ли у Абу-л-'Ала два комментария на ал-Мутанаббй (как
предполагал еще Сильвестр де Саси, Chrestomathie arabe, Paris, 1827, стр. 89, на основании
Ибн Халликана) или один, известный у литераторов под разными названиями, — сказать
трудно. Обыкновенным названием является упомянутое выше (см., например, ас-Са-
фадй в кн.: D. S. Margoliouth. The Letters..., стр. 146), но иногда комментарий
цитуется под названием „ал-Лами* ал-'Азйзй" (например, см.: аз-Захабй, там же,
стр. 136; Хаджжи Халифа, изд. Flügel, III, стр. 307,8). Зейдан считает их
различными произведениями и второе приводит под двумя названиями: „ал-Лами* ал-
Азйзй" и „Лами* ал-'Азйз" (там же, стр. 201). В пользу противоположного мнения,
однако, говорит то обстоятельство, что рукопись Брит. муз. № 594 (по „Catalogus со-
dicum manuscriptorum orientalium qui in Museo Britannico asservantur", pars II, Londini,
1846, стр. 28), озаглавленная „Лами' ал-'Азйзй", дает ту же редакцию, как и № 592,
озаглавленный „Му'джиз Ахмед" (см.: Catalogus. . ., стр. 280, прим. Ь).
2 Изд. Dieterici, стр. 277, 6—и.
3 Не Абу-л-Фатх (т. е. Ибн Джиннй), как по ошибке у Болена (Р. а Bohlen. Commen-
tatio de Motenabbio poeta arabum celeberrimo, ejusque carminibus. Bonnae, 1824, стр. 40).
4 Изд. Dieterici, стр. 876, i5—16.
5 А. К r e m e r. Culturgeschichte des Orients unter den Chalifen, II, 1877, стр. 387;
Ueber die philosophischen Gedichte, стр. 76.
6 Ал-Хилал, XV, 1906, стр. 194.
7 В дальнейшем изложении ал-Мутанаббй, за исключением особо отмеченных
случаев, цитуется по изд. Dieterici с комментарием ал-Вахидй (сокращенно В.), причем
первая Цифра обозначает страницу, вторая стих (а не строку). При нумерации в издании
стихов пьесы и при отсутствии нумерации строк эта система является более удобной.
Ал-Мутанабби и Абул-Ала
67
Отдельные замечания Гольдциэра, правда, очень ценны, но слишком
разбросаны;1 характеристика Кремера2 насколько блестяща, настолько
и кратка.3 Из прежних работ монография Дитерици4 основана
исключительно на ас-Са?алибй и передает только его взгляды, а работа Хам-
мера5 может представлять только исторический интерес благодаря
введению, где дается обзор предшествующей европейской литературы.6
Таким образом, как это ни странно может показаться, для ближайшего
знакомства с ал-Мутанаббй и теперь приходится отсылать к работе
Болена, вышедшей в 1824 г.7 Нужно, к счастью, отметить, что эта не по
достоинству забытая работа представляет в высшей степени
добросовестное и аккуратное исследование: в основу его положена берлинская
рукопись комментария ал-Вахидй, которая принята во внимание Дите-
рици при его издании, так что проверка цитат не представляет особых
затруднений. Кроме того, эта рукопись издана Дитерици не полностью,8
а поэтому работа Болена не утратила своего значения до сих пор и как
издание текста.9 К отмеченной литературе я и позволю себе отослать
всех, желающих познакомиться как с биографией и характеристикой
поэта,10 так и с оценкой его поэзии с точки зрения языка и формы.11
Дальнейшее изложение будет посвящено выяснению того круга идей
ал-Мутанаббй, который касается принципиальных вопросов духовного
бытия,—иначе говоря, той стороны творчества ал-Мутанаббй, о которой
еще великий Рейске писал: „Optima dos Motanabbii est, quod egregie
philosophatur, frequentius et acutius, quam ullus Arabum, quotquot vidi".12
На отмеченную Рейске особенность творчества ал-Мутанаббй
обращали внимание еще и арабские историки литературы, а это дает неко-
1 См., например: I. G о 1 d z i h e r. Muhammedanische Studien, I, стр. 78, 159,190;
Abhandlungen zur Arabischen Philologie, I, стр. 145, 164, 170 и др.
2 A. Kremer. Culturgeschichte des Orients. . ., II, стр. 380—-381.
3 То же можно сказать и о соответствующем отделе у Никольсона (R. А. N і с h о I-
son. A Literary History of the Arabs, стр. 304 ел.).
4 F. Dieterici. Mutanabbi und Seifuddaula aus der Edelperle des Tsaalibi nach
gothaer und pariser Handschriften, dargestellt. Leipzig, 1847.
5 J. Hammer. Motenebbi, der gröszte arabische Dichter zum ersten Mahle ganz,
Übersetzt. Wien, 182,4.
6 Там же, стр. IX—XVI.
7 Р. a Bohlen, ук. соч.
8 См. предисловие к дивану, изд. Dieterici, стр. X.
9 Она интересна и в других отношениях: у Болена, например, есть уже
стремление проследить историю поэтических образов, которое стало замечаться в европейской
науке особенно за последнее время. См. стр. 46—68. — Интересную историю этой
работы см. Autobiographie des. . . Dr Peter von Bohlen hrsg. von J. Voigt, 2. Aufl..
Königsberg, 1842, стр. 52—53.
10 Р. а В о h 1 е п, ук. соч., стр. 1—35; R. A. Nicholson, ук. соч., стр. 305—308.
11 Р. а Bohlen, ук. соч., стр. 36—86; Fr. Dieterici, ук. соч. стр. 27—76;
R. А. Nicholson, ук. соч., 309—312.
12 J. J. Reiske. Abulfedae annales muslemici, II. Hafniae, 1790, стр. 774,
прим. 368.
5*
68 Арабская средневековая художественная литература
торое право предполагать, что уже в самом характере творчества
ал-Мутанаббй была известная склонность к рефлексии и вытекающему
из нее пессимизму. Поэтому и известные мотивы его поэзии нельзя
считать возникшими под влиянием минуты, а тем менее смотреть на
них как на простые реторические украшения элегии, что иногда
замечается у других поэтов. Ас-Сасалибй, человек безусловно не лишенный
поэтического вкуса, заставлявшего его отстаивать новейшую поэзию,
все-таки не мог отрешиться от некоторых ложноклассических традиций
и, перечисляя недостатки ал-Мутанаббй, с sancta simplicitas в числе их
отмечал, между прочим, то, что ал-Мутанаббй иногда пользуется
выражениями и идеями суфиев,1 а иногда из поэзии переходит в философию.2
Ту же тенденцию ал-Мутанаббй он отмечает и в его достоинствах,
указывая на часто встречающиеся в его произведениях изречения, жалобы
на судьбу, мир и т. д.3 Этот основной характер мышления невольно
пробивался через традиционные и считавшиеся окончательно
установленными, формы поэзии, с которыми вообще ал-Мутанаббй не стеснялся,4
чем и вызывал иногда строгие замечания комментаторов. В одном месте
ал-Вахидй, например, недовольный резким переходом мысли в
хвалебной касйде, замечает: „Абу Таййиб перешел от описания красавицы
к увещанию и напоминанию о смерти: это заслуживает одобрения
в элегиях, но не в хвалебных одах".5 Сам поэт иногда чувствовал все
несоответствие своих мыслей с господствующим течением и в одном
месте он с горечью восклицает: „О если б мне знать, произнесу
ли я хоть одну касиду, не высказывая в ней жалоб и упреков на
судьбу!".*?
Что же именно создавало у ал-Мутанаббй такое мрачное настроение,
вызывавшее у него мрачные тона даже в какой-нибудь хвалебной оде?
1 Йатймат ад-дахр, I, стр. 124, 3—4. Один его стих (см. диван, 383, 2), по мнению
Ибн 'Аббада, мог бы вызвать нескончаемую полемику суфиев, если бы попался в
изречениях Джунайда или аш-Шиблй (см.: Йатймат ад-дахр, I, стр. 124, 13—15).
2 Йатймат ад-дахр, I, стр. 124, 18. Ср. еще „Хизанат ал-адаб" (I, стр. 383), где
автор указывает целый ряд стихов с различными „еретическими" тенденциями,
приписывая их влиянию некоего Абу-л-Фадла ^і-«члДі-Х^.J1 ^^ в Куфе, который ^^А
J.HO Lai* <*Л*о1а. Склонности ал-Мутанаббй к ^XscJl y\sLs.j jJU-Jl JUo>\ посвящает
почти весь последний отдел (*-^^ ^\ £>.-"> іа-* ^в) своего трактата один из его лучших
критиков Абу Касйр (см.: ^^-ьмлЛ ^^ ^.ddl ^l уя£з ^ U ^У* ^ь>^\ <^«^-*->
\ ^aJL — рукопись Учебного отделения, № 84 по каталогу В. Р. Розена,
л*. 69 а—74 6).
3 Йатймат ад-дахр, I, стр. 145, 5—6 с целым рядом примеров на стр. 147—153.
4 См., например: диван, 439, 1; 699, 1. Некоторую пародию на классические
образцы,' напоминающую отчасти Абу Нуваса, можно видеть на стр. 737, 35, равно как
738, 39. Ср.: I. Goldziher. Abhandlungen zur arabischen Philologie, I,
^стр. 145—146.
5 Изд. Dieterici, стр. 39, 7.
6 Там же, стр. 663, 15.
Ал-Мутана66и и Абул-Ала
69
Исходным пунктом его пессимизма является, повидимому, мысль
о смерти и необходимости уничтожения, которая одинаково тяготеет
над всем живущим. К этой мысли он возвращается очень часто,
выражая ее иногда в красивых, даже с общечеловеческой точки зрения,
образах. „Смерть — это вор с незаметной фигурой, который хватает без
рук и мчится без ног; отец львенка отгоняет от сына целый отряд, но
при самом рождении оставляет его (беспомощным) в жертву муравьям".1
„Если я и уцелел от (этой) болезни, то все же не быть мне вечным;
я избавился от смерти (в этот раз), чтобы встретить ее в другой".2
„Всякому человеку придется лечь на такое ложе, где нельзя
повернуться боком: там забудет он все, чем восхищался в себе самом,
забудет и страдания, причиненные ему смертью. Мы — сыновья мертвецов,
почему же мы отказываемся от того, что все равно придется выпить?".3
„Наши руки скупятся отдать душу в жертву времени, между тем как
они давно уже им захвачены. Если бы влюбленный подумал о
конечном результате той красоты, которая теперь его воспламеняет, — она
перестала бы восхищать его. Стоит заметить первый луч солнца на
востоке, и ни одна душа не будет сомневаться, что увидит его на западе".4
„О дети нашего отца! Мы ведь обитатели жилищ, над которыми постоянно
каркает ворон разлуки. Мы плачем, расставаясь с миром, но ведь нет
такого общества, которого этот мир не разъединил бы, хотя раньше и
сам собрал его. Где могучие хосрои, набравшие сокровищ, которые не
уцелели, как не уцелели и они сами? (Они принадлежали к тем),
войскам которых было тесно на равнине, пока их самих не захватил
и не сжал тесный ров. Они немы, если и позвать их; они
точно не знают, что речь им дозволена и не запрещена. Смерть все
равно приходит, хотя бы считать душу сокровищем, ослепленный же
своим достоянием — глуп".5 „Куда девались те, которыми построены
пирамиды? Что же это был за народ? Когда они погибли? Почему совершилось
их падение? Памятники остались на время после своих строителей, но и их
постигнет уничтожение, и они последуют за людьми".6 „И до нас люди
разлучались с дорогими их сердцу: ни один врач не нашел лекарства
против смерти. Нас опередили в этом мире, а если бы прежние
обитатели его жили — мы были бы лишены возможности и прийти, и уйти.
1 Там же, стр. 411, 17—18.
2 Там же, стр. 680, 40.
3 По мнению ал-'Амлдй в „ал-Ибана 'ан сарикат ал-Мутанаббй лафзан ва ма*нан"
(рук. Учебного отделения, № 83 по каталогу В. Р. Розена, л. 26 б) идея этого стиха
заимствована у Абу-л-'Атахии, который сказал:
(В изд. Шейхо этого стиха нет).
4 Изд. Dieterici, стр. 782, 8-11, 783, 13-14.
5 Там же, стр. 39, 7—40, 12.
6 Там же, стр. 712, 8—9.
70
Арабская средневековая художественная литература
Приходящий завладевает миром, как грабитель, а уходящий расстается
с ним, как ограбленный".1 Если смерть и щадит кого-нибудь, то лишь
на время; она, по словам ал-Мутанаббй, немилосердна и к тем, кто
может считаться ее помощником: „Больше других блюдет свой завет
с проходящими та смерть, которая обреченного ей губит после седины".2
„Ты изменила и тому, — говорит поэт в другом месте, — с которым
уничтожила столько толп и благодаря которому заставила смолкнуть
столько (вражеских) кличей".3
Эта гнетущая мысль, как будет еще неоднократно видно дальше,
повторяется у ал-Мутанаббй в самых разнообразных формах и едва ли
она была для него пустым звуком или простой реторической фигурой.
Хотя какую-нибудь попытку, если не решения, то способа примириться
с этим звеном в цепи мировых загадок, ал-Мутанаббй мог найти или
в положительной религии, или в какой-нибудь созданной им самим
теории. Не безынтересно выяснить, каким путем он принужден был пойти
и насколько ему удалось среди бездонного моря отрицания создать что-
нибудь положительное.
При вопросе об отношении ал-Мутанаббй к религии прежде всего
вспоминается бродячая легенда о происхождении самого прозвища,
давно уже попавшая из арабских источников во все истории арабской
литературы. Сущность ее, как известно, сводится к тому, что Абу
Таййиб в молодости объявил себя пророком (LjJ) в какой-то пустыне
(oJ«L*~ или AaJL) около Химса и пытался основать новую религию.
Некоторое число приверженцев ему действительно удалось найти, но
вскоре известие дошло до эмира Химса, который и заключил юного
пророка в тюрьму. Ал-Мутанаббй скоро раскаялся в своем заблуждении и
карьере пророка предпочел поэтическую, хотя прозвище удержалось за
ним навсегда. Такова ходячая версия. Не имея достаточных данных для
полного отрицания факта, положенного в ее основание, я позволю себе
указать лишь несколько пунктов, заставляющих сомневаться в его
исторической достоверности.
Первым источником, упоминающим эту легенду, является, насколько
мне известно, Абу сАлй (ал-Фарисй, ум. в 987 г.), почти современник
ал-Мутанаббй (ум. в 965 г.), мнение которого приводит Ибн ал-Анбарй.4
Он, однако, выражается очень осторожно5 и, повидимому, не слишком
настаивал на этом факте, как видно из того, что даже его любимый
^зд. Dieterici, стр. 468, 4—6. На достоинства трех последних стихов обращает
внимание Абу Касйр, автор „Танбйх ал-адйб 'ала ма фй ши'р Абй-т-Таййиб мин ал-хасан
ва-л-ма'йб" (рук. Учебного отделения, № 84 по каталогу В. Р. Розена, л. 10 а).
2 Там же, стр. 468, 8.
3 Там же, стр. 607, 4.
4 Нузхат ал-алибба, изд. каирское 1294 г., стр. 369.
5 „Слыхал я, как некоторые в Халебе рассказывали" ^^с*^ ѵ—-Uä^ IjÜa. CUä^.^
Ал-Мутанабби и Абу-л- Ала 71
ученик Ибн Джиннй держался другого взгляда.1 Следующий по
времени, тоже довольно ранний автор — ас-Сасалибй (ум. в 1038 г.) —
говорит слишком неопределенно и притом различно в двух местах: в одном2
он приписывает его попытке, повидимому, политический характер, что
можно видеть уже по самым выражениям;3 на следующей странице он
пользуется, правда, глаголом LjJ, но выражается еще более осторожно,4
приводя к тому же рядом расходящееся с этим мнение Ибн Джиннй.
Последующие источники, основываясь главным образом на ас-Са'алибй,
говорят более категорично:5 Ибн Халликан (ум. в 1282г.), от которого,
повидимому, это известие попало и в европейские источники,6 зная про
другие объяснения, добавляет <*») Jj.^.7 Однако главный и наиболее
авторитетный источник биографии поэта — его диван — заставляет в этом
сильно сомневаться: прямых намеков на такой факт в жизни поэта нигде
не имеется, а бесследно пройти едва ли он мог у ал-Мутанаббй, который
стал сочинять стихи, еще будучи в мектебе.8 Единственное
произведение, дающее указание на его заключение в темнице, — это касйда на
стр. 80—84 дивана, но из нее именно ясно, что ал-Мутанаббй считал себя
невинно пострадавшим и винил в своем злоключении донос каких-то
евреев.9 Очень вероятное объяснение этого факта дает Абу-л-сАла,
приписывая несчастие поэта тоже доносу, основанному притом на обвинении
скорее в государственном, чем в религиозном преступлении.10
Позднейший комментатор ал-гУкбарй в заголовке касиды равным образом
упоминает про донос.11 Если отсутствию указаний в диване и не придавать
1 О нем речь ниже.
2 Йатймат ад-дахр, I, стр. 79, б—5 сн.
3 Lcftä Л-Хл^о ^І Uo; &3^9>> у*\; _. a-Ü ^х» А«* л-А Lo и т. д.
***» .. "?•*
4 „Рассказывают, что он в юности объявил себя пророком" — ^э Lwlb* <*о\ ^^-»^,
.о І-^иО
5 См., например, Иакут (ум. в 1229 г.) в дополнении к берлинской рукописи ал-Вахидй
(изд. Dieterici, стр. 876 в конце).
6 См., например: J. Hammer, ук. соч., предисловие.
7 Изд. Wüstenfeld, № 49, стр. 64, ю. Из поздних писателей довольно
неопределенно выражается автор „Хизанат ал-адаб" (I, стр.
8 См.: ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 15.
9 Изд. Dieterici, стр. 84, 26. Этот намек интересен потому, что ал-Мутанаббй еще
раз возвращается к козням евреев в другом произведении (122, 9): повидимому, они
в его жизни играли действительно какую-то непривлекательную роль.
10 Му'джиз Ахмед, рукопись Азиатского музея, В 20 („Notices sommaires",
№ 276, л. 57 а: <кЛя> І^ЗсЦ^ о^""*"^ (J^ *■■? Ь^З °^ ol^o ^з еуэ ^&^
11 Каирское изд. 1308 г., I, стр. 210: &^^.sc$ £>LkLt*J\ (J,I e^.s <^o ^ІЬ* ^Эа J^*
72 Арабская средневековая художественная литература
еще решающего значения, то можно обратиться к целому ряду других
данных. В берлинской рукописи ал-Вахидй имеется свидетельство о том,
что сам ал-Мутанаббй отрицал свое выступление пророком;1 по словам
Ибн ал-Анбарй, распространенное толкование прозвища он приписывал
своим зложелателям.2 Все это дает некоторое основание склоняться
к объяснению Ибн Джиннй, самого раннего комментатора ал-Мутанаббй
и его современника (ум. ок. 1002 г.), который был в близких
отношениях к поэту и пользовался его уважением как литератор.3 По этому
объяснению ал-Мутанаббй получил свое прозвище за один стих, в
котором он сравнивает себя с пророком Салихом среди самудян.4 Такое
именно толкование Ибн Джиннй приводят три источника: ас-Сасалибй,5
ал-Вахидй6 и ал-'Укбарй.7 Ал-Вахидй высказывает то же мнение и
самостоятельно относительно однородного стиха.8 Ал-Музаффар ибн сАлй,
автор известной элегии на смерть ал-Мутанаббй, придает его прозвищу
аллегорическое толкование.9 Такой же оттенок имел в виду, вероятно, и
Абу-л-сАла, называя свой комментарий „Мусджиз Ахмед". Все это
позволяет мнению историков, высказываемому далеко не категорично,
противопоставить мнение всех комментаторов,10 иногда ссылающихся на слова
См. у Болена (P. a Bohlen, ук. соч., стр. 12).
2 Нузхат ал-алибба, стр. 370: на упрек Ибн Халавайха в присвоении подобного
наименования а,л-Мутанаббй отвечал: <к± ^і^&Л^ Ц.ІЦ «^JJ^ ^*^ £>\ <^-^»П CU-<*J
•L5^ J^Jl ^.j-?. СУ*
3 Ибн Халликан, № 423, стр. 130—131. Еще больше значения приобретает
показание Ибн Джиннй, если вспомнить, что он в течение 40 лет был учеником Абу \Алй ал-
Фарисй (Ибн ал-Анбарй, ук. соч., стр. 408), о мнении которого речь уже была.
4 Ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 35, 36: gJUa* «-^.^ <*ИІ l^j^* £-ol ^ til
5 Иатимат ад-дахр, I, стр. 80, 5—3 сн. Здесь Ибн Джиннй ссылается на слова самого
ал-Мутанаббй: Ц-il J^-H «^*™3 ^ CUä^-co ,JIS ^-^- cri £>'"*-*■* С^**-^ ^ і^^-у
,£J1 ÜLol ^Js Ы . . . cJ_^aJ L_5^x^^Jb CU^äJ
6 Изд. Dieterici, стр. 35, 36.
7 Каирское изд., I, стр. 201, 5.
8 Изд. Dieterici, стр. 32, 18:
^_4т—*._.Ji £) ^^ ^>4A*^J1 eUU-£ * vi дЛіі ^\»Л—> ^j—«l—Ä—О L.^C.
См.: ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 3, 17—18; Йатймат ад-дахр, I, стр. 164, 1—5; F.
Dieterici, ук. соч., 74. Аналогично с ал-Музаффаром выражается и один испанский поэт 'Абдал-
джалйл Андалусский: „Ал-Мутанаббй на диво стал пророком в стихах" (,JaJ^XJb £** U-^o).
См.: Ибн Халликан, № 49, стр. 66, 12.
10 Лексикографы самостоятельного мнения не высказывают и ограничиваются
констатированием наличности разных толкований. Автор „Тадж ал-'арус", например,
приведя обычную версию (I, стр. 122), говорит: о^*^ «AJCä-Los 'оу^ « *-*J \~*ä\ lJ-^Ц
£J1 ^.-JlX^Jl ^ІЬ ^bJI *£ *J <J"£* ^f) 4*Xä%ä-* <JU.£* ^.Xfr^b, а затем передает
известное мнение ал-Вахидй со ссылкой на слова Ибн Джиннй.
Ал-My та на 66и и Абу-л-Ала
73'
самого поэта, и высказать предположение, что основой для легенды
о пророчестве ал-Мутанаббй послужил действительный факт его
заключения в темницу; самая же легенда была измышлена ad hoc и
представляет, нечто вроде народной этимологии прозвища.1 То или иное решение
вопроса не вносит существенной разницы в оценку отношений
ал-Мутанаббй к религии: если факт действительно имел место, значит
ал-Мутанаббй не считал Мухаммеда хйтим ал-анбийй в противоположность
установившемуся мнению общины; если это только легенда, — она
интересна как показатель взгляда на ал-Мутанаббй — вольнодума, взгляда,
сложившегося уже в следующем за ним поколении.
Такой взгляд мог-находить некоторое основание, как сейчас будет
видно, и в самых произведениях ал-Мутанаббй. Его скептицизм в религии
не отличался, правда, особой глубиной в противоположность Абу-л-гАла:
в большинстве случаев он не идет дальше обычного легкомыслия и
нередко объясняется просто смелостью поэтических образов. Иногда, на
наш взгляд, в них нет даже ничего особенного, однако негодующие
замечания комментаторов показывают, что такие фразы были далеко не
обычным явлением в мусульманской литературе. В большинстве случаев
эти смелые выражения проскальзывают в прославлении какого-нибудь
героя. Описывая его достоинства, ал-Мутанаббй говорит: „Если б в день
боя его меч встретил голову Лазаря, тогда бессильным оказался бы и
Иисус.2 Если бы пучина моря была похожа на его десницу, тогда нельзя
было бы рассечь ее для прохода Моисею.3 Если б у огня был блеск его
лба, то он стал бы обоготворенным и весь мир превратился бы в магов-
огнепоклонников".4 В другом месте он говорит: „Ошибается тот, кто
считает (только) Коран чудом; чтение тобою его сур такое же чудо".5
В лице своего героя ал-Мутанаббй видит мощь от разлитого света-
Творца, заменяющую собой и чудеса и пророков.6 В поступках он
1 В последнее время вопрос о происхождении прозвища поэта Барбье де Менар
затронул в статье „Surnoms et sobriquets dans la litterature arabe" (JA, Serie 10, t. X,
1907, стр. 202). Ограничиваясь указанием мнения Ибн Халликана, автор добавляет, что
он не приводит других объяснений, хотя и отмечает их существование. У ан-Нававй,
однако, на которого Барбье де Менар ссылается, есть и объяснение Ибн Джиннй (изд.
Wüstenfeld, Wo). В цитате из „Хизанат ал-адаб", I, стр. 302 опечатка, так как
приведенный у меня выше отзыв об ал-Мутанаббй находится на стр. 382.
2 Изд. Dieterici, стр. 96, 13. Комментируя этот стих, ал-Вахидй с негодованием
замечает: ^ХаЛ ^уо ^uib >^яі J»LdL J^ä- IJjb.
3 Там же, стр. 96, 19. Ал-Вахидй говорит: ^іХЖ ^іаЛ^ LLä^JI ^^o L*äJ>%l ItXA^
Al*2. Абу Касйр, автор „Танбйх ал-адйб", выражается категоричнее: J^-si vXjlJ ^-^äJ
Цз-АІ^ ^лМ^ LaUäx> ^х£і ovX^häJÜI ОѵЛА ^^olscx) <к* >2"* LkLsl OloMl о*лл ^s
^-*Jwccw*JL li GL A.sb*Loft A.J öUil ysJ> ІлЦу^^ (рук. Учебного отделения, № 84,,
л. 26 б).
4 Изд. Dieterici, стр. 96, 20.
5 Там же, стр. 281, 26.
6 Там же, стр. 778, 29.
74 Арабская средневековая художественная литература
.является более энергичным, чем решение Аллаха.1 Если был или будет
подобный такому герою, ал-Мутанаббй готов отказаться от ислама.2
„Если бы твое знание Аллаха,— говорит он, обращаясь к другому лицу,—
было распределено среди людей, тогда Аллах не посылал бы пророка;
если бы твои слова были постоянно среди них, тогда не были бы
ниспосланы ни Коран, ни Тора, ни'Евангелие".3 Его герой напоминает
похороненного Лазаря, а память о нем — Иисуса, так как она постоянно
оживляет самый образ.4 Если бы апостолы христиан увидали Сайф ад-
даулю, они по убеждению ал-Мутанаббй основали бы созданный ими
закон на любви к последнему.5 В одной большой касйде у ал-Мутанаббй
есть три стиха, направленные против христиан.6 Описывая в них бегство
византийцев, ал-Мутанаббй говорит: „Они утверждают, что (их думу-
стук) вернется, а вместе с ним придет и коронованный царь. Оба они
молят о помощи того, которому поклоняются, а сами они признают, что
он был распят. Они думают, что (Иисус) защитит их от испытанной им
самим (смерти). О люди, (взгляните) на такое диво!".7 С такой же
легкостью ал-Мутанаббй относится и к мусульманским верованиям: „Ты
велик, — говорит он своему герою, — и будь ты доверенным (Аллаха), тогда
остался бы без дел Гавриил".8 Однороден с этим и следующий стих:
„Как Адам может быть родоначальником людей, а твоим отцом
Мухаммед, когда ты объединяешь в себе и духов и джиннов?".9 Иногда такое
1 Изд. Dieterici, стр. 127, з. Ал-Вахидй прибавляет: *Ua-i£JI AäJL.* ^л> ЦчДа
2 Изд. Dieterici, стр. 592, 18. Ал-Вахидй выражается об этом стихе довольно
характерно: ^* *&& J-is- ^sIscao* {^> SSj ^s- <J^X£ ^_5<>Jl ^эЦ^І f-wX-*J\ £y* \Sjb
^.^oJl ySLJuJ\; строже судит Абу Касйр в „Танбйх ал-адйб" (рук. Учебного отделения,
№ 84, л. 45 а): <JlLo >у*-^ <^-*-* %*-1у?^) е^Л)і 2*о*л> ^JIUX^I <A..*i CX^Ji IJjb
3 Изд. Dieterici, стр. 230, 44, 45. Ал-Вахидй опять критикует стих: £j*S-& ß -^^^
.^ХУ> ^уо ^изЬ >^лі ^xil \^IäJ^ Ja^il^ сг^Ч^
4 Там же, стр. 117, 13.
5 Там же, стр. 453, іб.
6 Они несколько напоминают известное стихотворение Абу-л-*Ала ^ßy^SJ CX^ä*.
В подлинности его, впрочем, Кремер сомневается (А. Kreraer. Über die
philosophischen Gedichte, стр. 4, прим. 2).
7 Изд. Dieterici, стр. 622, 36—38.
8 Там же, стр. 240, 2. Ал-Вахидй добавляет: ІДэ ^s- <JA3 ^Лг^ ЗзЦьЗ 3 ^у^ І^А
.<J.£* ДІІа-<^ £?*?<, ал-'Укбарй же, не считая достаточным и этого отзыва, к фразе
ал-Вахидй прибавляет еще: r-*-^ ^^} ^J* «J^. U^ (Hi 416, іб). Не лишен остроумия
отзыв Абу Касйра: ^lft «Ui\ ^**> J)jaä. ѴіуХ^^л < >Uä. ^s- ojL***ä- <^^i \J^a^
^^2*. Л.-0-^ol ,jpJO £}\ ^oJ A-Jft о-Гг**0^^ гЗТ^ ^-*гА-? Cj\J L**o ^^^ Ч-^ *У"*3 ^Д""°с.
.АиоІХ-о ^оАІ (рук. „Танбйх ал-адйб" Учебного отделения, № 84, л. 49а).
9 Изд. Dieterici, стр. 79, 39.
Ал-Му танабби и А6у-л- Ала
75
стремление к ошеломляющим фигурам заводит ал-Мутанаббй еще дальше
и вызывает у комментатора взрыв негодования. В одном стихотворении,
описывая встречу со своим героем, ал-Мутанаббй говорит, что от радости
не верит собственным глазам: „Я вижу воочию, хоть готов думать, что
сплю; но кто видал во сне Аллаха? Между тем я вижу (теперь) его!".1
В другом месте, описывая бегство византийцев, он говорит, обращаясь
к Сайф ад-дауле: „Ты не царь, обративший в бегство себе подобного;
ты само единобожие, от которого бежит многобожие".2 В одном из
более поздних произведений он решает, что власть героя и его
могущество служат доказательством единства Аллаха и его справедливости;3
всех людей он считает язычниками, а единобожниками только рабов
своего героя.4 Ал-Мутанаббй договаривается до того, что именем своего
героя прогоняет самого Иблйса,5 а в одном месте он прибегает к игре
выражениями Корана, вызвавшей оживленную полемику комментаторов:
„Аллах оказал честь земле, в которой ты обитаешь; он оказал честь
людям, создав тебя человеком".6 Иногда задевается и Мухаммед;
величайшим чудом его поэт считает то, что восхваляемый герой ведет от
него свое происхождение.7 Не стесняется ал-Мутанаббй и с верованием
в грядущего ал-Махдй: „Если ал-Махдй — тот, руководительство
которого ясно, то им и является наш герой; если же нет, что после этого
может значить и руководительство, и самый ал-Махдй? Время уж
неоднократно повторяет нам это обещание и все-таки обманывает, (не желая
дать) находящегося у него в руках капитала".8 Те же самые фигуры,
что и к своим героям, ал-Мутанаббй иногда применяет и к себе,
нисколько не смущаясь чересчур смелыми выражениями. Такой характер,
например, носят два уже упоминавшиеся стиха, за которые он получил
свое прозвище: „Моя жизнь в Нахле такова же, как жизнь Христа
среди евреев", говорит он в первом,9 выражаясь еще сильнее во
втором: „Я среди этих людей, да погубит их Аллах, такой же чудак, как
Салих среди самудян".10 Иногда такие заявления звучат нескрываемой
1 Там же, стр. 20, 16. Ал-Вахиді разбивает этот стих по всем пунктам:
2 Там же, стр. 555, 39.
3 Там же, стр. 731, 35.
* Там же, стр. 766, 49.
5 Там же стр. 97, 23.
6 Там же, стр. 276, 41.
7 Там же, стр. 331, 26. Полемика комментаторов о качествах этого стиха
занимает у ал-Вахидй почти целую страницу.
8 Там же, стр. 757, 32—33.
9 Там же, стр. 32, 18.
10 Там же, стр. 35, 36. Не одобряет этого стиха и автор „Танбйх ал-адйб" (рук.
Учебного отделения, № 84, л. 19 б) М ^Л £л>\ ^» U\ (Ь\Л^иаА.И oJ^a =) Цу.>_^* {^j
76 Арабская средневековая художественная литература
гордостью, которая вообще присуща ал-Мутанаббй в сильнейшей степени:
„Я тот, при помощи которого Аллах разъясняет достоинство людей:
человек ведь очутится там, куда он сам себя поместит".1 Все приведенные
примеры, как можно видеть, не отличаются особой глубиной мысли и
указывают только на легкомысленное отношение к религии с
мусульманской точки зрения. Иногда слишком смелая фраза вызывается не
героем, а дамой сердца: „Слюна ее для моего рта слаще, чем формула
единства Аллаха", — говорит он в одном месте.2 Иногда ал-Мутанаббй
заходит, впрочем, в своих идеях дальше. „Таково решение Аллаха
всевышнего, которое ему угодно, — говорит он, — как часто воля его
направляется на зло!".3 Что религия не давала ему удовлетворения и в более
существенных пунктах, видно из его отношения к загробной жизни.
Прямого отрицания ее, как у Абу-л-'Ала, у него нет, но по некоторым
частным замечаниям можно заключать, что и у ал-Мутанаббй не было
непосредственной веры в нее. В одном месте он говорит: „Пользуйся
теперь сном или бессонницей и не надейся дремать под могиЛьной
плитой; ведь третье состояние не обнимается твоими понятиями сна и
пробуждения".4 Ибн Джиннй, упоминая про этот стих, торопливо
прибавляет: „Я надеюсь, он не хотел сказать этим, что могильный сон не
имеет пробуждения".5 Одно это поспешное замечание показывает, что
из стиха ал-Мутанаббй можно вывести непосредственно именно такое
заключение. „Люди разногласны во всем, — говорит поэт в другом
месте,—и согласие существует среди них только в гибели. Относительно
характера этой гибели они опять разногласны: одни говорят, что душа
человека остается невредимой, а другие, что она участница
человеческого тела в гибели".6 Сам ал-Мутанаббй, повидимому, склонялся к
последнему, так как в другом стихотворении он уже от своего лица говорит:
„Наши души ведь созданы из воздуха, равно как тела из праха".7
Такое же отрицание загробной жизни, по мнению некоторых
комментаторов, заключает его стих: „Скорбь до разлуки с душой бессильна;
после разлуки же не будет никакой печали".8
Весь ряд приведенных примеров показывает, что верующим
мусульманином ал-Мутанаббй не был и в исламе он не мог найти для себя
1 Изд. Dieterici, стр. 364, 13.
2 Там же, стр. 30, 6. Ал-Вахидл добавляет: Jo*. j^Utj^ i»Lsi IJ^A^. Для параллели
можно вспомнить отмеченные мной (ЗВО, XVIII, 1908, стр. 92) аналогичные стихи
Абу-л-'Атахии, навлекшие на него обвинение в зиндикизме.
3 Изд. Dieterici, стр. 878, 19.
4 Там же, стр. 680, 41—42.
5 Йатймат ад-дахр, I, стр. 125, 9.
6 Изд. Dieterici, стр. 612, 42—43.
7 Там же, стр. 783, 12.
8 Там же, стр. 353, 32; ал-'Арудй видит в этом даже илхад, ал-Вахидй защищает
противоположное мнение. Быть может, эта мысль кроется в упоминавшемся уже стихе —
стр. 782, 9.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала 77
решений мировой загадки. С другой стороны, на здешнюю жизнь, как
только на предварительную ступень к загробной, он смотреть не мог,
так как утратил непосредственную веру в последнюю. Оставалось,
таким образом, только в самой жизни найти ответы, но и это, как сейчас
будет видно, поэту не удавалось. Размышление привело его почти к
полному отрицанию, не дав, как и обыкновенно, ничего положительного.
Намеков на какую-нибудь систему у ал-Мутанаббй, конечно, нет, как
нет такой системы и у Абу-л-сАла;] все приходится восстановлять здесь
по отрывочным указаниям.
Социальные условия своего времени не могут дать успокоения ал-
Мутанаббй, для этого он слишком хорошо знает людей: „Если человек
толковый испытал людей,— говорит ал-Мутанаббй, — так все-таки он их
только попробовал, а я наелся: я увидал, что вся их любовь сводится
к обману, вся их вера — одно лицемерие".2 „Мы живем в такое время,
когда непричинение зла со стороны большинства людей можно считать
милостью и благодеянием".3 „Уменьшилась верность: не встретишь ты ее
в обещаниях; редка стала правдивость в сообщениях и клятвах".4 „Если
судьба вырастит древко, человек непременно насадит на него копье".5
Вспомнив про сильное национальное самосознание поэта, на которое
указывал и Гольдциѳр/ можно понять, что современное положение
халифата не представлялось для ал-Мутанаббй утешительным: на эту тему
у него есть, между прочим, несколько стихов, отчасти напоминающих
Ц^> ^--Ц*^ Абу-л-'Ала.7 В нем он, между прочим, говорит: „Есть ли на
этом свете место, где поселившийся человек был бы доволен своими
соседями? Перепутались теперь люди и звери; отпущенники стали
похожи на благородных".8 Огорчение этим поэт высказывает не раз:
„Я ругаю людишек этого времени, где самым ученым является заика,
самым проницательным — дурак; благородным — собака, зрячим — слепец.
Самый добрый — спит, как пантера,9 храбрец — труслив, как обезьяна".10
При таком взгляде единственным выводом является принцип одиночества,
и это — одно из немногих положительных указаний, которое дает ал-
Мутанаббй: „Будь настороже по отношению к людям, но скрывай
1 У последнего, впрочем, с некоторой натяжкой можно считать за таковую
известное стихотворение ^.vXJL <J.£aJ\ Ja*** О^ьХІ (Лузумйиат, I, каирское изд.,
стр. 232—234), подавшее повод к его переписке с Ибн Абу 'Имраном.
2 Изд. Dieterici, стр. 429, 36—37. Идея этих стихов, по мнению ал-'Амидй (ал-Ибана,
рук. Учебного отделения, № 83, лл. 18 6—19 а), заимствована у поэта ал-Хубзуруззй.
3 Изд. Dieterici, стр. 711, 45.
4 Там же, стр. 723, 35.
5 Там же, стр. 671, 5.
6 I." G о 1 d z i h е г. Muhammedanische Studien, I, стр. 152.
7 Лузум ма ла йалзам, II, стр. 335.
8 Изд. Dieterici, стр. 689, 2—3.
9 По-русски колоритнее было бы „как сурок".
10 Изд. Dieterici, стр. 298, 6-7.
78
Арабская средневековая художественная литература
это; пусть тебя не вводит в заблуждение улыбающийся рот. Не жалуйся
никому, чтобы не вызвать злорадства и чтобы жалоба твоя не была
похожа на жалобу раненого воронам и коршунам.1 Твой друг — ты сам,
а не тот, кого ты называешь другом, хотя бы с его стороны и много
было ласковых речей".2 Ту же самую мысль ал-Мутанаббй выражает
более фигурально в следующем стихе: „Друг мой только тот, сердцем
которого чувствую я сам, смотрю же я лишь тем взором, которым
видит он".3 Повидимому, и сам ал-Мутанаббй проводил этот принцип
в жизнь; по крайней мере, он часто к нему возвращается: „Я занят
неотвязной мыслью — один без друзей во всех странах: когда велика цель,
тогда ведь мало помощников".4 „Друзья мои вместо людей — печаль и
слезы; если я утрачу и всех, любимых мной, им — нет утраты".5 В
другом месте он хвалится своей выдержкой: „Твое терпение и улыбка
обманывали многих приятелей, видевших тебя, но не видавших того, что
происходило внутри. Сердце отдало приказ языку и векам, они скрыли
горе; довольно уж и того, что тело давало о нем знать".6 Таким
образом, среди людей ал-Мутанаббй не может найти успокоения; ближайшее
знакомство с ними способствует только развитию пессимистического
скептицизма.
Однако не люди дают основной тон мрачному настроению
ал-Мутанаббй: ведь человек только прилаживает острие к тому, что выращивает
какая-то неведомая сила. Мрачное настроение и вызывается именно этой
царящей в мире непостижимой судьбой или роком, одним из проявлений
которого по отмеченному уже мнению ал-Мутанаббй является смерть.
Чем больше присматриваться к действиям этой судьбы, тем больше они
кажутся непонятными и бессмысленными, в лучшем случае
происходящими под влиянием слепых причин, и почти всегда направленными на
несчастие человеку. „Рука (судьбы) доберется к тебе; для нее одинаковы
и серый сокол, и пятнистая ворона".7 „Пастух скота умирает со своей
глупостью, как умирает Гален со всеми знаниями; иногда жизнь первого
даже удлиняется и ему предоставляется даже большая безопасность со
своей семьей".8 „Я видал разные превратности судьбы; я видал, что
старик не умирает и что чернота (волос) не защищает от смерти".9
В другом месте он восклицает с горечью: „Неужели судьба никогда
хоть по ошибке не сделает для меня того, что я увижу врага удален-
1 Изд. Dieterісі, стр. 722, 34—35.
2 Там же, стр. 161, 7.
3 Там же, стр. 508, 5.
4 Там же, стр. 462, 8—9.
5 Там же, стр. 299, 12.
6 Там же, стр. 732, 2—3.
7 Там же, стр. 714, 25.
8 Там же, стр. 783, 15—16.
9 Там же, стр. 341, 6.
Ал'Мутанабби и Абу-л-Ала 79'
ным, а друга вблизи?".1 „Нет, — отвечает он сам, — нрав здешнего мира
отказывается дать нам долголетнего друга, как же мне требовать такого,
которого он уже отнял?".2 „Часто человек думает, что он дошел до
зенита (своих несчастий), но судьба поразит его неожиданным событием".3
Вообще ал-Мутанаббй отказывается признавать за этой силой разумность:
„Я не думаю, — говорит он, — что действия судьбы заслуживают похвалы
или порицания: их нападение на нас совершается не по неразумию; когда
они удерживаются (от вреда) — это бывает не из благоразумия. Герой
вернется к тому же (небытию), в котором и был; он вернется, как
появился, и убавит (число людей), как прибавил".4 Какова бы она ни была —
разумной или неразумной, эта сила свое действие оказывает; кроме
смерти и уничтожения, она заметна в том бесследном исчезновении иі
невозвратности всего прошедшего, мысль о чем гнетет ал-Мутанаббй
не меньше мысли о смерти. „Как я могу наслаждаться вечерней или^
утренней зарей, — говорит он, — если никогда не вернется тот ветерок,
который когда-то дул?".5 „Исчезнувшей юности ведь нельзя воротить,,
а прошедший день не повторится".6 Переменчивость судьбы застает
врасплох,7 и никакие усилия ни от чего не спасут: „Я хотел бы добиться
от времени такого (постоянства), которого не может добиться оно и для*.
себя. Пока душа сопряжена с телом, относись к своей судьбе
безразлично: радость, которую ты можешь испытывать, не будет постоянной,
а сожаление никогда не вернет тебе утраченного. Как губительно для
влюбленных, что они любят, не зная здешнего мира и не
задумываясь о нем. Очи их тускнеют от слез, а душа стремится вслед за
противными, у которых красивые личики".8 Без такого сознания может быть
и сама жизнь не казалась бы такой мрачной: „Когда старик
отплевывается от жизни, ему надоела не она сама, а собственная дряхлость.
Прикрасы жизни — здоровье и молодость: когда они отвернутся от
человека, сам он отвертывается от жизни. Здешняя жизнь всегда отнимает
то, что дает; если бы щедрость ее хоть иногда была скупостью! Тогда бы
она избавила нас от радости, которая оставляет в наследство печаль,,
избавила бы и от друга, изменяющего своему приятелю (в момент смерти).
Здешняя жизнь — это красавица, которую любят, несмотря на все ее
коварство, хотя она не держит слова и не постоянна в своих
привязанностях. У нее все свойства красавиц; я не знаю, не поэтому ли
1 Там же, стр. 660, 2-
2 Там же, стр. 641, 3.
3 Там же, стр. 612, 40.
4 Там же, стр. 260, 1—2.
5 Там же, стр. 472,5. Достоинства этого стиха восхваляет Абу Касйр (Танбйх.
ал-адйб, рук. Учебного отделения, № 84, 10 б).
6 Изд. Dieterici, стр. 138, 7.
7 Там же, стр. 709, 30 б.
8 Там же, стр. 667,2—668, б.
яо
Арабская средневековая художественная литература
люди дали ей имя женского рода".1 Никогда человек не добьется
от нее исполнения своего желания и всегда от одной цели будет
переходить к другой,2 не видя осуществления своих мечтаний: „ведь и ветры
дуют не в ту сторону, как нужно кораблям".3 Так шло испокон веков:
„И до нас люди возились с этим временем, — говорит ал-Мутанаббй, — и им
оно причиняло те же огорчения, что нам. Все они ушли, одинаково
подавившись им, хотя некоторых оно по временам и радовало".4 Иногда
эта „болезнь" кажется ал-Мутанаббй новой,5 а прежнее время
представляется ему лучшим. Тогда он дает шутливое объяснение такого факта:6
„Срок мой проходит. Если бы моя жизнь протекла в другом народе из
лрежних поколений! Они ведь пришли, когда это время было еще юным
и могло их радовать; мы же явились, когда оно состарилось. (Чего же
путного можно ожидать от старости?)". Но эта шутка не дает, конечно,
удовлетворения, и часто у ал-Мутанаббй вырываются более мрачные
определения: „Если юность — опьянение, если старость — одно горе,
тогда сама жизнь не что иное, как смерть".7 Хотя „остановка в этом
мире и кратковременна",8 но сама смерть иногда легче ее.9 Больше всего
душевных страданий от невозможности найти удовлетворительный ответ
на вопросы бытия приходится переживать именно человеку мыслящему,
у которого хоть раз на его несчастиё появилось стремление разрешить
эту загадку. Спокойствия он не добьется в будущем ни на минуту,
потому что „тот, у кого во рту (болезненная) горечь, найдет горькой и
прозрачную воду", — говорит ал-Мутанаббй.10 „Жизнь (кажется) ясной
только для глупца или для невнимательного к тому, что прошло или что
ожидает в будущем".11 „Только печальные мысли заставляют худеть
человека; они делают седым локон юноши и обращают его в старика.
Глупец благоденствует и в несчастии (благодаря беззаботности), а
человек умный чувствует себя несчастным и в благоденствии, благодаря
1 Изд. Dieterici, стр. 581, 27—31, 582, 33.
2 Там же, стр. 612, 41.
3 Там же, стр. 669, 12. Аналогичный стих Абу Шамакмака приводит
ал-'Амйдя (ал-Ибана, рук. Учебного отделения, № 83, л. 27 б).
4 Dieterici, стр 671, 1—2.
5 Там же, стр. 689, 4.
6 Там же, стр. 723, 38—39.
7 Там же, стр. 162, П. Быть может, не без оснований ал- Амйдя (ал-Ибана, рук.
Учебного отделения, № 83, л. 25 б) идею этого стиха считает заимствованной из
следующего прекрасного двустишия Абу-л-'Атахии:
?у*-& < ^-JL^Jl f ЬЦ \Sy—£-—""—* * £—^—=0 <• >U.JmJL jy^Au. jjLiojl
^уал. ^LcIJIa ^аалОл ^».^Jb* * (^Х/оМ-сО e^-vl L-АиЗ .£.Axa} СІл-d L*S
В изд. Шейхо этих стихов нет.
8 Изд. Dieterici, стр. 614, 7 6.
* Там же, 245,4 6.
10 Там же, стр. 220, 29.
11 Там же, стр. 712,6.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала
8/
своему уму".1 „Всякому, далеко захватывающему мыслью, приходится
на земле страдать".2
Вот к чему приводит мрачное философствование ал-Мутанаббй, и где
выход из такого положения, ал-Мутанаббй указать, конечно, не может,
как не мог сделать этого позже и Абу-л-гАла. Ясно только одно: все
в этой жизни призрачно, „видимое наяву похоже на сон",3 а поэтому
и действительных каких-либо целей в этой жизни быть не может. Ал-
Мутанаббй ярко выражает это в одном маленьком стихотворении:
„Какого сана мне добиваться, какого великого героя мне почитать, если
все то, что создал Аллах, и все то, что он не создал, так же презренно
на мой взгляд, как один волосок на макушке?".4 В другом месте он дает
совет, звучащий известной моралью: „Стремленья наши слишком
ничтожны для того, чтобы враждовать из-за них и уничтожать друг друга".5
Таким образом, стремиться к преходящим целям в мире не стоит,
стремиться к разрешению вопросов духовной жизни — бесцельно, так как
они не разрешимы. „Кто раздумается об этом мире и о самом себе,—
говорит ал-Мутанаббй, — тот от этих мыслей почувствует либо бессилие,
либо усталость".6 Негодовать и гневаться на судьбу, конечно, можно,
но этот гнев так же бессилен, по выражению поэта, как гнев пленника
на оковы.7 Сам ал-Мутанаббй чувствовал, что, рассуждая
последовательно, с его точки зрения, жить совершенно нельзя, и в свое
оправдание он говорил: „О если бы знать, удастся ли мне сказать хоть одну
касиду, не произнося в ней жалоб и упреков! У меня ведь такие (мысли),
мельчайшая из которых должна бы отогнать всякие стихи, но ведь сердце
мое, о дочь племени, переменчиво!8 В этой переменчивости сердца,
в возможности отвлечь его от гнетущих дум ал-Мутанаббй и искал
забвения во всю свою пятидесятилетнюю жизнь; быть может, поиски
1 Там же, стр. 341, 7—8. Ряд аналогичных стихов приводит Абу Касйр (Танбйх
ал-адйб, рук. Учебного отделения, № 84, л. 46 б): b-o^"? р^-\ \£^ ѵЗг**'^ d^* ^5
LJvaJ\ S>L*oa * L^gJ-fcU. LJjJl öa^Uwa ,J^-£> Jt^^s*. i«Xa*.J\ (рук. £j±) £j*\ ^Лья.+.)\
2 Изд. Dieterici, 662, 14 6.
l] Там же, стр. 722, 32-
4 Там же, стр. 60, № ksS. Ал-Вахидй к этому стихотворению относится довольно
равнодушно и третьему стиху дает несколько натянутое толкование, защищая
ал-Мутанаббй от обвинения в ереси. Ал-'Укбарй же негодует: о первом стихе он говорит
(I, стр. 451): (3-fc.i-l ^_5^ ^LsJl ЛІ5&л> J.J ^.IäJI ^JuLx» <Öl*>l ^дЗ v >SS; о третьем:
5 Изд. Dieterici, стр. 671, 6.
6 Там же, стр. 613, 45. Бессилие найти ответ, усталость от бесплодных исканий, —
поясняет комментарий.
7 Там же, стр. 752, 6.
8 Там же, стр. 663, 15—16.
6 И. Ю. Коачковский, т II
82 Арабская средневековая художественная литература
такого забвения и сделали его вечным странником, особенно в зрелые
годы жизни.
Таким образом, какой-нибудь положительной системы жизни он не
дает. Отдельные указания на известные принципы у него, однако,
встречаются,1 и совпадение в одном из них с взглядами Абу-л-гАла едва ли
может быть признано случайным. Это вопрос о детях и об отношении
к женщинам. Особенно ясно выражает ал-Мутанаббй свою мысль в
следующих четырех стихах одной большой касйдыу где говорит: „Разве
даже любимый ребенок это — что-либо иное, как не игрушка? Разве
пребывание наедине с красавицей ведет к чему-либо, кроме страдания
для супруга? Я испытал в юности сладость (иметь) детей, и не думай,
что я сказал это по неразумию. Само время не может вместить моего
знания о нем, и дни не позволят записать того, что я мог бы
продиктовать.2 Судьба не стоит того, чтобы питать надежды на жизнь и
желать здесь потомства".3 Более отрывочно эту самую мысль
ал-Мутанаббй проводит еще неоднократно, часто указывая при этом на
собственный пример: „Кто познакомится с красавицами, тот (узнает), что
это — блеск, внутри которого мрак".4 „От многих белозубых со сладкою
слюной и блестящим лицом я закрывал свой рот, и они целовали меня
(из уважения) в голову; много красавиц с шеей газели, похожей на
твою, меня навещали, а я не отличал даже неимеющей украшений от
имеющей их. А ведь не всякий, кто любит, будет таким же
целомудренным как я, оставаясь наедине".5 Быть может, ту же самую мысль, как
это отмечает и ал-Вахидй, ал-Мутанаббй проводит в первом стихе
известной сатиры на Кафура.6 В другом месте он говорит: „Любовь — это
только страсть, на которую сердце обрекает своего господина, и тот
становится добычей. Но мое сердце не будет дичью для красавиц, как
мои пальцы не станут стременами для кубков".7 Намек последнего стиха
позволяет отметить и другое8 совпадение идей ал-Мутанаббй с Абу-л-
сАла: их одинаковое отношение к вину. Хотя прямых предписаний у ал-
1 Выводом из мысли о превратности мира и испорченности человеческого рода
является принцип одиночества (см. выше, стр. 77); ничтожество земной жизни влечет
за собой презрение к опасностям и смерти (см. диван, стр. 671,8—672, ю>
783, 17-18) и т. д.
2 По гордости этот стих у Абу-л-'Ала можно сравнить разве с его известным:
(см.: Лузум ма ла йалзам, I, стр. 232).
3 Изд. Dieterici, стр. 413, 29—414, 32.
4 Там же, стр. 162, 12.
5 Там же, стр. 499, 6—8.
6 Там же, стр. 699, 1.
7 Там же, стр. 682, 14—683, 15.
8 Свои мысли о женщинах ал-Мутанаббй высказывает еще неоднократно, см.,
например: стр. 668, б, 681, 2, 692, 4—5, 792, 4—5 и др.
Ал-Мутанабби и А6у-л-Ала
83
Мутанаббй не имеется, но по отрывочным замечаниям можно
несомненно утверждать, что он был его противником, по крайней мере,
насколько это касалось его лично.1
Такие случаи совпадения в отдельных пунктах, равно как и
очерченный выше общий характер мировоззрения ал-Мутанаббй, позволяют, пови-
димому не без оснований, заключить, что много идей Абу-л-сАла
высказано еще ал-Мутанаббй,2 как это было предположено выше a priori.
Такой результат позволяет как будто бы сделать и второе априорное
заключение: раз некоторый материал для оценки отношений Абу-л-сАла
к ал-Мутанаббй дает диван последнего, то еще больше такого материала
должен заключать комментарий первого на него — известный „Му'джиз
Ахмед".
III
Как известно, этот комментарий является первым по времени из
дошедших до нас полностью (Абу-л-сАла умер в 1057 г.), не считая
аналогичного сочинения Ибн Джиннй (ум. ок. 1002 г.), сохранившегося только
в отрывках и цитатах у других авторов.3 Ибн Фурджа4 написал свои
полемические трактаты против Ибн Джиннй5 около 1035—1036 г.,6 но
1 См. стр. 86, № ^J и jJ; 160, і, 692, б-7, 792, з, 878, і_2.
2 Этим я вовсе не хочу сказать, что у последнего они возникали самостоятельно.
Наоборот, ближайшее исследование .ал-Мутанаббй показало бы, что он может быть еще
больше, чем Абу-л-'Ала, обязан своим предшественникам. Материал для такого
исследования доставляют не только комментарии или глава „садр мин сарикатихи" в „Иатймат
ад-дахр" (I, 95—100), но и целый ряд специальных монографий. Из них очень ценна
работа ал-'Амйдй — ал-Ибана (рук. Учебного отделения, № 83 (Brockelmann.
GAL, I, стр. 89), она обозначена находящейся в Азиатском музее) и особенно,
сравнительно позднее, произведение Абу Касйра, одаренного большим
литературным вкусом, — „Танбйх ал-адйб" (рук. Учебного отделения, № 84). Некоторые
данные из этих двух рукописей приведены у меня попутно в примечаниях, но больше
места я им уделить не мог, так как цель этой заметки только выяснение вопроса,
кто был ближайшим предшественником Абу-л-'Ала по некоторым из высказанных им
мыслей.
3 Дошедшие же полностью произведения Ибн Джиннй не имеют прямого отношения
к данной теме. (О них см. в предисловии к кн.: Ibn-Ginnl's Kitäb al-Mugtasab
herausgegeben und mit einer Einleitung und Anmerkungen versehen von Edg. Pröbster.
Leipzig, 1904).
4 Его имя читается Ибн Фурраджа; см. Йакут (изд. Margoliouth), VII, стр. 4, 7.
5 Пребстер в числе работ, вызванных произведениями Ибн Джиннй (Pröbster,
ук. соч., стр. XVII—XVIII), их почему-то совершенно не упоминает, говоря, впрочем,
о них в другом месте (стр. XII).
6 Дата Брокельмана — 437/1045 г. (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 88)
основывается, вероятно, на Хаджжи Халифе (III, стр. 310, ю), но в другом месте (IV, стр. 373,8)
последний дает 427. Эту цифру и следует принять, так как ее же дает ас-Суйутй,
ссылаясь на ас-Са'алибй. (См. текст: V. Rosen. Notices sommaires..., стр. 229, прим. з).
К этой дате склоняется и Альвардт (W. Ah 1 war dt. Verzeichniss der arabischen
Handschriften der Kgl. Bibliothek zu Berlin, VI, 1894, стр. 572).
6*
84
Арабская средневековая художественная литература
он сам был учеником Абу-л-'Ала,1 а упоминаемый Брокельманом2
комментарий Ибрахйма ал-Ифлйлй (ум. в 1049 г.) едва ли принадлежит
последнему.3 „Му'джиз Ахмед" моложе и единственного критически
изданного комментария ал-Вахидй (ум. в 1075 г.). Пред всеми как
предшествующими, так и последующими сочинениями он имеет то важное
преимущество, что написан не только специалистом филологом, а
выдающимся поэтом, несколько родственным к тому же по характеру музы,
как было видно, с комментируемым автором. -Все это позволяло
надеяться, что в нем можно найти не только сухой лингвистический анализ
стихотворений, но и их эстетическую оценку, равно как развитие тех
отмеченных выше идей ал-Мутанаббй, которые неоднократно проводились
потом самим Абу-л-сАла в его поэтических произведениях.
Имея в виду эти соображения, я и приступал к исследованию „Мусджиз
Ахмед", рукописи которого имеются в Петербурге,4 Мюнхене5 и
Британском музее;G содержат они, повидимому, одну и ту же редакцию.7 Кому
она принадлежит, решить едва ли возможно. Несомненно, что идет она
не от самого Абу-л-г Ала, так как в комментарии на один стих 8 приводится
пример из его сочинений.9 Повидимому, отрицательно приходится ответить
на вопрос и о редакторстве Ибн Фурджи, ученика и друга Абу-л-сАла, так
как цитата с его слов у ал-Вахидй10 не имеется в соответствующем месте
комментария,11 хотя вообще цитаты совпадают, иногда даже буквально.12
Ближайшее исследование сочинения показало, что здесь априорный
вывод был ошибочным. Комментарий является самым ординарным произ-
1 Ал-Вахидй, 277, 6. — Ср. D. S. М а г g о 1 і о u t h, The Letters of Abu VAlä,
стр. XXVI.
2 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 88.
3 W. Ah I war dt, ук. соч., стр. 571—572, № 7569.
4 Рук. Азиатского музея В 20; см.: V. Rosen. Notices sommaires. . ., стр. 230—231,
№ 276. Дальше П.
5 J. Au те г. Die arabischen Handschriften der К. Hof- und Staatsbibliothek in
München. 1866, стр. 213, № 514 (а не 513, как у Брокельмана, ук. соч., I, стр. 88).
В дальнейшем М.
6 №№ 592—595 по: Catalogus codicum manuscriptorum orientalium qui in Museo Bri-
tannico asservantur, pars II, 1846, стр. 280. В дальнейшем Б. — Рукопись 478 г. в
Константинополе, см. R е s с h е г, ZA, XXVII, 1912, стр. 151, № 13.
7 Хотя № 594 и озаглавлен „Лами' ал-'Азйзй", но см. там же, стр. 280, прим. Ь.
8 У ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 311, стих 14:
^•О \>\ <ЬЛ\ -Д—*~М Ь\.—І_£—J * Цу^-Н-сО £>U..J1 ^ßj03 Loa (^А^*
9 См. М, л. 206 6, П, л. 231а: ^LsJJl J, ^Ja^JU <UX^
.^^UJl ^r^o^. ^ио kiL<*o L^ccJli * £.$Цо*.иЪ ^UaJI ^s- »Uw.dl <Ju*.=*.
10 Изд. Dieterici, стр. 277, 6 ел.
11 М, л. 185 б.
12 См., например: В, стр. 93, з, где стоит: ^ио^хз ^s^o^c о Job ^wä*J1 ^іаЛ _^>l <JIöä
UJ Ojj.,3 Hj^-Jl oi.A J^-ö <*J£ о\ХаЛ^Л Öjy^}\ (Jl О^ІІИо) ^Jv.*o*J\ и M, л. 64 б = П,
л. 63 a,
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала
85
ведением в духе бесчисленных сочинений этого рода в арабской
литературе, носящим такой же филологический характер, как и все подобные
ему работы. В некоторых отношениях он значительно уступает
сочинению ал-Вахидй, которое попрежнему должно считаться лучшим пособием
при изучении ал-Мутанаббй. Абу-л-сАла, например, гораздо меньше, чем
ал-Вахидй, обращает внимания на поэтические образы и идеи, у него
гораздо реже можно встретить богатое сопоставление примеров из
древней и средней поэзии, дающее у ал-Вахидй значительный материал для
истории отдельных поэтических картин и мыслей.1 Что касается
отмеченных выше мест из дивана ал-Мутанаббй, которые, казалось бы,
давали Абу-л-гАла повод для развития своих собственных теорий, он на
них совершенно не обращает внимания, а иногда даже — правда, реже,
чем другие комментаторы, — прибавляет в вольнодумных местах, как
правоверный мусульманин, хаза ифрйт «или что-нибудь подобное.
Чтобы высказанная сейчас оценка „Му'джиз Ахмед" не показалась
слишком голословной, я позволю себе в подтверждение ее привести
несколько примеров, большого количества которых ввиду их рельефности
даже не потребуется. Главным образом, конечно, представляет интерес,
как Абу-л-сАла относится к некоторым из цитованных стихов, носящих
характер свободомыслия с мусульманской точки зрения или
проникнутых пессимизмом, который нашел такое яркое выражение в „Лузум ма
ла йалзам". Сам „Мугджиз Ахмед" даст здесь наилучший ответ.2
1 См., например: изд. Dieterici, 54, 8, 341, 8 и мн. др.
2 Установить взаимное отношение мюнхенской (М) и петербургской (П) рукописей,
которыми я имел возможность пользоваться при издании текста, несколько легче, чем
определить редакцию. Обе они не датированы, но по внешним признакам петербургская
позднее и менее аккуратна: писана она одной рукой, но не очень тщательно, так как
даже без сличения заметны пропуски или повторения слов, иногда целых фраз.
Мюнхенская в своей основной части исправна и даже изящна: текст писан красной краской,
цитаты из других поэтов и заголовки отмечаются зеленой с золотом. Раньше она,
повидимому, была дефектной в начале, так как переписчик, не обладавший, верно,
особыми познаниями в литературе, приделал к ней начало комментария ал-Вахидй,
который и идет до л. 4 б. Дальнейший текст Абу-л-'Ала писан, повидимому, двумя
почерками, первый из них кончается на л. 61 б. Достоинство рукописи по сравнению
с петербургской усиливается еще более от того, что последняя представляет или копию
первой, или более небрежный список с одного и того же оригинала. Об этом говорят
много данных. Комментарий к стиху В, стр. 407, 6, об отсутствии которого у Абу-л-Ала
говорит турецкая приписка в М, л. 269 а f lit.* у* ^oJS^i\ г^т5^ r J""5 ѵДгАи0 *"^"?А 5*
чѵЛ-wX^Jlä ^lo, отсутствует и в П, л. 297 а. Странное начертание Aaaa^s*. в цитате из одного
поэта в обеих рукописях стоит вместо Ml ал-Хамасы (М, л. 256 а, П, л. 283 6, см. ниже,
стр. 103, прим. 5). В комментарии к стиху В, стр. 272, 3 — П, л. 204 б дважды
повторяет одну фразу, что графически объясняется при сличении с М, л. 182 а (см. ниже,
стр. 93, прим. 2); в комментарии к стиху В, стр. 32, 18 —П, л. 21а делает пропуск,
искажающий смысл, но понятный при сличении с М, л. 23аб (см. ниже, стр. 88,
прим. 5); такой же пропуск имеется в комментарии к В, стр. 276, 34 (П, л. 208 а,
М, л. 185 а). В комментарии к стиху В, стр. 392, 24— М, л. 257 6 оставляет пробел для
вписывания фразы после, П, л. 285 а, не поняв этого, пишет текст связно и получает
86
Арабская средневековая художественная литература
Комментарий к „вольнодумным" стихам ал-Мутанаббй по существу
мало отличается от аналогичных мест у ал-Вахидй. Довольно
характерный отрывок, например,1 Абу-л-? Ала комментирует так:2
^_*и-л-С ^j-a-cJI 4-ІуЛ,© л*j ^j * й.'я^ JJ^C {J">J k^s^o O^ j>
U r^jJ) О ^f Jio f%JJ ЛІС 60^1 J^J ^Jllj ^srJJ У O^ 5lS<
7 • . I - "! А • I
Л.лл • *^j йи.9 j La /j^.2» (Л^**'
8 однородном стихе 9 он дает тоже чисто внешнее толкование:10
^ «JjJjj-mJJ ^Lj^-J * <uL j^äJJ 4^**^ ^J-H ^І4-1-Ь
ЛГ^Ъ OL/*''' UJ^^C <bJ*J _/^C /*** J^**5"!* a>aJJ ^J Jalbj «^L^J ^J 4Л-ІС
СІ-^>І J.ÄJ *ls J**»JI C^bl ^jI^äJ) 12j^C J.C -j+9 (JI^äJI vljljj •»* ij сШ-JjJ
стоящее совершенно отдельно слово ^хИ:.^.! (см. ниже, стр. 106, прим. 8). Число этих
примеров можно значительно умножить, но они все отмечены в издаваемых дальше
отрывках, и повторять их нет необходимости. На то, что переписчик П имел перед
глазами М, указывает комментарий к стиху В, стр. 30, б, где одно объяснение он внес
в текст с полей М, л. 21 б, прибавив свое замечание L-A-^ä-o J^ä ^Аз (^' л* ^ ^).
При таком отношении одной рукописи к другой тем самым умаляется их значение для
критики текста, которая особенно затрудняется, если какая-нибудь фраза приводится
только в одной, вообще неисправной, петербургской рукописи. Мало здесь помогает и
сопоставление с аналогичными работами ал-Вахидй, ал-'Укбарй и т. д. Издатель,
однако, надеется, что эти неисправности как в рукописи, так и в издании не
помешают достижению главной цели, с какой помещаются отрывки, — общей оценке
рассматриваемого произведения Абу-л-'Ала.
1 В, стр. 96, 18—20 (о всех приводимых стихах была уже речь выше).
2 М, л. 66 6, П, л. 65 6.
3 П, L^J. 4 М вместо этого комментария говорит только: oU.su <^£v3J\ _^A j3^
9 В, стр. 281, 26. 10 М, л. 188 6; П, л. 211 б. п П СУс )yL*}\. 12 ПМ j^-&*J\,
но ср. выше.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала 87
(j) jjJu г ЦУ UIa^J ^уЬ (j) JbJ jJÄJ ä O/f** V—jLJ^^LJ (j) ^yAJ> U.C J.A9 Цлл
На содержание „еретического" полустишия, вызвавшего негодование
ал-Вахидй:3, pLiäJl •»* .»..o^j 0э ^/^Ь он не обращает особого
внимания, разъясняя только форму:4
OL)L 0Лс JAJ Li*.^ OLs 5 Jji) ) Jyj. pU*ixJJ «w^ /►* ^лі dJji Lc ^ДІаС о/Я.*
jj*>4) ^J pLoäjJ чл ^j'ä'«) _j L» C-i-^wJ) J^* /fr* 0/J 1
Так же безразлично относится он к гиперболической фигуре ал-Мута-
наббй:7
^La-^![j sJj^jUI^ 8(jl-5/-iJ) * Jj-jJ L« f-o-t^
iicJ^ 9 X dlT dL^T ü' Jy^
и к следующему стиху: n
ja—л_а_1І d-ма-і*^ jjL_C Ü~? * 0/J -Ь jt*j>* 'jt /<-ш~*-С L*-JLa.S
jjaäIJ tUai^ (jl^ /)LJJ <ulc ]3 *UuAJ o/^> O^ o4^l 120c>*J ^jLJJ о/І^Ь ^/ Jyij
Мало чем его комментарий к следующему стиху J6 отличается от
аналогичных отзывов ал-Вахидй и ал-'Укбарй, сохраняя даже упоминание про LJ^sJ:
dU Jy, r^Ul ^ J^ ürJJ 18 Jo* J ^^j ^L ^als? ]7дЛ pl^^l
1 П UJ}\ sic! 2 П on. 3 в 127, 3. 4 M, л. 82 б; П, л. 86 a. 5 M Jyl. 6 П ^ІІ^.
7 В, 230, 45; M, л. 153 а; П, л. 172 6. 8 в £>\yü\. 9 П £«.£*.. ю П ?UiU sic!
и В, 117, із; М, л. 77 6; П, л. 79 а. 12 П іЛ*л. 13 П ^^-*. 14 П оп. ^ П ^-^*
fV-u^Jl A^Jift. 16 В, 240, 2: М, л. 160 6; П, л. 181 а. 17 П dot 3l sic! « П 0\ J^$ ^.
19 lyl sic!
88 Арабская средневековая художественная литература
К внешнему толкованию сводится его комментарий на стих:]
Такой же^іі^, как прочие авторы, Абу-л-сАла находит в стихе:5
Jl • J Ы Ш rJUU J^L ^ Jt j. Jli p «^іЫі ^Лі,. rJlLJl
LJJ oli
*;& Ll JLls <juJ *i*u J* o^ {j* J^ ^ ^j» ^XlJI <j 0' Ja -^^' (ir°
Ja.il ,-Ää <U*bC J^C ÄbaJI {jjS л у J J ^) djAkiJ ^ajjnO^ у**^ -t-Ц, (J^ Л/* U**£
Другой „вольнодумный" стих он, однако, проходит молчанием:8
LiLuJj S\^ iJ ^LUj ^j^-i* * Lf.U L «UJ L-ojJ c(jyj ^jjL J.s
l*J^ j dULU o^J * Uli» Ц-
14 Je/ cujlj, * ill,«. ^ 13o^' j>*- ^ ч>~ ^LjJ, 12^
О следующем стихе он повторяет отзыв Ибн Джиннй:15
1 В, 79, 39; M, л. 59 а; П, л. 56 б. 2 П l^U sic! 3 = АбуНувас (см. дйван„
каирское изд. 1277 г., 25, ю). 4 Диван eUi\ ^У* (sic!), но in margine ^UJ со ссылкой
на редакцию Абу Бекра ас-Сулй. 5 В, 20, 16; М, л. 16 б; П, л. 14 б—15 а. 6 П, оп.
7 М оп. 8 в, 276, 4; М, л. 185 б; П, л. 208 б. 9 МП ^уОЛ. 10 Коран, 82, 7.
и М оп. 12 В, 76, 22. 13 МП ^ііл. і4 П оп. 15 В, 331, 26; М, л. 220 6; П, л. 245 б.
Ал-Мутанаббй и Абу-л-Ала 89
c^sLU S-*j -^Ы ^jy l„j dAc 4jyJ ]<o ^j-^-H ^^I^ZJL илС vl>U JifiJ J*aj
,jü^ c^aUI) ѵіШ ^jj^J -^ІЬі^ ^j^ JLj dj.c <u) ^i^ 0~JI oyS «L/?*^
Ll ^j) ^JU * -jjj ^ЗІ^ U^ dJlc сЦ|) Lo ^.li) J^ Lc dJUoJU 4^ä 0.j ^SD UaJ)
Не вызывают сколько-нибудь интересных замечаний со стороны Абу-л-
сАла и стихи ал-Мутанаббй, относимые к собственной персоне. Один
из таких стихов комментируется следующим образом:3
^р, 5 i^s^j j+Ь ДІЬ ^j^ ii^XlIL iL? 0jö Jjj, d*s*-M ДІЬ dl±J ^jj
)>7J*J
af^j Ц/і ^aJJ ^jb >tuj.D *U*j ^l ^j ^suiLj^ (^bj ^j1J.j) ^J ^ііХЛ
Другой однородный стих объясняется так:9
dJL*-Ä L^JL*-* CjJijj jlj*-9d\ * d_J d_J^[J /»—*—J ^5 J—J' L-')
liJ "^ obi jK
J! J »d, J^!) JL ^jj Ы j ^jJl^Jl Jl L-b 14o^ J * J^^
1 П cr?- 2 Sic МП» HO B ^^^- 3 B» 32» 18; M, л. 23 аб; П, л. 21 а. 4 П ^JO.
5 П вместо всего абзаца ^-*лба*Л> (sic!). 6 М оп. 7 М on. 8 В, 35, 36.
9 В, 364, із; М, л. 2416; П, 268 а. ю П JL*3. п М J^ib. 12 П ^jJrt.
із М cr^-Ä- 14 м оп. 15 П gJl.
90
Арабская средневековая художественная литература
Довольно много места, как и у прочих комментаторов, посвящается
злосчастному стиху:1
JLa^.11 Л ^J ^Läj сЦ|1 ijjj.^ j\^j9a\ J^lj «^l^ JUs^jJI o^>ä -je 2 LJ
7^aä*JJ ^J) yVj jLi) -^>^ A+j\ flyl /f* ^j JUsyJJ G J.^ * Jjldl -pO
JL*A»lJJ JJ.P /j* La I .ttJJ
Для оценки отношения Абу-л-сАла к мрачным взглядам ал-Мутанаббй
на людей и жизнь особенно характерен, между прочим, следующий
отрывок:10
1;U*.*jjJJ JpUJ ^P J^l? 12сУ^^ f^l* ^a^JJ И^л ,ic uUj^ ^* bW ^*-°
.IcU dJUj (jLe}J) JJ.JB ^JJ аІ] J»äf oJ^ mj^ 0 /r* J^*2 J-^Jl J£j"j
dJ u Jx
j.fAJLj ^JJ ij£ ijjg i***i| ^J c^KJL JJaj ^jjJxjj <uls ^j^ ^JJl t^^^'
J B, 30, 6; M, л. 21 6—22 а; П, л. 19 6. 2 n ^l. 3 П ^.э. 4 П on. ^n SjiU£
6Моп. 7 М in margine. 8 м on. 9 П оп. 10 В, 298, 6—299, п; М, л. 198 аб; П,
л. 222 а—222 6, п П С^-^-. 12 МП ^-l-sU1. В этом месте текст вообще сильно
искажен и восстановлен на основании ал-Вахидй (298, 4), ал-'Укбарй (I, 231, 2 сн.), ТА (IX,
10,з2-зз) и Л'А (XV, 347, 4-5). 13 МП vXjJuXJl. і* П Ui.
Ал-Мутанабби и А<>і~\-А\а 91
^jaaj Jj LjjJJ • .* 8^jJ J (j\j ^j) Jjöj LJjJJ L^aJJ^c^ l$x* ^j pL^JJ
чЛ^-о^с) l-IJjj^ L^JLä) ^J,uj -у* ü*9jd 1<J ц-Lo «JLÜo ^э ^jl»5 ^5^/іэ^ чь^°
9JM jlj
JLäS UflJ Lo С>ал»і • ус ^Jlis Lc * O^/^Cj 0_/a (/^' UL?^ >*Aä
Не представляет особого интереса комментарий и к следующему довольно
характерному отрывку ал-Мутанаббй: и
^) .-.о Ь dJ J^f^J ^j) uU^j? Lfc****J L/"^^ UJlaäl L> <tJ ^J^j O' J"*^
u^j-/* ^j Я*і <S U ö**ij * іЗ*"^-* ^*-^' 13^jJ J"^ Лг^г' **7*U*b
l П J^-ä-c. [la П cyc]. 2 П J^.äJ\. 3 П ^зі. * M ^Jji sic! 5 Диван,
каирское изд. 1277 г., стр. 3, 19 и 96, 7. 6 В CUi^oa. 7 Стихи 9 и 10 по редакции ал-
Вахидй у Абу-л-'Ала опущены. 8 П ^£j)\- 9 М ^lno^J. 10 П вставл. LJjJl ^jz.
11 В, 39,7 — 40,12; М, л. 32аб; П, л. 29аб. 12 П І^. із м д^ >\jj\. и П on.
92 Арабская средневековая художественная литература
»ilk
1 ^IcJ cüilj * -*aJ,1±4J kc^J)^ iJLJJ 2>j^
J»i^iuj ^JL-5 L*-jjJI ^-$JLa-o-Ä *- _j^±sl* «j-o Lo^ LijJJ Lc /Д^і
djl^jij 2І) «*ä -.л L^ L^JLaj LJUJ 3 v^jy^j LjjJJ 2oJ^ 1c ^V* J^
JL^. 5)> 4Jc ДХІІІі u^i, LjjJI
jA\ il^JL ^1 Jyb 7 JLJ] ^UJ Je ULI) у*, jli)
i>Jl Jc " J^ij >lJI, 13 Utyi 12 l* n Jio ^JT u^ і««і; ^ ^JUJ"
1 M on.; in margine против комментария к этому стиху М помещает: ^М АЛ515
£-*~«о М Оу»\ ^b^ S-V*-^ ^^A^*° кМ уУ^ іХ-40іі J_^ 1і>.а ^Js.äJ^J\ JU* ^5-Ц-
о*.***э Ц-> j-^v.i-> £>\ ^^c «.-$-.^о1 ,д£-^И Ч-^Т* <3 J"*^b r^-^° ^' Судя по комментарию
ал-Вахидй, 39, 13—14, где приводится этот же отзыв, Ибн Джиннй определял ^-^^\ S-^T^
как O^Ji ^_5*Ь, а не просто Oj^Jl. Поэтому определение у Абу-л-'Ала едва лі
принадлежит ему, вопреки заметке in margine. 2 М оп. 3 П 1^1^»-. 4 П вставл
d*J*\ U. 5 П вставл. äJUcx). 6 в Mi. 7 П on. 8 М on. 9 М оп. 10 П
11 П Jio. 12 п оп. 13 М l^XJNl^. I* П оп.
ли
оп.
Ал-Мутанаббй и Абу-л-Ало 93
Чтобы помещенные выше примеры не показались слишком
отрывочными, я позволю себе привести целиком комментарий Абу-л-сАла на два
больших произведения ал-Мутанаббй, выбранных мною тоже не случайно.
Первое из них7 представляет одну из характернейших хвалебных касйд
ал-Мутанаббй, наполненную цветистыми гиперболами в его стиле и
кончающуюся довольно оживленной полемикой комментаторов по поводу
чересчур вольнодумного tour de force. Это позволяло надеяться, что
о ней скажет свое слово и Абу-л-гАла. То же можно было рассчитывать
найти и в комментарии на второе произведение8 — элегию по поводу
смерти матери Сайф ад-даули, в которой сильно звучат пессимистические
мотивы.9
1
Lsu) Jli j
lj[^> ^.uJj ^J^:> ^i) 13c^J.J *• Іф+.ая* «Julfcf IjjL« icL, cU*c|
1 П on. 2 П вставл. *.
6 П прибавляет Jl-^з Ц.л>.
7 Ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 271—277; А б у-л-'А л а, П, лл. 204 6—208 6
и М, лл. 181 6 — 185 6.
8 Ал-Вахидй, изд. Dieterici, стр. 388—395; Абу-л-'Ала, П, лл. 283 6—287 6
и М, лл. 255 6—260 а.
9 При обработке текста я обязан многими ценными замечаниями покойному В. Р. Ро-
зену, через руки которого еще успела пройти эта работа. Не отказывал мне в своих
указаниях, как и всегда, А. Ф. Хащаб.
10 М оп. и П \3J. І2 Рук. !;^о sic! із М, л. 182 а.
94 Арабская средневековая художественная литература
ЧЬ*****© ^J* cJuXAj (j) Ц-о^э jaw ^5j O^äj J*äj JlJI -j.* j LjjJ J juo»* ^«аді/
^J^äc «JL^piJ^ ^l/j* 3 1$«*^ ölyll oJ^ <*1\>j у J^aj U^*° ^"^^ лісЦ^.
j.ac 0^iJ U;l pliL, 10 l^LyiJ ^-^J «J Je^' <pL/~' ^9 L uUU
13^^*о»Ц) *flS AÜjjjJ b-J/^5 aJLo»j ^JjL/*^ ^' l/^l? 15****^^ ^^Ц*
1 П on. 2 П после этого делает графически понятное повторение I^jäa. <J.*li
Jyu.^ dS$ v^>cxi ^^Jyu^. 3 П Ij^A^Ä-b. 4 П вставл. L^-XiU^a^. 5 U^jS3.
6 В и ал-'Укбарй (II, стр. 424) j^aJL 7 М on. 8 П Ал**і..о. 9 ]у[ оставляет
пропуск, П пишет слитно. Ожидалось бы *4у*-Н или j.J>Jl (ср. В, 272, 7—8). 10 П^
л. 205 а. 11 Пвставл. J~^. 12По^ sic! і3 П ^іуо^. і* П <~>^р\ LjJU-mJ^I.
15 П ^^^.
Ал-Мутанабби и Абул- Ала 95
ІЖс) oLuiJ j**aj ,<*» /^yjjjJti) ^ll £«ІІяЛ **&'*•> L^ aJ Л*3^^ ^J ji^lc 4J0 4«o.*öf 1 *
AftJU ^влі 3 <U*äJ ^j) ,Cj<flÜ JC Lift.Ä elLJ/ -J.C vJLu.*J j'^/ftJ) J-лЭ cLx.O ei»***
KJJÜJ lju ^ ju ^ ^ед J д^ ^J^U) ^l*-J)
^ ÜJjpJ <U**Jj ls*«° <*~J ^^л* JäAjjJLäIJ Je Jus, J JjiwlJ Je L*-°
Js4^ iujJj JL ^J <yJL jJ^Oj ^e jli С^Д Jbl Jy^«JjJs"M ^Je JJj djUf
1 П on. 2 M, л. 182 6. 3 n <^.~^. 4 M ^lcc-cJ». 5 pyK. Cj\>. 6 П ^^S3.
7П U. 8 П on. 9п,л. 2056. ю n ^joj.
96
Арабская средневековая художественная литература
,<J^5j.f j, ^^* ^ ,JJ**** J~L j* Ji) J ^k^ ^J*>J ^ C-^T IJXp JjÄj
eJW «U)[, * 5^*> Ь Ы ^U-J] ^LJL, £J^\ jü) UU jjl
L*i <<a*C Jl,el J J»äj Lac*-0 4,J»J ^J L^j J>*al/ Je ^) <J JäääI) Lc ц^«х) LäJ»
0?,s.s . s •" .Ost* r",
^aaCj ^j) ^aä^ ^*2b)_j pLa/J/ *jA АаД L^J
0^' ^J Jjl^ ^'bL Jvi) ^ j^r oJbJ^ J^Jl vjl^J[, ^;0Ä HlS^ 13СГ^
Lc c^#oJ ]3 -ьіііэ Loj La 4JL>4>^ L 35dJ^S jJ іл, ^Jb; JLäJ /.jJls:^ Л ^ J,*ä
1 Ал-Хамаса (изд. Freytag), I, 160 с цитатой со слов Абу-л-'Ала: ^äLäJI oJ.a ^^
*5äJ1 ^\ jj.fi- A.3\jS I-^ä. 2 П ^уі^илМ, ал-Хамаса ^л^ l^°. 3 M, л. 183 a. 4 П on.
5 П <^\Ы. 6 П on. 7 П у~**Л. 8 Коран, 57, 23 £*S'U l^ J^ \ytä &Ь. 9 П y*olj.
10 П on. n n^J. 12 П, л. 206 a. 13 n cjjüä. И П on. « П JyJ.
с5^с о
Ал-Мутанаббіі и Абу-л-Ала
97
J] и^я If r$ ^UI cSj
^ъ Ц?0 o^^" u-^JJ лг* **' 50^ Jk-f ^ ^LJJ ^*Я 4^lJJe b\j\j
«jLUJ aUi^ ^jLUj ^jj.3 .s* (JL/™' l>^ f*~$j l£' Jl*' 6/*^"° /*[r'
Д* cLjjI >**) J»u jmJI Lc ^aJ^ sj*>a\\
^и- О« Ox
jil £.UJ JU]
1 П вставл. J,^.\. 2 П on. 3 п оп. ^П <4o. 5 П on. 6 M, л. 183 6.
7 П fjj£ sic! eni^, 9 Коран, 7,178 и 25, 46. 10 П, л. 206 б. " П ^J dJjLb sic!
12 П ulsuU,^ \3Ъ.*\. із Ср. ГА, II, стр. 417.
7 И. Ю. Крачковский, т. II
98 Арабская средневековая художественная литература
і
U аіл <ulc LJjJ^ dJL -j* 0*i»j ^*о\ lb Li a.JLo * l$j jÄ) -jgj LJ^lc
...с J» ^
^Uj ^ JrtfJ »:A <jJ U JJ>iJ ^ r«iJ) j^ J^J йл o4*(LÜl
^Хл* clJj 4^^cJu*oJ[j vJaajJJj * 4.J LjajLJlj LaJjj lc^Jj ^yJL
LjLmj) J-A_iJ ^-^ 0^-* ^J * i-l-ilj oLjuI ^-^il c^-s^
Л\
^L,L Jjlj, JflJ^i j^4 J#i JjlL ^i* »oLiJl i^' -til
L-JLiL-ь-с pL^-JL_j o/*ä*-^j *j—o-j * ^-fl-A-A-ü wL*öL-fi-JLj^^ü._^-lj ,Ja*j
1 П дважды Цз^. 2 П on. 3 П вставл. ^>l^^i <J>*-> £i^U> lJ^J^. 4 M,
л. 184a. 5 П on. 6 П (^Aft. 7 M on. комментарий до конца, оставляя пробел. 8 П
дает сильно испорченный текст: Д.^.лахі Д„і »а^ (?). Восстановлено по Л'А, V, стр. 230, 17
и ТА, III, стр. 118, 20. Ср. R. Dozy. Dictionnaire des vetements, стр. 133—136,
9 П CjLwUJI. i° П, л. 207 а.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала 99
3
r
-e <-^>
LljjcjeJ) ^j ^jjj O^J-c ci/^' ^j* ü' Uj ^i^s^jj/i) v* ^j) 5o^^
^J dJULo ^j^j /^ 2(1 JaJJ^ J^4 /^« ÄajLJ) ^Ld «Üi' /**J *"• J^
LL,* ^Lst^Jj^ kilJ)^ LiJ ^j * J,ju, i^j^^l Ij*^ |^*V^u'
UL^s -if^J^ J^* j3 l^ftJ^ 4P Jj**>
1 [jixij ^^Ja-iJ -j* (jjk^j j) * £-*-» -j* «JL^JJ O^^ f*-*-*»
uj^ ^* 8*^ d~' Л **•* **-$*' (J* U}*1
1 П 1Ы. 2 n «^Jlr^. 3 n on. 4 П ^^o. 5 П UiXft sic! 6 M опускает
до конца, ставя вместо последующего ^^1. 7 Стихи 28 и 29 по редакции ал-Вахидй
у Абу-л-*Ала в обратном порядке. 8 М ^^SUJi. 9 Мэ л. 184б.
7»
100 Арабская средневековая художественная литература
2Ц>Ь pLöUO jj**>j k-JUb /fM-лС Jbi a.Pj dJ^^b ÄJLJdJ ^*#ИчШ-> * //* U.J Jj VLiajJ J
V,UJJ
olJ^I pUjIj olj^l JjX^l ^jj JL, JLS? £j**Jj ^iJ di-flJj ІС ^«aJ /^ÜJ
Uj^-C ^*^J) ^Uä 0U»iJj UJL * J^-JLaJ J[ <^J) Ьі^а jJ Jp^U
О iS^^i^ ÄiüJJ Jj*5^ (J?** І*»аЛ *«~' jVj *~+*? O* /*"** C-f^'
^J cUio ,_y i^M^ j.J>» ^J J^AJ ^/*^«' ^^? ^' /**^ ÜU**'J ol**iJ)
LjL-РІ)^ LjLwJ[j vliljujj^ * i-JL-^-J^ vIj)^-j1 -^^I^Jl
Ja.ftJ <ш->4) JbJ»*** OJ-}**^ ^L-ÄftJ) ^LuüuJÜ d»o.*ö^ (jLä /**^ **J ^"С"^'
«jLfil Л ^tbil ^L*ä ^) Іж~(, w^L* «HJj.J^ «Ц^О ^1 is^jj ^C jl
JIäI К OJi *J>J*i O"^*" ^5*0'^ Л/*'^** r*^*1!? Olfedl J*ji ^
JisiJ ii^» ^s uJj^ä ^jj vyLrl* Jj-e^ u'^3^ 'аІоі^ ^al^ * д«.» o'^A'
1 П, л. 207 6. 2 M Uib\ 3 M on. ±Tl *,\ Z^J\ ^ifr. 5 П вставл. / J<s> ( ^иаі
^w^JL 6ПиА5. 7 pyK. 0Пм HO Cp. в, 276, 34. 8 M, л. 185 а; П, л. 208 а. 9 Текст,
ловидимому, искажен. Вместо поставленного мной ds.Z^.sa.i ^J[ обе рукописи дают <^.oUw.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала 707
JjJ5 2*h**i J^Jj аК JiA] J^ ѵ*1Л Jul!) lc XJ^ v*U Jyu
UL-J ѴІІ,Л
dJLllJ d^^ JJLl^O 4^«5j (^ ^JääJIJ o/>-^ 0j*"> 3^C^U^ AJJ 4^^^ Ц^І^
5 aid <ÜJ[j * *^*J 0^^ *~*Ъ * ЦТ dl Üy&t ^ly^Alj U»b 4^J dJ) Jjiu _^*і
ціі*^ ціС^ о.; Lb J^w 5oj^lj> i*!** Л**, djb) lil с^Ф J Л dL~
UcLo ^«j і+jXa JJLo<sl oL^, 6aJ^s L^j uJ^ «•JuLJI d-Ju^ J' i^JC©
л til> 4^-pjJI clX~ JyJ Lf
eJliuij • ** і-г^Ъ ѵ-Ус u^ «^y* '-ЬІ vSLI J^ftj LJU ul£* cL-i^Lo ^L*JsJ
11 aJ" «UJTi ö>Lj väüu ^J 10,jli f_/£U J ^UJJ «^ ji v*tTl 9Jye
Lij^-oj fL^J ^i-C Liai^ 2jj * <Ц> J_^JJ «JL-^L k*lJÜU ^jLi
Lc jbj* ^U ijUJI «JL-*L JL5 dl;J <JL«Jc, dijlCe J/O «I-^L J^uj aI^XJ
15dJLc viL c^j j) * o- 0U- cW ^c Jlj) dU/ o^ ^j "aJd
1 П J.^i.J\. 2 n on.! 3 Рук. bULo. 4 П on. 5 n on. 6 ц^у sie! 7 п ^IK
8 В dUe. 9 П вставл. вначале Д-Jlo. V 0Llii\J^. 10 П vilTli. п П c^e JJU.
!2 П вставл. *L^Jb. із м оп. і4 П 0І^\ Jp. 15 П ^U^CU^y vib ^\, л. 208 б.
102 Арабская средневековая художественная литература
*ü!>J' J^ 2*V~' Je dlik ^j illj;^ ^ je) lljrf, ^>il lljji,
UJ cA-'' 4<iJ^s aLU^ ^j-UJ) i^jjr^ (^j^) «Jl/~ c^"'' ls' -^ (?**** oLäU
J^Äft* <l>x i^*xj ULj^ 5 j^j Ы*~ ^j olJUu (ja у * l^l^c Ы^ «j^i*
^Ь] <ц|, * ill,! ^ *j\S
2
t^L» ^j і:ГІь;) Jl ІруАА ^ j^ iJjj.J) <ju** ojJ)^ 0^/j LaJ Ju^
jäI*jJ •**: Jjaj iJaJ J) 9aj LUb аііі^ Oy) ОУ"*' o^c J-*f ls' ^**
^;li (&£j: )^Lc cd »jl»- jy ji j* & jiJ) >
ijL*A*J) ky^j -^* Jyj jij^uJI _^-JI c^**!^ Jl^/ Je ^^äj ^у^ че
L UL 12o' Ус v>J
IM, л. 185 6. 2pyK. ^y^ol. 3 Коран, 82, 17. 4 M оп. 5 В, 76, 22. * Рук. ^itf.
7 П on. 8 В £^ао, но ал-'Укбарй, II, стр. 20, £-*о\ 9 П оп. 10 Коран, 4, 80.
" П оп. 12 П IM.
Ал-Мутанабби и Абул-Ала 103
pUJj^ LJjJJ Л"**1 J**' у О' Lj**i L^jJ' Л"**І f ijLuJdl (j) J*»J
J La-> •j-Л cJU U« ^ kJL.A«a j * ц^-a-a-ä «іЛ <Л> La ^Ь cJU-^oi
^^uJ /^*J iC JJ 1 ^J L.» /*© tj. ^*aJL) U Lc <U* 6 0L*,eJi 4^>^^*« '
JL-A—i ^_* cL^-c ^J ^Jj-i * 0—ä ^JJ^4 j-*J-N iJ^-*J
JL1 cXi C^ku\ L. J^f * Uj^JL JU U-i jb,
^jLo^ JbCiiJ) ^-öli 0läJ) Le Lc ^jb> J^ju dJ^L^ _/0jJf Jc оЦ* о^л
^j^ \S> U-U^ J>*° Fjt*> X? W О •' ^* c^Lall j^l ^Jc ^i^ J^ij <Jl*
aJia^ dJj^ «r I d.J^,J.J) Ow^10 ij Ааадал J_^b JA> ^/^ (J^l /сД^ U}*t ^'J^l U^**'
1 П lv*»ly*J. 2 M, л. 256 a. 3 П, л. 284 a. 4 Все следующее до с^Ц^^лДі П on.
5 Рук. on. 6 П ^І-л^оі. 7 ^[ <^!іІ>лио, но in margine д^£>\.*э. 8 П ^-^і*. 9 П оп#
10 Текст сильно испорчен и восстановлен на основании Л'А, II, стр. 397, 15—18; обе рукописи
дают ^ачаіаЖ aJ^UJI; для переписчика это место было непонятно, так как над ним стоят
три таких же „роковых" точки, как выше М, л. 258а, над искаженным ^j^Xcc^JI. n М ѵ^Ш.
104 Арабская средневековая художественная литература
^J 4.1л*© JjA 0U«,© J^*j * J JIP J.^ ojXj [^І dA-JLe ^J _jJ J dJJ ^jAaJ ÄJjJ.JI
К «JL-u^jJ L^JaaJ і^даіі oJ«* O^ Jj***J «JJ^ {J****i )j**\ A**t J o/jJ^«>
^jj J^ü 4dk^ ІДо' j>*J dj іЛ^> J ліл ^) <ил.*и| oJ^ J**J J.^1 c^JU
^lyJJ SJc 7J| jj Jc # e - I sjj^ ^ ^ J 0V
8 jL-iL ^.ICJ) 4*jJJ Je * Ц-*-* LJLjJLi dJÜI o>-U
a^äj^ ^1 4JUI 0^*0 4]j# l$J L^)^ Jy^f
ji^J) uj ^ijj Jj i^JLJJ jLil j Lyj^ väJjT vL^' * J cM
12 «*->Jj Jjj oy) J^ ^j^
JLj j—*j qIJjSs lj—jj—ä * L^x.s'-' (jojxl ^-ь-н aJ lA*
16rlc) JJj, * VJ^JJ J J, jl^ IjbJU 15 J U/i> * ^ai-J) JJsd j\
17 JMk J)^-JI *^J * Цг* ^- v£LrJ ^J v^l
1 M оѵЛА. 2 Рук. on. 3 П, л. 284 6. * П JJU 91, М, л. 256 6. *=$}<*■* Ы Ѵ^
^^о-Ххлл.Л (см. ал-Хамаса, изд. Freytag, I, стр. 391—393). 6 ал-Хамаса ^іи. 7 Sic ал-
Хамаса; рукописи дают совершенно необъяснимое начертание Ax**-e.;L (?). 8 М in mar-
gine Al*\ s^Zj\j2$2 ^X^-^s... 9 M in margine 3U.}yÜ\ Jl^iJl ^s. 10 П^-иЛ! п П on»
12 П ѵѴ^- 13 МП 1'УЬ- U П сЯ*^Ь 15 П UJ Ipö sic! 16 П оп. 17 Стих 13
по редакции В у Абу-л-'Ала отсутствует. М in margine «^ХІЛ^І ^J.^ о^Х^ЬІ^ A.iUej.
Ал-Мутанабби и Абу-л- Ала 105
1ѵД^<о O^Uy {j**y^^ ^j***-*' V^3 U}*i f9j *<>y* ^J y*j oLiJ <^1ь\ Jxli
J^j-JU? *-?-» л*-^ -/-^ * U-^^ Ц^ ^5>; ^ «iJj^
7 j*A**i ея* *~^ сЗ ^-*"^ UJw лД*^ eLjJj/ ^J 4лПІ£ш*о ikiJ ^Ьиоаі-о AjLir
oj^ О* ^-JJj^ (^/**~* ѵ!Ы"' J^y P^r* Äij* * _/!»*****© J**J ^Ь O^Jy»'
Ь/*** 8/j*oj иЦ* <4> _^^uJJ ^oJ tjue^i ^JLaII JJlP ^aC ^J J.**;Luj JLi ÄJääJJJ
s£LJj j^ JJU) 110^ JIüw^JjJlJJ Ji^Jl V ./i, JLJU jJjJI
ijljs [/Ьл ilc 12<_jLs" <u* <L*jj> ^jJJJ _/^äJJ ^_j»~" J»«f
Jju» dlJjXi ij^c J^ 4r* ">' ^r J'y «^ ^ ^ё, *iA J
1 МП &iyo. 2 П, л. 284 а. (В рукописи два листа обозначены одной цифрой
284). 3 П^Ь-м^о. ^MJ». 5ПЛ-о. 6Попм М, л. 257 а. 7 Рук. ^Лт-Мз^ сг?^
sic! 8 П Сгмл sic! 9 П ір. 10 [DTwän of Ghailän ibn *Uqbah known as Dhu'l-
Rummah. Ed. by С. H. H. Macartney. Cambridge, 1919, стр. 49, № 5, 5б]. n[Diwän
вставл. ^j-^o]. 12 М ЬІА-tA). 13 МП оп. и Мс - вместо _. 15 М in margine yj^.
/06
Арабская средневековая художественная литература
«jj^ 2J^' lS^' cA*3^
Ль 3j*s 60*~ 5J^w 0Ll**j j^ Li ^jJj ^llj *5^ iji jaj 4^і)
^C il^L 10oi^S JU^ Jy 9ll>J A*i \j»3 pail] 8JL^)
oLJJ cL^ 13]>* Ль 12i|^i ^ Jyu ^ ULj^t) Ы ^j^l^U)
^-J o^ J^ u^ Lfc <^ Uj J^ l* i^U^l " Jl ^LJJ ^jü L
L* Ij^ (J-із ^L«j CjX* lil *L**JJ <^*І»д* ^і^слі 15 -jjj Jbj djLJ
18 JU 17^Lo J^ ^J^c L, * JL* J** lljLJH dljLc 16JJL)
4jx J.Lu.j ^jL ^^J y* 0^9 ^k"° M^ '^
jL*uJJ -jo oLX-4-J) aJLjLJL-j^ * ^-а-л-aJ ^jLeJJ ^Jj^jlj j-»->t
jLä-з je ^..jjj-ftj ^IjJ ^J * d-?JLc ^jj^U l9illj^öl L^
^i d,jj rLü^ die ,ТлЛ) J iljLiJ L Jyb jLU dJe j Д*Л
іі^ oiiil Arlc -jjjj-uj ^ o.jX.J, JwaaJi J с Cjjji
1L^ ^/-a-C cJL^jl c!-4aJLä (j)j % _^.JLi ^jLs Cjel^ tJjD vJj^häj
1 M с •. вместо -.. 2 M in margine, повидимому, к этому месту L_J^^I yks». ^j-^
^so&JUs. 3 M in margine ^-^b^J ОТ j^äo. 4 Рук. HiJ\. 5 П <Jy>^. 6 П U-u:.
7 Рук. wkx>. 8 П JL^JI. 9 За этим словом, вероятно, пропускные отмеченный в
рукописях. 10 П \jL~*. « М оп. 12 П, л. 284 б. 13 П^ \> \*. и Рук. оп., но ср. В, 391,12.
15 П о->- 16 Мі л- 2576- 17 В ^31^- 18 М in margine СОІ^ Ui ^\. 19 M vibjJbl.
Ал-Мутанабби и Абу-л- Ала 707
OU Je o/z 3J.i JJ*, * vSl
dJ^jJ) U^«- J**c o^Ä d^ J^*J oj^caüj ^J JLjj djj J Idj il^JI JJ^ ^A"
a1-*^<« Jolo 6^J U* qj'J Iе S**} vSii* i^JjT Je clJ^i J.5 oljj J^aj
JL«UJj ѴУ^ f>lfjl ^-^ oLl) 7J.ii, OljUl -.С <U5
JILJ) JjjJ v£Ll* £JL-J, * ex-M' і^Ь ^--с ч*-**
ojü ^) ebu, Лиі, JkJL j^iJJ, j^Ul ^^ 8 ^j^
»o^iJ *U*J LjJl oljJ
)l ^Jl Siyl WSL jr, j.)
ujyü (jj& fjl x\ S*°j X* * ^rf 13j^j* ^ Ц?* ^чл>и 12cr!^ j^ J**5 ^
JLä-JI «LibLo _j.-.uiJI **_!—j * <ui (jj-i) $L* JwL« 15<jL*
16 ÜJ^' 3 * üJA ^* bU-° o*^» О J1*' ej' /*^ Ja Ü^-° (J i*L^'
1 П öllij». 2 П ^JLbV^\. ЗП Ua. 4 П ^ßy*. 5 П J*. 6 П on. 7 П,
л. 285 a. 8 M оставляет пробел, П пишет связно. Ожидалось бы что-нибудь вроде
ф.^Л ^^^J» CU^i (ср. В, 392» 5; ал-'Укбарй, II, стр. 25, 15; Л'А, XV, стр. 66, 17—18).
9 М, л. 258 а. 10 М оп. п П ^. 12 Диван, Каир, 1277, стр. 37, 5; изд. И. Асаф,
Каир, 1898, стр. 98, 19. 13 Диван, оба изд. ^Г5* U ^Р» ал-Хамаса (изд. Freytag, I,
стр. 467, неизвестный поэт) £J\ (*Л)1) сг^ 5 * (^"^'^ >2ІГ* ^ ? З^ J 3 ^?^0 * 15М с :
вместо _. 16 П оп.
108 Арабская средневековая художественная литература
jJl*J)j aJLIJ ^jl pUsÜ <Loj ^jlij' Л 4Ja Jul) Ätelo &)**•
^^^LJ) ^lkJJ лЛс ^J dJb J^iJ )i>) ^jej^/l) ііЛІс, Uf^lj-f ^5! I*W*>
4L* °^
JJa—kJj jSxl i-JL*J oL-ä-M- * ^_sLJL-j <J:> aJ J^_*_«oj Ji>)
4^4/ oU»ju 3 -^ДиД) jyki *j+ jSlHj c)3 <U cjuoj lili ^ljuj c^t» ^) Jt^f
ij^dl^ ^^SUaJL ,io[yed) ***0 4_>*AbJj l«*^ Uj A^AiÄkJ ^A» IflJ o|^'^
JjJ*-o * dJ ti^sjli ^iJJ jj**fc Jl3j 5*US <^* 4ІІ*о^
<to)j.3 /j^* J«*^ /ин i^Im* _/^*JJ u^f о pLjjbiJI • ** ^-^^^tr 47*?
J) -L* ^JJJ eLJJ ^ l»J (j-J J%i) ">J< JLi) iLK ^ P
1 П, л. 285 6. 2М прибавл. XJ^jJl lJl^o Ц^ЬІ 0^ц. 3 М j-^-%.J1,
П j-H^^-Jl sic!, но см. В, 392, 28, где ^^^^.Jl. 4 М, л. 258 б. 5 Диван, Каир,
1292 г., стр*. 205, 2,* изд. Ас'афа ан-Нашашябл, Бейрут, 1323, стр, 350, із. 6 Диван,
оба изд. .&Lä^..>1 ^д. 7 М Цз-?. 8 М у-лІІ. 9 Ср.: G. W. F г е у t a g. Arabum prover-
bia, I, стр. 229, № 61, где дается более точный, повидимому, вариант OL^Jl ^s>
OLyUJl с^. 10 П "LäJ\.
Ал-Мутанабби и Абу-л-Ала. 709
^ »p I чр £ »p
^j) J^ aLäJ) руэ) ^jjZ /t™' *3 (PJ1*^ cL-jö ojL*' ü^ o^ ^ -У*
äJ^mII 0p« oljj,^ ^1 oLk?, ilcLJJ 0^ jji-JJ 3jjjil c^J «oj^J
£*'r^ j*Jj*r* J*bJ* vj^ ^W' <j-**bj> <jbj>J-> j" üj-j* Jj^
^j c^UU ^p^ oLkIJ Лу> 7<JUl i^-flij 0J*> 6u' Jj*? c^LelJ 5^j
<j-/*' Py*^ лин^с /j"* ^-,-j?i/*s öL»^* Іи.л*оі1 •j^JoU Ol^jjji) -j.-© ^ä) o»?»J
JLJJ Je pL«jJl <£JLliJ * bjü ^ pLJl 10o^ Л
iJLiUj jLail^ J^LÜJ
1 П £^Х:Ц. 2 п ХХХ5Г sie! 3 ц7 л< 286 а. 4 П on. в M, л. 259 а. 6 П СХ>\.
7 п оп. 8 Рук. ^jy^. 9 п oiiyai. ю в £*. и п i^UsL. 12 Рук. jJLo.
110 Арабская средневековая художественная литература
^J <J*iJJ Oj^ Ü' .ic clJLai ill JiJ Jb UJ Li Jlij _lc J,s dlcL
iJ^^J) -у* 30Ь/А L J.Cj IJjb^-
J^Jli ^piJI^ J-üJL jLi^I UJ, j^jLJl^ ^OJL ,Ы У jy*
J LHi ^»JLjL* JLaJLJ/ J»^»a-S * Li JLa^ «jxo и^ЛлЭ «j^O JUS3/^
* U^-9 *-*>-*-? ^-H j^-'^-i
JjXl ^Lkc ^jc 0^j >^l* ^-^ jijj ul\ Jyu ^LJir
Jl—*j-j)j J^L—^-4Lj J.-A—^r * ^J^jJj i-Ln.ju4> /p^-c ^-i^
Jb* W* CJL/ 7laiJjLJ 0J^JI i£* CJt j*c f Jyu >*JJ JjuJI
^Sj aJLo^) vl^ijj^ij «^J^IJJ ^L^ Ij J>9 Л^ A^ä^*oj 4Jj.*J ^PjJJ s_Ja.ki.
JL*-slJ JtJj^o J.-*^) o-^~^ * J-^-^-i JJSXL*) iJjjJJ <Ju*-.J
1 П ^ѵэЧ. 2 П OLS. Текст от * вызывает затруднения. 3 М Ѵ^Ъ. 4 П, л. 286 б^
5 М Jl^\. 6 М U^bol. 7 п Ц^ \sDJ sic! 8 П Jb. 9 М, л. 259 6. і° П оп.
и П ^kJi.
Ал-Мутаяабби и Абу-л-Ала ЦТ
<U*.*alJ oj^ Je cL*JaÄjJ JLJ.Ö у* ^J-M ^tt***! -j***) AJjJJ) ^Jl^ L J*ä>
u^LJJ ^iJ * tj LL1J joyk ^jjt^ JLas]l ^LJJ JUi" dO.
JL» V ^j jl-»1^ väLJL>, * ^jljl oL*JLc ^jL^Jj Cj$Lj
ÄaJ^C m«.» V*1-^ -* JLJuJ ij^*i.Jj Ji*JJ^ ^JaJJ fy$*)j 5—[Д*! «ьі^лі >*
J.iJ.J ^jj ^fl^ J.ä^ A*a JUjJJ^ Ц** d^ijo.Jj Joifj ^j J.ä^ isUJl ^^,.
\JyPj O-sJaJJ j>ijk>j c^Loll 4^^»t/ß *»"• U™5 "i/. **• q^«^J Iе ^jl^ fW
J-A с5-/*' ^*^ o^*0 ™c ■*>■ J^ fT*' <*-^(^ *™ -z?^' ^ХѴЧ d-JjjJj
1 П u^jj.i.l. 2 П, л. 287 a. 3 П CU-^aÄi. 4 ß U^^ä-, 5 Эта фраза,
очевидно, указывает иное чтение. Дает ее и П, несмотря на то, что в тексте стиха у П
уже стоит CU-oÄi. 6 П L-^^Jl. 7 м, л. 260 а. 8 П оп. 9 П Jjbl.
112 Арабская средневековая художественная литература
МЛ* у* -jJ Ua*JJ mj*f$ OJ) obA* JJ*2 о/* ^ij-Z* J13 J^jJ'^ U°}^
Jj9 y* iL/ JJ^,
_,*UJf r^Jl ^M, r^J) r%ttj r^Jl ^.1^411) ^ *iW,| jy,
.J 4ІІІ ^* 4*c, iiuSM Je dlllJ iSCl J J.Jkli J*nJj ^ J
f° L/»-Ä-e v-L***«U tjLs * ^u «JUjJ^ ^UjI {улЛ ^Ls
pLJaJJ Üüj ^J л/ (jj*i л <-Л^^ eLuJLlJ (^^**' *-£/**^ Lfr**' cJLuUj ^jj JLaj
5<jU 4^*^ oJi ^^-Jli (J"*"*'' ***? (J* <^J'j fVy-Ъ (J"^' сіЛоі ^J Jju
^Zkll 0J oLc[/u) • ** Ij^ LuJ^ [*j pUjil ciJL^ /XJ^ ^ vSLJl
b^ÜfcJI ^j»» сД*ж*1/ ^j)^ J La ^фл* e^JJ^ іэу*^ ^ij G CA* ojb)»^
Как можно видеть при чтении этого комментария, он не
представляет ничего сколько-нибудь замечательного, ничего сколько-нибудь
характерного для гения Абу-л-сАла, каким его привыкли изображать
в литературе. Есть, конечно, отдельные частности, не встречающиеся
в других комментариях, есть новые цитаты или варианты к редакциям
ал-Вахидй и ал-сУкбарй, но общий характер комментария,
принадлежащего поэту-философу, ничем не отличается от произведений его
собратий по этой теме — узких филологов. То же разъяснение конструкций
фразы и отдельных слов, то же чисто внешнее толкование без внимания
к поэтической стороне произведений, а тем менее их идейному
содержанию, чего именно и можно было ожидать от Абу-л-гАла. При таком
характере произведения и издание его полностью едва ли является
существенной необходимостью, так как для понимания ал-Мутанаббй
„Му'джиз Ахмед" дает не только не больше, но даже, быть может,
меньше, чем изданный ал-Вахидй.
1 Изд. Horowitz, стр. 149, 3. 2 Изд. Horowitz ц-^^аЗ. 3 П 1^1. 4 П q\j\.
•"' П, л. 287 6. 6 2>Ц.
Ал-Мутанабби и А6у-л- Ала
113
IV
Какой же вывод приходится делать из такой характеристики
произведения Абу-л-'Ала, не обращавшего до сих пор на себя внимания
арабистов? Если определить, к какому периоду жизни поэта-философа
относится сочинение этого комментария, вывод станет ясным сам собой.
Прямых указаний на это нет ни в рукописи, ни в историко-литературных
сочинениях, но некоторые побочные данные позволяют относить
произведение к первой половине жизни, если не к молодости Абу-л-?Ала. На
это указывает и общий характер сочинения, в котором совсем незаметно
того Абу-л-сАла, какой известен по „Лузум ма ла йалзам"; на это же
указывают и некоторые частности. Едва ли Абу-л-'Ала стал бы
называть jib* LjjiJ некоторые довольно безобидные гиперболы ал-Мутанаббй,
если бы он в это время уже высказывал гораздо более еретические
с мусульманской точки зрения мысли, которыми переполнены его
„Лузум ма ла йалзам". Очевидно, в эту эпоху он еще не совсем отказался
от традиционных воззрений и не был таким разрушителем
установившихся теорий, каким оказался впоследствии. За то, что „Мусджиз
Ахмед" представляет раннее произведение Абу-л-сАла, говорит еще и
следующее обстоятельство. Ибн Фурджа изучал ал-Мутанаббй у Абу-л-
'Ала,1 между тем еще до 1036 г. он был известен своими сочинениями
об ал-Мутанаббй; 2 мало того, тот отзыв Абу-л-?Ала, который Ибн Фурджа
приводит в передаче ал-Вахидй, в комментарии первого не имеется,
и, очевидно, дошедший до нас извод возник раньше того времени, когда
Ибн Фурджа учился у Абу-л-сАла. Если это так и если „Му'джиз Ахмед"
действительно раннее произведение Абу-л-'Ала, как можно предполагать
после высказанных соображений, то оно доставляет звено, не хватавшее
до сих пор для полной характеристики поэта-философа. Кремер,
находившийся под исключительным влиянием „Лузум ма ла йалзам", создал
из Абу-л-сАла до некоторой степени сверхчеловеческую личность, и эта
характеристика считалась господствующей в науке, вплоть до
обнародования Марголиусом переписки Абу-л-гАла. Последнее произведение
показало, что в старые, по крайней мере, годы поэт-философ не
представлял особо выдающейся личности наряду со многими арабскими
учеными-литераторами.3 Если „Лузум ма ла йалзам" и „Рисалат ал-гуфран"
были зенитом его мысли и творчества, то в переписке заметен уже
упадок этого творчества. Теперь „Му'джиз Ахмед" позволяет установить,
что до своих центральных произведений Абу-л-гАла дошел не сразу,
а путем долгой работы мысли, не свободной от сторонних влияний.
Таким образом, с одной стороны, в его собственном творчестве
становится довольно ясным процесс эволюции; разбор же некоторых мыслей
1 Ал-Вахиди, изд. Dieterici, стр. 277, строка 6.
2 См. выше, стр. 82—83.
3 Ср.: В. Р. Розен, ЗВО, XVI, стр. XV.
8 И. Ю. Крачковский, т. II
774 Арабская средневековая художественная литература
ал-Мутанаббй в первой половине заметки показывает, что и сам Абу-л-
гАла был не метеором, а только одним из звеньев постепенно
развертывавшейся цепи представителей арабской поэзии.1 С другой стороны, это
обстоятельство позволяет установить верный взгляд на поэтическую
личность ал-Мутанаббй. Можно с несомненностью заключить, что своей
популярностью среди арабов, которой удивлялся еще Ибн Халликан,2
он был обязан не одной только форме своих произведений, как думали
все почти исследователи вслед за Хаммером и Кремером. Здесь играли
роль не только цветистые фразы и поражающие гиперболы, а и самое
содержание его поэзии, ее общий очерченный выше характер с оттенком
пессимизма.
Возвращаясь в заключение к Абу-л-сАла, можно сказать, что
теперь вместо грандиозного и несколько даже демонического образа,
какой представлялся взору Кремера, обрисовывается фигура человека,
правда далеко не дюжинного, но все же с человеческими дарованиями,
что, конечно, нисколько не умаляет их величины. Одиноко стоящий
1 Несколько расширяя первое положение, можно было бы сказать, что и в своей
жизни Абу-л-'Ала далеко не во все периоды был таким, каким он хотел казаться
в своей переписке и каким его привыкли считать европейские ученые. С постоянными
жалобами на бедность плохо вяжется показание его современника, персидского поэта-
философа Насир-и Хусрау, на которое обратил внимание еще Кремер, а в новейшее
время Никольсон (R. А. N і с h о I s о п. A Literary History of the Arabs, стр. 323).
Для раннего периода его жизни, быть может, того самого, к которому относится
сочинение „Му'джиз Ахмед", очень характерно свидетельство старшего современника
Абу-л-*Ала ас-Са'алибй. Приводит он его со слов одного из часто упоминаемых им
авторов {^<х^а.^.}\ ^jiJjJl £уи*А.\ jh>\, см., например: Йатймат ад-дахр, I, стр. 206,
220, 222, 223," 347, 352, 535; II, стр. 8, 136, 286 и мн. др. Ср. ас-Сафадй у Марго-
лиуса: D. S. Margoliouth. The Letters of AbuVAlä, стр. XXX, прим. 3, в
неизданном еще сочинении „Татиммат ал-йатйма". Так как внимания ученых, насколько
мне известно, это указание еще не привлекало, то я позволю себе привести его
целиком по рукописи Учебного отделения № 86 (Collections scientifiques de Tlnstitut des
langues orientales. . ., I, стр. 44), л. 331a (по аллепской рукописи — Revue de TAcade-
mie Arabe, VII, 1927, стр. 531—532):
^jAj .ft^LajUl *Vyb CUä^.ä-1 (^Jl ^U-A-Ül 0%-Яув jjjbl £^0 Соцл. y\S <3r«-J»l *^aJI 2*\
bl ^j-^o» Jj4rJ^ ^Ц-І су* c^ J* (3 J-^^H} *У^Ь g^^^ Ч^4*^?. ^г^ b"*^ с***'
2 Ибі Халликан, Mb 49, стр. 64.
Ал-Мутанабби и Абу-л- Ала //J
утес1 исчезает, но не потому, что его вышина неожиданно умаляется,
а потому, что он оказывается окруженным целым рядом других, быть
может, и более мелких скал, но все же не бесплодной пустыней, как
могло казаться раньше. Картина получается не менее величественная
и, кроме того, более понятная с точки зрения духовной эволюции
единого человеческого рода, в формах какой бы нации он ни был
облечен.
1 Если воспользоваться известным, хотя и неудачным выражением Захау об ал-
Бйрунй, ср.: ЗВО, III, 1889, стр. 152.
-»НИ*-
8*
У?ЪЕ=ЖЕБУ?ЪЕЕ^
ПОЭТ КОРЕЙШИТСКОЙ ПЛЕЯДЫ
I
Имя поэта, произведения которого сделались теперь доступны
арабистам благодаря изданию Кренкова,1 до сих пор было совершенно
неизвестно в европейской научной литературе: о нем не заходила речь не
только в общих курсах, но даже и в специальных исследованиях. У
арабских литераторов классической эпохи Абу Дахбал ал-Джумахй
пользовался, конечно, большим вниманием: в бесценных сводах Ибн Кутайбы2
и сАлй ал-Исфаханй3 ему посвящены специальные главы, из которых
почти исключительно приходится черпать сведения о его жизни или
скудный комментарий к его произведениям. Последние довольно точно
устанавливают время его деятельности: самые ранние из дошедших
стихотворений4 относятся к халифату омейяда Му'авии (661—680), самое
позднее5 — ко времени ал-Валйда (705—715). Корейшит по
происхождению, уроженец священной области, Абу Дахбал оказался втянутым
в междоусобную войну, которой начиналось правление Омейядов. В этом
отношении он напоминает не столько своего знаменитого соплеменника —
поэта 'Омара ибн абу Рабй'а, в произведениях которого политическая
действительность как-то совсем не нашла отражения, сколько другого
корейшита — певца анти-халифов Зубейридов — Ибн Кайса ар-Рукаййат.
Может быть, здесь отразились и личные столкновения с Омейядами,
в частности его неудачный роман с дочерью Му'авии, про который
долго не могли забыть омейядские халифы,6 но только очень рано
Абу Дахбал оказался на противной правящей династии стороне. Во время
первого периода — борьбы с сАлй — он, вероятно, был еще очень молод,
однако источники приписывают ему произведения, относящиеся к этому
времени, до нас, впрочем, не дошедшие.7 Непосредственное отражение
1 The Diwan of Abu Dahbal al-Gumahl, ed. by F. Krenkow, JRAS, 1910,
стр. 1017—1076.
2 Liber poesis et poetarum, ed. M. J. de Goeje, Lugduni Batavorum, 1904, стр. 389—391.
y Ar., VI, стр. 154-170.
4 По изданию Кренкова, JS6№ XXXIV—XXXVI, может быть VI.
5 Там же, № XXX.
« Аг., VI, стр. 39.
' См. ал-Мада'инй в Аг., VI, стр. 155.
Поэт корейшитской плеяды
т
в его творчестве нашла уже смерть Хусейна,1 а тем более ужасы,
следовавшие за взятием Мекки ал-Хаджжаджем со всеми последующими
событиями.2 Тогда Абу Дахбал всецело был на стороне Зубейридов и одно
время по назначению сАбдаллаха ибн аз-Зубайра правил какой-то областью
в Йемене.3 Поэтому и его оды направлены главным образом по адресу
сторонников анти-халифа и посвящены в большей части его правителю
в Джанаде (Йемен) — 'Абдаллаху ибн ал-Азраку.4 Хотя поэт и не сразу
нашел своего мецената,0 но привязанность была, повидимому, довольно
прочной: он не только оплакал своего покровителя в элегии,6 но даже
и был похоронен в том же самом месте.7 Другие его оды значительно
уступают этим по количеству и по достоинству.8 Одно же из
произведений в честь Ибн ал-Азрака и в позднейшие времена считалось почти
недосягаемым образцом.9 Восхваляя своих меценатов, Абу Дахбал не
забывал по староарабскому обычаю „и про свою личную и родовую
гордость.10 Однако он не был бы настоящим корейшитом, если бы
ограничивался этими довольно однообразными и избитыми мотивами
староарабской поэзии, вызывавшими иногда и у него очень шаблонные
обороты.11 Корейшитская поэзия как нечто оригинальное в художественном
творчестве этой эпохи несомненно существовала: ее облик теперь ясно
вырисовывается из прекрасных изданий двух наиболее крупных
представителей,— 'Омара ибн абу Рабй'а 12 и Ибн Кайса ар-Рукаййат.1:3 Самая
1 По изданию Кренкова, № XLI. В І^х>1 ^^ ^t&^o (ст. l) нетрудно видеть
одно из прозвищ Йазйда ибн Му'авии (,^>L$Lco), про которое было хорошо известно и
самому халифу. Ср. его стихотворение: Абу Ханйфа (изд. Guirgass), стр. 275, 1—2;
а л - М а с у д й (изд. Barbier de Meynard), V, стр. 161; ат-Табарй (изд. M.J.de Goeje),
II, стр. 408, 15 и др.
2 По изданию Кренкова, №№ VIII, XIX, 1-8, XX, вероятно XVI, XXXIX, XL.
:3 Аг., VI, стр. 155.
4 По изданию Кренкова, №№ IV, V, XI, XII—XVI, XXXVIII.
5 Ср. там же, №№ III, IV.
6 Там же, № XVII.
7 Там же, комментарий к № VII, 4.
8 Там же, например, №№ III (правитель Хадрамаута), XIX ('Осман ибн 'Абдаллах),
XX, XXI ('Абдаллах ибн аз-Зубайр), XVIII (неведомый ал-Мугйра ибн 'Абдаллах) и др.
9 Там же, комментарий к № IV, стр. 1068—1069.
10 Там же, №№ I, IX. Особенно стилен XXXII, один из отличных образцов
староарабской муфахара. Стих 4, где идет речь о племени J*>«>.a, очень подозрителен
в смысле подлинности: имя матери погта было J^.jA (или ^ЪѵЛА, по Ибн ал-А рабй,
Ar., VI, стр. 155), и уже в очень раннюю эпоху это подало повод к смешению: даже
Абу-л-Фарадж ал-Исфаханй приписал Абу Дахбалю несомненно подложное
Стихотворение № XXXI.
11 Неискусен и избит, например, переход № III, 7; шаблонны картины II, XVIII,
где самые имена отзываются реторикой.
12 Der Diwan des 'Umar ibn Abi Rebi'a, hrsg. von P. Schwarz, I—IV, Leipzig,
1901—1909.
13 Der Diwan des 'Ubaidalläh Ibn Kais ar-Rukaijät. Hrsg. von N. Rhodokänakis,
Wien, 1902.
718 Арабская средневековая художественная литература
ее оригинальность не должна представляться чем-то странным, так как
является только законным следствием особых условий жизни корейшит-
ского племени: оно раньше других перешло к городской жизни, и
результатом явилась та обычная в этих случаях утонченность и некоторая
изнеженность культуры, которую мы привыкли встречать лишь в
произведениях поэтов аббасидского периода; оказывается, зародыши ее идут
очень глубоко, и теперь их можно проследить очень ясно в корейшит-
ской поэзии. Общая характеристика ее, насколько она вырисовывается
из произведений Юмара и Ибн Кайса, может быть подтверждена и
отрывками стихотворений менее ярких звезд той же плеяды, например
ал-сАрджй — „самого поэтичного омейяда",1 и царственных
представителей этой семьи — очень известного ал-Валйда ибн Иазйда и менее
известного йазйда ибн Му'авии.2 Лая более раннего периода не хватает
источников; но и теперь в нем особенно характерны произведения сАдй ибн
Зайда, тоже питомца городской жизни, выросшего в среде пограничной
арабско-персидской культуры.
Сфера истинного призвания Абу Дахбаля, как и с0мара, очень
невелика, но он в ней полный господин. Любовь со всеми ее перипетиями,
обыкновенно несчастная, потому что „сама судьба ведь не идет прямо:
судьба крива",3—вот неистощимая тема Абу Дахбаля. Здесь он создает
или маленькие картинки, не уступающие сценкам сОмара, или большие
отрывки, но уже не в стиле шаблонных касйд7 а следуя своему
непосредственному художественному инстинкту. Очень просто и грациозно
набросаны первые,4 но, к сожалению, далеко не всегда поддаются
переводу: до того они сжаты и переполнены намеками. Глубина и
безыскусственность чувства виднеются в отрывке, обращенном к жене поэта,
когда Абу Дахбал, поехав в Египет получать наследство, вернулся
с полпути, затосковав по ней:5
1 Здравствуй, Умм Дахбал, после разлуки, прежде чем успело пройти
время и срок!
2 Вспоминай, как я вернул к тебе верблюда, после того как он двинулся
было в Египет.
3 Не думай, что я забыл тебя, когда за моей спиной остался Бйш с его
обитателями.
4 Если тебя судьба выставит вперед, а меня послушаются — у твоей
могилы окажется и моя.
1 Отзыв ИбнКутайбы, Liber poesis et poetarum, стр. 365, з. Ср.: Р. Schwarz, ук.
соч., IV, стр. 60.
2 Материал для интересных выводов о корейшитской поэзии дал и Шварц
(Р. Schwarz, ук. соч., IV, стр. 34—35, 45, 84 и др.). Говорят о ней иногда и
арабские ученые; см., например, ал-Джумахй (изд. Hell), стр. 60, 23, 65, 22,
137.
3 По изданию Кренкова, № XXIII, 12.
* Там же, №№ VII, XXIV, XXVI, XXIX.
5 Там же, № VII.
Поэт корейшитскои плеяды
119
Труднее для перевода одна очень живая картинка:г
1 Вот так дивом дивным поразил меня мальчик хакамит вечерком!
2 Сказал я ему: „Расскажи мне о «них»: у Хадана остановились они
или в другом, месте?". А он мне крикнул „Ну!".2
3 „Что за ну?" — спросил я. „Значит остановились?". А он только
крикнул „Гей-гей!" 2 и умчался.
4 А теперь — оц убежал, а я и не знаю: значит ли да, что он сказал,
или нет?
5 Не понять мне видно такого языка; только прибавил он страданья
истомленному сердцу.
Из больших произведений можно выделить две группы: одна
посвящена несчастной ,любви к ?Атике,3 дочери My авии, а вторая некоей
гАмре4 — соплеменнице поэта, женщине очень образованной,
трогательную историю отношений которой к Абу Дахбалю так живо передает
автор „Книги песен" в двух местах.5 Обе группы носят приблизительно
один и тот же характер и в некоторых местах дают чувствовать
неподдельный драматизм.
В стихотворении, отправленном к 'Атике в Сирию, есть такие строки:6
4 Забыла ты разве мои дни в твоей стране, когда я был близок
к смерти, повержен в сирийской земле, сражен болезнью?
5 Нет друга, которому я мог бы оставить завет; я прошу лекарства
от болезни, но мне не дают пить.
6 Вся моя забота — увидать твоего посланца; целый день я сижу,
высматривая дорогу.
7 Горе мне! Не могу я свидеться с тобой, чтобы пожаловаться на
(страданье) от любви, на все переносимое мной.
8 Я вижу, ты увеличиваешь жестокость к влюбленному в тебя,
а сердце мое каждый день все больше тебя любит.
Тем же тоном проникнуто и другое произведение, дающее более
ясные намеки на всю историю:7
1 О не говори мне „Не торопись!". Ведь (время) не торопиться прошло:
не у всякого встречающегося с возлюбленным остается рассудок.
2 Два года прошли однообразно без свидания; но все же хоть и грозят
за любовь к ней — любовь остается моим существованием.8
3 Царь-тиран запретил мне встречу с ней: по дороге туда приходится
ожидать опасностей, а может и смерти.
1 Там же, № XXVI. — У ал-Джахиза (Китаб ал-байан, I, стр. 69) приписывается
ал-Киса'й.
2 Непереводимая игра словами Ua и Ь^-: первым погоняют лошадей, вторым —
верблюдов. (Ср. о последнем: ЗВО, XVII, 1907, стр. 037). — Другие крики погонщиков
с^іа и Jjfc (Накаид, стр. 336, 4) ал-Бухтурй (I, стр. 73, ю).
3 По изданию Кренкова, №№ XXXIV—XXXVI, может быть VI.
4 Там же, № X, может быть №№ XXIII, XXXVIII.
5 Аг., VI, стр. 155-156, 165-166.
6 По изданию Кренкова, № XXXIV, 4—8.
7 Там же, № XXXVI.
8 Конструкция не совсем ясна.
120 Арабская средневековая художественная литература
4 Не приведет к добру любовь, за которую приходится бояться гибели;
не приведет к добру и любимый, с которым нельзя встретиться.
5 Горе мне! Прославился я любовью к ней, а ведь никогда нельзя было
нам щедро (выразить чувство).
6 Как не дивиться! Я скрываю любовь к ней, а она так стала известна,
что все пути к возлюбленной мне отрезаны.
сАмре посвящено самое большое и самое популярное произведение
Абу Дахбаля, к сожалению дошедшее в очень неисправном виде: *
1 Долго тянется эта ночь; не блеснет заря. Не могут остановиться
мои слезы, застилающие взор.
2 Провожу я ночи без сна от заботы; между моих ребер точно тлеет
уголь.
3 Иногда я обольщаю душу надеждами при мысли об Амре, иногда,
погружаясь в пучину печали, вздыхаю.
6 Разорвали клеветники то, что было между нами; а нам было бы
нужнее, чтобы связь эта восстановилась.
7 Увидали они брешь и устремились на нее всем своим скопом;
и днем, и ночью они трудились нам на зло.
8 О если бы те, что так поусердствовали ради нашей разлуки, —
все утонули в морской пучине.
9 Они лишили нас всего, что мы желали; они зажгли нам на гибель
пылающий огонь разлуки.
1° Я не боялся, когда они были в отсутствии, но оказалось — их не
удержала кротость, они не остановились перед злом.
И А если бы они оставили нас — сбей с пути их Аллах! — если бы
не доводили до конца речей, сотканных из коварства, —
12 Ведь все равно превратность судьбы скоро бы нас разлучила;
судьба не может итти прямо, она—крива.
13 Может быть после горести, в которой ты теперь очутилась,
найдется для нас отдых и выход.
14 В жертву ей будут обречены враги, и обрадуется твой друг,
у которого от страданья пылает печень.
18 Сказал я 'Аббаду, когда пришло письмо от нее: „Поэтому-то,
Аллахом клянусь, у меня и дрожал глаз!".2
19 Я тоскую в вечер свидания с ней, хотя раньше в дни свидания
я уж никуда не сворачивал.
20 Теперь же я черчу узор на песке, точно пленник, ждущий казни,
боязливый страдалец.
21 А когда мы встретились, стала она запинаться в речи; а ведь
несвязный разговор — признак разлуки.
24 Мне самому стали тесны слова, хотя слова и широки, хотя
и много в них путей и выходов.
Нетрудно видеть, что Абу Дахбаля роднит с 'Омаром еще одно
обстоятельство: у него совсем нет произведений, посвященных вину,°
1 По изданию Кренкова, № XXIII. Перевожу его, следуя в порядке стихов и
чтения не столько дивану, сколько Аг., о причинах чего будет речь во II главе.
2 Примета, часто упоминающаяся в поэзии этой эпохи; см.: Р. Schwarz, ук.
соч., IV, стр. 30, прим. 9.
;} Ср.: Р. Schwarz, ук. соч., IV, стр. 32.
Поэт корейщитской плеяды
121
как нет почти и нотки рефлексии, так часто звучащей в виде
заключительного аккорда в произведениях других анакреоников. По содержанию
этого можно было бы ожидать чаще, а между тем такая идея появляется
только по самому ходу произведения ad hoc,1 но никогда не обобщается;
подлинность единственного произведения,2 где проходит мотив старости,
довольно подозрительна.3 Таким же образом только в одном
произведении4 формулируется несколько обычных в эту эпоху принципов
дидактической поэзии.
Содержанию поэзии Абу Дахбаля соответствует и ее форма: в ней
нетрудно отыскать свойства, присущие вообще корейшитской поэзии.
Больших по объему произведений Абу Дахбал не любит, и традиционные
касйды ему безусловно не удаются в тех немногих случаях, когда он
за них берется. Его сфера — небольшие отрывки, и к ним он чувствует
особенную склонность, о чем легко судить по самому составу дошедших
до нас произведений. Его диван с фрагментами дает около 250 стихов
в 46 отрывках; из них только 7—больше десяти стихов.5 Общего свойства
корейшитской поэзии нельзя не видеть и в предпочтении коротких размеров.
Таким образом, диван Абу, Дахбаля является как раз во-время, чтобы
еще больше оттенить ту струю в поэтическом творчестве омейядской
эпохи, ту „новую поэзию", которая должна датировать свое начало не
с аббасидской эпохи, не с Муслима ибн Валйда, а почти веком раньше.
Мысли о роли Абу Дахбаля в этом движении изредка проскальзывали
и у арабских литераторов: характерно, например, что указание о
влиянии его на аббасидского поэта „нового направления" 'Аббаса ибн ал-
Ахнафа сохранено у сАлй ал-Исфаханй.6
II
Издание Кренкова дает диван в единственно существовавшей
редакции Зубайра ибн Баккара (ум. в 870 г.), личность которого известна
и в европейской науке, главным образом благодаря составленному им
дивану Хатима ат-Та'й.7 Очень популярный литератор,8 тоже корейшит
и зубейрид, он с особенной любовью занимался историею своего рода,
и, может быть, поэтому Абу Дахбал удостоился его специального вни-
1 По изданию Кренкова, №№ XIX, 66 и XXIII, 126.
2 Там же, № XXII.
3 Ср. там же, стр. 1053.
4 Там же, № XXVIII.
з Там же, №№ XXIII (24 ст.), III (17), V (15), X (13), XVIII (12), XXIII (11),
XXV (10).
6 Аг., III, стр. 81.
7 Der DIwän des arabischen Dichters Hätim Tej, hrsg. von Frd. Schulthess,
Leipzig, 1897, стр. 1, прим l.
8 Ал-Фихрист, изд. Flügel, стр. 110—111; ср.: С. Brockelmann. GAL, I,
стр. 141, № 2.
122 Арабская средневековая художественная литература
мания.1 Лейпцигская рукопись — уникум, в которой сохранился диван,
писана в V в. хиджры и тоже известна в науке.2 Кренков впервые обратил
внимание на имеющийся здесь список ученых и передатчиков, у которых
занимался составитель этой рукописи, и посвятил ему более подробное
исследование,3 хотя непосредственного отношения к дивану оно не имеет.
По этому же источнику пользовался диваном Абу Дахбаля и де Гуе при
издании „Книги поэзии и поэтов" Ибн Кутайбы.4 Рукопись, насколько
можно судить по факсимиле, читается далеко не легко, но, конечно,
Кренков, уже зарекомендовавший себя солидной работой в области арабской
поэзии,5 и на этот раз дал вполне удовлетворяющее научным
требованиям издание, прибавив, кроме того, к материалу рукописи фрагменты
Абу Дахбаля из других источников6 и очень обстоятельные указатели.7
Большинство возникающих при чтении дивана недоразумений
относятся к тем, с которыми всегда приходится считаться при занятии
арабской поэзией и которые вызываются редко разрешимыми вопросами
о подлинности отдельных произведений и порядке стихов в них.
Редакция Зубайра здесь окончательно решающего значения иметь не может:
с одной стороны, в нее не вошел ряд несомненно подлинных
стихотворений, засвидетельствованных ранними авторитетами,8 с другой стороны,
попали некоторые, вызывающие подозрения.9
Кренков, повидимому, прав, отказываясь принять10 в диван
стихотворение, приписываемое Абу Дахбалю Иакутом,11 но едва ли оно принадлежит
и ат-Таймй, как издатель полагает на основании довольно слабого в лите-
1 Можно предполагать, что Абу Дахбал фигурировал и в „Китаб табакат аш-
шу'ара" его соплеменника Мухаммеда ибн Саллама ал-Джумахй, однако в дошедших
до нас отрывках он не упоминается. (См.: С. Brockelmann. Das Dichterbuch des
Muhammad ibn Salläm al-Gumahl. Orientalische Studien Th. Nöldeke gewidmet, Gieszen,
1906, стр. 109—125). Не упоминается и в содержании каирской рукописи у Зейдана
(Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, II, стр. 108—109), нет и в издании Хелля (1916 г.).
2 Е. Pröbster. Ibn-GinnFs Kitäb al-Mugtasab. Leipzig, 1904, стр. XX—XXI.
3 По изданию Кренкова, стр. 1025—1029.
4 Liber poesis et poetarum, стр. 390, прим. а,
5 Tufail al-GanawI, JRAS, 1907, стр. 815—877; ср. там же, стр. 220—223.
В настоящее время он готовит для „Gibb Memorial Series" издание диванов Туфайля
и ат-Тириммаха. Хорошим отеп'ом служит, что об одной из первых работ Кренкова
очень одобрительно отозвался сам Альвардт (W. Ahlwardt. Sammlungen alter
arabischer Dichter, III. Berlin, 1903, стр. XIX).
6 По изданию Кренкова, №№ XXXI—XLVI.
7 Там же, стр. 1031—1038.
8 Иногда самим Зубайром, как, например, все, относящиеся к эпизоду с 'Атикой
(XXXIV—XXXVI). — Сомнительна принадлежность Абу Дахбалю стиха ан-Накаид, 861, 6.
9 Там же, №№ XXII, XXVII. В отношении основанных на смешении имени матери
поэта Jj>.tA с именем племени jjbjjb (XXXI, XXXII) Зубайр оказался осмотрительнее,
не включив их в диван, хотя второе в Аг. (VI, стр. 155) передается со ссылкой на него.
10 Там же, стр. 1029.
11 Jacut GW, III, стр. 540.
Поэт корейшитской плеяды
123
ратурном отношении авторитета Ибн ал-Асйра.1 Не отмеченные Кренко-
вым более древние авторы, Абу Таммам2 и ал-Мубаррад,3 приписывают
его Сулейману ибн Катта ал-'Абйдй; вероятно, здесь приходится иметь
дело с такими кочующими произведениями, истинного автора которых
европейской критике никогда не удастся установить, хотя с внутренней
стороны доводов против принадлежности его Абу Дахбалю не имеется.
Относительно стихотворения, попавшего в диван 'Омара ибн абу Рабй'и4
и тоже некоторыми источниками приписываемого Абу Дахбалю,5 не без
остроумия выразился сам сАлй ал-Исфаханй,6 сказавший, что оно
считается 'омаровским только La** jliJ J.*J ic <uÜ*J—'потому что он
заполонил всех хиджазцев'. Настоящий же автор и здесь не известен;
против авторства Абу Дахбаля говорит то обстоятельство, что
специалист по его дивану Зубайр ибн Баккар приписывал отрывок другому
лицу.7 Значительно снисходительнее в своей критике оказывается Крен-
ков относительно № XLII, помещая его среди фрагментов, вероятно,
вслед за ал-Джахизом, хотя с упоминанием про одно место словаря „Лисан
ал-сараб", приписывающее первый стих халифу Йазйду ибн Му'авии.8 На
самом деле вопрос еще запутаннее: стихотворение приписывается и
ал-Ахталю, почему оно фигурирует в издании Салханй, где собраны
главнейшие цитаты.9 Однако ни один из известных теперь трех списков
дивана ал-Ахталя не включает этого произведения, что едва ли
случилось бы, если подлинность его была бы сколько-нибудь правдоподобна.
В источниках на этот счет господствует полнейшая путаница: ал-Ахталю
приписывают его „Лисан ал-'араб" ]0 и „Тадж ал-'арус".11 Вслед за ними,
вероятно, автором первого стиха называет ал-Ахталя и издатель „Китаб
ас-синагатайн" ал-сАскарй,12 хотя в другом месте „Тадж ал-'арус" он
относится к Йазйду.13 Сомнительность его была известна уже древним
филологам в лице Абу 'Убайды;14 ал-Ахфаш решал вопрос в пользу
Йазйда,15 равно как географы, говорившие об упоминающихся там мест-
1 По изд. Кренкова, стр. 1022, прим. 5.
2 Hamasae Carmina, ed. G. Freytag, I, Bonnae, 1828, стр. 435.
3 The Kämil, ed. by W. Wright, стр. 127, 16.
4 Изд. Schwarz, № 301, особенно стр. 103; ср. изд. Кренкова, стр. 1029.
5 "Аг., I, стр. 124.
6 Аг., II, стр. 86.
7 Аг., I, стр. 124.
8 По изд. Кренкова, стр. 1039.
9 Diwan al-Ahtal, texte arabe pbl. par A. Salhani. Beyrouth, 1892 и 1909,
стр. 389, 506.
ю Л'А, XVII, стр. 296.
и ГА, III, стр. 207 и IX, стр. 346-347.
12 Изд. константинопольское, 1320 г. хиджры, стр. 226, прим. ь
!3 ГА, III, стр. 546.
14 Хизанат ал-адаб, Булак, 1299 г. х., III, стр. 280.
15 ГА, III, стр. 207.
124 Арабская средневековая художественная литература
ностях,1 ас-Суйутй 2 и одно место „Лисан ал-сараб".3 К этому и побуждают
склониться заключающиеся в отрывке намеки,4 появление же имени
ал-Ахталя, по всей вероятности, объясняется только близостью его
к наследнику престола. Если последнее обязательство — принадлежность
его ал-Ахталю — еще представляется возможным хотя бы вразрез с
литературными данными, то уж никак нельзя относить его к Абу Дахбалю или
ал-Ахвасу: свидетельства об этом стоят слишком одиноко.5 Появлению
его с именем Абу Дахбаля, может быть, содействовало встречающееся
здесь название местности Матирун, около Дамаска, достаточно неясно
определяемой арабскими географами,0 которая еще раз фигурирует в диване.7
Сам редактор дивана Зубайр не мог не чувствовать некоторой
шаткости материала, и потому несколько произведений включено им в свой
извод с оговоркой.8 Еще больше, конечно, число отрывков в других
источниках, приписываемых не Абу Дахбалю;9 два из них подозрительны
по отмеченному уже внутреннему противоречию,10
С не менее сложным затруднением приходится сталкиваться при
вопросе о полноте и порядке стихов в отдельных произведениях.
Отсутствие внутренней рифмы в первом стихе не должно еще смущать: у поэтов
этого направления, чувствовавших особую склонность к коротким
отрывкам, она далеко не всегда обязательна. Кроме того, у Абу Дахбаля она
фигурирует довольно значительное число раз,11 и при всем том многие
произведения дошли до нас несомненно не в первоначальном виде.
Больше всего пострадали, конечно, самые известные произведения,12 но
и кроме них № II, например, представляет только отрывок большой
касиды, написанной в шаблонном стиле: об этом говорит обычное начало
(ст. і) и описание путешествия (ст. 2—8); пропущено между 1 и 2
стихами описание верблюдицы, на которое ясно указывает l^j в ст. 2,
и окончание каейды, вероятно прославлявшее мецената. Больше
приходится жалеть о неудовлетворительном состоянии № VI, который в пол-
1 Jacut GW, I, стр. 374 и IV, стр. 395.
2 Та'рйх ал-хулафа'. Каир, 1305 г., стр. 81.
3 Л'А, X, стр. 191; без автора — VII, стр. 29.
4 Ср.: Н. Lamm ens, Melanges de la Faculte Orientale, Beyrouth, HI, 1908,
стр. 242—243.
5 Хизанат ал-адаб, III, стр. 282; Китаб алиф бй ал-Балавй, II, стр. 169.
6 См.: Н. Lam mens, там же.
7 По изданию Кренкова, № VI, 1. О значении той формы, в которой оно здесь
стоит, будет речь ниже.
8 Там же, №№ XXII, XXVII. Принадлежность последнего Маджнуну, как
предполагал Зубайр, едва ли оправдывается. Здесь виновато имя Лейла, с которым все
произведения приписывались ему; в очень полной редакции дивана Маджнуна,
составленной ал-Валибй, этого произведения нет. (См. изд. Ибрахйма Дасуки, Каир, без года).
9 Там же, №№ VI, IX, XV, XXII, XLVI, XI (стр. 1030).
10 Там же, №№ XXXI—XXXII.
31 Там же, №№ II, VI, VII, X, XXIII, XXXVI, XXXVIII, XLII, XLIII.
™ Там же, №№ VI и XXIII.
Поэт корейшитской плеяды
125
ном виде представлял бы очень интересную в культурно-историческом
смысле картинку из городской жизни Сирии во второй половине VII в.1
Теперь же эта картинка в значительной мере затемняется благодаря
дефектам дошедшей редакции, которых не разъясняют и цитаты у
других авторов. Между ст. 3 и 4 — пропуск, на который указывает
местоимение в оіклі отсутствием существительного в настоящем порядке.
Такой же пропуск между ст. 6 и 7; благодаря ему неясна связь с
предшествующим І^жіЬ J. Ст. 14—15, прибавляемые Аг., едва ли могут
быть поставлены здесь: они скорее представляют стихи из начала какой-
нибудь пьесы. В таком же неудовлетворительном виде представляется
самая большая пьеса дивана № XXIII; в некоторых местах она прямо
кажется неискусно слепленной из двух.2 Ст. 4—5, не говоря о темноте
смысла, не имеют связи с общим ходом и, вероятно, представляют
позднейшую вставку, как на это указывает уже их отсутствие во всех
источниках, кроме дивана.3 Ст. 15 ел. не на месте, не имеет никакой связи
с предшествующим; присутствие его только в одном источнике
заставляет думать, не взят ли он, как ст. 4—5, из другой пьесы, тем более
что он может быть поставлен в связь со ст. 4. Ст. 16 и 17 хотя и
могут быть соединены с 15, но тоже не даются источниками, как
и ст. 22—23, которые должны быть присоединены непосредственно к 17;
на настоящем месте они не имеют логической связи и разъединяют
ст. 21 и 24, тесно связанные между собой и следующие один за
другим. Ст. 20, вызывающий теперь натяжку, лучше было бы отнести
к началу, как и делает в одном месте Аг.; с большей пользой для
логической связи он мог бы занять место после ст. 2 или 3 (с
чтением LkiJ). Если из этой пьесы отбросить все подозрительные стихи,
то она получает большую связность и цельность; исключенные тоже
могут быть объединены, хотя и не дают полной пьесы. (Основное
стихотворение составят тогда ст. 1, 2, 3, 20, 6—14, 18, 19, 21, 24;
другое—4, 5, 15—17, 22, 23).
Такие же недоразумения существуют и в других образцах, но для
удовлетворительного их разрешения пока недостаточен материал.
Рукопись сама по себе не может служить авторитетом в выборе
вариантов, и иногда чтение других источников предпочтительнее. Крен-
1 Крайне важно в лингвистическом отношении появление, ст. 8, уже здесь
(до 680 г.!) слова ^^.к^э = греч. хоітозѵ 'спальня', которое до сих пор считалось
заимствованным через Египет и чуть ли не путем коптского языка. Некоторые основания
думать эта были, так как до сих пор оно встречалось только в поздних памятниках
XIV—XVI в. преимущественно африканского происхождения. См.: К. Völlers. ZDMG,
LI, 1897, стр. 302; R. Dozy. Supplement aux dictionnaires arabes, II. Leyde, 1881, стр. 378
(у последнего собраны и цитаты почти исключительно из Ибн Халдуна и „1001 ночи").
2 На это, между прочим, указывают и варьирующиеся в источниках два имени
^»-Х£> и oW — ст. з.
3 По изданию Кренкова, стр. 1053, прим. 2-
126
Арабская средневековая художественная литература
ков следует за ней, хотя изредка и сам замечает неосновательность
вариантов.1 Вкрались кое-где в издание мелкие погрешности:
№ II, ст. 7 üJju опечатка, чит. ^*Л&^.
Стр. 1070, комм, к ст. 14 вместо ^ä^süJ чит. «JL^s-uJ, как в
предшествующих глаголах.
№ IV, ст. 1, подозрительна форма • ^ Ъ=^-*^> и, предпочтительнее
читать с Йакутом^А L.
Стр. 1069, комм, к ст. 3 вм. cl^olc чит. «JUolc (ср. стих); ст. 6 вм.
(j^k* Лід** ^J чит. -J*, как требует дальнейшее ^&j* и все ваРианты.
Стр. 1068, строка 8 вм. db^J ^Uj *яз чит. «*L^J ^^LJj ^йэ;
строка 6 вм. Jölj j^Jli чит. Jojj J Uli.
№ VI, ст. 1 ^j^/bUL— характерная форма, опровергающая
рассуждения Ибн Сйды (ал-Мухассас, XVII, стр. 104) о том, что аналогич-
ные собственные имена на ^— остаются без изменения в склонении.
Если же форма объясняется только <LsLJ) ojj^y тогда в указателе
(стр. 1035, s. ѵ.) надо читать ^j^lU) вм. ^^LIJ). Ст. 6 вм. l^^J
чит. с другими источниками l^UuJ, как этого требует Uj^J J (ср.
перевод, стр. 1022). К ст. 7 не вполне понятно примечание издателя: вариант
рукописи вполне допустим.
№ VII, ст. 2 вм. iC^S чит. iC^jS, по требованию размера; ст. 3 вм.
№ X, ст. 3 вм. ^js^l чит. ^jss^l; ст. 9 вм. Sj„ Jj>^oj чит. J^^*j
Sj„ (= Vj j>1>> cp- ct- 8)-
№ XII, ст. 1 вм. ^+a чит., конечно, ^^ с Лисан ал-'араб.
№ XIII, ст. 2 вм. ^pjj чит. ^0j).
№ XIV, СТ. 2 ВМ. 4jJlsj ЧИТ. 4jJls:j.
№ XXIII, ст. 2 вм. А**$11 l^Zf лучше с рукописью а**ДІ Ls*, ст. 12
вм. uJLo jj^äj чит. LjUj ,#_/*>> ст. 13 вм. %Ц^ш^\ чит. обязательно *L*****-oJ,
как указывает и дальнейшее <Ца£*; ст. 19 пропущен важный вариант:
1 Например: стр. 1069, прим. 9; стр. 1065, 8,15, 1061, 2, 1056, б, 1051, і, 1047, 6 и др.
Поэт корейшитской плеяды
127
вм. ijjjsr Ar. (VI, стр. 166, 19) дает ^jys^; это чтение
предпочтительнее, так как заключает в себе намек на рассказ Аг. (VI, стр. 166,3 и 156, 5).
№ XXIV а, ст. 1 вм. ^уьоі^іі чит. ^а^Іі.
№ XXVI, ст. 5 вм. 0**Л лучше ^iej).
№ XXX, ст. 4 вм. clJj L чит. «JlJj Lo.
№ XXXIV, ст. 1 вм. jjj (=uM j~ **н) чит- <^Й (=±ty*Jj),
единственно дающее смысл; ст. 4 вм. :>y.j чит. ^Jlj с Аг., VI,
стр. 158, 5 сн.; ст. 3 — очень запутана конструкция, может быть лучше
I - '- в ' С I
№ XXXVI, ст. 2 вм. ^!L чит. ^fU, вм. J*i, чит. J.Ü.
№ XXXIX, ст. 1 конструкция неясна; может быть лучше І0І**І^ 4-Usl
Размер стихотворения рамал, а не хафиф, как
в указателе (стр. 1037).
В указателе же (стр. 1036) пропущен -у±& — № XXVI, ст. 2, стр. 29
(см.: Jacut GW, И, 288). На стр. 1030 стих из ат-Танухй, приводимый как
„additional verse", на самом деле имеется и в рукописи, № XXIII, ст. 14.
В будущем Фр. Кренков обещает дать перевод дивана полностью
(стр. 1023); тогда, конечно, разъяснятся и все мелкие недоразумения,
возникающие при чтении. И теперь арабисты должны быть благодарны
за новый материал, который так удачно освещает все разнообразие
арабской поэзии уже в эпоху Омейядов и позволяет стать на более
прочную почву в исследовании того течения, блестящим представителем
которого был сОмар ибн абу Рабй'а — этот „величайший певец любви
среди арабов", как его охарактеризовал тончайший ценитель и знаток
эстетической стороны арабской поэзии — Рюккерт.2
1 Конъектура верна; см. Ибн Кутайба (изд. de Goeje), стр. 346, 6.
2 F. Rücker t. Hamasa oder die ältesten arabischen Volkslieder, II, Stuttgart,
1846, стр. 74.
->H§°*-
>s<^>>^^
ХАМАСА АЛ-БУХТУРИ
И ЕЕ ПЕРВЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ В ЕВРОПЕ'
I
Может быть, нигде не сказалось так сильно стремление арабских
литераторов к систематизации, хотя бы и искусственной, как в
группировке поэтов аббасидского периода. Абу Нувас противопоставляется
здесь Абу-л-?Атахии, конечно во второй период его творчества;2 иногда
он ставится наряду с Башшаром ибн Бурдом и Салихом ибн гАбд ал-
Куддусом, объединяемыми в одну группу за их несколько оригинальное
по сравнению с массой мировоззрение.3 Труднее найти параллель для
Ибн ал-Мугтазза, царственного поэта, изяществом своих произведений
выделяющегося даже среди певцов этой утонченной эпохи; однако здесь,
наряду с этим „властителем поэзии"—амйр аш-шир, вспоминается
„царь-скиталец"—ал-малик ад-диллил, Имру'улкайс, а еще чаще
выставляют его завершителем того направления, которому положил начало,
по мнению теоретиков, Муслим ибн ал-Валйд. Более всего ходким
является, однако, сопоставление Абу Таммама с его учеником и
соперником ал-Бухтурй, вызвавшее целую литературу и среди нее интересную
монографию ал-Амидй;4 хотя автор стоит на едва ли правильной, чисто
аналитической точке зрения, отказываясь не только обобщать, но даже
и формулировать свои конечные выводы,5 однако эта работа интересна
1 Настоящая статья была написана вскоре после выхода в свет бейрутского
издания „Хамасы" в 1910 г. и в начале 1911 г. сдана в редакцию. В апреле появилась
обстоятельная рецензия Нельдеке (ZDMG, LXV, 1911, стр. 137—145), в которой автору
статьи было особенно приятно встретить подтверждение почти всех высказанных им
взглядов со стороны такого авторитетного знатока арабской поэзии. Так как
большинство развитых в статье тезисов у Нельдеке только намечено, то автор счел
возможным напечатать заметку без всяких изменений, лишь прибавив несколько ссылок
на рецензию маститого арабиста. (Прим. от 1 мая 1911 г.).
2 Ср.: ЗВО, XVIII, 1908, 73 ел.
3 См.: I. G о 1 d z i h е г. Transactions of the IX Congress of Orientalists, II, 1903,
стр. 109 ел.
4 Китаб ал-мувазана. Стамбул, 1288 г. х.
й См., например: там же, стр. 3: Ль 1*.ДѵЛа»І «Ц.-*ад>о ;**оэ\ ^-«^Ji lil Lois
Хамаса ал-Бухтури и ее первый исследователь в Европе 129
как единственная в своем роде (не считая, конечно, бесчисленных
этюдов о плагиатах — ас-сарикйт того или иного поэта). В позднем периоде
к этим двум поэтам прибавили еще ал-Мутанаббй, и критик Ибн ал-
Асйр не без основания замечал, что ими можно ограничиться д\я
выработки ясного представления о всей позднейшей поэзии; по его образному
выражению эти три поэта — Аллат, ?Узза и Манат поэзии.1 Параллель
Абу Таммама с ал-Бухтурй имела бы еще больше оснований, если бы
арабские критики вспомнили про „Хамасу" последнего, написанную
в подражание старшему современнику. Однако это произведение и
в древнем периоде было известно только по имени, а впоследствии
забыто настолько основательно, что даже кропотливый библиограф-
литератор сАбд ал-Кадир Багдадский (XVII в.), цитаты которого
сохранили столько древних памятников, высказывал открыто сомнение в самом
существовании „Хамасы" у ал-Бухтурй.2 По счастью, в том же веке,
когда писал сАбд ал-Кадир, Варнер вывез из Константинополя
единственный известный до сих пор экземпляр.3 В прошлом году он стал
доступен арабистам почти одновременно в двух видах: в
фотографическом воспроизведении, сделанном на средства фонда де Гуе,4 и в
критическом издании бейрутских иезуитов,5 которого ожидали уже с 90-х
годов.6
В европейской научной литературе „Хамаса" ал-Бухтурй получила
большую популярность, чем в арабской, несмотря на единственно
имеющуюся рукопись. Еще в XVIII в. работал над ней великий Рейске;
работа его не пропала даром, хотя следов ее и не заметили оба
издателя.7 Впервые на значение ее указал Нельдеке в одном из своих ран-
1 Ал-масал ас-са'ир. Каир, 1312, стр. 302. Вообще этот экскурс о трех поэтах
(стр. 302—303, переиздан у Шейхо в его антологии: Маджанй ал-адаб, IV, стр. 154—157)
представляет одно из интереснейших мест его не всегда шаблонной книги. (Ср.:
I. G.oldziher. Abhandlungen zur arabischen Philologie, I. Leiden, 1896,
стр. 161—165).
2 I. Goldziher, WZKM, XI, 1897, стр. 161 ел.
3 Суммарное описание рукописи см.: Catalogus Codicum Arabicorum Bibliothecae
Academiae Lugd. Bat. editio seeunda, auetoribus M. J. de Goeje et M. Th. Houtsma,
I. Lugduni Batavorum, 1888, стр. 385—386.
4 The Hamäsa of al-Buhturl. Photographic reproduction of the Ms. at Leiden in the
Univ. Library with Indexes by Proff. R. Geyer and D. Margoliouth, printed for the
trustees of the „De Goeje Fund", Leiden, 1909, in 4°, стр. VIIIH-400-b rf.
5 Le Kitäb al-Hamäsah de Aboü 'Ubädat al-Buhturl, edite d'apres Tunique Ms.
conserve ä la Bibliotheque de Leyde avec preface, tables, variantes et notes
critiques par le P. L. Cheikho, Beyrouth, 1910» LXXXVIII -+- ПЛ. (Tire ä part des
„Melanges de la Faculte Orientale", III/2, IV, V). Ср.: ал-Машрик, XIII, 1910,
стр. 527—531.
6 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 20, № 5.
7 У Шейхо, стр. IV, есть, по крайней мере, глухое упоминание о копии Рейске,
хранящейся в Копенгагене, лейденское же издание совершенно забыло его
восьмилетнюю работу над коллекцией Варнера и даже составленный им рукописный каталог
(см. предисловие К. Снука Хюргронье).
9 И. Ю. Крачковский, т. II
730 Арабская средневековая художественная литература
них трудов.1 Гольдциѳр из нее извлек наиболее ценный материал для
своей монографии о Салихе ибн сАбд ал-Куддусе2 и оттенил ее
непопулярность в арабской литературе.3 Гейер, наконец, издав неизвестные
по другим источникам отрывки ан-Набиги, Тарафы, Имру'улкайса и
,3ухайра, приложил список упоминаемых там поэтов.4 Еще в начале
90-х годов бейрутский арабист проф. Шейхо списал всю рукопись во
время своего пребывания в Лейдене, но другие работы до сих пор
не позволяли ему приступить к изданию, и только читатели „ал-Машрика"
знали об этом по небольшому specimen.5
В оценке художественного значения „Хамасы" ал-Бухтурй
европейские ученые сходятся: она ставится ими значительно ниже аналогичного
произведения Абу Таммама.6 Если здесь Шейхо несколько расходится
с общим мнением, то это происходит от оригинальной и едва ли
имеющей особое значение в данном случае мысли о пригодности антологии
для учебных целей.7 К „Хамасе" ал-Бухтурй никак нельзя приложить
того мнения, которое высказывал о „Хамасе" Абу Таммама еще Рюк-
керт (Rückert), говоря, что ее можно читать сплошь как литературное
произведение; конечно, отдельные главы, а тем более отдельные
произведения и здесь бывают иногда очень сильны и красивы,8 но все же
они теряются в общей массе тусклых и слишком размельченных
отделов. На первый взгляд это кажется странным: если Абу Таммам, по
выражению его комментатора ат-Табрйзй, оказался более поэтичным
в выборе чужих произведений, чем в своих собственных стихах,9 то
несомненно, что ал-Бухтурй обладал большим поэтическим талантом. Такое
мнение сквозит из всей монографии ал-Амидй, несмотря на крайнюю
осторожность автора,10 к нему же склонялся и самостоятельный иногда в своих
суждениях Ибн ал-Асйр, о том же, наконец, говорит и приводимое
1 Th. Nöldeke. Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten Araber. Hannover»
1864, стр. 183—199, где изданы три наиболее оригинальных главы (полностью гл. 171
и в извлечениях 172—173).
2 Transactions of the IX Congress of Orientalists, II, стр. 104—129.
3 WZKM, XI, 1897, стр. 161—163. Если бы эта статья была использована Шейхо,
его список существовавших хамас был бы полнее и точнее. См.: ал-Машрик, XIII»
1910, стр. 527-528.
4 ZDMG, XLVII, 1893, стр. 418—439. Некоторые поправки Нельдеке: там же,
стр. 705—717.
5 Ал-Машрик, III, 1900, стр., 1095—1099. С общим введением изданы две
первые главы.
6 См. отмеченные статьи и как общий вывод отзыв Брокельмана (С.
Brockelmann. GAL, ук. м.).
7 Ал-Машрик, XIII, стр. 528 ел.
8 См., например, гл. 7, 49, 116, 122 и др.
9 сѵаІо ^з dS.* ySL^\ £*ol^i.\ c^U^.ä-1 <^Js £і£з $A. Изд. Freytag, стр. 1, 2.
Цитата Брокельмана (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 85, № 2) не вполне
точна.
10 Китаб ал-мувазана, см. особенно стр. 2—3.
Хамаса ал-Бухтури и ее первый исследователь в Европе 737
у него мнение ал-Мутанаббй.1 Если несмотря на все это, на долю Абу
Таммама выпала большая популярность, остающаяся за ним на Востоке
частью до сих пор,2 то это объясняется его рабской приверженностью
к традиционным ложноклассическим формам, которые единственно и
находили отзвук среди создававших репутацию ученых читателей. Не
в недостатке поэтического чутья или таланта было здесь дело — ими
ал-Бухтурй обладал в большей мере, чем Абу Таммам, — вина лежала
в выборе материала. Ал-Бухтурй взялся scribere Iliadem post Homerum
и хотел создать произведение, могущее затмить Абу Таммама, из его же
материала и из той же эпохи, не имеющее, однако, ничего общего
со своим прототипом. Между тем область древнеарабской поэзии, очень
богатая количественно, все же не может похвастаться особым
разнообразием содержания: уже в довольно раннюю эпоху здесь начинают
чувствоваться перепевы старых мелодий — своего рода заколдованный
круг. Ал-Бухтурй думал создать нечто оригинальное даже в
распределении материала: вместо девяти больших глав он разбил антологию
на 174. В результате получились отделы, посвященные иногда очень
мелким частностям,3 или очень краткие главы.4 Нужно было найти темы,
не трактованные Абу Таммамом, и по необходимости пришлось
ограничиться сравнительно мало затронутым у первого адабом — морально-
житейскими наставлениями, область которых уже по самой идее довольно
однообразна и ограничена. Нужно было найти поэтов, не включенных
Абу Таммамом, но из того же периода, и за небольшими исключениями
1 Шейхо, стр. 1, приписывает его ошибочно Абу-л-'Ала (см.: Ал'-масал ас-са'ирг
стр. 302). О высоком мнении Абу-л-'Ала можно, впрочем, судить по его произведению
,/Абао ал-валйд" — комментарий к избранным пьесам ал-Бухтурй, — труд» который дая
характеристики раннего периода творчества „слепца из Ма'арры" может быть важнее,
чем его „Му'джиз Ахмед" (ср. ЗВО, XIX,1910, стр. 50—52). Во всяком случае он интересен
как образец применения в арабской литературе текстуальной критики. См., например,
каирскую рукопись библиотеки ал-Азхара, л. 1 б: ^j-Xst-Jl £)\j*> ^ L© v^Xol
£j4> vjLk ksc.> ЦуЛ Ia».äL\ ^s (^j^XCoJI Aäx**-U1 ^ к>А.а v3*3Jl 1*1äJ\ £yo ^Ьо\ U.x>
^oi*. *ік c£o auI eb1 J.^4\ c^-^i *S*y оэ^ ^ Jxo\ ил j Л^і ***! ^^
.e^jio Sb J^o^ tX?2 иЦл* *£* \*y*S\ ^ JaiU^Jl £~-*-^ ^ЦН 0*"*& f^ .OftlJUi
Кроме известной уже рукописи этого сочинения, в хедивской библиотеке ^>>\ 394
(см. Хз^ЛаЦ 2J\sc*£$Jl* iJ^i.st^J\ X-o^aJI «^XSJI CU-Mjj^i, IV, стр. 281), к тому же
мединскому первоисточнику восходит и рукопись ал-Азхара (b-~»\ 564) которой я
пользовался.
2 Об этом ясно говорит число изданий его дивана, постоянно расходящихся, тогда
как ал-Бухтурй попрежнему циркулирует в единственном издании „ал-Джава'иб" 1300 г.
3 Например: гл. 23 — что было сказано (поэтами) об отскакивании меча, гл. 25 —
что сказано о бегстве пешим, гл. 26 — что сказано о бегстве верхом, гл. 74 — что
сказано для предупреждения женщин от брака с людьми ничтожными и скупыми, и т. д.
* Гл. 44 и 46 из двух отрывков, гл. 45 — из трех, гл. 132 — три отрывка по одному
стиху и др.
9*
132 Арабская средневековая художественная литература
вошли поэты малоизвестные и менее талантливые.1 В этом отношении
рациональнее поступил позднейший составитель одной из дошедших
до нас хамйс („ал-Хамасат ал-басрййа")f Али Басрский (ум. в 1261 г.),
произведение которого превосходно характеризует новое направление и новый
период арабской поэзии и так же легко читается, как и „Хамаса" Абу
Таммама.2 Ал-Бухтурй же стеснил себя искусственно созданными
рамками и при несомненном поэтическом таланте и чутье мог создать только
произведение, обреченное на невнимание в родной литературе и
нашедшее ценителей на Западе, но уже с других точек зрения.
Этими рамками и объясняется содержание „Хамасы" ал-Бухтурй.
Антологии Абу Таммама могло еще подходить это название потому, что
большая часть ее имеет своим предметом именно то, что
непосредственно разумеется под понятием хамйса — мужество, геройство, но
у ал-Бухтурй оно объясняется лишь стойкостью раз данного
наименования, хотя бы самое содержание уже и перестало соответствовать ему
и иногда даже шло вразрез.3 Из 174 глав „Хамасы" заслуживают
названия только 27 первых, да и то с некоторой натяжкой. Они имеют своим
предметом не столько непосредственно мужество или геройство, сколько
войну, со всеми обнаруживающимися во время нее и положительными,
и отрицательными качествами участников: наряду с прославлением
стойкости в борьбе (гл. 1—5, 12, 16, 22—24) здесь фигурирует и
трусость (гл. 20, ср. гл. 170); непримиримая месть (гл. 10, 11, 13, 23),
ненависть (гл. 7), предпочтение смерти позору (гл. 8,15) идет рядом с проповедью
покорности унижению (гл. 9). Даже такой, казалось бы, определенный факт,
как бегство во время войны, находит двоякое освещение: с порицанием
его (гл. 14) приводятся и оправдывающие голоса (гл. 19), иногда им как бы
хвастаются (гл. 17, 18) или упоминают такие детали, в которых трудно
не видеть своеобразного смакования своей ловкости (гл. 25, 26).
Заключительным аккордом этой части служит гл. 27, осуждающая войну
и призывающая к миролюбию; она является переходом к следующей части,
почти сплошь до гл. 170 посвященной житейским наставлениям в форме
тех гномических рассуждений, которые так были распространены в
арабской среде. Несмотря на все их однообразие и обилие, они несомненно
дадут много ^объединенного материала ученому, который возьмет на себя
не очень привлекательный труд исследовать их с точки зрения развития
мусульманской морали, до сих пор освещаемого, может быть, и несколько
тенденциозно.4 Здесь, в не вызывающем сомнений по своей древности
1 Число поэтов, фигурирующих в обеих хамасах, очень невелико.
2 При наличности двух хамас теперь в первую очередь надо было бы поставить
издание именно этой. К известным рукописям (С. Brockelmann, ук. соч., I,
стр. 257, № 10; L Goldziher, WZKM, XI, стр. 162, прим. і) следует еще
прибавить, поздний, но хороший список библиотеки Universite St. Joseph в Бейруте.
. . 3 Ср. теперь; Th, Nöldeke, ZDMG, LXV, 1911, стр. 138.
4 Ср.: К. А. Иностранцев. Сасанидские этюды. СПб., 1909, стр. 23—25.
Х.амаса ал-Бухтури и ее первый исследователь в Европе 733
и подлинности сборнике, он будет иметь уже в готовом виде свод тех
данных, которые в противном случае пришлось бы собирать с гораздо
большей затратой труда. Может быть*, именно в этом и заключается
преимущественное значение сборника ал-Бухтурй для европейской науки.1
Конечно, такими гномическими рассуждениями не исчерпывается все
содержание этой части: иногда наряду с положительными наставлениями
в ней слышны и более глубоко идущие мотивы рефлексии, обращенной
к общим причинам. Сюжеты ее в большинстве случаев нам известны
из неизменного содержания древнеарабской поэзии: обыкновенно это
идея непреклонной судьбы и смерти (гл. 49, 50, 54, 56, 69, 93, 94, 123,
131; 52, 95) или с такой же любовью разрабатываемый мотив седины и
старости (гл. 116—121; 51, 53, 122). И здесь встречается знакомая уже
трактовка сюжета с противоположных точек зрения.2 Кажется, именно
к этим мотивам чувствовал особенную склонность и сам ал-Бухтурй:
об этом говорит и объем некоторых глав3 и их большее художественное
достоинство. Характерно, что и здесь встречаются именно те лица,
которые начинают за последнее время вырисовываться в древнеарабской
поэзии как представители самостоятельного начала в ней—анакреонического
в одном периоде, рефлексивного в другом. Это — питомец
иранско-арабской культуры сАдй ибн Зайд и бродячий приятель 'ибадитов-христиан Хйры
ал-Агша. Самые условия их жизни не могут не наводить на размышления
о путях, по которым шло развитие этих направлений в древнем периоде.
Собственно двумя отделами — войны и морали — исчерпывается
система распределения материала, принятая ал-Бухтурй. Конечно, внутри
их она проведена далеко не строго; не говоря о некоторых частностях,
объединявшихся в особые отделы, иногда они составлялись по чисто
случайным признакам: гл. 132, например, получила не соответствующее
содержанию заглавие „что сказано о грехе" лишь потому, что в трех
вошедших в ее состав отрывках фигурирует слово ал-исм. Вообще же
система, хотя и относительно, выдержана только до гл. 170, и весьма
вероятно, что первоначально „Хамаса" и состояла только из этого числа
глав, а прочие прибавлены впоследствии чисто механически. Уже гл. 170
(о страхе и испуге) не имеет никакой связи с предшествующими;
гл. 171—173, может быть самые оригинальные в сборнике, посвящены
долгам и средствам избавиться от них хотя бы при помощи ложной
клятвы.4 Еще более случайно появление очень большой главы 174,
дающей элегии известных поэтесс древнего периода.
г Ср.: Th. Nöldeke, ZDMG, LXV, стр. 139.
2 Гл. 118 — похвала седине; 120 — похвала юности и порицание седины; 121
—похвала седине и порицание юности.
3 Например: гл. 49, 116, 122 — самые большие в антологии.
* Эти главы были первыми из „Хамасы", которые стали известны в европейской
науке благодаря Нельдеке. Не нужно думать, что эта странная мораль фигурирует
в антологии ал-Бухтурй только здесь: в этом смысле характерны еще №№ 21, 52
(восхваление измены) и гл. 4, 5 (скрывание вражды до удобного случая).
134 Арабская средневековая художественная литература
Некоторое отсутствие систематичности замечается в отдельных
главах и отрывках: наряду с главами, заключающими в себе два-три
отрывка, иногда по одному стиху*1 встречаются занимающие по десятку
страниц.2 Так же неравномерны и отдельные фрагменты.3 Всего поэтов
фигурирует в „Хамасе" около 600, и ясно, что при имеющихся 1454
отрывках сколько-нибудь полное представление составить об отдельном поэте
на основании исключительно „Хамасы" невозможно: большинство из них
встречаются один или два раза. Известное исключение представляют
лишь Салих ибн сАбд ал-Куддус (больше 40 раз) и сАдй ибн Зайд
(более 30), по характеру своего творчества, очевидно, наиболее
подходившие к собираемому ал-Бухтурй материалу.4 Конечно, в отдельных
случаях ал-Бухтурй дает новый материал даже и для очень известных
поэтов.5
Для знакомого с древнеарабской поэзией может считаться
установленным фактом, что „издатель новых отрывков из этой области по одной
рукописи всегда подвергается большой опасности дать повод к
поправкам".6 Вполне это может быть применимо даже и тогда, когда
издателем является такой знаток языка и поэзии, как Шейхо, несмотря на
всю массу затраченного им труда, кажущегося колоссальным всякому,
кто просматривает 88 страниц его примечаний по текстуальной критике.
Еще больше его работа затруднялась тем, что „Хамаса" ал-Бухтурй,
не получив такого распространения, как антология Абу Таммама, не
имеет ни одного комментария и здесь приходится опираться
исключительно на один текст, переданный одною рукописью. Только в виде
исключения ал-Бухтурй делает иногда пояснительные замечания или
передает произведение в связном рассказе.7 При всей массе источников,
привлеченных для критики текста, в издании Шейхо чувствуется
некоторая поспешность, к которой вынуждают почтенного бейрутского
арабиста его слишком многочисленные обязанности. Только этой
поспешностью и можно объяснить такие lapsus calami, как ошибки в размерах,8
1 Гл. 44—46, 132 и мн. др.
2 Гл. 49, стр. 82—92; гл. 116, стр. 180—192; гл. 122, стр. 200—208; гл. 152,
стр. 239—243; гл. 171, стр. 261—264 и гл. 174, стр. 269—277.
3 По одному стиху — почти вся глава 123 и 132; больше десятка стихов — гл. 122,
174 и №№ 218, 219, 222, 296, 1306, 1308 (23 стиха!).
4 Из малоизвестных поэтов часто привлекаются еще Йахйа ибн Зайд (ок. 40 раз)
и 'Абдаллах ибн Му'авийа (ок. 30). Из всех же прочих только шесть цитуются больше
15 раз. Ср.: Th. Nöldeke, ZDMG, LXV, стр. 138—139.
5 Ср.: R. Geyer, ZDMG, XLVII, 1893, стр. 418 ел., где приведены по
Хамасе неизвестные из других источников отрывки ан-Набиги, Тарафы, Имру'улкайса
и Зухайра.
6 Слова Нельдеке (ZDMG, XLVII, стр, 715).
7 Гл. 115, 171, 173 и №№ 717-719, 728.
8 Например: № 21 — вм. тавйл чит. басит; № 789 — вм. мутакариб чит. ра-
мал и др.
Хамаса ал-Бухтури и ее первый исследователь в Европе 135
пропуск слов, нарушающий ритм,1 или неверная огласовка, приводящая
к тем же результатам.2 Значительная часть таких мелких
недоразумений исправлена Шейхо при вторичном сличении с рукописью по
фотографическому воспроизведению, но, конечно, будущие работники над
„Хамасой" найдут еще немало материала для поправок. Некоторые
важные варианты, иногда дающие единственно верное чтение для
произведения хузейлитских поэтов, имеются в диване племени,3 которого
почему-то Шейхо совсем не привлек к своему изданию.4 Это тем более
странно, так как в нескольких местах рукописи вполне ясно гласят
латинские примечания: „Habet diwan Hudeil".5 На них не обратил
внимания ни бейрутский издатель, ни редактор лейденского, а между тем
эти схолии принадлежат, по нашему предположению, не кому иному,
как „несравненному Рейске",6 этому „мученику арабской литературы",7
фигура которого всегда будет красоваться на недосягаемой высоте
■среди всех арабистов и эллинистов XVIII в.8
II
Работал над рукописью „Хамасы" Рейске во время своего
восьмилетнего пребывания в Лейдене, куда он приехал 22-летним юношей
в 1738 г.9 Здесь при полной материальных лишений жизни, усиленно
занимаясь медициной, как средством существования, он находил все же
1 № 961 —ВМ. ^І*.^£..Х,<аО ^ßy'S Lo (J, Jib* £)\& ЧИТ. С руКОПИСЬЮ Lo (J, <Jl3 £^a
1 ^iy^^U^.*^* \Sy* ^» № ЮН — верное чтение дается на полях рукописи: вм. ^Ь
л_^іо\, нарушающего размер, чит. ^^^-^Jb.
2 № 167 — вм. ^X-^sLo чит. Л^а^о; только поспешностью объясняется замечание
S Л Х- 9 9 * £■
•о „notation fautive" правильного чтения рукописи № 1095: ЦдЛл! ^*..*NJb £?** ~J ^J& —
прим. стр. 67: фраза с такою же notation имеется в Коране, сура 10, 25: ^-»І ^J ^^
^^.•ЛІЬ; ср. еще 7, 90, 11, 71,98 (Цу£* 1^-ä: ^J £>&).
3 I. G. L. Kosegarten. Carmina Hudsailitarum. London, 1854; J. W e 1 l h a u-
sen. Skizzen und Vorarbeiten, I. 1884, стр. 103 ел.; ZDMG, XXXIX, 1885, стр. 104—
106, 411—480. Новая рукопись из большой коллекции известного шейха аш-Шинк Ітй,
дающая не ту редакцию ас-Суккарй, которая известна по лейденскому унику,
находится теперъ в Каире, в Хедивской библиотеке. (Ср.: J. Hell. Neue Hudailitenlieder.
ZDMG, LXIV, 1910, стр. 659-660).
4 См. список его пособий, указанных у Шейхо, стр. V—VI.
5 См., например: №№ 227, 229, 1009 и мн. др.
6 Эпитет, данный ему Моммзеном: Hermes, VI, 1872, стр. 381.
7 Собственные слова в кн.: Johann Jacob R е i s k е. Von ihm selbst aufgesetzte
Lebensbeschreibung. Leipzig, 1783, стр. 11 [в дальнейшем: J. J. Reiske. Lebensber
Schreibung].
8 Теперь это предположение установленный факт: его категорически подтвердил
Нельдеке (ZDMG, LXV, стр.. 140) со слов К. Снука Хюргронье.
9 См. его биографию, составленную Ферстером в „Allgemeine Deutsche Biographie"
(XXVIII, 1889, Leipzig, стр. 129).
eJ
736 Арабская . средневековая художественная литература
время „утолять свой голод богатыми блюдами legati Warneriani".1
Тогда он скопировал, между прочим, произведения Ибн Кутайбы, Ибн
Абу Усайби'и, Хамзу Исфаханского, Ибн Шихну,2 географию и историю
Абу-л-Фида,3 поэму Ибн Дурайда,4 „Хамасу" Абу Таммама,5 му*аллаки
с комментарием ат-Табрйзй,6 диван хузейлитов,7 диван ал-Мутанаббй
с комментарием ал-Вахидй,8 „Хамасу" ал-Бухтури9 и мн. др. Из всех
этих материалов Рейске сам ценил особенно копию „Хамасы" и, когда
уже несколько лет спустя по возвращении в Лейпциг она затерялась
и не была выслана вместе с прочими материалами, возвращенными из
Голландии, Рейске очень беспокоился и дважды писал в 1748 г. своему
амстердамскому приятелю врачу Бернарду, с которым он когда-то
занимался в Лейдене,10 прося о ней справиться.11 Рукопись нашлась и
вместе с другими материалами Рейске после его смерти перешла к Лес-
сингу, а затем в 1779 г. была продана датскому ученому и меценату
фон Суум (von Suhm).12 От него уже, вероятно, она попала в
Копенгаген в составе всего наследия Рейске, находящегося и теперь там.13
Существование этой копии заставляет предположить, что латинские
примечания и большая часть арабских поправок, писанных той же
рукой, принадлежат именно Рейске, так как известий о каких-либо других
ученых XVIII в., занимавшихся ею, не имеется. С другой стороны, их
достоинство свидетельствует о том, что так писать едва ли мог кто-
нибудь другой, кроме первого арабиста XVIII в., обладавшего громад-
1 J. J. R е i s k е. Lebensbeschreibung, стр. 15.
2 Там же, стр. 29.
3 Там же, стр. 152, №№ 1—6.
4 Там же, стр. 156, № 7.
5 Там же, стр. 159, № 14.
6 Там же, стр. 160, № 15.
7 Там же, стр. 163, № 25.
8 Там же, № 28.
9 В 1740 г., там же, стр. 164, № 32.
ю Там же, стр. 103, 112, 113.
11 J. J. Reiske's Briefe, hrsg. von. R. Förster, Leipzig, 1897 (= Abhandlungen
der philologisch-historischen Classe der Kgl. Sächsischen Gesellschaft der
Wissenschaften, Bd. XVI), стр. 229 (Sed ante omnia quaeso, Amice Optime, nisi grave est, stude ter-
tium ilium librum, qui deest, ut nanciscaris, quem Hamasam Bohtarii suspicor esse)
и стр. 243 (Valde sollicitus sum de codice meo arabico, Hamasa nempe. Fac quaes©
Amice, ut securi omnes ad me redeant). Вообще отношение Рейске к своим рукописям
очень ясно характеризуется трогательными словами в его биографии
(Lebensbeschreibung, стр. 97): „Aber meine Kinder, meine vaterlosen Waysen sind meine Manuscripte;
die ich mit vieler Kümmernisz, bis zu ihrer Ausstattung und Fortschickung in die Welt,
erzogen habe. Wie wird es ihnen nach meinem Tode ergehen? wer wird sich ihrer
annehmen? wird es auch ein getreues, redliches, edelgesinntes Herz seyn? Doch der Herr
sorge für sie! Ich an meinem Theile habe für sie gethan, so viel ich konnte. . .".
12 J. J. Reiske. Lebensbeschreibung, стр. 144 (ср. там же предисловие вдовы
Рейске); Allgemeine Deutsche Biographie, XXVIII, стр. 132.
13 J. J. Reiske. Briefe, Vorwort, стр. VI; ср.: С h е i k h о, стр. IV. — См.
каталог, Codices orientates, II, 1851, стр. 141 (кончена рукопись 10 сентября 1740 г.).
Хамаса ал-Бухтури и ее первый исследователь в Европе 737
ной начитанностью не только для своего времени.1 О значении арабских
вариантов ясно говорит уже то, что бейрутский издатель принял их за
поправки восточного переписчика, не заметив европейский характер
почерка, и в большинстве случаев подтвердил их правильность по
сравнению с основным текстом.2 Иногда они представляют очень удачные
конъектуры, а обыкновенно — варианты из других источников с указа-
занием их в таких случаях в латинских цитатах. Почти все можно
теперь проверить благодаря находящимся в нашем распоряжении
изданиям, и в большинстве случаев приходится поражаться верностью
замечаний. Чаще всего фигурирует другая „Хамаса" 3 и диван хузейлитов,4
но этими источниками далеко не исчерпывается вся привлекаемая
литература; из других примечаний видно, что автору не только было в
совершенстве известно все существовавшее в изданиях, но и основательно
изучено доступное в рукописях.5 Довольно только вспомнить, что во
время Рейске не было издания ни „Хамасы" Абу Таммама, ни дивана
хузейлитов, ни му'аллак,6 чтобы лишний раз преклониться перед его
феноменальной памятью,7 так блестяще позволявшей ориентироваться
1 Рейске же первый заметил дефект в рукописи; его приписка на стр. 46
лейденского изд.: „Hie desunt qui sequi deberent duo folia quod ex sensu et quaternionibus
patet, quorum quisque habet decern folia hie tantum octo. Ne quis fallatur adscripto
a recentiore manu с u s t о d e". В последней фразе намек на то, что восточный
переписчик, не заметив пропуска, сделал внизу обычный вынос первых слов следующей
страницы. Несмотря на это вполне категорическое разъяснение, Шейхо (стр. 28,
прим. і) предполагает, что здесь недостает одного или двух листов.
ш 2 См., например, №№ 73, прим. 2; 95, прим. і; 546, прим. і; 547, прим. 2.
Иногда Шейхо принимает их чтение в текст даже без оговорки, не упоминая про
искажение рукописи: см., например, №№ 72 (в рук. ^в,».^.о0, 80 (рук. ^J^ls), 219, ст. 12
(рук. <*J^seJ), 770, ст. 1 (рук. >X±j*>), 1056, ст. 2 (рук. jljyX)\ и А.*з1^о). Один раз
это произошло даже с собственным именем — № 814 (где в рук. ^Ln, исправленное
Рейске в ^->И; насколько верно — другой вопрос).
3 На полях № 43, например, читается „Exstat in alt. Hamasa", дальше приводятся два
верных чтения, см.: Hamasae Carmina, ed. G. Freytag, I, стр. 214 ел. Против № 110
„Exstat credo in Hamasa", и действительно отрывок имеется в изд. Фрейтага I, стр. 106 ел.
См. еще по лейденскому изданию, стр. 27, 30, 35, 46, 54, 59, 65, 87, 189, 397.
4 К № 227— „habet diwan Hudeil" — см. изд. Kosegarten, № 21 (стр. 54 ел.),
где в тексте , дается масса важных вариантов, подтверждаемых комментарием.
К № 1009, ст. 7 — „pessime hie versus sic legitur. Melius in diwan Hudeil". И на
самом деле гораздо лучше чтение, которое дает изд. Wellhausen, № 252, ст. 8. Ср. еще
по лейденскому изданию, стр. 79—80, 279, 280.
5 Например: № 214— In celeberrimo illo Muhammedis panegyrio; № 384—Hos
versus citat Ibn Arabschah in historia Timuri; № 722 In diwan Hadira est. Ср. еще по
лейденскому изд.: стр. 97, 245, 2±7, 323 (му'аллаки), 54 (Ибн Нубата), 151 (Ибн Ду-
райд), 250 (ал-Джаухарй) и др.
6 Рейске был первым в Европе, издавшим одну из му аллак—именно Тарафы
(Tharaphae Moallaqah cum scholiis Nahas, arabice edidit, vertit, illustravit J. J. Reiske,
Lugd. Bat. 1742), уже во времена Вуллерса бывшую библиографической редкостью-
(I. V и 1 1 е г s. Tarafae Moallaca cum Zuzenii scholiis. Bonnae, 1829, предисловие).
7 Ср.: J. J. Reiske. Lebensbeschreibung, стр. 149.
138 Арабская средневековая художественная литература
в полутора тысячах отрывков, собранных ал-Бухтурй. Вообще о
24-летнем Рейске еще с большим правом можно повторить то суждение,
которое высказал Флейшер о его работе в 20-летнем возрасте, тоже
-оставшейся в рукописи.1 Каких бы еще более блестящих результатов
можно было ожидать от его научной деятельности, если бы она была
поставлена в сколько-нибудь удовлетворительные условия! А теперь,
перелистывая единственное до сих пор с критическим характером
издание истории Абу-л-Фида2 и вспоминая, что и оно увидело свет после
смерти посвятившего на это столько труда ученого, легко можно
понять мрачное чувство горькой иронии, с которой он за четыре года до
смерти, подводя итог научной карьере, писал о своей идее отправиться
в Лейден:3 „Das ist mir übel bekommen.Theuer, gar theuer habe ich meine
Thorheit büszen müssen! Ich bin zum Märtyrer der arabischen Literatur
geworden! Ach, wenn doch mein damaliger brennender Durst nach dieser
Literatur, der mich nur unglücklich gemacht hat, weil er zu frühzeitig kam,
in einem Jahrhunderte, das ihn nicht brauchen, mithin auch nicht schätzen,
und nicht belohnen, noch aufmuntern konnte, in eine Seele führe, die etwa
einmal glücklichere Zeiten beleben möchte! wenn dergleichen Zeiten etwa
einmal (wiewohl das nicht zu hoffen steht) einbrechen sollten, da man die
arabische Literatur höher achten und fleisziger treiben wird, als man itzt thut".
Эти времена, о которых с такой недоверчивостью мог только
мечтать страдалец ученый XVIII в., повидимому, наступили. Вместе с ними
наука далеко шагнула вперед, и нас теперь, конечно, не
удовлетворило бы то, что мог дать для своего времени Рейске. Но нас не
удовлетворяют и те результаты, которых достигаем мы: в этом залог
вечного прогресса науки, Шейхо справедливо предполагает в заключении
своей работы (стр. LXXXVI), что для издания „Хамасы" „vraiment іггё-
prochable" потребуется еще много времени и труда. Если такое издание
когда-нибудь появится, то, конечно, с благодарностью помянут первого
издателя —Шейхо, но не должен быть забыт и первый исследователь
памятника в Европе — Рейске, „мученик арабской литературы".
1 См.: Н. L. Fleischer. Hermes Trismegistus an die menschliche Seele.
Leipzig, 1870, стр. VIII: „Reiske zur Zeit seiner Obersetzung erst 20 Jahre alt, im
arabischen Autodidakt und noch Anfänger, ist doch auch hier schon Reiske; und leidet seine
Arbeit an manchen Mängeln, so möchte es doch jetzt kaum einen zwanzigjährigen
Jüngling geben, der, von dem besten Unterricht und reichsten Hdlfsmitteln unterstützt,
eine volkommenere zujiefern im Stande wäre".
2 Abulfedae Annales muslemici arabice et latine opera et studiis J. J. Reiskii nunc
primum edidit J. G. Ch. Adler, 5 vol., Hafniae, 1789—1794. Издание сделано на
средства того же самого датчанина фон Суум, о котором была уже речь выше.
3 J. J. Reiske. Lebensbeschreibung, стр. 11.
ж^те^^
ИСТОРИК ЕГИПТА ИБН ТАГРИБЕРДИ КАК БЕЛЛЕТРИСТ
Среди арабских рукописей Азиатского музея Академии Наук, не
вошедших в каталог В. Р. Розена,1 имеется одна поздняя поэтическая
антология, отмеченная в инвентаре № 158. Рукопись эта — большого
формата in 4° — заключает 167 листов, перенумерованных почерком
В. Р. Розена. Никаких указаний относительно составителя не дают ни
приписки, ни самое содержание; на листе 2 а имеется лишь написанное
не почерком переписчика заглавие: ^Ц^) ^ «JjlioJI iJL ^ЬГ
Olcu-eJj. Оно подтверждается введением сочинения и дает ключ
тс отысканию автора: у Хаджжи Халифы 2 читается следующее:
^5^/j ^$^*1 -*j ci^j (ji^P* J'-** OlcU-cJJj pU~al ^jS «JIAjuaJJ äJU
>JU JJJJ «J^* ^J J^J J^W ijJ*^ ^ v*^ <JL^/*J* Последнее
указание оправдывается рукописью и/таким образом, не может подлежать
сомнению, что антология составлена знаменитым историком Египта XV в.,
более известным под именами Ибн Тагрйбердй или Абу-л-Махасин,
умершим в 874/1469 г.3
Рукопись, следовательно, может рассчитывать на известное внимание
прежде всего благодаря имени своего составителя; еще более ее
значение увеличивается от того, что она, насколько известно, уникум.
Исторические сочинения автора, число которых доходит до восьми,
пользуются заслуженным вниманием; 4 на звание поэта он может
претендовать благодаря своему сборнику мистических стихотворений,
сохранившемуся в рукописи Эскуриала;5 настоящая же антология совершенно
забыта в европейской науке. Упоминает, правда, о ней Вюстенфельд
1 V. Rosen. Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique, I.
.'St.-Petersbourg, 1881 [ современный шифр рукописи — С 37].
2 Изд. Flügel, III, стр. Ill; № 4628; константинопольское — I, стр. 453.
3 Ср.: С. Brockelmann. GAL, II, стр. 41, № 10.
4 Список их см.: F. Wüstenfeld. Die Geschichtsschreiber der Araber und
ihre Werke. Göttingen, 1882, стр. 220—221, № 490; С. Brockelmann. GAL, II,
стр. 42.
5 H. Derenbourg. Les Manuscrits arabes de TEscurial, I. Paris, 1884, стр. 367.
140 Арабская средневековая художественная литература
на основании приведенного выше сообщения Хаджжй Халифы,1 но уже
у Брокельмана она отсутствует совершенно, равно как и в предисловии
Йёйнболла к изданию истории Абу-л-Махасина, где идет речь о других
его сочинениях.2 Помимо того, что рукопись — уникум, интересно
отметить, что она современна автору, так как писана в 860 г. х.:3 в конце
(л. 167а) имеется следующая запись:
i*>j ^JJ ^{уі :>L*JJ Цлчі»і j.j lc i^jjsr) crJ^. iiu ^jUj /j^* Ä*~
J lc, J. <JJJ rj I
Таким образом, уже это одно позволяет в общем полагаться на
состояние текста. Достоинство его увеличивается и оттого, что рукопись
сличена с оригиналом: кое-где на полях имеются поправки отдельных
слов той же рукой с пометкой <*° и приписка ILL* iL. Такая же
приписка имеется и в конце — л. 167 а — вслед за приведенной выше записью-
переписчика: Uts«0^ iLu* iL. Писана рукопись в общем хорошо,
четким, крупным насхиу одной рукой, за исключением лл. 1586—159 а, где
на пробеле, оставленном переписчиком, вписано не имеющее никакой связи
с ходом антологии стихотворение под заголовком: »~о o^/älijl ,J J^>
j**d\j (j^Jb О цели составителя, равно как и о плане сочинения
достаточно ясно говорит его предисловие (лл. 1 б—2 а):4
^Ъ <S^' * ***" iX ilT0 ^^ jL^ <tJL~L «*ö * <ЧЛГ^ cJ f^* dJlio
1 F. Wüstenfeld, ук. соч., стр. 221, № 10 (в цитате опечатка: вм. 2628:
чит. 4628).
2 Abü'l-Mahäsin ibn Tagri Bardii Annales, edidit Т. G. J. Juynboll, 1—2. Lugduni
Batavorum, 1852—1861.
3 На это указывают и встречающиеся несколько раз заголовки «Uil д<+Х*а ЛаиоЦ-
оІХзЦ, см., например, лл. 110 б, 116 6, 120 а и т. д.
4 В издании оставлены без изменения некоторые шероховатости слога и
вульгаризмы, свойственные языку позднейшей литературы.
Историк Египта Ибн Тагрйберди как беллетрист 141
oULeJJ ^J * »Lei OLjJ -j* fr**-** oJ& «^-L/A* * ^^r' J^ <L/*J
Li * jy&^* -J jl iio Ji^ ^J ЛГ^ -/^ /Г* de ^ * ^У ' &*•**! ^ііі)
LJ^i\ lj.fi <j pl^juiJ) Jij ikl * jjJa^ dlJi ^j Ll^ <uiTj ^) aaJ 0J ад,
•4^-^ * J>*J ^^*l ^* ü[» lM^ ^* **>:' X» * J^' **Jy* V^ ü[*
^jLääJ) £/,© 4^ jf'^ Jj 4** ^yo/jJI uU-a^ iaJLJJJ ^j J*-^J cij>>^J .ic
UJ
.^jLiJiJ cU)L,
1 Рук. USl. 2 Рук. л. 2 а. 3 Sic рукопись.
142 Арабская средневековая художественная литература
Дальше начинается сама антология заглавием ^J.\ll «J^> за которым
следует подзаголовок ^Ltfl a«.*J ^tU ^з и т. д. Эта глава кончается
известной касыдой Абу Нуваса J^c) aJUJ ,jli ej^ ^-^ £*' а с л. 18а на-
чинается pLjj ^jj.* и в таком порядке идет до последней буквы алфавита.
Распределен материал согласно плану, указанному в предисловии:
сперва идут отдельные небольшие отрывки, изредка с биографическими
и хронологическими указаниями относительно авторов, а заканчивается
отдел большой касйдой с рифмой на данную букву. Вместо последних
в некоторых отделах оставлен пробел (например, лл. 48 б, 58 б и др.):
очевидно, в оригинале их не имелорь или переписчик нашей рукописи
хотел вставить крупные произведения по окончании всей работы.
Большинство их принадлежит поэтам поздней эпохи: цитуются
преимущественно сОмар ибн ал-Фари^, Сафй ад-дйн ал-Хиллй, Ибн ан-Набйх и др.
Для общей характеристики антологии не бесполезно привести два
отдела: первым я беру тот, про который говорит Хаджжи Халифа
JJUj J J» 0э (лл. 986—99 а), а вторым — озаглавленный рЬ^Н <j*
(лл. 1606—161а).2
I
(J*KJJ у«) JJUJ Jjl J J JoKJj jj ^ JJ J^J jjj}\ «J^i
* " ' *
i'*'' i ^ "It ° " *v ° "i "i"*!" ° * ° " * f "^
(JJdl и„) ^A\ j LL/ J,
ULm- аЛс /fftJ) »J~* 4^>-b-Ä-J[^ # А—Іу—Ь ol-— J-JUI «ьі—Jj LfrJ
1 См.: Diwan des Abu novas, hrsg. von W. Ahlwardt. Greifswald, 1861, стр. 3, №4»
2 Издание основано исключительно на рукописи, и другие источники привлекались
только там, где этого требовало состояние текста; для удобства прибавлены названия
размеров и гласные знаки, не имеющиеся в рукописи.
3 Рук. л., 99 а.
Историк Египта Ибн Тагриберди как беллетрист
743
i\jjj\ J-.! c^ll) ^jl^J ^^£JI Ji'li-e -ij i^Lc -jj JjUu а*~) pUt^J) ^j)
J s]j.*j ^jl J-o^ oui ^j^^l j*d uLö) ,jjU ^^äJ) $[/*) ^X?' ^ 0**
•jLyLj^ l^* JjuJJ ^jijy^ *J*** LA* wJllll АІы ^j*jy> j^^j vj^Lf* <^'
(*J^*iJI ^*) ^уАІ) ^j о/Я^ ^« i.»L*AJ-Äj ^^^ <Uw l$J ^y ^ oj^
\" \ ' 0 3- | | . s 0 S j / в / / * /0/ | /
jj La. *.-*> ^i—jo-JLJ ^—Ji—iL.-ч—л * і-iLc L_c «JL-Jl-ь ÄJL*J ц»
.*• ^ SS У ^* S ^"^
bl—с л—j^J 0—*ö—* Ji>) * L^-LJ? ,,* J*-JJ (jy-^-i <Loö
-> o< • -s ^ ^ • о С 0 «- ^ Ci ,* ." ^-£^ ^ V^l ". " " l*" ° ^ 1
l^*-" C/^f ^' -^Г ' />^ ^^Jl» * LflJS <ui «JL*>> ^JLAJ) (j£
^JJ *> Llc С^с оі * J 1% Ju^JLJI Ll, J^j
{J* Jlj*»* jyb^\ jp\^\ \£j*<d\ <S*j* ,Ji jy*°^ (J* j**> *+"> ibSJt+^
1 рУк- с-Ца sic! 2 Рук. <^ЗК sic! 3 Рук. y*i.J\, но на полях j-<^äJ\ с £ио. * Рук.
ibUXto, но см.: ас-Сафадй ^> UmhäJ 1 CU£i <І о l^.^ J \ CU*3, Каир, 1911, стр. 300,18.
.144 Арабская средневековая художественная литература
и
-- ~~> ■? SS ^j
ь - s
jijjJ ІА^, осД»Ч"<> 4 оJbJ^c «JJUJLä* uJ^ UjU Ь i»aJo9£ oj"^i$ **->$$] ^j 3ij^sc)
.^f eli . •-: i?!!-'-"' .ff'0-.*?« vr °:|^
0 - e 0 ^^
. *0s fs ss. s "Z* . ■*" * у о ss . * j о ss \ '' \ \ I ' ° " Iм ['
)^yi)j ujL-ölJJ Ol/^? /j«*^ * L^-ä-^o^ cJ:>eJLI Ulä_5^ UJj
6 •© - - о, . hs °\7 '\' '• \* ' \ " » '\'' i *i" i^ icl - P-'
Ijlac \&^£ *9 JhLJJ ^Löiä uLäc * ^-ä^jJmo cL^u* Li^ ) JJ «JUL.»
j/j^J-J L^ä^^L «Jl^-i^JL jLs^ * La-^c *«j^äJü L-JL—a—jl—*—»
" " " "». ^I&SIL
1 Рук. aüastÄ- и дальше. 2 Рук. £j±\, 3 Рук. А.^а*\. 4 Рук. неясно оіЛ-^&.
5 Л. 161 а. 6 Стихи не могут принадлежать Ибн Нубате (ум. в 768/1366 г.): их ци-
туетуже Йакут (ум. в 626/1229 г.), II, стр. 307. В других источниках они приписываются
Йазйду ибн Му'авии, см. ал-'Айнй, рукопись Хедивской библиотеки в Каире (XI, 50).
7 Рук. ѵХ>і.а лг?1, но см. С. Brockelmann. GAL, I, стр. 240, № 28. Ср. Йакут,
изд. Margoliouth, V, стр. 171. 8 Рук. on. <J.A, прибавленное нами по требованию
размера. 9 Размер стиха, как и самый стих, повидимому, искажен.
Историк Египта Ибн Тагриберди как беллетрист 145
•>х'І <
1 О *"■ И
*0»Jj ь)**С UluJ dJ *• іН-Ь) *-.Oa.-Jj
2jj>J| 4.«1ь^| c^^iJI ^yo f^j> *■ 1(h^-^—Jt ^-JLcj^ LjJL—-ec^l
^. о
Не трудно видеть, что центр тяжести антологии и ее научное
значение как сборника материала лежит преимущественно в стихотворениях
позднего периода. В выборе произведений составитель, как сам
отмечает в предисловии, был стеснен поставленными рамками, но при всем
том даже для более древних по отношению к нему периодов он иногда
выбирает материал со вкусом, а нередко сообщает и новые данные.
Для аббасидского периода достаточно отметить, например, Абу-л-сАта-
хию, первый период творчества которого у него оттенен достаточно
ясно,4 для хамданидского — ал-Ва'ва Дамасского, одного из dii minores
этой эпохи, из произведений которого приводится несколько фрагментов,
не имеющихся в рукописях его дивана.5 Занятия двумя этими поэтами
и натолкнули нас на интересный образец литературных вкусов
известного историка.
1 Рук- L5^^ sic* 2 РУК- *Д>°^- 3 РУК- ^Зу^-
4 И. Крачковский. Поэтическое творчество Абу-л-'Атахии, ЗВО, XVIII, 1908,
стр. 86, приіѵ!. з [=стр. 27, прим. 7 настоящего тома]. В этой монографии, кажется,
впервые привлечена к исследованию антология Абу-л-Махасина.
5 См., например: л. 141а, 8—9 (рифма Cj^-o, размер мутакариб)Л л. 18 б, 4—5
(рифма сХ* Jot^s, размер басит) и др. [Ср. И. Ю. Крачковский. Абу-л-Фарадж
ал-Ва'ва Дамасский. П., 1914, стр. 373, -іго, № 303].
-Ні°*-
10 И. Ю. Крачковский, т. II
?&Л^?7Ш&А^
К ИСТОРИИ И КРИТИКЕ АР-РИСАЛА АЛ-ФАЛЛАХИЙА
АБУ-Л-АЛА
В изданном несколько лет тому назад списке сочинений Абу-л-'Ала,1
который дает хотя некоторую руководящую нить в обширном
лабиринте его литературного наследия, под № 34, между прочим, читается:
„Epistola Fallahiana. Memorata ab Ibn-Khair 1. 1. Haud dubie ad Sa-
daqa (vel Zedekiam) ibn Yüsüf al-Fallähi missa".
Единственный источник составителя в данном месте Ибн Хайр
действительно не дает никаких деталей относительно этого послания,
ограничиваясь ссылкой на существование его в редакции знаменитого
ученика Абу-л-сАла комментатора „ал-Хамасы" ат-Табрйзй;2 основываясь
на нем, только и можно ограничиться одним предположением. Однако
Марголиус упустил из виду, что в изданном им собрании посланий
Абу-л-сАла 3 № XXIV имеет следующий заголовок: <ьіГ J^i a^f -*+-
qj.c Jz iJjjJJ. Появление здесь имени ал-Фаллахй заставляет в данном
послании видеть именно „ар-Рисала ал-Фаллахййа", упоминаемое Ибн
Хайром. Включение его в сборник посланий не должно смущать: все
те послания, которые Хаджжи Халифа относит по величине ко
второму разряду,4 частью распространялись в виде отдельных
произведений, частью же включались в общую серию — так было, например, и
с упоминаемым им „Рисалат ал-игрйд".5 Данный случай не представляет
исключения, и интересующее нас послание сохранено как отдельное
произведение рукописью Публичной библиотеки — Dorn, ССХХХІ.
Если рукопись не обратила на себя внимания со стороны
интересующихся Абу-л-гАла, то это объясняется несколько сбивчивым и не-
1 D. S. Margoliouth. Index librorum Abu'1 'Alae Ma'arrensis. Centenario della
nascita di Michele Amari, I, Palermo, 1910, стр. 217—231.
2 Bibliotheca arabico-hispana, IX, Caesaraugustae, 1894, стр. 412.
3D. S. Margoliouth. The Letters of AbuVAlä. Oxford, 1898, стр. 59—62
(текст), 65—69 (перевод).
4 Изд. Flügel, III, стр. 459.
5 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255, № 3b.
К истории и критике ар-Рисала ал-Фаллахийа А6у-л- Ала 747
точным описанием Дорна. Определяя ее как ряд извлечений из
нескольких прозаиков и поэтов,1 окончанием ее он называет: „8) (extraits)
d'Abou Zakariya Yahya ben Aly el-Khathib el-Tebrizi mort en 502 =
1108,9. f. 173—180". He самом же деле лл. 1776—180 а заняты одной
хвалебной одой в честь Мухаммеда, как показывает и заголовок
.*!о J*J) r>J.^ ^**** ^ j^l p^ j«, а лл. 1736—177a дают не
извлечения из ат-Табрйзй, а именно „ар-Рисала ал-Фаллахййаа
в редакции ат-Табрйзй, про которую и говорит упоминавшееся
выше место Ибн Хайра.2
Рукопись по своему изяществу и аккуратности является одним из
украшений Публичной библиотеки; хотя она и довольно позднего
происхождения,3 но имя ат-Табрйзй позволяет относиться к ней с
достаточным доверием. Действительность вполне оправдывает это предположение,
и рукопись дает возможность внести существенные поправки по вопросу
о происхождении послания, равно как и варианты в печатный текст.
Марголиус был введен в заблуждение заголовком трактата в
изданном им сборнике — заголовком, который, как увидим дальше, не только
не точен, но даже и ошибочен. На основании его Марголиус
предполагал, что сАзйз ад-даула хотел привлечь Абу-л-сАла к своему двору
в Халебе при посредстве небезызвестного впоследствии Садаки ал-Фал-
лахй.4 О нем имеются некоторые более обстоятельные сведения, чем
сообщаемые Марголиусом: 5 Ибн ал-Асйр под 465 г. упоминает, что
при ал-Мустансир-Биллах (427—487/1036—1094) по просьбе его матери
и по совету еврея Абу Сасйда Ибрахйма ат-Тустарй секретарем был
назначен Абу Наср ал-Фаллахй, впоследствии казненный.6 Это
несомненно то же самое лицо, что и Садака ибн Иусуф, достигший сана
1 Catalogue des manuscrits et xylographes orientaux. St.-Petersbourg, 1852,.
стр. 209—210.
2 Попутно можно исправить и вторую неточность Дорна, касающуюся тоже Абу-л-'Ала:
на седьмом месте в рукописи (лл. 160—171) даны не extraits „d'un autre роете du тёте
auteur range par ordre alphabetique et intitule ,J../^-c*JI ^&Х*", а все произведение цели-
ком. Замечание Дорна перешло и к Брокельману (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255,
№ 4). Современный издатель произведения Хасан Хуснй 'Абд ал-Ваххаб ат-Тунисй
(Дамаск, 1330) петербургской рукописи, конечно, мог не знать, но странно, что он
счел уником рукопись Эскуриала (см. рецензию Шейхо в „ал-Машрик", XV, 1912,
стр. 235—236), тогда как два экземпляра имеются в Каире (Хедивская библиотека,
ср.: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 524, прим. к 255, 35 и ал-Азхар: і~»\ 487,
iJl^^ 7083).
3 Дата — 915/1509 г. —имеется на л. 177 а: <АЛі\ <J,I j..jJüU1 vX*aJ\ <^0£ doLo s. у&
^ѵ-^^Хил^Л^ AJuXJl^j <^5CX>Uoa <^-U cUil IjU (^-«^-ftJl <\+scsO £j± v>UlJ\ k\*S> <J, lst3
4 D. S. Margoliouth. The Letters..., Preface, стр. XXXL
5 Там же, Index, стр. 152, s. v. Yusuf. О нем еще ал-Майманй (стр. 20); Хабйб
аз-Заййат (ал-Машрик, XXXVI, 1938, стр. 160).
6 Ибн ал-Асйр, изд. Tornberg, X, стр. 55.
10*
748
Арабская средневековая художественная литература
везира после ал-Джарджара'й, умершего в 436/1044—1045 г.; г казнен
он был в 440/1048 —1049 г.2 Имеющееся теперь предисловие ат-Таб-
рйзй показывает, что в эпоху, к которой относится интересующее нас
послание, ал-Фаллахй играл уже в Египте слишком важную роль для
того, чтобы исполнять поручения сАзйз ад-даули:3 наоборот, последний
был только передаточной стадией в повелениях египетского властителя,
который хотел видеть Абу-л-гАла при своем дворе в Каире. Ат-Табрйзй
сообщает об этом следующие подробности, которые находят себе
подтверждение и в других источниках (л. 173 6):
l^JLo 0_/^J Ljj jj^JI ^ЦЛ»** -jJ c(jUl J-*C -jj JLA^I ejUJJ ^) ІС l^äs
J^ l$JLc[j c^-l* «J^* ^4?w>JJ J>;Läc о <*r" - O' o^*'^ (j'^f^Ji c->=>Lo
djL> ^j aJ ^UaJJ o_/*<<> />t/^ /***> J^ j^ *■* о - -^*** ^ JLJJ ^*
Jj^/JJ lcj^ ^lk Jx"Jj с-^Д» i^l^^ ü|*P «J' -Л°!^ «І-Ц7* oJL«^
J-li öjl^Jl ^ Jl J-Jl ѵ^ ^Я 0L ^jJ^c) jUi <#J| ^1 Je
^^J *Ѵ«>Іі <Ц* (л. 174a) £jl-4J kj~& ^ ^ l5^ «J pklj *J cr^^ J**^
. £4 d^J^J J <ulc i*)^ «Jl^U c^JbjJ ^&Аэ
О роли в этой истории филолога Насра ибн Садаки почти в тех же
словах говорит ас-Суйутй; 4 быть может, не без влияния смешения
1 Ибн ал-Асйр, изд. Tornberg, IX, стр. 359.
2 Там же, стр. 377.
3 Это было возможно в начале карьеры ал-Фаллахй, во время его нахождения
в Сирии, хотя сопоставление Марголиуса (ук. соч., стр. 61, прим. 2) с эмиром Абу
Насром довольно сомнительно,
4 Бугйат ал-ву'ат, каирское издание, стр. 403: ^\*^s> ^\ ^^лоШі £з\Лио ^ ^оІ
o\-ä.*J\ (Jl <ks^S ^з Ц^М-Д* £j* ä£-\b ya/o ^jJls ц_->.>\)\ ^SIaX* ^£ <3>ä^ «^
w-<a^> (Jj £^)2 Q*^^" ^*-*"-* ^•^0 '-Г^^З <>->jJl JaJUid 4ol^£.> Д-*^- t>.Ä-\ft j^äJI Ы eJ^S
liXj\ L5* v5r^^' «J'ft>),?:Ä- O-^ ^^ 4^jJLm>\ «^^ <^а^і >J,^ls^a^o (j\. Об
упоминаемом ас-Суйутй источнике — дополнении Ибн Хаджара к „ал-Мукаффа" ал-Макрйзй
ср.: Brockelmann. GAL, II, стр. 39, № 7, 4 и стр. 67—69.
К истории и критике ар-Рисала ал-Фаллахииа А6у-л- Ала 149
с его именем объясняется то, что некоторые источники называют везира
Йусуфа ибн Садака.1 Несомненно, что „the error lies" не на стороне
тех, кто дает единственно правильную и преимущественно встречающуюся
форму Садака ибн Иусуф.2
Благодаря ат-Табрйзй выясняется, таким образом, с несомненностью
история этого послания Абу-л-гАла: оно было написано в ответ на
приглашение везира ал-Фаллахй ко двору и относится к периоду его
возвышения, т. е. к 436—440/1044—1048 гг. Появлению у ас-Суйугй
вместо везира самого ал-Хакима (386—411/996—1021) нельзя придавать
особого значения, так как едва ли в эту эпоху ал-Фаллахй уже играл
такую важную роль, без которой непонятна предупредительность 'Азйз
ад-даули, слишком ярко сквозящая из предисловия ат-Табрйзй.
Появление имени ал-Хакима объясняется той же утратой литературной
традиции, которая вызвала и заголовок трактата в издании Марголиуса,
приписывающий существенную роль сАзйз ад-дауле. Наличность в
некоторых местах послания (61,1, 18, 21; ср. 61, 9) обращений к последнему
вызвана передачей им поручения ал-Фаллахй; характерно, что в редакции
ат-Табрйзй, как увидим ниже, эти обращения относятся не к нему и
только один раз сохраняют его имя (61, із), но без обычной эулогии»
Что касается содержания, то, конечно, „ар-Рисала ал-Фаллахййа"
нельзя ставить наряду с „Рисалат ал-гуфран" или „Рисалат ал-мала'ика";
оно ближе подходит скорее к другим, вошедшим в собрание,—здесь
приходится видеть не столько игру искрящегося ума, сколько игру
красноречия, хотя настолько же блестящего. Конечно, и в нем, как во
многих других, нельзя не заметить тонкой иронии по адресу великих
мира сего, которой они не видели в ослеплении красноречием и
наружным самоунижением слепца. По языку оно не легче, чем аналогичные
произведения Абу-л-сАла, почему я считаю нелишним привести
результаты моего сличения с изданием Марголиуса.3
Начало послания ат-Табрйзй дает в более развитом виде: ^) «JL^j^J А
* оД-j ЛЪ^ j^\ plL^ *%)\j J.Ä.JJ pit jj <lj) jlil J^/$l jijyW k>~
59, 3 Ar^'' rubrum; 4 ^ <S^\ on. 0e^ 5 on. teJ*o Pj^f *>
6 J.**JJ Lew rubrum; on. oJ-^ 6—7переставляет предложения J £j* J^UJ/j
<UuAi ^j^su г -ja Js>lA.)j <Uu„©J^3 Jj; 7 ^j^^i] <^j**^?c> sic! 7 jLäIc)^J ^лс^;
kl>jj.f (j\ rubrum; 9 ^eJ^J] * «IJj^; ю ^^j\ C^i\ <u>L Lo^ rubrum;
1 D. S. Margoliouth. The Letters..., Index, стр. 152.
2 Ср. там же.
'* Предпочтительные варианты отмечены звездочкой *.
150 Арабская средневековая художественная литература
sic! 12 ьЛ«"і.ч>] ч^л^); ІЗ^г^ оп. У<> O^J (J-i^J; 14 оп- ^'
jji) rni^j J; UoLo rubrum; 16 ^La*] р^! £^e] £^*5 18 J-*] ^с-
60, 1 фіЬ rubrum; ^Ц, on. ^; ^JJ] J^JU 2 cA^cL>l lA^U
<Л.±<^; 9 i^Jllj] ajj*J/, jL«?] jLr sic!; Jl*J] /»-**!; 10 ^J^c L rubrum;
11 on. Je; <ьиГ <jb rubrum; c^jJl] *»jXj\\ i^uJi] * ^^5 12 Я^-G
* c^öj; 13 j«.«s] *_,*«i; Ujjj*] ULj; ^jjJj, * Ij.^; 14 j Las] * jIääIU; Aa-Lc]
<u-*f;i5 U] U^;^F^i]; *e^-J); 16~17 on- OT J-ъ до J üh 17 U ^]
IJ ^$_s> Lo; 18 i^LJ) ^jj^ rubrum^^Jj]j^e^fl; 19 on.y>; 20 jtf>Jj] * j.jd)j )j?;
21 on. Jjc; jU] jbtf; «JUjJ^l] ^*iJ; после jy Ql вставл. ^J^ 0JJl j.c
J«*, dJlc cQjJ; 22 оп. дс^; 23 pL,j] * L^; 24 eUju,] «Jj'j^ J;
25 ftjQl] JfjJl; 26 «Jj^Ti lijj rubrum.
61, 1—2 dLcJ.i -^c <JL.iliJ ^jj o/-oj сЦуІ J>d iJjjJJ ^Jc JLaajJ) ö^* ^J)
^^lilj; 2—5 от .** .Г до cL^j опускает; 6 on. -/^J) /•*; 7 on. ^ІІ^
dcl^^i, •**; 7—9 в изд. искажение. Рук. дает вернее * <u*ljjj «JL^J \s\j
^.äJJ J.äS до ^bSä\j * і^э^ .j^i ijJjL^J) <Jl^ * <U*LJJ ^jl^iL;
9 iL (jU rubrum; it^Jj ^jJU--*] ^jjW bjL~; 10 Je)] u^cj; 11 jJju] ^iiJ
12 oU*iJJ] <;Lj); 12—16 изменен порядок следующим образом: после dxlJl
следует j^ilJ j^Ls? ^*-*- ^l * ji^iil^ * pUj^Jj JjLf * Дэ/srU -^,
затем iJj,;lJ 0Ji» cJji lc 0*J и пропуск до 16—Lj^; dJ^Jj 0J*> J^J*]
IJLUJ^; 17 после iLJ) вставл. J\jLi\ J,9jj и опуск. до ^aJU L,
вместо чего вставляет 16 (LL* - — J-^l J^) и 15 (стих с перестановкой
<\ <!**+d ^ cU»^ü jjJ), а затем 19 il^jül jjjcj rubrum; on. <щ\ jel
oj*AJ. С 20 до конца послания редакция ат-Табрйзй совершенно меняет
К истории и критике ар-Рисала ал-Фаллахѵйа Абул-Ала 151
изложение: * oj>«*±> oUu ojLjj 0****j CJbjJL) * dJUJ 0J^ /и© yjL dJo Jj
j^s? Uju^, ic 4jj) l-o^ /r^^^ Vj <U J^l^ ^u»^UII ilL^ll «JUJ
При этом сличении бросается в глаза довольно сильная разница
в обеих редакциях; кроме мелких вариантов, иногда дающих единственно
верное чтение,1 заметна противоположная тенденция составителя
сборника посланий и ат-Табрйзй. Первый, как видно и в заглавии, старается
приписать существенную роль 'Азйз ад-дауле, вставляя его имя, где
у ат-Табрйзй стоит ал-Фаллахй. В связи с этим находится и полное
изменение начала и конца послания. Нам кажется, что в решении
вопроса о первоначальной редакции, вышедшей из уст Абу-л-гАла, может
иметь существенное значение авторитет его ближайшего ученика
ат-Табрйзй, тем более, что данные о роли филолога ал-Кабисй находят себе
подтверждение и в другом источнике.
Таким образом, и для критики текста исследованная рукопись дает
не менее, чем для истории послания; можно надеяться, что теперь
станет яснее еще одно, если и не выдающееся, то во всяком случае
достаточно характерное, произведение Абу-л-сАла.
1 См., например: стр. 59, 9—10, 60, 2,13,14,15 и т. д. Сообразно с этим чтением
надо в соответствующих местах изменить, конечно, и перевод Марголиуса. Особенно
характерный пример — стр. 60, 13—14 (текст) = стр. 67 (перевод), где вместо „. . . and its
buphtalmum showed to the eye like little dinars fresh from the mint" = чі-о^^і) IasL^ ^іХзіі
jLa$ ClOj-ио *-/oI.>lX£ надо понимать „. . . и перец (в садах) показался перед взорами,
как динары, выбитые для ожерелья" = sLä£JUJ СХі--<> woljj^ sLo^LJ ІАчЦуЗ 1jo*#
->Н»о-з<-
^ЕЕЬге^^^
АРАБСКИЕ РУКОПИСИ ГОРОДСКОЙ БИБЛИОТЕКИ
В АЛЕКСАНДРИИ И ДИВАН ОМАРА АЛ-МАХХАРА
I
(ЗНАЧЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ АЛЕКСАНДРИИ ДЛЯ АРАБИСТОВ.
БИБЛИОТЕКА ГОРОДСКОГО СОВЕТА. ВАЖНЕЙШИЕ АРАБСКИЕ РУКОПИСИ.
ДИВАН САЛАМЫ ИБН ДЖАНДАЛЯ)
Александрия обыкновенно не останавливает на себе внимания
арабистов, попадающих в Египет. Былой центр эллинистической культуры,
заимствовавшей от него одно из наиболее характерных своих названийу
она и теперь влечет преимущественно классиков. Фарос, колонна Помпея,,
катакомбы, наконец, богатый музей греко-римских древностей — все это
и теперь больше говорит сердцу исследователя классического мира, чем
исламоведу. Арабист оказывается правым, когда смотрит на
Александрию только как на промежуточную стадию ко „граду
владычествующему" Миср ал-кахира — Каиру. Там он найдет для себя одинаково
богатую пищу и в арабской современности, пульсом которой является Каир,
и в собраниях памятников древности как вещественных, так и
письменных. Ничего этого в Александрии нет: „город биржи и хлопка",
интернациональная проходная дверь в Египет и из Египта, он предлагает
лишь то, на что есть преимущественный спрос, что нужно мировой
плутократии. Важный финансовый центр, обычный регулятор
финансовых отношений нижнего Египта, в духовной жизни он всецело и всегда
был подчинен Каиру. Даже повседневную арабскую прессу ему
доставляет Каир: свои органы в Александрии слишком незначительны и па
тиражу и по затрагиваемым интересам, чтобы идти в сравнение с
широко известными за пределами Египта каирскими газетами и журналами.1
Каир — центр современной арабской литературы, науки и книжной
торговли; мечта всякого арабского ученого или литератора, в какой бы
части арабского мира он ни жил,—попасть в Каир. В Александрии и
1 Исключения, конечно, бывают, но они и остаются исключениями: в Александрии
начал издавать свой журнал „ал-ДжамиѴ арабский libre penseur Фарах Антун
(см. о нем „Исторический роман в современной арабской литературе", оттиск из ЖМНП»
1911 (июнь), стр. 25—27); в Александрии же издается А. Аверино первый по времени
феминистический орган на арабском языке (см. предисловие к переводу книги Касима
Амина „Новая женщина", СПб., 1912, стр. III).
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 153~
они не любят оставаться подолгу; если это случается, то только в силу
внешних причин, как произошло с известным и в Европе ученым дама-
скинцем Хабйбом аз-Заййатом, одним из немногих александрийских
представителей интеллигенции ума.1
Не может Александрия похвалиться и памятниками арабской
древности: Каир и здесь оставляет ее совершенно в тени. Если одни мечети
последнего представляют великолепный музей арабского искусства, то
в Александрии они как-то подернуты налетом современности. О
собраниях, вроде каирского музея арабского искусства, в Александрии не
может быть речи; что же касается арабских рукописей, то количественно
Хедивская библиотека и мечеть ал-Азхар превосходят все европейские
и известные восточные собрания. Тем не менее за последние годы и
в Александрии сделана попытка централизации памятников арабской
письменности в виде „Библиотеки Городского совета" CojL #r^f^ üUruJ
Äj jJjXJ). На нее и направилось мое внимание за несколько дней пре-
бывания здесь в январе 1910 г. на обратном пути из Каира.2
Количественно библиотека очень невелика, и на ее составе ярко
отразилась основная черта современной Александрии: европейский отдел
содержит около 13 тысяч томов, тогда как арабский — всего около 7.
Последним заведывал в 1910 г. шейх сАлй ал-Азхарй, почтенный
представитель поколения современных арабских ученых, проникнутых
сознанием необходимости усвоить не только внешние плоды европейской
цивилизации. Он мечтал об издании каталога библиотеки по образцу
Хедивской в Каире; до этого же приходится пользоваться лишь
рукописным инвентарем, составленным далеко не всегда удачно. Рукописный
отдел еще незначительнее по количеству номеров: он содержит лишь
около 300 томов. В главной части он составился случайно,
преимущественно из библиотек некоторых мечетей и частных пожертвований.
Больший интерес представляет единственно коллекция второго хедива
Ибрахйма Паши, которая была приобретена от наследников и доставила
почти все более ценные рукописи. К сожалению, она перешла не
полностью, и многие экземпляры этого собрания погибли, вероятно, безвоз-
1 У европейских арабистов он известен преимущественно критическим каталогом
дамасских рукописей (Ц^аЛ^Ь^ ,£<&*> ^ « *-*£J\ і^1іа-, Каир, 1902), к
которому отчасти примыкает статья о путешествии патриарха Макария (ал-Машрик, V,
1902, стр. 1009—1020). Принадлежащая ему рукопись хроники Иахйи Антиохийского
вызвала статью (JA, Serie 10, t. Ill, 1904, стр. 350—356) и издание текста,
выполненное совместно с Карра де Во и Шейхо (Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium).
В другую область вводит его интересное исследование о женщине в доисламской
Аравии (о нем см. предисловие к переводу упомянутой работы Касима Амина,
стр. IV—V)..
2 Описание ее с перечислением наиболее важных рукописей дал Зейдан (Та'рйх
адаб ал-луга ал-'арабййа, IV, Каир, 1914, стр. 121—123).
754 Арабская средневековая художественная литература
вратно» Как можно судить по некоторым спискам, где Ибрахим Паша
величается правителем Джедды (oj.^ *J^), коллекция была составлена
во время его борьбы с ваххабитами в Аравии и уже поэтому могла бы
представлять известный интерес, так как рукописи из Аравии
сравнительно редко попадают в общедоступные собрания.1
Качественно рукописное собрание Александрийской библиотеки так же
незначительно, как и количественно. Состоит оно преимущественно из
популярных сочинений по грамматическим и богословско-юридическим
наукам, обыкновенно известных если не в изданиях, то в рукописях
других библиотек. Наиболее древней из датированных рукописей является
„ас-Сахйх" Муслима, писанный в 368/978 г.; некоторые отрывки Корана,
конечно, старше его по возрасту. Исторический и литературный отдел,
которому преимущественно я посвящал свои занятия, представлен еще
слабее, всего двумя-тремя десятками рукописей. Специально в нем
следует отметить только шесть номеров — четыре более известных и два
представляющих значительный интерес новизны.
Очень хорошим почерком, с гласными написан известный словарь
,,ал-Муджмал фй-л-луга" Абу-л-Хусейна ибн Фариса ар-Разй.2 Рукопись
под № 140 из коллекции Ибрахйма Паши распадается на две части:
первая до буквы Ь писана в 586 г., вторая в 601 г., как гласит дата
в конце: -р© Ji^i^^c dJL» ^s^^aJJ J^i І**ІІ л^ ах4**-* -~о p[/»J) ßäj
,rJ) 0^> «Jl *y {j+ <J^£}\ ^ pJ& J* jkj äJI^U, ^J-J i*~
•o^/j-Ь aJ£«JJ £?jLJJ ^J <l«LjI A*Jij irU^u.«.^ »j.JUjj Ом,*, iXsM ^
Среди исторических сочинений останавливает на себе внимание,
история Казвйна Абу-л-Касима сАбд ал-Карйма ар-Рафисй (ум. в 623/1226 г.),
рукопись которой имеется еще в Британском музее.3 По своему назва-
нию /j^ji jbi) ^Гі ^J rjüj^^ ^-»иГ александрийская копия ближе
подходит к названию, приводимому у Хаджжи Халифы:4 jLiJ ^ * fjJ**
^jisj*, чем заголовку Британского музея ijj J.$t>) jf}> ^J -^jjdj «^LT
ijijj*i- Рукопись под № 64 из коллекции Ибрахйма Паши,5 большого
размера in 4°, заключает 260 листов. В начале она, повидимому, не-
1 Одним из немногих примеров служит коллекция Амина ал-Маданй в Лейдене,
открывшая немало ценных экземпляров и даже уников.
2 Ум. в 395/1005 г. Ср.: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 130.
3 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 393, № 25.
4 Изд. Fluge], И, стр. 254, № 2773.
5 Л. la после заглавия: ^äÜJI ^oUäJU ^аіэ >Ц^-\ у^ ^ ^aJJUI «wjLX^ ІЛа
^Л^а. £<£-"*£ <^-1£-<оЦ <*JC-o.2*.-^ «аліі o«->^äJ следует приписка: *.Ш л.ллЛ ^^ «Діх>
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 155
сколько дефектна, так как хотя имеет обычные вступления іЦ^, ÄJj^.*
и iJLaJ, но тем не менее начинает текст ex abrupto с половины фразы:
<\ i^stj Л)\ J*~j ^j) u.l**lj -++J -jC ^jI^aJJ -j*x=> IJ^b. Вслед за этим
идут хадйсы, имеющие отношение к Казвйну, л. 2 б ІД^Іоэ і ^J ШJ **JjI
ikui^JJ I^ojI^, л. 3 6 l^J ^з 0jUJ) J-oaJ], л. 4 6 ^j dJLUI J-oJl
л. 7 6 ijls^J •** /rfjL/* -^J^ Лг° U^ <J J?*^# С л. 19а следует
биографический словарь (^ajLJI^ ijL^j Jj»j /j-^ JyJl)> посвященный
сперва всем носившим имя Мухаммед {{jjj+s^l), затем ^jdJ^J, J.**),
t(~jjs\ и дальше в порядке алфавита. Кончается рукопись биографией
некоего ^jlj^JJ ~Lc ^j) ^j^jiJj JjuJj L^Sj ^j ^*f> Отсутствие
каких бы то ни было приписок и биографий лиц с именами c_^£*j, e*~*j
показывает, что и в конце рукопись не полна. По образцу большинства
исторических сочинений, посвященных отдельным городам, оно
представляет, таким образом, не столько историю, сколько биографический
словарь знаменитых казвинцев.
В этом же роде другое историческое сочинение, принадлежащее
Абд ал-Баситу ибн Халйлю,1 под вычурным названием
iJlXajl jx^lj. Под таким же приблизительно названием оно
упоминается у Хаджжи Халифы,3 в других источниках известно под сокра-
щенным заглавием * L.UJ juc ^jU или J^jJj Jji J J^J J J. По
содержанию оно представляет продолжение истории аз-Захабй; в нем автор
задался целью собрать, как говорит в предисловии, „биографии
современников— ученых, халифов, царей, султанов, везиров, валиев,
правителей, судей, эмиров, искателей мудрости, людей умных за время с 744 года
до наших дней". Начал он составлять книгу в 889 г. и расположил
биографии в алфавитном порядке. Александрийская рукопись за № 126 тоже
происходит из собрания Ибрахйма Паши и, к сожалению, не датирована.
О величине всего сочинения можно судить по тому, что рукопись дает
только первую часть до буквы ^ и содержит около 500 страниц in folio.
1 Ум. в 920/1514 г. См.: С. Brockelmann. GAL, И, стр. 54, № 17. (Ссылка на
статью Никольсона в JRAS, 1899, стр. 909, представляет недоразумение, так как там
идет речь о продолжении истории аз-Захабй не 'Абд ал-Баситом, а другим автором).
2 Рук. c^jUJI.
3 Изд. Flügel, V, стр. 404, № 11461.
4 J. Uri. Bibliothecae Bodleianae Catalogus, I. Oxoniae, 1787, стр. 175, № 803,
177, № 812.
756
Арабская средневековая художественная литература
Находящаяся в библиотеке под № 123 рукопись „Табакат ал-хуффаз"
известного ас-Суйутй (ум. в 911/1505 г.) интересна тем, что скопирована
с оригинала еще при жизни автора, как можно судить по приписке
<UJ,*> ^J fbj dJ dill Laij 1*іІ£* iai /»* cL--^- В ТОЙ Жб руКОПИСИ
имеется и второе из его сочинений1 ic~o*Jj d*oL<i) if ac*ÄäJJ ^>І)г
заканчивающееся датой — 891 г.: %^>j ^gi, ajL* ^j asJLu • *.« pl^iJ) Л*[^
<ulo ^JUj, //**"*"!* v5^a' **~ v-b^' Сборник тоже принадлежал Ибра-
хйму Паше, о чем имеется обстоятельная запись на первом листе.2
Обе рукописи, на которых я счел нужным остановиться более
внимательно, относятся к области поэзии. Первая из них дает диван
доисламского поэта Саламы ибн Джандаля и представляет такой
значительный интерес, что я постарался скопировать ее целиком, несмотря
на кратковременность своего пребывания в Александрии. Рукопись
является выдающимся памятником каллиграфического искусства и
сравнительно древняя. По первоначальному предположению я счел ее за
уник, но по возвращении из Египта в Бейрут узнал, что как раз в это
время в журнале „ал-Машри;<" профессор Шейхо начал печатать диван
Саламы по константинопольской рукописи и такое же издание было
обещано Хюаром для „Journal Asiatique". Я предложил свою копию
в распоряжение Шейхо, и она была им использована при издании.1
Через несколько месяцев появилась работа Хюара,4 менее
удовлетворяющая требованиям научной акрибии, чэм edüio princeps. Спустя
некоторое время Шейхо выпустил отдельным оттиском дополненное издание
с привлечением и работы Хюара.5 Таким образом, в настоящее время
может считаться достаточно выясненным и характер дивана и значение
александрийской рукописи.6
Она представляет копию константинопольской, и роль ее в критике
текста невелика. С другой стороны, внутреннее достоинство и самой
константинопольской рукописи не всегда соответствует ее
безукоризненной оболочке; комментарий же отличается иногда вполне очевидной
недобросовестностью. Этим объясняется, что в обоих изданиях число не-
1 С. Brockelmann. GAL, II, стр. 146, № 26.
3 Ал-Машрик, XIII, 1910, стр. 171—191.
4 Cl. Hu art. Le diwan de Seläma ben Djandal. JA, serie 10, t. XV, 1910,
стр. 71—105. (Отд. Ott., Paris, 1910, стр. 39).
5 Salämat ibn Gandal. Diwan. Publie d'apres les mss. de Constantinople et d'Ale-
xandrie avec des notes, des corrections et des additions par le P. L. Cheikho.
Beyrouth, 1910, H-i-50 стр.
6 О последней см.: L. Cheikho, ук. соч., стр. 4, 24 и passim.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 157
доразумений, вызванных слишком доверчивым отношением к источнику,
достаточно велико. Для примера я ограничусь одним довольно ярким
случаем. Во второй пьесе, где идет речь о пасущихся овцах, оба
издателя приводят стихи 21—22 в следующем виде:г
jL-ь-^ <usjuc c> K_^^-J)j V5J^; pu> dy L-*-^ UL/-«~
G
Так они действительно приводятся в рукописях, но никакие натяжки
в объяснении и переводе не помогают уничтожить получающейся
бессмыслицы. Недоразумение объясняется чисто графически: благодаря
одинаковому слову в конце первых полустиший они оказались
перемещенными, но, по счастью, верное чтение одного стиха сохранено
словарем „Лисан ал-гараб" (VI, стр. 45):
При таком чтении текст не представляет затруднений: замена же
искаженного рукописями /j*9j-> в правильное /j*a*j± избавляет от нужды
в бессмысленном комментарии константинопольской рукописи, создающем
девозможную конструкцию глагола ^jj с предлогом ]с.3
Выяснение всех аналогичных недоразумений в обоих изданиях,
конечно, дело будущей критической переработки текста: я же остановлюсь
еще только на дате александрийской рукописи. Дата эта — 493/1100,
принятая сперва и мной, и Шейхо без колебаний,4 теперь кажется мне
сомнительной как по внешним, так и по внутренним соображениям.
Она писана только цифрами, что представляет довольно редкое
явление,5 и, может быть, другим почерком, чем заключительная приписка
самого копииста ?Алй ибн Мухаммеда. Между тем следующая приписка
говорит определенно, что рукопись писана рукой шейха Вали ад-дйна
*Алй ал-гАджамй;6 сомневаться в основательности этой приписки нет
никаких данных, так как нам известен каллиграф ал-Валй ал-'Аджамй.7
1 L. Cheikho, ук. соч., стр. 14; CK Hu art, ук. соч., стр. 14.
2 Л'А дает чтение ,Jaiw£, но принятое нами легче объясняет искажение рукописи,
где £jSLByb произошло из ^^лі-З.
3 L. Cheikho, ук. соч. стр. 14, прим. 4.
4 Там же, стр. 4 и 22.
5 Ср. дату в константинопольской рукописи (L. Cheikho, ук. соч., стр. 22,
14—15).
6 L. Cheikho, ук. соч., стр. 22у 20. Эта приписка объясняет бессмысленную
запись в инвентаре библиотеки j^äsJI ^ *ääJ\ Ok* JwX-Ц* £r>\ A*o^Lmj £>\y>>»
7 Cl. Huart. Les calligraphes et les miniaturistes de l'Orient musulman. Paris,
1908, стр. 84.
158 Арабская средневековая художественная литература
Он принадлежал к школе Ибн ал-Бауваба, которым писана
константинопольская рукопись дивана, и, таким образом, ясно, почему внимание
и этого каллиграфа направилось именно на нашего поэта.1
Так как ал-сАджамй умер в 618/1221 г.,2 то и дату рукописи надо
читать 593 вместо 493; это возможно и потому, что цифра 4 не вполне
ясна в оригинале.
II
(ДИВАН ОМАРА АЛ-МАХХАРА. ИИЯ ПОЭТА, ДАТА СМЕРТИ, МЕСТО
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ЗАГЛАВИЯ БОЛЬШИХ ПЬЕС В ДИМ НЕ. ПОКРОВИТЕЛИ
И КОРРЕСПОНДЕНТЫ ПОЭТА. СОДЕРЖАНИЕ ДИВАНА
И ЕГО ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗНАЧЕНИЕ)
Вторая рукопись Александрийской библиотеки, которой
преимущественно и вызвана настоящая заметка, переносит на семь веков позже
в эпоху сирийских айюбидов, ко времени юности князя-историка Абу-л-
Фида. Она содержит диван поэта Ибн Мас'уда Алеппского, более
известного под именем Сирадж ад-дйна или 'Омара ал-Маххара. Эту
рукопись приходится считать уником, так как списков дивана, повиди-
мому, не имеется в европейских и более известных восточных
книгохранилищах; безрезультатными оказались мои поиски на родине ал-Мах-
xäpa в Алеппо и в месте его жизни ал-Хама, где теперь забыто даже
самое имя известного когда-то поэта-земляка.
Рукопись малого 8° содержит 245 листов по ± 13 строк и занесена
в инвентарь за № 221 под заглавием 0JUJ :>yuu* /*J 0(*-°* Этот
заголовок дан на л. 1 а, где находится и запись одного из владельцев, ноне Ибра-
хйма Паши, так что в состав его коллекции рукопись, повидимому, не
входила. Диван начинается на л. 16 следующим образом: -»«.^/Л <uJ) ^uj
<Uc dill Lc jls-^L j^iJJ. Кончается он датой на л. 2446: (j\yij\\ J
f\ a**'0 bj*~ lc djljLoj. Эта дата — 747/1346 г. —еще более
увеличивает значение рукописи-уника, указывая, что она была написана
вскоре после смерти поэта, как увидим из дальнейшего. По своему
исполнению рукопись удовлетворительна и читается без особого труда,
хотя идеальной названа быть не может. Имеются некоторые лакуны
1 Ученик копировал свой образец рабски: в приписке повторена даже ошибка
константинопольской рукописи — лД«**» вм. ожидаемого LJX«^.
2 CI. Huart, Les calligraphes. . . , там же.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 159
(например, между лл. 1 и 2, 72 и 73, 73 и 74, 107 и 108 и др.); по вине
переплетчика спутаны некоторые листы (например, л. 82 ел. должен
находиться, повидимому, за 72). Этим, вероятно, объясняется
несоответствие иногда одного заголовка предшествующему. Лист 245 6 занят
другими стихотворениями, вписанными уже другим почерком.
Личность поэта представляет достаточно позабытую величину в
истории арабской поэзии, и напрасно было бы искать о нем сведений
в общих курсах. Единственная заметка имеется в ценной работе Харт-
мана о мувашшаХу но и она отличается большими неточностями, так
как превращает поэта в двух различных лиц.1 В этом виноват не столько
почтенный автор, сколько его источник, биограф ал-Кутубй, младший
современник поэта (ум. в 764/1363 г.). Помещая несколько его
произведений с краткой заметкой, прозвище поэта он приводит в форме
а л - М а д ж ж а н;2 в двух других местах при упоминании других
произведений это прозвище получает уже форму ал-Мухтар3 и ан-Надж-
жар.4 Последнее искажение и вызвало у Хартмана появление поэта
ас-Сирадж ан-Наджжар ал-Халабй, отличного от Сирадж ад-дйна 'Омара
ал-Маджжана. На самом деле оба они представляют одно лицо, полное
имя которого Сирадж ад-дйн 'Омар ибн Масуд ибн 'Омар ал-Маххар
ал-Халабй ал-Кинанй; это решается окончательно тем, что все
произведения, упоминаемые ал-Кутубй в разных местах, имеются в
александрийской рукописи.5 Такие разнообразные графические искажения
объясняются, вероятно, стремлением осмыслить непонятное прозвище
ал-Маххар; 6 в данном случае приходится следовать за авторитетом рукописи
дивана, в которой оно дается в такой именно форме неоднократно,
а в заглавии даже с маленьким подписным xä во избежание
недоразумений.
Вторая неточность Хартмана касается даты смерти нашего поэта:
применительно к одному лицу он относит ее к 700 г.,7 применительно
1 М. Hartmann. Das arabische Strophengedicht. I. Das Muwassah. Weimar,
1897, стр. 82, №№ 113 и 114.
2 Ал-Кутубй, Фават ал-вафайат. Булак, изд. 1283 г., II, стр. 139—144. Ср.:
С1. Hu art. Litterature arabe. Paris, 1902, стр. 322.
3 А л - К у т у б л, И, стр. 321. Приводимый здесь мувашшах имеется в сборнике,
изданном Ф. Хазином якобы по одной римской рукописи (^э C-JL<^!>L^J 1 ^сЛІ^Х
^-Да^-.«»..)!^ (JUwj^l, Джунийе, 1902, стр. 77—79). Имя поэта там дается в форме
а.\-Маджар.
4 Ал-Кутубй, I, стр. 98.
5 Этой справкой, которая мне потребовалась уже после отъезда из Египта, я
обязан любезности Хабйба аз-Заййата.
6 Подходящих значений корня классические словари не дают; прозвище
заимствовано, вероятно, из народного диалекта Сирии, но в современном языке оно тоже
совершенно неизвестно.
7 М. Hart mann, ук. соч., стр. 82, № 114 и стр. 229. Ср.: Сі. Hu art,
ук. соч., стр. 322, где 1301 год.
160 Арабская средневековая художественная литература
ко второму помещает в „первой половине VII века или раньше". В обоих
случаях анализ ал-Кутубй приводит к несколько иному результату:
в первом местег у него после слова АД***«, оставлен пробел для единиц
и десятков, очевидно не известных ближе автору; во втором он
совершенно определенно говорит о подражании ал-Маххара Айдемуру
ал-Мухйавй,2 а не наоборот, как почему-то предположил Хартман.
Следовательно, время его жизни надо помещать после первой половины VII в.,
когда жил Айдемур.3 Данные дивана позволяют установить более
точную дату, хотя тоже лишь приблизительно: громадное большинство
произведений, при которых упоминается год, относится к последним
двум десяткам VII в.,4 самая поздняя дата — 704 г. (л. 816). Она и
является terminus post quem для смерти ал-Maxxäpa; terminus ante quem
может служить прежде всего дата написания рукописи — 747 г., когда
поэта не было уже в живых, как видно по сопровождающей его имя
ѳулогии. Однако этот terminus можно отодвинуть почти на 40 лет
раньше одним соображением, связанным с содержанием дивана: в нем
имеются пьесы, посвященные Абу-л-Фида, но не как самостоятельному
правителю. Между тем он стал играть видную роль еще до 710/1310 г.5
Предшественника Абу-л-Фида египетского наместника Эсендемура поэт
упоминает тоже только как правителя Трабулуса (л. 20 а), но не
Дамаска и Хама, т. е. максимум до 710 г. Таким образом, дата смерти
ал-Маххара может быть помещена с достаточной основательностью между
704 и 710 гг.6
Не меньше дает диван для характеристики обстоятельств жизни
поэта, про которые совершенно молчат доступные нам источники.
Выясняется, что поэт был патриотом северной Сирии, и в частности города
Хама, которому посвятил специальное большое произведение. Родом он,
повидимому, был из Алеппо, как об этом говорит его нисба и
собственные слова о том, что „сияние его светильника блеснуло из Халеба".7
Умер он, по словам ал-Кутубй, в Дамаске.8 Хама в эту эпоху служила
не только политическим, но и культурным центром, к которому многие
1 Ал-Кутубй, II, стр. 139.
2 Ал-Кутубй, I, стр. 98: gJl ^J^io ^Ш ^U^Ul ^y**^\ (tio^^Jl ti* J^U jJJ^.
3 M. Hartmann, ук. соч., стр. 13, № 13.
4 683 —лл. 2а, 36; 684 —48а; 685 — 126, 49; 687—54а, 67; 688-16 а; 689-21 б;
690— 59 а; 692 — 60 6; 695 — 38 а, 39 б; 696 —43 а, 60 б, 61 б; 698 — 65 а и др.
5 Abulfedae Annales, изд. Reiske—Adler, V, стр. 228 ел.
6 Наш поэт появляется в ^ä-I^-ÜI ojZS^ с именем ^lsL^Jl, где ему приписывается ряд
мувашшаху лл. 43 б—47 6 (W. Ah 1 war dt. Verzeichniss der arabischen Handschriften,
VII, Berlin, 1895, стр. 383, № 8400). Его смерть Альвардт помещает ок. 750 г. (там же, X,
1899, стр. 283), как и всегда, к сожалению, без указания источника. (Ср. еще заджалСи-
радж ад-длна, там же, VII, стр. 437, № 8465). — Ум. в 711—712 г.; см.: Ибн Лад жар,
-ад-Дурар ал-камина (изд. F. Krenkow); С. Brockelmann. GAL, SB II, стр. 1, № lb.
7 Л. 237 6: «^Jä. ^х» *U>1 ^ъ.\у*а )з> Uij.
8 Ал-Кутубй, I, стр. 139.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 167
тяготели. Известное представление о среде, в которой вращался ал-
Maxxäp, дают заголовки его произведений, указывающие, кому они были
посвящены. Список их позволяет несколько ориентироваться в
литературных условиях данного времени, почему я и привожу его по
возможности полностью.
>kil väUil oüJLJJ pj* 4,
* ^J dlül ^і IUI Ml Jb
3 6 ЧЛГ ІХш ^kiJj J^ju aSjl^i aJ^
7a julsilj opU J^ ^^ CJ"^ 0*; ^ikij ^Ull ^jLLJLJJ pjJ^ pjx J,
8 а с^^Д) *іэ jläj ліЪлс jfjjj *ä J^ *Jj
9 б ^LJJ jlaäj du^j diij
126 ЧЛо ÄJLuJ <&*jj <t»j.* JL^
iji^** *3 * • ^Ъ (°^°^ ^^^ ***# ^
16 а ЧЛЛ iJL*u-> dSjL^ Jj
216 МАЯ i;— «J^XJÜU o*U Jb cU»^' ^l jiLLu.ll fjs Jli,
276
316 oj^J^ A*j~j ^Ll* Ü'^Jj Л* О* «J^f^Jl <bö; ioc-° Ay' Jls, J,
I с p
/>jj*4 fJO <4i/f *j' oj*u <UjLc ^ЛЦ^
p
346 j^/ J^jjj _^JU rjj/ ^ j^U j^l, J JU,
1 Дата сомнительна, так как ал-Малик ал-Афдал умер в 692 г* Вероятно, надо
читать *ічг. (Ср.: Abulfedae Annales, V, стр. 108 ca.).
11 И. Ю. Крачковский, т. II
762 Арабская средневековая художественная литература
37 a ^j jlCf jjj№ jjj a£JL* ^jlkLJj ~,j jls^ jU,
38 a ^o iJL^ <a*jx jli,
41 a öU- jJbj ... LJic l>
es С
*\ uL>) <U3 Jw ^jj q^««)^
43 a dlill ^ jJLJl ^juu <ul^ >fclj välll olLUl b^. »jf JU,
44 a jjj) ^^ i^^l) «JL J) d^; ji, Jklj villi) jUJJJ £jLr J,
^J Jlai Uic ^fl jUJLJJ jLiJ^ ^JL
48 a ^ Ji ^iil villi! ^J Jc ^jj{ ^j J^iSl v*Ull L^ .jir Jli,
ЧЛі* i^ LfA^j c(ju)
49 6 чло ä*~ ^LJJ jl-jw d^ Jli,
51 а 4^^.11 /*•*» /*>** Лг* ^ ^ ^Ъ ** >»" Ь <u^ dJ^
53 6 AJ) ^ІАЭ £^*>J.j faj&'j ow^ ^J ^ло *JÜ* J.5j d^JLf Jlij
54a ЧЛѴ dJL^ ^J^Ul/ ijl*x+j aj«xj <&*b>j A*J^ J^
55 6 ш iJL- ^^ ^jJ' JP 0кА ^^ 4^*? 4?
58 а рлч І^ c>j
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 163
606 W k^ ojJjf ^jJl jJ ^-Л] ojJ, IjHi JU,
616 J^J dllll ^jJJ jy _^i jJ, ^jJI ^U ^) »jLr ju,
63 а _ДіЛ ju«, J^ll ЛИ) ^,J ^jjj ^j^ ^*Л\ if*, J,
64 а чял <U~>klJ »SUll O^J) ^ Jl»,
66 a IJL, о^ч^ 2j»*aj S6l^^ * c/**^ -i0 Аі^ ^r^ij 4acM *■[*
67 6 ^ikil ^Ul) ^jlJJLJ) l*L> )jb J>Stj U^jb^ sU> ci-flu JU^
ЧЛѴ <L~
72а <и,^згЧ oLa^ aLJJ /tfjJl ^rjlj ^^лі «j,r JU,
74 a 4<jV Ä^- <J *>J>o Jj*+i *!?
77 6 i. ^Д)
83 a 4^_, Jfcll Slil olUJ) »^ Л,
84a i^jjJ-\ ^Jbr sLüJj 0«U /fjjJ) -jiJ 0-?lüJl <>Jrf jls,
856
86 6 ZjA\ ijp\s\\ Jl ^jljJI jejJl vU< JJ ч^^
886 LLä <uJJ с^іЛЗ c1-4*J.a3 I^L^I «*r^ KSJJ* ' ^**' i\j-^' Ѵ^ЦІ ^jDj
I p fc
906 i^^ar*) ^L^ ^j) o/duJ) -.л l$JLj(j LflJLc AjLLi
p
94a "j-o^ll ^bl^iJ) ^j) ^J^ ^fJ1-" V^ lUI*" ч":?^ ^i V**S
AjLU oLJ
1 Рук« sj~»$*** 2 Имя ду&З, искаженное y^»-^ = Никифор, не находит себе,
подтверждения в соответствующем месте хроники Абу-л-Фида (V, стр. 138), где есть
речь про этот поход.
11*
164 Арабская средневековая художественная литература
95 а i^j^jsrl ^Лль -J* jyj^\ (ji^ V^** ™' Ч^з
97
986 iU J)
99 6 ^iLJj ^cUJl ^jJj J*« aJ| e^
1006 0;U>IJ ^L ^jA\ oiJ\
104 6 іЦ^іі ^kJl ij^, ae ^Л j^ J^' -^ ^W lS^I
105 a ^j) ц^^і usÜL.5 i^^s*') SU*; «JIjL aj) (j*L«^ ^J <Oc J.ij ^jl^
1066 bj^Lii JJl j[pmJ ... ^LJJ ^JJ **>U^J £jx JU,
118a <Ц^аг^| j*L-«Jj fU> ^ d^b
1286 ^ iLi «_JL ^yj\ ^oL> ^j ^Jj ^ J^UI dJJ c^
152 a erei Jc ^ ^^»^лЛ ^iJ>klJ ^ШІ ejJj «.J-* *j,
1786 ^jJlI Jjll у!ш1\ ll »jf J,
188a ^[^JUI jCtf ^jJ) jjj »j* J,
213 a J,Li^J с-лоЭД v'^ ^ «U»' lic d!>
215a Jc ЦДДі »%j J^ (jUL ч"^'-> J>t~-^ *М' *JJ ч-^
219 a ^Ji) j^sf ^jJl jJ.j ~jx JÜ»,
221a juc J J*ii^J ^J ^jJl ^jb „til, ^лЛ jU^^I <>J<; *J,
1 Рук. fU5\. 2 PyK. >U*. 3 PyK. Jft-j.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 165
224 б ^jsJ) j^t (^jJjjJJ JiJ-M JiJ J-iUJl ^ьІ] „J*_ Д,
231 a J^) ^lilj ^l JtJ\ jja jj$\ ^IS *Je ^ Ji, J,
237 6 <ulc
Из этого списка ясно, что главными покровителями ал-Маххара были
сирийские князья-айюбиды: ал-Малик ал-Музаффар III, правитель Хама
(ум. в 698/1299 г.), и его дядя, отец историка Абу-л-Фида, ал-Малик
ал-Аф^ал (ум. в 692/1292 г.).1 Сам Абу-л-Фида в эту эпоху не играл
еще сколько-нибудь заметной роли (род. в 672/1273 г.), и поэтому он
с братьями остается в тени по количеству произведений.2 Попутно
у ал-Маххара появляются иногда и египетские патроны айюбидских
вассалов Сирии:3 Калаун (678—689), Кетбога (694—696), Ладжйн
(696—698).
Гораздо обширнее ряд имен ученых и литераторов, с которыми ал-
Maxxäp был в переписке: некоторые из них достаточно известны и из
других источников, так что ал-Маххар занимал среди них, вероятно,
не последнее место. Среди таких имен мы встречаем автора мувашшах
Шихаб ад-дйна ал-?Азази,4 комментатора „ал-Бурды" Мухаммеда ас-
Са'ига,5 известного судью — автора знаменитой „Ламййи", Зайн ад-дйна
ал-Вардй,6 Hyp ад-дйна ибн Раваха,7 Абу-л-Хусейна ал-Джаззара.8
Мелкие различия в именах не позволяют некоторых других сразу
отождествить с известными нам лицами: таковы Са?д ад-дйн ас-Салихй,9 Зайн
ад-дйн аз-Зававй,10 Бадр ад-дйн ал-Халабй,11 Шамс ад-дйн ад-Димашкй12
и др. Целый ряд лиц, наконец, не известен ближе из других
источников. Интересно, что наряду с произведениями самого ал-Маххара в дй-
1 У Лэн-Пуля (Мусульманские династии, пер. В. Бартольд, СПб., 1899, таблица
к стр. 58) отец Абу-л-Фида назван по недоразумению Музаффар *Алй, а не Афдал;
см.: Abulfedae Annales, V, стр. 110 и 112.
2 Бадр ад-дйн, лл. 56 б, 63 а, 221а, 231а; 'Имад ад-дйн (= Абу-л-Фида), л. 61 б,
221; Асад ад-дйн, л. 60 б.
3 Лл. За, 39 6, 43а.
4 Лл. 86 6, 88 6, .90 6. Ср.: М. Hart mann, ук. соч., стр. 84, № 121; С.
Brockelmann. GAL, II, стр. 8, № 1.
5 Л. 97а. См.: С. Brockelmann. GAL, II, стр. 9, № 5.
6 Л. 84 а. М. Hart mann, ук. соч., стр. 60, № 80; С. Brockelmann. GAL,
II, стр. 140, № 2.
7 Л. 104 6. Ал-Кутубй (Булак, 1299 г.), I, стр. 168, 266; II, стр. 172. Ср.:
JA, serie 9, t. HI, 1894, стр. 404.
8 Л. 178 6. Ср.: ал-Кутубй, II, стр. 319.
9 Л. 99 б. Вероятно, он упоминается у ал-Кутубй, I, стр. 168.
10 Л. 224 6; вероятно, у ал-Кутубй, I, стр. 297. Ср.: JA, serie 9, t. IV, 1894,
стр. 461.
13 Лл. 188а, 219а (может быть: С. Brockelmann. GÄL, И, стр. 74).
12 Л. 81 б (может быть: М. Hartmann, ук. соч., стр. 84, № 119).
166 Арабская средневековая художественная литература
ване иногда приводятся поэтические ответы его корреспондентов, что,
конечно, увеличивает ценность рукописи.1
Историко-литературное значение дивана ал-Маххара в особенности
характеризуется тем, что он по своему содержанию далеко не шабло-
нен. Первая его часть (лл. 16—133 6) действительно не дает еще
ближайшего повода выделять нашего поэта из массы ему подобных
современников: она начинается обычной пьесой в честь Мухаммеда,2
за которой следуют оды с приведенными выше заголовками. С л. 108 а
идут преимущественно отрывки анакреонического характера и мелочи;3
заканчивается эта часть на л. 133 6 заключением JaäJL *Jlj.JJ «JUJ
**"^J ü*"^ ^^CJ J-*s:> <lj)sj&\\Jt Как и во всех аналогичных
диванах, эта часть интересна не столько поэтическими достоинствами,
сколько историческими и биографическими намеками, об обилии которых
можно судить по некоторым приведенным именам. Эти произведения
могли бы служить хорошим поэтическим комментарием к последнему
тому летописи Абу-л-Фида. Более самостоятельный характер среди
них носит только оригинальное произведение эпического характера
в 102 стиха, посвященное описанию города Хама и построенного в нем
замка (лл. 68 а—71 6).
Вторая часть не только оригинальна, но даже единственна в своем
роде; она посвящена исключительно произведениям строфической поэзии
народного характера, преимущественно мувашшах и заджал} Заголо-
вок имеется на л. 134 а uLiJJl, JUA oL^yJJ и л. 198 а, где
кончаются мувашшахйт и начинаются азджал: ..* ji*^ I© ^il Ijfy
<i>L*Z*+*lj ^*JJ e^Lki ^* Wj^' ijyüJi übj^\ AmkiJJ oU~^JJ
ÄJlojaJJ jjIjUJ Jly.* lc i*j*wjUJ jUj^' Ц?^і* kjjtuL\\. Как известно,
поэзия такого рода, представлявшая своеобразную реакцию против
схоластических норм традиции, перекочевав из родины своей — Испании,
нашла гостеприимный приют в Египте и достигла особенного расцвета,
вероятно не без влияния покровительства со стороны айюбидов;5 именно
1 Переписка с ал-'Азазй— л. 90 б ел., ответы Мухаззиб ад-дйна ал-Маусилй—
л. 94а ел., переписка с Мухаммедом ас-Са'игом— л. 97а, с Ахмедом ал-Имшатй—
л. 98 б, Са'д ад-дйном ас-Салихй — л. 99 б.
2 Л. 1 б. f~L*>2 Д^* tfUll ,J.,o J^OjJl ^SUJo JaJO ^іЦ} Jj-*X3 Л*;* AX\ Us, JLs
äJI ä£L-o лІ.^лл.Л £уо £*о> A.J £лл+.й * ^ЗД ^г^ Cr* Ja*"? А*?Ь£ L.as—**>
3 Изредка мелкие отрывки приводятся и среди крупных произведений, например:
лл. 2 а, 3 а, 3 б и др.
* О них см.: Н. G і е s. Ein Beitrag zur Kenntniss sieben neuerer arabischen
Versarten. Leipzig, 1879, и неоднократно упоминавшуюся работу Хартмана.
5 Ср.: М. Hartmann, ук. соч., стр. 229.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 167
к этой группе принадлежал ал-Маххар, и вторая часть его дивана
является первым крупным памятником этой эпохи и этого направления,
который делается нам известным. Насколько мало история этого течения
разработана в европейской науке, видно уже по тому, что два
технических термина встречаются впервые в приведенных заголовках. Первый
из них ал-буллукиййт представляет, вероятно, только побочную форму
к известному биллйк (множ. балйлйк), который обозначает особый род
заджаля;* относительно второго ат-тараик ал-карманййа нет никаких
данных даже для догадок.
Ал-Маххар с особой любовью посвящает себя заджалю, и здесь его
талант приобретает весь блеск. Он знает об испанском происхождении
его^любимой формы: „Я магрибинец по речи, но сам-то из сирийцев".2
Почти всегда в последней строфе у него появляется излюбленное
прозвище, напоминающее персидский тахаллус, с не особенно скромной
оценкой своих талантов: ал-Маххар считает себя имамом в избранном
роде поэзии,3 с ним не может сравниться Ибн Рашйк,4 имя его
превратилось в поговорку,5 и никому за ним не угнаться.6 Нужно сказать,
1 Н. G і е s, ук. соч., стр. 33.
2 Л. 199 а: fl_-£ И J*_a| а—^ * ^IsJ ^ki-J 0-^-Я-^ .
3 Л. 206 а:
4 Л. 204 a:
ѴЗ^*Ъ O"^ 3^.X* jjls 1-0 ^— Л ,44)4 * J,*u^äJ\ £y*C U^.t J„) u* I Ä. J> 9
5 Л. 219 a:
J^M.Ä ll 0**^2»* (3 * V 0 &-\ О^Ы i> ^
Jab. 0^"""^:—' d^H^l 3 ovX^ojUL £—^.-Je\ (3
6 Л. 237 6:
<—*■ \ a* £j x> l /ol ^ ^.L **> N3—> I ->1^
Ѵ-.Л.кі (^<^> іэ-и^ ^ Ul^ L-A&2 ^уЛо J, (уло ^ ^ß\ ^Sl ^^ с_-»^\ J.a\^
^Lo <^^^i.\ (Jj*.^3 ^ааі^Ц*. ^ллла. ^.$*сХЗ
Ср. еще л. 208 а: ^kxiuo ,J~-s\^ ^L-il^ ^^—Jls* * j>laLo b v^Ua^j UaJ^ ^Lo\ U.
Случай тахаллуса без прославления л. 202 б:
168 Арабская средневековая художественная литература
что и некоторые современники разделяли то же мнение: один из
корреспондентов поэта в ответном произведении (л. 103 а—1046)
приравнивает его заджал к творениям Ибн Кузмана, а мувашшах — Ибн Бака.1
Отсюда же узнаем, что ал-Маххар отличался талантами в пении и
каллиграфии, мало уступая в последней Ибн Мукле и сАлй ибн Хилалю.2
Где кончается в этих похвалах истина и начинается комплимент,
определить нам едва ли возможно. Это и не представляет необходимости:
несомненно, во всяком случае, то, что в области народной строфической
поэзии ал-Маххар должен занимать одно из первых мест среди своих
современников. Для признания этого надо, конечно, ожидать
ближайшего знакомства с диваном, который теперь более или менее доступен
при наличии александрийской рукописи.
Издание дивана по одной рукописи не представляется особенно
рискованным предприятием благодаря ее удовлетворительности и
сравнительно аккуратному выполнению. Оно явится желательным и для
специалиста по эпохе сирийских айюбидов, которого привлечет историческое
значение дивана, и для арабиста-диалектолога. Под руками последнего
произведения ал-Маххара дадут такой же ценный и разнообразный
материал для изучения сирийского говора, как в более раннюю эпоху
Ибн Кузман для андалусского или в более позднюю Ибн Судун для
египетского.
III
(ОБРАЗЦЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АЛ-МАХХАРА. ЕГО ОДЫ. ПЬЕСА В ЧЕСТЬ ГОРОДА
ХАМА. ГАЗЕЛИ. МУВАШШАХ. ЗАДЖАЛИ)
Не имея в виду полного издания дивана, я позволю себе привести
лишь несколько образцов, заимствованных по возможности из всех
отделов. Единственная рукопись уже сама по себе препятствует
критичности издания, и текст едва ли везде одинаково удовлетворителен.
В особенности это можно сказать о заджалях, из которых каждый
заслуживал бы специального исследования. Я же еще с большим
правом, чем В. Р. Розен, могу повторить: „Должен признаться, что не все
приводимые стихи я понимаю".3
Из од мною взяты два небольшие произведения в честь главнейших
покровителей поэта ал-Малика ал-Музаффара и ал-Малика ал-Аф^аля;
по своему характеру они ничем не отличаются от аналогичных
произведений других поэтов.
1 Более обычное имя этого известного андалусского поэта Ибн Баки, см.: М.
Hartmann, ук. соч., стр. 31—33, № 43.
2 Два знаменитых каллиграфа, создатели школ, известных по их имени, см.:
Сі. Huart. Les calligraphes et les miniaturistes de l'Orient musulman, стр. 74 ел.
и 80 ел. (Последнему принадлежит константинопольская копия дивана Салимы).
3 V. Rosen. Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique»
St.-Petersburg, 1881, стр. 247.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 169
15 a
P P
p p
•j.a£zLuJ^ vJ.-J^-iT »^о цэікс; ^«Ц^ U^j^' d-**.pb J.5 c^^ftJJ^
P P ^
^^a«UaJj ^j«^-c UtL/*^ o~ w
p P
« p ■— ^, p *
O"^-^^ O*0?-0 ^1"° >J*'J L^ ^-Ц-* ■»■ -f cJJJ) ^jl e-^^ft*o J^-^
(j-i* *J ™^ >-^ ^ÄJ o(jJ* ^J^^ ^J-J' O"*"^ *?~1* '*-*"*
f I "" I I * *"
^*_JL-o«C ^-*-Ь j-aU d-JL«e jjJsl-1 o«JL-*oL-*-3 *^_л >-J Ja-A-C • j-Г |0
s^-^j *y j±%ji j.« jj, 4JI) ,lJ, 4JLU jjy
0^*Ц, S^^*- ^ lS^^ ^Іс ^!^ jlL'i/l ^5^ 6сУ?«М о^
JJ Р ^ .V Р «А»
1 Рук. UIj^XJI. 2 Рук. ?v>^. 3 Рук. ^r^-i. 4 Рук. ^З^іѴІ. 5 Смысл стиха не
ясен. 6 Рук. Lft^.Jl 1^ä>. 7 Рук. ^/>U.
170
Арабская средневековая художественная литература
• j**Lil _j*l)j 4^-4о)»-аЛ if3**: Jb <—>j)e.«eJJ ^У^ЛІ^ ^аЛЬЛ) -jiJb
49 6
о 9
4L .к.ч> *=UL^ К с) i
^Jj ¥J j-Üaf If, _ьз_^_с ^JL- L»,—J Le Л о
>-ÜJ oj-^Lc 20«L*i C-^-J t^fJJ «j i^J^^ <^4*
^LftJj ^^.-^^ IjL^-il^ 1^-» JjdJ «L^ LL 30b?JJ oJ 50 6
^UJLJLufc^ (^Lc ^j^JI lyUb oj^ * '* *""> S>-^ ц-^ ijJ^J ,0
1 Рук. ^. 2 Рук. І^Ь. 3 рук. Іі^Л. 4 рук. Up.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 77/
Р С £ Р
y^cx-9A)j Ау-£=>4/ JL-^.ä.j •*_ ч> 4 Jj ^j ^Л »Л pjr—^^j
^l_£_,L-4> 4. jj. СІ L л c(jU >-$-Jw<> 4-i-f=> -j-A ^-.^Ll
^l »» 1 »»■ И -^jLJJ A_*_<c Ч-Oj^ bjlj, 4 1 и i(,
^Lil dLJL; /»--"J L* c(ju i-JL^ 3 LJ" fr • ..* A-JLc si a
Во всем отделе хвалебных произведений у ал-Маххара наиболее
оригинальным является большая касйда в честь города Хама. К сожалению,
здесь одной рукописи оказывается недостаточно, и большинство
собственных имен остаются неразъясненными.
I—0—"j"-t—^ HHi-* J—* /j—^ я Hj—IJ^ 1-o-o-J L«wc ^5*—^'_?
Uli ^JLsr^J 4 :_* l_*_К d_s^> J| j_^Jj
о
1 Рук. iUfcJl. 2 pyK. Ц^И. 3 Рук. ^.
172 Арабская средневековая художественная литература
і, fl».»Ja, jjj>. —> <t_*oJj ^j—j*k—<el—s I—0—.*—» l—С ^^JL-cl^ PjJ'
< - fr
fr
l—£—Л—j d—л ш—arL.j JI—^ L—fljjft—» L-g—La lj-jJ L-« /-*' I*
fr ^ с
U_;lj._._c i[J_* LJb-j oUlJLIJ ^t^ U*
fr fr
^fr
L^JLwii-C c^-JayJJ »JIJLJJ *j_о (_/-* l"-^,/-»' 43 L $b-.> Jj-Л ^r^-Xt-S
LfljLfrJ-J _j—&—b.—J^ 1—0—A-JI C^-LaJj ^_^^J ^acLJJ <-l>*-Oj
I I •"*
fr .>* - fr чР «""
L-fl—IdL-c) Jl Д С \j*—Jo£ L_0_-jL—}) ZJj ft J Ij^—Ja_-t
Lf-jL_A-i 4^< l *-*> L-0-JjJ ^j-*—о ^jL-Li) J_jj CLj^ A-Ä-ä /4-Jj
j 69 а
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 173
L^-JlSw—ju «jläwJJ L_с eJL^^-j L^.yt-jLo >♦ 3is .)
IftjUij J^ij J. л >\ Jl Sj
I—^-Jl—*jlJ c-1—.*X—j ^—^
цЫ d-4—*—9j L—$—j L»Ls
•^ > II
Го
lftjjj*.4> ^*a-^-j^J) <1^ l > )i>)
aL-*-.a-JJ^ q^ ij^ ^r (jc
2 jj LiJL)jJ I jJ^JLLe J-*_i Л, 69 б
<U,J> ^*
J*-(,
I
r°
L. ^il
ü*
jj^-mJ) LLhJI ^j^j ojLi-e
IftjLL
«——i. J Lft~L* L
-Э u-.j»_j 4_^-
^~
^JJ
I—ft—Ж .-«I ^-jul ^Ь ^д
Oc Lo9 4-
lft^£=>lo) Colj^ l*0
jlCl
J L
J o-
5jji3 j.c^JLLlJ L—pl—;—j
ft j) у J «^£=>|j£=lJj ^J
L-ft-Ja L—а—Jl ^j L—ft-J._JbL*«
t—ft ■> 1 i ■ )/ -j ijj, ^ L—5 /j l.„.iO,.j
1 о mj—'' JL^-j у Lft^.^
ft S Д/ 3 ö-эі
Jj
1 Sic рук. 2 Sic рук.
174 Арабская средневековая художественная литература
L^-J^L^j) L*Jj <LJÜ) LJ I p^ . f diJUil 0-ä-j" 70 a
Uiljji^ ^-л-JlJ Lj (ji—J—bj L#-j\j-j\ S.—ш—II—j <**>j
І^.і)а-Іів) ^.Ь-Ж-І 1 gj ^J,—.1 I AS/* С) ^j ' р.* С»«. О О
IfljUajJ J> о dl * * *j +j ^jyuk-i-^jJ) jу л .^ L^-A-І J^jj
2 l$J/J*.C _^_S^l—J 2J,_*_*—j ^—«o—*_І I—g—LJ^—« •*_С _^äiu
i— ß—■■>)»—J/ С—<—Л—#©L—J L—* О/ <ü)»J/« ^f j.jjanZZD Ц.Д а, i»> I . > щ
L—^—iL.» .», J **j L—0—А—ol^ L о ш ■■■■», я—l—j JJifi 3(^/^ u^
t p ij^—^—Ьэ Jj^l f sk J d._*_3 d—JL/-C J—с <>j I J 70 б
U^W^* ^-^-LLs \j.—*—;—с jLkJj ^j l$yy j^-c ^5^^-*
L-^-jLcoJ^ JLä^-JJ J», ..я Г i—0—»L—о,) ^ » / ^J ^ « ^
L^U«Af 1_>1—Cj j-л-ш../—__J/ L^_«^o ІЫ *l .л .1. ^ » Z—i
L_^—>L_^cj .-л-JLj ^ ,u*< ^^j *—-ö—a' * j ^i—*—*—'*—^ ?j—**^
L^-jLu»-jI ^«Jl ^j—л j^^f ^J*^ l-^-J ^ Js ^j-i-i
1 Рук. UUj. 2 Рук. ^Х*.аЗ* и li^Jlo-^-ft. 3 Рук. l^-o. * Sic рук. [чит. J^kXi^
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 175
Lp—n.—o-o.. J /v°^ I—*-
U_;L
iL_J0
-j :>• II л—I (jol-*
l о jLrj A_oLJ cl-4 )l£_s
Ä > *""I—a I—fl » Oj ^j <>L—>)_,
>UU
-AM—С
djju
,u
-/■
i-JL JJL
*-2
-^
L-^—J^-
,J,JJ
1—с) ^jj
l^Jj>
UUL, ol_i_Ul ^-jljJ,
L^-JL-J,) ^ im jj l-J^-^-e
UjLJ (J***^) I—*,—*—£=> -^ Cj
1 о j Li 1—э^
&JL
ЛО
-Ü*
r
2І
3 I—gja. Я6""! ^ l*u-*»* 4.JLC JoAJbS
JL_i
L
J-^i-
-^lj ^ к L? 3^-L-L-i <]o
Ja^JLlJ -^-.j—j v*lJL« ijlfr*
1 Текст искажен. 2 Рук. L^-wJ^il. 3 См. выше, стр. 163, прим. к л. 66:
* Рук. оп. й Текст не ясен. в В тексте пропуск.
176
Арабская средневековая художественная литература
U-jL^jlj, jU^Jj f\j=> \yj\ jji\ 4_JUj y-,1 tf
-J 1 i«. >."g ^JmJoJ ушш^шшЛ J-mijmÄ {j\"bjj\ \.jj^O Sj>
В отрывках ал-Maxxäpa заметен уже тот непринужденный стиль,
которым отличается его мувашшах и зад жал; в них гораздо больше
обнаруживается его поэтическая индивидуальность, с трудом
подчиняющаяся схоластическим рамкам.
jjjJL^Ij J^-jL«^ ^Ji—І) ф.—5 jLLjJJ iueljLr ^frjl c^« ■» -£="> 110 6
j)j.ä2(J •*«© lj.j) <>>j—*—».Л—;—9 ^*^ vi**""!«"» Ц^' kbJyiP O/bJ
LpjL^ J», LflJilJJ <Л. 1 »j irXL У1 ji> * • II llJi <jK L 112 6
Последнее слово не разборчиво.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 177
^jjLc «jlindj ^jy -J+ «Л**ѵ°!^ kSJ>^° л>*' {y^ ci""c **1-*^ 115 б
^jL* *ІЛі ^ l_P^-JE=aJ-j *)Lc J-s, 0^e j^Ul J^ ^Дз
) JUUj J-*J 116 а
б
LLizJI il)i ^^ C-^jlJ <^Lf=> rb-jL-^ ^ jb 117
118 а
Размер приводимого ниже мувашшаха представляет следующий вид
(в порядке арабского шрифта):
1 ^||r_i_4^_4^__w
Таким образом, первая часть дает полустишие обычной классической
схемы шестистопного мутакариба, вторая же составлена из послеклас-
сического сочетания маф'улун (resp. фа у лун) -+- фіилун. Основная
тема—матла состоит из двух стихов, чередующаяся — даур из трех
и повторяется пять раз; и в той, и в другой рифмуют между собой
соответственно нечетные и четные части стиха.
12 И. Ю. Крачковский, т. II
178 Арабская средневековая художественная литература
IfjJaf^J ^r^—J _^*^ ^іьА*^*іи.£з vI^pLaa 141 г
ц^—jöJ,—ч> ^j—s^ <j-^[* ^j^ 1"^ 2^5^U
c^-* J*JJ~! crLjL ^lLi J.-C ^
^^-aL^e LLpJ^ ijJ%*j u~—1r-c J—*y\*
^j-^l U*>*^ f^f«-M cJ^jj-* *■*-*>*
dJuk-C ^JLJL> Lja.^aÄj) jLc) L*-^*a.9
d—9j—b ^J Lo-J U7.J.JJ ^h.IaJ jl—-^
d—iai-C ^L-J LL^-a-«, P«J-*^ «J—St*
Рук. !j^a\. 2 Рук. \jo\. 3 Рук. LojJl. 4 Размер искажен.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 779
SfAl* Si/-k? LT^"-> ^гШі ^j-c ^^
Первым образцом заджаля я беру тот, которым, по словам
рукописи, ал-Маххар начал в юношестве свою карьеру. Матла состоит
у него из одного стиха, разбитого на четыре части с рифмой между
второй и четвертой. Даур, повторяющийся шесть раз, содержит три
стиха, где каждый по схеме представляет повторение полустишия
матла с общей для всех четных частей рифмой; нечетные части в
первом дауре рифмуют с четными, в прочих — только между собой.
cUjl d^j ^LlJ) (jLiJwC ^J A.J JjJoj Ц* dJj 198 а
0 ^
pjLk*ob
OjI^-Aj
ojUjL
oj)i>J _^*) ^j L—#l—»
Oj 1 л J <Lx*!> l uj ^*"^
^Jj \j» jljjP 2yf=> y**"^), 198 6
Ш.&
1 Рук. Loo. 2 = класс. <*J&\ 3 =0rA-
12*
180
Арабская средневековая художественная литература
y\Ssij ^Jjl/*"' tr^* ^^JJ 199 a
Особенностью следующего заджаля является то, что его матла\
состоящее из одного стиха с рифмующими полустишиями, не повторяется
в конце. Даур в два стиха повторяется девять раз; три первые
полустишия имеют в нем общую рифму, четвертое рифмует с матла.
jL^J^l £*JJuoj oU-" u^-'j j'>IJ ^Ь kSs-^^ Г^~* '■>' 2046
JJUj r^JLJ) £- J^JLi LJ JL^ il o.r-^Jl J' ^
Jlj)
Lfjj jLu ^.c L. <ü^ Ji, lil ~jj ^Jl dl^ J,JLi
JU Lf У U*Jj d^JLc j^jlJ UJ ^
1 — ^у^ и т. д. 2 =p^, ^. 3 рук# г^см, но см.: Jacut GW, IV,
стр. 151.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии 181
О J iJL^ ^~£JJ ^ J ^ ^>il si/-'
J*? /rt* (bjtj^ ^^^j 3ft-j^-f^ 2Jwlfzu) L^JL ^j*JI jCj-j L*
jLa-C Lc aääJ ^j) IJ ^Li) (J. kx J) o>—С Jl—3j d-Jo ^1
jLLj: 1—с ^ *—*LP 1—c <JL»L—9 I—« Jc jLol *=rJ ^j
В последнем приводимом мною заджале матла' имеет тоже один
стих с рифмой у двух неравномерных частей. Даур из трех стихов,
равных по схеме первой части матла, повторяется семь раз с
самостоятельной рифмой.
о/*~ и9 ЪП* Ц^іЬ \£j-* ur*-*ri-* ~t*^~ 211a
1 = чЦд.5. 2 = класс. J^&S. 3 = <*JK. 4 Рук. неясно. 5 — ^Ц.
182s Арабская средневековая художественная литература
ЭД aJ^L* ^.^cl Le Jl^j 211 6
c/M \Syv- \£J-M <£-S->
jUl JI>JJ IUI
Ojki <j+ Qj-*j ^ r>L—5jl ^ol—*_j L *>J^ 212 a
1 = класс. <J.."oU. 2 = класс. l-jJ^S. ^ = ^1^.
-£<**>*-
VJS^^f^^^r^E^S^^f^^E^S^Ey^r^^^^f^.
Абу-л-'Ала ал-Маарри. Мул^а-с-сабил, рисалат фи-л-ваз ва-л-
хихам. Тнийа би-нашриха* • • Хасан Хуснй еАбд ал-Ваххаб ат-Тунисй
Дамаск, 1330, in 8°, 18 стр.
?Абд ал-Ваххаб, профессор истории в тунисской высшей школе
, ал-Халдунййа, известен преимущественно работами по истории Магриба.1
Наряду со специальными трудами он, следуя симпатичной традиции
современных арабских ученых и журналистов, время от времени
знакомит с произведениями древнеарабской литературы, издавая доступные
рукописи. К числу таких изданий принадлежит и реферируемое теперь
произведение Абу-л-'Ала, которое имеет известное право на внимание,
хотя бы в силу интереса, связанного с личностью слепого
поэта-литератора. Сперва оно было напечатано в дамасском журнале „ал-Муктабас"
и затем выпущено отдельным оттиском, которым мы пользуемся в
настоящей заметке. К сожалению, оба этих издания/, мало доступны
европейским ученым, и нельзя не поблагодарить редактора журнала,
энергичного Мухаммеда Курд сАлй, который выпустил отдельной книгой
под названием „Раса'ил ал-булага" („Трактаты красноречивых") наиболее
ценные памятники древней литературы, напечатанные в редактируемом
им органе. Сборник издан в Каире в этом году (1331/1913) и содержит,
между прочим, интересующий нас трактат Абу-л-'Ала.2
1 См., например: La Domination Musulmane en Sicilie. Tunis, 1905; Contribution
ä Thistoire de TAfrique du Nord et de la Sicilie. Palermo. 1910 (оттиск из сборника
„Centenario della nascita di Michele Amari"); Ia-*Uoa ^U-^Jül öU'^- ^э J£.*XäJ1 J»L*o
J^N £j-?l. 1Ѵнисі 1330, и др.
2 Сборник заключает немало других интересных произведений, которые иногда
привлекались к исследованию и в русской арабистике. Нелишне поэтому обратить
внимание на его состав: стр. 17 — ал-Адаб а;-загйр Ибн ал-Мукаффа', 55 — ад-Дурра
ал-йатлма его же, 115 — вторая Иатлма его же, 118 — отрывки и отдельные послания
его же, 137 — ответ ему Йахйи ибн Зийада, 139 — ряд посланий 'Абд ал-Хамйда,
176 — послание Ибрахлма ибн ал-Мудаббира, 194—послание Ибн ал-Кариха к Абу-л-
*Ала, 214 — Мулка-с-саблл, 241 — Раса'ил ал-интикад Ибн Штрафа кайраванского,
269 — Китаб ал-'араб (ответ шу'убитам) Ибн Кутайбы, 296 — послание РашДд г.д^дйна
ал-Ватвата, 299 — завещание царям Ардашлра сына Бабака, 302—314—Китаб ал-адаб
ва-л-мурува Салиха ибн Джанаха. (Для первой части сборника — посланий Ибн
ал-Мукаффа' и 'Абд ал*Хаміда— это издание является вторым, так как они были выпущены
под тем же названием отдельно в 1326 (= 1908) г.
784 Арабская средневековая художественная литература
Как и в некоторых других произведениях нашего поэта, прежде
всего приходится задуматься над заглавием, точное чтение и значение
которого едва ли может считаться установленным. В самом
произведении намеков на него, повидимому, нет; более авторитетные рукописи
дают чтение „Мулка-с-сабйл", которое и следует, вероятно, признать
правильным с основным значением „брошенное на дороге", т. е. мысли,
рассыпанные на пользу всем, проходящим по дороге жизни.1
Грамматически, конечно, возможны и другие толкования, но они не имеют за
собой рукописной традиции.2
„Мулка-с-сабйл" является едва ли не самым популярным произведением
Абу-л-сАла после его стихотворных сборников как раннего, так и
позднего периода. Оно упоминается почти всеми авторами, сохранившими
список его произведений, как Иакут, аз-Захабй и зависящий от них
ас-Сафадй.3 Хаджжи Халифа, вероятно вслед за аз-Захабй,4 говорит
об объеме произведения, определяя его четырьмя куррйсами,5 т. е.
приблизительно 16 страницами, как это подтверждается и рукописями.
Интереснее сухих упоминаний тот несомненный факт, что особою
популярностью это сочинение Абу-л-сАла пользовалось в Испании, где оно
вызвало даже несколько подражаний. Меньше чем через сто лет после
его смерти такое подражание вышло из-под пера знаменитого Зу-л-ви-
заратайн ал-Гафикй (ум. в 540/1146 г.), везира Иусуфа ибн Ташифйна.5
Через другую сотню лет такое же подражание появилось у не менее
знаменитого андалусского ученого Абу Рабйг ал-Кала'й (ум. в 634/1237 г.),
о чем сохранил упоминание ал-Маккарй.7 Столь же наглядно говорит
1 Ср. „projectus in via": D. S. Margoliouth. Index librorum Abu'I-Alae
Maarrensis. Centenario delia nascita di Michele Amari, I. Palermo, 1910, стр. 230.
2 Например, malqä as-sabil: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255, № 1,4, вероятно
под влиянием каталога рукописей Британского музея (Catalogus manuscriptorum orien-
talium qui in Museo Britannico asservantur, II, London, 1846, стр. 405, № 888, ю), где
дан (едва ли возможный) перевод „concursus viae". Сомнительно, с грамматической
точки зрения, чтение и толкование Molcki-el-sebil —„Liber viam docens" у Флюгеля
в издании Хаджжи Халифы (VII, стр. 115, № 12888). К последнему чтению примыкает
Деранбур (Н. Derenbourg. Les manuscrits arabes de TEscurial, I. Paris, 1884»
№ 467, стр. 310), переводя заглавие „indicateur du chemin".
3 D. S. Margoliouth, ук. соч., № 69, стр. 219 и 230.
4 D. S. Mar go-Mouth. The Letters of Abu I-'Ala. Oxford, 1898, стр. 135—136
(арабского текста).
5 Изд. Flügel, та\ же.
6 Рукопись в Британском музее (Catalogus. . . ,11, 405, № 888, 9, а не и, как у Бро-
кельмана, — С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255) и в Эскуриале (Н.
Derenbourg, ук. соч., cry» 347, № 519. У Брокельмана упоминание отсутствует). Конечно,
в ^.-о^'аио надо видеть именно 'подражание', а не 'опровержение' = refutation, как
предполагал Деранбур. После знакомства с содержанием „Мулка-с-сабйл" в этом не может
быть сомнений.
7 Analecta, ed. R. Dozy, II» стр. 769, 3—2 сн. Повидимому, этот писатель был
особым поклонником Абу-л-'Ала; тот >же а і-Маккарй (там же, стр. 769, 4) сообщает, что он
составил подражание другому сочинению ал-Ма'аррй „Хутбат ал-фагйх", известному нам
Об издании „Абу-л- Ала ал-Ма'арри. Мулка-ссабил" 185
о распространенности произведения количество дошедших до нас
рукописей; в настоящее время их можно насчитать не менее шести: две
в Эскуриале,1 по одной в Лондоне2 и Петербурге,3 две в Каире.4
К сожалению, некоторый опыт европейской арабистики говорит, что
популярность выпадала далеко не на долю тех произведений Абу-л-сАла,
которые представляют для истории литературы больший интерес.
Значительно меньше были распространены те в высшей степени
оригинальные произведения, как „Рисалат ал-гуфран" или сборник „Лузум ма ла
йалзам", которые до сих пор еще ждут своего исследователя в целом.
По своей трудности они для европейских ученых представляют книгу
за семью печатями, а на Востоке над ними сверх того тяготеет если
не обвинение, то подозрение в ереси. Средний арабский читатель их
или не мог понять или боялся понимать. Больший успех встречали
безобидные, с точки зрения мусульманской морали, произведения, в которых,
при столь же блестящей форме, содержание не давало повода к упрекам
в неверии. Таково было и „Мулка-с-сабйл". Мы, конечно, едва ли
разделим суровый приговор Кремера, единственного, кажется, арабиста,
непосредственно знакомого с произведением, который, упомянув про
каирскую рукопись, заявил: „Die Herausgabe verdientes nicht". 5 Кремер стоял
на другой точке зрения, чем современная история арабской литературы.
Как бы зачарованный „Лузум ма ла йалзам", он не хотел знать других
произведений Абу-л-гАла и отбрасывал их, коль скоро они не подходили
под созданный им величественный образ слепца-философа. Для нас же,
при большем богатстве материала, необходимо знакомство со всеми
сохранившимися произведениями Абу-л-гАла, которые дают более живой,
хотя, быть может, менее импонирующий и подавляющий облик.6 Чего-либо
нового для характеристики Абу-л-сАла этот трактат не дает: по своему
содержанию он представляет достаточно шаблонный в арабской
морализирующей литературе тип сентенций аскетического характера с советами
только по имени. Ср.: D. S. Margoliouth. Index..., стр. 223, № 19, где вместо
^H-'oiJi сМз-^ чит. ^t^a^JI ^Цу^. О самом сочинении и его содержании см. еще: Bib-
liotheca arabico-hispana, IX, стр. 343 и X ä д ж ж и Халифа, III, стр. 160, № 4733.
1 Н. Derenbourg, ук. соч., I, № 467,3 (у Брокельмана опечатка — 476),
стр. 310, и № 276, 2, стр. 170 (не упомянута Брокельманом).
2 Catalogus. . ., II, стр. 405, № 888, ю (а не 12, как у Брокельмана).
3 В. Dorn. Catalogue des manuscrits et xylographes orientaux, St.-Petersbourg,
1852, стр. 209—210, № 231, 7. Об этой рукописи я уже говорил в ЗВО (XXI, 1913,
стр. 0132, прим. 6 [=стр. 147, прим. 2 настоящего тома]), где исправил неточность
каталога Дорна, перешедшую и к Брокельману (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255, № 1, 4).
4 Рукопись Хедивской библиотеки — Фихрист ал-кутуб, VII, 2, стр. 677 (ср.:
С. Brockelmann. GAL, I, стр. 524), и мечети ал-Азхар, скопированной с первой
в Р04 г., с_^1, № 509.
5 А. Kremer. Ueber die philosophischen Gedichte des AbufAlä Ma'arry. Wien,
1889, стр. 89 и прим. l.
6 Ср. сказанное по поводу другого малоизвестного произведения Абу-л-'Ала
в ЗВО, XIX, 1910, стр. 50—52 [—стр. 113—115 настоящего тома].
186 Арабская средневековая художественная литература
не увлекаться здешней жизнью, а помнить о будущем мире. Особой
глубины и оригинальности, которая привлекательна в „ал-Лузумййат",
здесь не заметно. Издатель хочет видеть в „Мулка-с-сабйл"
произведение последнего периода жизни Абу-л-сАла и попытку вернуться к
религиозным принципам (стр. 3). С этим едва ли можно согласиться,
сопоставив „Мулка-с-сабйл" с другими произведениями, несомненно
последних лет: по своему характеру оно ближе подходит к литературным
трудам Аб/-л-?Ала, его комментариям, ранним письмам и пр., когда он
не порывал еще связи ни с литературной традицией, ни с традиционной
моралью. Видеть в „Мулка-с-сабйл" простое подражание старым
образцам было бы ошибочно, но несомненно, что сторонние влияния здесь
более сильны, чем в последующих произведениях, когда оригинальное
содержание не требовало больше готовых форм для своего выражения.
Одно из этих влияний сАбд ал-Ваххаб подмечает верно, указывая на
проповеди (полуапокрифические, добавим) доисламских ораторов, как Кусса
ибн Са'ида и др. Влияние другого течения стоит еще ближе и на этом
произведении отразилось, быть может, сильнее, чем на других. Это —
поэзия Абу-л-'Атахии, имя которого упоминается большинством
исследователей как одного из 'предшественников Абу-л-гАла. В данном трактате
подражание ему можно видеть не только в содержании, но и в языке,
который значительно проще, чем в позднейших произведенияхАбу-л-еАла.
В форме „Мулка-с-сабйл" сказывается уже та вычурность и
изысканность, которая так сильно затрудняет понимание иногда наиболее
интересных сочинений Абу-л-гАла. Оно представляет ряд небольших отделов по
числу букв алфавита, в каждом из которых расположены сентенции сперва
в рифмованной прозе (с рифмой на соответствующую букву) и затем
повторяются в стихах не только в том же порядке, но иногда и в тех же
словах. Для образца я позволю себе привести отдел под буквой вйв
(стр. 17, 1—іо), хотя вся игра слов при переводе исчезает и бледнеет.1
[Проза]
Товарищи твои уже заблудились. Они стали пить без остановки на водопое, но
не насытились. Решения судьбы их призвали, и они сделали привал. Оставили
они наследнику все, чем владели сами. Рок их скрутил, и они свернулись. Загробный
мир встретил их по намерениям.
[Стихи]
Не заблуждайся в здешнем мире, обольщенный им; ведь
твои товарищи уже заблудились здесь.
Попался им при жизни водопой; если бы похожий на него
утолял жажду, они бы напились.
1 В некоторых случаях я придерживаюсь не издания 'Абд ал-Ваххаба, а вариантов
петербургской рукописи, которые будут приведены в конце заметки. Курсивом
обозначены слова, повторяющиеся в прозе и стихах; это до некоторой степени дает
представление об искусственности принятой Абу-л-'Ала формы.
Об издании „Абу-л-Ала. ал-Маарри. Мулка-с-сабил" 187
Рок их позвал: „О жители земли, не сделать ли вам
привал?". Они и остановились.
Они покинули свои заблуждения, и получивший наследство
завладел их владениями.
В жизни своей они немного развернулись, но потом рок их
скрутил, и они свернулись.
Пусть же после них намерения будут благими: ведь люди
получают воздаяния за свои намерения.
Издание 'Абд ал-Ваххаба исполнено по одной рукописи Эскуриала
(Derenbourg, № 467), которую он считает самой древней, так как она
писана в 523/1129 г.1 Это, повидимому, верно, так как лондонская
относится к XV—XVII веку, петербургская писана в 915/1509 г. и каирская
в 953/1546; едва ли, однако, можно согласиться с его словами
относительно достоинства этого списка. Язык данного произведения Абу-л-Ала,
как мы замечали, значительно проще других и не требует особых
усилий для понимания; тем не менее в издании имеется достаточное
количество неясных мест, часть которых своим возникновением обязана
несомненно не особенно удовлетворительному состоянию оригинала.
Петербургская рукопись в этом отношении стоит бесспорно выше; она,
конечно, не разъясняет всех недоумений в тексте, но иногда дает
единственно правильное чтение. Интересно отметить, что она находится
в известном родстве с рукописью, послужившей оригиналом для
издания 'Абд ал-Ваххаба; целый ряд чтений, отмеченных на полях рукописи
Эскуриала, имеется в тексте петербургской (например, стр. 9, 9, 12, 8,
15, 22у 17, 8 и др.). Несомненно, что лицо, сличавшее первую, имело
перед глазами или нашу рукопись, или ее оригинал.
Чтобы использовать большую удовлетворительность петербургской
рукописи, я привожу в заключение варианты ее к изданию сАбд
ал-Ваххаба, отмечая звездочкой более удовлетворительные чтения.2
оп.
5, 6—7 оп. 8 *1©д1] j.*Ji\ fU)(J; ^jLJL -j» diJj j+d -jj j,*J
•j^s^) /^0j] 0JIaj <lj) **=>j 9 q>Jl] 5>J1 ei/> (так же и в
дальнейшем). 10 J^JJ] pyjj. 11 on. заголовок (как и в дальнейшем). 12 ^jJUaid]
* oßliP 15 4-o/tfJ * л^і; Lo JLL,] UlkJj.
6, 1 оуУ * о^* 2 Jj U] <JJLd 4 v^LJj] «JjLÜJ sie! 8 <uJ] <L^,j;
1 У Деранбура (H.' Derenbourg, ук. соч., стр. 310 и прим.) некоторое
колебание между 523 и 623 г.
2 Я сличаю с текстом издания 'Абд ал-Ваххаба по отдельному оттиску, так как между
ним и перепечаткой в „Раса'ил ал-булага" нет никакой разницы, если не считать чисто
графических мелочей (например, 5,, 15: UJIL^ вм. Lo^JLUa; 6, 21: А.И вм. о^П и т. д.).
J88 Арабская средневековая художественная литература
1#»с,.>] * i^Jxf. После 8 добавляет wLM C»jU t*LÜ) ^J^ 11 /XJ]
J&j 14 0jU>cJ] LjLcJ.
7, 1 LJjiJ] ÜJ» 3 J»Lrf] * J*li 4 y*] jc 6 JilJl] * JiliJl
9 0*Jj] Jj 11—12 переставляет фразы Jj Ыі и Jj J 12 ^J] * ^iL
16 jjjj-] §Lu 19 A^ls] * aUJUU 23 JilcJ] Jl^c); ©J^.cj] 0J^d 25 J^J^]
JUJiil j#* 26 v£LJlJ,] * aJL£.
и 10 переставляет
10 byl)] * ^^i) (примечание 4 отпадает). 15 JJi] * *~-w* 16 J*'
JliJJ] juijj 17 «AJÜ] «^ sic! 20 vSbjL] * villU 21 0i,J?] o^iU 22 on.
9, 1 iJL/j ijii 3 Jjb] J^ 4 ^i^] * 0^J oy*L> 7 ^] ^c; ^b]
Ub 9 /h^»] _^JiJ И вставляет вначалеуЛ.\ ^j ^i Le г * У^_г± "^ЦФ
ajIc] dJ-Ц 12 ^JI] gjjlly, jj*\ * jji 15 cjyr] Cy 17 j^] * jji.
10, 3 Ji.] _*L; £Л>%] * gji% 7 JU] * fe'9 &] jLi
10 ^JUj on.; Ji«,] ^.L; 17 Jj <jiJ*j J^J ^/.Jxj 18 j*J] * J*>.
11, 2 Ojl^J] * ÖJL.U; «jJLJ] ^JU 3 <ij)] jjJ) (?); «jJU] ^JLi);
U°y*i\ M*l 6 v£LiJ)] ^JlJI; ijz\ * o>. (Верно разделен стих: Jii
во 2-м полустишии). 11 переставлено <ulc ^jJ^s?; o^Lo^] jjxs 13 0Lc] 0Li.c
l8 J*»] * Д* 19 l-Jö/y*] * Uv^ (как тРебУет и размер).
12, 1 в тексте ^І^д; но на полях ^li; ^O^] * «!/0:f 2 -^] ^h 5 ^*J
* )> S^ б jJU,] * J5U, 8 ГЩ] 'r% ^ij] JSJ; Ljfc ^J\ J]
* Ui.^1 dLil ^ 9 J*UJ] JiUL) lo X,] ^ і2^Л] ^il.
13, 1—4 рифма на It (resp. Jjb) 4 <->\jL\~\ jUlJ 6 «JJJ acJ^.]
06 издании „Абу-л- Ала ал-Maajtpu. Мулка-ссабил" 189
(стих разделен верно: LjjdÜJ) 11 ц£ІіГ] ^lji-o 12 ilL**] ^lU^o 14 *«.з>]
* л^ 16 4*L;;] J-LJ 18 JU«U] * sLiU; 0i^j ^mJ] iL Jjb 21 jj] cL>.
14, 2 переставляет «jJLJ[, «jül; ijiLJl] * i*iUJ 3 J'^U,] * J^\ß
9 ^Ц] * 4гЧ^ 10 üX] * ^J' n Lpli] * Л^іі 13 ,jU?] ^UJ*; ^
on.; ^ІаІь^] j*^ 14 jJaJI] JjJaJJ 17 dJuuj ijl] JiJ (j\ 18 j£i ^*]
jläj •** 19 Liij^^J Uuj^* sie!;
15, 9 acju] icj.^; c*l*w] ѵ£І*Ці 12 ^suL«] * Ц*>* 18 ^*j>] J~^"
19 переставляет фразы J| ^ и Jj Jc; /JdLJI] * JLi>LJj; ^J] в тексте
^Li но на полях ^ 21 i*»J J] * 0*^J ^f 22 JpLJ] Jilcj=npHM. 1
24 JxUj * JirU 26 ^-aJ] * _^л*.
16,2 4^ Yj>j X,; ^41] j~ 3 У] ^, 6 ^ki] y_,; 4^[L] J^fl
l*J)_, sic!] b\jsii\j (размер восстановляется и примечание 3 отпадает);
уіі] * ухі 8 ^J,] ^lily, tSU^] * dli^i 9 ^ ^Jl] % Л
^ojij ^f io X/.J] я_/" ^ 12 иП ^ 13 J^]
JÜ, 2, 14 ^] * ^ 16 Йі] £i 17 ^l; ^Jj; }J|] * ^l 18 J jj]
oJUj l9 o/^c] * о^с. Перед 20 вставляет * д^ЦчС ^j ^pjJJ aJLc 4L J
LJ J> ji^ У J£jJl, 21 <jV] * u^ 22 ^JfilL oU^] JJ.UJ ojl^;
j>) dls** -.с] ^jj «.f^J ^jJ). Перед 23 вставляет * dJ ©l^J Pli) ^JI Jji^i
ІДІІ ^ J«f ^f <J^ 23 JUcli] A»L»li.
17, 2 i£L*-] v5L££°; U] J^; ^U] ^Ь; 1^;] \jy з ^Jjt]
790 Арабская средневековая художественная литература
jJL»] /.л) 12 после %£: добавляет ^я» j.Sj.c <üb; if on. 16 -.с] Lc
" J»*] J»,; j^l] u»jii 18 o^J] 0k^ i9 га*к jj] jji£ Д,
20 Jril)] Oyjll 21 J«.j ^£*] X!c jLj.
18, 3 d^itlj * <uJUl 4 OÜ^liJ <ика,] Oolil «jlsy Li] J*i 6 QJ[\]
<^i) 1 o*L,] ojlj^; ^i] Uh> 8 JaJj ^^] * J*iJj jr^j, o:* j^jilj]
Ü j№\ 9 jl] Ji; ^JJ] jjj; ^] )^ 10 ^j,] vUj; jl] i)
12 aJLäc] * <ukc 13 C-J] cU^i- Вместо 14 ^d) ^)! J^JJ ^ді* J*T
^JL^ 4.J )^ J.« ж* Uj*^ ^іс сЦ)І ^JLo^ dIJ J.+A\j ^JbtJJ aIJJ A^äj ^^*Jl
Y^l^^^^^^^flsr^B^^=^^^f^^^ff7^yjsrc.
The Fäkhir of al-Mufaddal ibn Salama, edited from Manuscripts
at Constantinople and Cambridge by C. A. Storey, M. A.
Leiden, E. J. Brill, 1915, in 8°, XVIII-н 80-ь И«, стр.
Фонд в память де Гуе дарит арабистам уже второе прекрасное
издание. Несколько лет тому назад им выпущено роскошное
фототипическое воспроизведение лейденского уника знаменитой „Хамасы" ал-Бух-
турй,1 а теперь ученые получают в свое пользование „ал-Фахир"
известного филолога ал-Муфа^аля. Подарок ценен тем более, что еще
десяток лет тому назад это сочинение было известно только по редким
цитатам, а рукописи считаются единицами и до последнего времени.
Издание исполнено по двум спискам молодым арабистом Стори (С. A. Storey),
учеником известного Бевана (А. А. Веѵап); издатель состоит теперь
профессором арабского языка в мухаммеданском колледже индийской Алигары.
Само издание и по внешности, и по исполнению не оставляет желать
ничего лучшего; оно является прекрасным образцом строго
филологического направления современных английских арабистов, памятником
которого навсегда останутся три тома „Накаи^" Джарйра и ал-Фараздака,
выпущенных недавно Беваном. Дкя издания была привлечена не только
масса параллельных текстов, но исследованы и отождествлены все
поэтические цитаты, в чем издатель немало обязан содействию Кренкова,
без участия которого не обходится за последнее время почти ни одно
английское научное предприятие, имеющее отношение к арабской поэзии.
Книга, которая будет носить преимущественно справочный характер,
снабжена рядом указателей; разнообразие их приближается к идеальной
полноте: издатель дает указатель объясненных в комментарии слов
(стр. 1—17), географических названий (стр. 18—21), собственных имен
(стр. 22—40), пословиц в алфавитном порядке (стр. 41—52), имен
поэтов (стр. 53—60) и рифм в поэтических цитатах (стр. 61—73).
Благодаря богатству привлеченного материала и содействию целого ряда
ученых, о котором говорит сам Стори, в тексте осталось минимальное
количество сколько-нибудь сомнительных мест. Все опечатки, бросающиеся
в глаза при чтении, исправлены в „Additions and Corrections" (стр. 74—80).
1 См. ЗВО, XXI, 1913, стр. 022 ел. [=стр. 128—138 настоящего тома].
192 Арабская средневековая художественная литература
Исключения крайне редки и легко обнаруживаются.1 В сочинении ал-Муфа^-
^аля довольно часто по поводу однородных выражений даются
одинаковые объяснения, которые издатель обыкновенно сопоставляет;
сравнительно немного случаев ускользнуло от его внимания (например, § 515 =
§ 520).
При безукоризненной тщательности издания и богатстве
привлеченного материала несколько разочаровывает слишком короткое „Введение"
(стр. IX—XI), где Стори на одной странице перечисляет известные ему
рукописи (стр. IX—X) и посвящает восемь (!) строк автору, не сказав ни
слова о самом сочинении. Конечно, было бы слишком неблагодарно
требовать от каждого издателя еще исследования издаваемого им
произведения или самого автора; однако несомненно, что при таком тщательном
издании, какое мы имеем в данном случае, у работающего над ним
накопляется значительное количество материала по вопросу об авторе и
его сочинении, которым едва ли располагают другие ученые. Простое
объединение этих данных могло бы избавить последующих арабистов от
повторения той же работы.
Говоря об авторе, Стори ограничивается ссылкой на Брокельмана и
перечислением упомянутых у него арабских источников. Из европейской
литературы при такой ссылке следовало бы назвать отдел у Флюгеля,2
который гораздо содержательнее лаконичной заметки Брокельмана.
Арабские источники Стори называет, вероятно, только на основании
Брокельмана; в противном случае у него едва ли было бы сказано
„appears to have been" (стр. X) об ошибке, допущенной последнем в дате
смерти ал-Муфа^аля. Из текста Ибн Халликаиа совершенно ясно, что
к 308 г. относится смерть сына ал-Муфа^^аля, небезызвестного юриста,
умершего в молодых годах.3 При полной определенности этого
сообщения едва ли представляется нужда в соображении относительно Ибн
ал-А'рабй, приводимом Стори; фантастическая дата Брокельмана и без
этого должна отпасть.4 Время смерти самого ал-Муфад^аля известные
нам источники не указывают; вероятно, оно падает на последний
десяток третьего века хиджры, так как еще в 290/903 г. его слушал
известный литератор ас-Сулй.5 Интересное подтверждение последнему
указанию имеется и в изданной книге, так как она передается именно
1 Стр. 258, 19 вместо Л-uX.*-* чит. ^LwX-Lo. (Чтение ат-Табарй, I, стр. 801, Ю ол^-^5,
подействовавшее, вероятно, на издателя, не может считаться особенно удачным
вариантом. При форме ^іаІХи^х» идет вразрез стоящее дальше «.^Х-іі). Стр. 295, 7 вм. &3.jlJ\
ЦуХлІ ^.^ДУІ надо читать ^JlkJl (= Коран, IV, 77).
2 G. Flügel. Die grammatischen Schulen der Araber. Leipzig, 1862, стр.162—164.
3 Изд. Wüstenfeld, № 590, стр. 108, 3-2 сн.: «^U-UX-M JU уъ^ . . . ^эу.
4 Печально, что в научной литературе она грозит утвердиться слишком прочно;
см., например: Сі. Huart. Litterature arabe. Paris, 1912, стр. 152; E. Mittwoch.
Die literarische Tätigkeit Hamza al-bbahänis. MSOS, XII, 1909, стр. 108.
5 Ибн Халликан, № 590, стр. 109, 5.
Об издании The Fakhir of al-Mufadded ihn Sal am a 193
со слов ас-Сулй (1, 2—3 и 260, 15); таким образом, известный литератор,
собственные работы которого посвящены почти исключительно аббасид-
скому периоду, не был чужд и занятий старофилологической школы.
Вообще „ал-Фахир" пользовался первое время довольно значительной
популярностью: основательно он был изучен Хамзой Исфаханским (ум.
после 350/961 г.), для его собрания пословиц,1 а еще ранее из него была
составлена компиляция под названием „аз-Захир" филологом аз-Задж-
жаджй (ум. ок. 337/949 г.), о которой говорится и в самой книге с
достаточно резкой характеристикой.2 Обработка аз-Заджжаджй
сохранилась в единственно известной до сих пор рукописи Хедивской библиотеки
в Каире.3 Возможно, что эта компиляция была бы не бесполезной для
издания, равно как две каирские рукописи „ал-Фахира", оставшиеся
неизвестными Стори; одна из них принадлежала к коллекции знаменитого
шейха аш-Шинкйтй.4 Среди арабских источников, не упомянутых ни Бро-
кельманом, ни Стори, следовало бы отметить Хаджжи Халифу, особенно
по совершенно не затронутому издателем вопросу о сочинениях ал-Му-
фа^аля: 5 именно у Хаджжи Халифы (V, стр. 124—125) приводятся
некоторые подробности о критике ал-Муфа$$аля на известный словарь
ал-Халйля. Можно, наконец, отметить, что в последнее время в Каире
стала известной рукопись еще одного сочинения ал-Муфа^аля.6
„Ал-Фахир" относится к произведениям старофилологической школы,
не затронутым еще стремлением к литературности изложения и стоящим
в стороне от теорий, вызванных к жизни работами Ибн ал-Мукаффаг,
Сахля ибн Харуна и особенно знаменитого ал-Джахиза. Это —
полуучебный, полуученый справочный свод, предназначэнный не для связного или
занимательного чтения, а для разъяснения спорных или непонятных
выражений. Автор ставил своей задачей толкование тех оборотов, которые
постоянно употребляются людьми, не сознающими их первоначального
значения и происхождения (стр. 1, 9—10). Таким образом, он дает не
только обычный сборник пословиц, известных нам и из других
источников, но и целый ряд метких выражений, приветствий, ходких стихов
и пр. Иногда приведены даже обороты вроде загадок (например, стр. 159
№ 314). В этом главное преимущество „ал-Фахира" по сравнению,
например, с распространенными сборниками ал-сАскарй и ал-Майданй, попу-
1 Е. Mittwoch, ук. соч., стр. 18 и 36.
2 См. 1, 5—6: jä-UUI l-^U< ^*> jjyulx) 1Js.a.
3 С. Brocke 1 mann! GAL, I, стр, 514 (к стр. ПО № 3; SB, I, 170, № 22, 3);
3 ей дан. Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, II. Каир, 1912, стр. 183, № 7.
4 Зейдан, ук. соч., II, стр. 187, № 4.
5 Изд. Flügel, II, 3; IV, 124, 344; V, 124, 128, 155, 392, 475.
0 Зейдан, ук. соч., II, стр. 187, № 4 („Китаб ал-*уд ва-л-малахй" — трактат
о допустимости занятий музыкой с точки зрения благочестия, на что автор дает
утвердительный ответ). Сочинение упоминается в „ал-Фихристе" (изд. Flügel, стр. 73,
29) и у Ибн Халликана (№ 590, стр. 109, 2); у Хаджжи Халифы оно не названо. (С. В г о с-
kelmann. GAL, SB I, стр. 943, S. 181.—9).
13 И. Ю. Крачковский, т. II
794 Арабская средневековая художественная литература
ляризированного в Европе известной работой Фрейтага. В самом подборе
трудно уловить какой-либо порядок и нередко повторяются даже
однородные выражения; объяснения тоже даются без всякой системы,
начиная от нескольких строк и кончая длинными рассказами по поводу
исторических намеков (например, стр. 137 № 280, 151' № 305, 155 № 310,
178 № 360, 217 № 442 и др.)« В одном месте автор даже увлекся
филологической модой времени и позволил себе обширное отступление
(стр. 217—231 № 442), посвятив его уже не толкованию оборотов речи,
а рассказу о некоторых знаменитых „днях"—битвах арабских племен до
ислама. Значение книги как исторического или лингвистического
источника, конечно, очень неравномерно. Некоторые данные нам известны
уже давно, хотя бы из объяснений того же ал-Майданй, как легко
можно видеть по сноскам издателя; сведения об исторических событиях
дополняются из других источников, и, например, доисламские бои едва ли
могут быть обрисованы теперь полнее, чем это сделано в классическом
комментарии к „ан-Нака'и^". Ряд параллельных мест и к другим
рассказам можно подобрать без особого труда;1 их полное сопоставление не
могло входить, конечно, в задачу издателя. Ценность труда ал-Муфад-
даля как нового источника лежит, на наш взгляд, не столько в
объяснении пословиц и рассказах об исторических событиях, их вызвавших,
сколько в толковании тех отдельных выражений и оборотов, которые до
него не систематизировались.
Общее впечатление от всех этих толкований достаточно безотрадно:
повидимому, уже ко времени ал-Муфаддаля было совершенно утрачено
живое понимание большинства толкуемых им фраз даже у филологов.
Ал-Муфаддал, правда, исправляет ряд привычных ошибок у простого
народа в известных выражениях (например стр. 187 № 375 и 376,
стр. 259 № 519 и др.); однако из приводимых им объяснений видно,
что мнения ученых иногда расходились совершенно или в лучшем
случае допускалось несколько толкований. Что же касается до
исторических событий, вызвавших известное выражение, то и здесь видно, что
непосредственной традиции не существовало, и часто чувствуется лишь
приурочивание рассказа ad hoc к выражению. События более близкого
времени не всегда представляют исключение; следующий случай может
служить одним из характерных примеров. Объясняя выражение cj.l„ ^^j
('Зайнаб — только занавеска'), ал-Муфаддал возводит его (стр. 134, б)
к стихам, приписываемым поэту Ибн Рухайме и отнссимым к циклу
известных пьес о „Зайнабах— красавицах". Между тем в собственной
работе того же самого ас-Сулй, который является передатчиком этого
труда ал-Муфаддаля, совершенно определенно автором стихов назы-
1 Например, № 279 (стр. 136) представляет вариант к рассказу Ибн Исхака (изд.
Wüstenfeld, стр.100—101), где, однако, нет пословицы — лишнее доказательство более
позднего приноровления к ней данного случая.
Об издании The Fakhir of al-Mufaddal ibn Salama
195
вается сУлаййа, дочь халифа ал-Махдй, и надо сказать, что по внутрен^
ним соображениям это имеет большую долю вероятия.1 Автор „Китаб ал*
аганй" склонен избрать средний путь и считать принадлежащей 'Удаййе
только мелодию (IV, стр. 117, 5).
Самый комментарий носит, конечно, чисто лингвистический характер,
как и все произведения того же времени и направления. В этой области
он дает иногда и не совсем шаблонный материал, как передразнивание
арабского жаргона негров (стр. 81—82 № 163) или греческое присло-
вие, утвердившееся у арабов Сирии, прототип которого не совсем ясен
(стр. 64 № 137). Интересно еще отметить толкование (стр. 203—204
№ 398) астрономического термина в Коране ан-наси\ исследованного
в последнее время Наллино.2
Гораздо реже в комментарии проскальзывают характерные для жизни
черточки и то преимущественно из древнего периода. В современную
автору эпоху нас не удивит сильное распространение трик-трака (нарда),
отразившееся в ходячих выражениях (стр. 232 № 446); не удивит и то,
что наблюдение за постройками издревле считалось хлебным занятием
(стр. 144—145 № 287).
С историко-литературной точки зрения стоило бы отметить в
комментарии довольно большое количество басен из животного мира (стр. 62
№ 133, стр. 147 № 292, стр. 184, і ел. = стр. 236, № 458 и др.); среди
них есть вариант и похорон кота мышами. Достаточно неожиданно
появляется легенда о Георгии Победоносце в обычной версии, но с
сокращением последней части (стр. 256, 14—259, 8). Заслуживает, наконец,
внимания заметка в предисловии книги (стр. 1, 7) о плагиате ИбнКутайбы,
который в его известной работе „Китаб ал-магариф" воспользовался
сочинением Мухаммеда ибн Хабйба „ал-Мухаббар". За последние годы
добросовестность Ибн Кутайбы подвергается сомнению уже не в первый раз,3 и
данный вопрос было бы интересно подвергнуть ближайшему
исследованию. Рукопись „ал-Мухаббар"4 находится в Британском музее; этим
1 Монография ас-Сулй об Ибрахісме, сыне ал-Махдй и сестре его 'Улаййе
(рукопись, о которой см.: ЗЕО, XXI, 1913, стр. 102—103 и 112—113), л. 97 6: л^\ Uj'j^.
wvw •£ ♦ w w ***
» . „ w w •&
i_^^iiJb &Xs> j-^XJa \Xü\ 6j ^JLb^ vl2 ^^ä- ^_jÄ ».Ä.UXJI ^J^AJ C^ote* А^Лс- £)\ л>1~*-££
£J\ M^jLH ѵЛа^а. ^.^s іа».а*о £**ьЛ (рук. k-**Jb \)
2 См. его: L5ls-4^J\ ^j-äJ1 ^s Ц-Ла.)\ jJ.* *äJ^G «^UaJI ^У*. Рим, 1911, стр. 84 ел.
3 На его плагиат в астрономических сочинениях было указано мною: Abu Hanifa
ad-Dinaweri. Leide, 1912, стр. 48—50. В дополнение к высказанным там
соображениям интересно отметить, что к тому же выводу пришел самостоятельно Наллино
(С. N а 1 1 i п о, ук. соч., стр. 131, прим. і).
4 Это чтение должно остаться, повидимому, окончательным (в противоположность
„ал-Мухаббар" у Хаджжи Халифы, V, стр. 435, № 11574); за него говорит заглавие
книги і^у*уьЛ$ j-***Jl у Йакута („Иршад ал-арйб", изд. Margoliouth, VI, 6, стр. 473).
Не понятна для меня цитата I, 228 у Стори в „Additions", 74, к I, V.
13*
196 Арабская средневековая художественная литература
сочинением пользовался целый ряд ученых и, между прочим, Хамза
Исфаханский.1
Несомненно, что работа ал-Муфаддаля станет настольной
справочной книгой у всякого арабиста-филолога; для исследователя арабских
пословиц и ходячих выражений по богатству материала она должна быть
поставлена наряду с известным сборником ал-Майданй. За прекрасное
издание труда заслуживает полной благодарности не только много
поработавший над ним английский ученый, но и фонд де Гуе, сделавший
его работу доступной для всех, интересующихся этой отраслью
арабской литературы.
Е. Mittwoch, ук. соч., 15, прим. 2.
-Н$°*-
Muhammad ihn Salläm al-Gumahi. Die Klassen der Dichter
herausgegeben von Joseph Hell
Leiden, E. J. Brill, 1916, in 8°, LXXVI-ь^Ч стр.
Имя Мухаммеда ибн Саллама ал-Джумахй не впервые уже
привлекает внимание арабистов. Этот разносторонний литератор эпохи
расцвета арабской культуры (ум. ок. 231/846 г.) давно был известен,
правда только по имени и по цитатам из его произведений. Ему
приписывается обыкновенно пять не дошедших до нас трудов, особенной
популярностью среди которых пользовались, повидимому, „Классы
поэтов"— „Табакат аш-шу'ара". Наличие многочисленных извлечений из
этой книги в позднейших работах (особенно „Китаб ал-аганй" и „ал-Муз-
хир") вызвало даже десять лет тому назад попытку реконструировать
на основании цитат остов затерявшегося сочинения.1 Счастливым
приобретением для науки можно считать находку оригинала, который
сделан теперь доступным благодаря отмечаемому изданию.
Первое известие об открытии „Табакат аш-шугара" почти
одновременно появилось с двух сторон — запада и востока. В 1910 г. Хелль
извещал арабистов о находке им новых песен хузейлитов, которые были
обнаружены в коллекции известного шейха аш-Шинкйтй, поступившей
в Хедивскую библиотеку в Каире; в то же время он сообщал, что
в этой коллекции находятся две рукописи труда ал-Джумахй, издание
которого будет им предпринято.2 В 1912 г. во втором томе „Истории
арабской литературы" покойный Дж. Зейдан привел список поэтов,
упоминаемых в этом сочинении.3 Обстоятельства последнего времени
задержали издание Хелля, печатавшееся (как можно видеть по обложке)
с 1913 г., и только в 1916-м оно увидело свет.
С первого взгляда сочинение ал-Джумахй несколько разочаровывает.
Причиной служат прежде всего не совсем удовлетворительные ориги-
1 С. Brockelmann. Das Dichterbuch des Muhammad ibn Salläm al-Gumahi.
Orientalische Studien Th. Nöldeke gewidmet, I, Gieszen, 1906, стр. Ill—125.
2 J. Hell. Neue Hudailitenlieder. ZDMG, LXIV, 1910, стр. 659—660. (Ср. к этой
статье дополнения Родоканакиса о венских копиях с рукописей Хедивской библиотеки,
там же, стр. 813).
3 Зейдан. Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, II. Каир, 1912, стр. 108—109. Еще
за год до этого он считал сочинение утраченным, см. ук. соч., I, стр. 76, з.
198 Арабская средневековая художественная литература
налы издания. Обе рукописи представляют почти современные копии
одной, находящейся ныне в Медине.1 О характере ее никаких данных
нет, и поэтому трудно установить, насколько во всех пропусках,
перестановках и более мелких недоразумениях виноват оригинал или его
переписчики. Еще более недоумений вызывает редакция книги,
представленная этой скудной рукописной традицией. Здесь мы встречаемся
с обычными затруднениями, хорошо известными всякому исследователю
любой отрасли арабской литературы за этот период: система изложения
не всегда позволяет судить, насколько в труде проявляется
индивидуальность автора, с именем которого этот труд связан. И в данном
случае постоянные ссылки на Иунуса ибн Хабйба, известного нам
учителя автора, заставляют предполагать, что в некоторых, по крайней
мере, частях работа представляет только редакцию труда этого
филолога,— труда, быть может, и не существовавшего раньше в письменном
виде. С другой стороны, не вполне ясна роль того ученика и
родственника автора „Табакат" (Абу Халифы ал-Фа^ла ибн ал-Хубаба), со ссылкой
на которого передаются почти все рассказы книги. Возможно, что
окончательная редакция принадлежит именно ему, а не его дяде9
выработавшему только общий план, который носит несомненный отпечаток
оригинальности и новизны.
При всей спорности и шаткости предположений относительно
редакции книги остается неоспоримым только одно: издание Хелля дает
несомненно те самые „Табакат аш-шусара", которые в арабской
литературе связаны с именем ал-Джумахй и которые служили популярным
источником для целого ряда арабских ученых.2 Этим, конечно, вполне
определяется капитальное значение нового издания для европейской
арабистики.
В арабской литературе работа Мухаммеда ал-Джумахй занимает
видное, место уже потому, что является одной из первых книг,
посвященных „классам" лиц какой бы то ни было категории. (Автор умер в одно
время go знаменитым Ибн Сасдом, составителем первых по времени
табакат сподвижников Мухаммеда). Ее роль в истории поэзии можно
считать эпохальной, так как в лице ал-Джумахй впервые подходит
к этому сюжету не лингвист, как Абу 'Убайда (ум. в 210/825 г.) или ал-
Асма'й (ум. в 216/831 г.), а филолог-литератор. Еще интереснее, что ал-
Джумахй является едва ли не новатором в признании особой
самостоятельной науки, посвященной поэзии. Наши сведения о литературных
1 Зейдан, ук. соч., IV, 1914, стр. 146.
2 Едва ли есть необходимость останавливаться на ляпсусе аш-Шинкйтя, который
одну рукопись „Табакат" назвал извлечением из работы ал-Амидй „ал-Му'талиф ва-
л-мухталиф" (J. Н е 1 1, введение, стр. XX—XXI). Попутно можно отметить, что
упоминание Брокельманом (EI, I, 342) двух рукописей последнего сочинения в Кембридже
основано на недоразумении: обе они дают „Китаб ал-мувазана" того же автора, как
легко видеть по каталогу Брауна (Browne), упоминаемому Брокельманом.
06 издании Muhammad ihn Salläm al-Gumahi 199
взглядах арабов за этот период крайне скудны и мало разработаны;
поэтому воззрения ал-Джумахй могут представить несомненный
интерес.
Теоретические взгляды его изложены главным образом в
предисловии, которое, к сожалению, не вполне удовлетворительно передано
рукописями. В самой книге они крайне редко проскальзывают под
фактическим материалом или в его распределении.
Мысль свою о необходимости науки о поэзии ал-Джумахй
практически обосновывает наличием большого числа поддельных
стихотворений, которые не должны привлекаться к суждению о различных
лингвистических и филологических вопросах наряду с подлинными.1 Для
отличия одних от других требуется наука о поэзии, находящая себе параллель
в целом ряде дисциплин (стр. 3, 3—4). Эта наука является таким же
объектом изучения (стр. 3, 17) и имеет такое же право на существование, как,
например, наука о различных драгоценных камнях (стр. 3, 6—7); она
требует таких же специальных знаний, как умение отличать фальшивые
монеты от настоящих (стр. 3, 7—9) и пр. Последний пример еще раз вполне
отчетливо показывает нам происхождение самого термина для
обозначения „критики" поэтических произведений: он {накд или интикйд)
первоначально обозначает „рассмотрение и выделение" фальшивых монет из
общей массы настоящих.2 Ал-Джумахй затрагивает даже жизненный
и в наше время вопрос о субъективной эстетической оценке наряду
с объективным научным анализом, решая его одним рассказом из
практики известного Халафа ал-Ахмара (стр. 4, 3—б). Кто-то сказал ему
раз: „Когда я слышу стихи и мне они нравятся, меня вовсе не
беспокоит, что скажешь о них ты и твои приятели". На это Халаф
основательно возразил: „Если ты возьмешь дирхем и он тебе понравится,
а потом меняла скажет, что он поддельный, принесет ли тебе пользу
твое собственное восхищение им?". Эту вновь выдвигаемую науку
о поэзии ал-Джумахй считает совершенно необходимой даже для
неспециалистов. В резких выражениях он нападает (стр. 4, 6—16) на известного
биографа пророка Ибн Исхака за то, что тот, ссылаясь на свое
незнание поэзии, включил в исторические труды без всякой критики
стихотворения людей, которые никогда их не сочиняли, и даже таких племен,
которые погибли задолго до Мухаммеда без всяких следов.
Менее интересны данные о развитии у арабов филологической науки,
которые ал-Джумахй сообщает в предисловии: в большинстве случаев
они уже известны из других источников. Признавая особенные заслуги
в этом направлении за басрийцами (стр. 5, 10), „отцом грамматики" он счи-
1 Это основное положение отсутствует в предисловии, так как рукопись, повиди-
мому, дефектна в начале, но с цитатой из ал-Джумахй оно приводится в „ал-Музхире"
(см.': С. Brockelmann, ук. соч., стр. 112).
2 Ср., например: Л'А, IV, стр. 436, і—2 ел.
200 Арабская средневековая художественная литература
тает, конечно, Абу-л-Асвада ад-Ду'алй (стр. 5, И ел.); очевидно, уже к концу
VIII в. эта басня окончательно утвердилась. Основателем метрики
признается по традиции ал-Халйл (стр. 9,10 ел.); первыми знатоками поэзии
(конечно, с лингвистической точки зрения) — Халаф ал-Ахмар (стр. 9,14), Абу
?Убайда и ал-Асмасй (стр. 9, 17), а из небасрийцев ал-Муфа^ал а^-Даббй
(стр. 9, 19). Первым составителем письменной редакции староарабских
поэтических произведений называется тоже известный нам Хаммад
„передатчик" (стр. 14, 22); характеристика его научной добросовестности дается
в таких же отрицательных красках, как и большинством арабских ученых.
Очень интересен план труда, на котором ал-Джумахй останавливается
в своем предисловии. Он предполагает (стр. 9, 19) распределить поэтов
на три хорошо известных в позднейшей литературе разряда — йремени
язычества, ислама и переходного периода (захватывающих своей жизнью
тот и другой, так называемых мухадрамун). В тексте сочинения, однако,
третий разряд отсутствует: его заменяют главы, посвященные авторам
элегий (стр. 48—51), поэтам городов Медины (стр. 52—57), Мекки (стр. 57—65),
Та'ифа (стр. 65—69), Бахрейна (стр. 69—70) и мединским евреям (стр. 70—
75). Трудно сказать, чем объясняется такая непоследовательность, но она
еще раз подтверждает высказанное выше мнение о неясности последней
редакции труда. Для характеристики каждого отдельного поэта
ал-Джумахй имеет в виду приводить „доказательства" из его стихов и отзывы
ученых о нем (стр. 9, 20). Термин „доказательство" — %уджжа — не вполне
ясен (ср. стр. 15, іо): из самого сочинения можно видеть, что ал-Джумахй
разумеет под ним как те стихи, которыми в современной ему науке
„доказывается" сравнительное достоинство данного поэта, так и те, которые
приводятся учеными для „доказательства" известных лингвистических
выводов. В случае разногласия ученых ал-Джумахй предполагает
придерживаться более древних (стр. 10, 1—2). Каждый разряд в его изложении
должен распасться на 10 классов — табакйт, в каждом из коих заключено
по четыре поэта (стр. 10, 4—5, 15, б). Принцип распределения по этим
классам тоже не вполне ясен: повидимому, существенную роль здесь играет
большая известность поэта, но малочисленность произведений тоже
оказывает влияние, и некоторые поэты попадают в более удаленные классы
с определенным указанием на это (стр. 30, 8—9, 36, 4; ср. 33, 20).
Относительно поэтов одного класса ал-Джумахй делает интересную оговорку:
он начинает изложение с кого-нибудь не потому, что признает за ним
первенство в соответствующем классе, а потому что „надо же с кого-
нибудь начать" (стр. 15, 1і). При характеристике городских поэтов он
неоднократно опирается на свое личное мнение о преимущественном
достоинстве кого-либо среди его класса (стр. 48, 10, 52, 8; ср. 56, 6, 57, 15,
66, 2).
Предисловие является едва ли не самою интересною частью
сочинения для выяснения теоретических взглядов ал-Джумахй. Главная часть
интересна скорее как материал в виде исторических рассказов(преиму-
Об издании Muhammad ihn Salläm al-Gumahi 201
щественно в первой половине) и поэтических цитат (главным образом
во второй). Многое из этих данных известно, конечно, из других
источников, но многое впервые появляется здесь в отчетливой форме. В
некоторых отношениях и содержание работы разочаровывает: приходится,
например, пожалеть, что под исламскими поэтами разумеются только
поэты первого века хиджры — об аббасидских, современных автору,
совершенно нет речи.1 Распределение материала очень неравномерно:
личные симпатии литератора, очевидно, играли существенную роль. В то
время как некоторым „классам" иногда в целом посвящено не более
страницы, первому классу исламских поэтов, к которому отнесена
известная триада ал-Ахталя, Джарйра и ал-Фараздака, уделена почти треть
книги (стр. 75—121). Перечисление захватывает главным" образом
поэтов, освященных литературным каноном, произведения которых
привлекались как лингвистический материал. Этим, вероятно, объясняется, что
в книгу не попал талантливейший анакреонтик 'Омар ибн Абу Рабй'а, хотя
автору он, конечно, был известен (стр. 137, 9—К)); отсутствует и
единоплеменник автора — поэт с симпатичным дарованием Абу Дахбал.2
Из мелких историко-литературных фактов интересны некоторые
сообщения, касающиеся развития письменности. Не представляется
новостью упоминание о грамоте Мухаммеда одному из арабских племен,
существовавшей в VIII в. (стр. 37, 17—38, 12);3 легендой звучит
упоминание о „сборнике" стихотворений в честь Лахмидов, бывшем у ан-Ну'мана
ибн ал-Мунзира и перешедшем потом к Омейядам (стр. 10, 12—14).4 Более
вероятно, что во времена Джарйра стихотворения уже иногда
записывались (стр. 104, 22). С полной определенностью автор говорит о „книге"
какого-то Иусуфа ибн Са'да, писанной „более ста лет тому назад"
(стр. 60, 20—2і). Для истории самой поэзии интересно, что ал-Джумахй
указывает на особенности корейшитской поэзии (стр. 61/2; ср. 137, 8),
своеобразность которой я отмечал пять лет тому назад (ЗВО, XX,
1912, стр. 199); он даже оттеняет возможные причины этого (стр. 65,21—22).
Так как в предисловии автор указывает, что практической "целью
выдвигаемой им „науки о поэзии" должно быть отличение настоящих
стихов от поддельных, то естественно, что и в книге своей он часто
останавливается на вопросе о подлинности и подделках (стр. 31,19,
1 Упоминание ал-Джумахй среди источников для биографии Абу Таммама в труде
А. Крымского (Хамаса. М., 1912, стр. 10 и 58) объясняется недоразумением. Ссылка
на ал-Джумахй в указываемом А. Крымским (стр. 10 и 43) месте „Китаб ал-мувазана"
относится к Кусаййиру, а не Абу Таммаму. Этот поэт помещен действительно во
втором классе исламских поэтов, как упоминаемый дальше Джамйл — в шестом (изд. Hell,
стр. 121 и 137).
2 Ср. о нем: ЗВО, XX, 1912, стр. 197—203 [= стр. 116—121 настоящего тома].
Высказанное там (стр. 203, прим. б) предположение должно, таким [образом, отпасть.
8 См.: Fr. Buhl. Muhammeds Liv. Köbenhavn, 1903, стр. 67, прим. 4 (= J.
Wellhausen. Skizzen und Vorarbeiten, IV. Berlin, 1889, стр. 122).
4 Сообщение повторяется в „ал-Музхире" (С. Brockelm а[п п, ук. соч., стр. 114).
202 Арабская средневековая художественная литература
52, 8—9, 60, 20). Вопрос обыкновенно решается просто: субъективным
заявлением автора (стр. 31, 1—2, 34, 1—2, 37, 3, 62, 16, 147, 21). Сравнительно
редко его критика заходит дальше й касается рассказа об историческом
событии (стр. 48, 12—15). Других теоретических вопросов в самом
сочинении он почти не затрагивает, но что он не был чужд более широких
идей, доказывает замечание о трудности поэтического языка
сравнительно с прозаическим и сложности задачи, стоящей перед поэтом
(стр. 17,4—б). Изредка он не отказывается от эстетического приема
в оценке (стр. 70, 4) или детального анализа технической стороны
рифмы (стр. 61, 7—13).
Терминология в сочинении ал-Джумахй представлена достаточно
бледно. Объясняется это, вероятно, тем, что в данную эпоху она еще
не была выработана, по крайней мере в области реторики и поэтики.
Только в сочинениях младшего современника ал-Джумахй знаменитого
ал-Джахиза (ум. в 255/869 г.) мы видим, как она пробивает себе дорогу,
очень часто колеблясь еще между термином и этимологическим
значением слова. Лет сорок спустя после смерти ал-Джумахй в первом
специальном трактате—„Книге о новом" — „Китаб ал-бадй" Ибн ал-Мустазза
(написана в 274/887—888 г.) мы находим уже стройное и по-своему
продуманное здание этой реторической терминологии.
Из различных родов поэтических произведений — фунун аш-шир
(стр. 18, 18, 124, 15), кроме обычного деления по метрическому принципу
на раджаз и каслду (стр. 127, 7—8), по содержанию ал-Джумахй
различает четыре (стр. 87,8—9): похвальба — фсіхру прославление — мадих,
поношение — хиджйу воспевание любви — насиб. Общеизвестным он
признает, конечно, оплакивание умерших—марйей (стр. 48, 2), считая его
вслед за своим учителем Иунусом (стр. 50, 20—23) особой формой
прославления. Терминология метрики к этому времени, повидимому, была
уже установлена, быть может, действительно ал-Халйлем: со слов
того же Иунуса, автор перечисляет четыре „недостатка стиха"
(стр. 19, 7—8), хотя в позднейшее время они определяются иногда иначе.1
Известная шаткость терминологии и в этой области подтверждается
тем, что самое название метрики—аруд—имеет еще какой-то оттенок
не вполне ясный. О поэте говорится, что он богаче других 'арудом
(стр. 18,18 — может быть размерами?), что в произведении его или
в отдельных стихах есть 'аруд (стр.124, 1, 126, 9 — может быть ритм?).
Повидимому, особый смысл придает автор слову „построение"—бинй:
противополагая поэтическую речь прозаической, он говорит (стр. 17, 5),
что поэт „нуждается в построении, метрике и рифмах". В главе о
корифеях омейядской поэзии появляется малоизвестный термин — мукаллад;
сам автор его поясняет (стр. 84, 2—З), говоря, что он обозначает „стих
1 Ср., например: Ибн Кутайба, изд. de Goeje, стр. 29 ел., где разновидности
указываются несколько иначе.
Об издании Muhammad ihn Salläm al-Gumahi
203
самостоятельный, знаменитый, приводимый для примера" (см. еще
стр. 97, 14, 115, б).1
Не нужно специально указывать, что работа ал-Джумахй, как и
другие аналогичные произведения, может доставить богатую жатву для
лингвиста. Материал, конечно, приходится извлекать преимущественно
в сыром виде из поэтических цитат: замечания самого ал-Джумахй
крайне редки и касаются почти исключительно разъяснения отдельных
слов. Изредка он подчеркивает, что у такого-то поэта много редких
выражений — гариб (стр. 129,15) и еще реже отмечает диалектические
особенности (стр. 7, 3, 12, 2).
Честь открытия рукописей и ознакомления Европы с новым
памятником принадлежит И. Хеллю, который работает уже около 20 лет над
арабской поэзией. Он известен главным образом окончанием издания
дивана ал-Фараздака, остановившегося за смертью Буше, и рядом
специальных работ относительно этого же поэта.2 Установление по новой
рукописи текста, состоящего наполовину из поэтических цитат,
представляет задачу, трудность которой понятна всякому арабисту.
Выполнение этой задачи едва ли могло бы оказаться сколько-нибудь
удовлетворительным, если бы не помощь со стороны параллельных источников.
Конечно, и при этом отдельные места могут вызвать сомнение. В
дальнейшем я привожу отмеченные мною при чтении случаи, где вкралось
недоразумение или понимание издателя (обыкновенно в огласовке) мне
кажется неприемлемым. (Мотивировку своего понимания я обыкновенно
опускаю для сокращения места).
Стр. 3, 14 ijL'Aj чит- <J-i xlj. 4, 7 d*^** чит. iicj^. 5, 10 текст
испорчен: ЧИТ. ^ariJL^, Ср. А. 5, 19 £j*o ЧИТ. £j*+ с В. 8, 6 JliT
чит. JjLftS^ 8, 9 04/*:? чит# OLA'? сР- там же> 17, 8» 11 \jj* чит- \j\j*.
10, 10 JjlL чит. Ißijtf, ср. „ал-Музхир". 11, 19 J^JLL© и Jj^I чит.
J^i-o и JjifJ (как требует размер и рифма). 12, 6 ^^ш^ чит. ^„
с В. 13, з jl^Jj %і\ I ЧИТ. JUJI kÜ). 13, 20 и 14, 2 <Uo.S ЧИТ. d. ++Э.
1 Ср. Л*А. IV, стр. 369: ybjJI J* ^^.JUa^JI OIjJJl*.
2 Ср. статью В. Р. Розена: ЗВО, XVII, 1907, стр. 031—018. В сборнике в честь
Захау, вышедшем в 1915 г., им помещено исследование об оде ал-Фараздака в честь
Зайн ал-'абидйн, которое остается мне недоступным по условиям настоящего времени.
204
Арабская средневековая художественная литература
16, 16 W~ чит. \у~. 17, 19 o^j^J чит- ük/V- 21, 22 ^jULc и 23
^jLL-c чит. ^jliLc. 23, 8 ^j) J чит. ^j] J (размер не требует измене-
* *' ' ° < I | ^ II-* г
ния обычной формы). 23, 9 Jt** чит. .£**. 23, 21 Lu* чит. LL*. 25, 15
oUäJJ чит. oL^JJ. 25, 19 J^cJ чит. JZ^J. 27, 4 о^Ь немыслимое чте-
ние, вероятно o^Aäj (ср. „ал-сУмда"). 28, 14 ^S \j /»** чит. ^S \j •*►*.
28, 15 (jl^j^j чит. (j\Jmj*j\ там же iLj^ поправка стр. XXXVI не
.0« О^ -^ | 0 .. •О'9 ° |°Т ^ I
нужна. Там же crJLc^ ,,«JJ чит. «^JLs:^ 0^. 29, 17 <jJU 0J не Д°"
пускается размером, чит. ^Lli .J с Ar. 29, 23 Ij^jJ чит. Jj^jl (по
требованию размера). 30, 20 какой-то пропуск; вероятно r[p~ljjij или
[ Lpijbu, ср. Ибн Кутайба, стр. 88,1 сн., 31,6 jujI^ чит. *-J)^j. 31, 13 JI^s
ЧИТ. JjUIj. 33, 8 Ь^а, імі.-ь чит. Ь^а, LL*. 33, 11 ^UJj чит. ^liJJ
(размер!). 33, 20 Цяіі чит. L^ijL. 34, 10 ^LuJ чит. ^LjI; там же
^j чит. ^^,; там же .1<ио . . . 0«*о чит. А** . . . ^^ (ТА, VIII,
стр. 369). 35, 22 Ujj чит. ЦрІ^; там же J*£j чит. Jyy. 38, 15 J.TL
вероятно JSL. 38, 23 О/і) чит. О/і). 40, 21 и 23 Jasj чит. jjlo.
ssP »Р
41, 10 и 42, 18 II) чит. LJ (W. Wright. Grammar of the Arabic
Language, II, стр. 94, § 39). 41, 14 ^JU чит. ^JtJ. 43, 20 ^Q, чит. Ю
(ср. 113, 22). 45, 2 0^э чит. Li с Ar. (размер!); там же ^cjj чит. ^cj^
(размер!). 45, 3 л^-tjj чит- *$*>jj- 45, 4 двойная рифма указывает на
г Г
начало нового стихотворения (,уІЬ sic! чит. ^Jlc). 45, 5 ^^,) чит.
kSJ^ (размер!); там же ^jL~ чит. ^jL-.. 46, 9 ^^d^li чит. ^^L-U.
48, 20 bct. «^L^j с Ar.; там же о/*J чит. qj*\ (^сіз при ^jua^). 50, 4
06 издании Muhammad ihn Salläm al-Gumahi 205
^^j чит. ^yuj^; там же )jJU чит. jJL. 50, 5 j^o/cli чит. ^^cU. 50, 7
Si/**? чит- 4L/*V- ^l, 7 l£^*^' чит# l5-/^'- ^' l fy+v*— ff**' чит#
ff+fi}) fy'<J). 53, 18 C^a чит. «J^». 53, 22 aL^j чит. дк^. 55, 11 jjjC
чит. J^c. 56, 13 Cji> jjjc чит. Ob pljj-c (как JL). 56, 18 bjj^i чит.
Lijl^a (с изд. Ковальского). 57, 10 &Л)^*1 чит. iälj/^-J. 57, 13 «^LLii
" $
чит. dliUi и il^-e)^ чит. ^oJ^ (W. Wright, ук. соч., II, стр. 75).
58, 2 .siJJ чит. 'sd). 59, 23 ^jJlj чит* і5^'-г 60, 19 <J*ttfl* чит#
{Jo^)j. 61, 5 fjU чит. J^L. 62, 13 d^JLl — <jl чит. <U)jU—^j). 62, 22 *JL>
1*1°^ lit ' \' ^ ^f^ ** ^"
чит. ^j. 64, 4 ULI чит. liLJ. 64, 6 ^Ju чит. v^j^U (= ^JuJ).
65, 5 dJi*^* чит. ^іжлэ. 65, 8 OLflJI чит. «JjL$IJJ. 67, 8-Jj чит. Jj.
9ooS 9 ^ o9 ^9 о s ~ ъ>9 S>*
69, 4 ^jj чит. ^jj. 70, 21 j^J чит. J^^j. 71, 3 jjj.c чит. j\j.b.
71, 19 «jL-* чит. <jUr\ 73, 16 d*-Jj чит. ijuil^ (как jL). 74, 8 неверно
разделен стих: чит. ~Ä * JJj. 79, 19 Ja*** чит. к*** (в указателе стр. 197
чит. к«,« ^) j.j <u£c). 79, 23 u^s^ чит. bysr^. 82, 10 ^J чит. «JUJ (не
J*i, a dJl «jliU). 83, 10 ^JLJ чит. JU. 83, 22 Oj,*a3 . . . <*_W~ ЧИТ.
<JL^oi ... <Jj>»«.w*. 84, 5 ^uamJ чит. ^iluij. 86, 6 j^LJj чит. jj^LJJ.
88, 12 LuLs чит. Lsy. 89, 5 ^LJJ чит. ^LJl. 89, 12 oO* веРн°5 no"
правка на стр. XXV не нужна, см.: ЕІ, I, стр. 936. 93, 18 ji^JL^ чит.
'."?
j.3yL*j~c. 94, 20 l^LJU чит. I^ÜL 95, 18 cjllo чит. cjllc. 96, 5 ^JSi])
чит. ^JlLII (как Jjj к ^jj). 98, 2 ^uj чит. ^oj. 102, 19 JuJj чит.
JUJI. 102, 20 °lkJL чит. JUL и jfl) чит. JJ3). 102, 22 IJiJL чит.
206 Арабская средневековая художественная литература
, оС , •, . . ./«С % s '^
II I і I°і I "і і і і "* і і і"
p>IL. 104, 4 0Jj) чит. ^Jy. 105, 11 Uj^l вероятно UJ^J или UcJ^J.
106, 12 двойная рифма — новое стихотворение; ср. В, которая опускает
стих. 106, 13 jjb чит. jjL (первая форма недопустима без üLJ).
106, 16 и 17 j^ чит. j^ (усеченная форма от iij^). 109. 4 ^y^s*
чит. ijf^. 109, 11 vl»LLc чит. ijlc (с изд. Салханй, стр. 96, 4).
109, 13 pl*Jj ... \ij чит. rl.J) ... lij (ср. Салханй, стр. 434).
109, 20 ^j.J чит. ^,^ ). 112, 18 ^LtJj чит. ЛС) (.«1 от ^ІГ). ИЗ, 5 ^р
(sic!) чит. »J*. 114, 4 Jjyl чит. JjyW. 114, 14 «J^l чит. «Jjujj.
118, 14 ^jUjl чит. ^uj). 120, 6 tj^jj* чит. fj^j^ß (размер!). 120, 22 li^
чит. L^j (размер!). 124, 19 CjLJL. чит. «JjLJU. (размер!). 124, 20 ^jLiLJ)
чит. ^jLiU-l). 128, 13 ob* чит. 0Le. 129, 9 JjjJjJ чит. j^j Ijj. 129, 17 jLi
чит. (jus; там же Jx* чит. Jx*. 129, 20 jj* чит. jJÄ. 130, 6 *x*>
о ^ С ^ О . .
чит. .і*о. 130, 10 d-oj.c чит. d-o^c. 131, 4 конъектура <^чі) вм. wj-ol^
рукописи (стр. LXVIII) не нужны, так как форма L*t$jJ без $ вполне
возможна. 131, 22 ІЛ^ чит. JULyt 135, 3 Jli вероятно ^Ц. 135, 18 LLC
чит. lulc. 135, 23 h**j чит. I^ä,. 136, 12 <u^c Д-аС чит. a^c U-^
(в первом полустишии 4jLiJ не возможен). 138, 16 jljJl чит. jljJf
с Йакутом. 138, 22 l*[/jJ чит. U[/jJ. 140, 4 dlXx* чит. dlXsJ.
142, 18 Ll7 чит. Li!!). 143, 6 J^oi? чит. J^Ie. 144, 2 oHUj чит.
OLUJJ. 144, 17 liilj чит. £іІІ5 (ср. ТА, IV, стр. 65). 145, 21 pL.
чит. pLl. 150, 1 ji«A? чит. ^Ьл^; там же <^ojJ\ чит. «^jLarU. 151, 8
Об издании Muhammad ihn Sallam al-Gumahi 207
Cj\J*j чит. CiIjJj. 151, 12 o/*i, вероятно J^ei, (cp. Ar.). 151, 15 sß чит.
sj> (от ^). 151, 21 lljjis чит. illji (как J*s).
Помимо отмеченных мест, еще многое в тексте, принятом издателем
мне кажется неясным или искаженным, но анализ таких случаев
требовал бы специальной переработки.
В примечаниях (стр. XXVII—LXXVI) издателем привлечены
достаточно полно цитаты из ал-Джумахй у более поздних авторов и
параллельные места к поэтическим отрывкам. В отношении первых важным
подспорьем служила ему упомянутая статья Брокельмана, как он и
упоминает (стр. X). Несколько большей полноты можно было бы достичь
при систематичном привлечении работ по теории литературы. Ал-Джа-
хиз, например, цитует ал-Джумахй не единственный раз, как отмечено
в статье Брокельмана (стр. 110), а гораздо чаще (см., например: „ал-
Байан", I, стр. 19, 159, или „ал-Хайаван", III, стр. 77). Полезным мог бы
оказаться ал-Амидй с его „ал-Мувазаной" (см. особенно стр. 4 и 168),
ал-Хусрй (ср.: А. Крымский, Хамаса, стр. 58, прим. 2) и др. Из более
случайных цитат могу отметить следующие. Стр. 27, 7 см. Умаййа ибн
Аб/-с-Салт (изд. Schulthess), № LI, 2. Стр. 37, 17 ел. Вторым источником
„ал-Аганй", который не ясен издателю (стр. XXXIX), был, вероятно,
Ибн Сад (см. J. Wellhausen. Skizzen, IV, стр. 122). Стр. 55, 4 ел.
Стихи, для которых Хелль не нашел „keinen Beleg", имеются у Ибн
Рашйка, „ал-'Умда", I, 140. Стр. 45, 1 ел., ср. ал-Калй, „ал-Амалй", III,
стр. 109 и Кудама, „Накд", стр. 16—17. Стр. 68, 7. Кроме параллелей,
указываемых в изд. Schulthess, № XLVII (а не LVII, как у Хелля,
стр. XLVI), стих приводится еще у Абу Ханйфы (изд. Guirgass, стр. 329, і).
Стр. 105, 9 ел. ср. Абу Ханйфа, стр. 309. Стр. 124, 17—20. Предположение
Хелля (стр. LXVI) о подражании ал-Агше не обосновано: место,
отмечаемое по хрестоматии Сильвестра де Саси, не дает никакой аналогии.
Указатель цитованных стихов (стр. 157—184) составлен по алфавиту
первых букв стиха. Едва ли эта система, начинающая входить в
употребление за последнее время, может считаться более практичной, чем
прежняя — по алфавиту рифм. При новой системе приходится указывать
все стихи отрывка, что значительно увеличивает объем. Кроме того,
первое слово стиха часто заменяется или усекается, и тогда указатель
окажется совершенно бесполезным. На стороне прежней системы всегда
останется авторитет знаменитого индекса „Китаб ал-аганй", а из более
новых — указатель к „ал-Амалй" испано-арабского филолога ал-Калй,
составленный Беваном и Кренковым. Из практических соображений крайне
желательно обозначение размеров в указателе рифм.
К указателю собственных имен (стр. 185—206) можно предъявить
тоже несколько упреков. Составитель не считает нужным делать ссылки
208 Арабская средневековая художественная литература
или объединять в одном месте имена одного и того же лица,
приводимые в разных формах. Таким образом, например, на стр. 191 у него
на
приводится cli^j -J, а на 196 cliJJ •».» ^jc, как разные лица
стр. 185 точно так же iar~J -^1, а на 202 ^s^l -jj j^x*, на 189^) -j>\
aoAä, а на 203 <x.«*k* ^>J -^ 0[?^°> и т* д# Знаменитый законодатель
арабской метрики упоминается в указателе дважды: первый раз на
верном месте (стр. 190) как j+*j ^ J-J^j, а второй (стр. 189) как JJ^l
j*=J -jj (sic! под ^ !). Попадаются недоразумения и другого характера:
напрасно в указателе было бы искать халифа ÄjjIa* -jj J>j^> хотя
в книге он неоднократно появляется. Ссылки на него попали в рубрику
{ji ^iJi (стр- 206). Его сын jjjj ^jj b{j\-*« (например, стр. 135)
тоже в указателе не упомянут (стр. 203), и т. д.
В предисловии Хелля (стр. XI—XXII), посвященном ал-Джумахй и
его издаваемому сочинению, нет упоминания о заметке Флюгеля (Die
grammatischen Schulen, 1862, стр. 216), не отмеченной и в статье Бро-
кельмана. Она избавила бы автора (стр. XII) от повторения неверно
переданного в „ал-Фихристе" заглавия одного из сочинений ал-Джумахй
(J.^) ^ä) bm. J.jJj J^j); заглавие исправлено как в этой заметке, так
и в примечаниях Флейшера к „ал-Фихристу" (стр. 8 к IIГ, 28). Полезно
было бы привлечь и заметку Ибн ал-Анбарй,1 тоже не использованную
как Брокельманом, так и Хеллем. Кроме некоторых
историко-литературных данных, там интересно указание года рождения ал-Джумахй —
140 г. х.2 Смерть его Ибн ал-Анбарй помещает годом позже
общепринятой даты 231 г. (Хелль, стр. XV), определенно указывая, что она
произошла в 232 г. — в один год со смертью халифа ал-Васина.}
В заключение можно только присоединиться к пожеланию Хелля,
чтобы „дальнейшие находки расчистили путь к более совершенному
изданию" (стр. XXII) этого труда; все же и в настоящем виде он
представляет одно из наиболее ценных (за последние пять лет) приобретений
для историка арабской поэзии доаббасидского периода.
1 Нузхат ал-алибба, Каир, 1294 г., стр. 216—218.
2 В 222 г. ему было 82 года—там же, стр. 217.
:>> Там же, стр. 218.
->£ю88о#-
>y^>>7^^
НОВАЯ РУКОПИСЬ СТИХОТВОРЕНИЙ ЗУ-Р-РУММЫ
Среди арабских рукописей, приобретенных для Азиатского музея
Академии Наук В. А. Ивановым в Бухаре в 1915 г., имеется, между
прочим, комментированный сборник стихотворений какого-то поэта,
лишенный нескольких листов в начале и конце.1 Заголовки отдельных
пьес позволяют без труда установить имя поэта, и уже К. Г. Залеман
занес на инвентарную карточку запись ^я^о^і «u^i •* <u>^Jl ^і> ü'ji^i
т. е. диван Зу-р-Руммы с комментарием ал-Асма'й. Последнее
предположение— о принадлежности комментария ал-Асма'й — несколько поспешно,
как увидим в дальнейшем, но имя поэта не подлежит сомнению. Таким
образом, петроградские собрания обогатились отсутствовавшим в них,
насколько мне известно, памятником древнеарабской поэзии. Значение
новой рукописи определяется само собой, если сказать, что издания
дивана Зу-р-Руммы до сих пор не существует2 и даже списки довольно
редко встречаются в известных собраниях.3
Зу-р-Румма завершает собой классический период послеисламской
поэзии, заканчивающийся с падением династии Омейядов; и по времени
1 Codex Иванов, № 1043 (Бухара 12 XI 1915), 153 л. 20Ѵ2 X 15 см., 17 стр.
14V2 X 10 см. [Современный шифр — В 2279].
2 В 1913 г. издание готовилось Макартни, и некоторые английские ученые имели
возможность им пользоваться (см., например: Ch. Lyall. The Diwans of 'Abid
ibn al-Abras and 'Amir ibn at-Tufail. Leyden—London, 1913, стр. VI, или: Fr. Kren-
kow, Indices to the Poetical Citations in the Kitäb al-Amäll of al-Käli. Leyden, 1913,
стр. 87). Значительные материалы по дивану Зу-р-Руммы собрал Гейер, как можно
видеть по ссылкам на них в некоторых изданиях (например: J. Hell. Muhammad
ibn Salläm al-Gumahl. Die Klassen der Dichter. Leiden, 1916, стр. LXVI—LXVII,
и др.).
3 Кроме упомянутых Брокельманом (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 59), нужно
указать еще миланскую рукопись (R. Geyer. Altarabische Diiamben. Leipzig,
1908, стр. 70), происходящую, вероятно, как и вся коллекция Гриффини, из южной
Аравии. Рукопись Британского музея была в 1873 г. каллиграфически скопирована
известным литератором-эмигрантом Ризкаллахом Хассуном; осенью 1908 г. я
видел эту копию в библиотеке Universite St. Joseph в Бейруте вместе с другими
памятниками трудолюбия и искусства Хассуна, между прочим и списком с
петроградской рукописи дивана ал-Ахталя, по которому исполнено первое издание Сал-
ханй.
14 И. Ю. Крачковский, т. II
270 Арабская средневековая художественная литература
жизни (ум. ок. 117/735 г.) и по характеру творчества он примыкает
к известной триаде этого периода, представленной ал-Ахталем, Джарй-
ром и ал-Фараздаком. Как и большинство талантливых поэтов его
времени, он был увлечен поэтической полемикой между двумя последними
и принял в ней участие на стороне ал-Фараздака; мимо него не прошло
бесследно и оживление так называемой „реджезной" поэзии,
вспыхнувшей ярким огнем именно в это время под влиянием творчества ал-сАдж-
жаджа и сына его Ру'бы.1 В его диване наряду с касйдами попадаются
поэтому в достаточном количестве и урджузы} Представляя по типу
своих произведений чистого классика-бедуина, Зу-р-Румма, конечно,
удостоился особого внимания со стороны филологов, привлекавших его
стихи в качестве loci probantes различных грамматических теорий и
особенно для толкования редких выражений. Преимущественным вниманием
он пользовался, повидимому, со стороны одного из основателей
лингвистической науки известного Абу 'Амра ибн ал-'Ала, который, не
обинуясь, ставил его на одну доску с Имру'улкайсом.3 Этот отзыв его не
был единичным: в тех или иных выражениях он повторял его
неоднократно.4 Для нас особенно важно то, что Абу сАмр, бывший младшим
современником (ум. в 154/770 г.) Зу-р-Руммы, находился с ним в личном
общении и мог слышать некоторые произведения или их толкование
из уст самого поэта.5 Таким образом, объяснения Абу сАмра
приобретают особое значение, и интересно подчеркнуть, забегая несколько
вперед, что комментарий нашей рукописи преимущественно основан на
словах Абу сАмра.
В противоположность арабским ученым, европейская наука до сих
пор не уделяла особого внимания Зу-р-Румме, как и большинству поэтов
после Мухаммеда. Единственной специальной работой остается до наших
дней маленькая диссертация Сменда;6 вся прочая литература
исчерпывается краткими заметками в общих сводах.7 Благодаря этому
обстоятельству остается совершенно невыясненным вопрос о редакциях дивана
и его комментариях. Распространенное мнение о комментарии ал-Асмагй,
1 См.: И. Ю. Крачковский. Абу-л-Фарадж-ал-Ва'ва Дамасский, П. 1914,
стр. 117-118.
2 Десять из них издано Гейером в „Altarabische Diiamben", №№ 15—24
(стр. 130—166).
3 Ал-Джумахй (изд. Hell), стр. 125, 20; Аг., XVI, стр. 113.
4 Ср. еще особенно: Ибн Халликан (изд. Wüstenfeld), № 534, стр. 11—12.
5 Ал-Джумахй, стр. 128, п = Аг., XVI, стр. 122.
6 R. Smend. De Dsu r'Rumma poeta arabico et carmine ejus l.^.*.* vi^^* Jb Lo
<w^£~u^o jtl^Jl commentatio. Bonnae, 1874, 8° min., 38 стр.
7 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 58—59; А. С. Barbier de Meynard.
Surnoms et sobriquets dans la litterature arabe. JA, Serie 10, t. X, 1907, стр. 103—104;
3 e й д ä и. Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, I. Каир, 1911, стр. 300; A. S с h a a d е,
ЕІ, I, стр. 1005—1006.
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы
217
закрепленное Брокельманом, основано, повидимому, на упомянутой Смен-
дом приписке рукописи Британского музея, говорящей, что она
представляет редакцию—ривййа ал-Асма'й;2 в каталоге еще добавлено, что
комментарий наиболее часто ссылается на ал-Асмасй.2 Наряду с этим
крайне характерно, что ни автор „ал-Фихриста", ни списки работ ал-
Асма'й нигде не упоминают Зу-р-Румму среди редактированных или
комментированных им поэтов.3 С полной определенностью автор
„ал-Фихриста" называет только две редакции: ас-Суккарй4 и Абу-л-'Аббаса
ал-Ахваля;5 последняя носила, повидимому, сводный характер, и из слов
о ней ясно, что автору „ал-Фихриста" были известны еще и другие
редакции.6 Не менее велико было число авторов, оставивших ахбйр —
историю Зу-р-Руммы и дамы его сердца Маййи, одной из популярных
в арабском предании романических пар.7
Рукописная традиция, представленная немногочисленными списками,
в полном объеме до сих пор не исследовалась европейской наукой.
Гейер установил8 лишь, что лейденская, каирская и миланская рукописи
дают большую редакцию дивана, обнимающую около 80 произведений.
Комментарий каирской приписывается какому-то неизвестному Абу-л-
Фатху ал-Хусейну ибн гАлй ал-гА'изй, о котором никаких подробностей
из других источников не известно.9 В параллель к этой большой редакции
можно думать о сокращенной, быть может представленной рукописью
Британского музея, связываемой с именем ал-Асмасй и дающей только 17 пьес.
Шаткость этих соображений и невозможность при современных условиях
обратиться непосредственно к самим рукописям не позволяют делать
определенных выводов и относительно нашего списка: и здесь придется
ограничиться лишь некоторыми предположениями.
Начнем с внешних данных. Рукопись в настоящем своем виде
заключает 153 листа, но она дефектна и в начале, и в конце; содержит она
теперь 37 полных пьес и два отрывка. Д\я удобства пользования
рукописью я приведу заголовки и первые стихи всех пьес, распределяя их
1 R. Smend, ук. соч., стр. 4.
2 Catalogus codicum manuscriptorum orientalium qui in Museo Britannico asservantur,
II, London, 1876, стр\ 276. Из упоминания о том, что рукопись содержит только
17 пьес, возникло сообщение Брокельмана, что д й в ä н Зу-р-Руммы заключает 17 касйд
(С. Brockel mann. GAL, I, стр. 59).
3 A. Haffner. Drei arabische Quellenwerke über die Addäd. Beirut, 1913,
стр. 66—70 и 219—220.
4 Изд. Flügel, стр. 158, 21.
5 Там же, стр. 79, 9 и 158, 21.
ш fi *
6 Там же, стр. 158, 21: Obyi б^-*-^ Cr* lT°4^ Э^ ^^ \З^Ь * * *
7 Автор „ал-Фихриста" называет трех составителей: Харуна ибн Мухаммеда
(стр. 123, 18), знаменитого Исхака мосульца (141, 2 и 142, 20) и Хаммада ибн Исхака
(143, 2).
8 R. Geyer, ук. соч., стр. 69—70.
9 Там же, стр. 72.
14*
212 Арабская средневековая художественная литература
по алфавиту рифм с указанием номера по порядку в рукописи, числа
стихов и размера.1
(л. 696, ст. 27 JLjWJ) 111 Jli, 14
■s. Ь
(л. 98 а, ст. 64 Si^) Ц-J jli, ГГ
(л. 117 6, ст. 27 i^Jl) LLj i^JJ ^i JU, rv
*> ^ ^ p
(л. 143 6, ст. 60 JfjJJJ) Ы Jk, ГЧ
(л. 103, ст. 72 J^Jl) Ы Jls, rrc
(л. 11 б, ст. 43 >JJ) Ц;) J I», r«
(л. 17 a, ст. 43>Ji) ЦЛ jl»j 4
j-^JL J^LU) ^^tJ Jj. * ju
(л. 656, ст. 62 J^LIJ) iXf jli, ІГ
(a. 686, ст. 14 J^U)) LJ Jli, lo
1 Относительно последнего не могу не подчеркнуть интересную деталь,
подтверждающую одну теорию, высказанную мной четыре года тому назад (см. мою книгу:
Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский, П., 1914, стр. 108 ел.). Утверждая, что размеры
служат характерным признаком того или иного направления, я устанавливал, что у поэтов
классической школы излюбленным размером является тавйл. Такой сознательный
бедуин в поэзии, как Зу-р-Румма, вполне подтверждает этот вывод: из 39 пьес новой
рукописи 31 составлена тавйлем, только 4 — раджазом, 3 — баейтом и 1—вафиром.
- Вероятно, между лл. 65 и 66 лакуна.
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы 273
(л. 1306, ст. 42 JjjJJj) LJ Jli, Г К
J»L ^і) & j^u fj S& * *M J^ ^JJJ rJj ЦЛ $
(л. 1476, ст. 35 JjjLJJ) LLf Jli, rv
(л. 138 а, ст. 46 l>*MjJ)) ö^**i» (j> _г>ь r J* J l«, Pf*
JjjfaJl l^tL. Jc ^U«Jj jL * l —9j—J4—D eLolj&L d « с jjs L
(л. ИЗ а, ст; 76 Jj^JJl) г^/, ^J ^e J^ fJ-f Jl», ^M
(л. 826, ст. 84 J^Ul) 111 Jli, I-.
(л. 14 6, ст. 30 j=Jj) ІіЛ Jli, о
^^JsJläJJ d_al—1) *t+j j_i, * _/»«il| «Li-iuJj p.ULji>Li <JL^£=>.i
(л. 51
(л. 576, ст. 79 JjjJJl) 111 Jli, и
(л. 1216, ст. 38 J-jlJl) e^j ^І ^ J^s» £> UJ Jli, Н
J*-U i_I_l
(л. 1 а, ст. 31 JejJJl) I '
(л. 134a, ст. 51 JljjLJJ) ^suu UJ Jli, ГГ
1 Начало пьесы отсутствует.
214
Арабская средневековая художественная литература
(л. 716, ст. 30 JjjUI) uj J Is, iv
(л. 94 v, ст. 51 J^4Jl) u'jl/* ^ji ^ч (j* J«* rJ* L^' J^b ^
^^ JJU. Jc * Uba-^jL ц^с l^c jJL
(л. 736, ст. 48 JjjLH) ^m^J) ^*J ^ ÜL) Jli, ІЛ
(л. 153 a, ст. 10 JjjUl) iXf Jli, H1
*M3f^.i£.J 2 * Lf=b.lc /)L 0* u—LJj—X-*l
(л. 1296, ст. 18 J^U))^J j^j Jc I* Lis» ^jLj 111 JL, ri
Свд-Ä Cy^^JJ) jj»_^_^-^ Vt-AJL/wej * (J^jW 9—^ *—^*~ A—JL—i-вЗ j.—X)]
(л. 46, ст. 42 J,^IJ|) ^J) ^J 0jl, Jc LI) Jli, r
ju>JjJJ ^_ш^_1а wUs/c J—с * о>_/-^ J-^C Li-il_, j^iJJ J»-»)
(л. 34 6, ст. 56 J^Ul) 111 <uj) _,i Jli, A
(л. 646, ст. 14 J^JJJ) ^liJ ^ jwUll ji SL «jir i^JJ _,i UJ jli, 1С
v*L^ll Ц,Ь jJ^* jc L^ * Uj^lL* ^^ AAS jyJ\
(л. 896, ст. 61 J^Ul) Llf Jli, H
(л. 8 а, ст. 39>J|) uj Jli, Г
(л. 41 а, ст. 88 J^lJj) и~л\\ ^J ^JJ ^ UJ Jls, <\
L^JUIä)^ L^eui^iu ^^-flJJ e>L$-* * УЬ^ O^i ^j* -j* cjt- ^
1 Конца пьесы недостает.
2 Второе полустишие повреждено, и рифма взята из одного стиха на л. 153 6.
3 Рук.Т^Т.
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы 215
(л. 108 6, ст. 58 JLjLJJ) LL) JU, го
(л. 1496, ст. 51 Jj^iJl) ^UüJ *Ujl J*c ^_,?UJ »j* Jli, Г Л
dUUa? <LJU-o d._L_ä L-.0.—9 * dJjL* vL-s«^ ,,* •*© J-äJ.-J) Lie
» p
(л. 141a, ст. 49 J^JJj) ^uu LJ jli, Го
(л. 126 а, ст. 54 JjjJJ)) ^Jsf j> j^c
p\JL~ £s-*j C-»b> üjj. o-^ * c'Ji-0 -^ d-»-^' J~:-c o-Ä ^'
(л. 77 a, ст. 60 J^J) JiAiJ C^ ^ rjVl) rJ^ 111 Jli, 14
рі~Л[, UJJ ^_, JJLL j-c * L_T. „ i sjL^Ul L^c ^JUU
(л. 20a, ст. 84 L«JJ) ill Jli, V
(л. 66a, ст. 24^)jJj) LJ ieJJ ^i Jli, li*
(л. 120а, ст. 22 JüjUJ) ill Jli, Yt\
Так как перед 27-й пьесой (в настоящем порядке) на л. 1176 имеется
приписка о начале второй части — ^уШ) ej^j J^j, то можно предположить,
что в полном виде рукопись состояла приблизительно из 230—250 листов
и заключала не меньше 50—70 пьес. Основываясь на этом, было бы
соблазнительно предположить, что редакция нашей рукописи совпадает
с большой редакцией дивана, упоминаемой Гейером. Сличение текста
заставляет, однако, отказаться от этого предположения. Из урджуз, издан-
1 Рук. ЬѴиО.
216 Арабская средневековая художественная литература
ных Гейером, четыре имеются в нашей рукописи.1 Обращаясь к одной
из наиболее характерных — №19, мы очень быстро замечаем, что текст
обыкновенно расходится с использованными Гейером рукописями — как
лейденской (у него L), так и каирской (С); наоборот, здесь же мы
замечаем интересное явление — совпадение с тем текстом, который был
в распоряжении Мухаммеда Тауфйка, издателя „Араджйз ал-гараб"
(у Гейера R).2 Одновременно с этим текст новой рукописи позволяет иногда
реабилитировать издателя „Араджйз ал-'араб", о работе которого Гейер
вообще отзывается достаточно сурово.3 Относительно одного чтения,
принятого R (№ 22, ст. б), он выражется (стр. 79): „R i-ljj — хотя
VI порода глагола <ш-> не засвидетельствована, а глагол <**•' известен
в VI породе, я все же считаю выбор этого чтения произвольным";
между тем именно это чтение подтверждается нашей рукописью —
лл. 8, 9. Чтение R в ст. 8 jL#J)^ c^o$J) и^Ця котоР°е Гейер
считает (там же) возникшим „повидимому, вследствие ошибочного
понимания схолии", имеется буквально в нашей рукописи (там же); чтение ст. 50,
„измененное без надобности", в таком же виде дает наша рукопись.
В некоторых случаях ее текст устраняет недоумения, оставшиеся у Гейера
под влиянием его источников. Относительно ст. 31 той же пьесы, пере-
даваемого им (стр. |ко) в форме jLiifj^ JitJj ^$р>\уо J
л.«, он замечает
(стр. 80): „Во многих местах у Иакута, в Л'Аи ГА — jLJr,; мне нигде
не удалось найти J LiлJ как название дерева или кустарника;
примечательна также приводимая в комментарии форма jLiiJlj; R дает чтение
нашего текста". Единственно верное чтение jL^jJJ^ и дает наша руко-
пись. Относительно ст. 55 (стр. |r*v) jLi^J /reJJ ^^ ^J* Гейер недо-
умевает (стр. 80—81): „R JL^jfl; JLil, вероятно, мн. ч. от ÜLi?
Однако обычная форма была бы J Li,". Наша рукопись, подтверждая
чтение R, в то же время своим комментарием j^UaJ jL*^Jj устраняет
1 № 19 по изданию Гейера = л. 14 б, № 22 = л. 8 а, № 23 = л. 17 а, и № 24 =
л. 116.
2 Для сравнения достаточно обратить внимание на текст стихов 2, 4, 6 (второй
вариант), 19, 29, 37, 38, 49, 52, 54, 56, 61, 62. (Я не касаюсь совершенно при этом
случаев расхождения в огласовке).
3 R. Geyer, ук. соч., стр. 82 по поводу № 23: „Auch hier wie in den früheren
Stücken hat R neben offenbaren Verbesserungen manche willkürliche Änderung sowohl
in der Versfolge als auch in der Textwidergabe".
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы
217
всякие сомнения.1 Интересный случай она разъясняет со стихом 32 № 19.
Гейер его читает (стр. |^ѵ).
^.і-и _^с|:> Ljöo.j] L^-o [^^.jl».ij **^J о ,°,s:J]
где чтение _yI£tJ представляется возникшим у издателя именно под
влиянием „ошибочного понимания комментария", который гласит (там же):
Это обнаруживается у Гейера в примечании (стр. 77) в следующей
недоумевающей ссылке: „Тадж ал-гарус—j*st 9 (вероятно, следует
читать ^хъ — происходящие от Бахтара?)". Форма ^ІзлЛ с таким
значением едва ли возможна, и чтение словаря разъясняет наша рукопись,
хотя и в ней текст несколько искажен: в стихе стоит ^., но читать
надо согласно с ТА (III, 32), так как ключ дает фраза комментария —
л. 15 6: fj^s* (sic)^JLf^ _/cbj,.
Общие достоинства рукописи с несомненностью показывают, что
она восходит к хорошему источнику и, вероятно, авторитетной
редакции— чьей именно, определить трудно. Обращение к комментарию
помогает мало: несомненен только отрицательный вывод — основа
комментария не та, что сказалась в каирской и лейденской рукописях.
То характерное недоразумение с одним стихом, которое сближает оба
эти списка,2 в нашей рукописи отсутствует. Приходится оставить мысль
и об авторстве ал-Асмагй, на которой остановился К. Г. Залеман,
вероятно под влиянием Брокельмана. Действительно ал-Асма'й цитуется
достаточно часто,3 однако наряду с ним цитуются и другие авторитеты;
решающим доводом против является упоминание в комментарии ученых
более позднего времени, как ал-Мухаллабй, о котором будет речь ниже.
Скорее можно признать редакцию текста принадлежащей Абу сАмру:
ссылки на него преобладают в комментарии и количественно
превосходят материал, относимый к ал-Асма'й.4 Без особых колебаний в этом
авторе мы можем усмотреть именно Абу 'Амра ибн ал-гАла, хотя в такой
форме имя дается только раз — л. 33 а; отзывы его о поэзии Зу-р-Руммы
и свидетельства источников о его занятиях не позволяют видеть здесь
1 Ср. еще ГА, VII, стр. 381 (слова Абу 'Убайды).
2 R. Geyer, ук. соч., стр. 70.
3 Лл. 2 6, 20, 24, 27, 29 б, 32—33, 34, 38, 40, 46 б—47 б, 48 6—49 6, 50 6, 52 б,
S4, 59 6, 63, 65 6, 94, 94 6, 101 б, 105 б, 118, 119, 124, 136, 143, 145 6, 151. Особенно
характерен приводимый, с его слов, перед стихотворением 7 (л. 20) рассказ про даму
Зу-р-Руммы ал-Харк;, который мог утвердить К. Г. Залемана в его предположении.
4 Лл. 216 22, 23, 23 6, 24, 25, 29 б, 33, 37—39, 40—41, 42 6, 44, 45, 45 б, 46 6,
48, 49, 51—54, 55, 56 б, 57 6—60 6, 62, 63, 64, 64 6, 67, 67 6, 68 6—71, 73, 73 6, 74 б,
75 6—76 б, 77 6—79, 81, 82, 82 б, 83 б, 84 6—87 б. (На некоторых из отмеченных страниц
цитаты с его именем встречаются по нескольку раз).
218 Арабская средневековая художественная литература
Абу сАмра аш-Шайбанй, который тоже упоминается один раз — л. 376 —
или случайно, или благодаря смешению. Преимущественная роль в
комментарии Абу сАмра позволяет видеть ссылку на него и в глухих упо-
минаниях „передавал он" — Jli, L^iJ, Li'j^, j^JJ и др. Косвенное
подтверждение этому находим на л. 66 б, где такая глухая ссылка
вводит затем разъяснение со слов известного филолога гИсы ибн 'Омара:
близкое общение между сЙсой и Абу f Амром достаточно хорошо известно,1
и последний очень часто пользовался материалами своего ученого
современника.2 По некоторым деталям комментария можно видеть, что
редакция приписывается Абу ?Амру и противополагается ал-асмагиевской. Стих
на л. 46 а, где осел сравнивается с ^jä ^^э L»c, комментируется так:
0J>jL^.J JJaPj _yS^ e.^ 4 L Jauja.** LäC ^j*aXI jU -jJ <^1ä Jl9j (46 6)
W5* U"s ^Ъ -/^ u*** aC oJ^l LiU ^otoXl Jli ^jI^dXI
. L**xkbO Lui* j»ij tJ**^' '■*oC /Г° *І*+и»і iJ"^) fjj* l/~ JJ^
Еще более характерен пример одного стиха, л. 94 а, относительно кото-
рого Ибн Кутайба5 замечает: у> Ці) üJ^0)(l Jli, «iJsJ j^+c jA Q\jj
«JlJaCj ІІ-ІИ.М-) 0b**j C-is^j. И действительно, в тексте нашей рукописи
мы находим чтение «JJijl, а в комментарии пояснение «^ІІ ^jli^
(sic) C*Lc ^) (sic) «JlJÜijl J^fJ JiJ Jy^. Текст рукописи в
данном
месте не удовлетворителен, но сопоставление с Ибн Кутайбой очень
поучительно для разграничения редакций.
Эти детали позволяют сделать вывод, что текст стихотворений Зу-
р-Руммы в нашей рукописи дает, повидимому, редакцию Абу сАмра.6
1 Ср. хотя бы: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 99.
2 В рукописи *Иса цитуется еще только один раз (л. 38 б), но как источник он
упоминается в отделе о Зу-р-Румме в „Китаб ал-аганй", XVI, стр. 121, 128.
3 Ср.: ГА, IV, стр. 225, s.v. ^yJ; иЛ.Шейхо. ^-oluxXj^ £oU$Ul CjU^VI
^LJ.aUeJ\ ь\ул£* g 2LJL*aJU\. Бейрут, 1904, стр. 35, 2.
4 Sic! Вероятно, надо читать k^k^^üJ; ср.: ТА, V, стр. 212.
5 Китаб аш-ши'р, изд. de Goeje стр. 342, 1.
6 Не могу умолчать, однако, что на л. 69 б приводится вариант к основному
тексту стиха ^^» ^\ со словами u^j-sol 5у+* у*\ \£5)5*
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы
219
Что же касается комментария, то хотя он основан преимущественно
на разъяснениях того же самого Абу гАмра, но окончательную
редакцию нельзя считать принадлежащей ему: против этого говорят те же
доводы, которые были высказаны против авторства ал-Асмасй. Кем была
произведена окончательная работа, установить едва ли возможно, но
некоторые частности отметить все же не лишне. В одном месте мы
видим указание на интересную литературную традицию: комментарий
к одному стиху, л. 82 6, открывается следующим иснйдом: J^.JJ J Is
?\ Jifj^ /*j jXj jA JU 0*/^fiJl £x~l y>\ <bjtrt*l- В первом имени мы
должны видеть довольно известного филолога Алй ибн Ахмеда
ал-Мухаллабй, умершего в Египте в 385/995 г.,1 ученика Абу Исхака
ан-Наджйрамй2 и учителя Иусуфа ан-Наджйрамй.3 Интерес этой цитаты
заключается в том, что в точно такой же литературной традиции дошла
до нас лейденская рукопись дивана Джарйра: к исниду там присоединено
только имя другого ученика ал-Мухаллабй, но из той же семьи
ан-Наджйрамй.4 В его школе, таким образом, заметен специальный интерес уже
к двум корифеям омейядской поэзии: возможно, что и комментарий к дивану
Зу-р-Руммы был обработан им самим, но для окончательного суждения
об этом слишком мало данных.5 Несомненно, что в распоряжении
комментатора были хорошие и богатые источники, не исключая рукописной
традиции. Мы уже видели, что он пользовался редакцией текста ал-
Асма'й; раз он ссылается, л.'11 б, на иншид Абу-л-?Аббаса, в котором
возможно видеть упомянутую „ал-Фихристом" смешанную редакцию ал-
Ахваля. Несколько раз (лл. 107 а, 147 а, 149 а) он пользуется рукописью
не известного нам ближе Абу 'Имрана ибн Рийаха; эта рукопись
упоминается с чересчур лаконичной, к сожалению, ссылкой на „шейха* Абу
Иа'куба"—л. 107 а — и даже просто „шейха"—л. 147 а. Так же мало
1 Дата дЗи.^^2 СУ5*^*5 ^j^+^*- ^-^0 У ас-Суйутй Бугйат Ъл-ву'ат, (Каир,
1326 г., стр. 328) представляет ошибку: верную цифру находим у его источника
Иакута (изд. Margoliouth, Е. J. W. Gibb Memorial, V, стр. 81), а сверх того по приписке
в одной лейденской рукописи мы знаем, что еще в 385 г. ал-Мухаллабй занимался
педагогической деятельностью (см.: Catalogus codicum orientalium Bibliothecae acade-
miae Lugduno Batavae, ed. 2, I, 1888, стр. 366).
2 О чтении этой нисбы см.: ас- Саман й (Е. J. W. Gibb Memorial, XX), л. 554
[см. еще:' Jacut GW, IV, стр. 764, 10—17^.
3 Йакут, ук. соч., I, стр. 277—279; V, стр. 81—82; ас-Суйутй, ук. соч.,
стр. 328 и 425. Одно сочинение этого ан-Наджйрамй сохранилось в каирской рукописи
и реферировано Гольдциэром в „Melanges Hartwig Derenbourg" (Paris, 1909,
стр. 224—228).
4 'Абд ал-Вахид ибн 'Иса (Catalogus codicum orientalium Bibliothecae academiae
Lugduno Batavae, I, стр. 366—367). О других членах этой семьи см. еще: I. G о 1 d-
ziher, ук. соч., там же, прим. 2.
5 Ссылки с его именем встречаются в комментарии неоднократно, см. лл. 21, 22, 23 б.
220
Арабская средневековая художественная литература
дает ссылка на какую-то другую рукопись.1 Из более известных
филологов имеются в комментарии цитаты с именами Абу сУбайды — л. 23 6,
Ибн Дурайда — л. 82 б,2 Ибн Кутайбы — л. 144 а, Халафа ал-Ахмара—
л. 46 6 (дважды), Ибн Сирина, автора апокрифического сонника — л. 35 6,
экзегета Ибн 'Аббаса — л. 33 б; из малоизвестных — Мухаммеда ибн ал-
Хаджжаджа ал-Асадй — л. 20 б,3 Хаммада ибн Зайда — л. 33 б, ал-
Хасана — л. 29 а, Абу Зийада ал-Килабй — л. 45 а, Исхака ибн Сувайда —
л. 54 а, Ибн Шадана — л. 147 а, и Ибн Махлада — л. 90 а.
Комментарий не совсем равномерен и более обстоятелен в средине
(приблизительно лл. 20—90); возможно, что он составлен из
неоднородных частей. У комментатора заметен известный интерес к персидским
заимствованиям, которые он систематически пытается разъяснять.4
В более обстоятельных частях комментария довольно часто
приводятся стихи других поэтов, списком которых я закончу заметку
о вновь открытой рукописи. Сам Зу-р-Румма привлекается только один
раз — л. 206; возможно, что его стихи имеются в нередких безымянных
цитатах — лл. 2а, 21 б, 25 б, 26 б, 27а, 30 б, 33а (дважды), 34а, 37 б, 38а, 39 б:
44 а, 46 6, 536, 616. По нескольку раз привлекаются поэты „реджезники",
iujj — ал. 19 6, 28 6, 30 а и J^Jj -лл. 306, 33а, ^JJ уА -лл. 356, 45 6,
946. Из прочих два раза цитуются только joojуА—лл. За, 84а и j,*J —
лл. 32 а, 49 а, а по одному ^J . .jj — л. 41 б, Ji^ jj — л. 21 a, ic)fJ —
л.50а,^А<.^) -jj <uy—л.35a, <uAxs)\—л. 20a, pLu.JLi-'J—л. 736, c^jji y\ —
л. 151 а,0с^]—л. 24a,^^ )[J ^ j^c —л. 39 6, j,jj ^ ^j,c —л. 396,
IJ^jb — л. 65 a, j^J^iJ) —л. 62a, ^у*.* *A (sie! вероятно Ду**/^!)—л- 35 6,
^j^Jj iwUl—л. 20 6.
1 Л. 141 б: XsLuaJJI y*s> .ѵио CU^JI \Sa.
2 Упоминается в числе источников отдела про Зу-р-Румму в „Китаб ал-агани",
XVI, стр. 121, 128.
3 Цитуется в том же отделе „Китаб ал-аганй", XVI, стр. 119, 125, 127, с
характерным замечанием в последнем месте: д^Х* хД$\ l.X^v*j> Cl-oU U>.
4 ,3-о-Ь— лл. 17 6, 39 а; ^.^ — л. 21а; ^-о— л. 27 а; Jür^s-*0— л- 34 б;
^jfSjyL. — л. 36 а.
МУ ТАЗИЛИТСКИЙ ТРАКТАТ ѴШ в. О ЛИТЕРАТУРНОМ
ТВОРЧЕСТВЕ
История возникновения и развития литературных теорий у арабов
представляет существенный интерес. К сожалению, приходится отметить,
что если делались некоторые попытки разобраться в материале
относительно грамматических теорий, то этого никак нельзя сказать о
литературных. Для последней области остается еще без отзвука даже тот
интерес к вопросам поэтического стиля и исторической поэтики, который
так оживился за последние годы в Европе и особенно в России.
Отсутствие подготовительных работ лишает возможности теперь же поставить
вопрос о литературных теориях арабов во всей полноте. Немало
усложняет работу то обстоятельство, что нам совершенно неясна стадия
первичного развития: к концу IX в. мы встречаемся уже сразу с тремя,
по меньшей мере, системами очень разнообразного характера, но
захватывающими предмет достаточно широко. Совершенно ясно, что
„однодневный халиф" Ибн ал-Му'тазз (уб. в 296/908 г.) с его анализом
поэтического стиля, и ал-Джахиз (ум. в 255/869) с далеко раздвинутыми
горизонтами литературных приемов вообще, и систематик Кудама (ок. 310/922 г.)
с основательно продуманной теорией поэтики не могут быть признаны
первыми пионерами в этой области. Для выяснения предшествующей
истории требуется особенно внимательный анализ деталей относительно более
ранней эпохи, обыкновенно разбросанных в произведениях позднейшего
времени. При этом анализе нельзя не столкнуться с вопросом о
возможном заимствовании основ теории извне, хотя на него придется
ответить, вероятно, отрицательно. Несомненно, что поэтика и реторика
Аристотеля изучались арабами так же усердно, как другие его
произведения; однако в первом периоде они изучались преимущественно в среде
любителей греческой точной науки, главным образом из не-мусуль-
ман, стоявших в стороне от грамматически-литературных штудий
арабских ученых; несколько позже к ним присоединились и мусульмане-
философы, как Авиценна или Аверроэс, усиленно комментировавшие,
между прочим, и поэтику Аристотеля. Однако и их влияние не
распространялось на чисто литературную среду арабов. Для окончательного
решения этого сложного вопроса потребуется, конечно, еще пересмотр
всех наличных данных. Более категорично можно выразиться об отсут-
222 Арабская средневековая художественная литература
ствии внешних влияний с других сторон. Слишком апокрифично звучат
сведения о каком-то „индийском" трактате по реторике, изредка
упоминаемом в арабских теоретических сочинениях;1 едва ли менее сомнительно
упоминание о „персидском" (пехлевийском?) трактате для руководства
канцелярских писцов, перевод которого связывается 2 с именем сАбд ал-
Хамйда (уб. в 132/750 г.), секретаря последнего омейядского халифа и
предполагаемого создателя арабского эпистолярного стиля. При скудости
этих сведений особый интерес приобретают отрывочные данные об
арабских предшественниках великих авторов IX в., хотя эти сведения
приходится собирать по крохам. С этой же точки зрения значительную
важность благодаря своей законченности приобретает тот небольшой
трактат, на который я хочу обратить внимание в настоящей заметке.
Для истории литературных теорий он важен потому, что относится
к эпохе Харуна ар-Рашйда, т. е. ко второй половине VIII в., от которой
до нас не дошло более или менее цельных отрывков на эту тему, а лишь
отдельные замечания по поводу ее, разбросанные чаще всего в
комментариях, грамматических трактатах и антологиях арабских ученых.
Приписывается этот трактат Бишру ибн ал-Мугтамиру, личности
вполне исторической и пользующейся значительной известностью, хотя
в совершенно другой области — среди му тазилитских мыслителей. В этой
последней сфере он, повидимому, отличался некоторой оригинальностью
мышления, и источники приводят нередко его философские или
богословские теории.3 Принадлежит ли ему в действительности тот трактат
о красноречии, о котором идет речь, сказать, конечно, трудно, хотя
прямых оснований сомневаться в этом нет. Во всяком случае, так как
отрывок полностью появляется у ал-Джахиза, то несомненно, что уже
в первой половине IX в. он связывался с именем Бишра. За авторство
Бишра говорит, между прочим, его интерес к вопросам поэзии и те не
лишенные оригинальности по форме его поэтические произведения,
которые изредка упоминаются в источниках.4
Непосредственно до нас этот трактат, конечно, не дошел, как и
большинство современных ему произведений арабской прозаической
литературы. Источники систематически говорят о письменной редакции,
называя его сахйфа, т. е. гсвиток' или ^листок';5 это дает повод пред-
1 Например: а л ■ 'А с к а р й. Китаб ас-сина'атайн. Каир, 1320, стр. 14 ел.
2 Там же, стр. 51.
3 Некоторые сведения, главным образом на основании аш-Шахрастанй, приведены
у Карра де Во (ЕІ, I, стр. 762). Ср. его разговор с поэтом Абу-л-'Атахией в „Китаб
ал-аганй", III, стр. 128—129.
4 Ал-Фихрист, изд. Flügel, стр. 162, 12: r*->r-<JU k-*-*~.*J\ <J.* o«.ä-*o jS& \&. Ср.: ал-
Джахиз. Китаб ал-хайаван, VI. Каир, 1325, стр. 91 ел.; Ибн Рашйк. Ал-'Умда,.
I. Каир, 1325/1907, стр. 121.
г' Самый термин хорошо нам известен из ранней истории мусульманского предания
(сунны); значение его выяснено Гольдциэром в его труде: Muhammedanische Studien,
II, Halle, 1890, стр. 9—11, 195—196.
My тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве 223
полагать, что он получил письменную обработку под руками самого
автора, а это в свою очередь представляет большое преимущество по
сравнению со многими произведениями и более позднего времени.
Отсутствие оригинала в значительной мере искупается тем, что трактат
сохранился почти полностью в произведениях четырех авторов достаточно
раннего периода.
Каково было его влияние на последующих теоретиков благодаря общей
теме трактата, судить в настоящий момент едва ли возможно; о его
популярности ясно говорит то обстоятельство, что трактат, помимо цитат
из него, полностью приводится у трех наиболее авторитетных
теоретиков раннего периода: ал-Джахиза,1 ал-сАскарй (ум. в 395/1005 г.),2
Ибн Рашйка (ум. в 463/1070 г,).3 К ним надо прибавить еще историка-
литератора аз-Зубайра ибн Баккара (ум. в 256/870 г.); благодаря изданию
отрывка из его произведения трактат Бишра впервые появился на
европейской почве.4 К сожалению издатель, которому остались неизвестны
параллельные тексты, не привлек их к сличению и поэтому внес в
издание немалое количество недоразумений, в которых не всегда виновата
рукопись. Это обстоятельство побуждает меня, кроме перевода,
переиздать еще раз текст.
Мое издание исполнено на основании четырех указанных источников;
привлекать более поздних авторов, цитующих отрывки из Бишра, я не
считал необходимым, так как они, по всей вероятности, восходят не
к оригиналу, а упомянутым четырем сочинениям.5 В основу издания
положен текст ал-Джахиза; от приведения вариантов петроградских
рукописей, давно мною сличенных, я должен был отказаться за
невозможностью в настоящий момент проверить их по оригиналам, не находящимся
в настоящее время в Петрограде.6
j) j^aLLJ ibJsj L*j) ajj ^I^jI /Д*5 ^xj i^sy iALiL\ ^Ll* Jäj }*э
1 Китаб ал-байан ва-т-табййн, I. Каир. 1313, стр. 58—59.
- А л ■ 'А с к а р й, ук. соч., стр. 101—102.
•* Ибн Рашйк, ук. соч., I, стр. 142—143.
4 Р. Leander. Aus'Abu 'Abdallah az-Zubair bin'Abi Bakr Bakkärs Muwaffaqlj^t.
Le Monde Oriental. X, 1916, стр. 95—97, № 16.
5 Единственное исключение я позволил себе допустить для тщательно изданного
сборника современного писателя Мустафы Лутфй ал-Манфалутй, куда включен трактат
Бишра (.^-Ха-оЛ ^ѵ^ .&L£JV\ £*и.ид), повидимому, на основании ал-Джахиза
(ічіг^иа.*, Jy^ *^*^i ^-^bLLjl 0\^UsLo, стр. 17—19).
6 Текст ал-Джахиза обозначен у меня буквой Д, аз-Зубайра — 3, ал-'Аскарй— А,
Ибн Рашйка — Р и ал-Манфалутй — М.
224- Арабская средневековая художественная литература
^* Ijj j,j.*>\1 <j ^jj^ ucL^i <j 10^»[, я^» «j^l? 8Ьѵ
oj^lJi^ 16^Ь*ІГ> JXJL J^l jCo^ J^Lu 15C jClc 0-jJ jQs о)
*
0І J-» Л. ^U ^J 30o^ Cj\ Jj *U ^* jyj 29Cc % 28U^*_,
36 J 38a^ 3i^ sL^> MU^U Xü 3v^? 31^Щ u^
&- Ui, L> »GLi, jCkd o/f 0' 38^' 37 jj üli JjU* ^
1 3 СЛ^£* 2 ^ o)Ua*Jl. 3 А — все вступление on.; P заменяет следующим:
j--uX^ [j^<^S Д-Й-^СйиО ^иО^.^.Л Цч.А ^ft &Sj$ ^"Ч ^ l-o^O*
7 А (3 ^UXS; P ^UIS. 8 3 уь\уь. sic! 9 a ILma; P UL*.. ю 3 ^^.
и P си~ЛД. 12 A on. із д ь^; з ьу^ sic! 14 А ^./. is A U суо. ів ЗР оп.;
A ^Jlk-e.Ji^. 17 Р о«л51а*«И. 18 В 3 верное чтение рукописи заменено неудачно г^.
™ Р ^». 20 Р W. 21 А ^. 22 в 3 лакуна. 23 дА £1;|. 24 Вместо лакуны ^
неудачная конъектура L5-ot<J\ ^.^ ^ls. 25 Верное чтение 3 заменено неудачно
^A^liUi. 26 АР Uj^hoj.. 27 А вст. jU^uuJ^; Р оп. 0з-^ о\ (і^- 28 3
конъектура Ц4т^~&з. 29 3 1^ о*- 3° А ^ ОЗ^ ^ <il l^-W 7^°^- 31 А Jj1^0
2U^UJ\. 32 3 ^.a^; p ^AjSy 33 AP iv^u.^ <з. 34 3 i^j^Uoi^ l^^x^^ cyc;
A on. 35 3 ^^ 36 Mp вставл. ^^. 37 3 j^\. а J5U; M U\//\. 38 3 XJiU«.
39 A Ub%rä)
My тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве 225
г *1л£ (jl ÄoUil J.ic 1*1 * \.ijj** *-tJ*3 U»MkA* jjjelt J Lm Üi^ij
О' JCoCl uli '^Ul, J.UI UJl J'IJT % jUll ^ ^L. JJÜ ^
10 Je SJs^j 9JCJUIju, ^\j 8JJU ü^L, jCU ,jL ^ iL;
V j\\ 12iLJ_,JI tli/jfl byJu, i^lil jU* <uLlj .«*; o^ "Je Лаі
«Jjül *4^j^uuJ»13^LJ1 iJJI «uJ, eUfM ^y?; X> pL*jJJ ^ «jit
S) Jj J3^ *JJl ^ JÜ 17^J У, 16 JC>.; X, JJljjlf15 j^ll
82ІД» J]j *\»Jj JJ *_^j rJj L#«v M^s; 19УіЫЛ jut;j 18JCiI£
"ЦіШ- cJ o'_» ffljj jTJi. Jjl S+*i J ^J r*)L£J) ^Ud Л&- ^
JCU 32 JÜ L j\ Julc U *£~. 31 JuuJ C6 Y, l^jk. liiL ^ J,
Ob *L-jLI 3SoJ-> M JV $ *Л>* у J* 3sJbj *^ tc J»f ^ ^*
jQe Oo«;, iJU, jj j »^UJI Jü ^-" ^ 37 J»L;j_, j,iJ) 3e JOo;-
39
1 Отсюда в А пропуск. 2 3 ^Ss sic! 3 Р ^Jj.-«*o. 4 3 ^.х^© sic! 5 ЗР jx>.
6 Р £*j. 7 М on. 8 3 ЛЛ*. 9 v*U.,Lj,x). 10 ЗР ^. и М оп. 12 РЗ &küyUJ\.
13 Здесь Д делает вставку (см. перевод), в 3 кончается извлечение. 14 Отсюда
возобновляется текст А. 15 А оі**. 16 A on. 17 Р ^t^-uö. а8 Aj.J»Lä-. 19 А ^J.
20 М gSy. 21 АР J^o.b*. 22 М on. 23 А l^.Kxix^ JLwxXj ^ Ы^. ^ А перест.
25 Р ^. 2б Р ЦзіК-о. 27 Р J>j.». 28 A 0k^Jl. 2» А ^Uii^. 30AJCU35j>.
si ДМ aiUJ. 32 a on.; Р eU3 eUb U*. 33 A ^iUXft ^;j^. 34 A on. 35 P net.
Col 36 A ÜKX^. 37 a іаЛиаЛ ^Ub^. 38 A i*^kl\. 39 Р on. от £.
15 И. Ю. Крачковский, т. II
226
Арабская средневековая художественная литература
tjj äJÜUJJ ÄJ^Jali nJUiö) JA> ^*ь -^cj 10^jo/ß <>*~ Col» ^c -у* *u^Ji
4Li; * J «JCjU ^Llc l$üj_, ,_XJJ cAcLeJJ 0#il ^jl icLoJ) oj»12 •.* J^b
*Jjil j^j l^ 24OJ^ jWJ j\J\ йол jl ^f^UJ ^ 21 JU,
JL JXJ, L^f jCli> ^* üj, JjJ J«« «сЛІІІі Jjal 2e^j ^-^-^-iJ
^***:? o^* ^^** »-A-J^
c^fllJ JUL; J j*J Jc ^j^^J) JjiJ, oLulJ Jj.*j j
Перевод28
Слова Бишра ибн ал-Мустамира, когда он раз прошел мимо29 оратора
Ибрахйма ибн Джабали ибн Махрамы из племени Сакун в то время, как
он обучал их юношей ораторскому искусству. Бишр остановился,
а Ибрахйм подумал, что он стал, чтобы воспользоваться (чем-нибудь)
или просто, как зритель, но Бишр воскликнул: „Повернитесь к тому,
что он сказал, боком и отверните от него свой стан",30 а потом дал им
1 М вст. £>LuJ\. 2 A on. 3 А І.ЗІА-Ю. 4 А Alj^o^ у**** ^. 5 A on. 6 М вст.
вст. Ѵ"°^П. 10 Р оп.
11 А Jl^Jl J^-Ц ^liJl gJgjJ £Л>; M on. от dJS. 12 Р ^. 13 А Цг^з^-ДЗ.
** АР <ШІІ. 15 Р uLu»; М оп. от ^Ul*. I« А £li; Р 0\\И. 17 А оп. « Д ^^.
19 А вст. 2 i^*rJl. 20 Здесь кончается извлечение в Р и М. 21 А оп. 22 А оп.
23 А ^JLaS. 24 А ^xl^J. 25 A £>ljt^» 26 А ^«Ь. 27 На этом кончается извлечение А.
28 Скобками в переводе обозначаются слова, отсутствующие в тексте, но
добавленные мной для уяснения мысли или по требованию русской конструкции.
29 У 3 вступление несколько иное: „Я слыхал, как Абу'Абдаллах аз-Зубайр
рассказывал: «Прошел раз Бишр ибн ал-Му'тамир мимо. . .»" и т. д.
30 Обороты для обозначения категорического отказа или прекращения какого-либо
действия.
My тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве 227
свиток, написанный и исправленный им самим. В начале его стояли
следующие слова.1
„Захватывай у своей души момент, когда ты бодр и помышления
твои не заняты, потому что короткий 2 (миг) этого времени бывает
наиболее благородным (среди всех прочих) по своей субстанции,
возвышенным по происхождению, прекрасным для (восприятия) слухом, приятным
для груди, избавленным от грубых ошибок, привлекающим «глаз и
белую звездочку» 3 возвышенных слов и благородных мыслей. Знай, что
такой (момент) принесет тебе больше пользы, чем самый долгий твой
день при труде, затягивании, старании, упорстве и повторении. Как бы
ни (пытались) идти мимо тебя (в этот момент слова), они не могут не
оказаться приемлемыми, соразмерными, легкими для языка, удобными —
такими именно, как вышли из их источника и показались из своего
рудника. Берегись неравномерности, потому что неравномерность предаст
тебя запутанности, а запутанность — то, что и твои мысли губит, и
твои выражения портит.
„Кто отыскал благородную мысль, пусть подыщет ей и благородное
выражение, потому что возвышенная мысль имеет право на
возвышенные выражения, а оба они имеют право на то, чтобы ты их охранял
от всего, что может их испортить и обесславить, благодаря чему и сам
ты можешь оказаться в худшем положении, чем был до того, как
попытался выявить их и обязал свою душу облачить их и воздать им
должное.
„Оставайся же (всегда) на одной из трех ступеней. Первая из них
(состоит в том), что выражения твои бывают ровными, приятными и
энергичными, легкими, и твоя мысль бывает явной, открытой, близкой
и понятной — будь то для избранных, если ты направляешься к
избранным, или для простонародия, если ты имеешь в виду простонароднее
Мысль не облагораживается от того, что она принадлежит к мыслям
избранных, равно как и не унижается, если она из мыслей простонародия.
Ось благородства (основана) на истине и сохранении пользы в соот-
1 Все это вступление в А опущено, у Р заменено следующей фразой: „Что
невозможно опустить в этом месте — это свиток, написанный Бишром ибн ал-Му'тамиром,
в котором он упоминал про красноречие, указывал на различные суждения о речи и
выразительности, говоря так. . .".
2 Вместо слова „короткий" eJ-^s в А и Р стоит „твое сердце" &*Х$ — вариант,
который вполне допускается дальнейшим контекстом. Я, однако, отдаю предпочтение
тексту обоих более древних источников, находя ему поддержку в дальнейшем
параллелизме между Іс-LaJ! ѵ*£Х!> <J«^ä „короткий (миг) этого времени" и jJ^JaMl <^Ц^£
„твой самый долгий день".
3 Выражения, обозначающие лучшие части предметов.
4 Благодаря неудачно принятому чтению в тексте 3 Леандер дает (P. Lean*
der, ук. соч., стр. 96, прим. 7) совершенно фантастический перевод конца фразы:
„Wenn man an die Vornehmen schreibt, heisst es: «Ich wünsche», an gemeine Leute
aber «Ich will»"(!!).
15*
228
Арабская средневековая художественная литература
ветствии с положением и теми словами, которые нужны в каждом
месте. То же и с выражениями простонародными и избранными. А если
благодаря ясности твоего языка, красноречию твоего пера, тонкости
твоих подходов, управлению самим собой д\я тебя окажется
возможным сделать понятными простонародию мысли избранных, облечь их
в средние выражения, которые не слишком тонки для массы и не
слишком грубы для равных, то ты красноречив вполне.1
„Если же первая ступень не идет к тебе, не показывается и не
попадается при первом твоем взгляде и при первой твоей попытке, если
ты находишь, что выражение не падает на свое место, не идет к его
стоянке, туда, куда должно (направляться) из назначенных ему мест,
а рифма не устанавливается в ее поселении и уделе, не соединяется
с ей подобной, волнуется на своем месте и стремится от своего
положения,— то не вынуждай ее насильно занимать таких мест и
останавливаться вне ее родины. Ведь если ты не возмешься за создание
размерных стихов и не примешься за подбор рассыпанной речи, то никто
тебя не станет порицать за то, что ты оставил это. А если ты
возложишь на себя это и притом не окажешься искусным, то тебя станет
порицать даже тот, по сравнению с которым у тебя меньше
недостатков, и находящийся ниже тебя будет думать, что он выше. Если же ты
оказался все-таки обреченным на то, чтобы взяться за (такую) речь и
приняться за (это) искусство, а природа не позволяет тебе (подчинить
ее) с первого момента и упрямится перед тобой, Даже после
напряжения мысли, то не торопись и не раздражайся. Оставь это на белизну
твоего дня или черноту твоей ночи,2 а верни в момент, когда ты бодр
и помышления твои свободны. И тогда ты не будешь лишен ответа и
(послушного) прихода, если здесь есть какая-нибудь природная
(склонность) или ты идешь по жиле этого искусства.
„Если же и после этого, без случайного занятия, которое подвернулось,
и без долгой небрежности (с твоей стороны), оно будет тебе противиться,
то (остается) третья ступень—перейти тебе от этого искусства к (другому),
наиболее приятному для тебя и наиболее легкому. Ты ведь не пожелаешь
его и не станешь стремиться к нему, если между вами нет какого-нибудь
родства. Всякая вещь ведь томится желанием только по сходной с ней, —
хотя это сходство и бывает разных категорий, — потому что души не
расщедриваются сокровенным в них при домогательстве (со стороны) и не
позволяют взять охраняемое при стремлении (к нему с той легкостью),
как они отдают это при любви и страсти. Точно таково же и это".
1 Здесь текст Д перебивается вставкой: „Так сказал Бишр. Когда же свиток был
прочитан Ибрахйму, он заявил: «Я нуждаюсь в этом еще больше, чем эти юноши»".
Дальше следует замечание самого ал-Джахиза, после которого переход: „Теперь
вернется наша речь к остающимся словам Бишра ибн ал-Му'тамира и к упомянутым им
категориям. Говорил Бишр. . ." и т. д. Текст 3 кончается замечанием Ибрахйма.
2 Иначе говоря, пропусти один день.
My'тазилитскпй трактат VIII в. о литературном творчестве 229
Он же еще сказал: „Говорящему1 следует знать степени мыслей и
взвешивать их со степенями слушателей и степенями положений. Для
каждой категории этого нужно назначить (особую) речь и для каждого
положения в этом (особое) место, чтобы разделить степени речей
сообразно степеням мыслей, а степени мыслей сообразно степеням мест,
и степени слушателей — степеням таких положений".2
1 Слово ал-мутакаллим можно понимать и в специальном значении „философ-
диалектик".
2 Текст ал-Джахиза не дает прямых указаний на то, где кончаются извлечения
из „свитка" Бишра и по ходу мысли их можно было бы еще продолжить. Однако за
конец здесь говорит окончание цитат в параллельных источниках.
-*°§§»*с-
^>g^>y/^g<^^
ДИВАН ЗУ-Р-РУММЫ И ПЕТРОГРАДСКАЯ РУКОПИСЬ
I
В декабре 1917 г., заканчивая описание приобретенной Азиатским
музеем рукописи стихотворений Зу-р-Руммы,1 я высказал
предположение, что затронутые мною вопросы о редакциях дивана, быть может,
разрешены готовившимся еще до войны изданием.2 Статья вышла
в свет в апреле 1918 г., когда я не мог уже отправить ее в Англию;
таким образом, и в давно обещанном издании Макартни,у предисловие
к которому помечено июнем 1918 г., не оказалось упоминания о
петроградской рукописи. С понятным нетерпением я ждал издания,
выпущенного в 1919 г., но дошедшего до Петрограда только в 1922-м;
я надеялся проверить выводы и предположения, высказанные мною
в упомянутой статье относительно редактора дивана и комментария.
Новое издание не решает этих вопросов окончательно, и слишком
краткое предисловие издателя (стр. IV—IX) показывает, что его интерес в эту
сторону не направлялся: большинство положений закреплено в таком виде,
как повторялось европейской наукой и раньше. Дальнейшего выяснения
приходится ждать, вероятно, от углубленного внимания к рукописной
традиции, которая, повидимому, еще не вся исчерпана: достаточно
неопределенно о неизвестной пока рукописи дивана в „Западной Африке" говорит
Дэстэн,4 не вполне ясна и ссылка Нельдеке на Cod. Instituti Neerl.5
Неоценимая заслуга издателя в том, что он впервые доставил в
законченном и цельном виде незыблемый материал для суждения о
поэтическом творчестве Зу-р-Руммы: 87 пьес и 102 отрывка, собранных с
величайшей тщательностью из разных источников, дают для этого
прочное основание. Вопрос о подлинности произведений не стоит здесь
1 Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы. ИРАН, 1918, стр. 369—380
[=стр. 209—220 настоящего тома; дальше параллельные ссылки в квадратных скобках].
2 Там же, стр. 380.
3 The Diwan of Ghailän ibn 'Uqbah known as Dhu'r-Rummah, edited by С. H. H.
Macartney. Cambridge, 1919, 4°, XL-+-676 стр.
4 E. Destaing, Revue Africaine, LIV, 1912, 2Ѳ trimestre, № 37, цитата у
R. Basset. Bulletin des periodiques de Tlslam, 1912—1913. Оттиск из „Revue
de l'Histoire des Religions", без года, стр. 55.
5 Th. Nöldeke. Zur Grammatik des klassischen Arabisch. Wien, 1896, стр. 72.
.Диван Зу-р-Руммы и петроградская рукопись
231
особенно остро благодаря сравнительно надежному рукописному
материалу и популярности Зу-р-Руммы у лексикографов, прочно
закрепивших ряд его стихов. Самое издание представляет образчик научного
изящества и достойно продолжает традиции В. Райта. Изучение поэта
по такому изданию является очень благодарной задачей; постановки ее
вполне заслуживает последний талантливый представитель классически-
традиционного направления в поэзии. Этот вопрос даже не затронут
сколько-нибудь серьезно, и ту скудную библиографию, которая была
мной указана в 1918 г.,1 можно дополнить только одной статьей самого
издателя дивана Макартни.2 Однако и эта очень полезная статья, идя
по традиционной линии обычных работ об арабских поэтах, уделяет
внимание преимущественно биографии поэта, крайне суммарно
затрагивая его творчество.
Ближайшее знакомство с диваном показывает, что общее
представление о Зу-р-Румме как продолжателе старой поэтической традиции
за ним должно утвердиться. На это прежде всего указывает его форма:
то отношение к размерам, о котором я говорил предположительно
в описании рукописи,3 окончательно закрепляется теперь диваном.
Зу-р-Румма знает только четыре метра, и, когда среди отрывков с его
именем, не вошедших в диван, случайно появляются другие, мы сразу
видим, как плохо их авторство засвидетельствовано.4 Большую
выдержанность трудно найти и у самых строгих классиков. Так же типично
отношение к деталям стиха: у Зу-р-Руммы встречаем мы те же приемы
и в той же приблизительно пропорции, как у одного из старейших
арабских поэтов сАмра ибн Камй'и. Изредка появляется внутренняя
рифма (1, 20, 1, 35, 7, 26 и др.),5 есть „концовки" того же
своеобразного типа с повторением строго параллельной ритмической и
грамматической фигуры (1, 37—38, 23, 5—6, 27, 26—27), есть и „скреп" (27, 26, 28).
Иногда чувствуется особая подчеркнутость отдельных частей стиха
в смысле строгой ритмичности (1, 123, 7, 47, 17, 17).
Показательным и еще более решающим доводом для отнесения
Зу-р-Руммы к продолжателям классической традиции служит его
отношение к ал-бади—„новому" стилю. Первый теоретик этого стиля
Ибн ал-Му'тазз в своей работе приводит только один пример из
Зу-р-Руммы,6 хотя такие поэты, как Имру'улкайс или ал-Аеша, у него
1 Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы, стр. 371, прим. 2 [стр. 208, прим. 7].
2 С. Н. Н. Macartney. A Short Account of Dhu'r-Rummah. A Volume of
Oriental Studies presented to Edward G. Browne, Cambridge, 1922, стр. 293—303.
3 Ук. соч., стр. 372, прим. і.
4 См., например, № 36 (хафйф) или № 48 (мутакариб).
5 И в этом, и в дальнейших примерах я отнюдь не задаюсь целью исчерпать весь
громадный материал, а хочу лишь привести несколько иллюстраций к моим положениям.
6 Китаб ал-бадй', рук. Эскуриала, №328, л. 8 б [изд. Kratchkovsky, London, 1935
(Е. J. W. Gibb Memorial Series, N. S., X), стр. 26] = С. H. H. Macartney, ук.
соч. № 10, 17-
232 Арабская средневековая художественная литература
цитуются раз по шести. Диван показывает, что в общем он прав1 —
в этом Зу-р-Румма строже классиков, хотя при некоторой натяжке
у него можно усмотреть довольно много примеров так называемого
таджнііса — 'сроднения.2 Нельзя не отметить одного фонетического
фокуса, несомненно сознательного, тем более, что в нем Зу-р-Румма
подражает шороху джиннов; 3 он мало уступает известному, вероятно
подложному, стиху ал-Асши.4
Классиком остается Зу-р-Румма в своих композиционных приемах и
сюжетах. Он принадлежит к тем поэтам, которые сознательно подходят
к своему творчеству, давая его оценку. На несколько таких мест в его
диване — очень важных в историко-литературном отношении — уже
давно обратил внимание Гольдциэр.5 В своих стихах (43, 26—29)
Зу-р-Румма определяет свою поэзию как хвалу — мид$атун и
порицание— кафийатун (обыкновенно — хиджй); в таком же смысле он
употребляет второй термин и еще раз, рисуя силу своих произведений (23,
32—34). При другом случае Зу-р-Румма указывает на достоинства тща*
тельной обработки и отнесения хвалы только к заслуживающим ее (57,
48—53). Двумя этими категориями — мадхом и хиджй в сущности
исчерпываются его сюжеты; оба они разрабатываются в одной неизменной
форме каслды, куда по композиционному плану обязательно входит
вводная часть насйб—воспоминание о разлуке с возлюбленной и
васф — описание природы. Переход к основной цели очень часто
происходит без всякой связующей части как в мадхе (25, 39, 35, 36), так и
в хиджй (23, 17, 27, 8, 41, 48); насйб иногда разрастается
непропорционально (38 стихов из 62 в № 10 или 26 из 73 в № 11), самые пьесы
тоже нередко превосходят обычную длину (131 стих в № 1 — одном из
самых популярных, или 100 в № 57). Двукратное упоминание говорит
о том, что еще в эту эпоху насйб часто распевался (8, 20, 10, 45). Именно
в этой части, быть может, более всего установленных классической
традицией условностей; повторение одних и тех же географических имен
заставляет часто видеть в них трафареты, как и в более позднюю
1 Оговорку приходится сделать относительно таких фигур „нового", как ташбйх
или истиара, которые встречаются и в старой поэзии. Сам Ибн ал-Му'тазз в другом
месте выражает свой восторг перед мастерством Зу-р-Руммы в пользовании этим
приемом. См.: Ибн Рашйк. Ал-'Умда, II, Каир, 1325/1907, стр. 185 (у Макартни № 48,
36 прим. опечатка — 94).
2 Например: 11, 24 с^^^~~С5^Ь» ^0, 5 ^лЛ—ЛХлЛ, 20, 19 >y*>—Q^*oy
28, 28 ^y^.Äb.l^w— U-ä^ä-, 43, 17 £■£-*>)— ^-^t^>
3 74, 3: £JI Цз^ o^J L*£ ^л^ Ua^ Ua
4 См., например: Ибн Кутайба, изд. de Goeje, стр. 141, ц:
5 I. Goldziher. Abhandlungen zur arabischen Philologie, I. Leiden, 1896,
стр. 94—96.
Диван Зур'Руммы и петроградская рукопись
233
эпоху.1 Относительно женских имен Макартни сделал попытку
разобраться в упомянутой статье,2 но в некоторых из них, а особенно
стоящих в сложной комбинации надо видеть, вероятно, простой
литературный прием (ср., например, 23, б). Сюжеты, не входящие в указанный
выше репертуар, почти не встречаются, и по отношению к ним
Зу-р-Румма оказывается строже классиков. Темы вина никогда не
получают у него самостоятельной обработки, а привлекаются только в виде
сравнения, чаще всего слюны (57, 25—26, 81, 27—28, 83, 11); горе
называется „пьянящим" человека (70, 4; ср. еще 75, 17). Таким же случайным
элементом оказываются мотивы рефлексии: почти все они
исчерпываются староарабскими формами напоминания о возможной гибели
(5, 68—69), неизбежной смерти (66, 40—41) и силе судьбы (32, 51—53).
Отдал Зу-р-Румма большую дань увлечению реджезной формой, ярко
вспыхнувшему в его время. В ней он примыкает к своим знаменитым
современникам Ру'бе и ал-'Аджжаджу, оставаясь тем же строгим
классиком. Единственное исключение по замыслу представляет во всем диване
одна касида в форме загадки (№ 24), где вторая часть построена
в виде целой серии загадочных образов (ст. 28—69); для этой эпохи
такой прием был сравнительной новостью.
В пользовании отдельными случайными образами Зу-р-Румма не мог,
конечно, уйти от влияния переменившихся условий. Когда в насибе
вместо следов кочевья он оплакивает развалины масджида? притом
в двух различных произведениях (50, 2, 67, 5), то это столь же
характерно, как появление у перса служанки с павлиньим опахалом от мух
(67, 45). Зу-р-Румма умел писать,4 что было большим новшеством для
бедуинского поэта, однако употребляемые им в связи с письмом образы
не выходят за пределы традиции в классической поэзии.5 Наиболее ярко
отразилась смена эпохи в частой исламизации отдельных образов и
в упоминании известных лиц и предметов. В диване фигурирует
Мухаммед— и один (15, 4, 30, 69), и вместе с тремя халифами (35, 63);
поминается, как4 основатель культа, Ибрахйм (30, 67), в связи с ним Ка'ба
(30, 68) и „угол" ар-Рукн (16, 22). Местами в стиле стихов чувствуется
1 См.: И. Ю. Крачковский. Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский. Пгр., 1914,
стр. 67—68.
2 С. Н. Н. Macartney, ук. соч., стр. 294—297.
3 Не решаюсь переводить обычным термином „мечеть", как делает Гольдциѳр
(I. G о 1 d z i h е г, ук. соч., I, стр. 127); речь идет, вероятно, о простом помосте для
молитвы, устроенном где-либо на караванном пути. (Характерно, что ал-Анбарй в
комментарии к „ал-Муфаддалййат" упоминает ал-масджид среди маалим ад-дар в
насибе— изд. Lyall, II, стр. 677, із).
4 См.: Христианский Восток, VI, 1922, стр. 275.
5 Сравнение следов с ^ллх ^LX^—71, 3, птичьих клювов, исполосовавших землю
в поисках зерен, с e^»s\ — 73, 2, почвы, изрытой дождем, с (З^Цг*0 ^ J3?J V—*>Uv£
^ллс—81, 6.
234
Арабская средневековая художественная литература
кораническое влияние, особенно в клятвах (22, 79—84, 35, 50). Едва ли
не наиболее характерным может служить появление терминов
мусульманского права в отношении к молитве (22, 36—37), упоминание
нарушенного времени молитв (27, 48), картинки хамелеона, который
поклоняется солнцу без произнесения формулы такбира (30, 32).
Все эти детали претворяются, однако, в традиционно-классическую
форму, и вслед за Абу гАмром,] переводя его* отзыв на наш язык, мы
должны признать Зу-р-Румму последним поэтом, у которого эта форма
еще жила полной жизнью, а не вылилась в литературный трафарет.
II
Издание Макартни дает, таким образом, возможность представить
поэтический облик Зу-р-Руммы во весь рост; на вопросы относительно
редакции дивана и комментария, затронутые при описании петроградской
рукописи, мы не всегда получаем такой же ясный ответ. Тем не менее
во многие пункты вносится некоторая ясность и убедительность.
Предположение о том, что петроградская рукопись представляет
большую редакцию,2 подтверждается вполне. Колебания вызывались у меня
тем обстоятельством, что текст рукописи расходился с двумя доступными
мне для суждения — каирской и лейденской; благодаря изданию
выясняется, что он совпадает со второй группой — миланско-константинополь-
ской.3 Совпадение абсолютное и выражается не только в полном единстве
текста,4 но в количестве и составе пьес. И миланская, и
константинопольская рукописи дефектны так же, как и петроградская, почему об их
первоначальном виде судить нельзя; петроградская начинается
отсутствующими в них (по изданию Макартни) №№ 40, 53, 63, 14, 28, 22,
совпадает, начиная с № 75, в порядке с миланской, к которой с № 55
присоединяется константинопольская; обрывается она на № 45 опять
вместе с миланской. Последнее совпадение особенно характерно: и в
миланской, и в петроградской нехватает нескольких листов, но почти с одного
и того же места, так как петроградская обрывается на стихе десятом
№ 45, а миланская — на стихе шестнадцатом того же номера.
Участие в редакции комментария литературной семьи ан-Наджйрамй г>
подтверждается очень интересною записью — иснадом константинополь-
1 См.: Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы, стр. 370 [208].
2 Там же, стр. 375 [213].
3 О ней см.: С. Н. Н. Macartney, The Diwan..., стр. VI—VII и XXXIX.
4 Мною сличено около 10 пьес с полным комментарием.
5 См.: Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы, стр. 379 [217]. Это имя
Макартни передает дважды „an-Nugairami" (стр. VII) вопреки точной
формулировке ас-Сам'анй (Е. J. W. Gibb Memorial, XX, л. 554) и Йакута (изд. Wüstenfeld,
VI, стр. 764, ю). В указателе имя огласовывается в возможной форме ^^^atJjl
(стр. XI и XX).
Диван Зу-р-Руммы и петроградская рукопись 235
ской рукописи (стр. VII), но, конечно, нельзя считать принадлежащей
им основную форму, которая несомненно древнее. Благодаря обилию
ссылок на Абу гАмра Макартни (стр. VII) хочет видеть основного
комментатора в аш-Шайбанй; соображения, изложенные мной в 1918 г.,1
попрежнему заставляют меня отдавать преимущество Абу сАмру ибн
ал-'Ала. Этот вопрос остается открытым и после нового издания, равно
как и вопрос относительно редактора оригинального текста, которого
Макартни (стр. VII) хочет видеть в ал-Асмасй. Кроме упоминавшейся и мной2
приписки рукописи Британского музея и обилия ссылок на него в
комментарии,3 к этому склоняет и приписка константинопольской рукописи,
возводящей текст в .одном иснйде до племянника ал-Асма'й. Показательно,
однако, что имя самого филолога при этом все же не называется, как
нигде не называется и в других источниках в связи с диваном Зу-р-Руммы.4
Перед нами, естественно, встает еще один вопрос о том, насколько
рукопись Азиатского музея может быть полезна и при наличии нового
издания. Этот вопрос решается вполне определенно. Петроградская
рукопись, как мы видели, входит в одну группу с миланской и
константинопольской, наиболее удовлетворительными из всех, которыми
располагал Макартни (стр. VI); таким образом, она особенно важна для
критики текста тех пьес, которые отсутствуют в двух последних
источниках. Таких шесть (№№ 14, 22, 28, 40, 53, 63), но к ним нужно
присоединить еще несколько (например, № 9), текст которых по этим
рукописям Макартни почему-либо не мог использовать. Такое предположение не
обманывает, и в некоторых случаях чтение нашей рукописи оказывается
значительно лучше принятого Макартни. № 9, например, начинается
обращением:
" £ О у
Вопрос, обращенный к соседкам возлюбленной, с точки зрения
законов классической касиды является совершенно невозможным приемом:
°" Г I
разъяснение дает наша рукопись, которая читает ^ьі* Ч — обращение
к двум погонщикам каравана.0 Стих 19 той же пьесы дается
в издании так:
* <) l$j aUiaJI eWJ еЦ> /rs*° s3
1 Ук. соч., стр. 370, 377 [208, 215—216].
2 Там же, стр. 371 [208—209].
3 Там же, стр. 377, прим. 2 [215, прим. г].
4 Там же, стр. 371 [209].
0 Такое чтение дает и константинопольская рукопись, заменяя, кроме того, чтение
^Ьаэ через ^Lad (Additions and Corrections, XXVI). Последнее принято Макартни
и в его статье „A Short Account of Dhu'r-Rummah" (стр. 294, 297).
236
Арабская средневековая художественная литература
Петроградская рукопись дает cU^ и />Ц**Л; первое чтение
обосновывается хотя бы словарем Т'А (IX, стр. 116), второе — параллелью у
самого Зу-р-Руммы (78, 26)1. В пьесе 48, 26 вслед за нашей рукописью
вместо неподходящего по контексту :>LJl 'сердце' надо читать vI^aJ)—
гЕфрат', с которым в поэзии часто сравнивается человек щедрый.2
В № 43, ст. 19 вм. сІ4віс) (опечатка?) петроградская дает «JlJLcJ,
подтверждаемое ст. 15, где стоит >*Lc. В ст. 21 той же пьесы L^Jx
нарушает размер: недоразумение выясняет наша рукопись, дающая -j^JLc.
Особенно много таких не только предпочтительных, Ъо иногда
обязательных чтений дает наша рукопись в № 14 — реджезной пьесе, особенно
трудной по своему содержанию. Ст. 39 вм. ^Ці чит. ^* I©,3 ст. 41
вм. jjIiJj чит. JjU*JJ, ст. 47 вм. d^jj чит. dJliJ, ст. 61 вм.
ääJ — 1 juoil и т. д. Помимо основного текста, еще больше
поправок наша рукопись могла бы внести в комментарий, который
вообще издан далеко не с той тщательностью, как самые стихотворения.4
В № 53 наша рукопись восстанавливает правильное место ст. 26,
включенного издателем на основании „Китаб ал-аганй", поместившим его
перед 25.
Полное сличение нашей рукописи позволит, вероятно, исправить и
те неточности в издании Макартни, в общем очень тщательном, которые
вкрались не по вине его источников. Таковы, например, нередкие
случаи неправильной огласовки,0 нарушения размера,6 изредка неверного
определения форм.7
1 В той же пьесе 9, 12 вм. L^J^U*. наша рукопись дает Lo>la».
2 Упоминается еще раз: 75, 38.
3 Комментарий вместо бессмысленного ^J^ü ^^ ^^ J^1?. в петроградской
рукописи J«?.*-? ^y*+-S4 £•* <**■> * L-ІЗ"^"
4 Ограничусь указанием некоторых мест, где петроградская рукопись позволяет
восстановить искаженный смысл комментария: 5, 25,42, 8, 1—2, 15, 10, 41, 11, 68, 39, іб,
68, 2 и т. д.
5 15, i-LU^ вм. UliL^; 21, іі-Ц^ІХ) вм. C^IJaJ; 21, 21-'\;S)1
вм. ^1)^1; 27, Ю—L^JlvX** вм. ЦуЛѵ>..£&; 27, 24—»jy^Z вм. ^.j^J* (размер!) и др.
6 20, 30 ІАѵХ^* чит. с константинопольской рукописью л-А^лД.*; 57, 24 ^^^> чит.
с лейденской А..*Хо; 64, 13, вероятно, надо вставить (^^а.*)))*; 73,12, вероятно, надо опу-
стить аІал: (у).
7 Форму типа ^JIasS Макартни принимает то за I породу (?L**-o 45, 32), то за V
(^UäJ 64, 2). Это образование, очень любимое Зу-р-Руммой (см. еще: JU^JJ 5,69;
У^Лу^сЗ 64,22; «wil)wXi* 66,12; Ау*3 66, 30; «^Цу-^о 66, 34 — 81, 7 и др.), обыкновенно
Диван Зд-р-Руммы и петроградская рукопись 237
Все эти мелкие детали позволяют согласиться и с последним,
высказанным мною в 1918 г., предположением о том, что „новое приобретение
Азиатского музея доставит не лишенные интереса дополнения к
добытым на Западе выводам".1
трактуется как II порода (см., например: W. Wright. A Grammar of the Arabic
Language, 3-d ed., I, Cambridge, 1896, стр. 115). Так ее воспринимал и сам поэт,
если судить по стиху 67, 69:
1 См.: Новая рукопись стихотворений 3/-р-Руммы, стр. 380.
5^^^^
АШ-ШАНФАРА ПЕСНЬ ПУСТЫНИ
Доисламская поэзия арабов малодоступна и малопривлекательна
для европейского читателя, подходящего с обычными эстетическими
запросами. Большая трудность языка, обусловленная отчасти лексическим
богатством, в котором и теперь исследователи нередко теряются,
действует устрашающе даже на ученых. Усилия, которые приходится
затрачивать для непосредственного понимания, настолько велики, что, по
ироническому замечанию одного исследователя, парализуют всякое
эстетическое восприятие. Нет в древнеарабской поэзии и тех черт,
которые читатель привык соединять с понятием „восточной" поэзии, — нет
„знойной южной" фантазии, нет смелых метафор и синекдох, нет
изящного чувства Хафиза, нет и философской гедоники 'Омара Хаййама.
Только сравнения и эпитеты роднят эту поэзию с привычным нам
„восточным" стилем.
И сила, и слабость ее единственно в том, что она с
фотографической точностью отражает все стороны жизни арабского племени с
окружающей его природой. Более четкий и мелкий рисунок трудно найти
в поэзии других народов на этой ступени развития; здесь для него
выработана особая композиционная форма, остающаяся незыблемой уже
с самого древнего периода, до которого может проникнуть наш
исследовательский взор. Насколько разноречивы отзывы об эстетическом
значении древнеарабской поэзии, настолько единогласно она признается
важнейшим и авторитетным источником для характеристики арабского
народа и его быта в эту эпоху.
Источник этот очень богат. Арабская литературная традиция
сохранила нам несколько сборников, составленных из произведений этой
эпохи, и целый ряд отдельных стихотворений. Особой популярностью
пользуются на Востоке с VIII в., в ученой Европе с ХѴІІІ-го, так
называемые муаллаки ('подвешенные', 'нанизанные', 'отборные'); они
составляют свод в семь (или по другим редакциям в девять и десять)
крупных произведений одного типа. Кроме формы, их сближает и то
обстоятельство, что все они принадлежат поэтам, высоко ставящим
племенной принцип, защитникам родовой чести, певцам ее славы. И
с этой точки зрения особый интерес приобретает другое стихотворение,
которое арабы ценят не меньше муаллак по его поэтическому досто-
Аш'Шанфара. Песнь пустыни
239
инству. Это так называемая „арабская лймийа" (т. е. пьеса с рифмой
на л), которая приписывается аш-Шанфаре.
В противоположность авторам муаллак аш-Шанфара — отщепенец
от племени, „изгой"; он порвал связь со своим родом и живет
свободной одинокой жизнью среди четвероногих и пернатых обитателей
пустыни. Его появление несет ужас и смерть в бедуинские кочевья; сам
он смеется над пастухами и домоседами. Все его произведение —
мозаика на единую тему „жизнь изгоя в пустыне"; оно проникнуто уже
не родовым патриотизмом, а силой порвавшей с ним личности и
своеобразной „хвалой пустыне", давшей приют изгнаннику. О жизни его,
относящейся, повидимому, к VI в., нам ничего не известно, кроме
легендарных подробностей. Предание говорит, что и перед кончиной он
остался верен себе. Захваченный в плен врагами, чувствуя неминуемую
смерть, он произнес свое знаменитое завещание:
Не хороните меня, ведь хоронить меня вам запрещено!
Но обрадуйся ты, мать жилья! г
Когда унесут мою голову 2 — а в голове моя большая часть —
и покинуто будет на месте схватки все оставшееся
от меня,
Там не буду я надеяться больше на радостную жизнь, до конца
ночей проклинаемый за преступления.
Арабы, повидимому, не знали близко Аймййи до конца VIII в.:
это заставило нескольких ученых предполагать, что произведение
только приписано аш-Шанфаре, а на самом деле сочинено одним
ученым филологом около того времени, с которого оно становится
известным. Не говоря, однако, о том, насколько трудно предположить
у горожанина-книжника такое хорошее знание условий примитивной
жизни в пустыне и ее непосредственное восприятие, даже и
установление подделки не могло бы изменить нашего отношения к памятнику.
Мы должны согласиться с парадоксальным, на первый взгляд, мнением
о том, что и подделку надо в данном случае считать памятником
древности: она исполнена лицом, настолько хорошо проникшим в дух
арабской древности, что у него не может быть ни одной детали,
противоречащей исторической и психологической верности. На этом выводе
можно примириться, тем более, что последний исследователь этого
произведения считает его подлинным.
Работа этого исследователя появилась уже во время войны 3 и
послужила главным толчком к напечатанию русского перевода, давно
1 Мать жилья—У мм 'Амир, иронический эпитет гиены, живущей в развалинах и
в безлюдных местах.
2 Голову враги заберут как трофей.
3 Schanfara-Studien von Georg Jacob, 1, 2. München, 1914—1915.
240 Арабская средневековая художественная литература
подготовленного для сборника образцов древнеарабской поэзии.
Филологический перевод не претендует на самостоятельное художественное
значение прежде всего потому, что он исполнен прозой и ни в какой
мере не передает форму оригинала. Размер подлинника, несмотря на
производившиеся опыты, слишком необычен для русского языка; кроме
того, и крупному поэтическому таланту едва ли удастся выдержать
на пространстве 68 стихов одну и ту же рифму, как это имеет место
в оригинале. Переводчик желал только представить читателю не всем
доступный оригинал в возможной близости, чтобы дать почувствовать
аромат арабской оболочки сквозь русскую передачу. Чтобы не
перегружать перевод скобками со вставными словами, в некоторых стихах
пришлось прибегнуть к пояснительным примечаниям, вынесенным в конец.
Переводчик хотел бы надеяться, что его работа послужит опорой
для поэта, который пожелает воплотить „песнь пустыни" в русских
стихах; не лишне напомнить, что без точных переводов Сильвестра
де Саси и Сенковского немыслимо было бы появление художественной
обработки Мицкевича (1828 г.), которой скоро исполнится сто лет.
Кроме упомянутой уже последней, подводящей итоги работы,
переводчик пользовался, конечно, и всей доступной ему в Петрограде
обширной литературой о произведении аш-Шанфары как на арабском, так
и на европейских языках. На русском — перевод с подлинника
появляется впервые; только в эпоху „восточного романтизма" в России
30—40-х годов печатались несколько раз обработки польского
перевода Мицкевича.
1 Выпрямите грудь ваших животных, сыны моей матери: ведь я
больше склоняюсь к другой семье, не к вам!
Готово все нужное и ночь лунная; подвязаны для пути и
животные и седла.
Жизнью твоею клянусь — есть на земле убежище для обиды
человеку благородному; есть на ней уединение для
того, кто страшится ненависти.
Жизнью твоею клянусь — на земле не тесно человеку,
который двинулся в путь ночью с желанием или страхом,
сохраняя разум.
5 У меня ближе вас есть семья: неутомимый волк, пятнистый
короткошерстый и гривастая вонючая.
Они — моя семья: врученная им тайна не разгласится, а
преступник не будет покинут за то, что навлек своим
преступлением.
Каждый из них непокорен и храбр, но я их храбрее, когда
показывается первый отряд тех, кто будет прогнан.
Аш-Шанфара. Песнь пустыни
247
А если протянутся руки к запасу, я не быстрее их, когда
самый алчный из людей оказывается самым торопливым.
И это только превосходство от стремления быть лучше их:
лучшим бывает ведь стремящийся к этому...
10 Заменили мне утрату тех, кто не воздает за благодеяния,
в близости с кем нет утехи,—
Трое друзей: сердце пылающее, белый обнаженный и желтый
длинный,
Звучащий — из тех, что с гладкою поверхностью;
разукрашивают его прикрепленные к нему ремешки и перевязь.
Когда соскочила с него стрела, он стонет как пораженная
утратой, лишившаяся детеныша, которая кричит и вопит...
Я не истомленный жаждой, который пасет свое стадо поздно
вечером; верблюжата у него плохо накормлены, хотя
у верблюдиц и не перевязано вымя.
15 Я и не слабосильный трус, который постоянно сидит при
жене, расспрашивая ее о своем деле, как ему поступить,—
И не припавший к земле страус, сердце которого точно
жаворонок поднимается и опускается,—
И не остающийся позади домосед-любезник, который и утром
и вечером расхаживает умастившись и сурьмится.
Я не бездельник, у которого зло раньше добра, неумелый,
что вскакивает безоружным, если ты его испугаешь.
Я не страшусь темноты, когда на пути перепуганной
мчащейся наугад встает бездорожная грозная.
20 Когда каменистые кремни встречают мои копыта, разлетаются
от них выбивающие искры и раздробленные.
Я затягиваю отсрочку голоду так, что умерщвляю его;
воспоминание о нем я ударяю по боку и не обращаю
больше внимания.
Я глотаю прах земли, лишь бы кичащийся благодеяниями не
считал за собой благодеяний для меня.
А если бы не уклоняться позора, то не нашлось бы питья, при
котором пируют, или пищи ни у кого, кроме меня.
Но душа свободная не останавливается со мной над позором,
без того, чтобы я сейчас же не удалился.
25 Я скручиваю при голодовке кишки, как скручиваются
нити искусника, которые свертывают и свивают.
Я бегаю по утрам и при скудной пище, как бегает поджарый
темносерый, которого передают друг другу пустыни.
Утром с подведенным животом он голодный состязается
с ветром; он забегает в хвосты ущелий и мечется.
И когда пища его выводила там, где он искал ее, он воззвал
и ответили ему похожие на него, тощие,
16 И. Ю. Крачковский, т. II
2І2
Арабская средневековая художественная литература
Как молодой месяц, седомордые,—точно стрелы в руках
игрока в мейсир, которые пошевеливаются,
30 Или вспугнутый улей, в котором разогнали рой деревянные
дощечки, запущенные высоко поднявшимся собирателем
меда.
Широкопастые, большеротые — углы пасти у них точно
щели бревен, с оскаленными зубами хмурые.
Он завопил и они завопили на долине; он с ними точно
плачущие на холме, утратившие своих детей.
Он замолчал и они замолчали; он утешился и они утешились —
бедняки, которых он утешает, и его утешают бедняки.
Он жалуется и они жалуются, потом он перестал и они
перестали — ведь терпение, если не помогает жалоба,
лучше.
35 Он вернулся и они вернулись торопливо; каждый из них
ведет себя бодро и при тягости, которую пытается
скрывать. ..
Только остатки от меня пьют пепельные ката после того,
как они пролетели в темноте ночи, а внутренности их
бурчали от жажды.
Я замыслил нечто и они замыслили тоже и мы устремились:
они уже опустили свои крылья, а в моем лице подбирал
подол опережающий, не торопящийся.
Я ушел от них, а они припали тогда на край водоема; и
подбородки, и зобы их вплотную прикоснулись к воде.
Их шум по краям водоема и вокруг — точно сборище путников
из разных племен, которые останавливаются на привал.
40 Они собрались к нему с разных сторон; он объединил их,
как водопой объединяет стада разных кочевий.
Они напились немного, а потом умчались точно караван на
заре из У хазы, торопливый.. .
Я льну к лику земли, растягиваясь на ней сгорбленной,
которую вытягивают покрытые кожей позвонки;
Я подкладываю исхудалую с суставами точно кости, что
расставил игрок и они стоят стоймя. ..
Если и огорчена аш-Шанфарой Умм Кастал, то ведь дольше
она благоденствовала от аш-Шанфары преждес
45 Гоним он преступлениями, которые по жребию разделили его
мясо, гадая, кому из них достанется он раньше в добычу.
Пока он спит, они спят с бодрствующими веками, торопливо
спеша причинить ему неприятное.
И друг он забот, которые не перестают его навещать
повторно, как четырехдневная лихорадка; еще тяжелее
они.
Аш-Шанфара. Песнь пустыни
243
Когда они спускаются к водопою, я их отвожу, но они
снова возвращаются и приходят и снизу и сверху.
Если ты и видишь меня похожим на дочь песка под солнцем
в жалком положении босым и без сандалий, —
50 То ведь я владыка терпения; я облекаю его одеяние на то,
что подобно сердцу волчье-гиеньего ублюдка, а
благоразумие беру как сандалию.
По временам я нуждаюсь, по временам богатею, но ведь
достигает богатства только далеко смотрящий,
прилагающий усилия.
Я не печалюсь открыто от бедности и не радуюсь, горделиво
выступая под богатством.
Безумства не пересиливают моей сдержанности: меня не
увидят расспрашивающим о последствиях толков и
сплетничающим.
Не в одну злосчастную ночь, когда владелец сжигает свой
лук и стрелы, которыми он запасся,
55 Я шел под мраком и дождем, а моими спутниками был холод,
голод, страх и дождь.
Я вдовил жен и сиротил детей, и вернулся, как и начал,
а ночь была еще темнее.
И на утро в ал-Гумайса были две толпы: одну расспрашивали,
а другая спрашивала про меня.
Они говорили: „Ночью заворчали наши собаки и мы сказали —
рыскает волк или рыскает гиененок?
Но это был только один звук, а потом они задремали и мы
сказали — вспугнули верно ката или вспугнули сокола!
60 Если он был из джиннов, то великую беду натворил придя
ночью, а если он был человеком. . . Но ведь похожего на
это не сделает человек!..".
Не в один день, когда при Сириусе тает паутинка в воздухет
когда ехидны ворочаются на песке,
Я выставлял навстречу ему свое лицо и перед ним не было
никакого покрывала, никакой завесы, кроме полосатой
рваной ткани,
Кроме длинных, которые разлетаются прядями с боков, когда
подует ветер, не расчесанных.
Долог срок, что к ним не прикасалась мазь и не искали в них
насекомых; на них кора, которую не смывали уже год...
65 Не одну пустыню, голую как поверхность щита, я пересекал
двумя работницами—такую, поверхности которой еще не
касались.
И начало ее я объединял во взоре с концом, поднявшись на
вершину, то на корточках, то прямо.
16*
2$4 Арабская средневековая художественная литература
Кругом меня бродят рыжеватые козы, точно монахини, на
которых плащи с длинным подолом.
А вечером они успокаиваются вокруг меня, точно и сам я из
горных козлов, с загнутыми назад рогами, который
взбирается на скалы и прячется в них. . .
Примечания
Ст. 1. Поэт говорит о верблюдах, которые при нагрузке опускаются на землю;
выпрямить грудь верблюда -*— поставить его на ноги. Племя поэта откочевывает, сам
он, разрывая с ним, остается на старом месте.
Ст. 5. „Пятнистый короткошерстый" — леопард, „гривастая вонючая" (по другим
комментариям — прихрамывающая) — гиена.
Ст. 11. „Белый обнаженный" — меч, „желтый длинный" — лук.
Ст. 14. Когда верблюжат отлучают от матки, верблюдицам перевязывают вымя.
Ст. 16. Страус в арабской поэзии считается трусом: от страха сердце бьется так
сильно, что кажется, будто оно зацепилось за дрожащие крылья жаворонка.
Ст. 18. „Зло у него раньше добра" — на долю людей от него достается только
первое.
Ст. 19. Эпитеты относятся к верблюдице и пустыне.
Ст. 20. Поэт говорит „мои копыта" вместо „ступни моего верблюда", которые при
быстром беге разбрасывают во все стороны осколки камней.
Ст. 22. Я готов есть землю, чтобы не быть никому обязанным.
Ст. 23. Герой мог бы при желании присвоить себе все богатства.
Ст. 26. „Поджарый темносерый" — волк.
Ст. 27. „Хвосты ущелий" — высохшие русла потоков, устремлявшихся с гор в
лощину.
Ст. 29. Мейсир — азартная игра на мясо верблюда, где отмеченная определенным
знаком стрела получала определенную долю.
Ст. 30. Дикие пчелы гнездятся обыкновенно высоко в скалах.
Ст. 36. Поэт быстрее достигает водопоя, чем птицы ката (pteroclidurus alchata),
хотя они устремляются в одно время.
Ст. 37. Птицы, напрягая все усилия, устали, а аш-Шанфара опережает их не
торопясь.
Ст. 41. У хаза— местность на границе с Йеменом, южной Аравией.
Ст. 42—43. Поэт ложится для отдыха спиной на голую землю, подкладывая вместо
подушки руку.
Ст. 44. Имя Умм Кастал не ясно: некоторые исследователи хотят видеть в нем
имя женщины, близкой аш-Шанфаре, к которой он обращается и в стихе 49-м;
другие, вслед за арабскими комментаторами, толкующими слово кастал как пыль,
видят в эпитете „Мать пыли" наименование войны.
Ст. 45. Преступления поэта олицетворяются в виде игроков, гадающих в мейсир
о судьбе аш-Шанфары, который обречен им в жертву.
Ст. 49. „Дочь песка" — страус, по толкованию некоторых арабских
комментаторов — змея или антилопа.
Ст. 50. Ублюдок волка и гиены считается у арабов символом особой
чуткости.
Ст. 54. Ночь была так холодна, что стрелок жег на костре лук и стрелы, лишь бы
согреться.
Ст. 57. Ал-Гумайса—кочевье, на которое аш-Шанфара совершил нападение.
Аш-Шанфара. Песнь пустыни 245
Ст. 60. Разорение, причиненное аш-Шанфарой, может быть приписано только
сверхъестественной силе — духу, джинну.
Ст. 61. С периодом появления Сириуса связан период жаров.
Ст. 63. „Длинные, не расчесанные" — волосы.
Ст. 65. „Две работницы" — ноги.
■HS»*-
ä МП ЛІ I! MM I
АРАБСКАЯ ПОЭЗИЯ
I
Обычное представление об „арабской" поэзии сложилось на
основании стихов самого популярного в переводах произведения — „Тысяча
и одной ночи". Представление это одновременно и правильно, и
ошибочно— почти в такой же мере, как перенесение термина „арабская"
культура на общемусульманскую в эпоху расцвета халифата и его упадка.
Этот термин имеет свои основания, поскольку им подчеркивается
главное объединяющее орудие культуры — арабский язык, но он не дает
никаких прав судить о национальном арабском гении и его творчестве.
Стихи, пестрящие страницы „Тысяча и одной ночи", принадлежат,
конечно, не героям повествований, а поэтам X—XIV вв. Это был период,
когда уже на всем протяжении стран с арабским языком появилось
новое население, даже этнически сохранившее мало арабского элемента
от смешения завоевателей с покоренными. Остроумные изыскания одного
испанского ученого показали, что у кордовского халифа Хишама II
(IX—X в.) осталось не более 0.1% арабской крови благодаря
смешанным бракам его предков, о которых сохранились точные исторические
данные. В средних классах эта пропорция выражалась не так резко,
но там можно наблюдать другое явление: участие в развитии
различных отраслей культуры представителей чуждых наций, пользовавшихся
единым основным языком — арабским. Поэзия в этом смысле не
представляет чего-либо особенного; исключать из поля зрения при научном
анализе те образцы ее, которые созданы на арабском языке не арабами,
было бы ошибочно, но так же ошибочно судить по „Тысяча и одной
ночи" о чисто арабской поэзии.
Арабской поэзией, в строгом смысле этого определения, можно
считать лишь поэзию Аравии в доисламскую эпоху с примыкающей к ней
по традиции поэзией VII—VIII вв., не дальше конца династии дамасских
Омейядов (750 г.). Ей должно быть уделено преимущественное внимание
не только в силу этого обстоятельства. Нельзя забывать, что именно она
закрепила за поэзией всех последующих периодов и форму языка, и метрику,
на очень долгий срок ограничила тематику и все композиционные приемы.
Хотя арабы появляются на исторической арене с исламом, но уже
века за полтора до этого чувствуется в их среде заметное политиче-
Арабская поэзия
247
ское и духовное брожение. Оно отражается, с одной стороны, в
повышенном интересе к религиозным вопросам, подготовляющем постепенно
почву для ислама. С другой стороны, такое же отражение можно
наблюдать в несомненном расцвете поэзии за этот период. Таким образом,
одновременно с арабами на исторической арене появляется не только
ислам, не только новая религия, но и новый язык, несущий новую
поэзию, недавно блеснувшую яркой вспышкой. Язык покорил весь мир,
подчиненный исламом, — факт в истории завоевания некультурными
народами культурных областей достаточно редкий. Однако еще более
удивительно, что метрика, развитая в арабской поэзии, подчинила себе даже
чуждые лингвистически проявления творчества у других народов
(например, у персов).
Эта, оказавшаяся такой могучей и жизненной, поэзия встает перед
нами еще в эпоху до появления Мухаммеда в полной законченности и
совершенстве одинаково со стороны языка, метрической формы, объема
тем и композиционных приемов. Трудно сказать, какая именно сторона
поражает нас больше своей выработанностью и полнотой. Это
удивление испытывают не только наблюдатели, ^подходящие теперь со
стороны,— его почувствовали сами арабы, едва они стали относиться
сознательно к проявлениям своей духовной жизни. Прежде всего появилось
стремление закрепить памятники своей поэзии. Устно они продолжали
распространяться не дольше одного века после Мухаммеда, чаще всего
при помощи особых рапсодов, рйвиев. Уже при династии Омейядов
начинаются первые записи; некоторые поэты и сами уже умели писать,
хотя боязнь нарушить традицию заставляла иногда это утаивать.
Усиленная деятельность собирателей поэтических памятников относится
к половине VIII в. (рапсод Хаммад, ум. в 772 г., ученый Абу сАмр,
ум. в 771 г.); ее разгар совпадает, что вполне понятно, с эпохой
фиксирования грамматики (Сйбавайх, ок. 796 г.) и метрики (ал-Халйл, ок. 790 г.).
Таким образом, в начале IX в. работа в общем уже закончена и
накоплен громадный материал: достаточно отметить, что рапсод Хаммад
хвалился своим знанием тысячи пьес с рифмой на любую букву алфавита.
Весь этот колоссальный запас дошел до современной науки далеко не
в полном виде, и пропорция между существовавшим и уцелевшим будет
очень ярка, если напомнить, что уже в VIII в. филолог Абу еАмр
говорил своим ученикам: „До нас дошла только ничтожная часть того, что
сказали арабы".
Система распределения собранного материала бывала различна. Часто
сборники посвящались отдельным поэтам или племенам (так называемые
диваны); иногда пьесы объединялись благодаря своей известности в преж-
яие времена (так называемые муаллаки 'отборные'); иногда сборники
связывались с именами определенных ученых редакторов („ал-Асмасййат",
„ал-Муфа^далййат"). Несколько позже начинают появляться антологии
с распределением материала по сюжетам; одной из наиболее популяр
248 Арабская средневековая художественная литература
ных в Европе, благодаря Рюккерту, сделалась „ал-Хамаса", получившая
название по первому отделу, посвященному доблести. „Книги песен"
классифицируют материал по знаменитым мелодиям; в „Классах" (таба-
кат) замечается исторический принцип с распределением поэтов по
категориям. Еще позже истории появляется теория литературы, которая
к концу IX в. вырабатывает самостоятельную поэтику на арабской почве,
с особенной любовью культивируя учение о тропах и фигурах.
Гибель значительной части этого материала все же не является такой
опасной для научных выводов, как вопрос о достоверности записей, где
возможны и частичные подправки старых памятников и фальсификация
целых произведений. В общем, однако, наше положение оказывается
значительно лучше положения самих арабов, которые не обладали ни
исторической, ни сравнительной перспективой и часто не могли даже
поставить те вопросы, к анализу которых мы рискуем подходить. И все же
перед этой поэзией наша беспомощность слишком очевидна. Мы видим
только статический, а не динамический облик; созерцаем лишь
окончательный вид, а не всю линию предшествующего развития. Картина
совершенно однородна, с какой бы стороны ни подойти.
II
Начнем с языка этой поэзии. Некоторые лингвисты не без
основания видят в ней апогей семитского языкового творчества; при первом
взгляде бросается в глаза колоссальный запас слов, разработанность
форм, гибкость синтаксических оборотов. Все это ясно говорит о
предшествующей долгой истории, но она нам не известна: письменные
памятники арабского языка до ислама крайне скудны и, кроме того, исходят
не из той среды, где создавалась поэзия. Кроме выработанности языкаг
поражает еще и другое. Поэзия развивалась на очень обширной
территории, захватывала центральное плоскогорье — Неджд, горную полосу
на западе — Хиджаз, степь, подходящую к нижней Месопотамии. И вот,
несмотря на широту и разбросанность областей, несмотря на
партикуляризм множества отдельных племен, язык всей поэзии — един. Он
остается таким же у аш-Шанфары на плоскогорье северного Йемена,
как у пастухов хузейлитов около Мекки или поэтов-степняков с Евфрата.
При таких условиях единство языка делается несколько подозрительным.
Возникает вопрос, первичное ли это явление или создание поздних
рапсодов и даже еще более поздних филологов, невольно или
преднамеренно стиравших диалектические отличия и приводивших произведения
к единому типу, который считался классическим. Есть и вторая
возможность — не был ли этот язык искусственным, своего рода
литературным до появления письменности, свойственным только отдельным
племенам, которые приспособили его к поэзии; у большинства же он
отличался от разговорного.
Арабская поэзия
249
Оба предположения не выдерживают критики, и большинством
ученых теперь на них дается отрицательный ответ. Конечно, за два века
устная традиция вносила изменения, пока текст не был зафиксирован.
Ученые-филологи невольно могли делать то же, тем более что самое
письмо не сохраняло вокализации. Однако о больших и сознательных
переменах едва ли может быть речь. Сильной гарантией служит здесь
рифма и ритм; сохранившиеся факты говорят о том, что филологи не
только [не] стирали диалектические особенности произведений, но
всячески их выделяли. Искусственность языка тоже достаточно
сомнительна. Это предположение плохо мирится с самими условиями жизни
поэтов, с незатейливым содержанием их поэзии, со спорами о
верблюдах, пастбищах и пр. В такой обстановке искусственность языка была бы
достаточно необычна. Кроме того, еще и в IX в. Аравия сохраняет
единство своего языка: ученые филологи считают, что бедуины в
обыденной жизни пользуются чистым языком старой поэзии и обращаются
к ним не только за разъяснением редких слов в стихотворениях, но и
грамматических форм или синтаксических оборотов. Оседлое население,
вероятно, и в ту эпоху говорило уже языком, отличающимся от языка
бедуинов и поэзии, но сколько-нибудь резко сказалось различие
диалектов лишь по расселении племен за пределами Аравии. В старину
большая их часть жила ближе друг к другу и впоследствии не всегда
утратила чувство единства. Подвижность кочевников сближала
разнородные племена, способствовала несложному культурному обмену,
выравнивала разницу в языке и сохраняла это единство. Язык поэзии
обнаруживает большую обработанность, которая, конечно, свидетельствует
о долгом развитии. Его зрелость сказывается особенно отчетливо по
сравнению с рифмованной прозой Корана, где нередки неудачные
конструкции и чувствуется отсутствие единства в стиле. Вся сила
поэтического языка сказалась в том, что он сохраняется в своей области
почти в полном объеме до нашего времени.
Не менее разработки языка поражает нас разработка метрики; среди
всех семитских языков только один арабский развил ее самостоятельно.
Европейский научный анализ установил ее квантитативный характер,
основанный на чередовании в стопе долгих и коротких слогов в
определенной последовательности. По арабской формулировке, в основе
лежит не понятие долготы или слога — не известное арабам, а понятие
определенных комбинаций согласных с гласной. Конечно, древние поэты
пользовались этой метрикой так же инстинктивно, как и языком, не
отдавая себе отчета и не задумываясь о каких бы то ни было теориях.
Самое фиксирование этой теории показалось*арабам настолько смелым
и неожиданным, что возник вопрос, не нарушены ли ал-Халйлем
прерогативы Аллаха, который один имеет право творить из ничего.
Наука на этом наивном изумлении остановиться не может; мы должны
попытаться выяснить, как возникла метрика у арабов, если и не имеем
250 Арабская средневековая художественная литература
даже возможности сказать, из чего она возникла. Материал для
суждения здесь несколько богаче, чем в области языка. С одной стороны,
некоторые детали уцелели в остатках самой поэзии, а сверх того не
менее важны для нас сравнительные наблюдения над другими языками
и поѳзиями, в частности освещающие известный вопрос о работе и
ритме. Анализ происхождения метрики попутно переплетается с
вопросом о возникновении некоторых композиционных приемов и самых тем,
которые удобно освещаются на том же фоне.
На древнейшей стадии можно установить появление еще не
дисциплинированной ритмически, а лишь рифмованной прозы с очень короткими
„устными строчками" — фразами („позвонками", как их называют арабы).
Обыкновенно они вырываются как-то невольно, при сильных душевных
эмоциях в форме оплакивания убитого или проклятия врагу. В условиях
обыденной жизни теми же средствами пользуется рабочая песня.
Особенного развития достигает эта рифмованная проза в речах и
прорицаниях жрецов оракула — кйхинов, к которым по форме близко примыкают
древнейшие части Корана. В дальнейшем идет, с одной стороны,
переход в строго выработанную рифмованную прозу, а с другой — при
большей ритмической дисциплине совершается постепенный переход к
простейшей метрической форме — двойному ямбу (диямбу) — по-арабски
раджазу. В древнем периоде он сохраняется преимущественно в
экспромтах: им пользуются герои для воинственной импровизации перед боем,
женщины при черпании воды из колодца, погонщик, обращающийся
к усталому верблюду во время пути, и т. д.
Из этого простейшего размера раджаза-диямба совершается
постепенное развитие других. Один из его факторов освещает очень
популярная гипотеза, известная под названием верблюжьей. В кочевой жизни,
при частых путешествиях очень важную роль играло $ида — пение,
которым погонщики сопровождают размерный ритмичный шаг верблюда.
Верблюд — животное вообще еще более музыкальное, чем кавалерийская
лошадь, привыкшая к духовому оркестру; понятно, что пение верблюжьих
погонщиков могло не только приноровляться к ритму шага, но и ритм
пения мог вызывать тот или иной шаг. Эта гипотеза очень удачно
разъясняет многие размеры, но, конечно, в развитии их — при большом
разнообразии пятнадцати форм — играли роль и другие факторы. В наиболее
близких к раджазу размерах один из ямбов в стопе заменяется анапестом.
Постепенно целые стихи раджаза сходят на степень полустиший; два
полустишия образуют один стих с обязательной цезурой посредине и с рифмой,
проходящей через все произведение по четным полустишиям. Эта форма
и метрики, и рифмы сохраняется незыблемо до наших дней; новые типы
появляются сравнительно поздно. Производные размеры применяются
преимущественно уже не в экспромтах, как раджаз, а в композиционно
развитых формах, если не считать траурных заплачек и эпиграмм, которые
одинаково пользуются обеими метрическими разновидностями.
Арабская поэзия
251
III
Для арабской поэзии характерны не столько эти экспромты, которые
у нее общи с продуктами примитивного поэтического творчества других
народов, стоящих на том же уровне культуры, а единая и незыблемая,
композиционно развитая форма, так называемая касида. В ней слились
все жанры арабской поэзии, кроме траурной элегии и сатиры,
развившейся из ѳкспромтной эпиграммы, но иногда обращающейся к той же
касидной форме. Жанры эти, строго говоря, не очень разнообразны:
любовная песнь, описание (особенно природы и животных),
прославление.
Как и в метрике, выработанность этой касидной формы указывает
на долгую предшествующую историю, реконструировать которую мы
не в силах. Заходит она до древнейшего, при наших знаниях, периода —
лет 150 до Мухаммеда. В противоположность экспромтам касида
требует уже большого количества стихов — до ста, обязательно в одном
размере, с одной рифмой, а в особенности требует строго
определенного плана. Все произведения древнеарабской поэзии, не подходящие
под эту категорию, или представляют отрывки от не сохранившихся
целиком пьес, или экспромты. В противоположность последним касйды
требовали уже тщательной обработки; известна легенда об одном поэте,
который отделывал свои произведения в течение года. Этим же
объясняется и сравнительная количественная бедность творчества; диван
редкого поэта превышал 1000 стихов.
Установленный и неизменный тип касйды приблизительно таков.
В начале предполагается, что поэт — в пути, конечно, на спине
неизменного верблюда в сопровождении одного или чаще двух своих друзей:
путешествие по пустыне в одиночку опасно и всегда требует спутников.
Дорога приводит его к месту прежней стоянки своего или
дружественного племени, с кольями от палаток, закопчеными камнями, на которых
стоял котел для варки пищи, с осыпавшейся канавкой около места
палатки для стока дождевой воды. Поэт просит путников помедлить
немного — с этого обыкновенно начинается стихотворение, — ведь эта
лощина с кустами терновника, с высохшим теперь ковром травы хорошо
знакома ему; он узнает прежнюю стоянку, где когда-то провел лучшее
время своей жизни вместе с возлюбленной, когда оба они были молоды.
Теперь жизнь и постоянные кочевки давно разлучили их друг с другом.
На минуту останавливается он над этими опустелыми местами, где вместо
людей бродят теперь только дикие антилопы, и погружается в
воспоминания, проливая слезы. Но вот он снова вспомнил о настоящем,—
в пустыне путнику медлить нельзя, а горе его развеют новые
впечатления. Он погоняет своего верблюда и при этом случае дает его
описание. Иногда он делает это так подробно, что нужно быть
действительно знатоком и любителем благородного животного, чтобы по
достоинству оценить описание. Быстрота бега дает поэту повод сравнить вер»
252 Арабская средневековая художественная литература
блюда с диким ослом, страусом или диким быком, которого преследуют
охотничьи собаки. Основная цель сравнения часто забывается; живая
картина нарастает одна за другой в прихотливой связи, но вдруг поэт
вспоминает, что он сам едет на верблюде, что путь еще далек; он
начинает повествовать об ужасах пустыни, о своей храбрости,
преодолевающей все препятствия. ТакихМ путем он добирается до того, что
составляет основную цель произведения. Он воспевает или свои личные
подвиги и веселую жизнь за попойками в шатре купца-иноземца, или
славные деяния своего племени, или, наконец, восхваляет то лицо, к
которому он едет по такой ужасной пустыне и которое, конечно,
вознаградит его должным образом. Предчувствием этой награды или прямой
просьбой о ней касйда и заканчивается.
Такова единственная композиционная форма арабской поэзии,
которую мы встречаем и до ислама, и в наши дни. На бывающих в Европе
международных конгрессах ориенталистов можно слышать, как делегат
Египта, обыкновенно видный сановник, в приветственном стихотворении,
описывая выезд из Каира, проливает слезы над следами покинутого
кочевья, потом мчится на быстроходном верблюде по опасной пустыне,
чтобы прибыть в Вену или Стокгольм и воспеть правящего там
властителя.
Таков неизменный фон, клише и канва произведения, но, несмотря
на полную шаблонность плана, талант и индивидуальность поэта создает
на нем очень разнообразные картины с преобладанием тех или иных
мотивов. Один поэт уделяет большее внимание любви и своим
приключениям (Имру'улкайс), другой — вину (ал-А'ша), третий — охоте, а под
конец жизни — печальным мыслям о суетности мира (сАдй). В древней
поэзии рефлексия редко развивается под влиянием религиозных мотивов,
вообще чуждых Аравии; единственный представитель их (Умаййа)
находился, вероятно, под воздействием той же среды, что и Коран. Вообще же
все сюжеты неизменно нанизываются на канве единой касйды.
IV
Естественно возникает вопрос: в чем же значение и сила этой
арабской поэзии, такой жизненной и в то же время такой однотипной?
Ее роль для языка и истории надо оставить в стороне, так как она
давно выяснена и при литературном анализе не может играть
существенной роли. Несомненно, что в этой поэзии мы имеем древнейшие
памятники арабского языка; для истории соответствующего периода они
оказываются не только древнейшими, но, в сущности говоря, и единственными
современными тем событиям, о которых говорят. Эта область нас теперь
не интересует; нам предстоит только выяснить — какими поэтическими
приемами древняя поэзия подчинила себе арабский мир в прошлом и
вызывает непосредственную эмоцию с нашей стороны теперь.
Арабская поэзия
253
Прежде всего останавливает внимание то обстоятельство, что
словесная инструментовка этих произведений, в общем, слаба; звуковая
сторона в этом периоде не вызывала внимания, и только изредка можно
подметить внутренние ассонансы.
Немногим сильнее поэтическая семасиология — фигуры и тропы. Более
часты только различные метафоры и метонимии, но особо нужно
выделить сравнения, играющие очень важную роль. С одной стороны, они
разрастаются в яркие описания, которые составляют главную прелесть
древнеарабской поэзии, а с другой стороны, сжимаются в эпитет —
своего рода конденсированное сравнение. В результате основная сила
поэзии сосредоточена почти исключительно в тематике — группировке
словесных тем. Интересно отношение к эпитетам, которыми поэт
заменяет нарицательные имена: пятнистый, короткошерстый (= леопард),
гривастая, хромая (= гиена), белый, блестящий (=меч), длинный,
желтый (=лук), трудящиеся (=ноги) и т. д. Особенно обильно, конечно,
количество эпитетов верблюда и коня. При такой системе иногда нужна
особая догадливость и начитанность, чтобы определить, о ком говорит
поэт; не представляет чего-либо исключительного случай с итальянским
ученым, который перевел как описание морского набега на галерах один
отрывок с рассказом о ночном пути на верблюдах.
Употребление эпитетов может дать общее представление о большой
конденсированности в изображении жизни. На протяжении каких-нибудь
шестидесяти стихов у аш-Шанфары мы находим ряд самых
разнообразных картин. На первом плане стоит, конечно, пустыня, но ярко
отражены и черты полуоседлой обстановки. Перед нами рисуются — отъезд,
путь в степи, путники у водоема, ночное нападение на поселок, жители
которого готовы приписать его духам, а не людям; проходят фигуры
неумелого пастуха, собирателя меда, ловкого иноземца-ткача, ряд сценок
из семейной жизни — неутешная мать, плачущая над могилой, муж, обо
всем советующийся с женой, щеголь-домосед; не забыты и
развлечения— игра в мейсир или кости, не забыта терзающая и в пустыне
лихорадка, одинаково тягостный зной или холод. Видим мы несложное
оружие бедуина: меч, лук со стрелами, щит. Наряду с людьми еще большее
внимание аш-Шанфара уделяет четвероногому и пернатому царству, сразу
погружая нас в фауну Аравии; иногда несколькими штрихами, иногда
подробно упоминаются — волки, леопард, гиена, змея, горные рябчики,
сокол, страус, дикие козы, пчелы. И такова же будет насыщенность
жизнью любого наудачу выбранного произведения древнеарабской поэзии.
Из всего этого калейдоскопа образов и картин с особенной силой
останавливают на себе описания, посвященные почти исключительно
природе. Таково, например, изображение перехода по пустыне в знойный
полуденный час, когда кругом царит мертвая тишина, когда ничто не
шевелится и лишь один хамелеон, как огнепоклонник, следит за
движением солнца и с наслаждением жарится на ветке терна. Вот та же
254
Арабская средневековая художественная литература
пустыня, но уже в мрачную холодную ночь, когда змеи выползают из
своих нор, где они провели, свернувшись, весь знойный день, когда
кругом все копошится, все живет, когда ухо, пораженное звуками
невидимых существ, невольно настораживается, а глаз принимает каждый
неясный силуэт куста или выступ скалы за подстерегающего в засаде
врага. Часто ночью разражается буря. Арабские поэты — тонкие и
глубокие наблюдатели грозы, для понятия которой в их языке существует
много синонимов. Они со вниманием следят за приближающимся ходом ее,
с замиранием сердца стараются определить ее направление, им хочется,
чтобы эта гроза разразилась над землей их племени, так как смерть или
жизнь зависит от того, хорошо ли будут орошены их степи. Они
описывают, как темные массы облаков тяжело спускаются на горы, когда
только по краям туч, в клубящихся складках можно заметить вспышки
молнии, как они, наконец, разражаются ливнем, до блеска обмывающим
черные скалы, которые напоминают только что натертых смолой
верблюдов. Ливень гонит с гор в долину антилоп, горных козлов и всякую
дичь; по сухому раньше руслу шумят бурные потоки, и на утро все ложе
ручья усеяно мертвыми ящерицами и мышами.
Часто попадаются описания зверей пустыни, особенно дикого осла,
который полон избытка сил и здоровья, носится по холмам и лощинам
со своей ослиной „песней"; он предусмотрительный, заботливый отец
семейства, на голых вершинах держит он свой наблюдательный пост,
ревниво охраняя своих подруг; его храбрость отмечена на боках и спине
бесчисленными следами от зубов и копыт своих соперников. Вот страус,
который, чуя приближение дождя или ночи, издали мчится к своему
гнезду и, добравшись до него, выслушивает недовольную воркотню своей
супруги. Вот горные рябчики, которые каждую ночь за много миль летят
к водопою с неустанным криком и, едва сделав несколько глотков,
пускаются обратно. Подробные описания хищных зверей попадаются реже:
арабы не любят вспоминать льва, чтобы не накликать беды, но все же
один рассказ про бой со львом современный переводчик „Илиады"
на арабский язык признает достойным гомеровского эпоса.
И все это намеченное слабыми контурами богатство умещается
в одной неизменной форме каслды. Наряду с языком и метрикой она —
самое стойкое явление арабской поэзии. Именно она и должна служить^
наиболее ярким типом „арабской" поэзии, а не те стихи, которые
цитируются героями „Тысяча и одной ночи".
V
И после ислама касйда продолжает сохранять свою стойкость. Даже
наиболее знаменитый панегирик в честь Мухаммеда, известный под
названием „Кссиды плаща", построен по этому плану с обстоятельным
введением об откочевке племени возлюбленной и описанием разлуки поэта
Арабская поэзия
255
с нею. Без особо сильных потрясений поэзия пережила эпоху
Мухаммеда и первых халифов. Период омейядской династии в общем можно
считать продолжением уже установившейся традиции; однако в нем же
наблюдается развитие некоторых новых ростков, раньше
существовавших только в зародыше. Наряду с основным течением в отчетливой
форме выступает и другое, ранее поглощавшееся им.
Традиция, попрежнему в касидной форме, окончательно становится
выразительницей общественного мнения; поэты играют нередко очень
важную роль, с которой вынуждены считаться и отдельные племена,
и правители. Средоточием этой традиционной поэзии с такими
определенными функциями является, естественно, уже не Аравия, отходящая
на степень провинции, а новые центры политической жизни — главным
образом Сирия и Месопотамия. Преимущественно в них развивается
поэтическая деятельность прославленного триумвирата этой эпохи —
ал-Ахталя, Джарйра и ал-Фараздака, благодаря яростной полемике
которых мы можем перенестись в самую гущу племенных раздоров, не всегда
сдерживаемых центральной властью. По самой форме
произведений почти невозможно установить, что они создались уже после ислама.
Но культивированием традиции не исчерпывается вся поэзия этого
периода. Исторический сдвиг произошел: за арабом — кочевником и
завоевателем появляется на сцене араб-—горожанин и купец уже нового
типа. Рядом с касйдой в новой среде вырабатывается самостоятельная
любовная поэзия, уже законченная сама в себе, а не представляющая
отрывка из вводной части касйды. Посвящена она любовной эмоции
со всей несложностью вечной темы и со всем разнообразием ее
выражения: разлука и свидание, страдание и радость, письмо и бессонница.
Корнями эта поэзия заходит в ранний период, быть может именно к
вводным частям касйды; географически некоторые истоки ведут нас, пови-
димому, в южную Аравию, где могло сказаться персидское влияние,
господствовавшее здесь одно время до ислама. Центр этой поэзии —
„светом осиянная" Медина, среда — торговая аристократия и близкие
к ней круги певцов и музыкантов, поддерживаемые богатыми
меценатами. Не нуждался в средствах и главный представитель этой поэзии —
горожанин 'Омар ибн абу Рабй'а—„виднейший певец любви среди арабов",
по отзыву Рюккерта. Немного позднее появляется ряд бедуинских поэтов
того же направления: безумный от любви Маджнун и Лейла, которые
в мусульманской литературе на всех языках еще более популярны, чем
в Европе Ромео и Джульетта, поэт Джамйл из увековеченного Гейне
племени Узра, которые „полюбив, умирают". Эта поэзия находит себе
доступ ко двору в лице трагически кончившего жизнь уроженца Йемена
красавца Валаха; нередко ее культивируют и любители веселой жизни —
дамасские халифы (Иазйд, Валйд И).
Нас эта поэзия привлекает прежде всего сравнительной легкостью
языка в противоположность традиционной. Ее основной признак — отказ
256 Арабская средневековая художественная литература
от касидной формы при сохранении той же метрики и проходящей через
все стихотворение одной общей рифмы. Вся она выдержана в мягко-
сентиментальных тонах, которые одинаково контрастируют с
примитивной яркой чувственностью некоторых доисламских поэтов (например,
Имру'улкайса) и с душной тепличностью, иногда прямой извращенностью
поэзии эпохи Харуна ар-Рашйда. Для арабов эта поэзия не менее типична,
чем касидная форма. Она оказала на последнюю известное влияние,
выразившееся в том, что в вводной части касйды стала проявляться
некоторая свобода: наряду с воспоминанием о стоянке племени поэт
иногда начинает непосредственно с описания красавицы.
В омейядской поэзии интересно еще одно явление: вспышка
раджазной формы с несколько определенными задачами. Эта вспышка
вызвана, повидимому, попыткой ее оживить и возвести на степень
касйды и по плану, и по содержанию. Попытка исходила, быть может,
из индивидуальных стремлений, если судить • по тому, что
виднейшими представителями этой формы оказались члены одной семьи (ал-
'Аджжадж и сын его Ру'ба, ум. в 762 г.). В противоположность
самостоятельной любовной поэзии здесь особенно дает себя знать большая
сложность языка, иногда, повидимому, сознательная. Основные сюжеты
ее строго определены — обыкновенно это описание пути в пустыне или
рассказ про охоту. Они утвердились за раджазной поэзией на несколько
веков; с окончательной переменой культурных условий место пустыни
заняли цветники и сады, но охота попрежнему сохранила свое значение.
Соперничество раджазной формы с касйдой не имело, однако,
длительных последствий; оставшийся в силе старый композиционный план
попрежнему пользовался не раджазом. Временная вспышка скоро
погасла,
С Омейядами завершается чисто арабский период в истории
халифата; с полным основанием один немецкий ученый называет свою книгу,
посвященную этому периоду,—„Арабское государство и его падение".
Внутренние изменения, конечно, происходили с первых шагов ислама
за пределами Аравии, но общий дух пока еще оставался арабским.
Сохранялись даже некоторые традиции кочевой жизни: дамасские халифы
особенно любили загородные дворцы на границах с пустыней. Духовный
центр, однако, еще при них перешел в Месопотамию; новая династия
Аббасидов перенесла туда и политический с 750 г. Обыкновенно эта
эпоха считается периодом нового духа в жизни халифата—персидского;
живыми представителями его служат некоторые династии всемогущих
везиров (хорошо известных по „Тысяча йодной ночи" — Бармекидов, менее
популярных Наубахтидов и др.).
Резкость перехода в своей области определенно чувствуют и
выражают современные поэты. После прорывавшихся иногда и в эпоху Омей-
ядов отдельных намеков, впервые теперь раздается настойчивый и вполне
оформленный протест против тем традиционной поэзии. „Лучше пустыни,
Арабская поэзия
257
где заблудится горный рябчик, лучше знаменитых гор племени Тай и
ваших описаний каменистых скал — посмотреть на двух влюбленных,
которые не сводят взора друг с друга",— заявляет один поэт. Другой
высказывается еще резче: „Описание следов кочевья — красноречие
глупца; направь свои описания на дочь виноградной лозы... Оставь следы,
пусть их развеет ветер. . .. Не плачь по Лейле и не веселись с Хиндой,
а пей около розы красное, как роза".
Этот протест показывает, что рамки арабской касйды становятся
тесны и, хотя традиция попрежнему сильна, намечаются сознательно,
иногда при этом наивно, пути к отходу от нее. В противоположность
периоду с идеалом бедуинской жизни наступает период утонченной и
распущенной городской. В поэзии чувствуются иногда ноты Юмара —
этого мединского Дон-Жуана, но вместо здорового воздуха пустыни
все обвевает тепличная, пропитанная искусственными благовониями
атмосфера городской и еще чаще придворной жизни. В большом
количестве вводятся темы вина и пирушек, особенно талантливым Абу Нува-
сом, которого не по заслугам сравнивают с Гейне. Тема вина
проникает во вводные части касйд; все чаще в них вместо красавицы мы
встречаем описание красавца, быть может не без влияния персов. Картины
пустыни становятся реже, и на замену им появляется сад или цветник.
Иногда начинают звучать как бы новые ноты: наряду с гедоником Абу
Нувасом в этом же периоде мы встречаем поэта аскетизма и рефлексии,
подкупающего нас простотой языка, хотя иногда она переходит в
прозаичность. Пробудившийся интерес к отвлеченному мышлению находит
отражение в самых образах поэтического языка. Как и в древней поэзии,
чужды попрежнему арабам чисто религиозные и мистические мотивы:
мистики, конечно, пользовались часто арабским языком и
стихотворной формой, но в этом периоде все сводилось к изложению в стихах
своего мировоззрения. И знаменитый ал-Халладж, распятый в начале X в.
за свой еретический девиз „аз есмь истина", не представлял
исключения.
Все же, несмотря на новые темы, надо констатировать, что касидная
форма далеко не умерла в этом периоде. Именно в эту эпоху
появляются два поэта (Абу Таммам и ал-Бухтурй), которые и по своим
композиционным приемам, и по тематике всецело поддерживают
традицию. Популярность их далеко не ограничилась эпохой, когда они жили.
Типичной фигурой для аббасидского периода в его лучших чертах
является их младший современник „однодневный халиф" Ибн ал-Мугтазз.
Наряду с традиционными темами он с особой склонностью обращается
и к другим сторонам: вино, цветы, любовь изображаются им в
свободных картинах, понятных нам и по духу, и по языку. По принятому
обычаю он пользуется раджазом для описания охоты и делает попытку
хроники в стихах — бледное отражение эпоса, в общем отсутствующее
на арабской почве.
17 И. Ю. Крачковский, т. II
258 Арабская средневековая художественная литература
VI
Характерной чертой нового периода является не иное отношение
к темам, а главным образом к поэтической фонетике и семасиологии,
к различным тропам и фигурам, к тому, что арабы называли „новым"
в стиле, которое находит себе известную параллель в термине
средневековой поэтики. Конечно, это „новое" появилось не сразу, и первый
теоретик его — тот же самый поэт Ибн ал-Мустазз прав, указывая на
отдельные примеры в Коране и старой поэзии; однако он так же прав,
говоря об их случайности и непреднамеренности. Этот „новый" стиль —
разукрашивание поэтического произведения большим количеством фигур —
совершенно меняет вид стихов: если для чисто арабской поэзии
характерен тип касиды, то для всей позднейшей также характерно внимание
к этой стороне. Фигуры и приемы этого нового стиля искусственно
вырабатываются: первый исследователь насчитал только пять,
впоследствии число их переходит за сотню.
Появление первой теории поэзии в конце IX в. знаменует
окончательное фиксирование ее в определенных границах, как за век перед этим
грамматика зафиксировала источники языка. Доисламская и аббасидская
эпохи представляют два апогея арабской поэзии; теперь начинается
систематический упадок. Это не значит, что число поэтов уменьшается;
попрежнему мы можем насчитать сотни в каждом столетии. Не значит
это и отсутствия вспышек отдельных талантов.
Еще в X—XI вв. в Сирии мы встречаем целую группу выдающихся
представителей, объединяемых культурным центром при дворе эмиров
Хамданидов в Алеппо. Один из них, ал-Мутанаббй, особенно популярен
до наших дней, несмотря на большое разногласие в его оценке арабских
критиков, начиная с эпохи его жизни. Если мы подойдем с анализом
по ведущейся нами линии, то едва ли найдем в его творчестве что-либо
новое. Неизменной мы видим касидную форму, хотя сам поэт иногда
протестует против нее; систематически наблюдается перегруженность
фигурами „нового". Влечет нас к ал-Мутанаббй суверенное владение
языком, его яркая фантазия, иногда—надо добавить — выходящая за
пределы вкуса и такта. Сильна в нем нота пессимизма и рефлексии,
звучащая более глубоко, чем у его месопотамского предшественника.
Пессимизм и рефлексия заставляют вспомнить про другого, младшего
представителя Сирии Абу-л-'Ала, быть может единственного среди
арабов поэта, который заслуживает внимания в мировом масштабе. Вместе
с его критиками-единоплеменниками мы должны сделать одну оговорку: и
он, и ал-Мутанаббй заслуживают название не поэтов, а философов,
писавших стихами. В творчестве Абу-л-'Ала мыслитель часто находит
себе больше пищи, чем эстетик или историк поэзии. Все же анализ его
и с этой стороны представил бы благородную задачу. В юности им
владеет еще касидная форма с обычным ее содержанием, несколько
Арабская поэзия
259
смягченным уже аббасидским периодом. Талант пробивается и здесь:
им создается своеобразный, очень живой цикл „кольчуг" —пьес,
посвященных описанию их на фоне ряда бытовых картин с остроумной
фабулой. Славу составил он себе небольшими произведениями, отражающими
его мировоззрение, которые получили свое название от объединяющего
их внешнего признака: очень сложной двойной рифмы.
И в других веках можно назвать выдающиеся единицы среди
представителей поэзии. В XIII в. встречается поэт утонченной жизни — эстет
культуры, сановник египетского двора Баха ад-дйн Зухайр (ум. в 1258 г.);
два мистика влекут любителей и исследователей поэзии не столько
содержанием, сколько — один (Ибн ал-Фарид) вычурным и талантливым
владением стилем „нового", другой (Ибн ал-сАрабй) силой выражения
любовной эмоции, если подходить к ней непосредственно, как мы подходим
к Хафизу, не подчиняясь мистическим комментариям, дающим
толкование с своей точки зрения.
В общем, однако, весь период, начиная с X—XI в., несмотря на
блестящие единичные исключения, представляет безнадежный упадок. Его
особенно характеризует гипертрофия нового стиля, когда не только
самый сюжет, но и другие цриемы никакой роли для поэта уже не играют.
Типичным в этом отношении является популярный для всего позднего
периода поэт Сафй ад-дйн ал-Хиллй (ум. ок. 1351 г.). В его диване мы
находим двадцать девять касйд, которые не только рифмуют поочередно
на все буквы алфавита, но и начинают свои стихи соответствующими же
буквами; находим пьесу, заключающую 151 фигуру „нового". Иногда
отходит на задний план даже слуховое значение стихов и проявляется
стремление к зрительному впечатлению: у ал-Хиллй есть послание, в
котором все слова написаны буквами без точек. Для периода упадка
показательны пьесы, где каждый стих представляет пример определенного
тропа; впоследствии вносится еще новое ухищрение — в каждом стихе
должен быть заключен намек на название соответствующего тропа в
каком-нибудь слове. Попрежнему остаются популярными пьесы в честь
Мухаммеда — бесчисленные подражания современной ему »касиде плаща";
особенный интерес вызывают мелкие формы — загадки и хронограммы,
распространяющиеся в громадном количестве. Стихотворцы проявляют
всячески свою ловкость во владении языком и метрикой, не заботясь
о содержании: излюбленными делаются две формы — так называемый
таштйр и тахмііс. Для первого каждый стих какого-либо
произведения разбивается на два полустишия; к первому из них стихотворец
пристраивает новое в рифму с бывшим вторым полустишием; перед
последним тоже сочиняется новое полустишие, и таким образом вся пьеса
увеличивается в два раза. Для тахмйса к каждому стиху
присоединяются три вновь сочиненных полустишия с рифмой бывшего первого;
в результате старая пьеса разбивается на строфы по пяти полустиший
каждая, на число которых и дается намек в самом заглавии.
17*
260 Арабская средневековая художественная литература
В тахмйсе мы можем видеть известную разновидность
строфической поэзии, бывшей чуждой арабам до этого времени. Именно развитие
строфической поэзии и является тем течением, которое в эпоху упадка
на время всколыхнуло начинавшие мертветь формы, как в конце
династии Омейядов так же всколыхнула их вспышка раджазной поэзии.
Начало ее ведет нас, повидимому, в Испанию арабского периода, с
которой связано так много заманчивых, все еще не решенных вопросов
о поэзии трубадуров вообще, о происхождении рифмы и
распространении ее в романском мире, и т. д.
ѴП
Если до сих пор Испания оставалась у нас в стороне, то это
объясняется исключительно тем, что ее поэзия изучена еще меньше, чем
восточной части халифата. Только один поэт из этой области издан
критически, только за время войны мы получили монографии о двух
других. Доступные нам в широком размере памятники начинаются только
с XI в.; предшествующее развитие остается в тени.
Несомненно и здесь одно общее для всего арабского мира явление —
единство культуры; в этом отношении Испания ничем не отличается от
востока. Мы не можем судить, конечно, переживала ли она
самостоятельно „героический" период, соответствующий доисламской стадии
арабской поэзии; скорее на это можно ответить отрицательно, но все же
и здесь мы застаем формы либо касидного типа по строго
выдержанному плану, либо мелкие произведения типа Абу Нуваса. По всем же
приемам поэт Испании или Сицилии ничем не отличается от поэта
Дамаска или Багдада; и у первых такую же важную роль играет пустыня
и верблюд, хотя здесь они во всех отношениях были только
поэтическими клише даже без ассоциаций, существовавших на востоке халифата.
И все-таки внутренняя жизнь поэтического духа пробивалась
независимо от этих форм. Вспышка строфической поэзии особенно интересна
потому, что проливает некоторый свет на эту неканонизированную жизнь.
Один из простейших типов этой поэзии, так называемый мувашшах
(буквально 'опоясанный'), имеет следующую структуру. Произведение
заключает от четырех до десяти строф. Основная чаще всего состоит из
двух стихов с рифмой по полустишиям; к ней примыкает так
называемая „круговая" (даур) обыкновенно в пять стихов, причем три из них
получают самостоятельную рифму, два последних повторяют рифму
основной, которая таким образом „опоясывает" все произведение.
Разновидностей и в смысле количества стихов в строфе, и в смысле условий
рифмы очень много; один исследователь насчитывает их не меньше
250 форм.
Зародыши этой поэзии можно уловить еще и в древней в виде
внутренней рифмы, разбивающей стих на равные части (так называемый
Арабская поэзия
261
тасмйт), однако самостоятельное существование она получила, пови-
димому, на западе. Хронологические даты здесь особенно интересны,
так как позволяют достаточно точно проследить этапы постепенного
движения. Первые определенные указания источников ведут нас в
Испанию начала XI в. (сУбада ибн Ма' ас-Сама', ок. 1035 г.), расцвет
падает там на XII век. В конце его замечаются первые следы на
востоке, здесь мувашшах крепнет преимущественно в эпоху Сала-
дина и его ближайших преемников, но в Испании в XIV в. уже
окончательно замирает. Права гражданства, однако, новая форма приобрела и
закрепила; в глазах строгих критиков по сравнению с касадой она
все же продолжает считаться поэзией более низкого сорта, не всегда
достойной истинного литератора. Язык она сохраняет обычный
классический, удерживает в большинстве случаев и установленные метры. По
содержанию мувашшах примыкает не к древней, а к аббасидской поэзии;
в трактовке тем он очень скоро перешел в неизменное клише, ставшее
еще более шаблонным, чем касидная форма.
Для истории европейской средневековой поэзии важнее мувашшаха
другая разновидность строфической поэзии — заджал (собств. мелодия).
Родина его — та же Испания, но до сих пор мы знаем только одного
крупного представителя — Ибн Кузмана (ум. в 1160 г.). Заджал состоит
обыкновенно из 6—9 строф с одинаковым числом стихов (4—10) в
каждой; исключение представляет первая — обыкновенно двустишие,—
выражающая идею, метр и рифму всего стихотворения. Разновидностей в
комбинации строф и рифм у заджаля так же много, как и у мувашшаха.
По содержанию заджал распадается обыкновенно на две части —
любовную и хвалебную; в содержании не остается уже ничего староарабского —
нет кочевья или верблюдов, нет исторических тем или намеков. В этом
отношении заджал идет еще дальше мувашшаха, но главнейшее их
отличие в языке: у заджаля он чисто народный, диалектический, местный,
тогда как в мувашшахе общий для всего халифата классический.
Соотношение этих разновидностей строфической поэзии между собой до сих
пор не удалось выяснить: некоторые считают мувашшах поднятым до
степени литературной обработки заджалему другие видят в последнем
вульгаризацию мувашшаха.
Историческая роль их была различна: если мувашшах несколько
утвердился и на востоке, то заджал там не привился, несмотря на
отдельных талантливых его представителей. По языку он определенно
обращался к народной среде, быть может вышел из нее и уже поэтому
не мог создать прочного положения в глазах книжников — литераторов,
какими по преимуществу являлись арабские поэты. Зато народная среда
и устное распространение, не сдерживаемое политическими и
национальными преградами, вынесли его в другую сторону, в средневековую
Европу, и здесь значение заджаля начинает вскрываться в последние
годы с неожиданной силой и яркостью.
262
Арабская средневековая художественная литература
Хронологические даты и тут направляют нас в определенную область.
Вся сила и полнота романской поэзии обнаруживается с развитием dolce
stil nuovo, который распространяется крайне стремительно в XII в. на
средиземноморском побережье, связанном с мусульманами: в Каталонии,
Галисии, Провансе, Италии. Исследования показывают, что система
пользования метрическим материалом здесь такова же, как у мувашша-
хов и заджалей Кордовы и Гренады, пышным цветом развернувшихся
за 50 лет до этого. Провансальская форма у самых ранних трубадуров
с мельчайшими случайными отступлениями напоминает арабскую в
Испании. Обычным возражением против возможности прямого влияния арабов
служит указание на малую распространенность арабской письменности
среди романских народов. При непосредственном устном
распространении этот довод падает, особенно если принять во внимание народно-
диалектическую форму заджаля. Двуязычность испанского населения
в эпоху арабов — установленный теперь факт, и, быть может, скоро
всеми будут приняты слова испанского ученого о том, что „таинственный
ключ, который объясняет механизм поэтических форм разных
лирических систем культурного мира в средние века, скрыт в андалусской
лирике, представленной песнями Ибн Кузмана".
В этом — уже историческое значение арабской поэзии. Как бы найдя
другое русло для своих течений, внутри она окончательно замирает,
выдвигая лишь изредка отдельные интересные даже не фигуры, а только
произведения. Еще „.к XVII в. относится занимательная по бытовым
деталям и народному языку поэма аш-Ширбйнй (ок. 1687 г.) про жизнь
египетского феллаха, не лишенная юмора, с древнейших времен
находившего отклик в долине Нила. Во все это время не прекращают
появляться образцы искусства, стоящие на границе с фокусами: в том же
XVII в. некий Иусуф ибн 'Имран пишет касйду в 60 стихов с одной
рифмой на слово *адж уз' в 60 различных значениях. .. Вообще, с эпохи
Возрождения в Европе арабская поэзия, количественно не иссякая,
продолжает существовать в традиционных рамках, но по существу влачит жалкую
жизнь, а нередко окончательно замирает. Период XV—XVIII вв. для нее
самое мрачное время.
VIII
Возрождение начинается только с XIX в. Толчком послужила
экспедиция Наполеона, захватившая в круговорот Египет и Сирию; почву для
возрождения подготовила инфильтрация европейских школ. Датировать
оформление „новой" поэзии у арабов мы можем с того периода, когда
выросло поколение, уже воспитавшееся на новых началах, т. е.
60—70-е годы; окончательный облик она приобретает в 80—90-х с
периодом усиленной эмиграции в Америку. На количественное богатство
немало влияет развитие типографского дела, в предшествующие века не
игравшего существенной роли.
Арабская поэзия
265
Как и вообще в новой литературе, здесь мы сталкиваемся с двумя
элементами — старая традиция и новые влияния, проникающие с
распространением языков через школу или переводы. Не всегда эти элементы
вступают в борьбу: нередко они существуют параллельно, каждый
находя поддерживающую его среду. Сравнение классической поэзии с
новой поражает скорее близостью, чем расхождением.
В языке литературная форма, единая для всего арабского мира,
продолжает держаться с прежней устойчивостью. Народный диалект
существует только как исключение, не поднимаясь до нормальных слоев
литературы. Сфера его — обыкновенно юмор и сатира, часто не лишенная
таланта (до сих пор популярна „Песня о блохе" ал-Мунаййара, нач. XIX в.).
Богато развита, конечно, народная поэзия с очень разнообразными
метрическими формами (особенно на Ливане), но она и теперь не встречает
внимания со стороны своей интеллигенции не только как литература, но
даже и фольклор. Основываясь на общем масштабе, можно сказать, что
по языку современная поэзия не отличается от поэзии VII—IX вв.
Столь же упорно держится метрика, если принять сделанные уже
оговорки. МувашшаХу правда, получил права гражданства в новой
поэзии большие, чем в период упадка, но все же форма отдельного стиха
остается попрежнему классической. Несколько большая свобода и
разнообразие вносится в обращение с рифмой. Поэтическая фонетика
и семасиология примыкают почти всецело к аббасидской или
упадочной.
Самый больший сдвиг произошел в тематике и композиционных
приемах. С одной стороны, и здесь нас поражает обилие старого, иногда
доведенного до уродливых размеров. Если в XIV в. писали стихи
буквами без точек, то теперь пишут такими буквами, даже в названиях
которых нет точек (ал-Иазиджй); если отрывок раньше содержал
хронограмму, то теперь он содержит несколько десятков хронограмм (Каб-
бадо). И теперь найдем мы попрежнему пьесу в 23 стиха с рифмой на
одно и то же слово (Керама) или оду в честь тунисского бея с
воспоминанием о той самой красавице, которая увековечена панегириком в честь
Мухаммеда (аш-Шидйак). Вся касидная бутафория продолжает
сохраняться, особенно в странах, удаленных от культурных центров, как
Месопотамия.
Однако наряду с этим везде и даже в той же самой Месопотамии
неожиданно пробивается новая струя, возникает стремление вовлечь
в поэтическую обработку все окружающее, вплоть до электричества,
лучей Рентгена или граммофона (багдадский поэт ар-Русафй). Стремление
часто носит наивный характер: поэзию думают спасти из оков традиции
путем рецепта определенных тем, как это делалось и в IX в. Иногда
чувствуется полная беспомощность перед сюжетами, которая очень живо
напоминает наши споры в начале XX в. о том, достойно ли поэта
упоминать в стихах трамвай. Обыкновенно дело решается тем, что в старой
264
Арабская средневековая художественная литература
форме меняется только название объектов поэтического внимания: в
традиционной касйде вместо верблюда появляется поезд.
Более показательно появление новых жанров, раньше не привившихся
на арабской почве. Девятнадцатый век выводит на сцену трагедии
ложноклассического стиля в стихах: позднее отражение французских
мастеров, с одной стороны, не без влияния, однако, Шекспира, — с другой.
На арабский быт переделывается тоже стихами Мольер; автор переделок
египтянин 'Осман Джаллал, несомненно, не лишен таланта, но
сценического успеха его произведения не имеют. Они написаны не
общелитературным, а народным языком, и это попрежнему дает повод
публике не относиться к ним серьезно. Наряду с драмой начинает
развиваться эпос и вообще повествовательная поэзия. Перевод в начале XX в.
„Илиады" на арабский язык является очень крупным событием и
вызывает всеобщий интерес. Под влиянием „Илиады" возникает поэма „Пожар
Сан-Франциско", написанная сирийцем, жившим в Америке, Амином
Хайраллахом. К типу поэм приближается и „Греко-турецкая война**
Ахмеда Шаукй; ему принадлежит целый ряд рассказов в стихах и живо
написанные оригинальные басни.
Все же, несмотря на явное оживление и происшедший сдвиг, в
области лирической поэзии, быть может, больше, чем где бы то ни было
во всей новоарабской литературе, сказывается доминирующая роль
традиции. Жалобы поэтов XIX в. в этом отношении очень напоминают то,
что раздавалось в ІХ-м. Еще в 1909 г. Хафиз Ибрахйм, один из
крупнейших египетских поэтов, так обращался к арабскому стиху:
Погиб ты среди рассудка и фантазии, мудрец душ, сын величия.
Погиб ты на Востоке среди спящих людей, которые не могут
очнуться, среди народа обленившегося.
Унизили тебя среди веселья и кубка, любви к „антилопе" или „газели",
среди воспевания красавиц, хвалы и сатиры, элегии, соблазна
и заблуждения,
Среди храбрости, которая ни к чему не годна, и унижения, которое
горделиво волочит шлейф.
Жил ты среди них униженным, погибшим; таков был ты и в прежние
времена.
Возложили на тебя заботу о любви к „Лейле" и „Сулейме", об остановке
у остатков кочевья,
О плаче по вельможе отшедшем, о следах, которые уничтожены ночами.
А когда твой сан возвышали, то помещали тебя на седла у верблюдов.
Настало время, стих, разбиты оковы, которыми связали нас зовущие
к несуществующему теперь.
Снимите же с нас эти намордники, дайте нам вдохнуть ветерок с севера.
IX
Может быть, Хафиз Ибрахйм прав, ожидая возрождения поэзии от
„ветра с севера"; вероятнее, что оно будет связано с целым комплексом
разнообразных условий. Пока надежнее ставить прогноз не в смысле
Арабская поэзия
265
гаданий о неопределенном будущем, а на основании выводов из
прошедшего. Тогда пред нами может возникнуть такая картина. Единым
общепризнанным языком арабской поэзии, вероятно еще надолго, останется
его стойкая литературная форма. В метрике пойдет дальше заметное и
теперь стремление воспользоваться богатыми средствами народной
поэзии. Для длительного процветания необходим критический подбор
здоровых зерен из прошлого и систематическое приобщение к европейским
литературам, в особенности их классическим образцам, до сих пор
попадавшим к арабам случайно.
Новый период арабской жизни и, вероятно, арабской поэзии начался
в связи с событиями после 1914 г., но судить о нем мы еще не можем
за недоступностью материала.
'■*$&*■
>g<^y*^^
НЕИЗВЕСТНОЕ СОЧИНЕНИЕ — АВТОГРАФ СИРИЙСКОГО
ЭМИРА УСАМЫ
I
35 лет прошло с тех пор, как была издана впервые „Книга
назидания"— автобиография современника первых крестовых походов, уроженца
маленького сирийского городка Шейзара эмира Усамы ибн Мункиза.1
Прошло 35 лет, и за этот срок она приобрела себе на Западе ту
известность, которая не выпала на ее долю на родине, если судить по
единственной дошедшей до нас рукописи. Два полных перевода на
европейские языки, до 35 монографий и статей, между прочим, в
медицинских или охотничьих журналах2 — все это показывает, что
характерная фигура арабского фйриса заинтересовала европейских ученых,
а в его своеобразной книге продолжают находить материал самые
разнородные специальности.
Историческое значение труда теперь достаточно выяснено, и, несмотря
на то, что за 35 лет арабские источники для эпохи крестовых походов
стали известны несколько ближе, попрежнему „Книга назидания"
занимает среди них почетное место и стоит совершенно особняком.3 Она
не дает связной истории, как другие хроники, она нисколько не
исчерпывает военных политических событий своего времени, а лишь
набрасывает мастерскую картину духа своей эпохи, всей ее идеологии и
обстановки, того аромата жизни, который всегда присущ
беспритязательным мемуарам современников. Для европейского историка нового
времени такие мемуары — необходимый материал; в арабской
литературе книга Усамы и теперь, через 35 лет после своего опубликования,
попрежнему не находит себе параллелей.
И в этом смысле „Книгу назидания" следует признать еще
недостаточно оцененной как литературный памятник. Нельзя забывать, что
1 Ousäma ibn Mounkidh. Un emir Syrien au premier siecle des croisades (1095—1188)
par H. Derenbourg, Deuxieme partie, Paris, 1886. Ср. рец.: В. Р. P о з e н, ЗВО, II,
1888, стр. 175—178.
2 Подробная библиография указана мною в приложении к русскому переводу
автобиографии, предложенному к напечатанию издательством „Всемирная литература".
[См.: Усама ибн Мункыз. Книга назидания. Пгр.—М., 1922, стр. 206—207].
3 Общая характеристика Усамы и его произведений дана мною в том же
издании и в настоящей статье заимствована оттуда в общих чертах без повторения деталей.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 267
в Западной Европе к XIV в. мы находим уже попытку теоретического
обоснования автобиографии в „Сопѵіѵіо" Данте с формулировкой двух
основных причин ее составления и такую развитую форму ее, как
хронику Фра Салимбене. Для арабской литературы „Книга назидания"
интересна не своим историческим материалом, не своей структурой —
во многом невыдержанной и сбивчивой, а самой идеей дать личные
воспоминания на фоне исторических событий в форме безыскусственного
рассказа, даже по языку, — близкому к разговорному, — отличающегося от
летописного стиля.
Интерес к этому произведению Усамы вызывает естественное
внимание и вообще к его литературному наследию. Оказывается, однако, что
и он homo imius libri: другие труды ничего не прибавляют к славе этого
писателя. По названиям нам известно одиннадцать его сочинений:1 кроме
сборника стихов и автобиографии, два из них дошли в рукописях
непосредственно и до нас.
В первом — под излюбленным заглавием „Новое в науке о новом"
мы встречаем теорию поэтических фигур или тропов, детально
разработанную, со строгой системой и классификацией, любовно
подсчитывающую все возможные категории, число которых здесь доведено до 95.2
Во всей работе чувствуется культ родного слова, то преклонение пред
языком, как самодовлеющей ценностью, которое часто у арабов
заслоняло реальную обстановку жизни даже изучаемого слова. Длинной цепью,
начиная с сочинения однодневного халифа Ибн ал-Мугтазза (уб. в 908 г.),
проходят эти реторики и поэтики; Усама, конечно, целиком обязан
трудам своих предшественников. Ничего оригинального в его произведении
нет: та же идея, те же приемы, и только более детальный анализ и
новые примеры обнаруживают самостоятельную работу.
Аналогичный по своей традиционности характер носит и второе
дошедшее до нас произведение Усамы — „Книга о посохе".3 Оно посвящено
рассказам о всяких знаменитых в легенде, истории и литературе посохах,
начиная с жезла Моисеева и кончая палкой, на которую опирался в
старости сам эмир. Исторические рассказы и анекдоты переплетаются с
цитатами стихов и создают распространенную форму антологии, в которой
арабы любили нанизывать самый разнообразный материал на самые
разнообразные темы. Может быть, в сюжете Усама и явился более или
менее оригинальным, но построение трактата вылилось в готовую форму.
И здесь мы имеем дело с продуктом чисто ученого кабинетного
творчества, питающегося не столько соками жизни, сколько традиционным
книжным материалом.
1 Н. Derenbourg, ук. соч., premiere partie (Vie cTOusama), Paris, 1889—1893,
стр. 330—339.
2 Подробности о ней с некоторыми извлечениями приводит Деранбур (Н.
Derenbourg, там же, стр. 330—331 и 691—722).
;3 Там же, стр. 334—336 и 499—542.
268 Арабская средневековая художественная литература
Не поражают оригинальностью и стихи Усамы, сохранившиеся не
только в отрывках, но даже и в довольно большом сборнике.1 Все они
вращаются в формах классической поэзии, воспринимают по традиции
те же сюжеты и приемы. Владение языком и стихом сказывается,
конечно, в полной мере, но оно было вообще необходимым качеством
всякого араба, получившего школьное образование. Известный поэт
в кругу современников и потомков, Усама для нас является одним из
сотен слагавших стихи и не поднимается выше среднего уровня.
Мы не знаем до сих пор непосредственно других, известных только
по именам сочинений Усамы; по аналогии с указанными можно
предполагать, что и они носили тот же литературно-кабинетный характер.
Работа над редакцией русского перевода автобиографии Усамы
заставила меня еще раз пересмотреть относящийся к нему материал,
в особенности по вопросу о его сочинениях. Давний уже опыт приучил
меня к тому, что надежнее и легче всего делать открытия, так сказать,
у себя дома — в Азиатском музее или Публичной библиотеке; это
предположение не обмануло и теперь. По различным упоминаниям — в том числе
и печатным, в статьях первого директора Азиатского музея Френа — я
еще в 1918 г. установил наличие в Музее двух рукописей с
произведениями Усамы, не известных в Европе. Отсутствие рукописей,
эвакуированных из Петрограда в 1917 г., лишало меня возможности проверить эти
указания, и только этим летом я мог обратиться к ним непосредственно.
Первая из них2 не представляет особенного интереса, так как дает
упомянутую уже поэтику, которая известна нам по трем рукописям:
Берлина, Лейдена и Каира. Она переписана в зу-л-хиджже 1039 г.,
т. е. июле 1630 г.,3 и, таким образом, древнее берлинской, примыкая по
времени к лейденской. Отсутствие одного листа в начале не
препятствует установить, что она дает то же самое сочинение, которое
сохранилось в других рукописях, а не „комментарий" на цитаты в „Новом
в науке о новом", как предполагал Френ на дсновании ошибочного*
заголовка, сделанного другой рукой.4 Сличение с опубликованными
отрывками из других рукописей выясняет и тот факт, что по редакции
к нашей рукописи примыкает' берлинская, тогда как лейденская дает
несколько более сокращенную версию.
Вторая рукопись имеет уже первоклассное значение: она дает не
только неизвестное сочинение Усамы, но и его автограф.5 Она
совершенно ускользнула от внимания даже специалиста по Усаме — Деран-
1 Derenbourg, там же, стр. 336—338.
2 № 461 ст. фонда, 8°, л. 100 -ь 1 в нач. Хороший египетский почерк.
3 Л. 97 6 внизу: е1^Л äJIU.1 ^J> £^VS e^L^Jl Х.лЦ.1 ^з ^U^Jl «^USJi ja6
4 См. рукопись составленного им инвентаря в Азиатском музее: сХАІ^.**) _ ^
•> № 154 ст. фонда, 4°, л. 250ч-2 в нач. [Современный шифр — С 35].
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 269
бура, хотя печатное сведение об этом имеется в известной и за
границей книге Дорна об Азиатском музее, где перепечатаны статьи Френа
20-х годов.1 Не видя самой рукописи, я относился несколько
скептически к словам Френа, предполагая, что сочинение можно будет
отождествить с какими-нибудь другими работами Усамы, под иным
заглавием; ближайший анализ убедил меня в справедливости указания.
В эпоху Френа, почти сто лет тому назад, трудно еще было
определить сравнительное значение памятника. Теперь оно для нас гораздо
яснее благодаря более близкому знакомству с личностью Усамы и его
сочинениями — с одной стороны, возможностью проследить историю
самой рукописи — с другой. Но мало того, при современном направлении
в исследовании арабской поэзии работа оказывается интересной,
доставляя материал именно для некоторых стоящих на очереди задач.
Последовательному освещению трех указанных пунктов я и предполагаю
посвятить настоящую статью.
II
Называется это сочинение „Книга стоянок и жилищ" Jjujj <^->иГ
jLjJlJL, но полной уверенности в том, что оно так называлось в
действительности, нет. Лист рукописи с заглавием восстановлен позднее
другой рукой; никакого намека на заглавие в предисловии или самом
сочинении нет. Между тем оно повторяет заголовки двух первых
отделов книги и может быть измышлено позднейшим владельцем ad hoc.
Простирать слишком далеко скептицизм, однако, нет нужды: по другим
примерам мы знаем, что Усама часто пользовался простыми не
рифмованными заглавиями в одно-два слова такого же типа, как и данное.
Само сочинение не имеет ни малейшего касательства к географии,
как можно было бы думать по этому заглавию. Оно представляет очень
распространенный вид поэтической антологии такого же типа, как
известная уже нам „Книга о посохе". Лучшее представление о сюжете и
поводе к составлению дает предисловие Усамы.2
«JLiiiJ <j\j dJU jo.il JL^ <uic cQjl L-o j+x* <uJ A^i^ dJ cjjjl ^лЬ
1 B. Dorn. Das Asiatische Museum der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften
zu St. Petersburg. St. Petersburg, 1846, стр. 289 (идея сочинения), 293 (дата рукописи
и указание на автограф).
2 Лл. 4 б—6 6.
270 Арабская средневековая художественная литература
Іо vZ^*A*"J£ Ц»~ l5«J,jJ L*1*~ c^^oj^ LijLo LC pf^Jl^Cd) J.J cU»Ämw|^ wjbl
^bJLj^ ^^ч*»' *_^.JJ ^j**>j i^j *<sjj*jA'0 ^Іс cLoJ^JJ ^aaI^ ^pj^U J^
г>^^І) J>*i Ä*.4*aj.<JJ dj і1,Ц pLaij^ pJäJl ^j Juu) ^j ^-/^ jJ4^ v JLJb Is
ЦРУ ^ U^ 1? #<—**''^ еЦ^ eJ.-b ••*> ^ju* Ia> lj&j} />JäJ) *j<c Sj*jj\ ^j}
С-^І|_/*о^ .^1*1 J -jC cI^C^ ЛЬС»^ с-^лі^ ^_>aJJU ojL*j ^-IJb (jy^i О' ^+^J
JLftS .j^X-JI <UbJ ^J di-oj, ^JJ) •^AA.UJl JU J^x* /^**' dJ^j Lc cQjJ
JjaJ.Jl 'j+ L^jL*o) l* jl*j Lf^lc k^käj j.ftJ^ l*«**^ OJ^joj^ L^j ojj-^wi)^
Ь^^° ^-^^* Lji/^l? 0*° СГ^^ cf°^ ^-9"^ ^ ibJ*}^ J
if+£j it^^^ Vk-A^jJ >S <^45^iÄjJ ^4 UJ L<,Sl) «^ AJaä l»e ^La^!^ Aj>^ «*^**C
P»*jJI j^jftj 4^^*olc ij^Ä A.jj^jJ) i^^JaC ^З^ jyoal ij+""* і*л**<ь\ -oUäJ)
Lc ^>"«/JI O^lftÄ «JJ/«a^iJ L-e^ с JäJI LUä cl^^Li) j,^ О/^ар/ ^ajLJj
1 Л. 5 а. 2 Коран, 68, 4. 3 Коран, 10, 25. 4 Л. 5 б.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 271
JJ.JB ш^ ^) i^bjltA'a I^ä Afij /k.J.' ^-Ub /»<• і^У^ OuUJj Oj*JLJ л>
iC-^/—») ^Lo._«od ^ LJaäj oLÄ_J) 1-Х ^«а-л-äLj AjLcdl C^-jb «.J
JaäJ )jü a^J) dJ^J u\* J*^o J^j <J*au uJjJI Lljj ^j) Ic <tjj
£ ^j ^j Q
<U*> cLOj^J J.5^ -Л-с d qj*b*j c^*-0 ^*-*' О* f**>j іа^— С№І J lJ* ^ä' ^
jLjJ) ^fi ,J J«o* JjLjl _уА jj (J-eti ^LAI) J^äS J^-e »\j£-W
_^A 05 J^xs j) J.JJ /iyj J-äs ^J) ^і^і J^i vjjll ^A 0» J^i
fBo имя Аллаха милостивого, милосердного!
Говорит Усама ибн Муршид 'Али ибн Мукаллад ибн Наср ибн Мун-
киз кинанит, да простит Аллах ему и всей общине Мухаммеда, над
которым благословение и привет Аллаха. Хвала Аллаху! Хотя и
перемещается с нами мир, как перемещается тень, и переворачивает нас судьба
из одного положения в другое и заметает остатки наших следов, а рука
вражды овладела нашими жилищами и раздробила наше единство, как
у сабейцев, разветвились у нас пути дорог и погубили события мой род и
семью, а смерть уничтожила моих львов и львят, — все это по решению,
1 Sic рук. Весь стих неясен. 2 Л. 6 а. 3 Л. 6 б.
272 Арабская средневековая художественная литература
которое начертала трость издавна, по приговору, которым опередила
воля еще до перехода в бытие из небытия. Встречаю я то, что радует
и печалит в этом, с покорностью и удовлетворенностью и предаю ему —
славен он и возвышен — то, что он решил и постановил. Я признаю, что
испытание его — по справедливости, а прощение — по благости. И
надеюсь я от милосердия его, что это будет искуплением за грехи
прошлые и вразумлением, которое отвратит от ослушания и отзовет. Что
постигло нас от мирах и его бедствий — это за грехи, которые мы
совершили, и помиловал он нас, ускорив воздаяние за них. Да благословит же
Аллах своего верного посланника Мухаммеда, печать пророков, которого
он описал в своей книге благородной словами:2 „Поистине, ты великой
природы", и его семью благородную чистую, и его сподвижников
благих богобоязненных, и его жен чистых, матерей всех верующих, —
благословением, которое пребудет до дня суда. А затем — да соделает тебя
Аллах далеким от бедствий и да очистит тебе жизнь от мути примесей,
пусть не устрашит он тебя событием, которое заставляет забыть то, что
перед ним, и умаляет то, что после него, которое открывает в книге
врата, что ты не можешь закрыть, — меня призвало собрать эту книгу
разрушение, которое постигло мою страну и родину. Время протянуло
над ней свой подол и направило на ее рассеяние свою мощь и силу.
И оказалась она „как будто бы и не была она богата вчера"3 с
опустелыми площадями после оживления. Изгладились все поселки и погибли
жители; жилье стало следом, и радости превратились в печали и горести.
Я остановился там после поразивших ее землетрясений — это ведь4 первая
земля, к поверхности которой прикоснулась моя кожа, и не узнал я
своего дома и дома моего родителя и братьев, и дома моих дядей и сыновей
дяди и моего рода. И остановился я в смущении, взывая к Аллаху от
великого его испытания и отнятия им тех милостей, которые он ниспослал.
Потом я удалился — и не буду говорить тебе о скорби — дрожа на ходу и
качаясь, как склоненный под тяжестью. И так велика была утрата, что
иссякли быстро текущие слезы, а вздохи следовали один за другим и
выпрямили кривизну ребер. И не удовольствовались превратности
времени разрушением домов и гибелью жителей, но гибель их всех была
как мгновение ока и еще быстрее, а затем удары пошли один за другим
в это время и дальше. И стал я искать успокоения, собирая эту книгу,
и сделал ее плачем по жилью и любимым. Это не принесет пользы и
не поможет, но это — верх моих стараний. И Аллаху — славен он и
возвеличен— жалуюсь я на то, что встретил от своего времени, свое
одиночество без семьи и братьев, свое скитание без своей страны и родины.0
1 Л. 5 а.
2 Коран, 68, 4.
3 Коран, 10, 25.
4 Л. 5 б.
5 В тексте следует не вполне ясный стих.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 273
От него — славен он и возвеличен — жажду я, чтобы он даровал мне
и им свое прощение и чтобы возместил нам своим милосердием в доме
его благоволения. Он не отвергает моления того, кто его призывает, и
не делает бесплодной надежду того, кто на него уповает. Эту книгу
я составил из нескольких отделов и открыл каждый отдел тем, что
соответствует этому сердцу опустелому, чтобы не оказалась книга
целиком плачем и рыданием, в котором успокоение только для обладателя
скорби. Но ведь утраты мира сего, как жизненный срок — дают отсрочку,
но не забывают; если отвернутся сегодня, то повернут завтра, и никто
не уцелеет от их вращения. Проследить до конца эту мысль трудно,
а сократить ее невозможно. Я привел на эту тему то, что прохлаждает
страдание и успокаивает терзание. Извинение обращено к тем, кто
остановится над этим; у благородных оно приемлемо'.1
В этом предисловии, таком типичном для Усамы по личному
подходу к теме, особенно ценно упоминание о землетрясении, постигшем его
родину. Этот факт с точными данными и большими подробностями
сохранен нам другими источниками.2 Относится он ко времени второго
пребывания Усамы в Дамаске (1154—1164) при дворе знаменитого борца
с крестоносцами, Hyp ад-дйна. В августе 1157 г. стихийное бедствие
постигает всю северную Сирию: тринадцать крупнейших городов разрушено
землетрясением, и в их числе родина Усамы Шейзар. Все его
родственники эмиры-мункызиты как раз в этот момент находились во дворце на
одном семейном празднестве. Весь род погиб под развалинами; живой
была извлечена только жена одного эмира и уцелел находившийся в
отсутствии родственник. Понятно, что такая катастрофа навсегда оставила
следы в душе эмира-изгоя и под впечатлением ее — живым и в
старческие годы — он взялся за составление этой антологии. Говорим — в
старческие годы, так как у нас есть определенное указание о месте и
времени составления книги.
Конца рукописи в ее настоящем виде нет, но еще на исходе XVI в.
он существовал, и ученый владелец, о котором нам придется говорить
впоследствии, на основании его оставил указание, что книга закончена
автором в Хисн-Кайфе в первой джумаде 568 г., т. е. в декабре 1172 г.3
Усаме было тогда уже 77 лет. Эмир сохранял до конца дней завидную
бодрость духа, и мы знаем, что он делал вставки в свою автобиографию
1 Текст заканчивается перечнем глав, о котором будет речь ниже.
2 Н. Derenbourg, ук. соч., стр. 276—277.
3 Л. 2 6—За: ^IäXJLI ^^ уі* y^Ss ?*-\+> о* ^Srj^ о«ЛА {JrA^
^Я^ (3 Цз^о gW-iJl g*2 bL^£ O""0*"^ *.-"*ah.J Ij^jlU 3LoLt»\ y^S/i ^L©1.£jU\ 3Lo^l*J\
иц\ &*sSs. £*-*>} 1*члИ ^jxS U-£ «^U~^^ ^^JC-co^ ^Ц-Ь' <x^co (jy^l
18 И. Ю. Крачковский, т. II
274
Арабская средневековая художественная литература
даже 87 лет. Как указание о поводе к составлению, так и
сведение о месте и времени вполне определенно подтверждаются биографией
Усамы. Хисн-Кайфа — небольшой городок с крепостью на Тигре в
верхней Месопотамии в области Диярбекра. Расцвет его относится к XII в.
в эпоху господства здесь мелкой династии Ортукидов.1 Гостем одного
из них, с которым Усама познакомился во время совместных действий
против крестоносцев под Антиохией, он и провел 10 лет своей жизни
(1164—1174). Старость сказывалась, и за этот период в его
автобиографии мы реже слышим про битвы и охоту, чаще про
благочестивых отшельников и литературные занятия. К этому времени относится
основная часть автобиографии, в это время были составлены некоторые
другие произведения и, между прочим, „Книга стоянок и жилищ".
План ее прост. В 16 отделах, распадающихся иногда на более
мелкие, Усама располагает поэтические отрывки сообразно с теми словами,
которыми пользуются поэты при обращении к покинутым или
разрушенным местам, где жили им близкие. Перед читателем проходит здесь весь
репертуар exordia арабских больших произведений. Здесь и жилье, и
стоянка, и весенний привал, и следы кочевья, и города, и дома со всем
разнообразием синонимов, выработанных еще арабской кочевой жизнью.
Последний отдел посвящен стихам „о плаче по семье и братьям",
который Усама сопровождает таким замечанием:3 „Я говорю, что для этого
отдела настоящим местом было бы начало книги, так как стоянки и
жилища оплакивают только из-за живших там родных, близких и
дорогих, но я его отодвинул, чтобы закончить книгу".
В манере изложения чувствуется тот же личный элемент, который
близко нам знаком по автобиографии. Приводя впервые цитаты из своих
стихов, он предпосылает им следующее соображение:4 „Я говорю, что у меня
преимущество над упомянутыми раньше поэтами, так как я больше них
потерпел утрат и мои стихи должны были бы предшествовать их стихам,
хотя в красноречии и не могут угнаться по их следам. Однако преимуще-
і ЕІ, II, стр. 340—341.
2 Вот перечень этих отделов: JjUJLl (лл. 7, 22)^bjJ\ (35, 52) ^ІЬШ (62) JUWl
(66, 71) g^Jl (79, 84) ^jJI (89, 91) ^Л (99, 103) ^ІзЗі (106) JäJIj ^L.J.1
OLojaJIj ^JIaU} e^b ^IaWj (109) 0U»^1 (114) J*/£n (119, 129) 0Jd\ (132)
>)LJ\ (134, 138, 144) ^>UJ\ (146, 168) CU^-Jl (190, 210) ob^b J^1 ^ (220)*
3 Л. 220a: ^bixJlj JjUJLl CUifc M ^U&t ^J^o aouo^o ^ J^oiJl Ua luXS
.v_jU5J\ <4o fJJV 43jZ.\ 0I*J «^Ua^/l* с>!>^Ь іУ*Ѵ\ С?* UaiK-u-J fj^ L?i
4 Л. 18 а: <Нз»>у CU^ M tejX\ <J.^afi *\^а*£Л {^0 oS> pjJl> ^ <J^ <J C^Xs
JIS U.£ *.Aft CU^ ^U (З^Ь tA^ 4ooLx££Jb ^a^ ^j^uJl ^jJlX^JJ £^£J A.A^b I *La-XS\
^Л^ b JIS ^5Lo ^J г^* <jcb \>\j ^UJl cu*So\ cxjso \>i eJJ U üo\ b <^V fi
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 275
ство за опередившим, и он имеет больше прав быть выставленным раньше,
хотя я с ними в этом похож на то, что говорил Зарр своему отцу:1
«Отец мой, почему когда говоришь ты, то вызываешь слезы у людей,
а когда говорит кто-либо другой, он не заставит их плакать?». «Сынок
мой,— ответил тот,— наемная плакальщица не то, что рыдающая
осиротелая мать»". Другой раз по аналогичному поводу Усама добавляет:2
„Я говорю, что у меня есть стихи на ту же тему, которые излагают
действительное положение, а не только следуют приемам поэтов. Дело
в том, что в словах посланника Аллаха — да будут над ним молитвы и
привет Аллаха — встретилось мне изречение: «кто посещает могилу
своих родителей или одного из них каждую пятницу, тому простится
и будет записано это, как благое деяние». И опечалило меня то, что
я был лишен возможности их навестить и разлучен с ними — живыми
и мертвыми, и я произнес стихи...".
Личный элемент и личный интерес сказывается в тех отступлениях,
нарушающих общий тон, которые Усама считает нужным сопровождать
особыми оговорками. Особенно часто это бывает перед большими
прозаическими рассказами, появляющимися изредка как разъяснения
намеков в цитатах. Как бы извиняясь, он добавляет:3 „Я говорю, что
стих Корана потребовал упомянуть про убийство Ка'ба ибн ал-Ашрафа;4
я это сделал, хотя это и не являлось моей целью".5 Иногда он не скры-*
вает своего восхищения перед стихами или рассказом, которые
приводит вразрез с основной темой:6 „Я говорю, что эти стихи попались мне
в рассказе, который понравился, и я привел его, хотя и не имел
первоначально в виду, однако стихи потребовали его включения". И другой
1 Абу Зарр ал-Гифари, один из сподвижников Мухаммеда, ум. ок. 653 г. (EI, I,
стр. 88).
* ... *
2 Л. 223 б: ^sc^st>o JU*. гуЛ* ^а» ОЦУ^М oJob ^^ <^^mXj ^Ц^ <J> CU&
.(tJ\ cuiifl L>Wx>\\a *1*аП UA-*-i OU-io^ Uj^jjb \
. fi- .. *»
3 Л. 39 6: ^5o ^J ^lj гЛх>}) o£ ^jJXV\ ^ ^o*.£ JJCS^O Aj>V\ ц^илХэі ClJS
4 Один из политических противников Мухаммеда, еврей, убитый по его внуиЦению.
5 Аналогична и следующая фраза (л. 126 а): ^^uX^-Jl ^.ѵЛ-fc ^Xs- l-аЬ^ ^^ «JX^S
^Ш lJuJLXJI Jo^Af *J* ojUäH £}*<> ІХи.Хо Ср. еще л. 60 а: U-J v-^-1 1*Х* £->S> ОЛ£
ѵЬѵлЛ ѵО ^ио *.ä-uxJ\ ^s и л. 194а:^-со\ч ^Х* лхіі^ио ^aL^ «J««*.* «_^.-со >jyo 151
0 Л. 31 а: U-e ^-^ ^o-^jli ^XsJa^-iol -o. j3 l->LoV1 ovXA ^ <—^.л CUls
18*
276 Арабская средневековая художественная литература
раз повторяется аналогичная фраза:1 „Попались мне эти стихи в
рассказе, который я приведу, так как он показался мне замечательным,
хотя этого и не требует сочинение. Ответственность же относительно
него на том, кто его передавал".
Уже эти примеры с полной определенностью говорят, что на особую
стройность или систематичность изложения и в этой работе Усамы
рассчитывать нельзя. В основе своей — это сборник поэтических цитат
Q указанием имен авторов. Очень редко стихи прерываются
комментарием в одну строку2 или объяснением отдельных слов. Иногда в
обстоятельных рассказах приводятся условия сочинения стихов. В
противоположность ученым классического периода Усама признает поэтов не
только древних: у него в таком же количестве фигурируют и новые,
а в числе их и современные ему египетские. Наряду с представителями
восточного халифата появляются и западноарабские поэты; с очень
известными идут рядом мало знакомые. Одним из любимцев его является,
повидимому, Михйар дейлемит;3 об этом говорят и другие сочинения
Усамы.4 В противоположность автобиографии здесь автор довольно часто
приводит свои собственные стихи,5 равно как своих родственников: деда,6
отца,7 дяди8 и брата.9
В прозаической части наряду с рассказами из доисламского периода,10
появляется эпоха Аббасидов.13 Изредка систематически привлекается
Коран,12 причем цитаты настолько многочисленны, что поэтическая часть
прерывается почти на пять листов. В главе о „доме" Усама, увлекшись,
посвящает около 15 листов13 описанию „дома божия" Ка'бы, быть может
в связи фо своей специальной работой по истории Мекки, известной нам
по заглавию.14 Здесь же мы встречаем и одну цитату из „Лоуьа ItqtoO" —
1 Л. 141 б: <^5Ь fJ £>^2 °^.і (^Ь-а-Х^Ѵ q>)5* U\ «*sL. ß OLoVl oi* ^ CL>y*
2 Например: лл. 7 б, 49 б, 57 а, 74 а и др.
:і Ум. в 427/1037 г. См.: Н. Derenbourg, там же, стр. 338, прим. і и 544,
прим. 1.
4 Известна обработка одного его стихотворения Усамой в форме тахмиса (см. там же,
стр. 558—562).
5 Лл. 19 а—216, 49 а—51а, 69 б, 102 б, 107 6, 118 6, 123 а, 125 а, 126 а, 130 б,
132 6, 137 6, 140 6, 165 а-167 б, 224 а.
6 Лл. 130 а, 164 а.
7 Лл. 48 а, 164 а.
8 Л. 104 а.
9 Лл. 18 а-18 б, 48 а—49 а, 64 б—65 а, 88 б, 164 б.
10 Ср., например, рассказ про 'Урву ибн ал^арда, лл. 58 6—60 а или 119 б—121а.
11 Халиф ал-Мамун — лл. 31 б—34 б или ал-Му'тасим— л. 10 а. Ср. рассказ про
поэта Башшара — л. 78 а.
12 Глава о j>\u>J\ — лл. 35 а—40 а и 146 а—148 б или глава об ^ІзѴІ — л. 106 а.
!3 Лл. 190 а-205 6.
14 Н. Derenbourg, там же, стр. 333: ^jJ^Jl £tJ»%L£J\.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 277
материал, еще ждущий своего исследователя в арабской литературе:]
„Кто строит дом на волне морской? Таков для вас здешний мир, не
избирайте же его пристанищем".
Богатая событиями жизнь оставила свой след, и часто Усама при
той или иной цитате вспоминает случай из собственной биографии в
разных странах, где он перебывал. Чаще всего появляется Египет2—пора
расцвета жизни, появляется Дамаск3 и Тир,4 города Месопотамии —
Меййафарикйн,5 Ирбиль6 и Фенек.7
На источники свои Усама ссылается не всегда. В большинстве
случаев — это хорошо известный нам общелитературный фонд того времени:
встречаем мы здесь и автора „Книги песен"8 и историка Багдада ал-
Хатйба.9 Изредка, однако, и здесь проскальзывает новое для нас
указание. Таково, например, неизвестное нам сочинение алТазалй
„Достоинства имама Малика"10 или известного историка ат-Табарй „Генеалогия
сподвижников Мухаммеда".31 Из собственных произведений Усама
упоминает здесь только „Рассказы о женщинах",12 произведение, известное нам
по двойной цитате его же в „Книге о посохе".13
III
Такова неизвестная до сих пор книга сирийского эмира. Не менее
интересна сама рукопись — уже потому, что историю ее мы можем
проследить почти до начала XIX в., до появления в Азиатском музее. Первая
точная запись владельца на ней относится к 1006/1597 г. и сделана
в Дамаске. Мы знаем, что последние годы своей жизни (1174—1188)
1 Л. 150а: ^.s. ^jJLo ^іХЙ \> £j.ho ,Jls <ао\ &.*\ь dJJ\ J^o pb.j* &* C5-*"-£* О*
2 Лл. 10б (голод там), 15 a, 51 б (переписка с Ибн Руззйком), 118 б, 125 б,
130 б, 137 6 (541 год). .
3 Л. 18 б (разлука с братом).
4 Л. 128 6.
5 Л. 11 б (встреча с Йахйей ал-Хаскафй в 527 г.). Он упоминается в LojtJl v_->U£
(Н. Derenbourg, ук. соч., стр. 533), умер, по словам Хаджжи Халифы (изд. Flügel,
IV, стр. 257, № 8304), ок. 553 г.
<* Л. 167 6.
7 Л. 58 6.
8 Лл. 93 а, 238 а.
9 Л. 151а.
10 Л. 175 б: ^~і\ £5»> vi£JLo <j£Lad. Возможно, что это отдел из какого-либо
большого произведения.
11 Лл. 174 б и 183 а: ^зІл^аЛ * *.«**>. Нужно заметить, что вопрос о сочинениях ат-
Табарй до сих пор очень запутан и, может быть, в этом названии кроется произведение,
известное под другим заглавием. См.: I. G о 1 d z i h e r, WZKM, IX, 1895, стр. 359—371;
De G о e j e. Annales.. .at-Tabari. Introductio. Lugd. Bat., 1901, стр. IX—XXII.
12 Л. 94 а: рассказ про «—^-f"0 ^ sj""b^A и -^U-ä^o.
13 Н. Derenbourg, ук. соч., стр. 334, № 7.
278
Арабская средневековая художественная литература
Усама провел именно там; соблазнительно предполагать, что, переселяясь
туда из Хисн-Кайфа, он захватил и свою библиотеку, как сделал многр
лет тому назад, когда переселился из Египта в Сирию. Вероятно тогда же
попала в Дамаск только что законченная „Книга стоянок и жилищ".
К XVI в. она лишилась первого листа, но существовал еще последний,
на основании которого указал в начале дату и место написания
владелец.1 Этот владелец был довольно известный поэт и литератор своего
времени Мухаммед ат-Талавй (1540—1605).2 Отец его, солдат турецкого
войска, попал в Дамаск при завоевании Сирии султаном Селимом и
остался там. Сын — дервиш, поэт и ученый, занимал различные
судебные должности и профессуры, побывал в Константинополе и святых
городах, но почти всю жизнь провел в Дамаске за литературной работой.
Из его произведений сохранился сборник поэтической переписки с
современниками, представленный, между прочим, двумя рукописями
Азиатского музея.3 О большой начитанности Мухаммеда ат-Талавй говорит и
тот биографический очерк Усамы, который он приложил в начале
попавшейся ему в руки книги.4 Здесь мы встречаем ссылки на гИмад ад-
дйна, Ибн Халликана и диван Усамы — словом, почти все те же источники,
которыми пользовался Деранбур в своей монографии о нашем эмире.
На последнем еще существовавшем в его время листе рукописи
основывался ат-Талавй и тогда, когда говорил, что она представляет
автограф.
Сомневаться в справедливости этого указания нет особых данных.
К сожалению, сравнивать не с чем, так как неоспоримых автографов
Усамы до сих пор не обнаружено. Одно время существовало
предположение относительно одной берлинской рукописи, якобы переписанной
Усамой, как высказывался Деранбур.5 Однако для этого основания
слишком шатки: повидимому, рукопись — только копия с оригинала,
переписанного Усамой в Хисн-Кайфа около того же времени, как и наша.
Палеографические данные заставили такого тонкого знатока, как Альвардт, даже
не упоминать в своем каталоге о возможности видеть здесь автограф.6
Судить о нашей рукописи приходится, таким образом, не путем сравнения,
а только на основании внутренних данных. Они, несомненно, подтвер^
ждают указание ат-Талавй. И бумага, и письмо могут относиться к XII в.,
в руке чувствуется уверенность человека, много писавшего, в огласовке
и смелости некоторых лигатур виден не переписчик, а ученый литера-
1 Л. За (цитата приведена выше, стр. 271, прим. з).
2 См. о нем: С. Brockelmann, GAL, II, стр. 273, № 11, или: Зейдан.
Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, III. Каир, 1913, стр. 275—276.
3 № 164 и 165 ст. фонда. В Европе они не известны и Брокельманом не
упомянуты.
4 Лл. 1 6-^3 а.
5 Н. Derenbourg, ук. соч., стр. VIII—IX. В начале приложено и факсимиле.
6 W. Ah 1 war dt. Verzeichniss der arabischen Handschriften der Kgl. Bibliothek
zu Berlin, IX. 1897, стр. 229, № 9703.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 279
тор. Опасно, конечно, поддаваться предвзятому мнению, но по временам
кажется, что в почерке проявляется дрожание руки у 77-летнего старика,
каким в это время был Усама. Вся сумма данных в связи с заметкой
ат-Талавй, основанной на существовавшей в его время приписке Усамы,
дает право считать рукопись автографом эмира.
Через 55 лет после смерти ат-Талавй появляется другая приписка
1069/1659 г., свидетельствующая о том, что и конца рукописи уже не
имеется, хотя она остается еще в Дамаске.1 Следует ряд приписок
неизвестных или неинтересных нам владельцев, и последняя вместе с
рукописью переносит нас уже на север Сирии, в другую обстановку,
в Алеппо. Мы знаем, что именно Алеппо, начиная с XVII в., является
единственным живым очагом арабской угасающей литературы. Здесь
устойчиво сохраняется старая традиция с любовью к книжным
собраниям; здесь подготовляется и новая арабская литература под
европейским влиянием. Первые проблески ее заметны именно в Алеппо. Школа
Макария Антиохийского и его сына Павла Алеппского, хорошо
известных России, оказывает сильное влияние, повидимому, не только на
единоверцев. Нельзя забывать, что с Алеппо связан и первый период
европейской арабистики: здесь подолгу жили и Поккок и Голий; брат
последнего действовал как монах ордена кармелитов. История перевода на
арабский язык Гуго Гроция2 или Фомы Кемпийского,3 равно как
восточная переписка Голия,4 вскрывает интересные черточки духовного
брожения в этой своеобразной христианско-мусульманской среде. Из Алеппо
выходит и маронитский патриарх Герман Фархат. (1670—1732),
считающийся одним из провозвестников новоарабской литературы. Из Алеппо
выходит и арабское книгопечатание в начале XVIII в., пересаженное
туда из Румынии патриархом Афанасием. Алеппо сохраняет свою роль
на протяжении двух веков, и его41 смешанную среду хорошо
характеризует незначительная на первый взгляд приписка — последняя по времени
1 Л. 4: ^.JlkJl £xÄäJ\ ^ä-~*J\ о*.0 Ц£ £л>іаЛ <_лХ>о.<Л Jasc^ dJc*u*J.)\ ouX.Aa
uiuUx*J| ki^ l_;U$U1 \J.a ^\ L^ ^ ^X}\ £\j*\ Jp*.* ooAä^JIjaX^ ОѵЛаэ ?Ь^1
v-^-a-0 (J, JV^- 0%,Л Ä.X-K0 (^J^Vl ^.>L*.Sb. (j, £ä-cc^.*J\ ОчЛ-^-J <k**.ZS vl>^3 e5^Ä-^ ^JJt Л.^гѵ.4
Обстоятельнее повторяется то же самое на л. 250 6. Об усердном изучении рукописи
под руководством ученых говорят частые приписки на полях o\S £Х± (например:
лл. 15 а, 21 б и мн. др.).
2 Н. С. Millies. Over de Oostersche vertalingen van het beroemde geschrift van
Hugo Grotius: De veritate religionis christianae. Amsterdam, 1863, стр. 7—18.
3 Ch. F. Schnurr er. Bibliotheca arabica. Halae, 1811, стр. 251—253.
4 M. Th. Houtsma. Uit de oostersche correspondence van Th. Erpenius, Jac.
'Golius en Lev. Warner. Amsterdam, 1887 (Letterk. Verhandl. der Koninkl. Akademie
van Wetensch. te Amsterdam, Deel XVII).
280
Арабская средневековая художественная литература
в рукописи.1 „У покойного шейха Хашима эфенди Калласй такой
стихотворный отзыв об этой книге:
Эти стоянки воздвиг из слез, остановившись над стоянками плачущий.
Посмотри же на их удивительные следы, продекламировав стих: «Для вас,
о стоянки, в сердцах стоянки»!
Он включил в это двустишие начало касйды Абу Таййиба ал-Мута~
наббй:
Для вас, о стоянки, в сердцах есть стоянки; вы опустели, а они вами
заселены.2
Записал это владелец книги, раб, нуждающийся в благоволении
господа своего вседовольного всемогущего, Насраллах, сын покойного
Фатхаллаха Башары Тарабулусй, да соделает его бог благословенным,,
в рамадане 1225 г.".
Эта приписка, относящаяся, таким образом, к октябрю 1810 г., дает
нам все необходимые указания для новой, так сказать, истории рукописи.
Фатхаллах Тарабулусй — довольно известный поэт и общественный
деятель Алеппо в конце XVIII и начале XIX в. (1770—1840).3 Происходя
из литературной семьи, он находился в одинаково близких связях с
мусульманами и христианами. Одним из его друзей и был шейх Хашим
ал-Калласй, с которым он обменивался литературными посланиями.4
Около 1826 г. религиозные раздоры в Алеппо заставили Тарабулусй
переселиться в Египет, где он и умер около 1840 г. Его имя дает нам
ясное указание на то, каким образом рукопись попала и в Азиатский
музей. Одним из меценатов и друзей Тарабулусй, которым он посвящал
свои стихотворения,5 был, между прочим, французский консул в Алеппо
Руссо (Joseph Louis Rousseau), впоследствии занимавший такой же пост
1 Л. 1 а (ненумерованный): L_->Ul$ÜJ Ікз jsLS ^-coUS' ^uXJil ^Іоіа £^*£J\ ^а. ~*JJ
£3\J^J 1 L-^—^—J 1-Ä—-o Jü ІІ
JwA\^\ ciU.^o ^A« CU—Л Cjj й-$\ * JjU-o <w->^—)—Ä—J\ <3 JjUx) b v^J
л^ІІ ^s^w-^Jl jJ« АЛЛ ѵ.-*лі ^3vXÄJ\ ^ХаЛ дьЬк і^-^у^ гГг^"*-"^ «Л-*аЛ dS*^^2 U-f~?-*£
ІГТО Д.Х^о ^Uax>\ (Ъ, <^.^Xs> IS\L.^> <*JJ\ <^)wää. (sic!) ^-co^bL-b o^L^ ЛІЛ
2 Ал-Мутанаббй, изд. Dieterici, стр. 265.
3 О нем имеется статья Шейхо в „ал-Машрике", III, 1900, стр. 397—408, и отдел
в его же „La litterature arabe au XIX siecle", I, Beyrouth, 1908, стр. 52—54. Отрывок
одного его стихотворения помещен анонимно в „Mines cTOrient" (II, Wien, 1811,
стр. 209—210 = ал-Машрик, HI, стр. 406).
4 Ал-Машрик, III, стр. 402; La litterature. . ., стр. 53.
5 Например, ок. 1808 г. — ал-Машрик, III, стр. 398—399; на отъезд из Алеппо —
там же, стр. 400. Ср. оду Наполеону нарождение сына в 1811г., там же, стр.399—400^
Ср. еще: La litterature. . ., стр. 53.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 281
в Багдаде и Триполи африканском. Хотя он родился в Париже в 1780 г.,
но происходил из левантийской семьи, так как еще его дед выехал на
Восток из Женевы в конце XVII в.1 Отец (род. в 1738 г.) был тоже
французским консулом в Багдаде и Басре и умер в Алеппо в 1808 г.,
оставив после себя несколько работ по востоковедению. Сын
унаследовал литературные вкусы и составил большое рукописное собрание.
Благодаря содействию знаменитого Сильвестра де Саси оно попало
в Россию и в виде двух коллекций Rousseau, поступивших к нам в 1819
и 1825 гг., положило начало мусульманским рукописным фондам
Азиатского музея.2 В составе второй коллекции, перейдя, очевидно, от Тарабу-
лусй к Руссо, оказалось и сочинение Усамы, которое, таким образом,
скоро может праздновать столетие пребывания в России.
По всем крупнейшим этапам угасающей арабской литературы
проходит эта рукопись. Зародившись в эпоху первого агрессивного движения
Запада на Восток — первых крестовых походов, она попадает в Дамаск,
куда автор привлечен великим именем Саладина. В эпоху другого
крупного перелома — завоевания Сирии турками — она опять всплывает перед
нами, чтобы снова погрузиться во мрак до проблесков уже нового
литературного движения в XIX в. Эпоха столкновения Запада с Востоком
вызвала ее к жизни; начало мирного общения обеспечило ей жизнь уже
не на Востоке, а на Западе.
Сочинение интересно как памятник крупной, если не исторической,
то человечески характерной фигуры. Рукопись сама по себе ценный
свидетель ряда веков. Но у нас остается еще один вопрос: представляет ли
значение „Книга стоянок и жилищ" как научный материал с нашей
современной точки зрения?
IV
Начнем со второстепенных данных. Как мы уже видели, изредка и
в „Книге стоянок и жилищ" появляются автобиографические детали,
которые могут дать параллели к „Книге назидания", кое в чем ее
подтверждая. Изредка мы встречаем исторические указания и отдельные
черточки, которые, как мозаика, могут войти в другие картины. Но это
все мелочи. Важнее уже текст сообщаемых произведений, который
нередко может помочь вопросам текстуальной критики. Сравнительно
скудна будет жатва, когда дело коснется древнего периода: относительно
него мы располагаем теперь достаточно большим запасом источников
и даже критических изданий — трудно полагать, чтобы книга Усамы в
этом направлении могла оказаться важным подспорьем. Но я не даром
1 Ум. в 1753 г. 74 лет. См.: Eloge historique de feu J. F. X. Rousseau, ancien
consul general de France ä Bagdad et Bassora, mort ä Alep le 12 Mai 1808. Paris, 1809.
2 См. статьи Френа, перепечатанные в „Das Asiatische Museum" (1846, стр. 201—216,
279—294). Общая характеристика коллекций, ср.: Азиатский музей Российской
Академии Наук, 1818—1918. Краткая памятка, II, 1920, стр. 9, 11—14.
282
Арабская средневековая художественная литература
подчеркивал, что интерес эмира равномерно направляется и в сторону
новой поэзии; именно здесь жатва будет гораздо обильнее. При отсутствии
критических изданий, относящихся к этому периоду, запись такого
литератора, как Усама, окажет ценную помощь и во многих случаях сыграет
роль первоисточника.
Однако и не в этом еще главное значение книги. Собранием
материала на одну определенную тему она как бы целиком подходит к тому
направлению, которое мы теперь наблюдаем в исследовании арабской
поэзии за последние годы до войны, о чем только и можем судить.
Став со времен Альвардта на прочную почву путем правильного
подхода к вопросам текстуальной критики — с одной стороны, реального
анализа поэтических сюжетов — с другой, арабистика в лице Гольдциэра
обратилась к решению вопроса о происхождении основных форм
арабской поэзии на их первичных стадиях перехода от массы еще безличной
к национально-своеобразной. Дальнейшей ступенью обработки явился
анализ развития отдельных сюжетов или образов у индивидуально
выделяемых поэтов и впоследствии анализ их общего стиля. Это
направление можно считать наиболее характерным для венской школы,
группирующейся около Гейера. Система их анализа, примыкающая в исходном
пункте к классическим образцам Альвардта, не ставит вопроса широко,
ограничивая его отдельными пунктами преимущественно данного
анализируемого стихотворения. Исключение — этюд Родоканакиса о форме
элегий, и наряду "с ним книга Усамы как бы намечает дальнейший путь.
Неизбежной вступительной частью всех крупных арабских стихотворений
является обыкновенно так называемый „плач на следах ставки" — горе-
ванье поэта у остатков того кочевья, где когда-то проживала его
возлюбленная. Вызванная первоначально реальными условиями примитивной
кочевой жизни, эта часть мало-по-малу превратилась в литературный
прием, обязательный шаблон, не без оснований сопоставляемый Гвиди
с обращением к музе в ложноклассических произведениях.1 На все века
существования арабской поэзии эта часть оказалась закрепленной; если
в других допускаются те или иные отступления и перемены деталей
сюжета, то эта является наиболее незыблемой. Неудивительно поэтому, что
все приводимые Усамой стихи о следах, остатках и стоянках являются
в громадном большинстве-началом отдельных стихотворений. Проследить
развитие этой части, изменение отдельных деталей, индивидуализацию
приемов и явится, рано или поздно, очередной задачей исследователя
арабской поэзии. Усама, не подозревая, конечно, возможности такого
эгоистического подхода к его проникнутой чувством книге, собрал в ней
богатый материал для такой работы, указав целый ряд путеводных
знаков. Этот материал почти всей своей массой может перейти в распоря-
1 I. Guidi. II „nasib" nella qasida araba. Actes du XIV Congres des Orienta-
iistes, III partie, Alger, 1905, стр. 8—12.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы 283
жение европейского исследователя, избавив его от длинного ряда
предварительных черновых изысканий. В этом и заключается главное
значение новой книги Усамы с нашей точки зрения.
Все же, расставаясь с книгой сирийского эмира, хочется сказать, что
самое интересное в ней — он сам. И это произведение бросает такой же
мягкий свет на Усаму, как его автобиография. И через него проходит
яркое отражение индивидуальности, которое позволяет видеть в авторе
если не первоклассного писателя, то определенную человеческую
личность, отчетливо выступающую на фоне прошлых веков. Затеряться
в истории арабской литературы или жизни она не может.
-*°§§°*-
У&^ФШ&=ЯгГ£
Стихотворения ан-Нумана и Бекра. Дели, 1337 г. хиджры
. b:> .irrv <L~
(Lith., in 8°, 2-і-10-ь46ч-4-ь10ч-38-н2 стр.)
Среди вышедших во время войны восточных изданий есть немало
таких, которые обязаны инициативе европейских ученых или в которых
сказывается стремление применить современные методы работы. Оба
признака объединяет вышедшая в Дели литография с диванами поэтов
ан-Нугмана ибн Башйра и Бекра ибн сАбд ал-'Азйза, которые изданы по
копии с константинопольской рукописи мечети султана Фатиха. Английский
ориенталист Кренков (Fr. Krenkow) предоставил копию в распоряжение
известного мецената Хусейна ал-Билграмй, на средства которого и
выполнено настоящее издание.
Издатель — Мухаммед ибн Йусуф ас-Суратй — не чужд науки: в одном
из примечаний он упоминает свою работу о стихах Хассана ибн Сабита
(диван ан-Ну?мана, стр. 33 ^jL.* ^лі «jl** Лгс Ü^[* Д-^J); довольно-
часто им приводятся соображения об авторе тех или иных стихов (ср.,
например, там же, стр. 18); обоим диванам предпосланы исторические
введения с биографиями поэтов. Знакомство с европейскими методами
сказалось в приложении указателя рифм и собственных имен. С техниче-.
ской стороны литография выполнена безукоризненно: и прекрасная
бумага, и почерк не оставляют желать ничего лучшего. Конечно,
литография даже идеальная не может заменить издания, и очень часто мы не
в силах судить, представляет ли данное чтение простую описку
переписчика или обоснованный вывод издателя. Некоторым минусом является
слишком большое разнообразие пагинаций: не говоря о том, что оба
дивана имеют особую, в каждом четыре самостоятельных нумерации для
1) предисловия автора, 2) исторического введения, 3) текста дивана,
4) указателей. (В дальнейшем ссылки относятся только к текстам обоих
диванов).
Стихотворения ан-Нд мана и Бекра
285
Оба поэта объединены в одном издании случайно благодаря
нахождению в одной и той же рукописи; они относятся не только к различным
эпохам, но, как увидим дальше, сильно отличаются друг от друга
объемом и характером поэтического дарования.
Первый из них — ан-Нусман ибн Башйр — хорошо известен как
исторический деятель. По происхождению мединец-хазраджит, в летописях
ислама он поминается как первый из ансйров, родившийся мусульманином.
После убиения 'Османа он принял сторону Му'авии, бежал в Сирию и
участвовал в битве при Сиффйне против сАлй. Одно время он был
правителем Куфы, а затем Химса, жителями которого и был убит в 64/683 г.
во время междоусобной войны, связанной с переходом власти от омейяд-
ского рода Суфьянидов к Мерванидам. (См. хотя бы: F. Wüstenfeld.
Register zu den Genealogischen Tabellen. Göttingen, 1853, стр. 339—340).
В истории поэзии он известен главным образом своим выступлением
в защиту ансйров при Му'авии против ал-Ахталя, начавшего поэтическую
карьеру колкой сатирой по их адресу. Сколько-нибудь выдающимися
личными свойствами он, как и большинство ансйров, повидимому, не обладал; он
„любил тишину и спокойствие" и едва ли представлял крупную фигуру среди
своих современников, один из которых характеризовал его как „слабого или
притворяющегося слабым" (ад-Дйнаверй, изд. Guirgass, стр. 245,15).
Про существование его дивана было известно уже потому, что среди
редакторов его называется ряд крупных филологов, как аш-Шайбанй и
ас-Суккарй; последнему, по мнению издателя, принадлежит и настоящий
извод. Доступным диван делается только теперь, и его появление очень
своевременно. За последние годы у нас начинает накопляться в довольно
большом количестве материал для суждения о поэзии ансйров и вообще ме-
динцев. Незадолго до войны (1914) мы получили хорошую картину
мединской жизни и поэзии до ислама благодаря изданному Ковальским дивану
аусита Кайса ибн ал-Хатйма; условия после хиджры рисует панегирист
Мухаммеда хазраджит Хассан ибн Сабит (ср. ЗВО, XXI, стр. 083—093).
Диван хазраджита ан-Нусмана теперь дополняет эту картину и, повидимому,
не заставит изменить вывода об отсутствии поэтического таланта у ансйров.
Едва ли произведения Ибн Башйра представлены полностью в
опубликованной рукописи: против этого говорит уже самое количество. В
диване всего 14 стихотворений, из различных источников извлечено еще
8 фрагментов; некоторые представляют отрывок в один стих, другие
дублируют предшествующие произведения, и, таким образом, диван дает
всего 208 стихов. Еще больше о неполноте сборника говорит
фрагментарность целого ряда отрывков, несомненно представляющих disjecta
membra несохранившихся произведений. О творчестве поэта мы должны
судить, стррго говоря, только по пяти большим и, может быть, цельным
стихотворениям. Для содержания его поэзии они вполне характерны и
отражают картину, повидимому, достаточно полно. Из касйд
нормального типа у него имеется только одна (№ 3), составленная в обычном,
286 Арабская средневековая художественная литература
доисламском стиле и выдержанная достаточно хорошо, хотя порядок
стихов местами сомнителен. Появление вместо имени героини Умм сАбдал-
лах (ст. 1, 14 ) имени Джамйли (ст. 27) еще не заставляет видеть здесь
два различных произведения, тем более что оба имени могут относиться
к одному лицу. Стих 6 этой пьесы:
говорит о том, что в эту эпоху кораническое J^Lj (сура 105, з)
понималось в смысле „стай" птиц, а не особой породы, как впоследствии
толковали некоторые экзегеты. (Ср. еще в стихах более поздней эпохи
о лошадях: J^L^J J.*iJ «iJL ал-'Икд, изд. 1293 г., I, стр. 196)..
В ст. 27 интересна форма: 4jJL=«JlJL.
Два больших стихотворения (№№ 1 и 2) посвящены типично
мусульманским сюжетам, хорошо знакомым нам по творчеству Хассана ибн
Сабита во втором периоде; в некоторых пунктах можно уловить
общность с произведениями Умаййи ибн Абу-с-Салта. Содержание их
шаблонно: восхваление Мухаммеда и Корана, воспевание Аллаха и Страшного
Суда в обычных тонах, частью целиком заимствованных из „Книги бо-
жией". Характерно заявление об отказе от светской поэзии (№ 1, ст. 25):
— тоже мотив обычный и являющийся в большинстве случаев, как мы
знаем из истории поэзии, пустой фразой. В № 2, ст. 11—12, интересно-
упоминание среди пророков некоего ^* ^).
Третий сюжет, которому посвящены два больших произведения
(№№ 4 и 23), наиболее част'в его поэзии: прославление ясрибитов и
особенно ансйров, с которыми и осталось навсегда связанным имя Ибн
Башйра. (В № 4, ст. 3 можно отметить женское имя — эпитет <j^J ill)..
Темы этих пяти крупных стихотворений определяют и содержание
мелких фрагментов, иногда стоящих в непосредственной связи с указан-
ными. Большинство их посвящено ансйрам: №№ 7 (в связи с № 23),
9, 18, 22 (обращение к Му'авии), 24 (по адресу ал-Ахталя); есть несколько
прославлений более личного характера (№№ 10, 13, 25). Особняком,
стоит № 5, отличающийся по стилю от общего творчества ан-Ну?мана
и недаром приписываемый Юмару ибн абу Раби а (изд. Schwarz, № 439);
в связи с ним находится № 6. Незначительны по содержанию отрывки
любовного характера, часто дублирующие начало больших кс$1д: таковы
№№ 11, 12 (=26), 20 (в связи с № 9). Если прибавить к эгсму один
отрывок из элегии (№ 21) и два стиха неопределенного содержания
(№№ 8 и 19), то будет исчерпан весь диван Ибн Башйра.
Стихотворения ан-Ну мана и Бекра
287
Отсутствие разнообразия в древнеарабской поэзии нам достаточно
известно, и только талантливость отдельных поэтов позволяла и при
этой бедности материала разнообразить комбинации. Крупным
дарованием ан-Ну'ман не обладал, и диван его не дает ничего нового для
историка поэзии после произведений Умаййи или Хассана. Популярность его
имени в мусульманских кругах объясняется не талантом, а сторонним
соображением: он считался певцом ансйров и, вероятно, поэтому
мусульманская традиция взяла его под свою защиту, как она взяла Хассана,.
панегириста Мухаммеда.
Не поражает Ибн Башйр оригинальностью в трактовке сюжетов и
так же мало интересного приходится отметить в его форме: она
находится всецело под влиянием обычных и узаконенных норм. Можно
указать только отдельные звуковые комбинации, не всегда представляющие
что-либо оригинальное. Несколько интереснее в этом отношении № 4,
где целый ряд стихов дает внутреннюю рифму или обнаруживает
тенденцию к повторению одинакового звука. В ст. 8, например:
. — ^
J^jjaJJ ^fjj-i v^- ^ . v^U-^J ^joj ^Lo^JJ ^Js
следует отметить перекрестную комбинацию со звуком б(^
— V'A? наРяДУ с ^joj и Ѵ-5«-^)- Стих 12:
JJUJ JJU ,LUJ «jLo Ml Jy~~ ^Ul ft J
включает внутреннюю рифму на au; ст. 13:
JjwJI сЛ^*У -ЭЬ/JJ iCj \J ^Uj) Si}> ^M ^
таковую же на диѣ В этих двух последних случаях даже в самом выборе
слов нам приходится видеть несомненное влияние приемов элегической
поэзии, анализированных в работе Родоканакиса о поэзии ал-Ханса (№ 21,
ст. 3 дает такое же канонизированное сочетание выражений <uJJ Jb^
^Lf) р>ь). Звуковая комбинация с неполной рифмой имеется в
стихах 15—16 № 4:
Слабее выражен тот же прием в ст. 21 со звуком р:
288 Арабская средневековая художественная литература
Впечатление гораздо большей свежести и силы таланта производят
стихотворения другого поэта, изданные по той же рукописи. Поэт этот
до сих пор почти совсем не был известен, если не считать скудных
упоминаний о нем в исторических трудах; по времени он более чем на два века
моложе ан-Ну?мана. Бекр ибн сАбд ал-сАзйз (ум. в 898 г.)
принадлежал к мелкой династии полусамостоятельных эмиров Дулефидов,
которые утвердились в Курдистане в качестве халифских наместников со
времени деда поэта Абу Дулафа (ок. 825—842). Бекр с его братом 'Омаром
были последними представителями этой династии, смененной другими
наместниками. По происхождению Абу Дулаф был из чисто арабского
рода 'иджлитов: Бекр гордо себя величает „вершиной" ва'илитов.
Постоянные войны, беспокойная жизнь выработали из него тип
староарабского рыцаря-поэта, который в эту эпоху встречался уже редко,
вытесняемый поэтами придворного городского кружка. Дая Бекра на первом
плане стоит гордость своим родом, война и месть за убитых братьев.
Сюжеты его, быть может, еще более ограничены, чем у ан-Ну'мана,
диван тоже очень невелик —14 произведений и всего около 250 стихов,
но они настолько живо отражают его жизнь и проникнуты такой свежей
силой, что не могут затеряться даже среди богатого материала аббасид-
ской поэзии. Он не поэт-профессионал, он думает не о славе поэта,
а о чести героя: его красивый девиз — все стихотворение № 14 с бодрым
концом (ст. 8):
Враги должны пред ним трепетать, ибо, как он заявляет (№ 3, ст. 19):
Слава его рода прошла далеко (№ 5, ст. 28):
^—с ^_h._3>Ll.-© sLwäJJ o._ij * öl--е.—fzn-J] р1_/-£ ^J U^LJj
Отношение его к жизни сознательно и смерть не страшна (№ 5, ст. 22—23):
с
j^m-J L—л Л AjJL—ft—j I—<с d—.J % it*** > {j *•—J /j **■> »-J л—*—*—J9
■1,
^JzdJL^Jj (j) j~j >_з d-JLc *- f>j-~> (*~I 'i' I—:?l—* " ü'j
Эта мысль иногда у него повторяется (№ 8, ст. 6—7) и вполне
гармонирует со всем мировоззрением, очень целостным и определенным, чем
Бекр тоже отличается от поэтов своей эпохи. Он кажется каким-то
эпигоном старой Аравии в ее лучших чертах, и трудно найти во всем
Стихотворения ан-Ну'мана и Бекра
289
диване стихотворение, из которого не хотелось бы выписать несколько
строк. По силе и яркости выражения его стихи можно сравнить с
лучшими произведениями хариджитских поэтов, таких, как Катарй ибн ал-
Фуджа'а. Поэтическая преемственность в семье Бекра нам ясна: диван
заканчивается пятью произведениями его деда Абу Дулафа (№№ 15—19)
того же стиля и характера, таких же могучих и бодрых и тоже носящих
печать несомненного таланта. Абу Дулаф бывал и при дворе Харуна
ар-Рашйда, но отражения придворной жизни в его стихах так же не
заметно, как и у его внука. Особых ухищрений формы, начинавших
в поэзии этой эпохи переходить в излишество, ни у деда, ни у внука не
заметно: изредка проскользнет внутренняя рифма (№ 18, ст. 1 ^jj^^Jl —
^JjA&J} или ст. 3 такие сочетания, как jLö^l >*^+ C*JL
(2, ст. з), jÄj d^oLoj aLo kLa^oj (5, ст. 5), или тадмин — включение слов
другого поэта (Имруулкайса, 8, ст.20). У Бекра есть интересный пример так
называемого „стыка" — повторения слов второго полустишия в первом
полустишии следующего стиха (1, ст. 11—12), у Абу Дулафа — „концовка"
в ряде стихов (17, ст. 5—7).
По содержанию стихотворения Бекра — отражение его жизни; в
большинстве это фахр — восхваление племени и самого себя, часто с
формальным насйбом (№№ 1—3, 5, 8—10, 12—14), или элегии на смерть
братьев: ал-Хариса (№№ 4, 6, 11) и Ахмеда (№ 7). И несмотря на такую
скудость тем, их разработка с начала до конца производит впечатление
свежести и разнообразия.
Историк в свою очередь извлечет, вероятно, из дивана Бекра ряд
мелких ценных деталей; об этом можно судить уже по количеству
упоминаемых в нем имен: наместник ал-Мугта$ида Бадр (ибн Сулейман)
появляется, например, в шести пьесах (№№ 1, 21, 3, 15, 4, 4, 9, 26, 10, 12, 14).
Кроме него, встречается, конечно, целый ряд менее известных нам из
истории фигур. Интересно отметить поэтическое исповедание ши'итских
симпатий Бекра (№ 12, 8, 9,1і).
Текст обоих диванов дан в очень удовлетворительном виде.
Некоторые сомнения возникают, вероятно, от описок в литографии, и на них
не имеет смысла останавливаться. За обогащение наших источников
сразу двумя не известными раньше диванами все арабисты будут
благодарны как издателю Мухаммеду ас-Суратй, так и доставившему материал
дая издания Кренкову.
IP П. JO. Крги.ковскші, т. II
>Яс^эяс=>яё=>Яс^эд;^эуі^аЯс=>Яс=>яг
The Poems of fAmr son of Qami'ah of the clan of Qais son
of Thalabah a branch of the tribe of Bakr son of Wa'il.
Edited and translated by Ch. Lyall
Cambridge, 1919, in 4°, 76 стр.
Сборник стихотворений сАмра ибн Камй'и, об издании которого
проскользнули вести еще во время войны, явится ценным приобретением
для всех арабистов, особенно интересующихся старой поэзией.
Возможность познакомиться с ним и в России несколько омрачается тем, что
эта работа оказалась последним изданием Ляйеля (Sir Charles Lyall),
вышедшим при его жизни: он умер 1 сентября 1920 г. В английской
арабистике со времени Райта это был, несомненно, крупнейший знаток
арабской поэзии, особенно интенсивно развернувший свою деятельность
с 90-х годов. Изданный им (1891—1894) комментарий ат-Тибрйзй к муал-
лакам и до сих пор дает наиболее надежный текст этих десяти касйду
хотя Ляйел исходил из учебных целей. Опубликованные им (1913) диваны
'Абйда ибн ал-Абраса и 'Амира ибн ат-Туфайля навсегда останутся
памятниками серьезной филологической школы, создавшей теперь
прочную почву и в Англии, как можно видеть по классическому изданию
накаид Джарйра и ал-Фараздака, выполненному (1905—1912) А. Беваном.
Известие о смерти Ляйеля заставило опасаться, что останется
неоконченным издание сборника „ал-Муфа^алййат", работе над которым была
посвящена едва ли не половина его ученой жизни. О проектируемом
издании было известно уже в 1904 г. благодаря предварительному
сообщению Ляйеля (JRAS, 1904, стр. 315—320), текст печатался в
бейрутской типографии Университета св. Иосифа еще в 1908 г. По счастью,
опасения оказались преждевременными: второй том с переводом и
исследованием был полностью отпечатан в Кембридже в 1918 г., а снабдить
указателями текст и выпустить в свет все издание поручено проф. А. Бе-
вану, имя которого говорит само за себя. В скором времени должен
выйти I том с арабским текстом и таким образом труд жизни Ляйеля
будет достойно завершен; будет вместе с тем закончено дело, начатое
Торбеке (Thorbecke) еще в 1885 г.
Арабист подходит к дивану сАмра ибн Камй'и не с таким чувством,
как к рядовому сборнику стихотворений хотя бы и древнего периода.
Об издании The Poems of 'Amr son of Qami'ak
291
Легенда говорит, что гАмр сопровождал Имру'улкайса во время его
известной поездки в Византию и умер по пути туда в возрасте более
90 лет, как можно видеть по приписываемым ему стихотворениям. Если
эту поездку относить, как предполагает Нельдеке, к 530—540 гг., то
расцвет поэтической деятельности ?Амра придется без большой натяжки
переместить во вторую половину V в. В таком случае он явится одним
из наиболее ранних известных нам поэтов, и понятно, что в его
произведениях соблазнительно видеть образцы арабской поэзии в ее
древнейшей стадии.
Эта возможность несколько парализуется, конечно, вопросом о
подлинности. Ляйел производит (стр. 4—6) общий анализ, и вывод его
достаточно положителен: произведения гАмра в общем несомненно
подлинны, во всяком случае не меньше, чем большинство стихотворений
доисламского периода. Нельзя не видеть, что такой вывод довольно
сильно отличается от гиперкритического взгляда Альвардта в работах
раннего периода. Нужно, однако, заметить, что Альвардт в своих
последних изданиях значительно смягчил прежние взгляды, и дальнейшее
развитие науки показало справедливость этого. С увеличением числа
критических изданий, с уточнением стилистического анализа и большим
интересом к нему и в области арабской поэзии мы можем опираться
уже не только на одну традицию арабских национальных ученых или
рукописное предание, как опору текстуальной критики. Метод
внутреннего анализа, применяемый здесь Ляйелем, дает столь же устойчивые
результаты, как и в более широком масштабе при издании дивана 'Абйда.
Однотипность стиля в произведениях является таким же важным
аргументом в пользу подлинности, как и однородность словаря в круге
родственных племен и поэтов.
Тем более неожиданным представляется тот факт, что никаких
следов древнейшей стадии развития арабской поэзии у гАмра нет, с какой
стороны к его произведениям мы ни подойдем. Как и всегда, несомненно,
что часть произведений, если не большинство, дошло до нас не в полном
виде (в диване всего 220 стихов) и представляет только отрывки
больших стихотворений, но и они уже характерны. Мы сразу узнаем здесь
обычный тип касйд, который почти синонимичен с понятием
староарабской поэзии и несомненно говорит о предшествующем долгом развитии.
Этого развития не освещают произведения 'Амра. В них — безразлично
в цельных или отрывках — мы можем уловить все три или одну
обязательную часть касиды: насйб—приступ с воспоминанием о героине,
васф — описание пути к цели и касд— основную часть или с
прославлением кого-нибудь, или воспоминанием о своих былых деяниях.
Основные элементы насиба у сАмра для нас не новы: это — картина следов
кочевья (9, 1—3, 10, і), иногда с традиционным плачем над ними (7, 1—4,
13, 1—4), обращение к друзьям у ставки (1, 1—з), воспоминание о
разлуке (2, 1—3, 11,1 = 15, 1—2) и откочевке племени (6,1—5, 10,3—5* 11,4—9,
19*
292 Арабская средневековая художественная литература
15,3—13), иногда соединяемое с описанием красавицы или переходящее
в него как самостоятельная часть (10, 6—7, 11, 10—17). Об известной
утонченности поэзии говорит появляющийся образ хаййля — ночного
видения возлюбленной (11, 2—з), не свойственный вообще наиболее
древним образцам поэзии. Сравнительно слабее представлена у 'Амра
центральная часть — васф с описанием своих разъездов по пустыне (3, 1—6,
5,1—4, 11,27—28, 13,11—13, 15,14—16) — слабее не в смысле количества
посвященных ей стихов, а по отсутствию ярких картин, служащих в
старой поэзии несомненным украшением этой части. Здесь можно отметить
только один маленький перл: картину жизни дикого осла в пустыне
(13, 14—21) и безуспешной охоты на него (13, 22—32). Встречающаяся
картина дождя не имеет самостоятельного значения (10,9—12). Наконец,
третья, основная, часть касиды вводит элементы прославления героя или
покровителя (1,7—11, 10,13—19, 11,18 ел., 15,25—29) и племени (2,8—15,
5,5—13, 11,24 ел.). Иногда прославляемым является сам поэт,
говорящий о своей верности (2, 4), доблести и щедрости (8, 1—з) в
общесентенциозном стиле (3, 7—8). Здесь же проскальзывают воспоминания о боях
с врагами (2, 16—25, 7, 6—8). Более индивидуальными нотами звучат два
мотива. Один — вино (4, 2—з), к которому относится очень популярная
в позднейшее время песня (12,1—б) и живое описание пирушки (13, 5—Ю).
Второй мотив в древней поэзии часто с ним связан — мотив старости,
нередкий у 'Амра (4,1,4—5, 7,4—5, 9,4, 14,1—2) и создавший ему особую
известность во всех антологиях в связи с упоминанием 90-летнего
возраста (3,9—15). От старости естественен переход к превратностям судьбы,
представленный, правда, не столько в диване (6, 7—13), сколько в
сохраненных различными источниками фрагментах (I—III). Помимо этих
общеарабских сюжетов обстоятельства биографии отражаются в частом
упоминании разрыва с племенем (1, 4—6, 2, 5—7, 7, 9—11, 8,4), в
характерном объяснении перед хирским князьком ал-Мунзиром III (15, 17—24), в
звучащей искренностью передаче горестного изумления дочери, попавшей
с отцом в Малую Азию (16).
Трактовка всех этих тем не дает нам никакого намека на
примитивность творчества, ничем не отличающегося от творчества поэтов, живших
и веком позже. Еще яснее это выступает при разборе формы. Она
скажет нам не только о высоком развитии даже сравнительно с более
поздними поэтами, но и о том, к какой категории мы должны отнести
впервые изданного поэта.
Если взять метры, то мы увидим, что соотношение их не таково,
как в типичной бедуинской поэзии (стр. 6). Правда и здесь преобладает
неизменный тавйл (6 раз), но рядом с ним идут не совсем обычные
мугпакириб (3) и хафиф (2), а к ним примыкают и совсем редкие сари (2)
и мунсарих (1). На последнем месте оказываются такие популярные
у большинства поэтов ранней эпохи размеры, как вафир (1) или кймил (1).
Чередование получается совершенно не то, какое на протяжении двух
06 издании The Poems of 'Amr son of Qamiah
293
известных нам веков сохраняет бедуинская поэзия вплоть до последнего
ее представителя Зу-р-Руммы.
Еще характернее выступает изысканность приемов в трактовке
некоторых звуковых деталей стиха. У 'Амра можно уловить уже ту фигуру,
которая впоследствии получила название таджнйса — „сроднения",
повторения созвучных слов:
/-'
(7,1), b»)j Uclj Ivjjlf
(15, 15). Не обычен в старой не классической поэзии прием внутренней
рифмы (11, з):
Еще важнее то, что некоторые композиционные приемы носят, повиди-
мому, сознательный характер. Мы встречаем у 'Амра так называемую
анафору или единоначатие (скреп, по новейшей терминологии) —
повторение одинаковых звуковых рядов в начале нескольких стихов (15, 17—18):
%jj\ rJj vU,Jj JL*} * U_d*J ijujuUl ^l Jl
Есть у него нечто аналогичное обратному явлению — эпифоре (или
концовке), правда в виде повторения не одинаковой звуковой фигуры в конце
стихов, а лишь синтаксической с повторением дважды одного и того же
слова (11, 6—7).
Некоторый намек на эпанастрофу (или стык) — повторяющийся
элемент в конце первого и в начале второго стиха — мы можем усмотреть
в следующем месте (11, 1—2):
Ж_л_і jj^ Іі_л_і i[j * % Ц i_*LJ JC_;L
В начале одного произведения (7, 1—4) своеобразный прием нагнетания
внимания отделяет глагол от логически связанного с ним обстоятельства
причины на четыре стиха — тоже фигура, мало свойственная старой
поэзии.
Таким образом, изучение стихов сАмра приводит нас к совсем
неожиданному выводу: мало того, что в них нельзя видеть образчиков твор-
294 Арабская средневековая художественная литература
чества на ранней ступени развития, но в смысле формы они указывают
на большую изысканность иногда по сравнению даже с более поздними
образцами арабской племенной поэзии.
Объяснение первому факту приходится видеть в том заключении,
к которому научная арабистика за последнее время приходит все
определеннее. Поэзия стала искусством в Аравии в очень давние времена,
никаких памятников ее первоначальной стадии у нас не сохранилось,
и самые древнейшие из дошедших до нас стихотворений очень поздни
в ходе эволюции национальной поэзии (ср.: Lyall, стр. 7). Объяснение
второму факту находим в обстоятельствах происхождения и биографии
поэта« Он был из племени бекритов и принадлежал к роду, среди
представителей которого нам известно несколько крупных поэтов. Ал-Мурак-
киш старший приходился ему дядею, ал-Мураккиш младший и Тарафа,
автор муаллаки, его двоюродными братьями. Несомненно, что в его
семье поэзия культивировалась и формы ее, конечно, далеко ушли от
предполагаемой примитивности. В родственных кругах у поэтов
вырабатывался однородный стиль, и неудивительно, что Ляйел (стр. 4—5) находит
точки соприкосновения между сАмром и указываемыми поэтами.
Обстоятельства жизни, еще более происхождения, срдействовали превращению
поэзии сАмра в более культурную. Знакомство с Имру'улкайсом говорит о том,
что и поэзия последнего могла оказать влияние на старшего современника.
Он бывал в Хйре при дворе лахмидских князей, а нам хорошо известно,
каково было влияние его на доисламских поэтов. Все эти условия и вызвали
в лице сАмра создание поэта более культурного утонченного типа —
такого, как сам Имру'улкайс, ал-А'ша или ан-Набига. Не только
примитивности нельзя искать в его произведениях, но нельзя их сопоставить даже
с не затронутыми культурой, более близкими к бедуинской жизни
течениями у таких поэтов, как Та'аббата Шарра, сУрва ибн ал-Вард или 'Антара.
До последнего времени произведения 'Амра были знакомы нам только
по различным антологиям. Незадолго до войны стала известной
константинопольская рукопись мечети султана Фатиха. Внимание на нее
обратил молодой немецкий ученый Решер, благодаря многочисленным
статьям которого в различных периодических изданиях извлечен из
забвения целый ряд первоклассных памятников. По фотографии с этой
рукописи (начала XIII в.) и исполнено издание Ляйеля.
Как все последние его работы, издание можно считать образцовым.
Несколько кратко на английский лад введение (стр. 1—7), которое только
намечает некоторые пункты исследования, но не всегда знакомит нас,
к сожалению, с теми мыслями, которые неминуемо возникали у издателя
при его работе над текстом. Иногда мы находим отдельные
соображения в примечаниях к переводу, где они невольно ускользают от общего
взгляда. Помимо обычного в изданиях указателя собственных имен,
приложен еще указатель слов, хотя вместо index of selected words
предпочтительнее было бы видеть полный конкорданс.
Об издании The Poems of 'Amr son Qamfak
295
О полноте привлеченного при издании материала не надо
распространяться: об этом говорит красноречиво и участие в работе таких ученых,
как Беван и Кренков. Немало помогали издателю его collectanea для
„ал-Муфа^алййат", судя по частым ссылкам на которые, последняя
работа обещает представить классический свод материала вообще по
древнеарабской поэзии и жизни. В биографии поэта я не нашел лишь
ссылки на „Табакат аш-шугара" ал-Джумахй (изд. Hell, стр. 36—37);
упоминание у него не лишено интереса, так как там сАмр относится к поэтам
VIII класса в его до сих пор не совсем разъясненной классификации.
В критическом аппарате изредка пропускаются ссылки на работу Шейхо
„Аш-шусара ан-насранййа", хотя вообще она использована (так,
например, № III, 9-15 = „Аш-шуара", стр. 295; IV, 1,3-5 = стр. 296—297;
XIV = стр. 294; XI, 2 пропущено указание варианта 0^L^e вм. І^І***
важного падежом = стр. 296). Из неупомянутых источников могу отметить
„Субх ал-агша" ал-Калкашандй, XIII, стр. 205 (='Амр, XV, 23), „ал-Висата"
ал-Джурджанй, стр. 350 (=ХѴІ, 2) и „Захр ал-адаб" ал-Хусрй, Каир, 1293 г.,
I, стр. 203, где приводится следующее отсутствующее у Ляйеля
двустишие:
Издание древнего поэта по одной рукописи, хотя бы и хорошей,
представляется делом крайне трудным; значительно этому помогли цитаты
из других источников, и только три стихотворения (№№ V, VII, VIII)
из шестнадцати не нашли себе никаких параллелей.
В заключение анализа нового прекрасного издания я приведу несколько
возникших у меня соображений относительно текста преимущественно
со стороны огласовки.
I, ст. 1. В выражении I^jJj (j\ >s*^aj,J X едва ли есть нужда
прибегать к сложным толкованиям (стр. 13—14) о пропуске отрицания
и пр. Конструкция при J.^ X здесь такова же, как J.£ IV, когда
• • • Cj\ -j£ <uL£ j = ^торопливостью отвлек кого-нибудь от ...'
Там же, ст. 2:
представляет собою сентенцию общего характера, где iL.»—'однажды',
'когда бы то ни было'. Толкование его (стр. 13) как „staying here for
a day longer. ..my hurrying away a day earlier"... едва ли возможно;
в последнем случае было бы **j d,J.
296 Арабская Средневековая художественная литература
VII, ст. 4 ^jj£ >tw возможно, но обычнее страд, залог ^->j£.
X, ст. 4:
можно читать JJUuJ^ .. . (j*q*jI Li- В этом случае не будет
необходимости допускать очень неодобряемой погрешности в рифме с J, раз все
стихотворение на J.
X, ст. 6 чит. ,£Ы»э <Л-*©Ь вм. ,5b Li, так как A'j в данном случае
имеет значение переходного глагола = JüLö, как видно из комментария.
XI, ст. 2 чит. Іяоі*** ... Jjjy вм- Lp^Lum«, так как подлежащее
J Li, a U = i^A*eJ. Сообразно с этим надо изменить перевод (стр. 44).
XIII, ст. 4 чит. .^,
■*Н8°^
fl7£=3^^^
К ВОПРОСУ О ВОЗНИКНОВЕНИИ и композиции
„РИСАЛАТ АЛ-ГУФРАН« АБУ-Л-АЛА
За последние десять лет снова значительно оживился интерес к
литературной деятельности слепого поэта-философа из ал-Масарры.
Получивший европейское образование каирский ученый, доктор Täxä Хусейн,
дал нам монографию о нем на арабском языке,1 а Никольсон (R. А.
Nicholson) посвятил анализу „Луз/м ма ла йалзам" большую часть своих
„Studies in Islamic Poetry".2 Открытое тем же Никольсоном свыше
двадцати пяти лет назад другое сочинение ал-Масаррй—„Рисалат ал-
гуфран"— изучалось гораздо меньше. Однако и об этом произведении
неоднократно говорилось в литературе. Сначала основоположник исламо-
ведения покойный Гольдциѳр в своей последней большой работе дал
краткую характеристику „Рисалат ал-гуфран", особо подчеркнув его
своеобразие и значение для различных областей истории арабской
культуры.3 Затем испанский ученый Асйн Паласиос уделил этому
памятнику большое внимание в своем исследовании о мусульманских влияниях
на „Божественную комедию".4 В этой эпохальной книге, вызвавшей
в самых различных научных кругах огромный интерес и ожесточенную
полемику,5 анализу первой части „Рисалат ал-гуфран" посвящена особая
глава с обстоятельным изложением содержания.6
1 £j.^-uaä» <^Ь L-A^Jtb* *UäJ\ ^*\ ^$у>>. Второе издание, перепечатанное без
изменений, вышло, как и первое, в Каире в 1922 г.
2 Cambridge, 1921, стр. 43—289.
3 I. Goldziher. Die Richtungen der islamischen Koranauslegung. Leiden, 1920,
стр. 51—54 (см. также стр. 112, 158—159, 167—168). Те же взгляды уже были
изложены в шведском издании этой работы (Islam vordom och nu. Stockholm, 1915, стр. 31—33).
В этой книге имеется несколько мелких неточностей: главным персонажем оказывается
'Иса (вместо 'Алй) ибн Манзур, путешествие совершает с ним сам Абу-л-'Ала и т. п.
4 М. А s і п Р а 1 а с і о s. La escatologia musulmana en „La Divina Comedia".
Madrid, 1919.
5 Историю этой полемики и основные ее черты весьма наглядно изложил сам автор
в „Revue de Litterature comparee" (IV, 1924, стр. 169—198, 369—407 и 537—556);
подробнее см. в испанском издании: La escatologia musulmana en „La Divina Comedia".
Madrid, 1924.
6 Глава VII: Imitaciones literarias de la leyenda (стр. 71—87). Изложение не всегда
свободно от небольших погрешностей: так неправильно понят рассказ о льве,
растерзывающем Утбу (стр. 76 h). Троякая версия этой легенды, оставшаяся неизвестной
автору (там же, прим. 2), помещена в „Китаб ал-аганй" (Аг., XV, стр. 2—3).
298
Арабская средневековая художественная литература
Для той цели, которую поставил себе Асин Паласиос, он подверг
анализу только первую часть „Рисалат ал-гуфран", которую мы можем
назвать литературно-эсхатологической. Это произведение
интересует его только в той мере, в какой он находит там параллели к
„Божественной комедии". Вполне понятно, что все относящиеся к „Рисалат
ал-гуфран" вопросы общего характера не затрагиваются Асин Паласиосом и в
его исследовании так же остаются без ответа, как и в остальной
новейшей литературе об Абу-л-'Ала. Но за четверть века, истекшую со
времени открытия „Рисалат ал-гуфран", накопился новый материал, весьма
важный для разрешения некоторых из этих общих вопросов о
возникновении и композиции данного сочинения.1 Более глубокое проникновение
в текст позволяет нам сделать кое-какие дальнейшие выводы из тех
заключений, к которым пришел Асин Паласиос.
Как давным-давно известно, „Рисалат ал-гуфран" представляет лишь
ответ его автора на письмо литератора сАлй ибн Мансура, прозываемого
Ибн ал-Карих. В настоящее время возможно, в особенности благодаря
ценному биографическому словарю Иакута,2 установить в общих чертах
его биографию. Также нам точно известно, в каком году написано
„Послание о прощении" — 424/1033 г. Абу-л-'Ала было тогда шестьдесят лет,
а его корреспонденту — 71 год. „Рисалат ал-гуфран" написана в весьма
распространенной в арабской литературе форме рифмованной прозы,
часто ритмически члененной, с многочисленными поэтическими цитатами.
Правда, эта рифмованная проза нередко перемежается чисто
прозаическими схолиями и комментариями. Нет основания видеть в этих
комментариях глоссы позднейших литераторов; они исходят от самого автора.
Это явствует из того, что Абу-л-?Ала дважды извиняется перед своим
корреспондентом за пространность своих комментариев.3 Что последние —
органическая часть послания, видно и из некоторых рифм.4
1 Даже египетское издание „Рисалат ал-гуфран" (Каир, 1903—1907), до стр. 136
осуществленное знаменитым в арабских литературных кругах Ибрахймом ал-Йазиджй, не нашло
в Европе большого отклика. Все мои цитаты приводятся по этомуизданию. (Довольно
малоценно для критики текста сокращенное издание Камиля Кйланй в двух частях, Каир, 1923).
2 Статья Йакута в извлечениях помещена и в предисловии к египетскому изданию
„Рисалат ал-гуфран" (стр. Г ел.). Предположения Никольсона о личности Абу-л-'Ала (JRAS,
1902, стр. 78) теперь, после выхода в свет этой биографии, являются устаревшими.
'■* •* 9 *
8 П, 5—6: vIU-^Jl \ѵЛД ^ (J^s^l ^У^ — °Jty^xac^ JiUfc«Jl ^ü.£) лй\ J~*.£\—уь^
9. % s <*' s- >■ **s- w
SS> Лаіо ^J ^f^lS £>bt4sJ\ Іііл \yL* ^\ д^л* О.Э ao\J ІА^ >\ 1^31^ и ІІЛ, 19—114,2:
ш * * ?S 9 ' ^*" .
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал~іуфрана Абу-Л'Ала 299
По своей композиции „Рисалат ал-гуфран" распадается на две разные
части, только внешне связанные между собой. Первую часть мы можем
назвать литературно-эсхатологической, вторую —
литературно-исторической.
По мнению Асин Паласиоса, проанализировавшего первую часть
„Послания" параллельно с другими [эсхатологическими произведениями
арабов, она представляет не что иное, как литературное подражание
легенде о путешествии Мухаммеда в загробный мир. Построение вводной
части „Послания" не совсем ясно, и мы не сразу узнаем, каким, в
сущности, образом протагонист сАлй ибн Мансур попадает в рай, а затем —
в ад. Вначале Абу-л-Ала, иронически лестно отзываясь о письме своего
корреспондента, говорит, что Аллах может обратить его буквы в тела
из света (V, і сн.) и что, может быть, Аллах в награду за его строки воздвиг
лестницу с серебряными и золотыми ступенями, по которым ангелы
восходят с земли на небо (д, 2—з). Для самого шейха в раю посажены
деревья (д, 8—9), но о том, как он мог туда попасть, ничего не сказано.
Следует описание рая, но образ лестницы не развернут дальше, и
никакие логические выводы из него не делаются. Лишь после общего
описания рая мы впервые встречаем Ибн ал-Кариха в раю: Абу-л-'Ала
изображает его там в обществе усопших ученых; в рай он попал в
награду за чистосердечное раскаяние (|ѵ, 17—18). Дважды, f**f, 1—3 и о»,
8—10, объясняется, почему его собеседники в раю — ученые: при жизни
Ибн ал-Карих всегда молил Аллаха, чтобы тот и в загробном мире не
лишил его наслаждений адаба, и Аллах исполнил его желание. С
момента появления Ибн ал-Кариха все картины загробной жизни
последовательно развертываются параллельно действиям протагониста. Но
способ, которым он попал в рай, излагается в дальнейшем еще раз, притом
по-другому. Если Абу-л-'Ала вначале повествовал об этом под
впечатлением письма своего корреспондента так, как ему подсказывало его
воображение, то на стр. о г*—41 Ибн ал-Карих сам подробно описывает,
как он при воскресении мертвых с помощью детей Мухаммеда, Фатимы
и Ибрахйма, нашел путь в рай. Весьма вероятно, что эта идея возникла
у Абу-л-сАла лишь в процессе его поэтической работы и что он
использовал ее, не изменив начала „Послания" и не устранив противоречия.
Из-за этого вся композиция первой части „Послания", как уже
указывалось, стала довольно нестройной.
Вопрос об оригинальности концепции Абу-л-сАла у Асина не
затронут, но даже если, в согласии с ним, рассматривать „Рисалат ал-гуфран"
лишь как литературную обработку легенды о вознесении (мирадж)
Мухаммеда, то все же остается нерешенным вопрос о том, не объясняется ли
введение Абу-л-сАла этих бесед в царстве мертвых иными влияниями. Здесь
некоторые детали дают основание для утвердительного ответа. Внимания
заслуживает уже то обстоятельство, что аналогичных описаний мы не
встречаем ни до, ни после Абу-л-?Ала, тогда как его творческая фанта-
300
Арабская средневековая художественная литература
зия неоднократно обращалась к этой теме. Дело в том, что мы имеем
совершенно параллельное произведение в его „Рисалат ал-мала'ика",
до сих пор не привлекавшем к себе внимания ученых.1 Если в „Рисалат
ал-гуфран" мы встречаемся с беседами, происходящими в царстве
мертвых, то в „Рисалат ал-мала'ика" приводятся разговоры с главами этого
царства — с ангелом смерти, намеревающимся похитить душу Абу-л-сАла,
с привратником рая Ри^ваном, со стражем ада Маликом. Но термин
„прощение" (гуфран) с зачатками картины райского воздаяния мы
находим и в одном из небольших посланий Абу-л-сАла.2 Еще более интересен
тот факт, что эта картина здесь вводится коранической цитатой (15, 4б).
Если же мы рассмотрим все цитаты из Корана, приведенные в „Рисалат
ал-гуфран", то мы вправе будем сделать вывод, что основным
источником для Абу-л-гАла является Коран, а не
легенда о вознесении Мухаммеда. Здесь решающее значение
имеет исследование совокупности этих цитат, так как из него явствует,,
что в основном цитуются стихи, тесно связанные с загробной жизнью
и воздаянием.3 Поэтому мы можем пойти дальше Асин Паласиоса и
заявить: „Рисалат ал-гуфран" представляет не столько
литературную обработку легенды о вознесении Мухаммеда,,
сколько остроумнейшую пародию на традиционные
мусульманские описания загробной жизни.4 Разумеется, автор
не мог обнажить пародийный характер своего замысла; но зачастую покров,
которым он его облекает, весьма прозрачен. Уже из пространных рассу-
1 Краткое сообщение о своей еще не вышедшей в свет работе над этим сочинением
я напечатал 13 лет назад в ЗВО (XXI, 1913, стр. XXX). Египетское издание (Каир,
без указания года) до последнего времени оставалось почти неизвестным.
2 Изд. Margoliouth, стр. f, 25—26: »^Ч^ °Г^ \^ß^ ^-uJ\ <*^Lo «J^^il
3 Я привожу здесь все стихи из Корана, цитованные в первой части „Рисалат
ал-гуфран". Курсивом выделены те из них, которые имеют отношение к эсхатологии:
2, 19 (Абу-Л-'Ала, ПО, 9-Ю), 2, 23 (ЛО, 6-7), 2, 151 (ГО, 14—15 =ТІ, l), 2, 195 (M, 2), 2,261
(V% 11-12), 2, 262 (V*, 5-8), 2, 231 (Of, l), 3, 29 (ЧГ, ц), 3, 36 (ИГ, з), 4, 11 (ІІГ, 11-13),
4, 116 (f*, l), 6, 96 (ИГ, 2), 7,41 (Г», 9-И), 7, 44 (ЛО, 1-2), 8, 16 (fA, 9-ll), 10, 11
(UV, 20), 13, 23—24 («Л, 19-20), 14, 27 (ИГ, П-ІЗ), 14, 29-30 (л, 5-7), 15, 47-48 (W, 20 —
ІЛ, l), 20, 114 (1»Л, 17-18), 21, 101-103 (04, 8-11), 22, 2(0-, 5-7), 22, 25 (М, 2), 25, 14
(ЛЛ, 15), 27, 33 (ГГ, 18), 30, 17 (П, 3-4), 34, 51 (00, 12-13), 35, 11 (А, 4-5), 35, 31-32
(fr, 14—15), 35, 34-35 (or, 16), 35,41 (ИГ, 11-13), 35, 55—57 (ГО, 5—7), 35,78 (ГѴ, 13 = Ѵ% 4),
57, 49-55 (Vf, 12-15), 39, 54 (ГЧ, 18), 42, 28 (ГТ, б), 43, 77 (Ю, 11—із), 45 (Vf, 19),
47, 76-/7 (ІГ, 11-13), 52, 19 (Г*, 17), 52, 23 (ПѴ, 2-3), 53, 61 (01, 7), 55, 58 (ѴГ, 19-20),
56, 19 (f0, 13), 56, 34-37 (ѴГ, 12-13), 70, 4 (of, 4-5), 72 (Vf, 19), 72, 15 (ЧЛ, 20), 77, 47-43"
(f5), 9-Ю), 6#, 37 (01, 17-20).
4 Верное суждение об этом давным-давно уже высказал Никольсон в ЕІ, I, стр. 81.
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал-гуфран" Абу-л- Ала 301
ждений автора о разуме и традиции (юг*—|оН), в которых подчеркивается
превосходство разума, отчетливо видно, что, рассуждая так, он не делает
исключения для мусульманской религии. Еще больший интерес
представляет ряд случаев, когда с едкой иронией доводятся до абсурда
общераспространенные коранические представления, причем, если сделать из
замечаний Абу-л-сАла необходимые логические выводы, всеведение Аллаха
становится весьма сомнительным. В этом отношении наиболее характерны
следующие места.
Переход через адский мост — ас-сират — общераспространенное
эсхатологическое представление мусульман, носящее совершенно серьезный
характер; но когда Ибн ал-Карих совершает этот переход на плечах
девушки, посланной ему сострадательной Фатимой (ч., 5—15), то эта
сцена, разумеется, рассчитана на комический эффект. Весьма язвительно
звучит, хоть он и вложен в уста Иблйса, вопрос о мальчиках (<j)jJJJ
^jujli J), назначение которых в раю — прислуживать избранным: не
пользуются ли ими там для тех же целей, как зачастую на земле?
(до, 4—5). О хуриях, опять-таки достигая этим комического эффекта,
говорится, что они двух разрядов: сотворенные в раю и вознесенные
с земли (vf*1 11—Vi*, l). Еще хуже обстоит дело с двумя разрядами
животных: для тех, которые в награду за их добрые дела были взяты
■с земли в рай, приходится создать особые, в свое время опущенные
Аллахом приметы, чтобы охранить их от райских охотников (гЧ, 1—1б).
Между несколькими поэтами, находящимися в раю, разгорается бурная
перебранка. Ибн ал-Карих пытается их помирить, указывая, что кто-
нибудь из проходящих мимо ангелов может увидеть, как они
ссорятся, и сообщить об этом Аллаху (1*4, 8—9). Правда, Абу-л-гАла
тут же оговаривается, что это — не более как человеческий способ
выражаться, ибо всеведущий Аллах не нуждается в том, чтобы ему
наушничали. Но ирония этим не ослабляется. Несколько выше мы
читаем, как некоторые обитатели рая громогласно утверждают, что иные
блаженные попали в рай только по недосмотру Аллаха (кк, 15—18;
см. !••, 2).
Эти детали, при смелом построении целого представляющиеся еще
более характерными, в достаточной мере свидетельствуют об
ироническом отношении Абу-л-?Ала к традиционным мусульманским
представлениям. Вполне вероятно, что мысль об этой пародии возникла у него
лишь постепенно в ходе работы. Но вряд ли можно рассматривать эту
часть „Рисалат ал-гуфран" как чисто литературную обработку легенды
о вознесении Мухаммеда.
При всей пестроте и разнородности своего содержания и несмотря
на многочисленность действующих лиц, эта первая часть „Послания"
сохраняет единство благодаря подчеркнутому значению роли
протагониста и последовательной иронии, действующей непрерывно, хотя и
302 Арабская средневековая художественная литература
скрытно. В противоположность ей, вторая часть построена совершенно
иначе, да и связь ее с первой чисто внешняя. „Я долго задержался на.
этом разделе, а теперь вернемся к ответу на письмо", — говорит Абу-л-
гАла на стр. іл, 2. Во второй части мы находим, правда, с сохранением
единства стиля, но в пестрой смеси, всевозможные замечания как по
филологическим вопросам, так и об отдельных исторических личностях
или поэтах, почти сплошь принадлежащих к числу свободомыслящих или
мистиков. Чувствуется, что единственная нить, соединяющая этих
людей, — это их отношение к религии или традиции, но внутренняя связь
их между собой не ясна.
Ключ к этой загадке — в письме Ибн ал-Кариха. Асин Паласиос
неправ, считая, что оно пропало.1 На самом деле оно опубликовывалось
уже дважды: впервые — в 1910 г. в заслуженном журнале „ал-Муктабас";
а затем нынешний президент Арабской академии в Дамаске Мухаммед
Курд сАлй в 1913 г. вновь напечатал его в изданном им сборнике.2 Как
сборник в целом, так и отдельные его части до сих пор совершенно
не известны в Европе,3 о чем достаточно убедительно свидетельствует
пример Асин Паласиоса.
Письмо Ибн ал-Кариха для нас весьма интересно, правда, не как таковое,
а в его отношении к „Рисалат ал-гуфран". Само по себе оно — весьма
обыденное для арабской литературы произведение. В лице ее автора-
перед нами предстает средний, хотя и весьма начитанный арабский
филолог, в котором особенно сильно выражена его граничащая с пренеприятным
ханжеством ортодоксальность. Он проявляет крайнюю враждебность
ко вс'ем тем, кого считает свободомыслящими и еретиками. Теперь нам
становится более понятным характер иронии Абу-л-'Ала по отношению
к людям этого склада; он говорит о них в совершенно ином тоне,
нежели о тех, которых он изобразил в первой части „Рисалат ал-гуфран"
и которых Аллах простил по милосердию своему. Наряду с ханжеством
Ибн ал-Карих проявляет чудовищную хвастливость и склонность к
наслаждениям не слишком благочестивого свойства. Эту черту своего
корреспондента Абу-л-гАла тоже изображает в ироническом духе,
подчёркивая, что для человека, которому перевалило за семьдесят, такие
склонности не очень похвальны (| ѵ•, 18). Письмо Ибн ал-Кариха
насыщено грубой лестью по адресу Абу-л-'Ала. В гиперболических
изъявлениях смирения, которые содержат ответ нашего поэта-философа, ощу-
1Asin Palacios, ук. соч., стр. 72, прим. 2: „La epistola de Benalcärih*
a la que Abulala contesto con su Risala no se conserva"; см. еще: Revue de Litte-
rature comparee, IV, 1924, стр. 548, з°.
2 ^^JÜL*J\ Для^о <_^4&»Lo ^.U >S uW*^o L^-ä*ä> ^5-^ ЛлУ^.]\ <J»!>La^, Каир,.
1331/1913, стр. Hf—r«r.
3 <J*^,«*J1 ^iLLo Абу-л-'Ала, помещенное в том же сборнике, я подробно
рассмотрел в ЗВО, XXII, 1915, стр. 231—239.
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал-гуфран" Абу-л-Ала 303
щается неприкрытая насмешка над его, повидимому, недалеким и
несимпатичным корреспондентом.
Привлечение письма Ибн ал-Кариха значительно способствует
выяснению стиля и общего характера „Рисалат ал-гуфран". В еще большей
мере это справедливо в отношении всех деталей второй части, почти
что шаг за шагом следующей за не слишком связным изложением Ибн
ал-Кариха. Весьма отчетливо это видно уже по переходу ко второй части.
Абу-л-'Ала начинает словами (||Л, з):
... juJJ 0JJ d.j с^*Оь ^— oJj^ 4jyj 0>JIää — dJy' il+*p
Эти слова — не что иное, как ответ на лестное и чересчур традиционное
применение Ибн ал-Карихом формулы 0zJjj 4jyJ .,^1** (Иі** б):
*•?"*!* ^>\? и**'**
Но и в дальнейшем отчетливо обнаруживается тесная связь обоих писем.
Се
В одном месте Абу-л-Ала пишет (ірл, 2): <иэ jfi ^jjJI JL^ejJi Uli
?l *J\j>=> cjjyj jkka fj \f -j+j . . .0i *^Lc ^jJj ij dJU Lä^ JLÜ JJil,
а у Ибн ал-Кариха мы читаем в соответствующем месте (|<)Ч> 13):
о £
lJ* LJ^tXJ 1* <ÜtlJ U^ dJ^Au. •«© aicJ »StJU ^UuaJJ <J LAS o^^Sj ірліьв
h JJLiJ
^
Следовательно, текст испорчен, и имя лица, о котором идет речь,
выпало, как совершенно правильно отмечает Абу-л-сАла. Из этой очень
важной детали с очевидностью следует, что Абу-л-сАла получил от
своего корреспондента ту самую редакцию письма, которая дошла
до нас.
Нет надобности перечислять все относящиеся сюда подробности.
Еще одного единственного примера будет достаточно, чтобы показать,
в какой мере письмо Ибн ал-Кариха по-новому освещает „Рисалат ал-
гуфран". У Абу-л-сАла мы находим темное место, до сих пор
представлявшееся загадкой (|ЛР> 14—18):
304 Арабская средневековая художественная литература
«и! Ч\ 2\ %
Этот странный абзац с заключенными в нем намеками теперь благодаря
нижеследующему рассказу у Ибн ал-Кариха (р»Ѵ, 24—р«л, з) становится
совершенно понятным:
£ £ £ Р .>. Р
.c(Jjl ^) 4^ ^L^ q^bU L dJ JLäj . Äj^ S^O /;d fjyi. * ^Jy^**
Тесная связь второй части „Рисалат ал-гуфран" с письмом Ибн
ал-Кариха подчеркивается формальным элементом, совершенно отсут-
ствующим в первой части. Это — начальные слова ^J,. . LeL „что
касается..., то...", однообразно повторяющиеся в связи с каждым
пунктом письма Ибн ал-Кариха и на девяноста страницах текста
встречающиеся более пятидесяти раз. Так как таблица с перечислением всех
этих случаев весьма поучительна, то я помещаю ее здесь, сопоставляя
соответствующие места во второй части „Рисалат ал-гуфран" и в письме
Ибн ал-Кариха. Наряду со множеством пассажей, начинающихся с Lclj,
здесь не менее часты буквальные совпадения обоих текстов.
Абу-л-гАла Ибн ал-Карих
ІІЛ, 3 eeU* <U' c/W ^ji С***=Иг*, 6
1 Изд. CJSJUi ho cm-: T'A, I, стр. 577, іб.
2 У Абу-л-'Ала, как напечатано выше, о^Ма
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал-гуфран" А6у-ля Ала 305
>у-л-'Ала
IN, 3
ІГГ, 8
irr, 13
\Yo, 1 (ср. |П,
IPV, 10
ІГЛ, 2
ІГЛ, ю
ІГЛ, 12
ІГЛ, 17
(Г«, 5
ІП, п
irr, 7
irr, 16
IM, 17
(ГУ, 20
ІГЛ, 13
ІГЛ, 19
IH, 8
lt*l, 12
ІКГ, 4
W, 13
»1*1-, 19
lr*r, 20
20 И. Ю.
(ср. ІГ1,
ю)
Ибн ал-Карих
^JL ул ojfi L> L[, = ио, io ел.
W d>j 4=nv
c^i» oijjj Ul^=H4,4
, 8) ^LjJ^l у* eJL*i у« Q^=|^,6
JJLr1) A** ^A ^JJJ J*ailj C\j = Щ 13
^
^OJJ,
слл^' £>J' ^' И[,= щі8
JjjJj = И4,21
f^' ^l J*j> J^ = H1,24
ol^Hi U^ = ИЧ, 21 ел.
Cr° f*/b C/-^' ^=m,23
^J J>* j+ ojf* L. Ü, = нѵ,2
^L^kiJl <lU1 ^o о/^ь L £jj = иѵ, и
cr-:
*
Крачковский, т. II
J^kJl £(,= UV, 14
JLkiJ ifj* = иѵ,8
j^!>l' sJ^ = иѵ,ю
ii^ljjjj ^lc *Li: L[,= l1V,2l'
jUi,= I1V,24
^Xi) Jji Ü,= ИѴ,24
,JjJj Jlxc ^ JU £К,= НЛ,2
iijjjjj ^c dc^j Q^ = |<|A,7
jUjJJ Ü,= ИЛ, 11
^LJJ ^JJ <^«jl11 И|, = нл,і4
306 Арабская средневековая художественная литература
Абу-л-гАла
|г*о, 13
|t*o, 14: текст
|г*о,15
ІКЧ, 12
Іі*Ч, 16
1 г*1, 17
Іг*Ѵ, 12
ІКѴ, 15
lr*V, 18
Іг*Л, 18
lr*1, 1
Ю«, 2
|о., 19
Юг*, 16
ЮѴ, 14
ЮѴ, 15
юл, ю
Ю1, 17
ІЧѴ 4
Н% 16
111, 2
INI, 2
ІЧІ, 18
Ибн ал-Карих
JiJti Ji JbJ^JJ L*r, = ИЛ, 19
испорчен = ил, 26
ilUJ = Н1,3
J£S\ f J Jj ^^=111,8
J-^J' ^ o^?c ^ U,= 111,8
«^ tjjb» ^ £*° Ojj = It), "
Jli\ Ulj = in, ii
^) J^JU.= ltl,13
(jL^-JJ ^^UJ) Q, = 111,17
«І-jiJ ^L~) ^ ajLQ) О, = 111,15
gj\ = 111,16
ил*л »jj 'j+u*jJl} LolJ=K##,2
<JjL,^[) ІД, = »*••, 9 СЛ.
М^ CT1' £/*' Ц, = Г",22
csJ^LrJi a-' 1А>=м,з
**U Ü^=p.i,6
iJjJJ Ц|, = М,9
«^^iJj Q, = m,io
J^>JI Lj, = m,ii
oL/iJ Ц = М,12
u*jj' ^' Р*=М,із
АІАС ^e Ja \ aoI = M,4
^Uj = ^.|,17
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал~гуфран" Абу-л- Ала 307
Абу-л-'Ала
ИГ, 1
ИГ, ю
ИГ, 16
Иг*, 2
ИК, 8
ИЧ, 12
141, 16
Иѵ, 20
Ил, 6
IV«, з
IV«, 17
ІѴг*, 9
IVf, и
IVK, 13
ІѴЧ, 5
ІЛІ, 17
\hY, 7
ІЛГ, 14
ІЛК, 15
ІЛО, 3
ІЛЧ, 3
14», 7
Ибн ал-Карих
pJsS] ajLX^ ==h»« і, із
_^і«? = |-.|,20
»jlil) СШ osjjtej Ü^r.1,14
O^J \j = Y* 1,23
p£ jj P_,=H.h-,7
jLjliJ Ul,=»W, 11
jCL=r.r,14
^ J üy^^i Ji^l Ü,=tW,23
J*x- jj j**.=f*r,24:
JJJ £jL ^ g/i ,jjJj 0,=К'Г,19
C;Lj|.jU) іГіі = ^.Г,21
^jJj J*J иГ{, = ^і*,4
iciJj jLuij lll^ = r^,i2
• ^Lij = p.4, 15
c5^' <^ ^ЫІ ^ = ^Ч, 16
^*c dÜ3U^LT[, = ^.^,25
о^ 1*[, = И*Ѵ,24
^iJ ^jJj *UU) Q, = r^,n
«j—ij Asts* Qj = p.<|,l
J*y* ^ (jy*»£Ä\ Loli = Кв<?» 1
308 Арабская средневековая художественная литература
Абу-л-'Ала
и«, п
И», 14
11«, 16
111, 2
111, 12
І1Г, 1
ИГ, 9
Цо, 15 (ср. ил,
V»*, 5
М, з
К»Ч, 13
j.AJOiJI
16)
Ибн ал-Карих
<иііс = Р«<|,4
Jlic ^-Ць ^jJJJ aüjJUo иІ^ = |^|«,14
^jJl ^ oj^l ^JlJj Р^ = М,20
^iJUJ ^ДЛ ^[> = ni,4
dJu<e • **o o^J 5 l«o l*)e ^1^ P 1 1 j 8
^jUjJI =fii,i5
Ci^lj &J Ü_, = C||,19
<JLiJj ^£ ^Л ІсІ^ = т,25
J^-Jl =МГ,5
Этот перечень дает основания утверждать, что работа над одним
из этих произведений требует параллельного изучения и другого. Что
касается „Рисалат ал-гуфран", то теперь его план становится гораздо
более ясным и логически понятным.
Итак, основной вывод, к которому мы пришли в результате нашего
исследования, заключается в том, что „Рисалат ал-гуфран" состоит из
двух частей, лишь внешне связанных между собой. Первая из них —
оригинальное произведение творческого духа Абу-л-'Ала и является
литературной пародией на традиционные мусульманские представления
о загробной жизни. Вторая — лишь ответ на письмо Ибн ал-Кариха и
почти рабски следует в своей аргументации плану этого письма. Первая
часть особенно интересна в отношении композиции и развития
действия, вторая — только в отношении литературно-исторических деталей,
которыми она, однако, изобилует не менее первой.
->Н§°*-
>y*=^^^
ФРАГМЕНТ ИНДИЙСКОЙ РЕТОРИКИ В АРАБСКОЙ ПЕРЕДАЧЕ
I
Конец VIII в. можно считать периодом, когда в различных областях
арабской культуры сказывается влияние Индии. Если в истории
духовных течений ислама, особенно в суфизме, трудно еще найти для этого
опорные пункты и хронологические рамки могут значительно колебаться
в ту или другую сторону, то, несомненно, к этому периоду относится
появление целого ряда литературных произведений, как „Калила и Димна"
или „Варлаам и Иоасаф", которые своим отраженным от Индии светом
составят славу и арабской литературы. Еще более твердой оказывается
почва при выяснении этого влияния в области точных наук, особенно
математики и астрономии; здесь иногда мы имеем возможность даже
текстуального сравнения различных памятников в обеих областях, где
установлено это влияние. Не столь определенно положение арабской
медицины: на нее сильнее действовала, повидимому, Греция, как это
выяснено в недавней работе В. А. Эбермана.1 Роль индийских врачей
в халифате все же несомненна и, как бывало часто в истории мировой
культуры, она выходит далеко за пределы одной медицины.
С именем индийского врача связывает арабская литературная
традиция и тот отрывок, который приходится считать пока единственным
отражением индийского влияния в арабской реторике. Планомерно
подойти к выяснению этого влияния теперь еще нет возможности: история
арабской поэтики совершенно не разработана, и исследователь до сих
пор должен беспомощно хвататься за те немногие издания памятников,
которые в очень неудовлетворительном виде выпущены восточными
типографиями. Особенно это положение ощутительно в первом периоде —
в конце VIII и в IX в.; с конца IX в., к тому времени, когда арабская
поэтика начинает определеннее концентрироваться на учении о фигурах,
литературная традиция закрепляется, и мы имеем почти до наших дней
отчетливую линию развития, проследить которую легче.
В противоположность этому, первый период — период до половины
IX в. — ставит ряд вопросов, на которые теперь еще трудно дать ответ.
1 В. А. Э берма н. Медицинская школа в Джундишапуре. ЗКВ, I, 1925»
стр. 47—72. См. особенно стр. 55 и 68, прим. ю.
310
Арабская средневековая художественная литература
Самый материал здесь более расплывчат; интерес еще не сосредоточился
в области формального анализа поэтического слова, как в науке о „новом"
стиле (илм ал-бади)у а направляется на целый ряд широких тем, очень
часто граничащих не с поэтикой в обычном смысле слова, а с теорией
познания и логикой. До сих пор в этом периоде невозможно подойти
вплотную к вопросу о самостоятельном возникновении или сторонних влияниях
в зарождении этих теорий; картина здесь так же пестра, как и вся
духовная жизнь халифата в эту эпоху.
При таких условиях легко можно понять, почему приходится
особенно дорожить теми памятниками или отрывками, которые более
поздние авторы относят к этому периоду. Семь лет тому назад я обратил
внимание на один трактат, возводимый к эпохе Харуна ар-Рашйда.1
В этом произведении, связываемом с именем небезызвестного философа-
диалектика Бишра ибн ал-Мугтамира,2 нет внешних признаков стороннего
происхождения; оно приводится как продукт оригинального творчества.3
Отрывок, который послужил толчком к настоящей заметке, относится
к этой же эпохе и трактует тему сходным образом; однако он
связывается уже с Индией и приезжим оттуда врачом, который будто бы и
доставил оригинал дошедшего до нас арабского перевода.
Этот любопытный документ сохранен целым рядом источников,
восходящих, повидимому, к одному основному. В наиболее полной форме
и с обстоятельным заголовком приводит его известный полигистор ал-
Джахиз,4 к которому примыкают передающий только первую часть
отрывка с сохранением заголовка ал-Хусрй (ум. в 453/1061 г.)5 и ал-
*Аскарй, сильно его упрощающий.6 В связи с ал-Джахизом стоит,
повидимому, и еще один автор Абу-л-Иуср Ибрахйм ибн Мухаммед ибн ал-Му-
даббир, личность которого не вполне точно устанавливается. Интересующий
нас отрывок приводится в его трактате „О весах красноречия и
принадлежностях письма",7 который был издан Мухаммедом Курд сАлй в сбор-
1 Му'тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве, ИРАН, VI серия,
1919, стр. 441—450 [= стр. 221—229 настоящего тома].
2 Время его жизни можно теперь определить точнее благодаря его подписи,
стоявшей под одним государственным актом времени ал-Ма'муна в 201/816 г. (а л-
Калкашандй. Субх ал-аша, IX, Каир, 1334/1916, стр. 393).
3 Помимо упомянутых мною (Му'тазилитский трактат. . . , стр. 443) ранних
источников, этот памятник приводит еще Ибн *Абд Раббих (ум. в 328/940 г.) в „ал-'Икд", II,
Каир, 1293, стр. 157, б—26. Текст у него ближе всего примыкает к редакции ал-Джа-
хиза и заканчивается, как в моем издании (там же, стр. 446, з), той же вставкой,
что у последнего. Из более поздних авторов анонимно приводит отрывок (там же,
стр. 445, 4—447 до конца) ал-Калкашандй (ук. соч., II, Каир, 1331/1913, стр. 313);
его источником является ал-'Аскарй. У него же имеется еще одно изречение Бишра
по реторике (там же, стр. 231).
4 Китаб ал-байан ва-т-табййн. Каир, 1311, I, стр. 40, 18—41, 8.
5 Захр ал-адаб (на полях „ал-'Икд"), I, Каир, 1293, стр. 96.
6 Китаб ас-сина'атайн, Стамбул, 1320, стр. 14, 15—28.
7 Арабское заглавие: ар-Рисала ал-'азра фй мавазйн ал-балага ва-адават ал-китаба.
Фрагмент индийской реторики в арабской передаче 311
нике литературных и этических произведений.1 В авторе его можно видеть
того Ибрахйма ибн ал-Мудаббира, поэта, который был одним из
приближенных секретарей халифа ал-Мутаваккиля (847—861) и меценатом поэта
ал-Бухтурй.2 Несколько сокращенное имя не может играть роли: в
таком же виде, как в нашем источнике, дается его родословная в
биографическом словаре Иакута, который смерть его относит к 279/892—893 г.3
Единственное затруднение в том, что в последнем источнике его кунйа
Абу Исхак, тогда как в нашем — Абу-л-Иуср, но возможность появления
двух таких имен или их смешения, конечно, не исключается.4 В самом
трактате, помимо технических и этических наставлений для секретарей,
немало и теоретических замечаний. В последних (особенно стр. 189 ел.)
чувствуется сильное влияние ал-Джахиза, и, таким образом, есть
основание предполагать, что исследуемый отрывок взят из того же источника.5
В арабской литературе этот небольшой реторический трактат, пови-
димому, обратил на себя некоторое внимание: цитирующий его ал-?Аскарй
посвящает ему довольно обстоятельный комментарий, направленный
преимущественно на пояснение теоретических положений многочисленными
стихами. Толкование терминов едва ли может быть признано вполне
удовлетворительным, так как иногда комментатор берет их в том
понимании, которое создалось к XI в., но едва ли было возможно в ѴІІІ-м.
II
На основании перечисленных источников мною дается издание отрывка.
В основу положен текст ал-Джахиза по египетскому изданию6 с
привлечением обеих ленинградских рукописей: бывшей Учебного отделения
Министерства иностранных дел,7 ныне находящейся в Азиатском музее
Российской Академии Наук, и Ленинградского университета.8 Прочие
источники привлечены в соответствующих, упомянутых выше, восточных
изданиях.9
1 Расаил ал-булага, Каир, 1913/1331, стр. 176—193.
2 Аг., XIX, стр. 114 ел. (ср. индекс); Диван ал-Бухтурй, I. Стамбул, 1300, стр. 136,
137, 138, 147, 148, 150 и др.
3 Иршад ал-арйб (изд. Margoliouth), I, стр. 292—294. Ср. еще там же, VI,
стр. 67 и 77.
4 Без оговорок принимает это отождествление и сам издатель трактата Мухаммед
Курд 'Али в одной из своих недавних статей (Revue de Г Academie Arabe, V, 1925,
стр. 81).
5 Ибн ал-Мудаббир вообще был большим поклонником ал-Джахиза; см.: Йакут.
Иршад ал-арйб, VI, стр. 67.
6 Условное обозначение Г.
7 V. Rosen. Les manuscrits arabes de Tlnstitut des langues orientales. St.-P.,
1877, стр. 72—79, № 158, л. 15; обозначается Г 2.
8 № 724 (Tantavi, № 42), л. 15. Она упомянута у В. Р. Розена (V. Rosen,
ук. соч., стр. 72), но специального описания еще не имеет (обозначается Г1).
9 А = ал-'Аскарй; И = Ибрахйм ибн Мухаммед ибн ал-Мудаббир; X = ал-Хусрй.
312
Арабская средневековая художественная литература
Jjoj ^c ic^LJj L 4о^ъ О^ъ ^j^j^ 2Sb^b 1J^O^ij "*•&+ Jjle jljlJI
6J*LI Ц^А^ //*"*' ^ 5 {jQ *>y&* OJuac« (iUb ^S ÜjJLc ilfc» Jli JJ.J)
10Ц.і JiU 9 i^LfJl iius^J 8dlJLo c*sli * J^iil ^J Jli 1*jL*
"^lij Lb "«^UJ u^? Ü* "iUi, ifc^LJJ ill 11(pUJ ü^LJl J^)
^ ilil r% ilSl " jl r& У 16kiU) ^k* 15J^) Jii * -jlyLl ^L
*ijuaJj jr 231*j^ 22^ ^ujdj jr Lliftj 21^ ^ ^jdj J jLJJ
39J 29ЦХІ 28^^Lu JL 27^Ub J*u * X, veJeJ) 26іДь l^J^ 26^
»LLdSl «d£^~ * *UäJj ЖЛ 33J^* ,jju ^u*32ji j^ 31 Dc29 I^JU
«^Lu «J r^f] оУ? 46X> 45&, *J JUJ *£Ш, * III 44J r^J o£
l ri^Uojb; Г2^15о;Ь. 2 Г l» 2 JJ^ Ja. ЗГ1 >bj,.Uo; Г2 >bjO^~o. 4 X оп. от
JJU. 5 г ОПв. x (^^5^. 6 X on. 'XuahJJ^. 8 x viUS cuJüLXi. »XiUA.yUJU
10 Вместо этого вступления: И Jüt^XC« A.jL^ho _ *:Lli a£^LJ1 Lo ^vX^gJ J-^^
Цэ-*» p*oJ&; A Js^l^Jl ^^ä. J^. n И JL^X^l. 12 А, строка is^a^. is и g^-Jl-
14 Г 1.2 ^ЦІ. 15 A on. I6 А, 16 JiUhrt. I' Г2 on. 18 А, 19 переставл. I9 А оп.
20 A KJyaZU. 21 Г2 gXia; А, 22 gXJLj. 22 А у 23 И lvjA-вз^. U И Хил-вХ«.
25 А 9. 26 pi, X ЬЬо; A J. 27 и ^JUJ^ 0yb. ^. 28 А, 23 ^Äb%. 29 И
переставл. 30 А ^. зх А Ц-Ja*. 32 А оп. 33 И J.^s. 34 И kjLiol^; А, 23 ^.
35 И kiJUl viLX^Xno и кончает. 36 А а. 37 А, 23 оп. 38 А, 23 оп. 39 Г 1» 2 g-oiXJ\j.
40 Г2 Ч^. 41 X ^^ у, A on. со слова J>\y&>l\. 42 ГГ2 ^кХІЦ; X <J^\
\3\j&Z*cÜ\2 и кончает; А добавл. l^J. 43 А ^\ <Д*^; А, 25 ^. 44 А, 25^-^1 aJ.
« А, 25 оп. 46 ГП.2 ^. 47 А оп. 48 А ^иоІ5. 49 А оп. 50 А, 26 ОП.
Фрагмент индийской реторики в арабской передаче 313
Vjl^J a***"' 5OJj J 4o^L»J Зіз^"' ^С, 2**^ J J' <4*c ^іс
V лі$эі lc ^Jäl jlj^j 7\^\лл vjLUJl Olli JyflJ, * l"j* tkiJ Üy^ij
Ллл <bJ^r°*i? A*J' ^^y Ü'j fVJ^** 8j'c>*> ic ^^ J-«*[* ^^Lb jJ«J *уЭ
{j\ 9dJli Jj-eliLe l$J />öJJ //»-•** ^^ JfjU«* й-ш-ли i^JI ^j L)y*ij ^jJ^I
Sib
Рассказывал Ма'мар Абу-л-Аш'ас. Спросил я у Бахли индийца в те
дни, когда Йахйа ибн Халид привез индийских врачей вроде Манки,
Базйкара, Калбаркаля, Синдбаза15 и такого-то, и такого-то: „Что такое
красноречие по мнению обитателей Индии?". Бахла ответил: „У нас есть
об этом писаный свиток, но только я не сумею его хорошо перевести
тебе; я не занимался этим искусством, чтобы быть уверенным в
возможности для меня справиться с его особенностями и точной передачей
его тонких идей". Абу-л-Аш'ас сказал: „Тогда я обратился с этим
свитком к переводчикам, и вот в нем оказалось следующее:
«Начало красноречия — объединение орудий красноречия.16 Состоит
оно в том, чтобы оратор владел своей душой, спокойно управлял
органами,17 мало смотрел, выбирал выражения, не обращался к главе народа
с речью, как к народу, и к царям с речью простонародья. В его силах
должен быть запас для свободного распоряжения каждой степенью.18 Он
не должен утончать мысли до конца,19 или подчищать выражения до пол-
1 Г2 <*JU. 2 а оп. со СЛова оУЧз- 3 Г1»2 ЛідмЗ. 4 А ^x.US' yU^J.
5 А >*Х&. 6 Конец А, 27. 7 А Іадеі^ Ч"£> oUa-oj. 8 А ^*Лі>. 9 А переставляет
два следующих абзаца. 10 А добавл. Цу^. и А оп. 12 А Цу^Ц. 13 A <J^.
и А Ц^І.
15 Имена в различных источниках передаются с различными искажениями.
16 Таковыми ал-'Аскарй (стр. 15) считает природные способности и легкость языка
(^L*UJl AÜ^U»^ £st£jJU\ ö^=»-); последняя дает возможность проявлять красноречие
не только наедине. Завершением этого является владение разными категориями слов
и умелое их применение в разных обстоятельствах.
17 Внешним признаком этих качеств ал-'Аскарй (стр. 16) считает спокойную,
неторопливую речь; выдающимся представителем такого владения может служить Джа'фар
ибн Йахйа.
18 Поэт по комментарию ал-'Аскарй (стр. 16) должен свободно сочинять все роды
поэтических произведений, от серьезного до легкого жанра, как и катиб (секретарь).
19 Чрезмерное утончение влечет по ал-'Аскарй (стр. 21) затемнение смысла,
которое допустимо только тогда, когда имеются в виду загадки или сознательные намеки.
314 Арабская средневековая художественная литература
ной чистоты,1 или процеживать их до ясности и выглаживать до
окончательного предела. Пусть он делает это только тогда, когда встретит
мудреца или философа разумного и того, кто привык опускать излишки
слов и отбрасывать общие выражения,2 — того, кто изучал красноречие,3
как искусство для совершенства, а не случайно и поверхностно, или
как забаву и односторонне.
«Знание сущности идеи требует, чтобы имя ей вполне соответствовало
и настоящее положение было для него подходящим. И не должно имя
превосходить или быть превзойденным,4 быть недостаточным5 или общим
или включающим нечто иное.6 Вместе с тем, он должен помнить, к чему
его обязало начало речи,7 и подыскивать заключения сообразно с
подыскиванием вступлений. Выражения его должны быть восхитительны и
к опасностям всех положений привычными. Стержень дела — во
внушении понимания всем людям по мере их возможностей и возложения на
них ноши сообразно их степеням. Ему должно быть покорно его оружие
и подчиняться вполне его средства. В подозрениях к своей душе он
должен быть справедливым, а в хорошем мнении о ней умеренным. Если
он превзойдет границы права в подозрении ее, то обидит ее и обречет
на унижение обиженных, а если превзойдет право в границах хорошего
мнения о ней, то успокоит ее и обречет на небрежность спокойных.
Для всего этого нужна степень работы, у всякой работы бывает степень
слабости, а у всякой слабости — степень неведения»"'.
III
Время возникновения этого отрывка, даже при гиперкритическом
отношении к его подлинности, определяется вполне твердо. Фиксация
его в произведении ал-Джахйза, первом известном нам источнике,
относится к половине IX в.; есть, однако, все основания полагать, что он
возник в эпоху Харуна ар-Рашйда, так как нет никаких внешних данных
заподозривать условия его появления, о которых говорит ал-Джахиз.
1 Термин танкйх 'чистка' ал-'Аскарй (стр. 22) объясняет как пользование мало
употребительными формами или редкими выражениями. В таком значении этот термин
в позднейшей поэтике не употребляется.
2 Под „общими выражениями" ѢШѴ\ О^.^.^ІХ^с ал-'Аскарй (стр. 23) разумеет
такие, которые не дают точного представления, о каком именно факте идет речь, и
о нем можно только предполагать: „. . .я сделал бы то, чего раньше не делал" и т. п.
3 В тексте ал-мантик— термин, употреблявшийся уже во времена ал-Джахиза
для обозначения логики; однако возможно, что в раннем периоде ал-мантик значит
просто искусство речи в связи с основным значением корня.
4 По ал-'Аскарй (стр. 26), — дающим сверх того, что требует понятие, или наоборот.
5 Комментатор поясняет, что ал-мукассир значит не дающий точного понятия
об идее при первом восприятии и требующий разъяснения.
6 Термин тадмйн имеет два значения (ал-'Аскарй, стр. 26) — зависимость
предшествующей мысли от следующей или включение слов другого автора.
7 Дальнейшие условия ал-'Аскарй (стр. 27) считает свойствами не речи, а
говорящего.
Фрагмент индийской реторики в арабской передаче 315
Личность Йахйи ибн Халида бармекида, с которым связывается
в источнике привлечение индийских врачей на службу халифата, нам
определенно известна. Родившийся около 738 г., он был полновластным
везиром Харуна с 786 по 803 г., утратив сан за два года до своей
смерти.1 Он сам обладал некоторыми медицинскими познаниями,2 и
поэтому понятен его интерес к медицине Индии, который
засвидетельствован рядом источников.3 В настоящем аспекте нелишне упомянуть,
что его сын, знаменитый по легенде Джа'фар бармекид (уб. в 803 г.),
является одним из авторитетов в области красноречия; он указывается
даже Ибн Халдуном в истории развития этого искусства.4 Как оратора
^го знал ал-?Аскарй — один из источников настоящего текста;5 цитаты
из его наставлений по красноречию нередко можно встретить у
различных авторов.6
Также ясно для нас второе лицо, с которым связывается появление
трактата уже на арабской почве. Среди врачей эпохи Харуна ар-Ра-
шйда, переселившихся из Индии, упоминается в разных источниках
Салих ибн Бахла.7 Кроме одного рассказа из его жизни, никаких
биографических подробностей мы, к сожалению, не имеем; однако весь
комплекс побочных обстоятельств говорит за то, что Салих ибн Бахла
и Бахла нашего текста одно и то же лицо: смешение в арабском тексте
Ибн Бахла и Бахла нам вполне понятно. Кроется ли в этом
действительно индийское имя — сказать, конечно, трудно.
Неустановленным остается только основной информатор ал-Джа-
хиза, Ма'мар Абу-л-Ашгас; как его источник он фигурирует
неоднократно, но более подробных данных нам не удалось найти. Во всяком
случае, и без этого звена картина появления приведенного текста на
арабской почве нам вполне ясна.
Значительно сложнее вопрос о том, насколько можно полагаться на
свидетельство о переводе этого отрывка с „индийского". По идее и
манере изложения в нем можно видеть известное сходство с изданным
мною раньше трактатом Бишра. Даже самый термин „свиток" (са#ифа)в,
гкоторым определяется форма отрывка, нас встречает в первом случае.
1 В. В. Б ар т о л ь д, ЕІ, I, стр. 692.
2 См., например: ал-Джахиз. Китаб ал-хайаван. Каир, 1325, V, стр. 107,
112—113. Ср.: В. А. Эберман, ук. соч., стр. 65.
3 Ал-Фихрист, изд. Flügel, стр. 303, б; Ибн Абу Усайби'а, египетское изд.,
, JI, стр. 33.
4 Ал-Мукаддима, египетское изд., 1322, стр. 458.
5 Ал-'Аскарй, ук. соч., стр. 16.
6 Л. Шейхо. Макалат 'илм ал-адаб, I. Бейрут, 1887, стр. 105, 223.
7 Ибн ал-Кифтй, изд. Lippert, стр. 215 = Ибн Абу Усайби'а, II, стр. 34.
Ср.: В. А. Эберман, ук. соч., стр. 54—55.
8 См.: ИРАН, 1919, стр. 443. Этим термином обозначалась письменная редакция
произведений в самую раннюю эпоху развития арабской литературы, иногда просто
„документ". Ср., например, сахііфа генеалога Дагфаля, о которой говорит уже ал-Фа-
316
Арабская средневековая художественная литература
Вопросы, затрагиваемые в наставлении, слишком обычны для первого
периода арабской реторики, чтобы видеть в них непременно отражение
чуждых влияний. В самом стиле нет ничего определенного, что бы
говорило о переводе с другого языка. Чувствуется, несомненно, известная
шаткость терминов, но это — обычное явление в период их выработки.
Некоторые из употребляемых в данном отрывке впоследствии приобрели
другое значение; так, например, мантик, который с течением времени
стал обозначать исключительно логику, здесь, повидимому, значит еще
просто красноречие (в связи с основным значением корня). Не вполне
понятно нам употребление термина танких — впоследствии 'отделка',.
'редакция3, здесь в смысле „пользования редкими словами и формами"t
если верить комментарию ал-сАскарй. Останавливает на себе внимание и
появление термина исм 'имя' в той комбинации, когда мы ожидали бы
видеть „слово" {калима) или „звукосочетание" (лафз) как
противоположность мысли или идее {мана).
Все эти мелочи слишком незначительны, чтобы на основании их
заключать о переводе памятника; самый отрывок при своей краткости не
дает арабисту возможности отыскать его предполагаемый оригинал в
индийской литературе. Если бы это удалось индианистам, тогда д\я
истории арабской реторики в раннем периоде мы получим одну из важных
исходных точек; до этого едва ли можно настаивать на индийском
происхождении приведенного отрывка.
раздак (ан-Нака'ид изд. Веѵап, I, стр. 189, 7). Вообще о сухуфл кроме указанных у меня
(ИРАН, 1919,* стр. 443) источников, ср. еще: I. G о 1 d z i h e rt ZDMG, L, 1896,
стр. 477, и очень важную библиографию у Гриффини (Е. Griffini. Corpus juris di
Zaid ibn Ali. Milano, 1919, стр. 153).
-Ъ°§§оі<-
*y^^^^
ПЕСНЬ АРАБСКОГО СОЛДАТА
Одной из задач моей поездки в Киев летом 1925 г.1 было
ознакомление с бумагами известного путешественника и писателя первой
половины прошлого века А. Н. Муравьева. Он интересовал меня как
человек, близко стоявший к различным, не всегда доступным современникам,
материалам по истории Переднего Востока; нельзя было забыть и того,
что с его именем связывается в истории русской поэзии происхождение
„Ветки Палестины" Лермонтова.2
Рукописные материалы А. Н. Муравьева хранятся ныне во
Всенародной библиотеке Украины, куда они поступили из бывшего Церковно-
археологического музея при Киевской духовной академии. В известной
работе Н. И. Петрова „Описание рукописей Церковно-археологического
музея при Киевской духовной академии"3 упоминания о них нет, так как
они перешли в Музей после опубликования этого каталога.4 Жатвы для
Orientalia в них оказалось, правда, мало: в большинстве случаев это
официальные бумаги, письма, наброски для различных работ автора, их
черновики, иногда даже подготовленные для печати как цензурный
экземпляр труда „Письма о магометанстве".5 Но один документ не мог
1 Общий отчет о моей поездке напечатан: ИРАН, 1925, Приложение к протоколу
XIV заседания Отделения исторических наук и филологии Академии Наук СССР,
4 ноября 1925 г., стр. 89—98.
2 Считается, что „Ветка Палестины" была вдохновлена вывезенной с Востока
пальмовой ветвью, которую Лермонтов увидел у А. Н. Муравьева (Сочинения
М. Ю. Лермонтова под редакцией Д. И. Абрамовича, II, СПб., 1916, стр. 459).
О местонахождении этой ветки теперь существует еще другая версия, кроме
приводимой на основании „Нового времени" в указанном издании: она была в киоте
А. Н. Муравьева, который вместе с собранием икон перешел в Церковно-археологи-
ческий музей при Киевской духовной академии, а Теперь находится в Музее при
Лавре. Эта версия правдоподобнее сообщенной „Новым временем", так как
поддерживается местной традицией в Киеве, где проводил последние годы жизни А. Н.
Муравьев.
3 Киев, 1874 ел.
4 Ср. А. Лебедев. Рукописи Церковно-археологического музея Киевской
духовной академии, I, Саратов, 1919, № 417 (стр. 170-172), 424(113—174), 427(174-175),
444 (179), 691-694 (324—331) и др.
5 А. Лебедев, ук. соч., № 445 (Музей, 354), стр. 179. (Сочинение издано
в Петербурге в 1848 г.).
318 Арабская средневековая художественная литература
не остановить моего особенного внимания своей свежестью и
оригинальностью, хотя источник его остается, к сожалению, неизвестным.
В большой папке с различными материалами неоднородного
содержания 1 вложен лист почтовой бумаги (без водяных знаков); на нем хорошим
писарским почерком под заголовком „Песнь арабского солдата" написан
перевод одного арабского стихотворения. Я привожу его во всей
неприкосновенности, с сохранением правописания,2 и только добавляю в
квадратных скобках некоторые примечания, помимо сделанных переписчиком.
„Я родомъ из Гальюба 3 и съ рожденія моего уже 16 разъ видѣлъ,.
как Нилъ орошалъ поля мои".
* *
„И соседомъ моимъ былъ Шеикъ 4 — Абдалла, ликъ дочери его былъ
мнѣ одному извѣстенъ, ничего не равнялось красотѣ Фатмы; глаза ея
уподоблялись финджанѣ,5 твердость тѣла ея соотвѣтствовала молодости.
Сердце у насъ было одно, соперниковъ мы не имѣли, и насъ хотѣли
соединить; но кіатифъ,6 да возляжетъ проклятіе Божіе на него, связавъ
мнѣ руки и шею съ 50-ью другими, вѣлѣлъ вести въ лагерь. Я былъ
бѣденъ, сосѣдъ мой также, и мы ничѣмъ не могли склонить Кіатифа,
да возляжетъ на него проклятіе Божіе!".
* *
*
„Звукъ барабановъ, трубъ и флейтъ оглушилъ меня такъ, что я
вскорѣ забылъ свою хижину, козъ, и Шадуфъ; 7 но могъ ли я забыть
солнце дней моихъ, свѣтъ души моей, бѣдную Фатму? Подарили мнѣ
ружье, регулярное платье и суму, потомъ учили поворачивать голову на
право и лѣво и стоять держа одну ногу вверхъ; я былъ малый лов-
кій и скоро научился дѣлать: Диванъ-дуръ! Селамъ-дуръ! 8 и пропасть
подобного".
* *
*
„И вотъ я выступилъ съ полкомъ въ походъ в Мекку. Я радовался,
что увижу Каабу.9 Мы дрались въ пустыняхъ, скалахъ и въ горахъ;
1 А. Лебедев, ук. соч., № 691 (Музей, 360), стр. 326.
2 Знаки препинания, расставленные в рукописи иногда без всякого смысла, я
позволял себе изменить.
3 [Литературная форма этого имени Кальюб; в тексте воспроизведено народное
произношение: ср. С. А. N а 11 і п о. L/arabo parlato in Egitto, Milano, 1913, стр. 46].
4 [Более точная передача шейх].
5 Кофейная чашка.
6 [Искажение переписчика, вместо киашиф, под влиянием французской передачи
мягкого к через киа; по-русски точнее было бы кяшиф. Так называются в Египте
начальники округов].
7 Машина, посредствомъ коей возвышается вода Нила.
8 Подъ курокъ! На карауль! [Турецкая команда].
9 Гробница Пророка [объяснение неточно: гробница пророка в Медине, Ка ба —
святилище в Мекке].
Песнь арабского солдата
319
мы били враговъ Пророка, и я наконецъ вступилъ какъ Хаджи г въ столь
желанную Мекку — хвала Богу!"
„И меня произвели въ Капралы, и послѣ трехълѣтняго похода, насъ
посадили на корабли и отвезли въ страну благословенной рѣки. Я
очутился опять въ лагерѣ, тревожимый мыслью о сосѣдствѣ Гальюба и
моей Фатмы, я не рѣшился идти къ нимъ, опасаясь случившихся въ от-
сутствіе мое перемѣнъ".
* *
„И отъ того я занемогъ горячкой и меня отвѣли въ большой Гош-
питаль Абузибеля; франкскіе лѣкаря, несноснѣе моей болѣзни, не давали
мнѣ ѣсть, съ тѣмъ чтобы продать мою порцію, — да падетъ на нихъ
проклятіе Божіе!".
*
„И день ото дня становился я слабѣе и грустнѣе. Я былъ близокъ
къ смерти. Однажды лѣкаря, принесли 2 мне зелье, коего
отвратительный запахъ уже усугублялъ болѣзнь мою. Чаша уже касалась устъ моихъ,
какъ услышанный извнѣ голосъ пронзилъ мнѣ душу. Онъ призывалъ:
Гассанъ! Гассанъ! я ѳйни!3 Я пустилъ чашею в лице служителя, силы
мои возрасли и разлились по крови. Я всталъ и выздоровѣлъ, а глупые
лѣкаря вообразили себѣ, что помогли мнѣ лѣкарствами, я потребовалъ
выписки, и мнѣ вручили билетъ на выписку".
„И вотъ уже я въ объятіяхъ Фатмы, ожидавшей меня съ трепе-
томъ. Мы обнялись, и она разказала мнѣ какимъ образомъ проникла
въ лагерь".
* *
„Я хотѣла войти а Негръ, наклонивъ ко мнѣ штыкъ, закричалъ
Дурь! * Непонимая слова сего, я не отвѣчала, и свирѣпый Негръ
страшно вопилъ, приближаясь ко мнѣ; но прибывшій къ тому времени
Турецкій Офицеръ спросилъ у.меня, чего я хотѣла.
„Хочу Гассана своего, возлюбленнаго моего, коего три года уже не
видала, и офицеръ выругавшись обернулся ко мнѣ задомъ. Я въ страхѣ
стояла; но встрѣтила сестру сержанта, которая мнѣ сказала:
„«Возлюбленный твой въ Гошпиталѣ, онъ болѣетъ отъ разлуки
съ тобой» — и драгой свѣтъ жизни моей быстрѣе дикой козы подбѣжалъ
къ окну Гошпиталя призывая: Гассанъ! Гассанъ! я эйни!"
1 Посѣтитель святыхъ мѣстъ у Мусульманъ.
2 [В рукописи описка „принесши"].
3 Гассанв! Гассанъ! Очи моиі [В рукописи описка: энни вм. ѳйни].
4 Стой!
320 Арабская средневековая художественная литература
„Исполненный радости я въ торжествѣ принесъ ее въ свой лагерь,
и какъ сумасшедшій показалъ ее своему Полковнику, своему
Адъютанту, своему Тысячнику, своему Сотнику, своему Поручику и своему
Сержанту".
* *
*
„Мы уже получили позволеніе и скоро сочетаемся въ Гальюбѣ, гдѣ
старый Абдала хотѣлъ насъ благословить. Хвала Богу!"
„Великъ Богъ православныхъ въ милостяхъ и щедротахъ своихъ!"
Содержание этого стихотворения для нас ясно; речь идет об
известном событии из истории основателя хедивской династии в Египте
Мухаммеда сАлй, когда он, по настоянию своего патрона — турецкого
султана, должен был предпринять поход в Аравию, Мтобы положить
предел распространению могущества ваххабитов, которые начинали грозить
целости турецкой империи. Поход в его заключительной стадии был
совершен под начальством сына хедива Ибрахйма Паши, продолжался
три года, с 1816 по 1818-й, и закончился разгромом ваххабитов.1 Верна
и мелкая подробность песни о „посадке на корабли" — египетская
пехота переправлялась по Красному морю через порт Янбо.2 Госпиталь,
куда герой песни попадает после похода, — известный военный
госпиталь в лагере Абу Зи'беле, небольшом поселении около Каира;3 там
в 1827 г. по инициативе известного египетского деятеля Клот-бея была
основана первая медицинская школа в Египте,4 впоследствии
перенесенная в Каир и сыгравшая очень важную роль в современном
арабском возрождении XIX в.
Мелкие детали тоже не дают оснований заподозривать
происхождение этой песни. Турецкий язык в эту эпоху был еще официальным
в Египте, и поэтому турецкая команда (дур, диван-дур, селам-дур)
точно соответствует действительности. Имеющиеся в песне арабские
слова и имена переданы верно (финджан, шадуф); в некоторых из них
чувствуется влияние живой речи (Абдалла вм. Абдаллах, Фатма вм. Фа-
тима; Гальюб вм. Кальюб), даже самые ошибки переписчика говорят
о верном оригинале (эйни вм. энни, кяшиф, вм. киатиф). Какого
происхождения этот оригинал, сказать трудно: форма некоторых слов
позволяет думать, что они передаются не столько на основании арабского
источника, сколько французского (например, киашиф могло возникнуть
через французскую передачу мягкого к в виде kiachif, хотя по-русски проще
гС1. Ни art. Histoire des arabes, II. Paris, 1913, стр. 296—297.
2 А. Крымский. История арабов, И, М., 1912, стр. 185.
3 3 ей дан. Машахйр аш-шарк, П. Каир, 1903, стр. 5. Снимок со старинной
гравюры изображающей его в 1825 г., помещен у Зейдана: Та'рйх адаб ал-луга
ал-'арабййа, IV. Каир, 1914, стр. 26.
4 А. В. Clot-Be у. Apercu general sur l'Egypte, II. Bruxelles, 1840, стр. 384«
Песнь арабского солдата
327
было бы обойтись с буквой я — кяшиф; шейк говорит не столько о
передаче арабского шейх, сколько французского cheikh; в имени Гассан
можно видеть Hassan, как обыкновенно французы передают арабское
Хасан). Тем не менее, и сквозь эту оболочку чувствуются типичные
арабско-мусульм анские образы и выражения: „Да возляжет проклятие
божие на него" — звучит буквальной передачей обычной фразы; в
„православных", упоминанием о которых заканчивается песня, нужно видеть
слово ал-муминун— правоверные, как часто называют себя
мусульмане.
Несмотря на все это, едва ли можно сказать с полной уверенностью,
что в основе песни лежит действительно арабский оригинал. Главное
возражение возникает от того, что в арабской народной поэзии, при
всем ее богатстве, мы до сих пор не знаем песен, сколько-нибудь
напоминающих приведенную. Нельзя, однако, забывать, что запись
произведений арабского фольклора европейскими учеными началась на
рубеже XX в., а до тех пор многое могло исчезнуть. Может быть, „Песнь
арабского солдата" и является образчиком таких не уцелевших до
настоящего времени созданий народного духа. Если этого даже и нет,
на нее можно смотреть, как на один из примеров стремления к „Огіеп-
talia"; в первой половине прошлого века это стремление и в Западной
Европе было не менее сильно, чем в России.
Каким путем попал к А. Н. Муравьеву перевод и для какой цели
он предназначался, можно только гадать. В неизвестной нам, но
несомненной связи стоит он с другим документом, в который вложен.
Этот последний представляет почтовый листок того же формата, на
котором тем же самым почерком переписано следующее письмо.
„Когда я получилъ письмо ваше въ ту пору случился намъ походъ
въ Туреччину на помощь Турецкому Султану, то есть подъ бѣлаго
Араба, и такъ выступили мы въ Турецкіе предѣлы находились близъ
царя Града не подалеку (за семь верстъ) и въ оной землѣ простояли
мы мѣсяцевъ 6, но мы не полагали чтобы намъ возвращаться оттуда,
вѣрно дошла ваша родительская молитва до Всевышняго Создателя,
которая еще держитъ меня несчастнаго на семъ свѣтѣ.
„Къ счастію нашему, когда услышал бѣлый арабъ, что пришло Рос-
сійское войско на помощь Турецкому Султану не сталъ онъ съ нимъ
никакого дѣйствія производить, сдѣлалъ замиреніе. По заключеніи
съ Арапомъ мира Турецкой Султанъ отправилъ насъ въ Россію черезъ
черное море проходили мы ровно 18 сутокъ, но Турецкой Султанъ за
усердіе и стараніе наше наградилъ насъ своими серебреными медалями,
которую я теперь при себѣ имѣю".
Это „письмо русского солдата" переносит нас уже на полтора
десятка лет позже „песни арабского солдата". В нем идет речь о походе
того же Ибрахйма Паши на Турцию, когда, после занятия Сирии и
отступления турецких войск во главе с Рашйд Пашей от Конии в де-
21 И. Ю. Крачковский, т. II
322 Арабская средневековая художественная литература
кабре 1832 г., Ибрахйм Паша стал угрожать Стамбулу.1 Турецкая
империя была спасена тогда при содействии России; двадцать тысяч
русских войск было послано под Константинополь,2 и неопределенное
положение разрешилось миром в Кутахии 14 мая 1833 г., по которому
Сирия и Киликия перешли к „белому арапу" на правах вассала
султана.3 Медаль, о которой упоминается в письме, имеется, между прочим,
в собраниях Государственного Эрмитажа.
Оба этих „человеческих документа", одинаково живых и
непосредственных, вероятно, заинтересовали А. Н. Муравьева по связи с
Египтом и Ближним Востоком, которым он очень много занимался, хотя
иногда и под специфическим аспектом. Весьма вероятно, что в каких-
либо его произведениях сказалось влияние этого материала, однако оба
документа настолько колоритны в своей жизненности, что заслуживают
более близкого знакомства с ними в полном объеме без всяких
сторонних комментариев.
1 Зейдан. Машахир аш-шарк, I, 1902, стр. 16; Н. Lamm ens. La Syrie, II,
Beyrouth, 1921, стр. 154—155.
2 А. В. С lot-Bey, ук. соч., I, стр. LXXII.
2 Н. Lammen s, ук. соч., стр. 155.
•Н§°*-
YTl^m^^^
ДОПОЛНЕНИЕ К СТАТЬЕ „ПЕСНЬ АРАБСКОГО СОЛДАТА«
Уже после напечатания моей статьи я нашел во французской
литературе упоминание о „песни арабского солдата", которое говорит о том,
что в основе ее лежит действительно существовавшее произведение
народной поэзии. В недавно [вышедшей книге Г. Бордо
„Путешественники на Восток" в главе об известном историке крестовых походов Мишо
говорится,1 что будучи в Египте он интересовался арабской поэзией и
даже записал одну совсем „свежую балладу" про Хасана из Кальюба.
Передача содержания, приводимая Бордо, не оставляет сомнения в том,
что речь идет о нашем произведении. Соответствующее упоминание
у Мишо мне удалось найти в его семитомном издании „Писем с востока";
в письме из Каира в апреле 1831 г. он, между прочим, пишет:2 „На
этих днях мне показали новую песню, которую теперь распевают
в Египте". Дальше он ограничивается тоже только передачей содержания,
а не полным переводом, так что его книга не могла служить оригиналом
русского текста в бумагах Муравьева. Это упоминание Мишо
чрезвычайно важно: оно говорит прежде всего о том, что „Песня"
действительно распевалась и была народным произведением. Таким образом,
предположение о возможности создания ее на почве французской
литературы должно отпасть. Упоминание устанавливает и дату создания песни,
которая близка по времени ко второму документу в бумагах Муравьева.
Может быть, это совпадение не случайно; может быть, Хасан из Кальюба
должен был проделать в войске „белого арапа" еще и второй поход
против турецкого султана.
Во всяком случае, хотя непосредственный оригинал русского
перевода в бумагах Муравьева нам попрежнему не известен, но для суждения
о литературной истории „Песни арабского солдата" мы стоим теперь
на более прочной почве.
1 Henry Bordeaux. Voyageurs d'Orient, II. Paris, 1926, стр. 186—187.
2 Correspondence d'Orient par M. Michaud et M. Poujoulat, VI. Paris, 1835,
стр. 295.
21*
У^=У^^^^^УА^^^7^^^=^^^У^7^У^.
Emilio Garcia Gomez. Un cuento ärabe, fuente comiin
de Abentofäil у de Graciän
(Revista de archivos, bibliotecas у museos, Ano XXX —1926).
Madrid, 1926, Pp. 100
В 1920 г. в Петербурге вышел в свет русский перевод хорошо
известного сочинения Ибн Туфайля „Хайй ибн Иакзан".1 В связи с этим
переводом русский испанист Д. К. Петров вернулся к вопросу, в
различные времена возбуждавшему интерес почти всех испанистов, — вопросу
о влиянии этого произведения на писателя XVII в. Валтасара Грасиана
(Baltasar Graciän). Результаты своего исследования Д. К. Петров
изложил в сообщении, прочитанном осенью 1922 г. в Коллегии
востоковедов при Азиатском музее АН СССР.2 В этом сообщении Д. К.
Петров не побоялся выступить против давно уже утвердившегося в силу
авторитета Менендеса и Пелайо (Menendez у Реіауо) мнения
большинства и изложить свои выводы, гласившие, что никакого влияния Ибн
Туфайля на Б. Грасиана в действительности не было и что последний
не был знаком с4 арабской повестью.3 Для полной убедительности
отрицательной гипотезе Д. К. Петрова, как он сам сознавал, недоставало
одного звена: нужно было определить источник, которым мог
пользоваться Грасиан. Д. К. Петров усматривал корни отдельных элементов
романа Грасиана в „богатых запасах испанской литературы XVI—XVII вв.",4
но происхождение основного сюжета первых глав, где речь идет о
духовном развитии человека, в младенчестве очутившегося на необитаемом
острове, оставалось столь же загадочным, как и прежде.
Сообщение Д. К. Петрова было напечатано с опозданием: оно
появилось в печати только осенью 1926 г., после кончины автора,
последовавшей 2 мая 1925 г.5 Почти одновременно в Испании появилась новая
работа, которой посвящена настоящая рецензия. По-новому освещая
историю сюжета обоих произведений, это исследование подтверждает
1 Перевод был выполнен И. Кузьминым, безвременно скончавшимся в 1920 г.
(См. его некролог: ЗКВ, И, 1926, стр. 175—180).
2 ЗКВ, II, стр. 73—90: „Одна из испано-арабских проблем".
3 Там же, стр. 85—90.
4 Там же, стр. 89.
5 См. его некролог в ЗКВ, II, стр. 163—170.
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса
І25
предположение Д. К. Петрова об отсутствии какой-либо связи между
Ибн Туфайлем и Грасианом.1 Мадридскому профессору Э. Гарсиа Гомесу,
ученику Асин Паласиоса, посчастливилось найти арабскую сказку, где
говорится о ребенке, который попал на необитаемый остров и вырос там.
Это открытие объясняет также происхождение сюжета повести Ибн
Туфайля и появление его независимо от Ибн Туфайля у Б. Грасиана.
Находка была сделана случайно. Разыскивая материал для специальной
работы по истории легенды об Александре Великом в арабской
Испании (стр. 3), Гомес заинтересовался одной из рукописей Эскуриала
(mixte, 1668, у Casiri, 1663), где оказался сходный сюжет, включенный
в легенду об Александре. Эта рукопись написана в 1520 г. магрибин-
ским почерком; она восточноиспанского происхождения, по всей
вероятности из Валенсии или Арагона (стр. 7—9). Альхамиадский лист
позволяет довольно точно судить об эпохе и среде, где рукопись возникла
(стр. 162).
Вот сюжет сказания (стр. 8—9 и 69—96). В походе Зу-л-Карнайна,
который здесь именуется ал-Химйарй (иначе говоря, приводится в связь
с Южной Аравией), он находит на острове Цейлон огромную статую
какого-то божества. Престарелый монах рассказывает ему историю
ваятеля, создавшего эту статую. В доброе старое время, — гласит
рассказ,— островом правил царь, у которого была единственная дочь. При
ее рождении астрологи предсказали, что у этой дочери родится сын,
который впоследствии станет царем острова. Царь в ужасе приказывает
построить для дочери неприступный замок, где держит ее взаперти
вместе с ее кормилицей. Проходят годы; в замок ухитряется проникнуть
сын везира. Царевна рождает от него сына. Тайком от всех она кладет
младенца в сундук и бросает сундук в море. Волны выбрасывают сундук
на необитаемый остров. Там мальчика выкармливает газель; с годами
он становится царем всех зверей острова. Тем временем, после смерти
цейлонского везира, эта должность, переходит к его сыну, отцу юноши,
выросшего на необитаемом острове. Однажды царь видит сон, который
мудрецы истолковывают в том смысле, что сын везира станет царем
острова. Царь сначала приказывает казнить его, но по просьбе
придворных довольствуется тем, что велит пустить его на лодке в море,
без съестных припасов и оружия. Везир попадает на тот же остров,
где живет его сын и, не подозревая о родстве, научает его
человеческой речи. Позднее проезжие мореплаватели берут их обоих на свой
корабль, и они случайно попадают на родной остров, где все выясняется
ко всеобщему благополучию.
Эта сказка, хотя найденная в Испании, в рукописи сравнительно
недавнего происхождения, несомненно не испанская и относится к го-
1 О сообщении Д. К. Петрова автор знал из моего письма к его учителю
Асин Паласиосу. См. стр. 48, прим. 4.
326 Арабская средневековая художественная литература
раздо более древней эпохе. Что касается других, печатных или
рукописных арабских источников, то автору не удалось установить никаких
параллелей с рукописью, о которой идет речь (стр. 10). Однако
тщательный анализ дает возможность отнести ее к определенному месту и
времени. Приведение Александра в связь с Йеменом свидетельствует
о том, что сюжет сказки, по всей вероятности, возник в период, когда
складывался цикл легенд южной Аравии (стр. 37), быть может в эпоху
дамасских Омейядов. Трактовка сюжета, для которой характерны детали,
касающиеся моря, далее то обстоятельство, что действие происходит на
островах, идолы, творящие чудеса,—-все это указывает на среду,
благоприятную для развития подобного рода литературы. Такой средой была
в X—-XI вв. Нижняя Месопотамия с ее большими, по преимуществу
портовыми, городами, где возникли путешествия Синдбада и
полуфантастическая географическая литература о путешествиях по морю
(стр. 39—41).
Закончив анализ сказки, Гомес переходит к основной части своего
труда — определению связей между вновь найденным источником и
произведениями Ибн Туфайля и Валтасара Грасиана. В этих главах, так же
как и во всей книге, чувствуется влияние школы Асин Паласиоса.
Изложение в высшей степени систематично, все построено по
логическому принципу. Всюду сказывается основательнейшее знание как
арабских источников, так и средневековой европейской литературы. Что до
Ибн Туфайля и Валтасара Грасиана, то здесь автор производит свой
анализ по трем линиям. Сначала он дает обзор всего того, что по
настоящее время известно в науке об источниках этих сочинений (стр. 11—
24, 45—51), затем он сопоставляет эти сочинения с недавно открытой
сказкой (стр. 24—36, 51—57), далее он приводит данные, доказывающие
ее непосредственное влияние (стр. 36—45, 57—65).
Можно сказать, что в отношении Ибн Туфайля вопрос решен
окончательно. Известно, что происхождение Хайя ибн Иакзана не выяснено
наукой по сей день (стр. 6). Из итога всех предыдущих исследований,
подведенного И. Кузьминым,1 явствует, что Ибн Туфайл заимствовал
у Авиценны одни только имена действующих лиц — и ничего больше;
эти заимствования не касаются сущности повести и нимало не объясняют
ее сюжета. Теперь, сопоставляя сюжет Хайя ибн Иакзана со вновь
открытой сказкой, можно рассматривать вопрос в совершенно ином плане, и
тогда становится несомненным, что здесь „имеет место соотношение копии
с подлинником" (стр. 6). Особенно красноречивы встречающиеся в ряде
мест параллели, приведенные Гомесом (стр. 31—35): они доказывают
отчетливое влияние не только отдельных оборотов и выражений, но даже
отдельных слов. Разумеется, заимствования распространяются только на сюжет
в общем и на некоторые подробности; в области философской концепции
В предисловии к русскому переводу Ибн Туфайля (Пгр., 1920, стр. 16—17).
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса
327
и развития своих идей Ибн Туфайл остается оригинальным мыслителем.
В этом отношении сухое и зачастую наивное повествование, с которым
мы встречаемся в сказке полународного происхождения, не может
хотя бы отдаленно сравниться с подлинно философской трактовкой сюжета
и последовательностью развития действия у Ибн Туфайля. Пути,
которыми шло заимствование, нетрудно установить: если в XVI в. сказку
переписывали в Испании, значит, несомненно, в Испании или в Северной
Африке имелись более ранние списки, восходившие к Месопотамии
X—XI вв. Легко допустить, что Ибн Туфайл использовал один из таких
источников.
Что касается Валтасара Грасиана, то несмотря на детальный анализ,
произведенный автором исследования, этот вопрос не удалось выяснить
столь же основательно. Здесь дело несколько сложнее: вопрос об
источниках, которые мог использовать Ибн Туфайл, — и поныне еще чистая
страница, и сетовать на это не приходится, поскольку результаты
сопоставления восполнят пробел. В отношении Грасиана необходимо
произвести двоякого рода работу: сначала придется опровергнуть
общепринятое мнение, гласящее, будто источником ему послужил труд Ибн
Туфайля, а затем нужно будет доказать влияние вновь найденной сказки.
Это мнение об источнике было почти единодушным со времени
появления широко известного предисловия Менендеса и Пелайо к испанскому
переводу Хайя ибн Иакзана.1 Один только И. Кузьмин в 1920 г.
высказался по этому вопросу гораздо более сдержанно,2 а затем уже Д. К.
Петров решительно отверг этот взгляд. Предпринятый Гомесом анализ
показывает, что правы скорее русские ученые, а не испанские романисты
и арабисты: сопоставляя сочинение Грасиана и сказку, быстро
приходишь к выводу, что первые главы „Эль Критикона" имеют гораздо
меньше сходства с повестью Ибн Туфайля, чем со вновь найденной
сказкой (стр. 6). С этой точки зрения теорию о роли Ибн Туфайля как
источника следует считать ликвидированной. Но, с другой стороны, судить
о значительности влияния этой сказки на Б. Грасиана можно только по ее
влиянию на Ибы Туфайля. Сходство сюжета не подлежит сомнению, но
в деталях здесь гораздо реже встречаются те совпадения фраз и
некоторых выражений, которые так показательны для первого случая. Однако
сделать отсюда отрицательные выводы невозможно; здесь путь, которым
шло влияние, более сложен, и если Ибн Туфайл использовал некий
арабский оригинал, то для Валтасара Грасиана эту возможность трудно
допустить. Судя по всему, Гомес довольно правдоподобно устанавливает
вероятный путь влияния. Рукопись появилась около 1521 г. в одной из
областей Валенсии или Арагона; первая часть „Эль Критикона" вышла в свет
1 См. приведенную выше статью Д. К. Петрова, стр. 74; G. Gomez, стр. 2.
47—48.
2 В указанном выше предисловии, стр. 22—23.
328 Арабская средневековая художественная литература
в Сарагосе в 1651 г. (стр. 45), т. е. спустя сто с лишним лет. Рукопись
возникла в мавританской среде; об этом свидетельствует наличие альха-
миадского листа (стр. 62). В качестве духовного лица Грасиан должен
был постоянно общаться с маврами и мог ознакомиться с рукописью
через их посредство (стр. 63). Как это произошло? Посредством устной ли
передачи, или перевода с арабского, сделанного каким-нибудь мавром,
или же посредством альхамиадской транскрипции? Все эти вопросы —
увы! навсегда останутся открытыми.
В подтверждение своих взглядов, в качестве оправдательного
документа Гомес приводит текст и перевод сказки по единственной известной
ему рукописи (стр. 69—88 и 89—96). Стиль и язык сказки не вполне лите-
ратурны: очень часто в языке встречаются вульгарные формы, в
известной мере, быть может, внесенные переписчиком. Не во всех случаях
автору удалось установить правильное чтение рукописи, которая, повиди-
мому, не высокого качества;1 некоторые из его конъектур не диктуются
необходимостью, иные не всегда убедительны;2 сообразно этому в
переводе иногда требуются небольшие изменения,3 но, как бы то ни было, эта
часть работы дает надежную основу для выводов автора.
Одно из главных достоинств этой книги заключается в установлении
того факта, что арабское влияние на западноевропейскую литературу
не ограничивается средними веками и что вплоть до XVII в. не только
заново обрабатываются старые сюжеты, но и передаются новые. Важное
значение в этой передаче как мавританской, так и альхамиадской
литературы обрисовывается весьма ясно. Не следует забывать, что для
христиан эта литература была более доступна, чем литература чисто
арабская (ср. стр. 6).
За последние четверть века школа испанских арабистов много
содействовала тому, чтобы распутать сложный клубок арабо-европейских
влияний. Новая книга дает случай отметить, что рядом с маститыми
учеными появляются молодые эрудиты, вооруженные обширными
знаниями и безукоризненным методом исследования. Они продолжают
изыскания в одной из самых увлекательных и в то же время* самых сложных
областей арабской литературы.
1 Стр. 90, 17 читай bihibäl вместо bigibäl; стр. 90, 20 w.yäh.d вместо w.yäh.r.
Весьма красноречивый пример встречается на стр. 95, где следует читать irta'adat
farä'isuhuma; следует изменить перевод на стр. 87, вычеркнув примечание 5.
2 Стр. 92, 9, правильно чтение Mal-murhaf; стр. 92, іб, читай däyatuhä; стр. 94, 4»
читай wasähu wadaggu и т. д.
3 Стр. 89, ю, ad-dailam не „curdos", а дейлемиты (стр. 71, прим. і); стр. 90, iof
al-mu'ammarin не „жители" (стр. 74), а „древние старики", и т. д.
s^s^s?
НЕИЗВЕСТНАЯ АНТОЛОГИЯ ИБН МАММАТИ
Среди рукописей университетской библиотеки из коллекции ат-Тантавй
находится одна поэтическая антология (Ms. 0. 744), которая при
составлении известного списка К. Г. Залемана и В. Р. Розена не могла быть
идентифицирована точнее: на 'первой странице с заглавием и именем
автора сделаны подчистки, почему отдельные слова не поддаются
разбору.1 В настоящее время при наличии некоторых не существовавших
в 80-х годах пособий не может подлежать сомнению, что антология
составлена Ибн Мамматй, известным чиновником-литератором эпохи Саладина,
и носит название „А'лам ан-наср" —fЗнамена победы'.
Ибн Мамматй не может считаться лицом неизвестным в истории
арабской государственности и литературы. Происходя, как многие
египетские чиновники, из коптского, принявшего мусульманство, рода, он
занимал при Саладине и его ближайших преемниках видную должность
заведывающего войсковой канцелярией — диван ал-джайш9 финансовой
канцелярией — диван ал-мал и другие. После утверждения в Каире
власти ал-Малика ал-Адиля (596/1200 г.) его положение в связи с
ведомственными интригами пошатнулось: в 604/1207 г. он должен был бежать
в Алеппо, где продолжал принимать участие в административной работе
у ал-Малика аз-Захира. В Алеппо он умер в 606/1209 г. и там был
похоронен.
Основные биобиблиографические данные о нем были сведены Бро-
кельманом еще в 1898 г.;2 с той поры материал сильно увеличился как
в смысле источников, так и европейских работ. Почти всем историкам
Египта соответствующей эпохи приходилось касаться его произведений
и личности. Нашел он себе достойное место в биографии одного из его
друзей, известного ал-Ка^й ал-Фа^иля,3 нашел и в соответствующих
- 1 Список персидским, турецко-татарским и арабским рукописям Библиотеки
СПб. Университета. СПб., 1888, стр. 26.
2 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 335, № 2. (Имя его деда нельзя читать
a/-MammätI: это не иисбау а слово из детского языка. Трогательную историю о
происхождении этого прозЕиша рассказывает Ибн ^алликан (перевод де Слэна, I, стр. 195).
Упоминаемая у Брокельмана работа Казанова (Casanova) о Каракуше помещена не
в т. VII, а в т. VI „Memoires" (Paris, 1897).
ЗА. Не I big. AI-Qädi al-Fädil, der Wezir Saladin's, Leipzig, 1908t стр. 2—3,
39—40 и passim.
>gc^^c=>^
330 Арабская средневековая художественная литература
трудах Беккера.1 Основным и наиболее ценным источником является
теперь его биография, включенная Йакутом в словарь литераторов.2
Иаяут был младшим современником Ибн Мамматй, непосредственно и
близко был знаком с его деятельностью, особенно в алеппский период.
Он дает перечень более чем двух десятков его сочинений3 в такой
полноте, какой не имеется ни у одного из авторов.4 Биография,
приводимая у Иакута, использована Шейхо, который включил Ибн Мамматй
в серию христианско-арабских поэтов ввиду его происхождения.5 Его
статья вообще подводит итог тому, что в настоящее время известно
об этом деятеле и его предках.6
Ибн Мамматй принадлежал к типу просвещенных сановников,
которые уделяли значительное внимание литературе, прежде всего
связанной с их административной работой, а затем и независимой от нее в той
мере, как это вызывалось потребностями современной им среды. До сих
пор в науке были известны непосредственно два его произведения —
одно, посвященное административному строю Египта, второе —
материалам по деятельности Каракуша, полулегендарного министра Саладина.
Ленинградская рукопись дает теперь возможность познакомиться с
другой стороной его литературных вкусов и с его собственными стихами.
И то, и другое не производит сколько-нибудь сильного впечатления.
Близко знакомый с его литературной деятельностью Иакут совершенно
прав, говоря, что из его многочисленных сочинений „нельзя извлечь
какой-нибудь научной пользы, они похожи на сочинения ас-Сагалибй и
ему подобных".7 И действительно, его антология относится к тому же
типу, как многочисленные сборники ас-Сагалибй, известные теперь не
только арабистам благодаря ряду обработок Решера.8 В такой же мере
приходится согласиться с отзывом Иакута, когда он говорит, что
1 С. Н. Becker. Beiträge zur Geschichte Aegypten's unter dem Islam, I.
Strassburg, 1902, стр. 26; Aegypten, EI, II, стр. 16—17 = Isiamstudien, I, Leipzig,
1924, стр. 177, 181.
2 Изд. Margoliouth, II, стр. 244—256.
3 Там же, II, стр. 251.
4 Не имеет существенного значения заметка ал-Иафи'й: ^U-aLl öU^o, IV, Хайдер-
абад, 1339, стр. 13.
5 L. С h е i k h о. Les poetes arabes chretiens apres Tlslam, III. Beyrouth, 1927,
стр. 351—359.
6 Ср. еще: Е. Wiedemann. Beiträge zur Geschichte der Naturwissenschaften,
XXI, Erlangen, 1910, стр. 300—302, где дан перевод одного отрывка из его „Каванйн
ад-дававйн".
ш .*w
7 Изд. Margoliouth, II, 251, 8—5: l-o-i]. <^«-U o\>li!c %6sX*Ji* ^£3 *J LJcoLaJ <*J*
<^L-o\j ^.JIäJJI lJloLa^o д.^.^.^^0 cuil£
8 О. Re seh er, Le Monde Oriental, XI—XII, 1917—1918 (перевод d^Xs> v Ai ^^o
е-Л.к*Л) и Leipzig, 1916 (перевод CUä^^o U ^^иаЛ).
Неизвестная антология Ибн Маммати
331
„в поэзии Ибн Мамматй замечается сильный упадок".1 С настоящим
произведением йакут был знаком непосредственно: благодаря ему мы
узнаем, что оно было посвящено сАлам ад-дйну Ибн ал-Хаджжаджу,
товарищу Ибн Мамматй по канцелярии военного министерства.2 Все эти
данные подтверждаются самой антологией: в названии ее заключен
намек на почетное прозвище того лица, которому она посвящена;3 по
титулатуре, которая пышно представлена в предисловии, можно видеть,
что книга подносится крупному чиновнику из военной администрации.
Рукопись — небольшого формата (17.5 X 12 см) в кожаном переплете,
содержит 51 лист по 13 строчек. Даты и никаких отчетливо разбираемых
приписок владельцев она не имеет, но, судя по почерку, довольно
древняя и может относиться к VII—VIII в. хиджры. Переписана она
в общем исправно четким египетским почерком. На л. 1а имеется обычное
заклинание <l*>ja\ Лл**) L <j~**J, на л. 16 двустишие:
p.j, ЗУ 9 d—ij._Л_3 JSJ * •j-J^.-jjj.-J -j—л—J ^._.ш._*_Э
Обе приписки сделаны не той рукой, что основной текст. На л. 2 а
дано заглавие, несколько пострадавшее от подчисток и более поздних
вставок. Первоначальная надпись все же восстанавливается без особого
труда: ^jLc -j* ^Axs)\ -jj jIäJ «jJU^-aJj ЛсІ. К первым двум словам
было впоследствии добавлено...]) ~j„o і и второй подзаголовок
jl^iJj cjjJU j'y^l jLj^ o*,jai"»-9* Никаких оснований для этих добавок
ни в библиографических данных, ни в самой книге нет и их приходится
отнести к неудачным домыслам одного из владельцев. Текст начинается
на л. 2 6 предисловием, которое я привожу в сокращенном виде:
5с5^У 4<J^ ѵУ jell* jul±v Aj.11 qj-öj, p^Lc^J oj&j c(jyl *Ы dL^
и«»/* ^jLJal^ /jjjJI cJ^ aLj^J Ouc AjL^aj^oL ^j+IoqjJ ^jkb.^)} ^^LäJ) ^aJUJ
1 Изд. Margoliouth, ІІЭ стр. 255, и: Ij^. ЫЬаЛ o*ä-£ XXJ» £ ^jU-^o ^\y
2 Там же, стр. 251, 17—19 ^^i^aJl £)\у*> & д£$%у£* -\aepcl\ ^ь о^У^ ^ О^З
3 Слова „А'лам ан-наср" в мамлюкскую эпоху являлись термином
административного стиля. См.: ал-Калкашандй. Субх ал-а'ша, VIII, Каир, 1333/1915, стр. 186.
В ту же эпоху ^sXJl (Добыло одним из Ja^iJ \ {»уа с-—> l^C5C J \ ^ІХМ (там же, V, стр.490).
4 О термине ^JLäJI c^-jLcatJl в мамлюкскую эпоху см.: ал-Калкашандй,
ук. соч., V, Каир, 1330/1912, стр. 495; VI, Каир, 1331/1913, стр. 136—138, 149.
5 Термин ^ßyly*}\— там же, VI, стр. 116.
332
Арабская средневековая художественная литература
cjU 3>j ^ІД
^rJUJ) ... juj)j*o ^J>ui.C oJ^bL*J ^/iJaJJ Jl^JL A**?l* dJluj^l <jli*b ^J ^jJf
L Jc Jj jjj І*4Л^ aJLs^ iojiJ ^j
J^J^j i^>j_^c ^—>Uj (л. За) ^^JL#äj *ja Л^) cJ^f« ,Д* i**JJ) ^j-jJL • »л o-^J-^j »0
^J... üUaJI ÜJM Je
... .<u>j_, VL£JJ J>
a*U]^ ^^i) ^i g\J\ ZU\ ^j\y^\j pjjll иэ cJLJj JJl (д. 36)
iJLlj J^äJL «^LJlJJ Jj.* lc jLi^fl ^ iw^jjj dj^LL, iii^* лг"к*
Каждая глава антологии начинается с небольшой прозаической части,
иногда сводящейся к перечислению слов определенной категории, а затем
следуют поэтические цитаты, распределенные по мелким отделам с
краткими заголовками; число этих отделов особенно увеличивается во второй
части книги. Заглавия отделов (с опущением слов ^j J-лі) таковы.
Глава I —л. 5а ^іД 6а *^j, 8б>іД S*~% сЛА 9б tf^
10а>Л), Юб ^Лі, 116 ^jjj гЛ Глава II — ІЗа^Л, 16а І*Д
176 c,jjJj, 196 vLlJJ, J^jdJ, 20a jjJuJJ ^і. Глава III —206 tfjJl,
23a^ljj,^üj,24a j;Jl,>JJ, 25a j*Jj, 26a j^J V^LT, 28a^^J).
Глава IV — 296^fU*Jj «^J^, ЗОа^Г LJj oLo, 31a A^j V-,Jj, ^JJJ,
32 a {j+a}qÄ\ ii-o, ЗЗа^кІ]. Глава V — 34 a ic
Cj\ Je,, 376 ^IJJ iJU, 38aejiJJ, jJUJ, 386 >J], 39a^Jl jlX,
i^-Jj vbT, 396 jWj, ЬШіуш», 40а^1^ jl^j,41aL^/), jUJ,
1 Оборот <Jh V — там же, VIII, стр. 185 ел.
2 О J^V! J^laj —там же, VIII, стр. 171—172.
3 Текст — i^JUtJ»!, но л. 29 б Ц-^*.і.І, что'поддерживается рифмой.
Неизвестная антология Ибн Маммати
333
416 jCiJj, 42а j\j^% VLJJ, 43а 9[J\, 436 ^1\, Jli.^1), 45а j^jj)
cb^J^ jl^iJf,, 46 a o^LJj^L^Jj, 46 6 ^^jJj, ^JI, j?LuÜJ,47a ^^Jl,
jli'Sj, JjUJ, 476 U^J^ jS), 48a ^Ldl^ ^Jj, 486 J^fJ, 49a J^L
^°Ъ J*^* Последний отдел не имеет прямого отношения к содержанию
книги и озаглавлен (506): ^LSUJ 1$j J,si iJ^c OLJ <us J-аэ jji^.
Кончается книга обычной благочестивой формулой, ничего не дающей
дхя выяснения переписчика и даты написания.
Вся антология, таким образов, представляет, в сущности, сборник
поэтических цитат обыкновенно в 1—2 стиха, редко в 3—4 и как
исключение в 5 и больше. Число цитуемых поэтов превосходит 80;
большинство их относится к аббасидскому периоду, крайне редко цитуются поэты
древнего времени. Я привожу список их, сохраняя ту форму имен,
которую дает Ибн Мамматй:1 ^^JjJ^lJ <uLi «^ **?ін ^a» ^46; -^ ***LhI
^LJj 50a; uU-C/- ^ 43a; J^" 47a; С$Л*^ JW^J 4665 <L/*J
^Jl 18 6; JpUJ 416; UlJ] 20 a, 50 6; ^IsJ) 7 a, 76, 86, 96, 13 6,
166, 316,386, 396, 41 a, 416, 47 a, 47 6; (olL^j466, 496; j LL 41 a, 49 a,
49 6; JiJ| 0J ^J 43a; ^Jj^J ^U y* J* yA 66, 7a; ^llJj ^U ,,)
10 a, 166, 31 a, 336, 34 a, 356, 366, 38 a, 386,^406(2), 41 a, 47 6 (2), 48 a;
^Ji\ ^ 13 6; ^^JJ 206; ^jjj 34a, 37 a; ^jij 116; JL\ jj\ 46a;^J
i^c^ 7a;aM,ji^ j>\ 56, 126, 336; ^jlil y,\ 506,51 а; ^jKJj jJL 49a;
^jj.Jlil 14a; i„J| ^, jjj^ 356; Jtc;> 16 a; i^JJ _,i> 48a, 486; ^j J4~/J)
^jjj 38a; ^jj] j>\ 376, 40a, 41ja, 42a (2), 47a, 496; ^j 386; J^ ^J
14 6, 15 a, 17 a, 25 a, 34 6, 38 6; J^ll ^^JJ 27a (2), 37 6; ju,a ^ ju*„ 40a;
JJ 156; ^LJJ 39 6 (2); «^UJ 40 6,
456; j^ ^, -J 51 a; ^j^y^JJ 406; <w£e ^ J^*<>J ^jdII, y\ 10a, 126;
*lo,JJj 286; ^LJl 426; LUJ ^ ^Lc 34a; Jj*iJ ^ j^Jj juc 256;
djj j^.c 166; ciijll -jj ^jic 286; Olj ^ fjLcL> e^J ^J 16 a; P^U| ^jj
^JJl 15 6, 16 a, 19 a (3), 196 (3), 32 6; ^JUj 14a; ^oJJ Jc ^) 41 6; Jc
iU ^ 126(2),50a; ^yj] ^\Л\ j^£ j> ^c 8a, 86; j^ ^jjj :>Lc
1 Слова £r>\ и ^M в расчет не приняты; цифра в скобках указывает, что на
данной странице поэт цитуется несколько раз.
334 Арабская средневековая художественная литература
j+£ -jj 31 а; J^ic -jj ijЦс 12a; 0-U»JJ 386;iJiMJl <{Jl yj\ 40a; ^Jji^\ 41 6;
j^iJj 37 a; jujujj ^J) _Ы) ^) 10 а, 406; ^jjjSLW ^jfr у J 28a;
0«1«J| 37a; JL1 ^ jf\ 12a; »Ltf 20a, 206, 23a, 246, 296; i;LDj ^1
uJjJ^J 33 6,36 a; 0lLd| 76,11a, 12 6, 146(4), 166, 18 a, 23 a, 27 a, 286,
30 a, 306 (3), 31a (2), 316 (2), 32 a (4), 32 6, 336, 346 (3), 35 a (4), 356,
36 6 (5), 37 a, 38 a (2), 39 a, 42 6, 44 a, 44 б (6), 45 a (2); ^ I ^ j^J\ ^ j^
u^i\l ^tJj 18a;0Ji| JQ11
336, 49 a; jJjJl y, JL* 30 a, 34 a; jiJj ^) IIa, 12 a (2), 20 a, 22 a (3),
23 a, 246, 256, 26 6, 376, 43 a, 466, 476, 48 a; ^«Jj^J o^ll ^1 376;
jjiLJJ 236, 24a; iJU ^J ^; ^) 6a (2); ^J) 42a; ^^JJ 21a; ^|
^ly 266, 466, 486; 6jU^J Ha, 386; ^U^l 436 (2); J^J) _,,) 14a (2).
Наряду с определенными именами есть целый ряд отрывков, авторы
которых называются с большей или меньшей степенью анонимности. Заголовки
здесь таковы:1^! 66, 106, 18 а, 226 (2), 246, 25 а, 26 а, 266, 276 (2),
28 а (2), 29 а, 30 а, 39 а (2), 396, 40 а, 406, 416, 42 а (2), 426 (3), 43 а (2),
436, 44 а (5), 45 а, 456, 476, 48 а (2), 486 (3), 51а; ^е 18 а, 186,
26 а, 39 а, 43 6, 44 а, 45 а, 49 а; Jj 176; JJliJj 25a;vcUJj 21а (2),
216, 39 а; pj^jj ^«j 42 6; Л>Л\ ijastj 216,
cLjjJj jam* 10 6; jJjs^l J±*> 22 6, 236;V^J) ^ >1 486; ^[p] 20 a;
J^iJ -Jp) ^ф^сіі 24 a; ^**,jjj^j J**j 19 6.
Приводя довольно часто свои собственные стихи, самого себя автор
называет по установленной традиции его эпохи ал-мамлук. Иногда
заголовки не говорят о том, кому посвящены отрывки и чем ближайшим
образом они вызваны (лл. 9 а, 9 б, 17 а, 176, 186, 20 а, 35 а, 38 а, 49 а, 50 а).
Остальные посвящены преимущественно двум лицам с незначительными
вариантами в заголовке (8 а, 8б, 9 6, 126, 15 а, 186, 45 6: ^JLaJJ v^r^ ^J
aJCL. <ul jli ^^-oUj ^Oll ^jjjll; 15 6, 17 a, 316, 46a: jLJj ^J^J J
<lLL© cjjji J.L± ^J^LeJ) ^A-UJ ^У^-*'). Во втором случае один раз (л. 33а)
дается более детальное определение: J <^jj) ^Jji fjj^* JJauJ Д» b J^£
•j+*>)f*+ \jAcj i^jjuJil^). Возможно, что здесь идет речь о нападении
на Александрию флота под предводительством Вильгельма II
сицилийского при Саладине в 570/1174 г.2 Один отрывок приводится из пьесы,
1 У двух отрывков пропущено всякое заглавие — лл. 41а, 47 а.
2 G. Weil. Geschichte der Chalifen, III. Mannheim, 1851, стр. 350; R.
Hartmann. Eine islamische Apokalypse aus der Kreuzzugszeit. Berlin, 1924, стр. 7, 13.
Неизвестная антология Ибн Маммати
335
посвященной ал-Малику ал-сАдилю (л. 216: сЦ)І jz\ J^LeJj vSiiJJ ^h
Все эти данные позволяют предположить, что антология составлена
Ибн Маммати в Египте до переселения его в Сирию, но после
подчинения Египта ал-Малику ал-сАдилю, то есть в промежутке между
596/1200 и 604/1207 гг., с большей вероятностью в сторону
начальной даты. Неожиданной литературной славы для Ибн Маммати она не
создает, и нам приходится вполне согласиться с отзывом Иакута,
который характеризует все его литературные произведения.
>У^ЕЕУ>7^^^
С AC АНИД CK АЯ ЧАША В СТИХАХ АБУ НУВАСА
Летом 1918 г., во время одной из последних моих встреч с Я. И.
Смирновым в старом помещении Азиатского музея Академии Наук, я
обратил его внимание на отрывок арабского стихотворения с упоминанием
изображений на сасанидской чаше. Отрывок живо его заинтересовал; он
пообещал дать реальный комментарий, когда я напишу заметку, но вскоре
после этого заболел, и наше намерение осталось неосуществленным.
Я не забывал про это стихотворение, хотя оно привлекало меня не
с точки зрения иллюстрации к реалиям. Впервые я на него натолкнулся
в работе над историей анализа поэтических образов у арабов;
дальнейшие разыскания показали, что оно привлекло большое внимание со
стороны арабских критиков и теоретиков литературы. Кроме того, за
истекшие десять лет я обнаружил некоторые параллели к этой картине в
стихах того же поэта, равно как и новые черты к вопросу об упоминании
изображений как в эту, так и в более раннюю эпоху арабской поэзии.
Вспоминая беседу с Я. И. Смирновым", я решил познакомить
специалистов с материалом, накопившимся у меня в ходе работы по другим
вопросам, но уже не с комментарием самого Я. И., как предполагалось
десять лет тому назад, а в сборнике, посвященном его памяти. Может
быть те, кто занимается сасанидским искусством, сочтут достойным
своего внимания этот отрывок, как бы освященный интересом лучшего
знатока „восточного серебра".
Автор стихотворения — аббасидский поэт Абу Нувас, хорошо
известный в легендарном отражении „1001 ночи". История ставит его в связь
с халифом Харуном ар-Рашйдом и сыном его ал-Амином. До второго
расцвета багдадской жизни при другом сыне Харуна ар-Рашйда ал-Ма'муне
он уже не дожил, умерев или в самом начале его правления (в 814 г.),
или, по другим источникам, даже раньше (в 806 г.).1
1 Основные биобиблиографические сведения о нем собраны К. Брокельманом: El,
I, стр* 108—109. Статья относится к 1908 г. С той поры появилась работа Митвоха
(Е. Mittwoch. Die literarische Tätigkeit Hamza al-bbahänis. Berlin, 1909), где есть
глава „Hamza's Bearbeitung der Gedichte von Abu Nuwäs" (стр. 42—48). См. еще
заметку Хиршфельда о комментарии на одно стихотворение Абу Нуваса (Н.
Hirschfeld. An Unknown Work by Ibn Jinni. JRAS, 1917, стр. 834—836) и соображения
Массиньона о влиянии его поэзии на стихи мистика ал-Халладжа (L. М assign on.
La passion d'al Hosayn-ibn-Mansour al-Hallaj, II. Paris, 1922, стр. 917—918).
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
337
фигура этого легкомысленного певца веселой жизни занимает
выдающееся место в истории арабской поэзии. Обладавший, несомненно,
крупным талантом, он на первом плане ставил вино. Не лишено вероятия,
что мотивы его поэзии иногда вызывались реакцией против обычных
представлений средней духовно-консервативной среды. Воспевание вина
часто было средством протеста против преклонения перед
староарабской поэзией с ее бедуинским идеалом. Абу Нуваса влекла оживленная
его воображением южноарабская культура древности, а еще больше
старая сасанидская Персия, которая представлялась ему идеалом
веселой и красивой жизни.
Во время одной из увеселительных экскурсий с представителями
покровительствовавшего ему персидского рода Бану Наубахт1 на
развалины древнего Ктесифона он принял участие в сильно затянувшейся
здесь попойке. Событие, по просьбе его друзей, осталось увековеченным
в его поэзии.2 Вспоминая весело проведенные дни, он так заканчивал
свое коротенькое стихотворение:3
Остались мы там один день, и другой, и третий,4 и еще один день, после
которого день отъезда был пятым.
Ходит у нас в круговую вино5 в золотой (=чаше), которую одарила
разными изображениями Персия.
На дне у нее Хосрой,6 а по сторонам антилопы, которых выслеживают
с луками всадники.
Вину принадлежит то, где у них застегнуты вороты; воде то, где надеты
головные уборы.
Несмотря на кажущуюся простоту этих стихов, уже сами арабы
нуждались в известном объяснении и отдельных деталей и некоторых
образов. Эти объяснения направлялись, главным образом, на три пункта: тот
1 О различных членах этой фамилии см.: Е. Mittwoch, ук. соч., стр. 10—11.
2 Рассказ об этом передается со слов одного из Бану Наубахт в диване Абу
Нуваса в рукописи Азиатского музея Академии Наук (С 7=№ 263 по „Notices sommaires"
В. Р. Розена), л. 193 а. Эта рукопись особенно важна в той части, которая
представляет редакцию Хамзы Ирфаханского. См. упомянутую работу Митвоха (стр. 42—48).
Из того же источника идет, вероятно, рассказ äc-Сулй (ум. в 946 г.), переданный
у ал-Хусрй, Захр ал-адаб (изд. 3. Мубарака), III, стр. 157.
3 Я устанавливаю текст на основании дивана Абу Нуваса в упомянутой рукописи
Азиатского музея, л. 193 6; изд. W. Ahlwardt, Greifswald, 1861, стр. 23 № 37; изд.
И. Азафа, Каир, 1898, стр. 295. О других многочисленных источниках, где эти стихи
цитуются, будет речь ниже.
4 Так по тексту в изд. В. Альвардта; у И. Асафа — „и еще два дня после
него".
5 Так у В. Альвардта и в большинстве цитат; у И. Азафа и некоторых других,
вероятно, по недоразумению „кубок".
6 Буквально — „дно у нее Хосрой"; в тексте Кисра — обычное в арабском языке
наименование сасанидских царей, из персидского Хосроу.
22 И. Ю. Крачковский, т. II
338 Арабская средневековая художественная литература
эпитет (*асджадй), который заменяет название чаши; тот глагол (тад-
дарйхй от корня дара tertiae ja), которым характеризуется положение
всадников; в особенности последний образ, связанный с водой и вином.
Первый эпитет образован от слова *асджад, которое, с основным
значением „золото", зафиксировано в национальных словарях,1 но в
произведениях старой поэзии встречается редко.2 Филолог второй
половины IX в. ал-Мубаррад приводит только один пример3 в стихотворении
доисламского поэта ал-Мусаккиба, где речь идет о 70 центнерах „золота".4
В значении его, несмотря на редкость употребления, сомневаться не
приходится тем более, что в позднем периоде оно встречается чаще:
пользуется им в своих стихах такой пурист, например, как Абу-л-'Ала
(ум. в 1058 г.),5 причем в одном случае определенно говорит о сосуде
из золота.6 Это обстоятельство позволяет нам предполагать, что и
образованное от него прилагательное Ъсджади имеет значение „золотой".
По данным национальных словарей оно применяется, правда,
преимущественно к особому виду верблюдов, — почему, об этом показания
расходятся.7 В применении к предмету известно употребление этого эпитета
у позднего историка Испании ал-Маккарй, где речь идет об отделке
шлемов.8 Для применения, которое дал этому слову Абу Нувас, мне
параллели не известны; во всяком случае, авторитет близкого к той
эпохе филолога ал-Мубаррада стоит достаточно высоко, и для своего
толкования он, несомненно, имел данные и помимо стиха Абу Нуваса.
Вопрос с определенностью решается тем, что нам известны „золотые"
сасанидские чаши,9 равно как и серебряные с позолотой.10
Обращение к реалиям помогает понять и положение всадников,
характеризуемое глаголом дара в его VIII форме. И ал-Мубаррад,11 и нацио-
1 См., например: ТА, И, стр. 422.
2 Его. нет в муаллаках, ал-Муфаддалййат, диване ал-Ахталя, накаиА Джарйра
и ал-Фараздака.
3 Ал-Камил, изд. Wright, стр. 516, 4 ел.
4 Стихи приводятся также в большой антологии Шейхо: Шу'ара ан-насранййа.
Бейрут, 1890, стр. 401.
5 Сакт аз-занд, Каир, 1286, стр. 81; „Ты думаешь, что там (=на этой воде)
разлито серебро, а когда покажется солнце, оно поверх него проливает золото
('асджадУ.
6 Ал-Лузумййат, Каир, 1891, I, стр. 293,7: »И назначь какой-нибудь черепок
для питья, не стремясь к кубку из серебра или сосуду из золота". Ср.: A. Fischer,
ZDMG, LXXII, 1918, стр. 337.
7 Свод данных, например: ТА, II, стр. 422—423; Е. W. Lane, Arabic-English
Lexicon, V, стр. 2042.
8 Изд. Dozy, II, стр. 799,5. Ср.: R. Dozy, Supplement aux dictionnaires arabes,
II, стр. 127, где единственная ссылка относится к этому месту.
9 И. Орбели. Сасанидское искусство. Восток, III, 1923, стр. 148.
10 И. Орбели. Временная выставка сасанидских древностей. Пгр., 1922,
стр. 10—11.
11 Ал-Камил, стр. 516, 8 ел.
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
339
нальные словари1 поясняют его через глагол хатала со значением
'подстерегать', 'выслеживать'. В отношении loci probantes в данном
случае дело обстоит лучше: мы имеем один пример в стихах поэта омей-
ядской, предшествующей Абу Нувасу/эпохи ал-Ахталя2 и один
анонимный стих, представляющий хорошую параллель в смысле всей
комбинации, так как речь идет тоже об антилопах.3 Картина нам понятна: по
краям чаши изображена охотничья сцена.
Едва ли не наиболее сложным для арабов оказался последний образ,,
вероятно потому, что, всегда исходя из культа слова, они
преимущественное внимание обращали на самое слово, а не вызвавшую его
реальную картину. Наиболее обстоятельное объяснение образа дает теоретик
XI в. Ибн Рашйк:4 „Поэт говорит, что граница вина на изображениях
этих всадников, которые были в чашах, доходила до шеи и груди.
К нему была прибавлена вода при смешении, и напиток поднялся выше
голов. Но может быть, что до этого места доходили пузырьки, когда
оно было смешано и покрылось пеною. Первое — красивее, а польза от
него — определение границы вина чистым по отношению к его же
границе смешанным".5 Критик XIII в. Ибн ал-Асйр совершенно основательно
замечает,6 что здесь „изображение состояния, наблюдаемого взором.
Дело в том, что это вино переносит только малое количество воды.
Оно закрывало изображения на этой чаше до того места, где разрез
у ворота, и воды было в нем мало, только чтобы закрыть уборы,
которые на их головах". Несмотря на такую, совершенно ясную для нас
картину, некоторые арабские критики хотят непременно найти
литературный прообраз, полагая, что слово может возникнуть только из слова,
а не как отражение реальной действительности. Такой прообраз они
хотят видеть в стихе известного вождя поэтов до ислама
„царя-скитальца" Имру'улкайса.7 Речь идет о покупке бурдюка с вином компанией
пирующих: 8
„И когда они одобрили его, вино было налито в чашу до половины
и смешано с водой не взбаламученной и не мутной".
1 См., например: Л'А, XVIII, стр. 278, внизу.
2 Изд. A. Salhani, стр. 128, б; объяснение и комментарий — стр. 444 и 532.
3 Л'А, там же: „Если я не выслеживаю (ла адрй) антилоп, то я прячу под землей
бедствие для них".
4 Ал-'Умда, Каир, 1325/1907, I, стр. 2С9 (= лейденская рукопись, стр. 180).
5 Р. Дози, приводящий эту цитату в глоссарии к своему изданию Ибн ал- Азарй
(R. Dozy, II, стр. 27, примечание), почему-то соглашается со вторым объяснением,
считая первое „peu naturelle". Комментарий Ибн Мукаррама (Ахбар Абй Нувас, Каир*
1924, стр. 41) поддерживает первое толкование.
6 Ал-Масал ас-са'ир. Каир, 1312, стр. 122.
7 Например: Ибн Рашйк, там же; Ибн Бас сам, изд. М. Hoogvliet (Specimen
е Htteris orientalibus, exhibens diversorum scriptorum locos de regia Aphtasidarum
familia et de Ibn Abduno poeta, Lugduni Batavorum, 1839, стр. 155).
8 W. Ahlwardt. The Diwans of the Six Poets. London, 1870, стр. 125, № 17, ст. 9.
22*
340 Арабская средневековая художественная литература
Для нас ясно, что здесь речь идет о таком факте, примеров для
которого в арабской поэзии, богатой винными сюжетами, легко подыскать
сотни, но картина Абу Нуваса с изображениями на чаше не может быть
из нее объяснена. Арабские критики думают иначе: португалец XII в.
Ибн Бассам, комментируя переведенный стих Имру'улкайса, говорит:1
„Вино и воду он налил пополам из-за крепости вина. Но выше его
взобрался Абу Нувас, хотя и скрыл это, заполнив речь рассказом про
находившиеся там изображения. Все же это плагиат красивый". Едва ли
с выводом о плагиате можно согласиться и видеть в этих стихах только
простое литературное заимствование. Более прав Ибн ал-Асйр,
недовольный тем, что ученые слишком много говорят об этом образе Абу
Нуваса, как единственном в своем роде, в то время как это простое
отражение виденной картины.2 Литературное влияние этого образа в
последующую эпоху, несомненно, сказалось сильно, и у подражателей
Абу Нуваса в этом направлении иногда мы видим действительно простую
литературную переработку, без опоры в реальной жизни. Одним из
примеров такого влияния можно считать небольшое стихотворение Абу-л-
?Аббаса ан-Нашй, поэта конца IX в.,3 который и сам был теоретиком4
и, конечно, не мог не знать знаменитых стихов Абу Нуваса. Из его
произведения приводятся следующие четыре стиха:5
Бывает такое вино, что никто, получивший его в дар, не осмелится
попросить добавки у хозяина.
В чаше с ним — изображения; от красоты их ты готов их принять за кокетливо
изгибающихся красавиц, которые показались из палаток.
А когда смешивание взволнует его и оно разделится на золото и жемчуг —
двойной и одиночный,
То кажется, будто красавицы одели золото, как рубашку, а жемчуг
сделали ожерельем на груди.
Искать в этих стихах отражение действительно существовавших на
чаше изображений трудно: и сам поэт преднамеренно выражается
неясно— изображения можно принять за красавиц, но это не значит, что
они действительно так изображены. Конечно, если бы не было очень
известного стихотворения Абу Нуваса, с некоторой натяжкой можно
было бы предполагать, что поэт плохо передает сцену пляски, иногда
находящую свое отражение на сасанидских блюдах и других предметах
1 Текст в изд. Hoogvliet, там же.
2 Ал-Масал ас-са'ир, стр. 122.
3 Он умер в 293/906 г. См.: Cr Brockelmann. GAL, I, стр. 123—124,
№ 3.
4 Название его книги „О достоинствах поэзии" и цитаты из нее приводят Ибн
Рашйк (ал-'Умда, I, стр. 134; ср. I, 8) и ал-Хузрй (Захр ал-адаб, Каир, 1293, II,
стр. 249—251= изд. 3. Мубарака, III, стр. 49—51).
5Ал-Хусрй. Захр ал-адаб, III, стр. 36 (= изд. 3. Мубарака, III, стр.
158-159).
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
341
искусства.3 При наличии прототипа Абу Нуваса здесь приходится видеть
скорее развитие образа уже на чисто литературной почве, из
подражания картине всадников, закрытых до шеи вином, а с головными уборами —
водой.
Картина Абу Нуваса была, несомненно, нова и одинока в
современной ему поэзии. Иначе нам было бы трудно объяснить то пристальное
внимание, которое направилось на нее со стороны теоретиков
литературы, равно как и всех составителей антологий, начиная с IX в. и
кончая ХІѴ-м, когда окончательно замирает всякая самостоятельная
мысль. Еще в том же IX в., когда умер Абу Нувас, разносторонний и
оригинальный энциклопедист ал-Джахиз (ум. в 869 г.) высказывал самый
восторженный отзыв как о целом произведении, так и об этих стихах:
„Не знаю я у Абу Нуваса другого стихотворения^ которое
превосходило бы эту пьесу2... • Мы рассмотрели поэзию и старую и новую и
убедились, что образы переворачиваются и заимствуются одни от
других, кроме слов поэта ?Антары в древности3... и этих слов Абу
Нуваса среди новых поэтов".4 Не довольствуясь своим мнением,
ал-Джахиз раз обратился за отзывом к критику и поэту Абу Шу'айбу ал-Кал-
лалю; этот критик по профессии был гончаром, и неудивительно, что на
вопрос ал-Джахиза он ответил к некоторому неудовольствию его довольно
картинно: „Если бы эти стихи щелкнуть, они бы зазвенели".5 Его
современник, более академично настроенный филолог ал-Мубаррад, не
ограничился комментарием стихов в своем большом лингвистическом труде,6
но в другом историко-литературном, не дошедшем до нас,7 указал,8 что
„в этом образе никто его не опередил по общему мнению. Ученые много
толковали по этому поводу, говоря единогласно, что этот образ впер-
1 И. Орбели. Сасанидское искусство, стр. 148, 151.
2 Цитуется со слов племянника ал-Джахиза (Йамута ибн ал-Музарра) в рукописи
дивана Азиатского музея, л. 193 а, и у Ибн Мукаррама: Ахбар Абл Нувас, I, стр. 39.
(Этот Йамут был одним из основных источников Хамзы И^фаханского при
комментировании произведений Абу Нуваса. См.: Е. Mittwoch, ук. соч., стр. 9—10).
3 Приводятся знаменитые стихи из муаллаки (W. Ahlwardt. The Diwans of the
Six Poets, стр. 45, № 21, ст. 23—24):
Видишь ты, как в одиночестве поет там весело муха, точно распевающий
пьяница.
Весело она точит лапку о лапку, как делает однорукий, наклонившийся
над кремнем.
4 Этот отзыв приводится у ал-Хусрй (ук: соч., III, стр. 36 = изд. 3. My барак а,
III, стр. 158).
5 Диван Абу Нуваса, рук. Азиатского музея, л. 193; Ибн My кар рам, ук. соч.,
стр. 41.
6 Ал-Камил, стр. 516, і ел.
7 Китаб ар-рауда (упоминается у Брокельмана: Brockelmann, GAL, I, стр. 109;
SB, I, стр. 169; цитаты из него в арабских источниках не редки).
8 Цитата у Ибн ал-Аслра, ук. соч., стр. 122.
342 Арабская средневековая художественная литература
вые им изобретен".1 Понятно, что в антологии ученика ал-Мубаррада,
однодневного халифа Ибн ал-Мустазза, эти стихи тоже нашли свое
место, так как антология была посвящена вину со всей его обстановкой,
и стихи попали в главу о чашах.2 Постепенно стихи Абу Нуваса
приобретают как бы провербиальное значение. В XI в. поэт-философ Абу-
л-сАла, остря в известном „Послании о прощении" над своим
корреспондентом, который не без ханжества признавался, что не всегда
удерживался от запрещенного исламом напитка, язвительно замечал, что уж
в Ираке-то он наверно кутил с потомками персидских марзубанов,3
которые угощали его вином по обычаю предков в кубках с
изображениями, воспетых Абу Нувасом.4 В том же XI в. и занимательный
составитель антологии ал-Хусрй и серьезный теоретик литературы Ибн Рашйк—
оба уроженцы северной Африки — собирают интересный материал для
анализа этого стихотворения.5 Единство культурной жизни той эпохи
сказывается ярко: стихи Абу Нуваса так же близко известны в XII в.
уроженцу Португалии Ибн Бассаму,6 как и жителям Месопотамии.
В смысле теоретического подхода нам очень важен вдумчивый разбор
Ибн ал-Асйра в XIII в., одного из наиболее серьезных ученых в этой
области вообще.7 Известный составитель крупного национального
словаря в XIV в. Ибн Мукаррам, помимо своих классических штудий,
оказывается большим поклонником и легкомысленного Абу Нуваса. Не
задаваясь глубокими теоретическими изысканиями, он в специальной
работе собирает большой историко-литературный материал и
комментарий к нему, который остается немало для нас полезным и в данном
случае.8 В том же веке один из духовных вождей толка зейдитов
в южной Аравии Иахйа ибн Хамза посвящает свои досуги составлению
большой трехтомной компиляции по теории литературы.0 -Естественно,
что и у него мы находим стихи Абу Нуваса, как пример образа, который
создает сам поэт на основании того, что видит, никому не подражая.10
1 Одним из таких ученых, на которого быть может намекает ал-Мубаррад, является
«го современник (ум. ок. 889 г.) Ибн Кутайба, который говорит, что „у него по
поводу изображений на кубке образы, в которых он всех опередил" (Ibn Qotaibae
Liber poesis et poetarum, ed. M. J. de Goeje, Lugd. Bat., 1904, стр. 513).
2 Фусул ат-тамасйл фй табашйр ас-сурур. Каир, 1925, стр. 52, 8—10.
3 Титул сасанидских „маркграфов" (см.: Th. N о 1 d е k е. Geschichte der Perser
und Araber zur Zeit der Sasaniden. Leyden, 1879, стр. 102, прим. 2).
4 Рисалат ал-гуфран, Каир, 1903—1907, стр.126 (= изд. К. Кйланй, Каир, 1923,
II, стр. 9; изд. 1925 г., II, стр. 12).
5 Захр ал-адаб, Каир, 1293, III, стр. 36 (=изд. 3. Мубарака, III, стр. 158);
ал-'Умда, I, стр. 209 (= лейденская рукопись, стр. 180).
6 Текст в изд. Hoogvliet, ук. соч., стр. 155.
7 Ал-Масал ас-са'ир, стр. 122.
s Ахбар Абй Нувас, I, Каир, 1924, стр. 38—42.
8 Общий отзыв о ней дал Марголиус: JRAS, 1915, стр. 820.
10 Китаб ат-тираз, I. Каир, 1914, стр. 187—188.
Сасанидская чаша в стихах Абу Нувйса
343
Эта здравая оценка идет от Ибн ал-Асйра, на которого автор
ссылается неоднократно как в данном месте, так и в других. Не всегда,
однако, с ним согласны, и в том же XIV в. ас-Сафадй полемизирует
с Ибн ал-Асйром, доказывая, что он неточно передал слова ал-Джахиза.1
Стихи продолжают интересовать публику и дальше, причем известны
не только в среде специалистов-литераторов, но и других писателей.
Историк Египта Ибн Ийас рассказывает, как про них вспомнили
в Каире в 787 (1385) г. во время народных гуляний, которые
сопровождались разнузданными выходками черни.2 Не нужно и говорить, что
арабские антологии и хрестоматии не проходят мимо этого
стихотворения, как примера удачного образа, можно сказать, до наших дней. Они
включены в монументальную четырехтомную хрестоматию аббасидской
поэзии ал-Барудй;3 о них говорит в своей истории литературы и
Зейдан.4
Такая известность этого стихотворения не могла, конечно, пройти
мимо европейской науки; оно стало появляться здесь еще с первой
половины прошлого столетия, но в другой связи и по другому поводу,
чем у нас. Уже Дози в 1851 г. обратил внимание5 на важность этого
документа для вопроса об отношении к изображению живых существ
в мусульманском мире. С тех пор стихотворение всегда упоминается,
когда заходит об этом речь по тому или иному поводу. Гольдциѳр дал
перевод одного стиха как пример проявления художественных
стремлений в мусульманском мире;6 в начале XX в., с усилением интереса
к вопросам мусульманского искусства и полемикой по поводу времени
постройки Мшатты, эти стихи были упомянуты Родоканакисом7 и в
зависимости от него Зарре.8 Все эти упоминания проходят, однако, мимо
того вопроса, какой оригинал имел в своей фантазии Абу Нувас, когда
вспоминал пирушку. Теперь, повидимому, не может быть сомнения в том,
что речь идет о золотой сасанидской чаше (может быть блюде)9 с
определенной художественной композицией. В центре, на дне, находится
1 Текст в изд. Hoogvliet, стр. 153 (прим. 20і) и 154.
2 Текст см.: R. Dozy. Dictionnaire detaille de noms des vetements chez les Ära-
bes. Amsterdam, 1845, стр. 271. ,B Каирском издании „БадаѴ аз-зухур", 1311 г.,
это место изложено несколько сокращеннее (I, стр. 263) и стихи, которые приводит
Дози по лейденской рукописи, отсутствуют.
3 Мухтарат ал-Барудй, IV. Каир, 1329 (= 1911), стр. 13.
4 Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, II. Каир, 1912, стр. 64—65.
5 R. Dozy. Histoire de TAfrique et de l'Espagne par Ibn Adhari, II. Leyde, 1851,
стр. 27, прим.
6 I. Goldziher. Muhammedanische Studien, II. Halle, 1890, стр. 360.
7 В рецензии на работу о Мшатте: WZKM, XIX, 1905, стр. 309.
8 F. Sarre. Zu den islamischen Tongefässen aus Mesopotamien, OLZ, VIII, 1905,
стр. 545. Нет упоминания об этих стихах в диссертации Энани (А. Enani.
Beurteilung der Bilderfrage im Islam nach der Ansicht eines Muslim. Berlin, 1918, стр. 31—35).
9 О различии двух этих предметов, которые могли одинаково служить для питья«
см.: И. Орбели. Сасанидское искусство, стр. 149.
344 Арабская средневековая художественная литература
фигура царя — не говорится, в каком положении, по краям изображена
сцена охоты. Быть может, царь является центральной фигурой этой
охоты, как всегда большего масштаба; быть может, сцена охоты только
обрамляет его фигуру, не входящую в состав участников. Сасанидского
памятника, абсолютно сходного с описанным, до сих пор не известно,
но не следует забывать, что почти все известные сасанидские блюда и
чаши представляют собой уники, и весьма вероятно, что нечто
аналогичное еще может быть открыто. Самый же прием .композиции —
центральная фигура с обрамляющей ее сценой — является одним из наиболее
излюбленных приемов в восточной торевтике, бывшей под сасанидским
влиянием.1
„Иранофильство" Абу Нуваса, отразившееся в этих стихах, было
хорошо известно его критикам. Ибн Бассам, разобрав их, добавляет:
„В восторге от этого образа Абу Нувас повторял его в разных местах".2
То же самое веком раньше говорил ал-Хусрй.3 И действительно, мне
известно в произведениях Абу Нуваса еще не менее трех упоминаний
об изображениях на чаше.4 В арабских трудах обыкновенно приводится
только одна еще цитата, о которой будет речь, но она не столь полна, как
другое упоминание, где мы имеем столь же обстоятельное описание, как
в разобранных стихах, которое дает известное представление о композиции.
В темную ночь поэт направляется к корчмарю, из харчевни которого
исходит сияние зари от спрятанного вина. После некоторого
препирательства разбуженный и недовольный хозяин соглашается угостить его:5
И развязал он бурдюк над чашей, и края и дно которой разукрашены.6
Изображено на ней войско Хосроя и Хосрой на дне кубка,7
А главы войска у стремени Хосроя, с булавами, в коротких кафтанах.
Эта картина прошла совершенно незамеченной у арабских критиков
и никаких специальных упоминаний о ней мне не пришлось встретить,
1 См., например, „Восточное серебро" Я. И. Смирнова, табл. XVI, LVIII,
LXVI, LXX.
2 М. Hoogvliet, ук. соч., стр. 155.
3 Изд. 3. Мубарака, III, стр. 161.
4 Уже после набора настоящей статьи В. А. Эберман обратил мое внимание еще
на одно упоминание в стихах Абу Нуваса изображения на чаше. Не внося ничего
неожиданного, этот отрывок (по изд. И. Асафа, стр. 305, 21—24) подтверждает
разбираемые картины; анализ его я предполагаю дать в отдельной заметке.
5 В изд. Альвардта этого стихотворения нет; его приводят: рукопись Азиатского
музея, л. 183 6, изд. И. Асафа, стр. 275, 16—18; Ибн Кутай б а, изд. de Goeje,
стр. 514, 2—3.
6 Значение термина мухаффар, который нам встретится еще в другой цитате из
Абу Нуваса, не выяснено; повидимому, он указывает на технику чекана и быть может
имеет в виду „врытые", т. е. вдавленные набивные украшения. (Ср.: И. О р б е л и.
Временная выставка сасанидских древностей, стр. 10).
7 Этот стих приводится только в издании И. Асафа.
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
345
быть может потому, что стихи не заключают никаких поэтических фигур,
требующих объяснений. Композиция нам ясна: здесь в центре тоже
фигура Хосроя, но уже не в рамке охотничьей сцены, а окружающей
его военной свиты. Детали, вплоть до характеристики костюма, здесь
настолько определенны, что с несомненностью говорят о картине,
бывшей перед глазами поэта. Его „иранофильство" и здесь можно было бы
усмотреть в том, что для слова „чаша" взят термин не арабского
происхождения тарджахйру который до сих пор не был зарегистрирован
в текстах этой эпохи, хотя словарям известен.1
Третье упоминание дает нам сравнительно мало, хотя оно вызвало
тоже некоторое внимание со стороны арабских теоретиков литературы
главным образом в связи с первым стихотворением, рядом с которым
оно часто приводится. На этот раз стихи помещены в хвалебном
стихотворении в честь покровителя Абу Нуваса везира ал-Фа^ла ибн ар-Рабйс,
известного противника Бармекидов.2 Начав его в староарабском стиле
картиной следов опустелого кочевья, он, однако, быстро перешел к более
приятным для него воспоминаниям о пирушке; во время ее:
Построили мы над Хосроем небо вина, увенчанное по краям звездами.
И если бы Хосрою, потомку Сасана, была возвращена его душа, то конечно
меня бы он избрал вместо всякого другого соучастником пирушки.3
Картина проще и не вызывает со стороны арабских комментаторов
и критиков таких затруднений, как первая. Ал-Мубаррад говорит:4 „Слова
его связаны с тем, что в сосуде было изображение Хосроя, а под
словами «увенчанное по краям звездами» он разумеет опоясавшую вино
пену пузырьков". Так же ясна картина и для собирателя стихов Абу
Нуваса Хамзы Исфаханского:5 „Он описывает здесь хосроевскую чашу,
из которой пил и в которой было изображение Хосроя; вино, он сделал
как бы постройкой над ним". Соответственно с большей простотой
картины она привлекает внимание меньшего количества арабских ученых,
1 Из национальных словарей упоминает его с окончанием женского рода (в форме
тарджахара) ТА, III, стр. 359. Дози (R. Dozy. Supplement..., II, стр. 30)
приводит параллельные формы, которые он возводит к персидскому таркихар. Нужно
сказать, что в персидском языке последнее слово засвидетельствовано плохо (см.:
J. А. V и 11 е г s. Lexicon persico-latinum, I, стр. 438), оно приводится без опоры
в текстах из словаря Кастеля (Castell), авторитет которого не велик, с несколько иным
значением (сосуд для молока).
2 О нем см. статью: К. Zettersteen, EI, II, стр. 37.
3 Текст из рукописи Азиатского музея, л. 45 а; в издании И. Асафа, стр. 89, і—2.
Из антологий его цитуют Ибн Кутайба, ук. соч., стр. 514, 5; ал-Хусрй, Каир, 1293, III,
стр. 39 (= изд. 3. Мубсрака, III, стр. 161); Ибн Бассам (М. Hoogvliet, ук. соч.,
стр. 155); Хамаса Ибн аш-Шаджарй (Хайдарабад, 1345), стр. 257 и другие, о
которых будет речь ниже.
4 Ал-Камил, стр. 515, и ел.
5 Рукопись Азиатского музея, л. 45 а.
316
Арабская средневековая художественная литература
хотя отношение их такое же восторженное. Уже известный филолог
Абу 'Убайда,1 младший современник Абу Нуваса и большой его
поклонник, ставивший его на одну доску с Имру'улкайсом,2 говорил, что эти
стихи приводят его в восторг,3 а Ибн Рашйк указывает их как пример
тех образов, которые должно считать оригинальными созданиями поэтов,
а присвоение их плагиатом.4 Известность их тоже доходит до арабской
современности,5 где профессор Египетского университета А. Дайф
приводит их в своем „Введении в изучение арабской литературы" как
пример тех образов, которые арабские критики считают у поэтов
оригинальными.6 В научной литературе второй стих известен по переводу
Гольдциэра со ссылкой на ал-Мубаррада,7 точно так же он упомянут
Родоканакисом8 и вслед за ним Зарре.9
Несмотря на всю незначительность тех реальных данных, что можно
извлечь из этих стихов, сравнительно с первым и вторым отрывком,
они подтверждают прежнюю картину: и здесь Абу Нувас имеет в виду
сасанидскую чашу с изображением царя на дне, но без тех подробностей,
о которых он говорит в предшествующих случаях. Так как Хосрой по
предположению поэта избрал бы его участником пирушки, то весьма
вероятно, что на чаше был изображен пьющий царь. Этот сюжет, как
мы знаем, особенно излюблен сасанидской торевтикой.10
Четвертая известная мне цитата в стихах Абу Нуваса ведет нас
уже по несколько другому направлению, хотя тоже говорит об
изображениях на чаше. Находится она в очень известной винной пьесе его,
которая начинается меланхоличными размышлениями о проходящей
молодости и разлуке с отшедшими друзьями, что „рассыпались по всем
странам, как сабейцы". Все же свое настроение он лечит, вспоминая про то,
что мать его — лоза. Вслед за тем идет непосредственно картина того,
как вино переливается из бурдюка в золотые и серебряные чаши: и
1 См. о нем: ЕІ, I, стр. 119. О его критических достоинствах см.: I. G о 1 d z i h e r.
Muhammedanische Studien, I, стр. 195—196.
2 Ибн Мукаррам. Ахбар Абй Нувас, стр. 51.
3 Там же, стр. 57.
4 Курадат аз-захаб. Каир, 1926, стр. 30.
6 Включены они так же, как и первые, в антологию „Мухтарат" ал-Бйрудй, IV,
1329, стр. 18.
6 Мукаддима ли-дирасат балагат ал-'араб. Каир, 1921, стр. 178, прим.
7 I. Goldziher. Muhammedanische Studien, II, стр. 360.
8 WZKM, XIX, 1905, стр. 309.
» OLZ, VIII, 1905, стр. 545.
10 См. например: „Восточное серебро" Я. И. Смирнова, табл. XIII, № 35, XXXV,
LXXIX, № 141; И. Орбели. Сасанидское искусство, табл. VI, № 2.
11 Рукопись Азиатского музея, л. 165 а; изд. W. А h 1 w а г d t, № 6; изд. И. Асафа,
стр. 243; Арабская хрестоматия В. Ф. Гиргаса и В. Р. Розена, № 77. Перевод этого
стихотворения дали Кремер (А. Kremer. Diwan des Abu Nuwäs. Wien, 1855,
стр. 28) и А. Крымский (Арабская поэзия в очерках и образцах, М., 1906, стр. 167—168).
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
317
И нагрузилось питьем для пирующих золото и серебро и пролило его
потоком нам.
Когда вино стало напоминать и золото и серебро по сходству, я говорю:
„Которое же из них золото, если приходится сравнивать?".
Оба они одинаковы; разница между ними лишь та, что два — застывшие,
а то текучее.
Одно — гладко, а похожие на него разукрашены; г там изображены
священники и кресты.
Они читают свое Евангелие, а над ними небо вина, звездами на
котором — пузырьки,
Точно жемчуг, рассыпанный руками девушек, которые расшалились.
Как и второй отрывок, это место не обратило на себя никакого
внимания ни арабских, ни европейских ученых. Однако, в противоположность
тому случаю, здесь нам уже трудно решить, действительно ли Абу Нувас
пользовался на пирушке чашей, внутри которой были христианские
изображения, или в данном случае мы имеем чисто литературное развитие
образа, удачно примененного впервые относительно сасанидской чаши,
имевшего, повидимому, успех и побудившего автора дать его вариацию.
В первом предположении о наличии непосредственного оригинала нет
ничего невероятного. Даже среди образцов „восточного серебра" мы
имеем блюда с христианскими изображениями.2 Кроме того, византийские
или сирийские чаши различного типа с сасанидским влиянием легко
могли попадать в Месопотамию. Среди них мы тоже встречаем образцы,
на которых имеются изображения фигур с крестами.3
Открытым должен остаться и второй вопрос, который одинаково
относится ко всем четырем приведенным цитатам: был ли в руках Абу
Нуваса сасанидский оригинал или современное ему подражание. На это
ответить нелегко, тем более, что как раз в эту эпоху производство
чаш с изображениями было в ходу и про старшего современника Абу
Нуваса слепого поэта Башшара (уб. в 783 г.) рассказывают,4 что он
в Басре заказал себе у известного мастера чашу с изображением птиц
и остался не совсем доволен композицией исполнителя. Изображение
сасанидских царей на различных предметах в эту эпоху было очень
хорошо известно: географ Ибн ал-Факйх5 говорит про Бахрама Гура,
что „он на изображениях, которые делают персы на своих сосудах,
1 В тексте тот самый термин мухаффар^ о котором была речь при переводе
второго отрывка Абу Нуваса.
2 См.: Я. И. Смирнов. Восточное серебро, табл. XV, № 37 и 38—последний
с арабскою надписью. Ср.: И. Орбели. Временная выставка сасанидских
древностей, стр. 12.
8 См., например, кипрское блюдо, происходящее из Сирии: Ch. Diehl. Manuel
d'art byzantin, 2-me ed. I. Paris, 1925, стр. 312, рис. 158.
4 Ar., HI, стр. 27, 10—18* (Цитата имеется и у И. Гольдциэра: Muhammedanische
Studien, II, стр. 360).
5 BGA, V, стр. 15 (ср.: I. Goldziher, ук. соч., стр. 361).
348 Арабская средневековая художественная литература
тканях и коврах, всегда представляется едущим на верблюде".1 Для
упоминавшегося уже поэта Абу-л-сАла изображение Хосроя на чаше для
питья такая же обычная и понятная картина, как изображение Кесаря
на чеканной монете.2 Не даром одна легенда в арабской передаче хочет,
чтобы Шапур, находившийся на пиру инкогнито, оказался узнанным
по его изображению, бывшему на чаше.3
Разобранными цитатами из Абу Нуваса исчерпываются мои материалы
об изображениях на чаше в арабской поэзии начала IX в.; список
свидетельств об изображениях на других предметах можно было бы сильно
увеличить. Некоторые из них заходят в эпоху, близкую к возникновению
ислама. К известным свидетельствам арабских филологов об
изображениях рыб и змей на мече приходится относиться осторожно: повиди-
мому, это только поэтическое наименование различных линий в
результате полировки и закалки. Поэт конца VI в., имевший отношение
к вассалу сасанидской Персии, государству Лахмидов в Хйре, ал-Харис
ибн Залим называет свой меч „владыкой змей".4 Составитель сборника,
в который включено произведение, и комментатор говорит,5 что так его
меч был назван за бывшее на нем изображение двух змей; другой
филолог говорит, что известен меч, называвшийся „владыкой рыбы" за
изображение рыбы.6 Повидимому, в этих объяснениях сказывается уже
кабинетная ученость, находящаяся под влиянием народной этимологии.
Систематический анализ всего материала, относящегося к мечу в древне-
арабской поэзии, произведенный Шварцлозе,7 позволяет видеть здесь
намеки на особую форму полировки или закалки.
С полной определенностью зато мы можем говорить об упоминании
изображений на тканях. Об одном из таких, относящихся к более
поздней эпохе X в. в стихах ал-Мутанаббй, уже писал Хоровиц.8 В моем
1 По всей вероятности, имеется в виду тот популярный сюжет из жизни Бахрама
Гура, которому посвящены исследования М. М. Гирса „Сасанидское блюдо Казанского
музея из собрания А. Ф. Лихачева" (Восточные записки, I, 1927, стр. 105—116) и
„Бахрам Гур и невольница" (Известия Государственной Академии истории
материальной культуры, V, 1927, стр. 353—378).
2 The Letters of Abü'l-'Alä of Ma'arrat Al-Nu'män, ed. D. S. Margoliouth, Oxford,
1898, стр. 6, 14—16 (текст).
3 Антология „Самарат ал-аурак" (цитату см.: D. S. Margoliouth, ук. соч.,
стр. 6, прим. 5 к переводу).
4 Ал-Муфаддалййат, изд. Lyall, I, № 88, ст. 5; перевод — II, стр. 252. О самом
поэте см.: там же, стр. 250—251.
5 Там же, I, стр. 616, 18—617, і.
6 Обе цитаты приводятся в работе: L. Che i Ich о. Le Christianisme et la littera-
ture chretienne en Arabie avant Tlslam, 2Ѳ partie. Beyrouth, 1923, стр. 378 (о мече
„владыке рыбы" еще стр. 376).
7 F. W. Schwarzlose. Die Waffen der alten Araber aus ihren Dichtern
dargestellt. Leipzig, 1886, стр. 167 (ср. стр. 154).
8 J. Horovitz. Die Beschreibung eines Gemäldes bei Mutanabbi. Der Islam, I,
1910, стр. 385—388.
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса
319
распоряжении есть другое, относящееся к значительно более раннему
периоду в стихотворении поэта сАбды ибн ат-Табйба, которое
приурочивается приблизительно к 637 г.1 Вспоминая свою веселую жизнь, он,
между прочим, поет:2
Бывало утром уже иду я ... к виноторговцам. . .
Заляжем мы там на коврах, которые украшены парными рисунками3
великолепного шитья:
Там куры, там львы в засаде, всяких вещей там можно видеть
изображения
В четырехугольном помещении, которое строитель воздвиг и разукрасил,
там светильник с фитилем светит ночью.
Купец был, конечно, родом из Персии или Сирии, и ткани, которыми
он разукрашивал свой подвижной ресторан, были вывезены им с родины.
Описание соответствует действительности: мы знаем на сохранившихся
византийских и сасанидских тканях изображения и петухов, и львов, очень
часто расположенных попарно в медальонах.4
В эту эпоху такая ткань была завозным предметом экзотической
роскоши; в эпоху Абу Нуваса она делалась иногда модой даже средней
домашней обстановки. Остроумный ал-Джахиз сохранил нам интересную
эпиграмму неизвестного поэта на одну такую модную даму.5
Захотелось ей раз комнату, в которой были бы у нее изображения.
Но когда она увидела занавеску, с обеих сторон которой были рисунки:6
Там изображен слон, а хобот у него длинный, —
То сказала: „Уберите занавеску, как бы меня не съел слон".
Этот живой иронический штрих опять находит свое подтверждение
в тех подражавших сасанидским образцам тканях со слонами, которые
нам хорошо известны.7
1 Ал-Муфаддалййат, II, стр. 93.
2 Там же, I, стр. 289—291, № 26, ст. 66, 68, 70 — 72; перевод—-И, стр. 97.
3 В тексте слово тахавйл, которое нас еще встретит в одном стихотворении
эпохи Абу Нуваса.
4 См., например: Ch. D i е h 1. Manuel d'art byzantin, 2-me ed. I. Paris, 1925,
стр. 269, рис. 131 (петухи); II, Paris, 1926, стр. 644, рис, 311 (львы); G. М i g е о п.
Un tissu de soie persan du Xе siede au .Musee du Louvre, Syria, III, 1922, стр. 43
(петух).
5 Китаб ал-хайаван, Каир, 1325, VII, стр. 26.
6 В тексте то же самое слово тахавйл, которым пользуется поэт 'Абда ибн
ат-Табйб.
7 См., например: Ch. D і е h 1. Manuel d'art byzantin, И, стр. 645, рис. 312.
Только веком моложе этого стихотворения та замечательная ткань со слонами и
куфической надписью, которая сохранилась в Лувре и происходит из церкви Saint
Josse — Pas de Calais (см.: G. M i g e о n. Documents d'Art. Musee du Louvre —
L'Orient musulman, I. Paris, 1922, табл. 39, рис. 131; G.Migeon. Un tissu de soie persan
du Xе siecle au Musee du Louvre, Syria, HI, 1922, стр. 41—43).
350 Арабская средневековая художественная литература
И чаши, из которых пил Абу Нувас, и ткань, которой хотела
разукрасить свой салон багдадская дама, — все это ведет нас в одну эпоху,
все это говорит нам о той силе, с какой проникло в повседневную
жизнь халифата могучее сасанидское искусство, в своих памятниках
продолжающее жить и теперь. Полная и- всесторонняя история этого
искусства, намеченная в широких мазках Я. И. Смирновым, еще
впереди. Этой истории надо будет учесть и те мелкие штрихи, которые
вносят в грандиозную картину арабские поэты.1
1 Ср.: И. Орбели. Сасанидское искусство, стр. 156.
-*•§&*•
>g^yy^^^
РЕДКОЕ ИЗДАНИЕ КОММЕНТАРИЯ АЗ-ЗАУЗАНИ К МУАЛЛАКАМ
Один из сотрудников библиотеки Ленинградского Государственного
университета Н. К. Миронич обратил мое внимание на хранящуюся
в библиотеке арабскую литографию (Ms. О. 1234), которая принадлежала
проф. В. Ф. Гиргасу (1835—1887)1 и содержит большое количество его
приписок. Литография оказалась интересной не только в этом
отношении: повидимому, она представляет не малую библиографическую
редкость и нелишне будет дать ее описание.
Литография содержит 240 страниц обычного формата in 8° в
европейском папочном переплете такого типа, как у большинства
принадлежавших В. Ф. Гиргасу рукописей и книг. Почерк — четкий и красивый
сирийский насхй; техническое выполнение удовлетворительно, хотя
некоторые страницы и отдельные слова отпечатаны бледно и неясно.
Никакого заглавия в литографии нет, но предисловие и
заключительная фраза дают нам полное представление о сочинении и издателе.
Предисловие занимает первую ненумерованную страницу и гласит
следующее:
с-
J£Ä\ .^js^\^jiJ*Ä\ рЫ -jC djUiJ ibli Ji^ .^^-ääJ)^ Js** 1 J>cL> diu*
jU.il 4лЛк*о d-a^J ^«e t< 'if****}) J*~) •*<>) L^ „Л^*' .^уліі <Ljj dLfi*j)
р|^Ж«І
UJjjJ) :>*i*JJ Ji**J, • !*-•>* а~^ Ѵ*Ц? Ч^- '
1 См. о нем мою статью: ЗКВ, III, 1928, стр. 63—90.
352 Арабская средневековая художественная литература
Uu** ojli~b i^j+L <1>j3j I^/U^j «Jjploj 'bjjjjr' J-oIäI) ^Loii) pj***>
jl+*x+j ^ijj^j .*Uc)i) tJLjj^j^Jtj J,—li Lc dJ^lkJ c^*a> £j] _j*b .^.maJJ
**-™^v (jo/*J' «H/fr*".,*- ö/^*Ji J-eJjC ^^ Cr'}*" <^0Ä J^ і-Л—JJlJ^ .<CL«
іл Iß UpUul ^JUjj IjUoli .L^LoäJ j*aj ^J JIjI^s:JJ сЛ-Ь •*<© ^-i/*f Ü' -P*
JJlP i^jdJ J^1*-'' (J-oLäJI dJi J.*o5 <JJ>oS -j* 1$+*jILa> q5\J)j .dJc «JL-ä-Öj
Заканчивается литография на странице 240 фразой:
<Ч/~* bJJjJr' f™?' ^i'J-fi ***aJ)
Jj^i, ^ч ^j jjLuJ J~» ,j äj__/?1 äjuLU lc «^dbe 0/J Ly L^jk і»іу L»Ll
Таким образом, литография представляет комментарий аз-Заузанй на
текст семи муаллак, литографированный в 1853 г. Й/ханной (или
Ханной) ибн Ас'адом ас-Са'бй (или Абу Саб) на „горе Ливане". Комментарий
аз-Заузанй (ум. ок. 1093 г.)1 хорошо известен в науке и был популярен
одинаково на Востоке и в Европе.
Первым изданием его обыкновенно считается калькуттское 1823 г.;2
в Европе доступным в полном объеме его сделал Арнольд,3 хотя еще
до этого были изданы многие комментарии к отдельным муаллакам}
1 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 288, № 7.
2 J. Th. Zenker. Bibliotheca Orientalis, I, Leipzig, 1846, стр. 56, № 452; Katalog der
Bibliothek der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, I. 2. Aufl., Leipzig, 1900, стр. 175;
A. G. E 1 1 i s. Catalogue of Arabic Books in the British Museum, II. London, 1902, стр. 87;
A. E. Крымский. Арабская литература в очерках и образцах. М., 1911, стр. 157.
3 F. A. Arnold. Septem Mo'allakät, carmina antiquissima arabum. Lipsiae, 1850.
4 Перечень их можно найти у А. Е. Крымского (ук. соч., стр. 168 и ел.).
Редкое издание комментария аз-Заузани к му аллахам 353
С.50-х годов умножается число восточных изданий, иногда находящихся
в зависимости от Арнольда: вслед за тебризским изданием 1272 (1856) г.1
идет каирская литография 1860 г.,2 александрийское издание 1288 (1871) г.3
и целый ряд других.4 В Европе комментарий аз-Заузанй господствует
нераздельно почти до 90-х годов, когда начинают издаваться более
ранние или более ценные комментарии, постепенно его вытесняющие. 5
Среди этих многочисленных изданий наша литография почти никогда
не отмечается: она отсутствует в каталоге Британского музея,6
немецкого Восточного общества,7 Нью-Йоркской публичной библиотеки,8 и только
каталог Школы живых восточных языков упоминает ее, но без имени
издателя.9 Между тем в этом имени и месте издания едва ли не главный интерес
произведения. Благодаря детальным изысканиям бейрутского профессора
Шейхо (ум. 7 декабря 1927 г.) по истории типографского дела и
литературного движения на арабском Востоке за XIX в., теперь мы знаем,10
что Ханна бек Ас'ад Абу-с-Саб происходил из старинного маронитского
рода и был одним из приближенных знаменитого сирийского эмира Бешйра;
уже с молодых лет он слыл искусным каллиграфом. По изгнании
эмира Бешйра из Сирии в 1840 г. он последовал за ним в качестве
секретаря в ссылку сперва на остров Мальту, а затем в Стамбул.
Вернувшись на родину после смерти эмира (в 1851 г.), он занимал на
Ливане различные административные должности преимущественно в Бтед-
дйне. За свои заслуги он первый из христиан Ливана получил титул
бека и умер в преклонных летах около 1896 г.11 Помимо каллиграфии,
он не был чужд и литературы: ему принадлежит изданный в 1893 г.
сборник стихотворений и ряд ненапечатанных работ. О его интересах
в этом направлении говорит попытка создания на Ливане первой
типографии (если не считать монастырской в аш-Шувейре, печатавшей книги
1 А. Е. Крымский, ук. соч., стр. 158.
2 A. G. Ellis, ук. соч., II, стр. 87—88.
3 Katalog der Bibliothek der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, I, стр. 175.
4 Перечень их см. у А. Е. Крымского (ук. соч., стр. 158) и в упомянутых
каталогах.
5 Основные комментарии (изданные и не изданные полностью) перечислены в кн.:
О. R е s с h е г. Abriss der arabischen Literaturgeschichte, Lieferung I. Constantinopel,
1925, стр. 24-25.
6 A. G. Ellis, там же.
7 Katalog. . ., I, стр. 175.
8 List of Works in the New York Public Library relating to Arabic Poetry.
Prepared by Miss J. A. Pratt under Direction of D-r R. Gottheil, Bulletin, January,
1908.
9 E. Lambrecht. Catalogue de la Bibliotheque de ГЕсоІе des Langues
Orientales Vivantes, I. Paris, 1897, стр. 162, № 1372.
10 L. Cheikho. La litterature arabe au XIX-е siecle. 2-me ed., II. Beyrouth,
1926, стр. 159—161.
11 Краткая заметка о нем в кн.: 'И. И. Ма'луфа. ^уі* &№ <^з U^kiU\ ^iU*
<JyLs±J\ Баабда (Ливан), 1907—1908, стр. 231, прим.
23 И. Ю. Крачковский, т. II
354 Арабская средневековая художественная литература
исключительно духовного содержания).1 Он начал с литографии и в 1853 г.
в Бтеддйне, тогда административном центре Ливана, выпустил
комментарий аз-Заузанй, который был первой книгой, вышедшей из его станка.2
В 1862 г. литография4 была заменена типографией, но вскоре оказалась
вытесненной другими, в особенности правительственной типографией
Ливана, основанной в 1863 г.3
Источник его издания нам не известен; расхождение с текстом
Арнольда говорит за то, что его работа, в противоположность
некоторым восточным изданиям, не представляет перепечатки европейского.
Рукописи аз-Заузанй не являются редкостью, и, вероятно, издание было
выполнено на основании местных ливанских источников. Самый выбор
этой работы достаточно характерен для своей эпохи: он говорит нам
о том, что интерес к памятникам классической литературы в 50-х годах
захватывал уже широкие круги арабских деятелей христиан и почва для
литературного движения 70—80-х годов была достаточно подготовлена.
Книга попала в руки В. Ф. Гиргаса, по всей вероятности, во время
его пребывания на Востоке (1861—1864 г.); наличие ее в библиотеке Школы
живых восточных языков говорит, правда, за то, что она могла стать
ему известной и в Париже (1858—1860), но надпись восточной рукой
на первой белой странице <j-»*^ <ц склоняет к той мысли,
что книга была ему подарена на Востоке, скорее всего на том же Ливане.
Следы усиленных занятий видны на этом экземпляре еще яснее, чем
на других, бывших под руками В. Ф. Гиргаса в годы его восточных
скитаний:4 нет ни одной страницы, которая не была бы испещрена
какими-нибудь дополнениями и замечаниями на арабском и русском языке.
На первой белой странице помещено им подробное оглавление. На полях
карандашом почти везде дается русский перевод стихов и выписываются
отдельные слова с их значением. Чернилами систематически вписываются
варианты по изданию Арнольда и дополнительный арабский комментарий,
иногда превосходящий размером подлинник. Не все муаллаки и не
во всех местах обработаны им одинаково, но поля некоторых страниц
записаны без какого бы то ни было остатка. Вообще, это редкое
издание одинаково интересно и как первое произведение первой
ливанской литографии и как та книга, на которой нашла свой отпечаток
старательная и вдумчивая работа В. Ф. Гиргаса.
1 L. Cheikho, ук. соч., I, стр. 77.
2 L. Cheikho, ал-Машрик, IV, 1902, стр. 472.
5 L. Cheikho. La litterature . . ., I, стр. 77.
4 Ср. мою статью: Восточные рукописи из собрания В. Ф. Гиргаса в библиотеке
Ленинградского университета. ДАН-В, 1927, стр. 162—165.
цг^^^^^л^^^г^-^Е/із-^Е^з-^^^^^/т
Emilio Garcia Gomez. Un texto ärabe occidental de la ley en da
de Alejandro segun el manuscrito är. XXVII de la Biblioteca
de la Junta para ampliacion de estudios. Ediciön, traducciön
espanola у estudio preliminar
Institute de Valencia de Don Juan, Madrid, 1929, CLXIV + 108
(texto ärabe)+ 3 plates
Арабистика в Испании движется вперед неуклонно, уверенным шагом.
Минувший год порадовал нас прекрасным даром в виде „Disertaciones
у Opusculos" Хулиана Рибера и Tapparo (J. Ribera у Tarragö), которые
облегчили нам задачу составления обзора трудов по арабистике,
вышедших в Испании за последние полвека. Этот сборник дает представление
не только о неутомимой деятельности маститого, всеми почитаемогр
ученого, но и о работе всей возглавляемой им школы, объединяющей
два поколения исследователей.1 В том же году было издано
продолжение объемистой, носящей энциклопедический характер работы М. Асин
Паласиоса об Ибн Хазме,2 а в следующем — вышедший из-под его же
пера обширный труд об ал-Газалй.3 Нестор испанской арабистики
продолжает работать так же интенсивно, как и до своего юбилея; в
дополнение к своим исследованиям о средневековой музыке он опубликовал
статью об арагонской хоте.4 На этом привлекательном, хотя зачастую
неблагодарном, поприще появляются и новые, молодые силы: в своей
диссертации об арабском происхождении слова rebate (арабское ribät) и его
производных Хайме Оливер Асин сумел разработать оригинальную тему.5
Характерной чертой, отличающей испанскую школу арабистики от всех
почти европейских арабистов, является умение выбирать и изучать чрез-
1 Об этом труде см. мою статью „Полвека испанской арабистики" в ЗКВ, IV,
1930, стр. 1—32.
2 М. А s i n Palacios. Abenhazam de Cordoba у su historia critica de las ideas
religiosas. Tomo segundo. Madrid (Real A^cademia de la Historia), 1928, 8°, 398 стр.
Том I вышел в свет в 1927 г.
3 El justo,medio en la creencia. Compendio de teologia dogmatica de Algazel. Tra-
duccion espaiiola; (Instituto de Valencia de Don Juan), Madrid, 1929, 8°, XVI + 556 стр.
4 La musica de la jota aragonesa. Ensayo historico por Julian Ribera у Tarrago
(Instituto de Valencia de Don Juan). Madrid, 1928, 8°, 164 стр.
5 Jaime Oliver A s i n. Origen arabe de rebato, arrobda у sus homonimos.
Contribution al estudio de la historia medieval de la tactica militar у de su lexico peninsular.
Tesis doctoral (Boletm de la Real Academia Espanola, tomo XV), Madrid, 1928, 8°, 110 стр.
23*
356 Арабская средневековая художественная литература
вычайно существенные вопросы, одинаково важные с точки зрения как
Востока, так и Запада, — вопросы, выяснение которых проливает новый
свет на внутреннюю историю средневековой Европы в целом. Можно
спорить о выводах X. Риберы или М. Асина, но никто не станет
отрицать, что именно их работы более всего способствовали
формулированию арабо-испанских проблем, касающихся средневековой культуры и
литературы. Новый труд, опубликованный Институтом дона Хуана в
Валенсии, большой заслугой которого ранее явилось издание упомянутых
выше изысканий X. Риберы и М. Асина, посвящен распространенной
во всем мире легенде об Александре.
Исследования Гарсиа Гомеса в области легенды об Александре
хорошо известны специалистам. Всем памятны два открытия, которые
ему выпало счастье сделать: им был найден один' из источников
психологической повести Ибн Туфайля, о которой мы писали три года
назад,1 и легенда о дереве девственниц.2 Прекрасно изданный том,
насчитывающий около 350 страниц, — лишь начало задуманной автором
серии работ, касающихся судеб легенды об Александре в Испании.
Непритязательный заголовок не передает всего богатства содержания
книги. Перед нами — арабский текст, впервые изданный по уникальной
рукописи, с полным переводом, за которым идет тщательнейшее
исследование, содержащее анализ не только публикуемого текста, но и всей
легенды об Александре в целом. Само собой разумеется, что,
устанавливая главные черты истории этой легенды, автор привлекает всю,
чрезвычайно богатую и разнообразную научную литературу, имеющуюся
по этому вопросу. По большей части Гомес формулирует выводы, уже
утвердившиеся в науке, но как введение в общее изучение истории
легенды его „Предварительное исследование" не оставляет желать ничего
лучшего.
В первой главе (стр. 21—82),3 посвященной истории легенды,
рассматриваются ее доисламские источники, восходящие к широко
известному роману Псевдо-Каллисфена (стр. 21), вопрос о роли этой легенды
в Коране, в мусульманском предании (хадйс) и в более поздней
мусульманской литературе. Труды предшественников всегда приводятся и точно
цитуются; хотелось бы найти в разделе о Коране упоминание о
замечаниях Хоровица (J. Horovitz), который в своих „Koranische
Untersuchungen" (Berlin—Leipzig, 1926) в нескольких местах затронул близкие темы
(например: Зу-л-карнайн, стр. 111—113; ал-Хщр, стр. 109; асхйб ар-
раким, стр. 95 и др.). В первой главе рассматривается также вопрос
1 Litteris, IV, 1927, стр. 28—33. [См. стр. 322 настоящего тома].
2 E.Garcia Gomez. La Foret aux pucelles (Boletfn de la Real Academia de la
Historia, tomo XC), Madrid, 1927, 8°, 23 стр. Обе эти работы упоминаются в
рассматриваемой здесь книге, стр. 55, 77, 101.
3 Все мои цитаты, кроме особо оговоренных случаев, относятся к
„Предварительному исследованию0.
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса
35?
об известных изречениях Александра, Вторая часть той же главы
посвящена судьбам легенды об Александре в Испании и ее
испано-арабским версиям. Весьма странно, что испанская арабистика раньше не
уделяла этим версиям должного внимания и так мало интересовалась
легендой об Александре на испанской почве (стр. 15); до сего времени
мы имели только альхамиадскую версию в издании Гильена Роблеса
(Guillen Robles, стр. 67, 99 и ел.), неудовлетворительном с научной точки
зрения.1 Между тем, эти версии имеют особое и существенное значение
дая всей средневековой Европы, так как очень часто они двойного
происхождения — восточного и западного (стр. 16—17, 69). Все ученые,
интересующиеся этой легендой, могут только приветствовать
выраженное Гарсиа Гомесом намерение издать и изучить подлинные тексты всех
испано-арабских версий (стр. 16, 82). Автору известны три версии за-
падноарабского происхождения (стр. 81), из которых Роблес
опубликовал только одну в альхамиадском переводе. Для первой своей
публикации Гарсиа Гомес взял самую древнюю версию, в то же время
представляющую наибольший интерес дая общей истории легенды (стр. 82)
После этой публикации он обещает издать вторую более подробную
версию с добавлением нескольких отрывков, имеющихся в испанских
рукописях. Глава вторая (стр. 83—97) посвящена исследованию
уникальной рукописи, положенной в основу издания. Это — рукопись XV в.
(стр. 84) из знаменитого собрания, обнаруженного в небольшом
арагонском местечке Альмонасид де ла Сьерра и в настоящее время
принадлежащего Biblioteca de la Junta.2 Издатель дает подробное описание
рукописи, характеристику ее языка, ярко отражающую особенности
диалекта морисков того времени (стр. 88); попутно он говорит о принципах,
которыми руководствовался при издании и переводе рукописи. Третья
глава (стр. 99—113) содержит анализ изданной автором версии в
сравнении с альхамиадской версией, изданной Г. Роблесом. Вывод (стр. 112—113)
скорее отрицательный, ибо даже там, где версии совпадают, наблюдается
такое расхождение в деталях, что невозможно допустить существование
общего источника. Многочисленность вариантов и эпизодов, несомненно,
доказывает широкое распространение легенды в самых различных
общественных слоях средневековой Испании. В четвертой главе (стр. 115—162)
дается результат анализа источников издаваемой Гомесом версии. Автор
1 Эта же версия теперь основательно изучена, см.: A. R. Nykl. A Compendium
of Aljamiado Literature containing: Rrekontamiento del Rrey Alisandere (an Aljamiado
Version of the Alexander Legend, with an Introduction, Study of the Aragonese
Traits, Notes and Glossary), The History and Classification of the Aljamiado
Literature. (Extrait de la Revue Hispanique, tome LXXVII), New York—Paris, 1929, Этот
фундаментальный труд, отныне необходимый для изучения альхамиадских вариантов,
вышел в свет после того, как была издана книга Гарсиа Гомеса.
Стр. 16, 81, 83, 161—162. Я писал об этом собрании в упомянутой выше статье
„Полвека испанской арабистики", стр. 7—8.
358 Арабская средневековая художественная литература
и здесь применяет метод исследования, принятый им в первой главе:
он последовательно анализирует детали, восходящие к первоначальной
версии Псевдо-Каллисфена, затем детали, восходящие к сирийским
христианским источникам, к Корану, хадйсам и мусульманской
литературе. Два специальных раздела посвящены легенде о походе, который
Александр предпринял в поисках живой воды, и „Поучениям"
Александра. В сжатом ясном резюме (стр. 158—162) автор излагает выводы,
Л которым он пришел в своих изысканиях. Эти выводы имеют
существенное значение и для общей истории легенды. Хотя издаваемая
версия— настоящая мозаика, самая эта структура как раз и представляет
интерес, так как дает возможность проследить все этапы истории легенды,
наложившие свой отпечаток на текст (стр. 17, 160). Наряду с этим, что
еще более важно, мы находим здесь множество деталей, прототип
которых сохранился только в истории Псевдо-Каллисфена; по всей
вероятности, издаваемая Гомесом версия передает их согласно легенде в ее хри-
стианско-сирийской форме, той самой, которая оказала значительное
влияние на Коран (стр. 13, 135, 160). Таким образом, перебрасывается мост
между VI и XV веком и в истории легенды прибавляется еще одно звено.
Эти, основанные на тщательном изучении, выводы автора достаточно
убедительны; они заслуживают со стороны ученых серьезного внимания.
Достигнутый результат явится для автора поощрением в его
зачастую тяжком и неблагодарном труде. Он прекрасно знает, что в данной
своей форме изданная им версия не имеет большого литературного
значения (стр. 159), но тем не менее он счел необходимым дать текст
версии, снабдив его полным переводом.1 Этот метод заслуживает
всяческой похвалы: он дает каждому специалисту возможность шаг за
шагом проверять выводы автора. Издать арабский текст по единственной
рукописи — задача нелегкая; она еще более осложняется, когда речь
идет о списке, сделанном в среде морисков полуграмотным человеком.
Произведенный автором анализ языка и орфографии дает ясное
представление о всех тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть.
Нужно признать, что он превосходно справился с этим делом. Повсюду
перед нами удобопонятный текст, дающий повод лишь для немногих
замечаний. Некоторые из конъектур автора можно было бы заменить
другими, более вероятными;2 иные быть может излишни;3 опечаток
1 Текст напечатан прекрасным, принятым в Испании арабским шрифтом, введение
которого тесно связано с именем X. Риберы (см. ЗКВ, IV, стр. 6—7). Позволим себе
заметить, что с эстетической точки зрения желательно, чтобы цифры, очевидно взятые
из старой наборной кассы, были заменены шрифтом, соответствующим этим буквам.
2 Стр. 14. прим.: „qulübuhum" невозможно по конструкции; вместо „liqaumihi"
рукописи следует читать „liqaulihi". Стр. 18, прим.: конъектура „wlgnä" вместо
„wlgg'nä" рукописи неясна: по всей вероятности следует читать „wa aggagnä .
3 Стр. 22 (текста) прим.: „ätähu" вполне понятно; нет надобности ставить вместо
него „anälahu".
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса
359
очень мало,1 что отнюдь не часто наблюдается при издании арабских
текстов. В одном случае орфография рукописи подсказала автору
неправильный перевод, не соответствующий смыслу.2 Но все это мелочи,3
ибо всюду мы обнаруживаем положительные результаты добросовестной
работы автора.
Этот труд полностью подтверждает благоприятные предсказания,
сделанные нами три года назад по выходе в свет предыдущей работы
молодого ученого. Остается горячо пожелать, чтобы он получил
возможность успешно завершить начатое им дело и издать остальные,
имеющиеся в испанских рукописях версии легенды об Александре. Если
он будет исследовать их столь же тщательно и углубленно, как он это
сделал в отношении уже изданной им версии, это заполнит большой
пробел в наших знаниях, и мы впервые получим отчетливое представление
о значении западноарабских версий в легенде об Александре. Это —
очень важная проблема истории литературных связей между Востоком
и Западом, и благодаря испанскому автору мы сейчас обладаем
надежными материалами для ее разрешения.4
1 Например, стр. 8, 27; 9, 6; 32, 18 и т. д.
2 Стр. 24, із текста = стр. 31 перевода („. . . sus habitantes son gente poderosa. . .
a quienes jamas vi caballos"): „afräs" текста — всего лишь орфографическая ошибка;
следует читать „afras" (сходные случаи упоминаются автором на стр. 90
„Предварительного исследования"). Смысл — нет народа более привычного к лошадям, чем этот.
3 В „Предварительном исследовании" стр. 57 прим.: вместо „Alkilam" следует
читать „Alkalim" (множ. от kalimah).
4 Не могу не выразить здесь сожаления, которое я испытал при чтении отзыва
об этой книге, помещенного в „Revue de rAcademie Arabe de Damas" (IX, 1929,
стр. 381—382). Автор этого отзыва М. К. (= Мухаммед Курд \Алй) заявляет, что
этот текст издан с исключительной целью опорочить ислам, показывая, какие нелепости
были распространены среди мусульман, и что работа Гарсиа Гомеса не имеет никакой
научной ценности. Довольно странно слышать подобные упреки по адресу
представителя страны, насчитывающей среди своих сынов X. Риберу и М. Асина. Лишь
немногие из европейских ученых в такой мере содействовали уяснению подлинной ценности,
мусульманской культуры. Отзыв, написанный в духе оскорбительном для целой нации,
свидетельствует о полном незнакомстве с „Предварительным исследованием" автора
книги. Остается только пожалеть о том, что он напечатан в одном из самых
авторитетных журналов арабского мира. См., с другой стороны, благоприятную оценку в „ал-
Машрик" (Бейрут, XXVII, 1929, стр. 869—870).
->Н§°*-
Ж^^^В^^^
АРАБСКАЯ ПОЭТИКА В IX в.
Тема моего сегодняшнего сообщения — поэтика арабов в IX в. — да
настоящего времени трактовалась только один раз, и именно в датской
работе. Прошло уже более семидесяти пяти лет с тех пор, как
копенгагенский доцент А. Мерен опубликовал свой первый большой труд „Реторика
арабов",1 и до сих пор мы ничего аналогичного назвать не можем. Мерен,,
конечно, не мог дать историческую перспективу; его источники по
большей части относятся к периоду упадка арабской науки; для решения каких
бы то ни было вопросов, касающихся зарождения и начального периода
реторики и поэтики, время тогда еще не пришло. Последние десятилетия
принесли много нового. Теоретическая разработка общей поэтики привела
в России к образованию двух школ: одна — Александра Веселовского —
отличается своим уклоном в историзм, другая — А. А. Потебни — носит
скорее лингвистико-психологический характер. Работы Кенига по-новому
осветили библейскую поэтику,2 Рекендорф дал анализ некоторых тропов
в семитских языках.3 Один из арабских ученых сделал недавно попытку
проследить в общих чертах историю развития литературной критики
у арабов.4 Синтетические труды, как, например, пользующаяся мировой
известностью книга Ларссона (Hans Larsson) „La logique de la poesie"
(Париж, 1909), с достаточной ясностью показывают, насколько мы ушли
вперед со времени Мерена в своих теоретических воззрениях.
Наряду с обширными теоретическими трудами появились на Востоке
и новые материалы из области арабской поэтики. Многое опубликовано
там без применения критического метода, так что до сих пор у нас нет,,
за исключением работы Мерена, ни одного текста этого рода, который
был бы критически обработан. Тем не менее эти новые материалы
позволяют нам если не окончательно установить, то хотя бы наметить
1 А. Mehren. Die Rhetorik der Araber. Kopenhagen und Wien, 1853.
2 Для нас особый интерес представляет исследование Кенига (Е. König. Stilistik*
Rhetorik, Poetik in Bezug auf die Biblische Literatur im Vergleich dargestellt. Leipzig,
1900), где попутно дается также объяснение некоторых арабских терминов.
3 Н. Reckendorf. Über Paronomasie in den semitischen Sprachen. Giessen, 1909.
См. также некоторые работы Грюнерта (М. Grünert), посвященные преимущественно
вопросам грамматики.
4 Ahmed D е i f. Essai sur le lyrisme et la critique litteraire chez les arabes. Paris,.
1917. Ср.: Cl. Huart, JA, serie 11, t. XI, 1918, стр. 351.
Арабская поэтика в IX в.
36Т
несколько общих линий в истории возникновения и начального периода
арабской поэтики. Это и является единственной целью моего сообщения.
В мировой литературе были известны три большие системы поэтики:
все три оригинальны и по влиянию, оказанному ими в их собственной
сфере, имеют право на наименование классических.1
Первая система—греческая—пользуется повсюду наибольшей
известностью. Сложившись под влиянием трудов Аристотеля, она заслуживает
теперь во всех своих ответвлениях названия европейской вообще.
Индийская система была и остается классической для тибетской и
монгольской литературы. Отзвуки ее можно проследить и у других народов
Дальнего Востока; вопрос о возможности серьезного влияния индийской
системы на китайскую еще не разрешен окончательно. При
отрицательном выводе к оригинальным системам нужно будет причислить и
китайскую, хотя она была классической только для китайской языковой
сферы.
Третья система арабская. С распространением арабско-мусульманской
культуры она сделалась достоянием всех народов Ближнего Востока:
под ее непосредственным влиянием находится персидская, турецкая,
хиндустанская, афганская и другие литературы. Через посредство
персидской литературы она оказала воздействие на грузинскую; следы ее
обнаруживаются и в еврейской поэзии средневековья.
При таком распространении и таком влиянии особое значение
приобретает вопрос о ее оригинальности: действительно ли она возникла
в сфере собственного языка, или мы имеем здесь дело лишь с одним
из многих ответвлений системы Аристотеля. Вопрос этот вполне
закономерен. Ведь нам хорошо известно, какое серьезное влияние оказала
греческая наука на арабскую культуру в целом, особенно в начале IX в..
Посредниками в большинстве случаев были сирийцы, а мы знаем, что
вся сирийская грамматика и реторика восходят почти полностью к
Аристотелю. Как известно, за последние десятилетия некоторым немецким
ученым удалось обнаружить следы греко-латинских влияний и в теории
арабской грамматики.2 Отсюда до поэтики, конечно, только один шаг.
Кроме Греции, в круг рассмотрения, быть может, следует включить
и Индию. В арабскую литературу проникло через Персию много
индийских литературных сюжетов; индийская медицина имела много
сторонников при дворе багдадских халифов, и нам известны имена
нескольких индийских врачей, которые благодаря Бармекидам
переселились в столицу. Однако на вопрос о влиянии Индии на арабскую поэтику
надо ответить отрицательно. Мы лишены возможности установить хро-
1 [Имеются в виду системы древности и средневековья.—Ред.].
2 Ср., в частности: J. Weiss. Die arabische Nationalgrammatik und die Lateiner,.
ZDMG, LXIV, 1910, стр. 349—390. Ср. также: G. Weil. Zum Verständnis der Methode
der moslemischen Grammatiker. Sachau-Festschrift, Berlin, 1915, стр. 380—392, и
полемику между Вейлем и Вейсом в „Der Islam" (VII, 1917, стр. 128—131, 268 и 350—351).
362
Арабская средневековая художественная литература
нологические рамки, а немногие известные нам до сих пор цитаты из
области реторики и поэтики, которые традиция приписывает индусам,
приходится пока считать апокрифическими.1
Вопрос о греческом влиянии требует более близкого рассмотрения.
Хотя он много сложнее, осветить его можно значительно полнее, так
как в этой области мы располагаем более обширным материалом. Ниже
мы увидим, что результат и здесь тот же: греческая поэтика не оказала
непосредственного влияния на зарождение и развитие арабской.
Влияние Аристотеля на арабскую науку достаточно хорошо известно.
Нельзя также отрицать, что и его реторика, поэтика и топика очень
рано были переведены на арабский язык. Можно много спорить о
точных датах или именах переводчиков, но несомненным остается тот факт,
что уже в X в. существовали арабские переводы этих произведений.2 Тем
не менее никаких следов аристотелевских воззрений в арабских трудах
по поэтике мы обнаружить не можем. По стилю и по духу они резко
отличаются от трудов греческого философа. Весьма поучительным
в этом отношении примером может служить знаменитый ал-Джахиз
(ум. в 255/869). Аристотель хорошо знаком ему: „автор логики",
как он его именует, часто упоминается на страницах его трудов,
особенно в „Книге о животных".3 Однако этот „автор логики" цитуется
почти исключительно как авторитет в зоологии, ибо все цитаты
заимствованы из его книги о животных. Возникает даже сомнение, насколько
основательно ал-Джахиз был знаком с остальными его произведениями.4
Пока еще нет возможности разрешить это сомнение, но можно уже
утверждать, что на развитие анализа поэтического творчества у арабов
Аристотель не имел никакого влияния. Поэтика Аристотеля оказалась
в истории арабской поэтики только случайным эпизодом. При большой
популярности Аристотеля у арабов это обстоятельство на первый взгляд
могло бы показаться несколько странным, если бы его нельзя было
вполне убедительно объяснить тем, что круг его читателей и
комментаторов состоял почти исключительно из философов или знатоков точных
1 См. мою статью „Фрагмент индийской реторики в арабской передаче"
(Восточные записки Ленинградского института живых восточных языков, I, 1927, стр. 26—32).
2 Превосходный общий обзор литературы дал . де Бур (Т. J. de Boer) в
соответствующей статье в ЕІ (I, стр. 450—451). После 1910 г. появились новые материалы,
которые, однако, не вносят ничего нового в рассматриваемый нами вопрос.
3 В „Китаб ал-хайаван" ал-Джахиза я нашел свыше 60 цитат (G. van VI о ten.
Een Arabisch Natuurphilosof. 1897, стр. 25 говорит о ^приблизительно тридцати").
В „Китаб ал-байан" он цитуется крайне редко.
4 В данном случае не имеет значения, была ли поэтика Аристотеля переведена
ко времени ал-Джахиза полностью или же существовал только „Мухтасар" ал-Киндй,
как предполагает Макдональд (ЕІ, II, стр. 323). Все вопросы, касающиеся арабских
переводов поэтики Аристотеля, должны быть пересмотрены на основе работы Ткача
{J. Tkatsch. Die arabische Übersetzung der Poetik des Aristoteles und die
Grundlage der Kritik des griechischen Textes, I—II. Wien und Leipzig, 1928—1932).
Арабская поэтика в IX в.
363
.наук. Теоретики и историки литературы, всегда филологи в тесном
«смысле, остаются в стороне. Если мы проследим несколько дальше
историю поэтики Аристотеля у арабов, то мы встретим двух знаменитых
комментаторов, Авиценну и Аверроѳса. Что последний правильно
понимал поэтику Аристотеля, сомнительно: в его свободном переложении
этой поэтики трагедия определяется как „искусство хвалить", комедия
как „искусство порицать", и на основании этого арабские касиды
объявляются трагедиями, а хиджа комедиями.1 При таком понимании даже
самими философами становится понятным, что теоретики литературы
нередко испытывают просто отвращение к греческой системе. Логику
Аристотеля цитует иногда ал-Джахиз, но не без скрытой иронии. „Его
логика, — говорит он, — не понятна ни одному арабскому оратору...".2
„Я не могу понять этих слов автора логики; быть может, они
недостаточно хорошо переведены".3 Еще дальше заходит известный теоретик
Ибн ал-Асйр, брат знаменитого историка, говоря с язвительной иронией
об Авиценне:4 „Если ты утверждаешь, что они (арабские поэты и
стилисты) чему-нибудь научились из книг греческих ученых, то я возражу
тебе, что это, поскольку оно касается меня, неверно, ибо я не знаю
и никогда не знал ничего из того, что говорили греческие ученые...
Однажды мне пришлось беседовать об этом с одним философствующим,
и речь зашла о замечаниях Абу 'Али ибн Сйны относительно реторики
и поэзии. Он упомянул ту категорию греческой поэзии, которая
называется трагедией, встал, принес «Книгу исцеления» Абу сАлй и обратил
мое внимание на то, что излагает там Ибн Сйна; я прочел, и не понял
ничего. Что-то многословное и путаное, как речь грека. Для
говорящих на арабском языке все, что Ибн Сйна излагает, ничтожно и
совершенно бесполезно".
При таком положении вещей трудно усматривать следы греческого
влияния на возникновение арабской поэтики. Она зародилась в
совершенно иной среде — в кругу арабских лингвистов и филологов,
исходивших не из какой-либо чужой теории, а из наблюдений над родным
языком. Здесь мы имеем основания больше доверять даже арабской
литературной традиции, которая пионером в области поэтики, или, вернее,
лоэтических тропов, считает прославленного поэта и литератора Ибн
ал-Мугтазза.5 Этот несчастный однодневный халиф, убитый в 296/908 г.,
написал свою „Книгу о новом" („Китаб ал-бадйг") в последней четверти IX в.
Идея этого трактата, известного до сих пор только в рукописи Эскуриала,6
1 Е. Renan. Averroes et TaverroTsme. Paris, 1886, стр. 48.
2 Ал-Хайаван, I, стр. 45.
3 Там же, II, стр. 18.
4 Ал-Масал ас-са'ир, Булак, 1282, стр. 120.
5 См. общую характеристику, данную мною в „Le Monde Oriental" (XVIII, 1924,
стр. 56—59).
6 Le Monde Oriental, XVIII, стр. 58; Rocznik Orjentalistyczny, III, 1925, стр. 260—261.
364 Арабская средневековая художественная литература
очень проста, о чем в предисловии говорит и сам автор. Он хочет показать,,
что „новое",, или новый стиль с его тропами и фигурами, не создан
поэтами нового направления, как это обычно думают. Элементы этого
стиля встречаются уже в Коране, в $адисах, в языке бедуинов. Разница
состоит лишь в том, что в старое время эти фигуры употреблялись,
редко, в новой же поэзии, особенно со времени Абу Таммама, этими
искусственно культивируемыми формами даже злоупотребляют. Чтобы
обосновать этот тезис, Ибн ал-Мугтазз собрал в пяти главах примеры
к пяти установленным им фигурам. Возможно, что двенадцать глав
о „красотах" речи и поэзии, как он их называл, присоединил позже он
сам. Принципы его классификации остаются неясными, равно как и
причины противопоставления фигур красотам. Он и сам это чувствовал.
При переходе к этой части он, в полном сознании своих заслуг как
пионера, предсказывает, что его идеи вызовут много возражений: одни
найдут новые категории ал-бадй\ другие включат в ал-бади и красоты.
Его внутренняя установка по отношению к таким попыткам, которые он
предвидит в будущем, обнаруживает образ мысли настоящего ученого:
он хорошо сознает, что терминология пока еще очень неустойчива, и не
считает свою классификацию непреложной. Всем будущим
исследователям предоставлен свободный выбор.
Высказанные Ибн ал-Мустаззом мысли оказались пророческими.
В дальнейшем развитии арабской поэтики категории ал-бади
умножились до бесконечности; различие между ал-бади и красотами исчезло
совсем, а все установленные им категории, которые были жизненны,
вошли в ал-бади. Некоторые из его определений встретили много
возражений, однако все ученые воздают должное его заслугам, называя
его первым исследователем поэтического стиля.
Критиковать в XX в. его труд в отношении его содержания или
классификации было бы очень легко. Мы видели, что его
разграничение ал-бади и красот было непонятно уже следующему за ним
поколению и вскоре исчезло совсем; совершенно не ясен нам принцип его
классификации, можно спорить и о деталях; но такая критика, с нашей
современной точки зрения, без исторического аспекта, — занятие
совершенно бесплодное.
Не собираясь анализировать всех его фигур в отдельности, я пере-
числю, тем не менее, его пять категорий ал-бади для того, чтобы дать
правильное представление о его системе. По своему значению термины
здесь не вполне совпадают с греко-римскими, поэтому нужно все время
остерегаться привнесения чуждых понятий в самобытную концепцию.
Первая категория ал-бади у согласно классификации Ибн ал-Мус-
тазза, — истиара, собственно 'заимствование'. Этот термин переводят
обычно как 'метафора',1 но примеры Ибн ал-Му?тазза показывают, что
1 См.: А. Mehren, ук. соч., стр. 31 ел.; Е. König, ук. соч., стр. 93„ 29 ел.
Арабская поэтика в IX в.
365
значение его много шире. Понимать его как метафору можно было бы
только в аристотелевском смысле, включая синекдоху и метонимию.
Вторым и не менее трудным для перевода термином является таджнис
с вариантами джинйс или муджйнаса. Его общий смысл —
родственность: превосходна идея Мерена, предложившего перевести этот термин
словом „Homogeneität"1— 'гомогенность'. Но из-за необычного звучания
этого слова термин таджнис обычно переводят как 'парономасия',2 что
не соответствует значению арабского слова. Третья фигура — мутйбака,
т. е. 'сближение', вернее 'сопоставление'. В ней, как правило, видят
антитезу,3 но в теории Ибн ал-Му'тазза она не всегда имеет смысл*
противопоставления. Четвертая фигура несколько пространно
характеризуется целым предложением, радд ал-аджз 'алй-с-садр, что означает:
'возвращение конца к началу'. Она представляет созвучие начала и конца
и в позднейшей арабской поэтике получила более простое название
тасдйр;4 в греко-римской поэтике и в системе Кёнига она имеет
параллель в „ріокё".5 Последняя фигура ал-мазхаб ал-калйми 'логический
метод' или 'силлогизм', конечно, не относится к фигурам поэтики, и то,
что она не выпала из позднейшей системы, можно объяснить только
уважением к авторитету Ибн ал-Му'тазза. Любопытно, что это
единственная фигура, которую Ибн ал-Му'тазз, по собственному признанию,
установил не сам: своим предшественником в данном случае он считает
знаменитого ал-Джахиза.6 Это место тем более важно для нас, что
только оно содержит некоторые намеки относительно предшествующей
истории поэтики: все другие примеры у Ибн ал-Му'тазза носят чисто
лингвистический или историко-литературный характер.
То обстоятельство, что Ибн ал-Му'тазз примыкает к ал-Джахизу,
совершенно понятно: ведь последний был, пожалуй, единственным
автором, который до Ибн ал-Му'тазза близко подошел к вопросам
литературных теорий. Ниже мы займемся им обстоятельнее; здесь же
необходимо отметить, что его точка зрения была совсем иной, чем у автора
„Китаб ал-бадй'". Различие настолько велико, можно сказать больше,
принципиально, что ал-Джахиза ни в коем случае нельзя считать
непосредственным предшественником Ибн ал-Му'тазза. Весь склад его
мышления исключает возможность систематического анализа
поэтического стиля. Он любит пространные синтетические теории и
обобщения. Не слишком дисциплинированная мысль увлекает его к различным
1 Или „Homogenmachen", ук. соч., стр. 154.
2 См.: Е. König, ук. соч., стр. 296, 31 ел., и работу Рекендорфа, посвященную
этому термину.
3 А. Mehr en, ук. соч., стр. 97; Е. König, ук. соч., стр. 164, 37.
4 У Мерена этот термин не приводится. См.: Л. Шейхо. *Илм ал-адаб, I,
«тр. 204.
5 Е. König, ук. соч., стр. 300, 10 ел.
6 Ср.: А. Mehren, ук. соч., стр. 117
366 Арабская средневековая художественная литература
отступлениям в совершенно другие области, и при этом мы встречаем
случайно оброненные замечания о стиле. Замечания эти, конечно, были
известны Ибн ал-Му'таззу; возможно, что он перерабатывал их, но свою
систему и свой подход он заимствовать у ал-Джахиза не мог. Ниже мы
увидим, что у последнего даже само понятие ал-бади совершенно
неустойчиво и не получило той сравнительно законченной формы, благодаря
которой у Ибн ал-Му'тазза могла появиться идея его трактата. В истории
арабской поэтики мы имеем случай, когда наша наука подтверждает
арабскую литературную традицию. Книга Ибн ал-Му'тазза действительно
была первой в этой области и действительно оригинальной. Он, конечно,,
знал все литературные памятники своего народа, знал даже всех своих,
предшественников в смежных областях, но основная идея его
произведения принадлежит только ему самому: он первым сделал попытку
систематически анализировать поэтический стиль арабов, разумеется
так, как он сам это понимал.
Можно поставить другой вопрос: почему мы говорим
исключительно об ал-Джахизе, а не о трудах других, относящихся к тому же
IX в.? Мой ответ очень прост: по моему мнению в этой области только-
ал-Джахиз может равняться с Ибн ал-Мустаззом. Только его работы
посвящены специально теории литературы. Конечно, если бы мы
захотели проследить возникновение теоретического интереса к литературным
вопросам, то следовало бы собрать одиночные замечания, встречающиеся
у экзегетов и филологов. Несомненно, здесь можно обнаружить много
любопытного, но самостоятельные работы появляются только со
времени ал-Джахиза.
К сожалению, ал-Джахиз не принадлежит к писателям,
позволяющим безнаказанно приблизиться к себе. Недостаточность критических
изданий его трудов уже сама по себе чрезвычайно осложняет эту
задачу, но еще более — его своеобразный стиль. Превосходную
характеристику ал-Джахиза дал более десяти веков назад теоретик литературы
ал-сАскарй: * „Самым крупным и знаменитым (из всех трудов в области-
теории) является «Китаб ал-байан» ал-Джахиза. Он очень полезен и
всеобъемлющ ... К сожалению, все его определения рассеяны в разных
местах текста. Они среди примеров подобны потерявшейся овце и найти
их можно только после долгих поисков и старательного перелистывания"..
Для литературной манеры ал-Джахиза особенно характерно то, что
замечания по поводу интересующих нас вопросов рассеяны не только в „Китаб
ал-байан", что совершенно естественно, но и в „Книге о животных".
Его учение о слове и литературе находится в тесной свяаи с его-
теорией изъяснения — ал-байану изъяснения через звук, письмо, счет
(без слова и письменных знаков) и знак.2 Несколько раз он называет
1 Китаб ас-сина'атайн. Стамбул, 1320, стр. 5.
2 Ал-Хайаван, I, стр. 17, 23; ал-Байан, I, стр. 34—35.
Арабская поэтика в IX в.
367
еще и пятое средство — не совсем ясное ан-насба, о котором недавно
писал Наллино. Для нас интерес представляет только „изъяснение через*
звук", о котором трактует ал-Джахиз в своих книгах. Его анализ языка,
также очень поучителен, однако более детальное рассмотрение его завела
бы нас слишком далеко. Отметим лишь попутно, что по ал-Джахизу язык
возник #£'(7еь, а не уъаы.1 Едва ли мусульманин мог думать иначе.
Склонность к натур-философии увлекает его всегда на скользкие пути,
например, когда он говорит о языке животных 2 или когда он рассуждает о
способности языка к подражанию и рассматривает человека как микрокосм/3
При трактовке вопросов литературы ал-Джахиз применяет
сравнительный метод, который он считает обязательным и для других областей.4
Ему известно существование других литератур, не только греческой
и персидской, но и индийской и негритянской (весьма наивно
понимаемой).5 Категории литературы определяются им очень просто: поэзия,,,
речь и послание,6 с подразделениями в каждой.
Особое внимание он уделяет, разумеется, поэзии. Ее происхождение
он ведет из реальных фактов, что нередко сходно с современными
взглядами. Стихи о джиннах и гул он также стремится объяснить
реальными причинами.7
Ему хорошо известны труды ученых-филологов, но он стремится
сохранить независимость от их узких теорий и не любит слепо
следовать чужим взглядам. Так, например, он не отрицает, что метрическая
терминология изобретена ал-Халйлем, но доказывает, что некоторые
термины существовали уже ранее.8 Ему близки некоторые принципы
современных историко-литературных методов: так, например, ему известна
критика на основании сличения двух различных источников,9 вопрос
о подлинности или подделке источников, и т. д.10
При столь различных и нередко очень широких теориях тема,
занимающая Ибн ал-Мустазза в его „Китаб ал-бадйс", у ал-Джахиза стоит
совсем на заднем плане. У него, конечно, имеются некоторые
замечания, касающиеся этого вопроса, но эти мелочи не слишком
интересовали его, — систематический анализ поэтического стиля не увлекает его
ум. Это становится особенно ясным при сравнении его терминологии
поэтических фигур с терминологией Ибн ал-Му тазза. У ал-Джахиза
1 Ср.: ал-Байан, II, стр. 134—136.
2 Там же, I, стр. 28—29 и passim.
;і Там же, стр. 31.
4 Там же, II, стр. 56.
5 Там же, стр. 51, 52, 55, 56.
6 Там же, I, стр. 83.
7 Ал-Хайаван, VI, стр. 77—79.
8 Ал-Байан, I, стр. 60.
9 Там же, стр. 32.
™ Там же, стр. 173, 220. Ср.: ал-Хайаван, IV, стр. 67—68.
368 Арабская средневековая художественная литература
все шатко; в „Китаб ал-бадйса каждый термин имеет свое определенное
значение, — другое дело, насколько он удачен. Этимологическое
значение термина у Ибн ал-Мустазза почти совершенно исчезает; у ал-Джа-
хиза, напротив, этимологическое и терминологическое значение очень
часто переходят одно в другое без отчетливого разграничения.
Прекрасным примером этого служит уже само слово ал-бади: ал-Джахиз
употребляет его нередко не как terminus technicus 'новое', 'новый стиль',
а в его первоначальном значении: 'странный', 'оригинальный','необычный',
как определение к некоторым фактам из жизни людей и животных.1
В его позднейшей работе „Китаб ал-байан" ал-бади значительно чаще
употребляется в терминологическом значении, но чувствуется, что
и здесь оно несколько необычно, еще не устойчиво.2
Если мы перейдем к другим терминам, то мы не обнаружим ничего,
что походило бы на систематическую классификацию Ибн ал-Му'тазза;
встречаются не все термины последнего, с другой стороны — мы
находим у него и ряд новых. Даже такой простой термин, как ташбйх —
'сравнение', совершенно неустойчив у него. Иногда ал-Джахиз понимает
его в указанном смысле,3 нередко, однако, он определяет его как
„пример", а также и как „метафору".4 Вообще не упоминаются такие важные
категории, как джинйс или мутйбака. Я не буду анализировать всех
примеров, что было бы понятно и интересно только арабисту. Излишне
говорить и о том, насколько различен и независим подход этих двух
ученых к одним и тем же вопросам поэтического стиля. Можно
безоговорочно утверждать, что система Ибн ал-Му'тазза сложилась, несомненно,
без непосредственного воздействия ал-Джахиза.
Еще и с других точек зрения важен такой анализ для характеристики
обоих ученых, как.она отражается в этих произведениях. Ал-Джахиз
предстает перед нами как энциклопедист и натур-философ с большой
склонностью к естественно-историческим наукам. Явления поэтического стиля
для него лишь мельчайшая частица огромного Космоса. Детали его не
интересуют; он на них не останавливается и часто не дает никаких
определений. Общие проблемы он трактует в широком плане и часто
согласно с логическими принципами, не сужая просторных рамок своей
системы. Его симпатия к естественным наукам очень часто
предохраняет его от узости кругозора арабских лингвистов также и в вопросах
языка. Его метод мог бы оказаться очень плодотворным в этой области,
-если бы он нашел продолжателей. Его манера изложения и
стремление к развлекательности, к сожалению, затмили все положительные
•стороны его научной деятельности. Позднейшие поколения видят в нем
1 Ал-Хайаван, I, стр. 18; VI, стр. 8 и passim.
2 Ал-Байан, I, стр. 39, 24; II, стр. 175 и др.
'6 Например: ал-Хайаван, III, стр. 15; ал-Байан, II, стр. 38.
4 Ал-Хайаван, III, стр. 34; IV, стр. 91, 130.
Арабская поэтика в IX в.
369
только занимательного рассказчика; ученые, не отрицая его заслуг,
должны согласиться с мнением ал-'Аскарй. Метод ал-Джахиза не оказал
никакого влияния, и многие из его почитателей не получили ясного
представления о его теориях. Едва ли Ибн ал-Мустазз может
претендовать на то, чтобы его, подобно ал-Джахизу, называли энциклопедистом;
поэт и литератор, он только исследователь поэтического слова и
поэтических форм. Все его силы отданы слову; он не видит ничего, кроме
слова. Все его аналитическое дарование направлено на слово, из него
он черпает свою живую и жизнеспособную систему. Метод его работы
над поэтическим словом вначале имел блестящие результаты. Позднее,
попав в руки менее одаренных продолжателей, он постепенно выродился
в мертвую систему; вызвать его к новой жизни мог бы, пожалуй,
только метод ал-Джахиза.
Знакомство со взглядами ал-Джахиза на поэтику облегчает нам и
другой очень важный вывод, касающийся проблемы возникновения
арабской поэтики. Безразлично, будем ли мы считать работы ал-Джахиза
первыми в данной области или будем искать их предшественников в
разбросанных замечаниях лингвистов, грамматиков и экзегетов, — в обоих
случаях следует признать, что арабская поэтика возникла на почве
изучения своего языка, а не под влиянием отвлеченного мышления. На
примере ал-Джахиза мы видим, как возникают термины поэтики, как из
простого этимологического значения слова после многих колебаний и
замен возникает специальное значение, которое совершенно вытесняет
из языковой психологии обычный смысл. Анализ примеров у Ибн ал-
Мутазза и ал-Джахиза с достаточной убедительностью свидетельствует
о том, что арабская поэтика вначале основывалась на лингвистическом
принципе. Этим, быть может, и объясняется, почему аристотелевская
психологическая поэтика никогда не оказывала длительного влияния на
арабов и всегда оставалась далекой теоретикам литературы.
Говоря об арабской поэтике в IX в., нельзя забывать и о ее третьем
представителе. Это Кудама ибн Джа'фар, давно уже известный нам как
географ; как теоретик литературы, он еще не получил места в
европейской науке. Я не буду здесь приводить причин, почему я считаю его
несколько старше, чем это обычно принимают, и не могу согласиться
с мнением де Гуе, который относит его смерть к 948 г.1 Большое
значение имеет для нас то обстоятельство, что он имел тех же
учителей, как и Ибн ал-Мугтазз (ал-Мубаррада и Са'лаба),2 а следовательно
принадлежал к тем же литературным кругам. Здесь сложились его
литературные вкусы и создана была почва для его полемики с теориями
Ибн ал-Мустазза.
1 BGA, ѴІЭ стр. XXII.
2 Йакут. Му'джам ал-удаба, VI, стр. 204. Ср. также цитаты в „Накд аш-ши'р"
Кудамы: стр. 66 — Ахмед ибн Йахйа ( = Са'лаб) и стр. 84 — Мухаммед ибн Йазйд,
( = ал-Мубаррад).
24 И. Ю. Крачковский, т. II
Арабская средневековая художественная литература
При чтении его выдающегося произведения „Критика поэзии" 1
возникает чувство некоторого недоумения: так сильно оно отличается по
композиции и стилю от трудов ал-Джахиза и Ибн ал-Му'тазза. Иногда оно звучит,
можно сказать, не совсем по-арабски. Удовлетворительное объяснение
этому мы находим в литературной биографии автора. Кроме изучения
литературы, он много занимался философией и слыл знатоком логики. „Это
можно усмотреть из его трудов", — заметил о нем однажды Йакут.2
Мы знаем также, что его отец был христианином и что сам он
только в начале IX в. принял ислам. Все это достаточно свидетельствует
о том, что он был очень близко связан с представителями светских
наук, занимавшихся главным образом переводами греческих авторов.
Большое различие между Кудамой и этим кругом состояло в том, что
он имел склонность к вопросам изящной литературы; философское
образование должно было, конечно, оставить след в его трудах из этой
области. Мы не находим ему параллели ни в эту, ни в последующую
эпоху. Даже у Авиценны и Аверроэса не обнаруживается слишком
близкого сходства с ним.
Труд Кудамы отнюдь не страдает отсутствием системы или плана.
По его воззрениям, учение о поэзии имеет пять разделов: учение о метрах,
о рифме, о лексическом составе, о сюжетах и о критике. Его работа
посвящена исключительно критике, так как, по его словам, остальные разделы
прилежно изучаются другими учеными, а только критика важна для поэзии.
Исходя из общепринятого определения поэзии как размеренной
рифмованной речи, имеющей определенный смысл, он устанавливает
четыре составных элемента поэзии: звук, сюжет, размер и рифма.
Из различных комбинаций этих элементов образуется шесть новых
сочетаний. Так как рифма является только звуком, то она должна быть
исключена из этих комбинаций и остается только комбинация рифмы
с содержанием, поскольку рифма может выражать идею, имеющую какое-
либо отношение к идее стиха. Таким образом, получаются восемь
элементов поэзии — четыре простых и четыре составных. Что касается простых,
то три из них — звук, размер и рифму — Кудама анализирует несколько
бегло, тогда как большее внимание он уделяет сюжету. Во второй части
книги Кудамы говорится о комбинировании элементов, а в третьей —
о недостатках в стихах по тему же плану — звук, размер, рифма и сюжет.
Из содержания можно видеть, что книга Кудамы по его замыслу
является исчерпывающим трактатом о поэтике, который по богатству
значительно превосходит труд Ибн ал-Му тазза. „Накд аш-ши?р"
существенно отличается от других трудов и во всех осталььых отношениях:
примеры всегда тщательно анализированы и не нагромождены друг
на друга, как у ал-Джахиза и Ибн ал-Мугтазза. Развитие идей всегда
1 Накд аш-ши'р, Стамбул, 1302, изд. Ахмеда аш-Шидйака, редактора „ал-Джава'иб".
2 Йакут, ук. соч., VI, стр. 203.
Арабская поэтика в IX в.
371
очень систематично и продуманно. Подобно всем арабским ученым,
например Ибн ал-Мугтаззу, Кудама считает себя новатором и
изобретателем терминов,1 которые часто отличаются от применяемых Ибн ал-Муг-
таззом. По отношению к своим продолжателям он настроен столь же
миролюбиво, как и сам Ибн ал-Мугтазз. Он пользовался теми же
источниками, как и оба его предшественника,— общим фондом арабской
литературной науки того времени. Мы можем считать его труд в такой же
степени оригинальным, как и произведения ал-Джахиза и Ибн ал-Му-
тазза; его образ мыслей наложил на его книгу очень индивидуальный
отпечаток.
Что же касается ближайшим образом его источников, то очень интересна
проследить его отношение к Ибн ал-Мугтаззу. Он, несомненно, знает его
„Китаб ал-бадйс" и один раз приводит ряд поэтических цитат в той же
последовательности, как и Ибн ал-Мутазз,2но он никогда не называет
последнего по имени. Это не случайно: нам ведь известно его враждебное
отношение к трудам Ибн ал-Мутазза; кажется, он намеренно не приводит здесь
имени своего литературного противника, так как он в некоторых случаях ае
пользуется его терминологией, а стремится изобрести новые термины. Не-*
смотря на свои старания, он не достиг поставленной им цели. В любой
истории арабской поэтики мы находим почти без исключения терминологию»
Ибн ал-Му'тазза. Более того: трудно встретить ученого-теоретика, кото-,
рый не считал бы термины Кудамы неудачными. Неправильно было бы,
однако, полагать, что именно этим объясняется непопулярность теории
Кудамы: основной причиной является антипатия литературных кругов
ко всем системам, возникшим под влиянием чуждой философии и логики,
Труд Кудамы производит несколько неарабское впечатление, когда мы
ставим его рядом с трудами Ибн ал-Мустазза или ал-Джахиза, и здесь
разгадка того, почему он, несмотря на свои большие достоинства,
не имел такого значительного влияния, как первые два произведения.
Хотя роль Кудамы в истории арабской поэтики и нельзя сравнивать
с ролью Ибн ал-Мугтазза, но не нужно думать, что его „Критика поэзии"
находила мало читателей. Его имя и его труд были хорошо известны
с XI в., когда ал-Амидй написал свой полемический трактат против
„Критики поэзии",3 и до XV в., когда Ибн Халдун в своем широко
известном предисловии привел его имя, как одного из пяти
знаменитейших учителей красноречия.
На этом заканчивается наше исследование. Мы Еидели, что для
истории арабской поэтики в IX в. типичны три фигуры: ал-Джахиз,,
Ибн ал-Мугтазз и Кудама. Различны их произведения, не менее различим
1 Кудама. Накд аш-ши'р, стр. 6.
2 Там же, стр. 61. Ср. также стр. 67, где часть примеров заимствована из книги
Ибн ал-Му'тазза.
3 Йакут, ук. соч., III, стр. 54; ср. III, стр. 58 и VI, стр. 205.
24»
372 Арабская средневековая художественная литература
и их литературные судьбы. Занимательный энциклопедист, стремившийся
охватить весь мир и не имевший ни возможности, ни желания
систематически изучать детали, оттесняется на задний план поклонником
поэтического стиля — поэтом, погруженным в эстетику речи и ставящим
форму выше содержания. За ним следует суховатый и для арабов
слишком педантичный ученик греческих философов и логиков, несколько
свысока смотрящий на своих коллег, не знакомых с этой чуждой
премудростью. Не трудно угадать, что суд потомков присудил пальму
первенства поэту-эмиру; он стал основателем новой науки. К сожалению,
далеко не все его преемники унаследовали его поэтическое чутье и его
непосредственное проникновение в слово. Он работал только над словом,
и это сильно сузило его горизонт; быть может, этот метод превратил
поэтику, расцветавшую пышным цветом в IX в., в мертвую
схоластическую систему. Быть может, история арабской поэтики сложилась бы
иначе, если бы натурфилософские воззрения ал-Джахиза оплодотворили
эстетизм Ибн ал-Мутазза, а логическая система Кудамы оказала на него
свое дисциплинирующее влияние. Это, конечно, не больше, чем
предположения: история арабской поэтики пошла по другому пути, и IX век был для
нее быть может самым плодотворным периодом. Он оказал большое
влияние на все дальнейшее развитие, и это служит достаточным
оправданием, почему я выбрал темой своего сообщения арабскую поэтику IX в.
-Hi«*-
„РЕТОРИКА" КУДАМЫ ИБН ДЖА ФАРА
История арабской поэтики за период ее первого расцвета в IX в.
получила в последнее время новый материал для выяснения связи ее
с теориями Аристотеля. Не только критическое издание арабской версии,
данное Я. Ткачем, но и его обстоятельное исследование1 позволяют
пересмотреть целый ряд отдельных пунктов, иногда казавшихся
решенными.2 Вывод классика о возможности серьезного влияния здесь оказался
отрицательным; с этим совпадает пока и вывод арабиста. В своей статье
об арабской поэтике IX в.3 я старался показать, что поэтика
Аристотеля оказалась для нее только случайным эпизодом без следствий;4 она
вызвала известный интерес только в философском течении арабской
мысли, но внимание теоретиков слова на ней не фиксировалось. Можно
отметить даже интересный факт: именно те теоретики, на которых
сказалось известное влияние Аристотеля и вообще греческих теорий,
не пользовались популярностью в соответствующих арабских кругах.
Они гораздо чаще вызывали полемику, чем их современники, исходившие
не столько из теорий, сколько из непосредственных наблюдений над
арабским языком. Влияние первых на развитие арабской поэтики было
ничтожно, и не они дали ей основной тон.
1 J. Tkatsch. Die arabische Übersetzung der Poetik des Aristoteles und die
Grundlage der Kritik des griechischen Textes. Von Dr. Jaroslaus Tkatsch. I. Band.
Wien und Leipzig, 1928 (= Akademie der Wissenschaften in Wien.
Philosophisch-historische Klasse. Kommission für die Herausgabe der arabischen Aristoteles-Obersetzung),
4°, 283 стр.
2 Работа Ткача продолжалась больше 20 лет, и некоторое представление о
различных стадиях дают две брошюры: Vorbericht über die arabische Obersetzung der Poetik
des Aristoteles und die Grundlage der Kritik des griechischen Textes erstattet von Prof.
Dr. Jaroslaus Tkatsch. Wien, 1919, 8°, 10 стр. (Sonderabdruck aus dem „Anzeiger4*
der philosophisch-historischen Klasse der Akademie der Wissenschaften in Wien
vom 8. Oktober, Jahrgang 1919, № XIX); Ober den arabischen Kommentar desAverroes
zur Poetik des Aristoteles von Dr. Jaroslav Tkac. Wien» Selbstverlag, s. 1. et a., 8°,
30 стр.
3 Die arabische Poetik im IX. Jahrhundert. Le Monde Oriental, XXIII, 1929>
стр. 23—39 [=стр. 360—372 настоящего тома].
-*' 4 Ук. соч., стр. 26.
374- Арабская средневековая художественная литература
Такая же судьба выпала и на долю Кудамы ибн Джа'фара.1 В века,
близкие к его эпохе, он иногда еще находил полемистов,2 но никогда
не встречал последователей; позже его теории удостаивались обыкновенно
только краткого, иногда даже иронического упоминания.3 Повидимому
почитателем Кудамы был известный своим описанием Египта Абд ал-
Латйф (ум. ок. 1228 г.), одно из реторических сочинений которого
посвящено, судя по названию, апологии Кудамы.4 Это нам станет
понятным, если мы вспомним, что 'Абд ал-Лагйф считался большим
знатоком логических произведений Аристотеля.5 Ибн Халдун тоже сумел
признать его заслуги и в науке об „изъяснении" —ал-баНан— он
ставит его наряду с ал-Джауизом.6 Неоднократно цитует Кудаму
Хаджжи Халифа, но сообщения его достаточно смутны и даже
противоречивы.7
Европейская наука до сих пор не оценила Кудаму по существу, во всей
его разносторонности: здесь он приобрел почетную известность в связи
с одним сочинением, которое, повидимому, было дая него только
случайной официальной работой, связанной с его административным
положением. Уцелевший из нее трактат о налоговой системе сам по себе
нисколько не характерен дая этого любителя литературы, имя которого
часто появляется в современных ему источниках, как большого
авторитета по вопросам и истории и теории изящного слова.8 Судить о его
взглядах по последнему вопросу мы можем не хуже, а может быть
и лучше, чем о большинстве его современников: до нас непосредственно
1 Общие сведения о нем см.: С. Brockelmann, EI, II, стр. 1172. Дата.
его смерти, которой иногда называется даже 958 г. (см.: Н. Derenbourg. Les
manuscrits arabes de l'Escurial, II. Paris, 1903, стр. X), должна быть
передвинута значительно раньше. Ср.: Die arabische Poetik, стр.35 [=стр. 369 настоящего
тома].
2 Известна, например, работа ал-Амидй (ум. в 371/981 г.): \лУв> ^^^^З
y*i.J^}\ jJti «^LX^ ^э ^.І-яа. £j* Д^ИѵЛз (см.: Йакут, изд. Margoliouth, III, стр. 54.
Ср.: там же, стр. 58 и VI, стр. 205); вероятно, на эту работу делает ссылки сам
ал-Амидй в известной „Китаб ал-мувазана" (Стамбул, 1288, стр. 118). Столь же
критически относится к нему ал-'Аскарй (ум. 395/1005 г.), см.: Китаб ас-сина'атайн,
Стамбул, 1320, стр. 238, 280.
3 Ср.: Ибн Р а ш й к. Китаб ал-'умда, Каир, 1325, I, стр. 221; II, стр. 7, 8;
Ибн ал-Асйр. Ал-Масал ас-са'ир. Калр, 1312, стр. 115, 275.
4 Оно упоминается у Ибн Абу Уг;айби'и (изд. египетское, II, стр. 211, 8)
и Хаджжи Халифы (изд. Flagel, V, стр. 209, № 10714) под заглавием „Кашф аз-зу-
лама *ан Кудама". Неоднократно цитует это сочинение автор „Хизанат ал-адаба
(Булак, I, стр. 11; III, стр. 661, 662; IV, стр. 363, 532).
5 Смм например: М. Steinschneider. Al-Farabi. St.-Petersbourg, 1869,
стр. 28—29.
6 См.: ал-Мукаддима. Каир, 1322, стр. 458.
' См.* например: II, стр. 33 и VIf стр. 377.
8 Отражение этого взгляда уцелело даже в пословице А.*в\^хз ^ио £Ъ\ (G. W.
Freytag. Arabian proverbia, III. Bonnae, 1843, стр: 43—44, № 249).
„Реторика" Кг/дамы ибн Джафара
375
дошли два его произведения из этой области.1 Одно из них, „Критика
поэзии", остается до сих пор, можно сказать, неизвестным в Европе,
хотя было издано в Стамбуле еще в 1885 г.2 На основании
главным образом его мною дана характеристика теоретических взглядов
Кудамы в упомянутой статье.3 В настоящее время я имею
возможность познакомить арабистов и со вторым произведением Кудамы,
которое по аналогии обыкновенно называется „Критика прозы", хотя
это название, как сейчас увидим, едва ли соответствует
действительности.
Известна эта работа до сих пор только в рукописи библиотеки
Эскуриала,4 фотография с которой приобретена Азиатским музеем
Академии Наук.5 Рукопись прекрасного магрибинского почерка, с почти
полной огласовкой, очень хорошей сохранности и дает в общем
возможность установить удовлетворительный текст. Она не датирована, но,
повидимому, довольно древнего происхождения;6 как и большинство
лучших рукописей Эскуриала, она принадлежала до 1612 г. мароккскому
шерифу Зейдану, своеобразный ex-libris которого сохранился на первом
листе.7 До сих пор рукопись известна только по кратким
библиографическим упоминаниям8 и к исследованию, как и „Критика поэзии",
насколько я знаю, никем не привлекалась.
1 Недоступным еще остается третье произведение Кудамы из этой же области —
„Джавахир ал-алфаз", о рукописи которого (618 г. хиджры), находящейся в Мосуле,
стало известно недавно благодаря каталогу д-ра Давуда ал-Челебй (Махтутат
ал-Маусил. Багдад, 1346/1927, стр. 206—207, № 4). В биобиблиографических известных
мне источниках это сочинение не упоминается, и принадлежность его Кудаме требует
проверки.
2 Даже де Гуе, издавая „Китаб ал-харадж", считал его единственным дошедшим
до нас произведением Кудамы (BGA, VI, 1889, стр. XXII).
3 Die arabische Poetik, стр. 35—38 [369—371]. Ср. еще общую характеристику:
Ahmed Dei f. Essai sur Ie lyrisme et la critique litteraire chez les arabes. Paris, 1917,
стр. 135—138. О роли Кудамы в области теории литературы, конечно, было известно
некоторым исследователям давно. См.: А. Mehren. Die Rhetorik der Araber.
Kopenhagen und Wien, 1853, стр. 6, 287 (на основании Хаджжи Халлфы). В более новое
время см.: Р. Schwarz, MSOS, IX, 1906, 2. Abt., стр. 207, или: J. Tkatsch,
ук. соч., стр. 107—108.
4 По каталогу Деранбура, № 242, где сочинение занимает листы 1—57. Вторая
часть содержит его упомянутую работу „Накд аш-ши'р".
5 Инвентарь 1928 г., № 85 [шифр — Ф В 113].
6 Деранбур (Н. Derenbourg, ук. соч., I, стр. 148), относит ее к IX в.
хиджры.
7 Надпись разбирается ясно за исключением одного-двух слов: д&Х*$ . .,. eUJ чХ-*»і-1
8 H. Derenbourg, ук. соч.» стр. 147—148, № 242, i; С. В г о с k е I m a n п.
GAL, I, стр. 228, № 8; EI, II, стр. 1173; Зейдан. Та'рйх адаб ал-луга ал-'араблйа, II,
1912, стр. 173; J. Tkatsch, ук. соч., стр. 107—108.
376 Арабская средневековая художественная литература
Заголовок1 говорит о том, что сочинение было посвящено Кудамой
какому-то современному ему юристу;2 здесь же приводится и его
основное, повидимому, заглавие „Книга изъяснения", хотя имеется и более
обычное „Критика прозы". Целый ряд соображений заставляет склоняться
к тому, что основным является первое. Из предисловия мы узнаем, что
сочинение было написано по просьбе одного из друзей (вероятно
упомянутого юриста) и вызвано известной „Книгой изъяснения" ал-Джа-
хиза;3 не являясь определенной полемикой с последним, оно задается
целью изложить более систематически те же вопросы об „изъяснении"
и его категориях, которые формулированы ал-Джахизом в другом
аспекте и, как всегда, в бессистемном изложении. Сочинение не могло бы
называться „Критикой прозы" потому, что значительная его часть
характеризует законы, относящиеся одинаково и к поэзии, и к прозе;
кроме того, оно содержит специальный отдел, посвященный поэзии.4
Есть возможность предполагать, что „Критика поэзии" представляет
собой только дальнейшее развитие тем, недостаточно освещенных
в „Книге изъяснения" и потребовавших специального трактата;
составлена она, таким образом, по всей вероятности позже данного сочинения.
В тексте нашего трактата ни то, ни другое название определенно не
упоминаются, но предисловие дает намеки на „Книгу изъяснения" в таком же
приблизительно размере, как название „Критика поэзии", отсутствующее в
тексте, обусловливается в соответствующем предисловии первого трактата.5
Мы знаем, что стремление к ясности схем и построения вообще
свойственно Кудаме; в этом смысле противоставлять свое сочинение
произведению ал-Джахиза ему было легко. С нашей точки зрения он, конечно, далеко
1 Л. 1 a: ^o'&Jl ^.І-ää- £^\ | £иоЫ> _.i.Jl 2*\ <*о ^Хз> U-* | JUJ\ JÜlJ ц->ІХ<
#C>U^J\ S-^"^ ^2+*b\ «—>U5Ul уь^ I &± виз! *аі.і ѵХ.*.:*-« £^>
2 Почти все упомянутые мной авторы хотят в этом имени видеть не мецената
Кудамы, а редактора сочинения. Самое произведение, где речь везде идет от имени
К удам ы в первом лице, не дает для этого никаких оснований.
3 Л. 1 б: oU-to ^ІЛ JaÄ.li.1 }<** с^ 5у** Ѵ-*^ <М ^ЛіуЦ (J> ^j$> ^->j* ^-*Ч ^°Ь
s. " *
^Lv-Jl f L-**J>\ ^yo ^LfcA. v^.Jу$Ъ\ £)\ ^Д-XJL-o* *~Л\ i-^-wwi ^JJ\ *.-"ЛД IJ^J ^stX^i^« y*£
4 Лл. 29 6—36 a.
5 Накд аш-шир, Стамбул, 1302, изд. Ахмеда аш-Шидйака, стр. 2: \vXä-\ wXä-\ ^j*
„Реторика" К у дамы ибн Дтафара
377
не безупречен: пристрастие к греческой науке очень часто сказывается
в больших отделах, посвященных вопросам скорее логики; иногда
встречаем отделы, которым более подходящее место в грамматике, чем в
трактате, посвященном теории литературы. Если отбросить такие экскурсы
и отступления, общий план представится ясно, и только большая
неравномерность частей выдает известную теоретичность построения.
Предисловие говорит об упомянутом уже поводе к сочинению и его
основном характере; интересно, что в противоположность большинству
арабских ученых Кудама не считает себя в данном случае пионером
и только указывает, что он изложил все в более систематичной и
доступной форме.1 Способность „изъяснения" мыслей связана у человека с умом,
и потому в предисловии трактуется об уме, и вводится особая глава
о разделении его на две категории — данного (свыше) и приобретенного.2
Основной план сочинения подчинен распределению способов
„изъяснения" на четыре категории.3 К первой относится „Изъяснение вещей
своей сущностью, хотя они и не изъясняют своими языками", ко
второй— „Изъяснение, которое возникает в сердце при работе мысли
и ума", к третьей—„Изъяснение, представляющее речь языком" и
к четвертой—„Изъяснение письмом, которое достигает далеких и
отсутствующих".4 Нетрудно видеть, что эта классификация принципиально
отличается от той, которую предлагал ал-Джахиз, устанавливая
категории „изъяснения** через звук, письмо, счет и знак.5 Две последние
категории Кудамы, речь и письмо, дают ему возможность сделать
отступление о достоинствах молчания во-время6 — мысль, к которой
он возвращается и в конце трактата,7 и о важном значении
письменности.8 По форме „изъяснение" может быть двух родов: явное и скрытое.9
1 Л. 2а, ц—15: b-j\>\ суо IjTÄi^ ^І^-И ^Ь**з\ ^х» U^. \Jjb ^LXS* <3 Cj^> ^xS^
» W £
S- % £ £ £■
L*ä ^-Иэ-3 -Lai^L ^^acJb ѵ_3ул>л Дкі.а» xUxXiLVb l-ä-sc-^J O^Tb U> &.X* £*s\y*
£■ w w ,
,cr^o\ А-^Л^ c^JSy* Д^* «suib S^ сУЦ^У
2 Л. 2 б: £J\ ц-^-4аХла ц^уьуо ^^^шЛ ^*Jl^o JJläJL JJläJI <k+*u*£ і^Ь.
3 Л. 3 6: ^}\ Üoü;1 ,J* o^Jb 0^Jl °5*~} J** *•£* 4-^-
4 Там же: ^JJl оЦ^ ^JU^ ЦдЗЧлЪ ^^3 ^J ^^ 1^!>\^ѵХ^ ^t^^\ ^Ц^> *-і*і
Л^с» ^UcJUb j3^ У6 <З^Л оЧі^ Ь^Хл^ «J^JUL Оѵ^і-Л ^JU^l *>-** e^XiJl ^ ^wasti
5 Die arabische Poetik, стр. 31—32.
6 Л. 5 a.
7 Лл. 56a—56б.
8 Л. 5 6.
9 Л. 5 6: gyblfc с^З 0\ ^л £л$ V 0UJ\ суо ЬьЦ^> ^l fU*Al oJob J^
.JLti^L. ^üJ>b И ^Ц*
378 Арабская средневековая художественная литература
Ближайшее рассмотрение первой категории, которая в тексте
называется назидание,1 носит преимущественно логический характер. Одним
из трех основных путей д\я него является „аналогия",2 которая исходит
либо из трех категорий сравнения,3 или девяти категорий ближайших
определений,4 или девяти категорий ответов на вопрос.5 Вторым путем
для пзрвой категории изъяснения служит „сообщение",6 распадающееся
на две формы — несомненность и подтверждение.7 Первая допускает
три разновидности,8 вторая одну. Третьим путем для назидания, когда
нельзя получить ни аналогии, ни сообщения, является „предположение".9
В связи с этим Кудама делает некоторое отступление о гадании.10
Завершая первый отдел, в котором основную роль играют
несомненность, подтверждение и предположение,11 он проводит остроумную
и типичную для арабского писателя параллель с юридическими
установлениями— судьи, начальника апелляционного суда и начальника полиции.12
1 Л. 6 б: ^ихлЛуь^ tjj^ оЦ^І *"£* 4-^'
2 Л. 7 а: ^LJUlyG ^в <^b.
3 Там же: *.-*j\ j\ ^-Jc-d^ *\ ^Хл. ß ^■^•t^"^ 05^Ь сИ О"'0 ^*i ^ ^^LXJU.
4 Л. 9 6: JU.1 L^y^Ui Цг^ J=>^ С5А3 ^*-^ L-A-oy\ Ц^ gib ^XJl *UÜ^L
Цз^^са Іс^ЛаЛ І^уД^о^ AiLoWl L^-wo^ £>^°г^ І^т-^з О^^' Цу-^з ■>^-Ä^ І4з-^°з
.Іа-wwXJI оч>»а ѵ^-а^ lJl^oa О^^. ^ ,J*äjLU»\ t^yXxjft jJ.ftli.Jl L^yXwiA £^oXJ\
5 Л. 10 6: J.^ oy^yü\ о* JU^Jl Ua-J^li £Іу\ i^J Jlj-uJlj «JUstJl ^\ytj
СЛ>с^Ы ^..O JL-oiJl ^* CU=eJl JuJlilJl^ U: OL^^U £Іу1 ^* JU=bJ\ ^iliJl^
Obj^U ^&* с** «^*36-^ ^Lm-J\^ ^^ Oj^a^U ^^j ^* JUäJI ^lwJ^ £.5b
6 Л. 11 a: j+lL\ L_>b.
7 Там же: J^>sX*ab &Х*о& с^-^ ^-*~»і ^-^-» Lt\a.
8 Лл. 11 а —11 6: . . ,jj\yi}\^ ^-oIjLX^VI^.-^. La^=^\ ^LuSl &>Нз ^.^іСо ^^JLJli
І^оіаЛ ооЧд.-лІО ^J І^ио ^ іиоіііі ^Uä-\ OwjUj Lo iiuJ 1£Л^ . . . J-ю J1 ^.^^L ^iliJL
9 Л. 12 а: ^J^ Cr^sbXJ^ ^kUybj JuJb* Л^.> *Uio^l ^b ^Дс- k~U-<*o jJ>*
10 Там же: ^AyXU^ ^^яДЛ ^жХ-иП^ A.Jl.^£JІ^ *.ä*iJі^ AiLJül^ ÜLäUäJI ^^кЛ ^-^
11 Л. 13 6: .. . о-Л Ux^^ *Ц-£>^1 ^* сг^Н ^0 еУ^ Cr*0 О^ ^ J-***- ^
•^ • • • &****)
12 Там же: ^>ѵ>.иаХЛ^ ^^оііСЛ ^Xso ^ХаЛ oJjb ^^ ^^JLwJl *UjJlJ\ сх^іо jJ>a
.ІІэ^ДЛ L-^-Lo ^Хг^з ^lj ^JIUI t-^-U ^Xso
„Реторика" Кг/дамы ибн Джа фара
379
Вторая категория „изъяснения", называемая в тексте „убеждением",1
распадается на три формы: истина, знание, допускающее сомнение,
и ложь.2 Характеристика этой категории наиболее кратка и носит тоже
преимущественно логический характер.
Центром всей книги является третья категория „изъяснения" при
помощи „выражения".3 Она включает в себя не малое количество
логического и грамматического материала, равно как различных экскурсов.
Устанавливая и здесь две категории явного и скрытого изъяснения,4
путями последнего Кудама считает аналогию, рассмотрение,
доказательство и сообщение,5 которые анализирует сравнительно подробно. Попутно
он характеризует различные типы собственных имен {куньи и лакабы),
которые нельзя понимать в буквальном значении слова, но которые
несмотря на это не представляют прямой лжи.6 Эти способы
выражения Кудама считает существующими во всех языках. Специфически
присущими арабам по его теории являются 16 особых употреблений,
которые он разбирает впоследствии.7 Большая -часть этих терминов
не соответствует принятым позднейшей арабской реторикой и поэтикой.
В первой категории, рассматривая этимологическое образование, Кудама
подробно трактует о различных связанных с этим грамматических
вопросах.8 За ним следует сравнение,9 разбиваемое на две категории,
которому Кудама уделяет относительно мало внимания.10 Намек
классифицируется по шести подразделениям,11 коротко характеризуется аллегория.12
1 Л. 14а: ^ULX^lyb^ ^iUUl ^U^Jl J, S->b.
2 ТамжегЛ^^х^о хЛ* <х^.-ол A^s ^J^^i V J^=w <кХ*.э Ц-А.-о\ &ЗУЗ ^s. ^>U>J1 Іі,л*
3 Л. 16 6:£J1 HjUäJI ^Лзі J>£Jb£>U^Jt U\j .HjUA-Hyb^ «^JUUl ^U^Jl A~?} і—>Ь
4 Там же: UJ»b ^-Ua La Li» ХХ^ ^И^*
5 Там же: J=JJL ^LJiJb А-^-И J^ho^o ^JJI^a^ ...*-majLXJ\ J]. -LXstU _^a ^jJaUJL
6 Л. 19 6. A ^* ^ ^
7 Л. 20a: Uli ЦуЗ ^JLäJ\ <з OIäJUI J.a\ ^L«Jb ^Jl Ö^UäJI ^L^si oJ^s
♦♦ » » **
^jJLXJl^ «^JlLaJI^ ^kuJl^ AaJLJLI^ «JyiaJl^ ^.U.^ jiÄ-Ul^ JUU^ с^ІяХиЛД^
8 Лл. 20 а—22 б. Заголовки: . .. «^ftbjJb . . . ^iUJb ^J> ,Ji ^ . . . JjUtXiöVl yb
.. <*«*V cuiXftl U Ljb... <*J^... o*Ii cujjuI U ^^i <*->b ... iJUti^l... ^^U-ib
9 Лл. 22 6—23 a: ^^*£aJ\ Л^э <_>b.
10 Л. 22 6: Цуіi^Jl^ Ілуьі^і» ^ ibl-^oUJ A.^-£^i ^2^^-^d ^.^ÄJb ^^-JLXJ^
.^iLsJLl ^ <^^х->* «s^Ua . . . Ia.IjJL
11 Лл. 23 а—23 б: ^L^iiXU $\ ^ллХ^ o^U-ä^o! U ^Ш Cr*i .. . ^stJUl ^* e^b
12 Л. 23 6: ^ejJl ^i VW-
380 Арабская средневековая художественная литература
Внушение определяется как передача мысли без слов1 и рассматривается
тоже в шести различных видах.2 Заимствованию уделяется значительно
меньше внимания, чем а позднейшую эпоху,3 бегло рассматриваются
подотделы притчей,4 загадок,5 опущения6 и перехода одного лица
к другому.7 В гиперболе различаются два случая.8 Отсечение и
возвращение не вызывает особых замечаний,9 равно как вынесение вперед
и назад.10 Последний термин „изобретение"11 характеризует собою не то,
что под ним разумеется в позднейшей поэтике: Кудама имеет в виду
заимствование слов с их арабизацией и создание терминологии в
специальных областях, примером для чего указывается грамматика и метрика
с ее создателем ал-Халйлем. Интересно, что отношение Кудамы к
созданию терминологии почти таково же, как и Ибн ал-Мугтазза:12 он
считает необходимым предоставить здесь полную свободу исследователям
с добровольным соглашением их сторонников.13
Следующей, и строго говоря последней, частью этой главы является
у Кудамы отдел о сочетании выражений. Получаемые формы он делит
на (прозаическую) речь и поэзию,14 причем сперва рассматривает послед-
1 Л. 24a:£^Ux.J\^A> ^аХ)\ g С* £->ЬѴ\ dojs ^у^Л Ы^ с^-^ СУ0 Ѵ^
2 Л. 24 6:.. . ^Цт^І . . . i^USJl . . . Sjlio^l ^Лоі ^U*J1 сУ° ^у^ш^}\ е^Л ^^
.^^sdb J?U:VI^ «-^U-b i-o-äJI^ ^xJb ö^ti\4 ^^-И сУ°5 • • • e^*^ <3 l***.*"
3 Л. 24 6: SjLuUM eye e^b.
* Л. 25 б: J-LÄl ^л v>b.
$ Л. 26 а: j.äU\ су ^JL>.
6 Л. 26 б: vJJJ.1 ^а і-Л*.
7 Л. 27 ar \JycA\ су* с_Л>.
8 Лл. 27 а —27 б: kaJUl £ U-ftJ^t су***"* f^^ÄJJ £äJUJ\^ . . . ZiJUJl ^ v^U
» Лл. 27 6—28 a: Utk»J^ sk£Jl dco ejb. J
10 Л. 28a:^waAxJ^ ^.^jlXJ\ <bJ ц^Ь.
11 Там же: ^J С* *Ц-ю\ i-^aJI CUe^Xa*! U^i ^іуііЛД UU ^.Х^ЛД ^ L-->b
.<кіуяЗ c£>
12 Ср.: Die arabische Poetik, стр. 28 [364].
13 Л. 28 6: £j..* Lo-col aJ £<*aj> £>1 ->ЦЦ ^Ct^ Іа^-Х-юІ 5^ lil* «...эьХ^І ^^-o Jß^
Jf>jj.ji.}\ (J*+±±\ ^у^Л^ Xj^hJJIj ;^.*«XJ\j ^x*a*J^ o^i^b U^ f-*^ £>у.у*^
,1ä^.J\ <^^ia^ jrj-V^ ^^5 wX3»X*J\ ^oju^ Jj^kl\ <^U> ,JaA> ^j^wi
14 Там же: 0yb 0\ Q V^Jl ^ J, SjUaJI^Lo 01 <Д*^ S;UaJI Ü»Jb' ^J^
„Реторика" Кг/дамы ибн Джа*фара
381
нюю. Изложение, как и всегда, перебивается некоторыми экскурсами,
но в общем идет систематически. По внешней форме поэзия делится
на четыре вида: каслда, раджаз, строфика и двухрифмные произведения.1
Все условия реторики считаются одинаково обязательными и для
прозаика и для поэта, хотя последнему предоставляется гіраво больших
возможностей.2 В связи с этим рассматривается детально понятие
красноречия и поэзии; здесь приводится ряд существующих определений,
и в полемическом тоне еще раз упоминается книга ал-Джахиза.3 Вопрос
о поэзии влечет разбор отношения к ней Мухаммеда -*- отношения,
неоднократно вызывавшего разногласие в арабской литературе.4 По
содержанию в поэзии устанавливаются четыре категории: хвала,
порицание, мудрость и забава, с соответствующими, в общем известными,
подразделениями.5 Обязательных требований для поэта устанавливается
восемь: верность противоположений, хороший порядок, изящество
выражения, соразмерность ритма, удачность сравнения, легкость речи и
отсутствие натянутости, хорошее разделение, умелое сопоставление.6
Помимо этого освещаются и другие качества, необходимые поэту,
главным образом умение сообразоваться с обстоятельствами речи.7
Окончание отдела подчеркивается соответствующей фразой, после
которой идет заголовок с переходом к характеристике прозы.8 Последняя
группируется по четырем отделам: речь, послание, довод, рассказ.9
Первоначально рассматриваются особые свойства речей и посланий,10
причем на этот раз большое внимание уделяется значительному коли-
1 Там же: \jy**j . • •j^-r^ Цт*-^ * * * ^^^^^ Цз-^о U>LwJ>\ am4*Jl*o *.A-t£JU
2 Л. 29а.
3 Лл. 29 а —29 б.
* Л. 30 а.
5 Л. 31 б: *U^J\ ^ . . . £)Ju*J.\ ^UikJUl^ yOiJI^ j>UO^ ^y.\ ^jJH ^
• • • O^b Г^ *Ji*>3 V^b «Ji^1 У*^Х
6 Лл. 32а—33а. В заголовках rubrum фигурируют: ^JVia- ^lk^J! ^^^.а. 'ÄJoUlU iUeno
'uk&XJl £.aSj J^äJI iJy^ 4^^^XJ\ J, üolo^l k ^ууЛ JlxX*l 4kiJU\ А.ЗІІХО «kiJUl
7 Л. 34 a.
8 Л. 36a: <w>b .a»\ ііЪ 0\ ^ЛАх) j&2 (^ЛІ ^.ä^xJI ^UJH g U^^oa* U IJ^i
9 Л 36 a: iL Jo*. /\ uLbt^.1 ^ U^y /\ blk^. 0yC* 0\ ^ )yZ±\\ ^із ^^Jj
10 Л. 36 6.
382 Арабская средневековая художественная литература
честву примеров.1 Имеются, как всегда, некоторые экскурсы: о
длинных речах,2 о рифмованной прозе в речах.3 Отдел тоже завершается
соответствующей фразой с заголовком о следующей части, посвященной
посланиям.4 О самих посланиях здесь данных мало: освещается только
значение каллиграфии и условия для выбора посланца.5 Из недостатков,
которых нужно избегать в посланцах, называется девять: возбудимость,
завистливость, небрежность, торопливость, клеветничество, лживость,
скука, самоуверенность, болтливость.6 Третья часть отдела,
посвященного прозе, говорит о споре и связанных с ним вопросах.7 Освещение
здесь дается преимущественно с логически-этической стороны. В
искусстве спора различаются две стороны — похвальная и порицаемая;8
рассматриваются детально определения причины и следствия,9 разногласия
и противоречия.10 Эти последние влекут ряд рассуждений, связанных
с Кораном,11 выяснение понятий „мнение" и „выбор".12 Этические
условия спора освещаются в главе о поведении во время его, которому
уделяется довольно значительное внимание.13 Отдел завершается
обычной фразой с новым заголовком части, посвященной рассказу или
повествованию.14 Типов его устанавливается двадцать четыре: серьезный,
шутливый, грубый, изящный, красивый, дурной, диалектический,
классический, ошибочный, правильный, правдивый, лживый, полезный,
вредный, истинный, пустой, недостаточный, полный, отвергаемый, приемле-
1 Л. 38 а — проповеди пророка, л. 38 6 otX&Uo {^ ^г^ i-^ksv. и j*.*>\ ^У^ (*^с
tj+^oy^ л. 39 а: о^Л ^ ^* и ёу+*&Ь\ ^btU кМ *"£^ oj«£*aiU\ J£UjjJ\ ^x»,
л. 39 б OLä^s^xJI j^-jso £j.*o.
2 Л. 40 а.
3 Л. 41 а.
4 Л: 43 6: £j\ j£LojJ\ Uli 3U^*.-«*x> CUi£ £>\ ІЛкІ.1^ Д^І С^А~ LoJw^ä. oiX-g-d.
5 Л. 43 6.
6 Л. 44 6: Ь\х2.\ 4 J^uJ.\ 4 £UaJ\ 4 ÄJlääJ\ l JU-**JJt 4 ^-AxSÜl4 уъ*а)\4 <~^*лИ'
7 Л. 45 а: A-bl*Uj JjJL\ ^ і_>Ь.
8 Л. 45 а: ^olX* *аЛД* >^joc^o 1^.аЛа.\ ^^-cwsS ~^ä-o уь*.
9 Лл. 46 6—47 а: *ls> и JjX*.*.
10 Лл. 47 6—48 а: . . . X^aSUJl^ ^i^UU ^^ДСОЛ У^ ^Ь'
11 Л. 48 6. Заголовки rubrum: ^iU.XrLV\ LoU ...^t^XJl 3L^^- ^^ iwJMX^.V\ Lei
. . .*.*.*+*.&£.)]& ^^^ Vi Lola . , , ^o^äJL ^аиаЙЛ Lo\ä . . . Ä«3LaX.XJl А.-£^- ^,*
12 Л. 49 а. Rubrum ^Ul Lo^ и ^»Xll Ld*.
13 Там же: J*xU 4-^ *"£* S-^- ;
14 Л. 52 6: lib ^\ JlSIäJ\ o-^^-JU gib ^s^ JM*U Ц-^\* Jv-ЦЛ Ц->Ь J, L> Ua*
.CUJjJH ^э ц->Ь tfUll
„Реторика" К у дамы ибн Джафара
383
мый, важный, лишний, красноречивый, неумелый.1 Краткие
характеристики этих категорий даются не совсем в порядке перечня, причем
только при определении понятий классического и диалектического
изложение несколько пространнее, благодаря введению рассказов о
неуместном употреблении флексии.2 Рассмотрение категорий правильного и
ошибочного3 ведет к замечанию о том, что правильным является умение
отличать моменты, когда надо говорить и когда надо молчать,4 — мысль,
связанная с одним из пунктов вводной части Кудамы. На рассмотрении
этих категорий изложение завершается. Хотя оно сопровождено
заключительной фразой,5 но все же приходится предполагать, что конец
сочинения в рукописи не представлен полностью, а подвергся
сокращению у переписчика или в его оригинале. Из категорий повествования
осталась не освещенной ровно половина сравнительно с перечнем:
таких пропусков Кудама нигде в других местах своего сочинения
не допускает. Совершенно не освещенной остается и четвертая,
упомянутая Кудамой вначале категория изъяснения при помощи письма;
однако отсутствие этого отдела быть может объясняется тем, что
изъяснение при помощи письма отличается от изъяснения при помощи
выражения лишь передачей в письменных знаках, о важном значении
которых у Кудамы есть речь. Во всяком случае, отсутствие этого отдела
не могло бы служить само по себе доказательством неполноты
рукописи, если бы не отсутствовало объяснение упомянутых выше, в перечне,
двенадцати категорий. Возможно, конечно, что эти термины, как легко
видеть по списку, представлялись настолько понятными из своего
этимологического значения, что казались автору не требующими особых
объяснений, но в таком случае, вероятно, было бы сделано
соответствующее замечание. Таким образом, при всех этих соображениях,
рукопись, несмотря на механически присоединенную заключительную
фразу, оставляет впечатление незаконченности. Особого ущерба это
не причиняет: и в настоящем виде как общий план сочинения Кудамы,
так и формулируемые им теории вполне ясны.
1 Там же: LkiLU л^ліЛа ^^.äIJLU ^«^aJ1* £yu*£.\& Ji^L lJ^ä^JU (Jj^^ \>Jl\
>о)>Л,\> elXJL ^aäUJU ,JJ»LJL ,З^Ц jUaJL £äUUL l-ax^JI^ Jjj^oJl^ v-jI^oJL-
2 Лл. 55 a-56 a.
3 Л. 56 а.
4 Лл. 56 а—56 б: ... OyL<*J\ Ols^L e^5Ül OlSj\ <J>j*3 ^\ ^j\y^)\ ^j
5 Л. 57 a: öUib* &*a <J>^ e^-^* ^^ ^ ^лв-ХиЛ»! uajU» J^^ <-x>L LoL
38і Арабская средневековая художественная литература
Эта работа Кудамы подтверждает общую характеристику его
взглядов и приемов, которую можно было делать на основании „Критики
поэзии". Нужно лишь отметить, что последнее сочинение представляет
собой скорее специальный трактат, тогда как настоящее более насыщено
общими теориями и принципиальными вопросами. И здесь фигура Кудамы
представляется в аспекте двоякого материала — традиционно-арабского
и научно-греческого. Кудама едва ли не единственный писатель в
области поэтики, который стремится слить обе стороны в некоторое
единство: философы и логики, обыкновенно хорошо владеющие
греческими источниками, арабский материал вливают механически; теоретики
литературы в большинстве совсем не знакомы с греческими теориями
и даже сознательно их чуждаются. Подход у Кудамы своеобразен,
но его отношение к материалу не всегда дает нам возможность
проникнуть глубоко в лабораторию его работы без специальных изысканий.
Стихотворные цитаты он обыкновенно приводит анонимно, и можно
без труда перечислить десятка два случаев, когда он называет поэтов
поименно.1 Несколько более внимателен он при прозаических примерах,
где часто встречаются поименные указания, начиная от самого пророка;2
большого внимания удостаивается ?Алй, который обыкновенно по
шиитской традиции называется без имени, просто эмиром правоверных.3
Ссылки на арабских ученых приводятся только как исключения: даже
ал-Джахиз, работой которого вызван настоящий труд, по имени назван
только два раза; 4 также два раза упоминается и создатель метрической
терминологии ал-Халйл.5 Иногда в этих цитатах чувствуется некоторая
небрежность, быть может и не случайная. Единственный раз встречается
имя известного еретика ар-Равендй.6 Ссылок на определенные сочинения
Кудама дает еще меньше, если не считать того, что отсюда мы узнаем
о его собственных работах: „Книга довода",7 „Книга разъяснения",8 „Книга
благочестия" 9 и „Книга тайн Корана".10 Характерно, что ни одно из этих
сочинений не упоминается в доступных мне биобиблиографических
1 Имру'улкайс — лл. 33 а, 34 б, 35 б, 54 а; ср. £6 б, где имя вписано позже; ал-Фараз«
дак, Зухайр, 'Антара, Ибн ал-Итнаба— л. 30 б — 31а; ал-Ханса —л. 31б; Хассан ибн
Сабит — л. 50 б; Абу Нувас — л. 35 б и др.; 'Алй ибн ал-Джахм — л. 32 б; ан-Наззам—
л. 52 б; поэт из хариджитов — л. 40 а.
2 Его хутбы — л. 38 а, послания — л. 39 а.
3 Например лл. 2 а, 5 а, 13 а (его Соломоновы суды).
4 Лл. 1 б, 29 а.
5 Лл. 29 а, 52 б (в последнем случае стихи).
6 Л. 49 б.
7 Л. 12 a: iJLL\ 4->Us <з . . . ^SJ\ l^aA^l jJ^, л. 11 а: ^U^ j, . . . UJG jj^
8 Л. 116: С1^У\ V>U* (3 V>UJ\ Ijjb \J>S> Js^. Ср. л. IIa.
9 Лл. 16 а, 48 6: jJjüJl c^U^.
10 Л. 24 а: 0\yjÜ\ }\у~>\ \^ЛХ.
„Реторика" Кддамы ибн Джа фара
385
источниках. Один раз имеется у него перекрестная ссылка на данную
работу.1 Помимо этого, он только единственный раз ссылается на
определенное сочинение своего современника Ибн Дурайда.2 В общем виде
он говорит о юристах Хиджаза и 'Ирака,3 частое внимание уделяет
ши'итам вообще,4 упоминая их специальное учение об „осторожности".5
Как бы на границе между арабским и греческим материалом стоит
ссылка на диалектиков6 и диалектиков из представителей этого языка.7
Аналогичные глухие упоминания довольно часты; относятся они уже
не столько к писавшим на арабском языке, сколько к грекам:
называются представители логики,8 предшественники,9 древние,10
философы-логики,11 софисты,12 книги, сочиненные по логике,13 книги
логиков, 14 книги предшествующих и философствующих.15 Однако по именам
из этих древних называются немногие; единственное исключение
представляет конечно Аристотель. Ссылка на него имеется при разборе
вопроса о создании терминологии16 и, конечно, при определении
понятия поэзии.17 В двух последних случаях это делается достаточно
обстоятельно и дает возможность установить непосредственный источник.
Сомнительно, чтобы сам Кудама пользовался греческим текстом, но он
имеет известное представление даже о стиле греческих авторов,
отмечая, что изложение Аристотеля и Эвклида отличается сжатостью,
і Л. 10 6.
2 Л. 26 6: C>A-VJL\ c->U^ ^э joy ^l.
3 Л. 14 6: ^~J>yJ\ Jy . . .}U±\ J*a\ Jy>.
4 Лл. 19 а, 36 а, 48 б: £ä.^J\, л. 16 Д.л^иЛ\ £>\э>
5 Лл. 16 а, 19 а: ilfcXJl.
в Л. 47 6: ^JCUI^O j£j.
7 Л. 52 а: AaJUI oiXA Jjbt ^ oy+&D.\.
8 Л. 8 а: ^kXjl l_Aä>o\.
9 Л. 10 6: ^^eJJuLjl
10 Лл. 13 6, 26 а, 45 б, 50 б: *LeJJü\.
11 Л. 52 а: 0^L*iJLj\ £і-«ЛШІ.
12 Л. 15 а: X^lkwJ^uJl.
13 Л. 10 6: Jk^jl J, 2&yby+i\ u^05U\.
14 Л. 18 a: ^.^^JCkXjl ^JS,
15 Л. 24 a: ^^i-^iiXj^ ^^jJU-Jl ^ZZ.
!б Л. 28 6: 3L^uö ^Ц Uu.1 Jä.1 JjJ Jjlko <*o\ y?>0) JÜb^Jlblk^l^O jdio,
17 Л. 31a: IM Ä.ä^Äx> iat^- ^іаэкэ Jj^-I Ц-Л^ <£ ^.ä^xJI ^.Jlklkt^l y> ^ft
25 И. Ю. Крачковский, т. II
386 Арабская средневековая художественная литература
в противоположность Галену или Иоанну Грамматику, пишущим
распространенно. г Из других греческих авторов имеются короткие ссылки
только на Платона;2 еще раз поминается Гален.3 Интересна
терминология, которой пользуется Кудама при передаче греческих теорий: он
в одинаковой мере осведомлен в терминах точных наук,4 равно как
и отвлеченных. В последних его не страшит передача не только
вошедших в философское употребление слов, как материя или категории,
но даже и силлогизм, транскрибируемый без изменений.5
Греко-сирийским влиянием, а быть может и христианским происхождением Кудамы
объясняется интерес к христианскому материалу: кроме одной ссылки
на изречение Христа в Евангелии,6 имеется упоминание о рассказах
христиан7 и о христианских монахах.8 Широкий кругозор Кудамы
не мог не отразиться на подходе к иноземному материалу вообще. Из
персидских легендарных авторитетов он, правда, цитирует только одного
Ардашйра,9 но зато отмечает не-арабское происхождение слов,
указывая, что они взяты из „языка румов" и или „языка персов".12
Таковы детали, останавливающие внимание при первом просмотре
не известного до сих пор сочинения Кудамы. Сила, однако, не в них:
сила в том, что это сочинение дает возможность окончательно
установить оригинальность его подхода и теорий для всего раннего периода
истории арабской поэтики. Попытка анализировать арабский материал
при помощи греческих теорий не увенчалась успехом. Основания для
этого Кудамой были заложены, быть может, и правильно, но он
выступал только пионером и не мог развить и обосновать теории во всей
полноте. Оказавшись в IX в. одиноким и непонятым, он и
впоследствии не нашел популярных продолжателей. Развитие арабской поэтики
пошло по той линии, которую наметил его современник и противник
Ибн ал-Му'тазз, исходивший из лингвистического, а не логически-фило-
1 Л. 40 б: lx^L^JIä- ' ^j,^ocXl\ ^^st* l ^^yJlklkxoji ^л^ізі.
3 Л. 50 а.
4 Ср., например: \&уЛ\— циркуль, öJa^nJl — линейка, л. 10 б.
5 Л. 52 а: (Jjj.-""^ ' ^b\^U»UUl 4 ^^-«^ä^^-uaJL О построении силлогизма
говорится подробно, л. 8 а.
6 Л. 50а: ^-oUb ^oyb £jJ»JJ\ 4oJs£J\ ftU^i^l \^iXa-\ J-^a^Vl <з ^t^-u^Jl Jls^
*_>bJJ\ Ѵ^З o^*^ (=Матф. 7, 15).
7 Л. 15 a: £и.лл**Л £jS> ^^UaXM jLa.1^.
8 Л. 19 6: ^U»JU\ с>Ца>-
» Лл. 12 a, 50 6: y^>)\.
io Л. 28 a: e^J\ ÜUJ ^ 3yL.tjl.
11 Л. 28 6: ^-jUI £>b*J £5..* >^sLU-M. Ср. еще л. 20a, где говорится о не-арабском
ПроиСХОЖДеНИИ СЛОВ ѵЛи.-*ІХаь.\ И ^j^l^j*.
„Реторика" Кудамы ибн Джа фара
387
софского принципа.1 Это заслуги Кудамы не умаляет, и для истории
начального периода арабской поэтики критическое издание его
произведения так же необходимо,2 как и издание аналогичного труда Ибн
ал-Мустазза.
1 Ср. Die arabische Poetik, стр. 37—38 [371—372].
2 Это издание подготовляется [мной совместно с В. А. Эберманом, которому
и в этой статье я обязан несколькими ценными замечаниями.
->Н§о*.
25*
АБУ НУВАС О САСАНИДСКОЙ ЧАШЕ С ИЗОБРАЖЕНИЯМИ
Три года тому назад в одной статье1 я старался обратить внимание
историков восточного искусства, особенно сасанидского, на один мало
использованный источник для выяснения роли сасанидских памятников
в раннюю эпоху аббасидского халифата. Я указывал, что в арабской
поэзии этого периода сохранилось много художественных образов и
деталей, говорящих о проникновении предметов сасанидского искусства в быт
населения самых разнообразных классов. Особенно ярко отразились они
в стихах известного поэта-иранофила Абу Нуваса, умершего в начале
IX в. н. ѳ.; мною было указано четыре отрывка из его произведений,
где идет речь об изображениях на чашах сасанидского происхождения.2
Уже во время печатания статьи В. А. Эберман обратил мое внимание
на пятый отрывок, разбору которого и посвящена настоящая заметка.3
Источники для установления текста остаются приблизительно те же,
что и в предшествующих случаях;4 в арабской критической литературе
эти стихи мне не встречались.
Отрывок тесно примыкает к группе разобранных ранее и лишний раз
показывает, что самый мотив не был случайным в творчестве Абу
1 Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса. Сборник статей по археологии и
византиноведению, II, Прага, 1928, стр. 113—126 [=стр. 335—350 настоящего тома].
2 Отрывок, послуживший исходным пунктом всей работы, кроме современных
антологий, упомянутых у меня (ук. соч.) на стр. 119 [347], появляется и в новейшей учебной
истории арабской литературы, составленной по поручению министерства просвещения
группой преподавателей Египетского университета „ал-Муджмал фй та'рйх ал-адаб
ал-арабй", Каир, 1929, стр. 132, прим. Отрывок, цитуемый у меня на стр. 122—123 [344—
345], переведен еще Никольсоном (R. А. Nicholson. Translations of Eastern Poetry
and Prose. Cambridge, 1922, стр. 32). Рассказ о Башшаре (у меня, стр. 123 [341]) приведен
в последнее время еще ал-Магрибй в. его статье об этом поэте (Revue de TAcademie
Arabe, IX, 1929, стр. 718). У поэта ал-Мутанаббй (у меня, стр. 124 [342]) в последнее
время отмечен еще один случай упоминания ткани с изображениями; см.: F. G a b г і е 1 і.
La poesia di al-Mutanabbi. GSAI, II, 1930, стр. 35, прим. l (по изд. Dieterici,
стр. 733, 4-7).
3 Сасанидская чаша. . ., стр. 120, прим. 7.
4 Диван в рукописи Азиатского музея С 7 (у меня, стр. 114, прим. 2), л. 277 б —278 а
(в примечаниях к приводимому дальше тексту сокращенно цитуется Муз); ал-Фукаха
ва-л-йтинас фл муджун Абй Нувас, Каир, 1316, стр. 96, 13—18 (сокращенно Ф); Диван,
издание И. Асафа, Каир, 1898, стр. 305, 21—24 (только четыре последних стиха из
приводимых дальше шести); ал-Барудй. Мухтарат ал-Барудй, IV, Каир, 1329,
стр. 14, 5—10 (с некоторыми объяснениями составителя в примечаниях).
Абу Нувас о сасанидской чаше с изображениями 389'
Нуваса.1 И вся композиция типична для иранофильских тенденций поэта,
очень часто пародировавшего приемы староарабской поэзии, живые и
в его время. Он начинает с обращения к поэту, который по традиции
„стоит у следов кочевья":
О взывающий к жилью! Разве оно заговорит? Оно немо пред тобой и не говорит.
Все это для Абу Нуваса не стоит внимания — в данный момент его
заботит только красавица, которая наливает вино:
£$kj e L^* ^—f-j" 5oL—Lb * <j cL^J) ^j—• ^—♦—iii V-*-^"
Она — из магов;10 куртка11 жалуется на стеснение от двух гранатов ее груди.
Больше всего ее занимает поклон первому лучу солнца, когда он покажется.
Она вино выдает замуж за воду12 в чашах из золота,13 внутренность
которых заполнена,
1 Ук. соч., стр. 117 [338].
2 Ф AJO^..*, Муз iJLXsb*.
3 Муз ^-uXJ.
5 ф OUU..
6 Sic ал-Барудй; Асаф, Муз, Ф ІА^а^, вероятно, под влиянием предшествующего
«o-sLM. При этом чтении необходимо изменение следующего слова в (З^т-8-5»
7 Муз ОіАкЛ-^0.
8 Муз ^Зз^*
9 Поэтическая вольность вм. нормального «^M.XS'.
10 О слове Д»*£ъХ^ будет речь ниже.
11 Перевожу по созвучию с арабским J^l»*s; описание одежды см.: R. Dozy.
Dictionnaire detailJe de noms de vetements chez les Arabes. Amsterdam, 1845, стр. 362, 438.
12 В арабском языке вино — женск. рода, вода — мужского.
13 Слово y^S может значить одинаково и серебро, но я исхожу из параллели со
словом J^ä-^s- в разобранном раньше отрывке (ук. соч., стр. 114—115 [334—335]). Ценную
параллель к выясненному там значению дает еще один стих поэта Ибн Шарафа ал-
Кайраванй (ум. в 1067 г., см. С. Brockelmann. GAL, I, стр. 268, № 3), где
тоже речь о вине (Йакут, изд. Margoliouth, VII, стр, 97, 15):
390 Арабская средневековая художественная литература
Опоясанных изображениями, которые не слышат зовущего и не говорят, —
Пред* фигурами сынов Бабака,2 среди которых вырыт ров.
Они, когда вино над ними, точно отряды войска, тонущие в пучине.
Заканчивается отрывок в том же тоне, как и начался:
Вот это настоящее описание, не то, что описание жилья, которое опустело,
на следах которого бродит глупец.
Отрывок очень типичен для всей поэзии Абу Нуваса. Он насыщен
персидскими элементами уже в содержании: красавица-виночерпий —
представительница старой Персии; она — из магов-зороастрийцев и
совершает поклонение солнцу при восходе. Не менее он насыщен персидскими
элементами в лексике; некоторые из них—/*kj* ' lt-^ (вариант *L)
'jJJLä — вошли в арабский язык давно, другие, как ijjj^, представляют
большую редкость.
Из приведенных раньше образцов мы знаем, что такие выражения
составляют особый колорит стихов Абу Нуваса: достаточно вспомнить
раньше приведенное тарджахар.3 Появляющееся в данном случае бах-
динатун в арабских словарях, известных мне, совершенно не
зарегистрировано. Оно представляет, несомненно, арабизацию персидского бах-дйн
-J.04J — 'правоверный', 'зороастриец',4 которому придано арабское
окончание женского рода. Сознательные и несознательные варианты
источников показывают, насколько непонятно или неприятно д\я мусульманина
казалось это слово переписывавшим стихи Абу Нуваса.5
Центр тяжести всего отрывка представляет конечно упоминание чаши
с изображениями. При сравнении с предшествующими картина нам теперь
понятна. Интересно то, что в данном случае сам Абу Нувас говорит
об изображениях сынов Бабака, т. е. сасанидских царей; и по другим
отрывкам мы знаем, что характер этих изображений был ему хорошо
известен. Не совсем понятна нам речь о рве (хандак) между фигурами:
относится ли он к самому рисунку изображения или к детали формы
у блюда. Во всяком случае нельзя пройти молчанием, что здесь мы встре-
1 В конструкции не совсем ясна связь с предлогом ^s: я ее понимаю как
сочетание <-2ЦЬ (^o JLoU3* ^s.. . . у^З d>UoLL (3 • • • г*^ f3t* co значением предлога
как „при" ком-нибудь или „пред" кем-либо (ср.: Lane. Lexicon, V, стр. 2145).
2 Бабак, сын Сасана, отец Ардашйра I (ок. 226—241 г. н. э.), мифический
родоначальник Сасанидов. См. V. F. Büchner, EI, IV, стр. 191.
3 Сасанидская чаша. . ., стр. 121 и прим. 2. В настоящее время мне известен еще
один случай его употребления у поэта ал-А'ша (изд. Geyer, London, 1928, № 20,
ст. 25), что представляет немалый интерес (ср. еще, что говорит о возможности
сирийской передачи здесь Брокельман: С. Brockelmann, ZS, VII, 1929, стр. 310).
4 J. А. V u 11 е г s. Lexicon persico-latinum, I, стр. 284—285.
5 К сознательно действовавшим надо отнести переписчика рукописи Азиатского
музея: он хотел затушевать неприятное £-ОѵЛ-$з"? через безразличное £JIXä* 'гордячка',
так же как <-^ЬЬ, который напоминал былую персидскую славу, через мало
говорящее jjijU.
Абу Нувас о сасанидской чаше с изображениями
397
чаем слово мухтафар, того же корня, как мухаффар, уже дважды
отмеченное нами в аналогичных случаях у Абу Нуваса.1 Это еще раз
говорит, что данный образ у поэта не случаен и даже в деталях у него
несомненна известная проработанность словаря. Последняя картина при
наличии параллелей нам теперь совершенно ясна: вино заливает* дно
чаши с изображениями, и фигуры как бы тонут в пучине.
Таков этот новый отрывок, который вносит свои черточки в общую
вырисовывающуюся картину. Как я уже говорил в первой статье, в
дальнейшем развитии арабской поэзии нам трудно судить, имел ли поэт перед
глазами действительно образцы сасанидского искусства или просто
подражал оригинальным поэтическим образам Абу Нуваса.2 К приведенным
там примерам можно добавить еще другие, и даже у поэта — уроженца
Сицилии Ибн Хамдйса (ум. 1132 г.)3 мы найдем стихи, которые кажутся
далеким отзвуком упоминания о сасанидском памятнике в стихах Абу
Нуваса:4
... в кубке, где изображены фигуры всадников; ты видишь, как они
воюют в руке виночерпия.
Мечи их точно пролили кровь, в которую они облачились, утонув до шеи.
И кажется, будто у кубков красные рубашки, пуговицы у которых —
жемчуг на воротах.
Здесь уже, вероятно^ результат простых литературных воздействий,
но под покровом их историк искусства усмотрит живые памятники
материальной культуры. Возможно, что в творениях Абу Нуваса кроется
еще не один аналогичный намек. Хотелось бы думать, что когда мы
получим критическое издание его произведений, они обнаружатся с
большей легкостью. Подготовительные работы в этом направлении ведутся
проф. А. Шааде, и все арабисты будут ждать с интересом их завершения.
1 Сасанидская чаша. . ., стр. 120, прим. 9; 123, прим. і.
2 Там же, стр. 117.
3 Литературу о нем см.: ЕІ, II, стр. 406.
4 С. Schiaparelli. И canzoniere di . . . Ibn Hamdls. Roma, 1897, стр. 285,
№ 208, 4-6.
■»Hg«*-
^g^^g^g^^^g^
АБУ-Л-АЛА АЛ-МААРРИ „РИСАЛАТ АЛ-МАЛАИКА«
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящая работа была задумана еще в 1910 г. и продолжалась
с большими перерывами в течение двадцати лет. Обстоятельства,
затянувшие ее на такой долгий срок, охарактеризованы в первой главе
„Комментариев".
В печатном виде работа распадается на три отдела. Основным
является занятый арабским текстом издаваемого памятника и всеми
связанными с этим текстом материалами. Источники и метод издания
освещены в третьей главе „Комментариев". Варианты, критический аппарат
и параллели к тексту выделены ввиду довольно значительного объема
особо. Специальный глоссарий включает все слова, которые могут пред-,
ставить какое-либо затруднение; отражением лексики самого автора он
считаться не может, так как содержит материал из приводимых им
многочисленных стихотворных цитат. Принимая во внимание выдающееся
значение памятника в творчестве автора, я снабдил текст различными
указателями (собственных имен, терминов, толкуемых или приводимых слов
или форм и рифм). Вместе с глоссарием они дадут возможность
желающим использовать текст со всевозможных точек зрения.
Отдел, занятый переводом, преследует двоякую цель. С одной
стороны, перевод стремится помочь пониманию очень трудного памятника
во всех его деталях; ввиду этого он снабжен значительным количеством
примечаний, которые должны избавить читателей от труда,
проделанного переводчиком. С другой стороны, эти примечания, привлекая
многочисленные параллели из других произведений того же самого автора,
помогают выяснить оригинальность тех или иных лексических,
стилистических и композиционных приемов. Перевод претендует, конечно, только
на научно-вспомогательную роль и не ставит себе целью
художественную самостоятельность, которая при таком своеобразном произведении
требует совершенно иного подхода.
Первый отдел, названный мною „Комментариями" ввиду его
смешанного характера, посвящен частью истории и методам моей работы, частью
выяснению места данного произведения в творчестве автора. Общая
характеристика его литературной деятельности не входила в мою задачу,
и я старался оставаться в пределах поставленных рамок.
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 393
Большое количество привлекаемой литературы заставило меня
против обыкновения прибегнуть к максимальной краткости ссылок.
Издаваемое произведение обыкновенно называется у меня просто „Послание".
При сокращении названий других цитируемых рукописей, работ и
изданий я старался в общем придерживаться той системы, которая принята
в двух трудах Гейера, где дан наиболее обширный из известных мне
списков.1 Во многих случаях мне приходилось, конечно, пользоваться
отсутствующими у него работами, иногда расходиться, по каким-либо причинам,
с его обозначениями, но следующий за предисловием список сокращений
позволит, надеюсь, разобраться во всех принятых мною обозначениях.
Большую помощь в работе над текстом мне оказал Ахмед паша Тей-
мур, который не только с готовностью делился выписками из ряда
рукописей, относящихся к „Посланию", его единственного в своем роде
собрания, но с неустанным вниманием отвечал на мои запросы,
высказывая свои соображения по интересовавшим меня пунктам. Всего в
разное время им было сообщено мне не меньше 25 иногда достаточно
обширных выписок и справок. Судьбе было угодно, чтобы как раз в тот
день, когда я закончил переписку многим ему обязанной работы, мною
была получена весть о его смерти, последовавшей 26 апреля 1930 г.
Моя благодарность в печатном виде является запоздалой, но сама работа
служит хорошим примером внимательного отношения к научным
вопросам со стороны одного из лучших современных представителей
арабского народа и арабской науки.
В поисках параллелей к не найденным мною в других источниках
стихам мне не отказывали Брейнлих (Е. Bräunlich) и Кренков (Fr. Kren-
kow); к сожалению, их материалы в интересовавших меня случаях
оказались не счастливее моих.
Полезной для меня была проработка всего текста совместно с моими
учениками В. И. Беляевым и В. А. Эберманом, проделанная в течение
зимы 1926—1927 г. Иногда они заставляли меня задуматься над местами,
не привлекавшими раньше внимания, и содействовали установлению более
обоснованной огласовки.
Многим другим лицам и учреждениям я обязан помощью в работе
над памятником, первый взгляд на который кинул больше 20 лет назад.
Пусть это издание явится выражением, моей благодарности им; вина
большого запоздания лежит не исключительно на мне — часто
обстоятельства бывали сильнее меня.
Я далеко не уверен, несмотря на долголетнюю пристальную работу
над этим маленьким текстом, что мною везде найден верный путь.
Понимание некоторых мест не удовлетворяет меня самого и кажется
мне сомнительным; ряд таких случаев специально оговорен в примеча-
1 R. Geyer. Zwei Gedichte von al-'A'sä, IL Wien, 1919, стр. 287—299; он же.
Gedichte von Abu Basir Maimün ibn Qais al-'A'sä. London, 1928, стр. XXIV—XLIL
39І- Арабская средневековая художественная литература
ниях к тексту или переводу. Возможно, что и в том, что мне кажется
ясным, мысль моя пошла не по верному направлению. Мне все же
думается, что мое издание говорит о движении вперед, хотя до
окончательной ясности еще далеко. Открытие новой авторитетной рукописи
могло бы завершить эту работу, для которой теперь подготовлена очень
солидная база последовательными изысканиями ряда ученых.
КОММЕНТАРИИ
1. ОТКРЫТИЕ „ПОСЛАНИЯ« И РАБОТА НАД НИМ
Немногие уже из современных ориенталистов помнят последние
доклады В. Р. Розена в Восточном отделении Русского
археологического общества.1 Им известно, что в 1903—1907 гг. он живо
интересовался произведениями поэта Абу-л-'Ала в связи с некоторыми новыми
работами о нем в Западной Европе. Интерес его, однако, не был
случайно вызван последними работами, а являлся результатом
систематического внимания к этой личности почти с начала ученой деятельности.
Если его письменная работа на магистерском экзамене 17 ноября 1871 г.
была посвящена поэтам аббасидской эпохи,2 если его пробная лекция
21 сентября 1872 г. говорила о поэзии Абу Нуваса,3 то уже летом
1875 г. молодым 26-летним доцентом он усиленно изучает в Лейдене
рукопись стихотворений Абу-л-сАла — лучшую и древнейшую из всех
известных.4 Он копирует значительное количество произведений,5
большая часть которых в следующем году появляется в известной
„Арабской хрестоматии".6 Это было еще до того момента, когда в Европе
возник интерес к данному сборнику стихотворений Абу-л-'Ала под
влиянием статей Кремера и особенно его известной монографии,
относящейся к 1888 г.7 Эту монографию В. Р. Розен отметил своей
рецензией,8 обнаружив, что его внимание к слепому поэту не ослабевает.9
Следующим большим шагом в изучении творчества Абу-л-сАла явилось
издание его посланий, выполненное Марголиусом,10 и открытие
„Послания о прощении" — едва ли не самого выдающегося произведения Абу-л-
?Ала, которое посчастливилось сделать Никольсону, сообщившему из
1 См. „Список трудов В. Р. Розена" в приложениях к ЗВО, XVIII, 1908, стр. 46—47.
2 Дополнение к библиографии работ В. Р. Розена и материалов о нем. ЗКВ, III,
1928, стр. 271—272.
3 Опись бумаг В. Р. Розена, поступивших в Азиатский музей Академии Наук,
ИРАН, 1918, стр. 1329, № 9.
4 О ней см. в моей статье: ЗВО, XXII, 1915, стр. 293.
5 Опись бумаг В. Р. Розена. . ., стр. 1337, № 49.
6 См. в предисловии к ней, стр. 9—10.
7 Перечень их см. у меня: ЗВО, XIX, 1910, стр. 3, прим. і.
8 Список трудов В. Р. Розена, стр. 42, № 83.
9 Еще в 1886 г. Розен упомянул Абу-л-'Ала в связи с 'Омаром Хаййамом в ЗВО,
I, стр. 327.
ю ЗВО, XIX, 1910, стр. 3, прим. ь
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-мала ика" 395
него извлечения в тексте и переводе.1 Посланиям Абу-л-сАла В. Р. Розен
посвятил специальный доклад в Восточном отделении Археологического
общества 23 октября 1903 г.;2 в связи с ними стоял и последний доклад
его, прочитанный 23 апреля 1907 г. — „Об одном программном
стихотворении Абу-л-'Ала".3 Таким образом, Абу-л-'Ала оказался спутником
последнего десятилетия ученой работы В. Р. Розена, так же как он был
спутником и первого десятилетия.4
Мне не пришлось специально заниматься Абу-л-'Ала под его
руководством, но в связи с его докладами, за которыми я имел возможность
следить, наши беседы часто к нему обращались; кроме того, и мои
собственные работы направляли меня к этому поэту. Еще при жизни
В. Р. Розена я начал работать над диваном сирийского поэта ал-Ва'ва°
и счел нужным перечитать произведения поэтов предшествующего и
последующего поколений. Это- привело меня к изучению комментария
Абу-л-'Ала на стихотворения ал-Мутанаббй, результатом чего была
небольшая монография — последняя из моих работ, прошедших в рукописи
через внимательную критику В. Р. Розена.6 Эти же занятия привели меня
к изучению и стихотворений Абу-л-'Ала и его „Послания о прощении".
Попав на Восток через полгода после смерти В. Р. Розена, среди
занятий другого рода я все же не забывал и Абу-л-сАла. Впервые здесь
я мог ознакомиться с полным изданием „Послания о прощении",
которое было закончено в Каире в 1907 г.7 и осталось уже неизвестным
В. Р. Розену. Перечитывая его, я с грустью вспоминал доклады
в Восточном отделении: это издание устраняло ряд затруднений,
возникавших, пока приходилось основываться только на извлечении из
рукописи Никольсона, в которой были даже перебиты страницы, как теперь
это выяснилось.8 Также я вспомнил В. Р. Розена, когда с великой
радостью обнаружил неизвестную до тех пор рукопись другого,
меньшего по объему, но не менее интересного по существу произведения
Абу-л-'Ала — его „Послания об ангелах".
В некоторых отношениях моя радость оказалась преждевременной.
Возвращаясь летом 1910 г. из первой и, вероятно, последней поездки
1 Там же.
2 Список трудов В. Р. Розена, стр. 46, № 22.
3 Список трудов В. Р. Розена, стр. 47, № 25. Перевод, служивший основой доклада,
впоследствии опубликован мною по рукописи Розена. См.: Дополнение к библиографии
работ В. Р. Розена, стр. 270, № 171.
4 В его бумагах сохранилось начало задуманного им- указателя к „Лузум ма ла
йалзам" (Опись бумаг В. Р. Розена, стр. 1340, № 82, ж.).
5 Опубликован мною в 1914 г.
6 Мутанаббй и Абу-л-'Ала, ЗВО, XIX, 1910, стр. 1—52.
7 Начато печатанием оно было еще в 1903 г., как видно из сравнения титульного
листа и обложки.
8 См. английское изложение в работе Никольсона: R. A. Nicholson. The
Risälatu'I-Ghufran, JRAS, 1902, стр. 356 (= изд. 159, 168), 358 (=169, 162), 360
(=163, 186) и арабский текст 841 (=изд. 159, 168), 843 (=169, 162), 845 (=163, 186).
396 Арабская средневековая художественная литература
на арабский Восток, я никак не предполагал, что опубликование
собранных мною материалов затянется на несколько десятков лет. Известным
оправданием мне может послужить лишь то обстоятельство, что моя
работа в этом направлении шла нормально только до 1914 г.
Застигнутый летом этого года войной в Голландии, где я обрабатывал
некоторые из этих материалов, я должен был оставить все свои рукописи
и заметки в Лейдене; вернулись они ко мне обратно только в конце
1923 г., и, таким образом, почти десять лет оказались вычеркнутыми
из моей научной работы над целым рядом поставленных тем.
Такая именно судьба постигла и тот памятник, который я считал
одним из наиболее крупных приобретений моей поездки, — „Послание
об ангелах" Абу-л-'Ала. Заканчивая просмотр исторических и
литературных рукописей библиотеки ал-Азхар, я обратил внимание в один иа
последних дней своего вторичного пребывания в Каире (4 января 1910 г.)
на не известную еще рукопись этого произведения. Недостаток времени
не позволил мне скопировать ее целиком; я ограничился лишь
некоторыми выписками и беседой по поводу обрадовавшей меня находки
с шейхом, заведовавшим библиотекой ал-Азхара, равно как и с
некоторыми другими преподавателями там. Быть может, эта беседа была
первым толчком к опубликованию „Послания" в Каире; которое
появилось вскоре после этого, но стало мне известным только много лет
спустя.
По возвращении уже в Петербург я выяснил существование второй
рукописи в Лейдене. Наличие двух источников показалось мне
удовлетворительно обеспечивающим подготовку издания. Выписки были для
этого недостаточны, и по моей просьбе в феврале 1911 г. была снята
полная копия с ал-азхарской рукописи (получить фотографию не
удалось). Около того же времени библиотека Лейденского университета
после моего обращения выслала лейденскую рукопись для работы в
библиотеку Петербургского университета. Мною было произведено полное
сличение, и первым результатом работы явилось сообщение, прочитанное
31 марта 1911 г. в Восточном отделении Археологического общества»
Предполагая дать в ближайшее время полное издание, я не напечатал
тогда своего сообщения и ограничился только кратким изложением,,
опубликованным в протоколах.1 Дальнейшее детальное изучение текста,
однако, показало, что для установления его имеющихся у меня
источников мало. Все справки в Западной Европе и арабских странах о
нахождении других рукописей оказались бесплодными. Так же тщетны были
поиски оригинала ал-азхарской рукописи, но проф. А. Шааде, бывший тогда
директором Хедивской библиотеки в Каире, сообщил мне в письме от
14 января 1914 г., что „Послание" включено ас-Суйутй целиком в его
книгу „ал-Ашбах ва-н-наза'ир фй-н-нахв". К сожалению, ни хайдарабад-
1 ЗВО, XXI, 1913, стр. XXX.
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-мала ика" 397
ского издания,1 ни рукописей этого произведения в Петербурге не
оказалось, и работу пришлось отложить. Поездка моя летом 1914 г. за
границу ставила одной из задач изучение нужного материала в Лейдене.
Там 24—25 июня я имел возможность сличить текст как по
хайдарабадскому изданию, так и по одной рукописи ас-Суйутй, оказавшейся
в Лейдене. Одновременно с этим еще раз я просмотрел и лейденскую
рукопись „Послания". Материал накоплялся, и издание переставало
казаться неосуществимым, но, к сожалению, на этом пришлось
приостановить работу на десять лет. Бесполезным оказалось для меня и
полученное в Лейдене при встрече с Гольдциэром сведение о том, что
в Каире за несколько лет до этого вышло издание „Послания об ангелах".
По возвращении моих материалов обратно в Ленинград в 1923 г.
мне потребовался довольно большой срок и некоторое напряжение воли,
чтобы вернуться к полузабытым темам. Окончательным толчком
послужила здесь усиленная работа над „Посланием о прощении" зимой
1923—1924 г., когда мною были приведены в порядок составленные
за полтора года до того указатели к этому произведению, и получение
в конце 1924 г. каирского издания. Последнее для меня оказалось
полезным только в том смысле, что убедило в абсолютной точности моей
копии ал-азхарской рукописи. С большими промежутками работа шла
до лета 1926 г., когда по моей просьбе были высланы фотографии
с лейденской рукописи для окончательной проверки текста; тогда же,
благодаря письму Ван Арендонка, мне стало известно, что идея об
издании „Послания" начинает возникать и на Западе.2 Это заставило меня
ускорить работу над текстом, и к осени 1926 г. она была закончена.
Обратившись за разъяснением по поводу некоторых мест к известному
египетскому ученому Ахмеду Теймуру паше, я от него случайно узнал
нро существование еще одной рукописи „Послания" в его богатой
коллекции, где, кроме того, находятся и две рукописи упоминавшегося
сочинения ас-Суйутй. Откладывать работу до возможности получить
полное сличение этих новых источников мне казалось
нецелесообразным при том количестве материала, который у меня накопился за
долгие годы; кроме того, А. Теймур не отказался сообщить мне варианты
своих рукописей во всех наиболее сложных местах и поделиться своими
соображениями относительно вызывавших колебание пунктов.
Новую отсрочку принес 1927 г.: весной — одновременно из Индии
и Египта — я получил известие о том, что сАбд ал-'Азйз ал-Майманй
ар-Раджикутй, профессор в Алигаре, подготовил большую работу
об Абу-л-сАла, в приложении к которой он собирается напечатать новое
издание „Послания". Предполагая, что оно основано на неизвестной
рукописи, я решил приостановить свою работу до ознакомления с ним.
В четырех томах, 1316—1317 г. хиджры (=1898—1899 г. н. ѳ.).
Фотографии с рукописи были сняты по просьбе проф. Й. Шахта.
398 Арабская средневековая художественная литература
Издание появилось в 1928 г., но стало мне доступно только зимой,
когда после проработки соответствующих частей я закончил свой давний
труд. Формальным завершением работы явился мой доклад „Одна из
параллелей к «Божественной комедии» Данте в арабской литературе"
в Отделении общественных наук на сессии Академии Наук 1 октября
1930 г., когда было постановлено напечатать настоящую монографию.
2. „ПОСЛАНИЕ" НА ВОСТОКЕ И В ЕВРОПЕ
Оставаясь неизданным, „Послание" тем не менее было хорошо
известно, по крайней мере по названию, и до этого времени. Знакомство
это шло по двум линиям: с одной стороны, благодаря наличию самого
памятника в рукописях, с другой — в связи с упоминанием его списками
биобиблиографов.
Памятник дошел до нас в единственной редакции, которая была
закреплена уже в XIII век$, через два столетия после смерти автора.
Ею мы обязаны комментатору известной дидактической антологии
аз-Замахшарй „Навабиг ал-калим" ал-Му'аййаду ибн ал-Муваффаку
ас-Сахибй. К сожалению, об авторе комментария нам известно только,
что он^ жил еще в 640/1242 г^1 Самый комментарий до нас не дошел,2
и мы не знаем повода, по которому появилось здесь упоминание
„Послания"; повидимому, и самый текст был полностью включен в
комментарий, поскольку мы можем заключить по вводной глоссе ал-Му'аййада.
Это обстоятельство не должно нас смущать: аналогичные примеры
включения в большие комментарии целых произведений мы знаем и
относительно „Послания" встретимся с тем же фактом при речи об ас-Суйутй.
Веком позже ал-Му'аййада мы встречаем двух известных историков,
которые в списке произведений Абу-л-'Ала упоминают „Послание": это
аз-Захабй (ум. в 748/1348 г.)3 и ас-Сафадй (ум. в 764/1363 г.).4 Из этих
упоминаний мы узнаем только, что по своему содержанию „Послание"
ставится в связь не столько со сборником более мелких
произведений того же рода, сколько с известным „Посланием о прощении".0
В XV—XVI в. мы встречаем двух литераторов, заинтересовавшихся
этим произведением, может быть не без влияния одного на другого.
Известный полигистор ас-Суйутй (ум. в 911/1505 г.) включил его in extenso
1 Хаджжи Халифа, изд. Flügel, VI, стр. 384, ю.
2 Не упоминает про его существование издатель сочинения аз-Замахшарй Барбье
де Менар (С. Barbier de Meynard. Les pensees de Zamachschari, 1876, оттиск
из JA, стр. 4—5), равно как и Брокельман (С. Brockelmann. GAL, I, стр. 292, XV).
3 D. S. Margoliouth. The Letters of Abu 'І-'Alä of Ma'arrat (текст), стр. 129, 5
с характерным сопоставлением „Рисалат ал-гуфран".
4 Там же (европейская часть), стр. 146.
5 Очень характерны в этом отношении слова аз-Захабй, там же: ÄJUajs <*J
-2>j..*J^M ѵ^Ш ^s» v^laJl iJLiAjjA &S5>)b\>\. Отзыв повторен в изд. ал-Майманй, стр. 2.
Абу-л- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 399
в свою книгу „ал-Ашбах ва-н-наза'ир",1 как выдающийся памятник
эпистолярного стиля. Около того же времени снял дая себя копию с него
известный дамасский ученый Мухаммед ибн Тулун ас-Салихй (ум. в 953/
1548 г.):2 его копия является древнейшей дошедшей до нас рукописью
„Послания". В молодых годах он был несколько раз в Каире;3
возможно, что источник обоих изводов одинаков, хотя, как выясняется при
анализе текста, версия ас-Суйутй стоит выше по достоинству. Из
упоминаний библиографической литературы на Востоке следует еще
отметить известного Хаджжи Халифу4 (ум. в 1068/1657 г.), у которого
правильно указано отношение „Послания об ангелах" к другим
произведениям этого рода у Абу-л-сАла в смысле объема.5 Как и всегда, это еще
не служит доказательством, что он сам их видел: очень часто его слова
основаны на показаниях предшествующих ученых.
Рукописная традиция на Востоке продолжала непрерывно
существовать, и копия Ибн Тулуна только одно из звеньев не дошедшей до нас
цепи. Интерес к рукописям, развивавшийся рука об руку с
литературным возрождением Египта, вызвал особое внимание к ним во второй
половине XIX в.; почти к одному и тому же году (ок. 1297/1880 г.)
относятся снятые с неизвестного оригинала копии ал-азхарской мечети
и собрания Теймура паши. Каирское издание, вышедшее без обозначения
даты, вероятно, в 1910 г.,6 обязано своим появлением тем разговорам,
которые я вел под первым впечатлением находки в библиотеке ал-Азхара.
Этим история „Послания" на его родине не кончается. Если издание
„Послания о прощении" вызвало в современной арабской литературе
известный отклик в виде отдельных книг, переработок и подражаний,7
то „Послание об ангелах" обратило меньше внимания; самое издание
далеко не всеми было замечено, но все же и оно по связи с
„Посланием о прощении" стало с этого времени фигурировать в литературе.8
В работе Täxä Хусейна 1914 г. („Зикра Абй-л-'Ала'") специального
внимания ему еще не уделяется, но в приложении к сокращенному
переизданию „Послания о прощении" К. Кйланй даны извлечения из „Посла-
1 По хайдарабадскому изданию, IV, 1317, стр. 158, 7—173, 10.
2 О нем см.: R. Hartmann. Das Tübinger Fragment der Chronik des Ibn Tülün.
Berlin, 1926, стр. 8—9.
3 С. Brockelmann. GAL, II, стр. 367.
4 III, стр. 459, № 6435.
5 Вместо £)\j.ÄSy)\ iJUo^ здесь, конечно, нужно читать ^LjLäJI £JUjn.
6 Сужу об этом по тому, что оно упомянуто Массиньоном в „Revue du Monde
Musulman" (X, 1910, стр. 566). Заметка дана едва ли de visu, так как объем издания
указывается «environ 70 pp.»; на самом деле оно содержит 29 страничек in 16°.
7 Об отношении к нему современной арабской критики см. статью: F. Gabriel і.
La Risälat al-^ufrän di Abü'l-'Ala' al-Ma'arri e la moderna critica Orientale. (Atti della
Reale Accad. delle Scienze di Torino, LXIV, 1929, стр. 161—179).
8 Упомянуто оно в работе Х.аз-Зуруклй: £J\ p**\j3 ^уьу*^ ^iUMl, I. Каир, 1927,
стр. 46.
400 Арабская средневековая художественная литература
ния об ангелах".1 Важным шагом вперед в айализе „Послания", равно
как и всего творчества Абу-л-'Ала, была работа сАбд ал-сАзйза ал-Май-
манй: в ней дано новое переиздание „Послания" полностью.2 Хотя оно
основано главным образом, как увидим, на версии ас-Суйутй, но
обстоятельный комментарий и параллели впервые обнаружили правильный
подход к анализу этого произведения и впервые разъяснили ряд пунктов.
До настоящего времени этот труд остается лучшей работой об Абу-л-
?Ала и „Послании об ангелах" на Востоке.
В противоположность Востоку, в Европе оно до сих пор не вызывало
специального интереса, и знакомство с ним в большинстве случаев
ограничивалось простым упоминанием или отдельными цитатами. Первые
упоминания связаны с появлением лейденской рукописи, если не
считать, конечно, латинского перевода Хаджжи Халифы, данного Флюге-
лем при его издании. Рукопись еще до поступления в университетскую
библиотеку была упомянута в составе коллекции Амина ал-Маданй,
суммарно описанной в 1883 г. Ландбергом.3 Там она еще не была
идентифицирована и названа просто „трактат по флексии". Через пять лет
после этого при печатании второго издания каталога арабских
рукописей лейденской университетской библиотеки она уже получила более
обстоятельное описание с установлением точного названия.4 Едва ли
не единственным из европейских ученых, кто ею непосредственно
пользовался, был Гольдциѳр, который в своем издании дивана ал-Хутай'и
дает на нее ссылку.5 Лейденский каталог ввел рукопись в обиход науки:
упомянул ее Марголиус, издавший послания Абу-л-гАла, при разборе
свидетельства аз-Захабй и ас-Сафадй.6 Двойное описание рукописи в двух
каталогах повлекло за собой и некоторое недоразумение. Брокельман
принял его за разные сочинения и поместил в своей истории литературы
под двумя различными номерами как „Послание об ангелах" и
„Послание о флексии".7 В списке сочинений Абу-л-гАла Марголиус лаконично
упомянул и про это произведение.8 Лейденская рукопись не была, однако,
і CUJliJl ^aJl — ^)LS J.^K zjZ> $ jb»j>\—^lj-uJi £JU»j. Каир, 1925, стр. 33—43.
В первом издании (1923 г.) работы К. Кйланй „Послания об ангелах" еще нет.
2 Приложение с отдельной пагинацией, 30 стр. Упомянуто оно и в списке
сочинений Абу-л-'Ала, стр. 265 на основании Хаджжи Халифы.
3 С. Landberg. Catalogue de manuscrits arabes provenant d'une bibliotheque
privee ä El-Medine..., Leide, 1883, стр. 36, № 131: „Abu el 'Alä el-MoarrT Risalat fi-t-
tasrif collationne 8 pages".
4 Catalogus codicum orientalium Bibliothecae Academiae Lugduno Batavae, Ed. se-
cunda. I. 1888, стр. 193—194.
5 ZDMG, XLVI, 1892, стр. 215 и отд. отт. стр. 95—96, где приведена цитата.
6D. S. Margoliouth, ук. соч., стр. XXXIX и прим. 4; ср. стр. 146.
7 С Brokelmann. GAL, I, стр. 255 под №№ 3 а и 6.
8 Index librorum Abu-l-'Alae Ma'arrensis. Centenario della nascita di Michele Amari,
I, Palermo, 1910, стр. 224: „36. Epistola angelorum. Descripserunt editores Catalogi
Leidenensis".
Абу-л- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 407
единственным источником ознакомления европейских ученых с
„Посланием об ангелах": те, которые пользовались упомянутым сочинением
ас-Суйутй, случайно привлекали и это послание. Так, например,
поступил Гейер в издании одного из стихотворений ал-А^а.1 Каирское
издание „Послания" использовано, насколько мне известно, только одним
Массиньоном: еще в 1910 г. он случайно упомянул о нем,2 а в своих
работах об ал-Халладже изредка на него ссылается. Этим исчерпываются
все известные мне упоминания „Послания" в европейской науке.
Результатом моих занятий в печатном виде явилось только краткое изложение
доклада, прочитанного в 1911 г.,3 и несколько случайных ссылок в моих
работах,4 равно как упоминание подготовляемого издания с кратким
содержанием послания.5 Таким образом, и теперь, хотя со времени
открытия мной каирской рукописи прошло больше 20 лет и хотя число
источников значительно увеличилось, предлагаемое мною критическое издание
памятника не является устарелым.
3. ИСТОЧНИКИ И МЕТОД ИЗДАНИЯ
Основой для моего издания послужили две рукописи „Послания" —
лейденская (Л) и каирская (К); его каирское издание полное (К1) и
сокращенное Кйланй (К2); обработка ал-Майманй (М); хайдарабадское издание
„ал-Ашбах ва-н-наза'ир фй-н-нахв" ас-Суйутй (С) и его лейденская
рукопись (С1). При разборе отдельных мест я имел возможность
пользоваться благодаря любезности Ахмеда Теймура паши принадлежащей ему
рукописью „Послания" (Т) и двумя рукописями ас-Суйутй (С2).
Весь этот материал можно разбить на две основные группы: в центре
одной лежит версия Ибн Тулуна, представленная лейденской рукописью,
к которой примыкают все прочие; к другой группе относятся
расходящиеся с ней варианты, причем в сложных случаях лучшие дает
обыкновенно версия ас-Суйутй. Наиболее удовлетворительно она представлена
хайдарабадским изданием; известные мне рукописи уступают ему по
достоинству. Более детально весь этот материал представляется в
следующем виде.
Древнейшей и лучшей из трех рукописей „Послания" является
лейденская (Л).6 Она происходит из известной коллекции Амина ал-Маданй,
1 R. Geyer. Zwei Gedichte, И, стр. 172, при цитате стиха 44.
2 L. Massignon, Revue du Monde Musulman, X, 1910, стр. 566.
3 ЗВО, XXI, 1913, стр. XXX.
4 Например: Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский. Пгр., 1914, стр. 5, прим. 2; стр. 27,
прим. 1.
5 Islamica, I, 1925, стр. 347—348, и прим. і. На основании переиздания Кйланй
говорит о нем Габриэли (F. Gabriel і, ук. соч., стр. 163, прим. з).
6 Упоминания о ней см.: С. Landberg, ук. соч., стр. 36, № 131; Catalo-
gus. . ., Ed. secunda. I, стр. 193—194; С. Brockelmann. GAL, I, стр. 255, № 6;
ЗВО, XXI, 1913, стр. XXX.
26 И. Ю. Крачковский, т. II
402 Арабская средневековая художественная литература
которая оказалась одним из самых ценных приобретений лейденской
университетской библиотеки за XIX в. Значение ее и оригинальная
фигура собирателя, побывавшего на лейденском конгрессе
ориенталистов в 1883 г., достаточно хорошо обрисованы в каталоге Ландберга
и статье Снука Хюргронье.1 Рукопись содержит только пять листков
в восточном переплете из бумажки; формат ее 17.5 см. на 13 см. На
переплете стоит 131 — номер рукописи в коллекции ал-Маданй. Лист 1а имеет
следующий заголовок, написанный той же рукой, как и весь текст:
isjjal^ «jLj^aollJ 0* bj^r™ ^*^ у) U*JJ iJLj. Это заглавие, повидимому,
навеянное случайно одним местом в „Послании",2 перешло в
сокращенном виде в каталог Ландберга и повлекло упомянутое недоразумение
у Брокельмана. Под заголовком находится печать библиотеки Acad.
Lugd. Bat. Bibl. и шифра Ms. Ar. 1076. Текст начинается с л. 1 б и
обрывается на первой строке л. 5 б, после чего идет тоже печать. На задней
стороне переплета цифра 1876, вероятно год приобретения. Почерк
рукописи представляет с большим трудом читаемую ученую скоропись;
на полях часто написаны заголовки в виде отдельных слов и изредка
поправки к тексту, обыкновенно другим почерком. Начало фраз
подчеркнуто сверху красной линией. Никакой даты или приписок прежних
владельцев в рукописи нет; однако сличение с другими экземплярами
того же собрания дало возможность авторам лейденского каталога
установить, что она представляет автограф известного дамасского ученого
Ибн Тулуна (ум. в 953/1548 г.); таким образом, и сама рукопись не
моложе этой даты.3 Самое имя Ибн Тулуна является известным
ручательством за достоинство рукописи. Его собственные труды, главным
1 Snouck Hur gr on je. Het Leidsche Orientalistencongres. Indrukken van een
arabisch Congreslid vertaald en ingeleid. Leiden, 1883 (=Verspreide Geschriften, VI,
1927, стр. 245—272). Характеристика некоторых его произведений дается в статье
Снука: Eenige arabische Strijdschriften besproken, 1897 (= там же, III, 1925, стр.151—
188). Ср. еще короткую заметку: ЕІ, I, стр. 344.
3 Хартман (R. Hartmann, ук. соч., стр. 13) сличил для установления почерка
тюбингенскую рукопись с одним берлинским сборником; о лейденских рукописях Ибн
Тулуна он не упоминает. Сличение последних с фотографией, приложенной Хартма-
ном, не оставляет сомнений в том, что они принадлежат одному и тому же лицу. Число
автографов Ибн Тулуна в настоящее время достаточно велико: ему принадлежала
снабженная его приписками „Китаб ал-интисар" ал-Хаййауа, изданная Нюбергом (Le livre de
triomphe et de la refutation . . . ed. par H. S. Nyberg. Le Caire, 1925, стр. 13); в
частной коллекции 'И. И. Ма'луфа сохранилось в автографе его сочинение ~*xäJ\ JjLL >
-*ääJ\ *^Lo f~"-\r* L5* (см. £.а.^-*Ѵ\ £äx>UJ1 ^j* ^і^іл^Л XJIiiJl OU>^kax>. Бейрут,
1926, стр. 7. Сочинение упомянуто Брокельманом, GAL, II, стр. 367, № 20); в коллекции
А. Теймура в автографе имеется сборник 14 его трактатов (см.: Зейдан. Та'рйх
адаб ал-луга ал-'арабййа, III. Каир, 1913, стр. 292). Снимок с его автографа помещен
в издании его автобиографии: Л-я-^Ja^o .^^-^Ь £^? *>*%ä* ^JI^ä-I ^э ^^.ä^^J\ dLaJ\
д^ууХЛ, Дамаск, 1348, стр. 4.
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 403
образом по богословию и по истории, пользовались значительною
известностью в его время; интерес к его работам по истории Сирии
в последние годы опять пробудился благодаря Арабской академии
в Дамаске1 и изданным Хартманом запискам эпохи завоевания Сирии
султаном Селимом,2 на которые давно было обращено внимание В. В. Бар-
тольдом. При всех своих знаниях он не был филологом3 и, повидимому,
понимание некоторых мест „Послания" причиняло ему немало труда;
поэтому и в его рукописи, лучшей из всех известных, немало
недоразумений. Дело осложняет не всегда разборчивый почерк, который часто
не дает возможности с полной уверенностью восстановить чтение.4
Обе каирские рукописи переносят нас во вторую половину XIX в.
Рукопись ал-Азхара (К) значится в индексе под № 483 отдела «^о)
и № 7079 <ил*.*с. Она обычного формата in 8°, содержит 21 лист по
13 строк очень крупного письма. Лист 1а носит заглавие dJLj ej»
^j^aJJ ^mll ^il ÄJo^lJ), вслед за тем идет печать вакфа известного
мецената и собирателя Абазы (лііЫ), коллекция которого составляет
основную часть нового фонда азхарской библиотеки. Текст начинается
ел. 1 б и идет до листа 20 б. На полях, особенно в начале, изредка
имеются пояснения и заглавия отделов, так же как в рукописи Ибн
Тулуна. Дата рукописи отсутствует, но запись переписчика дает
возможность ее приблизительно установить. В конце л. 206 читается:
/***! L$J cjjy) J*b ^•♦*JJLLi) ju**. Мустафа аш-Шелшемунй является
одним из часто встречающихся профессионалов-переписчиков в
рукописях азхарской библиотеки и особенно вакфа Абазы. Повидимому это
занятие являлось наследственным от отца — Мухаммеда аш-Шелшемунй,
с которым он действовал в одно время. Мухаммедом переписан в 1297 г.
комментарий ас-Суккарй на диван ал-Хутай'и (№ 181 <._о|), сыном его
Мустафой в том же 1297 и 1298 гг. две рукописи дивана ал-Ва'ва,5
„Накаи^" Джарйра и ал-Фараздака (№ 292 <_oJ, 6897 д**»»с)ув в 1303 г.
1 Ряд его сочинений обнаружен в Набулусе (см.: Revue de l'Academie Arabe, IV,
1924, стр. 453—454); один трактат по Лейденскому сборнику издал М. Курд 'Алй
3Ja^iJ\ £-^-^~ ^5-Ь X.J»^fltJI Ц-Ѵ^* (там же» V, 1925, стр. 216—222); ряд других,
в том числе и его автобиография, изданы по автографу ^fL-XJl Дл^Ла-« в Дамаске
в 1348/1929—1930 г.
2 R. Hartmann. Das Tübinger Fragment der Chronik des Ibn Tülün. Berlin, 1926.
Ценные дополнения в рецензии и статье дал Янеки: Н. Jan sky, OLZ, 1928, стр. 595 ел.
и der Islam, XVIII, 1928, стр. 24—33.
3 Арабские критики упрекали его в пользовании даже вульгарными формами в
собственных сочинениях, см.: R. Hartmann, ук. соч., стр. 17.
4 Ср. детальные замечания Хартмана (там же).
5 См. мою работу: Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский, 1914, стр. 4—5.
6 Эта рукопись не упомянута Беваном в его издании.
26*
404 Арабская средневековая художественная литература
„Табакат аш-шугара" Ибн Кутайбы (№ 211 <^оІ). Таким образом, и дата
нашей рукописи может быть определена концом XIII и началом XIV в.
хиджры, т. е. восьмидесятыми годами прошлого столетия. Об оригинале
рукописи никаких данных нет: многие экземпляры собрания Абазы
переписаны в Медине, но прямых свидетельств о „Послании об ангелах"
не имеется. Ставить ее в связь с рукописью Ибн Тулуна, повидимому,
нет оснований. Почерк рукописи можно считать почти
каллиграфическим, и читается он очень легко; внутренние достоинства
экземпляра, наоборот, не велики. Профессионал-переписчик не был,
повидимому, литературно образованным человеком и переписывал чисто
механически. Многое было ему непонятно, он старался копировать
с рабской точностью, но, не будучи в состоянии прочесть оригинал,
не останавливался перед каллиграфическим выписыванием совершенной
бессмыслицы.
Вторая Каирская рукопись (Т) находится в известном собрании
Ахмеда Теймура паши — третьем по величине собрании в Каире, но
едва ли не первом по внутреннему достоинству.1 Эта рукопись тоже
новая, без даты, в сборнике отдельных трактатов, переписанных рукой
*Абд ал-Ганй Фикрй бека. Другие части сборника переписаны между
1284 (1867) и 1297 (1880) гг. Таким образом, по своей дате она
примыкает к копии аш-Шелшемунй. Владелец рукописи, имевший небольшое
собрание, умер 29 мухаррама 1307 г. (25 сентября 1889 г.); часть его
рукописей была приобретена К. Ландбергом, а остатки А. Теймуром.
Оригинал рукописи не известен; повидимому, она была сличена, так как
на полях некоторые слова исправлены.2 Судя по тем вариантам, которые
были сообщены мне А. Теймуром, она почти совпадает в чтениях
с копией аш-Шелшемунй; весьма вероятно, что источник обеих одинаков.
Выполнена она столь же мало удовлетворительно.
Азхарской рукописью я имел возможность пользоваться только в
течение нескольких часов; мною были сделаны довольно значительные
выписки, но основной заменой рукописи явилась дая меня копия с нее,
снятая по моей просьбе в феврале 1911 г. Конец ее (л. 20 а) гласит:
iusilj ^j-Jjlj o^L-aJl J-o*l Цааіо ^J.c Äj^/f*. Копия с фотографической
точностью .воспроизводит азхарскую рукопись со всеми ее достоинствами
1 Оно хорошо известно большинству арабистов, даже и не бывавших в Египте.
Общие сведения о нем даны Зейданом: Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, IV. 1914,
стр. 125—126. Собрание находится в большом порядке, но печатного каталога не
имеет.
2 Все эти данные сообщены мне владельцем рукописи в письме от 24 сентября
1926 г.
Абу-л-Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 405
и недостатками, — в этом ее единственное значение. Не повторены
только заголовки в виде отдельных слов на полях. Переписана она
столь же каллиграфически и по внутреннему достоинству стоит столь же
низко.
Очень хорошим контрольным средством для проверки этой копии
оказалось каирское издание „Послания" (К1), выпущенное около 1910 г.
некиим Ахмедом Фу'ад Хасаном в типографии Мухаммеда Мухаммед Ма-
тара ал-Варрака в квартале ал-Хамзавй. Это брошюра в небольшой 8°, где
на 29 страничках дан текст абсолютно без всякого предисловия и указания
его происхождения. Сличение устанавливает, что он основан на азхар*
ской рукописи, которая воспроизводится без всяких изменений так же
рабски, как и в копии гАтййи. Для критической работы над текстом
издание ничего не дает; единственное его достоинство — возможность
проверять при его помощи чтения копии с азхарской рукописи. Кое-где
издатель делает попытки объяснения в примечаниях отдельных слов —
попытки далеко не всегда удачные. В примечаниях к тексту большинство
их у меня воспроизведено.
На каирском издании основано сокращенное изложение „Послания"
в приложении ко второму изданию работы о „Послании о прощении",
выпущенной египетским литератором Камилем Кйланй (К2).1 Несомненным
плюсом этой работы является ознакомление с „Посланием" широких
кругов читателей, среди которых отдельное издание осталось в
значительной мере не замеченным. Что касается самих приемов работы, то
едва ли их можно признать удовлетворительными не только с научной,
но даже и с литературной точки зрения. Текст сокращен произвольно,
причем решающим моментом служила, повидимому, понятность и-
непонятность для издателя отдельных мест. Пропуски иногда разрывают не
только ткань повествования, но даже и ткань элементарной формы:
в рифмованной прозе, например, непонятные члены опускаются без
всякой оговорки. Систематически отбрасываются почти все доксологии,
составляющие органическую часть литературного построения. Стиль
Абу-л-Ала иногда нарушается тем, что пояснительные части текста без
всякой оговорки выносятся в примечания, причем не делается никакого
различия между этими фразами и комментарием самого автора.2 Так же
случайно включены в примечания и некоторые комментарии К1, не всегда
представляющие удачные по существу объяснения. Сличение вариантов
говорит, что автор никакими другими источниками для текста не
пользовался и в понимании его работа не представляет шага вперед. Оши-
1 Вышло оно в 1925 г. jlaJ»! ^!a*J\ *MaJ\ ^\ ^ЛуиЛ^х)\ у>LMJ ^LaaII äJUo;
nro ^лаио Lilsy^b ^У^Ц*' J^l* rj-^9 (ТРИ части — 236-ь 132-н 116 стр. „Послание
об ангелах" занимает в III ч. стр. 33—43). В связи с этим изданием стоит
упоминавшаяся работа Габриэли.
2 См., например: стр. 33, прим. і; 38, прим. і; 40, прим. 2.
406 Арабская средневековая художественная литература
бочные чтения первого издания почти всегда сохранены! и не сделано
никакой попытки помочь пониманию в более сложных случаях путем
установления огласовки. Некоторое облегчение для читателя с внешней
стороны представляют данные им заголовки отдельных частей
„Послания". В моем издании варианты этой работы, не расходящиеся с К1,
систематически не отмечаются; пропуски обыкновенно указаны. Для
критической работы над текстом издание Кйланй за исключением двух-трех
мест совершенно бесполезно.
В противоположность этому большую помощь при восстановлении
текста оказывает та версия „Послания", которая помещена ас-Суйутй.
Нет оснований предполагать, чтобы у него в распоряжении была другая
редакция „Послания": и у него она восходит к тому же ас-Сахибй, как
и в рукописях. Однако текст его источника в общем был
удовлетворительнее того, которым располагал его младший современник Ибн Тулун.
Этим объясняется и то обстоятельство, что в моем издании ряд чтений
пришлось установить вопреки рукописям на основании ас-Суйутй;
конечно, это бывало не всегда, и довольно часто его варианты не являются
лучшими. Наиболее удовлетворительным в смысле текста оказалось
хайдарабадское издание ас-Суйутй (С): из последнего тома его2 мы
узнаем, что оно основано на трех рукописях, принадлежавших индийским
ученым. Само издание, в противоположность многим хайдарабадским,
довольно четко и удовлетворительно, хотя напечатано на очень
плохой бумаге. Значительно менее удовлетворителен тот текст ас-Суйутй,
который дают известные мне рукописи. Полностью мною сличена
лейденская рукопись (С1),3 где текст послания находится на лл. 69 а—80 а;
в большинстве случаев она совпадает с хайдарабадским изданием,
при расхождении же обыкновенно дает неудачный вариант.
Несколько более удовлетворительны две рукописи в коллекции А. Тей-
мура, который с готовностью сообщал мне все варианты в
затруднительных местах текста (С2). Все же обе они уступают хайдарабадскому
изданию.
Важным подспорьем при издании, хотя и не характера первоисточника,
является работа ал-Майманй (М), в которой полностью напечатано
„Послание об ангелах" с систематическим комментарием.4 К сожалению,
1 Например чтение ».sei вм. j.ce>o и сохранение стиха ^ѣ >Л*\ — l*J>y*. Повторен
н ряд несущественных примечаний к К1.
2 ^k^ywJJ y«JJl (З^Ік^М* oUioVl, IV, стр. 269.
3 Catalogue. . ., ed. secunda, I, стр. 127—128, № 238 (= Cod. 2060 a, b).
4 Работа издана в Египте известным объединением „ас-Салафййа": *4aJI j*\
irff Öj.aIäJ1 .^jJM. Кроме полного текста „Послания", данного в приложении к
работе с отдельной пагинацией (стр. 2 — заглавие, 3—28 — текст и комментарий, 29 —
оглавление, 30 — дополнения ОІ/і^лХ^оІ), им цитируется несколько отдельных фраз
на стр. 49 основной работы.
Абу-л- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 407
источники автора несколько затушеваны и определенно им не
указываются. Упоминая о печатном издании (стр. 2^L> и ÄaJJI), он не
говорит яснее, имеет ли в виду каирское или версию ас-Суйутй,
напечатанную в Хайдарабаде. Судя по тому, что он дает хотя резкую, но
совершенно справедливую оценку, можно думать, что речь идет о менее
удовлетворительном каирском издании. Вслед за этим упоминается, что
другой список (іС/äJ аі^) ему остался недоступным. Про
существование лейденского манускрипта ему, однако, известно, и об издании его
он выражает пожелание. Последняя фраза предисловия редактирована
так, что можно предполагать о знакомстве его еще с одним списком.1
Такая неопределенная формулировка источников в корне подрывает
значение работы ал-Майманй для критики текста. Даже детальное
сличение вариантов и приводимых им цитат не может внести полной
ясности в вопрос о его источниках. С большой долей уверенности
можно сказать только одно, что его основным источником являлась
версия ас-Суйутй в хайдарабадском издании. Во всех случаях, когда он
в примечании подчеркивает, что данный вариант находится в
„источнике"— ал-ссЛу он совпадает с чтением С.2 Большинство вариантов
дается со ссылкой на „список" — нусха, и приурочить их к
определенному источнику не удается. Если часть их совпадает с К1 3 и даже
с К2,4 то не меньшее число сходно с С 5 или С1,2,6 а некоторые варианты
дают не отмеченные в моих источниках разновидности.7 Такая же неопре-
деленность замечается, когда речь идет о „другом списке" — і5^»і или
ІаІі iCj^l- большинство вариантов не совпадает с приведенными,8 но
есть некоторое число соответствующих чтению С9 и К.10 Таким образом,
с полной уверенностью можно установить только одно, что основным
источником — ал-асл — издания ал-Майманй является версия ас-Суйутй;
ссылки же, даваемые им в другой форме, имеют в виду различные,
ближе не определяемые источники.
1 Стр. 2: CU-uXäÜ^ JJ.äJ1 JpsL> öj^j ^^- ^я^*о <^* Цз-^?^ *^'\ j*>& <^
2 М, 4, прим. 4; 5, 1,2, 7; И, і; 13, і; 15, 2; 16, 4; 19, 3,5; 21, 1; 25, 6; 26, 5;
27, 7, 8,9.
3 M, 7, прим. 4 ; И, і; 12, 2; 13, 4; 23, 4; 26, 8; 27, ю; 30 (к стр. 8, строка 4;
10, ю; 16, 4, б).
4 М, 13, прим. і; 23, 2; 30 (к стр. 8, строка 9).
5 М, 10, прим. і; 12, 4,5; 13, 2, б; 17, з; 22, і,з; 23, і; 26, і,з, 7; 28, 3,4,5,7,8.
6 М, 27, прим. 2 (дважды), s; 28, 6.
7 М, 5, прим. 2 viUt30; 8, 2 {4j; И, 2 cX.£J^; 26, 2 ^^; 28, 2 j£Iä*J\.
8 M, 3, прим. 5 С^^^» но СР*: С1 оЦ^"**; 4, 1 {:j^.\y^ ^^ХХ^аіо; 10, 6 Oj^aJ;
10, 6 ^wkxi; 25, б Ъу*Л]\о).
9 М, 4, прим. б; 10, 5,6 (дважды). Ср.: М, 28, 8 = С*.
10 М, 4, прим. 7; 26, іо.
408 Арабская средневековая художественная литература
Несмотря на такой неутешительный с точки зрения критики текста
вывод, работа ал-Майманй является крупнейшим шагом вперед в
изучении „Послания". О своих результатах автор говорит скромно. И
действительно, в ряде мест по собственным указаниям ему не удавалось
установить удовлетворительный смысл; к некоторым стихам не удалось
найти параллелей, но тем не менее сделано им очень много. Главная
его заслуга в систематическом проведении комментария, в сопоставлении
параллелей из других произведений Абу-л-'Ала, в разъяснении целого
ряда сложных пунктов, в облегчении общего понимания богатой
огласовкой. С отдельными его толкованиями можно не соглашаться, кое-что
разъясняется теперь лучше, но большая проделанная работа несомненна
и во многих случаях дает надежную опору. Из всех материалов,
связанных с „Посланием об ангелах", работа ал-Майманй была мне наиболее
полезна, заставив пересмотреть ряд мест.и натолкнув на новые
соображения.
Таковы основные источники настоящего издания, которые
сопровождают его на всем протяжении текста. В отдельных местах, конечно,
приходилось не ограничиваться ими, а привлекать и другой материал,
который везде отмечен в примечаниях к тексту или переводу. Особенно
нужно это сказать о стихотворных цитатах, которые при наличии только
упомянутых источников было бы иногда невозможно реконструировать.
Лая этого я прибегал, главным образом, к критическим изданиям, но
приводить все известные мне цитаты, как иногда делается, считал
нецелесообразным, а ограничивался лишь теми, которые непосредственно
важны для установления текста или не приводятся в использованных
мною источниках. В громадном большинстве случаев мне удалось
восстановить текст и найти параллели: только две-три стихотворные цитаты
из тридцати семи, приводимых в „Послании", остались без поддержки
другими источниками, но понимание и таких не представляет особой
трудности. В этом отношении я оказался значительно счастливее ал-
Майманй.
На протяжении всего произведения я приводил очень щедро
параллели из других сочинений Абу-л-'Ала. В первую очередь я привлекал
„Послание о прощении", которое мне представляется, как будет видно
из последней главы, лишь дальнейшим развитием приема, заключенного
в зародыше в нашем послании. Ряд параллелей здесь характерен не
только для понимания идей, но и для выяснения отдельных подходов.
Второе место в смысле использования занимает у меня сборник „Лузум
ма ла йалзам", который относится к тому же периоду творчества, как
и оба послания. Стихотворная форма давала здесь уже меньше
параллелей, но основные идеи столь же часто находили себе поддержку
и иногда доставляли единственно верный ключ к пониманию.
Сравнительно мало извлечено мною из других посланий Абу-л-гАла: если
формальные или языковые совпадения здесь встречаются, то общее умо-
Абу-л- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал'Малаика" 409
настроение совершенно иного порядка и говорит о более раннем периоде
творчества. Еще более это можно сказать о его сборнике „Сакт аз-занд",
стихотворения которого в данном случае доставляли нужный материал
только в виде исключения.
Обставляя свою работу параллелями из произведений Абу-л-'Ала,
я надеялся этим путем, с одной стороны, определить место „Послания
об ангелах" в его творчестве вообще, а с другой — обосновать мое
понимание тех или иных мест, характерных для его взглядов, теорий
или просто литературных и стилистических приемов.
4. МЕСТО „ПОСЛАНИЯ" В ЛИТЕРАТУРНОМ ТВОРЧЕСТВЕ АБУ-Л- АЛА
Время возникновения „Послания" нам не известно: в этом отношении
мы не столь счастливы, как с „Посланием о прощении", где есть
возможность точно установить дату — 424/1033 г., когда Абу-л-'Ала было
шестьдесят лет, а кроме того известно имя корреспондента, вызвавшего
ответ.1 Здесь нет никаких намеков на точную дату и совершенно
непонятно, на основании каких соображений ал-Майманй считает таковой
время около 435 г.; 2 повидимому, в этом отношении более прав Кйланй,
предполагающий, что оно сочинено до „Послания о прощении".3 В нем
можно видеть, как выяснится дальше, первоначальное зарождение того
приема „разговоров в царстве мертвых", который в таком блеске
развернулся позже в последнем послании. Нет никаких данных здесь и об
имени адресата: мало того, оно завуалировано неясным Абу Фулан —
отец такого-то. Чем вызвано последнее обстоятельство, сказать трудно.
Сомневаться в том, что „Послание" представляет собой ответ на
действительно полученный запрос, едва ли есть основания: об этом говорит
еще и в XIII в. ас-Сахибй, а кроме того, судя по многочисленным
посланиям Абу-л-гАла, он не прибегал к такого рода литературной фикции.
Во всяком случае, адресат нам не известен, равно как и текст его
запроса; возможность нахождения последнего когда-либо, конечно, не
исключена, как это произошло на наших глазах с посланием Ибн ал-
Кариха, вызвавшим „Послание о прощении". Судя по всем аналогиям,
можно предполагать, что корреспондентом был один из обычных ученых
филологов, который и Абу-л-?Ала, согласно с мнением большинства
современников, считал вовсе не поэтом или мыслителем, а таким же
филологом. Видеть в этом корреспонденте особенно выдающегося
человека, как хочет ал-Майманй,4 нет никаких оснований: против этого
говорит и выражение литератора ас-Сахибй, называющего его одним из
1 См. мою работу: Zur Entstehung und Komposition von Abu-1-'Alä's Risälat al-
gufrän. Islamica, I, 1925, стр. 345 [=стр. 286 настоящего тома].
2 М, стр. 2: ^.-Ul <*JJ1^ Ц^г^З А fro <^^-^ >=*■> «J^naJ\ Цэ--^ bb^stÄ £уо у^іЦл
3 I, 44.
4 Ук. соч., стр. 2, прим. і: .^LaiJl ѵЗІЯ Jf**-* do 1 ÄJUoJl ^>y*Jb ^ .j^ ^JJl
470 Арабская средневековая художественная литература
учащихся. Возможно, что отсутствие имени корреспондента идет уже
от одного из переписчиков „Послания", который или не мог разобрать
его, или не пожелал назвать близкого современника.
Общие аналогии, особенно же сравнение с „Посланием о прощении",
позволяют нам реконструировать содержание письма, вызвавшего
„Послание об ангелах". В нем шла речь о различных вопросах флексии,
главным образом в именах ангелов, которые считаются то нормальными
трехпадежными, то, как имена иностранные и заимствованные, двух-
падежными. Возможно, что попутно задевались такого же рода вопросы
о названиях различных райских плодов и других предметов; возможно,
однако, что эта часть исходит уже от самого Абу-л-?Ала и им самим
были вытканы узоры причудливой фантазии на фоне вопросов
простодушного и, повидимому, не очень далекого корреспондента. По счастью,
надо сказать, что план построения нашего „Послания" значительно
проще, чем во второй части „Послания о прощении"; здесь нет таких
мест, как в последнем, связь которых с общим ходом мыслей оставалась
непонятной до открытия послания Ибн ал-Кариха. При всем том и здесь
встречаются намеки на текст запроса, о котором приходится только гадать.
Несмотря на такие неблагоприятные обстоятельства, как отсутствие
даты и имени адресата, мы не совершенно беспомощны в определении
времени „Послания". Оно относится, по всей вероятности, к последнему
периоду в деятельности Абу-л-сАла, приблизительно к тому же времени,
как „Послание о прощении", и является его предшественником, так как
в зародыше носит ту же идею „разговоров в царстве мертвых",
которая получила свое полное оформление в последнем. И в нашем послании
Абу-л-гАла характеризует себя как старика: „караван его близок к
последней стоянке", он давно стал неподвижной „подстилкой своего дома";
если еще не умер, то уже близок к этому и давно забросил всякие
грамматические тонкости, опасаясь, чтобы какая-нибудь его оплошность
не оказалась увековеченной на письме. Известная доля этих заявлений,
как видно по параллелям,1 может быть отнесена частью на
излюбленный Абу-л-сАла литературный прием самоунижения, но фактическая
основа все же остается: далеко не в каждом послании эта
характеристика так конденсирована, но в „Послании о прощении" она находит
полную параллель. Помимо этих соображений скорее психологического
порядка, о возникновении обоих посланий в одну эпоху литературного
творчества Абу-л-сАла говорит не только остов произведения, но и его
форма и литературные приемы. В этом сочинении, как всегда в
посланиях Абу-л-'Ала, мы видим прозу вперемежку со стихами. Проза
в местах, характеризующихся некоторым подъемом, — рифмованная,
в более прозаических — простая. Интересно отметить, что и в нашем
„Послании" при рифмованной прозе Абу-л-?Ала часто пользуется при-
1 Некоторые образцы приведены у меня в примечаниях к переводу.
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат ал-малаика" 411
емом двойной рифмы — лузум мй ли йалзам} Однако это бывает не
всегда, так как рядом, хотя и реже, встречается простая рифма.2 Иногда,
сравнительно редко, в текст вкраплен комментарий, объясняющий как
отдельные выражения, так и целые обороты.3 Видеть в этих
объяснениях глоссы позднейших ученых или переписчиков и относить их в
примечания, разрывая ткань связного текста, как делает в своем
сокращении Кйланй, нет оснований: в „Послании о прощении" Абу-л-гАла сам
объясняет причины внесения такого комментария в свое послание.4
Стихи, как всегда, представляют цитаты чужих произведений, иногда
с упоминанием поэта, иногда с более глухим указанием. И здесь
некоторые варианты, а может быть и появление того или иного имени
объясняется старческой забывчивостью Абу-л-сАла, который всю жизнь
должен был полагаться только на память, а не на письмо. Очень яркие
примеры, когда эта память изменяла, мы знаем из „Послания о прощении".5
С последним роднит „Послание об ангелах" еще одно обстоятельство:
чрезвычайная трудность языка. Без преувеличения можно сказать, что
во всей арабской литературе едва ли найдутся два другие произведения,
которые могли бы с ними сравниться. И характерно, что таково мнение
не только европейского ученого, подходящего к памятнику со стороны
и не обладающего врожденным чувством языка; такое же впечатление
создалось и у одного из крупнейших современных арабских учекых-
литераторов, потратившего немало труда на изучение творчества Абу-л-
'Ала в разные периоды, — Täxä Хусейна.6 Даже знаменитые макймы
в этом смысле не могут идти в сравнение, не говоря уже о поэзии:
в них трудность облегчается известного рода трафаретностью, усвоив
которую, довольно легко разбираться в шаблонных формах. Не прихо-
1 См., например, на первых страницах: ^pcJJ\—^st^JI; LjLS — U-A>o; *ä*o — Jz**>\
cpj** — цру*^; №>\ — ^ІлкЛ и т. д.
2 Например: \jj> $ у — boj; L_-oLUJ\ — оЖЛ; >\.i — >Ь; CU^J \ — CU-^ Ь
и т. д. Как видно из этих примеров, в последнем случае рифме предшествует
обыкновенно „слабая" буква, так что и здесь рифму можно считать двойной.
8 В „Послании об ангелах" наиболее характерны три случая:
^^,.—«.—*і—Да—.».—J Ц — <—/>,^—Да—J \ f\
4 Islamica, I, стр. 346, прим. 1—2.
5 Ср.: R. A. Nicholson. Studies in Islamic Poetry. Cambridge, 1921, стр. 45.
6 См. работу Кйланй (I, стр. 5), где по поводу „Послания о прощении" он говорит:
ojjj L^JwbJt* \р\ (^>Jo ^ХУ> сго <^£Хлл)\ V) цД* і^уьИ с-ИЛИ ^з ^іуЛ cUx*Ji
412 Арабская средневековая художественная литература
дится упоминать о многочисленных комментариях на произведения из этой
области, которые, конечно, не всегда авторитетны, но во всяком случае
отражают традиционное понимание, с которым можно считаться. Здесь
ничего этого нет; между тем все изложение пересыпано массой поэтических
цитат в сокращенном виде, массой намеков, иногда одним словом
указывающих на целый рассказ. Чтобы разобраться в этом, нужно обладать не
только тем знакомством с арабской литературой и культурой, которое было
у Абу-л-Ала, но и располагать тем материалом, который был под его
руками, что уже невозможно, так как он далеко не полностью сохранился
до нашего времени. Работая над „Посланием", приходится систематически
строить мозаику, кусочки для которой собираются только годами.
В противоположность языку и стилю, план „Послания об ангелах"
значительно проще и стройнее, чем в „Послании о прощении".
Объясняется это вероятно тем, что здесь Абу-л-'Ала не был вынужден
следовать за планом своего корреспондента с такой точйостью, как во
второй части „Послания о прощении". Несомненно, что и самые вопросы,
насколько можно судить о них по ответу, отличались большим
единством. Начинается послание с обычного для Аб/-л-сАла вступления
с комплиментами по адресу корреспондента и с характеристикой своей
ничтожности и отказа от занятий грамматическими вопросами. Мотив
старости служит искусным переходом к разговору с ангелом смерти,
где дается этимологический анализ слова „ангел"; вслед за ним без
особой связи идет аналогичный разговор с Мункаром и Накйром, где
разбираются некоторые слова и не имеющие прямого отношения к
загробному миру, как Муса (Моисей). Такой же характер носит разговор со
стражем адского огня Маликом и упоминаемыми в Коране Сайком и
Шахйдом. На этом разговоры с ангелами принимают другой характер
и следует знакомая нам из „Послания о прощении" картина. Группа
ученых, не попавших в рай, просит у стража его Ридвана допустить
их в качестве преподавателей, доказывая, что обитателям его нужны
сведения об этимологии целого ряда предметов, там находящихся,
начиная от райских фруктов, деревьев, ковров и кончая хуриями. Не
получив тем не менее доступа, они просят вызвать к ним кого-нибудь из
обитающих в раю ученых, указывая на знаменитого ал-Халйля, но он тоже
отказывается им помочь. На этом кончается центральная часть „Послания"
и далее с обычным механическим переходом идет заключение такого же
льстиво-униженного характера, как и вступление. Абу-л-'Ала извиняется,
что он взялся все-таки ответить, и просит не осудить за все ошибки.1
Таким образом, в известной стройности плану отказать нельзя.
Вступление и заключение обрамляет самое действие, которое разверты-
1 Во всем произведении нигде нет речи о n^oJI £-uJ, которое включается Кйлани
в лаконичное изложение содержания (I, стр. 43): *^-лі\ *x£s iX!>U^.J\ iJUos Lol*
Абул- Ала ал-Маарри. „Рисалат а л-малайка" 413
вается в пяти картинах: разговор с ангелом смерти, разговор с Мунка-
ром и Накйром, разговор с Маликом, разговор с Сайком и Шахйдом
и разговор с Ри^ваном, в который вкраплен и последний разговор с ал-
Халйлем. В миниатюре мы имеем здесь все составные элементы первой
части „Послания о прощении", и только с ней следует сравнивать наше
послание. Со второй частью возможна только одна параллель: нам не
всегда понятен в „Послании об ангелах" выбор и порядок объясняемых
слов. Быть может, он зависел от порядка вопросов корреспондента, как
это выяснилось относительно „Послания о прощении" с открытием письма
Ибн ал-Кариха. Что же касается первой части, то она настолько схожа
с нашим посланием, что ее легко счесть только ближайшим развитием
того же сюжета: и здесь, и там мы имеем описание рая и ада в виде
разговоров с ангелами и обитателями загробного мира. Разница лишь
в масштабе и в том, что в „Послании о прощении" на первый план
выдвинуты беседы не с ангелами, а с людьми. При этом сравнении
делается нам понятна и идея, давшая толчок мысли Абу-л-'Ала в этом
направлении. В „Послании о прощении" ему надо было ответить на
вопрос, почему ряд грешников может удостоиться прощения грехов
у Аллаха; здесь — дать этимологию мусульманских имен ангелов и
(вероятно) ряда названий, связанных с раем. Ответ на эти простые задачи
творческая фантазия Абу-л-сАла претворяет и в том, и в другом случае
в не имеющую себе параллелей во всей арабской литературе пародию на
традиционные представления о загробном мире. По силе, тонкости и
иронии с ними едва ли что-нибудь из созданий мусульманского мира
может сравниться. Если в „Лузум ма ла йалзам" можно иногда дать
иное объяснение этой иронии или ослабить ее другими параллельными
местами,1 то здесь — в обоих посланиях — сделать этого нельзя.
Современники Абу-л-'Ала и позднейшие поколения, привыкшие к культу слова
и только на слово обращавшие внимание, могли не заметить существа
этой ядовитой иронии, более тонкой, чем логические выводы какого-
нибудь Ибн ар-Равендй,2 и поэтому прошедшей безнаказанно.
Материалом для нее в „Послании о прощении" служат эсхатологические стихи
из Корана, здесь — соответствующие имена и названия, к которым
присоединены другие, взятые уже не столько из священной книги, сколько
из наросших кругом ее, постепенно догматически обосновывавшихся
легенд.3 Грамматические теории, широко рассыпаемые по всякому
поводу, только покров. Для читателя они были, вероятно, одним из суще-
1 Ср.: R. А. Nicholson, ук. соч., стр. 53.
2 Об отношении Абу-л-'Ала к нему см. мою статью „Рабытый источник для
характеристики сочинений Ибн ар-Равендй" (ДАН В, 1926, стр. 71—74).
3 Самое существование ангелов и джиннов представлялось Абу-л-'Ала иногда
по меньшей мере сомнительным. См., например: Лузум ма ла йалзам, II, стр. 158, ю:
414 Арабская средневековая художественная литература
ственных элементов, и недаром наше послание в одном случайном списке
оказалось названным „Посланием о флексии и определенности".
Серьезному тону всего этого аппарата немало содействует привлечение
знаменитых имен, которые составляют неизбежный ингредиент всех серьезных
грамматических и лингвистических трудов. Преимущественное внимание
уделяется, как и всегда, басрийской школе. Во главе стоит, конечно,
Сйбавайх (ок. 796 г.), со ссылкой на которого приводится до шести
грамматических толкований; г вместе с ним фигурирует один раз его
учитель ал-Халйл (780 г.), который, помимо одного объяснения,
выводится и в качестве действующего лица. Из прочих более часто
привлекается только ал-Ахфаш (ок. 830 г.) и как грамматик, и как авторитет
по стихотворным цитатам. В последней роли появляется Абу 'Убайда
(825 г.); Ибн Хабйб (859 г.) и здесь является авторитетом в толковании
пословиц. Дважды приводятся мнения грамматика аз-Заджжаджа (922 г.),
тогда как ал-Фарисй (987 г.) упоминается только как передатчик
стихотворной цитаты. В одном месте дается ссылка на мнение басрийцев
вообще; из представителей куфийской школы в противоположность этому
упоминается только один ал-Фарра (822 г.) и при цитатах стихов и при
лексических толкованиях.
Однако все эти авторитетные имена, все грамматические и
лингвистические теории скрывают только ту ядовитую иронию, которой
не могли бы простить современники, если бы проникли во всю ее
трагическую для мусульманина глубину. Лингвистические и
грамматические цели в арабской литературе всегда оставались удобной
ширмой; вспомним, что даже в половине XIX в. знаменитый впоследствии
Фарис аш-Шидйак основной целью своей автобиографической сатиры,
в которой он высмеял все, что было святого для современного ему и
христианского и мусульманского Востока, называет желание подобрать
синонимы и омонимы в языке и перечислить хорошие и дурные свойства
женщин.2 Иногда эта ирония Абу-л-'Ала направляется на довольно
невинные по внешности вещи. В первую очередь достается грамматике,
которая просто называется болтовней, достается и схемам
грамматических примеров, где все время „бьют" либо сАмра, либо Зайда, в чем
Абу-л-'Ала на старости лет не желает больше принимать участия. Однако
главный центр тяжести не в этом, а в отношении к мусульманским
представлениям о загробной жизни. По внешности здесь все идет серьезно,
но уже самое построение всех разговоров с ангелами на
беспристрастного читателя производит комическое впечатление. Диспуты с ними
выясняют, что они хорошо знают грамматику, что они очень красноречивы
1 Точные цитаты легко установить по указателю к тексту; сведения об
упоминаемых грамматиках — в соответствующих примечаниях к переводу.
2 См.: JbjUJl ^л Lc ^* ^UJl ^U JjUJl «^U*. Париж, 1855, стр. I и IV.
Для усиления эффекта в конце книги даже дан указатель синонимов и омонимов
(стр. 705—712).
Абу-л-Ала ал-Маарри, „Рисалат ал-малаикаи 475
с арабской точки зрения; хотя настойчивые приставания с лингвистикой
их только сердят, но некоторые охотно принимают участие в разговоре.
Выясняется, что вообще всем обитателям рая внушено непогрешимое
знание языка, так как и сам Абу-л-'Ала серьезно рассуждает, что
обитателям рая не годится быть безграмотными. И его размышления о том,
что может быть эта земная наука не коснулась тех „вечных юношей"
в раю, о которых говорит Коран, напоминает еще более ядовитый
вопрос о роли этих „вечных юношей", поставленный в „Послании о
прощении".1 Täxä Хусейн прав, говоря, что цитаты из Корана и хадисов,
приводимые с серьезным видом в последнем послании, представляют
издевательство и пародию, которая невольно вызывает улыбку, а иногда
и просто смех;2 здесь таких цитат, естественно, меньше уже по самому
объему произведения, но общий тон одинаков. И опять в этом
приходится видеть ядовитую иронию над обычными представлениями о
загробном мире среднего мусульманина. Абу-л-'Ала обладал слишком большим
умом и талантом художника, чтобы непосредственно обнаружить свое
отношение, но внешняя серьезность могла обмануть только тех, кто не
вдумывался в его творчество, а брал лишь внешнюю сторону.
Грамматические теории и рассуждения являются не единственным
покровом, которым Абу-л-Ала закутывает основной тон и острую
иронию своего „Послания". На обычного читателя, а тем более на его
корреспондента баюкающе действовала его лесть: она была привычна
в арабской литературе, и под влиянием ее мысль невольно шла по
проторенной тропинке, принимая издевательства автора за чистую монету.3
Ведь адресат — целое море знания; письмо его прекрасно, как нежное
облачко, а вопросы оживляют, точно лучшее вино. Он всю жизнь
исследует всякие глубокие вопросы; поэтому он и постиг всякие тайны
флексии и других грамматических тонкостей. Лесть уравновешивается
другим литературным приемом — самоунижением; оно идет в параллель
с первой, тоже представляет хорошо известную картину, влиянию
которой особенно легко мог поддаться даже литературно искушенный человек.
1 Islamica, I, стр. 349 [247].
2 Кйланй, I, стр. 10—11: JjO-юі tfl ІІ£> ^UJI^ *2*Д gU. су* J^Jlylb M
?40 JjJU*0 ^JJl L-Oj-iäJl viOiXptJl ІічА j\ Ia>^3 ^XH 3Lej»yU\ 2S$\ ojo* \Js3
«^«ыаД ^э ,3j.äJ>9 d^Ä^ij o^O}* ^A К** сИ £^.X**Ö V
3 Ср. слова Täxä Хусейна у Кйланй (I, стр. 11): ^К vXSj 4IäL;U ^U U-Д * . . .
.Ла-іио^ A.J* ІД ^ио .pj^-UX^ ^yol-ul oJ^b
416 Арабская средневековая художественная литература
Если корреспондент его — море, то сам Абу-л-сАла— жалкая лужа, он —
пустыня без травинки. Обращаться к нему — все равно, что взывать
к мертвому. Он — домосед, лишенный всякого знания; поэтому и
спрашивать его не следует, и сам он давно отказался от занятий литературой.
Мастерски жонглируя традиционными приемами, этот
шестидесятилетний слепец издевался над своими зрячими учеными корреспондентами,
вроде Ибн ал-Кариха, а они видели в нем обычного
начетчика-литератора. Современники его не понимали и не могли понять: во всем его
творчестве они искали ответа лишь на лингвистические, грамматические
или историко-литературные вопросы.1 Только теперь, через много веков,
перед нами открывается изящный яркий ум, с необычайной легкостью
владеющий традиционной формой и содержанием, в которое он влагает
необычно смелую идею, — ум, соединенный с фантазией, точно
искрящийся в каждой картине легкой, а иногда и ядовитой иронией. Мы
знаем, что это был ум глубокого скептика-пессимиста, который отвергал
ходячие нормы не только окружающего его мира, но и все известные
ему системы. Чего-нибудь положительного и он не смог создать, — его
этические принципы, выработанные для самого себя, не имели прочной
опоры;2 вероятно с большей горечью, еще более глубоким стариком он
должен был убедиться в этом, втянутый в полемику о вегетарианстве
с фатымидским миссионером, который неизмеримо ниже его стоял по
уму, но был непоколебимо убежден, что у него самого какие-то основы
есть; поэтому и последнее слово осталось за ним.3 Если отбросить
этические требования, у Абу-л-Ала оставалась одна зияющая пустота.
Может быть, в игре искрящегося ума, которой он один мог наслаждаться
и в „Послании о прощении" и в „Послании об ангелах", он находил
свое единственное успокоение, заставляя себя забывать про полную
отрицательность конечных результатов его мыслей о мире.4
1 Ср.: Täxä Хусейн у Кйланй (I, стр. 6—7, 11).
2 Ср.: R. А. Nicholson, ук. соч., стр. 142—143.
3 Там же, стр. 136—137.
4 [Автору осталось недоступным новое издание „Послания об ангелах",
представляющее его полный текст, опубликованное членом Арабской Академии Наук в Дамаске
ал-Джундй в конце войны, к 1000-летнему юбилею рождения Абу-л-'Ала : Рисалат ал-
малаика. Имла' Аш-Шейх ал-Имам Абй-л-'Ала' Ахмед ибн 'Абдаллах ибн Сулейман
ат-Тан/хй ал-Ма'аррд. 'Унийа би тах^йкихи ва шархихи ва дабтихи ва му'арадатихи
Мухаммед Селим ал-Джундй. Матбаат ат-Тараккй би Димашк, 1363/1944].
■*°8Н«-
>У?=Е^^^
ВИНО В ПОЭЗИИ АЛ-АХТАЛЯ
(Опыт культурно-исторического и стилистического анализа)
I. К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ. ВИНО В ЖИЗНИ И В ПОЭЗИИ
ОМЕЙЯДСКИХ ПОЭТОВ
Нам известны два течения в омейядской поэзии: первое подражает
образцам доисламского периода, всегда оставаясь в бедуинской сфере,
хотя ее представители отнюдь не всегда были дикими бедуинами;
второе, родину которого следует искать в городах Хиджаза, культивирует,
быть может под влиянием Йемена, не древнеклассическую касйду,
а нежную и сентиментальную любовную лирику. Существует еще третье
направление — раджазная поэзия, но к нашей теме оно почти не
относится.
В первой группе древнеклассических поэтов выделяется знаменитая
триада: ал-Ахтал, Джарйр и ал-Фараздак; кроме второразрядных поэтов,
к ее представителям относится и „последний из бедуинов" Зу-р-Румма.
Первое место во второй группе занимает сОмар ибн абу Рабй'а
с плеядой dii minores: ал-сАрджй, Абу Дахбалем, Валахом ал-Иеменй
и др. И в той и в другой группе винные мотивы играют обычно
подчиненную роль: в большинстве случаев они встречаются лишь как части
древнеклассических касіід или как их disjecta membra, а в любовной
лирике как материал для сравнений и других поэтических тропов.
Таких специалистов винной поэзии, каким был в аббасидский период
Абу Нувас, эпоха Омейядов не знает; и для такого, как доисламский
поэт ал-А'ша, мы находим только одну единственную параллель.
Арабская литературная традиция считает, правда, певцами вина халифов
Иазйда I и ал-Валйда II, однако дошедшие до нас фрагменты их
стихотворений выглядят очень подозрительно и производят впечатление
принадлежности к более позднему времени. Приводить эти фрагменты или,
вернее, некоторые из них как подлинные образцы омейядской
поэзии можно будет только после тщательного критического
исследования.
Один из названных выше поэтов, ал-Ахтал, пользуется уже в арабской
традиции славой отличного мастера винной поэзии, не имеющего себе
27 И. Ю. Крачковский, т. II
418 Арабская средневековая художественная литература
равного среди своих современников.1 С этой стороны его поэзия еще не
изучена,2 а между тем, задача эта весьма заманчива для арабиста.
Ал-Ахталю повезло, пожалуй, больше, чем кому-либо из других омейяд-
ских поэтов: благодаря неустанным трудам А. Салханй мы
располагаем богатейшим собранием материалов для критического установления
текста, что, конечно, чрезвычайно облегчает любую работу над ал-
Ахталем.3
Для того чтобы правильно определить его отношение к вину, нужно
осветить два момента: причины, почему вино занимает место в личной
жизни поэта, и основания, которые побуждают его вводить тему вина
в свою поэзию. Не всегда эти две линии совпадают.
В поэзии арабов, уже в древнейшие периоды, мы очень часто находим
не столько отражение действительной жизни, сколько простое
подражание литературным мотивам, образующим незыблемый канон. Эти два
момента нужно строго различать. У ал-Ахталя редко встречается
отчетливо выраженный эпикуреизм; мотив carpe diem не чужд ему, но такие
мысли, как „все преходяще" (№ 2, 9), „судьба—«убийца" (№ 19, 1;
ср. 208, 2), встречаются лишь как исключение. Значительно чаще на первый
план выступает обычное воздействие вина на настроение: оно оживляет
и веселит; у пьющего, согласно знаменитому стиху ал-Ахталя, такое
ощущение, словно он эмир над повелителем правоверных (154,9). Что
вино является источником поэтического вдохновения, хорошо известно
нашему поэту (Аг., XI, стр. 40,2).
Для него, христианина, характерны несколько раз повторяющиеся
нотки реакции против ислама. Он не хочет соблюдать предписаний ислама
(154, 2—4), а собирается пить, как, бывало, пили люди во времена джй-
хилийи, когда о Мухаммеде еще не слыхали (321, 3 и ел.). О
покаянии — тауба, встречающемся у позднейших поэтов,4 конечно, нет и речи.
Зарок (не пить вина) фигурирует только один раз (3, 2; ср. 404 к стиху).
Наряду с такими принципиальными мотивами мы редко узнаем что-либо
о реальных поводах для питья, какими, например, могут быть встреча
с другом (257, 1; ср. 482 к ст.) или с караваном (3, 2). Чаще всего вино
пьют в юности; при этом употребление вина считается необходимым
качеством молодого героя (27, 2—3,6; 84, з), что является
непосредственным продолжением древнеарабской мурувы. Вино никогда не хулят,
1 См., например, Ибрахйм ал-Кайраванй (ум. в 993 г.) в диване ал Ахталя
(изд. Salhani, стр. 404, к ст. з, б).
2 Я, конечно, не говорю о наблюдениях общего характера, как, например, у Лям-
менса (ЕІ, I, стр. 247) и у других.
3 Я везде цитую его большое издание (Бейрут, 1891—1925) с указанием страницы
и строки; когда впереди проставлен номер (№), то это означает, что цитата
заимствована из его издания „Les paillettes d'or recueillies dans les poesies d'al-Ahtal"
(Beyrouth, 1925); в этом случае указывается номер цитуемого стихотворения
и его стих.
4 Ср. приводимую ниже работу: Jacob. Häfiz, стр. 1057.
Вино в поэзии ал-Ахталя
419
напротив, с иронией говорят о хилых людях, не переносящих вина (№ 19, з).
Враги, конечно, не умеют пить вино (110, 1; 388, 4 и ел.); не
проходит безнаказанно опьянение и для евреев (314, 2—з). Бывают,
однако, такие обстоятельства, когда в вине нельзя найти утешения-
Несчастье заставляет забыть о нем (97, з), и оно застревает в горле
(106, 4).
От мотивов, которые придают вину значение в жизни, нужно
отличать мотивы, вызывающие его появление в поэзии. Очень редко мы
встречаем непосредственное описание пирушки, да и в этом случае я
склоняюсь к тому, что мы имеем дело с фрагментом каейды, который
в свое время был вставлен посредством искусного поэтического приема
(321, 4 — 322, і). Значительно чаще винные мотивы встречаются как
воспоминание, главным образом об утраченной юности, когда одна
пирушка сменяла другую, или о друзьях, иногда и без указания на пору
жизни (116,3; 142,4; 161,5; 162,1; 239,6; 251,6; 295,2 и ел.; 296,5;
303,9; 320,9; 371,2 и ел.; № 1, 20 и ел.). Особенно излюбленны эти
мотивы как материал для поэтических сравнений, связанных с действием
вина или с его свойствами. Традиционный репертуар таких сравнений
известен нам из древнеарабской поэзии. Расставаясь с возлюбленной,
поэт словно в опьянении (2, 4—5; 76,8; 98,3; 256, б); аромат ее слюны
или ее дыхания подобен вину (252, 4—5; 324,2, ср. 502 к ст., № 13,4;
№ 3,17. Ср.: R. Geyer Zwei Gedichte von al-A'sä. I, стр. 56—73; II,
стр. 231). Когда человека клонит ко сну, он тоже ведет себя подчас
как опьяневший (383, 7).
Весь реквизит винной поэзии, несомненно, взят из реальной жизни,
однако, кроме указанных выше, исследователю грозит еще одна
опасность. Иногда здесь, как и в других поэтических мотивах, очень трудно
уловить границу между изображением личных переживаний поэта и
простым подражанием застывшим литературным формам. Необходим
большой критический такт, чтобы при решении этого вопроса не впасть
в ту или другую крайность. Что касается ал-Ахталя, то тут мы стоим
на несколько более твердой почве: ни один из омейядских поэтов не
уделял столько внимания вину, и нельзя отрицать, что в этой сфере
он обладал ярко выраженной индивидуальностью.
Особо поучительным представляется сравнение с другими омейяд-
скими поэтами. У Джарйраг винные мотивы вводятся почти исключительно
для поношения или обличения противников: ал-Ахталя (I, 25, 2 = 43, 11;
25, 6; 135, И; 146, 6 сн.); ал-Фараздака (I, 122, 6 сн.; II, 22, 1 сн.; 38, 2),
таймитов (I, 92, 2; II, 21, 5) или таглибитов (I, 63, 4 сн.; 144, 2). В его
терминологии винной лавки часто встречается слово мехур (I, 25, 7;
108, 5; 122, 4 сн.; 172, 5 сн.; И, 9, 9; 22, 1 сн.; 38, 2; 137, 9), мн. ч.
мавйхир (I, 123, і) и мавйхир (II, 78, 7), которое ал-Ахтал никогда
Цитуется по двухтомному изданию (Каир, 1313).
27*
420 Арабская средневековая художественная литература
не употребляет, по всей вероятности из-за его двусмысленности. Все
остальные картины и образы, для изображения которых Джарйр
пользуется традиционной лексикой, бесцветны и бледны. То же самое мы
наблюдаем и у ал-Фараздака. При трезвости его натуры его редко
влекло к таким темам, и самостоятельные описания попоек встречаются
у него лишь как исключение.1 „Последний из бедуинов" Зу-р-Румма,2
конечно, включает в круг своих знаменитых сравнений и винные мотивы;
но и у него они построены по знакомому нам шаблону: слюна
возлюбленной (№ 25, 25—26; 81, 27—28; 83, 11), разлука (№ 70, 4) и сонливость
(№ 75, 17). Вряд ли можно объяснить случайностью то обстоятельство,
что из всех омейядских поэтов только соплеменник ал-Ахталя— ал-
Кутамй — отводил значительное место винным мотивам, хотя его диван
по объему много меньше, чем диваны Джарйра и ал-Фараздака.
Репертуар его образов и его copia verborum значительно богаче и в известном
отношении дают хорошую параллель к ал-Ахталю, быть может не без
влияния последнего. Это тем примечательнее, что ал-Кутамй и ал-Ахтал
были литературными врагами.3
Яркая индивидуальность ал-Ахталя позволяет нам, таким образом,
воссоздать из его поэзии картину действительной жизни и видеть в его
стихотворениях отнюдь не только обветшалые литературные формы,
лишенные реального содержания. Само собой разумеется, что в каждом
отдельном случае этот вопрос должен быть критически освещен при
помощи сравнительно-исторического метода.4 Как раз юбиляру мы и
обязаны превосходными работами, облегчающими эту задачу: его
эпохальный труд „Altarabisches Beduinenleben nach den Quellen geschildert"0
разрешает эту проблему для древней Аравии; в его статье „Das
Weinhaus nebst Zubehör nach den Fazelen des Häfiz"6 поучительно разработана
методика исследования. Чрезвычайно важна для древнего периода работа
Гейера „Zwei Gedichte von al-Afsä",7 в которой дается образцовый анализ
почти всех винных мотивов у ал-Агша, этого величайшего в древней
Аравии представителя винной поэзии.8
J Например, изд. Boucher, 66, 2—4 или 69, 1—4, тем не менее ал-Фараздак хвалится
своим уменьем пить вино (изд. Hell, стр. LXVI, № 468, I).
2 Цитуется по изд. Macartney.
:і См., например, изд. Barth, №№ 23, 40, 43.
4 Из-за недостатка места мне пришлось, к сожалению, опустить все
систематически собиравшиеся мною параллели из омейядских поэтов, как и другие материалы,
относящиеся к данному вопросу, а также „Index verborum".
5 Изд. 2-е, Берлин, 1897. (Условное обозначение: Jacob).
6 Orientalische Studien, Th. NÖldeke zum siebzigsten Geburtstag gewidmet, Gieszen
1906, II, стр. 1055—1076. (Условное обозначение: Jacob, Häfiz).
7 Wien, 1905—1919. (Условное обозначение: Geyer, I—II).
8 Менее известна поучительная статья Ф. А. Розенберга „О вине и пирах
в персидской национальной эпопее" (Сборник Музея антропологии и этнографии при
Российской Академии Наук, V, 1918, стр. 375—394).
Вино в поэзии ал-Ахталя
421
II. СОРТА ВИНА, ИЗГОТОВЛЕНИЕ И ПОКУПКА. ВРЕМЯ
И ОБСТАНОВКА ПИРУШКИ
Ал-Ахтал воспевает только виноградное вино. Нигде нет речи о
пальмовом вине, тогда как совершенно определенно говорится о лозе —
курум на Евфрате и вокруг гАны (85, 1; ср. 117, і), и вино называется
„виноградной водой" ма ал-анйкид (№ 13, 4). Поэту известны вина
из многих местностей, и он характеризует их, пользуясь либо более
общими географическими названиями, как „персидское" (295, 4; Geyer,
И, 229), „вавилонское" (256, б;1 № 1, 23; Джарйр, I, 122, 3 снизу;
Зу-р-Румма № 70, 4; ср. Jacob, 98; Geyer, I, 59, прим. 5; И, 229),
„с Евфрата" (85, 1; 117, і), „палестинское" (257, 1; 3, 2; ср. Geyer, I, 57,
прим. 1; И, 227—228), из долины Иордана — ал-Гаур(257, і), либо несколько
более точными указаниями местностей и городов. Из несирийских и
палестинских вин известным было вино из сАны в верховьях Евфрата
(252, 1; ср. 85, 1; 117,.1; Jacob, 98, 248; Geyer, I, 57; II, 228), из Бейт
Раса (207, 19; Geyer, I, 60, прим.; II, 229) и Бейсана (3, 6; ср. № 13, 5;
Geyer, I, 60, прим.). Кроме того, упоминаются: Босра (76, 8; Jacob, 98),
Джадар и Химс (98, 3; Geyer, I, 60, прим.; II, 229), Сархад, знаменитый
своими винами, привозимыми „с гор" (324, 3; Jacob, 98), Дийаф (97, і),
поставляющий Сархаду винные кувшины — абйрйк местного
производства. Несколько загадочной остается местность Тулаййа, упоминаемая
один раз (№ 9). Сомнения вызывает и слово „Дихкан" как название
селения (№ 13, б): вопреки комментарию и категорическому утверждению
Иакута, в этом стихе возможно простейшее чтение дихкйну карйатихи
'старшина селения'.2
Весьма обстоятельно трактует ал-Ахтал о возделывании винограда.
Владельцы виноградников обычно не чистокровные арабы; он замечает,
что у персов виноградники переходят по наследству от поколения к
поколению (76, 9); обрабатывает виноградник — *ибйдй9 христианин из южной
Месопотамии (117, 7; ср. Jacob, 99), именуемый и просто гилдж 'мужлан'
(118, З); тяжкий труд обработки почвы достается сыну рабыни (15, і) —
ибн мадина:3 ему приходится разрыхлять землю мотыгой (5, і), в
засушливое время рыть оросительные канавы — джадвал, мн. ч. джадйвил,—
чтобы подвести к винограднику воду из ручья или реки (5,2). Канавы эти —
необходимое условие для культуры винограда (77, 1; 117, і).чСлуга должен
также позаботиться о защитном покрове — шийр (385, і) для охраны
виноградной лозы от изморози и ветров. Виноградник окружен живой
изгородью из колючки—'аусадж. Когда виноград, на который было затрачено
1 Нужно читать 6абилййаь вместо азалййа 'вечное', невозможное как эпитет
для вина. Ср. 481 к стиху.
2 Вместо 'дамасский' — димашкййа (295, 4)—нужно, согласно другому варианту,
читать 'смешанный' — мушашаа (см. 555 к стиху), что больше соответствует контексту.
3 Это самое обычное толкование слова, см. цитаты 5, 11—17 и 405 к стиху.
422 Арабская средневековая художественная литература
столько трудов и забот, наконец, созрел, его сок — "усйр— не имеет себе
равного, и с ним не может соперничать обыкновенный хисрим (77, 2—з).
Теперь приходит пора давить виноград, что отнимает у мужлана —
илдж— немало времени. Он должен запечатать большие амфоры печатью
из смолы — кар (117, 5; Jacob, 101; Geyer, I, 60, прим. з) и тщательно
окутать их пальмовыми волокнами — лйфу виноградными и лавровыми
листьями — гир (117, 3, 5). Запечатанные сосуды ставятся в кладовые
(117, б), где они должны находиться очень долго (77, 4; 207,6; 291, 5; ср.
№ 7,2; Geyer, I, 80—81; II, 233): три года считаются сроком (117, 2), за
который содержимое кувшинов усыхает наполовину (117, з), и на них
появляются новые одежды, сотканные пауками (117, 5). Изготовляя вино,
два человека — тйбихихй — кипятят его несколько раз в больших
горшках— кудур (№ 2, 8; ср. Jacob, 249; Geyer, I, 82, прим. 2); однако
у ал-Ахталя есть прямое указание и на некипяченое вино (117, 4).
Покупать вино всегда у профессионального торговца вовсе не
обязательно: оно часто продается в доме того самого *ибйдйу который его
изготовил (117, 7); наживает он на этом, повидимому, немного, ибо
одеждой ему служат лохмотья (118, і). Значительно чаще, конечно, речь
идет о купце, под которым по старой традиции следует понимать
торговца вином (Jacob, 99, 249); у ал-Ахталя мы встречаем только форму
мн. ч. тиджйр (27', 6; 85, 1; 161, 7; 207, б) и таджр (324, з). Это
позволяет предположить, что вино ввозилось крупными партиями: в одном
месте речь идет о караване — китар — из Палестины, груженом
бурдюками с вином (3, 2—з); в другом поэт говорит о верблюде с ношей
„ароматичного" (161, 5, 7). Так как и в этом случае фигурируют тиджйр
(161, 7), то и здесь, очевидно, подразумевается караван. Точной т^ены
мы не знаем (ср. Jacob, 104): динар (117, 7), который получает 'ибйди
за то, что показывает свою невесту (= вино), нужно понимать лишь как
приблизительную цифру. Повидимому, цена все же очень высока,
особенно если вино привезено из чужих краев — гарйба (85, 1; Geyer, I, 77,
прим. 2). Торговаться с виноградарем — 'илдж— дело не легкое: когда
о цене уже договорились и остается только ударить по рукам, его
душой вновь овладевает жадность; хотя во время переговоров ему никогда
не изменяет его хитрость, он все же чувствует себя, как несчастливый
игрок (118, 2—з). Купцы тоже требуют большой прибавки, несмотря на
высокую цену (208, 1; Geyer I, 64, прим. 2). От покупателя старый
кодекс мурувы требует щедрости, поэтому, изображая самого себя как
покупателя, ал-Ахтал сообщает, что он не скуп — хасир— и пирует не на
чужой счет — ваггйл (161, 8).1
После того как вино куплено, надо выбрать место и время пирушки.
Не подлежит никакому сомнению, что в известных случаях такие пир-
1 £алхани считает эти два слова эпитетами к купцу (161, 2б); однако параллель 251, 7
ясно указывает на то, что здесь речь идет о пирующих (ср. также хасур — 116, 3)
Вино в поэзии ал-Ахталя
423
шества в кругу друзей возникали ex prompte^ однако некоторые формулы
указывают на то, что, по крайней мере, относительно времени была
принята определенная система. Излюбленным является утро (ср. Jacob,
100, 249; Jacob, Häfiz, 1071—1072): почти во всех воспоминаниях о
пирушках мы встречаем формы, производные от бакара I (400, з) и III (84, 3«
207', 4; 239, 6; 320, ю), сабаха I (3, 4) и II (320, 1і), гада I (27, 6; 251, б)
и III (251, 8). О том, что в этих глаголах временное значение еще не
совсем утрачено, убедительно свидетельствуют более развернутые
обороты с тем же значением (ср. 'инда-с-сабйхи, 320, іо). Поэт собирается
совершить молитвы после пирушки, когда уже светает (154, 4); он и его
друг меняются кубками „после того, как уже пропели петухи и
наступило время покоя для ночного странника" (116, 4; Geyer, I, 74; II,
231—232); другого приятеля он угощает, „когда начинают щебетать ранние
птицы" (296, 5). Лишь один раз ал-Ахтал говорит, что была ночь, когда он
пришел к другу (295, 2); но и в этом случае хозяин уже выспался (295, 4),
а один из его гостей чувствует себя утром так, словно он болен (295, б).
О вечернем питье — габук— у ал-Ахталя нигде нет речи (см. в
противоположность этому: Джарйр, I, 138, 8 сн. или ал-Кутамй, № 12, 5).
Времена года, повидимому, не имеют никакого значения для пирушки: всего
лишь один раз поэт говорит о холодном времени года, — вино тогда особенно
желанно (№ 2, 7).1 Мы не обнаруживаем никаких следов
предпочтительного выбора дождливой погоды, столь излюбленной в позднейшей лирике.
К аналогичным выводам мы приходим и при рассмотрении обстановки
пирушки: особо излюбленного места нет, все равно хороши. Древнеараб-
ская лавка — хйнут (ср. Jacob, 99), конечно, хорошо известна (27, 3, =
162, і), но она не играет сколько-нибудь значительной роли. Повидимому,
часто пьют у купца, быть может в той же хйнут, не называя ее (27, б),
или в бедном крестьянском доме, у мужлана — гилдж (118, і), который сам
изготовляет и продает вино. Вероятно, последнее имеет место и в другом
стихе, где в роли виночерпия появляется простая крестьянка — каравийа
(85, 2). Не меньше, чем закрытое помещение, ценится и вольная природа:
с некоторой гордостью ал-Ахтал поет о том, что он осушал свой кубок
не только в винной лавке, но и „на широкой населенной земле" (162, і).
Вероятно речь идет о пирушке в пути „среди седел", как он говорит
(119, 1; ср. № 1, 20—24). Такую попойку в чистом поле можно представить
себе повсюду, где упоминается караван с бурдюками (3, 2; 161, 5).
В таких обстоятельствах ал-Ахтал умеет весьма искусно соорудить
палатку из копий и своего плаща — рида (260, 2; № 1, 2і). Особенно
излюбленного места, равно как и предпочитаемых времен года, ал-Ахтал
не знает; упоминание ближе не известного Дайр Ибн Кабус в одном плохо
засвидетельствованном фрагменте (№ 32, і) стоит особняком и не
позволяет сделать какого-либо вывода.
1 Данное стихотворение приписывается ал-Ахталю не всеми (см.: Les paillettes
(Tor. . ., стр. 4. прим. 2).
4-24- Арабская средневековая художественная литература
Ш. ВИННЫЕ СОСУДЫ, НАЗВАНИЯ и действие вина
Первое место в винной поэзии ал-Ахталя занимает, конечно, самое
вино. Он создал несколько общих, поистине мастерских картин, в
которых мы встречаем более или менее пространные описания вина или
пирушки (например: 2, 5 до 5,2; 116,3—119,1; 321,4—322, і); но обычно
его стихотворения представляют лишь тонкую мозаику, воспроизводящую
конкретные детали с фотографической точностью (76, 8—77, 4; 84, 3—
85,4; 98,3—99,1; 207,4—208,1; 251,6—252,1; 256,6—257,1; 291, 4-8;
296, 5—8; 320, 9—11; 324, 2—6; 378, 9—12). Это общее свойство арабской
поэзии, и в этом отношении ал-Ахтал не является исключением. У него
богатейший выбор таких деталей. Мы можем составить себе точное
представление о винных сосудах во всем пестром разнообразии их
наименований и эпитетов; не менее богато представлены названия вин с
разного рода сравнениями. Подробно характеризуются действие вина и
различные приемы питья в обществе.
Самым большим винным сосудом является бурдюк, предназначенный
специально для перевозки вина. Его обычное название — мусук (3,3;
ед. ч. маек у ал-Ахталя не встречается); бурдюки изготовляются
преимущественно из козьих шкур (3,3), они всегда очень объемисты — сах-
бали (№ 1, 22),* ножки их всегда торчат вверх — шасиййт (3,5; также
у ал-Кутамй, № 6, 14). Большою славой пользуется сравнение бурдюка
с суданцем без штанов (3, 5) или с мертвым суданцем (№1,22). Ал-
Кутамй сравнивает его, может быть не без влияния ал-Ахталя, с индусом
без рубашки (№ 6,14).
Для хранения на месте служат большие глиняные сосуды. Ал-Ахтал
называет их одним только словом данн (324,4), мн. ч. динан (84,4; 291,4;
ср. Jacob, 100—101; Jacob, Häfiz, 1057), однако эпитеты, часто женского
рода, свидетельствуют о том, что он имеет в виду и другое название —
хйбиа, мн. ч. хавйби. Сосуды эти, по описанию ал-Ахталя, всегда
огромные (291,8), старые (собственно, 'старый верблюд' — шйриф, 251,9; 291, 5;
мн. ч. шавйриф 207,19; также халик 251,9), коричневато-красного цвета,
калфа (98,4; 117, з), но не слишком темного (117,4). Они обмазаны
смолой— кар— и похожи на шелудивых верблюдов (84, 4). Перед приходом
покупателя они „полны" — мутраа (98,4); они запечатаны особой
пробкой— хитам (324,4; Jacob, 101) из смолы и земли, так что, когда
пробку пробуравливают буравом — мибзах (118, 4) или пробивают —
футта хитамухй (324, 4), первая струя вина оказывается смешанной
с землей (98, 4). Сосуды меньших размеров обозначаются необычным
словом ханйбидж (324,4; ед. ч. у ал-Ахталя не приводится; о значении
1 Лучше читать так, чем сабхалй, как в издании и в йеменской рукописи. Ср.
сахбалййу-л-асфали как эпитет к винному сосуду — данн (291, 8) и ТА, VII, стр. 373:
C^^ot^yc. См., однако, сибахл у ал-А'ша (Geyer, I, стр. 75).
Вино в поэзии ал-Ахталя
425
см. стр. 502); они упоминаются в одном ряду с винными бутылями.
Пустой сосуд называется джилф (291, 8; по мнению некоторых
лексикографов, это нижняя часть разбитого сосуда, 291, 21—23).
Редко вино разливают в кубки прямо из этих сосудов, ибо вторым
этапом служит, как правило, винный кувшин, который у ал-Ахталя бывает
двух видов. Нередко у него встречается название килйл (291,6; 324, 4;
379, 23; ед. ч. кулла не употребляется у ал-Ахталя; ср. Jacob, 101—102
250 и Geyer, I, 55); эти килйл стоят вокруг большого сосуда, как
верблюдицы вокруг верблюда (291, б). Вероятно, это очень большие кувшины,
ибо они упоминаются в сочетании с маленькими сосудами (324, 4: фа-д-
данну байна ханйбиджин ва килйлй). Самый распространенный винный
кувшин называется ибрик (85, 2), мн. ч. абйрик (97, і); его закутывают
в тряпки (85, 2), и он становится похожим на водяную птицу (97, 1;
Jacob, 101, 250; Jacob, Häfiz, 1068). Общим наименованием винного
сосуда без ближайшего определения служит обычное ина (4,16; 321,9).
Наконец, вино из кувшинов попадает к пирующим: его пьют из
разного рода кубков. Общеизвестен кйс (исключительно ед. ч.; 116, 3;
239, 6; 295, 5; 296, 6; 321, 10; 371, 2; № 7, 1; М> 13, 6; Jacob, 102; Jacob,
Häfiz, 1069); основное определение к нему: „полный"—мутраа (303,9).
Кйс— единственный сосуд, название которого употребляется у ал-Ахталя
метафорически: „кубок смерти" (32, б), „кубок горечи" (в битве, 49, 1,
ср. 419 к стиху), „кубок старого вина" (в битве, № 27, 1і). Не менее
известны и стеклянные бокалы — зуджйдж (85,3; 118, 5; 378, 9, 10; №25,31)
или зуджйджа (28, 3; 252, 5), мн. ч.: зуджйджйт (154, 8); излюбленное
сравнение для них — водяные птицы (№ 25, 31). Другие названия более
необычны и не всегда понятны. Слово нйджуд в одном месте,
несомненно, означает кубок (№ 13, 6; гада бихй. .\ фй кйсин ва нйджуди;
ср. Jacob, 102; Geyer, II, 153). Не совсем ясным остается значение слова
иджжйна, встречающееся у ал-Ахталя лишь один раз: судя по
контексту, это, пожалуй, большая чаша, в которой стеклянные бокалы
могут даже плавать (№ 25, 31. Ср.: ал-Фараздак, 66, 2—3; ал-Кутамй,
№ 23, 39. Быть может, здесь речь идет о разливательном кубке,
ср.: Geyer, II, 152, прим. і).
Почти столь же богата и шкала названий вина. Среди них многие
первоначально были только эпитетами: основное значение, однако,
совершенно стерлось, и их употребляют часто как простые названия. Из
аллегорических или эвфемистических названий встречается „виноградная
вода" — мау-л-анакиди (№ 13, 4); часто говорится о „воде" (или
жидкости) вина — ма (321, ю) или мауху (291,8). Как аллегория звучит
также шарйб 'напиток' (28, 3; 291, 4; Jacob, Häfiz, 1063) или шарба
питье' (400, 4: № 2,7; № 31); более точным является 'напиток древнего
Кисра' (155, З) или 'топазово-желтый напиток' — аш-шарйб ал-асхаб
(27,2). Самое распространенное название вина, как известно, — хамр
(ср. Jacob, Häfiz, 1063); ал-Ахтал употребляет его как в прямом значе-
426 Арабская средневековая художественная литература
нии (27, 3; 117, 1; 162, 1; 270,10; 295, 3; 383, 7; № 13, 5; № 19,1,2), так
и в переносном при разного рода сравнениях (212, 3; ср. 467 и 543
к ст.; 135, з). Множественное число хумур приводится лишь один раз
(№ 19, 3; ср.: Jacob, Häfiz, 1065). К общим названиям можно причислить
и päx (Jacob, Häfiz, 1063), в прямом смысле 'радость, покой' (116,4;
324, 6; № 3, 17), и очень редкое райах (161, 7; ср. 454 к ст. и 116, 4).
Общее значение имеют и 'старое' (вернее 'выдержанное') вино — мудйм
(2, 5; № 1,23; № 32,2) и мудама (155,4; 320,9; ср.: Jacob, Häfiz, 1053;
Geyer, I, 73—74, 80), и 'первое вино5 или 'виноградный сок' — су лиф
(93, 3; 239, 6; 324, 2; № 2, 8) и сулйфа (251, 9; № 1, 23; Geyer, I, 84).
Общеупотребительное кахва встречается не раз и у ал-Ахталя (207, 4;
251, 8; 324, 5; Jacob, 109), так же как и 'быстродействующее (или
старое) вино' — "укар (4,16; 76,8; ср. № 27,11; Geyer, I, 67, прим. 4; II,
230—231). Другие названия встречаются значительно реже: ал-Ахтал
говорит о 'сусле' — 'усйр (77,2) и 'аслр (314, 3; Jacob, 248; Jacob, Häfiz,
1064), 'молодом вине' или 'несмешанном вине' — хуртум (84,3; 98,4;
Зу-р-Румма № 75, 17; Geyer, I, 84); о 'прохладном вине' — каркаф (98,3;
324, 4; Джарйр, I, 25, 7; 38, 7; И, 10, 3; Geyer, I, 220—221). Только один
раз упоминается тыла (270, 10, и как вариант в № 2, 7; Geyer, 1, 82—83,
прим. 2 и 216—217, „вареное вино" или „виноградный сок") и муззау
ва сакару (110, і), которые скорее надо понимать как эпитеты, т. е.
кислое и сладкое (ср. 437 и 529 к стиху; Geyer, II, 150—151).
Определение джирййл (324, 2; Зу-р-Румма, № 70, 4 джирйала) 'красновато-
золотистый' (Geyer, I, 209—211) также очень употребительно в
сравнениях (46,2; 161, 2; ср. 453). К необычным названиям относится
хандарис (388, 14; Джарйр, I, 25, 6; Geyer, I, 218 = xovSpoc). Некоторое
сомнение вызывает слово нйджуд, в двух случаях, безусловно,
означающее 'вино'(119, I,1 ср. 442 и 530 к ст.; 251, 8), а в третьем — 'кубок
(№ 13, 6; ср. Geyer, II, 153). Вполне выяснено теперь значение слова
зараджун (324, 4; 385, і), понимавшегося обычно лексикографами и
комментаторами как „виноградный куст":2 персидская этимология — „цвета
золота"3 — и контекст с полной очевидностью говорят за золотистое
вино (Geyer, I, 82, 209 переводит 'золотисто-желтое вино').
Эти названия близко примыкают к прилагательным — эпитетам в
собственном смысле, и уловить грань между ними трудно. Такие
определения и близкие к ним выражения дают нам представление о цвете
разных сортов вина. Повидимому, особенно ценились только два:
топазово-желтое и красное. Первое обозначается обычным выраже-
1 Перевод Фишера (ZDMG, 67, 1913, стр. 114): ,,. . . von seinem (т. е. вина)
fliesenden Gefäse" — не соответствует причастию ал~джарй, которое не может служить
определением к сосуду.
2 См., например: Dix anciens traites de philologie arabe, publ. par A. Haffner et
L. Cheikho, 2-е ed., Beyrouth, 1914, стр. 89, 6-7, или: E.W.Lane, Lexicon, I, стр. 1561.
3 Ср.: S. Frank el. Aramäische Fremdwörter. Leiden, 1886, стр. 173.
Вино в поэзии ал-Ахталя
427
нием сахба! (77, 4; 84, 3; 117, 6; 320, 9; 324, 3; № 9; Jacob, 102; Jacob,
Häfiz, 1066; Geyer, I, 202—213) и более пространными выражениями
аш-шарйб ал-асхаб (27, 2) или фй алвинихи сахабу (378, іо). После
долгого пребывания в запечатанном сосуде вино темнеет — калифат
(117, б). Второй цвет красный—хамра (379,23; ср. 207,4; Jacob, 102;
Jacob, Häfiz, 1066; Geyer, I, 213—216); излюбленным сравнением для
этого цвета является кровь и все, что связано с ней (378,9; 379, 23;
ср. 505 к ст.; Geyer, I, 216). Он служит основанием для многих картин,
в которых изображается, как вино переливается.из бурдюка или кувшина
в кубок (118, 4—5; 251, 9). Два других названия красного вина запоминаются
у ал-Ахталя лишь по одному разу: вард (303, 9) и кумайт (№ 2, 7;
Geyer, I, 213—215: 'тёмнокрасное'). Все другие прилагательные и эпитеты
относятся не столько к самому цвету, сколько к его характеру: вино,
например, бывает 'огненного цвета' — ваккидату-л-лауни (№ 13, б),
или оно сравнивается с „раскаленным углем" (4, 1б). К этой категории
нужно отнести и широко распространенные сравнения со звездами,
как, например, „холодная звезда" (252, 5), „звезды ночи" (303, 9), или
с планетой „Марс" — миррих (321,9). Особое значение ал-Ахтал, как
и другие поэты, придает чистоте вина. Оно должно быть прозрачным,
без всякой примеси — сирф (76,9; 371, 2; 400, 4; № 9; № 13, 5), оно
чистое — хйлиса (324,2) или сйфийа (324, з), 'с чистой поверхностью' —
сифийату-л-адЫми (76, 8), несколько раз, однако, встречается и
'покрытое пеной' — тасфу ва тузбыду (321,9; Geyer, I, 200—202); в нем нет
ни соринки—йрийату'Л-кази (84,3; 320, 9; ср., однако, макзййа, 400,4),
ни малейшей мутности — кадар (251, 8). Прозрачность вина
характеризует знаменитое сравнение с петушиным глазом, появляющееся и у ал-
Ахталя (371, 2). Есть и другие эпитеты вина, имеющие нечто общее
с его названием или применяющиеся как названия. Так, например, бывает
'старое' или 'выдержанное' вино — 'йтик (84, 4) и 'атйк (118, 5; ср. Geyer,
I, 73—80), 'холодное вино'— шамул (116, 4; 154, 4; 239, 6; 256, 6; Geyer,
I, 220), 'текучее вино' — салсйл (320, 9; Geyer, I, 65, прим. 1 — „прозрачное
сладкое вино"). Несколько неясно определение вина как ал-мухаувид
в смысле 'опьяняющее' (93, з), если принимать обычное значение этого
слова. Ал-Ахтал называет вино даже 'дозволенным' — халйл (161, 7), быть
может, потому, что для него, христианина, предписания ислама не имеют
никакого значения.1 Определение 'девственный' — *азра—мотивируется
двумя обстоятельствами: прежде всего тем, что владелец вина ревниво
стережет его, как девушку до выдачи замуж (117, 7), или же тем, что вино,
смешиваясь с водой, теряет девственность (378,10). Некоторые
описательные выражения не вполне понятны, например „с последними каплями"
(379, 23: зйту субйбатин) или „не молодое" (118, 5: гайру мустари).
1 Напротив, у Джарира (И, стр. 42, з сн.) шарабу хаддин* если хадд употреблено
не в его обычном значении 'крепкое'.
428 Арабская средневековая художественная литература
Столь же обстоятельно описывает ал-Ахтал такие свойства вина,
которые оказывают на бражника не только, так сказать,
эстетическое, но и чисто физиологическое воздействие. Вино всегда приятно
всем чувствам (4,2); оно — одна из радостей юноши (№ 19,2). Быть
может, вино и есть то наслаждение, которое Аллах даровал патриарху Ною
(147,11). Только люди хилые не могут переносить вина (№ 19, з) или
пьяница, который выпил слишком много вина за свою жизнь (296, 6:
слово харра I и IV). Вино вкусно, и пить его приятно (218, 2).
Особенно славится вино своим запахом: его называют благовонным —
таййибу-р-рах (116, 4) или таййибату-р-ранах (161, 7). Аромат его
подобен аромату фимиама (321, 10: йушбиху-т-тиба тпибуху) или,
вернее, мускуса (119,1; 324,5; ср. Geyer, I, 90—92; II, 234). Его запах —
нафха — действует так сильно, что даже страдающий насморком —
мазкум — чувствует его (85,3; ср. Geyer, I, 57), и даже более того —
он воскрешает мертвых (252, 1; см. 479 и 549 к стиху). Вино услаждает
не только обоняние, но и зрение: оно пронизано пузырьками — хабаб
(№ 13, 5), то оно чистое, то покрыто пеной (321, 9: тпасфу ва пгузбиду).
Когда его смешивают, „оно скачет, как саранча на раскаленном песке"
(378, 11). И слух тоже улавливает в вине приятные шумы — хадир
(154, 8; 314, з); в больших сосудах звуки брожения так сильны, что их
можно сравнить с ревом верблюда (291, 4).
IV. ОБЫЧАИ ПРИ ПИТЬЕ. ПОСЛЕДСТВИЯ
Значительно меньше, чем о самом вине, мы узнаем о различных
обычаях при питье. Однако и в этой области терминология ал-Ахталя
очень сильно развита, хотя он и не имеет склонности к широким
картинам. Обычным словом для первого налитого кубка является, как
известно, нахал (4, з); за ним всегда следует второй кубок — галл (3, 6; 4, 3;
относительно обоих терминов см. Geyer, II, 158). И для обозначения
третьего кубка служит тот же термин — салл, как в знаменитом стихе
154, 8. Счет по три является особенно излюбленным (371, з). Вторая порода:
аллала — означает 'разливать' вообще (№2,7; относительно всего оборота
см. Geyer, I, 78, прим. і). Кубки переходят из рук в руки по кругу
(ср. Jacob, 250; Jacob, Häfiz,1074, прим. з), безразлично, слева направо или
наоборот (3, 7: санйхан ва бирихан; иначе Jacob, Häfiz, 1073). Обычное
выражение для этой передачи кубка по кругу — карр (295, 5; № 1, 23); руки
„перенимают" кубок одна у другой: 'аур VI (28, 3; 85, з) или 'amä VI
(321, іо). Кубок ставят перед собой или поднимают его с возгласом:
„Боже, даруй жизнь!" (3, 7: Аллахумма хаййиі Аналогичное
восклицание у ал-Кутамй, IV, 12: хаййакумуллаху). Хотя вино принято пить
смешанным с водой — мушашаа (252,5; 295, 4;1 400,4; ср. № 7,2;
1 Здесь нужно принять чтение багдадской рукописи вместо димашкийа издания
(555 к стиху).
Вино в поэзии ал-Ахталя
429
Jacob, 102; Geyer, I, 86—87; II, 233), иногда его пьют и без воды
(371, 2; Geyer, I, 85; И, 233), однако выражение сирф 'чистое' надо
понимать скорее как указание на то, что в нем нет мути и оно прозрачно,
чем на то, что оно не смешано,1 ибо мушашаа и сирф несколько раз
противопоставляются (400, 4; ср. также № 13, 5). Обычное слово для
добавления примесей или воды — мизйдж (4, 5; Geyer, I, 85—86);
излюбленными метафорами для этого служат: 'убийство' — катл (4, 5; Geyer,
I, 86), 'ранение' — шаджж (378,11; ал-Кутамй № 4,9; Geyer, 1,86),
'лишение девственности' — ифтидйд (378, іо). Ал-Ахтал ясно
говорит о том, что вино смешивают с холодной водой (212, 3; № 3, 17;
ср. Geyer, I, 88—89); для большей точности указывается, что это
„дождевая вода" (378, 10; Geyer, I, 88) или вода Йабруда, известной
местности в Сирии (№ 13, 5).
Наряду с питьем иногда упоминается и еда, так, например, мясо,
поджаренное небольшими кусочками (4, 1: шиваун мурабалун; № 1, 23:
аш-шивау-л-мулауваху; ал-Кутамй, № 6, 15; ср. Jacob, 104; Geyer,
I, 59, прим. l). Не забыты также и эстетические наслаждения: ал-Ахтал
говорит о пении во время пирушки (4, і). Обычный термин для
певицы— каина (181, з), мн. ч. кайнйт (27, з) или киййн (142,5; 215, і);
голос у нее хриплый (142, 4). Как и в древней Аравии (Jacob,
103—104; Geyer, II, 165—166), певицы предназначались и для
других целей (ср. 27, 3; 142, 5) и считались самым роскошным даром
(181,3; 215, і). Вероятно, пирующие и сами иногда пели (Jacob, 104);
во всяком случае, ал-Ахтал говорит о большом шуме, который царил
вокруг кувшина с вином (291, 7).
К необходимым фигурам пирушки относится виночерпий — ас-сака
(3, 6; 321, 8), который разливает и подносит вино. Украшением ему
служат венок (вероятно из цветов) и серьги (324, 6: зу натафин,
йазаллу мутауваджан. Ср. Jacob, ЮЗ),2 платье его подоткнуто (там же:
калису-с-сирбали; ср. Geyer, И, 16, 160). Цвет его кожи красноват —
асхаб (там же), возможно, что по происхождению он грек (ср. 324, 22;
Geyer, I, 64, прим. з). В некоторых случаях в роли виночерпия в
селении появляется простая крестьянская девушка (85, 2: каравййа).
У компании пирующих иногда есть глава —' амиду-ш-шарби (142,4);
в этой роли выступает сам ал-Ахтал. Никакого установленного для
пирушки порядка очевидно не существует. Участники пирушки именуются
по-разному; самое обычное наименование — иіарб (2,5; 77,4; 110,1;
142, 4; 207, 5; 324, 6; единственное число шариб появляется лишь один
раз (116, з). Другое, у ал-Ахталя встречающееся реже, — надим (154, 8),
1 Примеры Гейера (Geyer, I, 85; И, 233) не убеждают меня.
2 Контекст ал-Ахталя ясно показывает, что зу натафин нужно понимать как
„украшенный серьгами" в противоположность Гейеру, понимающему его как „в
штанах" (Geyer, II, 159—160).
430 Арабская средневековая художественная литература
мн. ч.: надмин (251, б) с соответствующим глаголом в III породе нйдам
(116, з). Кроме этих специфических наименований мы встречаем и
простые: 'юноши' — фитйа (142,5; № 25, 30), 'храбрые юноши' — фитйану
*сидкин (№ 1, 20), 'сотоварищи' — руфка (251,8), 'друзья' — асхиб (383, і)г
арабы'—араб (207,6; вероятно, здесь это относится только к
проводникам каравана). Несколько раз участники пирушки характеризуются
одними эпитетами: 'соблазненные' — гуват (291, 7), 'светлоликие,
журавли'— гурру-л-вуджухи гараник (320, 1і) или в единственном числе:
'щедрый' — мусмих (27, б), 'белый' — абйад (296, 5) и мн. др. Очень
часто ал-Ахтал называет своих собутыльников, конечно, не всегда
известных нам, по именам: Бишр и Абу Ханаш (251, 7), Абу Гайлан
(251, 8), Ибн Ак'ас (295, 2), 'Омара (303, "ю), Рустум (№ 9), Хийар и
Халид ибн 'Осман (№ 31).г Упоминаются и другие участники пирушек,
имена которых не приводятся, но которые известны нам (27,6, 22).
Смысл одного места, где можно предполагать старшину селения (№ 13, 6:
дихкйну кйрйатихи), остается непонятным.
К постоянным образам винной поэзии относятся также порицатели
и ворчуны (Jacob, 104—105, 252); они не только женского пола, как
обычно разила 5, З;2 207, 4; № 19, 1; мн. ч.: авазил 400, з), но и
мужского (азилун, 321, 7; 400, з). Идеал участника пирушки хорошо
известен нам благодаря ал-Ахталю. Прежде всего ему не следует быть
скупым— хасир (161,8; 251,6,7) или хасур (116, з) при покупке вина: он
должен дать торговцу возможность получить порядочную прибыль — мур-
бих (116, з). Он сам не может принимать участия в попойке без
приглашения или без доли в расходах — вшил (251, 7; № 19, 2) или ваггйл (161, 8),
хотя у него нередко бывает такой сотоварищ и он — маугул 'алайхи
(№ 19,2). Он не должен сидеть с нахмуренным лбом — мутакаттиб
(28, з), но и ни в коем случае ему не годится впадать в другую крайность
и вести себя непристойно — фахиш (28, з) или буйно во хм*елю — саувйр
(116, з). Идеальный сотоварищ не бывает в дурном настроении — зймир
(251, б), и он приятен всем участникам пирушки — лазз (99, і).
Нередко случается, что пирушка длится очень долго, дня три и
даже больше (321, 5, 8), поэтому нужно считаться со всеми последствиями
опьянения. Легкий хмель называется нашва (4, 3; мн. ч;: нашават
у Джарйра, И, 29, 13) и всегда имеет какие-либо последствия — maeü-
биухй (4, з); охмелевшие — нашйвй (270,10; ед. ч. нашвйн у Джарйра,
I, 39, з); глагол танйшй (№ 25, 30; у Джарйра часто инташа — I, 135, 12;
172, 5 сн.; II, 158, 3; ал-Кутамй, № 4, 13; № 6, 15); пить до пресыщения —
mapayeü (№ 1,24). Одним из последствий опьянения является легкая
томность — фу тар (77,4), когда человек чувствует, как вино
растекается по его членам, подобно разбегающимся во все стороны мураш-
1 Последнего считают сыном халифа 'Османа (Н. Lammens, EI, I, стр. 247).
2 Вероятно, без связи с вином.
Вино в поэзии ал-Ахталя
431
кам — тадиббу (4,4. Знаменитое сравнение ср. 405 к стиху и Geyer,
I, 71, прим. 1; II, 231) или подобно болезни — тамашша да уху (295, б).
Такая томность сказывается и в веках (207, 5), глаза краснеют — хумр
(314, 3; ср. Jacob, 100). Ощущение мурашек всего лишь легкая
степень опьянения, но бывает, что вино вызывает как бы ярость — хумаййй—
в костях (256, 6; ср. также 99, 1; 296,7. О значении слова см. 555
к 296, 7). Вино вызывает нетвердость в походке — раннахат бинй (№ 31).
Следующим последствием является сонливость, которая приводит к тому,
что опьяневший засыпает — хаданатху-л-хамру... файанаса (295, з);
даже сам хозяин засыпает, позабыв о гостях (303, ю). Легкая степень
сонливости называется, как известно, кара (например 383,7). Менее
приятно другое последствие опьянения: похмелье — хумар (99,1; ед. ч.:
хумра), никогда не покидающее некоторых людей. Пьют вино до тех пор,
пока живот не сделается тяжелым, как верблюжий вьюк — *идл; такой
любитель вина называется муаддал (№ 19, з) и слывет истинным
'пьяницей'— шаррабу-А-хумур (там же), как видимо не без гордости именует
самого себя ал-Ахтал.
У него есть превосходные изображения опьяневшего, с
многочисленными весьма реалистическими деталями, которые свидетельствуют о
большом опыте, но никогда не выходят за рамки хорошего вкуса. Опьяневшего
часто называют сари 'поверженный' (383, 7; 2, 5; 257, і). Он словно
парализован: собутыльники должны приподнять его голову, чтобы
немного оживить его, но кости и члены его уже омертвели (2, 5).
Соображает он с большим трудом, и его приходится нести или тащить (2, б).
Хотя при этом верхнюю часть его тела поддерживают, нижняя все же
остается почти парализованной (3, і). Человек, находящийся в таком
состоянии, совершенно теряет дар речи, как пораженный хайбарской или
тихамской лихорадкой (85, 4; ср. Jacob, 154 и далее). Немудрено, что
пьяных называют „больными" — мирйд (321,7) и что „притти в себя"
выражается тем же глаголом caxä, как и „исцелиться от болезни"
(например, 321, 7).
Не менее точно, хотя часто и с поэтическими преувеличениями
ал-Ахтал описывает и положительные стороны употребления вина,
лежащие в основе общеизвестных гипербол. Вино исцеляет голову (№ 9);
его аромат можно ощутить даже при насморке (85,3; Geyer, I, 57,
прим. 3, 76, прим. 2). Более того: оно несет жизнь и смерть (322, і),
оживляет душу и тело (295, 4), может воскрешать даже мертвых (252, і) —
гипербола, часто встречающаяся и в мистической поэзии.1
Также и наблюдения ал-Ахталя относительно психологического
действия вина отличаются большой точностью. Вино делает человека весе-
1 Ал-Ахталю, естественно, известен широко распространенный образ эротической
поэзии, где это же действие приписывается слюне возлюбленной (232, и; ср. также
479 к стиху 252, і и G е у е г, I, стр. 73).
432 Арабская средневековая художественная литература
лым и дерзким (4,2); напившийся кичливо волочит за собой плащ
(154, 9; 296, 7; ал-Кутамй, № 4, 14). Даже обнаженный меч не в силах
его испугать (296, 8). Благодаря вину он совершенно теряет рассудок
(371, 2), и когда он падает, ему приходится опираться на руки и на
коленки (378, 12).
V. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На анализе последствий опьянения заканчивается наше исследование.
Цепь замкнулась. Материал из ал-Ахталя исчерпан. Едва ли много
нового внесут новые рукописи1 или фрагменты, хотя, конечно, очень
желателен был бы подробный анализ всего собранного материала. Уже
одно можно утверждать с полной определенностью и сейчас, а именно, что
арабская литературная традиция имела все основания называть ал-Ахталя
выдающимся певцом вина. Разумеется, его нельзя сравнивать с ал-Асша
и Абу Нувасом, но в омейядскую эпоху нет равного ему. В его
стихотворениях мы находим не только богатую лексику и интересные
примеры различных стилистических ухищрений, но и живое изображение
действительной жизни. Последнее, как мне кажется, оправдывает
появление этой статьи в юбилейном сборнике, посвященном величайшему
знатоку и исследователю „древнеарабской бедуинской жизни".
1 О неизвестной рукописи дивана ал-Ахталя (от 499 г. хиджры), обнаруженной им
в Персии, сообщил недавно А. А. Ромаскевич (ЗКВ, V, 1930, стр. 803, прим. і).
•*°§§°*-
У&^ФШ&А^^^
КАЛИЛА И ДИМНА
ВВЕДЕНИЕ
I
Арабы большие любители рассказывать и слушать рассказы; такими
они остаются на всем протяжении своей истории, начиная с древнейших
времен, до которых может проникнуть исследовательский взор. И теперь,
когда в кофейнях Каира или Дамаска очарованные слушатели внимают
повествованиям о подвигах 'Антара или сказкам „1001 ночи", невольно
вспоминается то время, когда правоверные халифы в дамасском дворце,
заслушиваясь рассказчиков из Йемена, забывали про торжественный
выход на молитву. И дальше можно продолжить эти воспоминания.
В то самое время как Мухаммед возглашал свои горячие суры, его
противник — жизнерадостный и убежденный язычник ан-Надо ибн ал-Харис,
прикоснувшийся к современной ему персидской цивилизации, — звал
сторонников пророка послушать вместо этих „старых историй" его повести
об Исфендийаре и Рустеме.
Превосходные рассказчики, они находили свой материал повсюду: и
в преданиях родной старины, и в повествованиях других народов,
попадавших к ним устно через таких передатчиков, как ан-На^р, а со
временем и письменным путем благодаря трудам переводчиков. Многие из
этих повествований погибли безвозвратно, и только арабская редакция
сохранила их для человечества, внеся новую струю во „всемирную"
литературу и отразившись иногда на всех языках. Велика эта
мировая заслуга арабов. Без нее мы не знали бы и „1001 ночи". Из Индии —
родины сказок — шло это произведение, но только арабы сумели
провести его на Запад. Та же Индия дала и дидактические
повествования животного эпоса — один из первых опытов той литературной формы,
с которой европеец знакомится еще в детстве на баснях Лафонтена
и Крылова. Среди необозримого множества этих произведений такую
же мировую роль, как и „1001 ночь", сыграл благодаря арабской
версии тот памятник, который известен под названием „Калйлы
и Димны".
Его арабская редакция — первый точно датируемый этап, а вся
предшествующая история и теперь не вполне отчетлива. Несомненно, что
28 И. Ю. Крачковский. т. II
434 Арабская средневековая художественная литература
родиной оригинала является Индия еще в эпоху расцвета буддизма;
возник он, вероятно, на санскритском языке не позже VI в. и по своей
литературной форме представлял обычное впоследствии для
средневековой Европы „зерцало", руководство для правителей, дидактически-мора-
лизаторское произведение, где излагаемые идеи подкрепляются
иллюстрационной частью — рассказами из жизни животных, говорящих и
действующих как люди. Предполагают, что этот древний индийский
оригинал первоначально состоял из введения и пяти глав, впоследствии
разросшихся до тринадцати или семнадцати; судить о нем определенно
нельзя за отсутствием какого бы то ни было памятника. Одним из
ближайших отражений его считается „Панча-тантра", брахманская
переработка, быть может на санскритском еще языке, того же оригинала, из
которого вышла впоследствии „Калила и Димна". Из основного числа
глав здесь сохранено тоже только пять, на что определенно
указывается и в самом заглавии. Эта редакция стала в Индии популярной
народной книгой и распространилась в громадном количестве обработок.
Из этого источника по всему миру как восточному, так и западному
растеклись бесчисленные версии; еще больше отдельных рассказов попало
в разные страны путем устной передачи, все линии и направления
которой установить или учесть невозможно. Письменные обработки
вскрывают эти переходы яснее.
Первым более или менее отчетливым этапом мы должны считать
пехлевийскую (среднеперсидскую) версию, хотя и она до настоящего
времени не сохранилась. В эпоху расцвета сасанидского могущества
при Хосрое Ануширване (531—579), когда вообще усиленно развивается
переводная и отчасти самостоятельная литература на пехлевийском языке,
появляется за пределами Индии „Калила и Димна", вероятно, под этим
уже названием по именам двух шакалов, действующих в первой главе.
Легенда связывает перевод с именем придворного врача Барзуи,
который будто бы привез эту книгу из Индии вместе с шахматами. От этой
легенды едва ли можно ожидать буквального соответствия
действительности: несомненно, во всяком случае, что она правильно отражает и
ход литературного движения и дату версии, которую мы можем
приурочить приблизительно к 550 г. С той же оговоркой мы должны отнестись
и к роли в судьбе этого произведения мудрого везира Хосроя Анушир-
вана, носившего популярное в мусульманской литературе имя Бузурдж-
михра. Личность его принадлежит скорее легенде, чем истории; около
его имени сгруппировались впоследствии различные афоризмы, и он
превратился в тип умудренного жизнью и размышлением идеального
советника царя, действительного правителя при не всегда стоящем на
высоте владыке. Легенда иногда приписывает ему составление или
обработку предисловия к этой версии, но едва ли и данное указание
необходимо понимать буквально.
Калила и Димна. Введение
435
Хотя в оригинале пехлевийская версия до нас не дошла, но все же
о ней мы можем судить с гораздо большей основательностью, чем об
индийском источнике, благодаря двум сохранившимся переводам —
сирийскому и арабскому. Первый, не игравший особенной роли в мировом
распространении „Калйлы и Димны", важен для нас тем, что очень
близко подходит к пехлевийскому оригиналу и, кроме того, по времени
удален от него только десятка на два лет. Возник он в той же саса-
нидской Персии, где изгнанные из Византии по религиозно-политическим
соображениям несториане-сирийцы нашли приют и могли свободно
развить довольно интенсивную литературную деятельность, главным
образом переводческую. Работа их не пропала даром для мировой культуры:
когда в эпоху аббасидского халифата к арабам влилась струя греческой
науки, часто она прокладывала себе путь в сирийской оболочке. Как и
следовало ожидать, перевод создался в среде духовенства — наиболее
культурного элемента той эпохи; переводчиком называют . какого-то
Буда, о личности которого нам ничего не известно, кроме его
греческого титула „периодеут"—нечто вроде миссионера-благочинного. Эта
версия, очень важная для науки своей близостью к пехлевийской, пови-
димому, не вышла за узкие пределы сирийского народа и не пользова1
лась сколько-нибудь значительной популярностью вне его.
II
В противоположность сирийскому переводу мировую, в полном смысле
слова, роль сыграл арабский, возникший века на полтора позже первого
и восходящий к тому же оригиналу. Он вводит нас уже в
определенный исторический период с точными датами и именами. Эпоха эта лежит
на рубеже аббасидской династии, когда замечаются первые проблески,
литературного расцвета, пышно развернувшегося в эпоху сына Харуна
ар-Рашйда, ал-Ма'муна. Наряду с греческой наукой начинает проникать
к арабам и староперсидская литература; одним из панегиристов и
переводчиков ее явился 'Абдаллах ибн ал-Мукаффас (721—757), переводчик
„Калйлы и Димны".
Перс по происхождению и приверженец религии Зороастра, он только
под конец жизни, повидимому под влиянием внешних обстоятельств,
принял ислам. Современники чувствовали, что правоверного
мусульманина из него „ не вышло, и заклеймили Ибн ал-Мукаффас частой в ту
эпоху смены и борьбы мировоззрений кличкой зиндика —
еретика-вольнодумца. Большую часть жизни он провел в Басре, которая была
духовным центром Месопотамии до появления на исторической сцене Багдада.
Искусный стиль давал ему возможность существовать безбедно в
качестве секретаря различных правителей и эмиров; симпатии и знакомства
его сосредоточивались преимущественно в учено-литературной среде,
оживленно кипевшей в этом международном городе. Одним из его дру-
28*
436 Арабская средневековая художественная литература
зей был знаменитый впоследствии ал-Халйл, который положил начало
изучению лексикографии и метрики. Сложность условий того времени
не позволяет нам с уверенностью определить, чем была вызвана казнь
Ибн ал-Мукаффа': личной обидой влиятельных врагов, политическими
интригами или всем мировоззрением зиндика, возбудившим
подозрительность защитников строгого правоверия.
Как и все персы этой эпохи, даже панегиристы своей родины и ее
былой славы, Ибн ал-Мукаффа?, владея персидским языком, сам писал
почти исключительно по-арабски. О свободе его в пользовании этим,
еще не вполне в ту эпоху обработанным, орудием культурной жизни
говорит не только его сан официального секретаря, которого
удостаивались обыкновенно большие мастера слова, но и собственные
оригинальные произведения. Они стали известны лишь в недавнее время
благодаря изданиям на Востоке; только теперь мы получаем возможность
составить представление о писательском облике Ибн ал-Мукаффас.
Несомненно, на „Калйлу и Димну" его натолкнула не случайность: два
известных нам произведения самого переводчика принадлежат тоже
к разряду дидактически-морализаторских произведений. В них нет, правда,
иллюстрационного элемента в виде рассказов, они представляют лишь
догматические рассуждения самого автора, но по идее они направлены
к той же цели — научить, как следует жить и обращаться с людьми
разных положений, начиная с царей и кончая нищими и бродягами. Не
только в стиле, но и в самых принципах этих наставлений нетрудно
было бы уловить сходство с „Калйлой и Димной"; иногда можно
установить буквальные параллели. К сожалению, у нас нет точных
хронологических дат, чтобы определить, к какому периоду относится знакомство
Ибн ал-Мукаффа? с „Калйлой и Димной" и можно ли считать его
произведения прямым подражанием зашедшему из Индии памятнику. Во
всяком случае, конгениальность переводчика с избранным им
произведением здесь несомненна.
Свой персидский патриотизм Ибн ал-Мукаффас проявил в переводе
„Книги владык" — свода героических сказаний древней Персии, который
до нас непосредственно не дошел и только предположительно
реконструируется учеными на основании всяких отрывочных данных. О
значении работы Ибн ал-Мукаффас можно судить по тому, что знаменитая
персидская эпопея „ІШх-наме", основанная на тех же материалах, что
„Книга владык", возникла только в X век£.
Все эти произведения, однако, остались в пределах мусульманского
и даже еще теснее — арабского Востока. Мировая роль выпала только
на долю перевода „Калйлы и Димны". Зная условия литературного
труда и представления о литературной собственности на Востоке, не
нужно думать, что этот перевод точно передает форму пехлевийской
версии. Даже в основном тексте мы можем установить наличие вставок
или обработки, вызываемой теми или другими соображениями. По срав-
Калила и Димна. Введение
437
нению с пехлевийской версией добавлены глава о расследовании дела
Димны, так как нравственные запросы или цели переводчика требовали,
чтобы порок понес заслуженное наказание. Добавлен, повидимому,
рассказ об отшельнике и госте и, может быть, о царевиче с товарищами.
Некоторые изменения вносятся и в детали: в главе „о воронах и совах"
первоначально сам аскет превращал мышонка в девушку, у Ибн ал-
Мукаффас делает это бог; в главе о льве и шакале-постнике переводчик
не счел возможным упомянуть, что шакал в молодости был грешным
царем. Вероятно, все аналогичные изменения объясняются некоторой
осторожностью перед той правоверной средой, в которой жил Ибн ал-
Мукаффас. Дальнейшие события показали, насколько опасения были
основательны, и эта осторожность не спасла Ибн ал-Мукаффа' от
преждевременной смерти.
Сильно отличается арабская версия от пехлевийской и теми
многочисленными предисловиями, которые ее сопровождают. Не говоря
о бессодержательных предуведомлениях, которыми переписчики
рукописей почти всегда считают нужным снабдить свою копию, достоверных
введений у арабской версии два — самого Ибн ал-Мукаффа? и Барзуи.
Введение с именем не известного ближе Бахнуда ибн Сахвана возникло
не раньше IX в., и самое появление его не вполне обосновано, так как
оно достаточно бесполезно при наличии двух других. Новым элементом
здесь является только отражение известного романа об Александре.
Сомневаться в принадлежности Ибн ал-Мукаффа' предисловия с его
именем нет особых оснований: и по идеям и по стилю оно близко
примыкает к его собственным произведениям. Сложнее вопрос с введением
или главой об истории врача Барзуи. Оно, повидимому, восходит еще
к пехлевийской версии, если даже и не написано самим Бузурджмихром,
как об этом рассказывается. Во всяком случае, оно значительно
переработано Ибн ал-Мукаффа', внесшим некоторые добавления. Иногда
невольно хочется видеть в этом предисловии даже отражение
биографических черт: мысли о ненадежности религии, к которым приходит Барзуйа,
невольно напоминают шаткость убеждений в этой области самого Ибн
ал-Мукаффаг, и, быть может, он только воспользовался случаем
изложить свои собственные воззрения. Вера в фатум, или рок, могла быть
свойственна обоим — и персу, постигшему мировоззрение Индии, и персу,
принявшему ислам. Вероятно, через Индию шло отразившееся в этом
предисловии влияние буддийского романа о Варлааме и Иосафе, которое
можно усмотреть в известной притче о человеке в колодце, хорошо
знакомой русским читателям XIX в. с детства по стихотворной
обработке Жуковского, попавшей во все хрестоматии. Аскетизм, который,
в конце концов руководит жизнью Барзуи, тоже говорит скорее о том,
что эта черта существовала в пехлевийской версии, а не была добавлена
Ибн ал-Мукаффа': для Индии аскетизм представлял обычное и давнее
явление, тогда как зороастризму он был чужд не меньше, чем той
438 Арабская средневековая художественная литература
месопотамской среде, которая окружала переводчика. Такую сложную
амальгаму представляет это предисловие, и оно характерно для всего
сочинения, которое уже в этой стадии является продуктом нескольких
народностей, нескольких литератур.
III
„Калила и Димна" проникла в мировую литературу именно благодаря
арабской версии, которая на протяжении веков обрастала все большими
наслоениями, иногда совершенно менявшими ее состав. Сирийская
версия, как было сказано, не приобрела особой популярности, точно дая
того, чтобы сосредоточить все внимание следующих поколений и разных
народов на арабской. И на родном языке она выдержала до восьми
одних только стихотворных переделок, но во всей силе сказалось ее
влияние на других литературах. Сирийцы как будто забыли про свой
старый перевод с пехлевийского и в X—XI вв. снова переводят уже по
арабской версии. Около 1081 г. появляется греческий перевод, с
которого не позже XIII в. делается славянский, попавший и на Московскую
Русь под названием „Стефанит и Ихнилат" („Увенчанный и Следопыт"),
представляющим неудачную попытку этимологического объяснения
арабских имен Калила и Димна. В XII в. возникает персидский перевод,
переживающий ряд обработок и предстающий пред нами в XV в. в виде
почти оригинального пышно разросшегося произведения „Светочи Кано-
пуса". Оно дало отпрыски на всех языках мусульманского мира; от
персидской версии протянулась и к монголам одна ветвь, на которую
недавно опять обратили внимание. Распространение „Калйлы и Димны"
не ограничилось, однако, славянским миром и Востоком: другое течение
направилось в Западную Европу и здесь растеклось точно так же почти
по всем литературам. Около 1250 г. делается еврейский перевод,
через двадцать приблизительно лет с еврейского — латинский; обычный
путь, которым прошли многие арабские сочинения, попадая на Запад.
Латинский перевод под названием „Directorium vitae humanae" послужил
оригиналом для неисчерпаемого количества переводов на все языки
Европы, как только они начинали получать литературную обработку.
Оттуда же отдельные рассказы, в качестве назидательных примеров
(exempla), попадали в проповеди и всякие нравоучительные сочинения,
распространяясь и дальше, нередко уже устным путем. Часто дороги,
шедшие с разных сторон, сходились в одной точке, и, когда в 1762 г.
„Академии Наук переводчик Борис Волков" выпустил
„Политические и нравоучительные басни Пильпая, философа Индейского" в
переводе с французского, немногие читатели догадывались, что это
произведение тот же „Стефанит и Ихнилат", который был известен
Московской Руси, только проникший теперь другим путем и в другой
оболочке.
Калила и Димна. Введение
439
Общая история „Калйлы и Димны" до известной степени служит
параллелью и для истории арабской версии после Ибн ал-Мукаффас:
несомненно, что и здесь происходили изменения и подвергалась
обработке даже та форма, за которой сохранялось имя Ибн ал-Мукаффа*.
К сожалению, материалов, чтобы сделать какие-нибудь выводы об этом,
слишком мало; частью эти материалы остаются до сих пор
неисследованными. Большинство рукописей довольно позднего происхождения,
и об арабской версии обыкновенно судят на основании издания 1816 г.,
данного французским ученым Сильвестром де Саси; оно представляет
комбинацию шести различных рукописей, выполненную не всегда
критически и очень субъективно. Все последующие издания, выходившие
преимущественно на Востоке, лишь воспроизводят издание Сильвестра
де Саси или какую-либо рукопись позднего происхождения. Только
в 1905 г. вышло бейрутское издание Л. Шейхо, представляющее первый
действительный шаг вперед по сравнению с изданием Сильвестра де
Саси. Прежде всего интересно, что рукопись, послужившая оригиналом
для издания, является наиболее древней из всех существующих, так как
относится к 1339 г. Но, кроме этого, она, повидимому, отражает и
более древнюю стадию в самом развитии версии, так как ближе других
стоит к „Панчатантре" и обоим сирийским переводам. В манере
изложения иногда чувствуется большая примитивность, и издатель хочет
усмотреть даже некоторую шероховатость языка, говорящую о первом,
неотделанном наброске. На буквальную точность передачи пехлевийской
версии и здесь рассчитывать, конечно, нельзя: перевод Ибн ал-Мукаффа
с самого начала был сильно арабизован, так как арабская литературная
традиция дая переводчика была так же близка, как и персидская.
Стихов он, правда, не включил в свою версию, что не преминул бы сделать
чистый араб, но в уста действующих лиц иногда влагаются слова
Корана или типично арабские пословицы. Евангельское изречение могло
попасть, конечно, и через пехлевийский текст, но наименование языче^
ских божеств джиннами ясно говорит о стремлении придать ему арабско-
мусульманский характер. Возможно, что эти детали были внесены не
самим Ибн ал-Мукаффаг, а его последующими
переписчиками-продолжателями. Несомненно только одно, что из всех наличных и известных
до настоящего времени рукописей та, которая издана Шейхо,
представляет наиболее древнюю форму арабской версии и впервые позволяет
судить о первоначальном составе ее. По своему научному значению для
истории „Ьалйлы и Димны" она сильно превосходит издание Сильвестра
де Саси, дающее сводную редакцию, составленную самим издателем и
скрывающую действительную форму всех использованных рукописей. Это
обстоятельство и побудило нас дать русским читателям перевод именно этой
версии, так как по изданию де Саси существуют переводы почти на все
европейские языки, не исключая и русского. Напротив, версия Шейхо, несмотря
на всю свою важность, до сих пор не привлекала сколько-нибудь серьезного
440 Арабская средневековая художественная литература
внимания, и только по случайному упоминанию известно, что существует
итальянский перевод, выпущенный в ограниченном числе экземпляров.
Имея в виду дать перевод произведения арабской литературы,
переводчики везде старались исходить всецело из арабской версии. Даже
в тех случаях,' где собственные имена в других версиях передаются
ближе к оригиналу или где наукой восстановлены предположительные
их индийские прообразы, переводчики сохраняли их согласно версии
Шейхо и только в примечаниях указывали иногда наиболее типичные
случаи добытых наукой сравнений.
Еще менее они позволяли себе изменять самый текст, даже в тех
местах, где варианты издания де Саси казались более легкими для
перевода или лучшими с точки зрения классического языка.
Единственное исключение с некоторой контаминацией арабских версий допускалось
только в следующем случае. В издании Шейхо, выполненном на
основании одной, далеко не всегда безупречной, рукописи, немало мест, или
прямо искаженных переписчиками, или заключающих пропуски, которые
затемняют смысл. В тексте они указываются особыми знаками или
просто обходятся молча; переводчики, желая представить арабскую
версию в полном виде, предпочитали не прибегать к пропускам или
переводить заведомо искаженный текст, а устанавливали его на основании
рукописей работ де Саси или других ученых, не оговаривая этого
специально каждый раз. Весь перевод, выполненный первоначально по
первому изданию Шейхо 1905 г., переработан систематически по второму
более удовлетворительному изданию 1923 г., и только в трех местах
допущены сколько-нибудь значительные отступления от этого издания
(стр. 15—16, 45—47 и 92 текста). Исходя из стремления дать понятие
о полном составе арабской версии в ее различных изводах, переводчики
не ограничились передачей текста рукописи Шейхо, но добавили и те
части, которые известны по другим изданиям. К числу их относятся
предисловия Бахнуда и две главы, помещенные в приложении: 1. О
голубе, лисице и цапле и 2. О мышином царе и его везирах. • Основная
часть перевода была исполнена молодым арабистом И. П. Кузьминым
по первому изданию Шейхо, еще в 1920—1921 г.; смерть (28 мая 1922 г.)
помешала ему завершить и окончательно обработать свой труд.1 На
долю его учителя выпало восполнить ряд пробелов в отдельных местах
рукописи, по разным причинам затруднявших И. П. Кузьмина, и
перевести полностью те части, перевода которых не нашлось в материалах
покойного. Последних оказалось сравнительно немного: введение
переписчика, начало предисловия Бахнуда, предисловие Ибн ал-Му-
каффас, часть первой главы „О льве и быке" и заключение книги.
Мною же весь перевод переработан по второму изданию Шейхо 1923 г.
1 Памяти переводчика посвящены две статьи: Восток, II, 1923, стр. 164; ЗКВ, II,
1926, стр. 175—180.
Калила и Димна, Введение
441
IV
В настоящем виде предлагаемый перевод дает ясное представление
об арабской версии „Калйлы и Димны" вообще; анализ ее неминуемо
сводится к анализу самого произведения, так как все версии
представляют только единое литературное явление во многовековом развитии;
в этом развитии центральное по значению место занимает именно
арабский перевод. В композиционных приемах мы сразу узнаем Индию
с типичной для нее формой врамления, со стереотипным вопросом „как
это было", хорошо знакомым по „1001 ночи", когда сцены действия
движутся, как вынимаемые один из другого ящики. Типична для Индии
и форма притчи — нравоучительного рассказа, появляющегося во всех
религиозных учениях, а со временем и во всех литературах. Фигуры
животного эпоса здесь еще не похожи на те, которые были созданы
его вековым развитием, придавшим определенные типичные черты, по
которым мы сразу и всегда узнаем их обладателей, например в баснях
Крылова. Некоторая ирония, быть может, кроется в том, что иногда
звери появляются не с теми чертами, которые мы обычно склонны им
приписывать: царь зверей — лев глупее быка, его дурачит не только
шакал, но даже и заяц, которого мы считаем символом трусости. Однако
установить индивидуальные типы животных по „Калйле и Димне" вообще
едва ли удастся. Здесь звери еще слишком напоминают людей: они не
столько действуют, сколько говорят и рассуждают, рассуждают длинно
и обстоятельно, так как именно в этих рассуждениях, а не в* действии
и лежит центр тяжести всего произведения. Именно в них автор
проводит свои идеи и свою мораль.
Мораль эта нам хорошо известна из разных средневековых
произведений аналогичного типа — „зерцал" для князей или правителей. Носит
она чисто практический характер, без всякого отражения в подоснове
серьезных внутренних запросов.
Одна сторона этой морали — отношение к женщинам — оказала, быть
может, наиболее губительное влияние на всю средневековую идеологию,
взращенную аналогичными произведениями. Не надо забывать, что такие
сочинения, как „Калила и Димна", в оригинале создавались аскетами-
отшельниками и, если в дальнейшем на них наслоялись и чуждые им
черты, то остов — умерщвление плоти — все же оставался. Поэтому и
женщина изображалась исключительно отрицательными чертами, как
орудие зла и воплощение порока. С такими чертами она перешла и
в Европу; даже рыцарский период с его поклонением даме и поэзией
миннезанга не мог изменить этого представления, и только новый бур"
жуазный порядок уничтожил, да и то не вполне, эту тенденцию в
литературном изображении женщины.
Однако все эти стороны и черты отрицательного влияния „Калйлы
и Димны" не умаляют ее литературного значения. С этой точки зрения
ее мировое влияние можно признать и счастливым и плодотворным.
442 Арабская средневековая художественная литература
В ней мы встречаем наблюдение всех социальных условий, современных
автору; впервые жизнь и нравы отразились здесь до мельчайших, самых
обыденных подробностей без риторической аффектации. Для Европы
средних веков это прозвучало новостью; здесь в эпоху знакомства
с ней существовали собственно только две литературные формы,
пользовавшиеся широким распространением: национальная эпопея и
рыцарский роман. Обе они и обращались к высшему классу населения и брали
свой материал из того же круга. В новой зарождавшейся Европе мало-
по-малу присоединилась к ним еще третья литературная разновидность —
фаблио, т. е. новеллы с самым разнообразным содержанием, бравшие
свой материал повсюду, претворяя его в простую, всем доступную
форму, которая скоро стала едва ли не наиболее популярной на Западе.
Впервые же эта форма возникла на Востоке, частью в рассказах
„Калйлы и Димны".
В дальнейшем эти новеллы оказали свое влияние на развитие двух
величайших категорий новой литературы: романа и комедии. Так
протянулись через все страны нити из далекой Индии к близкой нам Европе;
отбросить хоть одно звено в этой мировой цепи — значит обречь себя
на ее непонимание.
y^^f^7=y^7=^W^^f^^^r^^f^=^^^^^.
ДАТСКИЙ ПЕРЕВОД „ТЫСЯЧА И ОДНОЙ НОЧИ«
Tusind og en Nat oversat fra arabisk af J. Ostrup illustreret af Gudmund Hentze,
I—VI. Baltisk Forlag. Malmö—K0benhavn—Berlin. 1927—1928. 8° maj. 396 -f- 400 -+-
-+- 400 -+- 400 -+- 400 -#- 408 стр. -*- illustrat.
История переводов „1001 ночи" еще не написана; между тем она
представляет очень любопытную страницу не только литературной, но
и культурной жизни европейских стран. Каждая эпоха оставляла здесь
свой след и налагала определенный отпечаток: если не всякий перевод
вносил что-либо новое в понимание самого произведения, то он всегда
был характерен для литературных и научных взглядов своего времени.
Двадцатые годы нашего столетия открывают, повидимому, новый период.
До этого времени последним словом науки (и переводческого искусства)
в данной области считались переводы литературно-эстетического типа,
как Пэйн (Payne) и Мардрюс (Mardrus), к которым отчасти может быть
отнесен и Бѳртон (Burton), другой стороной примыкающий к
„этнографическому" типу переводов, одним из лучших образцов которых остается
старый Лэн (Lane). Теперь мы замечаем новое явление: к переводам
„1001 ночи" приступают арабисты-филологи, для которых это
произведение являлось предметом специального изучения, а не очередной
рядовой работой, как бывало и раньше (Вейль, Хеннинг). Пионером нового
направления мы можем считать Э. Литтмана, известного семитолога и
арабиста, одинаково близкого к диалектологии и фольклору Переднего
Востока, который в 1921 г. стал выпускать свой шеститомный
законченный в 1928 г; перевод. Для серьезного изучения „1001 ночи" и
работы над ней этот перевод и является теперь основным авторитетом.
К тому же направлению литературно-филологического перевода мы
можем отнести и русскую работу М. А. Салье, который подготовлял
себя к трудной задаче серьезным научным изучением памятника и дал
уже несколько монографий по различным вопросам, связанным с его
литературной историей.1 Перевод М. А. Салье стал появляться в печати
х „Ленинградская рукопись «Тысяча и одной ночи»" (ИАН, 1928, стр. 185—196),
„Материалы для датировки сказки об 'Ала ад-дйне Абу-ш-Шамате" (там же, стр. 299—
310). Совершенную новость для науки представляют опубликованные им' отрывки
„1001 ночи" в еврейской транскрипции, которые до сих йор не были знакомы
специалистам, — „Неизвестный вариант сказки о рыбаке и духе" (ЗКВ, V, 1930, стр. 405 428).
444 Арабская средневековая художественная литература
с 1929 г., уже после того, как в Европе был издан датский перевод Эструпа
(J. Ostrup), который можно было бы считать вторым после Литтмана
образцом нового течения в истории переводов „1001 ночи", основываясь
на имени автора. К сожалению, перевод до последнего времени
оставался недоступным рецензенту; он представляет, однако, настолько
крупное событие в интересующей нас области, что и теперь не поздно
познакомить с ним читателей.
Перевод вышел в 1927—1928 гг., одновременно в двух изданиях —
оригинальном датском и шведском в переводе с датского Веннстрёма
(Т. Wennström).1 Оба издания сопровождаются одинаковыми
иллюстрациями датского художника Хентце. Для скандинавских литератур, до
сих пор, как и русская, не обладавших переводом с подлинника, выход
в свет работы Эструпа представлял событие первостепенной важности
и был встречен соответствующими отзывами прессы. Имя переводчика
позволяло надеяться, что его труд будет таким же событием вообще
для всех интересующихся „1001 ночью". Надо помнить, что Эструп
является крупнейшим специалистом по „1001 ночи"; одна из первых
его работ в начале 90-х годов составила целую эпоху в этой области2
и до настоящего времени остается основным руководящим трудом по
ее истории.3 Еще до этой книги им был выпущен перевод сказки об
Ала ад-дйне из „1001 ночи";4 вероятно, с того же времени был начат и
систематический перевод, продолжавшийся в течение долгих лет
параллельно с научной работой и законченный, судя по дате в конце
предисловия (I, стр. 26), в январе 1924 г. в Каире.
Это предисловие, предваряющее первый том (стр. 7—26), об истории
перевода говорит очень мало, но положенным в основу принципам
уделяет большое внимание и с этой точки зрения представляет общий
интерес, как мнение крупного знатока „1001 ночи". С самого начала
выясняется, что задача, которую ставил себе Эструп, сильно отличалась
от той, которой удовлетворяет перевод Литтмана или Салье: последние
дают не только книгу, которую можно читать, но и авторитетный текст,
основываясь на котором неарабист может работать над „1001 ночью"
с достаточной уверенностью; у Эструпа эта задача совершенно
отпадает. Первый датский перевод с подлинника (стр. 21, 25), по его
мнению, должен быть прежде всего Folkebog или folkelig Bog (стр. 18—
19, 21, 24)—„народной" или „популярной книгой", книгой для широких
масс читателей. Этим углом зрения и объясняется основной подход
1 Последний мне известен только по рецензии Цеттерстена (К. Zettersteen,
Le Monde Oriental, XXII, 1928, стр. 527—528).
2 Studier over Tusind og en Nat af J. 0strup. K0benhavn, 1891.
3 В 1904 г. вышел русский перевод этой работы Т. Ланге с дополнениями А.
Крымского (Москва), в 1925 г.—немецкий перевод с дополнениями О. Решера (Stuttgart).
4 В сборнике его переводов „Arabiske Sänge og Eventyr efterlignede af J. 0strup"
(K0benhavn, 1889, стр. 74—175).
Датский перевод „Тысяча и одной ночи"
445
переводчика. Принципиально он считает нужным, однако, относиться
к тексту с известной бережностью. „За исключением мест, где
европейский вкус ставит более узкие рамки, чем восточный, текст передан
с возможной точностью. Задача переводчика ... представить арабский
текст так, чтобы он чувствовался непринужденным и благозвучным на
другом языке. Во всякое время обязанность переводчика выражаться
так, как поступил бы автор оригинала, если бы он пользовался языком
переводчика. Чем дальше язык оригинала лежит от переводчика, тем
больше ему должно быть свободы" (стр. 21). Если последний пункт
может вызвать и несколько иное отношение при известной
субъективности, то стремление к возможной точности представляется, несомненно,
желательным. При дальнейшем ознакомлении, однако, оказывается, что
переводчик понимает эту точность едва ли так определенно, как
говорит о ней в данном месте.
С его отношением к „скользким" местам еще сравнительно легко
согласиться. Он прав, когда говорит, что „что можно сказать" на
Востоке понимается иначе, чем у нас. Много специфических мест
возникло в угоду среде, иногда элегантных и выразительных, иногда
грубых, как в рассказе о носильщике и трех дамах. Некоторые
переводчики сохраняли буквальность таких мест, нередко даже усиливая их
(как Мардрюс и Бѳртон). Конечно, в переводе, рассчитанном на то,
чтобы стать „народной книгой", надо от этого отказаться, тем более,
что только отдельные места, как в упомянутом рассказе, имеют какое-
нибудь значение для хода действия (стр. 18—19).
Значительно труднее согласиться с отношением Э струпа к стихам
„1001 ночи", причем и здесь его принципиальная установка несколько
отличается от того, как это проведено на практике. Связь стихов
с основным текстом характеризуется им совершенно правильно (стр. 19).
Обилие стихов в „1001 ночи" хорошо известно. Очень часто они
расходятся в различных редакциях и почти никогда не содержат ничего
для развития рассказа: это только поэтические паузы в прозаическом
повествовании. Состояние текста во многих местах вызывает большие
трудности языкового характера, и неудивительно, что основная масса
переводчиков опускает эти стихи. Однако никак нельзя забывать, что
они составляют характерную органическую часть „1001 ночи";
правильное представление об оригинале может* быть только тогда, когда
хотя бы большая часть стихов была включена в перевод, несмотря на
их различное достоинство. Последнюю мысль Эструп подчеркивает еще
раз, говоря (стр. 22), что ни один перевод не может считаться полным,
если он не обращает должного внимания на включенные в текст
арабские стихи. На практике, однако, высказанные здесь принципы в
значительной мере нарушаются часто субъективным подходом, который
очень хорошо характеризуется его собственными словами здесь же
(стр. 22): „Когда одна и та же мысль выражается в двух или несколь-
446 Арабская средневековая художественная литература
ких непосредственно следующих] одна за другой поэтических цитатах,
что бывает особенно часто, я выбирал ту, которая казалась мне более
красивым и удачным выражением этой мысли. В некоторых случаях
я предпочитал делать пропуски, когда стихи были плоски и неудачны
или когда связь между цитатой и окружающим текстом слишком
случайна. В известных местах я сокращал стихи, которые для европейского
вкуса могут показаться растянутыми"^ При таком „несколько более
свободном обращении с текстом в стихах" (стр. 23) трудно согласиться
с переводчиком, когда он выражает здесь же надежду на то, что
„сравнение перевода с оригиналом покажет, что последний настолько
близок к первому, насколько возможно, когда текст должен быть
переработан в рифмованные стихи на чужом языке". Нельзя отрицать, что
литературное искусство Эструпа создает легко звучащие по-датски
стихи, но это скорее именно переработка, иногда вариация на арабскую
тему, чем перевод. У критика здесь оружие отнято: при сличении
с текстом нет никогда уверенности, что представляет собой
расхождение — результат иного понимания арабиста или переработку в связи
с приведенными субъективными соображениями.
Такой же субъективный подход применяет Эструп и к содержанию
„1001 ночи", основываясь на принципиально справедливых выводах, но
пользуясь ими слишком диктаторски. Он совершенно справедливо
констатирует (стр. 16), что в различных рукописях и изданиях „1001 ночи"
содержание неодинаково; в разных редакциях легко установить наличие
выпусков и вставок. Распределение по ночам тоже не везде одинаково:
объем первых ночей всегда значительно больше, чем последних.
Так как содержание по существу не зависит от этих внешних
разделений, то он счел возможным не сохранять в переводе указания ночей,
удержав только традиционные вступления и заключения сказок, чтобы
оттенить основную рамку. В последней системе нельзя не усмотреть
известной непоследовательности, но существенной роли она, пожалуй,
еще не играет. Опаснее другое выставляемое им по отношению к тексту
положение (стр. 23): „Когда связь слишком натянута и непонятна,
искусство переводчика должно облегчить понимание, внося часть
необходимых уяснений в самый перевод". Можно надеяться, что знания и
такт Эструпа не позволили ему пойти слишком далеко в применении
этого пункта, но для среднего переводчика он явился бы, несомненно,
опасным. Так же рискованно и то, что он не считал себя обязанным
сохранять порядок сказок по положенному им в основу изданию, а У1для
большего разнообразия" допустил ряд перестановок (стр. 24). В этом
он разошелся с большинством авторитетных переводчиков, и едва ли
истина на его стороне.
Расходится он с ними и в издании, положенном в основу перевода.
Как известно, большое разнообразие существующих печатных редакций
„1001 ночи" заставляет переводчиков придерживаться обыкновенно
Датский перевод „Тысяча и одной ночи"
447
какой-либо одной, дополняя ее в том или ином виде на основании
других. Чаще других здесь привлекаются либо калькуттское издание Мак-
нотена (Macnaghten), либо первое булакское; Эструп положил в основу
четырехтомное египетское издание 1890 г. (стр. 21). Признавая его
„далеко не безупречным", он тем не менее находит, что „благодаря
ровному стилю и непритязательному языку издание является хорошей
основой для перевода, который должен быть популярной книгой". Едва ли
последнее соображение покажется особенно убедительным для тех, кто
знаком с „1001 ночью" в различных редакциях, тем более, что еще
около 1908 г. сам же Эструп находил, что „самым лучшим изданием
арабского текста все еще остается двухтомное булакское 1251 г.".1
Не хотелось бы предполагать, что издание 1890 г. явилось в основе
перевода Эструпа только потому, что оно было последним по времени,
когда он готовил свою эпохальную работу по „1001 ночи",
опубликованную в 1891 г. Отношение его и к этому изданию достаточно
диктаторское, как мы видели: он не считал нужным сохранять принятый там
порядок сказок, а кроме того, во многих случаях „объединял и
дополнял текст по изданиям Булака и Бейрута" (стр. 21). Степень
использования всех этих источников в предисловии не характеризуется с
достаточной ясностью; Эструп говорит только (стр. 22), что им исключен
рыцарский роман об 'Омаре ибн ан-Ну'мане, как не входивший
первоначально в состав сборника, варианты и обработки предшествующих
рассказов, равно как мелкие незначительные анекдоты. В
противоположность этому присоединены сказка об ?Ала ад-дйне и чудесной лампе,
согласно тексту, открытому в 1887 г. Зотанбером (Zotenberg); „пара
других сказок, которые отсутствуют в каирских изданиях, но приобрели
европейскую известность, взяты из Бѳртона". Непосредственное
изучение перевода несколько уточняет эту картину, но, с другой стороны,
опять открывает противоречия в приемах Эструпа. Из „вариантов
предшествующих рассказов" один ('Абдаллах ибн Фа^л и его братья)
фигурирует уже в первом томе (стр. 229 ел.), „так как он великолепно
рассказан и тем более, что находится в большинстве изданий". Несмотря
на исключение романа об 'Омаре, из него взята вставная сказка о Тадж
ал-мулуке (V, стр. 68 ел.). По тексту, изданному Зотанбером, как
указано, переведена сказка об сАла ад-дйне (III, стр. 228 ел.); по переводу
Бэртона, повидимому, три сказки—Ахмед и Перй Бану (IV, стр. 242 ел.),
еАлй Баба (IV, стр. 314 ел.) и сАлй Ходжа (IV, стр. 354 ел.).
Характерно замечание переводчика о том, что арабский текст сказки об 'Алй
Баба был ему недоступен (IV, стр. 314, прим.): он издан в 1910 г.
Макдональдом в „Журнале Королевского азиатского общества"
(стр. 327—386), и использование его для ученого Западной Европы не
представляет никаких трудностей. На основании бейрутского издания
і ЕІ, I, стр. 269.
448
Арабская средневековая художественная литература
дан перевод повести о Хикаре (V, стр. 369 ел.). К сожалению,
относительно некоторых сказок источник не указывается, как, например,
„Харун ар-Рашйд и три человека" (V, стр. 7 ел., говорится только, что
ее нет в каирском издании), „Спящий бодрствующий" (V, стр. 303 ел.,
упоминается, что она есть в бреславльском и бейрутском издании).
Совершенно непонятным кажется включение сказки об одураченном
воре (VI, стр. 303 ел.), взятой из сборника современных записей месо-
потамского фольклора Вейсбаха, „как образец более современного
искусства рассказчика". При такой пестроте состава трудно надеяться,
что перевод Эструпа даст действительное представление об одной из
действительно существующих редакций „1001 ночи"; строго говоря, он
представляет новую версию этого мирового произведения, составленную
на основании достаточно субъективных соображений.
На примечания к переводу Эструп сознательно скуп и сам признает,
что их легко было бы увеличить (стр. 24). Но перевод должен служить
народной книгой „с хорошей и точной передачей арабских сказок, а не
культурно-историческим очерком с текстом «1001] ночи» в основе".
В связи с этим он ограничивается только теми примечаниями, которые
необходимы для понимания текста, воздерживаясь от толкования
деталей, в частности специфических арабских кушаний (стр. 24—25).
В заключении предисловия переводчик еще раз подчеркивает свою
принципиальную постановку. Главным в переводе „1001 ночи", по его
мнению, является не арабский местный колорит, а ее общечеловеческое
значение. В виду надо иметь не ориенталиста или фольклориста,
который ищет отражения культуры определенного периода; обычный
читатель, главным образом и прежде всего, ищет развлечения и забвения
в плодах горячей и веселой фантазии; потребности такого читателя и
должны быть учтены по преимуществу. Конечно, добавляет он, первый
перевод на датский с арабского подлинника не должен быть только
книгой для развлечения в худшем смысле слова, но должен стремиться
пробудить интерес к пониманию Востока, который в наши дни
модернизируется и постепенно все более сближается с Европой, однако
сохраняет еще многое из примитивных форм жизни более древних периодов.
Несомненно, что цели, поставленной себе, Эструп достиг вполне;
понятен и тот восторженный прием, который встретил его перевод
в скандинавских странах. Он дал очень хорошую книгу для чтения
датской публике, но самое имя его как знатока и исследователя „1001 ночи"
невольно заставляло мечтать о большем: думалось, что мы получим не
только книгу для занимательного чтения, но и авторитетный перевод,
который для всех интересующихся „1001 ночью" неарабистов заменит
подлинник. Этого не случилось, и такую роль, очевидно, попрежнему
будет играть перевод Литтмана.
Первая часть предисловия (стр. 7—20) посвящена общей
характеристике и истории „1001 ночи"; в ней Эструп ограничивается главным
Датский перевод „Тысяча и одной ночи"
449
образом передачей в общедоступной форме тех выводов, к которым он
пришел в своем известном исследовании и статье в „Энциклопедии
ислама" (I, стр. 265—269), мало добавляя к ним нового.
На самом переводе после сказанного едва ли есть необходимость
останавливаться. Несомненно, что имя Эструпа, одинаково авторитетное
в области арабистики и датской литературы, служит достаточной
гарантией того, что ему удалось преодолеть все трудности, связанные с
пониманием и передачей арабского текста. Сличение же его перевода
с оригиналом, при характеризованной выше его системе, едва ли
представляется целесообразным.
Внешнее оформление издания великолепно. Хороший, хотя и не
ближневосточного стиля переплет, приятная печать и бумага —как всегда
на высоте скандинавских издательств. Иллюстрации принадлежат
датскому художнику Гудмунду Хентце (Gudmund Hentze) и распадаются
на три категории: таблицы на отдельных листах в красках (по 8 на том),
черные иллюстрации в тексте (от 4 до 60 на книгу) и черные заставки
в верху каждой страницы (около 15 повторяющихся^ вариантов).
Последние довольно ординарны, выдержаны скорее в европейском стиле и не
представляют ничего оригинального в смысле иллюстрации восточного
произведения. То же надо сказать о полихромных таблицах, которые
напоминают образцы обычного европейского условного экзотизма, очень
часто применяемого к иллюстрированию переводов „1001 ночи" (как,
например, при многочисленных изданиях немецкого перевода Вейля).
Значительно выше стоят черные иллюстрации к тексту; они сохраняют
обыкновенно одинаковые приемы; некоторые из них проникнуты легким
юмором и носят характер изящного шаржа. Среди них нетрудно найти
великолепные в своем роде образцы. Эта сторона издания еще более
повышает достоинство книги, предназначенной переводчиком для
занимательного чтения широкой публики.
->|-о-&-
29 И. Ю. Крачковский, т. II
^т^ее>у^^^
РУКОПИСЬ ЛАТА'ИФ АЗ-ЗАХИРА ИБН МАММАТИ
В ЛЕНИНГРАДЕ
Я был занят собиранием материалов для статьи об Ибн Мамматй1
как компендиаторе „аз-Захйры", на основании рукописи университетской
библиотеки в Ленинграде, которую я считал единственной в Европе, и
думал предназначить мою статью для гостеприимных страниц „Ал-Анда-
лус". Можно, конечно, представить себе мое удивление, когда, открыв
последний выпуск второго тома этого журнала, я нашел исследование
моего друга Э. Гарсиа Гомеса с таким же заглавием, основанное на
фотографиях одной рукописи, найденной им в Каире (стр. 329—336).
Моя рукопись тотчас же потеряла свой ореол уникальности, однако
значительно упростился и мой труд. Мне остается только сделать
некоторые добавления к прекрасной статье моего ученого друга и дать
суммарное описание этой новой рукописи, которая не лишена интереса
для истории описанного им манускрипта.
Несколько лет тому назад я имел случай говорить об Ибн Мамматй по
поводу его антологии „А?лам ан-наср", до тех пор неизвестной, неотожде-
ствленную рукопись которой мне удалось найти в той же университетской
библиотеке.2 В качестве начальника канцелярии он является личностью,
хорошо известной всем историкам Египта.3 К арабским источникам,
приводимым Э. Гарсиа Гомесом (ал-Андалус, II, стр. 332, прим. 2), нужно
добавить прежде всего „Иршад ал-арйб" Йакута.4 Последний (ум. в 626/1229 г.)
был, приблизительно, современником Ибн Мамматй (ум. в 606/1209 г.);
1 Имя его отца должно читаться Мамматй, без определенного члена (в
противоположность чтению Брокельмана: С. Brockelmann. GAL, I, стр.335, № 2).
Трогательную историю этого детского прозвища рассказывает Ибн Халликан (перевод
de Slane), I, стр. 195.
2 Неизвестная антология Ибн Мамматй. ДАН, В, 1928, стр. 1—6.
3 См., например: А. Н е 1 h i g. Al-Qädi al-Fädil, der Wezlr Saladin's. Leipzig,
1908, стр. 2—3, 39—40 et passim; С. H. Becker. Beiträge zur Geschichte Aegypten's
unter dem Islam. Strassburg, 1902, стр. 26; он же. Aegypten. EI, II, стр. 16—17 =
Islamstudien, I, Leipzig, 1924, стр. 177, 181; W. Björkman. Beiträge zur Geschichte
der Staatskanzlei im islamischen Aegypten. Hamburg, 1928, Index, s. v.
4 The Irshäd al-Arfb or Dictionary of Learned Men of Yäqut. Ed. by D. S. Margo-
liouth, II, Leyden—London, 1909 (Gibb Memorial Series, VI, 2), стр. 244—256.
Другие источники меньшего значения указывает Саркис (J. Е. S а г k i s. Dictionnaire
encyclopedique de bibliographie arabe. Le Caire, 1928, столб. 254, прим. 1).
Рукопись „Латпаиф аз-Захира Ибн Мамматпи в Ленинграде 451
он отлично знал его литературную и административную деятельность,
в особенности после его переселения в Алеппо, и перечисляет свыше
двадцати его сочинений (II, стр. 251), с полнотой, не встречающейся
у других авторов. Общее мнение Иакута не слишком лестно (II, стр. 251,
^ l«jl <uj.c S^U) öJL*** • fi J «JujLj U.L
&j\j*>L ^JLeil)); однако мы теперь можем подтвердить его
справедливость. Иакут дает также и заглавие антологии, открытой Э. Гарсиа
Гомесом (II, стр. 251, 9—іо). Среди современных авторов, уделивших
внимание Ибн Мамматй, не следует забывать Шейхо, который посвятил
ему специальную главу,1 использовав даты Иакута и объединив^
существующие сведения о его происхождении и его предках.
Заглавие интересующей нас антологии нужно читать: Лата'иф
аз-Захйра ва зара'иф ал-Джазйра (вместо „тара'ик", как читает
Э. Гарсиа Гомес, стр. 330 и 336, 25). Этого требуют смысл и двойная
рифма.2 Кроме того, это чтение находит совершенное подтверждение
в нескольких местах ленинградской рукописи.
Эта рукопись происходит из той же коллекции Шейха ат-Тантавй,
о которой я уже имел случай говорить на страницах „ал-Андалус" (II,
1934, стр. 197), и находится в настоящее время в библиотеке
Ленинградского университета (Ms. 0.788). Имя автора с трудом читается на
л. 1 а, и по этой причине В. Р. Розен, составляя список арабских
рукописей этой библиотеки, ограничился указанием только заглавия
сочинения: Qj*jlL\ <jZ]_J=>J O/f-»
Благодаря любезности моего ученика
и друга В. И. Беляева, которому первому удалось разобрать имя автора,
Ибн Мамматй, мое внимание было привлечено к этой рукописи летом
1934 г.
В своем нынешнем состоянии она переплетена в европейский
картонный переплет и имеет на корешке следующую надпись: „788. Latäif
aldhakhirah wa zharäif algazirah". Заключает она 123 листа (22.5 X 16.5),
по 21 строке на странице. Бумага сложена тетрадками (куррас) по десять
листов, с пометкой каждого курраса. Лист 121 а обозначен £э (= ІКіі-і >^=>).
Все листы нумерованы карандашом европейскою рукой. На л. 1 а нам
встречается значок £=>(= I ,*.[,.£=>) и две записи. Одна — рукою
К. Г. Залемана, бывшего директора Библиотеки: „788. Tant. Spl. 16";
другая, рукою Шейха ат-Тантавй, гласит: qjjjJl <Jj[j\^ 4 o/^jJl U^UJ
1 L. Cheikho. Les poetes arabes chretiens apras l'lslam, III. Beyrouth, 1927,
стр. 351—359 (по-арабски).
2 Иакут дает только сокращенное заглавие (II, стр. 251, 9—іо): *—Ä.!ilLJ ѵ >ІХ£
:i 3BO., Ill, 1889, стр. 213; отдельный оттиск (с заглавием Indices), стр. 41, № 788.
4 Так с дал/
29*
452
Арабская средневековая художественная литература
4jy) 2 ÄJ ^L« /и» JäJ}LI p^Jl^ *L*e. Рядом с этой последней записью
находится приписка тою же рукой: j^s* ^Лк)\ djy ^s 0Jl*J ^JJ oujl
^.ILjlÜJ ^Lc. Как все рукописи, принадлежащие ат-Тантавй, и это
сочинение содержит на полях частые замечания и поправки, обычно
не лишенные интереса.
Сама рукопись, к сожалению, относится к XIX в.; однако она была
переписана со списка, выполненного тем же лицом, которое переписало
оригинал каирских фотографий, описанных Э. Гарсиа Гомесом; эта копия,
в свою очередь, была сделана с оригинала автора, Ибн Мамматй. Эти
подробности содержатся в колофоне рукописи (л. 123 а): j^ u ^І Ijß
oJp Lbf j+ 6jk\\ (J?, 3[<o iin iu jy^L y*[i vjLii ir btjj^ll
.aJLc c(Jj) ^.яс LpJ^o
Это explicit сообщает нам, что рукопись была выполнена некоим
Хусейном Шелебй ал-Мазгунй 6 реджеба 1255/15 октября 1839 г., по
копии Йусуфа ибн Мухаммеда, известного обычно как Ибн ал-Вакйл
ал-Мйлавй, законченной перепиской 13 ша'бана 1131/1 июля 1719 г. и
сделанной по автографу Ибн Мамматй.
Интересно отметить, что Иусуф Ибн ал-Вакйл ал-Мйлавй4 был,
в известной степени, специалистом по этому сочинению Ибн Мамматй:
в 1114/1702 г. он переписал рукопись, фотографии которой описывает
Э. Гарсиа Гомес, а в 1131/1719 г.— оригинал ленинградской рукописи.
Не совсем он был неизвестен, кроме того, и в области арабской и
турецкой литератур. Кембриджская библиотека обладает автографом
его собственной антологии Js
UJ <uij, также написанным
1 Так, с дал\
2 Так!
3 Фраза, заключенная в квадратные скобки, добавлена на полях рукою ат-Тантавй,
вероятно при сличении рукописи с копией, которое он проделывал всегда с величайшей
тщательностью.
4 Именно так нужно читать его нисбу, вместо Мийавй, как у Э. Гарсиа Гомеса
(стр. 330). Он был уроженцем Мили (гО^*о), маленького селения вилайета Айдйн
в Малой Азии. По-турецки эта нисба встречается часто в написании ^ & dS*.* (ср.,
например: Брусалй Мехмед Тахир. ^.LaJ^o ^JJUJj*, III. Стамбул, 1343,
стр. 164).
Рукопись „Латаиф аз-Захира Ибн Мамматй в Ленинграде 453
в Каире в 1101/1689 г.,1 а в библиотеке Британского музея хранится
его турецкий перевод арабского произведения Ибн Зунбуля о
завоевании Египта османами, также в автографе, датированном 1127/1715 годом.2
Мы можем высказать сомнение в том, чтобы он пользовался большой
известностью как литератор, так как ал-Мурадй не упоминает его в
„Силк ад-дурар". Однако бесспорно, что он считался большим
любителем литературы, включая и классическую, так же как усердным
переписчиком и переводчиком. Та же Кембриджская библиотека хранит его
списки „Сакт аз-занд" Абу-л-сАла,3 дивана Абу Фираса,4 одного
трактата ал-Маіуэйзй5 и сборника хадйсов^ Брусалй Мехмед Тахир,
основываясь на неизвестном источнике,7 перечисляет многие его переводы
с арабского на турецкий (один из которых сохранился в Константинополе
в автографе ИЗО г. х. вместе с другим арабским сочинением) и
говорит, что ал-Мйлавй прибыл в Египет с турецким губернатором сАбдй
Пашой. Таким образом, мы можем установить следы его деятельности на
протяжении тридцати лет. Все его списки заставляют нас предположить,
что оригинал Ибн Мамматй можно будет найти в каком-нибудь уголке
Египта, а не в Константинополе. Красивая легенда покойного Ахмеда
Зеки Паши8 является не чем иным, как маленькой мистификацией,
одной из тех, которые он так любил, в особенности в своих остроумных
беседах с ориенталистами.
Текст ленинградской рукописи не совпадает буквально с каирской.
Имеются незначительные варианты, не дающие права предполагать две
редакции оригинала Ибн Мамматй, но которые позволяют, однако, думать,
или что Ибн ал-Вакйл, чтобы сделать два списка, пользовался двумя
различными автографами Ибн Мамматй, одним — в черновике (^>*«аЛ 5$*»*о:
как он сам говорит, стр. 334) и другим — в беловике (Ipj^aJJe* «Li, как
говорит он в нашей рукописи, л. 123 а), что мало вероятно, или же, что
он позволил себе внести легкие стилистические исправления. Так
как мы знаем по его собственным сочинениям, что он был также
литератором, последнее предположение кажется значительно более вероятным.
1 Е. G. Browne. A Handlist of the Muhammadan Manuscripts in the Library
of the University of Cambridge. Cambridge, 1900, стр.22, № 136. Ср.: С.
Brockelmann. GAL, II, стр. 711, добавление к стр. 303, № 11а [1191 год является только
опечаткой].
2 Ch. R i е u. Catalogue of the Turkish Manuscripts in the British Museum. London,
1888, стр. 59—60, № 3211. Ср.: J. H. Mordtmann, Der Islam, XIV, 1925, стр. 373,
прим.; F. В a b i n g e r. Die Geschichtsschreiber der Osmanen und ihre Werke.
Leipzig, 1927, стр. 57.
3 Переписан в 1109 г. х.; Е. G. Browne, ук. соч., стр. 95, №№ 516—517.
4 Окончен 17 реджеба 1110 г. х.: там же, стр. 79, № 424.
5 Окончен 25 ша'бана 1112 г. х.; там же, стр. 176, № 923.
ü Окончен 25 шавваля 1117 г. х.; там же, стр. 189—190, № 987.
7 Брусалй Мехмед Тахир, ук. соч., III, стр. 164.
8 Е. Garcia Gomez, ал-Андалус, II, стр. 329.
454 Арабская средневековая художественная литература
Чтобы показать различия между обеими рукописями, я даю здесь
сопоставление предисловия нашей рукописи с изданным Э. Гарсиа Гоме-
сом (ал-Андалус, II, стр. 334—336):1
G 334, 1 +*J\\ L л. 16 добавляет
L Jyulili. — G 335, 1 jj^J), L jbLjJ j^x*.— 2 G aJLc, L опускает.—
G aIojU* ^ljj -J+, L u^jU. — G ^$Дс yS /f^Äj L ^Lä^ aLäj. — 4 G djj,
L доб. 4,1*4,. —5 G j^, L 0L.-G J^LJJ, L iJ^LJl. —7 G ^c,
L £~b--8 G o^^' L 0^J)^. -lo G^jD, L ^ 0^j). —G ^jU,
L 0^». —11 G^plDj, Ьнач. л. 2 a. —12 G 11* Д^, L ILl^.—13 G j+
dloj.^, L dLcjt^. —14 G ki,, L JisrU. — 20 G io^U, L <L<JL. — 22 G ilij^
L i>uj).—G <jü ^j Ал^с, L <JlJ ^jf 0э л*Г. — G, 336, 1 a-o^Xj, L нач.
л. 26. —7 G ^JJ, L on, —15 G jb^, L Cjj.*^. — G *;L, L ^jIL.—
18 G ojb'^1^, L oj[^i\j. — 20 G 4JÜÜ, L нач. л.За. — 22 G J:>, L jj^.—
25 G ^yljbj, L vjj[yl^.— 26 G ^JojlkJ], L ^^liJL. — 27 G o)^~, L Доб.
ob) j| :^Ä« d^.
Теперь мне только остается еще сообщить некоторые данные о
содержании нашей рукописи.
После вступления, на л. За следует: ^i o/^jj) ^LU -^ J^) *}1\
(И отрывков, ср.:
Э. Гарсиа Гомес, стр. 333).
j^ß o/s*U »J j>ijy\ (9 отрывков).
Л. 7 a: ^^haTJI LLij 4JuJ jtc ^J (10 отрывков).
Л. 8a: U**Jj Дч> «j o^Lc (10 отрывков).
Так идет и дальше. Фрагменты состоят по большей части из 2—
13 стихов.
Лл. 33а—46а: &Л&к -^ w>J^jI j^") *j) (около 136 отрывков).
Л. 556: ^jjji^l ijjj* ^c Jjji\^\.
Л. 57a: j^*LlJ :>}L ^* Jjj
Лл. 596—60a: ^^J.»» -.J.
Л. 70a: jLJl ,jli 0}L -0^j\\ ^[Ц VLT ^ jß\ ,ji\ :
1 Издание Э. Гарсиа Гомеса обозначается сокращением G, а Ленинградская
рукопись—сокращением L. Мною нумеруются строки на каждой странице, начиная с бас-
малы.
Рукопись „Латаиф аз-Захира Ибн Маммати в Ленинграде 455
(л. 706) -0Jiji\ JZ\Jb, i^sjll <_vQJ • .-
yW» ^J J^5 АІІ^Э (C-aj) dJjS. Lo iJaujjdJ r>)j jJl -tf Jh*=>3 bö^j^l £j^#A3
Лл. 72 6—85 6: ^uJjJ^l *L*j -jj lc JLs^ (следует один из
рассказов, которые в общем достаточно редки).
Л. 906: j^ ^- J o^jJl «jJUJ у* cM\ jb\. jUJl ^/Jj J
.j I ^i> гJ 4JLaJ) j bill оу*э ^1 J с dj jJ«J^*jaj L«j jLä2[/
Л. 92 a: cUjL ^kl^J) ^Гі ^і.
Л. 95 a: JU.A-. -ji ^**-^ ^fiJy' J** <*j*-
Л. 966: ^> ^ j^s? ^iJ^fj^ljLil ^
Л. 97 a: jjjiJ jL*J ^ jj 0*.
Л. 100 a: ^ ^e ^^ JlLo^Ti 09.
Л. 1126: ^ ^JjJ^J o^> Je ^jil^JJ ^jUJL dsLüll jLiJfl 0э
Л. 122a: ^^j JJ jLil Jl SjLljJj üIjl/**^ vLp -^ o* <-U**
^J aLjj -..> Lc JU .dlJjj J-oIj L ** LfJc -^ЛаЛ (ср.: Э. Г а реи а
Г о м е с, стр. 334).
Я думаю, что мое описание рукописи не будет лишним рядом
со статьей Э. Гарсиа Гомеса. Повидимому, трудно парировать суровое
суждение Иакута о научной ценности антологий Ибн Маммати; однако
специалисты без труда решат, может ли произведение, о котором идет
речь, оказаться в какой-либо мере полезным для установления
критического текста замечательного произведения Ибн Бассама.
-*о§Н<-
Ш*^ФШ&]^^
МУСЛИМ ИБН АЛ-ВАЛИД АЛ-АНСАРИ
Муслим ибн ал-Валйд ал-Ансарй (по прозвищу Сари ал-гаванй —
„поверженный красавицами", как уже до него называли ал-Кутамй) —
арабский поэт эпохи первых Аббасидов, родился в Куфе приблизительно
в 130—140/747—757 г., умер в Джурджане в 208/823 г. Он был сыном
ткача, клиента ансаритов. Получил ли он какое-либо образование в юности,
мы не знаем. Вероятнее всего, он обязан своим литературным
кругозором не обучению у специальных учителей и не книгам, а кипучей
жизни месопотамских городов, духовная культура которых расцветала
особенно ярко после возвышения династии Аббасидов. Подобно
большинству современных ему поэтов он зарабатывал свой хлеб
панегириками в честь государственных деятелей и эмиров, с которыми ему
приходилось соприкасаться. Среди первых из названных были полководцы
Йазйд ибн Мазйад аш-Шайбанй (см. №№ 1, б, 10, 18, 46, 49 дивана), затем
Дауд ибн Йазйд ал-Мухаллабй (№ 20), Мансур ибн Йазйд ал-Химйарй
(№ 31) и многие другие. Со временем он сумел добиться
благосклонности влиятельных Бармекидов (№№ 17, 40,45) и нашел себе путь ко двору
халифа Харуна ар-Ра*шйда (№№ 14, 41, 57). Последний, согласно легенде,
и дал ему его прозвище, содержащее намек на один из его стихов
(№ 3, 35; ср. также № 23, 39). Даже сестру халифа, 'Аббасу, он
упоминает в одной оде (№. 57, 10). Опала Бармекидов, последовавшая
приблизительно в 187/803 г., не помешала его карьере: он посвятил
несколько од ал-Амину (№№ 7, 28, 30), но главным его покровителем сделался
впоследствии везир ал-Ма'муна ал-Фа^л ибн Сахл. Через его
посредство он получил от ал-Ма'муна административную должность (повиди-
мому, сахиб ал-барид) в Джурджане. Ал-Фа^лю ибн Сахлю он хранил
верность до самой его смерти (в 202/818 г.) и в знак скорби навсегда
перестал писать стихи. Существует рассказ его рйви о том, что он перед
смертью будто бы уничтожил значительную часть своих стихотворений.
По содержанию и композиции его поэзия совершенно традиционна.
Кроме од и элегий старого типа особый интерес в этом отношении
представляют его сатиры: в своей полемике с не известным ближе поэтом
Ибн ал-Канбаром о превосходстве ансаритов над корейшитами он возродил
грубоватый и язвительный тон полемики на ту же тему, свойственный
ал-Фараздаку и ат-Тириммаху. Двухвековое развитие арабской поэзии
Муслим ибн ал-Валид ал-Ансари
457
не могло, разумеется, не оказать на него влияния: в его насйбах
встречаются часто особенности стиля, свойственные поэзии 'Омара ибн абу
Рабйа или ал-Аббаса ибн ал-Ахнафа. Особого внимания заслуживают
его винные песни. Хотя Нельдеке утверждает, что в них очень редко
„вспыхивает непринужденное вакхическое веселье, столь часто
проявляющееся у Абу Нуваса", арабские критики придерживаются иного
мнения: в этом отношении оба поэта для них равноценны, с чем во многих
случаях приходится согласиться и нам. Его винные песни ценны не
только изображением городской жизни и быта; они принадлежат к
лучшим образцам творчества Муслима и по своим поэтическим достоинствам.
Если по содержанию его поэзия является подражанием „старым"
поэтам, то стиль ее позволяет считать Муслима поэтом нового
направления. Арабские историки литературы часто говорят о нем, как о пионере,
создавшем новый стиль, ал-бадй* с его тропами и фигурами. Здесь
дело обстоит, разумеется, не так просто: новый стиль в арабской поэзии
появился не сразу, а слагался постепенно; что же касается Муслима,
то он, как и многие поэты его поколения — Башшар ибн Бурд, Абу
Нувас и другие, — был лишь одним из первых, решительно вступивших
на этот путь. Поэтов младшего поколения, в особенности Абу Там-
мама, злоупотребление „новым стилем" привело к полной потере
художественного вкуса.
Муслим был связан со многими современными поэтами, среди
которых у него были и друзья и враги, как, например, с Абу Нувасом, Абу-л-
'Атахийей, ал-'Аббасом ибн ал-Ахнафом, ядовито называвшим его
Сари ал-гйлйн или Сари ал-кис (ср. диван, № 44), Абу-ш-Шйсом, ал-
Хусейном ал-Халйс и другими. Его влияние в литературной среде было
довольно значительным: Ди'бил был его ближайшим учеником, что не
помешало им писать сатиры друг на друга, Абу Таммам изучал его
поэзию с особенной любовью.
С рукописной традицией его дивана дело обстоит неутешительно:
он был собран в алфавитном порядке ас-Сулй, однако эта редакция до
нас не дошла (некоторые следы ее можно обнаружить в „Китаб ал-аганй";
по другим сведениям существовало собрание филолога ал-Мубаррада.
Единственная известная в Европе рукопись, лейденская, на которой основано
издание де Гуе, содержит только часть стихотворений, среди них несколько
подложных). Она представляет неизвестную редакцию и для критики
текста почти ничего не дает.
Литература: Diwan poetae Abu-'l-Walid Moslim ibno-'l-Walfd al-Ancari cogno-
mine £ario-'l-ghawäni. Ed. M. J. de Goeje, Lugduni Batavorum 1875. (К сожалению, без
указателя рифм); Каирское издание 1325 г. (Матба'ат Медресат Валидат 'Аббас ал-
Аувал, 8°, 97 стр.), хотя и названное „ат-Таба ал-ула", повторяет в алфавитном
порядке текст де Гуе; бомбейская литография 1303/1886 г., к сожалению, осталась мне
недоступной (см. ниже Rescher; она претендует на большую удовлетворительность
текста, чем в лейденском издании; см. ниже Sarkis). Большинство источников приве-
458 Арабская средневековая художественная литература
дено в издании де Гуе (стр. 228—310)j наиболее важным является, конечно, „ Китаб
ал-аганй" (стр. 228—271). В дополнение можно теперь указать еще: Ибн Кутайба.
Китаб аш-ши'р. Изд. de Goeje, стр. 528—535, passim (см. индекс); Ибн ал-Му'тазз.
Табакат аш-шу'ара' ал-мухдасйн (рукопись Эскуриала, см. Н. Derenbourg. Les manu-
scrits arabes de l'Escurial, I. Paris, 1884, № 279), л. 15a—15б; ал-Марзубанй.
Ал-Мувашшах, Каир, 1343 (ал-Матба'а ас-Салафййа), см. индекс. — Новейшая
литература: Th. NÖldeke, рецензия на издание де Гуе, GGA, 9 июня 1875,
стр. 705—715; С. Brockelmann. GAL, I, 77, № 7 (с опечаткой в дате смерти:
803 вместо 823); М. Barbier de Meynard. Un poete arabe du Il-eme siecle
de l'hegire. Actes du Xl-eme Congres des Orientalistes, Sect. IV, Paris, 1899, стр. 1—21;
Cl. Hu art. Litterature arabe. 2-е ed. Paris, 1912, стр. 72—74 (стой же опечаткой,
что и у Брокельмана); Джирджй Зейдан, Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, II. Каир,
1912, стр.66; А. Ф. Рифа'й. \Аср ал-Мамун, II. Каир, 1927, стр. 374—392; J. Е. Sar-
k i s. Dictionnaire encyclopedique de bibliographie arabe. Le Caire, 1930, столбцы
1746—1747; О. Rescher. Abriss der arabischen Literaturgeschichte, Lieferung IV.
Stambul, 1929, стр. 12—15; M. Дж. Султан. Сарй* ал-гаванй. Дамаск, Мактабат
*Азафа, 1932 (работа осталась мне недоступной).
-*о*<-
>s<^>^^^^
ОМАР ИБН АБУ РАБИА
Юмар [ибн 'Абдаллах] ибн абу Рабй'а, „бесспорно величайший певец
любви среди арабов" (Рюкерт), родился, как повествует легенда, 26 зу-л-
хиджжи 26 г. (начало ноября 655 г.), умер в 93/712 или в 101/719 г.
Как и у других поэтов, являющихся представителями особых жанров
(например Абу Нувас с его винной поэзией), его биография сплошь
овеяна легендами. В нем видели известного эротического поэта и охотно
приписывали ему бездарные произведения его современников и
стихотворцев более поздних поколений. Только превосходная монография
Шварца позволила обнаружить подлинное историческое ядро в его
биографии и стихотворениях. Можно считать вполне установленным, что он
принадлежал к корейшитскому роду Махзум. Его отец — 'Абдаллах,
зажиточный мекканский купец, нажил себе большое состояние ввозом
южноарабских лекарств. Некоторое время он состоял градоправителем
Джанада в Йемене. Мать 'Омара была „химьяриткой" из Хадрамаута.
Поэт, как наследник большого состояния, мог жить спокойно; юность
он провел, вероятно, в Медине, а в зрелые годы находился главным
образом в Мекке. Он предпринял также ряд путешествий в южную Аравию,
Сирию и Месопотамию. Его смерть окутана различными легендами; умер
он, кажется, не на родине. Его традиционная биография изобилует
рассказами особенно о связях его с различными женщинами, главным
образом из дома Омейядов. Эти рассказы не столько отражают
действительные происшествия, сколько представляют литературное их преломление.
Сомнительны также версии об его встречах с халифами и эмирами из
Омейядов: говорят, например, что вместе с поэтом ал-Ахвасом он
подвергся наказанию со стороны халифа 'Омара II и должен был обещать
никогда не заниматься поэзией.
Сведений о политической истории его времени, как и о фактах
повседневной жизни, мы можем почерпнуть из его стихотворений очень мало.
Он был первым горожанином в арабской поэзии; в его стихах отразилась
веселая городская жизнь. В этом лежит коренное различие между ним
и прославленной триадой омейядских поэтов — ал-Ахталем, Джарйром и
ал-Фараздаком, а также между ним и полулегендарными представителями
бедуинской любовной поэзии этой эпохи, вроде Джамйля. В нем нельзя найти
никаких следов придворного поэта или племенного певца; почти никогда не
460 Арабская средневековая художественная литература
описывает он путешествий, совсем редки у него упоминания битв. Винная
поэзия ему совершенно чужда. Все его стихотворения — только рассказы
о своих переживаниях, только картины собственных настроений. Не всегда
нужно считать его изложение соответствующим действительности; однако
внутренняя жизненная правдивость поэтических образов несомненна.
Действующие лица его стихотворений — „тонкие приятные натуры,.
с ярко выраженной индивидуальностью. Они раскрывают свою душевную
жизнь, они действуют, разговаривают. Драматические сцены, полные
внутренней теплоты, встают перед глазами читателя во врей своей
рельефности" (Шварц). И в форме своих стихотворений 'Омар также
проявляет высокую одаренность и как поэтический гений творит без
затруднений. Его стихи льются легко и естественно, выраженные совершенно
простым языком. Его метрика отклоняется от принятой в бедуинской
поэзии; хотя он и пользуется теми же размерами, он предпочитает
излюбленным в древней поэзии басйту и тпавйлю более гибкие и легкие —
хафйф, рамал, мутакйриб, мунсарих. Некоторые следы строфической
поэзии в его стихотворениях указывают на то, что он не чувствовал
себя слишком связанным традицией. Было бы, конечно, ошибкой видеть
в 'Омаре первого по времени певца любви среди арабов; однако он был
первым, кто достиг в этом жанре совершенства. Корни его любовной
поэзии лежат не столько во вводной части древнеарабской касйдыг
сколько в специальных любовных стихотворениях, получивших, быть
может не без персидского влияния, особенное распространение в южной
Аравии. Исследование дошедших до нас фрагментов дивана Валаха
ал-Йеменй, современника 'Омара, уже давно подготовленное В. А. Эберма-
ном к печати, может быть прольет на этот вопрос новый свет.
сОмар завоевал большую популярность среди своих современников
и в последующих поколениях — главным образом у певцов, острословов
и литераторов. Но его популярности в ученом мире препятствовали два
обстоятельства: простой язык давал лишь немногие' „testi di lingua",
в противоположность таким поэтам, как, например, ал-Фараздак; а
содержание его поэзии мало годилось для изучения в школе, особенно для
религиозных и ханжеских кругов. Возрождение арабской литературы
в новое время повлекло за.собой изменение и здесь: кроме ряда
посвященных 'Омару монографий, в школьные учебники введены специальные
главы о нем. У нынешних арабов 'Омар ибн абу Рабй'а, так сказать,
восстановлен в правах и признан великим поэтом.
Литература: Paul Schwarz. 'Umar ibn Abi Rebfa, ein arabischer Dichter
der UmajJadenzeit. Leipzig, 1893; ср.: Th. N ö 1 d e k e, WZKM, XV, стр. 290—298;
Der Diwan des 'Umar ibn Abi Rebfa nach den Handschriften zu Kairo, Leiden und
Paris mit einer Sammlung anderweit überlieferter Gedichte und Fragmente
herausgegeben von Paul Schwarz, I, II, 1, 2, Leipzig, 1901—1909 и (заключительный) выпуск: 'Umars
Leben, Dichtung, Sprache und Metrik. Leipzig, 1909 (лучшая монография о каком-либо
из арабских поэтов вообще); Диван, Каир, 1311 (ал-Матба'ат ал-Майманййа) и 1330
*Омар ибн абу Рабиа
461
(Матба'ат ал-Са'ада); С. Brockelmann. GAL, I, стр. 45—47; SB, I, стр. 76—77;
он же, GAL2, Leipzig, 1909, стр. 63—64; L. Caetani. Chronographia islamica
(Paris, 1912—1923), столб. 1141, §43; О. Rescher. Abriss der arabischen
Literaturgeschichte, Lieferung, II, [Stambul, 1928], стр. 135—140; Зеки My бар а к. Хубб
Ибн Рабй'а ва ши'руху3, Каир [1928]; Täxä Хусейн, Хадйс ал-арба'а, II, Каир,
1926, стр. 127—150; о н ж е. Ал-Васйт фй-л-адаб ал-'арабй ва та'рйхихи4, Каир, 1924,
стр. 166—168; он же. Ал-Муджмил фй та'рйх ал-адаб ал-'арабй, Каир, 1929,
стр. 75—80; J. Е. S а г k i s. Dictionnaire encyclopedique de bibliographie arabe
(на арабском языке), Le Caire, 1930, столб. 31.
-*c§8»*-
>s^s^s*
ОМАРА ИБН АБУ-Л-ХАСАН АЛ-ЙЕМЕНИ
Юмара ибн Абу-л-Хасан 'Алй ибн Зайдан ал-Хакамй ал-Йеменй,
арабский литератор, родился в 515/1121 г. в Мартане, у Вадй Васас>
округ аз-Зара'иб, в йеменской Тихаме; казнен 2 рамадана 569/6 апреля
1174 г. в Каире, по приказу Салах ад-дйна. В ту эпоху Йемен,
разделенный на множество мелких княжеств, тяжко страдал от непрерывных
междоусобных войн. Традиционная наука находилась еще в полном
расцвете, особенно в больших городах. В 530/1136 г. 'Омара был послан
отцом в Зебйд, где изучал главным образом шафи'итское право у 'Абдал-
лаха ибн ал-Аббара и у других. В 535 г. он получил licentia docendi
(иджаза), посетил своих родителей, затем в течение трех лет
преподавал в том же медресе, в Зебйде. Когда междоусобная война в Зебйде
разгорелась с особенной яростью, он провел некоторое время в
небольшом прибрежном городке 'Анбара, где близко стоял к одному из
претендентов на власть 'Алй ибн Махдй. Вернувшись в Зебйд, он
продолжал свои занятия, а в 538—548 гг. производил торговые операции
между Зебйдом и 'Аденом, которые привели его к связи со двором
правившей в Зебйде династии абиссинского происхождения — Бану Наджах.
С ее представителями он совершил в 538/1143 г. свой первый хаджж.
В 'Адене он вошел в соприкосновение с литературными кругами и мог
совершенствовать свое поэтическое дарование. Соперничество между
Наджахидами и правившими в 'Адене Зурай'идами привело к тому, что
в Зебйде начались против него интриги, которые грозили опасностью
его жизни и вынудили покинуть Йемен. Прибыв в 549/1155 г. в Мекку
в качестве паломника, он получил в 550/1155 г. от тогдашнего шерифа
Касима ибн Хашима поручение отправиться с миссией к Фатимидам
в Египет. В этом же еще году он вернулся в Мекку, затем в 551/1156 г.
посетил в последний раз Зебйд и 'Аден, а в 552/1157 г. снова отправился
в хаджж. Посланный со второй миссией в Египет, он остался там
навсегда. Он признается, что прибыл туда „в поисках высокого положения
и богатства" {атлубу-л-джйха ва-л-мала; диван, I, стр. 287). Его
последующая жизнь типична для арабского адйба. Хотя в течение
некоторого времени 'Омара носил звание кадй, он действовал исключительно
как придворный поэт. Его хвалебные касиды посвящались не столько
последним фатимидским призрачным халифам ал-Фа'изу (ум. в 555/1160 г.)
Ш^ГИШ&Ш!Ш
'Омара ибн А6д-л-Хасан ал-Иемени 463
и ал-'Адиду (ум. в 567/1171 г.), сколько их самодержавным везирам,
которые менялись, как марионетки на сцене, а именно: ТалаѴ ибн Руз-
зйку (ум. в 556/1161 г.), Руззйку (ум. в 558/1163 г.), Диргаму
(ум. в 559/1164 г.) и Шйркуху (ум. в 564/1169 г.). Несмотря на
треволнения дворцовой жизни 'Омара сумел сохранить свое место. Когда
Салах ад-дйн пришел к власти, сперва в качестве везира, он обратился
к нему около 1169 г. со стихотворной просьбой, которая как будто имела
успех. С падением династии его положение стало тяжелым. Омара не
был ни шй'итом, ни исма'йлитом (ср., однако: сИмад ад-дйн, у Деранбура,
I, стр. 399, или ал-Джанадй, там же, И, стр. 546—547), но его симпатии
склонялись к Фатимидам и он открыто выразил это в популярной
траурной касйде. Вскоре после этого он принял участие в заговоре, имевшем
целью реставрацию Фатимидов, вместе с другими участниками был распят
и похоронен на каирском кладбище.
Среди современников сОмара был известен главным образом как
ученый-правовед: в Зебйде его называли ал-фаради, в Йемене — ал-фа-
ких (см. ал-Джанадй, у Деранбура, II, стр. 546); некоторые из
составленных им школьных учебников по ал-фараид были распространены на
его родине еще при его жизни (см. ан-Нукат, у Деранбура, I, стр. 23).
Из них ни один пока не обнаружен, и 'Омара известен нам лишь как
литератор самого обычного порядка. Для истории того времени его
сочинения имеют большое значение; однако их литературное достоинство
сильно преувеличено Деранбуром. Быть может, наиболее любопытным
является сочинение „ан-Нукат ал-'асрййа фй ахбар ал-вузара' ал-мисрййа"
(изд. Деранбуром, I, стр. 5—154; И, стр. 503—511), содержащее много
автобиографических частностей, антологию его стихотворений и
замечания относительно тогдашних египетских везиров. Оно начинается
приблизительно 558/1162 г. и доведено до времени кончины Шавара (564/1169).
Ал-Кадй ал-Фадилю (1135—1200)'Омара посвятил свою историю Йемена,
начатую им в 563 г. по инициативе ал-Фадиля и оконченную в
следующем году (изд. X. К. Кѳй). Названная по примеру не дошедшего до нас
сочинения предшественника 'Омары, эмира Зебйда Джаййаша ибн На-
джаха (ум. в 498/1158 г.) — „ал-Муфйд фй ахбар Зебйд", она известна
также под названием „Та'рйх ал-Йемен". Особый упор и здесь делается
на повествованиях о лично слышанном или пережитом. Менее интересны
его „Тарассулат", числом девять (изданы Деранбуром, II, стр. 431—490);
они написаны под влиянием известных „Раса'ил" ал-Кадй ал-Фадиля,
рифмованной прозой, насыщенной разнообразными стилистическими фигурами.
Антология поэтов Аравии (преимущественно йеменских), составленная
Омарой, до нас не дошла, но часто используется сИмад ад-дйном в его
„Харйдат ал-каср". Не существует настоящей редакции его дивана
(изд. Деранбуром, I, стр. 155—394; II, стр.. 405—429, 511—539); все
известные рукописи его представляют различные сборники, не всегда
полные; так, например, знаменитая касйда о Фатимидах известна не по его
464
Арабская средневековая художественная литература
дивану, а из отдельных рукописей и других источников (в дополнение
к тексту, данному Деранбуром по Ибн Василю и ал-Макрйзй, И,
стр. 612—616, ср. теперь ал-Калкашандй, Субх ал-асша, III, Каир, 1914,
стр. 530—532). Как поэт 'Омара стоит целиком на традиционной почве
поздней аббасидской поэзии. Его идеалом в области хвалебных касйд
был стиль Башшара, Михйара и ал-Бухтурй (диван, I, стр. 266—267); к ним
можно было бы причислить также Абу Таммама (об этом знали уже
арабские критики: см., например, у Ибн ал-Асйра, „ал-Масал ал-са'ир",
Каир, 1282, стр. 409) и ал-Мутанаббй. Особенно чувствуется влияние
последнего, и не только в самих стихах, но также и во многих цитатах
в его посланиях. По содержанию стихотворения 'Омары представляют,
большею частью, хвалебные или траурные касйды; сатиры (хиджа)
встречаются у него редко, так как он когда-то обещал своему отцу не
оскорблять мусульман (изд. Деранбур, II, стр. 791). Но это, конечно, не мешало
ему в совершенно непристойных эпиграммах поносить некоторых чиновников
христианского происхождения (диван, I, стр. 312, 331). Сообразно со
вкусом времени, в его диване можно найти довольно много
порнографических строк (I, стр. 383, 393; II, стр. 421, № 343). Формы его поэзии
соответствуют традиционному содержанию и построению: лишь немногие
мувашшахи дошли от него (диван, I, стр. 388—391; приведены в кн.:
М. Hartmann. Das arabische Strophengedicht, I. Weimar, 1897).
Литература: Yaman. Its Early Mediaeval History by Najm ad-din 'Omärah
al-Hakami. The original Text, with Translation and Notes by Henry Cassels Kay,
London, 1892 (ср.: W. Robertson Smith. Remarks, JRAS, 1893, стр. 181—217;
Henry C. Kay. Observations, там же, стр. 218—236); 'Oumära du Yemen, sa vie et son
oeuvre par Hartwig Derenbourg, I. Autobiographie et Recits sur les Vizirs d'Egypte.
Choix de Poesies, Paris, 1897 (PELOV, Ser. IV, t. X); II (Partie arabe). Poesies,
Epitres, Biographies. Notices en arabe par 'Oumära et sur 'Oumära, Paris, 1902;
II (Partie francaise). Vie de 'Oumära du Yemen, Paris, 1904 [—1909. Из-за смерти
автора осталось незаконченным]. (PELOV, Ser. IV, Bd. XI); важные арабские
источники даны Деранбуром в оригинале, I, стр. 395—399; II, стр. 491—502, 541—652
(многое теперь нужно прибавить, например: ал-Йаф и'й. Мират ал-джанан, III, Хайдарабад,
1338, стр. 390—392); F. Wüstenfeld. Geschichte der Fatimiden-Chalifen. Göttingen,
1881, стр. 344—347; он же. Die Geschichtschreiber der Araber und ihre Werke.
Göttingen, 1882, стр. 90—91, №263; P. Casanova. Les derniers Fatimides. MIFAO,
VI, fasc. 3, 1893, стр. 420, 431, 441; С. Brockelmann. GAL, I, стр. 333—334;
SB, I, 570; X. аз-Зуруклй, ал-Алам, II, Каир, 1927, стр. 709—710; J. Е. S ark is.
Dictionnaire encyclopedique de bibliographie arabe (на арабском языке). Le Caire, 1930,
столб, 1377—1379.— Надо надеяться^ что в результате вновь пробудившегося интереса
к исма'йлитской литературе появятся и новые материалы для освещения деятельности
'Омары при последних Фатимидах.
-*°§§°*-
y??f=tt=y^^
АН-НАВАДЖИ
Ан-Наваджй, Шамс ад-дйн Мухаммед ибн Хасан ибн 'Алй ибн гОсман
ал-Кахирй, арабский ученый, поэт и писатель, родился в Каире
в 788/1386 г., умер там же в 859/1455 г., типичный представитель
литературы периода упадка. Из его многих учителей можно назвать известного
знатока таджвида ал-Джазарй (1350—1429; см.: С. Brockelmann,
GAL, И, стр. 201, № 6) или ад-Дамйрй; о последнем он говорит
в предисловии к стилистике (рукопись в Париже, De Slane, № 4453);
к его литературным друзьям принадлежит Ибн Хиджжа ал-Хамавй,
против которого он обратил полемическое сочинение „ал-Худжжа фй
сарикат Ибн Хиджжа" (рукопись, Лейден; см.: М. J. de Goeje et
М. Th. Houtsma. Catalogris .. ., ed. secunda, I, № 509). По своему
официальному положению он был преподавателем предания (хадйс) в некоторых
медресе Каира; он близко стоял к суфийским кругам. Кроме некоторых
путешествий по Египту, он дважды совершил хаджж. Как было обычно
у современных ему ученых, он написал немало комментариев и глосс к
известным учебникам, а также несколько произведений по реторике
и поэтике. Будучи поэтом, он возвысился посредством хвалебных стихов
до чиновников высшего класса, и многие покровители щедро
вознаградили его. В соответствии со вкусами своих покровителей он занимался
составлением поэтических антологий на сюжеты, которые пользовались
в эту эпоху особой любовью в высшем обществе: как всегда,
некоторые из них стоят на грани изящной литературы и эротики. Большая
часть этих антологий доступна сейчас только в рукописном виде (см. GAL,
там же); известнейшая и научно может быть важнейшая: „Халбат
ал-кумайт" — „Бегуны за светлокрасным", т. е. поэты, соперничающие
в описаниях вина (см. его собственное объяснение названия, булакское
издание, 1276, стр. 7, 17—19). Произведение было закончено в конце
шавваля 824/1421 г. (стр. 339 ел.) и было сперва названо „ал-Хубур
ва-с-сурур фй васф ал-хумур" (ср. „Кутб ас-сурур фй аусаф ал-хумур"
у ал-Кайраванй, ум. в 383/993 г.: С. Brockelmann. GAL, I, стр.155,
№ 9; многократно цитовано у ан-Наваджй, стр. 6, 143, 163). Это
изменение названия столь же мало, как последняя глава, посвященная
раскаянию и порицанию вина, защитило автора от сильных нападок
(см. ас-Сахавй у Хаджжи Халифы, III, стр. 106—107, № 4607); мно-
30 И. Ю. Крачковский, т. II
466 Арабская средневековая художественная литература
гие считали его книгу не только легкомысленной, но даже греховной.
Ан-Наваджй продолжал длинную цепь винных антологий, которые с IX в.
занимают особое место в арабской литературе. Произведение Ибн ал-
Му'тазза „Табашйр ас-сурур" (см. ИАН, 1927, стр. 1163—1170) быть может
первое, которое было использовано также и ан-Наваджй (там же,
стр. 1169, прим. б). У своих предшественников (кроме обоих названных)
он цитует не только чисто литературные, но также и научные труды:
Кушаджима (ум. ок. 350/961 г.) „Адаб ан-надйм" (стр. 50, 158; ср.
Brockelmann. GAL, I, стр* 85, № 4); ат-Танухй (ум. в 384/994 г.)
„Нишвар ал-муха^ара" (стр. 205); гАла ад-дйна ибн Зафира ал-'Аскаланй
(XI—XII в.) „Бадаиг ал-бада'их" (стр. 239, 258; ср*: С. Brockelmann.
GAL, I, стр. 321, № 1); ат-Тйфашй (ум. в 651/1253 г.) „Сурур ан-нафс
би-мадарик ал-хавасс ал-хамс" (стр. 16; ср. Хаджжи Халифа, III,
стр.597,№ 7157); Ибн Сайда ал-Андалусй (ум.около 685/1286 г.)„ал-Муркис
ва-л-мутриб" (стр. 2Ы); Ибн Ватвата (Brockelmann. GAL, II, стр. 54—
55; ум. в 718/1318 г.) „ал-Мабахидж" (стр. 204, 205, 212, 213); Ибн Нубаты
ал-Мисрй (ум. в 768/1366 г.) „Сарх ал-суйун" (стр. 155, 218); Ибн Абу
Хаджали (ум. в 776/1375 г.) „ас-Суккардан" (стр. 260); ал-Гузулй (ум.
в J315/1412 г.) „Маталис ал-будур" (стр. 205); Хасана ибн Зуфара ал-
Ирбилй „Рау^ат ал-джалйс ва нузхат ал-анйс" (стр. 180; ср.: Хаджжи
Халифа, III, стр. 500, № 6641); Мухаммеда ал-Анбарй „ан-Наур ал-
муджтана мин рийа^ ал-удаба'" (стр. 15); Ибн Бухтйишу' „ал-Хавасс"
(стр. 204; ср.: Brockelmann. GAL, I, стр. 483, № 3); сАлй ибн Хазма
ал-Курашй (ум. в 687/1288 г.) „Муджиз ал-Канун фй-т-тибб" (стр. 14;
ср.: Хаджжи Халифа, VI, стр. 251, № 13399); ад-Дамйрй „Хайат ал-хай-
аван" (стр. 16). — Он использовал также современную поэзию и изящную
литературу. Его „винная энциклопедия" содержит 25 глав с заключением,
расположенных не всегда строго систематически и часто слабо связанных
между собой (как, например, особая глава, посвященная Нилу, или длинные
стихотворения типа заджаля). При критическом изучении источников
его антология может дать не только чисто литературный материал, но
и много .культурно-исторического. Несмотря на сильные нападки,
„Халбат ал-кумайт" всегда пользовалась большой популярностью (о
рукописях и изданиях см.: V. Chauvin. Bibliographie des ouvrages arabes,
IX. Liege, 1905, стр. 59—60, № 70) и оказала большое влияние.
Даже в XVIII в. месопотамский ученый Амин ибн Хайраллах ал-сОмарй
(1737—1789 гг., см. X. аз-Зуруклй. Ал-А лам, I, Каир, 1927,
столб. 129) продолжал его традицию в антологии „Навадир ал-минах
фй аксам ал-малаха ва-л-мулах" (см.: Давуд ал-Челебй. Китаб
махтутат ал-Маусил. Багдад, 1927, стр. 50—52, № 65). Также в Европе
ан-Наваджй рано нашел себе доброжелателя: уже в XVII в. Д'Эрбело
(1625—1695) посвятил ему в „Восточной библиотеке" (D'Herbelot.
Bibliotheque Orientale, Maestricht, 1776, стр. 657) маленькую статью.
В XVIII в. Джонз (1746—1794) писал о его книге: „Est hie liber Athenaei
Ан-Наваджи
467
Лшиѵо<то<{н<7тса<; simillimus, sed mea quidem sententia jucundior, ornatior,y
copiosior" (W. Jones. Poeseos asiaticae commentariorum libri sex. Leipzigs
1777, стр. 355). В первой половине XIX в. часто встречаются выдержки
и переводы из его антологии (см.: V. Chauvin, там же); теперь она
вытеснена в научных работах более старыми произведениями арабской
литературы.
Литература: Важнейшие источники (также рукописные) названы у Брокельмана
(С. Brocke 1 mann. GAL, II, стр. 56, № 11; SB, И, стр. 56—57) и Саркиса
(J. Е. S ark is). Dictionnaire encyclopedique de bibliographie arabe. Каир, 1930, столб.
1872; особенно важен младший соЕремекник ан-РаЕаджй— ас-Сахавй (1427—1497 гг.;
см.: С. Brockelmann. GAL, II, стр. 34, № 9); выдержки из его труда можно найти
у Хаджжи Халифы, изд. Flügel, III, стр. Кб—1С7, № 46С7, и 'Алй Мубаргка, ал-Хитатат-
Тауфйкййа, XIII, Каир, 1306, стр. 13—14. — См. также: Ибн Ийас. БадаѴ аз-зухур
фй вакаѴ ад-духур, II. Булак, 1311, стр.36, 49—50; Хаджжи Халифа, II, стр. 176;
III, стр. 17,106, 511; IV, стр. 62, 341, 503; V, стр. 487; VII, стр. 1218; Х.аз-Зуруклй.
Ал-А'лам, III. Каир, 1928, стр, 885. Хюар (О. Huart. Litterature arabe. 2-е ed.,
Paris, 1912, стр. 391) и Зейдан (Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа, III. Каир, 1913»
стр. 137—138) повторяют без изменения с некоторыми неточностями только
соответствующие статьи из GAL Брокельмана.
->НЕН<-
30*
res»^
АЛ-ВА'ВА АД-ДИМАШКИ
Ал-Ва'ва ад-Димаші<й, Абу-л-Фарадж Мухаммед ибн Ахмед ал-Гас-
санй, второразрядный арабский поэт периода правления хамданида Сайф
ад-даули, умер, повидимому, в Дамаске после 370/980 г. Из его
биографии известна единственная подробность: он был зазывателем на
фруктовом рынке в Дамаске (об этом рынке — Дар ал-биттй$ — ср.
X. Заййат в „ал-Машрике", XXVII, 1929, стр. 762—764); этому он,
очевидно, и обязан своим прозвищем (ср. Ибн Авйі в сирийском
диалекте— Вйзй сшакал'; по другим данным — Фа фа сзаика'). Арабскими
учеными он причисляется обычно к литературному кружку Сайф ад-
даули. Родного города он, по всей вероятности, никогда не покидал,
из чего следует заключить, что его касйды в честь Сайф ад-даули
(№№ I, II, VIII дивана) сочинены во время пребывания последнего
в Дамаске в 333/945 или 335/946 г. Второму покровителю ал-Ва'ва,
влиятельному магнату Дамаска аш-Шарйфу ал-сАкйкй (Ахмед ибн Хусейн
ибн Ахмед ибн еАлй), умершему приблизительно в 368—378/978—988 г.,
посвящены остальные его хвалебные касйды (№№ III, IV, VI, VII).
Как и воспетые им общественные круги, он имел склонность к
умеренному шиитству.
Большие #ас/7дм-панегирики не были его стихией. В этой области
он идет по следам Абу Таммама и своего современника ал-Мутанаббй,
о чем свидетельствуют и непосредственные заимствования.
Значительно удачнее его мелкие стихотворения на обычные темы —
любви, вина и природы. Они также не отличаются большой
оригинальностью и особенно близки' аналогичным стихотворениям ибн ал-Мугтазза.
Тем не менее в этой сфере ал-Ва'ва нельзя отказать в некоторой свободе
и изобретательности. Сравнительно самостоятелен он и в выборе
стихотворных размеров; из них он предпочитает отличающиеся большей
живостью, как хафйф или мунсари$; встречаются у него иногда и
зародыши строфической поэзии.
У своих современников, равно как и у позднейших поколений,
ал-Ва'ва пользовался известной популярностью. Рукопись его дивана,
очутившаяся в Нишапуре, уже приблизительно в 385/995 г. была в
распоряжении ас-Сагалибй. На его стихе построил одну из своих макам
алѴХарйрй; отрывки его стихотворений приводятся иногда в „1001 ночии
Ал-Ва'ва ад-Димашкй
469
(ср.: J. Horowitz, Edw. Sachau-Festschrift, Berlin, 1915, стр. 378);
в позднейшую эпоху его диван копировали не только в Мекке или Каире,
но даже и в Магрибе. С критическим восстановлением текста дело
обстоит неутешительно: все рукописи, привлекавшиеся к исследованию,
фрагментарны и мало авторитетны. К шести, описанным мною (см. ниже),
надо теперь прибавить еще одну, находящуюся в ас-Самаве в Ираке;
она является собственностью частного лица и детально еще не изучена;
см.: 3 ей дан. Та'рйх адаб ал-луга ал-гарабййа, IV. Каир, 1914, стр. 142,
№ 5). Диван, опубликованный в 1913 г., дает часто
неудовлетворительный текст и требует теперь переработки с привлечением появившихся
в промежутке новых материалов.
Не лучше обстоит дело и с вопросом о подлинности стихов ал-Ва'ва,
он не был оригинальным поэтом с яркой индивидуальностью и многие
стихотворения дивана приписываются другим поэтам, как более ранним,
так и принадлежавшим к той же эпохе.
При отсутствии твердой рукописной традиции и внутренних
критериев остается надеяться на открытие авторитетных старых рукописей.
Литература: И. Ю. Крачковский. Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский.
Лейден— Пгр., 1913—1914. (Издание дивана с русским переводом и обстоятельным
исследованием; гам же вышедшая до 1914 г. литература вопроса). Перевод основных положений
исследования, сделанный В. А. Эберманом, см.: Islamica, III, 1927, стр. 238—241;
подробное изложение содержания дано: Th. Menzel, Archiv Orientalin, II, 1930, стр. 56—63.
Важнейшие рецензии: А. Э. Шмидта. ЖМНП, 1915, № 8, стр. 387—406; D. S. Маг-
goliouth. JRAS, 1915, стр. 821—822; К. V. Zett erste en, Le Monde Oriental,
XII, 1919, стр. 171—172); M. Arif el-Nacadi. Apercu sur le celebre poete damascain
Al-Wäwä, Revue de l'Academie Arabe, 1924, стр. 339—348; a I - Z ur uk 11. Al-A'läm,
III. Kairo, 1928, стр. 847; M. Sad r ad din. Saifuddaulah and his Times. Lahore, 1930.
стр. 161—162; J. E. S a r k i s. Dictionnaire encyclopedique de bibliographie arabe,
Каир, 1930, столб. 1909. [На основе рукописи в ас-Самёве выполнено новое издание
дивана ал-Ва'ва доктором Сами ад-Дахханом, членом Арабской Академии наук
в Дамаске: Диван ал-Ва'ва' ад-Димашкй, Абй-л-Фарадж Мухаммед ибн Ахмед ал-Гас-
санй ал-машхур би ал-Ва'ва1 ад-Димашкй. 'Унийа би нашрихи ва тахкйкихи ва ва'ди
фахарисихи Сами ад-Даххан. Димашк, 1369/1950. 57, 320 стр., 8 таблиц].
-НИН*-
>g^^
АРАБСКАЯ ПОЭЗИЯ В ИСПАНИИ
I. УКРЕПЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ ВОСТОКА.
ОСНОВНЫЕ ЛИНИИ РАЗВИТИЯ ПОЭЗИИ
Арабская поэзия в ІИспании — не только эпизод истории арабской
литературы. Как и эпоха пребывания арабов на Пиренейском полуострове,
она связана с жизнью не только арабских стран. Здесь прошлое дает
нам яркий пример шаткости границ между Востоком и Западом, когда
речь идет о развитии мировой культуры. Арабская поэзия в Испании
входит в эту мировую литературу и не только потому, что она выросла
и развилась на почве одной из европейских стран. Положение не
изменится от того, как будет окончательно решена проблема происхождения
миннезанга, поэзии трубадуров, — какая из трех гипотез восторжествует:
античная, средневеково-христианская или арабская. Не изменится оно
и от частностей — например, того или иного подхода к истории рифмы
и роли в ней арабской поэзии. Важно то, что арабский период в
Испании— эпоха широких и глубоких литературных взаимодействий условно
называемых западной и восточной, точнее говоря — романской и
арабской культур. Теперь уже не надо ставить устарелого вопроса о том,
кому какая область важнее — арабистам романская или романистам
арабская; изучение этих литературных взаимодействий настолько
подвинулось, что приходится с уверенностью говорить о невозможности
составить ясное представление о них без постоянного учета обоих
аспектов. Давно известно, что первое подтверждение исторического
существования Сида найдено в арабских источниках, а XX век показал,
что они же нам сохранили следы народного романского эпоса,
существовавшего в Испании в первые века после завоевания до арабизации
населения, но не уцелевшего в оригинале.
Для самих арабов, в представлениях которых центром культуры,
по сохранившейся до XIII в. традиции, являлся Багдад, вся арабско-
испанская, или андалусская, как мы будем ее называть по их примеру,
литература была только частью их общей культуры. Основной
культурный фонд традиционной образованности во всех странах с господством
арабского языка был одинаков, и традиция действовала нивелирующим
образом. Иногда сами арабы констатировали это как бы с некоторым
разочарованием. Когда знаменитый ученый везир династии Бундов
Арабская поэзия в Испании
471
в Месопотамии ас-Сахиб ибн сАббад (ум. 995 г.) познакомился с анда-
лусской антологией поэта и писателя Ибн ?Абд Раббиха (ум. в 940 г.),
в которой он рассчитывал найти главным образом испанские материалы,
ему пришлось не без иронии характеризовать этот сборник фразой из
Корана: „Это — наш же товар, возвращенный нам".
Признавая всю арабскую литературу в Испании только частью общей,
представители культурных центров арабских стран Востока склонны
были смотреть на нее иногда свысока, как на провинциальное явление.
Характерно, что ни один из андалусски поэтов не был признан на
Востоке классиком с нормативными формами языка или стиля. Нельзя
сказать, чтобы их там не знали; наоборот, с ними знакомились очень
быстро. Если приведенный уже пример с антологией Ибн *Абд
Раббиха, попавшей в Ирак, быть может, через несколько десятков лет
после смерти составителя, не столь характерен, то мы можем привести
и другой случай. Когда в начале XI в. в далеком Нишапуре ас-Оагалибй
составлял антологию новых поэтов, он включил в нее ряд андалусских;
видное место было отведено, в частности, Ибн Дарраджу ал-Касталлй,
который в эпоху составления книги, несомненно, еще жил (ум. в 1030 г.).
Несмотря на такое внимание к ним, удельный вес андалусских поэтов
определялся только сравнением их с кем-нибудь из восточных
общепризнанных корифеев; величайшей похвалой звучало прозвище именем
одного из последних. Грешили этим и сами испанские арабы, щедро
наделяя такими титулами своих земляков: у них постепенно оказались
и собственный ал-Мутанаббй, и ал-Бухтурй, и даже Абу-л-сАла ал-
Ма'аррй, хотя у последнего общей с его андалусским двойником была
едва ли не одна слепота. Не всегда для таких сравнений выбирались
даже корифеи, известные во всем арабском мире. Поэт Ибн Хафаджа,
например, величался ас-Санаубарй Андалусии. Сравнение в данном
случае имело свои основания, так как оба поэта с особой любовью
посвящали свой талант садам и цветущему пейзажу, но едва ли
сирийский певец (ум. в 945 г.) представляет величину, достаточно известную
эсему арабскому литературному миру.
Это стремление подражать в своеобразной титулатуре тому, что
считалось центром арабских стран, не ограничивалось только
литературной областью и иногда вызывало некоторую иронию даже у самих
арабов. Один североафриканский критик в саркастическом двустишии
зло посмеялся над этим:
Что меня' отвращает от Андалусии, — так это титулы в ней
ал-Му'тадида и ал-Му'тамида.
Титулы царственные не на своем месте — как кошка, раздувшись,
напоминает льва.
Основные критерии для оценки своей поэзии испанские арабы
систематически искали только на Востоке. Андалусский литератор Ибн
Дихйа (ум. в 1235 г.), приводя одно из стихотворений поэта и посла
472
Арабская средневековая художественная литература
в Ютландию и Византию алТазаля (ум. в 864 г.), с грустью замечал:
„Если б эти стихи передавали как принадлежащие 'Омару ибн абу
Рабй а или Башшару ибн Бурду или 'Аббасу ибн ал-Ахнафу или кому-
нибудь из шедших по их пути знаменитых поэтов, их признали бы
удивительными. Только то обстоятельство, что поэт был из Андалусии,
привело к их забвению. Иначе они не остались бы неизвестными, ибо
такое стихотворение не заслуживает, чтобы на него не обратили
внимания".
Отношение к своим поэтам не менялось в Андалусии и в
дальнейшем: для признания их нужна была известная санкция Востока, Двумя
веками позже алТазаля знаменитый ученый и поэт Ибн Хазм (ум.
в 1063 г.), известный русским читателям по своему юношескому
произведению „Ожерелье голубки", с горечью и резкостью выразил свои
мысли об этом в стихах:
Я — солнце на своде наук, освещающее, но порок мой лишь в том, что
восход мой на западе.
А если бы я поднимался со стороны востока, то на погибшее теперь
воспоминание обо мне устремились бы наперерыв.
И у меня влечение к горизонтам 'Ирака; ведь не диво, что тоскует
влюбленный, привязавшийся.
А если Милосердный остановит мое седло среди них, вот тогда видно
будет огорчение и печаль здесь.
Сколькими говорившими я пренебрегал, пока они были тут, а теперь ищу,
что принесут о них книги.
Тогда узнают, что у этого раба есть история и что для застоя науки
беда — близость.
Как удивительно! Кто ушел от них, о том они тоскуют, а приближение
человека к их жилью — грех.
Но место, где тесно мне, само узко, хотя бы оно и было широко,
с обширными степями.
Но люди, что погубили меня, сами погибшие, а время, где я не получил
урожая, — бесплодно.
Из всех этих замечаний историк литературы может сделать один
вывод: нормой и идеалом для арабской поэзии в Испании являлись
образцы, сложившиеся на востоке халифата. В этом смысле арабские
критики были правы, устанавливая единство литературной традиции
на всем протяжении стран, объединенных арабской культурой. Мы
увидим, однако, что этот тезис требует известных коррективов и, быть
может, в Испании более, чем где-либо.
Поэзия пришла в Испанию с арабами в готовых уже формах.
Завоевателями страны были преимущественно берберы, но тон всей
жизни и культуре задавали более малочисленные арабы, представители
высшего командования и затем династии, при которой страна получила
самостоятельное политическое существование. Состав этих арабов-
завоевателей был таким же пестрым и неоднородным, как и на их
далекой отчизне. Наряду с мединцами, потомками ансаров, сподвижни-
Арабская поэзия в Испании
473
ков Мухаммеда, здесь оказались и сирийцы, сторонники Омейядов;
вскоре и тут возобновились племенные раздоры между южными
арабами— йеменитами и северными — кайситами. Эту пеструю массу
объединяло одно: любовь к своему языку, быстро покорившему и коренное
население.
Эта любовь везде создавала своеобразный культ слова и поэзии.
Если завоеватели не всегда могли быть теоретиками слова, то поэзия
в формах, сложившихся на Востоке, была всем им близка и так же
входила в их жизнь, как и на родине. За воинами явились с Востока
учителя и ученые: нам придется встретиться с именами и музыканта
Зирйаба, и филолога ал-Калй, принесшего в Испанию основные
сборники древнеарабских стихотворений, и пионера науки — Сайда ал-Баг-
дадй. Как и в других частях распадавшегося халифата, весь фонд
своеобразного гуманизма быстро был усвоен и здесь.
Что же принесла эта классическая литературная традиция Востока
в Испанию?
В первой половине VIII в., когда арабы утвердились в Испании,
арабская поэзия отлилась уже в строго законченные формы, которые
с развитием словесных наук быстро были закреплены каноном, как
классические. Являясь по существу „лирико-описательной", как принято
ее характеризовать, она была очень проста по форме. Всякое
произведение какого бы то ни было объема могло строиться только в одном
из 16 стихотворных .размеров, из которых не более половины были
общеупотребительными. Каждый стих, делившийся обязательно на два
полустишия, имел рифму, проходившую обязательно через все
произведение, независимо от его величины.
Наряду с такой, сравнительно простой, метрической структурой
композиционные формы говорят о длительной предшествовавшей им
истории их сложения. Собственно говоря, арабская поэзия знает только
две основные формы: большое произведение, так называемую касйду
(буквально 'целевая' пьеса), и малое — кита или мукаттаа (буквально
отрывок); последние, в зависимости от темы, носят часто различные
названия. Если в них поэт пользуется известной свободой построения
и хода мыслей, то в касиде он связан строгим каноном, закрепленным
традицией еще в доисламскую эпоху. Приблизительно через полтора
века после завоевания Испании известный теоретик Ибн Кутайба (умер
в 889 г.) так фиксировал этот канон в своем сборнике по истории поэзии:
„Я слышал от некоторых литераторов, что составитель касйды начинает
ее с воспоминания о жилье (племени), остатках (кочевья) и следах. Он
плачет, жалуется, обращается с речью к (былой) ставке и просит
своего товарища остановиться, чтобы воспользоваться этим поводом для
воспоминания о жителях, откочевавших оттуда, так как обитатели
палаток и на стоянке и в пути отличаются от живущих (оседло) на земле.
Они переходят от воды к воде, отыскивают пастбище и следуют туда,
474 Арабская средневековая художественная литература
где выпадает дождь, куда бы это их ни завело. Потом поэт связывает
это с насибом (эротической частью), говорит о силе чувства, жалуется
на боль разлуки, чрезмерность любви и страсти, чтобы склонить к себе
сердца, повернуть лица и вызвать таким образом внимание слушателей.
Ведь речь о любви близка душе, проникает в сердце, так как Аллах
в укладе своих рабов заложил склонность к эротике и привязанность
к женщинам. Нет почти никого, кто бы не был связан с этим в
какой-нибудь мере и не имел бы в этом какой-нибудь доли, дозволенной
или запретной. Когда же поэт узнает, что он закрепил внимание к себе
и его слушают, он сопровождает это указанием на (свои) права (на
награду): в своем стихотворении он едет, жалуется на усталость,
бессонницу, ночной путь, жар полуденного зноя, изнуренность верхового
животного и верблюда. Когда он узнает, что он уже обязал того,
к кому обращается, правом надеяться и охранить его ожидания и что
тот уверился в испытанных им в пути неприятностях, он начинает
прославлять, побуждая его к возмещению, подстрекая к щедрости,
превознося его над ему подобными и унижая перед его саном все
великое. Искусный поэт тот, кто идет ііо этим путям и
уравновешивает эти части. Ни (одной из них он не дает преимущества в своих
стихах, не слишком удлиняет, чтобы не наскучить слушателям, но и
не обрывает, когда в душе есть жажда к продолжению... Поздний
поэт не имеет права отходить от путей древних в этих частях:
остановиться у обитаемого жилья или плакать у воздвигнутого сооружения,
потому что древние останавливались у брошенного жилища и
опустелых следов, или ехать на осле или муле и описывать их, потому что
древние ездили на верблюдице или верблюде, или приезжать к
сладким текучим водам, потому что древние приезжали к испорченным
и стоячим, или пересекать (на пути) к восхваляемому посадки
нарциссов, миртов и роз, если у древних было в обычае пересекать заросли
полыни и других растений пустыни".
Последняя фраза, уточняющая строгий канон, особенно характерна:
она показывает, насколько твердо эти нормы должны были соблюдаться
и как заранее строго отрицалась возможность каких-нибудь отступлений.
Касйда и в Испании сохранила неприкосновенной свою форму,
конечно, в пределах тех вариаций, которые были внесены в нее на
Востоке. С мелкими произведениями дело обстояло несколько легче.
Являясь типичными „Gelegenheitsgedichte" (стихотворениями на случай),
они по своей тематике, охватывавшей все стороны жизни, допускали
большую свободу. Образцами для них, кроме того, служили
произведения не столько классиков доисламского и омейядского периода, сколько
стихотворения неоклассической школы аббасидской эпохи, по своим
социальным условиям более близкой Испании. Отзыв Ибн Дихйи
о стихотворении ал-Газаля показывает, что для сравнения он берет
поэтов именно этого направления или близких к ним. Касйда вообще
Арабская поэзия в Испании
475
была произведением громоздким, появлявшимся на сцену в особо
торжественных случаях или тогда, когда надо было блеснуть ученостью.
В целом виде она редко сохранялась и распространялась; популярными
становились обыкновенно отдельные части ее, отдельные отрывки,
которые и передавались так же, как мукаттаа. Характерно, что
от испанской эпохи до нас дошло только несколько сборников
стихотворений, так называемых диванов, и сравнительно небольшое
количество знаменитых касйд в целом виде, большая же часть памятников
поэзии представлена или фрагментами, или мелкими произведениями,
которые лучше и полнее отражают жизнь, чем стилизованные касиды
антикварного типа.
Таким образом, с Востока пришли в Испанию в готовом виде две
поэтические формы—касйда и мукаттаа; местное литературное
развитие вызвало к жизни две новые формы уже строфической поэзии —
мувашшах и заджал, которые отсюда распространились на Восток. Они
слагались постепенно; первые упоминания о них относятся к началу X в.,
а расцвет—к XII, к тому времени, когда традиционная поэзия с
классической тенденцией начинала клониться к упадку, если не уменьшаясь
количественно, то окончательно замыкаясь в давно застывших формах.
Несмотря на кажущуюся простоту, арабская поэзия в Испании —
сложное явление, переживавшее различные фазы, иногда существовавшее
в параллельных, на первый взгляд противоречивых, формах. Попытка
вспомнить неустойчивые политические судьбы Андалусии, быть может,
несколько поможет уловить основную линию развития поэзии в разных
культурных центрах полуострова.
Когда первый омейядский эмир в Испании 'Абд ар-Рахман, спасшийся
после гибели своей династии на Востоке, воспевал в
сентиментальных стихах увиденную им здесь пальму-чужестранку, то не только
он сам и эта пальма были чужды Андалусии: чуждыми были и стихи,
в которых он ее воспевал. Андалусская лирика достигла своего
полного развития значительно позже, только к X в., к эпохе
провозглашения халифата в Кордове.
Твердая политика Омейядов поборола не один кризис: прошел
психоз мученичества у мосарабов — христиан, оставшихся в халифате,
сломлено было и сопротивление мувалладов — исламизованных потомков
христиан, иногда объединявшихся против арабов. Культурные
воздействия Ирана и Византии постепенно перерабатывались старой андалус-
ской почвой. Руководящую роль здесь играл как бы нейтральный
организующий элемент — омейядская династия чисто арабского
происхождения и не связанная с Испанией, но в то же время злейший враг
Аббасидов на Востоке. В Кордове говорили по-арабски и по-романски;
звучали колокола и голоса муэззинов. Близкое соседство всех рас
и религий создавало своеобразную атмосферу. Это была культура
хорошо нам известного Багдада „1001 ночи", быть может в несколько
476 Арабская средневековая художественная литература
более мягких тонах. Сила ассимиляции в Кордове ни перед чем не
останавливалась, но претворялась своеобразно даже в мелочах; если
траурные знамена были черными в Багдаде, то в Кордове они были белы.
Христианские короли на севере вели еще бедную полудеревенскую
жизнь; просвещенными владыками в Испании являлись повелители
Кордовы — Абд ар-Рахман, ал-Хакам, ал-Мансур. Кто имеет
представление о большой кордовской мечети, о замечательных развалинах
загородного дворца Медйнат аз-Захра, об исключительной тонкости
изделий того времени из слоновой кости и кожи, — тот поймет это.
Поймет он и современную халифату поэзию. Диваны знаменитых поэтов
Востока уже были известны в Испании эпохи -сАбд ар-Рахмана III
„Победоносного" (912—961); тогда же выдвигается плеяда сьоих
певцов, увенчивающаяся везиром последнего эфемерного омейядского
халифа Абд ар-Рахмана V, знаменитым Ибн Хазмом, настоящим
воплощением мусульманской Испании со всеми ее противоречиями.
После Омейядов Кордова, дитя Востока и Запада, окончательно
теряет свое и без того неустойчивое равновесие. Халифат падает,
территория его разбивается на осколки. На его развалинах начинают
возвышаться мелкие арабские царьки и бывшие дворцовые рабы.
Теряется единый политический компас, и отчетливее выступает
расслоение Андалусии.
Если Кордова была западным форпостом Востока, то теперь мулук
ат-таваифу мелкие „царьки общин", как их называют, начинают снова
ориентализировать кордовский запад. Багдад отражается в
микроскопических „багдадах". Меняется и внешнее положение. Оживает
христианская Испания и протягивает руку Северу — это эпоха Сида (Mio Cid).
На другом, африканском, берегу моря, в пустьше, организуются
берберы и создают новое государство.
Между двух огней слабые, но пышные царьки пытаются управлять
в сбоих роскошных резиденциях, напоминающих итальянские
республики позднего средневековья. Наступает эпоха празднеств и
преступлений, страстей и капризов, кинжала и яда: великая эпоха для поэзии,
которая в XI в. достигает в Испании своего апогея. Каждый двор
старается окружить себя поэтами, тариф на их дифирамбы растет;
один из панегиристов заявляет, что он не станет писать оду дешевле,
чем за сто золотых динаров.
Бадахос, Алмерия, Малага, Гранада объединяют блестящие
литературные кружки; благородная Кордова хиреет. Над всеми городами
Испании возвышается Севилья, где живет поэт — эмир ал-Мутамид,
жестокий и капризный правитель, но сентиментальный и изящный певец.
Мораль падает, развивается преступность. Историк Ибн Са'йд, говоря
о патрулях, которые ходят по улицам с оружием, фонарем и собаками,
добавляет: „В Андалусии ты непрестанно слышишь — «ночью ворвались
в дом такого-то» или «ночью разбойники убили такого-то в постели» \
Арабская поэзия в Испании
477
Большее или меньшее количество этих происшествий зависит от силы
или слабости правителя, но даже если он „до крайности жесток и меч
его всегда обагрен кровью, никогда нет недостатка в случаях такого
рода". Однако люди живут, наслаждаясь моментом, ни о чем не думая.
„Carpe diem", лови миг — наиболее часто встречающаяся тема у поэтов
этих времен.
Между тем опасность надвигается. Полчища сынов пустыни
обрушиваются на Испанию, с покрывалами на лицах, точно стыдясь, как
говорит один андалусский поэт, своих варварских деяний. Йусуф альмо-
равид переправляет через пролив своих верблюдов, которые повергают
в ужас жителей Андалусии, никогда их не видавших. Верблюды
в Испании! Андалусия африканизируется, постепенно превращается
в провинцию. Не случайным символом является то, что еще во времена
халифата именно берберы разрушили дворец Медйнат аз-Захра.
Постепенно меняется традиционная политика терпимости, мосарабы
подвергаются изгнанию.
Как бы в ответ на новую тактику христианские короли, когда им
удается прорвать границу, уже не оставляют позади себя
мусульманских очагов, как раньше в Толедо; завоеванные ими города или остаются
пустынными, или заселяются людьми с севера, которые воздвигают
в Кордове и Севилье готические церкви среди мавританских домов.
Культура этого длительного периода соответствует своему времени.
Первые африканские правители едва знают арабский классический язык
и не имеют постоянной резиденции. Тип поэтов меняется; некоторые
из них превращаются в бродячих жонглеров и ищут свою аудиторию
среди простого народа, обращаясь к нему в заджалях уже на
народном, а не на классическом литературном языке. Несколько позже анда-
лусской цивилизации удается еще раз смягчить африканскую суровость.
Воздвигается Гиральда в Севилье; романтические сентиментальные
истории этого времени заставляют вспомнить дни ал-Мугтамида.
Утрата Андалусией политической самостоятельности позволяет
Африке смотреть на нее несколько свысока; именно в это время
аш-Шакундй сочиняет свое апологетическое послание в защиту
культурных очагов Испании, превосходящих африканские. Он прав: андалус-
ская культура живет не только в прошлом, но и в настоящем.
Севилья XII—XIII вв. продолжает выдвигать крупных поэтов; это эпоха
великих поэтесс в Гранаде. Тот же XII век — золотой век лирики
Леванта в Андалусии; начиная с Ибн Хафаджи, прозванного
„Садовником" за искусство художественного описания природы, выдвигаются
на первый план Валенсия и Мурсия.
Гранадский эпилог, несмотря на всю его важность для разных
аспектов культуры, все же остается только эпилогом. Последние
испанские мавры, загнанные в угол полуострова, пытаются сохранить
культурную самостоятельность, воздвигнув Альхамбру, изготовляя
478 Арабская средневековая художественная литература
фаянсы, ткани, оружие. Но они чувствуют свою обреченность; это —
среда, где создается пограничный роман и морисская новелла. В поэзии
они иногда пытаются защититься от теснящей их чуждой жизни
буколиками, но все же наиболее часто повторяющийся мотив их элегий,
звучащий похоронным маршем „ubi sunt qui ante nos in mundo fuereu
(„где находятся те, которые жили до нас"). С ключами своих гранадских
домов они уходят под звуки этого мотива в Африку,
Восемь веков исторической жизни отразились полностью в поэзии.
Одна недавняя французская работа об андалусской лирике XI в.
блестяще показала, каким прекрасным комментарием к истории служат
эти стихотворения, но, с другой стороны, не изучая жизни, нельзя
комментировать и даже понять эти стихотворения. Формы поэзии,
как мы видели, мало подвергались изменениям; ограничен был и выбор
тем, но восемь веков — срок большой, и понятно, что диапазон
вариаций и модификаций в разные периоды был иногда очень велик. Эта
поэзия охватывала все жанры — от аскетико-ѳлегического до
сатирического, включая песни войны и любви, дифирамбы и эпиграммы
и, едва ли не больше всего, самые разнообразные описания.
Из личных переживаний доминирует, как часто в поэзии, любовная
эмоция. Один из ее аспектов приводит к теоретическому обоснованию
психологии целомудрия. Согласно легенде, в древней Аравии им
славились различные бедуинские племена и особенно Бану сУзра, получившие
популярность в Европе под именем азров, благодаря стихам Гейне
и музыке Рубинштейна. Багдадский богослов X в., учение которого
потом стало особенно популярным в Испании, дал „первую
поэтическую систему платонической любви". Сторонники его школы искали
в этой любви, которую в память своих бедуинских предшественников
они называли узритской, отражения божественной любви, не
находившей места в официальной доктрине ислама. В Багдаде это движение
по временам поднималось до высот болезненного экстаза; жертвой его
пал объявленный еретиком ал-Халладж, В Испании оно нашло своего
теоретика в последователе той же багдадской богословской школы
знаменитом Ибн Хазме с его „Ожерельем голубки". Даже в XIII в.
один гранадский поэт возглашает: ,/Ирак меня вскормил своей любовью.
Багдад завоевал меня своим чудом" — и называет себя сторонником
системы бедуинского поэта Джамйля из племени Узры. По мнению
некоторых исследователей, движение, шедшее из Кордовы, связано
и с провансальской „gaya ciencia" и с „dolce stil nuovo" Гвидо Гвини-
целли, учителя Данте.
Так, больше трех веков весь арабский мир, от Багдада до Гранады,
воспевает и систематизирует платоническую любовь. Но это не
помешало предать арабов анафеме за варварскую чувственность, когда
во флорентийских академиях был открыт греческий текст Платона.
Ранние гуманисты не подозревали, что наступит время, когда д\я
Арабская поэзия в Испании
479
такого благоуханного цветка, как старофранцузский роман „Floire et
Blanchefleur", будет найдена параллель все в той же среде узритов.
Конечно, далеко не вся андалусская поэзия проникнута
платонической любовью. И в касидах и в отрывках мы часто встречаем сцены
обычного человеческого чувства, развивающегося и на фоне природы
и в тепличной атмосфере дворцов. И здесь иногда поэт достигает
апогея реальных изображений, которые поражают нас не менее, чем
резкий сенсуализм выражений божественной любви. И если некоторые
поэты являлись провозвестниками узритской любви, то, например,
сочинитель народных заджалей Ибн Кузман открыто смеялся над ними
и провозглашал себя сторонником других чувств.
Наряду с любовными наиболее часты в андалусской лирике
вакхические темы. „Сухой закон" пророка не нашел полного применения
в Испании, как и в других странах халифата. Не все вино
изготовлялось из виноградной лозы: существовали другие сорта, употребление
которых считалось дозволенным даже по закону. Воспевание вина
превращалось в своеобразный культ. Приятели собирались обыкновенно
на заре, либо ночью; в залах, в саду или цветнике и просто на
открытом воздухе. Гвадалквивир, по словам аш-Шакундй, был рекой,
поверхность которой часто белела от парусов лодок бесчисленных веселившихся
здесь дружеских компаний. Эти собрания редко переходили в оргии,
чаще они превращались в поэтические и литературные собеседования.
Все давало повод для состязания в поэтических ѳкспромптах: и амфоры
с вином, и звук наливаемого вина, и кубок, полный напитка, и
украшавшие пиршество фрукты и цветы. Пение и музыка сопровождали беседу;
так продолжалось до утра. Один восточный путешественник жаловался,
что шумное веселье мешало спать иностранцам в Испании.
Если пересмотреть сохранившиеся антологии андалусской поэзии,
больше всего в них окажется описаний, иногда просто изысканных
метафор и сравнений. Этот жанр особенно культивировался; именно
в нем чаще всего состязались поэты, предлагались темы для
испытания кандидатов, которые хотели занять место в поэтической плеяде,
окружавшей какого-нибудь властителя. Арабы всегда были искусными
творцами метафор, они создали ряд теорий и классификаций
поэтических образов, специальные трактаты по сравнениям. Здесь все служило
материалом для поэтического описания: и великое и малое, и явления
природы, и дела рук человеческих. Цветочное богатство Испании
создало целые антологии цветов; в описании одного цветка состязаются
десятки поэтов. Но орнамент на здании или шкатулка из слоновой
кости вызывали такой же порыв поэтического вдохновения.
Сквозь эту реторику, сложную и пышную, которая в одном образе
умела объединить солнце, луну и звезды с драгоценными камнями,
отчетливо проступает жизнь Андалусии. Удивительный мир, который
в поэтическом отображении мог сливать и реминисценции никогда
480 Арабская средневековаЛ художественная литература
не виданной далекой пустыни с ее покрытыми плесенью водопоями
и верблюдами, и, с другой стороны, предметы, которые находились
прямо перед глазами, как у валенсийских поэтов нории (оросительные
машины) и апельсиновые рощи.
Дифирамбы, слагавшиеся в форме канонических касйд, должны были
комбинировать в пределах установленных границ все темы — и
любовные, и вакхические, и, особенно, описательные с непременным условием
в нужный момент вставить имя лица, которое имеет в виду
произведение. Последняя часть уделялась восхвалению героя, чаще всего
мецената, и здесь фантазия поэта, увлекаемая гиперболой и поощряемая
необходимостью превзойти всех предшествующих панегиристов, не знала
границ. Иногда вместо третьего лица выступает сам автор, тоже без
стеснения превозносящий свои доблести на войне и таланты в мирной
обстановке.
Панегирики очень часто были связаны еще с одной формой андалус-
ской и вообще арабской поэзии, которую мы, за неимением лучшего
термина, называем элегией. Посвященная в основном поминальному
слову какому-нибудь лицу, чем-либо выдающемуся или близкому поэту,
она очень часто и предваряется и заключается общими, старыми как
свет, сентенциями о бренности здешнего мира, о ничтожестве земного
существования.
Судьба народа и страны часто заслоняет личность — создаются
элегии на падение отдельных династий или городов, а затем и
последнего оплота арабов в Испании — Гранады. Несмотря на известную
традиционность образов, поэту часто удается здесь затронуть
общечеловеческие чувства, и эти элегии принадлежат к лучшим созданиям андалус-
ской поэзии в ее классических формах.
Краткая схема дает только бледное очертание тех основных линий,
в границах которых вращалась арабская поэзия в Испании. Чтобы
наполнить ее жизнью, надо хоть в нескольких штрихах
охарактеризовать отдельные фигуры крупнейших поэтов, хоть в прозаических
переводах познакомить с отрывками из их произведений. Может быть,
подлинные их слова даже в тусклой передаче позволят почувствовать
дыхание жизни во всем его многообразии. Сначала я остановлюсь
на поэзии с классическое тенденцией на литературном языке, а затем
на тех формах, которые развились в самой Испании и которые, быть
может, особенно важны для истории мировой литературы.
П. ПОЭЗИЯ С КЛАССИЧЕСКОЙ ТЕНДЕНЦИЕЙ В КОРДОВЕ
Если об истории арабов в Испании можно говорить со времени их
появления там в начале VIII в., то дая суждения об их поэзии у нас
нет никаких материалов вплоть до создания самостоятельного эмирата
в середине 50-х годов VIII в., а в сколько-нибудь значительном объеме
Арабская поэзия в Испании
487
сохранились документы только с IX—X в. Конечно, это не значит,
что никакой поэзии на арабском языке до того времени не
существовало; арабы при завоеваниях всюду несли с собой памятники своего
классического доисламского периода и везде создавали местную поэзию.
О характере ее мы можем судить по аналогии с завоевательными
движениями в других арабских странах, которые сохранили больше
данных; обыкновенно это были песни — военные или связанные
непосредственно с политическими событиями своего времени. Они были
немногочисленны. Вообще эпоха завоеваний крупных поэтов не выдвинула.
Завоевательное движение в Испании к тому же несколько запоздало,
если можно так выразиться; своя научная традиция, с записью и
собиранием поэтических произведений, создавалась здесь медленнее, и
поэтому никакие диваны (сборники стихов) андалусских поэтов нам до X в.
не известны, а поэтические антологии сохранили отдельные
произведения, не заходящие глубже второй половины VIII в.
Самостоятельная история Андалусии, уже не подчиненной
восточному халифату, начинается с омейядского эмира сАбд ар-Рахмана I
(755—788), современника Роланда (уб. в 778 г.); с него по традиции
можно начать и историю андалусской поэзии. „Пришельцем" прозвали
его в Испании, „Соколом корейшитов" почтительно величали его враги,
багдадские халифы—Аббасиды. Романтическая история его скитаний
по Египту и северной Африке, рассказ про медленное закрепление
власти Омейядов в Испании могли окружить легендами его фигуру,
но те немногие стихотворения, которые связываются с его именем,
не носят в себе черт внутреннего неправдоподобия. В них раскрываются
две стороны, присущие всей андалусской поэзии,— мягкость выражения,
граничащая с сентиментальностью, и преувеличение своих подвигов,
переходящее в самовосхваление. Особенно популярно его обращение
к пальме в Русафе около Кордовы.
О пальма, ты, как и я, чужестранка на западе, далеко от своего корня!
Плачь же! Но разве может плакать поникшая главою, немая, в природе
которой нет моего расстройства?
Если б она зарыдала, то плакала бы о водах Евфрата и пальмовой роще.
Но она безучастна — ведь и меня злоба к сынам 'Аббаса заставила
позабыть про семью.
По настроению эти стихи невольно напоминают знаменитое
обращение к двум пальмам в Хульване (в Месопотамии) его современника
Мутй? ибн Ийаса (ум. ок. 787 г.), но знать друг друга они не могли,
В таких же мягких тонах выражено и обращение к оставшимся
на Востоке родичам:
О всадник, направляющийся в мою землю! Передай привет от одной моей
части другой.
Ведь тело мое, как ты видишь, в одной земле, а сердце и властители его
в другой.
31 И. Ю. Крачковский, т. П
482
Арабская средневековая художественная литература
Суждена была нам разлука, и мы расстались: разлука унесла сон от моих век.
Судил Аллах нам удалиться; быть может судит он нам сблизиться.
Когда это было нужно, он говорил твердо и властно, как, например,
в стихах к одному корейшиту, попрекавшему его скудостью
получаемого им содержания и намекавшему на несоответствие его тому, чем
пользуется эмир.
Велик тот, кто восстал негодуя, обнажив меч с двумя лезвиями, и проехал
пустыню и пересек море, осилив и волны и степи.
Он устроил царство и воздвиг славу и кафедру для речи,
самостоятельную.
Он снарядил войско, когда оно погибло, заселил город, когда он опустел.
Потом призвал своих родичей к себе, когда они были далеко: сюда,
к своим!. .
И пришел этот, гонимый голодом, одержимый страхом, боясь убийства,
И достиг безопасности и достиг сытости, получил достояние и получил
семью.
Разве же право одного над другим не больше права благодетеля
и повелителя?
Андалусии пришлось ждать свыше полувека, пока в ней утвердилась
своя школа поэзии и музыки, тесно связавшая ее с традицией Востока.
Произошло это уже при эмире сАбд ар-Рахмане II (822—852), в
противоположность основателю династии, слабом правителе, но тоже не чуждом
поэзии. Крупнейшим событием в культурной истории его времени был
приезд с Востока знаменитого певца и музыканта Зирйаба. Он придал
двору эмира характер пышных резиденций Востока. Зирйаб
импонировал не только своим голосом и совершенством своего исполнения,
но и своими приемами, костюмами, даже прической. С этого именно
времени у андалусских эмиров вошло в обычай соперничать с
литературной славой Востока, покровительствовать искусствам, литературе
и наукам, чтобы поднять Кордову до высоты Дамаска или Багдада.
В Багдаде Зирйаб был учеником знаменитого Исхака Мосульского
(767—849). Соперничество учителя заставило его покинуть родину. Он
направился сперва в Египет, а затем, по особому приглашению эмира,
приехал в Андалусию. Зирйаб был хороший поэт и знаток различных
наук — астрономии, географии, физики, метеорологии, политики, но
сферой его была музыка и пение; источники говорят, что он знал больше
десяти тысяч мелодий и был в этой области новатором. К лютне он
прибавил пятую струну и ввел плектр из орлиного пера вместо
деревянного.
Насажденная им в Испании музыкальная школа мосульца встретила
вначале сопротивление со стороны мединской школы, занесенной сюда
раньше и находившей поддержку даже среди некоторых андалусских
поэтов его эпохи. Но именно его школа создала в Андалусии традицию
и вытеснила все другие. С этого времени музыкальное искусство
Арабская поэзия в Испании 483
и связанная с ним поэзия широко распространились, несмотря на
некоторые протесты со стороны кругов правоверных. И тогда, и позже —
при дворе халифов, при ал-Мансуре, при Альморавидах и Альмохадах —были
в ходу концерты с музыкой и пением; везде музыканты и певицы были
в большом почете, и за рабынь с хорошим голосом платили
невероятные суммы. Музыка была неразлучна с поэзией, сперва в ее
классической литературной, а затем, как увидим ниже, в еще шире
распространившейся народной форме.
В это время — в первой половине IX в.— и в поэзии начинают все
более и более выделяться крупные фигуры, часто с резко выраженной
индивидуальностью, хотя, не имея их диванов, мы можем судить об их
творчестве лишь по отрывкам, сохранившимся у различных писателей.
Характерная для этого периода фигура — Иахйа ибн ал-Хакам
ал-Бекрй (770—864), прозванный за свою красоту „ал-Газал" ('газель').
Искусный дипломат, хорошо знавший иностранные языки, он был
отправлен около 844 г. 'Абд ар-Рахманом II на север (вероятно,
в Ютландию) ко двору норманского короля и сумел привлечь к себе
симпатии королевы и ее свиты; немалую роль при этом играли, может
быть, и комплименты, которые он излагал по арабскому обычаю в звучных
стихах. Именно эти стихи и вызвали восторженный отзыв о нем уже
известного нам историка Ибн Дихйи. Второе посольство при его участии
было направлено в Византию, где ал-Газал тоже произвел эффект
своими стихами. В недавнее время один французский ученый высказал
предположение, что только последнее посольство является историческим
фактом, путешествие же к норманнам не что иное, как литературный
его дублет. Однако подробности, сообщаемые о первом путешествии,
настолько реальны и обстоятельны, что едва ли допускают возможность
такого предположения; даже имя королевы, долго затруднявшее
исследователей, теперь удачно идентифицировано норвежским ученым.
Имя ал-Газаля окружено легендами; быть может, легендой являются
и рассказы о пребывании его в Ираке, куда он должен был уехать
из-за своих сатир на Зирйаба, музыкальных теорий которого он не
разделял. Раздраженный похвалами недавно умершему в Ираке поэту Абу
Нувасу, он одно из своих стихотворений выдал за принадлежащее ему
и немало посмеялся над успехом, выпавшим на долю этому
произведению. Может быть, это и легенда, но все же отзыв Ибн Дихйи,
сравнивающий его с 'Омаром ибн абу Рабй'а, в известной мере будет понятен
и нам, если мы прочтем следующие простые его строчки:
Сказала она: „Я люблю тебя!" Я в ответ: „ЛгуньяІ Обманывай этим
того, кто не разбирается".
Такой речи я не согласен принять. Старик — не любит его никто.
Одинаково будет, если ты скажешь это или скажешь: „Вот ветер, мы
сья.кем его и он останется связанным",
Либо скажешь: „Огонь холоден" или скажешь: „Вода горит".
31*
484 Арабская средневековая художественная литература
Ал-Газал прожил долгую жизнь, и, конечно, не всегда в его поэзии
звучали легкие тона; иногда их вытесняли яркие социальные мотивы:
Я вижу, что люди с достатком, когда умрут, застраивают эти кладбища
камнями.
Даже в могилах не могут они отказаться от хвастовства и гордости
перед бедняками!
Но если соперничество в превосходстве наверху могил, то справедливость
у них же в недрах.
Я примиряюсь с тем, кто ухищряется в постройке, а смена судьбы
доходит с ним до предела.
Разве они не видели, сколько городов и дворцов разрушили судьбы?
Жизнью предка их клянусь, если бы они увидели их (в могиле),
не отличили бы богача от бедняка,
Не узнали бы рабов и господ, не узнали бы женщин и мужчин,
Или тех, кто облачался в шерстяную одежду, от тела, привыкшего
к шелку.
Если земля поглотила и этого, и того, в чем же преимущество великого
перед презренным?
С именем ал-Газаля связана и одна из ранних попыток эпического
стихотворства. Когда он возвращался от норманнов, ему на два месяца
пришлось задержаться в Сант-Яго, на севере Испании. Он
воспользовался этим случаем, чтобы сочинить урджузу (пьесу размером раджаз)
о завоевании Испании. Историк Ибн Хаййан (987—1070), хорошо ее
знавший, говорит, что она „красива и велика, излагает причины
завоевания, обстоятельства сражений между мусульманами и жителями
Андалусии, сообщает про количество и имена эмиров в этой области,
написана прекрасно и обстоятельно и находится в руках у многих".
До нас она, к сожалению, не дошла.
Интерес к эпическому творчеству в эту эпоху был, повидимому,
особенно силен. Младшему современнику ал-Газаля, тому самому Там-
маму ибн 'Алкаме (801—896), со слов которого передается рассказ
о его путешествии к норманнам, приписывается другая урджуза почти
с тем же содержанием, „описывающая завоевание Андалусии, дающая
имена правителей и халифов, повествование про войны в ней со времени
прихода Тарика ибн Зийада, ее завоевателя, до последних дней эмира
?Абд ар-Рахмана II". И эта пьеса, использованная веком позже
историком Ибн ал-Кутййей (ум. в 977 г.), до нас не дошла.
Арабизация в Андалусии IX в. распространялась очень быстро:
ведь именно к этому веку относятся жалобы кордовского епископа
Альваро на своих соплеменников, которые, увлекаясь арабскими стихами,
забывают родной язык. Во второй половине века происходят большие
изменения в политическом строе Андалусии: слабеет власть кордовских
эмиров, и арабская аристократия пытается создать отдельные
самостоятельные центры; с другой стороны, вступая в борьбу с арабами, собирают
свои силы испанские националисты, как принявшие ислам, так и остав-
Арабская поэзия в Испании
485
шиеся христианами. Борьба идет с переменным успехом* Каждая
из сторон выдвигает своих героев. У арабов выделяется яркая фигура
поэта Са'йда ибн Джуди (уб. в 897 г.), идеальный тип арабского витязя,
некоторыми чертами напоминающий еще доисламскую эпоху, но уже
смягченный андалусской обстановкой. Когда один из арабских вождей —
Йахйа — был коварно убит (ок. 889 г.), Са'йд, занявший его место
и отомстивший врагам, обратился к ним с грозными стихами, в стиле
суровых песен мятежников-хариджитов на Востоке.
Не переставали вы возбуждать ее (войну) кривыми путями, пока сами
не сошли к водопою смерти, злейшему водопою.
Мы искали мести от вас и перебили среди вас всякого отступника
и упрямца.
Мы избивали вас за Йахью; ведь решение Аллаха не отвратить!
Вы, сыны рабов, разъярили львов, которые не оставляют (без защиты)
своего соседа.
Горите же в пламени ее, в остриях мечей, которые пылают против вас,
как огонь . . .
Мы избили среди вас тысячи, но не сравниться убийству благородного
с убийством рабов.
Они изувечили его, когда он принял их, как гостей; убийство его не было
по твердому решению.
Вы коварно с ним поступили, сыны низости, после клятв закрепленных
и договоров.
Хоть и было его убийство изменой, сам он не был бессильным
или трусом.
Был он львом, защитой в боях, крепостью, убежищем, оплотом для
лишенного их.
Была в нем и вера с кротостью, и ярость, и щедрость, подобия
которой нет.
Слава твоя, о Иахйа, погубила славу славных издревле и превзошел ты
всякого славного.
Пусть же воздаст тебе Аллах садом Эдема, где воздаст он награду
всякому мученику веры.
Ему самому пришлось побывать в плену, и уже другим тоном звучат
его послания к друзьям:
Друзья мои, терпите! Покой свободного в терпении. Нет ничего, что
сравнится с терпением в беде для свободного.
Сколько было пленников, заключенных в оковы, но Милосердный
освободил их от уз плена.
Если я захвачен пленником, как и вы, то ведь не на войне, а изменой.
Когда б я боялся того, что постигло меня, меня бы защитили острия
смуглых рудейнитских копий.
Ведь знают молодцы, что я их герой и передовой витязь их в час
страха.
О всадник, если ты достигнешь до матери моей и отца, передай им
привет от сына покорного!
О Хинд, о любимая моя, забота о тебе, которая была моей жизнью,
не исчезнет с моей жизнью!
486 Арабская средневековая художественная литература
Заботой о тебе встречу я своего творца в день суда; скорбь по тебе
мучительнее для меня, чем смерть и плен.
А если не будет могилы, то лучшей родиной, чем могила, для героев
станет зоб коршуна.
В биографии Са'йда ибн Джуди есть эпизод — романтическая любовь
к певице эмира 'Абдаллаха (888—912) Джайхане, руку которой он
видел лишь однажды, слушая ее пение через окно. Много стихов
посвятил ей этот суровый воин, умевший находить и нежные образы.
Слух мой не дает душе остаться в теле; сердце от него переполнилось
страданием печали.
Я отдал Джайхане, вспоминая ее, свою душу; так было, хотя я никогда
ее не видел и она не видала меня.
Я с ее именем (на устах), когда слезы текут у меня из очей, точно
монах, что молится перед своей статуей.
Известный историк арабской Испании Дози говорил, что последний
стих напоминает ему провансальского трубадура,— настолько в нем
чувствуется деликатность рыцаря и своеобразный культ дамы его
сердца.
В это же время, на рубеже IX—X вв., наряду с поэзией
классической тенденции, концентрировавшейся в придворных кругах, зарождаются
новые формы, пользующиеся иногда народным языком. Первый поэт,
с именем которого они связаны преданием, умер до 912 г.
Расцвет политического могущества кордовского халифата со
знаменитыми властителями ?Абд ар-Рахманом III (912—961), ал-Хакамом
(961—976) и не менее известным „хаджибом" (министром двора) ал-Ман-
суром (ум. в 1002 г.), отразился, конечно, и на поэзии. Сопротивление
аристократии оказалось сломленным, отдельные центры исчезли, и
поэзия сосредоточилась главным образом при дворе, культивируя
преимущественно форму панегирика и стихотворений на случаи, вызываемые
обстоятельствами дворцовой жизни.
Крупных имен эта эпоха, строго говоря, дала еще мало. Здесь
следует, быть может, выделить Ибн сАбд Раббиха (860—940), которого
арабские критики считают иногда первым крупным поэтом Андалусии,
по преданию высоко оцененным знаменитым его современником
на Востоке ал-Мутанаббй (ум. в 965 г.). Он известен в особенности
литературной антологией, вызвавшей уже приведенный выше иронический
отзыв иракского литератора, но популярной даже в современных
арабских кругах. По традиции он составил сохранившуюся до наших дней
урджузу — хронику ежегодных походов 'Абд ар-Рахмана Ш, но талант его
ярче выражался в небольших анакреонтических стихотворениях. Под
конец жизни им овладело раскаяние, и он, быть может тоже по
традиции других поэтов, составил особый сборник, в котором за каждой
эротической пьесой следовало стихотворение с моральным или религиоз-
Арабская поэзия в Испании
487
ным содержанием, чтобы очистить „мирские мысли". Долгое время
Ибн сАбд Раббиху приписывались стихотворения в новой строфической
форме, так называемые мувашшахи; однако недавние исследования
одного бейрутского ученого показали, что здесь мы имеем дело, вероятно,
со^смешением имен. Весь характер его деятельности говорит о том,
что она протекала в традиционных рамках.
Самый знаменитый поэт этой эпохи, слава которого вышла далеко
за пределы Испании, только частью своей жизни связан с ней; вероятно,
этим в значительной мере объясняется его известность. Ибн Ханй
ал-Андалусй (ум. в 972 г.) родился в Севилье, но только до 27 лет
оставался на родине: обвиненный в вольнодумстве за свои
легкомысленные стихи, он должен был переселиться в северную Африку и там
соединил свою судьбу с Фатимидами, около этого времени
утвердившимися в Египте; они считали его своим, но преимуществу, поэтом. При
известии о загадочной смерти Ибн Ханй еще в молодые годы, фати-
мидский султан ал-Му'изз (953—975) воскликнул: „Мы надеялись при
помощи этого человека прославиться выше поэтов Востока, но нам
это не было суждено".
Стихотворения Ибн Ханй полны шиитскими мотивами, иногда
звучащими с точки зрения правоверного — суннитского — толка ересью,
и пользовались всегда большой популярностью в шиитских кругах.
Может быть поэтому Ибн Ханй и,оказался первым андалусским поэтом,
диван которого дошел до нас в виде самостоятельного сборника;
характерно, что лучшее современное издание его принадлежит
индийскому ученому исмаилиту (одной из ветвей шиитов).
Диван дает нам возможность судить об объеме „полного собрания
стихотворений" арабского поэта; оно оказывается сравнительно
небольшим и заключает в себе около 60 касЛду главным образом панегириков
или элегий на чью-либо смерть. Большинство отзывов о нем хвалебны:
известный историк Ибн Халликан, человек с несомненным литературным
вкусом, писал: „Если бы в нем не было гипербол в панегириках,
граничащих с ересью, он был бы одним из лучших диванов. Не было среди
магрибинцев никого из той же категории, ни среди ранних, ни среди
поздних. Он поэтичнее всех их безусловно; среди них он то же, что
ал-Мутанаббй среди восточных". Последнее сравнение за Ибн Ханй
утвердилось больше, чем за кем-либо из андалусских поэтов, хотя им
несколько и злоупотребляли.
Отзыв известного поэта-пессимиста Абу-л-сАла идет вразрез с
хвалебной оценкой большинства, особенно шиитских кругов: „Я могу
сравнить его только с мельницей, размалывающей рога: столько треска в его
словах". Наше суждение стоит на грани между этими двумя. Ибн Ханй
является, конечно, выдающимся представителем неоклассического
традиционного течения, ничем не уступающим своим восточным собратьям.
За его произведениями нельзя отрицать ни силы, ни эффектности
488
Арабская средневековая художественная литература
выражений, но в то же время у него, как и у других, заметно
стремление скорее к звучным словам, чем к поэтическому содержанию;
поэтому и получается тот треск, о котором ядовито говорит Абу-л-'Ала.
В отдельных частях его кссид наибольшее впечатление производят
мотивы вступительной эротической части (так называемого насйба) и
пессимистические темы в элегиях. В целом об этих касидах приходится
сказать то же, что и об их предшественницах из классической эпохи,
тем более что Ибн Хани, в связи с обстоятельствами своей жизни,
мало типичен для андалусской поэзии.
Гораздо ближе к андалусской действительности был тот поэтический
кружок, который сгруппировался около хйджиба Ибн абу 'Амира
ал-Мансура, знаменитого Альмансора христианских летописей.
Отношение к нему обеих сил, боровшихся в Испании, очень хорошо выражено,
с одной стороны, в лаконической заметке „Chronicon Burgense":
„В 1002 году умер Альмансор: он был похоронен в аду", а с другой
стороны — в тех арабских стихах, которые вырезаны на его могиле:
Следы его расскажут тебе повесть про него, так что ты как будто бы
воочию его увидишь.
Аллахом клянусь, никогда время не придет с ему подобным и никто так,
как он, не защитит границ.
Видный исторический деятель, едва ли не крупнейший политик кор-
довского халифата, ал-Мансур покровительствовал литераторам, хотя
в угоду реакционным кругам иногда и преследовал философию и науку,
собственноручно сжигая книги на костре. Быть может из стремления
сравняться с багдадскими Бармекидами он „устроил в административной
системе особое управление поэтами, которому было поручено их
классифицировать и оплачивать сообразно достоинству их произведений.
Управление было подчинено крупному литературному критику. В некоторых
военных экспедициях ал-Мансура сопровождало до сорока поэтов разных
категорий, которым поручалось воспевать его геройские подвиги".
Конечно, у такого деятеля, как ал-Мансур, не могло быть
недостатка во врагах, и часто он становился жертвой ядовитых сатир со
стороны оппозиции, в которой оказался и его бывший сотрудник, везир
ал-Мусхафй. Но большинство поэтов, естественно, предпочитало
прославлять знаменитого полководца и всемогущего правителя кордовских
халифов.
Одно из первых мест среди них занимал его секретарь Ибн Даррадж
ал-Касталлй (ум. в 1030 г.), которого тоже сравнивали с ал-Мутанаббй.
Еще при его жизни сведения о нем докатились до далекого Ниша-
пура, и составлявший там свою антологию ас-Сагалибй (ум. в 1038 г.)
заметил: „Дошло до меня, что ал-Касталлй у них в Андалусии
то же, что ал-Мутанаббй в Сирии". Сравнение было модным; ученик
Ибн Дарраджа в поэтическом искусстве Ибн Хазм (ум. в 1063 г.),
Арабская поэзия е Испании
489
превозносивший своего учителя, говорил: „Если бы у нас и не
было больше выдающегося поэта, кроме Ибн Дарраджа, то он
один не уступил бы ни Хабйбу (Абу Таммаму), ни ал-Мутанаббй". Из
этих сравнений нам ясны идеалы и самих поэтов и их критиков. Для
них не звучало диссонансом, когда в описании своего пути по Испании
Ибн Даррадж, следуя классической традиции, говорил о пустыне
и встрече со львами. Как .исключение можно отметить, что в той же
самой касиде вместо описания кочевья бедуинов и расставания с
возлюбленной он позволил себе говорить о своем собственном доме и
прощании с женой и маленьким ребенком, хотя и в этом стихотворении
некоторые критики видят подражание Абу Нувасу.
Ибн Даррадж является характерным не только для андалусской, но
и для всей арабской культуры типом „поэта-секретаря". Прекрасно
образованный, способный с одинаковой легкостью действовать и
панегириком, и просьбой о подачке, и канцелярским посланием в стихах, он,
конечно, скорее версификатор, чем поэт, но в совершенстве владеющий
всеми тонкостями своего ремесла. По личному характеру он
представитель богемы, склонный к веселой жизни. При всех дворах был
распространен этот тип — и в Андалусии, и в северной Африке, и в Египте;
знали его хорошо и на Востоке при Аббасидах. Он, собственно, не имел
ни определенного места, ни эпохи; всякий раз, как на сколько-нибудь
значительный период укреплялась какая-либо династия, стремившаяся
к внешнему блеску, около нее немедленно создавался литературный
круг, содействовавший укреплению ее политического престижа, готовый
удовлетворять культурные или эстетические запросы своих меценатов.
Благодаря поэтам типа Ибн Дарраджа, при дворах в Андалусии
окончательно утвердилась поэзия неоклассического типа, оформившаяся
в городах Ирака двумя веками раньше. Этих поэтов было много, и все
они воспитывались на литературе, шедшей с Востока, закрепляя в
Андалусии свою школу. Пользуясь поддержкой эрудитов и педантов, она
просуществовала почти пять веков, не обновляясь и ничего не
заимствуя от той почвы, на которой она жила. В этом было заложено
основание для реакции против нее, которая в Андалусии оказалась более
сильной, чем в других областях, и привела со временем к созданию
поэзии более популярной, естественной и человечной и, конечно, более
близкой настроениям широких слоев андалусского населения.
Такой тип поэта-секретаря или поэта-ученого представлял собой
занимавший видное место в кружке ал-Ман$ура выходец из Багдада Сасид
ал-Андалусй (ум. в 1026 г.), которого Ибн Даррадж встретил
приветственной одой, когда он приехал с Востока около 990 г.
Сасид был далеко не первым пришельцем из восточного халифата
в Кордову. В X в. Багдад начинает клониться к упадку, а в Андалусии
культура идет к расцвету. В связи с этим весь X в. и часть XI в.
Андалусия усиленно питается соками Востока. Халифы внутренне чув-
490 Арабская средневековая художественная литература
ствуют себя уроженцами Востока, и все то, что идет с Востока, вызывает
их поклонение. Мы уже видели это на примере Зирйаба, законодателя
не только в области музыки и пения; теперь мы то же замечаем в
литературе и науке. Андалусцы усиленно совершают путешествия не
только в Мекку, но и в основные центры культуры Египта, Сирии,
Ирака. Проникновение культуры с Востока начинается при сАбд ар-Рах-
мане III, расширяется при ал-Хакаме II и ал-Мансуре, и к концу X в.
вся Андалусия покорена этой восточноарабской гуманистической
культурой; приезжие поэты уже не чувствуют себя в чуждой среде.
Большие заслуги в насаждении здесь филологических наук
принадлежали едва ли не первому серьезному пионеру в этой области, ал-Калй
(901—967). Уроженец далекой Армении, учившийся в Багдаде, он еще
с начала 940-х годов нашел вторую родину в Андалусии, щедро
отплатив ей за гостеприимство и своей педагогической деятельностью и своими
произведениями, среди которых одна литературная антология по
достоинству сравнивалась с лучшими произведениями Востока.
Ал-Калй был серьезным ученым; подражавший ему в некоторых
отношениях Са'ид Багдадский иногда обнаруживал черты богемы,
а порой и просто шарлатана. Он родился около 950 г. в Мосуле (в
верхней Месопотамии). В возрасте около сорока лет он через Египет
перекочевал в Андалусию, привлеченный славой кордовского двора. Ему
быстро удалось обратить на себя внимание всесильного хйджиба
познаниями в истории и филологии, находчивостью и искусством
импровизации. Он стал придворным поэтом и сопровождал ал-Мансура в походах.
Угождая вкусам последнего, Са'ид сочинял с большой легкостью и
антологии, подражая ал-Калй, и романтические новеллы в бедуинском стиле,
и начинавшие входить в моду стихи с описанием цветов. Занимался он
и преподаванием, причем ввел, как говорят его биографы, новую систему
изучения доисламской поэзии, более практического характера, „которая
состояла в том, что ученик читал стихи, учитель спрашивал значение
слов и ученик объяснял их по своим запискам, извлеченным из арабских
лексиконов".
Своими достоинствами и недостатками Са'ид очень хорошо выражает
тип тех ученых и поэтов, роль которых в развитии андалусской
литературы нельзя недооценивать. Этот тип пионера возникает с середины
X в.; благодаря ему нам легче уяснить себе, какими путями
распространялась культура с Востока. Своими произведениями, своим
преподаванием эти ученые и поэты глубоко „ориентализировали" литературные
круги при дворах Андалусии. Их заслуга в том, что они знакомили
запад арабского мира с произведениями, только что появившимися на
Востоке; этим объясняется сходство андалусской литературы с
египетской, сирийской и иракской той же эпохи; но, конечно, они же
ответственны и за недостатки ее. Такие деятели, как Са'ид, были, по существу,
умами не глубокими, писателями без оригинального облика, поэтами
Арабская поэзия в Испании
491
искусными, но не крупными. Культивировали они главным образом
поэзию придворной среды и узких литературных кружков, со всей
манерностью ее мысли и выражения, с изощренным вкусом к грамматическим
и реторическим тонкостям.
Сайд кончил свои дни не в Кордове: с падением Омейядов он нашел
прибежище при дворе в Дении у эмира Муджахида и затем, при
неизвестных обстоятельствах, переехал в Сицилию, находившуюся в то время
под властью арабов, где и умер в 1026 г.
В литературном отношении выше всей плеяды этого времени стоит
ар-Рамадй (ум. ок. 1022 г.); в его прозвище — Абу ДжанПс — нетрудно
узнать передачу испанских слов padre ceniza (имеющий касательство
к золе, пеплу). Он получил это прозвище, вероятно, в связи с тем, что
в молодости был угольщиком; это подтверждает и его арабское имя —
ар-Рамадй. Будучи придворным поэтом ал-Хакама II (961—976) и Хишама II
(976—1009), ар-Рамадй принадлежал к оппозиции против всесильного
ал-Мансура и оказался втянутым в заговор его соперника везира ал-Мус-
хафй. После нескольких лет тюремного заключения он принужден был
переселиться в Сарагосу, откуда ал-Мансур через некоторое время
разрешил ему вернуться, наложив на него, однако, оригинальное
наказание: никто не смел с ним говорить, и поэт, „как мертвец" — по
выражению историка,—ходил среди толпы, наполнявшей улицы Кордовы.
Для оценки творчества ар-Рамадй не надо вспоминать применяемое
к нему сравнение с ал-Мутанаббй: он был учеником ал-Калй, и
классический стиль был ему хорошо знаком. Сила его в тех персональных
нотах, которые звучат в его поэзии: они сильны в стихах, писанных во
время заключения в тюрьме аз-Захра, и особенно в стихах, связанных
с его романтической любовью к таинственной Халве, которую он видел
единственный раз. Эта история наряду со многими другими увековечена
Ибн Хазмом. Впоследствии ар-Рамадй воспевал мосарабов, проложив
дорогу своеобразному жанру андалусской поэзии, посвященному
христианам. Оригинальность его сказывалась и в том, что он не
пренебрегал по примеру других пуристов формами строфической поэзии —
мувашшахалШу более близкими народной среде; в некоторых
источниках даже упоминается, что он ввел в мувашшахй ряд
усовершенствований.
Все же в общем поэзия этого периода, связанная почти
исключительно с придворной жизнью, возникает и растет в узком кругу
дворцовых празднеств, пирушек и заговоров. Какова была эта атмосфера
удачно иллюстрирует один рассказ близкого к ал-Мансуру поэта везира
Абу-л-Мугйры, тезки знаменитого Ибн Хазма.
„Рассказывал везир секретарь Абу Мугйра ибн Хазм.
Пировал я однажды с ал-Мансуром ибн абу 'Амиром в саду Радости в аз-За-
хире, обладательнице блестящей красоты, объединяющей и сад и
пруд.
492 Арабская средневековая художественная литература
„И когда умастился день шафраном вечера, а ворон черной ночи
распростер крылья, а сама ночь опустила подол, (звезда) Симак взяла
свое копье, а (звезда) Орел задумала взлететь, и по своду поплыла
ладья месяца, мы зажгли светильники вина и облеклись плащом веселья.
Мрак раскинул над нами свой намет, и запела тогда девушка по имени
«Утеха сердец»:
Пришла ночь с движением дня и показался месяц, точно половина
браслета.
День стал, как поверхность щеки, а мрак, как полоска волос.
Кубки, как будто замерзшая вода, а вино точно растопленный огонь.
Взор мой навлек на меня прегрешения! Как мне оправдаться в том, что
навлек глаз?
О народ мой, дивись газели, отвернувшейся от любви моей, хотя она и
сосед мой!
О если бы мне найти к ней дорогу и утолить свои желания любви!
Когда закончила она пение, я почувствовал смысл и сказал:
О как, как достичь мне до месяца среди темных копий и белых мечей?
Если бы мы знали, что любовь твоя — истина, мы искали бы мести
у твоей жизни!
Когда благородные замышляют что-нибудь, они подвергают души свои
опасностям.
„Услыхав это, ал-Мансур схватился за свой меч и резко начал речь.
Он сказал ей: «Отвечай и говори правду, на кого ты указываешь с этой
страстью и тоской?». Девушка отвечала: «Если ложь спасительнее, то
правда достойнее и ближе! Аллахом клянусь, был это только один
взгляд, который породил в сердце мысль. И заговорила любовь языком
моим, а страсть измучила мою тайну. Но пощада обеспечена у тебя
при мощи, и прощение ведомо у тебя при извинении».
„Потом она заплакала, и были слезы ее как жемчуг, рассыпавшийся
с ожерелья, или роса, скатившаяся с розы. Она произнесла:
Согрешила я великим прегрешением! Как мне в нем оправдаться?
Аллах судил это, не по моей воле оно произошло!
Прощение лучшая вещь, что бывает при мощи.
„После этого ал-Мансур обратил лицо гнева ко мне и обнажил меч
ярости надо мной. Я сказал: «Да укрепит тебя Аллах! Это была
оплошность, которую навлекла мысль, и увлечение, которое подкрепил взор.
Но всякому человеку (будет) лишь то, что суждено ему, а не то, что
он сам выбрал и ожидал». И ал-Мансур не надолго замолк, а потом
пощадил и простил, извинил и подарил. Он открыл мне путь и успокоил
биение моего сердца и огонь и подарил мне девушку. И мы провели
приятнейшую ночь, волоча подолы любви. А когда ночь подняла свои
локоны и утро обнажило свои мечи, а птицы стали перекликаться
разными мелодиями на верхушках ветвей, я ушел с девушкой в свой дом
и радость моя завершилась".
Арабская поэзия в Испании
493
Уже по этому рассказу видно, что в Андалусии стихи очень легко
давались не только поэтам, но и поэтессам; имена их и отрывки
произведений сохранены различными антологиями, но только в следующем
периоде мы встречаем таких, слава которых вышла за пределы Испании.
Эпоху кордовского халифата в поэзии завершает Ибн Хазм (994—1063),
верный сторонник Омейядов, с опасностью для жизни пытавшийся в
молодости поддержать их колеблющийся трон и отошедший, от политики
после падения династии. Один из крупнейших ученых Андалусии,
нашедший ревностных исследователей среди испанских ученых двадцатого
века, он хорошо известен нам и как поэт, особенно в юности. После
крушения своих политических замыслов, уединившись в Шативе, он
создал около 1029 г. свою своеобразную поэму любви — „Ожерелье
голубки", как бы подводя в ней итог первому периоду своей жизни.
Почти все главы этого произведения иллюстрируют его собственные
стихотворения, чаще всего проникнутые мотивами „узритской"
платонической любви. Они все доступны в русском переводе, и останавливаться
на них мы не будем. Мы, однако, знаем, что в его поэзии порой
звучали не одни мягкие тона: нам известны его гордые стихи по поводу
отношения к ученым в Андалусии, известен и полный достоинства ответ
на сожжение его книг в Севилье. Жизнь его проходила далеко не
спокойно, и ноты пессимизма тоже нашли себе место в его творчестве.
Разве же судьба не то, что мы узнали и постигли? Бедствия ее
остаются, а наслаждения исчезают.
Если и возможна в ней радость на час, то она проходит, как мгновение
ока, и оставляет печаль —
До всего следующего за воскресением и судилищем, у которого захочется
нам, чтобы нас никогда и не было.
Приобрели мы заботу, и грех и скорбь; прошло то, чем наслаждались
наши глаза.
Тоска по том, что ушло, забота о том, что пришло, горесть о том, на что
(есть) надежда, — вот и вся жизнь твоя не во благо.
Как будто бы все то, бытию чего мы радовались, когда душа его
проверила, — один звук без мысли.
III. ПОЭЗИЯ С КЛАССИЧЕСКОЙ ТЕНДЕНЦИЕЙ ПОСЛЕ РАСПАДА
КОРДОВСКОГО ХАЛИФАТА
С падением кордовского халифата андалусская поэзия теряет единый
центр, но в основном сохраняет придворный характер. Вместо одной
крупной столицы возникают десятки мелких, пытающихся подражать
своей предшественнице и соперничать друг с другом. Сама Кордова
в этом поэтическом соревновании не сразу утрачивает свое место и
отступает только перед Севильей, выдвигающейся в первый ряд.
Возникают и более мелкие центры поэзии, иногда эфемерные, вдруг
вспыхивающие ярким, но недолгим светом. Они появляются и на западе
(Бадахос), и в центре (Хаѳн, Гранада, Альмерия), и на востоке (Вален-
494 Арабская средневековая художественная литература
сия, Мурсия, остров Майорка). Здесь культивируется, наряду с
панегириками, эротическая и вакхическая поэзия, достигающая в это время
своего апогея; иногда чувствуется веяние нового духа.
Классическая тенденция господствует попрежнему. Ее представляет
последний крупный поэт Кордовы Ибн Зайдун (1С03—1071), кончивший
свои дни, однако, в Севилье. Его диван — один из немногих андалусских
сборников, который сохранился до наших дней. За верность классицизму
он тоже удостаивался сравнения с ал-Мутанаббй.
Ибн Зайдун принимал близкое участие в переменчивых судьбах своей
родины, как видный деятель и везир, но память потомства сохранила
только принесшую ему много горя любовь его к дочери омейядского
халифа ал-Мустакфй, едва ли не самой знаменитой поэтессе Андалусии—
ал-Валладе (ум. в 1087 г.), своеобразной арабской Сафо.
„Первой среди женщин своего времени" называют ее арабские
историки. Ее свободное поведение, отказ от покрывала говорят о смелом
характере. Ее дом в Кордове славился как место встречи всех
знаменитых людей, как салон, где состязались поэты и прозаики, стараясь
привлечь ее внимание.
Одно время это удалось Ибн Зайдуну, и ряд стихотворений его и
ал-Валлады говорит о далеко не платоническом характере их любви.
Скоро, однако, он был оттеснен соперниками, и непостоянная поэтесса
отдала свою благосклонность другому кордовскому сановнику — Ибн
гАбдусу. Обиженный поэт пытался бороться литературным оружием;
сочинил от имени ал-Валлады ироническое послание своему сопернику,
образец классически ученого стиля, усиленно комментировавшийся
позднейшими учеными; ей самой направлял стихи, то с укоризнами, то с
мольбой, как, например, не менее знаменитая касйда с рифмой на нун
(букву н). Но все было тщетно, и поэт, вынужденный испытать даже
тюремное заключение, покинул Кордову. После долгих скитаний по
разным мелким дворам он нашел приют и почет в Севилье. Превратности
его любви к ал-Валладе вдохновили одного современного арабского
писателя, посвятившего ему трагедию.
В стихах Ибн Зайдуна ученость почти всегда заслоняет личные
переживания, что произошло и со знаменитой „нунйей"; больше говорят
чувству те произведения, которые он писал во время тюремных
заключений и скитаний.
В тот период, когда Ибн Зайдун переселился в Севилью, она уже
заняла место Кордовы, как центр культуры и поэзии. Приблизительно
на столетие здесь утвердилась местная династия Аббадидов. Второй
представитель ее — ал-Му'та^ид (1012—1069) стремился подражать
багдадским халифам, сочетая коварство и жестокость с изысканным
образованием и вкусом к поэзии. Во время оргий он любил
декламировать тонкие и изящные вакхические стихи. Ему сопутствовала военная
удача, и он значительно расширил владения Севильи за счет мелких
Арабская поэзия в Испании
495
эмиратов юга, пытавшихся укрепить свою самостоятельность на
развалинах кордовского халифата.
Более заметный след в поэзии оставил сын ал-Му'та^ида и его
преемник— ал-Мустамид (1040—1095), современник знаменитого Сида (ум.
в 1099 г.). Его имя стало как бы символом всей арабской Испании
после кордовского халифата.
Если Багдад в представлении европейцев связан с Харуном ар-Рашй-
дом, а крестоносцы — с Саладином, то ал-Му'тамид является таким же
героем Андалусии. Смерть его в изгнании возбудила еще большие
симпатии к нему и как бы окутала поэтической дымкой всю его
предшествовавшую жизнь, в которой, как и в жизни его отца, было много
жестокостей и крови. У него, как и у Харуна ар-Рашйда, была своя
капризная Зубайда — жена Румайкййа, также поэтесса из рабынь; был
и свой Джафар бармекид — везир поэт Ибн 'Аммар, тоже кончивший
жизнь от руки своего друга и повелителя.
Около десяти лет росло могущество ал-Мугтамида. Сама Кордова
должна была подчиниться Севилье. Однако на севере скоплялись
грозные тучи: в 1085 г. Толедо перешло в руки Альфонса VI и арабское
владычество там окончилось. Убедившись в невозможности остановить
движение христиан, ал-Мугтамид обратился за помощью в Африку
к берберам Альморавидам. Глава их Иусуф ибн Ташифйн (1087—1106)
приостановил движение христиан, разбив их у Залляки в 1086 г., но сам
вскоре обратил оружие против местных арабских эмиров, стремясь
подчинить их своей власти. Сопротивление Севильи ни к чему не повело:
ал-Мугтамид был захвачен в плен (1091 г.) и вместе со всем своим
семейством, кроме нескольких взрослых сыновей, из которых один
впоследствии стал ювелиром в Севилье, отправлен в ссылку в Марокко.
Он умер четыре года спустя в маленьком городке Агмат.
Дози, этот романтик истории Аббадидов,заканчивает свою
классическую книгу следующими словами, посвященными ал-Мутамиду: „ал-Мус-
тамид, конечно, не был великим монархом... Однако ни у кого в душе не
было столько чувствительности, столько поэзии. Малейшее событие
в его жизни, малейшая радость или малейшая печаль тотчас облекалась
у него в поэтическую форму, и его биографию, во всяком случае, историю
его внутренней жизни, можно было бы написать по одним его стихам,
интимным признаниям сердца, в которых отразились эти радости и эти
печали, которые каждый день приходили и уходили с солнцем или тучами.
Кроме того, он имел счастье оказаться последним местным властителем,
достойно и блестяще представлявшим национальность и духовную культуру.
Какая-то особая симпатия окружала его, как самого младшего, последнего
из этой многочисленной семьи эмиров-поэтов, что правили Андалусией.
Его жалели больше, чем всякого другого, почти забывая о других:
так, особенно острую жалость возбуждает последняя роза в сезоне,
последние хорошие дни осени, последние лучи заходящего солнца".
496
Арабская средневековая художественная литература
Диван ал-Мугтамида до нас не дошел; однако количество его
стихотворений, сохраненных различными антологиями, довольно значительно.
Большинство их относится ко времени его заключения в Агмате. Вероятно,
и арабские литераторы чувствовали, что если в произведениях поры своего
могущества ал-Му'тамид напоминает других поэтов, то в данном случае
обстоятельства его личной жизни исключают у него возможность подражания.
Общий тон этих произведений понятен. Все располагает поэта к
грустным размышлениям. Заворковала горлинка, как бы „плача" на ветвях
дерева; он по-своему объясняет ее воркование, вспоминая погибших сыновей:
Заплакала она оттого, что увидала, как двух друзей собрало вечером
гнездо, а ее друга судьба погубила.
Она зарыдала и открыла тайну, успокоивш.ісь с нею; но она не сказала
ни звука, который открыл бы тайну.
Почему же я не плачу! Разве сердце — скала? А сколько скал на земле,
по которым льется источник!
Она плачет только об одном, связь с ним ее огорчила, а я плачу
о друзьях, число которых велико.
Сынок милый или друг близкий! Этого растерзала пустыня, этого утопило
море.
И две звезды — украшение времени — в Кордове их захватила напасть
или в Ронде могила?
Изменник я, если веко мое скупится каплей, но если скупа моя душа,
то владетель ее — терпенье.
Скажи же звездам блестящим, которые оплакивают их со мной: о таких
пусть печалятся звезды блестящие.
Пролетела стайка горных рябчиков кати — и он мысленно
сопровождает их.
Заплакал я над стайкой ката, что пролетели мимо меня. Свободные! Не
удерживает их ни тюрьма, ни оковы.
Это не от зависти, клянусь Аллахом оживителем, а от тоски, чтобы стать
мне похожим на них, —
Летать на свободе, когда связь не разорвана, когда внутри не болит, не
заставляет плакать глаза утрата.
Да будет им во благо, если союз их неразлучен, а семья не испытала
удаления от семьи,
Если они не проводят ночи, как я, когда сердце взлетает, лишь дрогнет
дверь тюрьмы или заскрипит запор.
В душе моей стремление встретить гибель; другой — не я — может любить
жизнь, когда оковы на ноге.
Он часто думает о счастливом прошлом, и оно встает перед ним со
всеми подробностями:
Чужак, в земле чужих плененный! Будет плакать о нем и кафедра и трон.
Горюют о нем белые острые (мечи) и копья; слезы текут среди них обильно.
Прошло время, когда царство было с ним дружно, а теперь оно
отворачивается от него —
По неправильному суждению судьбы заблудшей. И когда же для верных
судьбы оставались верными?
Арабская поэзия в Испании
497
Унизило сынов небесной воды (арабов) их время. Велико унижение сынов
небесной воды!
От плача по ним на всех горизонтах изливаются моря воды.
О, если бы знать мне, проведу ли я когда-нибудь ночь так, что и
спереди и сзади меня будет сад и пруд,—
В роще маслин, дарующей в наследие величие, где воркует голубка
или щебечут птицы,
В Захире* с высокими вершинами; его щедро оросил дождь, а Суреййа1
делает нам знак или мы делаем знак.
И смотрит на нас аз-Эахй 1 и его Са'д ас-Су'уд 1 ревниво: ведь
влюбленный любящий — ревнив.
Ты видишь, что это тяжело, а не легко получить. Но все, что захочет
Аллах, легко.
Наступает праздник, но и он не радует пленника:
В прошлом радовался ты праздникам, а теперь огорчил тебя, пленника,
праздник в Агмате.
Дочерей твоих ты видишь в рубищах голодными, они прядут для людей,
не имеют и кожицы финика.
Они показались перед тобой для приветствия с опущенными взорами,
истомленные, разбитые.
Ступают они по грязи босыми ногами, точно не ступали никогда по
мускусу и камфоре.
Вид каждой щеки жалуется на засуху; орошается она дождем только при
вздохах.
Ты разговелся в праздник — пусть не вернутся его огорчения! — твое
разговение было разрывом для печени.
Бывало, судьба твоя, если ты приказывал, повиновалась, а теперь судьба
превратила тебя в слушающего запреты и приказания.
Кто после тебя окажется на царстве радующимся, тот окажется
обольщенным снами.
Дни проходят в бездействии, печально и бесцветно; кажется, само
оружие вспоминает былые бои:
Так гибнет меч в своих ножнах, давно томящийся по взмаху моей руки!
Так жаждет копье, которого я не носил и которого моя десница не
напоила кровью!
Так не дают моему коню грызть удила, поджидая в засаде момента
оплошности,
И всадники там, точно львы, которые в чаще высматривают свою жертву.
О, пусть же честь помилует машрафский (меч) от издевательства артерии
(которую он не может рассечь)!
О, пусть благородство ободрит самхарское (копье) и исцелит его от
всякой скрытой болезни!
О, пожалейте сына изогнутого, сильно тоскующего, слабо стонущего,
Который мечтает быть так прижатым к груди, чтобы вонзиться в грудь
чистого неверия.2
Названия загородных дворцов и беседок.
Имеются в виду стрела и лук.
32 И. Ю. Крачковский, т. II
498 Арабская средневековая художественная литература
Оковы все время напоминают о тюрьме:
Поет тебе агматянка (цепь) мелодии. Тяжелы они и для души и тела!
Точно змея было твое копье в бою, а теперь на тебе оказались оковы,
точно змея.
Вытягиваясь, она мешает тебе протянуться, склоняясь не из милосердия
к пленнику.
Сердце мое Милосердному жалуется на свою скорбь; не обманется тот,
кто жалуется Милосердному.
О спрашивающий о его состоянии и месте! Как его состояние далеко
от моего!
Вот его певица и вот его дворец — и после каких палат и певиц!
Сын Абу Хашим, увидевший отца в темнице, в оковах, содрогается;
отца мучат не только оковы, но и гнетущие мысли о семье:
Цепь моя, разве ты не знаешь, что я мусульманин? Ты отказываешься
сжалиться и помиловать.
Кровь моя — питье тебе, мясо ты съела уже, не сокрушай же костей!
Видит меня в тебе Абу Хашим, и сердце отворачивается, сокрушенным.
Помилуй ребенка с легкомысленным умом, который не побоялся притти
к тебе с просьбой о милости!
Помилуй сестриц его, ему подобных, которых ты напитала ядом и
полынью.
Одни из них кое-что понимают, и мы боимся, что от плача они ослепнут,
а другие ничего не понимают и рот открывают, чтобы сосать.
В счастливые времена двор ал-Му*тамида был блестящим центром,,
куда стремились представители литературы и искусства. Историк Ибн
Хакан (ум. ок. 1140 г.) писал: „Ал-Мустамид был самым щедрым,
гостеприимным, великодушным и могущественным среди всех эмиров
Андалусии; его дворец был пристанищем для путешественников, местом
собрания для ученых, центром, куда устремлялись все надежды; ни
при одном дворе эмиров этой эпохи не собиралось столько ученых и
столько первоклассных поэтов".
Поэзия была в моде: поэтами были не только повелитель и его жена,
но и его везир Ибн сАммар (уб. в 1086 г.). Память о последнем надолго
сохранилась в Испании: спустя много веков распевался „пограничный
романс" (romance fronterizo), в котором упоминается его имя:
Aben Amar, Aben Amar того de la morerfa
El dia que tu naciste grandes senales habfa.
Чистокровный араб, происходивший из бедной семьи, он в юности
был бродячим панегиристом, прославляя всех, от кого можно было
надеяться получить подачку. Встреча с ал-Мустамидом решила его
судьбу: он стал ближайшим советником и другом в то время еще
молодого эмира. Поэтические наклонности объединяли обоих сверстников;
они избирали обыкновенно одни и те же сюжеты. Разница была лишь
Арабская поэзия в Испании
499
в том, что поэзия ал-Мустамида в этот период более беззаботна и
оптимистична, а Ибн сАммара и в счастливые минуты угнетали всякие
предчувствия — следствие, вероятно, тяжелой юности. В поэзии он был
сторонником классической традиции, и арабские критики сравнивают
его с Ибн Хани, певцом Фатимидов.
Ибн 'Аммар показал себя не только искусным поэтом, но и умелым
правителем, успешно задерживая продвижение реконкисты. Существует
рассказ о том, что он обыграл в шахматы Альфонса VI, покорителя
Толедо, и тот должен был оставить занятую им часть севильской
территории.
Предчувствия, однако, не обманули Ибн сАммара: он поссорился
со своим повелителем, и тот, раздраженный сатирами бывшего друга,
собственноручно убил его.
Двор ал-Мустамида привлекал поэтов не только из Андалусии:
у него нашел пристанище и уроженец Сицилии Ибн Хамдйс (1055—1132),
юношей покинувший родину после завоевания ее норманнами (1078).
Привычный к военному делу, он не оставлял эмира и в походах и
остался верен ему и после заточения в Агмат, который покинул только
после смерти эмира. Конец жизни Ибн Хамдйс провел в Тунисе и
Биджае, а похоронен, по преданию, на Майорке. Диван его до нас
дошел, и мы можем составить себе некоторое представление о его
поэзии даже по русским переводам, сделанным размером подлинника.1
Начало одной его касйды может служить хорошим образцом
вакхических сюжетов, распространенных в Андалусии.
Не звезда ли то пронзает мрак ночной?
Не светильник ли, чье пламя — сок хмельной?
Не невеста ль на престоле рук моих,
В нитке пены, разукрашена игрой?
Друг душевный! Дуновенья ветерка
Холодеют. . . Утро близко. . . Друг родной,
Наслаждайся жизнью, прежде чем ее
Чистоте покрыться мусором — бедой!
Наступает время, чтоб своим „хвостом"
На рассвете „волк" 2 ударил свет с зарей.
Чашу ночи вкруг пусти под кровлей тьмы
(Из прорывов в ней сияет свет ночной)
Иль при молнии смеющихся небес
И при тучах, истекающих слезой.
Охмелел весь сад, и птицы все поют;
Не запляшут ли тростинки над водой?
Дай жемчужину, в которой яхонт скрыт;
Плоть воды возьми с пылающей душой.
Если б камень напоили тем питьем,
Он покрылся бы веселия листвой.
1 Восток, кн. 3, 1923, стр. 26—30.
2 Игра слов. По-арабски первые лучи зари называются „хвостом волка".
32*
500
Арабская средневековая художественная литература
С сединой вино на гроздьях родилось,
Но, состарившись, рассталось с сединой.
А взволнуешь его примесью — оно
Серебро струит по влаге золотой.
Винодела продавец его не знал.
Мнится истина о нем — неправдой злой.
В полной амфоре хранилось много лет,
Полной крови виноградной и хмельной,
Положившей руки на свои бока
И стоящей, и сидящей,1 и прямой.
Наслажденье схоронили в нем живьем.
Век, придя к нему, ушел своей стезей.
Кладом счел его мой друг, но понял все
В миг, когда явило носу запах свой.
Кубок дал он; я сказал: „Вот мать веков;
Или это дочь, рожденная лозой?".
Душу тянет дух его; хоть тоньше то,
Что влечению подвержено порой.
Странно мертвых нападенье на живых:
Я убит им, хоть оно убито мной.
Как его напору не сразить меня,
Если в жилах, если в венах винный зной?
Я красавцу так скажу,, когда ему
Пить дадут: „Поглощена звезда луной".
Кравчий сок смешал с потоком дождевым,
Напоил меня излишком влаги той;
И во рту смешались воды уст и лоз
Из его бокалов с облачной водой.
В эротических темах он, как и все андалусские поэты, близок
неоклассическому течению.
Расплавила сердце мне упреком своим ты, друг.
С влюбленным не стала б ты резка, полюбив сама.
Сразилась со мной ты меж красавиц. Их облик весь
Воссоздан у нас в сердцах очами, что видят их.
Живая! Но взор ее скрывает для нас судьбу;
Ведь смерти бояться мы должны с острия мечей.
О муках любви я ей поведал; но, обратясь
К подругам, спросила их: „А муки любви сильны?".
Ей молвили: „Знала б ты мучения те сама,
Ты жаждущему дала б испить сладкой влаги губ".
Любовь пусть хранит тебя; и бед не вкушай ее.
Но может ли винный сок не пивших еще пьянить?
Современные арабские поэты ценят главным образом его описания
и в этом считают Ибн Хамдйса классиком и своим учителем.
Слава Севильи при Аббадидах затмила другие центры поэзии
в Испании, но не поглотила их. Часто какая-нибудь область оказывалась
1 Амфора кажется стоящей вследствие своей прямой формы, а „сидит" она на
своем донышке.
Арабская поэзия в Испании
501
увековеченной в истории не столько великими деяниями своих
правителей, сколько каким-нибудь поэтом или произведением. Так случилось,
например, в Бадахосе с Афтасидами, у которых секретарем был поэт
Ибн сАбдун, уроженец Эворы (ум. в 1134 г.), любитель классической
поэзии. Он обладал феноменальной памятью и знал наизусть 20 томов
знаменитой „Книги песен", когда-то поднесенной кордовскому халифу
ал-Хакаму. После падения династии (1094 г.) Ибн 'Абдун посвятил
своим повелителям элегию, в которой оплакивал их судьбу.
Произведение это, насквозь ученое и кабинетное, не столько выражало чувства
поэта, сколько перечисляло знаменитые погибшие царства и
повелителей их вплоть до Афтасидов. Прием только варьирует старую тему
„ubi sunt qui ante nos in mundo fuere?". Эта элегия, своеобразный
конспект истории, пришлась по вкусу схоластической среде и вызвала
ряд комментариев, иногда разраставшихся в книгу, как у Ибн Бадруна
(ум. в 1211 г.). Сам же автор, повидимому, скоро утешился и перешел
на службу к врагам своих покровителей — Альморавидам.
Восток Андалусии — Валенсия, Мурсия — выдвигает в эту эпоху
поэтов, частью связанных с севильским кружком, частью
самостоятельных, иногда отличающихся даже известной оригинальностью. Ибн Вах-
бун (уб. в 1087 г.), уроженец Мурсии, приятель Ибн 'Аммара,
проведший несколько лет в Севилье и оплакавший гибель друга в элегии,
известен как певец битвы при Залляке (1086 г.). В других
произведениях он часто склоняется к пессимистическим мотивам в стиле ал-Мута-
наббй и Абу-л-гАла. Последние годы своей жизни он провел на родине
и был убит бандитами на пути из Лорки в Мурсию.
Поэты Леванта в своих стихах часто упоминают знаменитого Сида.
Бедствия Валенсии, осажденной Сидом в 1094 г., красочно изобразил
в элегии толедский законовед ал-Вакашй (ум. в 1096 г.). Судьба его
произведения интересна для литературной истории этой эпохи. Перевод
ее включен Альфонсом Мудрым в Crönica general, но арабский текст
в латинской транскрипции, как показали исследования Риберы, есть
только обратный перевод с кастильского на арабский разговорный язык
и вставлен в рукопись уже в XIV в.
Падение Валенсии отразилось в стихах и другого, крупнейшего,
быть может, поэта востока Андалусии в ту эпоху — Ибн Хафаджи
(1058—1139). Уроженец небольшого города Альсиры, лежащего между
Шативой и Валенсией, — это едва ли не единственный поэт, не
искавший покровительства крупных меценатов при различных дворах. Певец
природы и эпикурейского восприятия жизни, он выразил свою
привязанность к родной земле в коротеньком стихотворении:
О жители Андалусии, как вы блаженны! Вода и тень, ручьи и деревьяі
Рай вечности только в вашей стране. Если бы мне предложили выбор,
я бы выбрал ее.
Не думайте, что завтра вы войдете в ад: нельзя войти в ад после рая»
502
Арабская средневековая художественная литература
Описанию этого рая и посвящена большая часть дошедшего до нас
его дивана. Современники правильно оценили его, дав ему прозвище
ал-Джаннан 'садовник' и сравнив с певцом природы Сирии ас-Санаубарй
(ум. в 945 г.). Некоторые из современных арабских поэтов считают
Ибн Хафаджу образцом для себя в художественном воплощении
природы. Оставаясь в классических рамках, он умеет пользоваться
простым и ясным языком без ухищрений схоластической показной
учености. Даже в панегириках, которыми он отдавал дань местным
вельможам и ученым, у него находит место природа и те мягкие тона .ее
описания, которыми так привлекает его творчество.
При маленьком дворе в Альмерии жил поэт Мухаммед ибн ал-Хаддад
(ум. в 1087 г.), которого считали философски настроенным за то, что в его
стихах преобладала рефлексия над фантазией. Своеобразную ноту в его
творчество внесла любовь к христианке, отразившаяся в большей части
его юношеских произведений. Ибн ал-Хаддад был не первым из андалус-
ских поэтов, у которого фигурируют христианки и христиане, как мы
это видели уже на примере ар-Рамадй, жившего веком раньше, но ни
у кого из них так отчетливо не обрисована жизнь христиан той эпохи,—
церковь, священники, богослужения, церковное пение. Этот
своеобразный комментарий к внутренней стороне мосарабской жизни, редко
освещаемой в арабских источниках, придает поэзии Ибн ал-Хаддада
отпечаток оригинальности, тем более, что самый стиль его отличается
простотой и естественностью.
Иногда и у мало заметных поэтов этой эпохи мы находим какие-
нибудь своеобразные моменты, указывающие на то, что родник
творчества еще не иссяк под гнетом схоластической традиции. Например,
ал-А'ма ат-Тутйлй (ум. в 1126 г.), кроме стихотворной исторической
хроники, опыты которой нам известны с самого начала андалусской
поэзии, оставил любопытную тенцону с объяснением двух влюбленных,
в которой чувствуется непринужденность творчества.
Даже этот далеко не полный перечень поэтов говорит нам, что
одиннадцатый век — это эпоха расцвета андалусской поэзии на
литературном языке. Однако отсюда еще не следует, что в дальнейшем она
иссякает. Дози, увлеченный историей „царьков общин" и в особенности
Аббадидов, невольным панегиристом которых он оказался, склонен был
всю последующую эпоху характеризовать как период варварства.
Благодаря авторитету Дози эта характеристика на долгое время
укрепилась в науке, пока исследования испанских ученых, в особенности
Кодеры и Риберы, не показали, что ее можно принимать только с
большими оговорками. Количество ученых и литераторов в этот период
настолько велико, что варварским назвать его никак нельзя. Общее
количество поэтов тоже не уменьшается. Альморавидов сменили Аль-
мохады: „К одному из них, Йа'кубу ал-Мансуру (1184—1199), явилось
такое количество стихотворцев всякого рода, чтобы поздравить его
Арабская поэзия в Испании
503
с военными успехами, что он вынужден был разрешить
продекламировать в своем присутствии не больше двух-трех стихов каждого
произведения". Гранада XII—XIII вв. выдвигает плеяду поэтесс. В это именно
время начинается расцвет народной поэзии и появляется знаменитый
Ибн Кузман, о котором речь будет идти ниже. При таких данных
говорить о том, что поэзия замирает, конечно, нельзя. Однако выделить
поэтов, достойных того, чтобы о них помнили в наши дни, становится
затруднительно; до падения Гранады их едва ли наберется больше
десятка.
История одного из учеников Ибн Хафаджи заставила в XII в.
вспомнить Ибн Зайдуна и Балладу. Ахмеда ибн Сайда погубила любовь
к гранадской поэтессе Хафсе, которая жила в гареме первого альмо-
хада в качестве учительницы. Повторилась та же история: счастье
продолжалось недолго и оставило след в стихотворной переписке,
в которой ярко выступал властный и горячий характер Хафсы. Когда
на сцене появился влиятельный соперник, сын султана, поэт оказался
замешанным в заговоре против Альмохадов и окончил свою жизнь
в тюрьме (1163). Предание говорит, что Хафса горько каялась и
терзалась, считая себя виновницей гибели поэта, но сама надолго
пережила его и умерла в далеком Марокко (в 1190 г.).
Северная Африка громко заявляет свои права на политическое
господство, и Андалусия все больше и больше теряет свою
самостоятельность, превращаясь в провинцию. Культурно она еще не сдается,
хотя ей теперь приходится бороться за свое первенство. В XIII в.
судья аш-Шакундй (ум. ок. 1231 г. в Севилье) пишет свое
знаменитое послание „О преимуществах Андалусии", в котором изящным
стилем на массе примеров показывает, что в области литературы Магриб
еще не может состязаться с его родиной. „Если бы не было
Андалусии, о нем совсем бы и не говорили и не признавали бы за ним
никаких заслуг", — такова основная мысль, которую он позволил себе
высказать в салоне правителя Сеуты и должен был в подтверждение
ее составить свою записку.
XIII век и в области поэзии продолжает поддерживать славу
Андалусии. Мы встречаем здесь представителей разнообразных
течений: поэтов-ученых, для которых стихи либо забава, либо способ
блеснуть своей ученостью; поэтов любви, воспевающих свои
переживания, и даже суфиев — певцов мистической любви, стремящихся
к единению с созданным ими божеством.
Знаменитый историк и везир Ибн ал-Аббар (1199—1260)
поддерживает традицию поэтов-секретарей: кроме изящных эротических
стихотворений, большую славу приобрела его касида, обращенная к
повелителю Туниса с просьбой о помощи Валенсии против христиан.
Очень известный историк и географ Ибн Сагйд ал-Магрибй
(1214—1274), много путешествовавший, в романтических тонах выразил
504 Арабская средневековая художественная литература
свою любовь и тоску по родине, о которой он постоянно вспоминал
во время дальних и долгих скитаний.
Основной элемент поэзии Ибрахйма ибн Сахля (ум. в 1260 г.),
севильца, еврея, принявшего ислам, составляет любовь. Его
произведения, выдержавшие целый ряд изданий, пользуются популярностью
на востоке арабских стран даже и в наши дни. Современный писатель
ар-Рейханй дал ему изящную характеристику: „Это — поэт простой,
маленький, печальный, нежный; он полюбил так же сильно, как Мадж-
нун, и мучился так же, как он... Во всем, что он поет, он не
забывает про одну тему, которая наполняла его сердце всю жизнь и
наделила его разнообразными муками, если, конечно, верить тому, что он
говорит в своих стихотворениях". Достоинств их отрицать нельзяг
простота и ясность языка соперничают у него со смелостью образов
и глубоким чувством. До сих пор распевают на Востоке его
стихотворение со знаменитым началом и концом:
Спроси во мраке у брата твоего месяца про мою бессонницу: знают звезды,
как знают люди, мою повесть.
Ночи я провожу, выкликая жалобы, я пью слезы свои и вдыхаю аромат
воспоминаний о тебе.
А потом мне кажется, что я охмелевший пьяница среди цветников между
чашей и струнами. . .
Я умер от страсти, но заявляю обманчиво, что я болен! Как слепому
стать кривым!
Я потребую от тебя своего права при воскресении, если только звезды
небесные наказываются за людей.
Я — бедняк, нуждающийся в подарке от твоей щедрости. О, если бы
бедность можно было прогонять рифмами и строчками!
Я прославился в поэзии, но коротки мои стихи, чтобы упрекать ночь
за краткость.
С Андалусией аш-Шуштарй (1203—1269) был связан только
в начале свой жизни. Он родился в Вадй Аш (Guadix), был бродячим
дервишем, скитался в Магрибе, побывал и в Мекке и в Дамаске и
умер в Египте. Его стихотворения, обычно короткие, возбуждающие,
с сочиненными специально для них мелодиями, представляют собой,
как это часто бывает у мистиков, удивительное сочетание вакхических
и эротических мотивов с экстатическими обращениями к божеству
По такой же традиции суфиев вакхические сюжеты у него переплетаются
то с картинами жизни христианских монастырей, где легко было
достать вино, то с очень яркими и реальными мотивами Абу Нуваса;
в эротические сюжеты вкраплены образы известного на Востоке
Маджнуна. Благодаря языку, иногда приближающемуся к разговорному,
а порой и совсем разговорному, стихотворения аш-Шуштарй были
широко распространены среди дервишей, которые пели их во время
радений (так называемых зикров). Дая Андалусии они менее типичны,
хотя интересны, как своеобразное течение арабской поэзии.
Арабская поэзия в Испании
505
Скитания и смерть на чужбине и Ибн Са'йда и аш-Шуштарй, людей
совершенно разного склада, конечно, не случайны: арабам становится
все теснее в Андалусии. С падением Кордовы (1236) и Севильи (1248)
одна только Гранада еще на два века остается у них в руках, и они
сознают себя обреченными. Типичным выражением их чувства служит
элегия, которая становится отныне излюбленной формой поэзии.
Именно в середине XIII в. сочиняет свою знаменитую элегию
литератор, медик и математик, уроженец Ронды — Абу-л-Бака Салих ар-Рондй
(ок. 1204—1285). Форма его произведения не нова; она напоминает
элегию Ибн 'Абдуна на падение Афтасидов и, как та, полна
намеков, требующих специального комментария. Однако современная
Салиху ар-Рондй действительность окрашивает ее в более
мрачные тона: перечень городов, павших под ударами реконкисты,
звучит эпитафией арабскому владычеству в Испании. Поэт взывает о
помощи к Африке, но характер этих призывов говорит об их
безнадежности:
У всякой вещи, как только она завершится, наступает ущерб; пусть не
обольщается человек благополучием жизни!
Все дела, как ты видел, переменчивы; кого радовало какое-нибудь время,
того же опечалят другие времена.
И это жилье никого не оставляет, и состояние его не длится в одном
положении.
Судьба разрывает по велению рока всякую кольчугу, когда отскакивают
машрафские (мечи) и острия копий.
Она обнажает всякий меч гибели, даже если бы он был Ибн Зу Йазан*
а ножны его Гумдан.
Где цари, обладатели корон из Йемена, где их венцы и короны?
Где то, что воздвиг Шаддад в Ираме? Где то, чем правил среди персов
Сасан?
Где золото, что собрал Карун, где 'Ад, Шаддад и Кахтан?
Над всеми прошел приказ, которому нет отмены, так что кончились они й
как будто людей и не было.
И стало все, что было из царств и царей—как рассказывает сонный
о ночном призраке.
Повернулось время против Дария и вступило с ним в бой; направилось на
Хосроя и не спас его (знаменитый дворец) „портик".
И как будто бы „Тяжкому" никогда не облегчались дела и как будто бы
не царил над миром Сулейман.
Неожиданности судьбы разнообразны по видам; у времени есть радости и
печали.
Для событий бывает утешение, которое их облегчает, но нет утешения
в том, что случилось с исламом.
Постигло „остров" (Андалусию) событие, в котором нет утехи; пал от
него Оход и сокрушился Сахлан.
Глаз судьбы поразил ее в исламе, и она подверглась испытанию; опустели
от ислама округа и города.
Спроси Валенсию, как состояние Мурсии и где Шатива или где Хаэн?
И где Кордова, обиталище наук? У скольких ученых возвышался
там сан!
506 Арабская средневековая художественная литература
И где Химс (Севилья) со всеми своими прогулками и его река приятная
с разливом и полноводием?
Все — столицы, что были столпами страны. Как же существовать, если
не осталось столпов?
Плачет белое ханифство (ислам) от печали, как плачет от разлуки
с другом влюбленный, —
(Плачет) по странам, что лишилась ислама; опустели они, но заселены
неверием,
Где мечети стали церквами, — в них только била и кресты.
Даже михрйбы плачут, хотя они безжизненны, даже кафедры оплакивают,
хотя они дерево.
О беспечный, хотя в судьбе есть увещание для него! Если ты в дремоте,
то ведь судьба бодрствует.
О идущий горделиво, которого увлекает его жилище! Разве и после Химса
может человека обольщать родина?
Это несчастие заставило забыть то, что ему предшествовало; даже с
прохождением времени нет для него забвения.
О всадники на благородных конях поджарых, точно орлах, на ристалищах
скачки!
О несущие мечи индийские, отточенные, точно огни во мраке пыли!
О пасущиеся за морем в спокойствии, у которых на своей родине величие
и власть!
Есть ли у вас весть от жителей Андалусии? Ведь с рассказом про народ
промчались всадники.
Сколько взывают сыны обессиленных! Они перебиты и пленены, но
ни один человек не приходит в движение.
Что же это за разрыв в исламе среди вас? Ведь вы, рабы Аллаха, —
братья.
О, души гордые, у которых (высокие) помыслы! Разве же нет помощников
и пособников на доброе?
О, кто сжалится над унижением народа после славы их! Состояние их
изменили неверие и заблуждение.
Вчера были они царями в своих домах, а сегодня они рабы в странах
неверия.
И если бы ты увидел их в смятении, без путеводителя с разного цвета
одеяниями унижения.
И если бы ты увидел их плач при продаже их, — тебя бы ужаснуло
событие и взволновали бы печали.
О, сколько матерей и детей было разлучено, как разлучаются тела и
души!
Сколько девушек, похожих красотой на солнце, когда оно восходит, —
они точно яхонт и -жемчуг.
Ведет их мужлан к мерзости насильно, — и глаз плачет, и сердце
в смятении.
Из-за этого сердце тает от печали, если есть в сердце ислам и вера.
Хуан Валера (1824—1905) перевел эту элегию тем же размером,
что и проникнутые пессимизмом знаменитые Coplas Хорхе Манрике
(1440—1478), подчеркнув совпадения в некоторых пунктах, которые
он считает неслучайными. Едва ли, однако, отсюда следует вывод
о знакомстве испанского поэта с произведением Салиха ар-Рондй, как
Арабская поэзия в Испании
507
считает Валера: совпадений больше в его переводе, действительно
великолепном в поэтическом отношении, но совершенно не
передающем форму подлинника. Для правильного суждения надо пользоваться
оригиналом.
В позднейшие эпохи, по мере того, как другие города переходили
к христианам, к элегии прибавляли новые и новые строфы, далеко
не всегда равноценные оригиналу по качеству. В XVII в. последний
арабский историк андалусской литературы ал-Маккарй писал,
предвосхищая наши приемы текстуальной критики: „В руках у людей
находятся (рукописи этой элегии) с добавлениями, в которых упоминаются
Гранада, Баста и другие города, взятые после смерти Салиха ибн
Шарйфа. Я списал из этих добавлений ту часть, которая заслуживает
доверия, по рукописи, сделанной надежным человеком. Кто хотя бы
в малой степени обладает хорошим вкусом, знает, что стихи,
добавленные (таким образом к произведению), не могут сравняться с ним по
красноречию. Я склонен думать, что эти дополнения были сделаны
уже после взятия Гранады и всей Андалусии. Жители, покинувшие
эти области, старались возбудить энергию эмиров Запада и Востока.
Если кому-нибудь из них нравилась элегия Салиха ибн Шарйфа, он
делал в ней эти дополнения".
Не было недостатка и в самостоятельных произведениях на ту же
тему; одним из последних является элегия, сочиненная уже в конце
XV в., повидимому во время роковой войны за Гранаду, неизвестным
автором, вероятно уроженцем провинции ал-Гарбии. Рукопись, в
которой сохранилась эта элегия, помечена знаменательной датой —
10 июня 1492 г., пять месяцев спустя после того, как „католические
короли" вошли в Гранаду (2 января).
Последний, гранадский акт истории, андалусской поэзии характерен,
конечно, не одними только элегиями. Были поэты, которые, следуя
Ибн Хафадже, пытались отойти от жизни и найти в природе защиту
от гнетущего настроения.
Традиционный ученый Ибн Лойбн ат-Туджйбй (ум. в 1346 г. в
Альмерии), самое имя которого — сын Леона — свидетельствует о его
неарабском происхождении, создает своеобразные „буколики" в
стихотворном трактате, сохранившемся в современной ему рукописи.
Простым полупрозаическим размером раджаз он неторопливо дает
наставления, как строить деревенский дом, разводить сад, проводить
оросительные каналы. Эти стихи лишены подъема, и цель их не столько
эстетическая, сколько дидактическая, но выбор темы характерен:
стремление к простому, незаметному существованию, бегство из
крупных центров говорит о том, что жизнь делается сложнее и опасность
грозит не только с севера, от надвигающихся христиан, но и от
нарастающих внутренних противоречий. Ибн Лойбн умер от „черной
смерти" (чумы), в течение нескольких лет опустошавшей Испанию.
508 Арабская средневековая художественная литература
Ибн Лойон был одним из учителей знаменитого везира Гранады
Ибн ал-Хатйба (1313—1374), последнего выдающегося историка,
писателя и поэта Андалусии. Жизнь Ибн ал-Хатйба прошла в сложной
обстановке политических и придворных интриг, между дворцом и
тюрьмой. Временами он пользовался неограниченным могуществом при
дворе Насридов в Гранаде, объединяя в своих руках и гражданскую
и военную власть. Часто ему приходилось выполнять сложные и
опасные дипломатические поручения в северной Африке. Ему помогал
талант поэта, и свои просьбы о помощи он подкреплял эффектными
касидами классического образца, которые импонировали ценителям
звучного литературного слова среди эмиров. Во время этих поездок
он посетил могилу ал-Мугтамида в Агмате и свои чувства излил
в стихах:
Добровольцем посетил я твою могилу в Агмате: я считал это важнейшей
заботой.
Как мне не навестить тебя, о щедрейший из царей в благодеяниях,
о светильник мрачных ночей!
Если бы судьба твою гибель отсрочила до моей жизни, потоком бы
лились мои стихи о тебе.
Твоя могила возвышается на холме, отличая его; горячие приветы
оживляют ее.
Ты благороден и живой и мертвый; ты прославился величием; ты султан
и живых и мертвых.
Не видели подобного тебе в прошлом; убежден я, что никогда не увидят
ни в настоящем, ни в будущем.
И ему самому пришлось кончить жизнь в Африке. Протомившись
долгое время в тюрьме, куда он был заключен по наветам своих
многочисленных противников, он был убит в Фесе возбужденной
толпой, вероятно по наущению врагов. Предугадывая свою гибель, он сам
сочинил элегию на свою смерть:
Мы далеки, хоть и соседят с нами дома; мы пришли по обещанию, и мы
молчим.
Дыханье наше затихло сразу, как громкая молитва, за которой наступило
молчание.
Мы были великими, а стали костями; мы питали (других), а вот стали мы
пищей (червей).
Мы были солнцами на небе величия; мы закатились и оплакивают нас
все горизонты.
Сколько этот меч сокрушил копий! Сколько раз счастливого покидало
счастье!
Сколько раз был опущен в могилу в лохмотьях герой, одеяниями которого
наполнились сундуки!
Скажи же врагам: ушел Ибн ал-Хатйб и прошел. Да и кто тот, что не
проходит?
А если кто из них обрадуется этому, скажи: пусть радуется сегодня тот,
кто не умирает.
Арабская поэзия в Испании
509
Эта элегия значительно отличается от Tristia ал-Му'тамида: если и
тут местами заметно непосредственное чувство, то некоторые стихи
ее построены на утонченной игре слов, от которой Ибн ал-Хатйб не
мог отказаться даже в последние минуты жизни. Два века спустя
ал-Маккарй в своей антологии воздвиг ему достойный литературный
памятник, правильно чувствуя, что Ибн ал-Хатйб является символом
всей литературной Андалусии в последние века ее существования.
Не совсем благородную роль в гибели Ибн ал-Хатйба сыграл его
ученик и преемник по везирату Ибн Зумрук (1333—1392). Перед ним
встал выбор, кому изменить: своему ли повелителю — гранадскому
эмиру, или своему учителю и покровителю? Он предпочел, как и
следовало ожидать, последнее. В поэзии он только эпигон, хотя сам Ибн
ал-Хатйб высоко ценил его стихи. В них можно видеть только более
или менее искусное продолжение всех категорий традиции
классического и неоклассического стиля. Следует лишь отметить, что по
примеру своего учителя Ибн ал-Хатйба он уделял значительное внимание
более свободным в ритмическом отношении типам мувашшахов с
большим разнообразием в них строфической формы. По содержанию стихи
Ибн Зумрука достаточно шаблонны и только иногда представляют
интерес, приближаясь к жанру „альб" (alboradas). Его творчество
интересно для нас тем, что дает возможность представить себе те
требования к поэзии, которые предъявлялись литературно
образованными кругами Гранады в последние века ее существования. Оно дает
нам почувствовать и всю фактическую бедность придворной поэзии,
которая в Андалусии, как и в других арабских странах, потеряла всякий
контакт с живым вдохновением и превратилась в схоластическую реторику.
Последние мавры, уходя из Гранады, унесли с собой в Африку
ключи от домов. Унесли они и свое литературное наследие: если
в самой Испании оно погибло вместе с рукописями, то в Магрибе и
на Востоке сохранилось. Показательно, что лучший итог ему подвел
уже веком позже писатель, который никогда не бывал в Андалусии.
Уроженец Тлемсена, ал-Маккарй (ок. 1590—1632) в 1618 г. переселился
в Каир, откуда несколько раз ездил в Мекку и Дамаск, но на родину
больше не возвращался. Несмотря на это, именно ему принадлежит
фундаментальный свод по культурной и литературной истории Андалусии,
которым приходится пользоваться при изучении арабской поэзии
в Испании за все периоды, а для последнего он зачастую является
единственным источником. Это продукт исключительно книжной
учености, составленный в очень высоком стиле, в рифмованной цветистой
прозе. Внешняя красивость не должна, однако, вызывать скептицизма
по отношению к содержанию или заслонять его; материалы, собранные
ал-Маккарй, поистине бесценны и в целом ряде случаев сохранились
только благодаря ему. Он дает нам отчетливое представление о всей
поэзии с классической тенденцией.
510 Арабская средневековая художественная литература
IV. ПОЭЗИЯ С НАРОДНОЙ ТЕНДЕНЦИЕЙ.
РОЛЬ ИБН КУЗМАНА
Автор географического словаря начала XIII в., собравший свои
материалы главным образом в Мерве (Средняя Азия), пишет про городок
Шильб (Silves) в южной Португалии, между прочим, следующее: „Я
слыхал от бесчисленного количества людей, что редко можно встретить
среди жителей его таких, кто не говорит стихов или не занимается
литературой. Если бы ты, проходя мимо феллаха, идущего за сохой,
спросил бы его о стихах, он сейчас же сочинил бы все, что ты ему
предложишь, на любую тему, что от него потребуешь". Ясно, конечно, что
„феллах" не мог быть знаком со всеми тонкостями классической поэзии,
которая прежде всего требовала долгой школьной тренировки; не мог
он пользоваться и литературным языком с его сложной, иногда
искусственной системой. Картина станет нам понятнее, если мы представим
себе соотношение языков в арабской Испании. Уже X век приносит
нам отчетливое указание. Географ ал-Мукаддасй в описании Магриба
замечает: „Язык у них арабский, но только мало понятный, не похожий
на упомянутые нами в других областях. Есть у них и другой язык,,
близкий к ромейскому". Исследования испанских ученых XX в.
(особенно Риберы) разъяснили этот вопрос совершенно отчетливо.
Арабская Испания была многоязычной и во все эпохи пользовалась
обыкновенно четырьмя языками. Латинский хотя и был оттеснен на задний
план, но все же сохранялся и продолжал культивироваться в кругах
мосарабского духовенства и ученых. Государственным языком стал
арабский литературный язык, единственный пользовавшийся всеми правами
в письменности, а следовательно, и в литературе, администрации и
школе. Наряду с ним, как и везде в арабском мире, в повседневной
жизни был в ходу разговорный диалект, сильно отличающийся от
литературного. Нам понятно замечание а.л-Мукаддасй о его трудности даже
для человека, знакомого с другими диалектами, так как он в значительной
мере был насыщен романскими элементами. В населении был распространен
и романский диалект — тот язык, который имеет в виду ал-Мукаддасй,
говоря о сходстве его с „ромейским". На нем говорили далеко не одни
романцы по происхождению: его можно было слышать и при дворе
халифов и в суде. В результате смешанных браков он становится иногда
господствующим. Эти языки существовали то в более или менее чистом
виде, то в различной степени смешения и взаимовлияния. Они все время
были насыщены жизнью и движением и в этом смысле, несомненно,
оказывались гораздо более подвижными и жизненными, чем
литературный язык с его застывшими формами, которые навсегда были признаны
нерушимым идеалом.
Двуязычие Испании создавало смешанную поэтическую систему.
С одной стороны, развивалась поэзия с классической тенденцией на
литературном языке, которая в определенных кругах считалась един*
Арабская поэзия в Испании
51Т
ственно имеющей право на внимание. С другой стороны, в широких
слоях населения, не получивших специально литературного образования,
больший отзвук находила народная тенденция, которая искала своего
выражения разными путями, воспринимала воздействия и Востока и
Европы, но претворяла их по-своему. Временами она стремилась удержаться
в рамках того же самого литературного языка, но разбивая
монотонную систему единой рифмы и пользуясь разнообразием строфического
построения; иногда допускала в литературный язык только отдельные
элементы диалекта, а иногда и целиком переходила на разговорную
речь, даже насыщенную романскими элементами. Поэты с классической
тенденцией чем дальше, тем больше снисходили до пользования теми
формами, которые создавались хотя и с новой ритмикой, но обязательно
на литературном языке. Все прочие они считали ниже своего достоин-
ства; эти формы нашли себе благодарную почву в гаремах и среди
низших слоев населения. Постепенно развиваясь и выдвинув из народной
среды ряд талантливых представителей, они достигли высокого
литературного совершенства. Ни в одной арабской стране они не были так
популярны, как в Андалусии; именно они представляют особый
интерес для истории мировой поэзии, может быть больший, чем
произведения с классической тенденцией, воздействие которых редко
выходило за пределы кругов, культивировавших арабский литературный
язык.
Две формы останавливают на себе особое внимание, различаясь,
в сущности, только по языку.
Одна носит название мувашшах ('перевязанный', 'опоясанный'),
возводимое к слову „вишах" — 'перевязь с двумя рядами разноцветных
камней', — вероятно намек на разнообразное чередование рифм.
Структура мувашшаха не сложна, но для классической поэзии он
представляет большое новшество. В нем мы уже видим не касиду с единой
рифмой, а ряд строф, обыкновенно от четырех до десяти. Основная
строфа чаще всего состоит из двух стихов с рифмой, проходящей по
полустишиям (ab ab); за ней следует „круговая" или повторяющаяся
строфа, чаще всего из пяти стихов, где три получают самостоятельную
рифму тоже по полустишиям (cd cd cd), а два повторяют рифму
основной (ab ab), которая, таким образом, „опоясывает" все произведение.
Число разновидностей, определяемых как количеством стихов в строфе,
так и разнообразным чередованием рифм, очень велико; основное
исследование этой формы насчитывает около 250 комбинаций. Незыблемым
требованием остается пользование литературным языком и принятыми
в классической системе размерами; в последних допускаются только
вариации, но не коренное изменение. По содержанию мувашшах
примыкает к неоклассической поэзии, выдвигая на первый план мотивы
любви и несколько реже прославления покровителя. Новизна этой формы,
таким образом, очень относительна; понятно поэтому, что она нашла
512 Арабская средневековая художественная литература
себе доступ и в кругу литераторов-классиков. Попав туда, мувашшах
скоро превратился в такой же шаблонный оселок для ученых
упражнений, как и поэзия с классической тенденцией.
Другая форма, заджал (собственно 'мелодия', 'песня'), оказалась
более стойкой и доступа в литературные сферы не получила. По своей
структуре заджал не отличается от мувашшаха сколько-нибудь
принципиально. Первая строфа, так называемый марказ ('центр'),,, состоит
обыкновенно из двух стихов (без разделения, в противоположность му-
вашшаху, на полустишия) и дает как бы тон дальнейшему, определяя
идею, размер и основную рифму всего произведения (чаще всего аа).
За ней следуют от пяти до девяти строф с одинаковым количеством
стихов в каждой, обыкновенно от четырех до двенадцати (рифма bbba,
ссса, ddda и т. д.). Разновидностей в комбинации строф и рифм у за-
джаля так же много, как и у мувашшаха, но полн.ая аналитическая
работа над ним, в противоположность последнему, еще не проделана.
Основное различие между ними — в языке, так как у заджаля он всегда
чисто народный, диалектический.
По содержанию заджал обыкновенно распадается на две части:
вводную, с любовной темой (тагаззул), иногда напоминающей
неоклассический насйб, и центральную, с панегириком тому, кого поѳт
прославляет. Реже основную роль играет в ней эротический мотив, а еще
реже — вакхический. Историческое соотношение между мувашшахом и
заджалем до сих пор остается невыясненным: некоторые считают
мувашшах поднятым до степени литературной обработки заджалему
другие, наоборот, хотят видеть в последнем лишь вульгаризованный в смысле
языка мувашшах. Арабская ученая традиция мало интересовалась этими
вопросами, и только некоторые намеки помогают уловить здесь
историческую последовательность. Основная заслуга в выяснении этих
вопросов принадлежит тому же Рибере.
Ценный и конкретный материал по этому вопросу дает историк араб-
ско-испанской литературы Ибн Бассам (ум. в 1147 г.), уроженец Шан-
тарена в Португалии. Он пишет: „Первый, кто установил размеры этих
мувашшсхов в нашей стране и установил их систему, был, насколько
мне известно, Мукаддам ибн Му'афа ал-Кабрй, слепой. Он сочинял их
по полустишиям (а не по стихам, как в классической поэзии), но
преимущественно в забытых, неупотребительных размерах, пользуясь словами
народными и романскими. Называл он это «припев» и на нем строил
мувашшах". В этом сообщении для нас особенно важны два момента:
во-первых, уточнение даты, так как поэт Мукаддам действовал при
кордовском эмире 'Абдаллахе (888—912), т. е. не позже начала X в.,
и, во-вторых, определенное указание на то, что мувашшах в эту
раннюю эпоху вводил диалектические и романские слова, которые
впоследствии допускались исключительно в заджале. Быть может, это говорит
о большей древности заджаля, возникшего в народной среде, и о по-
Арабская поэзия в Испании
513
степенном лишь „очищении" мувашшаха от диалектических элементов,,
когда он перешел в руки литераторов.
Поэзией этого рода интересовался и известный историк Ибн Халдун
(1333—1405). В своем знаменитом „Введении" он дает ряд
обстоятельных, но тоже не всегда для нас ясных сведений. „Когда у жителей
Андалусии умножилось количество стихов, усовершенствовались их пути
и разновидности, а искусство достигло своего предела, то позднейшие
среди них изобрели новую форму, которую они назвали мувашшах.
Они сочиняют по стихам, то с рифмами, то без рифмы, увеличивают
количество их, равно как различные размеры. Повторяющуюся группу
они называют строфой и придерживаются распределения рифм и
размеров в этих стихах до конца отрывка. Наибольшее количество у них
семь строф, каждая содержит отдельные стихи, количество которых
соответствует цели (поэта) и его направлению. В таких стихотворениях
они воспевают любовь и прославляют, как делают это и в касйдах,
достигая в этом совершенства. Эта форма очень понравилась людям,
и избранным и простым, благодаря легкости ее восприятия и близости
пути. Изобретателем ее в Андалусии был Мукаддам ибн Му'афа ал-
Кабрй из. поэтов эмира 'Абдаллаха ибн Мухаммеда ал-Марванй". Из
этих замечаний Ибн Халдуна ясно, что он приписывает мувашшахам
как бы искусственное происхождение, видя в них особую форму
литературной поэзии, созданной в той же литературной среде. Впоследствии
мы увидим, что заджал он считает возникшим под влиянием
мувашшаха; создается представление, обратное тому, которое можно было
получить на основе данных Ибн Бассама.
Дальнейшая история мувашшаха нам более или менее ясна: получив
доступ в литературную среду, он культивируется поэтами наряду с ка-
сйдной формой. Некоторым из них приписывается известная
реформаторская роль, как упомянутому уже ар-Рамадй (ум. в 1022 г.). Как
реформатора, усовершенствовавшего эту форму, называют 'Убаду ибн
Mä' ас-Сама' (ум. ок. 1025 г.), — это первый поэт, несколько мувашша-
хов которого сохранилось до наших дней; о его предшественниках мы
можем судить лишь потому, что имена их упоминаются в таких
замечаниях, как приведенные выше.
Количество поэтов, увлекающихся этой формой, растет. Двенадцатый
век—это эпоха максимального расцвета мувашшахов в Андалусии,
завершающаяся произведениями знаменитого врача Абу Бекра ибн Зухра
(1113—1199), средневекового Avenzoar. Мувашшах, выйдя за пределы
Андалусии, встречает горячих поклонников в других арабских странах.
В самой Испании увлечение им хотя несколько ослабевает, но не
остывает окончательно: упомянутый нами Ибрахйм ибн Сахл (ум. в 1260 г.)
создает свой знаменитый мувашшах^ которому подражают целые
поколения поэтов; среди них мы видим и „последнего поэта Гранады", Ибн
ал-Хатйба (1313—1374), и даже арабов XIX и XX вв. Мувашшах — одна
33 И. Ю. Крачковский, т. II
514 Арабская средневековая художественная литература
из тех форм поэзии, которая усовершенствовалась в Андалусии и живет
на Востоке до наших дней.
Еще значительнее оказалась роль заджаля, притом не только на
Востоке, но и на Западе. Возникновение его Ибн Халдун рисует очень
просто и едва ли согласно с действительностью. „Когда искусство му-
eaiuuiajcoe, — говорит он, — распространилось среди андалусцев и народ
стал увлекаться им благодаря плавности, изысканности речи и
повторяемости отдельных частей, простолюдины из городов начали ткать по
этому образцу и сочинять таким же путем на своем местном языке, не
придерживаясь законов грамматической флексии. Они создали новый
жанр, который назвали заджал, и держались стихосложения по своим
системам до настоящего времени. Они создали в этом удивительные
вещи; арена для красноречия стала там обширной, сообразно с их
простонародным языком. Первым, кто достиг совершенства в категории
заджаля, был Абу Бекр Ибн Кузман из Кордовы, хотя они распевались и
до него в Андалусии. Однако их красота вполне обнаружилась, сюжеты
упорядочились и изящество прославилось только в его время. Был он
в эпоху «людей с покрывалами» (Альморавидов); он является имамом
заджалистов вне всяких сравнений".
Таким образом, и здесь Ибн Халдун считает заджал явлением, как
бы спустившимся сверху вниз, только народным приспособлением му-
вашшаха. Едва ли это так, тем более, что другие данные говорят об
обратном. Для суждения о самом характере заджаля в пору его
расцвета в Андалусии мы располагаем первоклассным материалом в виде
дивана главнейшего пропагандиста этой формы Ибн Кузмана, о
котором с такой похвалой отзывается Ибн Халдун. Этот диван,
сохранившийся, к сожалению, в единственной, не совсем полной рукописи
Института востоковедения Академии Наук СССР, является основным
источником и для биографии поэта, ярко отражающей всю жизнь
Андалусии в эпоху после „царьков общин".
Родился он, вероятно, около 1080 г. и уже с 1095 г. начал вести
жизнь бродячего трубадура в разных городах Испании, неоднократно
возвращаясь на свою любимую родину, в Кордову, к приятелям; моря
он, повидимому, никогда не видал. Приятелей он часто поминает в
прологах своих песен, как людей тонко образованных и знатоков поэзии;
вместе с ними он вел достаточно свободную и даже распущенную
жизнь, без стеснения хвастаясь своими пороками. Не избег он и тюрьмы
за легкомысленное отношение к религии. Под старость — семидесяти
лет от роду — он покаялся и даже, если верить одному его
стихотворению, стал имамом в какой-то мечети. До этого жизнь его текла,
повидимому, весело и беззаботно, но это была жизнь настоящей богемы:
в его стихах мы постоянно встречаем то жалобы на голод, холод,
недостаток одежды и денег, то похвалы тем меценатам, которые удостоили
его своих подачек. Умер он около 1160 года.
Арабская поэзия в Испании
575
В его диване, собранном им самим, только одно введение написано
на литературном языке; все стихотворения, типичные заджалщ
написаны исключительно на разговорном диалекте, хотя иногда метрические
требования заставляют его пользоваться литературными формами.
Однако количество этих литературных заимствований ничтожно
сравнительно с романскими и берберскими элементами и даже элементами
неизвестного происхождения.
Лая содержания его песен, как и вообще для заджаляу особенно
характерно сочетание двух тем в основной части после припева.
Припев обыкновенно рассчитан на то, чтобы вызвать любопытство
слушателей, привлечь их внкмакге к дальнейшему. Преобладают мотивы
эротические или вакхические, вводимые как бы ex abrupto:
Условие для человека беспутного — проводить дни весело. Кто
делает что-нибудь полезное, тот совершает грех.
Так начинает одну из своих песен Ибн Кузман; в другой он
обращается к своим приятелям:
Веселые пьяницы! Если вы раскаялись, ступайте с Аллахом.
Но только посмотрите, как даже цветы~зовут к пирушке.
Первая тема основной части, которую Ибн Кузман называет тагаз-
зул, иногда напоминает неоклассический насйб. Обычно она выражена
в веселых, бодрых словах, в вакхических сценах и социальной сатире,
иногда с оттенком порнографии. В типе этих любовных тем нет ничего
староарабского: нет верблюдов, нет путешествий через пустыни, нет
ссылок на историю, нет кочевой жизни бедуинов, нет стоянок,
покинутых племенем. Мало в них связи и с исламом. Если изредка и
упоминается мусульманская религия, то лишь для того, чтобы отпустить по
адресу ее какое-нибудь легкомысленное замечание или посмеяться над
законоведами и святсшами. Если упоминается рсмс^ан и пост, то лишь
для того, чтобы поиздеваться над теми, кто постится, и превознести
нарушителей его — пьяниц и содомитов. Только в немногих заджалях
отношение к религиозному, воодушевлению серьезнее, но лишь как
к движению мести, направленной против христиан Севера.
Вторая тема, мадщ^ воспевает лицо, которому заджал посвящен.
Мадйх кончается просьбой о какой-нибудь милости или подачке. Иногда"
по примеру классических косид, поэт в этой части чрезмерно
превозносит самого себя и в особенности свое искусство в заджале. Похвала
меценату или его щедрости часто поражает тем, что она выражена
в страстном стиле, в тонах сексуальной любви. Так как аналогичное
явление около этого времени наблюдается и в южней Франции, то
некоторые исследователи считают это важным моментом для разрешения
проблемы о взаимовлиянии Востока и Запада. Собственно любовных пе-
33*
516 Арабская средневековая художественная литература
сен или таких, где любовный сюжет фигурирует и во второй части,
у Ибн Кузмана сравнительно мало; из них только меньшинство
посвящено женщинам, а большинство — мужчинам. Любовь эта далеко не
идеальна; Ибн Кузман открыто высмеивает узритскую любовь с ее
представителями, поэтами Джамйлем и 'Урвой ибн Хизамом. Вино, как
самостоятельный сюжет, фигурирует не часто; в одной пьесе Ибн
Кузман завещает похоронить себя у корней виноградной лозы, как в
старину Абу Михджан. Один из заджалел, остроумно реконструированный
Рйберой со всей обстановкой, развивает тему альбы на пятьдесят лет
раньше появления самой старой провансальской альбы. В ней имеется
намек на сторожа, повторяется ночная сцена с двумя влюбленными при
появлении зари, любовная борьба перед разлукой. Повидимому, эта тема
в Андалусии уже клонилась к упадку, если судить по некоторым
ноткам пародии у Ибн Кузмана.
Слава Ибн Кузмана вышла далеко за пределы Андалусии. Историк
Ибн Сагцд, побывавший веком позже на Востоке, писал: „Я видал, что
в Багдаде его заджали распеваются еще чаще, чем в столицах Маг-
риба". О популярности его говорит и то, что единственная до сих пор
известная рукопись дивана была как раз около этого времени (в 1243 г.)
переписана в Палестине.
Находились у него на Востоке и горячие последователи; один из
них, сОмар ал*Маххар (ум. ок. 1310 г.), Делает особое ударение на своей
связи с Западом: „Магрибинская речь у меня, но сам-то я из жителей
Сирии!"» Его почитатель, стремясь к высшей похвале, сравнивает его
заджали с творением Ибн Кузмана.
Ног конечно, наибольшее распространение эта форма получила на
своей родине. За столетие до падения Гранады Ибн Халдун (1328—14С6),
который хорошо знал заджали, писал: „Эта система зад жалей до
настоящего времени является поэтическим искусством народа в Андалусии. Они
сочиняют согласно ей и сочиняют даже во всех пятнадцати размерах
(принятых в классической поэзии), но только на своем родном языке".
Количество поэтов — заджалистову известных нам по имени или по
отдельным произведениям, очень велико, но всех их затенил Ибн Кузман,
и не только благодаря своему выдающемуся таланту, но и потому, что
единственно от него сохранился значительный сборник стихотворений,
если не считать упомянутого уже поэта XIII в. аш-Шуштарй,
произведения которого, приближаясь иногда по форме к заджалю, имеют иной
стержень содержания.
Ибн Кузману принадлежит выдающееся место в арабской поэзии не
одной Испании, но и всего арабского мира, так как впервые он поднял
форму заджаля на высокий литературный уровень. Он имеет особое
значение и для истории всемирной литературы: именно в его песнях
стороннике „арабской гипотезы" (сперва Рибера, затем Никль) видят
образцы той андалусской лирики, которая, по мнению Аппеля, своей
Арабская поэзия в Испании
517
оригинальной живой ритмикой и мелодикой оказала воздействие на
раннюю провансальскую, а значит, и на всю европейскую поэзию в целом
ряде особенностей формы — системе рифм, числе и построении строф
и т. д.
Этот вопрос не может считаться окончательно решенным: ведь
помимо арабской гипотезы продолжают существовать и античная и средне-
веково-христианская, хотя за последние годы именно арабская
приобретает все больше и больше сторонников. Если можно считать
установленным формальный параллелизм между мувашшахом и заджалем,
с одной стороны, и поэзией провансальских трубадуров, с другой, или
даже признать, что некоторые темы заджалей Ибн Кузмана имеют
сходство с излюбленными темами трубадуров, то остается
неразрешенным вопрос о происхождении первых. „Имам заджалистов"
неоднократно говорит в стихах о своих голубых глазах и русой бороде, что
дало повод одному испанскому ученому говорить о его неарабском
происхождении. Романский язык Испании он, как и большинство населения
в ту эпоху, конечно, знал; женщины, его приятельницы, которых он
выводит в заджалях, часто говорят на этом языке. Принимать всерьез
его стихи, где, каясь в своем легкомысленном поведении, он просит,
чтобы его считали христианином, обратившимся в ислам, конечно^ нельзя;
христианином он никогда не был, но христианское население Кордовы,
своей родины, он знал хорошо. Известно, что эта колония сохранила
свою силу до Альмохадов. Едва ли в ней исчезли все следы былой
культуры западного происхождения. Там в народных, кругах могла
существовать и романская поэзия, быть может строфическая с припевом,
в противоположность классической арабской. Каких-нибудь следов ее,
правда, не сохранилось, но Рибера еще в 1915 г. старался доказать,
что у раннеарабских историков уцелели остатки романского эпоса,
процветавшего в Андалусии в IX—X в., но не сохранившегося в
оригиналах. Такая же судьба могла постигнуть и романскую лирику, отзвуки
которой попадаются в заджалях Ибн Кузмана. Конечно, это только
гипотеза, и это подчеркивает высказывающий ее ученый, однако
неясность происхождения корней мувашшаха, и особенно заджаля,
позволяет искать их и в романской поэзии Андалусии.
Нельзя отрицать того, что для поддержки „арабской" гипотезы
в истории развития задгаля на европейской почве за последние
десятилетия собрано много материала. Основной тезис Риберы о том, что
„таинственный ключ, объясняющий механизм поэтических форм разных
лирических систем культурного мира в средние века, заключен в
заджалях Ибн Кузмана", продолжает находить защитников, число
которых растет. Его дальнейшие исследования, посвященные музыке canti-
gas Альфонса Мудрого и лирике трубадуров, труверов и миннезингеров,
показали историю перехода андалусских метрических форм вместе с
арабской музыкой.
518 Арабская средневековая художественная литература
Наиболее стойкой форма заджаля оказалась, естественно, в
Испании. Она помогла объяснить ряд композиций, метрическая форма
которых была неясна для историков испанской литературы, исходивших
исключительно из романского материала. В cantigas Альфонса X
в подавляющем ряде случаев употребляется форма заджаля, иногда
с нововведением в виде внутренней рифмы. Характерно соотношение
состава сборника: только пять песен обязаны своей формой традиции
галисийской, которая, в свою очередь, происходит от заджаля, и девять
подражают провансальской лирике. Есть основания предполагать, что
текст cantigas был приспособлен к существовавшей уже музыке тоже
андалусско-мусульманского происхождения. Отражение заджаля заметно
в соответствующих частях „Книги благой любви" Хуана Руиса,
крупнейшем памятнике испанской литературы XIV века. Автор, несомненно, знал
арабский язык и арабскую музыку: он сам говорит, что сочинял ее для
арабских певиц и танцовщиц. Менендес и Пелайо был склонен думать,
что арабский язык он усвоил скорее практически, чем путем школьной
традиции; во всяком случае он пользовался и „Калйлой и Димной",
и „1001 ночью", и „Синдбадом". Не удивительно, что в его произведении
встречаются стихотворения типа заджалей.
Любопытна судьба той песни „Las tres morillas", которая послужила
для Риберы путеводной нитью в историческом изучении средневековой
музыки. Она сохранилась в сборнике „Cancionero de Palacio" (XV—XVI вв.),
но сочинена еще при Харуне ар-Рашйде в Багдаде, распевалась при
дворе омейяда Сулеймана ал-Мустайна в Кордове (начало XI в.),
а в Португалии была записана даже в XIX в. Так литературная
традиция арабской неоклассической поэзии с Востока слилась в Андалусии
с народной тенденцией заджаля, привившейся и на арабском и на
романском языках. Неудивительно, что для Испании эта форма
оставалась особенно жизненной, и еще в XVII в. Кальдерон в драме „Amar
despues de la muerte" вкладывает в уста морисков песню, которая по
форме представляет собой чистейший арабский зад жал.
Может быть, пример Кальдерона лучше всяких рассуждений
показывает, что арабская поэзия в Испании — не только эпизод истории
арабской литературы. Если поэзия с классической тенденцией оставалась
достоянием ограниченного круга ученых и литераторов и в XV в. с
уходом мавров исчезла из Испании, то народные формы, создавшиеся здесь,
продолжали жить. Еще задолго до падения Гранады они широко
распространились и за Пиренеями. Переплетаясь с другими течениями в русле
живительных, как всегда, литературных взаимодействий, андалусская
поэзия сыграла здесь немалую роль в создании мировой
литературы. И в этой области она еще раз показала, что арабской
литературе часто бывает тесно в тех рамках, в которые ее помещают,
укладывая обыкновенно в неопределенное понятие „восточных"
литератур.
Арабская поэзия в Испании
519
ПРИЛОЖЕНИЕ
А. ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА
I. Общие обзоры
До конца 20-х годов настоящего столетия общими руководящими трудами по
истории арабской поэзии в Испании оставались известные книги Дози и фон Шакка.
Первая из них была опубликована еще в 1861 г. (R. Dozy. Histoire des musulmans
d'Espagne jusqu'ä la conquete de l'Andalousie par les Almoravides, 711—1110. I—IV.
Leyde, 1861), переведена на немецкий (1874), английский (1913) и испанский (1877,
1920) языки; французское дополненное издание вышло под редакцией Леви-Провансаля
в трех томах (Leyde, 1932). Книга в основном посвящена истории, но поэзии до XII в.
уделено достаточное внимание.
Почти одновременно с книгой Дози вышла в 1865 г. работа фон Шакка, в
которой поэзии отведена главенствующая роль (А. Е. von S с h а с k. Poesie und Kunst
der Araber in Spanien und Sicilien, I—II. Berlin, 1865). Она выдержала второе
издание (I—II. Stuttgart, 1877) и была переведена на испанский язык с ценными
дополнениями поэта и романиста Хуана Валера (I—III. Sevilla, 1881; 4-е изд., Madrid, 1930).
Автор в своей книге рассматривает арабскую поэзию за все время ее существования
в Испании.
В обеих работах ярко отразились и литературные течения того времени и
состояние источников. Обе они проникнуты романтическими тенденциями, под влиянием
которых находились авторы; отсутствие каких-нибудь подготовительных работ в этой
области и малое количество критических изданий заставляло их иногда пользоваться
случайным материалом. У фон Шакка основным источником служила поздняя
компиляция ал-Маккарй XVII в. В связи с этим иногда оказывалось, что второстепенным
поэтам было уделено преимущественное внимание, а те направления, которые случайно
не находили освещения в доступных тогда материалах, оставались в тени.
Долгое время как на Западе, так и у нас работы Дози и фон Шакка служили
источником, из которого черпали данные все авторы, касавшиеся истории арабской
поэзии в Испании. На этих работах основана интересная в свое время, но устарелая
теперь книга В. К. Надлера „Культурная жизнь арабов в первые века гиджры
(622—1100) и ее выражение в поэзии и искусстве" (Харьков, 1869); к ним примыкают
соответствующие страницы книги А. Мюллера „История ислама от основания до
новейших времен" (русский перевод под ред. Н. А. Медникова, IV, СПб., 1896) и А.
Крымского „История арабов и арабской литературы" (ч. 3, М., 1913). В связи с работами
Дози стоит и выбор стихотворений арабских поэтов, включенных [в классическую
„Арабскую хрестоматию" В. Ф. Гиргаса и В. Р. Розена (СПб., 1875—1876,
стр. 557—576), по которой учились поколения наших арабистов и романистов.
В 20-х годах интерес к этим работам пробудился и в Египте, где одновременно
в 1924 г. вышли две книги местных ученых: К. Кйланй и А. Дайфа. Первая (Наза-
рат фл та'рйх ал-адаб ал-Андалусй. Каир, 1924) дает мало нового сравнительно
с известным уже материалом, но вторая (Балагат ал-'араб фл-л-Андалус. Каир, 1924)
очень часто восходит к первоисточникам и дает систематические характеоистики
арабско-испанских поэтов, упоминание о которых нередко отсутствует у фон Шакка.
В настоящее время лучшим общим очерком истории арабской поэзии в Испании
надо признать соответствующий отдел популярной книги Гонсалеса Паленсиа (А.
Gonzalez Palencia. Historia de la literatura aräbigo-espanola. Barcelona—Buenos
Aires, 1928, стр. 31—112, 323—336). Ее большим достоинством является полный учет
выводов всех испанских работ, редко доступных большинству ученых. Им дан
исчерпывающий перечень крупнейших андалусских поэтов с суммарной характеристикой
основных течений. Сжатость и конспективность изложения иногда вызывает некоторую
схематичность, местами стоящую на грани номенклатуры; в смысле богатства факти-
520 Арабская средневековая художественная литература
ческих данных книжка дает надежную канву для всех периодов, представление
о состоянии материалов и их разработки в каждом из них.
Полезным является общее введение к сборнику переводов Эмилио Гарсиа Гомеса
(Emilio Garcia Gomez. Poemas aräbigo-andaluces. Madrid, 1930, стр. 9—36);
самые произведения, в большинстве случаев фрагментарные, извлечены из антологии,
составленной в ХШ в. Ибн Са'йдом. Только по названию известен мне сборник
Переса М. Герисола (Николас) (Perez М. G е г i s о 1 a (Nicolas). Antologia
de poetas arabes durante la dominacion musulmana en Espana, Melilla, .Graficas La
Iberia, 1926, 80, 1C6 стр. Отрицательный отзыв об этой чисто любительское работе —
в книге Никля, цитованной ниже, стр. XXV). Выдающееся значение имеет
фундаментальная монография Анри Переса (Henri Peres. La poesie andalouse en arabe das
sique au XI-е siecle. Ses aspects generaux et sa valeur documentaire. Paris, 1937, 8°,
XL, 545 стр.). Она посвящена не столько анализу самих стихотворных произведений,
сколько их оценке с исторической точки зрения, и в этом отношении исчерпывает
материал полностью. Хотя она ограничивает тему XI в. и не касается произведений
с народной тенденцией, тем не менее для других периодов и для других отделов
приводит очень много ценных данных и соображений. Вообще это лучшая до настоящего
времени монография в области испано-арабской поэзии. См. теперь еще: A. R. N у к 1.
Hispano-Arabic Poetry. Baltimore, 1946.
Для библиографических справок об отдельных поэтах и течениях приходится, как
всегда, обращаться к известному своду: С. Brockelmann. Ceschichte der
arabischen Litteratur (I—II, Weimar—Berlin, 1898—1902; SupplemeniräWe I—II, Leiden,
1937—1938) и соответствующим статьям в ,.Энциклопедии ислама" (на трех языках,
I—IV, и дополнительный том, Leiden, 1908—1938).
За последние 20 лет особое значение для истории андалусской поэзии приобрели
работы испанских ученых; частичное отражение они нашли в моих статьях: „Арабская
поэзия" (Восток, кн. IV, 1924, стр. 97—112), „Полвека испанской арабистики" (?аписки
Коллегии востоковедов, IV, 1929, стр. 1—32) и в брошюре „Арабская культура
в Испании" (М.—Л., 1937); последняя может послужить некоторым фоном и для
настоящей статьи.
II. Монографии и издания отдельных диванов
В указанной выше литературе можно найти достаточно полные сведения об
основных источниках для истории арабской поэзии в Испании. В дальнейшем я ограничусь
только перечнем доступных мне монографий об отдельных поэтах на западных языках
и на арабском, равно как известных изданий их произведений, приводя упоминания
о них в порядке изложения статьи. Для детальных библиографических справок
следует обращаться к упомянутому своду Брокельмана и к „Энциклопедии ислама".
486—487. Ибн 'Абд Раббиху посвящена содержательная диссертация на арабском
языке бейрутского ученого: Jibrail S. J a b b u r. Ibn-Abd-Rabbih and his'Iqd. Beirut,
1933.
487—488. Последнее и лучшее комментированное издание дивана Ибн Ханй дал
индийский арабист Захид 'Алй (Каир, 1352/1933) на основе восемнадцати рукописей
с привлечением и двух ленинградских; во введении (стр. 11—60) им помещено краткое
текстологическое и историко-литературное исследование.
488—-491. Ибн Даррадж ал-Касталлй и Сайд ал-Багдёдй освещены соответственно
в двух монографиях: R. В1 а eher е. La vie et Гоеиѵге du poete epistolier andaloux
Ibn-Darräg al-Kastalll. Hesperis, XVI, 1933, стр. 99—121; он же. Un pionnier de la
culture arabe "orientale en Espagne au X-e siecle Said de Bagdad. Hesperis, X,
1930, стр. 15—36.
493. Литература об Ибн Хазме велика. Для характеристики его поэтического
творчества важно предисловие проф. Д. К. Петрова к изданию „Ожерелье голубки44
Арабская поэзия в Испании
521
(St.-Petersbourg— Leide, 1914, стр. VIT—XXXVIII и Никля (A. R. Nykl) к
английскому переводу (Paris, 1931, стр. XIII—СХХІѴ). Русский перевод выполнен М. А. Салье
(М.—Л., 1933).
494» Ибн Зайдуну посвящена работа: А. Cour. Un poete arabe d'Andalousie. Ibn-
Zaidoun. Etude d'apres le divan de ce poete et les principales sources arabes. Constantine,
1920; переводы стихов в этой работе не всегда удачны (ср. мою рецензию: Восток,
кн. 2, 1923, стр. 160—161); краткая общая характеристика дана Массэ (Н. Masse,
Hesperis, 1921, стр. 183—193). Издание дивана вышло в Каире в 1932 г. и мне
недоступно.
498. Романс Abenamar, Abenamar. . . относится к изгнанному гранадскому инфанту
Йусуфу ибн ал-Ахмару (ок. 1431 г.); см.: Е. Garcia Gomez. Ibn Zamrak, el poeta de
la Alhambra. Madrid, 1943, стр. 18; также: L. Torres Balbas, Al-Andalus, XIII, 1948,
стр. 197—198; A. R. Nykl, ук. ниже соч., стр. 367.
499—500. Дйвач Ибн Хамдйса издан Скиапарелли (С. Schiaparelli; Roma, 1897)
на основе ватиканской и ленинградской рукописей; несколько его стихотворений
переведены на русский язык размером подлинника (Восток, кн. 3, 1923, стр. 26—30).
501. Комментарий Ибн Бадруна на элегию Ибн 'Абдуна издал; R. Dozy (Leide,
1845).
—. Элегии ал-Вэкашй на осаду Валенсии посвящена работа Риберы (J. Ribera.
La elegia de Valencia у su autor. Disertaciones у opusculos, II, Madrid, 1928,
стр. 275—291); в ней помещена и реконструкция текста арабским шрифтом. О роли
автора в Валенсии см.: R. Men end es Р i d а 1. La Espana del Cid, II. Madrid, 1929,
стр. 493—495, 502, 511—512, 549, 557, 813. См. еще: E. L ё v i-Pr o,v enca 1. La toma de
Valencia por el Cid seqrun las fuentes musulmanas у el original arade de la „Cronica
Gene-al de Espana". Al-Andalus, XIII, 1948, стр. 97—156.
501—502. Диван Ибн Х?фаджи издан в Каире в 1286/1869 г.; в Институте
востоковедения Академии Наук СССР имеется недурная рукопись его.
503. Трактат аш-Шакундй о культурных достоинствах Андалусии переведен на
испанский язык (Е. Garcia Gomez. FJogio del Islam espfnol. Madrid, 1934) и на
французский (A.. Luya. La Risäla d'as-SaKundi. Hesperis, XXII, 1936, стр. 133—181).
504. Ибгахйму ибн Сахлю посвящена монография: М. Soualah. Ibrahim
ibn-Sahl poete musulman d'Espagne. Son pays, sa vie, son oeuvre et sa valeur litte-
raire. Alger, 1914—1919. Диван «его много раз издавался на Востоке.
504—505. Д~ван аш-Шуштапй до сих пор не издан; довольно хорошая, хотя
и поздняя, рукопись имеется в Публичной библиотеке в Ленинграде.
507. Элегия неизвестного поэта из эпохи войны за Гранаду опубликована с
переводом и комментарием: М. Soualah. Une elegie andalouse sur la guerre de Grenade.
Texte arabe publie, traduit, anrote et commente. Alger, 1914—1919.
507—508. Отрывки из произведения Ибн Лойбна в немецком переводе см.:
Н. L. Fleischer. Über Ibn-Loyon's Lehrgedicht vom spanisch-arabischen Land- und
Gartenbau. Kleinere Schriften, III, Leipzig, 1888, стр. 187—198.
509. Деятельность и поэзия Ибн Зумрука освещены в статье: R. В lach er е.
Le Vizir-Poete Ibn-Zumruk et son oeuvre. Annales de Tlnstitut d'etudes orientales,
II, 1936, стр. 291-312.
509—510. Отрывок из свода ал-Маккарй в последнее время переведен Массэ
(Н. Masse. Un chapitre des Analectes d'Al-Maqqari sur la litterature descriptive
chez les Arabes. Melanges Henri Basset, I. Paris, 1923, стр. 235—258).
511—512. Основной работой по мувашшахам до сих пор остается исследование
Хартмана (М. Hartmann. Das arabische Strophengedicht, I, Das Muwassah.
Weimar, 1897), ценное собранным в нем огромным материалом.
514—516. В изучении истории заджаля и дивана Ибн Кузмана главная заслуга за
последнее десятилетие принадлежит Рибере. Основание этому изучению положил
Д. Г. Гинцбург фототипическим изданием ленинградской рукописи (Berlin, 1896);
522 Арабская средневековая художественная литература
важными этапами явилась речь Риберы (J. Ribera. El Cancionero de Abencuzmän;
прочитана в 1912 г., перепечатана в „Disertaciones у opusculos", I, Madrid, 1928,
стр. 3—92) и транскрипция с частичным переводом Никля (Madrid, 1933).
Формулировку главнейших научных выводов с более подробным перечнем литературы дал
Байрактаревич (F. Bajraktarevic) в „Enzyklopaedie des Islam", Ergänzungsband,
1936, стр. 94—95.
516—519. История заджаля в Испании после Ибн Кузмана своим освещением
обязана преимущественно тому же Рибере; выводы его работ изложены в упомянутой
книге Гонсалеса Паленсиа, частично в моей статье „Полвека испанской арабистики",
стр. 17-20, 23—30.
Б. ИСТОЧНИКИ ПЕРЕВЕДЕННЫХ ТЕКСТОВ
471. Стихи об андалусской титулатуре приписываются известному Ибн Рашйку
ал-Кайраванй (ум. ок. 1070 г.) и приводятся в различных источниках; мой перевод
дан по тексту X. X. 'Абд ал-Ваххаба в предисловии к изданию „Раса'ил ал-интис д"
Ибн Шарафа ал-Кайраванй (Дамаск, 1912, стр. 7). Самые титулы в различных
источниках иногда вариируются.
472. Отзыв Ибн Дихйи об ал-Газале переведен по тексту, изданному Зейпелем
(A. Seippel. Rerum normannicarum fontes arabici, I. Christiania, 1896, стр. 18).
Немецкий перевод имеется у Якоба (G. Jacob, Arabische Berichte von Gesandten
n germanische Farstenhöfe aus dem 9. und 10. Jahrhundert. Berlin—Leipzig, 1927,
стр. 41).
—. Стихотворение Ибн Хазма дано по тексту в „Арабской хрестоматии" В. Ф. Гир-
гаса и В. Р. Розена, стр. 562, № 139. Французский перевод: Н. Peres. La poesie
andalouse en arabe classique au XI-е siecle. Paris, 1937, стр. 49—50.
473—474. Характеристика касйды Ибн Кутайбы переведена по изданию: М. J. d е
G о е j е. Liber poesis et poetarum. Lugduni Batavorum, 1904, стр. 14. Еще по рукописи
был дан немецкий перевод: Th. Nöldeke. Beiträge zur Kenntniss der Poesie der
alten Araber. Hannover, 1864, стр. 18—20.
_? 476—477. Слова Ибн Са'йда гоб анархии в Андалусии приводит Гарсиа Гомес
(Е. Garcia Gomez. Poemas aräbigo andaluces. Madrid, 1930, стр. 16).
478—479. О связи с Ираком и 'узритской любовью говорит гранадский поэт XIII в.
Ибн Мутарриф, стихотворение которого переведено у Гарсиа Гомеса (Е. Garcia
Gomez, ук. соч., стр. 87, № 40).
481. Стихотворения 'Абд ар-Рахмана I к пальме переведены по тексту в „Арабской
хрестоматии" В. Ф. Гиргаса и В. Р. Розена, стр. 557, №№ 129, 130; имеются они
в английском стихотворном переводе: R. Nicholson. A Literary History of the
Arabs. London, 1907, стр. 418; в русском: В. Рафальский и А. Крымский,
История арабов и арабской литературы, III. М., 1913, стр. 8, и во многих других.
Французский перевод, см.: Н. Peres. Le palmier en Espagne musulmane. Melanges
Gaudefroy-Oenonbynes. Le Caire, 1935—1915, стр. 226—229.
481—482. Обращение к вестнику 'Абд ар-Рахмана I — в „Арабской хрестоматии",
стр. 558, № 131; ответ корейшиту переведен по тексту в кн.: К. К й л а н й. Назарат
фй та'р«' ал-адаб ал-Андалусл. Каир, 1924, стр. 50 (испанский перевод: A.
Gonzalez Palencia. Historia de la literatura aräbigo-espanola. Madrid, 1928, стр. 40).
483—484. Стихотворения ал-Газаля— в „Арабской хрестоматии", стр. 561, №137
и 561—562, № 138.
485—486. Стихотворения Сайда ибн Дж/дй— там же, стр. 559—560, № 134
(французский перевод: R. Dozy. Histoire des musulmans d'Espagne, II. Leyde, 1861,
стр. 216—217), стр. 560, № 135 (R. Dozy, ук. соч., II, стр. 225—226), стр. 558,
№ 132 (R. Dozy, ук. соч., И, стр. 228—229; A. Gonzalez Palencia, ук. соч.,
стр. 46).
Арабская поэзия в Испании
523
488. Арабская эпитафия ал-Мансура приведена в антологии ал-Маккаря, Leyde,
1855—1860, I, стр. 259, 5-6).
491—492. Рассказ Абу Мугйры переведен по „Арабской хрестоматии", стр. 564—
565, № 145 (частичный французский перевод: R. Dozy, ук. соч., III, стр. 254—256,
испанский перевод: A. Gonzalez Palencia, ук. соч., стр. 53—54).
493. Стихотворение Ибн Хазма в „Арабской хрестоматии", стр. 563—564, № 144
(французский перевод: Н. Peres, ук. соч., стр. 463—464).
496—498. Стихотворения ал-Му'тамида взяты из „Арабской хрестоматии" в
следующем порядке: стр. 569, № 147; 572, № 153; 570, № 149; 570—571, № 150; 571, № 151;
571—572, № 152; 573, № 155 (№№ 152 и 153 имеются в русском переводе
A. Е. Крымского: История арабов, III. М., 1913, стр. 32—33).
501—502. Стихотворение Ибн Хафаджи в антологии ал-Маккарй, I, стр. 451;
перевод: Н. Peres, ук. соч., стр. 116—117.
504. Статья А. ар-Рейханй об Ибн Сахле имеется в русском переводе И. Ю. Крачков-
ского: Амин Р е й х а н и. Избранные произведения. Изд-во „Огни", Пгр., 1917, стр. 66—71.
—. Перевод стихотворения Ибн Сахля дан по изданию его дивана (Бейрут,
1885, стр. 106-107).
505—506. Текст элегии Салиха ар-Рондй в антологии ал-Макчарй, II, стр. 780; она
имеется в хрестоматиях А. Болдырева (М., 1832; стр. 297—302) и В. Ф. Гиргаса и
B. Р. Розена (стр. 573—576, № 156). Русские перевод на основании фон Шакка
в упомянутой книге В. К. Надлера, стр. 105—108. Текст и французский перевод, см.:
Grangeret de Lagrange. Anthologie arabe. Paris, 1828, стр. 141—149.
Английский перевод, см.: А. R. N у к 1, ук. соч., стр. 337—339." Ср.: A. Benhamouda,
Melanges Gaudefroy-Demombynes. Le Caire, 1935—1945, стр. 193—195.
506—507. Перевод Хуана Валеры находится в редактированном им переводе книги:
A. Seh а с k. Poesia е arte de los Arabes en Espana у Sicilia, I. Sevilla, 1881,
стр. 240—249.
508. Стихотворение Ибн ал-Хатлба, посвященное ал-Му'тамиду, переведено по
тексту в издании Дози (R. Dozy. Scriptorum arabum loci de Abbadidis, II, стр. 223)
и арабской хрестоматии Лерчунди и Симонета (Fr. J. Lerchundi у Fr. J. S i m o-
net. Crestomavfa arabigo-espanola. Granada, 1881, стр. 130—131). Английский перевод,
см. A. R. Nykl, ук. соч., стр. 364.
508—509. Его элегия на свою смерть приведена Ибн Халдуном в кн.: De S lane.
Histoire des berberes... par Ibn-Khaldoun, II. Alger, 1851, стр. 507 (французский
перевод у него же, IV, Alger, 1856, стр. 413—414).
510. Сообщение про город Silves у географа Йакута (изд. F. Wüstenfeld), III,
стр. 312, 14-16.
—. Замечание про язык Магриба у географа X в. ал-Мукаддасй (BGA, ed. М. J.
de Goeje, III, editio seounda, Lugduni Batavorum, 1906, стр. 243, 6—7).
512. Слова Ибн Бассама приводит Рибера (J. Ribera. Disertaciones у opus-
culos, I, стр. 99—100).
513. Соображения Ибн Халдуна о мувашшахе приводятся различными авторами;
наиболее полный анализ см.: М. Hartmann. Das arabische Strophengedicht. Weimar,
1897, стр. 110—116. Ибн Халдун взял свое сообщение об ал^мувашшахе из Ибн
Са'йда; см. 'Abd al-'Aziz М. al-Ahwänl. El „Kitäb al-Muqtataf min azähir al-turaf" de
Ibn Sa'id. Al-Andalus, XIII, 1948, стр. 19—33.
514. Его замечания о заджале приведены в кн.: К. Кйланй. Назарат фй та'рйх
ал-адаб ал-Андалусй. Каир, 1924, стр. 288—291.
516. Слова Ибн Са'йда о заджалях Ибн Кузмана см.: К. Кйланй, ук. соч.,
стр. 288; цитаты из 'Омара ал-Маххара в моей статье о нем: Записки Восточного
отделения Археологического общества, XXII, 1915, стр. 16—17 [—[стр. 167—168
настоящего тома].
^s^^s^s^s^^ss^^s^^s^s*
ЧЕРТЫ АНДАЛУССКОИ ПРИРОДЫ В СТИХАХ АРАБСКОГО ПОЭТА
„САДОВНИКА« XI—ХП в.
I
Роль арабов в развитии наук, связанных с биогеографией, сравнительно
хорошо известна. Если в этих областях они достигли значительно
меньших результатов, чем в математике или физике, то все же ботаники
высоко оценили такой труд, как фармакопею Ибн ал-Байтара (XIII в.),
а зоологи выяснили, что даже у склонного к фантастике космографа
ал-Казвйнй (XIII в.) можно найти при внимательном отношении много
первостепенных данных по зоогеографии.1
В этих областях не исключена возможность неожиданных открытий,
как обнаруженный недавно ботанический трактат XI—XII в. с
оригинальной попыткой родовой и видовой систематики.2 В общем все же
можно считать, что эта линия как бы „профессиональной" науки
в настоящее время более или менее ясна, а главные труды в этой
области если не всегда изданы, то хотя бы приведены в известность.
На ряду с ней существовала другая линия восприятия природы,
отражавшаяся в народных представлениях, находившая свое выражение не
в научных трудах, а в живой, доступной неспециалистам литературе,
особенно в поэзии. Старую арабскую поэзию справедливо склонны
называть „лирико-описательной"; этот характер она сохраняет и
впоследствии. Описания черпают свои сюжеты из всей окружающей жизни
и природы в самом широком смысле; в них с легкостью может найти
нужный ему материал как историк социальных отношений, так и
исследователь природы.
В прЪтивоположность научным трудам в изучении этой области
сделано до сих пор очень мало. Некоторое исключение представляет
1 Значение арабов в истории мировой науки очерчено в новой книге Миели (Aldo
Mi е 1 і. La science arabe et son role dans revolution scientifique mondiale. Leide, 1939).
Эта интересная по замыслу работа, к сожалению, переполнена недоразумениями
в деталях, и по частным вопросам надо обращаться к более старому капитальному
изданию (G. S art о п. Introduction to the History of Science, I—II. Washington,
1927—1931), которое доведено до XIII в. включительно.
2 См. резюме доклада Колена (Georges S. Colin) на XX конгрессе ориенталистов
в Брюсселе в 1938 г. (Programme, Recueil des communications, Bruxelles, 1938,
стр. 66*).
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 525
только древнеарабская поэзия, которая доставила материал для
прекрасной работы о бедуинской жизни вообще,1 и для сводки ботанической
номенклатуры, принятой у доисламских поэтов,2 и даже для таких
специальных монографий, как вопрос о пейзажр в древнеарабской
поэзии.3 Для более поздних эпох аналогичная систематическая работа
не проделана. Это объясняется отчасти малым количеством
авторитетных критических изданий, на текст которых можно было бы полагаться
при специальных, в особенности терминологических изысканиях. Однако
более важным препятствием является роль традиции во всей поэзии
после возникновения ислама. Если в древней Аравии мы можем считать
подавляющее большинство стихотворений отражением действительной
жизни, хотя бы с некоторыми ограничениями, то в позднейшее время
они очень часто только подражают предшествующим образцам сперва
доисламского „классического" периода, позже — багдадского эпохи Абба-
сидов, так называемого „неоклассического". Традиция здесь нередко
совершенно заслоняет живую окружающую жизнь: исследователь
подвергается опасности принять за отражение ее то, что иногда является
простым литературным трафаретом. Тот андалусский поэт, о котором
будет идти речь на следующих страницах, часто говорит в своих
стихах о таких областях, как Неджд или Тихама, хотя он никогда не бывал
в Аравии.4 Комментатор его произведений даже особо подчеркивает,
что названия различных местностей у него „воображаемы и условны;
они появляются, чтобы дать намек и предоставить большую свободу
речи без точного определения настоящего имени".5 Конечно, при таком
положении легко было бы впасть в другую крайность и решить, что
арабская поэзия вообще не может служить материалом для суждения
об окружающей поэта естественной среде. Однако это было бы
гиперкритикой, не менее вредной для серьезной научной работы, чем
излишняя доверчивость к источнику. Реальная жизнь всегда очень властно
заявляла о своих правах, и ее нельзя было совершенно обойти;
большая талантливость поэта не удовлетворялась слепым подражанием
готовым образцам. При анализе здесь возможен только единственный путь
строго конкретного изучения отдельных поэтов и отдельных
стихотворений. Учет биографических данных и воздействий социальной среды,
зависимость от той или иной литературной школы, диапазон
художественного восприятия поэта всегда помогут определить границу между
1 G. Jacob. Altarabisches Beduinenleben nach den Quellen geschildert. 2. Ausg.,
Berlin, 1897.
2 Safie Sami. Die Pflanzennamen in der altarabischen Poesie. München, 1926
(по отзыву специалистов работа, к сожалению, не везде удовлетворительна).
3 Fehim Bajraktarevic. Pejzaz u staroj arapskoj poeziji, Beograd, 1929
(отдельный оттиск из Zbornika u cast Bogdana Popovica).
4 См., например, рукопись Института востоковедения Академии Наук СССР,
шифр В 68, л. 3 6 или лл. 716—72 а.
5 Там же, л. 49 а.
526 Арабская средневековая художественная литература
традицией и личным творчеством, позволят выделить то, что отражает
действительную жизнь, а в отдельных случаях дадут красочный
комментарий к сюжетам, которых не освещают ни научные труды
естествоиспытателей, ни хроники историков.
Очень заманчивым объектом такого исследования представляется
арабский поэт Испании Ибн Хафаджа, главным образом в связи с двумя
обстоятельствами. Арабские критики ближайших к нему поколений
закрепили за ним прозвище „Садовник" (ал-Джаннйн), ввиду особенно
талантливых описаний цветущей природы; биографы говорят, что он
никогда не стремился стать придворным панегиристом в
противоположность большинству поэтов, а жил у себя на родине вдали от
крупных центров. Мы увидим, что в обе части этой характеристики
придется внести серьезные оговорки.
Непосредственным певцом природы назвать его нельзя; если он
стоял к ней ближе, чем некоторые другие поэты Андалусии, то все же
воспевал ее, идя по следам богатой литературной традиции, которую
очень хорошо знал. В предисловии к своему дивану (сборнику
стихотворений) он сам называет трех поэтов — уроженцев Востока, которым
он особенно многим обязан1 (аш-Шарйф ар-Ра^й, сАбд ал-Мухсин ас-Сурй
и Михйар ад-Дейлемй); к ним надо присоединить в первую очередь
сирийца ас-Санаубарй, тоже певца природы, с которым его постоянно
сравнивают, двух звезд первой величины — ал-Мутанаббй и ал-Магаррй,
крупного поэта Ирака Ибн ар-Румй, стихам которых он, по своим
собственным словам, нередко подражал. Конечно, и поэты самой
Андалусии оказывали на него сильное влияние, не исключая его близкого
приятеля и современника Ибн Вахбуна, который погиб, как увидим, на
его глазах. Литературный багаж Ибн Хафаджи был велик и часто
ложился тяжелым грузом на его непосредственное творчество даже
в той области, где он считается как бы специалистом. И во вторую
часть установившейся характеристики придется внести некоторые
ограничения. Если он никогда не был действительно
профессионалом-панегиристом при чьем-либо дворе, то все же формой панегириков
пользовался часто, посвящая их великим людям своей эпохи,—военным вождям,
представителям власти и близким к ней лицам. В этих панегириках
он уже всецело скован традицией; с интересующей нас в данном
случае точки зрения они наименее интересны, воспроизводя хорошо знакомые
клише неоклассических поэтов, которых он сам, как мы видели, называет.
Несмотря на все это, крупный талант поэта сказывался, и в общем
мы можем согласиться с арабскими критиками, выделяющими его из
массы современников. В описаниях природы Ибн Хафаджа создавал
иногда такие картины и улавливал такие черты, которые напрасно
было бы искать не только в андалусской, но и вообще в арабской
1 Рукопись Института востоковедения Академии Наук СССР, шифр В 68, л. 1 б.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 527
поэзии. Иногда ему удавалось находить такие удачные формы и
поэтические выражения мысли, что они стали своеобразными девизами всей
андалусской поэзии. Познакомить русских читателей именно с этой
стороной его творчества и предполагает настоящая статья.1
II
Ибн Хафаджа по времени своей жизни (450—533/1058—1139)
относится уже к тому периоду, когда слава арабов в Испании начала
меркнуть. Пал соперничавший с Багдадом омейядский халифат в Кордове
(1031 г.), кончилось эфемерное господство „царьков общин", и сошла
со сцены самая яркая в их эпоху династия Аббадидов в Севилье.
Последнему представителю ее, знаменитому ѳмиру-поѳту ал-Мустамиду
(1040—1095), кончившему дни в африканской тюрьме, Ибн Хафаджа еще
посылал свои стихи. Андалусия на его глазах переходила под власть
африканцев — Альморавидов (1090—1146); повидимому, и с ними ему
удалось сохранить мирные отношения, быть может, не без помощи
некоторых панегириков, направленных их эмирам и полководцам. Взятие
Валенсии Сидом (ок. 1095 г.) нашло отражение в его стихах,2 равно как
подчинение ее власти Альморавидов.3
1 Европейская литература об Ибн Хафадже ограничивается краткими упоминаниями
или переводом отдельных стихотворений: С. Brockelmann. GAL, I, стр. 272,
№ 9; Supplementband I, Leiden, 1937, стр. 480—481; A. Gonzalez Palencia.
Historia de la literatura aräbigo-espanola. Barcelona—Buenos-Aires, 1928, стр. 21,
90—91; И. Крачковский. Арабская поэзия в Испании. „Культура Испании.
Сборник", 1940, стр. 101 [стр. 501—502 настоящего тома]. Очень важное значение для
обрисовки всего социального и литературного фона эпохи Ибн Хафаджи имеет
капитальная работа Переса (Н. Peres. La poesie andalouse en arabe classique au XI siecle. Ses
aspects generaux et sa valeur documentaire. Paris, 1937; ссылки на нее в дальнейшем
я даю просто по фамилии автора). В современной арабской литературе Ибн Хафадже
посвящены две статьи: А. Дайфа в его книге „Балагат ал-'араб фй-л-Андалус" (Каир,
1342/1924, стр. 190—201) и А. ал-Искандарй в „Revue de l'Academie Arabe" (XI, 1931,
стр. 724—735; XII, 1932, стр. 26—39). Критическое издание стихотворений Ибн
Хафаджи, о котором мечтал еще Рибера (J. Ribera. Disertaciones у opusculos, II.
Madrid, 1928, стр. 342—343), не появилось и до сих пор. Мои переводы основаны на
каирском издании дивана Ибн Хафаджи 1286/1869 г. Издание — некритическое, хотя
упоминает две рукописи — стамбульскую и мединскую (стр. 3); более
удовлетворительные варианты иногда дает ленинградская рукопись дивана, которую я
систематически привлекаю для сличения (краткие сведения о ней см.: V. Rosen. Notices
sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique. St.-Petersbourg, 1881, стр. 241,
№ 295). Все ссылки при стихотворениях Ибн Хафаджи на страницы со словом „диван"
или без него относятся к каирскому изданию „дивана", знак равенства или сокращение
рук. — к листам упомянутой рукописи Института востоковедения. Ссылки на некоторые
другие источники даны мною в отдельных примечаниях. Основные арабские материалы
об Ибн Хафадже резюмированы во введении к каирскому изданию дивана (стр. 3—11).
2 См.: R. Menendez Pidal. La Espana del Cid, I. Madrid, 1929, стр. 555.
3 Диван, 103—104; перевод Гарсии Гомеса в кн.: R. Menendez Pidal, ук. соч.,
II, стр. 621.
528 Арабская средневековая художественная литература
Почти всю жизнь поэт провел безвыездно на востоке Андалусии
в своем родном маленьком городе Альсира (арабск. ал-Джазйра) на речке
Шукр (испанск. Jucar) между Валенсией и Шативой.1 Никаких
официальных должностей он, повидимому, никогда не занимал и жил, вероятно,
доходами с поместья. По делам ему пришлось все же в молодости
побывать в северной Африке, где постепенно централизовалось
управление Андалусией.2 Вероятно, тогда он особенно ярко почувствовал всю
прелесть своей родины и создал знаменитое трехстишие, быстро ставшее
своеобразным патриотическим гимном всех андалусцев:3
О жители Андалусии! Только Аллах мог так одарить вас: вода и тень,
ручьи и деревья!
Рай вечности только в вашей стране; если бы мне предложили выбор,
я бы выбрал ее.
Не бойтесь после этого, что вы войдете в ад: в огонь ведь не входят
после рая.
Андалусия часто напоминает ему рай, и в другом таком же
популярном трехстишии он опять восклицает:4
От рая в Андалусии открыта вся краса, и напоено дыхание.
Блеск утра в ней от белизны зубов, темнота ночного мрака от темно-
красных губ.
Как подует ветерок с востока, я восклицаю: „О моя тоска по Андалусии!".
Тоска по родине сильно мучила поэта во время разлуки с ней, и все
его мысли стремились к Альсире:5
Я отвечал, как только любовь позвала и дала себя услышать, в то утро, как
заворковал мне голубь, повторяя свою песню.
Я сказал, а слезы переполнили очи и полились потоком, а терпенье
ослабело и сокрушилось.
Ох, суждено ли мне вернуться в землю Альсиры, утешить свои вздохи,
успокоить свои ребра!
Пойду ли я утром к реке там, когда роса увлажнила склоны этих холмов»
а сама потом исчезла?
Там я буду заигрывать с лучами солнца, с которого восточный ветерок
снимает покрывало из облаков.
На всех холмах рассыпал ожерелье капель ветерок, который промчался
среди них и разнес аромат.
Ночью падавшая роса опускалась градинками на дерево, трепетавшее
у реки, и увлажнила песчаный холм.
Где-то двор жилья дорогого мнеэ Хорошо там проводить и лето и весну!
1 Об этой местности в настоящее время см.: К. Baedeker. Spanien und
Portugal. 5. Aufl. Leipzig, 1929, стр. 291, с соответствующей картой и равно
историческую карту в работе Менендеса Пидаля при стр. 571:
2 Н. Peres. La poesie a Fes sous Ies Almoravides et les Almohades. He^peris,
XVIII, 1934, стр. 16, № 1.
3 Діван, 72, 17—19; Peres, стр. 116.
4 Діван, 75, ю-12 — 33 б; Peres, стр. 116—117.
5 Диван, 83,21 —84, 4 = 31 б.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника*1 529
Оставило оно меня в жертву векам, которые рассорились со сном, и бокам,
которые пылают и не могут прикоснуться к ложу.
Взор свой я вращаю по небу; быть может, я замечу блеск молнии, там
вспыхнувшей.
Эта река Шукр вызывает у поэта ряд живых картин:а
О как прекрасна река, что льется по долине! Подойти к ней слаще, чем
к темным губам красавицы.
Извивается она точно браслет, а когда цветы окружают ее, похожа на
млечный путь на небе.
Она тонка, точно круг из серебра на зеленом плаще.
Ветви теснятся около нее точно ресницы, которые окружают голубой
зрачок.
Часто передавал я там желтое вино, что красит руки пирующих,
А ветер заигрывал с ветвями, когда золото вечера уже пролилось по
серебру воды.2
Не всегда реки Андалусии бывали такими мирными: ливни часто
вызывали наводнение, и тогда картина менялась, хотя и в ней поэт умел
находить шутливые образы. Один раз такое наводнение случилось
в 481/1088 г.3
И вот поток проливного дождя. . .
Ложбины заполнила ароматная вода, как виночерпий наполняет кубок
вином.
Я провел ночь среди грома и капель; уши страдают у меня глухотой,
спине грозит тяжесть.
Крылья у меня смочены дождем, что льется; напуган я, что опустеет
гнездо
В доме, который поит туча за тучей; стены у него стали кривиться, как
строчка над строчкой.
И вот облако поит, а крыша жилья поет, а дом качается с похмелья.
А если ослабнет столб и рухнет, то я буду печальнее, чем ал-Ханса,
которая оплакивает Сахра.4
Вероятно такие картины были нередки, потому что и в другой раз
он вспоминает, как5
Падали ниц там строения, точно посольства, встречающие царей.
И провели они ночь, как те, на кого наложена молитва, — одни делают
поясной поклон, другие земной.
1 Диван, 16, 2 —17, 4; Peres, стр. 210—211.
2 Одно большое стихотворение Ибн Хафаджи, посвященное р. Шукр и
отсутствующее в диване, приводит Леви-Провансаль: Е. Levi-Provencal. La peninsule
iberique au moyen-age. Leiden, 1938, стр. 103 (текст) и 126—127 (перевод).
3 Диван, 74,15—20 = 75 а—75 б (текст удовлетворительнее); Перес только
упоминает это стихотворение (Peres, стр. 211, прим. 5).
4 Знаменитая поэтесса древней Аравии, прославившаяся своими элегиями на
смерть братьев Сахра и \Амра.
5 Диван, 49, 13—15 = 76 6; Peres, стр. 211 (текст первого стихав рукописи и
издании искажен).
34 И. Ю. Крачковский, т. II
530
Арабская средневековая художественная литература
Моря Ибн Хафаджа, повидимому, не любил, как и многие жители
Андалусии; если он и вспоминает его, то главным образом рисуя ужасы
переезда (37, 2—5 = 33 б):
На быстро текущей поехал я по мраку; крылья ветра летят с нею.
Лишь только вода успокоится и стан ее сделается тонким, опять
надвигается тяжелый тыл волны.
Гибель открывает там свою пасть, вытягивает свою шею назначенная
судьба.
И я не знаю, что вздымается — волна или сердца, вздохи или ветер.1
Атмосферические явления на суше чаще останавливают внимание
поэта; его описания дают нам представление о климате этой части
Испании. Град, повидимому, не являлся там редкостью.2
Часто украшал грудь земли застывшими каплями град, низвергавшийся
как поток.
Замерзшая вода его побивала камнями долины; расплавленное наказание
поражало от нее страну.
Земля смеется, показывая ожерелье звезд, рассыпанных на ней, а свод —
мрачен и хмур.
Точно земля под ним согрешила и камненосное облако опрокинулось,
побивая ее камнями.
Полусерьезно, полушутя поэт видит в этом наказание за грехи
(112, 19-21 = 18 а):
Видно Аллах заменил капли камнями, поражая нас, а облака огорчениями.
Небо Аллаха не дождило камушками в те ночи, когда мы не были
легкомысленны,
А когда мы превратились в злых ифритов, то небесные потоки превратились
в каменный ливень.3
Снег поэту также хорошо известен (31, 14—22 = 64 а—646):
Вот ночь опустила свой подол, волоча коснувшееся земли облако.
И снег накинул покрывало на лицо земли, завернул ветку на холме, и она
закуталась.
Под покровом мрака поседели локоны веток и макушки холмов.
Обыкновенно снежный пейзаж открывался, вероятно, после ночи, как
подтверждает и следующее стихотворение (44,4—8 = 466).
Облака не унес ночной путь, и оно шло во мраке, как идет скованный.
Ветер восточный принес с ним тучу, волочащую свои подолы, которых
можно коснуться рукой.
Ночью язык вспыхивающей молнии точно слизывал под ней чернила.
Снег превратил там мрак в голубя, и побелел всякий черный ворон ночи.
Под покровом ее поседели локоны холмов и посерело темя всякой легкой
нежной (ветки).
1 Ср. еще трехстишие о море: диван, 88, 19—21; рук. 33 б (текст искажен).
2 Диван, 19, 4-7 = 18 а; Peres, стр. 231.
3 Намек на отраженное в Коране представление о том, что падающие звезды
поражают злых духов.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 537
Часто суровая картина ночной грозы завершается ясным утром
(100,12-16 = 306):
И щедро пролился над заповедным местом утренний и вечерний дождь иа
облака, которое устало передвигали хребты ветров.
И с черной тучей бился ночной мрак; яркая молния зажгла там фитили.
О Аллах, как стонет там горлица утром! Как влажна тень аракиі х
Восточный ветерок притягивает ветку на песчаном холме; она качается на
песчаном тыле и колеблется.
Прохлада утра разбудила там веки арара; 2 слезинки росы блеснули в них
и вылились.
Описания облаков и дождя дают поэту особенно широкий простор.
Чаще всего с ними рисуется гроза, но нередки и мирные картины,
в особенности дружеского пикника и пирушки на лойе ожившей природы.
Они тесно связываются иногда с теми сюжетами, которые доставили
главную славу Ибн Хафадже, — с описанием садов и цветников, часто
звучащими действительно и свежо и оригинально. Искать их надо не
в больших панегириках — касидах, где они почти задавлены грузом
традиционных образов, хотя и вариируемых с большим словесным искусством.
Проще они в небольших стихотворениях, создававшихся, вероятно, без
серьезной цели в дружеской компании, когда легко могут вспыхивать
непринужденные экспромты. Все же и они для лас часто кажутся
перегруженными образами, иногда отражающими традицию, а не живое
восприятие.3
Пусть будет орошен тот день, когда я остановился у дерева сочного,.
с которым играет северный ветер, а оно склоняется к игре,
Как опьяненное. Голубка поет ему, и оно изгибается от восторга; поит
его облако и оно пьет.
Оно веселится и воздвигает там знамя молодости, а для юношеских забав
готов там всегда верховой конь.
Там изгибается канал, точно млечный путь, там восходят звезды
нарциссов. .А
И сад — цветущее лицо, тень — черный локон, вода — блестящие зубы.
Там встретилось дыхание лаванды и ветерка и поднял свой голос
заворковавший нам с весельем голубь.
Закачался от радости перед нами стан ветки, а запад улыбнулся,
показав зубы новолуния.
Облако Для него черное одеяние, а сам он точно золотое ожерелье на
плаще тучи.
1 Деревцо, которое часто упоминают поэты в Аравии; по предположению Переса
в Андалусии термин применяется к другому, но он отказывается его
идентифицировать; см. стр. 164, прим. 3.
2 Не идентифицированное у Переса растение,
3 Диван, 32, 15—21 = 71 а (текст значительно удовлетворительнее); Peres, стр. 164.
* Обстоятельное разъяснение термина бахар— 'желтый нарцисс' см.: Peres,
стр. 170-172.
34*
532 Арабская средневековая художественная литература
Картины неба почти всегда связываются с такими описаниями
цветущей природы:1
Вот утро спустило свое покрывало с цветочных бутонов на влажном лике
(земли)
В долине, где уста маргариток напоены из обильных влагой сосцов облака.
На лоне земли рука ветерка с востока рассыпала жемчужины росы и
дирхемы 2 цветов.
Ветка холма облеклась в плащ, а шеи речек украсились ожерельем из
пузырьков.
Я остановился там, где вода — смеющаяся веселая щека, где берег —
первые признаки растительности на ней.
Ветерок утром треплет локоны холмов, а роса увлажняет лица деревьев.
Свои взоры я делил меж красотами — то тылом холма, то станом долины,
То деревцем арака, на ветвях которого декламировал голубок, когда заря
открывала лоб дня.
Пред ним заколебались ветки, осыпая его по временам плащом цветов.
И деревцо арака и пирушка друзей опять фигурируют в следующем
отрывке:п
Арака увлажненная раскинута, как небо, над нами, а своды кубков
вращаются.
Ствол ее окружает млечный путь потока, на котором цветы раскинули
свои звезды.
Она с ручейком своей воды точно красавица, стан которой стянут поясом.
Хрусталь торжественно ведет невесту вина во всем наряде, а цветы
с ветвей осыпают ее
В саду, тень которого — мрак ночи, а цветы там превратились в огни, —
В саду цветущем, где продавец тканей расстилает предо мной свои узоры,
а дрогист открывает мускус.
Поднялось там Пение, когда роса увлажнила лик земли и проснулись
цветы.
Вода — шея, покрытая ожерельями от украшений дождя, а деревья
застегнули на ней ворот.
Вариант тех же сюжетов представляет и следующее стихотворение:+
Торопи вино, когда ветерок слаб, а тень с дрожащей колоннадой темна.
Цветок точно взор, проснувшийся со слезой, вода — улыбка уст,
восхищающая блеснувшими зубами.
Охмелел стан араки, и склонилась она в опьянении, а в ветвях повторял
свою песню голубок.
По всем горизонтам от молнии в каждом облаке появилось и знамя и отряд*
Пока не закачалась в роще всякая ветка, напоенная влагой, и
переполнились холмы и потоки.
И сад затрепетал по всем краям от удовольствия, опьяненный; его клонит
восточный ветерок, и он качается.
1 Диван, 72, 5 снизу — 73, 4 = 71 а—71 б; Peres, стр. 164.
2 Серебряная монета.
3 Диван, 74, б—13; Peres, стр. 165.
* Диван, 105, 5 снизу —106, 4 = 62 а (полнее); Peres, стр. 165.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 533
Он напоен влагой, роса посеребрила его, а затем исчезла, и щеки его
позолотил ветер.
И повернулся к нему, смотря через покрывало облака, взор слабый, точно
болезненный от дремоты,
Томный, как смотрит на своих посетителей больной, как взирает на
вельможу униженный.
Солнце с затемненным лбом больное, а ветерок с вздрагивающими крылами
влажный.
Иногда картины бывают более лаконичны и конденсированы
(61, 9-12 = 34 а):
Стал влажным ветерок. Как он тонок и ароматичен! Заколебалась ветвь.
Как она нежна и свежа!
Я отвел ее, как невесту, а когда я поцеловал ее, она набросила на мое
лицо покрывало красное.
Я горделиво шел то под прозрачной рубахой облака, то под желтым плащом
солнца, уже разорвавшимся.
Ветерок просеивал влажные жемчужины дождя, а из облака открывал амбру.
Количество таких образцов можно было бы значительно увеличить.
Они особенно многочисленны в произведениях Ибн Хафаджи: к ним он
чувствовал несомненное влечение и, вероятно, сознавал, что в них его
сила сравнительно с другими поэтами. По ним видно, что он описывал,
главным образом, деревья: в саду его привлекает больше всего густая
зелень, высоко вздымающаяся в воздухе, влажная тень, дающая приют
от жары. Цветы появляются, как дополнительный фон картины.
Деревья выступают на общем пейзаже без ближайшего определения и
детального рисунка, который оставлялся для специальных, посвященных
им стихотворений. Как и другие поэты Андалусии, Ибн Хафаджа не
дает обыкновенно точных описаний каких-нибудь аллей или дорожек:
его привлекают холмистые пространства, покрытые тенистыми деревьями,
у подножия которых текут ручейки и каналы. Он живо ощущает
несущуюся оттуда свежесть, в которой веет аромат цветов и звучит пение
птиц.
Отдельные деревья и цветы появляются у Ибн Хафаджи чаще всего
в самостоятельных произведениях. У него есть свои любимцы, и часто
он рисует их или отдельно или на фоне всего садового пейзажа-
Едва ли не первое место занимает здесь померанец (нарандж)у тот
самый, который еще в XI в. считался приносившим несчастие, но теперь
вызывает мозаику образов.1 Иногда эти описания сжаты лаконичнр
в двустишие: 2
Покачивающаяся красавица. . . Дождь надел на нее красные украшения
и зеленые плащи.
Слюна облака растопилась д,\я нее серебром, а на боках ее застыла ярким
золотом.
1 Ср.: Peres, стр. 192—193.
2 Диван, 58, 10-11 = 16 6; Peres, стр. 193.
534 Арабская средневековая художественная литература
Иногда внимание направляется на плоды (87, 1 снизу — 88, 3 = 17 а)
Вот та, которую величаво возносят плечи; у нее давняя родословная
в саду ал-Хазна.1
В обличий ее я увидел, как сходятся все мечты и как рассеивается
объединенный запах благовоний.
Подсмеиваются ей светлые уста солнца, посматривает на нее голубой
взор воды.
И в воде и в огне открывается ее восхищающий облик, а мой взор,
утопая, загорается.
Нередко изображение дается на фоне пейзажа (17, 15—22 ==16 б):
И вот птица стала красноречивой и обратилась в оратора; ветка от нее
вздрогнула и заволновалась.
Склонись же весело среди затрепетавшей свежей тени и воды, что там
растеклася.
Гуляй по садику, сестре мечтаний, уверуй в вино, мать веселья.
А вот одна из дочерей стройного копья несет свежие ветви, которые
несут зеленую бахрому.
Листвой она напоминает пушок на щеках; когда расцветает, смеется точно
показывая зубы.
Росой покрывается у нее при дуновении восточного ветра изумруд, давший
золотые плоды.
Ее дыхания по временам разносит он ароматом, а по временам заигрывает
с ней издалека.
Иногда она улыбается довольно, иногда посматривает гневно.
Фиги (тин) Леванта, знаменитые не меньше севильских,2 конечно, нашли
свое отражение в стихах Ибн Хафаджи:3
О как приятно притянуть ветки фиг (балас), когда заря подобрала уже
подол предрассветной темноты.
Они склоняются, источая сок меду, как течет слюна задремавшей
возлюбленной.
От восхитительного зрелища соблазн: приятно сорвать и вдохнуть аромат.
Полюбил я их за белизну зубов и привязался за тёмнокрасный цвет губ.
Много аналогичных картин содержат стихотворения Ибн Хафаджи:
иногда он описывает дерево в цвету (39,18—24 = 69 6), иногда дерево,
склонившееся над рекой (43, 1 снизу — 44, 2). Не забывает он и
привозных фруктов, поминая дважды яблоки (туффйх) далекого Ливана (128, 3;
129, 7 снизу); едва ли в этом можно видеть простую литературную
традицию.
Из цветов особые описания посвящены, конечно, розе (вард); иногда
она украшает дружескую беседу вместе с цветами померанца
1 Знаменитый своею растительностью оазис в Аравии по дороге в Куфу, часто
воспевавшийся древними поэтами (см.: Йакут, изд. Wustenfeld, II, стр. 261—262).
2 Ср.: Peres, стр. 194.
3 Диван, 76, 7—10 =45 б—46 а; Peres, стр. 194.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 535
(19,13—19 = 19 а), иногда грустные мысли вызывает у старика запоздалая
роза, расцветшая не во-время (119, 3—7 снизу = 35 б; ср. 63, 17—19 = 356).
Очень популярным оказывается мирт (райхан);1 красные маки (шакйк)
расстилаются коврами после грозы.2 Особые поэтические ассоциации
вызывает ночная фиалка (хйрййа),2 не пахнущая днем (19, 3—6 снизу = 19 б).
Вот фиалка, между ней и ветерком идет приятная беседа, когда все
покроет мрак«
У нее ароматное дыхание, несущееся с ночью, как будто у него есть
тайна, вызывающая подозрение.
С вечером оно приходит в движение, как будто за завесой мрака есть
у него любимый,
А на заре скрывается, точно утро приставило к нему надсмотрщика.
Нетрудно видеть, что все эти пейзажи с разнообразными деталями
являются отражением действительности: по ним можно если не
восстанавливать, то по крайней мере характеризовать природу, окружающую
поэта. В противоположность отдельным сравнительно небольшим
произведениям, в традиционных яясйдах-панегириках появляется уже
традиционный староарабский репертуар. На сцену выступает и ночное
путешествие в пустыне, когда поэт приглашает „стать гостем могучего льва
или соседом забившейся в логово газели" (76,14), — совет, звучащий
несколько комично в известных нам условиях Испании; фигурирует и
ночная бессонница, когда поэт издали во время привала следит за
вспышками молнии на горизонте (81, 6—8 снизу) или встречает
навестивший его призрак возлюбленной;4 услышим мы и хорошо знакомую
беседу с месяцем (60, б). Даже мелкие приемы поэтики владеют автором
в этих традиционных произведениях: формула отрицательного сравнения,
столь излюбленная в классической поэзии,5 появляется у Ибн Хафаджи
только в таких стилизованных касйдах. Тоже по традиции в этом
сравнении привлекается сад (127, 3—4 = 64 а), свежая ветка (131,4—5 снизу),
голубка (133, 5—7 = 48 а); под влиянием неоклассической поэзии картина
сада начинает иногда и вводную часть панегирика (11, 11—12).
Все такие стилизованные картины природы надо оставить в стороне:
они могут быть не характерны для Испании, так как представляют
только имитации образцов, завещанных древностью. Нельзя отрицать,
что эти имитации иногда не лишены таланта, но реконструировать по
ним окружающую поэта природу было бы опасно.
1 Диван 75, 2—4 = 18 6; 75, 14—21 = 37 б; ИЗ, 2—5 = 18 б. Об идентификации
растения, ср.: Peres, стр. 167.
2 Диван, 95, 1—3 снизу. Идентификация растения, ср.: Peres, стр. 180.
3 Ср.: Peres, стр. 174—175.
4 Диван, 13, 8—18 = 37 а—37 б; Д а й ф, ук. соч., стр. 196.
5 Ср.: И. Крачковский. Формула отрицательного сравнения в древнеарабской
поэзии. Записки Института востоковедения Академии Наук СССР, VII, 1939,
стр. 176—184.
536 Арабская средневековая художественная литература
III
Черты природы отразились в более простых и непринужденных
произведениях Ибн Хафаджи, которые мы рассматривали сперва. В них
Андалусия чаще всего представляется цветущим садом, где даже грозы
с ливнем или снег не нарушают мирного и мягкого пейзажа. Однако
у Ибн Хафаджи в этой природе выступают несколько раз и суровые
картины, в которых он настолько оригинален, что их, как и первые, мы
с уверенностью можем считать отражением непосредственных восприятий
и переживаний. Горы для арабов во всей неоклассической поэзии, и не
только в Андалусии, не представляют никакой прелести. Изредка они
говорят о них как бы издали, или воспользуются каким-нибудь сравнением,
которое связано с их массивностью или высотой. Только у Ибн Хафаджи они
несколько раз выступают вблизи и живо, как одушевленные субъекты.
Описывая свое одинокое путешествие ночью, он рисует картину, для
которой едва ли найдется параллель во всей арабской поэзии:1
Высокая, с гордой вершиной, величавая, своим хребтом она готова
померяться с высотами неба.
Со всех сторон закрывает она полет ветру, а ночью боками оттесняет
яркие звезды.
На спине пустыни она сановита, точно в течение ночей размышляет о том,
чем все кончится.
Облако обвивает кругом нее черные чалмы, у которых красные бахромки
от вспышек молнии.
Я прислушивался к ней — она нема и молчалива, но в ночь пути поведала
мне чудеса.
И сказала она: „О, сколько раз я была убежищем убийцы и родиной для
стонущего, который уединился от мира с раскаянием!
„Сколько проходило у меня вышедших ночью и двигавшихся весь день!
Сколько животных и путников проводило в моей тени
полуденный отдых!
„Сколько боковых ветров колотило мои склоны, сколько зеленых морей
(ночи) 2 устремлялось на мои хребты!
„Но это лишь промелькнуло, и встретили их руки гибели, и улетел с ними
ветер разлуки и превратностей,
„Трепет моей рощи — только дрожание ребер; плач моих горлинок — только
вопль плакальщицы.
„Не утешенье истощило мои слезы: я исчерпала свои слезы в разлуке
с друзьями,
„Доколе же я буду оставаться, а мой друг уходить! Я прощаюсь с ним
как отъезжающим, который не вернется.
„Доколе я буду пасти звезды, бодрствуя от бессонницы! Вот поднимается
одна в конце ночей, другая заходит.
1 Диван, 27, 3—19 = 52 а—52 б; ан-Нувайрй. Нихайат ал-араб, I. Каир, 1923^
стр. 227, 6—18; Peres, стр. 159—160. (И здесь, и в других случаях я не отмечаю-
расхождений моего перевода с данным Пересом; они объясняются как иным
пониманием текста, так и вариантами ленинградской рукописи, которые иногда кажутся мне:
лучшими).
2 Ср. аналогичный образ—65, 13.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника*1 53Т
„Смилостивься же, владыко, над зовом прибегающего к тебе, который
протягивает к твоим дарам руку с упованием!".
И гора дала мне услышать в своем наставлении много увещаний, которые
переводил за нее язык опытов.
Она утешила, заставив заплакать, успокоила, причинив страданье, и лучшим
товарищем была в ночном пути.
И сказал я, повернув в сторону от нее своим путем: „Мир тебе! Ведь все
мы — кто уходит, кто остается*.
Этой картине с одухотворением горы вечной и могучей, но в то же
время чувствующей страдания людей, которые проходят по ее дорогам,
ищут убежища в ее пещерах, нельзя отказать ни в величии, ни в
оригинальности. Социальные мотивы редко выступают так ярко в
произведениях Ибн Хафаджи, как в этом стихотворении.1
Картина вероятно когда-нибудь сильно поразила воображение поэта,
и он еще раз возвращается к ней в другом, более кратком варианте
Прелюдией и здесь служит ночное путешествие.2
Оседлал я хребет решимости, а мрак ночной был повсюду разлит, точно
в груди его заря запрятана, как тайна.
Северный ветер облек меняв плащ росы; недра араки вздрагивали с ужасом
от него.
Мрак рассекала вспышка нефти, посланная молнией; море черной ночи
метало ее.
И вот показалась высокая, с горной вершиной, величавая; ночью стан ее
опоясывается созвездием Близнецов.
Сановитая от протекших ночей; она точно склонилась, прислушиваясь
к беседе, а в ушах глухота.
Утвердились у нее все основы стойко; она в молчании нахмурилась, а луна
уже засмеялась.
Небесный орел ищет убежища на ней, точно этот орел устремляется
к своему гнезду там.
И я не знал от молчания ее и спокойствия — число ли годов придало ей
величавость или гордость.
Легенда говорит, что Ибн Хафадже пришлось на себе испытать те
неожиданности, которые таили иногда для путников горы. Раз, проходя
в пути по страшному ущелью со своим приятелем поэтом Ибн Вахбу-
ном, он заметил две вершины, возвышавшиеся на дороге. Ибн Хафаджа
сразу сказал экспромт: 3
Вот вершина, что не навещает своего брата, хотя и близко пройти этот
путь к свиданью.
Воздвигла ее голая скала, похожая на кафедру, а она стоит на вершине
проповедником.
1 Ср.: Peres, стр. 160 и 454, прим. з.
2 Диван, 64, б—12 = 36 б; ан-Нувайрй, ук. соч., стр. 228, 2—6.
3 Рук. 33 а (в диване, 25, 8—9, только два стиха, так как три последние прибавлены
самим Ибн Вахбуном, см.: диван, 4—5). Об этом случае ср. еще: Peres, стр. 160.
Менендес Пидаль относит событие к марту 1088 г. и локализует его у замка Аледо»
(La Espana del Cid, I, стр. 388).
538 Арабская средневековая художественная литература
Ибн Вахбун продолжил стихи:
Говорит она: „Берегись, не обольщайся, давно уже останавливается у меня
убитый и проходит ограбленный".
Она декламирует нам: „Мы оба здесь чужие, а ведь всякий чужак
чужаку родич.
„Если не навестит его товариЬц и друг, то навестит его здесь орел
и волк".
Ибн Хафаджа почувствовал в этих стихах дурное предзнаменование,
и оно сбылось, как говорит легенда: на третий день Ибн Вахбун был
убит разбойниками, а Ибн Хафаджа ограблен и только случайно
избежал гибели.
Образ горы, как прибежища и гонимых и разбойников, проходит
бегло и в других стихах Ибн Хафаджи (например, 21, 19—21 = 196,
114 ult. = 20a); описанию ее он посвятил одно из своих прозаических
посланий.1
Рисуя пейзаж, Ибн Хафаджа, как мы видели, часто оживляет его
птицами. Большое внимание он уделяет и другим живым существам —
домашним и диким животным. Иногда они выступают на передний план,
являются как бы главными действующими лицами, а пейзаж только
оттеняющим их фоном. Не все из этих картин одинаково для нас
интересны в данном случае: только мельком нам придется коснуться,
например, тех, которые связаны с лошадьми, так как и они часто отражают
сильнее литературную традицию, чем окружающую поэта жизнь и
природу. Другие, наоборот, несомненно оригинальны.
Лошадь по давней традиции появляется не столько в описаниях
пути, сколько войны и охоты, иногда подарков друзьям. Это не сфера
Ибн Хафаджи, хотя нельзя отрицать, что он в совершенстве владеет
всем репертуаром образов, освещающих такие темы в классической и
неоклассической поэзии. Специальное исследование и здесь извлекло бы,
вероятно, богатый материал: о количестве его можно судить даже по
разнообразию тех лошадиных мастей, которые называются в этих
описаниях.2
Собаки рисуются исключительно на охоте; одно из таких
описаний пользовалось особой популярностью в Андалусии и часто
приводится в качестве классического образца во всей более поздней
поэзии.3
1 Ан-Нувайри, ук. соч., стр. 228, 8—11.
*Ашхаб 51, ю-12 (=5 б); 86,19-23; 95, 2о; ЮЗ, 14-15; 118 ult. —119, 4 (=28 а);
ашкар 26, 6-Ю (=51 а); 34, и (=73 б); 75, 6-8 (=30 б); 95, 22; ад хам 44, 22 (=46 б);
51, із—15 (=5 б); 95, 21; 103, із; адхам-бахйм 67, б—18 (=46 а); аблак 80, з—П (=14 а);
агарр 22, і_4(=28б); вард 68, 8— И (=51 а). Ср.: Peres, стр. 236.
3 Диван, 53, 9—14 = 8 а; ал-Маккарй. Нафх ат-тйб, I. Лейден, 1855, стр. 454, 25—31;
Peres, стр. 346 (приведен еще ряд цитат того же отрывка).
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 539
(Он гонит добычу) со всяким далеким в забегах, широкопастым, грудастым,
тощим в боках, украшенным ошейником, кровожадным.
Он оскаливает точно острия мечей, а бежит на похожих на гибкое копье
ногах,
Высматривая следы дичи на скале, хотя ночь завернулась в покров смолы.
Среди них есть черные, взор которых сверкает, и уголек его указывает
тебе путь, как искорка огня.
Другие с краснорыжим одеянием; его кожаный ошейник точно снят
со звезды, побивающей (шайтанов) в небе пыли.1
Он мчится по строчке дороги, уже стершейся от древности, и читает
буквы следов.
Худоба изогнула его стан, и, когда пыль его скрывает, он кажется
месяцем в последние дни.
В таком же роде и другие описания, выделяющие те же черты
{35, 2 снизу — 36, 2 = 13 а):
Вислоухий, если бы он принялся опережать молнию, то крылья успеха
полетели бы с ним.
Он нюхает землю, расспрашивая о ее детях, и запах дает о них весть
его носу.
Худой в стане — когда гонишь с ним добычу, его лук берет на плечи
сама назначенная судьба.
На голове его утвердилась черная ночь, а шею его перевязало утро.2
Достаточно живо рисуется погоня охотничьей собаки за зайцем
(37, 7-13 = 356 —36 а):
Вот серый, — все внутренности его заполнил страх перед узкоглазым,
пасть которого наполнена острым оружием.
Он спасся бегством и летит, ужасаясь поджарого, у которого скачки такие,
что тесна им степь.
И удивительно, что подол ночи подбирает черный, которого мчит бег.3
Он скачет, оскаливая острия наточенные, и несут его копья ног.
По временам взбегает он на кривые холмы, по временам течет
по долинам.
Он бежит, ускоряя, и заря поблескивает там, где он бежит, а молния
сверкает.4
В браслеты и запястья облекли его вспышки молнии, мчащейся с ним,
а ожерелье надела заря.5
Ибн Хафаджа знаком и с соколиной охотой, которая была очень
распространена в Андалусии.6
1 Собака с ошейником так быстро мчится в облаке пыли, как в небе летит
падающая звезда.
2 Собака — черна, с белизной на шее.
3 Черная собака, сверкая белой шеей и концами лап, мчится как бы по краю
ночной темноты.
4 Белые пятна на собаке кажутся от быстрого бега светом зари и молний.
5 Картина тех же белых пятен.
6 Ср.: Peres, стр. 346—347.
540 Арабская средневековая художественная литература
В той самой большой касидеу где он дает одно из описаний
охотничьей собаки, несколько строк посвящено и соколу.1
Он гонит добычу с каждым точно опутывающим ее, у которого звучат
крылья, окрашены когти.
Бока его завернуты в покрывало, веки насурмлены золотом.
Он мечет его в отдаленнейшую цель, и птица возвращается, окрасив
своих когтей и клюва.
Дикие животные редко появляются в стихах Ибн Хафаджи; они
были мало распространены в Андалусии. Когда в панегирике герой
сравнивается со львом или в описании пути поэт говорит о своем
бесстрашии при встрече с ним, мы знаем, что это репертуар классической
поэзии, неизбежно применяемый арабами во все времена и во всех
странах. Однако междоусобные войны и разорение отдельных областей
вызывали иногда появление в большом количестве волков.3 Поэтому
описания их звучат у Ибн Хафаджи гораздо живее и, вероятно,
отражают непосредственные наблюдения. Обе наиболее популярные его
картины связаны с ночным путешествием, образы которого сильно
насыщены элементами классической поэзии.4
Не одну (видал я) пустыню, во мраке которой и звезда не движется
и свод небесный не вращается.
Сириус пылает в ней; он точно золотой динар в руке у негра мрака.
Мечет он свои стрелы в рощи и холмы там, перемежая, как волнуется
поток.
Темнота окутала меня, а кругом обходил меня волк, появляющийся
с мраком посетитель,
Находящий дорогу ко дворам жилищ, совершающий набег, выслеживающий
детей ночного пути, коварный.
Он бродит ночью, когда роса уже увлажнила лицо восточного ветра,
в шубе, которой коснулась дрожь.
И шел я во мраке, когда огонь можно выбить только из его зрачка
да моего мужества.
Я выступал в одеяниях, накинутых на меня мраком, к которым прикреплены
пуговицы звезд.
И ночь сокращала свои шаги, а часто долги бывают ночи для всадников,
хотя они и коротки.
Поседело темя от ожерелья Млечного пути там, а от линии молодого
месяца щека.
1 Диван, 53, 6—8 = 8 а; а л-Мак кари, ук. соч., I, стр. 454, і—3; Peres,
стр. 349.
2 В оригинале „букву ра когтей и клюва", так как форма ее напоминает
загнутый клюв.
3 Ср.: Peres, стр. 238.
* Диван, 59, 8-18 = 20а; Дайф, ук. соч., стр. 197; Peres, стр. 238.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" 541
В тех же тонах нарисована и вторая картина:1
Двинулся он в путь ночью. Мчит вскачь его каждая волна, которую
кидает зеленое море ночи.
Нет товарища, кроме острого индийского меча и стройного, легко
колеблющегося смуглого копья,
Да кроме серого, навещающего ночью, угрюмого, который бредет под
завесой темноты, укрываясь.
Он зевает от схваток голода и жалуется и воет, а его охватывает
боковой холодный ветер.
Но на пути его желаний искра острия на моем мече; похожую на нее
шевелит в зрачке он, когда смотрит.
И все время то голод его подталкивает — и он приближается ко мне,
то страх отталкивает от меня — и он удерживается.
У Ибн Хафаджи имеется еще знаменитое описание страуса, особенно
популярное, быть может, потому, что оно остается единственным во
всей андалусской поэзии. Оно включено все в ту же большую пьесу,
где находится описание охоты с собаками и соколами.2
Вот летучий легкий — он помчался и поднял мчавшегося за ним летучего.3
Выступает он короткими шажками, горделиво, как идет девица, что волочит
конец своего покрывала.
Окрашен клюв у него; ты можешь подумать, что он от жажды выпил
из кубка с вином.
Гнездо не может удержать его в спокойствии: он все боится ночи ужаса
или дня гибели.
Едва ли можно на основании этого отрывка заключать, что Ибн Ха-
фаджа сам видел страуса в Испании.4 Появление этой картинки в
большом произведении скорее говорит о подражании традиционным образцам.
Еще отчетливее это выступает второй раз, когда он упоминает страуса.
Это происходит опять в большом панегирическом стихотворении, когда
поэт, вспоминая свой опасный переезд, говорит (125, 2 снизу =62 б):
И сколько страусов спугнул я во время ночного пути в Хузве, сколько
газелей прогнал в Джасиме!
Уже # эти географические имена чисто условного характера,
подражающие принятым в доисламской поэзии,5 говорят о том, что здесь мы
скорее имеем дело со стилизацией под древность, чем изображение
фактически виденного поэтом.
1 Диван, 65, 13-18 =43а; Peres, стр. 239.
2 Диван, 53, 19—22 = 8 а; а н - Н у в а й р й, ук. соч., IX, 1933, стр. 340, 13—341, і;
Peres, стр. 245—246.
3 Относительно параллелей из древнеарабской поэзии комментаторы расходятся,
что надо пэнямать под последним образом: хвост страуса или облако пыли.
4 Peres, стр. 245.
5 Хузва — местность в Аравии, часто упоминаемая древними поэтами (см.: И ä к у т,
II, стр. 262—263); Джасим — такая же в Сирии (см.: там же, II, стр. 8—9).
542 Арабская средневековая художественная литература
Если упомянуть находящиеся в собрании стихотворений Ибн Хафаджи
описания ручного барана с овцой (25, 10—17 = 37 а) и не совсем ясное
произведение, где фигурирует змея (98, ult. — 99, ult. = 29a — 296), этим
будут исчерпаны те живые представители природы, которым поэт посвятил
специальные картины. Можно было бы добавить еще случайные
упоминания в отдельных образах и сравнениях, перечень которых получился бы
достаточно большой. К ним, однако, надо относиться с систематической
осторожностью, так как часто это только подражание принятым в
старой литературе деталям.
Оставив их в стороне, мы все же можем согласиться с арабскими
критиками, которые признали Ибн Хафаджу „садовником", поэтом по
преимуществу садовой природы в Андалусии. Здесь он умеет находить
свои собственные мотивы и не только в описании цветов и деревьев,
но и в более широком пейзаже, меняющем вид в разные времена года,
в разные часы дня и ночи. Он видит не только светлые, но и мрачные
краски, как в популярном по заслугам, единственном в андалусской
поэзии описании гор. Он не забывает и живых насельников этого
пейзажа: и здесь наряду с охотничьими собаками и соколами, служащими
для забавы, мы видим волков, появление которых говорит о разорении
некоторых областей цветущего края. Думается, что биогеограф,
ценящий историческую перспективу, найдет в стихах Ибн Хафаджи не
лишенные интереса иллюстрации к тому, что говорят ученые труды арабов.1
1 См. еще к биографии Ибн Хафаджи: Н. Peres. La poesie a Fes sous les Almo-
ravides et les Almohades. Hesperis, XVIII, 1934, стр. 16, прим. 1.
-НИК
SS^^X^^EE^NEEE?^^
С. Brockelmann. Prof« D-r. Geschichte der arabischen
Litteratur von — . Erster und zweiter Supplementband.
Leiden, E. J. Brill, 1937—1938, in 8°, XIX, 973 стр.
В области арабистики, как и всех связанных с нею литератур и
дисциплин, едва, ли не крупнейшим событием за 1936 г. явилось начало
выхода в свет дополнительных томов к известной „Истории арабской
литературы" К. Брокельмана. Появление ее на рубеже XX в. составило
несомненную эпоху в науке; встреченная вначале несколько суровой
критикой, в законченном виде она оказалась совершенно необходимым
и незаменимым пособием. Можно смело сказать, что нет ни одного
арабиста, который сумел бы в настоящее время обходиться без нее;
в известной мере это надо распространить на иранистов, тюркологов,
гебраистов и вообще всех, причастных к изучению Ближнего Востока,
кому приходится в той или иной мере пользоваться арабскими
материалами или восходить к арабским источникам. Целые поколения ученых,
начиная с конца XIX в., в буквальном смысле учились и росли на этой
книге, которая сопровождала их всю жизнь. Ее влиянием надо
объяснить, что первое десятилетие XX в. сразу выдвинуло ряд общих обзоров
истории арабской литературы (самого Брокельмана, Хюара, Пицци,
Никольсона, Гольдциэра, Крымского, позже Гибба); книга,
действительно, открыла новую эру в своей области. Она настолько стала нам
привычной, что иногда даже трудно себе представить, как можно было
работать, когда не существовало книги Брокельмана.
Однако и наука и жизнь идут вперед: нельзя забывать, что первый
том ее вышел в 1898 г., второй — в 1902 г. Истекший период был
особенно богат в области арабистики. Появился целый ряд новых каталогов
рукописей, притом не только западных собраний, но и восточных. Более
и более углубляющееся изучение стамбульских хранилищ почти во всех
областях приносит неожиданные открытия и заставляет иногда совершенно
менять считавшуюся установленной картину; в сферу изучения входят
такие области письменности, на которые раньше не обращали внимания.
Колоссально возросло количество впервые публикуемых источников,
причем и в этом направлении усиленную деятельность за последние
десятилетия стали проявлять арабский Восток и Индия. Среди этих
новых изданий особенно надо отметить группу иногда многотомных
544 Арабская средневековая художественная литература
биографических словарей, нередко доставляющих исключительный по
важности материал историко-литературного характера. В связи с ростом
источников шел рост монографических исследований и отдельных статей
по самым разнообразным областям арабской письменности, иногда
впервые привлекаемым к изучению. Надо, наконец, вспомнить, что новая
арабская литература, едва начинавшая пробовать свои силы в те годы,
когда выходило первое издание книги Брокельмана, за последнюю
четверть века развернулась пышным цветом и потребовала к себе
специального внимания, вызвав целый ряд работ в Европе, широко развив
издательскую деятельность у себя на родине. Понятно, что при таких
условиях потребность в различных дополнениях к книге Брокельмана
за последние годы росла все сильнее и сильнее.
Лицам, знакомым с автором, было известно, что осуществление
второго издания невозможно в силу особых обязательств, связанных с
условиями первого издания. Поэтому все заинтересованные в успехах
арабистики с особенной радостью могли узнать, что в феврале 1936 г.
известной фирмой Е. J. Brill в Лейдене было разослано сообщение
о подписке на дополнительные тома; издание могло осуществиться уже
при скромной цифре ста подписчиков. Не приходится удивляться, что
это число было быстро превзойдено и дошло до четырехсот; в начале
марта были разосланы извещения, что издание начато и первый выпуск
выйдет в мае. И здесь срок оказался опереженным: подписчики
получили выпуск еще в апреле.
Задумано издание в широком масштабе, достойном и автора и
издательства, которому востоковедение многим обязано и за последние годы
{достаточно напомнить хотя бы заканчиваемую „Энциклопедию ислама"
и монументальный конкорданс к $адйсам); рассчитано оно было на
25 выпусков, по 4 печ. листа в каждом, с окончанием приблизительно
в два года; цена выпуска по подписке два голландских гульдена. Общий
объем дополнительных томов (100 печ. листов —1600 страниц), таким
образом, должен был превзойти основное издание, которое содержит
1242 стр. (первый том — 528, второй — 714); это превышение в известной
части падет на распространенные указатели ко всей работе, которые
должны будут включить полностью и весь материал основного издания
(указатели в нем занимали только 176 стр.). Фактически эти размеры
оказались значительно превзойденными, и два первых тома (без третьего
и указателей) заняли более 2000 страниц.
Вышедшие выпуски говорят со всей определенностью, что
дополнительные тома составят такую же эпоху в науке, как в свое время основные.
Конечно, выход второго издания, в котором весь материал был бы
переработан в едином изложении, казался бы более простым и
желательным. Однако автор сделал все возможное, чтобы облегчить пользование
дополнениями. Принятая им система достаточно наглядна, но не
избавляет от необходимости обращаться и к основному изданию.
О книге К. Врокельмана
545
От этого издания автором сохранено неизменным общее
распределение материала как в смысле отделов, так и хронологической
последовательности; характер же приводимых дополнений очень разнообразен
и создает в изложении естественно очень неоднородную картину. Иногда
целые отделы перерабатываются заново и, по существу, дают второе
издание соответствующих частей книги. Не менее часто в сохраняемых
отделах появляются новые абзацы, а иногда и совершенно новые отделы
(для примера можно отметить во втором выпуске отдел о возникновении
псевдо-алидской литературы, о прозе эпохи Омейядов, общую
характеристику аббасидской поэзии). В основном же дополнения идут по линии
включения новых имен поэтов и авторов, число которых возрастает
в несколько раз сравнительно с первым изданием; главный упор, как и
раньше, делается на полноту биобиблиографических сведений о них и об
их сочинениях. О фигурировавших раньше авторах эти
библиографические дополнения доводятся, можно сказать, до последних дней.
Кроме нового материала и различной переработки, можно заметить
в дополнительных томах и некоторые принципиальные отличия
сравнительно с основным изданием, вызванные развитием науки. В изложении
дается большое количество ссылок на первоисточники по отдельным
детальным пунктам, которые почти совершенно отсутствовали раньше.
Кроме появления за это время новых материалов и новых изданий,
объясняется это и всесторонней начитанностью автора, который
внимательно штудировал вновь появляющуюся литературу в течение четырех
десятков лет. Благодаря такому непосредственному привлечению
первоисточников, некоторые отделы приобретают характер, совершенно
необычный для первого издания; они являются зародышем научной
монографии и исследования по отдельным вопросам или отдельным авторам,
которые уже нетрудно было бы превратить в большую работу. Эта
система особенно полезна для начинающих работников, которые легко
могут видеть, какие темы актуальны в настоящий момент в науке, и
даже каковы могут быть главные линии их исследования.
Вторым принципиальным отличием сравнительно с основным изданием
является другое отношение к современной арабской литературе,
вызванное тоже естественным ходом жизни. В своем проспекте автор
справедливо отмечает, что, когда он выпускал свою „Историю арабской
литературы", новая арабская литература почти не существовала. За
сорок лет положение в корне переменилось — она выросла и количественно
и качественно, появились специальные работы о ней. Последний отдел
истории литературы будет поэтому совершенно переработан и вся
художественная продукция найдет себе в нем должное • отражение. Из
вышедших выпусков, однако, видно, что автор не ограничил свою задачу
одной только художественной литературой: он обратил серьезное
внимание и на современную арабскую историю литературы и критику,,
которую систематически привлекает как по общим вопросам, так и по
35 И. Ю. Крачковский, т. II
546 Арабская средневековая художественная литература
частным. Известная работа Т. Хусейна, например, часто цитуется им
в различных отделах, посвященных поэзии; уделено внимание критическим
взглядам современного поэта Ахмеда Абу Шадй, почти исчерпывающе
даются библиографические указания на работы, часто помещенные в виде
статей в арабских журналах, бейрутского историка литературы Ф. ал-
Бустанй. О тщательности и богатстве привлеченного материала можно
судить по одному частичному примеру. Давая список общих обзоров
истории арабской литературы, на этот раз он не ограничивается
европейскими, но приводит и современные арабские курсы и очерки.
Совершенно естественно, не все они заслуживают положительной оценки, но
для общей характеристики литературного движения картина получается
полная. Автор указывает (стр. 12—13) двадцать три названия; из них
рецензенту, считающемуся специалистом по новой арабской литературе,
доступны только семь. Одно это сопоставление ясно говорит о
количестве материалов, привлеченных Брокельманом даже и в этой области.
В его работе уже оправдалось то положение, которое я выдвигал
несколько лет тому назад, говоря, что в настоящее время при разработке
новоарабской литературы нельзя ограничиваться европейской научной
литературой, а необходимо в такой же мере считаться с работами
современных арабских ученых (ЗИВ, III, 1935, стр. 179).
В параллель к этому интересно отметить еще одну сторону нового
труда, которая имеет уже непосредственное отношение к нам: большое
внимание и систематическое привлечение русской научной литературы.
Оно распространяется на все области печатной продукции за последние
40 лет. Использованы новые каталоги рукописей б. Азиатского музея
(в частности, коллекции, собранной на кавказском фронте, и так
называемой бухарской), систематически отмечены сколько-нибудь
значительные рецензии в ЗВО и ЗКВ, указаны мелкие статьи из ДАН, и т. д.
Важно подчеркнуть, что автор не ограничился только приведением
заглавия работы в соответствующем отделе (западные ученые, вероятно,
не очень будут ему благодарны за то, что он приводит только
транскрипцию русского заглавия, не давая его перевода), видно, что работы
читались им и он обращал внимание даже на отдельные детали, умело
привлекая их в нужных случаях (см., например, стр.30, прим. 2, где речь
идет о поэте ал-Ва^ахе с указанием материала в двух русских работах).
Осуществление такого громадного свода силами одного человека
возможно только потому, что он начал работу над ним молодым
человеком (нельзя забывать, что первый том „Истории арабской литературы"
вышел тогда, когда автору было всего 30 лет) и продолжал трудиться
над ним неустанно почти 40 лет. Наука росла вместе с ним и только
в процессе такого роста можно было ее охватить. Неизбежная
дифференциация научных областей и колоссальное увеличение печатной
продукции ведут к тому, что в будущем такие предприятия станут возможны
только при условии коллективной, очень налаженной работы.
О книге К. Брокелъмана
547
Грандиозные масштабы свода, составленного Брокельманом, уже
сами по себе говорят, что, как и в основном издании, в нем неизбежны
всякие пропуски и недоразумения. Можно с уверенностью а priori
сказать, что поправки будут необходимы почти к каждой странице при
монографическом ее изучении. Однако именно это обстоятельство
говорит о грандиозности идеи и героизме ее выполнения. А priori ясно —
и просмотр это подтверждает, — что если при малой доступности на
Западе русской литературы возможны в ней пробелы, то другим
славянским литературам автор не мог уделить того углубленного внимания,
которое он направил на русскую; поэтому, естественно, в более бедных
количественно областях польской, чешской или сербской арабистики
заметны более значительные пропуски. Отсутствие в арабских странах
систематической библиографии позволяет серьезно работать над
литературой по существу только на месте, и, конечно, соответствующие части
дополнений Брокельмана заранее обречены на известную неполноту.
При объеме работы не все упоминаемые им произведения он мог
изучать de visu, и на этой почве вкрались и неточности и прямые
недоразумения. Таким образом ясно, что с первого же дня пользования
„дополнительными томами" к ним начнут расти дополнения и поправки.
И тем не менее, всякому, имеющему представление об истории арабской
литературы, ясно, что новый труд составит в науке такую же эпоху,
как в свое время основное издание. Настоящее поколение арабистов
должно чувствовать себя счастливым, начиная работу при наличии
„дополнительных томов", а не одного основного издания, как в свое время мы.
->£о§§о#-
>У£^«^
MUTANABBIANA
(К 1000-летию со дня смерти поэта)1
I. Юбилейные торжества и литература в арабских странах. — II. Новая французская
книга о поэте. — III. Упоминания о нем в русской литературе.—
IV. Два стихотворения в переводе В. Р. Розена.
I
Тысячелетний юбилей ал-Мутанаббй не мог превратиться в такой
национальный и международный праздник, как тысячелетие со дня
рождения Фирдоуси. Раздробленность арабских стран, разнообразие
политических условий, в которых они находятся, вызывали, естественно,
партикуляризм и невозможность установить единый основной центр этого
празднества, так как жизнь ал-Мутанаббй принадлежала по меньшей
мере четырем государственным образованиям современнности — Ираку,
Сирии, Палестине, Египту; к ним следовало бы прибавить и Иран с
кратковременным, правда, пребыванием в Арраджане и Ширазе, незадолго до
смерти. Показательно, что именно в Ираке, где ал-Мутанаббй и родился
и кончил свою жизнь, никакого официального празднования состояться
не могло: оно, однако, намечалось серьезно (ср. Oriente Moderno, XIV,
1934, стр. 545), и крупнейший поэт Ирака, аз-Захавй, еще при жизни
успел опубликовать приготовленное для этого стихотворение в
последнем сборнике своих произведений („ал-Аушал". Багдад, 1934, стр. 284—
288). Отдельные писатели Ирака, конечно, продолжают его помнить,
и мысль об официальном праздновании, повидимому, еще не оставлена,
как видно по статье Мухаммеда Ахмеда ас-Сеййида в журнале „ал-Ха-
сид" (специальный номер, 30 IV 1936, стр. 26—28, 54—55). В скромных
рамках, в виде одного заседания, 2 июня 1935 г. были организованы
поминки американским университетом в Бейруте — в городе, который
не играл никакой роли в жизни ал-Мутанаббй, но за последний век стал
культурным центром Сирии. Один из докладов, прочитанный известным
бейрутским историком литературы Ф. ал-Бустанй, уже доступен в пе-
1 Дата принята по мусульманскому летосчислению; смерть поэта падает на конец
рамадана 354 г. (в источниках указываются различные числа между 22-м и 28-м;
см. упоминаемую дальше книгу R. В lächere, стр. 257, прим. з), т. е. между
21—27 сентября 965 г. н. э. Конец рамадана 1354 г. соответствует концу декабря
1935 г.
Mutanabbiana
549
чатном виде („ал-Машрик, XXXIII, 1935, стр. 289—297) и обнаруживает
в авторе, как всегда, серьезный подход к своей задаче и несомненный
популяризаторский дар. В Египте юбилей отметили оба наиболее
известных журнала, „ал-Хилал" и „ал-Муктатаф", выпуском специальных,
посвященных ал-Мутанаббй номеров. В первом (август 1935 г.) дано
(стр. 1122—1224) около двадцати небольших статей крупнейших
писателей Сирии и Египта на различные темы, связанные с жизнью и
творчеством поэта. Редко они вносят что-либо новое в науку, но интересны,
главным образом, как отражение различных теорий и течений, владеющих
в наши дни умами арабской интеллигенции. Выделяется оригинальностью
замысла и удачным подбором иллюстраций статья хранителя Арабского
музея в Каире Хасана Мухаммеда ал-Хаварй „Жизнь искусства в эпоху
ал-Мутанаббй" (стр. 1169—1176); любопытное оживление вносят в номер
два фантастических „портрета" поэта (один, известный и раньше,
принадлежит Джебран Халйл Джебрану, стр. 1153) и две карикатуры из его
жизни современного арабского художника. В противоположность первому
сборнику юбилейный номер „ал-Муктатафа" (за январь 1936 г.) дает только
одну работу Махмуда Мухаммеда Шакира (стр. 7—168) с небольшим
предисловием редактора журнала Фу'ада Сарруфа (стр. 1—6). Работа
представляет попытку наметить основные линии биографии
ал-Мутанаббй, главным образом на базе его стихотворений, с очень
произвольным иногда толкованием; она переполнена фантастическими
гипотезами и мало убедительными построениями, где к заранее намеченной
схеме автор подгоняет свой комментарий отдельных стихов. Автор
обещает посвятить ал-Мутанаббй большую книгу, в которой предполагает
обстоятельно разобрать все затронутые им здесь вопросы. Система и
приемы его исследования не позволяют возлагать надежд на обещанное
произведение.
Алеппо, с которым связаны едва ли не самые популярные
произведения поэта, несколько отстал от других городов Сирии, хотя
предположения о юбилейных торжествах здесь продолжают проскальзывать
в арабской печати. Впервые на международную почву в широком
масштабе перенес празднование Дамаск. Инициатива принадлежала Арабской
академии и во главе организационного комитета стоял ее президент
'Абд ал-Кадир ал-Магрибй; участие в созыве конгресса принимало
сирийское правительство и верховный комиссар Французской республики.
Съезд состоялся 22—29 июля 1936 г.; придать международный характер
в полной мере ему не удалось. Благодаря большому количеству
заграничных членов (не только во всех арабских странах, но также в Европе
и Америке), которым были разосланы приглашения, Академия имела все
возможности для этого; однако необходимо учитывать и удельный вес
ал-Мутанаббй сравнительно с Фирдоуси: в противоположность
последнему он все же только национальный, а не мировой поэт и никогда
таким не станет.
550 Арабская сред невековая художественная литература
Как видно по отчету о празднестве, опубликованному в органе
Академии (Revue de PAcademie Arabe de Damas, XIV, 1936, стр. 297—303),
из европейских ученых упоминается только шведский ориенталист
К. Цеттерстен. Доклады и приветствия предположено издать отдельным
сборником; те из них, которые до сих пор частично опубликованы в
журнале Академии, не возвышаются над уровнем уже характеризованных
арабских статей и обычных хвалебных стихотворений (там же, XIV,
1936, стр. 286—293, 294—296, 304—308, 336—351, 353—368, 369—376,
377—378, 402—426). Как всегда, несколько оригинальнее был задуман
доклад, сделанный на конгрессе представителем Бейрутского
университета Ф. ал-Бустанй („ал-Машрик", XXXIV, 1936, стр. 351—360). На
юбилей отозвался левый дамасский журнал „ат-Талйга" (II, № 6—7, август—
сентябрь, 1936, стр. 485—544), посвятив ему половину специального
номера (11 статей, 6 стихотворений); среди участников имеются крупные
имена: ар-Рейханй, Шахбендер, ар-Русафй.
Если торжества в честь Фирдоуси прошли с таким блеском и
прокатились широкой волной по всему миру, то это объясняется не только
рядом политических причин, но и тем обстоятельством, что его
значение как поэта всем ясно и не вызывает сомнений. Он может войти
в плеяду мировых поэтов наряду даже с такими, как Гомер; почти все
культурные народы имеют о нем понятие, хотя бы в известной мере, по
переводам, предназначенным не только для узкого круга специалистов.
В противоположность этому имя ал-Мутанаббй едва ли не для всех
народов, не затронутых „мусульманской" культурой, представляет пустой
звук. Торжества, организованные в некоторых городах Европы, были
обязаны, главным образом, энергии сосредоточенной в них арабской
колонии; таково, например, заседание, устроенное 12 июня в Берлине
по инициативе „Объединения арабских студентов", в котором приняло
участие несколько немецких ориенталистов (см. газету „ал-Ахрам" от
23 июня 1936 г.). Таковы же были торжества в Лондоне 14—16 октября,
где главным организатором явилось египетское посольство („ал-Ахрам",
18 октября 1936 г.; Oriente Moderno, 1936, № 11, стр. 600; JRAS,
1936, стр. 722). Если ал-Мутанаббй совершенно справедливо, с полной
уверенностью можно признать классиком арабской поэзии, имя которого
должно быть названо в первом десятке, то даже в случае ближайшего
знакомства с ним, когда-нибудь, Европы он все же не попадет в разряд
мировых поэтов. Едва ли основательно стремление некоторых
современных арабских критиков сравнивать его с Данте, Шекспиром или
Виктором Гюго, искать у него параллелей к теориям Дарвина и даже... Ницше.
И поэту и арабской литературе в целом эти тенденции оказывают
плохую услугу; его оригинальность и своеобразная мощь совершенно
затушевываются, точно за ними не признается никакого достоинства и права на
внимание, а центр тяжести переносится на поиски бледных параллелей к
тому, что существует в Европе, как единственному якобы мерилу величия.
Mvtanabbiana
551
Нельзя, конечно, отрицать, что в настоящее время в Европе его не
знают: европейские переводы его известны только как исключение и
редко кому, кроме ученых специалистов, доступны: очень часто они
носят вспомогательный, учебный характер. Внимание к ал-Мутанаббй
в науке за последние полвека значительно ослабело, так как главный
интерес переместился в предшествующие периоды арабской литературы;
основные работы о нем, как ни странно, относятся к первой половине
прошлого века. Положительной стороной юбилея будет, несомненно,
рост литературы об ал-Мутанаббй; для арабских стран это было видно
уже по тем примерам, которые приведены выше. Крупнейшим явлением
здесь и на этот раз оказывается популярная, но вдумчивая книга Täxä
Хусейна „С ал-Мутанаббй" (два тома, Каир, 1936). В Европе еще
задолго до юбилея (в 1926—1929 гг.) была сделана попытка пересмотреть
весь вопрос об ал-Мутанаббй в целом ряде статей молодым итальянским
ученым Ф. Габриели; впервые после имеющей более чем вековую
давность монографии П. Болена (Р. Bohlen) исследование его жизни и
творчества ощутительно двинулось вперед. Автор и теперь откликнулся статьей
общего характера.1 В связи с юбилеем на римском конгрессе
ориенталистов в сентябре 1935 г. Л. Массиньоном был сделан доклад об исма-
илитских влияниях в поэзии ал-Мутанаббй.2 Доклад этот был опубликован
в сборнике, выпущенном Французским институтом в Дамаске и
явившемся наиболее ценным приобретением всей „мутанаббиевской"
юбилейной литературы.3 Кроме двух членов Французского института в
Дамаске, в нем приняли участие три парижских арабиста и один
алжирский. Наконец, в прошлом году вышла объемистая монография Р. Бля-
шера,4 которую можно считать для нашего времени исчерпывающим
исследованием жизни и творчества поэта, с преимущественным
вниманием, как увидим, к первой. Следует с полной уверенностью сказать,
что на долгие годы она явится основной базой всех связанных с этой
областью исследований, которые обязательно должны будут считаться
с новой книгой.
II
0 работе Р. Бляшера над ал-Мутанаббй читателям „Энциклопедии
ислама" было известно давно, так как им в 1934 г. была помещена
суммарная статья о поэте5 со ссылкой на готовящуюся работу. Ему же
1 F. Gabrieli, Annali del R. Istituto superiore Orientale di Napoli, vol. VIII,
fasc. IV, septembre, 1936, отд. отт., 15 стр.
2 Ср.: Oriente Moderno, XVI, 1936, стр. 103.
3 AI Mutanabbi. Recueil publie ä l'occasion de son milenaire. Memoires de Tlnstitut
francais de Damas. Beyrouth, 1936, 8°, I, 115 стр.
4 R. Blachere. Un poete arabe au IVе sidcle de THegire (Xе siecle de J.-C):
Abou t-Tayyib al-Motanabb? (Essai d'histoire litteraire). Adrien—Maisonneuve, Paris,
1935, 8°, XX, 366.
5 EI, III, стр. 844—847.
552 Арабская средневековая художественная литература
принадлежит основательный этюд об изучении ал-Мутанаббй на западе
арабского мира1 и общая характеристика жизни и творчества поэта
в упомянутом сборнике Французского института в Дамаске (стр. 45—79),
а в последнее время этюд об одном комментарии на диван поэта.2 Вновь
вышедшая книга не обманывает возлагавшихся на нее ожиданий; она
одинаково интересна и как свод всех предшествующих работ с
критическим их пересмотром и как связная попытка нового решения ряда
темных проблем. Работа носит подзаголовок „Опыт литературной истории"
(„Essai cThistoire litteraire") и, несмотря на стремление автора сохранить
равновесие, все же преимущественно анализирует среду и жизнь поэта,
а не его творчество. Автор сознательно и с полным правом не
разделяет этих двух задач и в своей первой, основной, части („Vie et oeuvre",
стр. 23—262) все время изучает их параллельно. Биографию
ал-Мутанаббй он рассматривает по небольшим периодам времени, на которые
она удобно распадается в связи с пребыванием его, обыкновенно
недолголетним, в тех или иных государственных центрах или
самостоятельных областях. В каждом отделе сначала детально выясняются
обстоятельства его жизни, а затем характеризуется поэтическая
продукция за соответствующий период. Такая система имеет серьезные
преимущества, главным образом аналитического порядка; она дает
возможность сосредоточить внимание на небольшом сравнительно
хронологическом периоде и все время рассматривать поэтические произведения, не
отрывая их от обстоятельств жизни. Благодаря этому можно построить
очень обстоятельную биографию поэта, твердо установить канву его
жизни, иногда с точностью до месяца. Внимание к развитию его
творчества помогает проследить исторический ход его по отдельным этапам.
Наряду с этим, однако, автору приходится, имея в виду непрерывную
нить изложения, как бы сжимать анализ отдельных приемов поэта, всей
богатой его поэтики; ее показательнее было бы рассмотреть с
сохранением исторического подхода, но в общем синтетическом этюде, не
разбивая по отдельным хронологически ограниченным периодам.
Перевес историко-литературного материала над анализом поэтического
стиля объясняется, быть может, еще одним принципиальным взглядом
автора. Своей конечной задачей он считает оценку творчества ал-Мута-
наббй с точки зрения европейца для определения его места в развитии
арабской поэзии и выяснения, чем оно может быть интересно для нас
(стр. 341). Такая постановка имеет, конечно, свои основания, но с
известными оговорками. Определение места поэта в общем развитии данной
поэзии является, несомненно, одной из основных задач всякого
историко-литературного исследования, но она должна быть решена не только
и даже не столько с точки зрения европейских взглядов, сколько с при-
1 Revue des etudes islamiques, 1929, стр. 127—135.
2 Annales de l'Institut d'Etudes Orientales, IV. Alger, 1938, стр. 121—128.
Mutanabbiana
553
влечением местных арабских теорий и с учетом точки зрения арабских
критиков. Нельзя сказать, чтобы автор с ними не считался; он
внимательно привлекает их как из периода средневековья, так — что увидим
в дальнейшем — и современности. Однако эти наблюдения, основанные
непосредственно на арабском тексте и неотъемлемо связанные с
фактами арабского языка, он считает если не необязательными для своего
исследования, то как бы недоступными европейскому чувству,
остающимися для него загадкой, как он говорит (стр. 338). В связи с этим он
уделяет очень мало внимания, всей поэтической фразеологии,
терминологии, всему богатству фигур и образов. Он сознательно отклоняет от
своего исследования все эти вопросы: крайне показательно, что во всей
работе нет ни звука, например, о ритмике ал-Мутанаббй и только два
раза примеры приводятся непосредственно в арабском тексте (стр. 54,
254). Этим самым он лишил свою фундаментальную работу очень
важной части, которую ему легко было прибавить и которую естественно
будут искать в общей монографии об ал-Мутанаббй. Строя ее в
основном, очевидно, для историков литературы, не интересующихся языком
поэта, он пренебрег интересами арабистов, для которых в поэзии ал-
Мутанаббй еще много нерешенного, прежде всего с точки зрения
поэтики и словесной формы. В этом смысле, как ни странно, более чем
столетняя работа П. Болена до сих пор не нашла своего продолжателя
с учетом всего наследия ал-Мутанаббй, и монография Р. Бляшера
сознательно отклоняет от себя эту задачу. Ал-Мутанаббй попрежнему
будет ждать того исследователя, который на основе его дивана даст
труд, аналогичный монографиям П. Шварца об 'Омаре ибн абу Рабй'а
или Р. Гейера об ал-Аше.
В связи с этим Р. Бляшер несколько суживает окончательную оценку
поэзии ал-Мутанаббй. Признавая ее основными свойствами, с точки зрения
европейского исследователя, „бедуинизм", эпичность, гномику и лиризм
(стр. 344—346), значение для современного читателя он видит только
в двух последних (стр. 347—349), главным образом в тех лирико-фило-
софских, обыкновенно облеченных в сентенциозную форму, отступлениях,
которыми так богата его поэзия во все периоды. Совершенно
основательно он указывает здесь на необходимость не отрывать содержания
от формы (стр. 348), такой чеканной и сильной. Последнюю мысль
применительно к общей оценке ал-Мутанаббй справедливо было бы
продолжить: итог нашего отношения к ней определяется не только ее
содержанием, но всей ее поэтической формой и образностью. Несомненно,
что для полного суждения о последней необходимо восходить в конце
концов к арабскому тексту, но также несомненно, что без учета этой
стороны характеристика его творчества останется неполной, едва ли
правильно будет определено его место в истории арабской поэзии
и даже дан верный учет тех сторон, которыми оно может действовать
на европейского читателя. В этом, пожалуй, единственное принципиальное
554 Арабская средневековая художественная литература
возражение, которое при нашем взгляде можно было бы сделать
автору; в целом его труд заслуживает всяческой похвалы и является
едва ли не лучшей монографией по истории арабской поэзии за
последние годы.
Использование источников и предшествующей литературы можно
признать исчерпывающим и образцовым. Путем детального анализа из
двадцати известных биографий ал-Мутанаббй (стр. XV—XVI) автор выделяет
пять, имеющих самостоятельный характер, устанавливая источники
каждой из них, восходящие в конечном результате к современникам поэта
(стр. XVI—XVIII). Изучение арабских материалов, относящихся к ал-
Мутанаббй, позволяет ему проследить постепенное зарождение „мутанаб-
биевской" литературы еще при жизни поэта в различных центрах —
Алеппо, Каире, Багдаде, откуда она впоследствии распространилась
по разным областям арабского мира. В обширном списке использованной
литературы (стр. III—XIV) он справедливо подчеркивает, что им наряду
со специально „мутанаббиевской" литературой привлечена и не
относящаяся непосредственно к поэту, но такая, которая в каком-нибудь
отношении может характеризовать историческую, географическую, социальную,
религиозную или литературную среду, где жил автор. Мелкие пробелы
здесь можно было бы указать только при большой придирчивости.
Упоминая аббасидского везира ?Алй ибн сЙсу (стр. 35), автору было бы полезно
сослаться на специальную работу о нем X. Боуэна (Н. Bowen, Cambridge,
1928); много любопытных материалов для характеристики багдадского
халифата этой эпохи (стр. 126) дает недавно изданный том историка
ас-Сулй (London, 1935), но он появился, вероятно, тогда, когда книга
Р. Бляшера была уже закончена. При характеристике комментария Абу.
л-сАла на диван ал-Мутанаббй (стр. 278—279) следовало бы упомянуть,
что анализ его с довольно большими извлечениями дан мной в 1909 г.,
тем более что он помещен в той статье, которой автор уделил большое
внимание. Бляшер не касается отражений изучаемой им эпохи в
современной изящной литературе; в противном случае можно было бы
вспомнить французский роман-хронику, посвященный знаменитому
покровителю ал-Мутанаббй, хамданидскому эмиру Сайф ад-дауле.1 В книге имеется
ряд мелких недоразумений: в библиографии (стр. XIII) известная книга
Т. Хусейна об Абу-л-Ала указана в 6-м издании 1915 г.; имеющийся
у меня экземпляр 2-го издания помечен 1922 г. Нисбу известного
ученого надо читать не ан-Нуджайримй, стр. 195, а ан-Наджйрамй.2 В списке
литературы (стр. VII) отсутствует издание послания ал-Хатимй,
выполненное Ф. ал-Бустанй, хотя в тексте оно цитуется неоднократно (стр. 223,
прим. 2, стр. 268, прим. 4, 7). По какому-то недоразумению и в 315/927
1 Andre Devens. Le roman de Гётіг Seif d'apres les anciens textes orientaux.
Paris, 1925. Он переведен и на арабский язык Искендером Рийашй (Бейрут» 1349/1929).
2 Ср.: С. Brockelmann. GAL, SB, I, стр. 201, № 2 a.
Mutanabbiana
555
и в 316/928 гг. ал-Мутанаббй называется 14-летним (стр. 30, 34), хотя
он родился около 303/915 г. (стр. 24). „Абйат ал-ма'анй" как название
сочинения (стр. 292, прим. 2) не может значить „les vers en enigmes",
а „стихи по сюжетам"; ср. название сочинения ал-сАскарй „Диван ал-ма-
*анй" или „Ма'анй аш-ши'р".1 Число опечаток довольно значительно,
даже A. Huart (стр. VII) вм. CI. Huart. Наряду с удачно составленным
указателем собственных имен было бы желательно видеть указатель
анализированных стихотворений ал-Мутанаббй.
Ряд выводов автора, добытых им на основе тщательного изучения
материалов, представляет большой шаг вперед в характеристике жизни
и творчества поэта. Впервые им устанавливается с отчетливостью связь
ал-Мутанаббй с карматским движением, на фоне чего ближе к
окончательному решению подходит вопрос о происхождении его прозвища
и разъясняется ряд темных пунктов как в биографии поэта, так и в его
произведениях. Большой убедительностью обладает проводимая им теория
о трех манерах, последовательно развившихся в его творчестве.
Существенный историко-литературный интерес представляет обрисовка
различных центров, где впервые начала развиваться мутанаббиевская литература.
Обзору ее как на арабском, так и на европейских языках посвящена
вторая часть его труда (стр. 265—339); едва ли здесь пропущено что-
нибудь существенное, а наоборот, многое впервые привлечено и
освещено автором. Большой его заслугой надо признать углубленное
внимание к арабским произведениям по истории литературы за новый период
XIX—XX вв. (стр. 301—320);2 трудно было бы указать другую
европейскую работу, в которой эта область заняла такое существенное место.
Не все в этой продукции вызывает по заслугам положительную оценку
автора, но его основательный подход заслуживает похвалы и
подражания: его работа является лучшей иллюстрацией высказанной мною
несколько лет тому назад мысли о том, что в настоящее время при
изучении различных вопросов истории арабской литературы приходится
считаться не только с европейскими, но и арабскими историками литературы.3
В параллель к этому следует отметить, что и русская литература
не оставлена автором в пренебрежении. Основное внимание в связи
с вопросом о происхождении прозвища поэта он уделяет моей статье
„Мутанабби* и Абу-л-'Ала'".4 Судьба ее довольно оригинальна: через
четверть века после своего написания она уже второй раз удостаивается
систематического разбора. Первый раз обстоятельному анализу подверг
ее итальянский ученый Ф. Габриели в связи с тем же вопросом. Нужно
сказать, что в момент написания статьи в 1907 г. этот сюжет имел
1 Там же, стр. 185, прим. 2.
- Арабское изложение этой главы дано теперь в журнале „ал-Машрик" (XXXIV,
1936, стр. 575—599).
з 2ИВ, III, 1935, стр. 179.
* ЗВО, XIX, 1910, стр. 1—50 [= стр. 63—115 настоящего тома].
556 Арабская средневековая художественная литература
для меня только второстепенное значение: основной целью статьи была
характеристика тех пессимистических мыслей поэта о мире, которые
могли оказать свое влияние на творчество Абу-л-сАла, и выяснение,
отразилось ли отношение последнего к ним в соответствующих местах
его комментария на диван ал-Мутанаббй. В связи с ясным, как мне
казалось, религиозным индифферентизмом поэта я высказывал, что своим
прозвищем он обязан не реальному факту выступления претендентом
на пророческое звание, о чем говорят некоторые легенды, а отдельным
своим стихам, где прибегает к поэтической игре именами ряда пророков.
Подробный анализ всех данных, произведенный Р. Бляшером, и в
частности разбор моих соображений (стр. 68—71, ср. еще упоминание на стр. 55,
прим. 2, 66, 311, 332, 338) приводит его к выводу, что выступление
имело место, но носило оно не религиозный, а скорее политический
характер. В связи с выясненной им ролью движения карматов во всей
биографии ал-Мутанаббй этот вывод приобретает большую
убедительность, и мое предположение можно считать отпавшим.
Не вполне ясным остается, пользовался ли автор моей статьей
непосредственно или только в изложении, данном Ф. Габриели. В
первом случае ее следовало бы упомянуть там, где подчеркивается, что ал-
Мутанаббй „подготовил приход и облегчил сформирование Абу-л-сАла"
(стр. 347), а при речи о комментарии последнего (стр. 278—279)
отметить, что мною опубликованы некоторые извлечения из него. Более
близкое знакомство с моей работой несколько разъяснило бы вопрос
о существовании двух комментариев Абу-л-сАла(см. у меня, стр. 4, прим. 2,
и стр. 23 [стр. 66, прим. 1 и стр. 83—84]).
Из прочей русской литературы, имеющей отношение к ал-Мутанаббй,
автор пользуется только моей работой об ал-Ва'ва в двух пунктах: при
характеристике литературного окружения Сайф ад-даули (стр. 131, прим. 2;
стр. 133, прим. б) и при общей оценке творчества ал-Мутанаббй
(стр. 332). Остальная русская литература количественно небогата и в новое
время едва ли не исчерпывается статьей А. Е. Крымского об
ал-Мутанаббй и Абу Фирасе.1 В ней имеется и основная русская библиография
за предшествующий период (стр. 71—73).
Прощаясь с книгой Р. Бляшера, надо еще раз подчеркнуть, что мало
арабских поэтов дождалось такой обстоятельной и добросовестной
монографии о них; вместе с тем она показывает, как много еще
осталось в этой области сделать для изучения творчества даже того поэта,
которому книга посвящена.2
1 Восточный сборник в честь А. Н. Веселовского, М., 1914, стр. 17—82. Она
упомянута теперь Брокельманом: GAL, SB, I, стр. 138.
2 После того как мной была написана данная статья, на эту книгу появился ряд
рецензий, из которых мне известны: Е. G. G[6mez], al-Andalus, IV, 1936, стр. 243—
246; Н. A. R. G[ibb], BSOS, VIII, 4, 1937, стр. 1160-1161; G. Richter, OLZ,
40, 1937, стр. 306—307; J. S. А 11 о и с h е, Hesperis, 1937, стр. 143—144; R. N і с h о 1-
Mutanabbiana
557
III
Русская библиография об ал-Мутанаббй может быть теперь несколько
дополнена сравнительно с приведенной А. Е. Крымским. Ее
систематический анализ по такому же типу, как произвел Р. Бляшер для
западноевропейской литературы, представляет очень интересную задачу и мог бы
дать любопытную картину и по истории нашего востоковедения и
общекультурного развития.
Любопытную главу такого этюда мог бы составить обзор упоминаний
ал-Мутанаббй и его стихов у русских писателей. Начать эту главу
пришлось бы, вероятно, с известной арабской цитаты в письме Грибоедова
1820 г. Она расшифрована окончательно 19 лет тому назад;1 установив
книжное происхождение и стихотворную форму изречения, приведенного
Грибоедовым, я не мог тогда определить автора. Им оказывается как
раз ал-Мутанаббй: полустишие взято из его знаменитой пьесы с
упреками своему меценату Сайф ад-дауле.2 Стихи ал-Мутанаббй доставляли
не только бродячие изречения: они часто превращались в народные
песни. Один из примеров переносит нас в русскую литературу XX в.
Писатель А. М. Федоров во время своего путешествия на Ближний
Восток в 1910 г. записал от лодочников в Мерсине ряд песен.3 Они
переданы в свободном изложении, и оригинал их не всегда выступает
отчетливо, но та маленькая цитата на арабском языке „Нашарат саласа
зава'ибин мин ша'риха....", которая предваряет одну песню, сразу
помогает установить соответствующее стихотворение ал-Мутанаббй.4
Гномические изречения его тоже продолжают жить в нашей литературе до
последних дней, и в романе Л. Леонова „Скутаревский" упоминается стих
„Мотаннабия": „Пусть тебя не вводит в заблуждение улыбающийся рот".5
IV
В связи с исполнившимся 1000-летним юбилеем арабского поэта
русскую печатную литературу о нем можно пополнить некоторыми
рукописными материалами. В бумагах В. Р. Розена, находящихся в архиве
son, JRAS, 1938, стр. 319—320; J. Hell, Der Islam, XXV, 1938, стр. 174—176, 178—
179. Последняя представляет наибольший интерес; в ней дан также отзыв и об
упомянутом французском сборнике Института в Дамаске (стр. 176—178). Недавно вышла
первая часть начатого Решером перевода дивана ал-Мутанаббй по изданию ал-'Укбарй
с привлечением изданий ал-Йазиджй и ал-Вахидй (Stuttgart, 1940, 8°, 5, 170 стр.).
1 Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук, XXIII
(1918—1919), 1921, стр. 188—194. [См.: Академик И. Ю. Крачковский.
Избранные сочинения, I. М.—Л., 1955, стр. 157—161].
2 Изд. Dieterici, стр. 486, ст. 34 а = Арабская хрестоматия В. Ф. Гиргаса
и В. Р. Розена, стр. 548, ст. 34 а.
3 Солнце жизни. Палестина, ч. I, М., 1913, стр. 95—96, 98—99.
4 Там же, стр. 96; изд. Dieterici, стр. 182, ст. 8—9.
5 Изд. „Советская литература", М., 1933, стр. 156.
558 Арабская средневековая художественная литература
Института востоковедения, сохранился в автографе принадлежащий ему
перевод двух стихотворений.1 Судя по почерку, рукопись относится к
последним годам жизни и не старше начала XX в.; перевод
предназначался, вероятно, для лекций по арабской поэзии или по истории
арабской литературы, читанных им в эти годы. Художественных целей он
не преследовал и окончательно не обработан, но интерес его, как
наброска из лаборатории нашего крупнейшего арабиста прошлого
поколения, несомненен не только в связи с юбилеем поэта.
Рукопись печатается без всяких изменений, но по новой орфографии
с восстановлением скудной иногда в оригинале пунктуации. В конце
ст. 35 второй пьесы я позволил себе заменить два неудобных для печати
выражения.
Первая пьеса посвящена восхвалению Сайф ад-даули, вторая
представляет известную сатиру на Кафура. Снабжать перевод пояснениями
не казалось необходимым, так как интересующиеся найдут нужный
материал в упомянутых выше работах А. Е. Крымского и Р. Бляшера.
Ссылки на оригинал добавлены мною.
1
Издание Dieterici, стр. 439—445 = Арабская хрестоматия В. Ф. Гиргаса
и В. Р. Розена, стр. 543—546, № 105.
1 Когда хвалят — предпосылают несйб. Неужели всякий, кто говорит
стихи, порабощен женщинами?
2 Право, любовь к Ибн Абдаллаху лучше, ибо им начинается слава
и кончается.
3 Я сам был рабом женщин до тех пор, пока мой взгляд не
направился на зрелище, в сравнении с которым они
показались ничтожными, тогда как оно было велико.
4 Сейфуддаула (меч власти) вышел на борьбу с судьбой и разбил
ее суставы и пронзил ее насквозь!
5 И его повеление обязательно даже для солнца и его тамга ясно
видна даже на луне.
6 Враги его в своей же земле как бы его ставленники. Угодно
ему — они ею владеют, не угодно — ее ему отдают.
7 И у него для этого нет грамот, а есть только меч; нет послов,
есть только могучее войско.
8 И нет руки, которая ему бы не помогала, нет рта, который его бы
не прославлял.
9 Нет кафедры, с высоты которой не раздавались бы его имена,
нет динара и диргема без его имени.
10 Он рубит мечом, подступая близко к врагу; он ясно видит, хотя
между двумя витязями (от пыли) темно.
1 ИРАН, 1918, стр. 1333, № 35.
Mutanabbiana
559
11 Состязаются с падающими звездами всякую ночь его звезды,
рыжие и вороные (т. е. лошади).
12 Они топчут тех богатырей, которых они не несут, и из кусков
копья те, которых нельзя починить.
13 Они с волками в степи рыщут; они с рыбами в море плавают.
14 Они с газелями в долинах прячутся; с орлами на вершинах
кружатся.
15 Когда люди бамбук (копья) вырвут (из места, где он растет), он
о груди его коней и благодаря их натиску ломается.
16 Белым знаком на челе он отмечен на войне и в мире, среди
умных, щедрых, восхваляемых и прославляемых.
17 Превосходство его признает, кто его не любит, и родившимся
под счастливой звездой его признает, кто ничего не
смыслит в звездочетстве.
18 Он берет под свою защиту даже против времени, так что, кажется
мне, даже Ад и Джоргум просят его возвратить их к жизни.
19 Да проклят будет этот ветер! Что ему вздумалось! (мешать).
И да будет благословен этот поток! Что он затеял!
(тягаться с Сейфом в щедрости).
20 Разве не справлялся ливень, который задумал нас сбить с пути?
Ему бы справку о тебе могло дать отточенное железо.1
21 И когда туча встречала тебя своим ливнем, то ее встретил
благороднейший и щедрейший ее.
22 И дождь смочил лицо, которое уже долго смачивало копье,
и оросил одежду, которую уже долго орошала кровь.2
23 Он следует за тобой: один поток следует другому из Сирии:
следует испытанному учащийся.
24 Навещает он ту могилу, которую и ты с войском своим
навещаешь; его волнует то же влечение к ней, которое
тебя волнует.
25 Когда ты делаешь смотр войску, то вся краса его — всадник
среди него с развевающимися волосами.
26 Вокруг него — бушующее море лат; в них идет твердая скала
конницы.
27 Земли уравниваются ею — она как бы сливает воедино
разбросанные горы и нанизывает их (на нитку).
28 И у каждого витязя на челе написана строка ударом меча, а точки
и знаки в ней копьями.
29 Из-под кольчуги руки вытягивает (ярый) лев; глазами из-под
шлема сверкает пестрая (змея).
I1 Точнее: „ . . . зазубренное железо"].
[2 Точнее: „И ливень касался лица, которого уже долго касались копья, и увлажнял
одежды, которые долго уже увлажняла кровь"].
560 Арабская средневековая художественная литература
30 Знамена и значки той же породы (как лошади, т. е. арабские)
и вся одежда и отравленное оружие.
31 Долгие бои обучили ее (эту конницу); взгляд его направляет ее
издалека и она понимает.
32 Она отвечает ему делом, хотя и не слышит его слов; он
движением век своих заставляет ее слышать и не
произнесши слова.
33 Она уклоняется в правую сторону, как будто жалея Меяфари-
кин и сострадая к нему.
34 Но если б он вздумал теснить ее, он узнал бы, какая из двух
стен слаба и обречена на разрушение.
35 На каждом поджаром (коне), под каждым поджарым (витязем)
(конь) словно вспоенный кровью, вскормленный мясом
(врага).
35 На них (конях) в бою та же одежда, что и на витязях, на них
сидящих; каждый конь облачен в латы и шлем.
37 И не потому это, чтобы они скупились отдавать свою жизнь
копьям, но только противиться злу разумнее злом же.
38 Не думают ли блестящие индийские, что твой корень — их корень
и что ты их породы! О как горько они ошибаются!
39 Когда мы тебя называем, наши мечи, сдается нам, улыбаются
от гордости в своих ножнах.
40 И не видали мы никогда царя, которого прозывали бы люди
именем ниже его и (он) удовлетворялся бы им. Но они
ведь невежи, а ты великодушен.
41 Ты преградил душам врагов все дороги к жизни; ты даешь,
кому хочешь и отнимаешь, у кого хочешь.
42 И нечего бояться смерти, разве от твоих копий, и нет жизни,
разве что ты ею наделишь.
2
Издание Dieterici, стр. 699—704 = Арабская хрестоматия В. Ф. Гиргаса
и В. Р. Розена, стр. 548—550, № 107. Ср. русский перевод А. Е. Крымского:
Восточный сборник в честь А. Н. Веселовского, стр. 49—52.
1 О! Охотно я отдал бы всякую, медленно-изящно выступающую,
за всякую, быстро ногами перебирающую.
2 И за всякую берберскую скорую, копыта передних ног
выворачивающую. И на что мне красота походки?
3 Но те — веревки жизни и оковы врагов1 и защита от обиды.
4 Ими я пересекаю степь, как игрок перебирает кости: выйдет или
то или другое.
f1 Точнее: „ . . . обман врагов", т. е. „возможность перехитрить (или обмануть)
врагов.. ."].
Mutanabbiana
561
5 Когда они почуют опасность, впереди них становятся благородные
(кони) и блестящие мечи1 и темные копья.1
6 Вот они промчали нас мимо Нахля и их всадникам ни Нахль
(не) нужен, ни тварь какая-нибудь.
7 И у Никаба они нам дают выбор: в Вади-л-Миях ли нам ехать
или в Вади-л-Кура.
8 И мы сказали им: где земля Ирака? И они сказали, когда мы
доехали до Турбана: Вот она!
9 И пронесли они меня как несется западный ветер навстречу
дуновенью восточного ветра.
10 Стремясь в Кифаф и Кебд-ал-Вихад и в Вади-л-Бувейру соседку
ал-Гады.2
11 И пересекают Бусейту, — как разрезывают платье — между
страусами и газелями.
12 По пути в Укда-л-Джауф,3 пока не утолили часть жажды своей
в Ма-ал-Джурави.
13 И заблистали для них Савар и утро, заблистал для них аш-Шагур
и полдень.
14 И бег их под вечер донес их до ал-Джумайия и ранним утром
до ал-Адари, потом до ад-Дана.
15 И какая это была ночь около Акуша, когда вся земля была
черна, а путевые знаки скрылись из вида.
16 Мы в середине ночи прибыли в ар-Рухайму; а осталось от нее
больше чем прошло!
17 И когда мы остановили своих животных, мы водрузили копья
над нашими подвигами и благородными делами!
18 Мы целовали свои мечи и стирали4 с них кровь врагов.
19 Пусть знает Египет и кто в Ираке и кто в Авасиме, что я—
богатырь.
20 И что я верен слову и что не гну спину и что я нападаю на того,
кто на меня нападает.
21 И ведь не всякий, кто говорит слово, верен ему; и не всякий,
кого угнетают, дает отпор.
22 А у кого сердце подобное моему сердцу, тот на пути к славе
рассекает самое сердце гибели.
23 Но сердце должно иметь оружие и рассудок, который расщепляет
крепчайшие скалы.
24 И на всяком пути, по которому идет человек, шаги всегда
соразмерны ноге.
[г Скобки оригинала при „мечи" и „копья" сняты, т. к. оба эти слова есть в
арабском тексте].
[2 Точнее: „. . . и к соседу ал-Бувейры Вади-л-Гада"].
[3 Нужно: „в Укдат-ал-Джауф"].
[4 Нужно: „И мы провели ночь, целуя свои мечи и стирая . . ."].
36 И. Ю. Крачковский, т. II
562 Арабская средневековая художественная литература
25 И жалкий евнух проспал нашу ночь, а раньше он спал в слепоте
своей, не от сонливости.
26 Хотя мы были близки от него, но между нами были пустыни
благодаря его глупости и слепоте.1
27 До встречи с тем евнухом я полагал, что головы — вместилище
ума.
28 Но когда я наконец дошел до его ума, я понял, что ум весь
скрывается в яйцах.
29 И сколько смехотворных вещей в Египте — но смех-то похож
на плач!
30 Там набатеец из Севада обучает генеалогии арабов.
31 И негру, у которого губы — в полтела, говорят: Ты луна,
освещающая ночь.
32 И все стихи, в которых я прославлял этого носорога, — не то
стихи, не то чары.
33 И они не столько похвалы ему, сколько упреки всей твари.
34 Бывало, что люди своими идолами увлекались, но мешком
с ветрами — никогда.
35 Те молчат, а этот говорит; когда его тронут, он испускает ветры
или звуки.
36 И кто сам не знает, как мало он знает, как мало он стоит, тому
другие укажут, чего он не видит.2
[! Нужно: „ . . . , но между нами были пустыни его глупости и слепоты"].
[2 Точнее: „И кто сам не знает, как мало он стоит, другие увидят в нем то, чего
он не видит"].
-»Н»*
y&EEE^^sg^^^
ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ О ПЛАНЕ ИСТОРИИ
АРАБСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
I
Едва ли надо доказывать необходимость создания нашей эпохой
истории восточных литератур, как создается история западных и русской,
как осуществляется всемирная история и история народов СССР. Если
даже не касаться основного соображения — тех не применявшихся
раньше установок, которые должны при этом руководить, то уже самый
срок, который прошел со времени последних обобщающих опытов
в этом направлении, настойчиво говорит о такой необходимости. Больше
60 лет назад была осуществлена последняя серьезная попытка этого
характера — известная история всеобщей литературы Корша и Кирпични-
кова (80-е годы), сыгравшая благодаря некоторым своим частям немалую
роль в истории русской культуры. Восточные литературы были в ней
для своей эпохи достойно представлены хотя бы в смысле охвата;
качество отдельных очерков, конечно, было очень неравномерно,
но до последнего времени многие из них оставались единственными
на русском языке, к которым приходилось направлять интересующихся
читателей.
Вышедший в первые годы революции в издательстве „Всемирной
литературы" сборник 12 очерков восточных литератур (1919—1920) был
не лишен интереса по синтезирующему замыслу, но отличался
предельной краткостью, строился применительно к переводам, намеченным
планом издательства, и по идее должен был служить только
первоначальным введением к дальнейшим, не осуществленным работам. Двумя этими
попытками — на расстоянии в 40 лет — исчерпываются опыты сводного
рассмотрения восточных литератур на русском языке, не считая
случайных обзоров неориенталистов, как Зотов,
Если перейти, в частности, к арабской литературе, картина
представится та же: существующие # общие обзоры можно перечислить на
пальцах одной руки. И здесь очерк Холмогорова, помещенный во
„Всеобщей истории литературы" Корша и Кирпичникова (1882), остается
единственным, доступным широкому читателю. К сожалению, он во
многих частях просто повторял работу автора, относившуюся еще к 60-м
годам, и уже в момент появления не стоял на уровне современной ему
36*
564 Арабская средневековая художественная литература
науки. Исключительное значение не только для своей эпохи мог бы
приобрести очерк, начатый В. Р. Розеном в тех же 80-х годах. Однако
он не был закончен, и немногие написанные главы остались в рукописи
до наших дней.1 Университетский учебник Гиргаса (1873) по своему
времени был очень надежным пособием, но он создавался в начале 70-х
годов, когда арабистика едва вступала в пору своего расцвета, и за 70 лет,
естественно, сильно устарел. Как и он, скорее характер справочника, чем
книги для читателя, носят соответствующие главы в курсах Крымского
и его статьи в энциклопедических словарях (с начала XX в.).
Немногим лучше обстоит дело на Западе, с одной-двумя оговорками.
Однако прежде всего надо отметить, что там существует прекрасный
биобиблиографический справочник Брокельмана (1898—1902), который
благодаря дополнительным томам (1937—1942) подводит итог до последних
дней и дает очень солидную базу для изучения литературы, конечно
при наличии соответствующих библиотек. В этих дополнительных томах
значительное внимание уделено иногда обобщающим главам, которые
нередко содержат ряд очень ценных мыслей. Кроме того, на Западе есть
два хороших учебника истории арабской литературы: малодоступный
и несколько устарелый Гольдциэра (1909) и более новый, современный
и удачно составленный Гибба (1926). Они стоят вполне на уровне
современной науки, однако по своему скромному объему могут удовлетворять
только той цели, которую в давнее время ставил Гиргас. Так же удачен
синтезирующий очерк М. Гвиди (1929), но в изложении он связан
задачами энциклопедической статьи. В результате и Запад может указать
лишь одну книгу, предназначенную для чтения, а не только для
справок и изучения, — „Литературная история арабов" Никольсона (1907).
Удачно задуманная по типу многотомной истории персидской
литературы Броуна, она написана живо и интересно, быть может с некоторым
перевесом в сторону истории и изложения арабского традиционного
материала. Основное внимание направлено на древний период (до
Багдадского халифата), которому посвящено больше половины книги. Издание
вышло 36 лет назад, но все же другой аналогичной работы Запад до сих
пор указать не может.
Так называемый „малый Брокельман" (1901, 1909) хотя и
предназначался для широкой публики, но в своей второй части превратился тоже
в справочник. Книжка Пицци (1903) при ограниченном запасе
использованных источников интересна главным образом по замыслу дать
значительное количество образцов в переводе. Его опыт необходимо будет
учесть при составлении соответствующей антологии на русском языке.
Полезный очерк Решера (1925—1933), доведенный только до IX в.,
носит смешанный характер справочника и собрания материалов в
перейоде. В полной мере он может быть доступен только специалистам.
[1 Теперь опубликован в сборнике: Памяти академика В. Р. Розена. Под ред.
И. КХ Крачковского. М.—Л., 1947, стр. 72—116].
Общие соображения о плане истории арабской литературы 565
И в области истории арабской литературы на Западе иногда оказывалось,
что интересы широкого читателя стремились удовлетворять не арабисты,
а литературоведы, обладавшие более широким кругозором, подходившие
к изложению с общелитературной точки зрения. В деталях их работы
часто бывали мало удовлетворительны, но они лучше отражали те запросы,
которые предъявлялись под этим аспектом. В таком смысле, несмотря
на совершенно неприемлемые подходы, некоторый интерес представляет
соответствующий отдел во всеобщей литературе швейцарца Баумгарт-
нера (1897) или том, посвященный арабской литературе, в многотомной
истории всеобщей литературы польского писателя Свенцицкого (1901).
Если вспомнить, что и они имеют более чем 40-летнюю давность, то
придется признать, что и для Запада составление общей истории
арабской литературы оказывается делом достаточно сложным. Характерно,
что даже многотомный, широко известный „Handbuch" истории
всемирной литературы под редакцией Вальцеля до сих пор не выпустил
арабской литературы, хотя переговоры о написании ее велись еще в 20-х
годах. Одной из причин является устарелость и неудовлетворительность
применяемых по традиции до сих пор приемов. Изредка это осознается
и на Западе. Недавно (1937) появилась статья Грюнебаума, одна из
немногих в Европе, касающаяся методических вопросов; она указывает
на необходимость пересмотреть основные точки зрения при
исследовании арабской литературы. Однако она выдвигает главным
образом только вопросы стилистического анализа в применении к
монографиям и совсем не касается вопроса построения общей истории
литературы.
У современных арабов существует большой 4-томный труд Зейдана
(1911—1914), в значительной мере зависящий от Брокельмана и лишь
в части, посвященной новой литературе, представляющий некоторое
самостоятельное значение. За последние годы на арабском языке
выходило довольно много учебников истории литературы для средней и
высшей школы. Некоторые из них полезны как материалы, но все
строятся обыкновенно по традиционной схеме. Серьезный интерес
представляют работы, вышедшие из школы каирского профессора Т.
Хусейна или связанные с ним, но и они ценны скорее в отдельных
пунктах и мыслях, чем в смысле общего построения.
В результате приходится признать, что ни Запад, ни Восток не дают
готозых образцов, которые могут удовлетворить нашим требованиям. Если
вернуться к русскому языку, окажется, что Холмогоров, Гиргас,
Крымский — вот все, чем мог располагать и широкий читатель, и студент-арабист
в области истории арабской литературы как до революции, так и до
настоящего времени, причем только Крымской отражал
удовлетворительное состояние науки, но и то лишь до 1914 г. Вероятно,
аналогичная картина представится и в других областях восточных литератур:
в одной она будет несколько лучше, как в персидской, где общие
566 Арабская средневековая художественная литература
обзоры появлялись уже йосле революции, в других, быть может, еще
хуже, чем в арабской. Ясно, что вопрос о создании истории восточных
литератур, достойной современного уровня науки и нашей страны,
поставлен более чем своевременно.
Работа эта, однако, очень сложна, быть может сложнее, чем
создание всемирной истории; во всяком случае, она требует длительной
подготовки и известного координирования отдельных частей. При большом,
жизнью вызванном разнообразии отдельных восточных литератур с их
пестрой спецификой, конечно, невозможна и не нужна выработка
единой схемы, но, во всяком случае, необходимо выяснить принципы,
общие для построения отдельных историй литератур. Наиболее
реальным путем для этого представляется мне выработка и обсуждение
предварительных планов истории отдельных литератур. Оно будет одинаково
полезно для всех областей, давая возможность постепенно вынести
за скобки общие принципы. Оно будет полезно и для рассматриваемой
области, наталкивая на соображения, которые иногда могут быть
виднее со стороны неспециалисту.
В связи с этим я решаюсь поделиться своими предварительными
соображениями о проекте истории арабской литературы, чтобы услышать
замечания, которые могут модифицировать план; думаю, что мои
соображения в свою очередь могут навести на некоторые размышления и
представителей других областей.
II
История арабской литературы ставит своей задачей дать общее
представление о ходе развития литературного процесса на всем его
протяжении, познакомить с основными явлениями в этой области и
подготовить к специальному изучению отдельных жанров и периодов. Она не
может включать исчерпывающей истории всех частичных отраслей и
категорий; главы, посвященные каждой из них, должны быть и по объему,
и по характеру построения подчинены общему плану. Не являясь
сборником частичных историй отдельных жанров, равно как историй
литературы в отдельных арабских и .не арабских странах, попытки чего
существуют, например, для арабской литературы в Испании, общая
история арабской литературы не может быть и сборником персональных
монографий об отдельных авторах; биография в ходе изложения
занимает подчиненное место, с выделением главным образом элементов
творческого развития.
История арабской литературы стремится представить итоги научной
разработки ее в формулировке лиц, специально занимавшихся
соответствующими областями. Компилятивный характер этим самым
исключается, так как изложение должно быть основано на самостоятельной
работе и умении критически отнестись к существующему материалу
и литературе. Естественно исключается и воспроизведение ранее напе-
Общие соображения о плане истории арабской литературы 567
чатанных работ. В тех случаях, когда отделы не имеют у нас особых
специалистов, минимум требований к изложению автора определяется
полным знакомством с западноевропейской и арабской литературой
вопроса (конечно, в доступном у нас объеме), при исчерпывающем
учете состава наших рукописных собраний, равно как русских научных
исследований. Наряду с этим история должна представлять
органическое целое, а не собрание монографий отдельных составителей. Лая
сохранения единства изложения желательно участие небольшого
количества лиц; во всяком случае, избегается дробление на мелкие отделы,
принадлежащие разным авторам. Коллективный метод работы не
отрицается, но ставится в зависимость от наличия специалистов, связанных
своей предшествующей деятельностью с историей литературы. Участие
лингвиста, историка, философа желательно при написании глав
соответствующего содержания в объеме, подчиненном общему плану
построения. В основном же их задача преимущественно
консультационная, как в аналогичных случаях историка науки или искусства.
История арабской литературы строится по хронологическому
принципу, но без узкого схематизма и мелочной периодизации. Изложение
ведется не по странам или династиям и не стремится исчерпать все
частичные явления, а выделяет основную линию единого общего
литературного процесса; его изменения оттеняются с учетом перехода
главных центров культуры, причем большее или меньшее внимание
посвящается отдельным периодам, династиям или странам лишь в связи
с их удельным весом в общем развитии. Менее значительные явления
могут быть освещены в свободной общей характеристике к
соответствующему отделу. Те жанры, которые в ходе изложения играют
подсобную роль и дая характеристики которых отведены сравнительно
мелкие главы, могут освещаться в единой линии развития, начиная с их
возникновения, во избежание мелкого дробления по хронологическим
отрезкам. С той же целью памятникам, литературная жизнь которых
захватывает несколько периодов, могут посвящаться самостоятельные
отделы, хронологически приуроченные ко времени их возникновения или
окончательной редакции.
Объем истории арабской литературы должен быть ограничен
в своих рамках соображениями хронологического, языкового и
литературно-культурного порядка. Хронологически объем определяется всей
линией развития арабской письменности от первого тысячелетия до н. э.
в южной Аравии и до 40-х годов XX в. в современных арабских
странах. В противоположность большинству существующих очерков
изложение не может элиминировать обоих крайних пределов, конечно с
учетом их относительного значения в общем развитии арабской и мировой
литературы. Основное внимание направляется на произведения
художественной литературы, как это понимается теперь, в обеих
формах— поэзии и прозы. Относительно нового периода — XIX—XX вв.—
568
Арабская средневековая художественная литература
объем этим и ограничивается (конечно, с привлечением
соответствующей теоретической и критической литературы); однако относительно
предшествующих периодов допускается значительное расширение.
Из круга литературных памятников не исключаются некоторые
оригинальные произведения, которые стоят вне художественной литературы
в современном понимании. Им уделяется место, во-первых, конечно,
потому, что они содержат в себе чисто литературные элементы. Но и
помимо них в обзор литературы входят другие отделы, включающие,
так сказать, „окололитературные" жанры, по соображениям историко-
культурного порядка, которые этого требуют, как будет видно ниже.
История арабской литературы во всем своем построении считается
с тремя основными идеями: 1) связью литературы с общим развитием
культуры и науки своего народа, 2) положением ее в литературе
мировой и 3) значением для нашей страны. Литературное развитие
рассматривается поэтому не оторванно, а с учетом других сторон культуры.
Этим объясняется, что особый отдел посвящен южноарабской культуре
и письменности до ислама. Произведения художественной литературы
в ней не известны, но работы последних лет открыли настолько много
нитей, связывающих ее с ранней историей ислама и, в частности,
Корана, что понимание отдельных сторон литературного развития в ряде
областей требует теперь некоторого знакомства с достигнутыми здесь
результатами. В связи с этим же обстоятельством в историю
литературы включаются и некоторые отделы, не относящиеся к
художественной. Даже для понимания последней важно, например, иметь
представление об арабских теориях языка и литературы, которые часто
приближаются к тому, что мы называем литературной критикой. Они
помогают нам оценить наиболее специфические явления в арабской
литературе, объясняют преимущественное внимание в определенные периоды
к отдельным областям, а иногда и ту форму, в которой они
выражались. К произведениям исторического и географического характера
у арабов часто предъявлялись строгие литературные требования не
только в смысле занимательности повествования или искусства
рассказа, но и высокого литературного стиля. Входя, таким* образом, одной
стороной в состав художественной литературы, другой — они сохраняли
связь с основной массой историко-географической письменности, и
естественно, что для ясного понимания их необходимы краткие отделы,
посвященные последней. В истории арабской литературы должна найти
себе достойное место вся область адаба — одной из наиболее
распространенных и своеобразных отраслей, с трудом поддающаяся
определению. Ставя целью дать занимательное и общеобразовательное
чтение, она часто выполняла функции отсутствовавших форм изящной
и популяризаторской литературы и создала большое разнообразие
типов —'различные сборники, антологии, крупные и мелкие трактаты-очерки.
Этими же формами пользовалась историко-литературная критика в тех
0*)щие соображения о плане истории арабской литературы 569
случаях, когда избегала изложения в виде систематических научных
трудов. Характеристика всей этой разнообразной и до сих пор мало
систематизированной литературы адаба может быть очерчена только
в самостоятельном и, вероятно, не одном отделе.
Различные стороны культурного развития, в той или иной степени
связанные с литературой или воздействовавшие на ее рост, освещаются
в ходе изложения. Вначале, вслед за введением, небольшой
самостоятельный отдел уделяется истории языка и письменности. Вопросы
развития библиотечного и школьного дела в древности или развития
книгопечатания и прессы в новое время кратко характеризуются в общих
вступительных главах, которые предшествуют крупным разделам.
История арабской литературы строится по языковому принципу
в том смысле, что рассматривает произведения на арабском языке,
созданные как арабами, так и не арабами, возникшие как в арабских,
так и не в арабских странах. Общеизвестно, что арабская литература,
как и арабская культура вообще, обязана своим развитием не только
арабам, но и представителям целого ряда других народов. Исключение
последних из обзора не всегда возможно фактически, так как этническая
принадлежность авторов часто не может быть установлена.
Неправильно оно и по существу, так как тогда пришлось бы исключить ряд
выдающихся писателей, игравших руководящую роль в различных
отраслях арабской литературы. То же надо сказать и относительно
невозможности исходить из территориального признака: начиная с эпохи
Багдадского халифата арабская литература развивалась не только в
собственно арабских странах, но и в Иране, Средней Азии, Египте,
Испании и т. д. Для нового периода достаточно упомянуть
„сиро-американскую школу" XX в., созданную ливанскими эмигрантами в
Соединенных Штатах, влияние которой отразилось не в одной Сирии или
Египте, но даже в Аравии и Тунисе. Обзор охватывает памятники
главным образом на литературном языке; однако устно-поэтические
произведения народного фольклора арабских стран, записанные в XIX—XX вв.,
найдут место в одной из глав, посвященных новой литературе, так как
более ранние записи нам не известны. В противоположность этому
попытки индивидуального литературного творчества на диалекте в
разные периоды освещаются в связи с наличным материалом по
возможности полностью.
Исходя из языкового принципа, история арабской литературы
рассматривается, однако, не изолированно, а с систематическим учетом ее
мирового значения, с выяснением международных связей и
взаимодействий. Этот учет должен принимать во внимание обе стороны по
отношению к арабам — и воздействия и восприятия, и Востока и Запада.
В соответствующих отделах обращается поэтому внимание на иранские
отражения в литературе с характеристикой переводных памятников:
в частях, относящихся косвенно к научной литературе, освещается лея-
570 Арабская средневековая художественная литература
тельность переводчиков с греческого и сирийского, в новой литературе
учитывается значение переводов с западноевропейских языков. При итогах
воздействий арабской литературы на Европу специального освещения
требует роль Испании как основного проводника, в связи с чем ей уделяется
самостоятельный отдел. Воздействие это объясняет включение в обзор
немногих категорий, которые стоят вне художественной литературы, но
без которых будут непонятны мировая роль арабов и пути проникновения
самой литературы. К таким относятся философия, точные и естественные
науки; им посвящаются небольшие самостоятельные отделы, которые
отнюдь не должны носить характер конспекта или сухой номенклатуры,
а выделять только основные линии развития и главным образом те
памятники и фигуры, которые важны для понимания мирового значения
арабской литературы. Оно должно рассматриваться не в одном
движении от арабов на Запад, но и на Восток. Для ряда ближневосточных
литератур арабская явилась, а в известной мере и является,
классической. В связи с этим особое внимание должно быть обращено и на те
памятники и категории, которые продолжают свою жизнь не только
в арабской оболочке, но и в других литературах. В связи с этим же
должен войти в обзор еще один подчиненный отдел — наук
канонических; без знакомства с ними и путями их проникновения останется
непонятным быстрое распространение арабского языка в странах с
неарабским населением и такой же быстрый переход к ним развившихся у
арабов литературных форм.
Третий основной принцип, с которым должно считаться построение
истории арабской литературы, — связь ее с нашей страной. Ряд
моментов этого порядка будет, естественно, учтен при выяснении мировой роли
арабской литературы, но некоторые линии требуют здесь специального
углубления. Систематический анализ связей и взаимодействий поможет
выделить, например, те памятники, переводы различных версий которых
играли значительную роль в московской Руси, как „Калила и Димна"
или „Повесть о Варлааме и Иоасафе". С другой стороны, в области
новой литературы должно быть освещено и обратное воздействие —
то влияние, хотя бы и ограниченное, которое оказали переводы с
русского и вообще русская литература. В ходе изложения
соответствующее упоминание должно быть сделано о существующих в русской
литературе переводах арабских произведений, в особенности тех, которые
имели известное значение в истории русской культуры, как так
называемые „восточные" повести, или „1001 ночь". Не меньшего внимания
заслуживают материалы наших рукописных собраний. Находящиеся
в них уникальные или ценные экземпляры памятников, о которых может
итти речь, требуют особого упоминания. С такою же тщательностью,
наконец, должны быть выделены те памятники или течения, которым
были посвящены работы русских ученых, в особенности, если
результаты их вошли в мировую науку.
Общие соображения о плане истории арабской литературы 57}
Все такие соображения должны проникать историю арабской
литературы на всем ее протяжении, но характеристика связи с нашей
страной требует включения еще двух небольших самостоятельных отделов,
значение которых обрисовалось рельефно в нашей науке, особенно
за последние десятилетия. Арабские источники для истории
народов СССР освещались у нас неоднократно, главным образом путем
монографических исследований или перевода памятников, относящихся
к тем или иным областям и периодам. История арабской литературы,
появляющаяся на русском языке, будет неполной, если в ней не
окажется суммирующего очерка этих источников по всем категориям,
в частности и тем, которые не могут быть освещены в общем обзоре.
Такой же синтезирующий характер должен носить и второй
дополнительный отдел — об арабской литературе среди народов СССР в
прошлом. С одной стороны, он даст возможность собрать воедино
некоторые разрозненные данные, которые будут фигурировать в общем
изложении, а с другой — осветит не представленную там, например, арабскую
письменность на Кавказе, которая стала открываться только в
последние годы благодаря трудам наших ученых. Заключением этого отдела может
послужить характеристика той роли, которую сыграла в развитии новой
арабской литературы арабская колония в России до войны.
Количественно она была сравнительно невелика, но заслуживает внимания и
в отдельных представителях и в отдельных произведениях: воздействие
ее в некоторых случаях сказалось отчетливо и на родине.
Ш
В результате всех указанных соображений историю арабской
литературы, с моей точки зрения, следовало бы разбить на восемь крупных
отделов, неравномерных по объему и количеству входящих в них глав,
равно как и по удельному весу в общем ходе изложения. Отделы эти,
кроме введения и заключения, таковы: древняя Аравия, период
экспансии, багдадский халифат, арабская Испания, мамлюкский Египет, эпоха
турецкого господства, новая литература, арабская письменность в СССР.
Каждый отдел распадается на большее или меньшее число глав с одним
или несколькими вводными параграфами. Общий план и объем частей
представляется приблизительно в следующем виде:
Введение: А. Принципы построения.
Б. История изучения.
В. Арабский язык и письмо.
I. Древняя Аравия (около 1000 до н. э. — 600 н. э.).
1. Южноарабская культура и литература в Йемене.
2. Поэзия древней Аравии.
3. Проза древней Аравии.
И. Период экспансии (622—750).
572 Арабская средневековая художественная литература
1. Коран как памятник литературы.
2. Канонические науки.
3. Литература переходной эпохи.
4. Поэзия при Омейядах.
5. Проза при Омейядах.
III. Багдадский халифат (750—1258).
А. 1. Поэзия при Аббасидах.
2. Круг Хамданидов, поэзия при Сельджуках.
3. Переводная художественная литература при Аббасидах.
4. Типы оригинальной художественной прозы.
5. Ораторская речь и послания.
6. Макймы.
7. Литература „адаба".
8. Теория языка и литературы.
Б. 1. История.
2. География.
3. Философия.
4. Математические и физико-химические науки.
5. Медицина и естественные науки.
IV. Литература арабской Испании (750—1492).
1. Художественная проза.
2. Поэзия.
3. Наука и ее переход на Запад.
V. Мамлюкский Египет (1258—1517).
1. Поэзия в Египте и Сирии XIII—XIV вв.
.2. Теневой театр.
3. Рыцарские романы.
4. „1001 ночь".
VI. Период турецкого господства (1517—1800).
1. Наукообразная письменность.
2. Поэзия эпохи упадка.
VII. Новая литература (1800—1940).
1. Хронологические и географические рамки.
2. Период просветительства (до 80-х годов).
3. Деятельность Зейдана (1890—1914). Исторический роман.
4. „Сиро-американская" школа (1910—1920). Стихотворения
в прозе и ѳссеи.
5. Гегемония Египта (1920—1940). Новелла, повесть и
драма.
6. Народная литература арабских стран в XIX—XX вв.
VIII. Арабская литература в СССР.
1. Арабские источники для истории СССР.
2. Арабская письменность у народов СССР в прошлом.
Заключение.
Общие соображения о плане истории арабской литературы 573
IV
Изложение истории арабской литературы должно, естественно,
иметь определенные установки как в смысле содержания составных
частей, так и формы.
Вводные главы к отдельным периодам дают характеристику
важнейших исторических событий, намечают основные линии
общественно-культурного развития в пределах данного периода и выясняют значение
их дая литературной жизни. Особое внимание уделяется развитию
литературной критики.
В главах, посвященных общему обзору историко-литературного
развития какого-нибудь периода или жанра, рассматриваются проблемы,
волновавшие данную эпоху, дается характеристика основных центров
литературных группировок и направлений; применительно к новому периоду
уделяется внимание типичным явлениям публицистики и литературной прессы.
В главах, трактующих об отдельных авторах и произведениях,
выясняется их место в борьбе литературных направлений и проблемы,
выдвинутые ими; рассматриваются эстетические взгляды писателя, его
художественная индивидуальность, отношение к предшествующей традиции
и к современникам, оценка его творчества арабскими критиками и
европейской наукой, влияние на дальнейшее развитие литературы и значение
его наследия для наших дней.
Изложение истории арабской литературы должно быть сжатым, но
не носить протокольно-энциклопедического характера. Оно не ставит
себе задачей дать справочник, к которому обращаются только за
нужной справкой и который никогда не читают сплошь, как книгу. Это
большой общий курс в связном изложении; в известной мере он может быть
и учебником дая высшей школы, и введением в изучение
специальных вопросов истории арабской литературы. Книга не должна быть
слишком популярной дая специалиста или слишком научной дая
широкого читателя. Наиболее подходящим типом представляется лекция дая
аудитории из лиц со средней подготовкой, интересующихся вопросами
литературы. Источники, на которых основывается изложение автора
в специальных вопросах, должны быть указаны. Ссылки в тексте
ограничиваются названием произведения с соответствующей цитатой.
Подстрочные примечания или совершенно отсутствуют, или сводятся до
минимума. Подробная библиография выносится в приложение к
соответствующей главе, разделу, специальному пункту.
Содержание произведения излагается кратко; значительные отрывки
переводов составляют особое приложение хрестоматийного характера
или самостоятельную антологию по типу существующих дая
западноевропейских литератур, которая должна появиться раньше истории по
особому плану. Цитаты в истории литературы приводятся по
возможности экономно. Западноевропейские и арабские цитаты даются в пере-
574 Арабская средневековая художественная литература
воде, причем арабские стихотворные переводятся прозой, с сохранением
порядка строчек.
Главы и разделы по возможности дробятся на части, обозначаемые
цифрами без специальных заголовков. На основе их составляется
конспективное подробное оглавление — программа, которая может служить
оглавлением тома. Библиография прилагается, в зависимости от
потребности, к большим отделам, главам или мелким частям.
Кроме библиографии, к истории арабской литературы дается ряд
приложений справочного характера: 1. Сводка хронологических дат
жизни и творчества отдельных писателей. 2. Синхронистическая таблица
литературного движения по периодам с указанием известных дат
важнейших произведений. 3. Указатель имен лиц и географических
названий. 4. Предметный указатель.
История арабской литературы может быть иллюстрирована, причем
в этом случае желательно использование в первую очередь наших собраний.
Как материалы привлекаются снимки с .ценных рукописей выдающихся
произведений, автографы авторов, миниатюры, могущие иллюстрировать
отдельные пункты изложения, снимки с предметов, привлекаемые с той же
целью, виды местности и сооружений, для нового времени снимки
с редких изданий, портретов авторов и т. п. Общий объем истории
литературы определяется в 60—70 листов; приблизительно таков же
размер антологии переводов. Срок, нужный для подготовки обеих
работ, — около пяти лет, считая с момента непосредственного начала.
Такова программа-максимум, выполнение которой будет зависеть от
целого комплекса обстоятельств. Весьма вероятно, что некоторые приемы
в ходе работы будут модифицированы, некоторые задачи отпадут за
невозможностью их осуществить или по состоянию материала или его
разработки. Во всяком случае даже некоторое приближение к
намеченным требованиям будет значительным шагом вперед и в нашей и в
мировой науке.
-*°§§»а-
y^7^y^^y^^^7^y^Z=y^^y^^y^7=yWZ.
La poesie andalouse en arabe classique au Xl-e siecle. Ses aspects
generaux et sa valeur documentaire. Par Henri Peres (Publications
de l'Institut d'Etudes orientates. Faculti des Lettres d'Alger, V)
Paris, Adrien-Maisonneuve, 1937, 8°, XL, 545.
На фундаментальную книгу алжирского профессора надо обратить
внимание прежде всего потому,-что заглавие ее не вполне соответствует
содержанию и легко может вызвать некоторое недоразумение. Читатель,
незнакомый с нею, примет ее за специальную работу по истории поэзии
с узким интересом и пройдет мимо; между тем, она особенно важна
с точки зрения истории культуры в самых разнообразных аспектах.
Хотя автор несколько раскрыл ее содержание в подзаголовке, но все же
точнее было бы ее назвать не „Андалусская поэзия в XI в.", а „Анда-
лусская жизнь в XI в. по памятникам поэзии". В сущности говоря, это
очень хорошая параллель к классическому труду Якоба „Altarabisches
Beduinenleben nach den Quellen dargestellt", перенесенная в иную
хронологически эпоху, очень сильно расширенная и совершенно иначе
построенная.
С другой стороны, именно историк поэзии может не найти в книге
некоторых ответов, которые он ожидал бы получить от исследования
по поэзии. Одно ограничение автор внес в самое заглавие, подчеркнув
свою установку. Он исходил из памятников только на классическом
литературном языке. В предисловии он поясняет (стр. 2), что от
привлечения памятников строфической поэзии, так называемых мувашшахов,
он не отказывается, коль скоро они составлены на литературном языке.
Что же касается произведений на диалекте, главным образом известных
под именем заджалей, то расцвет их относится к более позднему
времени; надо, однако, тут же отметить, что наиболее видный их
представитель Ибн Кузман все же изредка фигурирует. Второе ограничение,
которое автор вводит в свою работу, кажется менее обоснованным —
это отказ от анализа формы поэзии, столь же определенно
оговариваемый в предисловии (стр. 2), впрочем без указания мотивов. Вероятно,
это вызвано внешними соображениями — либо самым объемом работы,
которая и так заняла около 500 страниц, либо преимущественным
интересом автора к историческому анализу. Во всяком случае, эта сторона
576 Арабская средневековая художественная литература
проблемы остается в полной мере не освещенной и рано или поздно
к ней, в интересах истории поэзии в целом, придется вернуться.
Основное внимание к историческим фактам, конечно, не исключает
того, что ряд тем, связанных с поэзией рассматриваемого периода,
не только серьезно поставлен, но и во многих случаях, быть может,
окончательно решен. Принципиальное значение имеет здесь почти вся
первая часть, посвященная поэту в арабской Испании, его образованию
и социальному положению (стр. 21—ПО); можно сказать, что в такой
широте вопрос не рассматривался применительно к какой бы то ни было
эпохе восточного и западного арабского мира. С совершенно
исчерпывающей полнотой освещена вся тематика поэзии за рассматриваемый
период; ей, в сущности говоря, посвящена остальная часть книги,
которая в методическом отношении может послужить образцом д\я работ
аналогичного рода, как в свое время исследование Якоба.
Важным результатом новой книги можно считать определение
общего характера арабско-испанской поэзии, в особенности за XI в.
Обосновывая свой выбор и возможности выделения избранного периода
как объекта самостоятельного, ограниченного хронологически
исследования, автор должен был исходить, конечно, из исторических
предпосылок и рассмотрения существовавшей в эту эпоху исторической среды.
Углубляя предшествующие исследования, главным образом испанских
ученых, он устанавливает, что именно к XI в. в Испании сложились
две основных группировки — андалусская (в которой слились
действовавшие до того времени раздельно арабы и „муваллады"— потомки
принявших ислам покоренных жителей) и берберская (стр. 6—10);
чисто арабской группировки с ориентацией на восток халифата в это
время уже нет (стр. 15); берберская, продолжающая в
противоположность всегда бывшему незначительным количественно арабскому
элементу иммигрировать до начала XII в. (стр. 258), в этом периоде
оказывается малоактивной на литературном поприще. Выразителями анда-
лусской политики и культуры являются в эпоху так называемых мулук
ат-тазаНиф (царьков общин') главным образом севильские Аббадиды,
в нужных случаях до известного периода не отказывающиеся и от
связи с христианами (стр. 10). Их наиболее знаменитым лидером
выступает популярный ал-Му'тамид, типичный рыцарь и поэт этого
периода (стр. 11—14, 103).
Создавшийся в XI в. своеобразный „гуманизм" арабской Испании
впитал в себя самые разнообразные истоки (стр. 39). Видеть в нем
преимущественное или исключительное воздействие романских
элементов, как иногда высказывается, нельзя, но и в проникших с Востока
элементах надо производить строгую дифференциацию. Такая деталь,
как различное отношение к титулатуре у омейядских халифов в Кордове
и мулук ат-тавсПифу показывает, что ко времени последних произошло
окончательное обособление Андалусии от Востока (стр. 110); с другой
Работа Переса об андалусской поэзии в XI в.
577
стороны, празднование таких иранских праздников, как науруз
(стр. 303—304) и михраджан (стр. 303—305), хотя приноровленных
к некоторым моментам христианского календаря, говорит о
продолжающейся органической переработке старых, еще сасанидских
элементов.
Понятно, что в такой своеобразной исторической среде, где Восток
и арабы только один из слагающих элементов, и поэзия получает
своеобразный самостоятельный облик. Автор справедливо обращает
внимание на коренную неправильность общераспространенного взгляда:
считать испанско-арабскую поэзию только отражением Востока —
значит видеть наименее интересную сторону ее (стр. 20). Ему очень
хорошо удается выяснить основные отличия андалусской поэзии от
арабской (стр. 113—114) и дать общую характеристику ее за
рассматриваемый период (стр. 472—478), которая принадлежит к одной из
наиболее блестящих синтезирующих страниц книги, вообще написанной
с большим литературным подъемом.
Из отдельных черт этой поэзии автор впервые показывает ярко и
отчетливо целый ряд сторон, до сих пор остававшихся без детального
анализа. Он констатирует распространенность поэзии во всех классах
населения (стр. 60). В противоположность востоку халифата большое
количество поэтов из сельского земледельческого класса создает
гораздо более близкое ощущение природы и вызывает к жизни
своеобразные произведения, приближающиеся по типу к античным буколикам
(стр. 57). Другая черта не только этого периода, но вообще всей
испано-мусульманской поэзии — своеобразный отпечаток меланхолии и
проникающего ее беспокойства (стр. 361, 462), оригинальное отражение
исторических судеб полуострова.
Обрисовка исторического фона, на котором развивается поэзия
в XI в., анализ отраженных в ней всех деталей действительности
является основной задачей работы. Выполнены они со скрупулезной
полнотой во всем масштабе. Первая уже упомянутая часть завершается
разбором тем, вызываемых жизнью при мелких дворах отдельных
правителей (стр. 80—ПО); вторая посвящена темам, вызываемым природой
(стр. 111—247); третья — самая обширная — отражению социальной
жизни (стр. 248—393); четвертая — внутренним переживаниям отдельной
личности (стр. 395—471). Автор не ограничивается сухим протокольным
изложением мозаичных деталей из стихотворных произведений; везде
он строит живую картину, умело комментируя ее привлечением самых
разнообразных источников — исторических, этнографических,
искусствоведческих, геологических, агрономических на арабском и европейских
языках. Библиография, дающая о них некоторое представление,
занимает почти 30 страниц (XIII—XL). В связи с отдельными деталями
автор не останавливается перед специальными изысканиями по до сих
пор не использованным источникам: разбирая, например, вопрос о цве-
37 И. Ю. Крачковский, т. II
578 Арабская средневековая художественная литература
тах, упоминаемых в стихотворениях андалусских поэтов, автор
комментирует данные на основе сохранившейся в рукописи и до сих пор не
опубликованной „цветочной" антологии ал-Химйарй (стр. 167—183).
В целом ряде случаев его данные вносят новые детали в самые
разнообразные вопросы истории культуры, даже техники, вплоть до
изобретения искусственного хрусталя в IX в. (стр. 289—290) или
распространения драгоценных камней и металлов в Испании (стр. 322—323).
Многие частности при этом приходится, конечно, пересматривать:
известное изречение Ибн Рошда (см. мою брошюру „Арабская культура
в Испании", 1937, стр. 8), в связи с которым во всех общих работах
Кордова была признана городом учености, а Севилья — музыки, требует
уточнения в том смысле, что в Кордове до XII в. было меньше музыки,
чем в Севилье (стр. 389).
Автор сумел облегчить возможность ориентироваться во всем море
дтих деталей и даже найти нужную частность, как в справочнике,
путем очень обстоятельных и разнообразных указателей. Им приложен
указатель собственных имен, имен поэтов, цитованных в тексте
сочинений (перечень упоминаемых в примечаниях источников дан в
библиографии), систематический указатель типичных слов и указатель
арабских слов (со включением терминов).
Если первые три указателя можно изредка встретить в аналогичных
работах, то два последних требуют уже „сверхдолжных" заслуг
составителя и будут особенно полезны для всех сколько-нибудь
соприкасающихся с какой-либо из детальных тем, отраженных в работе.1
Несмотря на аналитический характер исследования, построенного на
пристальном внимании к мелочам, надо сказать, что детали автора не
задавили и не заставили расплываться в мозаичной номенклатуре. Он
обладает несомненным синтетическим даром и с таким же искусством
строит и общие выводы. Мне уже приходилось говорить, что
заключение, в котором он дает общую характеристику андалусской поэзии
в XI в., принадлежит к лучшим страницам книги; то же надо сказать
о введении с обзором политических и этнических условий в арабской
Испании XI в. (4—20).
В 1937 г., давая отзыв о работе Бляшера о поэте ал-Мутанаббй,2
я говорил, что в ней мы имеем за последние годы едва ли не лучшую
1 В такой громадной книге, конечно, в отдельных мелочах найдутся поправки:
у автора есть склонность в арабизованных словах слог ü передавать через aw даже
в таких известных именах, как жены халифа ал-Ма'муна — Вйгап (стр. 194, 295 прим.
и указатель, 483—Bawrän) или 'колесо' düläb (указатель, 518—dawläb). Сочинение
„Кутб ас-сур/р" сохранилось в значительно большем количестве рукописей, чем он
указывает, стр. 365, прим. 5 (см. С. Brockelmann. GAL, I, стр. 155, № 9; SB, I,
стр. 259) и т. д.
2 Советское востоковедение, II, 1941, стр. 140—144 [= стр. 556—559 настоящего^
тома].
Работа Переса об андалусскои поэзии в XI в. 579
работу по арабской поэзии вообще. Теперь к ней присоединяется
исследование А. Переса. С совершенно иной установкой, чем первая,
оставляющее в стороне ряд вопросов поэтической техники, оно является
все же лучшей работой по истории арабско-испанской поэзии за все
последнее время. Но этого мало, — будучи очень интересным по своим
приемам, оно гораздо шире заглавия и дает серьезную монографию по
истории арабской культуры в Испании.
-Н^Н-
37*
*g^^^^
ГОМЕР И АЛ-БИРУНИ
(Памяти С. А. Жебелева)
Тридцать лет назад в письме от 24 ноября 1915 г. Сергей
Александрович Жебелев, кончивший героически свои дни в осажденном
Ленинграде зимой 1941 г., расшифровал отдельные материалы, которые
впервые натолкнули меня на тему, указанную в заголовке. Тридцать
лет терпеливых поисков и ожиданий не расширили сколько-нибудь
значительно этих материалов, прибавилось лишь немного деталей, которые
освещают не столько самый вопрос, сколько его фон. Нет оснований
дольше откладывать сообщение об этих материалах, и я посвящаю свою
заметку памяти ученого, который тридцать лет назад, как всегда, живо
откликнулся на мой вопрос.
Я не ставлю теперь более широко вопрос о знакомстве арабов или
вообще Востока с Гомером; в этом аспекте он далеко не нов. Его
касались еще в XVIII в.,1 а более ста лет назад один из крупнейших
представителей венской школы ориенталистики Венрих (J. G. Wenrich,
1787—1847)2 подвел ему некоторый итог в труде, сохраняющем
известное значение и до настоящих дней.3 Вывод его соответствует, в
сущности, и нашим современным знаниям: каких-либо переводов
произведений Гомера на арабский язык даже в виде сколько-нибудь значительных
цитат не существовало, некоторое знакомство с ним самим и с
содержанием его поэм, естественно, могло быть главным образом среди
ученых, в той или иной степени пользовавшихся греческим языком.4
Середина прошлого века, принесшая издание и перевод известной
истории религий аш-Шахрастанй (ум. в 548/1153 г.), пробила как будто
некоторую брешь в этом представлении: в книге было помещено
38 афоризмов, извлеченных из поэм Гомера.5 Однако специальное иссле-
1 Данные собраны в статье: V. Chauvin. Homere et les Mille et une nuit.
Musee Beige, III, Louvain, 1899, стр. 1—2.
2 О нем см.: С. v. Wurzbach, Biographisches Lexicon des Kaiserthums
Österreich, Bd. 55, Wien, 1887, стр. 4—7.
3 De auctorum graecorum versionibus et commentariis syriacis, arabicis, armeniacis,
persicisque commentatio quam scripsit J. G. Wenrich, Lipsiae, 1842.
4 Там же, стр. 75—76.
5 Текст (изд. Cureton) стр. 299—302, перевод (Haarbrücker) — стр. 142—145.
Гомер и ал-Бируни
587
дование, произведенное эллинистом, петербургским академиком А. К, Нау-
ком (1822—1892) при содействии семитолога Д. А. Хвольсона (1820—
1911),1 показало, что афоризмы принадлежат не Гомеру, а в подавляющем
большинстве (28) представляют передачу так называемых стихотворных
изречений Менандра (MevavSpou yvco(/.at [лоѵостьдоь) даже с сохранением
алфавитного порядка греческого оригинала.2 Только в одном можно
усмотреть намек действительно на Гомера.
Более внимательное изучение в XIX в. „1001 ночи" постепенно
устанавливало в „Путешествиях Синдбада" отголоски двух эпизодов из
„Одиссеи": в третьем путешествии — случая с Полифемом, в четвертом —
чар Кирки (Цирцеи) над спутниками Одиссея. Даже если признать эту
связь, проникновение сюжета не обязательно должно было идти прямым
путем через перевод оригинала Гомера. Лучший знаток вопроса Шовен
(1844—1913) в специальной статье совершенно определенно высказался,
что и это обстоятельство не дает права предполагать существования
переводов Гомера на арабском языке.3 И через двадцать лет после него
Т. Нельдеке (1836—1930), который в дополнение к двум упомянутым
сюжетам находил еще отголоски мифа о лотофагах, все же полагал
что арабский перевод „Одиссеи" едва ли когда-нибудь существовал.4
Современный перевод „Илиады" с подлинника, изданный в Каире
в 1904 г., представил исключительное событие в новой арабской
литературе,5 но для интересующей нас темы не принес дополнительных
данных. Он дал повод Марголиусу (1858—1940) лишний раз подчеркнуть,
что раннего перевода „Илиады" на арабский, несомненно, не было, хотя
имя Гомера нередко упоминается мусульманскими авторами.6
Частичный пересмотр вопроса о восточных переводах Гомера, предпринятый
Фриком в 1910 г., коснулся главным образом сирийской, отчасти
армянской и грузинской литературы7 — для арабской нового материала не
было. Столетней давности вывод Венриха остается, таким образом, и
теперь в силе.
1 Ueber einige angebliche Fragmente des Homer. Bulletin de la Classe des
sciences historiques, philologiques et poljtiques de l'Academie des Sciences de St.-Petersr
bourg, XVI, № 28, 1859, стр. 433—446.
2 Там же, стр. 445—446.
3 V. Chauvin, ук. соч., стр. 4.
4 Zu О. Rescher's Studien über den Inhalt von „1001 Nacht". Der Islam, XII, 1921,
стр. 112.
5 О нем см. мою статью в журнале „Гермес", 1909, № 2, стр. 37—42.
6 D. S. Margoliouth, JRAS, 1905, стр. 418,
7 С. Fr ick. Die syrische, die arabische und die georgische Obersetzung der
homerischen Gedichte, Berliner Philologische Wochenschrift, XXX, 1910, стр. 444—447.
Автор не владеет соответствующими языками, и для сирийской, например, части
литература может быть теперь значительно расширена, хотя бы многочисленными данными
в бейрутском журнале „ал-Машрик", XXIII, 1925, стр. 960 (со ссылкой на II, 1899,
стр. 356, 451).
582. Арабская средневековая художественная литература
Знакомство с Гомером ограничивалось у арабов почти исключительно
кругом пропагандистов греческой науки. Наиболее показателен здесь
часто приводимый рассказ х про известного врача-переводчика Хунайна
ибн Исхака (194—260/809—873), араба-несторианина, родом из городка
Хиры в нижней Месопотамии. Проведя в молодости довольно
значительный срок в Византии, он вынес оттуда знание не только медицины и
философии: один из современников передает, как он слыхал его декламацию
стихов Гомера по-гречески. Обыкновенно этот рассказ приводится на
основании известной „Истории врачей" Ибн Абу Усайби'и (XIII в.);2
источником его является несколько более ранний историк науки Ибн
аЛ-Кифтй (568—646/1172—1248).3 Определенное указание о том, что
это происходило „по-гречески", не дает права согласиться с голландским
ученым Фан Флотеном, который хотел видеть в этом подтверждение
существования арабского перевода.4
В тех же кругах переводчиков, ученых, врачей и философов, кроме
знакомства с именем Гомера, могли быть распространены и отдельные
полуапокрифические афоризмы или рассказы про него, которые
восходили или непосредственно к греческим или чаще к сирийским
источникам. Афоризмы, вероятно, такие же подлинные, как у аш-Шахрастанй,
встречаются в дидактическом сборнике представителя скорее иранской, чем
греческой традиции Ибн Мискавейха (ум. в 421/1031 г.), хорошо
известного как историка.5 Тип распространенных рассказов нам может
иллюстрировать тот, который приводится у названного уже Ибн ал-Кифтй« 6
„Омир,7 греческий поэт. Этот человек был из тех греков, которые
трудились над искусством поэзии из категорий реторики, и [он] достиг в нем
совершенства. К нему пришел один шутник8 и сказал: «Сочини на
меня эпиграмму, чтобы мне этим хвалиться, так как я не достоин твоей
оды». «Я никогда этого не сделаю», — ответил тот. «Тогда я пойду
к главам греков, — сказал он, — и сообщу им, что ты уклоняешься меня».
Омирос сказал экспромтом: «Дошло до нас, что пес пытался сразиться
со львом на острове Кипре. Тот удержался из презрения к нему. Пес
1 См., например: Лэн (V. Chauvin, ук. соч., стр. 2, прим. 2), Фан Флотен
G. Van Vloten. Een arabisch Natuurphilosoof in de 9-e eeuw. Оттиск из Tweema-
andelijsch Tijdschrift, Mei, 1897, стр. 6, прим. l), С. Бустанй (Предисловие к
упомянутому арабскому переводу „Илиады", стр. 26), и мн. др.
2 Изд. А. Müller, Каир, 1299/1882, I, стр. 185, 8 снизу.
3 Изд. J. Lippert, Leipzig, 1903, стр. 174, 14—15.
* G. Van Vloten, ук. соч., стр. 6, прим. 1.
5 См.: R. Basset, Le tableau de Cebes, version arabe d'Ibn Miskaoueih. Alger,
1898, стр. 12, 5°.
8 Ибн ал-Кифтй, изд. J. Lippert, стр. 67, 20—68, 5. Сокращенно этот рассказ
передает Венрих (J. G. W enrich, ук. соч., стр. 75—76).
7 В арабских источниках имя поэта появляется обыкновенно в этой форме
(в письме—*,, Умйрус" или „Умйрус").
8 Имя не поддается дешифровке (в письме „Анабу").
Гомер и ал-Бирдни
583
ему сказал: Тогда я пойду и сообщу зверям про твое бессилие'. Лев
ответил: 'Мне приятнее, чтобы звери укоряли меня за уклонение от боя
с тобой, чем запачкать свои уста твоей кровью'»".
Фонд сведений остается неизменным и позже, искажаются только
имена, и к концу XIII в. сиро-арабский писатель Ибн ал-Ибрй,
известный Barhebraeus, как бы закрепляет его, излагая г в сущности то же,
что и Ибн ал-Кифтй.
Из аналогичных греко-сирийских источников изречения и анекдоты
попадали и к тем арабским филологам и ученым, которые сами едва ли
имели непосредственный доступ к этому материалу. Филолог X в. Ибн
Дурайд (ум. в 321/934 г.) в одной из своих антологий среди различных
„греческих" изречений приводит о Гомере отзыв „певца Сахтурос".2
„Ему сказали, что Гомер лжет в своих стихах. Он ответил: «У поэтов
ищут красивой приятной речи, а правду ищут у пророков»". Еще
в XIV в. известный и в европейской науке представитель философии
истории Ибн Халдун (ум. в 808/1406 г.) знает, что Аристотель в своих
произведениях упоминает и хвалит Гомера.3
Все же, несмотря на эти отдельные и отрывочные упоминания поэта
в арабской письменности, нельзя не согласиться с современным
арабским ученым Ахмедом Амином, который, разбирая детали греко-римского
влияния на арабскую литературу, констатирует,4 что „арабы слышали
про Гомера немного и приводили про него незначительные, измышлен
ные и сбивчивые упоминания, вроде тех, что известны у аш-Шахра-
станй или в сборнике «ал-Кашкул» Баха ад-дйна ал-'Амилй".5 Особенно
показательно то, что нигде в доступных арабских сочинениях не
приводится цитат из поэм Гомера; единственное известное мне
исключение представляет одна работа ал-Бйрунй, которая и дала первый
толчок к настоящей заметке.
Крупнейший ученый мусульманского средневековья, уроженец
Хорезма (Хивы), побывавший в областях, которые прилегают к южному
побережью Каспийского моря, ал-Бйрунй (362—440/973—1048) провел
большую часть своей жизни в Газне и в Индии, куда вынужден был
переселиться по воле знаменитого завоевателя Махмуда Газневидского.
В европейской науке он был известен давно, и литература о нем
громадна.6 Открытие за последние годы все новых и новых его
произведений позволяет теперь яснее представить широту его научного кру-
1 Изд. А. Салханй, Бейрут, 1890, стр. 61.
2 Китаб ал-муджтана. Хайдерабад, 1342, стр. 75.
3 Ал-Мукаддима. Каир, 1322, стр. 482.
4 Фаджр ал-ислам. Каир, 1928, стр. 162.
5 Имеется в виду популярная антология автора начала XVII в. (ум. в 1030/1621 г.).
6 Лучшая в настоящее время суммарная характеристика принадлежит Краузе
(Мах Krause. Al-Birünl. Ein iranischer Forscher des Mittelalters. Der Islam, XXVI,
1940. стр. 1—15). Руководящую нить в специальной литературе дает Брокельмаи
(С. Brockelmann. GAL, SB, I, стр. 870—875).
584 Арабская средневековая художественная литература
гозора, которая в ту эпоху была явлением редким не только для
Востока, но и для Запада; известный историк науки Дж. Сартон имел все
основания назвать первую половину XI в. эпохой ал-Бйрунй.1
Интересующие нас цитаты находятся в его книге об Индии,
значение которой для понимания арабской культуры ярко осветил
В. Р. Розен около шестидесяти лет назад.2 Наличие не только издания
арабского текста, но и английского перевода Э. Захау3 сделало ее
доступной для всех ученых. Две приводимые ал-Бйрунй цитаты
восходят к „Илиаде", одна к „Одиссее"; 4 наиболее ясной и не
вызывающей сомнений оказывается последняя.
Говоря про существование у индусов представления о семи
небесных сферах, обиталище духовных существ, ал-Бйрунй продолжает:5
„Подобным же образом и греки обращали небеса в места собраний.
Иоанн Грамматик в своем опровержении Прокла 6 говорит: «Некоторые
из диалектиков считают сферу, называемую уосХос£ьос$, то есть молоко,
а по-арабски ал-Маджарра (Млечный путь), жилищем и
местопребыванием разумных душ». И поэт Омир говорит: «Ты сделал небо чистое
обиталищем вечности для богов. Его не потрясают ветры, не орошают
дожди, не губят снега; но в нем блестящая ясность без облака,
которое закрывало бы ее»". Последняя цитата, которой не мог
идентифицировать Захау,7 представляет достаточно близкую передачу „Одиссеи",
VI, 42—45, с описанием Олимпа:
•, .OuXufrjTov 8' o-9t фао\ t)ewv 28о? aacpaXs; aiei
£{Л{Л£ѵаг оиУ аѵеріокзч тіѵаааетас оите 7сот' орфра>
8еиетаі оііте х1(*>ѵ еяітсіХѵатаі, аХХа ріаѴ atdprj
7ге7итатаі аѵефеХо?, Хеиху; 8' £7rc8eBpojJcev оауХѵ)
. . .на Олимп, где, говорят, местопребывание богов незыблемое вечно
Находится; не потрясается оно ветрами, дождем
Не орошается, и снег не находится там, но только небо
Распростирается безоблачное, белый распространен блеск.
Несколько сложнее оказывается приурочить цитаты из „Илиады",
хотя связь с греческим текстом и здесь отчетливо видна. Объясняется
это, с одной стороны, сложностью индийских представлений, с кото-
1 G. S art о п. Introduction to the History of Science, I. Baltimore, 1927, стр.693.
2 3BO, III, (1888) 1889, стр. 146—162.
3 Alberuni's India, an Account of the Religion, Philosophy, Literature, Chronology,
Astronomy, Customs, Laws and Astrology of India about A. D. 1030. Edited by E. Sa-
chau, London, 1887. — О н ж e. An English Edition with Notes and Indices, I—II, L. 1888.
4 Только одна идентифицирована Э. Захау; все отождествлены в упомянутом
письме С. А. Жебелева.
5 Ал-Бйрунй, текст — стр. 114, 20—23; перевод — I, стр. 231. В указателе
Захау под словом „Homer" ссылка на зто место пропущена — II, стр. 429.
6 Об этом авторе первой половины VI в. и его произведении см. примечание
Захау к переводу, II, стр. 272 (к стр. 36) и G. S art on, ук. соч., I, стр. 421—422.
7 См. примечание к переводу — II, стр. 324.
Гомер и ал-Бируни
585
рыми ал-Бйрунй приходилось иметь дело, с другой стороны, —
большими трудностями, которые для носителей арабской культуры всегда
представляла греческая мифология. Разбирая функции чувств, которые
индусы связывали с пятью элементами: небом, ветром, водой, огнем и
землей, он останавливается на том, что небо связывается со слухом и
слышимым. „Я не знаю — продолжает он,1 — что они разумеют, ставя
в связь звук с небом. Я думаю, что это похоже на то, что сказал Омир,
поэт греков: «Обладательницы семи мелодий говорят и отвечают друг
другу красивым голосом». Он разумел семь планет, как сказал другой
поэт: «Сфер с разными мелодиями — семь, вечно движущихся,
прославляющих творца, ибо он их держит и объемлет до отдаленнейшего предела
сферы беззвездной»".
Можно, повидимому, не сомневаться, что число семь натолкнуло
ал-Бйрунй на смешение семи небесных сфер с семью музами, которых
и надо видеть в „обладательницах семи мелодий". Если это так, то
в цитате можно усмотреть близкое отражение стиха „Илиады" I, 604,
где говорится о музах:
♦. .Mouaawv $' at aeiBov ap.eißoVsva* о?Л xaXvj
. . . Музы, которые пели, отвечая друг другу красивым голосом.
При таком понимании передача ал-Бйрунй оказывается почти
буквальной.2
Последняя цитата не представляет особых затруднений, хотя и очень
кратка. Производя некоторое сравнение индийских и греческих
представлений о божестве, ал-Бйрунй указывает, что и греки иногда
пользуются именами богов для обозначения небесной сферы.3 „.. .потому что
поэт Кратес называет небесный свод Зевсом и точно так же сказал
Омир: «...Как отсекаются хлопья (букв, куски) рнега от Зевса»".
Благодаря содействию одного из классиков, Э. Захау с большим
основанием установил,4 что цитата представляет тоже довольно точную
передачу стиха „Илиады", XIX, 357: 5
'О? V ore 'тарфбіаі ѵісра£е<; A to? ехтготеоѵтаі
. . .Как густые хлопья снега вылетают от Зевса.
Таким образом, можно с полной уверенностью констатировать, что
во всех трех случаях, когда ал-Бйрунй в своей „Индии" приводит
цитаты из Гомера, они могут быть возведены к греческому тексту с
достаточной определенностью. Знакомство его с Гомером шло, как и всегда,
1 Ал-Бйрунй, текст — стр. 21, 5—9; перевод—I, стр. 42.
2 У Захау цитата осталась не идентифицированной, см. примечания к переводу —
II, стр. 274.
3 Ал-Бйрунй, текст — стр. 48, 2—з; перевод — I, стр. 98.
4 Примечания к переводу — II, стр. 292. С. А. Жебелев предлагает сравнить еще
„Илиаду", XII, 278—279.
5 У Захау (там же) опечатка — I, 3571.
586 Арабская средневековая художественная литература
по линии переводов научной литературы; трудно сказать, имел он
представление о поэмах Гомера в полном объеме или знал их только по
каким-либо выборкам антологического типа и отдельным цитатам. С
известной долей вероятности мы можем утверждать, что готового
арабского перевода под руками у него не было и он сам в нужных
случаях переводил, быть может, пользуясь, повидимому, существовавшим
в его эпоху сирийским переводом. На вопрос о знании им греческого
языка теперь приходится отвечать скорее в положительном смысле.
Открытые за последние годы его труды принесли некоторый новый
материал для освещения и этой стороны проблемы.
Уже под старость, в своем последнем труде, посвященном
фармакогнозии, он вспоминал, как смолоду отличался большой жадностью
к приобретению знания.1 В Хорезме поселился тогда один грек, и
ал-Бйрунй приносил ему всякие „зерна, злаки, плоды и растения",
расспрашивая об их названиях на греческом языке, которые и записывал.
Грек,, вероятно, был аптекарем или врачом, раз в такой степени
оказывался знакомым с этим предметом. Вообще, наличие ученых греков
в Средней Азии в эту эпоху не представляет чего-либо необычного.
Почти веком позже ал-Бйрунй составлял в Мерве астрономические
таблицы некий ал-Хазинй, по происхождению греческий раб.2
Можно было бы думать, что эти записи ал-Бйрунй производил просто
на слух арабским шрифтом, однако из его другого произведения видно,
что он имел ясное представление о грамматической форме имен.
Указывая, что некоторые испытывают суеверный страх перед всякими
техническими терминами, которые кончаются на с, он отмечает, что это
окончание в греческих словах соответствует примете флексии в
арабском.3 Интересно добавить, что несколькими страницами ниже в том же
произведении он говорит о Фивах, как древней столице Египта,
указывая, что Гомер упоминает ее в своей поэме.
В названной уже „Фармакогнозии" он указывает между прочим на
определенную категорию книг, которыми мог пользоваться, несомненно
благодаря достаточному знанию греческого и сирийского языков.4
„У христиан есть книги, которые называются «лексиконами»: 5 они
содержат редкие выражения и разъяснения затруднительных слов. Иногда
они составляют отдельные для каждой книги. У меня есть лексикон
1 Мах Meyerhof. Das Vorwort zur Drogenkunde des Beruni. Berlin, 1932
(= Quellen und Studien zur Geschichte der Naturwissenschatten und der Medizin, B. 3,
Heft 3), стр. 14, 8—10 (текст), стр. 42 и 50 (перевод); F. Krenkow. Abu'r-Raihan
Al-Beruni. Islamic Culture, VI, 1932, стр. 531.
2 С. Brockelmann. GAL, SB, I, стр. 902, № lc.
3 F. Krenkow, ук. соч., стр. 532.
4 M. Meyerhof, ук. соч., стр. 15, 7—13 (текст), стр. 44 (перевод).
5 По-арабски слово передано в греческой форме только с арабским окончанием
„лексикунат".
Гомер и ал-Бируни
587
к астрономическим таблицам Птолемея: содержимое в нем написано
сирийским шрифтом, а потом то же самое арабским, а затем дано
толкование этого. К этой книге я обращаюсь в своих поисках. Я нашел еще
два руководства: полезную книгу о травах с рисунками и сборник Ори-
басия,1 где при лекарствах написаны их названия греческим шрифтом.
Из них обоих я перевел то, чему можно доверять; если бы я точно
так же достал остающиеся части обеих книг, тогда бы дело было
завершено".
Едва ли после этого можно сомневаться, что ал-Бйрунй несколько
владел сирийским и греческим языками и шрифтами и мог пользоваться
ими в нужных размерах. К этому же выводу приходят и те
исследователи, которые в последние годы имели случай близко изучать вновь
открытые его произведения. Издатель введения к „Фармакогнозии"
М. Мейерхоф устанавливает, что он „очевидно умел читать
по-санскритски, по-гречески, по-еврейски и по-сирийски и умел переписывать
для себя арабским шрифтом",2 „сирийским языком он должен был
владеть".3 Не менее авторитетный исследователь Кренков, ставя вопрос,
читал ли ал-Бйрунй „Илиаду" по-гречески или в то время существовал
арабский или персидский перевод, склоняется к первому ответу.4
Мне кажется, что рассмотрение цитат, приведенных им в „Индии",
дает те же результаты. Гомера ал-Бйрунй, конечно, знал, вероятно,
лучше, чем другие писавшие по-арабски авторы, греческим языком
в нужных случаях он мог пользоваться и переводил цитаты или
непосредственно с оригинала, или с сирийского языка. Полного перевода
поэм Гомера на арабский язык не существовало.
1 Автор первой половины IV в., составитель большой медицинской энциклопедии,
см.: G. S art on, ук. соч., I, стр. 372—373. Следует, наконец, вспомнить, что в связи
с одной из приведенных цитат он дает точную арабскую транскрипцию греческого
слова TfotXaStas 'млечный путь'.
2 М. Meyerhof, ук. соч., стр. 4.
3 Там же, стр. 50.
4 F. Krenkow, ук, соч., стр. 532.
■*°§§°*-
У&^ФШ&А^^
РАННЯЯ ИСТОРИЯ ПОВЕСТИ О МАДЖНУНЕ И ЛЕЙЛЕ
В АРАБСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
К ПОСТАНОВКЕ ТЕМЫ
„Нет повести на свете печальней повести о Ромео и Джульетте" —
давно заявил Запад про этот сюжет, увековеченный Шекспиром.
Драматический гений поднял тему до апогея, и следующие поколения редко
решались давать ей новую театральную форму. Музыкантов она влекла
всегда и влечет до наших дней, подчинив себе разнообразные категории:
и симфонию, и оперу, и даже балет.
Восток, конечно, не знал Ромео и Джульетты и познакомился с ними
только в XIX в., но у него была своя печальная повесть, повесть
о Маджнуне и Лейле, которая живет долгие столетия; она не
выдвинула Шекспира, но вдохновила десятки великих поэтов на создание
романтических поэм и до наших дней находит себе отражение в
творчестве и поэтов, и драматургов, и музыкантов среди разных народов
Ближнего Востока. Маджнун и Лейла на Востоке известны лучше, чем
Ромео и Джульетта на Западе, и кто знает, может быть, припев „йа
лейлй", который в бесчисленных песнях с наступлением каждой ночи
разносится по всем странам арабского Востока, обращен не только
к ночи по буквальному значению слова, но поминает и бессмертную
возлюбленную Маджнуна — Лейлю.
В середине XI в. персидскому путешественнику Насир-и Хусрау
бедуины показывали около Таифа в Аравии развалины крепости, где
жила Лейла. „Рассказ о Лейле и Маджнуне чрезвычайно удивителен",—
добавлял он.1 Еще и в наши дни путешественники могут слышать у
сирийских бедуинов сказания об эмире Кайсе, сыне ал-Мулауваха, из
племени сАмир, который полюбил Лейлю и умер от разлуки с ней в
пустыне.2
Первую большую поэму о них создал в Азербайджане Низами,
в Средней Азии — Навои. Арабы поэм о них не знали, и может быть
поэтому вся предшествующая история знаменитого сюжета до XII в.
1 Насир-и Хусрау. Сафар-намэ. Книга путешествия. Перевод и вступительная
статья Е. Э. Бертельса, М.—Л., 1933, стр. 173.
2 Alice G u i b о п. Chez les fils d'Agar. Les beduins de Syrie. La Geographie,
LXXI, № 3, Mars, 1939, стр. 151.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 589
остается нам неясной. Несомненно одно, что истоки ее ведут к арабам,
как увидим впоследствии — к концу VII в. Недавнее сообщение о
прототипе сюжета в клинописной литературе Вавилона1 с теми же именами
действующих лиц объясняется каким-то недоразумением: аналогичного
рассказа в клинописи фактически не существует. Мало того, все, что
нам до сих пор известно о вавилонской литературе и вавилонской
жизни, определенно говорит, что в условиях того времени он не мог
зародиться. Только при наличии соответствующей реальной обстановки
может быть объяснено убедительно возникновение определенного
сюжета.
Связь великих поэм о Маджнуне и Лейле с арабскими источниками'
давно была признана, однако полностью этот вопрос до сих пор не
исследован. В последнее время к нему неоднократно обращался в
работах, связанных с Низами, Е. Э. Бертельс; еще в 20-х годах Ю. Н. Марр
приступил к изучению арабского дивана Маджнуна. Обыкновенно анализ
ограничивался установлением отдельных элементов, которые отражают
в поэмах арабский материал. Путь, конечно, вполне законный: двигаясь
по нему систематически, следует, исходя из той или иной поэмы,
выяснить в каждом отдельном случае, какие составные элементы ее восходят
к арабским источникам. Роль арабиста при этом делается подсобной;
точкой отправления является персидский или узбекский текст поэмы.
Второй путь решает задачу несколько иначе. Цель его — выяснить
историю сюжета на арабской почве с тем, чтобы соответствующие
специалисты могли самостоятельно и по этой истории и по связанному
с ней анализу отдельных моментов содержания определить, что
представляет для них интерес при разборе каждой в отдельности поэмы
При такой постановке задача принимает самостоятельный, как бы ара-
бистический характер, но становится значительно сложнее.
Хронологически она уже не может ограничиться тем материалом,
который существовал у арабов до Низами или Навои, а должна
захватить и более позднее время вплоть до нашей эпохи. Несмотря на это,
основное ударение и здесь должно быть сделано на периоде до конца
XII в. Конечно, задачу можно было бы значительно упростить,
ограничив ее аналитическим изложением содержания повести, вернее
отдельных рассказов, существовавших на арабской почве. Для понимания
определенных поэм и связи их с арабским материалом этого, вероятно,
было бы достаточно. Однако при таком выходе история ранней стадии
повести осталась бы попрежнему не ясной и попрежнему ничего нельзя
было бы сказать ни о времени, ни о месте ее возникновения на
арабской почве.
1 Предисловие Е. Дунаевского к поэме Незами Гянджеви: Лейла и Меджнун,
перевод А. Глобы, М.э 1935, стр. 17. Источником сообщения является рассказ
Мухаммеда Хиджазй (Айина. Техран, б. г., стр. 60—68) со слов датского ориенталиста
Грина (?) о находке клинописных табличек с этой повестью.
590 Арабская средневековая художественная литература
ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ
История этой ранней стадии, быть может, наиболее сложна из всей
истории сюжета о Маджнуне и Лейле. В материале недостатка нет, но,
как всегда, сразу приходится констатировать, что он крайне разбросан
и совершенно не разработан. Основной фонд складывается ко второй
половине X в., и главным образом он дает тон всему дальнейшему
развитию. Отсюда отнюдь не следует, что всем более поздним
материалом можно пренебрегать даже при анализе не современной ему,
а предшествующей истории. С другой стороны, и этот фонд X в.
далеко не представляет чего-либо единого, а наоборот, дает крайне
сложный конгломерат разнообразных материалов, который для истории
раннего периода может быть использован только после очень
тщательного анализа.
Некоторые группы этих источников хорошо известны в науке,
другие еще не привлекались к исследованию не только в данном случае,
но и вообще. На первом месте здесь надо поставить
историко-литературные работы, среди которых для Маджнуна основную базу составляет
„Китаб аш-шиУ („Книга поэзии") Ибн Кутайбы (ум. в 276/889 г.)1 и „Китаб
ал-аганй" („Книга песен") Абу-л-Фараджа ал-Исфаханй (ум. в 356/967 г.).2
Несмотря на то, что почти 100 лет отделяют их друг от друга, первая
работа при наличии последнего свода, как выясняется, не играет для
нас в данном случае сколько-нибудь значительной роли. Ибн Кутайба,
приноравливавший свою книгу, как и другие произведения, в первую
очередь для образованного читателя, неспециалиста, стремился дать
связный очерк без определенных обыкновенно ссылок. Источники его
оказываются затушеванными, но из анализа отдела мы убеждаемся,
что в общем они таковы же, как в „Книге песен". Разница лишь в том,
что ал-Исфаханй привлек их в гораздо более широком масштабе с
определенным упоминанием отдельных авторов и осведомителей, с точным
иногда разграничением письменных и устных источников. Без него мы
не имели бы возможности судить сколько-нибудь уверенно об истории
повести о Маджнуне до X в., и понятно, что при таких условиях
ранний источник, Ибн Кутайба, отступает на задний план, теряет
самостоятельное значение. Лишний раз приходится пожалеть, что на эту
сторону — анализ богатых источников „Книги песен"—до сих пор не
обращено систематического внимания и в каждом отдельном случае
работу приходится проделывать вновь. Выходящее теперь каирское
издание Египетской библиотеки стоит сравнительно выше прежних по
1 В дальнейшем ссылки делаются по лейденскому изданию М. J. de Goeje,
1904 г.
2 Первые семь томов цитуются по не оконченному еще каирскому изданию
Египетской библиотеки 1927—1935 гг.; остальные — по первому булакскому изданию 1285 г.
хиджры. Ссылки только на страницы, без указания тома, относятся только ко второму
тому, где помещен отдел о Маджнуне.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 591
своим попыткам критичности, однако указатели, производящие очень
хорошее впечатление по внешности, по существу оказываются далеко
не полными и все же заставляют проделывать черновую работу вновь.
Мы еще увидим, насколько этот анализ источников „Книги песен"
оказывается существенным и для истории Маджнуна.
Вторую группу арабских материалов, сохраняющую известное
значение для нас и при наличии „Книги песен", составляет очень
своеобразная категория произведений, посвященных психологии любви или
истории влюбленных романтических пар. Хронологически на первом
месте мы можем поставить здесь недавно изданную антологию „Китаб
аз-захра" („Книга цветка") сына известного основателя захиритского
толка Мухаммеда ибн Да уда аз-Захирй (ум. в 297/909 г.).1 Конкретного
материала о Маджнуне у него мало, но зато очень много цитат из
приписываемых ему стихотворений; они приобретают особое значение, так
как собраны значительно раньше, чем появилась „Книга песен".
Серию доступных нам больших произведений, которые посвящены
истории влюбленных пар, открывает Ибн ас-Саррадж (ум. в 418/1106 г.)
с известной книгой „Масари" ал-'ушшак" („Гибель любящих").2 Он знает
„Книгу песен", его источники иногда с ней переплетаются, но тем не
менее у него часто встречается материал, не вошедший в книгу Абу-
л-Фараджа, нередко дающий ценные параллели. Вообще вся эта серия,
продолжающаяся непрерывным рядом звеньев до конца XVI в.,
представляет большой интерес. Даже у последнего крупного представителя
ее, слепца Дауда ал-Антакй (ум. в 1005/1596 г.),3 любопытны приемы
текстуальной критики и подборы вариантов к стихотворениям Маджнуна.
Эта серия иногда переплетается с книгами, посвященными мистической
любви.4 Возведенный рано в идеал платонической любви, Маджнун
быстро начал в определенных кругах занимать место в рядах
представителей мистической любви. Уже к началу X в. ему приписываются
типично мистические стихотворения, а классический поэт арабского
суфизма в XIII в. Ибн ал-Фари^ окончательно закрепляет его
положение в этой группе.
Значительно меньше материала сравнительно с этими двумя
группами дают филологи, географы и историки, но все же пренебрегать
ими нельзя как в раннем периоде, так и позднем. Первые филологи
нам интересны главным образом своими цитатами из стихотворений
1 Пользуюсь изданием A. R. Nykl (Чикаго—Бейрут, 1932).
2 Издана в Стамбуле в 1301 г. хиджры. Очень полезное изложение многих
рассказов из этого произведения дал Р. Парет (R. Р а г е t. Früharabische Liebesgeschichten.
Ein Beitrag zur vergleichenden Literaturgeschichte, Bern, 1927).
3 Тазййн ал-асвак би-тафсйл ашвак ал-'ушшак, Каир, 1319 (существует много
других изданий).
4 Основные произведения обеих серий перечислены в статье Риттера (Н. Ritter.
Philologica, VII. Arabische und persische Schriften über „die profane und mystische
Liebe". Der Islam, XXI, 1933, стр. 84—109).
592 Арабская средневековая художественная литература
Маджнуна: их приводят и ал-Мубаррад (ум. в 285/898 г.),1 и ал-Вашша
(ум. в 325/936 г.),2 и Ибн 'Абд Раббих (ум. в 328/939 г.),3 и ал-Калй
(ум. в 356/967 г.).4 Географы, как ал-Бекрй (ум. в 487/1094 г.)5 или
Иакут,6 помогают нам локализовать стихи, связанные с Маджнуном.
Поздние историки ал-Кутубй (ум. в 764/1363 г.)7 и Абу-л-Махасин (ум.
ок. 870/1465 г.)8 были первыми, откуда европейская литература начала
черпать свои сведения про Маджнуна. Что нельзя пренебрегать и очень
поздними филологами,—показывает пример сАбд ал-Кадира Багдадского
(ум. в 1093/1682 г.): в его „Хизанат ал-адаб" („Сокровищнице
образованности") мы найдем и сведения из.не дошедших до нас источников и
попытки критического отношения к известному нам материалу.9
Казалось бы, что не только наряду со всеми этими группами, но
даже на первом месте должны стоять арабские монографии, которые
специально посвящены Маджнуну. Однако при ближайшем рассмотрении
это не оправдывается. Возможно, что картина была бы несколько иной,
если бы мы располагали теми ранними произведениями о Маджнуне, на
которые ссылается Абу-л-Фарадж в „Книге песен" и современный ему
автор библиографического свода „ал-Фихриста", но они нам известны
только по этим упоминаниям. Единственная монография, которой мы
располагаем, а именно „Повесть о Маджнуне" Абу Бекра ал-Валиби,
чрезвычайно популярна на Востоке и выдержала много изданий.10 На
ней основывается до последнего времени известность Маджнуна не
только в арабских, но и иранских странах; об этом говорят
многочисленные рукописи,11 иногда с интерлинеарным персидским перево-
1 Ал-Камил, изд. W. Wright, Leipzig, 1864—1892.
2 Китаб ал-мувашша, изд. R. Brünnow, Leyden, 1886.
3 Ал-'Икд, 3-томное булакское изд. 1293 г. хиджры.
4 Ал-Амалй, 4-томное издание Египетской библиотеки в Каире 1926 г.
5 Изд. F. Wüstenfeld, 1-2, Göttingen, 1876—1877.
6 6-томное издание F. Wüstenfeld, Leipzig, 1866—1873.
7 Фават ал-вафайат, 1—2. Булак, 1283 и 1299.
8 Упоминание о Маджнуне находится в первом томе старого лейденского издания
Т. G. J. Juynboll et В. F. Matthes, 1852—1857, [стр. 189—190, 201].
9 Я имел возможность пользоваться для начала произведения четырьмя томами
незаконченного каирского издания 1348—1353 г. хиджры; для дальнейших частей —
четырехтомным первым булакским изданием, законченным в 1299 г.
10 По различным упоминаниям мне известно не меньше 15, из которых в
Ленинграде доступны 5; цитаты я даю обыкновенно по каирскому изданию 1341/1922 г.,
отмечая его буквой К.
11 Мне известно 18, из которых в Ленинграде находится 4. Я делаю ссылки,
главным образом, на две рукописи Института востоковедения, описанные В. Р. Розеном
в „Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique" (St.-Petersbourg,
1881), стр. 204—205, № 260 (обозначая ее А), и стр. 206, № 261 (обозначая В).
Можно попутно отметить, что ссылка Брокельмана (С. Brockelmann. GAL, I,
стр. 48, № 3) „Havn 285" основана на недоразумении: в каталоге копенгагенских
рукописей под этим номером значится диван Менджек паши, упомянутый GAL, II, стр. 277,
Ѣ 32.
Ранняя история повести о Мадж ну не и Лейле в арабской литературе 593
дом.1 К сожалению, внутренние достоинства этой версии далеко не
соответствуют ее популярности. Ни об авторе, ни о дате ничего нам не
известно. Самая фамилия сомнений, однако, не вызывает: ас-Сам анй (ум.
в 552/1167 г.) в, своей „Книге генеалогий" говорит, что нисба связана
с родом Валибы, входившим в состав племени Асад,2 и приводит целый
ряд ученых традиционалистов, носивших ее. Вероятно, к тому же кругу
принадлежал и Абу Бекр, так как в ряде изданий и рукописей он носит
титул „имама", указывающий на причастность его к каноническим
наукам. Ас-Сам анй его не упоминает; так как в его версии заметны
следы пользования „Книгой песен", то жил он не раньше XI в. Низами,
повидимому, был знаком с некоторыми элементами его версии; если это
так, то составление ее ограничено XI—XII вв. Единственная известная
мне ссылка на Абу Бекра ал-Валибй находится у Ибн ас-Сарраджа,3
но объясняется каким-то недоразумением, так как там ал-Валибй
оказывается старшим современником филолога Абу Амра аш-Шайбанй,
умершего около 206/821 г.4 Вся версия ал-Валибй производит впечатление
большой небрежности и скорее запутывает, чем помогает разобраться
в истории арабского Маджнуна. Она заставляет его предпринимать
путешествие в Вавилон, жизнь его продолжает в IX в. при Аббасидах,
стихи колтамлнирует совершенно случайно из разных источников и
полагает начало разрастанию отдельных стихотворений до совершенно
монструозной, явно фальсифицированной величины.
Кроме работы ал-Валибй, нам известны еще две монографии, в
основном посвященные Маджнуяу; обе они представлены только единичными
рукописями и остаются еще недоступными для исследования. Первая
принадлежит плодовитому традиционалисту конца XV в., который писал
о самых разнообразных сюжетах, вплоть до кулинарии, дамаскинцу
Йусуфу ибн ал-Хасану ал-Мабрадй ал-Ханбалй(ум. в 909/1503 г.).5 Заглавие
ее „Развлечение вечернего собеседника в рассказах о Маджнуне из племени
*Амир" („Нузхат ал-мусамир фй зикр бас$ ахбар Маджнун бани "Амир");
сохранилась она в единственной дефектной рукописи Готы, и слишком
краткое описание каталога6 не дает о ней сколько-нибудь ясного пред-
1 В моем собрании имеются 2 таких рукописи, привезенных из Персии А. А. Ромас-
кевичем.
2 Изд. D. S. Margoliouth, стр. 577—578; рук. Института востоковедения Академии
Наук СССР С 361, лл. 451 б—452 а. Ср.: F. Wüstenfeld. Register zu den
genealogischen Tabellen der arabischen Stämme und Familien. Göttingen, 1853, стр. 86 (Асад
ибн Хузайма) и стр. 460 (Валиба ибн ал-.<арис) и табл. М, 12.
3 Маіари' ал-'ушшак, стр. 271: pt.j^ ^?*\ о*-? *Я» ^^* с?5, чЗг'0^^ y^t У^ L^rC*^- • •
4 C. Brockelmann. GAL, I, стр. 116, № 5; EI, III, стр. 291—292.
б С. Brockelmann. GAL, II, стр. 107—108, № 8; SB II, стр. 130—131.
6 W. Pertsc h. Die arabischen Handschriften der Herzoglichen Bibliothek zu
-Gotha, III. GDtha, 1881, стр. 391—395, № 1836. В передаче заглавия у Брокельмана
{С. Brockelmann. GAL, II, стр. 108, ц) некоторая неточность.
38 И. Ю. Крачковский, т. II
594 Арабская средневековая художественная литература
ставления. Знакомство с другими произведениями Йусуфа ал-Мабрадй
не позволяет ожидать от нее чего-либо значительного. Вторая
монография, анонимная и не датированная, посвящена трем крупнейшим
представителям платонической любви, современникам — Джамйлю и двум
Кайсам, т. е. Кайсу ибн ал-Мулауваху Маджнуну и Кайсу ибн Зарйху.1
Ее вычурное заглавие („Ахсан ма йамйл мин ахбар ал-Кайсайн ва Джа-
мйл" („Лучшее из того, что склоняется в рассказах про обоих Кайсов
и Джамйля") и рифмованное предисловие далеко не блестящего стиля
говорит о том, что по времени она относится к периоду полного упадка
литературного вкуса, быть может еще более позднему, чем монография
ал-Мабрадй. Как и последняя, она известна до сих пор только в одной
рукописи Кембриджа.2 Не подлежит, конечно, сомнению, что при полном
и систематическом анализе арабской версии Маджнуна и Лейли
необходимо будет обратиться и к этим рукописям. Для поставленной теперь
задачи в общем достаточно и тех, главным образом, печатных
материалов, которые были характеризованы.
ВОПРОС ОБ ИСТОРИЧНОСТИ МАДЖНУНА В АРАБСКИХ ИСТОЧНИКАХ
Разнообразие и обилие этих материалов далеко еще не решает
вопроса [об историчности Маджнуна, а скорее его запутывает. Картина
получается настолько пестрая, что при первом подходе способна
привести в отчаяние. Попробуем с этой точки зрения проанализировать, по
возможности полностью, древнейшие свидетельства, главным образом
сохраненные „Книгой песен", с привлечением параллельных материалов.
Аййуб ибн ?Абайа, собиратель поэзии омейядской эпохи, еще застав-
ший в живых современников Джамйля,3 бывшего ровесником Маджнуна,,
говорил:4 „Я расспрашивал племя сАмира род за родом о Маджнуне из
племени 'Амира и не нашел ни одного, кто бы его знал". В другом
месте он выражается, однако, осторожнее, говоря,5 что ему рассказывал
кто-то, кто расспрашивал племя сАмира. Ту же мысль, но с
любопытными подробностями, передает ?Йса ибн Да'б,6 умерший в начале
династии Аббасидов в 171/787 г.7 „Спросил я одного человека из племени
'Амир: «Знаешь ли ты Маджнуна и передаешь ли какие-нибудь его
стихи?». Тот ответил: «Разве ж мы покончили со стихами находящихся
в здравом уме, чтобы передавать стихи безумных (Маджнунов)! Их
слишком много!». Я возразил: «Я не этих имею в виду, а разумею Маджнуна
1 С. Brockelmann. GAL, II, стр. 690 (дополнение к I, стр. 48), и SB I, стр. 83Ь.
2 Е. G. Browne. A Handlist of the Muhammadan Manuscripts of Cambridge..
Cambridge, 1900, стр. 159, № 877.
3 Ar., VII, стр. 109.
4 Ar., стр. 2, 7—8.
5 Ar., стр. 9, 2~з.
6 Ar., стр. 2, 9—3, 3.
7 Йаку т. Иршад ал-арйб. Изд. D. S. Margoliouth, VI, стр. 104, 9.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 595
из племени 'Амир, которого убила любовь». — «Куда там! — сказал он.—
У племени ?Амир слишком груба печень для этого. Так случается
только с этими йеменцами, слабыми сердцем, жалкими умом, малыми
головой, а с племенами Низара — нет!»". В этих словах амирита
несколько вскрывается аая нас отношение между северными и южными
племенами Аравии даже в этом вопросе; со временем оно поможет нам
разъяснить кое-что в истории Маджнуна. Именно такое объяснение со
ссылкой на амиритов приводится и другими авторами. Абу Аййуб меди-
нец, специально занимавшийся историей певцов,1 между прочим
передавал:2 „Спросили одного человека из племени сАмир: «Знаете ли вы
среди вас Маджнуна, которого убила любовь?». Он ответил: «Это ложь:
любовь убивает только этих йеменцев со слабыми сердцами»".
Понятно, что арабские авторы должны были перенести свой
скептицизм с личности Маджнуна и на его стихотворения. В начале IX в.
Ибн ал-А'рабй (ум. в 231/844 г.) говорил,3 будто он со слов ряда
амиритов слыхал, что их спрашивали о Маджнуне, но они не знали его и
утверждали, что все эти стихи только приписаны ему. Некоторые шли
дальше и даже с большой уверенностью выясняли источник
происхождения стихов. Упомянутый уже нами Аййуб ибн сАбайа говорил,4 что
какой-то юноша из омейядского рода Мерванидов любил женщину из
них же, сочинял о ней стихи и приписывал их Маджнуну. Ученый
средины VIII в. 'Авана ибн ал-Хакам ал-Калбй (ум. в 147/764 г.)5
выражался с большой определенностью:6 „Маджнун — имя метафорическое,
под которым нет существа; среди племени ?Амир нет у него ни корня,
ни связи". Когда его спросили: „А кто же говорил эти стихи?", он
ответил: „Один юноша из рода Марвана". К такому же мнению
склонялся и знаменитый историк на рубеже VIII—IX вв. Хишам ибн ал-
Калбй (ум. в 204/819 г.),7 который выражался, правда, несколько
осторожнее:8 „Рассказывали мне, что рассказ про Маджнуна и его стихи
сочинил один юноша из Омейядов, который любил свою двоюродную
сестру. Он не хотел, чтобы обнаружилось то, что было между ними,
и сочинил историю Маджнуна и составил стихи, которые люди передают
как Маджнуна и приписал ему". Аййуб свое мнение высказывал, пови-
димому, систематически. Раз знаменитый певец Исхак Мосульский
спросил его об авторе двух известных стихов.9 Когда он назвал Джамйля,
1 Ал-Фихрист, изд. G. Flügel, стр. 148,4—9. Ср.: Н. G. Farmer. The Source
of Arabian Music. Glasgow, 1940, стр. 22—23.
2 Ar., стр. 8, 12—14.
3 Ar., стр. 9, 5—6.
4 Ar., стр. 8, 3—4.
5 Йакут, ук. соч., VI, стр. 93, 20.
6 Аг., стр. 8, 6—8.
7 С. Brock el mann. GAL, I, стр. 139, № 1.
8 Ar., стр. 4, 4—6.
9 Ar., стр. 10, з-s.
38*
596 Арабская средневековая художественная литература
Исхак возразил: „Ведь люди передают их как Маджнуна"; Аййуб
спросил: „А кто этот Маджнун?" и после разъяснения сказал: „Это не верно,
и я ничего про это не слышал". Незнакомство с Маджнуном
обнаруживает по поводу тех же стихов и малоизвестный нам Абу Бекр ал-'Адавй.1
Понятно, что при таких данных историчность Маджнуна определенно
отрицалась рядом филологов и ставилась в параллель с аналогичными
случаями. Современник Ибн ал-Калбй, известный ал-Асмасй (ум. в 213/828 г.),
часто бывавший в пустыне, говорил: 2 ѵДвух человек знали на свете только
по имени — Маджнуна из племени f Амир и Ибн ал-Киррйю; их
сочинили только передатчики". Знакомый уже нам 'Авана прибавляет к ним
еще одного:3 „Трое никогда не существовали и никогда не были
известны— Ибн Абу-л-сАкйб, автор касИды о боях, Ибн ал-Киррййа и
Маджнун из племени сАмир". Двое из этого триумвирата —
красноречивый бедуин той же омейядской эпохи и легендарный учитель детей
?Алй — в данный момент нас мало интересуют; нам важно только
отметить, что наряду с ними Маджнун характеризуется как некая
мифическая личность.
Не касаясь вопроса об авторе, очень остроумно в середине IX в.
выражался знаменитый ал-Джахиз:4 „Люди не оставили ни одного
стихотворения неизвестного автора, которое было сказано о Лейле, без
того чтобы не приписать его Маджнуну, или стихотворения такого же
стиля, которое было сказано о Лубне, чтобы не приписать его Кайсу
ибн Зарйху". Несколько позже аналогичное мнение высказывал
известный знаток поэзии Ибн ал-Му'тазз:5 „Глупое простонародие увлекается,
приписывая все стихи легкомысленные (муджун) Абу Нувасу. Так же
они поступают и в вопросе с Маджнуном: все стихи, где поминается
Лейла, приписывают Маджнуну".
Такова основная масса суждений раннего периода, отрицающих
существование Маджнуна и подлинность приписываемых ему стихотворений.
Они настолько определенны и ясны, что, казалось бы, после этого нет
места никаким исследованиям и надо с ними только согласиться. Однако
на самом деле решение не так просто: ряд здравых соображений в них
есть, и впоследствии они нам помогут, но ближайший анализ показывает,
что принимать все заявления просто на веру нельзя, так же как нельзя
принимать на веру и существование Маджнуна.
Прежде всего приходится отметить, что этим отрицательным
суждениям можно противопоставить почти такое же количество
положительных и притом, к большому изумлению, иногда тех же самых авторов.
1 Аг., стр. 10, ю.
2 Аг., стр. 3, 3—5.
3 Аг., стр. 9, 8—9.
* Аг., стр. 8, 9—10.
5 Табакат аш-шу'ара, изд. Abbas Eghbal, London, 1939 (GMS, N. S. XIII),
стр. 34, 13—14.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 597
Начнем с ал-Асмасй, который говорил, что Маджнун никогда не
существовал, как и Ибн ал-Киррййа. Та же „Книга песен" в ряде цитат1
сохранила его заявление о том, что Маджнун не был по-настоящему
безумным, а отличался только неким „юродством" (луса) вроде Абу
Хаййи ан-Нумайрй, поэта и героя популярных рассказов.2 Мало того, при
другом случае он поясняет,3 что это юродство вызвала любовь к одной
женщине из его племени, которую называли Лейла, и что настоящее
имя его было Кайс ибн Му'аз. С большой подробностью он
рассказывает,4 как спрашивал одного бедуина из племени гАмир относительно
Маджнуна; из слов того выяснилось, что их было несколько, причем
бедуин прочитал отрывки из стихотворений троих и отказался
цитировать других, закончив словами: „Довольно с тебя! Клянусь Аллахом,
в любом из них найдется такой, что перевесит ваших сегодняшних
разумников". Подлинность стихотворений ему, конечно, не всегда остается
ясной; он говорил:5 „Количество стихов, подброшенных Маджнуну и
приписанных ему, больше того, что он сам сказал". Из всех этих
замечаний, однако, видно, что самого существования Маджнуна он в них не
отрицал, в противоположность приведенным раньше.
Не менее оригинальная картина получается с Ибн Да'бом, который,,
ссылаясь на одного амирита, говорил, что они его не знают и даже
отрицают самую возможность существования среди них таких слабых
сердец. В другом месте, в не менее авторитетной передаче, он тоже
со слов другого амирита приводит рассказ6 о знакомстве Маджнуна
с Лейлей и начале их любви. Такой же двойственной оказывается и
роль Ибн ал-Калбй, которому рассказывали, что историю Маджнуна
выдумал один омейяд; с полной ясностью другой раз он утверждает,7
что его звали Кайс ибн ал-Мулаувах и его отец умер еще до
помешательства сына, который на его смерть сочинил приводимые им стихи.
К этим, если можно так выразиться, двойственным по отношению
к Маджнуну ученым легко присоединить ряд других, которые признавали
несомненным его существование. Абу f Амр аш-Шайбанй (ум. ок. 205—213/
820—828 г.)8ссылается на йеменца,9который видел Маджнуна, встречался
с ним и спрашивал его о генеалогии. Точно так же один из сирийцев,
бывавших в области племени 'Амир, с их слов рассказывал всю историю
Маджнуна.10 Хорошо известный нам и авторитетный источник ат-Табарй, исто-
1 Аг., стр. 2, 4-5, 6, з, 33, 4.
2 О нем см., например, Аг., XV, стр. 64—65.
3 Аг., стр. 4, и—12.
4 Аг., стр. 6, 7; 7, 9.
0 Аг., стр. 10, 1—2.
в Аг., стр. 44, в—46, is.
7 Аг., стр. 5, 1—5.
* ЕІ, IV, стр. 291.
9 Аг., стр. 4, 16-17.
1(> Аг., стр. 41, 8-11.
598 Арабская средневековая художественная литература
рик ал-Мада'инй (ум. ок. 234/849 г.),1 дает обстоятельную генеалогию
Маджнуна и его тезки2 и объясняет происхождение его прозвища из
стихов.3 Один из первых составителей так называемых „классов поэтов"
ал-Джумахй (ум. в 231/845 г.) тоже отстаивает,4 что Маджнун не был
безумным в подлинном смысле, а один из его рассказов включает в свою
историю даже ал-Мас'удй.5 Мы уже видели, что те же амириты,
которые иногда считали точно зазорным самое появление у них такого
слабого сердцем соплеменника, в других случаях оказывались хорошо его
знающими.6 Из его современников нам придется еще встретиться с ме-
динцем Науфалем ибн Мусахиком, который видел его, говорил с ним и
описывает его наружность.7
Представляет интерес отношение к Маджнуну соперников племени
гАмир по платонической любви, знаменитых узритов. Современник Xä-
руна ар-Рашйда8 Ибрахйм ибн Са'д аз-Зухрй рассказывал,9 что раз по
каким-то делам пришел к нему человек из племени сУзры. Возник
разговор о любви и влюбленных, Ибрахйм спросил его: „Кто нежнее
сердцем: вы или племя сАмир?". Узрит на это ответил: „Мы нежнее всех
людей сердцем, но нас победили амириты своим Маджнуном". Этот
отзыв, представляющий любопытную параллель к словам других амири-
тов о грубой их печени, со временем нам понадобится; в данном случае
важно только отметить, что все эти замечания, в противоположность
первой серии, иногда тех же самых лиц, вполне допускают возможность
существования Маджнуна в действительности. В результате,
исключительно отрицательное мнение, не опровергаемое обратным, принадлежит,
в сущности, только двум лицам'—Аййубу ибн 'Абайе и сАване ибн ал-Ха-
каму. Присмотримся немного ближе к этим фигурам, чтобы выяснить,
насколько решающим может быть их отзыв в данном случае.
'Авана ибн ал-Хакам, слепой филолог,10 умер в начале династии
Аббасидов, по обычной дате в 147/764 г.11 Он считался ученым куфий-
ской школы, авторитетом по истории завоеваний и поэзии. Среди
заимствовавших у него материал называют ал-Асма'й, ал-Хайсама ибн Адй,
1 С. Brockelmann. GAL. I, стр. 140—141, № 1; SB, I, стр. 214.
2 Ar., стр. 3, 12—4, 2.
3 Ar., стр. 37,іо—із.
4 Ar., стр. 38, 8—10.
5 Мурудж аз-захаб, изд. С. Barbier de Meynard et Pavet de Courteille, VII. Paris,
1873, стр. 355—360.
6 Ar., стр. 37, 14—16, 41, 8—11.
7 Ar., стр. 3, 9-ю, 17, 16—20, 8, 66, 4—68 4.
8 Ar., стр. 238, 5.
9 Ar., стр. 34, 2—4.
10 Йакут, ук. соч., VI, стр. 93—95.
11 F. W ü s t e n f e 1 d. Die Geschichtschreiber der Araber und ihre Werke, Göttingen,
1882, стр. 7—8, № 27. Ср.: Йакут, ук. соч., стр. 93,20. Со слов ал-Мадаинй,
Ййкут (стр. 94, і) указывает также 158/775 г.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 599
ал-Мада'инй,— все хорошо нам известных авторов. В его ординарную
биографию ученого той эпохи вкрадываются, однако, две черточки,
представляющие в нашем случае особый интерес. Во-первых, он, пови-
димому, не отличался большой внимательностью к своим источникам.
Тот же ал-Асмасй приводит случай,1 как 'Авана процитировал два стиха
и на вопрос, кто их автор, с шутливым раздражением ответил: :„Я
бросил %адйсъі из ненависти к иснйду, но вижу; что вы не хотите избавить
меня от него в стихах". Второе указание не менее интересно.2 Ибн
ал-Му'тазз отмечает, что 'Авана был османидом (т. е. сторонником
Омейядов) и „сочинял истории Омейядов". Подтверждение этому мы
находим и в „ал-Фихристе",3 где называется его „Жизнеописание My'ä-
вии и Омейядов". Это обстоятельство заставляет нас немного
насторожиться и, вспомнив про того юношу из Омейядов, который, по словам
сАваны, сочинил историю Маджнуна, задуматься, не сам ли он прича-
стен к созданию этой истории про романтического омейяда. Любопытно,
что к аналогичному выводу приводит несколько более пристальное
внимание и ко второму, так сказать, отрицателю Маджнуна — Аййубу
ибн сАбайе. Собирая стихи эпохи Омейядов, он, в сущности, сам сознается
в своей роли относительно того же юноши омейяда.4 Один из
источников „Книги песен" Ибрахйм ибн ал-Мунзир ал-Хизамй передавал со слов
Аййуба ибн 'Абайи, что „какой-то юноша из Мерванидов (т. е.
Омейядов) любил женщину из них же, говорил о ней стихи и приписывал их
Маджнуну". Об этой части сообщения мы уже упоминали, но дальше идет
очень важное дополнение: „и что он (т. е. Аййуб) составил его историю,
присоединил к ней эти стихи, а люди подхватили это и стали добавлять".
Таким образом, истоки зарождения повести о Маджнуне становятся
нам немного яснее. Мы видим, что она начинает складываться еще
в эпоху Омейядов, вероятно в близких к дамасскому двору кругах, вскоре
после того времени, к которому традиционно относится существование
Маджнуна. Один из первых редакторов этой повести отрицал
существование его, но мы видели, что его мнение нельзя считать решающим,
так как, быть может, он просто хотел несколько затушевать следы
основного источника произведения, ставя его в связь с анонимным омейядом.
Одно приходится сказать с несомненностью, что сами арабские
ученые раннего времени не имели единого ответа на вопрос об историчности
Маджнуна. Его надо искать не в их утверждениях и отрицаниях, а в анализе
рассказов о нем и приписываемых ему стихотворений, быть может еще
больше в анализе той среды, к которой мы имеем основания его приурочить.
При пестроте картины в арабских источниках неудивительно, что
такая же пестрота наблюдается при ближайшем подходе к любой, свя-
1 Иакут, ук. соч., VI, стр\ 94, ю—12.
2 Там же, стр. 94, 8—10.
3 Ал-Фихрист, стр. 91, 18—19.
4 Аг., стр. 8, 3—5.
600 Арабская средневековая художественная литература
занной с ним детали. Начнем с настоящего имени поэта. Большинство
традиционных данных называет его Кайсг ибн ал-Мулаувах;2 однако наряду
с именем г£айс немногим реже встречается Махдй3 и отчество Ибн
Му'аз.4 Изредка поэт называется ал-Акра'5 и так же редко ал-Бухтурй
ибн ал-Джа'д.6 Все эти четыре имени и три отчества относятся, как
говорят разнообразные источники в каждом отдельном случае, именно
к знаменитому Маджнуну племени 'Амир. Однако, помимо него, в том же
племени были еще по меньшей мере два Маджнуна: Музахим ибн ал-
Харис ал-?Укайлй,7 который иногда называется его соперником в любви
к Лейле и фрагменты стихов которого собрал Кренков,8 и менее
известный Му?аз ибн Кулайб.9 Этим дело не ограничивалось. Поэты с
прозвищем Маджнуна были и в других племенах Аравии; нам известно не
менее трех: ал-Маджнун аш-Шарйдй, ал-Маджнун ал-Кушайрй и ал-
Маджнун ат-Таймй.10 В довершение можно сказать, что был известен
еще один Ибн ал-Мулаувах, именно Зайд ибн ал-Мулаувах ал-Харисй.11
Только в одном отношении эта картина нам ясна: несомненно, что
в Аравии интересующей нас эпохи существовал ряд поэтов, которые
получили прозвище Маджнуна. Эпитет очень широк по своему значению
и удобен для разных понятий, начиная от „одержимого" или
„бесноватого", в нашем смысле „сумасшедшего", до просто „юродивого" и даже,
как иногда говорится, „человека со странностями". К нашим понятиям
приближается еще одно значение его — „вдохновенный", которое тоже
очень хорошо могло прилагаться к поэту. Употребление этого термина-
эпитета в старой Аравии было повсеместно распространено: мы знаем,
что даже в Коране Мухаммеду приходилось настойчиво бороться с
противниками, желавшими применить этот эпитет к нему. Едва ли
основательно поэтому, уверяли некоторые амириты, что у них был только
один Маджнун; в данном случае мы скорее согласимся с ал-Валибй,
который, упоминая расхождение о том, много ли было Маджнунов в
племени ?Амир или только двое, заявлял, что справедливо первое.12 Отсюда
1 Аг., стр. 1, 5,9, 31, 12;, ал-Амид и. Ал-Му'талиф ва-л-мухталиф. Каир, 1354,.
стр. 189, № 651 и 190, № 655.
2 Аг., стр. 1, 6, 4, 1,14,16, 5, 9, 7, 5, 31, 12.
3 Аг., стр. 1, 5, 4, 1, 5, 9, 7, 5; ал-Марзубанй. Му'джам аш-шу'ара. Каир*
1354, стр. 476.
4 Аг., стр. 1, 8, 4, із.
5 Аг., стр. 5, 8.
6 Аг., стр. 5, 6—7.
7 Аг., стр. б, Ю; Tables alphabetiques, стр. 622.
8 The Poetical Remains of Muzähim al-'Uqili, ed. and transl. by F. Krenkow,
Leiden, 1920.
9 Аг., стр. 7, i; Tables. . ., стр. 634.
io О них см.: ал-Амид й, ук. соч., стр. 189—190, № 652—654.
11 А л - А м и д й, ук! соч., стр. 190, № 656.
12 К, стр. 2, 4-5.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 607
выясняется, как невероятно сложна задача исследователя, который из
этой массы Маджнунов попытается выделить того, что послужил
прототипом знаменитого героя платонической любви. Попробуем все же
несколько продвинуться в этом направлении и прежде всего приурочить
нашего Маджнуна к исторической эпохе и географической среде путем
анализа приводимых о нем данных.
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ И ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ РАМКИ
ПОВЕСТИ О МАДЖНУНЕ
Даты смерти Маджнуна, как это ни странно после всех приведенных
замечаний, появляются довольно часто, главным образом у поздних
историков и филологов, которые ощущали известную необходимость
хронологизировать накопившийся материал. Некоторые из них
определенно фантастичны; большинство имеет, однако, отчетливую тенденцию
к известной, не очень широкой эпохе, которую поддерживают и наши
соображения. Наиболее реальные падают на промежуток между 65/684—
685 и 80/699 г. Первую приводит египетский историк Абу-л-Махасин.1
Он же указывает 68/687—688 год,2 который принял издатель словаря
Иакута Вюстенфельд.3 Историки ал-Кутубй4 и ал-сАйнй5 склоняются
к круглой дате 70/689—690 г., которая переходит и в известную
литературу Брокельмана.6 В другом месте ал-Кутубй выражается
неопределеннее „в пределах 80-х годов",7 что ряд новых авторов превратил
просто в 80/699 год.8 Другие источники выражаются описательно: так,
сАбд ал-Кадир относит9 существование Маджнуна ко времени антихалифа
в Мекке Ибн аз-Зубайра, т. е. к 61—72/680—692 гг.;10 один современный
арабский автор по не известному нам источнику указывает время „после
100/718—719 года";и Ибн Нубата передвигает еще дальше „к концу
1 Изд. Т. G. J. Juynboll et В. F, Matthes, I, стр. 189, 14. Ср.: L. Caetanü
Chronographia islamica, I, стр. 762, № 50.
2 Там же, стр. 190, 4; 201, 9—10.
3 Йакут, Му'джам ал-булдан, изд. Wüstenfeld, VI. Leipzig, 1873, стр. 634.
4 Ал-К у т у б й, ук. соч. Булак, 1283, стр. 172.
6 Рукопись Института востоковедения Академии Наук СССР С 350, I, л. 359 а»
см.: V. Rosen. Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique,
стр. 120-123, № 177.
6 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 48, № 3. Ср.: L. Caetani. Chronographia
islamica, стр. 833, № 66.
7 Ал-Кутубй, ук. соч., 1299, стр. 138, 7: ^-oUJJl ^ѵХ^ £.
8 Бейрутское издание повести 1868 г., стр. 88; R. A. Nicholson, EI, III,
стр. 102; F. de M a r t i n о et Abdel Khaleg bey S а г о i t. Anthologie de Tamour
arabe. 2-me ed., Paris, 1902, стр. 108; J. E. Sarkis. Dictionnaire encyclopedique,
столб. 1536.
9 ^изанат ал-адаб, IV, 2-е изд., стр. 173.
W EI, I, стр. 34.
11 Wacyf Boutros Ghali. Le jardin des fleurs. 2-me ed., Paris, 1913, стр. 247.
602 Арабская средневековая художественная литература
Омейядов",1 т. е. к 132/750 г. Вероятно, недоразумением объясняется
ссылка тоже современного арабского писателя аз-Зуруклй,2 что
сокращение истории „Шазарат аз-захаб" указывает 160-е/770—780-е годы.
Фантастический анахронизм представляет один рассказ версии ал-Ва-
либй3 о том, что Маджнуна встретили во время хаджжа Абу сЙсы,
сына Харуна ар-Рашйда. Ат-Табарй сохранил нам указание, что этот
хаджж происходил в 207/823 г.;4 таким образом, рассказ только
лишний раз товорит о небрежности составителя этой редакции. Если
отбросить все последние, явно не выдерживающие критики даты, мы увидим,
что основная тенденция стремится приурочить конец Маджнуна к
последним годам VII в. К этому приходится отнестись серьезно, так как
очень веские данные обнаруживаются при ближайшем анализе
некоторых относящихся к нему рассказов.
Прежде всего надо отметить, что разные версии связывают
отдельные эпизоды повести о Маджнуне то с халифом 'Абд ал-Маликом, то
с правителем Медины, будущим халифом Марваном ибн ал-Хакамом.
сАбд ал-Малик в истории литературы не представляет такой фигуры,
как, например, Харун ар-Рашйд, собирающий, как в фокусе, все легенды.
В приурочивании к нему не обязательно видеть только сказочный мотив,
если к этому нет прямых оснований. Правил он в 65—86/685—705 гг.;
по одной из версий Маджнун предсказывает его смерть.5 Отец его
Марван был, действительно, правителем Медины в 41—56/661—675 гг.
с перерывами,6 а впоследствии халифом в 64—65/683—685 гг. Таким
образом, и эти даты ведут нас все в тот же период второй половины
VII в. Решающее значение, на мой взгляд, имеет появление в арабской
истории Маджнуна двух лиц, имена которых часто искажаются и,
вероятно, поэтому до сих пор не обращали на себя внимания и считались
легендарными. Между тем историчность их не подлежит сомнению,
хотя один — Науфал — в дальнейшем развитии сюжета на других языках
превратился в сказочного рыцаря. По арабской версии оба они являются
сборщиками податей эмира Медины и, повидимому, сменяют один
другого в своей должности. Встречаясь во время объезда подчиненных их
ведению племен с Маджнуном, они заинтересовываются его судьбой и
пытаются, правда безуспешно, ему помочь, убедив род Лейли выдать
ее замуж за Маджнуна. С первого взгляда соблазнительно принять эту
лодробность за чисто легендарную, однако полная историчность фигур
ле позволяет отвести ее без анализа. Имя первого передается различно —
1 Сарх ал-уйун. Каир, 1321, 244.
2 Камус ал-а'лам, III. Каир, 1928, стр. 802: И. І^о ^Jsa- ^.
3 К, стр. 20, із.
4 Ат-Табарй, изд. М. J. de Goeje, III, стр. 1066, 11.
5 Бейрутское изд., 1868 г., стр. 66.
6 Е. de Zambaur. Manuel de genealogie et de Chronologie poür Thistoire
«de rislam. Hannover, 1927, стр. 24.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 603
или 'Омар, или Мухаммед, но в обоих случаях он называется сыном
'Абд ар-Рахмана ибн сАуфа. Этого уже достаточно: сАбд ар-Рахман
ибн сАуф — один из крупнейших сподвижников Мухаммеда, умерший
в 31/652 г.1 И биография его и хронологические даты делают вполне
естественным предположение, что его сын мог во второй половине VII в.
занимать достаточно важное место в мединской администрации.
Упоминания о деятеле с таким точно именем мы, правда, не находим, но
Ибн гАбд Раббих называет как раз Хумайда ибн сАбд ар-Рахмана ибн
\Ауфа, который был секретарем халифа Марвана2 и был секретарем
дивана в Медине.8 Умер он позже, в 95/713 г.4 Таким образом,
несомненно, что в истории Маджнуна фигурирует определенно сын *Абд
ар-Рахмана ибн сАуфа; как его звали — ЧЭмар, Мухаммед или Хумайд,
не так уж важно, тем более, что в перечне детей сАбд ар-Рахмана
называются все три имени.5 Со вторым лицом мы стоим еще на более
прочной почве. Науфал ибн Мусахик ал-'Амирй, но не из того племени
*Амир, как Маджнун, играет видную роль во всех прозаических
рассказах про него. Он упоминается, между прочим, ат-Табарй,6 как судья
Медины, уволенный при сАбд ал-Малике в 83/702 г.; в одном из
биографических словарей говорится, что он заведывал сбором садакйт
в Медине.7 Он был, повидимому, любителем поэзии; его мнения о
стихах ЧЭмара ибн абу Рабйи спрашивали даже в мединской мечети.8
Другой раз, когда халиф сАбд ал-Малик совершал в 75/695 г. #аджж,
он сумел стихом ал-Ахваса отпарировать цитату из того же поэта,
которой раздраженный халиф хотел уколоть мединцев.9 Умер он около
87/706 г.10 Все эти синхронизмы, которые при таком количестве не могут
быть случайными, позволяют прийти к предварительному выводу о том,
что интересующий нас Маджнун существовал в конце VII в. и умер
около 80/700 г. или, по меньшей мере, что его история может быть
приурочена к этому времени с полной точностью и без всяких
хронологических несообразностей.
С не меньшей долей вероятия мы можем локализовать те
стихотворения Маджнуна или рассказы про него, которые имеем основания
1 М. Th. Н outs ma, El, I, стр. 57; L. Caetani. Chronographia islamica
(под 32 г.), стр. 341—342.
2 Ал-'Икд, II, стр. 206, 5.
3 Там же, стр. 207, 31—208, 17.
4 L. Caetani. Chronographia islamica, стр. 1168, № 41.
5 Ан-Нававй. The Biographical Dictionary, ed. by F. Wüstenfeld. Göttingen,
1842—1847, стр. 387.
6 Ат-Табарй, II, стр. 1085, 6-М.
7 Ибн Хаджа р. Тахзаб ат-тахзйб, X. Хайдарабад, 1327, стр. 492 (стоящее
здесь выражение ^&La^^JI ^Ъ ^l^ интересно сравнить с Аг., 17, 5: f-fr*^ L5Ä'fc*J)'
8 Ar., I, стр. 113, 3—114, 2 = V, стр. 92, и—93, із.
ö Ar., IV, стр. 254, 7-17.
10 L. Caetani. Chronographia islamica, стр. 1058, № 38 (есть даты от 80 до 90 г.).
601 Арабская средневековая художественная литература
считать подлинными. Одним из фактов, относительно которого
единогласно сходятся все источники, является его принадлежность к племени
сАмир, полнее называемому еАмир ибн Са'са'а. Оно принадлежит к
большому северноарабскому объединению племени Хавазин1 и, в свою
очередь, не представляет чего-либо единого, а связано с рядом
подчиненных или родственных крупных и мелких племен: Джушам, Мурра, Ма-
зин, Хилал, Килаб, Кушайр, Нумайр, Рабй'а, ?Укайль.2 Район амирит-
ских кочевок занимал довольно большое пространство Хиджаза и Неджда,
доходя на западе до Красного моря, на востоке — до Йемамы; на юге
они граничили с сакифитами между Меккой и Таифом;3 вспомним, что
из последних был по одной версии муж Лейли. Как на одну из
специально амиритских земель арабские генеалоги указывают на обширную
область в Неджде, по имени Дарййа, с прилегающей к ней округой
Хима Дарййа.4 Она поминается и в истории Маджнуна;5 очень важно
для нас подчеркнуть, что Йакут в своем словаре говорит о подчинении
ее *ймилю Медины.6 При таких условиях становится нам еще более
понятным появление здесь мединских сборщиков податей садакйт, что не
представляет ничего невероятного или неправдоподобного.
Соответствие очерченной географической обстановки с
географической номенклатурой в стихах Маджнуна может служить одним из
критериев их подлинности. Как почти всегда, нам приходится отбросить
версию ал-Валибй, которая переполнена не только анахронизмами, но и
географическими несообразностями вплоть до появления в стихах Ирака,
Бабиля, Дамаска. Арабские серьезные ученые к таким несообразностям
были очень чутки, даже в мало ощутительных для нас деталях. В
отдельных источниках7 Маджнуну приписывается несколько стихов, в
которых упоминается Тайма' — известное поселение в северной Аравии,
между Сирией и Вадй ал-Кура.8 Историк Ибн Халликан по этому поводу
замечает: „Некоторые люди включают эти стихи в касйду Маджнуна,
но они не принадлежат ему: Тайма' ведь — специально поселение племени
?Узра".9 В здравости этому соображению мы отказать никак не можем,
а попутно еще раз видим, что племя сУзра неоднократно вплетается
в стихи Маджнуна и рассказы о нем. Со временем на это
обстоятельство нам придется обратить внимание, и оно объяснит одну линию
развития повести о Маджнуне.
1 J. Schleifer, EI, И, стр. 311.
2 Н. R е с к е n d о г f, ЕІ, I, стр. 345.
3 Там же, стр. 346.
4 F. Wüstenfeld. Register zu den genealogischen Tabellen. Göttingen, 1853, стр. 64»
5 Ar., стр. 65, 13.
6 Йакут, Му'джам ал-булдан, III, стр. 472, 22: <£-o*x*J\ ,J.-*U ^\ Xj^-o^.
7 Ar., стр. 10, 5 = стр. 69, 2.
8 Йакут, ук. соч., I, стр. 907, 19.
9 Ал-Йафи'й. Мир'ат ал-джанан, I. Хайдарабад, 1317, стр. 167.
Ранняя история повести о Мадяінуне и Лейле в арабской литературе 605
Как всегда, наиболее надежный материал для анализа раннего периода
.дает нам „Книга песен". Из приведенных там стихотворений Маджнуна
мы можем извлечь около 40 географических названий; итог не малый,
но, конечно, он требует значительной критической проверки. Анализ
географических названий в арабской поэзии — дело не очень легкое.
Мы знаем, что уже в древнем, доисламском, периоде в так называемом
насйбе касиды— в вводной части, где поэт указывал постепенные этапы
перекочевки племени своей возлюбленной или своих собственных
странствований, очень часто, наряду с реальными названиями, попадаются
и фиктивные, своего рода клише, которые закреплены подражанием
какому-нибудь знаменитому предшественнику или современнику. Строить
по ним карту передвижений поэта было бы совершенно неправильно.
В стихах Маджнуна такого рода материал не преобладает: его стихи не
принадлежат к классическому направлению, намеченному древностью, и
традиционных касйд у него почти нет. Обыкновенно это — небольшие
чисто лирические отрывки, иногда обходящиеся совсем без
географической локализации, иногда дающие одно-два имени. Арабские географы
позволяют нам в большинстве случаев уточнить их местонахождение;
чаще всего они расположены в Неджде и сопредельных областях, где,
по указаниям генеалогов, обыкновенно и сосредоточивались поселения
амиритов. Называется в стихах его, например, ал-Джунайна,1 которая
оказывается недждской степью как раз около упомянутой Дарййи,2
основного центра амиритов; упоминается гора в Неджде ал-Батйл,3
которая, по Иакуту, тоже связана с амиритами.4 Гора ат-Таубад, у
которой по одному стихотворению Маджнуна протекало его детство с Лей-
лей,5 тоже локализуется в Неджде.6 Приблизительно такой же
результат дает рассмотрение и других имен. Внимательный анализ позволяет
в некоторых случаях разъяснить возникавшие недоразумения.
Современный каирский издатель „Книги песен" отмечает с некоторым смущением,
что Джаушан, появляющийся в одном стихотворении Маджнуна,7 —
название горы к западу от Алеппо.8 Это обстоятельство заставляет,
конечно, заподозрить произведение; между тем Йакут указывает, что
существовала Джаушанййа — гора в области племени Дибаб, около
Дарййи в Неджде.9 Племя Дибаб являлось ближайшим соседом 'Амир,10
1 Аг., стр. 61, 2.
2 И акут, ук. соч., II, стр. 134, 12.
3 Аг., стр. 23, 12.
4 И акут, ук. соч., I, стр. 491, 5.
5 Аг., стр. 53, з.
6 Йакут, ук. соч., I, стр. 888, 4.
7 Аг., стр. 57, і.
8 Аг., стр. 57, із.
9 Йакут, II, стр. 156, 6.
10 J. Schleifer, EI, I, стр. 1008.
606 Арабская средневековая художественная литература
и ясно, что стихотворение имеет в виду не гору у Алеппо, а именно
эту последнюю, с легким и понятным изменением ее названия. Вообще,,
большинство встречающихся имен прикрепляет стихи к Неджду; довольно
значительна группа относящихся к отдельным пунктам около Мекки и
Медины, которая связана с известным рассказом о поездке Маджнуна
с отцом в хаджж, что само по себе не представляет ничего невероят'
ного. Конечно, остается еще категория таких, о которых у географов
или нет точных данных, или сведения сбивчивы. Это — обычное явление
в стихах и других поэтов: вполне естественно, что иногда появлялись
названия, имеющие только местное значение и не известные за пределами
ограниченной области; кроме того, иногда собственные имена
развивались из нарицательных, которые могли быть распространены широко,
как, например, у Маджнуна „Склон песчаного холма" (Мунарадж ал-
лиза)1 или „Роща пальм" (ан-Нахл).2 В общем мы можем с уверенностью
констатировать, что географическая обстановка в тех произведениях,,
которые есть основания считать подлинными, не вызывает сомнений:
она совпадает с областями, где арабские ученые локализовали
перекочевки племени сАмир, к которому принадлежал и Маджнун.
СТИХИ МАДЖНУНА В СОВРЕМЕННОЙ ЕМУ ПОЭЗИИ
Если, таким образом, проверка хронологией и географией не
препятствует тому, чтобы приурочить историю Маджнуна к концу VII в. и
центральным областям Аравии, то остается еще один и, пожалуй, самый
важный вопрос: могут ли его стихотворения соответствовать общей
картине арабской поэзии в эту эпоху именно в той среде, с которой
Маджнун связывается? Вопрос тоже достаточно сложный, но для
решения его мы теперь располагаем не только значительным материалом, на
и рядом серьезных работ. Поэзия омейядской эпохи нам теперь известна
сравнительно хорошо не только в своих основных, архаизирующих
течениях Сирии и Месопотамии, но и в тех новых линиях, которые связаны
именно с Аравией. Только с начала XX в. наука стала здесь на
прочную почву. Капитальное издание и исследование (1893—1909) П. Шварца,,
посвященное крупнейшему поэту Мекки ЧЭмару ибн абу Рабй'а, сыграло
руководящую роль; моя скромная статья об одном корейшитском поэте
(1911) тоже внесла свою долю. В последние годы (1937—1939) в ряде
статей Ф. Габриели осветил произведения крупнейшего певца узритской
любви, бедуинского поэта Джамйля, параллель с которым во многом
помогает нам при изучении Маджнуна. В настоящее время, благодаря
этому, мы можем с достаточной ясностью судить о двух течениях в
поэзии, которые являются господствующими в Аравии той эпохи и суще-
ствуют обыкновенно раздельно.
1 Аг., стр. 27, 2.
2 Аг., стр. 86, 2.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 607
В городах, главным образом Мекке и Медине, преобладает поэзия,
которую мы назовем поэзией реальной любви — любви изменчивой и
неустойчивой, но выражаемой как бы в оптимистических тонах. Посвящена
эта поэзия всем перипетиям любовной эмоции со всем и разнообразием
и однообразием ее выражения: разлуки и свидания, страдания и радости,
посланий и бессонницы. Основной средой ее является торговая
аристократия этих городов, или ведущая еще операции или живущая на доходы,
накопленные предшествующим поколением. К ней примыкают и ею
поддерживаются близкие круги певцов и музыкантов, задающих тон жизни
не только этих городов, но и всего халифата. Крупнейший
представитель этой поэзии — мекканец 'Омар ибн абу Рабй'а, „виднейший певец
любви среди арабов", как называл его Рюккерт. К его направлению
примыкает ряд меньших, как ал-Ахвас, ал-'Арджй, Абу Дахбал. Не все
они связаны непосредственно с Меккой или Мединой: ал-Ва^ах
йеменец говорит нам своим происхождением о южной Аравии, может быть,
указывая один из истоков этой поэзии. Однако все они принадлежат
к городской среде, и всегда их поэзия — поэзия реальной яркой любви,
обыкновенно удовлетворенной, чаще всего бодрой.
Объяснить Маджнуна из этой поэзии было бы невозможно. Но,
наряду с ней, в Аравии той же эпохи так же пышно развилась другая
линия поэзии, посвященной любви платонической, „узритской", как ее
называют арабы. Она культивируется в бедуинских племенах центра
полуострова, выдвигая ряд идеальных поэтов, героев своей
единственной возлюбленной. Если для поэтов типа 'Омара ибн абу Рабй'а
мы могли бы составить своеобразный „дон-жуанский список", то здесь
идеал воплощается обязательно в неизменной паре влюбленных, всегда
несчастных, которых преследуют обстоятельства; если они и
встречаются, то герой скорее готов умереть, чем „коснуться рукой своей
возлюбленной". Обыкновенно оба они и умирают от неудовлетворенной
любви или от тоски по смерти другого. Вечную славу в этой поэзии
и любви приобрело себе племя южноарабского происхождения сУзра,
знаменитое Азра Гейне и Рубинштейна; к нему одному принадлежат
три самых знаменитых пары — сУрва и сАфра, Кайс и Лубна, Джамйл
и Бусайна. О всех были сложены романтические повести; все сыграли
большую роль не только в поэзии, но и в психологии и мистике.
Интересно было бы ответить на вопрос, почему именно в эту эпоху
в Аравии возникают оба течения, причем в таких определенных, не
сливающихся линиях городской и бедуинской поэзии. Современный
ученый и критик Täxä Хусейн, который посвятил этим направлениям ряд
журнальных статей, решает его несколько упрощенно.1 Он справедливо
констатирует, что в городах Хиджаза, отодвинутых с переходом столицы
в Дамаск от участия в политической жизни, скопились большие богат^
1 Хадйс ал-арбаа, II. Каир, 1926, стр. 16—20, 51—53, 72—75, 131—132.
608 Арабская средневековая художественная литература
ства как от прежних торговых операций, так и от значительного
количества военной добычи, поступавшей по разделу представителям
аристократических родов, потомки которых продолжали оставаться
в Аравии. Досуг и достаток позволяли им не отказывать в
удовлетворении своих стремлений; развивался своеобразный культ веселой жизни
и легкой любви, на службу которым была поставлена поэзия и музыка.
В значительной мере обратным этому оказалось при Омейядах
положение тех бедуинских племен Аравии, которые не принимали сколько-
нибудь серьезного участия в завоевательном движении, а таковыми
были, между прочим, и 'Узра1 и сАмир. Не имея, в противоположность
другим, притока средств извне, они оказывались в бедственном
сравнительно с ними состоянии; у них развивалось чувство
неудовлетворенности, которое в поэзии могло отразиться в культе неудовлетворенной,
несчастной любви. Все эти соображения, не лишенные основательности,
решают вопрос только частично; для полного выяснения его необходимо
специальное углубленное исследование, которому здесь не место.
Не надо думать, что обе линии городской и бедуинской поэзии
этого типа были отделены одна от другой непреодолимой преградой.
Времена уже сильно переменились сравнительно с доисламской эпохой,
и взаимопроникновение разных течений было неизбежно. Даже у такого
поэта, как Джамйл, мы встречаем иногда касйды традиционного типа,
а Кусаййир, прославленный своими стихами в честь ?Аззы, был не
менее знаменит панегириками и элегиями в честь халифов. Все же тип
обоих направлений воспринимался отчетливо и ярко в трех наиболее
знаменитых представителях узритов — сУрве, Джамйле и Кайсе ибн За-
рйхе.
К этому последнему направлению „платонической" любви примыкают
и стихотворения Маджнуна: они идут по той же линии, которая
представлена его упомянутыми современниками, сперва более знаменитыми,
чем он, впоследствии очень сильно им затененными. Разница здесь не
столько качественная, если можно так выразиться, сколько
количественная: в большей или меньшей историчности авторов, в той или иной
степени конкретности повестей о них, в большем или меньшем
психологическом правдоподобии их действий. Если бы Маджнун и не
существовал как живая историческая личность, его стихотворения с
несомненностью могли бы возникнуть в бедуинской среде центральной Аравии
второй половины VII в.
Нам остается рассмотреть теперь еще два, тоже достаточно сложных
вопроса: какие обстоятельства содействовали созданию в раннем периоде
повести о Маджнуне и Лейле, так что герои ее своей популярностью
затмили почти все другие романтические пары, и почему именно
у Маджнуна оказалось, как говорят старые арабские критики, больше
стихов, приписанных ему, чем сочиненных им.
1 Ср.: Levi Delia Vida, EI, IV, стр. 1071.
Низами. „Лейла и Маджнун". 886/1482 г.
Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде*
Дорн, № 338, л. 1286.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 609
СОДЕРЖАНИЕ РАННЕЙ ПОВЕСТИ О МАДЖНУНЕ
Связанной оформленной повести о Маджнуне и Лейле в раннем
периоде мы не знаем; может быть, она не дошла до нас, а может быть,
и не существовала в таком виде.
Täxä Хусейн, относящийся ко всей истории с законным
скептицизмом, не без иронии говорит,1 что она может быть сформулирована
в шести предложениях: Маджнун полюбил Лейлю, посватался к ней,
получил отказ, Лейла была выдана за другого, Маджнун сошел с ума
и умер.2 Таким изложением Täxä Хусейн хочет, повидимому,
подчеркнуть, что история его слишком бледна и ординарна, содержит очень
мало конкретных черт, а это в свою очередь дает лишний повод
заподозривать ее историческую основу. Täxä Хусейн в общем прав: нельзя
отрицать того обстоятельства, что история Маджнуна и Лейли на
арабской почве менее оригинальна, чем других романтических пар, но все же
нельзя сказать,. чтобы она совсем не имела своей физиономии.
Отсутствие единой линии развития сюжета — общее свойство всех этих
повестей: все они представляют, в сущности, механическое соединение
не связанных между собою рассказов, и повесть о Маджнуне и Лейле
не является в этом смысле исключением в худшую сторону.
Об отдельных элементах ее хорошее представление дает „Книга
песен", вероятно сумевшая оттенить все основное, что существовало
в середине X в. О некоторых из них попутно нам приходилось уже
говорить; и теперь мы увидим, что отдельные детали часто бывают
сбивчивы, а то и противоречивы.
0 начале знакомства Маджнуна с Лейлей существуют две версии.
Одна из них, отражающая хорошо известный сюжет, говорит о любви
еще с детства.3 Главной основой ее является трогательное, знаменитое
двустишие Маджнуна:4
Привязался я к Лейле, когда она была наивна и мала, когда сверстницы
еще не замечали роста ее груди.
Маленькими пасли мы телят. О если бы нам до сегодня не вырасти,
и если бы не выросли телята!
Трудно отказать в удовольствии привести один анекдот, связанный
с этими стихами.5 Как большинство произведений Маджнуна, они
превратились в популярную песню, и раз один муаззин в Мекке во время
призыва на молитву услыхал, как знаменитый певец распевал эти стихи.
Заслушавшись, он, вместо обычной фразы азана, „спешите на молитву",
1 Цитата у М. Теймура (аш-Шейх ал-'абйт*. Каир, 1926, стр. 25).
2 Ср.: R. А. Nicholson, EI, III, стр. 102, 103.
3 Ar., стр. 11, 11—14. Ср.: О. R е s с h е г. Abriss der arabischen Literaturgeschichte,
I. Stuttgart, 1928, стр. 208.
4 Ar., стр. 11, 16-17, 12, 8-9.
5 Ar., стр. 12, 7—11
39 И. Ю. Крачковский, т. II
610 Арабская средневековая художественная литература
вдруг провозгласил во всеуслышание „спешите к телятам", так что ему
пришлось извиняться перед мекканцами. Известное подтверждение эта
версия о детской любви находит еще в другом стихотворении, которое
говорит о том, как после своего безумия в скитаниях то на север, то
на юг Маджнун все возвращался к горе ат-Таубад, в Неджде, у
подножия которой он пас с Лейлей в детстве телят.1
Однако эта версия не единственная. По другой, уже взрослым'
человеком, прослышав про красоту Лейли, он, принарядившись,
отправляется повидать ее у одной женщины из рода 'Укайл, по имени Карйма,
где собирались для беседы девушки племени. Для угощения им он
закалывает свою верблюдицу, начинаются разговоры, повторяющиеся
и на следующие дни. Фигурирует случайный соперник Муназил, Лейла
несколько кокетничает, но быстро происходит признание, выраженное
ею тоже в стихах. И эта версия, передаваемая в различных вариантах,2
производит иногда впечатление попытки расширенного комментария
к стихам. Сам Маджнун выступает с некоторым оттенком дон-жуанства;
в эпизоде с верблюдицей можно усмотреть отражение известной истории
с поэтом Имру'улкайсом, и вся обстановка напоминает скорее
многочисленные похождения поэта такого типа, как сОмар ибн абу Рабй'а.
При углублении скепсиса можно было бы заподозрить имена: Муназил
значит, собственно, „приготовившийся к бою", а имя женщины Карйма —
„благородная" в том варианте, где о ней не упоминается, применено
как эпитет верблюдицы Маджнуна.3 В параллель к первому имени можно
вспомнить действующего в другом рассказе соперника Маджнуна поэта
Музахима,4 что значит просто „соперник". Вероятно, в связи с меньшим
соответствием этой версии общему типу Маджнуна она впоследствии
оказалась менее популярной.
Хронологическая последовательность дальнейшей истории Маджнуна
не может быть, конечно, установлена с точностью. Говорится, что
в начале любви „он часто поминал Лейлю и приходил по ночам к ней,
так как арабы-бедуины не видят ничего зазорного в том, чтобы юноши
беседовали с девушками".5 Вероятно, к этому времени относятся два
рассказа, отражающие частый литературный мотив. Раз к отцу
Маджнуна пришли гости, и он послал сына к отцу Лейли за маслом. Отец
той велел ей налить из бурдюка в сосуд Маджнуна. В пылу разговора
они не заметили, как масло давно перелилось через сосуд, и очнулись
только тогда, когда их ноги оказались в луже.6 Другой раз, посланный
1 Аг., стр. 52,7—53,8. Ср.: О. Rescher, ук. соч., стр. 210.
2 Аг., стр. 12,14—14,9, 29, 8—31, 9, 44, 7—46, 15—Ибн ас-Саррадж, ук.
соч., стр. 247—249 = 420-421.
3 Аг., стр. 44, и.
4 Аг., стр. 7, ю—17.
5 Аг., стр. 43, 5—44, б; О. Rescher, ук. соч., стр. 208.
« Аг., стр. 31, 13—32 4. Ср.: О. Re sehe г, ук. соч., стр. 212.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 611
за углями, которые Лейла вынесла в тряпке, он опять начал с ней
беседовать и, заметив, что тряпка прогорела, стал отрывать кусок за=
куском у своего плаща, пока не сжег его весь.1 Мотив с углями
появляется еще раз значительно позже, когда в разговоре с мужем Лейли
Маджнун хватает обеими пригоршнями горящие угли, которые сжигают"
мясо на руках. Täxä Хусейн во всех этих рассказах склонен находить*
подтверждение неисторичности Маджнуна.2 Едва ли к ним надо подход
дить с такой точки зрения: как и всегда в аналогичных случаях, они
представляют поэтическую гиперболизацию фактов, которые могли
иметь место в реальности. Лая подхода самих арабов интересно, что
Дауд ал-Антакй отказывается их признать, так как »иснйд их, по
нашему мнению, не столь надежен, как в других рассказах".3 К той же
эпохе ранней любви относится упоминание о подаренной Маджнуном
зубочистке;4 роль их в быту доисламской Аравии нам известна, но
и здесь рассказ производит впечатление неудачного комментария
к стихам.5
Родители Маджнуна, видя состояние сына, сватают Лейлю, но отец
отказывает после того, как поэт обесславил ее своими стихами.6 Он
торопится выдать ее замуж по одной версии за соплеменника — Варда
ибн Мухаммеда ал-Укайли,7 по другой — за какого-то сакифита из
соседнего племени, который увидел Лейлю во время #аджжа.8 Расхождение
есть еще в одном пункте: по одному из рассказов Лейла отказывает
ряду сватающихся соплеменников, но за сакифита выходит добровольно.9
Маджнун и после отказа продолжает посещать Лейлю; племя ее
обращается к правителю с жалобой, тот объявляет его вне закона.
Когда и после этого Маджнун продолжает упорствовать, племя решает
откочевать.30 Täxä Хусейн относится иронически к распоряжению
правителя, замечая, что халифам было слишком много серьезного дела, чтобы
обращать внимание на стихи влюбленных поэтов.11 Речь, конечно, может
итти не о самом халифе, а о каком-нибудь правителе его хотя бы
в той же Медине. В историчности же подобного рода фактов —
наказания за выставленное поводом чересчур настойчивое воспевание опре-
1 Аг., стр. 32, 5—8. Ср.: О. Rescher, ук. соч., стр. 212.
2 Хадй£ ал-арба а, II, стр. 28.
3 Тазййн ал-асвак, стр. 64.
4 Аг., стр. 61, 11-14.
5 Аг., стр. 62, 4—6.
6 Аг., стр. 21,5-12,40,8-12,41,8-10,88,6-8. Ср.: О. Rescher, ук. соч.,
стр. 208—209.
7 Аг., стр. 14, ю—15, з, 21, п.
8 Аг., стр. 47, 1—48, 9, 48, 12—51, 2, 56, 7—57, 4. Ср;: О. Rescher, ук. соч.,
стр. 209.
9 Аг., стр. 56, 8; Rescher, стр. 209 и примечание **.
ю Аг., стр. 26, 5—27, 5. Ср.: О. Rescher, стр. 209.
11 Хадйс ал-арба'а, II, стр. 9.
35*
072 Арабская средневековая художественная литература
деленной женщины в стихах ■— сомневаться не приходится: таким
наказаниям подвергался и Юмар ибн абу Рабйга и его современники ал-сАрджй
или ал-Ахвас, который был сослан на остров Дехлек в Красном море.
Безумие Маджнуна усиливается, отец по совету родичей отправляется
с ним в хаджж для молитвы об исцелении. В Мина около Мекки он
слышит какой-то голос, зовущий Лейлю, и опять подвергается припадку;
около Ка бы, вместо молитвы об исцелении, просит Аллаха усилить
любовь к Лейле.1 К периоду безумия, когда он бросил есть и пить, но
еще находился дома, относится его последнее свидание с Лейлей,
которая, по просьбе матери Маджнуна, приходит навестить его ночью.2
После паломничества он доходит до окончательной стадии безумия,
убегает от своего племени и живет одичалым в пустыне.3 Бессмысленно
он играет с песком и камешками, приходя в чувство только, когда
называют имя Лейли.4 Из животных он особенно дружит с газелями,
которые напоминают ему Лейлю; выкупает их у охотников, преследует
нападающих на них волков.5 По старой арабской традиции много стихов
его в разные периоды посвящено голубям.6 В состоянии безумия,
в пустыне, встречают его сборщики садакйт сОмар ибн *Абд ар-Рахман
ибн :Ауф7 и Науфал ибн Мусахик,8 появление которых дает нам
основную уверенность в хронологии. Их попытки помочь не достигают
результата, и Маджнун остается в прежнем положении.
О конце его рассказ передается со слов одного старика, муррита
из близкого племени.9 Рассказ этот в первой части — один из лучших
отрывков ранней версии, и недаром его приводит даже историк ал-
Мас'удй,10 а за ним Ренан,11 недаром его ставит высоко скептичный Täxä
Хусейн.12 Он заслуживает перевода, хотя и это, конечно, не просто
рассказ, а литературная обработка, притом, как увидим впоследствии,
с определенной тенденцией.
„Один шейх из племени Мурра рассказывал, что он направился
в землю племени сАмир, чтобы встретиться с Маджнуном. Он говорил:
Мне указали на их стоянку, и я пришел туда. Выяснилось, что отец
1 Аг., стр. 21, із—22, 9. Ср.: О. Rescher, ук. соч., стр. 209—210.
2 Аг., стр. 35, и—3$, 7. Ср.: О. Re seh er, ук. соч., стр. 210, прим.
3 Аг., стр. 22, 9—12.
4 Аг., стр. 17, 10-14; О. Rescher, ук. соч., стр. 210.
5 Аг., стр. 73, 15—74, із, 81,9—82 9; О. Rescher, ук. соч., стр. 211, прим.
« Аг., стр. 51, 5—52, 5, 71, 13—72, 4, 76, 4-ю.
7 Аг., стр. 16, ю-16,' 17, 1-ю.
8 Аг., стр. 17, 15—18, 17, 66, 4—68, 4.
0 Аг., стр. 88,3—90, и; ср. стр. 15,3—16,9; Ибн Кутай б а, стр. 361, 13—
363, 16. Ср.: О. Rescher, ук. соч., стр. 210—212; R. Basset. Mille et im contes,
recits et legendes arabes, t. II. Paris, 1926, стр. 105—109.
10 Мурудж аз-заха6Гт VII, стр. 355—360.
11 Melanges d'histoire et de voyages., Paris, 1878, стр. 270—273.
12 Хадйс ал-арба'а, II, стр. 28.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской Литературе 613
его — глубокий старик, а братья — взрослые мужчины, видно много
скота и явное благосостояние. Я спросил о нем, все они прослезились.
Старик сказал: «Аллахом клянусь, он был дороже моей душе, чем эти,
и милее, чем все они. Он влюбился в женщину из своего племени;
Аллахом клянусь, не могла бы она и желать подобного ему. Когда их
дело стало известно, отец не захотел выдать ее за него после
распространения слухов и выдал ее замуж за другого. И пропал ум у моего
сына, постигло его расстройство, и стал он бродить по пустыням от
страсти к ней. Мы его заключили и связали, но он принялся кусать
свой язык и губы; мы боялись, что он откусит их, и отпустили его.
И вот он бродит по этим пустыням с дикими зверями, ему каждый
день относят пищу и ставят так, что он видит. А когда уйдут от него
он подходит и ест». Так он сказал, а я попросил, чтобы мне его
показали. Мне указали на юношу из племени, который был его другом,
и сказали: Он дружен только с ним, и никто, кроме него, не собирает
его стихов с его слов. Я пришел к нему и попросил, чтобы он показал
мне дорогу к Маджнуну. Он мне сказал: «Если ты хочешь его стихов,
то все его стихи, которые он сказал до вчерашнего дня, — у меня.
Я пойду к нему завтра и, если он что-нибудь сказал, принесу тебяз
это». Я ответил: «Нет, я хочу чтобы ты мне указал дорогу пойти
к нему». Тот сказал: «Если он убежит от тебя, то убежит и от меня,
и пропадут его стихи». Но я настаивал, чтобы он непременно мне
показал. Тогда он сказал: «Ищи его в этих степях,' а когда увидишь,
то приближайся дружески и не показывай ему, что боишься, потому
что он будет тебе угрожать и пугать, что бросит в тебя чем-нибудь.
Пусть это тебя не страшит; садись, отвернув взор от него, и
взглядывай на него по временам. А когда увидишь, что он успокоился
в своем волнении, то продекламируй ему какие-нибудь любовные стихи;
если ты помнишь что-нибудь из стихов Кайса ибн Зарйха, то
продекламируй их ему, так как он восхищается им». Я пошел и разыскивал его
целый день до начала вечера. Я нашел его сидящим на песке, где он
проводил пальцем какие-то черты. Я подошел к нему, не смущаясь,
а он перепугался меня, как зверь пугается человека. Около него были
камни, и он схватил один из них, а я отвернулся от него. Некоторое
время он выжидал, как перепуганный, который хочет вскочить. Когда
я продолжал попрежнему сидеть, он успокоился и начал опять чертить
пальцем. Я тогда повернулся к нему и сказал: «Хорошо, клянусь
Аллахом, выразился Кайс ибн Зарйх когда сказал:
О ворон разлуки, горе тебе, скажи мне, что знаешь про Лубну, ты ведь
сведущ.
А если ты мне не скажешь про то, что знаешь, то пусть взлетишь ты
только со сломанным крылом.
И будешь кружить ты около врагов, среди которых твой любимый, как
ты видишь, что я кружу около любимого».
614
Арабская средневековая художественная литература
Он повернулся ко мне с плачем и сказал: «Хорошо он выразился,
клянусь Аллахом, но я говорю лучше, чем он, в словах:
Сердце мое в ту ночь, когда сказали: увезут Лейлю амиритку утром или
вечером, —
Точно птица катау что попала в сеть: всю ночь она вырывается, а крыло
уже запуталось».
Я промолчал некоторое время, потом повернулся к нему и сказал:
«И хорошо, клянусь Аллахом, выразился Кайс ибн Зарйх, когда
говорил:
И от плача я истощил все слезы в глазах, боясь того, что произошло или
еще будет.
Сказали они: завтра или через ночь после этого — разлука с любимым,
который не расставался, а теперь расстается.
Я не боялся, что судьба моя будет в твоих руках, но кто погиб,
тот погиб».
И он так заплакал, клянусь Аллахом, что я думал, что душа его
выльется. Я видел, как слезы его смочили песок, что был перед ним.
Потом он сказал: «Хорошо он выразился, клянусь жизнью Аллаха,
но я, клянусь Аллахом, поэтичнее его, когда говорю:
И приблизила ты меня, а когда взяла меня в плен словами, которые
на ровные лощины заставляют спуститься горных козлов,
Ты удалилась от меня, а для меня не было уже никакого ухищрения,
и оставила то, что оставила, под ребрами».
Потом показалась перед ним газель, и он помчался, гонясь следом
за ней, пока не скрылся от меня, а я ушел. Я вернулся на следующий
день, искал его, но не нашел. Пришла женщина, которая готовила ему
пищу, к оставленной еде и нашла ее нетронутой. Когда наступил
третий день, я пошел опять, пришла его семья со мной, мы искали
его весь день, но не нашли. На четвертый день мы пошли по его
следам, пока не нашли его в каменистой суровой лощине. Он лежал
мертвым среди камней. Семейные его унесли, обмыли, завернули
в саван и похоронили".
Этот популярный рассказ, передаваемый различными авторами,
только во второй части отличается довольно значительными вариантами
в смысле количества и подбора цитируемых стихов и Кайса ибн Зарйха
и самого Маджнуна. Появление здесь именно Ибн Зарйха, одного из
трех крупнейших представителей узритской поэзии, со временем станет
нам понятным. Та же причина создает рассказ о личной встрече
Маджнуна и Ибн Зарйха, с поручением ему повидаться с Лейлей.1 Лите-
Аг., стр. 93, 15—94, п.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 615
ратурной параллелью к переведенному рассказу является, вероятно,
и повествование такого же муррита о встрече с Лейлей.1 Необходимо
отметить, что в первой части рассказа есть одно значительное
расхождение с другой частью повести, где приводится стихотворение
Маджнуна, из которого ясно, что отец его умер еще до безумия сына.2
Последним звеном в этой ранней повести является рассказ об
оплакивании Маджнуна всеми родственниками племени и раскаянии
отца Лейли;3 про нее в последней хронологически части упоминания нет.
Приходится обратить внимание, что среди частичных эпизодов и
отдельных стихотворений попадаются изредка такие, где фигура
Маджнуна предстает не совсем в том виде, как была канонизирована
впоследствии. Среди его отрывков имеются несколько, которые
продолжают традиции доисламской поэзии, что в омейядском периоде не
представляет ничего удивительного: таковы его стихи сопернику Му-
назилю,4 сатира на жениха Лейли,5 элегия на смерть отца. Несколько
сложнее то обстоятельство, что отдельные моменты идут вразрез
с представлением о платоническом характере его любви. Таков рассказ
о посещении им Лейли по ночам во время отъезда ее мужа и отца
в Мекку, с заканчивающими £го стихами.6 Еще сильнее выражено это
в его разговоре с мужем7 и особенно в стихах по его адресу с
определенным цинизмом.8 Объяснить это можно двояко: или в ранней
версии повести образ исторического живого Маджнуна еще не очищен от
тех черт, которые впоследствии были признаны чуждыми для него,
или в ней слились рассказы о нескольких Маджнунах, о которых
говорят и арабы. Черты эти были очень устойчивы и иногда
проскальзывали в неожиданной форме.9 Так Ибн Кутайба говорит,10 к сожалению
без ссылки на источник, что „...у Маджнуна имеется потомство
в Неджде", автор X в. ал-Аскарй11 и версия ал-Валибй12 приводит стих,
хорошо иллюстрирующий и долголетие Маджнуна и Лейли:
Выросли дети у Лейли и выросли дети ее сына, а привязанность к Лейле
в моем сердце все такова же".
1 Аг., стр. 86, 4—87, іб = Ибн Кутайба, стр. 358, ю—359, із.
2 Ar., стр. 5, і_5 = 70, ц—71, 2.
3 Ar., стр. 90, 12—91, з, 92, ц_іб.
4 Ar., стр. 13, 4—6.
5 Ar., стр. 14, 8—15, 2.
6 Ar., стр. 72, б—И.
7 Ar., стр. 24, 7—25, з.
8 Ar., стр. 75, 1—6 (особенно 75, s).
9 К ним можно отнести и встречающиеся иногда очень реальные описания
красавиц, например: К, 13, 21—25.
10 Ибн Кутайба, стр. 363, 17.
11 Диван ал-Маанй. Каир, 1352, стр. 281.
52 К, 6, 6.
616 Арабская средневековая художественная литература
Расширение повести в дальнейшем идет по различным линиям.
Иногда она обогащается отдельными фактическими данными, о которых
нам трудно судить: впервые ли они создаются в более новое время,
или не попали в раннюю версию „Книги песен" лишь по каким-нибудь
случайным обстоятельствам. Таково, например, упоминание о болезни
Лейли, которое в версии ал-Валибй локализуется совершенно
неосновательно в Ираке;1 таков рассказ об ее смерти, который с двумя
традиционными вестниками заставляет подумать о простом
воспроизведении старого литературного клише. Некоторые детали более конкретны
и пользовались впоследствии значительной популярностью, как
известный эпизод со старухой, водившей на цепи нищего, место которого
заступает Маджнун, чтобы повидать Лейлю,2 или рассказ о посещении
им одной женщины хилалитки с той же целью.3 Некоторые намеки
ранней версии впоследствии приобретают более самостоятельную форму:
лечение приводит его и в Вавилон4 и к традиционным обращениям
в стихах к двум врачам.5 Сын его дяди Зийад, который в „Книге
песен" играет скромную роль спутника во время одного из путешествий,ü
превращается у ал-Валибй в его дядю Иазйда, который из
преследователя Маджнуна становится защитником, но преждевременно умирает.7
Стихи, которыми обмениваются Маджнун и Лейла, впоследствии
становятся письмами, пересылаемыми различным образом.8 Один из
рассказов про газелей влагается в уста поэту Кусаййиру и передается в
присутствии самого халифа сАбд ал-Малика;9 нам скоро станет ясно, зачем
здесь оказался нужен именно этот поэт. Раз Маджнун в стихах часто
говорил про газелей и голубей, конечно он должен был уделить
внимание и воронам, как его современник Кайс ибн Зарйх,10 и популярным
в старой Аравии ката,11 и орлу,12 и даже саранче,13 и всему, что
неизбежно в репертуаре старой арабской поэзии, как молния.14 Любопытно
наблюдать, какие мелочи вызывают иногда появление стихов,
приписываемых Маджнуну. В „Книге песен" упоминается о встрече его с од-
1 К, 18, 9-12.
2 К, 30, 25-31, 2.
3 Ибн ас-Саррадж, стр. 421—422.
4 к, 7, 9—10, 13—14; 7, 28—8, і.
5 К, 31, 20-22.
6 Аг. стр. 51. 5—6.
* К. 36, 15—37, 8.
8 К, 39, 21—40, 23.
9 К, 9, 4-Ю; Ибн ас-Саррадж, стр. 259 - 260.
10 К, 14, ц, 32, і.
и К, 33, is.
12 К, 19, 25.
13 К, 11, 12-12, 2.
14 К, 14, 14-15.
Ранняя история повести о Маджндне и Лейле в арабской литературе 6,17
ним юношей в местности, называемой Би'р Маймун (Колодец Маймуна);1
этого достаточно для того, чтобы в версии ал-Валибй появилось
несколько стихотворений Маджнуна, связанных специально с колодцами.2
Путем внимательного изучения отдельных прозаических и
поэтических частей позднейших версий повести о Маджнуне и Лейле,
вероятно, удалось бы в большинстве случаев объяснить их происхождение;
эта задача когда-нибудь станет на очередь, но потребует специального
и объемистого исследования. Для нас в данном случае важнее решить,
когда именно сложилась первая ранняя версия и есть ли возможность
установить для нее точные хронологические рамки. Оказывается, что
и здесь мы можем найти достаточно прочную базу, не менее солидную,
чем для основного ядра стихотворений Маджнуна, возникновение
которых мы относим к концу VII в.
ВРЕМЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ПОВЕСТИ О МАДЖНУНЕ
Первые указания дает нам то обстоятельство, что Маджнун далеко
не сразу приобрел свою известность в группе родственных ему
романтических пар. Для подтверждения этого мы располагаем очень
хорошим материалом — стихами поэтов данной и последующей эпохи, в которых
они по связи с сюжетом поминают имена знаменитых влюбленных,
обратившихся в пословицу. Долгое время среди них мы Маджнуна не находим.
Если присмотреться в первую очередь к его современникам, то
легко увидеть, что список таких героев невелик и однообразен: из
древнего периода здесь всегда фигурирует ал-Мураккиш и 'Абдаллах
(или сАмр) ибн 'Аджлан ан-Нахдй, из омейядского—только гУрва ибн
Хизам ал-'Узрй. Один из трех классических поэтов омейядской эпохи
Джарйр говорит, обращаясь к своей даме:3
Исцелишь ли ты сердце, что бредит о вас? Сам 'Урва не встретил от
'Афры того, что оно испытывает.
Другой раз, поминая коварных красавиц, он добавляет:4
Разве я тебя не удерживал? Ведь убили они Мураккиша и как поступили
с *Урвой ибн ХизамомІ
У поэтов другого направления репертуар тот же. Глава узритов
Джамйл говорит:5
Когда они затянули мне упреки за тебя, я сказал им: „Не умножайте всех
этих укоров и будьте сдержанны.
1 Аг., стр. 23, і.
2 К, 12, 3-11, 20.
3 Диван, I, Каир, 1313, стр. 64, 16 = ал-Вашша, стр. 55, 12.
4 Ал-Вапшш, стр. 55, 15. В диване этого стиха нет и форма его несколько
сомнительна.
5 Ибн 'Асакир, ат-Та'рйх ал-кабйр, III. Дамаск, 1331, стр. 401 = ал^-Вашша,
стр. 56, 14—16.
618 Арабская средневековая художественная литература
До меня умер брат из племени Нахд и товарищ его Мураккиш, и скорбь
насытилась 'Урвой.
И все они испытали в любви гибель, но я страдал от нее больше, чем
страдали они".
С таким же пафосом выражается он другой раз:1
Моей муки по ней не испытала мать единственного (погибшего детеныша);
не страдал по Хинде ан-Нахдй, как страдаю я.
Не страдал и узрит 'Урва, когда кончил жизнь, как страдаю я, ни все,
кто до меня или после меня.
У прочих современных поэтов встретим те же имена. Кусаййир говорит:2
И 'Урва не встретил от 'Афры того, что я встретил, как ан-Нахдй того,
чем я мучаюся.
Один из представителей реальной любви ал-Ахвас пользуется теми же
сравнениями:3
Когда я приду, говорят: „Пришел он уже" и перешептываются, точно
в прошлом никто не испытывал моих страданий.
Ведь 'Урва до меня создал сунну любви, когда испытал несчастие от
'Афры, и ан-Нахдй умер от Хинды.
Ту же мысль он повторяет еще раз в другом стихотворении:4
Если бы 'Урва и ан-Нахдй сравнили свою страсть, моя страсть по Су'де
была бы больше того, что испытали они.
Эти примеры из поэтов разных направлений говорят о том, что
никакой популярностью в эпоху Омейядов Маджнун не пользовался: первое
место среди героев любви принадлежало узриту сУрве.
Если обратиться к ранне-аббасидскому периоду, картина получится
такая же: репертуар героев сильно разрастается, но Маджнуна среди
них попрежнему нет. Почти полный список нового состава дает Марван
ибн абу Хафса (ум. в 181/797 г.):5
Красавицы давно уже избивают нас своими глазами и не платят пени
за убитых.
Погубили они 'Урву и ал-Мураккиша до него и брата племени Нахд
оставили убитыми.
Они покинули Абу Зу'айба безумным, лишили рассудка Кусаййира
и Джамйля.
Они внушили Ибн абу Раби а такие речи, которые среди них ходко
передаются.
1 Ал-Вашша, стр. 55, 24—25.
2 Диван, изд. Н. Peres, I. Alger—Paris, 1928, стр. 31, ст. 21 = ал-Вашша,
стр. 55, ю.
3 Диван Кусаййира. I, стр. 32 = ал-Вашша, стр. 55, 21—22.
4 Ал-Вашша, стр. 55, 19.
5 Ал-Мубаррад, ал-Камил, стр. 416, 4—11 = ал-Вашша, стр. 56, з—5.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 619
Очень характерны неоднократные упоминания ал-гАббаса ибн ал-Ахнафа
(ум. ок. 198/813 г.), одного из выдающихся певцов любви в эту эпоху:
Не любил до меня по настоящему Джамйл — знай это — и убитый 'Урва,
когда пылал страстью,
Нет, нет, и бывший раньше меня ал-Мураккиш, когда привязался к Асме,
на сужденую ему погибель и конец.1
И сказал я ей то, что сказал до меня *Аззе Кусаййир, когда она
отвернулась . . .2
Интересно, что раз Ибн ал-Ахнаф для той же картины пользуется
именами героинь, сравнивая их со своей Фаузой:3
И Фауз в любви то же, что Лейла ал-Ахйалйиа, а если нет, то, как
Лубна, 'Афра или Джумл.
Опять мы здесь видим упоминание сАфры, героини гУрвы, Лубны,
связанной с Кайсом ибн Зарйхом, Лейли, известной по элегиям на смерть
Таубы ибн ал-Хумаййира, но нет Лейли, связанной с Маджнуном. И во
второй половине IX в., когда про свою любовь говорит ал-Бухтурй (ум.
в 284/897 г.), опять видим мы знакомое сравнение:4
Любовь, подобной которой не испытывал Джамйл к Бусайне или
'Амр ибн 'Аджлан к Хинде.
Такое отсутствие упоминаний о Маджнуне не может быть
случайным, тем более, что ту же картину мы видим в начинающих появляться
к середине IX в. историко-литературных трудах. Нет его в известной
антологии „ал-Хамаса" Абу Таммама (ум. ок. 231/846 г.), хотя в ней
имеются другие поэты того же направления, как Джамйл, Кусаййир,
Нусайб, равно как связываемые иногда с Маджнуном Абу Сахр и ас-
Симма. Напрасно искать его в первом из дошедших до нас трактатов
о категориях поэтов „Табакат аш-шу'ара" ал-Джумахй (ум. в 231/846 г.),
хотя соответствующие отделы там посвящены тем же Джамйлю, Кусаййиру,
Нусайбу, ал-Ахвасу.5 Если относить возникновение основного ядра
стихотворений Маджнуна к омейядскому периоду — а мне кажется это
несомненным,— то отсутствие упоминаний при соответствующих случаях до
середины и даже конца IX в. может быть объяснено только слабой его
популярностью сравнительно с другими поэтами того же направления и
в особенности отсутствием к этому времени сколько-нибудь широко
известной повести о Маджнуне и Лейле.
В этом направлении у нас имеется одно очень интересное
свидетельство, хотя и оно, в основном, служит только „доказательством по
1 Диван, Стамбул, 1298, стр. 2—3.
2 Диван, стр. 37, 14.
3 Диван, стр. 122.
4 Диван, I. Каир, 1911, стр. 179; ал-Антакй, ук. соч., стр. 76.
5 Отдельные рассказы про Маджнуна со ссылкой на ал-Джумахй в других
источниках изредка, как мы видели, появляются.
620
Арабская средневековая художественная литература
умолчанию" (argumentum ex silentio). Приписывается оно поэту первой
половины IX в. Ди'билю ал-Хузасй (ум. ок. 220—244/835—860 гг.),
автору известной нам только по цитатам „Истории поэтов" („Ахбар
аш-шу'ара).1 Он рассказывал:2 „Был в Куфе человек из племени Асад,
Он полюбил девушку одного из жителей Куфы, Дело его с ней
разрослось, он сочинял о ней стихи. Некоторые жители Куфы поминали, что
он умер от любви к ней, и приписали ему книгу об этом, вроде книги
о Джамйле и Бусайне, сУрве и ?Афре, Кусаййире и ?Аззе".3 И здесь
мы не видим упоминания о повести о Маджнуне с Лейлей; едва ли это
можно относить к хорошо известной антипатии Ди'биля к северным
арабам.4 Вероятно, она или не существовала, или была распространена
мало сравнительно с упомянутыми.
Так постепенно мы подходим непосредственно к вопросу о времени
окончательного сложения этой повести, которое, как видно из всего
предшествующего, далеко не совпадает со временем возникновения
самих стихов.
Ряд важных указаний нам дает все та же „Книга песен". В
предшествующем можно было видеть, что некоторые рассказы складывались,
вероятно, еще в эпоху Омейядов, в большинстве случаев как попытки
своеобразного комментария к отдельным стихотворениям. Отношение
между стихами и прозой „Повести о Маджнуне и Лейле" вообще
совершенно обратно тому, которое мы наблюдаем в „1001 ночи": там стихи
появляются лишь как иллюстрация вполне сложившегося сюжетно
рассказа и без всякого ущерба для содержания могут быть опущены,
в „Повести о Маджнуне", наоборот, рассказ возникает из стихов и они
являются основным стержнем.5 Можно не сомневаться, что в омейяд-
скую эпоху ничего, кроме таких отдельных рассказов, не существовало:
рассказ об омейяде, сочинившем целую повесть, является сам такой же
легендой, как легенда о Маджнуне. Возможно вполне одно, что
интерес омейядских кругов к подобного рода рассказам стимулировал их
собирание и сочинение; каких-нибудь связных произведений в арабской
литературе этой эпохи мы еще не знаем.
1 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 78, № 11, и SB, I, стр. 121—122; A. S с h а-
ade, EI, I, стр. 1009—1010.
2Ибн ас-Саррадж, стр. 417,3—6; ал-Мугулта й. Китаб ал-вадих. Изд.
О. Spies, Stuttgart, 1936, стр. 150,5; R. Par et. Früharabische Liebesgeschichten.
Bern, 1927, стр. 142, № 115, и прим. 26. Ср.: Ar., XIV, стр. 51—52; ал-Фихрист,
Стр. 306,24.
8 Брокельман (С. Brockelmann. GAL, SB, I, стр. 248, № За) считает этот
рассказ упоминанием об одном из старейших арабских любовных романов.
4 С. Brockelmann. GAL, SB, I, стр. 121.
5 Ср. мнение Täxä Хусейна (Хадйс ал-арба'а, II, стр. 20—21). Интересно
противоположение в этом смысле между „1001 ночью" и рассказами в сборнике Ибн ас-Сар-
раджа, которое указывает R. Paret (Früharabische Liebesgeschichten, стр. 5,
прим.)
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 621
Несмотря на это, письменные источники автора „Книги песен" в
отделе о Маджнуне были довольно богаты, и поименно он называет
пятерых авторов:1, „Я переписал повесть (ахбар) о нем в передаче (ривайа)
Халида ибн Кулсума, Абу 'Амра аш-Шайбанй, Ибн Да'ба, Хишама ибн
Мухаммеда ал-Калбй, Исхака ибн ал-Джассаса и других передатчиков".
Среди этих авторов нам не известен собственно только последний, но
он играет, очевидно, меньшую роль, так как ссылка на него делается
единственный раз.2 Халид и Ибн Да'б, о которых обстоятельно
говорилось в предшествующем, относятся к VIII в., два других — аш-Шайбанй
и Ибн ал-Калбй — являются очень известными учеными первой четверти
IX в. Абу-л-Фарадж в своем изложении истории Маджнуна неоднократно
повторяет на них ссылки, иногда подчеркивая, что пользуется
письменной редакцией (ахбар).3 Что она фактически существовала, —
подтверждает еще один очень авторитетный источник: составленный около
987 г., несколько позже, чем „Книга песен", „ал-Фихрист". Одну из
глав своего бесценного труда автор посвящает4 „именам влюбленных,
полюбивших в эпоху джахилйи и ислама, повести о которых были
составлены". Начинается глава с перечня четырех основных авторов, из
которых только один не упомянут в отмеченной ссылке „Книги песен",
быть может потому, что он посвящал свое внимание не Маджнуну.
В следующем дальше перечне знаменитых влюбленных мы находим уже
и нашего героя в понятной нам теперь последовательности: Книга Му-
раккиш и Асма,f Амр ибнfАджлан и Хинд, сУрва и 'Афра, Джамйл и Бусайна,
Кусаййир и 'Азза, Кайс и Лубна, Маджнун и Лейла, Тауба и Лейла и т. д.
Что количество авторов „Повести о Маджнуне и Лейле" было
велико,— говорит нам и тот же „ал-Фихрист", говорят и другие
источники. Среди произведений известного историка аз-Зубайра ибн Баккара
(ум. в 256/870 г.) „ал-Фихрист" упоминает5 и „Ахбар ал-Маджнун".
Соответствующий отдел был посвящен ему, повидимому, не менее
известным историком ал-Мада'инй (ум. ок. 216—234/830—849 гг.) в его книге
„Ахбар 'укала' ал-маджанйн" („Повести о мудрых юродивых").6 „Книга
песен" изредка делает ссылки на ал-Мада'инй в отделе о Маджнуне,7 и
вполне возможно, что автор пользовался именно этим произведением.
Материалы „Книги песен" и „ал-Фихриста" позволяют нам с
определенностью установить, что в X в. по отношению к Маджнуну уже
произошел сдвиг: существующие редакции его повести начинают при-
1 Ar., стр. 11, 8-10.
2 Аг., стр. 12,12.
3 Относительно Халида ибн Кулсума см., например: Аг., 27,6. У него была
редакция стихотворений Маджнуна (ал-Антакй, стр. 58, 5—б).
4 Ал-Фихрист, стр. 306,8—12.
5 Там же, стр. 111,12.
в P. Loosen, ZA, XXVII, 1912, стр. 194.
7 Ar., стр. 2,9, 3,12, 37,ю.
622 Арабская средневековая художественная литература
влекать внимание, и он занимает свое место среди романтических пар.
Мы можем даже с приблизительной точностью предполагать, когда это
произошло. Автор „ал-Фихриста", говоря про фантастические истории
любви людей к джиннам и наоборот, добавляет:1 „Вечерние рассказы
(ал-асмар) и романтические повествования (ал-хурйфат) вызывали
большой спрос и интерес в дни халифов из дома *Аббасидов, особенно же
в дни ал-Муктадира. Книгопродавцы стали тогда усиленно сочинять и
выдумывать". Правление ал-Муктадира продолжалось с 295/908 по
320/932 г., и этот период мы можем считать тем временем, когда
окончательно сложилась и получила распространение история о Мадж-
нуне и Лейле, через два века с лишним после того, как начали
слагаться его стихи. Еще одна деталь подтверждает это предположение.
Историк ал-Масгудй говорит, что халиф ал-Мустагйн (248—251/862—
866 гг.) был большим знатоком и любителем как старых арабских
повествований, так и рассказов про влюбленных, в подтверждение чего он
приводит одну его беседу про узрита сУрву.2 Непосредственно вслед
за этим сам ал-Мас'удй добавляет один рассказ про Маджнуна.
Очевидно, во второй половине IX в. эту область сюжетно заполняли все
еще узриты, а к середине X в., когда писал ал-Массудй, рядом с ними
стал Маджнун. В известной книге по „хорошему тону", составленной
ал-Вашша (ум. в 325/936 г.), в списке знаменитых влюбленных Маджнун
стоит на первом месте, а за ним следуют Кайс, Тауба, Кусаййир, Джа-
мйл, ал-Му'аммал, Мураккиш, сУрва, сАмр и т. д.3
Интерес к этим романтическим темам, особенно из бедуинской жизни,
развивался в арабской литературе, таким образом, как бы вспышками:
первые проблески его мы замечаем уже в эпоху Омейядов, в начале
VIII в., он оживляется при первых Аббасидах, на рубеже IX в., с
традиционным приурочиванием отдельных произведений ко времени Харуна
ар-Рашйда, и, наконец, достигает апогея в начале X в. около эпохи
ал-Муктадира. Постепенно он распространяется широко, захватывая не
только восток халифата, но и запад. В частности, очень любопытными
данными мы располагаем относительно Андалусии. Иакут
рассказывает,4 что один литератор Хассан ибн Малик застал раз знаменитого
ал-Мансура за чтением повести Рабй'а и сУкайл, сочиненной во времена
Харуна ар-Рашйда, „лучшей в своем роде", как замечает Иакут.
Хассан пожелал сочинить нечто подобное и через неделю поднес своему
меценату аналогичное произведение, которое было одобрено.5 Создалась
1 Ал-Фихрист, стр. 308,9—10.
2 Ал-Мас 'у д й, ук. соч., VII, стр. 351—355.
3 Китаб ал-Мувашша, стр. 54, з.
4 Иршад ал-арйб, III, стр. 5,14—6,4.
5 В андалусских источниках предшествующее заглавие переносится на его повесть.
См.: R. В lächere. Un pionnier de la culture arabe Orientale en Espagne au Xе sie-
cle Said de Baghdad. Hesperis, X, 1930, стр. 27#
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 623
до некоторой степени мода: „пионер восточноарабской культуры в
Андалусии" Сайд ал-Багдадй, прибывший сюда в 380/990 г., поспешил
сочинить две повести, имевшие очень большой успех. Вторая „ал-Джау-
вас ибн ал-Кагтал ал-Мазхиджй и "Афра" своим героем выводит мало
известного поэта эпохи Омейядов, сохранившиеся стихи которого едва
ли подходят к сентиментальному облику, приданному ему в повести;
очевидно, состав более известных героев был уже исчерпан, и
приходилось искать их среди менее знаменитых. Повесть настолько понравилась
ал-Мансуру, что он поручил специальному чтецу читать ее каждый
вечер.1 Этот пример во многих отношениях типичен для истории создания
повестей романтического типа до конца X в.
На востоке халифата с этого времени начинается триумфальное
шествие Маджнуна: если он не вытесняет своих бывших соперников,
то теперь всегда стоит с ними в одном ряду и никогда уже не
забывается. В этом смысле в высшей степени поучительно просмотреть те
поэтические концовки, которые к отдельным главам своей книги
„Гибель влюбленных" дает в XI в. Ибн ас-Саррадж, великий знаток этих
сюжетов. Вот отрывки некоторых из них:
Спроси про Маджнуна из племени 'Амир и брата узрита: что
у него было с 'Афрой,
И Джамйля, и Кайса Лубны, и Гайлана, и других, что не
перечесть.. ,2
Разве ж ты не читал повестей про Маджнуна из племени
'Амир и 'Урву с 'Афрой,
И Джамйля, и Кайса Лубны, и других людей из племени
'Узры, которых еще больше. . .3
Мы ведем разговор про тех, кого убили красавицы и кого
в любви постигли беды,
Как Маджнун и Кайс Лубны, и про тех, кому любовь
открыла тайны. . .4
Они говорят: „Разве нет тебе примера в Джамйле и Амирите
и 'Урве ибн Хизаме. . ." 5
. . . „Если б был ты влюбленным, то умер бы от любви,
Как умер из племени Узра всякий искренний в любви и был
оставлен поверженным.
Убила любовь Кайса Лубны и Маджнуна из племени 'Амир
и сделала больными других людей.
Она устремилась на бой с Кусаййиром и Джамйлем, и встретил
от нее 'Урва жестокую встречу. . ,".6
Как видим, здесь Маджнун занимает уже почти всегда первое место,
а веком позже, благодаря Низами, он начинает свое триумфальное
1 R. В lac here, ук. соч., стр. 28.
2 Ибн ас-Саррадж. Масари ал-'ушшак, стр. 185, 1—2.
3 Там же, стр. 260, 16—17.
4 Там же, стр. 185, 9—10.
5 Там же, стр. 239, 3.
6 Там же, стр. 268, 18—21.
624 Арабская средневековая художественная литература
шествие по другим литературам без всяких соперников. И в области
мистической любви он с этого же времени становится идеалом.
Крупнейший арабский поэт этого направления Ибн ал-Фари^ (ум. в 662/1235 г.),
характеризуя свою высокую связь, говорит:
От нее обезумел Кайс Лубны и даже всякий влюбленный, как Маджнун
Лейли или Кусаййир 'Аззы.1
До каких ступеней и здесь постепенно поднимается Маджнун, —
говорит один рассказ историка ал-сАйнй (ум. в 855/1451 г.), конечно
восходящий к более раннему источнику:2 „Передавали об одном из
полюбивших (Аллаха), что он увидел Маджнуна после смерти во сне и
спросил: «О Кайс, что с тобой сделал Аллах?». И ответил он: «Простил
меня и сделал мерилом (худжжа) для любящих (его). Когда наступит
день воскресения, он приведет их и скажет: „О заявляющие о любви
ко мне! Вот Кайс полюбил тварь, подобную ему, и с ним случилось то,
что известно. А есть ли среди вас, кто вытерпел бы хоть час из-за
любви ко мне то, что вытерпел он?"»".
Такой путь, пройденный Маджнуном в течение веков от полной
почти неизвестности до первого места, до возведения в идеал
платонической и мистической любви, заставляет нас обратиться к последнему
вопросу: что положило начало его популярности, что дало первый
толчок его движению? Вопрос не изменится от того, будет ли он признан
окончательно исторической личностью, .или речь будет итти только
о стихах с его именем или посвященной ему повести, которые начинают
свое существование со вполне определенной хронологически эпохи, как
мы пытались установить. Аля ответа на этот вопрос специальных
изысканий не потребуется: все предшествующее изложение к нему
подводило, и надо будет только подчеркнуть и суммировать отдельные пункты,
о большинстве которых уже шла речь.
ПРИЧИНЫ ПОПУЛЯРНОСТИ МАДЖНУНА
Мы знаем ту среду бедуинских племен центральной и северной
Аравии, с которой был связан Маджнун и его произведения. Интерес
к поэзии такого типа в омейядской обстановке Сирии был силен, хотя
в первую очередь он направлялся на творчество городской
разновидности того же стиля. Об этом говорят известные нам образцы поэзии
халифов Иазйда .и ал-Валйда, примыкавшие к последнему направлению.
Им, однако, интерес не ограничивался, а захватывал и бедуинскую
поэзию, вокруг которой скорее, чем вокруг городской, начинали
складываться романтические повести. Что такого рода литература, конечно,
1 R. A. Nicholson. Studies in Islamic Mysticism. Cambridge, 1921, стр. 222,
ст. 243.
2 Рукопись Института востоковедения Академии Наук СССР С 350, I, л. 359, 22—25.
Амир Хусроу Дехлеви. „Маджнун и Лейла". Х/ХѴІ в.
Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинградо.
Дорн, № 394, л. 216.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 625
в виде еще неоформленных вечерних бесед (мусамарйт), усиленно
культивировалась при дворе дамасских халифов, — об этом мы имеем
свидетельства, начиная уже с эпохи Му'авии. Вполне возможно, что
такой спрос способствовал в какой-то мере первым опытам собирания и
составления истории Маджнуна и Лейли. Однако основной толчок
исходил не отсюда.
Как и в целом ряде других областей, решающую роль сыграла здесь
знаменитая племенная вражда так называемых северных и южных
арабских племен, которая в значительной мере наложила свой отпечаток на
всю историю халифата в эпоху Омейядов и первых Аббасидов. В силу
различных обстоятельств случилось, что все три корифея бедуинской
платонической любви сУрва, Джамйл и Кайс ибн Зарйх принадлежали
к одному и тому же южноарабскому племени сУзра. Северные арабы
долгое время никого не могли им противопоставить из своей среды.1
Можно быть уверенным, что при постепенно создававшемся фонде
различных восхвалений (мафйхир) или поношений (масйлиб) отдельных
племен это играло немалую роль, задевая болезненное племенное
самолюбие. На это приходилось реагировать разно: одно время
существовала тенденция как бы дискредитировать самый объект и считать
недостойным для северных племен предаваться такой изнеженной поэзии.
Припомним, что один низарит говорил, что у них „печень груба" и уз-
ритская поэзия пристала только йеменцам со слабым сердцем.2 Однако
перевесила другая тенденция — показать, что у северных племен могут
быть все те качества, которыми славятся южные племена, а в числе их
и платоническая любовь. В одном из северных племен ?Амир нашелся
поэт, по прозвищу Маджнун, стихи которого, в основном, принадлежали
к этому течению; он оказался подходящим, чтобы выставить его
соперником или в параллель знаменитым певцам узритской любви из южных
арабов.
С этого момента он был обречен и превратился в фокус, который
должен был собирать все нужные черты, чтобы стать идеалом и
затмить известных до него и при нем поэтов. Мы уже видели, как в
одном, конечно тенденциозном, рассказе сами узриты признали, что
северные племена „победили их своим Маджнуном".
Когда и где начался этот процесс — определить с полной
хронологической точностью, конечно, нельзя. Это могло быть уже не в самой
Аравии, а в тех городских кругах, где вырабатывались характеристики
отдельных племен и где'постепенно начинала складываться письменная
литература. Массиньон предполагает, что легендарная тема узритской
1 Täxä Хусейн выражается неточно, говоря, что в первом и втором веке все
представители любовной поэзии, даже и Джамйл, были „мудариты" (т. е. северные арабы).
См.: Хадйс ал-арба'а, II, стр. 65.
2 На этот рассказ с большой проницательностью обратил внимание еще Гольдциэр
(I. G о 1 d z i h е г. Muhammedanische Studien, I, стр. 86).
40 И. Ю. Крачковский, т. II
626 Арабская средневековая художественная литература
любви оформилась в кругах йеменских колонистов джунда Куфы.1 Что
Куфа в этом движении играла какую-то роль, — не подлежит сомнению:
вспомним, что Ди'бил ал-Хуза'й связывал с нею историю, которую Бро-
кельман считает одной из первых романтических повестей. Вероятно,
и Маджнун около этого же времени вышел за пределы своей родной
Аравии.
Средства для возведения его на степени почти недосягаемого идеала
были не столько многообразны, сколько применялись настойчиво.
Прежде всего надо было показать, что очень большие авторитеты
признавали его великим поэтом, затем что стихи его лучше стихов всех
знаменитых представителей того же и близкого направления и что он
сам испытал в жизни все те бедствия, которые выпали на долю им.
Доказательства привлекались самыми различными способами, вплоть до
простейшего — приписывания Маджнуну чем-либо замечательных стихов
его собратий. Некоторые конкретные случаи здесь довольно
любопытны.
Филолог Абу сАмр2 рассказывал,3 что знаменитый омейядский поэт
Джарйр просил его раз прочитать что-нибудь из Маджнуна. Когда он
прочел одно из самых популярных его двустиший, Джарйр в восторге
воскликнул: „Клянусь Аллахом, если бы только подобало старику вроде
меня кричать, я бы завопил так, что это услышал бы и Хишам у себя на
троне". Упоминание последнего объясняется тем, что Джарйр
возвращался с аудиенции в халифском дворце. Оно же дает возможность
хронологически приурочить рассказ ко времени между вступлением Хи-
шама на трон в 105/724 г. и смертью Джарйра в 110/728 г. Цель его,
конечно, ясна — поддержать авторитетом одного из трех крупнейших
классических поэтов эпохи достоинство стихов Маджнуна. Некоторую
тень наводит то обстоятельство, что иногда эти стихи приписываются
Кусаййиру, однако более солидные источники все же говорят об
авторстве Маджнуна.
Интересно проследить, как почти все поэты, затмить которых
должен Маджнун, находят отражение в приписываемых ему стихах.
Одновременно он упоминает и узрита гУрву и Ибн гАджлана ан-Нахдй,
которые обыкновенно открывают эту серию:4
Если я умру, то пример был в узрите 'Урве и 'Амре ибн 'Аджлане,
которого убила Хинд.
И опять надо оговориться, что стих приписывается другому поэту
Абу Ваджзе ас-Са'дй5 и что далеко не все рукописи дивана его дают.
1 L. М assignon, EI, IV, стр. 1072.
2 С. Brockelmann. GAL, I, стр. 99, № 2; SB, I, стр. 158.
3Ибн 'Абд раббих. Ал-'Икд, III, стр. 165,6—9.
4 Рукопись В, л. 26 а.
5 Ал-Вашша, стр. 55, 4—7.
Ранняя история повести о Мадяінуне и Лейле в арабской литературе 627
Упоминанием об ?Урве, однако, дело не ограничивается. Страдания
Маджнуна несравнимы, и он говорит:г
Дивлюсь я 'Урве узриту, который стал повестью для одного
поколения за другим.
Ведь 'Урва умер смертью успокоившей (его), а вот я умираю
каждый день.
Во внешних обстоятельствах жизни Маджнуна оказывается сходство
с 'Урвой: последний тоже полюбил с детства, как говорится в его
стихах:2
Сдружились мы с влечением, и любовь утвердилась между
нами, детьми, когда нам не исполнилось и двух лет.
И вкушали мы довольство жизнью двадцать хаджжей друзьями,,
не боясь превратностей.
Свидетелем смерти сУрвы точно так же оказывается такой же сборщик*
садакйт? который играет большую роль в рассказе о Маджнуне.
Если перейти к наиболее прославленному узритскому поэту Джа-
мйлю, выяснится, что он привлечен в такой же мере для возвеличения
Маджнуна, причем теми же самыми приемами. В версии ал-Валибй на
сцену опять появляется авторитет Джарйра.4 „Собрались раз люди
к Джарйру ибн ал-Хатафа, и спросил их Джарйр: «Что за стих, где
половина — точно бедуин на верблюде, а половина — точно Гален со
своей мудростью?». Те ответили: «Мы не знаем». Тогда он сказал: «Я
дам вам отсрочку», но они опять ответили: «Если бы ты дал отсрочку
на два года, мы бы не узнали; научи нас сам». Тогда он
продекламировал:
«'О вы, спящие, горе вам, проснитесь',
(сказал поэт), точно бедуин на верблюде. Потом им овладела мягкость
и ясность любви, и он сказал:
'Спрошу я вас, убивает ли человека любовь?Ѵ.
Конечно, эти стихи попадают во все рукописи и издания версии, на
значение рассказа нам сделается ясным, если узнать, что стихи
принадлежат не Маджнуну, а Джамйлю,5 а рассказ передается в различных
версиях, где Джарйр и не фигурирует.6 Таких показательных случаев,
когда стихи Джамйля приписываются Маджнуну, не один. О внешних
1 Рукопись В, л. 22 б; Аг., стр. 84,9—10.
2 Аз-Захирй. Китаб аз-захра, стр. 333, 12—13.
3 Ал-Мас'удй, VII, стр. 353; Ибн ас-Саррадж, стр. 13, 302—303.
4 К, стр. 11, 4—8;. [рукопись В, л. 6 а].
0 Ибн Кутайба. Китаб аш-ши'р, стр. 268,5; аз-Захирй. Китаб аз-захраѵ
стр. 210,16.
6 Например: Ибн ал-Му'тазз. Китаб ал-бади (изд. И. Ю. Крачковского,.
London, 1935 г. GMS, N. S. X), стр. 14, 8—15; Аг., VII, стр. 91.
40*
628 Арабская средневековая художественная литература
поводах удачно говорит, между прочим, автор „Книги песен", отмечая,
что одни „стихи включены в касиду Маджнуна с тем же размером и
той же рифмой, но они не принадлежат ему";1 другой раз он, даже
с некоторым раздражением, замечает, что одно стихотворение Джамйля
может приписывать Маджнуну лишь тот, кто не знает, где живут уз-
риты.2 Внутренние причины этих смешений; весьма возможно
преднамеренных, нам теперь понятны; понятен даже такой крайний случай,
когда говорится, что сам Джамйл „украл" стих у Маджнуна.3
Биография иногда повторяет знакомые мотивы: Джамйля один эмир объявлял
вне закона.4
Показательно отношение редактора повести к рйвию Джамйля, его
пропагандисту Кусаййиру, который тоже входит в состав канонических
пар романтических историй. Оказывается, пальму первенства он тоже
предоставлял Маджнуну: известный эпизод с газелями в одном из
источников связывается с ним и переносится на прием к халифу 'Абд ал-Ма-
лику.5 Расстроенный стихами Кусаййира про сАззу, халиф спросил его:
„Видал ли ты кого-нибудь более влюбленного, чем сам?". В ответ на
это он рассказал упомянутый эпизод с соответствующими цитатами из
стихов Маджнуна и закончил его словами: „Вот этот, клянусь Аллахом,
более влюблен, чем я, о эмир правоверных". Тенденция рассказа нам
понятна: он дает оценку Маджнуну со стороны Кусаййира не только
лично от себя как крупного поэта, но сравнительно с Джамйлем,
восторженным поклонником стихов которого он выставляется в других
местах.6 Не надо в связи с этим добавлять, что Маджнуну
приписывается ряд стихотворений Кусаййира, иногда даже таких, которые
невозможно к нему отнести ни по географическим, ни по метрическим
соображениям.7
Быть может, среди всех крупных узритских поэтов фигура Кайса
ибн Зарйха оказалась наиболее вовлеченной в повесть о Маджнуне,
чтобы особенно оттенить первенство последнего. Говорится, что он
очень любит стихи Ибн Зарйха,8 но при встрече с шейхом мурритом он
всячески подчеркивает, что его собственные стихи все же лучше.9
Создается рассказ об их личной встрече;10 количество стихов Ибн Зарйха,
приписываемых Маджнуну, особенно велико,11 чему, помимо сознатель-
1 Аг., VII, стр. 94, 2—3 снизу.
2 Аг., VII, стр. 94.
3 Ал-Вашша, стр. 60,5.
4 Ибн ас-Саррадж, стр. 315—316.
5 Ибн ас-Саррадж, стр. 259—260.
6 Аг., VII, стр. 95.
7 К, стр. 30,22-24 = диван, изд. Н. Peres, II, стр. 213, № 167.
8 Аг., стр. 89,2—18.
9 Аг,, стр. 89,ц, 90,2.
™ Аг., стр. 93,15, 94,17.
и Аг., стр. 45,14, 67,15; VIII, стр. 115, 130, 133; ал-Калй, I, стр. 136—137.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 629
ных подлогов, немало содействует, конечно, и совпадение имен, а в
целом ряде случаев, как всегда, совпадение размера и рифмы1 или
возможность имя возлюбленной Кайса — Лубны — заменить, без нарушения
метра, именем возлюбленной Маджнуна— Лейли. В биографии Ибн За-
рйха встречается трафаретный мотив объявления вне закона Му'авией;2
на Лейлю в одной версии переносится3 такая специфическая деталь,
как избиение Лубной воронов, глашатаев несчастия,4 — мотив,
впоследствии появляющийся часто.
Специально узритскими поэтами не исчерпывается круг тех, черты
которых переносятся на Маджнуна, а стихи приписываются ему. Среди
них мы встречаем и корифеев и просто таких, у которых сюжеты любви
занимают или первенствующее, или существенное место. Список их
очень велик: 'Омар ибн абу Рабй'а,5 ал-Ахвас,6 Нусайб,7 Абу Дах-
бал,8 Абу Сахр хузейлит,9 Кайс ибн ал-Хидадййа,10 Тауба ибн ал-Ху-
маййир,11 ас-Симма,12 ?Урва ибн Узайна,13 сАмр ибн Са'йд,14 'Аввам ибн
'Укба,15 Йахйа ибн абу Талиб,16 'Аббас ибн ал-Ахнаф17 и многие другие. Цель
всего этого ясна: собрать в Маджнуне все черты как в фокусе и
показать, что именно он является первым героем и певцом любви, с которым
никто не может сравниться. Как всегда, в наивной форме с
анахронизмами и безвкусием выражает это версия ал-Валибй, приписывая Мадж-
нуну стихи, в которых он перечисляет всех превзойденных им
романтических героев, со включением пророков, самого Мухаммеда и даже
ангелов.18
Клянусь жизнью, не испытал Джамйл ибн Мамар даже подобия
моей страсти к Лейле, не испытал и Муслим.
Не испытал и Каб/с, и Кайс, и 'Урва; не испытал до меня
ни один араб и чужеземец.
1 Аг., VIII, стр. 128.
2 Ибн Кутайба, Китаб аш-ши'р, стр. 399,16.
3 Бейрутское издание 1868 г., стр. 62.
4 Ибн ас-Саррадж, стр. 94—95, 302, 338.
5 Аг., XVIII, стр. 131—133.
« Аг., VI, стр. 256,9 = 257,5.
7 Аг., XIV, стр. 9; XV, стр. 81, 91; Йакут, Му'джам ал-булдан,* II, стр. 508;
ал-Хамаса, № 489 (по переводу Рюккерта).
"в Аг., XVIII, стр. 132.
9 Ибн Кутайба, стр. 355.
10 Аг., XIII, стр. 8.
11 Ал-Мубаррад, ал-Камил, стр. 450,9^-10.
12 Аг., VI, стр. 5—6.
13 Ибн Кутайба, стр. 364,2—7 = Аг., XXI, стр. 168.
14 Аг., VIII, стр. 87.
15 Ал-Кал й, I, стр. 130.
16 Ал-Кал й, I, стр. 123—124.
17 Аг., стр. 63,8 ел. — диван, стр. 18.
18 К, стр. 21,6-11.
€30 Арабская средневековая художественная литература
Томился Йусуф, и любовь завладела его сердцем, Давуд
не уцелел от любви,
И Бишр, и Хинд, потом Са*д и Вамик и Тауба, которого
изнурила разделенная любовь.
И Харут испытал ярость страстной любви, и Марута поразила
глубоко проникающая беда.
Не избавился от нее и Мустафа, господин тварей, Абу-л-І$асим,
чистый пророк превознесенный.
Этот явно подложный отрывок наглядно показывает, как с течением
веков засорялся диван Маджнуна, а с ним и вся повесть. Таких
примеров среди его стихотворений немало; я ограничусь только одним,
можно сказать потрясающим как бы с количественной стороны. Среди
наиболее популярных стихотворений Маджнуна имеется одно с рифмой
на ийи в размере тавйл, которое впоследствии получило название
„ал-Касйда ал-му'анниса". В более старых источниках, как „Книга пе-
сен", количество стихов в нем, разбитых притом на несколько отрывков,
около 30.1 В печатном издании версии ал-Валибй их уже около 70,2
а в одной стамбульской рукописи той же версии —174.3 Рекорд
побивает оДна рукопись Института востоковедения, где их оказывается 686.4
О наивном характере этих вставок говорит то, что пятнадцать стихов
подряд начинаются словами oL>2(j fU» L л), десять—^аз ^^cL* L л)
ijl*jj* четырнадцать—^^J) vb^ ^ ^» десять — (j
тринадцать— ^yUJl i^Sj\ U^ ^ ^K десять—0J£)1 І*Л ^lj, двадцать один —
двадцать четыре —^JU ^c L^, тридцать — ^JLJ ^c ^,
тринадцать— Ifljj CjyXiy наконец сто семьдесят шесть— JUL и т. д.
Конечно, по своей монструозности это — единственный случай, но
близких к нему немало даже в версии ал-Валибй. Они показывают, какую
кропотливую, сложную и тонкую работу надо проделать над
стихотворениями, приписываемыми Маджнуну, чтобы выделить из них подлинное,
хотя бы со всеми оговорками, ядро. Этой операции надо подвергнуть
не только версию ал-Валибй, которая до сих пор считается
единственной редакцией его дивана, но и все многочисленные отрывки с его
именем, приводимые в самых разнообразных источниках, которые
суммарно были указаны в начале.
Работа сложна и трудоемка, но не безнадежна. Некоторые
приведенные примеры показывают, что наша наука обладает теперь
определенными критериями, которые в ряде случаев позволяют достигать
совершенно прочных результатов. Наряду с такими критериями, которые
1 Аг., стр. 68—70.
2 К, стр. 45—47.
3 О. Re seh er, MSOS, 2.'Abteilung, XIV, 1911, стр. 173, № 150.
* Рукопись А, лл. 53 б—80 а.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе 637
иллюстрировались выше, не следует забывать и анализа метрики. Как
все поэты бедуинского происхождения,1 Маджнун пользовался
совершенно определенными размерами, среди которых подавляющее значение,
быть может больше, чем даже у других, играл тавйл.2 Совершенно
ясно, что когда среди приписываемых ему стихотворений попадаются
сочиненные, например, в размере мутакйриб или рамал, их можно
отвергать с первого взгляда, даже не задумываясь о содержании. Между
тем такие элементарные подделки встречаются.3 Во всяком случае,
несмотря на всю трудность, работа над стихотворениями с именем Мадж-
нуна рано или поздно должна быть проделана в интересах истории
повести о нем хотя бы потому, что в раннем периоде эта повесть
слагалась на основе его стихов. Без этого отдельные моменты ее
дальнейшего развития останутся неясными и не может быть уверенности
в окончательном характере выводов. В настоящее время, т. е. до этого
изучения, ранняя история повести лишь гипотетично может быть
представлена приблизительно в таком виде.
Во второй половине VII в. н. э. в центральной Аравии, среди север-
ноарабского племени сАмир, существовал поэт с прозвищем Маджнун.
По основной теме своих стихов он примыкал к господствовавшему
тогда в Аравии среди бедуинов течению платонической любви и
большинство произведений посвящал Лейле. Интерес со стороны омейяд-
ских кругов Сирии к этому направлению и рассказам про такие
романтические пары вызвал первые попытки собирания его стихов и сведений
про него. Обострившаяся в связи с экспансией борьба между северно-
арабскими и южноарабскими племенами выдвинула его фигуру в
противовес знаменитым поэтам южноарабского племени 'Узра. В первой
половине IX в. уже существуют тенденциозно подобранные рассказы
о нем, вырастающие из попыток комментировать отдельные
стихотворения; к ним начинают быстро прибавляться подложные и
приписываемые ему стихотворения других поэтов. К началу X в., в связи с
новой вспышкой интереса к этим сюжетам при аббасидском дворе, известно
уже несколько письменных редакций повести о Маджнуне и Лейле. В
середине X в. сводку их дает автор „Книги песен", позволяя нам
реконструировать раннюю историю. После этого сюжетное расширение повести
на арабском языке заметно лишь в неудачно скомпилированной версии
ал-Валибй, возникающей не раньше XI в. В дальнейшем безостановочно
идет рост только стихотворений Маджнуна, продолжающийся до наших
дней и достигающий иногда уродливых размеров.
1 Ср. мои замечания о стихах омейядского поэта Зу-р-Руммы (ИРАН, 1918,
стр. 372, прим. і) [=стр. 212, прим. і настоящего тома].
2 В одной из рукописей его дівана из 162 отрывков 130 в размере тавйлі (см.
MSOS, 2. Abt., XIV, стр. 172—174).
3 Ср.: О. Rescher об одной рукописи в Стамбуле, там же, стр. 174,
прим. і.
632 Арабская средневековая художественная литература
Каждый этап этой истории требует специального углубленного
изучения для окончательного обоснования выводов. Настоящий этюд имел
в виду только наметить некоторые основные линии будущей работы и
хотя бы несколько расчистить дорогу для дальнейшего движения.
->н&>*-
ПРИЛОЖЕНИЯ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Работы, вошедшие в настоящее издание
Поэтическое творчество Абу-л-'Атахии (ок. 750—825).
Напечатано: ЗВО, XVIII (1907-1908) 1908, стр. 73-112.
Написано в сентябре 1906 г.
Поэзия по определению арабских критиков.
Пробное чтение в заседании Факультета восточных языков С.-Петербургского
университета 15 сентября 1910 г.
Печатается впервые.
Ал-Мутанаббй и Абу-л-'Ала.
Напечатано: ЗВО, XIX (1909) 1910, стр. 1—52.
Написано в декабре 1907 г.
Дополнено и исправлено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи,
хранящегося в его библиотеке.
Поэт корейшитской плеяды.
Напечатано: ЗВО, XX (1910) 1912, стр. 198—210.
Написано в декабре 1910 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Хамаса ал-Бухтурй и ее первый исследователь в Европе.
Напечатано: ЗВО, XXI (1911—1912) 1913, стр. 022-033.
Написано в январе 1911 г.
Дополнено и исправлено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи,
хранящегося в его библиотеке.
Историк Египта Ибн Тагрйбердй как беллетрист.
Напечатано: ЗВО, XXI (1911—1912) 1913, стр. 016—022.
Написано летом 1911 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
К истории и критике „ар-Рисала ал-Фаллахййа* Абу-л-*Ала.
Напечатано: ЗВО, XXI (1911—1912) 1913, стр. 0131—0137.
Написано в сентябре 1912 г.
Дополнено по заметке И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии и диван 'Омара ал-Маххара,
Напечатано: ЗВО, XXII (1913—1914) 1915, стр. 1—30.
Написано летом 1913 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
636
Приложения
Рецензия: Абу-л-'Ала ал-Ма'арри. Мулка-с-сабил, рисалат фи-л-ва'з ва-л-хикам. 'Унийа
би-нашриха. . . Хасан Хуснй 'Абд ал-Ваххаб ат-Тунисй. Дамаск, 1330. in 8°,.
18 стр.
Напечатано: ЗВО, XXII (1913—1914) 1915, стр. 231-239.
Написано в декабре 1913 г.
Рецензия: The Fäkhir of al-Mufaddal ibn Salama, edited from Manuscripts at
Constantinople and Cambridge by C. A. Storey, M. A. Leiden, E. J. Brill, 1915, in 8°,
XVIII - 80 + П стр.
Напечатано: ЗВО, XXIII (1915) 1916, стр. 226—231.
Написано в сентябре 1915 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Рецензия: Muhammad ibn Salläm al-Gumahi. Die Klassen der Dichter herausgegeben
von Joseph Hell. Leiden, E. J. Brill, 1916, in 8°. LXXVI + ГО стр.
Напечатано: ЗВО, XXIV (1916) 1917, стр. 278—289.
Написано в ноябре 1916 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его»
библиотеке.
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы.
Напечатано: ИРАН, VI серия, XII, 1918, стр. 369—380.
Написано в декабре 1917 г.
Дополнено и исправлено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи,
хранящегося в его библиотеке.
Му'тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве.
Напечатано: ИРАН, VI серия, XIII, 1919, стр. 441—450.
Написано в марте 1918 г.
Дополнено по заметке И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Диван Зу-р-Руммы и петроградская рукопись.
Напечатано: ИРАН, VI серия, XVII, 1923, стр. 149—156.
Написано в августе 1923 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Аш-Шанфара. Песнь пустыни. — Перевод с арабского, предисловие и примечания
И. Ю. Крачковского.
Напечатано: Восток, IV, 1924, стр. 58—64.
Арабская поэзия.
Напечатано: Восток, IV, 1924, стр. 97—112.
Написано в августе 1923 г.
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы.
Напечатано: ЗКВ, I, 1925, стр. 1—18.
Написано в августе 1921 г.
Дополнено и исправлено по заметкам И. Ю.
Рецензия: Стихотворения ан-Ну'мана и Бекра. Дели, 1337 г. х. (Lith., in 8°, стр. 2 +
10+46 + 4+10+38 + 2).
Напечатано: ЗКВ, I, 1925, стр. 500—506.
Написано в феврале 1922 г.
Библиографическая справка
637
Рецензия: The Poems of 'Amr son of Qami'ah of the Clan of Qais son of Tha'labah
a Branch of the Tribe of Bakr son of Wail. Edited and translated by Ch. Lyall.
Cambridge, 1919, in 4°, 76 стр.
Напечатано: 3KB, I, 1925, стр. 520—526.
Написано в апреле 1922 г.
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал-гуфрэн" Абу-л-'Ала.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Zur Entstehung und Komposition von Abü-1-
'Alas Risälat al-gufrän): Islamica, I, 1925, стр. 344—356.
Написано в августе 1924.
Фрагмент индийской реторики в арабской передаче.
Напечатано: Восточные записки (Ленинградский институт живых восточных
языков), I, 1927, стр. 26—36.
Написано в мае 1925 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Песнь арабского солдата.
Напечатано: Известия Таврического общества истории, археологии и
этнографии (б. Таврической ученой архивной комиссии), 1 (58-й), 1927, стр. 108—112.
Написано в августе 1925 г.
Дополнение к статье „Песнь арабского солдата".
Напечатано: там же, стр. 205.
Написано в апреле 1927 г.
Рецензия: Emilio Garcia Gomez. Un cuento arabe, fuente comun de Abentofail у de
Graciän. (Revista de archivos, bibliotecas у museos. Ano XXX—1926)^ Madrid,
1926. Pp. 100.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано: Litteris, IV, 1927, № 1, стр. 28—33.
Написано в декабре 1926 г.
Неизвестная антология Ибн Мамматй.
Напечатано: ДАН, В, 1928, стр. 1—6.
Написано в октябре 1927 г.
Дополнено по заметкам И. Ю.
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса.
Напечатано: Seminarium Kondakovianum, II, 1928, стр. 113—125.
Написано в декабре 1927 г.
Дополнено и исправлено по заметкам И. Ю.
Редкое издание комментарий аз-Заузанй к му'аллакам.
Напечатано: ДАН, В, 1928, стр. 26—29.
Написано в феврале 1928 г.
Дополнено по заметкам И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Рецензия: Emilio Garcia Gomez. Un texto ärabe occidental de la leyenda de Alejandro
segun el manuscrito är. XXVII de la Biblioteca de la Junta para ampliacion
de estudios. Edicion, traduccion espanola у estudio preliminar. Instituto de Valencia
de Don Juan, Madrid, 1929, CLXIV + 108 (texto ärabe) + 3 plates.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано: Litteris, VI, 1929, № 3, стр. 199—204.
Написано в октябре 1929 г.
638
Приложения
Арабская поэтика в IX в.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Die arabische Poetik im IX. Jahrhundert):
Le Monde Oriental, XXIII (1929), 1930, стр. 23—29.
Написано в августе 1927 г. и первоначально предполагалось для публичной
лекции в Упсале осенью 1927 г.
„Реторика" Кудамы ибн Джа'фара.
Напечатано: ИАН, VII серия, Отделение гуманитарных наук, 1930*
стр. 63—78.
Написано в августе 1929 г.
Дополнено по заметке И. Ю. на полях оттиска статьи, хранящегося в его
библиотеке.
Абу Нувас о сасанидской чаше с изображениями.
Напечатано: ДАН, В, .1930, стр. 177—180.
Написано в июле 1930 г.
Абу-л-'Ала' ал-Ма'аррй. Рйсалат ал-мала'ика. Издание текста, перевод и комментарии
И. Ю. Крачковского.—Труды Института востоковедения Академии Наук СССР,
III, 1932, VIII+86 + rv стр.
Здесь печатаются: предисловие (стр. I—III) и комментарии (стр. 3—28).
Предисловие датировано: август, 1930.
Вино в поэзии ал-Ахталя.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Der Wein in al-A^tal's Gedichten.
Kulturhistorischer und stilistischer Versuch): Festschrift für Georg Jacob zum siebzigsten
Geburtstag. Leipzig, 1932, стр. 146—164.
Написано в марте—мае 1931 г.
Калила и Димна. Перевод с арабского И. Ю. Крачковского и И. П. Кузьмина.
Статья и примечания И. Ю. Крачковского. Изд-во „Academia", М.—Л., 1934,
374 стр.
Здесь печатается вводная статья (стр. 9—23).
Написано в июне 1923 г.
Датский перевод „Тысяча и одной ночи". Tusind og en Nat oversat fra arabisk
af J. Ostrup illustreret af Gudmund Hentze I—VI. Baltisk Forlag. Malmo—K0ben-
havn-Berlin, 1927—1928, 8° maj. стр. 396 + 400 + 400 + 400 + 400 -+-408 + illu-
strat.
Напечатано: Библиография Востока (Институт востоковедения Академии Наук
СССР), вып. 2—4 (1933) 1934, стр. 104—110.
Написано: декабрь, 1930 — июнь, 1932.
Рукопись „Лата'иф аз-Захйра" Ибн Мамматй в Ленинграде.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на испанском языке (Un manuscrito de las „Lata'if al-Dajira"
de Ibn Mammäti en Leningrado): Al-Andalus, III, 1935, стр. 89—96.
Написано в феврале 1935 г.
Муслим ибн ал-Валйд ал-Ансарй.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Muslim b. al-Walid): EI, III (Lieferung 49,
1933), 1936, стр. 818—819.
Написано в ноябре 1932 г.
Библиографическая справка
639
'Омар ибн абу Рабй'а.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке ('Omar [b. eAbd Allah] b. Abi Rabfa):
EI, III (Lieferung 52, 1935), 1936, стр. 1057-1058.
Написано в июле 1934 г.
'Омара ибн абу-л-Хасан ал-Йеменй.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке ('Omära b. Abi '1-Hasan 'Ali b. Zaidän
al-Hakami al-Yamanl): EI, III (Lieferung 52, 1935), 1936, стр. 1068—1069.
Написано в июле 1934 г.
Ан-Наваджй.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Al-Nawädji): EIr Ergänzungsband (Lieferung 4,
1937), 1938, стр. 181—182.
Написано в сентябре 1933 г.
Ал-Ва'ва ад-Димашкй.
На русском языке печатается впервые.
Напечатано на немецком языке (Al-Wa'wä*): EI, Ergänzungsband (Lieferung 5),
1938, стр. 277—278.
Написано в сентябре 1935 г.
Арабская поэзия в Испании.
Напечатано: Культура Испании. Изд. Академии Наук СССР, 1940,
стр. 77—118.
Написано в апреле—мае 1938 г.
Дополнено по заметкам И. Ю.
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" XI—XII в.
Напечатано: Известия Государственного Географического общества, LXXI
(вып. 10), 1939, стр. 1466—1479.
Написано в июле 1939 г.
Дополнено по заметкам И. Ю.
Рецензия: С. Brockelmann, Prof. D-r. Geschichte der arabischen Litteratur von. —
Erster und zweiter Supplementband, Leiden, E. J. Brill, 1937—1938, 8°, XIX, 973.
Напечатано: Советское востоковедение (Институт востоковедения Академии
Наук СССР), II, 1941, стр. 289-291.
Написано в августе 1939 г,
Mutanabbiana (К 1000-летию со дня смерти поэта).
Напечатано: Советское востоковедение (Институт востоковедения Академии
Наук СССР), II, 1941, стр. 137—148.
Написано в 1937 г.
Общие соображения о плане истории арабской литературы.
Напечатано: Известия Академии Наук СССР, Отделение литературы и языка,
III (вып. 4), 1944, стр. 132—142.
Написано в декабре 1939 г.
Рецензия: La poesie andalouse en arabe classique au XI-е siecle. Ses aspects generaux
et sa valeur documentaire. Par Henri Peres (Publications de Tlnstitut d'Etudes
orientales. Faculte des Lettres d'Alger, V). Paris, Adrien—Maisonneuve, 1937, 8°,
XL, 545.
640
Приложения
Напечатано: Советское востоковедение (Институт востоковедения Академии
Наук СССР), III, 1945, стр. 288-291.
Написано в июне 1938 г.
Гомер и ал-Бйрунй (Памяти С. А. Жебелева).
Напечатано: ИАН, Отделение литературы и языка, IV (вып. 5), 1945,
стр. 200—205.
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе.
Напечатано: Алишер Навои. Сборник статей. Институт востоковедения
Академии Наук СССР), М.—Л., 1946, стр. 31— 67,-
Написано в феврале 1940 г.
Работы, не включенные в настоящее издание
Арабская версия „псалий" Такла-Хайманоту.
Напечатано: ЗВО, XVIII (1907—1908), 1908, стр. 041—044.
Христианско-арабская литература. Статья проф. К. Брокельмана. Перевод с
предисловием И. Крачковского.
Напечатано: Христианское чтение, 1908, I, стр. 132—141.
Новозаветный апокриф в арабской рукописи 885—886 года по Р. Хр.
Напечатано: Византийский временник, XIV (1907), 1909, стр. 246—275.
Арабская версия легенды о Талассионе.
Напечатано: Зап. Русск. геогр. общ. по Отделению этнографии, XXXIV
(„Сборник в честь семидесятилетия Г. Н. Потанина"), 1909, стр. 1—12.
Легенда о св. Георгии Победоносце в арабской редакции.
Напечатано: Живая старина, XIX (вып. III), 1910, стр. 215—232.
Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский. Материалы для характеристики поэтического
творчества. Изд. Фак. вост. яз. Петрогр. унив., № 41. Пгр., 1914, XII + 378 + ,0f стр.
Упоминание Феодора Абу-Курры (Авукары) у мусульманских писателей IX—X века.
Напечатано: ЗВО, XXIII (1915), 1916, стр. XIX—XX.
Абу Хузейфа бухарец и легенда о св. Георгии Победоносце.
Напечатано: Христианский Восток, IV (1915), 1916, стр. 171—179.
Федор Абу-Курра у мусульманских писателей IX—X века.
Напечатано: Христианский Восток, IV (1915), 1916, стр. 198—199.
Арабская литература.
Напечатано: Литература Востока, вып. 1 (Всемирная литература). Петербург,
1919, стр. 24—33.
Арабская литература.
Напечатано: Каталог Изд-ва „Всемирная литература". Литература Востока,
Пгр., 1919, стр. 29—32.
Мудрость Хикара и басни Лукмана. Переводы Ив. Плат. Кузьмина и М. А. Салье,
под редакцией и с предисловием И. Ю. Крачковского. Пгр., 1920 (Всемирная
литература, вып. 54).
Предисловие, стр. 5—13.
О переводе Библии на арабский язык при халифе ал-Ма'муне.
Напечатано: Христианский Восток, VI (1917-1920), 1922, вып. II (1918),
стр. 189—196.
Библиографическая справка
647
Усама ибн Мункыз. Книга назидания. Перевод М. А. Салье под редакцией, со
вступительной статьей и примечаниями И. Ю. Крачковского. Пгр.—М., 1922.
Вступительная статья под заглавием: „Усама ибн Мункыз и его
воспоминания" — стр. 7—21.
Арабские переводы Гулистана.
Напечатано: ДАН, В, 1924, стр. 101—104.
Забытый источник для характеристики сочинений Ибн ар-Равендй.
Напечатано: ДАН, В, 1926, стр. 71—74.
Полвека испанской арабистики.
Напечатано: 2ап. Коллегии востоковедов при Азиатском музее Академии
Наук СССР, IV, 1930, стр. 1-32.
Al-Süli.
Напечатано: ЕІ, IV (Lieferung I, 1928), 1934, стр. 586—587.
Usäma.
Напечатано: EI, IV (Lieferung Q, 1932), 1934, стр. 1134—1135.
Une anthologie magribine inconnue a Leningrad.
Напечатано: Al-Andalus, II, 1934, стр. 197—205.
Al-Nuwairi.
Напечатано: EI, III (Lieferung 52, 1935), 1936, стр. 1045—1047.
История арабской литературы и ее задачи в СССР.
Напечатано: Труды Первой сессии арабистов 14—17 июня 1935 г. (Труды
Института востоковедения Академии Наук СССР, XXIV), М.—Л.э 1937,
стр. 13—24.
Сказки Тысячи одной ночи в переводе Галлана.
Напечатано: Собрание сочинений Александра Николаевича Веселовского, XVI,
Академия Наук СССР, М.—Л., 1938, стр. 231—257.
Формула отрицательного сравнения в древнеарабской поэзии.
* Напечатано: ЗИВ, VII, 1939, стр. 176—184.
41 И. Ю. Крачковский, т. II
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Ar
ДАН, В
ЖМНП
ЗВО
зив
зкв
ИАН
ИРАН
Л'А
ГА
BGA
BSOS
С. Brockelmann. GAL •
EI
GGA
GMS
GSAI
JA
JRAS
MIFAO
MSOS
OLZ
PELOV
SB
SBAW
WZKM
ZA
ZDMG
ZS
- Китаб ал-агани. 20 т. Булак, 1285; изд. Египетской
библиотеки — тт. I—VII, Каир, 1927—1935.
-Доклады Академии Наук СССР, серия В. Ленинград.
- Журнал Министерства народного просвещения. СПб.
- Записки Восточного отделения Русского археологического
общества. СПб.
- Записки Института востоковедения Академии Наук СССР.
Ленинград.
- Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее
Российской Академии Наук. Ленинград.
-Известия Академии Наук СССР. Ленинград—Москва.
- Известия Российской Академии Наук. Петроград—Ленинград.
- Лисан ал-'араб.
- Тадж ал-'арус.
- Bibliotheca Geographorum Arabicorum.
-Bulletin of the School of Oriental Studies. London.
- C. Brockelmann. Geschichte der Arabischen Litteratur, I.
Weimar, 1898; II, Berlin, 1902. (SB I — Erster Supplementband,
Leiden, 1937; SB II — Zweiter Supplementband, Leiden, 1938)»
- Enzyklopaedie des Islam. Leiden.
- Göttingische gelehrte Anzeigen. Göttingen.
-E. J. W. Gibb Memorial Series.
- Giornale della Societa Asiatica Italiana. Napoli.
-Journal Asiatique. Paris.
-Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and
Ireland. London.
• Memoires publies par les membres de Plnstitut Francais d'Archeo-
logie Orientale du Caire.
Mitteilungen des Seminars für Orientalische Sprachen. Berlin.
Orientalistische Literaturzeitung. Leipzig.
■ Publications de ГЕсоІе nationale des langues orientales
Vivantes. Paris.
см. C. Brockelmann. GAL.
Sitzungsberichte der k. Akademie der Wissenschaften in Wien,
phil.-hist. Klasse.
■ Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes. Wien.
Zeitschrift für Assyriologie und verwandte Gebiete. Leipzig.
Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft.
Leipzig.
Zeitschrift für Semitistik und verwandte Gebiete. Leipzig.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абаза, египетский меценат (XIX в.) —
403, 404.
'Аббад, друг Абу Дахбаля ал-Джумахй —
120.
Аббадиды, арабская династия в Севилье
(1013—1091) —494, 495, 527, 576.
ал-'Аббас, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
'Аббас ибн ал-Ахнаф, арабский поэт (ок.
750—ок. 813) —121, 457, 472, 619, 629.
'Аббас ибн ал-Хаййат, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) —333.
'Аббаса, дочь ал-Махдй, сестра Харуна
ар-Рашйда — 456.
Аббасиды, династия халифов (750—1258) —
64, 256, 276, 456, 475, 481, 489, 525,
572, 593, 594, 622, 625.
'Абд ал-'Азйз ал-Джурджанй см.
ал-Джурджанй.
'Абд ал-'Азйз ал-Майманй ар-Раджикутй,
индийский арабист (XX в.) — 397, 400,
401, 406—409.
Абдалла ('Абдаллах), шейх, персонаж
„Песни арабского солдата" — 318, 320.
'Абдаллах, мекканский купец VII в., отец
'Омара ибн абу Рабй'и — 459.
'Абдаллах ибн ал-Аббар, йеменский ша-
фи'итский законовед (XII в.) — 462.
'Абдаллах ('Амр) ибн 'Аджлан ан-Нахдй,
герой-влюбленный в омейядской
поэзии — 617—619, 621, 622, 626.
'Абдаллах ибн ал-Азрак, эмир антихалифа
'Абдаллаха ибн аз-Зубайра в Джанаде
(Йемен, конец VII в.) — 117.
'Абдаллах ибн Ахмед ибн Харб, источник
ас-Сулй — 19 прим. 7.
'Абдаллах ибн аз-Зубайр, антихалиф
(624—692) — 117, 601.
'Абдалл х ибн Му'авийа, арабский поэт
(у ал-Бухтурй) — 134 прим. 4.
'Абдаллах ибн ал-Мукаффа' см. Ибн
ал-Мукаффа'.
'Абдаллах ибн Мухаммед ал-Марвани,
омейядский эмир в Кордове (888—
912) —486, 512, 513.
Абдаллах ибн 'Убайдаллах, арабский поэт
(у Ибн Мамматй)—333.
Абдаллах ибн Фадл,персонаж„1001 ночи" —
447.
Абд ал-Баситибн Халйл, арабский историк
(ум. 1514)-155^
еАбд ал-Вахид ибн 'Иса ан-Наджйрамй,
арабский филолог (X в.) — 219.
Абд ал-Ваххаб ат-Тунисй, Хасан Хуснй,
арабский историк и филолог (XX в.) —
147 прим. 2, 183, 186, 187, 522.
'Абд ал-Ганй Фикрй, переписчик (XIX в.) —
404.
вАбд ал-Джаббар Хамдйс см. Ибн Хамдйс.
Абд ал-Джалйл Андалусй,
испано-арабский поэт — 72 прим. 9.
Абд ал-Кадир ал-Багдадй, арабский
филолог (1621—1682) — 71 прим. 7, 129,
374 прим. 4, 592, 601.
'Абд ал-Кадир ибн Мухаммед ал-Файй/мй Y
переписчик (XVI в.) —147 прим. 3.
'Абд ал-Латйф, арабский историк (ум. ок.
1228) — 374.
'Абд ал-Малик ибн Марван, омейядский
халиф (685—705) — 602, 603, 616,628.
'Абд ал-Мухсин ас-Сурй, арабский поэт
(до XII в.) —526*. *
'Абд ар-Рахман I, первый омейядский
эмир в Кордове (755—788)—475, 481,522..
'Абд ар-Рахман II, омейядский эмир
в Кордове (822—852) — 482—484.
'Абд ар-Рахман III, омейядский халиф
в Кордове (912-961) — 476, 486, 490.
'Абд ар-Рахман V, омейядский халиф
в Кордове (1023—1024) — 476.
'Абд ар-Рахман ибн 'Ауф, сподвижник
Мухаммеда (ум. 652) — 603.
'Абд ас-Самад ибн ал-Му'аддил, арабский
поэт (у Ибн Мамматй) — 333.
41*
644
Приложения
'Абд ал-Халик Сервет (Abdel Khaleg bey
Saroit, нач. XX в.) — 601 прим. 8.
'Абд ал-Хамйд, секретарь халифа Марвана,
считается основателем арабского
эпистолярного стиля (ум. 750) —183 прим.
2, 222.
'Абда ибн ат-Табйб, арабский поэт
(VII в.)—349. '
'Абдй паша, турецкий губернатор в Египте
(конец XVII в.) —453.
Абен Амар (Aben Ämar) см. Ибн 'Аммар.
'Абйд ибн ал-Абра?, арабский поэт (1-я
пол. VI века) —220, 290, 291.
Абу-л-'Аббас, шейх (в „Рисалат ал-гуфран"
Абу-л-'Ала) — 307.
Абу-л-'Аббас ал-Ахвал, редактор дивана
Зу-р-Руммы (до X в.) — 211, 219.
Абу-л-'Аббас ан-Нашй, ал-Акбар, арабский
филолог и поэт (ум. 906) — 340.
Абу 'Абдаллах аз-Зубайр см. аз-Зубайр
ибн Баккар.
Абу 'Абдаллах Мухаммед ибн Аййуб ибн
Мухаммед ибн Вахб ибн Нух ал-Гафичй,
арабский законовед (1135/6—1211/12) —
376 прим. 1.
Абу 'Абдаллах Мухаммед ибн Касим ибн
Йазйд, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Абу 'Абдаллах ибн Халавайх, арабский
филолог (ум. 980) —380.
Абу Аййуб, арабский поэт и историк
певцов (до XI в.) — 595.
Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй (Ахмед ибн
'Абдаллах ибн Сулейман ат-Танухй), арабский
поэт (979—1057) — 20, 25, 37, 59, 63—
115, 146—151, 183—190, 258, 297—308,
333, 338, 342, 348, 392—416, 453, 471,
487, 488, 501, 526, 554—556.
Абу-л-'Ала Са'ид ибн Набит, арабский
поэт (у Ибн Мамматй) — 333.
Абу 'Али ал-Базйр, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Абу 'Алй ибн Сйна см. Ибн Сйна.
Абу 'Алй ал-Фарисй, арабский филолог
(ум. 987) — 70, 72 прим. 3.
Абу 'Амр ибн ал-'Ала, арабский филолог
(689—770) — 210, 217, 218, 234, 235, 247,
626.
Абу 'Амр аш-Шайбанй, куфийский
грамматик (р. после 720, ум. ок. 820—821;
Аг. III, 182 — ум. 213/828) — 20 прим. 5,
218, 235, 285, 593, 597, 621.
Абу-л-Асвад ад-Ду'алй, басриец, по
легенде основатель арабской грамматики
(ум. 688) —200.
Абу-л-'Атахийа см. Исмайл ибн Касим.
Абу-л-Бака Салих ибн Шарйф ар-Рундй
(ар-Рондй), испано-арабский поэт и
ученый (ок. 1204—1285) — 505-507,
523.
Абу Бекр, халиф (632—634) — 233.
Абу Бекр ал-'Адавй (в „Китаб ал-аганй")—
596.
Абу Бекр ибн 'Аммар ал-Андалусй см.
Ибн 'Аммар.
Абу Бекр ал-Валибй см. ал-Валибй.
Абу Бекр ибн Дурайд см. Ибн Дурайд.
Абу Бекр ибн Зухр (Avenzoar), испано-
арабский врач и поэт (1113—1199) — 513.
Абу Бекр ибн Кузман см. Ибн Кузман.
Абу Бекр аш-Шиблй, арабский мистик
(861—945) — 308.
Абу Гайлан, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Абу Дахбал ал-Джумахй, хиджазский поэт
(ум. после 715) —116—127, 201, 417.
Абу Джанйс см. ар-Рамадй.
Абу Дулаф ал-'Иджлй, наместник Хама-
дана (ок. 825—842) — 288, 289.
Абу Закарййа Йахйа ибн 'Алй ал-Хатйб
ат-Тибрйзй (ат-Табрйзй), арабский
филолог (1030—1109) — 61, 130, 136, 146-
151, 290.
Абу Зарр ал-Гифарй, сподвижник
Мухаммеда (ум. ок. 653) — 275.
Абу Зийад ал-Килабй, арабский филолог
(в комментарии к стихотворению Зу-р-
Руммы) — 220.
Абу Зу'айб, арабский поэт из племени
Хузайл (1-я пол. VII в.) —220, 618.
Абу Зубайд, поэт омейядского периода —
220.
Абу 'Имран ибн Рийах (в комментарии
к 3/-р-Румме) — 219.
Абу Исхак ан-Наджйрамй, арабский
филолог (X в.) —219, 234.
Абу Йа'куб, шейх (в комментарии
к Зу-р-Румме) — 219.
Абу 'Иса ибн ар-Рашйд, сын Харуна
ар-Рашйда — 306, 602.
Абу Исхак Ибрахйм ибн Мухаммед ибн
ал-Мудаббир — 311; см. Абу-л-Йуср.
Абу-л-Йуср Ибрахйм ибн Мухаммед ибн
ал-Мудаббир, арабский поэт и
секретарь халифа ал-Мутаваккиля (ум. 892/3) —
310, 311.
Абу-л-Касим см. Мухаммед.
Указатель имен
645
Абу-л-Касим 'Абд ал-Карйм ар-Рафи'й,
арабский историк (ум. 1226) — 154.
Абу-л-Касим ал-Катиб ас-Садйд, арабский
поэт (у Ибн Мамматй) — 334.
Абу Касйр, арабский филолог (ум. 1524) —
69 прим. 2, 70 прим. 1, 73 прим. 3, 74
прим. 2 и 8, 79 прим. 5, 81 прим. 1, 83
прим. 2.
Абу-л-Катран (в „Рисалат ал-гуфран"
Абу-л-'Ала) — 303, 305.
Абу-л-Ма'алй, арабский поэт — 145.
Абу-л-Махасин см. Й/суф Ибн Тагрйбардй.
Абу Михджан, арабский поэт (ум. после
637) — 514.
Абу-л-Мугйра ибн Хазм, секретарь
(Испания, X в.)—491.
Абу Мукри' (£,Х*о), вероятно Ибн Му-
фарриг — 220.
Абу-н-Наджм, арабский поэт (ум. после
724) - 220.
Абу На;р (На?р ад-даула), мерванидский
эмир Дийар-Бекра (1011—1061) — 148
прим. 3.
Абу Hasp ал-Фаллахй см. Садака ибн
Йусуф.
Абу Нувас, арабский поэт (р. 747—762,
ум. ок. 814) —23, 25 прим. 3, 26, 32,
36, 37, 64, 66, 68 прим. 4, 91, 107, 128,
142, 257, 260, 334, 336—350, 384 прим. 1,
388-391, 394, 417, 432, 457, 459,
483, 489, 504, 596.
Абу Рабй' ал-Кала'й, испано-арабский
ученый (ум. 1237) — 184.
Абу Са'йд Ибрахйм ат-Тустарй,
приближенный фатимидского халифа Мустан-
сира (XI в.) —147.
Абу £ахр, хузейлитский поэт (VII в.) —
619, 629.
Абу Таййиб ал-Лугавй, (в „Рисалат
ал-гуфран" Аб/-л-'Ала) — 303.
Абу Таййиб ал-Мутанаббй см. ал-Мута-
наббй.
Абу Таммам Хабйб ибн Аус ат-Та'й,
арабский поэт (ок. 805—846) — 26, 57,
61, 66, 108, 123, 128—132, 134, 137,
201 прим. 1, 257, 307, 333, 364, 457,
464, 468, 489, 619.
Абу Тахир Исма'йл ибн Микнаса (A~**S&*),
арабский поэт (у Ибн Мамматй) —
333.
Абу 'Убайда Ма'мар ибн ал-Мусанна,
арабский филолог (728—825) — 123, 198,
200, 217 прим. 1, 220, 346, 414.
Абу-л-Фадл, куфийский философ (у ас-
Са'алибй) — 68 прим. 2.
Абу-л-Фарадж 'Алй ал-И?фаханй,
арабский историк и филолог (897—967) — 18,
19, 21, 25 прим. 3, 33 прим. 1, 36, 116,
117 прим. 10, 119, 121, 123, 195, 277,
590—592, 621.
Абу-л-Фарадж аз-Захраджй (в „Рисалат
ал-гуфран" Абу-л-'Ала) — 305.
Абу-л-Фарадж Мухаммед ибн Ахмед
ал-Гассанй см. ал-Ва'ва ад-Димаш<й.
Абу-л-Фарадж ибн Хинду, арабский поэт
и ученый (ум. 1019 или 1029) —144.
Абу-л-Фатх ал-Бустй, арабский поэт
(971—1010) — 334.
Абу-л-Фатх Кудама ибн Джа'фар см.
Кудама.
Абу-л-Фатх ал-Хусейн ибн 'Алй ал-'А'изй»
арабский филолог, комментатор дивана
3/-р-Руммы — 211.
Абу-л-Фида, 'Имад ад-дйн, арабский
историк и географ (1273—1331) — 22,
136, 158, 160, 163—166.
Абу Фирас, арабский поэт (932—968) —
46 прим. 4, 334, 453, 556.
Абу-л-Фитйан (у Усамы ибн Мункиза) —
275 прим. 5.
Абу-л-Хайджа см. My катил ибн 'Атййа
Абу Хаййа ан-Нумайрй, арабский поэт и
герой рассказов — 597.
Абу Халифа ал-Фадл ибн ал-Хубаб,
ученик и родственник ал-Джумахй
(IX в.) —198.
Абу Ханаш, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Абу Ханйфа см. ад-Дйнаварй.
Абу-л-Хасан (в „Рисалат ал-гуфран1*
Абу-л-'Ала) — 307.
Абу-л-Хасан ад-Дулафй ал-Мазсйзй,
арабский поэт (у ас-Са'алибй) — 114 прим. I-
Абу-л-Хасан Мухаммед ибн 'Абдаллах
ас-Саламй (^^o^LaJI), арабский поэт
(у Ибн Мамматй) —333.
Абу-л-Хасан ал-Хафиз, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) — 333.
Абу-л-Хаул, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) —334.
Абу Хаффан, арабский поэт (VIII в.) —
19 прим. 7, 334.
Абу Хашим, сын аббадидского эмира
Му'тамида (XI в.)—496.
Абу Хилал ал-'Аскарй см. ал-'Аскарй.
Абу-л-Хусейн 'Алй ибн 'Атййа, арабский
поэт (у Ибн Мамматй) — 333.
646
Приложения
Абу-л-Хусейн ал-Джаззар ал-Мисрй,
арабский литератор (конец XIII в.) — 164, 165.
Абу-л-Хусейн ибн Фарис ар-Разй,
арабский филолог (ум. 1005) — 154.
Абу Шадй Ахмед, египетский поэт
(р. 1892) —546.
Абу Шамакмак, арабский поэт (ум. ок.
786) —80* прим. 3, 105.
Абу-ш-Шйс, арабский поэт (ум. ок. 915) —
457.
Абу Шу'айб, современник Абу-л-Атахии—
32 прим. 5.
Абу Шу'айб ал-Каллал, арабский поэт и
критик (IX в.) — 341.
'Авана ибн ал-Хакам ал-Калбй, арабский
филолог (ум/764) —595, 596, 598, 599.
'Аввам ибн 'Укба, поэт омейядского
периода — 629.
Авензоар (Avenzoar) см. Абу Бекр ибн
Зухр.
Аверино Ам арабская журналистка (1872 —
1927) —152 прим. 1.
Аверроэс см. Ибн Рушд.
Авиценна см. Ибн Сйна.
Адам (библейский) — 74, 88.
ал-Аджжадж, арабский поэт (р. 644—
656, ум. 715) —210, 220, 233, 256.
*Адй ибн Зайд, христианско-арабский поэт
(2-я пол. VI в.) —37, 38 прим. 1, 118,
133, 134, 220, 252.
'Адй ибн ар-Рика', арабский поэт (начало
VIII в.) —208* 333.
ал-'Адид, фатимидский халиф в Египте
(1160—1171) — 463.
Аднан, легендарный предок северных
арабов — 99.
ал-'Азазй, Шихаб ад-дйн Ахмед, арабский
поэт (1235—1310) — 163, 165, 166 прим. 1.
Азза, возлюбленная Кусаййира — 619—
621, 624, 628.
Азйз ад-даула, алеппский эмир (1015 —
1022/3)—147—149.
Азир см. Лазарь.
Азра'йл, мусульманский ангел смерти —
412 прим. 1.
Айдамур ал-Мухйавй, арабский поэт (1-я
пол. XIII в.) — 160.
Аййуб ибн Абайа, собиратель поэзии
(ѴП^ѴІІІ в.)-594-596, 598, 599.
ал-Айнй, арабский историк и законовед
(1360—1451) — 18 прим. 1, 601, 624.
алтА.йнй, арабский поэт (у Ибн Мамматй)—
334.
ал-Акра' (Маджнун) — 600.
Ала ад-дйн, персонаж „1001 ночи" — 444,
447.
Ала ад-дйн ибн Зафир см. Ибн Зафир.
Ала ад-дйн аш-Шад, эмир, приближенный
сирийских эйюбидов (XIII в.) — 164.
ал-Алавй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй)— 333.
ал-Алавй ал-Ба?рй (в „Рисалат ал-гуфран"
Абу-л-Ала) — 306.
Александр Македонский (356—323 до
н. э.)—325, 326, 355-359, 437, см.
также Зу-л-Карнайн.
'Алй ибн абу Талиб, халиф (656—661) —
37 прим. 6, І16, 285, 384, 596.
Алй ал-Азхарй, заведующий арабским
отделом библиотеки в Александрии
(нач. XX в.) — 153.
Алй ибн Ахмед ал-Мухаллабй, арабский
филолог (ум. 995) —217, 219.
'Алй Баба, персонаж „1001 ночи" — 447.
Алй ал-Ба?рй, составитель антологии
(ум. 1261) —132.
Алй абн Джабала, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Алй ибн ал-Джахм, арабский поэт
(ум. 863) —333, 384 прим. 1.
Алй ибн 'Иса (Ибн ал-Джаррах), везир
при Аббасидах (859—946) — 554.
'Алй ал-И2фаханй см. Абу-л-Фарадж.
'Алй ибн Манеур см. Ибн ал-Карих.
Алй ибн Махдй, основатель династии
Махдй в Зебиде, в Йемене (ум. 1159) —
462.
'Алй My барак см. Мубарак.
Алй ибн Мухаммед, переписчик см. ал-
Валй Алй ал-Аджамй.
'Алй ибн Мухаммед ал-Ийадй ат-Тунисй,
арабский поэт (у Ибн Мамматй) — 333.
'Алй ибн Салих ибн ал-Хайсам ал-Анбари,
источник Абу-л-Фараджа ал-Исфаханй —
19 прим. 7.
Алй ибн Хазм ал-Курашй, арабский врач
(ум. 1288)—466.'
Алй ибн Хилал см. Ибн ал-Бауваб.
'Алй Ходжа, персонаж „1001 ночи"—447.
Аллат, древнеарабская богиня — 129.
Аллуш Ж. С. (J. S. Allouche),
французский востоковед (XX в.) — 556 прим 2.
Альвардт В. (W. Ahlwardt), немецкий
арабист (1828—1909) — 16, 22, 44—48,
52, 55, 64, 83 прим. 6, 122 прим. 5,
160 прим. 6, 278, 282, 291', 337 прим. 4 и 5.
Указатель имен
647
Альваро (Alvaro de Cordoba), кор-
довский епископ (IX в.) — 484.
Альмансор (Almafisor) см. ал-Мансур.
Альморавиды, берберская династия в Маг-
рибе и Испании (1090—1146) — 483,
495, 501, 502, 527.
Альмохады, берберская династия в Маг-
рибе и Испании (1123—1269) — 483,
503, 517.
Альфонс VI, король Леона и Кастилии
(1065—1109) — 495, 499.
Альфонс X, Мудрый или Ученый (Alfonso
el-Sabio), король Леона и Кастилии
(1252—1282, ум. 1284) —501, 517, 518.
ал-А'ма ат-Тутйлй, испано-арабский поэт
(ум. 1126) —502.
ал-Амидй, арабский филолог (ум. 981) —
128, 13Э, 198 прим. 2, 207, 371, 374
прим. 2, 600 прим. 1.
-ал-'Амйдй, арабский филолог (ум. 1042) —
57, 69 прим. 3, 77 прим. 2, 80 прим.
3_и 7.
ал-Амилй, Баха ад-дйн,
персидско-арабский автор (1547—1621) — 583.
ал-Амин, аббасидский халиф (809—813) —
336, 456.
Амин, Ахмед, египетский филолог
(р. 1887)—583.
Амин, Касим, египетский публицист и
общественный деятель (1865—1908) —
152 прим. 1, 153 прим. 1.
Амин ал-Маданй, арабский литератор и
путешественник (2-я пол. XIX в.) —
154 прим. 1, 400, 401.
Амин Хайраллах см. Хайраллах.
Амин ибн Хайраллах ал-'Омарй, месопо-
тамский ученый (1737—1789) — 466.
'Амир ибн ат-Туфайл, арабский
исторический деятель и поэт (553—632) —
290.
Амр, брат поэтессы ал-Хансы — 529
прим. 4.
'Амр ибн 'Аджлан ан-Нахдй см. 'Абдал-
лах.
'Амр ибн ал-Ахтам, арабский поэт
(VII в.)—38 прим. 1.
'Амр ибн Бахр ал-Джахиз см. ал-Джахиз.
'Амр ибн Камйа, арабский поэт (2-я пол.
VI века)'—231, 290-296.
^Амр ибн Кулсум, арабский поэт (VI в.) —
47.
Амр ибн Ма'дйкариб, арабский поэт
(ок. 590—ок. 643)—47.
Амр ибн Са'йд, поэт омейядского
периода — 629.
'Амр аш-Шайбанй см. Абу 'Амр.
'Амра, возлюбленная Абу Дахбаля ал-
Джумахй —119, 120.
ал-Анбарй, арабский филолог и
традиционалист (ум. 916)—233 прим. 3.
'Антара, арабский поэт (VI в.)—45, 220,
294, 341, 384 прим. 1.
Антун, Фарах, египетский писатель и
публицист (1861—1922) — 152 прим. 1.
Аппель К. (К. Арреі), немецкий
филолог-романист (1857—1934) — 516.
Ардашйр I, сасанидский царь Ирана
(224—241) —183 прим. 2, 386, 390
прим. 2.
ал-'Арджй ('Абдаллах ибн 'Омар),
арабский поэт (VII—VIII в.) —118, 417,
607, 612.
ван Арендонк К. (С. Van Arendonk),
голландский востоковед (1881—1946) — 397.
'Арйб, певица (VIII—IX в.) — 30.
Аристаталйс см. Аристотель.
Аристотель (384—323 до н. э.) — 56, 61,
221, 361—363, 373, 374, 385, 583.
\Арйф ан-Накадй М. (М. Arif el-Nacadi),
сирийский арабист (XX в.) — 469.
Арнольд Ф. A. (F. A. Arnold), немецкий
семитолог (ум. 1869) — 352—354.
ал-Арраджанй, На;их ад-дйн, арабский
поэт и судья в Иране (1068—1149)—144.
'Арудй, комментатор ал-Мутанаббй —
76 прим. 8.
Асад-ад-дйн, сын эйюбидского эмира ал-
Малика ал-Афдаля — 163, 165.
Ас'ад ибн Хатйр ибн Мамматй см. Ибн
Мамматй.
Агаф, Искандер, арабский филолог
(конец XIX в.)—344 прим. 4 и 5.
Асин Паласиос М. (М. Asm у Palacios),
испанский арабист (1877—1944) — 297—
300, 302, 325, 326, 355, 356, 359 прим. 4.
ал-'Аскарй, Абу Хилал, арабский филолог
(ум. ок. 1005) —50, 57, 123, 222 прим.
1, 223, 310, 313 прим. 10—13, 314
прим. 1, Z, 4, о, /, .315, 366, 369, 374
прим. 2, 555, 615.
Асма, возлюбленная Мураккиша — 619,
621.
ал-Азма'й, арабский филолог (р. 740, ум.
825—831)—26, 27, 198, 200, 209—211,
217, 219, 235, 596—599.
648
Приложения
Атеней (Athenaeus), греческий философ
и грамматик (кон. II—нач. III в.) — 466.
'Атййа, Мухаммед Абу-л-'Айнайн,
переписчик (середина X в.)—404, 405.
'Атика, дочь халифа Му'авии—119, 122
прим. 8.
Афанасий IV, патриарх антиохийский
(ум. 1724) — 279.
Афлат/н см. Платон.
' Афра, возлюбленная 'Урвы ибн Хизама —
607, 617—621, 624.
Афтасиды, берберская династия в Бада-
хосе (1022—1095) —501, 505.
ал-Ахвас, арабский поэт (VII—VIII в.) —
124, 459, 603, 607, 612, 618, 619, 629.
Ахмед (в стихотворении Абу-л-'Атахии) —
30, 40.
Ахмед, персонаж „1001 ночи" — 447.
Ахмед, брат Бекра ибн 'Абд ал-'Азйза
ибн Абу Дулафа — 289.
Ахмед ибн 'Абдаллах ибн Сулейман ат-
Танухй см. Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй.
Ахмед ибн абу Тахир Тайфур, арабский
филолог (819—893) — І9, 21 прим. 1.
Ахмед абу Шадй см. Абу Шадй.
Ахмед Амин см. Амин.
Ахмед ибн 'Аммад, редактор дивана Абу-
л-'Атахии — 21.
Ахмед Зеки, египетский историк и
филолог (1866-1934) —453.
Ахмед ал-Имшатй, арабский литератор
(XIII—XIV в.)-164, 166 прим. 1.
Ахмед ибн Йазйд ал-Мухаллабй, источник
ас-Сулй — 195 прим. 1.
Ахмед ибн Йахиа см. Са'лаб.
Ахмед ибн Йусуф (у ас-£улй) —19
прим. 7, 35.
Ахмед ибн Михран, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Ахмед ибн Муса ибн Йахйа ибн Халид
ибн Бармак (ал-Джахза), арабский поэт
(838/9—926/7) —144.
Ахмед ибн Назр ибн ал-Камил, Шараф
ад-дйн, арабский поэт (у Ибн Тагрй-
бардй) —142.
Ахмед ибн Са'йд, испано-арабский поэт
(ум. 1163) —503.
Ахмед Теймур паша см. Теймур.
Ахмед Фу'ад Хасан, арабский филолог
(XX в.) —405!
Ахмед ибн Ханбал, арабский богослов,
основатель ханбалитского толка (780—
855) —143.
Ахмед ибн Хусейн ибн Ахмед ибн *Алк
см. аш-Шарйф ал-'Акйкй.
Ахмед Шаукй см. Шаукй.
ал-Ахтал, христианско-арабский поэт (ок.
640—710) —16, 49, 50, 64 прим.
2, 123, 124, 201, 210, 220, 255, 285,
286, 333, 338 прим. 2, 339, 417—432,
459.
ал-Ахфаш, арабский филолог (ум. ок.
830)—123, 414.
ал-А'ша, арабский поэт (ум. ок. 629) —
17, 47, 133, 220, 231, 232, 252, 294,,
390 прим. 3, 401, 417, 420, 424 прим.
1, 432.
Бабак (Папак), отец Ардашйра I (III в.) —
390.
ал-Баббага, арабский поэт (ум. 1008)—
333.
Бадр ад-дйн Кйкилдй (^jJX^), мамлюк
сирийского эмира-эйюбида ал-Малика
ал-Музаффара (кон. XIII в.) — 162.
Бадр ад-дйн Мухаммед ал-Халабй, может
быть, Ибн Джама'а, арабский
традиционалист (1241—1333) — 164, 165.
Бадр ад-дйн Хасан, сын эйюбидского-
эмира ал-Малика ал-Афдаля — 163—165.
Бадр ибн Сулейман, наместник аббасид-
ского халифа ал-Му'тадида (IX в.) —
289.
Базйкар, индийский врач у арабов
(VIII в.)—312, 313.
Байрактаревич Ф. (F. Bajraktarevic),
югославский востоковед (род. 1889)—
522, 525 прим. 3.
ал-Байхакй, Ибрахйм ибн Мухаммед,.
арабский филолог (1-я пол. X в.) —
21, 37 прим. 6.
Байхас ибн £ухайб (у Усамы ибн Мунки-
за) — 277 прим. 12.
Бакр см. Бекр.
Бану Наджах (Неджахиды), мамлюкская
династия абиссинского происхождения.
в Зебиде (1022—1158)—462.
Бану Наубахт (Наубахтиды), персидский.
род (VIII—IX в.) —256, 337.
Бар-Гебрей (Barhebraeus) см. Ибн ал-
'Ибрй.
Барбье де Менар, Ш. (Ch. А. С. Barbier
de Meynard), французский востоковед.
(1826—1908) — 22, 73 прим. 1, 39а
прим. 2, 458.
Барзуйа, врач Анушйрвана — 434, 437.
Указатель имен
649
Бармекиды, персидская династия везиров
аббасидских халифов (середина VIII в.—
803)-256, 345, 361, 456.
Бартольд В. В., русский востоковед
(1869—1930) — 19, 403.
ал-Барудй, Махмуд Сами, египетский
поэт (1839—1904) — 343, 389 прим. 4.
Бассэ P. (R. Basset), французский
востоковед (1855—1924) — 230 прим. 4.
Баумгартнер A. (A. Baumgartner),
швейцарский литературовед (1841—1910)—53, 565.
Баха ад-дйн Зухайр, египетский
сановник и поэт (ум. 1258) — 29 прим. 11,
64 прим. 4, 259.
ал-Бахилй, арабский поэт (778/9—864) —
333.
Бахла, индиец — 312, 313, 315; см. Салих
ибн Бахла.
Бахнуд ибн Сахван, 'Алй ибн аш-Шах
ал-Фарисй, арабский автор (IX в.) —
437, 440.
Бахрам Гур, сасанидский царь Ирана
(421—438/9) — 347, 348 прим. 1.
Башйр Шихаб, ливанский эмир (1790—
•1840, ум. 1851)—353.
Башшар ибн Бурд, арабский поэт (ум.
783)—24 прим. 2, 26, 32, 128, 276
прим. 11, 333, 347, 388 прим. 2, 457,
464, 472.
Беван А. А. (А. А. Веѵап), английский
востоковед (1859—1933) —191, 207, 290,
295.
Бедекер К. (К. Baedeker), немецкий
издатель, основатель серии путеводителей
(1801—1859) — 528 прим. 1.
Беккер К. X. (С. Н. Becker), немецкий
востоковед (1876—1933) — 330, 450
прим. 3.
Бекр ибн 'Абд ал-гАзйз ибн абу Дулаф
ал-'Иджлй, арабский поэт (ум. 898) —
284, 288, 2ö9.
ал-Бекрй, испано-арабский географ (ум.
1094) - 592.
Беляев В. И., советский арабист (р.
1902)-393, 451.
Бернард (Bernard), амстердамский врач,
друг Рейске (XVIII в.) — 136.
Бертельс Е. Э., советский иранист (р.
1890) — 589.
Билал ибн абу Бурда (VIII в.) — 213.
Биллах, дочь Абу-л-'Атахии — 33.
ал-Бйрунй, хорезмский ученый (973—
1048) —115 іірим. 1, 580, 582—587.
Бишр, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Бишр [ибн Марван], поэт омейядского-
периода — 630.
Бишр ибн ал-Му'тамир, му'тазилитский
богослов (конец VIII—нач. IX в.) —
222—229, 310, 315.
Бляшер P. (R. Blachere), французский
арабист (р. 1900) —520, 521, 548 прим.
1, 551-558, 578.
Болдырев А. В., русский востоковед.
(1780—1842) — 523.
Болен П. (Р. Bohlen), немецкий
востоковед (1796—1840) — 64 прим. 5, 66
прим. 3, 67, 72 прим. 1, 551, 553.
Бордо А. (Н. Bordeuax), французский
писатель и критик (р. 1870)—323.
Боуэн X. (Н. Bowen), английский арабист
(XX в.) —554.
Брейнлих Э. (Е. Bräunlich), немецкий
арабист (р. 1892, ум. в 40-х годах
XX в.)—393.
Брилль (Е. J. Brill), голландский
издатель (1810—1871. Фирма продолжает
существовать под этим именем) — 544.
Брокельман К. (С. Brockelmann),
немецкий востоковед (1868—1956) — 20 прим.
1 и 5, 24, 57, 74 прим. 2 и 6, 83 прим.
6, 84, 122 прим. 1, 140, 147 прим. 2,.
184 прим. 2 и 6, 185 прим. 1—3, 192,
193, 198 прим. 2, 207, 209 прим. 3, 211,
217, 278 прим. 3, 329, 336 прим. 1, 390'
прим. 3, 400, 402, 450 прим. 1, 453-
прим. 1, 458, 461, 464, 467, 520, 543—
547, 556 прим. 1, 564, 565, 583 прим.
6, 592 прим. 11, 601, 620 прим. 3, 626.
Броун Э. Г. (Е. G. Browne), английский
востоковед (1862—1926) — 198 прим. 2„
564.
Брусалй Мехмед Тахир, турецкий ученый.
(XX в.) —452 прим. 4, 453.
Буд, переводчик (сасанидский Иран) —435.
Будда — 24 прим. 2.
Бузурджмихр (Бузургмихр), легендарный
везир Хосрова Анушйрвана — 434t
437.
Бунды, персидская династия (X—XI в.) —
470.
Буль Ф. (Fr. Buhl), датский семитолог,,
историк религии (1850—1932) — 201
прим. 3.
де Бур Т. (Т. de Boer), голландский
арабист (1866—1942) — 25 прим. 2, 362:
прим. 2.
650
Приложения
Буран, жена халифа ал-Ма'муна — 578
прим. 1.
Бусайна, возлюбленная Джамйля — 607,
619-621.
ал-Бустанй, сирийский публицист и
переводчик (1856—1925) — 582 прим. 1.
ал-Бустанй, Фу'ад Афрам, ливанский
филолог (XX в.)— 546, 548, 550, 554.
. ал-Бухтурй, арабский цоѳт (ок. 819—897) —
57, 66, 81 прим. 1, 128—138, 191, 257,
311, 333, 464, 471, 619.
ал-Бухтурй ибн ал-Джа'д (Маджнун) —600.
Буше (Boucher), французский арабист
(1843—1886) — 203.
Бьеркман В. (W. Björkman), шведский
востоковед (р. 1896)—450 прим. 3.
Бэртон Р. Ф. (R. F. Burton), английский
путешественник и востоковед (1821—
1890) — 443, 445, 447.
ал-Ва'ва ад-Димашкй (Абу-л-Фарадж
Мухаммед ибн Ахмед ал-Гассанй),
арабский поэт (ум. после 980) — 29
прим. 11, 145, 395, 403, 468, 469, 556.
Ваддах ал-Йеменй, полулегендарный поэт
(VII—VIII в.) —255, 417, 460, 546, 607.
аЛ-Вакашй, испано-арабский законовед и
поэт (ум. 1096) —501, 521.
Валера X. (J. Valera Alcalä Galiano),
испанский поэт, писатель и переводчик
(1824-1905)—506, 507, 519, 523.
ал-Валй (Вали ад-дйн) *Алй ал-'Аджамй,
арабский каллиграф (ум. 1221) — 157,
158.
Валиба ибн ал-Хубаб, арабский поэт,
учитель Абу Нуваса (VIII—IX в.)—25.
ал-Валибй, Абу Бекр, арабский филолог
(XI—XII в.) —124 прим. 8, 592, 593,
600, 602, 604, 615—617, 627, 629—631.
ал-Валйд I ибн гАбд ал-Малик, омейяд-
ский халиф (705—715) — 116.
ал-Валйд II ибн Йазйд, омейядский халиф
и поэт (743—744) —118, 255, 306, 417,
624.
ал-Валлада, испано-арабская поэтесса
(ум. 1087)—494, 503.
Вальцель О. (О. Walzel), немецкий
историк и теоретик литературы (р. 1864)—
565.
Вамик, герой персидского романа — 630.
Вард ибн Мухаммед ал-'Укайлй, муж
возлюбленной Маджнуна Лейли — 611.
-ал-Вардй см. Зайн ад-дйн ибн ал-Вардй.
Варнер Л. (L. Warner), голландский
дипломат и ориенталист (1619—1665) —
129, 136.
ал-Васик биллах, аббасидский халиф
(842—847) — 208.
Ва?йф Бутрус Галй (Wacyf Boutros Ghali),
арабский литератор (XX в.) — 601
прим. 11.
ал-Вахидй, арабский филолог (ум. 1075) —
39, 66—68, 71 прим. 5, 72, 73 прим. I
и 3, 74 прим. 1—3 и 8, 75 прим. 1, 76
прим. 2 и 8, 81 прим. 4, 82, 84—87,
90 прим. 12, 91 прим. 7, 92 прим. 1,
99 прим. 6, 112, 113, 135, 556 прим. 2.
ал-Вашша, арабский филолог и литератор
(ум. 936)—21, 37 прим. 6, 592, 622.
Вейль Г. (Gotthold Weil), немецкий
арабист (р. 1882) —361 прим. 2, 443, 449.
Вейс И. (J. Weiss), немецкий арабист
(ХІХ-ХХ в.)—3^1 прим. 2.
Вейсбах Ф. (F. Weissbach), немецкий
ассириолог и арабист (1865—1944)—
448.
Вельхаузен Ю. (J. Wellhausen), немецкий
востоковед (1844—1918) —15, 44, 45,
53 прим. 2.
Веннстрем Т. (Т. Wennström), шведский
переводчик (XX в.) — 444.
Венрих И. Г. (J. G. Wenricb),
австрийский востоковед (1787—1847) — 580,
581.
Веселовский А. Н., русский
литературовед (1838—1906) —360.
Видеман Э. (Е. Wiedemann), немецкий
историк науки (1852—1928) — 330 прим.
6.
Вильгельм II, сицилийский король (1166—
1189) — 334.
Волков Б., переводчик Академии Наук
(2-я пол. XVIII в.) —438.
Вуллерс И. A. (J. A. Vullers), немецкий
иранист (1803—1880) — 137 прим. 6.
Вюстенфельд Ф. (F. Wüstenfeld),
немецкий арабист (1808—1899) — 139,
464, 592 прим. 6, 601.
Габриэли Дж. (G. Gabrieli), итальянский
арабист (ум. 1942) — 17 прим. 4.
Габриэли Ф. (F. Gabrieli), итальянский
арабист (р. 1904)—399 прим. 7, 401
прим. 5, 405 прим. 1, 551, 555, 556,
605.
Гавриил, архангел — 74, 87.
Указатель имен
657
^ал-Газал (Йахйа ибн ал-Хакам ал-Бекри),
испано-арабский поэт и дипломат (770—
864) — 472, 474, 483, 484, 522.
ал-Газалй, арабский богослов (1058—
1111)-277, 355.
Гайлан, вероятно, Зу-р-Румма — 623.
Гален, римский врач и естествоиспытатель
(ок. 130—ок. 200) —78, 386, 627.
Галлал (Джаллал), 'Осман, египетский
писатель (1829—1898) — 264.
Гарсиа Гомес Э. (Е. Garcia Gomez),
испанский арабист (р. 1905)—324—328,
355-359, 450—455, 522, 556 прим. 2.
Гассан см. Хасан.
ал-Гафикй (Зу-л-визаратайн), везир
Йусуфа ибн Ташифйна (ум. 1146) —
184.
Гвиди И. (I. Guidi), итальянский
семитолог (1844—1935) — 282.
Гвиди М. (М. Guidi), итальянский
востоковед (1886—1945) — 564.
Гвиницелли, Гвидо (Guido Guinizelli),
итальянский поэт (ум. 1276)—478.
Гейгер Б. (В. Geiger), австрийский
арабист (XX в.) — 16 прим. 6.
Гейер Р. (R. Geyer), австрийский
семитолог (1861—1929) —17, 46, 63, 130,
209 прим. 2, 210 прим. 2, 215—217,
282, 393, 401, 419, 420, 429 прим. 1 и
2, 553.
Гейне Г. (Н. Heine), немецкий поэт
(1797—1856)—23, 35, 255, 257, 478,
607.
Георгий Победоносец — 195.
Герисола П. М. (Perez М. Gerisola),
испанский арабист (XX в.) — 520.
Герман Фархат см. Фархат.
Гибб X. А. Р. (Н. A. R. Gibb),
английский востоковед (р. 1895) — 543, 556
прим. 2, 564.
Хинцбург Д. Г. (D. Günzburg), русский
арабист (1857—1910) —521.
Гиргас В. Ф., русский арабист (1835—
1887) —20 прим. 1, 23, 57, 351, 354,
519, 522, 523, 564, 565.
Тирс М. М., русский востоковед (XX в.) —
348 прим. 1.
Гиршфельд X. (Н. Hirschfeld), немецкий
востоковед (1854—1934) — 336 прим. 1.
Гис Г. (Н. Gies), немецкий арабист и
тюрколог (XIX в.) — 166 прим. 4.
Голий Я. (J. Golius), голландский
востоковед (1596—1667) —279.
Гольдциэр И. (I. Goldziher), венгерский
востоковед (1850—1921) — 17, 23, 24,
25 прим. 2, 28 прим. 4, 37, 45, 46, 48,
55, 57, 60, 64 прим. 6, 67, 77, 128
прим. 3, 219 прим. 3, 222 прим. 5,
232, 233 прим. 3, 282, 297, 343, 346,
347 прим. 4, 397, 400, 543, 564, 625
прим. 2.
Гомер —131, 385 прим. 17, 550, 580—
587.
Гонсалес Паленсиа А. (А. Gonzalez Palen-
сіа), испанский арабист (1889—1949) —
519, 522, 523, 527 прим. 1.
Гонсальво и Парис (Gonzalvo у Paris),
испанский арабист (XX в.) — 16 прим. 7.
Грасиан Б. (Baltasar Graciän), испанский
писатель (конец XVI в.—1658)—324—
328.
Грибоедов А. С. (1795—1829) —557.
Грин, датский востоковед (°) — 589 прим. 1.
Гриффини Э. (Е. Griffini), итальянский
арабист (1878—1925) — 64 прим. 2, 209
прим. 3, 315 прим. 8.
Гроций, Гуго (Н. de Groot, Grotius),
голландский ученый (1583—1645) — 279.
Грюнебаум (XX в.) — 565.
Грюнерт М. (М. Grünert), немецкий
востоковед (1849—1929) — 350 прим. 3.
де Гуе М. Я. (М. J. de Goeje),
голландский востоковед (1836—1909) — 25, 56,
122, 129, 191, 196, 369, 375 прим. 2,
457, 522.
ал-Гузулй, арабский литератор (ум. 1412) —
466.
Гюго В. (V. Hugo, 1802—1885) — 550.
Давуд (библейский Давид) — 630.
Дагфал, арабский генеалог—315 прим. 8.
Дайф A. (Ahmed Deif), египетский
филолог и литератор (ум. 1945)—346,.
361, 375 прим. 3, 519, 527 прим. 1.
ад-Дамйрй, египетский ученый (1349—
1405) —465, 466.
Данте (Dante Alighieri, 1265—1321)—398,
478, 550.
Дарвин Ч. Р. (Ch. R. Darwin),
английский натуралист (1809—1882) — 550.
Дарий, персидский царь (в легенде)—
505.
Да'уд ал-Антакй, арабский литератор
(ум. 1596) - 591, 611.
Да'уд аз-Захирй, основатель захиритского
толка (815—883) — 591.
652
Приложения
Да'уд ибн Йазид ал-Мухаллаби, аббасид-
ский военачальник (VIII—IX в.) —
456.
Дворжак Р. (R. Dvorak), чешский
востоковед (1850—1920) — 64 прим. 5.
Деван A. (A. Devens), французский
писатель (XX в.) — 554 прим. 1.
Деранбур (Н. Derenbourg), французский
арабист (1844—1908) —184 прим. 2 и 6,
187, 267 прим. 2, 268, 278, 374 прим. 1,
375 прим. 6, 463, 454.
Джабала ибн Хурайс, арабский поэт —
38 прим. 1.
Джаббур Дж. (Jibrail S. Jabbur),
сирийский филолог (р. 1904) — 520.
Джабран см. Джебран.
ал-Джазарй, арабский поэт (у Ибн Мам-
матй) — 333.
ал-Джазарй, арабский корановед (1350—
1429) —465.
Джаййаш ибн Наджах, неджахидский
эмир Зебйда (1089—1105) — 463.
Джайхана, певица омейядского эмира
в Кордове fАбдаллаха — 486.
Джалйнус см. Гален.
Джаллал см. Галлал.
Джамйл, арабский поэт (ум. ок. 701) —
201 прим. 1, 255, 459, 478, 516, 594,
595, 606—608, 617, 619—623, 625,
627—629.
Джамила (в касйде ан-Ну'мана ибн Башй-
ра) — 286.
ал-Джанадй, арабский поэт (XIII в.) —
463.
ал-Джаннан см. Ибн Хафаджа.
ал-Джарджара'й, везир аббасидского
халифа ал-Мустансира биллах (ум. 1044/45)
—148.
Джарйр [ибн 'Атййа] ибн ал-Хатафа,
арабский поэт (ум. 728—733)"—191,
201, 210, 219, 255, 290, 338 прим. 2,
403, 417, 419, 420, 421, 423, 426, 427
прим. 1, 430, 459, 617, 625, 627.
ал-Джаувас ибн ал-Ка'тал ал-Мазхиджй,
арабский поэт (VII—VIII в.) —623.
Джа'фар (в „Рисалат ал-гуфран" Абу-л-
'Ала) — 307.
Джа'фар ибн Йахйа, бармекид,
государственный деятель при Харуне ар-Ра-
шйде (ум. 803)—315, 495.
Джа'фар ибн Мухаммед (в „Рисалат ал-
гуфран" Абу-л-'Ала) — 307.
ал-Джахза см. Ахмед ибн Муса.
ал-Джахиз, арабский филолог и богослов-
му тазилит (ум. 869) —21, 37, 56, 119
прим. 1, 123, 193, 202, 207, 221-223,
229 прим. 2, 310, 311, 314, 315, 341,
343, 349, 362, 353, 365—372, 374, 376,
377, 381, 384, 596.
Джебран Халйл Джебран, ливанский
писатель, филолог и художник (1883—
1931) — 549.
Джибрйл см. Гавриил.
Джонз В. (W. Jones), английский
востоковед (1746—1794)—466.
ал-Джумахй см. Абу Дахбал; см.
Мухаммед ибн Саллам.
Джумл, возлюбленная 'Уджайра Салулй —
619.
Джунайд, багдадский мистик (ум. 910) —
68 прим. 1.
ал-Джурджанй, 'Абд ал-'Азйз, арабский
филолог (ум. 976) —295.
Ди'бил ал Хуза'й, арабский поэт (ум.
835—860) — 333, 457, 620, 626.
ад-Дйнаварй, Абу Ханйфа, арабский
филолог, историк и естествовед (ум. ок.
895) — 207.
Диргам, везир фатимидского халифа ал-
" 'Адида (ум. 1164) — 463.
Дитерици Ф. (F. Н. Dieterici), немецкий
арабист (1821—1903) — 64 прим. 4 и 5,
66 прим. 7, 67.
Дози P. (R. Dozy), голландский арабист
(1820—1883) — 339 прим. 5, 343, 345
прим. 1, 389 прим. 11, 486, 495, 502,
519, 521—523.
Дорн Б. А., русский иранист (1805—
1881) — 147, 185 прим. 3, 269.
Дука Т. (Th. Duka), английский
востоковед (XIX—XX в.) — 24 прим. 2.
Дулафиды, полусамостоятельная династия
в Курдистане (IX в., до 897) — 288.
Дунаевский Е. В., советский иранист —
589 прим. 1.
Дурайд ибн ас-^имма, арабский поэт
(ум. 629/30) —333.
Дѳстэн Э. (Е. Destaing), французский
арабист (1872—1940) — 230.
Евклид см. Эвклид.
Жебелев С. А., советский филолог-
классик и историк религии (1867—1941) —
580, 584 прим. 4, 585 прим. 4.
Жуковский В. А., русский поэт (1783—
1852) — 437.
Указатель имен
653
аз-Заджжадж, арабский филолог (ум. 922)—
414.
аз-Заджжаджй, арабский филолог (ум. 949)
—193.
Зайд ибн ал-Мулаувах ал-Харисй,
арабский поэт омейядского периода — 600.
Зайдан см. Зейдан.
Заййат, Хабйб, арабский филолог и
историк (XX в.) —147 прим. 5, 153, 159
прим. 5, 468.
Зайн ал-'абидйн ('Алй ибн ал-Хусейн),
алид (ум. 710—713) —203 прим. 2.
Зайн ад-дйн ибн ал-Вардй, арабский поэт
и судья (ум. 1349) —163, 165.
Зайн ад-дйн аз-Зававй, арабский
литератор (конец XIII в.) — 165.
Залеман К. Г., русский иранист (1849—
1916) —209, 217, 329, 451.
аз-Замахшарй, арабский экзегет, филолог
и литератор (1075—1144) — 398.
Зарре Ф. (F. Sarre), немецкий археолог-
востоковед (1866—1945) — 343—346.
аз- Заузанй, арабский филолог (ум. 1093) —
351-354.
Зафар ибн 'Абдаллах ал-'Иджлй,
переписчик— 131 прим. 1.
•аз-Захабй, арабский историк (1274—1348
"или 1353) —155, 184, 398, 400.
аз-ЗахаБЙ, иракский поэт (1863—1936) —
548.
Захау К. Э. (К. Е. Sachau), немецкий
востоковед (1845—1930)—115 прим. 1, 203
прим. 2, 584, 585.
Захид 'Алй, индийский арабист (XX в.) —
520.
Зейдан, марокканский шериф (1603—
1628)-375.
Зейдан, Джирджй, арабский историк,
писатель и журналист (1861—1914) — 64
прим. 6, 65, 66, 122 прим. 1, 153 прим.
2, 197, 320 прим. 3, 343, 404 прим. 1,
458, 467, 459, 565, 572.
Зейпель A. (A. Seippel), норвежский
арабист (1851-1938) — 522.
Зелигсон М. (М. Seligsohn), французский
востоковед (нач. XX в.) —16.
аз-Зеркелй см. аз-Зуруклй.
Зийад, двоюродный брат Маджнуна — 616.
Зирйаб, испано-арабский поэт, ученый
и музыкант L(IX jj.) — 473, 482, 483,
490.
Зотанбер А. (Н. Zotenberg), французский
востоковед (1836—1914) — 447.
Зотов, русский литературовед (XIX—
XX в.)-563.
Зу-л-карнайн (Александр Македонский) —
47; с нисбой ал-Химйарй — 325, 326.
Зу-р-Румма, арабский поэт (ум. ок. 735) —
105, 209-220, 230-237, 293, 333, 417,
420, 421, 426, 631 прим. 1.
Зубайда, жена Харуна ар-Рашйда (762/3—
831) —495.
аз-Зубайр ибн Баккар, арабский историк
(ум. 870) —121—124, 223, 226 прим. 29,
621.
Зубейриды, потомки 'Абдаллаха ибн аз-
Зубайра —116, 117.
Зурай'иды, йеменская династия (1083—
1174) — 462.
аз-Зуруклй (аз-Зириклй, аз-Зеркелй), Хайр
ад-дйн (al-Zurukli), египетский писатель
(XX в.) — 399 прим. 8, 464, 467, 469, 602.
Зухайр ибн Абу Сулма, арабский поэт
(VI в.) —38, 44, 45, 48, 130, 134 прим.
5, 333, 384 прим. 1.
Иблйс — дьявол — 75, 301.
Ибн 'Аббад (у ас-Са'алиби) — 68 прим. 1.
Ибн ал-Аббар, испано-арабский историк
(1199—1260) — 503.
Ибн 'Аббас, экзегет (ум. 687/8) — 220.
Ибн 'Абд ал-Барр ан-Намарй, арабский
традиционалист (ум. ок. 1071)—21,
24, 36, 37.
Ибн 'Абд Раббих(и), арабский поэт (860—
939) —21, 37 прим. 6, 310 прим. 3, 333,
471, 586, 487, 520, 592, 603.
Ибн 'Абдун, испано-арабский поэт
(ум. 1134)-501, 505, 521.
Ибн 'Абдус, кордовский сановник (XI в.) —
494.
Ибн абу-л-'Акйб, легендарный поэт
омейядского периода — 596.
Ибн абу 'Амир ал-Манзур см. ал-Мансур.
Ибн абу 'Аун (в „Рисалат ал-гуфран"
Абу-л-'Ала) — 305.
Ибн абу-л-Багл, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Ибн абу 'Имран (X в.) — 77 прим. 1.
Ибн абу Рабй'а см. 'Омар.
Ибн абу Усайби'а, арабский врач и автор
биографического словаря врачей (1203—
1270) —136, 374 прим. 4, 582.
Ибн абу Хаджала, арабский поэт (1325—
1375) — 466.
Ибн абу Хафса см. Марван.
654
Приложения
Ибн абу-ш-Шухба (L*Ä-i£J'>), арабский
поэт (у Ибн Мамматй) — 333.
Ибн 'Аджлан ан-Нахдй см. 'Абдаллах.
Ибн ал-'Азарй (Ибн ал-'Изарй), испано-
арабский историк (XIII в.) — 339 прим. 5.
Ибн ал-Азрак см. 'Абдаллах.
Ибн Акас, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Ибн 'Аммар, Абу Бекр Мухаммед,
испано-арабский поэт (ум. 1086) — 333,
405, 498, 499, 501.
Ибн 'Аммар, редактор дивана Абу-л-'Ата-
хии (до Хв.)—19, 20 прим. 5, 21 прим. 1.
Ибн ал-Анбарй, арабский филолог (1119—
1181) — 70, 72, 208.
Ибн ал-А'рабй, арабский филолог (ум.
814)-26, 106, 117 прим. 10, 192, 595.
Ибн ал-'Арабй, испано-арабский поэт-
мистик (1165—1240) — 259.
Ибн ал-Асйр, Абу-л-Фатх На^раллах,
арабский критик и стилист (1163—1239) —
56, 57, 129, 130, 339, 340, 342, 343,
363, 374 прим. 3, 464.
Ибн ал-Асйр ('Изз ад-дйн), арабский
историк (1160-1234) —147.
Ибн Ахмар, арабский поэт (в комментарии
к Зу-р-Румме) — 220.
Ибн ал-Ахнаф см. 'Аббас Ибн ал-Ахнаф.
Ибн Бадрун, испано-арабский историк
(ум. 1211) —501, 521.
Ибн ал-Байтар, арабский ботаник (ум.
1248) — 524.
Ибн Бака (Ибн Баки), испано-арабский
поэт (XI—XII в.) —168.
Ибн Бассам, испано-арабский филолог
и историк (ум. 1147) — 333, 339 прим.
7, 340, 342, 344, 345 прим. 3, 455, 512,
513, 523.
Ибн ал-Бауваб, 'Алй ибн Хилал, арабский
каллиграф (ум. 1022 или 1032) —158,
168.
Ибн Башйр см. Ну'ман.
Ибн Бохтйешу (Бухтййшу'), арабский врач
(XI в0 — 466.
Ибн ал-Вакйл ал-Мйлавй (Иусуф ибн
Мухаммед), арабский филолог (ум. ок.
1718) —452, 453.
Ибн ал-Вардй см. Зайн ад-дйн.
Ибн Вазил, арабский историк (1207—
1298) — 464.
Ибн Ватват, арабский литератор (ум.
1318) —466.
Ибн Вахбун, испано-арабский поэт (ум.
1087) —501, 526, 537, 538.
Ибн Да'бсм. 'Иса.
Ибн (Даррадж ал-Касталлй,
испано-арабский поэт (ум. 1030) —471, 488, 489,
520.
Ибн Джама'а см. Бадр ад-дйн Мухаммед.
ал-Халабй.
Ибн ал-Джахм см. 'Алй.
Ибн Джиннй, арабский грамматик (ок.
912—1002) — 66 прим. 3, 71, 72, 73 прим.
1, 76, 83, 88, 89, 92 прим. 1, 105.
Ибн Дихйа, испано-арабский литератор
и историк (ум. 1235) — 471, 474, 483, 522.
Ибн Дурайд, Абу Бекр, арабский
филолог и поэт (837—933/4) — 136, 219, 220,
385, 583.
Ибн Зайдун, испано-арабский поэт (1003—
1071) —494, 503, 521.
Ибн Зарйх см. Кайс.
Ибн Зафир ал-'Аскаланй, 'Ала ад-дйн,
арабский историк (р. 1171)—466.
Ибн аз-Зубайр см. 'Абдаллах.
Ибн Зумрук, испано-арабский поэт и
сановник (1333—1392) — 509, 521.
Ибн Зунбул, арабский историк (ум. после
1553)—453.
Ибн ал-'Ибрй (Бар Гебрей, Бар Эбрей),
христианско-арабский и сирийский
историк, филолог и богослов (1226—1236)—
583.
Ибн ал-'Изарй см. Ибн ал-'Азарй.
Ибн Ийас, египетский историк (1448—ок.
1522) —343, 467.
Ибн Исхак, арабский традиционалист,
биограф Мухаммеда, историк арабских,
завоеваний (ум. 767—769) —194 прим.
1, 199, 208.
Ибн ал-Итнаба, арабский поэт (у Кудамы.
ибн Джа'фара) — 384 прим. 1.
Ибн Кайс ар-Рукайііат, арабский поэт
(VII—нач. VIII в.) —116-118.
Ибн Калакис ал-Искандарй, арабский поэт
(1138-1171) -^334.
Ибн ал-Калбй см. 'Авана ибн ал-Хакам;
см. Хишам.
Ибн ал-Канбар, арабский поэт (VIII—
IX в.)-456.
Ибн ал-Карих ('Алй ибн*5 Ман?ур),
арабский литератор, корреспондент Абу-л-
'Ала ал-Ма'аррй (962—1030 или
позднее) —183 прим. 2, 297 прим. 3, 298—
308, 409, 410, 413, 416.
Ибн Катиб Аслам, арабский поэт (у Ибн*
Мамматй) — 334.
Указатель имен
655
Ибн ал-Киррийа, легендарный поэт
(в IX в.) —596, 597.
Ибн ал-Кифтй, арабский историк науки
(1172-1248) —315 прим. 7, 582, 583.
Ибн Кузман, испано-арабский поэт (ок.
1080—1160) —168, 261, 262, 479, 510,
514-517, 521, 522, 575.
Ибн Кутайба, арабский историк и филолог
багдадгкой школы (828—889) —18, 20
прим. 5, 23, 29, 56, 63, 116, 118 прим.
1, 122, 136, 183 прим. 2, 195, 202 прим.
1, 218, 220, 342 прим. 1, 345 прим. 3,
404, 458, 473, 522, 590, 615.
Ибн ал-Кутййа, испано-арабский историк
и филолог (ум. 977) — 484.
Ибн Кушаджим см. Кушаджим.
Ибн ал-Лаббана ал-Андалусй, испано-
арабский поэт (конец XI в.) — 334.
Ибн Лойон (Луйун) ат-Туджйбй, испано-
арабский поэт, автор дидактической
поэмы о земледелии (ум. 1346) — 507,
508, 521.
Ибн Луйун см. Ибн Лойон.
Ибн Мамматй, египетский чиновник и лите-
;, ратор (1147-1209) -329—335, 450-455.
ИбнМас'уд ал-Халабй см. 'Омар ал-Маххар.
Ибн Махлад, арабский филолог (в
комментарии к Зу-р-Румме) — 220.
Ибн Махруйа (Махравайхи), Мухаммед
ибн ал-Касим, источник ас-Сулй —19
прим. 7.
Ибн Мискавайх, арабский историк и
философ (ум. 1031) — 582.
Ибн Му'аз (Маджнун) — 600.
Ибн ал-Му'арраф (ѵ-і...я.х>) ал-Андалусй,
арабский поэт (у Ибн Мамматй) — 334.
Ибн ал-Мудаббир см. Абу-л-Йуср Ибра-
хйм ибн Мухаммед.|
Ибн Мукаррам, арабский филолог-лексико
граф (XIV в.)—339 прим. 5, 341 прим.
-5, 341 прим. 1, 342.
Ибн ал-Мукаффа', 'Абдаллах, арабский
писатель и переводчик (721—757) — 24
прим. 2, 183 прим. 2, 193, 435—440.
Ибн Мукла, арабский ученый и
каллиграф, везир при халифах ал-Муктадире,
ал-Кахире и ар-Ради (886—940) - 168.
Ибн Мунанир (VIII в.) —26.
Ибн ал-Му'тазз, арабский поэт и филолог
(861—908, халиф в 908 г.) —26, 56, 81
прим. 1, 127, 144, 202, 221, 231, 232
прим. 1, 257, 258, 267, 334, 373-378,
380, 386, 387, 458, 466, 468, 596, 599.
Ибн Мутарриф, испано-арабский поэт
(XIII в.) — 522.
Ибн Муфарриг, арабский поэт омейяд-
ского периода — 220.
Ибн ан-Набйх, арабский поэт (ум. 1287) —
142.
Ибн Нубата, арабский поэт (1287—1336) —
81 прим. 1, 144, 466, 601.
Ибн Нубата (у Ибн Мамматй) — 334.
Ибн ар-Равандй, еретик (р. 820—830, ум.
ок. 864) — 306, 384, 414.
Ибн Рашйк ал-Кайраванй, арабский
историк, филолог и поэт (р. 995—1000, ум.
1070) — 56, 57, 61, 167, 207, 223, 339,
340 прим. 4, 346, 374 прим. 3, 522.
Ибн ар-Рика* см. 'Адй.
Ибн Руззйк см. ТалаѴ.
Ибн ар-Румй, арабский поэт (836—ок.
896) —306, 333, 526.
Ибн Рухайма, арабский поэт — 194.
Ибн Рушд (Аверроэс), испано-арабский
ученый (1126—1198) — 56, 221, 363,
370, 578.
Ибн Са'д (Мухаммед Катиб ал-Вакидй),
арабский историк-биограф (ум. 845) —
20 прим. 5, 198, 207.
Ибн Са'йд ал-Андалусй (ал-Магрибй),
испано-арабский филолог и историк (1214—
1274 или 1286)—466, 476, 505, 516,
520, 522, 523.
Ибн ас-Саррадж, арабский писатель (ок.
1027—1106) — 333, 591, 593, 620 прим.
5, 623.
Ибн Сахл см. Ибрахйм.
Ибн Сйда, испано-арабский
филолог-лексикограф (ок. 1005—1066) — 126.
Ибн Сйна (Авиценна), среднеазиатский
ученый и философ (990—1037) — 56 г
61, 221, 326, 363, 370.
Ибн Сйрйн, арабский традиционалист и
толкователь снов (ум. 728) — 220.
Ибн Судун, египетский поэт (1407—1464) —
168.
Ибн Суррдурр,арабский поэт (ум. 1073) —
333.
Ибн Тагрйбардй см. Йусуф.
Ибн Тулун см. Мухаммед.
Ибн Туфайл, испано-арабский философ
(ум.* 1185/6) — 324—328, 356.
Ибн ал-Факих, арабский географ (IX—
X в.)—347.
Ибн ал-Фарид, арабский поэт (ум. 1235) —
259, 591, 624.
656
Приложения
Ибн Фурджа (Ибн Фурраджа), арабский
филолог (р. 941, ум. после 1063) — 66, 83,
84, 113.
Ибн Хабйб, арабский филолог (ум. 859) —
Ш.
Ибн ал-Хаддад см. Мухаммед.
Ибн Хаджар, арабский традиционалист
(1372—1449)— 148 прим. 4, 603 прим. 7.
Ибн ал-Хаджжадж, 'Алам ад-дйн,
египетский чиновник (XII в.) — 331.
Ибн ал-Хазин, арабский поэт (у Ибн Мам-
матй) — 333.
Ибн Хазм, испано-арабский поэт и ученый
(994—1063) — 35S, 472, 476, 478, 488,
491, 493, 520, 522.
Ибн Хаййан, испано-арабский историк
(987—1076) — 484.
Ибн Хайр, редактор посланий Абу-л-'Ала—
146^ 147.
Ибн Хакан (Фатх ибн Мухаммед), испано-
арабский филолог и историк (ум.
1134 или 1140) — 498.
Ибн Халавайх, арабский грамматик и
лексикограф (ум. 980) — 72 прим. 2.
Ибн Халдун, магрибинский
историк-социолог (1332—1406) — 56—59, 125 прим.
1, 315, 371, 374, 513, 514, 516, 523, 583.
Ибн Халликан, арабский историк-биограф
(1211—1282) —18, 20 прим. 5, 21, 22,
36, 66 прим. 1, 71, 73 прим. 1, 114, 192,
193 прим. 6, 278, 329 прим. 2, 450 прим.
1, 487, 604.
Ибн Хамдйс, арабский поэт из Сицилии
(1055—1132) — 333, 391, 499, 500, 521.
Ибн Ханй, испано-арабский поэт (ум.
972) —333, 487, 488, 499, 520.
Ибн ал-Хатйб, испано-арабский писатель,
поэт, государственный деятель (1313—
1374)-508, 509, 513, 523.
Ибн Хафаджа ал-Андалусй, Ибрахйм (ал-
Джаннан), испано-арабский поэт (ум.
1139) — 333, 471, 477, 523—542.
Ибн Хиджжа ал-Хамавй, арабский
филолог и поэт (1356—1434) —465.
Ибн Шадан, арабский филолог (в
комментарии к 3/-р-Румме) — 220.
Ибн аш-Шадкарй, арабский филолог (ум.
1147) — 345 прим. 3.
Ибн Шараф ал-Кайраванй, магрибинский
поэт (ум. 1057) —183 прим. 2, 389 прим.
13, 522.
Ибн Шихна, арабский историк (ум. 1485) —
136.
Ибрахйм (библейский Авраам) — 233, 275
прим. 5.
Ибрахйм ибн ал-'Аббас (аа-Сулй),
арабский чиновник и поэт в Багдаде (792—
857) — 333.
Ибрахйм ибн ал-Валйд ибн ал-Мугйра ибн
Хишам ибн 'Абдаллах ибн 'Амр ибн Мах-
зум (VIII в.)—215.
Ибрахйм ибн Джабала ибн Махрама ас-
Сакунй, оратор (2-я пол. VIII в.)—223,
226, 228 прим. 1.
Ибрахйм Ифлйлй, арабский филолог (ум.
1049) — 84.
Ибрахйм ал-Иазиджй см. ал-Иазиджй.
Ибрахйм ал-Кайраванй, арабский
литератор (ум. 993)—418 прим. 1, 465.
Ибрахйм ал-Маузилй, арабский
композитор и певец (р. 742, ум. 804; Аг. III,
182 —ум. 213/828) —20 прим. 5, 30.
Ибрахйм ибн ал-Махдй, аббасид (779—
839) — 22, 195 прим. 1, 307.
Ибрахйм ибн ал-Мудаббир, средневековый
арабский литератор — 183 прим. 2.
Ибрахйм ибн ал-Мунзир ал-Хизамй,
источник „Китаб ал-Аганй" — 599.
Ибрахйм паша, правитель Египта (1789—
1848) — 153, 155, 158, 320-322.
Ибрахйм ибн Са'д аз-Зухрй (VIII в.) —
598.
Ибрахйм ибн Сахл, испано-арабский поэт
(ум. 1260) - 504, 513, 521-523.
Ибрахйм ибн ^афаджа ал-Андалусй см.
Ибн Хафаджа.
Иванов В. А., русский иранист (р. ок.
1880) — 209.
Иисус .Христос — 73—75, 86, 87, 89, 277
прим. 1, 386.
'Имад ад-дйн (ал-Катиб ал-И?фах5нй),
арабский историк (1125—1201) — 278,
333, 463.
'Имран ибн Хиттан, арабский поэт и
традиционалист (VII—нач. VIII в.)—275
прим. 5.
Имру'улкайс (Имру'ал-Кайс), арабский
поэт (ум. 530-540) —27, 45-48, 128,
130, 134 прим. 5, 210, 214, 231, 252,
256, 289, 291. 294, ЗЭ4, 333, 339, 340,
346, 384 прим. 1, 610.
Иностранцев К. А., советский востоковед-
историк (1876—1941) — 132 прим. 4.
Иоанн Грамматик (Йахйа ан-Нахвй),
александрийский ученый (1-я пол. VII в.) —
386, 584.
Указатель имен
657
*Иса ибн Да'б, передатчик рассказа о Мадж-
нуне (ум. 787) —594, 597, 621.
*Иса ибн Мансур см. Ибн ал-Карих.
'Иса (ибн Марйам) см. Иисус.
*Иса ибн 'Омар, арабский филолог (ум.
766) — 218.
Искандер ар-Рийашй см. ар-Рийашй.
ал-Искандерй, арабский филолог (XX в.) —
527 прим. 1.
Исма'йл (библейский) — 99.
Исма'йл ибн Касйм Абу-л-'Атахийа,
арабский поэт (ок. 750—825) — 15—51, 69
прим. 3, 76 прим. 2, 80 прим. 7, 128,
145, 186, 222 прим. 3, 457.
йсфендийар, герой иранского эпоса —
433.
Исхак ибн ал-Джассас, неизвестный
источник „Китаб ал-Аганй" — 621.
Исхак ал-Маузилй, арабский певец, музы-
. кант и поэт (767—849) — 211 прим. 7,
482, 595, 596.
Исхак ибн Сувайд, арабский филолог
(в комментарии к Зу-р-Румме) — 220.
Йазйд, дядя Маджнуна — 616.
Йазйд ибн 'Абд ал-Малик, омейядский
халиф (720—724) — 208.
Йазйд ибн Мазйад аш-Шайбанй, аббасид-
ский военачальник, наместник Армении
и Азербайджана при ар-Рашйде — 456,
Йазйд ибн Ма'н, государственный деятель
(VIII—IX в.) —29.
Йазйд ибн Му'авийа, омейядский халиф
(680—683) — 117 прим. 1, 118, 123, 143
прим. 6, 208, 255, 417, 624.
ал-Йазиджй, Ибрахйм, арабский филолог
(1847—1905) — 64 прим. 6, 298 прим. 1,
556 прим. 2.
ал-Йазиджй, На^йф, арабский поэт (1800—
1871)—263, 556 прим. 2.
Йа'куб ал-Мансур, альмохадский халиф
в Испании (1184—1199) — 502.
Йакут, арабский ученый-энциклопедист,
автор географического ♦ и
биографического словарей (1179—1229) — 66, 71
прим. 5, 122, 126, 143 прим. 6, 184, 195
прим. 4, 216, 219 прим. 1, 234 прим. 5,
298, 311, 330, 331, 335, 370, 421, 450,
451, 455, 510, 523, 592, 598 прим. 11,
601, 604; 605, 622.
Йамут ибн ал-Музарр, племянник ал-Джа-
хиза — 341 прим. 2.
42 И. Ю. Крачковский, т. II
ал-Йафи'и, арабский историк и суфийский
богослов (ок. 1300—1367) — 330 прим.
4, 464.
Йахйа, арабский вождь в Испании (ум.
ок. 889) —485.
Йахйа ибн Абу Талиб, поэт омейядского
периода — 629.
Йахйа Антиохийский (аЛ-Антакй),
арабский историк (XI в.) —153 прим. 1.
Йахйа ибн Зайд, арабский поэт (у ал-
Бухтурй) — 134 прим. 4.
Йахйа ибн Закарййа ал-'Адл ал-Казвйнй
Абу 'Алй ал-Ваззан, казвинец (до
XIII в.) - 155.
Йахйа ибн Зийад, корреспондент Ибн ал-
Мукаффа' — 183 прим. 2.
Йахйа ан-Нахвй см. Иоанн Грамматик.
Йахйа ибн Хакам ал-Бекрй см. ал-Газал.
Йахйа ибн Хакан (VIII в.) — 19 прим. 7.
Йахйа ибн Халид, бармекид, везир Харуна
ар-Рашйда (ок. 738—805) — 312, 313,
315.
Йахйа ибн Хамза, зейдитский имам в
Йемене (XIV в.) —342.
Йахйа ал-Хазкафи, арабский грамматик
(ум. 1158) — 277 прим. 5.
Йейнболл Т. Г. Я. (Th. G. J. Juynboll),
голландский семитолог (1802—1861) —
140, 592 прим. 8.
Йунус ибн Хабйб, басрийский
грамматик (ум. 798) — 55, 198, 202.
Йусуф (библейский Иосиф) — 630.
Йусуф ибн 'Имран, арабский поэт
(XVII в.) —262.
Йусуф ибн Мухаммед см. Ибн ал-Вакйл
ал-Мйлавй.
Йусуф ан-Наджйрамй, арабский филолог
(X в.) —219, 234, 554.
Йусуф ибн Са'д, арабский автор (VIII в.) —
201.
Йусуф ибн Садака см. Садака ибн Йусуф.
Йусуф ибн Тагрйбардй (Абу-л-Махасин),
египетский историк '(1411—1465 или
1469) —138—145, 592, 601.
Йусуф ибн Ташифйн, альморавидский
эмир в Испании (1087—1106) —184,
о 477, 495.
Йусуф ибн ал-Хасан ан-Мабрадй ал-Хан-
балй, арабский традиционалист (ум.
w 1503) — 593, 594.
Йуханна ибн Ас'ад ас-Са'бй (Абу-с-Са'б),
ливанский чиновник и каллиграф (ум.
1896) — 351—354.
658
Приложения
Ка'б ибн ал-Ашраф, противник Мухаммеда
в Медине, иудей (убит ок. 625) — 275.
Каббадо, арабский поэт (XIX в.) — 263.
ал-Кабисй см. Наср ибн Садака.
Кабус, сын лахмидского царя Ну'мана ибн
ал-Мунзира — 629.
ал-Кадй ал-Фадил, везир султана Салах
ад-дйна (1135-1200)-329, 463.
Казанова П. (Р. Casanova), французский
востоковед (ум. 1926) — 329 прим. 2,
464.
ал-Казвйнй, арабский космограф (ок.
1203—1283) — 524.
ал-Кайраванй см. Ибрахйм.
Кайс ибн Зарйх, арабский поэт (ум. 687) —
' 594, 596, 607, 608, 613, 614, 616, 619,
621—625, 628, 629.
Кайс ибн Му'аз см. Маджнун.
Кайс ибн ал-Мулаувах см. Маджнун.
Кайс ибн ал-Хатйм, арабский поэт (VI—
' нач. VII в.) — 285.
Кайс ибн ал-Хидадййа, арабский поэт
' (VIII в.)-629.
Кала'ун, мамлюкский султан в Египте
" (1279—1290) —161, 165.
Калбаркал, индийокий врач у арабов
" (VIII в.) —312, 313.
ал-Калй, испано-арабский филолог (901—
967) —207, 473, 490, 491, 592.
ал-Кал'й, арабский поэт (у Ибн Мам-
матй) — 334.
ал-Калкашандй, Ахмед, арабский чиновник
и историк, автор энциклопедии (ум.
1418) —295, 310 прим. 2, 464.
Кальдерон П. (Р. Calderon de la Barca),
испанский драматург и поэт (1600—
1681) — 518.
Камил Кйланй см. Кйланй.
Кара куш, полулегендарный чиновник при
Саладине — 329 прим. 2, 330.
Карйма, женщина из рода У кайл (в
легенде о Маджнуне) — 610.
Карра де Во Б. (В. Carra de Vaux),
французский арабист (р. 1867) —153
прим. 1, 222 прим. 3.
Карун, легендарный богач (в г^оране) —
" 169, 505.
Касим ибн Хдшим, хашимидский шериф
в Мекке (1154-1161) — 462.
Кастель Э. (Е. Caste 11), английский
востоковед (1606—1685) — 345 прим. 1.
Катарй ибн ал-Фуджа'а, хариджитский
военачальник и поэт (ум. ок. 698) —289.
Катиб ал-Вакидй см. Ибн Са'д.
Кафур, ихшидитский правитель Египта
и Сирии (р. 904—920, ум. 968) —82,
558.
Кахтан, легендарный предок южных
арабов — 505.
Каэтани Л. (L. Caetani), итальянский
историк-исламовед (1869-*-1935) —461.
Кениг Э. (Е. König), немецкий семитолог
(1846—1936) — 52, 360, 365.
Керама, арабский поэт (XX в.)—263.
Кетбога, Зайн ад-дйн, мамлюкский
султан (1294—1296) —162, 165.
Кйланй Камил, египетский филолог
(XX в.) —298 прим. 1, 399, 401, 405,
406,409, 411, 412 прим. 1,519, 522, 523,
ал-Киндй (Йа'куб ибн Исхак), арабский
философ (ум. ок. 874)—362 прим. 4.
Кирка (Цирцея) — 581.
Кирпичников А. И., русский историк
литературы (1845—1903) — 563.
ал-Киса'й, арабский поэт (у ал-Джахиза) —
119 прим. 1.
Кисра см. Хосрой.
Клот-бей (А. В. Clot-Bey), египетский
научный и общественный деятель
(1-я пол. XIX в.)—320.
Ковальский Т. (Т. Kowalski), польский
востоковед (1889—1948) — 285.
Кодера Ф. (F. Codera у Zaidin),
испанский арабист (1836—1917) — 502.
Колэн Ж. С. (G. S. Colin), французский
арабист (р. 1893) — 524 прим. 2.
Корш В. Ф., русский историк литературы
(1828—1893) — 563.
Коссен де Персеваль А. П. (А. P. Caus-
sin de Perceval), французский
востоковед (1795—1871 или 1873) — 22.
Кратес (Кратет), греческий философ-
стоик — 585.
Краузе М. (М. Krause), немецкий арабист
(1909—1944) — 583 прим. 6,
Кремер А. (А. Kremer), австрийский
арабист (1828—1889)—16 прим. 5, 20 прим. 4,
23, 25 прим. 2, 37, 45, 48, 52, 64 прим. 6t
65—67, 74 прим. 6, 113, 114, 185, 346
прим. 11, 394.
Кренков Ф. (F. Krenkow), немецкий
арабист в Англии (1872—1953) —116, 117
прим. 1, 121—123, 127, 191, 207, 209
прим. 2, 284, 289, 393, 587, 600.
Крылов И. А., русский баснописец (1769—
1844)-433, 441.
Указатель имен
659
Крымский А. Е., советский арабист и
иранист (1871—1941) —201 прим. 1, 346
прим. 11, 352 прим. 4, 353 прим. 4, 444
прим.З, 519,522, 543,556—558,564, 565.
Кудама ибн Джа'фар, Абу-л-Фатх, ал-
Катиб ал-Багдадй, арабский филолог
и географ (ум. ок. 922) — 56, 207, 221,
369—387.
Кузьмин И. П., русский арабист (ум.
1922) —324 прим. 1, 326, 327, 440.
Кур А. (А. Cour), французский
востоковед (1866—1945) —521.
Курд \Алй, Мухаммед, сирийский ученый
(1876—1953) -- 183, 302, 310, 311 прим. 4,
359 прим. 4, 403 прим. 1.
Кусаййир, арабский поэт (ум. 723) — 201
прим. 1, 608, 616, 618—624, 626, 628.
ал-Кутамй (Сарй' ал-Гаванй), арабский
поэт (ум.#* ок. 720) —420, 423—425,
428—430, 432, 456.
ал-Кутруббулй (в „Рисалат ал-гуфран"
Абу-л-'Ала) — 305.
ал-Кутубй, арабский историк и биограф
(ум. 1363) —159, 160, 165 прим.
Кушаджим (Ибн Кушаджим), арабский
поэт (ум. ок. 961) —334, 466.
Кэй X. К. (Н. С. Kay), английский
арабист (1827—1903) — 463.
Лагард П. (Р. de Lagarde), немецкий
востоковед (1827—1891) — 52, 53.
Ладжйн см. ал-Малик ал-Мансур Хусам
ад-дйн.
Лазарь (евангельский) — 73, 74, 86, 87.
Лайла см. Лейла.
Ланге Т. (Т. Lange), датский писатель
(1851—1915) - 444 прим. 3.
Ландберг К. (С. Landberg), шведский
востоковед (1848—1924) — 400, 402, 404.
Ларсон X. (Hans Larsson), шведский
философ (р. 1862)—360.
Лафонтен Ж. (J. de La Fontaine),
французский баснописец (1621—1695) — 433.
Лахмиды, арабская династия в Хйре
(V—VII вв. н. э.) —201, 348.
Леандер П. (Р. Leander), шведский
востоковед (1872—1935) — 223 прим. 4,
227 прим. 4.
Лебйд, арабский поэт (р. ок. 560, ум.
661—680)-37, 45, 47—49, 220.
Леви-Провансаль Э. (Е. Levi-Provengal),
французский востоковед (1894—1956) —
519, 529 прим. 2.
Лейла, возлюбленная поэта г Маджнуна *—
20, 124 прим. 8, 255, 257, 588—631.
Лейла ал-Ахйалййа, поэтесса,
возлюбленная Tay бы ибн ал-Хумаййира— 619, 621.
Леонов Л. М., советский писатель
(р. 1899)-557.
Лермонтов М. Ю. (1814—1841) — 317.
Лерчунди Ф. X. (Е. J. Lerchundi),
испанский арабист (р. 1836) — 523.
Лессинг Г. Э. (G. Е. Lessing), немецкий
писатель (1729—1781) — 135.
Лиллах, дочь Абу-л-'Атахии — 33.
Литтман Э. (Е. Littmann), немецкий
семитолог (р. 1874) —443, 444, 448.
Лубна, возлюбленная Кайса ибн Зарйха —
607, 619, 621.
Лэн Э. У. (Е. W. Lane), английский
арабист (1801—1876) — 443, 582 прим. 1.
Лэн-Пуль С. (S. Lane-Poole), английский
нумизмат и историк-востоковед (1854—
1931) —165 прим. 1.
Люйа A. (A. Luya), французский арабист
(XX в.) —521.
Ляйел Ч. (Ch. Lyall), английский
арабист (1845—1920) — 209 прим. 2, 290,
291, 294, 295.
Лямменс А. (Н. Lammens), бельгийский
востоковед (1862—1937) —15, 16, 64
прим. 2, 418 прим. 2.
ал-Ма'аррй, см. Абу-л-'Ала.
ал-Мабрадй см. Йусуф ибн ал-Хасан.
ал-Мавардй, шафиитский законовед (ок.
972-1058) — 55.
ал-Магрибй, 'Абд ал-Кадир, сирийский
ученый (XX в.) —388 прим. 2, 549.
ал-Мада'инй, арабский историк (р. 753^
ум. 830—849) — 598, 621.
ал-Маданй см. Амин.
ал-Маджар см. 'Омар ал-Маххар.
ал-Маджжан см. 'Омар ал-Маххар.
Маджнун, Кайс ибн ал-Мулаувах,
полулегендарный арабский поэт (2-я пол.
VII в.)—20, 36, 124 прим. 8, 255, 504,
588—631; см. также іМахдй, Ибн Му'аз,
ал-Акра', ал-Бухтурй ибн ал-Джа'д.
Маджнун см. Музахим ибн ал-Харис ал-
'Укайлй, Му'аз ибн Кулайб.
ал-Маджнун ал-Кушайрй, арабский поэт —
600.
ал-Маджнун ат-Таймй, арабский поэт—600.
ал-Маджнун аш-Шарйдй, арабский поэт —
600.
42*
660
Приложения
ал-Мазини, арабский грамматик (ум. 863) —
55.
ал-Майданй, арабский филолог (ум. 1124) —
194, 196.
Маййа, возлюбленная Зу-р-Руммы— 211.
ал-Майманй см. гАбд ал-'Азйз.
Маймун ибн Харун, источник ас-Су ли и
Абу-л-Фараджа ал-Исфаханй—19 прим. 7,
195 прим. 1.
Макарий (Макарийус ибн аз-За'йм), антио-
хийский патриарх с 1636 (ум. 1672)
153 прим. 1, 279.
Макартни К. X. X. (С. Н. Н. Macartney),
английский арабист (ум. 1925) — 209
прим. 2, 230, 231, 233—236.
Макдональд Д. Б. (D. В. Macdonald),
американский семитолог, историк
религий (1863—1943) — 362 прим. 4, 447.
ал-Маккарй, магрибинский историк и фи-
лолоѴ (ок. 1590—1632) — 184, 338, 507,
509, 519, 521—523.
Макнотен У. X. (W. Н. Macnaghten),
английский дипломат и востоковед
(1793—1841) — 447.
ал-Макрйзй, арабский историк (1364—
1442) —148 прим. 4, 453, 464.
Малик, страж мусульманского ада — 300,
412, 413.
ал-Малик ал-'Адил Сайф ад-дйн I, эйюбид-
ский султан Египта (1200—1218) — 329,
335.
ал-Малик ал-Афдал Hyp ад-дйн,
сирийский эмир — эйюбид (ум. 1292) — 161,
162, 164, 165, 168, 170, 171.
ал-Малик аз-Захир, эйюбидский эмир в
Алеппо (1186—1216) — 329.
ал-Малик ал-Манзур Хусам ад-дин Ла-
джйн, мамлюкский султан (1296—1299) —
162, 165.
ал-Малик ал-Музаффар III, эйюбидский
эмир в Хама (ум. 1299) —161—165,
168.
Малик ибн ал-Мунзир ибн ал-Джаруд
(VIII в.) —214.
ал-Малик аз-Салих, внук мамлюкского
султана Кала'уна (конец XIII в.) —161.
ал-Малик ан-Насир (у Ибн Мамматй) —
334.
Ма'луф, 'Иса Искандер, сирийский поэт
и ученый (р. 1869)—353 прим. 11, 402
прим. 3.
Ма'мар Абу-л-Аш'ас, информатор ал-
Джахиза — 312, 313, 315.
ал-Ма'мун, аббасидский халиф (813—833) —
26, 35, 276 прим. 11, 310 прим. 2, 336,
435, 456, 578 прим. 1.
Ма'н ибн Аус, арабский поэт (VII в.)—48.
Манат, древнеарабская богиня — 129.
Манка, индийский врач у арабов (VIII в.) —
312, 313.
Манрике X. (J. Manrique), испанский поэт
(1440-1479) —506..
ал-Мансур, Ибн абу 'Амир (Альмансор),
испано-арабский государственный
деятель (ум. 1002) — 476, 483, 486, 488—
492, 523, 622, 623.
Манзур ибн Йазйд ал-Химйарй,
военачальник (VIII—IX в.) —456.
ал-Манфалутй, Мустафа Лутфй,
египетский писатель (1876—1924)-223 прим. 5.
Марван, арабский поэт (у Ибн Мамматй) —
334.
Марван ибн абу Хафза, арабский поэт
(ум. 797) — 208, 618. '
Марван ибн ал-Хакам, омейядский халиф
(683—685) — 602, 603.
Марголиус Д. С. (D. S. Margoliouth),
английский арабист (1858—1940) — 20
прим. 1, 64 прим. 6, 113, 146, 147, 148
прим. 3, 149, 151 прим. 1, 184 прим. 1,
342 прим. 9, 394, 400, 469, 581.
Мардрюс Ж. (J. С. Mardrus),
французский арабист (1868—1949) — 443, 445.
ал-Марзубанй, египетский филолог
(XX в.)—458.
Марр Ю. Н., советский востоковед (1898—
1935) — 589.
де Мартино Ф. (F. de'Martino),
французский востоковед (XIX—XX в.) — 601
прим. 8.
Марут, ангел (в Коране и мусульманской
легенде)—630.
ал-Масйх см. Иисус.
Массиньон Л. (L. Massignon),
французский востоковед (р. 1883) — 336 прим. 1,
399 прим. 6, 401, 551, 625.
Массэ А. (Н. Masse), французский
востоковед (р. 1886) —521.
ал-Мас'удй, арабский историк и географ
(ум. 956) —20 прим. 5, 21, 22 прим. 6,
24, 26, 29 прим. 10, 598, 612, 622.
Маттес Б. Ф. (В. F. Matthes), голландский
востоковед (1818—1908) — 592 прим. 8.
ал-Махдй, мусульманский Мессия — 75.
ал-Махдй, аббасидский халиф (755—785) —
15 прим. 1, 18 прим. 1, 20, 22, 26, 195.
Указатель имен
661
Махдй (Маджнун) — 600.
Махдй ибн ал-Фаранатй ал-Маусилй, Му-
хаззиб ад-дйн, арабский филолог (XIII—
XIV в.) -163, 164, 166 прим. 1.
Махзум, корейшитский род — 459.
Махмуд ибн 'Абдаллах ар-Румй, переписчик
(XV в.) -140.
Махмуд Газнавй, газневидский султан
(997-1030) — 583.
Медников Н. А., русский арабист (1855—
1918) — 519.
Мейерхоф М. (Мах Meyerhof), немецкий
востоковед, историк арабской науки
(1874-1945) - 587.
Менандр, греческий комедиограф (342—
ок. 291 до н. э.) —581.
Менджек паша, сирийский поэт (1598—
1669) —592 прим. 11.
Менендес и Пелайо (М. Menendezy Реіауо),
испанский литературовед (1856—1912) —
324, 327, 518.
Менендес Пидаль P. (R. Menendez Pidal),
испанский литературовед и арабист
(р. 1859) — 527 прим. 2 и 3, 528 прим. 1,
537 прим. 3.
Менцель Т. (Th. Menzel), немецкий
востоковед (1878-1939) — 469.
Мерваниды, омейядский род — 285, 595,
599.
Мерен А. Ф. (А. F. Mehren), датский
семитолог (1822—1907) — 22 прим. 8,
27 прим. 7, 55, 350, 365, 375 прим. 3.
Миели А. (Aldo Міеіі), историк науки
(1879-1950) - 524 прим. 1.
Миронич Н. К., сотрудник библиотеки
Ленинградского Университета (20-е годы
XX в.)-351.
Митвох Э. (Е. Mittwoch), немецкий
арабист (1876-1943) —192 прим. 4, 336
прим. 1, 337 прим. 2.
Михйар ад-Дайламй, арабский поэт (ум.
1037) — 276, 464, 526.
Мицкевич A. (A. Mickiewicz), польский
поэт (1798—1855) — 240.
Мишо Ж. (J. Michaud), французский
историк и писатель (1767—1839) — 323.
Моисей (библейский) — 73, 85, 412.
Мольер (Моііёге), французский драматург
(1622-1673) - 264. >
Моммзен Т. (Th. Mommsen), немецкий
историк (1817—1903) —135 прим. 6.
Му'авийа (I), омейядский халиф (661—
680) — 116, 119, 285, 286, 599, 625,629.
Му'авийа (II) ибн Йазид, омейядский халиф
(683) - 208.
Му'аз ибн Джувайн, передатчик муал-
лаки — 46 прим. 4.
Му'аз ибн Кулайб (Маджнун), поэт из
племени 'Амир — 600.
ал-Му'аййад ибн ал-Муваффак ас-Сахибй,
арабский филолог (XIII в.) —398, 406,
409.
ал-Му'аммал (у ал-Вашша) — 622.
Мубарак, 'Алй, египетский филолог (1824—
1893) — 467.
Мубарак, Зеки, египетский филолог
(XX в.)-461.
ал-Мубаррад, арабский филолог (826—
898)—21, 123, 338, 341, 345, 346, 369,
457.
Мугйра ибн 'Абдаллах (ѴГІ—VIII в.) — 117
прим. 8.
Муджахид, эмир Дении (1017—1044) — 491.
Музаффар ибн 'Алй, арабский поэт (X в.) —
72.
Музахим ибн ал-Харис ал-'Укайлй
(Маджнун), поэт из племени'Амир — 600, 610.
Му'изз, фатимидский султан в Египте
(953—975) — 487.
Мукаддам ибн Му'афа ал-Кабрй, испано-
арабский поэт (IX—X в.) — 512, 513.
ал-Мукаддасй, арабский географ (2-я пол.
X в.*) — 510, 523.
Мукатил ибн 'Атййа ибн Мукатил ал-Бекри
ал-Хиджазй (Абу-л-Хайджа), арабский
поэт (ум. 1111/12) — 143.
ал-Муктадир, аббасидский халиф (908 —
932)'—622.
ал-Мулазим ибн Хурайс ал-Ханафй
(VIII в.) —215.
Муназил, соперник Маджнуна — 610, 615.
ал-Мунаййар, арабский поэт (XIX в.)—263.
Мунзир III, хирский князь (VI в.) — 292.
Мункар, ангел в мусульманской
эсхатологии — 412, 413.
Муравьев А. Н., русский писатель и
лутешественник (1806 — 1874) — 317,
321—323.
ал-Мурадй, Мухаммед Халйл, турецкий
филолог (ум. 1791)—453.
ал-Мураккиш, имя двух арабских поэтов
и героев любовных романов (VI в.) —
294, 617—619, 621, 622.
Муса см. Моисей.
Муса ибн 'Абд ал-Малик, источник Абу-л-
Фараджа Исфаханй и ас-Су ли- 19 прим. 7.
662
Приложения
Муса ал-Хади, аббасидский халиф (785—
786) — 30 прим. 5, 36.
ал-Мусаккиб ал-'Абдй, арабский поэт
(VI в.)-338.
Муслим ибн ал-Валйд ал-Ансарй (Сарй*
ал-Гаванй), арабский поэт (р. 747—757,
ум. 823) — 121, 128, 334, ,456—458, 629.
Муслим ибн ал-Хаджжадж ал-Кушайрй,
арабский традиционалист (р. 817—822,
ум. 875) —154.
ал-Муста'йн, аббасидский халиф (862—
866) — 622.
ал-Мустакфй, омейядский халиф в
Испании (1024—1025) — 494.
ал-Мустансир-Биллах, фатимидский халиф
(1036—1094) —147.
Мустафа см. Мухаммед.
Мустафа Лутфй ал-Манфалутй см. ал-Ман-
фалутй.
Мустафа аш-Шелшемунй ибн Мухаммед
аш-Шелшемунй, переписчик (Египет,
2-я пол. XIX в.)—403, 404.
ал-Мусхафй, везир (Испания, XI в.)—488,
491!
ал-Мутаваккил, аббасидский халиф (847—
861) —311.
ал-Му'тадид, аббасидский халиф (892—
902) — 289.
ал-Му'тадид, аббадидский эмир в Севилье
(1012—1069) — 494, 495.
Муталаммис (Джарйр ибн 'Абд ал-Масйх
ад-Дуба'й), арабский поэт (VI в.)—47
прим. 1.
ал-Му'тамид, аббадидский эмир в Севилье
и поэт (1040—1095) — 476, 477, 495—
499, 508, 509, 523, 527, 576.
Мутаммим ибн Нувайра, арабский поэт
(конец VI—VII в.)-48.
ал-Мутанаббй, Абу-т-Таййиб, арабский
поэт (915—965) —46 прим. 4, 59, 63—
115, 129, 131, 136, 258, 280, 334, 388
прим. Z, 395, 464, 468, 471, 486—489,
491, 494, 501, 526, 548-562, 578.
ал-Му'тасим, аббасидский халиф (833—
842) —276 прим. 11.
Мути* ибн Ийас, арабский поэт (ум. ок.
787) —481.
ал-Муфаддал ад-Даббй, арабский филолог
куфийской школы (ум. 780—787) — 200.
ал-Муфаддал ибн Салама, арабский
филолог (ум! 920) —191—196.
ал-Мухаджир ибн 'Абдаллах ал-Килаби
(VIII в.)-215.
Мухаззиб ад-дйн ал-Маусилй см. Махдй
ибн Фаранатй.
ал-Мухаллабй см. 'Алй ибн Ахмед.
Мухаммед, основатель ислама (ум. 632) —
73—75, 88, 89, 147, 155, 166, 198, 201,
210, 233, 247, 251, 254, 259, 263, 285-
287, 299—301, 381, 418, 433, 473, 558,
603.
Мухаммед ибн 'Абд ал-Малик ал-Халабй,
арабский поэт (у Ибн Мамматй) — 334.
Мухаммед ибн 'Абд ар-Рахман ибн 'Ауф,
чиновник (Медина, конец VII в.) —603.
Мухаммед 'Алй, правитель Египта (1805—
1849) — 320.
Мухаммед ибн 'Алй ибн 'Осман, источник
ас-Сулй— 195 прим. 11.
Мухаммед ал-Анбари, арабский литератор
(до XV в.) —466.
Мухаммед ибн Бишр ибн Марван (VIII в.) —
214.
Мухаммед ал-Варрак, арабский поэт — 37
прим. 6.
Мухаммед ибн Да'уд аз-Захирй, арабский
филолог (ум. 909) — 591.
Мухаммед ибн Исхак см. Ибн Исхак.
Мухаммед ибн Йусуф ас-Суратй,
индийский арабист (XX в.) —284, 289.
Мухаммед ибн Ман?ур ад-Димашкй, Шамс
ад-дйн, арабский литератор (конец
XIII в.) —163, 165.
Мухаммед Матар ал-Варрак, владелец
типографии (Египет, нач. XX в.) — 405.
Мухаммед ибн Муса ибн Хаммад, источник
ас-Сулй — 19 прим. 7.
Мухаммед ас-Са'иг, Шамс ад-дин,
египетский филолог (ум. 1322) — 164, 165, 166
прим. 1.
Мухаммед ибн Саллам ал-Джумахй,
арабский филолог (757/8—ок. 846) — 122
прим. 1, 197—208, 295, 598, 619.
Мухаммед ас-Суратй см. Мухаммед ибн
Йусуф.
Мухаммед а-г-Талавй, Абу-л-Ма'алй,
сирийский поэт и филолог (1540—1606) — 273
прим. 3, 278, 279.
Мухаммед Тауфйк см. Тауфйк ал-Бекрй.
Мухаммед ибн Тулун ас-Салихй, сирийский
филолог и традиционалист (1485 или
1473-1548) —399, 401—404.
Мухаммед ибн Хабйб, арабский историк
и филолог (ум. 860) — 195.
Мухаммед ибн ал-Хаддад, испано-арабский
поэт (ум. 1087) —502.
Указатель имен
663
Мухаммед ибн ал-Хаджжадж ал-Асадй,
арабский филолог (в комментарии^ Зу-р-
Румме) — 220.
Мухаммед ибн ал-Хасан аш-Шайбанй, ха»
нефитский законовед (749—804) — 20
прим. 5.
Мухаммед ибн ал-Хусейн ибн Абу-л-Фатх
ал-Курашй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 334.
Мухаммед аш-Шелшемунй, переписчик
{Египет, XIX в.) -403.
Мухаррик (у Мутаммима ибн Нувайры) — 48.
ал-Мухаззиб ибн аз-Зубайр, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) — 334.
Мухйй ад-дйн ибн Кирнас ал-Хамавй
(конец XIII в.) —164*.
ал-Мухтар см. 'Омар ал-Маххар.
Мюллер А. (А. Müller), немецкий
востоковед (1848 —1892) —519.
ан-Набига ал-Джа'дй, [арабский поэт
(ум. 684)—220.
^ін-Набига аз-Зубйанй, арабский поэт
(ок. 535 —ок. 604) —130, 134 прим. 5,
294.
ан-Нававй, арабский биограф и шафиит-
ский законовед (1233—1277) — 73 прим.
1, 603 прим. 5.
ан-Наваджй (Шамс ад-дйн Мухаммед ибн
Хасан ибн 'Алй ибн 'Осман ал-Кахирй),
египетский писатель и ученый (1386—
1455) — 455-457.
Навои (Нава'й), узбекский поэт (1441—
1501) —588, 589.
Наджашй, нарицательное имя для
абиссинских царей — 47.
■ан-Наджжар см. 'Омар ал-Маххар.
ан-Наджйрами см. Абу Исхак, Йусуф, 'Абд
ал-Вахид ибн 'Иса.
ан-Надйм, арабский библиограф (X в.) —
18, 20, 21, 211, 592, 621.
Надлер В. К., русский историк (1841 —
1894) —519, 523.
ан-Надр ибн ал-Харис, арабский рассказчик
(VII в.)—433.'
ан-Наззам, арабский поэт (у Кудамы ибн
Джа'фара)—384 прим. 1.
Накйр, ангел в мусульманской
эсхатологии — 412, 413.
Наллино К. (С. A. Nallino), итальянский
арабист (1872—1938) — 195, 367.
ан-Намарй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 334.
ан-Намари см. Ибн 'Абд ал-Барр.
Наполеон I (1769—1821) — 262, 280 прим. 5.
Насир-и Хусрау; персидский поэт и
прозаик (1003—1060/61) — 114 прим. 1, 588.
Наср ибн Ман7ур ибн Мурхаф ан-Нумайрй
(^У^ХІХ), арабский поэт (1156/7 —
1192) —143.
Наср ибн Садака ал-Кабисй ан-Нахвй,
арабский филолог (X в.) — 148.
Насраллах ибн Фатхаллах Тарабулусй,
владелец рукописи (нач. XIX в.) — 280.
Насриды, арабская династия в Гренаде
(1232—1492) — 508.
Наубахтиды см. Бану Наубахт.
Наук А. К., русский эллинист (1822—
1892) —581.
Науфал ибн Мусахик, мединский чиновник
(ум. ок. 706) — *598, 602, 603, 612.
ан-Нахдй см. 'Абдаллах ибн 'Аджлан.
ан-Нашй, арабский поэт (у Ибн Мамматй) —
334.
ан-Нашй см. Абу-л-'Аббас.
Неджахиды см. Бану Наджах.
Нельдеке Т. (Th. Noldeke), немецкий
семитолог (1836—1930) — 20 прим. 5, 21,
35, 45, 48, 52, 54, 56, 63 прим. 3, 128
прим. 1, 129, 132 прим. 3, 133 прим. 4,
135 прим. 7, 230, 291, 457, 458, 460, 581.
Низами, персидский поэт (1140/41—
1202/3) — 588, 589, 593, 623.
Никль A. (A. R. Nykl), чешский арабист
и романист (р. 1885)—357 прим. 1.
Никольсон P. A. (R. А. Nicholson),
английский востоковед (1868—1945) —
64 прим. 6, 67 прим. 3, 114 прим. 1,
297, 298 прим. 2, 301 прим. 1, 388
прим. 2, 394, 522, 543, 556 прим. 2,
564, 601 прим. 8.
Ницше Ф. В. (F. W. Nietzsche),
немецкий писатель и философ (1844—
1900) — 550.
Ной (библейский) — 428.
ан-Нуджайрамй, ан-Нуджайримй см.
ан-Наджйрамй.
ан-Нумайрй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 334.
ан-Ну'ман ибн Башйр ал-Ан?арй,
арабский поэт и исторический деятель
(ум. 683) — 284—287.
ан-Ну'ман ибн ал-Мунзир, лахмидский
царь Хиры (ок. 580—ок. 602) —201.
Hyp ад-дйн, атабек Алеппо й Дамаска
(1146—1174) — 273.
66t
Приложения
Hyp ад-дйн ибн Раваха, арабский
литератор (конец XIII в.) — 164, 165.
Ну;айб, арабский поэт (VII—VIII в.) —
619, 629.
Одиссей, гомеровский герой — 581.
Оливер Асин X. (Jaime Oliver Asin),
испанский арабист (XX в.) — 355.
'Омар II (ибн 'Абд ал-'Азйз), омейядский
халиф (717—720) — 459.
'Омар ибн 'Абд ал-'Азйз ибн Абу Дулаф,
наместник Курдистана (893—ок. 898) —
288.
'Омар ибн 'Абд ар-Рахман ибн 'Ауф,
мединский чиновник (конец VII в.) — 603,
612.
'Омар ибн абу Рабй'а, арабский поэт
(655 или 664—712 или 719) — 29, 32, 33,
116—118, 120, 123, 127, 201, 255, 257,
286, 417, 457, 459—461, 472, 610, 612,
618, 629.
'Омар ал-Маххар (Сирадж ад-дйн 'Омар
ибн Мас'уд ибн 'Омар ал-Маххар ал-Ха-
лабй ал-Кинанй), арабский поэт (ум.
1304—1311) —152, 158—182.
'Омар ибн ан-Ну'ман, герой рыцарского
романа — 447.
'Омар ибн ал-Фарид, арабский поэт
(1181—1235) -142. '
*Омар Хаййам, персидский поэт и
математик" (ум. 1132)—36, 65, 238, 394
прим. 9.
'Омар ибн ал-Хаттаб, халиф (633—644) —
233.
'Омар ибн Хубайра, наместник Ирана при
Омейядах (VIII в.)—213.
'Омар ибн Шабба, арабский историк
(789—865) — 36, 37 прим. 6.
'Омара, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
'Омара ибн абу-л-Хасан 'Алй Зайдан
ал-Хакамй ал-Йеменй, арабский
литератор (1121—1174) — 462—464.
Омейяды, династия халифов в Дамаске
(661—750) и Кордове (756—1031) — 49,
116, 127, 201, 209, 246, 256, 260, 326,
417, 459, 473, 475, 476, 481, 491, 493,
545, 572, 595, 599, 608, 622, 625.
Орбели И. А., советский востоковед
(р. 1887) —338 прим. . 9 и 10, 343
прим, 9.
Орибасий, греческий врач (326—423) —587.
Ортукиды, династия атабеков в Дийар-
бекре (1101—1408) — 274.
'Осман, халиф (644—656) — 233, 285.
'Осман ибн 'Абдаллах (VII—VIII в.) —117
прим. 8.
Павел Алеппский (Булос ибн аз-За'йм
ал-Халабй), христианско-арабский автор
(ок.* 1627—1669) —279.
Пальмер Э. (Е. Н. Palmer), английский
востоковед (1840—1882) — 64 прим. 4.
Парет P. (R. Paret), швейцарский арабист
(р. 1901) —591 прим. 2, 619 прим. 5.
Перес А. (Н. Peres), алжирский арабист
(р. 1890) —522, 527 прим. 1, 531 прим.
2, 575-579.
Перй Бану, персонаж „1001 ночи" — 447.
Петров Д. К., русский романист и
арабист (1872—1925) — 324, 325, 327, 520.
Петров Н. И., русский филолог (1840 —
1921) —317.
Пицци И. (I. Pizzi), итальянский
востоковед (1849 — 1920) — 24, 543, 564.
Платон, греческий философ (427—347 до
н. э.) —386, 478.
Пококк Э. (Е. Рососке), английский
востоковед (1604—1691) — 279.
Полифем, циклоп — 581.
Потебня А. А., русский филолог (1835 —
1891) — 360.
Пребстер Э. (Е. Pröbster), немецкий
арабист (1879—1942) — 83 прим. 5.
Лрокл, греческий философ-неоплатоник,
математик и астроном (410—485) — 584.
Птолемей, греческий астроном и географ
(И в.) - 587.
Пушкин А. С. (1799-1837)-48.
Пѳйн Дж. (J. Payne), английский поэт и
переводчик (1842—1916) — 443.
ар-Равандй см. Ибн ар-Равандй.
ал-Рагиб ал-Ирфаханй, арабский филолог
и богослов (ум. ок. 1108) — 37.
Раджа ибн Салама, современник Абу-л-'Ата-
хии, источник t!'Алй ал-Изфаханй — 33
прим. 1.
ар-Рай, 'Убайд ибн Хусайн, поэт омей-
ядского периода — 220.
Райт В. (W. Wright), английский
семитолог (1830—1889) —231, 290.
ар-Райханй см. ар-Рейханй.
ар-Рамадй (Абу Джанйс), испано-арабский
поэт (ум. ок. 1022) —491, 502, 513.
Рафальский В. (нач. XX в.) — 522.
Рашйд ад-дйн ал-Ватват, персидский поэт
(ум. 1182/3) — 183 прим. 2.
Указатель имен
66$
ар-Рашйд ибн аз-Зубайр, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) — 333.
Рашйд паша, турецкий военачальник (1-я
пол. XIX в.) —321.
Рейске Я. (J. Reiske), немецкий эллинист
и арабист (1716—1774) — 67, 129, 135 —
138.
ар-Рейханй, Амин, сирийский писатель
в Америке (1879—1940) — 64 прим. 6,
504, 523, 550.
Рекендорф X. (Н. Reckendorf), немецкий
арабист (1863—1924) — 360, 365 прим. 2.
Ренан Ж. Э. (J. Е. Renan), французский
историк религии и востоковед (1823 —
1892) — 612.
Решер О. (О. Rescher), немецкий
востоковед (р. 1883) —294, 330, 353 прим. 5,
444 прим. 3, 458, 461, 556 прим. 2, 564.
Рибера и Тарраго, Хулиан, (J. Ribera у
Tarrago), испанский арабист (1858—
1934)-355, 356, 358 прим. 1, 359
прим. 4, 502, 510, 512, 516—518, 521,
523, 527 прим. 1.
Рида, Ахмед, арабский писатель (XX в.) —
59 прим. 1.
Ридван, привратник мусульманского рая —
300, 412, 413.
Ризкаллах Хассун см. Ха.ссун.
ар-Рийашй, Искандер, арабский писатель
и переводчик (XX в.) — 554 прим. 1.
Риттер X. (H.Ritter), немецкий
востоковед (р. 1892) — 591 прим. 4.
ар-Рифа'й, египетский филолог (XX в.) —
458.
Рихтер Г. (G. Richter), немецкий арабист
(XX в.) —556 прим. 2.
Робертсон Смит У. (W. Robertson Smith),
английский арабист (1846—1894) — 464.
Роблес Ф. Г. (F. Guillen Robles),
испанский арабист (XIX в.) — 357.
Родоканакис Н. (N. Rhodokanakis),
австрийский семитолог (1876—1945) — 17,
37, 64, 197 прим. 2, 232, 287, 343, 346.
Розен В. Р., русский востоковед (1849—
1908) —15 прим. 1, 19, 29 прим. 11,
53 прим. 2, 63, 93 прим. 9, 139, 168,
203 прим. 2, 311 прим. 8, 329, 394, 395,
451, 519, 523, 527 прим. 1, 557, 558,
560, 564, 584, 592 прим. 11.
Розенберг Ф. А., русский иранист
(1867—1934) — 420 прим. 8.
Роланд (Roland), франкский маркграф,
герой французского эпоса (ум. 778)—481.
Ромаскевич А. А., советский иранист
(1885—1942) — 432 прим. 1, 593 прим. 1.
Ротштейн Г. (G. Rothstein), немецкий
семитолог (XIX—XX в.) — 46.
Ру'ба ибн ал-'Аджжадж, арабский поэт
(ок. 685—762) — 210, 220, 233, 256.
Рубинштейн А. Г., русский композитор
(1829—1894) — 478, 607.
Руззйк ибн ТалаѴ, везир фатимидского-
халифа ал-'Адида (убит 1163) — 463.
Руис, Хуан (J. Ruiz), испанский поэт
(XIV в.) —518.
Румайкйиа, испано-арабская поэтесса,,
жена эмира Му'тамида (XI в.) — 495.
ар-Рузафй, Ма'руф, иракский поэт (1875—
1945) —263, 550.
Руссо Ж. (J. Rousseau), французский
ювелирна Востоке (1679—1753)—281.
Руссо Ж. (J. F. X. Rousseau), сын
предыдущего, французский консул в Багдаде
и Басре (1738—1808) — 281.
Руссо Ж. Л. (J. L. Rousseau),
французский дипломат и востоковед, сын
предыдущего (1780—1831) —280, 281.
Рустам, герой иранского эпоса — 433.
Рустум, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Рье Ш. (Ch. Rieu), швейцарский
востоковед в Англии (1820—1902) — 64
прим. 6.
Рюккерт Ф. (F. Rückert), немецкий поэт
и востоковед (1788—1866) — 23, 127г
130, 248, 255, 459.
ас-Са'алибй, арабский филолог (961—
1038) —63, 67, 68, 71, 72, 83 прим. 6„
114 прим. 1, 330, 468, 471, 488.
аг-Сабй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
ас-Сабй, арабский историк — 59.
Са'д (у ал-Валибй) — 630.
Са'д ад-дйн аш-Ша'ир а>Салихй, может
быть, Са'д ад-дйн ал-Фарикй, арабски»
поэт (ум. 1292) —164, 165, 166 прим. 1.
Садака ибн Йусуф ал-Фаллахй, Абу
Нарр, секретарь и везир фатимидскога
халифа Мустангира (ум. 1048/49) —
145-149, 151.
£адр ад-дйн М. (М. Sadraddin),
индийский арабист (XX в.) — 469.
Са'йд ибн 'Абдаллах (X в.) — 97.
£а'ид ал-Багдадй, секретарь, поэт и
ученый в Испании (ум. 1026)—473, 489—
491, 520, 623.
666
Приложений
Са'ид ибн Джуди, испано-арабский поэт
(ум. 897) — 485, 486, 522.
Са'йд ибн Хамйд, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Са'ик (в Коране) — 412, 413.
-ас-Саййид, Мухаммед Ахмед, иракский
писатель (XX в.) — 548.
Сайф ад-даула, Абу-л-Хасан 'Алй, хамда-
нидский эмир в Алеппо (944—967) — 74,
75, 93, 102, 107, 108, 111, 468.
ас-Саккакй, арабский филолог (1160—
1228/9) — 57.
Сакран, прозвище халифа Йазйда ибн
Му'авии — 117 прим. 1.
Са'лаб (Ахмед ибн Йахйа), арабский
грамматик (815—904) — 369.
'Саладин см. Салах ад-дйн.
Салама ибн Джандал, арабский поэт (2-я
пол. VI в.) — 152, 156—158, 168 прим. 2.
Салах ад-дйн (Саладин), эйюбидский сул-
*тан (1174—1193) —261, 281, 329, 330,
334, 462, 463, 495.
'Салимбене (Salimbene da Parma),
итальянский историк (1221—1287) —267.
Салих, пророк племени Самуд—72, 75, 89.
Салих ибн 'Абд ал-Куддус, арабский поэт
" (ум*. 783) —128, 130, 134, 305.
£алих ибн Бахла, индийский врач при
Харуне ар-Рашйде — 315; см. также
Бахла.
'£алих ибн Джанах, арабский литератор —
183 прим. 2.
Салих ар-Рундй (Рондй) см. Абу-л-Бака
ар-Рундй.
£алих ибн Шарйф см. Абу-л-Бака ар-Рундй.
Салм ал-Хэсир, арабский поэт (ум. 802) —
26.
Салмон Г. (G. Salmon), марокканский
ученый (ум. 1906) — 64 прим. 6.
Салханй А., сирийский филолог (1847—
1941) —64 прим. 2, 123, 209, 418, 422
прим. 1.
Салье М. А., советский арабист (р.
1899) —443, 444.
ас-Сам'анй, арабский традиционалист и
историк (1113—1167)—219 прим. 2, 234
прим. 5, 593.
Сами С. (Safie Sami, XX в.) — 525
прим. 2.
аз-Санаубарй, арабский поэт (ум. 945) —
333, 471, 502, 526.
Сарй' ал-Гаванй см. ал-Кутамй, Муслим
ибн ал-Валйд.
ас-Сарй ал-Маусилй, арабский поэт (у Ибн
Маммагй) — 333.
Саркйс, Йусуф Илйан (J. Е. Sarkis),
арабский библиограф (ум. 1932) — 450
прим. 4, 459, 461, 463, 467, 469.
Сарруф, Фу'ад, египетский журналист ж
автор научно-популярных книг (XX в.) —
549.
Сартон Дж. (G. Sarton), американский
историк науки (р. 1884) — 524 прим. 1,
584.
Сасан, родоначальник персидской династии
Сасанидов — 315, 390 прим. 2, 505.
де Саси см. Сильвестр де Саси.
ас-Сафадй, арабский филолог и историк
'(1296/7—1363) — 66 прим. 1, 114 прим. 1,
184, 343, 398, 400.
Сафй ад-дйн ал-Хиллй, арабский поэт
* (ум. ок. 1351) —142, 259.
Сафо, греческая поэтесса (VII—VI в. до
н. э.) — 494.
Сафра (у Усамы ибн Мункиза) — 277
прим. 12.
ас-Сахавй, арабский историк (1427—1497) —
465,~ 467.
ас-Сахиб, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
ас-Сахиб ибн 'Аббад, везир Бундов, ученый
и литератор (ум. 995) — 471.
ас-Сахибй см. ал-Му'аййад ибн ал-Муваф-
фак.
Сахл ибн Харун, арабский поэт и писатель
(нач. IX в.) —193.
Сахр, брат поэтессы ал-Хансы — 529.
Свенцицкий Ю. A. (J. A. Swecicki),
польский писатель и литературовед (р. 1849) —
565.
Селим I, османский султан (1512—1520)^—
278, 403.
Сенковский О. И., русский писатель и
арабист (1800—1858) — 240.
Сйбавайх(и), арабский грамматик (конец
VIII в.) —55, 247, 414.
Сид (Diaz de Vivar, el Cid Campeador),
испанский герой (ок. 1040—1099) — 470,
476, 495, 501, 527.
Сийат, певица (VIII—IX в.)—30.
Сильвестр де Саси А. И. (A. I. Silvestre
de Sacy), французский арабист (1758—
1838) —22, 66 прим. 1,207,240,281,
439, 440.
ас-Симма, арабский поэт (VIII в.) — 619,
629.
Указатель имен
667
Симонет Ф. (F. Simonet), испанский
арабист (1823—1897) — 523.
Синдбад, сказочный персонаж — 326, 518,
581.
Синдбаз, индийский врач у арабов (VIII в.) —
312, 313.
Сирадж ад-дйн ал-Маххар см. 'Омар
ал-Маххар.
^ас-Сирадж ан-Наджжар ал-Халабй см.
'Омар ал-Маххар.
Скиапарелли Ч. (С. Schiaparelli),
итальянский арабист (1841—1919) — 64 прим. 4,
521.
.де Слэн У. (W. Mac Guckin de Slane),
английский арабист во Франции (1801—
1878) — 523.
Сменд P. (R. Smend), немецкий семитолог
(1851-1913) - 210.
Смирнов Я. И., русский
археолог-востоковед (ум. 1928) — 336, 346 прим. 10,350.
Снитко Ю. Ю., сестра И. Ю. Крачков-
ского, автор переводов из Абу-л-'Атахии
(1874-1942) — 39.
Снук Хюргронье К. (Ch. Snouck Hur-
gronje), голландский ориенталист (1857 —
1936) — 129 прим. 7, 135 прим. 8, 402.
Стори Ч. A. (Ch. A. Storey), английский
арабист и иранист (XX в.) — 191—193,
196.
Суала М. (М. Soualah), алжирский
филолог (XX в.) —521.
Су'да, возлюбленная ал-Ахваса — 618.
-ас-Суйутй, арабский ученый-полигистор
(1455-1505) — 55, 83 прим. 6, 124, 148,
149, 156, 219 прим. 1, 396—401, 406, 407.
ас-Суккарй, арабский филолог (827—888) —
135 прим. 3, 211, 385, 403.
Сулейман (библейский Соломон) — 505.
Сулейман ибн Катта ал-'Абйдй, арабский
поэт (до IX в.) — 123.
Сулейман ал-Муста'йн, омейядский халиф
в Кордове (1009—1010) — 518.
Сулейман ал-Хаббаз, ученый (конец
XIII в.) — 164І
■ас-Сулй, арабский историк (ум. 946) — 18
прим. 1, 19, 20 прим. 5, 24 прим. 2, 32
прим. 4, 35, 37, 192—194, 195 прим. 1,
337 прим. 2, 554.
Султан М. Дж., сирийский филолог
(XX в.) —458.
Суум П. Ф. (Р. F. Suhm), датский
ученый и меценат (1728—1798) — 136, 138
прим. 2.
Суфьяниды, омейядский род, из которого
происходили три первых халифа династии
Омейядов — 285.
Та'аббата Шарра, арабский поэт (VII в.) —г
294.
ат-Табарй, арабский историк (838—923) —
20 прим. 5,192 прим. 1, 277, 597, 602, 603.
ат-Табрйзй см. Абу Закарййа Йахйа ибн
'Алй.
Тадж ал-мулук, персонаж „1001 ночи" — 447.
ат-Таймй, арабский поэт (VIII—IX в.) —122«
Тайфур см. Ахмед ибн абу Тахир.
Таки ад-дйн Махмуд, сын сирийского эмира
ал-Малика ал-Афдаля (XIII в.) — 162.
ат-Талавй см. Мухаммед.
Тала'й ибн Руззйч, везир фатимидских
халифов (1101—1161) — 277 прим. 2, 463.
Тамйм ал-Амйр, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
ат-Тамймй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Таммам ибн 'Алкама, испано-арабский
поэт (801—896) — 484.
ат-Тантавй, М. 'А., египетский ученый,
профессор Петербургского университета
(1810—1861).—329, 451, 452.
ат-Танухй, арабский поэт — 127, 333.
ат-Танухй, арабский писатель (940—994) —
466.
Тарабулусй см. Фатхаллах Баш ара.
Тарафа, арабский поэт (VI в.) —16, 45,
47, 130, 134 прим. 5, 137 прим. 6, 294.
Тарик ибн Зийад, арабский полководец
' (VIII в.) —484.
Тауба ибн ал-Хумаййир, поэт омейядского
периода —220, 619, 621, 622, 629, 630.
Тауфйк ал-Бекри, Мухаммед, египетский
поэт и филолог (р. 1870)—216.
Теймур, Ахмед, египетский филолог
(ум. 1930) —393, 397, 399, 401, 402
прим. 3, 404, 406.
Теймур, Махмуд, египетский писатель
(р. 1894) —609 прим. 1.
ат-Тибрйзй см. Абу Закарййа Йахйа ибн
'Алй.
ат-Тириммах, арабский поэт (VII—VIII в.) —
122 прим. 5, 333, 456.
ат-Тйфашй, арабский минералог (ум. 1253) —
466.
Ткач Я. (J. Tkatsch), австрийский
филолог-классик и арабист (1871—1927) —362
прим. 4, 373, 375 прим. 3.
668
Приложения
Торбеке X. (Н. Thorbecke), немецкий
востоковед (1837—1890) — 290.
Тубба* ал-Акран, доисламский
южноарабский царь — 47, 48.
Тураев Б. А., русский востоковед (1868—
1920) — 53 прим. 2.
Туфайл ал-Ганавй, арабский доисламский
поэт — 122 прим. 5.
'Убада ибн Ма' ас-Сама\ испано-арабский
поэт (ум. ок. 1028—1035) —261.
ал-'Узза, древнеарабская богиня — 129.
'Укайл, арабский род — 610.
ал-'Укбарй, арабский филолог (ум. 1219) —
71, 72, 74 прим. 8, 81 прим. 4, 85
прим. 2, 87, 90 прим. 12, 112, 556
прим. 2.
Уклйдис см. Эвклид.
'Улаййа, дочь халифа ал-Махдй—195.
Умаййа ибн Абу-с-Салт, арабский поэт
(ум. ок. 630) 207,' 252, 286, 287.
еУмара ибн 'Акйл, арабский поэт (IX в.) —
333.
Умйр/с см. Гомер.
Умм 'Абдаллах (в касйде ан-Ну'мана ибн
Башйра) — 286.
Умм Дахбал, жена ал-Джумахй — 118.
'Урва ибн ал-Вард, арабский поэт (VI—
VII в.) —276 прим. 10, 294.
'Урва ибн Узайна, арабский поэт омейяд-
ской эпохи — 629.
'Урва ибн Хизам ал-'Узрй,
полулегендарный арабский поэт (VII—VIII в.) — 516,
607, 608, 617—622, 625—627.
Усама ибн Мункиз (Усама ибн Муршид
ибн 'Алй ибн Мукаллад ибн Наср ибн
Мункиз), сирийский эмир, писатель и
автор мемуаров (1095—1188) — 266—283.
'Утба, фрейлина жены халифа ал-Махдй —
20, 21, 27, 30, 31, 33, 35, 40.
ал-Ухайтил ал-Ахвазй, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) — 333.
ал-Фадил, арабский поэт (у Ибн Тагрй-
бардй) — 143.
ал-Фадл ибн ар-Рабй\ государственный
деятель при Аббасидах (ум. 823 или
824) —345.
ал-Фадл ибн Сахл, везир халифа ал-Ма'-
муна (ум. 818 или 819) — 456.
ал-Фа'из, фатимидский халиф (1154—
1160) — 462.
ал-Фаллахй см. Садака ибн Йусуф.
ал-Фараздак, арабский поэт (ок. 640/41—
732/3) —191, 201, 203, 210, 220, 255,
290, 315 прим. 8, 334, 338 прим. 2, 384
прим. 1, 403, 417, 419, 420, 425, 456,
459, 460.
Фарах Антун см. Антун.
Фарйда, певица (VIII—IX в.) —ЗЭ, 31.
Фарис ад-дйн аш-Шад, наместник Дамаска
(конец XIII в.) —163.
ал-Фарисй, арабский филолог (ум. ок. 987) —
414.
Фармер X. Дж. (Н. G. Farmer),
английский историк восточной музыки (р. 1882) —
595 прим. 1.
ал-Фарра, арабский филолог Куфийской
школы (ум. 822) —26, 414.
Фархат, Герман (Джарманус), маронитский
патриарх и сирийский филолог и
литературный деятель (1670—1732) — 279.
Фатима, дочь Мухаммеда (ум. ок. 633) —
299, 301.
Фатимиды, египетская династия халифов
(910-1171) —462-464, 487, 499.
Фатма (Фатима), персонаж „Песни
арабского солдата" — 318—320.
Фатхаллах Башара Тарабулусй, сирийский
поэт и общественный деятель (1770—
1840)—280, 281.
Фауз, возлюбленная поэта 'Аббаса ибн
ал-Ахнафа — 619.
Федоров А. М., русский писатель
(р. 1868) - 557.
Ферстер Р. (R. Förster), немецкий
филолог-классик (1843—1922) — 135 прим. 9.
фирдаусй, персидский поэт (932—1020/21)—
548—550.
Фишер А. (А. Fischer), немецкий арабист
(1865—1949) — 426 прим. 1.
Флейшер X. Л. (Н. L. Fleischer), немецкий
арабист (1801—1888)—138, 208, 521.
фан Флотен Г. (G. van Vloten),
голландский арабист (1866—1903) — 582.
Флюгель Г. Л. (G. L. Flügel), немецкий
арабист (1802—1870) — 184 прим. 2,192,
208, 400.
Фома Кемпийский (Thomas a Kempis,.
Hemerken von Kempen), немецкий
богослов (1380-1471) —279.
Фрейтаг В. (W. Freytag), немецкий
востоковед (1788—1861) —194.
Френ X. Д. (Ch. М. Frähn), русский
арабист (1782-1851) —268, 269, 281
прим. 2.
Указатель имен
669
Френкель 3. (S. Fränkel), немецкий
арабист (1855—1909) — 426 прим. 3.
Фрик К. (С. Frick), немецкий филолог
(XX в.) -581.
Фу'ад Сарруф см. Сарруф.
Хабйб ат-Та'й см. Абу Таммам.
ал-Хаджжадж, наместник Ирака (660—
714) - 117.
Хаджжи Халифа, турецкий географ и биб-
' лиограф (1608—1657) — 83 прим. 6, 139,
140, 142, 146, 154, 155, 184, 193, 277
прим. 5, 374, 375 прим. 3, 399, 400,
465, 467.
ал-Хадй см. Муса.
Хазйл или Хазйла, мать Абу Дахбаля
ал-Джумахй — 117 прим. 10, 122 прим. 9.
Хазин Ф., арабский филолог (нач.
" XX в.)-159 прим. 3.
•ал-Хазинй, арабский астроном (нач.
XII в.) — 586.
Хазух (в „Рисалат ал-гуфран" Абу-л-
" 'Ала) — 304.
Хайзуран, жена халифа ал-Махдй — 20.
ал-Хаййат, му'тазилитский богослов
(IX в.) —402 прим. 3.
Хайраллах, Амин, сирийский писатель
в Америке — 264.
ал-Хайсам ибн 'Адй, ''арабский историк
(ум. 821 или 822) —598.
ал-Хакам II, омейядский халиф в Испании
(951-976)—476, 486, 490, 491, 501.
ал-Хаким, фатимидский халиф (996—
1021) -149.
Халаф ибн Хаййан ал-Ахмар, арабский
поэт и знаток поэзии (VIII в.) —199,
200, 218, 220.
Халва, возлюбленная поэта ар-Рамадй —
" 491.
Халид ал-Катиб, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
Халид ибн Кулсум, источник „Китаб ал-
Аганй" — 621.
Халид ибн *Осман, может быть, сын
халифа 'Османа — 430,
ал-Халидй, арабский поэт (у Ибн
Мамматй) — 333.
ал-Халйл (в „Рисалат ал-гуфран" Абу-л-
' Ала)—303, 305.
ал-Халйл ибн Ахмед, арабский филолог
басрийской школы (ум. ок. 790) —193,
200, 202, 208, 247, 249, 367, 380, 384,
412-414, 436.
ал-Халладж, ал-Хусейн ибн Мансур,
мистик-еретик (ок. 858—922) — 257, 306,
336 прим. 1, 401, 478.
Хамданиды, династия эмиров (Ирак, Сирия,
X в.) —33 прим. 1, 258, 572.
Хамза ал-Исфаханй, арабский филолог
и историк (ум. 961—971) —136, 193,
196, 337 прим. 2, 341 прим. 2, 345.
Хаммад ибн Зайд, арабский филолог
(в комментарии к Зу-р-Румме) — 220.
Хаммад ар-Равийа, знаток и передатчик
древнеарабской поэзии (р. 694/5, ум.
772—775) — 200, 211 прим. 7, 247.
Хаммер-Пургшталь И. (J. Hammer-Purg-
stall), австрийский дипломат и
востоковед (1774—1856) — 20 прим. 1,
22, 67, 114.
Ханна ибн Ас'ад см. Й/ханна.
ал-Ханса\ арабская поэтесса (VII в.) —
17, 37 прим. 6, 220, 287, 384 прим. 1, 529.
ал-Харйрй, арабский литератор и грамматик
(І054/5 — 1122) — 468.
ал-Харис, брат Бекра ибн 'Абд ал-'Азйза
ибн абу Дулафа — 289.
ал-Харис ибн 'Амр (VI в.)—46.
ал-Харис ибн Джабала и ал-Харйс ибн
Са'лаба,гассанидские князья (VI в.)—48.
ал-Харис ибн Залим, арабский поэт
(VI в.) —348.
ал-Харка, возлюбленная Зу-р-Руммы —
217 прим. 3.
Хартман М. (М. Hartmann), немецкий
арабист (1851—1918) —159, 160, 166
прим. 4, 464, 521, 523.
Хартман P. (R. Hartmanjn), немецкий
востоковед (р, 1881) — 399 прим. 2,
402 прим. 3, 403.
Харун ибн 'Алй, »-арабский филолог
(ум. 901) —18, 21 прим. 1.
Харун ибн Мухаммед, арабский филолог
(до X в.)—211 прим. 7.
Харун ар-Рашйд, аббасидский халиф
(786—809) — 26, 35, 222, 256, 280, 310,
314, 315, 335, 435, 448, 456, 518, 598,
602, 622.
Харут, ангел (в Коране и мусульманской
легенде) — 630.
Хасан (Гассан), персонаж „Песни арабского
солдата" —319, 321, 323.
ал-Хасан, арабский филолог (в
комментарии к Зу-р-Румме) — 220.
Хасан ибн 'Алй, арабский филолог — 20
прим. 5.
670
Приложения
Хасан ибн 'Алй ан-Нашшабй (^^Lix-Ül),
'Имад ад-дйн, наместник Дамаска
(конец XIII в.) — 163.
Хасан ибн Зуфар ал-Ирбилй, арабский
литератор (до XV в.)—466.
ал-Хасан ибн Мухаммед, источник Абу-л-
Фараджа ал-Исфаханй, его дядя —19
прим. 7.
Хасан Мухаммед ал-Хаварй, хранитель
Арабского музея в Каире (XX в.) —
549.
Хасан ибн Хабйб, средневековый арабский
поэт — 147.
Хассан ибн Малик, испано-арабский автор
* (X в.) — 622.
Хассан ибн Сабит, арабский поэт (ум.
" 674) — 284—287, 384 прим. 1.
Хассун, Ризкаллах, арабский писатель
* (1825—1880) — 209 прим. 3.
ал-Хатйб, багдадский историк и
традиционалист (1002—1071) — 277.
Хатим ат-Та й, арабский поэт (VI—VII в.) —
" 121.
ал-Хатимй, арабский литератор — 554.
Хаусхер Я. (J. Hausheer), немецкий
востоковед (XX в.)—63 прим. 3.
Хафиз, персидский поэт (ок. 1320—1389) —
' 238*, 259.
Хафиз Ибрахйм, египетский поэт (1873—
' 1932) —264.
Хафса, испано-арабская поэтесса в Гранаде
* (ум. 1190) — 503.
Хаффнер А. (А. Haffner), немецкий
востоковед (1869—1914) — 211 прим. 3,
426 прим. 2.
Хашим ал-Калласй, сирийский литератор
(конец XVIII в.) —280.
Хащаб А. Ф., арабист (р. 1874;
преподаватель Петербургского университета
до 1919 г.) —93 прим. 9.
Хвольсон Д. А., русский семитолог
(1819—1911) —581.
Хелль И. (J. Hell), немецкий арабист
(1875-1950) —197, 198, 203, 207, 208,
209 прим. 2, 295, 556 прим. 2.
Хельхиг A. (A. Helhig), немецкий
востоковед (XX в.) —450 прим. 3.
Хеннинг М. (М. Henning), немецкий ара- »
бист-переводчик (р. 1861) — 443.
Хентце Г. (G. Hentze), датский художник
(р. 1875) — 443, 444, 449.
Хиджазй, Мухаммед, иранский филолог
" (XX в.) —589 прим. 1.
ал-Хидр (Хадир), мусульманский святой
и герой легенд—356.
Хийар, сотрапезник ал-Ахталя — 430.
Хикар, персонаж „1001 ночи"—448.
Хилал ибн Абу Бурда (VIII в.) —213.
ал-Химйарй, испано-арабский составитель
антологии (XI в.) — 578.
Хинд, возлюбленная 'Амра ибн 'Аджлана —
257, 618, 619, 621, 626.
Хинд, возлюбленная Са'йда ибн Джудй —
485.
Хишам II, омейядский халиф в Испании
(976-1009) — 246, 491.
Хишам ибн 'Абд ал-Малик, омейядский
халиф (724—743) — 626.
Хишам ибн (Мухаммед) ал-Калбй,
арабский историк (ум. 819) — 595, 597, 621.
Ходжа Наср ад-дйн, герой народных
рассказов — 36.
Холмогоров И. Н., русский востоковед
(ум. в 70-х годах XIX в.) — 563, 565.
Хоровиц И. (J. Horovitz), немецкий
семитолог (1874-1931) —348, 356, 469.
Хосрой, имя нескольких сасанидских царей,,
ставшее нарицательным — 337, 344—346,
348, 425, 505.
Хосрой (Хосров, Хусрау) I Анушйрван,.
сасанидский царь Ирана (531—579) —434.
ал-Хубзаруззй, арабский поэт — 77 прим. 2.
Худжр, отец Имру'улкайса — 46.
Хумайд ибн 'Абд ар-Рахман ибн 'Ауф,
секретарь халифа Марвана (ум.713) —603.
Хунайн ибн Исхак, христианско-арабский
врач и переводчик (809—873) — 582.
Хусейн, сын 'Алй ибн Абу Талиба (ок.
" 626—680) — 117.
Хусейн, Täxä, египетский писатель и фило-
' лог (р.#1889 или 1891)-297, 399, 411,
415, 416 прим. 1. 461,546, 551, 554,565,
607, 609,611, 612,620прим. 5, 625прим. 1.
Хусейн ал-Билграмй, индийский меценат
' (XX в.) —284.
ал-Хусейн ибн Мансур см. ал-Халладж.
ал-Хусейн ал-Халй', арабский поэт (VIII—
IX в.) —457^
Хусейн Шелебй ал-Мазгунй, переписчик
' (XIX в.) —452.
ал-Хусрй, арабский филолог (ум. 1061)—
207,295, 310, 337 прим. 2, 342, 344, 345
прим. 3.
ал-Хутай'а, Джарвал ибн Аус, арабский
поэт (ум. ок. 650) —17, 22 прим. 6,.
220, 400, 403.
Указатель имен
677
Хюар К. (О. Huart), французский
востоковед (1854—1927) — 16 прим. 7, 20 прим. 1,
24, 57, 156, 192 прим. 4, 458, 467, 543,
555.
Цеттерстен К. (К. Zettersten), шведский
семитолог (1866—1953) — 444 прим. 1,
469, 550.
ал-Челебй, Давуд, арабский филолог
(XX в.) — 375 прим. 1.
Шааде A. (A. Schaade), немецкий арабист
(1883—1952) —391, 396.
Шавар, государственный деятель при
Фатимидах (ум. 1169)—463.
Шаддад, легендарный южноарабский
царь — 505.
аш-Шайбанй см. Абу 'Амр, Мухаммед
ибн ал-Хасан.
Шакир, Махмуд Мухаммед, египетский
филолог (XX в.) — 549.
Шакк А. Э. (А. Е. von Schack), немецкий
арабист (1815-1894) — 519, 523.
аш-Шакундй, испано-арабский поэт (ум.
1231)'—477, 479, 503, 521.
аш-Шалшамуни см. Мустафа.
аш-Шанфара, арабский поэт (VI в.) —
238—245, 248, 253.
Шапур, сасанидский царь (в Легенде) —
348.
аш-Шарйф ал-'Акйкй (Ахмед ибн Хусейн
ибн Ахмед ибн 'Алй), дамасский магнат
(ум. 978—988) — 468.
аш-Шарйф ал-Ахфаш, арабский поэт
(у Ибн Мамматй) — 333.
аш-Шарйф ар-Радй, арабский поэт (ум.
1016) - 526.
Шартунй, Са'йдал-Хурй (S. Chartouni),
ливанский арабист (1849—1912)—64 прим. 6.
Шаукй, Ахмед, египетский поэт (1863—
1932) — 264.
Шахбендер, арабский поэт и журналист
(XX в.) - 550.
Шахйд (в Коране) — 412, 413.
аш-Шахрастанй, арабский богослов и
историк религий (1076—1153) — 222
прим. 3, 580, 582, 583.
Шахт И. (J. Schacht), немецкий
востоковед (р. 1902) —397 прим. 2.
Шварц П. (Р. Schwarz), немецкий
арабист (1867—1938) — 54 прим. 2, 118
прим. 2, 375 прим. 3, 459, 460, 553, 606.
Шварцлозе Ф. В. (F. W. Schwarzlose),
немецкий арабист (XIX в.) —348.
Шейхо Л. (L. Cheikho), ливанский арабист
(1859—1927) —21, 36, 45, 48 прим. 5,
64 прим. 6, 65, 129 прим. 1, 130, 134,
135, 137 прим. 1 и 2, 138, 147 прим. 2,
153 прим. 1, 156, 157, 280 прим. 3,
295, 330, 338 прим. 4, 348 прим. 6,
353, 426 прим. 2, 439, 440, 451.
Шекспир В. (W. Shakespeare, 1564—
1616) — 264, 550, 588.
аш-Шиблй, суфий (861—945) — 68 прим. 1.
аш-Шидйак, Ахмед (Фарис), арабский,
писатель в Турции (1804—1887) — 263,.
370 прим. 1, 414.
аш-Шинкйтй, шейх, владелец коллекции
рукописей — 135 прим. 3, 193, 197, 198
прим. 2.
аш-Ширбйнй, египетский писатель
(XVII в.)—262.
Шйркух, везир фатимидского халифа ал-
'Адида (ум. 1169) — 463.
Шихаб ад-дйн Ахмед ал-'Азазй см. ал-
'Азазй.
Шмидт А. Э., советский арабист (1871—
1939) — 469.
Шовен В. (V. Chauvin), французский
востоковед (1844—1913) — 466, 580
прим. 1, 581.
Шрадер Э. (Е. Schrader), немецкий асси-
"риолог (1836—1908) —15.
аш-Шуштарй, арабский поэт в Испании
(1203-1269) — 504, 505, 516, 521.
Эберман В. А., советский арабист (1899—
1937) — 309, 344 прим. 4, 387 прим. 2,
388, 393, 460, 469.
Эвклид, греческий математик (конец IV в.
до н. э.) —385.
Энани A. (A. Епапі), немецкий востоковед
(XX в.)—343, прим. 8.
д'Эрбело Б. (В. d'Herbelot), французский
востоковед (1625—1695) — 466.
Эсендемур, Сайф ад-дйн, египетский
наместник в Сирии (конец XIII в.) —160, 161.
Эструп И. (J. 0strup), датский арабист
(1867—1938) — 443—449.
Якоб Г. (G* Jacob), немецкий востоковед
(1862—1937) — 63, 239, 420, 432.
Янеки X. (Н. Jansky), немецкий востоковед
(р. 1898) —403 прим. 2.
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ И ЭТНИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
Абу Зи'бел, селение близ Каира — 319, 320.
ал-Ава?им, военный пограничный округ
в Сирии и Северной Месопотамии —
561.
Агмат, городок в Марокко — 495—497,
499, 508.
Адари*, водоем в Сирии — 561.
'Аден — 462.
*Аднан, вся группа северноарабских
племен — 99.
Азербайджан — 588.
Айдйн, вилайат в Малой Азии — 452
прим. 4.
А'куш, местность близ Куфы — 561.
Александрия —152, 153, 156, 334.
Алеппо (Халаб, Халеб) — 70 прим. 5* 140,
147, 148, 158, 160, 162, 163, 167 прим. 6,
258, 279-281, 305, 329, 451, 549, 554,
605, 606.
Алжир — 36.
Алигар, город в Индии — 191, 397.
Альмерия, город в Испании — 476, 493,
502, 507.
Альмонасид де ла Сьерра, арагонское
местечко — 357.
Альсира, город в Испании — 501, 528.
Америка —262, 264, 549.
'Амир см. 'Амир ибн Са'за'а.
*Амир ибн Ca' ;а'а, северноарабское племя—
593—606,' 608, 612, 623, 625, 631.
ал-'Амк, округ в Сирии — 162.
*Ана, городок в Ираке — 421.
'Анбара, городок в Йемене — 462.
Англия —230, 290.
Андалусия —471, 472, 475—477, 479, 481,
482, 484, 486—490, 493—495, 498, 499,
501, 503-509, 511, 513, 514, 516, 517,
521, 522, 526—542, 576, 622, 623.
Антиохия (Антакййа) — 102, 274, 308.
арабы —25, 44, 249, 255, 421, 472, 481,
484, 491, 525, 577.
Аравия —45, 153 прим. 1, 154, 246, 249,
253, 255, 256, 288, 294, 420, 429, 463,
478, 525, 531 прим. 1, 534 прим. 1,
541 прим. 5, 569, 571, 588, 595, 600,
606—608, 611, 616, 625, 626, 631.
— Аравия северная — 604, 624.
— Аравия центральная — 606, 608, 624,
631.
— Аравия южная —244, 255, 325, 326,
342, 459, 460, 567, 607.
Арагон —325, 327.
Армения — 490.
Арраджан, город в Иране — 548.
Асад, южноарабское племя — 593, 620.
Африка —477, 478, 495, 505, 508, 509, 528.
— Африка западная — 231.
— Африка северная — 327, 342, 481, 487,
489, 503, 508, 528.
Ба'албек (Ба'лабакк), городок на Ливане —
89.
Бабил см. Вавилон.
Багдад —20, 25 прим. 3, 143, 260, 277,
281, 304, 435, 470, 475, 476, 478, 482,
489, 490, 495, 516, 518, 527, 554.
Бадахос, город в Испании — 476,493, 501.
Басра —281, 347, 435.
Баста, город в Испании — 507.
ал-Батйл, гора в Неджде — 605.
Бахрейн — 200.
Бейрут —132 прим. 2, 156, 209 прим. 3,
447, 548.
Бейсан, город в Палестине—421.
Бейт Рас, селение в Сирии — 421, 476.
берберы —472, 495.
Берлин—268, 550.
Биджая (современная Бужи), город в
Алжире — 499.
Би'р Маймун, местность в Неджде — 617.
Бйш, местечко в Йемене — 118.
Ближний Восток —361, 543, 557, 588.
Указатель географических и этнических названий
673
Босра, город в Сирии—421.
Бтеддйн, местечко на Ливане — 353, 354.
Бусайта, пустынная местность в Сирии
на границе с Ираком — 561.
Бухара — 209.
Вавилон (Бабил) —111, 589, 604, 616.
Вадй Аш (Guadix), город в Испании —
504.
Вадй-л-Бувайра — 561.
Вадй Васа\ местность в Йемене — 462.
Вадй-л-Кура, долина к северу от Медины —
561, 604.
Вадй-л-Мийах, местность на границе
Сирии с Ираком — 561.
Валенсия — 325, 327, 356, 477, 493, 501,
503, 505, 521, 527, 528.
Валиба, род южноарабского племени
Асад — 593.
Вена —252.
византийцы — 75, 76.
Византия (ар-Рум) —291, 435, 472, 475,
483, 582.
ал-Гада, местность в Сирии — 561.
Газна — 583.
Галисия — 262.
Гальюб (Кальюб), городок в северном
Египте — 318—320.
ал-Гарбййа, провинция в арабской
Испании — 507.
ал-Гаур, долина Иордана — 421.
Гвадалквивир — 479.
Герат — 143.
Голландия — 136, 396.
Гота — 593.
Гранада —262, 476—478, 480, 493, 503,
505, 507-509, 513, 516, 518, 521.
греки —582, 584.
Греция —309, 361.
ал-Гумайза, кочевье в доисламской
Аравии — 243, 244.
Дайр Вардан, развалины монастыря в
Сирии — 161.
Дайр Ибн Кабус — 423.
Дальний Восток — 361.
Дамаск — 124,160—164, 260, 273, 277—279,
281, 302, 403, 433, 468, 482, 504, 509,
549, 551, 552, 604, 607.
ад-Дана, местечко близ Куфы — 561.
Дарййа, область в Неджде — 604, 605.
Дели — 284.
Дения, город в Испании — 491.
43 Крачковский, т. II
Дехлек, остров в Красном море — 612.
Джадар, селение близ Химса — 421.
ал-Джазйра, арабское название Альсиры —
528.
Джанад, город в Йемене — 117, 459.
Джасим, местность в Сирии -г- 541.
Джаушан, гора к западу от Алеппо — 605.
Джаушанййа, гора в Неджде — 605.
Джедда — 154.
ал-Джумай'ййа, местечко в Сирии — 561.
ал-Джунайна, недждская степь — 605.
Джурджан — 456.
Джушам, северноарабское племя — 604.
Дибаб, северноарабское племя — 605.
Дийаф, селение в Сирии — 421.
Диярбекр — 274.
евреи мединские — 200.
Европа —21, 53, 56, 128, 137 прим. 6,
138, 153, 194, 203, 221, 238, 252, 261,
262, 268, 278, 298 прим. 1, 302, 352,
353, 356, 357, 375, 394, 398, 400, 434,
438, 441, 442, 444, 448, 450, 457, 478,
511, 544, 549—551, 570.
— Европа западная — 267, 321, 394, 396,
438, 447.
Египет — 57, 64 прим. 6, 118, 125 прим. 1,
139, 148, 152, 156, 159, прим. 5, 161—
166, 219, 252, 262, 277, 278, 280, 318
прим. 6, 320, 322, 323, 329, 335, 343,
374, 397, 399, 404 прим. 1, 406 прим. 4,
450, 453, 462, 465, 481, 482, 487, 489,
490, 504, 548, 549, 561, 562, 569, 571,
572, 586.
— Египет нижний — 152.
Ефрат —162, 175, 248, 421, 481.
Женева — 281.
Заллака, город в Испании —495, 501.
Западная Африка см. Африка западная.
Западная Европа см. Европа западная.
аз-Зара'иб, округ в Йемене — 462.
Зебйд, город в Йемене — 462, 463.
Индия —309, 310, 313, 315, 361, 397, 433,
434, 436, 437, 441, 442, 543, 583.
индусы — 584.
Иордан —421.
Ирак — 342, 385, 469, 471, 472, 478, 483,
489, 490, 522, 526, 548, 561, 604, 616,
Иран —475, 548, 569.
Ирбиль, город в Месопотамии — 277.
674
Приложения
Испания —166, 184, 260—262, 324, 325,
327, 338, 355—357, 358 прим. 1, 470—
482, 484, 486—489, 493, 495, 498, 500,
505, 507, 509, 510, 513, 516—522, 526,
527, 530, 535, 541, 569-572, 576, 578, 579.
Италия —262.
Йемама — 604.
Йемен —45, 117, 244, 255, 326, 417,
433, 459, 462, 463, 505, 571.
Кабд ал-Вихад, местечко в Сирии — 561.
ал-Кабун, селение близ Дамаска — 162.
Кавказ — 571.
Казвйн —154, 155.
Каир — 57, 135 прим. 3, 147 прим. 2, 152,
153, 163, 183, 185, 193, 197, 252, 268,
320, 323, 329, 343, 395—397, 404, 433,
444, 450, 453, 462, 465, 469, 509, 521,
549, 554, 581.
Кальюб — 318 прим. 3, 320, 322.
— см. также Гальюб.
Каспийское море — 583.
Каталония — 262.
Кашан, город в Иране — 175.
Кембридж — 198 прим. 2, 290, 594.
Киев —317.
Килаб, арабское племя — 604.
Киликия — 322.
Кипр — 582.
ал-Кифаф, местность близ Вадй-л-Кура —
561.
Кония, город в Малой Азии — 321.
Константинополь — 27, 56, 129, 278, 322,
453.
Копенгаген—129 прим. 7.
Кордова —262, 475—478, 481, 482, 489,
491, 494—496, 505, 514, 517, 518, 527,
576, 578.
Корейш, северноарабское племя — 118.
Красное море —320, 604, 612.
Ктесифон — 337.
Кулаб, местность на Аравийском
полуострове близ Йемамы — 47.
Кумм, город в Иране — 175.
Курдистан — 288.
Кутахия, город в Малой Азии — 322.
Куфа —20, 68 прим. 2, 89, 456, 534 прим.
1, 620, 626.
Кушайр, северноарабское племя — 604.
Левант—477, 501, 534.
Лейден —130, 135, 136, 138, 268, 394,
396, 397, 465, 544.
Лейпциг — 136.
Ленинград — 85, 185, 223, 230, 240, 268,
324, 396, 397, 450, 580, 592 прим. 10 и 11.
Ливан —263, 353, 354, 534.
„Ливан гора" — 352.
Лондон — 185, 550.
Лорка, город в Испании — 501.
Ма ал-Джуравй, местечко в Сирии — 561.
Ма'арра —20, 25, 38, 131 прим. 1, 297.
— см. также Мааррат ан-Ну'ман.-
Ма'аррат ан-Ну'ман—114 прим. 1, 148.
Магриб —183, 469, 503, 504, 509, 510,
516, 523.
Мазин, южноарабское племя — 604.
Майорка, остров — 494, 499.
Малага — 476.
Малатийа, город в Малой Азии — 308.
Малая Азия — 292.
Мальта — 353.
Марокко —495, 503.
ал-Маркаб, крепость в Сирии близ Лата-
кйи — 162.
Мартан, селение в округе аз-Зара'иб в
Йемене — 462.
Матирун, местность около Дамаска — 124.
Медина —200, 255, 404, 459, 603, 604,
606, 607, 611.
Меййафарикйн, город в Месопотамии —
277.
Мекка — 117, 200, 248, 276, 318, 319, 459,
462, 469, 490, 504, 509, 601, 604, 606,
607, 612.
Мерв —175, 510, 586.
Мерсина, порт на южном побережье
Малой Азии — 557.
Месопотамия —255, 256, 263, 277, 327,
342, 347, 435, 459, 471, 481, 606.
— Месопотамия верхняя — 274, 490.
— Месопотамия нижняя — 248, 326, 582.
Мила, селение вилайата Айдйн в Малой
Азии — 452 прим. 4.
Мина, предместье Мекки — 612.
Московская Русь — 438, 570.
Мосул —375 прим. 1, 490.
Мун'арадж ал-Лива, местность в Неджде —
606.
Мурра, северноарабское племя — 604.
Мурсия, провинция в Испании —- 477, 494,
501, 505.
Мюнхен —84.
Набулус—403 прим. 1.
Наубахт, персидский род — 337.
Указатель географических и этнических названий
675
Нахд, северноарабское племя — 618.
ан-Нахл, местечко в Неджде — 606.
Нахл, местность по дороге из Сирии в
Египет — 561.
Нахла, местечко близ Куфы— 72, 75, 89.
Нахла, местечко на Ливане — 89.
Неджд-248, 525, 604-606, 610.
Никаб, местечко в округе Медины — 561.
Нил, река —164, 262, 318, 466.
Нишапур —471, 488.
Нумайр, северноарабское племя — 604.
норманны — 484, 499.
Оход, гора в Хиджазе около Медины —
505.
Палестина— 422, 516, 548.
Париж-281, 354, 465.
Передний Восток — 317.
Персия —54, 337, 348, 349, 361, 390, 432
прим. 1, 435, 436, 593 прим. 1, см.
также Иран,
персы —175, 421.
Петербург см. Ленинград.
Петроград см. Ленинград.
Пиренеи — 518.
Пиренейский полуостров — 470.
Португалия — 342, 510, 512.
— Португалия южная — 510.
Прованс — 262.
Рабй'а, северноарабская племенная
группа — 604.
Ронда, город в Испании — 496, 505.
Россия-232, 240, 279, 281, 290, 321, 322,
360, 571.
ар-Рум — 177.
— см. также Византия.
Румыния — 279.
Русафа, селение близ Кордовы — 481.
Русь см. Московская Русь.
ар-Рухайма, местечко и источник близ
Куфы —561.
Савар, местечко в Сирии — 561.
Садйр, местечко в Месопотамии — 30.
Сакун, северноарабское племя — 226.
ас-Самава, город в Ираке — 469.
Сант-Яго, город в Испании — 484.
Сарагоса — 328, 491.
Сархад, город в Сирии — 421.
Сахлан, гора в Южной Аравии —
505.
Севад — 562.
Северная Аравия см. Аравия северная.
Северная Африка см. Африка северная.
Севилья —476, 477, 487, 493—495, 500,
501, 503, 505, 506, 527, 578.
Сеута — 503.
Сирия —36, 54, 119, 125, 148, 159 прим.
6, 165, 167, 175, 180, 195, 255, 258,
262, 278, 281, 321, 335, 347 прим. 3,
349, 353, 403, 459, 488, 490, 502, 516,
541 прим. 5, 548, 549, 569, 572, 604,
606.
— Сирия северная — 160, 273.
Сйс, город и крепость в Киликии — 163,
175.
Сицилия —260, 391, 491, 499.
Средняя Азия —510, 569, 586, 588.
СССР-571, 572.
Стамбул —322, 353, 375, 591 прим. 2.
Стокгольм — 252.
США - 569.
таглибиты — 419.
Таиф, селение близ Мекки — 200, 588,
604.
Тайма, селение в Северной Аравии —
604.
таймиты — 419.
татары — 175.
ат-Таубад, гора в Неджде — 605, 610.
Тигр, река — 274.
Тир (современный Сур), приморский
городок на Ливане —277.
Тихама — 525.
— Тихама йеменская — 461.
Тлемсен, город в Алжире — 509.
Толедо — 477, 495, 499.
Триполи (Трабулус), город в Сирии — 160,
161.
Триполи (Африка) — 281.
Тулаййа, местность, не поддающаяся
локализации — 421.
Тунис —499, 503, 569.
Турбан, местечко в Сирии — 561.
„Турецкие пределы" см. Турция.
„Туреччина" — 321, см. также Турция.
Турция — 36, 321.
Узра, южноарабское племя — 255, 478,
604, 607, 608, 623, 625, 631.
'Укайл, северноарабский род — 604, 610.
'Укдат ал-Джауф, местечко на границе
Сирии и Ирака — 561.
Украина — 317.
43*
676
Приложения
Ухаза, местность на границе Хиджаза
с Йеменом — 242, 244.
Фенек, город в Месопотамии — 277.
Фес —508.
Фивы—586.
франки — 175.
Франция — 549.
— Франция южная — 515.
Французская республика см. Франция.
ал-Фурат см. Ефрат.
Хаварнак, замок Лахмидов в
Месопотамии — 30.
Хадан —119.
Хадрамаут — 459.
ал-Хазна, оазис в Аравии — 534.
Хайдарабад — 407.
Халеб см. Алеппо.
ал-Хама — 158, 160—166, 171.
ал-Хамзавй, квартал в Каире—405.
ал-Хатт, селение в 'Омане — 99.
Хаѳн, город в Испании — 493, 505.
Хива — 583.
Хиджаз —123, 163, 248, 385, 417, 604,
607.
Хилал, северноарабское племя — 604.
Хима Дарййа, округа местности Дарййа
в Неджде — 604.
Хим? —70, 421.
Химс, метафорическое название Севильи —
* 506.
Хйра, столица лахмидского княжества
в Месопотамии — 294, 398, 582.
Хисн-Кайфа, городок на Тигре в верхней
Месопотамии — 273, 274, 278.
Хорасан — 114 прим. 1, 143, 175.
Хорезм —583, 586.
Хузайл, северноарабское племя—117 прим.
10, 122, прим. 9.
Хузва, местность в Аравии, часто
упоминаемая древними поэтами — 541.
Хулван —481.
Хымс см. Химс.
„Царь Град" —321.
Цейлон — 325.
Центральная Аравия см. Аравия
центральная.
аш-Шагур, местность в Сирийской пустыне
близ границы с Ираком — 561.
аш-Ша'м см. Сирия.
Шантарен, город в Португалии — 512.
Шатива, город в Испании — 493, 501, 505,
528.
Шейзар, городок в Сирии — 266, 273.
Шильб (Silves), городок в Португалии —
510, 523.
Шираз, город в Иране — 547.
аш-Шувейр, городок на Ливане — 353.
Шукр, река в Испании — 528, 529.
Эвора, город в Испании — 501.
Южная Аравия см. Аравия южная.
Ютландия — 472, 483-
Янбо, порт на Красном море — 320.
УКАЗАТЕЛЬ НАЗВАНИЙ СОЧИНЕНИЙ
,,'Абас ал- валйд" Абу-л- 'Ала —131 прим. 1.
„Абу-л-'Ала ва ма илайх мимма 'ана би
вад'их" ал-Майманй — 406—408.
„Абу-л-1 Ала ал-Ма'аррй аш-ша'ир ал-
файласуф" Зейдана— 64 прим. 6.
„Абу-л-Фарадж ал-Ва'ва Дамасский"
И. Ю. Крачковского — 469.
„Адаб ан-надйм" Кушаджима— 466.
„Ал-Адаб ас-сагйр" Ибн ал-Мукаффа —
183 прим. 2.
„Аджр ал-хайл" ал-Джумахй см. „Иджра'
ал-Хайл".
„А'лам ан-наср" Ибн Мамматй — 329—
335, 450.
„Ал-Амалй" ал-Калй — 207.
„Ал-Анвар аз-захийа фй диван Абй-л-
'Атахийа" изд. Шейхо см. „Зухдййат"
Абу-л-' Атахии.
„Анвар и Сухайлй" Кашифй — 438.
Антология Ибн ал-Му'тазза см. „Китаб
аш-шараб".
„Арабская культура в Испании"
И. Ю. Крачковского — 520.
„Арабская хрестоматия" В. Ф. Гиргаса
и В. Р. Розена —394, 519.
„Араджйз ал-'араб" Тауфйка ал-Бекрй —
216.
„Ал-Асма'ййат" ал-Асма'й — 247.
„Аурак ахбар ал. 'Аббас ва аш'арихим"
аз-Сулй —19.
„Ал-Аушал" аз-Захавй — 548.
„Ахбар ал-Маджнун" аз-Зубайра ибн
Баккара — 621.
„Ахбар 'укала ал-маджанйн" ал-Мада'инй —
621.
„Ахбар аш-шу'ара" Ди'биля ал-Хуза'й —
620.
„Ахсан ма йамйл мин ахбар ал-Кайсайн
ва Джамйл" — 594.
„Ал-ашбах ва-н-наза'ир" ас-Суйутй —
396, 399.
„БадаѴ ал-бадаих" 'Ала ад-дйна ибн За-
фира ал-'Аскаланй — 466.
„Ал-Бадй* фй 'илм ал-бадйг" Усамы ибн
Мункиза —267, 268.
„Балагат ал-'араб фй-л-Андалус"
А. Дайфа —519.
„Бегуны за светлокрасным" ал-Наваджй
см. „Халбат ал-кумайт".
„Божественная комедия" Данте — 297, 298.
„Бугйат ал-мусамир ва гунйат ал-муса-
фир" Ибн ал-Вакйла ал-Мйлавй — 452.
„Варлаам и Иоасаф" — 309, 437, 570.
„Ал- Васата. . ." см. „Ал- Висата. . .".
„Ветка Палестины" М. Ю. Лермонтова —
317.
Ветхий Завет — 53.
„Ал-Висата байн ал-Мутанаббй ва хусу-
мих" ал-Джурджанй— 295.
„Всеобщая история литературы,
составленная по источникам и новейшим
исследованиям при участии русских литераторов
и ученых" под ред. Корша и Кирпични-
кова — 563.
„Генеалогия сподвижников Мухаммеда"
ат-Табарй см. „Насаб ас-сахаба".
„Гибель любящих" Ибн ас-Сарраджа см.
„Масари' ал-'ушшак".
„Греко-турецкая война" Ахмеда Шаукй —
264.
„Джавахир ал-алфаз" Кудамы ибн Джа'-
фара — 375 прим. 1.
„Ал-Джаувас ибн ал-Ка'тал ал-Мазхиджи
и 'Афра" Ca ида ал-Багдадй — 623.
Диван 'Абйда ибн ал-Абраза — 290.
Диван Абу-л-'Атахии — 18, 21, 38.
Диван Абу Дахбала ал-Джумахй — 121—
127.
Диван Абу Нуваса — 64.
678
Приложения
Диван е Амира ибн ат-Туфайля — 290.
Диван ал-Ахталя — 123, 338 прим. 2.
Диван Баха ад-дйна Зухайра — 64 прим. 4.
Диван Бекра ибн 'Абд ал-'Азйза — 284,
288, 289.
Диван Зу-р-Руммы — 209—220, 230—238.
Диван Ибн Зайдуна — 521.
Диван Ибн Кайса ар-Рукаййат — 117.
Диван Ибн Хамдйса— 64 прим. 4, 521.
Диван Ибн Ханй ал-Андалусй — 520.
Диван Ибн Хафаджи— 521.
Диван Ибрахйма ибн Сахля — 521, 523.
Диван Кайса ибн ал-Хатйма— 285.
Диван ал-Кутамй — 420.
Диван Лебйда —37 прим. 5.
„Диван ал-ма'анй" ал-'Аскарй — 555.
Диван Маджнуна — 124 прим. 8, 689.
Диван ал-Мутанаббй — 64 прим. 4.
Диван ан-Ну'мана ибн Башйра — 284—287.
Диван 'Омара ибн абу Раби а — 117.
Диван 'Омара ал-Маххара — 152, 158—182.
Диван 'Омары ибн абу-л-Хасана ал-Йе-
менй — 463, 464.
Диван Саламы ибн Джандаля — 152, 156—
158.
Диван Тарафы — 16.
Диван ат-Тириммаха—122 прим. 5.
Диван Туфайля ал-Ганавй — 122 прим. 5.
Диван Хатима ат-Тай—121.
Диван хузейлитских поэтов — 15, 135, 136.
Диван Хутай'и — 17.
Диван аш-Шуштарй — 521.
„Достоинства имама Малика" ал-Газалй
см. „Фада'ил Малик ибн Анас".
„Ад-Дурра ал-йатйма" Ибн ал-Мукаффа —
183 прим. 2.
Евангелие — 74, 87, 347, 486.
„Жизнеописание Му'авии и Омейядов"
'Аваны ибн ал-Хакама —599.
„Аз-Захир" аз-Заджжаджй—193.
„Аз-Захйра" Ибн Бассама — 450.
„Захр ал-адаб" ал-Хусрй —295.
„Зикра Абй-л-'Ала" Täxä Хусейна — 297,
399.
„Знамена победы" Ибн Мамматй см.
„А'лам ан-наер".
„Золотые луга" ал-Мас'удй — см.
„Муру дж аз-захаб".
„Зухдиййат" Абу-л-'Атахии — 21, 23, 24,
26.
„Ал-Ибана мин сарикат ал-Мутанаббй
лафзан ва ма'нан" ал-'Амйдй — 69
прим. 3, 83 прим. 2.
„Ал-Идах ва-л-байан 'ан ма'анй ши'р
Хассан" Мухаммеда ибн Йусуфа ал-Су-
ратй — 284.
„Иджра' ал-хайл" ал-Джумахи — 208.
„Илиада" Гомера —131, 254, 264, 581,
584, 585, 587.
„Ал-Инджйл" см. Евангелие.
„Иршад ал-арйб" Иакута — 298, 450.
„История арабов и арабской литературы"
А. Е. Крымского — 519, 564.
„История врачей" Ибн абу Усайби'и
см. „Уйун ал-анба' фи табакат ал-
атибба'".
„История Ибрахйма Аббасида" ас-Сулй —
19.
История всеобщей литературы Корша и
Кирпичникова см. „Всеобщая история
литературы. . .".
„История ислама от основания до
новейших времен" А. Мюллера — 519.
„История персидской литературы" Броуна
см. „A Literary History of Persia".
„История поэтов" Ди'биля см. „Ахбар
аш-шу'ара".
„Йатймат ад-дахр" ас-Са'алибй — 83
прим. 2.
„Калила и Димна" —309, 433-442, 518,
570.
„Калимат шаир фй васф хатб надир"
Амина Хайраллаха — 264.
„Ал-Камил" ал-Мубаррада — 341.
„Касйда в честь 'Абдаллаха ибн ал-Аз-
рака" Абу Дах^аля — 117.
„Ал-Касйда ал-му'анниса" Маджнуна —
630.
„Касйда плаща" см. „Ка^йдат ал-бурда".
„Касйдат ал-бурда" — 254, 259.
„Ал-Кашкул" Баха ад-дйна ал- Амилй —
583.
„Кашф аз-зулама ан Кудама" Абд ал-
Латйфа — 374 прим. 4.
„Киссат нузхат ал-джуллас фй навадир
Абй Нувас"—36 прим. 2.
„Китаб ал-аганй" Абу-л-Фараджа 'Алй
ал-Изфаханй — 15, 18, 19, 20 прим. 1,
33 прим. 1, 116, 195, 197, 207, 218
прим. 2, 236, 297 прим. 5, 457, 501,
590, 591, 597, 605, 609, 616, 620, 628,
630, 631.
Указатель названий сочинений
679
„Китаб ал-адаб ва-л-мурува" Салиха и(?н
Джанаха— 183 прим. 2.
„Китаб ал-'айн" ал-Халйля — 193.
„Китаб ал-'араб" Ибн Кутайбы — 183
прим. 2.
„Китаб ал-'acä" Усамы ибн Мункиза—
267, 269, 277.
„Китаб acpäp ал-Кур'ан" Кудамы ибн
Джа'фара — 384.
„Китаб ал-бадй'" Ибн ал-Му'тазза — 202,
363, 365, 367, 371.
„Китаб ал-байан" ал-Джахиза — 207, 366,
368, 376.
„Китаб ал-байан" Кудамы ибн Джа фара —
375—387.
„Китаб аз-захра" Мухаммеда ибн Да уда
аз-Захирй — 591.
„Китаб ал-йдах" Кудамы ибн Джа'фара—
384.
„Китаб ал-интисар ва-р-радд 'ала бни-р-
Равандй ал-мулхид ма касада бихи мин
ал-казиб 'ала-л-муслимйн ва-т-та'н 'алай-
хим" ал-Хайата — 402 прим. 3.
„Китаб ал-маариф" Ибн Кутайбы — 195.
„Китаб маджма' ал-амсал" ал-Майданй —
193, 196.
„Китаб ал-маназил ва-д-дийар" Усамы
ибн Мункиза — 269—283.
„Китаб ал-милал ва-н-нихал" аш-Шахра-
станй — 580.
„Китаб ал-му'аммарйн" ас-Сиджистанй
(ум. ок. 864) —46.
„Китаб ал-мувазана" аЛ-Амидй — 128, 130,
198 прим. 2, 201 прим. 1, 207, 374
прим. 2.
„Китаб ар-рауда" ал-Мубаррада — 341.
„Китаб ас-сайдала" ал-Бйрунй — 586, 587.
„Китаб ас-сак 'ала-с-сак фй ма хува -л-
фарйак" аш-Шидйака — 414.
„Китаб ас-сина'атайн" ал-'Аскарй — 123,
222.
„Китаб ат-та'аббуд" Кудамы ибн Джа'-
фара — 384.
„Китаб табакат аш-шу'ара" Мухаммеда
ибн Саллама ал-Джумахй — 122 прим. 1,
197-208, 295, 619.
„Китаб табййн галат Кудама ибн Джа'фар
фй Китаб накд аш-ши р" ал-Амидй —
374 прим. 2.
„Китаб ат-тадвйн фй зикр ахбар Казвйн"
'Абд ал-Карйма ар-Рафи'й-—154, 155.
„Китаб ал-'уд ва-л-малахй" ал-Муфад-
даля — 193 прим. 6.
„Китаб ал-хайаван" ал-Джахиза — 362, 366.
„Китаб ал-харадж" Кудамы ибн Джа'фара —
375 прим. 2.
„Китаб хилйат ас-сифат фй-л-асма
ва-с-сина'ат" Ибн Тагрйбардй — 139—
145*. '
„Китаб ал-худжжа" Кудамы ибн Джа-
фара — 384.
„Китаб аш-шараб" Ибн ал-Му'тазза— 342.
„Китаб аш-ши'р" Ибн Кутайбы — 18, 56,
116, 122, 590.
„Китаб аш-шифа" Ибн Сйны — 363.
„Китаб аш-шу'ара' ан-насранййа" Шейхо —
45.
„Классы поэтов" см. „Китаб табакат аш-
шу'ара'".
Книга ал-Бйрунй об Индии см. „Та'рйх
ал-Хинд".
„Книга благой любви" X. Руиса — 518.
„Книга благочестия" Кудамы ибн Джа'-
фара см. „Китаб ат-та'аббуд".
„Книга владык" см. „Хватай-Намак".
„Книга довода" Кудамы ибн Джа'фара
см. „Китаб ал-худжжа".
„Книга изъяснения" ал-Джахиза см.
„Китаб ал-байан".
„Книга изъяснения" Кудамы ибн
Джа'фара см. „Китаб ал-байан".
„Книга исцеления" Ибн Сйны см.
„Китаб аш-шифа".
„Книга назидания" Усамы ибн Мункиза —
266, 267.
„Книга о животных" ал-Джахиза см.
„Китаб ал-хайаван".
„Книга о новом" Ибн ал-Му'тазза см.
„Китаб ал-бадй'".
„Книга о посохе" Усамы ибн Мункиза
см. „Китаб ал- 'аса".
„Книга песен" Абу-л-Фараджа 'Алй ал-Ис-
фаханй см. „Китаб ал-аганй".
„Книга поэзии и поэтов" Ибн Кутайбы
см. „Китаб аш-ши'р".
„Книга разъяснения" Кудамы ибн
Джа'фара см. „Китаб ал-йдах".
„Книга стоянок и жилищ" Усамы ибн
Мункиза см. „Китаб ал-маназил ва-д-
дийар".
„Книга тайн Корана" Кудамы ибн
Джа'фара см. „Китаб acpäp ал-Кур'ан".
„Книга цветка" Мухаммеда ибн Да'уда
аз-Захирй см. „Китаб аз-захра".
Комментарий на диван ал-Мутанаббй ал-
Вахидйсм. „Шарх диван ал-Мутанаббй".
680
Приложения
Комментарий к му'аллакам аз-Заузанй
см. „Шарх ал-му'аллакат".
Коран (Кур'ан) — 32, 33, 73-75, 87, 88,
102, 135 прим. 2, 154, 195, 249, 250,
258, 275, 286, 300, 356, 359, 364, 382,
412, 413, 415, 439, 471, 530 прим. 3,
572, 600.
„Критика поэзии" Кудамы ибн Джа'фара
см. „Накд аш-ши'р".
„Критика прозы" Кудамы ибн Джа'фара
см. „Китаб ал-байан".
„Культурная жизнь арабов в первые века
гиджры и ее выражение в поэзии и
культуре" В. К. Надлера — 519.
„Кутб ас-сурур фй аусаф ал-хумур" ал-
Кайраванй— 465, 578 прим. 1.
„Ал-Ла'алй ал-масну'а фй-л-ахадйс ал-ма-
удуѴ ас-Суйутй —156.
„Ал-Лами* ал-'Азйзй" Абу 'Ала ал-Ма-
еаррй — 66 прим. 1, 84 прим. 7.
„Ламййа" аш-Шанфары — 239—245.
„Лата'йф аз-Захйра ва зара'иф ал-Джа-
зйра" Ибн Мамматй — 450—455.
Ленинградская рукопись „Тысяча и одной
ночи" М. А. Салье — 443 прим. 1.
„Лисан ал-'араб" Ибн Манзура — 98
прим. 8, 123, 124, 157, 216.
„Литературная история арабов" Николь-
сона см. „A Literary History of the
Arabs".
„Лузум ма ла йалзам" Абу-л-'Ала ал-
Ма'аррй — 20 прим. 4, 65 прим. 1, 85,
113, 185, 297, 395 прим. 4, 408, 413.
„Ал-Мабахидж" Ибн Ватвата — 466.
„Ал-Маджма' ал-муфаннан би-л-му'джам
ал-му'анван" 'Абд ал-Басита ибн Ха-
лйля — 155.
„Малка-с-сабйл" см. „Мулка-с-сабйл".
„Малый Брокельман" (Geschichte der
arabischen Litteratur" Брокельмана в серии
Амеланга) — 24 прим. 4, 564.
„Ал-Масал ас-са'ир фй адаб ал-катиб ва-
ш-ша'ир" Мухаммеда ибн 'Абд ал-Ка-
рйма Ибн ал-Асйра — 129.
„Масари' ал-'ушшак" Ибн ас-Сарраджа —
591, 623.
„Матали' ал-б у дур" ал-Гузулй — 466.
„Материалы для датировки сказки об 'Ала
ад-дине Абу-ш-Шамате" М. А. Салье —
443 прим. 1.
„Медицинская школа в Джундишаиуре"
В. А. Эбермана —309.
„Мифтах ал-'улум" ас-Саккакй — 55, 57.
Му'аллака Зухайра — 48.
Му'аллака Тарафы — 46 прим. 4, 137
прим. 6.
„Му'джиз Ахмед" Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй —
66, 72, 83-115, 131 прим. 1.
„Муджиз ал-Канун фй-т-тибб" 'Алй ибн
Хазма ал-Курашй — 466.
„Ал-Муджмал фй-л-луга" Абу-л-Хусейна
ибн Фариса ар-Разй — 154.
„Ал-Муджмал фй та'рйх ал-адаб ал-'арабй"
группы преподавателей Египетского
университета— 388 прим. 2.
„Ал-Музхир" ас-Суйутй — 197, 199 прим. 1т
201 прим. 4.
„Ал-Мукаддама" Ибн Халдуна — 513.
„Ал-Мукаффа" ал-Макрйзй — 148 прим.
4.
„Мулка-с-сабйл" Абу-л-'Ала ал-Мааррй —
183—190, 302 прим. 3.
„Мулкй-с-сабйл" см. „Мулка-с-сабйл".
„Ал-Муркис ва-л-мутриб" Ибн Са'йда ал-
Андалусй — 466.
„Мурудж аз-захаб" ал-Мас'удй — 22
прим. 6, 26.
„Ал-Му'талиф ва-л-мухталиф" ал-Амидй —
198 прим. 2.
„Мутанаббй и Абу-л-'Ала" И. Ю. Крач-
ковского — 555.
„Ал-Муфаддалййат" ал-Муфаддаля ад-
Даббй —247, 290, 295, 338 прим. 2.
„Ал-Муфйд фй ахбар Забйд" 'Омары ибн
абу-л-Хасана ал-Йеменй — 463.
„Ал-Мухаббар" Мухаммеда ибн Хабйба —
195.
„Мухадарат ал-удаба" Рагиба Исфаханй —
37!
„Мухтарат" ал-Барудй — 343.
„Мухтасар" ал-Киндй — 361 прим. 4.
„Навабиг ал-калим" аз-Замахшарй — 398.
„Навадир ал-минах фй аксам ал-малаха
ва-л-мулах" Амина ибн Хайраллаха ал-
'Омарй — 466.
^Назарат фй та'рйх ал-адаб ал-Андалусй"
К.* Кйланй —519.
„Найл ал-амал фй зайл ад-дувал" см. „Ал-
Маджма' ал-муфаннан би-л-му'джам ал-
му'анван".
„Нака'ид" Джарйра и Фараздака —191,
194, 290, 338 прим. 2.
Указатель названий сочинений
681
„Накд ан-наср" Кудамы ибн Джа'фара см.
„Китаб ал-байан".
„Накд аш-ши'р" Кудамы ибн Джа'фара —
370, 371, 375, 376.
„Насаб аз-^ахаба" ат-Табарй— 277.
„Ан-Наур ал-муджтана мин рийад ал-удаба"
Мухаммеда ал-Анбарй— 466.
„Неизвестный вариант сказки о рыбаке и
духе" М. А. Салье — 443 прим. 1.
„Нишвар ал-мухадара" ат-Танухй — 466.
„Новое в науке о новом" Усамы ибн Мун-
киза см. „Ал-Бадй' фй 'илм ал-бадй'".
„Нузхат ал-алибба фй табакат ал-удаба"
Ибн ал-Анбарй — 208 прим. 1.
„Нузхат ал-мусамир фй зикр бад ахбар
Маджнун бани 'Амир'" Йусуфа ал-Маб-
радй — 593.
„Ан-Нукат ал-'азрййа фй ахбар ал-вузара
ал-мигрййа" 'Омары ибн абу-л-Хасана
ал-Йеменй — 463.
„Нунййа" Ибн Зайдуна — 494.
„О весах красноречия и принадлежностях
письма" Абу-л-Йусра Ибрахйма ибн
Мухаммеда ибн ал-Мудаббира см. „Ар-
Рисала ал-'азра фй мавазйн ал-балага
ва адават ал-китаба".
„О вине и пирах в персидской
национальной эпопее" Ф. А. Розенберга — 420
прим. 8.
„О преимуществах Андалусии" аш-Ша-
кундй —503, 521.
„Одиссея" Гомера —581, 584.
„Ожерелье голубки" Ибн Хазма см. „Таук
ал-хамама фй-л-улфа ва-л-уллаф".
„Описание рукописей Церковно-Археоло-
гического Музея при Киевской
Духовной Академии" Н. И. Петрова — 317.
„Очерк арабской литературы" В. Ф. Гир-
гаса —23, 57, 564.
„Панчатантра" — 434, 439.
„Песнь арабского солдата" — 317—323.
„Песня о блохе" ал-Мунаййара — 263.
„Письма о магометанстве" А. Н.
Муравьева— 317.
„Повесть о Маджнуне" Абу Бекра ал-Ва-
либй —592.
„Повесть о мудрых юродивых" ал-Мада-
инй см. „Ахбар 'укала' ал-маджанйн".
„Пожар в Сан-Франциско" Амина Хайрал-
лаха см. „Калимат ша'ир фй васф
хатб надир".
„Полвека испанской арабистики" И. Ю.
Крачковского — 520, 522.
„Политические и нравоучительные басни
Пильпая, философа Индейского" Б.
Волкова — 438.
„Послание о прощении" Абу-л-'Ала см.
„Рисалат ал-гуфран".
„Послание о флексии" Абу-л-'Ала см.
„Рисалат ал-мала'ика".
„Поэтика" Аристотеля — 221.
„Правление халифа ал-Мехдй" И. Ю.
Крачковского — 15 прим. 1.
„Развлечение вечернего собеседника в
рассказах о Маджнуне из племени 'Амир"
Йусуфа ал-Мабрадй см. „Нузхат ал-
мусамир фй зикр ба'д ахбар Маджнун
бани 'Амир".
„Раса'ил ал-булага", сборник, изданный
М. Курд 'Алй —183, 302, 311.
„Раса ил ал-интикад" Ибн Шарафа ал-Кай-
раванй — 183 прим. 2.
„Раса'ил" ал-Кадй ал-Фадиля — 463.
„Рассказы о женщинах" Усамы ибн Мун-
киза — 277.
„Pay дат ал-джалйс ва нузхат ал-анйс"
Хасана ибн Зуфара ал-Ирбилй — 466.
„Реторика" Кудамы .ибн Джа'фара см.
„Китаб ал-байан".
„Реторика арабов" А. Мерена см. „Die
Rhetorik der Araber".
„Ар-Рисала ал-'азра фй мавазйн ал-балага
ва адават ал-китаба" Абу-л-Йусра
Ибрахйма ибн Мухаммеда ибн
ал-Мудаббира — 310.
„Ар-Рисала ал-Фаллахййа" Абу-л-'Ала —
146—151.
„Рисалат ал-гуфран" Абу-л-'Ала — 64
прим. 6, ИЗ, 149, 185, 297-308,. 342,
394, 395, 398, 399» 408, 413, 415, 416.
„Рисалат ал-игрйд" Абу-л-'Ала — 146.
„Рисалат ал-мала'ика" Абу-л-'Ала —149,
300, 392—416.
„Ромео и Джульетта" В. Шекспира — 588.
„С ал-Мутанаббй" Täxä Хусейна — 551.
„Сакт аз-занд" Абу-л-'Ала —148, 409,
453.
„Сарх ал-'уйун" Ибн Нубаты — 466.
Сатира на Кафура ал-Мутанаббй — 82,
558, 560—562.
„Ас-Сахйх" Муслима ибн ал-Хаджжаджа —
1*54.
682
Приложения
Сборник ал-Майданй см. „Китаб
маджма' ал-амсал".
„Светочи Канопуса" см. „Анвар и Су-
хайлй".
„Силк ад-дурар фй а'йан ал-карн ас-санй
'ашар" ал-Муради — 453.
„Сина'ат ал-инша" ал-Манфалутй — 223
прим. 5.
„Сказки Шахразады" см. „Тысяча и одна
ночь".
Словарь Иакута см. „Иршад ал-арйб".
Словарь ал-Халйля см. „Китаб ал-'айн".
„Сокровищница образованности" 'Абд ал-
Кадира ал-Багдадй см. „Хизанат ал-адаб".
„Стефанит и Ихнилат" — 439.
Стихотворения Абу-л-'Ала: „Гадауту ма-
рида-л-'акли ва-д-дйни" — 77 прим. 1, 82
прим. 2; „Йакфйка хузнан"— 77.
Стихотворения ал-Мутанаббй: казйда „Кад
'аллама-л-байну минна-л-байна адж-
фана" — 93—102; элегия „Ну'идду-л-
машрафййата ва-л-'авалй" — 102—112.
„Субх ал-а'ша" ал-Калкашандй — 295.
„Ас-Суккардан" Ибн абу Хаджали — 466.
„Сурур ан-нафс би-мадарик ал-хавасс ал-
хамс" ат-Тйфашй — 466.
„Табакат ал-хуффаз" ас-Суйутй — 156.
„Табакат аш-шу'ара" см. „Китаб табакат
аш-шу'ара".
„Табашйр ас-сурур" Ибн ал-Му'тазза —
466.
„Тадж ал-'арус" аз-Забйдй — 72 прим. 10,
123, 216, 217.
„Танбйх ал-адйб 'ала ма фй ши'р Абй-т-
Таййиб мин ал-хусн" Абу Касйра — 68
прим. 2, 70 прим. 1, 83 прим. 2.
„Тарассулат" 'Омары ибн Абу-л-Хасана
ал-Иеменй — 463.
„Та'рйх 'Абд ал-Басйт" см. „Ал-Маджма*
ал-муфаннан би-л-му'джам ал-му'анван".
„Та'рйх адаб ал-луга ал-'арабййа" Дж.
Зейдана — 197, 565.
„Ат-Та'рйх ал-баладй" Усамы ибн Мун-
киза — 276.
„Та'рйх ал-Йемен" 'Омары ибн Абу-л-Ха-
сана ал-Иеменй см. „Ал-Муфйд фй ах-
бар Забйд".
„Та'рйх ал-Хинд" ал-Бйрунй — 585, 587.
„Татиммат ал-Йатйма" ас-Са'алибй — 114
прим. 1.
„Tay к ал-хамама фй-л-улфа ва-л-уллаф"
Ибн Хазма—478, 520, 521.
Тора — 74, 87.
„Тысяча и одна ночь" — 246, 254, 256, 433,
441, 443—449, 468, 475, 518, 570, 572,
581, 620.
„Увенчанный и Следопыт" см. „Стефанит
и Ихнилат".
„'Уйун ал-анба' фй табакат ал-атибба" Ибн
абу Усайби'и — 582.
„ Ал-'Умда фй сина'ат аш-ши'р ва накдихи"
Ибн Рашйка —207.
Учебник арабской литературы Гибба см.
„Arabic Literature".
Учебник арабской литературы Гиргаса см.
„Очерк арабской литературы".
„Фада'ил Малик ибн Анас" ал-Газалй —
277.
„Фармакогнозия" ал-Бйрунй см. „Китаб
ас-Сайдала".
„Ал-Фахир" ал-Муфаддаля ибн Саламы —
191—196.
„Ал-Фихрист" ан-Надйма — 18, 20, 21,
193 прим. 6, 208, 211, 592, 599, 621, 622.
Фрагменты стихотворений Абу-л-'Атахии—
38, 39.
„Ал-Хавасс" Ибн Бохтйешу' — 466.
„Хайат ал-хайаван" ад-Дамйрй — 466.
„Хайй ибн Йакзан" Ибн Туфайля — 324—
*328.
„Халбат ал-кумайт" ан-Наваджи — 465—467.
„Хамаса" Абу Таммама — 26, 61, 128—132,
*134, 136, 248, 619.
„Хамаса" ал-Бухтурй — 128—138, 191.
„Ал-Хамаса ал-басрййа" 'Алй ал-Басрй —
132.
„Харйдат ал-каср" 'Имад ад-дйна — 463.
„Хватай-Намак" — 436.
„Хизанат ал-адаб" 'Абд ал-Кадира
ал-Багдадй — 68 прим. 2, 71 прим. 7, 374
прим. 4, 592.
„Хилйат ас-сифат фй-л-асма' ва-с-сина'ат"
Йусуфа ибн Тагрйбардй — 27 прим. 7,
139—145.
„Ал-Хубур ва-с-сурур фй васф ал-хумур"
ан-Наваджй — 465.
„Ал-Худжжа фй сарикат Ибн Хиджжа"
ан-Наваджй — 465.
„Хутбат ал-фа?йх" Абу-л-'Алаал-Ма'аррй —
184 прим. 7.
„Шазарат аз-захаб" 'Абд-ал-Хайя ибн ал-
'Имада ал-Ханбалй (1623—1679) — 602.
„Аш-Шамсййа" ал-Катибй — 56.
Указатель названий сочинений
683
,,Шарх диван ал-Мутанабби" ал-Вахидй —
67, 84, 92 прим. 1.
л,Шарх ал-му'аллакат" аз-Заузанй — 351—
354.'
^Шах-Наме" Фирдоуси — 436.
„Аш-Шу'ара ан-на?ранййа" Шейхо — 295,
338 прим. 4.
„Энциклопедия ислама" — 520, 551.
^Abenhäzam de Cordoba у s4i historia cri-
tica de las ideas religiosas" Асин Пала-
сиоса — 355.
^Abhandlungen zur arabischen Philologie"
Гольдциэра — 45.
„,AbüI-'Alä al-Maarri als Freidenker"
Гольдциэра — 64 прим. 6.
„,Abu-'l-\Alä al-Ma'arrfs Correspondence
on Vegetarianism" Марголиуса — 64
прим. 6.
.„Abu Firäs, ein arabischer Dichter und
Held" Дворжака — 64 прим. 5.
.„Altarabisches Beduinenleben nach . den
Quellen geschildert" Г. Якоба — 420,
525, 575.
„Amar despues de la muerte" Кальде-
рона — 518.
„Antologia de poetas ärabes durante la
dominacion musulmana en Espana" Переса
M. Герисола — 520.
„Arabic Literature" Гибба — 564.
„Die arabische Literatur" де Гуе — 25.
„Das arabische Strophengedicht" M. Харт-
мана—159, 521, 523 /
„Die arabische Übersetzung der Poetik
des Aristoteles und die Grundlage der
Kritik des griechischen Textes" Я. Ткача —
362 прим. 4, 373.
„Arabische und persische Schriften über
«die profane und mystische Liebe»"
X. Риттера— 591 прим. 4.
„Das Asiatische Museum der Kaiserlichen
Akademie der Wissenschaften von
St. Petersburg" Б. А. Дорна —269.
„Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten
Araber" Т. Нельдеке — 130.
„Bemerkungen über die Aechtheit der alten
arabischen Gedichte" Альвардта — 44
прим. 2.
„Bemerkungen zur ältesten Geschichte der
arabischen Poesie" Гольдциэра —17
прим. 2.
„Al-Biruni. Ein iranischer Forscher des
Mittelalters" M. Краузе — 583 прим. 6.
„A buddhismus hatäsa az Iszlamra"
Гольдциэра— 24 прим. 2.
„El Cancionero de Abencuzmän" X. Ри-
беры — 522.
„Le chantre des Omiades" Лямменса — 16.
„Chronicon Burgense" — 488.
„Commentatio de Motenabbio, poeta arabum
celeberrimo, ejusque carminibus" Болена —
67, 551, 553.
„A Compendium of Aljamiado Literature"
Никля — 357 прим. 1.
„Contribution ä Г histoire de TAfrique du
Nord et de la Sicilie" 'Абд ал-Ваххаба —
183 прим. 1.
„Convivio" Данте — 267.
„Coplas" X. Манрике — 506. .
„El Criticon" Б. Грасиана — 327.
„Cronica general" Альфонса Ученого—501.
„De Abulalae poetae arabici vita et
carminibus secundum codices Leidenenses et
Parisiensem commentatio" Рье — 64
прим. 6.
„De auctorum graecorum versionibus et
commentariis syriacis, arabicis, armenia-
cis, persicisque commentatio" Г. Вен-
риха — 580.
„Деі7гѵо<7офі<7тоа" Атенея — 467.
„Directorium vitae humanae" — 438.
„Disertaciones у Opusculos" X. Риберы —
355, 521.
„Diwan des Abu-Nowas, des grossten
lyrischen Dichters der Araber" Кремера —
23 прим. 2.
„Le diwän d'Al-Ahtal reproduit d'apres un
manuscrit trouve au Jemen" Гриффини —
64 прим. 2.
„Diwan de Ahtal" Салханй—64 прим. 2.
„Der Diwan des Garwal b. Aus al-Hutefa"
Гольдциэра — 17.
„Diwan de Tarafa, acompagne du commen-
taire de Yossouf al-A'lam, изд. Зелиг-
сона — 16 прим. 6.
„La domination des Musulmans en Sicilie"
'Абд ал-Ваххаба — 183 прим. 1.
„Die Dynastie der Lahmiden in al-Hira —
Ротштейна — 46.
„La elegfa de Valencia y'sü autör" X.
Риберы— 521.
684
Приложения
„Une elegie andalouse sur la guerre de
Grenade" M. Суала — 521.
„Epistola Fallahiana" см. „ар-Рисала ал-
Фаллахйиа".
„La escatologia musulmana en «La Divina
Comedia»" Асин Паласиоса — 297.
„Essai sur Ie lyrisme et la critique litte-
raire chez les arabes" Дайфа — 360, 375
прим. 3.
„Floire et Blanchefleur" — 479.
„Ein Freidenker des Islam" Кремера — 64
прим. 6.
„Früharabische Liebesgeschichten" Р. Па-
рета — 591 прим. 2.
„Fünf MofalIaqät" Т. Нельдеке — 63 прим. 3.
„Gedichte von Abu BasTr Maimün ibn Qais
al-Arsä" Р. Гейера —393, 553.
„Geschichte der arabischen Litteratur"
К. Брокельмана — 520, 543—547, 564.
„Geschichte der Philosophie im Islam" де
Бура — 25 прим. 2.
„Гѵо5|лас fJLOvo<7Ttyoi" Менандра — 581.
„Handbuch der Literaturwissenschaft"
О. Вальцеля — 565.
„Al-Hansä' und ihre Trauerlieder" Родока-
накиса — 17, 64.
„Histoire des musulmans d' Espagne jusqu'a
la conquete de TAndalousie par les Al-
moravides" Р. Дози — 519.
„Historia de la literatura aräbigo-espa-
nola" А. Гонсалес Паленсиа — 519, 523.
„Homere et les Mille et une nuit" В. Шо-
вена — 581.
„Ibn-\Abd-Rabbih andhis'Iqd" Джибра'йла
Джаббура — 520.
„Ibrahim, fils de Mehdi" Барбье де Me-
нара — 22.
„Ibrahim ibn-Sahl poete musulman d'
Espagne" M. Суала — 521.
„Index librorum Abu'l 'Alae Ma'arrensis"
Марголиуса — 146.
„Introduction to the History of Science"
Сартона — 524 прим. 1.
„El justo medio en la creencia" Асин
Паласиоса — 355.
„The Letters of Abü'l-'Alä of Maarrat al-
Nu'män" Марголиуса — 64 прим. 6.
„Liber poesis et poetarum" Ибн Кутайбы
см. „Китаб аш-ши'р".
„Die literarische Tätigkeit Hamza al-Isbahf-
nis" Митвоха — 336 прим. 1.
„A Literary History of the Arabs" Николь-
сона — 64 прим. 6, 564.
„A Literary History of Persia" Броуна —
564.
„Literaturgeschichte der Araber" Хам-
мера Пургшталя — 22 прим. 2.
„Ac'ria Iyjg-oü" — 276.
„La logique de la poesie" X. Ларсона —360.
„Motenebbi, der grösste arabische Dichter"
Хаммера-Пургшталя — 67.
„Die Mu'allaqa des Tarafa, übersetzt und
erklärt" Б. Гейгера — 16 прим. 6.
„Die Mu'allaka des Zuhair" Xaycxepa — 63
прим. 3.
„La miisica de la jota aragonesa" X. Ри-
беры — 355.
„Mutanabbi und Seifuddaula" Дитерици —
67.
„Les Nakajed d' Akhtal et de Djarir d*ap-
res le manuscrit de Constantinople" Сал-
ханй — 64 прим. 2.
„Notices anecdotiques sur les principaux
musiciens arabes des trois premiers siec-
les de Tislamisme" Коссен де Персе-
валя — 22.
„Notices sur le manuscrit d'al Ahtal" Сал-
ханй — 64 прим. 2.
„Un nouveau manuscrit du diwan d'Akhtal"
Салханй — 64 прим. 2.
„Origen ärabe de rebato, arrobda у sus
homonimos" Хайме Оливера Асина—355.
„Pejzaz u staroj arapskoi poezji" Ф. Байрак-
таревича — 525 прим. 3.
„Die Pflanzennamen in der altarabischeii
Poesie" С. Сами — 525 прим. 2.
„Philosophihche Gerichte des Abu'l 'Ala
Ma'arry" Кремера — 64 прим. 6.
„Un pionnier de la culture arabe Orientale
en Espagne au X-e siecle Sä'id de
Bagdad" P. Бляшера —520.
„Poemas aräbigo-andaluces" Э. Гарсиа
Гомеса — 520.
„La poesie andalouse en arabe classique
au XI-е siecle" А. Переса — 520, 527
прим. 1, 575-579.
Указатель названий сочинений
685
„Poesie und Kunst der Araber in Spanien
und Sicilien" А. Э. фон Шакка — 519.
„Le poete Aboul-Ala, fut-il impie?"
Шейхо— 64 прим. 6.
„Le poete Aboul-'Ala al-Maarry" Шар-
тунй — 64 прим. 6.
„Un poete arabe au ІѴте siecle de Г
Hegire: Abou t-Tayyib al-Motanabbi"
Р. Бляшера—551*—556.
„Un poete arabe d' Andalousie Ibn Zai-
doun" А. Kypa—521.
„Un poete royal ä la cour des Omiades de
Damas" Лямменса — 16, 64 прим. 2.
„Les poetes arabes chretiens apres Г Islam".
Шейхо — 330 прим. 1.
„A pogäny arabok költeszetenek hagyomä-
nya" Гольдциэра — 17 прим. 2.
„Un precurseur d' Omar Khayyam" Саль-
мона — 65 прим. 6.
„The Quatrains of Abu-1-Ala" ар-Рейханй
— 64 прим. 6.
„Reste arabischen Heidentums" Вельхау-
зена — 45.
„Die Rhetorik der Araber" Мерена — 27
прим. 7, 360, 375 прим. 3.
„Die Richtungen der islamischen
Koranauslegung" И. Гольдциэра — 297.
„The Risälatu'l Ghufrän by abü-l-'Alä al-
Ma arry" Никольсона — 64 прим. 6.
„Le roman de V emir Seif d'apres les
anciens textes [orientaux" А. Девана —
554 прим. 1.
„A Short Account of DhuV-Rummah" Ma-
картни — 231.
„La science arabe et son role dans
revolution scientifique mondiale" А. Миели —
524 прим. 1.
„Stilistik, Rhetorik, Poetik in Bezug auf
die Biblische Literatur im Vergleich
dargestellt" Э. Кенига —360 прим. 2.
„Studien in arabischen Dichtern" Г.
Якоба — 63.
„Studier over Tusind og en Nat" Эструпа —
444.
„Studies in Islamic Poetry" Никольсона —
297.
„Surnöms et sobriquets dans la litterature
arabe" Барбье де Менара — 73 прим. 1.
„I tempi, la vita e il canzionere della poe-
tessa araba al-Hansä*" Габриэли —17
прим. 4.
„Un texto arabe occidental de la leyenda
de Alejandro" Э. Гарсиа Гомеса — 355—
359.
„Las tres morulas" — 518.
„Tufail al-Ghanawi" Кренкова — 122.
„Über den arabischen Kommentar des
Averroes zur Poetik des Aristoteles"
Я. Ткача — 373 прим. 2.
„Ueber die philosophischen Gedichte des
Abul fAla Ma'arry" Кремера — 23 прим.
3, 64 прим. 6.
„Ueber die Vorgeschichte der Higä'-Poe-
sie" Гольдциэра — 17.
,/Umars Leben, Dichtung, Sprache und
Metrik" П. Шварца —459, 460, 553, 606.
„La vie et l'oeuvre du poete epistolier an-
daloux Ibn-Darräg al-Kastalll" Р.
Бляшера — 520.
„Le Vizir-Poete Ibn-Zumruk et son oeuvre"
Р. Бляшера—521.
„Vorbericht über die arabische Üb erset-
zung der Poetik des Aristoteles"
Я. Ткача—373 прим. 2.
„Voyageurs d' Orient" Бордо — 323.
„Das Weinhaus nebst Zubehör nach den
Tazelen des Häfiz" Г. Якоба — 420.
„Zwei Gedichte von al-'A*sä" Р. Гейера —
17, 63, 393, 420.
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Адаб см. Драбская литература
классическая — художественная проза — адаб.
Азиатский Музей см. Академия Наук
СССР — Институт Востоковедения.
— Коллегия востоковедов при Аз. М. —
324.
Академии духовные
— Киевская — 317.
Академии Наук
— Арабская (в Сирии) — 302, 403, 549.
— АН СССР - 139, 209,
— Институт Востоковедения (бывший
Азиатский Музей) —21, 139, 209,
230, 235, 268, 269, 277, 278, 280,
281, 324, 336, 375, 398, 514, 521,
525 прим. 4, 526 прим. 1, 546, 558.
— Отделение Общественных Наук —
398.
Аледо, замок в Испании — 537 прим. 3.
Альхамбра —477.
Античные буколики — 577.
Арабистика
— австрийская — 16, 17.
— см. также Арабистика — венская
школа.
— алжирская — 551.
— английская —191, 231, 290.
— бейрутская — 129, 134, 135, 156, 353,
520, 546.
— венская школа — 16, 282.
— голландская — 25, 519.
— египетская — 519.
— индийская — 520.
— испанская —325—328, 355—359, 520.
— немецкая — 135—138, 519, 543—547.
— польская — 547.
— русская и советская — 546, 547.
— деятельность Френа — 268, 269.
— деятельность Гиргаса — 57, 354.
— деятельность Розена — 15 прим. 2,
53 прим. 2, 394, 395, 557, 558.
— деятельность Крачковского — 15
прим. 1.
— сербская — 547.
— французская — 16, 22, 520, 551.
— чешская — 547.
Арабистические учебные пособия
— русские —20 прим. 1, 23, 56, 519,
522, 523, 563—565.
— западноевропейские — 20 прим. 1, 22.
25, 564.
— восточные — 388 прим. 2.
— см. также Словари.
Арабская астрономия — 482.
— индийское влияние на ар. а.—309.
— см. также Арабская литература —
астрономическая л.
Арабская библиография — 129.
Арабская ботаника — 524, 525.
Арабская география — 124, 369, 482, 503г
524, 568, 572, 591, 605, 606.
— см. также Арабская литература
классическая — географическая л.
Арабская диалектология см. Арабская
филология классическая — арабское
языкознание.
Арабская дидактика — 58, 59.
— см. также Арабская литература
классическая — морализующее направление
в ар. л.
Арабская зоология — 362, 524.
Арабская историография см. Арабская
литература классическая —
историография.
Арабская каллиграфия — 156, 157, 168,
353, 382.
— школа Ибн ал-Бауваба — 158.
Арабская культура — 197, 297.
— к понятию термина „арабская
культура" — 54, 246.
— ар. к. в Испании — 260, 470, 472,
477, 489, 490, 494, 576.
Предметный указатель
687
— византийское влияние на ар. к. —
475.
— греческое влияние на ар. к. — 56,
59, 60, 361, 435.
— индийское влияние на ар. к.—309.
— иранское влияние на ар. к.—475.
Арабская литература классическая — 17,
19, 25, 28, 36, 56, 57, 130, 183, 198,
267, 276, 277, 311, 329, 330, 354, 361,
381, 435, 466, 470, 518, 563—574,
622.
— астрономическая л. — 195, прим. 3.
— библиографическая л. — 72, 155, 277,
298, 311, 330, 544, 603.
— богословская л. — 403.
—> см. также Арабское богословие.
— генеалогическая л. — 277, 315 прим. 8.
— географическая л. — 56, 347, 369, 510,
523, 568, 604.
— полуфантастическая г. л. о
морских путешествиях — 326.
— см. также Арабская география.
— грамматическая л. — 154.
— дидактическая л. см. Арабская
литература классическая—морализующее
и аскетическое направление в ар. л.
— историография — 57, 139, 154, 155,
166, 276, 277, 329, 338, 343, 398, 403,
463, 476, 484, 498, 502, 503, 508, 509,
513, 516, 517, 568, 572, 592, 595, 598,
601.
— лексикография — 18 прим. 1, 60, 72
прим. 10, 231, 436.
— см. также Словари.
— переводная ар. л. — 435—442, 570,
572.
— поэзия —15, 22, 28, 32, 35, 37, 52—
62, 64, 85, 113, 122, 156, 158, 191,
199—203, 208, 246—248, 252, 274—
276, 282, 291, 294, 323, 337, 340, 367,
376, 380, 381, 411, 456, 457, 470,
473, 480, 481, 500, 504, 510, 518,
524-526, 551-562, 567, 575, 600—
631.
— доисламская п.—16—18, 28, 37,
38, 44-49, 53, 54, 63, 64, 128,
133, 134, 156, 238—245, 246-254,
258, 260, 261, 285, 290—296, 338,
339, 348, 351—354, 417, 473, 474,
481, 490, 525, 529 прим. 4, 541
нрмм. 3, 571, 605, 615.
— см. также Арабская литература
классическая— поэзия — му'аллаки.
—* п. времени Мухаммеда и первых
(„праведных") халифов — 201, 254—
255, 285-288, 349.
— омейядская п.—29, 32, 49—51,
57, 64, 116—127, 191, 201—203,
209—220, 230—237, 246, 255, 256,
285—288,417—432, 459-461,474,
572, 594, 615, 617—622, 624-626.
— аббасидская п.—15, 18—50, 56,
64-115, 118, 121, 128-138, 141,
142, 144, 145, 256—259, 261, 288,
289, 311, 336—350, 363, 388—391,
394, 395, 456—458, 464, 468, 474,
525, 545, 572, 596, 619.
— п. хамданидского круга—145, 258,
468, 469, 572.
— п. фатимидского круга — 462—464,
499.
— сельджукского круга — 572.
— п. айюбидского круга — 158—182.
— п. мамлюкского периода — 276, 331,
334, 572.
-п. XIII—XIV вв.
— в Египте —259, 572.
— в Сирии — 572.
-п. XV—XVIII вв.-262.
— в Египте — 465—467.
— в Сирии — 278.
— йеменская п.—463.
— корейшитская п. — 116—127, 201.
— хузейлитская п.—15, 135, 197,
248.
— п. в Бахрейне — 200.
— п. в Испании — 72 прим. 9, 167,
260-262, 470—542, 575—579.
— п. в Курдистане — 288, 289.
— п. в Медине—200, 285.
— п. в Мекке — 200.
— см. также Арабская литература
классическая — поэзия —
корейшитская п.
— п. в Таифе — 200.
— бедуинская п. -г- 15, 210, 255,
417, 420, 459, 460, 606—608, 624, 625,
631.
— городская п. — 257, 459.
— христианско-арабская п. —45,330,418.
— ар. п. на диалекте — 261, 486, 503,
511—516,
— поэтические жанры.
— анакреонтический жанр — 35, 121,
133, 166, 201, 486.
— аскетическое направление в ар. п.
688
Приложения
(зухдийат) — 15 прим. 1, 18, 21—26,
34—38, 43, 44, 46, 49, 50, 478.
— басни —195.
— буколики — 378, 507.
— „винная", вакхическая п. (хамрййат)—
25 прим. 3, 233, 257, 337, 339, 340,
342, 344, 345, 347, 349, 389, 417—
432, 457, 459, 460, 466, 468, 479,
480, 499, 504, 512, 515;
—винная касйда — 30; винные песни —
457.
— военные песни — 478, 481.
— дидактическая п. — 121, 507.
— загадки в ар. п. — 233, 259.
— любовная лирика — 26—33, 39—42,
118—121, 127, 167, 251, 255, 286, 417,
423, 459, 460, 468, 473, 478, 479, 486,
491-494, 500, 503, 504, 511, 512, 515,
516, 606, 607; — газал — 28, 29—32,
39-42, 168.
— панегирическая п. (мадх, мадйх)—
26, 28, 39, 68, 93, 147, 202, 232, 251,
345, 381, 456, 462, 464, 465, 468, 478,
480, 487, 489, 494, 502, 511, 512, 515,
526, 535, 541, 558.
— раджазная п.—202, 210, 220, 233,
256, 260, 417.
— рефлексивно-философское
направление в ар. п. —20, 25, 37, 44—51, 68,
79—83, 233, 252, 257, 258, 502.
— сатирическая п. (хиджа', кафийа) —
17, 25 прим. 3, 28, Зб, 37, 49, 60,
82, 232, 251, 285, 363, 381, 456, 464,
483, 488, 499, 515, 558; — эпиграммы—
28, 35, 464, 478; — пасквили — 28; —
заклинания как источник жанра
сатиры — 28; — экспромтная эпиграмма
как источник жанра сатиры — 251.
•— фахр, восхваление своего рода,
племени, самовосхваление в ар. п. —202,
289, 481.
— хронограммы в ар. п. — 259.
— элегическая п. (марасй, риса') — 17,
28, 33, 34, 36—39, 42, 43, 68, 72,
93, 117, 133, 202, 251, 282, 286, 289,
456, 463, 478, 480, 481, 487, 488,
496—498, 501, 505—509, 521, 523, 529
прим. 4.
— эпическая п.—55, 166, 257, 484.
— поэзия на случай, — экспромты —
251.
— стихи с описанием цветов — 479, 490,
532—535.
— формы ар. п.
— альбы —509, 516.
— касйда (ода) —26, 28, 30, 33 прим.
І, 35, 36, 50, 68, 71, 74, 81, 82, 93,
107, 110, 117, 118, 121, 124, 125, 141,
142, 147, 166—176, 202, 210, 232, 235,
251, 252, 254—264, 285, 286, 290-
292, 363, 381, 417, 419, 456, 460,
462—464, 468, 473, 479, 480, 487—
489, 494, 499, 500, 503, 508, 511, 513,
515, 522, 531, 535, 540, 596, 605,
608; — насйб, вступительная
(эротическая) часть к.—28, 38, 232,233,
289, 291, 460, 474, 488, 512, 605; -
вазф, описание природы в к.—232,291,
292; — касд, основная часть к. —291.
— кит'а (мукатта'а) —473, 475.
— строфическая поэзия — 166—168, 260,
261, 381, 460, 468, 475, 575; — заджал,
форма строф, п. — 166—168, 176,
179—182, 261, 262, 466, 475, 477,
512—518, 521, 522, 575; — биллйк,
буллукййа, род заджала — 167, — та-
газзул, вводная часть заджала — 512,
515; — мувашшах, форма строф, п.—
159, 160 прим. 6, 165, 166, 167 прим.
5, 168, 176, 260—263, 464, 475, 487,
491, 509, 511—514, 517, 521, 523,
575; — матла', основная строфа му-
вашшаха —49, 177, 179—181,260,-
даур, „круговая" строфа мувашшаха —
177, 179—181, 260; — тахмйс, форма
строф, п.—259, 260;—таштйр,
форма строф, п. — 259.
— тенцона — 502.
— изобразительные средства ар. п.,
поэтические тропы
— аллитерация — 38.
— анафора — 293.
— гипербола — 93, 113, 114, 302, 431,
480, 487.
— джинас, вариант термина „таджнйс"
(„гомогенность")—365, 368.
— исти'ара, арабская поэтическая
фигура, могущая соответствовать
метафоре, синекдохе и метонимии —
232 прим. 1, 364.
— ал-мазхаб ал-каламй, силлогизм,
фигура в поэтике Ибн ал-Му'таз-
за — 365.
— метафора — 58, 252, 364, 365, 368,
429, 479.
— метонимия — 252.
Предметный указатель
689
— муджанаСа, вариант термина „та-
джнйс" („гомогенность") — 365.
— мутабака, антитеза — 365, 368.
— описание — 58, 251—254, 478, 479,
500, 524, 526, 529-542.
— отрицательное сравнение — 535.
— параллелизм — 38.
— противоположение — 38, 50.
— „радд ал-'аджз 'ала-с-садр",
созвучие начала и конца, то же, что
и тасдйр — 365.
— сравнение (ташбйх) — 47, 251, 252,
368, 426, 479.
— таджнйс, „гомогенность" — 232,
293, 365.
— ѳпанастрофа — 293.
— эпитет — 38 прим. 1, 252, 338,
426, 427, 430.
— эпифора — 293.
— стили и направления в ар. п.
— классически-традиционное
направление в ар. п. — 231—233.
— ложный классицизм—38, 56, 68,131.
— „новый стиль" в ар. п.—232, 259.
— размеры как признаки
направлений в ар. п.—212 прим. 1, 231.
— см. также Иранофильские
тенденции в арабской поэзии.
— влияния на ар. п.
— персидское — 255, 257, 460.
— христианское — 45.
— формы поэтических сборников
— антология, сборник стихов разных
поэтов —16, 20, 21, 27 прим. 7,
37, 38, 45, 61, 129-145, 247, 269-
276, 282, 292, 329—335, 341, 342,
450-455, 463, 465—467; 471, 479,
481, 488, 490, 496, 523, 619.
— диван, сборник стихов отдельного
поэта или племени — 15—17, 21,
23 прим. 2, 24, 36—38, 48, 64, 66,
71, 105, 121-125, 135-137, 145,
156, 158, 160, 164, 168, 176, 209,
220, 230—233, 247, 251, 259, 278,
284-289, 291, 403, 468, 469, 476,
481, 483, 487, 494, 496, 499, 502,
514—516, 520, 521, 523, 526,.527
прим. 1.
— му'аллакй, „отборные" арабские
стихотворения эпохи до ислама —
16 прим. 7, 37, 47, 54, 136, 137,
238, 247, 290, 294, 341 прим. 3,
351, 352, 354.
— язык ар. п.—28, 29, 32, 65, 246—
249, 256, 261.
— см. также Арабская метрика;
Арабская филология—поэтика.
— художественная проза — 266, 376, 382,
567, 568, 570, 572.
— х. пр. доисламского периода — 276,
— х. пр. омейядского периода — 545,
572.
— х. пр. аббасидского периода — 276,
572.
— адаб, изящная словесность — 568,
569, 572.
— вечерние рассказы (ал-асмар, ал-
мусамарат) — 622, 625.
— животный эпос — 433 — 442.
— макамы — 411, 468, 572.
— мемуарная литература — 266—283.
— морисская новелла — 478.
— новеллы романтические в
бедуинском стиле — 490.
— повести романтические (истории
влюбленных) — 211, 583—632.
— пограничный роман в Испании —
478.
— рыцарские романы — 572.
— сказки — 325—328, 433, 443—449,
570, 572, 581.
— эсхатологические мотивы в ар. х.
пр.—299—301, 308*
— юридическая л. — 154.
— административный стиль в ар. л.
мамлюкской эпохи — 331 прим. 3.
— эпистолярный стиль в ар. л. — 146—
151, 184-190, 297—308, 398, 399,
409—416.
— морализующее и аскетическое
направление в ар. л — 185, 433—442.
— религиозные предания (хадйсы) в ар.
л.— 155, 356, 358, 364, 415, 453,
465, 544.
— эпитафии в ар. л. — 523.
— рифмованная проза в ар. л. — 186,
249, 298, 382, 410, 463.
— европейское влияние на ар. л. —
279.
— индийское влияние на ар. л.—361,
433, 434.
— ар. л. в Египте—490.
— ар. л. в Ираке — 490.
— ар. л. в Испании — 324—328, 356,
471, 478, 490, 5с6, 569, 572.
— ар. л. в Сирии — 266—283, 490.
44 Крачковский, т. II
690
Приложения
— литература на ар. языке на Кавказе —
571.
— псевдо-алидская литература — 545.
— см. также Арабский фольклор,
Легенды.
Арабская литература новая — 152, 262—
265, 279, 353, 399, 504, 527 прим. 1,
544—546, 569, 572, 581.
— ар. л. в Ираке — 548.
— „сиро-американская" школа — 569,
572.
— драматургия — 264, 491, 572.
— историография —183.
— переводная л. — 264.
— поэзия —262, 265, 353, 546.
— басни — 264.
— лирическая п.—264.
— повествовательная п. — 264.
— рассказы в стихах — 264.
— сатирическая п. — 263.
— трагедия ложноклассического стиля
в ар. п. —264.
— хронограммы — 263.
— эпос в ар. п. — 264.
— юмористическая п. — 263.
— казйда, форма поэзии — 263, 264.
— мувашшах, форма поэзии — 263.
— народная п. — 263, 321.
— влияние Илиады на ар. п.—264.
— художественная проза
— новелла — 572.
— повесть — 572.
— стихотворения в прозе — 572.
— эссеи (очерки) — 572.
— ар. л. на диалекте — 263, 264.
Арабская логика — 56, 370, 377, 379, 384.
Арабская математика — 309, 505, 524, 572.
— индийское влияние на ар. м.—309.
Арабская медицина — 309, 315, 361, 505,
513, 572.
греческое влияние на ар. м.—309,
582.
— индийское влияние на ар. м.—309,
315, 361.
Арабская метеорология — 482.
Арабская метрика — 29, 58, 177, 200, 208,
212 прим. 1, 231, 246, 247, 249, 250,
256, 261, 370, 380, 384, 436, 460, 473,
516.
— поэтические размеры
— басит —212 прим. 1, 460.
— вафир —212 прим. 1, 292.
— камил — 292.
— мунсарих — 292, 460, 468.
— мутакариб — 177, 292, 460, 631.
— раджаз —202, 212 прим. 1, 250,.
256, 257, 381, 484.
— урджуза, стихотворение,
написанное размером раджаз — 210,
215, 417, 484, 486, 507.
— рамал — 460, 631.
— сари — 292.
— тавйл— 212 прим. 1, 292, 460, 631.
— хафйф — 292, 460, 468.
— развитие поэтических размеров —
250.
— источники ар. м.
— рифмованная проза в оплакиваниях
в доисламской Аравии — 250.
— рифмованная проза в проклятьях
в доисламской Аравии — 250.
— рифмованная проза в прорицаниях
оракулов в доисламской Аравии —
250.
— рифмованная проза в рабочей песне
в доисламекой Аравии — 250.
Арабская минералогия — 199.
Арабская музыка — 20 прим. 5, 22, 30,
31, 168, 193 прим. 6, 473, 482, 483, 490,
517, 518, 578.
— мединская музыкальная школа — 482.
— мосульская музыкальная школа — 482.
Арабская наука нового времени —152,
393.
Арабская наука средневековья — 360, 368,
488, 524, 578, 582.
— влияние Аристотеля на ар. н.—361,
362.
— см. также Арабская астрономия,
Арабская ботаника, Арабская
география, Арабская логика, Арабская
медицина, Арабская метеорология,
Арабская минералогия, Арабская
фармакопея, Арабская физика, Арабская
филология.
Арабская письменность — 201, 248.
— вокализация в ар. п. — 248.
Арабская поэтика см. Арабская
филология — арабская поэтика.
Арабская пресса в Египте — 152.
Арабская реторика см. Арабская
филология—арабская реторика.
Арабская фармакопея — 524.
Арабская физика —482, 524, 572.
Арабская филология классическая — 17,
63, 123, 151, 193, 199, 200,-207, 218,.
Предметный указатель
691
219, 235, 247, 249, 285, 338—342, 346,
348, 363, 367, 473, 490, 583, 591, 592,
596, 598, 601, 626.
— арабское литературоведение — 27
прим. 6, 55—62, 68, 113, 129, 198—
203, 221—229, 258, 336, 338—342,
344-346, 360, 363, 366, 367, 370,
377, 457, 471, 473, 507, 512, 526, 568,
572, 608.
— арабская поэтика — 56—62, 199—203,
221, 258, 267, 309, 360—373, 379,
386, 387, 465, 598.
— лингвистический принцип ар. п.—
369, 386.
— психологический
(логически-философский) принцип ар. п. — 369,
386.
— основные понятия: „поэзия" —
59—62, 367, 370; — „речь" — 58,
367; — „рифмованная проза" — 58;
— „размерная рифмованная речь" —
58, 370.
— ар. п. о лексическом составе
поэтических произведений — 370.
— ар. п. о соотношении поэзии и
прозы — 58, 59.
— ар. п. о понятии термина
„трагедия" — 363.
— основные элементы арабского
стихосложения: рифма — 58, 59,
61, 124, 179, 207, 240, 249, 256,
259-261, 289, 370, 511-513, 517, -
тасмйт, внутренняя рифма — 260,
261, 293, — ламййа, стихотворение
с рифмой на букву лам [л] — 165,
238—245,381,—нунййа,
стихотворение с рифмой на букву нун [н]—494;—
размер — см. Арабская метрика; —
ритм —231, 249, 381, 511, 517; —
поэтические фигуры и тропы
(бади ) — 364—368, 457.
— греческое влияние на арабскую
поэтику —221, 361—363, 372, 373.
— см. также Арабская литература
классическая — поэзия —
изобразительные средства ар. п.
— арабская реторика — 55—59, 61, 202,
221, 267, 309—316, 360, 362, 363,
374-387, 465.
— индийское влияние на ар. р.—
222, 309, 314, 315, 361, 362.
— арабское языкознание — 55, 58, 195,
198, 210, 221, 247, 341, 363, 365,
369, 377, 379, 380, 412—416, 568, 572.
— басрийская школа ар. я. —199,
414.
— куфийская школа ар. я. —414, 598.
— греко-латинские влияния на теории
арабской грамматики—361.
— арабская диалектология — 168.
Арабская филология нового времени
— арабское литературоведение — 343,
346, 546.
— литературная критика — 399 прим.
7, 400, 609.
Арабская философия — 20, 25, 59, 61, 222,
310, 370, 373, 384, 488, 570, 582.
— мировоззрение Абу-л-'Атахии — 32,
33.
— мировоззрение Абу-л-'Ала ал-Ма'ар-
рй —73, 76, 77, 81—83, 299—301,
412-416.
— мировоззрение ал*Мутанаббй — 68 —
71, 73—83.
Арабская эстетика — 54, 55, 61, 199.
Арабская юриспруденция см. Арабское
правоведение«
Арабские естественные науки — 368.
— см. также Арабская ботаника,
Арабская зоология.
Арабские завоевания см. Войны.
.Арабские источники
— для истории народов СССР — 571, 572.
— для истории крестовых походов — 266.
Арабские племена см. Племена.
Арабские посольства
— в Византию — 483.
— ко двору норманского короля — 483>
484.
Арабские рукописи см. Рукописи.
Арабский теневой театр — 572.
Арабский фольклор — 250, 321, 569.
— военная песня — 318—320.
— загадки — 193, 232.
— заклинания — 28.
— пословицы — 193, 194, 196.
— рабочая песня в доисламской
Аравии — 250.
— траурные заплачки — 250.
— хида, пение, которым погонщики
погоняют верблюда — 250.
— хикма, (мн. хикам) мудрые изречения
в доисламском ар. ф.—38.
Арабский язык (северноарабский)
— литературный классический — 52, 477,
510, 511, 575.
44*
692
Приложения
— грамматика — 55, 126, 389 прим.
12.
— лексика —18 прим. 1. 60, 61, 70,
197, 248, 314 (примечания), 315
прим. 8, 316, 338, 339, 344 прим.
6, 345, 389 прим. 13, 390, 391,
421—431.
— заимствования в кл. ар. яз. из
греческого языка — 125 прим. 1,
386, — из персидского яз. — 386,
390.
— древнейшие памятники ар. кл. яз. —
252.
— диалектальные особенности в ар.
кл. яз. — 203.
— диалектальные отличия в языке
доисламской поэзии — 248.
— культурная роль ар. кл. яз. в эпоху
средневековья — 246, 247, 436.
— разговорный (диалекты) — 248, 262—
264, 267, 477, 501, 504.
— андалусский диалект — 168, 262,
357, 510, 511.
— египетский диалект — 168.
— сирийский диалект — 159 прим. 6,
168, 468.
— литература на диалектах — 262—
264, 486, 504, 511—516.
— берберские элементы в ар. разг.
яз. в Испании — 515.
— романские элементы в ар. разг.
яз. в Испании — 510, 511.
— арабский язык за пределами арабских
стран
— ар. яз. в Африке —198, 477, 523.
— ар. яз. в Испании — 510.
Арабское богословие — 222, 478.
Арабское влияние на западно-европейскую
литературу — 327, 328.
Арабское государственное право — 55.
Арабское изобразительное искусство —
343, 347.
Арабское литературоведение см.
Арабская филология — арабское
литературоведение.
Арабское правоведение — 55, 60, 385, 463,
501.
— ханбалитский толк — 143.
— щафи'итский толк — 462.
— см. также Арабское государственное
право.
Арабское языкознание см. Арабская
филология — арабское языкознание.
Арагонская хота см. Музыка.
Армянская литература — 581.
Астрономия см. Арабская астрономия.
Афганская литература — 361.
Библейская поэтика — 360.
Библиография см. Арабская библиография.
Библиотеки
— Александрийская городская (Египет) —
152—154, 156, 157 прим. 6, 158.
— Всенародная Библиотека Украины —
317.
— Ленинградская Публичная — 146,147,
268, 521.
— Нью-Йоркская Публичная — 353.
— Хедивская (Каир) — 131 прим. 1, 135
прим. 3, 147 прим. 2, 153, 185 прим.
4, 193, 197, 396.
— Biblioteca de la Junta (Испания)—357.
Биллйк см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
Богословие см. Арабское богословие.
Ботаника — 524.
— см. также Арабская ботаника.
Буддизм —24, 434.
Буллукйиа см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
Вавилонская клинописная литература — 589.
Ваххабиты см. Ислам — ваххабиты.
Византийские ткани — 349.
Византийские чаши — 347.
Вино в арабских странах в эпоху
средневековья— 418, 421—432, 479.
Виноградарство в арабских странах в эпоху
средневековья — 421, 422.
Виноделие в арабских странах в эпоху
средневековья — 422.
Войны
— доисламские междоусобные в.
арабов — 193.
— междоусобные в. арабов середины
VII в.-116, 117, 285.
— в. 'Алй с Му'авией — 116, 285.
— в. 'Абдаллаха ибн аз-Зубайра с Омей-
ядами —116.
— завоевание Испании арабами — 470,
473, 481, 484.
— междоусобные в. в Йемене в ХІРв. —
462.
Предметный указатель
693
— нападение на Александрию
сицилийского флота при Саладине — 334.
— завоевание Сицилии норманнами —
499.
— в. Альморавидов с Аббадидами в
Испании — 495.
— крестовые походы — 266, 273, 274,
281, 323.
— реконкиста — 478, 495, 499, 505—509.
— завоевание Египта османами — 453.
— завоевание Сирии султаном
Селимом — 278, 281, 403.
— египетская экспедиция Наполеона
Бонапарта — 252.
— в. Мухаммеда 'Али с ваххабитами —
320.
— в. Ибрахима Паши с ваххабитами —
154.
— в. Ибрахима Паши с Турцией — 321,
322.
„Восточный романтизм" в России 30-х —
40-х годов XIX в. — 240.
Газал см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические жанры —
любовная лирика.
Галисийская традиция в форме испанской
поэзии — 518.
География см. Арабская география.
Гиральда — 477.
Греческая литература — 584—587.
— переводная л. — 438.
Греческая логика — 56, 363, 374, 385.
Греческая наука —351, 377, 384, 386,
435, 582.
— точные науки — 221, 386.
Греческая поэтика — 61, 221, 361, 362.
Греческая реторика—221, 362.
Греческая тропика — 362.
Греческая философия — 56, 59, 62, 372,
385.
Грузинская литература — 361, 367, 581.
Даур см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
Дидактика см. Арабская дидактика.
Древне-еврейский язык — 60.
Еврейская литература
— переводная — 438.
— поэзия — 361.
Женщина в доисламской Аравии —153
прим. 1.
Женщина в поэзии ал-Мутанаббй — 82.
Журналы
— „ал-Джами'а" (Александрия) — 152
прим. 1.
— „ал-Муктатаф" (Каир) — 549.
— „ал-Ха;ид" (Багдад) — 548.
— „ал-Хилал" (Каир) — 549.
— „Revue de 1' Academie Arabe de
Damas" — 359 прим. 4.
Заджал см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
аз-Захй, загородный дворец в Арабской
Испании — 497.
аз-Захира, загородный дворец в арабской
Испании —491, 497.
Зиндикизм — 23, 33, 76 прим. 2, 305, 435,
436.
Зоология — 524.
— зоогеография — 524.
— см. также Арабская зоология.
Зороастризм — 390, 435, 437.
Зухдйиат см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические жанры —
аскетическое направление в ар. п.
Индийская литература — 316, 361, 367,
*433, 434, 439, 441.
— см. также Хиндустанская
литература.
Индийская медицина — 309, 315, 361.
Индийская поэтика — 361.
Институты
— дона Хуана в Валенсии — 356.
— французский в Дамаске — 551^ 552.
Иранофильские тенденции в арабской
поэзии — 344, 345, 388—390,
Ислам — 24, 32, 33, 48 прим. 5, 234, 246,
247, 257, 299—301, 309, 359 прим. 4,
384, 412—416, 418, 435, 437, 478, 484,
506, 515, 517, 568.
— ваххабиты — 154, 320.
— исмаилиты — 487, 551.
— см. также Исмалитская литература.
— карматы — 555, 556.
— му'тазилиты — 222.
— сунниты — 487.
— суфизм —68, 309, 465, 503, 504.
— хариджиты — 485.
— шииты — 385, 468, 487.
— зейдитский толк ш. —342.,
— молитва в и. —233.
694
Приложения
— религиозные предания (хадйсы) см.
Арабская литература классическая —
религиозные предания в ар. л.
Исламоведение — 297.
Исмаилитская литература — 464.
Исмаилиты см. Ислам — исмаилиты.
Испанистика русская и советская — 324.
Испанская литература — 325, 327, 518.
— поэзия — 506, 518.
— „пограничный романс" — 498.
Испанская музыка — 517, 518.
История —15.
Итальянская литература — 297, 298.
— do Ice stil nuovo, литературный
стиль — 478.
Каба — 233, 276, 318.
Календарь, христианский — 577.
Каллиграфия см. Арабская каллиграфия.
Карматы см. Ислам — карматы.
Касйда см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п.
Кастильский язык г— 501.
Катакомбы в Александрии — 151.
Кафийа см. Арабская литература
классическая — Поэзия — поэтические жанры —
сатирическая п.
Киево-печерская лавра — 317 прим. 2.
Кит'а см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п.
Китайская поэтика—361.
Книгопечатание, в арабских странах — 262,
279, 353, 354.
— см. также Типография.
Колледж мухаммеданский (Алигар,
Индия)—^!.
Колонна Помпея (Александрия) — 152.
Конгресс ориенталистов в Брюсселе
(1938) — 524 прим. 2.
Конгресс ориенталистов в Лейдене (1883) —
402,
Коптский язык — 125 прим. 1.
Лймййа см. Арабская филология
классическая — литературоведение — поэтика —
рифма.
Латинская переводная литература — 338.
Латинский язык — 510.
Легенды
— об Александре — 325, 356—359.
— о Бузурджмихре — 434.
— о Георгии Победоносце —195.
— о вознесении Мухаммеда — 299—301.
— о дереве девственниц — 356.
— о переводе „Калйлы и Димны" — 434.
— о принятии ислама Лебйдом — 48
прим. 5.
— о происхождении прозвища „ал-Мута-
наббй" —70, 71.
— южноарабские — 328.
Литературоведение см. Арабская
филология — литературоведение, Испанское
литературоведение .
Литературное движение в арабских
странах в XIX в. — 353.
Логика см. Арабская логика, Греческая
логика.
Лувр—-349 прим. 7.
Мадх, Мадйх см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические
жанры — панегирическая п.
Марасй см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические жанры —
элегическая п;
Математика см. Арабская математика.
Матла* см. Арабская литература
классическая— поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
„Медйнат аз-Захра", загородный дворец
кордовских Омейядов — 476, 477.
Медицина см. Арабская медицина,
Индийская медицина.
Медицинские школы в Египте — 320.
Медресе
— ал-Азхар (Каир) — 131 прим. 1, 147
прим. 2, 153, 185 прим. 4, 396, 403.
— библиотека ал-Азхара —131 прим. 1,
396, 399, 403.
— м. в Зебйде — 462.
Метеорология см. Арабская метеорология.
Метрика см. Арабская метрика.
Мечети
— большая Кордовская м. — 476.
— Константинопольская м. Султана Фа-
тиха—284, 294.
Минералогия см. Арабская минералогия.
Миннезанг — 470.
Миннезингеры — 517,
Михраджан, иранский праздник т— 577.
Монгольская литература — 361.
— переводная л. — 438.
Мосарабы, христиане в арабской
Испании - 475, 491, 502, 510.
Муваллады, исламизованные потомки
христиан в Испании — 475, 576.
Предметный указатель
69Ь
Мувашшах см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п. —
строфическая п.
Музеи
— Арабский м. в Каире — 549.
— Британский музей — 84, 154, 195,
209 прим. 3, 235, 353.
— библиотека Б. М.—453.
— м. арабского искусства (Каир) — 153.
— м. греко-римских древностей
(Александрия) — 152.
— м. церковно-археологический при
Киевской Духовной Академии — 317.
— см. также Лувр, Эрмитаж.
Музыка
— м. в средневековой Европе — 355.
— арагонская хота—355.
— см. также Арабская музыка,
Испанская музыка.
Мукатта'а см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п.
Мусульманское право — 234.
Му'тазилиты — см. Ислам — му'тазилиты.
Наур/з, иранский праздник — 577.
Несториане см. Христианство — несто-
риане.
Нунйиа см. Арабская филология
классическая— литературоведение — поэтика —
рифма.
Общества
— Немецкое Восточное Об-во — 353.
— Русское Археологическое Об-во,
Восточное отделение — 15 прим. 1,
394—396.
Ориенталистика венская — 580.
Орошение виноградников в омейядском
халифате — 421.
Переводческое искусство — 443—445.
Переводы
— с арабского на английский — 521—
523.
— с арабского на греческий — 438.
— с арабского на датский—444—449.
— с арабского на еврейский — 438.
— с арабского на испанский — 506, 521.
— с арабского на немецкий — 521, 522.
— с арабского на персидский — 438.
— с арабского на русский — 39—44, 240—
245, 268, 439-444, 493, 499, 521—523,
527 прим. 1, 528-541, 558—562.
— с арабского на сирийский — 438.
— с арабского на турецкий — 452, 453.
— с арабского на французский — 240,
521—523, 536 прим. 1.
— с греческого на арабский — 362, 370,
581.
— с еврейского на латинский — 438.
—с кастильского на арабский—501.
— с пехлевийского на арабский — 435—
437, 439.
— с пехлевийского на сирийский — 435,
438.
— с русского на арабский — 57.
— с санскрита на пехлевийский — 434.
— с французского на русский — 438.
Персидская литература — 36, 65, 361, 367,
435, 436.
— переводная п. л. — 438.
— поэзия — 238, 420 прим. 8<
— см. также Персидский фольклор,
Пехлевийская литература.
Персидский фольклор
— героические сказания древней
Персии — 436.
Персидский язык — 345 прим. 1, 386, 436.
Пехлевийская литература — 434, 435^ 437,
439.
— переводная п. л.—434, 436, 437.
Племена арабские
— племенные раздоры — 194, 473, 625,
631.
— расселение а. ц. за пределами
Аравии — 248.
Поэзия миннезингеров — 517.
Поэзия трубадуров — 260, 470, 517.
Поэзия труверов — 517.
Поэтика
— историческая школа п. — 360.
— лингвистико-психологическая школа п.'—
360.
— см. также Арабская филология
классическая—поэтика, Библейская поэтика,
Греческая поэтика, Индийская поэтика,
Китайская поэтика.
Праздники иранские см. Науруз, Михра-
джан.
Провансальская литература.
— поэзия — 516, 517.
— gaya ciencia, литературный стиль — 478.
Равии см. Рапсоды.
Рапсоды—247, 456.
Религия см. Буддизм, Зиндикизм«,
Зороастризм, Ислам, Христианство.
696
Приложения
— доисламская религия Аравии — 250>
Реторика см. Арабская филология
классическая — реторика, Сирийская
реторика.
Риса см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические жанры —
элегическая п.
Романская культура
— взаимоотношение р. к. с арабской —
470.
Романская литература
— поэзия — 262, 517.
— лирическая п. — 517.
— эпическая п. — 470, 517.
Романский язык Испании, предшественник
испанского (кастильского) языка — 510,
512, 517.
Ромейский язык — 510.
Рукописи арабские
— 'Абд ал-Басит ибн Халйл. Ал-Маджма'
ал-муфаннан би-л-му'джам ал-му'анван,
(Александрия, Библиотека Городского
Совета) — 155, 156.
— еАбд ал-Карйм ар-Рафи'й. Китаб ат-
тадвйн фй зикр ах бар Казвйн,
(Александрия, Библиотека Городского
Совета) - 154, 155.
— то же, (Лондон, Британский
Музей) —154.
— Абу-л-'Ала. 'Абас ал-валйд, (Каир, ал-
Азхар) — 131 прим. 1.
— то же (Каир, Хедивская
библиотека) — 131 прим. 1.
— Абу-л-'Ала. Лами' ал-'азйз,
комментарий на стихотворения ал-Мутанаббй,
(Лондон, Британский Музей) —66 прим.1.
— Абу-л-'Ала. Лузум ма лам йалзам,
(Лейден) — 394.
— Абу-л-'Ала. Му'джиз Ахмед,
(Ленинград, ИВАН СССР) — 84,85 прим. 2.
— то же, (Лондон, Британский
Музей) — 84.
— то же, (Мюнхен) — 84,85 прим. 2.
— Абу-л-'Ала. Мулка-с-сабйл (Каир, ал-
Азхар) — 147 прим. 2, 185.
— то же, (Каир, Хедивская
библиотека) - 147 прим. 2, 185, 187.
— то же, (Ленинград, Публичная
Библиотека)—147 прим. 2, 185,186 прим.
1, 187-190.
— то же, (Лондон) — 185, 187.
— то же (Эскуриал, Derenbourg
№ 276, 2) - 185.
— то же, (Эскуриал, Derenbourg-
№ 467, 3) —147 прим. 2, 185, 187.
— Абу-л-'Ала, Рисалат ал-гуфран, (колл.
Никольсона) — 394.
— Абу-л-'Ала. Рисалат ал-мала'ика,.
(Каир, ал-Азхар) — 395 — 397, 399,
401, 403-405.
— то же, (Каир, колл. Ахмеда Тей-
мура) —397, 399, 401, 403, 404.
— то же,, (Лейден) — 396, 397, 399—
404.
— Абу-л-'Ала. Ар-Рисала ал-фаллахййа^
(Ленинград, Публичная Библиотека) —
146, 147.
—Абу-л-'Ала. Сакт аз-занд, (две
рукописи, Кембридж) — 453.
— Абу-л-'Атахийа. Зухдййат
(Ленинград, ИВАН СССР) —21.
— Абу Бекр ал-Валибй. Диван Кайс
ибн ал-Мулаувах Маджнун бани
'Амир, (две рукописи, Ленинград,
ИВАН СССР) —593 прим. 2, 630.
— то же, (Ленинград, колл. Крачков-
ского) — 593 прим. 1.
— то же (Стамбул) — 630.
— Абу Дахбал. Диван, (Лейпциг) — 122,.
126, 127.
— Абу-л-Касйр. Танбйх ал-адйб, (Ленин-
град, ИВАН СССР) —83 прим. 2.
— Абу Нувас, Диван, (Ленинград,.
ИВАН СССР)—337 прим. 2, 346
прим. 11, 388 прим. 2.
— Абу Таммам, Ал-Хамаса, (Бейрут) —
132 прим. 2.
— то же, (Лейден) — 136.
— Абу-л-Фида. Мухтасар та'рйх ал-ба-
шар, (Лейден) —136.
— Абу-л-Фида. Таквйм ал-булдан,
(Лейден) — 136.
—АбуФирас. Диван, (Кембридж)—453.
— Абу-л-Хусейн ибн Фарис ар-Разй-
Ал-Муджмал фй-л-луга, (Александрия*
Библиотека Городского Совета)—
154.
— Ал-'Амйдй. Ал-Ибана мин сарикаг
ам-Мутанаббй лафзан ва ма'нан,
(Ленинград, ИВАН СССР) - 83
прим. 2.
—'Амр ибн Ками а. Диван,
(Константинополь) — 294.
— Ал-Ахтал. Диван, (Багдад)— 42&
прим. 1.
— то же, (Иран) — 432 прим. 1.
Предметный указатель
697
— то же, (Йемен) — 424 прим. 1.
— то же, (Ленинград, ИВАН СССР) —
209 прим. 3.
— то же, копия, снятая Р. Хассуном
с Ленинградской рукописи — 209
прим. 3.
— Бекр ибн 'Абд ал-'Азйз. Диван,
(Константинополь) — 284, 288, 289.
— Ал-Бухтурй. Хамаса, (Лейден) —
129, 130, 134—138, 191.
— то же, копия, снятая Рейске с
Лейденской рукописи — 129 прим. 7,
130, 136, 137.
— то же, копия, снятая Шейхо с
Лейденской рукописи — 130.
— Ал-Ва'ва ад-Димашкй. Диван, (Ирак,
ас-Самава) — 469.
— то же, (две рукописи, Каир, ал-
Азхар) — 403.
— Ал-Вахидй. Комментарий на
стихотворения ал-Мутанаббй, (Берлин) —
67, 72.
— см. также Арабские рукописи —
Ал-Мутанаббй. Дйван с
комментарием ал-Вахидй.
— Джамй. Лава их, (Кембридж)—453.
— Джарйр. Дйван, (Лейден) — 219.
— Джарйр и ал-Фараздак. Нака'ид,
(Каир, ал-Азхар) — 403.
— Ал-Джахиз. Китаб ал-байан ва-т-
табййн, (Ленинград, ИВАН СССР) —
311.
— то же, (Ленинград, Университет) —
311.
— Аз-Заджжаджй. Аз-Захир, (Каир,
Хедивская библиотека*) —193.
— Зу-р-Румма. Дйван, (Каир)—211,
216, 217, 234.
— то же, (Константинополь) — 234.
— то же, (Лейден) —211, 216, 217,
234.
— то же, (Ленинград, ИВАН СССР) —
209—220, 230, 234—237.
— то же, (Лондон, Британский
Музей) — 209 прим. 3, 211, 235.
— то же, (Милан) — 209 прим. 3, 211,
234.
— то же, копия, снятая с Лондонской
рукописи Р. Хассуном — 209
прим. 3.
— Ибн Абу Усайби а. Китаб 'уйун
аланов* фй ^абакат ал-атибба',
(Лейден) — 136.
— Ибн Дурайд. Ал-Максура, (Лейден) —
135.
— Ибн [Ийас. Бада ие аз-зухур,
(Лейден) — 343 прим. 2.
— Ибн Кузман. Дйван,
(Ленинград, ИВАН СССР)-514, 516,
521.
— Ибн Кутайба. Адаб ал-катиб,
(Лейден) —136.
— Ибн Кутайба. Ал-Ма'ариф,
(Лейден) —136.
— Ибн Кутайба. Табакат аш-шу'ара
(Каир, ал-Азхар)—404.
— Ибн Мамматй. А'лам ан-на?р,
(Ленинград, Университет) — 329, 331—335,
450.
— Ибн Мамматй. Лата'иф аз-Захйра ва
зара'иф ал-Джазйра, (Каир) — 450,
452-455.
— то же, (Ленинград, Университет) —
450—455.
— Ибн ал-Му'тазз. Китаб ал-бадй\
(Эскуриал) — 363.
— Ибн Тагрйбердй. Дйван, (Эскуриал) —
139.
— Ибн Тагрйбердй. Хилйат ас-сифат
фй-л-асма' ва-с-синаа'т, (Ленинград,.
ИВАН СССР) —139-145.
— Ибн Ту лун. Заха'ир ал-'аср фй тара-
джим нубала ал-'аер. (колл. 'И. Ма-*
луфа) — 402 прим. 3.
— Ибн Тулун. Маджму'ат ар-рисалат
(Каир, колл. Ахмеда Теймура)—402
прим. 3.
— Ибн Тулун. Хроника, (Тюбинген) —
402 прим. 3.
— Ибн Хамдйс. Дйван, (Ватикан) — 521.
— то же, (Ленинград) — 521.
— Ибн Ханй. Дйван, (две рукописи,.
Ленинград) — 520.
— Ибн Хафаджа. Дйван, (Ленинград,
ИВАНЪССР) - 521, 525 прим. 4, 526
прим. 1, 527 прим. 1, 536 прим. 1.
— то же, (Медина) — 527'прим. 1.
— то же, (Стамбул) — 527 прим. 1.
— Ибн Шихна. Рауд ал-маназир фй
'илм ал-ава'ил ва-л-авахир. (Лейден) —
136.
— Йамут ибн ал-Музарр. Дйван,
(Ленинград, ИВАН СССР)-341 прим. 2.
— Йахйа ибн Са'йд ал-Антакй. Та'рй$.
ан-Нйл, (колл. Хабйба Заййата) — 153-
прим. 1.
698
Приложения
— Йусуф Ибн ал-Вакйл ал-Мйлавй.
Бугйат ал-мусамир ва гунйат ал-муса-
фир, (Кембридж) — 452.
— Йусуф ибн ал-Хасан ал-Мабрадй.
Ахсан ма йамйл мин ахбар ал-Кай-
сайн ва Джамйл, (Кембридж) — 594.
— Йусуф ибн ал-Хасан ал-Мабрадй.
Нузхат ал-мусамир фй зикр ба'д
ахбар Маджнун бани 'Дмйр, (Гота) —
593, 594.
— Коран, фрагменты в рукописях
Александрийской Библиотеки Городского
Совета — 154.
— Кудама ибн Джа'фар. Джавахир ал-
алфаз, (Мосул) — 375 прим. 1.
— Кудама ибн Джа'фар. Китаб ал-
байан, (Эскуриал)—375.
— Легенда об Александре, (Испания,
Biblioteca de la Junta) — 357—359.
— то же, (Эскуриал) — 325, 327, 328.
— Ал-Макрйзй. Китаб ан-нахл,
(Кембридж) — 453.
— Му'аллаки с комментарием ат-Табрйзй,
(Лейден) — 136.
— Муслим. Ас-Сахйх, (Александрия,
Библиотека Городского Совета) —
154.
— Муслим ибн ал-Валйд ал-Ансарй.
Диван, (Лейден) — 457.
— Ал-Мутанаббй. Диван с комментарием
ал-Вахидй, (Лейден) —136.
— Ал-Муфаддал ибн Салама. Китаб
ал-'уд ва-л-малахй (Каир) — 193.
— Ал-Муффаддал ибн Салама. Ал-
Фахир, (две рукописи, Каир) —193.
— то же, (Кембридж) — 191.
— то же, (Константинополь) — 191.
— Мухаммед ибн Саллам ал-Джумахй.
Китаб ал-мувазана, (две* рукописи,
Кембридж) — 198 прим. 2.
— Мухаммед ибн Саллам ал-Джумахй.
Табакат аш-шу'ара, (Каир, Хедивская
библиотека) — 197, 198, 203.
— то же, (Медина) — 198.
— то же, венские копии с рукописей
Хедивской библиотеки — 196 прим. 2.
— Мухаммед ибн Хабйб. Ал-Мухаббар,
(Лондон, Британский Музей) —195.
— Мухаммед ат-Талавй. Сборник
поэтической переписки с современниками,
(Ленинград, ИВАН СССР)-278.
— Ан-Наваджй. Ал-Худжжа фй сарикат
Ибн Хиджжа, (Лейден) — 465.
— Ан-Ну'ман ибн Башйр. Диван,
(Константинополь) — 284—287.
—'Омар ал-Маххар. Диван,
(Александрия, Библиотека Городского Совета) —
158—182.
— Салама ибн Джандал. Диван,
(Александрия, Библиотека Городского
Совета) — 156—158.
— то же, (Константинополь) — 156,
157, 168 прим. 2.
— Ас-Суйутй. Ал'-Ашбах ва-н-наза'ир
фй-н-нахв, (две рукописи, Каир, колл.
Ахмеда Теймура) — 397, 401, 406.
— то же, (Лейден) — 397, 401, 406,
407.
— Ас-Суйутй. Ал-Ла'али' ал-магну а
фй-л-ахадйс ал-мауду'а, (Александрия,
Библиотека Городского Совета) — 156.
— Ас-Суйутй. Табакат ал-хуффаз,
(Александрия, Библиотека Городского
Совета) —156.
— Ас-Суккарй. Комментарий на диван
ал-Хутай'и, (Каир, ал-Азхар) — 403,
— Ас-Сулй. Аурак фй ахбар ал 'Аббас ва
аш'арихим, (Каир) — 19, 35.
— то же, фрагмент (колл. Розена)— 19.
— Усама ибн Мункиз. Китаб ал-и'тибар
(Эскуриал) — 266.
— Усама ибн Мункиз. Китаб ал-маназил
ва-д-дийар, (Ленинград, ИВАН
СССР)—268—283.
— Усама ибн Мункиз. Шавахид ал-бадй'
фй 'илм ал-бадй', (Берлин) — 268.
— то же, (Каир)—268.
— то же, (Лейден)—268.
— то же, (Ленинград, ИВАН СССР) —
268.
— Хамза ибн Хасан ал-Исфаханй. Тава-
рйх сини мулук ал-ард ва-л-анбийа',
(Лейден) —135.
— Хузейлитские поэты. Диван, (Каир) —
135 прим. 3, 197.
— то же, (Лейден) — 135 прим. 3, 136.
— Аш-Шуштарй. Диван, (Ленинград,
Публичная Библиотека) — 521.
Рукописи турецкие
— Ал-Мйлавй. Китаб ТУРаФ ал-муджа-
ласа, (Лондон, Британский Музей) —
453.
Рукописное наследие Розена (Архив
ИВАН СССР) - 557.
Рукописные материалы А. Н. Муравьева —
317.
Предметный указатель
699
Рукопись перевода Розена двух
стихотворений ал-Мутанаббй — 558.
Русская литература — 240, 433, 441.
— переводная р. л.— 438.
— поэзия — 317.
Санскрит — 434.
Сасанидская торевтика — 346.
Сасанидские блюда — 340, 343.
Сасанидские ковры — 348.
Сасанидские кубки — 342.
Сасанидские ткани — 348.
Сасанидские чаши — 336—339, 342—344,
346-348, 350, 390.
Сасанидское искусство — 336, 344—350,
388, 391.
Сельское хозяйство см. Виноградарство.
Сирийская литература — 435, 438, 581.
— переводная л.— 435, 438.
Сирийская реторика—361.
Сирийские чаши — 347.
Сирийское языкознание — 361.
Словари арабские национальные — 72 прим.
10, 123, 124, 157, 159 прим. 6, 192,
217, 338, 339, 342, 345 прим. 1, 490.
Собрания рукописей
— Абазы коллекция арабских р. (Каир,
ал-Азхар) — 403, 404.
— Амина ал-Маданй коллекция арабских
р. (Лейден) — 123, 400, 402.
— Biblioteca de la Junta (Испания) —
357.
— Бухарская коллекция арабских р.
(Ленинград, ИВАН СССР) — 546.
— Варнеровский фонд (Лейденский
Университет) — 129, 135.
— Гриффини коллекция арабских р.
(Милан) — 209 прим. 3.
— Ибрахйма Паши, хедива, коллекция
арабских р. (Александрия, Библиотека
Городского Совета) —153, 156, 157.
— Legati Warneriani см.
Варнеровский фонд.
— Ма'луфа 'И. собрание р. (Бейрут,
Американский Университет) — 402
прим. 3.
— Руссо вторая коллекция арабских р.
(Ленинград, ИВАН СССР) —281.
— а-г-Тантавй коллекция арабских р.
(Ленинград, Университет)—329, 451,
452.
— Теймура А. коллекция арабских р.
(Каир) —399, 401, 402 прим. 3, 404.
— аш-Шинкити коллекция арабских р.
(Каир) — 135 прим. 2, 197.
Сунниты см. Ислам.
Суфизм см. Ислам.
Съезды
— Х-й международный съезд
ориенталистов — 17 прим. 2.
Таджвйд, наука о рецитации Корана —
465.
Тахмйс см. Арабская литература
классическая — поэзия — формы ар. п.—
строфическая п.
Таштйр см. Арабская литература
классическая— поэзия — формы ар. п.—
строфическая п.
Театр см. Арабский теневой театр.
Текстология — 16.
Тибетская литература — 361.
Типография Мухаммеда Мухаммед Матара
ал-Варрака (Каир) — 405.
Торговля вином в арабских странах в эпоху
средневековья — 422.
Трубадуры — 260, 262, 470, 486, 517.
Труверы — 517.
Турецкая литература — 361, 452.
Турецкий язык в Египте — 320.
Тюрьма в аз-Захре (арабская Испания) —
491.
Университеты
— Американский в Бейруте — 402 прим.
3, 548, 550.
— Египетский в Каире — 57, 346, 388
прим. 2.
— Кембриджский
— библиотека — 452, 453.
— Лейденский
— библиотека — 396, 400, 402.
— Ленинградский (Петербургский,
Петроградский)
— библиотека — 329, 351,396, 450, 451.
— Факультет восточных языков —
15 прим. 1.
— св. Иосифа в Бейруте — 132 прим.
2, 209 прим. 3, 290.
Урджуза — см. Арабская метрика — ра-
джаз.
Фармакопея см. Арабская фармакопея.
Фарос (Александрия) —152.
Фахр — см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические
жанры — фахр.
700
Приложения
Физика см. Арабская физика.
Филология см. Арабская филология.
Философия см. Арабская философия,
Греческая философия.
Французская литература — 323, 433, 479.
Ал-Халдунйиа, тунисская высшая школа —
І83.
Хамрйиат см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические
жанры — винная поэзия.
Харадж, земельная подать — 147.
Хариджиты см. Ислам.
Хиджа' см. Арабская литература
классическая — поэзия — поэтические
жанры — сатирическая п.
Хиндустанская литература — 361.
Христианство— 45, 56, 74, 280, 421, 427,
475, 485, 491, 502, 517.
— х. на Ливане в XIX в.— 353, 354.
— несториане — 435.
Шахматы —434, 499.
Шииты см. Ислам.
Школа живых восточных языков
(Париж)—353, 354.
Эллинистическая культура — 152.
Эрмитаж (Ленинград) —322.
Эскуриал —139, 147 прим. 2, 325, 375.
Эстетика см. Арабская эстетика.
Эфиопистика — 53 прим. 2.
Эфиопская литература заклинаний и
талисманов — 53 прим. 2.
Южноарабская культура — 337, 568.
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Предисловие 3
Арабская средневековая художественная литература
(поэзия и проза)
Поэтическое творчество Абу-л-'Атахии (1908) 15
Поэзия по определению арабских критиков (1910) 52
Ал-Мутанаббй и Абу-л-'Ала (1910) 63
Поэт корейшитской плеяды (1912) 116
Хамаса ал-Бухтурй и ее первый исследователь в Европе (1913) 128
Историк Египта Ибн Тагрйбердй как беллетрист (1913) 139
К истории и критике „ар-Рисала ал-Фаллахййа" Абу-л-'Ала (1913) 146
Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии и диван 'Омара ал-
Maxxäpa (1915) 152
Об издании „Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй. Мулка-с-сабйла (1915) 183
Об издании „The Fäkhir of al-Mufaddal ibn Saläma" (1916) 191
Об издании „Muhammad ibn Sallüm al-Gumahu Die Klassen «der Dichter" (1917) . 197
Новая рукопись стихотворений Зу-р-Руммы (1918) 209
Му'тазилитский трактат VIII в. о литературном творчестве (1919) 221
Диван Яу-р-Руммы и петроградская рукопись (1923) 230
Аш-Шанфара. Песнь пустыни (1924) 238
Арабская поэзия (1924) 246
Неизвестное сочинение — автограф сирийского эмира Усамы (1925) 266
Стихотворения ан-Ну'мана и Бекра (1925) 284
Об издании „The Poems of 'Amr son of Qami'ah" (1925) 290
К вопросу о возникновении и композиции „Рисалат ал-гуфран" Абу-л-'Ала" (1925). 297
Фрагмент индийской реторики в арабской передаче (1927) 309
Песнь арабского солдата (1927) 317
Дополнение к статье „Песнь арабского солдата" (1927) 323
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса „Un cuento arabe, fuente comun de Abentofäil
у de Graciän" (1927) 324
Неизвестная антология Ибн Маммати (1928) 329
Сасанидская чаша в стихах Абу Нуваса (1928) 336
Редкое издание комментария аз-Заузанй к му'аллакам (1928) 351
О работе Эмилио Гарсиа Гомеса „Un texto arabe occidental" (1929) 355
Арабская поэтика в IX в. (1930) 360
„Реторика" Кудамы ибн Джа'фара (1930) 373
Абу Нувас о сасанидской чаше с изображениями (1930) 388
Абу-л-'Ала ал-Ма'аррй. „Рисалат ал-мала'ика" (1932) 392
Вино в поэзии ал-Ахталя (1932) 417
Калила и Димна. Введение (1934) 433
702 Содержание
Стр.
Датский перевод „Тысяча и одной ночи" (1934) 443-
Рукопись „Лата'иф аз-Захйра" Ибн Мамматй в Ленинграде (1935) 450*
Муслим ибн ал-Валйд ал-Анзарй (1936) 456
'Омар ибн абу Раби а (1936) 459
'Омара ибн абу-л-Хасан ал-Йеменй (1936) 462
Ан-Наваджй (1937)* 465
Ал-Ва ва ад-Димашкй (1938) 468
Арабская поэзия в Испании (1940) 470'
Черты андалусской природы в стихах арабского поэта „Садовника" XI—XII в.
(1940) 524
О работе Брокельмана „Geschichte der arabischen Litteratur. I—II
Supplementband" (1941) 543
Mutanabbiana (1941) 548
Общие соображения о плане истории арабской литературы (1944) 563
О работе Переса „La poesie andalouse en arabe classique au XI-е siecle" (1945) . 57S
Гомер и ал-Бйрунй (1945) 580
Ранняя история повести о Маджнуне и Лейле в арабской литературе (1946) . . 588
Приложения
Библиографическая справка 635
Список сокращений 642
Указатели 643
Утверждено к печати
Институтом востоковедения
Академии Наук СССР
•
Редактор Г. М. Ибрагимова
Технический редактор Л. А. Кирнарская
Корректоры М. М. Гальперн, Л. А, Ратнер,
Б. Р. Флакс и Т. М. Юдина
РИСО АН СССР 17—7В. Подписано к печати
24/Х 1956 г. Бумага 70Xl08Vi6. Бум. л. 22.
Печ. л. 60,64. Уч.-изд. л. 50,31 -+- 2 вкл.
(0,16 уч.-изд. л.). Тираж 4СС0. Заказ 512.
Цена 32 р. 30 к.
~~ 1-я тип. Изд. АН СССР.
Ленинград, В. О., 9-я лин., д. 12.
ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ
Строка
Напечатано
Должно быть
4 снизу
13 сверху
5 снизу
11 сверху
2 снизу
19 сверху
23 „
8 снизу
12—13 сверху
29
6 снизу
7 сверху
21 „
И „
2 „
4 „
2 „
5 „
14 „
1/
14
9
13
20
6
8
10
14
4
2
5
5
2
1
26
6
7
снизу
„
сверху
w
»
>»
»
„
»
снизу
„
сверху
снизу
П
»
сверху
снизу
14
И. Н. Винниковым.
но
Хаварнаком
раньше, в 1889 г.
шарх
о Ц l<f-^
думустук
чудак
ш м
0 ^ 9 у
аш-Шинк ти
(J-H-JJl . . . ^ЛАЛІ
db
ас-Суй тй
И. Н. Винниковым. Им же
составлена
„Библиографическая справка".
Хаварнаком
раньше 1889 г.
шарх
думустук
чужак
Ja
аш-Шинкйтй
OUUUoJU
üb
ас-Суйууй
[чит. iLJU;£J\]
Продолжение
Страница
180
182
190
202
205
206
213
»
219
223
231
234
п
„
235
»
м
п
270
271
303
323
351
380
386
389
«
452
455
466
468
469
491
521
522
»
696
Строка
8 снизу
17 сверху
7 „
27 „
7 снизу
1 „
8 сверху
4 снизу
8 сверху
13 снизу
10 „
9 „
8 „
5 „
7 „
6 „
5 „
4 „
3 сверху
ю „
19 „
5 „
4 снизу
17 „
16 сверху
9 „
И „
16 „
2 „
4 „
ю „
2 снизу
27 сверху
24 „
14 „
20 „
17 снизу
слева
Напечатано
J*)
cuvi
Jb
Иунусом
^ІАуС
J**?*
£s^jL*J1
d\y1
iX*iX&J
208
208
213
217
208, 215—216
208—209
215, прим.2
209
i^^J»
сИ <^**Ч>
С^Л-^SfcS
Г. Бордо
о
j лЛн
J] ф ^ 12
9 J> 9 •
Jj-OX.)
JUÜU1
OwXä^Lo
Табашйр
кружку
ва'ди
Халве
ärade
ал-инти ад
п
лам
Должно быть
^ъ
J*
Иунусом
і_2іаЭД
J?*&
d^»
iX^x&^fcVWW
210
210
215
219
210, 217—218
210—211
217, прим.,'}
211
A..*.*^uX<*J I
сИ L> ^Ь
ѵ^лЛиласЭ
А. Бордо
сЛ
JLto^l
10 п
'> . *
JJj-ÄJ
С->ІІ£ки.*о
jjui
CcXrLUo
Табашйр
кругу
вад'и
Халве
ärabe
ал-интикад
an
ла
И. Ю. Крачковский, том 2